Залегли у подножья высотки.
Справа сосны, а слева кусты.
Побросав вещмешки и пилотки,
Взвод врывался в земные пласты.

Вот где воля - и брани, и поту -
Все ругались, никто не скулил.
Старшина, принимая работу,
Одного или двух похвалил.

Покурив, пожевали таранки,
Сухарей... и воды - по глотку.
Взводный крикнул: "К оружию! Танки!"
И припал за "Максимом" к щитку. 
                                         
Штук пятнадцать, рыча, как бульдоги,
Под себя подминая траву,
К высоте повернули с дороги,
Проскочив по отлогому рву.

Кто-то гладил рукою бутылки;
Жаль - гранаты, и те не у всех.
Лейтенант, успокоив поджилки,
Нервным импульсом выдавил смех,

И пропел из чего-то родного,
Западающий в душу куплет.
И тотчас из ствола головного
Что-то вырвалось песне в ответ.

Столб огня, и запахло паленым.
Знать, окопчик кого-то не спас.
То, что было недавно зеленым,
Сразу приняло чёрный окрас.
                                         
Страшно - головы клонятся ниже.
Но стоят - лучше смерть, чем позор.
Прохрипело: "Подпустим поближе".
Первый встал от удара в упор,

Задымил, закрутился на месте,
Рядом, будто споткнулся - второй.
Вот они уже крутятся вместе,
Двое крайних покинули строй.

Огрызаясь, железные звери
Извергают огонь и свинец.
И у нас, под горою, потери -
Старшина и безусый юнец.

Вся надежда теперь на остаток -
Два ружья и один пулемёт.
Но и немцев осталось с десяток,
Их пехота не бралась в расчёт.

Пусть пуляют себе по брустверу,
Этих запросто можно отсечь.
Хорошо, что окоп по размеру.
Вдруг команда: "Патроны беречь!"

И, ломая горящие ветки,
Как в немыслимом сонном бреду,
"Тигр" вырвался, будто из клетки,
Из оврага - на полном ходу.

Метров тридцать ему до окопа,
Аж стекло запотело в руке.
Это вам, господа, не Европа,
Это там вы прошлись налегке.

Здесь, в России, иные порядки,
Здесь рука не замедлит бросок.
И, не выдержав яростной схватки,
Сталь, горя, зарывалась в песок.

Смерть проклятая кружится рядом,
Приближаясь на крик или стон.
Вот затих, поражённый снарядом,
Бронебойщик, просивший патрон.

Вот застыл в абсолютном покое
Пулемётчик, обняв "станкача".
И в потрёпанном вражеском строе
Умирали, сердито урча.

Их живые ползли на траншеи, 
На плешивую нашу броню,
На солдатские голые шеи,
На оставшихся в редком строю.

Горстка нашего тела живого
Против грозных железных машин.
Лейтенант, пожалев рядового,
Первым вышел один на один.

Сколько было ему в сорок первом?
Двадцать два... двадцать три... двадцать пять?..
Став упруго натянутым нервом,
Он решил высоту отстоять.

Деловито поправил повязку
И, привстав на носок сапога,
Запустил тяжеленную связку
Под широкое брюхо врага.

Покрутившись подраненным волком,
Бывший "Тигр" у траншеи застыл,
А парнишка, прошитый осколком,
Обгоревшую землю накрыл.

Танков двое. "Сначала передний..." -
Так решил про себя рядовой,
Продолжая, быть может, последний,
Но довольно решительный бой.

Подпустил, и с размаху бутылку
Уложил, как учили - под ствол.
И второго "огрел по затылку" -
Тот уже над окопом прошёл.

Струйка крови от края пилотки...
Рядовой прошептал: "Не прошли".
Залегли у подножья высотки,
А подняться уже не смогли.

Тлеют головы, груди и спины,
Догорает чужая броня...
И герои, как будто с картины,
Сквозь страницы глядят на меня.