Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

       Первыми его заметили кошки и дети.

       Кошки с визгом рассыпались по балконам, лезли в открытые форточки, валились из них куда придется: и на белье, и чуть ли не в кастрюли, даже не разбирая, в свой ли дом попали.

       После чего во всех четырех девятиэтажках начали с треском распахиваться новенькие рамы, а из них повысовывались растревоженные мамы.

       И хором заорали:

       - Домой! Немедленно! Отойдите от него! Домой! Сейчас же!

       Малышня повиновалась вяло и неохотно, так что некоторые мамы успели выскочить из подъездов и бесстрашно приблизиться к гостю на дистанцию захвата за ухо. Захвата не гостя, конечно: ребенка. Еще через несколько минут во дворе не осталось почти никого, кроме грузчиков с мебельным фургоном, вселявших новую квартиру. Мужики только что заволокли сервант, и присели на бордюр, раскупорили смятые пачки дрожащими руками.

       - Тю! - вздрогнул старший, - а это ж мы еще и не пили сегодня!

       Тогда вся бригада повернула головы - и застыла без движения.

       Через южный просвет во двор вошел бурый медведь - сперва он показался громадным; только чуть опомнившись, люди сравнили его рост с новенькой детской горкой и ярко-желтыми лавками - на самом деле, ничего страшного. Холка разве что по грудь человеку...

       Кстати, рядом с медведем шел именно человек; на белом-белом полуденном небе он рисовался черным силуэтом без деталей, отпечатком чекана; тревога летела перед ним и вокруг словно бы облаком ледяной крошки.

       Человек и зверь в полной тишине миновали детский городок и тут сошли с асфальта дворовых проездов на вытоптанный суглинок. На суглинке там и сям кустилась редкая жесткая щетина неизвестной науке травы - а больше во дворе решительно ничего не росло. Хотя двор и открывался на солнечную сторону к искусственному озеру, выглядел он пустым и неуютным.

       Еще чуть опамятовавшись, грузчики - как и прилипшие к окнам жители - рассмотрели на боках медведя военно-зеленого цвета ящики, две плетеные корзины, из которых торчали непонятные пока густые щетки цвета помидорной рассады; а поверх слабый ветерок шевелил квадратные белые полотнища, какие носят спортсмены на груди и спине. Только ниже большой цифры “четыре” на боках медведя красовалась еще надпись “Лесной корпус”. И чуть ниже - телефон, который никто сейчас ни рассматривать, ни запоминать не стал.

       - Ага, - бригадир грузчиков был весной сорок пятого под Балатоном, где видел кое-чего пострашнее дрессированного медведя, так что теперь быстро взял себя в руки, - это, видать, озеленителей прислали, наконец.

       - Так а чего с медведем? Трактора не нашлось?

       - Сам, что ли, не знаешь? На Аксай-чин трактора дай, на волжский “Атоммаш” дай, да и на жилье... В “Правде” писали, об этот год план сто сорок миллионов квадратов!

       - Таких вот новых дворов, - грузчик докурил, повертел головой, не нашел урны и щелчком отправил окурок просто на землю, - ни веточки, ни листика.

       - Ну вот, - удовлетворенно выпрямился бригадир, - его и прислали. Видишь, две корзины рассады... Подъем, подъем, если хотим сегодня пиво пить, надо еще перевезти после обеда ту комнату на Марьинке...

       Грузчики поднялись, отбросили окурки. Кто-то еще пробурчал:

       - А хорошо, что шанхай этот, наконец, расселяют, - и вся четверка снова приступила к мебельному фургону. В космос вон, собаки летают. Лисы по телевизору выступают. Видать, и медведей к делу приставили. Ну так - в СССР кто не работает, тот не ест. Поэтому хрен с ними, с медведями - четвертак за работу сам собой не появится.

       Человек с медведем вышли на голый склон вдоль озера, где по проекту предполагался скверик. Тут медведь остановился и плавно улегся на вытоптанный грунт. Человек достал планшет, из планшета лист бумаги - очевидно, проект. Огляделся. Из суглинка там и сям торчали ободранные ветки предыдущих посадок. Правее в озеро уходили мостки - доски не старые, но одну кто-то уже оторвал, а еще одна обгорела. Еще была синяя холодная загородка для переодевания, и еще был бетонный кубик типового туалета, дощатую зеленую дверцу которого вмяло внутрь молодецким ударом.

       Тут человек заметил Степку - а Степка, соответственно, оторвался от кидания камней в озеро и заметил почти над головой меховую глыбу с ящиками, корзинами и зубами; на глыбе беговой номер, слева от глыбы тип в сером рабочем комбинезоне. А вот ботиночки типа заставили Степку поежиться. Когда был Степан на летних досаафовских сборах, появление человека в таких шнурованных ботинках означало либо ночные стрельбы, либо внеплановые занятия по укладке парашютов, либо еще какие гонки по лесам и болотам за вражьими диверсантами.

       - Ага, - человек безмятежно улыбнулся, - диверсанты. Летит это ночью, значит, “канберра” или там эр-би сорок седьмой, а с него парашютисты.

       - Знаю! - вставил Степан, - в кино видел. Называется “Перевал”, там еще группа туристов была. Как его... Дягилев? Дятлов?

       Гость кивнул:

       - Вот. Приземляются они, значит, на вон ту плоскую крышу... Видишь?

       Степка замотал головой, не понимая, к чему такой поворот беседы. Гость вытащил из кармана комбинезона платок, вытер худое лицо. Теперь он стоял к солнцу лицом, и Степан видел, что человек не пожилой совсем. Двадцать пять или тридцать ему, как старшему брату Степана.

       - Ну вот, - удовлетворенно продолжил гость, - прокрадываются они, значит, к берегу пруда. Старший их на страже стоит, порядок такой. Один десатным ножом деревца режет... Видел такие ножи в кино? С зазубринами?

       Переждал недоуменное молчание.

       - ... Второй мостки в негодность приводит. А третий дверь в туалет ломает. С ноги.

       - Э! - сказал тогда Степан. - Что за...

       - Говно, - просто закончил гость, снимая с бока медведя лопату. - У меня зверь приучен в очко срать. А вы... Людьми называетесь. Вам озеро сделали, мостки сделали, туалет поставили. К центральной канализации подключили, между прочим...

       Говоря так, гость явно привычными движениям выкопал неширокую, глубокую ямку. Степан видел, что суглинок плотный, да гостю на это было плевать, управился он быстро. Потом отстегнул еще одну лопату - на этот раз совковую - и сгреб все, что воняло вокруг бетонного кубика, в эту яму. Присыпал рыжей крошкой суглинка, снова привычным движением вытащил из корзины пучок зелени, воткнул и закопал.

       - А что это?

       - Бамбук, - сказал гость. - С Дальнего Востока. Быстро растет. Завтра уже вот такой будет!

       - Да ну? - Степка не поверил, - за день полметра?

       - И даже больше, - подтвердил гость. Снова развернул бумагу на планшете и от бетонного кубика - теперь к нему можно было подойти без опаски уделаться по колено - отмерил шагами несколько лунок. Взял белый судейский свисток, дунул. Медведь послушно поднялся; казалось, ни сумки, ни ящики не мешают ему нисколько. Парой-тройкой неожиданно быстрых движений зверь откапывал ямку. Гость опускал в нее пучок рассады, медведь пятками - натурально, задними лапами! - заделывал ямку. Степан видел, что все эти действия гости выполняют привычно, заученно.

       - ... Мне вьетнамские товарищи рассказывали. Бывает, полметра в день. А бывает... - гость не закончил фразу, покривившись.

       Махнул рукой:

       - Домой иди. Вон, твои, видать, уже прыгают возле подъезда.

       Углядев отца, Степан живо поднялся:

       - Правда, пойду я. Меня, кстати, Степаном звать.

       - Говно.

       - Что?

       - Мне ваши наименования... - гость открыл ящик и теперь гремел инструментом, глядя на сломанную дверь. - Станете людьми, приходите. Тогда я буду запоминать, Степан ты, или там Иван какой...

       Степан подумал обидеться, да ведь не он же дверь ломал! Пил тут вечером Витька Косой с недавно вышедшими корешами; видать, они напроказили. Он-то, Степан, тут при чем?

***

       - При чем тут мы? - закончил речь Петр Евсеевич и за поддержкой обернулся к собравшимся вокруг соседям.

       Вечером люди пришли с работы и увидели вдоль озера приличный уже кусок зеленой щетины. Под защитой быстрорастущего бамбука там и сям чернели тоненькие ясени. Дверь в туалет гость починил. Теперь, не гнушаясь грязной работой, отмывал внутренности сральника, поливая его водой из обычного брезентового ведра. Вода уходила хорошо: видимо, трубу еще не забило, и лезть в колодец необходимости не возникло.

       - Вы тут живете, - отставив брезентуху, гость выпрямился и оказался несколько выше Петра Евсеевича, - двор ваш.

       - Чего это мы обязаны! - Любовь Семеновна завелась с пол-оборота. - Вон и девяносто шестой дом, и сто четвертый! И вообще, мы не просили озеро! Комары от него! А какая тут глубина! Это же дети потонуть могут!

       Медведь поднял голову и неодобрительно моргнул. Тетка осеклась. Гость посмотрел на собравшихся:

       - В самом деле, зачем голову ломать: больше хорошего или больше плохого? Можно ли убрать плохие стороны? Если можно просто запретить, и на этом все.

       - Зато спокойно будет! - буркнула Семеновна чисто по инерции. Все-таки медведь.

       Гость согласился:

       - В самом деле, чем сетки от комаров поставить, расход копеешный, так лучше пускай дети в жару на карьер бегают, где за ними уже никто не приглядит из взрослых. Телефонов там нет, скорую вызвать, если что, как? И на каток тоже. А озеро это засыпать, сделать стоянку на сто двадцать машиномест. Большие деньги, между прочим...

       Люди поежились и даже как-то пошатнулись назад.

       - ... Посреди двора воткнуть башню точечной застройки. Этажей так в сорок. Каждая квартирка тысяч по сто. Еще большие деньги!

       - Ерунда! - громко возразил Илья Трофимович, архитектор “Моспроекта”-два. - Это же против правил инсоляции, никто в здравом уме не позволит! Да и никакому нормальному архитектору это просто в голову не придет! Не все же меряется деньгами! Вы, молодой человек... Не знаю вашего имени... Просто не понимаете, что несете!

       Гость улыбнулся - и люди отошли еще на шаг.

       - Мне достаточно того, что я это видел.

       Соседи переглянулись. Петр Евсеевич с треском провел рукой по затылку:

       - Да где он мог такую херню видеть?

***

       - Где он мог это видеть? - генерал Иван Александрович Серов, председатель комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик, посмотрел на собеседника и усмехнулся:

       - В “тех документах”.

       - Так это что же... - Никита Сергеевич Хрущев, первый секретарь коммунистической партии того самого Союза Советских Социалистических Республик, отложил очки, - утечка?

       Серов ответил:

       - Не вполне. Он имел доступ к документам официально, по работе. Он сотрудник информационно-аналитического центра. Он, в числе других таких же, обрабатывает информацию от Веденеева, из будущего. Сортирует, вытирает числа, месяцы, годы, упоминания, по которым адресат информации может что-то понять о ее происхождении. А потом пакует вот в эти голубые папки...

       Серов прошелся по кабинету.

       - Но сам-то он видит все без прикрас. Все, как было!

       После неприятной паузы генерал прибавил:

       - Я сперва приказал было его задержать. А потом передумал. Помнишь, Никита Сергеевич, дело “Черных камней”?

       - Детская антисоветская организация?

       Серов покачал головой:

       - Дело не в том, антисоветская или там просоветская. Дело в том, что эта организация была неподконтрольна. Они сами, понимаешь? Сами! По собственной инициативе. Нам, что ли, создать подполье? Так сказать: если не можешь предотвратить, возглавь?

       Никита Сергеевич переложил очки по столу. Генерал сказал:

       - И теперь смотри, чего получается. Или мы доверяем людям... Или - не доверяем. Вот чистейший эксперимент, не хуже, чем у академиков. Информация “оттуда” действует на человека из нашего мира. Причем человек отборный. Многократно проверен, чистая анкета, я уж молчу про зарплату и квартиру. Ничего материального, чисто информационное воздействие.

       - Да уж, воздействие... Снесла курочка яичко - под самый корешок.

       - Ага, - покривился генерал, - мы так и подумали: крышу снесло. А он вполне грамотный план операции составил. Я подумал: хуже точно не будет. И тут, в пятом же дворе, находится причина гибели СССР. Как на ладони.

       - Что, так прямо и причина?

       - Уж точно из первой десятки, - сделавшись полностью серьезным, генерал перелистал одну из папок.

       - Вот... Женщина эта, Любовь Петровна. Она готова отказаться и от озера, и от всех его преимуществ. И мотивирует, конечно, гигиеной, и заботой о детях. Вроде как благие намерения. А на выходе что получается: давайте откажемся от всего, что требует хоть каких-то усилий для поддержания. Откажемся от выгод, лишь бы наша голова не болела?

       Никита Сергеевич побарабанил пальцами по столу.

       - Понятно, что ничего не понятно... Следи за ним. Ответишь.

       Серов повернулся с неожиданной резкостью:

       - Мы. Уже. Ответили. Пока мы живы, будет все хорошо. А после нас? После нас люди выбрали верить этим вот Петровнам. Пусть говно - лишь бы наша голова не болела!

       - Вот поэтому он именно деревья сажает?

       - Да. Результат нельзя увидеть сразу. И всю жизнь охранять невозможно. Рано или поздно придется положиться на судьбу.

       Третий участник беседы, академик Мстислав Всеволодович Келдыш, поднял обычно прищуренные веки - словно проснулся - и произнес:

       - Наша задача оставить потомкам в наследство мягкий грунт и добрую рассаду; оставить им в наследство хорошую погоду мы не можем.

       - Это... Из “тех документов”?

       - Из тех, - согласно наклонил голову академик, - или из других...

       Неловкую тишину прервал Хрущев:

       - Ну, а медведь-то нахрена? Не страшно такую тварь выпускать в город?

       - У нас в комитете все поддаются дрессировке, - хмыкнул генерал.

       - Как выясняется, не все.

       - Не стоит приравнивать сотрудников Ивана Александровича к медведям, - Келдыш снова прикрыл глаза, погружаясь в обычное, слегка отстраненное состояние. Сам же Иван Александрович сказал:

       - В программе только молодые звери, выросшие с людьми. Как дорастет до зрелости, выпустим в лес где-нибудь на Камчатке. Чтобы не было соблазна к людям выходить.

       - Что, песец уже не действует? - самую чуточку ехидно улыбнулся академик. - Раскрываемость упала?

       Серов только руками развел:

       - Добрым словом и медведем...

***

       - ... Можно добиться куда большего, чем просто добрым словом, - гость поднял уголки губ. Витька Косой решил, что это улыбка. А то, в самом деле, как с ним говорить? Масти он красной, погоны сквозь комбинезончик прям горят. Работягой прикидывается, а пальцы не потрескались, ладони не намозолены. Мутный он, мало что начальник.

       - Вот кто бы меня без медведя слушал?

       - И чего, ты будешь тут сидеть месяц?

       Гость облокотился на свернувшегося клубком зверя, как на пуховое кресло:

       - Лето. Ночи теплые. Дальняк починил. Хавчик у меня в переметах.

       Слово было незнакомое, но что значит оно еду, Витек сообразил.

       - Боевая единица сама в себе?

       Из последнего кино про “Бойцового кота” Косой только это и запомнил. Ведь каждый фартовый и есть эта самая единица. Одиночка на льдине... Честно говоря, уже года два Витек себя чувствовал, как тот бойцовый кот посреди киношного чистенького коммунизма. Круто взялся жопоголовый кукурузник, все основные по ходу воровскому либо нишкнули - либо по рецидиву курлыкнули. А нонеча тебе не давеча: рецидивисту смерть.

       - Ну так, - гость зевнул. - Вы тут с корешами всегда собираетесь?

       Косой тоже зевнул и прижмурился на отражение бледных вечерних звездочек в озере:

       - Да не то, чтобы часто. Так... Повод был.

       - Ну и нафига бутылку в озеро кинули? Полезет кто купаться, ногу распорет.

       - А куда ее девать? - огрызнулся Витек больше по привычке, чем взаправду. - На пункт приемки как ни пойдешь, то тары нету, то грузчик пьян.

       Гость завозился, защелкал кнопками кожаной сумки-планшетки:

       - Хочешь, волшебному слову научу?

       Косой поднял брови:

       - Че, правда слово знаешь?

       - Ну, зверь же слушает. Или, думаешь, ему моя красная книжечка - закон?

       Да, видел красноперый Витьку насквозь. А тогда чего стесняться, вдруг будет какая выгода?

       - Учи, если не брешешь.

       Гость воздел указательный палец:

       - Запоминай фразу: “Согласно постановлению Совета Министров номер сто два дробь шесть от четвертого ноября одна тысяча шестидесятого года, отсутствие тары не является основанием для отказа в обслуживании. Пожалуйста, примите бутылки!”

       Витька скривился:

       - И че, правда работает?

       Гость хмыкнул - совершенно как человек! - и опять откинулся на свое меховое кресло. Витька знал, что дикий медведь воняет неимоверно - этот зверь лишь чуть-чуть припахивал собакой. Цирковой, наверное. К людям привычный.

       - Работает, не сомневайся. Какая бы там ни стояла мегера на приемке. Только, Витя, когда я первый раз так шел сдавать стеклотару, у меня дрожали колени.

       Косой улыбнулся. Надо же, оказывается, Феликс не только железный бывает!

       Но в самом деле: возьму да брошу пить! Вот удивится свет! Вот кореша остекленеют! И это же сколько бутылок можно выгрести... На холодильник не хватит, а вот новый костюм не помешает... Или туфли на микропорке, казовые подошвы желтые, вечером по микрорайону пройтись...

       Загибая пальцы и бормоча про себя цены, Витька Косой удалился. За ним полз от озера вечерний туман, по причине малости озера, легкий и почти прозрачный.

***

       Прозрачный туман стоял до утра, обещая безоблачный день. Примерно через час после рассвета к медведю на берег озера вышел пожилой высокий мужчина в хорошем костюме и с настороженно рычащей на поводке собакой. Выражения лиц у них обоих до того были сходны, что гость невольно рассмеялся. Мужчина и собака переглянулись - и синхронно пожали плечами!

       - А ведь вы зря это затеяли, молодой человек.

       Пожилой присел на ту самую желтую скамейку, наспех стерев осевшие капли тумана.

       - Что затеял?

       - Людей перевоспитывать. Это, знаете ли, у корифеев не всегда выходило. А тут... Медведь, конечно, хорош. Признаю. Впечатляет. Но уйдете вы - вся эта зелень и недели не проживет. Вытопчут.

       Гость вздернул уголки губ. Пожилой был не Витька Косой, и понял все правильно. Поднял обе ладони:

       - Не серчайте, не хотел обидеть.

       - Я никого не перевоспитываю, - ответил гость преувеличенно разборчиво. - Я деревья сажаю. Недельку-две подожду, пока не увижу, что принялись - и в следующий двор.

       - Да как вам будет благоугодно... - собеседник его почесал собаку под горлом, та довольно заворчала. - Между прочим, мне вот сейчас пришла забавная мысль. Хотите знать?

       - Пожалуй, хочу.

       - Известна ли вам японская игра “го”?

       Гость широко распахнул глаза, руки его сделали будто хватательное движение в районе пояса, но сказал он только:

       - Известна.

       - А, позвольте уточнить, классическая? Где окруженные камни снимаются с доски? Либо же “точки”, в которые играют наши школьники?

       - Обе.

       - Добавьте к ним третью. Представим себе, что каждая точка - дом. Имеющий, кроме прочего, высоту. Чтобы снять с доски такой “дом”, его следует окружить более высокими зданиями.

       - А в свой ход можно поставить одноэтажный дом - или увеличить высоту одному из построенных?

       - Именно.

       Гость пошевелился, зажмурил правый глаз, волнообразно повел рукой:

       - Если мы принимаем термин “дом”, то наше поле становится “городом”. А это значит, что группа “домов” единого стиля должна иметь преимущество перед разнотипной солянкой, верно?

       - Браво, молодой человек! Сочту за честь поставить имя соавтором под вашей статьей... Да хотя бы и в “Квант” для почину. А там уж и “Вестник” можно, есть у меня знакомые рецензенты...

       Гость фыркнул и спросил:

       - Но вы интересовались, знаю ли я “го”, ведь не для этого?

       Пожилой выпрямился. Собака с удовольствием отбежала подальше от медведя, до предела натянув поводок. Видя спокойствие хозяина, она тоже не слишком нервничала - но и находиться настолько близко к лесному зверю ей, очевидно, не хотелось.

       - Я хотел сказать, молодой человек, что вы-то в данном раскладе играете именно что за лес. Этакий, знаете, элемент случайности.

       Гость помолчал. Туман редел, оседал каплями на заметно подросшем бамбуке; казалось даже, что и прутики ясеней прибавили в росте. От воды чуть заметно пахнуло влагой.

       - Мне кажется, есть разница между детьми, выросшими в скальном ущелье - и детьми, выросшими в долине, где имеется озерцо с водопадом.

       - Вы читали Коран? - теперь уже непритворно удивился пожилой. - Ведь именно там символ райского блаженства такое маленькое озерцо?

       - По службе.

       Пожилой только мотнул головой в пару к собственной псине. Распрощался взмахом руки, длинным шагами направился к подъезду правой девятиэтажки, у которой уже вновь собрались люди.

       - Вот, сегодня Косой хоть не бузотерил, - говорил Илья Трофимович, оправляя галстук. На что Любовь Петровна отвечала:

       - А вы, мужики, без медведей Витьку того угомонить не могли? Ну сколько там его корешей? Ну трое, ну пятеро. Да тут в одном подъезде тридцать шесть квартир!

       Архитектор что-то сказал в оправдание, но тут Петр Евсеевич огляделся и удивленно причмокнул:

       - Ведь правда, что ни утро, то Витька под качелями пьяный. А сегодня и нет его. Где же он?

       - Если медведю скормили, плакать не стану! - прозвенела Наташка-вертихвостка из сорок шестой квартиры. - Тоже мне, кавалеры!

       И пошла к остановке, нарочно крутя задницей. Принцип “не полюбит, так пусть хоть приревнует” Наташка исповедовала свято.

       Из подъезда выкатился колобок-Семенович:

       - Ничего знать не хочу, старая! Вынимай заначку! Я вот еще бутылок сдам! - дед потряс внушительным звякающим баулом.

       - К доктору поеду! Пусть зашивает... Что он там зашивать будет!

       За ним семенила бабка, смахивая мелкие слезы:

       - Благослови тебя господи, за ум взялся! Ох, Любонька, девонька, здравствуй!

       Любовь Петровна поперхнулась наготовленной речью. Мужики уставились в асфальт, старательно давя улыбки.

       Дед Семеныч добежал до железного сарая приемного пункта стеклотары, где и увидел пропавшего Косого. Витька стоял перед амбразурой, и читал “волшебное слово” с интонацией закусившего ленточки краснофлотца.

       - Много вас, грамотных, развелось! - отстреливалась приемщица, но после третьего прочтения и она сдалась: настропалил же шкета какой-то законник, еще надоумит жалобу писать... На той же волне проскочил и Семеныч. Оба бывших собутыльника вышли на свет, приятно звеня карманами. Оба сказали:

       - Извини, сегодня пить не пойду.

       Осознали синхронность, запнулись, переглянулись и добавили тоже синхронно:

       - Зашиться хочу. Завязываю.

       Только тут заклятие спало, и Семеныч, на правах старшего, поинтересовался:

       - А ты-то чего?

       Витька поежился:

       - Нагулялся. Хорош. Стропальщиком звали, туда и со статьей берут. Сказали только зашиться, а то у них предыдущий по пьяне гак не закрыл, и плита упала... А вы, Семеныч?

       Семеныч огляделся:

       - Витенька, только ж никому... Допился, господи прости. Утром смотрю: возле пруда настоящий медведь! Да мало того, из толчка выходит, как человек, господи! Дверь за собой прикрывает, помилуй мя царица небесная! А из тех палок, что впихнули озеленители, выросла такая щетина, как на обувной щетке. Только зеленая! Господи, прости меня, грешного, хватит!

       Витька и рот раскрыл уже, сказать, что это все истинная правда, и что “волшебное слово”, принесшее им сегодня полные карманы, подарок того самого медведя. Вернее, его хозяина. Но вовремя одумался:

       - Семеныч. Идите сразу отсюда к доктору, не заходя домой. А то мало ли чего. А про деньги не беспокойтесь, на первый прием, говорили мне, совсем чуть-чуть надо. Вот я сейчас прямо в клинику. Поехали вместе. А то вдруг вам плохо станет, если вы уже такое видите.

       И решительно потащил старика к остановке, где и нагнала их обоих бабка Мироновна - теперь никакие отклонения от маршрута сделались решительно невозможны.

       Правда, вернувшись от доктора, Семеныч узнал, что медведь-озеленитель ему не мерещился, но давать задний ход не стал: пережитый утром ужас был еще свеж в памяти. Разве что, по вредности натуры, дед сходил в соседний двор - в своем-то дворе за донос и побить могли. Запугав соседей ветеранством, Семеныч без очереди пролез к телефону-автомату и настучал “куда следует” на применение опасных зверей без намордника.

       Но из трубки ответили деловито и даже как-то со скукой, чего Семеныч вовсе не ожидал:

       - А номер медведя помните?

       Семеныч удивился:

       - Он чего, еще и не один в Москве?

       - Знаете, гражданин, при царе медведей цыгане водили сотнями. На потеху зверей мучили. А у нас правильное научное использование природных ресурсов... Так, вот мне ответ принесли. У вас должен быть зверь номер четыре. И по плану он переходит на следующую точку... Так... Примерно в начале августа.

***

       В начале августа Советский Союз посетили регент Шахзада Асад ур-Рахман и его подопечный, 10-летний принц Мухаммед Саиф уль-Мульк Насир, наследный правитель памирского княжества Читрал. Визит был согласован еще весной, во время пребывания Хрущева в Афганистане. Принц и регент хотели все посмотреть своими глазами, чтобы оценить: есть ли преимущества у социализма перед привычным для Читрала феодальным строем. Никита Сергеевич рекомендовал им в начале, пока погода еще теплая, посетить несколько крупных советских городов. Тогда гости поехали в новопостроенный район Москвы, взятый наугад - регент опасался, что в противном случае им покажут заранее подготовленный спектакль, где все чудесно и замечательно; старик регент же хотел видеть изнанку, ибо знал, что таковая имеется даже в раю.

       Чтобы принц не заскучал, Хрущев просил привлечь к его сопровождению - кроме обязательно сотрудника МИД - сверстников Мухаммеда из детских коммун. В Москве обязанности гида брал на себя Андрей. Он был на два года старше принца, но относился к нему, как к равному, объясняя спокойно, доброжелательно и подробно.

       Итак, в выходной день, когда улицы кишели радостными новоселами, Андрей начал объяснять Мухаммеду, по каким правилам люди получают бесплатное жилье от государства. Проходившая мимо молодая женщина, услышав его, улыбнулась и спросила:

       – Паренек что, издалека приехал?

       – Да, очень издалека, – ответил Андрей. – Это – принц Мухаммед, будущий правитель небольшой страны Читрал, на границе Пакистана, Афганистана и Советского Союза.

       – Ух ты, настоящий принц? – удивилась женщина. – Надо же... А что вы тут делаете?

       – Да вот, показываем, – широко развел руки Андрей. – Еще бы типовую квартиру изнутри показать.

       - Так пойдемте ко мне, – тут же пригласила женщина. – Мы как раз только что въехали. Меня Зина зовут. Муж у меня на заводе работает, слесарем. Самая типичная советская семья.

       Следом за женщиной гости прошли тротуаром и свернули в проход между высокими девятиэтажками, живо напомнившими принцу родные скалы.

       - Моя пятиэтажка дальше, - щебетала Зина, - обычно я проезжаю еще остановку, а тут решила срезать мимо пруда. Ой, а это еще что?

       Принц замер. Андрей замер тоже. Регент протер глаза и тут же, никого не стесняясь, дунул поочередно на плечи, отгоняя нечистого.

       На берегу озерца, перед стеной из плотной зелени, здоровенный бурый медведь с очевидной ленцой лаповодил стайкой пацанов, подстригавших эту самую зелень. Рядом чинил мостки мужчина в сером рабочем комбинезоне. Время от времени он хлопал мишку по чему было ближе - и тогда медведь, отвернув голову от изгороди, подталкивал ремонтнику то доску, то ящик с инструментами. Молодая женщина в сером деловом костюме - на взгляд Зины, черечур уж виляющая кормой - фотографировала все это, забегая с разных сторон.

       - А... - первым опомнился сопровождающий из МИДа. - В России много медведей, знаете ли.

       Регент снова протер глаза и пробормотал:

       - Но ведь Хрущев говорил по телевизору, что здесь медведи по улицам с балалайками не ходят!

       Зина хихикнула:

       - Ну так и правда! Во-первых, это не улица, а двор. А во-вторых, где вы тут видите балалайку?

       (с) КоТ

       Гомель 11.03.2018