Бондаренко Олег Ярославович : другие произведения.

Дедушка Павлик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма семьи сквозь призму восприятия маленькой девочки дошкольного возраста, не понимающей, что происходит вокруг неё

  В воскресенье папа обещал купить мне мороженое, если я буду себя хорошо вести. Вот. А мы тогда пошли в зверинец слоника посмотреть и ещё кошечек таких страшных, с кисточками, и папа сказал, что денежек у нас мало, но он купит мне мороженое, потому что я не баловалась и хорошо себя вела, и слушалась бабушку, и ещё ему для меня ничего не жалко. Папа у меня очень добрый, он мне часто всякие штуки покупает, когда у него денежки есть.
  А Генка дурак, он папу не захотел слушаться и в слоника кинул бумажечку, и из-за этого один дядька на нас очень кричал. Но папа всё равно ему тоже купил мороженое.
  Мне слоник понравился. Но обезьянки больше. Они совсем смешные и так прыгали здорово по своей клетке туда-сюда босыми ручками и ножками, а одна обезьянка показала нам попу.
  - Фу, срака красная! - заржал тогда Генка, дурак, он всё время плохими словами обзывается. И ещё плевался слюнями в обезьянок, а одна мокрость даже попала в меня. И папа тоже смеялся, так громко-громко, и меня поставил за заборчик, чтобы я все видела, и говорил:
  - Лёлик, смотри, во-о-он там, видишь, малыш какой, за мамочку свою уцепился... Ага, а теперь гляди, что они в углу делают!.. Ну, бардак! Вот блин!! Генка, прекрати бросать палки, я кому говорю. Чокнуться с этими обезьянами можно! Прямо как наш идиотский сумасшедший дом!..
  Папа у меня очень добрый и веселый, я его люблю крепко-крепко. И про обезьянок он все время шутил и ещё смеялся так громко. А на одну он потом сказал, что она похожа на бабу Лизу с первого этажа, ну, которая бьёт меня все время веником. А на самом деле ни капельки не похожа, потому что обезьянка - хорошая. И ещё этот зверинец, где зверюшки живут, он тоже ни капельки не похож на наш дом. Наш дом - самый лучший, мне нравится в нём играть, и потом там нет решёток. Это просто мой папа так шутит.
  Мы живём в большом жёлтом обще... жии... ти... (мама говорит, в "общаге"). Оно ужасно длинное и такое высокое, что чтобы к нам попасть, надо взбираться по лесенке на другой этаж, аж под самую крышу! Это та лесенка, что так здорово скрипит: скрип-скрип-скрип! Только мне скрипеть не разрешают... Зато в колидоре мы играем в догонялки. И ещё в прятки - там можно прятаться за мешками с картошкой или за велосипедиком, что у нашей двери. Или за чемонданчики.
  У нас там есть большая светлая комнатка, где мы живем, и колидорчик, где спит бабушка, и ещё кухня, где она готовит. Вот. Бабушка у меня тоже хорошая. Она в доме убирает, помогает мне, а вечером ложится спать на сундуке, на который ложит палки такие длиннючие и матрац, потому что в комнате мы все остальные спим, и мама говорит, что нету места. Но бабушке так нравится. Я сама слышала, как она сказала, что уже старенькая, и ей многого не надо, лишь бы деткам хорошо было, поэтому я бабушку очень люблю. У-гу.
  А дом наш стоит в таком красивом месте! Если посмотреть в окошко, то там видно шахту, такую здоровенную, где папа раньше работал, а теперь он чего-то чинит с дядей Васей, только дядя Вася мне не нравится, потому что он часто пьяный бывает и, когда никто не видит, трогает меня за писю. Так вот, эта шахта очень интересная; там всё время машины какие-то ездят и ещё вагончики с углём, из окошка всё видно, так интересно смотреть. А я ещё с Генкой бегала туда, к рельсам, но большие мальчишки нас прогнали, и бабушка не велела туда ходить. Я потом плакала. А мама вечером сказала, что если я буду туда ходить, она меня побьёт и Генку побьёт. Но ходить туда всё равно интересно. И из окошка смотреть, как машины с углём ездиют.
  А ещё у нас во дворе такая большая куча песка, где мы всегда играем! Там ещё дяденьки всякие чего-то строят и привозят разные кирпичики и ещё белый такой песочек, он, как мука, пачкается, они из него всякие штуки делают. Мы с Вовкой и Ленкой им даже помогали, один раз кирпичики приносили, а потом пришёл дядя Серёжа и сказал: "Кыш, ребятня!" И потом Вовка им из-за этого ночью кирпичики поломал, так молоточком бил и ещё стекло побил в ихнем гараже, что они строят; и после дядя Серёжа его поймал и бил больно, прямо ногами, я сама видела, и тыкал носом в разбитое стекло, и вовкина мама прибежала и плавала, и кричала на дядю Серёжу, а он ее ударил. Но Вовка потом смеялся на другой день, когда с повязкой ходил, и говорит: "Это ничего, я ему ещё весь гараж подожгу и все кирпичики поломаю". Но, наверное, это он не будет делать, потому что дядя Серёжа его тогда убьёт. Это Вовка так шутит.
  Рядом с нашим обще... жиим стоит ещё один дом, тоже хороший, там Ленка живёт со своей мамой и папой. Он такой же, как наш, только там ремонт идет, и в подъезде ужасно грязно, мы всегда там ноги пачкаем и платьица, и поэтому ленкина мама меня всегда ругает. А моя мама меня тоже ругает. А бабушка защищает, говорит, чего ты к ребенку пристаешь, если здесь ходить негде. И папа меня защищает. Только он поздно приходит, и я его не всегда вижу, только по субботам и по выходным дням, когда никто не работает. Он меня тогда с собой в город берёт и один раз - на рыбалку. И в зверинец мы с ним ходили.
  У ленкиного дома ещё растут такие больше деревья, они толстые и совсем без листочков, и мальчишки туда всегда эалазиют. Один раз Генка упал с дерева, и у него ножка болела. Тогда дядя Вася с соседями стал дерево пилить. Мама сказала, не надо, я Генку больше не пущу туда. А тётьки с первого этажа сказали "надо", всё равно они сухие и нам свет заслоняют, их давно надо убрать, И тогда дядьки стали все деревья резать, ветки так обдирать для костра, а потом мой папа пришёл и начал помогать, а потом меня мама домой позвала, и Генку, сказала, нечего вам вечером во дворе делать, надо дома сидеть, а то большие пацаны придут и побьют.
  И костёрик они потом без нас палили...
  Ну хорошо, что эти дядьки не все деревья поспиливали! Там ещё другие остались. И всякие такие веточки и сучки, и занозы всякие. Мы затем утром шалашик с девчонками построили и стали играть в домик и в школу. Куколок принесли. Вот было интересно!
  Я когда вырасту большая, то тогда тоже в школу буду ходить. Мама сказала, мне ещё годик или два надо подождать. А вот Генка уже в школе учится! И ему папа такой красивый портфельчик купил, там черепашки-ниндзя нарисованы; только этот портфельчик в школе украли. И теперь Генка ходит с сумкой, которую ему мама пошила.
  А Аллочка совсем большая. Она тоже ходит в школу, только уже очень давно, мама сказала, меня тогда ещё не было; Аллочка злая и на бабушку часто кричит и на меня тоже, а Генку даже бьёт. Но когда к ней большие пацаны в гости приходят, она добрая, даже мне жвачку давала, и "Лав", и "Турбо", такие красивые, с фантиками, и ещё говорила, какая ты глупая и маленькая, Лёлик, вот когда ты вырастешь, то всё поймёшь. И даже меня один раз поцеловала!
  Но я когда вырасту, я не хочу быть такой, как Аллочка, и не хочу, чтоб со мной одни пацаны дружили, и ещё я не буду кричать на бабушку и на маму, они у меня хорошие, я их люблю. И как Генка я не буду, потому что он никого не слушается, даже папу не слушается, а я его тоже очень люблю.
  Мы всегда просыпаемся рано. Первой встаёт бабушка; она чего-то там, на кухне, готовит и ещё чай разогревает. Потом поднимается мама и будит всех, говорит: "Генка, вставай!", "Аллочка, подъём!", "Слава, пора, давай вставай" (это моего папу так зовут - Слава). Только меня она не трогает, потому что я в садик не хожу и в школу ещё не хожу. Аллочка встаёт, после неё пусто и тепло, и я тогда занимаю всю кроватку и беру мишку, но мама на меня кричит, спи, Лёлик, тебе ещё рано вставать, не мешай никому и дай людям собраться! Папа потом складывает диван, где он с мамой спит, и генкину раскладушку; а нашу с Аллочкой кровать потом застилает бабушка. И они тогда все бегают по комнате, свет включают, и мама кричит на Генку, что ты сумку свою не собрал с вечера и почему не сказал, что этот стих тебе нужно на память учить, гад ты такой; а Аллочка, ты тоже ходишь, как царица, ведь опоздаешь ведь, и ты, Слава?! - чего ты молчишь?! - ты хоть скажи что-нибудь своим детям, не стой, как бревно!
  Они потом, мама с папой, чай пьют на кухне, им бабушка подаёт, и папа бреется, а мама убегает на смену и ругает всех: "Так, дети, смотрите, чтоб в школу не опоздали, - мать, проследи за ними, - я вечером узнаю, убью!" А бабушка говорит: "Ладно, ладно, ты иди, а то сама опоздаешь; я их отправлю". А папа говорит, вот женщины - шумный народ, что за галдёж, неужели нельзя спокойно. И тогда он тоже собирается, и бабушка ему даёт тормоэок с собой, и он уходит.
  Мне всё вставать не разрешают, и я так и лежу с мишкой на кровати, а иногда прыгаю и играю в привидение, забираюсь под одеяло. Аллочка тогда говорит: "Лёлик, лежи спокойно!" Она себе губки красит и ещё глазки, и ещё бровки карандашиком таким чёрным подводит, на диване сидит, - это чтоб для своих пацанов понравилась, была красивая. А Генка ходит по дому и ищет брюки и тетрадки, и кричит, бабуля, ты не видела моей математики!.. А бабушка говорит, ребятки, чай готов и макароны остывают, идите за стол, быстренько, а то уже половина восьмого.
  И потом, когда они все вдруг уходят, мы с бабушкой остаёмся сами, и сразу в доме так становится тихо, и даже в привидение неинтересно играть. Бабушка говорит: "Слава тебе, господи, пошли наконец!" А я вскакиваю и бегу писять, а потом поднимаю своих куколок и начинаю их причёсывать. Бабушка качает головой и вздыхает, и жалуется, что я больше спатки не хочу, и ещё говорит, чтобы я оделась, только я не знаю, где мои колготки лежат. И тогда бабушка перебирает бельё и застилает постель, и включает телевизор; она потом для нас чай готовит, а я слежу за куколками, чтобы они тоже поели и оделись, и хорошо себя вели. У меня очень красивые куколки. Их звать Наташа и Венди; только Генка Венди ножку оторвал, и поэтому я одела ей такую большую юбочку, чтоб не заметно было, и у нее ножка больше не болит. А есть ещё Толик, только он маленький пупсик, и ему ещё рано вставать. Я ему говорю, ты спи, ты пока не должен просыпаться, не мешай большим в школу идти, а то они будут ругаться. Мы с тобой чай после попьем! Вот.
  Когда мы покушаем и бабушка меня заплетёт, она начинает ухаживать за дедушкой Павликом. Это бабушкин секрет, и она его никому не рассказывает, вот только я знаю. Мой дедушка Павлик был очень хороший и воевал, и у него много таких медалей есть, я сама видела в шкафу, где бабушка его одежду держит, и там ещё такой пинджак висит с его орденами и медалями, а мама говорит, зачем, раз дедушка умер, надо спрятать, чтобы нас не обокрали; а бабушка ей сказала, не надо прятать, пусть всегда будет готовый, чтобы дедушке было хорошю и чтобы он не мучился. Потому что она очень любит дедушку Павлика и потому что всё время вздыхает по нём, говорит: "Ох, Пашенька, Пашенька, зачем ты так страдаешь, потерпи, родной; они всё равно тебя не хотят, ты им не нужи-и-ин!.." Только это она говорит, когда мама не слышит и когда никто её не слышит, вот только я. И тогда бабушка меня просит, Лёлик, ты поела, пойдем, дедушку покормим, и пописять ему ещё нужно, я подержу, а ты мне помоги!
  Я бабушке всегда помогаю, и ничего ей такого не рассказываю, чтоб она не плакала, и ещё так интересно играть! Она всегда поправляет подушку на мамином и папином диване, так одеяло подкладывает, чтоб "Пашеньке было хорошо", и гладит это одеяло ручкой своей, старенькой такой. Потом спрашивает: "Как ты спал сегодня, родной? А сердечко у тебя не болит? Погоди, милый, я тебе лукарство сейчас дам, таблеточки разные, и все пройдёт, чайку попьешь!" А я стою с мишкой и чай держу, пока бабушка чашку не возьмёт. Мы с мишкой смотрим, как бабушка дедушку поит, так подушку поднимает, как будто головка у него; и я куколкам говорю, вы не шумите, потому что дедушка болеет, у него сердечко болит, ему нельзя волноваться! А бабушка говорит, молодец Лёлик, ты дедушке помогай, потому как он у тебя хороший и воевал за твое счастье. Только не скачи по комнате! Ты лучше подержи судно, я сейчас одеяло откину и дедушку подниму. А ты давай, Пашенька, не напрягайся, я сейчас всё сделаю, родной!.. И бабушка суёт ему на диване кастрюльку, а я ей помогаю, одеяло держу, а потом говорю пупсику: "Тише-тише! Дедушке не мешай, он ведь воевал за тебя!"
  Ну, конечно, дедушки на самом деле нету, это бабушка так делает, как будто бы он есть. А я даже не помню его, какой он, потому что он умер, когда я была совсем маленькая. Мама ещё тогда сказала, что дедушка Павлик уехал, потому что у него сердечко болит, и ему в больнице будут делать уколы, а Генка сказал, это мама тебя обманывает, дедушка умер, и он, Генка, даже видел, как дедушка в гробике лежал! А меня мама тогда к Ленке отправила, чтобы её мама и папа меня положили спать. Но бабушка потом сказала, что это Генка все врёт, дедушка не умер, а просто ему с сердечком было плохо, но сейчас он здоровенький и из больницы приехал обратно домой. Только маме и папе она этого не сказала и Аллочке не сказала. Вот только мне. Потому что это бабушка так играет, как будто бы он живой, и гладит его каждый день на диване, и чай ему дает, и таблеточки, и ещё кашку на обед готовит ему и мне, пока Генка из школы не придёт. А потом она молчит и мне говорит, чтобы я ничего не рассказывала, а то дедушка огорчится и будет переживать, ведь Генка и Аллочка дедушку не хотят любить.
  А Генка вообще дурак. Он над бабушкой смеётся и ещё обзывает её чокнутой, только когда она не слышит. А так, когда мы вместе, он ничего такого не говорит. Бабушка ему готовит кушать и ещё заставляет его делать уроки, и поэтому он сразу убегает на двор с пацанами играть. А Аллочка - та вообще поздно приходит и только чтоб портфель свой оставить; бабушка ей говорит, Аллочка, ты хоть пирожок скушай, я испекла, куда ж ты, голодная, идёшь! А Аллочка смеётся: "Давай, бабуля, пирожок, и я побежала обратно в школу, меня там ребята ждут, у нас репе... циция!" (это когда они на гитаре бренькают и по барабану бьют, мне Аллочка так говорила). И мы с бабушкой опять остаёмся одни. Вот так.
  Вообще-то я тоже не люблю дома играть. Только меня бабушка на двор редко пускает, чтоб Генка всегда рядом был или она сама спускается на лавочке с тётьками посидеть. Сперва дедушку она укроет и градусник ему как будто сунет, и ещё повздыхает, что Пашенька никак не выздо... рово... не станет здоровеньким и что его давно надо купать, а ей, бабушке, никто не поможет. Она вообще часто плачет, говорит: "Что ж ты, родненький, они тебя никто не любит, ты им меша-а-ишь!.. Это всё из-за квартиры, из-за неё. Но нам скоро другую дадуть, ведь ты ветеран, заслужил, они ещё потом тебе спасибо скажуть. Потерпи, родной, недолго осталось! Потом косточки свои погреешь на просторе, поди, всю жизнь в этой конуре провёл!.."
  И она плачет и плачет, а я говорю, бабушка, пойдем на двор играть! Тогда она кивает, да, родная, и утирает слезы, и берёт бутылочки для молочка, и мы спускаемся вниз. А во дворе бабушка на меня всё равно не смотрит, она с бабкой Зиной и с бабой Верой о чём-то говорит, так на лавочку сядет, а я бегу играться в песочек, и иногда там Генка с пацанами, а иногда его нет, и тогда мы с Ленкой и с Вовкой играем, пасочки делаем или Вовка свой паровозик строит. Но тогда он на нас с Ленкой кричит. И ещё прогоняет.
  Мне с Вовкой не нравится дружить. Он злой и быстрее всех в школу пойдет и ещё любит гоняться за девчонками и бить их. Меня один раз так напугал, что аж сердце вспотело. Но вчера он был хороший. Он построил такой поезд из песка, с паровозиком и с колёсиками, даже машинку свою разломал из-за колёсиков, и ещё железяки всякие притащил, как будто он паровозиком управляет. Мы тогда в машинистов играли. А когда он любит в немцев играть, мне это не нравится. Потому что он стреляет по девчонкам и плюется, слюнями брызгается и падает в песочек, и говорит Ленке, давай, как будто тебя немцы поймали и трусики сняли; а бабушка один раз увидела и как начала на него кричать: "Ах, ты ж сукин сын, что ж ты делаи-и-ишь! Правильно тогда тебя дядя Серёжа чуть не убил! И надо было совсем убить! Вот погоди, я тебя поймаю, все руки-ноги пообломаю!"
  И она мне не разрешает с Вовкой играть. Только мы всё равно играем, потому что бабушка ничего не помнит и потому что Генка с ним играет, а ещё с Вовкой интересно. Один раз мы ходили за хлебом все вместе в магазин за шахту, через двор, и он увидел, как одна тётька пьяненькая в кустиках писала. Тогда ещё Вовка с Генкой смотрели и смеялись, что тётька голая. И говорили, я когда вырасту, такой же буду. И ещё трахаться буду, когда буду большая. А я трахаться не буду, потому что это больно! И глупо.
  Я маме тогда всё рассказала, что мы видели, и сказала, что трахаться не буду. А мама меня побила за такие слова...
  Вечером мы все собираемся дома. Бабушка зовет: "Лёлик, пора кушать, а то поздно уже, темнеи-ить! И Генка, пошли, а то уроки не сделаешь, мама опять будет ругаться!.." И я тогда забегаю в подъезд на лесенку, ну, которая скрипит - скрип-скрип! - и там прыгаю, только чтоб баба Лиза с первого этажа не увидала, а то она дерётся веником, и меня, и Ленку, и Вовку; и потом кричу Генке: "Генка-а, бабушка сказала, домой!" А он обзывается и чего-то там с пацанами палит. Но потом он идёт домой, чтоб его мама не дворе не застала. А после приходит мама, а ещё позже - папа, иногда он бывает весёленький и ещё приходит с дядей Васей, а дядя Вася стучится в двери к одной тётеньке и кричит: "Надька, открой! Открой, сука!" А мама на такие слова тоже ругается; и тогда папа идет к дяде Васе и говорит, слышь, Вася, ну ладно, не надо, а то детей всех перепугаешь, и тогда они смеются и ещё целуются, и дядя Вася стукает так моего папу по плечу и садится на мешок.
  Мне папа на разрешает на это смотреть. Говорит, иди к маме, Лёлик. А если папы нету, то я боюсь проходить мимо, а то дядя Вася сидит на мешке и головку так руками держит (у него головка болит), и меня увидит, смотрит и спрашивает: "Ты кто, Лёлик, мальчик или девочка?.. Дай потрогаю... Ах, ты ж, сучка, ну, вы все такие, что Надька, что твоя мамочка... Надька, открой!!! Ну, ладно, ладно, Лёлик, не боись, беги к своей мамочке. И папке скажи, что дядя Вася тут его ждёт!.."
  Только мама папу туда больше не пускает. Она говорит, нечего тебе шляться, и Вася пусть убирается, я его, гада, убью когда-нибудь. А папа тихонько так улыбается и шатается, и шепчет ей: "Ну, слышь, ну, не надо, ну, чё ты... Я сказал! Всё. Замётано. Всё". И бабушка его уводит в комнату и ложит на диванчик, только он скоро опять встает и уже не шатается, а просто грустный такой, и по дому чего-нибудь делает, выпиливает лобзиком или чинит кран. А мама злая ходит и на Генку ругается или на кухне про что-то бабушке говорит. А я сижу на диване и смотрю телек, "Спокойной ночи, малыши!" И Генка тоже смотрит, если ему мама разрешает. Но иногда она говорит, делай уроки, нечего тебе телек смотреть, что ты, мультиков не видел, что ли! А папа вздыхает и Генку защищает. Только тихонько, чтоб мама не кричала. Одна только бабушка сидит на кухне и молчит или ещё шьёт чего-нибудь. Я знаю, что это она про дедушку Павлика вот тогда вспоминает...
  Один раз они все как начали ругаться оттого, что мама чашечку разбила. А мы с Генкой залезли на диванчик, где днём дедушка спит, и стали играть в принцессу. Я говорю, давай, это как будто у нас будет замок, а это - лес: в нём живут сова и всякие плохие микробики. А ты как будто лыцарь был, давай? И принцессу будешь спасать от паучка, который из нее кровь пил!.. А тут мама как раз залетает в комнату, вся в слезах, и рубашечки как начинает швырять:
  - Мне всё надоело! В этом доме даже повернуться нельзя, обязательно разобьёшь что-нибудь! Уйду в чертовой матери!
  А бабушка ей говорит:
  - Доця, успокойся, успокойся, родная. Ну, и бог с ней, с этой чашкой! Абы не сердечко разбилось.
  А мама всё равно плачет и кричит:
  - Я так не могу! Почему мы живём так по-идиотски?! Славик, ну хоть ты - сделай что-нибудь! Когда у нас уже будет нормальная квартира?! Генка, а ты почему не делаешь уроки?! И Лёлик - тебе уже давно пора в кровать! Марш в туалет и - спать!! Быстро!!!
  Папа тогда подошёл к маме и обнял её, но она его оттолкнула.
  - Ты тряпка, ты ничтожество, другой бы давно уже добился хоть что-нибудь, пошёл бы в профком, жэк, ведь нас здесь шесть человек живёт! Шесть человек!!! Где тот кооператив, что они тебе у Васи обещали?! И какого чёрта надо было уходить с шахты?! А? Отвечай!!
  А папа сел на диван и стал смотреть телевизор.
  - Ну, ты же не хуже меня знаешь, что на шахте сейчас ни черта не заработаешь, - сказал он. - Этот идиот Баранов - он скорее даст закрыть шахту, чем людям заработать. Вот тебе и забастовки.
  - Ну, ладно, - говорит мама и дёргает себя за передник. - А жильё?!
  - Слушай, милая, очередь там накрылась. Ведь мы сто восьмидесятые! Они в позапрошлом году только один дом сдали на шестьдесят квартир, а в этом... Да ну его на хрен!.. Нет теперь никакого строительства! Всё.
  Тут я бегу в туалет, и мне там холодно босыми ножками, а потом на кухне кушаю пирожок, который сготовила бабушка. Так макаю его в сахар. А Генка наливает себе водички и ещё сердится и молчит.
  Мы слышим, как мама в комнате плачет; а бабушка чего-то причитает, и голосок у нее дрожит.
  - Родненькие мои, не руга-а-айтесь! - просит бабушка и ещё всхлипывает. - Не надо, родные. Вить мы же все льготники, на льготной очереди, Пашенька-то, поди, ветеран, воевал; и нам скоро-то квартиру дадуть!
  - Да, ещё б хорошо, если бы отец не помер! - мама уже перестала рыдать и снова стала злая.
  - Пашенька-то, поди, воевал, и ему скоро квартиру дадуть, - упрямо всхлипывает бабушка.
  - Слушайте, женщины, хорош на сегодня, всё, - папа встал и пошел на кухню. - Эй, дети, в кровать! Значит, так, - он снова вернулся в зал. - У Васи на работе формируют бригаду на ЖСК; я могу пойти. Вот только взнос пять миллионов. Чёрт, где бы деньги взять, а?.. В банк, что ли, обратиться?..
  Мы бежим в кроватки (Генка - на свою раскладушку), и мама тушит большой свет, только лампу на столе оставляет.
  - Пять миллионов, - со злостью говорит она. - И всего-то! Да ты Лёлику на садик не можешь заработать! Связался со своим Васей, гадом, он тебя за нос водит!.. Убью когда-нибудь этого алкаша...
  - Тише-тише, - говорит папа. - Детки, спать!..
  И я поворачиваюсь к стенке и укачиваю свою куколку, только спать всё равно не хочется - ведь там по телеку идёт кино, и дяденька гоняется за тётенькой. Папа делает звук тише и садится на диванчик так, чтобы я ничего не видела. Мама всё ещё злая и стоит в дверях.
  - О, господи! - говорит она. - Хоть бы уехать куда-нибудь из этого района, из этого города! Вы дождетесь, я уеду! И делайте тогда, что хотите...
  - Мама, не уезжай! - кричит Генка.
  Бабушка опять укладывает его на раскладушечку и укрывает одеялом: "Вот так".
  - Идём, идём, доця, - она тихонько уводит маму на кухню. - Я завтра пойду в район, узнаю, как там пашенькина очередь... Они не имеют права нас задерживать, Пашенька-то воевал... Он ветеран...
  Папа молча смотрит телек. А я начинаю засыпать. Мне кажется красивая тётенька, принцесса, и она живёт в замке, и у неё есть пять миллионов денежек и ещё такая красивая лошадка, и слоник, которого мы видели в зверинце, где зверюшки живут.
  Мама с бабушкой на кухне пьют чай.
  Мне вообще-то скучно спатки, когда Аллочки долго нету. Хотя она злая и с одними пацанами водится, но без нее неинтересно и холодно... Только я знаю, Аллочка скоро придёт. Просто она не любит дома сидеть, когда мама и папа ругаются. Бабушка её кликнет, и она прибежит, а так она на лавочке цацкается со своими кава... релами. Мне снится зайчик и Аллочка, и Ленка, и ещё что мама от нас никогда-никогда не уезжает...
  Тут вдруг во дворе кто-то как заорё-о-от! Громко так и страшно: "А-ай-а-а-и-и-и!!!" Девчонка какая-то или, наверное, тётька. И ещё пацаны здоровые заржали, смеются: "Лови её!.." Папа тогда кинулся к окошку и начал смотреть в темноту. И мама тут же прибежала, за сердечко держится и даже об генкину раскладушку стукнулась. И только шепчет: Аллочка, Аллочка! А бабушка рядом стоит и слушает, как они там все на улице бегают.
  Я потом захныкала и говорю, бабушка, я боюсь. Папа тут же свет выключил и телек тоже, и совсем темно сделалось... Бабушка села ко мне на кроватку и стала меня гладить. А я все плачу: "Бабушка, а, бабушка, это ведь тётька пьяненькая, да?" Она тихонько говорит: "Да".
  Тут папа в окошко смотрит и качает головой:
  - Это не Аллочка!..
  И мама тоже на двор выглядывает и вздыхает, и так колотится чудно, и тоже говорит: нет! А та тётька, что только что орала, уже замолкла и только где-то далеко, как собачка, воет и охкает.
  Генка тогда встал на раскладушечке на цыпочки и попробовал в окошко посмотреть. А мама к нему как повернётся и вся дрожит, и как даст ему по уху: во-о-от так!. Ругается: "А ну, немедленно в постель! Спать!" И на папу потом смотрит и вся шипит:
  - Ну, что ты стоишь, что ты стоишь! Там Аллочка где-то ходит - вот шлюха, так поздно шляется, - немедленно беги, чтоб они её не тронули!.. О, боже, о, боже!..
  И папа бежит в колидорчик и бормочет, всё будет в порядке, всё будет в порядке, и берёт ещё такую монтировочку, и хлопает дверью. Я слышу, как где-то за стеночкой плачет ребёночек. А Генка тоже укрылся так одеялом с головкой и всхлипывает... Мама начала ходить по комнате туда-сюда, ладошки крепко свои сжимает. А мы с бабушкой сидим на кроватке вместе и обнялись, и ещё бабушка поёт мне на ушко песенку про козу. Вот.
  Папы потом долго не было, и мама пошла на кухню, чтобы чайником греметь. И стала курить, хотя сама говорила, что это плохо и от этого люди умирают (мы с Генкой ещё просили её, чтоб она не курила и не умерла). Дым вонючий такой полез из кухни. Потом папа пришёл и долго снимал туфельки. Тихо сказал маме и бабушке:
  - Никого.
  А мама у него спрашивает: "А Аллочка?!" А он опять говорит:
  - Там никого нет. И кто кричал, я не знаю.
  Мама тогда кинулась в колидорчик, чтобы сразу одеваться, и говорит, я в таком случае сама пойду искать, надо её встретить. И тут дверца открывается, и заходит с улицы Аллочка. Мама на неё посмотрела как-то чудно, прямо по-дурному, а потом за волосы схватила и как начала бить! Головкой так об стеночку стукать! И кричала, ах, ты, шлюха, ах, ты, дрянь, где тебя носит так поздно, я тебя, стерву, сгною! А Аллочка как завизжит; и потом маму за ручку укусила и забежала в туалетик, и закрылась там, и стала реветь. Мама об двери колотится, а Аллочка двери не открывает и только вопит: "Ненавижу вас! Ненавижу вас всех!! Уйдите!!! Скоты!!! А-а-а-а!.."
  Папа потом к туалетику подходил, просился пописять, и бабушка тоже, а Аллочка никому не открывала, только за дверцей плакала. А мама на кухне сидела и курила, и ругалась. А папа ещё чего-то говорил и махал на женщин рукой, и искал водочки попить, ходил к соседям, к дяде Серёже; а потом ещё чего-то было, только я уже не помню, потому что хотелось спатки, и я тогда закрыла глазки и уснула...
  На другой день, когда поутрело, они все рано ушли. Только Аллочка ещё со мной рядом лежала. А когда мы с бабушкой остались одни, бабушка начала собираться.
  Я со своими куколками захотела книжечку посмотреть, такую красивую, про боженьку. Это которую баба Вера подарила. Говорю, видишь, Венди, это вот боженька, он на небе живёт и крылышками махает; а это вот ребёночек маленький, что его тётя Мария родила, он потом убольшится и тоже станет боженькой. Наташа, а ты меня почему не слушаешь и балуешься - так нехорошо! Вот тебе, вот!! Тут бабушка дедушку покормила и тарелочку с кашкой обратно на кухню унесла; а потом стала в шкафчике ковыряться:
  - Ты, Лёлик, - говорит, - у боженьки попроси, чтобы дедушка Павлик был здоров и чтобы нам квартиру дал; а то дедушка в этой му-учается, тут места нетути, а у него косточки болять!.. Пойдем, родная, сходим, узнаем, когда нам новый домик-то ждать, чтобы нам всем хорошо было.
  И она достала из шкафчика одежду, самую красивую, и мое платьице голубое, с поясом, и ещё свою кофточку, и дедушкин пинджак с медалями. Потом положила пинджак на кроватку и стала его ручками гладить и медальки перебирать. И сама хныкает, ах, Пашенька, Пашенька, ты ж меня прости, что я раньше тебе квартирку-то не сделала, но сейчас всё будет в порядке, погреешь ты свои косточки на старости лет, поди, скоро нам другое жильё выделять. Ты ж ветеран, ты ж воевал. А я тогда одела платьице и ещё курточку, потому что уже на улице холодно, и запрыгала в колидоре. На лесенку так пошла: скрип-скрип!
  Бабушка тоже оделася и дедушке кланяется, говорит, не тужи, Пашенька, я скоро приду. Потерпи маненько, родной, будет тебе и комнатка светлая, будет и счастие, и покой... Лёлик, пойдем!
  Мы пришли в такой здорове-е-енный дом, где людей ужасно много, и они все чего-то делают и шумят, и бегают по разным комнаткам. А ехали мы туда на автобусе! Мне ещё бабушка дала билетики щелкнуть, и ещё одна тётенька меня на ручки взяла. Всё спрашивала, какая ты большая девочка, и сколько же тебе годочков? А в школу уже ходишь? И как тебя зовут? Оленька?.. Вот молодец! Я кричу: смотрите, смотрите, сколько машин, вон виномарка поехала! А тётенька смеётся: "Надо говорить не виномарка, а иномарка, ты это запомни". А бабушка охкает - нам надо выходить, Лёлик, родная, пойдем, спасибо вам, что вы её подержали!.. И мы тогда в тот домик зашли, где людей ужасно много. И бабушка стала чего-то искать и потом у разных дяденек спрашивать.
  А там все колидорчики, колидорчики!.. И стульчики, чтобы сидеть; а в одном месте были цветочки в ведёрках и ещё дедушка Ленин, такой белый и с бородой. Бабушка меня за ручку взяла, сказала, держись, Лёлик, а то потеряешься. И потом в одну комнатку заглянула, где тётеньки на машинке печатали. А я попросила, можно мне нажать? А тётенька стала злая такая и зовет бабушку: это чей ребёночек, ваш? Ну, так заберите его, чтоб не мешал! А другая тётенька мне конфетку дала...
  Мы потом ещё на стульчиках сидели, и ещё ходили по колидорчикам, а я прыгала и песенки пела. Бабушка всё сердилась; сказала, ты, родная, себя хорошо веди и не балуйся, а то здесь люди работають, скоро-скоро мы домой пойдем. А я говорю, ты мне, бабушка, мороженое купишь, если я не буду баловаться? А она отвечает, что посмотрим, сколько у нас денежек останется, если хватит, то куплю. И, пожалуйста, не бегай туда-сюда, вон мальчик, ты лучше с ним познакомься! Вот так.
  Только с этим мальчиком скучно было... Он даже говорить не хотел и песенок не знал, а только за ручку мамы держался. Мама потом его в кабинетик ушла, а бабушка мне сказала, Лёлик, готовься, мы за ними, мы следующие. Когда этот мальчик ушёл (за мамочкой своей убежал), бабушка меня потянула, и мы тоже вот в ту комнатку зашли. "Веди себя смирно!" - помахала мне пальчиком бабушка.
  Я тут свою куколку раздела, чтобы ей было не жарко, и тихонько стала играться на стульчике, куда мне сказали сесть. А там за столиком, что возле бабушки, уселся дядька, такой лысый и толстый, и он ещё все время водичку из графинчика себе наливал. И ещё там была тётенька, красивая, она за другим столиком сидела и бумажечки смотрела; и потом мне одну бумажечку дала, с ручкой, чтобы я зайчика нарисовала, и ещё сказала: "Тс-с!"
  - Ну, так что вы хотите? - спросил тот лысый дядька.
  - Миленький, мы квартирку-то никак не получим, а уж, поди, лет пятнадцать на очереди стоим, - бабушка вздохнула и ручками так развела. - А Пашенька - это муж мой - ветеран, он воевал, у него награды есть, и он должен квартирку-то получить без очереди...
  - Н-да? - дядька стал копаться в бумажках, и тут тётенька красивая ему папочку подала.
  - Льготники мы... Поди, воевал-то и всю жизнь с косточками мучается и с сердечком...
  - Но вы не на льготной очереди! В списке ветеранов вас нет! - дядька очень удивился и налил себе водички. - Вот здесь вы есть. Вы проходите по списку особо нуждающихся - муж, жена, и трое детей разного пола, - так ведь? Кстати, вы лично кто такая? Вас тут, бабушка, в списке не указано!
  - Ну, не знаю, как - указано али не указано, - бабушка начала бормотать и вся аж затряслась, - а только мы с Пашенькой уже много годочков у дочери живём в малосемейке, с тех пор, как хата наша сгорела... А что они нас не прописують, то им так надо, говорять, не положено; зато, говорять, Пашенька-то ветеран, вот вы через него квартирку-то и получите...
  - Ваш муж, Павел Анатольевич, умер несколько лет назад, - сказала красивая тётенька. - Вот и все справки имеются. Из списка ветеранов он изъят.
  - Короче, ваш номер - то есть вашей дочери - двести шестой по списку особо нуждающихся, - дядька зевнул и опять налил себе водички. - В следующем году начнется строительство дома как раз для этих очередников. Мы вас известим.
  Тут я тихонько подкралась к бабушке и быстро зашептала ей на ушко.
  - Что она хочет? - спросил дядька.
  - Да водички! - ответила тётенька из-за бумажечек. - Вы ей налейте, пожалуйста.
  - У вас все вопросы? - дядька кивнул лысиной и забулькал водичкой из графинчика для меня: буль-буль-буль! Я взяла стаканчик.
  - Господи, родненький! - тут бабушка вышла из-за стола и ка-а-ак грохнется на пол! Все аж задрожали. - Да, кто ж это сказал, что мой Пашенька умер?! Живой он, живой! И мучается он, бедненький, потому как воевал!.. Не губи, родной! Умоляю, милый, помоги нам с квартиркой, век тебя буду благодарить! И Пашенька будет, у него все косточки болять! Не губи, родна-а-ай!.. - И стала головкой об коврик биться.
  Толстый дядька глазки выпучил, со стульчика встал и попробовал бабушку поднять. А тётенька тоже так удивилася, что папочки отодвинула и аж на столик легла.
  - Бабушка, что вы делаете, ну-ка встаньте немедленно, встаньте! - дядька попробовал отодвинуть свои ножки, потому что бабушка их целовала.
  - Не губи, родна-ай! Пашенька-то воевал! Уж сколько годочков с косточками мучается и с сердечком!..
  - Может, тут недоразумение, и Павел Анатольевич не умирал? - сказала дядьке красивая тётенька, только громчее, чем бабушка выла.
  - Живой он, живой и на очереди стоить, так страда-а-ить, ужо сколько годочков жилья нетути!.. У-у-у-у... - бабушка опять до туфелек дядькиных доползла и волосиками прижалась, и ещё ручками так обхватила.
  Я водичку допила и стаканчик поставила, а потом бабушку стала гладить и жалеть. "Бабушка, не плачь!" - сама захныкала и на дядьку посмотрела. А он её от пола оторвал и на ножки поставил, а ещё потом за плечики обнял.
  - Успокойтесь, успокойтесь, да что вы в самом деле! Я же вам сказал, дом будет строиться, квартиру вы получите!
  - А времечко, дорого-о-ой... Пашенька так страдаить, ему надо сейчас комнатку, светленькую-у... - Бабушка покопалась в сумочке. - Вот, я его награды принесла - медалечки, ордена, - потому как он воевал, а сам ходить не мо-ожет...
  - Спрячьте, спрячьте! - дядька стал толкать бабушку обратно до дверей. - Мы разберёмся.
  - Вы не волнуйтесь, мы комиссию к вам на дом пришлём, если тут какое-то недоразумение, - сказала тётенька.
  - А что, как квартирки не будетъ, так вы нам ещё одну комнатку дайте в общежитии, где мы пока живём, для Пашеньки! - тут бабушка опять в ножки бухнулась и стала дядечке кланяться. - Помоги, родна-а-ай! Я вот тут тебе и пирожочков свеженьких принесла-а, покушай их, чай, за Пашеньку, и помоги-и-и!..
  - О, боже! - дядька вырвался и за столик свой убежал. - Я сейчас милицию вызову!.. Бабушка, ну, вы думаете, что говорите, как я вам ещё одну комнату в общежитии дам?! Там ведь люди везде живут?!
  - Ну, ежели людей не будеть...
  - Ну, вот если не будет, тогда и дам! Только так! Сами решайте, сами, сами!.. Если кто уедет, переедет, обменяется... помрёт, наконец! Вот тогда договоритесь и придёте, и скажете! Вот тогда, тогда, бабушка, а сейчас мне надо работать! Работать!!
  - Спасибо, внучек, спасибо, - бабушка ему поклонилася и ещё тарелочку с пирожочками дала. - Спасибо, родной... Всё будеть, как ты сказал...
  - Пирожки свои заберите!!!
  - Кушай, родной... Это тебе за Пашеньку, мужа моего, чтоб у него косточки не болели...
  Мы вышли из комнатки. Толстый дядька на нас следом смотрел и лысину платочком вытирал, а тётенька ему наливала водички. Бабушка всхлипнула и в колидорчике стала; потом сумочку свою сложила и за сердечко схватилась. На меня глядит и вздыхает, так горько, говорит, ой-ой-ой, Лёлик, что ж это делается!.. Ой-ой-ой! Но Пашеньке теперь легче будеть, будеть ему теперь комнатка-а...
  Пойдём, Лёлик, пойдём, милая, домой... Ты ж только маме и папе про дедушку Павлика не рассказуй! Я говорю, у-гу; бабушка, ты меня возьми за ручку, а то я потеряюсь, и будет меня нету. А этот дяденька - он что, плохой, да?.. Он дедушку Павлика ругал?..
  - Нет, родная, нет, он нашему дедушке обещал квартирку!
  Я помолчала и потом подумала. "Знаешь, бабушка, а я ведь себя хорошо вела и не баловалась, правда? Ты мне мороженое купишь?" - И тут бабушка опять как заплачет, и слёзки как начнёт по личику вытирать: "Ох, Лёли-ик, Лёли-ик, денежек-то у нас с собой и нетути-и-и..."
  Вот с того дня бабушка всем стала про квартирку рассказывать. Только про дедушку как будто бы не вспоминала. Маме и папе сказала, что у нас другая комнатка в общаге будет, и ещё бабе Вере сказала - ну, которая через дверь живёт; она ей потом говорила, надо подождать маненько, вот уедет кто или помрёт, вот тогда и мы эту комнатку возьмем себе и жить там будем. Ей один дядечка из района обещал. А баба Вера так удивлялася, ещё когда они на лавочке сидели, и тоже говорила: "А кому у нас помирать-то? Ну, вот ты да я у нас старухи, да вот Лизка ещё с первого этажа; вот уедет кто - это да, так оно верней будет, а сама смерть не кличь". А бабушка ей отвечала: "Да рази я её зову?.. Но жизнь-то така паскудна, сама знаешь... Это так я, просто. Объясняю тебе ситуацию".
  И про дедушку Павлика она бабе Вере ничего не говорила, вот только мне. Но баба Вера, наверное, и так всё знала, потому что она сама часто про него вспоминала и мне рассказывала: "Слышь, Оленька, вот дед у тебя был мужик - м-м-м-м-м! Только с сердцем, бедный, мучился последние годы, и раны у него старые болели. Ему бы дожить до этой вашей комнаты..." И книжечку она мне ещё подарила, про боженьку - мне и Генке, красивую такую; только Генка боженьку не любит, и поэтому я эту книжечку сама читала. Вместе с куколками. А у бабы Веры самой деточек нету, один её муж дедушка Костя. Он книжечки не читает, а ходит на работу в баньку на шахте, по ночам, а днём все время спит. И поэтому баба Вера часто с моей бабушкой сидит на лавочке и разговаривает, а мне ещё такую книжечку красивую подарила про боженьку.
  У-гу!
  А потом моя бабушка на свадьбе опять с квартиркой носилась. Это когда они с бабой Верой и мамой на кухне салатик делали и печенье, потому что все гости помогали кушать готовить; бабушка сказала, вот Надька теперь за Василия выйдет сегодня, а комнатку освободит, и мы тогда туда въедем. А мама капусточку резала и волосики мокрые с лобика убрала, а потом смеётся: "Чу! Да ты чё, мать, Надька никуда и не собирается уезжать, она здесь останется. А если и переедет, так и без тебя претендентов хватит... Эй, Генка, отойди от печки, там кипяток! Брысь!!" И баба Вера кивает (она крем для пирожков взбивала): "Ты держи карман шире... Ваське-то и Надьке палец в рот не клади. Они свово не упустят". А я говорю:
  - Баба Вера, можно крем лизнуть?
  - Давай! - она ложку подставила и ещё Генку позвала. - Давай и ты, Генчик... Ну, сегодня, ребятки, попируете до отвала!
  А бабушка головкой так покачала, вздохнула, мол, всё равно я с Надей поговорю; комнатку-то терять жалко...
  И после этого было так интересно! Я свадьбу никогда раньше не видела, только по телеку, и ещё когда в другом дворе невеста приезжала. Мы с девчонками целый день по колидорчику бегали и по лесенке (скрип-скрип!), помогали на стол накрывать. Только баба Лиза одна ругалася и ещё меня хотела веником ударить; но я убежала, ага! A вот Ленку она споймала и даже хотела побить. Тогда тётя Надя, невеста, как закричала на бабу Лизу: сегодня мой день, мой праздник, ты чего до ребенка задираешься! А дядя Вася, который меня за письку трогал, пришёл и всех тётенек отругал, ещё смеялся так, говорил, да хорош вам, вот бабы собрались, житья от них нету!.. И потом у меня спрашивал: "Слышь, Лёлик, а твой папка где? А чего его ещё нет? Ты ему скажи, он мне нужен срочно по важному делу, скажи, дядя Вася его зовет!" И сам так улыбается и чего-то такое рукой в карманчике держит.
  Они потом столики вытащили прямо на двор и скатёрками закрыли. И много-много тарелочек принесли, я им ещё помогала. Мы с Ленкой и Генкой хлеб носили, а потом ещё салатик, только мне мама салатик не дала. И когда музыку включили, "Ламбаду" - прямо с первого этажа, - мы с девчонками танцевали. Ой, так весело было! Тётеньки смеялись, которые готовили, и на нас из окошка пальчиками показывали. А тётя Надя - она такая красивая сегодня была! - ещё из дому вышла и нас позвала, говорит, молодцы, ребятки, вы нам помогаете здорово, вот вам всем за это по конфетке!..
  Другие пацаны приходили - они на том дворе в карты играют, - посмотрели и тоже хотели у нас быть, а дядя Серёжа их прогнал. Один Генка этих пацанов увидел и сразу наверх убежал к мамочке, спрятался. И мы тогда без него танцевали. А после пришла Аллочка и с нами посидела, и потом она тоже помогала тарелочки носить и тётю Надю поцеловала. Ее каварелы подошли, говорят, Аллочка, ты чё здесь до вечера расселась, пойдем лучше с нами, Витька такой клёвый фильм для видика взял про секс, пойдем, посмотрим; а Аллочка сказала, никуда я с вами не пойду, мне и здесь хорошо, и вообще вы мне все надоели! Уходите. Я ещё тогда им тоже выложила: "Мама не разрешает фильмы про секс смотреть, потому что секс - это плохо". Они зареготали. А Аллочка меня обняла: молодец, Лёлик, слышите, что вам ребёночек сказал? Уходите!
  И стала нас с девчонками про всякое спрашивать, как вам нравится свадьба, а вы любите невест, да? И кем вы будете, когда вырастите?.. Тут ещё Вовка подошёл, говорит, я когда вырасту, я буду Тимуром и его командой. А Ленка сказала, я хочу быть различателем. Аллочка удивилась: "Это как?" - "Ну, это который всех различает, собирает жучков, - если одинаковые, он их выпускает, а если неодинаковые, то он их убивает, разрезает и смотрит, не ядовитые ли они". А я сказала, что хочу быть невестой! И Ленка тут тоже захотела невестой быть. И все кругом захотели. Аллочка тогда нас погладила по головкам и вздохнула: "Но для этого надо обязательно иметь любимого человека". - "Что, как дядя Вася?" (Тут из окна на другом этаже где-то загоготал дядя Вася). "Ну, что ж... На худой конец можно и как дядя Вася... Лишь бы любимого..."
  А вечером они все такие пьяненькие стали! Музыка играла, и так громко-громко, а дяди-тёти танцевали; даже когда дождик маленький закапал, никто не захотел уходить. Папа с мамой за столиком сидели и водочку пили, а сам дядя Вася - жених - им стаканчики подносил. И с тётей Надей при всех целовался. Кричали: "Го-орько!", и я кричала с девчонками, и Генка тоже кричал. Мне папа даже дал пива попробовать; ну, такая гадость! А Генка водку пил из рюмочки (ему дядя Вася налил, пока мама не видела) и плевался так потом, фу, фу! И тогда баба Вера и бабка Зина ему пирожочки дали заесть, и компонтик, чтоб во рту не горько было. Вот так.
  Бабушка все с тётей Надей про комнатку говорила. А тётя Надя такая нарядная! Платье у нее красивое и все золотое, и волосики такие красивые по плечам. Бабушка сказала, ты, Наденька, съезжать будешь, комнатку нам оставь, а то мы маемся, бедные, вшестером, чай, не жалко? Славик тебе поможет, чем сможем. А тётя Надя хохочет: так вы ж квартиру скоро получаете, все в доме знают, зачем вам моя комната? Вам же район обещал! Ха-ха-ха! Я танцевать хочу!.. Все танцуют!! Всем - танцевать!!! И музыку так врубили на самую громкость.
  Дядя Вася бабушку за плечо толкнул: "Эй, бабка, ты чё пристала? Чё тебе, делать нечего, кроме как про квартиру говорить? На вон, лучше выпей, - трахни за моё здоровье!" А мама на него зашипела: "Ты мою мать не трогай! Вот гад! Я тебя прибью и не посмотрю, что свадьба у тебя!" Папа головкой кивнул, мол, правильно Вася говорит, ик, сейчас надо пить, а не вопросы решать, ик, и вообще тёща моя шизанулась на своём Пашеньке, ах, так тебя растак, она только про квартирку и про Пашеньку своего говорить и может. Ик. Мама папе по щёчке как дала! А папа упал, стульчики повалил и ещё смеётся. Тогда дядя Вася и бабушка его подняли, и он опять водочки выпил, и бабушка его на другой этаж повела.
  А мы так прыгали весело! Я куколок своих накормила, и Наташу, и Венди, и маленького Толика, и ещё Ленке их дала поиграться. А Ленка самая красивая была, её мама в лучшее платьице одела, все тётеньки головками качали и хвалили: "Какая красивая девочка! Вот умница! Приятно посмотреть!" И свет такой яркий был на дворе (это потому что фонарики горели), и ленкино платье аж блесточками сверкало! Все пацаны до неё приставали, а Вовка и Генка за косички дергали. Но они дураки! Я вот с Вовкой больше дружить не буду.
  Моя мама пришла - она наверх, до папы, ходила, - и сказала: "Мразь!", и ещё сразу выпила рюмочку водки. Жалела, что кто-то лесенку в подъезде обрыгал - так, что потом баба Лиза ругалася и ходила со своим веничком. Дядя Вася всё до мамы цеплялся, говорил, слышь, ну, чё ты дуешься, мы же с тобой друзья, верно? Ну, чё ты, чё ты, давай лучше выпьем. Вот так! Хорошо! Молодец! Аж тётя Надя на дядю Васю потом сердилась.
  Мальчишки в подъезде собрались, чтобы бабу Лизу позлить. Ещё в дверь её стучали и тут же убегали. А потом в другой подъездик пошли и стали в разные игры играть. Нас вот с Ленкой на двор не пускали. Лампочку так выключили и пугали: у-у-у! Ой, как страшно было! И ещё они потом тараканчика на нас бросили. Я говорю, пустите, пустите, я всё маме расскажу! А они смеются: пусть сначала Ленка трусики свои снимет, тогда пустим! И сами тоже трусики снимали, и Вовка снимал. А потом анекдотики такие рассказывали всякие, про тётенек, нехорошие. Но мы с Ленкой к бабушке убежали, и она нам за это тортик дала. И минеральную водичку. Ага!
  Там ещё много всякого было. Но потом дядя Серёжа ударил дядю Васю, и они вдруг сразу такие злые стали. Музыка погасла, а другие дяденьки повскакали со стульчиков, начали ругаться, кричать, прекратите, что вы делаете, мужики, да что вы, в самом деле. А тётеньки завизжали. Дядя Серёжа ножик со стола схватил. А Вовка тут к нему подбежал и в попу кулаком ударил... Тогда дядя Серёжа на него обернулся и стукнул по шее, сказал: "Кыш, ребятня!" И они потом с дядей Васей стали толкать один другого, рычать: а ты что, блатной, да?.. а что такое, ты у меня смотри, сволочь!.. Только тётя Надя промежду них стала и всё просила, ох, Васенька, не надо, Васенька, успокойся, пожалуйста, сегодня нельзя, пожалуйста; и маленький Вовка тоже злился, у него шейка болела, и он даже по стульчику со злости ногой дал. И убежал.
  А потом тёти дяденек успокаивали, а мы с девчонками тихо под столом сидели. И дождик уже совсем перестал. За мною мама пришла, меня выглядывала и ещё Генку, звала домой, только мы все равно спрятались. И все гости грустные такие были и по домикам расходились, бабушки тарелочки собирать начали. Вдруг кто-то как завопит: "Пожар!" И все тут же его смотреть побежали. Мы из-под столика вылезли, Генка кричит: "Скорей, скорей туда!" А там такой костерок пылает, в том конце двора, где дядя Серёжа гаражики строит; мы туда помчались, и я ещё куколок взяла, чтобы они тоже посмотрели. Там огонь такой большущий! Ой! И бензином воняет. Жарища страшная была на дворе, дяденьки нас даже близко не подпустили. Я говорю, смотри, смотри, Венди, настояний пожар, ты видела когда-нибудь?! И тётенька невеста, и пожарик, - и всё это в один день, представляешь, да, как интересно?!
  Дядя Сережа возле своего гаражика всё бегал и ручками махал. Кричал: "Это Вовка, с-сука, ну, я его... Воду, мужики, воду!" Мы с Генкой смотрели, как дяденьки огонь сбивали. И много-много людей так было, и поэтому пожарик быстро потушили. Аж жалко. Ленкина мама её вскоре домой забрала и увела... А потом дождик опять начался, и он разные последние огонечки и искорки затушил. Дядя Серёжа по двору бегал и Вовку искал, говорил, где он, он у меня ведро с бензином разлил и поджог, сука! Лови его! А Вовка всё сидел в кустиках и шмыгал носом, и всё бормотал, это не я, дядя Серёжа, это не я; дя-адя Серё-о-ожа, это не я-а-а!..
  Они его когда поймали, то потащили на серёдку двора. Тётеньки кричали: "В милицию его, в милицию!" А одна наша бабушка сказала, что вы пристали к пацану, он же ещё совсем маленький, какой пожар, сами же вы, сукины дети, и запалили. Дядя Серёжа вместе с дядей Васей схватили Вовку и стали его тогда бить ножками, туфельками топтали и становились на него, а тётя Надя говорила, осторожнее, осторожнее, смотрите, не убейте его, он же всё-таки ещё ребенок. Потом дядя Вася держал вовкину маму, чтобы она не дралася (а папы у Вовки нету), а она так завывала, как собачка, пока дядя Серёжа Вовку в лужу с бензином макал.
  А одна тётенька рядом с нами сказала: "Вот видите, дети, что баловаться нельзя и к чему это плохому приводит". А другие бабушки с вовкиной мамой вытирали Вовку от бензина и от крови.
  Мы потом домой шли - мама нас отыскала - и всю дорожку молчали. Даже мама нам ничего не сказала. Она только мелко трусилась и включила свет, когда мы в комнатку зашли, и скомандовала: "В постель, живо!" Папа уже лежал на диванчике и спал. А Аллочка у окошка сидела, на двор глядела и громко сопела. Я тогда пописяла и забралась в кроватку, и Генка тоже; бабушка свой сундук в колидорчике стелила. Потом бабушка начала причитать: господи, слава тебе, боже, что Пашенька этого всего не видел!.. Слава тебе, господи! Хорошо, что он спит уже, утомился, бедненький, за сегодня... Это она мне тихонько на ушко сказала, когда на мою кроватку села. И потом качалась так в разные стороны, и ещё меня по головке гладила.
  А мама с Аллочкой на кухне остались. Я слышала, как Аллочка всхлипывала и говорила: "Мамочка, родная, ну, давай, отсюда уедем - куда угодно, переедем, обменяемся, только бы отсюда. Ну, пожалуйста, мамочка!" А мама ей ещё чего-то ответила и опять курила. Дымом гадким из кухни пахло.
  Когда бабушка ушла, я Генке зашептала:
  - А тебе Вовку жаль?
  - Ага...
  - И мне. Только он дурак, сам полез, А тётя Надя сегодня красивая была, правда? Я вот когда вырасту, тоже невестой буду. Такой же красивой...
  Мне так понравилось после про свадьбу вспоминать! Мы затем целые дни с Ленкой в одну невесту играли. А Генка у нас был женихом. Правда, с ним неинтересно сделалось; он неправильно играл и целоваться с Ленкой не хотел, поэтому мы вскоре взяли пупсика Толика. И Наташу с Венди вдвоем поженили.
  Бабушка нас на двор сначала пускала, а потом не стала пускать, потому что за окошком всё время капал дождик. На улице пришла осень, и сделалось так грязно, что мама на нас ругалась, будто мы чумазые ходим. Но это мы не пачкались, это грязюка до нас сама приставала. А мама меня даже заставляла стирать!
  Ленка потом ко мне сама начала прибегать, и мы у нас дома игрались. Бабушка ей рассказала про дедушку Павлика, и я рассказала, и мы стали вместе за дедушкой ухаживать. Ленка сперва так удивилася, а потом ей понравилось, потому что бабушка так играется, и она тоже начала говорить: тише, тише, куколки, вы дедушку не будите, он за вас воевал, а сейчас он спит! Тс-с!
  А я ей сказала:
  - Только, чур, Генке про дедушку не рассказывать, и никому не рассказывать, а то моя бабушка узнает и будет плакать. Чур?
  - Ладно!
  - И это будет наш секрет. Мы никому-никому не скажем! Давай, как будто это тайна наша была, и мы царевны, и нас злая колдунья хочет споймать, а мы молчим. А нам за это боженька квартирку даст!
  И мы молчали-молчали!
  А потом Ленка заболела... И не стала приходить. Ей бабушка до нас ходить не велела, так как Ленка кашляла, и у нее кровь из ротика капала. Её папа и мама зимой куда-то увезли, они сказали, Леночка в больнице далеко-далеко отсюдова, она там полечится и весной обязательно приедет! Только Ленка все не приезжала и не приезжала, аж я её ждать замучилась. А без неё играть совсем неинтересно.
  И Вовка тоже во двор перестал приходить. Сначала мы с ним ещё играли, он был весь побитый - это его дядя Сережа так побил, - а потом и его не стало. Он ещё злился, что Ленка уехала, и под конец от нас вообще убежал. Мой папа сказал, Вовка свалился в каназа... лизацию..., у-гу, так надо говорить, где там кипяточек плавает и трубы всякие, потому что рабочие забыли заборчик поставить, и в темноте не видно. Папа объяснил, будто бы Вовка сильно обжёгся, и у него ещё ручки и ножки болели, поэтому его доктора тоже до себя взяли. А я вот не хочу, чтобы мне уколы делали! Я не люблю болеть! И убегать от мамы не буду, и в темноте к ямам не буду походить, и кашлять кровью тоже не буду. Я стану папу и маму слушаться и всё делать, как они велят, и бабушку тоже начну слушаться и не баловаться. И про дедушку Павлика никому-никому не расскажу! Даже Генке.
  А зимой у нас снежок выпал. Только он был маленький и черный, с угольком, и ещё весь пачкался, когда мы снежную бабу лепили. Бабушка сказала, разве это снег? Вот в моё время - то был снежище! А тепе-е-ерь... Мама нас до такого снега и пускать не стала, заставляла дома играться. Ну, Генке хорошо, и Аллочке хорошо - они в школу ходят. А мне дома неинтересно сидеть, потому что это скучно и ещё не с кем водиться. Я рисовала и книжечку смотрела, про боженьку, и потом по телеку всякие мультики показывали - про Бамси и про утиные истории, - но это не всегда, а когда они есть по программе. Мне Аллочка жвачку дала, а баба Вера про дедушку Павлика рассказывала, какой он был, как воевал и как его на дворе все любили. А только всё равно было неинтересно. Я на улицу из окошка глядела, как там, на шахте, машины ездиют и ещё вагончики с угольком; это мы с Наташей и Венди глядели.
  Ещё папа меня один раз на рыбалку взял! Он рыбку хотел поймать под лёдом; но рыбок не было - они, наверное, все на юг уплыли, где тепло. И тогда папа водочки напился, потому что был грустный, и мы аж до самой шахты шли и песенки пели. А папа вообще теперь пьяненький часто приходил и дома был у дяди Васи. Он маме сказал, что у нас работы сейчас нету и денежек нету. Я говорю: "А давай тогда вместе играться? Если ты на работу не ходишь, давай в магазин играть, давай? И ты в магазине денежки заработаешь!" А папа смеётся: "Ты, Лёлик, сама играй! Или лучше с Генкой. А я к дяде Васе пойду, мы с ним скоро много денежек заработаем". И когда Дед Мороз приходил, он подарочков нам почему-то не принёс!.. Мама сказала, вот у нас, когда много денежек будет, тогда и Дед Мороз что-нибудь купит... И ёлочку она не захотела поставить, потому что места нет. Зато мы ходили в ДК до шахты, и там вот ёлка здоровенная стояла, прямо настоящая, и Дед Мороз был настоящей с Снегурочкой, и ещё мы водили хороводы! И нам, всем ребятам, дали конфетки и яблочки.
  Но всё равно мне летом больше нравится. Летом потому что теплее и купаться можно, и играться в песочке. И Ленка с Вовкой на дворе бегают, и папа водочку не пьёт.
  Мы один раз потом дома сидели и телек смотрели - там такой фильм страшный показывали, про динозавров! Мама и папа куда-то ушли, они ещё хотели до маминой тети Раисы съездить за картошкой. Бабушка сготовила блины; она сказала, что сегодня масленица (у-гу?) и поэтому всем надо обязательно блинчики кушать. Генка говорит:
  - Бабушка, а можно я в комнате покушаю, там киношка такая классная идет?..
  - Ну давай, милый, давай, только смотри, чтоб они не остыли!
  И Аллочка тоже с тарелочкой в комнату пришла (они тогда с Генкой в школе не занимались из-за воскресенья). Я с блинчиком прибежала и на кроватку села, и ещё печеньку с собой взяла. Динозаврики такие ужасные были, они друг с другом воевали и один другого лапами убивали. Только один там маленький был, он самый хороший из всех и остальных победил и потом с человеком подружился.
  Бабушка блинчиков наложила в кастрюльку и нам наказала:
  - Ешьте, родные, ешьте, не отвлекайтесь... Фу, какую вы пакость смотрите! Нешто ничего нет другого по телевизору?.. Ну, я пойду к бабе Вере, ей немножко блинов отнесу и сейчас буду. А вы ешьте...
  И тут фильм кончился, и реклама пошла, а бабушка до бабы Веры заглянула. Аллочка ко мне на кроватку бухнулась и как закричит: "Чёрт подери, Лёлик, почему у тебя всё время на постели крошки?!" - "А я их каждый раз убираю, а они снова возвращаются..."
  - Ну, беда! - Аллочка всю печеньку смахнула на пол и сердито рядом легла. - С вами не соскучишься... Генка, переключи на другую программу, может, там есть что-нибудь интересное!
  Генка переключил и начал мою куколку раздевать. Наверное, захотел оторвать ей вторую ножку. Я заругалася: "Генка, отдай!" И бабушке тут же пожаловалась - она как раз зашла в комнатку с колидора.
  - Бабушка, а, бабушка, а чего Генка мою куколку раздевает! Скажи-и ему-у!
  Бабушка тихо посмотрела на нас, как-то по-чудному, и стала вся такая белая-белая.
  - Вот что, ребятки, быстренько собираемся. Быстренько-быстренько одеваемся и - на улицу! Гулять. В парк пойдем... Там сегодни качели-и-и...
  А сама кастрюльку с блинчиками держит.
  Аллочка говорит:
  - Что такое, бабуля? Что-нибудь случилось? Бабы Веры нет?
  - Ничего, родная. Всё в порядке, - бабушка аж трясётся вся. - Ничего не случилось. Только быстренько одеваемся и - на уличку!.. Гулять, гулять... Скоренько. Нам надо собираться. - Она подошла до шкафа и начала из него одёжку доставать.
  Мы с Аллочкой слезли с кроватки. Генка куколку мою зашвырнул в уголок.
  - Я не понимаю, - сказала Аллочка, - к чему такая срочность.
  - Ничего, родная. Да всё в порядке. Я потом скажу. - Бабушка накинула на себя платочек и помогла мне одеваться. А после ещё почему-то добавила:
  - Мы скоро квартирку получим... Генка, одевайся, мила-ай, скоренько-ско-ренько! Нам надо итить.
  И как-то сразу вдруг в комнате погрустнело. Аллочка тут до телека подошла и со злостью его выключила. Тихонько пробурчала под нос: "Бред какой-то!", кофточку свою натянула и лосины, а потом ещё в колидорчик выскочила. Бабушка Генке штанишки застегнула. Он говорит, можно, я возьму с собой машинку? И я тоже захотела саночки взять! А бабушка на нас уже не глядит, только на диванчик, где дедушка Павлик лежит, и отвечает: конечно, ребятки, берите, берите всё, что надо и на улицу - быстренько! Скорей!!
  А сама окошко нараспашку открыла. И дедушкин пинджак вытащила, который с медальками, и на стеночку повесила, и ещё стала диванчику молиться, где там дедушка Павлик спит. Плачет, Пашенька ты мой, родно-о-ой, не сердись, мила-ай, и прости меня, старую дуру! Но теперь всё будет хорошо, теперь оно всё, как в районе велели, и станет у нас комнатка. Ты косточки свои погреешь, чай, сколько лет в этой конуре мучился... Ведь воевал же не зря! Не тужи, родной, скоро и тебе полегча-аить... А вы, ребята, почему гулять не идёте?! Генка, Лёлик, вот я вас!!! А ну, быстро на двор, где Аллочка!.. Марш!.. И тут мы сразу на лесенку побежали, ну, на ту самую. Скрип-скрип-скрип.
  На уличке так холодно было и снежочек мягкенький; Аллочка нас уже у дверцы ждала, с большим пацаном болтала. Генка принялся лепить снежные мячики, чтобы бросаться. А я на саночки села, говорю, это вот будет наша с Венди карета, и мы поедем в ледючий дворец.
  Бабушка тоже на двор вышла, вся заплаканная. Нас так взяла и сказала, ребятки, надо итить в парк, там сегодни масленица и люди гуляють, идёмте, идёмте. Мы пошли через шахту и дальше, мимо генкиной и аллочкиной школы. Аллочка до бабушки пристала, спрашивает, что там у нас дома стряслось. А сама уже радостная, что мы гулять пошли. Бабушка ей чего-то сказала, будто сердечко у неё беду чует, только я не всё слышала, потому что спереди другие пацаны были и ещё Вовка с ними, он от врачей убежал и опять на ворон снежками кидался. Мы с Генкой до Вовки подбежали, говорим: "Здорово! А правда, что ты в яму упал, и у тебя ручки-ножки отвалились? Нам ещё папа рассказывал!" А Вовка ответил: враки! Там, в яме, совсем не страшно было, и ручки-ножки больше не болят, и уколы ему больше не делают. Всё теперь класс. Он вот теперь с пацанами водится и снежную бабу слепил, и ещё динозавриков из кино и паровозик, только они покамест поломатые, а потом он их до конца построит и будет с ними играться. И вообще здесь, дома, классно, не то, что в больнице! И зимой на воле кататься класс! И нам он свои ручки красные показывал, где у него шрамики, и сказал, что это заместо старой шкуры, у него там новая шкура выросла.
  Я спросила у бабушки, а так бывает? Бабушка объяснила, что да. Всё бывает, милая. А можно, Вовка с нами в парк пойдет? Ну, если ему мама разрешить... Разрешила, разрешила! Урра-а-а!!! Айда, пацаны! Аллочка, а ты чего на нас снежочком брызгаешься? Лучше саночки повези, а потом мы тебя повезем, а потом и Венди... Ой-ой, как холодно! Бр-р! Класс! Бабушка, а давай в снежинки играться, давай? А пойдем туда, до деревьев? Ребятки, только не убегайте далеко, чтобы я не волновалася. Ладно? Не надо... Ну, не надо... Пацаны-ы-ы!!!
  Мы потом ещё до вечера гуляли, аж пока не стемнело. В парке там весело было, людей полно, дяди-тёти, и там шашлыки жарили, и блины, и клоуны всякие бегали с гармошкой. А тётеньки песни пели. Генка с Вовкой пошли на каток, но мне там не понравилось, потому что скользко, и ножки всё время шатаются из стороны в сторону; я так лобиком ударилась, что аж на шапочке выросла шишка. Меня потом Аллочка на саночках катала. А после мы ели горячие пирожочки, что там тётеньки-клоуны продавали (их Аллочка купила, а у бабушки не было денежек; и Вовке она купила).
  И ещё там ребята на лыжах катались, и одни пацаны Аллочке сказали, не хочешь прокатиться с нами? А бабушка на тех пацанов заругалася. И вообще музыка играла, американцкая, и так весело было, что мы домой не захотели идти. Но Генка сказал: мультики!!! В пять часов про Каспера будет и про его друзей, и мы стали тогда собираться! Бабушка охала, вы, наверное, мокрые все, ребятки, ой-ой-ой, что ж это делается. Ну, идёмте, идёмте. Идёмте наконец домой.
  Мы всё шли и шли, а бабушка всё вздыхала. Говорила так для себя про дедушку Павлика: "Ох, Пашенька, бедный, родной, целый день, поди, один оставался, покормить тебя некому, ты им не нужи-ин. Но теперь скоро тебе радость будет. Отдохнешь ты на просторе, родненьки-и-ий..." А во дворе, когда мы пришли, оказывается, понаехало столько машин! И милицейская была, и ещё докторская, и разные всякие уазики-бобики; и кругом ходили дяденьки-милиционеры в красивых фуражечках, и бабка Лиза была с дядей Серёжей, и ещё все соседи с того двора и даже мальчишки с посёлка, которые у Генки позазавтра денежки школьные отобрали (Генка их как увидал, так за бабушку сразу спрятался). И наши мама с папой там тоже были.
  Мы закричали дяденькам-милиционерам: "Здравствуйте!" А мама меня за ручку как схватила и говорит, не кричи, Лёлик, тише-тише, тс-с! Не мешай дядям работать. А Аллочка спрашивает: что такое?! О, господи!.. Мама ей отвечает: "Баба Вера газом угорела, и дедушка Костя; они заснули, а конфорку при этом открыли - ну, прямо беда! Ужас, ужас! Только вы здесь не мешайтесь, идите лучше наверх, милиция уже закончила". И папа сказал: "Заходите домой, ребята, не стойте. Там всё уже проветрили. А здесь холодрыга страшная, сыро... У-гу. Дуйте".
  Мы с Вовкой попрощались и до подъезда сразу попрыгали. Вовка ещё машину милицейскую пошел глядеть. Бабушка так тяжело дышала и про себя с дедушкой Павликом разговаривала; наверное, она молилась на него, что ли, или играла так. Аллочка по дурному на бабушку уставилась - будто бы первый раз увидала. И говорит, не пойду я наверх! Мне и здесь хорошо. Тут побуду... А Генка всё кричит: "Мультики, мультики! Каспер! Идём, Лёлик, быстрей смотреть".
  Наверху, по лесенке, дяди ходили. Папа нам ключиком дверцу отворил и включил телевизор. Вот. Дома у нас не тепло было, потому что форточка открыта. Зато дедушкин пинджак с медальками, который бабушка из шкафчика достала, на стеночке висел - аж будто совсем живой! И как будто дедушка в комнате сделался.
  Бабушка пошла на кухню готовить чай. А мы сразу до телека; Каспер там уже начался и поэтому всякие интересные приключения показывали, как они в замке за другими привидениями гонялись и ещё как они построили автомобиль. Бабушка нам блинчики утрешние сварила. Сама ко мне на кроватку села и грустная-грустная такая, говорит, что ж это, Лёлик, делается, что за жизнь пошла, и Пашенька страдаи-ить... Ну, смотри, смотри мультики, не буду тебя отвлекать.
  А потом и мама с Аллочкой поднялись с улички и тоже до нас сели. Папа на диванчике водочку пьёт, ругается: етить твою мать, ах, так тебя растак! И бабушка рядом на ушко сопит, про дедушку Павлика своего вспоминает.
  Мама сказала:
  - И это ж надо... У нас в доме такое случилось. Кошмар! Баба Вера совсем на старости лет свихнулась. Ну, не знаю, прямо, что за старики...
  - Так они ж не сами, - папа причмокнул и стаканчик свой налил. - Это им кто-то помог. Костя, видно, с бани пришёл, с дежурства, и спать лег. И баба Вера с ним прикорнула. А кто-то из своих зашёл, скотина, - двери-то всегда настежь - поглядел, подумал, да и газ открыл...
  - С чего ты взял?! - чуть не взвизгнула Аллочка.
  - Да ведь потом он дверь на замок замкнул. Снаружи. Ключ так и не нашли...
  Бабушка моя чудно затряслась и обняла меня ручкой, а другую ручку в кармашек передничка сунула.
  - Я не могу спать в одном доме с мертвецами! - воскликнула мама. - Почему их не забрали?! Хоть бы завтра поскорей приехали...
  - Ну, тихо, мама, тс-с, дай посмотреть! - это Генка на маму заругался. Там, по телеку, про Винни-Пуха начали показывать, а потом ещё и про утёнка Черный Плащ. Целая программа мультиков. Ого-го!
  - Мамочка, родная, можно тебя на минутку? - Аллочка встала, на бабушку так зыркнула и на кухню пошла. - Пожалуйста, можно тебя? Только на одну минуточку... Выйдем сюда. - Мама за ней поплелася, а папа громко икнул и ещё налил себе водочки. Я спросила у бабушки:
  - А что, баба Вера больше не подарит мне книжечку про боженьку? Не-а?
  - Нет, Лёлик, баба Вера с дедушкой Костей заболели и уехали-и-и... Ну, не так, конечно, заболели, как Пашенька, он вить горше страдаить. Зато комнатка теперича после бабы Веры свободная сделала-ась...
  - Ну, дайте же посмотреть! - заорал на нас Генка. - Что вам, неинтересно, что ли?! Потом поговорите, совсем немного осталось!..
  И мы стали молча смотреть телевизор. Только один папа всё время бутылочку посасывал да смешно так икал со своего диванчика. Громко так и слышно. Ик. Ик. Ик. Аж пока мультики про утёнков ну совсем не кончились...
  Утречком, когда солнышко рассверкалось, мама меня выгнала на улицу. Сама на работу не пошла - и папа не пошёл, - а кушать для всех приготовила. Генка и Аллочка уже учились, бабушка так сидела одна в колидорчике на своём сундучке с досками; мама меня закутала в шарфик и говорит: "Лёлик, пойди-ка на улицу погуляй, там ребята твои вышли". А я сказала: "А что я, сама пойду?.." А мама кивает, да, Лёлик, сегодня сама, недолго так погуляй, только далеко не уходи. Вот хорошо-о!
  Мы с пацанами стали тогда по двору бегать. Вовка из дому заявился, начал на нас снежками кидать и ветку ещё такую вырубил, чтобы ею драться. Мы тогда в подъезд забежали. А он с нами. "Пойдем, - говорит, - что-то покажу! Там подвальчик такой классный".
  И мы в подвальчик понизу спустились. Нам вообще баба Лиза не разрешает туда ходить, она своим веником дерётся; но мальчишки так тихо туда проползли, и я с ними - и баба Лиза ничегошеньки не услышала! А там так интересно! Трубочки всякие, и горячий дым из них идёт, а дядя Серёжа в одном месте там хранит картошку. В этот подвальчик большие пацаны ходят и в карты играют, я знаю, один раз сама видела. Они там ещё в ножички режутся, и девчонки большие до них приходят и сидят. Только тётеньки наши не любят, когда там пацаны балуются. Они потом обещались, что дяденек-милиционеров в тот раз позовут.
  В этом подвальчике очень тесно было, но зато всё степлилось. Вовка говорит: "Пацаны, секите!" А там еще кошечка такая лежит, мёртвенькая, у неё хвостик весь в крови. Вовка сказал, что это большие пацаны её убили. И палочкой у ней в глазках ковыряться стал.
  Я кричу: "Не трогай кошечку! Ты её лучше пожалей, она бедная, и ей больно". И сама так палочкой её погладила. А Вовка смеётся, ей теперь не больно, ей всё до фени и да ну её - она скоро завоняет! А мне всё равно жалко кошечку. И ничего она не завоняет, потому что это неправда. Кошечка хорошая. А вот большие пацаны - дураки.
  Вовка тогда сказал, а давайте играть в войнушку. Ага? В фашистов давайте? Как будто нас немцы поймали, раздели и верёвкой связали! А я так не люблю, говорю, я не буду играться, потому что я верёвки боюсь. Он ржёт: чего ж её бояться? Если играть с нами не будешь, я у тебя лопатку заберу!
  Я кричу, отдай! Мне лопатка нужна, я ей яму в снегу выкоплю! Отда-а-ай!.. Я всё маме расскажу-у!.. А он, дурак, меня за это толкнул. Я сразу захныкала. И из подвальчика наверх побежала, мимо бабылизиной двери, аж до самой улицы, где там вдруг люди всякие толклись.
  На дворик выбежала, рыдаю, Вовка гад такой, у меня лопатку забрал! Мама, мама, бабушка, - а там бабушка моя была, её дядьки какие-то до машины сажали, - у меня он лопатку отня-а-ал! Ну, скажите ему!..
  Мама меня тогда схватила ручками, обняла и не пускает. Шикнула так сердито: а ну, цить! Ты что, не видишь, что мы заняты? А кругом дяди-тёти стоят, на машинку смотрят, где там красный крестик нарисованный. Это значит, докторская, и там врачи ездиют. А перед домом моя бабушка причитает, ручками так крестится и говорит, боже ж ты мой, Пашенька, прости, родной, что я тебя оставляю, кто ж теперь о тебе позаботится, кормить тебя будет? Ведь ты им не нужи-и-ин!.. Я ей скрикнула: "Бабушка, у меня Вовка лопатку забрал!" А она мне ответила: "Ой, Лёлик, до свидания, милая, до свидания, родная, ты ж одна, смотри, про дедушку Павлика не забудь! Ой, Лёлик, ох, горе мне, ой-ой!.."
  И папа тут меня на ручки поднял, он от других дяденек вышел. Я спросила, а бабушка наша сейчас куда?.. А он сказал, она заболела и уезжает от нас, теперь мы сами будем. Я опять спросила, что, она уезжает, как баба Вера и дедушка Костя? Папа сказал, что да. Успокойся, Лёлик, тише-тише! Вот тем дядям мешать нельзя.
  И потом он меня спустил, и я по снегу пошла, когда машина с дядьками уехала. А сзади пацаны регочут, Вовка, гад, до меня запрыгал и рожу показывает: у-у-у! Бабка твоя дурочкой оказалась! А папа на них зашикал, идите, говорит, прочь отсюда, чтобы я вас тут не видел. И я снежком потом в Вовку запуляла. Ведь сам он дурачок, раз обзывается! А ещё лопатку у меня отобрал...
  Я вот с ним больше дружить не буду. Никогда-никогда! Мне не нравятся такие пацаны, которые дразнятся плохими словами. И водиться с ними не нравится, потому что они грубые и гадости говорят. Когда я вырасту большая, то сама в школу пойду и там научусь, как надо драться. Я не хочу быть такой, как они! Я стану хорошей.
  И лопатку свою я потом у Вовки назад заберу. Обязательно заберу, вот увидите, честное слово! А то он такой противный, что от него только грустно делается, плохой он мальчишка, ну, прямо дурачок. У-гу. Обязательно, обязательно у него лопатку заберу! Вот увидите... Вот!
  
  Ноябрь 1993 года,
  оз. Иссык-Куль
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"