В этом мире есть тайное место,
то, что в руки незримо дано
нам с тобой: ты - жених, я - невеста,
ты - линейка, а я - полотно.
Ты свистишь, словно ивовый прутик,
Я же легок, как ветер и пух.
Сколько мыслей, бороздок и судеб -
в Бытии, приоткрытом для двух... -
Для двоих.
Ты, конечно, ревнива
к этим кедрам и к этой земле.
Ты горишь, точно львиная грива,
и огнем прирастаешь ко мне.
II.
Твои тайны, покрытые тенью,
твои руки, покрытые мглой
станут поздней,
но первой ступенью
и Судом,
что идет надо мной.
Я не верю в бесследные ночи
и в конечность огня или льда.
Ты, конечно, красива, и очень
не похожа на робкое "ДА".
III.
В этом мире Саулу на шею
мы повяжем угольный платок.
Ты стоишь. И я тоже не смею
сделать то, что был должен. И мог.
Ах, Вирсавия, милая птица,
заклинаю - не стой у окна!
Лучше сразу в саду застрелиться,
чем смотреть, как восходит Луна,
как печально и радостно плачет
Брат твой истинный Ионафан.
Что ж ты делаешь ? Разве иначе
не найти трех открывшихся ран ?!
Разве нам над звездой не кружиться ?!
Разве северный кесарь не пел -
о ладонях, о шеях, о лицах,
о последнем зелоте, от стрел
погруженном в тягучую зависть,
что спасает от смертной тоски?
То не страх. И не трепет. То - память
обжигает дыханьем виски.
IV.
Моя милая, в этих колоннах,
меж которыми мы в этот миг
находились, душа Соломона
появляется.
Ахистратиг
Михаил будет дуть в эти трубы,
разрушая наш Иерихон.
Мы - не люди. Мы мягки и грубы.
Только имя нам не легион.
Нас так мало, что мы по листочку
распадемся на пепел и прах.
Быть любимым. Есть мясо.
И точку
не поставить
на этих
словах.
Нет, любимая, мы не испили
до конца еще чашу сию.
Ты стоишь над душой. В этом стиле
я скажу:
ТЫ стоишь на краю!..
Ах, Вирсавия! Девочка! Тонко -
точно нить возвращенья с войны.
Жизнь жестока,
как руки ребенка.
И
как губы
неверной
жены.