Бондарь Олег Никитович : другие произведения.

Убитое счастье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чтобы избавиться от гнета свекрови муж с женой приобрели домик в пригородной деревне. Не хоромы, конечно, но жить можно, к тому же, тесть помог привести жилище в надлежащий вид. Вот только о желанном покое можно лишь мечтать. С первого дня новоселов преследует тень злобной старухи, а потом и любимую собачку нашли мертвой.
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  Глава первая
  Луч света просочился сквозь прореху в низко нависшей туче, слепящей блестинкой, отразился от окна, коснулся Юлиных волос. Они словно вспыхнули.
  - Крошка, на тебе нимб! - восторгался Игорь, не в силах оторвать глаз от чарующего видения.
  Ее распущенные волосы сверкали золотым прядевом, легкий ветерок вздымал их, образуя светящийся ореол.
  - Разве ты не знал, что я - святая?
  Юля задорно улыбнулась, пригубила стакан.
  - Мне не нужна святая! Мне нужна женщина!!!
  Он скорчил рожицу, которая должна была напоминать оскал хищного зверя, вскочил с плетеного кресла, наклонился к жене и нежно прикоснулся рукой к сверкающему чуду.
  - Ну вот, всю красоту испортил. Все мужчины - разрушители, - притворилась обиженной, сама же поставила бокал на столик и потянулась к мужу.
  Внезапно вспыхнувшее желание, словно магнитом притягивало их тела, губы сами отыскали друг друга. Поцелуй, сдобренный ароматом сладкого вина, получился долгим, гораздо дольше, чем когда-либо прежде.
  - Не пора ли нам уединиться?
  Игорь дышал тяжело, глаза сверкали, таким она его давно не видела. Наверное, с медового месяца.
  Сколько с тех пор прошло?
  Четыре года...
  Не думала, что страсть, сводившая с ума, пройдет так быстро. Говорят, что любовь - химия. Взбурлит кровь, вскипятит разум и утихнет, опустившись на дно мутным осадком.
  А что взамен?
  Тусклая рутина, терпимость и привыкание. В лучшем случае - симпатия и уважение.
  Юля не могла пожаловаться, что ее семейная жизнь не удалась. Конечно, напридумывать всяких проблем, поверить в них и в результате ощутить себя классической страдалицей несложно. Даже повод искать не нужно. Отсутствие своего жилья, сварливая свекровь, невзлюбившая невестку с первого дня...
  Только Юля вдоволь наслушалась подруг о мужьях-алкоголиках, дабы понять, что бывает хуже и что с некоторыми проблемами можно смириться.
  И вот вопрос с жильем решился.
  Домик, который они приобрели, небольшой. Застекленная веранда, две комнаты и кухонька между ними. Без удобств, водопровод во дворе, отопление печное. Но какое, оказывается, счастье - иметь свой угол и, ни от кого не зависеть.
  Вот и Игорь преобразился. Совсем другой человек, как в прежние хорошие времена. При матери он не то, что комплимент подарить, улыбнуться ей не решался. Теперь же он - хозяин, глава семейства. Неужели удастся возродить то доброе, романтическое, что еще миг назад казалось навсегда похороненным под бытовыми неурядицами?
  - О чем задумалась, Солнышко?
  Нежные слова затуманили разум, истомой прокатились по телу. Она ощутила шершавую твердость его ладоней, почувствовала, как напряглись под рубашкой мышцы, когда он помогал ей подняться.
  Земля качнулась. Или ноги засидела, или выпила много. Не смогла удержаться, прислонилась к Игорю, единственному надежному, обхватила его шею, ткнулась лицом в плечо. Вдохнула запах пота, одеколона, еще чего-то: терпкого, пьянящего и поплыло перед глазами.
  Исчез мир, растворилось все, осталось лишь желание. Необузданное, дикое, животное. А руки его, словно дразня, скользили по спине, опускались ниже, снова плыли вверх, доводя до неистовства.
  Ветер прошелестел листьями, зашуршал газетой, швырнул колючей пылью.
  Она отшатнулась, зацепила столик. Звон разбившегося бокала слился с накатывающим громом.
  Наваждение отступило, мир снова возник перед глазами: серый, неуютный, угрожающий...
  - Ты что, Юлюсик! - успокаивал Игорь. - Ведь это на счастье... Посуда всегда бьется на счастье...
  Но сам уже проникся тревогой, его голос не успокаивал, а слова казались пустыми, раздражающе ненужными.
  Новый порыв ветра оросил влажной пылью, ледяными пальцами взъерошил волосы. Она почувствовала, как Игорь вздрогнул. Его взгляд был направлен мимо нее, глаза застыли, сжавшиеся на спине пальцы причиняли боль.
  - Что? Что случилось?
  Вырвалась из объятий, обернулась...
  Сгорбленная старуха злобно пялилась на них, угрожающе размахивая тонким костлявым пальцем. А у ног ее сочно в преобладающей серости выделялось кровавое пятно.
  Молния вспышкой разрезала небо, ослепила, громыхнуло совсем близко, над самой головой. Небеса разверзлись, и освобожденная влага обрушилась на землю. Причудливая тень исчезла, канула в небытие, разлитое вино бесследно растворилось в темной луже. Осталась неуютная тревога, занозой вонзившаяся в душу.
  - Привидится же такое... - пытался шутить Игорь, собирая со стола остатки трапезы и смешно сутулясь под ледяным душем.
  - Думаешь, привиделось?
  Промокшая насквозь Юля стояла на веранде. Ее колотило от холода. И не только от холода. Она смотрела, как Игорь сражается с непогодой и не решалась признаться даже себе, что одна ни за что не сможет войти в темный и ставший вдруг очень неуютным дом.
  ***
  Гроза не унималась всю ночь. Хлипкие стены содрогались от громких раскатов, ветки ореха скребли по крыше, словно намериваясь содрать ее.
  Электричество пропало почти сразу. Некоторое время они сидели при свечах. Игорь хотел было разжечь печку, но дым заполнил кухню, а затем и обе комнатки. Пришлось распахивать все двери и форточки. Сырость ворвалась в помещение, мгновенно слизав холодным языком остатки тепла и уюта.
  Романтического ужина при свечах не получилось. Юля укуталась в теплое одеяло, выпила рюмочку вина и почти сразу уснула. Игорь позавидовал ей. Самому бы вот так, под завывание непогоды, в защищенном безопасном месте...
  Вот только чувства безопасности не было. Мысли, одна тревожней другой, клубились в голове.
  Что, если протечет крыша?
  А вдруг дерево не выдержит напора ветра и свалится на дом?
  О последствиях думать не хотелось. Орех вымахал до таких размеров, что сомнет все в лепешку, от них с Юлей мокрого места не останется.
  Несколько раз он вставал, накидывал ветровку и, вооружившись фонариком, выходил на веранду. Но ничего сквозь плотные струи воды разглядеть не мог. Слышал только шум льющейся воды, и угрожающий шелест веток, когда очередной порыв ветра бросал им вызов, испытывая на прочность.
  Поняв, что уснуть не удастся, поставил на плиту чайник (газовая плита с баллоном стояла на веранде), уселся в плетеное кресло, закурил.
  Орех нужно спилить, это - однозначно. Жалко, конечно, роскошное дерево: и благодатная тень в летнюю жару, да и плоды вкусные. Вот только - жизнь дороже.
  Что еще?
  Ах да, крышу подлатать. Пока держится, но надолго ли?
   Это из первоочередного. Дальше нужно что-то с удобствами решать. Сделать пристройку, ванную, туалет, автономку электрическую...
  Игорь сознавал, что последнее из области фантастики. Денег не хватит, все ушло на покупку дома.
  Да и выдержит ли строение столь глобальные новшества?
  Стены - глиняные, лет сто, наверное, простояли. Штукатурка местами посыпалась, на одной стене трещина, пока еще узкая, но если вовремя не заняться, недолог час, когда руку просунуть можно будет.
  Когда покупал, все видел, риелтор глаза не замыливал, изъяны показал честно, мол, смотрите сами, потому и цена низкая.
  Цена решила все. Иного варианта не было и в ближайшем будущем не предвиделось. А именно от жилья зависело, сохранится семья или нет. Игорь видел, как мучается жена и понимал, что вечно так продолжаться не может.
  С его матерью не просто ужиться, а Юлю она возненавидела, что называется, с первого взгляда. Считала, что она украла у нее сына. Игорь, как мог, пытался гасить конфликты, но с каждым днем становилось труднее. Видел заплаканные глаза жены, ловил неприязненные взгляды матери, и сам сникал, ощущая чудовищный дискомфорт в доме, где родился, вырос и который был для него всю жизнь единственным надежным убежищем.
   Мать понять можно. Она растила Игоря одна без отца, вложила в него все силы и душу, а тут пришла какая-то на все готовое и считает, что имеет на его сына какие-то права. И чувствовала, что проигрывает. Почтение почтением, а сердце сына ей больше не принадлежало. Оттого и бесилась. Срывала злобу на невестке, да и Игорю доставалось. А он разрывался меж двух огней и готов был взвыть от безысходности.
  Вовсе не такой представлял он себе супружескую жизнь с любимой женщиной. Вместо сладострастного рая, бытье обернулась адом, выхода из которого, казалось, отыскать невозможно.
  До тех пор, пока Юля не поставила перед выбором: или она, или мама.
  Не категорически, без истерик. Просто выложила наболевшее и сказала, что больше так жить не может.
  Игорь сам не мог.
  Всю ночь они шептались в своей комнатушке, чтобы чуткая на ухо мать ничего не услышала, обсуждали возможные варианты.
  Вариантов было немного: или снимать комнату или подыскать недорогое жилье за городом. Второе - предпочтительней.
  Только хватит ли сбережений?
  Хватило.
  Деревушка в двадцати километрах от города. Сорок минут на маршрутке, а если есть машина и того меньше.
  Машина была. Тесть, когда здоровье стало не очень, выписал зятю доверенность, вручил ключи от приличной еще 'восьмерки', мол, пользуйся, а меня когда-нибудь на рыбалку свозишь и то ладно...
  Подарок тестя стал еще одним ударом для матери. Увидев Игоря за рулем, она закатила истерику, и ее пришлось отпаивать валерьянкой. Аргумент один, но убийственный: ты на ней разобьешься. Причина - ревность. Сама она не могла подарить сыну машину, зарплаты экономиста в частной фирме только и хватало, чтобы заплатить за коммунальные услуги.
  Потом, конечно, утряслось. Пришлось матери смириться, да и не так плохо, оказывается, вместо того, чтобы толкаться в общественном транспорте, подъезжать на работу на личном транспорте, а вечером с шиком отправляться домой. Игорю пришлось пойти на такую жертву, и шоферскую повинность он отбывал безропотно и смиренно.
  Теперь, лишившись новой и, как оказалось, очень приятной привилегии, мать, конечно, обозлилась еще больше. Но Игорю надоело быть пай-мальчиком. Всю жизнь под маминой юбкой он сидеть не собирался. Просто не было раньше возможности вырваться из-под чрезмерной опеки.
  Дело даже не в сыновней непочтительности, как это пыталась представить мама, во время непрекращающихся упреков. До тошноты надоела домашняя тюрьма, хотелось солнышка, свободы. В тридцать лет давно пора уже своих детей воспитывать, а не выслушивать надоедливые нотации не желающей видеть в сыне взрослого мужчину матери.
  Да и Юля, чем она заслужила такое к себе отношение? Ведь угождала матери, как могла, слова поперек никогда не сказала. Но, чем больше унижалась, тем более ненавистной становилась.
  Вечно так продолжаться не могло. Взрыв назревал, и уйти из родительского дома стало единственной возможностью спасти свою собственную семью.
  Истлевший до фильтра окурок обжег палец. Игорь дернулся и поспешил затушить его в пепельнице.
  Ветер, кажется, приутих или взял паузу. Он уже не швырялся водой, теперь капли монотонно выбивали на подоконнике тоскливую дробь. Стекла расплывалось в мутных потоках стекающей влаги, отражали синий огонек горящего газа и надежно укрывали притаившуюся за окном ночь.
  Игорь отворил дверь. Неуютная сырость спеленала тело, вынудила содрогнуться. Брызги дождя отскакивали от бетонного порога и неприятно холодили голые ноги.
  На мгновенье включил фонарик и сразу же выключил. Слабенький лучик не смог отодвинуть окружающую темноту, лишь уткнулся в дождевую завесу и бессильно расплылся по ней бледным пятном.
  Вскоре в глазах как бы прояснилось. Сгустившаяся от робкой попытки фонарика вспугнуть ее, ночь постепенно оттаивала, разбавив непроглядную черноту сероватыми оттенками. Скорей всего, лишь обман зрения, но Игорь уже отчетливо различал более темный контур громадного ореха, ветки которого хоть и поубавили свою недавнюю прыть, полностью не успокоились и продолжали ворчать сердито и угрожающе. Громадной тенью они нависали над крышей. И хотя без помощи ветра уже не могли дотянуться до шиферной кровли все же продолжали внушать тревогу и беспокойство.
  Жаль, конечно, но с этим монстром придется распрощаться, не без сожаления вынес окончательный приговор Игорь. И откладывать на будущее нельзя ни в коем случае.
  Он пообещал себе, что завтра же свяжется с МЧС, коммунальщиками или, кто там еще занимается подобными делами? Хотя, тут же вспомнил, что находится не в городе и, соответственно, решить проблему будет не так просто. Придется в газетах объявления просмотреть. Нанимать бригаду.
  Сколько это будет стоить?
  Да какая разница. Все равно ведь от проблемы никуда не деться. Ее надо решать, пока не случилось непоправимое. На мгновенье представил, что будет, если орех свалиться на дом и тут же мысленно перекрестился. На счастливый исход при таком варианте рассчитывать не приходилось.
  Не для того они с Юлей вырвались из неволи, чтобы погибнуть столь глупой смертью...
  Закипел чайник. Шипенье вырывающего из носика пара отвлекло Игоря от грустных мыслей. С чашкой растворимого кофе он вернулся к креслу, закурил новую сигарету и предался более радостным размышлениям.
  Все же, как приятно ощущать себя хозяином, знать, что ни от кого не зависишь и что можешь делать что угодно без чьего либо разрешения.
  Вспомнил, сколько нервов стоило переставить шкаф в комнате. Мать довела себя до истерики, привычные лекарства не помогли, пришлось вызывать скорую.
  Тогда они только поженились. Мать, которая с самого начала была против их брака, встретила невестку неприветливо, но не пустить в квартиру не осмелилась. Чувствовала: если поставит сына перед выбором, решение Игоря будет не в ее пользу. Но окончательно смириться так и не смогла.
  Шкаф нужно было переставить. Игорь давно хотел, но раньше сам не решался. Дверь в его комнату наполовину состояла из стекла, и он не собирался выставлять свою интимную жизнь на всеобщее обозрение.
  Пока мать была на работе, вдвоем с Юлей они развернули его таким образом, чтобы он загораживал кровать. Юля предложила еще повесить занавеску на дверь и приделать задвижку, но до этого так и не дошло. Одного скандала хватило, чтобы отбить охоту что-то делать.
  Остается только диву даваться, как их брак сразу же не распался. Наверное, лишь благодаря Юлиному терпению. Ведь мать до последнего верила, что сможет вбить клин в их отношения и не жалела сил, умения и актерского таланта, чтобы претворить в жизнь коварный замысел.
  Не знала только одного, что заговор давно уже созрел, и общая цель вырваться из домашнего кошмара, только скрепила узы, связывающие сына с ненавистной невесткой.
  А когда мать узнала, что они ее покидают, грудью стала у двери.
  Не бывать этому! Не пущу!
  А потом, осознав тщетность своих усилий, сидела в уголке на диване, маленькая, несчастная, сразу постаревшая, и горько плакала. У Игоря сердце сжалось от боли, он чувствовал себя последним подонком, готов был свалиться на колени, вымаливать прощение...
  Но как-то смог пересилить себя. И хорошо, что смог.
  Не будет же мать вечно сердиться, когда-то же отойдет и простит. Ведь, кроме сына у нее и родни никакой нет.
  Днем он пробовал несколько раз ей позвонить, но она не желала с ним разговаривать и давала отбой...
  Посмотрел на мобильник, сиротливо лежавший на столике, зачем-то взял его в руки. Включил подсветку. Три часа ночи. Не лучшее время для звонка, хотя и был почти уверен, что мать не спит. Да и позвонить с веранды невозможно. Цивилизация еще не дошла до этих краев. Единственное место, где появлялась мигающая сиротливая черточка приема, было на противоположном конце двора за старым полуразвалившимся сараем.
  Идти ночью в такую погоду, чтобы нарваться на очередную порцию гневных тирад желания не возникло. Да и жутковато, если по правде. Здесь в деревне, все не так, как в городе. Нет привычных звуков автомобилей, человеческих голосов, света уличных фонарей. Как будто иной мир, чужая планета со своими правилами и устоями, к которым нужно привыкнуть, изучить и смириться.
  Игорь оставил бесполезную мобилку, допил последний глоток кофе, в несколько жадных глубоких затяжек докурил сигарету, выбросил тлеющий окурок за дверь веранды. Проследил, как красный огонек, прочертив дугу, шлепнулся в лужу и потух. Поежился от сырости, захлопнул дверь, задвинул засов.
  Спать не хотелось, слишком много мыслей скопилось, они будоражили, возбуждали сознание, но делать все равно было нечего. Тихонько пробрался в спальню, услышал легкое спокойное дыхание жены и в который раз позавидовал ее сладкому сну. Забрался под одеяло, прильнул к теплому телу, согрелся и незаметно для себя быстро уснул.
  
  Глава вторая
  Утро радовало ярким солнечным светом. Его косые лучи каким-то чудом нашли лазейку сквозь узкие, запыленные с потеками закаменевшей грязи щелочки, нежно коснулись лица, игриво пощекотали за носик. Юля сморщилась, несколько раз вдохнула воздух, сморщилась, чихнула и лишь после этого открыла глаза.
  Пробуждение было необычным, без привычных, въевшихся в сознание, звуков городской суеты и от того - приятным и беззаботным. Новое утро предвещало начало новой жизни или нового ее этапа, что, в сущности, означало одно и то же. Позади осталась не только обыденная ночь, она словно избавилась от тягостного кошмара, который немыслимо затянулся, отравляя тупой безысходностью последние несколько лет ее жизни.
  Теперь все поменялось, все будет по-другому. Больше не нужно подавлять свои эмоции, можно кричать во все горло, петь песни, смеяться и не думать, понравится это свекрови или нет. Сама мысль о том, что она не будет каждую минуту видеть ее хмурое, вечно недовольное лицо, наполняла душу чем-то легким, пока еще не совсем осознанным, возможно, именно тем, что принято называть счастьем. Нет больше необходимости прикидываться тихой и незаметной, играть роль послушной невестки и, стиснув зубы, от незаслуженной обиды, отвечать смиреной, улыбкой на оскорбительные нравоучения. И вовсе необязательно притворяться невидимкой, проскальзывая в ванную или туалет.
  Она теперь - хозяйка!
  Здесь все принадлежит ей, в том числе и Игорь. Он - ее муж, а сыновьи чувства ничуть не пострадают от того, что он будет реже видеться с чересчур заботливой матерью. Может, станут еще крепче, но уже не в ущерб их семейному благополучию.
  От одних мыслей становилось тепло и приятно. Лишь ради этого сладкого мгновения, наверное, стоило пройти через все прошлые унижения, дабы ощутить полной мерой свалившееся ошеломляющее чувство свободы и независимости.
  Юля сладко потянулась, обвела взглядом убогую комнатушку и мысли устремились в новое русло.
  Первым делом - помыть окна, чтобы солнышко могло без препятствий захаживать в гости и радовать душу ничем неомраченным светом. Потом - занавески. От них сразу прибавится уюта. Для начала можно использовать старые, а на шторы ткань есть.
  Этим она займется сегодня же, не откладывая в долгий ящик.
  Дальше - поклеить обои. Пока недорогие, но обязательно - светлые. Окошки ведь маленькие, подслеповатые. В будущем, когда все наладится, нужно будет заменить их современными стеклопакетами.
  Покрасить пол. Пару деньков придется пожить в другой комнате, но это не страшно. Подыскать хорошее ковровое покрытие, чтобы застилало всю комнату. На стенке, выходящей к кухне поклеить плитку, чтобы груба лучше грела, когда придут холода.
  Еще лучше сделать камин. Поставить рядом два кресла, а на полочку сверху - красивую вазу с икебаной. Развесить на стены картины: умиротворяющие пейзажи, а на окнах обязательно должны стоять вазоны с цветами.
  Двери тоже нужно менять. Но это - после, когда деньги появятся. Всему, как говорится, свое время.
  А первым делом...
  Ванная и туалет. Отсутствие удобств, все-таки создает существенное неудобство. Игорь уже консультировался с кем-то, подсчитали, денег должно хватить, чтобы сделать пристройку, выкопать выгребную яму, проложить трубы. Хорошо, водопровод есть. Хоть и во дворе, но для специалиста несложно все сделать, как надо.
  Юля даже улыбнулась, представив, как будет здорово, когда все это станет реальностью.
  Улыбнулась и тотчас нахмурилась.
  Мечты мечтами, а пока придется топать в самый дальний угол двора к неуклюжему деревянному строению, состоящему из одних щелей, шатающемуся от ветра и распространяющий вокруг себя, отнюдь, не французский аромат.
  Юля неохотно выбралась из-под одеяла, в уютном тепле которого так хорошо мечталось, ловко попала ногами в тапки, набросила цветастый махровый халат и, поеживаясь от утренней прохлады и скопившейся в необжитых стенах сырости, поспешила на улицу.
  - Ранняя пташка! - изумился Игорь. Чувствовалось, что он не ожидал ее появления на веранде и, кажется, был разочарован. - А я хотел поухаживать за тобой. Кофе в постель...
  Восхитительный запах кружил голову, а, может, и не только аромат. Она давно не видела Игоря таким беззаботным, раскрепощенным и... внимательным.
  Раньше он и говорить вслух не решался. В основном они шептались в своей комнатушке. А уж о кофе в постель, ей и мечтать не приходилось.
  Юля представила выражение свекрови, если бы она сейчас увидела своего любимого сыночка, и картина показалась настолько забавной, что не смогла удержаться, хихикнула.
  - Интересно, что здесь смешного? - Игорь тоже улыбался.
  - Я, о своем.
  Такой Игорь ей нравился больше, чем задавленный авторитетом родительницы маменькин сынок. Теперь он был похож на самого себя, на того Игоря, который когда-то покорил ее сердце, и за которого она вышла замуж. И, вообще, все сейчас было так не похоже на прежнюю серую жизнь, (даже не жизнь, беспросветное существование), словно они переживали новый медовый месяц.
  Нет, опять мысленно поправила себя, не новый, а просто медовый месяц. Потому, что как такового раньше его у них просто не было.
  - Что же тебя подняло, ни свет, ни заря?
  - Есть зовы природы, пренебрегать которыми не рекомендуется, ибо - чревато последствиями.
  - Тогда, смотри не опоздай... - подначивал Игорь.
  Она не уследила за его рукой, и ладонь легонько шлепнула сзади. Не дожидаясь других проявлений нежности, Юля шустро выскочила за дверь на озаренный солнечным светом двор.
  Посыпанная гравием узенькая дорожка была мокрой и с чваканьем прогибалась под тапками, в некоторых местах собрались лужи, и их приходилось перепрыгивать. Пробегая под низко нависшей веткой яблони, она зацепилась головой за листья и тотчас была наказана обильным холодным душем.
  Но разве такие мелочи могут испортить настроение? Ведь все было так хорошо, так радостно, так прекрасно. Даже природа, как будто извинялась за причиненные вчера вечером маленькие неудобства, обещая ясный солнечный день.
  Назад торопиться уже не было необходимости. Юля с удовольствием осматривала собственные владения, правда, лишь то, что открывалось глазам с тропинки. Ступать в мокрую траву она не решалась.
  Чуть позже, когда подсохнет, она увидит все и подумает, что нужно сделать, чтобы превратить запущенное хозяйство в по-настоящему райский уголок.
  Но даже поверхностного осмотра оказалось достаточно, чтобы голова заполнилась множеством гениальных идей.
  Здесь разобьем клумбу, она будет хорошо видна с веранды, и на нее будет приятно смотреть, попивая утренний кофе. Там, дальше - лужайка с мягкой бархатистой травой, чтобы можно было ходить босиком и загорать.
  Вот если бы еще бассейн...
   А почему, нет?
  Продаются пластмассовые, недорого. Хоть и небольшие, но чтобы окунуться в летнюю жару, вполне достаточно.
  Там, от ворот, Игорь натянет сетку для винограда. Его даже садить не надо, растет, но, как и все здесь, беспризорно и хаотично. Деревянную пристройку возле покосившегося штакетника, на границе с соседним участком нужно разобрать. Толку от нее никакого, только глаза мозолит. Развалюха, ни на что больше непригодная. Может, полусгнившие доски на дрова сгодятся?
  Что там внутри, она еще не видела, но вряд ли что-то ценное. Скорей всего просто сарай для угля или еще чего-то. Может, раньше хозяева скот держали...
  Была во дворе еще одна пристройка, кирпичная, новее, чем сам дом, так называемая летняя кухня. Ее Юля собиралась привести в порядок и соорудить для себя мастерскую.
  Она давно мечтала о своей мастерской, зря, что ли в детстве художественную школу заканчивала? Теперь вспомнит подзабытые навыки, начнет рисовать и украсит жилье собственными картинами, а не мазней базарных халтурщиков.
  - Юлька! Кофе стынет!
  - Сейчас! Уже бегу!
  Она остановилась у водопроводного гусака, отвернула кран и смело подставила ладошки под мощную холодную струю. Плеснула на лицо, содрогнулась. Проскользнула ностальгическая мысль о горячем душе, но она тотчас прогнала ее прочь. Слишком все было хорошо, чтобы огорчаться из-за таких мелочей. Придет время, будет и ванная, и душ, и все остальное.
  Москва не сразу строилась. А у них вся жизнь впереди. Та жизнь, которая началась только вчера и, которая, хотелось, чтобы продолжалась вечно.
  Кофе был свежий, ароматный, вкусный. Не растворимая бурда, а настоящий, заваренный в турке. Игорь по собственному рецепту добавлял туда еще какие-то приправы, создающие особенную, ни с чем несравнимую изюминку. Да плюс, еще свежий утренний воздух, не отравленный выхлопными газами и прочей гадостью, которой насыщена городская атмосфера. В сочетании вкус, аромат, пахнущий цветами и свежей зеленью воздух, создавали особенную смесь, коктейль, пьянящий почище любого вина.
  У Юли даже голова закружилась.
  Но Игорь поспешил исправить допущенную оплошность. Чтобы жене было легче акклиматизироваться, задымил сигаретой, дешевой, вонючей, и табачный смрад сразу перечеркнул эйфорию, прогнал ее из мозгов, вынудил легкие работать в привычном для них режиме.
  - Фу, какая гадость!
  Юля смешно сморщила симпатичный носик и отвернулась к двери, чтобы не закашляться.
  - Кофе без сигареты - не совсем кофе, - философски изрек Игорь и изобразил на лице такое блаженство, что Юле даже неудобно стало за неуместное замечание. Зачем зря настроение портить? Ведь все - так хорошо.
  - Итак, с чего начнем нашу новую совместную жизнь? - спросил игриво, затушив окурок в баночке из-под кильки.
  - Для начала нужно наполнить холодильник, - резонно заметила Юля. - Вчера на радостях мы уничтожили все наши запасы продуктов.
  ***
  Отпуск у Игоря заканчивался через две недели. За это время нужно было успеть многое. Не все, конечно, на то, чтобы все переделать, жизни не хватит, но самое главное, жизненно необходимое, кровь из носу, сделать надо.
  Список первоочередного был составлен загодя. Но его нужно было откорректировать и сократить до минимума. Учитывая наличие финансов и того же времени. Потому, что все казалось первоочередным, а если, по сути, начинать приходилось с самого начала, то есть с полного нуля.
  Поправить стену, посмотреть крышу, сделать забор, разобраться с печкой, спилить клен... И так далее, и тому подобное.
  - Надо, чтобы ты к папе съездил, он поможет.
  Слова Юли имели резон. К тестю Игорь относился с симпатией, как к родному отцу, если бы он знал, что это такое. Его родитель умер, когда малышу едва исполнился год, и он его почти не помнил. Знал лишь по рассказам матери. А ее словам особо доверять не стоило. За прожитые вдовьи годы она идеализировала его до такой степени, хоть икону пиши и в церкви вешай.
  Какой процент правды в ее словах, гадать трудно, но Игорь догадывался, что очень и очень небольшой. К примеру, мать уверяла, что его отец никогда не курил. В то же время, Игорь не видел ни одной фотографии, на которой родитель был бы изображен без сигареты. "Понимаешь, у него друзья были курящие, и ему приходилось делать вид, что он тоже курит..."- ничуть не смущаясь провокационных вопросов, заверяла мать и, похоже, сама верила в собственную ложь.
  Так, наверное, обстояло дело и с выпивкой, и супружеской верностью. Игорь вовсе не желал очернять своего родителя, но откровенная ложь матери была непонятна и раздражала. Игорю не нужен был уникальный отец, ему бы вполне хватило нормального, среднестатистического, и сей факт ничуть бы не омрачил светлой памяти об усопшем.
  Юле в этом плане повезло больше. Ее отцу были присущи все человеческие недостатки, он с удовольствием выпивал в компании, дымил, как паровоз, был покладистым и своим в любой компании.
  В любой, кроме...
  С матерью Игоря, в отличие от зятя, отношения у него не сложились сразу. По степени ненависти он занимал устойчивое второе место после невестки, и был воплощением всех присущих человеку недостатков, злом в чистом виде, его своеобразным эталоном. Поэтому их первая встреча на свадьбе (даже не свадьбе - вечеринке, мать наотрез отказалась от громкого торжества) стала и последней.
  Мать Игоря не желала видеть ее родителей, они в свою очередь, платили ей тем же. Даже, когда приезжали проведать дочь, встречались с ней на нейтральной территории: в кафе или в машине возле подъезда. Потом Василий Петрович, отдал машину зятю, и Игорю вменялось в обязанность проведывать не таких уж и немощных тестя с тещей. И эта обязанность не стала для него непосильной ношей.
  Еженедельные поездки на выходные, столь раздражающие мать, стали для Игоря с Юлей настоящей отдушиной, без которой их семейная жизнь стала бы совсем невыносимой. Приятно было ощущать, что тебе искренне рады, что ты и в самом деле желанный гость, что тебе относятся с уважением и любовью, без ненужных нареканий и упреков. Почувствовать себя человеком в конце то концов.
  В гостях у Юлиных родителей Игорь, наполнялся животворной энергией, которой хватало на то, чтобы просуществовать следующие пять дней.
  А что тогда говорить о жене?
  Ей было намного трудней. Променять свободу и безоблачное существование на роль Золушки, попасть под власть совершенно постороннего человека...
  Наверное, только женщина способна совершить такой подвиг...
  - Ты со мной разве не поедешь?
  - Уволь, - улыбнулась жена. - У меня и тут дел по горло. Как-нибудь и без меня справишься. Ведь я же теперь - хозяйка и должна беспокоиться, чтобы в моем доме было всегда хорошо и уютно.
  Как приятно слышать такие слова: "хозяйка", "моем доме". У Игоря сердце защепило от внезапно нахлынувшей нежности к жене. Настолько сильной, что она не помещалась в груди, вырывалась наружу и взблеснула слезинкой, выступившей из глаза.
   Игорь засмущался, отвернулся, быстро закурил новую сигарету. Потом, немного овладев собой, поднялся со стула, нежно поцеловал жену в щечку.
  - Хорошо, Солнышко, я - в магазин, а потом - к тестю, - сказал поспешно, все еще стесняясь собственного чувства, тормозя его, не позволяя полностью выбраться наружу.
  Но Юля все равно все поняла или почувствовало. Ее лицо сияло от радости и счастья. В этот миг она показалась Игорю красивой, как никогда раньше.
  
  ***
  Прежде чем ехать за продуктами, Игорь взял мобилку и пошел по тропинке, пока на дисплее робко замаячила одна черточка приема сигнала. Нажал кнопку вызова, долго ждал, пока через шорох помех пробился тихий и неуверенный гудок.
  Один, второй, третий... Наконец на противоположном конце что-то щелкнуло, и в ушах запиликала короткая морзянка.
  Мать по-прежнему не желала с ним разговаривать.
  А, может, проблемы со связью?
  Набрал номер еще раз. Теперь, пресекая сомнения, короткие гудки пошли сразу, после одного длинного.
  Острая боль незаслуженной обиды резанула сердце. Чтобы отогнать ее пришлось приложить неимоверные усилия.
  Когда Игорь медленно направился к автомобилю, настроение его было уже не таким радостным, как несколько минут назад.
  
  Глава третья
  Василий Петрович, отец Юли, мужчина в расцвете сил. Невысокого роста, но крепкий в плечах. Неторопливый, уверенный в себе, он как бы олицетворял собой ту каменную стену, за которой уютно чувствуют себя жена и остальные члены семьи. Два года назад ему исполнилось шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Ни единого седого волоска, в черных кудрявых волосах, а жизненные силы, питавшие его, казались неисчерпаемыми.
  Игорь вспомнил, как тесть, выписывая ему, доверенность на машину, жаловался на годы, и улыбнулся его актерским способностям. Правда, не совсем актерским. Сказано было не серьезно, а так, для виду, мол, надо же найти повод для обоснования столь щедрого подарка. Здоровья у Петровича, хоть отбавляй, он никогда ни на что не жаловался, и, похоже, не знал, что такое болезнь вообще.
  Жена его, Варвара Степановна, была полной противоположностью мужу. Маленькая, тихая, вся какая-то усохшая и рано постаревшая. Она мало разговаривала, была послушной, никогда не перечила мужу. Когда-то давно она смирилась с тем, что в доме может быть только один хозяин и безропотно исполняла свои обязанности, смиренно, ни на что не жалуясь.
  Сколько Игорь ее знал, она всегда была чем-то занята. Убиралась в доме, готовила кушать, кормила птицу, доила корову, еще что-то. Вставала ни свет, ни заря, но и ложилась рано, едва начинало смеркаться. Не видел, чтобы она праздно сидела возле телевизора, и не потому, что чувствовала себя угнетенной, просто так у них было заведено, так она привыкла. Хозяюшка, одним словом.
  Юля чудным образом впитала в себя качества отца и матери. Был у нее железный стержень Петровича и его неистощимый оптимизм, была и терпимость Варвары Степановны. Иначе, как бы она могла выдержать невыносимо долгие три года. Золотой гибридик получился, - улыбнулся Игорь, останавливая автомобиль возле высокого, добротного забора, ограждающего владения тестя с тещей.
  Хозяйство у Петровича было незыблемо прочное. Во всем чувствовалась его твердая рука. И эта прочность сразу бросалась в глаза. Высокий двухметровый забор, аккуратный, свежевыкрашенный; чистый просторный двор; не шикарный, но добротный дом; такие же добротные хозяйские постройки: летняя кухня, сарай, хлев, курятник. Ухоженный сад с фруктовыми деревьями, огород.
  Игорь мечтал, что и у них с Юлей будет такое же хорошее хозяйство, но сам не очень верил собственным фантазиям. Не потому, что желания не хватало. Его то, как раз, было в избытке. Просто, здесь все собиралось по кирпичику, хорошело и приумножалось на протяжении не одного десятилетия.
  Теоретически, можно, конечно, уложиться и в короткие сроки, только если денег много. Денег у Игоря с Юлей не было, а потому, приходилось довольствоваться малым и рассчитывать на столько же.
  Хоть и говорят, что мечтать не вредно, но и особенно обольщаться тоже не рекомендуется. Дабы потом не разочаровываться напрасно.
  Юля родителям о покупке дома ничего не рассказывала. Не потому, что боялась отговоров, просто ей, как и Игорю, хотелось быть самостоятельной. И этот, пожалуй, самый важный шаг в своей семейной жизни, они совершили в тайне ото всех.
  Не сговариваясь, как-то само собой так получилось. Уж, коль, секрет от мамы Игоря, так пусть и родители Юли ничего не знают. В дальнейшем они поймут и помогут, чем смогут. От их помощи ни Юля, ни Игорь отказываться не собирались и, если по правде, очень на нее рассчитывали. Потому, что больше, и рассчитывать им не на кого было.
  Василий Петрович встретил зятя радостно, не зло укорил, что долго не наведывались, удивился, что Игорь приехал сам, без Юли. Варвара Степановна сразу без напоминания накрыла стол, поинтересовалась, останется ли Игорь ночевать? Когда узнала, что - нет, тут же убрала со стола бутылку. Петрович покосился строго, мол, хозяин не за рулем, но ничего не сказал. Решил проявить солидарность.
  Новости, изложенные Игорем, если его и удивили, отнюдь, не шокировали.
  - Таки не выдержали? Я бы на вашем месте на второй день умотал куда подальше...- но потом вспомнил о деликатности, умолк, задумался. - Зря все-таки со мной не посоветовались, - сказал после недолгой паузы. - Мы тут с Варюхой думали, дождемся внучка, квартиру вам купим... Да только зря, наверное, вам там и шушукаться, небось, особо не позволяли...
  Он засмеялся, невесело, не обидно.
  - Может, и правильно решили... Время то идет, а семье, чтобы прочной была, жилье в первую очередь нужно. Я бы вам, сынок, и сейчас жилье мог купить, да все боялся, вдруг не сложится у вас с Юлей. Ты уж прости, она нам - дочь родная, нам потом ссоры, суды без надобности. А был бы ребенок, тут уж, и гадать нечего...
  Игорь подумал об отдельной квартире, как бы все было чудесно, если бы она была. Но тотчас отогнал пагубную мысль. Не такой уж и заманчивой она казалась сейчас, когда у него был свой дом, пусть и плохонький, свой двор, пусть и неухоженный и огромный участок.
  Никогда бы не сменял на городскую квартиру, даже на самую лучшую. Тесниться в четырех стенах, вдыхать городской смог...
  - Ладно, сынок, доедай, поедем, посмотрим ваши хоромы.
  Столь быстрого принятия решения Игорь не ожидал. Но в этом был весь Василий Петрович, он никогда ничего не откладывал на потом.
  - Мне тоже собираться? - робко спросила теща.
  - Нет, старушка, у тебя и так дел по горло. Да и не на что там пока смотреть. Вот наведем порядок, тогда и пожалуешь в гости к родному зятю.
  - Надо что-то Юлечке передать, - засуетилась.
  - Насчет этого, согласен. Собери харчей домашних. Яички, масло, молоко, сало, в общем, не мне тебя учить. В новый дом с пустыми руками не ходят. Но харчи здесь не в счет, не так ли? - хитро подмигнул Игорю. - Мать твоя, наверное, не шибко расщедрилась?
  - Она даже на звонки не отвечает, - признался Игорь.
  - Что еще от нее ожидать? Холодильник есть?
  - Есть, мы его с Юлей за свои деньги купили.
  - А телевизор смотрите?
  - Нет. Еще не дошла очередь.
  - Ну и ладненько.
  Он подошел к стенке, где стояла почти новая видеодвойка "Сони", отключил, вытащил, поставил на пол.
  - Знаю, Юлька в детстве любила мультики смотреть. Сейчас, может, что-то другое посмотреть захочет. Но это уж вы сами с ней решите.
  Вышли во двор, хозяин спустился в погреб, легко вынес мешок картошки. Затем открыл двери гаража, раньше в нем стояла девятка, но потом он пустовал. Игорь с удивлением увидел новенькую "Ниву".
  - Решил побаловать себя на старости лет, - увидев изумление зятя, пояснил Петрович. - Для сельских дорог - в самый раз. А мне ведь по хозяйству много мотаться приходится.
  Раньше Юлин отец был председателем колхоза, потом стал фермером, но особенно в его деятельность Игорь не вникал, а сам хозяин никогда ее не афишировал.
  - Хорошая машина, - похвалил Игорь.
  - Не жалуюсь.
  Он погрузил картошку и другие продукты в багажник, а телевизор, замотанный в ватное одеяло, положили на заднее сиденье "девятки". После чего тесть снова задорно подмигнул, сел за руль и вывел "Ниву" на улицу.
  - Ну что, зятек, показывай дорогу!
  Игорь, все еще не пришедший в себя от стремительности заданного темпа, повернул ключ зажигания и, то и дело, посматривая в зеркало заднего вида, отправился в обратный путь.
  ***
  Когда Игорь уехал, Юле взгрустнулось. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой. Даже пожалела, что так легкомысленно отказалась составить ему компанию.
  Она видела, как Игорь пытался дозвониться матери, как он сник, не дождавшись ответа. Укоряла себя, что не нашла слов, чтобы подбодрить его. Ведь именно ее поддержка нужна ему сейчас, как никогда.
  Игорь, по сути, тепличное растение, никогда не знавшее свободы, а такие, попадая в естественную среду, погибают без надлежащего ухода. Всю жизнь он провел под крылышком своей мамы. Она и в армию его не отпустила, раздобыв липовую справку о какой-то несуществующей болезни, и в институт в другой город дорога была закрыта. Вынужден был учиться в местном, чтобы только оставаться дома, под ее неусыпным надзором.
  И, вполне возможно, то, что ею воспринимается, как избавление, для него может стать каторгой...
  Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Юля решила занять себя работой.
  Выпила еще кофе, уже не заварного, растворимого, вскипятила в чайнике воду, развела в пластмассовом тазике с холодной, насыпала порошок и принялась за окна.
  Сначала решила вымыть, те три, которые в комнате, где они сейчас живут, а дальше будет зависеть от времени и настроения. Еще занавески подрубить нужно. Если бы машинка - дела на пять минут, а вручную, иголкой. Бр-р... Но, все равно, надо. Никто вместо нее эту работу не сделает.
  Окна в доме были маленькие, на четыре половинки. Рамы ссохшиеся, подгнившие, с трещинами, покрытые несколькими слоями облупившейся краски. Отодрать вспузырившиеся наросты оказалось невозможно. Юля пыталась соскребать их ножом, но только загнала занозу в палец и бросила бесполезное занятие. Пока и так будет. Для начала можно просто закрасить, а там, все равно, окна менять придется.
  Успокоив себя, таким образом, принялась за стекла. Здесь дело пошло веселее. Хотя, отмываясь снаружи, более прозрачными они почти не становились. А чтобы отмыть их изнутри, нужно вынимать двойную раму. Самой, без Игоря, не справиться.
  И, все же, она добросовестно вымыла все. В комнате выскребла подоконники. Не до блеска, блестеть было нечему, но, все равно, стало лучше. Всполоснула оставшиеся от старых хозяев тюлевые занавески, вывесила их сушиться на протянутой в глубине двора проволоке.
  Сама не заметила, как время перевалило за полдень. Солнце стояло высоко и радовало приятным майским теплом. Пора было подумать об обеде. Игорь вряд ли приедет голодным. Мать с отцом накормят его до отвала. Но, все равно, какая она хозяйка, если дома нечего есть.
  Подумала, что бы такое приготовить? Решила особо не мудрствовать, бросила на сковородку несколько кусков мяса, поставила в кастрюле воду для вермишели. Простенько и со вкусом.
  Игорю любил макаронные изделия. Наверное, ему нужно было в Италии родиться. Представила мужа чумазым, загорелым в шортах, из которых нелепо торчат кривые волосатые ноги, в смешной соломенной шляпе и настроение сразу улучшилось. Улыбнулась, стала напевать, что-то веселенькое.
  В какой-то момент потянулась, чтобы включить приемник, но сразу же передумала. Она еще не успела насладиться окружающей тишиной.
  Трава подсохла, ничего не напоминало о ночной грозе. Юля прошлась вдоль кустов крыжовника, довольным взглядом осмотрела завязывающиеся плоды на двух скорежившихся от старости яблонях. Еще в запущенном саду было несколько вишен, шелковица и высокая, почти в человеческий рост, крапива.
  Пожалив голые ноги, Юля вернулась обратно на тропинку, подошла к летней кухни. Небольшое здание, по сравнению с домом, казалось добротным и новым. Выложенное из кирпича, с большими окнами, плотно закрытыми ставнями. На филенчатой двери висел огромный ржавый замок.
  Ключа, естественно, не было и, что находилось внутри, Юля с Игорем не знали. С торца здания была металлическая лестница, ведущая на чердак, который по замыслу строителей вполне мог служить вторым этажом. Однако работы не были доведены до конца и теперь там грудами были сложены какие-то деревяшки и разный хлам.
  Хозяева, продававшие дом, почти ничего с собой не забрали. Они жили за границей, жилье досталось им по наследству от умершей родственницы, и они рады были сплавить его со всем имуществом. Последнее, очень устраивало Игоря с Юлей, так как почти ничего своего у них не было. И старый диван оказался вполне пригодным, Одежный шкаф и сервант, тоже еще должны были сослужить добрую службу.
  Все ненужные вещи они пока, не разбирая, сгребли и выставили в другую комнату. Придет время разобрать их, может найдется еще что-то пригодное для хозяйства.
  Поначалу Игоря и Юлю смущало, что в доме умерла старушка, но потом они трезво рассудили: не бывает старых домов, в которых кто-то когда-то не умирал и решили не обращать на это внимания. Тщательно вымыли полы, смели пыль, паутину, хорошенько проветрили комнату и все оказалось нормально, без призраков и прочей нечисти.
  По забетонированной дорожке Юля обошла вокруг летней кухни, ее вполне можно было назвать флигелем, и подумала, может, стоит переселиться сюда? Не такой уж маленький домик. А чердак, если привести его в порядок, станет уютной спальней.
  Но для начала нужно посмотреть, что там внутри. Приедет Игорь, собьет замок...
  Любопытство распирало Юлю, однако она пересилила себя и вернулась обратно к дому.
  Шум автомобильного двигателя, даже не одного, Юля услышала, когда сидела на уютном пятачке возле веранды, где вчера они праздновали с Игорем новоселье. Затем шум умолк и раздался призывной звук клаксона.
  Сердце встрепенулось от радости. Она бросила все и побежала за угол дома к калитке. Отворила ее, выскочила на улицу и глазам своим не поверила.
  - Папа! Папа! - не смогла удержать радости, бросилась отцу на шею, повисла, едва не свалив его с ног, расцеловала. - Как хорошо, что ты приехал!
  - Куда бы я делся, - смущенно пробормотал, явно не ожидавший столь бурного восторга, Василий Петрович. - Нужно же посмотреть, как вы здесь устроились. Партизаны... - добавил немного спустя и, вслед за дочерью и зятем, переступил порог их новых владений.
  
  Глава четвертая
  - Хоромы, конечно, не царские, но жить можно. Рад за вас, - огласил свой вердикт Василий Петрович, обойдя усадьбу и тщательно все осмотрев.
  Во время экскурсии он остановился возле трещины на задней стене, рассматривал ее, тыкал в нее пальцем, но оставил замечания при себе. Потом долго что-то прикидывал, делал заметки в блокноте и, опять-таки, делиться своими соображениями не спешил.
  - Значит, так, детки, - сказал, когда сели за стол, и Юля налила всем кофе, - есть два варианта развития дальнейших событий. Первый - вы бросаете гиблое дело, я вам покупаю квартиру в городе, и вы живете в радости и согласии, как все нормальные люди.
  Игорь приуныл, Юля тоже...
  - Мне здесь нравится, - сказала голосом капризного ребенка и хоть пыталась при этом изобразить улыбку, получилась она кислая, больше похожая на гримасу. Казалось, она вот-вот расплачется, не понарошку, всерьез.
  - Ну, зачем, так трагически, - увидев состояние дочери, поспешил добавить Василий Петрович. - Никто у вас эту хибару отнимать не собирается. Пусть остается, будете приезжать отдыхать летом, как на дачу, в выходные...
  - И совсем забудем о любимых тесте с тещей, - заметил Игорь, - так, как их навещать нам станет некогда...
  - Хм... - ухмыльнулся тесть. - Об этом я и не подумал. Он весело подмигнул совсем пригорюнившейся дочери. - Ладно, хитрецы, убедили. Забудем о первом варианте и перейдем к обсуждению второго. В конце то концов, я обязан уважать ваш выбор и свою волю навязывать не собираюсь.
  Он отхлебнул кофе, скривился.
  - Фу, ну и гадость! Как вы эту бурду пьете. Юлечка, а чего-то более существенного для папы не найдется?
  - Но ведь ты - за рулем.
  - А... - махнул рукой Василий Петрович, сколько тут той дороги.
  - Сорок километров, из них тридцать по трассе, а там пост ГАИ, - информировал Игорь.
  - Настоящие герои всегда идут в обход... - процитировал слова детской песенки тесть. - Игорь, можно, конечно и через Сибирь добираться, тогда еще дольше будет. Тут если проселками, и двадцати километров не наберется.
  Игорь удивился, но прикинув, сообразил, что тесть не далек от истины.
  - Есть 'Кагор', - сказала Юля...
  - Ну, у вас и вкусы, - возмутился Василий Петрович. - Тогда уж лучше чайку мне завари.
  - Я могу в магазин сгонять, здесь - рядом.
  - Сиди, - тесть придержал Игоря, готового сорваться с места. - Уж как-нибудь сегодня перебьюсь. Значит, так, перво-наперво - поправить стену. Я смотрел, ничего сложного нет. Стена прочная, еще лет сто простоит и пока не протекает. Залатаем рубероидом, набьем сетку, положим штукатурку, будет, как новенька. Второе - забор. В такой глуши самое главное - безопасность. А, учитывая, что речь идет о моей родной и единственной дочери, вопрос приобретает архиважное значение. Штакетник со стороны улицы поправим, он еще свое послужит, а вот по границе участка, нужно подумать. Тем более что близких соседей у вас, как я понял, нет.
  - Да, только через три дома дед со старухой живут.
  - То-то же. Лучший и самый быстрый вариант - железные уголки и сетка рабица.
  - Не потянем. Я подсчитывал, чтобы огородить весь периметр только на материал больше тысячи долларов нужно.
  - Не нужно. Все у меня есть. Я собирался новый свинарник строить, но пока обойдусь. Дальше - отопление. Юля намекала что-то насчет электрической автономки. Сразу говорю - не советую. В таких местах, если пропадет свет, его неделями чинят. Околеете зимой сразу.
  - Что же делать? У нас даже плита не работает. Игорь вчера пробовал зажечь, мы чуть от дыма не задохнулись.
  - Не волнуйся, - успокоил дочь Василий Петрович. - Есть вариант. Сделаем нормальное паровое отопление. Будете углем топить и жить, как в Африке. Тоже для свинарника приобрел, но придется вам отдать.
  - И будем мы жить почти, как свиньи... - улыбнулась Юля. Ее недавнее плохое настроение, как водой смыло.
  - Помолчи, - притворно рассердился отец.
  - Папа, а можно воду провести и удобства кое-какие...
  - И об этом подумал. Вот здесь, - он показал рукой на пятачок, где они праздновали новоселье, - сделаем пристройку. Из шлакоблока, внутри обделаем вагонкой, поставим ванную, унитаз, рукомойник. Словом, как у людей... - парировал выпад дочери насчет свиней. - Бойлер лучше, конечно, электрический. Тут, уж если электричество пропадет, потерпеть можно. Тебе, Игорь, сразу задачу поставлю. Здесь, по периметру, яму для фундамента. Неглубоко, сантиметров тридцать-сорок... Дальше, - он поднялся, взял зятя под руку и повел к забору. Тут работы больше: в глубину метра два и где-то по полтора в ширину и длину. Справишься?
  - Наверное, - неуверенно пробормотал Игорь.
  - В общем, сколько успеешь. - Шанцевый инструмент имеется?
  Игорь сдвинул плечами.
  - Ладно, что-то придумаем. Тогда, вот что, - он достал из кармана бумажник, вытащил из него толстую пачку купюр. - Позаботься о сантехнике. Здесь должно хватить. Только не оттягивай надолго. Ковать железо, нужно не отходя от кассы.
  - Завтра займусь, - пообещал Игорь. У него и мысли не было отказываться от денег. Ведь все делалось от чистого сердца. К тому же, Василий Петрович беспокоился о собственной дочери и его, Игоря, мнение никого не интересовало.
  Василий Петрович не поленился, по приставной лестнице взобрался на чердак.
  - Крыша еще нормальная, - сказал, - годик продержится. Потом, если доживем, конечно, обложим стены кирпичом и подновим. А пока и так сойдет.
  Отряхнулся от пыли, смахнул прицепившуюся к волосам паутину. Подошел к флигелю, подергал замок. Зачем-то осмотрел закрытые ставнями окна.
  - Что там, еще не смотрели?
  - Не успели.
  - Плохо строили. Полтора кирпича, если зима - промерзнет в два счета. Там - теплее, - показал на дом. Да, - словно вспомнил о чем-то, - а как насчет грызунов?
  Игорь сдвинул плечами.
  - Если и нет, будут, - заверил Василий Петрович, - Парочку котов завести не помешает.
  - Юля будет рада, она любит животных.
  - Ну, и собаку в обязательном порядке. В сельской местности собака - главный сторож.
  От обилия информации в Игоря голова пошла кругом. Тесть еще походил по усадьбе, но больше никаких заданий не давал. Затем попрощался, пожелал им счастья на новом месте и укатил. В другую сторону, противоположную той, откуда они приехали. Искать более короткий путь, как понял Игорь.
  Энтузиазм тестя передался Игорю в полной мере. Им овладела жажда действовать и действовать незамедлительно.
  В город за сантехникой ехать было поздно, это он сделает завтра. Но вот траншеи вырыть - с удовольствием.
  Если бы раньше кто-то сказал, что у него вдруг проснется острое желание заняться земляными работами, никогда бы не поверил. Но так устроен человек. Если без принуждения и для себя, даже самая грязная работа может доставить удовольствие.
  В поисках лопаты, он облазил весь участок, взобрался на чердак во флигеле, наглотался пыли, перерывая всякий хлам. Как и тесть, раньше, подергал замок флигеля. Даже постучал по нему найденным обломком кирпича. Отсыревший кирпич раскрошился, а замок так и остался на своем месте.
  Рыская в густых зарослях сорняка, Игорь неожиданно наткнулся еще на одно строение, раньше незамеченное. Погреб, выложенный из красного кирпича, невысокое строение, под углом уходящее в землю. На двери тоже висел замок, не такой массивный, как во флигеле, но, все равно, не открывающийся.
  "Нужно будет ключи поискать, вдруг висят где-то на гвоздике, а я мучаюсь", - мелькнула здравая мысль.
  Желанный шанцевый инструмент отыскался в полуразрушенной деревянной пристройке на границе участка. Штыковая и совковая лопаты, а также лом и двое вил.
  Дверь в пристройку была закрыта на обыкновенный крючок, но она настолько отсырела и разбухла, что Игорю с трудом удалось приотворить ее на несколько сантиметров. Когда щель оказалась достаточной, он с трудом протиснулся в нее, но поначалу, кроме щелей, в которые проникал дневной свет, ничего разглядеть не мог. Потом, когда зрение приспособилось к полумраку, увидел слежавшуюся кучу угля и искомый инструмент.
  Лопаты были ржавые с почти черными от долгого простоя деревянными ручками. Только выбирать не приходилось. Завтра в городе, приобретет новый инструмент.
  Он выбросил лопаты и лом на улицу и долго чихал от забившей ноздри пыли.
  Ковырять слежавшуюся в камень землю тупым инструментом оказалось трудным занятием. Даже вчерашний дождь почти не размягчил ее. Но, зараженный вирусом деятельности, Игорь с каким-то тупым упрямством долбил ее ломиком и выбрасывал лопатой наверх. Болели руки, ныла спина, едкий пот заливал глаза, однако, он старался не обращать внимания на такие мелочи. Отвлекся от работы лишь, когда Юля позвала ужинать.
  С удивлением увидел, что сгустились сумерки и приближается ночь. Новым взглядом очнувшегося от забытья человека посмотрел на проделанную работу и остался доволен собой. Две ровные канавки со сторонами около двух с половиной метров примыкали к стене дома и к веранде.
  Лучшего места для пристройки не придумать. У тестя наметанный глаз, сразу определил, как нужно. Вот что значит богатый жизненный опыт.
  Игорь умылся под холодной струей, вытерся полотенцем, висевшим рядом на сухой ветке абрикоса. Настроение, несмотря на натертые мозоли и ноющие с непривычки суставы, было прекрасным.
  Весь вечер Юля наслаждалась телевизором. С комнатной антенной он принимал сигнал плохо, всего несколько программ, да и то с жуткими помехами. Но среди прочих вещей, которые они перевезли с собой, отыскалось несколько дисков с мультиками, и Юля искренне обхохатывалась над диснеевскими Томом и Джерри.
  Ее восторг был полным. Раньше она телевизор смотреть избегала, чтобы лишний раз не общаться со свекровью. Пресловутый ящик находился в общей гостиной. Теперь же пыталась в полной мере наверстать упущенное. Игорь тоже некоторое время пробовал составить ей компанию, но после тяжелого, изнурительного и непривычного физического труда, сам не заметил, как уснул.
  Когда последняя штора была закончена, Игорь давно уже спал. Юля посмотрела на часы. Половина одиннадцатого, а, кажется, что глубокая ночь. Для города - детское время, а здесь все иначе, все - по-другому. Грань между днем и ночью не стирается огнями фонарей и шумом автомобилей за окном. Спряталось солнце, и жизнь замерла. Все живое умолкло, затаилось, спряталось в норки, на смену им пришло иное: темное, непонятное, неизведанное, страшное...
  Юля еще некоторое время посмотрела мультик, но одной было неинтересно. Да и теперь, когда уже никакой работы не было, и жутковато. Взгляд то и дело с экрана телевизора перебегал на приоткрытую дверь в кухню, казалось, там что-то двигается. За стеклами окон, упрятанных лишь прозрачной занавеской, мерещились чьи-то тени.
  Выключила телевизор и сразу наступившая тишина ошарашила. Потом слух стал улавливать шорохи скрипы, иные звуки, она не могла их опознать и от этого они вынуждали замирать сердце.
  Мелькнула мысль, что не плохо бы выйти по своим, женским, делам, но Юля тотчас прогнала ее. Будить Игоря не хотелось, а саму ее на улицу и силой не вытащишь.
  Прошла к двери, не глядя, закрыла плотно, до скрипа, выключила свет и бегом вернулась к кровати, юркнула под одеяло, прижалась к мужу, стараясь унять дрожь и заглушить так внезапно пробудившийся страх.
  Наверное, нужно привыкнуть, успокаивала себя. Новая обстановка, все новое...
  Мысль показалась здравой. Юля задышала спокойней. Открыла глаза. Свет от луны проникал в комнату, пересекал ее светлой полоской и белым пятном замер на грубе. Какая-то тень колыхнулась на нем, словно освещенная лучом. Черная, живая.
   Таня присмотрелась, и словно загипнотизированная, больше не могла оторвать глаз. А зловещая, уже знакомая сгорбленная старуха, смотрела на нее со стены, грозила костлявым крючковатым пальцем.
   Под ее наполненным, беспричинной ненавистью взглядом, Юля чувствовала себя маленькой девочкой. Беспомощным, беззащитным младенцем, которого отдали на растерзание злобной ведьме. Хотелось спрятаться под одеяло, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать, но это оказалось выше ее сил.
  Она знала: если не пересилит себя и не оторвет взгляд от стены, ее сердце может не выдержать. Но остатки здравого разума надежно глушились первобытным ужасом, истоки которого брали начало в очень далекой древности.
  Игорь всхрапнул, поворотился, пробормотал нечто невразумительное. Юля очнулась, зажмурилась, отвернулась от стены.
  Это всего лишь тень. От дерева, куста, еще от чего-то. Жаль, что не успела повесить шторы. Тогда бы никаких теней не было. Успокаивала себя, и сама себе не верила. Не потому, что рассуждала неправильно, а потому, что страх все еще не выветрился и был сильнее ее.
  Да что же это такое! - возмутился, наконец, разум, мощной волной он вырвался из заточенья, укорил, пристыдил. Двадцать первый век на дворе! Тома и Джерри по телевизору показывают. А тут ведьмы какие-то...
  Юля собрала волю в кулак, резко присела на кровати. На стену не смотрела, сразу повернулась к окну. Точно, шевелится нечто черное, отражается от занавески, сквозь сетчатую ткань проецируется дальше.
  Конечно же, ничего мистического. Просто дерево разминает ветки вод дыханием ночного ветерка. Вот и все. Ничего страшного, ничего необъяснимого.
  Немного отпустило, но не совсем. Но то, что не угомонилось, должно было повременить. В полную силу заявил свои требования мочевой пузырь, и противиться им Юля больше не могла. Поднялась, вступила в тапки.
  Дверь отворилась со страшным визгом, однако вспыхнувшая на кухне лампа разогнала тени, сделала предметы обычными и знакомыми. Лишь маленькое окошко в торце узкого длинного помещения, впускало в себя ночь, и смотреть на него было неприятно.
  Сквозь маленький коридорчик, Юля, не закрывая двери, выскользнула на веранду. Здесь было светло. Луна беспрепятственно проникала поверх узеньких занавесок, озаряя все своим белым неприродным светом.
  Выйти на улицу она не решилась. Нашла тазик, в нем осталась вода, которой мыла стекла, затянула его в самый дальний угол между стеной и холодильником.
  Но, все равно, пока совершала свое маленькое дело, Юлю не покидала мысль, что сквозь стеклянные щели, за ней внимательно наблюдают чьи-то злые, недобрые глаза.
  
  Глава пятая
  Задача оказалась несложной. В первом же супермаркете, на окраине города, Игорь купил все, что ему было нужно. С водителем развозки тоже удалось быстро договориться. Лишняя купюра вмиг избавила его от сомнений, стоит ли тащиться за город в чертову даль. На все про все ушло пару часов, не больше.
  Если бы поехал с Юлей, вряд ли за день управились. Женщины любят бродить по магазинам, выбирать, прицениваться. Для них, похоже, больше удовольствия доставляет процесс, нежели самка покупка.
  Игорь же просто приходил в нужный отдел, говорил, что ему нужно. Выслушивал характеристики, в которых совсем не разбирался, прерывал на полуслове маркетовского краснобая и конкретно спрашивал, что тот ему посоветует, потом шел к кассе и оплачивал стоимость товара. Хорошо, когда есть деньги и не нужно экономить на каждой копейке. А тесть отвалил от души, с запасом.
  Когда уже все из списка было загружено в грузовую 'Газель', Игорь попросил водителя подождать, и отправился в хозяйственный отдел. Тоже, долго не прицениваясь, приобрел электродрель, электропилу, пару лопат, топор. Большой ящик с набором инструментов, гвозди, шурупы, все в наборе, а потому, наверное, - дороже. Выкатил тележку. Водитель с напарником шустро забросили покупки в будку.
  - Езжай, командир, впереди, а мы за тобой.
  Прежде, чем запустить двигатель, Игорь набрал номер матери. Не было никаких гудков, ни длинных, ни коротких. Механический голос равнодушно сообщил, что абонент находится вне зоны приема. Наверное, мать вообще отключила телефон.
  Ну и ладно.
  Игорь отогнал грустные мысли. Он весь был в преддверии грядущих перемен. Его руки, как говорится, чесались от нетерпения, заняться работой по благоустройству своего, он мысленно повторил это слово, а потом даже произнес его вслух - СВОЕГО жилища. Как сладко звучит, как приятно становится на душе от осознания его глубокого смысла.
  ***
  Когда Юля открыла глаза, солнце стояло уже высоко и щедро расплескивало свои лучи, придавая всему радостный вид. Хоть Юля и считала свою вчерашнюю работу напрасной, результат ее оказался ошеломляющим. Теперь, сквозь свежевымытые стекла вливалось намного больше света, а выстиранные занавески, рассеивая его, делали мягким и приятным.
  Ночные страхи испарились, как будто их никогда не было. Все было знакомым, родным, негде было таиться злому, непонятному. Ушла ночь, а с ней укатились в неведомую даль и тревоги.
  Уезжая, Игорь не стал ее будить, и Юля была мысленно благодарна ему за это. Всю ночь она не могла нормально уснуть, ворочалась, мучилась от кошмаров. Лишь под утро, когда за окнами начало сереть, ее сморил глубокий спокойный сон.
  Стеклянная веранда вся была пропитана солнечным светом. Он отражался от выбеленных стен, усиливая его яркость до рези в глазах. Юля сморщилась, чихнула, поставила на плиту чайник.
  Тревожная мысль мелькнула в голове. Что-то неприятное, связанное с ночными кошмарами. Мелькнуло, не зацепившись, оставив неприятный осадок, который слегка омрачил утреннюю радость.
  Утреннюю?
  Юля взглянула на часы. Половина одиннадцатого, вот - соня. Хорошо, что Игорь не видит. Он то, бедненький, мотается по делам, а она, словно барыня, до полудня в постели нежилась. Нехорошо, неправильно как-то. Задумалась, что приготовить на обед. Открыла холодильник и вспомнила...
  Краска залила лицо.
  Интересно, заметил Игорь или нет? Запаха, вроде бы, нет. Мыльная пена все заглушила.
  А, вдруг?
  Успокоилась мыслью, что утром Игорю не до того было, чтобы к тазикам с грязной водой принюхиваться, схватила его и бегом на улицу, чтобы поскорее избавиться от улики. Потом тщательно вымыла пластмассовую емкость и лишь, после этого успокоилась.
  Привела себя в порядок, почистила картошку, поставила в кастрюлю вариться и снова занялась шторами. Они сейчас для нее значили много. Им предстояло стать преградой (надежной ли?) для того страшного, что вместе с темнотой проникало сквозь незащищенные окна, и избавить ее от ночных страхов.
  
  ***
  Мелочевку Игорь занес в дом. Унитаз, раковину, смесители, прочую дребедень. Упакованный бойлер водитель с напарником оставили на веранде, от чего там сразу стало тесно. Ванную оставили во дворе. Слишком громоздкая и тяжелая.
  Таня отыскала старые клеенки, накрыла ими поверх упаковочного целлофана, привалила края камнями. Ничего с железякой не станется, если несколько дней на улице переночует. Главное, чтобы ночью никто не стащил.
  Но Игорь сразу отогнал эту мысль. Если в доме, пока он стоял пустым, ничего не украли, значит, в селе нет воров или для них имеются более лакомые кусочки.
  Может ли новенькая ванная стать таким кусочком?
  По идее - да. Вот только утащить ее из-за веса не просто, да и вряд ли среди деревенских жителей отыщется покупатель. Так что можно особенно не переживать.
  Переодевшись и наскоро покушав, Игорь загнал автомобиль во двор и принялся за работу. Юля не ожидала от него такой прыти, да он и сам себе удивлялся. Пристроил новые лопаты к деревянным ручкам, закрутил, где надо шурупы и остаток дня, невзирая на боль в спине и натруженные ладони, как и вчера, посвятил земляным работам.
  Возле деревянного штакетника, отгораживающего двор со стороны улицы, земля была мягче и поддавалась легче. Ломик без дела торчал, воткнутый рядом с местом раскопа. Сначала Игорь вскапывал грунт штыковой лопатой, потом выгребал остатки земли совковой. Работа спорилась, даже, когда вместо чернозема пошел слой глины. Трудности начались, когда углубился на метр или больше. В тесной яме было не развернуться. Выкидывая наверх землю, он то и дело цеплялся лопатой за стенку, и большая часть глины сыпалась за шиворот, на голову. Пришлось взбираться наверх, отбрасывать выросший рядом с ямой холм подальше. А, когда справился с этой задачей, понял, что сил больше не осталось.
  Впрочем, сделано было немало. Если завтра сможет шевелить конечностями, часа за два-три управится. Был бы помощник, чтобы сверху землю ведром вытягивать, вообще бы проблем не было. Но помощника не было, жену на такую работу не припряжешь, приходилось рассчитывать только на себя.
  Когда стемнело, они долго сидели на улице, смотрели на звезды, строили планы на будущую жизнь. Правда, строила, в основном, Юля, а Игорь лишь иногда лениво вставлял слово или просто кивал головой. Он настолько устал, что даже говорить не хотелось. Но эта усталость не угнетала, наоборот, была приятной, он ощущал полное удовлетворение от проделанной за день работы.
  - Представляешь, как здорово будет зимой сидеть возле камина. Трещат дрова, на улице морозище, а нам тепло, уютно...
  Игорь представил. Действительно - здорово!
  - Или осенью, когда на улице дождь, грязь, слякоть...
  Последнее понравилось меньше. Он подумал, что, если развезет дорогу, машиной в город не добраться и, чтобы попасть на работу придется топать по раскисшей жиже полтора километра к центру села, туда, где начинался асфальт и, где была остановка маршрутки. Но он все равно согласно кивнул головой, не желая ни в чем разочаровывать любимую жену.
  Свет от лампочки на веранде правильным прямоугольником ложился на землю, а за его пределами уже все утонуло в сгустившейся темноте.
  - Пора, наверное, спать...
  - Так рано? - удивилась Юля, и тотчас пожалела о сорвавшихся словах. Ведь Игорь, в отличие от нее, поднялся в такую рань, к тому же весь день пропахал, как раб на плантации. Его вид сам говорил за себя. Он засыпал за столом, у него не хватало сил, чтобы поднять рюмку с вином.
  - Бедненький...
  - Я сейчас, - Игорь взял мобилку и отправился привычным маршрутом в глубину двора.
  Длинные гудки, потом щелчок и короткие. Мать все еще сердилась и не желала с ним разговаривать. Он уже собирался вернуться обратно, когда телефон коротко пиликнул о поступившем сообщении. Номер пропущенного вызова был незнакомый, но он все равно, не мешкая, набрал его, чтобы узнать, кто звонил.
  - Алло, Игорек? Хорошо, что перезвонил, - раздался бодрый голос тестя. - Как у тебя дела.
  - Нормально, купил все, что надо. Завтра закончу яму рыть.
  - Как, уже? - удивился Василий Петрович. - А я хотел сказать, чтобы не спешил. Тут у меня имеется несколько лодырей, хотел их припахать. Ну да, ладно, для них другая работа отыщется. Значит так, я завтра с утречка буду у вас, так что не пугайся, если разбужу.
  - Ну что вы, - засмущался Игорь, однако, тесть положил трубку.
  Юля уже все убрала. Игорь занес столик на веранду, которая из-за большой коробки с бойлером, нелепо, загораживающей проход, стала тесной и неуютной.
  - Ты меня проводишь? - попросила жена.
  Она не хотела повторять вчерашней ошибки. Ей хотелось нормально спать ночью.
  Когда все дела были сделаны, Игорь навесил крючок, Юля проследила, чтобы дверь из спальни на кухню тоже была плотно закрыта. Хотела включить телевизор, но передумала и, пока Игорь не успел уснуть, поспешила выключить свет.
  Кромешная темнота с полной тишиной опять больно надавили на психику. Не хватало привычных звуков, они лишали того комфорта, к которому она успела приобщиться, живя в городе. Черная, без проблесков, темнота тоже угнетала. Даже на какое-то мгновенье пожалела, что так плотно запахнула шторы. Но воспоминания о вчерашней тени на стене вынудили примириться с этим.
   А потом слух начал улавливать шорохи, скрипы. Показалось, кто-то ходит на чердаке, затем звуки шагов стали различимы на улице за окном.
  - Ты слышишь? - шепотом спросила у Игоря.
  - Ага! - сонно ответил он, наверное, даже толком не сообразив, о чем его спрашивали.
  - Что это?
  - Наверное, домовой... - отделался шуткой и почти сразу, по его дыханию, Юля поняла, что он уснул. И позавидовала крепкой нервной системе мужа.
   А, может, нервы здесь не причем? Просто, запахался за день, вот ему и некогда думать о ненужном.
  Ну и...
  Ведь он - мужчина! Ему не положено бояться.
  А, чем я хуже? - тут же вспыхнула бунтарская мыслишка.
  Юля решительно выбросила лишнее из головы, тесно прижалась к мужу и, согретая его телом, постепенно тоже погрузилась в сладкое небытие.
  Через некоторое время она проснулась. Ей показалось, что на улице кто-то кричал. Дико, душераздирающе.
  Она долго прислушивалась, но крик больше не повторился. Наверное, приснилось, подумала Юля и снова погрузилась в сон.
  
  Глава шестая
  Утром Игоря разбудил стук в окно. Тихий, осторожный. Игорь не сразу понял, что это. В голове вертелись смутные воспоминания о только что виденном во сне и посторонний звук, который прервал его, пока не воспринимался, как что-то иное, отдельное, он, словно, был его продолжением. А потому понадобилось некоторое время, дабы понять, что он уже находится в этой реальности.
  Плотные шторы надежно глушили проблески пробуждающегося дня. В комнате было, хоть и не совсем темно, но достаточно, чтобы поддерживать иллюзию нескончаемой ночи. А потому Игорь еще некоторое время соображал, кому и что понадобилось в столь неподходящую пору, подумал об оставленной без присмотра ванне во дворе и лишь, когда стук повторился в соседнем окне, уже более громкий и настойчивый, вспомнил о вчерашнем звонке тестя.
  Тихонько, чтобы не потревожить спящую жену, поднялся с постели, натянул штаны и поспешил к выходу.
  Василий Петрович был, как всегда бодрый и переполненный оптимизмом.
  - Ну что, зятек, как настроение? Готов поработать во имя собственного процветания?
  Игорь был готов. Правда хотелось бы немножко позже, когда станет светлее. Да и кости ныли после вчерашнего неимоверно. Ни согнуться, ни разогнуться.
  Тесть сразу заметил его состояние.
  - Крепатура? Бывает. Ладно, сегодня я тебя особо загружать не стану. Будешь курьером работать. Чувствую, что мотаться в город не раз придется. У меня специалисты хреновы, ни фига сразу толком сказать не могут. Надо посмотреть, надо посмотреть... Привез, пускай смотрят.
  - Я сейчас чайник поставлю.
  - Поставь. А я пока пойду, покомандую.
  До Игоря не сразу дошло, что тесть приехал не сам. А когда вышел к воротам, изумился. Рядом с уже знакомой "Нивой" вырисовывались два смутных силуэта грузовиков и темные тени копошились вокруг них.
  - Песок возле забора разгружайте, - распоряжался Василий Петрович, - нечего зря двор засорять. Ты, Степка, давай поближе к воротам рули, блоки будем руками заносить, грузовик не заедет... Сашка, Иван, бадью вытаскивайте и месите, что вам там надо. Гриша, Петя, вы займетесь забором...
  - Откуда все это? - изумился Игорь.
  - Я же тебе говорил, свинарник строить хотел, - отмахнулся тесть.
  Ему некогда было терять время на объяснения. Он вошел в привычную для себя роль начальника и рассыпал распоряжения направо и налево. Но и сам без дела не стоял. Там мешок поможет поднести, там еще что-то. Игорь, пристыженный, что ему в общем муравейнике работы не нашлось, пытался тоже вклиниться в процесс, но тесть сразу пресек его жалкие потуги.
  - Ты, зятек, не в свое дело не лезь. Люди за деньги работают, а не просто так. Иди лучше дочку разбуди. Совсем в городе разбаловалась. Сейчас некогда до обеда спать. Пусть ищет самую большую кастрюлю, там у меня в машине продукты, и готовит еду на всю ораву.
  ***
  Работа кипела весь день, практически, без перекуров. Привезенные тестем рабочие пахали, не покладая рук. То ли совестные оказались, то ли деньги, которые им пообещал Василий Петрович, стимулировали, а, может, и побаивались своего начальника. Юля рассказывала Игорю, что ее батя временами бывает очень крут. Сам он тому свидетелем не был, а потому просто принял информацию к сведению, особенно над ней не задумываясь.
  Игорю действительно пришлось несколько раз мотаться в город с длинными списками, состоящими из названий, в которых ровным счетом ничего не смыслил. Втулка такая-то, накладка, трансформатор, выключатель, еще, что-то. Дабы не напутать, в магазинах он просто вручал листок продавцам и те сами соображали, что ему нужно.
  К вечеру двор превратился в подобие поля сражения, с окопами, воронками, горами строительного мусора. Но конца-края работам видно не было.
  Единственное, что удалось завершить: была подправлена задняя стена с трещиной, теперь она выглядела как новенькая. Пристройку для санузла, без окон и дверей, выгнали до нужных размеров. Оставалось настелить крышу и сделать внутренние работы. Трубы тоже проложили, но сама выгребная яма еще не была доведена до ума. Тесть по совету сантехников решил не использовать бетонный колодец, а обложить ее стены кирпичом. Мол, так будет лучше впитывать, да и временем проверено. Кирпич обещал подвести завтра.
  Страшно было подумать, во сколько отцу Юли обошелся лишь один сегодняшний день. Но жена успокаивала, мол, не волнуйся, не обеднеет, и Игорь старался не волноваться.
  Забор из рабицы двухметровой прозрачной стеной оградил их владения. Правда, не все. В загражденном периметре поместились дом, флигель, деревянная пристройка, сад. Часть пустыря, формально принадлежавшая им, и использующаяся прежними хозяевами для огорода, осталась за оградой.
  - Ничего, потом доделаем, - сокрушался тесть. - Немножко сетки не хватило. Но ведь главное, чтобы вам спокойно и безопасно было, а огород - дело третье. Тем более аграрии из вас, - хмыкнул.
  - Мы там фруктовые деревья посадим, - возразила отцу Юля.
  - За фруктовыми деревьями тоже уход нужен. Но, впрочем, дело ваше - хозяйское.
  Вечером, когда стемнело и работать стало невозможно, рабочие уехали. Василий Петрович еще некоторое время осматривал сделанное.
  - Думаю, за пару деньков управимся.
  - Папа, а что с печкой делать будем.
  - Завтра посмотрим. Наверное, паровое отопление.
  - Я камин хочу...
  - Что за барские замашки? - шуточно возмутился родитель. - Не узнаю тебя, доченька, совсем в городе испортилась...
  - Ну, папа...
  - Поговорю с Семенычем, что он посоветует.
  ***
  Василий Петрович ошибся в прогнозах. Двумя днями не обошлось. Лишь под конец недели жизнь начала понемногу входить в нормальное русло.
  Вода текла из крана, как ей и положено, унитазный бачок изрыгал специфические звуки, и казалось странным, что его нелицеприятная мелодия может радовать слух. Металлическая печка, внешне похожая на буржуйку, исправно пожирала предложенный ей корм и нагревала чугунные батареи до такой степени, что к ним невозможно было дотронуться. Старую плиту разобрали, в тесной кухоньке стало просторней и уютней.
  От камина Юля сама отказалась, заметив, что и возле почки уютно коротать вечера. Но Игорю показалось, что она решила пожалеть отца и не создавать ему новых проблем.
  Когда работы закончились, Василий Петрович заставил свою бригаду убрать мусор, а заодно выкосить чувствовавший себя привольно бурьян.
  Во дворе и садике сразу стало хорошо и уютно.
  - Ну что, детки, чем смог - помог, дальше - ваша забота, чтобы в этом доме царили мир и уют. - Сказанное, наверное, показалось ему высокопарным. Василий Петрович смущенно крякнул. - В общем, мы с Варенькой внуков ждем. Не тяните с этим делом. Жизнь, ведь не вечная, чтобы потом поздно не было...
  Пришла очередь смущаться Игорю с Юлей.
  - Мы постараемся, - промямлил тихо, а Юля покраснела.
  - Нечего зря краснеть. Смысл жизни ведь и заключается в продолжение рода. Дети и внуки - залог нашего с вами бессмертия.
  Спорить не о чем. Юля с Игорем тоже хотели детей. Только раньше для этого не было условий. Теперь, вроде бы, все наладилось.
  - Вы тут с недельку сами похозяйничайте, приведите все в порядок. Я денег оставлю на обои, на мебель, в общем, сами решите, на что. Чтобы, как Вареньку привезу, полный порядок был. Ты же, Юленька, знаешь, как она переживать любит...
  Потом он уехал, и они с Юлей остались вдвоем в обновленном жилище, которое, по словам тестя, еще лет сто простоит, если за ним хорошо смотреть.
  На следующий день они с Юлей поехали в город вместе. Нужно было купить зеркало, обои, полочки, люстры, ковровое покрытие, сам бы Игорь не справился. В вопросах, касающихся дизайна, женщине угодить невозможно.
  Еще Юля вдруг захотела, чтобы на окнах обязательно были ставни.
  - Их уже сто лет никто не делает, - удивился Игорь, - сейчас - металлические ролеты в моде.
  - Пусть будут - ролеты, - согласилась жена, - главное, чтобы надежно.
  Перед поездкой он тщательно измерил окна и записал цифры в блокнот.
  - А еще собачка нужна и котики...
  - Заедем на птичий рынок, - пообещал, потому, что и сам думал так же.
  Без собаки в селе жить нельзя. Она - надежней любой сигнализации. Коты тоже нужны. В том, что мыши в доме есть, Игорь не сомневался, ночами их шорох слышался очень даже отчетливо.
  Когда они были в мебельном магазине, зазвонил мобильник.
  Мама!
  - Ну, как, еще не опомнился?
  Ни здравствуй, ни - привет!
  Голос ледяной, строгий, даже мурашки по телу пробежали. За последнее время позабыл, что такое общаться с собственной родительницей.
  - Ты о чем, мама?
  - Сам знаешь. Жду, когда придешь извиняться. Я уже извелась вся. Ты же знаешь, что у меня слабое сердце. Хочешь меня в гроб завести? Хорошо, что твой отец не видит. Он бы не пережил такого кошмара...
  "Он и не пережил..." - подумал Игорь.
  Юля рассматривала одежный шкаф, о чем-то расспрашивала услужливого работника, а у Игоря настроение испортилось полностью.
  - Хорошо, я извиняюсь, - сказал он.
  Но его тон матери не понравился.
  - Тебя твоя ларва против меня подговорила. Видеть ее, сучку, не желаю. Совратила сына, украла у матери. Тебя приму назад, а ее ноги в доме моем не будет!
  - Да, мама, ее ноги в твоем доме не будет. И моей ноги - тоже, - добавил и отключил телефон.
  На душе было гадко, как никогда раньше.
  Следующие несколько дней ушли на внутреннее благоустройство жилища. Поклеили обои, расстелили ковер, расставили мебель. Кухня и спальня уже выглядели вполне прилично. Прежде, чем навесить ролеты, Игорь разобрал двойные рамы окон, и Юля вымыла их изнутри. Все блестело и сияло. Бесхозной оставалась вторая комната, туда свалили лишний хлам, но дойдут и до нее руки.
  Всему свое время.
  А еще - флигель, погреб...
  Забот выше головы, но заботы - свои, приятные.
  Теперь Юля ночами спала спокойно. Не пугалась странных шорохов и непонятных звуков.
  Во дворе дом сторожил, молодой, еще почти щенок, дворняга, прозванный незамысловато - Псиной, внутри охотился на грызунов рыжий Мурзик. Дом, словно приобрел душу, и часть этой души была неразрывно связана с новыми хозяевами, которых он теперь полностью признал своими.
  Юля была вне себя от счастья из-за наступивших перемен. Раньше она с ужасом думала о том, что сойдет с ума от страха, дожидаясь, пока Игорь вернется с работы. Теперь такие мысли ее не волновали. Голова была забита проектами: где разбить клумбы, какие цветы посадить и еще чем-то в том же духе. Для страха в ней места не оставалось. Несмотря на то, что уже с понедельника, она весь день будет одна.
  Как ни прискорбно, отпуск Игоря неумолимо приближался к концу.
  
  Глава седьмая
  Заботы по хозяйству отвлекали Игоря от неприятных мыслей. Но временами они накатывали. Последний разговор с матерью, словно свежий мозоль, давил на душу, не позволял полной мерой насладиться тем приятным, что происходило в его жизни. Выплеснутая волна негатива ошеломила, выбила из колеи, посеяла семена сомнений и неуверенности. Он физически ощущал, как они прорастают, увеличиваются в размерах, захватывая все больше пространства, уверенно вытесняя из души хорошее и радостное, что еще недавно там преобладало.
  Игорь становился угрюмее, неразговорчивее, бывало, нервничал без причины, а временами ему стоило огромных усилий сдерживать себя, чтобы не вспылить. Все это не могло оставаться незамеченным. Не зря говорят, что мысль - материальна. Хорошее настроение легко передает радость окружающим, плохое с такой же легкостью гасит улыбки и угнетает всех, кто находится рядом. Игорь видел, как Юля, рассказывая о чем-то, вдруг сникала, тень озабоченности ложилась на ее лицо. Знал, что причиной является он, и от осознания этого раздражался еще больше.
  Он сдерживался, замыкал все в себе, старался казаться прежним, но с каждым разом у него получалось хуже.
  Нельзя сказать, чтобы Игорь раскаивался в содеянном. Он понимал, что в ином случае, ему пришлось бы навсегда смириться с диктатором матери, расстаться с Юлей и оставаться холостяком, ублажая усугубляющийся маразм родительницы.
  Хотел ли он этого?
  Конечно, нет.
  Вот только логика и осознание не всегда способны умиротворить душу.
  Игорь всю жизнь прожил с матерью, он знал, что она всегда заботилась лишь о нем одном. И хотя любовь ее была крайне эгоистичной, тем не менее, мать посвятила ему всю свою жизнь. Он же, словно неблагодарная скотина, наплевал ей в душу, стукнул дверью и бросил мать на произвол судьбы.
  Где же, правда?
  Как быть?
  Что он сделал не так?
  Как нужно было поступить?
  Ответа не находил, а чувство вины усугублялось, иногда вырастая до угрожающих размеров.
  Временами Игорь задумывался: вдруг, мать права и Юля совсем не такая хорошая, как ему кажется. Может она и вправду нацепила на себя маску невинного ягненка с единственной целью - поссорить его с матерью, разрушить уютный мирок, в котором он прожил всю свою жизнь.
  Игорь мысленно смеялся над подобными предположениями. Вот только червь сомнения, забравшись в душу, прочно обосновался там и не уставал бурить новые скважины, извлекая из глубин сознания, новые неприятные вопросы, на которые невозможно было отыскать ответы.
  ***
  Юля видела, как мучается Игорь, догадывалась о причине, но, как ему помочь, придумать не могла. Понимала, если ничего не предпринять, все может обернуться очень плохо. Самое неприятное заключалось в том, что Игорь не хотел делиться с ней мыслями, сомнениями, замкнулся в собственной ракушке и любое вторжение туда воспринимал болезненно, даже агрессивно.
  Они сидели на веранде, пили утренний кофе, в безоблачном небе ярко светило солнце. Мурзик шелестел целлофанкой, Псина гонялся на лужайке за бабочками.
  Идиллия.
  Игорь сидел нахмурившийся, такое состояние в последнее время было для него обычным.
  Сегодня - пятница, в понедельник ему на работу. Может, хоть там немного отвлечется?
  Юля сама себе не верила. Работа не поможет.
  Она вспомнила призрак костлявой старухи, который явился им в первый день и который она, потом видела на стене комнаты. Наверное, это было предостережение.
  Мистика, конечно. Но ведь в природе столько всего загадочного и неизведанного. Уже тогда нечто предупреждало ее об угрозе. И этим нечто был призрак старухи.
  Если отбросить аллегории, смотреть на проблему открытыми глазами, такой угрозой могла быть только мать Игоря.
  Все правильно, все сходится. Даже на расстоянии, она оказалась способной затмить их недолгое счастье. Вбила клин в трещину, дальше она будет расти, и, чем все может закончиться, не хотелось даже думать.
  Но думать надо было.
  - Игорек!
  Он встрепенулся, не ожидал, что она заговорит с ним. Последние два-три дня они пили кофе, молча, как бы отдавая дань традиции, и мысленно обманывая самих себя, что у них, по-прежнему, все хорошо.
  - Игорек, - повторила Юля. - А что, если нам пригласить на выходные твою маму. Пусть посмотрит, как мы живем, отдохнет на свежем воздухе. Помнишь, как она всегда вспоминала о своем детстве? Я думаю, ей понравится.
  Игорь удивился. Он и предположить не мог, что жене придет в голову такая мысль. Его мать доставила ей столько неприятностей...
  - Мы же, одна семья, - продолжала Юля. - Нас не так много в этом мире родных и близких. Мы должны поддерживать связь, помогать друг другу. Почему бы тебе не съездить за ней?
  - Она не захочет. Она даже по телефону со мной не разговаривает.
  - А ты не звони. Купи букетик цветов. Съезди домой. Ключи ведь у тебя остались.
  Игорь представил, чем все может обернуться. Скорей всего, мать не посмеет его выгнать. Наоборот, обрадуется и использует весь свой арсенал, чтобы вынудить вернуться обратно. Но и он теперь не прежний слабак. У него есть козыри, чтобы крыть ее аргументы. Вот только в том, что она согласиться приехать и снова видеть ненавистную невестку Игорь очень сомневался.
  Хотя...
  Хуже все равно не будет.
  Он с благодарностью посмотрел на Юлю, улыбнулся ей. Искренне, так, как улыбался раньше. Господи, сколько же времени с тех пор прошло?
  Предложение жены, невзирая на его кажущуюся нелепость, растопило корку льда, которая незаметно образовалась в их отношениях. Ни Игорь, ни Юля не верили, что мать согласится к ним приехать, но они уцепились за эту идею, как утопающий хватается за соломинку.
  Времени до отъезда оставалось порядочно, почти целый день. Мать Игоря работала до пяти.
  Нужно успеть подготовить для нее комнату. Задача - не из простых. В первую очередь, позаботившись о собственном гнездышке, они откладывали работы по благоустройству второй комнаты, и она больше напоминала склад ненужных вещей, чем жилое помещение.
  Теперь, волей-неволей, пришлось объединить усилия и впритык заняться ее облагораживанием. Пусть даже - напрасно. Все равно за них эту работу никто не сделает.
  Комната - большая и просторная. Стены побелены, деревянный пол выглядел прилично. Огромный одежный шкаф не нарушал общей картины. Старый диван в приличном состоянии. Они вынесли его, когда купили себе новый.
  Оставалось решить, что делать с хламом, сваленным в углу. Чего там только не было: рваное тряпье, алюминиевые бидоны, пустые банки из-под краски, щетки, поломанные стулья, некоторые из них Игорь намеривался починить, стопки старых газет и журналов, они сгодятся зимой на растопку...
  Решили вынести все лишнее в деревянную пристройку. Потом пересмотрят, что нужно, что не нужно.
  Со временем нужно привести в порядок флигель, сделать из него гостевой домик. И, конечно же, мастерскую...
  Пока Игорь выносил мусор, Юля мыла окна, и вскоре они засверкали, как новенькие. Вместе подмели и вымыли пол. Застелили диван свежим покрывалом; древний, тоже доставшийся по наследству, стол-тумбу покрыли новой скатертью. Сверху Юля поставила вазу с цветами.
  Стало лучшее, но все равно чего-то не хватало. Пустые белые стены создавали ощущение дискомфорта. После ремонта осталось несколько рулонов обоев, могло бы и хватить, только клеить их было некогда. Небыстрая это работа, наспех не делается.
  - Жаль, что картин нет, - вздохнула Юля.
  - Может, коврик какой-то повесим.
  Задумались, вспоминая, что у них есть такое, что можно повесить на стену.
  Новое плюшевое покрывало?
  Жалко.
  Юля, все же, пересилила себя. Примеряли покрывало над диваном, и Игорь, не мудрствуя лукаво, забил маленькие гвоздики сквозь ткань в стену.
  - Лучше, но все равно - не фонтан. Нужно что-то на пол постелить.
  Старые дорожки имели изношенный вид, но, все же, лучше, чем ничего. Комната понемногу приобрела жилой вид и даже стала по-своему уютной.
  Конечно, она проигрывала с их спальней, но...
  - А ведь мы можем здесь пожить пару деньков, ничего с нами не станется, - внезапно предложила Юля, - А твоя мама - в нашей комнате.
  У Игоря слезы на глаза навернулись.
  Как он мог плохо думать о своей жене?
  Ведь она у него такая умничка!
  Золотце!!!
  Другой такой ни у кого нет.
  - Тебе не жалко? - спросил, с трудом проглатывая комок, застрявший в горле.
  - Не жалко, - весело ответила Юля. - Ненадолго ведь. А придет время, мы и из этой комнаты куколку сделаем. Ладно, ты беги, умойся, время поджимает, а я подумаю, что еще можно сделать...
  ***
  Покупать цветы для матери Игорь не собирался. Не потому, что не хотел сделать ей приятное или пожалел денег. Просто знал, чем могло обернуться.
   Когда-то, будучи студентом, он подарил ей на восьмое марта огромный букет роз, истратив на него почти всю свою стипендию. Только праздника не получилось. Такой разъяренной он мать никогда раньше не видел. Она приказала отнести букет обратно, а, когда он отказался, демонстративно, даже не разворачивая, вышвырнула его в мусорное ведро. Потом, несколько недель ему пришлось выслушивать нравоучительные лекции, о том, какие вещи полезные, а какие - нет, и на что следует тратить деньги.
  По словам матери, деньги вообще тратить не стоило, даже на еду, ограничивая себя лишь самим необходимым. Деньги нужно всегда беречь на черный день. Пережитые грабительские реформы и гиперинфляция ничему ее не научили. Потому что ее слова и действия никогда не руководствовались здравым смыслом, были продиктованы тупым упрямством, иногда доходящим до маразма.
  Поразмыслив, Игорь купил связку бубликов-сушек и пачку чая.
  Дешево и сердито. Зато, надежно и без последствий.
  Поднимаясь по лестнице, он волновался, как никогда раньше, чувствовал себя провинившимся первоклашкой и с удивлением признался самому себе, что боится встречи с собственной матерью.
  Интересно, это только у меня такие отношения с матерью или и у других тоже?
  Вспомнил родителей жены и с горечью осознал, что является своеобразным уникумом.
  На звонок долго никто не отвечал.
  Может еще не пришла с работы или зашла к соседке?
  Последнее предположение было из области фантастики. С соседями мать демонстративно не поддерживала отношений, презирала их, обзывала непотребными словами, считала их людьми низшими и недостойными.
  Впрочем, Игорь, не помнил, чтобы она о ком-то сказала доброе слово. Так же, как не помнил, чтобы она когда-нибудь улыбалась.
  Он вздохнул, как ни странно - с облегчением, и уже собирался уходить, когда за металлической дверью послышались легкие шаги. Некоторое время он чувствовал, что его изучают через дверной глазок.
  Неприятное ощущение.
  Ему показалось, что мать не откроет дверь, и, когда, он почти уверился в этом, наконец-то, раздался щелчок замка.
  
  Глава восьмая
  - Вернулся?
  Мать посторонилась, пропуская его, как показалось Игорю, неохотно и с таким выражением на лице, что сразу захотелось убежать куда-то очень далеко, лишь бы не слышать все, что она должна была сейчас сказать.
  Всего две недели он не был в квартире, а она показалась ему чужой, незнакомой и даже враждебной. Невзирая на то, что он в ней родился и прожил всю свою жизнь.
  Сейчас квартира была чужой. Воспоминания о проведенной в ней годах, воспринимались блеклыми отрывками из старого черно-белого фильма. Ничего родного, яркого, такого, о чем можно было пожалеть.
  Пустая оболочка из стен и мебели, без души, без ауры...
  Хотя, нет.
  Аура была, вот только с Игорем не имела ничего общего. Она была настроена к нему агрессивно. Давила, угнетала, ломала волю, убивала желание радоваться чему-либо.
  Игорь не понимал, как он мог здесь жить и окончательно осознал, что никогда не сможет сюда вернуться.
  Мать провела его заставленным узким, темным (электричество нужно экономить!) коридором к кухне. Именно, провела, словно лишая его права самостоятельно передвигаться по квартире.
  Он видел свои книги в шкафу, с антресоли ему кисло улыбался детский любимец медвежонок Топтыга: все из другого мира, иной жизни, имеющей к нему лишь отдаленное, косвенное отношение.
  - Рассказывай, сынок.
  Голос матери - сухой, лишенный какой-либо интонации, а ударение на последнем слове придавало фразе не столько укоряющий, сколько - обвиняющий оттенок.
  - В гости пришел...
  - Хм... Удивлена. Неужели, вспомнил о матери? О той, которая растила тебя, недосыпала ночей, тянулась из последних сил, чтобы сделать из тебя человека.
  Блеклый свет из окна освещал ее сухощавое лицо, придавая ему сероватый оттенок. Игорю показалось, что, пока они не виделись, она очень сдала.
  Матери едва перевалило за шестьдесят, но выглядела она древней старухой. Неопрятные редкие волосы, собранные на макушке в какой-то старомодный узел, от этого кожа на лбу натянута и неестественна, словно у пластмассовой куклы. Старый вылинявший халат с острым запахом нафталина, толстые коричневые чулки, сохранившиеся, наверное, еще со времен ее студенческой юности, рваные тапки, из дыр которых выглядывали капроновые последники.
  "Приличные девушки всегда должны носить последники!" - доставала она в свое время Юлю. Поначалу та смеялась, не воспринимая слова свекрови всерьез, а дальше от одного слова "последники" начинало воротить. Заслышав его, она нервно закусывала губу и, дабы не наговорить лишнего и неприятного, удалялась в спальню, единственное место, где можно было, хоть немного передохнуть от тотального диктата.
  Привычный заунывный тон доводил до отупения, со временем смысл сказанного терялся, а голос воспринимался, как нескончаемо нудная мелодия, вносящая в сознание дискомфорт, наподобие жужжащей у соседа электродрели. Неприятная, словно зубная боль, и в то же время обладающая гипнотической силой.
  Игорь явственно ощутил, что мысли перестают ему подчиняться, и он начинает погружаться в некое подобие транса.
  - Да, мама, вот... - вспомнил о пакете, который до сих пор судорожно сжимал в руке, и нашел способ прервать затянувшийся монолог.
  Мать недоверчиво посмотрела на баранки, словно сомневалась, стоит ли принимать угощение, потом достала из шкафчика плетеную вазочку и высыпала в нее сушку. Молча, зажгла газ и поставила на огонь чайник.
  - Покормлю тебя. Твоя, ведь и приготовить толком не умеет. Смотри, какой худой стал. Довела, зараза...
  Из "приготовленного" матерью на столе появилась открытая банка шпротного паштета, несвежего, успевшего покрыться темной коркой и пачка быстроприготовляемой вермишели, которую нужно всего лишь залить кипятком.
  Игорь ужаснулся от осознания, что ему придется, все это есть. Но виду не подал, дипломатично улыбнулся и с обреченным видом стал ковыряться вилкой в консервной банке.
  ***
  Игорь ушам своим не поверил, когда мать согласилась поехать в гости. Все время, пока он расписывал прелести жизни в сельской глубинке, она недовольно хмурилась, нервно сжимала и разжимала маленькие костлявые кулачки.
  Не понравились ей и восторженные слова сына о прекрасном уютном домике. Она не могла смириться, с тем, что ее ребенку может быть хорошо где-то еще, кроме, как в этой квартире, рядом с ней.
  Но решающим и переломным моментом стал, как понял Игорь, его рассказ о той неоценимой помощи, которую оказал тесть. Тут мать даже в лице изменилась. В ранге ее личных врагов тесть с тещей занимали второе место после невестки. Они были для нее олицетворением наибольшего зла. Дальше, с заметным отставанием, шли коллеги по работе и соседи.
  - Мне нужно все это увидеть! - заявила голосом, не допускающим возражений. - Я должна знать, в каких условиях живет мой сын.
  Игорь понимал, что решение матери не продиктовано желанием, чем-то помочь, дабы заткнуть за пояс богатых родителей невестки. Нет, она руководствовалась единственной целью: громить все в пух и прах, доказать сыну, как у него все плохо. Тем не менее, он считал, что одержал, хоть и маленькую, но победу. И, чтобы не выпустить ее из рук, согласился не сразу. Намекнул, что у них еще не все готово для приема гостей и, что, возможно, она будет чувствовать себя не совсем комфортно в новой, непривычной для себя обстановке.
  И, к чему, впрочем, и стремился, отговорками лишь подлил масла в огонь.
  Мать насупилась, ее тонкие шершавые губы сжались до узкой прорези. Она молча убрала со стола, достала из холодильника две баночки шпротов, из шкафчика несколько пакетиков вермишели, бросила все в пакет, туда же высыпала недоеденные бублики (в гости ведь с пустыми руками не ходят) и решительно направилась к выходу.
  ***
  Юля и ждала, и боялась возвращения Игоря. Она не верила, что ему удастся уговорить мать, но где-то в глубине подсознания не исключала такой возможности. И временами жалела о своем легкомысленном предложении.
  Легкомысленном ли?
  Нет, она поступила правильно. Пожалуй, предпринятый шаг был единственно верный. Иначе трещина, образовавшаяся в отношениях с Игорем, достигла бы катастрофических размеров.
   Получалась парадоксальная ситуация. Они сбежали от свекрови, чтобы жить нормальной семейной жизнью и в тоже время, чтобы сохранить нормальные отношения, нуждались в ее присутствии.
  Жизнь, как оказывается, полна самых неожиданных сюрпризов.
  Несколько раз Юля намеривалась позвонить Игорю, но в последний момент сдерживала себя. Она хорошо представляла реакцию свекрови на звонок и не желала лишний раз нагадывать о своем существовании. Не сомневалась, что и без этого на голову Игоря вылит не один ушат грязи, касающийся ее: неблагодарной, недостойной и так далее и тому подобное.
  Зачем же лишний раз нарываться?
  Когда Игорь уехал, она тщательно пропылесосила в их комнате, в который раз протерла до блеска подоконники, навела идеальный порядок на веранде. Собрала мусор на посыпанной песком дорожке, ведущей к калитке.
  Больше, вроде бы, и делать нечего. Идеала достичь невозможно. Но и тешить себя надеждой на похвалу тоже не стоило. Знала об этом, но, все равно, заранее, заочно чувствовала себя незаслуженно обиженной.
  Утешала лишь мысль о том, что теперь она у себя дома и имеет право делать все, что ей угодно, ни под кого не подстраиваясь. В то же время понимала: свекровь, если надумает приехать, не придаст этому значения. И ей, все равно, придется под нее подстраиваться, чтобы сохранить хорошие отношения с мужем.
  Дабы отвлечься, включила телевизор и, приглушив звук до минимума, безуспешно пыталась вникать в приключения мультяшных героев, до тех пор, пока за окном не послышался знакомый звук мотора.
  ***
  Чай пили на веранде.
  Свекровь с неудовольствием косилась на приготовленный Юлей пирог и налегала на купленные сыном бублики. Игорь пытался рассказывать, что-то веселое, Юля, как могла, его поддерживала, но все их попытки создать непринужденную обстановку, отскакивали, словно горошины, от непробиваемой брони недовольной сердитости, которая маской застыла на лице гостьи.
   Впрочем, чего еще можно было ожидать?
  Раньше свекровь внимательнейшим образом осмотрела дом. Раздраженно сморщилась при виде новой мебели, коврового покрытия и современного телевизора. Сама она до сих пор пользовалась черно-белой "Березкой", приобретенной еще покойным мужем лет тридцать назад.
  Все новое, теперешнее вызывало у нее гнев, пока еще невысказанный вслух, но уже готовый вот-вот прорваться наружу. Ее терзала, нет, правильнее сказать - бесила мысль о напрасно потраченных деньгах. И, конечно же, осознание того, что все приобретено вопреки ей, без ее ведома и согласия.
  Она еще сдерживалась от комментариев, но чувствовалось, что чаша переполнена и скопившееся в ней лишь чудом не вырывается наружу.
  Первым пострадал домашний любимец котенок Мурзик. По наивной доверчивости он потерся об ногу гостьи.
  Со словами:
  - Фу, какая мерзость! - свекровь с силой отшвырнула его прочь.
  Бедное животное жалобно мяукнуло, неуклюже кувырнулось в воздухе и, шмякнувшись об стену, быстренько скрылось из глаз от греха подальше.
  Юля едва сдержалась, Игорь побелел от негодования, но тоже нашел в себе силы и промолчал.
  Чтобы замять неловкую ситуацию, пригласил мать на веранду пить чай. И это, теоретически приятное занятие, тоже превратилось в пытку. Само лишь присутствие свекрови создавало дискомфорт, ломало приятную ауру, которая, как до сих пор считала Юля, была неотрывной составляющей этого места.
  В какой-то момент Юля посмотрела на тень свекрови, черным пятном отражающуюся на стене. И снова увидела ту злобную, костлявую старуху, которая не уставала преследовать ее все время, пока они здесь жили. Только теперь в ней не было ничего мистического. Все страшное и непонятное, что беспокоило ее, стало реальностью, воплотившись в облике живого человека.
  И эта реальность казалась ей страшнее самого жуткого кошмара.
  Юля знала, для того, чтобы выдержать два дня со свекровью и не сорваться с катушек, ей придется приложить максимум усилий и терпения. Она не верила, что способна на это...
  И поражалась тому, как могла раньше так долго жить с ней под одной крышей.
  
  Глава девятая
  Юля долго не могла уснуть. Хоть и не подавала виду, Игорь чувствовал по ее дыханию. Он сам не мог отключиться. Лежал с открытыми глазами и прислушивался к звукам, доносившимся из-за закрытой двери.
   А там все тоже было неспокойно. Скрипел диван, щелкал выключатель. Потом скрипнула дверь, и шаги протопали через кухню в ванную. Хрюкнул, опустошаясь, бачок на унитазе, полилась вода в ванной.
  Странная расточительность со стороны матери. Дома она, с тех пор, как установила счетчики, сливным бачком почти не пользовалась и другим не разрешала. Набирала воду в тазик, умывалась в нем, а потом уже использовала для туалета. Того же требовала от них с Юлей и тщательно следила по счетчику, сколько воды израсходовано в ее отсутствие.
  Воды Игорю не жалко. Пусть хоть до утра льется. Непонятной казалась ночная активность матери. Ну ладно, сходила в туалет, умылась...
  Но вода сильным напором лилась в ванную уже продолжительное время.
  Может, искупаться решила?
  Дома мать купаться вообще бросила. Протиралась влажной мочалкой и считала, что этого достаточно. Для нее, возможно, подобная видимость водных процедур и была приемлемой, но тем, кто находился рядом, особенно в летнюю жару, приходилось вдыхать неприятные ароматы.
  Может, посмотреть, что там?
  Игорь переборол желание. Снова встречаться с матерью, видеть ее кислый вид и выслушивать надоедливые бредни не хотелось. Полученной сегодня дозы общения с избытком хватило бы на много месяцев вперед.
  Поэтому он только прислушивался, чувствовал себя напряженным, а нервы, казалось, взвинтились до предела. Неприятно было осознавать, что кто-то хозяйничает в его доме, пусть даже и родная мать.
  Если ему так неловко и неуютно, каково же тогда Юле?
  Что она чувствует?
  Представить было несложно, еще легче понять. Но Игорь так и не решился заговорить с женой, чтобы успокоить ее и как-то подбодрить. Так они и лежали вдвоем в одной постели, и каждый по отдельности, молча, переживал одну общую проблему, свалившуюся на их плечи.
  А утром Юля вошла в комнату зареванная, с красными, припухшими от слез глазами.
  - Что случилось?
  Она всхлипнула.
  - Зайди в ванную. Посмотри, что она наделала...
  Голос ее вздрагивал от спазм, а маленький носик, всегда задорно торчавший кверху, нервно подергивался, словно у обиженного ребенка.
  Игорь притянул Юлю к себе, прижал, нежно погладил по волосам, мягким, приятно пахнущим шампунем, поцеловал в мокрый носик, слизнул со щеки солененькую слезинку. Она ткнулась лицом ему в грудь, как бы ища защиты. Но тут в кухне послышались шаги, и она сразу отпрянула.
  Мать не заглянула к ним, прошла к себе в комнату и закрыла за собой дверь.
  К себе в комнату...
  Игорь испугался от того, как подумал.
  Нет, не в свою комнату.
  В их с Юлей комнату.
  Она здесь всего лишь гость и никто больше. И, судя по всему, невзирая на очень близкое родство, ближе не придумаешь, гость - не самый желаемый.
  От подобных мыслей становилось горько на душе. Но такова была правда: страшная правда, от осознания которой никуда не деться.
  Пока мать находилась в спальне, Игорь прошмыгнул в ванную. И сразу понял, что огорчило жену.
  Все их грязные вещи, ожидающие стирки, небрежным комком были брошены в наполненную водой ванную. Среди них Юлина блузка.
  Она купила блузку два дня назад. Успела лишь примерить и оставила в ванной, чтобы выгладить и одевать ее в особенно торжественных случаях. Теперь все безнадежно испорчено. От линяющих вещей вода приобрела фиолетово-зеленый оттенок, и вряд ли мокнущая в ней одежда подлежала реанимации.
  Игорь не понимал, зачем мать это сделала. Происходящее не вкладывалось в рамки здравого смысла.
  Он не хотел думать о плохом. Вряд ли мать собиралась нарочно испортить их вещи. Она просто хотела показать, какая Юля плохая хозяйка.
  Мол, пока мама не приехала, сыну вещи постирать некому. И не только сыну, а и самой хозяйке. Пусть ей будет стыдно.
  Вот только беда в том, что мать и дома особенно стиркой не увлекалась, одевалась под стать бомжихе, прикрывая собственные лень и неумение богоугодным аскетизмом. Но даже старушки в церкви, куда она пристрастилась ходить несколько лет назад, одевались гораздо аккуратней.
  Грешно плохо думать о матери, даже, если она того заслуживает, а уж ругаться с ней вообще смысла не было.
  Бесполезное занятие, да и зачем?
  И хотя в Игоря все кипело внутри, он пересилил себя, пообещал держаться, как ни в чем не бывало, будто, ровным счетом, ничего не произошло.
  Почистил зубы, умылся и поспешил к Юле. Она сейчас, как никто другой, нуждалась в его поддержке и внимании.
  - Не волнуйся дорогая, - сказал, плотно затворив за собой дверь. - Это - ненадолго. А блузку мы тебе новую купим.
  - Я уже успокоилась, - Юля даже улыбнулась. - Хорошо, что у меня есть ты, и хорошо, что ты меня понимаешь. Ради нашего счастья я готова выдержать все, что угодно.
  Это были не просто слова. За ними были три года жизни, нет, не жизни - мучений в одной квартире со свекровью. И Игорь ничуть не усомнился в их искренности.
  А его мать уже хозяйничала во дворе. В тазике вынесла "постиранные" вещи на улицу и, не выкрутив, даже не удосужившись их расправить, развешивала на веревке.
  Они вдвоем наблюдали за ее действиями в окно. Игорь боялся, что Юля снова огорчится, но она вдруг рассмеялась.
  - Если отбросить трагизм, то ситуация выглядит забавной, - сказала она, и Игорь тоже улыбнулся.
  На завтрак Юля сварила яйца и поджарила гренки. На что-то более существенное не хватило настроения. Но свекровь и этого не попробовала. Отказавшись от кофе, она хлебала из большой чашки, специально заваренный для нее Игорем чай и, как вчера вечером, налегала на бублики.
  Вид у нее был высокомерный, торжествующий. Восседала в торце стола, словно матрона, изредка бросая испепеляющие взгляды на невестку.
  Заикнулась было о том, что Игорь плохо выглядит, что, наверное, они голодают. Но Юля, молча, достала из холодильника колбасу, масло, недоеденные раньше котлеты, поставила все перед свекровью, и та заткнулась. Насупилась обидчиво. Настроения это не добавляла, атмосфера за столом ужасно тяготила, однако, лучше так, чем выслушивать заунывные нотации.
  Только молчание длилось не долго.
  - Здесь страшно жить, я вот читала и по телевизору показывала...
  И пошло, поехало.
  О разбое, насилии, маньяках. Нудным тягомотным голосом, от которого не то, что Юлю, родного сына воротило.
  Дальше, естественно, все плавно перешло на невестку. Мол, встречаются такие... (многозначительная пауза), соблазнят невинного ягненка, сведут с пути истинного...
  Юля демонстративно встала из-за стола, и ушла кормить собаку. Игорь вынужден был сидеть и слушать. Благо, от ворот раздался автомобильный сигнал.
  - Кто там? Кто там? - испуганно встрепенулась мама. - Что им надо? Не ходи. Пусть едут своей дорогой.
  Игорь поднялся и направился к калитке.
  - Привет, зятек, - как всегда бодро, приветствовал тесть. - Не ждали гостей, а мы - приперлись! Так что встречай! Мне Варя уже все нутро выела, мол, хочу посмотреть, как доченька устроилась.
  Варвара Степановна выбралась из машины и скромно стояла у калитки.
  - Проходите, - слегка растерялся Игорь.
  Он очень уважал Юлиных родителей, и ему совсем не хотелось, чтобы они встречались с его матерью. Было заранее стыдно и неудобно за нее.
  - Варвара, ты иди, а мне Игорек поможет.
  Он поднял заднюю дверцу "Нивы", там лежала большая упаковочная коробка.
  - Решили вам с Юлей подарочек на новоселье сделать.
  Игорь улыбнулся, судя по подаркам от тестя, новоселье у них едва ли не каждый день.
  - Что это? - поинтересовался.
  - Стиральная машинка, полный автомат, как объяснили. Я в такой технике не очень силен. Но все, какая-та подмога дочери...
  Вдвоем они подняли коробку, она, была громоздкой, но не тяжелой, и занесли во двор.
  - О, - заметив мать, удивился Василий Петрович, - Надежда Сергеевна... И вы здесь. Доброе утро! Как ваше драгоценное здоровье?
  - Я к сыну приехала, - ответила сухо, ощетинившись.
  - Вот и хорошо. Давно вас не видели. Я там пирожков напекла, сейчас чаю попьем, - предложила Варвара Степановна. - Юленька, доченька, а я смотрю, где ты?
  Юля выбежала из дома счастливая, обняла мать, поцеловала.
  - Какая ты румяная, шустрая стала.
  Взгляд тещи наткнулся на висевшую, на проволоке стирку.
  - Что это? - изумилась она.
  Юля промолчала, лишь глазами на свекровь покосилась.
  - А... Ну, ничего, доченька...
  Стиральную машинку занесли на веранду, распаковывать пока не стали. Мать окинула коробку брезгливым взглядом, вышла на улицу и ушла куда-то вглубь двора.
  - Нелегко вам с ней, - заметил Василий Петрович.
  - Бывало и хуже, - согласился Игорь.
  День был чудесный, солнечный. Стол вынесли на улицу, поставили в уютной тени ореха. Тесть выгружал на него из большой хозяйственной сумки привезенные запасы.
  - Пирожочки, Варенька специально для вас испекла, всю ночь тесто месила, чтобы не убежало, колбаска домашняя, кровяночка, сало, салаты. А вот это, - достал двухлитровую пластиковую бутылку, Юлечка, твое любимое из того винограда, что за сараем растет. Удачное винцо получилось. Но это - вам, женщинам. Для нас с Игорем найдется напиток посущественнее... - На столе тут же появилась бутылка поменьше с прозрачной жидкостью. - Ты ее, Юленька пока в холодильник поставь, пусть остынет.
  Мать Игоря, отстранившись от всего, словно лунатик бродила возле деревянного сарая. Она демонстративно не желала ни с кем общаться, и никто ей свое общество не навязывал. Но, происходящее не прошло мимо ее внимания.
  - Игорь! - позвала голосом умирающего лебедя. - Ты что будешь пить? - спросила, когда он подошел.
  - Да, мама.
  - Игорь, я тебе не разрешаю.
  - Мама, мне уже больше тридцати, и я - взрослый человек.
  - Прежде всего, ты мне сын.
  Спорить и что-то доказывать было бесполезно.
  - Никогда бы не подумала, что мой родной сын может опуститься так низко. Хорошо, что Ленечка, покойный, не видит...
  - Я думаю, папа составил мне компанию, - огрызнулся Игорь.
  С его стороны подобный выпад был равносилен бунту. У матери от неожиданности даже речь отобрало.
  Через некоторое время до нее начало доходить, что она больше не имеет прежнего влияния на сына.
  - Игорь, - сказала сухо, сердито. - Немедленно отвези меня домой. Я не хочу видеть этот шабаш.
  Так и сказала - шабаш!
  Как будто происходящее на ее глазах было чем-то страшно неприличным.
  Первым порывом было - убедить ее остаться, как обязывали правила гостеприимства, но Игорь представил, чем все может обернуться.
  - Как хочешь, мама.
  - Вы тут накрывайте, я - ненадолго, - сказал удивленному тестю, открыл ворота и вывел машину на улицу.
  Пока ехали, мать не проронила ни единого слова. Впялилась в лобовое стекло, лицо без эмоций, казалось высеченным из камня. Когда показались первые дома, тоном, не допускающим возражений, приказала высадить ее возле ближайшей остановки.
  - Я так поняла, что у меня больше нет сына, - бросила в лицо, по-видимому, тщательно отрепетированную в мыслях фразу, хлопнула дверцей и поспешила к подъезжающему троллейбусу.
  Домой Игорь вернулся никакой, настроение - ниже плинтуса. На душе пусто, тоскливо, хоть волком на луну вой.
  Тесть сразу заметил его состояние. Молча, наполнил два стакана.
  - Давай, сынок, за то, чтобы в жизни было меньше огорчений.
  Выпил крепкую самогонку, словно воду, даже не скривился. Тесть тут же налил по второй. Женщины тоже присоединились. Пили вино, разговаривали о всяких мелочах. На душе постепенно теплело, становилось легче.
  Он заметил, что испорченные матерью вещи заново перестираны, и, кажется, даже Юлину блузку удалось спасти. Нарядный вид она, конечно, потеряла, но для дома еще вполне пригодна.
  Посидели хорошо, долго.
  Игорь никогда раньше так много не пил, но пьяным себя не чувствовал. Развеял тоску, снова порадовался жизни.
  И, может, впервые по-настоящему ощутил, что у него есть семья.
  И, что семья, это - не только они с Юлей.
  И, что иметь семью, оказывается, чертовски хорошо!
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  Глава десятая
  Лето прошло быстро, словно один день. Игорь разрывался между работой и заботами по хозяйству. Юля, как и мечтала, оборудовала во флигеле мастерскую, накупила холстов, красок, и стены жилища украшали уже несколько ее вполне приличных пейзажей.
  Все было нормально, тихо и спокойно.
  Даже с матерью у Игоря наладились отношения. Не то, чтобы совсем, но как бы зафиксировались на неком новом этапе.
  Теперь, каждый вечер в определенное время, он уходил вглубь двора, в так называемую "зону приема", и по часу, а то и больше выслушивал по телефону ее нравоучительные лекции.
  Неприятная обязанность, но ведь в любых ситуациях нужно находить здоровый компромисс. Игорь морщился, кривился, но добросовестно исполнял "сыновний астральный долг", так он сам называл свои ежевечерние слушания. Именно слушания, потому самому ему редко когда удавалось вставлять слово в заунывный монолог. Иногда он на некоторое время оставлял трубку, занимался своими делами, потом говорил нечто отрывистое, типа: "да" или "угу", и его маленькие шалости оставались незамеченными.
  Где-то в начале сентября Юля внезапно ощутила головокружение, ей стало дурно, а потом и вовсе стошнило. Недомогание прошло так же быстро, как и возникло, но сомнений больше не оставалось.
  Она и раньше подозревала, что беременная. Двухнедельная задержка, странные сны...
  Игорю решила пока ничего говорить. Съездит сначала в больницу, проконсультируется, чтобы знать все наверняка.
  На следующий день, утром, лишь только Игорь уехал на работу, она тоже собралась и пошла на остановку.
  Из женской консультации Юля вышла радостная и довольная.
  Все нормально, все подтвердилось.
  Было, конечно, страшно, вполне естественный страх ожидания нового, перемен. Но чувство приподнятости и даже некоего внутреннего торжества приглушало его, делало несущественным.
  Она представляла, как преподнесет новость мужу, а уж родители обрадуются, не то слово. С тех пор, как они с Игорем переехали в свой дом, отец всякий раз интересовался, когда молодые порадуют его внуком.
  Этот день должен стать настоящим праздником! А что нужно для праздника?
  Юля направилась к ближайшему супермаркету. Купила бутылку шампанского, не дешевого, из тех, что дороже, коньяк, конфеты, набрала в тележку гору всякой вкусной еды.
  Ей, конечно, пить нельзя, а Игорь пусть порадуется.
  Хотя, капельку вина, наверное, можно.
   Заключительный аккорд, так сказать.
  Везде пишут, что вино способствует повышению гемоглобина, а ей сейчас лишний гемоглобин не помешает. Тем более, что и врач намекал на это, предлагал даже выписать направление в больницу.
  - У вас поздняя беременность, нужно постоянно находиться под присмотром.
  Слова его Юля всерьез не восприняла. Тоже придумал - поздняя беременность. Бабки в семьдесят лет рожают и - ничего. А ей всего тридцать пять. Наверное, просто нужно план по загруженности койко-мест выполнять.
  - Юля, Юлечка! Ты ли это?
  Она обернулась.
  Невысокий смуглый мужчина в светлой футболке с тонкими усиками над верхней губой и смешной бейсболке, улыбка до ушей. Что-то очень знакомое в чертах лица.
  - Паша?
  Все еще переполненная светлой радостью, она бросилась на шею бывшему однокурснику, чем ошарашила его, и расцеловала.
  - Пашка! Сто лет тебя не видела! Как ты?
  - Да так, ничего, - замялся он. - Работа, семья, дети. А ты...
  - Тоже - нормально...
  Внезапно что-то укололо в спину, вынудило обернуться. И сразу сердце замерло, дыхание остановилось, распирающая только что радость улетучилась, словно воздух из лопнувшего шарика.
  - Юлечка, что с тобой? Тебе плохо? - Паша не мог понять, что случилось, из-за чего столь разительная перемена настроения.
  Неуклюже пытался обнять ее, но Юля резко, даже зло, вырвалась из его рук, отстранилась.
  Только было уже поздно.
  Неопрятная старуха в бомжеватом наряде стояла возле бортика, ограждающего проезжую часть, и не отрывала от нее излучающего злобу, нет, не злобу - ненависть, глаз. Увидев, что ее заметили, она довольно, как-то даже - плотоядно, ухмыльнулась и ушла.
  "Штирлиц никогда не был так близок к провалу", - мелькнуло в голове. Только старый анекдот теперь не казался смешным. Она представляла, что свекровь наговорит Игорю, и понятия не имела, как сможет оправдаться. Ведь о том, что она сейчас в городе он даже и не подозревал.
  - Юлечка...
  - Извини, Паша, мне нужно бежать...
  Она оставила так ничего и не понявшего однокурсника, и медленно, походкой совершенно раздавленного человека, побрела к остановке.
  ***
  Мобильник запиликал, как всегда в самое неудобное время.
  - Выключи ты эту пищалку! - возмутился шеф. - Слово невозможно сказать...
  Игорь, не взглянув на дисплей, послушно отключил телефон.
  Освободился он минут через сорок. Вздохнул с облегчением.
  Такого нагоняя ему давно получать не приходилось. В статью о визите премьер-министра вкралась ошибка. Несущественная, можно было списать на опечатку. Но шеф, по-видимому, уже получил внушение свыше и не замедлил отыграться на подчиненном.
  Чего только не довелось выслушать, даже намеки о профнепригодности. Хотя, если называть разъяренный рык - намеком, что же тогда - утверждение?
  Работа журналиста неразрывно связана со стрессами. Каждый из представителей одной из древнейших профессий по-своему оберегается от них. Многие находят утешение в спиртном. Игорь к таковым не относился. В компании, конечно, выпить не отказывался, но особо не усердствовал. А когда начальство доставало, как сегодня, например, лучшим противоядием для него была чашечка кофе: не растворимого в прокуренном кабинете, а заваренного в турке в летнем кафе через дорогу от редакции. Его приятно пить не спеша, маленькими глотками, и ни о чем не думая. Толпы прохожих за оградкой, проезжающие улицей автомобили служили прекрасным фоном, для того чтобы рассеять внимание и выветрить из головы лишнее, неприятное.
  Сейчас Игорь решил изменить традиции. Уж слишком бурным получился разбор полетов. Заказал кроме кофе рюмочку коньяка. К вечеру протрезвею, ничего страшного, подумал, вспомнив, что он за рулем.
  Когда официантка принесла заказ, вспомнил о звонке.
  Звонила Юля.
  Что могло случиться?
  Набрал номер, но жена была в не зоны досягаемости. Естественно, не будет же она час сидеть на одном месте.
  Только спрятал телефон и отглотнул огненной жидкости, он ожил снова.
  Теперь - мать.
  Очень странно. Неурочное время. Обычно они разговаривали только по вечерам.
  Игорю не хотелось отвечать, и так настроение препаршивое, а тут еще: выслушивать непонятные, лишенные смысла бредни. Посмотрел на мигающий монитор и нажал отбой.
  Но через пять минут звонок повторился.
  Пришлось смириться с неизбежным и ответить.
  ***
  - Представляешь, я сегодня твою маму видела, - сказала Юля, едва Игорь вышел из автомобиля, громче обычного захлопнув дверцу. Она решила пойти ва-банк и сразу покончить с неприятным, чтобы перейти к более радостным новостям.
  - Представь себе, она тебя тоже.
  Игорь выглядел, хмурым, недовольным, возможно, подавленным. Впрочем, чего еще ожидать. Небось, свекровь успела обо всем доложить в самом нелицеприятном для Юли свете.
  - Что-то она неважно выглядела. Не болеет.
  Юля пыталась вести себя естественно, будто ничего особенного не произошло.
  Но ведь и в самом деле ничего не произошло.
  Самый большой и единственный ее грех заключается в том, что она не сказала мужу о своей поездке в город.
  Тоже мне, проблема.
  А если бы она работала?
  Пришлось бы оправдываться каждый день за каждую встречу с кем-то из коллег или знакомых?
  Бред!
  Однако, в жизни столько нелогичного, что иногда самая невинная ситуация может предстать в таком ракурсе, что...
  Нет, лучше об этом не думать...
  - Ты сегодня была в городе? - Игорь спросил резко, даже грубо.
  Юля уловила запах алкоголя, что поразило ее больше всего. Он никогда раньше не позволял себе выпивать, зная, что придется садиться за руль.
  Вопрос был из тех, на которые ответ не нужен. Предыдущий диалог все объяснял. Его мама не могла сюда приехать, следовательно, и дураку понятно, что она ездила в город.
  Да и был это не вопрос, скорей - обвинение.
  - Мне нужно было поехать, - вопреки желанию, Юля почувствовала, что начинает оправдываться.
  - И цель поездки настолько засекречена, что родному мужу о ней знать нельзя?
  - Представь себе... - Юля улыбнулась, но улыбка тотчас разбилась о каменное выражение его лица.
  Игорь не воспринял юмора, не желал слушать оправданий, он был взвинчен до предела и настроен на серьезный разговор.
  Вода камень точит.
  Юля понимала, что при всем своем реалистическом взгляде на мать, зная ее желание разбить их семью, он, тем не менее, сейчас пребывал в той ситуации, когда не поверить ей невозможно. Тем более, жена своей вины не отрицает. А логика человека устроена таким образом, что все действия, совершаемые втайне, воспринимаются, как направленные во вред.
  - Не хмурься, - перешла на серьезный тон. - Я все объясню. У меня для тебя приятная новость.
  Туча недоверия и недосказанности уже значительно затмила радость новости, и в голосе, каким она произнесла последние слова, преобладала тоскливая усталость.
  - Не слишком ли много хороших новостей для одного дня?
  Умышленно сделанное ударение на слове "хороших" резануло такой болью, что слезы выступили на глазах. Не желая, чтобы Игорь увидел их, она отвернулась, а он, воспользовавшись этим, прошел мимо нее к дому и закрылся в ванной.
  Из ванной Игорь вышел посвежевший и, кажется, слегка оттаявший. Но на жену по-прежнему взирал строго, с укоризной.
  - Рассказывай! - небрежно забросил полотенце за приоткрытую дверь и выключил свет.
  - Пойдем...
  Юля взяла его за руку, почувствовала, что у него возникло желание выдернуть ее, но он сдержался. Повела его за флигель, где они недавно обустроили уютный уголочек. Там на столе все было готово. Шампанское, коньяк, вино. И ужин - праздничный ужин.
  Игорь изумился, глаза полезли на лоб, на некоторое время он забыл, что сердится на жену и должен быть с ней строг.
  - Ни фига себе? В честь чего банкет?
  Улыбка, наконец-то разгладила суровые морщинки на его лбу, вместо них образовались две приятные складки в уголках возле рта. Он не умел долго сердиться.
  - Я же тебе говорила, что у меня - приятная новость, - Юля тоже улыбнулась, загадочно, с хитринкой.
  - Колись, неверная жена! - сказано это было уже совсем по-другому, без упрека, словно, как тебе моя шуточка?
  Он сел за стол, осмотрел этикетки на бутылках, удивленно присвистнул.
  - Наверное, и в самом деле есть повод?
  - Я сегодня была в консультации.
  - И?.. - лицо Игоря вытянулось в нетерпеливом ожидании, хотя по настроению Юли ему и так было все понятно.
  - Будешь скоро гордо именоваться папой!
  Юля видела: Игорь не знает, как реагировать на ее слова. По всем канонам он должен был прыгать от радости, но он еще не разобрался в своих чувствах и на лице его скорее угадывались смятение и недоумение. Не потому, что он не хотел ребенка и не ждал его, просто ему нужно было время, чтобы привыкнуть.
  Наконец он, что-то для себя решил, даже не решил, вспомнил, наверное, из книжек, фильмов, где возникают подобные ситуации. Поднялся, подошел к ней, обнял, поцеловал. Без слов, молча. Да и не нужны были слова. Они бы все испортили. От них бы в любом случае веяло фальшью.
  Затем было шампанское и какая-то суетливая радость. Что-то новое уже витало над ними, и они всеми силами пытались свыкнуться с ним, принять его, научиться ему радоваться. Игорь налегал на коньяк, Юля старалась ограничивать себя и мужественно растянула бокал шампанского на весь вечер.
  Постепенно ситуация выровнялась, напряжение ушло, они снова стали естественными.
  - А ты знаешь, я сегодня Пашку Смирнова встретила?
  - Да? И как он?
  - Постарел. Жаль, расспросить ничего не успела. Он увидел твою маму, испугался и сбежал...
  - Представляю, - Игорь смеялся весело и искренне. - Такого зрелища кто угодно испугается.
  У Юли отлегло от сердца.
  Все вопросы были сняты, щекотливые моменты приглажены. Жизнь нормализовалась и после небольшой выбоины снова вышла на ровную, укатанную полосу.
  
  Глава одиннадцатая
  На следующий день Игорь привез огромный букет роз. Юля растрогалась до слез.
  Она знала об отношении к цветам свекрови, знала, что Игорь всегда робел, покупая их. Отрицание матери засело комплексом в его мозгу. До этого он дарил ей цветы лишь раз, на свадьбе, когда без этого нельзя было обойтись.
  А в воскресенье зашел в мастерскую, где она уединялась в дождливую погоду, унюхал запах растворителя и запретил рисовать маслом. Пришлось перейти на акрил. Юля и сама чувствовала, что это неизбежно. Нанюхавшись растворителя, она потом весь день чувствовала тошноту и головную боль. В нормальном состоянии могла бы смириться, но теперь нужно думать о здоровье будущего ребенка.
  Конец сентября ознаменовался нудными затяжными дождями. Игорю пришлось оставить машину и добираться на работу и обратно маршруткой. Теперь ему приходилось раньше вставать, а возвращался он гораздо позже.
  Юля начала замечать, что он все чаще появляется навеселе и не могла понять причину: ожидаемая радость, или что-то его угнетает, и он при помощи спиртного пытается заглушить некую внутреннюю боль?
   Спрашивать напрямую не хотелось. Кроме здоровья, ей нужно было оберегать нервную систему.
  Она догадывалась, свекровь не оставляет попыток настроить Игоря против нее. Сама была свидетелем: когда муж впервые сообщил, что она беременна, прежде чем он догадался отойти, успела услышать, как свекровь занудным голосом вдалбливала сыночку, что радоваться нечему, так, как неизвестно, чьего ребенка ему придется воспитывать.
  Маразм!
  Можно было бы сказать - старческий маразм, но по возрасту мать Игоря никак не определялась в разряд старух. Потому и определение отыскать трудно.
  Игорь относился к словам матери скептически, почти всегда делился с Юлей ее новыми предположениями, и они вдвоем смеялись над ними.
  Но ведь, опять-таки, вода камень точит.
  Если постоянно вдалбливать в голову одно и то же, обязательно наступит время для сомнений, которые впоследствии способны перерасти в недоверие и даже - вражду.
  Что делать и как с этим бороться, Юля не знала. В какой-то миг она пустила все на самотек. Не была уверена, что поступила правильно, но ничего иного ей в голову не приходило. Переигрывать поздно, а что будет дальше, покажет время. Оно расставит все по местам, как предназначено свыше.
  Но так ли, как нам того хочется?
  С настойчивостью одержимой, Юля гнала подобные мысли прочь. А они, не спрашивая разрешения, влезали в голову все чаще и чаще.
  Юле приснился сон.
  Страшный сон.
   Она проснулась, промокшая от пота и долго не могла отдышаться. Нагрянувший кошмар и в реальном мире не спешил оставлять ее.
  О чем был сон, вспоминалось с трудом. В голове некоторое время еще возникали бессвязные абстрактные картинки, но вскоре и они пропали.
  Кажется, что-то, связанное с ней и с ее будущим ребенком...
  В комнате было темно, на противоположной стене мирно тикали старинные часы-ходики, она отыскала их во флигеле и отреставрировала.
  Было очень тихо.
  Юля давно уже не просыпалась посреди ночи и успела забыть давящую на мозги тишину, так пугавшую ее поначалу.
  Легко, стараясь не разбудить Игоря, соскользнула с дивана, надела шлепанцы, накинула на плечи халат и вышла на кухню.
  Ей очень хотелось пить. Жажда наждаком резала горло.
  К чему бы?
  Вечером она поленилась закрыть ролет, и сквозь маленькое окошко пробивался яркий лунный свет. Прозрачной серебряной дорожкой он под косым углом ложился на пол, упирался в стену и там, нарисовав квадратную клетушку окна, заканчивался, чуть-чуть не добравшись до потолка.
  Распогодилось, вот Игорь обрадуется.
  Бедняжка, без машины совсем замучился. Оно и понятно: топать до остановки, толпиться в битком набитом салоне, а вечером с города, вообще, добраться - проблема.
  Не зажигая свет, открыла холодильник, там нашлась картонная коробка с апельсиновым соком. Юля открутила крышку и сделала несколько жадных глотков. Сок был холодный с приятной кислинкой, именно то, чего хотелось.
  Утолив жажду, прошла в ванную. Яркий свет, привычная обстановка маленького замкнутого пространства, тихо журчащая вода успокаивали. Теплый душ полностью прогнал остатки тревожных видений, но и спать больше не хотелось.
  Может, пойти в мастерскую?
  Юля вышла в веранду. Здесь луне не было преград, ее призрачный голубоватый свет свободно проникал сквозь застекленные стены, превращая знакомые до мелочи предметы в нечто сказочное, нереальное.
  Юля выглянула на улицу.
  Тени деревьев рисовали на земле замысловатые картины, очертания которых, словно в калейдоскопе, менялись, под дуновением ветерка. Они то казались мирными и безобидными, то вдруг превращались в страшных монстров, жадно разевающих клыкастые пасти в ожидании жертвы.
  В мастерскую идти перехотелось. На веранде было спокойно и уютно, но стоило представить, что нужно выйти на улицу и идти сквозь изменчивые тени, мороз пробегал по коже.
  Юля опустилась в кресло и долго смотрела на большую круглую луну. Иногда ее ненадолго заслоняли ветки, как будто пытались поймать и спрятать в темный мешок, а она боролась, уворачивалась, ускользала. Временами набегала легкая, словно паутинка туча, и свет угасал, становился матовым, рассеянным.
  Фантастическая игра теней, завораживала, притягивала к себе, одурманивала, как гипноз.
  Сколько она так просидела, Юля не помнила. Погрузилась в некое забытье, а, может, просто вздремнула.
  Очнулась от того, что затекли ноги. В последнее время такое случалось часто, когда долго не двигалась. Поначалу это пугало, но из книжек, которыми ее обильно снабдил Игорь, Юля узнала, что для беременных затекшие ноги - обычное явление, и успокоилась.
  Неприятные щекотные мурашки толпой промчались по бедрам, добежали до пяток и там остановились, пощипывая или вгрызаясь в тело своими маленькими острыми зубками. Юля помассировала ноги, стало легче, но ненамного.
  Нужно заставить себя подняться и немного походить. Сначала будет больно, потом все пройдет.
  Она так и сделала. Сморщилась, от множества уколов, одновременно вонзившихся в кожу, постояла, опираясь рукой о стол, пока ставшие ватными и чужими ноги, не обрели чувствительность. Прошлась с одного конца веранды к другому и обратно. Вроде бы, все нормально, пришло в норму. Можно идти баиньки.
  Она уже дозрела для сна. Более того, веки отяжелели, и требовалось прилагать усилия, чтобы держать глаза открытыми. Рот то и дело самопроизвольно, широко, до хруста в челюсти, раззевался для глубокого зевка.
  И зачем себя мучить?
  Юля совсем уже настроилась вернуться в спальню, когда во дворе раздался настороженный рык Псины.
  Юля вздрогнула, ей стало не по себе. Как будто отголосок разбудившего кошмара пронесся в голове, мелькнул и исчез, не давая ни четкой картинки, ни реального образа, но оставив после себя тяжелый, угнетающий след.
  Она робко выглянула в окно, но увидела все ту же замысловатую пляску теней. Ничего нового, хотя воспринималось все уже совершенно по-иному.
  Что могло напугать Псину, ласкового беззаботного щенка, который и лаял то лишь в исключительных случаях, в основном, без злобы, требуя от хозяев поспешить с положенной ему едой?
  А чтобы рычал...
  Такое Юля слышала впервые.
  Ее сердце бешено колотилось высоко в груди, казалось, где-то в районе подбородка. А рык не прекращался. Сначала тихий, ворчливый, он становился громче и звучал угрожающе.
  Или испуганно?
  А дальше перерос в заливистый лай.
  Краешком глаза Юля заметила пятнышко, мелькнувшее на освещенном луной пятачке, оно быстро скрылась в тени, и лай уже раздавался далеко, где-то возле флигеля. Потом он повысился, перерос в скулеж и резко, как-то - сразу, оборвался, словно на полуноте.
  В панике Юля со всех ног бросилась в спальню и начала тормошить спящего мужа.
  - Игорь! Игорь! Проснись! Там кто-то есть, - орала шепотом, не решаясь говорить нормальным голосом.
  - Что такое?
  Игорь никак не мог придти в себя. Он мучительно долго, расклеивал глаза и, даже, когда поднялся, все равно ничего не соображал.
  - Кто-то залез во двор. С Псиной что-то случилось...
  Слезы бежали из глаз: от страха, бессилия и от того, что Игорь не желает понимать, что она от него хочет.
  Наконец он очнулся, его взгляд стал осмысленным.
  - Который час? - спросил.
  - Какая разница? Не знаю я... - и посмотрела на часы. - Половина третьего.
  - Тебе что-то приснилось?
  - Не приснилось. Я уже давно не сплю. Вставай же, наконец.
  Его медлительность и заторможенность выводили из себя, бесили. Ей хотелось орать, она даже готова была ударить его, чтобы он начал что-то делать. Но вместо этого просто расплакалась.
  - Успокойся, миленькая. Тебе нельзя нервничать. Такое бывает, я читал в книжке...
  - Что бывает? Что бывает, - повторила, захлебываясь от истерики. - Ты меня за дурочку принимаешь? Говорю тебе, кто-то залез к нам во двор!
  Похоже, и сейчас Игорь ей не поверил, но, чтобы успокоить, поднялся, наконец, натянул брюки. Захватил на кухне железную кочергу, которой ворошили угли в печке, взял фонарь и пошел к выходу.
  - Не зажигай свет! - шепотом попросила Юля.
  Она уже немножко отошла, и недавний страх пересилил другой, за Игоря. Ей больше не хотелось, чтобы он выходил во двор и подвергал свою жизнь неизвестной опасности.
  - Может, подождем до утра? - попросила.
  Только Игорь сам уже был взвинчен. И, как подозревала Юля, не потому, что поверил ей, а по той причине, что его подняли среди ночи, наорали ни с того ни с сего, и едва ли не обозвали трусом.
  - Сиди здесь, я сейчас, - сказал резко.
  Его не приглушенный голос показался Юле очень громким.
  - Игорек, - всхлипнула.
  Он отодвинул задвижку и открыл дверь.
  - Подожди, я с тобой! Мне одной страшно.
  Юля заметалась по веранде, не нашла ничего более подходящего, чем качалка, крепко, до боли в суставах, сжала ее в руке и выбежала вслед за мужем.
  На улице было тихо и прохладно. Они обошли двор, и ничего подозрительного не увидели. Несколько раз Игорь свистом звал Псину, но - безрезультатно.
  - Забежал, наверное, куда-то, ему ведь тоже погулять хочется, - предполагал Игорь, только уверенности в его голосе Юля не почувствовала.
  Раньше щенок строго держался двора и никуда из него не выходил.
  Продолжать поиски не имело смысла. Если кто-то и забрался во двор, он, наверное, давно сбежал или затаился в темном уголке. Таких укромных уголков вокруг было предостаточно.
  Когда вернулись в дом, Игорь зажег газ и поставил чайник.
  - Все равно, не усну, - сказал. - Скоро на работу собираться. Тебе не будет страшно одной.
  Юле было страшно, но она надеялась, что днем тревога исчезнет и все возвратиться на круги своя.
  - Твоя жена, хоть и дурочка, но не паникерша.
  - Да? - сделал вид, что удивился Игорь. - Если судить по сегодняшней ночи, я бы на твоем месте не спешил разбрасываться такими заявлениями.
  - Ты мне не веришь?
  - Верю. Только не думаю, что все настолько серьезно, чтобы терять голову. В сельской местности всегда процветали мелкие кражи. А сейчас и подавно - тянут все, что плохо лежит. Забрался к нам воришка и сам с испугу в штанишки наделал.
  - А Псина? Что с Псиной случилось?
  - Найдется он, не переживай.
  - А если, нет?
  - Все равно не переживай.
  Игорь хотел улыбнуться. Улыбка получилась кривой, натянутой, и совсем не ободряла.
  
  Глава двенадцатая
  Под утро Юля таки смогла уснуть, а Игорь продолжал сидеть на веранде, выкуривая одну сигарету за другой и приканчивая только вчера открытую банку растворимого кофе.
  Он был сильно встревожен. Если поначалу отнесся к словам жены легкомысленно и едва не обозвал ее истеричкой, сейчас в корне поменял свое мнение. Причиной тому стало отсутствие собаки.
  Псина всегда держался дома, рядом с верандой у него была уютная конура, и щенок редко отбегал далеко от нее без крайней необходимости. Разве что сопровождая кого-то из хозяев, да и то лишь в пределах огороженной территории. За пределы двора он не выходил никогда и не стремился к этому. И еще не было случая, чтобы он не откликался на зов.
  Успокаивая Юлю, Игорь уже был почти уверен, что со щенком случилось нехорошее. Теперь главное - сделать все возможное, чтобы происшествие не отразилось на жене. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.
  Лишь только начало светать, он вышел на улицу и тщательно осмотрел двор. Долго искать не пришлось. То, чего нельзя было увидеть ночью, даже при бледном утреннем свете бросалось в глаза.
  Игорь ужаснулся от увиденного, а потом возблагодарил небо за то, что жены рядом нет.
  Большая кровавая лужа резким пятном выделялась на устеленной пожелтевшими листьями земле, а дальше кровавая дорожка уводила в заросли густого кустарника, разросшегося на границе участка вдоль сетчатого забора.
  Вытянувшееся тело щенка лежало возле забора. Оно уже окоченело.
  Игорь долго смотрел на то, что осталось от домашнего любимца и что уже им не было, и так и не решился к нему притронуться. Холодная рыжая оболочка, покрытая сбившейся клоками рыжей шерстью, некогда мягкой и приятной на ощупь. Из нее ушла жизнь, а то, что осталось, вызывало мистический страх и сильную печаль.
  Игорь ногой поддел негнущееся тело, перевернул его и увидел, что череп собачки почти надвое раскроен каким-то острым предметом. Наверное, топором.
  Кому понадобилось убивать безобидную собачку, которая всего лишь честно исполняла свой долг?
  Даже не долг, слишком высокие слова, она просто, как умела, отрабатывала харчи.
  Нет, и это неправильно.
  Платила благодарностью людям, приютившим ее, кормившим и любившим ее. Оберегала их покой, предупреждала о появлении нежданных гостей...
  Игорь с трудом проглотил комок, застрявший в горле. Глаза саднило, словно в них попал песок.
  Кто посмел забраться к ним?
  Зачем?
  Что ему здесь нужно?
  Ясно, что не с хорошими намерениями. В гости с топором не ходят и собачек просто так не убивают.
  Что же теперь делать?
  Нужно спешить на работу. Как оставить Юлю одну?
  Вдруг ночной визитер пожалует снова?
  Вдруг он сейчас наблюдает за ним?
  Увидит, что жена осталась одна...
  Мысли одна страшнее другой будоражили голову. Нужно было прочесать двор, найти лазейку, через которую неведомый враг пробрался во двор. Только времени на все это не было. Он и так опаздывал. А еще нужно было похоронить Псину и убрать следы крови.
  Не дай Бог, чтобы Юля ненароком их увидела...
  - Солнышко, не хочешь сегодня поехать в город, прогуляться? - спросил, как бы, между прочим, упрятав глубоко в себе страх и волнение.
  Но, наверное, не так далеко, как хотел.
  - Ты боишься оставлять меня одну?
  - Ну... - он замялся.
  Игорь не привык врать и чувствовал себя не в своей тарелке.
  - Ты что-то нашел? Там действительно кто-то был?
  Юля выглядела намного лучше, чем ночью. Она сумела взять себя в руки и сейчас, как показалось Игорю, была спокойнее, чем он сам.
  - А что с Псиной? - задала новый вопрос, так и не дождавшись ответа на предыдущий.
  И сразу все сама поняла.
  Плохой из него разведчик, никудышный. С таким самообладанием, не то, что в тыл врага пробираться, с родной женой разговаривать рискованно.
  - Его больше нет?
  Скрывать дальше не имело смысла. Зачем зря обнадеживать, а потом увиливать и придумывать нелепые объяснения?
  С потухшим взором Игорь кивнул головой.
  - Как он погиб?
  - Кто-то разбил ему голову.
  Игорь не стал уточнять, что череп собачки был раскроен надвое. Он и так сказал гораздо больше, чем хотел и, чем было нужно.
  Вопреки его ожиданиям, Юля восприняла неприятную новость достойно, с полным самообладанием. Мужественнее, чем он сам.
  Может, и правду говорят, что женщины черствее мужчин?
   Он вспомнил, как читал где-то, что палачами в НКВД были, в основном женщины, так как у мужчин нервная система не выдерживала вида пыток, и они сходили с ума.
  Неужели, правда?
  Ведь с виду они - такие хрупкие, нежные. Актрисы, одним словом. А внутри, если покопаться, коварные, хитрые, жестокие.
  Ну и мысли.
  Игорь даже головой мотнул, чтобы отогнать наваждение. Точно крыша съезжать начинает. Вместо того чтобы радоваться, Юлиному самообладанию, выдумывает, черт знает, что.
  Все объясняется гораздо проще. Проснувшийся материнский инстинкт создал своеобразный барьер, подавил неприятные эмоции, дабы уберечь здоровье будущего ребенка.
  - Ты его спрятал? - голос жены дрогнул, он увидел взблеснувшие в уголках глаз слезинки, и от сердца немного отлегло.
  Она так и спросила - "спрятал"?
  Не похоронил, не закопал. Мягче звучало, обыденнее, не так трагично.
  - Да, - ответил лаконично.
  - Нужно могилку сделать. Я туда буду цветочки приносить...
  - С ума сошла, зачем? - не сдержался Игорь, но Юля уже сама поняла, что сморозила глупость.
  - Как думаешь, кто это мог сделать?
  - Не знаю. Скорей всего, кто-то из местных. Хотели что-то потянуть со двора, а собачка подняла шум.
  - Может, милицию вызвать?
  - Бесполезно, - Игорь был рад, что разговор вошел в деловое русло. - Что мы им скажем: убили любимую собачку? Они нас же и оштрафуют за ложный вызов.
  - Игорюнчик, если это - просто воры, то мне бояться нечего. Они ведь трусливые и сами всего боятся. Днем они сюда не придут. А ночью мы вдвоем будем сторожить, чтобы отогнать их раз и навсегда.
  Игорь снова поразился практической хватке жены. Такая мысль должна была прийти в голову ему, и именно он должен был ее озвучить.
  - Ты и, правда, не боишься.
  - Боюсь, - призналась Юля. - Только ты за меня не беспокойся. Я буду очень осторожной. В случай чего, закроюсь в доме. Сюда-то они точно не полезут. А на крайний случай у меня кочерга есть. Сумею за себя постоять. Я ведь, страх, какая храбрая!
  Она даже попробовала улыбнуться.
  Весь день на работе Игорь чувствовал себя, словно на иголках. Беспокойство за жену и невозможность позвонить ей угнетали. Он хотел отпроситься раньше, но не получалось. Редактор отправил на нудное заседание в горисполком, где, вообще, пришлось выключить телефон.
  А если Юле нужна помощь?
  Вдруг, что-то случилось?
  Нет, нельзя думать о плохом.
  Мысль - материальна. Она способна притягивать негатив...
  Едва дождался окончания заседания, первым выскочил в коридор, включил мобильник. Тотчас пришла "эсемеска" о пропущенном звонке.
  Правда, не от Юли.
  От сердца немножко отлегло. Звонила мама.
  - Здравствуй, сыночек, - услышал знакомый заунывный голос, самой интонацией свидетельствующий о том, как все вокруг и везде плохо, - Я тебе звонила несколько раз, почему ты не поднимал трубку, почему у тебя выключенный телефон. Мне уже всякие мысли в голову лезут. Время сейчас, сам знаешь, какое. А у тебя - такая работа...
  - Мама, я в горисполкоме на заседании... - на эту тему мать могла говорить часами, так же, как часами могла рассказывать о том, что ей не повезло с невесткой.
  Сейчас выслушивать ее жалобы было некогда. И место не подходящее, и настроение не соответствует.
  Мать немного помолчала. Даже через трубку, ощущалось, что - обиженно.
  - Игоречек, сыночек, ты должен немедленно ко мне приехать.
  - Мама, я не могу! Давай - завтра.
  - Сыночек, мне очень плохо, у меня всю ночь хватало сердце, у меня давление - двести двадцать. Я так за тебя волнуюсь. Ты ведь у меня - один. Мне так горько, больно, обидно, что тебе досталась такая судьба. Видишь, как плохо, что ты меня не слушался. А теперь... Игорь, нужно, чтобы ты понял, что в жизни для тебя есть только один родной человек. Только твоя мама. Лишь она одна желает тебя добра. Все остальные только используют тебя, ищут выгоду, требуют, чтобы ты горбился, тратил собственное здоровье, чтобы ублажать их низкие прихоти...
  - Мама, потом поговорим, мне - некогда.
  - Сыночек, - голос мамы стал строже. - Я сегодня весь день не выходила из дома. У меня все болит. Мне очень плохо. Мне некому купить лекарства, продукты...
  - Какие нужны лекарства? - Игорь достал блокнот, - Я буду ехать домой, завезу.
  - Игорь, ты не должен обманываться. У тебя может быть только один дом. Тот дом, в котором живет твоя мама. Это твое гнездо, все остальное, Игорек, это - блеф, мыльный пузырь. Оно чужое для тебя. Так, как и те люди, которые говорят, что ты для них дорог, а на самом деле, случись что, переступят через тебя и не обернутся... Ты должен бы и сам это понимать. Но ты еще совсем ребенок и взгляды на жизнь у тебя детские. Ты ничего не видишь, смотришь на мир сквозь розовые очки и не можешь распознать недоброжелателя, даже если он находится рядом с тобой. Но в этом я сама виновата. Я всю жизнь ограждала тебя от неприятностей, старалась, чтобы ты знал только хорошее в жизни. И, теперь я поняла, что переусердствовала. Мне теперь нужно исправить свою ошибку. Я должна тебя переубедить, переучить, направить на истинный путь. Иначе тебе будет очень трудно в жизни. Если меня не станет, ты пропадешь, не выживешь в этом кошмарном мире, где каждый желает тебе только зла...
  - Мамочка, я все понял. Мне некогда. Скажи название лекарств.
  - Сыночек, ты ведь должен знать, что для матери главное лекарство - видеть рядом с собой родное дитя...
  - Все, извини, меня зовут. Вечером заскочу.
  Игорь не стал дожидаться очередного монолога и поспешно отключил телефон.
  И сразу он запиликал снова.
  Пришедшее сообщение уведомляло, что пока он слушал маму, звонила Юля. Игорь тотчас набрал ее номер, но в ответ лишь уныло звучали долгие гудки...
  Мать не выглядела больной. Такая, как всегда. Сухощавая, с нервно сжатыми тонкими губами, неопределенного цвета редкими волосами и в знакомом с детства неопрятном цветастом халате.
  Правда, была она не одна. Едва Игорь вошел, из кухни показалась большая, грузная тетка, раньше Игорь ее не видел, торопливо поздоровалась и, распространяя вокруг себя непривычный запах, наверное, какой-то парфюмерии, спешно покинула квартиру.
  - Кто это? - поинтересовался Игорь.
  - Зинаида Ивановна. Хорошая женщина, мы с ней в церкви познакомились. Она теперь меня проведывает, помогает. Давление измерила. Вот, лекарства принесла, хлебушка купила. Есть еще хорошие люди. Когда родные дети отворачиваются от родителей и не желают их знать...
  - Мама, извини, я очень спешу. Я купил тебе покушать, завтра утром перед работой заеду.
  - Ты хочешь совсем меня обидеть? - возмутилась мать. - Никуда ты не пойдешь. Мы выпьем чаю, и нам с тобой нужно серьезно поговорить.
  - Мамочка, но я, действительно, не могу, - растерялся Игорь.
  Он всегда чувствовал робость перед родительницей и не умел ей возражать. Ее влияние на него было настолько сильным, что рядом с ней он и в самом деле чувствовал себя маленьким, неопытным ребенком, которому ничего нельзя делать без маминой подсказки.
  А ему уже тридцать пять. Более чем солидный возраст для того, чтобы ощущать себя самостоятельным и независимым.
  - Сядь! - приказала мать, указала на табуретку в кухне, и Игорь сразу же подчинился.
  Приготовленный матерью чай был жидким несладким и невкусным. Впрочем, таким, как всегда, просто он успел отвыкнуть от домашнего угощения.
  - Грустно мне, сынок, ты совсем забыл про родную мать, поменял на какую-то, шлендру...
  - Мама! - Игорь не сдержался и повысил голос.
  - Что, мама? Это ты - слепой, затуманила тебе мозги и водит вокруг пальца. Я своими глазами видела, как она целовалась на улице с тем мужчиной. Бесстыжая, при всем честном народе! Никакого понятия о морали, правилах приличия. Я уже молчу о верности мужу. Какая семья, такая и дочка. Папа алкоголик, мама, вообще, непонятно, кто. Тоже, наверное, в молодости гулящей была. Как говорится, яблочко от яблони...
  - Мама, я не хочу это слушать!
  - Конечно, не хочешь. Правда приятной не бывает. А кто тебе, кроме матери, глаза разует. Так что, сыночек, придется выслушать и сделать выводы. Скажи мне, ты уверен, что она беременна от тебя?
  Мать демонстративно не желала называть Юлю по имени. Считала, что она недостойна того. Упоминая невестку, всегда употребляла, какой-то из эпитетов, чаще всего - неприятный и оскорбительный.
  - Уверен! - сказал Игорь.
  - В том твоя и беда, что ты слишком доверчивый. Я ее, гадость такую, сразу раскусила. Сначала она обкрутила тебе голову, чтобы получить городскую прописку. А потом, когда поняла, что, пока я жива, квартира ей не достанется, вообще украла у меня сына. И все только для того, чтобы нагадить мне, чтобы сделать мне больно.
  Мать всхлипнула. Скорей всего, притворно, а, может, и в самом деле довела себя до такого состояния. Но, как бы там, ни было, Игорю все равно стало не по себе. А мать демонстративно открыла холодильник, достала оттуда пузырек, накапала себе в стакан, разбавила водой и выпила.
  - Игорь, я долго думала и пришла к выводу. Вам нужно расстаться, пока не поздно, пока она не родила тебе ублюдка и не связала алиментами. Ты - парень молодой, видный, найдешь себе хорошую жену, которая будет скромной, послушной и будет уважать твою мать.
  - Мама, что ты такое говоришь? Я не хочу разводиться!
  - Я понимаю, что это сложный и ответственный шаг. Но ничего страшного и необычного нет. Посмотри, сколько людей разводится, и живут потом нормальной жизнью. И не забывай, что тебе еще предстоит выполнять семейный долг. Дети должны ухаживать за пожилыми родителями, помогать им. Они обязаны им жизнью. А от твоей я стакана воды не дождусь, не говоря уже о другой помощи...
  - Мама, а тебе не кажется, что пора смириться и пересмотреть свои взгляды?
  - Не смей мне перечить! - выкрикнула мать, но, сразу же, взяла себя в руки. Отхлебнула чая. - Я хочу только добра для тебя. А ты этого не ценишь! Конечно, мать - слабая женщина, в возрасте, больная, ею можно помыкать, как хочешь. Не такого я ожидала, когда растила тебя!
  - Мама, ты ведь ходишь в церковь... Мы с Юлей повенчаны. А это, если ты помнишь, означает "...и в горе, и в радости..."
  - Церковь тоже ошибается! - отрубила мать. - Но Бог все видит, и то, как ты относишься к родной матери.
  Продолжать разговор было бессмысленно и бесполезно. Игорь поднялся и направился к двери.
  - Ой! Игорь, мне плохо! Не уходи! - она схватилась за сердце.
  Игорь достал из кармана упаковку валидола, бросил на стол перед ней.
  - Положи под язык, поможет, - сказал он и поспешил к выходу, пока мать еще что-то не придумала.
  
  Глава тринадцатая
  Игорь задерживался, и Юля очень нервничала по этому поводу. Несколько раз она порывалась позвонить, но на улице смеркалось, и она боялась отходить от дома. Тем более что место, откуда принимался сигнал, находилось там, где погибла собака.
  Игорь старался убрать все следы кровавой драмы, но Юля днем увидела пропущенное им темное пятно. Ей сделалось дурно, потемнело в глазах и едва не стошнило. Теперь никакая сила не заставит ее приблизиться туда. Во всяком случае, пока не уляжется душевная боль и не притупится тяжесть утраты.
  Нужно попросить Игоря, пусть что-нибудь придумает с телефоном. Она слышала, что в местах, где слабый сигнал, можно выводить специальные антенны на крышу или куда-нибудь еще. Им сейчас без телефона никак нельзя. В ее положении в любую минуту может понадобиться медицинская помощь. Да и события последней ночи показали, что здесь, в глуши, полно других неприятностей.
  Весь день Юля пребывала в каком-то ступоре. Взгляд постоянно натыкался на собачью конуру, на мисочку для еды и сразу дыхание сводило спазмом, туманилось в глазах.
  Она не могла понять бессмысленной жестокости.
  Кто посмел убить маленькую безобидную животинку?
  Зачем?
  С какой целью?
  Каким нужно быть бездушным, чтобы рука поднялась.
  Тот, кто это сделал, наверное, с такой же легкостью может убить и человека. Ведь он - пропащая душа, для него не осталось ничего святого...
  А что, если он был не один?
  Вдруг ему взбредет в голову ворваться ночью в дом?
   Выдержит ли дверь?
  С виду она, как будто, прочная. Да и с ролетами на окнах справиться будет непросто.
  Только сейчас Юля осознала, насколько они с Игорем уязвимы и беззащитны. Ее родители всю жизнь прожили в селе, да и она тоже, пока не поступила в институт жила с родителями. Но там, как-то все было по-другому. Соседи знали друг друга. У отца в сейфе было несколько охотничьих ружей, во дворе бегала собака. Она не помнила, чтобы кто-то непрошенный посмел войти ночью в их владения. Люди знали, отец - крутого нрава и, случись что, он сумеет за себя постоять.
  Здесь же, ближайшие соседи - через два дома, метров двести, если не больше. Ни с кем из них они еще не познакомились, хотя живут здесь почти полгода.
  Хотели построить свои маленький изолированный мирок, в котором нет места посторонним. А оказывается, посторонние, плохие посторонние, плевать хотели на их желание.
  От осознания этого становилось еще горче на душе и обида давила до слез. Но Юля сдерживалась из последних сил. Помнила, что нельзя волноваться. И хоть храбрости и спокойствия знание не добавляло, все же достигая критической точки самопоедания, мобилизовалась и заставляла переключаться мысли на другую тему.
  Ненадолго, конечно, но все-таки...
  А тут еще Игорь запропастился невесть куда. И именно сегодня, когда знает, как ей тяжело и как он ей нужен.
  Не свинство ли с его стороны?
  Пока светло, Юля тщательно закрыла окна. Лучше раньше, потом будет еще страшнее.
  Несколько раз выходила за калитку, смотрела в сторону, откуда должен был появиться Игорь. Все это время, она не выпускала из рук металлической кочерги.
  Слабая защита, но, все-таки...
  И, когда, наконец, услышала знакомый звук двигателя, чувствовала себя совершенно изможденной и обессиленной.
  - У мамы был, - заметив укоризненный взгляд жены, объяснил Игорь. - Ей стало плохо, попросила, чтобы заехал.
  - Надеюсь, ничего серьезного?
  При всем желании, передать голосом сочувствие и жалость не получилось. Вопрос прозвучал сухо, как бы, между прочим. С такой интонацией спрашивают о погоде, а не о состоянии здоровья близкого человека.
  - Я тоже, надеюсь...
  Игорь выглядел уставшим, поникшим. И, не удивительно. Юля представляла, что ему пришлось услышать.
  - А как у тебя дела?
  - Нормально. Пока еще жива.
  Она улыбнулась, и Игорь улыбнулся тоже.
  - Я сейчас, пока не стемнело, пройдусь, посмотрю, что и как.
  - Будь осторожен, - попросила Юля.
  - Конечно, буду. Не переживай Солнышко.
  Юля немножко успокоилась. Оставаться самой в доме не хотелось, и она увязалась за Игорем. Вдвоем они обошли периметр, огороженный сеткой, но, где сумел пробраться злоумышленник, найти не смогли. Не было и следов постороннего человека. Правда, в сумерках их легко было не заметить.
  - Может, это была собака? - предположила Юля.
  - Все может быть, - согласился Игорь.
  Просто, чтобы успокоить жену. Потому что сам он относительно ночного визитера иллюзий не питал. Вид раны, от которой погиб щенок, красноречиво свидетельствовал о том, что нанести ее мог только человек. Собаки, как известно, с топорами не ходят.
  Они тщательно закрылись на все запоры, но всё равно сон был чуткий и неспокойный, если, вообще, был. К счастью, ничего неординарного не произошло.
  Игорь несколько раз поднимался, якобы выпить воды, выходил на веранду, всматривался сквозь стекло в тени во дворе, и снова ложился. Под утро он выглядел уставшим, с темными кругами под глазами. Его рука, когда он держал чашку с кофе, подрагивала.
  - Ты не можешь взять отгул? - спросила Юля.
  - Увы, я и так попал в черный список. Теперь придется пахать за двоих, чтобы удержаться на месте. Хорошо, хоть завтра выходные...
  Юля с ужасом ожидала момента, когда Игорь уедет, и она снова останется наедине со своими страхами.
  ***
  Весь день Игорь чувствовал себя, словно на иголках. Несколько раз пытался дозвониться к матери, но та снова ушла в глухой отказ и трубку не брала. Подобные отношения начинали утомлять.
  Почему у него все не так, как у людей?
  Разве мало в жизни проблем, чтобы еще создавать их самим?
  Возникло желание поехать к ней, поговорить серьезно, расставить все точки над "i". Только мысль эта исчезла сразу, едва возникла. Подобное, возможно, и возымело результат при разговоре с нормальным человеком. Его же маму считать нормальной можно было с большой натяжкой. И то, что разговоре с другими могло помочь, здесь только бы усугубило.
  Так же неспокойно на душе было из-за Юли.
  Как она одна, чем занимается, что чувствует?
  С какой неохотой, с какой тоскливой обреченностью она утром провожала его. Старалась держаться, но было заметно, что ей очень страшно.
  Опять мысли вернулись к маме. Будь она адекватной, Юлю можно было бы днем привозить к ней...
  Только, что зря рассуждать о несбыточном и в основе своей - невозможном?
  Нужно быть реалистом.
  А если отправить жену на некоторое время к ее родителям? Пусть отдохнет, расслабится.
  Только ведь не захочет.
  Гордая!
  Хочет быть хозяйкой и трудно ее в этом упрекнуть.
  Да и ему, Игорю, в таком случае придется несладко.
  Возвращаться одному в пустой сельский дом...
  Жуть!
  Нет, только не это!
  Может, вместе поехать погостить к тестю с тещей?
  На один денек, еще, ладно, даже на выходные - прилично.
  А дальше?
  К тому же, страшно оставлять дом без присмотра. Не для того в него столько сил и денег вложено, чтобы отдавать кому-то на растерзание. А если кто-то уже повадился, вряд ли просто так откажется от своих намерений.
  Нет, нужно рассчитывать лишь на самих себя. Иного им не дано. Когда жизнь подбрасывает испытания, их нужно выдерживать с честью.
  Игорю таки удалось сорваться с работы раньше. По дороге домой он заехал на птичий рынок и почти задаром приобрел лохматую дворнягу, еще недостаточно взрослую, чтобы всерьез обозлиться на всех, но уже достаточно большую, чтобы напугать не прошеных визитеров.
  Если так и дальше пойдет, - подумалось, - скоро я стану постоянным клиентом на рынке, и ловцы бродячих собак смогут здорово на мне подняться.
  Тут же, отогнал нехорошие мысли. Слишком они были циничны.
  Юля предложила не отпускать собаку на ночь, а держать на привязи возле крыльца. Ради ее же безопасности.
  Может, в этом и был смысл.
  Игорь надел на шею дворняге, которой так и не удосужились придумать имя, ошейник и та покорно приняла неволю. С удовольствием поужинала вареной картошкой с куриными костями, обследовала конуру и, похоже, осталась довольной новым жилищем.
  Игорю с Юлей тоже стало спокойней. Теперь ночью их никто врасплох не застанет. По размерам новый сторож гораздо больше погибшей Псины, не всякий вор пожелает мериться с ним силами.
  Перед сном Игорь по привычке набрал номер матри, но она снова проигнорировала его звонок. Удивился, что совсем не расстроился по этому поводу. Скорей, воспринял, как должное.
  К плохому, оказывается, тоже можно привыкнуть. Смириться с ним и воспринимать, как должное. И вовсе необязательно забивать голову ненужными мыслями, изнурять себя бесполезными переживаниями. Если мать решила обидеться на него, она имеет полное право. Но это не означает, что Игорь должен скорбеть и чувствовать себя виноватым.
  Именно этого мать, скорей всего, и добивается.
  Что ж - ее проблема.
  Игоря она должна касаться лишь косвенно. Он взрослый человек, у него своя семья, свои проблемы и свои заботы. Сидеть под маминым крылышком до скончания века и угождать каждой ее прихоти он больше не намерен.
  От подобных мыслей Игорь даже воспрял духом и ощутил некое моральное удовлетворение.
  Вопреки всему, настроение у него улучшилось.
  Жизнь полна парадоксов...
  Когда он вернулся к дому, Юля взглянула на него с удивлением, но ничего не сказала, а новый питомец, гремя цепью, бросился навстречу и начал радостно подпрыгивать, пытаясь дотянуться мокрым языком до его щеки.
  Не все так плохо в жизни, если есть люди и животные, для которых ты по-настоящему дорог, и которые искренне тебя любят. Все остальное, по сравнению с этим, бесполезная жизненная суета, на которую и внимания особо обращать не стоит.
  
  Глава четырнадцатая
  На смену сентябрю незаметно пришел октябрь. Листья на деревьях пожелтели и начали осыпаться. Они мягко шуршали под ногами, напоминая о тленности всего живущего, и Игорю каждое утро перед работой приходилось сметать их с тропинки. Не потому, что листья мешали или раздражали, просто он хотел, чтобы в его хозяйстве всегда был порядок.
  Погода продолжала радовать затянувшимся бабьим летом. Солнце, хоть и не жарило, как раньше, но приятно согревало. Его лучи нежно ласкали, с некой тоскливой грустью, настраивая на меланхолический лад. Словно извиняясь за то, что скоро придут холода, и они больше не смогут радовать привычным теплом.
  А ночами уже бывало по-настоящему прохладно. Благо, Игорь заранее запасся углем, печка работала исправно, и в жилище их было хорошо и уютно.
  Юлин животик заметно округлился, Игорь любил подшучивать над женой по поводу проглоченного мячика. Она весело улыбалась, и все у них было прекрасно. Они были довольны жизнью и не уставали радоваться ей.
  Вот только, счастье не может быть долговечным. Когда, кажется, что жизнь наладилась, и все вошло в колею стабильности, нельзя расслабляться, ибо судьбою уже уготован сюрприз, который лишь выгадывает удобное время, чтобы нанести удар больнее.
  Днем Игорю на работу позвонила мать и слабым голосом сообщила, что ей очень плохо и нужна его помощь.
  Правда это или нет, рассуждать было бесполезно.
  Дверь ему открыла та самая толстая женщина, которую он уже видел раньше. Она неприязненно буркнула что-то, вроде приветствия и неохотно пропустила его в квартиру.
  Мать лежала на диване в гостиной с мокрым полотенцем на голове. Рядом на стуле высилась гора из упаковок с таблетками и какие-то пузырьки. Выглядела мать неважно, лицо бледное, кожа, стянутая с неприродной желтизной.
  - Что с ней? - спросил у толстой женщины.
  Та ничего не ответила, фыркнула и ушла на кухню.
  Игорю мамина подружка не понравилась сразу, с первого взгляда. И не потому, что она демонстративно его игнорировала. Было в ней что-то неприятное, хамское, злое.
  Что мать в ней нашла?
  Или, может, вопрос нужно поставить по-другому: что ей нужно от его матери?
  В бескорыстную дружбу и помощь почему-то не верилось.
  И вот теперь, она ведет себя словно хозяйка, а Игорь в своей квартире пребывает в роли гостя. Более того, всем своим видом она показывает, что гостя - нежеланного.
  Игорь вошел в гостиную, подошел к матери. Она дышала тяжело с каким-то глухим свистом. Открыла глаза, долго на него смотрел, кажется, не могла узнать. Наконец, прошептала:
  - Игорюнчик... Как хорошо, что ты здесь...
  Игорь не узнавал ее. Куда девалось прежнее высокомерие. Перед ним лежала несчастная, изнуренная болезнью женщина. Прежние размолвки остались далеко в прошлом, сейчас преобладало лишь чувство жалости и сильное беспокойство.
  - Мамочка, что с тобой? Давно ты так?
  Она не ответила. Поймала сухонькой ладошкой его руку и легонько сжала. Ладошка показалась Игорю слабой и горячей.
  Темная тень заслонила свет. В проеме двери показалась грузная фигура.
  - Тебе лучше уйти, - сказала толстая женщина грубым мужеподобным голосом. - Ей нельзя волноваться.
  - Кто ты, вообще, такая? - вызверился Игорь.
  Его возмутило, что его назвали на "ты", и он тоже решил не церемониться. К тому же, что это за наглость такая, выгонять его из собственной квартиры?
  - Я здесь живу!
  Ее уверенность в себе казалась непробиваемой.
  - Мама, кто это? - обратился к родительнице.
  - Игорек, ей негде жить. Она такая несчастная. Она все за мной ухаживала, лечила...
  - Интересно-интересно...
  До Игоря постепенно начало кое-что доходить.
  - Значит, это она тебя долечила до такого состояния?
  Толстуха, по-прежнему, стояла в проеме двери и нахально улыбалась.
  - Игорек, она смотрела за мной...
  - Ага! - подтвердила толстуха. - Родной сын бросил мать. Нужно же кому-то присмотреть за ней.
  - Конечно, - Игорь сам удивился собственному спокойствию.
  Это было ледяное спокойствие доведенного до бешенства человека.
  Это было страшное спокойствие, оно таило в себе угрозу.
  Наглая квартирантка, наверное, почувствовала неладное. Улыбка сползла с ее лица, вместо нее появилась тень непонимания и озабоченности.
  - Хорошая квартира, не правда? Центр города. Удобно...
  - На что ты намекаешь? - в ее голос вкрались истеричные нотки.
  - Пока ни на что. Советую вам немедленно убираться отсюда.
  - Что? Не имеете права! Между прочим, я здесь прописана!
  - Мама, это правда? Ты прописала ее?
  - Она попросила, ей некуда деваться.
  - Ага, - подтвердила толстуха.
  - Ну и ладненько. Мы ведь с Юлей тоже здесь прописаны. Интересно, на что она рассчитывала? Сейчас, мама, я вызову "скорую", пусть посмотрят, чем тебя лечила эта добродетельница. И - милицию. Пусть проверят, кто она такая...
  - Не имеете права, - занервничала квартирантка. - Я здесь живу на законных основаниях.
  - Слушай, дура! Ты еще ничего не поняла? - вызверился Игорь, наконец-то, позволив эмоциям выплеснуться наружу, - Да я тебя по судам затаскаю. Какой там, по судам, - тут же поправил себя, - тебе как минимум две статьи светят - мошенничество и покушение на убийство!
  - Что? - Игорь видел, толстуха испугалась.
  - Какое покушение? Я лечила ее, помогала.
  - Месяц назад моя мама была бодрая и здоровая!
  - Игоречек, не надо, - раздался слабый голос с дивана. - Я сама ее попросила, чтобы она жила со мной.
  - Просила? А она бедненькая так отпиралась, что ты ее еле уговорила... Вон отсюда! - последние слова адресовались толстухе.
  - Не имеете права! - снова возмутилась та, но уже не так уверенно.
  - Я тебе сейчас такое право покажу, мало не покажется!
  Игорь достал телефон и стал набирать номер.
  Толстуха исчезла, через некоторое время открылась и захлопнулась входная дверь.
  - У нее ключ есть?
  - Да, - тихо ответила мать. - И, Игорек, ты только не ругай меня. Я ей все деньги отдала. Она мне покупала лекарства, продукты...
  Игорь молчал. Он думал о том, что нужно срочно поменять замок, а лучше вставить новую металлическую дверь. Только денег у него нет. Им с Юлей и так едва на жизнь хватает. К тому же, нужно срочно вызвать врача.
  Маленький, кругленький с седой бородкой, чем-то похожий на Айболита, врач ничего предосудительного в лекарствах, которые принимала мать, не нашел. Все они, по его словам, были безобидными, если, конечно, принимать их в разумных дозах.
  В каких дозах мать их принимала, определить было невозможно. Больная не могла вразумительно ответить, так как, лишь безропотно выполняла указания сиделки.
  Игорь предположил, что, возможно, были другие лекарства, которые, по понятным причинам, на виду не держали?
  Но врач и тут усомнился. Сказал, что на отравление не похоже. А слабость матери связана с неврозом, нерациональным питанием и недостатком свежего воздуха. Он сделал укол, прописал витамины, что-то еще, укрепляющее иммунитет, и заверив что беспокоиться не стоит, ушел.
  У Игоря немного отлегло от сердца. Но он понимал, что оставлять больную в таком состоянии нельзя.
  Сможет ли Юля побыть некоторое время одна?
  О том, чтобы отвести ее к родителям не могло быть и речи. Когда-то он осмелился завести об этом разговор и нарвался, чуть ли не на истерику.
  Забрать мать к себе?
  Как это воспримет жена?
  Ей ведь тоже нужен покой. Возможно даже в большей степени, чем матери.
  Ситуация получалась тупиковой, и выхода из нее он не видел.
  Связаться с женой не было возможности, но она, словно почувствовала, позвонила сама. Узнала, что случилось, огорчилась, однако, старалась держаться.
  - Не волнуйся, Игорек, все нормально. Ничего со мной не случится. Тузик меня в обиду не даст.
  Тузиком дворняжку обозвала Юля. Шаблонное, избитое имя, но почему-то в устах жены оно звучало так забавно, что Игорь не стал возражать.
  - Хорошо закрой окна, двери и, как стемнеет, на улицу не выходи, - напутствовал жену, чувствуя, что в данный момент напоминает сварливую бабку.
  - Конечно, так и сделаю, - заверяла жена. - А что там все очень серьезно? - спросила.
  - Не знаю, - честно ответил Игорь. - Выглядит она ужасно. А врач говорит, что обыкновенный невроз.
  - Игорь, может, пусть она немного у нас поживет?
  Такого Игорь от жены не ожидал. В его понимании, она должна была всем сердцем ненавидеть свекровь.
  Хотя...
  Возможно, слова Юли продиктованы страхом. Ей легче потерпеть присутствие свекрови, чем оставаться одной в пустом доме?
  Кто знает?
  Мужчине никогда не дано понять женщину и мотивы, которыми она руководствуется.
  - Я не знаю, Юлечка. Тут есть еще одна проблема...
  Он без утайки рассказал о наглой квартирантке, о том, что у нее есть ключ от квартиры и что она забрала у матери все деньги.
  - Боюсь, если мать уедет, она вынесет все из квартиры.
  - Что там можно вынести...
  По-своему Юля была права. Ничего дорогого в квартире не было. Но все равно неприятно знать, что в твоем жилище хозяйничает кто-то чужой.
  - Я бы поменял замок, даже дверь. Только денег нет.
  - Может, у папы попросить.
  - Не думаю, что это лучший вариант. Мы и так ему стольким обязаны. И, как ты себя будешь чувствовать рядом с моей матерью? Тебе ведь нельзя нервничать.
  - Нормально буду чувствовать. Я у тебя - взрослая и самостоятельная.
  - Ладно, Юлечка, давай завтра поговорим на свежую голову.
  Они пожелали друг другу спокойной ночи и отключились от связи.
  Но на душе у Игоря остался осадок.
  Было неспокойно, и он не мог понять, от чего переживает больше: что заболела мать или, что Юля осталась ночью одна?
  
  Глава пятнадцатая
  После разговора с Игорем Юля заметно погрустнела. Хорошее настроение испарилось, словно его и не было, на смену пришла нудная тоскливость. Она никогда раньше не оставалась ночью одна. И, хотя ужас, который парализовал ее после смерти Псины, уже миновал, да и Тузик был крупнее и имел более грозный вид, Юля все равно чувствовала себя неуверенно.
  Чем темнее становилось на улице, тем большую робость она ощущала. Причем, состояние ее нельзя было назвать страхом в чистом его виде. Скорее - смесь одиночества, тоски и, конечно же, незащищенности.
  Она не питала иллюзий относительно Тузика. Хоть он и был большой, но в душе оставался младенцем, доверчивым, незлобным. Юля верила, что он может предупредить об опасности, но не могла рассчитывать на его защиту.
  Она долго сидела на веранде, смотрела во двор сквозь узенькую щелочку в занавеске, прислушивалась к различным звукам, доносившимся снаружи.
  Вроде бы, все, как всегда, ничего необычного, только ночью все воспринималось по-другому, приобретало зловещие оттенки, казалось неестественным, пугающим. Даже на самый безобидный стук или шорох разыгравшееся воображение тут же откликалось множеством неимоверных предположений, одно страшнее другого.
  Успокаивало лишь спокойное поведение собаки. Звякающая цепь и громкое дыхание Тузика, которое легко проникало сквозь тонкое стекло, были для Юли самыми приятными и отрадными звуками.
  В конце концов, ей надоело бесполезное разжигание собственных страстей, она вдруг с ясностью осознала, что занимается чем-то вроде мазохизма и едва ли не сознательно пытается напугать себя больше, чем боится на самом деле. Мысленно плюнула на все, тем более что веки отяжелели и слипались сами собой. Прошла в кухню, не забыв тщательно запереть дверь, подсыпала в печку угля и нырнула в постель.
  Одной на широком диване было слишком просторно и неуютно, Юля долго ворочалась, пока, наконец, не забилась в уголок, скрутилась клубочком, высоко поджав под себя колени. Еще некоторое время прислушивалась к ощущениям внутри себя, иногда маленький подавал знаки легенькими толчками. Но сейчас все было тихо. Конечно же, детское время прошло, а он (или она) - послушный ребенок и давно уже баиньки. Потом Юля представила, каким будет малыш, когда появится на свет, счастливо улыбнулась и незаметно для себя погрузилась в сон.
  Разбудил ее яростный собачий лай.
  Что ей снилось, Юля не помнила, но сон был глубокий и какой-то тяжелый. Даже открыв глаза и включив светильник, она еще некоторое время не могла прийти в себя, понять, где находится и сообразить, что случилось.
  Позвала Игоря, и лишь потом вспомнила, что его нет, и что она дома одна. А затем лай Тузика пробился сквозь туман в мозгах.
  Собака чувствовала чужого, рвалась из цепи и бесилась от невозможности вырваться на свободу и разобраться с непрошенным гостем.
  Странно, но осознав все, Юля не забилась в панике, наоборот, вспыхнула злость, даже не злость - ярость овладела ею.
  Почему она должна прятаться у себя дома?
  Почему должна бояться она, а не тот, кто забрался в ее двор?
  Нелогично...
  Был также и страх. Но не за себя. Она боялась, как бы с Тузиком тоже не случилось несчастье. Если и его постигнет участь Псины, она не переживет. А потому вскочила с дивана, включила верхний свет, одела халат, захватила на кухне привычную кочергу и не таясь (хозяйка она или нет?) вышла на веранду.
  Тузик неистовал громыхая цепью, рвался с нее, захлебывался лаем. Юля посветила фонариков в сторону, куда была направлена его разъяренная морда. Но ничего не увидела.
  Ночью под тонким лучом двор казался чужим и незнакомым.
  - Что случилось, малыш? Почему ты сердишься?
  Услышав знакомый голос хозяйки, Тузик на мгновенье успокоился, а потом с новой силой начал облаивать (невидимого или не видимых? Сколько их там?) пришельцев.
  - Хочешь развлечься, малыш? Сейчас.
  Она поймала рвущуюся с цепи собаку, обхватила за шею, нащупала и расстегнула ошейник.
  - Только будь осторожным, дружок. Сейчас мы им покажем, как шастать ночью по чужим дворам.
  Юля была настроена решительно. Едва пес, почувствовав свободу, рванулся в темноту, она побежала за ним.
  Спотыкаясь о невидимые препятствия, Юля добежала до флигеля. Тузика не было видно, его лай раздавался где-то в стороне. Там не было дорожки, пришлось продираться сквозь невидимые ночью кусты, ветки которых больно хлестали полуобнаженное тело.
  На дворе, наверное, было холодно, но Юле, охваченной азартом погони, было жарко, приходилось, то и дело смахивать пот, застилающий глаза. Лай еще некоторое время перемещался, а потом раздавался уже с одного места, где-то в районе деревянного сарая. Временами он прерывался и переходил в угрожающий рык.
  Юля поняла, что собака настигла преступника, зажала его в угол. Наступил самый опасный момент.
  Что делать?
  Внезапно она вспомнила старую хитрость, вычитанную когда-то в книгах или увиденную в телевизоре.
  - Игорь! - крикнула громко, во весь голос. - Ты пока не стреляй, чтобы собаку не задеть. Только, когда я фонариком посвечу.
  Кажется, подействовало.
  Что-то зашуршало громче обычного, ей даже послышалось, будто кто-то вскрикнул, и Тузик снова зашелся неистовым лаем.
  Вот и сарай.
  Юля осветила фонариком его стены, но никого постороннего не увидела. Тузик стоял у закрытой двери и угрожающе рычал на нее.
  Сарай никогда не закрывали на замок. Там не было ничего ценного, на что мог бы позариться мелкий воришка. Уголь, дрова, всякий хлам. Поэтому Игорь с Юлей обходились простой деревянной щеколдой и считали, что этого вполне достаточно. Конечно, уголь и дрова для села тоже представляют ценность, но вынести их тихо и незаметно, практически невозможно. К тому же, задняя стена сарая была глухой, впрочем, как и все остальные стены, а по бокам к нему примыкал двухметровый сетчатый забор.
  Сейчас щеколда оказалась открытой. Юля сгоряча резко дернула дверь на себя, она слегка поддалась, но, тут же вернулась обратно. Кто-то сильный удерживал ее с другой стороны.
  - Значит, так? Ну и ладно. Сиди там, а я сейчас милицию вызову.
  Юля накинула щеколду, закрыв неизвестного внутри сарая. Изнутри послышался издевательский смешок. Она не поняла, к чему он. Ведь, по идее, запертый злоумышленник должен был чувствовать себя неуютно.
  Она различила движение внутри, осыпающийся под ногами уголь, а потом все затихло. Попыток вырваться наружу неизвестный не предпринимал. Хотя сделать это было несложно. Дерево от времени потеряло прочность, и дверь вывалилась бы от одного хорошего удара.
  "Наверное, ждет, пока я уйду", - подумала Юля и, вдруг, поняла, что ей действительно нужно уходить. Хоть и поздно, до нее дошло: надумай неизвестный выбраться и напасть на нее, она не сможет себя защитить. Ночная погоня была такой несусветной глупостью с ее стороны.
  О чем она думала, на что рассчитывала?
  Тузик, конечно, хорошая собачка, но она - обыкновенная дворняга и не приучена набрасываться на людей. Попугать еще - ладно, а полагаться на реальную помощь не приходилось. Хорошо еще, что злоумышленник не сумел разобраться в ситуации и дал ей шанс.
  Теперь нужно успеть воспользоваться им. Сматываться поскорее, закрываться на все запоры и ждать, пока приедет Игорь.
  Может, действительно, милицию вызвать?
  Мысль, конечно, здравая и, возможно, даже правильная. Однако первоначальный азарт уже миновал, безумная храбрость исчезла без следа, а вместо нее закрадывался холодный, липкий, парализующий страх.
  Она не могла понять, как оказалась здесь среди ночи.
  Что на нее нашло?
  И лишь представила, что еще нужно стоять на улице, набирать номер, объяснять, что произошло, ей стало не по себе.
  Нет, скорее в дом!
  Господи, она так далеко зашла, как же теперь возвращаться обратно?
  Между тем, Тузик успокоился. Наверное, надоело бесполезно рычать на запертую дверь. Теперь он все свое внимание сосредоточил на хозяйке, справедливо требуя похвалы за бдительную сторожевую службу.
  Юля машинально погладила собачку по голове и медленно, то и дело, озираясь, направилась к дому. Тузик сопровождал ее, резво наворачивал круги, путался под ногами и то и дело подпрыгивал, пытаясь лизнуть ее в лицо.
  
  Глава шестнадцатая
  Войти в комнату, в которой он прожил всю свою жизнь, и которая всегда была для него самым родным и уютным уголком на всем белом свете, стоило Игорю больших усилий. Теперь она была чужой. В ней жил посторонний человек. Комната потеряла знакомую с детства ауру, пропиталась чем-то мерзким и неприятным. Вроде бы, та же обстановка, те же вещи, но и они теперь казались бездушными, посторонними, словно не имели к нему никакого отношения.
  И еще этот отвратительный запах. Целый букет из дешевой парфюмерии немытого тела и еще чего-то, не поддающегося определению: гадкого, приторного. Когда Игорь вдохнул, его едва не стошнило. С большим усилием удалось протолкнуть обратно застрявший в горле и норовивший вырваться наружу плотный клубок. Подавив рвотный рефлекс, не дыша, подбежал к окну, растворил створку, и лишь, далеко высунувшись наружу, наполнил легкие свежим, приятным, даже показавшимся вкусным, ночным воздухом.
  После этого смог обернуться и осмотреться. Всегда чистая и аккуратная, его комната выглядела сейчас запущенной и неопрятной. Постель неубрана, на полу крошки, фантики от конфет, прочий мусор На тумбочке и шкафу - толстый слой пыли.
  Аккуратностью мамина подружка явно не отличалась.
  Игорь брезгливо скомкал постельное белье, отнес в ванную, бросил в корзину, после чего тщательно, с мылом, вымыл руки.
  - Игорь, ты что делаешь? - донесся из гостиной голос мамы.
  - Порядок навожу после твоей квартирантки, - грубо ответил Игорь.
  - Почему ты так со мной разговариваешь?
  Судя по всему, после сделанного врачом укола матери полегчало, и она становилась похожей на саму себя.
  Жаль.
  Хоть и цинично так думать, но слабая и больная она внушала больше симпатии.
  - А как мне говорить? Приютила бомжиху, отдала ей все деньги, чуть не подарила квартиру. А та в знак благодарности едва не отправила тебя на тот свет.
  - Не смей! - Голос матери еще был слабым, но в нем уже пробивались знакомые металлические нотки. - Если бы ты меня не бросил, ничего бы не случилось. - И не надо наговаривать на несчастную женщину. Если бы она мне не помогала, я бы уже давно с голоду умерла. Родной сын ни разу не удосужился поинтересоваться, могу я сходить в магазин или нет.
  - Мама, не начинай, пожалуйста...
  - Что значит, не начинай? Как ты со мной разговариваешь? Разве для того я тебя растила, чтобы на старости выслушивать такое?
  Спорить бесполезно. Знакомая заезженная пластинка завелась заново и, пока не проиграет до конца, глупо было ее останавливать.
  Но Игорь, все же, решился.
  - Мама, я вижу, тебе лучше. Наверное, мне пора уходить. У меня дома одна жена на шестом месяце беременности, и ей тоже, может быть, нужна помощь.
  - Ты опять об этой пришмандовке! Да кто она тебе такая? Я - твоя родная мать! Роднее меня у тебя никого нет и быть не должно!
  Она нашла в себе силы подняться и теперь стояла у двери в прихожую, очень худая в грязной ночнушке с растрепанными неопрятными волосами. Ее лицо было искривлено злобой, даже не злобой, лютой ненавистью.
  От нее веяло холодом. Она казалась Игорю чужой и страшной.
  - Мама, тебе нельзя волноваться...
  Игорь опешил, он не знал, как себя вести.
  - Нельзя волноваться? Почему же ты меня довел до такого состояния? Я тебя растила, одна, без отца, не досыпала ночей, отдавала последнее... И какая благодарность...
  - Мама!
  - Что, мама? Ты мне рот не закрывай. Не дорос еще!
  - Хорошо, мама, я не буду затыкать тебе рот. Я просто уйду. Если тебе нужна будет помощь, звони, только, обойдемся без лишних и никому не нужных разговоров. Ты должна смириться, что у меня есть своя семья.
  - Смириться? Ты мне угрожаешь? Ты угрожаешь собственной матери? Вон отсюда!!!
  Игорь снял с вешалки курточку и пошел к двери.
  - Сыночек... - теперь голос матери был иным, снова тихим и слабым. - Не уходи...
  Она плакала.
  Игорю самому хотелось плакать. От незаслуженной обиды, от того, что у него все не так, как у людей.
  Но он смог пересилить собственную слабость. А вот с чувством жалости совладать не смог.
   Курточка снова оказалась на вешалке, он ушел в бывшую свою комнату закрыл дверь и закурил. Впервые закурил в этой квартире. Раньше строго запрещалось. Но сейчас ему было наплевать на бывшие запреты. Горечь дыма была необходима, чтобы заглушить тоскливую боль в душе, а также, чтобы перебить приторный запах, который, казалось, намертво впитался в стены и с непостижимой легкостью вытеснивший отсюда его собственный дух.
  Когда выходил в ванную, видел, что мать сидит на кухне с чашкой чая. Выглядела она, как обычно, такой, какой он помнил ее всю жизнь. Не верилось, что еще час назад она еле дышала.
  Неужто, притворялась?
  Зачем?
  Только для того, чтобы заставить его переночевать?
  Но, ведь это ровным счетом ничего не даст и ничего не изменит.
  Может, и в самом деле было плохо?
  Мать проводила сына суровым взглядом, но ничего не сказала. А он поспешил укрыться с ее глаз, чтобы не нарваться на новый скандал.
  Постелил свежую простынь, надел на подушку чистую наволочку, прилег.
  Время было еще детское, спать не хотелось. С улицы доносились голоса прохожих, шум проезжающих автомобилей. Когда-то привычные звуки, которые почти не воспринимались. Ничего не значащий фон, ассоциирующийся с тишиной. Теперь Игорь знал, что такое настоящая тишина и доносившиеся звуки резали слух, вносили дискомфорт.
  Отыскал на шкафу старый журнал, полистал его. Читать не хотелось. Буквы не желали складываться в слова, а смысл прочитанного ускользал, не задерживаясь в сознании. От нечего делать вытянул шуфляду тумбочки. Она была пустая. Здесь раньше хранились Юлины безделушки. Когда они уезжали, жена, не глядя, высыпала содержимое в пластиковый пакет.
  Шуфлядка высунулась на треть, перекосилась и застряла. Что-то в ней заторохтело. Может, Юля не всю вытряхнула, что-то забыла. Игорь засунул руку, нащупал какой-то предмет. Действительно, старая заколка жены с поломанной застежкой и несколькими прицепившимися к ней волосинками. Светленькими, еще хранившими запах ее любимого шампуня.
  Как она там одна?
  Засунул руку глубже, пошуровал там, нащупал еще что-то.
  Это еще что такое?
  Толстая стеариновая свеча.
  Почему, черная?
  Вряд ли от такой будет много света. Наверное, мамина подружка совсем шизанутая.
  Он не понимал, для чего нужна черная свеча, но смутное беспокойство закралось в душу. Особенно зловещим ему казалось соседство с ней Юлиной заколки.
  Игорь не верил в темную магию, как, впрочем, и в светлую тоже. Был, как считал себя сам, трезвым реалистом, но увиденное ему очень и очень не понравилось. В том, что его мать психически нездоровый человек, он больше не сомневался. А если у нее и подружка такая, смесь может получиться взрывоопасной.
  Мама говорила, что они познакомились в церкви. А церковь и черная магия, насколько он понимал, антиподы. Правда, он не знал, какую церковь посещает мать. Она туда недавно зачастила, наверное, чтобы избавиться от одиночества.
  Может, секта? Шарлатанов сейчас хватает.
  Ну и ладно.
  Игорь, на всякий случай, положил заколку себе в карман, а свечу засунул подальше и плотно закрыл шуфляду.
  Каждый с ума сходит по-своему, - подумал, однако чувствовал себя вовсе не таким спокойным, каким хотелось казаться.
  Мелодичный звонок доносился издалека, с трудом пробивался сквозь плотные преграды, возведенные сном.
  Игорь разлепил глаза. Перед тем, как уснуть, он так и не выключил светильник. Странно, что мать не обратила на это внимания. Экономия электричества была одним из ее коньком, которым она могла любого довести до сумасшествия.
  Часы на стене показывали половину пятого.
  Такая рань. Кому не спится?
  Юля! - пронзила тревожная мысль.
  Он метнулся к мобильнику, посмотрел на потухший дисплей.
  Нет, звонили не ему.
  Через мгновенье мелодичная трель прекратилась, и за стенкой раздался приглушенный голос матери.
  - Да, - доносились едва разборчивые слова. - Хорошо. Ничего не вышло? Хорошо. Потом расскажешь.
  Игорь вышел в прихожую.
  - Кто звонил?
  - Никто. Тебе приснилось.
  Ложь была настолько очевидной, что мать даже не скрывала ее. Она ясно дала понять, что не желает отвечать на вопрос сына.
  Игорь умылся, оделся. Думал, что мать снова заведет разговор о том, что он должен остаться, но она лишь молча, наблюдала за ним, не проронив, ни единого слова.
  - Если что, звони. Я вечером заскочу, - сказал, открывая входную дверь.
  Мать сдвинула плечами, мол, ей все равно, что казалось странным по сравнению с ее вчерашним поведением. Но Игорь не придал этому значения. Он лишь вздохнул с облегчением, радуясь, что удалось избежать долгих, никому не нужных объяснений.
  
  Глава семнадцатая
  Юля сидела в кресле на веранде. Ее голова лежала на столе, свисавшая к полу рука сжимала железную кочергу. Ее сон был так крепок, что Игорь едва не высадил окно, пока она, наконец, открыла глаза.
  - Игорек... - счастливо улыбнулась жена. - Как хорошо, что ты приехал. Здесь ночью такое было...
  - Что было? Рассказывай, Солнышко.
  Игорь поцеловал ее в губки, нежно погладил ладошкой по заметно округлившемуся животику.
  - Кажется, я поймала вора.
  - Да? - удивился Игорь.
  - Ага, - подтвердила Юля, но тут же поправила себя. - Не сама, конечно. Мне Тузик помог.
  Услышав свое имя, свободный от привязи Тузик, забежал на веранду и весело замотал куцым хвостом.
  - И как вам удалось?
  Игорь не мог поверить ее словам, считал, что Юле все приснилось или привиделось на почве нервного перенапряжения.
  - Не знаю, как-то само собой получилось. Он ночью забрался к нам во двор, а тут - мы с Тузиком.
  Теперь, когда Игорь был рядом, от ночных страхов не осталось и следа, а недавнее приключение казалось смешным и забавным.
  Еще бы, ведь все так хорошо закончилось.
  - Ты ночью выходила на улицу?
  - Конечно. Я же у себя дома.
  Лицо Игоря побелело от страха за нее. До него начало доходить, что она не шутит.
  - Я же тебя просил...
  - Игоречек, не будь таким нудным. Ведь все нормально.
  Огромным усилием он смахнул с себя озабоченный вид. Не время было ссориться и выяснять отношения.
  Да и зачем?
  Все равно уже ничего не изменить.
  - И куда вы его дели, ночного воришку? - спросил, как можно естественнее и даже попробовал нарисовать на лице улыбку.
  - Нигде. Он в сарае сидит. Я его там закрыла.
  - Господи, только этого мне не хватало...
  - Может, милицию вызовем?
  - Знаешь, дорогуша, если уж моя жена ночью смогла обойтись без милиции, то и я как-нибудь сам справлюсь.
  Он взял у жены кочергу и направился к сараю. Юля пошла за ним, а Тузик весело наматывал круги, радуясь, что приключение продолжается.
  Щеколда была на месте, никто дверь не взламывал. Внутри сарая не раздавалось никаких звуков.
  Игорь хмыкнул, недоверчиво посмотрел на жену.
  Может ей только привиделось?
  У беременных, наверное, бывают галлюцинации. Усиленные страхом они могу выдать и не такие фантазии.
  Представил себя на месте пойманного вора. Неужели он стал бы дожидаться, пока утром за ним придут, тем более что дверь хлипкая, едва держится на завесах.
  - Игорь, я ничего не придумываю.
  Юля угадала его мысли и поспешила развеять сомнения. Правда, увидев собственными глазами и при дневном свете совершенно мирную картинку, похоже, сама начала сомневаться в достоверности ночного происшествия. И голос ее не столько убеждал, сколько пытался оправдаться. Мол, не виноватая я. Если даже и привиделось, мне все равно было очень страшно.
  Тузик вел себя совершенно спокойно. Продолжал резвиться вокруг хозяев, не обращая на сарай никакого внимания. Куда и девались его ночные беспокойство и агрессивность?
   А были ли они на самом деле?
  Юля шаг за шагом, минуту за минутой, восстанавливала в памяти события. Слишком отчетливыми они были даже для самого яркого из снов. К тому же, до сих пор в ее ушах стоял противный издевательский смех, услышанный из сарая после того, как она заперла дверь.
  - Игорь, мне не приснилось, честное слово...
  Юле казалось, что она сейчас расплачется от невозможности доказать собственную правоту.
  - Успокойся, солнышко, я тебе верю.
  И он, действительно, верил. Точнее, поверил, только что, едва взгляд наткнулся на незащищенный опавшими листьями клочок голой земли. На нем четко выделялся свежий отпечаток. Каблук и часть стопы, но и этого было достаточно, чтобы убедиться: в их владениях побывал кто-то чужой.
  Незнакомец был явно крупнее, чем он, о Юле и говорить нечего. Обувь, которую он носил, впечатляла размером.
  Игорь представил, что могло бы случиться, если бы воришка не убегал, и столкнулся с женой лицом к лицу. Сразу же отогнал мысль. Слишком страшной она показалась. Даже пот прошиб.
  Вопрос, почему ночной гость не пытался выбраться наружу, по-прежнему не давал покоя.
  Чтобы разрешить сомнения, Игорь решительно повернул щеколду и резко распахнул дверь. Дневной свет, ворвавшись в тесное помещение, разогнал тени по углам. Игорь увидел кучу угля, которую сам сюда носил ведрами от ворот. Неприятнейшее, тяжелое занятие. В углу свален деревянный хлам, который использовали на растопку. На полках под толстым слоем пыли и паутины, прятались пришедшие в негодность инструменты, болты, гвозди и много всего, к чему еще не дошли руки, чтобы перебрать и посмотреть.
  И ничего такого, чего не должно было быть. Никого чужого, постороннего, ибо спрятаться в тесном и заполненном до отказа помещении было негде.
  - Ну, что?
  Юля робко заглянула через его плечо.
  - Куда он делся?
  - Может он не заходил в сарай, а спрятался рядом? - предположил Игорь.
  - Я слышала, как он взбирался по углю. Уголь осыпался под его ногами, а он смеялся надо мной, словно издевался...
  Игорю не хотелось залезать в сарай, он не успел переодеться, а не вымазаться там никак не получится. Но увидев растерянное лицо жены, мысленно плюнул на все и стал решительно взбираться по черной куче.
  А дальше беречь одежду не имело смысла. Пару раз, поскользнувшись и упав, он сразу приобрел вид бывалого шахтера. Оставалось лишь уповать на то, что у него хватит времени, чтобы искупаться.
  Взобрался наверх и его глазам открылась ложбинка между задней стеной сарая и кучей. Она не просматривалась от двери, здесь было единственное место, где мог спрятаться ночной визитер.
  Так оно, скорей всего и было.
  Угольная пыль внизу оказалась примятой, на ней виднелись нечеткие отпечатки обуви. Света сюда попадало немного, и рассмотреть в деталях было невозможно. Но не оставалось сомнения, если кто-то и побывал тут ночью, сейчас его и след простыл.
  Куда он делся?
  Не испарился же, в самом деле?
  Судя по следам, на бесплотного призрака ночной визитер не тянет.
  Игорь осторожно спустился к задней стене и пожалел, что не догадался захватить фонарик. В очередной раз споткнувшись, крупные куски брикета были очень ненадежной опорой для ног, он оперся о стену, и сразу все загадки разрешились сами собой. Доска под его рукой легко отошла наружу, открывая вид на соседний, заброшенный, участок.
  Теперь Игорь уже осознанно стал толкать прилегающие к отверстию доски. Его труд был вознагражден. Две соседние доски отошли так же легко, открывая проем, в который легко мог пробраться даже очень крупный человек.
  - Что там? - спрашивала Юля. Она не видела Игоря, и в голосе ее чувствовалась тревога.
  - Дырка в стене, - объяснил. - Теперь понятно, как он пробирался к нам.
  Задняя стена сарая была естественным препятствием для посторонних, во всяком случае, так казалось, когда ограждали двор сеткой. Чтобы сэкономить материал, сетку натянули до одной стены и продолжили от противоположной.
  Игорь выбрался наружу и оказался за пределами собственных владений. Здесь был пустырь, обильно заросший травой, теперь уже сухой и пожелтевшей. По поломанным стеблям Игорь понял, что незнакомец неоднократно пользовался лазейкой.
  Вот только, что ему было нужно?
  Ни птицы, ни прочей живности они не держали, а из милицейских сводок, он знал, что именно на них в первую очередь охотятся сельские воришки. Еще металл. Но ближайший приемный пункт находился в городе, и металлическая лихорадка сюда еще не дошла.
  Предполагать, что действия незваного гостя были направлены непосредственно против них с Юлей, Игорю казалось глупым. Они ни с кем в селе не были знакомы, соответственно, врагов быть не должно.
  Как же тогда объяснить убийство Псины?
  С другой стороны, недоброжелатель мог легко расправиться с Юлей, пока его не было, но предпочел убежать.
  Неужели, настолько испугался?
  Вопросов было больше, чем ответов. От них раскалывалась голова, но ничего умного, что могло бы объяснить происходящее, не приходило.
  В конце концов, Игорь успокоился на мысли, что, узнав, каким образом незнакомец пробирается во двор, уже достиг многого. Теперь нужно лишь надежно заколотить дыру в стене сарая и вздохнуть спокойно.
  Спокойно ли?
  Перебраться через двухметровый забор для тренированного человека труда не составит. Хотя, улыбнулся Игорь, вряд ли он в таком случае будет чувствовать себя так вольготно, как раньше. Убегать через забор гораздо труднее, чем через дыру в сарае.
  Обратно Игорь решил выбираться тем же путем. Обходить к калитке было слишком далеко, да и не хотелось, чтобы кто-то из сельчан увидел его в перепачканном виде. Снова забрался в дыру, на мгновенье, ослепнув, оказавшись в темноте после яркого дневного света, зацепился за деревяшку и, в который уже раз, шлепнулся на колени. Во что превратились его брюки и думать не хотелось.
  Когда поднимался, рука наткнулась, на что-то, отличающегося от острых осколков покрошенного угля. Что именно, разобрать было невозможно. Нечто нетвердое с округлыми формами и кажущееся гораздо теплее, чем уголь. Он зажал находку и с трудом выкарабкался наружу.
  Юля, увидев мужа, не знала, веселиться ей или плакать. Судя по озорной ухмылке, больше склонялась к первому. И уже готова была рассмеяться вслух, но заметила выражение лица Игоря и даже рот рукой прикрыла, чтобы неуместный смех не вырвался наружу.
  - Что это? - спросила, увидев, что Игорь рассматривает, какой- то предмет. - Свечка? Почему черная?
  Игорь не ответил. Постепенно до него начало доходить. Все раньше непонятное складывалось в единую картинку. Внезапная болезнь матери, и столь быстрое ее выздоровление, ее толстая наглая подружка и потревоживший сон ночной звонок, о котором мать не хотела ничего рассказывать.
  И самое главное - странная находка в шуфляде тумбочки.
  - Игорь, тебе плохо?
  - Нет, ничего, все нормально, - усилием воли он попытался прогнать наваждение и сбросить озабоченность с лица. - Устал, голова закружилась. Сколько там времени? Чтобы на работу не опоздать...
  - Господи, уже половина восьмого. А ты еще и не завтракал.
  Юля смешно засеменила к дому, а Игорь еще раз внимательно осмотрел находку и спрятал ее в карман.
  ***
  Игорь даже не удивился, когда дверь ему открыла толстая квартирантка. Что-то подобное он и ожидал.
  Его приход, похоже, стал неожиданным. Толстуха танком встала у двери, не желая пропускать в квартиру, однако, Игорь был настроен решительно. Отбросив деликатность, он с силой оттолкнул квартирантку. Та едва не на голову возвышалась над ним, но против напора не устояла. Схватилась рукой за косяк, чтобы удержать равновесие, а Игорь проскользнул в жилище.
  Мать он нашел на кухне.
  На столике стояли две чашки и ваза с печеньем. Родительница не успела согнать с лица благодушное выражение, так и застыла с улыбкой на губах.
  Игорь опешил, он уже не помнил, видел ли раньше, как она улыбается?
  Но мистерия продолжалась недолго. Мать взяла себя в руки, ее губы привычно сжались до узенькой щелочки.
  - Ты? - спросила она.
  - Да, мама, я, и мне очень хочется, чтобы ты мне кое-что объяснила.
  - Как ты со мной разговариваешь?
  - Перестань...
  Равнодушие и усталость, с каким было произнесено слово, возымели свое.
  - Что тебе надо?
  - Знаешь, мама, - Игорь без приглашения присел на табуретку, где, судя по всему, недавно восседала квартирантка, брезгливо отодвинул подальше ее чашку со следами яркой помады на ободке, - мне от тебя больше ничего не надо. Единственное, чего я хочу, чтобы ты оставила нас с Юлей в покое. Можешь, если тебе так сильно хочется, даже забыть о том, что у тебя есть сын...
  - Ха-ха! - толстуха стояла в дверном проеме, полностью его закрывая своим массивным телом и от этого казалась неестественно громадной. - У нее и так давно нет сына! Бросил больную несчастную женщину на произвол судьбы...
  - А тебе... тварь, - Игорь разозлился, он долго не мог подыскать слова, каким ее назвать и, сейчас, когда "тварь" уже вырвалось наружу, считал, что оно слишком мягкое и не передает его истинного отношения к ней. - Тебе, тварь, хочу сказать. Мне тесть подарил ружье, и если ты еще хоть раз появишься на расстоянии выстрела, я раздумывать не буду. И за собачку ты еще ответишь!
  Толстуха восприняла его слова серьезно. Она видела состояние Игоря, понимала, что он не шутит. Лицо ее стало бледным, нижняя губа мелко задрожала, а готовые вырваться слова, так и остались непроизнесенными.
  Откуда ей было знать, что никакого ружья у Игоря нет.
  - Игорь, что ты себе позволяешь?
  - Мама, ты сама все прекрасно знаешь. Мне уже надоело все! И мне плевать, мать ты мне или не мать! Так и знай себе! Запомни, заруби на лбу или еще, где-нибудь. Если хочешь, чтобы все было нормально, прогони эту суку и смирись с тем, что твой сын взрослый и ни в чьей опеке не нуждается.
  - Игоречек, тебе плохо, ты заболел? Тебе нужно к врачу.
  - Мне, к врачу? Да это за вами психушка плачет!!!
  Он поднялся.
  - Да, - вспомнил, порылся в кармане, достал оттуда огарок свечи, - мне чужого не надо.
  Сунул толстухе в руку и поспешил к выходу.
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  Глава восемнадцатая
  Зима выдалась ранней. Еще не закончился ноябрь, а все вокруг завалило снегом. Дороги в деревне никто не расчищал, поэтому, к большому неудовольствию, пришлось отказаться от машины и пользоваться общественным транспортом.
  Маршрутки из-за непогоды ездили нерегулярно, часто в них нельзя было протолкнуться. Чтобы поспеть на работу Игорь выходил из дому затемно, а возвращался домой поздней ночью.
  Все это ужасно выматывало. Ушел, пришел, поспал, на остальное времени не оставалось. К тому же постоянное беспокойство за Юлю, как она там одна, выматывало и так истощенные нервы.
  С матерью Игорь не общался, даже не пытался звонить ей и, как ни странно, совершенно не беспокоился по этому поводу. Правду говорят, что человек может смириться со всем. И он легко и быстро смирился с тем, что у него больше нет матери. Как будто похоронил ее в своей памяти. Наверное, ему было бы труднее, если бы мать пыталась помириться, покаяться. А так, она сама его отвергла, и чувство вины, которое иногда таки возникало, сразу гасилось более насущными проблемами.
  Незаметно на смену ноябрю пришел декабрь. Начало зимы порадовало несколькими солнечными днями. И хотя мороз не унимался, яркий свет, отражающийся от девственной белизны снежного покрова, наполнял душу радостью, вливал в нее нечто праздничное, оптимистическое.
  По улице несколько раз прокатился туда-сюда трактор местного фермера. Игорь расчистил дорожку от ворот, и хоть с трудом, пробуксовывая, смог добираться до трассы, где асфальт расчищали регулярно.
  Пользуясь моментом, он сумел уговорить Юлю лечь в больницу на сохранение. До срока оставалось почти два месяца, но лучше перестраховаться. Тем более, случись что-то неожиданное, на помощь врачей в сельской глуши рассчитывать не приходилось.
  Теперь к повседневным заботам прибавилось ежевечернее посещение родильного дома, и Игорь вообще не возвращался бы домой, если бы не нужно было кормить Тузика.
  Впрочем, не только. Печку тоже нужно было топить регулярно, чтобы поддерживать дом в надлежащем виде.
  Погода, к счастью, меняться, как будто не собиралась, и Игорь пообещал на выходные забрать Юлю домой. Он видел, как она изнывает в больнице, понимал ее состояние, сочувствовал ей.
  Большую часть времени, которое он проводил с ней, ему приходилось рассказывать о домашних делах, о Тузике, о том, что он кушает и чем занимается. Чувствовала себя Юля, как она уверяла, отлично, поэтому ей было вдвойне трудней мириться с вынужденным бездействием. Пролежав в больнице всего несколько дней, она, словно очень большого чуда с нетерпением ожидала пятницы, и вся извелась от переживаний, мысленно молясь, чтобы погода не подвела.
  В этот вечер Игорь задержался в больнице дольше обычного. У Юли проснулась хандра, пришлось долго ее успокаивать, прежде чем она согласилась потерпеть еще два дня. Когда вернулся домой, было уже начало одиннадцатого. Голова раскалывалась от усталости. Хотелось немедля нырнуть в постель и забыться на несколько часов, которые оставались до рассвета.
  Но, он заставил себя принять душ, стало немножко легче. Поставил на плиту чайник, вспомнил, что почти ничего не ел, парочка пирожков в обед - не в счет, однако аппетита не было.
  Подумал, надолго ли хватит сил, если так будет продолжаться и дальше? Пришел к неутешительному выводу, что - нет, и на том успокоился, так как думать, о чем-либо было лень.
  Тепло от печки приятно расслабляло, мурчащий на столе кот, блаженно почивающий у ног Тузик (хорошо, что Юля не видит) создавали подобие уюта. Чашка свежезаваренного чая дымилась в руках.
  Идиллия.
  Жаль лишь, что рядом нет жены, и как ужасно, что утром нужно вставать на работу.
  День выдался морозным, под вечер температура упала до пятнадцати градусом, поэтому тепло обетованного жилья казалось особенно уютным.
  Наверное, Игорь задремал с чашкой в руке, когда раздался звонок, он не сразу сообразил, что это?
  Потом, посмотрел на часы. Стрелки приближались к полуночи.
  Кого могло принести в такую пору?
  Странно, тем более что за все время, пока они здесь живут, никто кроме Юлиных родителей в гости не наведывался.
  Может, с Юлей, что-то случилось? - вспышкой взорвалась в голове тревожная мысль.
  Нет, вряд ли.
  Кто из больницы, на ночь глядя, поедет, черт знает куда, чтобы сообщить, пусть даже, плохую новость...
  Да еще в такую погоду.
  А что, если Юля сбежала с больницы?
  Но ведь у нее есть ключ от калитки...
  Может ей отказались выдать одежду?
  Испугавшись, что жена в больничном халате и тапочках мерзнет на улице, Игорь поспешил к выходу. Но уже по дороге к воротам убедил себя, что ошибается. Наверное, просто кто-то ошибся адресом.
  Тузик, хоть и неохотно, увязался следом.
  - Кто там? - спросил громко, увидел, как густой пар вываливается изо рта, почувствовал, что блаженное тепло с неимоверной скоростью покидает тело. Свет лампочки, выведенной наружу, ярко отражался от снега, но все, что находилось за воротами, пряталось в тени.
  Из-за забора послышались невнятные звуки, Тузик угрожающе зарычал.
  - Кто там? - повторил Игорь, пытаясь сквозь неширокую щелку разглядеть ночного визитера.
  - Игорь... - голос был слабый, он едва расслышал свое имя.
  Уже не колеблясь, растворил калитку.
  В худой фигурке, одетой в нелепое старое пальтишко, которая, окоченев от мороза, сгорбившись, стояла у забора, он с трудом узнал свою маму.
  Что-то расспрашивать, о чем-то говорить не было смысла, пока мать не согреется.
  Как она смогла добраться сюда в такое время?
  Ведь транспорт уже не ходит.
  Игорь ужаснулся, предположив, что ей пришлось пройти двадцать километров пешком.
  В такой-то мороз...
  Если все так, остается лишь удивляться ее выносливости. Нормальный человек не выдержал бы, околел на обочине.
  Но, поправил себя Игорь, его мать никак нельзя причислить к нормальным людям. Невзирая на внешнюю хилость, в ней прятался такой стержень упрямства, что его никакими морозами не пробить.
  Однако, и ее силы, похоже, подошли к концу.
  Еще сумев самостоятельно войти в калитку, женщина вдруг пошатнулась и стала заваливаться набок. Не согнувшись, а как-то неестественно прямо, словно ее суставы превратились в ледышку и перестали функционировать. Если бы Игорь не успел ее подхватить, она так столбом и повалилась бы в набросанный им снежный курган.
  В дом Игорь заносил мать на руках. Усадил в кресло возле печки, сунул в ее одеревеневшую руку чашку со своим недопитым, уже лишь чуть теплым чаем и убежал в ванную набирать воду.
  Потихоньку мать оттаяла, ее лицо приобрело осмысленное выражение, она смогла самостоятельно снять платок и пальто.
  - Спасибо, сынок, что не выгнал, - чувствовалось, что, невзирая на все, слова благодарности даются ей с огромным трудом.
  Игорь ничего не сказал, долил в чашку кипятка, но мать отодвинула ее.
  - Больше не хочу, уже согрелась. Почему не спрашиваешь, что меня привело?
  - Зачем? И так понятно. Я подобный финал давно предвидел.
  - Неправда! Она - хорошая женщина!
  - Да-да, конечно, просто ей не было где жить, а теперь тебе негде жить...
  - У меня есть сын, - голос матери приобрел прежнюю жесткость.
  - Неужели?
  - Ты еще спеешь меня упрекать? - Едва не завелась, но потом сникла, наверное, вспомнила, в каком положении находится. - Она не выгоняла меня. Я сама ушла. Она собирается замуж, к ней жених приехал, им нужно некоторое время побыть одним, потом они найдут себе жилье...
  - Когда я женился, ты почему-то не подумала о том, что мы с Юлей должны пожить одни...
  - Игорек, ты разве еще не понял, ей нужна была только городская прописка.
  - Да? - Игорь сделал удивленное лицо. - А этой, твоей, что нужно?
  Сказал и пожалел.
  Не хотелось размусоливать старую тему. Да и, вообще, все свалилось на голову так неожиданно. Мать не исправишь. Что ей не скажи, она все равно будет толочь свое. А себе портить нервы, зачем?
  Квартиру потерял?
  Ну и что?
  Он давно ее своей не считал. Гораздо больше беспокоило то, что мать теперь не прогонишь. Хочешь, не хочешь, а придется терпеть ее рядом.
  Подумал, как сказать об этом Юле...
  Бедненькая, за что ей такие страдания...
  Больше он перед мамой не расшаркивался. Все равно, благодарности никакой. Постелил на старом диване в дальней комнате. Пусть она и не такая уютная, как их спальня, но - теплая и нормальная. А Юле, когда он заберет ее домой, больше уюта требуется.
  Больше они не разговаривали. Мать по-быстрому окунулась в ванную, для нее это было в диковинку (дома, с тех пор, как она установила счетчики, воду следовало экономить), прошла в отведенную ей комнату и плотно затворила за собой дверь.
  Игорь тоже лег, спать ему оставалось совсем немного. Но сон так и не подарил милосердное забытье. Слишком много всего свалилось на его голову, и тревожные мысли не отпускали до самого утра.
  Поднявшись раньше, чем прозвенел будильник, Игорь засыпал уголь в печку, побольше, чтобы надолго хватило тепла. Сварил десяток яиц, два с трудом впихнул в себя, аппетита не было, остальные завернул в полотенце и оставил на столе записку, чтобы мать позавтракала.
  Вышел на улицу. Еще было темно. Вчера вечером слегка запорошило снежком, Игорь боялся, как бы ночью еще не навалило. Но, Бог миловал.
  Вывел машину из двора. Когда закрывал ворота, нечто необычное зацепило взгляд. Что именно, понял не сразу. А когда сообразил, стало не по себе.
  На свежем слое припорошенного вчера снежка хорошо выделялись мамины следы. Они вели от наезженной колеи и там терялись под следами автомобильных шин.
  Не его машины.
  Здесь вчера останавливалась чужой автомобиль.
  Значит, мама не добиралась пешком и не мерзла на морозе, как пыталась показать, едва не свалившись в обморок.
  Зачем ей было врать?
  Что она снова придумала?
  И, если она солгала в одном, где гарантия, что говорила правду об остальном?
  А ведь врала...
  Не настолько она проста, какой хочет показаться. И так запросто свою квартиру чужим людям не отдаст. Сама у кого хочешь, кусок со рта выдерет.
  На душе в Игоря сделалось очень неспокойно. В хитрости и коварстве своей родительницы он уже имел возможность убедиться. Если ей что-то взбредет в голову, она не остановится ни перед чем.
  Похоже, за ней давно уже плачет психушка...
  Наверное, негоже так думать о своей матери, но Игорь надеялся, что Господь его простит, ведь не слепой он, сам видит, что творится...
  
  Глава девятнадцатая
  Спала Юля плохо. Днем умаялась от безделья и теперь ворочалась на неудобной кровати с провалившимся матрацем, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, наступит утро.
  Три дня, проведенные в больнице, измотали ее в конец. Вместо того чтобы расслабиться и получать удовольствие, она с такой отчаянной тоской грустила о доме, что у нее даже аппетит пропал. Правда, от больничной еды аппетит у кого угодно пропадет, но ведь в тумбочке столько всяких вкусностей, Игорь разве что язычков колибри не приносил. Будь такое изобилие дома, ее бы от сладостей за уши не оторвали. А здесь, глотнула соку, сжевала печенюжку, через силу, словно тяжелую работу, сделала, и больше ничего не хочется.
  К тому же, все в больнице ее раздражало. И нудные, как ей казалось, никому не нужные процедуры, и бесконечный треп соседок по палате. Двух, она их прозвала "марфушками", сельских красоток, которые собирались рожать не в первый раз, и с отчаянной исступленностью доказывающих одна другой, как правильно кормить младенцев грудью, чтобы молоко не пропало, как их пеленать и, какие подгузники лучше. Юля понимала, что в будущем их опыт может ей пригодиться, но "марфушки" настолько доставали своей трескотней, что она мысленно поклялась ни в коем случае не придерживаться ни одного из их советов.
  Своеобразный молчаливый протест.
  Умный ли?
  Да какая разница. Проблемы нужно решать по мере их появления, а не загодя ломать себе голову.
  Раздражало также то, что постоянно приходилось быть среди людей, и никакой возможности уединиться. Даже в туалете, где какой-то умник умудрился спроектировать кабинки без дверей. Хорошо, хоть стенки между унитазами поставили, а то - коммунизм полный.
  Дома она большую часть времени проводила сама, и одиночество ее не утомляло. Наоборот, она даже научилась наслаждаться им. И теперь ей так не хватало того внутреннего покоя, который оно дарит и, которое, пожалуй, можно сравнить лишь с медитацией. Отключаясь от всего, она ощущала себя словно на другой планете, где нет, и не может быть ничего плохого, а все, что есть, создано лишь для того, чтобы приносить радость. В такие минуты, хорошо творилось. Потом, когда возвращалась в реальность, сама удивлялась собственным рисункам, не могла понять, как, и не до конца верила, что именно она сумела их сотворить.
  Блаженные мгновенья!
  Как ей теперь их не хватало. Здесь даже сон не помогал уединиться. Он был тоже, как бы общественным достоянием, и всего лишь физиологической потребностью для восстановления сил уставшего от безделья организма.
  Фу!
  Ну и терминология.
  Как такое могло прийти в голову?
  Выходит, все еще хуже, чем она предполагала.
  К тому же, разве можно спокойно спать, если знаешь, что в любую минуту кто-то чужой может войти в палату и рассматривать тебя?
  Уставшие за день от беспрерывной болтовни "марфушки" посапывали на своих койках, и их сопение тоже вызывало отвращение. Не только сопение, еще какие-то булькающие звуки, иногда - храп, а иногда и нечто вовсе непристойное. От всего этого воротило, так же, как и от впитавшегося в стены букета запахов хлорки, медикаментов, чего-то дезинфицирующего, мочи, пота. Ароматы, присущие любому медицинскому учреждению, но Юля раньше в больнице не лежала, и сейчас для нее все было новым и потому более неприятным.
  Свет от уличного фонаря, синее сияние ночного освещения в коридоре, автомобили за окном и шлепающие тапки за дверью...
  От всего этого можно сойти с ума.
  И она с таким нетерпением ожидала пятницы, что ей начинало казаться, будто она никогда не наступит.
  Для себя Юля решила: в больницу больше не вернется. Лишь, когда наступит срок и деваться будет некуда.
  Правда, Игорю она об этом не скажет.
  Зачем зря беспокоить?
  Он и так, бедняжка, едва поспевает со всем управляться. А тут еще переживать начнет...
  Осторожно, стараясь, чтобы не скрипнула пружина на кровати, Юля перевернулась на бок. Потревоженный внутри малыш беспокойно дернул ножкой, и она замерла, прислушиваясь.
  Как ему там в тесноте?
  Хотя, вырвавшись на свободу, малыш вряд ли почувствует себя лучше. Жаль, он не понимает, что проведенное в утробе матери время - самое спокойное и беззаботное, и не может в полной мере насладиться нынешним воистину блаженным состоянием.
  Когда утром пошел снег, Юля едва с ума не сошла от волнения. Вдруг, он будет идти целый день, засыплет дороги, и Игорь завтра не сможет ее забрать домой. От одной мысли об этом становилось дурно.
  С тупым исступлении смотрела сквозь замерзшее стекло на пролетающие белые пещинки. Немного успокоилась лишь, когда к обеду прояснилось, и в небе показалось яркое солнце. Оно озарило лучами тесную палату (или - камеру?) и на душе тоже посветлело.
  Хотела позвонить Игорю, но тотчас передумала. Еще подумает, что-то случилось. Сейчас, как никогда раньше, ей почему-то очень хотелось казаться сильной. Наверное, чтобы муж чувствовал себя нормально и зря за нее не беспокоился.
  Но, как неумолимо долго тянется время.
  Пробовала разгадывать кроссворд, ничего не получилось. Буквы и клеточки расплывались перед глазами, а мысли рассеивались и витали настолько далеко, что их было невозможно собрать воедино, а тем более пытаться вспомнить, кто был первым императором в Древнем Риме. Вопрос казался примитивно простым из курса школьной программы, но ответа на него в ее голове сейчас не было.
  Вышла в коридор, посидела в уголке на диване. Новости по телевизору с отвратительным качеством изображения, нагоняли тоску. Скорей бы вечер.
  Игорь всегда появлялся около шести.
  Господи, как еще долго ждать...
  А что, если сбежать?
  Одежду ей, конечно, не отдадут. Но можно и в больничном халате. Он с капюшоном. Укутаться хорошо...
  Ну и мысли. В тапочках по снегу при десятиградусном морозе далеко не уйдешь...
  А если позвонить Игорю, чтобы забрал ее прямо сейчас, сию минуту, так как сил терпеть, больше нет.
  Глупости!
  Причуда беременной женщины, на которую и внимания обращать не стоит.
  Она прекрасно знала, что ответит ей Игорь. Мол, нужно потерпеть и все такое прочее. И, поставив себя на его место, Юля вынуждена была с ним согласиться.
  Действительно, что за горячка?
  Сидит в тепле, не голодная, врачи присматривают, еще чем-то недовольная. Мученицу из себя изображает. Да скольким людям на земле гораздо труднее, чем ей. Стоит лишь вспомнить недавно посмотренные новости.
  Нет, их как раз вспоминать не нужно.
  Слишком все мрачно.
  А ей нужно беречь нервную систему. Ее спокойствие - главный залог рождения здорового и сильного ребенка. Так что нужно выбросить дурь из головы, больше думать о малыше и размазывать сопли по щекам от необоснованной жалости к себе любимой.
  Логично и все, вроде бы, правильно. Но, как, оказывается, тяжело следовать даже своим собственным правильным советам...
  Игорь приехал раньше, чем обычно. Он выглядел взволнованным, но старался не подавать виду. Однако, Юля почувствовала. Слишком хорошо она изучила мужа, чтобы он мог что-либо скрыть от нее.
  - Что-то случилось? - спросила.
  Сама измотанная до невозможности, она боялась услышать неприятную новость, и почему-то была уверена, сейчас он скажет, что не сможет завтра забрать ее домой, и что она должна будет остаться на выходные в больнице.
  К счастью, не угадала.
  Мысли у Игоря были направлены совсем в другую сторону.
  - Поверь, дорогая, ничего такого, из-за чего стоило бы переживать.
  За показной веселостью в голосе легко было различить тревогу и нервное напряжение. Она поняла: вопреки его словам, переживать есть из-за чего.
  - Ты хочешь меня обмануть? - она улыбнулась.
  Только губами, потому, что не была расположена радоваться чему-либо.
  - Разве тебя обманешь...
  Они находились в маленькой комнатушке, узкой и длинной, больше похожей на коридор. Кроме них под стенкой жались еще несколько пар, нашептывали друг другу на уши то, что не должны были услышать другие. Из-за неплотно прикрытой двери тянуло холодным воздухом. И хоть Юля плотно укуталась в халат, ноги все равно мерзли.
  Жаль, что сейчас не лето, можно было бы выйти на улицу и там спокойно обо всем поговорить...
  - Неприятности на работе?
  Она начала допытываться с самого незначительного, с того, что меньше всего могло повлиять на их жизнь.
  Надеялась, что именно на работе.
  И хоть терять ее Игорю сейчас никак нельзя, он единственный в семье кормилец, она почему-то была уверена, он без проблем сможет найти себе другую, возможно, лучшую, и с голоду они не пропадут.
  - Нет, на работе все нормально. Я даже договорился, что меня завтра отпустят после обеда, чтобы забрать тебя.
  - Правда? - обрадовалась Юля, но, тут же, сникла. Вспомнила, есть еще что-то плохое, несказанное. Ожидала его услышать и в то же время боялась. - Почему же ты такой напряженный? - спросила.
  - Понимаешь, Солнышко...
  Он таки набрался решимости и рассказал ей все, что произошло вчера вечером.
  - Всего-то? - теперь пришла ее очередь изображать беззаботность, потому что на самом деле услышанная новость огорчила ее больше некуда. - А я то думала, ты нашел себе молодую, красивую и, пока я прохлаждаюсь в больнице, решил изменить с ней...
  - Ты, правда, считаешь, что все нормально?
  - Конечно же, нет, - голос Юли стал серьезным. - Но разве мы в состоянии что-то изменить?
  - Я подумал, может, ты теперь не захочешь ехать домой на выходные?
  - Еще чего? - искренне возмутилась Юля. - Знаешь, Игорь, я все-таки хозяйка в своем доме. И на ворчание твоей полоумной мамочки мне глубоко наплевать. Попробует что-то вякнуть, быстро на место поставлю. Хватит уже, попила кровушки. Больше не получится. Я теперь тоже сильная. Мне теперь за двоих беспокоиться нужно.
  Она никогда раньше не отзывалась о матери Игоря так грубо, но он не обиделся. Более того, она увидела, как морщины на лице мужа сразу разгладились, и теперь он улыбался искренне и счастливо.
  
  Глава двадцатая
  Разговор с матерью предстоял серьезный. Игорь мысленно настраивался на него всю дорогу, пока ехал из больницы. Нужно раз и навсегда дать понять, что мать в его доме - никто, права голоса не имеет, и если хочет жить нормально, должна вести себя соответственно.
  Что из этого что-то получится, верилось с трудом. Его мать не переделаешь. Горбатого, как говорится, могила исправит. И для того ли мать затеяла комедию, чтобы покаяться и смириться с собственной ничтожностью?
  Игорь был уверен, что - нет.
  От нее еще следовало ожидать сюрпризов. Естественно, неприятных. На иные она неспособна.
  Что делать, Игорь не знал. С одной стороны ему хотелось быть хорошим сыном, каким он и должен быть по всем моральным канонам, а с другой, прекрасно понимал, что ничего не угрожает его семейному счастью больше, чем собственная мать.
  От тупиковости ситуации заклинивало мозги. Он курил одну сигарету за другой, а приемлемого выхода из ситуации найти не мог.
  Возможно, его просто не существовало...
  Дом стоял на месте, с виду - целый и невредимый, что само по себе было отрадным. У калитки Игоря радостным повизгиванием встретил Тузик. Естественно, весь день ему пришлось провести на морозе. Мать ни за что не потерпит собаку в доме.
  Интересно, догадалась ли она его покормить?
  В записке Игорь напоминал об этом, но сомневался, что к его напоминанию отнеслись с должным вниманием.
  В доме было холодно и неуютно. Печка потухла, батареи остыли. Мать лежала в отведенной ей комнате, укутавшись в одеяло, и притворялась спящей. В том, что притворялась, Игорь не сомневался. Еще с улицы он увидел шатающуюся за окном занавеску, а когда входил в дом, услышал скрип диванных пружин.
  Ну и ладно, - подумал. Чем меньше слов, тем спокойнее.
  Он быстро переоделся, выгреб из печки золу, затопил ее заново, поставил на газовую плиту чайник. Заглянул в холодильник, думая, чего бы приготовить? За день он сильно проголодался. Надумал пожарить картошку, но так же быстро отказался от этой идеи. Слишком долго, а готовить приходилось на двоих. Не мудрствуя лукаво, нарезал в сковородку толстыми кусками сало, вбил штук пять яиц.
  Когда примитивный ужин был готов, позвал маму. Та заворочалась, как будто только проснулась.
  - Поздно ты сегодня, - заметила недовольно.
  - Как всегда, - лаконично ответил Игорь.
  - А где эта, твоя... - она, по-прежнему, избегала называть Юлю по имени. А в упоминании о ней звучали такие презрение и ненависть, что Игорь передернулся. Но он твердо решил держать себя в руках, сохранять спокойствие и на провокации не поддаваться. - Вы что, поссорились? - теперь он услышал в ее голосе некоторое предвкушение радости в случае, если ответ окажется положительным.
  - Нет, не поссорились. Завтра ее увидишь. Соскучилась? - спросил, как бы, вполне серьезно.
  - Глаза б мои ее не видели. Наверное, совсем по рукам пошла, а ты, дурачок, пашешь на нее, одеваешь, кормишь...
  - Умеешь ты утешить, мамочка, - сил, чтобы сдерживать себя, едва хватало. - Лучше бы о себе подумала, о своих проблемах.
  - Мои проблемы тебя не касаются! - сказала, словно отрезала.
  - Еще как касаются. Теперь мне приходится за тобой смотреть и кормить тебя.
  Он старался подать последнюю фразу в виде шутки, но мать восприняла все серьезно.
  - Я тебя всю жизнь кормила. Вырастила на свою голову. Теперь он матери куском хлеба попрекает...
  - Да кушай, на здоровье. Приятного аппетита!
  Подвинул к ней тарелку с яичницей.
  Она брезгливо поморщилась, но вилку взяла и начала, как будто с неохотой, ковыряться в еде. Однако тарелка ее опустела почти сразу.
  Игорь налил чай, пододвинул вазу с пряниками.
  Пока мать грызла пряники, она вынуждена была молчать. А грызла она с жадностью очень голодного человека. Игорь успел заметить, что за день она к еде не притрагивалась. Даже вареные яйца, которые он ей оставил, так и лежали нетронутыми. Или не прочитала записку, или своеобразный знак протеста. А, может, какие-то иные принципы, не понятные никому, кроме ее самой...
  Игорь смотрел на мать, видел перед собой пожилую женщину, очень потрепанную судьбой, худую до изнеможения и с виду совершенно безобидную. Прямо-таки, божий одуванчик, с таких можно иконы рисовать.
  Об истинной ее сущности напоминали лишь узкие полоски всегда плотно сжатых губ и взгляд.
  Откуда в тщедушном теле столько злобы и желчи?
  Ответить на этот вопрос Игорь не мог.
  Все появилось не сразу. Сколько Игорь себя помнил, мать всегда была такой: вечно недовольной, ворчащей по причине и без, не терпящая никаких возражений.
  Раньше она пилила отца по всяким мелочам. Он не выдержал, потух, начал выпивать, а потом и вовсе распрощался с жизнью, решив, наверное, что хуже, чем есть быть не может. Сам Игорь невыносимо долго, покорно терпел ее диктат, может, потому, что не знал другой жизни, был уверен, что так и должно быть, что так живут все.
  Человек быстро привыкает к плохому, способен смириться с ним и принять его, как должное.
  Прозрение пришло, когда начал встречаться с Юлей, когда познакомился с ее родителями. Увидел, как можно жить и удивился, почему у него не так. Но и тогда он еще не был готов к бунту. Чужая жизнь потемки, - думал он. Все что показывается другим, не обязательно таким есть на самом деле.
  К тому же, почему он должен считать себя обиженным? Сколько таких, у кого, вообще, нет родителей, воспитываются в сиротских приютах.
  Им, наверняка, гораздо хуже.
  Ему не плакаться на судьбу нужно, а благодарить небо за то, что он такой счастливчик.
  Действительно, чего еще желать?
  Одет, обут, накормлен, квартира почти в центре города. И ведь мать, по-своему, любила его, более того, души в нем не чаяла. Вот только любовь ее была своеобразной. Она состояла из постоянных попреков, долгих назидательных бесед и всевозможных запретов, нужных и не очень.
  У каждого человека свои слабости. Святых на земле не бывает. Осуждать - последнее дело. При желании всегда можно понять другого и отыскать приемлемый компромисс.
  О том, что с его матерью компромиссы не проходят, он убедился, когда Юля стала жить в их квартире. Что было перед тем и вспомнить страшно. Истерики, сердечные капли, когда узнала, что сын решил жениться. А ему уже было под тридцать. Последний шанс, как говорится. Но мать так не считала. Она не могла примириться с мыслью, что ей придется делить своего ребенка с кем-то посторонним. Она воспринимала его, как своеобразную послушную игрушку, которой имеет право играться лишь она одна. И возненавидела Юлю сразу, еще даже не познакомившись с ней и ни разу ее не увидев.
  Все ее ухищрения не смогли помешать свадьбе. Это был первый случай, когда Игорь не подчинился и поступил вопреки ее воле. Удар по самолюбию оказался настолько сильным, что мать действительно слегла с сердечным приступом и первый брачный месяц у молодых, вместо медового, получился лекарственным.
  Юля показала себя хорошей невесткой, можно сказать, идеальной. Она не уходила от постели больной, понукала всем ее капризам, но это, отнюдь, не растопило ледяное сердце свекрови...
  Второй удар, пожалуй, более чувствительный для ее самолюбия, был нанесен, когда они уехали из ее дома. Это не было бунтом, который можно загасить упреками и придирками. Это был ураган, который коренным образом разрушил ее привычный образ жизни. Выбросил ее из наезженной колеи, вынудил приспосабливаться к новой жизни.
  И не только ее.
  Молодые тоже в полной мере ощутили вкус свободы и независимости, стали мыслить по-другому, и все ее влияние, которое она с такой тщательностью навязывала, рассеялось в одно мгновенье, словно его никогда и не было.
  К хорошему, оказывается, тоже можно привыкнуть и расставаться с ним гораздо больнее, чем с плохим.
  - Хочу с тобой поговорить, мама, - увидев, что родительница насытилась, сказал Игорь.
  - О чем, сынок?
  В ласковом обращении не было ничего ласкового, нежного, хоть чем-то напоминающего материнскую любовь. Ту любовь, какую показывают в фильмах, о которой пишется в книгах. Фраза, которая, самим построением слов, должна была излучать тепло и ласку, из ее уст вырвалась сухо, без каких-либо эмоций.
  Впрочем, как всегда.
  - Завтра приедет Юля. Я не хочу, чтобы вы ссорились.
  Она открыла рот, хотела что-то сказать, наверное, как всегда, неприятное в адрес невестки, но Игорь не позволил.
  - Я не хочу, чтобы ты говорила о ней плохо.
  - А что о ней можно сказать хорошего? Воровка, украла у меня сына...
  Таки вырвалось.
  Старая, заезженная пластинка.
  Надоевшая, почище зубной боли.
  Доставшая до печенок.
  Раньше звучавшая, как эталон истины, сейчас перешедшая в разряд фарса, но от этого не ставшая менее противной.
  - Это - Юлин дом. И мой - тоже. Наш с Юлей дом. Когда мы жили у тебя, мы выполняли все твои требования. Так что, будь, добра, веди себя соответственно. Иначе...
  - Но ведь я твоя мать! - ее голос сорвался в неком подобии крика.
  Негромкого, резкого, скрипящего.
  - Мне - мать, а Юле ты - никто. Не захочет, чтобы ты жила с нами - ее право. Учти, мама.
  - Я сама с ней жить не захочу!
  Сказала, прежде чем подумала.
  Потом сообразила, что ляпнула лишнее. Умолкла, сникла. Теперь перед Игорем снова сидела всего лишь старая измотанная женщина, которая, возможно, и заслуживала жалости, если бы не злобно сжатые губы и хищный, нехороший блеск в глазах.
  И ничего, что говорило бы о понимании, тем более, о раскаянии.
   Она, по-прежнему, считала себя незаслуженно обиженной, единственно хорошей, которую со всех сторон окружают враги. И не в ее характере было с этим мириться.
  
  Глава двадцать первая
  В пятницу мать из своей комнаты не показывалась. Даже не вышла, чтобы поздороваться с невесткой. Юля же, вела себя вызывающе весело, демонстративно громко. Догадывалась, свекровь прислушивается под дверью, и всем своим видом пыталась показать, что ей глубоко плевать на ее присутствие, что она у себя дома и может вести себя так, как сама пожелает.
  Доказать в первую очередь себе, потому что в глубине души она побаивалась свекровь и робела перед ней.
  Выходные прошли спокойно. Мать отказалась кушать с ними за одним столом, ела у себя в комнате. На глаза показывалась редко, иногда, словно тень, проскальзывала по коридору. В основном молчала, а если разговора избежать было невозможно, отделывалась короткими фразами, обращаясь исключительно к Игорю.
  Невестку она игнорировала. Но и это было огромнейшим плюсом. По большому счету, она вела себя, как примерная ученица, видно, разговор с сыном таки пошел впрок.
  Если бы еще она могла поменять выражение на лице...
  Но ведь, нельзя требовать от человека всего и сразу. Спасибо, хоть так...
  В воскресенье снова повалил снег. Игорь несколько раз хватался за лопату, расчищал дорожку, потом плюнул на дохлое дело. А Юля радовалась. Более благоприятного повода, чтобы не возвращаться в больницу, трудно придумать.
  Игорь ушел на работу рано, Юля не слышала, когда он встал. Измученная бессонными ночами в больнице, теперь она полной мерой наслаждалась блаженными покоем и уютом. Нигде человек не чувствует себя так хорошо, как дома. Об этом можно долго рассуждать теоретически, но, чтобы понять по-настоящему, нужно совсем немного - пару деньков побыть в другом месте.
  Юля знала, есть люди, которым, наоборот, дома не сидится, они готовы рвать куда угодно за новизной ощущений, но к ней это не относилось. И сейчас, проснувшись, когда солнечные лучи ласково защекотали личико (какой Игорь - молодец, что догадался поднять ролет) она чувствовала себя на вершине блаженства. И еще долго валялась в постели, рассматривая блики солнечных зайчиков на потолке и совершенно ни о чем не думая.
  Бесполезное занятие - думать. Толку от него никакого, только мозги утомляет. Нужно просто жить и наслаждаться жизнью. Каждым ее мгновением. Не зря же говорят, что оно - неповторимо.
  Заставила себя подняться, лишь, когда терпеть позывы мочевого пузыря стало невмочь. Он ее теперь часто тревожил. Несколько раз за ночь приходилось вставать. Врачи говорят, так и должно быть, поэтому волн6оваться нечего. Они люди умные, им видней. Вот только, как не хочется вылезать из-под одеяла.
  Не потому что холодно. Просто под одеялом так хорошо и уютно.
  Встала, по привычке ощупала животик. Малыш не подавал признаков, наверное, еще спал.
  Счастливчик.
  Ночью он несколько раз довольно чувствительно толкнул ее. Или переворачивался, или зарядкой решил заняться. Она представила, каким он будет, когда появится на свет. И улыбнулась.
  Дверь в комнату свекрови плотно закрыта, за ней тишина, но одного ее вида холодок пробежал внутри. Юля постаралась поскорей проскочить мимо и успокоилась, лишь затворив за собой дверь в ванную.
  Что с ней такое?
  К чему непонятный детский страх?
  Нет, не страх, поправила себя, обыкновенное чувство дискомфорта от присутствия в доме чужого человека. Но и от него нужно избавляться. Она должна быть сильной, уверенной в себе, не забывать, что она здесь, в этом доме, главная.
  Легко сказать.
  А в подсознании все равно сидит червячок и - гадит.
  Ну, ничего, успокоила себя, бывали времена и похуже. Вспомнила три года, прожитые в квартире свекрови и содрогнулась.
  Как она смогла выдержать?
  Сейчас бы не получилось. Уж лучше сразу в петлю.
  Что за мысли? - снова одернула себя.
  Прочь из головы!
  Нужно думать только о хорошем.
  Она включила душ, с удовольствием подставила лицо под теплую струю.
  Она - умничка!
  Она больше не будет думать о плохом. Ведь все вокруг так прекрасно!
  А свекровь...
  Да, Бог с ней, пусть живет. Нет у нее больше над ней власти. Наоборот. Теперь они поменялись местами. Можно даже и порадовался от такого расклада.
  Только радости не прибавилось.
  На завтрак приготовила себе пару гренок с яйцом. Вредно, конечно, врачи не рекомендуют есть жареное. Но, что делать, если хочется? А беременным женщинам отказывать нельзя. К тому же, если во всем слушаться врачей, придется только воздухом питаться. Да и он тоже вреден. Столько газов, выхлопов. Мрак, одним словом.
  Намеривалась и для свекрови приготовить завтрак, но передумала. Не маленький ребенок, сама о себе позаботиться может. Еще не хватало бегать за ней и угождать. Почувствует слабину, на голову взберется и ноги свесит. Это мы уже проходили.
  Заварила слабый чай, села в кресло возле печки. Здесь ее любимое место. Почти, как у камина. Слева заснеженное окошко и морозная зима, а прямо перед глазами огонь и благотворное тепло.
  На огонь вообще приятно смотреть. А зимой - неслыханное наслаждение.
  За спиной скрипнула дверь. Теща не выдержала заточения, вынырнула из конуры.
  Юля обернулась, хотела пожелать доброго утра, но свекровь, лишь молча сверкнула глазами в ее сторону и прошмыгнула в коридор. Раз так, Юля тоже решила молчать. И когда свекровь вернувшись на кухню, нервно хлопала дверцей холодильника, нарезала себе хлеб и еще что-то, она даже не обернулась.
  Юля чувствовала, что свекровь нервничает от ее присутствия, даже возникла мысль уйти в спальню, чтобы не нервировать ее, да и самой - спокойнее. Но пересилила желание. Осталась на месте, изображая спокойствие и полнейшее равнодушие.
  Однако вдохнуть воздух на полную грудь и расслабиться смогла лишь, когда свекровь убралась в свою комнату и затворила за собой дверь.
  После обеда веки начали смыкаться, Юля не стала себя мучить и ушла в спальню.
  Сон сморил сразу, крепкий и какой-то тяжелый. Находясь за гранью забытья, она, тем не менее, вроде бы видела все, что происходит в комнате. Не то, чтобы видела, чувствовало.
  Ей казалось, что рядом находится кто-то чужой, нехороший, смотрит на нее и от тяжелого взгляда становилось жутко. Но она не могла ничего сделать. Ни прогнать, ни даже посмотреть, кто это такой. Ни губы, ни веки ей не подчинялись.
  Потом Юля увидела себя на улице. Почему-то снова была весна, зеленели листья, и трава радовала сочным изумрудом. Солнца не было. Возможно, его укрыла туча, а, может, был вечер. Она сидела возле веранды и почему-то смотрела на стену. А там четко вырисовывался силуэт злобной старухи, которая угрожала ей кривой сучковатой палицей, губы ее шевелились, извергая из себя нечто злобное ядовитое.
  Вскоре Юля начала различать слова, они клиньями вбивались в мозг.
  - Отдай ребенка! Отдай ребенка! - злобным шепотом причитала старуха и поднимала палицу, намериваясь ударить ее.
  - Не отдам! Нет!
  Юля в панике открывала рот, но своих слов, которые должны были остановить старуху, не слышала. Голос не мог вырваться наружу, застревал где-то в области гортани. И от собственного бессилия становилось еще страшнее.
  Ей казалось, что она умрет от ужаса еще до того, как палица старухи опустится ей на голову.
  - Юля, Юлечка, что с тобой?
  Кто-то тряс ее за плечо. Она с трудом открыла глаза. Над ней нависал Игорь, лицо его было бледным, испуганным.
  - Юлечка, что с тобой?
  - А что? - она все еще не могла прийти в себя.
  Видение исчезло, почти стерлось с памяти, осталась лишь какая-то тяжесть на душе. Что-то неприятное, гадкое, муторное.
  - Ты кричала...
  - А... Наверное, приснилось что-то страшненькое. С беременными такое бывает, муженек... Я долго спала?
  - Не знаю. Я только пришел. Уже восемь часов.
  - Значит, долго... - Юля вспомнила, что легла около часа. - Что я теперь ночью делать буду.
  - Если бы не твой животик, мы смогли бы придумать что-то интересненькое...
  Игорь старательно улыбался, но Юля видела, что ему не по себе. Да и сама она, невзирая на долгий сон, ощущала себя полностью разбитой.
  Болела голова, подташнивало. Воздух был пропитан чем-то неприятно приторным, как будто тухлые яйца смешали с дешевым одеколоном.
  Но это - нормально, успокаивала себя.
  Беременным часто чудятся неприятные запахи. Об этом во всех умных книжках написано.
  Наверное, не нужно было есть жареное. Слишком тяжелое оно для ее желудка...
  Она вскочила с дивана и, закрывая рот рукой, чтобы содержимое желудка не выплеснулось раньше времени, убежала в ванную.
  
  Глава двадцать вторая
  Мать вела себя на удивление тихо, что беспокоило больше, чем, если бы она бушевала. Игорь не сомневался: она затеяла нечто нехорошие, вынашивает в голове какие-то планы, и ему было бы намного легче, если бы Юля все это время была в больнице. Тем более что в последнее время жена чувствовала себя не совсем хорошо, стала бледной, нервозной, у нее пропал аппетит, а приступы тошноты появлялись все чаще.
  Он не знал, нормально ли это, должно ли так быть?
  И от незнания мучился еще больше. А иногда чувствовал, что начинает сходить с ума. В голову лезли нехорошие мысли, о том, что болезнь Юли каким-то образом связана с его матерью.
  Паранойя, кажется, так называются подобные симптомы.
  Но, с другой стороны, была ведь убитая собака, черные свечи, кто знает какую еще черную магию придумала мама со своей шизанутой подружкой?
  Ко всему этому можно относиться с улыбкой, как к детским шалостям, беда лишь в том, что полной уверенности в безобидности не было. И даже его с детства пропитанный атеизмом мозг иногда не то, что кричал, вопил об опасности. Нелепой, абстрактной, ничем не обоснованной, но все равно - опасности.
  Он вспомнил, как выглядела Юля, когда он впервые оставил ее дома с матерью. Достаточно было одного дня, чтобы из веселой, цветущей жизнерадостной женщины, она превратилась в измученную нервами истеричку.
  Могло ли так случиться без постороннего вмешательства?
  Юля все время говорила о неприятном запахе, просила открыть форточки, из-за чего из спальни мгновенно улетучивалось тепло, становилось холодно и неуютно. Ночью, просыпаясь, она жаловалась на головную боль.
  Больше всего Игоря угнетала собственная неспособность помочь жене. Не выгонять же мать на мороз. Тем более что доказать ее вину, если она действительно виновата, Игорь не мог.
  Однажды, улучив момент, когда мать была в туалете, он вошел ее в комнату, поверхностно осмотрел ее вещи, но ничего подозрительного не нашел. Да и как можно было что-то найти, если толком не знаешь, что нужно искать.
  Как ни прискорбно, оставался лишь один выход. Скорее отправить Юлю обратно в больницу.
  Только, выход ли?
  Подобное означало бы полную капитуляцию с его стороны, признание собственной неспособности справиться с проблемой. Тем более что Юля наотрез отказывалась уезжать из дома.
  Имеет ли он право на борьбу, зная, чем все грозит и, осознавая, что может потерять?
  Ответов, увы, не было. Одни лишь вопросы, роем жужжащие в голове, не дающие покоя ни днем, ни ночью, медленно, но уверенно своей настойчивостью сводящие его с ума.
  В пятницу утром Юля выглядела особенно обеспокоенной. Она старалась не подавать вида, но Игорь видел, как дрожат ее руки, круги под глазами выделялись темными пятнами на бледном, без кровинки, лице.
  Она поднялась рано, он еще спал, пока зазвонил будильник, приготовила кофе и бутерброды.
  - Почему не спишь, Солнышко? - спросил, увидев, что она, свернувшись, словно котенок в кресле, словно медитируя, смотрит на огонь в печурке.
  - Бессонница.
  - С чего бы?
  Игорь дал себе слово, в понедельник, невзирая ни на что, отвезет жену в больницу. Пусть даже ее придется связать.
  - Не волнуйся, все нормально. Просто мне надо было выйти, по женским делам. Потом вижу, что тебе уже скоро вставать, дай, думаю, поухаживаю за муженьком...
  Ее голос так отличался от того прежнего, звонкого, радостного. Он звучал тихо, приглушенно, в нем как бы скопились усталость, тоска, еще что-то. И, хотя смысл сказанного был обычным, и даже приятным, все равно, на душе от услышанного скребли кошки.
  - Да все хорошо, в самом деле! Сейчас ты уйдешь, и я снова лягу.
  Игорь, молча, поел, стараясь ничем не выдавать собственные мысли и старательно притворяясь, будто верит, что все и в самом деле, хорошо. Он знал, любая его фраза сейчас может быть истолкована превратно, и не хотел напрасно огорчать жену.
  Весь день он провел словно на иголках, все валилось с рук, и лишь только рабочий день закончился, едва ли не бегом бросился к остановке. Нервничал, что долго нет маршрутки, а потом, когда она подошла, позабыв о вежливости, расталкивал всех, дабы забраться в тесный микроавтобус.
  Вышел на остановке возле сельского магазина, немного успокоился.
  К чему паника?
  Случись что-нибудь непредвиденное, Юля обязательно бы ему позвонила. Но, все равно, всю дорогу к дому сердце колотилось, так сильно, будто намеривалось вырваться из груди.
  С трудом вставил ключ в замочную скважину, все никак не мог попасть в щелку, не столько от холода, сколько от волнения. Распахнул калитку. Тузик, поджидая его, радостно бросился навстречу. Но Игорь нетерпеливо оттолкнул собаку.
  Ни в одном из окон не горел свет.
  Может, Юля спит?
  Он бросился к двери.
  - Игорь, это ты? Как хорошо, что ты пришел.
  Юля стояла возле двери в веранду. Тепло одетая, но было видно, что она очень замерзла.
  - Солнышко, почему ты здесь?
  - Я тебя ждала. Очень ждала, - она всхлипнула.
  - Почему не дома. Тебе ведь холодно, ты простудишься.
  - Игорь, мне страшно...
  - Почему?
  - Твоя мама...
  - Она тебя обидела?
  - Нет. Она весь день не выходит из комнаты. Может с ней что-то случилось? Я боюсь.
  Игорь посмотрел на окна комнаты матери. Они были темными, как и окна во всем доме.
  В доме было холодно и от этого - неуютно. Юля, по-видимому, давно мерзла на морозе, и печка успела остыть. Дверь в комнату матери плотно закрыто. а за ней тишина. Полная тишина, страшная.
  - Мама! - громко позвать не получилось. Голос сорвался и перешел на хрип. - Ты не заходила в комнату? - спросил у Юли, почему-то - шепотом.
  - Нет.
  - Мама, - позвал еще раз и постучал костяшками пальцев в деревянную дверь.
  В ответ не раздалось ни звука.
  - Нужно войти... - сказал неуверенно, он боялся того, что может там увидеть.
  - Думаешь, с ней что-то случилось?
  Игорь не ответил, набрался решимости, толкнул дверь. Она отворилась медленно, неохотно, с громким протестующим криком.
  - Ты побудь здесь, я сам посмотрю, что там.
  Игорь нащупал выключатель и тотчас зажмурился от яркого света, больно резанувшего по глазам. А потом долго не решался их открыть.
  - Где же она?
  Вопреки его просьбе, Юля тоже вошла в комнату.
  Игорь открыл глаза. Кровать матери была аккуратно застелена, а самой ее не было. Не было и других вещей, сумочки, одежды.
  - Ты не слышала, как она уходила? - спросил у жены, чувствуя, как отлегло от сердца.
  - Нет, я когда ты ушел на работу, легла спать и проспала до обеда, - виновато ответила Юля.
  - Паникерша ты, однако, - теперь Игорь уже улыбался искренне.
  Когда самые страшные предположения не оправдались, им вдруг овладела легкость и некая бесшабашная веселость. Как будто он пребывал под хмельком.
  А что, это - идея!
  Он прошел к холодильнику, достал бутылку водки, стоявшую там невесть сколько, на всякий случай, резким движением скрутил пробку, налил в чашку. Подумал немного, достал так же и вино.
  - Для снятия стресса! - плеснул чуточку в другую чашку. - Думаю, тебе не помешает. Да и согреться тоже нужно...
  Чтобы телефон смог поймать сигнал, Игорю пришлось забраться в глубокий сугроб. С тех пор, как мать жила у них, а Юля была дома, никто отсюда не звонил, и снега намело выше колен.
  Мать ответила сразу, как будто ожидала, что о ней вспомнят и поинтересуются, куда она делась. Хотя, так, наверное, и было. Игорь даже представил, как она нервно сжимает телефонную трубку и закусывает нижнюю губу. Ведь она ожидала большого эффекта и должна была нервничать в ожидании реакции на собственную выходку.
  - Мама, ты где? - спросил.
  - Дома, конечно.
  - Почему же ты никому не сказала, что уезжаешь?
  - А зачем? Ведь я вам мешаю. Странно, что ты, вообще, заметил, что меня нет...
  - Мама, у тебя все нормально? Я имею в виду - дома...
  - Конечно, нормально. Никто у меня квартиру не отбирал, если ты к этому ведешь...
  - Ну что ж, - Игорь не стал дожидаться долгих лекций, которые мать избегала провозглашать у него дома, но несомненно собиралась наверстать упущенное по телефону. К тому же ноги начали замерзать , да и руки тоже. - Я рад, что у тебя все хорошо!
  Сказал и отключил связь.
  В сущности, все складывалось, как нельзя лучше. Юлины и его переживания, тоже, наверное, пойдут на пользу. Так они более полно смогут ощутить радость свободы и избавления. А за это не грех еще выпить. Правда, Юле, все-таки, лучше налить сок. Если вино и полезно, то в малых количествах... Нечего малыша еще до рождения к алкоголю приучать.
  Игорю было радостно. Давно он не ощущал такого душевного подъема. К тому же, впереди целых два выходных дня. Жизнь налаживается...
  Выходные прошли, словно праздник. Юля ожила, развеселилась, на ее щеках снова появился привычный румянец.
  - Знаешь, - призналась она Игорю, - с меня как будто тяжесть свалилась. Вроде бы ничего твоя мама плохого не делала, самим своим присутствием давила.
  Игорь понимал. Он сам ощущал то же самое. Неуют, дискомфорт. Даже, если не видел ее. Достаточно было знать, что она где-то рядом. Неужели он так прожил всю жизнь? Не верится. Правда, если человек не знает, что ему плохо, он никогда над этим не задумывается.
  Причина Юлиного недомогания выяснилась, прежние беспокойства канули в Лету, а потому мысль о возвращении в больницу исчезла сама собой. Зачем напрасно мучить жену, дома ей хорошо, а это - главный залог нормального самочувствия.
  Опять распогодилось. Хоть и было, по-прежнему, морозно, небо очистилось от туч, и снег больше не шел. Игорь тщательно расчистил дорожку до ворот, и за ними до проезжей части. Но в понедельник выехать на машине еще не решился. Дорога выглядела не слишком укатанной, боялся, как бы ни забуксовать. Только все это казалось такими мелочами, главное, что дома полный порядок. А пару дней в маршрутке потесниться для него не проблема. Он перетерпит.
  Поэтому собирался он на работу в понедельник в самом хорошем расположении духа. Такого с ним давно уже не было. С тех пор, как в их доме поселилась его мать. Знала бы она, как мы будем радоваться, никогда бы не уехала, - подумал, и тут же поспешно скрестил пальцы и сплюнул через левое плечо. Не потому, что - суеверный, а просто так, для перестраховки.
  Когда он уходил, Юля еще спала. Странная закономерность, успокоились нервы, и сон стал крепким, она даже ночью ни разу в туалет не выходила. Оказывается, как мало нужно человеку для счастья. Достаточно всего лишь, чтобы никто не вмешивался в его жизнь.
  
  Глава двадцать третья
  Юля выпила чай с молоком, гадость, конечно, но она мужественно, пересиливая себя, одолела полчашки. Успокоила совесть. Не совсем, наполовину. Остальное вылила в раковину, украдкой, как будто кто-то мог заметить. Вместо этого заварила просто чай. Подбросила угля в печку. День только начинался, чем себя занять она не знала. Вариантов было много: можно было полистать журнал, посмотреть телевизор, заняться уборкой. Только ничего из перечисленного делать не хотелось. Особенно - последнее. Просто поваляться на диване в сладостном ничегонеделании? Тоже надоело. Она тепло оделась и вышла во двор. Врачи настоятельно советовали больше бывать на свежем воздухе. Видели бы они, какая она дисциплинированная. Впрочем, тут же осадила себя, им глубоко на это наплевать.
  Морозец пощипывал за щеки и нос, снег приятно скрипел под ногами, воздух казался очень чистым, пронизывал до самих мозгов. Прошлась к флигелю по узкой тропинке, расчищенной Игорем, вернулась обратно. Следующий маршрут - до ворот. Ну, Игорь и растяпа! Наверное, очень спешил. Она прижала калитку, услышала, как щелкнул замок. Теперь она в безопасности. А Игорю нужно вечером объяснить, что негоже любимую жену оставлять в незапертом доме. На ее честь, конечно, никто не позарится, не в том она положении, но украсть могут. Мысленно рассмеялась собственной шутке и отправилась назад в дом. Ноги уже начали замерзать. А к оздоровительному моциону нужно подходить без излишнего фанатизма. Что чрезмерно, то не здраво.
  Вспомнила, что нужно покормить Тузика. Насыпала в его миску остатки вчерашнего супа, поставила возле конуры. Песик где-то загуляла. Может, за калитку выбежал? Воспользовался оплошностью Игоря и вырвался на свободу? Хотела позвать, но передумала. Захочет кушать, сам прибежит.
  Тепло от печурки после мороза приятно обволакивало тело. Начало клонить в сон. Ну и сплюха...
  Налила еще чаю из термоса. Хорошо, что Игорь не видит. Но ведь, нельзя же отказывать себе во всем. Чай и так слабенький - всего лишь один пакетик.
  Взгляд наткнулся на дверь комнаты, в которой жила свекровь.
  Бр-р-р...
  Дрожь пробежала. Теперь, когда та уехала, Юле казалось, что в комнате осталась частица ее души. Вне сомнений, самая темная частица. Потому что от одного взгляда на дверь муторно становится. Интересно, как долго она еще не сможет спокойно входить туда? Наверное, только после ремонта. Капитального ремонта, такого, чтобы и духа поганого не осталось.
  Хотя, нужно ли?
  Человеку всегда нужна фобия. Может, все так и оставить? Будет своя комната Синей Бороды. Этакая домашняя страшилка. В Англии ведь обожают дома с привидениями, а чем мы хуже?
  А зачем человеку фобия? Чтобы учиться превозмогать собственные слабости, чтобы уметь побороть собственный беспричинный страх. Храбрый не тот, кто не боится, а кто, сжав зубы, идет навстречу опасности. Вот и она сейчас так сделает. Войдет в комнату, откроет форточку, проветрит ее, соберет постельное белье и забросит его в стиральную машинку, протрет пыль, возможно, подметет.
  Она же у себя дома. Если и завелось домашнее привидение, оно должно знать, кто здесь хозяин...
  Настроив себя, таким образом, Юля поднялась с кресла и подошла к двери.
  Толкнула, но та не поддалась. По-видимому, недостаточно сильно. Все еще искала для себя лазейку, чтобы избежать неприятного занятия.
  Нет, так не годится, нужно быть последовательной. Коль взялась за что-то, нужно довести дело до конца. Она обеими руками уперлась в дерево, но дверь по-прежнему не желала открываться. Закрыта изнутри? Быть такого не может. Кто ее там закрыл? Ведь, кроме нее, дома никого нет. И все же, искорка паники уже успела поджечь какой-то фитиль, воображение разыгралось.
  Чьи-то шаги?
  Там, за дверью, кто-то ходит. Юля отпрянула, она была уверена, что отчетливо услышала доносившийся из комнаты приглушенный кашель. Потом сообразила, что это мог трещать уголь в печке, но, все равно, никак не могла прийти в себя.
  А дверь?
  Почему она не открывается?
  Да все очень просто. Разбухла от сырости. Она и раньше сидела плотно, а сейчас...
  Главное не паниковать. Все можно объяснить логично и убедительно, нужно только заставить себя поверить собственным объяснениям.
  Юля вдруг почувствовала себя маленькой девчонкой, которой в каждом темном углу чудятся страшилища, которые только и поджидают момента, чтобы наброситься на нее. Видно, не сильно она повзрослела с тех пор, если ее до сих пор мучают детские беспричинные страхи.
  Кажется, слегка успокоилась. Даже улыбнулась собственным умозаключением. Но от следующей попытки открыть дверь отказалась. Придет с работы Игорь, и она сделает все, что задумала. Но о своих страхах она ему, конечно, рассказывать не будет. Стыдно, он ее на смех поднимет.
  Пусть только попробует, я ему такое устрою...
  Она вернулась к печке и долго смотрела на язычки пламени, медленно поедающие раскаленные докрасна каменные угольки. И в который раз убедилась, что ничего так хорошо не успокаивает, как горящий огонь.
  Сон был странный, как будто и не сон, а продолжение реальности.
  Юля снова видела себя стоящей возле закрытой двери. И снова ощущала страх, пожалуй, даже сильнее, чем раньше. Он, этот страх, сочился сквозь невидимые щели, обволакивал ее, затуманивал разум и тянул к себе. Он полностью подчинил ее волю и теперь игрался с ней, как кошка с мышкой. Манил к себе, и она не смела ему сопротивляться. С тупой обреченностью она толкнула дверь, и та легко отворилась, стоило ей лишь прикоснуться к деревянной обшивке.
  В комнате было темно, не совсем темно, сумрачно. Она могла различить почти все, кроме дальнего угла, который прятался в плотной, почти идеально черной тени. Именно она излучала леденящий холод страха и влекла к себе с настойчивостью, которой невозможно было сопротивляться.
  Что там прячется?
  Какое чудище поджидает ее, чтобы проглотить?
  На периферии сознания, преодолевая гипноз, забилась тревожная мыслишка:
  - Не ходи! Если пойдешь туда, сольешься с тенью, станешь ее частью и навсегда исчезнешь для этого мира!
  Только мысль была слишком слабой. Она не могла противостоять неведомой силе, не могла вывести из транса. Юля продолжала, неестественно, словно робот, передвигать ноги в направлении темного угла, где, и она прекрасно это понимала, ее не ожидало ничего хорошего.
  И вдруг тень ожила, зашевелилась. Словно джин из бутылки выпорхнула из угла, взвилась закрученным в спираль смерчем, коснулась потолка и расплылась темным облаком. Медленно опустилась и стала сгущаться, сплачиваться, пока не превратилась в злобную черную старуху.
  Отчаянный крик вырвался из груди, и Юля проснулась.
  Огонь уже не горел, раскаленные угли покрылись толстым панцирем шероховатого шлака, в щелях которого мерцали красные светлячки. Свет с улицы едва пробивался сквозь маленькое окошко. Небо опять плотно затянуло тучами, и валил густой снег.
  Ну и приснилось...
  Она все еще пребывала в полуреальности, не переступив полностью грань, разделяющую видение и явь. Впечатления от увиденного кошмара были настолько свежи, что действительность, по сравнению с ним, казалась блеклой и ненастоящей. А страх, вернее ужас, испытанный накануне, хоть спрятался и немножечко приутих, все же, был еще способен властвовать, над только начавшим пробуждаться разумом.
  Юля отвела взгляд от окна, избегая смотреть на дверь закрытой комнаты, снова втупилась в печку.
  Нужно подбросить угля. Только для этого нужно встать, а тело еще колотится, оборачиваться страшно. Протянула руку к ведру, нащупала кочергу, разбила шлак, поворошила угли. Язычки огня, вырвавшись из-под панциря, весело зарезвились, словно подмигивая и пытаясь взбодрить.
  Ну вот, все хорошо!
  Совсем нервы расшатались. Пора бы, наверное, и перекусить.
  Юля таки поднялась с кресла, обернулась и тут же замерла.
  Старуха, оказывается, никуда не делась. Вот она, притаилась за спиной.
  Может, это и не сон был?
  Теперь Юля уже закричала по-настоящему. Рука, в которой она продолжала сжимать кочергу, сама собой поднялась и, прежде чем Юля смогла что-то осмыслить, с силой опустилась на голову нежданной гостье.
  - Это вы? - Юля узнала свекровь, и кочерга выпала из руки.
  Но та ничего не ответила. Не смогла. Ее глаза странно закатились, она, молча, очень медленно, осела на пол. Какое-то время еще сопротивлялась земному притяжению, но потом силы оставили ее. Она свалилась резко и сразу, ее голова с глухим звуком стукнулась о половицу.
  Звук стукнувшейся головы показался Юле страшнее грома, хотя, наверное, и не был слишком громким. Он был какой-то бездушный, словно камень упал или деревяшка. В нем не было ничего, что говорило бы о том, что ударился живой человек. Ни крика, ни стона. Просто - "стук", и - все.
  Еще не веря в случившееся, не осознавая всего ужаса происшедшего, Юля наклонилась над поверженной женщиной. Распростертая на полу, она казалась удивительно маленькой, жалкой и несчастной.
  Как она здесь оказалась?
  Почему Юля не слышала, когда она вошла? И, разве так трудно было сказать хоть слово, чтобы не пугать ее?
  Да, это правда, она не любила свекровь, можно сказать, ненавидела ее. Но, Бог свидетель, она никогда не желала ей зла, даже мысленно. Просто хотела, чтобы та оставила их с Игорем в покое и не мешала им жить. Не желала ее видеть и слышать. Но проклинать, и, тем более, поднять на нее руку...
  Нет!!!
  Слезы раскаяния от содеянного затмили глаза, грудь сдавило спазмом от вырывающегося наружу рыдания.
  Что за затмение на нее нашло?
  Как могло такое случиться?
  Или все происходит не на самом деле? Просто она еще не проснулась и продолжает видеть затянувшийся кошмар? Всего лишь страшный сон, который забудется сразу, как только она откроет глаза...
  Вот только глаза были открыты, так что не имело смысла щипать себя за лодыжку и искать напрасные утешения. Кошмарный сон может поражать реальностью видений, но настоящую действительность спутать с ним невозможно.
  Юля дотронулась ладошкой до щеки свекрови и сразу же с ужасом отдернула руку. Щека была неестественно холодной и до отвращения неживой, будто не кожа, а резина на детской игрушке.
  - Господи, что я наделала? Я убила человека... - в отчаянии прошептала Юля.
  В голове ее помутилось, комната закружилась перед глазами, и она повалилась без чувств рядышком со своей жертвой.
  
  Глава двадцать четвертая
  Обморок длился недолго. Даже не обморок, а какое-то временное помутнение. Сознание отключилось и сразу же включилось обратно. Возможно, защитная реакция. Сработал некий предохранитель, вырубил мозги из-за критического перенапряжения, потом заставил работать снова, только уже в нормальном режиме.
  Юля ощутила, что лежит на чем-то твердом, неудобном. Открыла глаза, повернула голову.
  Рука.
  Ладонь сухая, сморщенная, коричневая, словно у мумии. С множеством пигментных пятен, вся испещрена бугорками вздувшихся вен, мышц или косточек. По ней можно было изучать анатомию в школе.
  Надо же, довести себя до такого состояния...
   Юля знала, что свекровь не бедствовала. Пенсия плюс зарплата. Но деньги она тратить не любила, считала это кощунством. Экономила на всем: на одежде еде. Складывала, бумажка к бумажке, в укромных уголках. Для кого, для чего? Юля вспомнила, как Игорь бегал по банкам, меняя вышедшие из обращения обесцененные купюры. Потом они обесценивались дальше и так до бесконечности.
  Нет, не до бесконечности, тут же поправила себя. Воспоминания пронеслись в голове, словно кадры из кинофильма, и, вдруг, она осознала, что может размышлять о случившемся, если и не спокойно, то, во всяком случае, без лишней паники.
  Факт свершился, с ним нужно смириться и думать, что делать дальше.
  Удивилась собственному хладнокровию, хоть и понимала, что от истерики толку никакого, но почему-то считала, что истерика в данном случае была бы более естественной реакцией. Неужели она превращается в бездушного монстра? А как иначе судить, если она может лежать на руке убитой ей женщины и совершенно спокойно рассуждать о том, что делать дальше. Ненормально ведь, патологией попахивает.
  А с чего, собственно, она решила, что свекровь мертва? Заключение о смерти могут дать только врачи, но и они, бывает, ошибаются. Убить человека совсем не просто. Она об этом где-то читала. И, скажите, пожалуйста, разве слабая беременная женщина способна нанести смертельный удар? Пусть даже железкой по голове.
  Свекровь, правда - дохлик дохликом. Но именно такие, иссушенные аскетизмом, вечно притворяющиеся больными и немощными создания считаются лучше всего приспособленными к жизни. К ним не цепляется никакая зараза, и даже Костлявая брезгует иметь с ними дело. По-поводу выживания и долголетия они любому пышущему здоровьем человеку сто очков форы дадут...
  Юля отодвинулась от свекрови и, стараясь не смотреть на нее, придерживаясь руками за стенку, встала на ноги. Голова закружилась, правда, не так сильно, как раньше, но слабость никуда не делась. В изнеможении она присела на кресло, дыхание было тяжелым, словно, ей не хватало кислорода. От пережитого стресса, ее то и дело подергивало. Дрожащей рукой она дотянулась, до стоявшего на подоконнике кувшина с водой и с жадностью присосалась к нему.
  Что же делать?
  Мысль по-прежнему работала четко и ясно. Прежде всего, нужно убедиться, жива ли свекровь, и если - да, оказать ей необходимую помощь.
  Вот только, как узнать?
  Несмотря на видимое хладнокровие, она осознавала, что не сможет заставить себя снова к ней прикоснуться.
  А как, иначе?
  Кувшин с водой еще был в руке, и он натолкнул на нужную мысль. Юля снова поднялась, ноги были ватные, отекшие, держали с трудом. Чтобы не упасть, свободной рукой приходилось держаться за спинку кресла. Хорошо, оно было тяжелое и могло выдержать вес ее тела. Вытянулась, насколько смогла, и вылила остатки воды на лицо неподвижной свекрови. Вода струйками сбежала по образованным морщинками бороздкам, блестящими каплями застыла на закрытых глазницах и в уголках плотно сжатых губ. На дорожке вокруг головы образовалось мокрое темное пятно.
  И больше - ничего.
  Ни стона, ни вздоха, ни движения.
  Это еще ничего не значит, - успокаивала себя Юля. Только соломинка, за которую она пыталась удержаться, оказалась слишком тоненькой и слабой, чтобы выдержать вес того очевидного, что было открыто глазам, но что упорно отказывался воспринимать разум.
  Но, если она умерла, меня посадят!
  Не имеют права!
  Я ведь не хотела!
  Все это - досадное недоразумение. Она испугала меня, я только защищалась...
  Здравый рассудок подсказывал, что подобные оправдания могут казаться существенными лишь для нее самой. И случайное убийство или преднамеренное, особой роли не играет. Убийство в любом случае остается убийством. И ответственности за него не избежать. Разве что, за неумышленное преступление срок меньше. Плюс минус два-три года особой разницы не играют. Если ее посадят в тюрьму, она там и дня не выдержит.
  Слезы снова побежали из глаз, очередной спазм сдавил горло.
  Я же - беременная!
  Глупышка, какое это имеет значение?
  Правосудие, как и все остальное в нашем мире строится на совершенно иных принципах. От изначального термина "право" осталось только название. А признание виновности человека и наличия смягчающих обстоятельств во многом зависит от занимаемой должности и наличия денежных знаков. Ни того, ни другого они с Игорем не имели. Муж простой репортер в жалкой газетенке, она, вообще, нигде не работает... С деньгами - полный ноль. Даже на лекарства, нужные для больницы пришлось у родителей просить...
  А милиции нужно просто поставить галочку об очередном раскрытом преступлении и ее судьба никого волновать не будет. Машина правосудия умеет перемалывать кости невинных жертв. Только она то, как раз, и не невинная...
  Позвонить папе? Он что-нибудь придумает. Он умеет. Только, к чему ненужные утешения. Ничего папа не сможет. У него самого вечные проблемы: то с налоговой, то еще с кем-то. Постоянно находится под дамокловым мечом правосудия. Впрочем, как и все, кто пытается заработать на жизнь честным трудом.
  Нет, папу беспокоить нельзя. У него и так сердце слабое. Он старается держаться крепышом, никому не жалуется, но она, то все знает...
  Как же быть?
  Игорь!
  Нужно срочно звонить Игорю. Вместе они что-нибудь придумают...
  Только...
  Как ему звонить? Что сказать? "Здравствуй, Игорь, я только что убила твою маму. Приезжай, нужно что-то с телом делать?"
  Кто ему дороже: я или мама? Как он себя поведет...
  Господи, ну что же делать? За что ей все это?
  А, может, сказать Игорю, что она сама упала? Споткнулась, стукнулась головой. А красный рубец на лбу, рассеченная кожа... И без экспертизы понятно, что получила чем-то по голове...
  Нужно выбросить кочергу. Нет улики, нет доказательств. Хотя, так еще подозрительней. Лучше сказать, что кочерга лежала на полу, и она упала на нее головой.
  Почему же тогда лежит лицом вверх?
  Да все очень просто, ведь это я ее перевернула, когда пыталась привести в чувство...
  Мозг работал, словно вычислительная машинка. Только все мысли, которые он выдавал, были абстрактные и ни на что не пригодные. Юля прекрасно понимала, что не сможет соврать, не сумеет, и сразу расскажет все, как было на самом деле. Глупо прятать на душе лишний камень, если там уже и так всего скопилось столько, что нести ношу стало уже невозможно.
  Схватив трубку, Юля выбежала на улицу, совершенно забыв, что одета всего лишь в легкий халатик, а на ногах - тапки без задников. Но разве сейчас это имеет какое-то значение? Что такое снег и мороз, по сравнению с происшедшим.
  Не обращая внимания на холод, точнее, не замечая его, она пробежала дорожкой до флигеля, свернула с расчищенной тропинки и, стараясь ступать в вытоптанные раньше следы, взобралась на невысокий холмик, единственное место во дворе, откуда можно было позвонить. Ветер без труда проникал под халат, охлаждая ее разгоряченное тело, ноги сразу промокли от растаявшего снега и стали покрываться ледяной коркой.
  Это ненадолго, - успокаивала себя Юля. Только позвоню, и сразу назад. Ничего со мной не случится, потом согреюсь.
  А, может, и лучше было бы замерзнуть и остаться здесь навсегда? Тогда все проблемы решатся сами собой. Не нужно будет ничего бояться. Никто не посмеет ее в чем-то укорять и уж точно никто не сможет отобрать у нее свободу.
  Нет, нельзя!
  Она не имеет право так поступить. Ребенок, который находится внутри ее, ни в чем не виноват. Он ждет, когда сможет выбраться наружу и, хоть пока не осознает этого, хочет долгой и счастливой жизни. Убить его вместе с собой, означает взять на себя еще один грех. И если там, за пределами нашего понимания, что-то существует, если есть Бог, она никогда не сможет перед ним оправдаться.
  Да и не, причем здесь Бог. Прежде всего, она не сможет оправдаться перед собой. А если и ничего там нет, все равно нельзя. Она должна донести свою ношу до конца, какой бы тяжелой она не казалась.
  Дрожащим пальцем она стала нажимать на ставшие вдруг очень маленькими кнопочки. В них трудно было попасть, Юля то и дело ошибалась и начинала сначала. Индикатор показывал, что батарея разряжена, она как всегда, забыла поставить телефон на зарядку. Но, ничего страшного. На один-два звонка должно захватить.
  Снова сбилась.
  Ведь, всего три цифры... Что за мука такая...
  Телефон выскользнул из ставших деревянными пальцев и утонул в сугробе. Этого только не хватало. Из-за живота Юля не могла нагнуться, присела на корточки, фактически, села в сугроб и стала совсем уже окоченевшими руками разгребать снег. Телефон нашелся почти сразу. Только, когда она снова хотела набрать номер, увидела, что дисплей больше не светится.
  Юля бегом проскочила кухню, лишь краем глаза зацепив лежавшую на полу свекровь, и скрылась в спальне. Плотно закрыла за собой дверь, приткнулась к батарее, чтобы согреться. Ставить телефон на зарядку и ждать, пока можно будет позвонить, казалось бессмысленной тратой времени. К тому же, она не могла больше находиться в доме. Не из-за страха, ей было жутко от осознания, содеянного, от того, что за стенкой лежит труп убитого ею человека. Хотелось убежать, куда-нибудь, лишь бы подальше.
  Нужно срочно найти Игоря! - придумала для себя, и, когда немного оттаяла, стала быстро переодеваться.
  Ее бегство было поспешным и спонтанным. Она не потрудилась закрыть дверь на ключ, не помнила, захлопнула ли калитку? Выбежала на улицу, вспомнила, что забыла сумочку с деньгами, но возвращаться не стала.
  Идти на остановку было бессмысленно, бесплатно ее никто в город не повезет. Решила добираться до трассы. Там остановит попутку, беременной никто не откажет. Скажет, нужно срочно в больницу, вот-вот роды начнутся. Да и до трассы ближе, чем до остановки. Пройти в конец улицы, перебраться через овраг, а там, за лесополосой и дорога.
  Она помнила овраг летом. Тогда он был зеленый и живописный, а внизу, где протекал ручей, всегда было много цветов. Они с Игорем несколько раз там прогуливались, восхищались красотой природы, а она всегда возвращалась домой с огромным букетом, который потом долго, не увядая, стоял на столике в ее мастерской.
  Господи, как это давно было, словно в иной жизни.
  И было ли вообще?
  Теперь Юля едва узнавала местность. От былой красоты не осталось и следа. Вместо пестрого разноцветного ковра, все трансформировалось в черно-белые тона. Деревья и кусты без листьев казались сухими, неестественно скрюченными и неживыми. Овраг был засыпан снегом, лишь жиденькая дорожка, извилистой ниткой пересекающая его по диагонали, нарушала целостную гармонию нетронутой белизны.
  Спуститься вниз только казалось, что просто. Тропинка не была сплошной и хорошо утоптанной. Расстояние между провалами следов неодинаковое, чтобы попасть в них, нужно было высоко поднимать ноги, переступая через островки глубокого снега. Для Юли, с ее выпирающим животом, занятие почти непосильное. Но и отступать было поздно, на то, чтобы взобраться обратно сил почти не оставалось.
  А еще ведь нужно как-то преодолеть противоположный склон.
  Он вроде бы не был таким крутым, но Юля уже смогла убедиться, что первое впечатление часто бывает ошибочным. Она падала, с головой зарываясь в сугроб, выкарабкивалась оттуда, с трудом снова вставала. Чтобы переступить из следа в след приходилось помогать руками, сама нога так высоко не поднималась.
  Когда она, скорее скатилась, чем спустилась на дно оврага, сил уже почти не оставалось. Мысли о свекрови, обо всем прочем стали несущественными, далекими и отстраненными. Беспокоило лишь одно, как выбраться из ловушки, в которую она сама себя загнала? Так неосторожно, так глупо. И слезы, которые теперь не переставая сочились из глаз, уже не имели ничего общего со случившемся накануне. Теперь они стали выражением собственного бессилия и тоскливой безнадеги.
  На четвереньках Юля переползла по обледеневшим бревнам через ручей. Он не полностью замерз и в проталинах у камышах зловеще чернела свободная от ледяного панциря вода. А выбравшись на противоположный берег, поняла: сил на то, чтобы подняться, не осталось.
  Она была вся мокрая, от таявшего снега, от пота, дыхание тяжелое, все время казалось, что не хватает кислорода. Пыталась вдохнуть больше воздуха, а он, вместо того, чтобы добавить сил, с хрипом вырывался назад.
  Вернулось головокружения, резко, без предварительных позывом, стошнило. Юля вытерла рот снегом, набрала его в рот, чтобы смыть остатки неприятного вкуса и поспешно отползла в сторону, дабы не вдыхать вывернувшуюся из нее зловонную гадость. От одного вида блевотины, рвотные симптомы повторялись.
  Рукавички потерялись, шапочка тоже слетела. Нужно было вернуться за ней, но очередной приступ слабости накатился с такой силой, что Юля вообще перестала что-то соображать. В глазах потемнело, она чувствовала, что сознание покидает ее.
  Знала, что нельзя расслабляться, но сделать уже ничего не могла.
  Вдруг почувствовала, что внизу живота стало мокро. Как будто села в лужу. Только, откуда здесь взяться луже?
  Прежде, чем мир вокруг полностью укрылся за черной пеленой, Юля успела понять, что у нее отошли воды.
  
  Глава двадцать пятая
  Звонок Игоря застал врасплох. Весь день у него было приподнятое настроение. Никаких предчувствий, наоборот, состояние бесшабашной веселости и праздника на душе. Жизнь казалась прекрасной, и ничего не должно было ее омрачить. Он уже собирался домой, думал, не мешало бы заскочить в магазин, купить что-то вкусненькое, когда рабочий телефон на столе нервно затрезвонил. Именно - нервно. Словно предупреждая о чем-то нехорошем, что предстояло услышать.
  Не буду поднимать трубку, решил Игорь. Кто ему может звонить на рабочий телефон? Если кто-то из близких, они знают номер мобильного. А портить настроение не хотелось, тем более, что через каких-то четверть часа он может с чистой душой наплевать на все, связанное с работой, и отправиться домой, где ожидают тепло, уют и любимая жена.
  Телефон не умолкал очень долго. Потом, наконец-то, затих, но спустя мгновенье ожил снова.
  Да что же это такое!
  Сбежать, что ли, в курилку и там провести остаток рабочего дня. Игорь уже поднялся со стула, чтобы последовать своему же совету, но почему-то передумал. Сам не понял, почему. Поколебался немного и таки решился поднять трубку.
  ***
  Через полчаса он уже был в больнице.
  Услышанное не то, что ошарашило, пришибло, он не мог отыскать правильного слова, каким можно было бы охарактеризовать свое состояние. Да и зачем это нужно? Наверное, чтобы отвлечься. Потому что не мог до конца поверить услышанному, все тешил себя мыслью, что врач ошибся номером телефона.
  Совпадения ведь бывают всякие, иногда совсем несуразные. Сколько в городе людей с одинаковой фамилией, одинаковыми именами. И почему нельзя предположить, что у кого-то из его однофамильцев есть жена по имени Юля?
  Но номер телефона...
  Откуда они узнали именно номер телефона? Ведь это - рабочий телефон, и в справочнике возле него указано название редакции, а не фамилия Игоря.
  - Да не волнуйтесь вы так, - врач был немолодой, похоже, повидавший в жизни всякого, и чужое горе его мало трогало. - С вашей женой все будет в порядке... Вот только, - он затянулся сигаретой, выпустил дым в сторону открытой форточки, - ребенка спасти не удалось... Но ведь, согласитесь, могло быть намного хуже. Если бы ее случайно не заметили, пришлось бы венки покупать...
  Наверное, Игорь выглядел совсем плохо.
  Врач достал со шкафчика начатую бутылку коньяка, посмотрел на свет граненый стакан, посчитал его достаточно чистым, и щедро наполнил почти до половины.
  - Выпейте, легче будет...
  Игорь отрицательно покачал головой.
  - Ну. как хотите.
  Врач влил крепкий напиток в себя и закурил новую сигарету.
  - Я могу ее увидеть? - спросил Игорь.
  - Вообще-то, ей нужен полный покой, но... - Он поднялся, вытащил из шкафа белый халат, шапочку, марлевую повязку и протянул все это Игорю. - Одевайте, и пакетики на ноги не забудьте. У нас, знаете ли, стерильность. Посторонним нельзя, только для вас исключение.
  Юля была бледная, непохожая на себя. Лицо застывшее, словно маска, глаза открытые, направлены в потолок, только вряд ли она что-то видела. В палате она была одна. Соседняя койка пустовала. На ней даже матраса не было, только голая сетка.
  - Только недолго, я здесь в коридоре покурю, - врач деликатно вышел из палаты, а Игорь присел на табуретку и взял жену за руку.
  - Юлечка...
  Она повернула голову, смотрела невыносимо долго, как будто не узнавала.
  - Игорь, - произнесла, наконец. Он увидел, что из ее глаз сочатся слезы.
  - Ну что ты, глупышка, ведь все нормально...
  - Ты считаешь, что это нормально?- она заплакала вслух.
  - У нас еще все впереди...
  - Игорь! - крикнула громко, с истерическими нотками, - Игорь, - уже тише, - Игорь, я убила твою мать...
  Отвернулась от него, уткнулась головой в подушку, зарыдала.
  - Что?
  Услышанное его совсем не тронуло, слова пролетели мимо, не зацепив, хотя он прекрасно понял их смысл. Стало только еще больнее за состояние жены. Понятно, нервный срыв и все прочее.
  - Юлечка, ты переволновалась...
  - Нет. Игорь я правду говорю. Я ударила ее кочергой по голове. Я не знала, что это она. Она сзади подошла. Потом я побежала к тебе...
  Она выложила все, захлебываясь, срывающимся от волнения голосом. И все, сказанное женой, было очень похоже на правду.
  Игорь достал телефон. Когда он набирал номер, пальцы его нервно подрагивали.
  Гудок. Второй. Третий. Четвертый.
  Что-то щелкнуло.
  - Ало!
  - Мама, это ты?
  - Ты кого-то другого хотел услышать? Тогда перезвони, ошибся номером.
  - Подожди, мама, - от сердца отлегло, - ты сейчас где?
  - Дома, конечно. Где мне еще быть. Мог бы и навестить. Мне что-то нездоровится...
  - Голова болит?
  - Сердце. Уже второй день из дому не выхожу... И давление...
  - А эта твоя квартирантка?
  - Я же тебе говорила, она замуж выходит.
  - Извини, мама, сегодня не могу. Юля в больнице.
  - Да кто она такая...
  Игорь не стал слушать дальше, он и так прекрасно знал, что хотела сказать ему мать, слышал все не один раз, и слова ее набили оскомину.
  - Вот видишь, тебе все приснилось, - обратился к жене. - Она дома, три дня уже не выходит на улицу...
  Глаза у Юли были широко раскрыты, то ли от потрясения, то ли от какого-то мистического ужаса. И непонятно было, чего она сейчас боялась больше, мыслей о том, что совершила убийство, или осознания, что все оказалось лишь ее фантазией?
  - Игорь... Мне кажется, что я сошла с ума... - и снова заплакала.
  ***
  Через неделю Игорю разрешили забрать Юлю домой. Она сидела рядом с ним на переднем сидении, совсем никакая, тупо смотрела в стекло и молчала. Игорь тоже молчал.
  За время вынужденного одиночества он успел передумать о многом. Он не мог так, как Юля убиваться за потерянным ребенком. Для него он не успел стать живым, был абстракцией и не воспринимался, как умерший или погибший. Просто, должен был появиться на свет, но по какой-то причине не смог. Придется ожидать следующего. И в то же время ему казалось, что он в состоянии понять переживания Юли.
  Не совсем, конечно.
  Всей глубины чужого горя не дано постигнуть никому, кроме самого горюющего. Но он знал главное, ей очень плохо и он должен ее всячески морально поддерживать. И нужно сделать все возможное, чтобы она скорее забыла навязчивую идею об убийстве его матери.
  И как ей могло такое привидеться?
  Ведь Юля такая добрая, мурашки обидеть не посмеет.
  Или в тихом омуте черти водится?
  Может, она много думала об этом, фантазировала, а потом все и свались на голову, воспринялось в бреду, как действительность?
  Все может быть. Человеческая душа - такие потемки, разобраться, что там творится - невозможно. Даже в своей собственной. Что же тогда говорить о чужой?
  Вот уже и родная улице, скоро будет виден их дом.
  Юля вскрикнула. От неожиданности едва не выпустил руль, резко притормозил, машина пошла юзом на смерзшемся снегу и остановилась, мотор кашлянул и заглох.
  - Что с тобой?
  - Юля не отрываясь смотрела в ветровое стекло, ее лицо побелело от ужаса, она не могла ничего сказать.
  Игорь присмотрелся. Возле их ворот, сгорбившись, стояла старая женщина, ее взгляд был направлен в их сторону. Солнце находилось за ее спиной, черная тень от нее была ужасающе громадной и зловещей.
  - Кто это еще?
  Из-за солнца он не мог рассмотреть лица незнакомки. Он повернул ключ зажигания и, несмотря на протесты жены, подъехал к дому. Солнце скрылось за тучей, исчезла зловещая тень. Осталась лишь изможденная женщина в старом дряхлом пальтишке со старомодным платком на голове.
  Игорь, что Юля находится на грани истерики, но все равно вышел из машины.
  - Мама, ты, что здесь делаешь?
  - Приехала навестить тебя. Если сын забыл о матери...
  Все что она говорила дальше,он больше не воспринимал. Глаза его застыли на свежем, лишь слегка зарубцевавшемся шраме, наискосок пересекавшем покрытый морщинами лоб матери...
  Значит, Юле ничего не привиделось...
  Он не стал спрашивать у родительницы, откуда взялась рана. Знал, что правдивого ответа не услышит. Он взял маму подмышки, слегка приподнял, развернул лицом в сторону остановки.
  - Тебе лучше уйти, мама...
  И ушел к автомобилю. Захлопнул дверцу.
  Мать еще что-то ему кричала, грозила рукой, но он оставался совершенно безучастным. Потом она, все-таки, ушла. И они вдвоем долго смотрели, как удаляется ее темная фигурка, становясь все меньше, пока не свернула за поворот и исчезла из глаз.
  Юлины пальцы цепко держались за переднюю панель, пальцы побелели, лицо тоже было бледным, застыло от напряжения.
  - Вот видишь, все нормально. Она больше не вернется.
  Сказал и сам себе не поверил. Потому что знал, время дает им лишь короткую передышку. А кошмар будет длиться еще долго.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"