Аннотация: 1240 г. События в устье Ижоры, строительство крепости "Орешек". Алексий сталкивается с Ломбардской лигой. Копорье и битва под Легницей. Ознакомительный фрагмент. Книга издана.
Ижора. 1240 год. На земли прибалтийско-финских и словенских племён пал взор западных завоевателей. Решение уже принято и собранные полчища готовы к походу. Кто остановит их? Он - Византиец, бывший морской офицер ушедшей державы. Он - воин, а поле битвы для него - вся история нашей Родины. И если на северо-западе Руси, мировые гроссмейстеры стали передвигать целые народности и армии, словно фигуры по огромной шахматной доске, то он предложит свой гамбит.
Борисов Алексей Николаевич
На правах рукописи (С)
Севастополь, 2010г
Цикл Византиец часть 2.
'Ижорский гамбит Византийца'
(роман)
Военно-историческая фантастика, альтернативная история.
1. Новгородские истории.
Из треснувшей известняковой плиты вода родника стекала почти бесшумно. Катилась себе тоненькой струйкой, пока не вгрызалась в свою товарку, отчего струи всплёскивало и, уже объединившись в крутящийся прозрачный жгут, журча, влага спешила к сотворённой природой гранитной чаше, выливаясь из которой, неслась к большой воде. К Пудости, а та уже к Ингре, к великой реке целого народа. И так происходило изо дня в день, год за годом. Время шло своим чередом, и даже вечное багровое светило, прячущееся за похожие на небрежно содранные звериные шкуры облака, ни в силах изменить сложившихся устоев как всегда клонилось к закату. Ещё не заполыхали отблески вечерней зари, как откуда-то со стороны леса пополз редкий, несмелый туман, который боясь приподняться и растаять в воздухе, изо всей силы цеплялся за каждую кочку и куст. Постепенно он накрыл луг и на мгновенье замер, словно затаился от смертельной опасности, как по реке разнесся скрип корабельного дерева, натужные выдохи гребцов и чужой этой земли говор. Скандинавская шнека со свейским купцом Гротом стала поворачивать к берегу, где на пригорке, у устья речки, втекающей в полноводную Неву, расположился одинокий хутор.
Не так давно, здесь обосновалась семья кузнеца Юхи. Разругался коваль со своей ижорской общиной, забрал семью и подался к побережью, подальше от злых языков. Срубил дом, обзавёлся хозяйством и стал жить. Окрестный лес снабжал дичью, заливной луг делился сочной травой с домашней живностью, на огороде прорастала репа и прочие овощи, а остальное давала река. Худо-бедно, но заработка от проходящих кораблей в период навигации на жизнь хватало. Всем это было выгодно. Путешественники часто ночевали на приветливом берегу, чинились и даже отмечали это место на своих лоциях, как благоприятную стоянку. Юха же, в свою очередь выменивал у них недостающие в хозяйстве товары, а жена варила брагу, славящуюся на сто вёрст окрест. Ещё пару лет и искатели лучшей доли станут обживать побережье двух рек. А как иначе? Устье всегда притягивает людей.
- Инга, готовь угощения. Пойду, узнаю, может, что по железу корабелам надо, пока горн не погасил?
- Юха, не забудь сказать про пиво, как знала, что пригодится.
- Обязательно скажу.
Мужчина поправил нож на поясе, сделал несколько шагов по направлению к берегу, обернулся и подмигнул двум девочкам пятилетнего возраста, вьющимся возле юбки матери. Оглядывая знакомую местность, он вдруг ощутил щемящее беспокойство в душе, которое оставалось непонятным ему самому. Чувство тревоги и какой-то тяжести сперва коснулось его груди, а потом подступило к сердцу пронзительной тоской. 'Я скоро', - так и не сорвалось с его губ.
Иноземцы вытащили шнеку на берег, познакомились с Юхой и, узнав про свежее пиво, приняли его приглашение повечереть в домашней обстановке, попросив сварить нечаянно сломанное лезвие длинного ножа. Наконец, все хлопоты подошли к концу и при свете домашнего очага гостей накормили от пуза. Инга предложила наваристую похлёбку, тушёную оленину и собранные с утра ягоды. Всё было хорошо, вечером пели песни, рассказывали новости, но утром случилась беда.
Воспользовавшись гостеприимством хозяев, предоставивших ночлег и еду, пришельцы оставили долги, посчитав для себя, что расплатились сполна, отняв жизни доверчивых ижорцев. Шнека уходила в сторону Ладоги, а над крышей дома ещё струился сизый дымок умирающего очага.
***
Почему на Руси так долго не строили больших кораблей? Ведь если прикинуть, чем больше водоизмещение - тем больше груза можно принять. И там, где шесть новгородских ладей везли полторы сотни тонн, венецианцы управлялись двумя галерами. Неужели тямы или мастерства не хватало? Но не всё так просто, как говаривал Флобер: 'хороший Бог в деталях'. Даже если и построил бы какой-нибудь фантазёр крупный корабль и что? Где бы он вёл свою трудовую деятельность? Ответ очевиден: размер Русского флота упирался в логистику речного сообщения, где зачастую невозможно эффективно использовать крупнотоннажные средства из-за недостаточной глубины акватории и порогов, кои приходилось преодолевать, дабы пересечь огромную сухопутную державу. А, как известно, думками сыт не будешь. В Новгороде строили и трёхмачтовые морские суда, которые превосходили по грузоподъёмности кораблики балтийских стран, но это было больше экспериментом и, едва достигнув Ладоги, они больше не видели родных стапелей. Спрос рождал предложения и рабочими лошадками надолго оставались набойные ладьи, наподобие той, что служила Пахому Ильичу. Вот только не подходило нам это судно для намеченных планов, требовалось нечто среднее между галерой и ладьёй.
Вопрос о втором корабле стал тогда, когда до нашего похода в устье Ижоры оставалось чуть больше трёх недель. За то короткое время, которое мы провели в Новгороде, Пахом успел обзавестись ватажкой из шестидесяти добровольцев, по которым в разных княжествах Руси и не только, давно плакала виселица. Осуществить сие оказалось совсем не сложно, поскольку город притягивал к себе огромные массы людей, стремящиеся найти лучшую долю. И как водится, различных авантюристов среди них было хоть отбавляй. Ильич, собирая отряд, действовал с прицелом на будущее. Заранее арендовал старую корабельную мастерскую, готовую вместить под свою крышу даже сотню людей. Договорился с огнищанами, прибывшими из-под пригорода Торжка о подвозе продуктов, с кожевенниками о поставках кожи, с охотниками о дичи и после этого объявил о наборе, отдавая предпочтение хлебнувших лиха. Ему были нужны люди, полностью зависящие от него, видевшие в купце не только некую стабильность, но и надежду на безбедное существование. Задуманное оказалось достигнуто довольно скоро. Ухари оказались готовы идти, куда скажут, и делать всё, что прикажут. Главное, чтобы конечный результат радовал, и желательно сопровождался звоном серебра в объёмистых кошелях, шелестом дорогих тканей и переливом сверкающего меха бесценных шкурок. Командовал этим отрядом Андрей Бренко, по прозвищу Чело. Бывший католический рыцарь, три года назад перебравшийся на Русь, по слухам принявший православие, занимался какими-то непонятными делами в Новгороде и, оставшись без единой куны, предложил свои услуги Пахому Ильичу, приведя с собой два десятка подельников. Вскоре мы познакомились.
- Людвиг Люнебургский. - Представил мне рыцаря Пахом, когда тот зашёл в недавно отстроенный склад, прямо на подворье новгородца.
- Так как тебя величать, - переспросил у высоченного немца, одетого в изрядно вытертый полушубок без пуговиц на голый торс, - Людвиг или Андрей?
- Можно так и этак, но здесь лучше Андрей, - великан повернулся ко мне немного боком, пряча прореху на штанине.
Пока он крутился, вдобавок к ущербным порткам, я заметил и дырку на полушубке, не иначе прорубленной топором, со следами запёкшейся крови по краям. Так что Андрей из соляных краёв, показался мне фруктом ещё тем.
- Приодеть бы тебя, - подумал я вслух, - следуй за мной, станем тебе амуницию подбирать. Кстати, - уже на ходу спросил у наёмника, - а почему Чело прозвали, вроде по-италийски это небо означает?
- Ага, выше уже некуда, - отшутился рыцарь, нагибаясь перед проёмом двери явно не рассчитанным на верзилу, - у нас в семье все мужчины такие.
Рост предводителя ватаги превышал мой на полголовы, где-то под два метра с мелочью, не меньше. Такого и в моё время, когда дети не голодают, редко встретишь, а уж тут, где два аршина шесть вершков считается рост выше среднего и подавно. Немудрено, что готового платья на такую каланчу не найти. Кто будет шить рубаху на продажу, в которую полтора новгородца влезут? Так что моё первоначальное мнение о беспринципном мародёре, возможно насквозь ошибочно. Так это или нет, покажет время.
- Ты с чем привык ратиться? - спросил я.
- Хорошо владею копьём, - похвастался босоногий рыцарь, - чуть хуже кистенём, могу топором, длинным ножом, дубиной. С луком не дружу, но если придётся...
- Конному бою обучен?
- А как же! С самого детства. Ещё осваивал искусство биться с мечом, только под мою руку клинок трудно найти, в общем, что подвернётся, то и сгодится.
- Что ж, будем тебя собирать, держи. Топорик, два ножа, ремень с кольцами. Самая большая кольчуга тебе будет чуть ниже пояса, но есть готовое полотно, так что можешь простым шнурком нарастить. Либо к кузнецам. Каска с подшлемником, рукавицы, ещё материя на портянки, - протянул мешок с обмундированием Андрею, - щит только круглый, зато обклеен материей с двух сторон и с большим стальным умбоном. Дополнительное оружие можешь выбрать сам, а вот стёганку, сапоги и прочую одежду обязательно по твоим размерам шить. Придётся тебе к портным обращаться, да оружейников со скорняком навестить. Теперь меч. Есть полуторный, но тебе он покажется простым.
Рыцарь, ещё не веря в происходящее, схватил добро, посмотрев на меня странным, немного удивлённым взглядом. Все наёмники, которые нанимались на службу в то время, обеспечивали себя сами. От качества вооружения и их умения зависела цена, которую платил наниматель. Однако были и исключения, когда отряд экипировал заказчик, вот только условия контракта были сродни кабальным, как в неких кредитных финансовых организациях. Да и вооружение не отличалось разнообразием; хорошо, если к копью со щитом давали ещё что либо. Недолго думая, вытянув из мешка стальную рубаху, Людвиг встряхнул её, примерил по длине и аккуратно отложил в сторону, вытерев испачканные маслом пальцы о холстину. Хауберг был признан добротным, после чего достал из ножен меч и засопел. Выражение его лица можно было сопоставить с мимикой ребёнка, которому только что купили железную дорогу.
- Сколько я буду должен за всё это? - рыцарь показал свободной рукой на амуницию, не отрывая взгляда от лезвия, отражавшего свет масляных ламп.
- Вычтем из твоей доли добычи сорок четыре гривны, это если без сапог, - ответил я, - но сапоги лучше взять тут. Даже желательно, из-за подошвы. Поройся, сорок четвёртый размер был. Точно помню.
Людвиг щёлкнул ногтем по кромке клинка, наслаждаясь звоном, и с явным сожалением протянул его мне обратно.
- Отличная сталь, но я не уверен, что у меня скоро появится так много серебра. А служить больше двух лет в мои планы не входит.
- Не сомневайся, - обнадёжил наёмника, - думаю, рестанта не случится, ещё и останется. Предстоят славные дела, и насколько я знаю, Пахом Ильич возлагает на тебя большие надежды. Так что забирай амуницию, приказчики составят опись и готовься к походу.
- Коли так, быть по-твоему. Только обскажи, если оружие сломается или потеряется, кто в ответе, как решать?
Однако дельный вопрос. Со всей этой кутерьмой у меня как-то из головы вылетело, что амуницию когда-то предстоит чинить или хотя бы делать профилактику. На продажу оставалось несколько наковален, но самой походной кузницы, с ножным приводом горна, наподобие той, что стояла в моём сарае, не было. Места в ладье не хватило. Впрочем, даже немного знакомый с кузнечным делом, имея подсобный материал, а так же уголь, молот и крепкий камень способен починить примитивное оружие. Важно человека такого найти.
- За личное оружие каждый отвечает самостоятельно. Если не хватает ума не допустить ржавчины на лезвии, то меч он в руки не получит, только палку. Сам знаешь, что сдуру можно и кое-что другое сломать. А на будущее нужен кто-то с кузнечными навыками. Есть такой на примете? Веди! Что же касается оружия и доспехов на смену, то подменный фонд создать не проблема. Раскидаем стоимость на всех, как в любой артели.
На этом наше знакомство завершилось. Рыцаря взяли в оборот Ваня и Ефрем, приказчики Пахома Ильича. Они вели записи, кто и сколько из новобранцев (все без исключения, в счёт будущей добычи) получил обмундирования, и составляли смету котлового довольствия. К удивлению многих, они ни сколько не скрывали, какие суммы тратятся. Сторонний наблюдатель мог навскидку сказать, что расходы перевалили за тысячу гривен, а конца и видно не было. Создавалось впечатление какого-то масштабного мероприятия, где медведя, шкуру которого уже успели поделить, (иначе, на какие шиши весь банкет?) давно убили. Оставалось ничтожная малость, пойти и забрать её. А, как известно, неподдающиеся логическому объяснению факты вызывают перетолки и нелепые толкования.
В узких кругах новгородских бояр поплыл слух, что невероятно удачливый выскочка Пахом Ильич, которому серебра девать некуда, украшает им свой дом, собрал и экипировал по высшему разряду дружину, готовясь в очередной раз удвоить, а то и утроить капитал. Не каждый член 'золотой сотни' мог позволить подобное, а уж купец - тем более. Пару лет назад об этом бы просто посудачили, но не теперь. Слишком много бед свалилось за последнее время, так что переживать был резон. Торговый маршрут к Каспию, кормивший как бы ни пятую часть торгового сословия стал небезопасен. От большинства отправившихся на юго-восток караванов известий не имелось. Многие остались без планируемой прибыли, а то и вовсе разорены. Обдумывая, что бы предпринять, новгородцы пускались в авантюры и в итоге, зачастую оставались у разбитого корыта. Выходило, что лучше, чем отправиться грабить, придумать что-либо оказалось затруднительно. Вот и Пахом Ильич, судя по всему, явно не на пикник собирался. Слухи обрастали новыми фактами, один другого фантастичнее и, наконец, достигли своего апогея. И как нередко бывает, великую тайну раскрывает незаурядный случай. Причину возникшего ажиотажа вокруг деятельности купца совершенно случайно прояснила старшая дочка медового олигарха Сбыслава Якуновича. Будучи на выданье, она шила свадебный наряд у Нюры. Это не было своеобразным показателем богатства, просто девичий пол всё время притягивает какое-либо новшество, а юбки, рубахи и сарафаны, выходящие из-под ножниц и иголки дочери Ильича, как раз оказались на самом гребне волны моря моды. Однажды, вернувшись с очередной примерки, девушка отослала няньку за чем-нибудь вкусненьким и поведала отцу про стоимость почти завершённого платья. Получив отказ в указанной сумме, равной цене шести быков, разревелась и в слезах выпалила:
- Нюрка Пахомовна вся в золоте ходит, перстни на пальцах, бусы красного карбункула (гранат, так в старину называли этот камень), а батька её за казной свейской идёт... ааа!
Сбыслав уловил сквозь рёв дочери слово 'казна' и навострил уши.
- А ну, замолкни, пигалица! Когда идёт, не сказала?
- Она завтра, - хныкала Анисья, - к Александре Брячеславовне в Городец потопает, мерки снимать, да торт жрать.
- Тьфу ты! Не про то, - Якунович схватил дочку за плечи и приподнял так, что ноги девушки повисли в воздухе. - Пахом когда за казной идёт?
Истерика закончилась моментально.
- Ой, не знаю я, тятенька. - Девушка хлюпнула носом и попыталась высвободиться из рук отца.
- Значит так, Аниська, найди любой повод и дуй к Нюрке. Скажи, - отец девушки на секунду задумался, - чтоб жемчуга больше нашили, ленты атласной, в общем, фигни всякой, которую вы так любите, да узнай, когда и куда Пахом Ильич за казной отправляется. И никому... окромя меня, ни слова, поняла? - опуская дочку на лавку. - Ступай к мамке, посоветуйся.
- А гривны?
- Сказал дам - значит дам!
К своему сожалению, Сбыслав Якунович так и не смог узнать точную дату похода. Разве можно что-нибудь поручить девушке, у которой одни наряды да женихи на уме? Всё, что удалось разведать, так это то, что конечная цель набега будет находиться где-то на Неве или чуть дальше, да дело будет происходить летом. В принципе и не так мало, но всё же. За Пахомом Ильичом даже установили слежку, ожидая момента, когда купец закажет большое количество продовольствия для своего воинства. Пока что, им был приобретён только морской корабль, не новый, но ещё в хорошем состоянии. Из той серии, что если утонет - не жалко.
***
Покупку Пахом выбирал со своим кормчим. Полдня лазали по верфи и причалам, перепачкались в смоле и дёгте, но в итоге нашли. А когда всё было оговорено с владельцем судна и ударено по рукам, пригласили меня, так сказать, похвастаться. Визуально, приобретение купца превышало его прежнюю ладью раза в полтора. Иными словами, кнор-переросток. Длина судна составляла около тридцати метров, ширина - почти пять с гаком. Высокие, двухметровые борта чернели просмоленными дубовыми досками, положенными внакрой. Причём создавали впечатление если и не надёжности, вкупе с неожиданно низкой осадкой за счёт пузатости, то излишней монументальности уж точно. Отдельно следовало упомянуть о днище с отреставрированным килем, переживший не один десяток волоков. Хотя со слов Ильича, раньше на корабле перевозили зерно, и на штукатурку ушло не менее двенадцати пудов клея с мелом, мне казалось, что деревянный монстр в этом месте не надёжен и обязательно даст течь. С правого борта крепилось недавно выструганное рулевое весло с затейливой резьбой, выделялся свежестью обновлённый такелаж и стянутая железными обручами клееная мачта. Корабль выглядел как новенький, вернее, как хорошо подремонтированный.
- Трифон Амосов сие сотворил. - Ильич нежно провел рукой по доске обшивки, словно жену любимую погладил.
- И что с того?
Я скептически отнёсся к словам Пахома. Имя мастера мне ни о чём не говорило. А случаев, когда побывавшие в авариях машины рихтовали, вытягивали, а потом красили, выдавая за ретуширование царапин, знал предостаточно: сосед такую рухлядь на авторынке купил, а потом за голову хватался.
- Да то, что если шторм крепкий будет, вон те, - новгородец пренебрежительно показал рукой на стоящие рядышком суда, - утопнут, а Амосовская ладья бурю переживёт.
- Пусть так, - рассудил я, - нам главное грузоподъёмность, сей исполин далеко в море не пойдёт, максимум по заливу.
По плану предстоящих событий, на кноре-переростке, как сельди в бочке, должны были следовать почти шесть десятков ушкуйников. Особо не выпячивая своей боевой составляющей их задача, простая как пять копеек, определялось нахождением в устье Невы, с целью отработки боевых навыков. А вот начиная с определённого времени, вполне мирный зерновоз мог захватывать все кораблики, идущие под свейскими вымпелами. То есть заниматься каперством. Понятно, что одно судно не остановит шведскую флотилию, а вот перехватывать одиночные плавсредства около военного назначения, спешащие к Ижоре и обратно, - это вполне по силам. Было и ещё одно задание, в зависимости от многих обстоятельств, наверно, основное. В доставшихся мне архивных записях упоминалось, что флагман шведского флота вёз на себе казну войска и в момент сражения находился в безопасности, то есть явно был не вытащен на берег. Вот, исходя из данных переменных, мы начали планомерно готовиться к выполнению всего задуманного. На купленной ладье установили подъёмные щитовые конструкции, кои при боевом столкновении можно было поставить за пару минут на корме. Получалась башенка, из которой пара арбалетчиков могла вести прицельную стрельбу, не заботясь о своей защите. Все ниши, ведущие с палубы в трюм, закрыли рыбинами. На носу примостили наклонную мачту с парусом-артемон, на корме нарастили борт, и практически превратили морскую ладью в дромон. Не забыли и про секретное оружие: несколько десятков горшков с зажигательной смесью и самодельный струйный огнемёт, отчего палубу от шкафута до полубака пришлось выстелить дорогостоящей кровельной медью. Давление в системе создавалось ножным насосом, а в качестве горючей смеси я применил привезённый с собой бензин и отработанное машинное масло. Струя пламени выпускалась на тридцать шагов, и оружие это было больше психологическим, нежели боевым. То есть подпалить парус на корабле неприятеля да напугать, а на большее и не рассчитывал. Пробные испытания мы проводили ещё на ладье Пахома Ильича, когда шли в Новгород. Тогда выпущенное пламя опалило ветки кустарника на берегу Ловати, так и не сумев его поджечь. Слишком велико было расстояние, и смесь пока достигла цели, успела основательно перегореть. Команда купца, с интересом наблюдавшая за этим безобразием, перетрусила. Управляемая струя огня - жуткое зрелище. Видя содеянное, я представил, как поведут себя доблестные потомки викингов, если уж видавшие виды новгородцы чуть не отправились стирать портки, когда сопло огнемёта случайно развернулось в их сторону.
Шесть суток при попутном ветре мы добирались до устья Ижоры, миновав пороги Волхва волоком и Ладожское озеро с нанятым лоцманом, когда утором седьмого дня вышли к искомому месту. На левом берегу, сплошь заросшем камышом, стоял одинокий сруб с покатой, покрытой дранкой крышей, напоминавший готового взлететь ворона. Лес от дома отделяла большая поляна, ближе к воде заброшенный, поросший бурьяном огород, и скирда прелого сена, растасканная с одного бока. Скатившаяся поленница дров у стены небольшой пристройки и мёртвая тишина, живых - ни души.
- Видимо тут будут супостаты острог ставить. - Поделился я своими наблюдениями с купцом. - Место, что надо: Ижорка и Нева защищает с востока и севера, с запада густой лес.
- А по мне, так и на правой стороне строиться надо, как у нас, дома. - Ответил Ильич, вспоминая свой родной город, где Волхов разделял Новгород на две части. - Тут острог, а там башню. Между ними мостик и всё пучком.
- Думаешь, на двух сторонах обживаться будут? Там же пригорок, да и место неудобное. От берега до берега три десятка саженей, мост за неделю не поставишь, хотя полюбопытствовать не мешает. Давай сперва жилище осмотрим, вдруг найдём кого-нибудь, - предложил я свой план действий, - а опосля и на тот берег сходим.
Купеческая ладья, выгребая против течения Ижорки, подошла к берегу. Бренко на своём корабле пристал со стороны Невы. С его осадкой в три локтя лишний раз рисковать не стоило, однако промеры глубин показали несостоятельность опасений. Фарватер оказался чист от камней и вполне судоходен, по крайней мере, на двести метров от устья. Вскоре поисковая партия, поднявшись по пологому склону, вышла к строению. Не так давно построенный дом оказался заброшен. Обрубы брёвен ещё не успели потемнеть, а в воздухе уже витал запах тлена. Запалив факел, мы вошли внутрь, где сквозь дымовое отверстие крыши пробивались лучики солнца, освещая только паутину над кучкой камней и давно погасшие угли.
- В прошлом году люди ушли. Всю утварь унесли, хотя, нет! - Кирьян указал на булыжник с отчётливым рисунком молоточка, - камни очага остались. Беда...
Изображение было глубоко высечено и совершенно незакопчённое, камень только украшал очаг. Обойдя вокруг, я стал высматривать место, куда приспособить факел.
- Может, - предположил я, осматривая дом, - какая болезнь приключилась и в спешке жилище покинули?
- Это камень Кулерво. По преданиям, - поведал меня Пахом, - великан Кулерво, состоял в слугах у бога-кузнеца Ильмаринена. Помнишь, ты мне про Балду и попа басню рассказывал? Так это он и есть, совершает те же самые подвиги, что и могучий молотобоец, побеждает черта во всех трудных состязаниях и выходит сухим из воды. Вы, византийцы, всё у нас передрали. Ижорец ни за что бы не оставил его тут. - Пахом Ильич нахмурился, медленно, будто в некой задумчивости, обошёл кругом очаг. - Этот камень отец передаёт сыну, когда тот собирается жить отдельно. Знать и впрямь беда.
За домом нам открылась страшная картина - человеческие кости. У вбитого в землю столбика лежал скелет человека, судя по размерам и истлевшей одежде, принадлежащий мужчине. Недалеко от него - ещё один, с элементами женского наряда. А рядышком, сложенные в виде руны 'феху', три детских. Не надо быть криминалистом, чтобы понять всю мерзость преступления: семью ижорца зверски замучили и бросили на растерзание лесным падальщикам, вот только звери, в отличие от людей, не тронули их.
- Свеи! - Со злостью в голосе сказал Пахом. - Их работа. Развлекались, нехристи. Удачи себе пожелали. Хорошо, что Пелгуй этого не увидел, он вроде из этих мест.
- Людвиг! - Смотря нашему рыцарю прямо в глаза. - Пленных с первой захваченной свейской ладьи не брать. Око за око - знаешь такую поговорку? Смотри внимательно и запоминай. Хозяев дома не продали в рабство, их убили с особой изощрённостью, причём явно наслаждаясь мучениями несчастных жертв. Люди так не поступают.
Наёмник кивнул головой, соглашаясь с приказом. Раз добыча обещана серебром, то и возиться с пленными незачем. А как иной раз поступают люди, Бренко и сам смог бы рассказать, да и не такое он в своей жизни видел.
- Лексей, ты не горячись, - Пахом Ильич не согласился с моим требованием, - как это полон не брать? В Новгороде каждый пятый на треть свей. У нас, что не княжна, - указал рукой в сторону, где предположительно находилась Швеция, - то с той стороны. Нельзя так, с полона весь прибыток. Да и не душегубы мы.
- Ильич! Война на носу. Или ты или тебя. Как думаешь, почему они сюда придут? Из-за разницы в вере? Или им своей земли мало? Как бы ни так. - Немного отойдя от увиденного, с лёгким раздражением сказал Новгородцу.
- И зачем они, по твоему мнению, припрутся? - Пахом удивлённо уставился на меня.
- Как раз по твою душу. Экспансия уже просчитана и одобрена. Кое-кто упорно хочет занять сладкую нишу посредничества. Подумай, Англия с Фландрией производит сукно; Западное побережье франков вино, а Саксонцы, откуда твой Людвиг - соль; Скандинавия - металлы. Русь, как вишенка на торте. Тот, кто всё это свяжет узлом - будет иметь колоссальный вес. Следующая ступень, править всем этим. Уже сейчас, мошна союза торговых домов Висбю превышает казну любого Балтийского государства. Торговля, свеи хотят контролировать новгородский рынок, не пускать ваших купцов туда. Воск, мёд, дёготь, лён, пенька и, конечно же, пушнина. В общем, всё, что пользуется спросом там и есть в избытке здесь. Вопрос любой войны всегда упирается в деньги и рынки сбыта. Так что, проиграем здесь - привольной торговле Новгорода конец. У города нет прямого выхода к морю и станет он, как разорившийся закуп на побегушках у Готландского, либо Ганзейского союза Любека. Хуже того, некоторые власть имущие в Новгороде считают, что они сами являются полноправными членами этих союзов. Ну, таких умников только могила исправит.
Ильич призадумался. Не один десяток лет город находится в неравноправном положении относительно ведущих торговых полисов. Слишком много запретов и те крохи, как услуги по логистики никоим образом не перекрывают недополученной прибыли. Он бы и сам, как и многие новгородцы, был не прочь держать руку на пульсе скандинавских рынков и не только. Значит, столкновение интересов неизбежно. Вопрос только в том, кто первый начнёт подкреплять экономические притязания военной силой.
- Согласен, но про торговлю ты, Лексей, немного загнул, - купец рассмеялся, - как можно её контролировать? Хочу - торгую, захочу - нет.
- Пахом Ильич, ты торгуешь, потому, что тебе позволяет Закон и правила. Измени их, и всё, ку-ку. А кто устанавливает законы и правила игры?
Мне даже стало немного интересно, что ответит Ильич.
- Тот, у кого власть и сила, - новгородец перестал улыбаться, - это и малец несмышленый знает.
- Вот! Свей и попрёт сюда, оттого, что дома у них неразбериха, а серебришка хочется много. Как сделать, чтобы монеток поболе появилось? Отнять, либо поставить купцов в такое положение, когда за бесценок продавать станут. Емь они уже прибрали, теперь ваш черёд. Время подгадали, в самый раз. По Руси, где князья между собой лаются, - кормушку поделить не могут; как назло, степняк прошёлся огнём и мечом. Для них, схизматиков, это единственный шанс заполучить всё малой кровью. Случись у них такое, ты бы первый стал готовить дружину, дабы навестить соседей. Всё по правилам феодализма.
Со злости, что ничего нельзя сделать для объединения Отечества, пнул ногой неизвестно каким образом, оказавшуюся у дома шишку.
- Пошли на ладью, на ту сторону переберёмся. - Предложил Ильич, видя, что компаньон расстроился.
Правый берег был полной противоположностью левого. Холмы чередовались с впадинами, редкий кустарник у берега и буквально в тридцати шагах от воды лес. Ни о каком лагере, не имея мощных бульдозеров, здесь и думать нельзя было. Единственное подходящее место для стоянки располагалось в семистах метрах, вверх по реке, куда мы дошли своим ходом, петляя вдоль извилистого русла реки. Как раз где Ижора принимала в себя последний приток. Пятачок в два гектара относительно ровной поверхности чем-то похожий на кривую подкову с одним холмиком и еле заметным ручейком. Показывать запуск воздушного шарика при посторонних явно неуместно, посему я предложил нашим сопровождающим вернуться к ладье, оставив меня с Ильичом всё осмотреть надлежащим образом. Как только Людвиг с частью команды скрылись из вида, Пахом развязал сидор, доставая контейнер с привязанным к нему тонким капроновым тросом. Для него это было не в новинку, так что в четыре руки, через двадцать минут мы имели неплохое фото местности. Сверяя современную карту с только что полученной картинкой, оставалось развести руками. Ландшафт поменялся, многие ориентиры угадывались с трудом, и требовалось основательно обновить оставленный в Новгороде макет.
- Что скажешь, Лексей? - Новгородец внимательно рассматривал отпечатанный рисунок.
- Да что тут говорить, интервенты будут ставить укрепления там, где сейчас находится домик убитого ижорца. Думаю, теоретически часть отряда может расположиться и здесь, на поляне, за поймой, но это сомнительно. Всё будет зависеть от количества воинов, которые придут с Фаси. Я бы не стал разделять войско, да и ярл не идиот. Если всё получится, бояре с князем ударят с левого берега, свяжут боем основные силы, а мы подсобим с реки и отсюда. Вот только как это сделать по уму, надо покумекать.
Я застегнул рюкзак и направился к берегу. Пахом Ильич рассуждал на ходу, догоняя меня:
- Вот ты говоришь, теоретически возможно. Значит, выманить на этот берег свея надо как карася, да вот только что в качестве наживки предложить?
- Давай думать, Ильич. Для строительства укреплённого лагеря, а затем и острога нужно три вещи. - Сказал я, немного сбавляя шаг, дожидаясь, пока новгородец поравняется со мной.
- Серебро, люди и жратва, - закончил за меня Пахом и протянул шишку.
- Спасибо за сувенир, но к чему это? - Недоумевая, поинтересовался у купца.
'На кой чёрт он собирает шишки на поляне? Зайди в лесок, там этого добра навалом. Точно, у Ильича что-то с головой случилось, как увидел работу принтера', - подумал я.
- Помнишь, - Пахом хитровато прищурился, - в Долгомостье, ложный склад с продовольствием делали?
- Помню, так в Смоленске шпион был, и мы знали о нём. А тут?
- Так в Новгороде почитай каждый торговый гость шпионит, да и среди своих, думаю, немало иуд сыщется. - Ильич перекрестился.
- Если Фаси точно будет знать, что здесь его ожидает большой запас провизии, приготовленный к отправке, куда-нибудь в Мухоморск, то... - шишка с хрустом раздавилась у меня в руке.
- И речку ежами у яра перегородить надо, дабы, как ты их назвал, интервенты пешочком пошли. - Внёс последнее предложение Пахом. - Строптивых под нож, а остальных в колодки.
После обеда, пока мы с Пахомом Ильичом исследовали фарватер Ижорки, наёмники валили в лесу деревья. Бензопилы не было, но лесорубы и простой двуручной пилой с топорами управились быстро. Сутки ушли на то, чтобы приготовить деревянные ежи и набить мешки камнем. Ещё двое на возведение навеса для ямы с зерном и домика у опушки, как раз на правом берегу кряжа , где была полянка. Остальное доделывалось без нас. Оставив Людвига с отрядом в устье Ижоры продолжать заниматься облагораживанием местности и 'охраной' продовольственного склада, мы спешно отплыли в Новгород. Предстояла большая комплексная работа.
Слух о том, что Пахом Ильич будет отправлять громадный караван в Любек и живо интересуется зерновозами, насторожила всех купцов, торгующих озимой рожью. Появившееся словно из воздуха зерно, грозило подорвать сложившиеся цены. Ожидаемые прибыли стали под вопросом. Из Ладоги дёрнули шесть недогруженных рожью ладей, но не в Клобжег, как было намечено, а в Колывань, где, вроде, опять-таки по слухам, ещё покупали по старым ценам. О зерне заговорили все и везде. Особенно в Новгороде, где цена ни с того ни с сего поползла вниз, как в небывало обильным хлебами позапрошлом году. Популярная тема не миновала и посетителей одного заведения. Недалеко от торговых рядов, в двухстах шагах от моста, возле Ярославова двора, в добротной харчевне шла степенная беседа двух горожан и пары торговых гостей. Находясь в подпитии, приказчики Пахома Ильича выбалтывали секреты хозяина.
- А что б заповедь за третной хлеб не платить, - Ваня глотнул из кружки, - эта стервь стерьвячая его в обход Новгорода в устье Ижоры свозит, там склад у него. Шестьдесят дружинников караван охранять будут. Во как.
Иван на пару с Ефремом пили пиво, заботливо подливаемое их новыми приятелями Гротом и Спиридоном. Информация о том, что их хозяин занимается контрабандой, всё поставила на свои места. Со слов приказчиков выходило, что Пахом Ильич не заплатил обязательный налог, взимаемый посадником при оптовой операции с оброчного хлеба. Обычно такой хлеб продавали монастыри, являющиеся крупнейшими землевладельцами и как обычно, скрывающие точное количество полученного урожая. Всё это означало одно: прокрутить в одиночку подобную аферу купец не в состоянии, есть поддержка. А если разговор шёл о третной части собранного урожая, то хлеба должно быть очень много, так как церковь в этом году участвовала в его продаже не более чем скромно. Оставалось выявить детали.
- Так неудобно там склад держать, неужто поближе не мог сообразить? В Альдейгюборге, к примеру? - Как бы сочувствуя недалёкому уму Пахома, поддержал беседу Грот.
- Подальше положишь - поближе возьмёшь. Что-то пиво у меня покончалось, пошли отсель Ваня.
Ефрем попытался приподняться с лавки, но тотчас был ласково усажен обратно.
- Куда спешить? - Грот показал корчмарю за своей спиной два пальца, мол, срочно пару кувшинчиков пива к столу. - Вот уже новый кувшин несут, уважьте, купцы достопочтимые.
- Ну, коли так, то останемся, только мы не купцы, - Иван рассеянно посмотрел по сторонам, икнул и улыбнулся, завидев приближающийся кувшин с пенным напитком, - приказчики у Пахома Ильича в лавке.
- Сегодня приказчик, а завтра, глядишь, и хозяин уже своей лавки. Главное с нужными людьми дружбу вести. - Многозначительно заявил Спиридон.
Поучали прожженных торгашей торговые гости, не ведая, что приказчики Ильича только на торговле зеркалами за последний месяц наварили по сорок гривен на брата. И при желании давно могли заняться собственным бизнесом.
- А где в устье Ижоры склад разместить можно? - Грот налил из большого кувшина в свой глиняный стаканчик пива и поднёс ко рту. - Бывал я в тех местах, там и пристань-то поставить негде.
- А напротив дома убитого ижорца, - Ефрем сделал большой глоток и погладил себя по животу, - на правой стороне, на поляне.
Грот чуть не подавился, услышав сказанное. Ведь почти год назад именно он вспарывал живот пустившего их на ночлег местного кузнеца, прибивая к столбу его кишки, чтобы мучился казнённый подольше. А потом наблюдал, как муж сестры Спиридон, издевался над обезумевшей от ужаса ижоркой. Жертву они приносили, насколько удачно, покажет эта навигация.
- Пора мне, завтра с восходом домой ухожу. - Свей поднялся из-за стола, подмигнул Спиридону и попрощался с собутыльниками.
Пиво больше никто не приносил, и вскоре Иван с Ефремом покинули заведение. Поддерживая друг дружку и, напевая похабные песенки, они отправились в сторону Славенского конца. Так и брела парочка до тёмного переулка, где приказчиков словно подменили.
- Правду говорил Византиец. Если перед употреблением маслица съесть, то не опьянеешь. - Ваня смачно сплюнул на землю.
- А я вот масла не ел, хи... - Ефрем прыснул в кулак, и парочка весело поспешила к терему своего хозяина.
Пока мы осматривали побережье Ижорки, плотники сделали к терему Пахома Ильича пристройку в два этажа. Название этому сооружению дали кабинет. Хотя таковым являлась лишь одно помещение с неестественно огромным для того времени окном на верхнем этаже, все домашние, да и соседи не утруждали себя такими нюансами. Интерьер помещения в точности копировал один из рисунков, которые Ильич как-то подсмотрел у дочери, любуясь намалёванными красотками. Вместо большой лавки, способной разместить до шести человек, которую обычно мостили у стены, стояли две софы. Под комбинированную обивку была засунута пакля, немного жестковато, но в те времена, ни один король не мог похвастаться подобной мебелью. Кресло у стола, предназначенное для хозяина, в отличие от находившихся там стульев даже подлокотники имело мягкие, и размещалось таким образом, что вошедший в дверь посетитель встречался взглядом с сидевшим в нём человеком. На стене, сразу над подголовником, была прикреплена фотокарточка в рамке, где купец красовался вместе со своей командой на фоне ладьи. Большая часть стены, на которую падал свет с улицы была завешана ширмой, а вторая приютила два шкафа, стоящие как часовые возле окна. Правый содержал торговую документацию, состоящую в основном из подшивок бересты, и был высотою до потолка. Левый напоминал секретер с множеством отделений, на одной из створок которого висел на бечёвке тонкий срез берёзового бревна необычной для этой породы дерева формой. Детская подделка была приспособлена как доска с прикреплёнными на кнопки листочками из блокнота. Они были исписаны именами купцов, проявивших заинтересованность в рассказах приказчиков. Я сидел за столом, попивая квас, Пахом же прохаживался возле стены, заложив руки за спину, иногда останавливаясь возле стилизованного под гусиное перо чернильную авторучку, намереваясь что-то написать. Срок, когда шпион успевал донести вести до шведских берегов подходил к концу.
- На сегодняшний день, - выдержав паузу, заговорил Ильич, - Новгород покинули два торговых гостя: Спиридон и Грот.
- А что насчёт остальных? - уточнил я.
- Гаврила Алексич и Сбыслав Якунович согласились участвовать в нашей придумке, и купцы из этого списка, - снимая с берёзового круга два самых исписанных листка, - от них, так что можно пока не рассматривать. Ушкуйник Меша зело расспрашивал, когда караван в Любек тронется, свои услуги по охране предлагал. У него ватажка в сорок человек, шороху на Балтике наводит - будь здоров. Бандит, как ты говоришь. Но он свеев люто ненавидит, что-то личное. Впрочем, гадости надо ожидать из того места, откуда не ждёшь. Правильно?
Пахом открепил последний листок с именами подозреваемых и положил на стол, зачитав шесть имён.
- Подожди, Спиридон... где-то я слышал это имя.
Попытался вспомнить текст 'Житье Александра Ярославовича'. Наконец-то в памяти возник отрывок, где один из воевод Ульфа Фаси как раз носил подобное имя. Вот только как торговый гость может оказаться воеводой?
- Так нашего епископа зовут, может про него?
Ильич налил из кувшина квас и залпом осушил стакан.
- Не, я про другого Спиридона, тот, что с Гротом. Чует моё сердце, этот гадёныш точно станет участвовать в затее северян.
- Ну, тогда будем считать, что Грот и есть тот шпион, который нам надобен. Более некого, да и времени уже нет.
Пахом распахнул окно и, высунувшись почти наполовину, крикнул:
- Ильюшка, ходь сюды. Беги в лавку, да передай Ефрему, чтоб на пристань сгонял, пусть разнюхает, с каким товаром свейский торговый гость Грот ушёл.
***
Спиридон загрузил воск в долг, под честное слово свояка и расписке старосты церкви святого Петра, почти не торгуясь. Что показал Грот тощему как гвоздь готландцу, после чего тот выдал гарантийное обязательство, бывший псковский боярин не знал, да и не хотел утруждать себя. И так слишком много проблем навалилось на него в последнее время. К чему думать об векселях, если при удачном стечении обстоятельств новгородский вощанщик сам будет умолять его забыть про какие-то долги. Это русским купцам под страхом громадных штрафов, готландцы отказывали в товарном кредите, а свею брать в долг можно. Устроившись на сундуке, он пренебрежительно посмотрел на своего компаньона. Грот начал строить планы, как только шнека отчалила от перевалочного причала Ладоги, и мостки с слишком дорогими грузчиками и жадным до серебра лоцманом оказались далеко за кормой.
- Мы продадим Ульфу хлеб для ледунга (ополчение, а не налог), заберём серебро и отправимся на юг, в Венеции у меня есть друзья, тебе там понравится. Ты когда-нибудь был в Венеции, Спиридон? Нет? Эх, там такие девки, такое вытворяют...
- У них что, поперёк, а не вдоль как у всех?
- Вроде нет.
- Отож и оно, так что не мели ерунду. Мы ещё ничего не имеем. Фаси не безмозглый идиот, пока он не увидит зерна, мы не потрогаем ни единой марки. - Спиридон сплюнул за борт, причём неудачно, ветер сыграл злую шутку, и слюна угодила прямиком на бороду свея.
- Что-нибудь придумаем, одно то, что мы ему расскажем, уже требует награды, не будь я хитёр, как Локи.
Грот вытер бороду рукавом и захотел плюнуть на свояка в ответ, но передумал. Во-первых, против ветра - мог и не доплюнуть, а во-вторых - боялся. Спиридон, чья мать была воинственной свейкой, а отец - псковским боярином, обладал нечеловеческой силой рук и взрывным характером. Мог и ударить в ответ, посчитав плевок за оскорбление. Да так, что мало не покажется.
- Не на того мы ставку делаем, Грот, не на того. К Ярославу Владимировичу нам надо. Он законный князь Пскова, и скоро там такие дела начнутся... А у Фаси не будет удачи, нутром чую.
Спиридон поковырялся щепкой в зубах и снова плюнул. Грот уже не смог вытерпеть издевательства свояка, подскочил к обидчику и выпалил со злостью:
- Тебе что, заняться нечем? Ты б ещё против ветра помочился.
- Захочу, так и помочусь. Половина шнеки моя. - Спиридон схватил Грота за грудки, но сразу отпустил, почувствовав острый кончик ножа на своём животе.
- Но, но, но! Остынь! Князь Герпольт, у коего ты в боярах числишься - просто пешка в руках Дерптского епископа, он ведь уже отписал ему Псков, вместе со всеми землями. Что, не знал? Кто ставит на изменников - всегда в проигрыше.
- Выходит и я изменник? - Спиридон сжал запястье свояка, и выпавший из руки нож воткнулся в палубу.
- Да! Ты продал свою отчину под Изборском, но сделал это за серебро. Разве не так? Ой, чуть не забыл, был и личный мотив. Забыл? Так напомню, ты настолько ненавидишь лишившего тебя всего Ярослава Всеволодовича с его выкормышами, что готов был зарезаться, дабы им худо стало. - Грот сбросил руку со своего запястья и оттолкнул от себя слегка растерявшегося Спиридона. - Но теперь у тебя новая родина, истинный бог и, запомни, тот, у кого полный кошель марок, сам может выбрать себе отчизну и как жить.
Крыть было нечем, и Спиридон только скрипнул зубами.
- Чёрт с тобой, идём к твоему ярлу. Только сначала я на амбары с хлебом хочу посмотреть.
- Разумеется. Я даже с тобой пойду.
- Куда ты денешься, - Спиридон ещё раз плюнул, но в этот раз ветер пощадил свея, - но попомни мои слова, не всегда надо вставать на сторону того, кто сильнее.
Возле места, где предположительно должен был находиться амбар с зерном, кружившая над головами крупная стая птиц, однозначно подтверждала сделанные ранее выводы. Грот со Спиридоном только руки ещё не потирали: пташкам с неба виднее, где зёрнышко поклевать. Помимо этого, в некогда глухой и непролазной чаще от реки и вглубь леса вытоптанная земля, отсутствие хвороста и пеньки срубленных деревьев. Всё прямо кричало о длительном присутствии людей, но косвенные улики лишь раззадорили авантюристов. Для полной уверенности в своих догадках оставалось увидеть своими глазами, как вышла неувязка. Потеряв осторожность, Грот вышел на протоптанную тропу, задел ногой натянутую поперёк бечёвку и чуть не схлопотал стрелу в лоб. Спас Спиридон, толкнувший свояка в самый последний момент. Вскоре незваных гостей обстреляли из лука, а многочисленные голоса: 'Лови татей', заставили шпионов ретироваться. Сомнений в значимости охраняемого объекта больше не возникало. Решив не искушать судьбу, они бросились со всех ног к Неве и в дальнейшем прибывали в уверенности, что только благодаря внезапному грому с дождём погоня отстала. О потерянной шапке старались не вспоминать. За всё приходиться платить и хорошо, что отделались малой толикой. Через четырнадцать дней шнека с торговыми гостями благополучно пристала к шведским берегам.
Ярл Ульф Фаси внимательно выслушал Грота. Более того, позволил себе улыбнуться, оценив его потуги по продаже информации, как шутку. Со стороны это выглядело забавно. Словно опытный мошенник, наблюдая за неуклюжим напёрсточником, ставит тому наименьший балл в профпригодности, при этом высказывая одобрение за проделанную работу. То есть похвалил за составленный план местности устья Ингрии и назначил Спиридона, как бывшего боярина, ответственным за снабжение войска продовольствием. Тем самым подтвердив известную поговорку: ярл не жадный, ярл - справедливый. Так сказать, предоставил все карты в руки, давая возможность проявить себя на местах. Тратить занятые в Висби марки на закупку еды Фаси не собирался, он даже в Ижору идти не хотел, обстоятельства вынуждали браться за то, что могло принести в будущем славу и богатство. Строительство крепости было подгадано к сбору урожая и дани, иначе в малозаселённой области не выстоять. А пока до него ещё предстояло дожить, и запас хлеба, о котором рассказал Спиридон с Гротом, оказался очень кстати. Весь поход готовился впопыхах и надеяться на снабжение большого войска извне - не совсем разумно, а данные Эриком Картавым обещания не оставить экспедиционный корпус голодным - всего лишь слова. Страна переживала далеко не лучшие времена, и случись что-нибудь, к примеру, внезапный интерес датчан к приграничной области, как наступит крах. Если у тебя пожар в сенях, ты не станешь помогать соседу, доить корову. Побежишь за водой, и сам на помощь звать будешь. Об этом и о многом другом, поздними вечерами Фаси размышлял, выходя к Белой скале, на которой по преданиям, когда-то предсказывал судьбу по рунам знаменитый Бьёрн из Хоги. В прошлом году он был здесь вместе со своим другом Гунгиром. Тот тоже гадал и предсказал смерть Ульфа в этом десятилетии, если тот не совершит угодный богам поступок. Не являясь рьяным поклонником Христа, Фаси в предсказания верил и всё чаще рассматривал этот поход, как исполнение завета пророчества. По крайней мере, желал, чтобы это было так. Отщепив изрядный кусок от побережья новгородцев, он, как датчане в Колывани, мог закрепиться там. А потом, угрожая набегами, да что там набегами, просто перекрыв реку и, взимая пошлину, существенно пополнить свою казну. Именно свою, а не Эрика. Зная о планах Орденцев развивать успех в сторону Востока, Фаси со своей крепостью становился значительной фигурой, как минимум на пару лет, в перспективе... кто знает, может, и снилась мечтательному шведу корона герцога Новгородских земель. И если это не поступок угодный богам, то что тогда надо сделать?
Тысяча триста мужчин, собранных из Уппланде, Сёдерманланде, Нерке, Эстеръётланде и Вестманланде с Вестеръётланде и прочих мест из которых каждый шестой имел добротное вооружение, и около ста шестидесяти нищих паломников - будущая рабочая сила, утром стали грузиться на семь десятков кораблей в нескольких портах одновременно. Бочки с солониной, вяленой рыбой, зерном и драгоценной солью разместили на купеческих шнеках, они после разгрузки уйдут восвояси, некоторые - прямиком к Ладоге и даже Новгороду, успеть затариться русским товаром. Амбаркация шла несколько дней и на это время, выход из портов был закрыт. Держать в тайне перемещение такого количества войск не представлялось возможным, но для этого времени были созданы беспрецедентные меры безопасности, как например, временный арест смоленских и псковских купцов. Так, вскользь случайно было обронено, что идут подсобить Орденским немцам. Простачок, может, и поверил бы, но знающие люди лишь качали головами: - С Русью надо дружить, торговать и совместно участвовать в военных походах.
***
Первого июля Пахом Ильич встретился с Сбыславом Якуновичем. Боярин с дочерью приехал в терем купца рассчитаться за свадебный наряд Анисьи. Хотя гривны давно уже были отданы, Сбыслав сделал вид, что сего не знает, вот и прикатил спозаранку. Пахом встретил дорогого гостя на крыльце в своей лучшей шубе, и после обмена любезностями, обливаясь потом, предложил пропустить по стаканчику ни какой-нибудь кислятины, подвезённой с немецкого подворья, а немного сладковатого и терпкого вина, настоящего бастардо. Узнав историю рождения сказочной грозди, гость от желания испить неизвестного напитка, чуть не позабыл о цели своего визита.
- Не откажусь, Пахом Ильич. Названия даже такого никогда не слышал, не то, что пробовал.
Войдя в кабинет, боярин уловил нисходящий поток воздуха, задрал голову и если б не заботливые руки хозяина, то рухнул бы на пол. На потолке крутились лопасти вентилятора, питаемые от солнечной батареи и ветряка, установленные на крыше дома.
- Душно тут, вот прохладу создаёт. - Пахом показал пальцем на медленно вращающуюся конструкцию. - Нравится?
- Эээ... мээ... чудно-то как. - Якунович уселся на софу, одновременно трогая рукой кожаную обивку. - Мягко. Откуда всё это, Пахом Ильич?
- Лавки короткие - это Тимофей сделал, а ветродуй с юга привёз. - Ильич подошёл к шкафчику, достал запечатанную сургучом глиняную амфору с греческими рисунками и пару бокалов на тонкой ножке.
- Рассказывала мне Аниська, что много чудес у тебя дома, да все не верилось.
- Это всё мелочи, так сказать антураж. Давай выпьем, ты ж поговорить со мной приехал, а девочки сами разберутся. - Пахом сковырнул сургуч и ловко вкрутил штопор в пробку.
- Да уж, эти разберутся. Палец в рот не клади, по локоть откусят. - Боярин повел носом, пытаясь уловить аромат вина, заполнявшего комнату.
Ильич уселся в кресло и пригубил тёмно-бордовое вино, наблюдая за гостем, который повторил действие за хозяином дома. Ещё год назад Пахом и подумать, не смел бы, что такой уважаемый человек окажется у него в гостях. Да что там в гостях, встретись они на улице, так и разговора бы даже не случилось. И дело вовсе не в деньгах, мало ли у кого их сколько? Просто до этого момента их интересы никогда не лежали в одной плоскости хитросплетённой системе координат сословных отношений. И когда пришло время, Пахом Ильич со всей остротой почувствовал, как оказался не только среди новых игроков, а и на новом для себя поле. Одно его успокаивало, что правила игры практически не поменялись. Безусловно, они стали чуточку жоще, и соперники круче; но всё остальное, сугубо хищническое, оставалось прежним.
- Божественный нектар, в жизнь не пивал ничего лучше. - Сбыслав не выдержал, осушил бокал до дна, перевернул, показывая, что не осталось ни капли. - Слышал я, что история с озимой рожью, не совсем то, что затеял ты делать Пахом Ильич.
- Допустим. А тебе то, какое дело?
- Ты, Пахом Ильич, не зарывайся. Если один раз поймал удачу за хвост, то задумайся, может, кто-то тебе это позволил сделать?
- Отчего ж, задумывался я над этим. И знаешь, к какому выводу пришёл? - Купец сделал ещё один глоток и достал из кармана кителя блокнот с карандашом, - что никто иной кроме меня эту удачу бы не отхватил. А насчёт того, что кто-то позволил, так отвечу прямо - многие не позволяли. Только где они? Кого уж нет, а кто уже далече. Ты не подумай, что силой я своей кичусь перед тобой, вовсе нет. Верю я всей душой в свои начинания, а с такой поддержкой мне сам чёрт не страшен. Однако, что-то плохой я хозяин.
Бокал гостя вновь наполнился до краёв. Однако в этот раз он залпом не пил и повёл свой разговор о пустяках, стараясь косвенными вопросами выудить хоть частичку полезной для себя информации. Вот только Пахом хоть и искренне отвечал, но ничего лишнего не сообщил, а под конец их задушевного разговора, нить беседы и вовсе ускользнула от боярина. Коварная штука вино, особенно когда такое вкусное, как бастардо. Вскоре разговор перетёк о воинской справе, а затем и доблести.
- Тридцать семь человек у меня да с полсотни лошадей, воины опытные, не раз в бою были. Могут верхом на конях, могут пеше, али на ладье. И немцев били, и чудь, и купчи... в общем, проверенные люди. - Глаза боярина забегали, сам того не осознавая, он стал предлагать свои услуги.
- Это хорошо, что у тебя почти четыре десятка всадников. Собрался я, Сбыслав Якунович соседа северного пощипать. Известно стало, что в ижорских землях отряд большой высадится. Тысячи полторы воев.
Прозвучавшие слова стали подобно вылитому на голову ведру ледяной воды. Боярин резко утратил интерес к своему визиту. Большая рать ведёт к большим расходам, но что-то внутри, подсказывало, надо влезать в авантюру. Лёгкая эйфория от выпитого вина вновь стала плавно обволакивать мысли в голове. Волшебное слово - казна, ещё не прозвучало, а значит, всё впереди. Сбыслав пожал плечами и ответил:
- Пахом Ильич, землю боронить, то княжье дело. Что такое у свеев будет, о чём я не знаю?
Ильич записал в блокноте тридцать семь человек напротив имени собеседника и долил в бокалы вино, отвечая на вопрос.
- Про князя, это ты верно подметил. Без Ярославовича дружины, боюсь, не обойтись. Но есть нечто, о чём никому окромя нас знать не обязательно. Надёжный человек шепнул, что казна у супостата велика, нельзя упустить такой куш. Только недостаточно у меня воев, а интервентов сотни. Вот если бы ещё парочку надёжных людей.
- Да что нам та сотня, Гаврилу можно позвать, у него двадцать два ратника без дела сидят, ты вон шестьдесят нанял, одолеем. - Гость отпил вина, пробежал глазами по столу в поисках закуски и утёр рукавом рот.
- Ты, наверное, не понял меня, свеев не сотня - сотни, идём, кое-что покажу.
Пахом встал из-за стола и направился к стене, слева от своего кресла, где находилась потайная дверь в чулан. Отогнув в сторону гобелен с лебедями, купец позвал за собой гостя. Пока Сбыслав вставал с софы, Ильич чиркнул зажигалкой, запалив две свечи на подсвечнике. В чулане находился макет, приблизительно показывающий устье Ижоры. Поверхность была ровная, без холмов и впадин, как будто птица, пролетающая по небу, запечатлела увиденное и рассказала о том. На левобережье, у края реки, закрашенной голубой акварелью стоял домик убитого ижорского кузнеца, размером с четверть спичечного коробка. Рядом разместились пластилиновые деревца, и даже крохотные макеты корабликов.
- Вот здесь, - Пахом указал указкой на место предполагаемого строительства, - на Кириков день, поганец Ульф Фаси собирается поставить острог, подмять под себя всю окрестную землю и перекрыть нам торговлю. Теперь понимаешь, почему без дружины Александра нам не совладать?
- А как же казна? - Спросил Сбыслав. В голосе проявились нотки недовольства.
- Серебро, то моё дело. Пока он не обосновался, надо его отсюда выбить. Иначе, всем туго придётся.
- Откуда ты всё знаешь? И место, где острог ставить будут и дату точную. Ты ж не воевода, а вон, штуку, какую имеешь, никакая карта с этим не сравнится. - Якунович перекрестился, заподозрив близкое колдовство.
- Знаю, ибо кун на послухов не жалею и Софийскому храму через Рафаила подношения регулярно передаю, ангелы мне помогают. - Ильич расстегнул китель, достал золотой крест на цепочке, виденный как-то боярином у самого Владыки или очень похожий на него, поцеловал его и три раза перекрестился.
Если Посадник в Новгороде, фактически носил портфель премьер-министра, то Владыка был чуть ли не главным прокурором и начальником ГРУ. Так что выражение 'ангелы помогают', можно было расценивать как помощь разведки церкви. Уточнять Сбыслав не стал, но принял к сведению.
- А тут, что за флажок? - Боярин аккуратно показал пальцем на правый берег макета, где был, воткнут красный вымпел.
- Тут я со своими людьми ожидать супостата буду. Часть сюда попрёт, жрать захотят, обязательно придут.
Сбыслав улыбнулся, отсутствие провианта у войска выглядело нелепо. Но раз Ильич так уверен в своих словах, стало быть, что-то знает, о чём говорить не хочет или нельзя. Он и сам не отказался бы перекусить, однако намекать о том не стоило, а вот уточнить, можно.
- Так они на ладьях, неужто харчей с собой не возьмут? Кстати, о снеди...
- Ты когда понял, что история с озимой рожью пустой звук? - Ильич хитровато посмотрел на боярина.
- Да на днях. Ажиотаж, который возник, сразу отбросил. Пустобрёхов слушать - себя не уважать. Сопоставил цены на хлеб, спросил кое у кого, кто на хлебушке живёт про урожай вот и понял, что не сходится.
- А твой в чём тогда интерес? Ведь не просто так ты ко мне в гости пришёл?
- Ладно, чего врать то. Аниська сказала, что за казной свейской ты собираешься. Случайно услышала. А мне сейчас, что-нибудь этакое, чтоб звенело по всему Новгороду надо. Мы ж с Посадником, сам знаешь... хоть и друзья с детства, однако должность эта выборная, а мой род к ней даже близко не подходил. Вот только как я посмотрю, ежели земельку мы эту уступим, то и на Корелу нам путь перекрыт будет. Так? Так, это ж совсем худо для меня получается. Но погоди, если я про хлеб догадался...
- Хм... тот, кто про хлеб узнал, давно уже из Новгорода уплыл, да кому надо доложил. Так что вражины ни сном, ни духом и на хлебушек этот рот свой обязательно раскроют. Ты вот что скажи, ждать тебя в устье Ижоры пятнадцатого числа, али нет? - Пахом Ильич открыл дверь чулана и стал задувать свечи.
- Буду! И не один, Гаврила Алексич и Меша с ушкуйниками своими придёт. Я с их слов говорю. Да только не в казне дело, добыча, конечно, не помешает, биться мы всё равно не за неё будем. Сам понимаешь не хуже меня, дай Бог, одолеем супостата. - Сбыслав Якунович выйдя из чулана, подошёл к столу. Взглянул на кивающего Пахома, перевёл взгляд на вентилятор и уселся на софу.
К обеду, Пахом Ильич и боярин стали друзьями - не разлей вода. Вспомнилось, как отцы их, грабили Сигтуну, чуть ли не ворота в Софию привезли. Вот только на какой ладье они, ворота эти везлись - подзабыли. Амфора опустела и в бой пошли бутыли, Ильич стал рассказывать про неведомые страны, которые лежат по ту сторону окияна, и если б был бы огромный корабль, то он, непременно бы посетил их и привёз в Новгород живого индейца с перьями на голове, а то и двух. Сбыслав мечтал полонить Орденского рыцаря, желательно покрупнее, дабы впрячь схизматика в сани и гнать его на Загородский конец, катаясь вокруг кремля. Вечером, за Якуновичем приехали слуги, в бессознательном состоянии погрузили упившегося вусмерть на телегу, упав в ноги Пахому Ильичу, мол, дома у боярина переживают не на шутку, после чего уехали со своим хозяином. Купец немного расстроился, выпил ещё, поискал глазами собутыльника, позвал его, а когда понял, что остался один, принял решение идти вызволять Сбыслыва из домашнего плена. И если бы не Марфа, то, наверное, дошёл бы. Жена повисла на купце, не давая тому ступить и шагу. Так и уснул Пахом Ильич, стоя на ногах, не дойдя до ворот девяти шагов.
Через несколько дней после этих событий, бывший зерновоз бороздил воды Невы, как раз напротив того места, где в моё время находится солодовенный завод. Вчера был закончен девятиаршинный стропильный мост для переправы отрядов бояр через Ижорку, завершены земляные работы стоянки и, навестивший нас Пахом Ильич остался приукрашивать ложный склад, а вот я, попёрся на корабль. Только что мы закончили тренировку, и большинство вповалку лежало на палубе. Команда была полураздета, жара стояла неимоверная, ветерок, который был с утра - выдохся, и от вынужденного безделья я закинул удочку, пытаясь наловить на обед рыбы. Причём крючок и фурнитура были мои, а блесна и работа по сборке, местного умельца. Так что 'вертушка' уже по праву считалось новгородским товаром и начала пользоваться немалым спросом.
'И дёрнул меня чёрт в это патрулирование, ведь звал же Пахом остаться с ним, как чувствовал, что под навесом палатки жару пересидеть легче. - Размышлял я, всматриваясь в неподвижный поплавок. - Рыбе, наверное, то же жарко, на дно ушла'.
- Две шнеки, прямо на нас идут! - Прокричал вперёдсмотрящий, наблюдая за рекой в подзорную трубу.
- Гореть вам в аду! Рыбы половить не дают, - выругался, сматывая катушку спиннинга.
Один из ушкуйников, по прозвищу Филин, за свои округлые глаза, приставив ладонь к бровям, стал всматриваться в пару тёмных точек. Спустя минуту перевёл взгляд к себе под ноги, после чего ещё раз посмотрел вдаль и выдал то, от чего на корабле начался переполох.
- Это не купцы, хотя осадка и низкая. Левый даже крупнее нашего будет. Очень много народа.
- На, посмотри через это, - сказал ушкуйнику, протягивая тому бинокль.
- Ух ты, змея даже на носу не сняли, они оружаются! Это свеи! - Филин протянул мне назад оптику, видимо, с его дальнозоркостью он не особо нуждался в ней.
- Первым тройкам брони вздеть, остальные помогают, - подал команду Людвиг, - зарядить арбалеты!
По виду, мы были крупным торговым кораблём с минимальной охраной и богатым товаром. Только плаката не хватало, с нарисованной толстой уткой, говорящим о том, что мяса и пуха много, а защититься не может. Вот и летели к нам хищные ястребы, используя мощь всех своих вёсел, забывая о том, что даже утка, будучи русской - может заклевать до смерти. Экипаж был разбит на двадцать троек. Если на суше легче оперировать десятками, то судовые работы удобнее вести тройками. Так же поступают и в бою, когда тот идёт на водной глади. Только вот этих битв на воде, за сто лет можно по пальцам пересчитать. Мне, как морскому офицеру, было интересно узнать, что при волнении более трёх баллов, ни о каком морском сражении речи быть не может. Только крайняя необходимость толкала людей на бой, когда малотоннажное судёнышко ходит ходуном, и устоять на палубе очень сложно. Прибавить к вышесказанному ограниченность пространства, мешающий любому манёвру такелаж, и начинаешь понимать, отчего все отношения старались выяснить на берегу. Но сейчас был не тот случай.
***
Непродолжительный, но весьма свирепый шторм разбросал караван экспедиционного войска Ульфа Фаси. На этот случай было оговорено, что суда встречаются у конечной точки маршрута, а именно в устье Ижорки. И так вышло, что отходящие одни из самых последних оказались ближе всех к месту встречи, и вот она - удача. Два к одному. Новгородский торгаш, торчащий на середине реки при полном штиле. 'Мы ещё не дошли до места, а добыча сама идёт к нам в руки, - подумал капитан крупного свейского корабля, - жаль, что придётся всех пускать под нож, иначе добычу, взятую на воде, придётся делить с ярлом. Если всё пройдёт хорошо, то Биргер, как и планировалось, пойдёт дальше, в Альдейгию, а нам можно даже слинять по-тихому, водная гладь всё спишет'. Командиры знаками объяснились, как будут проводить бой: зажать в клещи и напасть с двух сторон. Воины стали готовиться к абордажу. Поправили амуницию, рассортировали метательное оружие, определили порядок действия и даже подготовили пару крюков с прочной верёвкой. Вот только ничего из этого не пригодилось. Сражение продлилось ровно то время, сколько было отведено на прохождения двух судов параллельно друг другу. Всё пошло не по намеченному плану, когда на новгородской ладье, словно по взмаху волшебной палочки приподнялись деревянные щиты и два арбалетных болта вонзились в кормчего первой лодки. Купец ловко стал разворачиваться, работая вёслами обеих бортов, и теперь сам шёл на встречном курсе с немыслимой скоростью. За тридцать шагов до полного сближения, вёсла новгородцев втянулись внутрь, а судно вильнуло в сторону, расходясь бортами в каких-то десяти метрах и оставляя два корабля противника по правую сторону. Через пару мгновений, струя пламени вылетела с ладьи и залила жаром огня столпившихся на носу воинов. Ещё, через несколько секунд, огонь прошёлся и по остальным. Повезло только тем, кто был на корме. До них, 'дыхание Фафнира' не добралось. Ни о каком нападении речи уже не велось, брошенные несколько копий угодили в борт, а стрелы если и не пролетели мимо, то кроме щитов никуда не попали. Это всё, что они успели сделать, но несчастья на этом не закончились. Когда корма новгородского судна оказалась напротив миделя, в свеев полетели какие-то горящие горшки, разбивающиеся о борт и палубу. Создалось впечатление, что судно угодило в гигантский кузнечный горн. Огонь был везде. Растекающиеся огненные языки побежали по доскам, проникли в трюм, и всё заволокло смрадным дымом. Общей панике поспособствовали десятки сулиц, брошенные в сторону обезумевших воинов. Казалось, смерть везде. Объятые пламенем люди прыгали за борт, пытаясь в воде найти спасение. Дико заржала лошадь, огонь опалил бедное животное и теперь кобыла, позабыв о спутанных ногах, стала подпрыгивать, внося ещё большее смятение. Наконец, щедро просмоленное судно вспыхнуло целиком, живые позавидовали мёртвым. Нет ничего хуже пожара. Даже пробоина, повлекшая обильную течь не так страшна. Все знали, что загоревшийся корабль не спасти, ему оставалось жить несколько минут. Настала очередь второго ястреба.
***
В боевом расписании моё место было на носу судна, где стоял огнемёт, накрытый брезентом. Два ушкуйника прикрывали меня ростовыми щитами с боков. Спереди, защищал лист из двухмиллиметровой стали, как на станковом пулемёте 'Максим'. И признаюсь, с того момента, как я нажал на педаль насоса и закрыл клапан, прошло секунд пятнадцать-двадцать.
- Что? Не по нраву? Приходите под Полтаву, там ещё дадут! - Кричал я горящим шведам.
Всё же возможность посадить на вёсла тридцать гребцов, к тому же полных сил, многого стоит. Вроде, простой обманный манёвр, которым новгородцы классически переиграли имеющего численное превосходство противника, но лёгкость его кажущаяся. Не вывели бы из строя одного из рулевых, или как его тут именуют - кормчего, шиш бы мы провернули такое действо. Вторая лодка, которая обходила нас с правого борта, пытаясь зажать в клещи, застопорила ход. Похоже, неудачное начало их не особо смутило. Немногие выжившие с горящего корабля были подняты на борт и десять вёсел с каждого борта вновь ударили по воде. Да и мы, вроде не собирались выходить из боя.
В нашу сторону полетело несколько крючьев на верёвках. Два из них зацепились за борт. Мимо меня просвистело короткое копьё, сразу за ним стрелы. Один из смертоносных подарков оцарапал каску, другой угодил в щит охранника. По правилам абордажа, нос боевой ладьи должен протаранить борт неприятеля по касательной, дабы сбить защитников на палубу, после чего лучшие воины перепрыгивали на соседний корабль и начинали резню. Знали это и новгородцы, присевшие в ожидании предстоящего столкновения. Верёвки натянулись, но резкого толчка не последовало. Успев развернуть раструб сопла, я нажал ногой на педаль насоса, затем ещё и ещё. Смесь в бачке закончилась, свеи ухитрились прикрыться щитами, спрятавшись за бортом лодки. От жалкого плевка огня досталось тем, кто тянул абордажные крючья. Около десятка человек, побросали верёвки, тем самым сведя силу удара на жёсткое касание. И тут проявили себя новгородские стрелки. Ох, не зря в летописях постоянно ссылались на грозных славянских воинов с луками. Туча стрел не заслонила солнце на небе, но заставила неприятеля уйти в глухую оборону. В каждой тройке один был вооружён дальнобойным оружием, второй щитом с копьём или секирой, а третий был мечником и одновременно метателем дротиков и лёгких копий. Вот этот смертоносный дождь из стрел и сулиц посыпался на противника, лишая их отяжелевших щитов и нанося смертельные раны. Били в упор. Хорошо, когда не надо экономить на боеприпасах. Лучше утопить десяток метательных копий и пару дюжин стрел, но не дать врагу даже голову высунуть из-за щита, не говоря уже об ответной атаке. Борт зерновоза возвышается над боевой лодкой на полметра, вроде незначительно, но как порой важны в бою эти сантиметры. Два корабля прилипли друг к другу, образовав если и не единую палубу, то похожий на логотип 'Сеат' какой-то периметр. Середина вражеского судна представляла собой наваленную друг на друга кучу тел, мачты, бочек и всяких мешков, отчего свеи оказались разделены на две части. Огромные потери в самом начале боя должны были деморализовать врагов и многие посчитали, что победа уже в кармане. Оставалось перешагнуть через борт и добить противника. На секунду обстрел прекратился, стрелки освобождали место и в это время бойцы неприятеля зашевелились под щитами, метнули пару копий в сторону новгородцев и с рёвом бросились на абордаж, активно работая баграми, пытаясь проделать брешь в стене щитов. Напор длился с минуту, секироносцы плотно сбив щиты, за исключением одного момента, не дали ни единого шанса неприятелю. Богатырского телосложения свей, сумевший на первых порах проломить строй своей огромной деревянной кувалдой, был зарублен Бренко, который выдвинулся тому навстречу. Хорошо поставленный удар и надёжный меч, что ещё нужно профессиональному бойцу? Как оказалось, ещё немного удачи и истончившиеся железные кольца старого доспеха противника. Вложившись в удар, он рассёк кольчугу шведа, а вслед за ней и ключицу с рёбрами. Клинок, добравшись до сердца, застрял на мгновенье в груди умершего и с каким-то свистяще-чавкающем звуком выскочил назад, потянув за собой струю крови. Атакующие отхлынули, собравшись у заваленной мачты, выставив перед собой круглые щиты. Вообще-то, разрубить кольчугу с одного удара мечом практически невозможно и если такое произошло, то силу, рубака должен был приложить просто исполинскую. Видимо на здоровяка возлагали большие надежды и после его гибели, причём такой невероятной, тактика боя нарушилась. Новгородцы вперёд тоже не пошли. В последней схватке враг показал себя достойно, даже превосходные доспехи не сильно помогли. К корме уже отнесли несколько тел. Преимущество было ощутимым, но какой смысл лезть на копья, если можно расстрелять стрелами неприятеля? Как только стрелки вновь взялись за луки, из-за щитов кто-то закричал:
- Zweikampf! Zweikampf!(Поединок! Поединок!)
Наши бойцы первой линии расступились. Бренко положил меч на плечо, поправил на поясе кортик и сделал шаг вперёд, приближаясь к борту. Навстречу ему вышел воин в золочёном шишаке с полумаской, желая попробовать изменить ход боя. Когда-то давно, в северных морях существовал такой обычай. Если в бою между командами кораблей никто не мог одержать победы, то стараясь избежать лишних жертв, устраивали поединок двух бойцов. Делалось это из практических соображений. Пиррова победа на море могла привести к гибели победителя. Сейчас же, свеи хотели просто уйти.
'Тоже мне рыцарство, - подумал я, вынимая пистолет, - если Бренко будет угрожать опасность, выстрелю не задумываясь. Это не рыцарский турнир, тут или ты или тебя'.
- Людвиг Люнебургский. - Бренко приподнял меч к глазам и резко опустил вниз. Капли крови слетели с клинка, и попали на лицо рыцаря.
Биргер пошёл в атаку. Отбросив щит, перехватив меч двумя руками, в надежде то ли повторить невероятный по силе удар противника, то ли постараться превзойти. В общем, поступил не совсем обдуманно. На палубе нет места пробным выпадам, когда можно махнуть мечом и отскочить, будучи уверенным, что тебя не достанут. Площадка боя не позволяет. Только удар и парирование на щит. Серьёзно рискуя, Бренко так же избавился от щита, в результате чего пропустил первый удар перед собой в каких-то сантиметрах и, сделав шаг назад, едва не споткнулся. Второй, заметно ослабленный, нанесённый из невыгодной позиции принял на массивное лезвие у гарды, поддержав его левой рукой и сбрасывая вражескую сталь в сторону, ударил навершием. Прямо под полумаску.
- Ох! - Рыцарь качнулся назад. Гранёное яблоко рукоятки рассекло верхнюю губу и выбило зубы.
В следующее мгновение Людвиг эффектно подставил ногу и толкнул соперника в грудь. Тот рухнул, а попытавшись подняться, чуть не наткнулся на сталь. Остриё кортика упёрлось в шею поверженного рыцаря. Молоденький оруженосец Биргера взвыл, и бросился с коротким кинжалом на помощь своему господину, но сделав один единственный шаг, покатился на палубу. Седобородый свей, судя по гербу на богато украшенной кольчуге, занимавшем видное положение в отряде, резким ударом кулака, сбил пажа с ног. Пока один из участников дуэли не признает себя побеждённым, никто не вправе вмешиваться. Это правило ещё что-то значило для него.
- Sich kaum halten(Держаться на честном слове), - сквозь зубы прорычал старик.
Биргер выпустил меч из руки и показал ладонь, признавая себя побеждённым. Следом за ним шведы побросали оружие на палубу, заглушая стоны раненых, которые завыли от безысходности. Притихшие на время поединка новгородцы, наоборот закричали здравницы. Всё как всегда: у победителей радость, проигравшим - горе. Простой рыцарь Биргер, с появившейся отметиной на лице, пусть и зажиточный, но никакой ни герцог и не ярл угодил в плен, вместе с девятнадцатью своими земляками к ушкуйникам Пахома Ильича. Невосполнимых потерь со стороны новгородцев не было. Пара оглушённых здоровяком с кувалдой, правда так и не пришедших пока в сознание, пятеро ушибленных да семеро легкораненых стрелами и прочими острыми железяками.
На реке пахло гарью и палёной шерстью. Сожженную лодку отнесло по течению реки, где она окончательно затонула, похоронив напоминание о скоротечном бое. Мы вели на буксире захваченный приз к берегу, и как человек, интересующийся морскими судами, я оказался на борту трофейной ладьи. Пленных связали попарно, спина к спине, причём ушкуйники так ловко действовали верёвками, перехватывая локтевые сгибы и запястья, что уверенность в том, что в прошлом, головорезы не раз занимались данным занятием, у меня, только утвердилась. Пут избежал лишь владелец судна Биргер с оруженосцем, рулевой и бородатый рыцарь Магнус, который, дал честное слово, что не попытается бежать, так как имеет при себе посольскую грамоту, и вообще не собирался участвовать в глупом, по его мнению, походе, задуманным упсальским саксом Томасом.
- Людвиг, спроси, что у него за грамота?
- Не утруждайся, византиец. Я правнук ярла Рёгнвальда Ульвссона свободно говорю на языке руссов. Грамота составлена для конунга Новгорода. Ему и передам. - Магнус достал из мешка свиток пергамента и покрутил его возле моего носа. - Видел я, как ты управлялся с этим богомерзким оружием, изрыгающим огонь. Да падёт на твою голову кара всевышнего.
- 'А ще можеши противитися мне, конунгу, то се уже есмь зде и пленю землю твою'. - Процитировал часть текста письма шведских послов к Александру Ярославовичу. - Так там сказано? Можешь не крутить куском кожи с накаляканными буковками. Ценность сего послания - равна стоимости пергамента, на котором оно написано.
Магнус побагровел от возмущения, содержание послания знали всего несколько человек. Ему самому доверили отвезти письмо только потому, что о честности и благородстве старого воина чуть ли не ходили легенды; и, не сдержавшись, выпалил:
- Да как ты, ромей, можешь знать, что там сказано?
- То дело десятое. Мне интересно другое, как ты, потомок Рёгнвальда, чьи предки верой и правдой, испокон веков служили Новгородской земле, мог оказаться с ними? - Я показал рукой на пленных свеев, лежащих на палубе, - они же самым настоящим образом подставили тебя. Какой же ты посол ?
Магнус Ульвссон промолчал, что он мог сказать на мой упёк? Что своим поступком он наводил тень на потомство Гюряты Роговича, представителей высшего боярства Новгорода? Так это не серьёзно, свои понятия о чести он соблюдал, а на остальное можно наплевать. Правда, кое-какие обстоятельства его терзали, а именно то, что из всего имущества, не заложенным монастырю у рыцаря осталось только меч да кольчуга. Признаться даже себе было стыдно - годы не те, когда можно было острой сталью пополнить свою мошну. Безусловно, он рассчитывал получить кусок земли за свои услуги, но судьба распорядилась иначе.
- Почему я тут, а не с вами - то моё дело. Когда закончу свою миссию, тогда и поговорим, а пока, Людвиг, если я сдался тебе в плен, то выполни мою единственную просьбу. - Магнус посмотрел себе под ноги и попросил: - Помоги доставить послание конунгу Александру, было дано рыцарское слово, что пергамент будет передан в его руки.
На этом моё общение со шведами закончилось. Не то, чтобы они мне показались чересчур чванливы, нет, у всякого человека есть свои недостатки. Просто для меня они были враги, и пока война не окончилась, лучший враг - это мёртвый враг. После совещания с Пахомом Ильичом, пленных, под честное слово Магнуса, посадили на их бывшую ладью, оставив минимальное количество продуктов. По прибытию в город, они поклялись отправиться на свейское подворье, где будут ждать окончательного решения о выкупе. К моему удивлению, Людвиг даже поручился за Ульвссона, мол, наслышан о нем - не обманет, тем не менее, это не помешало ему обыскать призовое судно вдоль и поперёк в поисках тайников и захоронений. Кстати, не безуспешно. Через пару часов, как только шведы отправились в сторону Ладоги, мы заблокировали фарватер Ижорки подводными ежами. Даже, если кому и пришла бы в голову мысль - волоком, по берегу перенести ладьи, то через сто метров, в узком месте, снова бы напоролись на деревянные мины. Оставалось ждать основную часть шведского десанта, и пока Ильич руководил минированием, огнемёт на ладье вновь оказался заправлен. Бренко с интересом испробовал грозное оружие, одно дело слышать и видеть, другое дело пощупать своими руками. Особенно его заинтересовала бензиновая зажигалка.
- Значит перед боем надо подпалить огонь вот тут, хм... как хитро придумано, колёсико и кремень.
- Хитро, но запомни, у каждого оружия есть свой предел. Как по прочности, так и по времени. Всего только десять нажатий на педаль. И ещё, при всех говорить не буду, но если случится так, что ладью будут захватывать. - Я сделал паузу, настал один из неприятных моментов сохранения секретов.
- Ты что такое говоришь, Алексий. Кто нас сможет одолеть?
- Я сказал если. Так вот, почувствуешь, что уже всё, кранты, шансов на спасение нет, то дёрни за это кольцо. - Показывая на нехитрый тёрочный механизм пороховой гранаты, закреплённой под огнемётом. - У команды будет пара секунд, прыгайте в воду и спасайтесь вплавь.
Людвиг ещё не привык к моему понятию о времени, поэтому переспросил, уточняя:
- Пара секунд это что? Ты как-то странно излагаешь, Алексий.
- Четыре раза вздохнуть, после смерть. Не спрашивай меня о том, что находится там, и не вздумай проверить, если дорога жизнь. Давай-ка лучше ещё раз попробуй вон тот кустик подпалить.
Шагах в тридцати, на берегу, у самой воды торчал одинокий кустарник, своим видом напоминавший неприличный жест, с вытянутым средним пальцем. Людвиг направил сопло на цель, слегка задрав вверх, крутанул колёсико, поджигая фитиль и нагнетая давление в системе, резко открыл запирающий клапан.
3. Устье Ижоры.
Поход Ульфа Фаси, начавшийся с ожидаемого отказа короля Норвегии Хакона Хаконссена принять участие в мероприятии (так как был занят подавлением восстания мятежного герцога Скуле Бардссона), потерей трёх шнек в связи с внезапным штормом, а вместе с ними трёх капитанов с наёмными отрядами - предстоял полный забот и тревог. На одном из погибших кораблей следовал инженер-итальянец, нанятый готландцами за тридцать марок и отвечающий за возведение укреплений. И если убыль личного состава можно было как-то компенсировать норвежскими добровольцами, то с потерей главного строителя вместе с шанцевым инструментом шансы экспедиции из разряда позитивные, переходили в малореальные. Оставшиеся два монаха, присланные епископом, говорили на латыни, могли читать написанный текст, но, ни черта не понимали в чертежах фортификационных схем. Повальная безграмотность - бич того времени, давала о себе знать. Ульфу оставалось полагаться только на свои силы и знания по возведению острога. Кое-что в укреплениях он сам смыслил, что-то посоветуют его сослуживцы, а что-то снизойдёт само собой, как это обычно бывает. Вот только расчеты его строились на том, что после того, как конунг Новгорода получит известие о начале вторжения, пройдёт не меньше месяца. Пока тот соберёт войско и станет предпринимать попытки по его выдворению, если вообще начнёт, то он успеет. С матёрым волчарой Ярославом такой фокус бы не прошёл, а с его сыном вполне может выгореть. За это время планировалось возвести кое-какие укрепления, или хотя бы насыпать вал с частоколом. А там, глядишь, и подвоз провианта наладится, а дальше - дальше он побьёт молодого князя, возможно, постарается взять его в плен, и будет диктовать свои условия торговой столице Северной Руси.
***
Тем временем, в стольном граде на берегах Волхова, события развивались отнюдь не так, как мы планировали. Ещё бы чуть-чуть и столь драгоценное время было бы безвозратно упущено. А всё из-за стремления власть придержащих создать себе 'тёплое болото' из спокойствия и благополучия, не взирая ни на какие беды и катаклизмы. Хорошо, хоть Сбыслав Якунович не подвёл. Помимо того, что использовал всё свое влияние на военного князя, так ещё уговорил Мешко, обладавшим лучшей соколиной парой в Новгороде, постоянно быть у того на глазах, да наговаривать на шведов. Александр, всё ещё надеялся, что придётся наказывать обнаглевших северных купцов, решивших обустроить вотчину на его, как он мечтал, землях, и не то что не спешил, а всем своим поведением выторговывал у новгородских бояр всё новые преференции. Вроде и готов городу послужить, а вот, чего-то не хватает. Словно имел по этому поводу чёткие инструкции от своего властолюбивого папаши. Когда оговоренные сроки стали подходить к концу, бояре вместе со своими дружинами, продемонстрировав приличное по численности войско выступили. Новгородская рать шла к Ладоге самостоятельно, составляя почти две сотни человек, и не лапотников-ополченцев, вооружённых только что срезанными и заточенными кольями, а крепко сбитые отряды, ощетинившиеся железом, имевшие за своей спиной не один удачный грабёж или поход, как кому нравится. Сила впечатлила и, догадавшись, что цацкаться с князем больше не намерены, Ярославович отдал команду на выдвижение. По пути к новгородцам присоединились четыре десятка ладожан с хорошими доспехами, в основном дальние родственники застрельщиков похода. Как ни странно, озёрные жители прихватили с собой немалое количество лошадей, дабы сподручнее было увозить награбленное добро. Что им напел Сбыслав, история умалчивает, но пошли с радостью, пообещав домашним скорейшее возвращение. В итоге, укомплектовав войско подвижным обозом, всего две дюжины волокуш, объединённая новгородско-ладожская рать двинулась к точке рандеву с основными силами на реке Тосна.