Бородина Мария : другие произведения.

Город узких улиц (2002 г, ред. 2015 г)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как часто мы влюбляемся не в человека, а в идеальный образ, созданный воображением! И как же далеко мы можем зайти, пытаясь до него дотянуться! Это болезнь... Но лучшие лекарства всегда самые горькие.
    Её душа, подобно новому хрустальному бокалу, в этот момент была абсолютно пуста, как будто бы она только что начала жизнь заново. Как будто бы до этого ничего не было... Но в то же время часть её рассудка с горестью помнила, и осознавала, что до этого была Целая Жизнь. До этого была практически бессонная, опутанная золотистым покрывалом звёздности, ночь на верхней полке плацкартного вагона. До этого была пересадка точно на середине таинственного пути, что она преодолевала. А ещё раньше была долгая зимняя сессия, которую она, как ни странно, успешно преодолела.
    Да много чего было! Но этого было так мало! А теперь мир как будто бы повернулся к ней другой стороной, распахнул специально для неё чистую страницу. И теперь ей предстояло взять в руки перо Вечности и неловко нацарапать на чистой бумаге первое слово. Но она никак не могла решиться и поднести ладонь. Неприятным, пронизывающим насквозь холодом веяло от его металлической поверхности, и пальцы невольно отдёргивались, гонимые этой сухой враждебностью.
    Теперь впереди было нечто большее, чем целая жизнь. Это что-то было настолько огромным и засасывающим, что, казалось, разрывает космическое пространство и своими краями уходит в космический простор, за край Вселенной. У этого не было имени, времени, локализации; это было глубоко в крови, это скрывалось в самых недрах Вселенских ''чёрных дыр'', это было вечным и закономерным. Может быть, именно это мудрые люди и называют любовью?
    Железный пол равномерно, ритмично вздрагивал, когда колёса вагона натыкались на стыки рельсов, а она всё молчала, прислонившись к заледеневшей от лютого мороза стенке тамбура. Три коротких дня... Три дня, равные целой огромной жизни! Отрезок земной окружности остался позади, и теперь она не могла ничего изменить. Она не могла ни напророчить, ни предугадать день завтрашний. И ей было, в принципе, плевать, что произойдёт с ней за этот короткий отрезок времени. Будущее расстелилось перед нею огромной широкой дорогой; дорогой в никуда, застланной покрывалом непроглядной ночной тьмы.
    Поздний вечер тусклой непрозрачной дымкой колотился в застеклённые окна тамбура, словно испуганная грозой птица. Паутина тусклого звёздного света сковывала его своими путами со всех сторон. Казалось, что непроглядный зимний воздух пресыщен висящими в пространстве скупыми искрами. За окном плыли, подобно линкорам в морской дали, бесконечные цепи товарных вагонов. Станция теперь была совсем близко, возможно, метрах в шестидесяти-семидесяти отсюда... Секундах в трёх-четырёх. Сердце дико, встревожено билось, подобно крошечной канарейке в тесной клетке. Что-то интригующее готовила для неё Госпожа Судьба, застелившая специально для неё дорогу в Будущее чёрной вуалью мглы. Возможно, в этот долгий, тянущийся, словно резина, миг, ей хотелось умереть мгновенной смертью, раствориться в ледяном зимнем воздухе, провалиться сквозь железный пласт пола. Лишь бы не выходить из вагона. Лишь бы не начинать путь навстречу Судьбе, таинственный путь в Никуда.
  Это - то,
  что я всегда хотела тебе сказать.
  
  
Город узких улиц.
  
   Покорно повинуясь стуку железных колёс о замороженные рельсы, медленно и торжественно, зелёная гусеница поезда приближалась к конечной станции своего маршрута. Машинист устало зевал в микрофон, оповещая незадачливых пассажиров о завершении путешествия. Его хриплый голос разлетался из-под потолка по всему вагону.
  Холодные стены тамбура враждебно обнимали её за плечи. Свет зимних, запорошенных снегом, фонарей стелился ласковым ковриком невиданной красоты у её ног; стелился, и тут же исчезал, словно неведомый волшебник подчинил привокзальное электричество своей власти. Плавать в тёплом океане снов было так приятно, что она и не хотела выныривать из глубины его аквамариновых недр. Но её слабые лёгкие снова и снова просили спасительной порции воздуха, и она с горечью осознавала: пора... Пора просыпаться, иначе узы Другого Мира оплетут её тело прежде, чем она сумеет показаться в мире реальном. Разбиваясь об острые рифы действительности, внезапно показавшиеся из глубины океана непроглядной мечты, она терзала себя лишь одной мыслью: '' Зачем? Зачем мне всё это?''
  Её душа, подобно новому хрустальному бокалу, в этот момент была абсолютно пуста, как будто бы она только что начала жизнь заново. Как будто бы до этого ничего не было... Но в то же время часть её рассудка с горестью помнила, и осознавала, что до этого была Целая Жизнь. До этого была практически бессонная, опутанная золотистым покрывалом звёздности, ночь на верхней полке плацкартного вагона. До этого была пересадка точно на середине таинственного пути, что она преодолевала. А ещё раньше была долгая зимняя сессия, которую она, как ни странно, успешно преодолела.
  Да много чего было! Но этого было так мало! А теперь мир как будто бы повернулся к ней другой стороной, распахнул специально для неё чистую страницу. И теперь ей предстояло взять в руки перо Вечности и неловко нацарапать на чистой бумаге первое слово. Но она никак не могла решиться и поднести ладонь. Неприятным, пронизывающим насквозь холодом веяло от его металлической поверхности, и пальцы невольно отдёргивались, гонимые этой сухой враждебностью.
  Теперь впереди было нечто большее, чем целая жизнь. Это что-то было настолько огромным и засасывающим, что, казалось, разрывает космическое пространство и своими краями уходит в космический простор, за край Вселенной. У этого не было имени, времени, локализации; это было глубоко в крови, это скрывалось в самых недрах Вселенских ''чёрных дыр'', это было вечным и закономерным. Может быть, именно это мудрые люди и называют любовью?
  Железный пол равномерно, ритмично вздрагивал, когда колёса вагона натыкались на стыки рельсов, а она всё молчала, прислонившись к заледеневшей от лютого мороза стенке тамбура. Три коротких дня... Три дня, равные целой огромной жизни! Отрезок земной окружности остался позади, и теперь она не могла ничего изменить. Она не могла ни напророчить, ни предугадать день завтрашний. И ей было, в принципе, плевать, что произойдёт с ней за этот короткий отрезок времени. Будущее расстелилось перед нею огромной широкой дорогой; дорогой в никуда, застланной покрывалом непроглядной ночной тьмы.
  Поздний вечер тусклой непрозрачной дымкой колотился в застеклённые окна тамбура, словно испуганная грозой птица. Паутина тусклого звёздного света сковывала его своими путами со всех сторон. Казалось, что непроглядный зимний воздух пресыщен висящими в пространстве скупыми искрами. За окном плыли, подобно линкорам в морской дали, бесконечные цепи товарных вагонов. Станция теперь была совсем близко, возможно, метрах в шестидесяти-семидесяти отсюда... Секундах в трёх-четырёх. Сердце дико, встревожено билось, подобно крошечной канарейке в тесной клетке. Что-то интригующее готовила для неё Госпожа Судьба, застелившая специально для неё дорогу в Будущее чёрной вуалью мглы. Возможно, в этот долгий, тянущийся, словно резина, миг, ей хотелось умереть мгновенной смертью, раствориться в ледяном зимнем воздухе, провалиться сквозь железный пласт пола. Лишь бы не выходить из вагона. Лишь бы не начинать путь навстречу Судьбе, таинственный путь в Никуда.
  Неожиданно её с ног до головы окутала внезапная колючая волна холода, перемешанная с миниатюрными кристалликами снежинок. Молоденькая проводница старательно распахнула тяжёлую дверь тамбура и опустила лестницу к перрону. Теперь будущее было так близко, что, казалось, она могла коснуться его заледеневшими кончиками пальцев. Нога осторожно нащупала первую ступеньку и послушно приняла перенесённый на неё вес тела. Шаг за шагом она преодолевала пропасть разрыва, сшивала её хрупкие края, вычёркивая из прошлого почти два тоскливых года, проведённые в призме бетонных стен далеко от этого города. Теперь слёзы тоски, тяжкие бесконечные переживания и грусть остались где-то позади, и, возможно, уже никогда не вернутся к ней.
   Ботинки осторожно ступили на землю. Всё! Лишь бесконечная свобода, лишь долгая, всепоглощающая радость ждали её впереди. Окна вокзала приветливо светили ей, обнаруживая где-то внутри огромный зал ожидания и билетные кассы. Несмотря на поздний вечер, шустрые бабушки ещё вели на перроне бойкую торговлю пирожками и варёной картошкой. Она робко посмотрела вслед их укутанным, темнеющим в ночи силуэтам и сделала ещё один шаг. Необъяснимый страх сковал её душу железными оковами. Практически незнакомый город, подхватив её на руки, пронзительно звал, тащил её в глубину синей ночи. Тысячи - нет - миллионы окон распахнулись перед её затуманенным взором, когда она, скрипя ботинками по неглубоким снежным сугробам, пересекла перрон и вышла на огромную привокзальную площадь, окружённую старинными силуэтами жилых домов.
  Прямо у стен ветхого здания вокзала выстроились в стройную колонну такси и машины частников. Окна многих были распахнуты: незадачливые водители проветривали глубину освещённых электрическими лампочками салонов от назойливого запаха табачного дыма. Из распахнутой двери белой ''шестёрки'', что стояла к ней ближе всего, летел, струясь по воздуху, натыкаясь на бесконечные преграды снежинок, пронзительный голос певицы Юли. Юля не просто пела, она пронзительно орала - кто-то заботливо вывернул ручку громкости радио до предела. Ноты мелодии извивались в ночи, струились, подобно грозовому ливню, на стены домов. ''Это - его любимая исполнительница, - промелькнуло у неё в голове, - Хотя, не знаю, что он в этом нашёл: просто песенки, обычная попса с закосом под рок, как и у всех''.
  - Подвезти, красавица? - из двери, подобно грибу после дождя, выросла голова молодого парнишки весьма сомнительной внешности. - Родители в деревне!
  - Я лучше пешком, - произнесла она с несвойственной ей гордостью, попутно удивляясь, что, проехав какую-то тысячу километров, она из обычной серой мышки превратилась в красавицу. - Мне рядом.
  - Ну, смотри, - голова опять засунулась в тёплый салон, и, уже спустя несколько секунд, голосу Юли начал вторить другой: хриплый, мужской, немного пьяный.
  ''Вот идиот, - подумала она, с трудом преодолевая отвращение. - Неужели в каждом городе таких предостаточно?'' Промёрзший насквозь привокзальный ветер вторил её мыслям, пронзительно подвывая в полночной темноте. ''Куда же мне теперь идти, если даже подвезти некому?'' - появилась в её голове новая мысль, пугающая и волнующая, словно ледяная вода озера на исходе августа, когда солнце уже остыло и не может разогреть её до приятной теплоты парного молока. На другом конце практически незнакомого города её ждал одинокий номер в дешёвой гостинице. Как туда добираться она не имела понятия, да это и не имело бы смысла в столь поздний час: все автобусы и троллейбусы давно уже разъехались по депо, оставив улицы города в заманчивой снежной пустоте наедине с фонарными столбами и метелью.
  - Такси надо? - услышала она позади себя голос. Повернувшись на прозрачном льду привокзальной площади, она заметила неподалёку от себя пожилого мужчину, который нервно курил, стоя у старенькой ''Лады''. Отметив где-то в глубине своего рассудка, что этому дяденьке, наверное, можно доверять, она тихо пролепетала замёрзшими на морозе губами:
  - Да, желательно бы.
  - Ну так садись, - мужчина ловким движением руки бросил окурок в сугроб: тот рассерженно зашипел, разбрасывая вокруг оранжевые крошечные звёздочки искр. - Куда ехать прикажешь?
  - Гостиница ''Урал'' - пробормотала девушка неуверенно. - Это далеко?
  - Минут за двадцать доедем, - отозвался водитель, садясь на переднее сидение своего автомобиля.
   Машина резко тронулась: кружки фар расплескали по бездонным сугробам потоки электрического света. Её тряхнуло на мягком диванчике заднего сидения: в какой-то момент она даже подумала, что потеряет сознание от резкой нагрузки на вестибулярный аппарат. Но вот машина помчалась по площади, подобно скутеру, разрезая упругий морозный воздух, и это странное чувство отступило в пустоту, оставив в память о себе лишь натянутую до предела нить головокружения. Старая, но всё ещё не лишённая первозданной резвости ''Девятка'' мчалась, пересекая узкие улочки города и разметая за собой острый шлейф снежных хлопьев, что заманчиво серебрились в лучах света ночных фонарей. Воспоминания нахлынули на неё глубоким, всепоглощающим потоком: она вспоминала эти улицы, окутанные свежей ледяной дымкой морозной ночи; эти старинные дома, штукатурка стен которых облупилась от бесконечных проливных дождей. Она знала, что если машина завернёт за угол, то её взору предстанет драматический театр, а если она проедет чуть подальше и свернёт направо, она наконец-то увидит до боли знакомую ей улицу - единственную, наверное, широкую в этом городе. В душе она даже называла этот город ''городом узких улиц'': настолько неестественно близко к проезжей части располагались здесь пешеходные тротуары. Сердце беспечно замирало у неё в груди, когда она ласкала взглядом силуэты до боли знакомых старинных зданий, когда она улыбалась из окна автомобиля случайным прохожим, видимо, не успевшим что-то сделать за день. Город узких улиц плыл за окном, размазывая по стеклу свет приветливых, похожих на чьи-то жёлтые глаза, окон, волочил за собой густое покрывало звёздной, необычайно ясной ночи. Ледяное бескрайнее поле тротуаров сияло, озаряемое пронзительным оранжевым светом ночных фонарей. '' Похоже на сказку, - подумала она, стараясь сдержать неумолимо подступающий к глазам поток слёз ностальгии, - только что ждёт меня здесь?''
   Этот мир был другим. Он совершенно не походил на тот, который она покинула день назад. Объятый лёгким, свежим дыханием старой волшебной легенды, он ласково струился вокруг прорывающейся сквозь метель машины, обволакивая её приятно леденящей душу величественностью. На миг она даже почувствовала себя пресловутой Золушкой. Старая, заезженная ''Девятка'' внезапно превратилась в сияющую золотом и жемчугами карету, а снежная вуаль метели, летевшая перед лобовым стеклом, обрела вид прекрасной белой тройки стройных коней. Бал... Прекрасный бал ждал её впереди, а наградой за все прошлые горести и переживания станет бесконечная любовь прекрасного принца.
  И она даже знала его имя!
  Теперь она сама была хозяйкой своего будущего. Она, и никто другой. Мечты должны сбываться, иначе зачем мы постоянно думаем о сокровенном? Зачем мы прикладываем неимоверные усилия для достижения заветной, манящей своим таинственным сиянием, цели? Она не читала Богу священных молитв, ибо не верила в него. Она сама несла груз ответственности за жизнь на хрупких плечах, и благодарила себя за это.
  Обветшалая штукатурка старых зданий искрилась, покоряясь таинственному свету уличных фонарей, что отблесками дрожал на карнизах, спасаясь от всепоглощающего уральского холода. Машина всё ехала и ехала по узким улицам, слегка елозя на жёстком льду дорог. По обочине поднимались белые, сияющие пёстрыми искрами в ночи, бугры сугробов. Ей казалось, что машина объята серебристым пламенем. Радио надрывалось в тёмном салоне автомобиля, разбрасывая брызги нот по сторонам. ''Ну что ж ты страшная какая, ты такая страшная, - беззаботно пел хрипловатый мужской голос. - И накрашенная страшная, и ненакрашенная...''
  Она с величием царицы ехала на заднем сидении обшарпанной машины по улочкам и проспектам. Ехала, полностью доверившись Судьбе. Весь огромный мир в её подсознании сжался до размеров спичечной головки: сейчас для неё существовал лишь Город Узких Улиц, что струился дрожащими волокнами света вокруг. Ещё год назад она страдала, думая, что никогда больше не увидит этих древних величавых стен, этого неба, которое здесь кажется подвешенным чуть ниже, этих ярких степных звёзд. Теперь же перед её глазами проплывали давно знакомые образы и картины, и она была неизмеримо счастлива.
  Машина резко развернулась, заскрипев промёрзшей резиной колёс о ледяное поле дороги, и внезапно остановилась у высокого здания. Нижний этаж озарял мутноватый электрический свет тусклых ламп.
  - Вот мы и приехали, - окликнул её водитель. - С вас - сто пятьдесят рублей.
  - Спасибо, - отозвалась она, выкладывая ему на ладонь деньги.
  - Вы - нездешняя? - догадался тот, аккуратно складывая сторублёвую бумажку вчетверо.
  - А разве у меня это на лбу написано? - удивилась девушка, открывая дверь автомобиля. Ветер ударил в лицо, заставив глаза слезиться. Снаружи пронзительно выла метель, гоня вслед за собой крупные сияющие хлопья рассыпчатого снега.
  - Говорите вы не по-нашему, - объяснил мужчина, заботливо захлопывая за нею дверь.
   Теперь она осталась совсем одна посреди незнакомой улицы, сплошь занесённой серебристым покрывалом снега. Гостиница ''Урал'' возвышалась перед нею непокоримым десятиэтажным пиком, который чем-то напомнил ей могилу неизвестного солдата у неё в городе.
  ...Могилу?...
   Она не спеша окинула взором небольшую площадку, на которой её высадил таксист. Узкая, заботливо протоптанная кем-то дорожка плавно пересекала глубину серебристого сугроба и, извиваясь, словно уж, вела к стеклянному подъезду здания. Над входом горделиво возвышалась красная неоновая надпись: ''Гостиница Урал''. Письменные синенькие буквы гостеприимно приглашали: ''Добро пожаловать в Климовск!'' Ещё раз, оглядев затуманенным от утомительной дороги, взглядом заснеженную улочку, девушка с неловкостью ступила ногой на тропинку. Снег вымученно хрустел под подошвами ботинок: пронзительный звук взлетал яркой птицей в упругую вышину морозного неба, пугая и волнуя одновременно. Прямо над головой с тёмно-синего покрывала небес сорвалась и полетела куда-то за крыши замёрзших домов искорка-звезда, оставляя за собой длинную светящуюся вуаль золотистых брызг. Желание не заставило себя долго ждать: оно было тут как тут уже почти два года, и лишь ждало случая, чтобы загадаться и исполниться. Улыбнувшись свежему жёлтому яблоку луны, что сияло над крышами, убаюкивая беспокойных жителей Климовска, девушка осторожно приотворила тяжёлую стеклянную дверь и протиснулась в тёплое помещение.
  ***
   Душ был холодным и скользким: его мощные струи кололи кожу, подобно толстым иголкам, отбивая всякую охоту спать. Поэтому когда махровые объятия полотенца согрели кожу, она была счастлива, как никогда.
  До номера девушка добиралась прямо так, завернувшись в полотенце, благо он был совсем рядом с душевой комнатой. Коридор завораживал своей щедрой шириной и богатыми бордовыми дорожками, что устилали пол; но это была лишь видимость. Как назло ей достался номер на последнем этаже гостиницы. Мало ли того, что потолок в номере радовал ярко-оранжевой расцветкой бесконечных проливных дождей, так она ещё и отбила о ступеньки все ноги, пока поднималась до пункта назначения.
  Огромное окно огораживало, словно рамка для фотографий, потрясающий вид на ночной город. С высоты десятого этажа было видно практически всё в радиусе пятисот метров - и сияние неоновых вывесок магазинов, и приветливый свет окон на фоне темнеющих квадратов домов, и летящий с высоты снег, озарённый мутноватым свечением грустной луны. Небогатые синие шторы обрамляли окно по краям, открывая в середине широкое пространство для постороннего любопытного взора, и девушка поспешила занавесить их. С железным визгом кольца проползли заслуженные полметра по гардине и замерли, сомкнув края занавесок.
  Надеть пижаму и юркнуть под тонкое шерстяное одеяло оказалось проще, чем думалось. Голова коснулась мягкой перьевой подушки, и девушка наконец-то позволила себе захлопнуть глаза. От наволочки разило приятным ароматом стирального порошка и гостиничной влажностью: так пахнет только что высохшее бельё, что развевается по весеннему ветру, прогибаясь на тонкой верёвке. Щёлкнув выключателем над кроватью, она окутала комнату вуалью беспросветной темноты - лишь таинственное лунное сияние, что, пробиваясь сквозь шторы, окрашивалось в ярко-синий цвет, легко рассеивало её необъятную власть.
  Перед глазами плыли миллионы радужных картин и ярких образов: один за другим они сменяли друг друга, подобно череде кадров в старом кино. Она смотрела им вслед, немного сожалея о том, что некоторые из них уже больше никогда не возвратятся к ней, не согреют её рассудка и памяти каруселью ярких и сочных красок. Вздохнув, девушка с горечью осознала, что практически не помнит его лица: только так, в общих чертах - необыкновенно огромные глаза цвета капризного мартовского неба, прямой нос... Этих маленьких деталей ей явно не было достаточно, но в то же время они давали ей так много, сколько бы не дал никто на земле.
  ''Ничего страшного, - утешала она сама себя, - возможно, уже завтра с утра ты увидишь его. Увидишь, подойдёшь, обнимешь, и скажешь, что не можешь жить без его насмешливого взгляда... и тогда он...''
  В эту секунду бродяга-сон взял её рассудок в свою власть, зацепив сознание железным гарпуном и потащив по дремучим, продушившимся тайными желаниями, коридорам.
  ***
  Утро легко согревало Город Узких Улиц жадными лучиками холодного, скупого тепла. Свет отражался от железных подоконников гостиницы и взметался обратно вверх, подобно белой фантастической птице. Лёгкая дымка перистых облаков в глубине холодного океана неба с горечью предсказывала, что снега сегодня не предвидится. Сквозь расчерченное волшебными ледяными узорами окно нижнего холла, она едва различала серебристые горы сугробов, сгрудившиеся, подобно рифам, у самого подъезда гостиницы. Провод телефона-автомата, подобно металлической змее, обвивал одну её руку, вплотную соприкасаясь с замёрзшей кожей - вторая же её рука в это время торопливо нажимала на кнопочки, набирая давно знакомый номер. Рассудок девушки был взбудоражен одной лишь мыслью: а что, если он не примет её в Климовске, в его родном городе. Что если его сердце уже согрето любовью другой девушки, гораздо более красивой, чем она сама?! Вдруг он давно уже позабыл о существовании скромной, никому не нужной девчонки, которая день ото дня ждёт его звонка и никак не может устроить свою личную жизнь? Дрогнет ли его сердце, когда он услышит её давно знакомый голос, или же ему ничего не скажут даже её имя и фамилия?
  Гудки. Холодные пронзительные звуки, врезались в её барабанные перепонки снова и снова, разрывая их наголо. Один, второй, третий... Четвёртый!.. После четвёртого гудка он обычно ставил автоответчик, если его не было дома, но сейчас железный голос почему-то не разорвал туго натянутую плёнку тишины. Пятый гудок,.. шестой! Отвратительные пронзительные звуки, чем-то напоминающие плач обиженного ребёнка, повторялись снова и снова, и она чувствовала, что если кто-то сейчас не возьмёт трубку, она разрыдается столь же истошно.
  Механический треск. Ну, слава Богу, наконец-то кто-то соизволил встать с постели и поднять пронизывающе пищащую трубку!
  - Алло, - раздался в трубке сонный женский голос, который тоже был ей до боли знаком.
  ( только не мама! Только не сейчас, не сейчас!!!)
  - Здравствуйте, - вежливо поздоровалась она, стараясь сдержать волнение и не выдать его дрожанием голоса, - не могли бы Вы позвать к телефону Андрея?
  - Андрей ушёл, - беззаботно ответила андреева мама, - позвоните часа в три, или даже попозже.
  - А где он? - проговорила девушка горестно.
  - На экзамене, - доверчиво сообщила женщина. - Анатомию сдаёт. А кто это звонит, если не секрет?
  - Одноклассница, - быстро нашлась она. - Мы собраться тут решили. Детство вспомнить...
  - Хватит с него воспоминаний, - рассерженно пробормотала мама: видно было, что дружеские пьянки единственного ребёнка доводят её до белого каления. - И так недавно пришёл домой в стельку - это он, видите ли, химию так сдавал. А что это за одноклассница такая настойчивая? Я, наверное, тебя знаю!
  - Марина меня зовут, - почему-то она решила назвать своё настоящее имя. Её рука судорожно задрожала, словно в предсмертной агонии, и тут же нажала на клавишу сброса. Дыхание вырывалось из горла резкими, судорожными толчками: казалось, что девушке приходится прикладывать значительные усилия, чтобы вытолкнуть сгустки воздуха из глубины своих лёгких. Всё оказалось значительно сложнее, чем казалось: от пережитого её отделяло нечто существенно большее, чем один телефонный звонок...
   Серебристый мир, что спрятался от взора девушки за замороженным стеклом, казалось, не разделял её пронзительно горькой печали. Лучи света, переливаясь всеми оттенками палитры, плясали в воздухе, легко переступая по снежным сугробам - им не было дано понять её всепоглощающей тоски. Проникая сквозь трещины ледяного узора в холл, они ласково ложились на её плечи, обнимая тело золотистым фантастическим плащом. Но она не обращала внимания на забавные проделки госпожи Погоды в это свежее январское утро.
   Этот день... Он был создан совсем не для того, чтобы плакать и горевать, или бесцельно валяться в кровати с книжкой в руке! Было в его сущности нечто большее, и это самое ждало её впереди! Но подсознание как будто бы не знало этого, или просто не желало понять. Оно яростно трясло за плечо заснувшую в глубине души девушки, на мягкой постели пролитых слёз Грусть, старательно пытаясь её разбудить. И горячий солёный поток, похожий на кипящую лаву, что изливается из самого жерла проснувшегося вулкана, уже подступал к её глазам с неумолимой силой; а она всячески старалась удержать его в себе. Первые обжигающие струйки уже ползли по щекам, подобно каплям дождя, текущим по прозрачной преграде стекла. ''Не хватало ещё разреветься тут, при всех, '' - укоряла она себя, кусая в кровь потрескавшиеся губы.
   Но мутный поток горести несбывшихся желаний всё ещё не желал оставить девушку в покое.
  ''Ничего, - подумала Марина, вытирая горячие ручейки слёз со своих щёк, - ни-че-го! Всё ещё можно исправить! Этот день станет самым счастливым днём моей жизни, чего бы мне это ни стоило!''
   Облако грусти, окутывающее её голову своей горячей солоноватой дымкой, постепенно развеивалось, оставляя в память о себе лишь неприятное чувство раздражения и злости. Но это была действенная злость, дерзкая злость. Злость, которая побуждала к атаке и вела к победе!
  ***
   Холодные стены троллейбуса обдавали всё её тело морозной свежестью. Она просачивалась сквозь дублёнку и добиралась до самой кожи, неприятно пощипывая. Мороз сковал окна непроглядной ледяной дымкой, сквозь которую не пробивался в салон даже тусклый, холодный свет утреннего февральского солнца. Распахнутые двери троллейбуса открывали перед ней неограниченное пространство сияющего снега, манили её за собой, вдаль, в глубину старинных дворов Города Узких Улиц, но она не побежала вслед за обманчивым холодом солнечного света. Толпа людей, облачённых в тяжёлые дублёнки и натуральные шубы, ворвалась в троллейбус, намертво приплющив её к поручню, и водитель дал полный ход.
  - Следующая остановка - медицинский институт! - прокричал он в микрофон осипшим от мороза голосом, - Готовимся к выходу заранее!
   Расталкивая локтями новоявленных пассажиров, девушка старательно пробивалась к заветной двери. Она была совсем близко, и манила её голубизной своей полуоблупившейся краски и морозными узорами на круглых стёклах.
   Троллейбус трясся в ритуальной пляске. Когда его колёса ненароком наскакивали на заледеневшую кочку, он нагло кидал толпу пассажиров на замороженные стены, а потом снова содрогался от переполняющих его охов и ахов. Это чем-то напомнило ей недалёкие заветные времена, когда она сама ездила в университет на сессию в переполненных троллейбусах. Морозные напряжённые дни, толстые тома книг по анатомии и гистологии, заковыристые анатомические термины, которые так сложно запомнить... Всё это теперь было так далеко: тысяча триста километров заледеневших рельсов отделяли её от той жизни, от той прекрасной жизни, в которой у неё было всё! Всё кроме...
  Кроме...
  Кроме него!
   За замороженным окном пролетали яркие оранжевые искры: это рога троллейбуса искрили, скользя по замёрзшим проводам. Прижавшись к ледяному поручню спиной, она попыталась пробить себе дорогу обеими руками, но её попытки были тщетны: лишь рассерженные возгласы старушек рассекли натянутую, промёрзшую насквозь тишину салона. Сумка болталась где-то позади, зажатая меж двумя широкими спинами благородного вида дамочек в коричневых норковых шубах, и она легко потянула за ремень, дабы вернуть её в свои руки.
  - Не толкайтесь, девушка, - возмутилась одна из дамочек, - не одни вы тут.
  - Ну и молодёжь пошла, - поддакнула ей старенькая сморщенная бабулька в пуховом платке, - нет, чтобы место уступить, так они ещё и нас выпихнуть пытаются!
  - Я, по-моему, и не сижу вовсе, - попыталась оправдать себя девушка, - да и как не толкаться в такой давке, если мне выходить на следующей!
  - Всё ясно, - закумекала бабулька рассерженно. - Студентка! Все они медики такие!
  - Не дай Бог к такому медику на приём попасть, - закудахтала дамочка: пар белыми клубами вылетал у неё изо рта вместе с капельками слюны, и поднимался к потолку троллейбуса, - что-нибудь не то отрежет.
   Она промолчала, тупо уставившись куда-то на замороженную поверхность оконного стекла. Матовый морозный узор не пропускал внутрь задорного солнечного света, что окутывал Город Узких Улиц тонким рассеянным покрывалом. Внутри салона царил таинственный полумрак, похожий на приятный плен сумерек. Над шапками пассажиров, под самой железной гладью потолка, витали насыщенные, молочно-белые клубы пара. ''Почти как в дома, - подумала она с ностальгией, - Может, и не стоило мне возвращаться сюда, в этот странный город?'' Но она не могла игнорировать это странное притяжение заледеневших дорог и карнизов, необычайное мановение обшарпанных двориков у подъездов старинных домов, тянущую силу Любви, самой большой Любви во Вселенной!
   Она плавала в неистовом океане чувств и желаний настолько глубоко, что не услышала пронзительного скрипа распахивающейся двери. Пассажиры посыпались наружу, на терпкий лёд тротуара, пассивно увлекая за собой и её. Марина остро ощущала давление и толчки, её ноги даже не касались пола замёрзшего троллейбуса - толпа сама несла её, зажав в плотные тиски уставших тел. Когда кончики ботинок коснулись сплошной серой льдины тротуара, она, наконец, почувствовала несказанное облегчение и смогла вдохнуть острый от мороза воздух полной грудью.
   Она стояла на узенькой полоске тротуара, обрамляющей проезжую часть, как раз напротив заветного крыльца института, в тени огромных бетонных коробок домов. Недавние пассажиры троллейбуса, еле-еле передвигая ноги по скользкой серебристой поверхности льда, поспешили кто куда, рассыпав свою чёрную массу по узким тропинкам в недрах засеребрённых зимою дорог. Девушка внезапно испытала непонятное удовольствие, невообразимый экстаз от чёткого осознания собственной незначимости и засасывающего чувства одиночества. Путь в новую жизнь расстелился перед ней узенькою тропкой, что разрезала серебристые морозные недры снежной горы у обочины дороги. Там, за горой, ждало и манило её аккуратное, обрамлённое тёмной глубиной колонн, крыльцо... Крыльцо, за которым, вероятно, сейчас был он - русый, улыбчивый и очень заметный, совсем как два года назад!
   Призрак великого чувства подхватил её на свои всемогущие руки и перенёс через узкую проезжую часть за секунду. Она не замечала ни открытых участков льда, что зловеще серебрились у неё под ногами, ни нависающего у неё над головой ультрамаринового ситца небес, ни козней пронизывающего до самой кожи мороза. Рассерженные гудки дорогих иномарок, которые так и норовили проскочить на красный свет, струились у неё за спиной, образуя некое подобие сияющей вуали. И вот она уже стоит на продрогшем крыльце, в пяти минутах, в трёх шагах от сияющего всеми цветами радуги Чуда. Такого огромного и безбрежного, что слёзы невольно начали скапливаться в уголках её глаз и струиться по щекам. Невероятная близость счастья захлестнула её огромной умопомрачающей волной, засосала в вихрь бурных эмоций и неописуемого восторга. Слёзы, скатываясь по раздражённой коже щёк, тут же замерзали, превращаясь в мизерные бриллиантики - некое подобие драгоценных камней, что носят в своих серёжках великосветские дамы. Она нелепо рассмеялась в свирепый морозный день: её голос хриплым кинжалом пронзил стягивающее город покрывало сухого воздуха. Всё, чего она так хотела, всё, чего она так ждала было Здесь - за тяжёлой деревянной дверью, которая то и дело распахивалась, выпуская на мороз небольшие кучки озадаченных студентов и довольных студенток в длинных дублёнках и разноцветных шапочках. ''Наверное, идут с экзамена'', - подумала она, и в этот короткий миг её обуяло странное желание подойти к одной из них и спросить, не их ли группа сдавала анатомию. Но счастливым девчонкам, скорее всего, не было дела до неё - печальной и одинокой, стоящей чуть в отдалении.
  - Девчонки, - окликнула она их, решившись, - вы не анатомию сдавали?
  - Нет, - обернулась одна из них, видимо, самая просвещённая: толстые бинокли очков загораживали её уставшие голубые глаза, - гистологию!
  Они двинулись дальше - вниз по ступеням университетского крыльца, в навязчивый плен морозной, скованной непреодолимыми кандалами льда, зимы. Солнечный свет стелил золотистую дорожку им под ноги.
   '' А, может, он уже ушёл? - внезапно промелькнула у неё в голове пугающая мысль. - Может, он зашёл отвечать самый первый, сдал, и уже пошёл домой?''
  - У тебя зажигалки не найдётся? - раздался сзади охрипший женский голос, который, по всей видимости, обращался к ней.
   Девушка повернулась, изумлённая столь странным предложением, и её взору предстала невзрачная невысокая фигура молодой студентки. Губы девушки, обильно накрашенные дико-розовой помадой, плотно сжимали фильтр сигареты.
  - Нет, - пожала плечами Марина, - я не курю.
  - Да я тоже не курю, бросила месяц назад, - махнула рукой девчонка. - Просто сейчас экстренная ситуация - нервничаю жутко. Не сдала анатомию... Дома влетит.
  - Анатомию? - тихо спросила Марина.
  - Угу, - расстроено буркнула собеседница, вынимая изо рта сигарету. - Теперь вот сорвусь того и гляди. Определить кость с закрытыми глазами - нереально!
   Незнакомка кокетливо повела тёмно-серыми глазами и тяжело вздохнула:
  - Теперь вот ремень меня ждёт...
  - Ты из двести пятой? - поинтересовалась Марина, и её сердце взволнованно затрепетало в глубине груди.
  - Ага, - беззаботно махнула рукой девчонка.
  - Андрей Брадис с тобой учится?
  - Да... - кивнула девчонка, снова засовывая сигарету в рот: на фильтре остались отпечатки её жутко розовой помады.
  - Сдал? - глаза Марины светились сиянием безграничной надежды.
  - Сдаёт, - девчонка взглянула на часы, - наверное, сейчас и отвечает. Ему билет поганый попался - весь сидел красный, как на жаре. Но ты... о, ты та девчонка, о которой он всё время говорит?
  - Какая девчонка? - не поняла она.
  - Ну... Вероника кажется, - уточнила девчонка: у неё явно вода не держалась. - Да, да... он ещё тебя Верунчиком называет! По старинке!
  - Д-да, - Марина была просто в шоке от услышанного, но старалась не терять самообладания. - А что он ещё про меня говорил?
  - Ну, я не помню, - призналась девчонка. - Но он тебя очень любит, не сомневайся!
  - Я знаю - произнесла Марина, едва справляясь с мощным потоком негодования и слёз. - Он меня очень любит.
  ***
   '' Он очень любит, - повторяла она, борясь с жуткими кознями мороза. - Но не меня. Боже, Верунчик - это так пошло!''
   Прошло уже минут сорок пять с момента ухода одногруппницы Андрея, но он до сих пор не показывался в тёмном проёме дверей института. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, но это у неё не получалось: в носу пронзительно щекотало и ужасно хотелось выплакаться в жилетку. '' Брось, - успокаивала она сама себя, - он же тебе ничего не обещал с момента разлуки. Да между вами ничего и не было, кроме этих писем. С чего ты вообще взяла, что он обязан хранить тебе верность?''
   Марина давно подозревала, что у её возлюбленного на чужбине, в Городе Узких Улиц, появилось своё счастьюшко. В апреле 2002-го они расстались навсегда - неудачливые участники конкурса школьных сочинений. Он к тому моменту успел ей жутко понравиться - завидный высокий юноша с глазами цвета осеннего дождя... или грозовых облаков? В любом случае, его увезли родители днём раньше остальных участников конкурса, и она не успела взять у него адрес. Вечером они с подругой поймали в коридоре корпуса другого члена делегации от Города Узких Улиц - низкорослого девятиклассника Дениса - и тот наивно раскололся, рассказав девчонкам где живёт Андрей.
  Едва приехав домой с конкурса, Марина достала помятый белый конверт и лист бумаги и принялась царапать письмо. Андрей ответил ей практически моментально полным докладом о своих действиях в течение последних дней на восьми тетрадных клетчатых листах. Мало ли того: всё следующее полугодие он заваливал её длинными ностальгическими письмами. Тетрадные листочки раскрывали им обоим практически неограниченное пространство для сплетен о гневных преподах и заучках-отличниках, воспоминаний о конкурсе сочинений и обсуждения участников, и даже для понятных им одним выражений. Но...
  Мало-помалу, письма стали приходить всё реже и становиться короче... Он мог молчать по два-три месяца, а потом, в наскоро напечатанном интернет-письме, придумывать нелепые оправдания. Он перестал ей звонить. Марину уже не радовали бодрые интонации его голоса, когда она, прибежав из университета торопливо набирала его номер. Наверное, она уже тогда чувствовала, что произошло нечто ужасное. И она даже знала, что. Его жизнь продолжается, как ни в чём не бывало, а её - напротив - замерла в своей узенькой колее. Марина не могла допустить и мысли о том, чтобы полюбить другого парня, хотя Андрей никогда не претендовал на её руку и сердце. Ей становилось муторно и противно, когда она представляла себя, идущей за руку с другим. Часто, придя домой после тяжёлого дня, она просто сидела на диване с книжкой по анатомии в руках и чувствовала, что ей не хватает кислорода. Вся её жизнь, все её юные деньки утекли рекою воспоминаний в его серые, насмешливые, но в то же время печальные глаза. Настоящее навеки слилось с прошлым, превратившись в подобие порнографии: Марина жила в мире своих собственных грёз, не желая выныривать из сладострастного океана мечты. Ей казалось, что стоит только поднять голову над ясными водами, увидеть над собою вполне реальный лучистый цветок солнца, как её душа моментально покинет тело. Весь разум занимали странные призрачные мечты, которые она сама называла мечтами о прошлом.
  Хлопок двери за своей спиной она расценила, как странное и на редкость жестокое издевательство, а чьи-то шаги, хрустящие морозным покрывалом снега, вообще не приняла в расчёт. Но вот, случайно повернув голову в сторону ледяной тропинки, что проходила перпендикулярно крыльцу университета, она различила на последней ступеньке две мужские фигуры. Один парень - чуть пониже - нервно курил сигарету, пуская вперёд строгие серые колечки табачного дыма. Другой же выглядел значительно более довольным. Он тыкал кнопочки на панели своего сотового телефона. Было в его фигуре что-то странное, до боли знакомое...
  Это, без всякого сомнения, был он - тот самый Андрей, встречи с которым она ждала два долгих года!
  - Андрей! - робко окликнула Марина.
~ Полная версия рассказа - в сборнике "Втлену безысходности" ~
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"