Ink Visitor Только дети, жрецы и безумцы   Вечером пятого дня двухсотого года эры благословения Ивона аптекарь Альберт Драгой понял, что не знает, кто он такой. Нет, Альберт никогда не жаловался на память и по-прежнему мог легко припомнить все без малого сорок лет своей жизни, порой безвкусной и бестолковой, а порой насыщенной настолько, что приходилось прибегать к помощи собственных снадобий. Однако вопрос, заданный бесцеремонно вломившимся в уже закрытую лавку незнакомцем, неожиданно поставил его в тупик. - Я спрашиваю: ты кто? Голос у незнакомца был неприятный: сильный, но с режущей хрипотцой, как у запевалы после разгульной ночи. Лицо скрывал капюшон, из-под грязно-коричневого балахона торчали огромные босые ступни. Сам Альберт, доведись ему в такую погоду выйти босиком на крыльцо, наверняка приплясывал бы от холода, но незнакомец стоял, не шелохнувшись. На грабителя он не походил, на обычного покупателя, впрочем, тоже. На мгновение Альберт пожалел, что вообще пошел отпирать, но тут же одернул себя: а если бы кому-то срочно требовалась помощь? - Что вам нужно? - в конце концов, Альберт рассудил, что представляться не обязательно - на двери ведь была вывеска? Он отступил чуть назад и - на всякий случай - нашарил взглядом кочергу. - Я ищу Дорила. - Дорил умер, десять лет как. Он передал мне дело, я его сын. - Жаль, - незнакомец выдержал короткую паузу. - Но ты тоже годишься, - он ступил внутрь, оттеснив аптекаря. Тот даже не подумал о том, чтобы помешать: низкая притолока сбила капюшон, и Альберт застыл в изумлении и ужасе, увидев, что за гостя принес ему северный ветер. В углу аптекарской лавки, как положено, находился алтарь Ивона Светлого. Альберт не был ни слишком набожен, ни слишком богат, так что статуя там стояла простого дерева, самая обычная: Ивон с боевым посохом в руках, оседлавший ящера-неназываемого, негодного пасынка, пошедшего наперекор Свету и сотворившего множество чудовищных тварей. Которых впоследствии уничтожил Ивон, потому, что бы ни говорили жрецы, сейчас мало кто верил в их существование. Дорил Драгой был не из тех, кто верил. Он, родившийся еще до эпохи торговцев, готовых за подходящую сумму доставить любые ингредиенты, подолгу бродивший в горах в поисках нужных растений - знал. И порой после бутылочки горькой, выбивая трубку - немыслимое богохульство! - об этот самый алтарь, любил помянуть, что зверолюды появились намного раньше, чем жрецы Ивона, и медный грош цена всем жреческим россказням. Теперь знал и Альберт. Зверолюд неуклюже прошлепал босыми ногами по глиняному полу, едва не сшибив перегонную установку. Постоял у шкафа, разглядывая пузырьки с готовыми лекарствами. Желтые округлые глаза вызывающе блестели на скуластом, обтянутом землистой кожей, лице. Во всклокоченных черных волосах с красным отливом запуталось несколько перьев того же оттенка - должно быть, чтобы пробраться в город, чудовище оборачивалось птицей. Но чуднее всего был запах, перебивавший даже разложенные на сушилке травы. Запах гнилого мяса в розовых лепестках. Альберт вспомнил, что однажды уже сталкивался с таким в детстве, вернувшись домой раньше обычного. Дорил тогда пробормотал что-то про редкий реактив и весь вечер гонял сына почем зря. Сейчас Альберт хорошо понимал причину отцовского раздражения: держать язык за зубами в те годы он по малолетству еще не умел, а знакомство с порождением мрака могло обойтись городскому аптекарю очень дорого. - Если хотите поговорить, пройдемте, - Альберт поспешно запер лавку. - Прошу, сюда, - он поманил зверолюда во вторую комнату, заменявшую аптекарю приемную и кабинет. - Здесь кровь. Альберт указал под стол, где, подальше от чужих глаз, в небольшом тазу отмокал операционный фартук. - Почему? - Необходимость, - Альберт раздраженно дернул плечом. Еще не хватало оправдываться за незаконную хирургическую практику перед зверолюдом. - Так что вам надо? Тот долго молчал, вспоминая и подбирая слова. - Провинция Моган предала вас. Сюда идет даварская армия. Сераш должен выставить войска. - Ложь! Они бы никогда... Альберт, как и большинство добропорядочных серайцев, считал объединенное королевство Сераш пусть и не лишенным - а где их нет? - недостатков, но достаточно сильным и благополучным, чтобы можно было не опасаться за верность отдельных правителей. После истощения золотой жилы в загорском Могане стало неспокойно, но не настолько же. Союз с Даваром? Немыслимо! - Я видел солдат на перевале. - С чего я должен вам верить? - Даварцы вызывают гром, который разрушает горы, рубят лес, чтобы строить, - зверолюд запнулся. - Строить огромные лодки. Если даварцы придут на эти земли, моему роду будет негде охотиться. - Но серайцы - дети Ивона, они никогда не признают таких, как вы, истребят при первой возможности. - Колдовской свет нам не страшен. Обратите его на даварцев, - зверолюд оскалился. Где-то на улице заливалась собака - может, бесилась сдуру, а, может, почуяла омерзительный чужеродный запах. Деревянный ящик, грозя развалиться, то и дело поскрипывал под весом зверолюда. Альберт по-прежнему сильно сомневался в услышанном - даже если тот не врал, то мог, допустим, принять за даварских солдат группу взбунтовавшихся рабочих. Но и поверь он, что с того? - Предположим, все так, как вы говорите. При чем здесь я? Обращусь ли я в магистрат или поеду в столицу и буду орать там на центральной площади - все без толку. Тем более, если сошлюсь на зверолюда. В лучшем случае надо мной посмеются, в худшем - бросят как одержимого мраком в храмовый колодец, охладить голову. - Не надо площадей. Просто найди советника Крецу и передай ему то, что слышал. Он ведь жив? - Мается ревматизмом, но жив, долгих ему лет, - Альберт подумал, что Крецу, с его влиянием и славой "отца соглядатаев", для такого дела и впрямь подойдет: градоправитель его слова без внимания не оставит. - Раз советник знает о вас, почему вы не обратились сразу к нему? - Не застал дома. Ни вчера, ни сегодня. Привратник сказал - перед зимой всегда много дел. - Значит, опять днюет и ночует на сквозняках в магистрате. Ведь запретил же! - Альберт досадливо поморщился. - Или, хуже того, пустился во все тяжкие... Сведет себя старик в могилу раньше времени, как пить дать, сведет. Новость о загуле давнего покупателя-пациента, можно сказать, почти приятеля, расстроила аптекаря куда больше, чем сомнительное известие о предстоящей войне. - Хорошо, завтра я встречусь с ним. Вы думаете, он запросто поверит в вашу историю? - Да. Нет - покажу солдат нужному человеку. Тому, кому советник согласится довериться. Перелететь через горы и вернуться можно за ночь. Я легко унесу двоих. Даже троих, если таких, как ты, - в голосе зверолюда послышалась гордость. - Ну, с этим вы разберетесь без меня, - Альберт усмехнулся. - Я все равно не могу оставить лавку, - добавил он, про себя подумав, что с лавкой за одну ночь точно ничего не случится: просто, он уже слишком стар для полетов. Пусть здоровья ему и не занимать, а все равно - стар. В отличие от дряхлого Крецу, у которого, скорее, обратная проблема. *** Человек не поверил ему. Но согласился сделать то, что нужно. Этого достаточно. Жаль, не случилось застать Дорила - с ним вышел бы совсем другой разговор. Почему люди так быстро умирают? Человек долго разглядывал собственные ногти, дважды протер тряпкой какие-то инструменты со стола. Забавно было наблюдать за его смущением. - Простите, я до сих пор не узнал, как к вам обращаться. Я - Альберт Драгой. Можно "Берт", если вам так проще, - человек подал ему руку. - Хэг, - он вспомнил смешной людской обычай и пожал протянутую ладонь. Она была холодной, влажной и до нелепого хрупкой: он едва сжал пальцы, а человек уже дернулся от боли. - Со мной можно поступать, как с обычным гостем, - быстро произнес Хэг, чтобы загладить неловкость. Вообще-то, он мог бы подсказать и раньше, но молчал - уж слишком любопытно было, до чего человек сможет додуматься сам. - Тогда... - Только не надо ставить еду в огонь. - Как скажете, Хэг. Сейчас что-нибудь принесу. Берт-Альберт был одновременно и похож, и не похож на Дорила. Он также вдыхал дым из глиняной палки, но выдыхал по-другому - за несколько раз, мелкими комками, и отчего-то радовался, когда они выходили круглыми. Говорил также много, но о другом. Интересно, каков он на вкус? Хэг никогда не пробовал человечины, однако готов был поспорить, что Дорил - тот был бы на вкус, как эта горькая вода, обжигающая горло. Но Берт-Альберт не таков. Таков, да не таков. - Хэг, вы летали в дальнее загорье, встречались с даварцами? - Да. - И каковы они, люди, поклоняющиеся механизмам? Сильно отличаются от идущих за Светом? Хэг задумался. Один на один, все люди были в чем-то похожи. С ними можно было разговаривать. Даварский мастер-оружейник Оухан так же, как Дорил после горькой, глупо смеялся и расспрашивал, высиживают ли родичи Хэга младенцев. Так же, как Крецу, показывал нарисованных и каменных людей, "скульптуры". Так же злился, когда Хэг сказал, что это уродливо. Но, собравшись вместе, даварцы и серайцы больше не походили друг на друга. Опять и да, и нет. Всегда с людьми так. - Сложно объяснить. - Я постараюсь понять. Если люди собирались вместе - от них лучше было держаться подальше. Они кричали, пускали в ход камни, стрелы, колдовской свет, вызвали гром. Мастера Оухана разорвало на такие мелкие части, что Хэг, даже если бы захотел, не смог бы их съесть. Серайцев объединял страх и то, что Дорил называл "долгом", даварцев - голод, жадность, ярость. Когда Хэг сам впал в ярость и убил тех, из-за кого умер Оухан, они почти не чувствовали страха, хотя Хэг убивал медленно. Только ненависть. Если бы Хэг не был Хэгом, а был таким, как Берт-Альберт, он бы, пожалуй, сам боялся даварцев. - Возьми большой кусок руды. Сделай из него щит и меч. Руда та же, но щит отличается от меча. Берт-Альберт молчал необычно долго для себя. - Хочешь сказать, мы слеплены из одного теста, но суть разная? - Сейчас я хочу спать, - Хэг в самом деле устал, кроме того, не помнил, что такое "тесто". Поговорить лучше потом, когда они сделают все, что нужно. - Конечно, - Берт-Альберт отложил дымную палку, как показалось Хэгу, с некоторым сожалением. - Воспользуйтесь моей постелью. Я пойду в магистрат с утра, если проснетесь до того, как я вернусь - прошу, никуда не выходите. Горшок для отправлений под кроватью. Ни в коем случае не выходите, что бы ни услышали снаружи. - Не буду. *** Альберт остановился на углу, пытаясь привыкнуть к дневному свету. Было пасмурно, но уставшие глаза все равно болели и слезились. - Что встал, проходи давай, колдун треклятый! Он вздрогнул. Нет, конечно, старуха-лотошница не могла ничего знать вчерашнем госте - суеверная старая карга всего лишь не упустила случай обругать ненавистного аптекаря. Альберт, так и не наживший благостной полноты, со свернутым в юношеской драке носом, у многих соседей вызывал подобные подозрения. - Эй, оглох, что ли?! Наорав - иначе совсем житья не даст! - на старуху в ответ, Альберт побрел дальше: до начала приема в магистрате оставалось еще больше часа. Всю ночь аптекарь провел, пытаясь найти в отцовских записях сведения о зверолюдах, но Дорил - мрак бы побрал его подчерк! - на поверку оказался достаточно осторожен и не упоминал ничего важного. Он считал их потомками живших задолго до эры Ивона колдунов, в поисках силы каким-то образом сумевших объединиться с животными. Хотелось спросить: "И что с того?". Что пришедший к нему зверолюд, умный дикарь, не чуждый дурных людских привычек - не из мрака выполз, Альберт уже понял и сам. Вот только о чем думает этот умный дикарь? Кто бы знал... Ну, скоро проблемой можно будет поделиться с Крецу, так что незачем пока ломать голову: даже если старику не известно ничего в точности, вдвоем они уж как-нибудь разберутся. Впереди послышалось заунывное пение, и Альберт свернул в переулок, чтобы не мешать обряду. На каждые пять кварталов приходился один Посох Ивона - сделанный из соснового ствола деревянный столб, около которого горожане собирались для молитвы. Навершия столбов светились холодным белым светом, и люди верили, что через этот свет за ними наблюдает сам Ивон. Правда, судя по бедным одеждам молящихся, он чаще карал, чем миловал. Ноги сами привели Альберта к "Рогатой тыкве". Таверна была уже открыта. - Что, аптекарь, протоптал-таки дорожку? И правильно! - обритый налысо здоровяк в жреческой мантии басовито расхохотался - Протоптал он, как же. Привет, Берт, - хозяйка, Лала, величественно выплыла из кухни. - Чего тебе? - Ему - сидра! И принеси еще оладий. Я угощаю, - обрадованный встречей, здоровяк крепко ухватил Альберта за плечо и усадил на скамью рядом с собой. Альберт развел руками - "видишь, от меня тут ничего не зависит" - и Лала, фыркнув, уплыла обратно. - Нет, правда, аптекарь, почему ты на ней до сих пор не женился? - здоровяк толкнул его в бок. - Вдова, с хозяйством, славная кухарка и, - он, причмокнув, обвел в воздухе воображаемую округлость - с этим все путем! И девчонка ее молодцом, тебя любит. Всякий бы на твоем месте... - Уймись, Марк. Вот ты почему надираешься с утра - неужели благословенный Ивон поощряет пьянство? - Ивон, честь ему и хвала, про пьянство ничего не говорил, - Марк ухмыльнулся. - Раньше служба была, там на трезвую голову со скуки сдохнешь. А теперь привык. - Вот и я привык один. - Дурак ты, аптекарь, как есть, дурак. Марк собирался продолжить, но, к радости Альберта, вовремя подоспела дочка Лалы с сидром и тыквенными оладьями. Если рот не был занят едой, болтать бывший стражник мог беспрерывно. Он даже в их первую встречу не замолкал: сыпал проклятиями, сулил золотые горы, десять раз пересказал подробности потасовки. Порезы на пальцах стражника гноились, самого его второй день лихорадило, но городской лекарь не желал применять ничего, кроме пиявок и тысячелистниковой мази, за которой горемычный стражник и пришел в аптеку. Для Альберта это была первая незаконная операция, завершившаяся, по счастью, удачно. Старик Крецу тогда помог замять дело. - Кстати, не слышал последнее время вестей из загорья? - С тех пор, как бунт на шахтах подавили, ничего нового, - Марк в два могучих глотка дохлебал кружку, утер двупалой рукой длинные усы. После выздоровления он бросил службу в городской страже, подался к служителям Ивона и быстро добился жреческого сана: умение договариваться с нужными людьми и собирать чуть больше пожертвований, чем другие, в храмах ценили. - Все, хватит с меня пока. Пора на площадь. - Нам по дороге. Нор-Арад считался крупнейшим городом в северном предгорье. Под защитой его земляного вала, к строительству которого приложили руку и предки Альберта, сейчас жило почти десять тысяч серайцев. Когда-то на площади Четырех Королей находился рынок, но в конце прошлого столетья торговые ряды снесли, а на их месте построили храм Благодарения и главное святилище Нор-Арада - Красный лимб. Два десятка Посохов Ивона, выкрашенных охряной краской, образовывали большую окружность, в центре которой собирались страждущие: чахоточники, припадочные, прокаженные... В десятом часу на площадке между храмом и лимбом жрецы начинали молебен, продолжавшийся до полудня. Чуть поодаль, разумно опасаясь заразиться, толпились зеваки в ожидании чуда - и чудо происходило: к окончанию молебна один из больных неизменно излечивался. Первый раз Альберт не поверил своим глазам, однако потом был второй, третий... Дорил Драгой ненавидел жрецов и все, что с ними связано, говорил, что "шарлатанский балаган" подрывает доверие горожан к медицине и мудр будет тот градоправитель, что его запретит. Альберт во многом разделял чувства отца, но, все же, не был с ним полностью согласен - выздоровление есть выздоровление, как бы оно ни происходило. После смерти Дорила он часто приходил сюда, напомнить себе, насколько невелики на самом деле его знания и возможности. - Ну, бывай, аптекарь, - Марк, который сегодня участвовал в проведении молебна, на прощание чувствительно хлопнул его по спине. - Свидимся. - Ага, - рассеяно согласился Альберт. Еще не зная, что через полтора часа он выйдет из дверей магистрата ни с чем, потерянный и напуганный, и с Марком ему предстоит встретиться куда раньше, чем кто-либо из них мог предполагать. *** Хэг от нечего делать разглядывал найденный на столе альбом. Рисунки с разрезанными людьми, похоже, принадлежали Берту-Альберту. Надо будет спросить, зачем ему такая мерзость. Хотелось есть и выйти на воздух из тесной комнаты, но нарушить запрет Хэг не решался. Почему Берт-Альберт задерживается - советник Крецу отказался слушать? Если так, плохо. Они все, и Хэг тоже, пожалеют об этом, когда придут даварцы. *** Альберт недолюбливал центр города, где не росла даже трава, но сейчас в окружении голого камня было в чем-то спокойнее. Неладное аптекарь заподозрил сразу, как только узнал, что прием вместо старика ведет его помощник. Когда тот на вопрос о советнике замялся, забегал глазами по сторонам, и, наконец, доверительно поманил Альберта к себе - подозрения превратились в уверенность. - Мы пока держим это в тайне, но, думаю, вам я могу сообщить, господин Драгой, - чиновник говорил захлебывающимся шепотом. - Вы ведь врачевали господина советника, может, сумеете чем-то помочь. У него нашли запрещенные книги, так что служители увели господина Крецу для покаяния. Срок неизвестен, а господин Крецу ведь немолод, долгое заключение в плохих условиях его просто-напросто погубит! Альберт немедленно пообещал сделать все, что сможет, и стрелой вылетел из приемной. Тогда он первым делом постыдно испугался: если служители обнаглели уже настолько, что взялись за Крецу, они и к нему могли заявиться с часу на час, с понятными последствиями для него и для аптеки. Подумаешь, аптекарем меньше, аптекарем больше. Мрак бы все это побрал! Постепенно страх отступил, сменился раздражением. Теперь, сидя на скамье рядом с площадью Четырех, Альберт все яснее понимал, что обстоятельства складывались еще хуже, чем ему показалось вначале. Во-первых, помощник Крецу был прав - колодец может добить старика. Во-вторых, город. То, что провинция Моган отвернулась от Света, казалось невозможным, но очевидных причин врать у зверолюда не было, и во время ночного разговора он вел себя слишком разумно для того, кто мог перепутать солдат с шахтерами. Посоветоваться больше было не с кем. Толпа на площади полыхнула ликующими криками. Молебен подошел к концу. Со своего места Альберт видел, как из круга вышел сегодняшний исцеленный. Больные, как всегда, смотрели ему вслед завистливо, но беззлобно: завтра у них будет еще один шанс. Зеваки обступили выздоровевшего, рассматривая и ощупывая его со всех сторон, желая не то убедиться в исцелении, не то прикоснуться к чуду. Вскоре он, дребезжа оставшимися на одежде трещотками, пробежал мимо Альберта - еще не старый человек, с искаженным слезами и криком лицом, не способный сдержать свалившееся счастье. Если Хэг сказал правду - а зачем, мрак побери, ему лгать?! - пройдет совсем немного времени, и эта жизнь, чудесным образом вырванная из лап болезни, пойдет прахом. Когда Давар захватит город, все они - и этот человек, и белобрысая девчонка Лалы, которая для своих семи лет очень ловко управляется с тарелками, и развеселый пьяница Марк, который верит только в того бога, что звенит в кошельке, и вредная старуха, и помощник советника, и сам Альберт - все они будут обречены. Кто на смерть, кто на рабство, кто на унизительное полуголодное существование с позволения захватчиков. "Тушите свечи", как сказал бы старик. Нужно было вернуться в аптеку, сообщить зверолюду о неудаче, но Альберт продолжал сидеть, бессмысленно глядя перед собой. Вряд ли среди знакомых Хэга найдется еще один высокопоставленный чиновник, который поверит ему и которому поверят все остальные. Зверолюд выразит сожаление и полетит обратно, утеплять гнездо, пещеру или в чем он там живет, чтобы спокойно переждать зиму и весной перебраться на новое место, подальше от даварцев. Альберт же останется здесь. Ждать. - Господин, не хотите приобрести? Альберт недоуменно посмотрел на уличного художника, сующего ему под нос стопку каких-то листов. Когда тот успел подойти? - Если сжечь такой в печи, на дом снизойдет благословение Ивона! На самой дешевой тростниковой бумаге были намалеваны чудовища ящерова воинства, как художник их себе представлял: крылатые карлики с огромными клыками и, почему-то, змеиными хвостами, собакоголовые великаны, четырехрукие уроды с копытами вместо ног. Совершенно непохоже. Хотя, кто знает, какие еще бывают... - Ты сам-то веришь в этих тварей? - Альберт вернул рисунки. - Нет, конечно, - художник, поняв, что ошибся с покупателем, позволил себе рассмеяться. - Говорят, в наше время в чудовищ верят только дети, жрецы и безумцы, и, судя по сегодняшней выручке, это - чистая правда... Хорошего дня, господин! Господин? Мужчина на скамейке неожиданно побелел, вытаращившись на него во все глаза. - Вы в порядке, господин? - художник на всякий случай отодвинулся подальше. - В порядке. Пожалуй, все-таки возьму один, - мужчина, не глядя, выдернул лист из стопки и сунул взамен крупную монету. - Будем считать, что я безумец, - он криво улыбнулся. - Благодарю, да не оставит вас Ивон, - художник раскланялся и быстро пошел прочь: мало ли, что взбредет тому в голову. Альберт сжал в руках рисунок. Жрецы. В городе есть еще, по меньшей мере, один человек, которому должно быть знакомо содержание запретных исторических документов, известно о существовании зверолюдов! Что должен сделать примерный верующий, если к нему явилось чудовище? Правильно, отправиться в храм на покаяние. Хороший охотник всегда встречает волка до того, как волк встречает его. Альберт был уверен, что Хэгу понравилась бы такая логика. Для Альберта, волки - служители Ивона, но не только волки. Они еще и те собаки, которых нужно спустить с цепи до того, как придет беда. Если о начале войны объявят служители, вряд ли градоправитель посмеет это проигнорировать. Бродячая кошка потерлась о ноги аптекаря. Кошки боятся собак, но редкая кошка удерет, бросив слепых котят. Конечно, обращаться к служителям опасно. Опасно даже для него, ну а для Хэга... Десять тысяч, напомнил себе Альберт. Десять тысяч жителей Нор-Арада - вот настоящая проблема. И, как ни жульничай с весами, она важнее, чем один аптекарь и один зверолюд, пусть даже этот зверолюд - друг его отца и гость в его доме. Альберт бегом бросился на площадь. - А, опять ты, аптекарь? Марк был все еще там, разъяснял что-то группе паломников. Альберт отвел его в сторону. - Да что такое?! На тебе лица нет. - Сможешь устроить мне встречу с верховным жрецом? *** Берт-Альберт вернулся, когда за окном уже смеркалось. - Его зовут Марк, - он ткнул пальцем в своего спутника. - Доверенный советника по военным делам. - Ты, так понимаю, Хэг, - Марк, мужчина с шерстью на лице, прищурил глаза. В этом человеке чувствовался боец - такие всегда сначала оценивают опасность, и только потом показывают страх или интерес. Но Хэг не собирался с ним драться. - Да. А где Крецу? - Ему нездоровится, - Берт-Альберт нахмурился. - Вы готовы отнести нас двоих в горы и обратно? - Да. Вчера ты не собирался. - Передумал. Обсудите с Марком, как сделать крепления, чтобы нам не сорваться в воздухе. Веревки мы принесли. Мне еще нужно приготовить мазь для старика. - Я объясню ему. Иди. *** Выпаривая настой, Альберт снова и снова прокручивал в голове разговор с верховным. Марк, разумеется, без объяснений ничего делать не стал, и на прием они отправились вместе. Стоило описать вид и запах зверолюда, как скуку с благообразного лика господина Самула, занимавшего пост верховного жреца столько, сколько Альберт себя помнил, словно рукой сняло. Пришлось рассказать почти все - и о том, что зверолюд искал Дорила, и о ночном застолье. Альберт умолчал только о роли советника Крецу в этой истории, но, все же, рискнул спросить о его судьбе и выразил беспокойство по поводу слабого здоровья старика. - Так и быть, дело с советником я улажу, - верховный, если что-то и заподозрил, никак этого не показал. - Расходы на выдвижение армии к границе велики, недопустимо, чтобы они оказались неоправданны. Вы вдвоем воспользуетесь предложением чудовища и отправитесь в горы. - Но... - Брата Марка легко выдать за солдата. А слушается чудовище только вас, господин аптекарь. И еще одно. После возвращения - если вы, конечно, вернетесь - нам нужно захватить чудовище и показать его людям. Желательно - захватить живым. Тогда правительство охотнее к нам прислушается. "А горожане охотнее будут класть золото в кувшины для пожертвований", - мысленно продолжил Альберт, но вслух согласился. - Засаду мы организуем, однако Свет на чудовищ почти не действует. Их колдовство против нас, благодарение Ивону, тоже бессильно, но, все же, ловчая сеть недостаточно надежна. Господин аптекарь, вы сможете приготовить что-нибудь для стрел, что сможет его усыпить или обездвижить? "Десять тысяч", - вновь напомнил себе Альберт. - "Десять тысяч - только в Нор-Араде, а сколько в пригородах, в других городах?". - Смогу. - Тогда отправляйтесь немедленно. И берегите себя, сыны Ивона. Не теряйте Свет из виду. Глядя на слащавую улыбку верховного, Альберт подумал, что жрец, скорее всего, не то что его, даже Марка не отпустит, чтобы не болтал лишнего. Но... "Раньше ты не мерил жизнь цифрами", - отозвалось что-то в голове голосом Дорила. "За свои полвека ты не вылечил даже десятой доли от такого числа, отец. И я не вылечу", - ответил Альберт. Поэтому сейчас, пока за стеной Марк громко переговаривался со зверолюдом, он готовил то, что никак нельзя было назвать лекарством от ревматизма. Закончив работу, Альберт поставил склянку в оговоренное место и вернулся в комнату, где к тому моменту стало еще более шумно: Марк - вот уж кого ничем не проймешь! - решил промочить глотку перед дорогой, а Хэг составил ему компанию. Шальную мысль, что лучше бы они напились настолько, чтобы от полета пришлось отказаться, Альберт решительно отогнал прочь. *** До недавнего времени Марк Урсан боялся только неумехи-лекаря, чуть не отправившего его в загробное царство, да немилости красоток из квартала удовольствий, но, когда гигантская птица оторвалась от земли, сердце бывшего стражника ушло в пятки. Холод пронизывал до костей, руки тотчас онемели на веревках, и оставалось молиться, что основные крепления достаточно надежны. Первое время Марк и молился, а потом, странное дело - начал привыкать. Ветер свистел в ушах, заставлял сгибаться и вжиматься в перья, чтобы хоть как-то уберечь лицо. Желтые пятна полей сменялись черными лесами, тонули в тумане прогалины пастбищ, серые скалы громоздились друг на друга, блестели белым серебром лужи озер, страх смешивался с невыносимым, пьянящим восторгом высоты и скорости. Когда зверолюд опустился передохнуть на одну из скал и Марк смог поговорить с аптекарем, он понял: тот чувствует то же самое. - Что, не видал такого в книжках? - И в жизни предпочел бы не видеть, - равнодушно ответил аптекарь, но глаза его горели сумасшедшим, нездоровым огнем. Склон внизу был усыпан светящимися точками, и зверолюд сбросил высоту, давая людям возможность кое-как рассмотреть знамена вставшей лагерем армии. Вдыхая слабый, смешанный со смрадом зверолюда запах костров, Марк подумал, что почти благодарен даварцам, невольным виновникам этого полета. *** Никогда раньше Альберт не испытывал такой ненависти к Давару, как сейчас. Если бы зверолюд ошибся... Но он не ошибся, и черный змей издевательски смеялся на алом шелке. "Зверолюды - чужаки", - короткие ногти аптекаря впились в свежий ожог на ладони. - "Они помогают нам только ради собственной выгоды". "Не они, а он. Тот человек, что пришел к тебе в дом, сынок". "Он не человек". - Недолго вам осталось радоваться, даварские ублюдки, - процедил Альберт сквозь стиснутые зубы. - Проклятые ублюдки... - А? ...ы ...о-то ...азал? - Марк как-то сумел расслышать его голос. "Что бы изменилось, будь он человеком?" - Ничего. Возвращаемся. Хэг! - Альберт нагнулся к шее зверолюда.- Мы! Видели! Достаточно! Лети! Обратно! *** Впереди показался город. Еще не рассвело, значит, можно будет сесть прямо на заднем дворе дома. Хорошо. Берт-Альберт говорил, что надо скорее передать лекарство для Крецу. Почему он не сделал этого вчера? В птичьем облике тяжело было думать. Но надо, так надо. Прежде, чем спуститься, Хэг все же сделал небольшой круг над городом - хотел показать Берту-Альберту и второму человеку, Марку, как выглядят с высоты их светящиеся палки. По правде сказать, Хэг немного жалел людей - слабых и не способных летать. *** Когда внизу промелькнул Свет Красного лимба, Альберт закрыл глаза. Оставалось совсем немного. Лапы Хэга коснулись земли, и сразу же раздался сигнальный хлопок. Свист стрел, выкрики людей - все растворилось в надрывном птичьем вопле. Обрушилась разбитая крылом теплица. По голове ударила ловчая сетка, огромная туша зверолюда уже колотилась в агонии, но лучники из окон продолжали стрелять. Альберт опасался - или надеялся? - что стрелы зацепят их с Марком, однако люди верховного знали свое дело. Зверолюд затих. - Какого происходит, аптекарь? Я думал, ты... - Я тоже думал, Марк, поверь, - отрезал Альберт, выползая из-под сетки. - Осторожно, не трогай наконечники. Альберт до последнего колебался, не налить ли в склянку подкрашенной воды, не предупредить ли Хэга, но кто мог знать, поверит ли им после этого верховный? В конце концов, разъяренный обманом зверолюд мог просто убить их. "Не мог" - возразил внутри мертвый Дорил Драгой, но Альберт не хотел, не должен был его слушать, тем более - теперь. Верховный жрец, до поры отсиживавшийся внутри аптеки, вышел наружу. - Полагаю, господин аптекарь, вы так сильно беспокоились за нас, что случайно, - он усмехнулся, - сделали зелье слишком сильным? - Сожалею, господин. Похоже, что так. - Мы видели даварцев. Они уже лезут через хребет, - Марк, наконец, выпутался из веревок. - Что ж, как я и предполагал, - верховный обошел кругом труп зверолюда. - Однако, каково чудище! - он весело присвистнул. - С живым было бы лучше, но и такое сгодится. Альберт с отвращением посмотрел на жреца: почтенный служитель походил на мальчишку-охотника, завалившего редкую дичь. Выродок, мог бы хоть вести себя подобающе. - Что дальше, господин верховный жрец? - Приходите к часу после полудня на площадь Четырех, получите свою долю славы. Потом поможем вам с восстановлением огорода. - И все? - Неужто хотите больше? Или, - верховный осклабился еще шире, и Альберту захотелось плюнуть ему в лицо, - думаете, я совсем забыл слово "благодарность" и уже приготовил вам колодец? Альберт растерялся и промолчал, но выражение его лица говорило само за себя. - Напрасно. Идите пока, отдохните, господин спаситель города, - в насмешливом голосе верховного послышалось что-то похожее на сочувствие. - Если, конечно, не собираетесь помочь перенести тушу. Альберт ушел. Еще не вполне веря в свою свободу, не найдя, что сказать и не найдя сил, чтобы остаться. Спиной чувствуя презрительную гримасу Марка, пустой взгляд зверолюда, чей глаз уже помутнел и подернулся пленкой. "Кланяйся от меня Дорилу, Хэг". На улицу высыпали потревоженные шумом соседи, кто-то спрашивал, что случилось, ругалась старуха-лотошница, захлебывался криком младенец, лаяли и выли собаки. - Чтой-то с ним, заболел, что ли? - пробормотала старуха, когда аптекарь прошел мимо, не устроив привычной перебранки. Прокричали петухи. Сейчас Альберт Драгой точно знал, кто он такой. И не жалел об этом. Усталость двух бессонных ночей разом навалилась на него. *** Яркое предполуденное солнце нагревало камни, било в глаза. Альберт очнулся неподалеку от "Рогатой тыквы". Он не помнил, как сюда попал, но в таверну, в самом деле, стоило заглянуть - нужно позавтракать, да и Лала будет ему рада... Вокруг шумел Нор-Арад. - Пожалуйста, ради Света! - нищий, едва прикрытый лохмотьями, тянул изъеденную оспой руку. Отчего-то подумалось: не у этого ли бедолаги зверолюд "одолжил" балахон? На перекрестке около Посоха Ивона, перегородив дорогу, суетились плакальщицы. - Не подскажешь, кого провожают? - Советника Крецу, господин, да не оставит его Свет в подземном царстве. - Вот ведь мразь! Нищий сжался, прикрыл голову, ожидая удара. - Что вы...? - Я сказал, верховный жрец Нор-Арада - мразь, - Альберт хрипло рассмеялся. За это время он совсем забыл о старике, а скотина-жрец, тот наверняка все знал еще вчера. Но на его месте Альберт и сам бы соврал. На всякий случай. - Держи, купи себе одежды и выпей за советника, - Альберт бросил нищему золотой. - Сегодняшних умерших тоже не забудь. Попрошайка рассыпался в благодарностях, постоянно поминая Ивона, и Альберт поспешил отойти. Кроме денег, в кошеле оказался скомканный листок. Карлик. Крылатый карлик со змеиным хвостом. Альберт разорвал рисунок и пошел в таверну. Вскоре улица опустела, только у подножия столба ветер гонял по земле бурый клочок бумаги с отпечатком подошвы. (с)Ink Visitor aka Инструктор Кэт, август 2013