Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Чукотский вестерн, 1-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Серия: "Заплутавший во Времени"
  
   Книга первая: "Чукотский вестерн", первые главы.
  
   Полная версия Книги выйдет осенью 2008 года в издательстве "Крылов", г. Санкт-Петербург.
  
   Александру Бушкову, эсквайру,
   с уважением и сентиментальным восторгом...
  
   Миттельшпиль
   (Середина книги)
  
   Ник полз куруманником. Хотя, этот термин вряд ли был приемлем для описания природных ландшафтов Чукотки. Куруманник - это, как услужливо подсказывала память, где-то там, в Сибири: ракита, ива, вереск, багульник, прочие растения.
   Славный такой кустарник, главное - что высокий, до полутора метров бывает, прятаться в таком - одно удовольствие.
   А здесь? Карликовые берёзки, такие же осинки, ёлочки. Причём, высотой всё это - сантиметров тридцать-сорок, не больше. Поэтому ползти приходилось не то, что по-пластунски, по-змеиному, ужом натуральным вертеться.
   Поднимешь голову, или какую-нибудь другую полезную часть тела - вмиг засекут.
   Хорошо ещё, если просто "засекут", так ведь, сгоряча, и отстрелить чего нужное могут.
   Ник полз уже часа четыре, медленно, но верно, вниз по склону сопки. Там, в ложбине, начиналось обширное болото, покрытое относительно высоким сосняком, там спрятаться можно было уже по-настоящему. Спрятаться, отсидеться, поразмыслить над случившимся.
   Вот и край куруманника, до спасительного леска метров двести всего осталось.
   Ник осторожно приподнял голову над кустами.
   Визуально - всё спокойно вокруг, солнышко каменное плато освещает, вокруг - ни души. Вот только - те большие валуны, беспорядочно в отдалении разбросанные, внушают некоторые опасения. С одной стороны - далековато до них, метров четыреста будет, а, с другой - именно там снайпера опытного, с карабином нарезным, он сам и расположил бы.
   Полежал Ник в берёзках-осинках ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами - где наша не пропадала.
   Метров двадцать и пробежал всего - выстрел щёлкнул сухо, и как-то печально.
   Правое плечо тут же занемело.
   Больно то как! А, главное, обидно - так лохануться: всё в даль смотрел, камушки всякие тщательно осматривая, а дозорный, видимо, в куруманнике и засел, совсем где-то рядом. Ник упал на левый бок, пытаясь "зауэр" с раненного плеча сорвать, - не получается, в сторону перекатился, нож из ножен выхватил - поздно, прилетело по затылку чем-то тяжёлым, дальше - темнота, круги фиолетовые.
   Сознание вернулось, но Ник глаза сразу открывать не спешил, решил сперва к ощущениям организма прислушаться. Правая сторона тела вовсе не ощущалась - будто и нет её, пальцы левой руки шевелятся, уже хорошо.
   Пахло тундровым разнотравьем, родниковой водой, и, как это не странно, аптекой.
   То ли йодом, то ли мазью Вишневского, не разобрать.
   - Спокойно лежи, друг, - протяжно произнёс кто-то. Голос, похоже, подростку принадлежал, - Всё хорошо. Живым будешь. Рана простая у тебя. После порошка голубой травы - быстро заживёт. За три дня. Не сомневайся.
   Ладно, поверим. Ник открыл глаза. Оказалось, что он голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, ноги у щиколоток туго перехвачены крепким кожаным ремнём.
   Ну, и кто же здесь - такой хваткий?
   Господи - стыдно то как!
   Напротив него, метрах в пяти, сидела на корточках чукчанка, зажав между коленей какое-то совсем уж древнее ружьишко.
   Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у чукчей этот возраст считается уже весьма почётным - как у русских сороковник.
   Симпатичная даже: пикантный разрез глаз, чувственные губы, фигурка точёная. Во всем облике сила звериная ощущается, грация дикая.
   Про такую Саня Бушков обязательно что-нибудь эдакое выдал бы: "Прекрасная охотница, восхитительная в своей дикости, чувственная и опасная...".
   Ладно, Санёк далеко нынче, не докричишься, не дозовешься.
   Если правельно формулировать и в корень вещей зрить, то он и не родился ещё - вовсе...
   Девчонка невозмутимо смотрела на Ника своими чёрными глазами и молчала.
   "Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть - не впервой" - подумал Ник, стараясь сохранять на лице маску невозмутимости и полного покоя.
   После нескольких минут тишины, девушка всё же спросила, тыкая в Ника тоненьким указательным пальчиком:
   - Как зовут того, кто живёт на твоём плече?
   Хороший вопрос. Ник сразу понял, что это она про татуировку спрашивает.
   Только вот - какое плечо в виду имеется?
   На левом у него Че Гевара изображён был: славный такой, светло-зелёненький, в лихо заломленном берете, с "калашом" в руках. Лет двенадцать уже той татуировки.
   А на правом плече - свежая совсем, в канун Нового Года нанесённая.
   Нового - тысяча девятьсот тридцать восьмого, в соответствии с модой нынешней.
   Это Сизый посоветовал: мол, не стоит выделяться из общей массы, ближе к народным чаяниям надо быть! Сам и наколол, ясный пень.
   Чукчанка сообразительной оказалась, сразу те его сомнения просекла, и любезно уточнила:
   - Того, кто на забинтованном живёт.
   - Его зовут, - ответил Ник, стараясь говорить неторопливо и внятно. - Иосиф, Виссарионович, Сталин.
   - Правильно, - неожиданная собеседница головой кивнула. Мимолётно улыбнулась даже.
   Ещё помолчали.
   - А на другом?
   - Того, что на другом - Эрнесто Че Гевара.
   - Симпатичный такой, зелёненький - девица заявила, Нику пристально в глаза глядя. - Только мне это всё равно - как их зовут. Те, в пятнистой одежде... Они по-русски плохо говорят. Хуже чукчей. Они обещали за тебя - чай, табак, спирт. Но, ты мне нравишься. Покрасивше этого зелёного будешь. Понимаешь? - улыбнулась лукаво, медленно провела ладошкой по своей голой коленке.
   Что ж тут непонятного? Ник всегда знал, что нравится девушкам. Много всяких у него было, даже американка одна...
  
  
  
   Глава первая
   Чужой парашют и Кресты
  
  
   Мокрая, местами пожелтевшая трава частного аэродрома, где-то между Красным селом и Ломоносовым. Самолёт неуклюже оторвался от взлётной полосы и неровными толчками начал набирать высоту, в этот момент громко зазвонил мобильник.
   Инструктор Петрович, скорчил недовольную мину, но всё же разрешающе махнул рукой: мол, давай, поговори - я сегодня добрый.
   - Да? - спросил Ник, нажимая на нужную кнопку.
   - Это Ричард, - Оповестила трубка с лёгким зарубежным акцентом. - Твоя дочь и жена у нас. Очень красивые девочки. Настоящие леди. Три дня у тебя на всё. Хочешь женщин своих обратно получить - рассчитайся полностью, как договаривались! Всё ясно?
   - Всё, - прошептал Ник.
   - Тогда - Роджер!
   Длинные гудки, отбой.
   Похоже, действительно - всё. Где миллион баксов взять? Негде, сожрал всё кризис ипотечный. Ещё несколько месяцев назад Ник был преуспевающим бизнесменом, а ныне? Ныне - банкрот полный, даже квартиру и две машины в пользу кредиторов пришлось отписать, а долгов ещё осталось - выше крыши, проценты по ним бегут ежедневно.
   Нет денег, нет совсем. Вот хотел годовой абонент на прыжки с парашютом обратно сдать, хоть немного наличности на руки получить, не согласились в Авиаклубе.
   Мол, денег у самих нет, да и в договоре пункт такой отсутствует, а прыгать хочешь, так это пожалуйста, просим!
   Вот и решил прыгнуть, раз всё равно приехал. Тем более что и осень на удивление тёплой выдалась: первая декада ноября на исходе, а в лесах ещё грибы вовсю собирают.
   Любил Ник это дело - небо бездонное над головой, домики крошечные внизу проплывают, свежий ветерок, воздух - как после дождя в деревне, пахнет чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть - угадывается аромат полевого разнотравья ......
   - Всем приготовиться! - Кричит Петрович, - Начинаю обратный отсчёт: тридцать, двадцать девять, ..., два, один, ноль! Первый - пошёл!
   Голубой купол неба, восхитительное чувство свободного падения...
   Тут, в считанные секунды, он и понял - что надо делать. Года полтора назад, когда денег было навалом, застраховал он свою жизнь в солидной Компании зарубежной, причём, со страховой премией родственникам, в случае чего, более чем солидной. И с Ричардом рассчитаться хватит, и девчонкам ещё на жизнь безбедную останется! Нормально всё должно сойти. Какое такое самоубийство? Несчастный случай обычный - просто парашют не раскрылся.
   Рука разжалась, отпуская заветное кольцо...
  
   Ник летел с огромной скоростью по узкому чёрному туннелю, где-то в конце туннеля чуть виднелось, вернее - только угадывалось, крохотное белое пятно. Пятно неуклонно приближалось, расширялось, из него, словно щупальца спрута, вылетали разноцветные спирали, опутывали Ника, пеленая в радужный кокон.
   Господи, страшно то как! Господи!!!
   Рука судорожно потянулась к отпущенному только что кольцу, но пальцы немеют, не слушаются.
   Ну, ещё немного, последнее усилие...
  
   Голубое небо, восхитительное чувство свободного падения. Рука уверенно сжимает кольцо парашюта. Только вот, кольцо какое-то другое: было маленькое медное, а это большое, деревянное на ощупь.
   Ладно, потом сообразим - что к чему. Рывок!
   Как в плечи то ударило, больно!
   Ник посмотрел наверх. Незнакомый купол светло-коричневого цвета, раза в три больше обычного. Что за хрень ещё?
   Посмотрел вниз: приближалась земля.
   Какие-то конники скачут друг навстречу другу, много то их как, не иначе - дивизия целая!
   Танки группкой стоят на отшибе. Только неправильные какие-то, неуклюжие, словно лобзиком из фанеры выпиленные.
   Трибуна стоит, на трибуне несколько человек, вокруг трибуны - толпа, красные флаги, плакаты многочисленные в руках.
   Земля всё ближе, ближе.
   Уже отчётливо видны буквы на самом большом плакате, белые буквы на алом фоне:
   "Да здравствует двадцатая годовщина Великого Октября!".
   Вот и другой: "Ленинградцы - на нас смотрит товарищ Сталин!".
  
   Надо сразу оговорится, что про Кресты - это чисто для красного словца. Достаточно несерьёзно к Нику отнеслись - то ли просто за хулигана, какого приняли, то ли праздничная суета тому виной.
   Правда, повязали тут же и качественно, что, впрочем, и неудивительно совсем.
   Странно было, если бы не повязали: все, рядом с Ником приземлившиеся, в коричневые мешковатые комбинезоны были одеты, а он - в фирменный, тёмно-зелёный, с прибамбасами многочисленными, а главное - на груди крупными красными буквами было написано - Coca - Cola. Иностранными буквами, причём!
   Тут же многие пальцами в его сторону показывать стали, вскоре и трели свистков послышались, всякие разные в синей форме, портупеями перетянутые, набежали.
   Руки назад заломили, потащили куда-то.
   Ник и не сопротивлялся совсем. А - смысл? Тем более что от произошедшего в полном трансе прибывал: ноги ватные, на лице пот холодный, голова пустая, без единой мысли.
   Только где-то на уровне подсознания рисовались тоскливые картинки, основанные на отрывочных знаниях об этих временах. Расстрелять должны были всенепременно: либо - как шпиона иностранного, либо - просто как саботажника, или врага народа обычного...
  
   Хорошо ещё, что по лицу не настучали, хотя и могли запросто.
   Запихали в чёрную машину, где водитель от Ника и двух сопровождающих решёткой железной был отгорожен, повезли.
   Недолго совсем ехали, в полной тишине, минут тридцать всего. Ясно, что до Ленинграда так и не добрались. Судя по всему - Пушкин, или Красное село, а может - Ломоносов.
   Забор с колючей проволокой по периметру, ворота тёмно-зелёные, в цвет его комбинезона, на воротах - одинокая красная звезда.
   Въехали на территорию - здание двухэтажное, красного кирпича, с окнами зарешёченными, над входной дверью табличка: "Следственный изолятор".
   Понятное дело, удивительно было бы табличку "Гостинница" увидеть, да ещё с пятью звёздочками - пониже надписи.
   Двое обломов в тёмно-синем проволокли Ника по коридору, там, в тупичке, что-то вроде регистратуры было: сидит дядя заспанный за столом, тоже весь в тёмно-синем, газетку листает. Ника увидел, газету в сторону отложил, толстый журнал открыл, ручку из пенала деревянного достал.
   - Фамилия, имя, отчество? - Спросил лениво.
   - Иванов Николай Андреевич, - Ник честно ответил.
   Записал дядя, не торопясь, язык от усердия высунув, эти сведения в журнал, зевнул пару раз, и продолжил:
   - Год рождения?
   - Восьмидесятого года, - осторожно так, чисто на всякий случай, Ник ответил.
   Посмотрел дядя удивлённо, засомневался:
   - Напрасно ты, паренёк, врёшь. Ну, никак ты на пятьдесят семь лет не тянешь, так, на тридцатник только. Хотя и не моё это дело, пусть у следователя голова болит.
   Записал, и уже у сопровождающих Ника поинтересовался:
   - Причина задержания?
   Те переглянулись между собой, один из них неуверенно доложил:
   - Хулиганство во время показательных прыжков с парашютом! Выполнял прыжок в неуставной форме одежды!
   - Ясное дело, - дядя констатировал, журнал заполняя. - Разгильдяйство и головотяпство на лицо. Разбаловались, о дисциплине забыли! Ничего, посидишь тут суток трое, поумнеешь! Всё равно сейчас тобой некому заниматься, все на праздничных мероприятиях заняты. Сидорчук! Отведи этого вояку недоделанного в третью камеру!
   Из другого закутка появился пожилой милиционер, пошёл дальше по коридору, звеня связкой ключей, и что-то бормоча себе поднос, жалея о том, что отменили розги - очень действенный инструмент в деле воспитания молодёжи. Ник и двое сопровождающих отправились следом за старым ворчуном.
   По узкой, почерневшей от времени лестнице поднялись на второй этаж, Сидорчук, противно скрипя ржавым ключом в замке, открыл неприметную коричневую дверь, и жалостливо прошептал Нику, предварительно подмигнув:
   - Ты это, веди там себя правильно. Оно, может быть, и пронесёт...
   И уже громко, для всех:
   - Задержанный, входите! Правила поведения - на стенке висят. Извольте ознакомиться!
  
   Ник переступил порог камеры, дверь за ним закрылась, проскрипел ключ в замке.
   Огляделся по сторонам - вполне терпимо, могло и хуже быть.
   В 1997 -м, по глупости малолетней, приходилось ему аналогичные заведения пару раз посещать. Так вот, там всё во сто крат хуже выглядело, мрак полный, если коротко.
   Здесь же - курорт, практически: воздух нормальный, никакой тебе вони, нары просторные двухъярусные, в два ряда, вон - даже простыни на матрацах имеются, между нарами - стол просторный, табуреток шесть штук, занавесочки на окошках, а параша, по всему судя, за той вот ширмой находится. Культура, одним словом, с элементами дизайна.
   А вот с людским контингентом - оно похуже будет: четверо малоприятных личностей за столом в карты дуются, ещё двое похрапывают на верхних нарах. С теми, которые спали, ничего ещё непонятно, но вот которые за столом находились - те ещё типажи. Сплошные золотые фиксы, наколки синие многочисленные, шрамы - тут и там.
   Блатота натуральная такая, недобрая. Шестеро на одного - многовато будет, да и четверо - не слаще, в общем-то.
   Ник, как и многие его сверстники из того времени, определённые навыки рукопашного боя имел: в школе секцию дзюдо посещал, в студенческие годы немного каратэ занимался. Но, слабое это утешение - в замкнутом пространстве, да ещё, если все сразу накинутся, нулевые шансы, затопчут.
   Вот один из картёжников встал из-за стола, и, небрежно засунув руки в карманы, двинулся к Нику. Худющий, лет двадцать, наверное, по пояс голый, а на голове - кепочка крохотная, залихватски на бок сдвинутая.
   "Знакомая ситуация - по фильмам, сериалам и книжкам: это "шестёрка" на разведку следует. Сейчас обзываться начнёт, попросит обувь снять. Скучно даже", - подумал про себя Ник. - " А ещё у него изо рта луком должно вонять, обязательно".
   Про лук то он ошибся - изо рта "шестёрки" отчётливо несло чесноком.
   Зато всё остальное - угадал досконально.
   - Ба, кого к нам занесло! - Тоненько заверещала "кепочка". - Глядите - какой красавчик! И буковки у него на груди - заграничные, уписаться можно! Чего там написано то, красавчик? Чего молчишь? Может - непотребное что? Относительно - твоей участи горькой, или - про привычки твои вредные? А? Не слышу? Глядите - молчит! А это - что ещё? Вы посмотрите - какие у него штиблеты на ножках!
   Ботинки у Ника действительно были знатные, купленные в Германии, армейские, настоящий "бундесвер".
   А "шестёрка" продолжал изгаляться:
   - Дяденька, ты ботиночки то свои - снимай, пожалуйста. Тут у нас подметено, запачкаешь ещё! - и, уже теряя терпение, гаркнул, вытащив из кармана руку с зажатым кастетом: - Снимай быстро, фраер ушастый!
   "Прав тот дядя оказался, плохо здесь с дисциплиной. Даже кастет у подследственного не отобрали, деятели хреновы!", - отметил про себя Ник, прежде чем заехать "шестёрке" по физии. Ногой, естественно, вернее, просимой бундесовской штиблетиной.
   Обычная маваша-гири, выполненная, правда, далеко не лучшим образом.
   Честно говоря, это само собой произошло, не преднамеренно. Во-первых, больно уж от этого шпанёнка чесноком несло, нестерпимо просто, а, во-вторых, так всегда "главный герой" поступал - в фильмах, сериалах и в книгах, коих Нику смотреть и читать в той своей жизни доводилось.
   Стереотипы, так сказать, сработали.
   Далее всё опять, предсказуемо завертелось: "шестерка" отлетел назад, ударился головой об стол, опрокинув его, карты по всей камере разлетелись. Остальные трое мгновенно вскочили на ноги, вооружившись напильником и двумя табуретами, приготовились к атаке.
   "А, будь что будет", - решил про себя Ник, принимая оборонительную стойку.
   - Ну-ка, ша! - С нар свесилась коротко стриженная седая голова. - Назад все! Отпрянули шементом, собаки дикие! Отпрянули и успокоились! Кому сказано! Порядок всей стаей навели, по-бырому!
   Стол мгновенно был водворён на место, грозная троица расселась по табуретам, "шестёрка", скуля и подвывая, принялся собирать карты, Ник застыл у входа, скрестив руки на груди.
   С верхних нар слезли двое. Вернее, один, пузатый, уже пожилой, с профессорской бородкой, весьма неуклюже сполз, сопя и охая. Зато второй, обладатель стриженной седой головы, средних лет, сухощавый и высокий, соскочил ловко, с ленивой кошачьей грацией.
   В нём сразу угадывался опытный боец, опасный и выносливый. Да ещё и повыше Ника на пол головы будет.
   Ник непроизвольно напрягся и опустил руки, сжатые в кулаки, к бёдрам. Так, чисто на всякий случай.
   - Смотри-ка, Профессор, - обратился седой к обладателю профессорской бороды, не обращая внимания на движения Ника. - Новенький то у нас - ловко ногами махать умеет. Орёл! Когда я в молодости мореманил ещё, во Владике, у нас на корыте один узкоглазый был, так тот тоже - горазд был так махать! Хилый весь из себя, в чём только душа держалась, а в драке - равного ему не было!
   Профессор согласно покивал головой и вежливо поинтересовался:
   - Извините, молодой человек, эта техника, вами продемонстрированная, называется "кон фу"?
   - Нет, не совсем, - так же вежливо уточнил Ник. - Это вид японских единоборств - каратэ-до.
   - Да, да, - вновь закивал Профессор, словно что-то вспоминая. - Конечно же, каратэ-до! Если ничего не путаю, этот термин переводится - как "пустая рука"?
   Ник в свою очередь утвердительно кивнул.
   - Познакомимся, что ли, братан, - предложил седой. - Я - Сизый, можно и так - Лёха Сизый. Да, и на Лёху откликнусь, я не гордый сегодня.
   - Ник, - в свою очередь отрекомендовался Ник, пожимая протянутую руку.
   - Хорошая кликуха, - улыбнулся Сизый. - Новая такая, незамаранная. С такой - далеко можно пойти по жизни! Не то, что у этих, - кивнул головой на троих за столом. - У них у всех одинаковое погоняло - "Корявый", представляешь? Не повезло дурикам, в такой ситуации выйти в "авторитеты" - нереальное занятие.
   - Вырвиглаз, - представился Профессор. - Профессор, доктор геолого-минералогических наук Вырвиглаз. Можно без имени-отчества.
   - Не можно, а нужно, - шепнул Сизый Нику на ухо. - Он за это имя-отчество тут и парится, Владимир Ильич он по паспорту, усекаешь?
   - Бывает, - согласился Ник.
   Расселись за столом, предварительно загнав "шестёрку" - по кличке "Шпала", на дальние нижние нары, чтобы не мешался. Сизый тут явно был за старшего, поэтому и повёл разговор:
   - Ногами ты, друже Ник, махать умеешь. Мы это поняли уже. А ещё, какие таланты у тебя? Здесь ведь всё как на воле: если умеешь чего путного и полезного - уважение тебе и почёт, не умеешь ничего - плохо это, парашу драить придётся. Вот с ним вместе, - небрежно махнув рукой в сторону Шпалы. - Причём, и другие обязанности найти можно. Не обижайся зазря, это закон такой. Кто же против закона, в здравом уме, попрёт? Тут, кореш, и ноги не помогут. Так что - соображай, шевели извилинами!
   Ник усиленно соображал, сопоставляя свои таланты и умения с конкретикой ситуации.
   Уверенный пользователь компьютера? Знание всех тонкостей биржевых операций? Стратегический маркетинг? Многоуровневый контролинг и бюджетирование? Всё не то совсем. А парашу регулярно драить и не хотелось, на другие обязанности ещё грязно намекают. Да и вообще, даже как-то стыдно за себя, неужели же он совсем ни на что полезное не годен? Тут взгляд Ника упал на старенькую гитару, небрежно прислонённую к стенке. А что, почему бы и нет? Интересно, как тутошние уркаганы отнесутся к тамошнему шансону?
   Ник небрежно, с чувством собственного достоинства, поднялся, подошёл к стенке, взял гитару в руки, вернулся на своё место, демонстративно взял несколько аккордов, умело повертел колки, настраивая инструмент.
   "Ну, держитесь, господа блатные из тридцатых", - подумалось. - "Сейчас будет вам цыганочка - с выходом из-за печки!".
   И вжарил:
  
   - Гоп стоп, мы подошли из-за угла.
   Гоп стоп, ты много на себя взяла!
   Теперь - расплачиваться поздно,
   Посмотри на эти звёзды!
   Посмотри - на это небо,
   Взглядом, слышь, тверёзым!
   Посмотри - на это море,
   Видишь это всё - в последний раз!
  
   Ну, и так далее.
   Произвело впечатление, прониклись. Когда песня отзвучала, лишь только один из Корявых выдохнул восхищённо, да Лёха Сизый попросил хрипло:
   - Ещё! Ещё давай!
   Ник дважды просить себя не заставил, и выдал: "Фраер, толстый фраер - на рояле нам играет", "Заходите к нам на огонёк, пела скрипка ласково, и так - нежно", "На улице Гороховой - ажиотаж. Урицкий - всё Чека - вооружает".
   Жаль, Александра Яковлевича здесь не было, то-то порадовался бы! Таких зрителей благодарных увидеть - удовольствие несказанное: блестящие глаза, приоткрытые от удивления рты, скупые слезинки в уголках глаз...
   Когда Ник до "Владимирского централа" добрался - незабвенного Михаила Круга, публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
   По окончанию "Централа" ключ в замке противно заскрипел, дверь приоткрылась, и появившийся на пороге Сидорчук, недовольно зашипел:
   - Обнаглели совсем? Прекращайте орать! В карцер захотели? А ты, новенький, пой, потише только. Что-нибудь душевное давай! Я дверь закрывать не буду, тоже чуток послушаю.
   Душевное? Пожалуйста.
   Далее последовало: "Я не старый, но поверь - уже седой", "Стало мне грустно - вдруг, осень - стоит за окном", ещё что-то.
   Но, особенно слушателям понравилась давняя песенка, в исполнении Аркаши Северного - "Мишки". Правда, Ник и от себя пару куплетов добавил, в стройотрядовскую бытность сочинённых:
  
   Ты скучаешь, падает дождь с неба,
   Между нами - вьюги и метели.
   Заблудились домики под снегом,
   Словно - белые медведи.
  
   Заплутали мишки, заплутали,
   Заблудились в паутинках улиц,
   И к Большой медведице - как к маме,
   В брюхо звёздное уткнулись
  
   Пацаны, прошу - не гомоните.
   Мы как мишки - заблудились где-то.
   Ждут нас недочитанные книжки,
   Жаркие безумные рассветы.
  
   И пускай - кругом пурга и стужа.
   И пускай - сомненья ветер носит.
   Пацаны, мы всё-таки вернёмся -
   В раннюю Весну, и даже - в Осень...
  
   Заплутали мишки, заплутали,
   Заблудились в паутинках улиц,
   И к Большой медведице - как к маме,
   В брюхо звёздное уткнулись...
  
   Даже Лёху Сизого, местного мастодонта, проняло нешуточно - всхлипнул, бродяга, пару раз, совсем уже по-детски.
   "Заплутали мишки", - подумалось, - "А не про меня ли это? Может, это я и заплутал? Во Времени...".
  
   Так вот Ник и стал местным "авторитетом": отвели ему лучшие нары - рядом с Сизым, от всяческих работ хозяйственных освободили.
   Не жизнь, а малина: с утра завтрак скромный - чаёк жидкий с хлебушком, потом часовая прогулка во дворе, музицирование, обед с полноценной баландой, снова - песенки разные, ужин - в точности как завтрак, перед сном - анекдотов травление неустанное.
   Только вот, анекдоты тутошние, совсем Нику не нравились, сплошной "Петросян" какой-то: туалетные вариации, блевотина - в местах общественных, мужское достоинство, оторванное токарным станком, прочая ерунда.
   Впрочем, и его анекдоты без должного понимания встречали.
  
   Как-то ночью, когда Корявые и Шпала уже спали, решил Ник рассказать свою историю Сизому, да и Профессор при этом присутствовал.
   Сизый и до половины не дослушал, плюнул, ругнулся матерно, и спать отправился, пробубнив напоследок:
   - Сказки травить - я и сам мастер.
   А Профессор до конца выслушал, минуты три молча просидел, а потом уже, когда неуклюже на нары забирался, высказал своё мнение:
   - Теоретически, да и с философской точки зрения, пробой во Времени возможен. Или всё же прав Сизый - горбатого лепите? Извините, мой юный друг, за эту ужасную фразу! Три года на зоне - не шутка. Привязались всякие слова-паразиты... Простите уж старика!
  
   Только через четверо суток, под вечер уже, пришли за Ником.
   И не миляга Сидорчук, а двое в штатском - рослые такие, с глазами оловянными и пустыми.
   - Иванов, на выход! Гитару - с собой!
   Взял Ник гитару за деку, всем головой кивнул, на всякий случай, да и пошёл.
   - Постойте! - Профессор его окликнул. - Вы, Ник, следите за своим языком. Думайте, прежде чем говорить. Как в той пословице: "Семь раз отмерь, а потом только - отрежь!".
   Дельный совет.
  
  
   Глава вторая
   Капитан НКВД Курчавый и новое имя
  
   - Отставить разговоры! - Рявкнул с угрозой оловянноглазый. - Поторапливайтесь, Иванов! Руки с гитарой - за спину!
   По всё той же узкой, почерневшей от времени лестнице спустились на первый этаж, потом, по другой уже, в подвал. Мрачный коридор, скупо освещённый тусклыми лампочками, массивная, открытая настежь дверь.
   - Товарищ, капитан, - доложил один из конвоиров в открытую дверь, не делая попытки переступить порог. - Задержанный доставлен.
   - Задержанного - ввести! Двери плотно закрыть! - прозвучала негромкая команда.
   Получив тычок в спину, Ник сделал несколько торопливых шагов вперёд, дверь за его спиной мгновенно захлопнулась.
  
   Просторный такой кабинет, уютный даже, лампочек ярких под потолком пяток.
   По правой стене книжные полки многочисленные выстроились, по левой - стеллажи с папками, шкафы разномастные, пару сейфов. У дальней стены стол обнаружился - старинный письменный, синим потёртым сукном покрытый. Рядом с ним - стул одинокий, с вычурно выгнутой спинкой. Над столом, на стенке, портрет Сталина висел. За столом пожилой гражданин восседал, седоусый и лысый полностью. Именно, что "лысый", а не "бритый".
   - Присаживайтесь, задержанный, - любезно предложил лысый, и тут же представился: - Капитан НКВД Курчавый, Пётр Петрович.
   - Бывает, - автоматически прокомментировал Ник, осторожно присаживаясь на краешек стула. Гитару к ближайшей книжной полке прислонил.
   - Хамить изволим, - подытожил Курчавый, разглядывая Ника.
   Глаза у капитана были умные, а взгляд цепкий, с прищуром насмешливым.
   - Да нет, и не думал. Само вырвалось, - признался Ник. - Смешно просто: лысый - но Курчавый. А я - Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения.
   - Тысяча восемьсот восьмидесятого года? - уточнил Курчавый.
   Промолчал Ник благоразумно.
   - Ясно, - нахмурился капитан, записывая что-то на листе бумаги, предварительно обмакнув перьевую ручку в солидную чернильницу. - Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения. Парашютист?
   - Парашютист, - обречено подтвердил Ник.
   - Лейтенант Красной Армии?
   - Лейтенант.
   Про то, что он лейтенант - но запаса, да и армия уже давно вовсе и не "Красная", Ник, помня совет Профессора, уточнять не стал.
   Курчавый отложил перо в сторону и уставился на допрашиваемого тяжёлым взглядом.
   Помолчали.
   Капитан достал из толстой папки, лежащей перед ним, небольшую фотографию, щелчком отправив её через стол, спросил небрежно:
   - Узнаёте?
   С фотографии на Ника смотрел полноватый блондин, возрастом немного "за пятьдесят", с шикарным волнистым чубом. Мужчина широко улыбался, демонстрируя наличие нескольких металлических, а может, и золотых, зубов.
   Было что-то знакомое в его лице. Нос, например. У Ника такой же - с лёгкой горбинкой, да и волосы - того же колера.
   - Нет, - повертев фотографию перед глазами, сказал Ник, - Не знаю имени этого человека. Может, и встречались с ним. Но где, когда? Не могу вспомнить.
   - Вот это и странно, - задумчиво протянул Курчавый, - Это и есть - Иванов Николай Андреевич, тысяча восемьсот восьмидесятого года рождения, парашютист, лейтенант Красной Армии. Помимо прочего - выпивоха и разгильдяй. Не уволен в отставку, только благодаря своим прошлым заслугам. Герой Гражданской войны, как-никак. Может быть, вы его племянник, брат? Уговорили родственника на подмену, прыгнули с парашютом вместо него? А?
   Ник только головой отрицательно помотал.
   Капитан Курчавый напористо продолжил:
   - Вот ещё одна странность. В помещении части, где парашютисты в тот день переодевались, записку нашли странную. Почерк лейтенанта Иванова подтверждён экспертизой.
   Порылся в своей объёмистой папке, нашёл нужную бумажку, и прочёл - громко, с выражением, как будто даже, радуясь чему-то:
   - В моей смерти прошу винить только меня. Совесть заела совсем. Мой донос на майора Егорова - сплошная ложь. По пьянке написал. Егорова расстреляли. Ухожу, не буду за кольцо дёргать. Прощайте! Да здравствует товарищ Сталин!
   Капитан ещё что-то говорил, но Ник его не слушал.
   Вот оно в чём дело, совпало всё: ФИО, число, месяц, суть произошедшего, только вот разница - в семьдесят лет. Запутка какая-то в этом туннеле случилась: не иначе, тутошний Иванов тоже в последний момент передумал умирать, дёрнул за кольцо, все-таки. Такие вот дела, блин туннельный!
  
   Ник очнулся от раздумий сугубо по причине холодной воды, текущей по его затылку вниз, прямо за шиворот комбинезона. Это добрый капитан НКВД налил ему на голову водички, прямо из стандартного графина.
   - Спасибо большое! - вежливо поблагодарил Ник.
   - Не стоит! - Отмахнулся Курчавый, усаживаясь обратно на своё место.
   Опять занялся содержимым своей папки, перебирая многочисленные бумажки.
   - Нашёл! Из этой справки следует, что, у лейтенанта Иванова, Николая Андреевича, имеется только один родственник, из ныне живущих. Именно: сводный брат, младший, двадцати семи лет от роду, Никита Андреевич Иванов, беспартийный, студент четвёртого курса славного Ленинградского Горного Института. Что, попались, любезный Никита Андреевич? Вы же в камере всем представлялись "Ником"? Ник - Никита? Будете дальше отпираться?
   Ник действительно выглядел немного огорошенным. Непонятные совпадения продолжались: дело в том, что и он, в своё время, учился в ЛГИ, правда, отчислен был за неуспеваемость. И, что характерно, именно с четвёртого курса.
   - Будем резюмировать, - предложил капитан. - Что там у вас с братом случилось, почему вы вместо него прыгали, мне не важно. Ваши дела. Если Николай Андреевич объявится, с ним отдельно поговорим. Пока мы - вашей участью займёмся. Не возражаете?
   Ник энергично, даже - с энтузиазмом, покивал головой. Действительно, пора как-то определиться. Расстреляют? Не расстреляют? А, если не расстреляют, то - что?
   Курчавый со вкусом закурил беломорину, выпустил к потолку несколько идеальных колец, и продолжил:
   - На лицо - попытка вредительства, раз. Парашют - военное имущество. Любой штатский, эксплуатирующий без соответственного разрешения военное оборудование, есть вредитель. Ясно? Далее, имеет место быть идеологическая диверсия, это два. В каком виде вы на праздничном военном смотре появились? Что это - за "Соса - Сола" такая?
   - Кока - Кола, - поправил Ник. - Это напиток такой американский, на наш квас похожий.
   - Видите! - капитан поднял вверх указательный палец. - Американский! Весь советский народ годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции празднует, а вы, в это время, напиток буржуазный пропагандируете! Это наглость, милостивый государь! Однозначно, пятьдесят восьмая статья, однозначно! И не спорьте со мной!
   - Да я случайно комбинезон этот надел, - заканючил Ник. - Первый, что под руку подвернулся, честное слово!
   - Отсутствие мозгов - не освобождает от ответственности, - милостиво пошутил Курчавый. - Случайно, не случайно, это значения не имеет. Факт фактом остаётся - пропагандировал идеологически чуждый напиток, и точка! Да, а вот ещё анекдоты эти, что вы в камере рассказывать изволили. Однозначно, пятьдесят восьмая! Как это у вас там, про Польшу? Расскажите-ка, не стесняйтесь! Да ладно, не похожи вы на юную гимназистку, право, - и прикрикнул уже: - Рассказывай, голодранец!
   - Проходит выставка художника Петрова-Водкина, - забубнил Ник, уставившись в пол. - Группа зрителей подходит к картине. Картина называется - "Ленин в Польше". На берегу озера - шалаш. Из шалаша торчат две пары ног.
   - Это - чьи ноги? - спрашивает один из зрителей у экскурсовода.
   - Надежды Константиновны, - тот отвечает.
   - А - эти?
   - Феликса Эдмундовича.
   - А где же Ленин? - хором недоумевают все остальные.
   - А Ленин - в Польше, - грустно вздыхает экскурсовод.
   Курчавый хмыкнул пару раз, но тут же опять принял вид донельзя серьёзный и суровый.
   - Гадость, какая! Антисоветчина! Хотя, элегантно, надо признать. Но всё равно - гадость!
   Капитан встал из-за стола, не торопясь, прошёлся по кабинету, до двери и обратно. Видимо, обдумывал что-то важное.
   - Говорят также, что вы, Никита Андреевич, и песенки разные петь горазды? Порадуйте уж старика. Просим, просим!
   Ник взял в руки гитару, и исполнил несколько песен из своего "камерного" репертуара.
   Старался, потому как - вдруг и выгорит чего полезного.
   После пятого "шедевра" капитан рукой небрежно махнул, мол - достаточно.
   Ник опять прислонил гитару к книжной полке, и замер на своём стуле, понимая, что сейчас, возможно, и решится его участь - окончательно и бесповоротно.
   - Повезло тебе, шалопай, - неожиданно-нормальным голосом сказал Курчавый. - Я в годы дореволюционные успел несколько лет учителем словесности поработать, в ремесленном училище. Так что - имею слабость определённую к стихам разным, к фольклору народному. И вообще, судя по всему, парнишка ты неплохой. Вижу два варианта развития событий. Первый - пускаю дело обычным порядком, тогда тебе светит лет десять лагерей. Как, устраивает тебя, студиоз недоделанный, такое развитие событий?
   - Да не очень, как-то, - на сердце у Ника неожиданно отлегло, он как-то сразу понял, что второй вариант будет намного мягче. Не зря же энкаведешник на "ты" перешёл?
   - Не очень, - передразнил капитан. - Тоже мне - мыслитель! Ладно, другой вариант предлагаю. Альтернативный. Я все эти бумаги в сейф прячу, замораживаю следствие. Сейчас таких, дел, друг на друга похожих, тысячи. Так что, на общем фоне, и не заметит никто. Ясно излагаю?
   - А взамен - что попросите?
   - Правильно ситуацию понимаешь, - улыбнулся Курчавый. - Взамен попрошу - другую бумагу написать, вернее - заявление. Примерно такого содержания: " Я, Иванов Никита Андреевич, 1920 года рождения, студент четвёртого курса Ленинградского Горного Института им. Г.В. Плеханова, прошу включить меня в состав группы "Азимут". Даю подписку о неразглашении всей информации о деятельности группы "Азимут". Осознаю всю важность и меру ответственности". Можешь от себя лично добавить про любовь к Советской Власти, лично к товарищу Сталину. Подпись. Вопросы сейчас можешь не задавать, всё равно ответы только после подписания заявления получишь. Так как, будет дело под Полтавой?
   Ник долго не раздумывал. Представлялась шикарная возможность легализоваться в этом мире, чего тут раздумывать? Но, почему же этот лысый Курчавый - такой добрый? Первый раз Ника видит, и тут же в некую секретную группу предлагает вступить? Что-то тут не то. Может, Лёха Сизый, или Профессор - уже настучали? Рассказали историю про пробой во Времени? Ладно, будет ещё время разобраться. Рискнём, а там - посмотрим.
   Попросил Ник у капитана лист бумаги, перьевую ручку, чернильницу, да и написал - как велено было, клякс несколько, правда, с непривычки наставил. Только про Сталина упоминать не стал, побоялся, что неискренне получиться, типа с юмором, за прикол ещё сочтут, да и расстреляют - всё же.
   Курчавый заявление внимательно прочёл, с довольным видом в сейф спрятал.
   Ладно, - говорит. - Начнём по порядку. Объясню -почему тебе повезло. Во-первых, попал ты в нужную камеру, причём - абсолютно случайно. Во-вторых, в Горном Институте учишься, что просто замечательно. В-третьих, с чувством юмора у тебя нормально. В-четвёртых, драться умеешь, общее физическое состояние отличное. В-пятых, песни славно поёшь, новые все, незнакомые, с мелодиями оригинальными. Излагаю доходчиво? Требуются уточнения, разъяснения?
   - Доходчиво излагаете, - Ник согласился, - Только вот, ничего я не понял. Что за "Азимут" такой? И чем я там буду заниматься?
   - А ты в Горном Институте чему обучался?
   - Ударное бурение, вращательное бурение, взрывное дело, специализация - рудные месторождения полезных ископаемых.
   - Золоторудные месторождения - в том числе?
   - Ну да, конечно.
   - Всё правильно, - Курчавый довольно улыбнулся. - Этим архиважным делом и будешь заниматься - золото для страны искать! - и, уже совсем серьёзно. - Всё, что я тебе расскажу, - совершенно секретная информация. Совершенно. Расскажешь кому - расстрелом уже не отделаешься, всё будет гораздо хуже. Проникся? Тогда слушай. Война не за горами. Серьёзная война. С немцами, потом, возможно, ещё с кем-нибудь. Золото стране необходимо. Очень много золота. Ты что можешь про Чукотский регион сказать, по поводу его перспективности на предмет золотодобычи?
   Ник много чего про чукотские золотоносные месторождения знал. Про те, которые в пятидесятых годах открывались, в шестидесятых, семидесятых. Но - тридцатые? Про такие он и не слышал, хотя и были, наверное. Поэтому ответил осторожно:
   - Очень перспективный регион. Россыпного золота там должно быть не меньше, чем на Аляске.
   - А жильное золото найти реально? - капитан смотрел Нику в глаза - настойчиво, словно ждал чего-то важного.
   - Скорей всего, рудное золото чукотское на большой глубине находится, причем не в жилах, а распылено по горным породам, с содержанием - менее грамма на тонну этих пород, - Ник усиленно вспоминал сведения тамошних учебником.
   - Нет, - капитан разочарованно повертел головой. - Не устраивает нас этот вариант. Жильное золото найти необходимо, и желательно у самой поверхности. Чтобы сразу - тонны брать! А ты говоришь - "граммы".
   Ник извинительно пожал плечами. Он то точно знал, что жильного золота на Чукотке нет, да вот что-то не тянуло этими знаниями делиться, да и Вырвиглаз советовал язык попридержать.
   - Тем не менее - продолжаю, - вновь заговорил Курчавый. - Есть определённые научные наработки. Работают там наши товарищи. Только идёт дело у них ни шатко, ни валко. Нет - прорыва. А нужен! Понимаешь? В последнее время там, ко всему прочему, целый ряд неприятных событий произошёл: несколько человек погибли, один сошёл с ума. Говорят о некоем монстре. Но, я бы и версию об иностранных диверсантах со счетов не сбрасывал. Такие вот дела, товарищ Никита. Для решения этой задачи - быстрого пополнения золотых запасов страны, группа "Азимут" и создана. Сам товарищ Сталин указание дал.
   - Согласен, очень интересное и нужное дело! - Ник говорил совершенно искренне, даже слегка удивляясь, в глубине души, охватившему его азарту. - Я готов участвовать! Сделаю, что смогу! - и же насквозь по-деловому, заинтересованно: - А кто ещё в группу входит, сколько человек?
   На сей момент, - Курчавый опять улыбнулся, но на сей раз печально. - В группе три человека: я - командир, ты, соответственно, рядовой, ещё один - особист, куда же без них. Секретное постановление о создании "Азимута" только неделю назад было подписано, в самый канун праздников. Ничего, быстро людей наберём, это не сложный вопрос. В камере твоей и собраны, по моей просьбе, товарищи, непосредственное отношение к Чукотке имеющие.
   - Уголовники?
   Капитан через стол перебросил Нику пачку "Беломора", следом ловко метнул коробок со спичками, и пояснил:
   - Уголовники тоже нужны. Сизый и Корявые под Сусуманом в лагерях разных сидели.
   Много знают про те края, про реалии местные. Не обязательно, что всех их в группу включим, скорее всего - только Сизого. Остальных - разговорим, получим нужную информацию, вернём обратно, в места не столь отдалённые. Вырвиглаз В.И., доктор и профессор университетский, нам очень будет полезен. Он ещё в двадцатые годы на Чукотке россыпи золотоносные искал, устанавливал Советскую Власть. Заслуженный человек, но глупый. Много раз ему предлагали: смени имя-очество, не подходит оно к твоей фамилии! Как это "Владимир Ильич" может быть - Вырвиглазом? Как - я тебя спрашиваю? То-то и оно - что никак! Упрямый он, наш профессор. Вот из-за этой своей твердолобости и работает третий год на стройках народного хозяйства. Впрочем, должен признать: упрямство в нашем деле - тоже необходимо.
   - А этот Шпала, он то, с какого бока? - Поинтересовался Ник.
   - Никакой он не "шпала", - благодушно пояснил Курчавый. - Это и есть третий член "Азимута", старший лейтенант НКВД - Бочкин Ерофей. Очень способный юноша, далеко пойдёт. Не удивлюсь, если лет через десять он всю нашу службу возглавит!
   Ник улыбнулся про себя: приятно сознавать, что ты настучал по физии будущему главе всемогущего ведомства. До чёртиков - приятно!
   - Подытожим, - устало зевнул Курчавый. - Пора нам с тобой, Никита Андреевич, завершать прения. Достаточно лирики на сегодня. Сейчас тебя товарищи в наш ведомственный пансионат доставят. Это на берегу Ладожского озера, около мыса Морье. Знаешь это место?
   - Ну да, - кивнул Ник. - Приходилось в тех краях рыбачить, и летом, и по зиме. Отличные места! Природа, прочие прелести.
   Капитан убрал все документы во второй сейф, достал из одёжного шкафа шинель, одеваясь, выдал Нику последние указания:
   - Остальных, кого я в группу включу, тоже в пансионат доставят. Территория там охраняемая, так что попрошу без глупостей: при попытке несогласованно покинуть территорию - будут стрелять на поражение. Пансионат - это наша опорная база. Там и ускоренные курсы по повышению квалификации откроем. Будите учиться - разным навыкам полезным. Из своего Горного Института, извини, конечно, ты уже отчислен - с завтрашнего дня. На этом на сегодня всё, любезно попрошу на выход!
  
   За дверями дисциплинированно ждали оловянноглазые.
   Все вместе поднялись на первый этаж, вышли во двор.
   В небе пунцово догорал осенний закат, заметно подмораживало. Около ворот стояли два чёрных "воронка" с работающими моторами.
   Курчавый взял Ника под локоть, отвёл чуть в сторонку, и негромко проговорил, глядя прямо в глаза:
   - Думаю, не всё так просто с тобой, товарищ Никита Иванов. Совсем - не просто. У меня память отменная, а вот анекдота твоего вспомнить не могу! Помню, что про Польшу, помню, что Ленин там фигурировал, и всё на этом. Да и песни твои - так, только в общих чертах припоминаю. Ни одной мелодии напеть не смогу. Это притом, что слух у меня - идеальный! Как такое быть может? А? Вот и товарищ Бочкин в своём рапорте туже странность не преминул отметить! Впрочем, потом про это поговорим, в свободное время. А вот - осень. Посмотри, поздняя осень кругом. Может, стихотворение прочтёшь, из нового? Порадуешь своего старого командира?
   Ник улыбнулся, и прочёл - с чувством:
  
   - Что такое - осень?
   Это - небо...
   Плачущее небо - под ногами.
   В лужах - разлетаются - птицы - с облаками...
   Осень! Я давно - с тобою не был...
  
   - Сильно! - согласился Курчавый. - А ещё? В плане - поразвёрнутей, поглобальней? Так, чтобы тоска пробивала, плакать хотелось?
   - Да, пожалуйста, - усмехнулся Ник:
  
   Полуночный Ковбой - в никуда...
   Мчит его конь - сминая кактусы мексиканские.
   Ночь, состоящая из оттенков - серебра,
   Вас приветствует - куда-то - скачущие...
   Порция виски? Без проблем, мой друг юный!
   Куда - вы торопитесь, как в Преисподнюю?
   Ах, да - вы говорили, ещё по полудню:
   На вашей Родине - Осень наступила, помню!
   Тогда - вам двойной виски - от заведения нашего!
   Лошади вашей... Ах, извините, коню - двойную порцию овса...
   Извините, если что не так, милейший,
   Вас, русских, никогда не понять - до конца...
   Вы - что-то говорите - слушаю.....
   Да всё - практически понимаю.
   Говорите - я записываю,
   На всякий случай: жизнь, она странная штука - такая.....
  
   Море ночное - прекрасное, даже.....
   Просто - конец сентября.
   Просто - конец сентября...
   На Родине - уже картошку выкопали,
   Давно.
   Вам - смешно?
   А, вот море - словно тусклое олово -
   Очень давно....
   Причём здесь - олово?
   Вам - смешно?
   А мне - нет, собственно...
   Где-то там, в далёкой России -
   Поздняя Осень...
   Осень...
  
   Да нет - он себя вёл прилично.
   Звать его - ковбой Иванофф...
   Давайте, шериф, я Вам текилы налью - лично?
   Пусть он спит? Счастливых - ему снов!
  
   Где-то там, сминая на своём пути,
   Мексиканские кактусы -
   Мчит - Полуночный Ковбой...
   Задумавшись, до отупения страшного,
   О России - осенней порой...
  
   - Чего это было? - Удивился Курчавый. - Про кого - это? Текила? Мексика? Был там, что ли? Или здесь - Троцкий подразумевается? Брось, хватит ерундой заниматься! Проще надо быть, а то могут понять - совершенно неправильно! Впрочем, настроение осеннее, тоскливое, передано, на мой вкус. Ладно, потом поговорим! Разъезжаемся в разные стороны, к местам временной дислокации. До встречи...
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"