"Просыпайся, просыпайся!" - кто-то нещадно тряс Люцерку за плечо.
"А-а, м-м-м, э-э-э...", - Люцерка пыталась спрятаться поглубже под одеяло и сделать вид, что ее совсем здесь даже и нет, ну нет и все. Но бабушка была непреклонна. Пришлось сползти на пол, кое-как встать и шлепать на кухню. В зеркале рядом с холодильником Люцерка увидела лохматую, большеглазую, вполне привычную себя, но под глазом переливался всеми цветами радуги синяк. Она поморщилась от боли в коленке, вспомнила вчерашнее приключение и мгновенно проснулась.
...Августовское полуденное солнце жарило так, как будто хотело прогреть землю на все предстоящие осенние и зимние месяцы. Тата, Люцерка и Ксанка лежали в колхозном яблоневом саду, раскинув руки, слушали жужжащую тишину и жевали травинки.
"А давайте угоним телегу!" - предложила рыжая Ксанка. Ей было 10 лет, она считалась самой умной, хоть и всего на полгода старше Люцерки. Отца у нее не было, Ксанка считала, что это обстоятельство придавало ей трагизма и веса в глазах подруг и часто пользовалась им в спорах, как последним неопровержимым аргументом.
Люцерка перевернулась со спины на живот, выплюнула травинку и прислушалась к тому, как внутри у нее разлилось жаркое и щекотное, что значило, будет Приключение.
Оставалось дождаться, что скажет Тата, самая рассудительная и неторопливая.
Тата подумала, стряхнула с плеча муравья и сказала: "Нас же накажут, гулять не пустят потом неделю, если узнают!"
"Не узнают!" - Люцерка вскочила, глаза ее загорелись. "Сейчас обед, жара, пастухи спят, все спят, даже собаки попрятались в тень и не высовываются".
Девочки тихонько прошли по замершему саду, вышли к кукурузному полю, на краю которого под навесом у колодца стояла телега, а возле нее дремали, потряхивая гривой, две лошади.
На этой телеге пасечник Василий возил ульи, выбирая места для пчел. Его часто можно было видеть, когда он ехал по проселочной дороге, погромыхивая деревянными домиками и смешно покрикивая на лошадей.
Девочки осторожно набросили упряжь, поставили лошадей перед телегой, пристегнули постромки к оглоблям. Воздух не двигался, стоял вокруг жаркий, плотный. Ксанка и Люцерка забрались в телегу, Тата стояла у колодца. Напившись из ведра чудесной, холодной воды, она неосмотрительно поставила его слишком близко к краю, ведро наклонилось и упало вниз, громыхая цепью и оглушительно ударяясь о каменные стены.
Лошади прижали уши и испуганно рванулись вперед. Девчонки с криком повалились друг на друга, Люцерка больно ударилась коленкой о деревянный борт, а Ксанка, падая, с размаху попала ей локтем в глаз. Вожжи выпали из рук, лошади неслись, телегу трясло и подбрасывало.
Люцерка кое-как поднялась, цепляясь за деревянный борт, ей удалось подхватить вожжи и лошади скоро перешли на ленивый шаг. Потом подобрали Тату, так и стоявшую у колодца с глазами полными страха...
Потом девочки медленно ехали по саду, и ничего не могло быть прекрасней старой, скрипучей телеги и пары неказистых лошадок. Тата, Ксанка, Люцерка - они выпрямили спины, им казалось, они - принцессы, яблони послушно роняли им в руки яблоки, птицы кланялись с веток и весь мир, таинственный и одновременно понятный, принадлежал только им...
Бабушка поставила на стол блины и Люцерка набросилась на них, отгоняя мух, кружившихся вокруг плошки с медом. За калиткой вместе с рыжей Ксанкой и задумчивой Татой ее ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, еще один летний день, и она точно знала, что даже, когда совсем сойдут синяки, пройдет много месяцев и лет, она будет помнить каждый кусочек этого лета.
2.
Люцерка, Люцерка! - кто-то громко шептал прямо в открытое окно. Люцерка открыла глаза. Луна превратила обычные белые занавески в серебряную паутину, за которой виднелась макушка соседского Вовки. Айда с нами! - не унимался он.
Через две минуты Люцерка уже бежала вместе с мальчишками по спящему селу.
Все собрались на элеваторе. Хоть Люцерка и не была настоящей деревенской, а приезжала только к бабушке на каникулы, без нее не обходилось ни одно событие. Они вместе пасли коров, бегали купаться на плотину, охотились на сов и ястребов, жгли ночью костры и рассказывали друг другу страшные истории. Сегодня ночью один из мальчишек постарше должен был на тракторе утрамбовывать силосную яму и все собрались посмотреть, как он взбирается на ревущей машине почти вертикально вверх, потом спускается вниз. Люцерка сидела вместе со всеми на заборе, хлопала и свистела, когда трактор совершал особенно головокружительный подъем или спуск.
Возвращались все вместе через ферму. Короткая летняя ночь отяжелела, наполнилась туманом, стелющимся по земле, ноги намокли от росы и Люцерке казалось, что они бредут по ночному седому морю.
Вдруг она увидела посреди небольшого загона белую лошадь. Ноги ее были скрыты туманом, спина и голова были серебряными от лунного света. Вовка не раздумывая забрался на нее, они медленно шагали по пушистым волнам, лошадь печально качала головой, а Люцерка стояла, смотрела на них, забыв про мокрые, холодные ноги, ей казалось, что луна затопила землю и все они теперь лунные люди.
Дома она счастливо нырнула в теплую постель, закрыла глаза, собираясь проспать все утро, и засыпая, ей показалось, что луна вошла в комнату, белая, пушистая, как туман, и поправила на ней одеяло...
Люцерка спала, бабушка тихо вышла из комнаты, улыбаясь.
3.
Бабушка работала на ферме и часто брала Люцерку с собой. Они долго шли через поле, входили на территорию фермы через деревянные ворота, бабушка переодевалась в раздевалке в белый халат и шла доить коров.
Люцерка бегала по ферме, заглядывала то в медпункт, в котором все пузырьки и инструменты были очень большие, как будто здесь лечили великанов, то в коровник, в котором длинными рядами стояли теплые коровы. Люцерка знала, что на ферме есть один-единственный бык, что он большой и свирепый, что однажды он вырвался, поранил одного работника и все прятались от него, пока не приехал специальный человек, который застрелил его, потому что бык, который попробовал крови, очень опасен.
Однажды она пробралась в отдаленный пустой коровник, чтобы поиграть. Люцерка спокойно шла по коридору, представляя себя знаменитой дояркой, разговаривала с воображаемыми коровами, как вдруг увидела его. Он стоял один, громадный как гора, прикованный толстой цепью к кольцу, продетому через нос. Стойло было укреплено толстыми досками, бык шумно дышал, а увидев девочку, он повернул голову, поднял на нее ничего не выражающие глаза и замер. Люцерке показалось, что еще секунда, он бросится на нее и ничто не сможет удержать такого гиганта. Она выскочила оттуда пулей и долго еще не могла отдышаться, вспоминая страшный немигающий взгляд и подрагивающие мышцы на могучей спине.
В тот же день ближе к вечеру Люцерка забралась в пустующий загон и, представляя себе теплым теленком с большими глазами, бродила по нему. Неожиданно для нее кто-то открыл ворота и в загон хлынуло огромное стадо коров и телят, вернувшихся с пастбища.
Закричали люди, Люцерка стояла и не шевелясь, как будто приросла к месту, смотрела, как на нее надвигается рыже-коричневая лавина. В самый последний момент местный сторож выхватил ее из-под копыт.
Бабушка долго хваталась потом за сердце, а Люцерка не стала никому объяснять, что ничего бы с ней не случилось, она же была настоящим теленком, разве же они бы обидели своего...
4.
Люцерка в сто первый раз плюхнулась лицом в душистое сено, перевернулась на спину и замерла, разглядывая легкие, стремительные, по-летнему высокие облака.
"Люцерка, давай!" - невозмутимый голос Таты заставил встать и снова пытаться сделать этот проклятый подъем-переворот. Так они его называли, нужно было встать на руки, потом на "мостик" и снова встать на ноги. Они придумали себе уроки гимнастики и до изнеможения крутились и падали на сеновале за огородом.
Послышался треск мотоцикла, и через минуту подъехал Вася-Курочка. Веселый, веснушчатый мальчишка, с щербинкой между передних зубов, вечно запыленным лицом и ярко-синими глазами.
"Ну шо вы дурью маетесь? Знаете, шо скоро гроза будет?" - улыбаясь, спросил Вася.
Девочки взглянули наверх, синее небо, белые облака.
"С чего ты взял?" - Ксанка встала и приготовилась к очередной попытке встать на руки.
"А вон, ласточки как к земле жмутся. Домой идите," - и Курочка весело укатил.
Девчонки продолжили дальше кувыркаться и не заметили, как со стороны плотины небо над горизонтом почернело. Туча стремительно захватывала небо, надвигалась и прогремел первый, далекий гром.
Люцерка и Тата начали обуваться, Ксанка подхватила разбросанные сумки и они побежали напрямик через огороды к дому.
Гром гремел уже не переставая, ближайшего поля не было видно за стеной дождя. Девчонки бежали со всех ног, вот уже два дуба, посаженных дедушкой, до калитки одна минута, быстрее, еще быстрее. Они ворвались во двор и тут ливень нагнал и обрушился на них. За две секунды все было мокрым насквозь. Земля, пересохшая и уставшая от жары, с удовольствием впитывала воду. Люцерка, Тата и Ксанка просто стояли и смотрели, как все булькает и клокочет, как неистово льются реки воды с крыши, наполняются все миски, тазы и даже огромная каменная ванна, из которой обычно поливали сад.
"Зря обулись!" - вздохнула Тата.
Ксанка и Люцерка переглянулись, сбросили грязные, промокшие босоножки и медленно пошли к дому по колено в воде. Тата шла за ними и ворчала.
Вместе они поднялись на крыльцо и в ту же минуту дождь прекратился. Снова светило солнце, над садом и землей поднимался пар и оглушительный запах листвы, укропа, лука, мокрого известняка - незабываемый запах лета.
5.
Люцерка с Татой сидели на чердаке. Вокруг были навалены лохматые, аккуратно завернутые в зеленые листья початки кукурузы. Бабушка наказала очистить початки от зерен и девочкам казалось, что эта куча никогда не закончится. Нужно было брать одну очищенную, жесткую, как морская губка, кочерыжку и изо всех сил тереть ею по другой, еще наполненной зернами, и золотые кукурузные ромбики выскакивали из своих гнездышек и падали на пол. Бабушка называла это потеребить кукурузу.
Люцерка уже теребила-теребила, натерла докрасна ладони, остановилась передохнуть, посмотрела на мрачную Тату и предложила: "Давай Вовку позовем, не справимся сами."
Тата еще только молча кивнула, а Люцерка уже вскочила, с грохотом спустилась с чердака и побежала по тропинке в соседский двор.
"Вовка, Вовка!" - она заглянула в летнюю кухню, поднялась в дом, пробежала по комнатам, снова вышла во двор, Вовки не было нигде. Неожиданно она услышала какой-то шум из сарая, в котором обычно ночевали куры и петухи. Люцерка вбежала туда и остановилась, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Посреди сарая стоял Вовка и запихивал в клетку какую-то птицу.
"Кто это?" - почему-то шепотом спросила Люцерка.
"Это птенец ястреба!" - гордо сказал Вовка, - "подобрали в поле."
"Отдай мне," - взмолилась девочка. "Тебе все равно нельзя оставлять, тебе дед не разрешит, он строгий, и собака у тебя злая, порвет его, ну отдаай!"
Люцерка замерла на секунду, с ужасом вспомнив птенца сороки, которого Вовка ей притащил в прошлом году. Она мучалась с ним, мучалась, кормила его кормила, но он взял и умер. Правда, она подозревала, что просто перекормила его зернами кукурузы. Птенца было очень жалко, Вовка очень ругался на нее и Люцерка пообещала себе, что больше никто у нее никогда не умрет.
К счастью, Вовка не вспомнил про сороку, прикинул свои возможности и сдался: "Забирай, все равно мы рядом. Будем вместе выхаживать."
Люцерка счастливая вернулась домой, позвала Тату и они вдвоем разглядывали чудесного птенца, совершенно забыв про кукурузу.
С того дня ястреб рос, ел с аппетитом все, что ему приносили - мясо, насекомых, жирных гусениц, с удовольствием сидел на руке и несильно хватал острым клювом за палец, требуя еды. Через месяц он окреп и начал летать, его выпускали, он стремительно уносился прочь, но всегда возвращался.
Тогда же соседи начали жаловаться, что пропадают цыплята.
Дядя Степа, который жил в доме напротив через улицу, добыл где-то старое ружье, устроил засаду и, увидев ястреба, кружащего над домом, выстрелил, перепугав всех кур, уток и старушек. К счастью, дядя Степа был уже тогда стар, подслеповат и, конечно, промахнулся. Но после выстрела ястреб больше не вернулся в дом, где вырос.
Люди долго вспоминали эту историю и говорили, что, когда Люцерка уезжала в конце августа, чтобы успеть в школу, высоко в небе над домом кружилась серая птица, провожая ее.
6.
Электрические провода тянулись через село, кое-где в страшном беспорядке переплетаясь и путаясь. Держались они на высоких, покосившихся деревянных столбах. На некоторых из них сверху были нахлобучены лохматые, ветвистые шапки. Люцерка знала, что это гнезда аистов, что каждую весну они возвращаются сюда, чтобы высиживать птенцов и торчать наверху одноногими солдатиками.
Как-то бабушка рассказала, что есть примета, если аист совьет гнездо на крыше, будет этому дому счастье и благополучие. Но Люцерка ни разу не увидела, чтобы аисты поселились на крыше. Они всегда выбирали высокие и недоступные для людей столбы.
Один-единственный раз она столкнулась с красивой птицей близко-близко. Это было на бахче, на поле, засаженном арбузами. Мальчишки остались с краю, чтоб отвлекать, если вдруг понадобится, сторожей, а Люцерка медленно шла вдоль круглых, полосатых, блестящих арбузов и выбирала посимпатичнее.
Нагнувшись за маленьким арбузом с подсохшим хвостиком, она с трудом открутила его, выпрямилась и обнаружила перед собой белую, высокую птицу на тонких, оранжевых ногах, а крылья у нее были черные на концах, будто испачканы. Аист с любопытством смотрел на Люцерку, и почему-то ей показалось, что он указывает ей клювом на другой арбуз, мол, бери вот этот.
Мальчишки что-то начали кричать, это могло значить только одно - появились сторожа. Аист взмахнул крыльями и, сделав несколько шагов, взлетел и быстро набрал высоту. Люцерка бросила выбранный ею арбуз, быстро открутила тот, на который указывал аист и бросилась бежать.
Когда разрезали дома арбуз, все единодушно признали, что такого сочного и ароматного арбуза никогда раньше не ели.
7.
Деревня, куда каждое лето к бабушке приезжала Люцерка, была маленькой, всего-то две улицы. Центральная, потому что она шла через всю деревню насквозь, посередине на ней был пыльный перекресток бантиком, а на нем магазин, баня, библиотека, школа и клуб. И улица Верхняя, потому что она находилась на небольшом возвышении, но в отместку за это превосходство была короткой и упиралась в кладбище.
Вокруг деревни тянулись возделанные поля, везде росло, цвело и колосилось, в искусственной плотине выращивали рыбу. Воды здесь всегда было мало, кругом простирались Буджакские степи, летом солнце палило не хуже, чем в пустыне. Всюду вдоль дорог и полей аккуратными рядами стояли лесопосадки: акации, тополя, платаны, липы - они стойко оберегали посевы от засухи и ветров.
В небольшой этой деревеньке все жители так или иначе приходились друг другу родственниками, фамилий здесь на всех было всего две, максимум три. Стоило тебе показаться, про тебя уже сразу знали, кто ты, чья и тут же следовали рассказы о том, кто подрался на свадьбе твоей матери и как тебя, маленькую и толстую, покусали пчелы.
Тайну распространения информации Люцерка так для себя и не открыла, совершенно было непонятно, как получалось, что днем они с соседской девчонкой жгли мох в груде камней на окраине, а вечером бабушка заводила долгий разговор о том, что огонь - это опасно, а дедушка молча, грозно поглядывая на Люцерку, точил длиннющее лезвие косы.
За деревней между огородами и колхозным полем был проложен канал, по которому текла вода из плотины, питая водой землю. Посередине канала находились Шандоры. Люцерка всегда считала, что это такое чудесное название маленького водопада, и только будучи уже совсем взрослой узнала, что так называются гидротехнические сооружения для сброса воды. Холодная вода весело падала с деревянных перекрытий, бурлила и пенилась, Люцерка любила проскакивать сквозь стеклянные, переливающиеся всеми цветами радуги, занавеси, жарко-холодно-снова жарко, потом лежать на досках и рассказывать друг другу про утопленников, которые вот только что хватали за ноги, точно тебе говорю, клянусь кровью любимой собаки.
Однажды Люцерка шла вдоль канала, в котором не было в тот день воды, а только черное блестящее болото. С другой стороны тянулся высокий забор. Можно было дойти до магазина по центральной улице, но ей же хотелось приключений и к тому же не хотелось выслушивать в который раз от соседок, на кого она похожа и почему она такая худая.
Люцерка шла по тропинке, представляя, что она королева, вокруг тронный зал, перед ней расступаются придворные дамы и кавалеры... Впереди, прямо посреди тропинки стоял здоровенный, с грязной свалявшейся шерстью, с толстыми завитками рогов, баран. Люцерка остановилась, лихорадочно вспоминая все, что знала. Бараны упрямы, от них нельзя убегать, или поворачиваться к ним спиной, или надо смотреть в глаза, или это про быка, или про собаку - Люцерка окончательно запуталась. Она медленно двинулась вперед, баран поднял голову и смотрел на нее, не шевелясь. Он был привязан длинной веревкой к колышку, чтоб можно было спокойно пастись целый день, а значит обойти его никак - слева болото, справа забор. Люцерка шла, баран нагнул голову. Возвращаться было далеко, сердце трепыхалось, руки похолодели, она приближалась шаг за шагом. В голове у барана явно происходили какие-то трудные мыслительные процессы, но понять их было невозможно. Люцерка уже поравнялась с ним, миновала, вот-вот и будет уже можно вздохнуть спокойно и тут краем глаза она увидела, что баран закончил-таки думать, нагнул еще ниже голову и бежит к ней, ловко подскакивая на коротких ножках. За пару секунд он настиг Люцерку и больно боднул ее в бедро, ощущение было, будто на нее накатился огромный камень. Чтобы избежать следующего удара, она не раздумывая кинулась в черную жижу, которая с чавканьем расступилась и Люцерка погрузилась в грязь выше коленей.
Потом она долго смывала с ног ужасные черные колготки водой из колодца возле бани, сторож, который курил на ступеньках, насмешливо интересовался, почему она не нырнула в грязь вся, раз уж так любит в ней барахтаться.
Та тропа с тех пор называлась Баранья, а бабушке Люцерка так и не сказала, куда пропали ее симпатичные, беленькие босоножки.
8.
Тата, Люцерка и Ксанка валялись на высокой кровати в глубине прохладного дома, пережидая жару. В доме и во дворе было тихо, даже куры притихли и попрятались. Вдруг заскрипели двери шафрона, значит, бабушка пошла за мукой. Ура, значит, будет печь пирожки с вареньем.
Девочки кубарем скатились с кровати и побежали смотреть, как бабушка достает из огромной деревянной бочки снежно-белую муку. В шафроне пахло сыростью, пол был земляной, на стенах висели всякие удивительные приспособления, стояли старые бабушкины прялки, а прямо у входа торчал огромный, страшный пень, на котором бабушка рубила головы курам и уткам. Люцерка с опаской обошла его, она до сих пор не могла забыть, как петух без головы бегал по двору, а бабушка никак не могла его поймать.
По шаткой деревянной лестнице подружки поднялись на чердак, где все было по-другому. Здесь пахло пылью и прогретой черепичной крышей. В лучах, проникающих сквозь маленькие окошки, светились золотым и оранжевым большие кучи кукурузных и пшеничных зерен и лука, висели пучки трав и старые масляные лампы.
"Ксанка, ты любишь Вовку!" - хитро сказала Люцерка, упав на мягкий зерновой холмик.
"Ни за что!" - Ксанка гневно отвернулась и сделала вид, что внимательно рассматривает паутину в углу.
Тата, как самая младшая и рассудительная, сказала: "Ну да, я видела, ты краснеешь, когда его видишь. Я тогда тоже буду кого-нибудь любить. Вот например, Ваську."
Люцерка отряхнула с ладони зерна, которые задумчиво пересыпала и прошептала: "Придумала, мы напишем записки каждому, кого любим!"
Девочки еще долго шептались, смеялись, и, конечно, ничего никому не написали.
Вечером, когда солнце село, спустилась долгожданная прохлада. Коровы неторопливо возвращались домой, их ждали, им открывали калитки и ворота, а если какая-нибудь хозяйка опаздывала, корова стояла у входа и обиженно мычала.
Бабушка напекла вкусных пирожков, а Люцерка нашла на подоконнике привязанный к камешку клочок бумажки, и усевшись на сундук в дальней комнате в сотый раз перечитывала первую записку с таинственными словами: "Люцерка, я тебя люблю!"