Юрий Фоос.
Из последних весеннее-осенних.
* * *
Каждый день умирает весна.
Каждый день начинается лето.
Что ж нам скорая осень грустна?
Что печалит молчание это
голых просек в пустынном лесу?
Ляжет снег - и душа встрепенётся.
Скоро ёлку домой принесу.
Отогреется - радость вернётся.
Рождество о рожденье споёт
звоном звёзд, и опять засинеет
юный март. И завертится год.
Грянет гром. Старики поседеют.
Дни уже не идут, а летят.
Май цветами венчает природу.
Только серые губы шуршат:
- Умереть бы в сухую погоду...
* * *
Тут не доешь, там не допьёшь.
Что утекло, то и осталось.
Было - прошло. Жизни делёжь.
Слёзы и смех, радость и жалость.
Время стоит, годы спешат.
Слово! Слова! - сколько их? - Море!
Ласков весны живой аромат,
щедрый напиток отчаянья - горек.
Но и даешь, и допьёшь... Не труди
жалких сует роковые колёса.
Скоро лететь по туманам и росам
к тем облакам, что стоят впереди.
Дальше и выше! Скоро придёшь
и отдохнёшь. И нисколько не больно,
что обернулась правдою ложь:
новой судьбой сердце довольно.
В Кансае*
Маки цветут. Зной с утра.
Как заведённый ишак рыдает.
Солнце сквозь дымку зовёт: - Пора!
Заря умирает, день наступает
по новому кругу, по старой тропе.
Радио на полкишлака стенает.
Время остановилось, своё отпев.
Пыль за автобусом. Но куда ей
за ним, набитом с утра битком!
Горы мертвы... Коршун и небо...
Жизнь! Только жёлтый арык бегом
торопится вниз, где ещё не был.
Только ребёнок, подняв глаза,
с удивлением видит своё ИНОЕ,
которого нет... В мёртвом покое
зноя - горы, молчание, небеса.
*селение в Средней Азии
* * *
Много людей,
да детей мало.
В гуще ветвей
солнце застряло.
Зной, аромат
сосен смолёных.
Птицы молчат.
Час истомлённых
жаждой лугов
за городами.
В сонме дымов
снами за нами
ходит судьба,
опустив забрало...
Всё - похвальба,
коль детей мало.
Помню - к реке
детство бежало!
Льдом по реке
откочевало.
Что чудеса?
В хлопотах вящих
в синь-небеса
нету глядящих...
Сказок елей.
Слаще не стало.
Много людей,
да детей мало.
* * *
Что уцелело? - лес да река,
просека старая, небо - с обрыва,
там - высота, стрижи, облака,
здесь - вдоль тропы - подорожник, крапива,
ягодник щедрый, малинник, кипрей...
Что уж тут город!.. Камни, машины...
Кончилось время друзей, людей
близких, надежд, ожиданий вершины.
Долгая просека, жизнь без конца!
Дальше и дальше, выше и выше.
Мира молчание тише и тише.
Синь непорочная в руце творца.
Жаль - не видать ни лица, ни венца.
* * *
Пророчества - как стон
по жизни той, что будет...
Хмельной колдует бубен,
темна ладонь времён,
костром пылает век,
полынь на пепелище,
и чёрный ветер свищет...
И не поднимешь век,
чтоб разглядеть тот день.
А здесь - горстями света
дарует нам сирень
беспечный праздник лета.
Под знаком Девы
Среди книг потемневших, вещей ненужных
всегда спокоен и одинок
живёт, избегая чужих, недужных,
пьющих, скучающих, на восток
молящихся и на запад... Неторопливо
перо неизменное, тяжелы слова.
Дней не считая, живёт приливом
радости вящей -Вот, мол, жива
в мире его душа! Среди ночи долгой
глянет в окно - увидит себя,
узнает, только седой чёлкой
останется недоволен. Нутром сипя,
прочтён написанное: - Ожидание долго,
а жизнь коротка... Увы, так и есть.
Прикурит от спички, ни пользы, ни толка
не ищет - счастливый, а от чего - бог весть.
* * *
Сентябрь. И холодно, и звёздно.
Сквозь ночь гляжу на тёмный лес.
Подался бы в него, да поздно...
Большой звезде наперерез
крадётся искра самолёта
свечой бездомной в черноте,
как землю потерявший кто-то
в той безответной пустоте.
По Млечному Пути, в зените
плывёт наощупь, как во сне,
и звук далёкий: - помогите!-
на память оставляет мне.
Вот так и ты с иного света,
где ты теперь навек одна,
мне шлёшь последний стон привета
мучительный, как тишина.
* * *
Серый дождь на Литейном,
белый дождь на Неве.
Тёмным духом питейным
по табачной канве
жизнь течёт городская,
но столкнувшись с Невой,
отлетает слепая...
Дух травы луговой,
нежный холод простора,
где гудят паруса
и плывут без укора
в прошлый век небеса,
лёгкой дымкой растают,
изойдут тишиной
по гремучему краю
шумной жизни чужой .