Душно в классе.Теплый,влажный воздух желтыми ореолами окружает керосиновые лампы, покрывает оконные стекла капельками воды. Капли сливаются, падают вниз тонкими струйками и растекаются по подоконнику неряшливыми лужицами. От выложенной белыми изразцами печки плывет волнами тепло и клюют школяры носами, дергают головами, отгоняя дрему.
Тихо, только перышки скрипят да гудит монотонно с кафедры профессор Поликарп Матвеевич Зубищев, магистр-травник. Поликарп Матвеевич, сухонький старичок, зябко кутается в поношенную мантию, черная круглая шапочка с золотым дубовым листом чудом держится на лысой макушке.
-- Злоботница пятнистая, она же ржавица, в просторечье стеноломка -- Голос у профессора тихий, говорит он медленно, нараспев -- хороша для боевых зелий, против стен каменных или бревенчатых с железной крепью. Узорник серебристый, он же кружавник, резняк, плетник, в просторечье разрыв-трава -- хорош для разбивания замков, срывания засовов, крюков и прочих запоров. Оборотник болотный, он же дробяк, дергун-трава-- пригоден для разламывания фундаментных блоков, дикого камня и скалы. Известен, также, как "трава святого Никанора" и в этом качестве используется в лекарском деле.
Бубнит Поликарп Матвеевич, глазки маленькие под кустистыми бровями прячет, в огромную книгу, лежащую на кафедре, и не смотрит. Только иногда прикоснется к ней пальцем и поднимется над книгой "видение"-- цветок или трава, о которых он говорит. Тогда класс оживляется, школяры сонную одурь стряхивают, шеи тянут, разглядывают диковинные растения, но поведет профессор рукой, исчезнет "видение" и снова тишина в классе.
На полу у печки дремлет профессорский пес, лохматый кобелек с остренькой лисьей мордочкой. Окрас у него почти волчий, потому и кличка -- Серко. Зубищев в собаке души не чает, всегда защищает и обидчиков наказывает жестоко. Разбаловал собаку до крайности.
К профессору Серко попал слепым и больным заморышем, но Поликарп Матвеевич почему-то не употребил щенка для своих опытов, как обычно, а вылечил, выкормил и, по его собственному выражению, усовершенствовал. Зубы у Серка бритвенной остроты, прыгучесть лягушачья, смышлен не по породе, а когда собирается сделать очередную пакость, глаза у собаки разгораются красным огнем и тут редко у кого душа не провалится в пятки. Любимое развлечение у него -- гонять школяров по двору. Кусать, конечно, не кусает, но штаны на лоскутья распустить -- это с удовольствием.
Нежится Серко у теплой печки, плывет в сладкой дреме. Только иногда он приоткрывает один глаз, оглядывает класс, все ли в порядке, и снова засыпает.
А класс большой. Два десятка ребят разного возраста, от двенадцати и до пятнадцати лет. За первыми партами самые старательные сидят, примерные ученики. Головки на плечико склонили, кончики языков от усердия высунуты -- скребут перьями, каждое слово магистра ловят.
Дальше -- "болото", "серединка на половинку". Здесь, кто чем занят. Одни пишут, другие вензеля затейливые выводят, третьи в "кресты-круги" играют. А вон тот голову рукой подпер и унесся мыслями в незнаемое, "планты великия" обдумывает.
На "камчатке" же братья-погодки Ванька и Сенька Зыковы делом заняты. Сенька, старший, защиту держит, Ванька заклинание плетет. Самовольная волшба в классах запрещена строжайше, и оберег сигнальный, здоровенный гвоздь, намертво забитый в дверной косяк, лично Афанасий Макарычем, магистром- экзекутором зачарованный, имеется. Но Ванька защитное заклятие три дня вязал, а у Сеньки сил много и пока что защита держит.
Торопится Ванька, руки грязноватые так и мелькают, искорки разноцветные с пальца на палец перескакивают. У Сеньки лицо красное, мокрое. Зубы сжал, губы в ниточку и взгляда от Ванькиных рук не отрывает, сигнала ждет.
Ванька и Сенька в школу вместе пришли, потому и сидят в одном классе. Два года назад через их деревню колдун проезжал, остановился у трактира, и пока кучер лошадей поил, решил пройтись, ноги размять. Тут он и увидел, как у Ваньки куры по двору маршируют. Впереди петух выступает, а за ним несушки, колонной по четыре. Ребятня хохочет, а Ванька и рад стараться. В ладоши хлопнул, выкрикнул что-то и Полкан, здоровенный дворовый пес, из будки выскочил, одним прыжком оказался перед куриным строем, сел и вытянулся в струнку. Ну точно генерал, что парад принимает.
Колдун долго на Ванькины затеи смотрел, а потом подозвал парнишку, книгу маленькую из кармана вынул, раскрыл и начал Ваньку расспрашивать о том, что он в этой книжке видит. Ванька честно ответил, что видит картинки разные, и картинки эти движутся. Тут чародей приезжий книжку захлопнул, обратно в карман сунул и пошел с Ванькиными родителями разговаривать. Ваньку, Сеньку и еще трех братьев на двор выгнали, а когда в дом позвали, колдун уже за столом сидит, письмо пишет. И с письмом этим должен Ванька ехать в Быхов, в Школу колдунов,учиться волшбе. Родители сияют, шутка ли, восемь лет на всем готовом, и после школы верный кусок хлеба , да еще какой! И на деревне почет, сын -- колдун, шутка ли!
Только Ванька уперся, как козел,-- не поеду без Сеньки и все тут. Батя, по простому, за вожжи было схватился, только колдун приезжий остановил его. Поманил Сеньку, в глаза глянул. Сенька от того взгляда застыл, как дерево, а чародей долго смотрел, потом усмехнулся, сказал непонятное: " Бестолочь, так всю жизнь наверху и простоит." А потом рукой махнул и вписал Сеньку в письмо.
Так братья в Быхов и попали. После деревенской вольницы трудно было, но притерпелись, свыклись. Да и в учебе преуспели,не ошибся приезжий колдун.
А неделю назад случай приключился. Приехал старший Зыков в Быхов, на базар. Дела справил и к сыновьям в Школу завернул, гостинцы передать. Только во двор въехал, лошадь к старой березе, что посреди двора росла, хотел привязать, а Серко уже тут как тут. Вокруг Зыковского Воронка кружит, цапнуть норовит. А лошади всякую пакость "улучшеную" сразу чуют. Вот и Воронок заржал, забился в оглоблях, чуть телегу не опрокинул. Батя осерчал, конечно. Сначала Воронка кнутом вытянул, а потом и Серка. У того глаза тут же красным налились.
В общем, Ванька и Сенька в то время в библиотеке сидели, а когда на дворе шум начался, вместе со всеми выскочили. А там уже дым коромыслом. Воронок по двору круги нарезает, оглобли за собой волочит, батя на березе сидит, на самой верхушке качается, а штаны на нем до пояса на ленточки распущены. Серко же, с краснючими глазищами, под деревом скачет, как жаба, уже не лает, хрипит. Ну и школяры, вкруг двора, ржут, как табун жеребцов. Здоровый мужик, черная борода лопатой, на березе голой задницей сверкает -- смешно,конечно. Братья, как увидели всю эту живопись, так и застыли. Ванька побелел, на глазах слезы, а Сенька, наоборот, красный стал, кулаки сжаты, высматривает самого смешливого.
Тут на крыльцо Афанасий Макарыч вышел, магистр- экзекутор, тоже шум услышал. Одним взглядом безобразие оценил, и тут же его пресек, как ему по должности и положено. Правой рукой Воронку махнул, тот и встал , как вкопанный. Левой рукой на Серка "покрывало" бросил, псину тут же к земле прижало, лапы в стороны разъехались. Ну, а школярам одного взгляда хватило, разбежались, как тараканы. Афанасий Макарыч Зыкова на землю аккуратненько так спустил, в экзекуторскую сходил, принес мужику штаны и ласково, но очень настойчиво,"голосом", посоветовал побыстрее домой ехать, а о случае этом, нехорошем, забыть и не вспоминать. Стоит батя, штаны дареные в руках держит и только головой кивает, как деревянный болванчик.
А тут, как на грех, на двор Поликарп Матвеевич выскочил, профессор Зубищев. Одним щелчком пальцев заклинание "покрывала" с Серка сбросил, подхватил собачку на руки, к груди прижал, а Зыкова старшего так обложил разными словами, что и Афанасий Макарыч, магистр- экзекутор, человек прямой и грубиян известный, и тот опешил.
Батя сгорбился, повернулся неловко и медленно пошел к телеге. Упряжь и одежу поправил, гостинцы снял, на землю опустил. Взял Воронка за уздечку и повел к воротам. На сыновей так и не обернулся. А Ванька и Сенька стояли, закаменев, и смотрели бате в спину.
Ванька заклинание закончил, подвесил на кончики пальцев. На брата глянул, кивнул коротко. Сенька из кармана достал два камня- голыша, обереги защитные, положил на пол под лавку. Ванька вздохнул, носом шмыгнул и резко встряхнул руками.
Тихо в классе. Перышки поскрипывают да мелок по доске стучит. Поликарп Матвеевич на доске таблицу разлиновал, сверху название большими буквами -- "Классификация растительного мира по применениям". Таблица вышла большая, профессор придвинул к доске скамеечку, взгромоздился на нее и, сопя от напряжения, заполняет верхние строки.
Смешок пробежал по классу, потом еще, громче. Грохнули крышки парт. Зубищев обернулся в недоумении. А в классе уже хохот. Школяры вскочили, толпятся у печки, пальцами тычут, свист, галдеж.
-- Вот это да!
-- Да ты на хвост смотри!
-- Ну, чуда- юда!
-- Хлопцы, гля! А ухи-то,ухи ...
-- Во дает!
-- Глянь, глянь! Да он сам еще и не понял...
-- Т-и-и-хо!! -- взвизгнул Поликарп Матвеевич -- Тихо! По местам!Это что? Что это там?
Школяры прыснули в стороны и Зубищев увидел.
Серко, любимый пес и единственный друг, покачиваясь, стоял на неестественно тонких кривых ногах. Длинный голый крысиный хвост непрерывно извивается, как будто живет собственной жизнью. Уши свисают почти до пола. Исчез знаменитый "волчий" окрас. Голова ярко-желтая, вокруг глаз круги черные . По хребту полоса цвета весенней травы, на боках оранжевые и бурые пятна. Ноги и уши сиреневые, а хвост какого-то ослепительно-яркого синего цвета. Серко недоуменно оглядывал себя, не понимая, что с ним происходит. Вдруг он резко дернулся, попытался схватить зубами хвост, но промахнулся, упал и испуганно заскулил.
-- Ах, вы! Ах, мать вашу... -- Одним прыжком почтенный профессор, магистр-травник, Поликарп Матвеевич Зубищев оказался на кафедре. Руки раскинул, сгорбился, как хищная птица, мантия развевается, словно ветром, глаза злые, ищущие.
--Эт-то хто же у нас шустрый такой? -- низкий шипящий голос заполнил класс. -- Ну-ка, умник, покажись!
Воздух перед кафедрой задрожал,помутнел, подернулся синеватой дымкой. Ярко светящиеся зеленые нити прошили туман крест-накрест, натянулись, полыхнули ослепительно. Зубищев выкрикнул "пусковое" слово и ловчая сеть двинулась по классу. Школяры замерли. "Поисковик" достиг торцовой стены, отразился, пошел назад. Он уже миновал Зыковскую парту и тут не выдержали, с громким треском разлетелись в мелкую крошку Ванькины обереги, камни-голыши. Сеть замерла на мгновение и плавно накрыла братьев.
-- Ну вот и ладушки! Вот и славно! -- Поликарп Матвеевич неуклюже, по стариковски, спускался с кафедры и улыбался. -- Шалим, значит, в классе? Товарищей, значит, развлекаем. Над Зубищевым безобидно так, по доброму, посмеиваемся!
Он резко повернулся, щелкнул пальцами.
-- В-о-он!! В экзекуцию! Двадцать пять каждому! Сейчас же! -- голос профессора сорвался на визг. -- Вон!
Сеть вспыхнула, стянулась в точку и исчезла. И Зыковы, бедолаги, тоже.
Поликарп Матвеевич бросился к собаке, присел на корточки. Поводил рукой над псом, хмыкнул ехидно и одним движением сорвал с Серка личину- обманку, отбросил в сторону.
-- Бестолочи деревенские, лапотники, а туда же -- заклятия плести! Я вам покажу "заклятие" -- неделю стоя обедать будете! Наглецы, это же надо... чего удумали, ну, дай срок, дерюжники, на пузе ко мне приползете... -- Зубищев гладит собаку и под его руками исчезают, истаивают жуткие попугайские цвета, возвращается обычный окрас, серый, волчий. -- Лежи, лежи Серко, немного осталось, а потом мы домой сходим, я тебе косточку дам, и кашки. Хочешь косточку? Вижу, что хочешь, вижу. А про пакостников этих забудь, больше не посмеют...
Профессор с кряхтением встает, идет к кафедре. На полдороге он вдруг останавливается, поворачивается, обводит класс тяжелым взглядом и молча грозит школярам костлявым кулачком.
Тихо в классе, только скрипят перышки да шелестят иногда тетрадные страницы. Негромкий профессорскй голос дрему навевает, шуршит монотонно, как осенний дождик. Скучно. Школяры попритихли, глаз не подымают, записывают старательно каждое слово.
У печки, на полу, Серко. О недавних неприятностях он уже забыл, от печки тянет теплом, затягивает в сладкую дрему. Серко засыпает. Иногда он вздрагивает во сне, приоткрывает глаза и внимательно осматривает класс. Когда его взгляд падает на Поликарп Матвеевича, в глазах начинают разгораться красные искры, шерсть на загривке приподнимается, хриплое рычание распирает горло. Но тут же Серко чувствует на голове маленькую и теплую Хозяйскую ладонь, слышит голос Хозяина, высокий и ломкий детский голос: "Лежать, Серко, лежать. Тихо. Не сейчас. Я скажу когда, скажу. Спи, спи." Серко успокаивается и снова засыпает.