Аннотация: Снова под песню Д'Ркина: "На Ивана Купала..."
Не дождавшись утра,
Она умерла
На углях костра
На Ивана Купала
...
Костер, мой единственный друг,
С рассветом потух.
Лишь я знаю то,
К чему он был слеп,
О чем он был глух.
На Ивана Купала
"На Ивана Купала" В.Д'ркин
Солнце показалось из-за кромки леса. Вызолотило верхушки сосен, чиркнуло огненной дорожкой по луже, отбросило радугу на валяющийся в траве клинок.
Я сидел у догоревшего костра, и мне было так пусто и холодно, как будто смерть уже осталась позади.
Она лежала в самом центре пепельного круга. Вся середина туловища, от плеч до бедер оказалась в огне, когда она упала. Прямо в костер.
Упала молча, даже не вскрикнув, только широко раскрыв изумленные глаза. Да еще кровяная струйка зазмеилась между грудей - там, где вышло острие болта. И я разжал руки. Наверное, от изумления.
Она лежала, и страшно белели ребра из обуглившегося мяса. Коса дотлевала - воняло паленым волосом. И безумные глаза на искаженном лице таращились в небо. Небо светлело.
Она упала в жарко полыхающий костер еще не мертвая. Хотя уже и не живая - болт, пробивший насквозь грудину, это не то, от чего можно вылечить. Но она ЖИВАЯ упала в костер! И умерла она, корчась от боли на углях. Пока я отбивался от твари, что прыгнула из темноты.
Тварь - иначе не назовешь. Ни волк, ни рысь, ни кабан ничего общего с ЭТИМ не имели и не могли иметь. Тварь. Сильна она была невероятно.
Когда я вырвал из поросшего грубой шерстью нож и, оглянувшись увидел, что меня уже дожидается второе такое же нечто, то подумал, что это конец. Нет, до конца было еще далеко.
(Кровь... Кровь из разодранного плеча. Достала таки, скотина!.. Кровь из длинной раны на бедре. Мразь. Сама сдохла, но зацепить успела. Кровь... Повсюду: на изодранной одежде, на руках, на лице. На траве). Костер горел все слабее, лены не было, и вязкие красные пятна казались черными. Пахло гарью и железом.
И только на ней крови не было. Огонь пожрал и кровь, и ее... Остался только полуобгоревший труп, и язычки огня продолжали лениво лизать обуглившиеся бока.
Перед глазами плавали пятна. Я побрел к костру, припадая на разодранную ногу, и каждый шаг отдавался эхом во всем теле. Эхом гулким и дрожащим, как от тяжелого колокола. И за два шага до костра я почувствовал взгляд.
Если бы на краю поляны стояло еще одно создание, вроде тех, что я убил - ей-богу, я был бы рад. Потому что с края поляны на меня глядело... нечто.
Оно. Не мужчина, не женщина. Высокое и узкое в плечах, с волосами до плеч и гладким подбородком, с лицом резким, но бледным и тонким. До того бледным, что могло показаться восковой маской. И на этой маске двумя дырами - черные как Полночь глаза. И глаза эти смеялись. В руке оно держало самострел.
Я бы бросился на эту мразь - но было легче умереть, чем сделать хоть шаг. Полуночные глаза улыбались, смотрели, изучали. И смоляно-черные волосы змеились вокруг треугольного лица.
Оно улыбнулось мне и подняло самострел.
Что было дальше - не знаю. Потому что очнулся я, когда начало светать, и понял, что сижу, обхватив колени, возле костра, который давно потух, оставив горсть пепла и обгорелый труп. Больше ничего: ни крови, ни ночных тварей. Ни-че-го.
Я закопал закоченевший труп в вырытой ножом яме (лезвие тоже было чистым, без пятнышка), положил на местро срезанный дерн, зачем-то выгреб из остывшей зола наконечник самострельного болта и пошел прочь, как мог быстро.