Беатов Александр Георгиевич : другие произведения.

Высокий Перрон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ из неопубликованного сборника "Неоконченный дневник", написанный 40 лет назад и отредактированный Автором в 2017 году. Основан на реальном событии и "зарисован" "с натуры".


ВЫСОКИЙ ПЕРРОН

  
  
   Прошло уже с месяц после того, как события, нахлынувшие было на Алексея Невпалого, прошли, и он после неприятностей: сначала - с властями, а затем - с начальством на работе, - теперь вспомнил о своих собственных душевных заботах и вернулся к прежнему образу мыслей. Уже давно неразрешимый и мучительный вопрос повис над его разумом, над всем его существом: "как ему дальше жить?"
   Прошёл всего один месяц... Впрочем, это было неважно, сколько... Главное, дни проскочили быстро. Как всегда бывает в таких случаях, он даже не успел опомниться. Хотя перед властями и удалось в чём-то выстоять - ни в чём не обвинили, не упекли в психушку, - однако, пришлось явиться в Московскую Прокуратуру для дачи показаний в связи с арестом одного знакомого верующего активиста, а затем - уволиться с работы - Типографии им. Жданова, где он работал техником местного узла радиовещания, и где сотрудник Первого Отдела КГБ начал вербовать на сотрудничество и в случае отказа - грозил уволить по статье; - но, тем не менее, Алексей всё равно остался прежним, со старыми привычками, с постоянным мысленным недомоганием в своём поиске смысла жизни и места в ней. Поначалу он думал, что "пограничная ситуация" выбьет его из болотистой колеи, в которую его уже давно завело каким-то непостижимым образом, но, как только всё утряслось, и, вроде бы, даже о нём зыбыли "наверху", всё возвратилось "на круги своя", и он уже почти свыкся, не желая того, со своей новой старой жизнью, через двое-на-третьи-сутки отправляясь на ночное дежурство охранять здание какого-то "Строительного Управления", а на следующий день, запершись в своей комнате отсыпаясь дома пол-дня; а потом на другой, свободный от работы день, пьянствуя со старым приятелем, с которым хотел и никак не решался порвать отношения...
   Какое-то внутреннее сопротивление опостылевшему быту, побуждало Невпалого к действию. Ему хотелось начать жить иначе, согласно его убеждениям, благодаря которым он и выстоял перед давлением властей, никого не предал угрожавшим кагебешникам, клавшим перед ним чистый лист бумаги с карандашом, чтобы он "писал явки и имена всех знакомых".
   Грандиозным переломом всего его существа было для Алексея откровение Бога, случившееся однажды и запомнившееся навсегда. Он ощутил Божие присутствие - в себе и через своё я - также достоверно как своё собственное тело и душу. Этот Контакт продолжался целые три дня и прекратился неожиданно - после того, как Невпалов во время обеденного перерыва за кружкой пива попытался об этом поведать своему приятелю, с которым в то время наботал вместе на заводе. Пропало непосредственное ощущение Божиего присутствия, но память о Нём и вера в Него остались. Временами, когда он поражался своею оторванностью от интересов окружавших его людей, включая отца и мать, Алексею казалось, что он - сумасшедший. Не совсем здоровым считали его и его родители, воспитанные в духе атеизма. Неизбежный конфликт с родителями привёл к негативному отношению к обществу, ко всему социальному окружению и безбожной власти. Решение оставаться верным Богу во что бы то ни стало, непоколебимая твёрдость держаться за эту единственно ценную путеводную нить, - это обещание, данное самому себе, не оставляли в покое чуткого на фальши юношу.
   Однажды он понял, что его душа подвержена сильному воздействию двух сил: доброй и злой. Подвержена именно потому, что сатана - реальный дьявольский дух - существует на самом деле. Что этот дух имеет способность незаметно вкрадываться в сознание и уживаться в нём, обманывая самое "я" больного человека.
   Невпалов решил сопротивляться бесу. Желания лени, сексуальные побуждения, злые желания и соблазны он приписывал чёрту, поселившемуся в нём ещё задолго до того, как Алексей уверовал в Бога. Разумные и добрые - Божии мысли - он противопоставлял дьявольским и старался избегать влияния окружавших его людей, в большинстве своём индифферентных и далёких от понимания и различения таких вопросов. Изменить образ своей жизни и главное - избавиться от греховных привычек и пороков - явилось для Алексея главной задачей. Он жаждал посвятить себя Богу, принести в своей жизни какой-нибудь плод, благодаря которому сможет искупить свои греховные наклонности, а затем и вовсе от них избавиться. Однако, что бы он ни делал - ничто не удовлетворяло его, потому что он не находил в своих поступках или действиях какого бы то ни было эффективного результата. Зачастую он вообще сомневался в целесообразности какого-нибудь благого намерения, анализируя таковое и разлагая до таких пределов, где всё теряло какой бы то ни было смысл. Он читал книги по философии. Они вдохновляли. Но как трудно было что-нибудь из прочитанного приложить к его конкретной жизни, чтобы изменить её в корне!
   И вот, борясь с собою таким образом, пытаясь выгнать из себя вжившегося в подсознвние беса, Алексей решил съездить в Загорск, в Троице-Сергиеву Лавру, в Московскую Семинарию, чтобы узнать, как можно туда поступить учиться, чтобы затем стать священником и в этом призвании найти себя в жизни.
  
   -----
  
   Закончив своё ночное дежурство и сдав "объект" с ключами от наружной двери какому-то дневному сотруднику Строительного Управления, преодолевая поток встречных людей, спешивших на работу, Алексей направтился к метро, побежал вниз по длинному, почти пустому, эскалатору станции "Площадь Ногина". Через пол-часа он уже был на Ярославском вокзале, взял в автомате билет на электропоезд "Москва - Загорск".
   И вот он - в вагоне электрички... Прошёл примерно час, и только теперь, после станции Пушкино, народ схлынул, и освободились сидячие места. Алексей вытер со лба пот и, засовывая в карман платок, увидел глаза и бороду человека, лет двадцати пяти, взглянувшего на него как-то понимающе, будто догадываясь, что он - "свой" и тоже - верующий, а по ответному взгляду Невпалого, - что и он тоже догадывается об этом же. Алексею показалось даже, что он с ним знаком.
   "Может быть в церкви видел?" - подумал он. - "Или в глазах есть что-то такое, что бывает только у настоящего верующего... А если так, то нас тогда всякому кагебешнику легко вычислить и установить слежку... Почему же они тогда этого не делают до сих пор? Наверное, им это невдомёк... Ведь, они верят только тому, что можно доказать... Или такое просто скрыто для них... А ведь и их, стукачей и кагебешников, почти всех тоже можно определить по глазам..."
   После какой-то другой станции в вагоне стало ещё свободнее. Невпалов выбрал место и сел. Человек с бородой тоже сел, как раз напротив Алексея, достал из сумки книгу в обёртке из какой-то газеты, стал читать и делать карандашом пометки.
   "Специально обернул, чтобы название и автора нельзя было увидеть", - заметил про себя Невпалов и пожалел, что не догадался взять с собой в дорогу что-нибудь почитать.
   Кто-то, ехавший по соседству сзади Алексея, стал вдруг рассказывать какому-то своему молчаливому попутчику о Троице-Сергиевой Лавре. Судя по хриплому, прокуренному и возбуждённому голосу, то был пожилой мужик, по-видимому, слегка выпивший и потому бывший, как говорится, "на взводе". Обратив теперь на него внимание, Алексей вспомнил, что этот же голос доносился до него и раньше почти всё время, только из-за множества пассажиров не был так отчётливо различим.
   ...- Сегодня у них среда,.. - говорил мужик. - А среда и пятница у них - постные дни... Постятся они по энтим дням, значить... Едят, стало быть, одно постное... Ну, энто-самое, значить: икру, салаты тама всякие, сёмгу, красную рыбу... И всё такое, значить... Я тама был как-то... У мене тама, энто, один есть знакомый..."
   Поезд набрал скорость. Шум колёс, доносившийся из открытого по соседству окна усилился, и до Невпалова теперь долетали только отдельные слова или фразы.
   "...Денег у них!... Богатые... В Швейцарском банке... Миллионы!... Постный день у них сегодня... Да: среда, значить, и пятница... Салаты, всякие... Да... И... сёмга... Да... Я правду говорю... У меня тама один..."
   Случайно Невпалов переглянулся с бородатым человеком и опять подумал о том, что где-то с ним виделся. Время от времени его попутчик отрывался от книги, и глаза их как-то сами собой понимающе встречались. Однако, что-то мешало начать разговор и знакомство. Наверное, то была боязнь ошибиться. Нельзя же было спросить прямо: "вы тоже - верующий?" А если спрашивать о чём-то другом, то зачем тогда и знакомиться...
   "Самое главное", - думал Алексей, - "Что мы оба понимаем, кто мы. Что же ещё тогда нужно? Не обсуждать же пьяного мужика или проявлять любопытство, кто куда едет и как кого зовут..."
   В Загорске, на станции, через мост над путями шли только старики и старухи, да те, кто не мог или боялся спрыгнуть с высокого перрона и перейти через рельсы в запрещённом месте. Чтобы не нарушать внутреннего покоя той ничтожной заботой, которая бывает предвестницей какой-либо неприятности, что незаметно рождается в душе, Алексей не стал сокращать расстояние и стал подниматься по лестнице на мост.
   Шёл дождь, мелкий, скучный. Блестевшие вдали купола Лавры выглядели живописно, но мысль, что "наверное, всё уже не так, как было когда-то, до революции", гасила едва рождавшуюся тихую радость ожидания от встречи с местом, где творилась история русской святости. Асфальт был покрыт грязью. Проезжали автомобили, грузовики, "развозя" её колёсами и брызгая ею в прохожих.
   Вскоре Алексей дошёл до Лавры. У самого входа множество голубей клевало кем-то разбросанные хлебные крошки. Голуби с нехотью уступали Невпалову дорогу, и он подумал про них: "Не боятся совсем..." Голуби семенили по лужам, описывали круги и снова сходились за его спиной, спеша продолжить то необходиое для них дело, от которого их оторвал прошедший человек.
  
   -----
  
   Оказавшись на территории "охраняемого государством" "заповедника", как значилось на табличке у входя в Лавру, Алексей остановилсям у какой-то ограды, не зная, куда ему сначала направиться: сразу в Семинарию или сначала - в храм. Мимо него по каким-то своим надобностям из одного места в другое то и дело проходили священнослужители в рясах и с нательными крестами, временами останавливались, встречаясь друг с другом или с кем-то из мирян, о чем-то разговаривали.
   Невпалов вспомнил, как несколько лет назад, будучи ещё неверующим, приезжал сюда по какому-то внутреннему призыву или текой же, как сейчас, жажде понять для себя что-то такое, о чём не принято говорить и что по какому-то, будто бы, всеобщему молчаливаому согласию скрывается... Ему запомнился громкий и резкий колокольный звон и такой эпизод...
   Как и теперь, Алексей остановился тогда у этой же самой ограды, и мимо него проходил молодой священник, как и полагается, в рясе и с крестом на груди... Когда зазвонили колокола, то священник остановился и стал креститься, а экскурсант с фотоаппаратом, оказавшийся рядом, сказал своей жене: "Никогда не поверю, что в наше время можно верить в Бога! Как им ещё здесь разрешают всё это?! Я бы всех поразогнал отсюда! Люди в космос летают!... А они... развели богадельню, паразиты!.. Пригрелись... Тысячи наживают!..."
   Тогда была солнечная погода. И юноша подумал про него: "Зачем же ты сюда приехал, что собираешься фотографировать? Что собираешься здесь найти для себя?.. Отправлялся бы лучше на Красную Площадь, к Мавзолею, смотреть на труп Ленина... Да, пожалуй, ты как раз уже оттуда приехал на туристическом автобусе... Наверное, выдали тебе где-то на норильском заводе или в лагере для заключённых, где ты работаешь каким-нибудь начальником, бесплатную турпутёвку по достопримечательным местам столицы и её окрестностей... А отсюда потом повезут в какой-нибудь кабак..." Невпалова взяла злоба на туриста. Злоба потом прошла, а то, что он хотел для себя тогда понять, почувствовать, так и не вошло в него... И в памяти зачем-то застрял тот турист с фотоаппаратом...
   Большой храм в центре Лавры был почему-то закрыт, и Алесей направился в маленький, куда направлялись все паломники - поклониться мощам святого Сергия.
   Служба только что закончилась. На амвоне священник начал проповедь. Алексей заметил своего попутчика по электричке, что читал книгу в обложке из газеты, молодого человека с бородой. Тот прикладывался в мощам святого, а потом ставил свечку.
   "Видно он посильнее меня верит", - подумал Невпалов, даже не помышлявший о том, чтобы вставать в очередь на поклонение мощам, да ещё прикасаться губами к стеклу, к которому беспрерывным потоком прикладывались изо дня в день тысячи паломников. - "А если так, то зачем я приехал сюда? Неужели и правда хочу стать священником?"
   Проповедь закончилась. Ничего особенного в ней не было кроме частых слов "надо", призывов верить и то и дело повторяемой фразы "подобно тому, как..." Священник проговорил проповедь, будто заученную и произносимую неединожды. Раз было так, что Невпалов встретился взглядом со священником, когда тот ужепроводил отпуст, и будто тот сказал Алексею глазами: "Ты, вижу, не местный, но молодой и верующий. Не то, что все эти паломники, бабы да старики. Из Москвы приехал... Зачем? - раз к мощам и иконам не прикладываешься и на службе не стоял?..."
   Священник будто бы проконстатировал факт, будто обо всём догадался, и затем сразу потерял к юноше всякий интерес.
   "Видно, не один я, такой, сюда приезжаю, неприкаянный." - подумал Невпалов, - "И они тут быстро вычисляют кто есть кто, особенно, если кто-то чем-то отличается от других и не попадает в общую категорию... Иначе, наверное, скучно изо дня в день повторять одно и то же и видеть одних и тех же, похожих друг на друга паломников... И неужели, правда, я хотел на самом деле стать священником?!"
   Тем временем весь народ перестал подходить к священнику, и тот удалился в алтарь. И за всем этим, казалось, будто бы был такой ответ: "Ты - сам по себе. У тебя свои заботы. Не знаю, зачем ты сюда приехал. У меня тоже свои заботы здесь. Да, ведь, кроме проповеди нам и не разрешается ничего. Иначе могут обвинить в религиозной пропаганде, уволить и лишить сана. А тогда ни на какую другую работу не примут. Разве что дворником или истопником...."
   "Зачем же тогда ты, батюшка, священником-то стал?" - продолжал Алексей свой мысленный диалог. - "Чтобы кадилом только махать, да примитивные проповеди говорить?"
   Выходя из храма Невпалов снова увидел своего попутчика, но уже со спины. Он направлялся к выходу из Лавры.
   "Выходит, что только за тем и приезжал, чтобы поклониться святому", - подумал Алексей. - "Может, я не понимаю чего-то... Не чувствую... И все мои сомнения от дьявола? Мудрствую лукаво... А был бы священником, может, тогда и сомнений бы никаких таких, подобных этим, не возникало бы... Это всё бес во мне крутит! Надо всё хорошо обдумать, а потом решить наверняка. Не зря же сюда ехал! Пойду и всё узнаю - несмотря на все препоны! По крайней мере сегодня уже всё здесь выясню и решу!"
   То, что священник делает нужное для других дело, и люди, несмотря ни на что, стекаются в храм на службу, означило его востребованность. А если так, то его нельзя было осуждать. Необходимость и оправданность его служения, свидетельствовали о глубине веры и отсутствии тех душевных проблем, которые безуспешно пытался решить для себя Алексей. Главное - стать связенником, и тогда все проблемы отпадут сами собой, поскольку он, Алексей найдёт, наконец, в жизни самого себя, и тогда сомнениям просто не останется места. Он будет занят главным делом - каждодневным служением Богу! Если у него - Алексея - будет сан, то разве останется место для всех его сомнений и умствованиям? Да ему просто будет не до них!
   Так размышляя, он дошёл до здания Духовной Семинарии и не без робости вошёл в двери.
  
   -----
  
   Был перерыв между занятиями, и семинаристы, на которых почему-то сразу обратил внимание Алексей, сновали вверх и вниз по широкой лестнице, останавливались у окошка дежурного, от безделия листавшего какой-то журнал, спрашивали была ли почта.
   Дежурный тоже, по всей видимости, семинарист, с каким-то утиным лицом, коротко постриженный, как и все его "сокашники", на вопрос Невпалого о правилах поступления в Семинарию, вместо ответа куда-то позвонил по телефону, сказал в трубку, что пришёл молодой человек, который хочет поступать в Семинарию, что он стоит здесь и что стоит уже.
   "Почему он говорит, что хочу?" - подумал Невпалов. - "Я же сказал ему лишь, что хотел бы узнать правила приёма..."
   - Подождите," - сказал дежурный, кладя телефонную трубку на аппарат, и продолжил листать журнал.
   Кроме семинаристов время от времени мимо проходили то священники, то рабочие в телогрейках. Два раза прошёл человек в штатском и несколько раз молоденькая медсестра в белом халате с каким-то типичным для неё лицом.
   Находясь перед окошком дежурного, в проходе, юноша мешался, и решил отойти к стене. Оказавшись несколько в стороне от "театра действий", он с интересом стал наблюдать происходившую будничную деловую обстановку Семинарии, и по лицам людей пробуя определить их характер и - вообще духовную атмосферу учебного заведения.
   Невпалов был знаком с верующими людьми, регулярно встречался с ними на конспиративных собраниях, где кроме молитвы и трапезы единодушно обсуждались вопросы религии, затрагивались самые различные темы: философии, литературы, истории, политики. По людям, которых Алексей знал, можно было сразу увидеть то, что вера сыграла в их жизни решающую роль. Здесь же, в самом "духовном центре" Православной Церкви, Алексей не находил ничего подобного. Такие же точно лица он видел во мнохестве, когда учился в ПТУ: обыденные, беспроблемные, озабоченные сиюминутным бытом...
   Перемена кончилась. Дежурный дал звонок, нажав и продолжая удерживать с четверть минуты специальную кнопку на стене. Лестница и прихожая опустели. В наступившей тишине Невпалов осмотрелся и только сейчас обратил внимание на пространство под лестницей, куда вели вниз несколько ступеней и где находились стулья, на одном из которых сидел какой-то человек, по всей видимости тоже ожидавний здесь что-то или кого-то. Помедлив немного, Алексей спустился вниз и тоже занял место на стуле.
   По проходу мимо дежурного всё продолжали ходить туда и обратно то рабочие, то священники, теперь правда редко, но каждого Невпалов с интересом рассматривал. После того как мимо прошла та же медсестра, а откуда-то из прохода, куда она удалилась после послышался шум воды и дохнуло запахом хлорки, юноша догадался по какой надобности ходили туда и обратно. Медсестра вернулась, с безразличием провела занятыми глазами по лицу Алесея, стала подниматься по лестнице, и странная ассоциация вдруг возникла у него в этот момент, вызвав неприятные воспоминания...
   "И её, будто, я где-то уже раньше видел", - подумал он.
   Время тянулось медленно. Невпалов стал разглядывать ступени лестницы. По краю каждой ступени шёл орнамент. Ступени были металлические, наверное отлитые в давние дореволюционные времена, когда, вероятно, строилось здание Семинарии. Такой орнамент он видел на стенах внутри церкви - бесконенечные извивающиеся змейкой связанные между собой буквы, похожие на "П". Орнамент был истёрт от ног и в некоторых местах даже совсем на-нет, или сама ступень была протёрта так сильно, что её край кое-где был обломан.
   "Там у меня могут спросить адрес," - подумал юноша. - "Не скажу, конечно... Вернее, нодо будет соврать, выдумать какой-нибудь для отвода глаз... Не светиться же так, ни-за-что-ни-про-что... Неужели, дурья башка, хотел суда поступать?!"
   Однако Алексей уже не хотел уходить отсюда просто так, решив узнать всё до конца, подняться по этим ступеням, по которым, вот уже не одно столетие, каждый день проходило столько человеческих ног, и посмотреть, как там и что там на верхних этажах. Он хотел поговорить с тем, кто уполномочен властью Приёмной Комиссии или, - что там у них вместо этого? - Отдел Кадров, Плановый Отдел или... Первый Отдел?.. Он не мог теперь просто взять и уйти не сделав из разговора выводов и не составив полного представления о Духовной Семинарии.
   Открывалась и закрывалась наружная дверь когда входил кто-то новый. Дежурный-семинарист приветствовал всех одинаково, говоря "здрасье", - как священникам, так и тем, кто был без рясы. Очевидно, так полагалось по какому то внутреннемк уставу. Так, наверное, полагалось тут и раньше, при Царском Правительстве.
   "Значит и устав у них есть", - думал Невпалов. - "Как в армии. И как же у них назначают дежурным? За провинность или, наоборот, за заслуги в учёбе? Если за плохую учёбу, то как же ему тогда потом догонять других: ведь он же тогда целый день пропускает занятия? Выходит, что занятия не такие серьёзные, что можно пропускать. Чему же и как тогда тут учат? А самое интересное, какие же у них требования на вступительных экзаменах и какой конкурс на одно место? И с какого же возраста принимают? Может быть, можно было сразу после восьмого класса? Вместо ПТУ? Вот что интересно... Вот что хотелось бы знать..."
   Прошли двое семинаристов. Видно, послали куда-то, несмотря на урочное время. Ушли за лестницу - там был какой-то боковой ход, вероятно в кладовое помещение. Скоро вернулись. Один - держал в руках косу, которой косят траву, и был одет в телогрейку. Другой шёл за ним следом в старой изорваной рясе, надетой им, по-видимому, вместо халата. Они открыли наружную дверь, и от возникшего сквозняка оттуда, где шумела вода, особенно "понесло" запахом хлорки.
   "Вот тебе и "миллионы в Швейцарском банке", - подумал Невпалов. - "На штатном дежурном секретаре, на спецодежде, да и на рабочей силе экономить приходится за счёт самих семинаристов и их образования... Конечно, от государства субсидий нет, потому что Церковь от него отделена. Тогда куда же и на что идут деньги из приходов? И кто же ест сёмгу и красную икру?.."
   На следующей перемене под руководством молодого связщенника семинаристы втащили вверх по лестнице шкаф.
   "Наверное, у них сегодня по поводу постного дня урок труда", - подумал в шутку юноша, устав сидеть и поднимаясь со стула...
   Те же семинаристы, что подходили к дежурному на прошлой перемене, снова спрашивали у него о почте. К человеку, ожидавшему вместе с Невпаловым, подошёл худощавый паренёк-семинарист, какого-то неопределённого возраста. Чтобы не мешать их разговору, Алексей отошёл в сторону, и оказался рядом м окном дежурного, который, ни на чём не останавливаясь, продолжал листать всё тот же журнал.
   "Наверное, отец приехал навестить из другого города", - размышлял юноша о человеке на стуле. - "Может, что-нибудь случилось в семье... А сын - будто не в учебном заведении, а в исправительном интернате или психушке, куда родственников пускают только по особому разрешению..."
  
   -----
  
   Когда дежурный отпустил кнопку звонка, жать на которую, по всей видимости ему особенно нравилось, а все семинаристы удалились вверх по лестнице, Алексей снова обратил внимание на запах хлорки, доносившийся из прохода, где находился туалет. Вспоминая прошлый запах, что неожиданно возник, когда началась перемена, и понял, что от семинаристов сильно пахло чесноком.
   "Это, наверное, тоже одно из требований устава - в целях профилактики гриппа", - сказал Алексей про себя, а вслух дежурному:
   - Не могли бы вы позвонить ещё раз по телефону?"
   Тот сразу же поднял трубку и набрал какой-то короткий номер из одной или двух цифр, что-то тихо сказал.
   - Сказали ждать, - сообщил он, опуская трубку на аппарат.
   Алексей вернулся на свой стул. Человек, разговаривавший с сыном, незаметно ушёл ещё во время перемены. Всё стало ужасно надоежливым. Хотелось подняться и просто уйти восвояси. Алексей понял, что больше здесь делать нечего. По всей видимости, для поступления в Семинарию существовала какая-то другая дверь, а та, через которую сунулся Невпалов, выдавала в нём дилетанта, заранее обречённого на неудачу.
   Прошло ещё какое-то время. Какой-то священник, остановился посреди лесницы, доостал из карманы крест, и, будто бы пробуя, какое будет его действие, перекрестился им, глядя куда-то вверх, где, наверное была икона, затем, надел его на шею и стал подниматься.
   Невпалов снова поднялся со стула, стал разминать ноги, прохаживаясь мимо окна дежурного. Его взгляд упал на фанерные ячейки для писем на стене. Под одной из них была наклейка с надписью: "КАНЦЕЛЯРИЯ".
   - Скажите, - обратился он к семинаристу. - А в канцелярии у вас разве нет справки, где были бы расписаны все правила и условия приёма в Семинарию? Мне, ведь, больше ничего не надо.
   - Сейчас узнаю! - ответил дежурный, по видимому начавший сочувствовать терпеливому посетителю, вышел из своего закутка и, покинув пост, побежал вверх по лестнице.
   Прошло не более двух минут, как сверху донеслось: "Молодой человек!" И одновременно сбежал вниз дежурный, спеша вернуться на свой пост и даже не взглянув на юношу.
   Алексей начал подниматься по лестнице. На втором этаже его ждал другой семинарист, постарше возрастом, похоже, не первого года обучения. Он пригласил посетителя знаком следовать за ним, и они пошли на третий этаж.
   На стенах лестницы висели картины с евангельскими сюжетами, а на каждом главном повороте находилась икона Богородицы с электрической лампадкой.
   Они молча проследовали по коридору направо, мимо дверей классов, и вошли в просторный кабинет. Там Невпалов в первую очередь обратил внимание на священника в рясе, который недавно крестился на лестнице. Не обращая внимания на вошедших, тот склонился переж "бюрократическим алтарём", перебирая и сортируя какие-то бумаги на письменном столе. В канцелярии на главной стене справа горела точно такая же электрическая лампада перед Ликом Богородицы, а слева от входа находился цветной телевизор с большим экраном, и за ним - чистый стол с блестящими письменными приборами, за которыми восседал человек в штатском.
   "Очевидно - к нему," - сразу догадался Невпалов, делая шаги по комнате.
   - Здравствуйте! - сказал юноша.
   Рядом со столом находились два кресла. Его пригласили сесть. Он присел. Возникла пауза. Невпалов подумал, что человек в штатском, наверное, уже знает из сообщения дежурного, зачем он пришёл, и потому приготовился сразу же услышать ответ. Но оказалось, что начальник канцелярии не был достаточно осведомлён о цели его посещения и, помедлив некоторой время спросил прямо и просто:
   - Зачем вы здесь, молодой человек?
   - Я хотел бы узнать о правилах приёма в Семинарию, - выдавил из себя юноша, чувствуя себя весьма неловко и подавляя своё волнение.
   - Что вы кончали?
   - ПТУ... Я там учился на радиомонтажника... Но это... не важно...
   - Паспорт... у вас собой?
   - Нет... Я не взял с собой ничего...
   - Так... Когда закончили учёбу?
   - В прошлом году...
   - В армии были?
   "Попал!" - подумал Невпалов.
   - Нет...
   - Почему?
   - Со здоровьем не в порядке.
   - А мы, знаете, принимаем только здоровых. Что у вас не в порядке?
   - Я лежал в психиатрической больнице... Одно время у меня было плохое... настроение... И поэтому я тогда плохо себя чувствовал... И попал в больницу... Но это было, когда я не верил... А теперь я здоров...
   Невпалов как-то неудобно сел в кресле, и теперь ему было трудно дышать. Отчего-то он волновался, хотя и понимал, что это глупо - волноваться. А пересесть поудобнее было совсем некогда: ведь нужно было всё время смотреть в глаза, когда его спрашивали, и отвечать сразу же после вопроса.
   - В армии слyжили?
   - Нет...
   - Вы знаете, кого у нас готовят? - риторировал начальник и отвечал себе: - Священнослужителей! У нас тяжело учиться! Очень большие нагрузки! Мы не имеем права вас принять... А где вы живёте?
   - В Москве...
   - Ну, конечно! Я так и думал, что вы - из Москвы!.. Вот что, молодой человек! Веровать - веруйте! Ходите в Церковь! Молитесь... Но принять в Семинарию... мы вас не можем...
   Оба помолчали. Волнение Невпалов сумел подавить и теперь дышал нормально.
   - Можно мне всё-таки узнать о требованиях и... правилах приёма? У вас, наверное, есть справка, как во всяком учебном заведении, где сказано, какие предъвляются требования к абитуриентам...
   - Абитуриентам?.. - Начальник канцелярии взглянул на юношу продолжительным взглядом, будто стараясь понять, зачем ему ещё нужно это, и решив что-то для себя, нехотя ответил:
   - Есть...
   Он открыл ящик стола, вытащил оттуда листок бумаги.
   - Ознакомьтесь...
   Протянул бумажку юноше и добавил:
   - Только мы, к сожалению, не можем отдать её в ваши руки... У нас такие правила... Мы высылаем её только тем, кого принимаем... Вы можете её прочесть только здесь...
   Листок был ксерокопией и отпечатан очень мелким шрифтом. Невпалов стал читать, стараясь всё запомнить, чтобы потом рассказать своим знакомым, да и самому понять, кто же и как становится священником. Текст был простой, сразу было всё ясно. Юноша сильно волновался, боялся, что от волнения не сумеет всё запомнить. Но главное было налицо. Было странно, как на такой маленькой бумажке могли уместиться все требования, предъвляемые к абитуриентам Семинарии...
   Алексей поблагодарил начальника, вернул справку и, взглянув на экран выключенного телевизора, сказал: "До свидания", вовсе не предполагая больше свидеться со своим респондентом.
   Семинарист, который привёл его сюда, оказалось, ожидал в коридоре, провожал Алексея назад. Когда они спустились на второй этаж, он взял Алексея за руку и тихо сказал:
   - Ты знаешь, я всё слышал... И вот-что можно сделать: ты скажи, что потерял военный билет, а потом сходи в армию, и после приходи сюда обратно. Тогда обязательно примут!
   Не понимая зачем, Невпалов сделал вид, будто на самом деле расстроен случившимся, и ответил:
   - Нет! Не судьба! Они всё равно выдадут новый такой же точно "жёлтый" билет, потому что там всё знают и там на всех заведены дела...
   - Но ведь можно попробовать, если ты хочешь сюда поступить, - продолжал играть в утешителя семинарист.
   - Нет... Ничего не выйдет... Спасибо тебе... - сказал Алексей, думая о том, как бы поскорее выбраться из этого заведения, от начала и конца пронизанного ложью и лицемерием.
   - Но, может быть, что-нибудь вышло бы?.. - сказал семинарист, когда они уже были на первом этаже.
   Чувствовалась его искренность и простота, и Алексей понял, что все эти ребята, в лицах которых искал для себя ответ на мучившие его вопросы юноша, по каким то обстоятельствам оказавшиеся здесь, сами-то не осознавали того, в какую страшную игру оказались втянуты. Ему вдруг стало до противности жалко их всех, и жалко особенно потому, что, оказывалось, что они, духовные уроды, смели жалеть его...
   - Ничего... - сказал Алексей вслух, а про себя - чувствуя разочарование в той своей ошибке, когда он полагал, что разрешение его духовных сомнений возможно путём насильственного облачения в рясу священнослужителя.
  
   -----
  
   На улице моросил тот же дождик. Алексей глубоко вдохнул свежего воздуха, очищая лёгкие от честночного запаха. В голове вертелась фраза из справки о требованиях, предъявляемых к абитуриентам в Семинарию: "Принимаются лица, умеющие писать по русски и бегло читать по старо-славянски". Других особенных знаний и навыков не требовалось, как не требовалось и самого главного - веры в Бога...
   Незаметно Алексей добрёл до станции. Пока шёл постепенно начинал забывать о своём посещении Семинарии, возвращался в прежнее своё сознание, к мыслям о Москве и о том, что он будет делать в ближайшем будущем. В мыслях стало как-то по грустному светло и ясно. Теперь он доподлинно знал, что был прав, когда сомневался, нужно ли ему сюда приезжать.
   В электричке его мысли снова вернулись к его визиту в семинарию. Он прокрутил в голове свой диалог с начальником канцелярии, вспомнил священника, склонившегося перед письменным столом и его же, крестящегося у входя на лестницу и надевающего на шею нагрудный крест; вспомнился проводившего его до выхода наивного семинариста, советовавшенр потерять военный билет, медсестру, очень похожую на ту, что делала ему уколы в вену, когда он лежал в психиатрической больнице, дежурного с утиным лицом, другого священника, в храме, попутчика с бородой, который читал книгу и делал в ней пометки карандашом; вспомнился пассажир, рассказывавший о постном меню загорских монахов и миллионах в Швейцарсвом банке...
   Алесей улыбнулся, вздохнул....
   "Вот тебе и отделена от государства!" - подумал он. - "Бюрократии побольше,чем в любом правительственном учреждении! Интересно, когда и что они смотрят по цветному телевизору?.."
   За окном стемнело. Электричка шла экспрессом, не останавливаясь на мелких станциях.
   Юноша думал, что хорошо то, что, вот, он едет в этом поезде, возвразается в свою жизнь... Что по какой-то причине, в свою очередь тоже возникшей от какой-то другой причины, он ездил в Загорск, видел всё, что видел там, и теперь, оттого, что видел и оттого, что теперь знает, он возвращается на этом поезде уже немного другим человеком... Что мир - причинен... Что сегодня ничего не было зря, и что никогда ничего не бывает зря, а всё зависит одно от другого... И что неизвестно, что будет дальше, и где ему искать то, что он ищет... Что, неверное, поезд едет тоже по целому ряду причин и что он должен привести его в Москву, и в Москве его ожидает что-то новое-старое и старое-новое... А потом - ещё что-нибудь, совсем новоё - иначе быть не может... Какие-нибудь новые проблемы и обстоятельства со всеми их причинами и следствиями, новые люди с их радостями и страданиями, любовью и ненавистью... Что жизнь - вечная и динамичная, в своём движении -хороша. И спрятать её истинную ценность в аппарат, подчинённый бюрократическим порядкам, нельзя... Истина продолжает существовать и проявлять себя, даже всячески искажённая и оболганная...
   "Это так очевидно!" - думал Невпалов. - "Такое, наверное, понятно и тому человеку, с бородой, что ехал со мной в утренней электричке... Но это останется навсегда закрытым для понимания тех, кто любит вкусно поесть и выпить и дальше материальных соображений о выгоде рассуждать не в состоянии..."
  
   ----
  
  
   19/11/1977 - 20/11/2017
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"