Вяйно Линна : другие произведения.

Здесь, под северной звездой, том 3, глава 9

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод с финского языка девятой главы из третьего тома романа финского писателя Вяйно Линна, посвящённый событиям после Зимней войны 1939-40 годов. В Советском Союзе в 1960-х годах были переведены и изданы первые два тома про события Гражданской войны в Финляндии. Третий том, описывающий события периода 1918 - 1950 годов был недопущен к изданию, как идеологически неправильный. Перевод рекомендуется к чтению людям, знакомым с первыми двумя томами романа, ну или интересующимися историей Финляндии.
  Вяйно Линна. Здесь, под северной звездой, том III (перевод с финского - Болдин Павел, pbol87@gmail.com)
  Девятая глава.
  I
  Шум, возникший вокруг обсуждения условий мира, большей частью прошёл мимо домочадцев Коскела. Гибель мальчиков - и их похороны - так захватили всё внимание семейства, что у них не хватало никаких эмоций на всё остальное. В деревне, тем не менее, каждый по-своему реагировал на прошедшие события. Рассказывали, что барыня всё время плакала и причитала:
  - Слезами горю не поможешь... или как там говорят...
  Пастор с тяжёлой душой общался с односельчанами по поводу окончания войны, но всё же настроение у него было слегка приподнятое по поводу того, что его сын был награждён Крестом свободы высокого класса.
  Лишь Элиас, как раньше, катался на велосипеде по разбитой дороге, и говорил людям:
  - Да, всё проходит в этом мире. Но дорога пока никуда не делась, и то хорошо.
  Ауне получила Крест скорби за Валту, и, ходя в гости, она показывала его всем односельчанам. С другой стороны, в деревне теперь было много погибших, поэтому Ауне не оказывали уже такого внимания, как раньше. Ей назначили пенсию за погибшего сына, и это хоть немного облегчило её существование. Она приходила и в Коскела, чтобы показать медаль и поплакать о Валту, и находила некоторую поддержку со стороны Элины. Это позволяло ей не чувствовать себя одинокой в своём горе и быть наравне с женщиной, которую она раньше считала стоявшей гораздо выше себя в социальном плане.
  Похороны павших героев были организованы в воскресенье в середине дня, поскольку больше не было нужды бояться воздушного налёта. Элина держалась на похоронах уже более спокойно, но во время церемониальных выстрелов она так дрожала, словно пули попадали прямо в неё. Мальчиков похоронили рядом, и когда гробы стали засыпать землёй, то Элина прошептала их имена, словно на прощание.
  Запел хор, среди которого особенно выделялся голос девушки-почтальона, которая особенно высоко тянула гласные звуки:
  - О, дорогая Финляндия... (Ui kallis Suomenmaa...)
  Вилхо не успел прибыть на похороны, он вернулся домой как-то вечером после них. Никто их домашних не увидел его в окно, и поэтому он внезапно возник в дверном проёме.
  - Всем привет с войны.
  Ликование Элины было так велико, что она даже не смогла обнять сына, а лишь слегка, может даже робко похлопала его по плечу. Аксели произнёс дрожащим голосом:
  - О, вот и ты вернулся.
  - Вернулся. И скоро снова уйду.
  Вилхо направлялся в школу офицеров в Канкаанпяя, и вместе с этим ему предоставили несколько дней отпуска. Он скинул плащ и повесил его на крючок. Карина и Юхани немного застеснялись, потому что застыдились своей детской радости по поводу возвращения старшего брата. Когда все обменялись приветствиями, в комнате повисла какая-то безмолвная растерянность, никто не знал, о чём еще в такой ситуации надо говорить. Наконец Аксели сказал:
  - Тебя не было на похоронах.
  - Да, не было. Я поздно получил письмо. Мы тогда переезжали, и почта доходила нерегулярно.
  Потом Вилхо тихо спросил, не отрывая глаз от пола:
  - Известно, как они погибли?
  - О Войтто мы ничего не знаем. Про Ээро написали, что его тело какое-то время лежало на территории, занимаемой русскими, но потом его удалось оттуда забрать.
  - Вон оно как.
  После этого перешли к обсуждению других дел, так как никто не хотел больше говорить о ребятах. Домочадцы спрашивали у Вилхо о его дальнейших планах, но он отвечал коротко и без видимого желания:
  - Я пока не знаю. У них там теперь такой большой недобор офицеров, что берут всех подряд.
  - Ты вроде писал, что стал даже командиром взвода?
  - И даже командиром роты, если можно так назвать то, что от неё осталось - несколько полуживых солдат и ни единого офицера. Такие там были дела.
  - То есть всё у нас на самом деле висело на волоске?
  Парень задумался на секунду, прежде чем ответить:
  - Некоторые утверждают, что ещё можно было держаться какое-то время. Но мне кажется, что конец уже был близок... Хотя я сужу лишь по тому, что видел на своём посту.
  Разговор замялся, когда все обратили внимание, что у Вилхо нет никакого желания рассказывать о войне. Да и в нём самом прошли какие-то значительные изменения. Он в принципе всегда был тихим и спокойным человеком, но теперь в его молчании чувствовалось нечто гнетущее. Внезапно он встал, подошёл к окну, и, взглянув на улицу, вернулся на место.
  Мама приготовила Вилхо постель в гостевой комнате. Когда все уже собрались ко сну, Элина зашла к нему, и, немного смущаясь, спросила:
  - Тебе надо вторую подушку?
  - Да не, так нормально.
  - Понятно...
  Элина всё же не ушла, а, немного помедлив, присела на краешек его кровати. Они ещё немного поговорили о поступлении Вилхо на учёбу и его демобилизации из армии, когда мама, наконец, сказала:
  - Поскорей бы ты оттуда вернулся... Я бы не чувствовала себя такой опустошённой.
  С этими словами её словно прорвало:
  - Когда мне сказали, что там два гроба, так я упала в обморок... Я была в совершенном расстройстве, и чуть ли не хотела умереть на месте. Иногда какие-то ужасные образы возникают в голове... Но потом меня успокаивает мысль, что им там всё же лучше, чем мне здесь...
  Вилхо молча слушал мамин рассказ, а потом лишь сказал:
  - Угу.
  - Я думала, что наверно, они хоть иногда в тех ужасных местах вспоминали Бога... Ты сам обращался в мыслях к нему?
  Вилхо поворочался в кровати и ответил:
  - Да, было дело... Поначалу...
  Прерывая мамины размышления, он продолжил:
  - Моё мнение там было совершенно простое, я всё воспринимал там, как должное. Если можно было спать - я шёл спать, и если непосредственно в тот момент мне ничего не угрожало, то я и не особо задумывался об этом. А так-то там было много народа, у кого играли нервы при каждом обстреле или новом наступлении...
  Они еще немного поговорили о чём-то, перед уходом Элина спросила у сына, удобна ли ему постель. Возвращаясь к себе в горницу, она чувствовала себя, словно камень с души свалился.
  Хотя прибытие Вилхо в отпуск снова напомнило всем о погибших ребятах, это в какой-то степени успокоило мысли домашних. Он стал привлекать всё внимание своего семейства. Несмотря на тяжёлую атмосферу, в Коскела радовались его поступлению в школу офицеров. Алма, для которой все офицеры, по её воспоминаниям молодости, были словно господа, наблюдала за внуком, ходящим взад-вперед по полу и говорила:
  - Большим человеком он у нас станет.
  На эти бабушкины слова Вилхо лишь благосклонно улыбался, и отвечал что-то в шутку. Сам он не с таким воодушевлением думал о своём будущем, поскольку предстоящее обучение пробуждало в нём противоречивые чувства. Иногда он прогуливался со своими мыслями по улице, задумчиво смотря вокруг, и односложно разговаривал со встречными людьми. В деревню он тоже ходил погулять, но не заходил ни к кому в гости. Порой он стоял в пустынном дворе Кививуори, смотря на безжизненно выглядящие постройки.
  Ему нравилось проводить время дома в отпуске, но, гуляя по деревне и встречаясь с односельчанами, он стал сильно ощущать ничтожность их мирка. На самом деле, единственно важным делом для него была встреча с родными, но вся деревня в общем, её размеренная жизнь и её жители казались ему совершенно незначительными. Стоя на развилке дорог посреди деревни, он понимал, что ему будет тяжело начать заново жить здесь. Поступление в офицерскую школу было для него отнюдь не противоречивым действием, это означало лишь, что он не сможет демобилизоваться вместе с другими резервистами, а останется служить и дальше.
  В его прогулках по деревне была одна бессознательная надежда, и вот, однажды она осуществилась. На дороге из деревни он встретил Кирсти из семейства Кюля-Пентти, ведущую велосипед. Подойдя к Вилхо, девушка остановилась, принесла свои соболезнования по поводу погибших братьев и завела с ним беседу о его делах.
  В свои двадцать лет Кирсти не считалась красавицей, однако её приветливость и вид, пышущий здоровьем, компенсировали этот недостаток. Она стояла, потирая руками ручки на руле велосипеда и разговаривала тоном, присущим всем девушкам, выросшим в деревне.
  При виде девушки Вилхо испытал некоторое беспокойство, но скоро успокоился. Раньше он иногда танцевал с Кирсти в шюцкоровском доме, и это требовало у сына торпаря проявления известной доли храбрости, поскольку Кирсти была девушкой из рода, основавшего их деревню. Танцы ещё сами по себе ничего не значили, но он ведь ещё иногда катался с ней на санках с горки Мяйнпяя, а это было уже другое дело. Таким способом можно было изменить деревенскую 'иерархию'.
  Благодаря подобному поведению Вилхо, односельчане обратили на них внимание, и об их знакомстве пошли слухи по всей деревне. В Пенттиля не обращали особого внимания на различия в достатке других людей, но обычные будничные прогулки и ухаживание за девушкой - это две разные вещи. В условной 'иерархии' деревни, люди из Пенттиля относились к другой касте по сравнению с обычными людьми, поскольку представляли собой иную культуру в ткацкой области.
  Отношение Вилхо к этому вопросу было свершено неясным. Он конечно чувствовал свою увлечённость к Кирсти, но из-за этого культурного различия он не понимал, как к этому относиться.
  Они стояли на развилке уже полчаса, и за это время у Вилхо в душе погасли те чувства, которые он переживал ранее. Теперь он видел перед собой самую простую девушку, речь и ход мыслей которой были самыми элементарными и обыденными. Парень не вполне осознавал, что он тут делает, и почувствовал, что девушка стала ему совершенно безразлична. Также он заметил, что Кристи больше говорила сама, чем слушала его рассказ о поступлении в школу офицеров. Несколько раз что-то ответив ей невпопад и с некоторой долей безразличия, он в конце концов протянул ей руку, попрощался и пошёл прочь.
  По дороге домой он стал обдумывать произошедшее. Несмотря ни на что, в голове его вертелось смутное разочарование от этой встречи. Почему Кирсти стала для него такой пустой? Почему всё теперь кажется таким мелким и невзрачным?
  Вилхо думал, что весь его интерес ранее был основан на этой странной культуре, её особенной необычности и чуждости, делающей её по-своему привлекательной, но в лесах Леметти и Койриноя его деревенский разум совершенно изменился. Он не позволял теперь кому бы то ни было смотреть на него свысока. В чём особенность отличия одних людей от других? На фронте он видел, что господа и простые работяги погибали одинаково, с болью и ужасом в их глазах.
  Теперь он возвращался из отпуска навеселе и с лёгкой душой. Единственным грустным моментом было расставание со своими родными.
  
  II
  В деревню прибыли переселенцы, и одну из таких семей разместили в Кививуори. Все вещи оттуда перевезли в Коскела, но тамошняя земля оставалась за хозяевами, поскольку переселенцам участки раздавались отдельно, от земель усадьбы.
  Раутаярви вернулся на гражданку сразу из госпиталя и сразу занялся делом гражданского примирения, несмотря на то, что еще хромал на одну ногу. Он по очереди приходил в дома, где были погибшие на войне, однажды заглянул и в Коскела:
  - От имени товарищей по оружию примите моё почтение.
  Выражения 'товарищ по оружию' и 'брат по оружию' в то время часто мелькали в его речах. Он также хотел избавить захоронение расстрелянных восставших от того негатива, в котором оно до этого времени пребывало. На его стороне был и пастор, в то время как иные хозяева и господа из деревни считали это занятие довольно опасным, говоря, что не стоит ворошить прошлое, хотя на самом деле они хотели просто забыть своё участие в тех событиях.
  Тем не менее, могилу привели в порядок. Разобрали старую обветшалую ограду, место очистили от валежника и зарослей сосны, сделали клумбу, которую обложили камнями. Муниципальный совет поставил на могилу камень, и в честь его открытия было решено провести праздничное собрание. Также опросили родственников погибших, хотят ли те, чтобы было совершено отпевание, и многие с этим согласились. Из Коскела на эту церемонию отправилась Алма, но Аксели не захотел к ней присоединиться.
  Юхани повёз Алму к месту захоронения, где уже собралось большое количество народа, и на почётных местах были развешены флаги различных профсоюзов. Пастор проводил обряд отпевания, и его голос немного задрожал, когда он произнёс:
  - Вы, восемь десятков братьев и сестёр, имена которых мы знаем не в полной мере, пали жертвами страданий нашего народа. Но наш Господь знает каждого из вас и призывает к себе в ваш последний день.
  Алма вытерла глаза. Она не придавала этой церемонии никакого политического значения, но в полной мере была удовлетворена тем, что её дети, наконец, захоронены подобающим образом. На открытии памятника с речью выступил Янне. Его слова в начале были вполне дружелюбными, но затем многие лица присутствующих там господ приняли растерянное выражение, когда он внезапно сказал:
  - ... жизнь продолжается. Постепенно забываются все погибшие, и все страдания связанные с тем временем. Но вместе с тем пора прекратить пляски на их могилах. Хотя восставшие и считаются преступниками, они всё же люди, у которых есть их родные, которым дорога память о своих погибших родичах. Мы не можем требовать от матери, чтобы она начала проклинать своего сына, решившегося на восстание, поскольку её чувства к нему гораздо сильнее, чем законы общества. Кроме того, финским законом запрещено подвергать злословию преступника за его деяния, если он уже понёс заслуженное наказание. Так оно и будет, и именно поэтому мы сегодня открываем этот памятник. Вдобавок, теперь у наших генералов появились новые поводы для прославления, поэтому им более нет нужды издеваться над покойниками. Я говорю всё это, чтобы эта тема никогда не забывалась, поскольку после единодушия последнего времени снова может случиться всякое.
  С камня сняли покрывало, и люди увидели выбитую на нём надпись:
  'Слава павшим за свободу, братство и равенство'.
  После этого стали возлагать венки. Раутаярви и парень из Хауккала возложили венок от имени шюцкора, на лентах которого было написано:
  'С уважением к павшим, защищавшим свои убеждения'.
  Прочитав это, какая-то старушка, с мрачным видом стоявшая с краю толпы, пробормотала своей соседке:
  - Побольше бы такого уважения совсем не помешало.
  Маленькие дети бегали вокруг места расстрела, рассматривая стволы деревьев, повреждённые и закопчённые от следов пуль. Затем стали возлагать венки и букеты родственники погибших. Алма тоже принесла букет к подножию памятника. Янне, помимо общественного венка, принёс собственный венок в честь Халме, потому что в приходе у мастера не осталось родных, как впрочем и нигде больше, он ведь был беспризорником, поэтому никто не знал, откуда он родом.
  Дома Алма сказала с довольным видом:
  - Ну вот, теперь они наконец-то в святом месте.
  У Коскела, вдобавок, появились свежие могилы. Элина получила за обеих ребят Кресты скорби, и их разместили на комоде рядом с трудовой медалью Юсси и серебряной ложкой Вилхо, завоёванной на лыжных соревнованиях.
  Мужчины возвращались из армии, но Вилхо всё ещё задерживался. Уже стали призывать младшие возраста, и поэтому всех резервистов, находившихся в офицерском звании, а также младших офицеров оставили на службе для подготовки новобранцев. Потом от Вилхо пришло письмо, в котором он писал, что его просили остаться на службе и даже повысили до фенрика (младшего лейтенанта), поэтому он думал остаться там, но всё же решил спросить у отца, что он думает по этому поводу. Элина удивилась, почему сын не хочет возвращаться домой, и была из-за этого очень расстроена, и Аксели пришлось первый раз написать письмо Вилхо.
  'Дорогой сын.
  Я очень удивлён твоему письму. Мать так ждёт тебя домой, как и мы все, тут ведь всем навалом работы. Я не могу тебе указывать, потому как считаю, что совершеннолетние люди в праве сами распоряжаться своей жизнью. В месте с тем, теперь, когда нет твоих ближайших братьев, наш дом остаётся на тебя, а Юхани остаётся Кививуори. Тут конечно заработки не идут ни в какое сравнение с армейскими, но имей в виду, что мне не быть долго хозяином дома, скоро придёт и твоё время. Вот какую мысль я хочу донести до тебя. Я не собираюсь тебе приказывать возвращаться домой, делай как тебе хочется, но мать очень сильно тебя ждёт, поэтому подумай ещё раз.
  Отец. '
  Вилхо написал в ответ через какое-то время, что он собирается остаться, не из-за денег, а из-за сложившихся обстоятельств. Он не в коем случае не хочет остаться в армии до конца своих дней, но лишь до той поры, пока на земле не наступит мирное время. В отношении судьбы Финляндии еще не всё ясно, поэтому он решил дождаться разрешения этого вопроса, находясь в армии. Отец же, если хочет, может попросить помочь по хозяйству других людей, они вряд ли возьмут больше, чем его сын.
  Сыновни объяснения казались слегка надуманными, и Элина упала духом. Она подумала, не хочет заботиться ни о ней, ни о доме, а хочет уйти из семьи, ровно так же рассуждал и отец. Это решение Вилхо для него казалось оскорблением, ведь он столько сделал, чтобы вырастить своего сына. А теперь всё рушится из-за денег и офицерского звания. Тем не менее, его очередной ответ Вилхо был в смиренном тоне. Единственная его просьба была связана с тем, чтобы пусть сын приехал хотя бы в отпуск, даже если дома всё кажется ему унылым. Мало-помалу они договорились. Вилхо понял, что отец на него обижается, и в очередном письме сообщил, что вернётся домой сразу же, как закончится большая война. Он объяснил свое решение так же тем, что здесь, в приграничье, отличные места для охоты и много дичи. Он решил раздобыть ружьё и собаку и пойти побродить по лесу.
  - Так-то и здесь ему нашлось бы где погулять с ружьем за спиной.
  После гибели сыновей Аксели сильно сдал и вообще потерял веру в жизнь. Все эти мирные соглашения, передача земель и даже судьба переселенцев, о которой так много говорили, его совершенно не задевали. Хотя во время войны он всей душой наблюдал за ходом боевых действий, это всё рухнуло вместе с сыновьями. Посещая церковь, он всегда заглядывал к братской могиле, где располагались мраморные таблички. Посетители кладбища иногда замечали, как он стоял и подолгу глядел на таблички с именами его сыновей. Он никогда не плакал. Разве что глаза его немного увлажнялись да сжимались зубы, вот только боль всё не проходила. Тяжело шагая, он уходил с кладбища, ни на кого не смотря, и ни с кем не здороваясь.
  Он всё также энергично работал по дому, но его помыслы теперь ограничивались тем, что он делал в каждый конкретный момент. Он заставлял себя не думать о будущем, поскольку в противном случае он становился подавленным. Однажды он сказал Элине с тяжестью и грустью:
  - Мне кажется, что силы у меня не те, что прежде. Всё время такое ощущение, что как шагну за порог, так и упаду.
  Не смотря на свои переживания, Элина пыталась ободрить мужа:
  - Тебе надо попробовать отрешиться от всего земного. Перестань постоянно думать об этих вещах. Есть и то, что не сможет исчезнуть.
  В словах Элины была полная убежденность. У нее уже миновал душевный кризис. Фотографии мальчиков, которые сперва были убраны с комода, вернулись на прежнее место. Иногда Элина стояла перед фотографиями, и, смотря на них, её больше не накрывало волной страдания, как прежде. Только вот тем летом ее пышные светлые волосы почему-то стали седеть.
  На домашние работы приходилось нанимать кого-то со стороны. Юхани было всего тринадцать лет, и его силёнок для всего не хватало. Карина тем временем наловчилась в одиночку справляться в хлеву, да и Алма временами помогала по хозяйству. Могли пасть страны, города, Сумма, или линия Мажино, но никак не Алма. Всегда в доме слышался её спокойный говор:
  'Пойду, схожу за дровами... Что-то кофе захотелось...'
  
  III
  Весной Вилхо прибыл в отпуск. Отцовские переживания уже были в прошлом, и теперь он просто был гордился офицерским званием своего сына. Когда у Вилхо были какие-нибудь дела в деревне, то отец отправлялся с ним, просто чтобы пощеголять среди односельчан в компании сына-фенрика.
  Услышав о приезде Вилхо, в Коскела заглянул Раутаярви и обменялся любезностями с Вилхо:
  'Всё же мы с тобой оба - офицеры', и он пожал почти до боли его ладонь и добавил. - С этого дня - можно просто Пентти'.
  Однажды, когда Вилхо возвращался из деревни домой, к нему подбежала запыхавшаяся пасторская служанка и сказала:
  - Пастор просит вас заглянуть к нему в гости.
  Вилхо согласился, хоть и несколько недоумевая, так как чувствовал, что ему особенно не о чем разговаривать с пастором. Сидя у него в гостиной, он нехотя рассказывал о своих делах. Служанка подавала им кофе, и, хотя пастор раньше обращался к Вилхо на 'ты', сейчас он попросил:
  - Налейте господину фенрику ещё чашечку.
  Пасторское уважение к Вилхо было поистине искренним. Кроме того, что он был наслышан о его исключительных подвигах на фронте, его офицерское звание тоже вносило свою лепту. Успехи парня полностью соответствовали представлению пастора старофинским идеалам. 'Народ', конечно, не может вырасти как класс, но отдельные люди смогут, благодаря своим заслугам и старанию. На самом деле, эти ещё немного лучше, чем иные. Когда Вилхо ушёл, пастор вышел провожать его на крыльцо. И сказал дружелюбным голосом, словно равному себе:
  - Ты заходи иногда, когда будешь мимо проходить. Мне сейчас порой так одиноко.
  Знакомым в деревне он всё нахваливал Вилхо:
  - Он порядочный малый. У него есть всё, чего не хватает по большей части этому народу... Как-то так. Иногда я вспоминаю павших земляков. Конечно, у нас есть причины их позабыть... В то же время, сколько таких ребят сполна искупили долги своих отцов перед страной. Точно так же и в этом случае... Двое парней - в братской могиле, третий - служит на границе... Кажется, тут дела отца возмещены с лихвой.
  Карина собралась относить яйца на продажу в магазин, и поскольку она тоже захотела погордиться своим братом-офицером, то позвала Вилхо составить ей компанию. Он с удовольствием пошёл вместе с сестрой, хотя, конечно, понимал, для чего это делается. Во дворе магазина они встретили Аулиса Кивиоя, только что вернувшегося с военной службы, в хорошем костюме, и пальто, на руках - кожаные перчатки. Аулис увидел приближающихся к нему брата с сестрой и сказал:
  - Здорово, как дела?
  Все пожали друг другу руки, ведь уже давно не виделись. Аулис беззастенчиво смерил взглядом Карину, словно оценивая, та сразу покраснела и смущённо засмеялась.
  - Ты как будто продал душу дьяволу, сказал он Вилхо. Тот, улыбнувшись, кивнул и объяснил своё пребывание. Аулис со своей стороны поругал армию и рассказал, что трижды плюнул на крыльцо казармы перед отправкой. Он служил водителем при штабе, и говорил о генералах в пренебрежительном и непочтительном тоне.
  Потом он обратил внимание на Карину.
  - Как дела, девочка? Ты заметно подросла с нашей прошлой встречи. Что у тебя там в корзине?
  - Яйца.
  - Дай старику выпить одно.
  Карина достала из корзины яйцо и отдала Аулису. Тот взял, проколол булавкой дырки с обеих сторон яйца и выпил. Каина посмотрена на него и была не в силах сдержаться:
  - Фу, как это мерзко!
  Аулис щелчком выкинул пустую скорлупу:
  - Благодарствую. Вроде неплохо, но клюв цыплёнка немного поцарапал горло.
  Карина ушла в магазин, и повернувшись, Аулис сказал Вилхо:
  - У неё красивые глаза... Она стала такой хорошенькой.
  Аулис не заметил, что лицо Вилхо немного напряглось:
  - Почему нет.
  Аулис предложил Вилхо вечером взять лошадь и отправиться с ним за компанию в деревню, но Вилхо отказался:
  - Мне уже надо уезжать утром. Вечером никуда не пойду.
  Карина вернулась из магазина, и когда они отправились домой, она сказала Вилхо:
  - Этот Аулис - ужасный гордец.
  Вилхо заметил в голосе девушки нечто, что заставило его раздражаться. Он ответил сдержанно:
  - У них всё семейство такое, начиная с Викки.
  - Он думает, что все поголовно им восхищаются, и всё равно за глаза говорит о других подлые вещи.
  - Да, у них это бывает.
  - И ведёт себя чересчур самоуверенно, мол, у них есть и деньги, и машины... Я бы такого никогда не выбрала, пусть хоть у него самолёт свой был бы.
  Вилхо улыбнулся и сказал:
  - Вот и нечего тебе тогда переживать.
  Карина озадаченно что-то пробормотала, и затем поспешила перевести разговор на другие темы.
  Вилхо краем глаза взглянул на сестру. В его взгляде сперва было что-то оценивающее и задумчивое, но потом он дружески улыбнулся.
  Ещё когда Вилхо был дома в отпуске, газеты писали известия о сосредоточении немецких войск в Польше и на Балканах. В деревне в кругу господ ходили тайные слухи о том, что и на севере Финляндии собираются размещать немецкие подразделения. Эти новости делали будущее совершенно неопределённым, и когда Вилхо возвращался на службу, отец сказал ему:
  - Ты, наверно, правильно поступил, ведь неизвестно, что нас ждёт дальше.
  Уезжая, Вилхо оставил дома немного денег, так и свои воинские награды - медаль Свободы и памятную медаль о Зимней войне, которые положили на комод рядом к медали Юсси, серебряной ложкой и крестам скорби, в копилку семейных наград.
  Началась война на Балканах. В Коскела о ней мало говорили. У них возникла своя напряжённость, когда Карина заявила о своём желании пойти на танцы. Отец резко запретил, но Элина сказала слегка удручённо:
  - Побыла бы ты ещё немного дома... ради мальчиков.
  Но, видя расстроенное выражение лица Карины, она добавила:
  - Хотя что это я... Иди, если отец пустит.
  Элина получила согласие Аксели, пусть немного злобное, поэтому Карина постаралась скрыть свое удовлетворение, чтобы не вызвать раздражение отца. Когда, уходя, она прошлась по избе, отец строго посмотрел на неё казал:
  - Приходи домой вовремя и одна.
  - Хорошо.
  Во дворе щюцкоровского дома стояло несколько молодых ребят, и Карина засмущалась, особенно из-за того, что пришла на танцы одна. Проходя мимо ребят, она услышала как они обсуждают друг с другом её появление. Только зайдя в танцевальный зал и найдя несколько своих знакомых девушек, она успокоилась.
  Когда танцы начались, она с тревогой думала, что вдруг её кто-нибудь пригласит, но когда стали приглашать других девушек, стоящих рядом ней, и в конце концов она осталась одна, она испытала некоторое разочарование. На следующий танец её пригласил парень, работающий в соседнем поместье. Это был её знакомый ещё со школы, и, будучи уже навеселе, он пытался выставить себя смышлёным человеком со светскими манерами. После этого Карину стали приглашать на все танцы. Поскольку она была здесь новенькая, то всем парням было любопытно, что она из себя представляет.
  Каждый раз, когда она думала, что вот, сейчас её пригласит на танец Аулис Кивиоя, он, почему-то проходил мимо ней. Он, конечно, поздоровался с ней при встрече, но как-то мимоходом и совершенно небрежно. С другой стороны, Карина понимала, что её надежда очень призрачная, ибо Аулис танцевал всегда только с самыми лучшими и желанными девушками. Он держал себя очень расслабленно и самоуверенно. Подходя к очередной избраннице, он издалека кланялся, наготове протягивал ей руку, и сразу же начинал танцевать, лишь только рука девушки ложилась в его.
  Аулис был смуглым, немного смахивающим на цыгана, молодым человеком с приятной внешностью, а новый чёрный костюм и белая рубашка только подчёркивали его красоту. Этот наряд не особенно подходил для танцев, но он очень подходил для Аулиса, и он знал это.
  Внезапно кто-то увёл из под его носа очередную девушку, и тогда он стал оглядываться по сторонам, кто мог бы возместить ему эту потерю. Ему на глаза попалась Карина, и он ей поклонился. Девушку охватила боязливая радость, но она успела понять, что Аулис приглашает её на танец, только потому, что ранее был лишён желаемого. Карина, в свою очередь, танцевала плохо и даже несколько неуклюже, постоянно путаясь в ногах. Аулис в начале танцевал молча, немного призакрыв глаза, словно сосредоточась на музыке, но, заходя на очередной круг, он сказал:
  - Значит, ты пришла наконец немного поплясать.
  - Ага.
  - Вот здорово.
  После этого он снова затих на какое-то время, но потом начал говорить обо всём подряд, невольно обращая на себя внимание других танцоров. Карина понемногу расслабилась и иногда отвечала на речи Аулиса. Когда они снова оба замолкли, Аулис попросил:
  - Скажи ещё что-нибудь.
  - А что сказать?
  - Да всё равно что, только говори. У тебя такой приятный голос.
  Карина тихо засмеялась с оттенком удовольствия в голосе. Она считала, что Аулис подшучивает над ней, но это почему-то побуждало её продолжать говорить. У Карины на самом деле был мягкий звучный голос. Она сама не обращала на это внимания, но его мягкость и тёплая женственность казались Аулису настолько прелестной, что он, стоя после танцев у дверей зала с группой парней, сказал, словно сам только что понял это:
  - У этой девчонки из Коскела чертовски приятный голос и такие притягательные глаза...
  Он периодически поглядывал на Карину, словно удостовериваясь в её внимании, и пригласил её на следующий танец. Это был вальс, и Аулис сентиментально начал напевать его слова, словно в полузабытьи:
  Закончился день, и настала ночь;
  Пушки затихли на миг.
  Бравым солдатам час настаёт
  Письма писать домой...
  Карина, хоть и поняла, что в какой-то мере заинтересовала Аулиса, тем не менее слегка призадумалась. Она была очень скромной девушкой, и поэтому не могла понять, почему он подошёл именно к ней. Аулис ведь не принадлежал ей одной, но был тайным предметом обожания не только девушек из их деревни, но и со всей округи. Когда он сидел за рулём своего автобуса, продавщицы из близлежащих магазинов соревновались за место в салоне, чтобы поехать по своим делам. И многие из них совершали в конечном счёте бессмысленные поездки, трясясь по дороге на задних сиденьях.
  Всё это добавляло Аулису самоуверенности и бахвальства, хотя он и так не был обделен этими качествами от природы. После таких поездок он хвастался деревенским парням, в подробностях описывая, что у него было и с кем. Иногда он даже заявлял, что ему удалось заполучить сразу двоих девушек, и горделиво шептал на ухо своим друзьям, на манер деда Вихтори:
  - Всё же я не такой и недосягаемый.
  Карина почувствовала небольшой укол ревности, когда другие девушки между танцами вились вокруг Аулиса, ведя себя так, словно они были с ним в близких отношениях, и разговаривали с ним на каком-то странном деревенском наречии, которое пришло в Пентинкулма с появлением автобусного движения.
  - Эй, Аулис! Ты едешь завтра в рейс? Слушай, возьми меня с собой забесплатно?
  Так же и многие парни из деревни стремились заводить знакомство с Аулисом, поскольку он был сыном Лаури А. Кивиоя и водителем от Бога, и в его взглядах и действиях чувствовалась какая-то деревенская беспечность.
  Опять же, они почти все были на войне, и нередко в дверях танцевального зала раздавались громкоголосые высказывания:
  - Парни, вот когда мы недавно ходили на лыжах за новую границу, то добровольцами из роты вызвались целых 11 человек!
  По поводу войны на Балканах, так же как и об остальных районах ведения боевых действий, говорили в слегка пренебрежительном тоне. Однажды возникла потасовка, когда Лео Сеппя, сидя в прихожей, внезапно вскочил и закричал:
  - Чёрт бы их побрал! Были бы они в Вуосалми, я на них бы посмотрел!
  Парни, следившие за порядком, осторожно пытались утихомирить его, всё же у ветеранов войны были кое-какие права. Особенно, пока ещё отовсюду доносились слухи и догадки по поводу новой мобилизации, из-за чего молодые люди бросались на любую возможность пожить мирной жизнью.
  Когда начался последний вальс, Аулис уже был начеку и поспешил пригласить Карину. Это считалось определённым знаком, поскольку по традиции завершающий танец был своего рода 'выбором цели' - на него приглашалась та девушка, которую собирались провожать домой, и вот уже на первом кругу вальса Аулис поинтересовался:
  - Не окажешь ли услугу проводить тебя после вечера?
  - Ну я даже не знаю
  - Было бы неплохо, если ты поскорее это обдумаешь.
  Это прозвучало несколько угрожающе, и Карина слегка испугалась.
  - Может быть, до развилки к усадьбе пастора... до дома не надо.
  - Ну, это почти рядом.
  Вскоре вальс сменился маршевой музыкой, и народ начал расходиться. Подвыпившие забушевали и затопали ногами в такт музыке. Аулис помог Карине накинуть пальто, и, одев свою куртку, вместе с ней вышел на крыльцо. Несмотря на всё веселье, Карина немного переживала, что их видят вдвоём, и, значит, об этом скоро узнают и дома.
  Поскольку Аулис был известным человеком, их уход вызвал некоторое внимание. Карина прошла по двору, полному народа, опустив глаза в землю, и он пыталась ускорить шаг, чтобы уйти прочь от любопытствующих глаз. Но толпа высыпала за ними следом на дорогу. Парни, провожающие девушек, посадили их на рамы велосипедов, или уходили, держась за руки. Другие, оставшиеся без пары, уходили группами, что-то крича и немного дерзя, так, словно в компенсацию своей некомпетентности. В кустах на обочине сидело несколько подвыпивших людей. Кусты раздвинулись, и из них послышался неистовый рёв нескольких низких голосов:
  - Чёрт бы тебя побрал! Я пробыл в этих окопах не меньше твоего. Не ты один такой храбрый тут!
  - Да ты знаешь, сколько я понюхал пороху на Сумме? Заткни фонтан!
  - Сволота, прочь с дороги! Ещё расскажи, что и в Толваярви ты тоже побывал...
  - Эй, парни, вы же братья по оружию, прекратите перепалку... Пойдёмте-ка лучше искать девушек!
  - Постой, я этого так не оставлю!. На-ка, возьми нож, я не дерусь с безоружными. На Колла выстоял, верно, и тут не пропаду.
  Кто-то из прохожих остановился поглядеть на эту сцену. Аулис тоже хотел остаться, но Карина попросила его скорее уйти, завидев, что сзади к ним приближается ещё группа алкашей. Среди участников этой группы оказались Лео Сеппя и Аарне Сиукола, а также несколько работников из усадьбы, и они закричали:
  - Аулис, пойдем-ка с нами лучше! Брось эту девчонку!
  Аулис отказался, и алкаши оставили его в покое, затеяв между собой потасовку. Лео Сеппя яростно выругался, сказав сквозь слёзы:
  - Ушёл братан мой...Чёёрт...Аж в груди заколет, как вспомню. Вместе и пили, и сражались... а теперь он, вот, в земле... чёрт возьми...
  Затем его голос перекрыла песня, которую затянул кто-то из их компании, её подхватили остальные, и потом уже Лео присоединился к этому нестройному хору:
  Усыпаны цветами могилы на кладбищах.
  Это всё, что от нас осталось.
  Там отдыхают герои Суомуссалми,
  Суммы, Раате и Коллаан-йоки.
  Но всё же осталась Суоми свободной страной
  И та зима никогда не уйдёт из нашей памяти,
  Также как и героический труд наших ребят.
  - Парни... Так хочется подраться с кем-нибудь... Чёрт побери... Молотов отправил против нас свою непобедимую армию, но получил по морде, на пути у него оказалась Коллаан-йоки, которая не пропустила ни единого из иванов...
  Карина попросила Аулиса пойти побыстрее, и на развилке около усадьбы пастора они, наконец, разминулись с бушующей компанией, направляющейся в сторону барского поместья. Когда они остались вдвоём, Аулис взял руку Карины и засунул к себе в подмышку, чтобы она не могла вырваться. Стоя на развилке, Карина устала упрашивать Аулиса отпустить её домой, попутно озираясь по сторонам, не видит ли их кто-нибудь со стороны. Никого не было видно, и Аулис не реагировал на её просьбы, а всё ещё продолжал идти в строну их дома, она не решилась более ему сопротивляться. Когда они всё же дошли до изгиба дороги, после которого стали видны строения Коскела, Карина сказала:
  - Теперь тебе надо идти назад.
  - Не пори чушь. За такую длинную прогулку мне следовало бы выдать награду.
  - Не, тебе всё же надо идти.
  - Какой у тебя прелестный голос. Ты вся такая мягкая, как будто птичье гнёздышко. Дай, я немного приглажу твои волосы, мне очень нравится такой соломенный цвет.
  - Ты совершенно несносен... иди уже домой.
  - Может, я заслужил хоть один поцелуй?
  Аулис приблизился к ней, и Карина немного отошла назад:
  - Нет. Я, пожалуй, пойду домой.
  - Приходи как-нибудь вечером покататься на машине. У меня есть немного лишнего бензина, и батя о нём ничего не знает...
  - Я даже не знаю.
  Карина хотела сразу согласиться с предложением Аулиса, но побоялась, что отец может её никуда не отпустить. Поскольку Аулис был очень настойчив, она дала полуутвердительное согласие. Они договорились встретиться на развилке около усадьбы священника, и, если Карина не окажется там в назначенное время, это значит, что её не отпустили из дому. Аулис попытался поцеловать её на прощание, но Карина отошла от него метров на десять, и лишь потом сказала 'до свидания'. Аулис выглядел очень довольным прошедшей прогулкой, и крикнул ей вслед:
  - До скорой встречи, буду тебя ждать!
  Карина осторожно проскользнула в свою комнату. Уже лёжа в постели, она стала думать, что бы такое сказать отцу, чтобы тот отпустил её на прогулку. В тот момент это казалось совершенно невозможным, но, не смотря на это, она была настолько в приподнятом настроении, что заснуть ей удалось только лишь под утро.
  Сначала она обо всём рассказала матери. Элине не особенно понравилась эта затея, но, видя волнение дочери, у неё не было духу запретить ей новую встречу с Аулисом. Она даже улыбнулась в ответ на ребяческое рвение Карины, но затем сказала:
  - Я, со своей стороны, отпускаю тебя, но знай, что тебе самой уже пора о себе заботиться...
  - Может, поговоришь и с папой?
  - Сперва ты с ним поговори. Сама знаешь, отец их не особо жалует.
  Когда приближался день свидания, Карине не оставалось ничего другого, как пойти поговорить с отцом. Краснея и заикаясь, она объяснила ему, в чём дело, стараясь преподнести предстоящее событие совершенно незначащим. Аксели в то время сидел за столом, читая газету, и, наконец, после долгого раздумья, он произнёс:
  - Вот как, покататься зовёт?
  - Ага.
  - На самом деле, разумнее всего было бы вообще не связываться с этим парнем.
  Карина немного отшатнулась, и отец решил, что Карина собралась удариться в слёзы. Немного поразмыслив, в душе борясь с самим собой, он сказал, с небольшой злобой:
  - Иди, если хочешь, но прямо тебе скажу, то этот парень - тот ещё хулиган, которого хоть немного, но стоит опасаться.
  Карина ничего ему не стала возражать. Отцовское разрешение было для неё настолько великим делом, что она не могла думать ни о чём другом. На следующий день отец был с ней очень строг, и Карина старалась вести себя скромнее и заботливее, чем обычно. У Аксели был и с Элиной разговор по поводу предстоящего свидания дочери, и, немного раздражённо и ворчливо, Аксели сказал Элине, со своей стороны защищающей Аулиса:
  - А знаешь ли ты, что этот мальчишка хвастается перед своими дружками. Подумала ты о том что будет, если он так же и Карину будет им расписывать?
  - Не надо представлять всё сразу в плохом свете.
  - В этом случае стоит побеспокоиться заранее.
  После этого разговора Аксели еще некоторое время был зол на Элину, и говорил с ней скупо и невыразительно, полагая, что мать защищала право дочери сходить на свидание.
  Карина одевалась в спальне. Санни привезла ей красивую ткань, из которой в деревне сшили платье. Это был её лучший наряд, и она надеялась, что родители не обратят особого внимания, что она надела его по такому случаю. Также ей пришло в голову, что, возможно, они будут целоваться, поэтому она несколько раз почистила зубы и прополоскала рот. Вдобавок, она тайком от родителей купила духи и побрызгала ими подмышки.
  В приподнятом настроении она прошла по дому, придавая себе абсолютно невозмутимый и воздержанный вид, так, как будто она шла на это свидание несколько скучая и с долей неприязни. Когда родители напомнили ей о времени возвращения домой, она с готовностью откликнулась и выскользнула за дверь.
  На лесной дороге, около развилки с усадьбой священника, она ещё раз взглянула на себя в зеркальце, покрутила головой, пытаясь увидеть себя в профиль, и скорчила гримасу как можно привлекательнее. Затем она немного пожевала губы, чтобы к ним как можно больше прилила кровь.
  Аулис уже ждал её там, сидя в машине. Завидев Карину, он вышел на улицу и учтиво открыл для неё дверь. Девушка живо запрыгнула внутрь, видя, как пастор идёт по своему двору. Аулис сел за баранку, хлопнув дверью.
  Проезжая по деревне, Карина старалась так вжаться в кресло, чтобы стать как можно менее заметной, но несмотря на это многие односельчане наблюдали за их поездкой. Когда свернули за угол усадьбы, Аулис прибавил газу. Он был уверенным и опытным шофёром, хотя его стиль езды казался беззаботным и даже небрежным. Он всё время орал на пешеходов и встречных водителей, которые, как ему казалось, делали всякие глупости, и, когда около деревни какой-то старичок попытался перейти дорогу прямо перед их машиной, Аулис резко открыл окно, высунул голову и крикнул:
   -Эй, стой, где стоишь!
  Карине сразу стало стыдно, но она промолчала. На улице было много пешеходов, и Карина заметила, как все обращают на неё внимание. Все здесь знали Аулиса, и, в особенности молодёжи, было любопытно, кто сидит рядом с ним на переднем сиденье. Притормозив у киоска, Аулис купил пакетик со сладостями и протянул его Карине:
  - На, возьми, только оставь и мне немного.
  Они ехали в сторону Тампере. В начале Аулис всё время говорил о машине, рассказывал про её особенности и всё устройство. Вскоре эта тема ему надоела, и он спросил у Карины, что ей сказали дома в связи с этой поездкой, услышав в ответ какие-то невнятные отговорки. Потом он начал к ней всячески подлизываться, и даже назвал её 'лебёдушкой'. Карина в ответ лишь немного посмеивалась, при этом постоянно инстинктивно поправляя подол своего платья, что немного развеселило Аулиса:
  - А поехали встречать рассвет. Будем стоять, держась за руки.
  - Ну ты и шутник!
  - Ты имей в виду, бензин этот мне пришлось у старика немного позаимствовать. Понимаешь, как я тут для тебя стараюсь? Согласен на один долгий и страстный поцелуй.
  - Прекрати сейчас же.
  - Если не позволишь мне, так я в безнадёжности своей крутану баранку прямо в лес.
  Аулис нажал на газ. Стрелка спидометра резко подскочила к сотне, затем к ста десяти, ста двадцати, хотя дорога была довольно извилистой. В особо резких поворотах чувствовалось, как машина весьма ощутимо накреняется.
  - Давай потише... а не то мы съедем в ручей.
  - Дай железу немного поразмяться, оно не чувствует боли.
  - Я боюсь, перестань так гнать.
  - Один поцелуй.
  - Притормози, а не то свалишься в кювет!
  - Один поцелуй, или может еще подбавить газку?
  - Ладно, договорились.
  - А ну, родимая, попридержи лошадей и умерь их дикий галоп! Споём же с радостью в сердце!
  Когда Аулис сбавил скорость, Карина успокоилась, но всё время держала у в уме, что она ему наобещала. Аулис остановился и съехал на обочину.
  - Ну вот. Обними меня за плечи, запрокинь немного голову, прикрой глаза и вытяни вперёд губы, чтобы зубы не мешали. Тогда всё получится как надо.
  Карина закрыла глаза, резко прислонилась губами к губам Аулиса и тут же отпрянула назад.
  - Что это было? Так только господа целуются при встрече друг с другом. Это делается так, смотри.
  Будучи в растерянности, Карина не смогла даже вздохнуть носом, и она с силой оттолкнулась от Аулиса, чувствуя, что задыхается. В на её лице было испуганное и обеспокоенное выражение:
  - Нет... нет...
  - Да, я такой, словно дикий зверь. Могу высосать из тебя всю душу.
  Карина торопливыми движениями снова оправили края платья и сказала:
  - Всё, теперь поехали.
  - Давай ещё разок.
  - Нет... Мне скоро надо быть дома.
  Беззаботное выражение лица Аулиса изменилось. Он посмотрел на дорогу вперед и назад, но, завидя вдали какого-то велосипедиста, завёл мотор.
  - Ладно, тогда второй - по возвращении домой.
  Карина вела себя молча, но немного взволнованно, когда они возвращались в деревню, и, заехав в поселок, она старалась не ловить на себе взгляды других людей, поскольку понимала, что они знают, что произошло. На деревенских улицах они встречали то тут, то там группы людей, живо о чём-то дискутирующих. На стене киоска появилось какое-то объявление, около которого собралось много мужчин, и Аулис остановил машину:
  - Что там такое?
  Он вышел к людям, прочитал объявление, и еще какое-то время побеседовал с другими парнями. Вернувшись в машину, он со всей силы хлопнул дверью, надавил на газ и помчался на бешеной скорости.
  - Что там было такое?
  - Чёртова мобилизация.
  - А для чего?
  Аулис чувствовал себя совершенно расстроенным, и даже Карине ответил со злобой:
  - Для чего... Откуда мне знать, что за помои плещутся в их чугунных башках. Видимо это всё из-за этой заварушки немцев с русскими... Чёрт бы их всех побрал...
  Аулис ехал на большой скорости, непрерывно при этом ругаясь. Карина задумалась и почувствовала, что снова надвигаются какие-то неприятности, хотя она и не могла чётко представить себе, что на этом всё закончится. Аулис привез её к дому и свернул на лесную дорогу, всё еще чертыхаясь на чём свет стоит:
  - Вот ведь какие дела. Всего три месяца, как я на свободе от всех этих негодяев, и вот те на! Снова, бери рюкзак, и иди, незнамо куда...
  Наконец, он успокоился и придвинулся поближе к Карине. Он поцеловал Карину несколько раз, и девушка вновь захотела оттолкнуть его от себя, когда почувствовала касание его жилистых рук.
   - Не надо больше... Я тебе обещала только один поцелуй.
  - Но тогда ещё не было известно о мобилизации... Надо же теперь чем-то скрасить накатившее огорчение.
  Карина не в полную силу сопротивлялась нажиму Аулиса до тех пор, пока его рука не легла на её колено. Она попыталась отодвинуть её в сторону, бормоча при этом какие-то жалобные возражения, но у Аулиса было чересчур невозмутимое выражение лица, и он пропыхтел:
   - Давай, всего ничего... завтра мне уже надо уходить... ну что же ты такая упрямая... Даже Гитлер сказал, что людям в униформе ни в чём нельзя отказывать... Будь послушной...
  Его рука немного приподняла её платье чуть выше колена и продолжила движение между её ног. Дойдя до коленной чашечки, она освободилась от сопротивления и тут же резким движением достигла цели. Но это прикосновение возбудило в Карине такой страх, что она резко оттолкнула Аулиса, покраснела, и, распахнув дверь, мигом выскочила из машины. Она встала в нескольких метрах от машины, тяжело дыша и поправляя платье. Аулис вышел из машины и сказал:
  - Вернись назад... Смотри... завтра меня уже тут не будет.
  Немного отдышавшись, Карина пробормотала:
  - Но для чего?
  - Давай, не придуривайся. Мне надо сейчас... иди сюда.
  Когда Карина отказалась, Аулис просто вышел из себя. Он вернулся в машину, захлопнул дверь и так ударил по газам, что на дороге остались следы от колёс. Однако, проехав через несколько десятков метров, он сдал назад, остановился возле Карины, открыл окно и разразился на неё громом:
  - Чёрт бы тебя побрал, и на машине её покатай, и леденцами угости, но когда другому от тебя что-то нужно, так иди ты к чёрту! Вот жеж как получается! А мне, значит, остаётся закинуть винтовку за спину и отправляться незнамо куда стрелять в каких-то придурков? Выпороть бы тебя хорошенько за такое отношение к людям! Сволочь ты, как и все вы Коскела. Вредины и скряги.
  От этих слов у Карины подступил комок к горлу, но она всё же смогла произнести, выпучив глаза:
  - А ты... Ты просто ужасен!
  - Может быть, но это я ещё не всё тебе высказал. Говорят, что правда глаза режет, но на неё не стоит обижаться. Всё, пока!
  И снова колёса взрыли землю, заскрежетала коробка переключения передач, и машина умчалась прочь.
  Карина повернулась в сторону дома. У неё внутри всё дрожало, и на глазах стояли слёзы, сопровождающиё её безмолвный плач.
  
  IV
  Карина смогла скрыть своё подавленное настроение от родителей, когда, вернувшись домой, она поняла, что всех гораздо больше беспокоит её новость о начавшейся мобилизации. Аксели стал предчувствовать неладное, но старался скрыть от Элины своё поведение. Тяжелое потрясение, вызванное гибелью сыновей, оставило неизгладимый след на её разуме; ко всем новостям она стала практически безразлична. Правда, она сказала однажды, глядя на Юхани:
  - Он всё же ещё слишком молод. Да и не могут же они забрать последнего сына.
  Днём в Коскела заглянул Вейкко Кивиоя, племянник Лаури. Он пришел одолжить пилу, но, взяв её, не спешил уходить домой. Он рассказал, что группа мужчин из деревни, возглавляемая учителем, ушла утром к церкви. Когда Карина вышла на улицу, мальчик вышел за ней следом, и протянул ей письмо.
  - Аулис наказал не показывать его другим.
  Карина спрятала письмо на груди и пошла в сарай по хозяйским делам.
  На пороге она остановилась и прочитала:
  'Привет.
  Будет хорошо, если ты дочитаешь это до конца. И если ты считаешь, что я лукавлю или обманываю, то это не так. Плохо спал прошлой ночью, когда думал о вчерашнем вечере и своём позоре. В своё оправдание хочу сказать, что ты была чертовски притягательна. Не пытаюсь заслужить твоё прощение, но хочу просто объясниться. Я просто немного потерял рассудок из-за этой мобилизации, и поэтому так вышло. Я понял свою оплошность, хотя я раньше редко кому говорил подобное. Когда не получаешь должного воспитания, то с подобными вещами приходится сталкиваться совершенно внезапно. Я на самом деле не имел в виду того, чего наплёл тебе вчера. Ты просто была такая красивая, и потом всё обломалось, и я очень расстроился. Просто перед этим я долго думал об этой поездке, а потом это объявление на стене всё испортило. Теперь-то конечно это уже в прошлом, и останется у меня, как память, но пусть будет хоть что-то, что я возьму с собой, уходя на войну. И если случится так, что я вернусь домой ногами вперед и не увижу больше красот родного края, то последним моим воспоминанием о мирном времени будет эта наша с тобой поездка. Я имею в виду первую её часть. И, если сможешь, то постарайся забыть о том, что было в конце. Мне будет проще умирать, если я буду знать, что между нами не осталось никакой злобы или недосказанности. С другой стороны, я понимаю, что не вправе требовать от тебя оправдания своему поступку, хотя я знаю, что у тебя доброе сердце, поэтому и пишу, надеясь получить снисхождение. Когда узнаю свой будущий адрес, то потом напишу ещё. Надеюсь, что успею. Имею в виду, если не сразу начнётся война, и я не погибну в первом бою. Веке принесет тебе это письмо, и не расскажет о нём больше никому. Я доверяю ему, он не такой трепло, как мы, остальные Кивиоя, как ни грустно это признавать. Если мы больше не увидимся, то я надеюсь, что ты сможешь оставаться жизнерадостной во время всей этой передряги. Если ты не захочешь отвечать на это письмо, то желаю всего хорошего и забудь о вчерашнем шофёре, который слишком сильно распускал свои руки. Через десять минут я отправляюсь в Хямеенлинна, где начнётся моя служба. Куда дальше мня пошлют, об этом мне неведомо, но надеюсь, что родина не бросит меня на произвол судьбы.
  Пока.'
  Слёзы потекли по щекам Карины. Когда они достигли уголков губ, она слизала их языком. Ей овладело какое-то смутное чувство вины и беспокойства, и, думая о возможной гибели Аулиса, она считала себя слегка виноватой.
  Ей пришлось подольше задержаться в сарае, чтобы привести свои мысли в порядок, но затем, в течение дня, она ещё несколько раз перечитывала это письмо, и каждый раз у неё становилось тревожно на душе. Вечером Элина заметила расстройство в глазах дочери и её подавленность, но не стала выяснять причины такого поведения.
  Через несколько дней в Коскела пришли проверять лошадей, и одну из них забрали в армию. Аксели пошёл лично отвести её к церкви. Он не спеша ехал на велосипеде, а лошадь шла рядом. В деревне был непривычно тихо после ухода многих мужчин, но ближе к центру поселка на дороге стали встречаться односельчане.
  Резервисты их прихода ещё не успели отправиться по местам дислокации, и многие тайком приходили в свои дома, чтобы успеть доделать различные дела. Сейчас стоял разгар лета, приходилось бросать все полевые работы, жена и дети оставались дома одни, и у многих отцов возникала забот о дальнейшем их благополучии. Некоторые ходили к господам просить дров, сена, или чего-то подобного, иные обращались к соседям, чтобы те подсобили родным, в случае чего.
  Аксели отвёл лошадь в конюшню Юллё, после чего сходил в магазин за покупками и поговорил с несколькими знакомыми резервистами. У всех было подавленное настроение при этих сборах, не такое как прежде. Не было той молчаливой и торжественной серьёзности среди уходящих на смерть, как во время Зимней войны, а лишь небольшая усталость и растерянность. Лишь только господа стали выпячиваться, как встарь. Аксели видел, как Раутаярви, остановил на улице какого-то мужика:
  - Эй, рядовой, приведите себя в порядок. Что вы вырядились, словно какое-то пугало.
  Мужик застегнулся и, ворча, отошёл в сторону, а Раутаярви продолжил свой путь по деревне.
  Господа словно освободились от того неловкого чувства, возникшего во время Зимней войны, когда надо было угодничать на равных общаться с простолюдинами. Теперь же ситуация была иной. Теперь за их спинами была поддержка великой Германии. Поговаривали о сборе немецких войск, и о возможном скором их наступлении, и были уверены, что и мы вскоре к ним присоединимся.
  Вдобавок, лето было такое красивое.
  По дороге домой Аксели встретил Сиуколу, которому даже не стал возражать, когда тот насмешливо произнёс:
  - Скоро, скоро они уже уйдут... Я наказал своему сыну убираться подальше в лес. Он не осмелился. Я сказал ему тогда, что в любом случае смерть настигнет тебя прежде, чем ты доберёшься до Урала.
  Аксели был немного подавленным. Это не было вызвано возникшей ситуацией, но общей депрессией после гибели сыновей. Память о потерях так сильно давила на него, что настроение было худе некуда. Осталась лишь тревога за Вилхо, и немного по поводу домашних забот, которые теперь несколько усложнились ибо помощи было ждать неоткуда, да и вторую лошадь у них забрали.
  Сдержанно и тихо через несколько дней по радио услышали новости о начавшемся немецком наступлении. Когда позже русские начали свои бомбардировки, и финны присоединились к немецкому наступлению, ни у кого это не вызвало заметного воодушевления. Элина лишь сидела около радио, обхватив голову руками, словно приготовившись в ожидании ответного удара.
  
  V
  За военными сводками, разумеется, следили, но жизнь это нисколько не облегчало. Работы в поле было очень много. Заготовка сена сильно задерживалась, и его еле успели убрать в сараи, прежде чем началась осенняя страда.
  Деревня жила тихой жизнью. Селяне работали и переживали за своих родных, воевавших на фронте. Осенью умер старый хозяин Кюля-Пентти, но это не вызвало особого внимания. Теперь похорон было гораздо больше, чем раньше. Пастор опять ходил по домам погибших, принося свои соболезнования, но он всё больше начал уставать от этого занятия и всё больше поручал это дело своим помощникам. В остальном он выглядел довольно бодрым и оживлённым. Встретив однажды Аксели около молочного помоста, он подошёл к нему обсудить военные новости:
  - Слышал, что они уже до Свири добрались... там теперь руководит этот военный гений, Лагус. Говорят, что сын Кивиоя где-то в его войсках.
  Это было правда. Аулис был в рядах 'шофёров Лагуса', о чём подробно односельчанам рассказывали Лаури и Викки, поскольку в новостях то и дело упоминали о продвижении войск под командованием Лагуса.
  Однажды пастор сказал:
  - Моего сына повысили до полковника!
  - Вот как.
  - Слышал, что за особенно успешное наступление.
  Потом пастор спросил, как дела у Вилхо, и Аксели рассказал ему, что его сын находится где-то в Восточной Карелии. Пастор наказал в следующем письме передать ему привет. Переду уходом он сказал Аксели с воодушевлением:
  - Так, так. Судя по всему, скоро наступит мир, похоже, недолго уже осталось.
  В деревне заметно жили под воздействием новостей с фронта. Организовывали различные мероприятия, все хоры и духовые оркестры были в полном цейтноте. Среди некоторых господ витали отдельные мысли о будущем планировании великой Финляндии, подумывали даже об измерении государственного устройства. Парламент, вероятно, можно было распустить, поскольку возникшее на фронте боевое братство сделает его более ненужным. Под влиянием полного единодушия в стране отпала бы необходимость в различных партиях , после чего исчезла бы демократия. Такие мысли витали ещё среди лапуасцев, но на них теперь нельзя было ссылаться и проводить какие бы то ни было взаимосвязи. Помимо этого необходимо было принимать во внимание иные факты, например речь Янне на празднике в честь боевого братства, где он коснулся этой темы, когда ему сообщили о идеях, бродящих в господских кругах. Господа тогда отлично поняли, кому были посвящены его слова, когда Янне обратил внимание, что, даже если в результате текущих событий родится новая Европа, то Финляндия всё равно останется демократической страной.
  С глазу на глаз люди говорили друг другу:
  - В нём еще остался дух старого партийца. Судя по всему, в глубине души он не разделяет новых надежд общества, ибо боится потерять своё влияние.
  Народ переживал великие времена. По-прежнему приходили новости о новых победах, и фронтовые сводки пополняли список занятых населённых пунктов. С другой стороны, успехи немцев в некоторой степени ослабли, но все считали это временным явлением. Рождалась Великая Финляндия, большая мечта нового поколения с времен получения независимости, осуществления которой все так долго ожидали.
  Но вскоре пришла осень, а затем и зима. Война всё никак не заканчивалась, а казалось, что она продлится и до конца зимы.
  Карине удалось тайком завязать переписку с Аулисом, поскольку она обычно сама ходила забирать почту. Все их письма были пропитаны дружеским тоном. В письмах Карины конечно, было больше чувственных ноток, и каждый раз она передавала приветы туда, в 'Карелию, страну рунопевцев'.
  Но однажды за почтой пошёл отец, и их тайна раскрылась. Карина попыталась сгладить обстановку и сказала:
  - Да это так, между делом переписываемся вот.
  - Как это, между делом?
  После этого отец ходил угрюмый несколько дней, так как не знал, как ему относиться к происходящему. В конце концов, он показал, что больше не сердится, и перестал вмешиваться в это дело.
  На рождество Аулис приехал в отпуск. Он объявил о своём прибытии в письме заранее, поэтому Карина уже поджидала его. В первый же день по приезду домой Аулис пришёл в Коскела, хотя, по мнению Карины, этого ему не следовало делать, поскольку она переживала за отношение к нему со стороны своей семьи. Аулис к тому времени стал уже младшим сержантом, и придя в гости, с прямой осанкой горделиво поздоровался со всеми домочадцами и пожал всем руки. Аксели с натугой спросил у него, как дела на войне, и Карина ощутила, что бравый вид Аулиса не приносил ему в этом никакой пользы, когда он рассказывал:
  - А вот тут какой-то чёрт внезапно вылез сзади, я хотел в него прицелиться, а он как даст очередь, не знаю, как в меня не попало.
  Они с Кариной договорились встретиться вечером на развилке около пасторского дома. Это было еще не точно, поскольку Карина не могла уйти из дома тайком, и ей пришлось спросить разрешения. Отец некоторое время сидел молча, но потом произнёс:
  - Ладно, можешь идти. Скажу только прямо, что на самом деле на твоём месте я пошёл бы куда угодно, только не на это свидание.
  Это его заявление создало гнетущую атмосферу в доме. Элина попыталась разрядить обстановку, чтобы Аксели больше не наговаривал на Аулиса, но тот сказал Элине после ухода дочери:
  - Лучше сразу бы прояснить обстановку, чтобы потом не пришлось об этом горько сожалеть.
  Аулис уже ждал Элину на развилке, и, завидя её, пошёл навстречу. Длительная переписка несколько сблизила их, и Карина обнялась с ним уже без какой-либо нерешительности.
  На обочине дороги была сложена поленница дров, из которой Аулис вытащил пару поленьев, чтобы им было удобнее сидеть. После первых объятий Карина немного засмущалась, но всё же разрешила себя поцеловать. Аулис спросил у неё, как Аксели отнёсся к её уходу на свидание, и дальнейший их разговор побудил его сделать девушке предложение, хотя он об этом и не помышлял перед сегодняшней встречей. Когда Карина рассказала Аулису, что отец требовал её всё рассказать ему об их отношениях, это его сильно обидело.
  - Меня опасаться ему совершенно незачем. А знаешь что, пойдем завтра, обвенчаемся?
  - Ты так не шути, отец будет вне себя от ярости.
  - А я и не шучу. Мне кажется, что я на самом деле крепко влип.
  - Что значит, 'влип'?
  - Ты что, не поняла, что я хочу попросить твоей руки?
  - Да неужто?
  -Ага.
  Карина поверила ему. Аулис принялся ласкать и целовать девушку, говоря при этом тихим голосом:
  - Какое необычное ощущение. У тебя всё такая мягкая одежда. Это, видимо, с непривычки после армейского шмотья.
  Карина весело засмеялась. Она немного удивилась, когда Аулис положил голову к ней на колени сказал:
  - Ты словно уютное гнёздышко.
  - Ну ты и дурачок.
  - Да точно, словно гнёздышко. В детстве, лёжа вечером в кровати, я представлял, будто лежу в гнезде, и сразу же засыпал. Вот это сейчас очень похожий момент.
  - Только сейчас, смотри, не усни.
  Карина сказала это нежным тоном, потрепала Аулиса по голове и почувствовала к нему нечто вроде материнской привязанности. В это время её 'птенец' поднялся и сказал:
  - Чёрт подери, война должна была длиться всего три недели. А теперь конца и края ей не видно. Если бы мы заранее знали, что так пойдёт, то может и не затеяли бы это дело.
  Он схватил Карину за плечи, и покачал её из стороны в сторону:
  - Послушай, дорогуша. Станешь моей женой - сможешь сидеть перед зеркалом хоть с утра до вечера.
  Потом он снизил голос и сжал её в своих объятьях:
  - Но сверху на тебе не должно быть ничего. Максимум - серебряные туфельки на ногах.
  Эта мысль сразу зародила в Аулисе желание овладеть Кариной, но она дала ему решительный отпор:
  - Нет, нет... Не в этом месте.
  В конце концов Аулис сдался лишь под тем предлогом, чтобы назначить более удобное время и место.
  Так они просидели на поленьях до поздней ночи, когда Карина вдруг поняла, что ей дома может попасть за столь долгую отлучку. Аулис проводил её почти до самого крыльца, и пообещал, что на следующий день придёт поговорить с Аксели, но чтобы и Карина сама тоже подготовила отца к этому разговору.
  На следующий день был рождественский сочельник. Утром Элина поинтересовалась у дочери, как долго её не было дома, и когда та ответила правду, Аксели спросил:
  - И что же вы там делали весь вечер?
  Карина набралась храбрости и честно рассказала обо всём. Отец молча посмотрел в окно и завёл свою волынку:
  - Смотри, как бы это твоё общение не вышло боком. Я хорошо знаю всё их семейство. Никого насильно оттаскивать не буду, но считаю своей обязанностью рассказать тебе всё прямо. Этот парень - совершенный хулиган, и лучше тебе поплакать немного сейчас, чем потом проклинать себя всю оставшуюся жизнь.
  Карина отшатнулась от него, закрыв лицо руками и с плачем села на стул.
  - Почему ты его во всём обвиняешь? Хороши мы будем, если начнём всех и каждого критиковать и презирать... Он всё же работящий... и на войну, вон, пошёл...
  - Сейчас в нашей стране на войну пошли все мужчины от двадцати до сорока лет. К тому же вопрос стоит не о солдате, а о твоём будущем женихе.
  Отец поднялся и тяжелыми шагами направился в кухню. Элина подошла к Карине, обняла её за плечи и спросила:
  - Ты точно уверена, что хочешь выйти за него замуж?
  - Ох, ох.... Точно, ага.
  - Тогда, конечно, отец уступит тебе, но он всё же за тебя переживает.
  - От чего же он тогда такой злой?
  - И вовсе никакой он не злой.
  Элина словно растаяла от слёз дочери и уже была готова согласиться с её желанием, хотя и сам в глубине переживала за её выбор. Позже между Элиной и Аксели произошёл долгий разговор, после чего отец тоже сдался. С доброжелательностью в голосе он сказал Карине:
  - Не стоит тебе хныкать. Я всего лишь говорю тебе, как всё обстоит на самом деле. Конечно, у тебя есть право выбора, коли ты уже взрослая и сама отвечаешь за свои решения и поступки. Да будет так.
  Этого было достаточно, чтобы поднять Карине настроение.
  Днём Элина еще раз попыталась приободрить мужа, сказав ему, что в любом случае, для Карины этот брак будет экономически выгоден, хотя, конечно, это было малозначительным фактором в этом случае.
  - Богатство не всегда в этом деле помогает.
  Аксели никогда не придавал значение богатству семейства Кивиоя, равно как и всем остальным людям, кого в народе считали 'богачами'. По его устоявшемуся мнению, только владелец большого участка земли был достоин этого звания.
  Когда под вечер Аулис зашёл к ним домой, Аксели вёл себя довольно сдержанно, пытаясь быть дружелюбным. После короткой речи Аулиса о его дальнейших планах, он поделился своими мыслями, не в состоянии скрыть лёгкую напряжённость в голосе:
  - Я не буду вам ничего указывать в этом деле. Поступайте, как считаете нужным. У меня только одна просьба, чтобы всё было оговорено заранее.
  Аулис был скромным парнем. Он сказал, что сделает им кольца из старых бабушкиных колец, поскольку новых сейчас было не достать. Постепенно атмосфера в доме разрядилась, и Аулис остался в Коскела на рождественский ужин. Ему казалось, что он должен рассказать свои планы на их дальнейшее будущее. После войны он намеревается вдохнуть новую жизнь в их семейную автомобильную фирму. Отец, конечно знает, что надо делать, но он уже немного староват для управления всем хозяйством. За столом он не переставал нахваливать Элинины кушанья, и, хотя Элина понимала, что парень просто подлизывается, ей это было всё равно приятно. Вечером она даже сказала Аксели:
  - А всё же в глубине души он довольно приятный и дружелюбный молодой человек.
  В Рождество Карина пошла с ответным визитом в Кивиоя. Лаури с женой приняли её благосклонно, поэтому там не возникло трудностей с дальнейшим общением. Когда старик Викки пришёл в деревню к Лаури и узнал о предстоящем событии, то страшно разволновался, и в возбуждении крепко обнял Карину:
  - Хорошая невеста нашему парню досталась, хорошая... Но и тебе тоже не хуже с ним будет.
  Уходя, он прошепнул Карине на ухо:
  - Он очень способный малый...со всех сторон... и в том плане тоже... Дай-ка еще разок на тебя погляжу....Вот жеж красавица!
  Остаток своего отпуска Аулис почти всё время провёл в Коскела. Алма была очень довольна прошедшей помолвкой Карины, и молодая пара проводила долгое время в новой части избы в обществе Алмы, чья скромная старушечья улыбка словно подчёркивала их счастливое пребывание в их доме. Бабушка говорила, смотря на их влюблённые лица:
  - Вот это хорошее дело вы затеяли... Война рано или поздно закончится, но жизнь пойдет своим чередом. Надо, надо влюбляться, жениться, заводить детей... Пусть большие люди занимаются управлением странами... Нам, обычным людям следует всего лишь удержаться на плаву, своими привычными способами... Смотрите-ка, вы прямо оба светитесь от счастья!
  В новый год справили нечто похожее на свадьбу, и семейство Кивиоя пришло в гости в Коскела, наполнив тихую избу шумом и табачным дымом. Викки и Лаури затеяли небольшой спор о всём подряд: о военном положении, ценах на водку, и наконец о том, кто из них двоих умнее.
  Вечером, однако, они все ушли, кроме Аулиса.
  Аксели ничего про это не сказал. Когда утром Карина проводила Аулиса до деревни и вернулась подавленной и заплаканной, отец вздохнул, как будто изгоняя из себя какие-то последние противоречия:
  - Ну что же, будем жить теперь так.
  
  VI
  Прошедшая женитьба для Аксели никак не повлияла на его отношения с семейством Кивиоя. Скорее даже наоборот, она усилила его разбередившую душевную рану, что его семья рушится, а вместе с ней и смысл его жизни. После гибели сыновей он чаще стал размышлять и о своей смерти. Тогда он начал испытывать страх перед полной неопределённостью в своей жизни.
  Для чего это все эти усилия? Рано или поздно придёт новость о Вилхо. Дочь уже ушла из его жизни. Остается пока один Юхани, самый младший сын, и в последнее время Аксели сблизился с ним, как никогда ранее. В самые худшие моменты раздумий, Аксели полагал, что рано или поздно он останется совсем один.
  В эти времена он стал больше интересоваться религией, он даже часто хотел завести об этом разговор с Элиной, но каждый раз у него не хватало решимости.
  В минуты одиночества он нередко задавался вопросами:
  - Для чего это всё делается, если в конце концов ничего не остаётся? Для чего нужна вся Коскела... начиная с первого отцовского удара мотыгой? Стоило ли на самом деле всю жизнь потеть ради этого? Теперь кажется, что можно было обойтись и малым... Всё равно будущее кажется совершенно пустым...
  В эти минуты на этого мужчину, возрастом уже далеко за пятьдесят, накатывало невыносимое уныние, ибо он понимал, что всю свою жизнь и энергию потратил на то, что теперь фактически пало прахом.
  Больше всего его ободряли периоды, когда Вилхо приезжал домой в отпуск. Он уже дослужился до лейтенанта. Во время первого отпуска он привёз домой награду - Крест Свободы, которую разместили на комоде среди других семейных реликвий, а следующим летом - ещё одну.
  Самым важным для Аксели был, несомненно, само прибытие сына, его уверенная возмужалость, которая, казалось, росла с каждым приездом. Когда они разговаривали о войне и международном положении, отец всё время выслушивал мнение сына, проявляя уважительную сдержанность и не пытаясь навязать свою точку зрения. В из разговоре Вилхо первым намекнул о возможности поражения в войне, и это было еще до Сталинграда, в конце лета 1942 года, когда господа из деревни ещё вовсю собирали учебники для детей из Восточной Карелии. Это своё предположение Вилхо высказал отцу однажды вечером, когда они с ним наводили порядок в хлеву, и добавил:
  - И я думаю уволиться из армии сразу по окончании войны...Но кто его знает, как и когда она закончится, и где я тогда окажусь.
  - Так вроде немцы всё ещё неплохо продвигаются?
  - Ну и что с того? Тысяча километров ни на что не повлияет, когда нужно пройти сорок тысяч. Совершить полный оборот вокруг Земли, так сказать.
  - И что же, у них получится?
  - По этому поводу я вряд ли скажу что-то дельное.
  Юноша больше не хотел разговаривать на эту тему. В принципе, он никогда не жаловался и не горячился, но по его тяжёлому и задумчивому взгляду было понятно, что всё это ему уже порядком надоело. Когда позже отец ещё раз затронул эту тему, Вилхо ответил ему:
  - Я лично никак не могу повлиять на эту ситуацию, поэтому не стоит переживать. В любом случае, воевать придётся вплоть до самого перемирия.
  В отпуске сын в основном проводил своё время дома. Иногда вечерами он уходил на прогулку, никому не говоря, куда и с кем, но, даже если он возвращался под утро, то никто не задавал ему лишних вопросов.
  После его отъездов на фронт всегда наступало какое-то тягостное ощущение. Уже тем же вечером Элина садилась писать ему длинное письмо, в котором пыталась выразить те мысли, которые не решалась сказать ему лично. Да и отец после очередных проводов сына ещё несколько дней ходил печальным, пока рутина домашних забот не выправляла его настроение.
  Аулис тоже почти всё свое пребывание в отпуске проводил в Коскела, но он также частенько ходил на прогулки с Кариной по деревне. Вдвоём они заходили в гости к родственникам и знакомым, демонстрируя то обретённое счастье, которое из-за постоянных вынужденных разлук становилось более сильным и пылким. За годы войны Аулис так возмужал, что даже Аксели как-то отозвался о нём одобрительно в разговоре с Элиной. Во время отпуска Аулис постоянно привозил в Коскела кофе и другие продукты, которых в то время им очень не доставало. Как-то раз он привёз Карине пару ботинок и отрез ткани, которую и в мирное время было непросто раздобыть. Иногда в Коскела заезжал и Лаури, привозя новоиспечённым родственникам разные гостинцы.
  У Кивиоя было всегда всего в достатке. Дела по автомобильной части, однако, были в запустении, поскольку лучший из автобусов у них забрали в армию, а молоковозка и грузовой автобус теперь ходили на древесном газу, из-за которого Лаури был вечно в саже и копоти. Тем не менее, они делали бизнес буквально на всём. Когда у соседей чего-либо не хватало, Лаури добывал для них то сена, то в иной раз и зерна, хотя никто не знал, какими путями он это всё достаёт. Однажды они всё же попались с партией резиновых сапог. Это было незначительное дело, и для них всё окончилось благополучно, поскольку в полиции решили, что они не сделали ничего противозаконного. Охотились за комарами, но упустили из виду быка. Когда Аксели узнал об этом деле от Аулиса, то сильно удивился:
  - Невероятно. Просто невероятно. Если кто-то, пусть даже более умный, хотел бы втихаря отвезти грузовик муки в Тампере, так его стразу остановят и устроят полную проверку, а эти из любой ситуации выкрутятся. Как говорится, дуракам везёт.
  У самого Аксели были иногда проблемы с пополнением запасов, и тогда он в ярости говорил Элине, пойдёт и расскажет о махинациях Лаури, но на деле он так никуда и не пошёл. Да и сам-то он был не безгрешен на самом деле. Иногда в Коскела захаживал с рюкзаком Элиас, и обменивал разные вещи на масло или свинину. Он по-прежнему бродил по деревне туда-сюда, заходя иногда и к Леппяненам, но реже, чем раньше. Сидя на крыльце Коскела, он любил поразглагольствовать, особенно, когда был навеселе:
  - А вот они в Италии отстранили Муссолини от власти, а наш, 'Муссолини' из Пентинкулма, жиреет день ото дня. Этот парень возит машинами то, что у меня в одной сумке помещается.
  Когда Элиас однажды встретил Раутаярви, приехавшего домой на побывку, то хитро спросил у него:
  - Господин лейтенант всё ещё стоит на страже на берегу того канала? Известно, наконец, когда вы двинетесь дальше, на небеса? Я имею в виду в дебри Архангельска.
  Раутаярви не собирался ругаться с Элиасом. Сейчас происходило столько всего вокруг, и к тому же Элиас говорил с ним таким почтительным голосом, что на него нельзя было так просто взять, и накричать.
  Казалось, что поражения стран Оси не снизили боевого настроя Раутаярви. Он по своему желанию получил место дислокации в Восточной Карелии, в то время как основной контингент резервистов из Пентинкулма находился на Перешейке. Каждый раз, когда Раутаярви приезжал домой в отпуск, то на всех церковных мероприятиях он рассказывал о делах в Восточной Карелии и о шагах по постепенному её присоединению к нашему государству.
  А война всё продолжалась.
  Солдаты, приезжающие в отпуск, привозили с собой различные фронтовые поделки - кольца, деревянные чашки и красиво выгравированные рамки для фотографий. У военных также всегда можно было запастись табаком, которого в деревне всегда не доставало, и любой хозяин сменял бы его на самую лучшую еду, которую можно было найти в его доме. Молодые 'отпускники' на следующий же день после прибытия домой направлялись в Тампере, и под вечер возвращались назад с рюкзаками, набитыми бутылками с деревянными пробками. Вообще, долгое отсутствие двадцатилетних парней вдали от родного дома сказывалось на том, что вечерами они думали, к кому бы наведаться в гости, теперь, когда очень сложно было сделать выбор благодаря большому количеству вариантов.
  Спустя пару недель они возвращались на фронт длинными, неспешными составами, из окон которых на железнодорожную насыпь летели пустые бутылки, а люди, провожающие их на станциях, слышали доносившееся до них пение:
  Жизнь человека со всеми его проблемами -
  Это всего лишь на время.
  Наслаждение своей молодостью -
  Это всего лишь на время.
  Вдовы в чёрных нарядах ездили в Тампере за маслом и свининой, размещая на стенах домов очередное обращение Маршала, посвящённого финским матерям.
  В общем и целом, всё шло своим чередом - играли духовые оркестры, пели хоры, господа держали важные речи, а Маршал всем руководил.
  А потом наступило девятое июня 1944 года.
  В Пентинкулма в этот день было ничего необычного. В Коскела сажали картофель, и только под вечер в новостях узнали о начавшемся наступлении русских. Их вроде как сразу отбили, но на следующий день всё снова повторилось.
  В деревне много обсуждали эти известия, но никто в действительности не знал, что на самом деле произошло в тот день.
  Кроме официальных данных, стали распространяться бог знает какие слухи! Якобы по всей линии фронта из-за артиллерийского огня и непрерывных бомбардировок поднялась пыль столбом аж на восемьдесят метров, а целые полки были уничтожены всего лишь за один день.
  Тем не менее, многие надеялись, что это поправимо. Лаури Кивиоя заявил, стоя во дворе магазина:
  - Слыхал, сам Лагус отправился на передовую. Он-то должен навести там порядок.
  Вскоре на службу призвали старшие возраста. На братских могилах стало появляться много свежих захоронений, и старый пастор всё чаще стал обращаться к своим помощникам.
  Полиция приходила к Сиукола в поисках Аарне, который сбежал с фронта. Дома его не было, и никто не знал, где он находится. Тем не менее деревенские щюцкоровцы получили задание следить, не объявится ли парень, и Арво Тоюрю провёл много ночей в засаде около дома Сиукола. А парень всё никак не приходил, слежку прекратили, как вдруг стало известно, что Аарне всё же где-то поймали и сразу расстреляли.
  Сиуколу задержали, и, узнав о судьбе сына, тот, с плачем и скрежетом на зубах, сказал:
  - Вот жеж чёртовы фашисты! Они еще стократно отплатят за моего мальчика! У деревенских жителей были свои заботы, и они не придали особого внимания происшедшему. В молчаливом ожидании надвигающейся бури они занимались полевыми работами, скорбели и хоронили павших родственников.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"