Бойко-Рыбникова Клавдия Алексеевна : другие произведения.

От характера никуда не деться (часть 3)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заключительная часть цикла.

   Мария Николаевна возвращалась домой, в Россию, возвращалась одна. Тоска по родным местам, мучившая ее все эти годы проживания на чужбине, отступила, а на смену ей пришла грусть расставания с дорогими сердцу людьми. С сыновьями Сергеем и Андрейкой она рассчитывала вскоре увидеться, а вот с Алексеем Викентьевичем и Николаем Петровичем она, похоже, рассталась навсегда. Жизнь в Париже не оставила особого следа в ее душе, поскольку Парижа она практически не видела и не знала, находясь безвылазно за стенами и высоким забором российской дипмиссии. Нередко за ней заезжал на роскошном лимузине Николай Петрович с приглашением провести вместе выходной на Елисейских полях или в Булонском лесу, но Сергей неизменно находил причины, чтобы не отпустить мать. Только несколько раз она побывала в гостях у Николая Петровича в особняке вместе с Алексеем Викентьевичем и Андрейкой, когда Сергей по делам уезжал в Москву. Особняк поразил ее необычайной роскошью и обилием хорошо вышколенной прислуги. Она чувствовала себя скованно среди его заносчивых и расфуфыренных невесток, не знала, о чем с ними говорить и как себя держать. За последние годы она отвыкла от хороших манер и пустопорожних разговоров. Николай Петрович видел ее скованность и старался увести ее в сад или оранжерею, или небольшую картинную галерею. Она чувствовала, что нравится ему, как женщина, и это обстоятельство мирило ее с необходимостью проявлять заинтересованность к пустой светской болтовне его невесток. Алексей Викентьевич замечал проявляемое Николаем Петровичем расположение к ней, тихо бесился, и старался вызвать у нее ревность, уделяя нарочито повышенное внимание присутствующим дамам. В таких случаях он садился за рояль и играл что-нибудь сентиментальное. Дамы моментально окружали его, а Мария Николаевна равнодушно уходила с Николаем Петровичем, ничем не показывая своего раздражения или возмущения. Тем самым она приводила Алексея Викентьевича в еще большее бешенство. Но, чем больше он внутренне бесился, тем веселее казался окружающим.
   Андрейке нравилось бывать у Николая Петровича. Он с огромным интересом рассматривал книги в красивых кожаных переплетах с золотым тиснением, стройными рядами стоявшие в многочисленных шкафах огромной домашней библиотеки. Выбрав одну из них, он усаживался в мягкое глубокое кресло и переносился в мир вымысла. Николай Петрович давал ему книги и с собой с условием непременно вернуть сразу, как только прочитает. Он незаметно и ненавязчиво руководил Андрейкой в выборе книг. Он настоял на том, чтобы Андрейка обучался французскому языку и для этого нанял ему учительницу француженку. Андрейка довольно часто бывал у Николая Петровича и сумел подружиться со всеми членами его многочисленного семейства. Он заметно возмужал, вырос, раздался в плечах и превратился в очаровательного молодого человека. Сергей заботился об его образовании и за те несколько лет, что Андрейка прожил в Париже, он сумел экстерном закончить школу и начать изучать технические предметы. Ему нравилось производить расчеты, проектировать механизмы, а еще больше нравилось воплощать в жизнь задуманное, заставляя мертвые машины оживать. Каждую свободную минуту он проводил в мастерских Николая Петровича, где находилось несколько дорогостоящих автомобилей. Устройство их он изучил досконально, так что с закрытыми глазами мог определить, что за деталь у него в руках и как она действует. Особых хлопот Андрейка Марии Николаевне не доставлял, тем более что рядом с ним всегда был либо его отец, либо старший брат. С отцом он сошелся довольно близко, и она иногда ревниво отмечала, что сын находит больше общих тем с Алексеем Викентьевичем, чем с ней. Вслух она своего недовольства этим обстоятельством не высказывала.
   За пределами дипмиссии Мария Николаевна подружилась с хозяйкой соседнего кафе, куда она частенько заходила за свежими булочками или пирожными. Клотильда, или, как она просила себя называть, Кло, была очаровательной брюнеткой, приветливой и улыбчивой. Она неплохо говорила по-русски. Ее последний муж был русским эмигрантом, и от него она научилась понимать и говорить на незнакомом языке, мило коверкая слова. Муж Кло умер от сердечного приступа два года назад. Горевала она недолго, поскольку привыкла не усложнять свою жизнь излишними переживаниями. Сейчас она была озабочена поисками нового мужа и непременно русского. "Французы-мужчины слишком расчетливы", - говорила она. - "Они не умеют так ценить женщину и заботиться о ней, как русские мужчины". Ей очень нравился Алексей Викентьевич, и она не раз высказывала Марии Николаевне просьбу сосватать их. Та только отшучивалась, что не годится на роль свахи.
  - Вы же его не любите, я вижу! - горячилась Кло.
  - Просто мы, русские женщины, не можем так открыто выражать свои чувства, у нас это не принято.
  - Мари, вам больше подходит тот серьезный господин, что приезжает за вами в лимузине. Он к вам явно не равнодушен. Уж я-то в этом разбираюсь.
  Такие разговоры происходили довольно часто, и они забавляли Марию Николаевну. До поры, до времени она не придавала им значения. В один день все переменилось.
   Как-то вечером Сергей пришел вечером в комнату матери с сияющим лицом. В руке он держал письмо:
  - Мама, угадай, от кого письмо? Ну же!
  - Не знаю, сынок, не томи! Раз ты так улыбаешься, значит, вести хорошие?
  - Не просто хорошие, а замечательные! Это письмо от Володи. Он нашелся! Он в Москве, преподает в одном из столичных институтов, женился, и у него растет очаровательная дочка.
   Мария Николаевна взяла письмо и прижала его к губам. Средний сын, которого она считала безвозвратно потерянным, нашелся. Боже, какое счастье! Она читала и перечитывала письмо, словно надеялась вычитать что-то такое, что пропустила при предыдущем чтении. Ликование наполнило ее душу: сын жив, зовет ее и ждет.
  - Сережа, теперь, когда отыскался Володя, я могу вернуться в Россию. Здесь мне все чужое. А там у меня растет маленькая внучка. Потом, я столько лет не видела Володю. Вы все время со мной, а он вдали от нас, совсем один. Я просто обязана поехать к нему!
  - Мама, давай не будем горячиться! Я понимаю твои чувства, я тоже очень хотел бы увидеться с Володей. Ведь мы росли вместе и были очень дружны. После тебя он для меня - самый близкий человек. Андрейка тоже мне очень дорог, но у нас с ним большая разница в годах, - добавил он, заметив промелькнувшее в ее глазах беспокойство. - Я постараюсь что-нибудь придумать. Но только, извини, я не смогу ничего сделать для Алексея Викентьевича. Ему нельзя возвращаться в Россию, его сразу поставят к стенке. И никого не будет интересовать, что он за человек на самом деле. Поэтому, решая вопрос об отъезде в Россию, ты должна решить, как быть с Алексеем Викентьевичем.
   Всю ночь она проворочалась в постели, не смыкая глаз. Слова Сергея запали ей в душу. Он прав, нужно что-то решать. Алексей ей дорог, очень дорог, но она не может ставить под угрозу его жизнь. Но и жить с сыном в столь длительной разлуке она больше не может. Она решила поговорить с Алексеем начистоту и убедить его в необходимости расстаться. Утром она позвонила Николаю Петровичу и попросила его встретиться с ней в кафе у Клотильды. Николай Петрович явился по первому ее зову. Они сели в укромном уголке кафе. Кло сама принесла им кофе и пирожные, и при этом бросила выразительный взгляд на Марию Николаевну. Наверно, тогда у Марии Николаевне впервые мелькнула мысль, пока неясная, как ей расстаться безболезненно с Алексеем. Мелькнула и пропала, не приобретя четких очертаний. Николай Петрович внимательно прочитал письмо и вопросительно посмотрел на Марию Николаевну:
  - Что вы решили делать?
  - Пока ничего не решила. Хочу посоветоваться с вами, как с испытанным и надежным другом. Мне очень хочется поехать к сыну, но смущает несколько обстоятельств. Я понимаю, что, уехав домой, сюда я больше не возвращусь. Андрейка учится, и мне не хотелось его срывать с учебы. Кто знает, что ждет его дома. И, конечно, не буду от вас скрывать, меня беспокоит, как к идее моего отъезда отнесется Алексей Викентьевич.
  - А мое отношение к этой идее вас не беспокоит? - неожиданно глухим голосом спросил он.
  Она удивленно на него посмотрела, но он не отвел своего взгляда и не смутился.
  - Мария Николаевна, я в таком возрасте, когда терять друзей очень тяжело, а вы для меня - больше, чем друг. Я сам не знаю, как это вышло, но я полюбил вас со всей страстью стареющего сердца. Раньше я об этом только в романах читал, а теперь сам поражен этой болезнью.
  - Вы правильно сказали - болезнью. Болезнь излечится, как только я уеду. Не усложняйте хотя бы вы мое положение. Я очень хорошо к вам отношусь, очень дорожу вашим добрым расположением, но вы знаете, что я не свободна. Много лет меня связывают отношения с Алексеем, у нас общий сын...
  - Я все знаю, - перебил он ее. - Не лишайте меня последней надежды думать, что я вам тоже не безразличен, что в другое время и при иных обстоятельствах вы могли бы тоже полюбить меня. Если вы уедете, я зачахну от тоски.
  На глазах его появились слезы. Он суетливо полез в карман за платком, а она, охваченная чувством сострадания к его искреннему горю, взяла его за руку и сказала:
  - Николай Петрович, милый вы мой человек, простите меня, что доставляю вам огорчения! Меньше всего на свете я хотела бы ранить вас, вы столько сделали и для меня, и делаете для Андрейки.
  Он усилием воли взял себя в руки и после продолжительной паузы сказал:
  - Мария Николаевна, мне недолго осталось гостить на этой земле. Сыновья мои канули в неизвестность, и у меня нет надежды когда-либо их встретить. Невестки мои, сами видели, ни о чем, кроме дамских пустяков, думать не могут. Ваш сын Андрей стал для меня утешением, и я, грешный, мечтал, что мы, соединившись с вами, вырастим его достойным человеком. И я со спокойной душой передам ему ведение всех своих дел. А теперь рушатся все мои надежды. Не забирайте у меня хотя бы вашего сына!
  - Андрейка со мной не поедет, пока не закончит учебу. Так решил Сергей, и я вынуждена с ним согласиться. Сережу тревожит обстановка в России. Он об этом не говорит, но я это чувствую.
  - Он не напрасно тревожится. Я не буду вас пугать, дорогая Мария Николаевна, но в наших кругах говорят о многочисленных арестах. Молох пожирает породивших его.
  - Надеюсь, что меня это не коснется. Я слишком мелкая сошка, женщина-домохозяйка.
  - Дай-то Бог! А когда вы скажете Алексею Викентьевичу о вашем намерении уехать?
  - Не знаю. Честно говоря, даже не представляю, как сказать ему об этом. Я боюсь, что он захочет ехать со мной, а в России его ждет смерть. Я надеюсь, что вы поможете мне убедить его остаться в Париже.
  Они проговорили больше часа и простились. Николай Петрович уговорил Марию Николаевну взять на память часы-медальон из золота с двойной крышкой. Когда внешняя крышка откидывалась, глазам открывалась красота драгоценных камней, украшавших корпус часов. Мария Николаевна долго отнекивалась, но Николай Петрович был настойчив, и она вынуждена была принять этот драгоценный дар.
   Придя домой, Мария Николаевна села в кресло и задумалась. Ускользнувшая, было, от нее в кафе мысль, словно молния, мелькнула у нее в мозгу и стала обретать очертания плана действий. Она решила использовать интерес Клотильды к Алексею, чтобы удержать его от поездки в Россию. Она решительно вернулась обратно в кафе и попросила Клотильду выслушать ее предложение. Женщины долго обсуждали идею Марии Николаевны, распределили роли и договорились на другой же день приступить к исполнению задуманного. Мария Николаевна вечером пришла к Сергею и долго убеждала его помочь им с Клотильдой. Сергей нашел затею женщин невыполнимой, но обещал не мешать им.
   Мария Николаевна грустно улыбнулась, вспомнив, как своими руками отдала Клотильде Алексея. Идея была проста: Мария Николаевна объявила себя смертельно больной и улеглась в кровать "умирать". Клотильду пригласили, якобы, ухаживать за ней. Николай Петрович, прослышав о болезни Марии Николаевны, прислал своего домашнего врача. Последний с умным видом вертел мнимую больную из стороны в сторону, прослушивал ее, выстукивал и беспомощно разводил руками. Он нашел Марию Николаевну абсолютно здоровой и никак не мог понять, отчего у нее такая "слабость" и намерение умереть.
  - Хорошее питание и свежий воздух - вот все, что вам нужно, - заключил он.
  Алексей сильно встревожился и решил созвать консилиум врачей, но тут в дело вмешался Сергей:
  - У нас есть свой врач, а французским специалистам я не доверяю. Он придет сегодня вечером и осмотрит больную.
  Посвященный в затею женщин врач отозвал Алексея и, печально покачивая головой, сказал, что больная больше месяца - двух не протянет. В этом состоянии ей нельзя ни в чем перечить и со всеми ее желаниями нужно считаться и исполнять их. Бедный Алексей совершенно пал духом. Все свободное время он проводил у постели Марии Николаевны. А она, глядя на него скорбными глазами, тихо шелестела:
  - Алешенька, я знаю, что мне недолго осталось. Я очень тревожусь за тебя. Ты останешься совсем один. Я умерла бы спокойной, если бы нашлась добрая женщина, которая любила тебя и ухаживала за тобой.
  - О чем ты говоришь, Маша! Мне никто, кроме тебя, не нужен. Ты поправишься, вот увидишь!
  - Нет, милый, нужно смотреть правде в глаза. Я чувствую, что скоро покину вас. Силы оставляют меня, и я слабею день ото дня.
  Она притворно закрывала глаза и тяжело дышала. Алексей заливался слезами. Входила пышущая красотой и здоровьем Клотильда в облегающей ее стройную фигуру одежде и склонялась над больной таким образом, чтобы Алексей мог обозревать ее прелести. Мария Николаевна из-под неплотно прикрытых век следила за выражением лица Алексея, но он был так погружен в свое отчаяние, что не замечал ухищрений Клотильды. Тогда Мария Николаевна решила ускорить событие. Сделав вид, что она бредит, она стала звать Алексея протяжным голосом. Он склонился над ней рядом с Клотильдой, а та незаметно прижалась к нему округлым плечом и тугим бедром, но он никак не среагировал на ее хитрость. Тогда Мария Николаевна открыла глаза, взяла за руки Клотильду и Алексея и, соединив их руки, зашептала:
  - Клотильда милая, обещай мне не бросать Алексея Викентьевича, когда я уйду в иной мир! Алеша, обещай мне, что женишься на Клотильде, и тогда я умру спокойной. Я хочу знать, что ты не останешься один, когда меня не станет.
  И Клотильда, и Алексей залились слезами, а она, изобразив обессиленность, снова закрыла глаза. Клотильда, рыдая, припала к плечу Алексея, а он, утешая, гладил ее по спине. Продолжая плакать, Клотильда все теснее прижималась к Алексею, а потом обвила его шею руками и страстно поцеловала в губы долгим поцелуем. Он от неожиданности опешил, а потом довольно резко отстранил от себя. Женщина изобразила смущение, закрыв лицо руками, и залепетала:
  - Простите, простите, я не хотела! Мне очень больно и горько, я так нуждаюсь в поддержке и утешении! Уходит из жизни моя лучшая подруга. Врач сказал, что мы должны выполнять любую прихоть Марии Николаевны, ни в чем ей не перечить. Огорчение может ускорить ее конец.
  Мария Николаевна снова открыла глаза и слабым голосом позвала их:
  - Где вы, мои дорогие?
  - Мы здесь! - в один голос откликнулись Алексей и Клотильда.
  - Вы должны пожениться до моей смерти. Я хочу, чтобы это произошло как можно скорее!
  - Маша, ты бредишь! Я не могу и не хочу жениться на Клотильде! Мне никто не нужен, кроме тебя.
  Мария Николаевна застонала и сделала вид, что задыхается.
  - Вот видите, что вы натворили! - горячо зашептала Клотильда. - Вы забыли о предупреждении врача? Ей нельзя перечить!
  - Но я не могу на вас жениться!
  - А убить ее своим отказом вы можете?
  Алексей потрясенно молчал. В комнату заглянул Сергей:
  - Как мама?
  - Ей стало плохо после отказа Алексея Викентьевича жениться на мне.
  - Жениться? - изумился Сергей.
  - Да, она настаивает на этом. Хочет, чтобы Алексей Викентьевич не остался один. Врач сказал, что ей ни в чем нельзя отказывать. Ситуация становится критической.
  Алексей умоляюще посмотрел на Сергея:
  - Сережа, это бредовая идея. Я люблю твою маму и не могу жениться на другой женщине.
  Сергей беспомощно развел руками:
  - А как же быть с указанием врача? Боюсь, что у вас нет выхода. Нужно, чтобы мама умерла спокойной и счастливой, а она будет счастлива в том случае, если устроит вашу судьбу.
  Через несколько дней Алексей и Клотильда поженились, а "больная" резко пошла на поправку. За это время Сергей оформил все необходимые для отъезда бумаги, купил только один билет до Москвы, для матери. Мария Николаевна решила уехать, не попрощавшись со своими друзьями, но в последний момент передумала и позвонила Николаю Петровичу. Тот непременно захотел дать в ее честь прощальный ужин, на который пригласил и Алексея Викентьевича с Клотильдой. Марии Николаевне нелегко далась эта последняя встреча с Алексеем. Целый вечер она избегала возможности остаться с ним наедине, а он ходил за ней неотступно, порываясь объясниться. Клотильда не препятствовала ему. Она была довольна, что заполучила Алексея в мужья и свято верила, что сумеет сделать его счастливым. Когда Мария Николаевна стала прощаться с гостями, Алексей решительно подошел к ней:
  - Маша, нам нужно поговорить!
  - Простите, Алексей Викентьевич, меня за то, что осталась жива, - начала она свое наступление, припомнив, что нападение - лучший способ защиты, - но вы теперь женатый человек, и мне, кажется, не совсем удобным вести с вами какие-либо переговоры. Я уезжаю со спокойной душой, что вы не одиноки, что рядом с вами находится любящая вас женщина, добрая и порядочная. Кстати, она смотрит на нас, и ей совсем не нравится наше общение.
  - Ах, какое мне дело до того, что ей нравится, а что нет? Выслушай меня, Маша, умоляю! Моя женитьба ничего не значит. Я это сделал ради твоего выздоровления. Я счастлив, что ты поправилась. Ради тебя я и не такое мог сделать. Наверно, Клотильда - хорошая женщина, но я не буду ее мужем.
  - Не глупи, Алеша! Мы расстаемся навсегда, и я хочу быть уверена, что ты не одинок. Клотильда не даст тебе пропасть, опуститься. Она любит тебя, и только ей я могла уступить тебя. Береги сына! Ты для него остаешься и за мать, и за отца. Я напишу тебе из России. Прощай!
  - Зачем ты едешь? Что тебя там ждет?
  - Меня ждет сын Володя. Я мать и должна быть рядом с детьми. Сережа и Андрейка приедут позднее. Я мечтала собрать всю семью вместе. Сегодня я делаю первый шаг к осуществлению своей мечты. Поверь, я была бы рада, если бы ты поехал с нами, но для тебя возвращение в Россию равносильно гибели. Я не могла поступить иначе, пойми это! Будь счастлив, Алеша!
  Он обнял ее, и она не сопротивлялась. Он целовал ее глаза, щеки, губы, и она чувствовала, что слабеет, что еще мгновение, и она отменит свое решение об отъезде. Она поняла, что он ей бесконечно дорог, но еще дороже ей сыновья и материнский долг. Чтобы не разрыдаться, она резко отстранилась от него и пошла к выходу. Николай Петрович ждал ее и, когда она приблизилась к нему, взял ее под руку и проводил до лимузина. В машине, когда она осталась одна, она дала волю слезам. Шофер не докучал ей разговорами, и она была ему за это благодарна.
   Перед самым отъездом к ней забежала Клотильда и рассыпалась в благодарностях. Она щебетала о том, как она счастлива, а душа Марии Николаевны изнывала в тоске. Ей было невыносимо слушать признания счастливой соперницы. "Как все же немилосердна к нам с Алексеем судьба! Но пусть хотя бы он будет счастлив!" - подумалось ей. Она тепло простилась с Клотильдой. На вокзал ее провожали сыновья и Николай Петрович. Алексей ее проводить не пришел, а она до последнего момента ждала его. И вот она едет домой, в Россию. Что ж, вот и еще один период ее жизни закончился. Что ждет ее впереди?
   Когда поезд пересек границу с Россией, и в вагон вошли русские пограничники, она поверила, что наконец-то вернулась домой. Ее охватило необычайное волнение, комок подкатил к горлу, и она еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. Пограничник подозрительно посмотрел на нее, а она в ответ улыбнулась ему. Она готова была расцеловать его веснушчатое лицо, таким родным и близким он показался ей. "Я дома, дома!" - все в ней пело от счастья оказаться вновь среди своих, на своей земле. Только тот может понять охватившие ее чувства, кто надолго был оторван от своих корней. Здесь, на родной земле она готова была претерпеть любые неудобства и лишения, лишь бы вдыхать воздух родины, слышать родную речь.
  - Предъявите ваши вещи для досмотра! - обратился к ней тот самый веснушчатый пограничник строгим голосом. Мария Николаевна открыла свои чемоданы, и он бесцеремонно стал рыться в ее вещах.
  - Везете что-нибудь запретное?
  - Нет, нет, ничего, - приветливо ответила она, всем своим видом демонстрируя ему свое расположение и готовность помочь.
  Но пограничник был строг и деловит:
  - Откройте вашу сумочку!
  Она с готовностью открыла сумочку и высыпала ее содержимое на стол. Пограничник протянул руку и взял из кучи выложенных на стол вещей часы-медальон, подарок Николая Петровича:
  - Откуда у вас это? Занятная вещица!
  Он нажал на кнопку, и верхняя крышка откинулась. Глазам пограничника предстали украшения из дорогих камней, которые нестерпимо сияли в лучах утреннего солнца, вливавшегося через вагонное окно.
  - Так, так! И где вы взяли эту вещь?
  - Это подарок друга, - спокойно отвечала Мария Николаевна.
  - Богатый у вас друг, - протянул пограничник. - С буржуями знаетесь? Пройдемте для выяснения.
  - Куда пройдемте, зачем? Разве возбраняется принимать подарки от друзей?
  - От друзей не возбраняется, а от буржуев принимать подарки - преступление. Сегодня вы берете от них подарки, а завтра будете вредить нашему строю.
  - Что вы такое говорите? Я еду к сыну в Москву. Мой сын преподает в институте, а второй сын работает в дипмиссии в Париже, Они - порядочные люди, преданные своей стране.
  - В дипмиссии, говорите? Случайно он не продался буржуям в Париже? Я прошу вас пройти со мной, нужно разобраться, - пограничник недобро смотрел на Марию Николаевну. Он упивался своей властью, его возбуждал промелькнувший на мгновение в ее глазах страх. В купе заглянул офицер, видимо, старший при досмотре.
  - Гальянов, что тут у тебя?
  - Да вот, у дамочки интересная вещица обнаружилась. Говорит, подарок друга. Но наши люди такие подарки дарить не могут.
  Офицер взял в руки медальон. Блеск камней заворожил его. Он поворачивал вещь и так, и эдак и не мог оторвать взгляда от переливчатой игры самоцветов. Мария Николаевна неожиданно решилась:
  - Если эта вещь смущает вас, и вы находите, что я поступила неправильно, приняв такой подарок, заберите ее. Я считала и считаю, что это обычная безделушка, какие дарят друзьям при расставании. Просто очень искусно отшлифовано цветное стекло. Заберите себе на память, если вам эта вещь понравилась.
  - Так это стекло?
  - А вы что подумали? И корпус позолоченный, а не золотой.
  Офицер еще раз посмотрел с сожалением на медальон и вернул его Марии Николаевне со словами:
  - Спрячьте свою фальшивку подальше, а то беды не оберетесь.
  Он откозырял и вместе с веснушчатым пограничником вышел из купе. Мария Николаевна без сил опустилась на полку, а потом стала лихорадочно собирать и укладывать разбросанные вещи. По щекам ее текли слезы. Она мысленно ругала себя последними словами:
  - Идиотка! Чуть не подвела своих сыновей. Кто тянул меня за язык? Расчувствовалась, что вернулась на родину! А кто тебя здесь ждет и кто тебе обрадовался? Надо быть очень осторожной и осмотрительной.
   В Москве ее встретил Володя. Когда она видела его в последний раз, это был молодой человек с озорным блеском в глазах, веселый и улыбчивый. А теперь перед ней стоял взрослый мужчина, уверенный в себе, сдержанный в проявлении своих эмоций. Он обнял мать и, кликнув носильщика, повел ее к выходу. Она расспрашивала его про жену и дочку, а он уклонялся от ответа:
  - Сейчас сама увидишь и познакомишься с ними. Слова бессильны передать их очарование. Лучше расскажи про братьев и про жизнь в Париже.
  - У них все хорошо. Андрейка учится и работает, Сергей - важный начальник. До сих пор не женат и, главное, на примете никого нет. И в кого он у нас удался такой?
  - Пусть не торопится. Придет время и судьба сама его найдет, а не найдет - поможем найти, - весело рассмеялся Володя.
  А она смотрела на сына и гордилась им, что он такой ладный и складный. Ей не терпелось расспросить его о московском житье-бытье, но ее смущал извозчик, и она решила расспросы оставить до дома. Ее поразило обилие автомобилей на улицах наряду с извозчиками. Москва по сравнению с ее последним приездом изменилась до неузнаваемости. Везде царили чистота и порядок, блестели витрины магазинов, по улицам спешили деловые люди. Ничего не осталось от прежней анархии и хаоса.
  - Володя, как много магазинов с богатыми витринами, почти, как до революции.
  - Нэп, мама. Правда, цены в магазинах кусаются, не всем доступны. Но при наличии денег можно купить все. Сама со всем познакомишься, все увидишь. Жизнь налаживается и притом достаточно быстро. Большевики сумели навести порядок.
  - Что такое нэп? - спросила Мария Николаевна.
  - Новая экономическая политика. Разрешили частную собственность в разумных пределах, и частник зашевелился. Никто не верил, что большевики удержатся, а они пришли всерьез и надолго. Самое страшное время осталось в прошлом. Хорошо, что вы его пережили в Париже.
  - Досталось, сынок, и нам лиха прежде, чем Сережа нас вывез отсюда. Да, добрые люди помогли, а то бы мы с Андрейкой пропали. Помнишь Алексея Викентьевича, папиного друга?
  - Конечно, помню.
  - Он нас спас и еще один хороший человек. Будет время, я тебе расскажу нашу одиссею.
  Жена у Володи оказалась статной брюнеткой со жгучими черными глазами и пышной косой, словно корона, обвитой вокруг ее горделивой головки. Вслед за матерью выпорхнуло очаровательное создание, как две капли воды, похожее на мать. Мария Николаевна подхватила малышку на руки и звонко расцеловала в обе щеки:
  - Будем знакомиться. Я твоя бабушка Маша. А как зовут тебя, мою дорогую внученьку?
  - Мила, - робко прошептала девочка.
  - Ах, какое замечательное имя дали тебе родители! Ну, невестушка, дай я тебя обниму! Зови меня, как тебе больше нравится: хочешь - мамой, хочешь - по имени и отчеству.
  - Я буду вас звать Марией Николаевной, если не возражаете.
  - Не возражаю. Главное не в том, как называешь, а как относишься, правда?
  А в голове промелькнула мысль: "Высокомерна ты, моя дорогая невестушка! Ну да, поживем - увидим". Володя предложил матери с дороги помыться, а уж потом всем семейством сесть за стол. Она была рада после долгих дней дороги смыть дорожную пыль и с удовольствием долго мылась и плескалась. Обернув свои волосы полотенцем наподобие тюрбана, она обошла всю квартиру, знакомясь с обстановкой. Квартира была небольшая по ее понятиям, но уютная и состояла из двух комнат, небольшого Володиного кабинета, просторных кухни и прихожей. Кухня одновременно служила и столовой. Мария Николаевна про себя решила, что поселится на кухне, но Володя запротестовал. Он предложил матери разместиться в одной комнате с Милочкой. Услышав эту новость, Милочка радостно засмеялась, прижалась своей головкой к плечу Марии Николаевны и тем самым покорила сердце бабушки. Невестку Марии Николаевны звали царственным именем Елизавета, и держала она себя соответствующим образом. Ни разу не улыбнулась она свекрови и всем видом давала понять, что не в восторге от появления последней в ее владениях. Взгляд ее немного смягчился лишь один раз, когда Мария Николаевна накинула ей на плечи роскошную тонкую турецкую кашемировую шаль, которая была модной новинкой в Париже. Эту шаль в качестве подарка для невестки дал Марии Николаевне Николай Петрович. Сама она никогда не смогла бы купить такую дорогую вещь. Милочке она подарила большую фарфоровую куклу, и та в восторге захлопала в ладоши, схватила подарок и больше с ним не расставалась. А Володе она привезла в подарок шерстяной жилет и галстук по последней парижской моде. Все остались подарками довольны. Елизавета засыпала Марию Николаевну вопросами о парижской жизни, о модных тенденциях, но она со смехом поведала, что ничего этого не знает, что Париж видела, в основном, из окна лимузина, принадлежащего Николаю Петровичу. Вот, если бы Лиза могла поговорить с его невестками, те с полным знанием дела могли посвятить ее во все тонкости парижской жизни и моды. Рассказала она и о случае на таможенном досмотре, когда подарок Николая Петровича чуть не стал причиной ее задержки. Елизавета немедленно попросила показать ей медальон-часы, что Мария Николаевна с удовольствием исполнила. Когда Елизавета увидела медальон, глаза ее загорелись хищным блеском. Она потеряла дар речи и только вертела медальон из стороны в сторону, не в силах расстаться с ним. Мария Николаевна с улыбкой смотрела на невестку. Ее позабавила реакция Елизаветы. Сама она спокойно относилась к драгоценностям и, вообще, к чему-либо материальному. Жизнь преподала ей урок, что богатство редко приносит счастье.
  - Лиза, тебе нравится медальон? - спросила она, чтобы отвлечь невестку и вывести из этого состояния оцепенения перед ослепительной красотой медальона.
  - Что? Ах, да! - ответила Лиза, возвращаясь на землю из своего состояния отрешенности от окружающей реальности. - Изумительная вещь! Потрясающая красота! И неужели эти олухи поверили, что это простая побрякушка?
  - Видишь ли, - забирая из рук Лизы медальон, сказала Мария Николаевна, - я не думаю, что им приходилось часто видеть настоящие ювелирные украшения. А, кстати, есть такие мастера-виртуозы, которые делают фальшивки, распознать которые могут только специалисты-эксперты. Именно к таким фальшивкам и относится эта вещица.
  Мария Николаевна специально прибавила эту фразу. Ей не понравился алчный блеск в глазах Лизы и слишком повышенный интерес к медальону.
  - И что вы собираетесь с ним делать?
  - Буду его носить. Ведь это подарок друга.
  - Хотела бы я иметь таких друзей! - раздумчиво протянула Лиза, и глаза ее заволоклись дымкой мечтательности. - Мария Николаевна, неужели вам было не жаль уезжать из Парижа?
  - Честно скажу, не жаль. Все эти годы я мечтала вернуться домой.
  - Вы будете у нас жить или у вас другие планы?
  - Откровенно говоря, я приехала по приглашению Володи. Или ты недовольна, что я буду жить здесь? - она пытливо посмотрела на Лизу.
  Та поднялась с кресла с грацией ленивой кошки и, выходя из комнаты, на ходу бросила:
  - Живите, сколько хотите! Думаю, что мы с вами уживемся.
   Невестка Марии Николаевне не понравилась. Она показалась ей пустой и легкомысленной. Но по своему опыту она знала, что первое впечатление не всегда бывает верным, и решила повременить с выводами. Конечно, не такую жену она хотела для своего сына, но он ее выбрал, и она должна уважать его выбор. Дверь тихонько приоткрылась и на пороге появилась Милочка с подаренной куклой.
  - Заходи, заходи, внученька, - поощрила девочку Мария Николаевна. - Нравится тебе мой подарок?
  - Очень! - отвечала Милочка и довольно смело подошла к бабушке. - А вы долго у нас пробудете?
  - Пока не надоем, - улыбнулась она ей.- А ты, как хочешь, чтобы я долго у вас гостила или поскорее уехала?
  - Я хочу, чтобы долго, долго! Бабушка, а вы будете меня любить?
  - Я уже тебя люблю, моя маленькая! - сказала Мария Николаевна, привлекая девочку к себе. Она почувствовала, что ребенок в этой семье одинок. Отец целыми днями пропадает на работе, а мать слишком занята собой, чтобы уделять должное внимание своей дочери.
  - И поскольку я твоя родная бабушка, ты можешь говорить мне ты, хорошо?
  - Хорошо, - прошептала Милочка и крепко ее обняла.
  Бабушка и внучка быстро нашли общий язык. Обе они были предоставлены сами себе. Они много гуляли в соседнем скверике, ходили в зоопарк, а однажды Мария Николаевна повела Милочку в церковь. Церковь находилась довольно далеко, за городом, поскольку близлежащие церкви были закрыты и разграблены. Мария Николаевна в Париже изредка посещала православную русскую церковь, но ей все там казалось не настоящим, ее тянуло на родину в привычную атмосферу православного храма с устоявшимися традициями, где, казалось, сам воздух был пропитан божественным духом многовековой общинной молитвы. Перед входом в церковь она надела внучке платочек, и Милочка сказала:
  - Бабушка, мы с тобой, как две старушки.
  - Это ты-то старушка? - улыбнулась Мария Николаевна.
  - Ну да! - подтвердила девочка. - Только бабушки ходят в платочках.
   Милочка впервые попала в церковь и с любопытством заворожено смотрела на тоненькие язычки пламени свечей, колеблемые воздухом, слушала нестройное пение певчих и пыталась повторить поклоны верующих. Марию Николаевну поразило запустение, царившее в храме. Многих икон не оказалось на своих местах, а священник отправлял службу суетливо и часто пугливо озирался по сторонам. Во время службы в храм уверенно вошли двое мужчин в одинаковых костюмах и встали за спиной верующих. Народу в храме было немного, в основном, преклонных лет бабушки. Один из мужчин подошел к Марии Николаевне и потянул ее за рукав. Она удивленно оглянулась на него.
  - Мне нужно с вами поговорить. Давайте выйдем.
  - Вы не можете подождать окончания службы?
  - Не могу. Дело срочное.
  Она вышла вслед за ним из храма и довольно сухо спросила:
  - Что за срочное дело у вас ко мне?
  - Зачем вы привели в церковь малолетнего ребенка? Зачем вы забиваете ей голову вздором? Это ваш ребенок?
  - Это моя внучка!
  - А родители знают, что вы водите ее в церковь? Кто ее родители?
  Мария Николаевна во все глаза смотрела на говорившего и потрясенно молчала. Мужчина ждал ее ответа, но она, взяв Милочку за руку, повернулась к нему спиной и пошла домой. Мужчина вернулся в храм, не сделав попытки остановить ее. Милочка всю дорогу домой расспрашивала бабушку обо всем увиденном. Ее внимательный глаз подметил и икону Богородицы с божественным Младенцем, и крест с распятым на нем Христом. Мария Николаевна коротко поведала Милочке о жизни и страданиях Христа, о злых и неблагодарных людях, предавших его на позорную и мучительную смерть. Внучка слушала, затаив дыхание, и бабушкин рассказ нашел живой отклик в ее впечатлительном сердечке. Она ни о чем больше не могла думать и говорить, задавая все новые и новые вопросы. Мария Николаевна и радовалась, и страшилась того воздействия, которое оказал на Милочку ее рассказ. Вечером, когда все собрались за ужином, Милочка спросила отца:
  - Папа, а почему ты никогда мне не рассказывал про Христа?
  - Про кого, про кого? - поперхнулся от неожиданности Володя.
  - Про Христа! - повторила Милочка.
  - А ты откуда про него узнала? - резко спросила Елизавета и посмотрела с укоризной на Марию Николаевну.
  - Мне бабушка рассказала. Мы с ней сегодня ходили в церковь, и я там видела Христа на кресте. Знаете, как ему было больно!
  Володя побледнел и встал из-за стола:
  - Мама, давай выйдем. Мне нужно с тобой поговорить.
  Они выходили из комнаты, когда Елизавета вслед им произнесла:
  - Чуяло мое сердце, что она подведет нас под монастырь!
  Мария Николаевна вспыхнула и хотела ответить на дерзость невестки достойным образом, но сдержалась. Ей не хотелось в первые же дни своего пребывания у сына ссориться с его женой. Володя привел мать в свой кабинет, плотно закрыл дверь и предложил сесть. Он долго молчал, подбирая слова, и, наконец, произнес:
  - Мама, с той поры, как ты уехала из страны, многое здесь изменилось. Мне очень неприятно тебе об этом говорить, но, пожалуйста, не забивай Милочке голову церковными бреднями.
  - Чем, чем? Я не ослышалась? Ты сказал бреднями? Твой дед был священником, твой отец был регентом, вас, своих детей, я воспитывала в вере наших отцов и дедов. И ты смеешь называть это бреднями?
  - Мама, постарайся выслушать меня спокойно. Я не хотел обидеть твои религиозные чувства. Дело в том, что у нас церковь официально отделена от государства. Многие церкви закрыты, а священники, являясь пособниками врагов новой власти, арестованы и сосланы. Меня могут с волчьим билетом выгнать с работы, если узнают, что моя мать и мой ребенок посещают церковь. Я прошу тебя никогда не упоминать, кем были мои родственники. Я в анкете пишу, что я выходец из рабочих.
  - Ты отказался от своего рода? - ахнула Мария Николаевна.
  - Мама, мама, если бы я написал, что один мой дед был фабрикантом, другой - священником, а отец - служителем церкви, меня давно загнали бы, куда Макар телят не гонял. Даже Лиза не знает моей истинной родословной. Мы живем в страшное время, пойми ты это, наконец! Моя жизнь более-менее наладилась, не разрушай ее, пожалуйста!
  - Конечно, конечно. Я думаю, что мне лучше уехать из твоего дома.
  - Куда ты поедешь? Не выдумывай! Живи с нами, но язык держи за зубами. Меньше говори, больше слушай. И не рассказывай Милочке, чего ей знать не стоит, чтобы не попасть в беду. Если бы ты знала, как мне бывает тяжело оттого, что приходится думать и чувствовать одно, а говорить и поступать совсем иначе!
  - Бедный мой сын! Прости меня, что невольно заставила тебя еще больше бояться. И, все-таки, я, не задержусь у тебя. Я продам подарок Николая Петровича и куплю себе небольшой домик где-нибудь на окраине. А еще я хочу наняться к кому-нибудь в экономки.
  - Мама, какие экономки? Забудь эти старорежимные слова. Давай не будем торопиться с решениями. Осмотрись, постарайся понять, что происходит в стране, а потом решай, как тебе поступать. Ладно?
  - Ладно, - устало ответила она.
   С этого вечера Мария Николаевна замкнулась в себе. Только с Милочкой она чувствовала себя свободно. С Лизой у них отношения не сложились. Чем больше времени проходило, тем тверже у Марии Николаевны складывалось убеждение, что Лиза - пустая и вздорная женщина недалекого ума с ограниченным кругом интересов. Лизу интересовали только тряпки и развлечения. Дочь ей была в обузу, и она рада была переложить заботы о ней на свекровь, тем более что последняя приняла эти заботы с радостью. Не сразу, постепенно у Марии Николаевны зародилось подозрение, что Лиза завела роман на стороне. Каждое утро, принарядившись, она куда-то уходила и возвращалась домой только перед приходом мужа. Не похоже было, чтобы она ходила по магазинам, потому что приходила без покупок, была задумчива и рассеяна, на вопросы дочери отвечала невпопад. Нередко она пребывала в глубокой задумчивости; при этом глаза ее затуманивались, и легкая улыбка по временам трогала губы. Марии Николаевне были очень хорошо знакомы эти предвестники любовного недуга. К тому же под предлогом, что ей нездоровится, она стала стелить Володе постель на маленьком диванчике в его кабинете. Все это тревожило Марию Николаевну, и она несколько раз порывалась поговорить с сыном, но не решалась нарушить его душевное спокойствие, надеясь, что невестка "перебесится".
   Однажды Мария Николаевна целый день пробыла с Милочкой в зоопарке. Девочка очень любила смотреть на забавных мартышек, ей нравилось есть сладкую вату, пить морс и поедать пирожные на свежем воздухе. Она с любопытством рассматривала экзотических птиц, пугалась грозного рыка львов, любовалась ленивой грацией тигров. Она задавала бабушке множество вопросов, и Мария Николаевна охотно ей отвечала. Она словно помолодела и вместе с Милочкой переходила от одного вольера к другому. Когда она присела на скамейку, а Милочка стала опробовать только что купленную скакалку, к ней подсел мужчина в белом полотняном костюме. На вид ему было лет пятьдесят. В руках он держал увесистый портфель. Чувствовалось, что он изнывает от жары, и рад немного передохнуть в тени развесистого дерева.
  - Какая очаровательная девочка! - кивнул он в сторону весело прыгающей через скакалку Милочку. - Такая жара, а ей хоть бы что: скачет и скачет!
  - В детстве вы, наверное, тоже не сидели на месте, - отозвалась Мария Николаевна.
  - Вы совершенно правы. Я был еще тем непоседой! Да вот, укатали Сивку крутые горки, - дурашливо пожаловался он.
  Мария Николаевна с любопытством посмотрела на него и улыбнулась. Вид у мужчины был презабавный: соломенная шляпа съехала на одно ухо, и было непонятно, каким чудом она удерживается. Лицо у него было добродушным, глаза весело поблескивали за стеклами очков, и весь вид его располагал к общению.
  - Это ваша дочка? - поинтересовался он.
  - Вот и не угадали. Это моя внучка.
  - Не может быть! Никогда бы не поверил, что на свете существуют такие молодые бабушки, - лукаво подмигнул он Марии Николаевне.
  - Придется поверить. Я уже древняя старуха.
  Мужчина с деланным испугом замахал на нее руками:
  - Не говорите так! Вы еще достаточно молоды и необычайно очаровательны, можете мне поверить. В своих кругах я слыву знатоком женской красоты.
  - А в ваших кругах вам не говорят, что вы всего-навсего - самый обыкновенный льстец, который готов наговорить женщине с три короба, лишь бы завоевать ее доверие?
  - Нет, нет, вы не правы. Вам никогда не говорили, что у вас необыкновенной красоты волосы? Вас, верно, очень любит солнышко, раз подарило вам такой цвет волос.
  - Милочка, пойдем, нам пора! - неожиданно оборвав начинавший тяготить ее разговор, позвала она внучку.
  - Вы обиделись? Почему вы уходите? Я сказал что-нибудь недозволенное? Я искренне восхищался вами, поверьте!
  - Я вам верю. Просто нам действительно пора.
  - Бабушка, можно я еще попрыгаю? У меня стало получаться. Смотри, как ловко! - подала голос Милочка.
  - Вот видите! И внучка вас просит еще немного погулять. Разрешите представиться: Даниил Васильевич Брызгаев. Я в Москве в командировке. Все дела свои сделал и сегодня отбываю домой. Я, видите ли, работаю заведующим дамским ателье. Приезжал на местные мануфактуры заключать договор на поставку тканей.
  - И как, заключили? - рассеянно спросила Мария Николаевна.
  - Конечно. А вы чем занимаетесь?
  - Воспитываю внучку.
  - А у меня, знаете ли, семейная жизнь не сложилась. Вы меня простите, но я, как увидел вас, про себя подумал, что вот о такой женщине мечтал всю жизнь. Я за вами уже часа два хожу, а вы меня все не замечали. Я сегодня уезжаю, и только поэтому решился подойти к вам. Ведь судьба может и не подарить нам еще одну встречу. Вы, пожалуйста, ничего не говорите. Я написал свой адрес на листочке. Приезжайте вместе с внучкой ко мне в гости, посмотрите, как я живу, а если понравится, оставайтесь навсегда. До встречи! - произнес он, приподняв шляпу и, сунув ей в руку сложенный вдвое листок бумаги, неспешным шагом удалился.
   Мария Николаевна посмотрела недоуменным взглядом ему вслед и тихонько рассмеялась:
  - Я еще, видимо, не окончательно, вышла в тираж. Произвожу впечатление на ненормальных.
  Она внимательно прочитала адрес, сунула листочек в сумку, подозвала Милочку и отправилась вместе с ней домой. Они подъезжали на трамвае к дому, когда Милочка неожиданно закричала:
  - Бабушка, смотри, моя мама в машине с каким-то дядей едет!
  Мария Николаевна посмотрела в ту сторону, куда показывала Милочка, и увидела Елизавету в открытом автомобиле рядом с представительным мужчиной. Он уверенно держался за руль, а она сидела, положив голову ему на плечо с мечтательным выражением лица. Сердце Марии Николаевны мучительно сжалось от обиды за сына, за Милочку. Она решила поговорить с невесткой наедине, чтобы предотвратить огромную беду - развал семьи. Она надеялась образумить Елизавету.
   После ужина Милочка занялась своим любимым рисованием, Володя ушел в кабинет поработать, а Мария Николаевна задержала Лизу, когда та собиралась по своему обыкновению уйти, предоставив свекрови самой убирать со стола.
  - Лиза, вы не поможете мне с домашними делами? Я что-то себя не очень хорошо чувствую.
  Лиза недовольно сморщила свой хорошенький носик:
  - Не нужно было целый день быть на жаре. В вашем возрасте это вредно.
  - В моем возрасте? - удивленно подняла брови Мария Николаевна. - Да, мне не далее, чем два часа тому назад сделали предложение руки и сердца.
  - Что вы говорите! - заинтересовалась Лиза. - И кто же этот смельчак?
  - Некто Брызгаев Даниил Васильевич, очень почтенный человек. Он нас с Милочкой пригласил к себе в гости. Кстати, - добавила она, меняя шутливый тон на серьезный, - мы с Милочкой видели тебя в автомобиле с незнакомым мужчиной. Кто он?
  Лиза мучительно покраснела, долго молчала прежде, чем выдавила из себя:
  - Это мой родственник. Случайно встретились с ним в магазине, и он любезно меня подвез.
  - Родственник говоришь? Мне так не показалось. Лиза, я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но и смотреть спокойно, как ты обманываешь моего сына, я не могу. Я понимаю, что в жизни очень много соблазнов для молодой привлекательной женщины, особенно, если ей целый день нечем себя занять. Но ты подумала, какую боль ты причинишь Володе, если он узнает о твоей измене? А о Милочке ты подумала? Какую участь ты ей готовишь? При живых родителях она будет сиротой.
  Лиза зло посмотрела на свекровь и прошипела:
  - Вы меня поучаете? А имеете ли на это право? Не вы ли прижили ребенка на стороне при живом-то муже? Мне Володя рассказывал о вашей истории. Я тоже, может быть, дожив до ваших лет, буду морализировать.
  Настала очередь смутиться Марии Николаевне. Она растерянно помолчала с минуту, но затем, собравшись с духом, продолжила:
  - Как ты не поймешь, что я не осуждаю тебя и не пытаюсь тебя перевоспитывать! Я просто прошу тебя задуматься о возможных последствиях твоего романа на стороне. Можешь мне поверить, что за свой грех молодости я заплатила сполна и плачу до сих пор. И каждого человека рано или поздно настигает расплата за легкомысленное отношение к жизни и чувствам. Мне кажется, что Володя не заслужил такого отношения к себе.
  - Не заслужил? - взвилась Елизавета.- Много вы знаете! Он давно живет своей обособленной жизнью. Он почти ни о чем не говорит со мной, не делится своими планами и заботами, мы нигде не бываем вместе. Это, по-вашему, нормально? Вы лучше со своим сыном поговорите. Мы с Милочкой для него значим не больше, чем этот диван, или этот стол.
  И Елизавета, уронив голову на стол, безудержно разрыдалась. Мария Николаевна подошла к ней, обняла ее вздрагивающие плечи:
  - Ну, полно, полно! Успокойся, доченька! Тише, тише! Не все еще потеряно. Вам нужно с Володей поговорить друг с другом. Глядишь, все наладится. Ведь у вас дочка, подумайте о ней.
  - Поздно, все слишком поздно! Он разлюбил меня, я это чувствую. Думаете, я не пыталась оживить наши чувства? Но он считает меня неврастеничкой, пустой вздорной бабенкой. А этот человек восторгается мной, как женщиной, ценит меня. Я оживаю в его присутствии. А с Володей я, как засохший куст терновника.
  - Лиза, тебе нужно устроиться на работу, быть среди людей. А ты пыталась интересоваться, чем увлекается твой муж, что его интересует?
  - А зачем? Он же никого не пускает в свой мир. Вот вы живете у нас больше месяца, а много раз он говорил с вами? Он женат на своей науке, а не на мне.
  Ладно, - промолвила она, вытирая слезы, - поговорили по душам! А, знаете, мне стало легче, когда я вам открылась. Я попытаюсь еще пробиться к Володиному сердцу, а, если не получится, я уйду от него.
   Лиза ушла, а Мария Николаевна глубоко задумалась. Не складывается семейная жизнь у сына. А она так надеялась, что хотя бы здесь все благополучно. Не видать ей, видно, спокойной старости в кругу родных. Зря она все-таки отдала Алексея Клотильде. Как нужен на закате жизни близкий человек, который бы понимал ее и делил все ее тревоги и радости. У детей - своя жизнь, и они не осознают глубокого одиночества пожилого человека. На кухню вошла Милочка, неся свой новый рисунок. На фоне яркого синего неба скакала через прыгалку маленькая девочка, а на скамейке сидели и смотрели на нее мужчина и женщина. Мария Николаевна расцеловала внучку:
  - Ах, ты мое солнышко! Как же здорово ты все нарисовала!
  - Бабушка, это я, это ты, а это твой знакомый дядя, который нас звал в гости.
  - Ну, а теперь моему солнышку пора спать. Пойдем мыться и - в кровать!
  Уложив Милочку и перемыв посуду, Мария Николаевна взяла в руки Милочкин рисунок и долго смотрела на него:
  - Вот оно - счастье! Мне было бы намного проще в этой жизни, если бы рядом со мной был надежный спутник. А не съездить ли нам с Милочкой к этому дяде в гости?
   Мария Николаевна не привыкла долго тянуть с осуществлением задуманного. На другой день она переговорила с Володей и невесткой, собрала немного вещей для себя и Милочки в небольшой саквояж и отправилась в дорогу, благо, дорога была не дальняя. Городок, в котором проживал Брызгаев Даниил Васильевич, понравился Марии Николаевне обилием зелени и какой-то первозданной тишиной. В центре города располагался величественный собор, к ее удивлению, действующий. Она с внучкой зашла в него, и после дневного зноя царившая в нем прохлада была приятна и желанна. Было время перерыва между службами и в соборе находилось только несколько служителей. Мария Николаевна неспешно обошла собор, останавливаясь перед иконами и мысленно произнося знакомые с детства молитвы. Милочка с любопытством всматривалась в лики святых и не отпускала бабушкиной руки.
  - Бабушка, это кто? - спросила она, останавливаясь перед распятым Христом.
  - Это Господь наш Иисус Христос. Помнишь, я тебе про него рассказывала, как злые завистливые люди предали его на лютую и позорную смерть, и он добровольно пошел на нее, чтобы мы с тобой и остальные христиане могли войти в вечную жизнь?
  Глаза Милочки наполнились слезами. Ее неискушенное сердечко затопила доселе не знаемая ею жалость. Она сострадала Христу в его земных страданиях.
  - Бабушка, ему было очень больно?
  - Очень, мое солнышко! Он терпел такие муки, какие простому человеку никогда не вытерпеть, ради всех людей и даже тех, кто предал его на распятие. Вот такое у него было доброе сердце, он любил и жалел людей.
  - Бабушка, расскажи мне еще про Христа, пожалуйста!
  И Мария Николаевна повела Милочку по собору, рассказывая ей и про Христа, и про Богородицу, и про святых. Когда они уже выходили из собора, она попросила Милочку:
  - Только, внученька, ты никому не рассказывай, где мы с тобой были. Пусть это будет нашей маленькой тайной. А то папа с мамой опять будут на нас сердиться.
  - Я никому, никому не скажу! - пообещала Милочка, и Мария Николаевна звонко расцеловала ее в обе щеки.
   Даниил Васильевич очень удивился и искренне обрадовался, когда их увидел:
  - Вот так порадовали старика, вот так уважили!
  - А вы и не старик вовсе, - поправила его Милочка.- Бабушка говорит, что вы мужчина хоть куда!
  - Это когда я такое говорила? - покраснела Мария Николаевна, смутившись от слов внучки.
  - Маме на кухне! Думаешь, я не слышала? Я все слышала.
  - Что ж, мне очень лестно слышать похвалу из ваших уст, - обратился он к Марии Николаевне, учтиво ей поклонившись. - Милости прошу в мой дом. Прошу не судить строго. Живу я по-холостяцки.
  Мария Николаевна немного пришла в себя от смущения и протянула Даниилу Васильевичу Милочкин рисунок со словами:
  - Меня позвал в дорогу вот этот рисунок внучки. Я подумала, что вдвоем одиночество, может быть и не так уж страшно. Мы к вам ненадолго, так сказать, в разведку.
  - Не спешите с отъездом. Поживите у меня, а, может, вам здесь понравится и уезжать не захочется? Я буду этому обстоятельству только рад. Я сам собирался ехать в Москву разыскивать вас. Очень уж вы мне в душу запали. Возраст у нас с вами уже не юношеский и нужно дорожить каждой минутой отпущенного нам времени. Я прошу вас стать хозяйкой этого дома и моей жизни.
  - Именно потому, что возраст у нас не юношеский, не следует торопиться. В этом возрасте разочарования не проходят безболезненно, и душевные раны долго кровоточат. Я надеялась на спокойную жизнь у сына, но я не учла того, что у наших детей - своя жизнь, и мы не всегда в нее вписываемся. Милочкин рисунок для меня был словно яркая вспышка. Он показал мне, что рядом с достойным мужчиной я смогу снова стать женщиной-хранительницей домашнего очага, могу составить маленькое счастье этому мужчине. Я кажусь вам безрассудной?
  - Вы мне кажетесь очень разумной и очаровательной женщиной. Я чувствую, что мы с вами проживем вместе долго и счастливо. Не лишайте меня этой надежды. Что же это я вас все разговорами потчую? Вы, наверно, голодны с дороги и устали? Сейчас я похлопочу насчет ужина, а вы пока осмотрите мои владения.
  Он вышел из комнаты, а Мария Николаевна внимательно осмотрелась по сторонам. Комната была большой и светлой, довольно чисто убранной, но все же ощущалось отсутствие женской руки. На стене висели немногочисленные фотографии, по которым нельзя было определить, к какому сословию принадлежали изображенные на них люди. Они могли быть и зажиточными крестьянами, и мастеровыми с хорошим достатком, и купцами средней руки, и разночинцами, и даже мелкопоместными дворянами. Лица у всех были выразительными и одухотворенными, а одежда без характерных отличий определенного сословия.
  - Знакомитесь с моей немногочисленной родней? - спросил вошедший Даниил Васильевич. Он нес шумящий самовар.
  - Давайте я вам помогу, - предложила Мария Николаевна.
  - Нет, нет. Вы мои гости, и для меня в удовольствие заботиться о вас. Сейчас будем пить чай с молоком и кренделями, а позже я угощу вас своим фирменным блюдом. Оно пока готовится.
  - А кто изображен на этих фотографиях?
  - Это мои матушка и батюшка. Они были земскими учителем и врачом. К сожалению, они сравнительно рано ушли из жизни во время эпидемии холеры. Это мой дядя, тоже ныне покойный. Он заведовал земским архивом. Так сложилось, что из всей моей немногочисленной родни я один остался в живых. Был женат, но десять лет тому назад моя жена покинула этот мир. Вот такая невеселая история. С тех пор живу один. Не могу сказать, что был обойден вниманием женщин, но такой, с которой хотел бы связать свою оставшуюся жизнь, до встречи с вами не было. А вас увидел и решил - судьба. Детей мне Господь не послал. Жена была слабой здоровьем и умерла во время родов вместе с младенцем. Мы долго ждали Божьей милости, радовались несказанно, когда она забеременела, но...
  Голос его прервался. Мария Николаевна видела, что ему и сейчас тяжело вспоминать это время. Она, в свою очередь, рассказала:
  - А у меня - трое сыновей. Один живет в Москве вместе с женой и дочкой Милочкой, а двое других - в Париже. Старший сын работает в дипмиссии, а младший учится на инженера. Я сама недавно вернулась из Парижа, где жила вместе с сыновьями. Уже давно вдовствую. Муж умер, когда младшему сыну не исполнилось и восьми лет. А сейчас ему уже восемнадцать. Выходит, что мы с вами почти одновременно потеряли свою вторую половину. Не буду скрывать, что после смерти мужа я любила еще одного человека. Он сейчас в Париже. Я своими руками отдала его приятельнице, хитростью женив его. Я сделала это, чтобы спасти его от гибели. Иначе он поехал бы за мной в Россию, а здесь его ждала верная смерть. Он в гражданскую воевал на стороне белых. А где же Милочка? - вдруг спохватилась она.
   Пока взрослые говорили, ребенок прилег на низенькую тахту и уснул. Мария Николаевна хотела разбудить внучку, но Даниил Васильевич удержал ее:
  - Пусть поспит. Для нее сейчас сон важнее всего на свете, а когда сготовится жаркое, мы ее разбудим.
  Они пили чай и вполголоса говорили обо всем. Давно Мария Николаевна не чувствовала себя так легко и свободно, в сущности, с малознакомым человеком. Она рассказала ему обо всем, что в последнее время тревожило ее и беспокоило. Даниил Васильевич был замечательным слушателем: он не перебивал ее, был внимателен и терпелив, - и ей хотелось говорить, и говорить. Словно прорвалась плотина долгого молчания. С каждой минутой ей становилось легче от молчаливого участия этого человека.
   За ужином Даниил Васильевич рассказывал разные смешные истории из своего детства, и Милочка заливисто смеялась. Мария Николаевна с удивлением смотрела на свою внучку. Дома Милочка была замкнута и молчалива, а здесь она нисколько не дичилась, чувствовала себя свободно и раскованно. Они погостили несколько дней и стали собираться в обратную дорогу. Даниил Васильевич загрустил, но Мария Николаевна пообещала, что они скоро вернутся. Договорились друг другу телеграфировать и писать письма, если домашние дела задержат их приезд.
   За время их отсутствия обстановка в доме накалилась. Володя ходил с нахмуренными бровями, молчаливый и недоступный, Елизавета то и дело вспыхивала и устраивала бурные сцены. Веселое и приподнятое настроение, с которым вернулись путешественники, моментально погасло, стоило им переступить порог квартиры. На их возвращение никто особенного внимания не обратил, и Мария Николаевна в очередной раз почувствовала себя лишней и ненужной в этом доме. Никто не спросил, как они съездили, как их встретили в чужом доме, понравился ли им город. Милочка подошла к матери поздороваться, но та, наскоро чмокнув ее в щеку, резко отстранила дочь от себя и вышла из комнаты. Глаза Милочки наполнились слезами:
  - Бабушка, мама меня совсем не любит.
  - Ну что ты, маленькая, мама очень любит тебя, просто у нее болит голова.
  - Разве? - удивилась Милочка. - Но она ничего об этом не говорила.
  - А мне и не нужно говорить, я и так вижу. Я тоже бываю такой, когда у меня болит голова.
  - Тогда я пойду и пожалею мамочку, - загорелась девочка.
  - Не нужно, - удержала ее бабушка.- В такие минуты человека лучше не трогать. Пойдем с тобой погуляем в скверике, покачаемся на качелях.
  Мария Николаевна раскачивала Милочку, а сама тревожно думала о том, что личная жизнь у сына не удалась: и умный он, и красивый, а с женой найти общий язык не может или не хочет. И потянулись дни унылые и беспокойные. Наконец, Мария Николаевна решилась еще раз поговорить с сыном. Она вошла к нему в кабинет, и сердце ее дрогнуло от сострадания. Сын сидел за столом, понурившись, обхватив голову руками.
  - Володя, я хочу с тобой поговорить, - несмело промолвила она, подходя к нему.
  - О чем, мама? - спросил он, не поднимая головы.
  - О жизни... Вы живете без радости, во взаимной неприязни, и это отрицательно сказывается на Милочке. Ты бы видел, какая она была веселая у Даниила Васильевича. А здесь она боится сказать лишнее слово, целыми днями не слышит от родителей ни одного ободряющего или просто ласкового слова. Вы с Лизой постоянно дуетесь друг на друга, но чем виноват ребенок? Нужно что-то решать.
  - Что решать, мама? Что я могу сделать? Наши отношения с Лизой зашли в тупик, и я не вижу из него выхода. Мне так тяжело, мама! На работе тоже неспокойно. Все относятся друг к другу подозрительно. Надеешься дома найти отдохновение, но его нет. Я устал, если бы ты знала, как я устал!
  Она обняла его голову и прижала к своей груди:
  - Бедный мой мальчик! Чем я могу тебе помочь? Тебе было легче, когда нас с Милочкой не было?
  - Нет, мама, что ты? Без вас было совсем плохо. Твое присутствие немного сдерживает Лизу, а без тебя жизнь была сплошным скандалом. Я не знаю, что с ней творится. Я пытался говорить, но впечатление такое, что она меня не слышит. Она мечется в своих каких-то надуманных переживаниях. Иногда мне кажется, что она ненавидит меня и винит меня за погубленную жизнь.
  - Бездельем мается твоя Елизавета! Ей бы работать или родить еще одного ребенка. Ты бы устроил ее куда-нибудь.
  - Куда? Что она умеет?
  - Пусть идет учиться. А я буду вести хозяйство и следить за Милочкой. Хочешь, я сама поговорю с Лизой?
  - Попробуй, но боюсь, пользы будет мало.
  - Ты, Володенька, не раскисай! Ты мужчина, и многое зависит от тебя. Будь потверже!
  После этого Мария Николаевна завела разговор с Лизой:
  - Лиза, у меня к тебе предложение: тебе нужно учиться, приобрести какую-нибудь специальность. Ты же грамотная девушка!
  - Какую специальность, что я могу?
  - Машинистки ли, телеграфистки или стенографистки. Да, мало ли женских специальностей? На учительницу учись, Володя тебе поможет.
  - Вы, правда, думаете, что я могу выучиться?
  - Конечно, правда! А я буду заниматься хозяйством и воспитанием Милочки. Как тебе эта идея?
  - А как на это смотрит Володя?
  - Он будет рад тебе помочь. У вас появятся общие интересы. Кстати, что ты решила насчет того, не совсем молодого человека?
  Лиза густо покраснела, но смело посмотрела в глаза свекрови и ответила:
  - Я с ним больше не встречаюсь.
  - Вот, и умница! - облегченно вздохнула Мария Николаевна.
  За вечерним чаем она громко сказала, обращаясь к Володе:
  - А Лиза решила учиться дальше. Володя, тебе нужно помочь готовиться ей к вступительным экзаменам.
  - Это правда? - обратился к жене Володя с просветлевшим лицом.
  - Правда. Я очень надеюсь на твою помощь.
  - Конечно, конечно! Если хочешь, можем сегодня же и начать.
  Совместные занятия сблизили мужа и жену, и в семье на время воцарилась спокойная дружеская атмосфера. По вечерам Володя и Лиза стали вместе уходить в лекторий. Осенью Лиза поступила на рабфак.
   Мария Николаевна несколько раз вместе с Милочкой ездила в гости к Даниилу Васильевичу, но переехать к нему совсем не решалась. Он тоже бывал у них, когда приезжал по делам в Москву. Володя очень ревниво относился и к ее поездкам, и к визитам Даниилы Васильевича, но пока молчал. Время шло, и Даниил Васильевич все настойчивее звал Марию Николаевну к себе, делая упор на то, что сын должен жить самостоятельно, а она еще достаточно молода, чтобы завести свою семью.
  - Нельзя жить отражением чужого счастья, когда свое стоит у порога, - говорил он ей. А она уговаривала его подождать еще немного, и еще немного, и еще.
   Наступила зима с затяжными метелями и суровыми морозами. В один из таких морозных дней из Парижа приехал Сергей. Был он в этот раз необычайно озабочен. Дело в том, что умер Николай Петрович, и по своему завещанию оставил Марии Николаевне солидный счет в одном из парижских банков и особняк. Не обошел в завещании он и Андрейку, оставив ему свой гараж с многочисленными автомобилями, мастерские и выделив ему приличный пансион на завершение образования и ведение своего авторемонтного дела. Он предлагал матери написать на завещанное ей имущество дарственную в пользу государства:
  - Пойми, мама, выехать в Париж для принятия наследства ты не сможешь, а здесь тебя ожидают крупные разбирательства, почему этот человек тебе оставил такое наследство, какие отношения тебя с ним связывали, и так далее, и тому подобное. Коснется это разбирательство и меня, и Володиной семьи, и, кто знает, чем все это закончится. Написав отказ в пользу государства, ты в нем отметишь, что этот человек в молодые годы был влюблен в тебя, что ты его с тех пор не видела, и для тебя явилось полной неожиданностью его завещание. И, поскольку тебя с ним ничто не связывает, ты не хочешь принимать наследство. В этом случае никто в этом деле копаться не будет.
  Мария Николаевна слушала сына, закрыв глаза. Она представила роскошный особняк Николая Петровича, себя хозяйкой этого особняка, и на минуту ей стало жалко, что она уехала из Парижа. Но никогда за всю свою жизнь она не тяготела к материальным благам и, открыв глаза, сказала:
  - Хорошо, Сережа, я сделаю так, как ты говоришь. А что с Андрейкой? Я так скучаю по нему! Иногда, кажется, птицей полетела бы к вам! Глаза закрою и вижу вас, своих сыновей, всех троих, рядом за одним столом. Это моя самая большая мечта - соединиться всем вместе.
  - Вряд ли это возможно. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Вряд ли мы соединимся... Андрейка не собирается возвращаться сюда, и поэтому может спокойно принять наследство. Ты совершила ошибку, вернувшись назад. Одного Володю мне было бы легче вызвать во Францию на какой-нибудь представительный ученый форум. В России жить становится небезопасно.
  - Я этого не ощущаю.
  - Просто ты живешь своим обособленным миром. Читаешь ли ты газеты, слушаешь ли радио?
  - Сережа, я постоянно слышу о каких-то процессах против врагов советской власти, но нашей семьи это пока не касается.
  - Вот именно, пока. Старайся меньше общаться с посторонними лицами. Кстати, мне Володя рассказал, что у тебя появился сердечный друг. Кто он?
  Мария Николаевна смутилась:
  - Не ерничай, пожалуйста, Сережа! Даниил Васильевич - очень порядочный человек. Он ко мне замечательно относится.
  - Ты его почти не знаешь. Сколько провокаторов прячется сейчас под личиной порядочных людей. Будь осторожна, не рассказывай ему ничего лишнего. Кстати, он знает, что у тебя сыновья за рубежом?
  - Знает, - с виноватым вздохом ответила она.
  - Ах, мама, мама! Зачем ты откровенничаешь с малознакомыми людьми?
  - Он не малознакомый человек. Я собираюсь за него выйти замуж.
  - Замуж? - изумился Сергей. - А как же Алексей Викентьевич? Ты его уже забыла? Быстро у вас, женщин, это происходит.
  - Алексей Викентьевич - женатый человек. Кстати, как он поживает со своей Клотильдой?
  - Честно говоря, вижу их нечасто. Честно говоря, они не выглядят дружной парой. Когда он узнал, что я еду в Россию, очень просил тебе передать, что в его отношении к тебе ничего не изменилось, что не держит на тебя обиды и был бы счастлив вновь тебя увидеть.
  - Я виновата перед ним, но я сосватала его, чтобы уберечь от поездки в Россию. Я рада, что у него все хорошо.
  - Да, ничего у него не хорошо! Он не забыл тебя и вряд ли сможет забыть. Так он велел тебе сказать, но зла, действительно, на тебя не держит. Он нормальный мужик и, кстати, очень любит Андрейку. Андрейка после твоего отъезда очень привязался к нему. А вот, кто действительно обижен на тебя, так это твой младший сын. Он считает, что ты его бросила, что никогда его не любила, а любила своего Володечку. Это его выражение. Мама, я тоже не очень хорошо понимал и понимаю твоего стремления в Россию. Что ты здесь нашла такого, чего нет во Франции?
  - Ты не понимаешь? - изумилась, в свою очередь, она. - Здесь все мое родное, здесь мои корни, здесь даже воздух другой. Я нигде не смогу быть счастливой. Эта земля - самый сильный в мире магнит, который тянет к себе с необычайной силой. А ты, ты не скучаешь вдали от России?
  - Так, как ты, нет. Мне нравится жить в Париже. Может быть, это оттого, что я знаю о процессах, идущих в стране, лучше, чем ты, которая живет здесь, словно в розовых очках. Дай-то Бог, чтобы тебе никогда не пришлось их снять!
   Разговор с Сережей взволновал ее. Ей было бесконечно жаль так рано ушедшего из жизни Николая Петровича. Он искренне полюбил ее и ее сына и своим завещанием подтвердил глубокую привязанность к ним. На ее взгляд, было что-то неправильное в ее отказе от наследства, словно она совершала предательство по отношению к покойному. Но доводы Сережи были более, чем убедительны, и она согласилась с ним. Острой занозой вонзилось в сердце известие, что Андрейка обижен на мать и считает, будто она его не любит. Никому она не признавалась, что младший сын был самым любимым и желанным из всех ее детей. Он был живым напоминанием о глубоком позднем чувстве к Алексею, любви грешной и запретной, которая словно вихрь ворвалась в ее жизнь и доставила много счастливейших и горчайших мгновений. Она жила в то время наиболее ярко и наполнено, каждая клеточка ее тела дышала только любовью и счастьем. Любовь придавала самому обыденному и простому аромат волшебного, неземного и неповторимого. Даже сейчас, вспоминая тот период своей жизни, у нее перехватывает дыхание. Ей было тяжело расставаться с Алексеем, но она пошла на это, лишь бы знать, что он где-то существует на этой земле. Одно осознание этого придавало ей силы жить, несмотря ни на что. Совсем иначе она относится к Даниилу Васильевичу. Это не любовь, не страсть, а желание иметь рядом надежное плечо, чтобы не ощущать одиночества, которое особенно болезненно переносится в пожилом возрасте. Идет жизнь, идет - и вдруг человек осознает себя словно в пустоте. Рядом люди, кипит жизнь, а идет она мимо, не вовлекая человека в свой водоворот. Дети, которым отдавала себя щедро, без остатка, вырастают и начинают жить самостоятельно, и тебе в их жизни все меньше места. Очень важно, чтобы в это время был рядом тот, с кем можно было обо всем поговорить, который бы понимал тебя и твои переживания. Вот такого человека Мария Николаевна увидела в Данииле Васильевиче. Он был немногословен, умел хорошо слушать, и даже молчание с ним было не в тягость. И она прилепилась к нему своим женским одиночеством, но не спешила окончательно связать с ним свою судьбу. Что-то удерживало ее от этого шага. А он при каждой встрече с надеждой ждал, что она наконец-то скажет:
  - Я приехала насовсем!
  И каждый раз разочаровывался, когда, погостив несколько дней, она начинала лихорадочно собираться в обратный путь.
  - Маша, когда же ты, наконец, решишься остаться у меня навсегда? Дай детям самостоятельность.
  Она соглашалась с ним, но ничего с собой поделать не могла. Пообещав в очередной раз, что через неделю приедет окончательно, она уезжала. При расставании он ей говорил:
  - Маша, надо мной уже все вокруг смеются. И сам я себя чувствую круглым идиотом. Нужно что-то решать окончательно. Ты, как собака на сене: и сама - не гам, и другим не дам. Я хочу быть с тобой всегда рядом!
  - Так мы с тобой не надоедим друг другу, - отшучивалась она. - Поверь, милый, в следующий раз я обязательно останусь, вот увидишь!
  Ему ничего не оставалось, как каждый раз смиряться с ее отъездом.
   На другой день после разговора с Сергеем Мария Николаевна отправилась вместе с ним в юридическую контору, чтобы оформить официальный отказ от наследства. Нужные бумаги к ее немалому удивлению были оформлены сравнительно быстро, и Сергей забрал их с собой, а Мария Николаевна решила немного прогуляться, чтобы привести свои мысли в порядок. Она только что отказалась от комфортной безбедной жизни и от надежды встретиться когда-либо со своим младшим сыном. Даст ли этот ее поступок желанное спокойствие ее старшим сыновьям или ее будут вызывать в различные кабинеты для объяснений? Неизвестность страшила, но она не привыкла идти на поводу у обстоятельств и заранее терзать себя сомнениями. Жизнь убедила ее, что проблемы нужно решать по мере их поступления. Нет смысла саму себя запугивать будущими неурядицами. Если бы на пути ей встретилась церковь, она зашла бы и помолилась, как делала всегда при душевных волнениях. Она и сейчас мысленно обратилась с горячей молитвой к Богородице, чтобы та наставила ее и вразумила.
   Дома она села за письмо к Андрейке. Через несколько дней Сергей возвращался в Париж и обещал передать письмо брату. Ей хотелось найти такие слова, которые убедили бы сына в ее неизменной и глубокой любви к нему, но все написанное казалось ей блеклым отражением истинных чувств:
  " Сыночек, мой бесценный Андрюшенька, пользуюсь оказией и посылаю тебе весточку. Как же я без тебя скучаю! Нет ни часа, ни минуточки, когда бы я не думала о тебе. Жизнь разлучила нас, но я верю, что мы обязательно встретимся. Моя самая заветная мечта собрать вас, своих деточек, вместе и жить вблизи вас. Милый мой мальчик, я очень скорблю о кончине Николая Петровича, но меня утешает мысль, что он сумел достойно позаботиться о тебе и обеспечить твое будущее. Как бы я хотела обнять тебя, прижать к своему сердцу и говорить, говорить с тобой. Помнишь, как мы сидели на крылечке охотничьего домика и смотрели на звезды? Думала ли я, что жизнь нас разлучит? Милый мой мальчик, мысленно я всегда рядом с тобой, и меня бесконечно угнетает то, что твоя жизнь идет теперь вне связи с моей. Конечно, в этом большая доля моей вины, но ведь я не только твоя мать; моя душа болит обо всех моих детях. Уезжая от тебя, я не думала, что не смогу вернуться обратно. Но, поверь, я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда помнил об этом!" Слезы застлали ее глаза и не дали возможности продолжить письмо. Спустя немного времени, она взяла себя в руки и закончила его. Строчки в некоторых местах расплылись от ее слез, но она не стала переписывать письмо, опасаясь, что будет еще хуже.
   Время пролетело быстро, и вот она уже в очередной раз прощается со своим старшим сыном. Когда теперь жизнь подарит ей новую встречу? Сергей был собран и деловит. С серьезным видом он давал ей последние наставления:
  - Мама, если тебя пригласят для разговора, будь лаконична. Ты давно не имела никаких сведений о Николае Петровиче, ты забыла о нем думать, и его завещание для тебя - полная неожиданность. Знакомство было случайным. Продумай хорошенько версию и заучи ее, чтобы не путаться.
  - Не волнуйся, сын! Я все поняла. Самое обидное, что доброе дело может обернуться для нас неприятностями. Сходи, пожалуйста, на кладбище и положи от меня цветы Николаю Петровичу. А Андрейке скажи, что я его очень люблю, постоянно о нем думаю и очень скучаю. Не забудь передать письмо.
  - Не забуду, не бойся! А ты будь, пожалуйста, менее откровенна со своим Даниилом Васильевичем. Все-таки, я тебя не очень понимаю. Зачем он тебе? Ты ведь уже не молодая.
  - Вот именно. У вас, Сереженька, своя жизнь, а я уже вроде и не нужна вам. А и в этом возрасте хочется тепла, внимания и понимания.
  - Чего тебе не хватает? Мы все тебя очень любим, ты не одинока.
  - Доживешь до моих лет, будешь понимать меня лучше. А когда женишься ты? Пора уже тебе обзавестись детками, а то умру и не увижу их.
  - Что такое ты говоришь, мама? Живи, как можно дольше, на радость нам. А жениться мне, как ты видишь, некогда. Такой, как ты, больше нет, а на худший вариант я не согласен.
  - Ах ты, маленький подлиза! Береги себя, Сереженька! Будь здоров и счастлив! Хотя бы изредка присылай нам весточки.
  Она обняла его и целовала в щеки, глаза, гладила его и не могла на него насмотреться. Паровоз дал длинный гудок, и Сергей, поцеловав мать в последний раз, вскочил на подножку вагона. Она ушла с перрона только, когда из вида скрылся последний вагон.
   Жизнь пошла далее своим чередом. Марию Николаевну никуда не вызывали, и она уже почти забыла о завещании Николая Петровича, тем более что в семье Володи опять стали сгущаться тучи семейного раздора. Как выяснилось позднее, Лиза где-то случайно встретилась со своим бывшим другом, и роман закрутился с новой силой. Она стала пропускать занятия, приходить домой поздно. Однажды, возвратившись домой около полуночи, она заявила Володе, что уходит от него, собрала вещи и ушла. За дочерью она пообещала придти на другой день. Мария Николаевна и Володя даже опомниться не успели и объясниться с ней, так все произошло стремительно и неожиданно. Когда на другой день Лиза пришла за дочерью, Мария Николаевна пыталась ее образумить: говорила о долге матери, умоляла подумать о Милочке и ее судьбе. Но Лиза ничего слышать не хотела и повторяла только одно: "Я люблю этого человека! У нас все будет хорошо!" И в этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял курьер:
  - Кто здесь Бережная Мария Николаевна?
  - Я, - отозвалась она.
  - Вам повестка из наркомата. Примите и распишитесь.
  - Из какого наркомата? Я ничего не понимаю. Лиза, ты понимаешь что-нибудь?
  - Из наркомата иностранных дел, - отозвался курьер.
  - Наверно, что-нибудь от Сергея, - сказала Лиза.
  У Марии Николаевны перехватило от волнения дыхание. Трясущимися руками она расписалась в повестке и прочитала отпечатанные на повестке скупые строки: "Вам надлежит явиться в наркомат сразу же по получении настоящей повестки в кабинет 12". Наскоро простившись с Лизой, она засобиралась. При этом она никак не могла сообразить, что нужно с собой взять, во что одеться. У нее все валилось из рук. Одна мысль преследовала ее и парализовала сознание: "Что-то случилось с Сережей!" Она присела, чтобы успокоиться: " Нужно взять себя в руки, нельзя впадать в панику заранее. Почему непременно предполагать плохое? Возможно, Сережа прислал весточку с дипломатической почтой... Нет, тогда курьер принес бы ее". Она посидела несколько минут, пытаясь привести в порядок мысли и чувства. В наркомате ей выписали разовый пропуск и указали, как пройти к двенадцатому кабинету. Она робко постучала в дверь.
  - Войдите, - послышалось из-за двери, и она вошла.
  За столом сидел немолодой человек с круглым лицом и усталыми глазами. Она протянула ему повестку.
  - А. Бережная! - радостно поднялся он из-за стола, и у нее отлегло от сердца. Плохие новости с таким радостным видом не сообщают. - Проходите, проходите, присаживайтесь. Не догадываетесь, зачем мы вас вызвали?
  - Нет, - лаконично ответила она.
  Он выжидающе смотрел на нее, а она молчала, решив про себя, что говорить будет только по необходимости. Выдержав солидную паузу и не дождавшись от нее каких-либо версий, он сказал:
  - С вашим отказом от завещания вышла небольшая неувязочка. Нотариус, который ведет это дело, требует вашего личного присутствия, чтобы удостовериться, что вы отказываетесь добровольно, а не под давлением со стороны властей. Придется вам срочно выехать в Париж. Вы согласны?
  - Да, конечно. Я сделаю все, что нужно. Только у меня просьба. Я последнее время неважно себя чувствую и прошу, чтобы мой сын сопровождал меня в этой поездке.
  - Кто ваш сын?
  - Бережной Владимир Тихонович. Он профессор университета.
  - Бережной, Бережной... - задумчиво произнес мужчина. - Сергей Бережной, случайно, не ваш родственник?
  - Это мой сын.
  - Что ж, я думаю, возражений не будет. Оформим две визы. Профессору, наверно, будет интересно познакомиться с Парижем. Кстати, а почему этот человек вам оставил такое солидное наследство? Где вы с ним познакомились?
  - Для меня самой загадка, почему он меня вспомнил. Мы были едва знакомы. Он увидел меня, тогда еще молоденькую девушку, в церкви и, как говорил, влюбился с первого взгляда. Хотел на мне жениться, но я любила другого человека и отказала ему. С тех пор я его не видела и ничего не слышала о нем.
  - Все-таки, странные прихоти бывают у богатых. А вы, видно, были замечательной красавицей в юности, если и сейчас на вас приятно посмотреть! - благодушно закончил он. - Я подписываю ваш пропуск, и вы можете пока идти домой. Мы известим вас, когда будут готовы документы для поездки. Наши люди подойдут к вам за нужными сведениями в течение дня.
   Домой она не шла, а летела. Ей хотелось скорее поделиться с Володей новостью о предстоящей поездке в Париж. По счастью, Володя оказался дома. Он уговаривал Лизу оставить Милочку ему, но та была непреклонна. Мария Николаевна горячо поддержала невестку. Милочка могла осложнить предстоящую поездку, а сейчас все пока складывалось как нельзя лучше. Сережа планировал, что они все соберутся в Париже, а ей пришла в голову мысль, что там она может и не отказываться от наследства. И тогда жизнь будет безбедной, а все сыновья будут рядом. Ради них она готова на разлуку с родной землей, готова претерпеть любые невзгоды, лишь бы у детей все складывалось в жизни хорошо. Володя удивленно смотрел на мать. Ему казалось, что она всей душой привязалась к девочке и будет настаивать вместе с ним, чтобы Милочка осталась у них. Мария Николаевна сделала вид, что не понимает значения сыновнего взгляда, и продолжала убеждать сына, что дочь нельзя разлучать с матерью. Наконец, Лиза с Милочкой уехали, и Мария Николаевна приступила к разговору:
  - Володя, нам с тобой предстоит поездка в Париж.
  - Париж? Что за фантазии, мама? Поверь, мне сейчас не до них.
  - Я понимаю, как тебе сейчас больно, но жизнь с разводом не заканчивается, а только начинается. Господь знает, что делает. И, наверно, для тебя благо, что ты расстался с женой, которая тебя не любила, именно сейчас, когда впереди у тебя вся жизнь. Ты молод, умен, привлекателен, и не одна порядочная женщина будет рада составить тебе семью. Вот увидишь, все у тебя сложится самым лучшим образом!
  - Мама, что ты такое говоришь! Что я за человек, если от меня уходит женщина, заметь, любимая мной? А Милочка? Как я буду жить без нее? Еще вчера у меня была семья, а сегодня я - банкрот!
  - Да, не было у тебя семьи! У тебя была жена - вертихвостка и дочь, чье отцовство знает только твоя бывшая жена. Я говорю тебе горькие вещи, но я - твоя мать и имею на это право. Милочка нисколько на тебя не похожа. Судьба дает тебе возможность изменить свою жизнь. Я только что вернулась из наркомата иностранных дел. Мне предлагают ехать в Париж, чтобы я лично подтвердила нотариусу свой отказ от наследства. Я сказала, что плохо себя чувствую, и попросила тебя в провожатые. На днях нам оформят визы, и мы поедем в Париж. Там нас ждут Сережа и Андрейка. Да, остановись ты, наконец! Перестань мельтешить перед глазами!
  Владимир, который бегал по комнате из угла в угол, резко остановился и приложил руки к вискам:
  - Мама, я ничего не понимаю. Какое наследство, какая поездка?
  - Ах, да! Ты же ничего не знаешь. Сережа просил никого не посвящать в это дело.
  И она коротко пересказала ему и об оставленном наследстве, и о своем отказе от него в пользу государства, и о решении парижского нотариуса удостовериться в добровольности отказа. До Владимира, наконец, стало доходить, что поездка в Париж - не бредовая фантазия матери, а предстоящая реальность. Похоже, судьба посылает ему шанс отвлечься от свалившегося на него несчастья и попытаться по-новому взглянуть на все происходящее. Мария Николаевна молчала и выжидающе смотрела на сына. От его решения зависело и то, как она поступит в Париже с оставленным наследством. Если он решится ехать с ней, она предложит ему остаться во Франции и соединиться с остальными членами семьи. Ради того, чтобы быть вместе со своими детьми и материально ни от кого не зависеть, она готова поступиться своей страстной привязанностью к этой земле, к тому, что, как ей еще недавно казалось, дороже всех сокровищ мира. Владимир после короткого раздумья сказал:
  - Хорошо, мама. Я поеду с тобой. Возможно, короткое пребывание в некоронованной столице мира излечит мои душевные раны. Пора встряхнуться и посмотреть мир глазами парижан.
  - От нас зависит, будет ли наше пребывание в Париже кратковременным или мы останемся там навсегда.
  - Что ты еще задумала, мама?
  - Нам, Володенька, дается шанс и, возможно, единственный, соединиться с твоими братьями. Сережа готов навсегда остаться в Париже, Андрейка не собирается возвращаться сюда. Я - мать всех вас троих, и мое сердце постоянно разрывается между вами. А, когда вы все будете рядом, и моя душа будет спокойна. Николай Петрович оставил нам такое наследство, что мы до конца своих дней можем жить безбедно. К тому же, вы все у меня головастые и рукастые, без дела сидеть не будете.
  - Мама, ты затеяла очень серьезную и рискованную игру. Новая власть вряд ли простит тебе такую "шутку".
  - Ради счастья своих детей я готова рискнуть. Думаешь, я не знаю, что творит новая власть и как она расправляется с неугодными? Мы живем в постоянном страхе. Каждый день газеты пишут о разоблачениях "врагов народа". А Париж - город свободных и счастливых людей.
  - Не преувеличивай, пожалуйста! И там есть свои униженные и оскорбленные, и там не каждому живется сладко.
  - Но, по крайней мере, там человек рискует умереть, пусть даже от голода, естественной смертью, а здесь невиновный может оказаться огульно обвиненным во всех смертных грехах и умереть позорной смертью. Посмотри, что сделали с церквями и священнослужителями! Какое счастье, что твои бабушки и дедушки и отец не дожили до этого безобразия! В общем, сын, в поезде у нас не будет возможности переговорить обо всем подробно, поэтому давай договоримся сейчас. Согласен ли ты не возвращаться назад?
  - Давай решать будем на месте. Кто знает, что предпримут твои сопровождающие? Возможно, они захотят меня взять в качестве заложника, чтобы отрезать тебе пути к отступлению.
  - Неужели они пойдут на это? Не думаю. Они уверены в том, что я сама не хочу принимать это наследство. Сережа у них вне подозрений, об Андрейке они не знают. Свой отказ я написала без их подсказки, добровольно. Поэтому, мне кажется, что они не буду подстраховываться. Но на всякий случай, давай предусмотрим и этот вариант. Если они возьмут тебя в заложники, я безоговорочно подтвержу у нотариуса свой отказ. И в этом случае мы, все равно, можем остаться. Николай Петрович оставил не только мне наследство, но и Андрейке. Я думаю, что он нам на первых порах поможет, а позже мы устроимся на работу и будем сами зарабатывать на жизнь. Так ты согласен с моим планом?
  - Конечно, согласен, мама. Здесь, действительно, последнее время не чувствуется свобода. У нас в университете тоже идет мышиная возня, сто раз проверяют и перепроверяют анкетные данные. Я живу в постоянном страхе, что откроется моя подноготная.
  - Вот и договорились. Кажется, кто-то звонит в дверь. Я пойду открою.
  На пороге стоял мужчина, держа в руках треногу фотоаппарата, весь обвешанный аппаратурой.
  - Здесь живут Бережные? - весело спросил он. - Велено вас заснять на документы.
  - Да, да, - приветливо распахнула дверь Мария Николаевна. - Проходите, пожалуйста!
  Фотограф сноровисто развесил осветительную аппаратуру, белый экран и, поочередно усадив перед ним Марию Николаевну и Володю, сделал несколько снимков и, так же быстро собрав свое имущество, откланялся. После его ухода Володя раздумчиво сказал:
  - Видно, Николай Петрович оставил немалую сумму, раз так стремительно завертелась госмашина.
  - Поверь, что это так, - эхом отозвалась Мария Николаевна.
  - Мама, подумай еще раз. Ты затеяла смертельно опасную игру с нешуточным противником и к тому же беспощадным.
  - Пойми, Володя, я не могу упустить этот шанс. У нас нет другого пути соединиться. Смотри, Господь нам помогает и подсказывает, что мы на правильном пути. Именно сейчас он внушил Лизе мысль уйти от тебя вместе с дочерью. Разве это не промысел Божий?
  - Мама, ты, по-моему, очень свободно обращаешься с этим понятием.
  - Нет, сын. Я верю, что Господь ведет меня по жизни и подсказывает, как мне поступать в разных житейских ситуациях. Как еще можно объяснить то обстоятельство, что нотариус потребовал моего личного отказа от наследства?
  - Просто. Нашим властям не очень-то доверяют за границей.
  - Один этот факт, может быть, и заставил бы меня согласиться с тобой. А как совпадение с Лизиным уходом? Вот уже два факта соединились. А это говорит уже не о простом совпадении, а промысле Божьем.
  - Может быть, ты и права, - не очень уверенно произнес Владимир. - Что ж, попробуем использовать этот шанс. Правда, я не представляю себя за рубежом. Ты же всегда говорила, что человек должен жить в той стране, где родился. Что же тебя заставило изменить эту точку зрения?
  - Слепая материнская любовь. Я поняла, что могу быть счастлива только тогда, когда все мои дети со мной. Можно пережить разлуку с родиной, друзьями, но горше нет разлуки, чем разлука с детьми.
  - Мама, мама, а меня ты тем самым обрекаешь на разлуку с Милочкой. Ведь она моя дочь, я люблю ее так же сильно, как ты любишь нас.
  - Даст Бог, и Милочка будет с нами. Положись на Господа и его милосердие. Знаешь, Володя, я хочу завтра съездить к Даниилу Васильевичу и попрощаться с ним. Негоже обижать хорошего человека.
  - Надеюсь, ты не станешь посвящать его в свои планы?
  - Конечно, нет. Я просто скажу, что еду по вызову Сережи ненадолго. Он не поймет, почему Николай Петрович оставил свое наследство мне и моему сыну. Я не сумею убедить его, что между нами ничего не было.
  - А у вас, действительно, ничего не было?
  - Если не считать его официального предложения руки и сердца, ничего. Этот человек полюбил твою мать, как не странно.
  - Нисколько не странно. Ты у меня очень привлекательная женщина и выглядишь просто замечательно.
  - Спасибо, сын, за добрые слова. Ты не совсем объективен. Давай пойдем, попьем чайку на сон грядущий.
   На другой день Мария Николаевна, как и собиралась, поехала к Даниилу Васильевичу. Он очень обрадовался, увидев ее, но его улыбка моментально исчезла, когда он услышал о причине ее приезда. Он ушел с работы, и они поехали к нему. Всю дорогу до дома он молчал и разразился резкой и эмоциональной речью, едва переступив порог дома:
  - Маша, я не мальчик уже, чтобы постоянно выслушивать и верить твоим отговоркам. Если ты меня не любишь, считаешь недостойным быть твоим мужем, скажи об этом прямо! Зачем постоянно придумывать разные причины и предлоги? Сколько времени потеряно понапрасну! Что тебе делать в Париже?
  - Как ты не поймешь? Я мать, сын позвал меня, и я должна ехать к нему. Тем более что поездка продлится недолго. Ты даже не успеешь соскучиться. Давай не будем тратить время на ссоры, прошу тебя! Если бы я обманывала тебя, я давно перестала бы к тебе ездить. Но пойми одно, сыновья для меня - главное в жизни!
  - А я, я? Что значу я в твоей жизни?
  - Ты очень важен для меня, как друг, как тихая пристань от житейских бурь, как спасительный якорь в штормовую погоду. Но буду с тобой честной, ты не главнее моих детей. И если я нужна буду своим детям, я наступлю на горло своей привязанности к тебе и пойду за ними хоть на край света. Постарайся принять это, как данность, и не пытайся изменить меня. Если я тебе такая не подхожу, скажи мне об этом также честно, как я говорю тебе.
  - Маша, Маша, когда я вижу тебя и говорю с тобой, я согласен на любые твои условия. Но, когда тебя нет рядом, сомнения одолевают меня и превращают мою жизнь в подобие ада.
  - Бедный ты мой! Не сердись на меня. Ничего больше я не хочу в этой жизни, как провести остаток своих дней с тобой.
  И дальше их разговор перешел в мирное русло, и простились они по-доброму. Даниил Васильевич посадил ее на автобус и, не дожидаясь его отправления, круто повернулся и пошел, не оглядываясь. А она смотрела на него из окна автобуса, пока его статная фигура не скрылась за поворотом. Тихие слезы пролились из ее глаз, а душу окутала щемящая грусть. Она понимала, что сейчас, в эту минуту их пути разошлись навсегда. "Видимо, мне суждено терять любящих меня мужчин одного за другим: Алеша, Николай Петрович и, наконец, Даниил Васильевич" - горестно думала она, не вытирая бегущие слезы и, словно, не замечая их.
   В Париж они с Володей прибыли без особых происшествий, если не считать неприятного типа, который сопровождал их в этой поездке. Марии Николаевне он не понравился с первого взгляда.
  - Константин Петрович, - коротко представился он. - Я буду вашим постоянным спутником до Парижа и в Париже, так что прошу любить и жаловать.
  У него была ничем не примечательная внешность. Почти безбровое лицо и белесые ресницы делали его похожим на моль. К тому же он был приторно назойлив, что делало его общество невыносимым. Он не давал им с Володей ни на минуту остаться одним, засыпал их бесчисленными вопросами. Сначала его вопросы казались ей бессмысленными, но потом она уловила скрытую закономерность в их беспорядочности и замкнулась в себе, сославшись на головную боль. Володя тоже был немногословен. Он тяжело переживал разрыв с женой и разлуку с дочерью. Из-за Константина Петровича она даже не захотела выйти на перрон на последней российской станции. Ей не хотелось обнажать свои чувства перед этим неприятным ей человеком. Дорога в этот раз показалась ей долгой и утомительной. Она большей частью лежала на своей полке, закрыв глаза и предаваясь воспоминаниям. Назойливый голос Константина Петровича врывался в ее мысли и мешал их.
  - Господи, сделай так, чтобы он помолчал хотя бы немного! - взмолилась она про себя.
  Особенно невыносимы были последние часы перед приездом в Париж. Константин Петрович не умолкал ни на минуту.
  - Голубушка, что у вас такое кислое выражение лица? - обратился участливым тоном он к ней.- Ведь скоро Париж - мечта всей моей жизни! Никогда не думал, что когда-нибудь попаду туда. А вы рады, что скоро вдохнете аромат парижских улиц?
  - Я не люблю Париж. Меня утомляет его суета. Я еду в Париж по делу и не намерена задерживаться там.
  - А я хотел бы, хотя на месяц, задержаться. Никак нельзя будет растянуть это ваше дельце? - он буквально впился в ее лицо своими бесцветными глазками и с таким нетерпением ждал ее ответа, что даже заерзал на месте.
  - Я не могу и не хочу ради вашего удовольствия затягивать процесс. Кстати, когда мы поедем к нотариусу? - спросила в свою очередь она.
  - Как приедем, я с ним созвонюсь. Кстати, нас будет встречать ваш сын Сергей. Вы знали об этом?
  - Откуда? Мне никто ничего не сказал.
  - У нас любят разводить секретность, - радостно захихикал он.
  Марию Николаевну внутренне передернуло от отвращения, но внешне она своих чувств не проявила. Она с нетерпением ждала окончания этой бесконечной дороги и долгожданной встречи с сыном. Возможно, Сергею удастся избавить их от общества Константина Петровича. Но ее желанию не суждено было сбыться. Едва закончились объятия и радостные приветствия матери с сыном и братьев, как Константин Петрович все тем же противным радостным голосом возвестил:
  - Я с вами не прощаюсь. Мне велено повсюду вас сопровождать, уж не обессудьте. Сергей Тихонович, распорядитесь, чтобы нас с Владимиром поместили в одну комнату. К Марии Николаевне не смею напрашиваться, но уж с вашим братом непременно в одной комнате, непременно! И уж позвольте присутствовать при всех ваших родственных беседах.
  - Как вам будет угодно, - сухо отозвался Сергей. - Работа есть работа, я понимаю. Кстати, с нотариусом я сегодня созванивался. Он ждет вас, как только вы изъявите желание.
  - К чему торопиться? Нужно осмотреться, оценить обстановку, нет ли какой провокации. Думаю, что мне понадобится несколько дней для этого.
  - Боюсь, что ничего не получится, - пояснил Сергей. - Сегодня получена депеша, в которой просят завершить дело с наследством в самое короткое время.
  - Я должен ознакомиться с ней всенепременно.
  - Разумеется, я предоставлю вам такую возможность, - равнодушно бросил Сергей. - А сейчас прошу в машину! Вам, Константин Петрович, придется на короткое время расстаться со своими подопечными и ехать в моей машине. Я думаю, особой беды не будет, если они какие-то полчаса проведут без вашего общества. Мама, Володя, а вы садитесь в такси и следуйте за нами.
   Константину Петровичу ничего не оставалось, как подчиниться веселой напористости Сергея. Мария Николаевна и Владимир подошли к указанной Сергеем машине и едва сдержались, чтобы не вскрикнуть. За рулем такси сидел Андрейка в кепке с большим козырьком, наполовину закрывавшим его лицо, и весело улыбался:
  - Сотрите с ваших лиц удивление и скорее садитесь! Давайте ваш багаж.
  Он, не торопясь, погрузил их баулы, также, не торопясь, сел за руль и нажал на газ. На первой же развилке он свернул в сторону и помчался с бешеной скоростью, свернул в ближайший проходной двор, повторил этот маневр несколько раз и затем, убедившись, что за его машиной не едет машина Сергея, плавно покатил по неширокой тихой улочке. Он остановился возле красивого двухэтажного особняка, утонувшего в зелени плюща. К дому вела аллея красноватого цвета, вдоль которой были высажены каштаны, а перед самим домом был разбит великолепный цветник. В Париже весна полноправной хозяйкой царила повсюду: воздух был напоен ароматом цветущих каштанов, на клумбе пламенели цветы тюльпанов, пестрым ковром стелился портулак, гиацинты и нарциссы оттеняли красоту друг друга. Когда машина остановилась, Андрейка повернулся к матери и брату:
  - Ну, здравствуйте, мои дорогие! Добро пожаловать домой!
  Они вышли из машины и обнялись. Мария Николаевна не могла оторвать глаз от младшего сына:
  - Андрюшенька, как же ты вырос и возмужал! Как я тосковала в разлуке с тобой! Боже мой, а как же Сережа? - спохватилась она. - У него будут большие неприятности из-за нас!
  - Не волнуйся, мама! - отозвался Андрейка. - Он все продумал. Это его идея вызвать вас сюда и, наконец-то, всем соединиться. У него все подготовлено. Он заранее подал прошение о предоставлении политического убежища и ждал только вашего приезда сюда. Сегодня на вечер назначена большая пресс-конференция, в которой вы будете участвовать. Я с вами не буду, чтобы не засветиться. Все не так просто. Думаю, что вам предстоит пережить нелегкие времена. Возможны акты возмездия со стороны нашей бывшей страны.
  Молчавший до этой поры Владимир неожиданно взорвался:
  - А меня Сергей спросил, хочу ли я покинуть свою страну? У меня там остались жена и дочь, которых я люблю.
  - Володя, успокойся. Жена тебя оставила, а дочь всегда остается с матерью. Никто тебе ее не отдаст. Мы уже говорили с тобой об этом. Не начинай все сначала. Сергей, рискуя карьерой и, возможно, жизнью, постарался нас вызволить из ставшей нам чужой страны, а ты недоволен.
  - Это для тебя страна стала чужой, а я себя неплохо там чувствовал, - огрызнулся он без прежнего накала.
  - Ты же сам говорил, что у вас на работе идет "мышиная возня". Давайте прекратим этот ненужный разговор и порадуемся нашей встрече, - завершила внезапно возникший спор Мария Николаевна. - Андрюшенька родной, расскажи, как тебе здесь живется, как учеба, работа. Нам интересно все, правда, Володя?
  - Сначала я вас покормлю с дороги. А, пока я буду готовить, можете принять ванну с дороги.
  - С превеликим удовольствием. Познакомь нас, где что находится, пожалуйста.
  Андрейка показал приготовленные для них комнаты, провел по всему дому, показывая кабинет, гостиную, столовую, библиотеку и другие помещения. Все в этом доме дышало комфортом, уютом, чистотой. Гости осмотром остались довольны.
  - Слуги на сегодня отпущены, - пояснил Андрейка, - чтобы не мешать нашей встрече. В доме есть горничная, кухарка и садовник. Они живут в соседнем флигеле.
  Мария Николаевна лежала в ванне, нежась и блаженствуя, с удовольствием вдыхая легкий сладковатый аромат пены. Мысли ее были рассеяны и бездумны. Ей хотелось, чтобы эти мгновения длились и длились. Никуда не нужно спешить, ни о чем не следует тревожиться. Нужно наслаждаться этой передышкой, которую ей подарила жизнь. Много ли было в ее жизни таких мгновений после великих потрясений, которые принесла с собой революция?
   Из ванны она вышла освеженная и расслабленная с ощущением внутреннего покоя и радости.
  - Володя, иди, прими ванну, ты почувствуешь себя другими человеком, - обратилась она к сыну.
  - А я уже принял, - отозвался сын. - Здесь не одна ванна.
  - Прошу к столу! - позвал Андрейка. - Сережа уже приехал и ждет вас в столовой.
   Мария Николаевна, войдя в столовую, обняла Сергея, звонко его расцеловала и впервые за последние годы с удовлетворением оглядела всех своих сыновей. Вот они стоят перед нею ладные, стройные, красивые. Она с гордостью смотрит на них. Неужели все они - плоть от ее плоти? Ради того, чтобы собрать их воедино, она отказалась от самого дорогого - родной земли, отказалась от личного счастья. Ради них она готова на любые жертвы. Нет счастья выше материнского. У них все теперь должно быть хорошо. Вместе они - сила, которую никому не дано перебороть! Все в этот день ее радовало и наполняло счастьем: и этот яркий весенний день, полный солнца, и празднично сервированный ее младшим сыном стол, и сами ее сыновья, гордость ее и счастье!
  - Сережа, расскажи, как ты расстался с Константином Петровичем?
  Сергей весело, по-мальчишески рассмеялся:
  - Это нужно было видеть! Сначала он смотрел по сторонам и не сразу заметил отсутствие машины. А, когда всполошился, я его успокоил, что водитель такси знает, куда ехать, а у каждого водителя - свои маршруты, более короткие. Он и не волновался дальше до самой дипмиссии. Когда мы подъехали, я спросил охранника, прибыло ли такси. Он ответил утвердительно, и Константин Петрович совершенно успокоился. Охранник говорил о такси, которое привозит обычную почту, а Константин Петрович имел в виду ваше такси. Он спокойно вошел в здание, а я, не заходя вслед за ним, остановил проходившее такси, доехал до Елисейских полей и отпустил такси. Затем прошел пешком немного, взял другое такси и приехал сюда. Думаю, что они не сумеют проследить мой путь. Тем более что я вылез не здесь, а за два квартала отсюда. В общем, конспирация еще та! Вечером нам предстоит пресс-конференция, на которой мы объявим о своем решении остаться здесь. Полиция нас оградит от всяких провокаций в период шумихи. Шумиха начнется завтра, когда выйдут газеты, а сегодня нам нужно завершить дело у нотариуса. У него практически все готово, и сегодня как раз день вступления в наследные права. Давайте поедим и поедем. Кстати, мы поедем не по тому адресу, что указан в приглашении, оставшемся у Константина Петровича. Думаю, что он уже устремился туда. Сегодня его ждет разочарование: у нотариуса - неприемный день. А теперь давайте подкрепимся как следует перед дорогой. Андрейка постарался на славу.
  - Сынок, где ты научился искусству сервировки? Просто очень все красиво и празднично. Я горжусь тобой!
  - Мама, я прошел хорошую школу у Николая Петровича. Царство ему Небесное!
  Сергей встал и торжественно произнес:
  - Я думаю, что мы должны почтить память этого человека минутой молчания. Именно ему принадлежала идея нашего воссоединения. Он долго убеждал меня, пока я не согласился. Он продумал все до мелочей. Ему с нашей помощью удалось вывезти из России большую коллекцию драгоценных камней, и он считал, что половина этого состояния по праву принадлежит нам. После нотариуса мы съездим в православный храм, закажем панихиду, а оттуда заедем на кладбище и возложим цветы. В общем, все сделаем, как ты, мама, хотела.
   У нотариуса все свершилось в течение часа с небольшим. Он зачитал завещание, выполнил необходимые формальности, и Мария Николаевна стала обладательницей двухэтажного особняка, в котором они разместились, и, более чем солидного, счета в одном из надежнейших банков Парижа. Все это было похоже на сказочный сон или волшебную сказку, в которой в роли джинна, исполняющего желания, выступил нотариус, весьма почтенный человек, благожелательный и услужливый. Она вышла на улицу в окружении своих сыновей, и радостная улыбка не сходила с ее лица. На нее с восхищением оглядывались прохожие и в ответ улыбались ей.
  - Мальчики, я думаю, самое время возблагодарить Господа и воздать должную память тому, кто сотворил это чудо. Андрейка, вези нас в православный храм!
  Они приехали к окончанию службы. Заканчивалась Божественная литургия. Хор пел знакомые с детства слова: "Видехом свет истинный, прияхом Духа Небесного, обретохом веру истинную...", и душа Марии Николаевны наполнилась огромной благодарностью к Творцу всего сущего за счастье воссоединения с сыновьями, за казавшееся безоблачным будущее, без борьбы за выживание. Ей казалось, что все горестное и трудное осталось позади. Благодатные тихие слезы пролились из ее глаз, умиротворение и покой снизошли на нее. После окончания службы они заказали панихиду по Николаю Петровичу, сделали достойное пожертвование храму. Мария Николаевна с особым чувством ставила свечи и молилась перед иконами. Она всегда трепетно относилась к посещению церкви. Именно там все мучительное и тревожное, что омрачало ее жизнь, уходило. Душа наполнялась неземным восторгом, огромной благодарностью и любовью к Всевышнему за все его благодеяния. Она свято верила, что Он ведет ее по жизни и направляет ее.
   На кладбище у могилы Николая Петровича она долго стояла в скорбном молчании. Когда-то, в далекой молодости она любила посещать кладбища, ей нравились тишина и царивший там покой, но со временем, когда навечно простились с жизнью многие близкие ей люди, она стала страшиться предстоящих потерь и неизбежной своей кончины. Жизнь пролетела так быстро. Ей казалось, что она только начала жить, а уже седина начинает робко оседать на ее прекрасных волосах. Все в этой жизни преходяще. Она положила цветы на мраморную плиту могилы, молча прочитала молитву и, не окликнув сыновей, пошла прочь. Сыновья поспешили за ней. Домой возвращались в молчании. Все притихли и были серьезны. Перед обедом решили немного отдохнуть. День был слишком насыщен событиями радостными вперемежку с грустными. Но молодость берет свое, и вот она уже слышит смех своих сыновей. Их звонкие голоса разносятся по всему дому, и она встает и идет к ним. И начинается общая беседа, и общие воспоминания, и радость снова возвращается к ней.
   Мария Николаевна совсем не так представляла себе пресс-конференцию. Она думала, что в зале будет много народа, будут задавать много вопросов. Но на деле все получилось иначе. Были фотокорреспонденты и корреспонденты двух или трех ведущих газет. Сергей сделал официальное заявление о желании его семьи остаться во Франции, фотографы сделали несколько снимков, а саму Марию Николаевну спросили только, почему она не хочет возвращаться в Россию. Может, ей не нравится новая советская власть? Она даже обиделась на этот, как ей показалось, примитивный и провокационный вопрос. Она встала и с достоинством сказала:
  - У меня нет претензий к новой советской власти. Просто мне, как матери, представился случай воссоединить свою семью, и я не могу отказаться от этой возможности. Как бы ни любила я свою родину, но детей своих я люблю больше, и поэтому и только поэтому решила не возвращаться назад и отказалась от передачи наследного имущества советской России.
  Корреспонденты, было, забросали ее после этого заявления вопросами, что за наследство, от кого оно, каковы его размеры. Она уже совсем собралась отвечать на них, но поднялся Сергей и попросил закончить пресс-конференцию под предлогом, что его мать устала. Она только утром приехала в Париж и еще не имела возможности отдохнуть после дороги. Нехотя, корреспонденты подчинились просьбе Сергея, взяв с него обещание, что к теме наследства они еще вернутся. На другой день газеты вышли с броскими заголовками на первой странице: "Советский дипломат и его семья отказались вернуться на родину". Шумиха получилась изрядная. Андрейка с утра уехал в город и вернулся только к обеду. Он привез ворох газет и свежие новости из дипмиссии. Оказывается, он заходил в кафе к Клотильде, куда частенько на чашечку кофе забегают работники дипмиссии. Из обрывков их разговоров Клотильда поняла, что скандал разгорелся нешуточный. Константин Петрович срочно выехал в Москву. Поговаривают, что ему может здорово нагореть за то, что не справился с заданием. Работники дипмиссии опасаются, что их тоже начнут "шерстить" и проверять по всем статьям. Прозвучала и такая версия, что семье Бережных тоже не поздоровится, им просто так с рук не сойдет эта "провокационная выходка" (по словам работников дипмиссии).
  - Сережа, а что нам могут сделать? - спросила Мария Николаевна с тревогой.
  - Нам, мама, ничего. А другим, вздумавшим сыграть такую шутку, все, что угодно, вплоть до физического устранения. Я продумал все до мелочей, и поэтому до этого не дойдет. Но я должен на всякий случай заручиться поддержкой местных властей. После оформления вида на жительство мы можем уехать из Парижа и даже из Франции туда, где нас не найдут.
   Вечером в особняке появился Алексей Викентьевич. Он пришел один, без Клотильды. Мария Николаевна очень рада была его видеть, но вида не подала и поздоровалась с ним довольно равнодушно.
  - Маша, здравствуй! Если бы ты знала, как я счастлив вновь тебя видеть! А ты, похоже, совсем вычеркнула меня из своего сердца, - проговорил Алексей, подходя к Марии Николаевне и беря ее руку для поцелуя. Она руки не отняла. Щеки ее зарделись, а по всему телу пробежала давно знакомая волна неизъяснимого волнения. Нет, не забыла она его и не могла забыть. Слишком многое их связывало в жизни. Сын Андрейка ни на минуту не давал забыть о ее многолетней привязанности к этому человеку. Как две капли воды похожи друг на друга, так сын в точности повторил отца и фигурой, и чертами лица, и манерами. Горькое сожаление о том, что своими руками отдала любимого человека другой женщине, пронзило ее сердце острой болью. Если бы можно было предвидеть будущее, если бы можно было изменить прошлое! Но сделанного не воротить. Вслух она сказала:
  - Я очень рада видеть тебя, Алешенька! Ты совсем не изменился, только седая прядка появилась, но она тебя не портит. Говорят, седины украшают мужчин.
  - Это результат твоего эксперимента с моей женитьбой, - укорил он ее. - Маша, Маша, как ты могла так нелепо распорядиться нашими судьбами?
  - Меня оправдывает одно: я это сделала из любви к тебе. Я должна была ехать, а тебе туда был путь заказан. Как же я могла остановить тебя по-другому?
  - Это не оправдание. Позволь мне теперь быть всегда с тобой. Я не забывал тебя ни на минуту. Клотильда не была мне фактической женой, а теперь и по документам она не жена мне. Я, как узнал, что ты возвращаешься, сразу оформил развод.
  - Это правда? Неужели такая очаровательная женщина не сумела тебя завоевать?
  - Я же тебе говорил, что я однолюб. Мне никто не нужен, кроме тебя и нашего сына. Мы должны стать одной семьей. Кстати, изменишь фамилию, и тебя не сумеют достать твои недруги. Так что, тебе сплошной резон выйти за меня замуж. Согласна?
  Он встал перед ней на колени, взял ее руки в свои и долго смотрел, не отрываясь, в ее сиявшие глаза.
  - Алешенька, неужели все это возможно? Неужели мы можем больше не расставаться и не таить наши чувства? Все складывается настолько хорошо, что мне страшно. Так в жизни не бывает, чтобы человеку давалось все сразу.
  - Разве мы не прошли все испытания, разве мы не заслужили нашего счастья?
  - Это мы считаем, что заслужили, а судьба может распорядиться по-своему. Но сейчас я не хочу думать ни о чем грустном. Я слишком счастлива оттого, что все, кого я люблю, со мной. И в то же время тревога не покидает меня. Особенно беспокоюсь за Сережу. Он бывший работник посольства. Ему не простят предательства.
  - Не волнуйся за него. Верю, что Сережа все продумал, и у него есть варианты защиты. Расскажи лучше, как Россия, какие там перемены. Правда ли, что власти свирепствуют, а народ голодает?
  - Это не совсем так. В стране царят подъем и воодушевление, разрешили частную собственность. В магазинах есть практически все, но не всем это по карману. Люди живут небогато, но радостно. Везде звучит бравурная музыка, о чем-то рапортуют. И в то же время слишком много врагов у новой власти. Почти в каждой газете статьи о вражеских происках. Это пугает и настораживает. Но у меня было слишком мало времени, чтобы во всем разобраться. Тебе лучше поговорить об этом с Володей. Он расскажет подробнее, обстоятельнее и даже объективнее. Что с меня спрашивать? Я - простая домохозяйка. Да, что меня еще поразило, - это стремление новой власти ликвидировать безграмотность. Учиться заставляют даже стариков. Ликбез называется. Ходят молодые парни и девушки и агитируют стариков учиться грамоте. В общем, от прежней России мало, что осталось. Как ты жил без меня, что у тебя нового?
  - После твоего отъезда я загоревал так, что чуть не сошел с ума. Спас меня незабвенный Николай Петрович. Он со мной поговорил по-мужски. Признался, что любит тебя, тоже смертельно тоскует, но не раскисает. В общем, распушил меня по всем статьям, и я устыдился своей слабости. Он меня назначил главным распорядителем всех своих дел, загрузил так, что некогда было тешить свою печаль. Уходил из дома спозаранку, а возвращался только затем, чтобы бухнуться в кровать и проспать до утра. Тем и спасался. Ну и, конечно, Андрейка был всегда рядом. Знаешь, у нас замечательный сын, очень умный, добрый и работящий. Девушка у него есть, зовут Клер. Между прочим, чем-то похожа на тебя. Впрочем, увидишь сама.
  - А он мне ничего не говорил о девушке. Ему, впрочем, еще и рановато обзаводиться семейством, а вот Сережа и Володя меня тревожат. У Сережи даже на примете никого нет, а у Володи семейная жизнь разладилась. Не повезло ему с женой, попалась пустышка. Я пыталась сохранить их семью, но Лиза пошла на поводу у своей страсти. О ребенке не подумала... Каково Милочке будет без родного отца? А внучка у меня прелестная и, к большому сожалению, очень одинокая. Она немного отогрелась со мной, а теперь с равнодушной матерью и чужим дядькой вместо отца ей будет еще более одиноко.
  Мария Николаевна запечалилась, и Алексей Викентьевич обнял ее за плечи и прижал к себе:
  - Мы же договорились не говорить о грустном. В жизни не бывают одни радости. Володя еще найдет свою судьбу и подарит тебе других внуков.
  - Но Милочка всегда будет занозой держаться в моем сердце. Ты прав, грустить не будем. Пойдем к детям. Видишь, какие они деликатные, не заходят. Дают нам наговориться и насмотреться друг на друга.
   Когда они вошли в столовую, стол был накрыт, и в бокалах искрилось вино.
  - А мы собирались идти за вами, - возвестил радостно Андрейка, - а у вас, видимо, отличное чутье, сами идете. Прошу всех к столу!
  Ужин прошел очень весело. Все были в ударе, шутки и смех не смолкали ни на минуту. Казалось, все забыли о нависшей над ними угрозе и наслаждались прекрасным ужином, дружеским расположением, царившим за столом. Мария Николаевна обводила любовным взглядом родные лица самых любимых и близких своих мужчин, и не было в тот миг человека более счастливого, чем она. Ей казалось, что все тяжелое и мрачное, что тянулось за ней по следам в последние годы, осталось позади, а впереди их ждет прекрасное светлое будущее.
   Ночью, лежа рядом с Алексеем Викентьевичем, она шептала ему ласковые и заветные слова, которые столько лет носила в своей душе и не имела возможности высказать. Они уснули, крепко обнявшись, словно боялись отпустить друг друга хотя бы на миг и снова растеряться в бурном житейском море.
   На другое утро после завтрака она вышла проводить до порога Алексея Викентьевича, и он, глядя на нее, восхищенно сказал:
  - Какая же ты красивая, Маша! Годы над тобой не властны. Я обожаю тебя, если бы ты знала, как я обожаю тебя!
   Мария Николаевна зарделась от удовольствия, посмотрела на него сияющими счастьем глазами и тихо сказала:
  - Я знаю, Алеша. Я тоже тебя обожаю. Приезжай к обеду.
  - Я постараюсь. Если меня до двух часов не будет, обедай без меня.
  И, поцеловав ее на прощанье, он ушел. За ним засобирался Сергей. Мария Николаевна взволновалась:
  - Ты куда, Сережа? Это не опасно?
  - Не волнуйся, мама, все будет хорошо. Я пока не могу тебе рассказать, но, поверь, что я все устрою лучшим образом.
  И он тоже ушел, наскоро чмокнув ее в щеку. Мария Николаевна пошла будить остальных своих сыновей, но оказалось, что Андрейка уже уехал ни свет, ни заря, а Володя гуляет в садике за домом. Она вышла к нему. Утро сияло свежестью и каким-то особым светом. Володя сидел на скамье с книгой в руке, но глаза его были устремлены поверх страниц. Он не слышал, как подошла мать и присела рядом.
  - О чем грустишь, мой милый? - тихо обратилась она к нему. - Посмотри, какое замечательное сегодня утро. Поверь, у нас теперь все будет хорошо.
  - Мама, ты кого убеждаешь, себя или меня?
  - Нас обоих. Не может быть, чтобы теперь, когда мы все вместе, случилось что-нибудь плохое. Я волнуюсь за Сережу больше всех. Он из нас подвергается самому большому риску.
  - Успокойся, мама! Неужели ты думаешь, что Сережа самостоятельно решился на эту операцию? Все это задумано в верхах, чтобы внедрить его в стан вражеской державы. Неужели ты думаешь, что нас могли оставить в покое после такой шумихи и не наказать каким-либо способом? С нами, поверь, все будет в порядке. Сейчас все зависит от того, насколько Сергею поверят здесь. Плохо будет, если он не сумеет убедить французов в своей ненависти к большевикам. Тогда он становится бесполезным для последних, и может начаться новая игра. Но это Сережина профессия. Он разведчик, мама, и этим все сказано.
  - Разведчик? - ужаснулась Мария Николаевна. - Вот почему он до сих пор не имеет семьи. Бедный мой сын!
  - Не бедный, мама, не бедный. Ему нравится то, чем он занимается. Бедный, скорее всего, у тебя я. Моя семья вдали от меня, работы нет, перспектив никаких.
  - Не говори так. У нас есть состояние, а с деньгами можно добиться многого. Уладит Сережа наши дела, получишь документ, дающий право считаться гражданином Франции, и начнешь работать. Время обдумать, чем бы ты хотел заниматься, у тебя пока есть. Не захочешь работать по своей специальности, будешь работать вместе с Андрейкой, или откроешь собственное дело, или Алексей Викентьевич тебе поможет. Мы здесь не начинаем с нуля. Взбодрись, сынок! Новая жизнь начинается, и начинать ее нужно с хорошим настроением и верой в лучшее. Пойдем завтракать.
   Разговор с сыном растревожил Марию Николаевну. Ей не понравилось настроение Владимира. Он как-то погас и потерял интерес к жизни. Она этого не понимала. В самых трудных обстоятельствах она старалась не опускать руки, пытаясь выжить сама и спасти своих близких. А вот средний сын, похоже, унаследовал характер отца. Тихон не умел справляться с трудностями и находил утешение в вине. Только бы сын не последовал примеру отца. Она всеми силами пыталась отвлечь сына от грустных мыслей и расшевелить его.
  - А не проехаться ли нам по Парижу? - обратилась она к Владимиру после завтрака.
  - Мама, Сережа просил нас не покидать особняк. Давай дождемся лучших времен. Я пойду в библиотеку почитаю. А ты займись чем-нибудь подходящим.
  - Ты не хочешь со мной поговорить?
  - О чем говорить, мама? Все уже переговорено.
  - Нет, не все! - решительно произнесла она. - Ты знаешь, я не умею лукавить. Мне не нравится твое сегодняшнее настроение. Встряхнись, пожалуйста! Жизнь, наконец, повернулась к нам светлой стороной. Прошлое назад не воротить, и поэтому нужно выбросить его из головы.
  - Мама, я не умею, как ты, быстро приспосабливаться к обстоятельствам. Мне нужно время, чтобы все переварить, все расставить по своим местам. Не волнуйся за меня, пожалуйста! Я уже достаточно взрослый и самостоятельный. Прости меня, но я пойду, почитаю.
  И с этими словами Владимир ушел, а она осталась одна со своими переживаниями. Какие все же дети - эгоисты, думают только о себе. А разве она в его возрасте была другая? Вздохнув, она пошла на кухню, чтобы отдать необходимые распоряжения кухарке, а затем, взяв рукоделие, вышла в садик. Но ей не вышивалось. Она вспомнила, как в молодости любила ловко сновать иглой, наблюдая, как появляются первые очертания вышиваемого рисунка, какое при этом испытывала удовольствие. Ей в голову пришла мысль открыть свой салон, в котором можно было бы выставлять и продавать вышиваемые полотна. Когда-то это рукоделие приносило ей неплохой доход. "Надо будет всерьез этим заняться" - решила она и постепенно сосредоточилась на работе, увлеклась. И дело пошло споро. Время за рукоделием летело незаметно. Она прекратила работу, когда появился Алексей Викентьевич, приехавший на обед. За обедом она поделилась с ним своей идеей, и он горячо ее одобрил. В Париже было много русских девушек из хороших семей, которые владели искусством вышивания, а в настоящее время бедствовали. Он взялся дать объявление в русской газете о наборе вышивальщиц и обещал оказать Марии Николаевне поддержку в оформлении необходимых разрешений на этот вид деятельности. Права русская пословица: " ум хорошо, а два - лучше". Они заинтересованно обговорили все детали предстоящего дела, но остальных домочадцев решили пока не посвящать. Алексей Викентьевич был суеверным, и он считал, что нельзя рассказывать о планах, пока они не претворятся в жизнь. На том и порешили.
   Однажды Андрейка пришел с хрупкой девушкой с ярко-рыжими волосами и большими зеленоватыми глазами. Он подвел ее к матери и сказал:
  - Мама, это Клер, а по-нашему - Клара. Она наполовину русская. Это моя самая близкая подруга. А это - моя нежная и любимая мама Мария Николаевна.
  Мария Николаевна внимательно посмотрела на девушку, и сердце ее дрогнуло. Младший любимый сын вырос и уже знакомит ее со своей, так называемой, подругой. Такова судьба матери: отдавать своих сыновей чужим женщинам. Как это всегда больно, но так устроена жизнь. Не она первая, не она последняя из матерей, которые ревниво смотрят на избранниц своих сыновей. Будет ли Андрейка счастлив с ней, сумеет ли Клер заботиться о нем так, как заботится она, его мать? Внешне она ничем не выдала своих чувств и даже нашла в себе силы приветливо улыбнуться:
  - Я очень рада. Выпьете с нами чаю?
  Клер ответила без тени смущения:
  - С удовольствием.
  Марии Николаевне понравились та простота и доверчивость, с которой девушка откликнулась на ее приглашение. За чаем она расспрашивала Клер, давно ли та в Париже, чем занимается, кто ее родители, чем она увлекается. И когда услышала, что Клер очень любит вышивание гладью, прониклась к ней искренней симпатией. К тому моменту Мария Николаевна наняла нескольких девушек в свою мастерскую, и дело ее двигалось весьма успешно. Она поделилась с Клер своими замыслами и нашла в ней самый живой отклик. Клер загорелась желанием посмотреть на работы девушек и попробовать свои силы в вышивании большого полотна. Мария Николаевна показала ей свои работы и провела в мастерскую, где трудились нанятые ей работницы.
  - А меня вы не возьмете на работу? - неожиданно обратилась к ней Клер.
  - С удовольствием. Мне очень нужна молодая энергичная помощница.
  Так в лице Клер она обрела единомышленницу и сподвижницу. Клер оказалась очень деятельной и деловитой. Она взяла на себя многие организационные вопросы, и с ее активной помощью салон художественной вышивки " У мадам Мари" был открыт к новому году. Помещение было достаточно просторным и декорировано с большим вкусом. Клер продумала все до мелочей: от нейтрального спокойного цвета драпировок, на фоне которых вышитые полотна смотрелись очень выигрышно, ярко и выпукло, до освещения, не слепившего глаза, но хорошо освещавшего выставленные работы. Она заранее разослала изящно оформленные приглашения влиятельным лицам, ценителям прекрасного, по заранее тщательно составленному списку, журналистам и известным фотографам. Не забыты ею были и афиши, извещавшие об открытии салона. Успех был полным. В первый же день была продана почти половина выставленных работ за баснословную сумму, получено много разнообразных заказов. Но самым ценным для Марии Николаевны было внимание духовенства русского православного храма. Ей заказали вышить икону Казанской Богоматери, покровительницы Москвы. Священнослужителей интересовали также золотошвейные работы, и она решила расширить свою мастерскую, организовав отдельно вышивальные работы для храмовых надобностей.
   День Марии Николаевны проходил в ежедневных трудах и заботах о процветании ее салона. Алексея Викентьевича и своих детей она видела, в основном, за вечерним чаем, когда семья собиралась за весело шумящим самоваром. Это были часы душевного общения и отдыха от забот. Она очень любила это время и требовала от своих домочадцев, чтобы они не пропускали семейного чаепития. Клер была непременной ее спутницей, верной помощницей, и она мечтала видеть ее своей невесткой. Андрей, однако, не спешил сделать предложение своей подруге. Тогда Мария Николаевна, не любившая откладывать задуманное на потом, решила ускорить объяснение молодых. Она попросила Андрейку провезти их с Клер по магазинам. Он сначала отнекивался, ссылаясь на занятость своими делами и предлагая им вызвать такси, но Мария Николаевна была настойчива. Ей хотелось, чтобы сын оценил деловые качества Клер, посмотрел на нее, как на возможную помощницу и в его делах. В магазине, подбирая нитки и советуясь с Клер и Андреем, она неожиданно покачнулась и упала бы, если бы Андрей не подхватил ее:
  - Мама, мамочка, что с тобой?
  Мария Николаевна в ответ ему слабо улыбнулась:
  - Ничего страшного. Просто закружилась голова. Здесь очень душно. Мне нужно выйти на воздух. Андрейчик, проводи меня до машины, а ты, Клер, заверши выбор без меня. Бери все, что сочтешь нужным.
  Бережно поддерживая мать, Андрейка усадил ее в машину, а она, взяв его за руку, попросила присесть рядом:
  - Старею я, сыночек.
  - Что ты, мама? Ты у меня молодая и красивая, просто переутомилась, и тебе нужно отдохнуть.
  - Отдохнешь с вами. Никто из вас не хочет привести в дом помощницу, а я уже одна не справляюсь со всеми делами. Как бы я хотела, чтобы кто-то из вас женился, хотела бы увидеть внуков. Сергея я совсем не вижу, а Володя и ты пригрелись у материнского плеча и с места вас не сдвинешь. Какая чудесная девушка Клер, как она мне помогает! Чем тебе не невеста?
  Андрейка смущенно забормотал:
  - Клер, действительно, замечательная, но я как-то не думал о женитьбе.
  - А ты подумай! Мать не вечная. Случись что-нибудь со мною, на кого я вас оставлю?
  - Что за настроения, мама? Живи как можно дольше! Мы тебя очень любим!
  - На словах вы меня любите, а на деле никто не думает о том, что матери нужна помощница.
  - Давай наймем еще слуг.
  - Да, не нужны мне слуги, как ты не поймешь? Мне нужен родной человек, которому я могла бы всецело доверять. Подумай, сынок, о том, что я тебе сказала. А то так и умру, не повидав невесток.
  - Мамочка, не говори так, пожалуйста! Я все готов для тебя сделать, только бы ты жила как можно дольше.
  - Тогда женись на Клер и быстрее. Не лишай меня счастья присутствовать при вашем венчании. Обещай мне, что не будешь затягивать с предложением.
  - Обещаю. Я и сам подумывал о женитьбе, но не в этом году. Но раз ты просишь, я потороплюсь, лишь бы ты не огорчалась.
   Через неделю за вечерним чаем Андрейка сказал, обращаясь к родителям:
  - Папа, мама, я прошу вашего согласия на наш брак с Клер и вашего благословения.
  Мария Николаевна вышла в другую комнату и принесла икону Божией Матери, которой ее благословляли родители, и которую ей удалось спасти в свое время от рук бандитов. Она подошла к Алексею Викентьевичу, стала с ним рядом. Андрейка и Клер подошли к ним, и Мария Николаевна иконой благословила их со слезами счастья на глазах. Венчание назначили на сентябрь. Мария Николаевна с головой ушла в заботы о предстоящей свадьбе. Нужно было успеть очень многое, а времени оставалось в обрез. Ей хотелось, чтобы дети запомнили этот день на всю жизнь. Она сидела за составлением списка гостей, когда, как всегда, неожиданно появился Сергей. Он не баловал ее своими посещениями. Изредка от Володи она узнавала, что у Сергея все в порядке.
   Сергей выглядел уставшим и невеселым. Она с тревогой смотрела, как сын ест, не замечая вкуса пищи и о чем-то глубоко задумавшись.
  - Сережа, ты неважно выглядишь.
  - Много работы, мама.
  - У тебя все в порядке?
  - У меня? Да, все в порядке. Просто в мире происходят перемены, которые меня не радуют.
  - Пусть о мировых проблемах думают правители, а мы простые люди должны радоваться простым земным радостям. Вот, брат твой скоро женится. А когда обзаведешься семьей ты? Или так и будешь бобылем ходить?
  - У меня есть близкая женщина, мама. Мы с ней работаем вместе и по легенде являемся мужем и женой.
  - Что это еще за легенда такая? Все у тебя не так, как у простых смертных. Ах, Сережа, Сережа! Болит моя душа за тебя. Это очень опасно то, чем ты занимаешься?
  - Все в этом мире опасно. Не волнуйся, родная, - сказал он, заметив промелькнувшую в ее глазах тревогу, - все у меня хорошо. И работа моя не опаснее любой другой. Вот только распространяться я о ней не имею права.
  - Береги себя, мой мальчик!
  Она обняла его, склонилась головой к его плечу и прошептала:
  - Ты помни, что я люблю тебя! Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
  - Все будет хорошо, мамочка! Все будет хорошо. А сейчас, если ты не против, я немного подремлю.
  - Конечно, конечно.
  Она засуетилась, расстилая ему постель в его комнате, которая всегда была готова к его приему и в которую она никому не позволяла заходить. Она надеялась, что в один прекрасный день он навсегда поселится в ее доме. Сергей заснул моментально, едва его голова коснулась подушки. Сын спал, а она сидела рядом и, не отрываясь, смотрела на него. После его ухода тревога надолго поселилась в ее сердце. Что бы она ни делала, чем бы ни занималась, мысли ее неотступно возвращались к Сергею.
   Свадьба прошла без особой помпезности, торжественно и красиво. Клер была похожа на белое воздушное облако в роскошном белом платье, по полю которого были вышиты золотые цветы. Золотошвейки постарались на славу. Они любили Клер, и всю душу вложили в свою работу. Андрейка был великолепен в белой фрачной паре. Когда церковный хор запел новобрачным "Многая лета...", глаза Марии Николаевны увлажнились. Она вспомнила свое венчание, вспомнила Тихона, впервые за последние годы. Как быстро все же проходят годы! А, впрочем, все так и должно быть: молодость приходит на смену нам, как мы в свое время пришли на смену своим родителям. Она тряхнула головой, отгоняя грустные непрошеные мысли, и взглянула на Алексея Викентьевича. Выражение его лица поразило ее. В глазах его тоже блеснула подозрительная влага. Он склонился к ее уху:
  - А когда мы повенчаемся с тобой, Маша?
  - Скоро, - ответила она и сжала его руку.
   Через девять месяцев Клер родила девочку, которую назвали Мари, Марийкой. Новая Марийка появилась на свет, и Мария Николаевна со всей страстью своей натуры приняла девочку. Марийка стала новым смыслом ее жизни. Клер подсмеивалась над слепой привязанностью свекрови, а иногда даже сердилась и пыталась протестовать. Но, видя всю тщетность своих стараний хотя бы на время разлучить бабушку с внучкой, бессильно махала рукой. Несмотря на хрупкость Клер, молока у нее было достаточно, и она отказалась от кормилицы, желая сама вскармливать ребенка. Нужно было видеть эту картину, поистине достойную кисти художника. Молодая мать кормит младенца, а у ее ног сидит на скамеечке зрелая женщина и с умилением взирает на сосущего грудь младенца, ожидая блаженного мига, когда можно будет крошку взять на руки.
   Маленькой Марийке исполнилось семь месяцев, когда под вечер объявился Сергей с плетеной переносной колыбелькой в руках, в которой спал совсем крошечный младенец. Он прошел прямо к матери, поставил колыбельку на стол и сказал:
  - Мама, ты хотела внуков. Вот тебе еще одна внучка. К сожалению, ее мать не может заниматься ее воспитанием. Прошу тебя позаботиться о ней. Ее зовут Люсьена.
  Мария Николаевна подошла к колыбельке, откинула покрывало и увидела очаровательное создание, мирно спящее и не подозревающее о переменах в своей судьбе.
  - Оставляй, Сережа. Я, конечно, позабочусь о малышке. А что с ее матерью, она жива?
  Сергей вздрогнул и не сразу ответил:
  - Да, жива. С ней, мама, все в порядке. Просто наша работа не позволяет нам иметь детей, но Жаннет очень хотела ребенка. Вот и родилась Люсьена. Спроси Клер, не покормит ли она девочку. А мне пора идти.
  - Ты даже не поешь? Не отдохнешь?
  - В другой раз, мама. Прости.
  И, поцеловав мать, Сергей ушел, а Мария Николаевна достала из колыбельки девочку и понесла ее Клер. Та только что закончила кормить Марийку и с нескрываемой радостью приняла на свое попечение еще одного ребенка. Молока хватало обеим девочкам, и они росли здоровыми и спокойными.
   Прошло три с половиной года. За это время в семье Марии Николаевны произошли кое-какие перемены. Они обвенчались с Алексеем Викентьевичем, и по праву стали считаться мужем и женой. Мари и Люсьена подросли и даже научились одинаково хорошо говорить сразу на двух языках: русском и французском. Клер уделяла им много внимания, а Мария Николаевна их просто обожала. Девочки были неразлучны друг с другом и радовали близких хорошим здоровьем и спокойным нравом. Владимир тоже обзавелся семьей. Он женился на американке с русскими корнями Аннет и уехал с ней в Америку. Жена Владимира была его полной противоположностью. Она была энергична, деятельна. Это ей принадлежала идея открыть салон художественной вышивки "У мадам Мари" и в Америке, и она активно взялась за осуществление этой идеи. На открытие салона собирались ехать всей семьей. Собирались ехать на время, месяца на три. Незадолго до отъезда объявился Сергей. С ним пришла симпатичная невысокая женщина, молчаливая и грустная. Мария Николаевна привела Люсьену. Женщина бросилась к девочке и стала осыпать ее беспорядочными поцелуями. Люсьена испугалась и заплакала. Мария Николаевна подошла к ним, обняла Люсьену за плечи и ласково сказала:
  - Люсенька, это твоя мама. Не бойся ее. Она очень по тебе соскучилась и очень любит тебя. Обними свою мамочку. А рядом твой папа.
  Люсьена смотрела испуганными глазами и не трогалась с места:
  - Мои мама и папа не такие. Ты, бабушка, говоришь неправду. У меня мама Клер и папа Андрей.
  - Конечно, они тоже твои родители, но не настоящие. Настоящие твои родители здесь. Не огорчай их, пожалуйста, и поскорее обними.
  Люсьена всплеснула руками:
  - У меня, значит, два папы и две мамы?
  - Да, моя хорошая.
  Люсьена подошла к женщине и доверчиво протянула ей свои ручонки. Та подхватила ее на руки и прижала к себе. Сергей тронул мать за плечо:
  - Мама, давай выйдем. Нам нужно с тобой серьезно поговорить. Вы когда едете и на сколько?
  - Через две недели, месяца на три.
  - Боюсь, что вам придется уехать надолго. Обстановка в Европе неспокойная. Назревает война. Германия вынашивает планы захватить весь мир. Закругляй здесь, по возможности, свои дела. Скажи дяде Алеше и Андрейке, чтобы тоже сворачивались, переводили все в золотые монеты, драгоценности, и уезжайте не на три месяца, а на длительный срок. Пока европейский пожар не утихнет и не будет потушен.
  - Неужели все так серьезно, Сережа?
  - Серьезнее не бывает. И поторопитесь. Скоро свободный выезд может быть закрыт.
  - А ты, сынок, едешь с нами?
  - Нет, мы с Жаннет остаемся здесь. За нас не волнуйся, ведь мы профессионалы. Береги Люсьену, заботься о ней и дай ей хорошее воспитание. И помни: я очень всех вас люблю!
  Она припала к его груди и тихо заплакала. Сердце ее было переполнено скорбью предстоящего длительного расставания. Нехорошее предчувствие охватило ее. Если бы можно было укрыть его от грозящей опасности, заслонить собой, защитить пусть даже ценой собственной жизни, она не колебалась бы ни минуты. Сквозь слезы, мешавшие ей смотреть на него и душившие ее, она быстро, быстро заговорила:
  - Милый мой, любимый Сереженька, ты береги себя, пожалуйста! Я так боюсь за тебя! Поедем с нами, брось ты эту свою страшную работу!
  - Не могу, мама! От моей работы зависит и ваше спокойствие, и ваше благополучие. Не плачь, пожалуйста! Я обещаю быть осторожным. А ты береги себя и всю нашу семью. Будь здорова, родная! А нам с Жаннет пора.
  Он крепко обнял мать, поцеловал ее заплаканные глаза, ласково провел ладонью по щеке, стирая слезинки, и вышел. Она смотрела из окна, как Сергей с женой шел к калитке. Он обернулся, и она слабо махнула ему рукой. Он помахал ей в ответ.
  - Бабушка, ты плачешь? - услышала она тревожный голос Люсьены.
  - Нет, моя девочка. Просто мне в глаз попала соринка.
  Ей потребовалось все ее мужество, чтобы принять спокойный вид и не встревожить внучку и остальных домочадцев своими слезами и скорбным видом.
   Вечером Мария Николаевна собрала семейный совет и изложила то, что услышала от Сергея. Андрейка присвистнул:
  - Ничего себе! Жили, жили - и на тебе! Что ж, спасибо Сереже за своевременное предупреждение. Надо, значит, действовать и действовать быстро.
   Две недели перед отъездом прошли в хлопотах и сборах. Нелегко было Марии Николаевне решиться на новый переезд. Но угроза была нешуточная, и нельзя было рисковать семейным благополучием. Она плохо стала спать по ночам. Страх за Сергея и его хрупкую жену терзал ее, и она ни с кем не могла поделиться этим страхом. Как мало спокойных лет было в ее жизни. Судьба постоянно испытывает ее на прочность, заставляет делать непростой выбор между одним из ее детей и остальными домочадцами, за которых она в ответе перед Всевышним. В последнюю ночь перед отъездом она осторожно встала, чтобы не разбудить Алексея Викентьевича, и подошла к иконе Пресвятой Богородицы:
  - Матерь Божья, Заступница наша милосердная, сохрани моего сына Сергея от всего плохого и горького! Ты тоже мать, ты пережила страшную кончину Твоего Сына. Ты знаешь, как горько матери терять своих детей. Не допусти, Всемилостивая, сохрани его во всех путях его, помоги ему в его заботах и трудах! Помоги мне и моему странствующему семейству обрести тихое пристанище в суровом житейском море, сохрани нас всех в добром здравии и истинной любви!
  Она молилась долго и исступленно, вглядываясь в скорбные глаза Богородицы, и ей казалось, что та услышала ее мольбы. Постепенно спокойствие проникло в ее душу, появилась уверенность, что все будет хорошо. Она припала лбом к покрову Богородицы, возблагодарила ее за утешение и поддержку, вернулась в спальню и моментально заснула крепким освежающим сном.
   За день до отъезда она с Алексеем Викентьевичем и Андрейкой посетила могилу Николая Петровича. Моросил мелкий частый дождь, словно оплакивая расставание. Она положила на надгробную плиту цветы и тихо сказала:
  - Прощай, дорогой друг! Спасибо тебе за твои любовь и заботу. Мы никогда тебя не забудем и всегда будем поминать тебя в своих молитвах. Вечный тебе покой и вечная память!
  Постояли молча, думая каждый о своем, мысленно вознося благодарения человеку, соединившему их и подарившему им возможность безбедного существования. Удастся ли им вновь посетить его могилу? Кто знает...
   Пароход отплывал из Марселя в туманное пасмурное утро. Все столпились на палубе, пытаясь сквозь плотный туман рассмотреть стоявших на причале Сергея и Жаннет, приехавших их проводить. Маленькие Марийка и Люсьена беспечно играли в догонялки, и взрослые их не останавливали. Пусть хотя бы они будут веселы и спокойны. Остальных неизвестность не то, чтобы страшила, а тревожила: как примет их далекая чужеземная страна, как сложится их жизнь, удастся ли им когда-нибудь увидеть Париж или бесконечно дорогую, но недостижимую Россию. Мария Николаевна стояла, прижавшись к Алексею Викентьевичу, и до рези в глазах всматривалась в туманный берег, где остались ее сын с невесткой. Как хотела бы она, чтобы они тоже стояли рядом с ней на палубе! Часть ее сердца оставалась с ними, и она знала, что не успокоится, пока не удастся снова собрать всю семью вместе. Где, в какой стране это будет, она не знала, но верила, что так будет. Незадолго до отплытия появилось солнце, туман стал рассеиваться, и она увидела в этом добрый знак. Богородица, по всей видимости, покровительствовала ей и давала понять, что не оставит ее. Она замахала платком Сергею и Жаннет, ожидающим отправления парохода и не ушедшим с причала, и закричала:
  - Мы встретимся, мы обязательно встретимся! Я люблю вас, дети мои! До скорой встречи!
  Пароход дал подряд несколько протяжных гудков, выпустил клубы густого дыма и медленно двинулся в далекий путь. Прощай страна, приютившая их и подарившая им несколько лет спокойной безмятежной жизни, страна, к которой они привязались всей душой. Что ждет их в будущем? Мария Николаевна глубоко вдохнула морской воздух, свежий и бодрящий. Ничего не потеряно, если в сердце живет надежда и вера в Божий промысел. Без веры жизнь теряет смысл, с верой человеку все по плечу. У нее все будет хорошо, и она еще соберет всех своих домочадцев за одним большим гостеприимным и счастливым столом. Она в это свято верит!
  
   Конец
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"