Аннотация: А этот из дуэли "журналистика и нанотехнологии" :)
Ни фига себе!
Никогда не думал, что гильотина настолько громадная! Даже на фоне свежевыструганного эшафота, высотой в человеческий рост, она все равно большая. Деревянная конструкция, во всей ее примитивности, поражает откровенностью. Эта откровенность убийцы, созданного лишь одной цели. Это не утонченность высокотехнологического оружия; это не дикая мужская радость от меча в ладони... нет! Это постыдный, до дрожи в коленях, страх и ужас. Колода для рубки мяса, грубая и жестокая сила... это... это...
- Давай, белая свинья, шагай!
В спину больно ударили чем-то твердым, с завязанными за спиной руками я не удержался, полетел мордой в грязь.
Сзади захохотали, голос палача снова оглушил:
- Вставай, я сказал! Или ты уже обосрался, гринго?!
Меня грубо вздернули, едва не порвав связки подмышками. За моим лицом потянулась паутина кровавых слюней.
Только не моргать, только не моргать! Нужно все время смотреть, нельзя упустить ни одну подробность!
На этот раз мне не стали доверять самостоятельную походку к смерти и поволокли силой. Гулко пересчитались деревянные ступени под каблуками помощников палача, я взмыл над Позорной Площадью.
Так, теперь обвести взглядом толпу, всмотреться в эти перекошенные звериной радостью лица...
На миг меня снова пробрал озноб. В лицах этих варваров на площади нет ни гнева, ни ненависти. Только алчная радость, что нахаляву посмотрят на казнь иноземного гринго. Обожженные пустынным солнцем и яростью борьбы за жизнь, они на самом деле хотят увидеть казнь. Насладиться ею от начала и до конца.
На эшафот тяжело вскарабкался жирный мужик в линялых джинсах и мокрой на спине рубашке. По тусклому блику восьмиконечной звезды на его груди, я догадался - местный прокурор. Сейчас начнет играть в закон, зачитывать приговор, который, конечно же, закончится объявлением смертной казни. Два килограмма героина в моем багаже удивили даже пограничников.
Под певуче-гавкающие звуки испанского я внимательно обводил взглядом площадь и толпу. Я не слишком рассчитываю на удачу, иного приговора для меня не будет. Только смертная казнь.
Я по слогам перекатил на языке еще раз - меня ждет смерть. Какое мрачное слово, даже, кажется, у него и запах есть. Это слово пахнет сырой землей, гнилым мясом и, почему-то, разбодяженной текилой.
Озверевшая от жары, толпа мексиканцев взревела в нетерпении, кто-то выкрикнул ругательства, двое пьяных красномордых мужиков выстрелили в воздух. Прокурор спешно закруглился, и выкрикнул в толпу охрипшим от алкоголя и сигар голосом:
- Гринго приговаривается к смертной казни!
Радостный и нетерпеливый вой разогнал в ярко-синем небе орлов, а вернулся меня к реальности. Нельзя терять ни секунды!
- Гильотину изобрели в средние века, однако наибольшую известность она получила в одна тысяча семьсот девяносто втором году, - прохрипел я негромко. - Конечно, придумал инструмент усекновения головы не кто иной, как врач.
Помощники палача обдали меня подозрительными взглядами, что за странную молитву я бормочу.
- В Шотландии и Ирландии ее называли "Девой" или "Шотландской девой", - уже быстрее хрипел я. - Однако название "гильотина" закрепилось именно после использования ее во Франции. Вот с таким вот косым лезвием...
Меня развернули, разрешив поближе взглянуть на мою смерть.
"Блин..."
Здоровенная деревянная рама. Внизу два бруска с выдолбленной нишей для шеи. А вверху...
"Бли-ин!"
С глухим и острым тяжелым шорохом взлетело к небу стальное лезвие с пятнами ржавчины. Только через миг я осознал - то пятна засохшей крови. И вопреки ненавистной жаре мое сердце замерло от холода жидкого азота в венах.
- Изначально казнили на гильотине лишь богатых людей и аристократов, - каркнул я заплетающимся от страха языком. - Однако позже, когда поняли гуманность быстрой смерти от Шотландской Девы, стали казнить так всех. Считалось, что такая смерть мгновенная и безболезненная.
Лезвие жестко зафиксировалось на вершине деревянной рамы. Помощники палача быстро отвинтили болты и один из брусков ложа для шеи приглашающе откинулся. У меня желудок съежился при виде присохших к дереву волос.
"Бли-и-ин!"
- В народе бытовало мнение, - жуткой скороговоркой выпалил я, молясь, чтобы у меня хватило духу не закрыть глаза, - что после усекновения голова еще некоторое время жива. Было множество свидетельств о моргании жертв, или о том, что наблюдали осмысленное движение глазных яблок.
Помощники сноровисто ударили палкой мне под колени, и я рухнул вперед, практически сам уложив голову на ложе. На шею тотчас навалилась деревянная, пахнущая ужасом клаустрофобии теснота. Против воли я затрепыхался, инстинктивно пытаясь высвободиться, тут же загнал в шею щепку. Но все зря - сзади уже вязали руки, а болты на ложе завинчены так, что въелись в дерево.
- Н-на гильотине были обезглавлены... как их... Людовик XVI, Мария Антуанетта, Максимилиан Робеспьер, Верже... Верже... а, Верже Жан-Луи и...
В ухо дыхнуло перегаром, обезумевшее сознание перевело рокот палача:
- Мужайся, гринго. Час искупления настал.
Дальше продолжать я не мог. Давящий ужас заполнил рот, как сырой землей. Мой взгляд примерз к плетеной корзине внизу, по стволам лозы ползают крупные зеленые мухи.
"Туда улетит голова", - успел подумать я и почти не услышал мгновенного визга падающего лезвия.
Треск перерубленных костей, мышц, вен и сухожилий напомнил одновременно весеннюю грозу и электрический удар. В яркой вспышке я ринулся вперед, оттолкнулся лбом от помоста. Мир трижды сменил местами небо и землю, и моя голова влетела в плетеную корзину, перевернулась на прелом сене лицом вверх. На щеку жадно спикировал слепень. От запаха свежей крови солнце позеленело от жирных лоснящихся мух, гул их крыльев перекрыл рев толпы.
Последняя мысль была совсем идиотской:
"А я и вправду могу моргать! Не врали слухи..."
С пропитанного кровью дерева эшафота тяжело и грустно срывались алые капли...
* * *
Когда шеф нервно задвигал шеей, я понял - сейчас просматривает момент усекновения. От воспоминаний об ужасной казни в Мексике снова заныл шрам на шее. Что-то, а медики двадцать первого столетия пока не могут окончательно снять посттравматический синдром. Особенно - у вчерашнего мертвеца. Остается лишь поблагодарить наших ученых и врачей, так быстро среагировавших на сигналы моего чип-кодера. Именно их наноботы удерживали давление в моей мозгу, чтобы сохранить в целостности сознание. Правда пластическую операцию все-таки делать пришлось, пир мух и слепней даром не прошел. Как вспомню - сердце перестает биться...
С перекошенным гримасой отвращения лицом, шеф снял троды гипнопроэктора.
- "...Тяжело и грустно срывались алые капли", - передразнил он. - Что это за фраза такая? В духе ситкомов для домохозяек.
- Так плохо? - кисло отозвался я.
- Ну... нет, конечно, снято все профессионально, картинка качественная. Все твои ощущения переданы без помех, даже жуть берет.
- Но?
- Видишь ли, - шеф снова подвигал шеей. - Видишь ли, с тех пор, когда в свободную продажу вступили наноботы и чип-кодеры для записи мыслей, многое изменилось.
Я промолчал. Шеф продолжил с неудовольствием:
- Теперь твои репортажи уже не отличаются оригинальностью, понимаешь? Только на прошлой неделе на нашу почту прислали триста подобных записей. Самоубийцы хотят славы, черт бы их побрал.
Я опустил голову. На языке разливалась кислая горечь. Выходит, что все мои траты и мучения - зря?
В молчании шеф массировал шею.
- Что же делать? - спросил я, стараясь не выглядеть жалко.
- Нужно что-то новое...
Он вздохнул, кресло скрипнуло, когда шеф поднялся. Продолжение я уже знал, за много лет успел выучить ритуал обдумывания у начальства. Будет мерить шагами офис самой большой гипно-газеты в мире, а это долго. Офис, как и газета, тоже большой. И мне ничего не оставалось, как молча ждать. Единственное, что меня порадовало, - на каждом новом кругу шеф потирал шею. Значит, не потерял я сноровки, действительно качественно заснял, раз он никак отойти не может. Ай да я...
Внезапно шеф обернулся:
- Слушай, а твои наноботы ведь термоустойчивы?
Вопрос застал врасплох.
- А что?
- Термоустойчивы или нет?!
- Нужно глянуть в страховке... по-моему, - да.
Глаза шефа блеснули фанатичным огнем. Неужели старик что-то придумал?! Ай да он...
- У тебя пакет воскрешения не просрочен?
- Никак нет!
- Гарантия на все тело?
- Обижаете.
- Отлично!
Он снова обрушился во взвизгнувшее кресло.
- Есть идея.
Я даже подался вперед. Когда шеф говорит таким тоном, идея и вправду стоящая!
- Я вчера новость в инете читал, - быстро заговорил он. - Представляешь, в Африке еще сохранились людоеды?!
- Что тебя нужно съесть! - торжествующе вскричал шеф.
Пока он с широкой улыбкой разливал в граненые стаканы коньяк, я молился, чтобы это оказалось всего лишь сном. Если после Мексики у меня развились мухо-, текило- и гильотинофобии, то что будет после Африки?!
"Бли-ин!"
Шеф смачно отпил янтарной жидкости, заговорил, открыто смакуя маньячную выдумку:
- Наноботы выдержат поджарку, если, конечно, эти аборигены умеют разжигать огонь. Потом разнесутся по организму негров-людоедов, соберут всю инфу. А мы тебя, и чип-кодер, ясен пень, потом восстановим по молекуле!
Спокойно. Нужно думать о цветах. А то, что ноги ватными стали, так то ничего, пройдет. Главное, чтобы мочевой пузырь не подвел...
- Представляешь заголовки?! - вкрадчиво осведомился шеф, и восторженно продекламировал: - "Репортаж из чрева людоеда!". Это сенсация!
Пару минут я глубоко дышал, стараясь не представлять сценарий сюжета. Память выдала финт, внезапно напомнив о том, что в коллежде я хорошо играл в баскетбол. А еще мама говорила, что у меня талант к поварскому делу... Может, пора бы уже сменить профессию?
Потом в круговерть воспоминаний почему-то влетела гранитная табличка с позолотой надписи: "Журналист - звучит гордо!". Вроде бы, у нас перед офисом такая, кто-то из мэрии презентовал.
Надо же, придумали: "Журналист - звучит"...
А что?
Да-да, черт возьми! Журналистика - профессия не для слабых и изнеженных. Это круче даже чем хоккей. Это... это... мегакруто!
Когда желудок нехотя выпутался из кишок и тошнота отошла, я вздохнул тихонько. Решительно стиснул кулаки и произнес:
- Согласен. Ждите сюжет!