Все, что мы можем - помнить
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Все, что мы можем - помнить
В кабинете постдиагностического приема не пахло ничем. После душной летней улицы от этого делалось тревожно и муторно. Старший лейтенант Костан Кроу сел в кресло и поежился: кондиционер держал температуру 18*С и ни десятой больше. Обстановка тоже не радовала теплом и разнообразием: выкрашенные бледно-голубым стены, три коричневых кресла для тех, кто пришел с родственниками, монитор, белоснежный стол со стопкой бумаг. И робот-администратор.
- Вирус Миловича-Дакса подтвержден, - ровным голосом произнес робот. - Контрольный анализ также положительный. Министерство Здравоохранения выражает соболезнования.
- Повторите, - сказал Костан. - Пожалуйста.
Результаты контрольного анализа минутой раньше пришли ему на комм. Но невозможно было просто принять услышанное.
Костан за двадцать восемь лет жизни не привык "просто принимать" то, что ему не нравилось. Избегать или бороться, лучше - бороться. Но теперь враг разрушал изнутри его собственное тело, и против этого врага не было оружия.
- Вирус Миловича-Дакса подтвержден, - отчеканил робот. - Министерство здравоохранения выражает вам соболезнования.
"Могли бы из милосердия посадить сюда человека, - с бессильной яростью подумал Костан. - Но человек бы от такой работы свихнулся. Поэтому они держат здесь машину. По соображениям целесообразности..."
Мир в его голове дробился и рассыпался на осколки. Вирус Миловича-Дакса, нейродегенеративная экваториальная лихорадка! Как, откуда?! Да какая теперь разница...
Законы нового времени оставляли мало времени на пустые размышления.
Лечение безнадежно больных в прошлом отнимало слишком много ресурсов, личных и государственных. Оно загружало медучреждения, выбивало из рабочей колеи друзей и родных, ломало им здоровье - поэтому уже без малого век смерть строго регулировалась законодательно.
Он, Костан Кроу, был гражданином класса 5-А и не имел права на паллиативную помощь. Он не завещал тело институту экспериментальной медицины, потому не мог надеяться на неприятную, но долгую естественную смерть.
Его должны были подвергнуть эвтаназии. В самое ближайшее время.
- Господин Кроу, вам известны ваши права? - бесстрастно спросил робот.
- Я желаю воспользоваться правом на отсрочку, - еле ворочая онемевшим языком, произнес Костан.
- Я должен уведомить вас, что...
- Я коп, чертова железка, и знаю законы! - перебил Костан. - Не трать мое время на болтовню.
- Подпишите заявление на отсрочку и согласие на изъятие амнестического модуля. - Робот пододвинул к нему чрез стол пережиток прошлого: два заполненных мелким шрифтом бумажном листа. - Я провожу вас к специалисту.
***
Костан расписался, не читая: буквы расплывались перед глазами.
Робот провел его в кабинет с картинами на стенах и мягким, обхватывающим тело диваном. Было тепло, электронный термометр показывал 23*С, но Костан понял, что его по-прежнему трясет. Дело было не в кондиционере: нервная система уже вовсю сбоила.
Здесь за столом сидел живой человек: штатный психотерапевт или кто-то вроде.
"Надо было слушать мать, - с ненавистью подумал Костан, глядя на округлое, с жирком на щеках, лицо мозгоправа. - Надо было стать врачом, хотя бы вот таким недо-доктором".
Врачам полагались прививки; как и дипломатам.
Костан мог бы стать ученым или писателем: тогда бы его лечили, оттягивали неизбежное, давая продолжить важную для общества работу. Он мог хотя бы жениться: семейным при вирусе Миловича-Дакса давалось три дня отсрочки.
Но маленький Костан Кроу даже не думал становиться врачом, ученым, или писателем. Он не блистал в учебе, но хорошо успевал в спорте, и хотел быть крутым и полезным обществу - поэтому пошел в полицию.
Работа ему нравилась. Еще месяц назад он был отличником службы и выбивал в тире десять из десяти; но в начале недели головная боль, озноб и промахи заставили его выйти на больничный. И теперь - когда вирус разрушал мионевральные синапсы и делал его неспособным точно стрелять и быстро бегать - закон давал лейтенанту Кроу, как бессемейному гражданину 5-А, не более двадцати четырех часов отсрочки перед обязательной эвтаназией: естественная смерть в случае вируса Миловича-Дакса противоречила принципам гуманизма и соображениям целесообразности...
Пользоваться отсрочкой не рекомендовалось; но и не возбранялось, так как вирус на ранней стадии передавался только через кровь. При отсрочке больному полагалась минимальная медпомощь: одна доза противовирусной терапии, три ампулы общего обезболивающего, упаковка легких стимуляторов и снотворное.
Костан молчал, и психотерапевт тоже молчал, глядя на него пустыми глазами. Такими же, как у андроида. "Доктор Джук Кимбли" - было написано на бейдже, небрежно прицепленном к белому халату. Штатный психотерапевт городского Дома Скорби, или, попросту, Усыпалки.
- Мать вашу, док, разве вы не должны мне что-нибудь сказать? - через минуту взорвался Костан. - Утешить, показать кино про то, какое благо - последний укол и какие бы муки ждали меня, если бы не наше гуманное общество?
- Если хотите. - Доктор Кимбли вальяжно потянулся к кнопке, чтобы включить монитор.
- Нет, - быстро сказал Костан. - Не хочу. Просто выньте из меня "Эйч-Си", - он постучал себя по затылку, - и я пойду.
Отчего-то ему вдруг стало легче.
- Как хотите. - Кимбли пожал плечами.
- Благодарю.
- Вам, как полицийскому, известно, что амнестический модуль, так называемый "Эйч-Си", не уничтожает нежелательные воспоминания, а только глушит их. То есть выборочно препятствует активации энграмм памяти, воздействуя на синаптические связи в вашем мозге, - устало сказал доктор Кимбли, и Костан понял, что глаза у него не пластиково-мертвые: тоже усталые, а "здоровый" румянец на пухлых щеках: следствие гипертонии или еще какой-нибудь дряни.
У доктора была поганая работенка, но вряд ли должностная инструкция позволяла ему часто задействовать "Эйч-Си".
- После извлечения воспоминания могут возвращаться, - продолжил Кимбли. - Не все, не сразу, но будут. Ассоциативно. По мере того, как ваш мозг будет случайно или намерено обращаться к моментам прошлого. Это может оказаться травматичным для вашей психики.
Костан рассеяно кивнул. Его никогда не интересовали механизмы работы мозга, однако он знал, что полицейских с поврежденным модулем перво-наперво вводили в медикаментозный сон.
"Эйч-Си" - детище компании "Биотех-фьючерз", амнестический модуль "Happy Childhood" - вместе с личностным идентификатором в обязательном порядке вживляли всем гражданам, достигшим двенадцати лет. Использовать его было проще простого. Захотел - и забыл, как одноклассники подкинули дохлую крысу в ранец, а папаша расколотил матери об голову бутылку, содержимое которой та вылила в нужник: забыл - и детство в одночасье стало если и не счастливым, то вполне терпимым. Захотел - и забыл про то, что утром пригорела яичница, или как в вагоне дурно пахнущий верзила засадил локтем под ребро... Люди рядом тоже на время теряли возможность актуализировать проблемные воспоминания: все "Эйч-Си" взаимодействовали между собой через спутник связи, не допуская конфликта памяти.
Забывать о выговоре от начальства и о некоторых других вещах было себе дороже - но жизнь состояла из мелочей: "Эйч-Си" это подтвердил и доказал свою экономическую целесообразность. За счет небывалого снижения частоты стресс-ассоциированных заболеваний и происшествий продолжительность жизни увеличилась в среднем на пять лет в первом же поколении. Людям стало житься проще и счастливее.
Стоил "Эйч-Си" недешево и, в том числе, поэтому его извлекали у тех, от кого ожидали самоубийства или опрометчивых поступков, из-за которых модуль мог получить повреждения. Такова была общепринятая практика, однако она до сих пор вызвала споры: одни считали отключение "Эйч-Си" негуманным, другие возражали, что, так как "Эйч-Си" позволяет забыть о предстоящий кончине, его наличие сделало бы бессмысленным сам факт отсрочки. Существовали и противники "Эйч-Си", как такогового: они называли себя Лигой Памяти и любили произносить громкие речи с блестящими аргументами, которые их оппоненты - увы! - забывали буквально в следующую минуту.
- Хотите кофе? - предложил доктор Кимбли, по-своему расценив взгляд Костана, остановившийся на кофемашине. Или же ему самому просто-напросто хотелось кофе?
- Нет, спасибо, - мотнул головой Костан: шок понемногу проходил, и внутри просыпался полицейский. Он был все еще жив, и у него оставался еще один день. Из которого он надеялся выжать все, что только возможно; прожить его до последнего мгновения, сохранив здравый рассудок.
Плаксивый голосок на задворках сознания требовал искать выход, бороться, бежать... Но Костан не собирался слушать. Вирус убивал, так или иначе, поэтому все, что оставалось теперь - умереть достойно. Как мужчина, без истерики.
- Я хочу скорее отсюда выйти, - сказал Костан, - но сначала удовлетворите мое любопытство, док: как вы относитесь к проблеме извлечения "Эйч-Си"? Целесообразность оправдывает антигуманность? Или не все так страшно?
- Я сопровождаю пациентов на последнем уколе: вижу их до - и после отсрочки, - сказал Кимбли. - Если бы ненавистники "Эйч-Си" из Лиги хоть неделю проработали на моем месте, у нашего правительства возникло бы никаких проблем с Лигой. "Эйч-Си" - чудо науки.
- Вы ответили только на половину вопроса, - заметил Костан. - Причем того, который я не задавал.
- А мой коллега когда-то поставил вам только половину возможных прививок. По соображениям целесообразности - но экономическим или медицинским? - Кимбли развел руками. - Ведь не экономикой единой: от введения вакцины возможны серьезные осложнения, а риск заразиться в вашем случае был крайне мал... "Гуманность или целесообразность" - иногда ложная дилемма, а иногда нет. Завтра мы с вами встретимся снова, и у вас будет собственный ответ на ваш вопрос, господин Кроу. А мой вам будет до лампочки.
- После введения инъекции загорается световой сигнал? - хмыкнул Костан.
Кимбли усмехнулся:
- Я рад, что вы не ноете, а шутите и задаетесь вопросами, о которых не задумывались прежде, господин Кроу. Но ответы лучше искать не здесь. Пойдемте: я провожу вас к дежурному хирургу. Мы сделаем то, что необходимо.
- С вживлением "Эйч-Си" борются дураки, - сказал Костан, вставая. - Ведь никто не заставляет его использовать. Если им надо за что-нибудь бороться, почему бы не за увеличение отсрочек, или вообще за отмену обязательной эвтаназии, а, доктор?
- Может быть, как раз из-за "Эйч-Си", господин Кроу? - Тучный Кимбли с трудом выбрался из кресла.
"Как же глупо, - подумал Костан, наблюдая за Кимбли, и ему тотчас сделалось тошно и стыдно от своих мыслей. - Как же нелепо!"
Немолодому и нездоровому мозгоправу, которого тошнило от работы, еще предстояло жить и жить, а он - молодой, сильный, не добившийся и половины того, о чем мечтал - завтра должен был умереть.
- Ложь, что члены лиги не пользуются "Эйч-Си": уверяю вас, иногда пользуются, - сказал Кимбли. - Как и все люди, они забывают то, что хотят забыть: поэтому забудут и то, как вы не хотели умирать раньше срока, и вас самих... Идемте же, господин Кроу.
Он подтолкнул Костана к выходу из кабинета.
***
Костан, отойдя два десятка шагов от уродливой громады Усыпалки, стоял в тени рекламного куба "Биотех-фьючерз" и жадно вдыхал горячий уличный воздух. Мимо проносились кургузые смарт-авто, электробусы и такси. Над головой, чуть в стороне, гудел монорельс.
Операция по отключению и извлечению "Эйч-Си" заняла немногим больше получаса: все было автоматизировано до мелочей. И еще столько же ушло на восстановительные и косметические процедуры: плоская железная коробка, прилаженная к черепу, встала на прежднее место - но теперь она была пуста.
Постояв немного в тени, Костан решил пройтись по улицам пешком: просто так, куда глаза глядят. Но, как с досадой понял он уже через минуту, за те несколько лет, что он избегал прогулок, город переменился. Или переменился он сам? Все в мире менялось очень быстро...
Взгляд цеплялся за навязчивые рекламные голограммы. Сбивал с мыслей рев трассы и жужжание монорельса. Раздражали удалые ездоки на электроскейтах и самокатах, обгонявшие или мчащиеся на встречу: в деловом квартале все куда-то спешили, лучились занятостью, нужностью, здоровьем.
"Осталось двадцать два часа". - Костан посмотрел на неоновые цифры над входом в ближейший офис. Все же он заставил себя пройтись пешком до следующей остановки электробуса; мимо голограмм и витрин, протолкавшись через какую-то толпу, выражавшую протесты не то против "Эйч-Си" и киборгизации, не то против ее дороговизны... Когда-то он любил так гулять: но сейчас прогулка не приносила удовольствия, ни приятных воспоминаний.
Лишь один эпизод тусклым всполохом возник в памяти, когда Костан добрел до остановки: неудачная слежка за парнем, замеченном в связях с Неуловимым Бэком.
Бэк, хакер из Лиги Памяти, зарабатывал на обнародовании "забытой" коммерческой и личной информации и других противозаконных и антиобщественных вещах, умело обрывал ведущие к нему ниточки. В тот день все начиналось неплохо: Костан спокойно вел объект от квартиры к предполагаемому месту встречи с Бэком - но случилась нелепая перепалка на задней платформе электробуса из-за лишних сантиметров пространства. Он вспомнил, как подвыпившая тетка вдруг навалилась сзади и прижала к поручням, буквально повисла на нем, оглашая площадку бранью: сорвала слежку, да еще расцарапала руку... Применять в переполненном автобусе парализатор он не имел права, а когда смог высвободиться - парень уже выскочил на остановке и затерялся в толпе.
Тетку следовало бы арестовать за хулиганство. Но в тот момент Костан представил, как появляется в отделе с упирающейся бабой вместо Бэка-хакера - и просто сошел на следующей станции. Чтобы пару минут спустя - спасибо "Эйч-Си"! - обо всем забыть. Неприятный был случай. И довольно странный; на окраинах такие перепалки в транспорте случались частенько, но в респектабельном квартале, да еще так невовремя?"
"Я был слишком беспечен, - с досадой подумал Костан. - Не ждал подвоха. Что, если именно тогда я заразился? Если тетка только приехала откуда-нибудь с юга... или была заодно с Бэком. Маловероятно. И все же, это возможно. Но из-за моей беспечности ее не разыскать... Ну и дьявол с ней!"
У него оставалось двадцать два часа, и ему не хотелось тратить время на расследование, которое он все равно не успеет довести до конца; на преступление, которого, вероятнее всего, просто не было.
Не хотелось видеть коллег, которые предпочтут забыть его еще прижизненно... Разве что, напарник мог оказаться среди них исключением.
Возможно, подумал Костан, Джим даже посчитает нужным расследовать его заражение и гибель. Но если Джим захочет связаться - то свяжется сам.
Костан достал смарт-коммуникатор и вызвал ретротакси с водителем- человеком. Через пять минут подкатила черно-рыжая машина.
- Кажется, я всегда был плохим полицейским. Но только сейчас это понял, - сказал Костан, ныряя в прохладу салона. Водитель - смуглый мужчина с сединой в ухоженной бороде и хищными, почти черными глазами - взглянул насмешливо из-под козырька фуражки:
- Если я окажусь плохим водителем, сэр - вряд ли мы успеем что-то понять. Куда едем?
- Куда-нибудь в зеленую зону. На твой выбор. - Костан устроился на мягком сидении. - Где сейчас отдыхают люди, которые могут позволить себе хороший отдых?
- В Тайт-гардене таких больше всего. - Таксист дал газу. - Если, конечно, не учитывать кладбища. Когда у вас укол: завтра? Или еще поживете?
- Откуда вы... - Костан напрягся; но в следующую секунду вновь откинулся на сиденье: это не имело значения. - Завтра.
- Я всякое видал, - сказал таксист. - У людей, потерявших "Эйч-Си", глаза отличаются. Вы все будто что-то ищете, но сами не знаете, чего боитесь больше: найти или не найти. После таких посажиров хоть салон проветривай. Замечали когда-нибудь, как пахнет страх?
- Это у меня еще впереди, - хмыкнул Костан. - А вы не очень-то вежливы.
- Те, кто заказывает ретротакси, платят не за вежливость. - Таксист заложил вираж, и машина выехала на скоростную трассу. - А как раз-таки наоборот, сэр.
- Костан. Старший лейтенант Костан Кроу, - сказал Костан. - Без двадцати двух часов бывший лейтенант.
- Саид, - коротко представился таксист. - Как бы там ни было, удачи вам в поисках, сэр Кроу. Как говорили в старину: ищущий, да обрящет!
***
На стоянке перед зеленой зоной Костан распрощался с таксистом, перед тем записав на комм его визитку, и ступил на плавящуюся под солнцем площадку для пассажиров.
Вход в Тайт-гарден встретил его шумом толпы, музыкой и вездесущей голографической рекламой. Но за воротами стало тише: только ветер шумел в верхушках деревьев, а со стороны детских аттракционов доносились крики и обрывки простеньких мелодий.
Сперва Костану хотелось уединиться где-нибудь в глухом уголке, но сейчас, повинуясь смутному зову памяти, он зашагал на звук. Прошелся около игрушечного монорельса, постоял перед малышевой каруселькой, глядя, как проплывают мимо пластиковые смарт-кары, лошади и драконы. Для детей все таило в себе толику волшебства, и не было нужды долго помнить о разбитых коленках: они забывались безо всякого "Эйч-Си". Когда-то так же дело обстояло и для него.
Но к синякам и ссадинам детские беды не сводились.
Когда-то, растеряно вспомнил Костан, он уже стоял у такой же карусельки, или даже у этой самой, а рядом ссорились отец и мать. Потом отец ушел из дома, насовсем. Даже вещи забирал не он сам, а какой-то его друг. Года через два матери сообщили, что отец погиб в авиакатастрофе. Костан вырос, получил "Эйч-Си" и забыл тот солнечный летний день, ссору и почти забыл отца: высокого сутулого мужчину с вечно нахмуренными бровями, который по-своему любил его. Гулял с ним по тенистым дорожкам, рассказывал про далекие страны щедро сдобренную сказками полуправду: он работал стюардом в пассажирской авиации и в жизни где только не побывал.
"У меня осталрсь двадцать часов и трицать минут в будущем, - подумал Костан, идя прочь от карусели. - И еще сотни часов в прошлом, которые я забыл, вычеркнул, выкинул, потому что не хотел боли. А в них места, чувства... люди. Теперь они снова мои, эти часы. Так, доктор Кимбли?"
Костан четверть часа бродил среди могучих деревьев и аккуратно подстриженных газонов. Затем на безлюдной аллее присел на скамейку. Воспоминания больше не возвращались, но безотчетная грусть все сильнее овладевала им. Казалось, он чувствовал теплое прикосновение к плечу; словно кто-то сидел рядом. Но когда Костан оборачивался - видел лишь зелень разросшегося ракитника.
- К дьяволу! - рявкнул он, вставая. От резкого движения закружилась голова. - К дьяволу.
Он принял таблетку стимулятора и быстро пошел к павильонам взрослой части парка развлечений. Кричащая вывеска обещала "настоящее сафари" - интерактивный тир в декорациях африканской саванны.
- Сегодня неудачный день? - спросил Костан у администратора, надевая сенсорный комбинезон. Тут, в отличие от Усыпалки, за столом скучал сотрудник-человек: все для психологического комфорта клиентов! Но очереди в павильон не было.
- Сейчас в моде картинки пожестче; а перепрофилироваться - деньги нужны, - посетовал администратор. - Какой вам уровень?
- Средний, - сказал Костан. - Хочу быть, как все.
***
Когда спустя четверть часа Костан стягивал с себя пропотевший комбенизон, администратор выглядел гораздо более заинтересованным.
- Отличный результат, господин! - воскликнул он. - Вижу, вы знаете толк в охоте!
И наклонившись ближе, прошептал:
- Что скажете насчет настоящего сафари?
- С роботами в львиных шкурах и высушенными газонами? - уточнил Костан, доставая полицейский значок. - Или вы подстригли траву в настоящей саванне, чтобы не портила вашим горе-охотникам обзор?
"Отличный результат" был на порядок хуже того, что он мог бы показать совсем недавно; хотя в сравнении с другими посетителями тира его показатели, вероятрно, еще выглядели впечатляюще.
- Ничего, противоречащего закону, господин лейтенант! - Разом растерявший весь интерес администратор вручил ему положенный приз и поспешно выпроводил из павильона.
Костан усмехнулся и достал комм.
Когда он дошел до выхода из парка, машина уже ждала: Саид явно был не прочь возможности заработать в обход фирмы.
- Хорошо отдохнули? - спросил он, когда Костан устроился внутри. - Выглядите довольным.
- Пострелял немного. Это тебе, на память. - Костан поставил на приборную панель серебристую статуэтку льва. - Давай прокатимся по городу: проведи мне экскурсию. Будто я твой любимый племянник, приехавший погостить. А потом... Потом отвези в какой-нибудь приличный бар, где можно прилично надраться.
Озадаченный таксист плавно стартовал с места.
- Тир?! Зачем?.. - все же спросил он спустя пару минут.
В самом деле: зачем было тратить время на такую ерунду?
- Хотел выпустить пар, - сказал Костан. - И убедиться в том, что лихорадка действительно убивает меня... Иначе можно провести остаток жизни, пуская слюни над несбыточными надеждами. Но я сыт по горло самообманом.
А еще он надеялся потратить вдвое меньше времени: но вирус брал свое даже быстрее, чем предполагали врачи.
- Этот приз дают только лучшим: вы даже сейчас остались хорошим стрелком, сэр Кроу, - Саид посмотрел на льва с некоторым уважением. - Я сохраню его; и скину вам пять процентов от цены экскурсии. Откуда начнем?
***
Юркие робокары уступали старомодному такси дорогу. Город мелькал за стеклом: кричаще-яркий в центре и однообразно-безликий на окраинах, переполненный людьми, машинами, рекламой. Саид кружил по улицам почти три часа, но важные воспоминания не возвращались: только всякая ерунда, о которой, как подумал Костан с досадой, нормальный человек мог бы забыть и без "Эйч-Си".
Бар, куда под вечер привез его таксист, назывался "Пуля".
- Есть слушок, что нынешний владелец выиграл заведенье в русскую рулетку, - зловещим шепотом произнес Саид. - И до сих пор предлагает сыграть особым клиентам.
- Я ищу воспоминания, а не револьвер, чтоб застрелиться, - равнодушно сказал Костан. - Оружие у меня есть свое.
Табельное он сдал перед выходом на больничный, еще не зная, что не вернется больше; но в домашнем арсенале кое-что имелось, и у него, и у Джима.
- В моей юности тут любили собираться бывшие копы. - Саид разблокировал двери не раньше, чем убедился, что оплата поступила на его счет. - Может, и вы когда-то бывали... Еще тут делают отличные коктейли: рекомендую, сэр Кроу! - выкрикнул он в приоткрытое окно, отъезжая от стоянки.
Но "Пуля" не выглядела знакомо. Бар был дорогой, большой и оттого обманчиво казался малолюдным; возможно, когда-то тут и собирались ветераны, но, скорее всего, владелец просто отстегивал Саиду процент за привезенных клиентов. За столиками выпивало немало туристов: то и дело слышалась иностранная речь.
Полумрак, приглушенный блюз, полуобнаженные красотки на фотографиях вдоль стен, обещавшие наслаждение жизнью - от этого тоска в груди сделалась осязаемей и глубже. Костан устроился за стойкой и заказал себе двойной бренди. Затем повторил.
Вряд ли стоило сочетать алкоголь с таблетками: руки слушались чем дальше, тем хуже. Но дышать стало легче.
Захотелось курить. Он спросил у бармена сигарет, пепельницу и, вспомнив рекомендацию Саида, коктейльную карту.
"Когда я бросил? - подумал он, затягиваясь терпким дымом. Первый приступ кашля прошел, и теперь Костан смаковал забытое ощущение приятной щекотки в горле, горечь табака на губах. - Чего ради: чтобы в двадцать восемь лет заразиться лихорадкой, от которого нет лекарства?"
Коктейли в "Пуле" назывались женскими именами: Саманта, Елена, Клэр, Валетина, Джулия, Фиона....
"Джулия!" - Костан поперхнулся дымом и расплескал остатки бренди. Все закачалось перед глазами. Жестом он подозвал бармена.
- Смешайте мне... Саманту, - попросил он. Хотелось избежать пошлости, насколько вообще можно было ее избежать в этом дурацком баре.
"Джулия. - Он раздавил окурок в пепельнице. - Ее звали Джулия. Это она... Она училась на врача. Из-за нее я завязал с табаком и травкой".
Вместе с воспоминаниями возвращалась и боль: хрупкая фигурка в чужих руках, испуганный и раздосадованный взгляд, длинные, бесконечно длинные гудки...
После которых он решил все забыть.
Одним махом Костан допил "Саманту" и попросил повторить.
Когда-то алкоголь пили, чтобы забыться - но ему же нужно было вспомнить: растормозить обленившийся за годы жизни с "Эйч-Си" мозг, и не рехнуться.
"Джулия. - Костан закурил пятую сигарету, не замечая, что четвертая еще дымится в пепельнице. - Как ты могла? Как я мог? Безумный, бесчестный мир..."
Он пил. Слушал блюз, не глядя больше на часы, и снова пил. А когда вспомнил номер до последней цифры - достал коммуникатор.
- Костан? Ты? - спросил растерянный голос с той стороны, одновременно такой родной и такой далекий.
- Это я... Привет. - Он не ожидал, что Джулия возьмет трубку и понял, что не знает, о чем говорить. - Как дела?
Джулия молчала.
Учишься, работаешь? - спросил он. - В городе или уехала?
- Год назад закончила интернатуру, оперирую в больнице Святого Петра... Хорошо, что сегодня не моя смена. - Голос Джулии стал тверже. - Костан. Если ты вспомнил меня, значит, твой "Эйч-Си"...
- Изъят, - сказал он. - Я подцепил вирус Миловича-Дакса. Завтра у меня эвтаназия; и я безобразно пьян, прости. Мы можем увидится?
- Где ты? - ответила Джулия вопросом на вопрос. - Я сейчас приеду. Только не уходи никуда!
Костан протянул комм бармену - чтобы тот назвал адрес - и уронил голову на стойку.
"Джулия..." - незатушенная сигарета дымила в лицо, но он не находил в себе сил пошевелиться.
***
Должно быть, он отключился на время, потому что в следующую минуту Джулия уже сидела на высоком табурете рядом, смотрела мимо него и говорила страшной, горькой скороговоркой:
- Это ведь была ошибка, Костан... С тем парнем мы когда-то мутили, на первом курсе. Встретились случайно, и в голову ударило. Но ничего не было, ничего серьезного! А потом ты... Ты не дал мне и шанса оправдаться! И все рухнуло. Я пыталась, но ты меня не узнавал, и я сама забывала, зачем пришла...
- Я вспоминаю... теперь я вспомнил, - сказал он. Джулия действительно пыталась связаться с ним, приходила к его подъезду; но "Эйч-Си" делал эти визиты бесполезными.
- Это все проклятый модуль! - Она яростно ударила кулаком по стойке. - Он не дал нам шанса поговориить; забрал у нас время, которого больше нет.
- Это все я, - мягко поправил ее Костан. - У тебя тоже есть модуль, и у тебя был выбор: но ты не забыла меня.
- Люди в прошлом веке были мудрее нас, - сказала Джулия. - Они понимали, что вводить в искушение - дело Дьявола: это грех еще больший, чем грех искушению поддаться... Мы с тобой виноваты в своем несчастии, оба. Но настоящее орудие преступления, - она коснулась пластины под волосами, за которой скрывался "Эйч-Си", - здесь, и настоящие преступники - те, кто подсадил наше общество на этот наркотик.
Бармен принес ей коктейль; кажется, "Джулию" - она никогда не боялась показаться пошлой или смешной.
- Я ничего не забыла, - сказала она. - Потому что любила тебя. Или потому что слишком дорожила своей любовью.
- Эгоистично с твоей стороны говорить мне об этом сейчас, Джулия, - Костан смотрел, как она цедит коктейль. Бар вокруг расплывался, однако ее лицо - острые скулы, точеный нос с едва заметной горбинкой, глубокие карие глаза - казались необыкновенно четкими. - Но я тоже эгоист. И тоже люблю тебя; всегда любил. Прости...
Она наклонилась к нему и поцеловала. Он, опомнившись, попытался оттолкнуть ее, но она перехватила его руку:
- Я же врач: у меня прививка. Она достаточно надежна. Но не понимаю... Как ты мог заразиться?
- Какая теперь разница, - отмахнулся Костан. Кое-какие соображения у него появились, но ему не хотелось размышлять об этом прямо сейчас: и так слишком много времени было потеряно. - Давай поедем куда-нибудь еще? Мне не нравится это место.
- Поехали к тебе. - Джулия вздохнула - или всхлипнула? - и отодвинула недопитый коктейль. - Или ко мне? Если тебе станет хуже, у меня в домашней аптечке есть кое-что подходящее.
- К тебе, - сказал Костан. - Я хочу посмотреть, как ты живешь сейчас. Хочу увидеть, узнать... больше.
Он набрал номер.
Минут через пять - удивительно быстро - Саид подогнал машину.
- Злая ирония, - сказала Джулия, пока они ехали через сверкающий неоном город. - Наш враг вернул мне тебя; а его электронное сердце бьется в считанных метрах от места, где остановится твое.
- Ты о сервере, интегрирующем данные с "Эйч-Си" в городе? - с удивлением спросил Костан.
- Сервер в Усыпалке. Прямо под залом, где проходит эвтаназия, - сказала Джулия. - Это точно.
- Где не ходят чужие, где никто не будет искать... Хорошо спрятали! - Он улыбнулся. - И давно ты состоишь в Лиге Памяти?
- Вступила спустя два месяца после того, как ты ушел, - не изображая удивления его догадливостью, ответила она. - В систему-интегратор "Эйч-Си" встроена защита. Если сервер выйдет из строя - для избежания конфликтов памяти из-за выборочной амнезии сработает предохранитель. Тогда все модули в городе отключатся. На время, до восстановления и перезагрузки системы: но, возможно, этого времени хватит, чтобы люди перестали хотеть забывать.
- Возможно. - Он поцеловал ее. - И сколько же стандартных электро-магнитных гранат, по расчетам Лиги, нужно, чтобы вывести сервер из строя?
Джулия отстранилась.
- Сверху нет защитной плиты, - сказала она. - Предположительно, хватит и одной. Но ты же не?..
Он поймал ее изумленный взгляд. Она не лицемерила: как будто сама не понимала, к чему подталкивает его. Джулия, сколько он ее помнил, всегда была очень искренней. Очень целеустремленной, даже отчаянной.
Саид в эту поездку был молчалив и незаметен, как робот, и это было весьма любезно с его стороны.
Чем дальше, тем происходящее складывалось во все более ясную картину. Но что делать со своими догадками - Костан пока не решил.
- Поговорим обо всем потом, - сказал он. - Проклятье, я не видел тебя четыре года, от всей жизни осталось каких-то полсуток - и я не собираюсь тратить время на разговоры об "Эйч-Си"! Он и так забрал достаточно.
Костан открыл форточку, и в холодную тишину салона вместе с теплым летним ветром ворвался шум автострады, обрывки музыки, запахи разогретого пластика и металла, сгоревших стейков из прижавшегося к трассе кафе.
- Я люблю тебя, - сказал он. - И я тебя понял... Мне кажется, что понял. Я тоже хочу, чтобы все было не зря. Но мне еще надо подумать.
Джулия ответила недоуменным взглядом и собиралась что-то спросить, но Костан заткнул ей рот поцелуем.
"Be thankful just for what you've got, - доносилось из кафе снаружи. - If love's your guide, you've got a lot..." *
***
Крохотная квартирка осталась почти такой же, какой Костан ее помнил: разбросанные в беспорядке е-карты, книги и блокноты, кактусы на окне, широкий матрас на полу... Джулия не признавала кроватей.
Почти такой же. Но в знакомую обстановку вплетались - пылью в углу, обертками от сэндвичей под столом, засохшим цветком в вазе - новые, тоскливые ноты: так выглядело и пахло одиночество, еще не ставшее в тягость, но уже глубоко пустившее корни и впрыснувшее в жизнь яд безразличия к самому себе.
- Ты хвасталась аптечкой, - сказал Костан. Он почти протрезвел, действие стимулятора кончилось, и вирус - или плохой бренди? - давал о себе знать дрожью в руках и подступающей дурнотой.
- Так странно снова видеть тебя здесь, - сказала Джулия. - Странно и страшно. А ведь сама столько раз представляла, как ты войдешь... Что я за дура!
Она долго копалась в препаратах в нижнем ящике стола; а когда подняла голову - на ресницах у нее блестели слезы.
- Никто не рождается умным и смелым. - Костан сел на край матраса. - Мы живем и учимся... Но чтобы учиться по-настоящему, нам нужна память - та самая, которую мы обманываем.
Аптечка в самом деле оказалось хороша: вскоре он уже чувствовал себя вполне сносно, а следующие два часа провел так, как последние годы не мог и мечтать.
Потом они долго лежали в темноте и молчали; потом - Джулия, наконец, задремала. Костан осторожно выбрался из-под одеяла и включил комм. Поколебался - последний раз - и набрал номер напарника.
Джим не подвел: он помнил его и все, что нужно было помнить.
- Нам сообщили только в конце дежурства. Я не придумал, что сказать подходящего, да еще чтоб ты захотел слушать. - Несмотря на поздний час, Джим явно еще не ложился. Голос его звучал расстроено. - Решил, что утром заеду к тебе и провожу... на процедуру; тогда и попрощаемся по-людски.
Костан невольно улыбнулся: это было очень похоже на Джима - из всех путей выбрать самый прямой и при том самый сомнительный.
- Не надо, - сказал Костан. - Лучше увидимся сейчас: я продиктую адрес и встречу тебя на улице... Но у меня просьба: захвати мощную "электронку" на таймерах. У тебя ведь есть?
- Есть, но... Какого?.. - Джим осекся.
- Хочу надежно стереть кое-что очень личное, - сказал Костан. - Спиши в расход за меня задним числом. И забудь обо всем. Обо всем, как сможешь. Пожалуйста.
Джим молчал добрый десяток секунд.
- Хорошо, - согласился он. - Давай адрес.
***
Джим приехал, - собранный, серьезный, - отдал "электронку", крепко пожал ему руку и уехал, без лишних слов и сентиментальных глупостей. Костан не сомневался: напарник выполнит просьбу, и, даже если не задействует "Эйч-Си", то не будет слишком глубоко рыть в этом деле.
Оставалось едва ли не самое неприятное: объясниться с Джулией по поводу дальнейшего плана. "Пациентам" перед уколом приходилось раздеваться, так что пронести электро-магнитную бомбу в зал можно было только внутри тела. Но она была слишком велика, чтобы проглотить.
Когда Костан поднялся в квартиру, Джулия уже не спала.
Он заговорил: осторожно, подбираясь издалека.
Она сидела в углу, сгорбившись и завернувшись в одеяло, слушала и позволяла себя убедить.
- В прошлом солдатам приходилось хуже, - говорил Костан. - У них не было хороших лекарств. Но я читал, что, получив в брюхо снаряд, некоторые парни собирали с земли кишки, заталкивали их назад и шли в медчасть на своих двоих... А у меня есть ты: твои золотые руки и твоя аптечка. И пройти мне надо всего ничего. Немного боли и крови - небольшая цена за шанс. Пусть не для нас, но для других.
- Это ведь не твоя война, - глухо сказала Джулия. - Ты всегда говорил, что у человека есть выбор, использовать или не использовать "Эйч-Си".
- А сейчас, отделавшись от "Эйч-Си", я понял, что это лишь иллюзия выбора. - Он бережно взял ее руки в свои. Ладони у нее были ледяные. - Потому что совершая его, мы тотчас забываем, что отдали; не помним, сколько часов и дней, сколько хорошего стерли вместе с болью из своей жизни... Теряем возможность учиться и становиться лучше. Ты и твои товарищи по Лиге правы в том, что эту штуку, - он постучал по пластине на затылке, - нужно ограничить или убрать. Все получится. Я буду держаться пристыжено, как положено неудавшемуся самоубийцу: никто не заинтересуется повязкой.
- Неужели ты совсем не боишься? - Джулия подняла на него взгляд покрасневших глаз.
- Я очень боюсь. - Костан криво усмехнулся. - Но я уже приговорен к смерти, потому хотел бы умереть не напрасно. Это стержень, ухватившись за который, я могу смотреть на часы и сохранять самообладание... Не трусь и ты! Все будет хорошо.
- Нет, Костан. - Джулия встала и медленно, словно преодолевая невидимую преграду, побрела к столу. Одеяло упало с ее плеч, обнажая тело. - Уже не будет. Тебя больше не будет, нигде... Какое уж тут хорошо!
Мысленно он не мог с ней не согласится.
- Никто не знает, что ждет там, Джул. - Костан откинулся на подушки, любуясь ей - женщиной, которую он любил; женщиной, которой предстояло разрезать его, как поросенка, и положить внутрь бомбу; женщиной, которая была куда отважнее и коварнее, чем она сама о себе думала.
- Но тут, - продолжил он, - бог с этим, пусть тут будет не "хорошо", но "правильно". Неправильно - когда люди стирают из жизни целые годы, вымарывают других людей, словно какую-то ошибку. Сколько бы пользы ни приносил "Эйч-Си" обществу, невозможно отбросить прошлое, не потеряв будущего.
- Красиво говоришь. Но сейчас мне хочется забыть тебя сильнее, чем когда-либо, - сказала Джулия. - Это слишком больно, Костан. Почему ты? Почему мы?
- Потому что мы сможем. - Костан улыбнулся сквозь подступившие слезы.
- Сможем, - прошептала Джулия.
За окном светало.
***
- Не вышло у самурая харакири, - заявил Костан доктору Кимбли, едва того увидел. - То есть не вышел из меня самурай... Придется министерству здравоохранения потратиться на инъекцию. И я не против, если это произойдет поскорее. Совсем, черт меня возьми, не против.
Джулия сделала все, как надо, но пульсирующая боль пробивалась даже сквозь наркотический туман, так что ему не приходилось притворяться. Повязка на животе набухла от крови. Последний час он помнил смутно: как приходил в себя, как прощался с Джулией, как из роботакси сделал последний звонок с поручением Саиду.
Зато из двадцати ступенек лестницы, ведущей ко входу в Усыпалку, он запомнил каждую.
Но внутри все пошло, как по маслу.
Как только он предъявил талон, его проводили к Кимбли, а тот уже взял руководство в свои руки.
- Не видите - пациент страдает после попытки суицида! - категорично заявил Кимбли сотруднику, заикнувшемуся об углубленном досмотре. - Ему назначено на десять. Промедление противоречит принципам гуманности! И, думаю, в нашем случае можно обойтись без ненужных гигиенических процедур.
Костан встретился с ним взглядом: в блеклых глазах доктора сейчас горела искра любопытства. Возможно, он был заодно с Лигой, возможно, просто предчувствовал что-то; так или иначе, но, как Костан и надеялся - сейчас Кимбли играл на его стороне.
Совсем без процедур было "не принято", так что перед тем, как облачиться в казенную пижаму, пришлось обтереться влажным полотенцем.
Таймер бомбы был выставлен на десять ровно.
Страху больше не оставалось места: даже от самых простых движений боль настигала такая, что предстоящий укол казался избавлением. В кресло Костан сел со вздохом облегчения и подставил руки под фиксаторы.
- Спасибо. - сказал он. - Вы были правы.
- В чем же? - удивился Кимбли.
- Я пришел к своему ответу. А ваш мне стал до лампочки, док.
- Рад за вас, - серьезно ответил тот. - Самурай-сан.
Психотерапевт отступил в сторону, давая техникам продолжать подготовку. Смертельный укол делал робот, но сначала машину нужно было подстроить под рост и вес "пациента", и проконтролировать автоматику.
Со своего кресла Костан видел лишь часть электронного табло; в конце бесконечно долгой минуты цифры "59" сменились двумя нулями.
Он ничего не почувствовал; однако один из техников вдруг отшатнулся, прижав ладонь к виску. Через мгновение мужчина вернулся к работе, но руки у него дрожали. Второй медбрат-техник тоже побледнел.
- Доктор Кимбли, что-то не так... - с жалким видом пробормотал он. - Я не совсем понимаю, но...
- Я объясню вам, что не так, - перебил Кимбли. - Уже десять часов, а пациент все еще мучается: поторопитесь!
- Но протокол...
- Живее! - рявкнул Кимбли. - Запускайте машину.
"Получилось, - подумал Костан, когда первая игла вонзилась в руку. - Мы в самом деле смогли!"
Бомба сработала; и его не успели раскрыть.
Сознание стремительно угасало. Он еще почувствовал вторую инъекцию - за миг до того как какие-то люди с криками вбежали в зал; видел лицо Кимбли, как будто смятое улыбкой. Он улыбнулся в ответ и закрыл глаза.