Трой Николай : другие произведения.

"Убить героя!" - 2012 г

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.17*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    br> Аннотация: Андрей Захаров - молодой и успешный в своем деле художник. Его работы хорошо продаются, от заказов нет отбоя. Его девиз: "Какая разница: к богу или к черту? Главное, - чтобы дороже купили!". Однако ему придется ответить за свои слова. Там, где война не на жизнь, а на смерть; где силы Света и Тьмы обрели физическое воплощение; где нет места для "взгляда со стороны" - Андрею предстоит сделать выбор. Глубокая ночь или жизнерадостный рассвет?.. Или, возможно, он снова возжелает остаться свободным и противостоять всем? Тогда ему на собственной шкуре придется узнать, правда ли, что современный человек не так уж сильно отличается от дикого варвара?
    Первый роман цикла "Убить героя!"
    Роман выложен полностью. Одна из первых моих работ.

   Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия автора на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
  
  
  
  

УБИТЬ ГЕРОЯ!

Книга первая

Основано на материалах следствия Инквизиции

("Оccidere heros" т. I-II)

  

ЛИТУРГИЯ ПЕРВАЯ

"Incipit liber"

  

АВЕНТЮРА I

   Швец поморщился, отчего его круглая физиономия стала похожа на грустную хэллоуинскую тыкву.
   -- Ну не могу, Андрей, понимаешь? Не могу!
   Я опустил голову, уже зная, что он скажет дальше. И точно: буквально слово в слово он произнес:
   -- Заказов -- мало, вас, художников, много. Даже если тебя в должности повысить, то все равно больше платить не смогу! Законы бизнеса, чтоб их...
   Я промолчал, не зная, что сказать. Ну не пробивной я, не могу давить. А Швец, недаром директор, сразу ощутил брешь в броне.
   -- Ну? -- осведомился он кисло. -- Чего стоишь -- иди работать, Андрей.
   Я едва не отдал честь. Четко, как в армии, развернулся, и вышел из кабинета. И только потом осознал, что своего я в очередной раз не добился. Не то что повышения в должности, но даже увеличения зарплаты мне не видать...
   В художественном отделе как всегда кипит работа: половина геймдизайнеров режется в компьютерные игры, вторая -- гоняет чаи в буфете.
   Я плюхнулся в кресло, взгляд упал на ворох эскизов на столе и настроение испортилось окончательно.
   У нас огромная фирма, монстр в игровой компьютерной индустрии, буквально монополист, а в офисе -- черти что! У каждого художника зарплата мизерная, а, чтобы никто не выпендривался и его можно было бы с легкостью заменить, еще и работаем, как муравьи -- все эскизы делаем вместе. У меня за пять лет работы ни одного собственного макета. То хвост чьему-то дракону дорисую, или щит рыцарю, а то облака и луг с цветочками.
   Блин, а еще эта чертова жара, -- держится уже второй месяц. Даже кондиционеры не справляются, от перенапряжения горят один за другим.
   Из-за монитора напротив выглянул Крюков, маленький, краснорожий верстальщик. Сколько помню, он всегда тихий, за столом не заметишь. Только голова торчит с оттопыренными ушами и редкими рыжими волосиками на темечке.
   -- Что грустишь? -- захихикал он подленько. -- Не удалось повышения выпросить? Хе-хе. Не расстраивайся, в первый раз что ли?
   Я скривился -- только его сейчас не хватает. И так настроение хуже некуда, так еще и подколы дебильные слушать!
   В молчании я отвернулся к монитору. Там уже битый час гримасничает имага гремлина, что в будущем попортит нервы многим геймерам, сэкономившим на броне.
   Тяжелый вздох, и пальцы привычно запорхали над клавиатурой. На экране в трехмерной модели качнулся гремлин, его лицо страшно перекосило. Но это отнюдь не походило на требуемую "звериную ярость" и я досадливо ткнул стрелочкой мыши в "перезапуск программы".
   Монитор померк, из его матовой черноты хмуро взглянуло отражение. Вполне нормальный, даже симпатичный молодой человек; обычное лицо, чуть вытянутое к подбородку, светлые льняные волосы. Только вот серые глаза с какой-то странной обреченностью...
   Я вздрогнул от неожиданности, но экран тут же ожил, расцвел заставкой проги, и отражение пропало.
   Но что-то неуловимо изменилось, словно отраженная в моих глазах обреченность вдруг обрела физическое воплощение.
   Сердце сдавленно екнуло, заполошно трепыхнулось. Появилось странное чувство нереальности происходящего, а поперек горла стал ком.
   Я не успел ничего сделать, даже подумать не смог, как звуки исчезли, будто уши заткнули ватой. Перед глазами колыхнулась черная жижа, стремительно рванулась навстречу, словно я падал лицом вниз в болото. Стало тяжело дышать.
   Я запаниковал, вокруг чернота. Кажется, что сам растворяюсь в ней, но в следующий миг вырвался из тьмы.
   Офис исчез! Я парил высоко в небе, невесомый, бесплотный. Откуда-то сверху спадают золотые лучи солнца, пронизывают насквозь щемящей теплотой. Ватные комки облаков неуклюже перетекают подо мной настолько близко, что кажется, стоит лишь протянуть руку, чтобы погладить.
   Страх отпустил, уступив место восторгу. Так бывает во сне, когда в события попросту не вдумываешься, когда слепо плывешь по волнам.
   Планирование ускорилось. Меня понесло вперед, легко, будто осенний ветер паутинку. Подо мной, далеко внизу, вилюжат ярко-серебристые змейки рек, видны желтые квадраты полей, сине-зеленые леса. Вдали, у самого горизонта, клубятся туманами сопки. Пейзаж очень похож на земли Ирландии или Шотландии.
   Мое внимание привлекли струйки дыма на горизонте. Я попробовал присмотреться, едва различая суетящихся муравьев у подножья далеких гор. В тот же миг меня рвануло навстречу так, что я не выдержал и заорал в испуге.
   Ветер дернул волосы, едва не разодрал рот. Земля помчалась навстречу с неотвратимостью приближающегося товарного поезда. Я в ужасе сжался, предчувствуя сокрушительный удар, после которого от меня и мокрого места не останется. Навидался я по ящику таких горе-парашютистов! Но падение вдруг замедлилось. Я сделал крутую дугу, будто истребитель, и помчался вдоль земли.
   "Муравьи" превратились в людей, с ног до головы закованных в сталь; "дымки" стали пылающими домами, погибающими в пожарах посевами.
   У меня заколотилось сердце.
   Повсюду, куда дотягивается взгляд, -- великая битва, звон стали и крики раненых. Земля почти полностью скрыта телами погибших, оружием и странными звериными трупами.
   Я летел над ужасающей бойней не в силах даже вдохнуть. Повсюду пожары, хаос, и трупы, трупы, трупы...
   Полет снова замедлился.
   Впереди застыла стальная стена. Тысячи рыцарей в блестящих доспехах преклонили колена пред обгорелым знаменем с крестом. Негромкий шепот молитвы сливается в мощный гул бушующего моря. От непонятных слов тело пронизывает трепетный восторг, наполняет душу светом.
   Я не мог понять, что же меня вдруг насторожило, пока новый звук не заглушил молитву. Могучий и страшный, будто в горах начался камнепад.
   Линия горизонта, прямо напротив рыцарей, вдруг потемнела, стала жидкой. И вот, как срывается вода с краев переполненной ванны, хлынули в долину черные потоки.
   Мимо стройных рядов коленопреклоненных воинов проскакал горнист, подавая сигнал к атаке. Я увидел как рыцари, утомленные недавним боем, тяжело поднимаются. В солнечных лучах сверкают иссеченные в схватке мечи, но в глазах воинов пылает решимость. Откуда-то пришла догадка, что этот бой не за соседнее королевство, не за возвышение короля -- за выживание.
   От края до края горизонта тянется сплошная волна чудовищных созданий! Лучи солнца тонут в непроглядном мраке панцирей, тысячи щупалец тянутся к людям, настежь распахнуты клыкастые пасти. От ненависти красных глаз мурашки по коже.
   Ужас сковал меня ледяной глыбой при виде апокалиптической картины. Казалось, что стану свидетелем конца света! Но над армией неведомых тварей вдруг поднялась чудовищная тень.
   По венам потек жидкий азот, сердце застыло. Я в приступе древнего, примитивного страха увидел, как тень приобретает человеческие очертания, багровые глаза пылают злобой, прожигают меня насквозь. Я хочу закричать, но горло будто перехватили чьи-то пальцы.
   Тень закрывает собою горизонт, руки-щупальца тянутся ко мне. Свистящий шепот завораживает:
   -- Так вот ты какой? Невзрачный, до тошноты обычный... хе-х... хороший выбор, хороший.
   Такое ощущение, словно меня распяли на предметной стекле и сейчас начнут препарировать под бдительным взглядом микроскопа.
   Шипение назойливо проникает в мысли:
   -- Отлично! Молодой, здоровый, но при этом ни воли, ни убеждений. Пуст, как лоно бесплотной смоковницы... Идеальный кандидат!
   Меня поволокло навстречу Тьме. Холод проник глубже в тело, я ощутил, как медленно тает во мне жизнь.
   Пылающие багровым пламенем глаза сузились, меня оглушила лютая злоба в голосе Тени:
   -- Настало время Первосозданного! У вас больше нет шансов... Выбери, человек: принять нас или -- умереть!
   На последнем слоге вдруг грянул гром, неведомая сила мощно ударила мне в грудь и...
   Видение оборвалось!
   Снова офис, натужный гул кулеров, сотрудники и ехидная физиономия гремлина на мониторе.
   В бессилии я откинулся на спинку кресла, жадно ловя ртом воздух. Сердце бешено колотится, в ушах гремит водопад крови, пальцы мелко подрагивают.
   -- Черт! -- прошептал я. -- Черт!
   Провел рукой по лицу, ладонь оказалась мокрой от холодного пота. Осторожно огляделся: кажется, никто ничего не видел, каждый занят своим делом. Все спокойно... Никто и не заметил, что у сотрудника начались шизофрения и галлюцинации...
   "Точно! -- пронеслась спасительная мысль. -- Это всего лишь видение, почти как обморок. Ты переработался, Андрей!"
   Я протяжно выдохнул, будто сбросил тяжелый груз. Сердце все еще колотится, попробовал хлебнуть воды -- чашка едва из рук не выскользнула!
   Такого со мной раньше никогда не было, похоже на какой-то приступ. Что это? Творческое сумасшествие? Я где-то читал, что с математиками в преклонном возрасте начинает твориться что-то подобное, с ума сходят. Может и с художниками тоже? Правда, мне и тридцати еще нет...
   Я встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Пару минут на автомате помучил программу, потом чертыхнулся и пошел в буфет.
   Видение не желало отпускать. Предчувствие грядущей беды и перемен давило на сердце. Вот уж действительно яркая фантазия, аж мурашки по коже. Не зря в художники пошел.
   В буфете выпил чашку крепкого кофе, смоля сигарету за сигаретой, но голова упорно не прояснялась. Наоборот, чувство усилилось, сдавило виски. Слова Тени так и остались непонятыми, зато прекрасно, до малейших деталей, запомнился пережитый ужас. Словно провалился в полынью.
   Дрожащими пальцами я смял сигарету в переполненной окурками пепельнице и, не глядя по сторонам, метнулся обратно в отдел.

* * *

   К концу дня стало еще хуже...
   Будто параноик, я не мог усидеть на месте, то и дело вспоминая кошмарное видение. Картина страшного боя с пугающей четкостью врезалась в память. Каждая деталь запечатлена намертво: и крики умирающих, и неведомые твари, и... странные слова Тени...
   Едва рабочий день закончился, я тут же ринулся к выходу.
   "Мне нужно отоспаться! -- упорно твердил я. -- У меня всего лишь стресс! Посплю, и все пройдет!"
   После прохладного офиса жара обрушилась на плечи так, что спина моментально взмокла. Москва словно медленно плавится. Солнечный шар уже скрылся за многоэтажками, но после дневного пекла дома раскалены, буквально пышут жаром. Воздух сухой и горячий, обжигает легкие.
   Торопливо попрощавшись с сотрудниками, я двинулся в сторону центра. Идти мне недалеко, в плане расположения жилья и работы очень повезло, всего минут двадцать ходу.
   Народ шумно и устало катился по тротуару, разноголосый гул почти перекрывает автомобильный шум. В ритме мегаполиса на обмен информацией остается все меньше времени, каждый старается поделиться новостями на ходу. Высказать наболевшее, обругать соседа и власть. И снова -- быстрее что-нибудь схватить, куда-то бежать, лететь...
   Люди неожиданно шарахнулись к стенам зданий. Мимо прокатила поливалка, смывая с дороги грязь и пыль. С шипением, вода мутным паром поднялась над раскаленным асфальтом. Оставшиеся после мойки лужи в выдавленных грузовыми машинами колеях блестят слюдяными озерцами.
   Чтобы не толкаться на главной улице, где поток людей нескончаем, я свернул в подворотни. Здесь и людей меньше, и зелени побольше. Сразу задышалось легче.
   Быстро шагая, я раздумывал о видении.
   Нет, правда, что это могло быть? Буйная фантазия романтической натуры? Хотя какая к черту романтика у жителя двадцать первого века. Вся романтика закончилась еще в седьмом классе, с соседской девчонкой под лестницей...
   Мысль вдруг юркнула куда-то, я на что-то отвлекся. Не понимая, в раздражении потянул из пачки сигарету, но тут меня снова отвлекли.
   Кричали из-за угла. И в женском крике отчетливо послышался страх.
   Я ощутил тревожный укол. Мгновенно забыв о сигарете, тело само рванулось на крик.
   В загаженном переулке трое кавказцев, еще молодых, лет двадцати, но уже наглых, прижали к грязной стене девчонку-подростка. Та, смертельно напуганная, молчит, лишь тихо поскуливает. Двумя руками тянет вниз подол сарафана, слишком короткого даже для нашего времени. А кавказцы прижимают все теснее, в глазах быстро нарастает опасное безумие, гогочут, разевая пасти.
   Ситуация проста и банальна -- девочка-подросток заигралась, хотела вкусить запретного плода. Это сразу видно и по слишком короткому сарафану, и по яркому макияжу... Вот и нарвалась на зверей.
   Я было отвернулся, на кой мне проблемы малолеток, ничего с ней не станет. Сама виновата. Но кавказцы обернулись на шум, не переставая лапать девчонку, нагло осклабились. Один повернулся, самый рослый, явно каратека или боксер, щенки богатых всегда берут в компании таких вышибал, ибо сами ни черта не умеют.
   -- Э-э, ты кто такой, а? Чито хочешь? -- с характерным акцентом спросил бугай.
   Я промолчал, уже собрался и вправду уйти, как вмешался второй, тощий как жердь. По богатой одежде сразу видно заводилу, на запястье блестят золотые часы. Он скривился мерзко:
   -- Слюшяй, иди дамой, да? Не видишь, у нас разгавор с дэвушка.
   Девчонка, совсем еще ребенок, лет тринадцати, белобрысая, худая, вскинула жалобные карие глаза, как у побитой собачки, тихо протянула:
   -- Помоги-ите...
   Я нахмурился -- демократическое воспитание требовало отступить, сейчас все решает закон. Но, во-первых, закон подчиняется деньгам, а у этих зверей они есть; а во-вторых... да какого черта?!
   Перед глазами поплыло, в голову ударила быстро закипающая кровь. Сразу вспомнились все неудачи сегодняшнего дня, а теперь вот -- эти, мрази! Да я вас!..
   Я шагнул вперед, пригибая голову, выплюнул:
   -- Пошли вон, собаки!
   Кавказцы с недоумением переглянулись. Привыкли, что обычно их не трогают, боятся их животной стадности и жестокости. На шаг отошли от девчонки, в глазах застыло тупое непонимание.
   Бугай нахмурился, в ладони щелкнуло, на солнце блеснул нож:
   -- Ты нэ понял, да? Иди домой, герой.
   Второй кавказец мерзко ощерил смуглую рожу, саркастически прошипел:
   -- Смэлый, да? Смэрти хочишь? Да я тебе этим рука в землю воткну...
   Я шагнул вперед, впервые в жизни не обращая внимания на опасность, схватил обеими руками подонка с ножом за запястье. Ногой с размаха закатил в пах, там отчетливо хрустнуло.
   Бугай взвизгнул. Нож выпал из ослабевших пальцев, серебристой рыбкой зазвенел по асфальту. Не выпуская запястья громилы, я неумело крутанул обмякшую тушу вокруг себя, и тот с сочным хрустом впечатался в стену. Бугай закатил глаза и рухнул навзничь.
   "Как бы дуба не врезал!" -- пронеслась мгновенная мысль.
   Остальные секунду смотрели на скрючившегося на заплеванном асфальте товарища, потом одновременно рванули вперед.
   Моя голова дернулась, я не сразу сообразил, что происходит и пропустил еще один удар. На этот раз болезненный, ухо словно расплющило.
   От бешенства перехватило горло! Не видя ничего вокруг, я выбросил кулак наугад, угодил в мягкое. Удары тут же прекратились.
   Но меня уже понесло. Слабо разбираясь в происходящем, я молотил врага без остановки, еще больше зверея от боли в костяшках кулаков. По рукам потекло горячее, я усилил напор. Мелькнуло перекошенное лицо кавказца. Его рот превратился в сплошное месиво, брызнула кровавая жижа вперемешку с зубами.
   Внезапно кулаки забили по воздуху, я с трудом сообразил, что бить стало некого.
   Я оглянулся в недоумении, едва переводя дух. Меня трясет, дыхание вырывается со свистом. В крови будто огонь, еще чуть-чуть и взорвусь!
   Двое кавказцев неподвижно застыли на асфальте, один в кровавой луже. Третий застыл у стены, закрылся руками, что-то кричит.
   -- Нэ нада!
   -- Ч-что?!
   -- Нэ нада бить!.. Я уйду, ладна? Мы шютили, брат, просто шютили...
   Я с трудом выговорил непослушными губами:
   -- Ис-счезни, тварь.
   Кавказец шарахнулся в сторону, и, держась на почтительном расстоянии, стал поднимать лежащих сородичей.
   Я повернулся к девчонке. Та, размазывая слезы по конопатому личику, сидела на корточках. На мои окровавленные кулаки смотрит широко распахнутыми глазами, всхлипывает судорожно.
   -- Все нормально, -- прошептал я, протянул руку: -- Вставай, пошли домой... Ты где живешь?
   Девчонка подняла зареванное лицо, с недоверием посмотрела на меня испуганными, как у птицы глазами. От ее затравленного взгляда у меня защемило сердце.
   Сзади раздался шорох, девчонка вскрикнула:
   -- Нож!
   Я успел двинуть локтем назад, под ним хрустнуло, чавкнуло, но в сердце больно кольнуло. Там что-то жарко взорвалось, обдало резкой болью грудь.
   Перед глазами все расплылось, закачалось. Асфальт вдруг рванулся навстречу и мир померк...
  

АВЕНТЮРА II

   Сознание вернулось медленно и плавно, словно пробуждаясь от долгого и хорошего сна. Некоторое время я лежал, плавая в блаженной тишине, потом с неохотой открыл глаза.
   Улица пропала.
   Я равнодушно удивился неизвестной комнате, рассматривая выложенные красивой серой плиткой потолок и стены. С удовольствием вдохнул полной грудью свежий и прохладный воздух, с каким-то растительным запахом.
   "Где я?" -- возникла ленивая мысль. Но внутри ничего не отозвалось тревожным уколом, все спокойно, и мысль нехотя пропала.
   Я с трудом сообразил, что лежу на спине. Осторожно пощупал ладонью свое ложе, стараясь не двигаться: там что-то мягкое, удобное, по-моему, еще и массажное.
   "Что произошло? И... как я сюда попал?!"
   На миг в памяти промелькнуло что-то донельзя мерзкое: замусоренный переулок, наглые рожи хулиганов.
   "Может быть, я в больнице?!" -- эта мысль вдруг неприятно кольнула, заставила забеспокоиться.
   Где-то с боку раздался дробный перестук клавиатуры. Ехидный, но добродушный голос пробурчал:
   -- Все, очнулся? Вставай тогда, у меня времени нет -- за тобой уже очередь собралась.
   Я вздрогнул от неожиданности, молниеносно сел.
   В углу небольшой комнаты, квадратов двадцати, огромный стол, по цене среднего автомобиля. На блестящей лакированной поверхности беспроводная клавиатура, мыша, широченный плазменный монитор. Там мелькают иксэлевские таблицы, какие-то досье, в углу пламенеет надпись "Windows: Hell special edition".
   Рядом со столом большое кожаное кресло с выступающими "ушками", а в нем...
   Мама дорогая!
   Внутри что-то оборвалась, на кожу будто сыпанули снежной крошкой. Воздуха сразу стало не хватать, я вытаращил глаза.
   Черт!
   Кресло без скрипа крутанулось, открывая восседающего черта во всей красе. Маленький, метра полтора, худой, с козлиными ногами и бородкой. На плоском лбу рога, растущие из-под кучерявых черных волос. В козлином ухе пижонская золотая серьга колечком. Маленькие поросячьи глазки рассматривают дружелюбно и с интересом.ежий, прохладный, с каким-то растительным запахом. л глаза.
   -- Новенький? -- полуутвердительно осклабился черт. -- Добро пожаловать.
   Я едва слышно выдавил, продолжая таращиться на черта:
   -- А к-куда я п-попал?!
   -- Т-туда, -- язвительно перекривлял злодей и неожиданно рассердился: -- Что за дурацкие вопросы, Андрей Викторович? Вы что, куда-то в другое место целились?
   Я промолчал, тоскливо вспоминая последнюю пьянку. Мог ли я напиться вот так, в прямом смысле слова -- до чертиков? Врядли, из подросткового возраста я уже вышел, когда все горящее, пенящееся и градусное тащат в рот. Кроме пива да вина ничего не пью, да и то в умеренных количествах, за что половина "друзей" моментально исчезла. Наркотиков тоже не принимаю, это принципиальное -- мозги дороже.
   А, может быть, все-таки напился?
   Поводов-то много, ну, например, Аня меня бросила, нашла кого-то побогаче. Вот я и напился с горя, и сейчас валяюсь где-то в ванной, в обминку с унитазом? Или в психушке, идиотски хихикаю и разговариваю с чертом?..
   Мозг лихорадочно работал, пытался педантично выстроить все факты в одно целое. Где я? Что со мной?! И... кто передо мной?!! Мозги закипели, в висках тяжело забухала кровь, череп раскалился от натуги, но никаких дельных мыслей не пришло...
   -- Черт!
   -- Что? -- мрачно осведомился черт. Потом понял, буркнул еще мрачнее: -- Ругаешься, гад? Хорошо, что еще не спрашиваешь, настоящий ли я?
   -- А что? -- упавшим голосом осведомился я. -- Настоящий?
   Черт криво усмехнулся:
   -- Не похож? Компьютерная графика?
   -- Да нет, скин можно и получше нарисовать, -- профессионально оценил я, и только после того, как увидел насупившегося черта, сообразил: -- В смысле и так нормально, но рисуют же иначе. Ну там, со всякими мышцами, вилами. Или огнем из пасти и крыльями летучей мыши. Чтоб круче было.
   -- Вилы достать? -- кисло спросил черт, злопамятно съязвил: -- Этими б вилами тебе в задницу!
   Я что-то ответил на автомате, продолжая пялиться на черта. Все-таки современный человек ко всему привычен, с детства прочел десятки книг о машинах времени, "засланцах" в иное измерение, дартахвейдерах. Но, все же, разговаривая, я подсознательно искал глазами скрытые камеры и юморных телевизионщиков. Или, на худой конец, провод, что тянется от "черта" к розетке...
   Черт смерил меня взглядом, махнул рукой:
   -- Да уж, похоже, здесь сложнее, чем всегда... э-эх, дети Интернета... Ладно, усаживайся поудобнее, сейчас будем решать куда тебя...
   Чувствуя непонятную дрожь от этих слов, будто вновь оказался в военкомате, я запротестовал:
   -- Что значит "куда тебя"?! Не надо меня никуда!
   Черт злорадно ухмыльнулся, пробежался пальцами по клавиатуре и мстительно прочитал с экрана:
   -- Так, что тут у нас? Андрей Викторович Захаров. Пол -- мужской, ни разу не менялся. Двадцати восьми лет от роду, по знаку Зодиака -- Скорпион. Хм, значит еще та зараза... та-ак... в отрочестве заливал муравейники водой, отрывал кузнечикам лапки, склеивал мух, пардон, попками... тягал кота за... за что?!
   Я непонятно отчего покраснел, а черт осуждающе покосился на меня и обвиняюще произнес:
   -- Да вы садист, Андрей Викторович! Разве можно кота за хвост?! Ему же больно!
   -- Клевета! -- смущенно пробормотал я. -- Всё врут!
   Черт подозрительно посмотрел на меня, поглаживая свой облезлый хвост с пуделиной кисточкой на конце. Потом обернулся к монитору и, быстро мазнув скроллом, продолжил:
   -- Ну, это все ерунда, детские шалости. Что там у нас дальше? Ага... служил в горячей точке, но никого не убил. Так-так, детей нет, жены нет, в мужеложстве не замечен... Скучно-то как!
   В ответ на неодобрительный взгляд рогатого подлеца я развел руками, будто оправдываясь, что не виноват в том, что никого не убил и с мужиками не трахался.
   Черт сокрушенно вздохнул, отвернулся к монитору. Голосом судьи оглашающего приговор, сказал:
   -- Скучная жизнь, глупая смерть... Погиб Андрей Викторович Захаров в уличной драке, когда пытался защитить ребенка... брр, как подло -- ножом в спину!
   Черт ткнул кривым пальцем в монитор, где застыла картинка из переулка. Знакомый кавказец ошарашено смотрит на окровавленный нож, будто и сам не ждал от себя такого. Девчонки уже и след простыл.
   Но мое внимание привлекла другая фигура. Молодой парень лежит лицом вниз, не шевелится, а под его лопаткой расползается пятно темной крови.
   Ясность происходящего с пугающей четкостью впечаталась в сознание. Я почувствовал, что воздух странно сгустился, а мир закачался. Помертвевшими губами прошептал:
   -- Что значит... "погиб"?
   Черт что-то мне ответил, но я не услышал. Обстановка вдруг снова размылась, качнулась. Мир звонко взорвался и рассыпался искрами...
  

* * *

   -- ...А еще в армии служил! -- донесся угрюмый голос. -- Понаприсылают тут припадочных, что сразу в обморок хлопаются! А у меня очередь, понимаешь, поток народа, работа стоит...
   Увидев, что я открыл глаза, черт с беспокойством спросил:
   -- Очнулся? Воды хочешь, свежепреставленый?
   Я замотал головой. Окинул рогатого бюрократа новым взглядом, черт-то -- настоящий!! И все здесь тоже!
   Ну конечно, вырубился я, когда в сердце кольнуло. Судя по фотографии на мониторе, меня зарезали, сволочи. А очнулся я уже здесь, рядом с чертом. Значит, зарезали насмерть...
   А-а-а!!!
   Мороз пронзил все мое естество. Я задрожал всем телом, попытался отползли от черта. Весь ужас ситуации только дошел до меня.
   Мамочки!!! Что это за место? Распределительный пункт? Чистилище? Почему вместо апостола Петра черт? Неужто я столько грешил?!? Как там?.. Отче наш, иже еси на небеси... или не иже еси... и еще креститься надо... а как?
   А-а-а!
   -- О спасении, молодой человек, раньше надо было думать, а не в клубах девочек клеить, -- прищурился черт с подленькой улыбкой. -- А теперь вас ждут уже иные развлечения...
   В памяти сразу ожили зловещие образы вечного пламени в аду, суетливые и злые черти, серный дым коромыслом. Тут и там слышаться ужасные крики, когда с людей живьем сдирают кожу, варят в котлах. На помост палача щедро брызгает кровь и от ее запаха становиться дурно, хочется отвернуться, но она повсюду...
   -- Нравится? -- осклабился черт. -- Хороша картинка, не правда ли? Вот туда-то мы вас и отправим. Ненадолго, правда, сотни на две лет. Вы, батенька, как-то не очень обильно грешили. Даже скучно...
   Я ахнул! Спина сразу взмокла, в желудке появилась холодная тяжесть.
   -- Э-э, уважаемый, -- заикаясь, начал я. Вскочил с кушетки, торопливо сказал: -- Мне... э-э, нужно с вами поговорить...
   -- Да-да? -- с готовностью откликнулся черт и широко ухмыльнулся.
   Вот гад! Уже догадывается, о чем я буду просить, выкобеливается теперь!
   На широком, как назло, экране сменилась картинка, и жарко полыхнул огонь, будто камера наблюдения находиться прямо в аду. Камера медленно поворачивалась, попеременно показывая то багровые, сочащиеся кровь стены, то уходящие в бесконечность котлы под низкими черными сводами пещер. Некоторые чугунные чаны пустовали, но под большинством полыхал огонь. Громко кричат люди, их крики потеряли всю человечность, наполнены болью и страданием...
   -- Меня -- туда? -- шепотом спросил я.
   Черт, словно не видел появившейся картинки, быстро выключил экран. Даже воровато оглянулся, будто не должен был мне это показывать, но с готовностью ответил:
   -- Туда, но не факт, что в котлы. Там уже на месте разберутся, что с тобой делать. У нас там все по прейскуранту, Андрей Викторович, -- лжецам одно, ворам другое, а безбожникам третье...
   Меня коснулся космический холод, проник во все органы, стиснул сердце. Я молчал, не в силах ничего придумать. Черт тоже молчит, все его внимание сосредоточено на грязных и неухоженных ногтях.
   -- А нельзя меня... отпустить? -- спросил я, уже зная ответ.
   -- Куда? Ты же покойник! -- хмыкнул черт, а меня от его слов швырнуло в жар.
   Я -- покойник! Мертвец, труп, жмурик! Как же это?! Я здесь, а где-то сейчас закапывают мое тело?..
   Черт, не замечая моих страданий, продолжал:
   -- Да, Андрей Викторович, вы -- покойник. Кроме того, существуют определенные правила, которых человек при жизни обязан придерживаться. И после смерти, кстати, тоже.
   -- А заново оживить? -- не отступился я. -- Это возможно? Или это не в ваших силах?
   -- Как это не в "ваших силах"?! -- возмущенно перекривлял черт. -- Да чтоб ты знал -- мы все можем!
   -- Так оживите меня! Сами ж сказали -- скучная жизнь и глупая смерть. Я вам такого насовершаю!.. Честно, Торквемаде и Калигуле такого не приснится... Ну что, жалко, что ли?
   Черт состроил скорбную морду лица, со вздохом произнес:
   -- Не могу. Я лицо подневольное, решения сам не принимаю...
   -- А нельзя ли как-то... гм... ну, исправить положение... Решить все иным путем?
   -- У-ре-гу-ли-ровать? -- задумчиво и по слогам протянул черт.
   Я состроил просительную гримасу и черт сменил гнев на милость:
   -- А что у вас-таки есть, что мне предложить?
   Я пожал плечами в беспомощности. А действительно, чем я могу заинтересовать черта?.. Деньгами? Продать душу?.. А, может, решить все простым путем? Двинуть черту, да рвануть отсюда? Есть ли у них в канцелярии группа-захвата, что обязана перехватить беглеца?
   -- Предупреждаю, это взятка должностному лицу при исполнении! -- строго сказал черт. -- Привыкли они, видишь ли, договариваться, мошенники!.. Нет уж, батенька, пойдете на весь срок, по всем этапам из Твери!!
   Я обреченно вздохнул. Похоже, что выхода и вправду нет, и догнивать мне в аду...
   -- А что, девушки у тебя не было? -- вдруг невпопад спросил черт. -- И никто тебя не вспомнит?
   Я помотал головой. Равнодушно, весь в мыслях о грядущем, ответил:
   -- Еще не нашел ту, единственную принцессу. А те, что встречались, так их иначе называют...
   -- Так всегда бывает! -- жизнерадостно улыбнулся черт. -- Знакомишься -- принцесса, а женишься -- оказывается драконом... гм... о чем это я? А, да -- о драконах!.. Так вот, молодой человек, касательно взятки. Есть один вариант вам вернуться к бренной жизни...
   Я встрепенулся:
   -- Какой?!
   Черт хитро улыбнулся, заговорщицки прошептал:
   -- Нужно убить одну принцессу, в совершенно захудалом мирке, и спасти последнего тамошнего дракона... понимаешь, истребили уже почти всех, гады!..
   -- Спасти дракона? Убить принцессу?! -- ахнул я. -- Вы в своем уме?!
   -- Ну, знаете, батенька, -- обиделся черт. -- Если уже на то пошло, тогда не в своем уме вы, а не я. Это ведь вы с чертями разговариваете!
   Крыть было нечем, поганец излагает железную логику.
   -- Если не хотите такого варианта, могу предложить иной. Перебирает еще! -- проворчал черт.
   Во мне уже исчезла вера в то, что новый вариант будет не безумнее старого. Я обреченно спросил:
   -- Какой?
   Черт вдруг оценивающе посмотрел на меня, словно сомневаясь, протянул:
   -- Но я уж не знаю, предлагать ли тебе? А вдруг не справишься? Дело-то -- ответственное.
   Я, чувствуя, что надежда появилась вновь, торопливо заверил:
   -- Не сумлевайтесь, барин! Я справлюсь, что надо сделать, кого убить?! Я на все готов, только верните меня домой!!
   Черт довольно ухмыльнулся, секунду помолчал, потом сказал:
   -- Эх, добрый я сегодня. Наследственное это, от покойной бабушки мне досталось. Пострадала старушка за доброту свою, любила потом говаривать: "Благие намерения, внучок, ведут в ад"... тысячу раз была права старая кляча!
   Не зная, что ответить на бредовую тираду, я только улыбнулся, хотя перед глазами еще пылало адское пламя. Черт еще поломался несколько секунд, потом бодро принялся рассказывать, блестя хитрыми глазенками:
   -- Дело в том, что раз в сто лет в одном застывшем мире проводится рыцарский турнир. Как всегда представлены две стороны: крестоносцы и мы, силы Зла. Турнир совершенно дружеский, без смертоубийства, достаточно просто сбросить противника с коня и все -- ты победил. От тебя требуется малость -- выступить на турнире.
   -- Настоящий рыцарский турнир? -- восхитился я.
   Черт смутился, почесал пятачок:
   -- Ну, не такой уж он и настоящий. Все-таки доля театральности там будет присутствовать. Например, в том, что ты обязан не только выступить, но и проиграть.
   -- Проиграть?!
   -- Именно.
   Я пробормотал:
   -- Не понял, зачем проигрывать турнир?
   -- Не твоего ума дело, -- отрезал черт. -- Так заведено, иначе Свет обидится. Твое дело -- красиво выступить и не менее красиво проиграть.
   -- Прямо современный бокс какой-то, все не по-настоящему, продано, куплено...
   -- Короче, ша! -- черт деловито наморщил пятачок. -- Все будет по-честному. Их герой победит, наш проиграет. Ясно? Тебе выдадут вполне нормальное с виду копье, изъеденное нашими гремлинами изнутри, и оно красиво рассыплется от самого слабого удара. Так, что светляк даже не покачнется. Даже перья плюмажа, как говорил ДЄартаньян, не покачнуться на его шляпе, то есть -- на шлеме!
   -- И после этого меня вернут? -- не поверил я, чувствуя себя торговцем на рынке.
   -- Честное чертячье! -- торжественно поклялся черт. -- У тебя даже языковой проблемы не возникнет, как у человека, который вернулся из... ну, оттуда, откуда не возвращаются.
   -- А меня вернут не в зависимости от результата боя? -- продолжал допытываться я. -- Вдруг я выиграю?
   -- Не выиграешь, камрад! -- легкомысленно махнул рукой черт. -- Но мы все равно вернем тебя.
   -- И без обмана?
   Голос черта язвительно треснул:
   -- Нет, ты мне скажи, за кого ты нас принимаешь? Нет-нет, не отворачивайся, в глаза мне смотри!.. Ты думаешь здесь мошенники собрались, а? Отвечай!
   Я смущенно выдавил:
   -- Дык... вы ж черти...
   Черт картинно всплеснул руками, с одесским акцентом выдал:
   -- Ой, Муся, не делай мне нервы! О чем вы говорите, гражданин? Какие черти? А что уже, раз черти, так вот сразу мошенники? Вы бьете мне прямо в сердце, а оно и так больное!.. -- и внезапно рявкнул: -- Ну?! Говори: согласен, или нет?
   Черт протянул мне лапу и выжидающе покосился, у него даже золотая серьга в ухе хитро блеснула. Что-то во мне воспротивилось договору, даже протестующее закричало внутри, но я, как человек своей эпохи, договорюсь и с Дьяволом. Опыт-то уже был, и демократические чиновники, которые никогда ничего не сделают без взятки, и больницы, и ЖЭКи. У нас все такое -- демократическое. Мы плюем на мораль, как люди новой эпохи. Как взрослый на обиды ребенка.
   Рукопожатие было на удивление крепким. Черт победоносно оскалился, радостно произнес:
   -- Ты отправляешься на турнир, а мы возвращаем жизнь твоему телу! Так?
   -- Да, -- кивнул я с неуверенностью.
   Черт оскалился еще шире, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь...
  

АВЕНТЮРА III

   Выложенный огромными, в человеческий рост валунами, мрачный коридор неожиданно закончился ржавой решеткой. Мой старый и подслеповатый конь заметил преграду в последний момент, испуганно всхрапнул и резко остановился.
   Из полумрака позади донеслись смешки и похрюкивания. Я обернулся, с трудом различил двух мерзких бородавчатых гоблинов в грязных доспехах.
   -- Отворяй! -- попытался гаркнуть я, и, подражая героям романов, враждебно положил руку на бедро. Там, в простых кожаных ножнах, оттягивает ремень меч, который, по словам черта, сломается ровно после третьего удара.
   Захлебываясь хрюкающим смехом, гоблины схватились за массивное деревянное колесо у стены, навалились на спицы. Под скрип надсадный прогнившей веревки ржавая решетка медленно поползла вверх.
   Я неуклюже повел головой, пытаясь осмотреться. От тяжелого рыцарского шлема быстро разболелась шея, вдобавок смотреть через узкую прорезь забрала еще хуже, чем из танка. Видимость настолько ограничена, что больше ориентируешься по звукам.
   Черт куда-то пропал сразу после того, как я очутился здесь, в подземельях древнего амфитеатра. Успел только препроводить меня в небольшую каморку, больше похожую на темницу, и сдать в руки оружейнику.
   Старый, иссушенный столетиями вампир ощерился ослепительно белыми клыками и радушно, будто принимал дорогого гостя, засуетился. Я со страхом смотрел, как почти киношный носферату снимает с меня мерки портняжным метром, сочно причмокивает клыкастой пастью.
   "Во что я ввязался? -- пронеслась испуганная мысль, но кто-то другой, более расчетливый, рыкнул: -- Молчи! Расслабься и получай удовольствие, зато потом домой вернут!"
   В том, что вокруг реальность, я больше не сомневался. Хотя подленькое подсознание, опасаясь сдвига по фазе, подсовывало удобные версии. Мол, возможно, что это у вампира вставная челюсть, как на маскараде готов, или мужик просто с детства такой. Бывают же сиамские близнецы или телята с двумя головами?? А то, что глаза красные... так у кроликов они всегда красные...
   Вампир удовлетворился замерами, метнулся к сваленной в углу груде металла. К моим ногам грохнулся черный, иссеченный ударами панцирь, за ним шлем, поножи...
   -- Э-э, уважаемый, -- спросил я, -- а нельзя ли что-нибудь полегче?
   Но вампир старательно делал вид, что он с детства глухонемой, и продолжал завинчивать гайки, пряча меня в панцирь. Потом бережно принес меч в ножнах, помог укрепить на левом бедре. Меня сразу перекосило, сколько же в нем весу?!
   Из бокового хода вампир притянул под узды тощего, безразличного ко всему коня. Тоже черного, или, как говорят, вороного. Костлявая спина укрыта черной попоной с золотыми коронами и черепами, на морде алая маска.
   Я со страхом посмотрел на подкованное чудовище. Раньше таких видел только в фильмах о мушкетерах, да пару раз скакал в он-лайн играх. Конь тоже скосил на меня фиолетовый глаз, презрительно фыркнул и продолжил флегматично жевать травинку.
   Я с трудом сделал шаг в тяжеленных доспехах, мышцы застонали от напряжения. С ужасом представил, как я буду карабкаться в седло, но вампир помог забраться. Уже провожая к выходу, он прошипел:
   -- Ни с кем не разговаривай, это не твой мир! Здесь другие законы. Иначе убьют еще до турнира.
   Я хотел было остановиться и набить морду подлецу, что упорно уходил от ответов, но вампир уже захлопнул перед собой дверь. Изнутри послышался грохот задвигаемого засова, и... дверь неожиданно пропала! Просто растворилась в воздухе. На ее месте был такой же серый камень, как и везде.
   Я ошеломленно пялился в стену, где только что была дверь. Чувствовал себя шутом в неуклюжих и тяжеленных доспехах, вдобавок, воняющих потом и кожей. Мозг едва не вскипел, обдумывая странные слова вампира...
   Не мой мир... Что же, об этом мне еще черта намекал, но, по правде говоря, не очень-то верится. Я столько историй о всяких "попаданцах" прочел, что по логике вещей мне прямо сейчас дадут магический дар, меч-кладенец и королевство... Чушь все это! Для книжек... Хотя, как говориться, дыма без огня не бывает. Но это не так важно, другое дело, что фраза "убьют до турнира" меня не на шутку взволновала. Черт обещал, что все пройдет мирно, с цветами и радостными детьми на трибунах. А тут -- "убьют до турнира"! Я, конечно, не ощущаю себя призраком, которого не берет оружие. Несмотря на недавнюю смерть (смерть?!!), я вроде бы из плоти и крови как-никак.
   Попробовал ущипнуть себя за руку, найти в доспехах свободный участок кожи получилось с трудом. Пришлось снимать перчатку, щипать...
   Я айкнул от боли. Кожа на руке вполне натурально покраснела. Никакого ощущения недавней смерти нет и в помине! Стоп, а что если...
   Решетка с лязгом остановилась. Из покрытого мхом потолка остались торчать лишь ржавые зубцы, будто гротескное чудище распахнуло пасть.
   Конь было медленно двинулся вперед, но вдруг заупрямился, захрапел, стал пятиться. Я и сам не на шутку испугался. Шквал событий обрушился на меня слишком уж неожиданно. Но, тем не менее, успокаивающе почесал коня за ухом, принялся нашептывать ласковые слова, одновременно пытаясь удержаться в седле. Ездок из меня, мягко говоря, неважный, в седле не сидел ни разу. Да еще в полных рыцарских доспехах образца пятнадцатого века.
   -- Ну, что ты, что тебя испугало? -- прошептал я и осекся.
   Впереди коридор обрывался. От сияющего прямоугольника выхода тянуло запахом разогретого солнцем песка, слышался мощный глас толпы и лязг железа. Почему-то, как мне показалось, сквозняк доносил еще и запах свежепролитой крови. Страшная догадка о планах черта заставила меня стиснуть зубы и зарычать.
   Сзади донесся сердитый, хриплый голос:
   -- У-у, как воет, отродье тьмы!
   Решетка с оглушительным грохотом захлопнулась за моей спиной. Конь от неожиданно скакнул вперед, едва не выбросив меня из седла. Запрядал ушами, не переставая косить фиолетовым глазом назад.
   Гоблины куда-то пропали, вместо них у подъемного колеса стоят два толстых небритых мужика с топорами. Враждебно зыркают из-под немытых шевелюр, в глазах неприкрытая ненависть.
   -- Что стал, тварь сатанинская?! -- рявкнул один пропитым басом. -- За жизнь свою пропащую трясешься? А ну пшел, скотина! Тебя уже в аду заждались, сукин сын.
   Я растерялся от такого напора, хотел было ответить ругательствами, но второй мужик ловко подобрался к лошадиному крупу, с хохотом кольнул ножом. Конь жалобно заржал, взвился свечкой, и, едва не сбросив меня, понесся к выходу.
   Вслед раздался звук сочного плевка, и пропитый бас добавил:
   -- Чтоб ты сдох, убивца!
   Каменный коридор неожиданно закончился новой решеткой, уже у самого выхода. Сзади тут же обрушилась плита, отрезая пути к бегству.
   Я очутился в коротенькой камере, места хватает только мне и коню. По бокам стены, сзади -- шипы. У стены заметил прислоненное огромное турнирное копье, выкрашенное в угольный цвет. Недолго думая, я схватил оружие, хотя и помнил, оно все источено изнутри.
   Одурело осматриваясь, я поежился. События принимали слишком неожиданный и стремительный оборот. Все не так как рассказывал и обещал черт, здесь меня заранее ненавидят, желают смерти! Что значат эти перевоплощения, слова вампира, пожелания скорой и болезненной гибели от стражников?!!
   Волна раскаленного солнцем воздуха донесла снаружи гневные крики, взрывы ругательств. Я на миг забыл о своих проблемах, подался вперед.
   За решеткой начиналась посыпанная золотистым песком арена, окруженная со всех сторон каменными плитами в два человеческих роста. На плитах, одна над одной, расставлены широкие лавки, там не протолкнуться от людей. Все одеты непривычно, в грубые, примитивные одежды. Передние ряды занимают те, кто побогаче, их наряды украшены цветными перьями и золотыми украшениями, накидки цветные, не монотонно-коричневые, как у бедняков. Рядом суетятся слуги, разносят фрукты и кувшины с вином. Знать с жадностью сжирает пищу, наравне с задними рядами, заполненными чернью, свистит и подбадривает поединщиков. Вниз летят объедки и пустые кувшины. У самого края зрительских рядов замерли лучники в сине-белых одеждах, готовые в любой момент нашпиговать стрелами тех, кто побежит с арены.
   На арене отвратительный скрежет металла о металл. Там устало бьются два обнаженных до пояса человека, рабы, если судить по ошейникам. Даже с такого расстояния видны усталость и безразличие в их глазах, оружием машут вяло, дряблые мышцы на руках едва вздуваются. По бронзовой от загара коже потоком хлещет пот, у одного сильно струиться кровь из раны на груди.
   Народ на трибунах взорвался яростным воплем, я услышал выкрики:
   -- Деритесь, как подобает мужчинам, твари!
   -- Кто привел этих баб на арену?!
   -- Разбудите их!
   -- Что, сволочи, мечом махать -- это младенцев для Сатаны резать?!
   -- Убить! Убить! Убить!
   Один из рабов (чернокнижников?) вздрогнул, из последних сил прыгнул. Его меч слабо ткнул противника в живот, но тонкая кожа разошлась. Из страшной раны выпали сизые внутренности, вывалились на песок. Смертельно раненый человек недоуменно покосился на рану, все так же вяло, как и дрался, упал лицом вниз. Некоторое время конвульсивно дергался, на перекошенное от боли лицо налип песок. Потом судороги стали реже, и несчастный затих.
   Победитель, низко опустив голову, с трудом поднял меч. По тощему телу волной пробегают судороги от усталости.
   На арену выскочил толстый мужик в богатой, но неопрятной одежде, подобострастно поклонился толпе. За ним поспешили слуги с ведерками, одни подхватили труп, утащили прочь. Другие принялись засыпать пятна крови золотистым песком, собирать оставшееся оружие.
   Толстый мужик что-то прокричал, но толпа неиствовала, бушевала, только с третьего раза я услышал:
   -- Уважаемые!! Добропорядочные христиане, хорошо ли бился этот заклинатель нечистого?! Заслужил ли шанса предстать перед судом Матери Церкви?
   Толпа взревела, в надсмотрщика полетели огрызки и пустые кувшины, почти единогласно прозвучало:
   -- Смерть ему! Смерть! Смерть!
   Заклинатель вздрогнул, опустил меч, в его глазах непонимание и испуг.
   Надсмотрщик низко поклонился, торопливо засеменил обратно. За ним поспешили и слуги, только один замешкался, перед самым его носом ворота захлопнулись. Человек закричал, бросил ведро с песком, заколотил в ворота кулаками.
   На противоположной стороне арены вдруг распахнулись резные металлические решетки, оттуда хлынул сплошной зеленый поток. Я отшатнулся от ужаса и отвращения, когда рассмотрел десятка два страшных тварей, сплошное месиво из шипов и когтей. На плоских змеиных мордах пылают ненавистью крошечные глазки, в зубатых пастях дрожат раздвоенные языки.
   Замешкавшегося слугу подхватило волной, в небо брызнуло красным. Толпа радостно завизжала, некоторые вскочили, стараясь рассмотреть подробности. Чернокнижник вздрогнул от ужаса, завопил и бросился бежать, но твари настигли почти сразу. Его швырнуло на песок, на спину сразу наскочили несколько чудовищ. От крика ужаса и боли меня пронзил мороз. Но восторженный вой толпы все перекрыл, на трибунах затопали от радости.
   На арене раздался отчаянный вой, и в одно мгновение все было кончено.
   -- О боже! -- прошептал я.
   Меня пробила нервная дрожь. Куда я попал?!! Это что, чернобыльская зона?! Заберите меня отсюда!!
   Насытившиеся твари некоторое время крутились по арене, потом по одной вернулись обратно в лаз. Только две прижались к стенам, стали прыгать, пытаясь добраться до зрителей. Невозмутимые лучники тут же ожили, последовал мгновенный залп. Стрелы с сочным хрустом нашпиговали чудовищ, прибили к песку.
   Толпа свистела и улюлюкала, возбужденная видом смерти и крови, требовала еще, бесновалась. На арену градом сыпались объедки и кувшины.
   Слуги опасливо выскочили на арену, баграми потянули прочь сдыхающих тварей. Те еще извивались, щелкали клыками, несмотря на раны.
   На трибуне поднялся человек в расшитом золотом камзоле. Одежда сидит на огромной фигуре так плотно, что кажется второй кожей. Под ней играют буграми мышцы, вот-вот раздастся треск ткани.
   Человек неуклюже повел мощной бычьей шеей, вытер белоснежным платочком красную от жары рожу и требовательно поднял руку. Толпа начала затихать, крики истончились, пропали вовсе.
   Дождавшись почти абсолютной тишины, человек в камзоле заговорил хриплым сильным голосом:
   -- Жители Бертфота!.. К сожалению, для всего христианского мира наступили трудные времена! Нечисть лютует на болотах и в лесах, колдуны и ведьмы в городах коварны. Драконы и Рыцари Смерти вновь подняли головы... Зло рвется к нам! Стремится совратить и столкнуть с пути истинного. Пробуждаются мрачные силы ада, и только сообща мы сможем противостоять!
   На трибунах возник одобрительный возглас, его тут же поддержали сотней голосов. Человек замолчал на секунду, потом вновь поднял руку. Надменное лицо стало торжественным.
   -- Я говорю вам: хоть силы Зла ужасны на вид, коварны и опасны, но тот, кто идет на рать с чистым сердцем и помыслами, всегда одержит победу! Я -- охотник за нежитью, баронет Лэндширский, сэр Гунтер Святобой, могу точно сказать, нежить боится нас! Она слабее, потому что зло точит изнутри! Святой крест, мощь праведности, и чистота помыслов бесит врага человека, и оттого он становиться лишь свирепее... но не сильнее! В доказательство, дабы черные речи лукавого не затмевали откровения Господни, сейчас вам представят Врага! Я захватил его в бесчестной битве, когда на меня одного бросались десятки адских отродий. Только молитва и имя Господа помогли одолеть зло! И сегодня, на ваших глазах свершиться правый суд! Я убью того, кто причинял вам боль и страдания! Злобного вампира, что похищал ваших детей из колыбелей и нес погибель вашим женам!
   Трибуны взорвались яростными криками, застарелая ненависть сквозила в каждом голосе, даже воздух почернел от проклятий. Люди повскакивали с мест, затопали ногами. Но охотник за нежитью вновь поднял руку, обрывая выкрики. Мощный голос сэра Гунтера, привыкший выкрикивать в буре сражений команды, взвился над громом толпы:
   -- Добрые христиане! Чтобы поединок вышел честным, я приказал дать вампиру оружие и глухие доспехи, в которых солнечные лучи его не достанут. Пусть твари Тьмы видят, что правда всегда на нашей стороне! И... пусть свершиться суд Господень!
   Я с интересом повертел головой, выискивая глазами злобного вампира, но решетка передо мной вдруг распахнулась.
  

* * *

   Конь, почуявши свободу, всхрапнул, и понес меня на арену. В ту же секунду на плечи обрушились крики ненависти и изнуряющая жара полуденного солнца. Рядом с лошадиными ногами вдруг смачно хлюпнул помидор, потом яйцо. Звонко разбрызгал черепки по песку пустой кувшин. А через секунду на меня обрушился целый дождь из плевков и гнилых продуктов. Конь, испуганный и растерянный не меньше меня, рванул на середину арены, уходя от ударов. Я с трудом держался в седле, пытаясь вспомнить, как выдергивать в случае нужды ногу из стремени. Иначе конь опрокинет, потащит головой по земле.
   В тяжелых доспехах сразу стало жарко, спину пощекотали первые струйки пота. Конь перешел на шаг на середине арены, шумно всхрапывал, раздувая ноздри. Пугливо крутил головой, панически кося на меня фиолетовым глазом, будто обвиняя в своих неудачах.
   -- Иди на фиг, я сам в шоке! -- огрызнулся я.
   Конь осуждающе фыркнул, стал переминаться с ноги на ногу. Неожиданно под самой большой ложей, где раньше стоял охотник за нечистью, распахнулись ворота. Деревянные створки еще не полностью отворились, а мой конь уже попятился, приседая на зад. Я едва позорно не скатился с его спины.
   Из ворот выехал всадник на огромном белом коне. Даже под белыми листами брони было видно насколько он красив и могуч, насколько широки его плечи и увиты мускулами руки. На островерхом шлеме красуется пышный плюмаж, а на широкой, как наковальня, груди сверкает печать креста.
   На фоне его сверкающих святостью лат мои, иссеченные и помятые в многочисленных битвах черные доспехи показались просто обносками. Пока крестоносец приближался, будто влитой сидя на спине могучего жеребца, я успел разглядеть огромный широкий меч на его бедре. В сильной руке, толщиной с доброе бревно, легко покачивается тяжелое турнирное копье с флажками.
   Вспомнились последние наставления черта.
   -- Не забудь, -- говорил тот заговорщицки. -- Выезжаешь, рычишь и матюгаешься. Можно несколько раз побогохульствовать, но в этом не усердствуй, как-никак турнир. Потом немного подерешься и проигрывай...
   Но, видя огромную и могучую фигуру крестоносца, в голову пришла только одна мысль:
   -- А у такого разве можно выиграть?!!
   Крестоносец, или кто-то там, красиво вскинул могучую руку, крикнул толпе приветствие. Я сразу узнал красивый и мужественный голос охотника за нечистью, сэра Гунтера. Тот подъехал ближе, остановился.
   -- Эмм, -- забеспокоился я, -- уважаемый, тут, видите ли, неразбериха с кадрами вышла. Я тут новенький, не могли бы вы мне правила местные растолковать...
   Из-под опущенного забрала меня обжег злобный взгляд, крестоносец прорычал:
   -- Защищайся, адское отродье! Я отправлю тебя назад, в ту дыру, из которой ты выполз, выродок.
   И, не давая мне слова сказать, развернул коня прочь. Тот, гордясь всадником, пошел по кругу, красиво взвился свечкой и злобно заржал. На другом конце арены сэр Гунтер рванул удила, его жеребец развернулся. И вот они уже мчатся в атаку. Из-под копыт в небо взлетают струи песка, от топота дрожит весь амфитеатр.
   Мой конь злобно всхрапнул, двинулся боком, видимо уже не раз принимал участие в таких боях. Я, чувствуя себя пилотом в беспилотном самолете, с натугой вскинул тяжеленное копье, с трудом удержал в боевой позиции.
   В голове крутилась только одна мысль, как упасть так, чтобы не сочли за трусость, и ничего себе не сломать?
   А противник уже приближался, быстро вырастал в размерах, копье целится прямиком мне в грудь.
   Под ложечкой засосало. Показалось, что меня раздавят, как каток консервную банку.
   Я стиснул зубы, не дрейфить! Сердито погнал коня вперед, стараясь удержать неподъемное копье...
   Рыцарь налетел как ураган на техасское село. Раздался страшный грохот, треск ломающегося дерева. Меня тряхнуло, от кисти к плечу рванулась волна боли, что-то слабо ударило по левой ключице. Мимо пронесся ослепительной молнией крестоносец, мелькнули его белые от бешенства глаза.
   Я будто пролетел через сердце атомного взрыва. Некоторое время еще орал, подбадривая себя, потом с недоумением заткнулся. Оказывается, все еще сижу в седле! Даже не покалеченный...
   "А ведь я не так уж и плох, -- пронеслась горделивая мысль. -- Вон как держусь!"
   Я придержал коня, что уже почувствовал битву и бешено раздувает ноздри, готовый топтать противника копытами, рвать зубами. По зрителям пробежала волна, что обратилась во всеобщий вздох. В моей руке остался обломок копья, не больше полутора метров в длину, на плечевой пластине добавилась вмятина. Там сильно болит, рука немеет. Но и мой противник пострадал. Мой удар не только сбил точность его атаки, но и едва не сшиб с коня. На сверкающих латах осталась глубокая вмятина, в самой середке груди.
   Крестоносец развернул коня, ошеломленно покосился на свою грудь, потом перевел взгляд на меня. От яростного рева вороны, кружащие над ареной, бросились прочь, а крестоносец уже вновь мчится навстречу.
   Черт! Разве рыцарь не должен благородно отбросить копье, и драться на равных?!! Мое же -- сломано!
   Я метнул обреченный взгляд на обломок копья, подхватил за край, будто меч. Труднее пришлось с конем, тот, несмотря на старость, грыз удила и рвался в бой. Но сейчас нужна не скорость...
   Враг быстро приближался. Уже видны пылающие ненавистью глаза в прорезях шлема, слышен скрежет его зубов.
   Еще немного подождать...
   Мы сшиблись. Удар был настолько страшен, что на миг оглушил. Мир взорвался скрежетом металла, и я почувствовал, что взлетаю. Небо дважды поменялось местами с землей, и я рухнул на что-то твердое, лязгнувшее. Ударом из легких вышибло воздух, зубы клацнули, а во рту стало солоно.
   На пару секунд я растерялся. Потом тряхнул головой -- перед глазами плавают разноцветные круги, в голове стоит колокольный звон.
   С некоторым трудом я поднял голову, выискивая глазами рыцаря, но арена пуста, он как сквозь землю провалился.
   Я вдруг почувствовал под собой что-то твердое, перекатился на бок. На том месте остался лежать крестоносец в помятых доспехах, вдавленный в песок на глубину пальца. Его шлем валяется в стороне, яркий плюмаж истреплен, в пыли. Панцирь на груди продавлен, будто у боевого робота от попадания ракеты.
   Я поспешно вскочил на ноги. Мышцы взвыли от натуги, но адреналин придал силы. По рядам зрителей прошла волна ярости, люди повскакивали, орут проклятия. Женщины исходят пеной, рвут на себе одежды. Но ярость вдруг сменилось воплем облегчения. Крестоносец пошевелился. Шатаясь, медленно встал, потряхивая головой.
   "Здоровый", -- уважительно подумал я.
   Рыцарь встал напротив.
   Странное дело, он оказался почти на голову ниже меня, хоть и с широкими плечами и могучей фигурой. Надменное лицо, с массивным квадратным подбородком, исчерчено морщинами, на вид рыцарю лет тридцать пять. Золотые волосы скомканными пыльными прядями свисают до плеч. Но, несмотря на тяжелое падение, его серые ледяные глаза по-прежнему пылают ненавистью.
   Охотник за нечистью зарычал, потянул меч из ножен. Его лицо исказила судорога злобы. Крупные зубы оскалены, серые глаза безумны, требуют крови.
   Я торопливо рванул свой меч, тот застрял, лишь с третьей попытки с ржавым лязгом покинул ножны. Неуклюже выставив перед собой сверкающую болванку, я отступил. Так, давайте подумаем, когда я в последний раз фехтовал и дрался на мечах? Ага, правильно, так же часто, как и выступал на турнирах...
   Крестоносец, поигрывая мечом и, чуть приопустив щит, двигался по кругу. Я ответил тем же, привыкая к новому оружию. Сердце отчаянно колотится, в голове тяжелый гул.
   -- Сегодня ты умрешь, тварь! -- с ненавистью выдохнул сэр Гунтер.
   Я не успел ответить, противник молниеносно рванулся вперед. Я едва подставил щит под удар, уже не думая об атаке. Щит тряхнуло, по руке прошла судорога боли. Крестоносец ударил снова, опять угодил в щит. От того с деревянным стоном отлетел кусочек. Новый удар, сверкающее лезвие крестоносца проскрежетало по щиту, оставило глубокую прорезь.
   Я не запомнил, сколько мы бились. Довольно быстро я приноровился к новому бою, уже отвечал врагу в полной мере, дважды скрестив клинки. Все остальные его удары попадали в щит, что уже был иссечен и треснут. От ударов и падений все тело ныло, боль медленно растекалась по суставам расплавленным свинцом. Струи пота уже не останавливались в бровях, жгли глаза, мешали смотреть. Но и противник наносил удары все медленнее, его дыхание доносилось с хрипом и свистом.
   -- Все равно завалю! -- прохрипел крестоносец, тяжело парируя удары. -- Не пить тебе... свежей крови...
   Я не ответил на этот бред, больше внимания уделяя тому, чтобы не пропустить удар. А противник бил мощно и точно, каждый раз опаздывая всего на волосок. Мои пальцы уже едва держат потяжелевший меч, грудь распирает от боли.
   Сэр Гунтер вдруг бросился вперед, ударил щитом, сразу же взмахнул мечом. Я едва успел подставить свой клинок. Раздался резкий надтреснутый звон, по руке прошла судорога.
   Я тупо посмотрел на обломок своего меча в руке.
   "Он не выдержит и сломается, -- вспомнились слова черта. -- Потом ты должен проиграть и сдаться на милость победителя!"
   -- Ты... умрешь... -- сипло выдохнул рыцарь.
   Вместе с ледяным страхом пришло понимание, что мирно здесь ничего не кончится!
   Рыцарь вдруг бросился вперед, встряхнул щитом, будто пытался ударить. А, когда я уклонился, он неожиданно обрушил меч. Сердце всхлипнуло, я едва успел подставить щит. От мощного удара тот рассыпался в щепки, а на локтевой пластине осталась широкая зазубрина. По руке тут же прошла волна онемения. Еще бы чуть-чуть и...
   Я от неожиданности отступил, едва не упал, тупо глядя на обломки меча и щита.
   Крестоносец торжествующе взревел, но и его качает из стороны в сторону. Доспех помят, многих пластин не хватает. Только в руке хищно сверкает зазубренный меч.
   -- Во славу Господа!! -- прохрипел сэр Гунтер и бросился вперед. -- Во славу!!
   Я отпрыгнул, ловко швырнул обломком меча в рыцаря. Обломок угодил в его медный лоб, удар рыцаря смазался, и меч с шипением рассек воздух всего лишь в пальце от моей головы. Но мне другого и не надо. Со всей возможной скоростью я метнулся к крестоносцу, тот по инерции развернулся боком. Я с размаху ударил ногой по его руке. Меч вырвался из пальцев рыцаря, сверкнул в солнечных лучах и встрял в песок. А я, не давая передышки, тут же подсек поединщика ногой, со звонким грохотом он опрокинулся. Я едва не рухнул следом, но все же удержался, метнулся в сторону и тут же подхватил меч крестоносца.
   Он попытался встать, неуклюже барахтаясь в доспехах, как перевернутая на спину черепаха. Я, едва держась от усталости на ногах, наступил ему на грудь и прижал к земле. Острие меча угрожающе замерло в сантиметре от лица врага.
   Я выдохнул хрипло:
   -- Ты... побит...
   В театре наступила такая тишина, что было слышно как звонко льется на камень вино из кубка зазевавшегося вельможи...
  

АВЕНТЮРА IV

   Я будто проснулся. С удивлением обернулся, стараясь в узкую прорезь шлема разглядеть амфитеатр.
   Никто не сидел, даже правитель, если я правильно разобрался в местной иерархии. Люди с напряженным молчанием прикипели взглядами к мечу в моей руке. С замиранием сердца следили, дрогнет ли сталь, прорвет ли тонкую кожу на обнаженном горле рыцаря...
   -- Хрен вам, скоты... -- прохрипел я мстительно.
   Аккуратно, не отпуская взглядом лежащего рыцаря, я отвел меч и отступил. Не будет сегодня праздника крови, я не стану никого убивать! Такого уговора не было.
   Охотник за нечистью сэр Гунтер изменился в лице. Секунду назад он весь прямо-таки светился смирением и святостью, готов был мученически умереть от руки врага, а потом прямиком в рай, на заслуженный отдых. Теперь же он вытаращился, в глазах искреннее недоумение и подозрение. По его логике, догадался я, вампир должен был совершить кровавую расправу над паладином, да еще демонически хохотать и плеваться.
   Он приподнялся на локте, в голубых глазах непонимание. Ошарашено сказал, словно забыл о поражении:
   -- Ты... уходишь?!
   Я отступил еще на шаг, не опуская меча. После такого поединка мне почему-то не верилось в честный бой.
   -- Бой окончен -- ты побит, -- хрипло повторил я. -- Все!
   Сэр Гунтер с лязгом встал. Сверкающие доспехи измяты, на честном и благородном лице обескураженность:
   -- Разве ты не хочешь... добить врага?
   -- А ты против гуманности? -- в тон ему спросил я.
   -- Но... ты ведь... ты...
   -- Злодей? -- подсказал я с иронией. -- Исчадье ада? Мефистофель, гад и демократ?
   Крестоносец скривился от отвращения при таких ругательствах. В его глазах вновь проступила святая вера в собственную правоту и непогрешимость. Такие, вдруг подумал я, и совершают поступки, о которых говорят, что благие намерения ведут в ад. Иногда и самых добрых людей нужно останавливать, иначе такого натворят, что будет только хуже.
   -- Ты -- раб Зла! -- заявил сэр Гунтер с уверенностью. -- То, что ты сейчас маскируешь под честным поступком и благородством, я пока не понимаю. Но уверен, что это часть дьявольского заговора. Известно, что Тьма коварна и многолика! Наверное, это Господь посылает мне испытание...
   -- Эй, остановись! -- поспешил я прервать лекцию по богословию.
   Рыцарь с раздражением покосился:
   -- Что?
   -- Извини, что перебил, но что дальше? Поединок закончился -- я победил.
   Сэр Гунтер поморщился от напоминания о проигрыше, огляделся. Народ на трибунах по-прежнему стоит, с жадностью ловит каждое слово. В амфитеатре почти мертвая тишина.
   Крестоносец прокашлялся, повысив голос, чтобы слышали все, сказал:
   -- Перед образом божьим я дал клятву, что если мой дух будет ослаблен и я проиграю -- проклятый малефик уйдет прочь! Никто не посмеет тебе заступить дорогу, слуга Диавола, иди! Но знай же: вторая наша встреча окажется последней! Я никогда не оставлю тебя в покое! Ты -- предстанешь перед ликом Святой Матери Католической Церкви и ответишь за все злодеяния своей мятежной души!
   По рядам зрителей прокатился вздох. Мужчины скрежетали зубами и вполголоса проклинали меня, а женщины стонали от любви и жалости к благородному рыцарю, поверженному злыднем, то бишь мною. Он прекрасен на фоне слуги Сатаны, побит, но не сломлен!
   С деревянным скрипом открылись ворота в стене, выпустили слуг, которые быстро поймали моего жеребца. Тот отбивался, пытался лягаться, все еще в эйфории сражения. Слуга опасливо, будто я сейчас вцеплюсь ему в глотку, подвел коня и швырнул мне повод. Явно целился в лицо, гад! Сам тут же бросился наутек, не переставая осенять себя крестным знаменем.
   -- Иди, -- гордо выпрямился крестоносец. -- Не оскверняй воздух своим присутствием...
   Мне показалось, что у него от сознания собственного благородства дрожат в уголках глаз хрустальные слезинки. Не знаю, не стал уточнять. Пока позволяют, лучше и вправду уйти.
   Я неуклюже взобрался в седло, дважды чуть не упал. Конь под моей рукой гордо направился к выходу. Людские взгляды, полные вражды и ненависти, буквально прожигали мои доспехи. В воздухе витают проклятья, грязные ругательства.
   И за что мне все это?
   Конь подъехал к воротам, я оглянулся в последний раз на крестоносца. Тот провожал меня пристальным взглядом, в глазах застыло выражение такого благородства и святости, что я поспешил отвернуться с отвращением.
   Над головой проплыл закопченный арочный свод, накалившиеся от битвы доспехи буквально светились в темноте. Но через секунду я вновь оказался под палящими лучами полуденного солнца.
   Конь всхрапнул и замер.
   Узкая улочка с низенькими грязными домами из глины и камня вся запружена народом. Чернь, а это была она, судя по одеждам, не присутствовала на поединке, но уже знала результат. Взгляды простолюдинов буквально обожгли, доспехи раскалились от их злобы. Наверное, среди них было куда больше пострадавших от вампира, знать все же прячется в замках, а не в утлых глиняных лачугах. А вампиру ничего не стоит украсть ребенка, когда родители в поле. Если он и вправду творил все, что ему предписывают, без средневекового бреда о ведьмах, какой описывали в "Молоте Ведьм".
   По улице прополз шорох. Народ медленно, не говоря ни слова, расступился, образовав узкий коридор. Я тронул поводья и конь, вдруг присмиревший, осторожно понес меня прочь. За моей спиной края коридора сомкнулись, а впереди еще не было видно конца людскому озеру.
   "Эдак они меня в порошок разотрут, если бросятся!" -- пронеслась паническая мысль. Нет ничего страшнее толпы, она может и наплевать на слово какого-то там рыцаря. Возьмет в кольцо, и -- поминай, как звали, даже мокрого места не останется!
   Но, к счастью, то ли люди боялись своего сюзерена, то ли слово чести все еще что-то значило, но меня не тронули.
   Живой коридор протянулся до самых городских ворот, где словно пасть великана была хищно приподнята решетка. Мое сердце радостно заколотилось, в надежде, что все обойдется, но...
   Дорогу мне преградила женщина. Поверх поношенного платья испачканный передник, из-под чепчика выбилась рыжая прядь. Молодое еще лицо исчерчено морщинами, голубые глаза красные от слез.
   Женщина отважно выпрямилась, только губы мелко дрожат, но не от страха, а от ненависти. Она молча смотрела на меня, я на нее. Конь стал как-то нервно прядать ушами, животная интуиция намного лучше, чем у человека.
   -- Будь ты проклят, убийца! -- шепотом сказала женщина, но так, что по моей спине пробежали мурашки.
   Она вдруг быстро приблизилась, с ненавистью плюнула в меня и скрылась в толпе. Плевок зашипел на раскаленных доспехах, к счастью, в лицо она не попала. Но теперь со всех сторон неслись пожелания сдохнуть, сгнить, убиться об стену или быть съеденным другими вампирами.
   Так, провожаемый шелестом черных напутствий, я выехал из города.
   Едва пересек узкий навесной мост через городской ров, сзади заработали колеса и шестерни, и решетка ворот с грохотом закрылась...
  

* * *

   -- Пшел! -- прорычал я, но конь, почувствовав свободу, и сам уже припустил бодрой рысью.
   Враждебный город оставался за спиной. Потянулись аккуратные, ухоженные поля. Дважды мимо пронеслись маленькие деревеньки, каждая по пять домов. Улицы пустынны, будто все вымерли. Потом снова потянулись поля, где согнулись в работе крестьяне. Они выпрямлялись, провожали меня хмурыми взглядами, мелко крестились. И я старался ехать еще быстрее.
   Постепенно я удалился настолько, что город и деревеньки почти полностью исчезли из виду, а в голову воровато полезли первые мысли.
   Что же делать? Где я? Вопрос, конечно, любопытный, но не столь важен, как первый. Что делать дальше?! Куда направиться, что происходит вокруг? Насколько я помню из учебников истории, никто ничего не писал о нечисти на болотах и вампирах, о которых упоминал воинственный крестоносец. Пару раз встречались упоминания о таинственных ламиях, но то, по-моему, в древнем Риме.
   А где я сейчас? В каком веке? Судя по доспехам -- где-то между четырнадцатым и шестнадцатым веком, но я не уверен, там уже вроде бы порох был. Может быть, и вообще двенадцатый... Пес его знает, история никогда не была моим коньком...
   Боевой кураж быстро отступал, и на его место приходила хозяйка паника.
   Итак, начнем с малого, -- договор с чертом. То, что я жив, красноречиво подтверждает боль от ударов. Наверняка сейчас все тело под панцирем темно фиолетового цвета, как бы еще ребра были целыми... Но дальше что?!! Первые условия договора выполнены, но... вопрос остается открытым. Что дальше-е?!!
   Одни и те же вопросы, и по-прежнему ни одного ответа. Куда, черт возьми, запропастился черт?!!
   Блин! Уже сам себе сумасшедшим кажусь! А, может быть, я сейчас и вправду в психушке, не может же быть такого, чтобы я в средневековье черта искал?!
   Ответ появился скоро.
   Поля сменились невозделанной землей, на обочине появились редкие деревца. Возле одного из них, скрывшись под полами соломенной шляпы, как заядлый фермер, жевал травинку черт. Вольготно развалился на земле, и, по-моему, даже напевал какую-то песенку. Увидев меня, издали закричал:
   -- Привет победителям! Не на щите, а со щитом!
   Я подъехал ближе и натянул повод. Конь всхрапнул, остановился. Не говоря ни слова, я спрыгнул на землю.
   -- А где же кубок победителя? Оставил в городе? Эх, следуй указаниям предков, а те говорили -- omnia mea mecum porto! -- патетически процитировал черт и радостно осклабился. Бодро подскочил с земли, и, выплюнув травинку, затараторил: -- Вижу, что мысли гложут тебя, чело... агрм-хр-ро-о...
   Мой кулак угодил прямиком в хрюкающий пятачок, глубоко вмял в глумливую рожу. Черта отбросило назад к дереву. Я в мгновение ока подскочил, ухватил мерзавца за шиворот, принялся стучать башкой о древесный ствол.
   -- З-за... ч-что? Не... надо...меня... бить...
   -- А не за что?! -- взревел я, прикладывая того головой еще сильнее. -- Где турнир?! Где битва бобра с ослом.... В смысле -- добра со злом?! Где купленные результаты и бескровность поединка?!
   Я остановился на миг, повернул черта ко мне лицом и завопил:
   -- Где я спрашиваю?!!
   Черт мерзко хлюпнул носом, плаксиво протянул:
   -- Но никого же не убили-и...
   -- Но хотели!!
   -- И что?.. нет-нет, не бей! Ай!!
   -- Еще?
   -- Хватит!
   Я вновь остановился, рявкнул:
   -- Говори, сволочь!
   Черт свел глаза в кучу, пробурчал:
   -- Не понимаю, о чем ты говоришь, согласно нашему договору, подчеркиваю, устному, все прошло как по маслу!
   -- Не все! Ты соврал!
   -- Докажи! -- нагло насупился черт. -- Где бумага, подпись, печать? Ни один юрист...
   Я взревел, со всей силы приложил черта головой о дерево. Ствол загудел от удара, сверху посыпались листья и мелкие веточки.
   -- Ну конечно! Ты выполнил условия договора! -- прорычал я, не переставая стучать черта головой о дерево. -- Вернул мне плоть, когда я отправился на турнир, но, сволочь, и словом не обмолвился, что смерть там будет настоящая!!
   -- Это не я... -- заскулил черт.
   -- А кто? -- гаркнул я, на секунду прекращая наказание.
   На древесном стволе остались глубокие вмятины и царапины, а в коре торчит краешек обломанного рога.
   -- Мне приказали... -- загнусавил черт. На миг мне стало совестно: вся его рожа превратилась в сплошной блин, пятачок смотрит в сторону, хлюпает чаще обычного.
   -- Этот вампир, Густав, нам очень необходим в этом мире... Нет-нет, не бей меня! Я правду говорю!
   -- Зачем понадобилось меня убивать?! -- зарычал я.
   Черт плаксиво заскулил, но все же ответил:
   -- Густав попался на горячем. Его схватили... нужно было создать иллюзию, что его убили на турнире, чтобы вновь забросить на передовую. Знаешь, как трудно заново подобрать хороших работников? А тут ты вовремя попался, глупые вопросы задавать стал...
   Ну вот. Теперь все ясно. Даже более чем ясно! Я выпустил черта, тот в мгновение ока отбежал на карачках в сторону, принялся щупать помятый пятачок.
   Что мы имеем? Не много, но и не мало. Одного хитрого и брехливого черта и тупого, доверчивого художника! Сколько раз сказано было -- не верь чертям! Или это говорилось о политиках? Все равно, предупреждали часто, а толку получилось -- с гулькин нос...
   Черт все потирал скомканный ударом пятачок, страшно косил одним глазом, пытаясь рассмотреть обломанный рог. Весь его вид говорил о том, что он желал только добра, а люди сплошь неблагодарные свиньи, только и норовят, что в рожу дать.
   -- Ладно, -- тяжело вздохнул я. Все напряжение последнего времени с трудом и нехотя отпускало, но сердце продолжало тревожно колотиться. -- Что будем делать дальше?
   Черт покосился со смертельной обидой, жалостливо хлюпнул носом. Гнусаво сказал:
   -- Дальше? А дальше нас ждет...
   -- Что? -- невольно вырвалось у меня.
   -- Небольшая пирушка, -- ухмыльнулся моей реакции черт, и, пресекая вопросы, пояснил: -- Майн женераль, о ваших подвигах прослышало начальство и соизволит лицезреть героя, который в почти честном поединке одолел самого Гунтера Святобоя.
   -- Какое начальство? -- побледнел я. -- Неужто сам...
   Черт похлопал глазами, потом натужно рассмеялся и махнул рукой.
   -- Да нет, Его Адское Величество занят более важными делами. С вами, Андрей Викторович, желает повидаться его мрачность маркиз Алан де Варг, наш ставленник и верный союзник.
   Но тревога не оставила меня, хотя противный холодок исчез. Я прислонился к дереву, пытаясь не рухнуть в неподъемных доспехах. Они быстро нагревались на солнце, несмотря на довольно прохладную тень от древесной кроны.
   -- Что ему нужно? -- осведомился я мрачно. -- Разве я не выполнил все условия договора? Теперь твоя очередь!
   -- Вот только заедем в гости, и потом все сделаем, -- честно заверил черт. -- Нельзя же показаться грубияном, когда сам маркиз в гости зовет. Не по-хриятьяньски!
   Я покачал головой, жалея, что черт отбежал так далеко. Вот бы пинка ему отвесить...
   Блин... Поверить наглецу? А что если вновь к беде приведет? Эх, чем черт не шутит, пока бог спит... Хотя мой черт как раз и шутит...
   -- Еще раз обманешь меня -- убью! -- напоследок пригрозил я.
   И вдруг почувствовал, что говорю абсолютную правду! Что я в состоянии убить черта, инфернальное существо безо всяких заморочек типа креста, молитв и всего прочего. Видимо черт это тоже почувствовал, потому, как испуганно отшатнулся и его глаза в ужасе распахнулись.
  

АВЕНТЮРА V

   В тяжеленных доспехах я чувствовал себя путешественником сквозь доменную печь. Металл раскалился, но в щели доспехов проползал снаружи такой же тягучий и горячий воздух.
   Полный штиль, в небе ни облачка, солнце палит безжалостно. Над полевыми травами дрожит марево горячего воздуха, накатывает томными запахами пахучего сена. В памяти воскресают образы горячего, недавно испеченного хлеба, парного молока. Я размяк в седле, даже прикрыл глаза, замечтался совсем...
   Все настолько похоже на привычную русскую степь, или, по крайней мере, на типичный для Европы климат, что ничего не тревожит. Вот-вот, кажется, что появится дремучий лес, где на опушке могучий медведь, а то и избушка на курьих ножках.
   Часа через два пути в воздухе вдруг появилась прохлада, запахло свежестью. Потом и вовсе воздух наполнился монотонным гулом.
   -- Река Ланкар, -- сказал черт, когда впереди замаячил легкий туман из водных брызг и спинка радуги. -- Она разделяет королевство Глодер на две части: западную и восточную. Восток примыкает сразу к трем чужим землям: короля Хоута, короля Трента, и к безводной пустыне, где не выживет ничего живого -- Сандагарум. А западная часть королевства окружена скалистой грядой, за которой простирается Багровое Море. В нем, по здешним преданиям, обитают страшные чудища, что охраняют Край света.
   В ответ на мой недоуменный взгляд, черт хитро подмигнул:
   -- Байки, конечно, но еще ни одна экспедиция оттуда не возвращалась.
   Я хмыкнул, представив местные приборы навигации. Я бы на подобных кораблях и на сто метров от берега не отплывал бы. Не то чтобы край мира искать. Хотя дома я постоянно геройствовал в онлайн играх, но, -- то дома, сидя в кресле и попивая горячий чай. Теперь же все еще не могу поверить, что сегодня был на волоске от гибели, по-настоящему дрался с местным сумасшедшим, возомнившим себя охотником за нечистью...
   Конь почувствовал воду и пошел шустрее. Вскоре показалась голубая лента, расширилась, обросла отвесными берегами. Я в восхищении придержал коня.
   Река Ланкар тянулась от горизонта к горизонту. Широкая, метров триста пятьдесят-четыреста, бурная. Только в одном месте сужается настолько, что удалось перекинуть довольно хлипкий деревянный мост, метров сто в длину, и десяти в ширину. Стойки из толстенных бревен в два обхвата, их подножье теряется внизу в водяном тумане.
   Это сколько ж народу король перетопил, прежде чем построить такое "чудо света"?
   -- Говорят, у Ланкар нет брода, и перейти можно только в этом месте, -- сказал черт, рассматривая отвесные глинистые берега, сплошь изрытые норами. По такому склону и не заберешься, если вдруг оступишься.-- Но король Дагобар уже отдал приказ на постройку еще одного моста, южнее города Лэндшир, владений барона Гунтера Святобоя. Мы это место оставим по левую руку...
   Я тронул повод, конь осторожно двинулся к мосту, ступил на деревянный настил.
   Ноздрей коснулся запах гари. Мимо проплыла заброшенная сторожка, обугленная внутри.
   -- Бывший сторожевой пост, -- нахмурился черт. -- Стратегически важный объект, раньше там всегда дежурили стражники, взимали пошлину за топтание моста. Но недавно здесь прошла орда варваров с северо-запада. Там дикие горы, заброшенные каменоломни, ни одного селения. Множество ходов там прорыли еще кобольды с гномами, да и горные тропы не изучены. Давно бы пора поставить там гарнизон, чтобы варваров сдерживать, но король Дагобар только окончил войну с Трентом. В дурацком споре о правильном чтении Евангелия завязалась война, которую начал еще прадед Дагобара. И вот наследники королей сталкиваются между собой уже тридцать лет.
   Я кивнул. Все понятно, силы истощены у обоих, теперь можно заняться и обустройством собственного дома. Пока вновь не наполнятся армии, чтобы завоевать соседа. Обычная средневековая логика.
   Река в пропасти бурлила, брызги долетали к нам, хотя до водяной глади метров десять. Из воды часто торчат камни, будто спины чудовищ, вокруг клубиться пена. Течение настолько сильное, что сердце в ужасе заколотилось. Упади я вниз, даже без доспехов, не выплыву. Если не разобьюсь на частых порогах, обязательно утащит водоворот.
   Конь, не дожидаясь команды, ускорился, торопясь пересечь страшный мост. Копыта гулко стукнули по земле, конь пошел медленнее, вновь старательно прихрамывая.
   Черт вдруг обернулся, обеспокоено нахмурился. Сзади появилось пылевое облако. Сначала едва различимое, потом стало быстро расти.
   -- Как бы не погоня, а? -- растерянно спросил я. -- Или странники?
   -- Да нам вообще ни с кем встречаться нельзя, -- быстро сказал черт. -- Любой верующий христианин, если у него есть меч, а это уже рыцарь, почтет за честь изрубить тебя в мелкую капусту. И меня заодно.
   Конь, будто вспомнил былые боевые будни, вдруг всхрапнул, бросился с места в галоп. Пришлось пригнуться к гриве, мои верховые навыки оставляют желать лучшего. Чего доброго на полном скаку съеду с непарнокопытного транспорта -- костей не соберу.
   Пылевое облако увеличилось, ветер донес лошадиное ржание, короткий разбойничий свист. Черт бежал рядом со скоростью олимпийского бегуна. Часто оборачивался, и, по тому, как все больше мрачнело его лицо, я понял -- нас догоняют. Уже и мои, ослабленные компьютером и грамотностью глаза различали блеск оружия и доспехов, перекошенные яростью лица.
   Все, отбегался, мелькнуло в моей голове.
   -- Держись крепче, Шумахер! -- вдруг заорал черт и... исчез!
   Мой конь неожиданно всхрапнул, рванулся вперед так, что я едва удержался в седле. Встречный ветер превратился в ураган, в прорези шлема засвистело, а редкие деревья на обочине превратились в частокол. Размытой молнией мелькнула дорожная развилка, и вновь бешеная гонка.
   Пылевое облако позади некоторое время держалось на месте, потом стало медленно таять. Я вспомнил, что кони на самом деле намного слабее человека, и приличную скорость могут выдержать от силы минуть пять-десять. Но тот зверь, что мне достался, скакал галопом минут сорок. Только когда с тощего крупа вдруг спрыгнул черт, неизвестно когда туда забравшийся, конь захрипел, перешел на шаг. Свистящее дыхание сорвало с его губ пену, грива слиплась от пота.
   Я обернулся, с надеждой спросил:
   -- Оторвались?
   -- Похоже. Только здесь ухо востро держать нужно постоянно. Опасности на каждом шагу... -- мрачно сказал черт и злорадно добавил: -- Особенно для тебя, ты ведь уже знаменитость!
   Я хотел было выругаться, благодаря кому я стал знаменитостью, но хитрый черт убежал вперед. На манер следопытов стал шнырять без надобности по кустам, забегать вперед. Только пуделиная кисточка на хвосте мелькала.
   Солнце медленно катилось к закату, прогибая линию горизонта и поджигая облака, но жарища от этого не убавилась. Конь подо мной исходил от усталости, наглые мухи осаждали по полной.
   Слева на горизонте появился дымок, я различил стены и башенки. Черт заторопился, заставил свернуть к лесу. Быстро сказал:
   -- Лэндшир, вторая по значимости крепость королевства Ланкар после Бертфота. На этом берегу реки самое мощное укрепление. Иногда, правда, местные бароны бесятся от собственного могущества и могут сотворить все, что угодно. Но король Дагобар поступил необычно мудро для него, справедливо наградив лучшего рыцаря сэра Гунтера наделом в Лэндшире и баронством. Теперь там потише...
   Далекие стены медленно уменьшились, растворились в солнечных лучах. На горизонте замаячил острыми верхушками сосновый лес. Дважды мы останавливались на привал, отдыхали в тени деревьев. Впрочем, в тяжелых доспехах и там было жарко.
   Черт, выполняющий роль проводника, завистливо покосился на коня и заискивающе предложил:
   -- Слушай, как-то это не по-товарищески получается. Ты едешь, а я бегу.
   -- И что ты предлагаешь? -- нахмурился я.
   -- Я ж маленький, легкий, сяду на плечи, и не заметишь, -- сделал честные глаза черт.
   Мне сразу вспомнились все народные предания и приметы, где черт прикидывается хромым и жалобно просит оттащить его к нужному месту. Человек соглашается и забрасывает подлеца на спину, а тот мгновенно усаживается на шею. А сбросить оседлавшего тебя черта ой как не просто. Тот начинает гонять тебя, ездить и летать, как Маргарита на метле.
   В ответ на красноречиво выставленный кулак черт обиженно хлюпнул носом, и пробурчал:
   -- Ну ладно-ладно, я ж просто так предложил, думал как лучше. Я и пробежаться могу, раз тебе все равно...
   С тех пор черт бодро цокал копытцами рядом, иногда с легкостью обгоняя коня. Тот, кстати, вспомнил, что старый и слабый, стал прихрамывать, тоже выпрашивая передышку. Косил на меня фиолетовым взглядом, жалобно напоминая о недавнем турнире, где он вынужден был возить меня, тихо всхрапывал. Пришлось взять волю в кулак и легонько подстегнуть животину, положив руку на эфес меча крестоносца. Конь понял, что в жестоком мире еще практикуется убийство немощных лошадей из жалости, и припустил рысью. Вот и правильно, сам я в доспехах и километра не прошагаю, раньше свалюсь от перегрева. А черт, гад, клянется, что снимать рыцарские латы не научился. Врет наверняка!
   На броню тяжело присел усталый шмель в надежде передохнуть. Сильно зашипело, шмель жалобно вжикнул, и упал почерневшим угольком. Черт покосился на меня, с сочувствием спросил:
   -- Жарко?
   -- Ага, -- выдохнул я, корча страшные рожи и пытаясь сбросить с бровей нависшие мутные капли пота. -- Ты это... расскажи о своем шефе. Что собой представляет маркиз, и зачем я ему понадобился? А то сказану что-нибудь, да меня на виселицу отправят...
   Черт забежал немного вперед, весело подпрыгивая, прямо как собачка на выгуле. Мой конь высокомерно фыркнул на бегуна, у самого уже вся морда в мыле.
   "Странно, -- мелькнуло в моей голове. -- Конь никак не реагировал на присутствие нечисти под носом, хотя должен хотя бы испугаться, что ли..."
   Но раздумывать над этим мне не дали, спереди донесся тонкий голосок черта:
   -- Маркиз де Варг -- великий человек. В древнем фамильном замке, где еще его предки отказались от принятия христианства, он основал оплот свободы и грамотности. С тех пор замок периодически осаждают паладины, горя справедливым желанием проучить отвратительного язычника, но пока ничего не выходит. Маркиз не желает играться с рыцарями и действовать по их правилам. Как только под стенами замка появляется очередной паладин, маркиз де Варг велит сразу подогревать смолу и -- фьють! Целый котел на голову. Ха-ха-ха! В замковых подвалах уже целая галерея испеченных прямо в доспехах рыцарей. Стоят себе, и больше не портят никому жизнь. Тоже мне, герои! Что-то в голове у них перемкнуло, решили мир сделать лучше, а как -- никто не знает. Вот и едут по дурной молодости в монастыри, где всякой чуши внимают. Потом возвращаются к батеньке за кредитом, берут коня с оружием, да и вперед, по бездорожью...
   -- Ты мне про маркиза расскажи! -- недовольно перебил я черта. Слушать, как подлый пакостник хает героев мне не хотелось, сам в детстве зачитывался сагами о благородных воителях. А потом скакал с деревянным мечом и сшибал головы воображаемым драконам.
   Черт немножко притормозил, уже оказавшись вровень с седлом, задумчиво сказал:
   -- Да что рассказывать? Сам все увидишь. Маркиз как маркиз.
   Я посмотрел на черта, но тот, похоже, и не думал продолжать. Что ж, ладно, посмотрим на маркиза сами, что за птица такая и зачем я ему понадобился.
   Конь окончательно выдохся, перешел на шаг. Все-таки, то, что показывают в кино, где кони галопом по трое суток скачут, порядочная фигня. Хорошо, если сотню метров выдержат. Тем паче, когда на спине бугай в полном доспехе.
   Мимо вновь тянулись бесконечные поля. В воздухе плывет тягучий аромат трав, жужжат натруженные пчелы, пахнет медом. Дважды на тракте появлялись груженные сеном телеги, но крестьяне при виде черта бледнели и сразу сворачивали в ближний лес. Оттуда слышалось пение молитв, похожее на вечный Pater Noster, а, как только мы проезжали, вслед неслись ругательства и проклятия. Черт только сладенько улыбался, будто записывал чужие грехи, и невозмутимо бежал дальше.
   Что же со мной произошло? Рогатый хитрец напрочь отказывается признаваться в том, что это за место и почему не отправляет меня обратно. Ну, ладно, положим, отправит, как только я переговорю с таинственным маркизом, но куда я попал? В голову упрямо лезут набившие оскомину параллельные миры, где летают драконы, спасаются принцессы, тем более что черт об этом оговорился. Опять же, куда смотрит небесная канцелярия? И хоть я никогда не был не то что набожным, даже верующим, но все-таки попустительствовать черту, что таскает черт знает где, простите за каламбур, невинную душу?! Непорядок! Мне совсем не улыбается снова драться на турнирах, освобождая проштрафившихся вампиров и наносить визиты вежливости еретикам-маркизам... Хотя, должен признать, воздух здесь отличный, не то что в Москве. Каждый вдох так и хочется сделать полной грудью, впитывая здешние ароматы и чистоту. Вместе с чистейшим воздухом в кровь вливается сила, плечи сами собой расправляются...
   В мои мысли нагло вторгся голосок черта:
   -- А вот и замок Варг...
  

* * *

   От неожиданности я дернул повод, и ленивый конь мгновенно остановился.
   -- Ндравится? -- ехидно усмехнулся черт.
   Тракт уходил в густой, но ухоженный лес. Ничего не напоминало мрачные заколдованные леса, в которых обычно устраивали логова черные властелины. Вполне обычные дубы, тополя и вязы. Впрочем, я не настолько разбираюсь в деревьях, чтобы с уверенностью сказать, но на первый взгляд ничего необычного и вправду нет. Не завывает тоскливо волколак, как показывал Голливуд, не алеют из чащи глаза вампира, не перешептываются живые деревья, со скрипом вытаскивающие корни и, подобно удаву, убивая путника. Даже особой дремучести нет. Похоже на обычный ухоженный городской парк.
   А дальше, где-то в километре от начала леса, возвышается гладкая стена. И пусть я не заядлый и опытный замкостроитель, но отличить чрезмерно укрепленный многоэтажный дом и замок как-нибудь смогу.
   Плоская коробка "замка" метров сорок высотой и заканчивается такой же плоской крышей. Почему-то, мне явно показалось, что там оборудована вполне современная вертолетная площадка, может быть даже с вертолетом. Редкие конусные надстройки призваны усиливать сходство со средневековьем, но не скрывают общей картины двадцатого века. На серых стенах чернеют узкие бойницы, кое-где потеки смолы застыли мрачным напоминанием о судьбе честолюбивых паладинов.
   -- Замок Варг, владения маркиза Алана де Варга, -- важно повторил черт. Потом зачем-то добавил: -- Нам сюда.
   Снедаемый мрачными предчувствиями, я тронул повод, и конь под моей рукой направился в лес.
   Не успели мы въехать под кроны ухоженных деревьев, как из ближайших кустов вышли четверо мужиков. Все крепкие, коренастые, с растрепанными бородами и злыми суровыми лицами. В простецких холщовых одеждах с пятнами грязи, в руках короткие увесистые дубины. За широкими поясами небрежно заткнуты длинные ножи, у одного за спиной торчит рукоять топора. И, хотя каждый из них едва доставал головой до моего плеча, выглядели мужики жутко.
   Конь всхрапнул и остановился. Принялся с удивлением и недоверием коситься то на мужиков, то на меня. Я, в свою очередь, покосился на черта, как на самого опытного в данном мире, но тот, гад, куда-то снова пропал.
   Вперед выступил мужик с топором, видимо, предводитель местных грабителей. Он смерил меня враждебным взглядом, в глазах ненависть и решимость.
   -- Слазь с коня, чернокнижник, -- мрачно прохрипел он. -- У нас к тебе разговор есть.
   У меня по спине пробежали мурашки. Две драки за один день вообще-то для меня сильно круто. А эта драка сулит еще меньше хорошего, нежели турнир. Если драки вообще могут сулить что-то хорошее.
   -- Какое дело? -- спросил я, осторожно сжимая пятками конские бока, но конь, скотина, застыл и даже не думал пятиться.
   -- Слазь, тебе говорят! -- прорычал второй. -- Не дело нечисти землю топтать... совсем Гунтер Святобой мягкотелым стал. Вампиров с казни выпускает, а нам добивай потом...
   -- Э-э, вы, видимо, ребята из Локсли, -- промямлил я. Сердце трепыхается, мозг судорожно пытается найти выход, сейчас закипит от усилий. Один против четверых, пусть даже и на коне, -- для неопытного всадника это конец. -- У меня денег нет. То есть, вообще нет, ни копейки, но я знаю по какой дороге поедет шериф из Ноттингама...
   -- Че? -- впал в ступор вожак. Секунду тупо таращился, потом мощно заорал: -- Он колдует!!! Бей гада!!!
   Все четверо дружно рванулись ко мне. А в следующую секунду все завертелось, понеслось с ужасающей скоростью так, что я даже не успел испугаться.
   Пальцы сами сомкнулись на рукояти меча, лезвие сверкнуло на солнце и, ударившись во что-то твердое, а потом в мягкое, окрасилось кровью. Вожак по-заячьи заверещал, баюкая обрубок руки. Конь, то ли испугавшись крика, то ли по старой науке, взвился свечкой, расталкивая передними копытами и грудью нападавших. Правда, я тут же соскользнул по седлу, неэстетично рухнул мешком на землю, а конь уже понесся вперед, опрокинул двух мужиков.
   Шлепнулся я мягко, аж искры из глаз брызнули. По шлему тут же что-то грохнуло, раздался колокольный звон и мир раздвоился. Я наугад ткнул рукой вбок, кулак вошел в мягкое, в щели стальных пластин рукавицы плеснуло горячим.
   Я торопливо вскочил, поднял меч, готовый дорого продать свою жизнь. Но...
   Бой закончился! На дорожке тихо скулит и корчится вожак с отрубленной рукой, рядом со мной на земле распластался мужик. У него нет лица, сплошная вогнутая кровавая каша, страшно белеют срезы костей из-под кожи.
   В кустах послышался сильный треск. Оттуда вывались два мужика, все в прошлогодних листьях и ветках, потирают ушибленные конскими копытами места.
   Я поднял меч и свирепо сказал:
   -- А ну пошли вон, скоты!!
   Я сделал шаг вперед, под тяжелым носком металлического сапога что-то отвратительно чавкнуло, хрустнуло. Мужики смертельно побледнели, вмиг сорвались с места. Я даже не успел приказать, чтобы забрали товарищей, а их уже и след простыл.
   Я судорожно вздохнул, руки начало немного трясти, как всегда бывает от всплеска адреналина. В бою можно свирепо рвать зубами еще живое мясо врага, но потом сердце колотится как у зайца.
   Под ногами вновь чавкнуло, я брезгливо убрал ногу, покосился. Бронированный сапог раздавил почти в лепешку отрубленную руку вожака, так и не выпустившую обрубок дубины. Меня захлестнуло отвращением, желудок рванулся к горлу. Я торопливо отвернулся, и...
   Уткнулся прямо в пятачок черту.
   -- Ну ты и зверь! -- восхищенно похвалил черт. -- Надо же, четырех разбойников завалил!
   -- Это не я, это все конь, -- начал оправдываться я, но потом вспомнил, праведно взъярился: -- А ты куда пропал?! Струсил, гад?!!
   У черта оскорблено дрогнули губы, а в маленьких глазах предательски заблестело.
   -- Как... как ты можешь? -- трагическим шепотом спросил он. -- Я трудился, в прямом смысле из шкуры вон лез, чтобы тебе помочь. Коня под хвост ударил, пылу боевого придать, мужикам глаза замылил, а ты... ты...
   Злость как-то сама собой пропала, хоть черту я и не поверил ни на грош. Ну не могу я долго злиться.
   -- Ладно, воитель, проехали, -- вздохнул я. Боевой азарт быстро отступал, теперь от вида и запаха крови замутило, стало тошнить. У меня вся латная перчатка в крови, будто кисть целиком окунул. Сильно захотелось сорвать доспех, отмыться от пота и крови.
   Черт еще раз хлюпнул носом, молча отвернулся и пошел к замку. Там, на дороге, уже ждал конь, безразлично объедая листья на кустах.
   Я было пошел следом, но глаза сами нашли скулящего в кустах вожака.
   -- Эй, а с этими двумя что делать? -- крикнул я черту вслед.
   Черт обернулся, подхватил коня под узды и подошел.
   -- Садись в седло, и поехали, нас маркиз ждет. А с этими? Ну, можешь им раны перебинтовать и зеленкой залить. Ах, нет зеленки, ну тогда и фиг с ними... или ты добить хочешь?
   -- Нет, но... он же умрет!
   Черт сокрушенно вздохнул, внимательно посмотрел на меня. В его маленьких черных глазках на миг промелькнуло странное выражение, потом он сказал:
   -- Не умрет. Он успеет добраться к местному лекарю, здесь поблизости есть деревенька, где эти головорезы сбывают товар и зализывают раны... Поехали!
   Я еще раз обернулся, вожак уже медленно отползал в кусты, тихо поскуливая и баюкая обрубок. Видимо черт знал, о чем говорит, или, по крайней мере, мне хочется в это верить.
   Черт помог мне забрался в седло, и я, в последний раз обернувшись, тронул повод.
  

* * *

   Лес оказался больше, чем я думал. Ухоженность в нем пропала, по обе стороны дороги теперь темнеет мрачная чаща. Не удивительно, что в нем разбойники водятся. Впрочем, это я поначалу подумал, что это были разбойники, уже потом дошло, что именно сказал мужик.
   "Не дело нечисти землю топтать, совсем Гунтер Святобой мягкотелым стал. Вампиров с казни выпускает"...
   Гунтер Святобой, надо полагать, тот самый сэр Гунтер-крестоносец, с которым мне довелось сегодня скрестить мечи. Только вот как эти самые мужики-разбойники прослышали о результате боя и устроили засаду на пути? Я, конечно, ехал неторопливо, но...
   Черт уже перестал дуться и резво цокал копытцами, будто конь после долгого пути в предчувствии отдыха. Бегал почти кругами, подпрыгивал, без умолку тараторил. Конь мой, к слову, тоже стал бодрее, пошел увереннее, даже помолодел как-то. Один я сидел чернее тучи, слишком не нравилось мне все происходящее. Сплошная череда событий немного выбила из колеи, но теперь можно без спешки разобраться.
   Смерть в уличной драке для Москвы не редкость, за ночь десятки людей, если не сотни, погибают на ее улицах. Здесь более-менее понятно, случайность, чтоб ее. А вот договор с чертом уже хуже. И почему я, дуралей, согласился?! Сейчас бы сидел в раю, играл на арфе. Хотя, у меня слуха нет, все ангелы бы разбежались... Кстати, еще осталось невыясненным по какой причине я угодил именно к черту! Почему? Есть же всевозможные распределительные пункты типа "чистилище". Тоже загадка, найти бы еще кого-нибудь, кто смог бы ответить...
   Замок Варг медленно и мощно надвигался. Уже стали видны широкие ворота, впрочем, закрытые решеткой из толстых прутьев. Через такую очень удобно пускать из арбалета стрелы в нападающих, или колоть копьями. А сверху в это время на них льется поток раскаленной смолы и камней.
   Стены оказались не такими гладкими, как показалось издалека. Тут и там виднелись потеки смолы, странные вмятины, будто по стенам стреляли из катапульты. Около ворот я заметил место, полностью черное от копоти, словно обкладывали замок хворостом, пытаясь сжечь. Но трещин, выбоин и иных повреждений нет, похоже, что строили на совесть. Да уж, многое пришлось пережить замку Варг. Я уже хотел улыбнуться и съязвить по поводу многочисленных врагов владельца замка, но сердце вдруг екнуло и замерло.
   Около решетчатых ворот, там, где начинался широкий земляной вал и ров с водой, вбиты в землю длинные просмоленные колья, целый частокол. На одних страшно развевает ветер волосы на мертвых головах, на иных скрючились полуразложившиеся трупы. Странно, но в воздухе нет зловония, что неизбежно появляется при разложении, только сильный запах смолы. Да и птиц, падких на дармовое угощение тоже нет. Как и людей вокруг...
   Пришлось быстро отвернуться, задышать чаще.
   -- Слушай, -- сказал я вполголоса, обстановка навевала гнетущую атмосферу: -- я всегда считал, что замок должен стоять около городка, что обеспечивает замковых жителей пищей в обмен на защиту. Или где-нибудь у важных стратегических объектов... А этот замок вообще странный, коробка.
   -- Коробка, -- перекривлял черт. -- Эта коробка неприступна! Сверху никак не забросишь горящие стрелы и ядра, по стенам не заберешься. И охраняет он не какой-то там городишко или крестьян! Варг -- на страже свободы! Именно так, он охраняет исконную свободу выбора, кою даровал Бог. Этот замок сам по себе стратегический объект, Твердыня... -- он помолчал, давая мне осознать важность, а потом легкомысленно махнул рукой: -- А, что касается крестьян, то они были, но со временем разбежались. Замок, он... ну, немного с заморочками.
   Я поднял бровь:
   -- Это какими же?
   Черт нагло ухмыльнулся, произнес загадочно:
   -- Сам увидишь.
   Я хотел было отвесить наглецу подзатыльник, но мы уже въезжали под своды замка Варг.
   Вдруг раздался мощный, как камнепад в горах, грубый и сильный голос, многократно усиленный акустикой стен:
   -- Кто? Куда? И на кой черт?!
   Эхо многократно повторило вопрос, потом разорвало на отдельные слова и звуки, разбросало по стенам. Я суматошно думал, что можно ответить? Кто? Недавно скончавшийся. Куда? К маркизу. На кой черт?! Я сам не знаю! У черта и спросите!!
   Замечательные ответы! В духе Фауста.
   К счастью, черт решил не давать мне возможности пообщаться с невидимой стражей. Он вдруг подпрыгнул, ловко вцепился коготками в попону коня, чтобы казаться выше и пискляво закричал:
   -- Эй, дармоеды, не узнаете меня?! Совсем зенки залили красным?! Велю во дворе каждого пса выпороть, от кого перегар почувствую!
   Меня ошеломил подобный напор, но, похоже, стражников ошеломил не меньше. Видимо черта здесь знали не понаслышке и боялись. Ну, еще бы, средневековье! Здесь, наверное, хоть и привыкли к ведьмам, чертям и прочей бесовщине, но уважают.
   Кованая решетка ворот, сделанная неведомым мастером в виде извивающихся в пламени обнаженных тел, вдруг начала со скрипом втягиваться в потолок. Только спустя миг я рассмотрел в длинном, заполненном мраком коридоре двух огромных мужиков, что вращали подъемное колесо.
   -- Пойдем, -- махнул рукой черт, когда решетка поднялась настолько, чтобы можно было проехать всаднику.
   Я посмотрел на черта, что бесстрашно зашагал в каменную громадину, и вяло тронул повод. Конь же, на удивление, весьма бодро зацокал копытами, высекая искры подковами из каменного пола, будто здесь всю жизнь и прожил.
   Над головой проплыл закопченный факелами потолок из крупного камня. Кое-где виднелись странные окошки в потолке, сейчас закрытые деревянными люками. Наверное, догадался я, чтобы расстреливать сверху неприятеля. От этой мысли я сразу почувствовал себя неуютно, будто это сейчас в меня целят из страшных арбалетов. Воображение тут же услужливо нарисовало картину короткого арбалетного болта, что пробивает доспех, даже послышался хруст раздираемой кожи и крошащихся костей. Бр-р-р!
   Арочный коридор закончился и взгляду открылся замковый двор. Больше похожий на огромный подвал, из-за закопченного потолка, двор только в центре освещался дневным светом. Там, в потолке, огромное квадратное окно, длинным коридором уходящее ввысь.
   Черт, уперев руки в бока, сощурился:
   -- Это кто же такой дальнозоркий, а?! Черта под носом не заметить!
   Один из мужиков, не поднимая глаз, лепетал, по-стариковски вытягивая "о":
   -- В-ваше благородие, дык, не со зла мы, а по глупости человеческой...
   Черт гневно распекал двух огромный мужиков в рваных и грязных одеждах. Мужики настолько одинаковые, что кажутся близнецами. Красномордые, с грязными волосами, с осоловелыми от выпитого глазами и спутанными бородами.
   Я подъехал ближе, желая только одного, побыстрее окунуться в холодную ванну. Я уже настолько зажарился в доспехах, что стал чувствовать вкусный запах жаренного мяса... Или я настолько проголодался? Желудок в ответ злобно прорычал, но мое внимание неожиданно привлекла большая груда пепла в центре двора. Желудок содрогнулся в спазме, рванулся к горлу.
   Если мне не изменило зрение, то среди обугленных бревен чернели человеческие кости! Во дворе кого-то сожгли!
   -- По глупости! -- зло перекривлял мужика черт. -- Вот всыплет маркиз вам плетей, сразу поумнеете! Кому ворота не открыли? А? Не мне, оборванцы, я-то вам прощу, а самому победителю сэра Гунтера -- благородному сэру Эндрю!
   Мужики ошеломленно вылупились на меня. Потом быстро покосились на место сожжения, дружно брякнулись на колени и вразнобой заголосили:
   -- Не вели казнить!!
   Я, не зная, что сказать, гордо выпрямился на конской спине, расправил плечи. Мускулы отчетливо заскрипели от усилий, как размокшее дерево под порывом бури. Даром сегодняшний турнир для меня не прошел, теперь буду отсыпаться дня три. Если дадут, конечно...
   Я не сразу сообразил, зачем один из мужиков вдруг стал у стремени на карачки и косит на меня одним глазом, как попугайчик. Может, шевельнулась гадкая мысль, это у них такие порядки, хочет искупить свою вину?!! Все-таки, как я понял, замок очень вольных нравов, еще и еретический. Ну, черт, зараза, подставил все-таки!
   Черт, будто подслушал мысли, подобрался ближе, тихонько прогнусавил:
   -- Андрей Викторович, прошу вас, не заставляйте меня краснеть. Вы, видимо, не о том подумали, слазьте с коня, это ступенька!
   Хорошо, что был в шлеме, а то зажегся, как маков цвет!
   Блин, вот уже извращенный склад мышления жителей мегаполиса! Всего бы нам ужасного, да поотвратительнее. А тут все просто, человек играет роль лесенки. Это же средневековье, тут права личности не соблюдаются, крестьян и работников можно убивать пачками. Феодалу можно вовсю пользоваться правом первой ночи, и вообще творить все, что пожелает. В памяти тут же услужливо вспыхнули картины не то из времен Иоанна Грозного, где слепили художников, не то из развлечений Калигулы.
   Я оперся на руку черта, в дурацких доспехах не до легкой атлетики, вроде молодецкого спрыгивания с коня. Чувствуешь себя эдакой крепостью, танком. Начал осторожно слазить с коня, пытаясь не рухнуть на потеху страже. Под моей ногой в спине мужика что-то отчетливо хрустнуло, тот застонал сквозь зубы, рожа покраснела. Я быстро перенес вес на другую ногу, совершенно некуртуазно упал на черта. Теперь уже рогатый обманщик захрипел, пытаясь удержать мой вес. Ага! Это вам не чай с маслом -- акселерация! Я тут выше и тяжелее любого самого высокого амбала.
   -- Надо бы снять доспехи... -- прохрипел черт, когда я обрел равновесие.
   -- Я тебя давно об этом прошу, -- сквозь зубы буркнул я.
   Мужик на земле так и не смог разогнуться, очумело вертит головой, мычит от боли. Его товарищ кое-как оттащил куда-то в глубь двора, успев нам крикнуть:
   -- Хозяин у себя в кабинете! Проходите, вас там встретят.
   Я повернулся к черту, гневно прошептал:
   -- Ты чего тут балаган устраиваешь? Самому победителю сэра Гунтера! Совсем охренел?! Не хватало еще, чтобы на меня здесь из-за твоего дурацкого турнира охоту устроили! Я ж тут ненадолго, мне не нужны неприятности!
   Черт ошеломленно открыл рот, потом не менее возмущенно ответил, с видом незаслуженно обиженного праведника:
   -- Андрей Викторович, что вы такое говорите?! Это же средневековье! Здесь все на силе зиждиться, слабых сметают на раз! А я вам такой бесплатный промоушен устроил...
   -- Ты устроишь, я уже ученый. Потом вовек от твоего промоушена не отмыться! Пиарщик фигов! -- недовольно ответил я, но в глубине души шевельнулась гордость. А ведь и правда, я сегодня победил настоящего рыцаря!
   -- Пойдемте, нас ждут, -- обиженно пробурчал черт. -- О коне позаботятся.
   Я в последний раз посмотрел на коня, единственного персонажа, который пока меня не предавал и не хотел моей смерти. Его уже подхватили под узды слуги, повели куда-то вглубь двора.
   Мысленно поблагодарив скотинку за верный труд, я, бряцая железом лат, пошел за чертом.
  

* * *

   Нигде в замке не было открытого места, кроме узких окон-бойниц. Начиная со двора, где все освещалось чадящими факелами, заканчивая сырыми комнатушками замка. Похоже, что местный хозяин не любит солнечного света, или принес такую жертву во имя неприступности обители. Хотя, я не берусь утверждать, полностью замка я пока не видел...
   Первым делом черт провел меня к кузнецу. Почти квадратный мужик, закопченный как головешка, суетился около наковальни. Огромный молот в его руках казался детским молоточком, хотя кузнец едва доставал мне до плеча. Алое пламя красиво очерчивало могучую фигуру, круглые валуны плеч, широкую грудь и суровое лицо. Когда дверь распахнулась, пропуская в кузницу нас с чертом, мужик и глазом не повел. Видимо давно привык к тому, что нечистая сила постоянно шныряет вокруг.
   -- Кузнецы, их в народе уважают, но считают, что те водятся с нечистой силой, -- шепотом пояснил черт. -- Суеверие, конечно, мы уже давно не запускаем саламандр в их горны. Но ради человеколюбия пришлось дать приют вот этому, тем паче, что мастер он отличный. Иначе бы его давно сожгли святоши.
   И, повернувшись к мужику, черт сладеньким голосом пропел:
   -- О, Прометей, величайший из ковалей, мы пришли к тебе за помощью! Давно известно, что талант твоей души не замутнен и...
   -- Чего надо, рогатый? -- неожиданно чистым голосом спросил кузнец.
   Черт, однако, не стушевался, так же просто ответил:
   -- Да вот, нам бы доспехи снять.
   -- Времени нет, значитца. Ужо хозяин работы навалил...
   -- А за монетку?
   -- Я же сказал...
   -- А за две?
   -- Ну... че... за две сделаем... А че? Чего б не сделать, доброго человека из железа выковырять?
   Пока кузнец неторопливо бродил по кузне, выискивая нужные инструменты, я наклонился к черту:
   -- Это, что... настоящий Прометей?! Тот самый?
   Черт ответил странным взглядом, повертел пальцем у виска, но промолчал. Я же, во время всей процедуры снятия лат, косился на живот коваля, но выклеванной печени так и не узрел.
   Меня довольно ловко извлекли из осточертевшей брони, и я, наконец-то, остался только в пропитанных потом и пылью одеждах. В простецких холщовых штанах и когда-то белой, а сейчас грязно-серой рубахе. Сразу показалось, что тело стало невесомым, сейчас воспарю!
   Черт скорбно достал откуда-то из шерсти небольшую калитку, кожаный кошелек. Долго звенел там медью, наконец, достал две самых грязных и выщербленных монетки...
   -- ...Маркиз де Варг человек более современный, нежели все его окружающие люди. Можно с ним держаться более раскованно, но без грубости. Помнишь, что я говорил тебе про средневековье? Ну вот, уронить престиж здесь опасно для жизни, а та, в свою очередь, накладывает определенный отпечаток от жестокого времени...
   Мы взбирались по крутой лестнице, покрытой стоптанным, но красивым ковром. Я слушал треп черта, а сам рассматривал красивые портреты на стенах, вышитые гобелены и вымпелы. Было видно, что возраст этих произведений искусства едва ли насчитывает более двухсот лет, но от этого их очарование не уменьшалось. Наоборот, красивые, не выцветшие краски в полной мере передавали мысль художника, отчего складывалось впечатление, что люди на портретах живые. Хотя, может быть, это впечатление было искусственным, из-за неверного света, что отбрасывали факелы. Но все равно было красиво.
   Неожиданно сверху раздались голоса. Женский голос, в порыве экзальтации, закричал:
   -- Я не хочу больше жить!
   -- Дорогая, что опять тебе приснилось?! -- ответил раздраженный мужской голос.
   Раздалось противное гавканье, его перекрыл женский вскрик:
   -- Ну как я могу жить под одной крышей с принцессой, когда я только маркиза! Это такой урон моей чести! Ах! Вдобавок, вы смотрите на нее!!
   -- Но она наша пленница, Диана... да заткни ты свою псину!!!
   -- Не обижайте мою Лили! Вы хам, Алан, и грубиян!
   Раздался звонкий шлепок, и гавканье утроилось.
   -- Убери свою шавку, Диана!!
   -- Не трогайте Лили, Алан!
   -- Она меня укусила, я убью ее!
   -- Это невыносимо, Алан!! Я уезжаю!
   -- Катись!
   Последовала короткая пауза, потом послышалось аккуратное:
   -- Что?? Вы меня выгоняете?!!
   Раздался неясный шум, будто выдвигали ящики комода, грохнула дверь. Сразу звуки ссоры усилились. Мимо нас вдруг пролетела бумажная коробка, следом вторая. В воздухе мелькнули красивые шелковые ленты и кружева, что с томным шорохом исчезли в бездне лестничного пролета. Женский голос трагическим контральто завопил:
   -- Алан!! Моя шляпка! Мои платья!!
   Мимо нас пролетел ворох пышных платьев, веером рассыпались по ступеням. Раздалось грозное гавканье, раздраженный мужской голос прорычал:
   -- А ну, отцепись, мерзкая тварь!
   Следом женский голос завопил:
   -- Моя собачка, Алан!!!
   -- К черту собачку!
   Я ошеломленно прижался к стене. Мимо пролетела визжащая болонка в бантиках, так и не выпустившая из пасти кусок штанины, где-то внизу раздался звучный "хрясь!".
   -- Ты бессердечен, Алан!
   -- Пошла вон!!!
   Раздался звон бьющейся посуды, короткий женский вскрик. Под торопливый перестук каблучков мимо промчалась растрепанная женщина, придерживая ворох юбок. Я успел заметить безумные глаза и экзальтированно поджатые губы.
   -- Маркиз весьма своеобразен, -- с мерзким хихиканьем прошептал черт, перегибаясь через перила и с удовольствием досматривая ссору. -- Вот уже седьмую супругу из дома выгоняет.
   -- Почему? -- ошарашено прошептал я, провожая женщину взглядом.
   -- Да кто его знает, -- легкомысленно пожал плечами черт. -- Творческие люди, кто их разберет... Говорит, что многоженство поощрялось язычеством, а потому с каждой женой проводит торжественное христианское венчание. Мол, его вера, языческая, не признает такие браки, значит -- нет обязательств. А как проходит время, и женщина начинает устраивать свои порядки... хе-хе... словом, все заканчивается именно так.
   Лестница кончилась и мы вышли на неширокую площадку, что заканчивалась огромными дверями. Около красивых, покрытых лаком дверей, замерли на вечной страже доспехи с алебардами. Пламя факелов дробилось и сыпало искрами на выпуклый металл, таинственно исчезало во мраке шлемов.
   -- Как настоящие, -- восхитился я, кивая на доспехи.
   Черт странно покосился на меня, неожиданно сказал доспехам:
   -- Мы к его светлости маркизу де Варг, он нас ожидает.
   -- Что? -- не понял я, но сразу замолчал.
   Один доспех со скрипом склонил голову, в пустом шлеме зажглись зловещие огоньки, и двери сами собой распахнулись.
  

АВЕНТЮРА VI

   Огромная зала утопала в полумраке факельного света. Будто сказочная комната из Страны Чудес, она казалась бесконечной.
   Всплески багрового пламени лениво вырывали у темноты украшенные портретами стены, позолоченные масляные лампы, вышитые гобелены. Между портретами страшно щерились зубастыми и беззубыми пастями диковинные головы зверей, гидр, василисков и ящеров. По расставленному у дальней стены оружию, будто воспоминанию о бушующих битвах, прыгают красные искорки на иссеченных и зазубренных мечах, щитах, алебардах и ятаганах.
   Тихо скрипнул отодвинутый стул. Из-за длинного стола в центре залы, покрытого белоснежной скатертью, поднялся молодой человек лет тридцати. Спрятанные в белые перчатки пальцы закрыли толстый библион и отодвинули чернильницу с гусиным пером.
   -- Андрей Викторович? -- полуутвердительно спросил человек приятным и мелодичным голосом. -- Рад приветствовать вас в своем замке!
   Я с удивлением рассматривал человека. Почему-то маркиз де Варг представлялся мне совершенно иным, старым и брюзгливым феодалом, но никак не модным средневековым красавцем. Высокий, стройный и грациозно гибкий, как пантера, человек производил впечатление опытного воина. Черный, расшитый серебряными нитями камзол идеально сидит на атлетической фигуре. Собранные в конский хвост белые волосы красиво лежат на широких плечах, где даже сквозь одежду видны крепкие мышцы. Только порванная болонкой штанина портила впечатление от франта.
   -- Имею честь представиться -- маркиз Алан де Варг, к вашим услугам, -- точеный, гладко выбритый подбородок в коротком кивке коснулся пышного банта на шее. -- Прошу простить за скандал, что вы имели несчастье лицезреть, но... женщины, ах эти прекрасные создания! Порой они так своенравны!
   "Ни фига себе своенравны! -- подумал я. -- А кто только что выгнал седьмую жену из дома?!"
   Я сделал шаг вперед, пожал протянутую руку, отвечая на древний как мир жест доброго расположения.
   -- Очень приятно, -- неловко пробормотал я, смущаясь своего покрытого пылью наряда.
   На красивом, с аристократической бледностью лице расцвела добродушная и открытая улыбка. Сверкнули белоснежные и ровные зубы, такие непривычные для жителя средних веков.
   -- Нет, это мне приятно познакомиться с человеком, повергнувшем самого сэра Гунтера! -- воодушевленно сказал маркиз. -- Да еще в каких условиях, практически без оружия!
   Я подозрительно покосился на маркиза, но в его светло-серых глазах нет и тени иронии. Только искреннее расположение и веселая бесшабашность.
   -- Прошу вас, присаживайтесь, -- вдруг засуетился маркиз. -- Вы, наверное, ужасно проголодались, я сейчас же прикажу слугам накрыть стол.
   Маркиз схватил со стола серебряный колокольчик, в ответ на тонкий звон в залу проворно вбежал маленький гремлин, согнулся в поклоне.
   -- Подайте обед в большую комнату, на три... -- маркиз сделал паузу, покосился на присмиревшего черта. -- Нет, на четыре персоны. И распорядитесь, чтобы Дитрих проследил за отъездом маркизы.
   Гремлин на секунду замялся, видимо уже знал последующее продолжение, но чувство долга перед феодалом пересилило:
   -- Господин, Дитрих повредил спину, когда помогал сэру Эндрю сойти с коня. Он сейчас лежит на конюшне и не может подняться.
   Алан вскинул брови, сокрушенно вздохнул:
   -- Как тяжело с людьми, то ли дело орки, с теми все проще... Ладно, проследи сам, Горнэль, а Дитриха на колесо. Пусть ему в казематах косточки разомнут...
   Гремлин побледнел, торопливо кивнул и мгновенно исчез за дверью, та даже не скрипнула.
   Маркиз де Варг вновь обернулся к нам, уже устроившимся на стульях за столом, нетерпеливо прошелся взад-вперед. Было видно, что ему не терпится начать важный разговор, но правила приличия держат крепким поводком, не дают разгуляться. Наконец, поняв, что пауза затянулась, маркиз кивнул на стопку книг на столе:
   -- Андрей Викторович, как вы относитесь к поэзии? Я сегодня утром обнаружил в вещах одного богослова, мастера рифмованных заклинаний, занимательную книгу. Поверите ли, открыл ее, так и забыл все на свете. Замечательная работа! Жаль только, что сегодня сожгли его за пьянство, а был, оказывается, такой талантливый рифмоплет! А я еще смотрел, не мог понять, почему он так ярко горит... Настоящая звезда!
   Я подавился готовым вежливым ответом. Сразу вспомнились угольки во дворе и обугленные человеческие кости. На кожу будто сыпанули горсть снега, в желудке возник противный холодок. Почему-то я считал, что средневековье гораздо гуманнее, романтичнее, что ли...
   -- Вам не нравится поэзия? -- тонкая бровь изящно выгнула спинку. -- О, Андрей Викторович, вы многое потеряли. Что может быть лучше рифмованных повествований? О, эта сладостная песенность строки, эти чувства... Впрочем, простите, я невежлив. Наверное, Диана правильно говорила, я хам.
   -- Да нет, -- сражаясь с неловкостью, пробормотал я. Так до сих пор и не решил как себя вести с этим самодуром. -- Просто в моем мире поэзия занимает уже не столь высокое значение, какое занимала... занимает в ваше время.
   Маркиз еще раз сокрушенно вздохнул, посетовал:
   -- Да-да, я имел честь лицезреть Творение... э-э, так мы называем ваш мир. Не поймите меня превратно, но мне пришлось потом два месяца пить молоко с медом, чтобы унять нервы. Все эти экипажи без лошадей, полуголые женщины, страшная вонь в городах... Бр-р-р!! Чтобы избавиться от женщины, нужно отдать ей половину своего имущества, да еще и за детей платить! Кошмар! То ли дело наш мир -- золотая эпоха человечества! Сюда еще не успели добраться хорвы, и слава всем богам!
   -- Кто не успел добраться? -- не понял я.
   -- Хорвы, -- повторил маркиз, потом бросил вопросительный взгляд на черта, тот развел руками. -- А, так вы еще не в курсе? Опять я слишком тороплюсь! Прошу прощения, Андрей Викторович, надеюсь, вы меня поймете, когда я открою вам суть дела. Я столько ждал достойного человека, что уже прямо с порога говорю о деле!
   "О каком деле?!" -- едва не вырвалось у меня!
   Мне домой нужно! Что там сейчас с моими родителями? Как моя мама?! Уже, наверное, все глаза проплакала -- сын погиб! Не хочу участвовать ни в каком деле! Хватит!
   -- Достойного человека? -- тупо повторил я.
   -- Именно! -- радостно улыбнулся маркиз. -- Грядет большая битва! Сейчас каждый солдат на счету, а вы показали себя опытным воином!
  

* * *

   Я сидел мрачный, как грозовая туча.
   Перспектива работы на маркиза, который мне нравился все меньше и меньше, мягко говоря, не радует. Если так будет продолжаться -- я никогда не вернусь домой! Нужно срочно, пока не давал никаких обещаний, прижать черта к стенке и заставить вернуть обратно. Все-таки, в турнире я участвовал, и все, условия договора соблюдены!
   Маркиз де Варг нетерпеливо прохаживался по залу, искоса посматривая на меня. Видно было, что ему не терпится приступить к переговорам. Неожиданно из-за мутного окна, целиком выложенного из цветных витражей, насыщающих комнату багровыми тонами, раздались невнятные крики. Маркиз раздраженно шагнул к окну, стал выглядывать, даже приподнялся на цыпочках.
   Я, наконец, решился. Нужно как можно скорее лишить самодура всяческих надежд на то, что буду участвовать в его планах. У меня от этого средневековья и так уже веко дергается! Столько крови, жестокости, кошмары год теперь мучить будут. Прямая дорога к психологу, а то и к психиатру, если я уже свихнулся. Все-таки с чертями по мирам путешествую, на турнирах дерусь...
   -- Маркиз, -- медленно начал я. -- Мне невероятно лестно слышать от вас такие отзывы о банальном турнире...
   Маркиз, не отрываясь от окна, вежливо прервал:
   -- О, вы чрезмерно скромничаете, Андрей Викторович! Не банальный турнир, а схватка с сильнейшим из охотников за нежитью нашего мира!
   Я замолчал, нужно что-то срочно делать! Но тут раздался осторожный стук в дверь.
   -- Ну? -- с неудовольствием откликнулся маркиз. Я впервые заметил, что в его приятном голосе проскользнули стальные нотки. Так вот ты какой, настоящий маркиз де Варг?
   В дверь просунулась голова давешнего гремлина, тот испуганно пискнул:
   -- Господин, стол накрыли, прикажете позвать к ужину принцессу Киату?
   Маркиз нервно дернул уголком рта, но довольно спокойно ответил:
   -- Да-да, позовите. Мы сейчас спустимся... Горнэль!
   Спрятавшийся было за дверь гремлин вновь показался.
   -- Что это там за крики во дворе, будто свинью режут? -- недовольно поинтересовался маркиз.
   -- Это, господин, Дитриха в подвал тащат.
   -- Да? -- заинтересовался маркиз. -- А что же, спина у него уже прошла?
   -- Так точно, прошла-с.
   -- Ну, -- с удовольствием потер ладони Алан, -- Вы тогда его не на дыбу, что ж человека мучить, а в мешок и в реку. Чтоб тишину больше не нарушал. Будет знать, что означает выражение молчать как рыба. Ха-ха-ха!
   Маркиз мелодично засмеялся, на красивом лице появилось искреннее удовлетворение, будто от удачной шутки.
   -- Хи-хи-хи!-- тоненько поддержал черт из угла, а у меня волосы встали дыбом. Он же только что велел убить человека!!
   Гремлин позеленел, судорожно кивнул и скрылся за дверью.
   -- Ну что, господа? -- обернулся к нам маркиз. -- Пойдемте ужинать? В конце концов, это просто невежливо, приступать сразу к серьезным разговорам, когда важные гости только с дороги!
   Я на негнущихся ногах поднялся, недавняя сцена напрочь отбила желание обедать. По мне так я бы лучше приступил к серьезным разговорам, нежели набивать желудок, хотя тот уже принялся бросаться на ребра от голода. Черт его знает, может этот маркиз, с явно выраженными садистскими наклонностями, еще чего удумает. Проверять пределы его коварства на собственной шкуре ой как неохота!
   Маркиз первым подошел к двери, те сами собой распахнулись, и мы вновь стали спускаться по лестнице.
   -- Что происходит? -- прошипел я на ухо черту.
   Тот испуганно покосился на меня, сделал вид, что не понимает о чем речь.
   -- Наверное, за ужином все выясниться, -- сказал он. -- Маркиз явно желает оказать вам какую-то услугу и...
   -- Мне нужна только одна услуга! -- вновь прошипел я. -- Чтобы ты, наконец, выполнил условия нашего договора!
   -- Непременно! -- сладеньким голосом пропел черт. -- Только вот поужинаем и...
   -- А вот и трапезная, -- удовлетворенно проговорил маркиз.
   Впереди возникли массивные двери, два гремлина в ливреях схватились за позолоченные ручки, распахнули створки.
   Мы вошли в огромный зал. При взгляде на бесконечный стол в центре залы, что с легкостью мог бы вместить не четырех человек, а сотню, воображение сразу нарисовало веселые и свирепые пиры рыцарей. Бесшабашные и лихие воины славят тана, с рычанием впиваются зубами в сочную, исходящую горячим паром и соком дичь, рекою льется вино...
   -- Прошу вас, господа, -- маркиз учтиво качнул головой. -- Разделите со мной трапезу.
   На белой скатерти уже расставлены серебряные приборы, пахнет воском от плавящихся свечей в тяжелых медных подсвечниках. Разнобойные бокалы и чаши отбрасывают искры от выпуклых серебряных и золотых боков.
   Около дверей пылает пламя в огромном, почти в человеческий рост, камине. Огонь ревет, с хрустом пожирает дерево, его языки ярко вспыхивают в углях, уносятся вверх. Только через секунду я разглядел огненных ящериц. То, что принял за языки пламени, оказалось настоящими саламандрами!
   -- Андрей Викторович, не желаете вина после долгой дороги? -- радушно повел рукою маркиз.
   Черт бодро процокал копытами к столу, занял место по левую руку от маркиза. Я сел справа, не переставая оглядывать диковинную трапезную.
   В зале сухо и тепло, пахнет древностью и уютным дымком из камина. На стенах развешены ветхие, но на вид тяжелые шторы. Наверняка скрывают тайные ходы и стражей, готовых всегда прийти на помощь сюзерену. Снова обилие портретов на стенах, будто фамильный замок Варг здесь стоит уже тысячу лет. Недвижимая громада вечного оплота.
   -- Да-да, Андрей Викторович, фамилия де Варг весьма и весьма древняя, -- перехватил мой взгляд маркиз. -- Замок стоит здесь еще со времен эры Медных Драконов, когда де Варги выступили на защиту этого мира. И все мы, де Варги, покоимся в его гостеприимных стенах...
   От торжественного тона маркиза по коже змеей скользнул холодок страха.
   "Покоимся? -- пронеслась беспокойная мысль. -- Что значит "покоимся"?! И это говорит живой человек?! Или погребенный заживо?!"
   От этой мысли по позвоночнику снова пробежала волна холода, но тут...
   Дверь вновь отворилась, пахнуло чем-то свежим, цветочным. Окруженная невесомым тихим шелестом шелка в залу вошла девушка... Нет -- богиня! У меня даже губы пересохли от восторга, а сердце учащенно забилось. Вот уж не ожидал в таком месте встретить неземное и прелестное создание.
   Молодая девушка, лет восемнадцати, в красивом белом платье вошла неторопливо и с достоинством. Большие и глубокие голубые глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрят проницательно, в них плещутся багровые искорки отблесков от камина. Ее нежное лицо настолько свежо и прекрасно, что сразу вспоминаются умытые росой лепестки цветов. Пышные золотые волосы собраны на затылке причудливым гребнем из зеленого камня, локоны струятся по нежным плечам, ложатся на высокую грудь.
   -- А вот и принцесса Киата! -- торжественно провозгласил маркиз, и, уже более мягким голосом, добавил: -- Вы как всегда прелестны, ваше высочество!
   Девушка повернулась к маркизу, сухо кивнула:
   -- Благодарю вас, Алан де Варг.
   Последние слова она произнесла с нескрываемой неприязнью, но маркиз не обратил никакого внимания. Он повернулся и, картинным жестом указывая на меня, проговорил:
   -- Ваше высочество, имею честь представить вам сэра Эндрю, благородного воина, что поверг в честном двобое самого сэра Гунтера!
   Взгляд принцессы скользнул по мне, оценил грязные пыльные одежды, и остановился на моем лице. В ее голубых глазах промелькнуло удивление:
   -- Вы... человек??
   Я с трепетом поднялся, чувствуя, что сердце колотится так, будто решило разорваться. Шагнул вперед и сделал попытку поцеловать руку принцессы.
   -- Для меня большая честь, ваше...-- начал я.
   -- Вы сражались с сэром Гунтером?-- спросила принцесса Киата, и от отвращения в ее глазах меня заморозило.
   -- Д-да... то есть, нет... это было недоразумение...
   -- Он жив?! -- от волнения в голосе принцессы во мне вскипела кровь. Сейчас я был готов броситься на крестоносца с голыми руками, разорвать на части. Только бы не видеть этого чувства в ее прекрасных глазах! Ах, если бы я раньше знал, кто вышел на арену, я бы убил его голыми руками!
   Только невероятным усилием воли я сдержал злость и ревность.
   -- Он жив... И здоров, -- стараясь говорить ровно и безразлично ответил я. Но не удержался, спросил: -- Кто он вам? Жених? Муж?
   Принцесса с облегчением выдохнула, слабо улыбнулась. На побледневшее лицо вернулся румянец, и она стала еще прекраснее. Даже ее голос прозвучал мягче:
   -- О, нет. Я никому не обещана. Доблестный барон Лэндширский сэр Гунтер -- мой дядя и опекун. Единственный родной человек на все белом свете.
   Я едва сдержался, чтобы не повторить облегченный вздох принцессы и задавил улыбку. Почему-то мне было приятно слышать, что у принцессы нет жениха, хотя она по меркам средневековья уже старая дева. В средние века девушек выдавали замуж чуть ли в двенадцать лет.
   Маркизу наскучила наша беседа, он торопливо проговорил:
   -- Прошу вас, ваше высочество, присаживайтесь! Мы еще успеем наговориться.
   Принцесса смерила его уничижительным взглядом, красноречиво поясняющим, что вот с ним-то она и не желает разговаривать, но прошла к столу. Окинула ненавидящим взглядом черта, что уже жадно оглядывал стол, кротко перекрестилась и села на расстоянии. Слуга-гремлин галантно пододвинул ей стул, протянул салфетку. Второй гремлин приподнял крышку с блюда в центре стола.
   -- Сегодня на ужин славная утка с рисом! -- расплылся в широкой улыбке маркиз. -- Мои повара постарались, мясо просто тает во рту.
   Запах жареного мяса мгновенно вышиб все мысли, а рот наполнился слюной. Мой желудок жадно заурчал, едва не взвыл. Утка на блюде исходит паром, по зажаренной корочке стекают прозрачные капли сока, из тончайших трещин струится горячий пар.
   Слуги дали насладиться видом еды, потом вонзили нож. Из утки брызнул раскаленный сок, запах едва не сбил с ног. Я с трудом дождался, когда неторопливый гремлин наполнит мою тарелку.
   -- Благодарю вас, я не голодна, -- высокомерно отстранила тарелку принцесса. -- Я поела фруктов.
   -- Если вы боитесь пополнеть, нет ничего лучше, чем бокал вина перед едой, -- с умным видом сказал черт, уплетая утку так, что хруст перемалываемых костей слышали и во дворе.
   -- И что, помогает? -- вдруг заинтересовалась Киата.
   -- Конечно! -- важно кивнул черт. -- Вино притупляет чувство страха!
   Принцесса фыркнула, сдернула салфетку со стола и велела подать гроздь винограда.
   -- Разве вы не желаете оценить утку? -- с холодком спросил маркиз, обиженный высокомерием принцессы.
   -- Маркиз де Варг, я не за этим сюда спустилась. Уж лучше голодная смерть, чем ваше общество! -- ледяным тоном ответила принцесса. -- Я хотела узнать, сколько вы еще намерены продержать меня в плену? Похищение это мерзко!
   У меня сжались кулаки, когда я понял суть ее вопроса. Это нежное создание похитили?! Держат в плену?! Но Алан де Варг наигранно всплеснул руками.
   -- Принцесса Киата, ну сколько можно? Ваше высочество, я вам уже триста раз объяснял, если бы не тот честолюбивый рыцарь, что пообещал вам голову дракона, никто бы вас не похищал!
   -- А что здесь плохого? -- с вызовом спросила принцесса. -- Тот юноша честолюбив и обходителен!
   В светло-серых глазах маркиза блеснуло возмущение:
   -- Как что? На наших землях остался последний дракон! Да еще с выводком малышей, а его какой-то полудурок возьмет и убьет?! Нет уж, я не могу такого допустить! Как нам сражаться с хорвами? Драконы -- вернейшее оружие против них!
   Принцесса язвительно сказала:
   -- Иногда мне кажется, маркиз Алан де Варг, что войной с хорвами вы просто оправдываете свои мерзкие действия! Ума не приложу, как вам до сих пор удается избежать справедливой кары?
   -- Это оскорбление, ваше высочество! -- скучающим голосом ответил маркиз, вяло ковыряя вилкой рис. -- Но я прощу вам его, тем паче, что частично вы правы.
   -- Вот видите! -- торжествующе пропела Киата.
   -- Я сказал, вы только частично правы, -- поморщился маркиз. -- Я действительно оправдываю свои действия войной с хорвами. Но это не значит, что мною руководили иные, более низменные цели и порывы. Я дал вам слово, что как только ваш рыцарь нагуляется по деревням и сбросит напряжение с местными дурами, чтобы забыть о вас, я вас верну обратно.
   -- Вы циник, маркиз! Вы совершенно не верите в человеческое благородство!-- нахмурилась принцесса, а у меня сердце сжалось от нахлынувшей теплоты. Она прекрасна и в гневе!
   -- Поэтому я до сих пор жив, -- невинно парировал маркиз. -- Сколько было таких благородных, что на пьяную голову лезли ко мне в замок, чтобы убить мерзкого еретика? А за что? Была ли серьезная причина, кроме моего непринятия их веры? Нет, скажу я вам. Иной причины нет! Эти самые благородные, прости господи, и сами не понимали, зачем они ко мне прутся! А я, как вы знаете, едва ли не последний из местных феодалов, кто все еще борется с хорвами! Я, а не благородные короли сомнительных кровей с замашками бастардов!
   За столом воцарилось молчание. Принцесса тихо спросила:
   -- Уж не считаете ли, маркиз де Варг, что вы -- последний герой?
   -- А почему бы и нет? -- с очаровательной улыбкой поднял бровь Алан. -- История нас рассудит. Иногда тиран поступает более человечно, чем закоренелые гуманисты. И только потому, что у него хватает жестокости выполоть сорняки и дать жизнь достойным, только поэтому и начинается новый виток развития цивилизации.
   -- Это невероятно! -- гневно выдохнула принцесса и рывком поднялась из-за стола. Скомканная салфетка едва не полетела в маркиза, но безвольно повисла на краю стола. -- Благодарю вас, маркиз. За содержательную беседу и за отличный ужин. Но я больше не хочу оставаться в вашем милом обществе и предпочитаю вернуться в свою темницу. Общество богословов мне гораздо милее таких... героев!
   Принцесса с отвращением выплюнула последнее слово, и отвернулась, прекрасная в своем гневе. Раскрасневшаяся, глубокие глаза метают молнии. Она быстро направилась прочь.
   -- Это не темница, а самая лучшая комната в замке! -- крикнул маркиз, но принцесса уже покинула залу.
   Наступила тяжелая тишина. Комнату как будто покинуло солнце, ласковыми лучами согревающее всех. Стало зябко и неуютно, несмотря на то, что от камина шел сухой жар.
   -- О, женщины. Как они милы, когда свободны, -- мечтательно пропел маркиз. -- Но стоит только соблазниться и вкусить запретный плод...
   После минутного молчание он тяжело вздохнул и добавил:
   -- Господа, предлагаю начать обед. Все эти разговоры о любви и морали только вызывают раздражения, а слова... А что слова? Толку от них ноль. Так что, оцените по достоинству труд моих поваров. А после я велю принести самого лучшего вина, и мы обсудим с вами, Андрей Викторович, детали кампании...
   Кусок утки едва не застрял в горле.
   Детали кампании?!
  

АВЕНТЮРА VII

   Ужин прошел в молчании. Мне кусок в горло не лез, несмотря на жуткий голод. Маркиз размышлял о чем-то своем, а у черта был просто занят рот. Слышно только его громкое и бодрое чавканье, да хруст перемалываемых утиных костей.
   Шустрые гремлины сноровисто убрали грязную посуду, принесли две пыльные бутыли вина. И так же шустро и незаметно исчезли, оставив в трапезной меня и черта с маркизом.
   Жутко хотелось курить. Целый день, проведенный в новом мире, был настолько насыщен событиями, что о сигаретах пришлось просто забыть. Только сейчас, когда чувствуется хоть малая защищенность, никто не бросается из кустов, нет рыцарей в белых латах, хочется привычно выпустить горький дым изо рта. Но до путешествия Колумба, если таковой здесь будет, века. Впрочем, это странно, но органической жажды покурить, привычной для курильщика, я не ощущал. Только острое желание заняться чем-нибудь привычным. Будто в новом теле нет зависимости от курения, хотя оно ни чем не отличалось от старого. Даже родинка на локте была все та же. Но я почему-то уверен, что это именно новое тело.
   Наконец, маркиз вытер губы салфеткой, отпил из золотого кубка и медленно заговорил. Его красивый мужественный голос вывел меня из забытья:
   -- Итак, Андрей Викторович, что вы скажете о нашем мире? Вы, как человек новый, должны видеть незамыленным взглядом гораздо больше нас. Расскажите о ваших впечатлениях, уверен, что-нибудь вы нам подскажете.
   Я удивился неожиданному вопросу. Честно говоря, я больше надеялся, что сейчас заговорим о настоящем деле, а не о всякой чувствительной чепухе. Но я все же честно признался:
   -- Мурашки по коже.
   -- И все? -- расстроился Алан.
   Я виновато пожал плечами. Так для себя и не решил, как нужно общаться со средневековыми самодурами. И, хоть он и был ниже меня на голову, в плечах поуже, до акселерации еще века, но мог с легкостью приказать меня изжарить на костре, как утром изжарил богослова. Человеческое право и прочие штуки демократии здесь еще не открыты, только жестокость и кнут.
   -- Я надеялся на большую многословность, -- улыбнулся маркиз. Похоже, что он был настроен поболтать. -- Но, краткость -- сестра таланта, так, кажется, говорили древние. И вы, Андрей Викторович, как нельзя более полно это доказали. Действительно, от этого мира мурашки по коже. Кажущееся спокойствие не более чем фикция, а пасторальные пейзажи обманчивы. На самом деле мы постоянно находимся в состоянии войны. Не важно с кем, с паладинами, что имеют глупость и дерзость нападать на мой замок, или с хорвами, что пытаются пожрать сам Порядок Вещей.
   Маркиз помолчал, выразительные светло-серые глаза выжидающе смерили меня взглядом, но я молчал. Сейчас это самое лучшее действие, а внезапно разозлить варвара, коим является маркиз, не смотря на всю свою обходительность и манеры, проще простого. Да и память некстати напомнила мне и об охоте на ведьм, и о безнаказанности феодалов, и о том, что убийство здесь не считается грехом или проступком.
   -- Похоже, что вас не очень занимает наше положение, -- разочарованно вздохнул маркиз.
   -- Занимает. Даже очень, -- поспешил заверить я. -- Но, видите ли, я, как вы заметили, человек новый, привычный совсем к иному образу жизни.
   -- Да-да, понимаю. Турнир для вас в новинку, представляю ваши чувства. Наверное, восторг так и хлыщет! Да еще эти разбойники в лесу, сегодня же велю спалить их село к чертовой бабушке! Прости, черт.
   Черт только весело улыбнулся, но я мысленно отметил, что маркиз знает все, что со мной происходило по пути. Это не есть гуд...
   -- Кто такие хорвы? -- осторожно спросил я. -- Вы уже второй раз упоминаете о них. Какие-то местные племена варваров, филистимляне, жестокие римляне?
   Алан де Варг отбросил с лица прядь белых волос, пригубил вина. Его голос утратил мелодичность, с едва заметной горечью произнес:
   -- Хороший вопрос... Кто такие хорвы... Нам бы и самим хотелось это знать... Могу сказать только то, что мы с ними воюем. Нам неизвестны их цели, они не идут на контакт. Просто однажды они появились у границ дальнего мира в неисчислимом множестве. Почти всех жителей того бедного уголка спокойствия и забытья уничтожили. Перерезали как свиней. Всех. От мала до велика. Мы не знали, с кем столкнулись и кто наш враг, послали парламентеров, но те не вернулись. Тогда мы собрали армию. Я, конечно, говорю не о себе, а о наших доблестных предках. Кровопролитное сражение длилось почти десять лет, земля настолько пропиталась кровью, что там повсюду кристаллы соли, ничего не растет вот уже тысячу лет... Но мы выбили хорвов, все-таки выбили. Только с того момента они, как крысы лезут в подвал, не в дверь, так в окно. Они суются в каждый мир, непонятно откуда появляются и куда пропадают. Но везде, где был обнаружен их след, начинаются кровопролития, как будто хорвы берут нас измором... Что еще?.. Их истинный облик ужасен, но они могут его менять и очень трудно отличить хорва-человека от человека. Хорвы не являются творением ни одного из известных нам богов. Они не принадлежат ни к Свету, ни к Тьме, ни к Порядку, ни к Хаосу...
   Я покосился на маркиза, что говорил все тише, а голос становился мрачнее. Я еще более осторожно спросил:
   -- Э-э, маркиз де Варг... ваше высочество... э-э...
   -- Алан, -- прервал меня маркиз. -- Андрей Викторович, я хоть и родом из этого мира, но повторюсь, что порядки Творения знаю. И понимаю, что у вас иная табель о рангах. Называйте меня, пожалуйста, просто Алан. Особенно, когда рядом нет слуг. А, когда будут, пускай решают, что вы не младше меня по происхождению. Хотя род де Варг восходит еще к самому началу этого мира, и здесь нет его древнее. Тем смешнее выглядят все жалкие потуги здешних правителей назвать себя самым-самым и придумать титул позаковырестее. Но вы в ином положении. Мы, наверное, действительно одного ранга.
   Я помолчал. Слова маркиза немного ободрили. Меня, по правде говоря, это средневековье уже порядком достало, волосы шевелятся от его ужасов.
   Я вежливо поблагодарил:
   -- Спасибо, Алан. Но скажите, я не совсем понимаю смысл ваших слов. Может, я совсем тупой, но поясните мне, я быстро учусь. Дальний мир, этот мир, Творение... Что это значит? Просто голова идет кругом...
   Маркиз с укором посмотрел на притихшего черта, смаковавшего вино, вздохнул:
   -- Это долго рассказывать, но, попытаюсь объяснить в двух словах. Ваш мир, мы называем его Творением, единственный и неповторимый отголосок настоящей Божественной мысли. Это центр. Настоящий мир. Наши богословы долгие столетия соревновались в искусстве "кто придумает мудренее остальных", сошлись только на том, что пути Господни неисповедимы и цели Его загадочны... Зачем понадобились множественные миры, числом, я сильно подозреваю, бесконечным, мы не знаем. Может быть, не все они созданы Творцом? Есть такое мнение, что некоторые особо мрачные миры -- произведение богов Хаоса или Тьмы. В таких местах понятия не имеют о Спасителе или о христианстве. Но точно никто не знает и не докапывается до сущности множества миров. Да и большинство людей вокруг понятия не имеет о них. Народ просто живет, трудится, созидает. Иногда воюет. Вы ведь заметили, что все вокруг не считают вампиров, чертей и болотных гидр чем-то ненастоящим, как в Творении? Да и как считать-то сказкой, когда оно вот, перед глазами!
   Я кивнул, а маркиз удовлетворенно продолжил:
   -- Вот. Странно, но Творение, ваш мир, оказалось закрыто для них. Орков и гоблинов, чертей и саламандр, всех первичных порождений божественной мысли когда-то давно изгнали за пределы Творения. Вопрос, конечно, почему такая несправедливость, ведь нам, жителям окрестных миров, живется не в пример труднее? Но это вопрос для высших магов, что в заоблачных башнях переводят пергамент на многостраничные и глупые тома. А мы, мы живем просто. Бои и турниры на арене -- единственное наше развлечение.
   Я вспомнил ревущую в экстазе толпу, смерть на золотом песке, кровавые пятна, женщин, разрывающих на себе одежды от вида испачканных в крови победителей, и содрогнулся. Такой ужас просто язык не поворачивается назвать развлечениями, у меня до сих пор поджилки трясутся. Хотя для ребят вроде маркиза это абсолютно нормально. Они находят удовольствие в чужом бое, сами с радостью дерутся и убивают. Это в порядке вещей и не осуждается.
   Вспомнились древние законы, по которым всегда можно убить человека, заплатив феодалу, местному хозяину, деньги. Если убил раба, хозяину возмещаешь его стоимость, если воина, в двойном размере. А если самого хозяина, то и вообще все его богатство тебе достанется. Если нет короля, что выше всех...
   -- Да уж, хорошо развлечение, -- пробормотал я.
   Маркиз просиял.
   -- Я так и знал, что вам понравится! Для мужчины нет ничего лучшего, чем держать в руках оружие и сокрушать врага!
   Я вспомнил драку на тракте в лесу, сокрушенных разбойников. Плечи сами собой распрямились, мышцы наполнились злой, горделивой силой, но сердце тревожно забилось, как перепуганный заяц в силке охотника. Мне, жителю мегаполиса, гораздо привычней мочить гадов в компьютерной игрушке, чем самому браться за меч. Да, и, к слову, меч я держу как дубинку, любой опытный мечник запросто побьет. С сэром Гунтером мне просто повезло, как я уже понял, тот просто рассчитывал сражаться с вампиром. А достался я, по меркам здешнего времени редкий силач и медведь.
   -- Все в нашем мире символично, -- философски заметил маркиз. -- И смерть, и жизнь. Вот, например, вы спокойно жили в самом центре Творения, в огромном и прекрасном мире и не ведали, что здесь за ваше благополучие каждую минуту гибнут люди.
   Я, не зная, что сказать на столь неприкрытое обвинение вкупе с завистью, просто пригубил вина. Поморщился и отставил кубок. Вино оказалось слишком кислое и слишком крепкое.
   -- Да-да, Андрей Викторович, -- печально улыбнулся маркиз. -- Это раньше Свет соперничал с Тьмой, Боги с Богами. Сейчас же все объединились против общего врага -- хорвов.
   Я вспомнил гримасу отвращения на лице принцессы, ненавидящие выкрики толпы на арене, и усомнился:
   -- Объединились?
   Черт хмыкнул, видимо я попал в точку. Алан де Варг недовольно поморщился, нехотя произнес:
   -- Ну... не совсем. Видите ли, Свет долго думал над тем, как сберечь одежды чистыми. Но все мудрые толкования о всепрощении и подставлении левой щеки оказались слабыми аргументами. Слабого пса и петух бьет... А кто-то все равно должен вершить справедливость. Ведь никакому праведнику не усидеть на одной полянке под райскими яблоками с грешником и убийцей. Но как судить на земле? Ведь согласно светлой идеологии -- чист тот, в кого бросают комья грязи, а она, не оставляя следов, отлетает прочь, но не пятная бросавших. Сложно? Еще как, чтоб их бездна забрала!! И Свет выбрал наилучшую политику -- невмешательство! Теперь лучше всего в него просто не верить, чтобы не появлялось лишних надежд, иначе беда...
   Маркиз некоторое время помолчал, покусывая губу. В его светло-серых глазах вспыхивали странные искорки, будто он вспоминал что-то неприятное. Мне вдруг показалось, что уже где-то видел такое лицо. Возникло странное ощущение дежа-вю, будто мы уже встречались с хозяином замка... Только вот где?!
   -- И сейчас возникла дилемма, -- вновь заговорил маркиз. -- Мироздание под угрозой. Хорвы, то ли порождения новых, кровожадных и загадочных богов, то ли они сами боги, нападают на нас. Бьют без разбору и наших, и ваших. Лезут к ядру, к Творению, и они все ближе и ближе. А Свет отошел от дел, остались только люди, свято соблюдающие догматы и заветы. Но люди слабы... Вот, например, в одном соседнем мире вообще прохлопали ушами. Хорв к самому князю во дворец пробрался, учеником мага стал! А в это время тихонько некромантией баловался. Так там сейчас такая бойня, вся империя Иррады, ну, того мира, в огне оказалась! А Свет, черт бы его побрал, прости черт, -- спит! Его слуги, святоши и паладины, как ни в чем ни бывало, продолжают охотиться на еретиков, то бишь на нас. И мы между двух огней -- отбиваемся от хорвов, и спасаемся от светлых.
   -- А поговорить с ними не пробовали? -- наивно спросил я. -- Объяснить, попробовать объединиться...
   -- Объединиться! -- вдруг скривился маркиз. Его красивое лицо на миг вспыхнуло странной злобой, и мне вновь показалось, что я его уже где-то видел. -- Андрей Викторович, светлые и слушать нас не желают! Как только видят, сразу бросаются в бой. А на все наши уговоры о перемирии отвечают, мол, все происки лукавого. С хорвами мы и без вас справимся, а вы, порочите образ Господа Бога... Ну не дураки?
   Я пожал плечами, осторожно сказал:
   -- И какие у вас планы?
   Маркиз протянул ладонь к пламени свечи, подержал, неторопливо убрал. В зале ощутимо запахло серой.
   -- Скоро начнется вторжение. Я в этом уверен. В нашем мире уже давно не было доброй драки, все спокойно, как у девственницы в спальне. Разведчики из ближайших к нам миров докладывают, что хорвы затаились и копят силы, а это значит -- скоро быть большой драке. Вот и ваше появление, Андрей Викторович, сыграло нам на руку. Судя по вашим победам, кои произошли в первый же день, на вашу силу можно положиться. Добавить толику опыта и сноровки --- вам не будет равных. И уже можно поручать командование небольшим отрядом...
   -- Все это прекрасно! -- нахмурился я. -- Но я совершенно не горю желанием участвовать в вашей войне. Поймите меня правильно, у меня своя жизнь, дома ждут родители. Они волнуются! Да и новую игрушку скоро сдавать, а у меня еще модели не прорисованы...
   -- Это не наша война, Андрей Викторович, я же объяснял, -- медленно проговорил маркиз, наблюдая за пламенем свечи. -- Это та битва, что касается всех! И цель ее -- защитить Творение! Ваш мир!
   -- Все равно! -- занервничал я. Страх начал подкрадываться все ближе. Страх, что меня оставят здесь, в этом варварском и жестоком средневековье, навсегда. -- Я выполнил условия договора и теперь требую, чтобы меня вернули обратно!
   Маркиз повернулся ко мне. Его тонкая бровь взлетела, а глаза блеснули заинтересованностью.
   -- У кого требуете?
   -- У него, -- мрачно ответил я и ткнул пальцем в черта. Мне все это совершенно не нравилось, меня явно пытаются заманить в ловушку.
   Наши взгляды вперились в черта, что сидел с совершенно невинной физиономией и тихо напивался дармовым вином.
   -- Что? Опять я виноват? -- взвился черт и нагло соврал: -- Извините, но я все условия выполнил. Как мы и договаривались, вы участвуете в турнире, а я вас возвращаю к жизни, так?
   Мне показалось, что в комнате стало душно и мир начал вращаться.
   -- Нет, не так! -- взорвался я.-- Я должен был участвовать в турнире, а ты, мерзкий обманщик, должен был меня оживить и вернуть в мой мир!!
   -- Не припомню такого... -- озабоченно почесал макушку черт.
   Горло перехватило бешенство, мои кулаки сжались. Перед глазами от ярости вспыхнуло багровым, еще чуть-чуть и я бы бросился на наглого вруна!
   -- Ах ты!!!
   -- Спокойно, Андрей Викторович, -- вдруг металлическим голосом проговорил маркиз де Варг. Его глаза пристально смотрели на меня, или, как будто сквозь меня. На миг мне показалось, что я прочел в них удивление, но думать об этом не стал. -- Насколько я понял, имело место не понимание... Черт подумал, что вы имеете в виду под словом возвращение -- возвращение к жизни, а не в ваш мир, так?
   -- Совершенно верно, маркиз, -- важно кивнул черт с обиженным видом. -- Я не понимаю столь яростных нападок со стороны человека, которому оказали немыслимую услугу! Другой бы на вашем месте...
   -- Что за бред!! -- вспылил я.
   -- Это не бред, молодой человек, держите себя в руках! -- голос маркиза стеганул кнутом. -- Итак, возвращаясь к вашей договоренности... Андрей Викторович, вы... живы? Я-то это вижу, а вы осознаете?
   Я тупо похлопал глазами, от ярости просто не находя слов.
   --Вижу, что осознаете, -- кивнул маркиз. -- Значит, все выполнили свои обязательства.
   -- Но это же обман, -- прошептал я, чувствуя, что на этот раз действительно угодил в переплет.
   -- А есть ли письменный договор?.. Нет? Ай-яй-яй, Андрей Викторович, вы меня разочаровываете. Вы договариваетесь устно, а, когда ваш оппонент выполняет все условия договора, вы его заставляете и дальше работать на вас? Неприлично... но, -- маркиз кокетливо вздохнул, -- Я, как сюзерен этого конкретного черта, обязан взять его долги на себя, хоть и не считаю что они справедливы... А потому, я продлю договор и внесу новые пункты, которые, вы обозначите сами... Бумагу и перо!
   Дверь распахнулась, будто там только и ждали приказа, впрочем, а почему бы и нет?! Может быть, это сцена разыграна заранее! Я ошеломленно проследил за гремлином, что аккуратно положил перед маркизом гусиное перо, чернильницу, какую-то баночку и лист пергамента, а затем удалился
   -- Итак, что предлагаю я, -- потер ладони Алан де Варг. Я вспомнил, что в психологии данный жест означает получение выгоды. И здесь то же самое, каждый пытается получить больше, чем все остальные. А говорили, мол, раньше все поголовно были благородными... Чушь! Маркиз, тем временем, продолжал: -- Вы, Андрей Викторович Захаров, если уж так настроены, простите, цинично и эгоистично, что не хотите защитить свой родной мир, заключите со мной договор. Уверяю, в моей власти вас вернуть обратно в Творение, даю слово! Взамен, вы ровно месяц служите в моем ополчении... Нет-нет, никаких порочащих душу приказов, не отвечающих вашим моральным догмам я давать не буду. Так же, как и ваш уровень будет соответственно выше всех остальных воинов. Вы не подвластны моему суду, если только осознанно не пойдете на конфликт. Ваши миссии будут предельно ясны -- защищать людей. Никаких черных и сатанинских месс, хотя мы и плотно сотрудничаем с адской Гвардией, как вы успели заметить. Я вообще считаю, что Господь в неисчислимой мудрости своей свет и тьму создал равными не для бесконечной войны, а для красоты и гармонии. Только святоши и дураки, хотя это одно и то же, думают иначе. Про них даже в Писании ясно сказано -- блаженны нищие духом...
   Маркиз сделал паузу, окинул меня добродушным взглядом, добавил:
   -- К тому же я выплачу вам весьма приличное жалование -- пятьдесят золотых монет... Если же вас не устраивают такие условия договора, вы вольны отправиться из моего замка туда, куда ваша душа пожелает. Все честно и ясно!
   Я молчал. Все и вправду было предельно ясно. Хотя, в договоре с чертом тоже все было ясно.
   -- Ну же, решайтесь. Tacita locatio. Все просто, -- обезоруживающе улыбнулся маркиз и, растопив сургуч, перстнем выдавил фамильный герб на месте подписи. Договор был готов.
   Я молча рассматривал красивую картину, на которой был изображен гордый старец. Иного выражения я подобрать не мог: львиная грива седых волос обрамляла красивый профиль, где под кустистыми, нахмуренными бровями жили своей жизнью проницательные синие глаза.
   -- Нравится портрет? -- сухо спросил маркиз, нетерпеливо постукивающий пером по столу.
   -- Это ваш предок?
   --Да, знаменитый воин Тьмы Эдгар де Варг. Погиб, когда пытался остановить вторжение хорвов в наш мир. Погиб, но остановил!
   Старик на картине вдруг покачнулся, повернул гордую голову. Секунду его пылающие высокомерием глаза осматривались, потом призрак подплыл к столу. Я с замиранием сердца следил, как давно умерший человек коснулся пустого хрустального бокала, смачно почмокал губами, будто выпивая хорошее вино. Потом он аккуратно поставил бокал на стол и растворился. В наступившей тишине тонкий хрусталь оглушительно лопнул и с мелодичным звоном рассыпался осколками по каменному полу.
   -- Итак? -- бровь маркиза де Варга изящно выгнула спинку.
   Я почувствовал, что бросаюсь в омут, да не в простой, а в полынью, из которой можно вообще не выплыть.
   -- Я согласен...
  

АВЕНТЮРА VIII

   За узкими окнами-бойницами быстро темнело. В зале, несмотря на обилие свечей и ярко пылающий камин, сгустились тени. Я отчаянно зевал, изо всех сил стараясь не показаться невежливым. Но маркиз заметил, обвинил себя в негостеприимстве и позвал слуг. Возникшему в дверном проеме гремлину приказал проводить меня в опочивальню и обеспечить покой.
   Я с благодарностью попрощался, поплелся вслед за гремлином. По телу уже заранее растекалась теплая волна релакса. Как сладко заноют натруженные мышцы, приятно захрустит измученный поездкой верхом позвоночник, когда я развалюсь на мягкой перине. Помню, в голливудском кино показывали спальни феодалов, где перины на лебяжьем пуху, шелковые простыни...
   Гремлин, который шагал с факелом впереди, свернул в очередной заполненный липким холодным мраком коридор. Уперся в крепкую дверь из грубых толстых досок, такую и тараном не выбить, толкнул.
   -- Если что-нибудь господину понадобится, нужно только позвонить в колокольчик, -- тонко проскрипел зеленокожий гремлин, и, перед тем как исчезнуть, пожелал: -- Приятного отдыха!
   Я кивнул, отпуская слугу, и вошел в опочивальню. Быстро запалил свечу от лучины, и, почувствовал себя преданным в самых лучших чувствах.
   Маленькая и темная комнатка, квадратов пятнадцати, окутана сумерками. Два десятка свечей не столько разгоняют промозглый мрак, сколько наполняют комнату удушливым запахом расплавленного воска. В углу жесткий неуклюжий ящик, сколоченный из грубых досок. Из-под грубого одеяла торчит солома, вместо подушки валик тряпок. Местная комфортабельная кровать, судя по всему, иные все еще спят на голой земле.
   Я выругался под нос и поплелся спать. Все равно иного выхода у меня не было, а глаза просто слипались. Удивительно, но воняющая прелым сеном и наполненная клопами кровать оказалась удобной, и я моментально уснул.
  

* * *

   В затуманенной ночью комнате со всех сторон размытый полумрак. От каменных стен исходит странный промозглый холод, пахнет сыростью и древностью. У дальней стены узенькое окно, что прилично увидеть в сортире, но не в спальне. Оттуда доносятся жаркие запахи разогретой за день земли и влажной свежести, что все равно готова закипеть.
   Я сплю на кровати. Странно, но осознание сна приходит вполне четко, чего обычно не бывает. Я наблюдаю свое тело со стороны, словно призрак. Вижу неуклюжие сонные движения, когда некуртуазно чешусь и гоняю клопов. Смотрю на по-детски открытый рот, на огромного, по здешним меркам, самца с мышцами Шварценеггера. Даже устрашающего вида сэр Гунтер Святобой выглядит рядом со мной не таким великаном. Акселерация, люди растут постепенно, приноравливаясь к земному притяжению, и с веками все выше и больше...
   Я некоторое время наблюдаю тревожное выражение на своем лице, а потом возникает страх. Морозный холод сковывает, а сердце бешено колотится. Мне кажется, что я сплю в заполненном сеном гробу. Ведь я умер, убит! А значит -- меня нет! И мое настоящее тело сейчас не в замке средневекового барона, а медленно гниет вот в таком деревянном ящике на кладбище!!
   Ужас настолько силен, что я готов закричать, заорать, завопить! Но кому будет предназначаться крик?! Кто мне поможет?! А, может быть, помолиться? Но я не знаю слов, да и крещен ли я? Кто помнил о таких вещах во времена коммунистического атеизма? Это уже потом все, как тупое стадо леммингов, бросились в церкви, секты, синагоги, замаливать грешки, выпрашивать прощения. Молили неведомого им Господа о пощаде, чтобы не гневался, что они из-за трусости отрекались от него, дабы угодить партии.
   Нет! Нет, нет, нет! Я жив! Я сейчас жив! Я не умер, да и вообще никогда не умру! Я реален, а такие как я не умирают...
   Я вдруг почувствовал, что в спальне не один.
   По призрачной сонной коже сыпануло снегом, в живот опустилась глыба льда. Я медленно повернулся, будто поворачивается камера на экране, ни одного движения, все плавно, в полете.
   Около двери застыла непроглядная туча, черная, как грех праведника. Но вместе с тем я чувствовал, что эта чернота не отражение черноты духовной, а нечто иное. Непонятное, а оттого сделалось еще страшнее.
   В глубине "тучи" начали разгораться багровые угольки. Сначала темно-вишневые, потом все ярче и ярче. Ее очертания стали трепетать, пока, наконец, не обрели вид человеческой фигуры. И вот уже человек шагнул ко мне, все еще замороженному ужасом. Куда уж нам, людям Интернет-эпохи наблюдать призраков.
   Вдруг, из недр тени прозвучал презрительный голос:
   -- И как такая мерзкая слабость может сражаться? Как она все еще жива?! Хотя, даже у зайца от трусости перед смертью прибавляется храбрости, но все же...
   Я не мог ответить, горло все еще сковано спазмом, но в глубине души шевельнулась злость. Никто не любит, когда его называют трусом. Даже если это говорит бесплотный призрак.
   Горящие презрительным светом глаза обратились на мое тело, по-свинячьи храпящее с открытым ртом. Голос приобрел окрас ненависти:
   -- Жалкая пресмыкающаяся тварь, я с легкостью убью тебя второй раз! И на этот раз -- навсегда!
   Человеческий силуэт стал размываться, только чернильно-черная рука потянулась к моему горлу. Кожи коснулись холодные склизкие пальцы, сразу напомнившие зимнее болото, сдавили...
  

* * *

   -- А-а-а-а-а-а-а!!!!
   Я проснулся от истошного крика. Вскочил с кровати, готовый броситься на врага с голыми руками, только бы подороже продать свою жизнь. И только тогда, стоя посреди комнаты, осознал, почему так болит горло и крика больше нет. Сон!! Только сон!
   Дверь осторожно отворилась, в щель просунулась ушастая голова гремлина, похожая на замшелый арбуз. Ей-богу, вылитый Крюков, мой бывший сослуживец.
   -- Господин, -- вежливо, но насторожено поинтересовался гремлин. -- Вам что-нибудь нужно?
   Похоже, что местная челядь до сих пор не решила, как со мной обращаться. Как с родовитым феодалом, как с товарищем маркиза, или как с его слугой, только старше по рангу остальных слуг.
   -- Э-э, спасибо -- нет, -- пробормотал я, чувствуя, что лицо заливает краска. -- Я тут просто... э-э, вокальные упражнения... ну, люблю я петь по утрам.
   По глазам гремлина я понял, как бы он назвал мое утреннее пение, но ничего не сказал. Только что-то вроде "если господину что понадобится, пусть только свистнет"...
   Я обессилено упал на кровать. Все тело отчаянно чесалось от укусов кровопийц. С комарами и клопами здесь не научатся бороться еще лет триста, а это огромный минус! Как же я хочу домой! Вдобавок после вчерашнего боя на арене и долгого пути все тело в грязи, хочется умыться. А утренние ванны и душ здесь "от лукавого"...
   Хотя, я же в замке еретика.
   Ободренный, я снова позвал гремлина, велел принести таз с водой и полотенцем. А через десять минут уже смывал пот и грязь с покрытого синяками и ссадинами тела. Гремлин с интересом посматривал на мое занятие, у самого морда в мелкую трещинку -- в засохшей прошлогодней грязи.
   Настроение медленно, но верно улучшалось. А, когда принесли чистую одежду, вообще все стало хорошо.
   Я с наслаждением сбросил грязную рубаху и портки, натянул кожаные штаны и тонкую, белую рубашку. Явно из гардероба маркиза, маловата и жмет, но, все же, лучше чем моя старая.
   После крепкого сна события вчерашнего дня казались далекими и призрачными. Странно, но мозг, вопреки моим опасения, не реагировал болезненно на окружающую обстановку. Я почему-то думал, что должен обязательно свихнуться от абсурда ситуации. Средневековье, ведьмы и колдуны, загадочный враг всего человечества, даже сны мои наполнились этим картонным бредом.
   Я зябко вздрогнул. Нет, наверное, я себя переоценил. Все-таки мороз по коже от средневековья. Побыстрее бы домой!
   В дверь постучали. Тут же, не дожидаясь ответа, в щель приоткрытой двери просунулась глумливая физиономия черта.
   -- Уже проснулся? -- осведомился рогатый пакостник.
   Мое сердце радостно застучало, -- хоть одно знакомое лицо! Но в памяти неожиданно всплыли все россказни о подлости чертей, да и вчерашний вечер, когда он отказался выполнять обязательства и обвинил меня во лжи. Настроение сразу испортилось. Я нахмурился, мрачно спросил:
   -- Кофе тут у вас подают?
   -- Ты еще зубную щетку попроси, -- гаденько захихикал черт.
   -- Да пошел ты, -- буркнул я.
   -- А вот только хамить не надо! -- сразу насупился черт. -- Я ж шутю! От всего, так сказать, сердца.
   Я не ответил. Черт хмыкнул, подошел к окну, и дребезжащим голоском спросил:
   -- Андрей Викторович, хватит дуться. Всего месяц, один коротенький месяц, и вы вернетесь домой. Это не повод для расстройств, ищите плюсы. Например, смотрите на все как на экскурсию по музею, только все в три-дэ... нет, ну я не могу! Что вы смотрите на меня как солдат на вошь?! Разве я не сделал для вас несоизмеримо больше? Вы хоть представляете, что значит на самом деле оживить человека? Вне юрисдикции Света, что и сам-то сотворил такое всего единицы раз за всю историю мира.
   Я мрачно покосился на черта, не отрывающегося от вида за окном, подошел к нему. Как-то непривычно было слышать такие серьезные речи от черта, что только и выдумывает гадости. Хотел было привычно огрызнуться, но я вдруг замер.
   За узким окном-бойницей разворачивался красивый вид. Ослепительно голубое небо плавилось в солнечных лучах. Далеко на востоке собралась пышная шапка облаков, их насквозь пронизывают заснеженные горные хребты. Правее тянется ровная степь, что плавно переходит в лес маркиза. Жара еще не наступила, и из окна тянуло свежестью и прохладой близкого леса. Запахи накатываются сплошной волной, вязкой и сладкой.
   -- Картина неприступного замка, -- гнусавым голосом гида сказал черт. -- Справа и слева горы, позади тоже горы, плавно утопающие в Багровом море. Сие море-окиян практически не изучен, местные жители говорят о конце света, что омывает соленая вода. Вот бы где побывать! Говорят, в его недрах плавает Вечный Змей, хотя такая животинка в картотеке ада не значится... Но вам, как художнику, должно понравиться. Хотя, видел я ваши модели драконов -- кошмар просто...
   -- По шее схлопочешь, -- пообещал я.
   -- Вы не выспались?
   Я покосился на черта, но у того даже пятачок искренне подрагивает от заботы. Мрачно ответил:
   -- Да снилось всякое... после ваших турниров, будь они неладны!
   -- А вот у меня ночь прошла более-менее спокойно, если не считать старого и противного домового, что задался целью напугать меня. Всю ночь шуршал в углу, пару раз пытался стащить одеяло, за что получил пинка и обиженно удалился за шкаф. И уже оттуда стонал, хрипел и всячески изображал смертельноопасного врага, -- поведал черт, но спохватился: -- А что вам снилось?
   -- Да кошмары разные, -- отмахнулся я.
   -- Вы хотите об этом поговорить?
   Я сделал вид, что в ярости замахиваюсь на наглеца. Черт поспешно запищал, делая жалобные глаза:
   -- Все-все! Не надо Андрей Викторович, у нас сегодня работа! А как мне идти на работу с фингалом?
   -- Какая работа? -- вскинулся я.
   Но черт уже шмыгнул к двери, оттуда вякнул:
   -- Маркиз все объяснит!
  

* * *

   Мы спускались по крутым винтовым лестницам, неизменным атрибутам древних замков. Я старался запомнить дорогу, но мы так часто сворачивали в совершенно неприметные коридорчики, что я быстро потерялся. На мой взгляд, нет никакой системы в одинаковых переходах, спусках и подъемах, с одинаковыми доспехами у стен под факелами. Но наверняка строилось так, чтобы при попадании ядер и снарядов не обрушились широкие галереи колонн, что пару раз оказывались в стороне. Чтобы враг, если нападет целой армией, захвативший одну из частей замка, не смог пробраться в другое крыло. Подобно тому строятся подводные лодки, где всегда при течи можно перекрыть один из отсеков.
   Мы шли по очередному коридору. Воздух прохладный, будто в северном болоте, пахнет сыростью и плесенью. На полу слой пыли, и вообще, она везде: на доспехах, картинах, окнах. Мой взгляд пару раз натыкался на гобелены и картины. Чтобы не волноваться зря, предвкушение очередных неприятностей вылилось в судорожную дрожь в коленях, я рассматривал картины. На многих из них внизу, около подписи художника, алели пентаграммы и языки пламени. Мне сразу вспомнился вчерашний разговор с маркизом, где тот утверждал о невмешательстве Света.
   -- И что, Творец и, правда, отошел от дел? -- содрогнулся я. Это ведь хаос! Я давно привык к увлеченной пропаганде по ящику, в том числе и церковной. Почти каждый день можно заметить очередного попа и отца церкви на встрече с президентом, на светском рауте, крещении дачи депутата. Прямо шоумены! А тут -- отошел от дел! Значит все это деяния Сатаны?!
   Черт тяжело вздохнул:
   -- Когда-то давно были созданы люди, гораздо позже чертей или иных эфирных созданий. Слабые, нескладные, из плоти и крови они оказались такой легкой добычей, что мы поначалу даже не обратили внимания. Войны между собой занимали нас в то время гораздо больше. Хаос создал сильнейшую магию, что сотрясала все Мироздание, а воины Порядка неутомимы в битве, всегда находят резервы сил и сдерживают хаос. Свет активно боролся за право первой силы, но чуть подзатих. Оказалось, секретное оружие готовил -- человека. В общем, о вас все забыли. Ну, кроме одного, светоносного ангела, что поклялся переманить венец творения на свою сторону. Только у него не всегда гладко получалось. Многие отдались тьме, но это странным образом подломило их силы. Люди на стороне Тьмы сражались и сражаются гораздо слабее, нежели те, кто в Свете. Хотя темные применяют военные хитрости, стратегию, стараются расстрелять врага издалека. Но светляки не уступают, предпочитают честный поединок, а там бьются как берсерки! Трудно сражаться разумному войску против стада тупого быдла. Церковь специально сжигала библиотеки и школы, там же коптила ученых. Знание -- от лукавого, оно заставляет сомневаться в правильности своих действий, учит подлостям и непотребствам. Есть только церковь, есть только Творец. Вот с этими словами и идут крестоносцы в бой, в то время как наши думают о своей шкуре и норовят все больше взять хитростью.
   Я слушал болтовню черта с замиранием сердца. Все же, как похожи истории наших миров! Только здесь война с грехом не спряталась трусливо в подсознание, когда мы стесняемся совести и предпочитаем "секс-наркотики-рок-эн-ролл" только потому, что это модно и круто. В нас вызывают отвращение и презрение те хлюпики, которые не пьют как мерины, не курят, трясутся над здоровой пищей. Хотя мы дохнем как мухи, все равно учим каждого жить. А здесь война идет своим чередом, сминая и уничтожая целые миры. И прав тот, кто истинно верит в добро. Кто не сомневается, кто не бросит товарища на поле брани!
   Черт бодренько процокал копытцами к очередной двери, уже из коридора послышался его тоненький голосок:
   -- Люди быстро выстроили первые укрепления. Стали плодиться, все еще скрываясь в лесах и помаленьку захватывая никому не нужные земли и болота. Потом они вышли из леса, стали оседать на брошенных землях, где шли когда-то ожесточенные бои. И там, где люди селились, сразу же появлялись крепости, форты, укрепления. Они с трудом противостояли мелким бесам, которых валят пачками слабейшие маги Хаоса. Людское волшебство самое слабое... нет, самое скучное из всех! Никакой зрелищности. Мы смеялись, видя таких слабаков. Но однажды посланный к людям маленький отряд демонов не вернулся... "Слабачки" растерзали их в пух и прах. Их незрелищная магия оказалась действенней разрушений Хаоса! Простая вера в пророка и сына божьего, творила чудеса! Даже иногда, когда люди свято верили в победу и кричали "С нами бог!", вражеские чары рассеивались над их войсками! И мы начинали отступать. Так, все больше и больше теснили иные народы и расы люди. Пока не стали занимать центральное место в мирах...
   Черт замолчал.
   -- А что дальше? -- нетерпеливо спросил я.
   -- Дальше? Дальше появились хорвы. Они с одинаковым усердием резали демонов Тьмы, людей, ангелов Порядка и жестоких богов Хаоса. Мы первыми сообразили, что нужно делать. Объединились между собой, и только люди гордо отвергли всеобщую мобилизацию. Они посчитали, что это только военная хитрость слуг Сатаны, которые уже не могут выиграть честно. Только немногие поняли истинный порядок вещей, но умных погнали в еретики. Еще раз повторюсь, самый злейший враг Церкви -- разум!
   Из-за очередного поворота показалась массивная внушительная дверь. Черт замолчал и, развязно подмигнув мне, толкнул створки. Мы оказались в узкой, но длинной комнате, то ли библиотеке, то ли в писчей. Стены скрывали книжные полки до потолков, что уходили далеко во мрак помещения. Посередине комнаты стол, почти полностью заваленный пергаментом и книгами, какими-то картами, свитками. В комнате сухо и тепло, пахнет прогорклым маслом из ламп под потолком. Я засмотрелся на покрытые пылью ряды фолиантов, как всякий человек поглощающий книги с детства.
   -- Доброго утра, Андрей Викторович! Я смотрю, вам понравилась моя библиотека?
   Откуда-то из темноты выступил маркиз де Варг. Такой же элегантный, красивый, в стильном черно-серебряном камзоле и кожаных штанах. Белые волосы идеально приглажены, аккуратно лежат на атлетических плечах.
   -- Здравствуйте, Алан, -- смутился я. По сравнению с маркизом я выглядел необразованным вилланом. -- Я не ценитель, но вид у вашей коллекции и впрямь внушительный.
   Маркиз польщено сказал:
   -- О, Андрей Викторович, уверяю вас, нигде в этом мире вы не увидите подобного собрания! Церковь, знаете ли. Сия организация стойко блюдет уничтожение любых трактатов. Кроме, конечно, книг церковного содержания. Но богословы, описания жития святых не дадут требуемой мощи в борьбе с хорвами.
   -- Неужели Церковь уничтожает все книги? -- поразился я. -- Я думал, что только Александрийская Библиотека пала невинной жертвой!
   -- Увы, -- поджал губы Алан. -- Любая книга, в которой не столько подвергается сомнению, сколько вообще рассматривается творение Господа, считается монахами ересью. Любая! И, соответственно, ее автор и сама рукопись подлежат уничтожению. Они не могут допустить, чтобы началось брожение умов. В этом они, может быть, правы.
   -- Вы допускаете, что убийство человека и его идей, правильный путь?! -- поразился я. -- Вы оправдываете тех, кто останавливает развитие и...
   Я замолчал, маркиз с задумчивой и печальной улыбкой смотрел куда-то вглубь библиотеки. Наконец, он заговорил, в его красивом и мелодичном голосе скользила неуловимая печаль.
   -- Ах, Андрей Викторович, как прекрасны цели тех, кто верит в человечество. Как прекрасны молодые и честолюбивые порывы! И тем горше мне признавать их ошибочность и невыполнимую утопичность... Пока существует угроза всему человечеству, пока есть враг, готовый напасть на наши границы, мы должны держать удар не смотря ни на какие жертвы. Сейчас гораздо больше ценится воин, что никогда не предаст, никогда не забудет и не нарушит слово, нежели тот, кто хорошо разбирается в арифметике.
   Маркиз помолчал, в его светло-серых глазах зарождался грозный огонь. Я пугливо заморгал, но огонь не пропал и я с тревожным облегчением заметил, что это всего лишь отражение пламени ламп.
   Алан де Варг повернулся к рядам библионов, торжественно повел рукою и проговорил:
   -- Но, тем не менее, мы, воины Тьмы, помним, что главный талант человека -- разум. И продолжаем даже из горящего дома спасать не детей, а книги.
   Я не знал что сказать, с интересом и восхищением рассматривал покрытые пылью ряды книг. Даже забыл, зачем мы сюда пришли, однако черт красноречиво кашлянул.
   -- Э-м, маркиз де Варг, вторжение... -- почтительно сказал он.
   На мгновение маркиз растерялся, явно поглощенный созерцанием своего богатства, потом посерьезнел. Голос из приятного стал сухим, металлическим, мне даже послышался звон мечей и крики павших:
   -- Андрей Викторович, к сожалению я вынужден вас просить об услуге...
  

* * *

   В замковом дворе царило грозное оживление.
   Молчаливые и испуганные слуги выводили коней, те зло всхрапывали, в предвкушении бега. Кузнец Прометей вытаскивал из кузни лучшее оружие. Солнечные зайчики от полированных лезвий прыгали по серому камню, норовили попасть в глаза. У меня, при взгляде на оружие, проснулся детский азарт. Кровь ускорила ток, мышцы сладко заныли, а руки сами потянулись к двуручному мечу.
   -- Не тяжело будет? -- усомнился черт. -- Может быть, начнем с кинжальчика?
   Я в восторге поднял меч, чувствуя, что еще чуть-чуть и по-мальчишески завизжу. Впервые я держал такое замечательное оружие. Без всевозможных выпендосов декоративных клинков, какие продаются у нас на каждом углу. Ничего лишнего, только убойная сила. Полутораметровое лезвие завораживает таинственной синевой, где часто вспыхивают искры солнечного света; черная витая гарда, что остановит удар и защитит кисть; удобная, покрытая кожей двуручная рукоять.
   Я потрогал пальцем лезвие, по голубой кайме скользнула капелька крови.
   -- Ндравится? -- ревниво спросил Прометей.
   -- Это... это лучший меч, что я держал в руках! -- хрипло от восторга прошептал я.
   Черт язвительно хмыкнул. Наверное, подумал, что подловил меня на лжи и подхалимстве. Но я и вправду держал в руках лучшие клинки: двуручные, метательные, огненные, мифриловые... летал на драконах, брал штурмом замки... когда играл в Интернете...
   -- Ну, эта, пользуйтесь, -- польщено сказал Прометей, потом прислушался к чему-то, и торопливо попрощался.
   В замковый двор ворвался зеленый смерч. С гиком и визгом налетел на гору оружия и брони возле кузни, распался на толпу зеленокожих гоблинов. Они весело копошились в груде металла, громко спорили за каждый клинок и панцирь, тут же вспыхивали короткие драки. Победитель сразу отбегал с добычей в сторону, побыстрее напяливая, чтобы не успели отобрать. Я заметил, что многие кольчуги и панцири были в заплатах, явно не единожды побывали в бою.
   -- И что это за балаган? -- кивнул я на гоблинов.
   Черт бросил взгляд на оруще-спорящую толпу, пожал плечами:
   -- Бесплатная и дешевая воинская сила. Считай, что это первый уровень, тебе и так повезло, что помощь дают.
   -- Они же...
   -- Дебилы? -- поднял бровь черт. -- И что? Зато имеют первобытную страсть к разрушению. Ты лучше кольчугу надевай. Надевай-надевай, она всегда понадобится!
   Пока кузнец обвешивал меня броней, как шахида взрывчаткой, во дворе появился человек.
   Невысокий, даже по меркам этого древнего мира, еще не знакомого с акселерацией. Зато коренастый, упругий, будто стальная пружина, явно побывал не в одной сотне сражений. На гладкой, до синевы выбритой макушке металлическое кольцо, обвивающее лихой чуб до лопаток.
   -- Ульв, что на их языке значит -- волк, -- шепотом пояснил черт.-- Знаменитый воин горных племен, уже не один десяток лет служит маркизу. Мастер своего дела, по-своему честный и отважный рубака и лихой мечник. Но, почему-то, предпочитает топор. Опасный противник, в его арсенале полно хитрых ударов и трюков, жаль, что так и не придется применить их все.
   -- Почему не придется? -- так же шепотом спросил я, рассматривая суровое, посеченное лицо воина.
   -- С тех пор как хорвы приблизились к границам здешнего мира, мы не воюем со светляками в полную силу. Так, мелочные схватки. Стараемся, в отличие от них, не истощать силы друг друга. Ведь хорвам все равно, кого они будут рубить, людей, демонов или крестоносцев...
   Я смотрел на Ульва, что презрительно покосился на кучу оружия во дворе и прошел мимо. Сам он уже в кожаном панцире, в руках устрашающего вида топор, с загнутым крюком посередине. Гоблины пугливо расступились, тихо переругиваясь.
   Ульв приблизился. Я еще раз удивился его крепкой фигуре, крутым валунам мышц. Он замер, сказал с почтением:
   -- Ярл Арнольв, я горд тем, что буду биться плечо к плечу с таким воином как ты! Мой топор в твоей власти!
   И, не дожидаясь ответа, варвар коротко поклонился и отошел.
   -- Как он меня назвал? -- удивился я.
   -- Арнольвом, -- захихикал черт. -- Еще и титулом наградил, вот умора! Андрей Викторович, вы не обращайте внимания. Просто, имя ваше, мягко говоря, не совсем удобное для данного места. Вот каждый и норовит переиначить по-своему...
   -- И что мне с ним делать?! -- прошипел я.
   -- Как что? Командовать! -- так же шепотом ответил черт. -- Ульв, хоть и воин отменный, глуп, как винная пробка. Сказано, что варвар. Видишь чуб на макушке и рисунок на щеке? Это их ранги... он где-то между вождем и почетным воином...
   Я только сейчас заметил затейливую татуировку, что раньше принял за рваный шрам на щеке. Язвительно пробурчал:
   -- Ну здорово, мало мне этих зеленокожих дебилов, так еще и варвара-киллера дали! А что если я его разозлю чем-нибудь? Может он меня...
   -- Я ему вчера будто по секрету рассказал, что ты в одиночку крепость штурмом взял, -- бесцеремонно перебил черт. -- Для варваров это огромнейший авторитет, ну, тот, кто сильнее лупит. Теперь он скорее на меч бросится, чем тебе слово поперек скажет... это, брат, средневековье, а здесь авторитет это все!
   Я ошеломленно подивился коварству черта, хотел было выругаться, но тут заметил принцессу.
   Киата тихонько скользила в тени стены, но мне показалось, что ее красота даже тень освещает. О, эта неземное, одухотворенное лицо, эти прекрасные глубокие глаза! Грациозная походка, с истинно королевским величием. Мне показалось, что даже гоблины сейчас падут на колено, признавая красоту и невинность принцессы.
   -- Доброе утро, ваше высочество! -- хриплым от волнения голосом произнес я.
   Киата шла не оборачиваясь, всем своим видом показывая презрение к слугам Тьмы. Я уже думал, что она пройдет мимо, так и не удостоив меня вниманием, но принцесса вдруг повернулась, смерила меня странным взглядом и спросила:
   -- Собираетесь на охоту, как стая ученых псов?
   Я вздрогнул, будто от удара. В словах принцессы было столько презрения и укора, что у меня невольно сжались кулаки, а лицо залила краска.
   -- Ваше высочество...
   Киата перебила:
   -- Почему вы служите Тьме? Вы же человек!
   Я вздрогнул от неожиданного вопроса, как и всякий интеллигент, которого спрашивают "вы же знаете, что жвачник это зло, почему смотрите?!" или "если вы понимаете, что все вокруг лгут и воруют, почему молчите и даете взятки?". Тут же сердце трусливо вздрагивает, мозг начинает лихорадочно искать ответ. Все мы боимся говорить правду.
   -- Ваше высочество, я...
   -- Что? -- затаив дыхание спросила она, в глазах надежда. Наверное, хочет услышать о колдовстве, что держит меня. Но нет, меня ничего не держит...
   -- Я... должен, -- выдавил я.
   Принцесса разочарованно поджала губы, ее голос прозвучал глухо:
   -- Сэр Эндрю, вы губите свою бессмертную душу. А вы так молоды, полны сил! Вы можете еще столько совершить...
   -- Я должен вернуться домой, ваше высочество... а маркиз поможет мне это сделать, -- отвел глаза я.
   На душе было противно и гадко.
   -- Но вы же мужчина! -- ахнула принцесса. -- Вы же можете повергнуть зло! Можете! А, вместо этого, входите с ним в сговор! Маркиз погубит вас!
   Она была прекрасна в праведном негодовании. Ее глубокие голубые глаза источали неземной свет, от которого к горлу подкатывал комок, а сердце трепетало.
   "Она страдает в неволе! -- подумал я, и сердце мое сжалось от сочувствия. -- Может быть, плюнуть на все и выкрасть ее?"
   Но что-то гадкое, мелкое и подленькое вдруг завопило внутри. Нет! У меня есть дом, где меня ждут родители, и они очень страдают без меня! Я в чужом мире, и у него свои законы. А похищения принцесс и их возвращения -- не мое дело. Не мое, и точка! Мне бы только дождаться конца месяца и свалить, а они пусть дерутся с кем хотят, хоть с хорвами, хоть с рыцарями, да хоть с гомосеками!
   Видимо мои мысли отразились на моем лице. Принцесса окинула меня презрительным взглядом, в красивых глазах мелькнуло отвращение. Она порывисто развернулась на каблуках, и покинула замковый двор.
   -- Эх, женщины... -- начал было черт, но я прорычал:
   -- Чего застряли?! Едем!
  

АВЕНТЮРА IX

   -- ...Выгоняем из села, все крушим и поджигаем, и -- никаких жертв! Все довольны, -- весело закончил черт.
   -- Ага, особенно крестьяне, -- язвительно покивал я.
   Черт состроил гримасу, пятачок кисло наморщился:
   -- Это для них лучше, чем быть убитыми. Придут хорвы, и первая деревня на их пути будет буквально стерта с лица земли. Мы пытались предупредить людей, но нас они не слушают, так что... придется выгонять силой. Это для их же блага!
   Я саркастично хмыкнул, но не нашел, что возразить. Черт был абсолютно прав.
   Я неуклюже повозился в седле, задница еще с прошлой поездки в мозолях. Что ни говори, но городской житель совершенно не приспособлен к такой жизни. Порой нам кажется жестким даже сверхмягкое массажное кресло дорогого автомобиля, когда пару часов проездишь, а тут грубая кожа потертого седла. Скрипучая, по твердости не уступающая камню.
   В этот раз мне достался молодой и горячий конь, постоянно норовивший перейти в галоп. Я чувствовал, как под вороной шкурой перекатываются валуны мышц, бешеный ток горячей крови. Конь раздувает ноздри, глаза шарят в поисках врага, часто задирается с конями черта и Ульва, скачущими по бокам. Смирную лошадку черта мой конь быстро притер боком, позволив ехать только на полкорпуса позади себя.
   Мы ехали по пустынному тракту. Вокруг невозделанные степи, высокая трава ходит волнами под легким ветерком. Слышно тяжелое жужжание насекомых, летающих неторопливо в полуденной жаре.
   Я, вновь облаченный в доспех, возглавлял отряд. По бокам неотступно следовали Ульв, поглядывающий на меня с уважением, и черт, ни на секунду не закрывающий рта. Черт беспрестанно болтал, взяв на себя роль гида, а иногда даже начинал петь, когда я в открытую уходил от разговора. В такие минуты я чувствовал симпатию к молчаливому варвару, что на черта посматривал с неприязнью и брезгливостью. Позади грохочет оружием галдящая ватага гоблинов, что от избытка энергии беспрестанно затевают драки между собой.
   Странно, но вообще-то я довольно быстро привык к этому миру, хотя раньше бранился на фантастов. По-моему, человек, попавший в средневековье, обречен на глупую смерть, но никак не на трон величайшего из царей. Хотя, конечно, мое спокойствие можно списать на эмоциональный шок. Вот успокоюсь, свыкнусь с абсурдом ситуации, и ка-ак съеду с катушек! Самому черту мало не покажется!
   Перед глазами на миг появился грубый ящик, в народе ласково называемый гробом, и мое тело внутри. Кожа уже начала чернеть, черты лица заострились, щеки и глаза впали. И страшный голос шепчущий:
   -- Ты мертв...
   Я вздрогнул от неожиданности, когда Ульв глухо уронил:
   -- Ярл Арнольв, село Закрайнее.
  

* * *

   В пыльной дымке горизонта показались тоненькие дымки, игрушечные домики. Сразу за домами зеленели возделанные поля, больше похожие на огромные огороды. Там гнутся фигурки, медленно переходят с места на место, будто на пастбище.
   -- Закрыть забрала, -- громко приказал я. -- Строй не ломать, идти тихо.
   Сердце тревожно колотится, я даже в детстве не ходил драться двор на двор. А здесь прямо мафиозные разборки. И чего только не сделаешь, лишь бы только забыть этот чертов мир с его проблемами и вернуться обратно!
   Я вздрогнул, сбоку обрадовано громыхнуло:
   -- О! Баба!
   Впереди шла с плетеной корзиной женщина, что-то тихо напевала. Обернулась на крик Ульва, застыла. Я успел заметить отхлынувшую от лица краску, страх в глазах. Конь под варваром всхрапнул, рванулся вперед.
   -- Отставить! -- гаркнул я. -- Никакого насилия!
   Ульв замер как вкопанный, даже конь испуганно пригнул голову. Да я и сам не ожидал, что способен так по-командирски орать!
   Черт с саркастичной задумчивостью сказал, вроде бы как про себя:
   -- Ну, для реалистичности можно было бы и снасильничать, тут ведь к этому привыкшие. Бабы сами подолы поднимают, знают, что иначе сами возьмут, только сперва покалечат... И вам, Андрей Викторович, как предводителю всякий уступит понравившуюся...
   -- Молчать! -- шикнул я, заливаясь краской.
   Женщина, подхватив подол, заверещала и бросилась к деревне. Гоблины нетерпеливо, как гончие на охоте, переминались с ноги на ногу, смотрели ей вслед. Даже повизгивали от нетерпения. Ульв с недоумением покосился на меня, но промолчал.
   Я под общими взглядами почувствовал себя настолько неуютно, насколько может ощущать себя заядлая модница в трехнедельном турпоходе.
   "Варвары, -- билась в мозгу злая мысль. -- Варвары! Только бы снасильничать, разгромить, да поджечь... куда я попал?!"
   К деревне подъезжали в молчании. Я хаотично обдумывал ситуацию, очень уж не хотелось быть ответственным за задание маркиза. Но никаких толковых мыслей не пришло, кроме одной -- на все пофиг, делай! Никто не узнает, а тебе домой нужно! Все-таки, был же у меня раньше девиз: "К богу или черту -- какая разница? Лишь купили подороже..."
   Деревня разрослась, ощетинилась мелкими зубами частоколов, что любой всадник перемахнет. На узких улочках бродят деловитые гуси, курицы, хрюкают в загонах свиньи. Низкие домики с соломенной крышей ютятся друг от друга на отдалении, что понятно. Начнись пожар, пламя быстро перекидывается на соседа. Да и огороды почти у каждого, а для них нужно место. От домиков отчетливо тянет свежеиспеченным хлебом, молоком и сеном. Завершает пасторальную картину небольшая часовенка. Около двустворчатой двери с крестами беседуют мужики, часто крестятся и кланяются священнику.
   Все мирно и благочестиво... И тут я!!
   Женщина с корзиной неслась прямо на частокол. Я до конца был уверен, что она с разгона перемахнет полутораметровую преграду, но та вдруг резко свернула. Юркнула в какую-то щель, и, голося не своим голосом, понеслась по селу.
   Я придержал коня. В душе все еще сражались две силы: все, чему меня с детства учили по поводу добродетели; и то, что выполнение задания необходимо для возврата домой...
   -- Нужно, Андрей Викторович, нужно. Иначе они все погибнут, -- прошептал черт, будто послушав мои мысли. -- Хорвы не берут пленных.
   Секунду я все же колебался. Но только секунду.
   -- Вперед! -- сквозь зубы скомандовал я.
   Гоблины торжествующе заверещали, бурлящей рекой обогнули конские бока, ринулись в деревню. Два десятка зеленокожих недомерков в буквальном смысле проломили ограду, протоптались по огородам. Один отстал, тут же бросил ятаган, ухватил с грядки огурец и смачно захрустел. Остальные налетели на старую бочку с дождевой водой, принялись остервенело рубить, все с криками, писками. Несколько гоблинов не вместилось в круг уничтожителей бочки, выбило окна в крестьянском домике, ворвалось вовнутрь. Уже оттуда послышался женский визг, спустя минуту из дома выбежала дебелая баба с колотушкой. За ее красную длинную юбку держался гоблин, с мерзким хихиканьем пытался всунуть морду под нее. Баба верещала как резанная, так же как и гоблин забыла об оружии в своей руке, носилась по двору, волоча гоблина мордой о землю и поднимая столб пыли.
   Бочка с водой с жутким треском развалилась, вся вопящая компания недомерков с криками разделилась. Одна группа бросилась метаться по хатам, со звоном кроша посуду и утварь, вторая поджигала крыши. Уже отчетливо потянуло дымком, один из гоблинов поджег на себе рубаху и теперь метался по деревне как фейерверк.
   Гоблин, что схряцал огурец в огороде, долго смотрел на спелую тыкву, даже аккуратно потыкал пальцем. Потом торжествующе завопил, скинул свой шлем, и рванул с земли тыкву. Тут же с сочным чавканьем прогрыз в днище дыру, насадил на зеленую башку. По узким плечам потек густой тыквенный сок с мякотью, а гоблин уже проковырял пальцем отверстия для глаз и "зубастый" рот.
   -- Хэллуин какой-то... -- потрясенно пробормотал я. -- Вот откуда берутся легенды и традиции...
   Немногие крестьяне решились выскочить на защиту добра, большинство подхватывало детей на руки и удирало в поле. Похоже, что к такому образу жизни давно привыкли. Детей и мужчин -- в плен или на убой, а женщин -- насиловать и тоже в плен или на убой.
   Однако пятеро мужиков все же похватали вилы и топоры. Не успел я отреагировать на преграду, как на них налетели гоблины, все смешалось. Видны только сверкающие лезвия ятаганов, слышится бряцанье стали, крики селян и вопли гоблинов.
   Глаза Ульва загорелись, ноздри свирепо раздуваются, с наслаждением вдыхают запах крови и пожаров. Губы подрагивают, медленно обнажают клыки. Ульв хрипло выдохнул:
   -- Я помогу!
   -- Стоять! Нам не нужны лишние жертвы! -- рявкнул я. -- Наша цель другая!
   Черт покосился на меня, но ничего не сказал. В маленьких поросячьих глазках пляшут искорки от пожаров, рот чуть приоткрыт, видно кончик раскаленного жарой языка.
   -- Андрей Викторович, вы ставите нереальные планы, -- пропищал он. -- Мы потеряем много...
   -- Мне плевать, сколько мы потеряем зеленокожих! -- взревел я. -- Мы не должны убивать людей!
   Клубок гоблинов распался. На вытоптанной земле остались лежать тела мужиков и троих гоблинов. На телах людей множественные порезы, кровь тяжелыми толчками выбивает из ран, тут же смешивается с пылью и становится грязью. Гоблины сразу разбежались по хатам, не переставая вопить, а мужики остались на месте. Там уже быстро облепляли ужасные раны стаи зеленых мух, ползали по глазам, торопились отложить личинки.
   -- Это война, а люди иначе не понимают, Андрей Викторович, -- тихо сказал черт. -- Только язык силы.
   -- Не понимают... -- эхом прошептал я, не в силах оторвать глаз от тел.
   Смотреть на горящую деревню, где на моих глазах погибают люди, было страшно. Сердце колотилось, пот градом тек по лицу, а руки сотрясает зябкая дрожь. Это же я все устроил! По моему приказу гоблины рушат и поджигают дома, убивают людей. И все ради призрачной и эгоистичной цели -- вернуться домой. Ради желаний одного человека погибают другие.
   -- Не стоит винить себя, Андрей Викторович, -- подкатился черт. Вкрадчиво прошептал: -- Если бы не вы возглавили отряд, маркиз бы приказал кому-то другому. И уже поверьте, иной, например Ульв, сделал все гораздо жестче. Из всей деревни спаслись бы человек пять, не больше... а что бы он сделал с женщинами... Вы для селян -- настоящий благодетель.
   Я не хотел слушать противные слова черта, оправдания терзали меня, будто в живом еще теле проворачивают раскаленный прут. Но мерзкий голосок упорно вгрызался в сознание, заставлял внимать ему, чувствовать его правоту. Странно, но от этого становилось еще гаже и... легче!
   -- Если мы не выгоним людей из села, они все погибнут от рук хорвов, -- продолжат черт. -- А хорвы не оставляют в живых не то что младенцев, но даже домашнюю скотину и посевы. Все пожирает пламя...
   И, вроде бы, все правильно говорил рогатый пакостник, все по уму, как и должно было быть. Но в душе росло настойчивое чувство несправедливости, будто я все мог сделать иначе. Без зла и пожаров. Мелькнула странная, необычная мысль. Я вдруг уловил что-то знакомое в фигуре призрака, что являлся ко мне ночью. Почти понял, кого он напоминает...
   Из-за горящего дома вдруг выбежал священник. Путаясь в длинной сутане и размахивая руками, он метался между домами, отпихивал гоблинов. Те странным образом шарахались от хилой фигурки в запачканной пылью сутане, забывали про ятаганы в руках, и послушно отступали.
   Я скосил глаза, черт весь подобрался. Кучерявая шерсть стала жесткой, как ежовые иглы, на загривке приподнялся ирокез. Но в маленьких черных глазках появилось странное смирение, как у кролика перед удавом, готов позволить себя съесть. Правда, из пасти рвется ненавистное шипение, будто гадюка, готовая ужалить.
   Священник выбежал на середину улицы, отпихнул ногой гоблина, что потрошил курицу и истошно завопил мне:
   -- Останови своих тварей, изверг! Заклинаю тебя!!
   Ульв вздрогнул, на толстой шее вздулись вены. Варвар зарычал от бешенства, посеченное шрамами лицо перекосилось, он метнулся вперед:
   -- А ну, пошел прочь! Задушу, как хорек курицу!
   Седой, будто высохший священник побледнел, но не дрогнул. Тоненькие руки, испещренные старческими родинками, вскинули Писание на манер щита, и бескровные губы зашептали слова молитвы.
   Ульв будто натолкнулся на невидимую стену, отшатнулся, в глазах появилась паника. Его рука метнулась к поясу, сорвала метательный нож.
   -- Ульв!
   Воин дернулся, даже пригнулся от крика, и нож с шипением рассек воздух над головой священника. Огромный варвар замер, но руку опустил, конь под ним отступил на пару шагов. Да я и сам не ожидал, что могу вот так, зычно и мощно крикнуть. Даже плечи горделиво пошли вширь, спина выпрямилась. Я увидел, как священник испуганно сглотнул, не в силах оторвать от меня глаз, но губы продолжали шептать молитву. Ну, еще бы! Самый высокий человек здесь едва достает мне до плеча, кости вдвое меньше. Здесь я настоящий великан.
   -- Не трогай его! Я сам разберусь, -- предупредил я Ульва, потом обернулся к священнику. -- Святой отец, выслушайте нас...
   -- ...и защити нас от скверны и избавь...
   -- Святой отец! -- повысил голос я.
   -- ...от происков лукавого и слуг его! Оборони и научи...
   Я поозирался: черт с ненавистью смотрит в землю, пятачок дрожит от напряжения, слушать слова молитвы для него пытка; Ульв покорно опустил руки, смотрит на святого отца с вызовом, но будто окаменел.
   Священник продолжал молиться, полностью игнорируя нас.
   -- Да уж, не получился каменный цветок... -- пробормотал я. Уже громче крикнул: -- Святой отец!!
   Пастор прекратил молиться, громко заключил "Аминь", и с недоумением поднял взгляд:
   -- Вы... еще здесь?!
   -- А где же мне быть? -- усмехнулся я.
   Старик посмотрел на меня с таким сочувствием, что у меня подкатил к горлу ком. В его водянистых голубых глазах светились печаль и доброта:
   -- Значит, ты человек? И, вдобавок, крещенный?
   Я пожал плечами, постарался сказать небрежно, но голос был хриплым:
   -- И что это меняет?
   -- Посмотри на своих спутников, сын мой, -- мягко указал пастор.
   Я быстро огляделся. Ульв по-прежнему каменным изваянием замер в седле, даже не обращает внимания на то, что конь отошел чуть в сторону, небрежно щиплет траву. А черт... Черт исчез! Конь с пустым седлом переминается с ноги на ногу, недоуменно косит фиолетовым взглядом на пропавшего седока. Бархатные ноздри настороженно щупают пахнущий гарью и серой воздух.
   -- Твой спутник -- варвар и язычник, -- пояснил пастор. -- Их еще можно обратить в свет Истинной веры, но перед святым Писанием они отступают... Не все, конечно, но многие, и по одиночке. О рогатом существе я и говорить не желаю, тьфу, мерзость! Он сейчас там, где ему положено быть -- в аду. А с тобой, сын мой, молитва ничего не сотворила...
   Священник на секунду замолчал, в добрых голубых глазах скорбь.
   -- Или ты крещенный сын великого Отца...
   -- Или кто?! -- вырвалось у меня.
   -- Или тот, кто страшнее Сатаны, -- шепотом сказал пастор. -- Сын, предавший Бога и церковь. Страшный еретик, намного ужаснее Каина...
   Я молчал, пораженный обвинениями. Голос вдруг стал оправдывающимся, будто я и вправду еретик:
   -- Святой отец, мы совершаем благое дело...
   Пастор понимающе кивнул, обернулся к трупам крестьян:
   -- Эти несчастные просто невинные жертвы, без которых не обойтись?
   Я едва не кивнул. Стиснул зубы, деревянными губами прошептал:
   -- Я должен был это сделать... иначе не вернусь домой... Я в смятении, святой отец.
   -- Гордыня, сын мой, страшный грех, -- с осуждением покачал головой пастор. -- Разве может один человек судить других, изначально равных друг другу? Братьев по духу и крови? Созданных одним Отцом?
   -- Не в гордыне дело, -- отрубил я со злостью. -- Вашу деревню скоро сравняют с землей! А мы вас...
   -- Спасали? -- поднял бровь пастор.
   -- Спасали.
   -- Ты давно был в церкви? Давно каялся?
   -- Мне не в чем каяться, -- нахмурился я.
   -- Гордыня, сын мой...
   -- К черту гордыню! -- взорвался я, а пастор в испуге отпрянул и мелко перекрестился. -- Здесь скоро пройдут войска! Та сила, что поведет рати, не станет беседовать. Не станет выгонять крестьян и забирать их добро! Хорвы уничтожат все и всех! Мы лишь стараемся помочь вам, уберечь от гибели...
   -- Хорвы? Это кто, твари Тьмы? -- удивился пастор.
   -- Неважно! Мы должны сберечь вас.
   -- Благие намерения ведут в ад, сын мой. А ты, как я вижу, стал инструментом, подобно плугу, в руках того, кто сам никогда не пашет...
   Я упрямо тряхнул головой, отрывисто сказал:
   -- Если хочешь остаться в деревне -- как знаешь. Свое дело мы выполнили, тебя предупредили. И смерти твоих прихожан будут на твоей совести, если вздумаешь возвращать людей обратно! Ибо те, кто придет после нас, живых не оставляют...
   -- И ты бы мог остаться, человек.
   Я не ответил, от слов пастора где-то в душе растеклась теплота и умиротворение, но я упрямо загнал это чувство поглубже. А пастор продолжил, видимо заметив мое колебание, они, священники, всегда были хорошими физиогномистами и психологами:
   -- Ты еще можешь спасти свою душу, хоть и живешь во грехе. Но помни, чем дольше ты на левом пути, тем труднее с него сойти. Ибо говорил Иисус...
   -- Мне все равно, что говорил Иисус, -- рванул повод я, ощущая странный дискомфорт рядом с верующим. Будто я калека, а он, наоборот, полноценный человек, хотя голос разума утверждал обратное. Не дело современному человеку, еще в детстве узнавшему о клонировании, компьютерах и черной материи слушать сельского священника. Современность давно приучила к тому, что мы не поверим, пока не пощупаем. Но сердце все равно билось тревожно, будто я стою на краю пропасти. И это чувство породило злобу. -- Мне нужно ехать. А ты, деревенский святой, убирайся ко всем чертям, иначе...
   -- Меня не страшат слуги Тьмы, человек. Но вот ты уже становишься перед ней на колени... -- печально прошептал пастор. -- Я останусь здесь со своей семьей. И, если на то воля Господа, приму все, что Он приготовил!
   Пастор сказал это просто, безо всякой экзальтации, присущей фанатикам, без гордыни. Сказал как данность. Иного он и вправду не мог себе представить. И от этого в моей груди родился странный жар, настолько нестерпимый, что я зло подстегнул коня и рванул прочь.
  

* * *

   Гоблины собрались по первому зову. Сбежались, как стая мелких и пакостных щенков, все вопят, пищат, переругиваются. Шестерых недосчитались, это те, кого закололи крестьяне, кто заживо сгорел в хатах.
   Священник ушел, рыскает по домам, собирая уцелевшую утварь и помогая раненым. Я некоторое время наблюдал за религиозным фанатиком, потом зло сплюнул, и скомандовал:
   -- Возвращаемся!
   Ульв очумело потряс головой, отчего скованный железом чуб несколько раз хлестнул по щекам, будто и вправду волчий хвост. Глаза у варвара были растерянные, как у человека пережившего потрясение. Ульв то и дело оборачивался, пытаясь в окутавшем деревню дыму разглядеть пастора. Наконец, когда мы отъехали так далеко, что остался виден лишь дымок у подножья небес, варвар повернулся ко мне. Не глядя в глаза, он отстегнул боевой топор, рукоятью вперед протянул мне.
   -- Зачем? -- не понял я.
   Варвар рванул повод, его конь захрипел, очумело завертел головой, и резко остановился. Ульв спрыгнул в пыль тракта, низко опустил голову, и стал на одно колено. Голос прозвучал глухо, будто шел из-под земли:
   -- Я вас опозорил, ярл Арнольв.
   -- Что? Ты...
   -- Я не защитил вас от чужой магии, ярл. Я поддался чарам противника и оставил ярла без защиты! И нет мне прощения. Об одном лишь прошу, сохраните мне честь, я хочу умереть от твоих рук, ярл!
   Я замер. Блин, мир сумасшедших! Ну какого черта ему сбрело в голову, что он опозорил меня?!
   -- Ульв, встань...
   -- Никто из моей родни не будет поминать вас черным словом, ярл, не будет кровной мести. Все будут благодарить за то, что вы спасли мне честь!
   Да что такое?! Похоже, что все сегодня решили быть кретинами.
   -- Встать! -- рявкнул я.
   Ульв вздрогнул, послушно встал. Ага, похоже, что я понял, как с ним нужно говорить!
   -- Ты считаешь, что ярл не в силах постоять за себя?! -- возвысил голос я, старательно имитируя гнев.
   Ульв снова вздрогнул, еще ниже опустил голову.
   -- О нет, господин! Я лишь...
   -- Молчать! Потому я и зовусь ярлом, что могу противостоять чужой магии! -- я самозабвенно принялся врать. -- А ты воин, и моя работа защищать таких как ты! Это был кровавый бой с магами церкви, и мы его выиграли, Ульв! Тебе не в чем винить себя! Они не знали, что в отряде есть люди, которые могут сопротивляться магии. Это была военная хитрость.
   Ульв вскинул голову, на усеянных шрамами и татуировками щеках появился румянец. В глазах вспыхнула надежда, но голос не дрогнул:
   -- Я клянусь столбом Гарнара, что буду вечно служить тебе, ярл Арнольв! И почту за честь нести твой герб!
   Я мысленно усмехнулся. "Ярл Арнольв", ну надо же.
   "Хотя, -- с некоторым удовольствием признался я себе мысленно, -- ничего так прозвище, нормальное".
   Я кивнул варвару, величественно вскинул меч над головой, как делали рыцари в фильмах. Похоже, что сделал правильно, Ульв задохнулся от щенячьего восторга, не касаясь стремени, взлетел в седло. Глаза светятся преданностью и счастьем.
   Мир непуганых сумасшедших, е-мое! И, кстати, куда подевался черт?!
  

* * *

   Дорога обратно была не в пример скучнее. Гоблины уже не так орали, их драки переросли в тихий спор, ленивые склоки по поводу добычи. Ульв держался в седле ястребом, грудь колесом, челюсть угрожающе выдвинута. Чувствует себя виноватым, вот и шарит глазами по горизонту в поисках врага. Хочет искупить вину кровью. Только я молчал, сгорбившись в седле. Доспехи казались невероятно тяжелыми, прямо-таки тянули к земле. Или это груз совести? За то, что сотворил очередное зло?
   Я даже вздрогнул от неожиданности! Что за слова такие: "совесть", "сотворил зло"?! Их раньше в моем лексиконе не было! Неужели так влияет окружение этих простых до примитивизма людей, что еще верят в мифические "чести", "слова" и "клятвы"?! Я давно привык смеяться над ними. Еще бы, сам весь такой продвинутый, знаю про атомарную структуру мира, об автомобилях и о том, что Луна -- планета, а не солнце мертвецов.
   Неожиданно появилось странное безразличие и злость. Да пошли они со своими войнами, церквями и прочими тьмами! Не мое это! Не моя война, не мой мир, не мои ценности! Я, как и все люди моего времени, ценю намного больше покой, свободу и личную замкнутость. У нас вообще демократия! Никакие коврижки не заставят меня пожертвовать свободным временем ради мифической "чести" или что там у местных фанатиков?!! Забыть обо всем!
   Появилась соблазнительная мысль о том, что все приключения за последние двое суток -- бредовая и хорошо спланированная шутка в духе "улыбнитесь, вас снимают!", но... Даже в моем положении не стоит думать о подобном. Если уличную драку еще можно спланировать, и, фиг с ним, амфитеатр тоже, то никто не станет тратить такие деньжищи ради тупого прикола! А замок маркиза, а деревни, а смерти, разбойники, твари на арене?!! Нет, все это по-настоящему! И моя цель -- выбраться из этого кошмара, а не разгонять крестьян или думать о приколах!
   Солнце медленно катилось к горизонту. Справа показались зубчатые верхушки соснового леса, потянуло зеленью и свежестью. Еще пару часов и прибудем в замок.
   -- Послушай, что за глупость такая? -- не выдержал я.
   -- Какая глупость? -- насторожился Ульв и поспешно вынул палец из носа.
   -- Это же вандализм!
   -- Ванда... ярл, это ты на меня?! -- расширил глаза Ульв.
   Я раздраженно отмахнулся, минуту помолчал, подбирая слова, потом вновь сказал:
   -- Ульв, сам посуди, такие методы неэффективны! Мы пригоняем толпу гоблинов, они рушат и сжигают дома, бьют всю утварь и прогоняют жителей из опасного места! Так?
   -- Ну-у, да, вроде бы, -- задумчиво протянул воин. -- Только слова у тебя какие-то, странные, что ли... Ты не маг?
   -- Нет, не маг. Да ты меня пойми, я говорю о том, что нападать на деревни не нужно!
   -- Как не нужно?! -- ахнул простодушный воин.
   -- Молча! -- наконец разозлился я. -- Не перебивай!.. Смотри, мы нападаем, все крушим, прогоняем. Кто нас после этого слушать будет? Кто будет помогать? Это только обостряет конфликт! Не лучше ли было бы просто приехать к селянам и предупредить об опасности? Глядишь, пару мужиков бы в армию защиты заполучили бы. Да и припасы остались бы целы. Когда хорвы войной пойдут, тогда всем хлеба будет мало. А кто у нас ответственен за хлеб?
   -- Кто?
   -- Крестьяне.
   -- Э-э, брат. Все так, да не так, -- радостно осклабился Ульв, наконец, уразумев о чем речь. -- Церковники, то бишь отцы святые, как только узнают, что ее чада якшаются с черными магами, сразу на костер отправят. Без суда и следствия! Ты что, ярл? Это ж грех! Да и сами люди нас слушать не станут, душу свою бессмертную опасности подвергать да с чертями и орками союзы творить. По их разумению мы такие же враги аки хорвы, и ничем не лучше. Разве что лясы точить умеем. С хорвами-то не больно побеседуешь! Они сразу нож промеж лопаток, и все дела.
   -- А вы пытались договориться? -- не унимался я.
   Ульв криво усмехнулся.
   -- С хорвами? Те, кто пытался -- уже никому ничего не расскажут...
   -- А с церковниками? Воевать-то неэффективно!
   -- Ты, ярл, не обижайся, но сразу видно, что человек новый. Пытались договориться и с церковниками! Только никто нас и слушать не стал! Наоборот, мы им об деле, а они в крики, мол, Диавол совращает речами погаными, да вилы в руки. А как хорвы пришли да всех порешили, так опять мы виноваты, специально речами их от оборонительного дела отвлекали. Да еще и заявляют, что хорвы -- слуги Ада. Словом, как ни крути, кругом мы виноваты. Вот и вынуждены такими вот методами неэф... неэфткт... фэк..
   -- Неэффективными, -- машинально поправил я.
   Значит, каждая из сторон блюдет свою правду? Знакомая ситуация. В таком положении победа будет на стороне того, кто в свое время воздержался от битвы и вовремя придет на опустевшие земли соседа. А кому это выгодно?..
   Я попытался почесаться, под пальцами звякнуло, когда бронированный кулак наткнулся на панцирь. Черт! Проклятые доспехи -- клопам раздолье. Я раздраженно выпрямился, хотел снять панцирь.
   Резко свистнуло, шарообразную пластину на плече вдруг рвануло. Ударом меня опрокинуло, и небо с землей поменялись местами. Тракт вдруг рванулся навстречу, с такой силой ударил, что в глазах померкло, а внутренности обожгло.
   Сбоку и сверху взревело:
   -- Держись, ярл! Вон они! В лесу!
   Я лежал на земле. В решетчатое забрало набилось земли, пыль забивает горло. Легкие горят огнем, невозможно вдохнуть. Наконец, чуть прояснилось. Вокруг тишина, где-то вдалеке слышаться крики, звон стали.
   Я поднял голову. Во рту солоно, кожа на лице саднит, наверняка будет синяк. Некстати возникла мысль, что скажет на такой вид принцесса?
   Я помотал головой, сам удивляясь такому вопросу. Быстро поднялся, в суставах хрустнуло, будто переломал все кости. На плече висят порванные ремешки, плечевая пластина блестит в траве. Я нагнулся подобрать, заметил рядом сломанную у наконечника стрелу с оперением.
   По позвоночнику прокатилась волна холода. Я же был на волосок от гибели. Вспомнил, что такие длинные и оперенные стрелы изготовляют для луков. А арбалетные болты даже тяжелый доспех пробивают навылет.
   -- Ярл!
   Я оглянулся. С опушки еще доносятся крики, гоблинов не видно, но звуков битвы уже нет. Из-за кустов показался Ульв. Кожаный доспех стал бурым от крови, в одной руке барахтается человек, но варвар тащит за волосы, не дает подняться. В другой руке зажат боевой топор. Желудок вдруг сжался, рванулся к горлу. Я увидел налипшие на лезвие волосы, капающую кровь.
   -- Ярл, мы захватили пленника! -- радостно взревел Ульв, на перепачканном кровью лице торжествующая улыбка. -- Что будем делать: повезем в замок для палача или повесим здесь?
   Ульв остановился. Пленный прекратил барахтаться, тихо поскуливал.
   Я подошел ближе, рассматривая человека. Тот в странных одеждах, что нелепо разнились цветом, богатством и размером. Я заметил на рубахе старательно заштопанный разрез на сердце, замытые пятна крови. Возникла страшная мысль, что бывшего обладателя рубахи убили.
   -- Отвечай холоп, ты чьих будешь? -- грозно спросил я, старательно копируя местную знать.
   Человек перестал скулить, поднял голову. На лице размазанная кровь вперемешку с грязью, один глаз подбит, закрылся почти полностью. Второй смотрит со страхом и почтением.
   -- Говори, скотина, все равно сдохнешь. Так хоть с пользой! -- встряхнул пленника Ульв.
   Человек сжался, втянул голову в плечи и вдруг рванулся ко мне. Обхватил руками мою ногу, запричитал:
   -- Не губите, господин! Это все Барни Однорукий затеял, он, гад! Хотел вашу милость со свету сжить! А теперь сам богу душу отдал...
   Я нахмурился, бросил вопросительный взгляд на Ульва, но тот пожал плечами.
   -- Ху из Барни? -- спросил я.
   Мужик, не прекращая целовать мои сапоги, проскулил:
   -- Вы его давеча пощадили, ваша светлость! Когда он, скот неблагодарный, на вас в лесу с робятами вышел. Тока несвезло ему, вернулся уже однорукий...
   Меня озарило -- вчерашние разбойники! Да уж, быстро я себе в этом мире друзей завожу. Ничего не скажешь.
   -- Что скажешь, ярл? -- прорычал Ульв. -- На ветку его, чтоб к небу потянулся?
   -- К небу?
   Ульв ухмыльнулся, пояснил:
   -- Это когда на ветку молодую повесим, чтобы пальцами едва земли касался. Он стоит, а петля натягивается. Стоит только ноги расслабить... и все! Стоят так, родимые, по трое суток! Гы-гы... Или можно "крылья ворона" устроить! Это топором по одному ребрышку вспарывать, пока всю грудную клеть не откроешь, а потом...
   Пленный забыл о сапогах, вытаращился на Ульва, что смачно описывал мучительную экзекуцию. Ужас в глазах человека и меня заставил вздрогнуть.
   -- Стоп! Тебя как зовут, злыдень? -- строго спросил я.
   Пленный вскинул глаза, или, точнее, глаз, полный слез и надежды. Трагически прошептал:
   -- Берт-простолюдин я, ваша светлость...
   -- А много ли вас осталось в шайке, Берт-простолюдин? -- я свел брови на переносице и, подражая Ульву, угрожающе выдвинул нижнюю челюсть.
   Моя мимика подействовала магически. Разбойник задохнулся от страха, глотая окончания слов, затараторил:
   -- Д-да, почитай, человек сорок, г-господин. Те, кто не захотел идти за Однорукого мстить, он-то и не вожак ужо...
   Я обнажил меч, нагнулся к Берту, и проникновенно сказал:
   -- Слушай сюда, Берт. Сегодня ты вернешься в шайку. Живым и невредимым, хоть один из вас и повредил мой мифриловый доспех. А я его так любил, у самого Сарумана отобрал. Так что, с вас причитается, вы же не хотите меня расстроить...
   Краска отхлынула от лица разбойника. Он стал быстро синеть, будто его душили. Даже Ульв побледнел, пришлось чуть смягчить тон:
   -- Но я сегодня жуть какой добрый и мстить не буду... Скажешь своим, Берт, что ярл Арнольв ваш новый хозяин и вожак. И пока никаких разбоев и грабежей в округе. Иначе перевешаю всех до единого, ясно?!
   Человек истово закивал, глаза преданные, честные. Сволочь, знаю же, что только мы скроемся, сразу забудет все, что я приказал. Для таких честь неведома, настоящий житель двадцать первого века.
   Я забрался в седло, уже оттуда сказал:
   -- Когда понадобитесь, позову. Каждый получит столько же... или -- голова в петле!
   Берт на лету поймал желтый кругляшек, здоровый глаз едва не вылез из орбиты. Я тронул повод и уже вслед донеслось восторженное:
   -- Мамой клянусь, всеми святыми и Господом Иисусом...
  

АВЕНТЮРА X

   К замку маркиза де Варг добрались уже затемно.
   Замок внезапно вырос темной громадиной в закатных сумерках. Сверкнули огни факелов на стенах, будто тысячи глаз на исполинском звере.
   Из сторожевой башенки над воротами высунулись головы в шлемах, блеснул злой отсвет пламени на наконечниках стрел.
   Мы сейчас весьма удобные мишени для арбалетов, мелькнуло в моей голове. Мороз продрал по коже, когда представил себя в роли захватчика замка. С патриотическим криком скачешь к воротам, в это время тебя осыпают дождем из стрел. Если не застрелили на подходе, то во время идиотского карабканья по штурмовой лестнице обязательно обольют кипящей смолой, сбросят двухсоткилограммовую каменюку на шлем, проткнут пикой, нашпигуют стрелами... Впрочем, смолы будет вполне достаточно!
   Нас узнали, подъемный мост с натужным скрипом опустился, твердь ощутимо тряхнуло. Наши кони радостно фыркали, бодрой рысцой рванулись в проход. Подкованные копыта загрохотали по мосту, высекли искры из камней двора.
   Я почувствовал тревожный укол, и, несмотря на жару, тела коснулся озноб. В замковом дворе было необычно людно. Или, вернее сказать, необычно гремлино. Десятка три закованных в панцири гремлинов толклись во дворе, еще пару десятков засели на стенах. Грозно блестит оружие, эхо подхватывает отрывистые команды сотников. Складывалось такое впечатление, будто мы преступники, столь тесно окружили нас вооруженные гремлины.
   Сквозь ощетинившиеся пиками ряды гремлинов протолкнулся раздраженный маркиз, одетый как всегда пышно и модно. Красивое лицо окаменело, светло-серые глаза метают молнии. Весь его вид дышит благородным гневом.
   -- Добрый вечер, маркиз де Варг, -- осторожно начал я, не спеша слезать с коня. Кто их знает, самодуров, что у них на уме? Может быть, его сегодня разочаровал повар, так маркиз теперь на всех срывается. А в средневековье казнить проще, чем в моем мире выпить бутылочку пива.
   Маркиз де Варг быстрым скользящим шагом приблизился, в его глазах мелькнули багровые искры. Резко спросил:
   -- Андрей Викторович, что произошло?
   Я удивился хриплому голосу маркиза, что так не вязался с общим видом. Осторожно сказал:
   -- Алан, я не понимаю, о чем вы...
   -- Андрей Викторович, вы нарушили приказ! -- вспылил Алан. -- Вы должны были убрать из села всех людей, а, вместо этого, оставили священника и его семью!
   Ах, вот он о чем?! Я едва сдержал облегченный вздох, значит все не так ужасно. Я легкомысленно отмахнулся:
   -- Но он не хотел уходить, и, я считаю, что этого его право...
   Тяжелые доспехи тянули к земле, мышцы ныли от бесконечно долгого дня в седле. Хотелось только одного, -- ванну и спать! Только в армии мне доводились такие физические нагрузки. А за три года "гражданки" я окончательно отвык от подобного, и сейчас был похож на выжатый лимон, что потом побывал еще под катком!
   Маркиз смерил меня уничижительным взглядом, почти по слогам прорычал:
   -- То, что вы считаете, это одно! А то, что вам приказали -- иное!
   -- Маркиз де Варг! -- вспылил и я. -- Мы выгоняем людей из домов, заставляем бросать насиженные места, утварь, животных! Священник не захотел уходить, но был предупрежден об опасности! И я считаю, что это вполне справедливо...
   -- Ах, вы справедливости захотели? -- вкрадчиво осведомился маркиз, его глаза пылали. -- Что же, прошу за мной! Я предоставлю вам возможность лицезреть справедливость этого мира!
   Двое гремлинов подтащили к коню деревянную лесенку, помогли мне слезть. Я без зазрения совести оперся на хрупкие зеленые плечи, позволил себя стащить. Еще из фильмов помню, что даже прославленные рыцари не спрыгивали с лошади в глухих доспехах, что равно самоубийству. Железо брони хлипкое, еще не ведомы здешним кузнецам секреты выплавки высококачественной стали, и прочность компенсируют толщиной. А спрыгнуть с конской спины с пятьюдесятью килограммами железа на теле -- можно прощаться с коленными чашечками и позвоночником.
   Маркиз терпеливо дождался, пока я сойду, сделал кому-то знак рукой. Сбоку пахнуло раскаленной сталью, крепким потом и дымом. Я отшатнулся, показалось, что угодил в печь, но из темноты вынырнул кузнец Прометей, весь в саже, раскаленный, будто самого ковали. Прометей принял меч, шлем, начал отвязывать кожаные шнурки на броне. Несколько гремлинов торопливо подхватывали куски стали, что слетали с меня как капустные листья, несли в кузню.
   Наконец, меня освободили от доспехов, и я остался в одних кожаных штанах и вязаном свитере, нижней рубашке лат.
   Маркиз с издевательской вежливостью позвал за собой, скользнул в распахнутые двери замка.
   Мы взбирались по крутой лестнице. Я почти со скрипом сгибал затекшие за день суставы, там постоянно хрустело, будто у больного артритом. Каждая мышца на теле ныла, болела, словно побывал под мельничным жерновом. В голове пронеслись соблазнительные картины офуро, японской бани, красивые девушки мягко трут спину, массируют измученное тело. Мышцы медленно расслабляются...
   Маркиз де Варг обернулся так резко, что я отпрянул.
   -- Не ожидал я от вас, Андрей Викторович, что и вы отступите перед святым словом, -- взглянул в упор маркиз.
   Я растеряно спросил:
   -- Вы о чем?!
   Маркиз помолчал. Губы сжаты в полоску, тонкие брови сведены на переносице, глаза буравят меня, будто пытаются отыскать правду.
   -- Священник молился... Что произошло с чертом -- понятно, но молитва чудесным образом заморозила неверующего в истинного бога варвара. И заставила пренебречь приказом вас!
   Я криво усмехнулся, хотя взгляд маркиза не сулил ничего хорошего.
   -- Молитва не причем...
   -- Значит, на вас слова молитвы не подействовали? Тогда что это было -- страх, доброта или намеренное убийство?
   В душе шевельнулся гаденький страх, свойственный каждому жителю демократической страны. Я прошептал:
   -- Убийство?
   -- Вы же оставили человека в селе, зная, что там скоро пройдет армия хорвов. Значит, возможно это было убийством, -- невозмутимо сказал маркиз, не отпуская глазами мое лицо.
   -- Алан, вы не справедливы! -- возмутился я. -- Я беседовал с пастором. Он вполне современный и адекватный человек, понимает опасность нависшей угрозы. Но он не захотел уходить.
   Маркиз де Варг язвительно улыбнулся, что больше походило на гримасу гипсовой статуи.
   -- Вы считаете человека, что добровольно приносит себя и свою семью в жертву адекватным и современным?
   Я подавился готовым ответом.
   Маркиз прав. Я бы, как и всякий житель моего мира, при первой же угрозе смылся с остальными. И плевать бы хотел на все, и на пастора, и на его семью, когда под угрозой собственная шкура!
   Маркиз вкрадчиво продолжал:
   -- Вы спросите Ульва, уже, все-таки познакомились. Спросите у него, почему он служит Тьме, а не грабит гномов или торговые караваны в горах? Он вам красноречиво ответит, все расскажет. И у вас перемениться мнение о справедливости. Сейчас вы слишком легкомысленны.
   В душе бурлил гнев, но я все же опустил голову. Может быть, маркиз и прав, кто я такой, чтобы судить о неизвестном мне мире. Древнее общество только и держится на силе. Только в сказках все прославляют умных да талантливых, коими оказываются как царевичи, так и простолюдины. В реальности же мир зиждется на силе. Впрочем, в моем мире то же самое...
   -- Но, -- сказал маркиз, -- если вам так понравилось беседовать с мудрыми черноризцами, прошу, вот вам следующее задание! Вы много узнаете о нравах Церкви и священнослужителей... И да будет вечно согревать вашу душу огонь познания, Андрей Викторович! Только помните...
   Маркиз сделал паузу, внушительно сказал:
   -- Считайте работу трудовым контрактом. А соглашения нужно блюсти, иначе, Андрей Викторович... вам не вернуться обратно.
   По спине прокатилась волна холода, кожа покрылась мурашками.
   Не вернуться?! Нет уж, я ради возвращения готов на все! Даже снасильничаю, если надо!
   Маркиз удовлетворенно усмехнулся, и ступил на лестницу. Мы поднялись к библиотеке. Двери привычно распахнулись сами собой, у меня не возникло даже привычного страха перед непонятным. Слишком устал, не до новых впечатлений, да и фильмы о Гарри Поттере приучили не бояться магии. Мы, городские жители двадцать первого века, наверное, не испугаемся даже драконов. Сразу полезем в пасть, искать огнедышащее жерло. С умным видом будем обсуждать радиоактивность солнца и ее влияние на генофонды животных видов. Сколько уже прочитано статей о порфирии, загадочной болезни вампиризма. Значит, и маги -- не что иное, как индийские йоги, что, как известно, еще и ливитировать умеют. А в этом мы тоже умные, любое тело при скоростном вращении теряет вес. Утрем нос всем. Ура неверию, как новому флагу третьего тысячелетия!..
   Впрочем, напомнила педантичная память, черта ты все-таки испугался. Кстати, где же рогатый пакостник? Неужели его уничтожила молитва пастора? Нужно узнать у маркиза.
   Мы вошли в залу. Пахнуло расплавленным воском и древней пылью. Запах кожаных корешков книг навеял привычное успокоение, свет факелов располагает к дремоте, долгожданному отдыху.
   Я едва не зевнул от нахлынувшей усталости, но вдруг почувствовал, что волосы становятся дыбом. За массивным столом лениво просматривали фолианты и шепотом переговаривались... монахи!
   Так значит правду говорил маркиз о втором задании?!
  

* * *

   Выезд назначили с рассветом.
   Когда я спустился, во дворе замка уже прохаживался Ульв. Варвар, уже облаченный в кожаный панцирь, хмуро посматривал на запряженную двумя конями-тяжеловозами телегу, ругался под нос. Пальцы то и дело касались притороченного за спину топора, но каждый раз бессильно соскальзывали.
   Ульв заметил меня, коротко поклонился, процедил, сквозь зубы:
   -- Не ндравится мне это, ярл. Ох, как не ндравится.
   Мне и самому не понравилось новое задание маркиза, но я четко запомнил слова "не вернетесь домой". А потому бодро сказал:
   -- Ничего, Ульв, все пройдет нормально.
   Воин потемнел лицом, глухо сказал, поглядывая по сторонам:
   -- Эти новые монахи, инквизиторы, недавно появились. Народ говорил, что Церковь специально собрала их, чтобы с нечистью бороться, честные суды творить... Будто паладинов мало.
   Я неумело поправил своему коню подпругу, огляделся. Замок затаился, тревожная тишина повсюду, слышно как воркуют голуби под крышей. Нигде не видно крикливых гоблинов и гремлинов, на стенах застыли редкие здесь часовые-люди.
   Маркиз специально убрал всю нечисть, догадался я. Еще по рассказам черта я помнил, что замок Варг и так считают нечистым местом. Видимо, маркиз решил наладить отношения с Церковью. Вопрос только в том, чем обернется это для меня.
   -- Я слышал, -- понизил голос Ульв, -- что орден Инквизиции умеет видеть человека насквозь, чует все темное. А еще...
   Я вдруг с дрожью понял, что суровый воин боится! Не смерти страшиться, а того, что монахи почуют в нем сына иных богов и так же, как вчера пастор, сломают магией его сопротивление. А это -- позорная смерть для таких, как Ульв, -- смерть в кандалах.
   -- Не волнуйся, это обычные люди, -- без особой уверенности сказал я. -- Да и маркиз нас не стал бы посылать с врагом. Ведь так?
   Ульв неопределенно пожал плечами и промолчал.
   Пахнуло гарью и раскаленным железом. Из распахнутой двери кузницы вырвалось что-то ужасное. Только через миг я заметил под грудой железа Прометея. Кузнец со странной торопливостью облачил меня в доспех, уже отремонтированный после вчерашнего квеста, и скрылся в кузне. Но только когда скрипнула дверь и появились гости маркиза, я понял что к чему.
   Четверо монахов в серых ризах инквизиции выскользнули во двор. Все как на подбор: худые, низкорослые, будто братья-близнецы. Я вспомнил, что кузнечное дело в древности считалось ремеслом дьявола, а ковали -- колдунами. Вот и разгадка торопливости Прометея, а отсюда же и отсутствие зеленокожих слуг маркиза. Кстати, надо бы рассмотреть гремлинов поближе. В сказки я не верю, как и в сказочных существ, похоже на какие-то сильные мутации. Вдруг здесь повышенный фон радиации, как в Чернобыле. Может и меня заденет...
   -- Доброе утро, сын мой.
   Я так и не понял, кто из этой четверки поздоровался, ни одного лишнего движения. Глухие капюшоны полностью скрывают лица, непонятно вообще, как они дорогу видят. Все одновременно вскинули руки, сотворили крест.
   Я, помня, что сжигали и за меньшие провинности, поклонился монахам, старательно копируя их движения. Ульв неуклюже перекрестился, даже что-то прошептал вроде молитвы, и напряжение чуть отпустило.
   -- Хорошее утро даровал Господь для свершения праведного дела, -- донеслось из-под капюшонов.
   В этот момент я как раз надел глухой шлем с забралом, и отцы-инквизиторы не увидели выражение моего лица. Не дай бог, заметят серые братья непочтение к их целям, начнут задавать вопросы. Тут же кого-нибудь посетит откровение, мол, у меня в душе тьма. А я ни одной молитвы не знаю, тем более католических, что здесь еще на древней латыни. Ни одного текста, притчи и прочих сказок из Евангелия. Да и саму Книгу не открывал никогда, даже популяризованную Вульгату! Вот тут мне и придет конец...
   Во дворе появились помощники монахов -- огромные Шварценеггеры с лицами дебилов. У каждого на поясе увесистая, окованная металлом дубина, кинжал. Под серыми рясами легко угадывается кольчуга.
   -- По коням, -- кивнул я Ульву, стараясь сдержать нервную дрожь.
   Решетка ворот со скрипом стала подниматься. Мой конь всхрапнул, тряхнул головой. Я почувствовал, как под вороной шкурой перетекает расплавленный металл мышц, как струится горячий напор молодой крови. Сердце радостно заколотилось в ожидании скачки.
   -- Господин... господин!
   Я рванул повод, придерживая коня. От замковой стены отделилась тень, скользнула ко мне. Я оглянулся: телега инквизиторов уже выезжала со двора, варвар возглавляет колонну.
   -- Господин, молю вас, выслушайте меня!
   В ремешки подпруги вцепился молодой парнишка, лет семнадцати, с перепачканным копотью лицом. Льняные волосы всколочены, в прозрачных голубых глазах испуг пополам с решимостью.
   -- Ну? -- нахмурился я, чувствуя, что очередная неприятность приняла образ неизвестного паренька и сейчас норовит меня втянуть в свои грязные делишки. -- Говори, только быстро!
   -- Гос... подин! -- задыхаясь от волнения прошептал парень, воровато оглядываясь. -- Я знаю, вы великий воин, настоящий мужчина! Вы можете убить меня прямо сейчас, если захотите, но -- молю вас, помогите! Помогите не мне, принцессе Киате! Умоляю вас! В ваших руках сила, вы герой!
   -- Э-э, принцессе?.. но чем? -- растерялся я, и, желая только одного -- избавиться побыстрее от новых проблем! В голове молотом стучало: не лезь, не твои дела, тебе только месяц продержаться и домой!!
   -- Увезите ее! -- шепотом вскричал парень. -- Маркиз жестокий человек, он насильно удерживает в замке невинное существо. Его цели ужасны, он чудовище...
   Я через силу рассмеялся, глаза парня расширились от страха. В них мелькнуло отчаянье, и его пальцы бессильно соскользнули с подпруги.
   -- Парень, -- попытался беспечно сказать я, но язык ворочался с трудом, -- иди, занимайся своей работой и не лезь в чужие дела. Маркиз вполне современный человек и принцесса... ей хорошо... нормально... никто никого не принуждает, а у меня мама дома... работа... заказы сдавать надо...
   Я с сильно колотящимся сердцем рванул повод, конь подо мной захрапел, бросился догонять обоз. Спустя секунду я уже влетел в лесную чащу. Спину жег взгляд парня, а лицо горело от прилива крови. И, сколько я себе не повторял, что все это не мое дело, мне было почему-то стыдно... или я...
   ...стыдился самого себя...
  

* * *

   В окружающем замок Варг лесу сумрачно. Легкий прохладный туман стелется между деревьями, оседает тяжелыми каплями влаги на землю и траву, таинственно поблескивает жемчугом. Из чащи тянет свежестью и прелостью, пахнет болотом и грибами, жужжат комары.
   Солнце только обагрило край горизонта, отчего тени стали отчетливее. Жары еще не нет, хотя в тяжелых доспехах я уже обливаюсь потом. Мышцы ноют с непривычки, после армии я редко поднимал что-то тяжелее стилуса или мышки. По левому бедру стучат ножны, локоть то и дело бьется о рукоять меча. Дискомфорт чуть менее чем полный, особенно со стороны седла.
   Я старательно думал о своем мире, о любимой работе, только бы не вспоминать о просьбе неизвестного парня.
   "Да ну их! -- промелькнуло в моей голове. -- Пусть сами решают свои проблемы! Нашли героя, тоже мне. К тому же, еще неизвестно кто этот пацан. Вдруг он по поручению маркиза меня проверял. Не ринусь ли я спасать принцессу... ей богу, детский сад!"
   Как ни странно, но эта мысль принесла облегчение. Я стал успокаиваться, совесть еще поворчала, но, видимо, перетрудилась за сегодня больше, чем за всю мою жизнь, и тоже заткнулась.
   Кони шли медленно, в такт повозке. Стук копыт убаюкивал, но скрип несмазанной телеги инквизиторов немилосердно резал слух. Серые братья прятались внутри шатра, оттуда слышатся бесцветные голоса, слова молитв. Двое мордоворотов, поперек себя шире, будто орки из "Властелина Колец", свесили ноги позади шатра. Еще двое держат руки на топорах около возницы. Инквизиторская стража, церковный спецназ.
   Ульв догнал меня, поехал рядом. Я вдруг непонятно зачем начал жаловаться и оправдываться:
   -- Ты меня тоже осуждаешь?
   Ульв покосился с настороженностью:
   -- О чем ты, ярл?
   -- О вчерашнем рейде... -- буркнул я, отчего-то злясь на себя. -- Понимаю, что не правильно поступали, когда изгоняли этих несчастных из села! Но, знаешь, Ульв, нельзя иначе. Нельзя! Нужно выполнить долг перед маркизом...
   Ульв как-то странно посмотрел на меня, но промолчал. Я вдруг со стыдом понял, что воин не принял моих оправданий. Для него все предельно просто, это его мир, его война.
   "Нашел кому душу изливать -- варвару! -- со злобой подумал я. -- Тупой, а сюда же, лезет других судить! Ему бы комп показать... да какое там, книгу обычную, и ту понять не сможет!"
   Втайне надеясь услышать что-то нелицеприятное, всем нам легче, когда вокруг нет героев, я спросил:
   -- А ты почему помогаешь маркизу? Тем более в работе монахов? Ты ведь не христианин.
   Ульв покосился на повозку впереди, сказал:
   -- Ярл, я польщен тем, что такой великий воин внимателен к моей вере. Редко встретишь человека, который чтит богов других... Обещаю, что ни словом, ни жестом не выкажу монахам неприязни и презрения, и не заставлю тебя отвечать перед ними. Тем паче, что это и в моих интересах.
   Я кивнул, думая, что варвар имеет в виду сохранение жизни, ведь для инквизиторов нет ничего слаще, чем выкорчевывать язычество. Но Ульв вдруг сказал:
   -- Не сомневайся, ярл, я не подведу. Я готов идти в бой хоть под знаменами Христа, хоть под покрывалом Тьмы. Все, что угодно, только бы унести весь род хорвов в чертоги Холода, если у этих тварей вообще есть род. Хотя говорят, будто они созданы из глины, как бездушные куклы.
   В памяти вдруг всплыли слова маркиза о судьбе Ульва. Я осторожно спросил:
   -- А за что ты их так ненавидишь?
   Глаза Ульва сверкнули, на лицо наползла грозовая туча. Голос прозвучал зловеще:
   -- Мой род, ярл Арнольв, жил высоко в горах. Род знаменитых и отважных воинов! Каждый ребенок с детства учился держать в руках боевой топор или молот, стрелять из лука. Мы ходили в славные походы и всегда побеждали. Никто не мог остановить нас, даже прославленные рыцари короля!.. но пришли они...
   Ульв вдруг замолчал, воинственный огонек в его глазах потух. Голос стал глухим, в нем отчетливо угадывалась боль:
   -- Мой род стал первым на пути хорвов. Никто не пришел к нам на помощь: ни рыцари, ни священники, ни местные бароны. Три дня мы удерживали огромную армию на перевале Гроз... Три дня славной битвы и великих потерь... Погибли все. Защищали родную землю даже дети и женщины... а потом заслон прорвали...
   Казалось, что в таких простых, даже обыденных словах варвара все же чудятся крики раненных и умирающих, слышен звон металла, треск жрущего дерево пламени и вонь копоти и смерти.
   Сквозь призрачное марево чужой истории я услышал:
   -- Теперь мне все равно с кем выступать: со святошами или с маркизом. Правда, маркиз поступает как мужчина, как воин, готов идти до конца, не так, как эти трусы с крестом на шее, которые отгораживаются в монастырях.
   Я поежился. Да уж, услышал так услышал...
   А, и правда, на что я надеялся? Что простодушный варвар расскажет, что он тоже в неволе? Тоже, как и я, ради сохранности своей шкуры готов на все?
   В ответ где-то в глубине моей души возник гадливый голосок. Мол, а что еще нужно кроме своей шкуры? Нужна ли мне эта война, где все против всех?! Да пропади они пропадом, а я дослужу месяц, и свалю к чертовой бабушке!
   Разговор как-то сам собой увял. Варвар некоторое время ехал рядом, потом чуть отстал, давая время сюзерену, то бишь мне, подумать о высоком. Знал бы, о каком высоком я думаю, со стыда бы на меч бросился!
   Я втайне надеялся, что наш путь ляжет мимо той деревни, где побывали вчера. Очень хотелось взглянуть на результат своего "труда", но на развилке тракта мы свернули вправо, в противоположную сторону.
   Из шатра на телеге высунулся монах. О чем-то коротко переговорил с возницей, дебелым мордоворотом с тупыми глазами. Потом выпрямился, хрипло сказал, указывая на поля:
   -- Как прекрасно творение Господа, не правда ли, сэр Эндрю?
   Да, похоже, что здесь мое привычное имя не приживется.
   Я окинул взглядом поля по левую руку, откуда накатывали запахи цветов и пахучих трав, ответил:
   -- Во истину прекрасно, отец...
   -- Ансельм. Отец Ансельм, благородный сэр, -- слегка кивнул инквизитор. -- У вас странный говор, сэр Эндрю, откуда вы? Из Трента? Или с юга? Говорят, что там, за песками Сандагарума, тоже есть земли.
   Я замялся, в животе неприятно похолодело. Инквизитору проще простого раскусить меня, стоит только допустить одну ошибку, и все. Конец. Хотя, перед концом еще будет костер. И я в самом его центре...
   -- Отец Ансельм, я...
   -- Сэр Эндрю с закатного королевства, того, что лежит за землями Хоута, -- вдруг вклинился Ульв. -- Он странствующий рыцарь, из тех, кто носит крест не только на груди, но и в сердце. А вы, святой отец, как никто знаете, как много в тех землях нечестивых еретиков и малефиков.
   Я благодарно кивнул варвару. Инквизитор качнул головой, его взгляд скользнул по Ульву, глаза нехорошо блеснули. Но голос оставался доброжелательным и спокойным:
   -- А ты, сын мой, откуда? И почему с нами? По твоему виду можно сказать, что вера твоего народа иная.
   Мороз пронзил меня, но Ульв невозмутимо ответил:
   -- Отче, я родился и вырос среди язычников. Душа моя блуждала во тьме, и неведома мне была истинная вера. Но благодаря ярлу Арнольву... сэру Эндрю, я познал Христа, и теперь верой и правдой служу Свету. Pater noster, qui es in caelis...
   -- Аминь, -- вновь кивнул отец Ансельм. -- Похвальные деяния вы совершаете, сэр Эндрю. Этим землям нужны храбрые и истово верующие люди.
   -- Разве их мало? -- решил и я поподхалимничать.
   Инквизитор вздохнул, голос стал мрачным:
   -- Когда-то этот мир принадлежал Тьме. На этих землях повсюду были замки черных властелинов, что страшнее один другого, могущественнее. В болотах кишела нечисть, а в небесах дышали огнем драконы. И не было нигде, ни в мирском, ни в духовном, места для искры святости... Но пришли мы, богом призванные люди, верные и любящие чада Его. Святым словом изгнали Тьму с ее земель, очистили озера от неведомых чудищ. Никто из сатанинских порождений не мог противиться молитве и образу Его.
   Да уж, заливай, подумал я. Знаем, каким святым словом вы покоряли земли. Еще из школьного учебника запомню вам, гадам, и Александрийскую библиотеку, и костры, и Бруно!
   -- Но те, первые люди, были праведниками... таких мало среди нынешних людей... -- словно подслушал мои мысли отец Ансельм. -- Среди первых христиан были и те, кто не смог противиться Тьме и ее химерам. Первый человек отступил по мрак. От него пошли много родов, что стали вампирами, колдунами и ведьмами... И с тех пор людской род не выпускает меч из ладони, не прекращает кровопролитной войны с силами Ада. И отважные рыцари мечом и чистотой помыслов приближают приход царствия Христа на нашу землю... А теперь и мы, орден Святой Инквизиции, взяли на себя непосильную ношу, чтобы праведно судить. Ведь нет ничего тяжелее, чтобы судить брата или сестру своих, -- инквизитор сделал паузу, медленно сказал: -- И уж тем паче -- карать...
   От последних слов у меня екнуло сердце и волосы на затылке встали дыбом. Я кивнул, словно замороженный, отъехал от повозки. А перед глазами полыхали тысячи костров.
  

* * *

   Ехали медленно, кони от нечего делать часто останавливались, хватали губами молодые побеги с веток. Телега едва катилась, флегматичные тяжеловозы напрочь игнорировали возницу, как он не размахивал кнутом. В конце концов, и он задремал.
   Лесок по правую руку начал редеть, отступать. Превратился в кустики и поляны. Хвойная чаща темнеет вдали, острые верхушки деревьев похожи на зубцы пилы. Еще дальше едва видно в вечном тумане облаков горную гряду, сплошняком закрывающую горизонт.
   Я вдруг подумал, что замок маркиза де Варга очутился в невероятно выгодном месте, укрепленном природой лучше любого каменщика. С боков и сзади замок окружают непроходимые горы, за ними таинственное Багровое море. А спереди пышная чаща леса на склоне. Большую армию не проведешь, а маленькая ничего не сможет сделать.
   Я вдруг заметил, что Ульв с напряжением всматривается в лес. Я поторопил коня, заставил поравняться с кобылой варвара.
   -- Что? -- одними губами спросил я.
   -- Да вроде сидит кто-то, -- так же шепотом ответил варвар.
   -- Сидит?
   -- На цепи... -- с неуверенностью подтвердил Ульв. А потом воскликнул: -- К дереву прикована девушка!
   Я встрепенулся. Девушка на цепи -- жертва чудовищу или воинственному и кровожадному богу! О таком я сотни раз читал в книжках! Я обшарил лес глазами, но зрение не то, что у ребенка гор. Монитор компа да телевизор на пользу никому не идут.
   Я почувствовал прилив адреналина и жажду подвигов.
   -- Значит так, поворачивай к лесу, я следом за тобой! -- приказал я варвару. Тот бросил взгляд на повозку, но послушно потянул повод.
   Я сжал пятками конские бока, подъехал к повозке. Как можно беспечнее сказал громилам-помощникам:
   -- Вы езжайте, а мы сейчас догоним. Ну, понимаете, в кустики нужно... вчера вина перебрали, да селедки с повидлом, вот печенькой и отравились...
   На лицах громил расцвели глумливые усмешки, они понимающе кивнули. Я тут же рванул повод и подстегнул коня. Ветер ударил в прорези забрала, тонко засвистел. Радостной молнией в моей голове пронеслось:
   "Вот и подвиг! Е-мое, первый рыцарский подвиг! Бабу от дракона спасу, хоть одно доброе дело!"
   Расстояние до леса я преодолел за пару минут. Варвар уже спешился, рука лежит на боевом топоре, глаза ощупывают местность. На самой опушке леса, в густых зарослях орешника, прикована к стволу молодая девушка. Черные волосы пышной волной спадают на прямую спину, высокую, полную грудь. На девушке только прозрачная простыня, похожая на ночную рубашку, что делает ее фигуру только привлекательней. Сквозь ткань можно разглядеть коричневые кругляши сосков, тонкую талию и кучерявые волоски ниже пупка.
   Я молодецки спрыгнул с коня, охнул, в тяжеленных доспехах едва не сломал себе колени. Но в организме уже две тонны адреналина от предвкушения приключения. Я шагнул вперед и вдохновенно произнес:
   -- Кто ты, о прекрасная дева?
   В больших черных глазах девушки мука сменилась надеждой. Тонкие руки с красивыми длинными пальчиками отчаянно рванули кованый ошейник на лебединой шее. Красивый голос заворожил мелодичностью:
   -- О, благородный рыцарь! Сеньор, помогите мне! Моя деревня страдает от жуткого людоеда, который каждую седмицу требует в дань девственницу... прошу вас, спасите меня, я боюсь умирать!
   "Ни фига себе девственница!" -- восхитился я сочной, полной молодой красоты фигурой и пошел к ней.
   -- Ярл! -- предостерегающе шепнул Ульв, но я уже достал меч.
   -- Ты чего, Ульв, мы ж... эти, как их... рыцари! Вот и подвиг совершим, благородную девицу от чудовища спасем!.. О прекрасная дева, вы сегодня же вернетесь домой!
   Меч со свистом рассек воздух. Раздался металлический звон, следом хруст. Кандалы, вместе с перерубленным стволом орешника рухнули на землю.
   Я горделиво расправил плечи, подал руку девушке:
   -- Леди, мы спасем вас от...
   Раздался предостерегающий крик варвара, миловидное личико девушки перекосила гримаса злобы, а глаза вспыхнули багровым. Она с рычанием рванулась вперед, с неожиданной силой ударила в грудь. Если б не доспехи, ей-богу, поломала бы ребра!
   Деревья взметнулись перед глазами, мелькнуло небо, и я мощно рухнул на землю. Где-то рядом захрустели ветви, потом удаляющиеся шлепки босых ног сменились топом копыт...
   "Это что было? -- промелькнуло в моей голове. -- Так надо, да?"
   Я пошевелился, в груди медленно разливалась тягучая боль. А когда смог подняться, гремя железом как грузовик с металлоломом, в чаще уже смолкло. Ульв с осуждением покачал головой, но смолчал. Лениво забросил топор в петлю на поясе, развернулся к коню.
   Я почувствовал, что заливаюсь краской. У сломанного орешника, что для нечисти, как запоздало вспомнил я, опасен наравне с осиной, валяется разбитый ошейник. Маленькие следы босых пяток через пару шагов исчезают, дальше в земле глубокие вмятины от раздвоенных копыт...
   По спине пронесся табун мурашек, а волосы на затылке приподнялись.
   "Это кого же я выпустил?! -- с ужасом подумал я. -- Вот тебе и рыцарь... твою мать!"
  

* * *

   Повозку догнали в молчании.
   Варвар тактично, если знал такое слово, молчал о моем промахе. Да мне и самому было не легче. Это надо же, благородный рыцарь, епт! Полез благие дела совершать, Илья Муромец хренов! Теперь хоть в глаза Ульву не смотри, так опростоволосится. Кто-то же ловил этого мутанта с копытами, пристегивал, а я -- дурак, -- хрясь, и все испортил!
   -- Не терзайся, ярл, -- разлепил губы проницательный варвар. -- Дочери Фавна кого угодно могут обмануть... а это вполне ожидаемое начало такого похода...
   Я не стал возражать или спрашивать, кто такой Фавн и что у него за дочери. Не хватало еще перед варваром себя полным идиотом выставить.
   Потянуло прохладой. Я покрутил головой, ожидая увидеть водоем или лес, но вокруг поля. Оттуда накатывает жаром, запахами сена и полевых трав, ничего похожего на свежесть.
   Слабый порыв ветерка вновь донес прохладу. На этот раз с запахом дождя.
   Ульв оглянулся, загадочно пробормотал:
   -- Даже боги гневаются...
   Я обернулся. Темные облака шли сплошняком, стремительно закрывают небо, почти касаясь верхушек далекого леса. Сплошная свинцовая пелена бурлит, кое-где уже вспыхивает зарница, но грома еще не слышно.
   Помощник отцов-инквизиторов привстал на козлах, квадратное, будто грубо выбитое в камне лицо потемнело. Мужик резко свистнул, щелкнул кнутом, но кони-тяжеловозы только всхрапнули, продолжая тянуть повозку так же неторопливо.
   Тракт начал медленно заворачивать вправо, туда, где хвойный лес постепенно мельчал и плавно перетекал в кустарник у подножья гор. Луга сменили аккуратные поля, засеянные пшеницей.
   Ветер усилился. Зеленые колоски пшеницы пригибало, казалось, что мы теперь двигаемся по изумрудному морю. Тучи, наконец, нас настигли, и изумрудное море трав превратилось в бушующий океан.
   Ульв вдруг угрюмо проронил:
   -- Приближаемся.
   -- Ты их видишь? -- спросил я.
   -- Чую.
   Я привстал на стремени, пошарил глазами, разочарованно сказал:
   -- Да ничего там...
   Тучи в одном месте прорвались, мелькнул солнечный шар, -- на землю пал странный, божественный свет. Впереди вдруг сверкнуло, будто вспышка молнии. Глаз различил привычную для моего мира позолоту крестов на церквях. Ульв с каменным лицом, словно и ничего не слышал, нельзя же обидеть сюзерена, уронил:
   -- Село Праведное. Последнее жилище на юго-западе королевства Глодер. После только горная гряда и безжизненные холмы, а еще дальше -- Багровое море. Место, где заканчивается мировая твердь и воды соприкасаются с небом.
   Я мысленно усмехнулся, чувствуя полное превосходство. Да, для этих людей еще есть Край света, где черепахи, что держат мир, слоны или киты. Планеты или атомарная структура мира для них -- бесовское наваждение. Я было горделиво выпрямился, но в желудке вдруг возникла странная пустота. Мертвецкий холод растекся по телу, судорогой свело челюсть. Планеты, атомарная структура, космос... Что из этого перенесло меня в этот мир?! Что из моих знаний человека двадцать первого века сможет объяснить воскрешение из мертвых?!
  

* * *

   Нас заметили издалека. На окружающих село огородах, что так и подмывало назвать полями, распрямились от работы люди. Из густых зарослей кустарника, где флегматично жевал жвачку вол, выпорхнул мальчишка. Засверкал босыми пятками по дороге к селу. Люди привычны ко всему, а вдруг это лихие люди переоделись монахами, нужно предупредить селян. Остальные, что остались в поле, смотрели подозрительно.
   Мы поравнялись с крестьянами. Из шатра выглянул инквизитор, не то отец Ансельм, не то кто-то другой, из-под скрывающего лицо капюшона не разберешь. Миролюбиво проскрипел:
   -- Мир вам, дети мои.
   Женщины при виде серой рясы побледнели, мужчины потемнели лицом. Я заметил, как побелели костяшки пальцев сжатых на вилах. Но, странно, злобы в глазах не было. Наоборот, будто люди долгое время ждали спасения в лице инквизиторов, потянулись к телеге. Послышались острожные приветствия, выкрики "благослови, святой отец".
   -- Благословляю, -- инквизитор сотворил крестное знамение. Сказал: -- Идите в село, дети мои. Богу угодно сегодня услышать ваши голоса в мессе.
   Люди не посмели ослушаться, как стояли, так и пошли, оставив орудия труда прямо в поле. А инквизитор дал знак вознице продолжать путь.
   Я переглянулся с Ульвом, но тот молча тронул повод. Для него такое послушание в порядке вещей. Здесь еще сильны животные порядки и иерархия. Никто не обидит старика, если, конечно, не разбойник, а над тем, в свою очередь, старейшина, монахи. Крестьянин не скажет слова, даже гнева не будет в глазах, когда его молодую жену завалит на сеновале барон. Здесь так принято... любая власть -- от бога. Любое несчастье -- Его испытание...
   Село Праведное оказалось небольшим, в десяток домов, но зато с маленьким трактиром в сторонке. Над низенькими домами возвышалась небольшая капелла. Или костел? Нет, костел это что-то большое. А местная церквушка деревянная, в два этажа, зал человек на сорок. Над остроугольной крышей возвышается деревянный крест, в нем центральные линии из отполированной меди. Вот, что блестело на солнце.
   Мы въехали в село. Я поразился обстановке: кое-где валяется недостиранное белье, в будках заперты псы, оттуда доносится жалобный скулеж; улицы вымерли, нет привычного для сел мычания скотины и кудахтанья наседок.
   Ульв выругался под нос, а лицо стало мрачнее тучи.
   Около капеллы сгрудились люди. Все как были, так и вышли: некоторые в наспех наброшенной одежде, выпачканные мукой, сажей. К женщинам испуганно жались дети, мужчины поглядывали исподлобья. Мелькнула риза местного пастора.
   Тяжеловозы всхрапнули и остановились. С телеги резво спрыгнули четверо мордоворотов. Рожи бандитские, пропитые, обветренные. В моем понимании такими должны быть пираты на галерах, а не помощники инквизиторов. Серые плащи на одинаковых, как на подбор, коренастых широкоплечих фигурах смотрятся комически.
   Полог шатра откинулся, отец Ансельм окинул взглядом людей. Из толпы выскользнул местный пастор, подобострастно улыбаясь, подбежал к телеге. Но инквизитор лишь коротко кивнул. Его дребезжащий старческий голос вознесся над деревенской площадью.
   -- Доброго дня, чада мои! -- крестьяне нестройным гулом вернули приветствие, а инквизитор продолжал: -- Как протекают ваши дни, вижу, в трудах и заботах?
   К пастору присоединился бойкий старичок, наверное, местный староста. Поспешно затараторил:
   -- Доброго дня, святые отцы! А как же еще живут под нашим солнцем? Конечно, трудимся, работаем. Не забываем и праздники справлять, и церковку посетить.
   Инквизитор благочестиво кивнул и перекрестился:
   -- Все верно, все верно. Господь в неисчислимой мудрости своей недаром нарек человека венцом творений Своих. И, чтобы тот не возгордился, Он заповедовал возделывать землю, жить в благочестии и смирении.
   --Аминь, -- перекрестился и староста. Вновь перехватил инициативу, что и понятно -- в словоизлиянии монахов не переплюнешь. -- А не угодно ли вам, почтенные гости, отведать чем Бог послал? Ужо мы что, не без понятия, дорога долгая, трудами полная...
   -- Отведаем, отчего ж не отведать... -- недобро сощурился инквизитор. -- Но сначала решим один вопрос. Не скрою, цель нашего визита печальна, как скорбно для отца видеть ошибки детей своих.
   На лице пастора, который только что подобострастно улыбался, появился ужас. Краска отхлынула, тонкие губы задрожали.
   -- Ошибки?..
   -- Святой Матери Католической Церкви стало известно, что ваша жизнь вдали от столицы и короля Дагобара протекает не столь тягостно, как мы представляли. Может быть, близость земель Тьмы и богомерзких язычников так влияет?
   Я видел, как местный капеллан замешкался, недоуменно спросил:
   -- Отче, но в чем мы виноваты? Блюдем посты, творим молитвы...
   -- Торгуете с язычниками, -- дружелюбно закончил инквизитор. -- Прикрываете разбойников, а еще -- недавно к вам приезжал монах. Так вы его напоили, да бабу в постель подложили. А монах на исповеди рассказал, что баба та... прости Господи словоблудие и грехи наши... черный молебен у его ложа устроила, да непотребства в постели творила!
   Капеллан замер с открытым ртом, побледнел как смерть. А инквизитор прошел к капелле и распахнул двери. В это время его помощники молчаливыми тенями шныряли по деревне, заглядывали в каждый уголок. Жители в страхе собрались в табунок, опускали взгляды.
   -- Ярл, держи ухо востро, -- шепнул Ульв. В ответ на мой недоуменный взгляд, пояснил: -- Сейчас начнется представление, и кто-нибудь из крестьян может не выдержать. Тогда этим несчастным не позавидуешь... лучше заранее обухом топора по макушке, пусть в погребе отлежатся. А то монахи с ними такое устроят, что ваш Дьявол явится, мучительствам поучиться!
   Я кивнул, ладонь легла на эфес меча.
   -- К-кто эта... шлюха? -- выдавил насмерть перепуганный староста.
   -- Черный молебен?! -- едва слышно просипел синий от ужаса капеллан.
   Взгляд инквизитора скользнул по рядам скамеек в капелле, пал на алтарь. Он повернулся, негромко сказал:
   -- Мы здесь для того, уважаемые, чтобы это выяснить. И возложить на чашу весов Праведности каждую душу в этом селе, ибо зло точит изнутри незаметно... подобно гнили распространяется по крови... Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium -- вот лекарство от нее. И, пусть ваши заблудшие души не посещает демон сомнения, у нас есть бумага, подписанная светским судьей, что позволил провести обряды очищения!
   Староста переглянулся с капелланом, в глазах трепет и паника. Оба согнулись в поклоне и осенили себя крестным знаменем.
   -- Вручаем себя в руки Господа нашего, да свершиться суд праведный! Pater noster, qui es in caelis...
   Я с сильно колотящимся сердцем отступил назад, прижался спиной к стене дома. Мрачные предсказания варвара начинали сбываться, хоть я и сам заранее готовился к такому. Слишком уж втемяшили в голову ученые в моем мире, что монахи-следователи были сплошь маньяками и убийцами. Я трусливо ждал, когда начнется кровавая баня, пальцы сжали рифленую рукоять меча.
   Инквизитор окинул взглядом толпу, спросил старосту кротко, но его взгляд прожигал насквозь:
   -- Все ли жители сейчас здесь?
   Староста обернулся к жмущимся в кругу крестьянам, повторил вопрос. В табунке возник быстрый шепоток, вспоминали, кто есть, кого не хватает. Наконец, староста обернулся к монаху:
   -- Все, отче. Младенца одного нет, Агнесса седмицу тому разрешилась...
   -- Принести! -- жестко велел инквизитор.
   Капеллан поднял голову, несмело спросил:
   -- Отче, слаб еще ребенок...
   -- Принести! Ибо нельзя попустительствовать злу, оставлять невинное чадо на потеху ведьмам и инкубам, когда приход в церкви будет! Слыхали, два дня тому ужасного вампира из Бертфота выпустили?
   От толпы крестьян отделилась женщина в испачканном мукой переднике, тенью метнулась к дому. А через секунду уже неслась обратно, поддерживая на руках ворох тряпок. Там тихо ворочалось и хныкало.
   Монах удовлетворенно кивнул:
   -- Перед началом нужно прочесть молитву, дабы Господь не оставил нас своей благодатью... Терн, Оливер, Карл!..
   Помощники монахов выросли как из-под земли, хотя, я мог поклясться, что еще миг назад они шныряли по домам.
   -- Начинаем...
  

* * *

   Отцы-инквизиторы приказали крестьянам выстроиться по двое, капеллана и старосту поставили первыми. Отец Ансельм орудовал где-то в капелле, оттуда докатывался тяжелый аромат церковных курий и пыли. Мы с Ульвом создавали видимость решительных действий -- сделав морды кирпичами бродили по деревне, бросая взгляды исподлобья. У меня из головы не шло вчерашнее столкновение в другом селе, Закрайнем: неужто и здесь моя совесть отяжелеет?! Судя по мрачному Ульву, и его гложут те же мысли.
   Наконец, от капеллы послышалось торжественное пение, и крестьяне по двое стали заходить внутрь.
   -- Что они собрались делать? -- шепотом спросил я Ульва.
   Варвар покосился на меня, удивился:
   -- Ты что? Откуда же ты, разве не знаешь своих обрядов?
   -- Издалека, да и не был я самым прилежным учеником в богословии, -- махнул рукой я, и торопливо спросил: -- Так что они делают?
   Ульв покачал головой, но ответил:
   -- Это первая проверка. Каждый, кто входит в капеллу, должен молиться, кланяться и преклонять колени перед алтарем. И указать на облатки. Тот, кто не узреет облаток, а это слабое место ведьм и колдунов, тот...
   Я кивнул, все понятно. На первый взгляд все чисто и правдиво, если, конечно, монахи не получили приказа для обязательного сожжения. А это, как я надеялся, невозможно. Исключительное мучительство присуще не всем. Да, история знает множество мрази и маньяков: опричники, эсэсовцы, из Инквизиции -- Торквемада и де Ланкра. В войнах тоже все не безгрешно и чисто. Почти любой из захватчиков считает своим долгом пограбить побежденных, изнасиловать женщину, потом вспороть ей живот... Но мне не хочется верить в то, что среди монахов, наиболее образованной прослойки населения, могут быть такие... хотя, все они сволочи, в памяти вновь и вновь всплывают имена Галилея, Бруно, да Винчи и множество безымянных ученых, пострадавших за тягу к знаниям.
   Крестьяне продолжали исчезать в капелле. Оттуда уже течет многоголосый гул молитвы, спокойный, торжественный. К нему постоянно присоединяются новые голоса. Не похоже, что что-то идет не так.
   Из капеллы выскользнул один из дебилоидов с дубиной, помощник серых братьев. Поманил рукой.
   Я бросил взгляд на Ульва. Варвар смотрит решительно, нижняя челюсть надменно выдвинута. Чуб на макушке, вкупе с татуировкой на щеке, смотрится воинственно и еретично. И как к нему еще не прицепились? Впрочем, -- чур его!
   -- Пойдем, -- качнул головой я.
   Неуклюже, все никак не привыкну к тяжеленным доспехам, и обливаясь потом, под панцирем вязанный свитер, что смягчает удар, я поплелся к капелле. Рядом, пружинистой походкой, всегда готовый к драке, стелется Ульв. Казалось, он недавно из кузни. Увит тугими мускулами, что при движении мощно и красиво перетекают под загорелой кожей. На широкой груди можно ковать, а толстый лоб, что поделаешь -- варвар, выдержит удар молота.
   В капелле никто не сидел на привычных местах. Люди стоят на коленях, торжественно вопят молитву. Именно "вопят", наверное, крестьяне еще никогда так проникновенно и чувственно не молились. Я вздрогнул, узрев на глазах людей искренние слезы восторга и радости. Все пожирают глазами на огромное распятье над алтарем, воздух дрожит от хорового пения и чувств.
   Мурашки поползли по шее от финального "Амэн". Инквизиторы у алтаря плавно опустились на стулья. Что-то было в их движениях страшное. То ли плавность, как у готового к схватке хищника, то ли слаженность, будто у одного организма.
   -- Ну, что же, дети мои, -- прошелестел монах. Судя по голосу, вроде бы отец Ансельм, а там -- фиг его знает. Они все на одно лицо. -- Каждый из вас исправно молился, доказал, что никто не принял в дар сатанинское умение. Все вы люди, знаете молитвы, преданно служите Господу... но, кто же тогда искушал пилигрима? Был ли это грех слабой плоти, или, напротив, желание услужить Тьме?
   Легкий шепоток в толпе крестьян смолк. Инквизитор выждал положенную паузу, вновь заговорил. Теперь его голос был вкрадчивым:
   -- Молчите? Однако... вы наверняка знаете ее имя, ведь все живете вместе, все на глазах друг у друга... молчите... что ж, вижу, что грех искуса ширится и падает на всех...
   Крестьяне опустили головы, не решаясь смотреть на монахов в серых рясах. По периметру толпы бродят, как надзиратели, или как волки около овечьего стада, помощники монахов. Скалят пасти, зыркают тупыми глазами, ждут, когда можно будет схватить кого-нибудь, вырвать из стада и сожрать на потеху себе...
   Инквизитор поднялся, медленно направился к людям. Пальцы перебирают четки с крестом, слышен их тихий цокот. Проходя мимо крестьян, инквизитор на миг застывал, буравя взглядом несчастного. Тот крупно дрожал, обливался потом, но монах всякий раз продолжал идти.
   Я вдруг увидел симпатичную девушку. Черноволосую, аккуратную, чистенькую в грязном мире средневековья. Умненькое лицо, внимательные зеленые глазки с неуловимой веселой искоркой. Я почти наяву услышал ее задорный смех, звонкий и заразительный. Такие девушки всегда бывают первыми и желанными на крестьянских праздниках, больше и лучше всех танцуют.
   Сердце екнуло, защемило от непонятного предчувствия. И я почти не удивился, когда инквизитор вдруг остановился. Девушка шарахнулась назад, но застыла, задрожала всем телом, будто кролик перед удавом.
   Монах выбросил вперед палец и закричал визгливо:
   -- Ты!.. это сделала ты!
   Ряды крестьян разом взорвались гневным шепотом:
   -- Мария?.. Она кашляла на проповеди -- в нее вселился бес!
   -- У Марии рыжая дочь! Она изменяла мужу с дьяволом!
   -- А родимое пятно у кузнеца, ее мужа? Это чертова печать! Да он и сам в кузне с духами братается...
   Монах удовлетворенно кивнул, сказал негромко:
   -- Наружу ее, и мужа прихватите...
   Девушка охнула в испуге, когда два дебилоида подхватили ее под руки, потащили на улицу. Она повисла у них на руках, как пойманная птица. Глаза стали огромными, зрачок почти полностью заполнил радужку, но... она молчала! Толпа селян жалась к стенам, пропуская. Потом все разом повалили следом.
   Я вышел последним. Вечерняя прохлада вдруг обожгла космическим холодом, кожа покрылась мурашками. Небольшая площадь перед капеллой окружена народом. Напротив дверей капеллы поставлена повозка инквизиторов, коней увели. Двое монахов таскают оттуда мешки и сундуки, помощники торопливо зажигают факелы. Я со страхом почувствовал настроение толпы: животная радость, облегчение, жажда крови! Те, кто вчера жил под одной крышей теперь готовы убить собрата только для того, чтобы сбросить с себя подозрение! Может быть, даже среди этой толпы есть те, кто еще вчера клялся девушке в вечной любви!
   "Надо что-то делать! -- подумал я лихорадочно. -- Нельзя, чтобы по моей вине что-то опять произошло!"
   Помощники инквизиторов выволокли девушку на площадь, замерли статуями в центре, поддерживая несчастную под локоть. В толпе на миг возникло движение, послышались ругательства и проклятия. Толпа с одного краю раздвинулась, пропуская еще двух мордоворотов, они выволокли молодого мужчину.
   "Кузнец -- муж Марии!" -- промелькнуло в моей голове.
   Мужчину швырнули к девушке, тот едва не упал, повис на ее руке. Толпа разрывалась:
   -- Шлюха! Колдун! Ублюдки!
   -- А у меня вчера теленок издох! -- проорала дебелая бабка, размером с корову. Ей тут же завторил дед:
   -- А у меня спину свело, уже третий день мучаюсь!
   На деда зашикали, кто-то злопамятно выплюнул:
   -- Молчал бы ужо, старый хрыч, как медовуху с Диком жрать, так ничего не болело...
   Я отступил на шаг. Криками ненависти буквально обжигало, стало тяжело дышать, будто воздух наполнился ядом. Крестьяне сейчас похожи на пауков в банке, или, вернее, на бешеных псов, что готовы друг другу глотки перегрызть!
   В центр вышел отец Ансельм, в руке трещит факел. Ветер подхватывает искры, багровые отсветы зловеще окрашивают старческое лицо. Кажется, что вместо глаз у старика черные провалы, где пылают тысячи костров.
   -- Тихо! -- инквизитор поднял факел. Голос старика обрел неожиданную мощь, весь пропитан силой. -- Молчите же, несчастные! Ибо вы все виновны!
   Наступила такая тишина, что стало слышно, как в запертых будках поскуливают дворовые псы. Крестьяне опустили головы, на лицах печать страха. Я содрогнулся от отвращения -- только что они готовы были убить своих земляков, а теперь вновь примерили маску смирения. Вспомнили, что смерть, принявшая облик инквизиторов, еще не насытилась. Вот-вот может потащить в круг еще кого-нибудь.
   Я вздрогнул, откуда у меня такие мысли? Я же сам стою в толпе. Стою и ничего не делаю для помощи кузнецу и его супруге. Наблюдаю за театром абсурда, как привык видеть по телевизору кровавые бани типа "Кошмар на улице Вязов" или обзор ДТП за неделю.
   -- На ваших глазах цветок зла распустился в душах этих людей! -- оборвал мои мысли инквизитор. Его голос полон укора и скорби: -- Вы знали об этом, но молчали на проповеди! Вы видели этих людей, но не пытались спасти... это ужасно, моя душа содрогается, ибо нет греха страшнее, чем трусость и попустительство!
   Селяне с испугом смотрели на инквизиторов. Те ждали терпеливо, не шелохнувшись, но даже мне, стоящему вдалеке, было не по себе от пристального и тяжелого взгляда. Из-под капюшонов не видно кто из четверки серых братьев куда смотрит. Казалось, что это один взгляд некого страшного существа, в чьих силах судить, мучить, а после растоптать.
   Один из монахов шевельнулся, прозвучал сухой старческий голос:
   -- Все мы находимся под неустанным взором Бога... и всем предстоит отвечать, как сейчас ответит она... -- инквизитор повернулся к девушке, осветил факелом ее лицо. Голос смягчился: -- Всевышний наставляет нас, дает закон и шанс искупить грехи. Если тебе, крещеная дочь, нареченная именем Мария, есть что сказать -- говори.
   Женщина вздрогнула, подняла голову. В ее глазах застыл страх, а голос полон мольбы и надежды:
   -- Святой отец, клянусь Иисусом, я никогда...
   -- Не клянись! -- отрубил отец Ансельм. -- Не увеличивай грехов своих, дщерь!
   Второй инквизитор ласково прошептал:
   -- Раскайся, дочь моя. Ибо перед Богом все равны, но ценнее всего та душа, что искренне раскаялась и вернулась на правый путь. Исповедуйся мне...
   Мария переводила взгляд с одного монаха на другого. Глаза утратили разумное выражение, раскраснелись, по пухлым щечкам градом катились слезы. Кузнец же наоборот, выглядит гранитной глыбой. Смотрит себе под ноги, брови сошлись на переносице.
   -- Говори! -- голос отца Ансельма стал резким, как удар бича.
   -- Я не...
   -- Не надо врать, -- снова оборвал второй. Казалось, что он сейчас заплачет, так искренне выглядит огорченным. -- Скажи правду...
   -- Говори!
   В глазах Марии такая мука и страх, что я опустил взгляд. Ясно же, что ее сейчас заставляют оговорить себя.
   -- Я... я... я была с пилигримом... -- зашлась рыданиями девушка.
   Толпа взревела, на голову несчастной призывались проклятья, сыпались ругательства. Кузнец вздрогнул, будто от удара, остро взглянул на супругу. Вдруг метнулся в сторону, намотал на кулак роскошные волосы Марии, рванул. Девушка закричала от боли, рухнула в пыль. Кузнец рванул сильнее, ударил супругу лицом о землю, потом еще.
   -- Тварь, нечестивая шлюха! -- заорал он.
   Подскочили помощники инквизиторов. Один врезал дубиной кузнецу в поясницу, второй ловко скрутил ему руки. Несчастного рогоносца оттащили. Мария осталась лежать на земле. Красивое лицо испачкано грязью, из опухшего разбитого носа струится кровь, волосы всколочены.
   -- Сюда бы паладинов! -- вдруг прорычал сквозь зубы Ульв.
   Я взглянул с непониманием.
   -- Паладинов?
   Ульв отвернулся, все так же сквозь зубы процедил:
   -- Паладин бы ни за что не обратил бы внимания на инквизиторов, спас бы людей. Паладины -- высший сан рыцаря, когда воину от Господа бога являются откровения. Им он и следует, верша добрые дела, невзирая на титулы и ранги. У них суровые обеты, отличная школа боя, это самые опасные противники. Даже король и церковь к паладинам относятся с почтением и не допускают спора. Паладины могут пользоваться силой Господа, творить чудеса... а эти же... Даже мы такого не делали, -- с ненавистью прошипел Ульв.-- Они лицемеры и сволочи!
   Я с непониманием оглянулся. Что не так? В исторических книгах и фильмах инквизиция так и выглядит. А здесь вообще все должны быть привыкшими к подобного рода действиям.
   -- Они не имеют права их казнить! -- люто сказал Ульв. -- Обязанность монахов возвращать согрешившее чадо Церкви в ее лоно! А, если еретик отказывается от Христа, Церковь просто лишает его своего покровительства. Это уже жестоко, когда от еретика отворачивается весь христианский мир. Но не казнить! Еретики не принадлежат Церкви, как неверующие! Они не в ее власти!
   Я кивнул. Конечно, формально варвар прав. Но как быть, когда еретик оказался на землях христиан, что могут часами рассуждать о боге и всепрощении, но с радостью посмотрят на человекоубийство? Как и всегда -- или убить его, или крестить. Иначе ересь распространится, уменьшится власть Церкви, непоколебимые устои покачнутся. Именно с этой целью христиане и яростно уничтожают несогласных, жгут философские библиотеки, а авторов предают огню. Вера и Церковь -- вечны, и сомнению не подлежат...
   Инквизитор покосился на нас с варваром. Оказывается, в деревне полная тишина, только тихо рыдает девушка на земле. Варвар выругался сквозь зубы, круто развернулся и скрылся в вечерней мгле.
   Один из монахов проводил воина нехорошим взглядом, будто прицеливаясь, но его отвлекли. Подошел отец Ансельм, заглянул в бумагу, где монах протоколировал допрос еретиков. Его голос прозвучал странно шепеляво, и даже, как будто, сладострастно:
   -- Добро, запиши, что крещенная именем Мария созналась в колдовском обряде, прелюбодеянии и совершении черной мессы...
   Из толпы крестьян вновь послышались выкрики:
   -- Про колдовство спросите, что она еще, тварь, делала?
   -- Мы недавно дриаду изловили, да к орешнику на голодную смерть приковали. Это ее рук дело?
   -- А у меня...
   Инквизитор воздел руку, сделал знак помощнику. Тот подхватил Марию, поставил на ноги. Монах ласково спросил:
   -- Исповедуйся, дочь моя, что за черное колдовство ты готовила? Какие снадобья, яды? Кто научил тебя этому?
   Девушка подняла избитое и заплаканное лицо, разлепила опухшие губы и простонала:
   -- Не готовила я колдовства... не совершала богомерзкие деяния...
   Голос инквизитора стал строже:
   -- Но по свидетельству пилигрима ты опоила и околдовала его! Не греши боле, дочь моя, не возвеличивай ложь...
   Мария вскинулась раненой птицей, сдавленно выкрикнула:
   -- Сам он ко мне полез, сам! Когда я ему трапезничать поднесла...
   -- Да она издевается над нами! -- вдруг завизжал староста. -- Искушает...
   -- Не она! -- возвысил голос инквизитор. -- Бес говорит в ней.
   Толпа заволновалась, вдруг пропустила вперед молоденькую девчушку лет десяти. За ее пышные рыжие локоны крепко держал мордоворот, толкал вперед. У меня сжалось сердце при взгляде в ее глубокие зеленые глаза, наполненные страхом и ужасом.
   Мария увидела ребенка, вскрикнула. Кузнец сжал кулаки, отвернулся, но к нему подошел отец Ансельм.
   -- Что скажешь ты, Бертран? И против тебя есть бумага, свидетели говорят, что в кузне с дьяволом споришь, кто кого в мастерстве переплюнет! Говори, совершала ли на твоих глазах Мария колдовство? Говори, не пятнай душу ложью!
   Кузнец потемнел лицом, на шее вздулись вены. На лице отразилась мука, изнурительная внутренняя борьба. Он сдавленно сказал:
   -- Совер... шала...
   -- Что?
   Кузнец сглотнул, громче сказал:
   -- Совершала!
   -- И яды готовила, и рыжую дочь от нечистого поимела? -- вкрадчиво спросил инквизитор.
   Кузнец вздрогнул, стрельнул глазами на девочку, которая билась испуганной птицей в руках мордоворотов, и отвел взгляд.
   -- Уже не знаю, отче, мой ли это ребенок... решать вам, может и от нечистого... -- едва слышно сказал Бертран.
   Мария вскочила, закричала безумным голосом:
   -- Что ты говоришь, несчастный?! Зачем врешь?! Ты же знаешь -- твой ребенок, его хоть не губи, как меня предаешь...
   -- Ведьма, -- тихо выплюнул кузнец. -- Тебе ли говорить о предательстве?!
   Толпа взревела, от ее крика в ночном небе испуганные нетопыри метнулись прочь. Но отец Ансельм, столь умело управляющий толпой, кивнул писарю:
   -- Debita animadversione pupiendum...
   И тут же его глас наполнился бушующей силой и перекрыл ропот толпы:
   -- Бочку сюда!!
  

* * *

   У меня от происходящего голова шла кругом, мысли путались. Я с непониманием огляделся. Какую бочку? Что они задумали?!
   На пятачок перед капеллой выкатили огромную бочку, метра два диаметром, я даже не знал, что такие существуют. Что в ней можно солить, корову? Но поток дурацких мыслей оборвался, меня бросило в жар, потом в холод.
   Крестьяне, как трудолюбивые муравьи, тянули хворост, каждый норовил внести свою лепту. Даже старухи тянули вязаночку. Готовили заранее?!
   Женщину и ее супруга подхватили под руки, потащили к бочке. Мария завизжала, от истошного крика сердце всхлипнуло, кольнуло.
   -- Ребенка за что?!! Пощадите, люди!! -- верещала девушка.
   Кузнец попытался вырваться, с непониманием орет, но помощники инквизиторов вытащили дубинки. Ударили в лицо, в пах. Кузнец захлебнулся криком, изо рта брызнула кровь. Толпа беснуется и вопит. На несчастную супружескую чету сыпались проклятья, кто-то не утерпел и ударил ногой. Марии в лицо вцепилась ногтями беззубая старуха, а, когда ее попытались оттащить, люто плюнула в глаза девушки. Неожиданно заорала рыжая девочка -- одна из женщин вцепилась ей в волосы. Рванула так сильно, что в руке остался кровоточащий кусок кожи с волосами.
   Меня колотила дрожь, кружилась голова, и не хватало воздуха. К горлу подступила тошнота, я ощутил, что теряю связь с реальностью.
   Вокруг паника, хаос, все орут так, что от крика взрывается череп!!
   Марию связали, запихнули в бочку. Следом швырнули, как мешок с картошкой, кузнеца и девочку. Сквозь беснующуюся толпу пробился отец Ансельм с факелом в руке.
   -- Отче, за что меня?! -- взмолился кузнец. На окровавленном лице мука, из глаз катятся слезы.
   Инквизитор негромко сказал, но так, что даже я услышал:
   -- Ты попустительствовал злу! На твоих глазах супруга предавалась греху с лукавым, родила богомерзкого инкуба, а ты -- молчал. Так пусть же очистительное пламя возьмет ваши тела. Смиритесь, ибо тело -- тлен! Сквозь страдания пройдут ваши души, и очищенными предстанут перед Его очами...
   Он замолчал на миг, и свистящим шепотом с ненавистью выплюнул:
   -- Я отпускаю вам грехи...
   Кузнец заверещал неожиданно тонким, бабьим голосом, когда факел инквизитора упал на гору хвороста. Толпа взревела, в разгорающийся костер полетели десятки факелов. Хворост вспыхнул, будто туда плеснули напалмом. Девочка взвизгнула, пламя перекинулось на пышные рыжие волосы. В мгновение ока охватило всю голову.
   Неожиданно, сквозь взметнувшееся пламя Мария увидела меня. Наши взгляды пересеклись, она закричала:
   -- Помоги, рыцарь! Помоги!!! Ты же можешь! Помоги ей!..
   Мне показалось, что я попал в костер вместе с ней, настолько яростно меня обожгло изнутри. Одновременно все мое тело застыло, будто швырнули в жидкий азот. Я хотел отвернуться, но тупо смотрел в огонь. Там уже не видно лиц, от высокого пламени свинцовые тучи окрасились пурпурным, дым очернил небо. Ноздрей коснулась нестерпимая вонь горящей плоти и жира.
   Меня била нервная дрожь, из груди рвались рыдания. Сердце как будто не кровь перекачивало, а расплавленный свинец.
   Боже! Как же больно, словно это я горю в этой чертовой бочке!!
   Я хотел броситься бежать, но ноги будто вросли в землю.
   Крики врезались в уши. Я прорычал, закрывая уши руками. В мозгу пылала багровым только одна мысль: один только месяц! Месяц!! Месяц!!!
   Но слышал только крик несчастной:
   -- Рыцарь, помоги!! Помоги-и...
   К черту месяц! К дьяволу маркиза! Пошло все в ад! Я должен помочь невинным людям!
   В тумане безумия я рванулся к костру, в моих руках неизвестно откуда появился меч. Но меня тут же подхватили под руки, я попытался вырваться, но будто попал в стальные клещи. Мир качается, перед глазами все пылает в огне. Небо разрубила ослепительно белая молния, почти сразу же оглушил гром. Или это кричат?
   -- Ярл! Ярл, это я -- Ульв! Все кончено, они... мертвы...
   Яркой вспышкой черкнула молния, а следом накатила чернота и спасительный покой...
  

АВЕНТЮРА XI

   Все небо заволокло черными тучами. Холодный ветер швыряет в лицо брызги дождя, холодные струи затекают под панцирь. Я чувствую себя будто в дырявой бочке, что плывет по бушующему морю. Во все щели попадает вода, вязаный свитер под панцирем потяжелел вдвое, уже хлюпает при движении.
   Хмурое утро началось незаметно. Дождливая ночь вдруг посерела, стала светлее. Солнца не видно из-за серых туч, откуда непрерывным потоком хлещет вода.
   Село Праведное осталось позади, затихшее, усталое, будто после доброго праздника. Под струи ливня вышли проводить страшный обоз только староста и капеллан. Да и тот уже не капеллан, а обычный человек.
   Я не помнил ночи. Ульв рассказал, что ему удалось оттащить меня от костра, когда я рухнул в обморок. Говорит, что я полез в костер, стал расшвыривать хворост. Еще бы чуть-чуть и сам бы сгорел. Воин оттащил меня к дому, уложил на лавке. Рассказал, что дальше по селу пошел огненный вихрь. Несмотря на дождь, от раздутого ветром огромного костра запылали три дома. В двух из них погибли дети, которых крестьяне прятали от монахов. Инквизиторы, узнав о таком, дружно возопили о великом грехе, что пал на жителей села. Мол, еще бы чуть-чуть и местный погост ожил, мертвяки поднялись из могил, настолько стали грешить люди и поддаваться Тьме. Капеллана тут же лишили сана, наложили епитимью на недельный молебен. А все село подвергли страшной каре -- Церковь запретила крестьянам собирать урожай, выходить за пределы села и постоянно молиться... иначе -- отлучение!
   Крестьяне и слова не сказали, приняли с благодарностью и молитвами. Но каждый из них знал, что обречен на голодную смерть. Весь урожай, что готовили с зимы и любовно растили, погибнет на полях. Амбары и подполы пусты, скоро начнется мор скотины, а после и людей...
   Я со страхом запомнил момент прощания. Перед капеллой еще устало дымит высокая груда пепла, оттуда торчат страшно обугленные ребра бочки. И не хочется верить, что угли напоминают кости... Бывший капеллан и староста с благодарностью целуют сморщенные стариковские руки инквизиторам. Подобострастно кланяются, плачут. А в окнах домов бледные лица крестьян, глаза блестят из полутьмы помещений... живые мертвецы в домах-гробах...
  

* * *

   Тракт размыло от ливня. Повозка то и дело застревала, приходилось слезать с коня и упираться в борта. Громилы тоже покидали шатер, хватались за колеса. Увязая в грязи, мы толкали повозку, грязь мерзко хлюпала под ногами, с неохотным чмоканьем отпускала добычу.
   Повозка с трудом выкатывалась на более-менее твердую землю, мы с Ульвом вновь забирались в седла. Варвар в грязи, как и я, глаза мрачнее неба. Нижняя челюсть далеко выпячена, на скулах играют желваки. Намокший чуб прилип к затылку, на сведенных бровях дрожат дождевые капли.
   Я обернулся. Сквозь ливневые струи еще виден слабый дымок над селом, как страшное напоминание праведного суда.
   Рядом прошелестело:
   -- Ярл...
   Я повернулся вперед, сосредоточился на дороге.
   Ульв позвал снова:
   -- Ярл, не вини себя... ты же сам говорил, что связан словом перед маркизом. А люди... они умерли раньше, чем пламя стало пожирать тела. Задохнулись от дыма...
   Я пригнул голову, хотя лицо скрыто шлемом. Глаза защипало.
   Что я за сволочь? Связан словом, каково, а? Будто в красивых рыцарских романах! А на деле же -- выполняю грязную работу, чтобы вернуться назад. Ради самого себя помогаю творить зло... И, если с прошлой деревней еще можно было отмазаться, мол, от хорвов спасали, то теперь что?! От кого теперь спасали?! Приехали, сожгли семейную пару, ни в чем ни повинного ребенка. Приговорили к голодной смерти целое село... что это за вера такая, что за борьба?! А ведь мог вмешаться, мог остановить казнь! Я, как и Ульв, единственный, кто хорошо вооружен и защищен доспехом. Да раскидали бы дебилоидов с дубинками как ОМОН демонстрацию интеллигентов.
   Горло перехватило от чувств, там возник ком, а глаза заволокла пелена. Разве мог я представить, что жизнь обернется в такое? Чем я прогневил богов, что пришлось выполнять роль палача. Ведь жил как все, мне ничего не нужно было, на всех плевать. Ничего не делал, трахался, пил, курил, работал, трахался... обычная жизнь обычного человека...
   -- Ярл!
   Я отмахнулся, возразил:
   -- Нет, Ульв, я виноват...
   Варвар обеспокоено перебил:
   -- Ярл, что ты говоришь? Впереди люди!
  

* * *

   Я с непониманием вскинул голову. Люди? Какие люди?
   Вдалеке, у самой развилки тракта, где начинается лес маркиза де Варг, я заметил группу всадников. Человек пять, не больше. Скачут во весь опор, позади них держится на ровном расстоянии стая птиц. Нет, не птиц, то из-под лошадиных копыт вылетают комья земли и грязи, настолько быстрая скачка.
   -- Четверо вооруженных мужчин... и... по-моему, одна женщина, -- поднес козырьком ладонь ко лбу Ульв. -- Отсюда не разглядеть, она в плащ кутается.
   Я молча позавидовал орлиному зрению варвара, сам ни черта не вижу. С такого расстояния человека от лошади отличаю по принципу кто сверху -- тот человек.
   -- Гости маркиза? -- спросил я.
   Варвар помолчал, всматриваясь в горизонт. Потом покосился на повозку, что вновь завязла в грязи, негромко уронил:
   -- Не похоже, слишком быстро скачут.
   -- Погоня? -- одними губами спросил я, но Ульв только пожал плечами и спрыгнул в грязь.
   Я привстал на стременах, с мукой пытаясь увидеть всадников. Возникло странное чувство, кольнула тревога, будто это я удираю на всех парах. Но ничего не разглядеть, от остывающей земли поднимается пар, что вместе с дождем уменьшает видимость.
   Повозка никак не желала выезжать из огромной лужи, натужно скрипела, будто сейчас развалится. Я ругнулся, спрыгнул на землю, едва не упал на скользкой глине. Чавкая по грязи, добрался к повозке. Уперся плечом в борт, схватился за колесо. Жилы затрещали от усилия, повозка качнулась вперед, едва не раздавила на обратной амплитуде.
   -- Дер-р-ржать!! -- сквозь зубы прорычал я. Колесо остановилось, по сантиметру пошло вперед. -- Уперлись!
   Телега со скрипом выбралась из ямы, тяжеловозы по инерции рванули еще на пару метров, едва не попали в другую выбоину. Один из мордоворотов не удержался, бухнулся лицом в лужу. Ульв весело ржанул, но помогать не стал, одним движеньем воздел тело в седло. Мордоворот вынырнул, серая накидка в грязи, облепила тело. Скользнул по варвару взглядом полным ненависти, но смолчал.
   Я забрался в седло, конь под моей рукой жалобно заржал, но пошел вперед. Я жадно вцепился взглядом в горизонт, но там уже никого нет. Острые верхушки соснового леса, чаща теряется в туманной дымке. Всадники пропали...
   До развилки у леса добрались к полудню. Дождь прекратился, но повозка по-прежнему шла тяжело. Несколько раз приходилось спешиваться, упираться плечом. После такой "разминки" все тело болело, из щелей доспеха валит пар.
   В разрыве туч впервые показалось солнце, обожгло лучом. От земли мгновенно потянулся душный туман, запахло травой и болотом.
   Из повозки выглянул инквизитор, с тревогой взглянул на небо.
   -- Вот и все, сэр Эндрю, -- с радостью проговорил он. -- Творение Господа прекрасно и гармонично. Непогода сменяется солнцем, после ливней всегда красивая радуга... так и жизнь человеческая: если живешь праведно, то все невзгоды обязательно пройдут, и тогда Господь дарует заслуженный отдых.
   Я не ответил. Воспоминания вчерашнего вечера хоть и притупились, но в груди поселилась глухая злоба. Видимо, монах почувствовал, снисходительно сказал:
   -- Вы молоды еще, сэр Эндрю, но душа уже покрыта шрамами. Так бывает с каждым человеком. Не бойтесь показать свои чувства, иначе душа зачерствеет, и благодать не найдет пути к сердцу. Бойтесь необдуманных действий, и тварных порывав, сие от лукавого...
   -- С...пасибо... отче... -- я едва смог разлепить помертвевшие губы.
   Инквизитор печально улыбнулся, сказал:
   -- А теперь мы вынуждены попрощаться, дети мои. У нас еще много дел, ибо церковный человек не должен сидеть без дела, когда силы Тьмы повсюду. Наша паства нуждается в нас... Маркизу де Варг поклон, мы не забудем его гостеприимство. А вам, господа, от нас благословление. Вы честно защищали нас!
   Даже Ульву изменило самообладание, он дернулся, будто наступил на змею. Но пересилил себя, с трудом перекрестился и склонил голову в поклоне.
   Возница лихо свистнул, в воздухе щелкнул бич. Тяжеловозы впервые за всю поездку ускорили шаг. Скрип телеги быстро удалялся.
   Мы проводили повозку глазами, наши кони свернули к замку Варг. Некоторое время мы ехали в молчании, каждый обдумывал свое.
   Внезапно раздался стук копыт, бряцанье железа. Могучий голос прорычал:
   -- В сторону!!
   Мой конь не дожидаясь команды испуганно всхрапнул, отпрыгнул в кусты. Я едва удержался в седле, по шлему захлестали еловые ветви, в прорезь забрала набилось липких от смолы иголок. Смахнув рукой мусор со шлема, я вдруг с удивлением обнаружил, что правая рука уже сжимает обнаженный меч. Вот, что значит обстановка -- с волками жить, Маугли станешь...
   Из-за поворота показались рыцари, человек сорок. Все конные, в глухих доспехах, на груди алеет пламенный узор -- герб рода де Варг. За спинами черные плащи, что развеваются на манер кожистых крыльев.
   Один отделился от отряда, бросил коня к нам.
   -- Кто такие?! -- взревел он.
   Я засмотрелся на его коня, не коня, а чудовище. Глаза мерцают бешеным пламенем, бархатные ноздри свирепо раздуваются, под кожей жидким металлом перетекают груды мышц.
   -- Кто такие?!! -- люто проорал всадник.
   Я вскинул глаза на ездока. Неимоверно широкоплечий, но низкорослый воин закован в доспех с ног до головы. На шлеме баррикада из рогов, узкая прорезь, сквозь которую злобно мерцают глаза. Воин придерживает коня, ладонь на рукояти меча. Я заметил, что у многих на седлах приторочены арбалеты, щиты.
   В груди шевельнулась ленивая злость, наша милиция уже давно приучила реагировать на такие вопросы негативно. Подъехал Ульв, в голосе прозвучала ледяная угроза:
   -- Я вождь Ульв Каменный Молот, а это -- величайший воин, сэр Арнольв! А ты кто, пес, что позволяешь себе говорить в таком тоне?
   Всадник дернулся, будто схлопотал пощечину, рванул меч из ножен. Свирепо прогремел:
   -- Я не отчитываюсь перед проходимцами и бастардами...
   -- Рудольф!!
   Окрик ударил раскатом грома, рыцарь даже пригнулся, а мой конь захлопал ушами, смотря на небо взволнованными глазами. От отряда рыцарей отделился могучий воин, даже сквозь доспех чувствуется сила и опыт. На левом бедре покачивается ужасающих размеров двуручный меч. Страшно даже представить, сколько весит такая болванка. Доспехи рыцаря исчерчены узорами, посеребренные, явно стоят целое состояние. Под рыцарем нетерпеливо фыркает боевой конь, именно боевой, мощный и горячий. Голову коня скрывает искусной работы маска дракона с рогами, из прорези блестят злые глаза.
   -- Разве не зреешь, кто перед тобой? -- строго спросил соратника рыцарь, наверное, предводитель.
   Названный Рудольфом короткий миг смотрел на Ульва, на меня, потом рывком загнал меч в ножны. Предводитель черных рыцарей, как я их мысленно окрестил, проводил его взглядом, учтиво сказал:
   -- Сэр Арнольв, я слышал о вас. Слышал и о вашем подвиге, когда вы победили самого Гунтера Святобоя. Для меня честь, быть знакомым с таким воином, -- не смотря на учтивость, голос рыцаря полон холода и сарказма. Я сразу захотел заехать кулаком в личину нарядного шлема, вмять ее, чтобы он сразу заговорил по-другому, ведь беззубому гораздо тяжелее язвить. -- Но, к сожалению, я не могу продолжить знакомство, дела, сеньоры... Скажите, не видели вы всадников, которые недавно проехали этой дорогой. Четверо мужчин и одна женщина, что пряталась в плаще?
   Я бросил взгляд на Ульва, в моей душе родились нехорошие подозрения. Уж слишком последовательно происходят события. Кажется, я начал понимать, что к чему.
   Варвар, не убирая ладони с топора, надменно уронил:
   -- Не видели... но, не слишком ли вас много для погони за четырьмя воинами и женщиной? Не боитесь, что побьют?
   Предводитель сжал кулаки, скрип сминаемого металла резанул слух. Мгновение он пожирал взглядом варвара, в его глазах пылали костры, разогревал щипцы палач, с Ульва заживо сдирали кожу. Но его голос остался учтивым, что добавило ему очков в моих глазах:
   -- А вот это, Ульв Каменный Молот, уже вас не касается... что ж, я думаю, что мы уже и так потеряли много времени. Мое почтение, сеньоры!
   Черный рыцарь рванул повод, конь зло ржанул, с места швырнул могучее тело в галоп. Мимо прогрохотал железом остальной их отряд. Мы с Ульвом провожали рыцарей мрачными взглядами, оценивая богатую сбрую, дорогое оружие.
   -- Это ж кто таких коней растит? -- восхитился варвар, и тут же сказал с сожалением: -- И таким трусам продал...
   Я мысленно согласился, хотя наездник из меня неважный. Мне бы Мерседес, но вдруг спохватился, хлестнул коня:
   -- Быстрей, Ульв, нам нужно в замок!
  

* * *

   Замок Варг гудел, как растревоженный улей. На стенах полно народу, между каждым зубцом стены торчит зеленая головешка в шлеме. В узких провалах бойниц мелькают огни факелов, несмотря на день. Подъемный мост приподнят, висит где-то на середине хода.
   -- Что произошло? -- недоуменно спросил Ульв.
   -- Кое-кто сбежал, -- сказал я и мрачно усмехнулся.
   Ульв посмотрел на меня странно, не понял, но переспрашивать не стал. Сейчас и так все узнаем.
   На стенах нас заметили, мост медленно пошел вниз, гулко уткнулся в землю. Над головой промелькнул закопченный потолок коридора, мы въехали в замковый двор. Я сразу заметил группу черных рыцарей, что столпились в сторонке. Их взгляды ощупали нас, попробовали на прочность доспех, оценили мышцы. Мы ответили взглядами "а вот фиг вам!", и спешились.
   К нам поспешили слуги, кто-то позвал кузнеца, но я остановил:
   -- Где маркиз?
   Слуга сжался, будто боялся, что я его ударю, промычал что-то нечленораздельное.
   -- Что вам угодно, Андрей Викторович?
   Я резко развернулся, только сейчас поняв, что говорил слуга.
   Маркиз коротко поклонился, отделился от группы черных рыцарей. И как я его раньше не увидел? Алан де Варг, облаченный в богатый доспех с вычурной золотой резьбой, неторопливо приблизился. Я скользнул взглядом по надменному напудренному лицу, зацепился за изящную шпагу на левом бедре, не за тот прутик, что называется рапирой, а -- за настоящий меч с узким, исчерченным узором лезвием. На позолоченном эфесе, в виде огненной полусферы, два крупных рубина. Вкупе с красивым доспехом, мужественным лицом и горделивой осанкой, маркиз де Варг выглядит как настоящий принц. Белого коня не хватает.
   -- Что происходит? -- спросил я.
   Алан де Варг проигнорировал вопрос, нетерпеливо всматриваясь в провал коридора.
   -- Надеюсь, задание прошло удачно, не так, как в прошлый раз? -- спросил маркиз без интереса.
   Наверняка все сам видел и знает, промелькнуло в моей голове. Так чего спрашивать? Но вслух ответил:
   -- Да, Алан, все прошло... нормально.
   Маркиз вдруг повернулся, с живым интересом спросил:
   -- Ну и что вы скажете о здешней справедливости? Ваше мнение поколеблено?
   Я вспомнил село, горящие дома, вспышки молний, беспорядочные крики толпы, от которых разламывалась голова. Вспомнил Марию и кузнеца, рыжеволосую девочку в бочке... Кулаки сами собой сжались, у меня появилось сильное желание двинуть в эту напудренную, как у пуделя, рожу!
   -- Вижу, что оценили, -- сощурился средневековый модник.
   -- Но... почему? -- вырвалось у меня. -- Я одного не понимаю, Алан, зачем вы помогаете им? Это задание тоже было необходимым в войне с вашими хорвами?
   Маркиз сощурился и поджал губы:
   -- Не с "вашими", а с "нашими". Хорвы -- общий враг. А, что касается нужности задания... представьте себе -- да! Это необходимый кирпичик в нашем противостоянии. Подробности освещать не стану, ведь вы рекрутированы временно. Или, Андрей Викторович, вы передумали? Останьтесь с нами, воин из вас превосходный. Я сделаю вас начальником гарнизона... или, даже капитаном!
   Я не удержался, вздрогнул.
   -- Нет уж, дружба дружбой, а пиво врозь.
   Маркиз растерянно улыбнулся, кивнул:
   -- Что?.. ах, да-а... Кажется, я понял вас... ну, что же, это ваш выбор. Итак, задание выполнено, можете передохнуть. Мой повар приготовил сегодня отличные рыбные блюда: уха навариста...
   -- Благодарю, я не голоден, -- сглотнул слюну я.
   Маркиз безразлично пожал плечами.
   -- Тогда я, с вашего позволения, отлучусь. Дела, сеньор...
   Алан де Варг крутанулся на каблуках, я торопливо спросил:
   -- Скажите, Алан, что произошло в замке? Кто все эти люди? За кем погоня?
   -- Откуда вы знаете о погоне? -- с подозрением вскинулся маркиз.
   -- У меня свои источники... -- было пошутил я, но, взглянув на лицо маркиза, признался: -- Мы встретили в лесу черных рыцарей.
   Алан кивнул, отвернулся к воротам. Нервно поддернул выступающий из-под наручня рукав кружевной рубашки, голос прозвучал сухо:
   -- Принцесса Киата сбежала...
   -- Сбежала?
   -- Ну, не сама, конечно, ей помогли. Кто-то из людской прислуги, сейчас выясняют кто именно... -- маркиз замолчал, потом неожиданно кровожадно добавил: -- Их всех убьют! Принцессу все равно вернут в замок, и я пересмотрю свое решение о свободных перемещениях ее высочества. А всех остальных я лично буду пытать, а после приглашу лучших палачей! Предательство должно быть наказано!
   Меня пробрал мороз от зловещего выражения на лице маркиза. Да уж, похитителям не позавидуешь! Какие же будут пытки, если с тем богословом, который не угодил маркизу, еще поступили довольно просто -- сожгли... бр-р! У меня уже органическое неприятие появилось слова "жечь"! Вспомнились крики из бочки, запах горелого мяса и волос.
   -- Алан, -- сказал я неуклюже, -- может быть, пусть принцесса вернется домой? Неужели этот дракон и вправду так важен?
   -- Какой дракон? -- резко обернулся маркиз.
   Я смутился под буравящим взглядом маркиза, выдавил:
   -- Ну, тот, голову которого юный рыцарь хотел преподнести ее высочеству?
   Мгновение маркиз де Варг рассматривал меня с недоумением, потом в глазах мелькнуло странное выражение:
   -- Ах, тот дракон... да-да, Андрей Викторович, тот дракон просто архиважен! Принцессу ни в коем случае нельзя отпускать домой!.. а теперь, если позволите...
   Маркиз развернулся, чтобы уходить, но у меня вдруг родилась сумасшедшая идея. Не давая охватить себя азарту, иначе голова начнет думать, оценивать шансы на выживание и тогда я точно передумаю, я воскликнул:
   -- Маркиз де Варг!
   Алан де Варг раздраженно обернулся.
   -- Если принцесса так важна... точнее -- тот дракон так важен, -- торопливо заговорил я, чувствуя, что маркиз готов взорваться. -- Может быть, и я с Ульвом выеду на ее поиски?
   Маркиз сощурился. Глаза буравили меня, пытаясь разломать череп, выудить все мысли, скрытые и явные. Я еще торопливее сказал:
   -- Я могу взять с собой еще вон ту группу, -- я указал на черных рыцарей, маркиз им явно доверяет больше, чем кому-либо. -- Заодно могу поделиться воинской сноровкой. Я ж... эта... самого Гунтера победил.
   Маркиз криво улыбнулся. Явно назвал меня про себя иначе, чем зовут на самом деле. Лениво произнес:
   -- Ну, раз вы так жаждете приключений, то, -- пожалуйста... да и в пути может произойти всякое, вдруг беглецам навстречу выслана помощь.
  

АВЕНТЮРА XII

   Черные рыцари собирались невероятно долго. Вот с кого женщины пример берут!
   Мне подвели свежего коня, Ульв все понял без слов, потребовал привести коня и ему. Я только благодарно кивнул варвару в ответ на вскинутый к небу топор. Жаль, что в моем мире уже не встретишь такой верности и преданности.
   Черные рыцари неторопливо и важно, как гуси на водопой, толклись у конюшни. У каждого оруженосец, который оседлывает коней себе и сюзерену. Подает щит и копье, помогает забраться в седло. Настоящая церемония!
   Пока собирался черный спецназ маркиза, из-под многочисленных арок замка высыпала звенящая железом ватага гоблинов. Маркиз коротко пояснил:
   -- Что-то долго отряд не возвращается, пусть уж и зеленокожие с вами поедут. Тоже сила.
   Я не возражал. К тому же гоблины, увидев меня, радостно загалдели и бросились к кузне за оружием. Видимо прошлый поход им понравился, хотят повторить.
   "Нет уж, дорогие мои, -- подумал я. -- В этот раз вам придется поработать на меня, а не на маркиза!"
   Пахнуло надменностью и дорогими духами. Черные рыцари подъехали неторопливо, с осознанием собственной важности. Не дожидаясь команды, ровным строем устремились к воротам.
   Ульв недовольно покосился, но под моим взглядом покорно убрал ладонь с топора. Пусть рыцари пока красуются, я над ними не властен. Их прямой сюзерен -- маркиз де Варг. У нас же иная задача. Хотя, откровенно говоря, эту самую задачу я представляю себе очень смутно, но самолюбие тешится. Мол, есть задача...
   Ветер ударил в лицо, над головой промелькнул закопченный потолок коридора, и конские копыта уже гулко стукнули в землю. Конь хотел сразу в галоп, да так, чтоб ветер засвистел в ушах, чтоб быстрее только мысли, да и то не у всех, но я придержал повод. Черные рыцари едут рысью, кони тащат в седлах настоящие башни брони, как у танков. Да и пешие гремлины позади быстро отстанут. Придется ехать со всеми.
   Лес вокруг замка пронесся неразличимой зеленой полосой, будто на акварель брызнули водой. Я не чувствовал усталости, сердце колотится, в висках стучит кровь. Меня бросает то в жар, то в холод, когда я представлял поимку принцессы. Кулаки сжимались, при мысли о кровавом бое, что ей предстоит увидеть. Кровь вскипала от злости, а горло стискивала нежность. Я с огромным трудом заставлял коня с галопа переходить на рысь, сам не понимая своих чувств. Жеманность принцессы, что здесь называется тактом и хорошим тоном, мне в новинку. Я гораздо больше привык к сговорчивым девушка, которые сами юбку задирают за бокал коктейля. Или за то, что подвез домой, могут и прямо в машине отплатить, пока я руль держу. Но принцесса... что-то иное... я и сам не могу объяснить. Киата слишком... чистая, невинная для тварного мира. Как ангелы, спускающиеся с небес...
   Края леса внезапно разошлись, обнажив крест развилки. На плечи обрушилось полуденное солнце, легкие обожгло душными испарениями. Размокшая под ливнем земля уже успела высохнуть, кое-где даже пойти трещинами.
   Я рванул повод, конь захрипел, но перешел на шаг, и так уже оторвались от отряда. Сзади послышалось фырканье, показался взмыленный конь варвара. Ульв подъехал ближе, его взгляд скользнул по тракту.
   -- Они направились к Лэндширу, -- вполголоса сказал воин.
   -- Откуда знаешь, чуешь? -- с подозрением спросил я.
   Варвар молча указал на тракт, сплошь истерзанный подкованными копытами.
   -- Самое очевидное и глупое решение, -- пожал плечами Ульв. -- Другого от них я и не ожидал.
   -- Почему?
   -- Сэр Гунтер Святобой, барон Лэндшира и первый рыцарь короля Дагобара -- родной дядя принцессы. В его крепости беглецы будут в безопасности, и тамошние жители всегда придут им на помощь... но это глупое решение. До Лэндшира полдня пути, а, когда за спиной погоня, это о-очень долго.
   Я задумался.
   -- А как бы ты поступил на месте защитников принцессы?
   -- Правильно, -- с самой честной физиономией ответил Ульв. -- Я не стал бы связываться с маркизом... А, если уж связался, тогда пустил принцессу домой, а сам бы устроил засаду в лесу. Там вчетвером можно довольно долго отряд держать, особенно если с луками и топорами...
   Я мысленно поблагодарил небо, что спасители принцессы поступили не так. Не очень-то приятно заполучить арбалетный болт в спину, возвращаясь из села...
   Ветер донес запах конского пота, оружейной смазки и дорогих благовоний. А спустя минуту черный рыцарь поравнялся с нами, надменно произнес:
   -- Сэр Арнольв, я думаю, что беглецы направились к владениям барона Лэндширского, сэра Гунтера Святобоя...
   Ульв высокомерно фыркнул, пустил коня вперед. Я с самым умным видом пояснил рыцарю:
   -- Сэр, это понятно даже ребенку. Другого от беглецов мы и не ждали.
  

* * *

   Я толкнул коня шпорами, местным эквивалентом рыцарства. Обычные воины здесь шпоры не надевают, до посвящения в элитарный класс. А, если рискнут, за такое оскорбление рыцарского сословия могут и вздернуть на ближайшем дереве.
   Конь швырнул тело в галоп, ветер ударил в панцирь, едва не сдул меня из седла. Пришлось пригнуться к самой гриве, иначе остаток жизни проведу в кресле-качалке, как ветеран-инвалид.
   Отдельные деревья у обочины превратились в кусты. Потом исчезли и они. Вместе с солнечным жаром теперь доносило запахи полевых трав, сухая пыль забивает горло. Везде, куда дотягивается взгляд -- поле, ветер колышет высокую траву. Кажется, что мчишься на водном мотоцикле по изумрудным волнам.
   На обочине появилось что-то черное, рядом опустил голову к траве вороной конь с маской дракона на морде. Рыцари заволновались, но строй не поломали. Я с недоумением пожал плечами, но через пару десятков метров понял причину волнения.
   Мой конь фыркнул, первым учуяв запах крови. На обочине раскинул руки черный рыцарь, на его груди что-то блестит. Я подъехал ближе, с содроганием узнал короткие арбалетные стрелы. Такой болт прошивает рыцарские доспехи насквозь, как кусок картона.
   Черные всадники даже не стали спешиваться, чтобы проверить, жив или мертв их собрат. Погнали коней дальше, бросив товарища на прокорм падальщикам. Я удивился, всегда считал, будто у рыцарей нерушимые обряды, законы. Мол, никогда не бросят товарища, если нужно -- предадут тело земле. Но еще больше удивился, когда с трупом поравнялась ватага гоблинов. Падкие на все блестящее, будто вороны, зеленокожие бандиты широкой дугой обошли тело. Никто даже головы не повернул в сторону дорогих доспехов и оружия.
   Конь рванулся в галоп уже не так рьяно, дыхание стало тяжелым, глаза налились кровью. Через пару сотен метров на обочине вновь что-то показалось. Я подъехал ближе, заметил неподалеку двух коней, которые дружелюбно обнюхивают друг друга. Потом заметил и два тела. Снова черного рыцаря, только арбалетный болт торчит уже из прорези шлема. И незнакомого воина, явно помощника принцессы. Доспехи воина, не в пример скромнее черных, сплошь изрублены, смяты, будто беднягу рубили разом человек сорок. Над телами уже собрались мухи, в воздухе запах крови и радостное жужжание.
   Я подстегнул коня.
   Тела стали встречаться чаще. Черные рыцари, все со арбалетными болтами в телах, будто отстреливали их по одному. Потом заметили труп мужчины, который в смерти пытался заползти в придорожные кусты.
   Наверное, догадался я, хотел оттуда хоть еще одного, но завалить врага. Я с возросшим уважением посмотрел на покрытое шрамами лицо, слипшиеся от крови седые волосы, и тайком перекрестил павшего. И сам не понял, зачем это сделал, но почувствовал -- так надо.
   Однажды встретили еще живых. Черный рыцарь хрипел, лежа на спине. Сверху душил врага молодой воин в бедных кожаных доспехах. Оба уже на последнем издыхании, ничего не соображают в окружающем мире. Из спины молодого парня торчит меч, вогнанный до самой рукояти. Видимо, когда защитник принцессы все-таки сбросил черного рыцаря с коня, остальные не заморачивались. Проткнули одним ударом обоих, да и направились дальше.
   Один их черных снял с седла арбалет, стал прицеливаться, но я положил ладонь на меч.
   -- Это не твое дело, воин, -- с холодком сказал я, нарочно не называя его "сэр". -- Они оба уже не здесь, оставь им право закончить поединок в другом мире.
   Черный рыцарь что-то проворчал, но арбалет опустил и подстегнул коня. Ульв качнул головой, прижал кулак к сердцу. Жеста я не понял, но, похоже, поступил правильно.
   Когда проезжали мимо навеки схватившихся врагов, слуга маркиза уже не шевелился, а беднягу парня сотрясала агония...
   По пути встретили еще пять или шесть черных рыцарей и одного мужчину в тяжелых латах. Его доспех помят так, что не восстановит ни один умелец, это понял даже я. Из груди страшно торчит около десятка чернооперенных стрел, еще пару стрел в ногах. Похоже, что мысль Ульва о засаде, пришла беглецам слишком поздно, вот и начали отставать по одному, прикрывая отход принцессы.
   Внезапно черный рыцарь, ехавший во главе отряда, взмахнул руками, рухнул с коня. Остальные в мгновение ока подскочили, от обнажаемых мечей отразилось солнце. Я с удивлением и содроганием увидел, что защитник принцессы еще жив. Рыцарь одной рукой пытается перезарядить арбалет, несмотря на многочисленные раны. Под ним земля уже почернела от крови, но мужчина продолжает жить!
   Тонко звякнуло, рыцарь встрепенулся всем телом, запрокинулся. Из горла вырвался слабый хрип, потом хлынула темная кровь. Я почувствовал, как сердце сжалось от неясного трепета, будто проехал мимо святыни, но так и не понял.
   -- Достойная смерть достойного мужчины, -- глухо уронил Ульв, и подстегнул коня.
   Проезжая мимо тела храбреца, по спине прошелестел холодок, а на глаза навернулись слезы. Из горла павшего рыцаря торчит стрела с черным оперением, а на немолодом лице застыла торжествующая улыбка. Рыцарь выполнил свой долг до конца. Уже вполне осознанно я перекрестил тело и отсалютовал храбрецу мечом.
   Четверо павших. Значит, теперь защитников у принцессы не осталось. Я почувствовал трепет, а сердце заколотилось от предчувствия беды.
  

* * *

   Я заметил на горизонте дымок, привстал на стремени, пытаясь рассмотреть.
   -- Это уже владения барона! -- крикнул Ульв.
   -- Значит, это замок? -- с надеждой спросил я, но ответ варвара заставил сжаться сердце.
   -- Врядли, до замка еще далеко...
   Значит, защитников у принцессы не прибавилось...
   Я почувствовал тревожный укол, пришпорил коня, заорал ему в ухо. Он понесся стрелой, пейзаж вокруг размылся, но для меня все равно было слишком медленно. Я снова и снова вонзал шпоры в его бока, хотя ветер уже срывал оттуда тяжелые капли крови. Грохот копыт почти слился в единый звук, с лошадиной морды срывались клочья желтой пены. Отряд черных рыцарей быстро отстал, позади только верный Ульв.
   В воздухе запахло гарью, горелым мясом. Я подстегнул хрипящего коня, тот из последних сил швырнул тело вперед. Дымок расширился, показались огромные костры... нет, то объятые огнем крестьянские дома.
   Деревня! Ну, конечно, как правило, замок окружают села, что подвозят провизию сюзерену. Значит, и до замка рукой подать.
   Сердце вдруг всхлипнуло, сильно кольнуло. Я почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом.
   Небольшая деревенька, в восемь домов, пылает в огне. Каждый дом -- факел, из окон выплескивается жирная копоть. На деревенской площади кружат черные рыцари, бронированным кольцом окружив табунок пленных. Земля усеяна телами крестьян, которые пытались сопротивляться.
   Пожарище приблизилось. Везде порубленные тела, человеческие трупы вперемешку с трупами скотины, лошадей, потоптанных кур. Возле двух мертвых парней в белых рубашках старуха в изорванном платье и с окровавленным лицом. Она стоит на коленях, от ее горестного воя в груди разгорелся пожар. Один из рыцарей в раздражении бросил коня к старухе, взмахнул мечом. Вой мгновенно оборвался, и обезглавленное тело завалилось набок.
   Еще одна группа черных рыцарей движется между телами, изредка бьют мечами в тела, затем продолжают идти. Из одного дома рыцарь выволок женщину в разорванном платье, намотав волосы на руку, поволок к пленным. Следом из дома выскочил мальчишка, лет десяти, запрыгнул на спину черному рыцарю, заколотил в броню кулачками. Черный неловко отмахнулся, двинул локтем назад. Мальчишка с окровавленным лицом упал, а рыцарь коротко взмахнул мечом и потащил плачущую женщину дальше.
   Мой конь еще не успел остановиться, а я уже спрыгнул на землю. Глаза сразу вцепились в слипшиеся от крови золотые волосы женщины, распластавшейся на земле. Едва сдерживая крик, я бросился туда. С сильно колотящимся сердцем схватил ее за плечо, перевернул. Безвольно качнулась голова, мелькнуло незнакомое лицо, обезображенное ранами.
   Против воли из схваченного судорогой горла вырвался вздох облегчения, я бросился дальше.
   -- Ярл, -- меня догнал Ульв. На лице понимание, он торопливо сказал: -- Я поищу среди... мертвецов, а ты осмотри рабов.
   -- Рабов? -- помертвевшими губами спросил я.
   -- Люди, захваченные в бою -- рабы, -- просто, как само собой разумеющееся сказал воин.
   Я проводил взглядом варвара, бросился к воющему табунку крестьян. Кольцо черных рыцарей поспешно расступилось. Я на миг замер, замешкался, среди пленных почти все женщины. Рыцари, те, кто уже награбил, с глумливым хохотом врываются в их толпу, по одной забрасывают женщин на седла. Тут же увозят в направлении тракта. Там уже собралось человек двадцать всадников готовых к возвращению.
   Внезапно среди рабов мелькнуло знакомое лицо. Сердце встрепенулось, бешено заколотилось. Я от волнения хрипло крикнул:
   -- Стойте!
   Рыцари пригнулись от неожиданности, остановились. Десятки враждебных взглядов метнулись ко мне, обожгли, но я уже бросился к цепочке рабов. Для слуг маркиза я всего лишь союзник, а союзник на то так и зовется, что может стать завтра врагом. И потому мне вообще должно быть наплевать на их взгляды, пусть хотя бы один попробует сунуться. Я и Ульв положим все это воинство, особенно, если где-нибудь укрепимся!
   Я метнулся к рабам, оттолкнул черного рыцаря, что уже тащил пленницу, и сорвал с головы женщины платок.
   Недоумение в глазах принцессы Киаты сменилось надеждой. Но глаза были красными и заплаканными, а алые губки, что так прелестны, разбиты в кровь. Красивое шелковое платье грязное, в дырах, в разорванном декольте мелькнули кровоподтеки на снежно-белой груди.
   -- Ваше высочество... -- прошептал я.
   Ком возник в горле, при виде принцессы. Кровь бросилась в голову, я прорычал рыцарю:
   -- Эта женщина пойдет со мной!
   -- Она моя добыча, -- огрызнулся рыцарь в залитом кровью панцире. -- Маркиз обещал, что вся добыча будет нашей. А ее захватил я.
   "Маркиз обещал?! -- мелькнуло в моей голове. -- Он же приказал вернуть ее в замок?"
   -- Принцесса Киата пойдет со мной, -- отчеканил я. -- Это не добыча, мразь, это гостья маркиза де Варг!
   Рыцарь упрямо схватил принцессу за локоть, резко ответил:
   -- Я захватил ее, а маркиз знает законы военного времени! Она моя!
   Я на миг остановился, но рыцарь под моим взглядом не опустил глаз. Все правильно, по законам военного времени принцесса его добыча, и он только и ждет повода, чтобы броситься в драку. А черных здесь вдесятеро больше, чем моих гоблинов.
   Черные рыцари затихли, плотно сомкнули кольцо. У всех ладонь на оружии, глаза пылают злобой. С одного бока послышалась ругань, там поспешно вклинился Ульв с гоблинами.
   -- Ярл Арнольв, что случилось? -- Ульв вытянулся передо мной в струнку, но глаза пожирают наглеца, который посмел мне перечить. Видно, что по одному знаку готов ринуться в бой, зубами вцепиться во врага.
   -- Принцессу Киату определили в цепь рабов, и эта тварь, -- я кивнул на упорствующего рыцаря, -- утверждает, что она его добыча.
   По тому, как Ульв отвел глаза, я понял, что правда не на моей стороне. Но и гнев не исчез из глаз верного варвара, чувствовалось, что по их еще справедливым законам готов вырезать всех, кто бросит косой взгляд на женщину. Это не рыцарская этика, где с простолюдинкой можно сделать все, она не человек, а даме благородного сословия и перечить нельзя!
   -- Она моя, -- тупо повторил рыцарь.
   -- Сэр Арнольв! -- умоляюще вскрикнула принцесса.
   Злость ослепила, я рванулся вперед, но на плечо легла каменная ладонь Ульва. Он тихо произнес:
   -- Золото, ярл.
   -- Что?..
   -- Золото, -- терпеливо повторил варвар, протягивая кошель.
   Я с недоумением покосился на варвара, о чем он? Но тут же спохватился! Ах, Ульв, молодец!
   -- Я покупаю ее, -- холодно бросил я. Развязал шнурки кошелька с золотыми монетами, где золота хватило бы на покупку всех рабов, да еще и деревни впридачу, с огромным стадом. Но рыцарь покачал головой.
   -- Она не продается.
   -- Здесь золота хватит на десять лет безбедной жизни...
   -- Нет. Она не продается, -- упрямо нагнул голову слуга маркиза. Похоже, что для него дело чести не уступить мне пленницу.
   Он попробовал утащить принцессу, но я рявкнул:
   -- Стоять!
   Или мне показалось, или кольцо рыцарей сомкнулось плотнее. Откуда-то даже послышался шелест металла, когда потянули меч из ножен. Ульв отступил на шаг, красноречиво взвесил в руке топор, оскалил зубы. Гоблины за спиной нетерпеливо звякали мечами. Все ждали моего слова.
   Я обернулся к Ульву, паническим шепотом спросил:
   -- Что делать?! Нельзя, чтобы он утащил принцессу!
   -- Двобой...
   Странно, но от простого слова, означающего кровавую схватку не на жизнь, а на смерть, меня не бросило в холод. Наоборот, в усталые мышцы хлынула злая сила, сердце заколотилось от предвкушения боя. Я и сам не заметил, как потащил меч из ножен и высокопарно бросил рыцарю:
   -- Я буду говорить с тобой на языке оружия!
   По кольцу черных рыцарей прошло оживление, они чуть подались назад. Принцесса Киата взволнованно вскрикнула, но в ее глазах мольба сменилось надеждой, от чего горячая кровь бросилась мне в голову.
   Рыцарь что-то прошипел, грубо оттолкнул принцессу. Та вскрикнула, едва не упала. Но ее тут же подхватили десятки рук, недавно безжалостно убивавших ее верных защитников, потащили за пределы круга.
   -- Освободи место! -- бешено прорычал я Ульву.
   Сейчас я сам готов был вцепиться во врага, подобно берсерку крошить зубами, убивать. На миг передо мной мелькнуло лицо варвара, я успел заметить в глазах Ульва уважение, но враг уже пошел по кругу.
   Зловеще прошипела сталь, меч рыцаря нацелился мне прямо в грудь. Я видел горящие злобой глаза в прорези шлема, жилистое звериное тело.
   -- Ты сдохнешь сегодня, -- с ненавистью сказал рыцарь.
   Я зарычал, бросился на врага. На миг наши мечи сцепились, лязгнуло, скрежетнуло, брызнули искры. Но это только проба сил, рыцарь уже отскочил, обдав запахом немытого тела и пролитой крови. Понял, что легкой победы не будет, заново оценил широту моих плеч, силу рук.
   Наши взгляды сцепились, а в следующее мгновение мечи дважды встретились. Ослепительно брызнули искры, лезвие рыцарского меча рассекло воздух возле моего уха, но я уклонился, ударил в ответ. Тот едва смог сдержать удар, в глазах мелькнули страх и уважение. Я сильнее, больше, руки мои на ладонь длиннее его, что дает преимущество. Но и дерусь не с покорностью теленка, что он уже почувствовал.
   Воздух взорвался криками, черные рыцари подбадривали товарища, свистели, улюлюкали. В общем гвалте угадывался рев Ульва, который обещал надругаться над всеми родственниками мародера и подлеца-рыцаря. Визгливо вопили гоблины, стучали мечами по щитам.
   Неожиданно солдат бросился вперед. Мечи столкнулись, потом еще и еще. Раздался непрекращающийся звон, мечи сталкивались с такой быстротой, что видно сплошное сияние. По рукам от каждого удара проскальзывает волна онемения. Я дважды промахивался, противник уходил, казалось бы, от неминуемой смерти. Но и его выпады останавливал мой меч.
   Я стал теснить рыцаря, усилил напор, хоть в мышцах уже растекалась боль, а пальцы немели от ударов железа о железо. Противник дышал все тяжелее, медленно отступал, с трудом отражая удары. Его выпады не отличаются виртуозностью: широкий замах, удар, широкий замах, удар. Я быстро понял систему боя, дождался замаха. Тут же рванулся вперед, ударил мечом на манер копья. Лезвие наткнулось на металл, на миг остановилось, но я уже навалился всем телом. Преграду прорвало, меч ушел в тело рыцаря по самую рукоять. Я едва не упал, уперся ногой в его тело и рванул меч обратно. Мне на руки плеснуло дымящейся, еще живой кровью, в ноздри ударил тяжелый запах сырого мяса.
   Рыцарь опустил голову, с удивлением рассматривая рану на груди, его ослабевшие пальцы выпустили меч.
   -- Ты... -- прохрипел рыцарь.
   -- Да, это сделал я, -- хрипло согласился я и взмахнул мечом.
   В наступившей тишине отрубленная голова рыцаря в шлеме с металлическим лязгом покатилась по траве.
   Я оторвал взгляд от падающего тела, поднял меч, откуда срывались тяжелые капли.
   -- Я доказал свое право на женщину!
   Черные рыцари не шелохнулись, но, мне показалось, кольцо сомкнулось плотнее. Сзади придвинулось, я скосил глаза: гоблины непривычно серьезны, Ульв встал на шаг позади.
   Вперед выступил рыцарь. По его богатым доспехам я узнал того, с кем разговаривал в лесу. Прозвучал надменный, жестокий голос:
   -- Сэр Арнольв, вы поступаете опрометчиво. И вы, и я -- вассалы маркиза де Варга! Вы не имеете права...
   Я упрямо перебил:
   -- Вассал это вы, а я -- сам по себе, и я забираю женщину!
   Черный рыцарь короткий миг буравил меня взглядом. Из-под страшной личины поблескивают глаза, в них меня уже жарят на вертеле. Он коротко сказал:
   -- Принцессу в замок, Первосозданному нужна жертва... а этого... -- разорвать!
   В рядах рыцарей произошло оживление, раздался отчаянный крик принцессы Киаты.
   -- Они захватили принцессу! -- взревел Ульв. -- Убивай всех!!
   Я рванулся в погоню. Два рыцаря бросились наперерез, тут же рухнули с пробитыми черепами. Оглушительно взревел Ульв, потряс окровавленным топором, брызги пурпурными искрами сыпанули вокруг.
   -- Ярл, догони этих свиней, я прикрою!
   Легко сказать, впереди сплошная стена из черных лат.
   Я взмахнул мечом, от удара металла о металл по руке прошла волна онемения. Навстречу сверкнуло, я едва успел подставить щит и кольнуть мечом. Лезвие встретило сопротивление, потом вошло в мягкое. Я рванул меч обратно, с ужасом и отвращением понял, что лезвие застряло в теле. Сбоку налетело что-то визжащее, я присел, закрываясь щитом. Изо всех сил толкнул, послышался грохот, будто столкнулись автомобили.
   Я с усилием выдернул меч, не замечая потоков крови, поспешно парировал удар. Сразу ударил сам, холодея от опасности.
   Я уже не разбирал ничего вокруг. Тело в экстремальной ситуации действовало само, левая рука онемела до плеча, но упорно брала выпады на щит. Правая же беспрерывно металась, вверх, вниз, по дуге, прямо, вбок... я прорывался вперед, забрызганный кровью с ног до головы. На губах солоно, будто уже и купаюсь в крови.
   Дважды пропустил удары, на груди и левой плечевой пластине остались глубокие вмятины, но доспех выдержал. Сбоку налетел черный рыцарь, взмахнул двуручным мечом, но тут же рухнул обезглавленным. Из пенька шеи брызнули фонтаны дурнопахнущей крови, мелькнуло перекошенное яростью лицо Ульва. Глаза горят, будто у языческого бога войны, чуб на бритой макушке стал тяжелым от крови.
   Вокруг сплошное месиво из тел, криков и оружия. Я стал спотыкаться. Пока не понял, что стою на месте, а меня окружают трупы врагов. Еще чуть-чуть и окажусь за валом из мертвецов.
   Спереди налетел черный рыцарь, в руках два коротких меча. Он замахал ими так быстро, что я увидел только сверкающую стену. Подскочил юркий гоблин, взмахнул саблей, и... распался на две половинки. Противник даже не обратил внимания на преграду, продолжая наступать. Я наугад ткнул мечом, лезвие наткнулось на сталь, скользкая от крови рукоять едва не вывернулась из ладони.
   Я ударил еще раз, в кисти что-то больно резануло, но меч снова удержал.
   Попробовал метнуться вбок, но противник на маневр не отреагировал, быстро понял. На мой щит обрушился град ударов. Я едва удерживал щит под натиском, уже не понимая ничего. В голове настойчиво бьется только одна мысль -- только бы не споткнуться, отступая, только бы...
   Откуда-то из-за спины донесся новый звук, заржали кони. Железо зазвенело с утроенной силой, заверещали гоблины, предсмертные вскрики черных рыцарей стали чаще.
   Я отвлекся на миг, тут же получил мечом по шлему, хорошо еще, что вскользь. Но в голове загудело, мир на миг раздвоился. Тут же кольнуло в левое плечо, я успел заметить только мелькнувшее лезвие противника, испачканное красным.
   Я продолжал отступать, левая рука повисла вдоль туловища, щит где-то потерялся. Из раны на плече потоком хлещет кровь, там горит огнем от боли.
   Черный рыцарь осклабился, глаза сверкнули торжеством, в голосе послышался злой смех:
   -- Ну что рыцарь, готов умереть?!
   Я отступил на шаг, перехватил меч поудобней, огрызнулся:
   -- Дурак, я не рыцарь, я художник!
   Противник на мгновение опешил, даже опустил руки с мечами. Как же так, никакой рыцарь не скажет такое про себя, это же оскорбление!
   Я качнулся влево, сделал вид, будто собираюсь бежать. Черный рыцарь, еще не пришел в себя от удивления, дернулся следом. Я всю свою силу вложил в бросок, меч сверкающей молнией вонзился в панцирь черного рыцаря. Раздался сильный скрежет и меч вошел по самую рукоять в тело врага.
   На миг рыцарь замер, потом медленно рухнул на спину. Я подошел, ловя воздух распахнутым ртом, в глазах плавают огненные круги от боли в плече. Черт, вот уж не думал, что бывает так больно. В Интернете сражаться легче, там хиллеры есть...
   Я схватился за рукоять меча, уперся ногой в грудь рыцаря, выдернул оружие. Сам едва не упал, ноги дрожат от напряжения, от потери крови кружится голова. Я услышал предсмертный хрип черного рыцаря, сразу не разобрал, наклонился к нему:
   -- ...ты обманул... так... не сражаются...
   Я усмехнулся, тяжело дыша, уронил:
   -- Я же сражаюсь...
   Со стороны тракта послышался женский вскрик. Я взвился на ноги, заметил принцессу, остервенело барахтающуюся в руках черного рыцаря. Ее, будто мешок, забросили поперек седла, рыцарь вскочил следом.
   -- Стой, гад! -- глупо заорал я.
   Рыцарь меня заметил, сорвал с седла арбалет. Но принцесса барахталась под рукой, прицел сбился. Ударом меня качнуло, но болт сорвал только плечевую пластину. Перезаряжать арбалет дело долгое, времени нет, и рыцарь рванул повод.
   Я не успел!
   Мимо пронесся ураганом черный рыцарь, сверкнули горящие злобой глаза его коня, пахнуло потом и кровью. Я едва уклонился, иначе бы затоптали, превратили в консервированную тушенку. Вскочив на ноги, я быстро нашел глазами коня без седока, поймал за повод. Одним движением воздел себя в седло, по телу прошла волна боли, но я выдержал, ударил шпорами. Конь завелся сполоборота, или, вернее, с места рванул в галоп. Рванулся сквозь гущу сражения. Черные рыцари бьются молча и свирепо, гоблинов все меньше. Я успел заметить, как Ульв, залитый кровью с ног до головы, упал, так и не выпустив топор. Сверху навалились черные рыцари, на них гоблины. В стороне замка, на другом конце села, черных рыцарей теснят другие рыцари. Все в сверкающих доспехах, с белыми плащами и красными крестами на груди. Одного из них, самого рослого и широкого, я узнал сразу.
   -- Сэр Гунтер, чтоб тебя, Святобой!! -- прорычал я с мукой. -- Где ж ты раньше-то был, дубина?!
   Едва не подвывая от боли в руке, я ударил коня шпорами. Ветер ударил в лицо, тракт замелькал под копытами. Черный рыцарь, захвативший принцессу, перестал удаляться, застыл на одном расстоянии. Я нещадно нахлестывал коня, орал ему в ухо. Тот несся с выкаченными из орбит глазами, с разорванных удилами губ срывается кровавая пена.
   Черный рыцарь стал медленно приближаться. Мой конь хрипел, уже не видит ничего вокруг, несется как лишенный управления поезд. Стук копыт слился в единый звук. Ветер налетает с такой силой, что от лошадиной гривы не оторваться, вмиг сдует на землю.
   Черный рыцарь обеспокоено обернулся, я уже приблизился на расстояние выстрела. Он заволновался, стал свистеть, хлестать коня, но и тот уже выбился из сил, вот-вот падет.
   Я приближался теперь неотвратимо, еще чуть-чуть и сойдемся бок о бок. Сердце радостно заколотилось, рука потянула меч из ножен. Еще миг и...
   Над ухом вдруг прорычало:
   -- Не уйдешь, адская тварь!!
   Я в панике обернулся. Сэр Гунтер Святобой воздел руку, я успел заметить, как к моей голове приближается боевой топор, с неотвратимостью ракеты земля-воздух.
   -- Стой!..
   Шлем потряс могучий удар, перед глазами вспыхнуло багровым. Я почувствовал, как вылетаю из седла. Мелькнули облака, земля рванулась навстречу со скоростью и мощью товарного состава.
   Удара я не почувствовал. Мир вдруг взорвался и исчез...
  

ЛИТУРГИЯ ВТОРАЯ

"Dies irae"

  

АВЕНТЮРА XIII

   Странная багровая тьма...
   ...липкая и вязкая...
   ...вспыхивает искрами...
   ...будто догорающий костер...
   Где-то позади меня медленно стихает боль...
   Кажется, что она не имеет никакого отношения ко мне. Но я с трудом понимаю, что это нестерпимо болит затылок. Хоровод искр замедляется, они вспыхивают алым, неторопливо тают.
   Тьма медленно рассеивается, возвращая способность мыслить.
   Чистый увлажненный воздух приятно холодит разгоряченную кожу. Кондиционеры стараются вовсю, но все равно остался запах стоячей воды с плесенью. Где-то рядом мерно отсчитывает биения сердца медицинская аппаратура, тихий гул блока питания.
   Я открыл глаза. Палата наполнена легким полумраком. Единственное окно завешено жалюзи, как и стеклянные вставки двери.
   Я лениво рассматривал обстановку: графин с водой на прикроватной тумбочке, там же пакет с надписью "Сытая жизнь: мы знаем толк в еде!", набитый апельсинами.
   Мысли текли лениво, но, чем больше я оживал, выныривая из полудремы, тем их бег ускорялся.
   "Больница?!"
   Я вздрогнул всем телом. Не может этого быть!
   Я с усилием поднял тяжелую, будто налитую раскаленным свинцом голову. Я весь обвешен проводами, трубочками, присосками, будто пациент доктора Франкенштейна. Рядом капельница, еще какая-то хрень на колесиках с лампочками.
   Сердце бешено заколотилось.
   "Неужто привиделось? -- с радостью подумал я. -- И замок, и мерзкий маркиз, и гибель варвара по имени Ульв... и прекрасная принцесса тоже?"
   Радость перешла в легкое разочарование. Вспомнилось лицо, походка, голос Киаты. Да-да! Физически находясь в своем мире, я вновь обрел обычную наглость и цинизм. Теперь уже не принцесса Киата, а просто красивая девушка Киата. Безо всяких титулов, потерявших после бесконечных диснеевских принцесс все очарование. Да и само воспоминание быстро рассеялось. Осталась только легкая тоска под сердцем, как после хорошего сна.
   "Я дома. Я дома! Я дома-а!!"
   Я попробовал встать. Что-то мешает, давит на грудь, будто гранитная плита. Я с нарастающим раздражением принялся отрывать от себя провода и присоски. Ощущения были странными, будто разматывал веревку. Наконец, высвободился, попробовал рывком вздернуть тело в сидячее положение. Получилось, но мир вокруг трясется, будто еду в телеге...
   В телеге? Почему в телеге? Почему не в автомобиле?!
   Во всем теле странная тяжесть, меня буквально бросает на спину. И я никак не могу справиться с этой силой.
   Где-то родился странный шум, плавно перетек в тяжелый топот. Я ощутил тревожный укол, в животе похолодело от нехорошего предчувствия. Что, блин, здесь происходит?
   Дверь в палату распахнулась, ворвалась медсестра в коричневом балахоне...
   В коричневом балахоне?!!
   -- Лежать! -- пропитым басом рявкнула она. -- Лежи, несчастный!
   Не соображая, что происходит, мир вокруг бешено вращается и трясется, я прошептал:
   -- Где я? Что это за клиника?..
   Медсестра с морщинистым лицом старика взвыла:
   -- У-у, несчастный! На смертном одре, на глазах Господа богохульствуешь!
   -- Что? -- жалко пролепетал я, не понимая бредовости ситуации.
   Дверь в палату распахнулась повторно, ураганом ворвался воин в кожаной одежде и кольчуге. Секунду он смотрел на меня, потом в мгновение ока оказался рядом и выбросил мне в лицо кулак.
   Из глаз брызнули искры, вспышка боли поглотила палату. Последнее, что я услышал было:
   -- ...Домини Езус...
  

* * *

   Я с трудом пошевелился.
   Лицо что-то противно колет, в ноздри врезается запах прелости и гнилой воды. Я попробовал почесаться, в левом плече обожгло так, что я взвыл от боли.
   Откуда-то донеслось:
   -- Ишь, собака, как воет... небось, в ад не хочет, тварюга!
   Я замер, по спине табуном пронеслись мурашки. Не понял, разве медсестры так ругаются?! И, черт возьми, откуда в палате сено?!
   Я рывком поднялся. Голова от усилия мгновенно закружилась, тошнота подкатила к горлу. Едва сдержался, чтобы не вырвать, глубоко задышал.
   Помогло немного. Мир перестал качаться в дымном полумраке, медленно перетек в равномерную тьму.
   "Почему ничего не видно?! -- панически пронеслось в голове. -- Что с моими глазами?!"
   Рука метнулась к лицу, под пальцами осыпались струпья засохшей крови. Но глаза на месте, да и ран, вроде бы, нет... Мое сердце заколотилось так, что стало тяжело дышать. Я взмок от внезапной догадки.
   Неужели?! Неужели я все еще в этом дурацком мире?!
   Зрение медленно возвращалось, глаза привыкли к полумраку. Я сижу на ворохе гнилой соломы, оттуда воняет мочой и гнилью. Рядом треснувшая глиняная миска с водой, прямо на каменном полу. В полумраке плохо видно, вытянул руку и с трудом различил пальцы, не говоря уже о размерах помещения.
   Я попробовал подняться на ноги, но внезапный приступ слабости едва не выбил сознание.
   "Черт! Черт, черт! Неужели я все еще здесь? А больница, а медсестрички?!"
   Я прислонился спиной к стене, кожи приятно коснулся сырой холод. Нужно успокоиться, меня колотит, как в лихорадке! Нездоровое возбуждение вот-вот перерастет в истерику.
   Но успокаиваться не получалось. Мозг набирал обороты, мысли неслись со сверхзвуковой скоростью, даже со сверхсветовой. В висках тяжело бухала кровь, нагнетает в онемевшее тело силы.
   Где-то в темноте раздались шаги, донеслось металлическое звяканье, будто кто-то доставал связку ключей. Загремел ключ в замочной скважине, тяжело прошуршал в пазах засов, и в темноте вспыхнул прямоугольник двери.
   Я сощурился от неожиданно яркого света, закрыл ладонью глаза.
   -- Очнулся ужо, ирод поганый, -- сказали с ненавистью.
   Я различил в дверном проеме троих: два толстых мужика с мечами, по виду типичные стражники, и монах в коричневой рясе.
   -- Вот и хорошо, что очнулся, -- спокойно сказал монах, но у меня от его тона засосало под ложечкой. -- У нас нет времени ждать, пока он отоспится.
   Монах скользнул в камеру, стражники ввалились следом, стали прилаживать факел в специальную подставку на стене. В дверях замерли еще двое, но те уже по виду больше рыцари, чем стражники. Массивные фигуры в добротных латах, в руках обнаженные мечи. Я не различал в полутьме коридора их глаз, но отчетливо чувствую их ненависть.
   В камеру скользнул суетливый и незаметный старичок в хламиде. Быстро достал из сумки на поясе кусок пергамента, гусиное перо. Обмакнул его в чернильницу, висящую на шнурке на шее, и в ожидании воззрился на монаха.
   Тот дружелюбно рассматривает меня, его пальцы быстро-быстро перекидывают камешки на четках с крестом. Мне стало не по себе от взгляда не по-стариковски пронзительных глаз монаха.
   -- Твое имя? -- вдруг потребовал он.
   Я хотел было послать, законы вежливости диктуют свои правила, нужно сначала представиться самому. Но вдруг вспомнил село Праведное, Ульва, и прошептал смиренно:
   -- Арнольв...
   -- Арнольв? Странное имя. Ты крещенный?
   Я пожал плечами, в левом обожгло так, что я поморщился. Я скосил глаза, на груди повязка крест-накрест из грязной тряпки, на плече медленно расползается кровавое пятно.
   -- Запиши, Фредерик, при упоминании святого креста пленный испытывает муки, -- удовлетворенно сказал монах.
   Старичок в хламиде часто закивал, бойко заскрипел пером.
   -- Какие муки? -- заволновался я. -- У меня на плече рана!
   Монах сощурился, пытаясь угадать ложь, быстро сказал:
   -- Перекрестись!
   Под злобными взглядами стражников я неумело перекрестился, судя по тому, что не зарубили на месте -- правильно.
   -- А, может, его того... -- вдруг промычал ближайший страж, а у меня сердце ушло в пятки от грозного сияния его меча. -- Водой святой?..
   Монах с радостью воспринял предложение, видимо не терпелось ему поймать слугу нечистого, бросился куда-то за угол. Спустя минуту появился с деревянной чашей, сплошь изрезанной крестами и буквами, наверное, молитвами. С торжественным выражением лица священник встал сбоку, приподнялся на цыпочки и, держа двумя руками чашу со святой водой, прошептал молитву. А затем быстро опрокинул чашу прямо мне на голову.
   -- О-о-ой!! -- вздрогнул я.
   В тот же миг сплошная волна мечей качнулась вперед, злобно просвистело. Я едва успел пригнуться, арбалетный болт просвистел над головой, больно рванул волосы.
   -- Стойте! -- закричал я, падая на спину. -- Я не демон! Просто вода холодная... за шиворот натекла.
   Стража остановилась, выражение ненависти и злобы медленно перетекает в недоверие, мечи по-прежнему смотрят остриями мне в грудь. Но священник уже разочарованно поджал губы, и недовольно буркнул:
   -- Значит, ты -- человек?.. досадно... Но, не серчай, ибо сказано в Писании -- береженого бог бережет.
   Я не помнил таких слов в Писании, но спорить не стал, тем более что его я никогда и не читал.
   Писарь растеряно посмотрел на монаха, стражники тоже. Задние ряды, поколебавшись, убрали арбалеты, но мечи оставили. Монах задумчиво почесал бородавку на подбородке, скинул капюшон. Я увидел сморщенное годами лицо, коричневое, будто из дерева. На темном лице поблескивают слюдяными каплями внимательные требовательные глаза. Тонкие губы сжаты в полоску.
   -- Значит, ты -- человек, -- повторил монах.
   Я приободрился, спросил:
   -- А вас это расстраивает?
   Монах сощурился, по губам скользнула тень улыбки, но голос остался ледяным:
   -- Разве не печалят отца грехи его детей?
   Я почувствовал прикосновение могильного холода, сердце затрепыхалось, как пойманный в силки заяц. А монах продолжал:
   -- Скажи мне, названый Арнольвом, почему при поимке на тебе были надеты бесовские доспехи?
   Я, уже поняв, как надо вести беседу, осторожно сказал:
   -- Чем же они, отче, бесовские? Я недолго проносил их, но на вид как из обычной стали...
   -- Стали? -- нахмурился незнакомому слову монах.
   -- Железа, из обычного железа, -- поспешно исправился я.
   Я обеспокоено покосился на писаря, тот быстро царапал пергамент пером, от усердия даже вытащил кончик языка.
   -- При прикосновении святой воды, -- мягко произнес монах, -- твои доспехи рассыпались прахом. Но и это еще не все, люди успели заметить, что на левой стороне груди, где у всех добропорядочных христиан крест, там высечен сгусток пламени... помнишь такое? А у кого такой герб?
   -- Маркиз де Варг, -- помертвевшими губами прошептал я.
   Монах нехорошо усмехнулся.
   -- Верно. Значит, ты признаешься?
   -- В чем?! -- вырвалось у меня.
   -- В том, сын мой, что состоял в сговоре с проклятым еретиком и отвратным язычником, который не единожды нарушал каноны церкви.
   Мозги разогрелись от бешеного тока мыслей, кажется, что еще чуть-чуть и череп взорвется. Я, осторожно подбирая слова, произнес жалобно:
   -- Отче, я заблудший язычник... мое племя не знает истинной веры! Я странствовал по миру, стремясь попасть в христианскую страну, чтобы получить крещение, а попал в беду. Маркиз обещал мне помочь, если я... -- я замялся, не рассказывать же о заданиях де Варга. -- Если я немного подожду... откуда же я знал, что он еретик?
   Монах удивленно поднял брови, вытаращился на меня. Минуту он буравил меня глазами, потом вдруг облегченно рассмеялся:
   -- Агр-хм-ха! Вот уж насмешил... -- он повернулся к стражникам. -- Зрите, дети мои, на коварство зла! Вчера он бился с усердием льва на стороне еретика, а сегодня уже продает его! Ну, каково, а? "Я заблудший язычник, отче"! Ты бы еще попросил благословить!
   -- Благослови! -- в надежде брякнул я, но монах только весело рассмеялся.
   Стражники не разделили веселья монаха, их взгляды стали жестче, мне стало не по себе от направленной на меня злобы. Вот уж влип, а говорили, будто все средневековые люди наивные и глупые! Вон как старый хрыч меня раскусил... что ж, какое первое правило угодившего в руки к монахам?.. Хрен его знает, наверное, правило одно и единственное -- не попадай!
   -- Что еще ты можешь сказать, заблудший язычник? -- спросил монах насмешливо.
   Я решил не отходить от уже сказанного, иначе будут проблемы. Кротко сказал:
   -- Что говорить, отче? Сами спрашивайте, отвечу как на духу!
   -- Правильно, -- кивнул монах, остро взглянул на меня, сказал: -- Что за поручения давал тебе маркиз? Ведь не может такого быть, чтобы такой амбал как ты без работы сидел?
   Я поежился под взглядом монаха, будто сотни игл пронзили тело. Неуклюже сказал:
   -- Твоя правда, отче, было одно поручение... я, на правах гостя, жил три дня в замке маркиза. Но меня хорошо учили предки -- не стоит злоупотреблять добром дающих. Вот я и напросился сам к маркизу в помощь... в тот день, будто по благословлению небес, забрели в замок де Варг монахи из славной Инквизиции...
   -- Инквизиции?! -- переспросил монах быстро. Я запнулся, кивнул, а монах взмахнул рукой: -- Продолжай, Арнольв, продолжай...
   Я понял, что хожу по лезвию бритвы. Знать бы только, чем это вызвано. Я проговорил осторожно:
   -- Они, монахи, попросили помощи у маркиза. Им нужен был человек, опытный воин, чтобы охранять обоз святых братьев. Маркиз попросил меня стать этим человеком...
   Инквизитор слушал жадно. Когда я заговорил о селе Праведном, его глаза вспыхнули недобрым огнем. Ноздри монаха раздуваются, будто у пса, напавшего на след. Писарь торопливо елозит пером по пергаменту, явно не успевает. По его хламиде уже растеклось чернильное пятно, когда тот торопливо окунал перо. Стражники с распахнутыми глазами слушают мой рассказ, в глаза ненависть сменяется яростью и наоборот, пальцы сжимают рукояти мечей так, что костяшки пальцев стали белее мела.
   Я рассказал, как мы добрались до села, умолчав, естественно, о дриаде. Рассказал о ведьме Марии и сожжении ее семьи, о том, как инквизиторы изобличали селян в общем грехе. В конце рассказа трогательно сделал акцент на том, что мое сердце умилялось образам в церкви, как я сочувствовал девушке и ребенку в бочке... Впрочем, в последнем я не соврал...
   Я замолчал. Горло пересохло, язык царапается о сухую гортань. Я поискал взглядом воду, наткнулся на мутную жидкость в треснувшей миске. Осторожно понюхал, поморщился от сильного запаха болота. Но пить больше нечего, будем надеяться, что дизентерией не захвораю, как и диареей.
   -- Интересные вещи ты рассказываешь, -- проговорил монах медленно. Его глаза задумчиво изучают мое лицо, вскрывают черепную коробку, пытаются отделить правду от пустого трепа. -- И еще больше интересные тем, что в той стороне монахов Расследования нет...
   Я застыл, в живот будто ухнул поток жидкого азота, заморозил внутренности.
   -- Как нет?
   -- Никак нет, -- сказал монах задумчиво, осторожно потрогал пальцем бородавку на подбородке. -- И уж тем паче не стали бы братья инквизиторы к маркизу обращаться. Его, подлеца, давно костер ожидает... ну, что же, Арнольв, посиди пока. Отлежись, раны поврачуй. А мне нужно время, чтобы с братьями во Христе посовещаться... королевство у нас громадное, что-то могло и ускользнуть от внимания...
   "Ага, -- подумал я злорадно. -- Знаю я ваши "великие" королевства и Империи! От края до столицы -- полдня верхом, и столько же до другого конца. У нас микрорайоны в городах больше!"
   Монах в задумчивости отвернулся, шагнул в коридор. Стражники все разом зашевелились, камера наполнилась звоном металла. Бросая на меня полные лютой злобы взгляды, сорвали со стены факел, с особым тщанием заперли дверь. По коридору загремели тяжелые шаги, а, спустя пару минут, камера вновь погрузилась в тишину.
  

* * *

   Я проснулся от холода. Зуб на зуб не попадает, весь дрожу. В полной темноте, ну что за гады, ни одного окна, попал ногой в миску с водой и перевернул. Сразу, будто назло, захотелось пить. Но сколько я не ползал по камере, кроме новых шишек на голову, ничего не нашел. Камера просторная, настоящий каменный мешок, метров десять на десять. Плиты подогнаны одна к другой настолько плотно, что кажутся единым куском камня. Хотя, может быть, и вправду вырубили в скале комнатушку, хрен его знает, где я нахожусь.
   Нигде нет и намека на пребывание какого-нибудь монтекристо, камни не прогрызены, под сеном не спрятан гранатомет. Обломков ложек и вилок тоже нет, все вылизано дочиста. Уже возвращаясь к груде прелого сена, я вдруг наткнулся на ржавые цепи на стене. От них отчетливо пахнет кровью и паленым мясом. В груди похолодело, когда я осознал, что кроме камеры, это еще и пыточный подвал!
   После такого открытия все желание спать пропало. Я лежал на сене, шумно сопел, до крови скреб ногтями кожу на груди. Похоже, здесь в дополнение ко всему еще и клопы. Черт, как было хорошо у маркиза!
   При воспоминании об Алане де Варге автоматически всплыло в памяти еще одно лицо. Роскошные золотые волосы, глубокие голубые глаза, в обрамлении пушистых ресниц. Нежное, пышущее молодостью и свежестью лицо, красивые губы. Интересно, успел ли тот гад, что дал мне по голове, сэр, чтоб его, Гунтер, принцессу вернуть? И вообще, чем там все закончилось? Что с верным Ульвом, неужели и вправду погиб? Последнее, что я помню, как израненный варвар падает на землю, так и не выпустив оружия.
   Я вспомнил о горящем селе, о черных рыцарях. Но мысли снова и снова возвращались к принцессе. Хотелось верить, что Гунтер все-таки догнал черного рыцаря, и принцесса сейчас в безопасности...
   В потоке воспоминаний и мыслей сам не заметил, как уснул.
   Проснулся посвежевший, хотя присохшая к ране тряпка доставляла страдания. По-хорошему надо бы промыть рану, а то неизвестно что занесу в здешних катакомбах. Неуклюже перекатившись с бока на бок, я угодил ладонью в мокрое.
   Я вскочил, с радостью обнаружил большой ковш со свежей водой. Рядом в глиняной миске что-то мерзкое, вроде размоченного в холодной воде хлеба. Но желудок заурчал, злобно напомнил, что последний раз что-то хряцал еще сутки назад. А может быть и больше.
   Не найдя ложки, я принялся черпать похлебку ладонью, благодаря небо, что в камере темно. На вкус она оказалась не лучше, чем на запах, но я мужественно глотал. Желудок жадно подхватывал мерзкую пищу, ему на вкус плевать, требовал еще. Приходилось зачерпывать новую порцию "еды".
   Почти с радостью я обнаружил, что миска опустела. Торопливо отпил воды, чтобы как-то забить вкус. К счастью, хоть вода оказалась чистая. Вот что значит не загаженная экология.
   С удовольствием я намочил тряпку на груди, и, стиснув челюсти, стал разматывать. На последнем витке едва не вскрикнул от боли, корочка с хрустом ломалась, обнажая рану. По ребрам потекло что-то теплое.
   Я с наслаждением отбросил грязную тряпку, плеснул чистой водой на рану. Потом вошел во вкус, умылся, смыл с плеча остатки кровавых струпьев. Остановился только, когда в ковше осталось воды на донышке. Лучше оставить на потом, неизвестно, когда принесут следующую порцию.
   Ложиться чистому на грязное сено не хотелось, и я от нечего делать принялся бродить по камере. Пару раз пробовал заговорить со стражником, если таковой существовал, но ответом была тишина.
   -- Ну и хрен с вами, -- буркнул я зло, и завалился на сено.
  

* * *

   -- Вставай, Арнольв... просыпайся!
   Я недовольно всхрапнул, просыпаясь. Ладонь метнулась к лицу, закрывая глаза от уже непривычно яркого света.
   -- Ну слава Богу, -- усмехнулся знакомый монах. -- Горазд же ты спать, язычник. Так и Царствие небесное можно проспать. О, вижу, что рану врачевал? Добро, добро... в здоровом теле -- здоровый дух, если вера правильная...
   Камеру ярко освещает факел на стене, еще пара у стражников в дверях. Снова обжигают ненавистью взгляды рыцарей и простолюдинов в броне. В грудь направлены обнаженные мечи, пара арбалетов, и даже длинные копья. Наверное, на случай, если захвачу монаха, и буду прикрываться его телом, требуя самолет и миллион долларов наличными. С мечами не слишком разгуляешься в узком коридоре, а копьями даже вооруженного мечника сдержать можно.
   В камере, или лучше -- темнице, появились новые лица. На меня с интересом поглядывает давешний монах, так и не назвавший своего имени. Рядом с брезгливостью и любопытством, как на мерзкое насекомое под лупой, взирают еще двое монахов. Видимо, в сане повыше. Оба надменные, с повадками людей привыкших повелевать и указывать.
   -- Почем опиум для народа? -- прохрипел я поднимаясь. В суставах хрустело, будто у больного артритом, болезненный озноб пробирал до костей. Если так и дальше пойдет, я тут воспаление легких схвачу.
   -- Что? Опиум? -- захлопал глазами монах.
   -- Благослови, отче, -- я сделал честные глаза, старательно сдерживая дрожь.
   -- Благословляю, хоть ты и язычник, -- кивнул монах, потом обернулся к стражникам: -- Вина принесите, подогретого.
   В коридоре зашумело, кто-то кого-то распекал, явно перекладывая работу на другого.
   Я неуклюже поднялся, все тело будто деревянное, руки-ноги с трудом гнутся. Изо рта воздух вырывается паром. Одно радует, рана на плече взялась крепкой корочкой, нездоровых покраснений нет. Как на собаке заживает, ей богу! Правда, на пузе уже нет единственной жировой складочки, наоборот, ребра торчат. Организм молодой, все запасы, когда новых нет, идут в топку.
   -- Итак, Арнольв, -- заговорил монах, -- мы посовещались, но, к сожалению, к единому мнению не пришли. Случай у тебя уж зело необычный, даже трудный. Вроде бы ты и не виновен, как и всякий язычник, во грехе живший. А с другой стороны на твоих руках кровь невинных людей, ты помогал злому делу, служил верному приспешнику Сатаны.
   -- Святой отец, -- с мукой начал я.
   -- Отец Годой, -- подсказал монах.
   Я благочестиво перекрестился, и вдохновенно начал:
   -- Отец Годой, я не по своему желанию оказался во владениях маркиза. Не ради наживы помогал ему, я же говорил, беда меня постигла... а о крови невинных, святой отец... когда опомнился я, когда прозрел, в один миг встал на защиту обиженных. Не сражался я с рыцарями сэра Гунтера, наоборот, помогал им. Спасал деву чистую, принцессой Киатой рекомую! И гоблинов богомерзких призвал на свою сторону...
   Я заткнулся. Монах Годой открыто смеялся, он повернулся к двум другим, весело сказал:
   -- Каков лицедей, а? Я же говорил, -- врет, и не краснеет! А слог, а чувства, интонации... ему бы в балаган... -- монах замолчал, посерьезнел. Сказал сухо: -- Отец Антуан, передаю пленного в ваши руки. Может хоть у вас заговорит.
   Тот, что застыл по левую руку от монаха, высокий и тощий, встрепенулся. По мне скользнул прозрачный, полный равнодушия взгляд. Мимолетно заглянул в душу, брезгливо, будто глянул в бак с отходами, отстранился.
   -- Ты сказал, что богомерзкими тварями командовал? Как? Что для этого делал, кому клялся, обеты давал? Кого ты еще видел в замке Варг? -- кисло, будто пережевывая лимон, спросил отец Антуан. -- Нас интересуют любые мелочи и подробности: люди, сказочные звери, вампиры и оборотни, сатанинские твари...
   "Черт! -- промелькнуло в мозгу. -- А вот с этим типом я могу влипнуть! Нужно более внимательно подходить к словам... эх, знать бы еще, что им известно. Может быть, Гунтер Медный Лоб им что-то рассказывал..."
   К счастью, мне дали время подумать. В камеру проскользнули стражники, принесли монахам стулья, чтобы старческие ножки не утруждать. А, усадив монахов, подошли и ко мне.
   -- Спасибо! -- сказал я искренне, принимая чашу.
   Ноздри затрепетали, уловив запах специй и подогретого вина. Я торопливо отхлебнул, обжегся, но тут же хлебнул снова. Глинтвейн оказался чуть кисловатым от яблок, но вполне приличным. Я с удовольствием приник к чаше, почти погрузив лицо в ароматную жидкость. Горячая волна прокатилась по пищеводу, достигла желудка. Уже оттуда тепло быстро рассосалось по телу, сердце застучало чаще, разгоняя застоявшуюся кровь.
   -- Итак, -- нетерпеливо проскрипел отец Антуан. -- Кого вы еще видели в замке Варг?
   Я шумно выдохнул, с довольной ухмылкой оставил чашу. В желудке быстро растекалась приятное тепло и умиротворение. Может от вина, может от огня факелов и дыхания множества людей, но я согрелся. Мысли стали четче, ярче. План ответов составился сам собой.
   -- Много я видел, святой отец... или мало.
   -- Как это? -- нахмурился монах.
   Я пожал плечами:
   -- Не видел я, отче, ни драконов огнедышащих, ни ужасных ритуалов. Видел черные стены замка, побродил в нем чуть-чуть. А из слуг маркиза -- гоблины... сиречь, создания сатанинские, и люди...
   -- Людей много? -- быстро спросил отец Антуан.
   Я ответил без запинки:
   -- Думал мало, гоблинов поболе, но появились черные рыцари. Их около сотни.
   Монахи переглянулись, о чем-то зашушукались. Потом отец Антуан повернулся, с той же презрительной ленцой спросил:
   -- Еще что-нибудь сказать хочешь? Мы гонцов в село Праведное заслали, так что -- не хитри, правду мы все равно узнаем. И, если ты соврал, пеняй на себя...
   У меня тело покрылось гусиной кожей, но я сделал глупые глаза, честно-честно сказал:
   -- Не сумлевайтесь, святые отцы, правду я реку, вот вам крест благословенный... и, просьба у меня есть, греза всей жизни даже -- окрестите, отче, дайте заблудшей душе язычника надежду на бессмертие...
   В камере повисла тяжелая тишина. Я отчаянно надеялся, что монахи согласятся, ведь это же равно оправдательному приговору!
   -- А ведь он издевается, гад! В допросную его надо, подлеца, -- разлепил губы третий монах. -- Вот там и заговорит по-настоящему, запоет даже. С мастером он не пошутит.
   "В пыточную?! С мастером заплечных дел?! -- в ужасе подумал я. -- Не надо!"
   Монахи дружно воззрились на меня, в глазах сомнение. Потом отец Годой равнодушно сказал, будто меня и нет:
   -- А толку? Наговорит он там всякого, оболжет всех. Если понадобиться, так и нас с вами, но толку не будет. Маркиз явно не допускал его к своим тайнам, если уж даже "черные" их не знали...
   Возникла пауза, монахи хмуро рассматривали меня. Потом отец Годой уронил:
   -- Заканчивать нужно, хватит, натешились...
   Монахи дружно, будто по команде, поднялись. Не проронив ни звука, выскользнули в коридор.
   А я еще долго сидел в одной позе, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся фантазию. После слов "заканчивать надо", мне очень явно померещились дыба с виселицей и костром...
  

* * *

   Кроме того, чтобы спать, в камере совершенно нечего было делать. От безделья я пробовал даже песенки для быдла петь, вроде: голуби летят над нашей зоной. Но заткнулся сам, от омерзения. Да и петь в полной тишине было как-то кощунственно.
   Мерз я постоянно. Пришлось отыскать в темноте отброшенную мною грязную тряпку, что заменяла бинт. Хоть какое-то одеяло, пусть и короткое, но зато в спину не дует. Еду и воду мне умудрялись приносить всякий раз, когда сплю, ни разу не получалось заговорить со стражниками.
   Я быстро привык к дрянной похлебке, у нас свиней кормят лучше, зато хоть воды вдоволь. Рана на плече уже не болела, только корочка сильно зудит, но я мужественно старался не скрести грязными ногтями.
   Не знаю, сколько времени я провел в камере, но отоспался на всю жизнь. Иногда подолгу приходилось лежать, ничего не делая. И, когда в мысли упорно вторгались образы Ульва и принцессы, я вскакивал. Начинал отжиматься от пола, качать пресс, лишь бы не думать об их и своей судьбах...
   Монахи приходили еще пару раз. Всякий раз задавали один и те же вопросы: кто такой, откуда, почему служил маркизу, зачем предал? Я с самой честной мордой лица отвечал, что хочу креститься и вообще, не со зла творил, а по глупости. А глупость, как сказано в Писании, совсем не грех... и монахи уходили ни с чем.
   Я услышал отдаленный звук шагов, вскочил с соломы. Шаги приблизились. За дверью зашуршало, позвенели ключом. Но вместо ожидаемых монахов, в камеру вошел незнакомый священник. Он с мукой скользнул по мне взглядом, двумя руками сжимая крест на груди, и печально сказал:
   -- Вот и настало твое время, сын мой...
   -- Оправдали? -- вскинулся я.
   Священник смутился, еще печальней сказал:
   -- Я не знаю, крещен ли ты, но можешь исповедоваться мне... хоть в чем-то легче будет...
   Я посмотрел на служителя веры с недоумением, с дрожью в голосе спросил:
   -- Исповедоваться? Зачем?
   Священник еще тише сказал:
   -- Как зачем?.. утром сожгут тебя, непутевый!
  

АВЕНТЮРА XIV

   После ухода священника, получившего от ворот поворот, остаток ночи прошел в муках ожидания.
   Я никак не мог поверить, что приключение будет иметь такой финал. Правда, я вообще не могу поверить в то, что происходит. Бред какой-то! Но, факты, как говорят, вещь упрямая...
   Странно, казалось бы, я должен сожалеть о своем решении спасти принцессу, ведь из-за этого поступка все и рухнуло к черту в пасть, но при мысли, что придется снова выполнять "поручения" маркиза, вздрагивал. Наоборот, только сейчас я впервые после событий в московском переулке вздохнул спокойно... нет, спокойно -- это я загнул, поджилки трясутся от пережитого! Но свободней жить стал точно! Вопрос, еще, конечно, долго ли мне жить с этой свободой...
   За ночь я умудрился даже прикорнуть на часок. Проснулся бодрым, как всегда бывает после бессонной ночи. Ноздри вдруг уловили запах мясного, мозг еще не включился, а я уже схряцал пару кусков мяса. Ел руками, совершенно не стесняясь, плевать! Никто меня не видит, темень кромешная, пусть и сок с тушеного мяса хоть по рукам, хоть по морде.
   В тарелке осталась еще пара кусков довольно жесткого мяса, когда меня осенило... нет, скорее -- обухом по голове! Да так, что я язык прикусил!
   Меня кормят перед казнью! Сегодня сжигать будут!
   В животе похолодело, подступила тошнота, а волосы на затылке встали дыбом. Я с отвращением отставил недоеденное мясо, вытер трясущиеся руки о тряпицу. Мозг никак не желал принимать простое -- сегодня мои приключения, вернее, злоключения закончатся. И как? Меня, московского художника, ни в чем не виноватого, сожгут какие-то тупые средневековые старики, которые еще живут на тарелке на трех китах и читают по слогам! Е-мое!!
   Я вскочил. С утроенной энергией начал носиться по камере, в поисках тайных лазов. Может быть, я в прошлый раз в темноте что-то пропустил, надо проверить еще.
   Я трижды облазил на животе камеру, отморозил живот на холодных плитах, но так ничего и не нашел. Когда я в четвертый раз наткнулся на соломенный лежак, прошиб холодный пот, а в живот упала мерзкая сосулька.
   Выхода -- нет!
   Все!!
   Конец!!!
   Ноги подогнулись, и обессиленный я рухнул на солому. Застонал сквозь зубы, завыл от безысходности. Пусть я знаю, что после смерти есть еще что-то, мир, черти, ад и рай, но умирать не хочется!
   Сердце заколотилось сильнее от новой идеи. А, может быть, дождаться, когда войдут стражники, броситься, отобрать меч? Потом прорваться к выходу, захватить заложников...
   Оставшееся время я потратил на выработку плана действий. В темноте получалось плохо, шаткий алгоритм то и дело нарушался маниакальными картинами костров. Я даже почувствовал запах паленых волос, прогорклого жира. Трясущимися руками я умылся, стало чуть легче, но страх не отступил.
   Я вздрогнул от неожиданности. В коридоре послышались тяжелые, шаркающие шаги. Неужели так быстро?!!
   Судя по звукам, там не один человек. Загремели засовами, ключами, дверь со скрипом начала открываться. Сердце застыло, я даже дышать перестал. Наконец, створка двери распахнула, яркий свет ослепил, и я рванулся в проем.
   Прыжок получился на славу, но... я будто на стену наткнулся. В плече стрельнуло болью, в грудь ударили чем-то тяжелым, похожим по твердости на бревно. Воздух выбило из легких, и я кулем грохнулся на спину. От удара головой о камень из глаз брызнули искры, все смешалось.
   -- Ишь, какой шустрый, -- раздался где-то надо мной злой голос. -- Что, сволочь, не охота подыхать?
   Рядом хохотнуло, хриплый голос с ненавистью сказал:
   -- Что же, колдун, тебе твой дьявол не помогает, а?
   Третий голос добавил:
   -- Дык, он же за неделю десять раз ото всех отрекся, собака!
   Я пытался сделать вдох отбитыми легкими, получалось с трудом. Будто вдыхаю раскаленную пыль, глотку режет.
   Меня грубо перевернули, для острастки добавили сапогом по ребрам. Я свернулся калачиком, взвыв от боли. Мне без обиняков связали руки за спиной, вывернув локти так, что волна боли прошлась по всему телу. Руки моментально онемели, а в пальцах закололо.
   -- ОМОН вечен... -- прохрипел я.
   В спину мощно ударило, отшвырнув меня на метр. Надо мной склонился стражник, пахнуло луком и винным перегаром:
   -- Еще раз свои колдовские штучки вздумаешь бормотать -- все зубы в глотку вобью!
   Одним движением меня вздернули на ноги, поволокли из камеры. Я ловил ртом воздух, как вынутая из воды рыба, все тело болит. Жилы трещат в вывернутых руках, в глазах от боли плавают багровые пятна.
   Стражники резко свернули за угол, от неожиданного рывка я взвыл. Кажется, что порвали все сухожилия в руках.
   Меня поволокли по лестнице, стражники тяжело сопят, но тащат. Оба на голову ниже меня, толстые. Едва дотащили меня до небольшой площадки, остановились, сипло выдыхая воздух.
   -- Ты откуда... такой бугай... взялся? -- с паузами спросил стражник. Морда красная, потная.
   Я сделал вид, будто гордо отмолчался. Легкие после удара еще горят огнем, захочешь, ничего не скажешь.
   Мужики передохнули, подхватили снова. Долго тащили по новой лестнице, что, казалось, ведет не на поверхность, а на небеса. Впрочем, частично это было верно...
   Воздух ощутимо нагрелся, видимо до поверхности уже недалеко. Впереди возникла массивная деревянная дверь. Стражник возле нее подхватился, поспешно распахнул. Навстречу бросилась неширокая зала, меня с размаху швырнули на пол, я едва успел сгруппироваться. Упал на бок, тут же взвыл от боли, от неожиданности рухнул прямо на раненое плечо.
   -- Воет... зараза... -- прохрипел один из стражников. Второй сказал насмешливо: -- Пусть воет, скоро запоет!
   Меня перевернули на спину. Я успел заметить обилие коричневых ряс, что суетливо метались по залу. Сзади возникло движение, кто-то проверял узлы на моих руках.
   -- Сопротивлялся? -- возник над ухом сильный голос.
   Стражники заухмылялись, в один голос ответили:
   -- У нас не побрыкаешься, ваша милость!
   До меня донесся знакомый блеющий голосок:
   -- ...и к кресту непочтительно относился, и от исповеди отказался... Много слов непонятных, колдовских говорил. У меня все записано! Вот, святой отец, полюбуйтесь -- говорил, что "светлое царство коммунизма на земле не выстроить, когда каждый человек отвлечен от науки религией"! Рассказывал о дьявольском зеркале... Интернетом рекомым, где весь мир как на ладони... Обзывался сибирским валенком, старообрядцем и наркодилером, и спрашивал почем опиум для народа... а еще...
   Я обернулся, заметил священника, что вечером приходил в камеру для исповеди. На миг мне стало стыдно, оттого, что пришлось выслушать старику от ребенка двадцать первого века. Слова "демократия" и обвинения в фашизме и шовинизме по отношению к свободному человечеству еще самое безобидное из беседы. Но во мне заговорил демон противоречий, нас давно приучили делать все наоборот, и я с безумным весельем крикнул:
   -- Докладывай, Иуда! Уже получил свои тридцать серебряников?!
   Священник вздрогнул, от лица отхлынула краска. Его губы задрожали, а в глазах блеснули слезы обиды. Я хотел еще что-нибудь сморозить, но ожили стражники. В мгновение ока оказались рядом, я успел заметить летящий мне в лицо кулак в латной перчатке.
   Ударило так, будто торпеда попала в рыболовецкую баржу. Из глаз брызнули искры, меня опрокинуло, я едва не захлебнулся кровью. Хорошо еще, что зубы остались целы... хотя, потерявши голову, по блютузу не плачут...
   Я повел головой. Во рту солоно, я сплюнул на шахматную плитку пола красным. Кто-то тут же заткнул мне рот грязной тряпкой, еще и второй поверх завязал, чтоб не выплюнул. Меня усадили, мычащего и стреляющего глазами, пару раз двинули по ребрам. От удушья и боли я едва не рухнул в обморок. Почти не запомнил, как на голову натянули мешок с прорезями для глаз, и куда-то потащили.
  

* * *

   Пахнуло свежестью и дымом одновременно. На плечи обрушилось жаркое солнце, спина моментально взмокла. После мертвой тишины камеры меня оглушило ревом толпы, водопадом звуков. В узкие прорези в мешке я заметил бесконечное море народа, что беснуется на площади, примыкающей к высокой стене из серого камня.
   Меня оторвали от земли, звуки шагов стали гулкими, деревянными, я почувствовал, что меня куда-то поднимают. Меня обуяла паника, из груди рванулось рыдание. С сильно колотящимся сердцем я изо всех сил рванулся, толкнул стражника. Поддерживающие меня руки куда-то исчезли, я упал лицом вниз, больно расшибся. Попытался вскочить, но меня тут же завалили, обрушили град ударов. Я, ничего не соображая от грохота и рева толпы, свернулся клубком, прикрывая голову. Мир перед глазами ритмично вспыхивал красным, взрывался фейерверком искр.
   Наверное, я потерял сознание. Когда пришел в себя, все вокруг плывет и раскачивается. На слух уже не могу ничего воспринимать, кругом крики, вопли. Кажется, я уже в вертикальном положении.
   Попробовал пошевелиться, но получилось с трудом. В прорези мешка я с ужасом увидел, что привязан к столбу, прямо на огромной куче хвороста!!
   Я весь похолодел, сердце всхлипнуло, застыло, а по щекам потекли слезы. Ужас ситуации только начал доходить ко мне со всей явностью. Я -- на костре!!
   -- ... Не единожды еретик искушал служителей Святой Матери Католической Церкви! Проклинал и насылал порчу, изживал скотину и портил урожай. Только искренняя вера помогала нам! Мы денно и нощно молили Господа, чтобы он облегчил страдания колдуна. Но он продолжал биться в агонии при одном только упоминании Евангелия или святого распятья...
   Я поднял голову, с дрожью во всем теле осознал, что говорят обо мне. Это я такой весь ужасный. Мы, оказывается, на небольшом деревянном возвышении, вроде эшафота, что сгорит со мной. Монах вскидывает руки, жестикулирует, описывая мои злодеяния. Как не бывает прекраснее человека, чем тот, какого он описал в своем резюме, так и нет хуже того, кто угодил в лапы к инквизиторам. Откусывание голов младенцам, насилие над монахинями и скотом, полеты в бочке и на чертах, вот краткий список моих "злодейств". Оззи Осборн удавился бы от зависти, куда уж тут его шалостям с голубями...
   Везде, куда дотягивается взгляд, люди. Вся площадь заполнена чумазыми лицами средневековых крестьян. Толпа настолько велика, что один ее край прижимается вплотную к высокой каменной стене с зубцами, а конец теряется за низкими домами.
   "Это Лэндшир? -- пронеслась внезапная догадка. -- Замок Гунтера Святобоя..."
   Я поднял голову, заметил десятки вооруженных людей на городской стене, все смотрят жадно, стараясь не пропустить ничего из казни. Любимое развлечение плебса...
   Я со страхом слушал монаха. Толпа отвечает на каждое слово, взрывается ругательствами и ненавистью. Еще немного, и бросится на меня, чтобы разорвать в клочья.
   -- ... И дабы, дети мои, демон сомнения не закрался в ваши души, Господь явит вам истинное подтверждение греховности еретика!
   Монах повернулся, по его знаку ко мне подскочил один из приспешников. Я с удивлением заметил в его руках огромный золотой крест с каменьями. Драгоценные или нет, фиг его знает, но на вид дорогой...
   -- Все сатанинские создания боятся святого креста! -- громко сказал монах, качнул головой, подавая знак приспешнику.
   Тот медленно приблизился, неторопливо, чтобы увидел каждый, прижал крест к моей груди. Неожиданная боль пронзила грудь, я не вытерпел, взвыл, задергался. Толпа взревела в порыве негодования, на мою голову призывались самые черные проклятия и самые ужасные кары.
   -- Видите, чада мои! -- перекрикивал рев толпы монах. -- Он из орды Сатаны!!
   Приспешник отодвинулся, я успел заметить окровавленную иглу, что на пружине втянулась обратно в крест. Мошенники, сволочи!
   -- Это зло во плоти! -- прокричал монах. -- И наш с вами святой долг, провести еретика сквозь очистительное пламя, дабы в муках очистилась его душа! Тогда предстанет он пред взором Господа, и, если душа еще принадлежит богу, простит его Всемогущий...
   Я с ужасом наблюдал, как монах приблизился к горе хвороста. Факел в его руке взлетел к небу, на миг застыл в воздухе, и рухнул в самую сухую часть дров. Я заорал, замычал, задергался, взвыл!!
   Ужас обуял меня, когда я увидел, как пламя по маленькому огоньку перекидывается на все новые и новые веточки.
  

* * *

   Внезапно рев толпы смолк. Мой мозг, ошалевший от страха, не сразу распознал гробовую тишину, которую нарушил упругий свист. Медленно, очень медленно, свист превратился в гул, будто падал горящий Боинг.
   Раздался взрыв, от которого дрогнула земля. Следом людские крики, наполненные болью и страхом. Я оторвал глаза от пламени, увидел панику на площади. Люди куда-то бежали, падали, их мгновенно затаптывали. Слышались стоны и плач, проклятья и ругань. Монахи куда-то исчезли, стражники торопливо бежали прочь.
   "Что происходит?!!" -- пронеслась паническая мысль.
   Я вдруг увидел черную точку в небе, она быстро превратилась в огненный шар с дымным хвостом кометы. Снаряд ударил в один из домов рядом с площадью, здание взорвалось. Во все стороны брызнули осколки камня, размером с телегу, ошметки человеческих тел. Сразу рвануло еще, перед глазами мелькнул водопад каменной крошки, с криками пролетели люди. Я задрал голову. Заметил огромный провал на городской стене, что объят огнем.
   Ноги обожгло, а спина напротив покрылась коркой льда. Я опустил глаза, их тут же защипало от дыма. Пламя "очистительного" костра подобралось к ногам, обожгло. Я в панике задергался, попытался отползти, убежать! Цепи и веревки врезались в тело, но я не замечал боли, выл, пытаясь отодвинуться от пламени. Левой штанины коснулось быстро разгорающееся пламя, ткань стала тлеть, запахло сожженными волосами. От ровной, но безумной жгучей боли перед глазами поплыло.
   Вдруг на деревянный помост вскочил человек в глухом доспехе, в руках обнаженный меч. Наперерез ему бросился стражник, тут же упал с раскроенным черепом. Человек в доспехах подскочил к костру, взмахнул мечом. Меня окатило брызгами крови, в столб сильно ударило, и я почувствовал свободу. От неожиданности я рухнул прямо в костер, тут же с воем взвился, расшвыривая хворост. Пламя моментально перекинулось на мой балахон, тот вспыхнул.
   Человек испуганно шарахнулся от меня, стараясь держаться подальше от огня, толкнул меня ногой. От удара я рухнул на площадь, сорвал с головы колпак, истерично захлопал им по огню на ногах.
   В спину толкнуло, мимо мелькнули чьи-то ноги. Я, уже ничего не соображая, вскочил, вокруг паника. Все куда-то бегут, дома взрываются, люди кричат. Я поддался порыву, тоже побежал.
   За шиворот больно рвануло, над ухом проревело:
   -- Куда?!! За мной!
   Я обернулся, человек в глухих доспехах злобно блистал глазами из-под забрала. Увидев, что я уразумел, он развернулся. Я дернулся за своим неожиданным спасителем, стараясь избегать беснующейся толпы.
   Рядом что-то взорвалось, из окон ближнего дома выплеснулось пламя, повалил жирный черный дым. Прямо на меня выскочил немолодой мужчина, руки прижаты к окровавленному лицу, надрывно кричит. Он столкнулся со мной, ударом меня опрокинуло, несчастный упал сверху. Я закричал от ужаса, лицо человека изуродовано до неузнаваемости. Страшно белеют обнаженные кости черепа, кожа обуглилась, висит рваными струпьями.
   Вдруг мужчина метнулся в бок, резко выдохнул. Надо мной возник человек в доспехе, швырнул окровавленный меч в ножны, и рывком вздернул меня на ноги.
   -- Быстрее, если жить хочешь! -- рявкнул он.
   -- З-за что его?.. -- прошептал я.
   Голова в шлеме качнулась в сторону мужчины, у того на груди быстро расползалось кровавое пятно.
   -- Он не жилец, так пусть хоть без мучений, -- коротко бросил человек, потом рванул меня: -- Давай за мной!
   Я, оглядываясь на убитого простолюдина, побежал следом. В воздухе надсадный гул, небо перечеркивают страшные кометы снарядов. То и дело взрываются дома, от ударов содрогается земля.
   Мы свернули с площади, долго бежали по узким городским улочкам, потом мой спаситель вдруг нырнул в неприметную дверь. Я ворвался следом, едва не упал. В помещении кромешная тьма, горят только два уголька на уровне моих глаз. Я не сразу сообразил, что это пылают глаза моего спасителя.
   В темноте звякнуло, огоньки глаз на миг погасли, потом вспыхнули сильнее. Я сообразил, что человек снял шлем.
   -- Рад снова встретиться, Андрей Викторович, или, вернее, уже ярл Арнольв!
   Свистящий шепот человека показался мне странно знакомым. Глаза привыкли к полумраку, я различил узкое, вытянутое к подбородку лицо, серую дряблую кожу и ослепительно белые клыки.
   -- Вампир Густав, к вашим услугам, -- осклабился он. -- Сожалею, что раньше не оказалось шанса познакомиться поближе, о вас говорят, что вы лихой воин.
   Я распахнул рот. Впрочем, а чего я еще ожидал? Когда-то и я его спас, если верить черту. А долг платежом красен.
   -- Вы не рады встрече? -- хмыкнул вампир, чем-то звякая в темноте.
   Я наощупь пробрался к стене, с внезапно нахлынувшей слабостью прислонился.
   -- Мог бы и раньше прийти... -- хрипло выдохнул я.
   Вампир Густав затих, его голос прозвучал возмущенно:
   -- Знаешь, после твоего победного выступления в поединке с сэром Гунтером, мне больше ничего не остается, кроме как работать и жить тайно. Каждый крестьянин, бастард и простолюдин возомнили, что их святой долг изловить да и прикончить бедного вампира!
   Я задохнулся от возмущения:
   -- Мне надо было там погибнуть?!
   Вампир промолчал, потом сказал:
   -- Мы с чертом долго голову ломали, как тебя вытащить... не проникать же в катакомбы монастыря. Этого не сможем ни я, ни он... вот, единственный шанс был вытащить тебя прямо с костра.
   Я замер, волосы встали дыбом, перед глазами мелькнули окровавленные тела на площади. У меня кулаки сами собой сжались, я спросил с угрозой:
   -- Так это вы все устроили?! Бомбежку?
   Я увидел, как угольки вампирских глаз сузились, его голос прозвучал невинно:
   -- Ты что дурак?..
   -- Нет, -- по инерции ляпнул я.
   -- А похож, -- вздохнул Густав. В темноте что-то грохнуло, заскрипели петли открываемой двери. -- Ладно, рыцарь, пойдем...
   Я оторвался от стены, наощупь стал пробираться за вампиром. Где-то рядом непрерывно взрывалось, слышались крики людей. За стеной умирали люди, там шла настоящая война...
  

АВЕНТЮРА XV

   Мы долго спускались по ступенькам. Звуки взрывов стихли, во тьме слышно только мое тяжелое дыхание и звук шагов. Вампир идет ровно, сказано -- ночное зрение. Я же постоянно спотыкаюсь, падаю на Густава, ударяюсь о стены. Вампир ворчит, но помогает идти.
   Стало холодней, будто мы приближаемся к подземному озеру, на стенах появились капельки влаги. Но запаха воды нет, только сильная серная вонь.
   -- Это не город, а шахта, -- сказал я раздраженно. -- Сплошные подземелья!
   Вампир помолчал, уронил:
   -- Вы что, не чувствуете?
   -- Чего? -- спросил я с подозрением.
   В темноте голос вампира прозвучал язвительно:
   -- Удивляюсь, как вас не сожгли раньше?.. Ни чутья, ни знания народных примет, что являют мудрость опыта... мы уже давно не в городе, Андрей Викторович, и даже не под городом... сейчас будет поворот, осторожней... осторожней я сказал! Там же пропасть! Упадем прямо... короче, глубоко там.
   Я ничего не заметил, но сердце ушло в пятки. Я чуть переждал, успокаивая расшатанные нервы, потом осторожно двинулся куда-то вбок. Вампир тащил меня за руку, ворча на несовершенность людей. Потом вдруг отпустил, исчез впереди. Там зашуршало, что-то звякнуло.
   Я остановился. Темень кромешная, и сам не замечу, как куда-нибудь влипну. Я позвал осторожно:
   -- Эй, как там тебя... Густав, ты где?
   Внезапно вспыхнул ослепительный прямоугольник света, я машинально прикрыл глаза рукой. Едва удержался, чтобы не шарахнуться назад, а, когда обернулся, сердце ушло в пятки. Я замер на самом краю узенькой площадки без парапета, где за краем сразу начинается липкая темнота. Почему-то я понял, что провал там о-очень глубокий...
   -- Да уж, хороший у вас видок, Андрей Викторович, -- проскрипело со знакомой ехидцей.
   Мое сердце забилось чаще, я убрал руку от глаз, и шагнул вперед. За спиной без скрипа захлопнулась дверь.
  

* * *

   Я очутился в огромной зале. Невидимый потолок поддерживают десятки, если не сотни колонн. Их верхушки теряются в непроглядной мгле, хотя у основания горят масляные лампы. Странно, но от ламп нет чада и жирной вони, да и свет какой-то слишком яркий. Я скользнул взглядом по стенам, что состоят из странного, темно-пурпурного камня с черными прожилками. От стен ощутимо веет незыблемой мощью... или зыблемой, фиг ее разберет, но мурашки по телу бегают толпами.
   -- Я уже думал, что хана тебе, рогатый, -- невесело усмехнулся я, но в душе шевельнулась радость.
   Черт вышел из тени колонны, улыбка во весь щербатый рот, маленькие глазки хитро блестят.
   -- Рано радуетесь, Андрей Викторович, не так-то просто меня убить... но вам, как я погляжу, досталось изрядно...
   Я провел рукой по лицу, пальцы нащупали опухшую сливу носа, засохшую кровь на щеке. Я сказал, с трудом разлепляя разбитые губы:
   -- Да, есть немного. Так сказать, конфликт поколений. В разницу, эдак, колен тысячу...
   Черт усмехнулся, сказал:
   -- Все это опыт, а опыт -- бесценен, не для дураков, конечно. Те даже на своих ошибках не учатся... Но вы же не дурак? Не смотрите на меня так, а то я подумаю что-то нехорошее! Ладно, пойдемте, Андрей Викторович, вам нужно отдохнуть. Вид у вас, мягко говоря, помятый.
   Я двинулся вслед за чертом. Тот, вопреки натуре, шел ровно, не подскакивал, не тараторил. Хотя пару раз язвительно поинтересовался, как мне понравился костер. Не замерз ли?
   Колонны выдвигались из темноты, позади поспешно ныряли в нее снова. Казалось, что зал бесконечен. Я быстро устал, ноздри режет неприятный запах серы, от жары по спине стекают капли пота. Наконец, черт свернул к стене, распахнул незаметную дверь.
   В ноздри ударили запахи жареного мяса, тушеной рыбы, едва не сбили с ног. Я на внезапно ослабевших ногах качнул тело вперед, не успевая проглатывать слюну, издал утробный стон.
   Мы очутились в небольшой комнатке, своеобразной помеси кабинета алхимика и столовой. У дальней стены большой стол, метров пять в длину. Весь завален книгами, заставлен склянками и колбами, в центре большой стеклянный шар... или, наверное, -- хрустальный. Но все мое внимание поглотил широкий деревянный стол в центре комнаты. На грубой, некрашеной поверхности расставлены горшки с кашами, похлебками. На подносах раскинули ноги жареные курицы, аппетитно укрыт кусочками зелени молодой кабанчик. По запеченной кожице, что аппетитно похрустывает после жарки, скатываются раскаленные капли сока, поднимаются струйки ароматного пара. Еще дальше блюда с жареной рыбой, печеными овощами, большой горшок с маленькими, с кулак величиной, птичками в тесте. На углу запыленный кувшин с просмоленной пробкой, рядом корзина с фруктами, грибочки в сметане...
   -- Вижу, что вы проголодались? -- черт усмехнулся лукаво. -- Что ж, откушайте, Андрей Викторович. Как говориться, чем богаты, то и прячем... не смотрите на меня так, это шутка. Да вы садитесь, для мужчины нет лучшего лекарства от ран, чем свежая и обильная пища...
   Он говорил что-то еще, подкалывал, но я уже не слушал. Пальцы схватили рябчика, на зубах захрустели тонкие кости, с хрустом сорвали горячее мясо. Я ел жадно, обжигался, но тут же хватал новый кусок. Черт ошеломленно наблюдал, как предо мной быстро растет башня из обглоданных костей.
   Вошел вампир, уже без доспехов. Высокий, худой настолько, что похож на жердь. Изумленно уставился на быстро пустеющие блюда, пожелал приятного аппетита.
   -- М-м-ым... -- ответил я, отрывая кусок краюхи хлеба и подвигая чугунок с ухой поближе.
   -- Что? -- заморгал вампир растерянно.
   -- Говорю, -- промычал я с набитым ртом, -- жалко, что у меня только две руки...
   Я быстро насыщался, почти не ощущая вкуса. С каждым новым куском пищи в ослабленное и измученное тело вливалась здоровая сила, мышцы наливались кровью, сердце забухало чаще.
   Черт скромно подхватил со стола яблоко, сочно грызнул. Стал о чем-то перешептываться с вампиром, бросая на меня косые взгляды.
   Наконец, первый голод исчез, я налил себе вина. Отхлебнув, удовлетворенно почмокал губами, вино превосходное. Стал есть уже медленнее, выбирая куски повкусней. Челюсти постепенно замедлялись, навалилась сытая лень. Я откинулся на спинку лавки и выпятил набитый живот.
   -- Ты проиграл, -- удовлетворенно хмыкнул Густав. -- Кабана целиком он сожрать не смог!
   Черт вскинулся, принялся оправдываться:
   -- Это из-за того, что он на гуся перешел! Так что -- ничья.
   -- Не спорь с ним, кровопийца, -- добродушно кивнул я вампиру. -- Это бесполезно, он еще тот плут. Самого дьявола перехитрит.
   Черт польщено улыбнулся, а вампир на кровопийцу обиделся. Что-то пробурчал, вроде "спасаешь их, спасаешь, а благодарности никакой"...
   Черт сожрал яблоко целиком, вместе с хвостиком, и посерьезнел:
   -- Насытились, герой инквизиторских застенок? Тогда, Андрей Викторович, соизвольте встать и подойти к хрустальному шару. Нас ждут неприятности...
   И почему я в этом не сомневался?!
  

* * *

   -- Принцесса в застенках?!
   Черт поморщился, сказал:
   -- Не надо так орать... да, принцесса Киата в застенках. Сэр Гунтер не смог догнать черного рыцаря, да и не знал он, что за девушка на его седле. Все его внимание поглотили вы.
   Я сжал кулаки, хотел было выругаться, но передумал. По-простому жахнул кулаком по столу.
   -- Почему же вы не прикажете маркизу отпустить ее?! Ведь он работает на вас!
   -- Маркиз вышел из-под нашего контроля и нарушил договор, -- сказал черт мрачно. -- Мы попытались вчера проникнуть в замок, но маркиз обрел странную власть, стал почти неуязвим для обычного оружия, а портал связи оказался запечатан. К сожалению, стены в замке пропитаны магией настолько, что это делает все наши попытки пробраться туда бессмысленными. Варг задумывался как незыблемый оплот Тьмы. Он -- часть этого мира.
   Я с умным видом кивнул, конечно, портал, все знаем, что это такое. Осведомился важно:
   -- Значит, здесь уже научились передавать атомы на расстоянии? А наши ученые уже десяток лет бьются над телепортацией, но пока все без толку...
   Черт косо посмотрел на меня, спросил прямо:
   -- Ты что дурак? Или это сэр Гунтер так сильно по голове дал?
   Я замешкался, внутри все упало. Ну не хочу я, скептик, агностик и вообще язвительный демократ, не хочу признавать наличие магии! Это все технологии, только невидимые, скрытые от глаз. Вампиры -- люди, больные порфирией; черти, гоблины, гремлины и прочая нечисть -- какие-то чернобыльские мутации. Все просто, не надо мне втирать про волшебство, от него как-то страшно...
   Черт все понял, тяжело вздохнул:
   -- Когда мне приказали доставить вас вместо Густава на турнир, я не особо и задумывался о вашей судьбе... нет-нет, не делайте такое лицо, я же черт!.. но вы победили, что было крупной неожиданностью. Пришлось пересматривать все наши планы. Вон, Густав до сих пор прячется, будто священник в стриптиз-баре. На него идет нешуточная охота.
   Я с издевательской вежливостью развел руками:
   -- Ну, извините, что доставил хлопот!
   Черт кисло поморщился, сказал:
   -- С маркизом де Варг мы работаем уже давно, он верный продолжатель дела своих предков. Никто не может подступиться к его замку, а он продолжает медленно, но неуклонно точить христианство. То священникам "древнюю" библию подбросит, сделанную его умельцами. Якобы, писал еще сам Иисус. Монахи сразу в панику, в Рим ее отсылают, под замки прячут. Знали бы вы, Андрей Викторович, сколько в современном Писании вставок, лично придуманных маркизом -- ужаснулись бы! То он с язычниками договорится, чтобы поход на церковников устроили... в общем, как может, так борется с церковью... а тут -- вы. Весь такой могучий, победитель самого Гунтера Святобоя! Естественно, мы решили определить вас к маркизу. Ну куда еще вас?!
   -- Действительно, дилемма! -- развел руками я. -- Куда же меня девать?! А домой отправить, не?
   Черт не смутился, невозмутимо сказал:
   -- Хотели, но вы слишком много видели, да и случай удобный, чтобы чужими руками... ну, вы поняли...
   Чтобы не выматериться, сам не люблю хамов, но иногда хочется, я набулькал полную чашу вина, отхлебнул.
   Мысли роились в голове рассерженными пчелами. Значит, этот гад с рогами с самого начала мог меня отправить домой, но нагло врал! Это из-за него я мучил простолюдинов, выгоняя из домов, участвовал в криминальной разборке инквизиторов и капеллана. Меня чуть не сожгли, долго и много били, до сих пор ребра болят. Из-за него, сволочи, я столько пережил, выстрадал! И, хоть доказано, что нервные клетки восстанавливаются, но ведь медленно...
   -- Да ладно вам, Андрей Викторович, -- поморщился черт. -- Вы еще скупую мужскую слезу пустите, от жалости к себе!
   -- Да пошел ты!
   -- А вот хамить не стоит, -- сказал черт строго. -- Тем более что неприятности только начинаются...
   Я ощутил тревожный укол, торопливо допил вино. Спросил:
   -- Что, еще что-то будет?
   -- Не что-то, а самое главное, -- усмехнулся черт. -- То, что вы пережили, еще цветочки.
   Меня продрал мороз. Ни фига себе, я домой хочу! Хватит с меня этого дикого средневековья, с его жестокостями и кровью.
   -- Недавно, мы поняли, -- сказал черт мрачно, -- что Алан де Варг ведет свою игру... и, к нашему стыду, никто не полагал, что такую ужасную. Ни один из наших разведчиков, лазутчиков, и даже инфернальных существ не смог нас вовремя предупредить...
   Я задержал дыхание. Появилось странное предчувствие, будто вот-вот сорвусь с узкого карниза, а под ногами бездонная пропасть.
   -- И вот недавно... -- сказал черт горько. -- Свершилось... пойдемте, я вам все покажу.
   Я с сильно колотящимся сердцем встал из-за стола, следом за чертом подошел к хрустальному шару. Черт скользнул мимолетным взглядом по мне, мол, приготовься, а сам протянул руки к шару.
   Хрустальный шар вдруг затянуло белесой мутью, будто в стакан с водой капнули мелового раствора. Я ощутил падение, голова закружилась. Хрустальный шар вырос в размерах, занял собой всю комнату, и я словно нырнул внутрь.
   В мутном сером дыму возникло голубое небо, мелькнули крылья ворона, черные как грех. Потом еще и еще. Показалась целая стая воронов, что неторопливо кружит в небесах. Изображение вдруг сорвалось с места, бросилось вниз со скоростью истребителя, туда, где на зеленом покрывале земли чернела точка.
   Точка выросла в размерах, стала подергиваться рябью. Я сообразил, что это к небу поднимаются клубы дыма. На миг изображение почернело, затем магический взор проник сквозь дым.
   Передо мной появилась знакомая деревенька, еще горят подожженные гоблинами дома, повсюду разбросанная утварь и битые горшки.
   Магический взор повернулся вправо, поплыл по "главной" улице села.
   Меня прошиб озноб ужаса.
   Небольшая часовенка пылает нестерпимо яростным пламенем. В огне, на дверях часовни, распят на кинжалах знакомый святой отец. Тело безжизненно провисло на закопченной стали. В животе, ногах и гениталиях пастора торчат черные древки стрел, оперенные красным. Горло святого отца распорото, сквозь ужасную рану высунут язык. Выжженные провалы глазниц тупо смотрят под ноги, где уже натекло озеро крови. Там все черно от мух, что торопливо пожирают плоть, сразу откладывают личинки.
   Отвращение захлестнуло. Я хотел отвернуть, но магический взор ушел влево. На покрытой пеплом земле, неподалеку, застыли в лужах крови две девочки. Детские тела обнажены, ноги неестественно раскинуты, промежность в крови. Страшно воет жена священника, в слезах ползет по покрытой пеплом земле, за ней страшно волочатся сизые, грязные внутренности. Все ее тело покрыто кровоподтеками и синяками, будто насиловали страшно и жестоко. Я почти ощутил запах гари, крови и нечистот, хотел зажмуриться, но только сильнее сжал кулаки. Сердце колотится, готово разорваться, кровь отхлынула от головы так резко, что мир закружился...
   Изображение погасло, я осознал себя снова в кабинете, смотрящим в затянутый белесой мутью шар. В голове пусто, сердце бьется еле-еле, даже дышать перестал.
   -- Но... кто это сделал? Хорвы? -- спросил я с дрожью в голосе.
   Черт хмуро пожал плечами, сказал:
   -- Это не важно. Сейчас важно знать, зачем это сделали?
   Я помотал головой, отгоняя ужасные картины увиденного.
   -- Маркиз говорил, что хорвы бездушны, убивают всех без разбору. Какая может быть логика?
   -- А логика присутствует, -- ответил черт замедленно. -- На востоке материка есть только одно королевство, что граничит с четырьмя другими -- королевство Глодер. К тому же, король Дагобар, как и всякий средневековый правитель, особо ни с кем не придерживается стойкого мира, иначе сочтут слабаком. Ведь у соседа всегда и луга зеленее, и золото звонче, и бабы грудастей... и вот, на восточных землях Глодер, откуда прийти никто не сможет, за горной грядой Багровое море, только три населенных пункта. Село Закрайнее, село Праведное, и замок Варг...
   Я начал смутно догадываться, но суть пока ускользала. Черт продолжал:
   -- Одну из пограничных деревень сожгли дотла, а жителей прогнали, якобы в заботах об их жизнях. Минус один... а вот еще ваши знакомцы, смотрите...
   Я увидел, как поверхность шара заволокли тучи, что сразу обнажили картину мира. Там возникли игрушечные деревья, коричневая полоска тракта. В одном конце дороги быстро тает пылевое облако, в противоположном -- неспешно двигался обоз. Я не сразу сообразил, что это тот момент, когда мы с Ульвом распрощались с инквизиторами и рванули на помощь принцессе... или маркизу...
   -- Смотрите внимательно, Андрей Викторович, -- мрачно предупредил черт.
   -- На что смот... -- открыл рот я и тут же с лязгом захлопнул.
   Пылевое облачко истаяло, инквизиторы оглянулись на опустевший тракт. Человек на козлах обернулся к шатру на повозке, что-то сказал. В ответ из-за шторы появился инквизитор. Лица не видно из-под капюшона, но я почти физически увидел, как шевелятся губы монаха и...
   Возница исчез! Из-под груды одежды выпорхнула летучая мышь, в панике заметалась под яркими лучами солнца, рванулась прочь. Следом из шатра выпорхнули еще несколько нетопырей. Кони в мгновение ока стали превращаться, сморщились, потемнели. Еще миг, и на тракте уже бросились врассыпную толстые, жирные гадюки с квадратными головами. Инквизитор проводил их взглядом, из шатра вылезли еще трое монахов.
   Ярко вспыхнуло, на дерево повозки упали опустевшие серые рясы инквизиторов, а из шатра неторопливо выползли четверо уродливых ящеров. У каждого на голове красный гребень, глаза смотрят не мигая, безгубый рот ощетинился мелкими зубами. Ящеры секунду осматривались, потом неторопливо, волоча по дорожной пыли толстые хвосты с шипами, уползли в поле. На тракте осталась медленно разваливающаяся телега, что через пару секунд превратилась в груду черной трухи...
   Изображение померкло, шар снова стал прозрачным. Сбоку прозвучало мрачное:
   -- Не инквизиторы, а бездушные хорвы на службе у маркиза де Варга! Но, смотрите, уже и второй населенный пункт исчез. Ведь жителям запрещено покидать село под страхом отлучения от Церкви, а значит, что никто не спасется при нашествии и не предупредит короля! Остался только замок Варг...
   Осененный внезапной догадкой, я сказал быстро:
   -- А хозяин замка сам делает так, чтобы убрать все пограничные посты! Он открывает путь войскам!! -- И уже чуть тише спросил: -- Но... что же тогда, маркиз -- хорв?!
   Черт мрачно кивнул.
   -- Но... -- растерялся я. -- Кто такие хорвы? Разве их облик не ужасен, как говорил маркиз? Разве это не чудовища?
   Пахнуло серой и сухим жаром, дверь в кабинет распахнулась. Я обмер, по спине с паническими криками пронесся табун мурашек. У меня едва ноги не подогнулись от страха.
   В кабинет вошел демон. На две головы выше меня, красный, почти пурпурный. На атлетическом теле одна набедренная повязка, бугры мышц играют так мощно, что зубы сводит от зависти. На безбровом лице желтые глаза с кошачьими зрачками, изо лба торчат узкие, загнутые кверху рога. Я заметил пентаграмму на его груди, взгляд скользнул по странному металлу, не то золото, не то серебро.
   -- Полководец четвертого круга, -- шепнул черт почтительно. -- Разиэль, сын Вулкана.
   Моя шея почти со скрипом согнулась в приветственном кивке, а выпученные глаза не отпускали демона.
   "Это что ж такое?! -- билась в мозгу нелепая мысль. -- Что радиация с людьми делает?!"
   Демон скользнул безразличным взглядом по вампиру, который застыл в почтительном поклоне, и заговорил. Голос поразил глубиной и мощью:
   -- Облик хорвов действительно ужасен, Андрей Викторович. Но ужасен тем, что внешне они люди... разве вас в своем мире не посещало отвращение, при взгляде на них? У вас таких много, вы видели их каждый день... о, вижу по вашим глазам, что начинаете догадываться о ком речь! Хорвы -- люди, которые судят без справедливости, а живут без радости. Гадят под себя и на окружающих, радостно пускают слюну при взгляде на чужие страдания. Люди, которые жадно обсуждают чужие промахи, чтобы гордиться отсутствием таковых у себя! Хотя тот, кто ошибся -- нашел в себе отвагу выйти за свой огород и начать карабкаться вверх... Хорвы, Андрей Викторович, -- это люди без души...
   Я подавленно молчал. Действительно, сам же жил среди таких людей. Они живут не задумываясь о завтрашнем дне, ибо мозг не привык думать. Все, что надо делать говорит "зомбоящик", то бишь, телевизор, он же дает и развлечения. Выливает каждый день тонны фекалий в отвыкшие думать мозги. Инкубатор биологической массы... недаром уже многие дети называют телевизор папой и мамой...
   -- Вспомните себя, Андрей Викторович Захаров, -- с нехорошей ухмылкой продолжал Разиэль. -- Когда вы впервые появились в этом мире. Вы не хотели ничего, кроме одного -- вернуться домой. Не считались ни с чьими жизнями, причиняли боль, естественно, не вмешиваясь ни во что... это главная заповедь хорвов -- существовать лишь для себя... но потом, привитый вам образ жизнь вдруг дал сбой, заповеди хорвов дали трещину. Глиняный сосуд вашего тела лопнул, выпустив душу. И сначала появился ярл Арнольв, что сопереживал, а потом и Человек, что, рискуя возвращением домой и собственной жизнью, бросился на спасение чужой ему девушки...
   Я со стыдом опустил голову. Во мне и сейчас говорит мерзкий голосок, мол, плюнь на всех, так жить легче. Главное, плюй, и возвращайся домой, где можно не только плевать, но насрать!
   -- О, я вижу настоящую скромность, это делает вам честь! -- заметил краску на моем лице демон, но блеск желтых глаз давал понять, что он понимает ее истинную причину.
   Я, чтобы перевести тему, хрипло спросил:
   -- Но, откуда же берутся... люди без души? Я думал всех... создал Бог?
   Демон пожал широкими плечами, я залюбовался игрой могучих мышц.
   -- Существует легенда, что бог сотворил Адама и Еву, вдохнув жизнь, то бишь, душу в кусок глины. Первые люди плодились и размножались, их становилось все больше. И, наконец, людей стало так много, что многие рождались уже без души... пустой глиняный сосуд, с тварными порывами и чувствами... и несколько столетий назад, объявился некий божок. Он называет себя Первосозданным, почему, для нас загадка, как и его цели. Первосозданный наполнен ненавистью, как ад грешниками. Везде, где он объявляется, начинается страшная резня от рук его верных слуг -- безразличных ко всему хорвов. Целые миры погибают, захлебываясь собственной кровью. И, самое печальное, что сила Первосозданного быстро растет, а Творец... молчит...
   -- Но почему хорвов не истребить, не навалиться всей гурьбой? -- спросил я отчаянно. -- Богов же много, так я понял? Вот и свергнуть этого созданного куда-нибудь в Тартар, и слуг его заодно. Разве вы не можете отличить людей от хорвов?!
   -- Разве, по-вашему, боги это тупые верзилы, что бьют друг другу рожи? Сила -- довод нищих духом... -- сказал демон насмешливо. -- Или, говоря вашим языком, метод дебилов... настоящие войны -- это противостояние идей! Силой больших побед не достигнешь, хотя в примитивных общинах так и живут, где понимают только такой образ жизни. Потому, что победа сильного над слабым она явна, видима, вот она, ее можно потрогать. Она в богатой добыче, в захваченных рабах, в изнасилованных женщинах. А победа разума или чистоты проявляется спустя десятилетия, а иногда и столетия... Путь идеи тяжел, не каждому по плечу. Но наградой победителю будет бессмертие.
   -- Я понял, -- медленно сказал я. -- Это Иисус, Магомет, Будда...
   Демон коротко кивнул, сказал равнодушно:
   -- Мы могли бы убить тех пророков, все в наших силах, но...
   -- Но тогда вы окончательно проиграли бы, ведь так? -- догадался я. -- Битва Света и Тьмы проявляется и в противостоянии с хорвами, так? Ад и Рай соперничают за души тех, кто против хорвов. Это соперничество везде и во всем, не только в толпах ангелов и чудовищ. И тогда вы одержите верх, когда человек сам, добровольно решится стать на вашу сторону. А, победив хорвов силой, вдруг, через десяток лет, люди вновь возродят культ Первосозданного, да снова отрекутся от вас...
   Демон отвел взгляд, глаза его шарили по столу, листали страницы раскрытых книг. Он помолчал, а, когда заговорил, голос был глубоким и тоскливым, как бесконечная пропасть:
   -- Мир не столь ограничен, как ваши представления о добре и зле.
   Я обиделся, во мне проснулся демон противоречий, потребность тут же сказать свое веское "а я против!". Я пылко возразил:
   -- Почему ограничен? Разве не прекрасен путь Света -- самопожертвование и добродетель? Разве не отвратителен путь Тьмы -- предательство и беззаконие?
   Демон поморщился, раздраженно сказал:
   -- А ты, Арнольв, как посмотрю, уверовал, да? Где же тот атеист, самоуверенный художник, каким явился ты впервые? Молчишь?.. Но, раз ты предлагаешь мыслить такими рудиментарными понятиями как добродетель и самопожертвование, я согласен. Докажи, что путь света, самопожертвование, может противостоять разуму и развитию, пути Тьмы. Докажи, что ради веры ты сможешь пойти на все, и толпа безродных и тупых селян вправе жечь библиотеки... какое право у них для этого?! Христиане настолько боятся идей, из-за очевидной слабости своих, что тут же уничтожают все чужое. А сами, между прочим, не придумали ничего нового, кроме религиозных войн. Вот единственное, что извергло из своего чрева новая религия. Наивные заповеди типа не убий, не укради -- смех один. Да эти законы в любом маломальском государстве! А новоявленные дети господни? Тупое стадо, что пасется на одном лугу общества, вот кто они. Но ты, Арнольв, -- иной. Ты уже из другого мира, где быть человеком развитым -- правильно. Человечество всегда мечтало стать умным, даже мудрым. Разве тебе не противно было смотреть в тупые, напыщенные рожи священников в казематах? Разве не отвратны те черноризцы, кто умерщвляет плоть ради бога, а сами сжигают невинных?! Христиане -- великая орда разбойников и лжецов!
   Я отвел взгляд. Все правильно. Я и сам неоднократно высказывался о нелепости церковных догматов, да и сейчас такого же мнения. Не раз представлял себе, как расстрелял бы толпу фанатиков из пулемета, когда те шли с факелами к библиотекам, музеям, невинных вели на костры и дыбы. Но сейчас я просто не могу согласиться, ибо согласие, шаг к проигрышу.
   -- Разве не может человечество стать и мудрым и добрым? -- спросил я упрямо. -- Добродетель и развитие...
   Демон мощно расхохотался. Смех, больше похожий на грохот падающих камней в ущелье, заставил пригнуть голову.
   --Разве ты помиловал бы маркиза, будь у тебя такая власть? Вижу по глазам, на каком костре ты бы его помиловал... посмертно.
   Я промолчал, а демон отвернулся и шагнул к двери. Уже с порога я услышал:
   -- Иди, Арнольв, докажи, что всепрощение, путь Света, правилен... ха-ха...
   Дверь закрылась, оборвав дьявольский смех, что заставлял душу вздрагивать и испуганно поджимать лапки. В комнате сразу стало темнее и прохладней, из воздуха исчез удушливый запах серы.
   -- Вы можете гордиться, Андрей Викторович, -- сказал черт серьезно. -- Разиэль не со всяким заговорит вот так запросто, да еще и поспорит. Это большая честь!
   -- Ну спасибо! -- язвительно сказал я. -- Уважили! Твоими, между прочим, стараниями, я здесь оказался!
   Черт обиженно вскинулся, но тут же сник, сказал смущенно:
   -- Вы, Андрей Викторович, своим появлением обязаны не мне, как, признаться, я и сам считал вначале... тут замешаны многие. Как вы и сами догадываетесь, Творец, хоть и не вмешивается в дела людские, однако инфернальные без его разрешения не делаются. Такова шахматная партия... но вы все перепутали. Путь в Творение закрыт для нас всех, но кто-то умудрился туда прорваться и устроить, чтобы вас прикончили. А затем прислали сюда, устроили к маркизу, и вашими руками натворили дел...
   Я помолчал, а черт спросил:
   -- Но вы еще отомстите за все ваши лишения, ведь так?
   Я ничего не ответил, черт спросил вкрадчиво:
   -- Вы же не оставите принцессу Киату в лапах предателя-маркиза?
   Я вздохнул:
   -- Что нужно делать?
   Черт сказал буднично:
   -- Проникнуть в замок Варг сможете только вы, Андрей Викторович... но для начала, нам нужно остановить хорвов...
   -- Как? -- севшим голосом спросил я.
   Черт ухмыльнулся, в глазах вспыхнули искры:
   -- Безумству храбрых, поем мы песни...
  

АВЕНТЮРА XVI

   Солнечный свет резанул глаза, я закрылся ладонью в латной перчатке. Заметил между пальцами, которые закованы каждый в маленький доспех в кольчужной рукавичке, зеленое поле. Слева утопают в белом тумане горы, у подножья зеленая кромка леса. В той стороне замок Варг... но нам прямо, между высоких холмов, что почти горы, к осажденному замку Лэндшир.
   Конь под седлом гарцует со злой радостью, в нетерпении всхрапывая и роя копытами землю. Ей богу, не конь, а гроза тореадоров, сейчас дым из ноздрей пускать начнет! Под вороной шкурой перетекают могучие мышцы, в глазах плещется адское пламя. Морда укрыта маской из кольчужных колец, часто торчат рога. Как я понял, половина из стальных шипов предназначена для смертоубийства.
   Я в новых доспехах, что не в пример легче тех, которые давал маркиз. На голове глухой шлем с перьями, решетчатая личина укрыта изнутри войлоком, будто шлем мотоциклиста. Панцирь на груди красиво переливается цветами зимнего неба и родниковой воды. На шее, под латами, амулет черта, что защитит от "подглядывания" маркиза. Ведь я должен оставаться незамеченным, если хочу вернуть принцессу Киату...
   За спиной раздались конское ржание, звон металла и топот копыт. Я оглянулся, еще раз поразился своему воинству. Пять сотен закованных в броню доспехов демонов. Все верхом, с отличным оружием и строгой воинской выправкой. Как объяснил черт, каждый из адских рыцарей в прошлом показал себя в войне с первыми христианами. А теперь вот, судьба так повернула жернова, что пришли на их защиту... не слишком, конечно, выглядит по-доброму такая рецензия, но мне по фигу. Мне бы только домой попасть!.. гм... нет... кажется, попадание домой уже откладывается минимум на второй план...
   Впереди воинства едет Максимус, какая-то шишка в прошлом. Теперь один из командиров Ада. Доспехи сидят на могучем теле второй кожей, видно каждую мышцу. На широких плечах алеет плащ, под цвет пылающих глаз в прорезях забрала.
   Я на миг залюбовался страшной мощью. Все рыцари, как на подбор, на черных конях, что больше похожи на драконов. Громыхающая железом военная машина, где каждый из винтиков подогнан так плотно, что никто не делает лишнего движения. Даже кони идут почти в ногу.
   Вот ведь судьба у меня, кем только не командовал: гоблинами, варварами, разбойниками, а теперь и демонами... если бы еще кто меня стратегии да тактики обучил, хороший вышел бы Александр Македонский. Хотя, куда ему до меня, властителя виртуальности? Он всего лишь полмира завоевал, а я целый мир. И не один. Командовал такими легионами, что черт бы обзавидовался. И звездные войны бушевали в моем компе, и армии орков нещадно разгоняли по болотам остроухих эльфов, и Русская Империя заново строила цивилизацию из глубин веков. А когда надоедала роль "отца народа", брал в руки гранатомет и сам расстреливал толпы нечисти...
   Позвякивая конской сбруей, подъехал Максимус. Негромко уронил:
   -- Сэр Арнольв, войско хорвов уже третий день стоит в осаде. Жители замка Лэндшир долго не протянут. Наши разведчики сообщили, что король Дагобар не знает, что происходит на его землях. Пришлось отправить своих гонцов и подбросить ему бумагу. Но король подозрителен и никогда не совершает опрометчивых действий, потому еще и держится на троне, хотя вокруг полно властолюбивых родственников... мы считаем, что только через три дня можно будет ожидать подхода сил короля Дагобара. А пока придется обходиться без них.
   Я ничего не ответил. Тоже мне, советчик. Хотя, надо признаться, выправка и организация у рыцарей Ада на высоте. Тут тебе и советчики, и тактики, и даже аналитики, что предсказывают, когда подойдет подкрепление...
   Сердце колотится так, что, либо разорвется, либо на фиг выпрыгнет из груди. Предстоящая схватка меня по-настоящему пугала. Я много раз видел по телевизору фильмы с эпическими битвами, где красиво показаны батальные сцены. Там враг столь же благороден, как и главный герой, дерется только один на один... но я знаю и правду из учебников истории и всемогущего божества Интернета, да продлятся дни его и увеличится трафик! А правда такова, что каждое сражение -- мясорубка. Две закованные в броню толпы с криками сбегаются друг на друга, и... понеслась душа в рай! Среди мелькающих тел, криков боли и ярости, сам не заметишь, кто дал по маковке, свои или чужие. А, если упал, то и затоптать могут, это ж толпа.
   Максимус в нетерпении ждал ответа, но молчал. Негоже перебивать мысли сюзерена, коим являюсь я. А сюзерен для средневекового электората -- ясно солнышко и вообще царь!
   -- Что будем делать? -- спросил я равнодушно, чтобы не показать рвущийся наружу дикий страх.
   Максимус сказал твердо:
   -- Нужно идти на лагерь хорвов. Врядли они ожидают, что мы явимся. Да еще не со стороны тракта, а с юга, где по картам маркиза нет жилья.
   Я замедленно кивнул. Черт и генералы Ада все красиво продумали. Войско хорвов осаждает Лэндшир, предварительно истребив все деревни на подходе. Жители заперлись в замке. Но, хоть и с водой, река Ланкар рядом, зато без еды... и тут мы, -- пять сотен хорошо обученных рыцарей, что появятся из ниоткуда, ведь из ада выбрались в чистом поле, чуть ниже Лэндшира. А хорвы атаки если и ждут, то с севера, со стороны тракта и единственного моста. Если, конечно, мост еще существует. Я бы первым делом захватил мост... и телеграф.
   Я почувствовал дрожь, холод все ближе подбирался к сердцу. Сказал небрежно, но голос дрогнул:
   -- Идем... в бой...
   Максимус развернул коня, помчался к замершему в отдалении воинству, а я судорожно вздохнул. Если верить маркизу, то хорвов бесчисленное количество. А что я сделаю с пятью сотнями рыцарей? Перебьют... ох, перебьют нас...
   "Стоит ли принцесса смерти? -- вклинился в сознание мерзкий голосок, стал нашептывать: -- Оно тебе надо? Все эти склоки и дрязги неандертальцев в железе?"
   "Не надо, -- ответил я злобно. -- Но после того как расправимся с маркизом, черт отправит меня домой!"
   "Угу-угу, сказать, куда хорвы тебя отправят?" -- спросил голосок ехидно.
   "Заткнись!"
   Я стиснул зубы, пытаясь забить мерзкий голосок, доказывающий совершенно правильные и логичные вещи. Такие разумные и неоспоримые, что зубы сводит от своей дури!
   Да! Я не обязан здесь воевать и кого-то спасать! Да -- у меня даже в голове не укладывается весь абсурд ситуации, в которую я вляпался! Но выбираться же надо?
   "Надо!" -- твердо решил я.
   -- Надо! -- повторил вслух я, и решительно, чтобы не струсить, тронул повод.
  

* * *

   К закату почти добрались до замка Лэндшир. Я настолько привык к грохоту копыт и звону железа, что не сразу разобрал новый звук, но он становился все сильнее.
   Конь под моей рукой остановился, тоже услышал, обеспокоено запрядал ушами. Звук похож одновременно и на ток могучей реки, и на лавину. Он неспешен и однообразен, но воздух дрожит от его мощи.
   Я вздрогнул, ветер донес запах дыма, немытых тел, жарящегося мяса.
   Мой конь мощными скачками вознесся на вершину холма, застыл изваянием. Лучи закатного солнца пронзили облака, торжественно и зловеще пали на землю, окрасив в цвет крови. Я замер от масштабности открывшейся картины, сердце часто забилось.
   Окруженный наполненным водой рвом и тонкими струйками дыма, замок Лэндшир показался мне забившимся в нору зверем. На зубчатых стенах и башенках мелькают огоньки, часовые несут стражу. Над замком страшно чернеют клубы дыма, я видел в хрустальном шаре, что хорвы почти не прекращают бомбардировку, и где только снаряды восполняют? Высокие стены из серого камня почернели, кое-где видны провалы у верхней кромки. Меж двух высоких башен, в центре замка, обрушенные кромки моста, еще дальше башня с проломленной и горящей кровлей. Но замок еще огрызается, не сдается, хотя видно, что силы истощаются.
   Под стенами замка черно от трупов, что разбросаны целыми горами, плавают во рве. Тут и там вспархивают с дармового угощения десятки воронов, а со всех сторон слетаются все новые и новые птицы. А на расстоянии полулиги начиналась страшное черное море...
   Мое сердце тревожно заколотилось, стало тяжело дышать. Войско врага даже на первый взгляд поражало размером. То ли разведчики ошиблись в подсчете, то ли подошли новые силы.
   Зеленое поле почернело от доспехов черных рыцарей. Часто стоят шатры военачальников, над входом развеваются стяги, висят полотенца гербов. Рядом с каждым шатром минимум свободного места для костров и часовых, людей столько, что земли не видно. Небо чернят дымные струйки, костры горят часто, возле каждого десятки солдат. Там готовят пищу, отдыхают, делятся новостями и байками. С краю армии хорвов огрызаются, будто игрушечные, чудовищные орудия. Даже отсюда я различал деревянный скрип взводимых балист. Люди набрасываются на серые шарики камня, будто жуки-навозники, катят к катапультам. Между "артиллерией" и лагерем носятся всадники, донося команды и распоряжения...
   Позвякивая шпорами и сбруей, подъехал Максимус. Уронил:
   -- Это больше, чем мы полагали...
   Я с содроганием услышал в голосе рыцаря удивление. Что может удивить мертвого? Я спросил осторожно:
   -- Их там тысячи, что мы сможем сделать?
   Максимус оглянулся на застывшее воинство, сказал с достоинством:
   -- У меня каждый рыцарь стоит десяти людей. А если присоединятся еще и защитники Лэндшира -- погоним врага. В замке около пятидесяти рыцарей, да пять сотен ополчения... погоним, не впервой, -- сказал рыцарь уверено, потом обернулся, рявкнул: -- Правду говорю?
   Сзади раздался дружный одобрительный рев. Я услышал выкрики, кто и что сделает с неприятелем, а потом и с пленными. Я содрогнулся от подобного перечисления, явно, что о Женевской Конвенции здесь даже не мечтают...
   Максимус усмехнулся, так стиснул кулак, что бронированные пластины жалобно заскрипели. Я спросил с дрожью:
   -- А... если ополченцы не присоединятся?
   Рыцарь помолчал, тронул повод, разворачивая коня. До меня докатилось безразличное:
   -- Чего вам-то волноваться, сэр Арнольв? В аду уже бывали, лично черта знаете, говорят, еще и с Разиэлем спорили...
   "Утешил, твою мать!" -- подумал я со злостью.
   По моей спине прокатилась ледяная волна, я вздрогнул, когда Максимус прокричал:
   -- Сэр Арнольв, командуйте атаку, мы готовы... -- и следом оглушило дружное: -- Идущие на смерть, приветствуют тебя!
   "Это самоубийство! -- пронеслось в моей голове. -- Хорвов тысячи!"
  

* * *

   Смотреть на черное море вражеского войска было страшно. Я непослушными губами прошептал:
   -- Вперед...
   Запоздало сообразил, что мой комариный писк никто не расслышит, с отчаянной яростью рванул клинок из ножен и взметнул в небо. Конь, за миг до укола шпор, швырнул тело в галоп.
   Ветер ударил в забрало, засвистел, едва не выдул меня из седла. Земля под копытами замелькала часто-часто. Несмотря на свист ветра, я услышал сзади нарастающую бурю. Гремя железом, позади неслось страшное воинство черта, клинки наголо, в забралах бушует злое пламя.
   Лагерь быстро приближался, черная волна живая, постоянно перетекает, будто мухи покрыли землю.
   Где-то рядом раздался испуганный вскрик, что-то свистнуло. Я скосил глаза, заметил в высокой траве человека, что вновь накладывает стрелу и вскидывает лук.
   "Часовые! -- мелькнуло в ошалевшем от страха сознании. -- Расставили посты!"
   Лучник вдруг закричал, опрокинулся с рассеченной грудью, мимо пронесся Максимус. Молча, от чего был еще страшнее, вскинул над головой окровавленный меч. Тяжелые пурпурные капли брызнули на доспех, ознаменовав начало боя.
   Над вражеским лагерем взвыли рожки, послышались крики, отрывистые команды. Нас заметили. Люди бросились от костров, вскакивали на коней. Все в доспехах, по законам военного времени латы не снимают даже на ночь.
   Зло просвистело, в панцирь звонко цокнула стрела, и, переломленная надвое, исчезла. Тут же ударило снова, опять безуспешно. А через миг стрелы посыпались настоящим градом, бились в зачарованные латы, в бессилие ломались.
   "Не подвел черт, хоть раз не подвел! -- мельком подумал я, стараясь удержаться под градом ударов. -- Доспехи держат удар!"
   Ряды черных рыцарей приблизились, ветер донес запах конского пота и человеческой ненависти. Я различил горящие злобой глаза, сердце встрепенулось, и, заметив частокол копий и мечей, ушло в пятки.
   Я едва справился с инстинктом самосохранения, не повернул коня, хотя ряды копейщиков дружно опустили навстречу нам частокол. В грудь ударило с такой силой, что едва не выбило из седла. Я захрипел, ловя отбитыми легкими воздух. Конь налетел на первые ряды хорвов, взвился свечкой, замолотил передними копытами. Я вертелся в седле, как уж на сковородке, не успевая рубить копья. Все тело сотрясают удары, меня дергает из стороны в сторону.
   Раздался крик боли, с разбитым копытами черепом завалился хорв. Я с ужасом заметил кашу из железа и костей, вместо головы человека. Но все завертелось, понеслось с ужасающей скоростью.
   Рыцари ада врезались в ряды хорвов с таким лязгом, будто столкнулись два бронепоезда. Вспыхнули пышные снопы искры, лязг железа о железо вышиб все звуки. Меч в моих руках жил своей жизнью. Взлет, падение, взмах, укол, выпад, выпад...
   Удары копьями стали болезненней, сыплются со всех сторон, я уже не успеваю отмахиваться.
   "Только бы не упасть с коня! -- скандировал мозг. -- Только бы в щель доспехов не попали! Только бы не упасть!.."
   Ряды с копьями окончились быстро, едва за моей спиной раздался оглушительный лязг -- подоспел Максимус сотоварищи. Хорвы вдруг отхлынули, я увидел вместо земли сплошной ковер потоптанных и порубленных тел. Желудок метнулся к горлу, воздуха сразу стало не хватать. Но задумываться мне не дали. Из быстро сгущающихся сумерек вдруг налетели конные рыцари. Я успел увидеть оскаленную конскую морду. Что-то сверкнуло, но я инстинктивно подставил щит. В него сильно ударило, по руке прошла волна онемения, а в лицо вдруг брызнуло дурнопахнущей кровью. Я с удивлением отметил окровавленный меч в своей руке, заметил обезглавленного черного рыцаря. Похоже, что тело быстро научилось действовать на автомате, когда даже десять тонн адреналина не спасают от парализующего страха.
   Щит снова тряхнуло, я едва успел выставить меч. Хорвы один за другим выныривали из сумерек. В одно мгновение все смешалось, вокруг сплошное месиво стали, будто на заводе по переработке консервных банок. Везде лязг, что-то сверкает, сыпятся искры. В латы постоянно бьет, меня швыряет по седлу. Я ошалело ору, уже не понимая, откуда удары, в прорезь забрала выхватываю только фрагменты сражения, где постоянно мелькает оружие. Меч продолжает жить своей жизнью. Кажется, что враги сами напарываются на лезвие, стоит только крепко держать рукоять, чтобы ставший скользким от крови меч не вырвало из пальцев. Одна беда, в мельтешении тел не вижу кого рублю...
   Внезапно я вырвался на свободное место. Ошарашено оглянулся, битва гремит за спиной. Оказывается, я прорвал заграждение хорвов насквозь, очутившись в лагере.
   От истошного вопля я подскочил, а сердце вообще спряталось в сапог. Я быстро обернулся, одновременно вскидывая меч для удара и... опустил оружие. Пронзенный конским "рогом" с дырой в груди рухнул хорв. Я удивился чересчур пышной одежде человека, мой взгляд пал на большой шатер. У входа зайцами трясутся еще двое таки же людей-попугаев, на вытянутых руках держат мечи.
   "Евнухи, что ли? -- промелькнуло в моей голове. -- Или нет, евнухи это в гаремах... а эти что-то вроде менестрелей, что поют сеньорам о героических подвигах".
   Я подал коня к ним, закричал страшным голосом:
   -- Пошли прочь, холопы!
   Страшно раздувая ноздри, конь рванулся вперед, звезды местной эстрады с криками бросились бежать. Я сжал коленями конские бока, хотел было вернуться в битву, но внезапно меня осенила идея.
   Я спрыгнул с коня, метнулся в шатер. Где-то я читал, что если убить военачальника, то у солдат будет минус один к морали, и они тут же начинают проигрывать. А еще читал, что все военачальники толстые и одутловатые слабаки... или то в России?
   Откинув полог, я скользнул в шатер, в тот же миг на плечи обрушился рев:
   -- Кто такой?!
   Я опешил от неожиданности. Посреди шатра склонился над картой гигант в черных доспехах.
   Я впервые видел такого большого человека. Ростом выше меня на голову, в плечах в три раза шире, голова как котел. Низкий лоб, выдающиеся надбровные дуги, тяжелая нижняя челюсть. На широкой груди можно не только ковать, но вообще, чтобы причинить гиганту урон понадобиться замковый таран!
   -- Враг, ваша милость!
   Откуда-то сбоку вынырнул черный рыцарь, метнулся ко мне, на ходу обнажая меч. Я от одурения выставил меч, руку толкнуло, затем потянуло к земле. С окровавленного лезвия моего меча, как с шампура, соскользнул черный рыцарь, распластался на земле.
   Гигант вскинулся, мышцы задвигались почти с деревянным скрипом. Массивная челюсть выдвинулась вперед, а голос оглушил:
   -- Ты убил моего оруженосца!
   Я огрызнулся:
   -- Он сам напоролся, нечего дурней набирать!
   За спиной послышался лязг металла, гигант бешено рявкнул:
   -- Не трогать! Я убью его сам!
   Я торопливо оглянулся, сердце ушло в пятки. Вход из шатра караулят четверо хорвов, все в латах, при оружии.
   -- Назови себя, червь, -- с ненавистью выплюнул гигант. Могучие мышцы перекатываются под кожей расплавленным металлом, их не пробить и стрелой. Глаза налиты кровью, ноздри бешено раздуваются. -- Твое имя, чтобы я знал, кого убью!
   От страха кровь бросилась мне в голову, я сказал надменно:
   -- Сэр Арнольв, благородный рыцарь ее высочества принцессы Киаты! А кто ты, пища для падальщиков?
   Гигант замер, брови удивленно поползли вверх:
   -- Ты не знаешь кто я такой?
   -- А что должен? -- спросил я с издевкой. Вид гиганта заставлял все внутри трястись, и меня это злило. -- Таких муравьев как ты, я и за людев не считаю!
   Гигант бешено выдохнул, потоком воздуха карту сдуло со стола. Желваки на его лице заиграли, жилы на шее вздулись, челюсть выпятилась еще дальше. Он шагнул к стене, землю ощутимо тряхнуло, от мощного рыка содрогнулся шатер:
   -- Меня называют Тарнагарум, сын Изверга, повелителя Агноса и всех окрестных земель!
   -- Это где? -- спросил я нагло, но тут же заткнулся в испуге.
   По шатру прокатилось вкрадчивое шипение обнажаемой стали. Гигант поднял устрашающих размеров меч, у меня мурашки пробежали по коже. Почти двухметровое лезвие изгибается, будто змея, гарда сделана в виде черепа с рогами, что защищают кисть. В глазницах блистают два больших изумруда, наблюдают недобро, словно живые глаза.
   -- Страшно? -- сощурился Тарнагарум, крупные зубы оскалились. -- Молись, бастард и сын бастарда, сейчас я отправлю тебя в ад.
   Я покрепче сжал меч, выплюнул:
   -- Я там уже был...
   Гигант взревел, рванулся ко мне. Меч с шипением разрубил воздух, пройдя в сантиметре от моей головы. В последний момент я отпрыгнул, неловко ударил мечом пустоту. Тарнагарум скользнул в сторону с непривычной для его комплекции скоростью, коротко ударил. Я принял удар на щит, меня тряхнуло, будто сдерживал таран, отбросило назад. Вестибулярный аппарат взбунтовался от напряжения, но тело на ногах удержал.
   -- И это все? -- я презрительно скривил губы, торопливо выпрямляясь. Тело подчиняется с трудом, бок и левая рука онемели от потрясения, а в глазах мельтешат красные пятна.
   Тарнагарум взревел, меня едва не выдуло из шатра. Он бросился вперед, как строительная гиря для крушения домов. Я метнулся вбок, если гигант заденет, то и добивать будет нечего, втопчет в землю по самые уши. Мой меч коротко сверкнул, слабо бряцнул в "змея" Тарнагрума.
   Губы гиганта расползлись в хищной улыбке:
   -- Это был удар? У нас женщины сражаются лучше!
   Я хрипло ответил, ловя ртом воздух:
   -- А ты еще и с женщинами дерешься? Так я и думал...
   Улыбка мгновенно исчезла, Тарнагарум рванулся ко мне. Широко размахнулся, его меч с визгом разрубил воздух, мучительно долго летел навстречу. Я, держа меч двумя руками, обрушил навстречу. Клинок непривычно тонко зазвенел, по рукам прошла острая волна онемения, заломило в плечах, будто тупой бритвой по нервам.
   Брови гиганта поползли на лоб, а глаза выпучились:
   -- Т... ты еще жив?!
   Я на негнущихся ногах отступил на шаг, стараясь скрыть дрожь в руках. Заметил на лезвии глубокую зазубрину, почти в два сантиметра, метнул взгляд на "змея" Тарнагарума. Его лезвие все так же чисто, блещет зеркальной поверхностью, на кромке ни единой зазубрины.
   -- Мой меч заговорен лучшими магами Агноса, он рубит любой доспех и железо! -- сказал гигант растеряно. -- Почему ты еще жив?
   Я не ответил, сбросил с онемевшей руки щит, только мешает, взял меч двумя руками. Тарнагарум стиснул зубы, в глазах ярость пополам с удивлением. Он рванулся ко мне, ударил мечом, затем с другого бока. Я едва удерживался на ногах, отступал, с трудом выдерживая натиск гиганта. Деревянными руками вскидывал меч, уже не имея сил для атаки, только защищаясь. Каждый удар Тарнагарума сотрясал меня так, что я отскакивал.
   -- Да что за черт?! -- взревел Тарнагарум, устав гонятся за мной вокруг стола с картами. Одним движением стол вылетел из шатра снарядом, снаружи грохнуло, зазвенело, кто болезненно вскрикнул. -- Дерись как мужчина, скот нечестивый!
   -- То есть... -- выдохнул я сипло. -- Просто дать себя убить? Слышь, паразит откормленный, а сам напрячься не хочешь? А то прямо честный ты наш да благородный, с мечом волшебным...
   При упоминании "змея" Тарнагарум заскрежетал зубами, медленно пошел на меня. Руки гиганта широко расставлены, под локтем не поднырну, а шатер -- не футбольное поле, чтобы убегать бесконечно.
   -- Сейчас я вобью тебе оскорбления в глотку вместе с зубами, -- оскалился Тарнагарум.
   Я рванул меч, успел подставить под его коварный удар. Звонко хрустнуло, по моему плечу сильно ударило, обожгло болью. Меня бросило на одно колено.
   Я тупо уставился на обломок меча в руке, перевел взгляд на плечо. Увидел прорубленный доспех, рассеченную кожу. Там страшно намокает одежда, по боку потекло горячее.
   -- Вот и конец тебе, -- прохрипел гигант удовлетворенно. -- Сегодня черви полакомятся тобою...
   "Ах ты ж зараза!.."
   Я рванулся вправо. В глазах Тарнагарума мелькнуло удовольствие, как у садиста при виде мучений жертвы, мне в спину ударил "змей". За миг до последнего удара, я вдруг крутанулся на пятках, пропуская над собой его руку с мечом. Она пролетела так близко от глаз, что я различил каждый волосок, каждую трещинку на коже. Связки захрустели от напряжения, я нечеловеческим усилием швырнул себя назад. Увидел, как в ужасе расширились зрачки гиганта, как отразился в них обломок моего меча.
   Противно чавкнуло, что-то хрустнуло. Гигант с булькающим хрипом покачнулся, из глазницы торчит обломок моего меча, мощными толчками выплескивается кровь, заливает широкую грудь.
   -- Вот и все, -- хрипло выдохнул я, ловя ртом воздух и стараясь удержатся на ватных ногах.
   Земля содрогнулась от рухнувшего тела, едва не сбив меня с ног. Мгновение я изучал огромную тушу, не в силах сдвинуться с места. Воздуха не хватает, легкие горят огнем, а сердце от пережитого колотится в десять раз быстрей обычного. Вдобавок невыносимо болит рана на плече, хотя там царапина, пустячное рассечение...
   Снаружи послышались крики ненависти и удивления. В шатер вбежали стражники, в руках копья и мечи, а глаза шарят по распростертому гиганту. Стражники молчат, недоверчиво смотрят на сюзерена, вдруг он жив. Сейчас поднимется, скажет: пошли вон, я сам разберусь.
   -- Не поднимется, -- с надменностью выплюнул я, стараясь не упасть от слабости. Шагнул к трупу, вырвал из сведенных судорогой пальцев его меч. -- Он жил как скотина, и сдох так же...
   Странно, но огромный с виду "змей", так я окрестил меч гиганта, по весу едва ли не легче моего бывшего меча. Сжимая удивительно удобную, рифленую рукоять, я дивился его красоте. Изгибы лезвия поражают зеркальной поверхностью, острая кромка без зазубрин, хотя лупил я по нему со всей дури. Настоящий рыцарский меч, не те плохенькие болванки, что приходилось держать мне раньше...
   Передний стражник скользнул взглядом по товарищам, те медленно пятились. Но, он видимо из самых подвижнических, заорал:
   -- Вперед!
   И сам рванулся первым. Я неуклюже взмахнул мечом, еще не привыкну к его длине. Раздался резкий скрежет, чавкающий звук. Лезвие не встретило никакого сопротивления, а стражник рухнул на землю, разрубленный до пояса. Его соратники, как и я, с ужасом смотрят на бесформенную груду мяса, фонтанирующего кровью.
   -- Ну, кто следующий? -- я сделал шаг вперед, чувствуя, как усталость покидает изнемогающее тело, и от диковинного меча в кровь вливается злая сила.
   К чести стражников никто не побежал, но, спустя секунду, я вышел из шатра невредимым. Доспех с ног до головы забрызган чужой кровью, даже сапоги скользят на траве, но сердце стучит уверено и мощно.
   Я забрал щит, поймал своего коня, одним движеньем взвился в седло. Успел мимолетно подумать, что слишком уж быстро организм восстановил силы, раз у меня теперь энергия едва ли не из ушей брызжет. Может быть, на мече не только чары неуязвимости?
   При взгляде на меч, сердце наполнилось ликованием и дурной силой. В памяти вспыли все слова о том, что мужчина без оружия это так, тьфу, плюнуть и растереть... А с мечом -- эге-ге-гей!
  

* * *

   Солнце уже спряталось, лишь над горизонтом еще пылал пурпурным горячий отсвет, будто от гигантской доменной печи. Однако сумерки не наступили. Мир пылает, в сумрачном небе отражаются огненные пятна. От обилия красного кажется, что вновь угодил в ад.
   В лагере хорвов твориться что-то невообразимое. Повсюду крики, звон оружия, пылают шатры. Кое-где даже настоящий пожар, кажется, что воины сражаются в огненном море -- загорелись полевые травы. Там страшно мелькают тени, взвиваются на дыбы призраки коней, в объятья пламени низвергаются павшие. Видится, будто вместе с дымом, пеплом и огненными искрами к нему отлетают полные боли души.
   Придержав хрипящего от боевого пыла коня, я оглянулся.
   Замка почти не видно из-за огненной стены, так весело горят баллисты и требушеты, видимо туда уже добрались воины черта. Волна удушливого дыма поднимается к самому небу, застилает звезды.
   Я отвернулся с сожалением, что-то защитники Лэндшира не торопятся на помощь. Мой конь всхрапнул, и, повинуясь движению колен, в сотый раз рванулся в гущу схватки.
   "Змей" замелькал перед глазами, я еще раз поразился его малому весу и той легкости, с какой рубит железо доспехов.
   Я окончательно ошалел от крови и смерти вокруг. Перед глазами то и дело взметываются пурпурные брызги, валится фигурка в черных латах. Впереди звонкий хруст, чавканье, от перерубленных мечей и тел. Уши часто обжигает чей-то крик боли, заставляя сердце сжиматься и забиваться в сапог. Мой конь тоже, гордый всадником, сражается, как боевой носорог. Бьет копытами, мотает бронированной головой, на стальных шипах пузырится еще горячая кровь.
   Далеко впереди я заметил Максимуса, тот сражается как машина смерти. Ни одного крика, лишнего движения или взмаха. Методично, будто жнец, вскидывает меч, обрушивает лезвие на врага. На миг мне стало жутко от всей этой кровавой бани, желудок бросился к горлу, меня едва не вывернуло. В ноздри бьет запах свежей крови, глаза натыкаются на изувеченные тела, а череп вот-вот расколется от бряцанья железа...
   В рядах сражающихся вдруг промелькнуло что-то знакомое, мощно прорубилось сквозь ряды врага, обожгло глаза сиянием лат. Отвратительный лязг мечей перекрыл знакомый голос, что громоподобно крикнул:
   -- Во славу Господа, не жалей живота, руби вражину!!
   -- Сэр Гунтер Святобой, -- прошептал я пораженно. -- Наконец проснулся!
   Крестоносец рубился как лев, в руках два меча, они сливаются в сплошном сиянии, настолько часто наносятся удары. Фонтанами брызжет кровь, тяжелые алые капли от каждого взмаха взлетают высоко вверх, ниспадают красным дождем.
   Но вот крестоносец взмахнул мечом, отразил чей-то выпад и тут же ударил другой рукой. Адский рыцарь с предсмертными хрипами завалился на землю, из рассеченной груди вытекают пенистые легкие, внутренности сразу рассыпаются обугленным пеплом.
   Сэр Гунтер рванулся вперед, могучим ударом рассек хорва почти пополам, второй меч вонзился в шлем Максимусу. Того сбило с коня, рыцарь исчез под копытами.
   -- Что же ты делаешь, сволочь?! Союзников бьешь! -- прорычал я, бросая коня навстречу.
   Сэр Гунтер уже вновь налетел на врага. Под его ударами осели на землю два хорва, затем страшным снарядом отлетела голова адского рыцаря, обильно брызнуло красным. За крестоносцем двигается десятка четыре рыцарей, стараются не отставать от предводителя, закрыть того телами. Но сэр Гунтер всегда вырывается из кольца, бросает себя в самую гущу сражения.
   Я рубанул мечом, вновь бросился вперед, а сзади захрипел перерубленным горлом хорв. Его тут же смяли, затоптали. Сэр Гунтер заметил меня, злобно зарычал, бросил коня навстречу. В два прыжка его конь оказался рядом, мечи одновременно метнулись ко мне, один сразу изменил направление и рванулся к горлу.
   Я отбил щитом один удар, едва успел мечом парировать второй, сухожилия в плече затрещали от неимоверного напряжения. Но сталь встретила сталь и высекла сноп искр. Я видел, что под решетчатым забралом округлились голубые глаза крестоносца, привык, что такой удар никто не сможет сдержать. Но его глаза тут же посерьезнели, стали суровыми, на крестоносца обрушился шквал ударов. Я намеренно рубил плашмя, не заботясь о целостности меча, не хочу убивать союзника. Бил щитом, теснил грудью, не давая сэру Гунтеру места для использования преимущества двух мечей.
   -- Да сдохнешь ли ты, наконец?! -- Взъярился сэр Гунтер, ударил сразу двумя мечами.
   Я пригнулся к конской гриве, пропуская шипящие лезвия над головой, всю силу вложил в удар. Мой кулак в латной перчатке попал прямо в забрало гунтеровского шлема. Крестоносец всхрапнул конем, вылетел из седла, с грохотом рухнул в траву.
   Я едва успел натянуть повод, мой конь уже вознамерился растоптать наглеца, что выступил против его великолепного наездника. Я успел мимолетно подумать, что животные иногда умнее людей.
   -- Вставай, сэр Гунтер, -- крикнул я хрипло. -- Сраженье еще не окончено.
   Крестоносец пошевелился, обхватил руками голову, с трудом стащил искореженный шлем. На меня уставились расширенные от удивления, если не сказать жестче, глаза. Лицо вытянулось, из носа вытекают две красные струйки.
   -- Клянусь грешной землей... -- пробормотал крестоносец ошеломленно. -- Я узнаю этот удар...
   Сейчас рыцарь не смог бы отразить удара, стоило только двинуть плечом, и меч отделил бы его голову от плеч. Но мне нужен был такой воин, битва еще кипит, а крестоносец стоил десятка опытных рыцарей!
   -- Дерись, Святобой! Хорвов еще много, каждому хватит. Но не трогай мое воинство, сегодня у нас общие враги! -- прорычал я.
   -- Я буду драться с тобой, исчадье ада! Проклятый вампир! -- свирепо заорал сэр Гунтер. Мгновенно вскинулся, попутно двинул рукой и на землю рухнул хорв с прорубленным черепом.
   Но я не дал ему приблизиться и занять позицию, рванулся навстречу, ударил щитом, ошеломляя. Бешено заорал:
   -- После боя я буду драться с тобой, клянусь! Только ты и я! Но сейчас защити свой народ, свой дом, Святобой, или будь ты проклят!..
   Рыцарь остановился, ошеломленный давлением.
   -- После боя, -- тяжело прохрипел рыцарь, видимо ему тяжело было договариваться с Тьмой. Он уже громче выплюнул: -- Бой будет насмерть!
   -- Как тебе будет угодно! -- зло крикнул я и рванулся прочь.
  

* * *

   Дым забивает легкие, дышать тяжело, он режет глаза. Я уже не ориентируюсь во врагах, кругом вооруженные танки на конских спинах, все орут, колотят друг друга железными болванками. Страшная рубка кажется бесконечной, вокруг только искореженный металл, кровь и мертвецы. Дважды меня сбрасывали с коня, один раз даже топтали копытами, но мне везло. За тем исключением, что едва не сломал руку, да оба раза бахнулся на раненое плечо.
   Странно, но на некоторое время жгучая боль отрезвляла, хотя и хотелось взвыть. Появлялся странный холодный расчет, сознание уже упилось кровью и жестокостью, теперь просто фиксировала факты. Это не человек-хорв скачет на меня, а вражеский юнит, как в компьютерной игрушке. Легкий взмах "змея" и юнит летит наземь...
   Дважды я видел сэра Гунтера. В рыцаря будто бес вселился, неутомимо рубит все вокруг, но рыцарей ада старается объезжать. Верность слову не пустой звук, да и когда за спиной остались старики, женщины и дети, все остальные уже в бою, поневоле начнешь придерживаться обещаний. Это пусть святоши не принимают помощи в битве насмерть, сами никогда в бой не идут, за редким тамплиерским да госпитальерским исключением.
   Я рубился с холодной яростью. Перед глазами плавают огненные круги, окрашиваются кровью. Но вижу не погибающих людей, а горящую на костре супружескую чету из села Праведного, да мертвого патера на дверях часовни. Каждый мускул тела напряжен, я с криком обрушиваю удары, едва не зубами вгрызаюсь во врага...
   Что-то вдруг изменилось... Время будто замедлилось...
   Теперь люди как во сне взмахивают оружием, лениво и плавно. Я на миг замешкался, но вокруг прокатился испуганный шепот адских рыцарей:
   -- Ангел Смерти!
   Я метнул взгляд в сторону и обмер.
   Среди нестройных рядов рыцарей короля шел ангел. Высокий, почти в два человеческих роста. Красивую, мужественную фигуру подчеркивают золотой панцирь, легкая туника. За широкими плечами колыхаются серые крылья. Лицо ангела настолько красиво, что вид завораживает иконописью.
   Ангел идет сквозь ряды людей и нелюдей, внимательный взгляд проникает в самую душу. Почти возле каждого второго ангел на миг замирает, вдруг подталкивает в спину. И человек жутко вскрикивал, натолкнувшись на вражеский меч. Брызгала горячая кровь, тело падало под ноги, а ангел уже шел дальше, наталкивал на копья других.
   "Что за хрень такая?! -- пронеслось в моей голове. -- Тоже какие-то мутации?!! Но... почему его никто не видит?!"
   Все новые и новые люди гибли под властью Ангела Смерти, жнеца...
   -- Если так пойдет и дальше, мы фиг погоним буржуев! -- пробормотал я.
   Решение пришло неожиданно, и, внезапно для себя, я стиснул зубы и бросил коня к шагающей фигуре.
   -- Стой!
   Ангел Смерти от неожиданности стал, хотя я мог бы поклясться, что его и бронетранспортер не остановит. Взгляд небесно-голубых глаз обратился ко мне, заморозил равнодушием. Тонкие губы шевельнулись:
   -- Уходи прочь, человек!
   Я будто наткнулся на стену. Мелодичный голос зачаровывал, сковывал. Усилием воли я поднял меч, замедленно спрыгнул с коня. С трудом сделал шаг, будто двигался в цементном болоте.
   -- Стой! -- прохрипел я. -- Хватит... смерти.
   Ангел удивленно поднял бровь, спросил:
   -- Ты... смеешь вставать на пути? Ты?!
   Говорящий враг -- уже полврага. Я с усилием передвинул ногу еще на шаг, взял меч двумя руками. Стараясь, чтобы голос не дал петуха, прохрипел:
   -- Уходи!
   Ангел скользнул по мне взглядом, показалось, что меня пронзили ледяные стрелы. Все внутри застыло, сердце стучит едва-едва, даже кровь охладела и прекратила ток.
   -- Ты странный... очень странный, -- сказал Ангел с холодным удивлением. -- Ты не мертвый, но я не могу забрать твою жизнь... повторно...
   Ангел Смерти замешкался, по крайней мере, мне так показалось. Он был само равнодушие, но мне почудилось, что замешкался. Потом он сказал раздраженно:
   -- Отойди!
   Не в силах хоть что-то сказать, в глазах все плывет, я покачал головой. С трудом поднял меч, суставы деревянно заскрипели, но вытолкнули полоску стали. Бряцнуло, брызнул сноп оранжевых искр. Ангел Смерти опустил голову, я заметил, как поползли тонкие брови вверх, когда заметил узкий разрез на груди. Крови нет, будто оцарапал гранитную плиту.
   Ангел поднял взгляд, у меня внутри все оборвалось.
   -- Я не знаю, кто ты... и не понимаю, почему не могу остановить тебя... -- замедленно сказал он. -- Я уйду... но, будь уверен, мы еще встретимся...
   Хлопок! Будто пелена спала с глаз! Все разом ожили, битва закипела. Со всех сторон послышался звон железа, крики, проклятия.
   Ангел Смерти исчез...
   Я едва не упал от страха и слабости, колени дрожат, руки трясутся так, что меч выпадает из рук. Но сзади взрывной волной докатился возглас:
   -- Победа!
   -- Враг отступает!
   -- Победа!!!
  

АВЕНТЮРА XVII

   Пылающее поле заполнено размытыми тенями. Звон железа доносится все реже и реже, кое-где вспыхивают короткие драки, но быстро стихают. Из уст в уста люди передают неслыханную новость -- враг бежал!
   Я устало опустился на камень, свинцовая усталость навалилась на тело, даже мысли исчезли. То ли от огня, то ли от схватки, а может и от страха, но меня колотит в ознобе и тут же бросает в жар. На ресницах дрожат капли горячего пота, он режет глаза.
   Мой равнодушный взгляд скользит по черному полю, отчасти из-за прошедшего пожара, отчасти из-за обилия мертвецов в черных латах. Прямо по телам мертвецов бегут люди, кричат, победно вскидывают оружие...
   Сбоку донеслось конское ржание, топот копыт. Я поднял взгляд, Максимус вскинул меч, отсалютовал. Доспех рыцаря изрублен настолько, что, кажется, будто его переехали катком и пропустили через шреддер. Но голос прозвучал спокойно:
   -- Хорвы отступили, сэр Арнольв. Победа!
   Я поднял тяжелую голову, снизу вверх рассматривая рыцаря. Спросил недоверчиво:
   -- Неужели всех порубили?
   Огоньки глаз Максимуса на миг потускнели, он сказал равнодушно:
   -- Хорвы редко дерутся до последней капли крови. Они берут численностью, хитростью, но не мужеством... впрочем, из наших тоже почти никого не осталось. Если насчитаем десяток -- будет удача.
   Я кивнул. Разговаривать не хотелось, меня тянуло к земле. Сейчас бы в горячую ванну, расслабиться, смыть пот и кровь. А то скоро вообще озверею, как эти придурки рыцари! Или еще лучше -- поспать... прямо здесь и сейчас. Уже сил нет...
   Максимус помолчал, сказал, старательно пряча удивление:
   -- Вы храбро сражались, сэр Арнольв, и... выжили! Кроме того, если бы не вы, вполне возможно, что битва была бы проиграна...
   Я махнул рукой, куда уж меня сравнивать с теми, кто всю жизнь меча из рук не выпускает. Но каждому приятно, когда его хвалят, и я довольно спросил:
   -- Ты сейчас расскажешь, ага, так уж и герой?
   Максимус сказал серьезно:
   -- Вы победили самого Тарнагарума, сына Изверга, которого все считали непобедимым. Даже отобрали его зачарованный меч! А Тарнагарум стоит сотни воинов!
   -- Это была удача, -- отмахнулся я, расцветая внутри.
   -- Вы сразили сэра Гунтера, -- упрямо возразил воин. -- Если бы не вы, крестоносец продолжал бы бороться против всех. А такая тактика даже королевства губит!
   Я так же упрямо, едва сдерживая губы, что вот-вот расплывутся в довольной улыбке, сказал:
   -- А что мне было делать? У меня не было выбора, иначе поражение...
   Голос Максимуса окрасился уважением и мистическим трепетом:
   -- Вы... прогнали Ангела Смерти!
   Тут уж я не удержался, ухмыльнулся во весь рот, благо, хоть в закрытом шлеме сижу. А Максимус закончил, да так, что у меня ледяная волна прокатилась по всему телу:
   -- Да, вы герой, сэр Арнольв! Я рад, что мне выпала честь сражаться с вами плечом к плечу... но маркиз захочет лично уничтожить такого героя! Это ведь его поражение...
   Я сразу вспомнил план черта, сердце в страхе заколотилось, как всегда бывает, ожидая чего-либо. К счастью, Максимус не почувствовал перемены в моем настроении, сдавил коленями конские бока. В голосе прозвучало уважение:
   -- Прощайте, благородный рыцарь, мне пора! И пусть вам всегда сопутствует ваша удача, может быть, еще не один такой меч добудете!
   Конь Максимуса заржал, взвился свечкой. Я проводил глазами адского рыцаря, который уводил обратно остатки своего воинства. Сплюнул:
   -- Типун тебе! Хватит мне и одного меча... теперь домой пора.
   Я услышал конское ржание, знакомые отрывистые команды, и со вздохом поднялся.
   Ко мне ехал сэр Гунтер Святобой. Его доспехи измяты, покрыты вражеской кровью. В левом плече торчит обломок стрелы, засевшей между пластинами.
   -- Готов к схватке, мерзавец?! -- издалека проревел он. -- Я убью тебя!
   Я неторопливо воткнул меч в землю, скользнул по зеркальному лезвию восхищенным взглядом, и стал расстегивать ремешки на шлеме. Меня обдало мощным запахом конского пота и крови, земля дрогнула под копытами коня сэра Гунтера.
   -- Что молчишь, кровопийца?! -- прорычал он, нависнув надо мной. -- Ты обещал бой!
   Я отстегнул последний ремешок, стащил шлем, тот котелком звякнул в траву. Под оторопевшим взглядом крестоносца я прикоснулся к вышитому на конской попоне кресту, перекрестился демонстративно, и произнес устало:
   -- Сэр Гунтер, я не тот, за кого вы меня принимаете...
  

* * *

   Крестоносец резким движением сорвал со своей головы шлем, золотые волосы упали на плечи слипшимися от крови сосульками. Я увидел испещренное шрамами и рубцами лицо бывалого воина, выдающиеся надбровные дуги. Во впадинах воинственно блистают глаза, тяжелая нижняя челюсть выдвинута вперед.
   -- Но... где же проклятый вампир, что... -- крестоносец замялся, с трудом выговорил: -- сразил... меня на турнире? Это происки дьявола? Юноша, скажите мне, трусливый кровопийца сбежал?
   Я покачал головой:
   -- Благородный сэр, вы сражались на турнире не с вампиром...
   -- Не с вампиром? -- ошеломленно повторил сэр Гунтер.
   -- Это был я, сэр Арнольв, к вашим услугам.
   На высоком лбу крестоносца собрались складки, там отразилась такая работа мозга, что казалось, сейчас из ушей пар пойдет.
   -- Но как же... юноша, тогда вы... вы были -- на стороне Сатаны? -- почти шепотом спросил сэр Гунтер. -- А сегодня сражались с его слугами, помогали христианскому городу, спасали его людей...
   Я на всякий случай отступил на шаг, ибо крестоносца начинает заносить. Сказал поспешно:
   -- Это долгая история, благородный сэр, я вам обязательно расскажу по дороге...
   Крестоносец спрыгнул с коня, воздел меч, проговорил угрожающе:
   -- Долгая история, говоришь? Так вот каков еретик? Конечно, ты мне все расскажешь, даже споешь... -- рыцарь замялся, спросил подозрительно: -- Что значит по дороге? По дороге куда?!
   Я отступил еще на шаг, уже пожалел о том, что оставил меч воткнутым в землю. Сказал торопливо:
   -- Ее высочество принцесса Киата в плену у маркиза де Варга! Моя цель ее освободить!
   Крестоносец остановился, глаза недоверчиво обшаривали мою рожу в поисках хитрости. На его лбу складка стала глубже, рядом пролегла вторая, что вообще-то уже нонсенс для военного человека. Две складки значат, что извилин уж точно больше одной. Но ладно еще, если у собаки или коня, но чтобы у рыцаря?
   -- Откуда ты знаешь это, слуга Тьмы? -- спросил сэр Гунтер с подозрением.
   Ага! Похоже, меня убивать не будут, или, по крайней мере, не сразу! А мне только дай возможность поболтать, уж рыцаря как-нибудь заговорю!
   Я осторожно сказал:
   -- Я видел ее, благородный сэр.
   Брови крестоносца взлетели:
   -- Видел? Когда? Где? С тех пор, как ее похитили из моего замка, я ничего не слышал о принцессе!
   -- Я видел ее высочество в замке маркиза де Варг, -- сказал я медленно, удерживая глазами меч крестоносца, что медленно опускался. После моих слов лезвие вновь взлетело, я поспешно добавил: -- Я попал в беду, и маркиз мне пытался помочь! Но, узнав о том, что принцесса удерживается насильно, я тут же воспылал благородными позывами... в смысле, порывами, и попытался ее вернуть домой!
   Меч крестоносца вновь стал опускаться, но голос прозвучал уже спокойнее, хоть и все так же подозрительно:
   -- Что же тебе помешало, еретик?
   Я подумал, ответил честно:
   -- Вы, благородный сэр...
  

* * *

   Костер пылал так жарко, что я отодвинулся. Угли выстреливают в небо снопы багровых искр, они неторопливо тают. В небесных сумерках отражается пламя, мелькают торопливые тени, не то летучие мыши, не то вороны.
   Я отвернулся от огня, заметил тени на поле брани, кожи коснулся морозный ветер. Я торопливо, хватит на сегодня насилия, вернул глаза к огню.
   Рыцари короля Дагобара и защитники замка Лэндшир сновали по полю битвы, торопливо мародерствовали. Я с дрожью отметил женщин и детей, что на равных с мужчинами сдирают с мертвецов сапоги, оружие и доспехи, срезают кошельки. Пару раз мелькали коричневые рясы священников, что над павшими читали очистительные молитвы, брызгали святой водой. Если доспехи не распадались прахом -- позволяли забирать. А крестьяне и рады, тут же стаскивают с мертвецов не только броню, но и рубахи, штаны, а то и нижнюю сорочку.
   Часто горят костры дозорных, бдительно охраняющих лагерь победителей, пока грабят проигравших. Ведь трупы в замок не потащишь, да и не нужно, разденут прямо здесь. Кое-где из наступающей ночи слышалось рычание и скулеж, в темноту с ругательствами летели горящие палки. Это отгоняют зверье, что уже настроилось на пир.
   Я оглянулся на взрыв хохота и ругательств, неподалеку, вокруг большого костра пирует толпа воинов. На огне печется мясо, в тусклом свете видны глиняные кружки, льется вино. Воины важно пересказывают, щедро привирая, свои и чужие подвиги, один другого удивительнее. Я краем уха услышал о могучем рыцаре, который завалил самого Тарнагарума. На нас с сэром Гунтером посмотрели с уважением, но подойти не решились.
   Я пододвинулся к костру, жар такой, что от доспехов идет горячий пар, а волосы сразу начинают трещать. Поспешно снял с углей кусок мяса, нанизанный на чью-то шпагу. Мясо горячее, но я почти с рычанием вцепился в него зубами. За долгую битву вымотался так, что желудок уже возле горла, налету подхватывает пищу.
   -- ...Я даже не думал, что так близко от Киаты... -- прошептал крестоносец потеряно. Мужественное лицо его красиво подсвечивают снизу угли, в голубых глазах пляшут искры, а морщины и шрамы кажутся глубже. -- Зрел, что дева на седле, но...
   -- Это уж точно, не думал, -- сказал я мстительно, вспоминая могучий удар сэра Гунтера, который выбросил меня из седла. -- Я едва богу душу не отдал!
   Крестоносец скользнул по мне подозрительным взглядом, мол, еще не ясно, богу бы отдал или дьяволу. Но, читалось в его глазах, Святая Церковь разберется, отделит зерна от плевел.
   Я почувствовал холод при воспоминании о катакомбах Лэндшира. Наверное, это отразилось на моем лице, подозрение в глазах крестоносца стало глубже. Он вернулся к костру, потащил ломоть мяса, в его словах сквозила горечь:
   -- С Киатой всегда было много хлопот... я знал, что произойдет что-нибудь подобное. Она всегда завидовала мужчинам, хотела, чтобы женщины шли в бой бок о бок с ними. Не сидели в замках дурами, пусть и красивыми дурами, не ждали своего часа... вот я и подумал, что это она устроила похищение. Вполне в ее духе... искал, конечно, на каждом тракте дозорных предупредил. Но тут, как назло, тревожные слухи поползли с границ, не до того стало...
   -- Женщиной быть тоже нелегко, -- возразил я.-- С мужчин только кажется, что спрашивают больше. Женщина должна быть не только красавицей, но и умницей. Иной выбирает себе не по красоте, а по уму, способную поддержать разговор... война женщины не менее сложна мужской. Женщины создают уют в доме, воспитывают наследников, борются с Тьмой красотой и чистотой душ, залечивают наши раны. И придают сил, иначе, ради кого бы мы маялись дурью... в смысле, совершали подвиги? Мы слишком ленивы, сидели бы в берлогах, а не на драконов охотились...
   Сэр Гунтер впервые посмотрел на меня с уважением, в его глазах заблестело. Голос дрогнул:
   -- Как вы правильно говорите, сэр Арнольв. Я то же самое пытался сказать Киате, но не получалось. А у вас каждое слово попадает... в цель. Правильно, как нужно.
   Я смутился, отмахнулся:
   -- Книжки нужно читать.
   Сэр Гунтер ахнул, глаза расширились:
   -- Но ведь это... от лукавого! Пастор всегда говорил, что все иное кроме Писания -- греховно!
   Я пожал плечами. Да, сейчас их священники говорят именно так. Сжигают книги, свитки, берестяные дощечки. Все, что досталось им при захвате земель от язычников. Доказывают, что религия Христа сильна, независима и единственно правильна, что в силах побить наследие чужих богов. А для тупого быдла именно такая демонстрация силы и нужна, мол, если мы уничтожаем капища язычников, значит наш бог сильней. Умение же думать, переоценивать, смотреть на мир с разных углов -- ересь. Это потом уже церковники будут в спешке и жадности охотится за книгами, портить зрение, под светом свечей вглядываясь в потемневшие от времени страницы.
   "Эх, -- мысленно вздохнул я. -- Мне бы сейчас автомат или, хотя бы, пистолет! Вот бы туго пришлось местным "знаменитым" воинам..."
   У меня внутри все встрепенулось! А что если, правда, создать пистолет?! Или, на худой конец, хотя бы порох. А там и до пластиковой бомбы недалеко... наверное...
   Так, что из химии я помню? Из чего состоит порох, можно даже дымный? Или какой был первым: черный, серый?.. Не помню... так из чего он состоит? Селитра? Магний? Угольная пыль?..
   Я завял... да уж, хорош, ничего не скажешь. К своему стыду я не то, что не знаю, из чего состоит порох, даже не понимаю загадочных "селитр" и "магниев" и с чем их едят. В смысле, где их искать... так что для создания пороха еще рано... а хотелось бы!
   -- Но, -- прошептал крестоносец, -- зачем маркизу де Варгу похищать Киату? Выкуп? Или...
   -- Нет, -- поморщился я, заметив испуг в глазах воина. -- Дело не в самой принцессе, а в вас.
   -- Во мне?!
   -- Эта армия, -- я обвел рукой поле, -- не единственная. Как стало известно, скоро на ваше королевство ринется целое полчище. А вы -- могучий воин, истинный полководец. И можете доставить маркизу много проблем. А, когда его нож находится у горла принцессы, вы связанны по рукам и ногам... возможно, де Варг планировал еще и потребовать что-нибудь от вас, например, -- предательство короля...
   -- Но ведь... это подло!
   Я лишь пожал плечами. Наивный он, как дитя, ей богу! С хрустом потянулся, каждый суставчик болит, мышцы ломит от непривычной нагрузки. Под рубахой невыносимо зудит, будто по коже ползают муравьи. И как они здесь живут?! Вон, рыцарь сидит себе, на роже пятна грязи, чужой крови, а ему хоть бы хны...
   Сэр Гунтер посмотрел куда-то за мою спину, уронил глухо:
   -- Рассвет скоро уже...
   Я обернулся, ничего не заметил, вокруг поздняя ночь. Даже гуляки устали пробивать винные бочки, спят там же, где пировали.
   -- Нужно поспать, -- сказал я устало. -- Завтра... нет, уже сегодня предстоит тяжелый день...
  

АВЕНТЮРА XVIII

   Знакомый лес вокруг замка Варг произвел странное удручающее впечатление. Казалось, что не осталось в нем ни единого знакомого места, тропки, придорожного кустика. Все чужое, страшное, темно-зеленого, почти черного цвета, будто на деревья обрушился грязевой ливень. Из глубины леса воняет болотом, гнилью и жабами. Душные запахи застарелой воды накатывают одновременно с могильной сыростью.
   Я ехал в помятых доспехах черных рыцарей, оставив старый доспех с амулетом черта на поле боя. Не стоит вызывать у маркиза лишних подозрений. Но двуручный меч Тарнагарума, "змей", покоился за моей спиной, на специальной перевязи. Такую ценность я бросить просто не мог...
   Конь подо мной фыркал, испугано косил глазами в чащу, жалобно ржал. Из чащи то и дело доносятся странные звуки, хлюпающие шаги, словно кто-то тяжелый двигается сквозь болото. Я пару раз успел заметить мелькнувшие фигуры, с ужасными наростами на спинах и с рогами. Дважды совсем рядом раздавался заливистый женский смех, мелькало обнаженное тело, нереальное белое во тьме леса.
   -- Сатанинские силы собираются! -- с ненавистью выплюнул сэр Гунтер, набожно осеняя себя крестом и краснея до ушей, при виде налитых соком женских тел. -- Чуют людские грехи...
   Я обернулся на квакающий рык из чащи, вспомнил слова черта, что он будет рядом. Не слишком-то утешающие слова, от черта одни несчастья, да и душу они по поверьям украсть хотят, но мне было так спокойней. Ох, чувствую, когда отброшу тапочки, придется мне отвечать за многое...
   -- Сэр Гунтер, это нам на помощь... -- неуверенно сказал я. На самом деле хрен его знает, что там за твари. Может и самого съедят.
   Крестоносец смерил меня уничижительным взглядом, скривил рот, с отвращением спросил:
   -- Нам на помощь? Помощь от дьявола принимает только глупец или трус!
   Я замялся, демон противоречия взъярился во мне, хотя сам не люблю подачек и спасителей. Я сказал упрямо:
   -- Каждый разумный человек воспользуется шансом ослабить противника. И эта помощь, не больше чем военный союз!
   Сэр Гунтер сказал с еще большим отвращением:
   -- Наверное, монахи правильно говорили, что книги несут грех... это ведь ты в них прочел? Потому, что каждый честный человек никогда не станет побеждать с помощью хитрости! Это недостойно мужчины.
   Я разозлился, чувствуя, что я прав, но в словах тупого средневекового вояки есть что-то мне недоступное. То, что мои современники давно утратили, привыкши сбиваться в стаи и загрызать сильнейшего. Ведь, в моем мире побеждает не сильнейший, а хитрейший, тот, вокруг которого собралась толпа таких же...
   -- До военной мудрости тебе еще расти и расти! -- ядовито сказал я, умышленно опуская уважительное "сэр".
   Крестоносец вскинулся, ладонь до хруста суставов сжала эфес меча:
   -- После победы я убью тебя в честно поединке! И потом, когда твою голову заберут монахи, я распоряжусь написать на могильном камне: "Хитрость -- удел трусов и слабаков!".
   Я с лязгом захлопнул рот, уже намереваясь язвительно ответить, как умеет любой мой современник. Остро, с ядом и подковыркой. Но потом подумал с сожалением, что крестоносец прав. Для него нет иной жизни, нет иных ценностей. Здесь действительно выживает сильнейших, а маги и прочие колдуны -- нечисть и слабаки. И плевать всем, что эти мудрейшие люди двигают их тощий мирок к будущему... здесь есть идеалы, а против идеалов, как говориться, нет приема...
   -- И все же, стратегия, тоже воинская хитрость, -- загадочно уронил я, чтобы оставить за собой последнее слово.
   -- Внимание, стратег, -- с презрением сказал сэр Гунтер, -- замок Варг!
  

* * *

   Нас заметили.
   Над зубчатой стеной показались головы в рогатых шлемах, -- одни черные рыцари. Я обеспокоено заерзал, не понравилось отсутствие гоблинов. Черные, того и гляди, могут нашпиговать стрелами. А мы перед воротами как раз удобная мишень для тренировки. Прямо как бегущий заяц в тире!
   На замковых стенах оживленно забегали, у меня спина покрылась мурашками, сейчас начнется. Но, вопреки самым худшим опасения, ворота дрогнули, и со крипом стали разеваться.
   -- Вот тебе первая воинская хитрость и стратегия, -- скрывая бравадой страх, прошептал я. -- Заставь врага поверить, что ты свой.
   Сэр Гунтер не ответил, весь как скала, кажется, что и ядро катапульты не сшибет с коня. Я с радостью подумал, что крестоносец тоже боится! И сразу стало легче, хорошо, когда ты не один такой...
   Ворота гулко ударили в землю, подняв облако пыли. Я бросил взгляд на крестоносца, и тронул повод. Над головой жирной чернотой промелькнул закопченный факелами потолок, а за спинами раздался тяжелый скрип. От неожиданности я резко обернулся, едва не сверзился с седла. Замковые ворота поднимались, вдобавок, с клацаньем из щели в потолке упала решетка, отрезав пути к отступлению.
   "Все, обратной дороги нет, -- промелькнуло в моей голове, но другой голос трезво заметил: -- Как будто раньше она была? Расслабься, и получай удовольствие..."
   Мы въехали во двор, мой конь тревожно всхрапнул, жалобно заржал.
   На стенах, в тайных нишах и углублениях, везде черные рыцари. В нас направлены десятки арбалетов и луков, на стене я заметил еще и копейщиков, все смотрят прицельно, готовы убить по одному слову. От напряжения воздух дрожит, сейчас зазвенит!
   По позвоночнику прошла волна онемения, под ложечкой неприятно засосало. Я медленно поднял руку, постарался твердо сказать:
   -- Меня зовут Арнольв! Я гость его светлости маркиза де Варга!
   Ответом была напряженная тишина. Ни команды "бросить орудие, мордой в пол", ни приглашений на пир -- ни единого шороха. Все чего-то ждали... и дождались...
   Из полутьмы галереи донесся сильный, но, в то же время, мелодичный голос:
   -- Я узнал вас, Андрей Викторович, хотя доспехи на вас явно с чужого плеча...
   У меня мороз прошелся по коже, сердце тревожно заколотилось, а рациональный голос внутри завизжал: "Дурак! Нафига ты сюда приперся?!"
   -- Алан, здравствуйте! Я рад, что, наконец, добрался сюда... -- стараясь, чтобы голос был радостным, сказал я. -- Вы не представляете, что мне пришлось пережить!
   Маркиз не вышел во двор, но я заметил знакомый силуэт во мраке галереи.
   -- Где вы были, Андрей Викторович? И кто это с вами, неужели сам сэр Гунтер Святобой, барон Лэндширский?
   Я поежился под взглядами черных рыцарей, больное воображение уже рисует двух нашпигованных стрелами дураков, сунувшихся в змеиное гнездо.
   -- Но... -- замялся я, обвел взглядом ряды черных рыцарей. -- Не лучше бы поговорить в более спокойной обстановке?
   Голос маркиза резанул морозом:
   -- Предоставьте это решать мне. Итак, что происходит?
   Я знаком показал крестоносцу спешится, вылез из седла сам. Плечи и спину буквально обмораживало дыханием смерти на острие стрел. В висках кузнечным молотом стучала кровь. Я осторожно обернулся к крестоносцу, протянул руку:
   -- Сэр Гунтер, дайте меч.
   -- Ты что, с ума сошел?! -- ахнул рыцарь, не то от возмущения, не то от ярости.
   Я сделал шаг вперед, тихо прошипел:
   -- Доверьтесь мне, я знаю, о чем говорю... да отдай же мне меч, болван!..
   Рыцарь задохнулся от моей наглости, а я, не дожидаясь взрыва ярости, поспешно рванул его меч из ножен. Отошел торопливо, не дай бог, потасовку начнет, нас тогда в ежей превратят. Только вместо иголок, будут торчать стрелы и копья...
   Я обернулся, швырнул меч крестоносца, тот прозвенел на камнях замкового двора и замер у ног маркиза.
   -- Я привез вам врага, Алан! Того, по чьей вине захлебнулось сражение за принцессу. Вручаю его жизнь, точнее, его скорую смерть в ваши руки!..
   Сзади проревело:
   -- Что?! Мерзавец, ты предал меня!!!
   Тут же послышалась возня, лязг металла. Я шарахнулся в сторону, но на разъяренного рыцаря уже навалились слуги маркиза. Крестоносец исчез под валом черных лат.
   Я тайком перевел дух, отошел еще на пару шагов и обернулся. Маркиз вышел из тени, щурился, рассматривая меня. Потом перевел взгляд на изрыгающего проклятья крестоносца, разлепил губы:
   -- Почему? Я думал, что вас пленили хрустальные грезы о справедливости и примитивные идеалы тупых вояк с крестом на груди... почему, Андрей Викторович?
   Я самую малость замешкался, со стыдом признался:
   -- Я... я уже говорил, Алан, что это не моя война... мне нужно домой...
   Губы маркиза скривились, на холеном лице проступило отвращение, но он тут же овладел собой.
   -- Где же вы были все это время?
   Я натурально вздрогнул, благо впечатления были еще свежи. Даже голос мой дрогнул:
   -- После того, как барон Гунтер подоспел к деревне с отрядом рыцарей, я мало что помню... очнулся уже в казематах монастыря в Лэндшире. Меня хотели сжечь, Алан! Сжечь на костре!
   Маркиз пожал плечами, голос прозвучал равнодушно:
   -- А что же вы хотели? Здесь такие порядки... наша служба и опасно и трудна. Монахи называют еретиком каждого человека, кто отличается от немытого стада светлых рыцарей, хотя я назвал бы их "грязными рыцарями".
   Я зябко передернул плечами, наблюдая, как рычащего крестоносца утаскивают в одну из галерей, будто муравьи жука. Что ж, сэр Гунтер, не всегда же вам жечь ведьм, пора побыть и в их шкуре.
   -- А потом? -- спросил маркиз нетерпеливо. -- Как вы выбрались? И откуда у вас этот меч?
   Я коснулся пальцами "змея" на перевязи за спиной, по руке прокатился отчетливый импульс силы.
   -- Началось сражение... я смутно помню, все вокруг взрывалось, была паника, все куда-то бежали... я выбрался из замка... помню, было страшно. Брр! Столько крови! Я побежал... увидел бой, сэр Гунтер сражался с настоящим гигантом! А, когда поверг его, подоспел я. Меня вдруг поразила мысль, что вам будет приятно убить человека, который нарушил ваши планы!
   -- Какие планы? -- спросил маркиз быстро.
   -- Ну... принцессу отбил... стольких ваших людей убил...
   Напряжение в глазах маркиза истаяло, он спросил с усмешкой:
   -- Разве вы сами не дрались против моих воинов?
   Я нахмурился, бросил зло:
   -- Только против одного, всего одного. Да и того не следует называет воином, он пес! Обращался с принцессой Киатой как... как... с нищенкой!
   -- Это едва не стоило вам головы, -- криво усмехнулся маркиз. -- Но, что же дальше? Как вы умудрились привезти баронета Лэндширского в мой замок?
   Тут я усмехнулся горделиво:
   -- Стратегия, ваша светлость, и тактика! Я рассказал, что видел принцессу в вашем замке, пообещал провести его тайном тропой... вот мы здесь и очутились.
   -- Хорошо, Андрей Викторович, -- с облегчением сказал маркиз. Его голос вновь наполнился привычной насмешкой и презрением. -- Я думаю, что вы поступили мудро. Голос разума всегда должен быть сильнее голоса сердца... уведите рыцаря, что-то он слишком кричит. И позовите палача, для него есть работа...
   Я содрогнулся, когда представил будущее сэра Гунтера, но поспешно отогнал эти мысли. Маркиз вновь обернулся ко мне, добродушно сказал:
   -- Меч можете оставить себе как трофей... и, как гонорар за качественную работу. Не желаете ли подкрепиться? Наверняка вы проголодались... я, знаете ли, люблю выпить бокал вина под хорошую пищу, когда мастер заплечных дел выполняет свою работу...
   Я с трудом согнул деревянную шею, непослушными губами выговорил:
   -- Не откажусь, Алан... я ужасно проголодался...
   Бровь маркиза удивленно выгнула спинку, но он промолчал и коротко кивнул.
  

* * *

   Каменные ступеньки бросились под ноги, анфиладу винтовой лестницы наполнил цокот подкованных сапог. Я старался идти вровень с маркизом, но быстро выдохся. Сердце колотится, в глазах туман от нехватки воздуха. Маркиз же бодро прыгает через две ступеньки, не переставая говорить:
   -- Сказать по правде, Андрей Викторович, у нас сейчас не самое завидное положение. Некоторые планы оказались на волоске... вы знаете, с кем сражались рыцари короля Дагобара под замком Лэндшир?
   От долгого подъема по винтовой лестнице закружилась голова. Я схватился за каменные перила, спросил хрипло:
   -- С кем? С рыцарями соседнего королевства?
   Маркиз учтиво приостановился, его светло-серые глаза внимательно обшаривают мое лицо. Он разлепил губы, уронил:
   -- С хорвами, Андрей Викторович. Был прорыв...
   Я поднял глаза, спросил испугано:
   -- С хорвами?! Это... значит, что скоро этому миру... настанет конец?!
   Глаза маркиза утратили подозрительность, голос прозвучал теплее:
   -- Будем надеяться, что не настанет... но вы, Андрей Викторович, не волнуйтесь. Это была обычная разведка, хорвы с такими малочисленными армиями в бой не ходят. До того момента, как подойдут их настоящие силы, вы уже будете дома.
   Я облегченно улыбнулся, выдохнул с чувством, едва не вытер лоб. В глазах маркиза вновь мелькнуло презрение, пополам с отвращением. Он отвернулся, безразлично сказал:
   -- Пойдемте же, иначе пропустим развлечение.
   Винтовая лестница вдруг швырнула под ноги площадку, я почти упал на нее. Маркиз бодро скользнул в полутемную галерею, зашагал в глубину. Я с сильно колотящимся сердцем поспешил за ним, провожаемый недобрыми взглядами безымянных героев на висящих на стенах картинах. Маркиз на миг приостановился, выдернул из специальной подставки на стене факел.
   -- Никак не займусь внутренними делами, все время отнимает это чертово противостояние, -- покачал головой Алан. -- А в коридорах уже не только сквозняки и темнота, но и заводятся всякое...
   Я с дрожью пролетел взглядом по галерее, запутался в липкой тьме между колоннами. Попытался представить себе, что может ожидать опасного в таких вот коридорах, или... в подвалах...
   Мимо проплывают заросшие паутиной арки и порталы, пламя дробится искрами на черных доспехах в нишах, замерших на вечной страже. Кажется, что коридор бесконечен, стук шагов теряется где-то далеко. Густой мрак окутывает фигуру маркиза, даже факел с трудом разгоняет жидкую мглу. Я старался не отставать, пару раз мне слышалось неясное скрежетание, будто коготками по камню, странный шепоток.
   Мы свернули в незаметный коридор, под ногами зашуршали мелкие камешки. Скоро исчезли звуки, коридор стал заметно понижаться, воздух похолодел и наполнился влагой. Где-то в темноте отсчитывает мерная капель, будто в пещерах...
   Я встрепенулся. Пещеры! То-то я смотрю, что коридор тянется слишком уж долго, явно не по длине замка! Получается, мы уже не в замке?
   Я украдкой бросал взгляды по сторонам, с холодком отметил неровные стены. Прерывистый факельный свет пару раз вырвал черный от влаги камень, деревянные скобы под потолком.
   "Значит, -- пронеслась тревожная мысль. -- Замок Варг уходит корнями глубоко в горы... кошмар какой-то, нужно запоминать дорогу!"
   Я живо себе вообразил возможность заблудиться в многочисленных переходах. Сердце тревожно всхлипнуло, а по коже продрал мороз. Незнакомый с расположением ходов человек проблуждает здесь годы!
   Ход вдруг вильнул, потолок прыгнул куда-то во тьму наверху. Я увидел тяжелые двери среди частых каменных колонн. На дверях маленькие решетчатые окошки, изнутри доносятся крики и стоны, мольбы о пощаде.
   -- Вот мы и пришли, -- обернулся маркиз возле одной из дверей, и вставил факел в пустующую нишу на стене.
   Его пальцы коснулись кольца на двери, напряглись.
   -- Знаете, -- вдруг рассеяно сказал маркиз, не открывая дверь, -- а ведь замок Варг не случайно оказался на таком удалении от всего королевства. Замки строят так, чтобы охранять что-то очень важное... например, Лэндшир, владения нашего гостя сэра Гунтера, бережет юго-восток королевства Глодер и левый берег реки Ланкар. Бертфот, столица, находится на правом берегу реки, и в слиянии трех важнейших трактов. Крепости поменьше, как правило, стерегут границы или разбойничьи места...
   Я слушал внимательно, пытаясь уловить мысль маркиза, но пока ничего не понимал. Кроме, конечно, бесполезной для меня, жителя Интернет-эпохи особенности расположения замков.
   -- А вот замок Варг находится в скалах, да еще и за лесом... -- как ни в чем ни бывало продолжал маркиз, скользнув по мне странным взглядом. -- А стережет он, не только все королевство, но саму благородную фамилию де Варг... нас, как еретиков и противников веры в Христа Распятого, ненавидят. И слишком многие пытались войти как силой, так и хитростью в мой замок!
   Я похолодел, сообразив, наконец, куда клонит маркиз. В словах де Варга прозвучала неприкрытая угроза:
   -- И все до одного, кто решался на эту опасную авантюру, сейчас находятся здесь!
  

* * *

   Я собрал все волю в кулак, как можно безразличнее сказал:
   -- Не хотел бы я оказаться в числе ваших врагов, Алан.
   Маркиз де Варг замедленно кивнул, будто отвечая своим мыслям, рванул дверь на себя. Пахнуло жаром разогретого металла, потом, мокрой кожей и кровью. Я судорожно сглотнул, шагнул в пыточную.
   Маркиз сказал, с любезной язвительностью:
   -- О, вижу вам, сэр Гунтер, уже показывают наши игрушки?
   Сердце похолодело, затрепыхалось чаще. Пыточная камера вызвала неясную оторопь, хотя я не единожды бывал в подобных местах. Одно время было модным восстанавливать подобные кабинеты, продавались билеты в затемненные подвалы, что освещали красные лампы. Самодельные гильотины отрубали головы многострадальным манекенам, ломались руки и ноги на дыбах, колесах... но здесь не то. Отчетливо пахнет сырым мясом и настоящей, не бутафорской болью. На зажимах и цепях кровавая ржавчина, на полу плесень, нигде нет и намека на стерильность. Все пропитано неотвратимостью и даже неизбежностью.
   Сэр Гунтер Святобой нахмурился, на скулах заиграли желваки, массивная челюсть надменно выдвинулась. Крестоносец, уже без доспехов, в одной рубашке, прикован к толстой колонне. На руках, ногах, и даже голове -- стальные зажимы. Руки и ноги разведены, заломлены назад, но в глазах сэра Гунтера твердость и непреклонность.
   -- Молчите? -- маркиз насмешливо вскинул бровь. -- Ну что же, скоро заговорите, правда, Дрон?
   От большого камина отделилась фигура. Палач в кожаном фартуке на большом животе, лицо скрыто уродливой восковой маской, похожей на лицо зародыша. Только через миг я с дрожью понял, что маска из человеческой кожи!
   Палач подошел к пленнику, с интересом стал рассматривать. На его обнаженных толстых руках пышные черные волосы, что делают неопрятную фигуру похожей на обезьяну.
   -- Ваша милость, истинно говорите, -- прогудел из-под маски угодливый голос. -- Счас заговорит светляк проклятый...
   Я вздрогнул от вида ржавых клещей в ладони палача, взгляд скользнул по заготовленным на столе иглам, зажимам, ножам.
   -- Присаживайтесь, Андрей Викторович, -- донеслось с боку. -- Отведайте вина, мяса. Могу поклясться, монахи вас так не кормили, мясо тает во рту...
   Я обернулся, едва смог сдержать отвращение. Маркиз де Варг удобно устроился в широком кресле за столом. На грубой столешнице блюдо с виноградом, истекающая соком птица, два кубка и кувшин с вином. Маркиз схватил птицу двумя руками, с хрустом оторвал лапку, жирный сок потек по рукам. Слуга у стола, повинуясь знаку сюзерена, наполнил чаши вином, вновь отступил назад.
   Я осторожно сел, хаотически обдумывая будущее, рука против воли потянулась к мясу, но замерла на полпути.
   -- С чего начнем, ваша милость? -- поклонился палач угодливо.
   Маркиз, не переставая жевать, неопределенно помахал в воздухе рукой с лапкой. Палач тут же согнулся в поклоне, сказал заискивающе:
   -- Полагаю, начнем с чего-нибудь простенького, для разминки...
   Сэр Гунтер наградил палача презрительной гримасой, потом отвернулся, взгляд голубых глаз обжег меня ударом бича. Стараясь абстрагироваться от запаха мучений, отводя глаза от колоды для рубки мяса, я уткнулся глазами в стол и отхлебнул вина. Все-таки это я виноват в том, что крестоносец оказался здесь...
   Палач шагнул к прикованному крестоносцу, секунду изучал гордое лицо, затем с оттяжкой отвесил пощечину. Голову рыцаря мотнуло, тот мгновенно вцепился глазами в маску палача, зарычал:
   -- Ты трус! Отстегни меня, сражайся как мужчина, а не как мразь!!
   Палач зашелся низким, дребезжащим смехом, сказал подленько:
   -- Что, рыцарь, голосок пробился, давно тебя как девку дворовую не били? Вот, возьми еще...
   Я опустил глаза, звуки пощечин и проклятия крестоносца чередовались часто. Потом стало тихо, слышались только шлепки, и, наконец, палач сказал тяжело дыша:
   -- Это еще ничего, светляк, только начинаем.
   Палач взял тряпку с колоды для рубки мяса, вытер от пота дряблую жирную шею, туда же высморкался. Потом без паузы развернулся к рыцарю, ударил ногой в пах. Гунтер дернулся, зарычал сквозь зубы, лицо побагровело от напряжения. Он провис на цепях, протяжно выдохнул.
   Палач хохотнул, послышался звон металла, я со страхом увидел латные перчатки на его руках.
   -- Стой, Дрон, -- сказал маркиз быстро, потом посмотрел на крестоносца сочувствующе: -- Сэр Гунтер, молю, избавьте меня от подобного зрелища. Всегда неприятно видеть, когда достойный воин плачет в цепях, умоляет о пощаде... скажите мне, сколько воинов у короля в столице? И кто вам помогал во время битвы у Лэндшира?
   "Вот оно, начались первые вопросы! -- пронеслось у меня в голове. -- И... ему известно, что рыцари защищали замок не сами!"
   Сэр Гунтер поднял голову, все еще тяжело дышит, но в голубых глазах плескалось презрительное веселье:
   -- Это кто здесь плачет и молит о пощаде, скотина? По себе судишь? Ну, тогда недолго тебе наслаждаться пытками, скоро и тебе настанет...
   Палач коротко ударил, голова крестоносца дернулась в сторону, на стену плеснуло красным.
   Маркиз покачал головой, сказал с осуждением:
   -- Я очень разочарован, барон Лэндширский... видите, Андрей Викторович, как тупы и упорны рыцари? Прям тоска одолевает, ну как можно так жить?
   Гунтер повернулся, с разбитых губ стекает кровь, но в глазах все то же упорство.
   -- Только так человек и живет... -- прохрипел он. -- Но тебе этого не понять, еретик, ты привык предавать сюзерена...
   -- Тебе не стоит так категорично судить, -- поджал губы маркиз. -- Я же предлагаю тебе совсем иную жизнь, в которой...
   -- Для мужчины нет иной жизни, кроме той, которую он может отдать ради других... -- прохрипел сэр Гунтер. -- Я не предам своего короля, народ и Господа Всемогущего...
   Маркиз качнул головой, даже почмокал губами, оценивая слова крестоносца. Голос прозвучал серьезно:
   -- Очень поэтично, барон. Весьма, я бы даже сказал, одухотворенно... но ваш Господь не заслуживает имени Всемогущего, раз он позволит умереть верному псу в моих камерах. Обосравшемуся в страшный миг, без рук и ног, с выжженными глазами.
   -- Лучше уж пусть тело обгадится, что тело -- шелуха, чем жить таким... -- сэр Гунтер в отвращении скривил разбитые губы и люто плюнул.
   Плевок угодил на край стола, повис кровавой каплей. Маркиз усмехнулся, будто от веселой шутки, сказал:
   -- Ах, славные рыцари! У них все так чисто и прекрасно, что даже на лопухе, после использования следов не остается... Дрон, приступай!
   Палач часто закивал, в нетерпении обернулся к рыцарю, кулак в латной перчатке ударил в лицо.
   В камере раздавались удары, звон железа, надсадный хрип. Я не мог смотреть на рыцаря, у того все лицо стало кровавой маской, нос и губы опухли. Дважды маркиз останавливал палача, с теплотой в голосе спрашивал рыцаря. Но тот одинаково и витиевато посылал хозяина замка к черту.
   -- Дурак, -- маркиз вздохнул разочарованно. -- Ты не понимаешь, что сдохнешь здесь, не в честном поединке, как мечтал. А расчлененный, как баран, грязный и сломленный! Тебе хотелось такой смерти?
   -- Чем такая смерть хуже? Только слабые боятся боли, -- сэр Гунтер криво усмехнулся. -- Смерть везде одинакова. Точно так же меня будут помнить и уважать мои люди. Разве погибнуть в цепях у трусливого врага -- плохо? Наоборот, тебя, маркиз, все станут презирать, называть трусом, который изгаляется над пленниками. Еще больше возненавидят человека, что нарушает рыцарские клятвы и ведет себя как простолюдин...
   Маркиз напрягся, стиснул зубы, глаза уже потрошат рыцаря. Но он внезапно расслабился, его губы тронула глумливая улыбка.
   -- А кто же, барон, расскажет о вас? Здесь все свои... а принцессе Киате, перед тем, как я надругаюсь над непорочной девственницей и принесу ее в жертву, расскажу чуть иную сказку...
   Рыцарь покачал головой, в глазах непоколебимая вера:
   -- Правда всегда найдет дорогу, лжец!
   -- Клещи, Дрон! -- бросил маркиз резко. -- И приготовь угли!
  

АВЕНТЮРА XIX

   С крестоносца сорвали остатки рубашки, палач сунул в камин два металлических прута. Сэр Гунтер проводил глазами толстую фигуру, громко запел хвалебную молитву.
   Маркиз поморщился, брови все еще нахмурены, в глазах жестокость.
   -- Ах, барон, избавьте меня от гнусных песнопений.
   Рыцарь и бровью не повел, голос стал тверже. Я с колотящимся сердце наблюдал за палачом, тот осторожно прокручивал над огнем быстро краснеющие прутья, запахло раскаленным железом. Наконец, он выпрямился, в покрытой грубой перчаткой ладони ярко-желтый прут, с конца срываются мелкие искры. Я украдкой бросил взгляд на маркиза, тот нехорошо усмехнулся.
   Палач шагнул к пленнику, молитва стала громче. Миг Дрон наблюдал за рыцарем, потом быстро ткнул прутом под правый сосок. Послышалось отвратительное шипение, молитва взлетела на одну октаву, оборвалась. По комнате пополз жирный запах паленых волос и мяса.
   Я хотел отвернуться, но глаза будто прикипели к пруту. Рыцарь дергался, по телу волнами шли судороги, от скрипа зубов я вздрогнул. Дрон подержал прут на месте, затем рванул на себя. Коротко хрустнуло, обугленная кожа сорвалась с раны, прикипев к пруту. По животу крестоносца весело побежала кровь.
   -- Хорошо? -- спросил маркиз ласковым шепотом.
   Рыцарь рычал сквозь зубы, наконец, тяжело выдохнул, мышцы опали. Миг он молчал, провиснув, по коже скатываются крупные капли пота. Потом, сперва тихо, но все выше и выше, слова молитвы взвились в пыточной, заставили сердце заколотиться в трепете.
   -- Пой, рыцарь, пой, -- прошипел сквозь зубы маркиз. -- Посмотрим, что ты запоешь, когда тебе переломают все кости. Потом начнут рвать с них мясо, сдирать кожу, заливать под нее расплавленный свинец. Я сам выдеру все твои зубы, выжгу глаза...
   Палач ткнул вторым прутом крестоносцу в подмышку. Тот зарычал, задергался, на теле вздулись вены. Сэр Гунтер забился от боли, к лицу прилила кровь. Он сильно рванулся, внезапно повис на цепях.
   -- Это только начало, -- повторял маркиз. -- Воды, Дрон!
   Откуда-то из темноты помещения вынырнул кривоногий мужичок с ведром воды. Я проводил его изумленным взглядом, раньше никого не видел. Всмотрелся во мрак внимательней... взгляд наткнулся на замерших статуями черных рыцарей. Так вот почему маркиз такой спокойный?! Все-таки не доверяет мне, охрану выставил. Да и, если верить черту, неуязвим он сейчас... хотя горло его, вот оно, рядом, такое незащищенное.
   Подмастерье торопливо обдал водой крестоносца, принес второе ведро, снова ливанул. Сэр Гунтер закашлялся, встряхнул головой, опухшие веки медленно поднялись, недоуменный взгляд скользнул по пыточной.
   -- С пробуждением, -- маркиз ухмыльнулся. -- Сэр Гунтер, вы успели как раз на самое интересное... Дрон.
   Палач шагнул к рыцарю, в руке тонкий нож, чудовищного вида зажим. У меня все внутри заледенело, когда я понял, что собираются делать. Я торопливо, стараясь, чтобы руки не дрожали, схватил кусок птицы и чашу с вином. Быстро нарвал зубами лохмотья мяса, щедро отпил из чаши.
   Палач приблизился к рыцарю, у того краска отхлынула с лица, из груди вырвался хрип.
   -- Что? -- переспросил маркиз с издевательской вежливостью. -- Я не расслышал.
   -- ...Дева Мария, Господь Всемогущий, наполните мое сердце силой, а душу отвагой, чтобы принять достойно уготованное... -- хрипел непослушным горлом крестоносец.
   Маркиз поморщился, резким движением велел палачу продолжать. Тот секунду примеривался, ткнул ножом рыцарю под ребро, медленно повел лезвие за спину. Из надреза сразу хлынула кровь, слова молитвы стали криком:
   -- ...во имя креста! На котором! Распят был! Твой сын! Господи!
   Палач закончил надрез по боку крестоносца, вернулся к началу, нож заскользил вниз. Маркиз де Варг подался вперед всем туловищем, глаза пожирают каждую мелочь.
   -- ...да прибудет! Царствие! Твое! Да принесет святой Ангел!..
   Палач закончил п-образный надрез, отложил нож. Подмастерье угодливо возник рядом, протянул ему пару клещей. Палач медленно приподнял края раны, укрепил клещи, стал оттягивать кожу вниз. Послышался отвратительный сочный хруст, кровь хлынула сплошным потоком.
   Я только этого и ждал, резко качнулся в сторону, распахнул пасть во всю ширь. С характерным рыкающим звуком выплюнул на пол вино и пережеванное мясо. Тут же, зажав рот рукой, метнулся к двери. Перед выходом успел заметить на лице маркиза презрение, что не выдержал картины пыток. Куда же ему дураку знать, что в любом фильме ужасом мы такой чернухи насмотрелись, что примитивные пытки средневековья давно не страшны. На вид, конечно.
   Я захлопнул за собой дверь, привалился к ней спиной, ловя ртом воздух. Сердце от волнения колотится так, что готово выпрыгнуть из груди, бьется о ребра.
   Из пыточной вдруг грянул крик, наполненный болью. Крик был страшный, трудно поверить, что так кричать может человек. Мурашки гурьбой прокатились по коже, волосы на затылке стали дыбом.
   "Нужно спешить! -- мелькнуло в мозгу. -- В подвал!"
  

* * *

   Пока пробежал скальный коридор, успел трижды грохнуться в доспехах. Звон был такой, что с потолка сыпался песок и мелкие камешки, еще чуть-чуть, и обвалится нафиг!
   В темноте что-то неуловимо изменилось, мозг среагировал заторможено, и я едва не свалился через парапет винтовой лестницы. Я повис на низких перилах, ловя широко распахнутым ртом воздух. Мышцы от адреналина как стальные, напряжены, готовы к действию. А сердце напротив спряталось куда-то под носок подкованного сапога, и уже оттуда учащенно колотится.
   Стараясь не свалиться на крутых поворотах, я побежал вниз. Поворот за поворотом я мчался, перепрыгивая через три ступени. Складывалось ощущение, будто то лестница и замок вращаются вокруг меня, то я вокруг них. Голова закружилась, будто на горном серпантине.
   Гранитная плитка пола подпрыгнула, раздался грохот, когда я прыгнул с последних ступеней. Едва смог удержаться на ногах, быстро выпрямился и огляделся. Знакомая зала наполнила мою душу уверенностью, здесь я бывал много раз... ну, или хотя бы не единожды.
   Так, давай подумаем, где могут быть подвалы маркиза? Черт что-то рассказывал, показывал, но картограф из меня почти такой же, как и замкостроитель.
   Я с самым уверенным видом выперся во двор, царским жестом подозвал черного рыцаря. У того глаза в прорези забрала увеличились втрое, когда увидел, как я нехотя покачал пальчиком, подзывая. Я даже услышал возмущенный всхрап... или то кони на конюшне?
   -- Где здесь подвалы, служивый? -- спросил я небрежно.
   Черный рыцарь не ответил, я физически ощутил волну недоверия, агрессии. Быстро сказал:
   -- Что молчишь, оглох? А ну говори, не то маркизу доложу, что его поручения не выполняешь... Где подвал?!
   Рыцарь вздрогнул, поспешно ткнул пальцем в сторону кузни. Я надменно кивнул, прошел туда. Все-таки есть у средневековья плюсы, стоит на кого чуть повысить голос, изображая Ивана Грозного, сразу готовы ножки целовать. Главное -- не переусердствовать, на настоящего рыцаря, или герцога, или еще кого-нибудь из голубокровных не нарваться...
   Я распахнул дверь, лицо обожгло раскаленным воздухом, ноздри забило металлическим запахом. От горна оторвался кузнец Прометей, воззрился недоуменно.
   -- Чего изволит ваша милость?
   Я тупо пялился на кузнеца, догадался, что перепутал дверь. Сказал поспешно:
   -- Трудишься? Правильно, труд из обезьяны сделал демократа... жалобы есть? Кормят хорошо? Нет? Ну и хорошо, трудись, поднимай Колыму... в смысле -- целину...
   Под ошалелым взглядом Прометея я выскользнул обратно, свежий воздух показался прохладным и влажным после суховея кузни. Я заметил группку черных рыцарей, что замерли под стеной. При моем появлении замолчали, от подозрительных взглядов по спине пробежали мурашки.
   Стараясь удержать небрежный вид, я прошел к соседней двери, толкнул. Ступеньки весело застучали под сапогами. Выгнулась крутая спираль лестницы без перил, оступишься -- костей не соберешь. Благо на покрытых мхом стенах часто горят светильники, чад от сгоревшего жира закоптил потолок, что значит -- здесь бывают часто.
   Лестница кончилась, под ноги бросилась неширокая площадка. Меня тут же обожгли взгляды черных рыцарей, которые несут стражу у окованной железом двери. И как они раньше умудрялись оставаться незамеченными? Ведь я столько времени провел в замке, но никого не видел, да и черт с Ульвом ничего не говорили.
   -- Сюда нельзя, сэр Арнольв, -- сказал рыцарь густым басом.
   Ага, меня уже знают, я понемногу вырастаю в рейтинге.
   Я постарался вложить в голос всю небрежность и власть феодала:
   -- Срочное, даже архисрочное дело, товарищи! Медлить никак нельзя, сами понимаете, у Зимнего уже заговорили пушки! Это тайный приказ маркиза де Варга, но я вам -- тс-с-с! -- этого не говорил.
   Черный рыцарь на миг задумался, потом упрямо покачал головой. В голосе прибавилось подозрения:
   -- Никто кроме его светлости не может пройти сюда. Строжайше запрещено!
   Я вздохнул, развел руками, на нет и суда нет. Сделал вид, что ухожу, а сам потянулся за спину. Пальцы нащупали рукоять "змея", по нервным окончаниям скользнул электрический импульс, сердце забилось чаще.
   Стражники не успели и слова сказать. Меч с шипением рванулся к ближайшему, зеркальное лезвие почти не встретило сопротивления, послышался скрежет и сочное чавканье. Сбоку коротко звякнуло, в огне светильников блеснула сталь обнажаемого лезвия второго стражника. Но "змей" продолжал смертоносный полет, коротко хрустнул меч рыцаря, переломленный пополам. Следом скрежетнули доспехи стражника. Голова в глухом шлеме рванулась в темноту, прогремела по камню.
   Два тела упали почти одновременно. Я скользнул восхищенным взглядом по красивому изгибу лезвия, вновь поразился чудесному мечу. Не пряча его, поднялся на пролет выше, внимательно прислушался. Но, похоже, звуки из этого бункера не доносятся вовсе. Я торопливо сбежал вниз, левой рукой коснулся двери, рванул на себя.
   От запястья и до плеча вдруг прошла странная судорога, кольнула в сердце. Я прерывисто вздохнул, но дверь уже распахнулась...
  

* * *

   Вопреки странному чувству, будто открывал дверь в преисподнюю, коридор поразил обыденностью. Вполне обычные катакомбы, серый камень стен, мох между кладкой. Проржавевшие подставки для факелов и залитые прогорклым салом светильники на стенах.
   Я шагнул вперед. В большой палец ноги ударил электрический заряд, заставил судорожно вздрогнуть мышцы, пробежал по ноге и ударил в колено.
   Я замер. Что это еще за хрень такая? Средневековая сигнализация? Или какое-то защитное заклинание? А, может быть, вроде проклятия, да я сейчас свалюсь замертво, как мародеры в египетских пирамидах?
   Я вздрогнул, представив картину. Но, привыкший к развенчанию мифов и пропаганде телевидения, мозг тут же опроверг все версии. Проклятий не бывает, мумии не оживают, а средневековые маркизы не ставят на подвалы сигнализацию!
   Правда, раньше я был убежден, что и чертей нет. Но, как уже убедился, радиация творит чудеса. Еще чуть-чуть и в человека-паука поверю...
   Я сделал еще один шаг, инстинкт самосохранения трусливо подвинул тело всего на сантиметр. Ничего не произошло. Приободренный, я сорвал со стены факел, и зашагал вперед.
   Сзади медленно и со скрипом затворилась дверь, сквозняки сразу исчезли, и пламя факела перестало трепать.
   Коридор свернул вправо, я едва не сверзился с бросившихся под ноги ступенек. Короткий полукруг каменной лестницы оборвался, под сапогом прошуршала земля. В подземелье на удивление тепло и сухо, нет ожидаемого зловония от мертвецов, нет гробов на каждом шагу. Наоборот, будто подземный парк или грот.
   Я поднял факел над головой, в узком кругу света различил не дальше десяти метров вперед. Низкий потолок и земляной пол, вот и все.
   -- Черт, а освещение провести для террористов? -- спросил я недовольно, больше для того, чтобы услышать собственный голос. -- Сами-то, наверное, в темноте видят...
   Звуки поглотила мягкая тьма, никакого эха. По моей спине осторожно, чтобы не топотать, пробежали мурашки.
   Я замер в нерешительности, куда пойти? Что искать знаю, а где именно? Ведь заблудиться в подземном гроте проще простого...
   В памяти вдруг всплыл нечеловеческий крик из пыточной. Я вздрогнул, лоб вспотел. Пока я тут мнусь на одном месте, сэр Гунтер Меднолобый терпит нечеловеческие мучения ради меня! Ну, пусть не ради меня, но все же нужно скорее выполнить задание.
   Я шагнул вперед, потом еще, уже решительнее. Под ногами шуршит земля, звуки шагов осторожные, как и биения сердца, будто в страхе нарушить вековую тишину подземелья.
   В неровном свете факела мелькнула изломанная тень, сердце вспорхнуло, как испуганный воробей. Я инстинктивно вскинул меч, уже представляя, как буду сражаться с ужасными тварями тьмы, ордой мертвецов, Дракулой и доктором Зло...
   Я нервно вскинул факел, тени удлинились, но силуэт человека остался на месте. Осторожно, нагнетая в кровь злость, я шагнул ближе. Багровый свет вырвал из тьмы фигуру, волна облегчения захлестнула меня -- всего лишь статуя. Следом, как ударная волна, налетел озноб и страх. Я увидел выражение нечеловеческого отчаянья и боли, заметил страшную темноту, в которой тонет свет.
   С сильно колотящимся сердцем я повел факелом по кругу, меня коснулся космический холод. Вот они, жертвы маркиза. Подземная галерея фигур, заживо сваренных в смоле...
   Мимо проплывают матово-черные фигуры. Вскинул руки в мольбе молодой рыцарь, даже сквозь толщу смолы видны посеченные латы, с выгравированной розой на груди. Чуть дальше преклонил колено широкоплечий гигант, его меч все еще в руке, готов разить врага. Но на спине, будто отростки сожженных крыльев, впились в панцирь с десяток оперенных стрел. Я заметил огромную фигуру, шагнул ближе, замер в трепете. Залитый смолою конь, павший под всадником, пронзен десятком стрел и дротиков. А над верным животным, распятый на трех копьях, повис благородный рыцарь. Его руки, несмотря на ужасные раны, сомкнулись на гарде меча. Сложилось впечатление, что герой, уже понимая, что умирает, молится Господу. Я увидел волнистый потек, бывший когда-то алым плащом, заметил проступившие сквозь смолу кресты...
   Я медленно прошел насквозь ряды павших героев, испытывая странное чувство, будто снова школьным классом выехали почтить могилу Неизвестного Солдата. Так же я не понимаю мотивов, что толкают людей жертвовать своей жизнью во благо других. Химерная справедливость ускользает, практичный разум шепчет, что все это романтичный бред, как отношения Ромео и Джульетты. На свете вообще нет ничего, что важнее собственного желудка и кошелька, но сердцу наплевать на разум. Его переполняет трепет и почтение.
   Внезапно среди фигур я уловил что-то чуждое, какую-то перемену. А, когда свет факела вырвал черных рыцарей и нечто за их спинами, я понял, -- нашел!
  

АВЕНТЮРА XX

   -- Ваша светлость... -- произнес один из рыцарей неуверенно, потом вскрикнул удивленно: -- Кто ты?!
   Из темноты подвала вынырнул десяток рыцарей, нехорошо блеснули глаза в решетках забрал. Я застыл от неожиданности, не подумав, брякнул:
   -- Ревизор от санэпидемстанции, где тут у вас ответственный за канализацию?
   Черный рыцарь замер, вытянулся по стойке смирно, сказал с обалделым видом:
   -- Старший здесь я, господин, но отвечает за все маркиз...
   Я перехватил меч поудобнее, нагло спросил:
   -- Что охраняете, документы у всех есть? Или вас как китайцев, по подвалам нелегально растят? Откуда столько народу?
   Черные рыцари ошеломленно молчат, переглядываются, в глазах уважение от непонятных слов. Наконец, один сказал неуверенно:
   -- Ваша милость, но сюда... э-э... запрещено...
   -- Молчать, когда старшие по званию разговаривают! -- взвизгнул я. -- И кто вас, оболтусов, дисциплине обучал?! Два наряда вне очереди! Ну-ка, построились парами, в зубы лопаты, и копать! От забора -- и до обеда!
   Послышался лязг, рыцари почувствовали командира, а это на привыкших к дисциплине вояк действует железно. Я так еще в армии потешался, там редко у кого голова для того, чтобы думать. Чаще в нее просто едят.
   Тот, кто назвался старшим, дернулся бежать, но застыл. Медленно обернулся, в глазах ошпаренность сменяется растерянностью. Он неуверенно сказал:
   -- Копать?.. Ты кто такой?!
   Я прорычал, грозно выкатив глаза:
   -- Ты что, солдат, на гауптвахту захотел?
   Сказал, и почувствовал, что сердце уже привычно забирается в сапог. Черные рыцари оборачиваются, с интересом наблюдают за спором, ладони ложатся на рукояти мечей. Первый испуг проходит, вспоминают, кто такие и зачем здесь поставлены.
   -- Схватить его! -- рявкнул рыцарь. -- Предатель!
   Я швырнул в главаря факел, с черных лат пышно брызнули искры. Он шарахнулся, а я рванулся вперед, не давая опомниться. Рыцарь еще не успел достать меч, а "змей" уже прорубил черный доспех до середины груди. Брызнула горячая, дурно пахнущая кровь, главарь рухнул как подкошенный.
   В свете затухающего факела сверкнули искры на мечах, молча, как волки, ко мне рванулись рыцари маркиза. Уже почти ничего не видя в темноте, я врубился в толпу рыцарей. Бешено замахал мечом, благо длину моих рук увеличивает двуручный меч, ко мне не подступиться. Дважды в мои доспехи что-то слабо ударило, я сразу рванулся в сторону, меняя маршрут. "Змей" легко метнулся вбок, высек искры из железа черных лат, плеснуло кровью. В ушах стоит дикий грохот, звон железа, мое хриплое дыхание и крики боли.
   Преграда впереди вдруг исчезла, я едва не грохнулся, потеряв ориентир. Под ногами что-то всхрапнуло, я ткнул мечом, всхрап перетек в затихающий хрип.
   Вокруг стало очень тихо. Чавкая сапогами по влажной от крови земле, я подхватил едва горящий факел. Пламя сразу ожило, свет раздвинул темноту. Я судорожно сглотнул, часто-часто задышал. Слава богу, что дрался в темноте, не вижу всех подробностей. Хотя и так хватает экстрима, ноздри забивает запах крови, на полу изрубленные туши. Земля будто покрыта ртутью, так страшно блестит в пурпурном свете кровь.
   Я поднял глаза, стараясь не смотреть на мертвецов, заставил шагнуть вглубь подвала.
   "Никого здесь нет, Андрей, -- твердил я про себя. -- Это не кости хрустят под сапогом, а чавкает просто размокшая от сырости земля..."
   Из темноты неспешно выплыл огромный камень, величиной с КамАЗ. Глаз не сразу различил покатые формы, человеческие очертания.
   Я похолодел. Из тьмы на меня смотрит страшное существо, лицо... без лица! То есть без носа, глаз и губ, даже безо рта. Узкие плечи торчат вперед, из-за спины высовывается еще одна пара рук, вдобавок к двум парам, что растут из плеч. Ноги и низ живота скрывает искусно выбитое в камне покрывало, видно каждую складочку.
   Я засмотрелся на алый камень, размером с голову ребенка, что вставлен в солнечное сплетение идола. Едва поборол в себе естественное желание отколупать, да забрать с собой. В моем мире за такой камешек полмира отдадут.
   "Все сходится, как и рассказывал черт, -- подумал я. -- Только, как я буду ломать эту чертову статую?! Динамитом бы..."
   Сзади раздался грохот, лязгающий звук, топот. Подземелье осветили десятки факелов, я со страхом заметил множество черных рыцарей. Их там не меньше трех десятков, все готовы к бою, в руках мечи.
   Вперед вышел широкоплечий рыцарь, в руках арбалет, воздух содрогнулся от могучего рыка:
   -- Не двигайся, и мы оставим тебе жизнь!
   Я отступил на шаг, сказал язвительно:
   -- Ага, щас! А потом маркизу под пытки отдадите? Русские не сдаются!
   Я быстро развернулся, вложил всю силу в замах. Уже чувствуя, как приближаются арбалетные болты, что пробивают любой доспех, я обрушил меч на драгоценный камень. Оглушительно звякнуло, по рукам прошла судорога боли, что-то звонко рассыпалось. Будто в замедленной съемке я видел, как рассыпается драгоценный камень на груди чудовищного идола, как пробуждается странная сила. Внезапно в грудь ударило с такой силой, что я почувствовал, как ноги отрываются от земли. Идол ярко вспыхнул, камень пошел трещинами, вдруг взорвался.
   Меня отшвырнуло как тряпичную куклу, дважды перевернуло в полете, я даже врезался в потолок. Ударом о землю едва не выбило сознание, отбило легкие. Я больно зашиб лицо о забрало, по губам потекло что-то липкое и соленое.
   Несколько мгновений я лежал, распластанный на земле, пытался сделать хоть маленький вдох. Потом неуклюже поднялся, в каждом суставе хрустит, перед глазами все плывет, но сердце радостно заколотилось. На месте идола пожар, в ярком свете видна странная арка из камня, такие в архитектуре называют порталами.
   Я обернулся, хрипло спросил:
   -- Что, гады, прохлопали?
   Черные рыцари ошеломленно смотрели на место взрыва, я видел в ярком свете пожара ужас в их глазах. Потом медленно, с нарастающей ненавистью, вожак повернул голову ко мне. Взгляд ожег злобой, по моему телу прокатилась волна ужаса -- я по-прежнему один, а рыцарей не меньше тридцати!
   Мне конец!
   -- Убить его! -- прошипел вожак. -- Отрезать голову!
   Я быстро поднялся, тут же попятился. Взгляд в панике мечется в поисках выхода, потайной лазейки. Но вокруг стены, и... три десятка врагов.
   Спина покрылась холодным потом, я понял, что отсюда мне не выбраться. Но позади внезапно грохотнуло:
   -- Идущие на смерть приветствуют тебя!!
  

* * *

   Я пригнул голову от неожиданности, в испуге едва не выронил меч. Сзади раздался топот, металлический лязг. Над самым ухом знакомый голос произнес:
   -- Для меня честь снова сражаться с вами плечом к плечу, сэр Арнольв!
   -- Максимус! -- вскричал я обрадовано.
   Из освободившегося от чужой магии портала вышагивают закованные в латы фигуры. Знакомая невозмутимость и мощь военной машины, такое забыть невозможно. Несокрушимая лавина адских рыцарей.
   Адские рыцари взревели, бронированная волна хлынула к черноте лат слуг маркиза, увидели свет мечи. Послышался лязг, удары сталь о сталь, крики боли. Пожар за спиной медленно затихал, тьма все больше поглощала фигуры сражавшихся. Лишь изредка там вспыхивало багровым на мечах, брызгало искрами.
   Я устало опустился на землю, облокотившись на изгиб гарды. Сообразив, что за меня сражаются другие, для острастки пару раз крикнул: "Бей буржуев! Справа, справа заходи!". Совесть приняла с облегчением и заткнулась, проглотив аргумент, что я и так поработал больше других.
   Битва у входа стала затихать, донесся дробный перестук металла о камень, это адские рыцари бросились на поверхность.
   В круг света вышел Максимус, я заметил капли крови на его латах. Он сказал невозмутимо:
   -- Сэр Арнольв, мои воины начали захват замка. Сейчас мы этаж за этажом вычистим это место от предательства. И, хотя ваша миссия окончена, я думаю, что вы, как и всякий настоящий воин, не останетесь в стороне. Что может быть лучше доброй драки?
   Я с натужной бодростью сказал:
   -- Конечно-конечно, не останусь в стороне! Что может быть лучше боя, когда меч сражает врага, обдает горячей кровью? А как прекрасно лишиться руки или ноги? Замечательно, я об этом всю жизнь мечтал о костылях и инвалидном кресле!
   Максимус простодушно расцвел, вскинул меч, алые капли сорвались с лезвия и брызнули вокруг. Сказал счастливо:
   -- Я был уверен в вас, сэр Арнольв! Тогда мы с вами...
   Я сказал поспешно:
   -- Нет, Максимус, твоим рыцарям нужен талантливый предводитель. А у меня свой квест, мне тут принцессу одну вызволять еще предстоит, они ж, принцессы, дуры такие, им только дай волю, сразу или в башню высокую лезут, или к драконам...
   Глаза адского рыцаря расширились в почтении, он проговорил благоговейно:
   -- Достойное занятие благородного человека... удачи вам, сэр Арнольв!
   Я, весь такой дипломатичный, в ответ потряс своим мечом. Счастливый рыцарь побежал вслед за товарищами.
   Елки-палки, ну что за люди?! Только бы кого-нибудь убить, искупаться в крови! И так уже трупы некуда складывать, нет, нужно еще и еще...
   Я почувствовал, что от запаха крови и смерти меня сейчас вырвет. Торопливо рванул забрало, согнулся в приступе...
   После вытер рот тыльной стороной ладони, судорожно вентилируя легкие. Хрипло сказал:
   -- Все, вытаскиваю принцессу и домой... хватит с меня приключений!
  

* * *

   Я подхватил меч, торопливо проверил останки странного идола. Куски белого камня разбросаны далеко друг от друга, а от драгоценного вообще ничего не осталось. Я с жалостью поцокал языком, хотелось домой забрать хоть какой-то сувенир, но придется одними воспоминаниями ограничиться...
   Стараясь не смотреть на трупы черных рыцарей, я взбежал наверх. Железная дверь валяется в стороне, будто рыцари Максимуса выбивали тараном. Я преодолел еще одну лестницу, вырвался во двор.
   Свежий воздух охладил взмокшее лицо, я с наслаждением вдохнул полной грудью и... меня едва не вырвало повторно!
   Весь каменный двор стал красного цвета... ну, или так показалось с первого взгляда. Изувеченные и порубленные тела черных рыцарей везде, под ними лужи крови, что стекает по каналам, образует ручейки. На камнях множество сломанных стрел, явно бессильно били в зачарованные доспехи адских рыцарей, и я такие носил при битве у Лэндшире. По углам двора жмется замковая челядь, эти всегда выживают, потому, что ни за кого кроме себя не воюют. Среди мужчин я заметил двух поварих, огромных, как коровы. Одна в испуге ахнула, заметив меня, ее пальцы сами задрали подол. Привыкла уже, что все захватчики одинаковы...
   На негнущихся ногах я шагнул вперед, услышал крики и звон железа, задрал голову. На стенах шла ожесточенная битва. Черные рыцари быстро поняли, кто и зачем прорывается в замок. Надо сказать, к их чести, ни один не побежал. Знают, чем обернется для них поражение или бегство, что одно и то же. Никто не поможет им, всех изловят и перебьют... Ночь Длинных Ножей какая-то...
   "Что дальше? -- подумал я лихорадочно. -- Вызволять крестоносца или искать принцессу?"
   Откровенно говоря, хотелось найти принцессу и увезти ее в безопасное место. Странное, незнакомое мне чувство одолевало меня при мысли о Киате. Нет, первое, что напрашивается -- любовь, а это не верно. Скорее я восхищаюсь ею, как ангелом, как совершенством. Чистота и невинность прекрасной девушки заставляют мое сердце биться чаще, а горло перехватывает от неземной красоты. Никогда раньше я еще не встречал подобного создания. И даже сама мысль о прикосновении к ней, не говоря уже о любви и вытекающих последствиях, казалась настолько смелой, что я... смущался! Черт, вот уж до чего можно дойти, копаясь в самом себе... неблагодарное это дело, лучше уж жить на готовых алгоритмах, что выплескивает из себя телевизор каждый день. Там все просто -- увидел, сразу купи, и касается это всего и всех.
   Я шагнул неуверенно к главной зале, поймал себя на мысли, что понятия не имею где искать принцессу Киату. Может быть, тормознуть Максимуса и разузнать у него? Но в памяти вдруг всплыл барон Лэндширский... сэр Гунтер в пыточной, терпит невероятные страдания, чтобы я мог выполнить свою миссию!
   Мозг еще не успел оформить мысль, а под ногами уже весело застучали ступени винтовой лестницы.
   Сначала вытаскиваем Гунтера!
   Я едва не проскочил нужный пролет, голова от постоянного вращения кружится, ноги гудят. С распахнутым ртом я ввалился в коридор, волоча меч. Определенно, меня эта беготня по лестницам доконает!
   Врезаясь в повороты и балки перекрытия, я в темноте добрался к пыточной камере. В мозгу мелькнула запоздалая мысль, а что если маркиз де Варг все еще там? Ведь по словам черта он неуязвим... хотя, то было до разрушения идола. Сейчас и проверим, осталась ли его сила?!
   Я с грохотом ввалился в пыточную, успел заметить пустое кресло маркиза. Ну, баба с возу... а мы ее в кусты.
   Палач в недоумении обернулся, в руках окровавленные клещи. Я скользнул взглядом по крестоносцу, ужаснулся. Все тело сэра Гунтера покрывает сплошной слой засохшей крови, кое-где еще сочатся ужасные раны, на боку повис клок кожи.
   -- А-а, -- выдохнул палач с облегчением. -- Это вы, сэр Арнольв...
   -- Ага, -- прорычал я. -- Это мы...
   Я взмахнул мечом, успел заметить, как в ужасе расширились глаза палача под уродливой маской. Лезвие разрубило жирное туловище до пояса, с хрустом кроша хлипкие кости. Я уперся ногой, вырвал застрявшее в костях лезвие и оттолкнул изрыгающую потоки крови тушу.
   Сэр Гунтер с трудом поднял голову, на лице медленно проступило понимание, я услышал слабый хрип:
   -- ...Сзади...
   Я крутанулся на каблуках, меч описал сверкающий полукруг, вгрызся в черный доспех. Черный рыцарь отлетел с грохотом, расталкивая собратьев. Не давая опомниться, я рванулся вперед, рубанул, ударил ногой, рубанул снова. А через минуту все кончилось, а я с ног до головы покрыт вражеской кровью. У двери груда порубленного металла и мяса, медленно растекается густая кровь.
   Руки дрожат от гнева, зубы выбивают дробь. Сердце мощными толчками разгоняет кипящую кровь по телу, мышцы налиты злой силой. Я обернулся в поисках врагов, "змей" в ладони так и просится в бой, кажется, что лезвие изгибается в ярости. Нет, то лишь игра неровного света ламп на волнистом лезвии.
   -- Ты почти вовремя... еретик... -- прохрипел крестоносец. -- Они собирались выжигать мне глаз... один... чтобы я все время видел новые пытки уцелевшим...
   Я вздрогнул, когда представил себе судьбу отважного рыцаря, если бы бросился на поиски принцессы. Сказал извиняясь:
   -- Я спешил, как мог, сэр Гунтер...
   "Змей" с легкостью перерубил ржавые цепи, я едва успел подхватить опавшее тело. Сердце встрепенулось в отчаянии, рыцарь похож на сломанную куклу.
   -- Вина...
   -- Что? -- не поверил я своим ушам.
   -- Вина... -- прохрипел крестоносец. -- И пожрать...
   Я подтащил рыцаря к столу, где пировал маркиз, усадил. Крестоносец секунду осматривался, потом пальцы потянулись к еде. Я ошеломленно следил за тем, как, сначала лениво и с усилием, а потом, набирая и набирая обороты, работают челюсти Гунтера. Окровавленные пальцы с хрустом раздирают птицу, крепкие зубы перемалывают кости. Я с удивлением отметил, как возвращается румянец на щеки рыцаря, как он все больше оживает.
   -- Ну ты даешь, -- улыбнулся я пораженно, потом вспомнил, заторопился: -- Сэр Гунтер, насыщайтесь, а я найду ее высочество принцессу Киату!
   Крестоносец что-то неопределенно рыкнул, по-волчьи разгрызая кости и с шумом высасывая мозг. Я кивнул, хотя ни черта не понял, рванул прочь.
   И снова заполоненный чернотой коридор бросился под ноги, стены и балки креплений промелькнули по бокам. Уже зная, чего ожидать, я выбежал на площадку винтовой лестницы, миг размышлял. Потом в сердце будто кольнуло, и я рванулся еще выше.
   Ступени с такой скоростью замелькали, что я едва успевал переставлять ноги. Со стен исчезла каменная кладка, поверхность стала неровной, будто выгрызенной в камне. Но лестницу по-прежнему освещают красноватым светом лампы, часто развешенные на крюках. Я споткнулся о высокую ступеньку, с грохотом рухнул на ребристую поверхность, успел схватиться за перила. Еще бы чуть-чуть, и начал бы спуск кувырком.
   Пришлось малость переждать, ног уже не чувствую, никогда не таскал на себе такие тяжести. Позвоночник раскалывается, при каждом движении в теле что-то хрустит. Воздуха не хватает, а перед глазами плавают багровые круги.
   Где-то рядом раздался женский вскрик, от знакомого голоса сердце встрепенулось, заколотилось. Я рывком поднялся, и, подхватив меч, бросился наверх.
   Или мне показалось после передышки, или воздух стал холодней. Не успел я додумать новую мысль, как лестница извернулась, швырнула под ноги площадку. Я заметил в полутьме низкую дверь, от нее отчетливо веет свежестью. Сдерживая непонятную дрожь, я шагнул вперед, пальцы обвили медную ручку...
   Дневной свет ослепил, резкий порыв ветра толкнул в грудь, лицо обожгло холодом. Я ошеломленно увидел короткую площадку, вымощенную черно-белой шахматной плиткой. Древние колонны подпирают голубое небо, как в разрушенных театрах Древней Греции. По краям площадки каменные перила, за ними холодный пар облаков, заснеженные горы.
   Я осторожно подошел к краю площадки, сердце сильно забилось от страха и восторга. Площадка венчает скалу, а далеко внизу, в окружении сине-зеленого леса, притаился замок де Варг. Видно мельтешение муравьев, они сталкиваются, давят друг друга. Горит какая-то пристройка во дворе, в открытые замковые ворота валит грязная волна чудовищных тварей...
   Я вздрогнул от неожиданности, услышав знакомый мелодичный голос:
   -- Маркиз де Варг, что все это значит?!
   Я обернулся, голос доносится с противоположного края. Я метнулся в ту сторону, заметил широкую лестницу, которая спускается вниз. Там, на горном плато, начинается странная площадь, точно такие же колонны составлены кругом. А в центре...
   Широкий каменный саркофаг...
   "Нет, -- догадался я, -- то -- жертвенник!"
   Глыба камня исчерчена письменами, видны каналы, наверное, кровотоки. Рядом, в легком воздушном платье, голубом, под цвет глаз, принцесса Киата. Мое сердце затрепыхалось от радости, я было шагнул вперед, но...
   Я заметил движение, из-за колонны вышел маркиз де Варг. Как всегда одет безукоризненно, в легком сверкающем панцире поверх щегольского камзола, даже не панцире, а в кирасе. На боку тонкая шпага, в солнечных лучах брызжут зайчиками драгоценные камни на лезвии.
   -- Вы переходите все границы, маркиз, -- голос принцессы дрожит от возмущения. -- Что происходит?
   Маркиз усмехнулся, сказал насмешливо:
   -- Ничего особенного, принцесса. Пришла пора заканчивать весь этот балаган...
   Голос Киаты задрожал от благородного гнева:
   -- Это не сойдет вам с рук, маркиз! Благородный барон сэр Гунтер...
   Маркиз прервал ядовито:
   -- Ваш любимый дядя уже ничего не сделает. Барон побывал в гостях у моих мастеров. И, как ни прискорбно, визжал под пытками как молочный поросенок на кухне. Плакал и умолял его пощадить, ругал Богородицу. Отвратное, скажу я вам, зрелище. Мне было искренне жаль видеть благородного воина, опустившегося настолько...
   Принцесса ахнула, нежное лицо попеременно бледнело, краснело. В глубоких и невинных голубых глазах появились слезы. Я почувствовал, как кулаки сами собой сжимаются, будто стискиваю глотку маркиза.
   Я поднял меч и шагнул на лестницу, сказал зло:
   -- Ты лжец, де Варг! Принцесса Киата, я уверяю вас, барон Гунтер и слова не сказал палачам. Когда его пытали, его светлость читал молитвы, а его враги корчились от бессильной злобы. Но сейчас барон в безопасности, живой и... чуть поврежденный, но зато с руками и ногами. Ему ничто не угрожает... Зато теперь настал ваш черед, маркиз...
  

* * *

   Принцесса Киата вскинула голову, в прекрасных глазах вспыхнула надежда, мое сердце радостно забилось. Вот так она и должна смотреть, с любовью и надеждой! Это нежное существо, эта прекрасная девушка не может страдать и грустить! Не должна! У меня мышцы наполнились яростной силой, а в горле встал ком, от желания защитить принцессу.
   Маркиз де Варг вскинулся от неожиданности, резко обернулся, порыв холодного ветра растрепал его белые волосы.
   -- Андрей Викторович?! Что вы здесь делаете?
   Я сказал, повторяя маркиза:
   -- Заканчиваю балаган, Алан.
   -- О чем вы... -- начал маркиз, но замолчал на полуслове, в светло-серых глазах мелькнуло понимание. Он кивнул, небрежно поправил волосы, сказал саркастически: -- Значит, я все-таки оказался прав. Вас перетянули на свою сторону церковники и благородные рыцари, за которых, как правило, думают лошади... жаль, конечно, вы хороший воин, но зато не придется больше скрывать отвращение.
   -- Отвращение?
   Маркиз пожал плечами, губы тронула кривая улыбка:
   -- Житель вашего мира и времени простой и неприхотливый, как скот. Ему ничего не нужно кроме развлечений, жратвы и выпивки. У нас, высшей расы, даже животные более благородны.
   Маркиз оглянулся на принцессу, та жалась у алтаря, горный ветер трепет воздушное платье. Алан де Варг обернулся ко мне, сказал с удивлением:
   -- Но вы меня перехитрили, не ожидал...
   -- Хрен кто из вас сможет перехитрить молодежь двадцать первого века, -- почти с гордостью сказал я. Хотя, тот, кто просмотрел все фильмы о Джеймсе Бонде и переиграл в политические видеоигры, иным быть уже не может. -- Нам нет равных в интригах!
   Губы маркиза искривила презрительна усмешка:
   -- Если бы вы еще знали что такое честь...
   Я сбежал вниз по ступеням, перехватил меч поудобней и усмехнулся в ответ:
   -- У меня был хороший учитель, Алан. Вы этого слова не знаете тоже.
   Маркиз в удивлении вскинул брови.
   -- Разве вы об этом можете судить, Андрей Викторович? Вы, как и многие из вашего мира, уже давно забыли, плюнули и растерли в порошок такие понятия как честность и справедливость!
   Я сказал зло, ибо слова маркиза неприятно цепляют:
   -- Видел я ваши честность и справедливость, когда выгонял из домов крестьян и сжигал на костре ни в чем неповинную семью!
   Маркиз побледнел, глаза опасно сузились. Он сказал резко:
   -- Что вы могли видеть, бездушное животное?! Вершину горы, что пробивает земную толщу, только и всего, а полноты картины даже не представляете! Вы видели несчастье изгнанных крестьян?! Увы и ах, сейчас расплачусь! А то, как изгоняют людей из домов и сжигают целые города местные правители, когда идут войной? Вас это не впечатляет? Вы видели сожженную на костре семейную пару? Как, вы еще не плачете от скорби?! Ничтожный! Да знаете ли, скольких людей ваша хваленная и продажная Церковь сожгла самостоятельно? Тысячи и тысячи! А эти крохи, что видели вы, всего лишь жертва. Невинная жертва, которую я всегда буду помнить. Я, а не вы. Ведь это я борюсь не за жестокость ради жестокости, я борюсь за мир! Всеми силами пытаюсь утопить примитивных святош в их же лжи и глупости! И с моей помощью в этот мир придет Первосозданный и сотрет с лица земли лживую веру в Христа Распятого!
   Я ничего не ответил, поежился, но не от холодного ветра. Слова маркиза вызвали неясное чувство, что перетекло в неуверенность. А вдруг он прав? Я же сам противник насилия, жестокости. Маркиз -- пока единственный образованный человек, которого я встречал, он не может быть неправым. Может быть неправ крестоносец, он глуп, как и все средневековые люди. Может быть неправ черт, ему по должности положено совращать людей...
   А что если я сотворил огромную ошибку, когда полез в эту авантюру? Ведь маркиз и вправду пытается исправить мир...
   Я вдруг вспомнил пытки над крестоносцем, праведная злость вновь кольнула в сердце. Я выплюнул новое обвинение, будто пытаясь оправдать себя:
   -- Вы... пытали невинного человека, что хочет вызволить свою племянницу.
   -- Вас смущают пытки вашего товарища сэра Гунтера? Ну конечно, вы же из цивилизованной страны, где пытки не в моде! Однако оглянитесь вокруг...
   Маркиз повел руками, я невольно оглянулся на горы, красивый заснеженный пейзаж. В ущельях плывет густой пар облаков, далеко внизу видны зеленые поросли.
   -- Оглянитесь вокруг, Андрей Викторович, -- прокричал маркиз с чувством. -- Мы в мире, где нет морали! Этот же крестоносец, сэр Гунтер, которого все почему-то называют благородным, отправил на костер множество невинных людей. И все только из-за того, что у женщин были рыжие волосы, мужчины были иной веры, а кузнецы -- от лукавого! Это жестокий мир! Думаете, мне все это нравится? Нет! Нет, нет, и еще раз нет! Я ненавижу все это! Но, Боже, как мне приятно мстить этим самовлюбленным болванам! Они причиняют боль только из-за того, что не понимают! Но их разум ленив, они даже не пытаются понять! Что магия, что знания, для черноризцев все едино, ибо -- грешно. А грех должен быть наказуем...
   Я вздрогнул, как это похоже на мой мир. Там тоже есть люди, что, не задумываясь, навешивают ярлыки, ненавидят. У общества существуют для всего готовые ответы, реакция. Там каждого новатора предают анафеме, осмеянию, а сами через десяток лет пользуются его достижениями.
   Я опустил голову, неуверенность все глубже вползает в мою душу, там расправляет крылья гаденький страх. Ведь мы, поколение Интернета и демократии, больше всего боимся оказаться неправым. Сделать ошибку, оступиться... и мало кто стремится разрушить устоявшееся мнение, ведь гораздо легче оставаться чистеньким. Пусть другие будут революционерами, коммунистами. А мы посмотрим, да осудим, если они ошибутся...
   Маркиз нахмурился, шагнул торопливо к краю площадки, взглянул в пропасть. Я вздрогнул, когда меня ожег взгляд Алана, тот скрипнул зубами, прорычал:
   -- Что вы натворили, несчастный?..
   Я шагнул к алтарю, сказал глухо:
   -- Все кончено, Алан, отступитесь...
   На шее маркиза вздулись вены, он выбросил вперед палец и прокричал:
   -- Ты не понимаешь, червь, что ты натворил?! Теперь уже ничего не изменить! Но... раз уж собрались здесь, то я отплачу вам, предатели!
   Ослепительно вспыхнуло, с пальца маркиза сорвалась белоснежная молния. В грудь ударило так, что я даже не почувствовал боли. Площадка вдруг ушла вниз, затем рванулась навстречу. Меня с грохотом протащило еще пару метров, ломая плитку на полу.
   -- Вы все умрете, -- сказал маркиз с горечью. -- Сегодня ваш Бог вам не поможет...
   Распластанный на куче разбитых плит, я не мог подняться. Такое ощущение, что внутри не осталось ничего целого, ни ребер, ни органов. В чреве пылает пожар, заставляет корчиться от боли.
   Маркиз де Варг презрительно скривился, в глазах океан отвращения.
   -- Я давно заметил странную закономерность. Человек, становящийся под знамена тьмы слабеет, как и всякий, кто уходит от Создателя. Но вы... Вы, Андрей, странным образом эманировали свою силу! Вы не только не стали панически бояться смерти, как ваши сородичи, но и отважно и безрассудно бросались в драки, что вас совершенно не касаются.
   -- Отпусти его!
   Принцесса сорвалась с места, повисла на руке маркиза. Тот небрежно двинул локтем, девушка вскрикнула и упала на пол. Я зарычал от боли и бессилья, заметил, как губы принцессы окрасились кровью.
   Я оперся на руку, борясь с болью, оттолкнулся. Едва не опрокинулся, но смог удержаться.
   -- Отпустите принцессу, Алан! -- сказал я глухо. -- И мы просто уйдем...
   -- О! Вы обрели дар речи? -- маркиз осклабился. -- А я уже подумал, что убью вас как безмолвного барана. А потом по ночам буду видеть ваши бараньи слезы на бараньей морде!
   Мне удалось встать на одно колено, подхватить меч Тарнагрума. Я повторил уже решительнее:
   -- Отпустите принцессу, и мы сохраним вам жизнь и покинем это место.
   Маркиз оскалился, выплюнул:
   -- Куда?! Кто примет тебя? Священники? Для них ответ один -- костер! Но... это уже не важно. Принцессу я не отпущу, война должна захлестнуть этот мирок. Новая жизнь, как и новая вера должна прорасти на земле, щедро сдобренной кровью...
   -- Тот, кто сеет ветер... -- прохрипел я.
   Маркиз усмехнулся мрачно:
   -- Я знаю продолжение, Андрей Викторович. Но повторяю -- принцесса умрет! Сегодня я открою врата для полчищ Первосозданного! Для вас все кончено...
   Что-то вдруг неуловимо изменилось. Сердце заколотилось с отчаяньем, а горло перехватило жесткой рукой безысходности. От нахлынувшей тоски я чуть не завыл, хотелось прямо здесь разбить лоб о каменный пол... или ласточкой через парапет...
   -- Постойте, маркиз де Варг, все не так просто.
   Я оглянулся в панике, заметил на краю площадки странного человека. От него веяло одновременно мощью, страшной, непознанной, и... отчаяньем и скорбью.
   Человек поднял голову, я поразился бездонным глазам. Казалось, что смотреть в эти глаза равносильно самоубийству. Так и тянет нырнуть в них, но там лишь бездонная пропасть и вечная смерть.
   Глаза человека блеснули, бездна пропала. На бледном лице в обрамлении черных, как смертный грех волос, проступила тень улыбки. Я понял, что правильно уловил все, что мне показали.
   -- Кто ты?! -- с ненавистью крикнул маркиз. -- Я тебя знаю? Еще один борец за справедливость?
   Человек повернулся к маркизу. Его силуэт вдруг расплылся, на миг стал кем-то иным, я не рассмотрел. Но маркиз в ужасе отшатнулся, одной рукой схватился за шпагу, а второй за горло.
   От силы и глубины голоса незнакомца замок задрожал:
   -- Я тот, кто вне Игры, кто ценит только человеческий выбор... и ты, Алан, два столетия тому свой выбор сделал. Я в обмен на душу наделил тебя силой и властью... но ты предал меня, что и не удивительно. Вы, люди, всегда с легкостью предаете, меняете желания, любовь и имена ... в этом и есть главный плюс свободы выбора, не так ли? Хотя, мне же только лучше, давний спор с одним мечтателем я выиграю быстрей...
   Маркиз, бледный как смерть, наконец, обрел дар речи. Его голос задрожал:
   -- Но... зачем вы... сейчас... разве мы можете...
   -- Я все могу, -- без улыбки ответил человек. Ледяной горный ветер набрасывается с яростью, но почему-то не в силах растрепать черный плащ незнакомца. -- И сейчас я пришел, ибо время отдавать долги... к несчастью, Первосозданный не помнит своих пешек... а я помню все!
   Человек, или, вернее, не человек, наученный множеством американских ужастиков, я начал догадываться, кто это, повернул голову, взгляд бездонных глаз скользнул по колоннам, алтарю. Сильный голос произнес:
   -- Смотрите же, самозваный маркиз, бывший сын крестьянки, вы опозорили свой герб клятвопреступлением!
   Вспышка, и сгусток пламени, герб маркиза, что выбит на всех колоннах, вдруг ожил. Камень затрещал от немыслимого жара, с грохотом пошел трещинами, стал плавиться. Я от нестерпимого жара прикрыл глаза рукой.
   Маркиз закричал в ужасе:
   -- Не может быть! Первосозданный сотрет тебя в порошок! Он дал мне власть, бессмертие и силу! С его помощью я сам стану богом!
   Губы Падшего Ангела тронула презрительная улыбка. Я прохрипел злорадно:
   -- Даже играя "в режиме бога" есть ямы, в которые нельзя падать...
   Маркиз посмотрел с ужасом, будто я изрек страшную истину, что приблизит апокалипсис. Он взмахнул руками, я инстинктивно зажмурился. В воздухе сухо прошуршало, будто встряхивали половик и... ничего не изменилось!
   Я с недоумением открыл глаза, похоже, что меня убивать сегодня не будут.
   Маркиз раз за разом вскидывает руки, губы шевелятся, произнося заклинания. Но все тщетно!
   -- Вы прозакладывали душу, получили власть и имя, -- ледяным тоном сказал Падший Ангел. -- А теперь хотите скрыться за чужой спиной, маркиз? Не получится, я пришел забрать то, что принадлежит мне по праву!
   По углам площадки вдруг сгустилась тьма, пахнуло страданьем и серой. Со всех сторон рванулись черти, какие-то лохматые демоны, что бежали на четырех лапах. По спине продрало морозом от плотоядного рычания, торжествующего визга и радости в желтых глазах.
   Маркиз закричал. От нечеловеческого крика, полного ужаса, боли и отчаянья, я содрогнулся. Черти навалились на маркиза де Варга гурьбой, вцепились в локти, в камзол. Под их когтями затрещала дорогая ткань, на холеной коже маркиза показалась кровь.
   -- Нет! Нет! Не надо... -- маркиз отчаянно сопротивлялся, красивое лицо утратило человечность, глаза от ужаса вылезли из орбит.
   Демоны и черти с хрюканьем и хохотом потащили человека к темному провалу, что пульсировал в левом углу площадки. Маркиз заверещал, завыл, острые когти чертей исцарапали его кожу в лохмотья, на серый камень пали тяжелые пурпурные капли. Миг! И нечеловеческий крик оборвался, а маркиз, облепленный чертями, исчез во тьме...
  

АВЕНТЮРА XXI

   Я бессильно осел на камень, сердце колотится так, что вдохнуть не могу. Страх ледяной волной пронзил внутренности, я понял, что смотрю на Сатану с вылупленными глазами.
   Но я впервые уверовал! И для этого понадобились не черти, не Ангелы, и даже не райские кущи... а сам Князь Тьмы.
   Он повернулся, скользнул по мне насмешливым взглядом, я едва не утонул в бездонных глазах. На миг реальность подернулась пеленой, обрушилась в огненную бездну. Я увидел низвергающегося в бездну ангела, он цеплялся за звезды, они вспыхивали ослепительно, нестерпимый жар жег крылья, он кричал от боли и злости...
   -- Спасибо, Арнольв, -- я содрогнулся от ужаса. На меня смотрит сам Князь Тьмы, Сатана, Люцифер! Его голос обжег космическим холодом: -- Вы славно потрудились... можете гордится собой. Но, к сожалению, сейчас мне пора. Не говорю "прощайте", а только -- до свидания!
   Падший Ангел исчез...
   Без вспышки и всяческий эффектов компьютерной графики, без громких слов. Только банальное "до свидания"...
   "Что значит "до свидания"?! -- панически пронеслось в мозгу. -- Что Он имел ввиду?! Не хочу я "до свиданий"!"
   По каменной плитке прошелестели мягкие шаги, пахнуло чем-то цветочным. На меня обрушился ласковый водопад.
   -- Сэр Арнольв, вы в порядке? С вами все нормально?!
   Я застыл в смущении, всей душой желая, чтобы принцесса не выпускала меня из объятий. Деревянными руками я приобнял ее, чувствуя неземную легкость. Под ладонями сразу стало горячо, молодое женское тело обожгло. Видимо, принцесса это почувствовала, в смущении отодвинулась. Взгляд голубых глаз пал на то место, где исчез Падший Ангел.
   -- Это был... Сатана? -- спросила она с ужасом и передернула плечиками.
   Я едва не кивнул, пялясь в вырез ее платья. Потом заморгал, покосился на то место, где стоял Падший Ангел. Что-то в голове сдвинулось, за меня ответил гаденький голосок:
   -- Врядли, скорее всего кто-то очень могущественный... даже в газетах писали, что Иисус Христос не более чем продвинутый йог и медиум...
   Принцесса посмотрела на меня с ужасом, даже отодвинулась. Спросила потрясенно:
   -- Йог?!
   Я прикусил язык, вспомнил, с кем я разговариваю. Смущенно опустил голову, сказал:
   -- Простите, ваше высочество... так в наших краях называют... э-э... сына Господа...
   На красивом и нежном лице проступило облегчение, мелодичный смех заставил сердце радостно встрепенуться.
   -- Вы странный рыцарь, сэр Арнольв! Право, сначала я была о вас немного худшего мнения. Думала, что вы мерзкий и слабый человек, уж простите, благородный сэр. Откуда же мне было знать о вашем обете...
   Я захлопал глазами в недоумении:
   -- Обете?
   -- Ну да, -- обезоруживающе улыбнулась принцесса Киата. -- Ведь это был рыцарский обет, войти в дружину маркиза, чтобы уничтожить его, так? О, представляю, что вы чувствовали, ежеминутно находясь около ужасных черных рыцарей и адских созданий! Вы, наверное, паладин?
   -- Э-э... -- промямлил я растеряно. Принцесса явно намечтала себе что-то уж слишком. Даже у меня в голове кавардак. -- Вы правы, ваше высочество, это был обед... в смысле рыцарский обет, и вообще...
   -- И вообще! -- с придыханием повторила принцесса, в восторге распахнув голубые глаза.
   Я почувствовал себя гадко, будто отнимал конфетку у ребенка. Обманывать это неземное создание -- выше моих сил.
   С кряхтением поднялся, сказал смущенно:
   -- Ваше высочество, нужно идти... барон Гунтер заждался, наверняка он будет счастлив вас снова видеть...
  

* * *

   Барона Лэндширского, благородного сэра Гунтера встретили в самом низу, в замковом дворе и в стельку пьяным. Крестоносец сидел на лавке около кузни, злобно зыркал исподлобья, провожая взглядами адских рыцарей. Его губы шевелились, то ли в молитвах, то ли, скорее всего, в ругательствах. Но, как только принцесса Киата показалась из галереи, грязная ругань оборвалась.
   -- Киата!!
   Принцесса всхлипнула, рванулась навстречу рыцарю. Тот подхватил девушку, легко поднял двумя руками. Потом прижал к груди, я ошеломленно заметил странный блеск в глазах рыцаря, что тот старательно прятал. Принцесса прижалась к барону, заплакала от радости.
   -- Дядюшка... простите меня... я виновата перед вами! Это все из-за меня...
   -- Ну что ты, дитя мое, -- неуклюже прорычал крестоносец, такой звероватый в сравнении с нежной принцессой. -- Все позади...
   В сердце кольнула отравленная игла ревности, ко мне, настоящему спасителю, Киата так не прижималась. Я довольно грубо спросил:
   -- И куда вы теперь?
   Сэр Гунтер посмотрел с недоумением, кустистые брови сдвинулись, на лбу обозначились глубокомысленные складки. Он прогудел:
   -- В Лэндшир. Потом к его величеству Дагобару, королю Глодера. Нужно успеть сообщить об армиях неприятеля.
   Я кивнул, сказал негромко:
   -- Тогда поспешите, барон, маркиз сообщил перед... смертью... что это была не последняя битва.
   Крестоносец выслушал, свел на переносице брови, сказал принцессе сурово:
   -- Он прав, дитя мое, нам нужно спешить.
   Принцесса с недоумением заглянула в его лицо, потом в мое. Спросила удивленно:
   -- А вы... разве не вместе?
   Крестоносец открыл было рот, с лязгом захлопнул и отвел взгляд. Я сказал поспешно:
   -- Мы были вместе, но... ненадолго. У меня дела, ваша светлость... эта... обет, во! Не все квесты еще завершены, да и Церковь... она... в общем не любит незавершенные квесты.
   Я с мукой заметил печаль в глазах принцессы, она приблизилась, такая невесомая. Воздушная, прямо светится изнутри невинностью и... красотой.
   -- Пойдемте с нами, благородный сэр Арнольв! -- прошептала принцесса умоляюще. В голубых глазах пылает надежда. -- Я уверена, что святые отцы смогут вам помочь! Церковь всесильна, ведь это же храм Его, а Он -- всемогущ!
   У меня сердце сжалось, когда я окунулся в ее небесно голубые глаза. Захотелось все бросить к чертовой матери и остаться...
   "Ага, -- возник с мозгу гаденький голосок. -- Оставайся, зачем тебе Интернет, нормальный унитаз, продвинутые люди? Предложи ей жениться, и тебе сразу отрубят голову... ты в своем уме, Андрей?! Это средневековая женщина! Это вообще, блин, средневековье!! Ладно, если тебя это не впечатляет, тогда ответь на вопрос -- о чем ты с ней разговаривать будешь, романтик фигов?! О преимуществе рыцарского романа над богословскими текстами?! И то, при условии, что она читать умеет!.. хотя, по-моему, такой жанр "рыцарский роман" появится веков так через пять..."
   Я вздрогнул и отвел глаза. Почему-то мне стало ужасно стыдно. Я стыдился своих мыслей, стыдился того, что во всем привык видеть подлость и разврат. Что готов на все наплевать, лишь бы самому было тепло и сытно...
   Странно, но сердце будто зажали в тиски, и я ничего не мог с этим поделать.
   "Это просто момент, Андрей, -- вновь заговорил педантичный голосок, что привык все рационализировать, предавать скепсису и осмеянию. -- Ты поддался романтичности момента, вот и все. Не спорю, девчонка симпатичная, но... это же не любовь, ведь так? Любви нет, есть только химические реакции, гормональный всплеск, что в твоем возрасте нормально, и все! Ты здоровый самец, который не пропускает самку, готов мять и сразу валить... в конце концов, ты современный и продвинутый человек! Пусть эти варвары продолжают креститься, молиться мифическому божеству, что пугает их молниями во время грозы. Пусть рубят друг друга в бесполезных войнах и на дурацких турнирах..."
   "А если любовь?" -- наивно подняла голову совесть.
   "Ты совсем сбрендил, Андрюха, -- посетовал голосок. -- Пора валить отсюда, и, первым делом, сразу в ночной клуб. Там столько девчонок, что, кстати, знают, что такое гигиена, умывания и бритая зона бикини, не говоря уже о подмышках..."
   Я покачал головой, стараясь не смотреть в чистые глаза принцессы. Чувствуя себя последней тварью, сдавленным голосом прохрипел:
   -- Я... не могу, ваше высочество...
   Принцесса Киата вздрогнула, будто от пощечины, в глазах появились слезы. Хотела что-то сказать, но подошел сэр Гунтер, обнял ее за плечи и сказал:
   -- Не нужно, дитя мое... у него свой путь, на то замысел Творца. Без Его ведома ничего не происходит. И рано или поздно, но сэр Арнольв найдет к Нему путь. Давай же хоть пожелаем ему удачи... если она ему сможет помочь...
   Я неуклюже пожал плечами, ну, ей богу, прямо отпевают уже. Попытался усмехнуться, но вышло криво.
   -- Прощайте, сэр Арнольв, -- прошептала принцесса едва слышно. -- Помните, Господь милостив, он всегда примет ваше раскаянье, но не усугубляйте грехов своих... прощайте! Я желаю вам мужества, чтобы вы смогли сделать правильный выбор...
   Она поспешно отвернулась, но я успел заметить две влажные дорожки на щеках.
   Барон Гунтер Святобой помог принцессе забраться в седло, как и положено -- по-дамски. Придирчиво осмотрел племянницу, в глазах обожание и отцовская любовь. Только после этого обернулся ко мне. На покрытом грязью и кровью лице смятение, голубые глаза шарят по земле. Голос крестоносца прозвучал несколько скомкано:
   -- Э-э, Арнольв... сэр Арнольв... я не знаю, кто вы на самом деле, но желаю вам от всей души... чтобы...
   -- Я понял, сэр Гунтер, -- прервал я грубо. -- Все будет хорошо, не сомневайтесь... вас ждут, счастливого пути!
   Гунтер оглянулся, кивнул. Хотел еще что-то добавить, но резко отвернулся. Одним движением взвился в седло, уже оттуда крикнул:
   -- С нами Бог, сэр Арнольв!
   -- С вами Бог, -- прошептал я, провожая их взглядом. Потом добавил в тоске: -- А со мной?
  

* * *

   -- А с вами -- я, Андрей Викторович!
   Я порывисто обернулся, сердце радостно заколотилось. На старой деревянной бочке развалился черт, беспечно мотыляет ногами.
   -- Наконец-то, ты где был? -- спросил я с облегчением. -- Я уже думал, что не придешь.
   Черт вскочил с бочки, радостно улыбнулся:
   -- Куда ж я денусь, мы -- черти, всегда выполняем обещания! Я вот, между прочим, и не сомневался в том, что у вас все получится, Андрей Викторович! Это было замечательно, блестяще, отважно! Это было...
   -- Хватит, -- сказал я устало. Шутить и радоваться перехотелось, перед глазами вновь предстало нежное, удивительно чистое лицо принцессы. Я сказал зло: -- Пора домой, рогатый.
   Черт обиделся:
   -- А вот попрошу не намёкивать, не намёкивать! У нас все рогатые, и это не совсем не то, о чем вы подумали!
   -- Какие пошлые у тебя мысли, -- покачал головой я. -- Ладно, давай уже заканчивать с этой эпопеей...
   Морда у черта расстроено вытянулась, он сказал вяло:
   -- Все так же домой хотите?.. эх, так и быть, но из замка нужно выйти, здесь такая атмосфера, что ничего не получится. Все пропитано магией Первосозданного.
   Я пожал плечами, выйти, так выйти. Главное, чтобы домой отправил. Хватит с меня этого бреда с кострами, принцессами, революционными маркизами...
   Я в последний раз оглянулся на замок маркиза, захваченный адскими рыцарями. Пожар во дворе уже потушили, челядь смирно ждет распоряжений нового хозяина. Для простолюдинов войны сюзеренов не имеют значения, их жизнь проста.
   Я отвернулся, пошел за чертом. Под ногами простучали камни замкового двора, над головой проплыл закопченный потолок воротной арки. Пахнуло лесной свежестью, навстречу поплыли зеленые заросли.
   -- Говорят, -- вдруг сказал черт, -- что зашевелился Трент, соседнее королевство, чей король давно точит зуб на эти земли. Прослышали, что Глодер пережил битву, поспешили к границам. Надеются успеть отхватить земли, дурачье... как будто хорвы остановятся на одном королевстве. Падет Глодер, за ним Трент, и так по цепочке...
   Я покосился на черта, спросил с подозрением:
   -- Ты это к чему?
   Черт спокойно выдержал взгляд, сказал:
   -- Да так, вдруг вам интересно, что Гунтеру и его королю предстоит еще пролить кровушки, отстаивая земли... вдруг, и вы захотите...
   -- Нет! -- отрезал я. -- Домой меня отправляй!
   Черт сказал поспешно:
   -- Конечно-конечно, Андрей Викторович, как скажете! Домой, так домой. Но, если захотите...
   Я отрубил грубо:
   -- Единственное, чего я хочу -- вернуться в свой мир, в Москву! Принять горячую ванну, смыть мерзкий запах средневековья, клопов и...
   -- Женщину, -- подсказал черт лукаво.
   Я подумал, хотел кивнуть, но из чувства противоречия сказал:
   -- Нет, сначала выспаться, потом женщину...
   Черт непристойно хмыкнул, шагнул в заросли. Под ногами зачавкала земля, болотный запах усилился. Мы шли минут десять, я уже стал подозревать что-то неладное, но черт вдруг остановился.
   -- Вроде бы все, -- задумчиво протянул он, отмахиваясь от комаров. -- Большую силу собрал маркиз, даже сюда магия замка дотягивается. Но -- ничего, думаю, что справлюсь.
   -- Уж постарайся, -- сказал я мрачно.
   Черт помог отстегнуть ремешки, стащил надоевший панцирь. В кусты полетели наручни, поножи, кольчужная рубашка. Последним я отбросил, с огромным сожалением, трофейный меч. Оказалось, что всего за две недели в этом мире я успел настолько привыкнуть к броне и оружию, и теперь в одних штанах и рубахе чувствуя себя голым. Хотя позвоночник впервые распрямился, я ощутил, что готов взлететь от легкости. Мешало только сильное чувство горечи, будто потерял что-то дорогое...
   Черт скользнул по мне взглядом, сказал одобрительно:
   -- Всего две недели, а как изменились!
   Я посмотрел с непониманием, черт пояснил:
   -- Вы появились здесь разнеженный, весь такой рыхлый... а сейчас?
   Я окинул себя взглядом, кроме синяков и кровоподтеков ничего не увидел. Черт поморщился в ответ на мой непонимающий взгляд, сказал доходчиво:
   -- А сейчас у тебя мышцы как камень, ни одной прослойки жира. Настоящий воин! Можно рекомендовать наш мир как курсы по улучшению фигуры.
   Я кисло усмехнулся, едва смог побороть желание потрогать бицепсы. Сказал неуклюже:
   -- Да меня за такие курсы три раза казнят... ну, ладно, давай... запускай шарманку.
   Черт на миг замялся, сказал застенчиво:
   -- Приятно было познакомиться, Андрей Викторович. Надеюсь, что мы еще встретимся!
   Я мрачно ухмыльнулся, сказал честно:
   -- А я надеюсь, что это произойдет не скоро, уж не обижайся...
   Черт кивнул, растопырил руки. Меж когтистых пальцев заколыхался подогретый воздух, мир закачался. Я вдруг увидел, что лес исчез в белесом тумане, я повис в пустоте. В тумане обозначились "врата", оттуда пахнуло сухим жаром, бензиновым перегаром. В уши вторглась какофония автомобильных гудков, привычный гул толпы. Я с радостным волнением увидел, как туман рвется на части, обнажаются знакомые улочки Москвы. Плеснуло яркими красками реклам. Глаза радостно обласкали полуобнаженных женщин...
   С сильно колотящимся сердцем я шагнул туда...
   В грудь толкнуло так сильно, что я оторвался от земли. Мир содрогнулся от громоподобного крика:
   -- Куда?!
   Я больно ударился спиной, легкие отбило при падении. Я скрутился, хрипя и ловя ртом воздух, с ругательствами поднял голову... и почувствовал, как волосы на спине становятся дыбом.
   С неба спускался ангел... нет, -- Ангел!
   Огромная фигура, что казалось, соткана из солнечного света, что не слепит, а озаряет, быстро приближается. Я заметил белоснежную тунику, поверх блестящий панцирь, будто из серебра. За могучими плечами огромные крылья, почти в рост Ангела.
   Ангел приблизился, с брезгливостью ступил на землю. Я со страхом задрал голову, он почти на метр выше меня.
   Он с отвращением посмотрел на черта, тот нагло воткнул палец в нос, принялся напевать что-то похабное. Ангел скривился еще больше, взгляд голубых глаз скользнул по вратам. Легкое движение светящейся длани, и заклятье черта вспыхнуло и бессильно рассыпалось.
   -- Что ты... -- закричал я срывающимся голосом. -- Что ты делаешь?!!
   Для меня это был крах всего! Москва!! Дом!!!
   Я хотел броситься, остановить Ангела, ведь это мой путь домой! Но ноги будто вросли в землю.
   Ангел обратил взор ясных, почти прозрачных голубых глаз на меня, я почувствовал странную дрожь.
   -- Ты что и вправду думал, что пришел сюда, натворил дел, и сразу обратно?! -- спросил Ангел страшным голосом. -- Если уж ты вкусил темноты, тогда посмотри и на свет!
   Я задохнулся от ярости и отчаянья:
   -- Что ты хочешь?.. Кто ты?
   Ангел взглянул остро, сказал:
   -- А ты не догадываешься?.. как тот рогатый, что за твоей спиной, так и я всегда рядом. И, наблюдая за тобой, не могу позволить, чтобы после всех своих грехов ты просто взял и ушел... это слишком даже для тебя! Иначе -- голос ангела стал зловещим. -- Иначе в посмертии тебе придется худо, а душа у тебя только одна.
   Наверное, мои чувства отразились на лице, потому как голос Ангела смягчился:
   -- Ты не знаешь молитв, не посещаешь церковь, -- пусть, те песнопения и дома с крестами не нужны никому. Для нас важная чистота души... Но ты грешишь равнодушием к миру, а это страшно, ибо грешишь равнодушием к Богу...
   Я почувствовал, что сейчас сердце разорвется от отчаянья. Я спросил упавшим голосом:
   -- Что тебе нужно? И на тебя работать?
   -- Мне нужно? -- Ангел в удивлении вскинул брови, рассмеялся: -- Это нужно тебе!
   Я еще тише спросил:
   -- Тогда скажи, что мне делать?
   Ангел покачал головой, его фигура вдруг стала таять. Когда от него уже почти ничего не осталось, до меня докатилось печальное:
   -- Это решать только тебе...
   Я досмотрел, как фигура ангела растаяла полностью, и только тогда сочно выматерился! Не люблю, но вынудили!
   Ну вот, как помешать мне вернуться домой, так вот он -- явился! А как сказать, что за квест надо выполнить, так строим тут загадочника!
   Я с чувством пнул древесный корень, хотел еще раз выругаться, но передумал. В душе разливалась горькая пустота.
   -- Ну, наконец-то появился, оппонент! -- с облегчением донеслось из-за спины. -- А я-то уже спать спокойно не мог, думал, затевает что-то Свет. А они, оказывается, момента ждали, вот ведь какие!
   Я посмотрел на черта с недоумением, вздрогнул от догадки. Мои кулаки непроизвольно сжались, я шагнул к черту, произнес угрожающе:
   -- Так ты, скотина, знал, что за мной наблюдают?! И не мог сказать, чтоб я хотя бы молиться научился?!
   Черт поспешно отпрыгнул, с самым честным видом пожал плечами:
   -- Эта... ну я ж -- черт, аль как?
   Я взвыл, обессилено опустился на землю. Действительно, чего я хотел от черта? Чтобы он подсказывал мне слова молитв да в церковь заставлял ходить? Нечего на зеркало пенять, коль рожа крива. В том, что атеист и безбожник, я сам виноват. А ангел за мной просто наблюдал, да все ждал, когда же я грешить перестану... хотя какого черта?! Не маленький, мог бы и прилететь, подсказать, что надо делать! А то когда меня сжигать собирались или когда в бой бросали -- ни гу-гу, молчок! А когда все закончилось...
   Я обхватил голову руками, тяжело вздохнул. И за что мне все это, неужто я такой негодяй, что меня не могут просто оставить в покое?!
   Сзади процокали копыта, черт хлопнул меня по плечу и сказал с весельем:
   -- Ну, что ж, Андрей Викторович, придется вам задержаться в этом мире! Здесь еще столько приключений: с хорвами не разобрались до конца, колдуны на западе...
   -- Пошел вон!
   Черт отпрыгнул, но я продолжал слышать его задорное перечисление, от которого мурашки по коже:
   -- ...Некроманты шалят, разбойники, а какие нынче гидры болотные -- размером с телегу вырастают! Короче -- есть подходящая работенка для героя!
  

2010 г.

   Все свое ношу с собой (лат.)
   Tacita locatio (лат.) - автоматическое продление договора на новый срок при отсутствии возражений.
   Святой отдел расследования еретической греховности (лат).
   Да будет наказан по заслугам... (лат.) -- фактически смертный приговор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Николай Трой "Убить героя!"
  
  
  
  
   159
  
  
  

Оценка: 5.17*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"