Чтобы понять, что это имя, а точнее что этот человек значит для меня, я вернусь памятью в самое главное событие моей жизни: летом 1955 я поступил на Физтех Уральского Политехнического Института, набрав 33 очка из 35 возможных. Мы, будущие инженеры-физики, чувствовали себя элитой среди элиты - практически первого, включая школу, послесталинского набора студентов в один из лучших в стране вузов.
Я приехал из Омска. Тихого, почти провинциального, по тем временам, города, пришпоренного правда военной промышленностью. Здесь я учился в школе, строил авиамодели, детекторные (а потом ламповые) приемники, читал книжки по радиотехнике, аэродинамике, математике. Оказалось, что Свердловск приоткрыл мне свой едва заметный но стойкий соблазн столицы: опера, балет, оперетта, театры, девушки, приятели, ... и, главное, УПИ: преподаватели, педагоги, библиотека, аудитории, общежитие - все интересно, все внове. Первый учебный год промчался как торнадо. Жизнь была настолько ослепляюще яркой, что совсем немного важных деталей я успел выхватить из того потока и сохранить скорее как мелодию ощущений чем как логическую вязь.
Днем до нуля придавило градусник.
К вечеру небо теплеет.
Иду к Институту, бодрый и радостный,
поздравить его с юбилеем.
Одним из первых ярких моих столкновений была встреча с редактором стенной газеты БОКС, А. Б. Федоровым. Мы обмолвились парой фраз, и я стал тематистом. То есть человеком собирающим, придумывающим, и обрабатывающим темы для газеты. Честно говоря, это была суетливая но по большей части увлекательная работа. К моменту, когда А. Б. Федоров послал меня слушать тезисы Артура Немелкого, произнесенные им с подмостков Комсомольской Конференции, я был уже сменным редактором БОКС(а).
Главный конференц-зал был заполнен выше всех мыслимых регистров. Не только все места в партере и на балконе были заняты, люди стояли в проходах и у стен плотным молчаливым редутом, впитывающим все, что происходило в районе сцены. А там происходило действо, порождающее странное мистическое напряжение в зале: Артур Немелков, наш комсомольский босс, читал свои тезисы, прерываемые мощными порывами аплодисментов. Понадобилось некоторое время, прежде чем я вжился в это действо, стал слышать и воспринимать что говорит Артур, чему аплодирует аудитория, и что я могу набросать в своих репортерских заметках для газеты.
Между тем, Артур говорил о том, что партийная элита потеряла, растратила, отринула от себя даже мелкие остатки творческого потенциала, отмечая любое живое начинание, любую нестандартную мысль клеймом ревизионизма, будучи не в состоянии критически осмыслить что либо за пределами быстро устаревающего канона. О том, что партийные организации на местах превратились в попугайчиков повторяющих бессмысленно все, что закостеневающая, бесчувственная элита спускает им сверху. Что вся политическая структура государства, его мозг и душа, быстро и неумолимо стареет и умирает. Что, если не оживить, не реанимировать демократические институты страны, не восстановить с их помощью обратную связь в ее управлении, мы скоро будем погребены под обломками омертвевшего организма. Это был отчаянный крик молодости не желающей чтобы ее лишали будущего. Крик резонировал с душами молодых людей собравшихся в зале, а зал отвечал аплодисментами - шквалом они проносились сквозь аудиторию.
Вы еще вчера со дна окопа
поднимали в бой усталый взвод,
а сегодня страшно вам, что кто-то
к новым мыслям молодость зовет? ...
А работа в БОКС(е) кипела. Это же был Боевой Орган Комсомольской Сатиры! На второй день в конференц-зале наконец-то появились партийные работники (им, вероятно, донесли, что происходит нечто экстраординарное). Они предложили разобщить на день конференцию по факультетам для внутрифакультетского обдумывыния и обсуждения тезисов Артура. Большинством голосов конференция проголосовала за это предложение. Когда через день конференты собрались в полном составе вновь, то представители химфака проголосовали против включения тезисов Артура в "Обращение Конференции". Я помню, Рейнгольд Силин, сотрудник БОКС(а) писал:
Хочешь знать, кто на деле гад,
кто продаст и купит за сутки?
Это химик - не делегат
а политическая проститутка.
Бедные химики. Конечно же, не причем тут были студенты химфака, а причем - убедительные речи "старших партийных товарищей". И все это понимали, но страсти кипели недетские. В конце - концов приехал товарищ Кириленко - первый секретарь Свердловского Обкома. Он услышал выступление Артура в Нью Йорке по радио "Голос Америки". Кириленко произнес невнятную слезливую речь, содержание которой сводилось к: "Ну что же вы, мальчики и девочки, делаете?". Детский сад. А мы ведь были дети военного времени. Кириленко был старый, беспомощный, жалкий. Этот безграмотный, бестолковый, безинициативный человек "управлял" гигантской Свердловской областью. Мы воочию увидели: ничем он управлять не мог. Прав был Артур, партийная элита умирала, даже не попробовав нас, смутьянов, выслушать, а тем более оставить после себя.
Хочешь выстоять на палубе качающейся?
Опирайся на сопротивляющихся.
Она оставила после себя послушных коллабрационистов, у которых ничего своего не росло в голове, и которых любой проворный западный (и даже криминальный местный) шарлатан мог убедить в чем угодно, особенно в чем нибудь примитивном: хватай, держи, греби под себя, родина-уродина, и т. д., и т. п. Конференция, однако, постепенно сползала на нет. Надо было учиться, посещать лекции. "Обращением Конференции" тезисы Артура так и не стали. Артура из комсомола в конце концов исключили, используя многочисленные раздельно-совместно-раздельные заседания-голосования и непрекращающийся мощный прессинг со стороны "старших партийных товарищей". Так что мы не оставили за собой право высказывать свое мнение "безнаказанно".
Конференция растянулась во времени. Надо было догонять свое образование. К весне я погасил все академические задолженности кроме английского. А весной, вместе со всей своей учебной группой, я уехал на целину. Кажется Рейнгольд Силин писал:
Не нам рифмы слагать длинные,
ковыль воспевать, над рифмой потея.
Для нашей поэзии есть целинная
эпопея.
Целина - особая страница. Это была романтика, езда в товарняке, тяжелый физический труд, полевые работы, сон в теплом зерне. От грязи, недосыпа, холода, я заболел фурункулезом. Поднялась температура - первый признак заражения крови. Спас меня местный фельдшер, сделав инъекцию пенницилина. Все следы болезни испарились в три дня.
Опять на ток приходят комбайнеры,
машины просыпаются, дрожа,
и теплая уверенность мотора
опять рукам подскажет: "Так держать."
Когда после полевых работ и коротких каникул я вернулся к занятиям, то решением комсомольского собрания группы был отчислен "за неуспеваемость". Позже я узнал, что многих студентов, учавствовавших в Конференции, отчислили "за неуспеваемость". Прощай УПИ.
Пару месяцев я проработал в небольшом исследовательском институте автоматики - собирал ламповый широкополосный усилитель, а потом полгода в Институте Тяжелых Металлов, где познакомился с радиоизотопными методами в промышленности. К этому времени выяснил, что вернуться в УПИ смогу может быть только отслужив в армии. А потому я вернулся в родной Омск, где поработал месяц столяром, а затем, с осенним призывом, отъехал служить в Воздушно Десантнах Воойсках (ВДВ) на дальний восток.
Срочная служба в ВДВ не оставляла времени для интеллектуальных упражнений: подъем, зарядка, завтрак, развод на занятия, занятия, физические упражнения, прыжки с парашютом, стрельбы, обед, занятия, час личного времени, вечерняя проверка, отбой, иногда учения, иногда ремонтные работы, иногда уволнительная в город "Куйбышевка Восточная" (Ныне Белогорск) с выпивкой (иногда), а то и с танцами. Вот все мои дела в армии. На Венгерские События я, слава Богу, опоздал. Карибский Кризис, слава Богу, просвистел мимо. Меня не били (а могли!). Я не подцепил гепатит или что нибудь еще (а мог!).
Опять на Земле не до шуток, и снова в измученных странах
уходят, уходят ребята в кровавые пасти атак.
Давно нас судьба разметала, и списаны все парашюты,
но дрогнула память солдата, а это, друзья, не пустяк.
Не дай вам, Бог, а если все же даст:
сыграют сбор десантной нашей роте,
и штурман прокричит в последний раз:
"Пошел!", - а мы уже в полете.
Земля сама пошла на нас ...
Конечно: армейские товарищи, навыки солдатского общежития, художественная самодеятельность и т. д., и т. п. К поездке Хрущева в Америку я отправил в Кремль письмо с предложением напомнить в Америке о возможности совместного строительства тоннеля через Берингов пролив (тогда Хрущев через прессу обратился ко всей стране с просьбой присылать свои пожелания к его поездке). Интересно, что мне позвонил Косыгин и подискутировал со мной эту тему минуты две. Мои командиры стояли по стойке смирно и ели меня глазами, что не всегда хорошо для солдата. Однако "Судьба Евгения хранила.". Потом, в журнале Советский Союз, я видел красочное журналистское эссе на эту тему.
Подошла демобилизация (по солдатски произносится: "дембиль", с закатыванием глаз, с мечтательным выражением лица). Согласно тогдашнему приказу Верховного Главнокомандующего я (в числе прочих) получил право на продолжение прерванного службой обучения в ВУЗе. "Прерванное службой" ко мне подходило весьма приблизительно, но я решил попробовать - а чем черт ни шутит - и послал свои документы в УПИ. В ответ пришло письмо с невнятными соображениями типа: приезжайте, сдавайте экзамены, мы посмотрим. Это письмо, абсолютно невразумительное для моих командиров, посеяло во мне определенную надежду на восстановление в Институте. И вскоре, проявив максимум солдатской смекалки, я заколыхался на верхней вагонной полке "пятьсот-веселого", медленно но определенно продвигаясь к Свердловску... .
Отказать! Таково было решение партийной организации УПИ. Я уже раздумывал над дальнейшей своей судьбой, когда вмешался господин случай. В УПИ, на металлургическом факультете, начал преподавать профессор Олег Алексеевич Есин. Меня представили ему, с подачи Геннадия Хазана, и он согласился взять меня своим студентом. Профессор О. А. Есин вел курс Термодинамики и Физической Химии. Блестящий преподаватель и, я теперь способен оценить, непревзойденный знаток предмета, он вел нашу маленькую группу один год, после чего уехал в Москву продолжать свои работы по термодинамике ракетного топлива. Признаюсь, он приглашал меня с собой, но я, по незрелости и тотальной глупости своей, отказался от столь высокого и лестного приглашения. Слишком был напуган своим "незаконченным высшим".
В связи с его отъездом, я решил вернуться на физфак. В группе, где я учился на металлургическом, был один очень способный студент, кажется Стас его звали, с которым у меня сложились приятельские отношения. Я предложил ему перейти на физфак вместе со мной. Он сказал, что должен посоветоваться с Борисом Николаевичем. Я спрашиваю: "А это кто такой?". Он говорит: "Как, ты не знаешь? Он босс нашей команды.". Вскоре Стас сказал, что Борис хочет встретиться со мной. Так я познакомился с Б. Н. Ельциным. Мы поговорили минут десять. В то время, Борис Николаевич все еще играл в волейбол и курировал команду, где высокий и хорошо сложенный Стас ирал в первом составе. Б. Н. Ельцин рассоветовал Стасу перебираться на физфак и объснил мне свои резоны.
За год до моего окончательного прощания с УПИ, мои друзья сказали мне, что Артур может со мной встретиться. Я обрадовался и, конечно, согласился. Местом встречи Артур назначил "Развалины"- небольшуе груду разбитых кирпичных блоков у входа в какое-то подземное сооружение на площади перед УПИ. Справа, если поднимаешься с трамвайной остановки "политехнищецкая", как ее именовали тогда кондукторши. Я прибыл в назначенное время и подождал его минуты три. Он пришел со стороны "политехнической", пожал мне руку, присел на обломок кирпичной кладки. Я никогда не видел его целиком, если так можно сказать. Высокий, худощавый, с приятным лицом, негромкими, мягкими манерами. Умные внимателные глаза. Я спросил, зачем он выбрал именно это место для встречи. Он ответил, что это единственное надежное место, которое практически невозможно прослушивать. Мы поговорили о том, что в стране происходит, и пришли к обоюдному выводу, что ничего практически не изменилось со времени его выступления. Я посетовал, что надо же дескать что-то предпринимать. "Хорошо."- сказал он: "Можешь предложить что-нибудь конкретное?". У меня не было ничего конкретного. Я, признаться, полагал, у него что-то есть и сказал, что буду думать. Мы расстались, пожав друг другу руки. Я и правда начал думать над тем, что же мне делать со всем моим знанием скорого печального будущего моей страны.
Через полгода после отъезда О. А. Есина, меня выставили из УПИ окончательно и бесповоротно. На этот раз, мне удалось перевестись в Новосибирский Государственный Университет. Наступил 1962 год.
По окончании Новосибирского Государственного Университета, я был принят в аспирантуру к профессору академику Гершу Ицковичу Будкеру (в то время, правда, он был членом-корреспондентом и величали его, по настоятельному совету И. В. Курчатова, Андрей Михайлович). Это было удивительное место, сказочные времена. Я имею в виду Академгородок в самом начале его расцвета. Вступительный экзамен в НГУ я здавал академику М. А. Лаврентьеву. Это благодаря его жесткой воле (а надо не забывать, что он был дейсвительнам членом ЦК КПСС, человеком решительным, последовательным и расчетливо-яростным, когда встречал любое логически необоснованное сопротивление) ректорат УПИ сменил гнев на милость, и приказ о моем отчислении из УПИ был незамедлительно переделан на приказ о моем переводе в НГУ.
Когда расставался с моим матрикулом (зачетная книжка) по окончании Университета, я чуть не плакал, жаль было его отдавать: Общая Физика - Р. И. Солоухин; Уравнения Математической Физики - С. Л. Соболев; Квантовая Механика - Д. В. Ширков, Гидродинамика - С. А. Христианович; Теория Вероятности - А. А. Ляпунов; Физика Плазмы - Р. И. Сагдеев; Статистика - Ю. Б. Румер; Теория Функций Комплексного Переменного - Б. В. Шабат; Ядерная Физика - С. Т. Беляев, Теория Поля - В. Н. Байер. Учитывая, что Сопромат, ТОЭ, Общую и Неорганическую Химию, Механику, Черчение и Начертательную геометрию, много что еще я сдавал в УПИ по полной программе (кто сдавал, тот знет о чем я говорю) я получил восхитительный букет теоретических (в обертке почти практических) знаний на выходе из НГУ.
У нас была очень маленькая группа (около 20 человек) и из нее не все смогли дотянуть до конца благополучно: такая напряженная и сложная была программа. Однако общение с преподавателями было свободным и предельно "на - равных", что помогало выжить. В частности, было абсолютно принято ввалится к любому академику заполночь, если у него горел свет, а у тебя была тема для разговора или проблема.
Началась работа. Всегда трудная, поскольку наука - это разговор с почти непроницаемой стеной. Всегда интересная, поскольку мне таки дали азы языка на котором со стенами разговаривают.
Как бывает тоска остра, смыслу здравому вопреки.
У невидимого костра собтраются старики.
Говорят они не спеша о какой-то своей стране,
и взлетает воздушный шар в опрокинутом навзнич сне.
В 1972 году в ИЯФ(е), где я работал у Г. И. Будкера, мои коллеги стали собирать подписи в защиту Даниеля и Синявкого. Я подписал это письмо, Артур. Я подписал это письмо потому, что когда-то ты дал мне инструмент, позволивший разглядеть некоторые детали мира где я жил. Низкий тебе поклон. Потом, правда, это первое письмо кто-то изъял из обращения, и было запущено второе письмо которое пронесли мимо меня (изъял - очень мягкий глагол).
Мой директор, руководитель, учитель, профессор Г. И. Будкер начал вслух размышлять: какой формы сделать общий стол в строящемся зале Ученого Совета Института. Среди коллег, с которыми он советовался, оказался и я. Когда он стал выяснять мое мнение, я внезапно вспомнил Круглый Стол Короля Артура (по правде, я Артура Немелкова вспомнил, ассоциативно) и сказал ему что круглый смотрится лучше всех. Он нахмурился и промолвил, что ему уже это предлагали, но он думает что его место за этим столом должно быть специальным. Я ему говорю: "Оно и будет специальнам.". Он сердито глянул на меня: "Как это специалным, если стол круглый?". "Так вы же директор!" - говорю: "Место, где вы сидите, не может быть тривиальным." Он засмеялся, махнул рукой и ушел. Стол был сделан идеально круглым, с секторами по числу лабораторий. Какая-то часть идеи этого стола в зале Ученого Совета Института Ядерной Физики имени Будкера в Академгородке принадлежит тебе, Артур.
Мы довольно часто встречались с моим Директором и в Институте и в его коттедже, обсуждая научные и разнообразные другие темы. В один из таких разговоров, он поинтересовался, как бы ненароком, моим учебным прошлым, и я рассказал ему в общих чертах о выступлении Артура Немелкова в УПИ и о том, что, я думаю, следует из этого выступления. Он внезапно погрустнел. Сказал, что много размышляет об этом и думает, что в ЦК КПСС есть здравые, энергичные, и продуктивные люди, которые не допустят коллапса. Правда, поименно он назвал только Косыгина. Особенно его поразило в моем рассказе то, что мы, молодые студенты, отказывались голосовать за исключение Артура из комсомола несмотря на отчаянные усилия чиновников. Примерно год спустя после этого разговора, началась кампания по дискредитации А. Д. Сахарова. Чиновники партийного аппарата заставляли академиков подписывать письмо, клеймящее Андрея Дмитриевича как антисоветчика, врага рабоче-крестьянского государства. Мой Директор уехал в Москву и затерялся на какой-то никому не известной квартире. Позже он мне рассказывал, что его таки нашли и там, но он все же отказался подписывать документ, несмотря на то, что там много уже стояло подписей известных советских ученых. Я не могу утверждать, но логика мне подсказывает, что мой рассказ о тебе, Артур, оказал какое-то влияние на его решение. Спасибо.
Михаил Алексеевич Лаврентьев весьма любил по утрам медленно катить на своем ЗИМ(е) по Морскому Проспекту Академгородка в сторону Института Гидродинамики (где он был Директором до конца дней своих), и довольно часто делал это. Если я попадался ему по пути на работу, что случалось изредка, зазывал меня в машину, расспрашивал о моей жизни, работе. Включался в мои рабочие дела, проявляя потрясающее понимание проблем, вполне "на - уровне" обсуждал мои эксперименты. Однажды, после такого разговора, он неожиданно сказал: "Давай-ка, мы съездим с тобой ко мне в Президиум.". Имелось в виду - в Президиум Сибирского Отделения Академии Наук СССР. Михаил Алексеевич был, по совместительству, Президентом СО АН СССР. Хоть я и очень спешил на работу, но знал, что он попусту звать меня никуда не будет. В кабинете он достал из стола некий документ, внимательно просмотрел его, протянул мне и сказал: "Читай.". Я взял бумагу и поначалу никак не мог включиться в содержание. Однако, постепенно, смысл документа начал до меня доходить. В бумаге разъяснялось, что я - отпетый антисоветчик, враг со склонностью к антисоветской пропаганде и подрывной деятельности, о чем член ЦК КПСС товарищ Кириленко и ставит в известность члена ЦК КПСС товарища Лаврентьева. Я поднял глаза на Михаила Алексеевича. Он внимательно смотрел на меня. Помолчал. Спросил: "Ты понимаешь что это значит?", и не дожидаясь моего ответа, продолжил раздумчиво: "Этот подонок предполагает, что я незамедлительно сотру тебя с лица земли в знак моего к нему товарищеского уважения ... . Скажи, а ты никакой там пропагандой не занимаешься? Журнальчики там всякие, самиздат?". - Иногда попадаются, -говорю, - читаю. - Нет, я не то имел ввиду. Сам не печатаешь? Не распространяешь?... - Нет, - говорю, - этого нет. Ну на кухне там про политику поговорить ... - Ну на кухне и я тоже, бывает ... Скажи, а что там случилось в Уральском Политехническом. Я рассказал про Комсомольскую Конференцию и про Тезисы Артура Немелкова. - И это все? - спросил он. - Все. - говорю. Мы помолчали. "Эти идиоты так весь мой Академгородок разгонят." - произнес он поскучнев: "Ты не один у меня такой. Диверсант. Ладно, я знаю что делать. ". Он повеселел и улыбнулся мне: "Никогда не рой ближнему яму. Дождись, когда он выроет ее для тебя и столкни его туда ... И это справедливо. Только действовать нужно предельно точно. Да, ни слСва никому, понял!? Ни слСва, о чем мы тут говорили. У них руки длинные. - Есть, Михаил Алексеевич. - Это откуда у тебя "Есть"? - Я в армии служил, в Десантных Войсках. - Интересно, у вас там как на флоте: "Есть!". Он достал из стола бутылку армянского коньяка. Повертел ее в руках и поставил на стол. Вот мы, старики, уйдем, и они, их жополизы, всех вас разгонят. Они не знают, что страна на нас стоит. На наших подлодках, реакторах, ракетах, геологии, биологии, химии... . Они думают, Запад принесет им все на блюдечке, если они ему лизнут. Никуя им Запад не принесет. Запад сам ждет, чтобы мы ему что-нибудь новенькое показали. И показываем. Иногда. Русские - талантливый народ. Я имею в виду всех нас: и древлян, и полян, и смолян, и армян, и татар, евреев, ...да, казахов, узбеков, туркмен, таджиков, якутов,... всех нас, и немцев, и азербайджанцев тоже, грузин, всех. Ты знаешь, сколько у нас наций? Ты себе представить не можешь... . Всех разгонят. И стравят друг с другом. Они же по другому управлять не могут. Ямы друг другу роют.". Он постоял немного, глядя в окно. Повернулся к столу и нажал селектор: "Соедини меня с Александровым. Найди его." (А. П. Александров, президент АН СССР в то время).. Помахал мне, прощаясь, рукой. Я вышел от него, с трудом себя собирая. Он знал и понимал все. А помочь мог только мне и таким как я - отодвинуть нас от кипящей кастрюли истории. Помню, подумал: "Любопытно. А на кого еще такие письма приходят ...?". Ты прав был, Артур.
Они, старики, ушли очень быстро, посыпались как листья осенние. Первым, помню, в январе 1966 ушел С. П. Королев - от неудачно сделанной хирургической операции, в июле 1977 умер от инфаркта Г. И. Будкер, в августе 1977, ректор Московского Университета Р. В. Хохлов, - скончался от неправильно перелитой крови, в октябре 1980 умер, кажется от инсульта, М. А. Лаврентьев, предварительно спившись (вспомните Б. Н. Ельцина!), в декабре 1987 умер Я. Б. Зельдович, А. Д. Сахаров выжил, но был в конце семидесятых обработан в Горьком так, что вскорости, в декабре 1989, скончался и он. Все - академики, профессора, все - награжденные правительственными наградами, все - сильные, независимые люди с высочайшим научным и человеческим авторитетом, все - мои учителя, коллеги, знакомые и друзья. Мой Директор, Г. И. Будкер, сказал мне за день до своей смерти, когда я посетил его в Академической Клинике: "Вот лежу я здесь, среди всего этого великолепия, и умираю. И не смей мне возражать. Да, умираю. Потому что мы сделали себе такую медицину, которая лечить нихрена не умеет.". К утру его не стало. Прощай, мой учитель. При вашей жизни, Герш Ицкович, я вас учителем своим не считал. Точнее, вообще не задумывался об этом. Вы были моим коллегой, товарищем, собеседником. Вот вас нет, и посоветоваться не с кем, и я с пронзителным прозрением осознаю, что вы были - мой учитель.
Научная элита СССР оказалась зачищенной от наиболее независимых, бескомпромиссных, талантливых, продуктивных и высоко авторитетных людей, которые могли бы повлиять на судьбу страны. Стоит отметить, что в апреле 1968 скончался Л. Д. Ландау, искалеченный годом раньше в автомобильной катастрофе. Дольше всех прожил Ю. Б. Харитон, он умер в 1996. Ушли высочайшего ума и патриотизма люди, строившие и защищавшие страну. И страна оказалась готова к тому, чтобы ее разогнали. А мы, относительно молодая ученая братия, остались без серьезной моральной поддержки. Для страны, для ее жителей мы были в лучшем случае никто. Я, помню, подал свою докторскую диссертацию на рассмотрение Ученого Совета. Мне сказали, что я должен знать, что доктор у нас - не только ученый но и общественно-полезный человек, намекая на то что я - беспартийный. Ну да бог с ними, с этими несчастными слепцами. Многие из них, кстати, были по-настоящему одаренными и работящими людьми.
Вот, скоро шторм, а много лун как мы не чистили гальюн,
и от "добра" приспело избавляться,
и перестроить "М" и "Ж" у двух веков на рубеже,
и проложить трубу канализации.
Мы от работы входим в раж, и дух захватыват аж -
какие приоткрылись горизонты! ...
"Продукт сверх плана? Значит наш." - хоть и балдеет экипаж,
ему такой пейзаж: не рыбе - зонтик. ...
Шторм грянул. Началась Афганская кампания. Для меня стало абсолютно ясно, что руководители загоняют страну в мышеловку. Я слышал позже, что Афганское правительство шесть раз обращалось к Л. И. Брежневу о помощи, прежде чем решение об этой "помощи" было принято. Однако это не извиняет ни правительство, ни элиту страны за безграмотное, эмоциональное во многом, решение. Только живой в состоянии отозваться на крик о помощи, а на нашу погибель, благодаря бестолковой и неуклюжей политике партии, работал весь цивилизованный мир. Горбачев свернул в конечном счете эту опасную авантюру, но было поздно: экономика страны быстро разваливалась. Правда, любое окончание Афганской кампании было "во-время". Мы не знаем, до какого уровня могла упасть страна, если бы Гобачев задержался с прекращением войны в Афганистане.
Я понимал, что в распадающейся стране буду не востребован, а возраст мой перевалил за 50, и в 1991 эмигрировал в США вместе с моей семьей. Сразу скажу, никто нас не ждал с объятиями. Граждане США жили там без нас 200 лет и могли продолжать это делать без драматического для них урона. Хотя мой спонсор, Джулия Томпсон - профессор Питтсбургского Университета - сделала много, чтобы мы могли войти в американскую жизнь как можно мягче, все давалось с трудом. Особенно английский. В школе я учил немецкий. Но, поступив в УПИ, осознал что английский это - латынь нашего времени. В силу многих причин (включая и мое разгильдяйство), мой английский развивался медленно и печально. Видимо, у нас с ним была взаимная идеосинкразия.
Я получил позицию в Питтсбургском Университете, где принимал участие в создании Черенковской камеры для Брукхевенского проекта. Когда кончился грант, я нашел место в маленькой фирме, занимающейся обработкой компъютерных образов для отбраковки промышленных изделий на конвейере. Затем я открыл свою крошечную фирму по производству источников ионов для нужд полупроводниковой промышленности. Вскоре я получил приглашение занять пост Главного Ученого (Chief Scientist) в Wintek Electro-Optics Corporation, где и работаю по сей день. Основное направление моей деятельности - развитие и приложение физики плазмы для нужд науки, полупроводниковой индустрии, производства плоских дисплеев, обработки поверхностей материалов для различных практических нужд. Одно из наиболее продвинутых мною направлений - ленгмюровские зонды для измерения параметров плазмы. В издательстве Universal Publishers (сайт www.universal-publishers.com ) вышла моя книга: "Langmuir Probe in Theory and Practice", E. V. Shun'ko. Я искренне жалею, что страна, которая меня учила, не смогла получить от меня достойного вознаграждения. Я счастлив, что могу частично вернуть ей долг моей научной деятельностью в виде публикаций.
Дорогой Артур, я всегда помнил и буду помнить урок реалистического анализа, впечатливший меня в начале моего пути. Благодаря ему, я смог избежать тотальной личной катастрофы на фоне катастрофы моей страны, и хотя бы отчасти спланировать свою жизнь.
Переезжая Аппалачи на механическом коне,
не закричу и не заплачу над всем, что прожито во мне,
когда рванет в сердцах уздечку во мне проснувшийся монгол.
Да мне и ехать недалечко, а в горле крутится глагол.
А горло сжал аркан обиды знакомой хваткой прошлых лет:
я - сын погибшей Атлантиды, я - соль земли, которой нет.
Мои несметные богатства, мои несчетные полки
легли на дно могилы братской, под волны времени-реки. ...
Я обязан отметить, что все стихи и фрагменты песен в этом эссе принадлежат мне, за исключением тех, чье авторство оговорено в тексте при цитировании. Мой email: eshunko@wintekeo.com. 6
Привет, Артур. Поздравляю тебя (с опозданием и сожалением!) с твоими
семьюдесятью шестьми. Радостно оживился, получив от тебя электронное письмо.
Мне в этом году стукнуло семдесят три. Так что ты недалеко удрал. Дышу тебе
в спину. Конечно я буду счастлив поделится с тобой своими отрывочными
мыслями о стране где мы родились, учились жить и работать, пытались в ней
что-то исправить, и которую расколошматило о скалы истории и затопило прямо
на наших глазах. Прежде всего, ты прав: о жертвах забывать нельзя, они
кусками льда легли в фундамент страны. Как только потеплело - лед растаял, и
фундамент разверзся под ногами правительства и граждан. И никто из них не
стал защищать свое отечество, ввиду душераздирающих ужасов, обнаруженных в
его основании, и ввиду откровенного и ничем не оправданного имущественного и
правового неравенства самих граждан, при официальном утверждении, что такого
неравенства нет и быть не должно. Жопа есть, а слова такого нет - это же
нонсенс, господа. Не правда ли? Огромная армия закрепощенного, темного
крестьянства была одной из плит фундамента, поддерживающего стабильность
этой страны. Действительно, выходцы из деревень, кому посчатстливилось
просочится в город, были способны буквально на все, чтобы в городе
обосноваться и продвигаться далее по иерархии в верхние слои государства.
Помнишь, в термодинамике: чтобы получить работу, необходимо иметь градиент
температуры, обеспечивающий поток тепла от нагретого тела к холодному. Или
еще у Экклезиаста: "Разделяй и властвуй". И пока резервуар со сжатым
крестьянством был полон, энергии выходцев из него хватало на укрощение всей
остальной части населения. Советский Союз рухнул раньше, чем успел
преобразовать себя, чтобы показать миру, что разделение на избранных и
отверженных не есть необходимое условие существования современного
государства. Советский Союз рухнул потому, что в планах его замшелых
руководителей не брезжило и мысли сделать его Советским. Если бы такие планы
существовали, и повсеместное обучение граждан руководству страной было бы
действительно одной из важнейших задач советского строительства, социальный
кризис в стране мог быть преодолен, а сопутствующий экономический и вовсе
отступил бы. Не случилось по законам обратной связи. Руководители (а также
члены их семей, и другие близкие люди ...) хотели сидеть вечно и никого к
себе близко не пускать. Механизма их оценки и ротации не существовало. А
механизм отпинывания таких как мы с тобой был развит до невероятного
совершенства. От изощренных пыток в тюрьмах и лагерях до случайной гибели на
улицах. Да ты, Артур, полюбуйся на нынешних! Они ведь тоже хотят "ВЕЧНО". И
пытки у них в ходу, и тюрьмы, и случайная гибель на улицах - весь знакомый
арсенал. Только "психушек", кажется, нет. Ленин пробовал отказаться от
денег. Это я точно знаю. Ты не поверишь, у меня было одно из первых изданий
собрания его сочинений под редакцией Троцкого. Однако при отсутствии
компьютеров и интернета, а также техники кредитных карточек (все практически
изобретено и осуществлено в США!), эта затея была по очевидности провальной.
Чтобы товарно-денежные отношения стали безобидным и удобным инструментом в
системе социализма, с ними надо работать: шлифовать, изобретать, развивать,
совершенствовать, настраивать, каждый божий день. Ты себе представить не
можешь, как много социализма и его производных в США. Американцы пользуются
его плодами, предполагая, что это дары капитализма. Нет здесь уже того
капитализма о котором Маркс писал. Кстати, недавно нет.
Пиши мне, как найдешь время.
Твой всегда
Евгений
----- Original Message -----
From: "Артур Немелков"
To: "Eugene Shunko"
Sent: Friday, August 27, 2010 9:44 AM
Subject: Re[2]:
> Евгений, дорогой мой. Не писал тебе очень давно: просто физически не было
> сил: из-за аномально жаркой погоды под +40 С. После того как отметил свои
> 76 на следующий день слег и неделю провалялся с препротивнейшим
> заболеванием ОРВИ. тоже с температурой под 39 С. Сегодня обнаружил письмо
> от тебя , на которое я не ответил ранее. В этом письме ты пишешь: " +.если
> бы можно было забыть о жертвах, Советский период был для России очень
> важен". А по-моему забывать о жертвах мы не имеем права, так же как и о
> том , что Советский период породил великую Советскую цивилизацию, он
> показал, что жизнь общества без разделения на избранных и отверженных
> возможна. Я не говорю уже о колоссальных успехах в развитии всех без
> исключения отраслей экономики, культуры за мизерный по историческим меркам отрезок времени, о великой победе над фашистской мерзостью, о той
> возникшей общности людей под названием Советский народ, о том уникальном
> Советском человеке, у которого собственная гордость+.Да, цена за все это
> заплачена тоже великая, но жертвы были принесены не напрасно. Никто не
> имел право забывать об этом и отбрасывать наше государство на несколько
> десятилетий назад.
> Позволь не согласиться и с твоим следующим высказыванием: "+.Советская
> власть рухнула тогда, когда последний крестьянин ушел из-под крепостного
> права, т.е. при Горбачеве это случилось".
> Я бы сказал, что начало разрушения Советского Союза было положено
> Хрущевым, когда предали забвению главный, основополагающий постулат
> марксизма: "+уничтожение частной собственности на орудия и средства
> производства" (началась продажа техники колхозам и фактическое уничтожение
> МТС и т.п.), когда в 1961 году на ХХII съезде партии провозгласили, что в
> коммунистическом строительстве необходимо полностью использовать
> товарно-денежные отношения.
> Если будет желание, пиши. Артур/
Евгений, наконец у меня есть выход в интернет. Опять дешевил компьютер,
какой-то сбой был в операционной системе Windows, а потом я, ковыряясь, сдуру стер программу Мicrosoft Offic.В общей сложности был отрешен от компьютера почти целый месяц.
Не знаю, как ты со своими близкими и родными отмечаешь день 7 ноября, а я как всегда со своей благоверной и двоюродным братом и его женой 6 ноября устраиваем застолье, вспоминаем тягости становления советской власти, войны и лучшие годы своей жизни.
Все же, как ты не крути, а капитализм, в какие бы он одежды не рядился - тупиковая ветвь в развитии человеческого общества. Я верю в настоящее социалистическое будущее. Если ты присоединяешься к моему убеждению, то я поздравляю тебя с праздником.
Артур Немелков.
Приехал из командировки на Тайвань и прочел твое письмо. Конечно,
капитализму рано или поздно придет "копец". И, что бы там ни говорили, опыт
первого в истории человечества Социалистического Государства (даже если он и
катастрофически неудачен) важен и необходим как и опыт первого
капиталистического государства, как и первый прыжек в космос. Беда в том,
что такие социально-экономические скачки на опережение истории, какой в 1917
совершила глубоко феодальная по своему устройству Россия со всеми своими
сателлитами, где все еще культивировался родовой строй с его (тейповой)
структурой, никогда не проходят безнаказанно. Охмелевшее от успехов
руководство объявило (и действительно ощущало некоторое время!) себя врагом
всего остального капиталистического анклава, т. е. врагом всего передового
по тем временам промышленного мира. Это феодальное по своей сути руководство
строило и развивало институты феодальных отношений со своим народом, не
позволив осуществиться Советской Власти с ее по сути свободно-выборным,
парламентским по природе, многоголосым инструментом государственного
управления: Верховным Советом. Афганская кампания проходила под знаменами
противостояния всего промышленного мира с одуревшим от мощи Советским
Союзом. Тогда перепуганный капиталистический мир искусственно занизил цены
на нефть, и экономика СССР сдулась до размеров частного огорода. Горбачев
опоздал, потому что Хрущев не решился (а может и был не в состоянии) на
тотальную перестройку руководящего аппарата в свое время, и к власти привели
Леонида Ильича, крестянского сына с его русско-крестянско-общинной
философией Российского Старосты, для которого существовавшая в стране
феодальная структура управления была и так вполне прекрасна. Двор сбежал за
границу, растащив остатки Российской казны (вот он - главный недостаток
безумной централизации!), и Россия хотела того или нет - потянулась по
каменистой дороге всеобщей истории, т. е. через все ухабы и болота
капитализма. Вот, такое мое видение того, что с нами произошло. Они все,
безграмотные но самоуверенные "коммунисты" загубили своей феодальной сутью,
своим убогим псевдо-максистским мировоззрением (Маркс бы застрелился!),
абсолютно феодальной практикой централизма, годного разьве только во времена
катастроф, и своей безразмерной кичливостью замечательный порыв Русского
народа и Его Братьев к свободе и к свету. Ну что ж, будем как и все. И давай
выпьем за людей сложивших свои жизни за светлый идеал человечьего общежития.
Низкий поклон жене твоей, твоему двоюроднуму брату, и жене его.
Твой неизменно
Евгений Шуньк
о
Здравствуй, Евгений!
Рад за тебя. Ты снова посетил место на другой стороне шарика. Познакомился с новыми людьми, в какой-то мере с их обычаями, порядками и достижениями, полюбовался на чужеземную природу. Ты посетил Тайвань как турист или как командированный по надобностям научно-технического характера и своей работы?
В любом случае завидую тебе белой завистью: ибо я никогда, по крайней мере в этой своей теперешней жизни, не смогу побывать в тех же местах С твоим видением того, что произошло с нашей страной и народом практически солидарен, за исключением незначительных не принципиальных моментов, на которых оста-
навливаться не имеет смысла.
У меня все по прежнему, работаю все там же. Иногда балую себя и свою супругу посещением драмтеатра. Прошлую субботу посмотрели трагикомедию Г.Горина по мотивам произведений Шолом-Алейхема под названием "Поминальная молитва" поставленную нашим Челябинским режиссером и озвученную музыкой нашего же композитора. В главной роли выступал народный артист России Борис Петров. Впечатление неизгладимое. Танцы и музыка прекрасны. Игра артистов велико-лепна. Жаль, что ты не сможешь в ближайшее время посетить наш Челябинский драмтеатр и посмотреть эту пьесу. При желании в интернете, наверно, можно найти запись этой пьесы с Леоновым в главной роли, думаю это тоже не плохо.
По всей вероятности скоро меня отправят в отпуск без сохранения зарплаты, т.к. работы у нас почти нет. Да и вообще наша контора, кажется, дышит на ладан после того как стала принадлежать американскому хозяину
Зимой намерен продолжить свои воспоминания.
Ну, пора закругляться. Желаю тебе крепкого здоровья, успехов в твоей научной и практической работе, новых путешествий и приятных впечатлений.
Твой Артур Немелков.
Привет, Артур.
Только я занес пальцы над клавишами, как меня сдернули на новую поездку.
Так что извини, отвечаю тебе с опозданием. Собственно компания, на которую я
работаю, называется WINTEK и ее головная штаб-квартира находится на Тайване.
Ты можешь открыть ее сайт: http://www.wintek.com.tw . Наше небольшое
отделение в США занимается научными проблемами производственного процесса -
выпуска плоских панельных дисплеев для сотовых и обычных телефонов, панелей
управления и автоматики etc. Моя должность - Главный Ученый компании,
![[]](/img/b/bondarewskij_l/shunko/shunko.jpg)