Аннотация: Что есть доля твоя, человече, коль не сомнение..
-=Доля=-
"Что есть доля твоя, человече, коль не сомнение..."
(с) А. Вотинов "Игра в вопросы"
- В ту ночь никак не шел ей сон, комары визжали особливо громко, собаки выли, и духота не давала заснуть. Встала Лыбедь из кувшина напиться, да вода в нем оказалась протухшей. "Что ж ты с кувшином стоишь, тютеха? Недалече в лесу озерко тебя ждет, ох полное, через край переливается" - донес ветерок. Да и правда - подумала Лыбедь - озеро-то студеное, набрать бы водички.
Так и понесли ее ноги ночью в лес в одной исподнице, да с кувшином. И не страшно ей было, идет по лесу как завороженная, а ветки сами уклоняются, по лицу не бьют, тропинка вытоптанная, под ногами так и стелется. И раскинулась перед ней поляна широкая, а посреди поляны той лежит младенец - кричит, надрывается, да ножками дрыгает, а вокруг него навы1 свои хороводы водят, тянут в танце руки к детенышу, а не касаются. Забилось сердце Лыбеди, кровь к щекам хлынула и не нав испугалась - от ребенка глаз оторвать не может, а ноги тем временем сами и пошли, шаг за шагом все ближе к нечистому хороводу, а в голове страх мечется, да шепчет на ухо: "нечисть, нечисть, присыпуша2, аль обменыш3, не подходи". А руки уже так и тянутся к дитю кричащему, словно к своему тянет, а навы все кружат, кружат и холод вихрем вокруг Лыбеди наводят. Тянутся руками худыми да прозрачными, а коснуться не смеют, только пальцы в бессилье крючат. Так навы ее до самой опушки лесной и провожали, да обидеть не обидели. Несет Лыбедь младенца к дому и думает, не будет ему житья. Село - то маленькое, в семь домов, да и вдовье еще к тому же. Соседушки-вдовушки углядят дите, зашепчутся, деды баек поназказывают, так и пойдет слава о "навьем подкидыше", не будет житья ему с ранних лет. А малой на руках притих, не шевелится даже, будто мысли "спасительницы" подслушивает, да решения ждет. И решила Лыбедь не говорить никому о поляне, о хороводе нежити4, да о голосе, позвавшем ее к озеру, которого с роду в лесу здешнем не было. Возьму, думает, прикормыша да выращу со своим сыночком единородным, авось вырастет да спасибо скажет, небось, не со сладкой жизни мать его на поляне бросила на расправу. Затрепетало сердце вдовье, сердце материнское, и выгнало весь страх, да сомнение. А подкидыш тот девкой оказался, маленькая, а чуб на голове черный, глаза как бусины, да темные, ей-ей огринка, хотели Чернавой ее прозвать, да захворала она сразу, так ей имя на Милаву и сменили. Росла девка бойкая, крепкая, все с братом Жданом, Лыбедевым сыном, по деревьям шныряла. А селяне ее все ж сторонились, еще маленькой, как глянет зенками своими, так иной раз столбняк и находил. Бабы особливо чурались, потому и дитям своим водиться, а иной раз и разговаривать строго-настрого запрещали, а деды просто в сторону плюнут, да вслед брань какую прохрипят. А девка хорошей была, все по дому с мамкой хозяйничала, брата, как любила - сама кроха, а кувшин умыться ему тащит, надрывается" - дед рассказывал старательно, часто повторяясь, то, наклоняясь к пацанве, словно нависая над ними и переходя на хрипящий шепот, то, откидываясь назад, складывая морщинистые руки на засаленной рубахе.
- Село, стало быть, невелико было, бабы одни, старики, да дети малые. То-то радости было, когда с леса мужики захаживать стали. То полуживой оборвыш изголодавший выползет, то лихой с ножом, да озверевший до опушки добредет - всем тут рады были, только от них худая новость до нас и дошла. Беглые они, много их таких, токмо, не каждый от голода, холода, зверья, да нежити спастись в лесу может. А бежали они от "рогатых", что с полуночи пришли. Говорили, что чудом уцелели, а села их все пожгли - затряс дед головой, бороду рукой пригладил и пробурчал себе под нос:
- Да врали все, псы паршивые. Под лавками, небось, хвосты свои прятали, пока девок их уводили, да братьев родных рубали - чумазые ребята все ждали пока дед про "рогатых" поподробней расскажет, а спросить сами не смели. Знали они, что дед не любит, когда его прерывают и с расспросами пристают. Мог рукой махнуть и замолчать вовсе, потому притихла ребятня, ожидая продолжения - в общем, наделали переполоха эти псы беглые, бабы пожитки свои давай в кучу сгребать, смех один, носятся неделю, вторую, все крынки, да горшки собрать не могут - суета одна. Собрались старики думку думать. Село-то обжитое, а идти в лес - верная погибель. Не "рогатые" догонят, так волки сожрут. А до Лучева ей-ей, сколько плестись - не дойдем. Бабы все причитали: "Не губите нас, отцы, детишек наших пожалейте, авось и спасется кто в лесу, убережет Мать- Заступница души невинные" - открыл дед рот, чтобы про причитания подробней рассказать, да только шамкнул, увидев, что мелюзга зевать начала, шамкнул еще пару раз для порядку и продолжил - в общем, решили "рогатым" этим нелюдям село сдать - авось пощадят. В ту ночь Лыбедь не спала, детей своих к груди прижала и песню им пела про то, как воины храбрые, да дети малые в теплый Ирий5 попадают и про то, как живется им там хорошо. А как только Милава заснула, сомлев от материнского тепла, заговорила Лыбедь с сыном Жданом:
-Ты, сынок, ничего не бойся, но не верю я, что звери эти пощадят село наше. Некому защитить нас, придется самим до последнего стоять. А ты - большой, пятнадцатый год уже, ты сестру и себя защищай, сколько сил твоих хватит, защищай, а на меня не смотри даже, удастся убежать - бегите и не возвращайтесь. Когда волки над селом выть станут - не за кем возвращаться будет.
Таков был ее материнский горький завет на слезах замешанный. И тогда открыла глаза Милава, страшно так, будто спит еще, а глаза открыты и говорит: "Не выть волкам, не будет им наживы, спите, придет завтра горе с полуночи, не судьба ему у нас остаться, слово - оно сильнее стали заморской". Всю ночь не спала Лыбедь, все думала, да вспоминала. И поляну вспомнила, и хоровод, и голос загадочный, что позвал в лес среди ночи, и то, как ребенка навы коснуться боялись. Не уж-то Милава была наузницей6 урождена? Только им дано грядущее видеть, да людские судьбы знать. Кого же она принесла в дом, тогда, тринадцать годков назад? Так и просидела она всю ночь, в лицо спящей Милавы вглядываясь, пытаясь разглядеть в ней свет, али тьму. К вечеру следующего дня залаяли собаки, заметались, дух незнакомый чуя. Немного погодя вышли из леса "рогатые". Тихо пришли, коней на поводу вели, лишь один сидел на черном жеребце, в тяжелых доспехах и рога на его шлеме были черны. У каждого за поясом меч стальной, нож, а в руках топорища сжимали, мол, только подойди. Завыли бабы от одного вида их, на колени попадали, ползут к ним ноги целовать, да пощады просить. А один из "рогатых", приметный такой, с одним отломленным рогом и с красным, совсем еще свежим шрамом на переносице, вышел вперед и по-нашенски говорит:
-Сдаетесь, селяне? Сапоги нам лобызать готовы, собаки венетские? Небось, и конунгу нашему присягнуть готовы, чтобы шкуру свою спасти? Хм, что ж, разве со слезами у вас гостей принимать принято? Мы устали, рубать ваших - нелегкое дело - усмехнулся "однорогий". Напоите, накормите, да обогрейте гостей дорогих, а потом мы подумаем, подпалить ли ваши шкуры - ручищу с топором вперед вытянул, на баб им указал и прикрикнул - А ну живо! - и на своем языке что-то вдобавок пробулькал, гаркнул что-то остальным, и те двинулись к домам.
Так все и было - рассупонили бабы подземницы, да все на столы, все на столы. А изверги солонину едят, самобулькой запивают. Ох и огромны были, да к самобульке не привычные видать. Пробрал их змий зеленый, так давай кулачищами своими по столу стучатьи песни ненашенские орать. Селяне радовались, думали, что раздобрили гостей непрошенных, что пощадят они женщин обездоленных, да стариков немощных, ан нет. Тот, что верхом на коне ехал, старшой, поди - к угощеньям недоверчив был, сначала другим отведать давал, лишь потом сам ел, а девку, что самобульки ему подлила, по лицу ударил и к питью не прикасался. Не даром говорят, что ... - дед на секунду задумался и, подняв вверх указательный палец, продолжил:
- Недруг - это тот, кто на хмельном пиру чарки чурается - ребятня согласно закивала, деловито швыркая носами - сморило, стало быть, нечестивцев. Кто послабее, спать увалился, а кто посильней, да похмельней были - стали баб наших гонять да насиль... - причмокнул дед, вовремя поймав себя на слове, рано еще облизышам этим все рассказывать - а тот, что главный из них говорит, мол, пляски хочу веселой - бабы крынки побросали, кинулись хороводы нестройные водить Не до плясок было им раньше, все хозяйство блюли, да детей растили, где уж им отплясывать как молодкам, ээх - махнул дед рукой - в общем, осерчал изверг, говорит, где ж красавицы ваши лебедушки, где прячете девок белолицых, пышногрудых. А не было их у нас, все мамки наши, да тетки. И тут выбегает малая, Милава, стало быть. Лучшие одежды свои одела, мамкины кольца серебряные на висках так и светятся на коже смуглой, волосы черные по плечам рассыпаются. Даром, что малая, да тощая - словно к наве зовущей взглядом тянет. Хотел было рассмеяться изверг рогатый над девкой худосочной, да передумал, видимо, загляделся. А Милава подходит к нему и страха в глазах ее нет, говорит, мол спляшет для него и для воинов его храбрых. Тьфу ты, нечестивцы поганые! - плюнул дед в сердцах.
- Пообещала она танец им невиданный, священный, да почитаемый, только для гостей особенных. Бабы все стоят, зенками лупают, понять ничего не могут. А для танца этого нужно, чтоб встали "рогатые" кругом, а Милава в серединке средь них. Селянам же полагалось в дома свои попрятаться и морд любопытных не высовывать, дабы не осквернить ими танец священный. Уж не знаю как получилось то, мать ли Заступница помогла, аль ворожба то была, усмехнулся зверь поганый и давай своих хряков немычачих собирать в круг, селян же в дом ближайший запихнули. Милава раскомандовалась, говорит, мол, кто подглядывать будет, глаза тому выжечь. Да бабы итак на все согласные, что уж там глаза закрыть, деды подслеповатые все, как один были - им тоже разглядывать нечего, а детей под подолы мамки понапрятали, мол, целее будут. И прождали селяне в доме том две ночи, боясь глаза открыть, да не приходили все "рогатые" двери отпирать, а когда решились-таки в окна взглянуть, то видели, что лежат все изверги на земле сырой. Уж когда дверь отперли, поближе подошли, увидели, что мертвые они, так кругом и лежат, глаза у всех открытые, то ли с ужасом, то ли с красотой невиданной застывшие, а посередине Милава лежит мертвая, но спокойная, улыбка на лице блаженная и руки на груди скрещены, словно рада смерти была и ни капли кровушки ни на ком нет. И не знали селяне, то ли радоваться, то ли плакать, но за обереги свои охранительные похватались. А Лыбедь, так и поседела враз, дочку свою бездыханную увидев, кинулась к ней, по волосам погладила, а потом прошептала, что-то про нав, да про долю7 и уж больше ни с кем не говорила - из ума выжила от горя, видать. С той поры, переврали много, и на Милаву наговаривали, мол ведьмой8 она была и всех селян убить хотела, да не смогла, а кто говорит, что ворожейка9 она была и зачаровала хмельных ворогов, а потом в танце неведомом начертила движениями своими древнее заклятие в воздухе. Так решили, потому как селяне их хаты звон обручей ручных10 слышали и ничего более. Вот она из тел извергов души и выманила. Да только силы не рассчитала, потому сама не сбереглась - ребятня притихла и возиться перестала, лишь в глазах на перегонки со страхом любопытство бегало. А дед на мгновенье лицо ладонями закрыл, будто слезы пряча, выдержал паузу и продолжил:
- Не знаю я, что было тогда на самом деле, но точно вам скажу, что не была она ведьмой. Не была, слышите, потому как простому люду зла не делала и после смерти в окна не стучала, да селян не пугала. Потому и зовется село наше Обручево, по имени обручей наручных, что звоном своим душу из ворогов выманили и родичей наших спасли, потому и слышен из леса звон по ночам, что каждому селянину знаком.
- Дед, да что ж ты дитям страхи срамные рассказываешь!?- возмущалась дородная Певка, услышав привычную концовку всем с детства знакомой истории - нечего нечистую силу на ночь поминать и младших запугивать. Брехня это все, бабкам нашим привиделось - так растрезвонили невесть что. С детства слышу эту байку, да ты сам мне сколько раз рассказывал и каждый раз потом ночью не уснуть, так нечего дитям сон отгонять. Брехня, срам да и только - для большей убедительности Певка смачно сплюнула наземь и зашла в избу.
- Уух, окаянная! - не унимался дед, хотел было встать, вот только спину не вовремя прихватило - Брехня? Да здесь каждая травинка все помнит! Да бабка твоя, хоть и бесстыжая была, а отрицать не смела, потому как все сама видела! И не нечисть, а сестра моя родная была Милава и я за нее еще о-го-го как постою! - дед угрожающе тряс кривым указательным пальцем
- И не было у нас здесь "рогатых" сроду - крикнула Певка из-за двери, то ли, чтоб деда позлить, то ли, чтоб слово последнее за ней было.
Пацанва тем временем с лавки потихоньку слезала, чтоб незаметно улизнуть, пока дед ругаться не начал и богами старыми клясться за каждое свое слово. Не могли они еще понять сердца старого. Лишь Кукша, что младше всех был к деду подошел и протянул в замусоленной ладошке зеленую дичку.
-Деда Ждан, ты не плачь, мамка не со зла сказала. Папка говорит, что дура она у нас, потому и мелет невесть что. Ну не плачь, деда Ждан, на тебе дичку, я тебе сорвал - маленькие ладошки потянулись к морщинистому дедову лицу, на котором не было слез, лишь плечи вздрагивали, и подслеповатые глаза зажмурены были - я верю тебе, деда. Ух и поддала она "рогатым"! Ты только не плачь, ладно?
-Не плачу я, малой, память моя в теле старческом плачет. Беги давай, сорванец - дед потрепал Кукшу по светлым волосам и беззубо улыбнулся.
-=_=-
26 Апреля 2005
Словарь-пояснение используемых в тексте мифологических названий:
1 Навы(Навь) - в славянской мифологии покойники, являющиеся из могил на землю.
2 Присыпуши - дети, задавленные своими матерями во время сна и поступающие в распоряжение нечистой силы
3Обменыш (обмен) - ребенок нечистой силы, обмененный на человеческого младенца
4Нежить (нежити) - духи-хозяева определенных территорий, требующие уважения к себе и строгого соблюдения всех установленных ими правил (водяные, лешие, банники и т. д.).
По В. Далю, нежить -- "ни люди, ни духи, жильцы стихийные"
5Ирий - "тот" свет, земля за теплыми морями, в славянской мифологии небесное царство, рай для праведников
6Наузница- близко по значению к "ворожейка", "ворожка", "знахарь" (см. 9). Человек, умеющий заговаривать "наузы" - узлы, заговоренные знахарями от волшебства, порчи, болезни и т.д.
7Доля - олицетворение человеческой судьбы, счастья