Деревяонко Константин, Бобров Глеб : другие произведения.

Украинка против Украины

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 1.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:

Константин Деревянко, Глеб Боборов

 

УКРАИНКА ПРОТИВ УКРАИНЫ

 

Луганск

2012

 

Все ли украинцы думают так, как Л. Украинка? Нет не все. И при этом остаются самыми настоящими украинцами. Это означает, что присвоение такого громкого псевдонима вовсе не дает права говорить от имени всех украинцев. Пришло время задуматься о том, кто украшает своим ликом наши скудные гривны и по какому праву. Пришло время осознать, чьи вирши вынуждены заучивать наши дети. 

                                                   

 © К. В. Деревянко, Г. Л. Бобров, 2012

 

                Посвящается  украинцам и украинкам,

                которые считают себя  христианами.

 

 

"Украинка против Украины". Но как это возможно? Не она ли была мастером украинского слова? Она. А как же мастер украинского слова может быть против Украины? Да очень просто. О таких "мастерах" она писала: "У нас велика бiда, що багато людей думають, що досить говорити по-укра§нськи (а надо вже коли писати дещицю), щоб мати право на назву патрiота, робiтника на рiднiй нивi, чоловiка з певними переконаннями i т.п. Така легкiсть репутацi§ приманює многих. Ще тепер можна у нас почути таку фразу: "Як це? От Ви казали, що NN дурень i тупиця, а вiн же так чудово говорить по-нашому!". "Говорить по-нашому" - се вже ценз! А послухати часом, що тiльки вiн говорить по-нашому, то, може б, краще, якби вiн говорив по-китайськи" [Здесь и далее слова Л. Украинки выделены жирным шрифтом. Источником цитирования, как правило, является ее собрание сочинений в 12 т. Его электронную версию см. на ресурсе (1). - Авт.].

Эти справедливые слова касаются также их автора. Сама Украинка наговорила "по-нашому" много такого, что лучше, если бы она "говорила по-китайськи" (хотя за что такое китайцам?). Например, выдающийся украинский литературовед (убиенный большевиками на Соловках) Н. Зеров справедливо усматривал в ее творчестве "антихристиянську, майже нiцшевсько§ сили проповiдь" (2, 2, 396).

 

1. Украинка против Бога.

 

У нас большая беда. Приходит человек и на чистом украинском языке заявляет: библейский Бог "вмер". За компанию со всеми остальными "богами": "Вони вже вмерли, §х не оживить, - теперь уже пора змiнити мову".

Естественно, у читателя возникают вопросы. Откуда автору стало известно об этом факте? Может быть, со слов других атеистов (ее дяди М. Драгоманова или Ф. Ницше)? А они откуда узнали? Ведь доказательств этого тезиса, как известно, не существует. Или еще вопрос: что значит "вмерли"? Жили-жили, а потом "вмерли"? Наверное, автор хотел сказать, что их вообще никогда не было? Но именно о таких "авторах" пророк Давид и говорил три тысячи лет назад: "Сказал безумец в сердце своём: нет Бога" (Пс. 13:1). Поколения приходят и поколения уходят. А грабли вечны. И вот, наконец, очередь дошла до украинцев. И украинок.

Христос учил: "Когда молитесь, говорите: Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе..." (Лк.11:2). Но Украинка не согласна. Причем - с обоими:

В небi ми жодного доброго батька не маєм;

Ну що ж такого!

Тут, в свiтовiй заметнi, проживаєм, як знаєм,

Хоч i без нього.                                    

Так начинается  один перевод, о котором ее попросил галицкий радикал М. Павлык (верный последователь Драгоманова): "Шановний друже! Давно вже я думав просити Вас перевести оцi вiршi на укра§нське i нарештi посилаю §х. Ану спробуйте; се справа дуже болюча, та що? Треба i §§ признати" [Здесь и далее все цитаты без ссылок приведены по выпискам из первоисточников. - Авт.ее цитатi без ссiлок приводятся по __________________________________________________________________________________]. Украинка "признала". И родился перевод с немецкого  "на укра§нське". Тексту предшествует эпиграф: "Чи є, сину, бог, чи нема, бог його знає, а тiльки ти нiкого не займай, то й тебе нiхто не зачiпатиме (Народна мудрiсть)". Неизвестно, правда, какого народа эта  "мудрость". Однако, в любом случае, народ мудрее иных стихотворцев. Если не знаешь, так и скажи: "не знаю". Но некоторым кажется, что они знают всё:

В небi ми жодного доброго батька не маєм;

Ну що ж такого!

Тут, в свiтовiй заметнi, проживаєм, як знаєм,

Хоч i без нього.

З того ж усього,

Що я з побожних фiлософiв мiг прочитати,

Навiть собацi нiчого не може принадою стати.

Був би хто-небудь отам в небесах,

Чи ж вiн стерпiв би, щоб в нього в очах

Так без жалю, так пекельно-завзято

Люди i звiрi всi вкупi боролись,

Гризлись зубами, тру§лись, кололись,

Мучились з розмислом, тонко, завзято?

Батькiвське серце того б не стерпiло,

Бурею-гнiвом воно б закипiло,

Тисячострiлий перун би на землю злетiв

I повбивав би усiх ненаситних катiв. 

Такую логику можно назвать железной: 1) люди совершают бесконечные преступления; 2) если бы Бог существовал, то обязательно "повбивав би катiв"; 3) а если не убивает, то Бога нет.

Доказательство закончено. Даже не начавшись. А начать можно было бы с первого братоубийцы Каина и его наказания. "И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня..." (Бытие 4:15). Почему же Он не убил Каина?  Ответ готов: "Потому что Бога нет". И далее в Библии Бог ведет себя так же "непоследовательно". Почему так?  "Потому что Бога нет". А кто есть? Только человек, который со своей "логикой" желает устроиться без Бога:

...Може, гадаєте: "вiн нам за теє

В iншому свiтi вiддячить за злеє,

                     I за страшне на землi бiдування

                     На небесах вiн нам дасть раювання?"

                     О, хоч би навiть могли на тiм свiтi

                     Всi тi замученi люди ожити,

                     Певне б, сказали: "Спасибi за жарт!

                     Вдруге сього починати не варт!

                     Все вже минуло. Нема що журитись.

                     Краще заплющитись, щоб не дивитись.

                     Ще тута знову де вiзмуться люде,

                     Знов обiймання нещиреє буде...

                     Нi, вже кладiть мене краще в труну,

                     Там я принаймнi спокiйно засну!"

                     Поки живеш ти, то треба, щоб знав,

                     Що, як життя своє прокалатав,

                     Досить тяжко§ роботи!

                     Добре, коли ти упевнився в тiм,

                     Але при тому не втратив зовсiм

                     Духа величностi й цноти.

                     Тiльки в душi, що за цiле життя

                     Не заглушила в собi до людей спiвчуття,

                     Що вкупi з iншими, смiло

                     Робить великеє дiло,

                     Сорому й страху не знає,-

                     В нiй тiльки бог пробуває.

Такое воззрение называется "человекобожие": пока живет человек - живет и его "бог"; человек умирает - его "бог" умирает вместе с ним.

Однако форма этих стихов переводчице не понравилась: "Признаюсь Вам, що немецькi вiршi менi не подобаються по формi, важкi вони i занадто нiмецькi... Краще §х нiгде не друкувати, тим бiльше що i переклад "не дуже добрий" (вiн не може бути добрим, принаймнi у мене)". И она сочиняет свои вирши аналогичного содержания:

Коли вже зачепили сi питання

Про бога й про посмертне проживання,

То й я Вам думку висловлю свою,

Коли не так, як нiмець ваш, поважно,

Але, я думаю, не менш одважно.

Не буду я тепера говорить

Про Зевса, Одiна, про Браму i Єгову,-

Вони вже вмерли, §х не оживить,-

Тепер уже пора змiнити мову...

Среди прочего предлагалось изменить язык Священного Писания. "Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий (Иегова). И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам" (Исход 3:14). Иегова - имя Бога Библии. В переводе с древнееврейского оно означает "Сущий"; "Тот, кто есть". Именно о Нем Украинка и заявила безапелляционно: "вмер".

         Если сегодня кто-то изо всех сил старается не отстать от Европы (не желающей даже упоминать в своей конституции, что когда-то была христианской и чем-то обязана Христу), то тогда европейской знаменитостью был Ницше (1844-1900). Этот безумец сказал в сердце своём: "Бог умер". И вскоре умер. Но последние 10 лет жизни провел в доме для душевнобольных по поводу сифилиса головного мозга. Не говорил ни слова. Иногда блеял по-овечьи. Иногда лаял по-собачьи. Спал на полу около кровати. Мог употребить в пищу экскременты. Но дело его жило и побеждало. Именно в это время (1894) молодая Украинка (1871- 1913) писала:

...Тепер уже пора змiнити мову,

Тепер сказати треба: бог де§стiв,

Бог скептикiв i бог детермiнiстiв.

Що каже бог де§стiв мому серцю?

Я юшки не люблю без солi i без перцю.

Iмення бога скептикiв: "Не знаю",

Щось я такого й богом не вважаю.

В детермiнiстiв свiт наладжений так стало,

Що там для бога мiсця вже не стало.

Всi три боги невлад, створить нового трудно,

Та й вiршувать на сюю тему нудно.

До того ж на землi у нас так мало волi,

I без богiв начальства в нас доволi...

Мысль не новая. "Если Бог есть, то я не свободен, но я свободен, поэтому  Бога нет". Таким софизмом "обосновал" свой атеизм известный революционер М. Бакунин. Логика безукоризненна: если есть источник моего бытия, то я не свободен; но я свободен, поэтому никакого источника моего бытия не существует. Так подростки (начиная с библейского блудного сына) обосновывают свою свободу от "предков".

         Спаситель сказал: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин. 8:32). И далее: "Я есть путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня" (Ин.14:6). Но для Украинки наличие давшего бытие Творца (и давшего спасение Спасителя) ущемляло её свободу. Ей не нужен был источник жизни вечной. Да и самой жизни вечной не нужно:

Тепер питання друге. Далебi,

Повiрте слову, мiй шановний друже,

Посмертного життя не хочу я собi,

Менi про нього гiрше нiж байдуже.

Туманне "там" подобатись не може,

"Загробний свiт" спiритський - боронь боже!

Попасти в пекло, може, се й цiкаво,

Але воно занадто вже яскраво

Описано у Данта. I, здається,

Я знаю трошки, що то пеклом зветься.

Пiти у рай (хто має цю надiю!), -

Немае там нi горя, нi зiтхання,

Але нема нi дружби, нi кохання, -

Такого раю я не розумiю.              

А то, чего я не понимаю - того и быть не может. Или все наоборот? Если я чего-то не понимаю, то это еще не повод отбрасывать непонятное. И лучше в таком случае ставить не точку, а многоточие. Тогда есть шанс узнать что-то новое. Вот рай: общение человека с Богом здесь было и будет максимальным, а "Бог есть любовь" (1Ин.4:8). Так есть ли в раю любовь?

А дружба? Христос сказал: "Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам всё, что слышал от Отца Моего" (Ин.15:15).Так есть ли в раю дружба? Оказывается, всё есть: и любовь, и дружба, и еще то, о чём человек понятия не имеет. Ибо "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2:9).

Но бедная артистка продолжает иронизировать по поводу рая, которого она не понимала:

Там, крiм набожно§ нема лiтератури.

Я ж артистично§, як знаєте, натури,

Поезiя виключно релiгiйна,

Як всяка рiч, занадто тенденцiйна,

Чогось мене не радує зовсiм,

Отак, як цi нiмецькi мудрi вiршi

(Мо§ здадуться вам далеко гiршi), -

Здається, можна покiнчить на сiм.      

На этом, кажется, можно было бы и закончить рассмотрение вопроса об атеизме и антихристианстве Украинки. Тем более, что он давно решен. Зеров прав: она была антихристианкой, а её творчество - антихристианской проповедью. Она вела "персональну вiйну" с христианством. Ее "життьову фiлософiю" критик охарактеризовал так: "перше, що впадає в око, це якийсь антихристиянський  цiє§ фiлософi§ дух i тон". Однако интенсивность этого антихристианства можно оценить, только рассмотрев всё творчество в целом.

Творчество же писателя соотносится со всей его личностью. А личность Украинки была сложной и неоднозначной. Например, писателю О. Маковею она рассказывала: "Що ж власне, до смутного колориту в мо§х поезiях...У мене ж сей настрiй поетичний залежить найбiльш вiд того, яка погода в душi, i я пишу найбiльше в тi§ днi, коли на серцi негода, тодi чогось швидше робота  йде" (1893). Однако упомянутые выше атеистические стихи писались в совершенно ином настроении: "Я переклад зробила для Вашо§, власне, потiхи i прочитання - правда ж, це досить вже безкорисно? Нiмецькi вiршi, здається, Вас трошки засмутили i настро§ли на поважний лад, у мене ж, як бачите, отримався iнший ефект! А може, се й  незалежно вiд них якийсь такий майже дитячий настрiй у мене сьогоднi (вже аж сестра Рада з мене смiялась). Я сього вечора тричi смiялась до слiз i тепер навiть  не можу пригадати над чим... Се рiдко буває...". Действительно, редко бывает, чтобы человек в течение вечера трижды смеялся до слез и не помнил, о чём. Так бывает, когда он не совсем владеет собой. Тогда им владеет кто-то другой. А кто этот другой - об этом можно судить по содержанию тех произведений, которые были созданы в состоянии такого "вдохновения".

В 1902 году Украинка говорила: "...Я вообще истеричка и наклонна к трагическим настроениям, но мои друзья могут этого не бояться, опасности в этом нет". Однако войти в число её друзей было дано не каждому. Так, например, она писала Павлыку: "Вашi галицькi справи засмутили мене...Не то засмутило, а просто розлютило до крайнього ступня, я навiть не думала, що маю в собi стiльки злостi, аж сестра Рада дивувалась на мене, дивлячись, що я сама не своя". Вот и Богу, как некоторым галичанам, не повезло.

        Один из признаков истерии состоит в том, что больной человек не владеет своими страстями, а напротив - страсти владеют им. Но там, где бушуют страсти, такую страстную натуру обязательно подкарауливают нечистые духи...Письмо с безбожными стихами завершалось так: "Ой доленько, вже друга година ночi, а завтра треба рано вставати! Бувайте здоровi, та нехай Вас не скандалiзують оцi дурницi, що я сьогоднi понаписувала. Не все ж, справдi, журитися. Вдармо лихом об землю, хай вороги плачуть. От як!". И кто же может  заплакать от такого "творчества"? Враг рода человеческого от него только радуется. А плакать о душе рабы Божьей Ларисы могут только враги врага рода человеческого. Так кто были её враги? И кто - друзья?

        Приведенные стихи написала девушка 23-х лет. А каких только глупостей ни напишешь и ни скажешь по молодости. Но вот беда: и на четвертом десятке эта женщина  повторяет всё то же своё безбожное кредо. В 1902 году Ольга Кобылянская описала ей сеансы спиритизма, в ходе которых вызывались духи умерших и один из духов приказал ей не забывать Л. Украинку. Последняя стала предостерегать подругу против увлечения спиритизмом, а затем перешла к отрицанию всего сверхъестественного вообще: "Хтось [Л. Украинка. - Авт.] не дуже радий, що хтось [О. Кобылянская. - Авт.] зайнявся тим спiритизмом, хтось того, признаю по правдi, не любить. Ще коли хтось тим тiльки бавиться, то нiчого, але коли трактує те поважно, то не добре, бо то дуже шарпає нерви i вже не одного допровадило  до сильно§ нервово§ хвороби. Надто коли чиясь сестра "добре медiум", то §й би слiд покинути ту забавку, бо то значить, що §§ нерви дуже вразливi i приходять на сеансах в дуже подразнений, ненормальний стан. Я знаю два випадки, коли такi медiуми (обидвi мо§ знайомi) мусили по якiмсь часi тако§ "духовно§ служби" вдаватися до лiкарсько§ помочi, бо дiстали напади гостро§ iстерi§  i не хутко вiд не§ вибавились. Отже, то забавка дуже небезпечна, i нехай хтось дуже уважає, коли б то не пошкодило i сестрi, i комусь бо i хтось тепер не дуже сильний нервами. В тому, що "дух" наказав не забувати когось, хтось не бачить нiчого надприродного - очевидно чийсь дух i пам"ять навiть несвiдомо бувають зайнятi кимсь, але се хтось i без "духiв" знає, i радий тому i вдячний за те, але вже ж не духам, тiльки своєму вiрному, дорогому приятелевi, комусь.

       Коли хтось хоче, щоб хтось об"єктивно сказав, що думає про спiритизм, то хтось скаже так: я припускаю, що в спiритизмi не все шарлатанерiя i самооблуда, можливо, що закони, ще дуже мало дослiдженi, але вже признанi наукою, закони гiпнотизму, нервово§ енергi§ i т.i., вiдiграють тут значну роль i що спiритизм, управлений i дослiджений експериментально людьми науки поважно i безсторонньо, з холодною науковою критикою, може колись так послужить для ново§ психологi§, чи скорiш нейропатi§, як в свiй час середньовiчна алхiмiя послужила новiтнiй хiмi§. Але в такому видi, як тепер, напiвзабавки, напiвхороби, напiвшарлатанерi§, спiритизм мене не iнтересує, - я тiльки раз в життi могла витримати один сеанс до кiнця i то потiм як заснула, то аж у другiй годинi дня прокинулась, так то мене знудило i змучило. Я гадаю, що якби такi духи, якi звичайно показуються на салонових сеансах, i справдi безперечно iснували, то вони мене теж не iнтересували б, принаймнi не бiльше, нiж iнтересують звичайнi, безперечно iснуючi, але смiшнi люди, що до старих лiт бавляться маскарадами та мiстiфiкацiями...".

Т.е., духи её не интересуют. Но отсюда вовсе не следует, что их нет. И что она не интересует их (например, Кобылянская получила от них приказ не забывать свою подругу).

"...Коли тi§ духи справдi iснують, то вони не добрi i не щирi...". Само собой разумеется, потому что они - нечистые духи.

"...Коли вони все знають, то чому не кажуть просто, без загадок, замилювання очей, при помочi якихсь дурних столикiв, мисочок i т. i.?".  Потому что они суть бесы.

"...Коли не знають нiчого, то чому так просто не признаються: не питайте, люди добрi, бо ми такi самi мудрi як i ви? коли знають, та невiльно §м щиро казати, то чому не мовчать, а кокетують з бiдними людьми: а я щось знаю, а тобi не скажу!".  Потому что слово "диавол" в переводе с греческого означает "лжец".

"...У всякiм разi такi, якими вони показуються на сеансах, вони дуже подiбнi до гарних масок i домiно банальних маскарадiв i менi особисто дуже несимпатичнi...". Эти духи ей не симпатичны. Зато она симпатична им. Чем? Неуправляемыми страстями, на которых и паразитируют бесы.

"По-моєму, так поводитись, як вони, можна поряднiй людинi тiльки на 1-го квiтня, - зрештою, може, у духiв iнша етика, i я до не§ не доросла...". Да, у бесов "iнша етика". И ведут они себя совсем не так, как "порядна людина": у них круглый год стоит безбожное 1-е апреля.

"Бачите, яка я невдячна, - духи мене протегують перед кимсь, а я так про §х! Ой же, побачимо, чи дуже розсердяться". А чего сердиться? Им очень нравится, когда их не признают. С такими людьми, которые не соблюдают правил душевной и духовной техники безопасности, они делают всё, что пожелают.

"Я собi подумала, що, може, хтось буде вражений отим, що тут написано? Нехай вибачить, я не хотiла його вразити нi насмiятися над його вiрою, коли то вже вiра.Тiльки ж хтось питав, як хтось думає, то хтось мусив щиро  сказати, iнакше було б негiдно нас обох...". С такой бы деликатностью, как к своей любимице, да и к другим верующим относиться. Однако здесь, как и во всём, - двойные стандарты. Что дозволено Юпитеру (т. е. Ольге Кобылянской), то не дозволено быку (т. е. христианину). Ниже еще увидим рвение Украинки в ее воинствующем атеизме.

         "Я взагалi давно вже втратила вiру в духiв i спiритичних i всяких iнших, добрих i злих, небесних i пiдземних (та, власне, свiдомо й не мала нiколи тi§ вiри), а часом, в хвилини подразнення нервового, щось одзивається, як, напр., страх дзеркал вночi, прикре почуття вiд темряви i т. i., певне, се якiсь спогади фанстастичного настрою мого дитинства, але я знаю, що то "пережитки", - вiрю ж я тiльки в одного духа, того, що про нього спiвав Гейне в сво§й "Гiрськiй iдилi§" i що йому служили всi найсвiтлiшi душi людскi. I з мене тiє§ вiри досить. Той дух може замiнити всiх духiв, що грають на столиках, бо той дух грає просто на серцях людських i що може, то творить просто, без мiстифiкацiй, i створив вiн найкращi дiла людсько§ штуки через сво§х обранцiв. А що створили спiритичнi духи, окрiм нападiв iстеричних? "По дiлах §х пiзнаємо §х", - сказано в Євангелi§"

Вопрос интересный: "А що створили спiритичнi духи, окрiм нападiв iстеричних?". Ответ прост. Спиритизм возник в Америке в ХIХ веке. Но эти "духи", т.е. бесы, существовали и раньше. Они действуют и помимо спиритических сеансов. Только делают  не "что", а "кого". Они "делают" бесоодержимых. А их "дела" - это всё то, что натворили бесоодержимые люди. Поэтому Спаситель и повторял в Нагорной проповеди: "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые: не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак по плодам их узнаете их" (Мф.7:20).

         Украинка не верит в духов. Но их от этого не убудет. Потому что незнание законов природы не отменяет их действия. Незнание принятых в обществе законов не освобождает от ответственности за их нарушение. А нежелание признавать духов не освобождает от их присутствия. В первые века христианства Отцы Церкви предупреждали, что никогда враг рода человеческого не будет так силен, как в эпоху, когда люди перестанут в него верить и перестанут прибегать к Божьей помощи. Это справедливо для всего человечества (атеистический и богоборческий ХХ век по эффективности человекоубийства превзошел все прошлые столетия вместе взятые). Это справедливо и для отдельного человека.

Апостол Павел учил: "Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание" (Гал. 5:22). Украинка же, еще в начале знакомства, предупреждала Кобылянскую: "Ви порiвнюєтє мене навiть з ангелом, але, дорога панi, щоб ви знали, тому ангеловi приступна часом така ненавiсть, яка запевне скинула б його з неба, коли б навiть вiн туди дiстався якимсь чудом. Не така сторона наша росiйська (ба й австрiйська!) Укра§на, щоб виховувати ангелiв...". Но неужели Украина способна воспитывать только падших ангелов, т.е. чертей?

Длинное письмо против духов заканчивалось так: "Хтось когось дуже жалує i любiть, з охотою i сiв би, i лiг навколо когось, i розважив би лiпше, нiж тi духи (хтось на них ревнивий), духи не можуть любити, а хтось може i любить. Хтось."

       Итак: ""По дiлах §х пiзнаємо §х", - сказано в Євангелi§". Полезный совет. Но из Евангелия отброшено главное. Апостол Павел говорит: "Господь есть Дух" (2 Кор. 3:17). Но Господь Украинке ни к чему. В Благую Весть она не верит. А верит она Гейне.

 

1.1. Авторитеты.

 

       Что же это за "дух", о котором пел Гейне в своей "Горной идиллии" и которому служили "всi найсвiтлiшi душi людськi"?  Эту "идиллию" она перевела:

А тепер дiйшов до лiт я,

I читав, i мандрував,

Я в святого духа вiру

Щирим серденьком прийняв.

Дух святий iз давнiх давен

Та й тепер вчиня дива,

Вiн ярмо неволi й замки

Злих тиранiв розбива.  

        Этот "дух", разбивая ярмо неволи и замки тиранов, занимается революционной деятельностью. Иисус Христос, будучи носителем всей полноты Святого Духа, ничем подобным не занимался. Он призывал отдать кесарю кесарево, а Богу - Богово. Святой Дух прежде всего соединяет стяжавшего Его человека с Богом. У Гейне о Боге нет ни слова. Его "дух" занят только мирскими делами:

Давнi смертнi рани го§ть,

Вiдновля людськi права,

Помiж людом чесним, добрим,-

Рiвнiсть, воля настава.

Дух святий жене темноту

I химери чорнi прiч,

Що псують кохання й втiху,

Дражнять нас i день i нiч.

Збройних лицарiв багато

Дух святий собi обрав,-

Щоб його чинили волю,

Душу §м одважну дав.       

      Эти гордые рыцари (а гордыня с благодатью Святого Духа, как известно, несовместима) вооружены дорогими мечами. Со своими хоругвями они напоминают каких-то крестоносцев:

Дорогi мечi в них сяють,

Корогви святi у них!

Ти б хотiла, любко, бачить

Гордих лицарiв таких?

Ну, поглянь на мене, любко,

Смiло глянь i поцiлуй,

Бо святого духа лицар,

Сам такий я, - не здивуй!

       Любка, очевидно, была заинтригована: оказывается, один из этих гордых рыцарей - это сам певец, её собеседник. Каков "дух" этого поэта, такие у него и молитвы. Вот "молитва" Гейне:

Хто благає матiр божу,

Хто святих Петра i Павла,

Я ж одну благаю тiльки -

Сонце ясне, любку гожу:

"Будь до мене прихильнiша,

Дай розкошi, поцiлункiв!

Ти, з дiвчат найкраще сонце,

З сонцiв дiвчина яснiша!"    

       Любке уже молиться начинают. Таков был "дух" Гейне. Таким же был и "дух", в которого верила Украинка. Любка, правда, была другая.

 

***

"Дух" Гейне - чисто мирской "дух", или "дух" мира сего. И стоит за ним князь мира сего. Именно он бросает людей в атеизм, богоборчество и революцию. Друзьями политического эмигранта Гейне в Париже были политэмигранты Маркс, Энгельс и прочие революционеры. Советы Маркса поэт очень ценил и учитывал. Гейне хорошо узнал своих друзей и справедливо называл их "обожествившими себя безбожниками". Он знал, о чем говорит. Маркс, например, дебютировал в печати со своими "Неистовыми песнями". В одной из них фигурирует некий скрипач, у которого "скрипка яростно хохочет". У него интересуются:

Что поешь на скрипке дикой,

Вкруг глядя с тоской великой?

Кровь в тебе, огня ль поток?

Стой! Не выдержит смычок.  

А тот отвечает:

Что пою? Спроси, что к скалам

Волны мчатся, вал за валом!

Чтобы разорвалась грудь,

Чтобы душу в ад метнуть.        (3)

         Ему говорят:

Не кощунствуй! Кто поет,

Светлым богом избран тот.

         В ответ он угрожает:

Ты о чём? О песнях рая?

Саблей зарублю тебя я.

Бог не знает песен, - нет.

Песни - это адский бред,

Что ведет к безумью души.

Мне напел их дьявол в уши,

Дьявол такт мне отбивает,

Он - смычок мой направляет.

Сердце, струны и смычок!

Разорваться - вот ваш рок.      

         Кроме "Неистовых песен" у Маркса имелось множество других песен, не менее неистовых. Так в "Песне моряка в море" он сравнивал себя с мореплавателем:

Я с бурей в борьбе закаляюсь

И помощи бога не жду.          

         В песне "Человеческая гордость" говорил о себе скромно:

Я бы мир весь вероломный

Вызвать мог на беспощадный бой,

Пусть бы он упал, огромный -

Пламя б он не погасил собой!

Словно бог, по мирозданью

Средь развалин шествовал бы я,

Слово каждое - деянье,

Я творец земного бытия!       

Я, я, я...Марксистские воззрения Украинки будут рассмотрены ниже. Поэтому еще только один, последний, фрагмент из  незаконченной трагедии молодого Маркса. Её герой, презирая и отвергая негостеприимный мир, хочет погрузиться в небытие и увлечь за собой всю вселенную:

Всё гибнет! Час прошел, недвижны Оры,

И падает пигмеево строенье!

Прижму я скоро вечность к сердцу крепко

И ей людское прокричу проклятье...

И мне вплестись в то колесо огня

И в круге вечностей плясать от счастья?

Когда б всепоглощающую бездну

Вне их нашел - я бросился б в нее,

Мир сокрушая между ней и мной,

Он развалился б от моих проклятий,

Я обнял бы глухое бытие,

Оно в моих погибло бы объятьях

И погрузилось бы навек в ничто;

Исчезнуть и не быть - вот жизнь была бы!..

Да, это было бы круто. Но - не судьба:

Расколоты и связаны навек,

Привязаны мы к глыбе бытия,

Привязаны мы к ней, навек, навек,

Миры, поняв свой рок, катятся прочь

И песню смерти собственной поют,

А мы, мартышки пред холодным богом,

Еще отогреваем мы змею

На полной страсти и огня груди,

Она же вырастает в Облик Мира

И жалит нас с высот недостижимых!

А скучная волна шумит все время,

Чтоб гнусность сделать хуже, в ухо нам,

Но хватит - жребий брошен - все готово,

И лживое разрушено заклятье,

Проклят конец того, что создало проклятье!   (3)

Таким был юный сатанист, друг и единомышленник Гейне. Если Маркс был сильнее в философии, то Гейне - в поэзии. Но оба дышали одним духом.

***

"Дух" Гейне не имел ничего общего со Святым Духом. Бог его не интересовал. Он желал устроиться без Него: "Ибо я верю в прогресс, верю, что человечество создано для счастья...". Кем создано? Может стоит сказать хотя бы "спасибо"? Но вопросы повисают в воздухе, а Гейне продолжал: "Уже здесь, на земле, хотел бы я, при благородном посредстве свободных политических и промышленных учреждений, утвердить то блаженство, которое, по мнению набожных людей, воцарится лишь на небесах в день Страшного Суда".

Хотеть, как известно, не вредно. Но вредно отворачиваться от источника жизни вечной. Потому что "в день Страшного суда" блаженство ожидает того, кто не прятался от Святого Духа при жизни, а выполнял волю Творца. А кто от Него отворачивался и бегал, тому будет не очень приятно. Стоит только представить себе летучую мышь на ярком солнечном свету. Это больно. Это страшно.

Гейне в молодости был не просто атеистом. Он был богоборцем. В стихотворении "Мировая тьма", например, описывается штурм небес подземным воинством:

Ти бiдна земле, бiль твiй розумiю!

Пекучий пломiнь бачу в тво§х грудях,

Я бачу - з жил невинно кров тече,

Я бачу, як одкрились тво§ рани,

I вибухнули дим, огонь i кров.

Я бачу, гордi велетнi, тво§ синове, -

Одвiчне плем"я, - повстають з безоднi,

Червонi свiточi в руках палають;

Залiзнi§ драбини наставляють

I дико пруться на небесний бенкет.       

Причем, на небесный банкет эти гордые великаны дико прутся не одни. Рядом с ними - маленькие черные уроды (т.е. черти):

Малi потвори чорнi лiзуть вгору.

Трiщать i падають злотистi зорi.

Завiсу золоту рука зухвала

Зiрвала з божого намету, - заридали

I впали ниць всi ангели святi§.

I сам господь поблiд на свому тронi,

Зiрвав корону з голови i кинув.           

Мечты, мечты, где ваша сладость? Воевать с Богом - затруднительно. Поэтому Гейне попытался Его высмеять. Для этого в сатирической поэме "Атта Тролль (Сон в летнюю ночь)" в уста (т.е. в пасть) медведя он вложил такое описание "небес":

Там у зорянiм наметi,

На престолi золотому,

Владар наш сидить величний,-

Се ведмiдь здоровий бiлий.

Бiла, наче снiг, без плями,

Ясна шерсть його; над чолом

Дiамантова корона,-

Небеса всi осiяла.

Скрiзь гармонiя в обличчi

I дiла нiмi§ думок;

Тiльки берлом вiн порушить -

I лунають спiвом сфери.

А в ногах сидять лагiдно

Ведмедi святi, що в свiтi

Тихо все терпiли, - в кiгтях

Держать мученицькi пальми.

Часом iнший раптом скочить,

Потiм другий, святим духом

Зрушений, i - глянь! - танцюють

Дивний танець урочистий...

При чтении данного "шедевра" вспоминаются слова Спасителя: "Будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению" (Мк. 3:29).

Но Спаситель Украинке не указ. Она предпочитала Гейне: "...Цiкаво, як здається Вам мiй переклад "Атта Троля", я старалась,  як могла, щоб вiн вийшов непоганий, бо сю поему я дуже люблю. Я перекладала §§ з правдивою втiхою, не знаю, чи одбилось це на вартостi перекладу".

        А как же? Очень даже "одбилось":

Ласки божо§ промiння

Замiня талан §м в танцi

I, раюючи душею,

Виплигнуть хотять iз шкури!

Чи то й я, Троль недостойний,

Буду гiдний того щастя,-

Вiд земно§ зло§ долi

Перейти в той край вiдради?

Чи й менi перед престолом,

Там, у зорянiм наметi,

Танцювати доведеться

З пальмою, в промiннi слави?

         Гейне продолжал изгаляться над Священным Писанием и христианскими святынями, а Украинка продолжала усердно и с удовольствием работать над переводом. Вот ночью перед поэтом скачет "дикая охота", т.е. кавалькада всякой нечисти. Почетное место среди нечистой силы занимает Иродиада. Выдавая плоды свого извращенного воображения за "народний переказ", Гейне описывает, как Иродиада "любила" Иоанна Крестителя:  

На руках вона тримає в мисi голову Iвана,

Раз у раз §§ цiлує, так, цiлує у нестямi.

Бо вона любила Йвана, - сього в Бiблii немає,

Та народний є переказ про кохання те криваве.

Зрозумiть iнакше трудно дивну примху те§ дами:

Жiнка зроду не скарає нелюба такою смертю.

Може, гнiвалася трошки на коханця, то й скарала;

Як побачила ж по тому любу голову на мисi,

Заридала i умерла вiд кохання й божевiлля

(Плеоназм! адже кохання все одно, що божевiлля!)

I тепер у згра§ дикiй завжди возить за собою

Тую голову криваву, - та з жiночим пустуванням

Пiдкiда §§ у гору i смiється, мов дитина,

Кине, потiм знов уловить дуже зручно, наче пилку.

Читая этот "переклад", хочется сказать одно: Святый великий Иоанне Предтече Господень, моли Бога о нас грешных!

Затем лирический герой поэмы влюбляется в Иродиаду:          

Як повз мене про§здила, глянула вона й кивнула

Так зальотно i жадiбно, що менi зов"яло серце.

I, хавилюючи в повiтрi, зграя тихо пролетiла,

Кожний раз мене вiтало те привиддя чарiвне.

I коли вже зграя зникла, i замовк останнiй гомiн,

Все менi палило мозок теє любеє вiтання,

Цiлу нiч я потiм кидавсь змучений, зовсiм знебулий,

На соломi - бо перини не було в хазяйки в хатi.

Все гадав я: що то значить те кивання таємниче?

Нащо глянула на мене любо так Iродiада?

В дикiй тузi я запрагнув смертi, сну, чи божевiлля,

Чи тих постатей коханих, що я в згра§ духiв бачив.

Ох ви, любi§ привиддя! Вас зоря прогнала рання.

Ви скажiть, куди ви скрились? Де ви днюєте, скажiте?

Оказывается, все эти "любi§ привиддя" составляли свиту языческой богини Дианы. А потом

...Дiана скрилась вiд Христа денно§ влади.

Тiльки в темрявi пiвночi важиться вона гуляти

I втiшатись полюванням в нехрещенiм товариствi.

Але ж ти, Iродiадо, де ти? Ох, я знаю теє!

Мертва ти й лежиш в могилi в мiстi Єрушола§мi.

Цiлий день сном мертвим, мiцним спиш ти в гробi мармуровiм!

I тебе упiвнiч будять ляск нага§в, свист, гукання!

I летиш ти в дикiй згра§ край Абунди та Дiани,

У веселiм товариствi, що хреста i мук не любить.

Ох чудове товариство! Як би хтiв я з ним по ночах

Полювати! Поруч тебе все б я був, Iродiадо!

Я тебе найбiльш кохаю! Бiльш над ту богиню грецьку,

Бiльш над ту пiвнiчну фею я люблю тебе, жидiвко!

Так люблю тебе! Те знати по тремтiнню мого серця.

Будь коханою моєю, ти, красо Iродiадо!

Будь коханою моєю! Кинь ту голову дурную

Вкупi з мискою, та краще спробуй лiпшо§ потрави.

Лицар я якраз для тебе, мало то мене обходить,

Що ти мертва i проклята, - я не вiрю в забобони.

Какие же "забобони" могут быть у бесоодержимого?

Як там ще з мо§м спасенням дiло буде, та чи й сам я

До живих людей належу, я в тому зовсiм не певний!

Лицарем тво§м я стану, буду я слугою вiрним.

Плащ носитиму i буду норови тво§ терпiти.

Буду §здити щоночi поруч тебе в дикiй згра§,

Вкупi будем ми смiятись з божевiльних слiв мо§х.

Бавити тебе я буду уночi. А вдень одразу

Зникне радiсть, я в сльозах на тво§й могилi сяду.

Так, удень я буду плакать на ру§нах склепiв царських,

Де кохано§ могила, в мiстi Єрушола§мi.

Там старi жиди запевне будуть думать, що я плачу

Над ру§нами святими мiста Єрушола§ма.

         Но "старi жиди" ошибутся: молодому еврею Гейне было наплевать и на веру отцов. Во всяком случае, до тех пор, пока его не разбил паралич. В последние годы жизни он писал, что давно покончил бы самоубийством, но не может этого сделать, поскольку вернулся к личному Богу Библии. Секретарь читал больному поэту вслух сочинения по богословию и истории церкви; он читал и целые главы из Библии, которую Гейне знал почти наизусть. Однако религиозная эволюция Гейне Украинку не интересовала. Она перевела более ста стихотворений поэта. Но все это был ранний Гейне - богохульник и революционер.

***

         Такой знаток поэзии, как И. Франко оценивал раннее творчество Украинки не слишком высоко. О сборнике "На крыльях песен"(1893), который включал в себя все, до того времени ею созданное, он писал: "слабенький вiдгомiн шевченкiвських балад, без §х широко§ мелодi§, без того твердого пiдкладу життьово§ обсервацii та соцiальних контрастiв, що надавав тим романтичним баладам ваги й принади вiчно живих творiв" (6). В это самое время несколько лет подряд она вместе с М. Славинским настойчиво работала над переводами из Гейне, которые вышли во Львове в 1892г. Ее любимый дядя (политэмигрант и атеист) М. Драгоманов наставлял из Софии, чтобы юные переводчики побольше внимания обращали на злость и сарказм Гейне: "Переклади з Гейне читаються легко. Це вже багато, тiльки досить далеко переложенi. Особливо злiсть Гейне не вийшла, може, через те, що ви з М. добрi люди" (цит. по: 7, 124). Племянница отвечала: "Вашу думку про нашi переклади я прийму собi до вiдома i перекажу Максиму Славiнському, може, вiн пiсля сього бiльше злостi набереться".

Работа над переводами продолжалась, мастерство переводчиков "оттачивалось". Славинский вспоминал: "Леся Укра§нка немовби закiнчила на них свою мистецьку освiту. Гайневський вiрш, простота й органiчна ефективнiсть образiв у коренi переробили §§ технiку, надали §§ картинам рiзьблено§ виразностi, i легкостi - §§ вiршевi". Совершенствовались и форма, и содержание. Целью было - приблизиться к оригиналу. Украинка благодарит дядю и тетю за ценные советы: "Спасибi Вам i дядинi,  що показуєте недохват у нашому Гейне. Я сама завжди була проти лiбералiзму у справi перекладу, i тiльки брак технiки примушував мене уживати лiберальних способiв. Тепер, може, у нас обох i лiбералiзму буде менше i злостi бiльше, бо, здається, ми обоє лихiшi робимось дедалi. Я вже викiнчила переклад "Атта Троля", i люди нашi казали, що вiн порядно вийшов, - дай-то боже!". Каким он вышел - мы уже видели. Лихой перевод. И лихая переводчица. Только благодарить за богохульство нужно не Бога, а кого-то другого.

Ранний Гейне остался любимым поэтом Украинки на всю жизнь. Только Гейне менялся, а она - нет. Так и получилось, что она повторяла только те заблуждения молодого Гейне, от которых он многократно отрекся и в которых со слезами раскаивался.        

               

1.2. Гейне против Украинки.

 

         В конце жизни Генрих Гейне (1797-1856) вернулся к Богу. В 1851 году он писал: "С тех пор как я сам нуждаюсь в милосердии Божьем, я даровал амнистию всем своим врагам...Стихотворения, хотя бы отдаленно заключавшие в себе колкости против Господа Бога, я с боязливым рвением предал огню. Лучше пусть горят стихи, чем стихотворец. Да, я пошел на мировую с Создателем, как и с созданием, к величайшей досаде моих просвещенных друзей, которые упрекали меня в этом отступничестве, в возвращении назад, к старым суевериям, как им угодно было окрестить мое возвращение к Богу. Иные, по нетерпимости своей, выражались еще резче. Высокий собор служителей атеизма предал меня анафеме, и находяться фанатические попы неверия, которые с радостью подвергли бы меня пытке, чтобы вынудить у меня признание во всех моих ересях. К счастью, они не располагают никакими другими орудиями пытки, кроме собственных писаний. Но я готов и без пытки признаться во всем. Да, я возвратился к Богу, подобно блудному сыну, после того как долгое время пас свиней у гегельянцев..." (4, 2, 159).

         Возвратиться к Богу можно было только от левых гегельянцев. Потому что ни Гегель, ни правые гегельянцы от Него никогда не уходили. Гейне продолжал: "...Были ли то несчастья, что пригнали меня обратно? Быть может, менее ничтожная причина. Тоска по небесной родине напала на меня и гнала через леса и ущелья, по самым головокружительным тропинкам диалектики. На пути мне попался бог пантеистов, но я не мог с ним сблизиться...Обладать волей можно только будучи личностью, а проявить волю можно только тогда, когда не связаны локти. Когда страстно желаешь Бога, который в силах тебе помочь, - а ведь это все-таки главное, - нужно принять и его личное бытие, и его внемирность, и его священные атрибуты, всеблагость, всеведение, всеправедность и т. д. Бессмертие души, наше потустороннее существование, достается нам в придачу...Я говорил о боге пантеистов, но не могу при этом не заметить, что он, в сущности, вовсе не бог, да и, собственно говоря, пантеисты - не что иное, как стыдливые атеисты; они страшаться не столько самого предмета, сколько тени, которую он отбрасывает на стену, или его имени... В теологии...возвратился я, как уже заявлено выше, к старому суеверию, к личному Богу. Этого никак нельзя затушевать, что пытались сделать иные просвещенные и доброжелательные друзья..." (4, 2, 160).

         Через год, переиздавая свою известную книгу "К истории религии и философии в Германии", Гейне снова изложил это кредо: "Говоря по совести, мне было бы приятно, если бы она вовсе не появилась в печати. Дело в том, что после появления ее многие мнения мои о многих вещах, особенно по вопросам религиозным, значительно изменились, и многое такое, что я утверждал тогда, противоречит теперь моим лучшим убеждениям. Но стрела не принадлежит стрелку после того, как он спустит ее с лука, и слово не принадлежит говорящему после того, как оно слетело с его уст, а тем более, когда разнесено по свету печатью...Но у честного человека во всевозможных обстоятельствах сохраняется неотъемлемое право открыто сознаваться в своем заблуждении, и я бесстрашно пользуюсь здесь этим правом. Потому я открыто объявляю здесь, что все, относящееся в настоящем моем сочинении к великому вопросу о божественном начале, точно так же ложно, как необдуманно. Точно так же необдуманно, как ложно утверждение мое со слов школы, что теизм в теории совершенно истреблен и только жалким образом проявляется в мире явлений. Нет, неправда, что критика разума, разрушавшая доказательства бытия Божьего, известные нам со времени Ансельма Кентерберийского, положила конец и самому бытию Божьему. Теизм живет, живет самою живою жизнью, он не умер, и меньше всего его убила новейшая немецкая философия..." (5, 2, 356).

         Теперь Гейне подвергает самокритике не только свое прежнее мировоззрение, но и свою гордыню: "В то время я был еще здоров и свеж, я находился в зените мого жира и был так высокомерен, как царь Навуходоносор до свого падения. Ах! несколько лет спустя произошла телесная и духовная перемена. Сколько раз с тех пор думал я об истории этого вавилонського царя, который считал самого себя богом, но жалостно пал с высоты своих мечтаний, пресмыкался по земле, как зверь, и ел траву (вероятно, это был салат). В великолепно грандиозной книге пророка Даниила находится это сказание, которое я рекомендую для назидательного соображения не только доброму Руге, но и гг. Фейербаху, Даумеру, Бруно Бауэру, Герстенбергу и всей прочей братии, этим возводящим себя в боги безбожникам. Да и вообще в Библии есть много прекрасных и достопримечательных рассказов, которые были бы достойны внимания этих господ..." (там же).

         "В моей последней книге...я уже сказал о перевороте, происшедшем в моем уме, по отношению к божественным вопросам. С тех пор многие обращали ко мне с благочестивою настойчивостью запросы, каким путем пришел я к такому духовному просветлению...Моим просветлением я обязан просто знакомству с книгой. Книгой? Да, и это старая, простая книга, скромная, как природа, и естественная, как она; книга, такая же беспритязательная и обыденная, как солнце, согревающее нас, и хлеб, насыщающий нас; книга, глядящая на нас так же приветливо, с такою же благословляющею добротой, как старая бабушка, читающая ежедневно эту книгу милыми дрожащим губами и с очками на носу; и эта книга называется также просто - книга Библия. Справедливо называют ее также Священным Писаним; кто потерял свого Бога, тот снова найдет Его в этой книге, а кто никогда не знал Его, на того повеет из нее дыхание божественного слова...Один еврейский священник, живший в Иерусалиме за два столетия до пожара второго храма,...высказал о Библии мысли свого времени, и я считаю нужным привести здесь его прекрасные слова. Они богослужебно торжественны и вместе с тем так усладительно свежи, как будто только вчера вылетели из живой человеческой груди, и гласят так: "Все это есть именно книга союза, заключенного с Всевышним Богом, она закон, завещанный в сокровище Моисеем дому Иакова. Из нее истекает мудрость, подобная воде реки Пизон во время ее полноводья и воде Тигра, когда он разливается весной. Из нее истекает разум, подобно Ефрату во время его полноводья и Иордану во время жатвы. Из нее вышла добрая нравственность, как свет и как вода Нила осенью. Никогда еще не было человека, который изучил бы ее всю, и не будет человека, который вполне проникнет смысл ее. Потому что ее смысл богаче всякого моря, и ее слово глубже всякой бездны"" (53, 8).

***

 

В 1854 году поэт писал в своих "Признаниях": "Когда я увидел, что всякое отрепье, сапожное и портняжное подмастерье, на своем грубом кабацком жаргоне принялось отрицать существование Бога, когда атеизм начал сильно вонять сыром, водкою и табаком - тога глаза у меня вдруг открылись, и чего я не понимал умом, то понял теперь обонянием, неприятным чувством тошноты, и моему атеизму, слава Богу, наступил конец. Говоря по правде, не одно это чувство отвращения было причиной, уронившей в моих глазах принципы безбожников и заставившей меня отступиться от них. Тут играло также роль некоторое житейское беспокойство, котрого я не мог преодолеть; именно, я заметил, что атеизм заключил более или менее тайный союз с самым страшным, самым голым, неприкрытым даже фиговым листиком, вульгарным коммунизмом. Мое отвращение к этому последнему право не имеет ничего общего со страхом счастливца, дрожащего за свои капиталы, или с досадой зажиточных промышленников, боящихся стеснений в своих эксплуатационных делах; нет, меня гнетет, скорее, тайное опасение художника и ученого, видящего, что победа коммунизма грозит падением всей нашей современной цивилизации, тяжелому приобретению стольких веков, плодам благороднейших трудов наших предшественников...Мы не можем скрывать от себя, чего следует ожидать, как только начнется фактическое господство огромной грубой массы, которую одни называют народом, а другие чернью..." (5, 2, 343).

         Он вспоминал, как во время революции 1848 года покончил со своей гордыней и человекобожием: "Будь я  в это безрассудное, стоявшее вверх ногами время разумным человеком, то наверное потерял бы свой разум, благодаря этим событиям; но с таким сумасшедшим, каким я был тогда, должно было случиться обратное - и странное дело! именно во дни всеобщего безумия, ко мне снова вернулся разум! Подобно многим другим павшим богам этого периода разрушения, мне тоже пришлось плачевно отречься от власти и снова вернуться в положение частного человека. Это было, впрочем, самое умное, что я мог сделать, я возвратился в низменный круг Божьих творений и снова преклонился перед всемогуществом высшего Существа, которое управляет судьбами мира сего и которое отныне должно было руководить и моими собственными земными делами... Да, я рад, что избавился от своего узурпированного величия, и никогда уже больше ни один философ не уверит меня, что я божество! Я просто бедный человек, который, сверх того, еще не совсем здоров, и даже очень болен. В этом состоянии для меня является истинным благодеянием то, что в небе есть некто, перед кем я могу постоянно изливаться в бесконечных жалобах на свои страдания..." (5, 2, 351).

         Гейне признал также свою некомпетентность в философии Гегеля (хотя сам слушал его лекции): "По чести говоря, я редко понимал его...Как трудно понимать Гегелевские сочинения, как легко впасть при этом в ошибку и вообразить, что понимаешь их, тогда как на самом деле выучился только построению диалектических формул..." (5, 2, 348). Однако, когда левые гегельянцы стали настаивать на атеистических выводах из этой философии, он от них отмежевался: "Дело в том, что в это время в душу мою уже внедрилось вышеупомянутое отвращение к атеизму" (5, 2, 349). Уничтожив одну из своих философских рукописей, он сетовал: "Ах, если бы я мог точно так же уничтожить все, что когда-то напечатал о немецкой философии! Но это невозможно, и так как, о чем я недавно узнал, к своему великому огорчению, я не могу даже воспретить вторичное печатанье распроданных уже книг, то мне ничего больше не остается, как открыто признаться, что мое изложение немецких философских систем... содержит самые греховные заблуждения..." (5, 2, 352).  

Он повторяет "признания насчет того влияния, какое имело чтение Библии на позднейшую эволюцию мого духа. Тем, что во мне снова проснулось религиозное чувство, я обязан этой священной книге, и она была для меня столько же источником спасения, сколько предметом благоговейного удивления. Странно! Целую жизнь я шатался по всем танцклассам философии, отдавался всем оргиям ума, вступал в любовную связь со всевозможными системами, не находя удовлетворения, как Мессалина после распутной ночи - и вот теперь очутился вдруг на той же точке зрения, на которой стоит дядя Том, на точке зрения Библии, и преклоняю колена рядом с этим черным богомольцем, в таком же набожном благоговении.

...Мое пристрастие к Элладе с тех пор уменьшилось. Я вижу теперь, что греки были только прекрасные юноши, евреи же были всегда мужи сильные, непреклонные мужи, не только во время оно, но и по сей день, несмотря на осьмнадцать веков гонений и бедствий...Подвиги евреев так же мало известны миру, как и их настоящая сущность...Может быть, она раскроется в тот день, когда, как сказал пророк, будет только одно стадо и один пастырь, и праведник, пострадавший за спасение человечества, будет со славой признан всеми.

Как видите, я, прежде обыкновенно цитировавший Гомера, теперь цитирую Библию, как дядя Том. В самом деле, я обязан ей многим... Она снова пробудила во мне религиозное чувство..." (5, 2, 355-356).

Поэт выражает свои симпатии к известным ему христианским деноминациям. Сначала  -  к протестантизму: "Прежде, когда философия имела для меня первенствующий интерес, я ценил протестантизм только за то, что он завоевал себе свободу мысли, ибо ведь она - та почва, на которой впоследствии могли действовать Лейбниц, Кант и Гегель. Лютер, этот могучий человкек с топором в руке, должен был пройти впереди этих воинов и прорубить им дорогу. В этом смысле я на реформацию смотрел, как на начало немецкой философии, и этим оправдывал то увлечение, с каким я ратовал за протестантизм. Теперь, в более зрелые годы, когда во мне снова с преобладающей силой заволновалось религиозное чувство, и когда потерпевший крушение метафизик крепко ухватился за Библию - теперь я особенно ценю в протестантизме ту заслугу, что он открыл, и распространил эту священную книгу" (5, 2, 358).

А затем с симпатией говорит и о католицизме: "О фанатической вражде к римской церкви у меня не может быть и речи, так как мне всегда недоставало  той умственной ограниченности, которая необходима для такого рода неприязни...Как мыслитель, как метафизик, я всегда удивлялся последовательности римско-католической догматики; при этом могу похвалиться, что никогда не преследовал остротами или насмешкой ни догматов, ни культа... Я был всегда поэтом, и потому поэзия, цветущая и пылающая в символике католического догмата и культа, должна была открываться мне гораздо глубже, чем другим людям, и нередко во дни моей юности увлекала и меня эта поэзия своей бесконечной прелестью, таинственно блаженной беспредельностью и приводящим в трепет стремлением к смерти; и я когда-то благоговейно мечтал о благодатной Царице Небесной, облекал в изящные рифмы легенды о Ее милости и благости, и мое первое собрание стихотворений носит следы этого чудного мадонновского периода - следы, которые я со смешною заботливостью изгладил в последующих изданиях.

Время пустого тщеславния миновало, и я позволяю всякому улыбаться, читая эти признания.

Полагаю, мне нечего говорить, что подобно тому, как не было во мне слепой ненависти к римской церкви, так же точно не могло гнездиться в моей душе и мелочной злобы против ее пастырей; знающие мое сатирическое дарование и потребность своевольного пародирования многих вещей, конечно, засвидетельствуют, что я всегда щадил человеческие слабости духовенства...Даже в порывах самого гневного отвращения, я все-таки всегда сохранял уважение к истинному духовенству, возвращаясь памятью в прошлое и думая о тех заслугах, которые оно некогда оказало мне. Ибо в детстве моими первыми преподавателями были католические священники; они руководили моими первыми умственными шагами... Как бы мы ни относились к иезуитам, но должны все-таки признать, что в деле преподавания они всегда сохраняли большой практический смысл...

Бедные отцы общества Иисуса! Вы сделались пугалом и козлом отпущения либеральной партии; но она поняла только грозящую от вас опасность и не поняла ваших заслуг. Что до меня касается, то я никогда не мог вторить воплям и крикам моих товарищей, приходивших всегда в ярость при произнесении имени Лойолы, как быки, когда им показывают красный лоскут! И затем, не изменяя ни на йоту интересам моей партии, я не мог, однако, не сознаться в голубине души, что если мы попали в ту, а не другую партию и в настоящую минуту не принадлежим к совершенно противоположному лагерю, то это зависело часто от самих мелких случайностей..." (5, 2, 368).

SPAN LANG="uk-UA">В последний год жизни Гейне прославил Бога в стихотворении "Аллилуйя". Его, разумеется, не перевели "на укра§нське". А жаль:

В вас, солнце, звезды и луна,

Мощь Вседержителя видна.

Чуть праведник на небо глянет -

Творца хвалить и славить станет.

...

Создатель! Благодать твою

Познали небо и земля,

И "кирие элейсон" я

И "аллилуйя" воспою.

 

Как милосерд, как добр Господь

К людским сердцам, и нашу плоть

Своим он духом оживил, -

Тот райский дух - любовный пыл.

 

Сгинь, Греция, с бряцаньем лир!

Сгинь, пляска муз, весь древний мир

Сластолюбивый, сгинь! Я пеньем

Творца восславлю с умиленьем,

 

Сгинь, звон языческих пиров!

На арфе, в трепете святом,

Как царь Давид, спою псалом!

Лишь "аллилуйя" - гимн певцов!       ( 4, 2, 266)

 

"Кирие элейсон" в переводе с греческого означает "Господи, помилуй!". "Аллилуйя" в переводе с еврейского - "Хвалите Бога!".

         Таким образом, поэт мудрел. Разумеется, в советских изданиях поздний Гейне подвергся значительному обрезанию, но зато в дореволюционных можно было проследить весь его путь. Если советские поклонники поэта могли не знать о его идейной эволюции, то дореволюционная поклонница не могла этого не знать. Гейне во всеуслышание предупреждал всех, чем чреваты атеизм, коммунизм и революция. Однако Украинка и ей подобные приложили все усилия для скорейшего прихода светлого будущего.

 

1.3. Другие переводы.

 

С русского языка перевода удостоилось стихотворение в прозе И. Тургенева "Нимфы" (1895). За что же такая честь? За симпатии к язычеству и неприязнь к христианству. Автор рассказывает: "...Що мав сили я гукнув: - Воскрес! Воскрес величний Пан! I в ту ж мить, - о диво! - на вiдповiдь моєму поклику, по всьому широкому пiвколу зелених гiр, залунав одностайний раптовий смiх, знявся радiсний гомiн i плескiт. "Вiн воскрес! Пан воскрес!" - гомонiли молодi голоси... То нiмфи, дрiади, вакханки збiгали з верхiв"§в у долину... I смiх, променистий олiмпiйський смiх, рине й котиться разом з ними... Попереду лине богиня... Дiано, се - ти? Коли се богиня спинилась ... i в ту ж мить, слiдом за нею спинилися всi нiмфи. Дзвiнкий смiх завмер... Обличчя богинi раптом занiмiло, смертельно зблiдло; я бачив, як скам"янiли §й ноги, як невимовний жах розкрив §й уста, розширив очi, що дивились в далечiнь... Що вона побачила? Куди вона дивилась?"

Как это куда? Хорошо известно, чего (или Кого) боятся языческие "боги", которые суть бесы. Если у Гейне "Дiана скрилась вiд Христа денно§ влади", то и с этой дело обстоит так же:

"Я обернувся в той бiк, куди вона дивилась... На самому краю неба палив огненною цятою золотий хрест на бiлiй дзвiнницi, на християнськiй церквi... Той хрест побачила богиня. Я почув за собою тремтяче, довге зiтхання, подiбне до тремтiння порвано§ струни, - i коли я знов обернувся, вiд нiмф не зосталося й слiду... Та як же менi було жаль тих богинь, що зникли!".

Бесов жаль. А Спасителя? Вопрос, конечно, риторический. Не у нимфоманов спрашивать об этом. От них не услышишь радостного: "Христос Воскресе!"

 

***

 

Перевода на русский язык с немецкого удостоился рассказ Л. Якобовского "Как я раз боженьку забыл" (1901). Переводчица сообщает читателям, что "смерть неожиданно прервала благородные начинания модерниста-народника". А рассказ такой:

"Когда я был маленький, я был умница и набожный мальчик... Да, я был набожный ребенок, потому что я был умница и был очень маленький. Однажды на рождество отец сунул мне в руки большую книжку "Грех безбожных крестьян, которые взбунтовались против власти"... Я стал читать... В этот день я не мог прочесть молитвы перед обедом. Уста мои были бессильны и не годились для божьего слова... Тогда-то я забыл боженьку и все молитвы мои".

Так пишет человек уже далеко не маленький и уже не верующий. Почему же он использует детскую лексику? Может он так и остался инфантильным? Все проясняется, когда он поведал о причинах, побудивших его забыть Бога:

"Вот что я прочел в большой книге: "Ганс был страшно упрям... Ему уже кончилось 20 лет, и хотя он был беднее всех в деревне, душа его была исполнена самой глубокой гордости..."".

"Страшно упрямый" и "исполненный самой глубокой гордости" Ганс вступил в классовую борьбу. Но потерпел поражение. Итог был плачевным: "...Взошло солнце, и разложен был костер, и двое слуг повели Ганса на костер. Он не сказал ни слова. Поднялась первая струйка дыма от стружек к привязанному крестьянину. Тогда он заплакал горькими слезами.

- Ах, вот я уже умираю, а еще как есть ни разу не наелся досыта хлеба!

А пламя подымалось да подымалось, и вспыхнуло высоко, подобно тому огненному столбу, который был возжен над Содомом и Гоморрой..." Вот когда я забыл боженьку".

Такова "детская" логика: Каин убил Авеля - поэтому Бога нет.

Еще раз. Медленно. Кто убил? Каин. А Бог этому учил? Нет. Так почему Бога нет? "Потому  что Каин убил Авеля".

По поводу ранней смерти Якобовского Украинка писала: "Шкода чоловiка, бо талановитий був i симпатичний, i не час би ще йому вмирати". Но дело атеистической пропаганды не умерло. Его продолжили другие, такие же талантливые.

***

Незаконченные переводы Украинки также весьма красноречивы. Из "Макбета" Шекспира была переведена сцена с ведьмами. Из "Божественной комедии" Данте - фрагмент под названием "Пекло. Пiсня V". Из Байрона - "Каин": "Якось трапилось, що я досi нi в якому перекладi "Ка§на" не читала i, певно, се лiпше, бо вiн зробив на мене найсвiжiше i найповнiше враження, нiж всi iншi поеми Байрона, що були менi ранiш вiдомi з перекладiв".

Под этим свежим и полным впечатлением зарождался перевод. Сначала Каин в гордом одиночестве богохульствует и хулит своих родных:

... На всi питання

У них одна вiдповiдь: "Божа воля,

Бог добрий". Хто се знає? Чи з того,

Що вiн всесильний, значить, що вiн добрий?

Я знаю тiльки плiд - а вiн гiркий, -

За грiх чужий я мушу плiд сей §сти. 

Тут подходит Люцифер и между ними возникает оживленный диалог, в ходе которого враг рода человеческого выражает надежду: "Може, станеш ти, як ми". В дальнейшем, как мы знаем, эти надежды с лихвой оправдались.

Такими были творческие предпочтения переводчицы.

1.4. "Научный" атеизм.

"Научный" атеизм - это вера в отсутствие Бога. Вместо Него атеисты веруют во что-нибудь другое. Например, в "материю":

         Вiрю я в правду свого iдеалу,

         i коли б я тую вiру зламала,

         вiра б зламалась у власне життя,

         в вiчнiсть матерi§, в свiта буття,

         власним очам я б не вiрила и слуху,

         я б не впевнялась нi тiлу, нi духу.

         А ж бо для вiри найвищая мiра!..

Современная наука, правда, вечность материи отрицает. Вместо нее предлагается теория Большого Взрыва, после которого возникла Вселенная. О причинах этого Взрыва науке сказать нечего. Ибо это не ее компетенция. Это вопрос уже для философии и религии. Однако наука ХIХ века бодро уверяла легковерных, что материя всегда была, есть и будет. Этой науке и верили на слово "научные" атеисты. Верили сами и других вводили в заблуждение.

Например, в 19 лет Украинка, еще не закончив собственного образования, принимается с чужих слов учить сестру. Сохранились воспоминания сестры Ольги под названием "Як Леся Укра§нка зложила курс "Стародавньо§ iсторi§ схiдних народiв"": "Леся Укра§нка, як була ще зовсiм молодою дiвчиною, то вчила свою молодшу сестру. Перед тим як починати вчити §§ iсторi§, Леся Укра§нка звернулась до звiсного iсторика, свого дядька Михайла Драгоманова, i попросила його порадити §й, як краще та по яких джерелах складати курс стародавньо§ iсторi§. Драгоманов вiднiсся дуже уважно до того прохання своє§ улюблено§ племiнницi, вибрав нiмецькi та французькi книжки, якi радив §й яко джерела, i прислав §й, додавши до них докладнi поради про складання курсу iсторi§. Вiдповiдно до порад Драгоманова i по джерелах, присланих ним, Леся Укра§нка в роках 1890-1891 iзложила курс "Стародавньо§ iсторi§ схiдних народiв". Жила вона тодi в селi Колодяжному в Ковельському повiтi на Волинi" (цит. по: 8, 75).

Усилиями сестры книга вышла уже после революции: "Л. Укра§нка. Стародавня iсторiя схiдних народiв. Катеринослав, 1918". В ней имелись разделы: "Первiстнi люде. Iсторiя iндусiв, мiдiйцiв i персiв, єгиптян i фiнiкiйцiв, асiрiйцiв та вавiлонцiв". Последняя часть называлась "Iсторiя Iзраелiтiв (Жидiв)".

Итак, в 1891 году работа над рукописью была закончена. А примерно через год пришла пора и самой разобраться в предмете. Для этого Украинка написала родственникам в Софию: оханi мо§ дядьку й дядино!...Ще я думаю, що менi слiд би мати якiсь книжки по iсторi§ релiгi§ i культури жидiвсько§, а то менi трудно добратись толку в тих рiзних пророчих книгах, в тих фантастично-туманних образах та чуднiй мiфологi§" (1892).

Разобраться самой было трудно. Поэтому для сестры легче было переводить европейские атеистические прописи: "Кожний, кому цiкава iсторiя культури i вiри людсько§, мусить уважно перечитувати легенди бiблiйнi, до того йому багато поможе критика Бiблi§, що вже мiцно розвилася в лiтературi наших часiв".

***

 

Так, относительно пророков старательно пересказывалась следующая "информация" из первых рук: "Пророком мiг бути кожний чоловiк, на якому "спочив Дух Божий", себ то хто мав до того талан...Пророки провiщали людовi божу волю, себ то говорили промови на рiзнi полiтичнi i моральнi теми в релiгiйному напрямку. Саму§л дав, як видно, мiцнiшу органiзацiю пророчому становi. Вiн заснував школу пророкiв у своєму рiдному мiстi Рамi в кра§нi Венiамiновiй. Такi школи були ще в Бетелi, в Гiлгалi, в Єрихонi. Пророки жили там братствами, училися складати промови i набиралися духу пророчого при помочi музики та спiву; поезiя та музика, видно, були дуже розвитi за часiв пророкiв iзраельських. Штучними способами пророки доводили себе до нестяму i тодi iмпровiзували "Божi провiсти", а люд §х слухав з увагою й страхом, уважаючи §х за "Божих людей". Вони i сами себе звали Божими людьми. Мiж ними часто бували люде з великим поетичним таланом, тямущi полiтики, але всi вони були дуже фанатичнi люде, ненависнi до чужих народiв i чужих релiгiй...".

Библия говорит о сходившем на пророков Святом Духе. Церковь Христова на Вселенских Соборах установила Символ Веры, в котором учит о Духе Святом, говорившем через пророков. Украинка повторяет "современные" сведения, пришедшие от дяди: "Штучними способами пророки доводили себе до нестяму i тодi iмпровiзували "Божi провiсти"". Остается только напомнить слова Спасителя: "Если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем" (Мф. 12:32); "Кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению" (Мк. 3:29).

Итак, все пророки якобы "були ненависнi до чужих народiв". Эта "гипотеза" нуждается в проверке. К счастью, такую проверку каждый может произвести лично с помощью Библии. Вот, например, что говорится о чужих народах в знаменитом видении пророка Исайи: "И пойдут многие народы, и скажут: придите, и взойдем на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас Своим путям... И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои - на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать" (Ис. 2:3-4). А вот как Исайя бичует собственный народ: "Возгорится гнев Господень на народ Его, и прострет Он руку Свою на него, и поразит его, так что содрогнутся горы, и трупы их будут как помет на улицах. И при всем этом гнев Его не отвратится, и рука Его еще будет простерта. И поднимет знамя народам дальним, и даст знак живущему на краю земли, - и вот, он легко и скоро придет" (Ис. 5:25-26). Исайя спрашивал: "На долго ли, Господи? Он сказал: доколе не опустеют города, и останутся без жителей, и домы без людей, и доколе земля эта совсем не опустеет. И удалит Господь людей, и великое запустение будет на этой земле" (Ис. 6:11-12).

Пророк Амос: "Так говорит Господь: за три преступления Иуды и за четыре не пощажу его, потому что отвергли закон Господень, и постановлений Его не сохранили...И пошлю огонь на Иуду, - и пожрет чертоги Иерусалима...Так говорит Господь: за три преступления Израиля и за четыре не пощажу его...Вот я придавлю вас, как давит колесница, нагруженная снопами...И самый отважный из храбрых убежит нагой в тот день, говорит Господь...Слушайте слово сие, которое Господь изрек на вас, сыны Израилевы...Так говорит Господь Бог: вот неприятель, и притом вокруг всей земли! Он низложит могущество твое, и ограблены будут чертоги твои...Ибо Я знаю, как многочисленны преступления ваши и как тяжки грехи ваши...Вот я, говорит Господь Бог Саваоф, воздвигну народ против вас, дом Израилев, и будут теснить вас...А ты умрешь в земле нечистой, и Израиль непременно выведен будет из земли своей...Я повелю и рассыплю дом Израилев по всем народам, как рассыпают зерна в решете, и ни одно не падает на землю. От меча умрут все грешники из народа Моего..." (Амос. Гл. 2-9).

Пророк Осия: "Слушайте слово Господне, сыны Израилевы; ибо суд у Господа с жителями сей земли, потому что нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле...И что будет с народом, то и со священником; и накажу его по путям его и воздам ему по делам его....Отверг Израиль доброе; враг будет преследовать его...Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю...Отвергнет их Бог мой, потому что они не послушали Его, - и будут скитальцами между народами...Вы возделывали нечестие - пожинаете беззаконие, едите плоды лжи..." (Осия, гл. 4-10).  

 И так далее, и так далее...Так что "гипотеза" Украинки не подтверждается. Зато рождается другая гипотеза: когда она излагала для сестры "Iсторiю Iзраелiтiв (Жидiв)", то Библии не знала, а читала только европейские брошюры от дяди.

 

***

Последняя гипотеза находит свое подтверждение. Вот, например, Украинка пересказывает эпизод из 1-й книги Царств (гл. 28): "Саул заприсягся Богом, що ворожцi нiхто не зробить лиха, тiлько нехай вона викличе йому Саму§ла з того свiту. Саул упав ниць перед ним i питав його, що робити, як одбитися вiд Фiлiстимцiв, як привернути божу ласку до себе. Саму§л замiсть поради сказав Сауловi, що Бог на вiки вiдступився вiд нього i що Давид стане по ньому на царство... Саул вжахнувся вiд сих грiзних слiв i зомлiлий упав до долу". Пересказ как пересказ. И вдруг следует вывод: "Ся легенда, єдина в Бiблi§, показує слiд вiри в загробне життя, бiльш се§ вiри не видно нiде". Из этого "вывода" всякий сделает однозначный вывод: Библия не прочитана.

В другом месте она пишет: "Бог розсунув води морськi перед Жидами i вони перейшли по сухому днi межи двома лавами води, коли ж по §хньому слiду пiшов Фараон з вiйськом, то був залитий водою i потоплений. Другий варiант легенди про вихiд Жидiв каже, що єгипетську погоню одiгнав Ангел божий з огненим мечем, себ то морове повiтря (чума, чи инша повальна хвороба)". Теперь сравним с Библией: "И двинулся Ангел Божий, шедший пред станом Израильтян, и пошел позади их; двинулся и столп облачный от лица их, и стал позади их; И вошел в средину между станом Египетским и между станом Израильтян, и был облаком и мраком для одних и освещал ночь для других, и не сблизились одни с другими во всю ночь. И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею; и расступились воды" (Исх. 14:20-21). Затем "простер Моисей руку свою на море, и к утру вода возвратилась в свое место; а Египтяне бежали на встречу воде. Так потопил Господь Египтян среди моря" (Исх. 14:27). Таким образом, "другий варiант легенди" происходил ночью, за несколько часов до "першого". Это два последовательных события, описанных на одной странице. А до них и после них происходило много других событий. Может быть это также "варiанти легенди"?

Автор книги "Ате§стичнi погляди Л. Укра§нки" М. Олексич добросовестно пересказывал: "Поетеса пiдкреслювала iснування в бiблi§ прямо суперечливих тверджень, описiв подiй. Так, в одному мiсцi говориться, що фараонове вiйсько, яке погналося за покидаючи ми Єгипет євреями, було затоплене, а в iншiй легендi говориться, що це вiйсько було вiдiгнане огненим мечем ангела...". Тоже, наверное, не удосужился прочитать в Библии описание этих последовательных событий.

"До чистого моноте§зму Жиди дiйшли вже в дуже пiзнi часи, та й то не всi, а в Бiблi§ скрiзь видно признавання чужих богiв, хоч би тiльки яко злих духiв". Но разве признавать "злих духiв" означает признавать "чужих богiв"? Разве "признавання злих духiв" - это многобожие? Спаситель также признавал "злих духiв". И изгонял их. Следовательно..."В огородi бузина, а в Києвi - дядько" (вернее, не в Киеве, а в Софии).  

"Що за часiв Моiсея Жиди були ще далеко не твердi в своєму монотеiзмi, то се видно хоч би з тих численних легенд, в яких Жиди показуються раз у раз бунтуючи ми проти Моiсея i його Бога, за що i приймають люту кару кожний раз". Если бы во времена Моисея евреи были тверды в своем монотеизме, то не нужен был бы и закон Моисеев, в котором данная Богом первая заповедь гласит: "Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим" (Исх. 20:2).

Тот же исследователь ее атеизма Олексич писал: "Розкриваючи змiст легенди про Iакова, улюбленого героя єврейсько§ релiгi§, який виступив на боротьбу з богом i, поборовши його, заставив себе благословити, за що був прозваний Iзра§ль (борець божий), поетеса говорить, що легенда ця надихана вiрою в багатьох богiв". Какая-то извращенная логика. Как из "боротьби з богом" можно вывести "вiру в багатьох богiв"? В Библии сказано вполне определенно: "Отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь" (Быт. 32:28).

Олексич: "Розглядаючи легенду про зустрiч Мойсея з богом i про вiдповiдь останнього на питання "хто вiн такий" - "я сущий (той, хто єсть), так скажи синам Iзраєльовим: сущий послав мене до вас", Леся Укра§нка зазначає, що критичний аналiз цього мiсця в бiблi§ показав, що ця вставка була сфальсифiкована значно пiзнiше". Хорошо известно, что наука сама то и дело меняет свои "незыблемые истины". Вот и Украинка тут же, как ни в чем не бывало, заявляет: "Ягве був богом Мойсеєвого клану...". Но ведь "Ягве" и означает  в переводе: "Я сущий (той, хто єсть)". Так когда же Моисей узнал Имя своего Бога: "значно пiзнiше" или при жизни своей, как о том и сообщает Библия?

Олексич: "Леся Укра§нка вказує, що вiдома бiблейська легенда про потоп перейшла до бiблi§ з священних книг "Вєд", i що ця легенда зустрiчається майже в усiх релiгiях свiту". И о чем же это говорит? Наверное, все-таки о том, что потоп имел место.

По мнению "научного" атеиста, таких же "противоречий" она отыскала много: "Вкрай суперечливi легенди про обрання Саула царем iзра§льтян, про Давида i його царювання пiсля Саула, про вавiлонський полон i т.д.". Однако цена всем этим "находкам" та же: пятачок за пучок.

 

 

***

 

Искажающему Библию можно только посочувствовать. Потому что это занятие трудное и неблагодарное. Многие читали, каждый может легко проверить и сказать: "Не тулiть горбатого до стiнки". Зато легкой добычей для всякого рода "научных" атеистов всегда были бедные "первiстнi люде". С них и Украинка начала свой "курс".

Видный религиовед Мирча Элиаде в конце ХХ века писал: "Если сегодня все уже в принципе согласились, что у палеоантропов была религия, то охарактеризовать ее содержание на практике трудно или вообще невозможно". Но поэтесса, как натура художественно одаренная, представляла себе  в деталях даже внутренний мир палеоантропа: "Для первiсно§ людини все, що має рух, - має життя, отже в свiтi все живе, все має душу. Мiцнi сили природи, дивнi iстоти, незрозумiлi появи свiтовi - все то боги. Первiстна людина бачить сво§х богiв навколо себе, вона §х чує. Де лише обернеться, всюди бачить таємницю, всюди бачить сво§х богiв. Така вiра кожного первiстного люду, тiльки в кожного народу вона має сво§ вiдмiни"; "Вiра у первiстних людей теж була проста, немудра. Вiра почалася у людей з §хнього погляду на свiт. Де чого в свiтi вони боялись i вважали ворожим, друге знав сприяло §м, i вони любили його, от звiдси повстала вiра в злих i добрих богiв. За богiв давнi люде вважали сили природи: вiтер, грiм, дощ i т.п., i навiть створiння де-яки... Потiм вибiрали навiть окремих людей, що повиннi були служити богам. Ти§ люде провiщали народовi божу волю. Коли бог був розгнiваний, все вiддавалось, аби загодити його, навiть людей вiддавали йому на жертву. Звiсно, чим дичiйшi та первiснiйшi були люде, тим дичiйша та первiснiйша була й вiра, бо в вiрi одбивається натура i свiтогляд народу".

Не менее элегантно решалась и проблема возникновения монотеизма: "В первiстних релiгiях боги - се сили природи, потiм же пiзнiйше люде починають вiрити в богiв, що з'являють собою рiзнi цноти людськi...Помалу вiра в богiв природи перейшла в чисту вiру в людськi цноти та людську думку i душу...Мислячи та мiркуючи над тим, що то власне таке та найвища душа, люди поставили §§ в сво§й думцi надто високо, почали уважати §§ чимсь неможливим до зрозумiння, чимсь таким чистим, високим, всеобiймаючим i вiчним, що вкiнцi, замiсць якогось всiм зрозумiлого бога природи, почали собi в'являти бога, що з'являв собою щось безпочаткове, безконечне, iстнуюче i неiстнуюче, або краще сказати якесь велике "Нiщо"".

М. Элиаде писал: ""Священное" входит в саму структуру сознания, а не представляет некую стадию его истории". Поскольку оно ориентирует человека на то, что выше него, то представить себе человека без того, что выше него, невозможно. Однако для Украинки ничего выше человека нет и быть не может: "Фантазiя стародавнiх людей взагалi мала нахил творити на небi дублiкати всього того, що вони бачили на землi". Так ее научил атеист Фейербах. Так она научила сестру (кстати, много ли требуется "фантазi§" для создания "дублiкатiв"?).

С легкостью необыкновенной "реконструировалась" и эволюция священного: "Веди не наказують людовi бути цнотливими, в §х не говориться нi про святiсть духовну, нi про повинность до рiдного краю та громади. Одна тiльки повинность виставляється там: догода богам...Де далi почали уважати святим усе, що тiлько приходилось до служби божо§: ножi, ложки, палки i все, що потрiбне було для поданку, святими уважались молитви, слова i мiра святих гiмнiв. Люде, що глядiли божих поданкiв та святого багаття, сами почали зватися святими - Devas. Вони ж бо творили самих богiв, добуваючи вогонь та Сому, викликаючи ранню зорю, день i сонце силою свого спiву. I от з патрiархально§ громади арiйсько§ витворилася помалу i непримiтно сувора святецька Браманська держава, де святцi запанували мiцно над усiм людом i закували його у святi кайдани". Все хорошо. Вот только никак не удается уловить переход от полного отсутствия "священного" к его наличию. Он скрывается за емким термином "Де далi".

Почти все в этом "курсi" было взято из иностранных источников. Поэтому один эмигрантский исследователь резонно призывал: "читаймо наперед уважно текст Менара". И приводил целые фрагменты, взятые из французского источника: "У рухливому i змiнливому видовищi з'явищ первiсний чоловiк вбачає таємнi сили, якi вiн називає Богами. Вiн вiдчуває §х у собi i поза собою, вiн §х бачить i чує, вiн вiддихає ними. Кожний рух, кожне враження напоює його Божественим життям" (цит. по: 9) и т. д.. Именно эти тексты Украинка переводила "на укра§нське" или просто пересказывала своими словами. Поэтому, когда через 20 лет возникла идея издать эту "iсторiю", она писала сестре: "Назвати §§ слiд "Iсторiя давнiх народiв Сходу. Зложила Леся Укра§нка по Менару, Масперо i iнших"".    

Почти все в этом курсе было чужое. Но кое-что - явно от себя. Например, такой пассаж: "Отже вiра була вся в руках магiв, а народ не розумiв навiть тих святих одправ, що спiвали маги. Се врештi не дивно, коли собi пригадаємо, як тепер в православних церквах спiвають давньою славянською мовою, в католицьких латинською, в жидiвських давньою гебрейською, в турецьких арабською i всiх тих мов теперiшнi люде не розумiють, однак одправу слухають i святою називають". Некоторые в православных храмах не  только "слухають", но даже и понимают услышанное. Об этом лучше спросить у тех, кто участвует в богослужениях. Проведем мысленный эксперимент. Вот, например, "теперiшнi люде" слушают на церковно-славянском языке молитву "Отче наш". Можно посчитать, сколько слов им непонятно: "Отче наш, Иже еси на небесах ! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого". Кому непонятно одно слово, кому два. Разница между латынью и современными европейскими языками (немецким, английским, французским) - посущественнее. Но приравнивать отношение между турецким и арабским языками к отношению между русским и церковно-славянским можно только при особой симпатии к православию и особой лингвистической одаренности.          

***

 Сотрудничество Украинки с дядей продолжалось. Е. Огнева в статье "Про створення пiдручника Лесi Укра§нки "Стародавня iсторiя схiдних народiв"" сообщает: "У жовтнi 1892 року Леся Укра§нка читає "Основи єврейсько§ iсторi§", надiслано§ Драгомановим. Це - "Священна iсторiя. Частина перша. Основи єврейсько§ iсторi§" М. Верна...Вона перекладає працi Верна "Євангелiє" та "Iсторiя жидiв", опублiкованi I. Франком у журналi "Житє i слово" (1895). Ї§ звернення до Бiблi§, окрiм власно§ зацiкавленостi, пояснюється бажанням допомогти М. Драгоманову, який у 90-тi рр. працював над критичним оглядом релiгiйних течiй" (цит. по: 9).  

Драгоманов советовал племяннице переводить на украинский язык работы Мориса Верна и Ренана для распространения на Украине критических взглядов на религию. Несомненно, их труды были для него авторитетны. Однако она была не согласна с обоими: "Менi здається, що М. Верн занадто легковажить чужi теорi§ i перехвалює дуже генiй жидiвський. Менi видиться, що вiн в кiнцi обох розправ робить реверанси перед попами i всiма правовiрними християнами, але, може, се менi так здається. Нема що i казать, що в Галичинi за сi статтi предадуть анафемi i видавця, i перекладачiв, i коментатора з усiм §х нащадком i накоренком. Для мене се буде, може, i цiкаво, бо ще ново. А врештi, все одно, - цур §м!" (1894).

Другое письмо Драгоманову - по поводу рекомендованной им "Жизни Иисуса Христа" Ренана: "Цiкаво було менi те, що Ви пишете з поводу Ренана. Але що те читання не всiх врятувало вiд попiвсько-розкольницького туману, се я теж знаю. Я знаю, наприклад, одного ще молодого чоловiка, що Ренана читав, а ще в часи початку "угоди" сушив собi голову над тим, кого слiд пiдтримувати, чи унiатiв, чи православних (якось у нього вийшла така дилема!), i мучився довго над тим "або-або", поки додумався до "нi тих - нi тих" (то й то не знаю, чи намiцно додумався)...".

До своего атеизма она додумалась "намiцно", чего и другим желает: "...У нас, бачте, сидить у многих головах iдея про "двi правди", що ми, мовляв, можемо бути собi i вiльнодумцями, i Ренанiв читати, а для мужика це "опасно", та й нащо його, бiдного, з "непосредственности" збивати, "аналогiзмом роз"§даючим" душу тру§ти, од рiдно§ традицiйно§ релiгiйно§ "почви" одривати. Шкода тiльки, що нiхто не зна як слiд, яка вона, тая "почва"...

Я уважаю моє теперiшнє життя й працю за роки навчання, я знаю, що багато дечого виходить у мене або недоладним, або незграбним, та, може ж, я таки колись вилюднiю, а "не уподоблюся крученому барану в християнському стадi, яко Терешко"".

Чуть позже о том же французском авторе - тете: "Скажiть дядьковi, що Ренан при всiй його iсторi§, критицi i пр., i пр. все-таки пiп, i се йому шкодить". И еще раз - дяде: "Останнi днi я завзято читаю Ренана i все одкриваю Америки для себе... Оце прочитала "Євангелiсти" i стала на один сантиметр розумнiша. Тiльки здається менi, Ренан даремне так нехтує неканонiчними євангелiями i всякими апокрифами, се, певне, його католицьке виховання сьому виною". Неканонические евангелия и "всякие апокрифы" - это то, что не вошло в христианский канон как недостоверное и ложное. Именно этого и не хватает атеистке у Ренана. Да и как вообще может открыть настоящую Америку атеист, т.е. тот, кто заранее решил, что никакой Америки нет и быть не может?

В другой раз Павлык просит ее: ""Старий заповiт" Верна ж для дiтей (малих i великих - мужикiв), для котрих я думаю те надрукувати тут. Зробите добре дiло, бо, як я переконуюсь, що тiльки зваживши старi основи народного свiтогляду, можна пхнути народ на нову дорогу" (1894). Так они и "пхнули" к безбожию свой народ, который держали за "великих дiтей". Получилась атеистическая книжка: "Морiс Верн. Бiблiя, або книга Старого завiту. Пер. Л. Укра§нки. З передмовою М. Драгоманова. Львiв, 1903".

Она в свою очередь просла львовянина: "Репера хотiлось би мати...". В примечаниях читаем: "Книжка американського соцiолога Репера "Iсторiя боротьби мiж релiгiєю i наукою", переклад М. Павлик. Львiв, 1898". Или еще просьба: "Будьте ласкавi, пришлiть нам "Основи бiблiйно§ критики", хочу, щоб сестра §х прочитала" (1899). Ну как не уважить...

***

 

Драгоманов в эмиграции писал брошюры (в том числе атеистические) и нелегально переправлял их в Россию. Украинка не только участвовала в переброске, но также использовала их для пополнения своего образования и атеистического воспитания.

Дядя написал статью "Про рай i поступ". Племяннице очень понравилось: ""Рай i поступ" менi дуже сподобався - факти вiдомi, але зложенi докупи зручно i стисло i освiченi iдеєю, яка запевне i многим "просвiтителям народу" здається новою, тим просвiтителям, що хотять  житiями святих пiдiймати iдеалiзм. Я з ними на Укра§нi попробую поговорити ще про царство небесне i прогрес, хоч, певне, толку вийде мало. Я думаю, що слiд би, щоб отi чорнiговськi рацiоналiсти прочитали цю рiч i "Заздрих богiв" теж, се, певне, було б для них добре, треба, щоб до §х дiстались сi книжки...". И они "дiстались". "Оповiдання про заздрiсних богiв" - это очередная популярная брошюра Драгоманова. А жития святых - тот жанр, который особенно раздражал Украинку (см. ниже).

Еще дяде: "Вашу "Вiру" ми отримали. Вона менi сподобалась...Менi здається, що з усiх пишучих укра§нцiв тiльки Ви вмiєте писати таким простим популярним складом без жадного туману в iдеях i мовi...". (Статья Драгоманова "Вiра й громадськi справи" появилась в журнале "Хлiбороб" в 1892 году).

Однажды она упомянула о влиянии его сравнительно-теологических работ: "Я колись бачила вплив порiвнюючо-теологiчних праць на людей релiгiозних"" Он заинтересовался и попросил подробностей, на что последовал подробный рассказ: "Що я тодi писала про вплив порiвнюючого методу на релiгiозних людей, то я собi пригадала на той час один приклад, який бачила на власнi очi (щоправда, я й не один такий приклад бачила). Колись у мене в гостях було двi молодих дiвчини, дуже релiгiозних, i один молодий хлопець, зовсiм не релiгiйний, i одного разу вступили вони в дуже завзятий теологiчний спор, при тому, як звичайно, нiхто нiкого на свою сторону не склонив, а тiльки роздрочилися всi троє до крайностi, бо всi троє,спорячи, не добирали виразiв. Я до того спору не втручалася, бо вiн менi не подобався, коли ж потiм мо§ люди заспоко§лись i зайшла у нас спокiйна розмова про рiзнi  обряди та звича§ релiгiйнi, то я почала порiвнювати (наскiльки тямила) нашi обряди з чужими, нашi вiрування з "поганськими" - а при тому помагала менi Ваша брошурка, - то мо§ дiвчата перше були дуже здивованi, бо деякi факти §м не були зовсiм вiдомi, а другi хоч i вiдомi, та якось так ранiше в око не впадали, а тепер теє все показалося §м у iншому свiтлi. Дедалi вони вже самi почали факти наводити i самi себе запевняти, що справдi нашi всi релiгiйнi звича§ та поняття не з неба впали; дедалi бесiдницi дiйшли самi до такого "вiльнодумства", про яке ще за три години i згадувати не хотiли. При тому ми вже не спорились, а просто собi вели розмову, i якось вона нiкому так-то дуже вуха не дерла. Подiбнi до сього приклади менi не раз потiм траплялось бачити".

Работа проводилась и в народе. Крестьянин Федор Иллюх вспоминал: "Шiсть рокiв служив у Косачiв наймитом... Леся давала менi читати революцiйнi книжки, вона мене вчила, вчила таємно. Вона говорила, що цар - то змiй полосатий, що царя не потрiбно. Вона не вiрила в бога i говорила менi, що бога нема на свiтi. А якщо §здила у церкву в село Волошки, то не молитися, а слухати, як спiвають. Була соцiалiсткою". Другой крестьянин подтверждает: "Леся приходила в церкву в село Волошки, але чи вiрила в бога, то я маю сумнiв. Духовенства вона не любила, як i вся передова iнтелiгенцiя того часу. Поглядами сво§ми була демократка".

В 1918 году сестра издала составленную 19-летней девушкой "Iстрорiю" (и, нарушив волю составительницы, назвала ее автором). Все годы безбожной Советской власти эта книга активно использовалась не столько для изучения истории Востока, сколько для преподавания "научного" атеизма. В известной статье "О значении воинствующего материализма" (1922) Ленин тоже хлопотал за "многомиллионные народные (особенно крестьянские и ремесленные) массы, осужденные всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки": "Этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде, знакомить их с фактами из самых различных областей жизни, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами и т.п.". Примерно по такой же методе и украинская ровесница Ленина с юности занималась воинствующим атеизмом. И сегодня бойкий украинский пересказ дешевых французских брошюр позапрошлого века выдается за духовную пищу первого сорта: "Видання адресовано науковцям, викладачам, студентам i школярам - усiм, хто цiкавиться творчiстю Лесi Укра§нки" (9). Караул...     

 

***

Особую неприязнь у нее вызывали "Жития святых". Племянница писала дяде: "Ох, певне, мороку й туману багато ще в наших "головах слухаючих"! А таки справдi багато його. Коли слухаю, як тут старi люди говорять про народну просвiту, що, мовляв, "житiя святих" - найкраща лiтература для народу, бо вона розвива в народi дух геро§зму, то менi так i хочеться лишню свiчку в хатi засвiтити, щоб свiтлiше було. Хiба вони не бачать, куди сей "дух геро§зму" доводить? Мальованцi виходять з §хнiх геро§в та наповнюють собою шпиталi для божевiльних".

Какова же связь между "Житиями святых" и больницами для душевнобольных? Оказывается, в 1892 г. в Тараще под Киевом страдающий паранойей Кондратий Малеванный провозгласил себя Христом (как сто лет спустя - комсомолка Мария Дэви или милиционер Виссарион). Жители нескольких окрестных сел в ожидании Страшного суда распродавали имущество, бросали работу, собирались толпами, входили в молитвенный экстаз и пребывали в состоянии радостного возбуждения. Академик В. М. Бехтерев описал этот случай в статье "Параноик Малеванный как виновник своеобразной психопатической эпидемии", а профессор Иван Сикорский - в работе "Психопатическая эпидемия 1892 года в Киевской губернии" (К., 1893). Сикорский писал: "У малеванцев больше всего поражает ненормальное состояние духа, необычное благодушие, часто переходящее в сплошное экзальтированное состояние, лишенное внешних мотивов. Среди общего шума, крика и беспорядка одни падают, как пораженные молнией, другие восхищенно или жалобно кричат, плачут, прыгают, плещут в ладони, бьют себя по лицу, дергают себя за волосы, бьют себя в грудь, топают ногами, танцуют...". Что-то подобное происходило с последователями Марии Дэви. Сегодня за Христа себя выдает бывший красноярский милиционер Сергей Тороп (Виссарион). Но никому не приходит в голову искать причину этих феноменов в том, что эти люди начитались "Житий святых". Святой Димитрий Ростовский (украинец по фамилии Туптало) составил 12 томов "Житий святых", где собраны жизнеописания христианских святых за 2 тысячи лет. И как это связано с сектой "мальованцiв"?

"Якби я могла, то я б вiником вимела усе те "геро§чне" смiття на смiтник, там би йому лежати, а не людям голови туманити. Може, Вам чудно, що такi тру§зми так палко словами побиваю, але я про сi речi не можу спокiйно говорити, бо мене болить, коли я про се згадую, я занадто близько бачу, як людей в тiм"я б"ють геро§чними кенегами i як мало людей, що борються проти сього. Погибель i нещастя наше сей геро§чний напрямок в дiлi народно§ просвiти. Треба думати, як би найкраще з ним боротись, бо вже "хай буде, як буде" тут нiяк не вистачить".

Воинствующий атеизм снова и снова выплескивался на окружающих. Это не всем нравилось. Поэтому племянница жаловалась дяде: "Пришлось менi раз показати незалежнiсть думки при меценатах та при батьках Укра§ни - бiдна вона з такими "батьками" правдянського толку. Страх, як вони грають такими словами як "толерантнiсть", "моральна тиранiя", "патрiотизм", "укра§нство" i т.п., обертають §х на всi боки, як самi хотять. У них, наприклад, "толерантнiсть" вимагає миритись з клерикальними виданнями "Просвiти" i навiть пiдтримувати §х, а коли хто намовляє сво§х товаришiв до якого iншого видавництва, то се вже виходить "моральна тиранiя...". До поры до времени тирания была моральной, но когда "научные" атеисты дорвались до власти, то началась уже самая настоящая тирания. И новояз стал соответствующим: "толерантностью" при Советской власти называлась именно нетерпимость к любым клерикальным изданиям.

"...Коли хто каже, що вiн не признає "Житiй святих" для народу, то се вже у них "не толерантне вiдношення до людей з релiгiйними переконаннями..." Одним словом -  логiка!". В эпоху воинствующего "научного" атеизма пришло время другой логики. Тогда "толерантным отношением к людям с религиозными убеждениями" стали называть запрет на чтение Библии, "Житий святых" и любой подобной литературы под угрозой Гулага и мучительной смерти. Этот безбожный эксперимент все человечество наблюдало в ХХ веке. История этого столетия шла по Гоголю и Достоевскому. Гоголь писал в своем "Размышлении о божественной литургии": "Ежели люди до сегодняшнего дня не пожирают друг друга заживо, то тайная тому причина - служение божественной литургии". Достоевский предупреждал: раз отвергнув Христа, люди неминуемо дойдут до антропофагии. Что и произошло вскоре после революции.

1.5. Сектоведение.

Самым ненавистным из всех конфессий для дяди и племянницы было православие. Другим деноминациям при случае можно и пособить, если только они способствали разрушению православной России (и Украины): "Переписала для друку дядькову брошуру для штундарiв ("Неволя веры в теперешней России") - переробка "Вiра й громадськi справи", написала й сама дещо про штундовий рух, так от дядько нiяк не скiнчить переглядати, а то б я послала досi Вам сю замiтку. Нехай згодом...". Так писала она редактору Львовской радикальной газеты "Народ" Павлыку. А "штундизм" - это религиозное движение в России второй половины ХIХ века, ставшее переходной формой между русским сектантством и протестантскими сообществами. Так что секты бывают разные. Есть секты полезные. Они вполне устраивали безбожников и революционеров.

В других же случаях для того, чтобы скомпрометировать христианство (в частности - православие), ставился знак равенства между религией и явным бесоодержанием. Так в газете "Народ" появилась статья Украинки "Релiгiйний дурман на Укра§нi (Iз Полтавщини)" (1895). В письме к Павлыку она писала: "Посилаю Вам оце до "Народа" виписку з одного листа з Полтавщини про одно дiло, тяжко вражаюче. Як я його прочитала, то й сама стала на увесь день немов божевiльна, тiльки вже запевне моя манiя не була релiгiйна! Там, у Полтавськiм, у Гадяцькiм, Роменськiм i других повiтах розпросторилась манiя релiгiйна (люди свiтла шукають!), i до чого доводить та спотворена вiра!".

Казалось бы: если вера "спотворена", то на ее месте должна находиться не "спотворена". Но Украинка желала доказать, что всякая вера есть зло, т. е. "релiгiйний дурман" (естественно, кроме веры атеистической).  "...Якраз позаторiк, коли я була там, трапилась бiля Гадяча в селi оця страшна пригода, але тодi ще не вiдомi були §§ подробицi, вiдомо тiльки було, що один чоловiк, начитавшись якихсь книг, зарiзав свого брата, аби "увести його в царство небесне", а потiм хотiв i всю свою родину порiзати, та люди не дали. Було слiдство (я вже тодi не була в тому мiстi), чоловiка того посадили в цитадель для божевiльних, i завелось дiло. Оце тепер згадала я про се дiло i просила одну знайому людину, що живе на мiсцi, розпитати i менi написати, як воно все було, власне. Ось що вона менi передає зо слiв родички тих нещасних людей: "Їх було чимало: батько, мати, старший брат (жонатий i мав п"ятеро дiток), менший брат (недавно оженивсь). Люди вони багатi. Старший брат хлiбороб був, а менший у школi вчивсь, i усього дiла було у його, що книжки читав. Був вiн на вид блiдий, немов змучений, мало здоровий. А старший дуже крiпкий був чоловiк. З сторони вони були, як i всi люди: i в хатi так було, як у людей, i у церкву ходили, i причастя приймали (тiльки люди казали, що вони, одходячи, випльовували те причастя)".

Уже после этих слов можно предположить в данном случае наличие тяжелого бесоодержания или даже сатанизма со всеми его безбожными и бесчеловечными атрибутами. "...Усi вони молились якось по-своєму (не знаю як) у коморi, де не було iкон. Тiльки одна iз §х сiм"§ (жiнка меншого брата) не держалась §х вiри. Чоловiк принуждав §§ прийнять §х вiру, бив §§ за те, що вона не хотiла сього. Обидва брати жили iз жiнкою старшого брата, а друга жiнка плакала у волостi, що §§ даром покрили, що вона дiвчина. Перед великоднiми святами вони говiли у страсну недiлю, i все було як слiд. Понесли паски святити, тiльки тих пасок не §ли, а пiсля обiднi пiшли у комору богу молитись по-своєму. Трохи згодом повиходили iз комори i пiшли в хату. Потiм брати пороздягались дочиста i стали бiгать голi по огороду iз свiчками засвiченими. Повироблялись у грязь, у навiз, i повходили в хату. Тодi повдягались такi нечистi, як i прийшли, позасовували дверi, позавiшували вiкна i посiдали. Менший почав шити чобiт. А старший каже: "Лучче зарiж мене". - "Ще не прийшло времня, - одказав менший i став ходити по хатi. Бiгла кiшка, вiн §§ пiймав за ноги i вдарив нею матiр по виду. Мати засмiялась. Жiнка його злякалась i думає: "Як би його втекти?". А вiн глянув на не§ i каже: "Як утечеш, так зарiжу", немов знав, що вона подумала. Тодi взяв шило i став штрикать куди попало старшого брата, а той його. I нiхто з них нi кричав од муки, нi стогнав. Так вони довго штрикали один другого. Потiм менший узяв великий-великий нiж i став рубати голову старшому. А вони усi смiються (i жiнка старшого!). А меншого невiстка зомлiла. На дрiбнi шматочки порубав голову (а той i не застогнав нi разу!), тодi розрiзав тому живiт, кишки випали... Менша невiстка одiйшла та й вискочила з хати. Батько тодi каже: "Синку, що ти робиш?" А вiн: "Мовчи". Прибiгли люди, а дверi знов засунутi. Виломили дверi. Менший брат не дававсь, насилу десять чоловiк його звалили (а який хворий був!). Зразу одвезли у острог, а потiм одiслали у Полтаву на освiдительствованiє i усiх домашнiх. Через мiсяць, чи що, вони усi, як є, вернулись додому. Самi розказують, що вони були тодi як дерев"янi, i нiхто з §х не знав, що вони робили. Як вернулися, то мати i менший брат раз у раз у чобiт дують, так як у самовар. Мати i тодi, як те все дiялось, дула у чобiт. А як убийцю взяли у острог, то вiн казав, що таке зробиться ще у двох мужикiв, тiльки не скоро. Вiн знов узяв до себе свою жiнку, котра утекла тодi у друге село до братiв. Живуть тепер, як i допреж сього случая". Ось що розказувала §х двоюрiдна сестра. А вона тодi ходила до §х дуже часто. Якi книжки вони читали, того не зна. Фершал, що робив "вскрытие", казав, що все це було зроблено "в религиозном экстазе", чи то пак у "религиозном аффекте"". Как раз "фершалу" здесь и карты в руки. Это именно его компетенция. Вот и у Достоевского последнее предложение романа "Бесы" (после самоубийства Ставрогина) гласило: "Наши медики по вскрытии трупа совершенно и настойчиво отвергли помешательство". Шутка гения.

Украинка, однако, отыскала другие аналогии: "Аналогiчний випадок був у той же час у Роменському повiтi. Кажуть, що такi урочистi днi, як Великдень, та читання житiя святих i євангелiя привели §х у екстаз i вони робили, самi не знаючи що. Кажуть, що книг у них нiяких особливих не було, окрiм тих житiй, що вони накупили у "офеней" та по ярмарках; секти у них не було нiби нiяко§, а так якесь безпам"ятство. Їх i не судили, вони всi вернулись додому". Улавливаете "аналогию" с предыдущим случаем? И она далеко не последняя: "Таких "религиозных помешательств" розвелось дуже багато. Один хлопець, рокiв двадцяти, усе виспiвує псалми, тричi плює - одганяє нечистого - перед тим, як хреститься. Одна жiнка казала про себе, що вона Єва, зривала iз себе сорочку i ходила голiсiнька, соромнi речi говорила i кожну мить кричала: "Давайте менi яблуко! Де Адамове яблуко!.."". Не иначе - Библии начиталась... Или, может быть, "Житий святых"?

Но нет: "Жiнка ся неписьменна була. Торiк привозили таких божевiльних у больницю щотижня по двоє, а то й бiльше... От Вам i мальованщина, або ще гiрше. Шкода, що про такi дiла трудно як слiд довiдатись, бо вони все якось скрито розбираються, певно, щоб не дуже лякати людей!.. Добре, якби люди, що близько бачать такi подi§, не мовчали про них, бо такi ж "епiдемi§" гiршi вiд усяко§ холери, а ради §м не хотять давати. I за що стiльки людей гине? Бувайте здоровi! Правду кажучи, i сей лист такий, що саме б у пiч годився... Та нехай же люди знають, що робиться у нашому свiтi".

Последние слова объясняются тем, что начало письма было таким: "Я було написала до Вас листа та й спалила його, щось вiн менi дуже недоладним здався, - видно, то вже така пошесть була на невдалi листи. I причина якраз та сама: такий лист вийшов "вiшальний" (хоч вiшайся); погано було в нас, дядьковi погiршало (та й тепер все погано), менi нiхто листiв не писав з дому (i тепер так), вашi галицькi справи засмутили мене, а надто дурне плутання людей з Барвiнським не то засмутило, а просто розлютило до крайнього ступня, я навiть не думала, що маю в собi стiльки злостi, аж Рада дивувалась на мене, дивлячись, що я зовсiм сама не своя. Ну, все оце не перемiнилось, але вже так я взяла себе в руки, роздумалась i прийшла до можливостi писати бiльш-менш по-людськи".

И далее шел рассказ про "релiгiйний дурман на Укра§нi". А. Барвинский был выдающимся педагогом, общественно-политическим деятелем, историком. Его перу, например, принадлежала "Iлюстрована iсторiя Русi вiд найдавнiших часiв пiсля руських i чужих iсторикiв. Львiв, 1890". Украинка жаловалась дяде: "Найбiльш менi приходилось завважати брак книжок по iсторi§, сво§й i чужiй, а §х би читали напевне, тiльки треба знати, як писати, - не так, наприклад, як написана iсторiя Барвiнського"". Ненависть к Барвинскому объяснялась просто: это был галицкий общественный деятель христианского направления. Что и вызывало крайнее озлобление Украинки. Верный соратник Павлык был с ней абсолютно солидарен: "На Барвiнського тут за його уваги у "Правдi" всi обуренi. Окуневський назвав його в очi падлюкою...".

По поводу же "релiгiйного дурману" он ее успокоил: "Ви не дуже сумуйте з поводу гадяцьких релiгiйних убивств: для мене вони все-таки доказ гарячого шукання правди i геройсько§ безстрашностi цих людей. З них могли бути прекраснi люди, якби §м дiйсна просвiта, а не попiвський чи навiть священно-письменний туман". Украинка про одержимих писала: "люди свiтла шукають". И для него религиозные убийства также были доказательством гарячего искания правды и геройской бесстрашности этих людей вопреки поповскому туману (или даже "туману" Священного Писания). Два сапога пара. Не зря же Павлык присылал Украинке для перевода "на укра§нське" немецкие безбожные вирши.

Про ее дядю О. Забужко пишет: "Драгоманов був чи не найквалiфiкованiшим у нас i досi релiгiєзнавцем-єресiологом, ба бiльше - як доводить I. Лисяк-Рудницький, свiдомо робив ставку на єресi як на єдино продуктивний для Укра§ни "третiй шлях" духовного розвитку, альтернативний ..."духовбивчому" офiцiйному православ'ю, - котре ненавидив не менш палко, нiж згодом його небога" (10). С подачи брата и его сестра (мать Украинки) также пыталась использовать сектантство в антиправославных целях: "У кiнцi 80-х рокiв Олена Пiлка зацiкавилася сектантським рухом, сподiваючись використати його в культурницькiй дiяльностi як рух "опозицiйний до уряду, iдейний, хоч i на релiгiйному ґрунтi". Але ближче знайомство з сектами переконало §§ в його реакцiйнiй, антинароднiй сутi... Викриттю мракобiсся сектантства присвяченi оповiдання "За правдою" (1889) та "Рятуйте!" (1897). Молодi геро§ оповiдання "За правдою" студент-народник Лук"яненко, праля Надезя в пошуках правди, справедливостi, людяностi звертаються до сектантiв, але знаходять там лише фанатизм, невiгластво i обман. В оповiданнi "Рятуйте!" жертвою сектантського фанатизму стає молода селянська дiвчина Орися, яка перед шлюбом накладає на себе руки, щоб зберегти "душу невинну"". Раньше эта девушка прекрасно пела в православном храме, собиралась замуж и все было хорошо. И вдруг: после знакомства с сектантами - повесилась в подвале. Казалось бы, мораль очевидна: не оставляй православного храма. Но нет. Пчилка была недовольна: там "дiтям забивають голови бiблiйними легендами" (рассказ "Пiвтора оселедця"). Имелись в виду уроки Закона Божия. Родных детей она заботливо оберегала от таких уроков. Однако, получив домашнее атеистическое образование, самоучка Украинка без колебаний бралась за религиозные сюжеты. Преследуя при этом свои безбожные цели.  Поэтому любой христианский сюжет в ее творчестве неминуемо превращался в антихристианский.   

Никогда не церемонилась она ни с Новым, ни с Ветхим Заветом. Современный биограф это подтверждает и горячо одобряет: "Франко чи не перший вказав на те, що Леся у поемi "Самсон", взявши за основу бiблiйний сюжет про Самсона та Далiлу (з "Книги Судi§в"), повелася з бiблiйним текстом дуже вiльно (як, мiж iншим, i §§ мати при написаннi "Дебори"). Зокрема, вiн зауважував, що у Лесi Укра§нки "Далiла не менша, а навiть бiльша патрiотка вiд Самсона", але ж "оригiнал нiчого про це не знає"! Вiдтак уже при написаннi "Самсона" зовсiм юна поетка вийшла за рамки узвичаєного, здолала межi канонiв. Вона показала, що не сприймає раз i назавжди встановлених норм, зразкiв, вiдкидає будь-якi табу. Свiт [не говоря уже о Священном Писании. - Авт.] вона хоче й буде мiряти сво§м власним мiрилом, вiдтворюючи все тiльки так, як §й однiй i дано бачити сво§м неповторним поглядом. Усiєю своєю подальшою творчiстю вона доведе, що лiтература - не iсторiя, де треба прагнути найточнiшо§ реконструкцi§ фактiв. У лiтературi не може бути протипоказань. Усе навколо - лише матерiал, з яким митець може поводитись як душа бажає" (7, 159).

Т. о., Украинка вовсе не одинока: не только ей начхать на Библию и ее содержание. Но к биографу возникают кое-какие вопросы. Ее загадочные фразы интригуют: "У лiтературi не може бути протипоказань". Что бы это значило? "В литературе не может быть противопоказаний". Противопоказаний к чему? К оперативному вмешательству или к медикаментозному лечению? А может быть - к физиотерапии? Ну хорошо: противопоказаний быть не может. А показания бывают? Внести некоторую ясность помогает Интернет.

Оказывается, Мария Степановна Кармазина - не просто биограф, а еще кандидат исторических (отсюда характерное отношение к истории) и доктор политических наук. Самые неблагодарные студенты Киево-Могилянской академии жалуются: "суб"єктивiзм тут аж пре", "злiсна баба", "скажена, несправедлива i хвора на всю голову"; а благодарные хвалят: "отличнейший специалист! сама до сих пор в поте лица трудится над познаванием сфер, неведомых ей...". Из написанного ею в области социально-политической истории обращает внимание монография "Президентство: укра§нський варiант" (К., 2007). В эпиграф автор вынес крик души: "О роде суєтний, проклятий, / Коли ти видохнеш? Коли / Ми дiждемося Вашингтона / З новим i праведним законом?" (Т. Шевченко). Если вспомнить, что 20 лет назад население Украины составляло 52, 2 миллиона человек (а сегодня уменьшилось на 7 миллионов), то Вашингтон уже, видимо, на подходе. Мечты сбываются. Говоря о "политической науке", нельзя не вспомнить о политической практике. Припоминается известный депутат с такой же фамилией, который в роли штатного "защитника отечества" с утра до вечера поучает всех и вся. И сколько раз на всю страну заявлял он о своем христианстве. Так научил бы Марию Степановну, как обращаться с Библией. Ведь бедная женщина "сама до сих пор в поте лица трудится над познаванием сфер, неведомых ей". Впрочем, у таких людей (совсем как в литературе) не может быть противопоказаний. У них - только показания. Дело Украинки находится в надежных руках.                 

         

                                         1.6. Одержимая.

Поставлена непростая творческая задача: похулить Бога, апостолов, святых - и при этом сохранить чувство собственного нравственного превосходства над ними. Как это возможно? У Шевченко получалось легко. Например, в поэме "Неофiт" (1857) автор "настойчиво" искал ответ на вопрос "за что распят Христос". Искал, конечно, безуспешно. Потому что вопрос неправильно поставлен: не "за что" (никакого греха за Спасителем не числится), а "для чего" (Он добровольно пошел на крест ради людей, для спасения каждого). Не найдя несуществующего ответа на свой "хитрый" вопрос, поборник справедливости с чувством праведного гнева обрушивается с бранью на "виновников":

                   За що? Не говорить

                   Нi сам сивий верхотворець,

                   Нi його святi§ -

                   Помощники, поборники,

                   Кастрати нiмиє!

Таким же образом действует Украинка в драматической поэме "Одержима" (1901). Ее героиня якобы любит Христа больше всех прочих. И на этом основании проклинает всех остальных. "Берег понад озером Гадаринським... Мiрiам, "одержима духом", в глибокiй тузi блукає помiж камiнням понад берегом, далi зiходить на шпиль скелi i дивиться не на берег, а в глибину пустелi, вона бачить там когось удалинi".

В Евангелии (Лк. 8:30) сказано, что в земле Гадаринской Иисус изгнал легион бесов из бесноватого (это место Достоевский сделал одним из эпиграфов к роману "Бесы"). В поэме "одержима духом" (каким?) смотрит на Спасителя и жалеет Его:

                            ...О, яка ж то кара

         Месiєю, що свiт рятує, бути!

         Всiм дати щастя i нещасним бути,

         Нещасним, так, бо вiчно одиноким.

         Хто мiг би врятувать його самого

         Вiд самотини, вiд страшно§ слави?

"Страшная слава"... Это про кого? Неужели про Спасителя? Для кого же "страшная"?

А Его "одиночество" существует, конечно, только для тех, кто не воспринимает всерьез Его слов: "Я и Отец - одно" (Ин. 10:30).

Он спрашивает: "Ти прийняла мо§ слова?.. I вслiд §х пiдеш?". Ответ отрицательный:

Вони слiдом за мною пiдуть всюди,

волаючи: "Ти йдеш в неправу путь!"

Месiя:        Уперта рiч твоя, ти мов рабиня,

         що знає волю пана i не слуха.

         Таких рабiв сувора кара жде.

         ...У тебе мало вiри. Якби ти

         хоч зерня вiри мала...                    

Далее она описывает Ему всю черноту своей души:

... Учителю, вона чорнiша,

нiж хата-пустка, що пiсля пожежi

чорнiє порожнечею. Вода

тво§х речей, цiлюща та живуща,

душi моє§ виго§ть не може.

Вода боронить вiд огню живого,

згорiлу ж хату дарма поливати. 

Христа она якобы любит. И именно поэтому не может любить людей: это выше ее сил.

Мiрiам:      Мушу всiх любити?

Месiя:                 Так, всiх.

Мiрiам:      Всiх, крiм тебе, - се можливо.

Але тебе i всiх - се понад силу.

Та за що ж, за що ж маю §х любити?

Сконструирована ложная дилемма: или любить всех людей, кроме их Спасителя; или любить Спасителя, но только не тех, кого Он спас. "Третьего не дано". А если так: любить и Его и тех, кого Он спасает? Только это и возможно. Но автору нужно было нечто иное: возможность "во имя любви ко Христу" проклясть всех на свете.

Героиня предлагает Спасителю какой-то нелепый обмен: вместо своего собственного самопожертвования, спасающего всех людей, Он зачем-то должен взять в виде "выкупа" ее жизнь:

Мiрiам:      Якби ти хтiв прийнять вiд мене викуп,

щоб не лилась твоя святая кров!

Месiя:        Ти хочеш викупить мене?

(Мiрiам потакує мовчки головою). Даремне!

Мiрiам:      Нехай даремне! Та позволь загинуть

хоч не за тебе, то з тобою вкупi!

Месiя:        Вааловi дають даремнi жертви,

                   Я ж не приймаю §х                        

Христос учил апостолов: "Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мк. 8:33).

"Сатана" в переводе на русский язык означает враг. Мириам могла бы получить именно такой ответ. Вместо этого сконструированный атеисткой "месiя" говорит своей собеседнице нечто несуразное: "Нi, для тебе я не месiя. Ти мене не знаєш". Но Христос потому и Спаситель, что победил первородный грех Адама, т.е. всех и каждого человека, независимо от  того, знает тот Его или не знает. Автор этого не понимает и "месiя" у него превращается в карикатуру.

Христос никому не может уступить своего места, потому что они - люди, а Он - Богочеловек. Никто из людей не способен понести Его крест. Мириам этого не понимает:

Месiя:        Про царство боже на землi ти чула?

Мiрiам:      Та я ж тепер нiде його не бачу.

Месiя:        Ти дивишся й не бачиш, маловiрна.

 

Царство Божие находится перед ней, но она этого не понимает. Ее обуревают страсти:

Месiя:        Та що тобi спалило душу, жiнко?

Мiрiам:      Не знаю: чи ненависть, чи любов.

Месiя:        Кого ж ненавидиш ти?

Мiрiам:      Ворогiв...

Я вiд них далека, наче вiд єхидни.

Месiя:        Вони не вiдають, що творять.

Мiрiам:                                           I єхидна

Несвiдома, а всяк §§ розтопче,

як стрiне на шляху.                  

Всякий ли растопчет ехидну? А за что, собственно, ее топтать? Она ведь никого не трогает. Бедная ехидна...

Сначала ненависть одержимой направляется на врагов Христа:

Мiрiам:                        ...проклята я навiки,

бо я любить не вмiю ворогiв.

О, кожний тихий усмiх фарисея

для мене гiрш вiд скорпiона злого.

Менi бридка не так сама отрута,

Як все оте гнучке, пiдступне тiло.

Я вся тремчу, коли його побачу.

В мо§х очах я чую збро§ полиск,

в мо§х речах я чую збро§ брязкiт,

так я озброєна в свою ненависть,

як вартовий коло царсько§ брами,

що радий вихопить на кожного свiй меч,

хто тiльки зле замислить на владаря.

А затем ее ненависть обращается и на всех апостолов. Но для этого нужно немного подкорректировать Евангелие, где сказано: "Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать" (Мк. 14:33). В поэме читаем: "Гетсиманський сад. 12 ученикiв сплять непробудним сном". Иуда, видимо, спал вместе со всеми. Не спится только главной героине:

Мiрiам:                                  ...Моя душа

тепер чорнiша. Я тепер не тiльки

до ворогiв його ненависть маю,

але й до друзiв. О, до сих ще бiльшу!

Ви, сонне кодло! Свiтло опiвночi

не будить вас? Вам заграва кривава

очей лiнивих не здола розплющить?

Бодай вам вiчний сон налiг на груди

i зморою душив вас без кiнця!

Менi сто раз вiд вас милiшi гади,

бо в них таки, либонь, теплiша кров.

(З вiдразою вiдвертається вiд сонного товариства).

                                                                                     

Христос молится Богу Отцу: "Нехай мине ся чаша..."

Одержимая все это слышит и по тому же адресу вставляет свои пять копеек:

Саваоф! Чи й ся молитва

в сю нiч твого престолу не досягне?

Вовкам даси ти на поталу сина?

Спаситель завершает свою молитву всецелым согласием с волей Отца: "Але хай буде так, як ти бажаєш, а не як я". Для одержимой же (вместе с ее автором) это только повод поставить под сомнение милосердие Бога Отца: "Сам Вельзевул, напевне, почув би милосердя". Да уж, милосердие Вельзевула общеизвестно. Если замысел Бога Отца (и согласного с Ним Сына) превышает понимание одержимой, то это еще не повод ставить Вельзевула выше Творца. Но именно такую операцию и проделала Украинка с помощью своей героини. Шевченко отдыхает.

Ни Богородица, ни Мария Магдалина не проклинали Бога Отца или апостолов. Мириам проклинает. Все потому, что она якобы любит Спасителя больше всех остальных (и на Небе, и на земле). В этом мы должны поверить на слово автору.

Мiрiам:      Я обiзвусь... Нi, голосу не стане.

Коли ж i стане, дико забринить,

немов шакала голос опiвночi,

бо туга стиснула за серце... Я не можу,

не можу бачити сього! Прощай!

ох, Мiрiам, ти проклята вiд бога.

Чтобы не видеть страданий Спасителя, она уходит и возвращается уже после казни: "На Голгофi. Нiч. Три хрести з розп"ятими, все мертвими. Мiрiам сама пiд хрестом Месi§". Она беспардонно оттирает всех по воле автора, который не церемонится с Евангелием, в котором сказано: "Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых. Когда же настал вечер, пришел богатый человек и Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И взяв Тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился" (Мф. 27:60).

Однако Евангелие во внимание не принимается. Вместо него были созданы оптимальные условия для монолога, в котором одержимая  проклинает всех и вся. Ей приписывается любовь большая, чем у Бога Отца, Богородицы и всех учеников вместе взятых:

                   ...Я не можу §м простить за нього.

                   Я всiх i все ненавиджу за нього:

                   i ворогiв, i друзiв, i юрбу,

                   отой народ безглуздий, що кричав:

                   "Розпни його, розпни!" - i той закон

                   людський, що допустив невинно згинуть,

                   i той закон небесний, що за грiх

                   безумних поколiннiв вимагає

страждання, кровi й смертi соромно§

того, хто всiх любив i всiм прощав...  

Здесь требуется комментарий из Закона Божьего: не "за грiх безумних поколiннiв", а за первородный грех всех людей, начиная с Адама (что в переводе с древнееврейского означает "человек"). Подвиг Спасителя состоит не в том, что Он "всiх любив i всiм прощав", а в том, что Он полностью выполнил волю Отца и тем победил смерть, искупив первородный грех. Но для нее:

...Умер вiн, зраджений землею й небом,

як завжди, одинокий. А тепер

я тут сиджу, як завжди, одинока,

даремнi сльози ллю i проклинаю

все те, що вiн любив, i з кожним словом

все бiльш надiю трачу на рятунок.

...Тут завтра прийдуть тi прихильнi друзi,

що тричi одрiкалися вiд нього,                    олько Петр]

i та родина, що нiколи в ньому                    [ и правильно:

не бачила пророка ; прийдуть, здiймуть    Он не пророк]

його з хреста, - бо вже ж вiн неживий             

i бiльше мучитись за них не може, -

покроплять млявими слiзьми й лагiдно

спов"ють у хусти, понесуть покiрно

пiд наглядом ворожих воякiв,

сховають у печерi й розiйдуться.

А може, потiм зiйдуться докупи

тепленьким словом згадувать про того,

про кого за життя так мало дбали!

Ох, як би я тепер хотiла кинуть

отрутними словами §м в обличчя

немов гарячим приском! Хай би очi

§м випекло, тi очi безсоромнi,

що смiли тут дивитися на муку

того, чийого всi не вартi мiзинця!

...Я прокляла себе i душу,

ту душу, що не хтiв прийнять Месiя

собi на жертву. Де ж ще бiльше горя,

як не могти вiддать за друга душу?

Спаситель принес себя в жертву за каждого из людей. Поэтому никто из людей не может принести себя в жертву вместо Него. Человек может только взять свой посильный крест и идти за Ним. Что и сделали апостолы: все они приняли мученическую смерть, выполняя волю пославшего их после Своего Воскресения Иисуса Христа. Однако воскресший Спаситель героиню с ее немыслимой любовью почему-то совершенно не интересует:

Йоганна:   Месiя наш воскрес!

Мiрiам:      Отже, в вас надiя,

що є кому i друге кров пролить,

як прийде знову час!

(Гiрко смiється).

         А я не вiрю,

щоб вiн воскрес, бо ви його не вартi!

Йоганна:   Вiн не вважав, чи вартий хто, чи нi.

Мiрiам:      Се правда! Вiн нiколи не вважав

на те, що з вас нiхто його не вартий.

I все-таки не вiрю, що воскрес вiн.

...Для се§ само§ юрби воскреснуть?

На се, либонь, не стало б i Месi§!

Ей подтверждают: да, Он воскрес. Но ее интересует вовсе не встреча с "горячо любимым", а что-то совсем другое.

Мiрiам:      Що, батьку,

чи правду кажуть, що воскрес Месiя?

Старий:     Так правда, як i те, що вiн пролив

за всiх нас кров свою святу, невинну.

Мiрiам:      Вiн не за всiх пролив. Неправда, значить.

Старий:     Як не за всiх!

Мiрiам:      За мене вiн нi краплi не проливав...

Старий:     (зо страхом) Хто ти така?

Мiрiам:      Я? "Одержима духом"!

Старий:     Благай Месiю, що зцiлив тебе

i визволив вiд того злого Духа

святою силою своє§ кровi й тiла.      

А вот на это одержимая не согласна категорически:

                   ...Чи в огнянiй геєнi,

чи в темрявi без краю доведеться

менi на вiк вiкiв з душею пробувати,

та радощi моє§ не зруйнує

сам князь темноти, радощi вiд того,

що на менi не важить кров Месi§,

що вiн §§ за мене не пролив

анi краплини.

Старий:     Як могло те статись?

Мiрiам:      Ненависть врятувала вiд грiха.

Старий:     Кого ж ненавидиш?

Мiрiам:      Всiх вас, себе i свiт.

Старий:     За тебе теж пролита кров, та дармо,

                   бо ти не прийняла святого дару.      

"Богословский" диспут закончен. Неправы оба. Ибо печать первородного греха имеет на себе каждый смертный человек - хочет он того или нет. Спаситель искупил первородный грех. Поэтому воскреснет каждый - хочет он того или нет. И не принять "святого дару" не получится ни у кого. Ни один из героев Украинки, ни все они вместе со своим автором не могут отменить того факта, что Спаситель спас каждого. Только одержимая может радоваться и тешить себя мыслью, что ее "ненависть врятувала вiд грiха". В смысле: от спасения.

Не веря ни в спасение, ни в воскресение Спасителя она, тем не менее, пугает Им римлян:

Мiрiам:      ...Нехай там стережуться цар, i цезар,

i весь синедрiон, пекельна рада!

Преторiанець:    (хапає §§ за руки, киває на слугу)

                   А дай шнурка, ми спутаємо кiзку,

                   щоб не брикала дуже.

Мiрiам:                        Що? В"язати?

           (зручно нахиляється, бере камiнь i пускає в голову слузi)

                   Хоч одного, та все ж покарбувала!

(Слуга одною рукою обтирає кров, а другою помагає в"язати Мiрiам)

                   Хотiла б я всю вашу кров пролити,

                   вiддячити за жертву... О, будьте проклятi!

Слуга:       Хто?

Мiрiам:               Всi ви! Цезар,

                   синедрiон, i цар, i весь народ!

                   ...Я проклинаю вас прокльоном кровi!

Слуга:       Що суджено клянучому?

Голоси в юрбi:                      Камiння.

         (люди набирають камiння i з диким ревом кидають на Мiрiам)

Мiрiам:      Месiє! Коли ти пролив за мене

                   хоч каплю кровi дарма... Я тепер

                   за тебе вiддаю... життя... i кров...

                   i душу... все даремне!.. Не за щастя...

                   не за небесне царство... нi... з любовi!

         (Падає пiд градом камiння).                  

Для атеиста непонятно, что Царство Божие - это совершенное единение с Богом. А "Бог есть любовь" (1 Иоан. 4:8). И вот якобы "з любовi" героиня отказывается от Царства Божия. Пойми, кто сможет. Каким же духом была одержима Мириам? Понятно, что не Святым Духом. Отсюда становится понятна хула на Бога Отца и на всех, кто составил христианскую церковь (Тело Христово).

Как известно, поэма была написана за одну ночь. Эту ночь Украинка провела у постели умирающего от чахотки С. Мержинского. Именно в ночь его смерти она занималась своим "богословием". Каким же духом вдохновлялось это творчество?

Взгляды автора не очень отличались от взглядов героини. Она неплохо относилась к своему "лирическому герою". Потому что одержимая героиня поэмы - это второе Я автора. Она писала А. Крымскому: "Коли що надається до щиро§ iдеалiзацi§ в первiсному християнствi, то... те нове для античного аристократичного свiту почуття всепрощаючо§ симпатi§, що так красило вiдносини Христа до його зрадливих i тупих ученикiв (не один класичний фiлософ не простив би в такому становищi сво§м друзям)". Разумеется, разделить это чувство "всепрощающей симпатии" она была не в состоянии. Потому что в Бога не веровала.

Мержинский - это "росiйський соцiал-демократ, пропагандист марксизму в Києвi i Мiнську". Когда он смертельно заболел, друзья-марксисты тут же испарились. Украинка вспоминала: "найближчi приятелi мого нещасного друга боялись "розстро§ти собi нерви" його видом". Их общей знакомой она писала: "Из всех его старых друзей только Вы одна относитесь к нему так, как следует другу, иные же... но лучше я не буду говорить о них, иначе много может вылиться горьких и бесполезных слов. Не только друзья, но и шапочно знакомые люди могли бы выказать больше человечности и внимания к такому бесконечно несчастному человеку, как Сергей Константинович. Сколько камней было брошено! Сколько проповедей произнесено! И как немного сделано для помощи и нравственной поддержки".

Приближаясь к смерти, он начал думать о судьбе своей бессмертной души. Но разве с такими друзьями (и подругами) пробьешься к Богу? Разве они дадут? "Я часто не узнаю теперь своего друга, так он бывает странен, как будто даже отчужденность какая-то чувствуется. Я искала этому причин в его, откуда-то теперь явившейся (конечно, от болезни) религиозности, проявляющейся и в бреду, и наяву, но он сказал мне вчера в одну минуту просветления: "Это отчужденность смерти, других причин не ищите". Да, конечно, он прав. Он теперь уже совсем "не от мира сего"". Да, разбойнику на кресте было легче пробиться к Христу: приятели не мешали. Самые сердобольные из них могли и убить:  "В последний день я не стала бы удерживать его при жизни, если бы даже это было в моей власти; только присутствие его родных мешало мне впрыснуть ему морфий (меня упорно преследовала эта отчаянная мысль), если бы только я могла, я дала бы ему Gnadenstoss, - Вы знаете, что это такое?". К счастью, рядом с больным находились родственники, а не только подруга. Поэтому он и не получил того "удара милосердия", которым победитель добивает побежденного.

Почему же эта любовь выражалась в такой необычной форме? Потому что с детства ее саму любили именно так. Олена Пчилка писала Ивану Франко о своей дочери: "По-моєму, не велику прислугу роблять надто недолугим дiтям, коли, так сказавши, силою затримують §х при життi. Принаймнi я, дивлячись на Лесю, не раз i не два винуватила себе, що виратувала §§, коли вона дуже слабувала на першому роцi життя. О, моральнi слабостi. Чи ж смерть не була б кращею долею, нiж теперiшнє є§ життя, котре i у не§, i у всiх найприхильнiших до не§ людей будить тiльки тяжкий жаль". Уже взрослая дочь писала своему брату о материнской любви: "Шкода менi тiльки тебе, що тебе от уже з рiк раз у раз "дерев"яною пилою пилять", за се я часами почуваю немов якусь уразу до мами, хоч знаю, що вона не винувата. Що ж, коли у не§ такий сей фасон любити, що вона безпощадна до того, кого любить". Сестра Ольга писала о матери: "добра загалом, але могла бути жорстокою i то навiть, або й особливо до тих людей, що §х сильно любила"" Именно такой же "фасон любити" был и у самой Украинки. В ее произведениях он встречается снова и снова.      

В ночь смерти своего бедного друга, вместо молитвы об умирающем, она неутомимо занималась творчеством: мастерила свою бесноватую Мариам, которая проклинала всех и вся. А позже похвалялась перед Иваном Франко: "Я §§ в таку нiч писала, пiсля яко§, певне, буду довго жити, коли вже тодi жива осталась. I навiть писала, не перетравивши туги, а в самому §§ апогею. Якби мене хто спитав, як я з того всього жива вийшла, то я б теж могла вiдповiсти: "J"en ai fait un drame..."". Последние слова известного французского драматурга в переводе означают: "Я з того створила драму...". Я, я, я, я...

В этом же письме, помимо прочего, отрицается сама возможность чудес (что естественно для атеиста) и предлагается их "разгадка": "Я думаю, що, коли по наказу тавматургiв (чудотворцiв): "Встань i йди!" - мертвi i хворi люди справдi вставали i йшли, то, певне, вони не були мертвi i такi хворi, як здавалось. I хто марить для себе про таке чудо, то чи не єсть то якесь несвiдоме почуття, що йому справдi досить тiльки почути слова: "Встань i вийди!", щоб встати i вийти?". Вот и все чудеса. Т. е., никаких чудес вовсе нет. А есть только внушение, гипноз, самовнушение, психотерапия и прочие проявления бессознательного. Где Ницше с Марксом, там и Фрейд недалеко.

Итак, задание успешно выполнено: под предлогом любви к Христу в поэме "Одержима" возведена хула на Бога Отца, а также - на всех людей, включая Богородицу, апостолов и т. д. Без поношений остался только Иисус. Но это непорядок. А как бы похулить и самого Спасителя? Здесь также пути были проложены давно. Еще Шевченко (ее высший авторитет) писал: "Наробив ти, Христе, лиха!"

 

1.7. Обвиняется Спаситель.

Как же обосновать, что Иисус "наробив лиха"? Нет ничего проще. Людей (Богородицу, апостолов, святых и всех вообще) можно поносить под предлогом любви к Христу. А Спасителя всех людей - под предлогом любви к людям. Что и было сделано в произведении "Прокляття Рахiлi" (1898). В черновике оно называлось "Легенда", а затем было переименовано в "Апокриф". Но апокрифом называется дошедшее до нас из прошлого неканоническое описание Священной Истории. В данном же случае перед нами просто выдумка атеистки.

Всем известен виновник избиения младенцев. Ирод приказал их убить, чтобы среди них истребить и младенца Иисуса. Но святому семейству удалось бежать в Египет. "Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное чрез пророка Иеремию, который говорит: "Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет"" (Мф. 2:18).

В книге пророка Иеремии читаем: "Так говорит Господь: голос слышен в Раме; вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, ибо их нет. Так говорит Господь: удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, и возвратятся они из земли неприятельской" (Иер. 31:16).

Чтобы приписать свои богохульные слова Рахили, автор вызывает ее из преисподней ("шеол"):

           Скрiзь голосiння, плач i крик великий,

           Риданням Iудея пойнялась,

           В Шеолi темному озвався гомiн дикий,

           I давняя Рахiль iз гроба пiдвелась,

           По дiтях страчених вона ридає,

           Прокляття, скарги, мов пожежi дим

           Знялись до неба...

"Давня Рахiль" не может рыдать о "страчених" детях, потому что ее дети попали в Вавилонский плен, а Бог обещает их возвращение из плена: "И есть надежда для будущности твоей, говорит Господь, и возвратятся сыновья твои в пределы свои" (Иер. 31:17).

Кого же обвиняет эта сконструированная Украинкой "Рахиль"? Может быть Ирода? Но в произведении даже имени этого нет. Для всех людей слово "ирод" давно стало нарицательным, обозначая крайнюю степень богоборчества и человеконенавистничества. Здесь же в преступлениях Ирода устами героини (и ее автора) обвиняются Бог Сын и Бог Отец:

                  Месiя! Що йому до нашо§ недолi?

Вiн пан землi, безсмертний божий син.

Мо§ сини в понурому Шеолi,

Не вернеться вже звiдти нi один.          

Для того Христос и пошел на крест, чтобы воскресли все. Но "Рахiль" с упорством, достойным лучшего применения, гнет свое:

                  Нiхто §х звiдти визволить не може, -

Важкий, холодний сон налiг на груди §м...

Ягве, страшний Ягве! Таємний Єлогiм!

Адона§-Шадда§, грiзний боже!

До тебе я за помстою вдаюсь,

Тобi я, тiнь ображена, молюсь!

Нiхто не може лiтери змiнити

Тво§х мiцних одвiчних установ,

Чотирнадцять колiн заледве може змити

Пролитую безвинно людську кров, -

Дивись, тепе𠧧 пролито цiле море

Для того, щоб живим зоставсь один!

За кров дiтей мо§х, за материне горе

Нехай заплатить сей, Марi§ син!

Бо коли нi, то в день страшного суду

На Йосафатовi долинi стану я

I перед зборищем мерцiв волати буду:

Себе суди, неправий судiя!..            

И без ее директив Спаситель по своей воле взошел на Голгофу для искупления греха Адама и всех "адамов" вообще (это слово в переводе с еврейского означает просто "человек").

А кликушество продолжалось... "Рахiль" Украинки в знак кровной мести проклинает Вифлеемскую звезду и младенца Иисуса:

На зiрку глянула з ненавистю Рахiль,

Блiдi§ руки здiйняла з грiзьбою:

"Гори, проклято зiрко! На сто миль

Марi§ й синовi освiчуй путь собою.

Марiє, радуйся! Твiй син, твоя любов,

Живий у захистi, та прийде та година,

Даремне згине так твоя дитина,

Як сi мо§ нащадки. Кров за кров!"

Для христиан Христос распят и воскрес в третий день ради всех, в том числе и ради убитых Иродом младенцев. Считать же, что Спаситель "даремне згине", могут только нехристи. В том числе сочиненная "Рахiль" вместе с ее безбожным автором.

Таким образом, свою порцию оплеух получили все, причастные к возникновению Церкви Христовой. Все - кроме Иуды. Ему предоставляется последнее слово. Но вовсе не для оправданий, а для обвинений. Кто же провинился перед Иудой?

 

1.8. Оправдывается Иуда.

Писание гласит: "Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав Кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взявши сребренники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделавши же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; Посему и называется земля та "землею крови" до сего дня" (Мф.27:3-5).

Но Украинка сочинила другого "Иуду", который вовсе не удавился. На деньги, вырученные за кровь Христа, он купил себе участочек земли и трудится, не покладая рук. Не только он ни в чем не раскаялся, но и раскаиваться ему не в чем, поскольку Спаситель сам виноват перед ним. Проходящему мимо паломнику рукотворный "Иуда" излагает свою драматическую историю и разворачивает такой образ "Христа":

                  Вiн був такий, як всi! Авжеж, як всi!

Не кращий анiтрошечки! Любив вiн

вино i пахощi. Любив, щоб завжди

жiнки йому вродливi слугували, -

вони за ним ходили цiлим роєм,

а вiн §м дозволяв, щоб ноги мили

йому коштовним нардом i волоссям

розкiшним, як буває у блудниць,

вони йому тi ноги витирали.

О, ти його не знав!

Поскольку скромному "Иуде" все эти излишества не нравились, он ходил с печальным видом. Заметив отсутствие радости во взоре, в ответ на такую неслыханную дерзость, "Христос" развязал против честного юноши клеветническую кампанию:     

Либонь, не райське щастя вiдбивалось

         в мо§х очах! Учитель те завважив.

         Вiн звик, щоб ми, як песики, лагiдно

         йому дивились в вiчi та ловили

         його слова. I вiн мене почав

         словами дошкулять. Напроти мене

         вiн байку склав про гостя, що понурий

         та нечупарний втисся на весiлля

         i з соромом був вигнаний. Дедалi

         про зрадникiв почав заводить рiч:

         чи руку покладу на стiл - вiн каже:

         "Ось зрадницька рука побiля мене";

         чи хлiб у страву я вмочу - знов слово:

         "Сьогоднi зрадник хлiб вмочає з нами",

         було, не дивлячись на мене, каже,

         мов ненавмисне, але всi навколо

         на мене витрiщалися одразу,

         неначе я одмiнок був мiж ними.

         (Задумується. Потiм здiймає голову вгору.)

         Що вiн посiяв, те й пожав! Сам винен!

         (Знов задумується. Раптом шпарко, напосiдливо.)

         Нiчого в свiтi я не мав, крiм нього, -

         хiба ж не мав я права знов змiняти

         його на те добро, що я втеряв

         з його причини?                              

Но паломник вместо ответа проклинает "Иуду": "Геть вiд мене, сатано! Будь проклят!.. Тебе убити мало! (Здiймає камiнь i кидає на Юду, але камiнь не долiтає до Юди...)".

Финал: "Юда сто§ть хвилинку, стиснувши голову руками, далi стукає себе кулаком по головi, хапає мотику i, не розгинаючись, не втираючи поту, працює до нестями". Так заканчивается поэма "На полi кровi" (1909). И что характерно: в ней нет ни слова о Воскресении Христа. Поскольку драматургом был "Иуда", то и "Христос" у него был соответствующий. Ни для такого "Иуды", ни для его создательницы Воскресения просто не существовало.

Зеров так писал о ее псевдохристианских творениях: "Вiн не завжди простий, цей зв'язок мiж укра§нським життям i не укра§нськими на перший погляд персонажами цих поем, не завжди видко цю "передачу", цей пас, що сполучає укра§нськi враження поетки з великим колесом §§ творчостi, - але уважному читачевi не так тяжко вiдчути його в "Руфiнi i Прiсциллi" i в "Адвокатi Мартiанi", i в "Оргi§", i навiть у тверезому, статечному Iудi ("На полi кровi"), що зрiкся матерiальних достаткiв для велико§, хоч i чисто земно§ цiлi, але, побачивши, що його надi§ покладено на людей мрi§, не акцi§, на владик "не з цього свiту", - просто й хазяйновито "продає" §х, щоб повернути собi хоча б частину свого добра й господарського спокою". Кого продал "тверезий" и "статечний" Иуда, всем хорошо известно.  

 

                                     1.9. Против Церкви Христовой.

В день Пятидесятницы после сошествия на апостолов Святого Духа образовалась Церковь Христова, которая являет собой Тело Христово. За первые триста лет своей истории Церковь претерпела десять натисков гонений со стороны язычников, но, проливая  только свою собственную кровь, распространялась все дальше. Вот она-то и стала объектом яростной критики со стороны Украинки. Обычно критики Церкви начинают обличать ее грехи, приобретенные с IV века после обретения ею статуса государственной. Но Украинку не устраивала Церковь как таковая, начиная уже с I века, с века апостолов. Ее обличению была посвящена драматическая поэма "У катакомбах".

Спаситель послал апостолов: "Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь" (Мф. 28:20). Апостолы шли, основывали христианские общины, рукополагали епископов и уходили дальше. А епископы совершали богослужения и таинства, рукополагали священников и руководили общинами. В случае гонений епископы, которые были на виду, становились первыми жертвами за Христа. Именно их и берет на мушку Украинка.

А. Крымский вспоминал: "Я не наважусь назвати iншого письменника, який би з такою вiдповiдальнiстю ставився до своє§ працi, як Леся Укра§нка. Вона готувалася написати драми "У катакомбах" i "Адвокат Мартiан" i звернулася до мене з просьбою дати §й кiлька наукових праць, де можна було б ознайомитись з християнським пiдпiллям, з розвитком влади митрополитiв, коли §х переслiдували. Я послав §й спецiальну дисертацiю Гiдулянова "Развитие власти митрополитов в первые три века христианства"" (цит. по: 8, 164).

Но отыскать компромат на первых христианских епископов оказалось не просто. "Леся Укра§нка ґрунтовно вивчила цю велику дисертацiю, а потiм пише менi: "Це мене не задовольняє. Менi потрiбнi оригiнальнi документи". А вона знала класичнi мови - латинську, грецьку. I писала що саме §й треба дiставати. Я послав §й ще величезну дисертацiю Олара "Переслiдування християн Римською iмперiєю", написану французькою мовою, - товста книга. Поетеса мiсяцiв два читала §§ i знову пише, що не може тiльки розвiдкою обмежитись" (там же).

Конечно, не могла. Потому что требовались не многочисленные факты преследований христиан, а демонстрация "розвитку влади митрополитiв, коли §х переслiдували". Поэтому поиск настойчиво продолжался. "Вона замовила ще ряд книжок. Я §й цiлу бiблiотеку послав. Вона всi цi книжки уважно перечитала. Якби який-небудь приват-доцент стiльки прочитав, скiльки вона! А вона стiльки працювала лише для того, щоб написати двi коротесенькi одноактовi драми. Без перебiльшення можу сказати, що Леся Укра§нка була справжнiм ученим, дослiдником" (там же).

В итоге всех "дослiджень" обнаружилось именно то, что автор задумал с самого начала: "Студi§ потвердили менi тiльки те, що я давно думкою почувала, тiльки не могла фактами доказати". Интуиция художника - великая вещь (что-то вроде "классового чутья" у пролетария). Так родилась драма "У катакомбах". Нет таких крепостей, которых бы не взяли "научные" атеисты. Главный герой поэмы - это alter ego автора. Она назвала его "неофiт-раб". На самом деле никакой он не неофит. Ибо слово это в переводе означает "новообращенный в христианскую веру". А как раз христианской веры у него нет и никогда не было:

Своє§ кровi я не дам нi краплi

за кров Христову. Якщо тiльки правда,

що вiн є бог, нехай хоч раз проллється

даремне божа кров i за людей.  

         Ни капли крови Спасителя не пролилось "даремне". Это так хотелось бы бесноватым.  Один из них (как и его автор) отрицает всех "богов":

      Менi дарма, чи бог один на небi,

      чи три, чи триста, хоч i мiрiади.              

Христу он противопоставил другой идеал: "титана" из языческой мифологии:  

    &bbsp;    Я честь вiддам титану Прометею,

         що не створив сво§х людей рабами,

         що просвiтив не словом, а вогнем,

         боровся не в покорi, а завзято,

         i мучився не три днi, а без лiку,

         та не назвав свого тирана батьком,

         а деспотом всесвiтнiм, и прокляв,

         вiщуючи усiм богам погибель.             

         Кстати, о Прометее. Сестра Ольга вспоминала: "Образ Прометея Леся збожнювала з раннього дитинства, коли зачитувалася з братом грецькими мiфами. Вона дивувалася, що "не утворилося релiгi§ промете§стiв". Адже Прометей, на Лесину думку "був божественним альтру§стом, бо хоч знав, що вiчно буде мучитись за те, однак принiс людям божий вогонь"" (11, 28). Как известно из греческой мифологии, Прометей вообще не был богом. Т. о., ребенок желал какой-то небывалой религии. Но и взрослая женщина недалеко ушла от детских желаний. Зеров писал: "Промете§вськi тиради розгортаються таким чином в цiлу релiгiю промете§зму, що протиставляє християнському лицемiрному опортунiзму бунтарство, покорi - гордiсть, авторитету громади - смiливу людську iндивiдуальнiсть. Той самий конфлiкт мiж громадянством i одиницею бачимо i в другiй пiзнiшiй драмi - "У пущi". I тут Леся Укра§нка так само воює во iм'я промете§зму з християнською покорою, владою громади (общини), з цiлим християнським свтоглядом...I в бiльшостi сво§х драм Л. Укра§нка з'являється поетом iндивiдуальних змагань, краси i сили промете§вськи настроєно§ одиницi. Недарма i Дм. Донцов в сво§й статтi назвав §§ поезiю "поезiєю iндивiдуалiзму"...Промете§зм "Катакомб" i антихристиянськi настро§ раба-неофiта були б прегарно доповненi "Руфiном i Прiсцiллою", а образи перших приклонникiв Христа, що "борються в терпiннi i покорi", замкнулися портретом мученика обов'язку  - "Адвокатом Мартiаном"".

Таким образом, неустанной борьбой с христианством писательница занималась на протяжении всего творческого пути. "Неофiт-раб" в 1905 году говорит примерно то же самое, что молодая Украинка писала в 1894 году про всех богов "i Єгову, - вони вже вмерли, §х не оживить, - тепер уже пора змiнити мову". Прежде всего его интересует классовая борьба против рабовладельцев:

                   ...хоч на час, на мить

                   здолало жити не рабом злиденним,

                   а вiльним, непiдвладним, богорiвним,

                   то я щасливим i на смерть пiду,

                   i без докору на хрестi сконаю.              

Но если кто-то желает быть "богоравным", то по меньшей мере должен признавать существование Того, с Кем хочет равняться. Однако никакой логики здесь искать не приходится.

Сконструированный Украинкой "епископ" христианской общины констатирует тождество (на самом деле - совершенно произвольное) между библейским сатаной и античным титаном, бросившим вызов олимпийским богам:

                   Вiн поклонився духом Прометею,

                   а той єсть сатана, одвiчний змiй,

                   що спокусив на грiх i непокiрнiсть.

Помочь настырному одержимому довольно трудно. Поэтому "епископ" говорит:

                   Покиньмо нечестивця, одсахнiмось,

                   ходiм од зла i сотворiмо благо. 

         Тот ему в ответ:

                   А я пiду за волю проти рабства,

                   я виступлю за правду проти вас!

Таковы заключительные слова поэмы. "Проти вас" - означает против христиан, последователей Иисуса Христа, сказавшего: "Я есть путь и истина и жизнь" (Ин. 14:6).

Первая редакция поэмы заканчивалась просьбой "неофита" к одной христианке:

                   I знаєш, я хотiв тебе просити:

                   якщо я згину, спом"яни мене,

                   не словом голосним, а тихим серцем,

                   для мене стане се за царство боже

                   тут, на землi.                                       

В дальнейшем Украинка сняла сначала эти слова, а затем и всю сцену разговора с христианкой. Вместо нее была дописана короткая боевая концовка, призывающая к борьбе классовой и борьбе с христианством.

Роль христианства в истории освобождения человечества хорошо известна. Правда, современная Европа об этом не хочет ни знать, ни упоминать в своей конституции. Но Гегель в "Философии духа" (§482) справедливо писал: "Ставился вопрос, в чем лежит основание того, что в современной Европе исчезло рабство, и для объяснения этого явления привлекалось то одно, то другое особенное обстоятельство. Истинное основание того, почему в христианской Европе нет больше рабов, следует искать в принципе самого христианства. Христианская религия есть религия абсолютной свободы, и лишь для христиан обладает значимостью человек как таковой в его бесконечности и всеобщности; с того момент, когда индивидуумы и народы ввели в круг своего представления... понятие свободы, ничто другое не имеет такой непреодолимой силы именно потому, что свобода есть подлинная сущность духа, и притом как его действительность. Целые части света не имели этой идеи и не имеют ее до сих пор... Эта идея пришла в мир благодаря христианству, согласно которому индивидуум как таковой имеет бесконечную ценность, поскольку он является предметом и целью любви Бога и тем самым предназначен к тому, чтобы установить к Богу как к духу свое абсолютное отношение, дать этому духу поселиться в себе, другими словами, что человек в себе предназначен для высшей свободы".

Таково всемирно-историческое значение христианства. Но только не для Украинки. Она продолжает выдвигать все тот же, что и в юности, страшный компромат на христиан: они называют себя "рабами Божьими". Но, как известно, Христос сказал ученикам: "Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего" (Ин. 15:15). И если христианин называет себя "раб Божий", то это только вследствие своего собственного желания: он хочет подчеркнуть дистанцию, которая еще отделяет его (со всеми его грехами) от Того единственного, Кто без греха.

Еще христиане были "виновны" в том, что вслед за апостолом Павлом повторяют: "нет власти не от Бога" (Рим. 13:1). Да, повторяют. И правильно делают. Имеющий власть получил ее (вместе с бытием) от Бога. Но вовсе не для злоупотреблений властью, а наоборот: "Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее" (Рим. 13:3). Если же власть имущий делает зло, то это его грех и он за него ответит перед Господом, который сказал: "У Меня отмщение и воздаяние" (Втор. 32:35). Но "неофиту" и его создательнице не терпится: "Коли ж та помста?". Руки чешутся поквитаться с эксплуататорами здесь и теперь. До второго пришествия Христа они ждать не могут. Да и само второе пришествие их не интересует:

                   Про мене ж, хай воно й нiколи,

                  те царство боже, не приходить!

Христиане обвиняются в том, что главный герой пришел к ним

                   ...шукати правди, волi i надi§.

                   А що я в вас найшов? Слова облуднi

                   i марну мрiю про небесне царство

                   та про царя єдиного в трьох лицях,

                   що над панами нашими панує,

                   а §м дає над нами панувати

                   вiд першого до другого пришестя,

                   а може, й далi. Може ж, i по смертi

                   у тiм небеснiм вашiм царствi божiм

                   довiку буде так, як тут до часу, -

                   безплотнi душi вашi будуть вiчно

                   терпiти i "боротися в покорi". 

Поэтому вместо Царствия Божия он выбирает геену огненную:

                   Нi, далебi, не знаю, чи не краще

                   було б менi в самiй геєнi вiчнiй,

                   нiж у такому рабствi безнадiйнiм,

                   з якого й смерть вже визволить не може.

Когда епископ его прогоняет, то в ответ получает отказ. Уходить еще не время. Осталось найти виновных в грехах "неофита". Виноват в них, разумеется, не он. А кто? Правильно: христиане.

                   Нi, ти мене не смiєш проганяти,

                   бо я сюди прийшов по твому слову,

                   повiривши обiтницi лукавiй,

                   немовби тут знайду любов i спокiй,

                   i вiчнеє життя. А ви забрали

                   остатнiй спокiй i любов остатню

                   навiки отру§ли, i тепер

                   душа моя вмирає. Я не знав,

                   що значить грiх, я тiльки знав нещастя,

                   а ви мене навчили, що то грiх

                   i нечесть перед богом. Я був певний,

                   що смертю покiнчаються всi муки,

                   а ви менi вiдкрили цiле пекло

                   в просторi вiчностi за грiх найменший.

По этой же методе, помнится, Шевченко обвинял Бога в том, что поэт... проклинает людей и Бога:

                   Чому Господь не дав дожить

                   Малого вiку в тiм раю.

                   Умер би, орючи на нивi,

                   Нiчого б на сiтi не знав.

                   Не був би в свiтi юродивим,

                   Людей i Бога не прокляв!

Безбожный "неофит" заканчивает свой диспут с христианами :

                   Так чи не краще залишити мрi§

                   Про вiчне i пiти на часове,

                   замiсть агап - на оргiю криваву?

И отправляется на кровавую оргию. Время написания этого шедевра - 1905 год.

А. Крымский пытался было защитить первых христиан. Но получил категоричный ответ: "Власне, я давно вже думала, що теперiшня форма християнства є логiчним i фатальним наслiдком його найпервiснiшо§ форми. Я готова зробити Вам хiба одну уступку i то в такiй неуступчивiй формi: коли мiй єпископ нетипiчний для пересiчного християнина-мирянина перших вiкiв, так зате вiн зовсiм типiчний для тодiшнього єпископату. Вiдколи з"явився на свiт єпископат i першi початки церковно§ єрархi§, вiдтодi єпископи заговорили мовою мого єпископа, i задержалась ся традицiя аж до сучасного нам архiєрейства. Я не приймаю теорi§ Толстого i багатьох iнших, нiби теперiшнє християнство є аберацiєю, хворобою се§ релiгi§. Нi!".

Лев Толстой и многие другие критики христианства считали первых христиан наилучшими христианами. Но для радикальной атеистки христианство никуда не годилось уже с момента своего возникновения. "Доказательства" этому она легко находит даже в Новом Завете:

"...Нi!  В найдавнiших пам"ятниках, в "подiях апостольських", в листах апостола Павла, в автентичних фрагментах первiсно§ галiлейсько§ пропаганди я бачу зерно сього рабського духу, сього вузькосердого квiєтизму полiтичного, що так розбуявся дедалi в християнствi. Як хочете, але недарма в притчах i скрiзь у Євангелi§ так часто вживається слово "раб" i антитеза "пана i раба", яко єдино§ можливо§ форми вiдносин межи людиною i §§ божеством. Прочитайте листи апостола Павла (в данiм разi не важно, котрi з §х автентичнi, а котрi нi), i Ви побачите, що збудувалось на сiй антитезi i як хутко воно збудувалось".

Ну что же, почитаем апостола Павла. Это всегда полезно. В первом послании к Тимофею он пишет: "Верно слово: если кто епископства желает, доброго дела желает. Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, не сребролюбив. Хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо, кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? Не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с Диаволом. Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диавольскую" (1 Тим. 3:7).

Апостол Петр в своем первом послании ко всем христианам говорит: "Вы были, как овцы блуждающие (не имея пастыря); но возвратились ныне к Пастырю и Блюстителю душ ваших" (1 Пет. 2:25). Имеется в виду Христос как Пастырь добрый. Именно это и вызывает "обурення" Украинки:

"Ви уявляєте собi, що типiчний християнин тих часiв марив би, що всi стануть колись слугами Христа - чи се ж не все одно, що рабами? Чи ж не проти сього повстає мiй раб-промете§ст? Вiн зовсiм слушно думає, що поки будуть пани i раби (на землi чи на небi, все одно), доти будуть i посередники межи ними, дозорцi, економи i т.п. Що ж iдеальнiшого мiг йому виставити пересiчний християнин найперших, навiть, часiв, як не "єдину отару з єдиним пастирем", i як мiг вiдповiсти на питання про пiдпаскiв? Я думаю, - тiльки так, як вiдповiв єпископ. Моя поема вiдноситься до середини II вiку християнсько§ ери (або до друго§ половини його), а тодi вже вирiзнилась досить духовна тиранiя усяких пiдпаскiв божих - зоставалось тiльки будувати далi на прекрасно заложеному пiдмурiвку духовно§ темницi".

"Духовна темниця" - это Церковь Христова, которая была основана Спасителем и существует уже две тысячи лет благодаря живущему в Ней Святому Духу. И опять вспоминаются слова Христа: "Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению" (Мк. 3:29).

Письмо заканчивается так: "Мiй єпископ вигодуваний павлiнiанською традицiєю, як воно и справдi бувало в римському єпископатi тих часiв. Вiзьмiть котрого хочете з найдавнiших...".

"Павлiнiанська традицiя" заключалась в следующем. Апостол Павел, отправляясь в Иерусалим (где он будет арестован и лишен свободы вплоть до его казни в Риме), обратился к пресвитерам из Ефеса: "Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую он приобрел Себе Кровию Своею" (Деян. 20:28).

Апостолы Петр и Павел были казнены в Риме. А властолюбивый имський єпископат" продолжал действовать в том же ненавистном для Украинки духе:

Св. Телесфор (125-136 г.г.) был известен своим мученичеством;

Св. Сотер (166-175 г.г.) известен тем, что написал послание к Коринфской Церкви (поводом послужило оказание помощи беднякам и исповедникам, осужденным на каторгу);

Св. Виктор через христианку Марию, близкую к императору Коммоду, добился освобождения христиан, работавших на рудниках в Сардинии;

Дионисий Коринфский писал римским христианам около 170 года: "Издревле ведется у вас обычай оказывать всем братьям различные благодеяния и посылать вспомоществования многим Церквам".

Во внутреннем управлении римской общиной епископу содействовала коллегия пресвитеров (старейшин), которая вместе с ним председательствовала на собраниях, разбирала споры, привлекала новых последователей и обучала их. Как и в других общинах, диаконы и диаконисы занимались хозяйственными делами и благотворительностью. Епископ в первые века еще не возвышался над пресвитерами, как в последующие времена, а духовенство не обособлялось так резко от мирян.

Император Деций (249-251 г.г.), преследовавший христиан, говорил в это время, что охотнее потерпел бы в Риме претендента на императорство, чем одного епископа. Украинка, видимо, была того же мнения.

В каком же духе действовал римский епископат первых веков христианства? Что это был за дух? Очевидно, Дух Святой, которого Украинка и на дух не переносила. Профессор В.В. Болотов в своих знаменитых "Лекциях по истории Древней Церкви" писал: "В продолжении трех столетий на Римском Престоле сменилось двадцать восемь епископов, и ни один из них не помрачил славы своего православия. Были примеры, что они выступали с претензиями, которые встречали сильный отпор со стороны их современников, но - замечательная историческая случайность - то мнение, которое они отстаивали, в конце концов одерживало победу. Так было с вопросом о праздновании Пасхи, о дисциплине относительно падших, о крещении еретиков. Все это не могло не импонировать на весь христианский мир".

И все это не может импонировать на весь мир нехристианский. Украинка писала А. Крымскому о своей поэме: "Я занадто горiла, як §§ писала, i §§ iдея занадто для мене близька... Я Вам §§ згодом пришлю, а Ви менi потiм одiшлiть, тiльки дуже довго не тримайте, бо вона рветься в свiт, хоч i не знаю я, чи судиться §й побачити його хутко. Я §§ спиняти не буду, нехай летить, коли попи не з"§дять, бо вона на релiгiйно-соцiальну тему, ще гiрша вiд "Одержимо§"". Ну, это вряд ли. Обе хороши. Кстати о Крымском. Забужко со знанием дела констатирует: "з останнiм §§, з усього знати, єднала особлива "духовна приязнь", що змушує уважнiше поставитися до гiпотези С. Павличко про латентний гомосексуалiзм А. Кримського. Довiрча "iдеальна дружба" гетеросексуалок-жiнок з чоловiками-гомосексуалiстами - феномен, на сьогоднi добре вивчений у психологiчнiй лiтературi" (10). Наконец-то.

Письмо Крымскому было написано в ноябре 1905 года. Революция на подъеме. Украинка очень довольна: "Тим часом в поезi§ я тепер обдарована несподiваною гармонiєю настрою моє§ музи з громадським настроєм (се далеко не завжди бувало!). Менi якось не приходиться навiть нагадувати сiй свавiльнiй богинi про §§ "громадськi обов"язки", так обмарив §§ суворий багрянець червоних корогв i гомiн бурхливо§ юрби. Я навiть не розумiю, яка приємнiсть сiй громадянцi музi воловодитись тепер з таким недолугим створiнням, як я; на §§ мiсцi я вибрала б собi поета з такою геро§чною поставою, як В. Гюго, з голосом, як у Стентора, приставила б йому рупор до уст i гукала б через таке вдосконалене знаряддя моє§ волi на весь свiт".

В качестве усилителя планировалось использовать СМИ: "Тут у нас проектується аж три укра§нськi газети, то я, може, до котро§сь запряжуся, тодi вже кiнець волi!.. Вiзьму на свою долю, либонь, найчорнiшу роботу в мужицько-пролетарськiй укра§нськiй газетi, лишивши бiлу роботу чисто§ iдеологi§ в двох "iнтелiгентних органах" непоетам. Тако§ газети, до яко§ я хочу пристати, давно вже виразно просять "голоси з народу", навiть грошi той народ хотiв на те давати, значить, моя робота там вже безперечно "паразитською" не буде...". Письмо завершалось: "Знаю, що це зараз, як ляжу спати, будуть снитись менi червонi корогви, - переслiдує мене сей сон!..".

Несомненно, это было вдохновение. Только вот каким духом?

После революции, в 1908 году журнал "Рiдний край" (который редактировала мать Украинки О. Пчилка) признавал: "Останнi три роки показали, що народ наш можна намовити на злочинство: палити панськi економi§, рiзати худобу, вбивати панiв i т.i." (12, 257). Свой посильный вклад в это кровавое дело внесла и Украинка.

И вот революция закончилась. Но революционеры и антихристиане остались. Работа продолжалась...Продолжается она и сегодня. Украинское радио, например, регулярно транслирует радиопостановку "У катакомбах". Ее антихристианский дух по-прежнему в цене. При этом слушателей всегда старательно приглашают поделиться своими впечатлениями. Ведь запись сделана выдающимися украинскими актерами. Правда, еще при Сталине, но мастерство не тускнеет. Так стоит ли обращать внимание на антихристианское содержание? Главное, чтобы звучало "по-нашому" и чтобы автор был не москаль. 

 

1.10. "Адвокат" и прокурорша.

В конце 1911 г. после завершения драмы-феерии "Лiсова пiсня" Украинка писала матери: "В холоднiшому настро§ я обiцяю собi зробити щось i "для хлiба й води" i, певне, таки зроблю". "Для хлеба и воды" с холодным расчетом была сконструирована пьеса "Адвокат Мартiан". Ее герой христианин. От епископа и пресвитеров он получает спецзадание: выдавая себя за язычника, отстаивать интересы христиан в судебных процессах. Успешное выполнение задания явилось для бедного адвоката причиной всевозможных бед.

Сначала к богатому язычнику ушла жена. Дети остались с отцом. У них якобы имелись задатки настоящих христиан:

Мартiан:                               ...Моя дочка

                   Святою мрiєю горiти здатна -

                   з таких бувають мученицi, брате.

                   мiй син одважно§, твердо§ вдачi -

                   незгiрший був би з нього проповiдник.

Однако из соображений строжайшей конспирации им запрещено практиковать свое христианство: они не имеют права входить в христианскую общину, участвовать в таинствах и т.д. В итоге дочь ("потенциальная мученица") с ненавистью покидает отца:

Аврелiя:                                ...Мати завтра

                   збирається в Єгипет, бо вiтчим

                   вiд цезаря туди легатом §де.

                   Якщо сьогоднi я прийду до не§,

                   вона мене в Олександрiю вiзьме,

                   i там я буду жити, як царiвна

                   єгипетська!

Мартiан:             Дочкою Клеопатри?

Аврелiя мовчки метнула на батька погляд, повний ненавистi, i швидко подалась по сходах.                                

Это были ее последние слова в драме и последний взгляд на отца-христианина. Такой представляла себе Украинка потенциальную христианскую мученицу, которая желает жить "як царiвна єгипетська". Остается вопрос: а веровала ли эта "христианка" в Бога?

Сын адвоката также не имеет права быть христианином:

Валент:     ...Я не проламувався через мур,

                   шануючи твоє завдання, батьку.         

Мартiан:   ...громада наша, й сам єпископ

                   мене запевнили, що бiльше значить

                   для церкви ся моя таємна служба,

                   нiж якби я пiшов хоч i на смерть.       

Валент:     Ми в тебе в домi тiльки бути смiєм,

                   а жити нам не можна, щоб не стати

                   для тебе каменями спотикання

                   на трудному шляху...                              

                   ...я - з твого наказу, батьку -

                   здаюсь байдужим до змагань за вiру   

В итоге "потенциальный проповедник" уходит за славой в армию языческого императора. Остается вопрос: а веровал ли этот "христианин" в Бога?

Адвокат все терпит и продолжает выполнять задание:

Мартiан:   Але шляхи господнi таємничi,

                   Хто може §х збагнути? Може, треба

                   i господу рабiв глухонiмих...      

У него остается сестра (та еще "христианка"). Она говорит о своей болезненной дочери:

                   ...Я кидала те хворе немовлятко

                   для служби вiри, я його тру§ла

                   сво§м перегорiлим молоком.

                   От, я §§ стру§ла ще в утробi

                   своєю кров"ю, що горiла палом

                  надземних поривань!..       

По мнению героини (и ее автора) так пагубно действует Божья благодать.

Мартiан:   Ти для дитини занедбала вiру,

                   я ж - навпаки

                                      ...Християни

                   у мене дiти, але тяжко §м

                   в такому домi, де не тяжко жити

                   хiба глухонiмому.                           

Больная племянница умирает от одного взгляда римского легионера. После этого ее мать (свою сестру) адвокат отсылает куда подальше:

                   Я мушу бути сам. Таким, як я,

                   не можна мати кровно§ родини,

                   не можна й другом називать нiкого.

Иначе провал неминуем.

Еще у адвоката имеется приемный сын (тоже "христианин"). Он разбивает языческую статую. За ним гонятся преследователи. Он хочет спрятаться в доме адвоката. Но тот (из соображений конспирации) отдает его на растерзание свирепым язычникам. Перед смертью молодой человек проклинает приемного отца:

Господь тебе не пустить в царство боже!

Будь проклятий! Пiлат!!                           

Короче говоря, все умерли. И только поседевший адвокат продолжает выполнять секретное задание церкви. А клерикалы продолжают гнуть свое:

                                     ...Ти повинен, брате,

                   послухать нас, коли ти раб христовий

                   i церкви-матерi слухняний син.               

И в этой драме Украинку также интересовал прежде всего "розвиток влади митрополитiв, коли §х переслiдовали". Их преследуют, а они и в ус не дуют: знай себе наращивают власть. Устрашающие размеры этой власти автор изобразил в цветах и красках на примере плачевной судьбы бедного Мартиана-Штирлица. Епископ для нее - это враг номер один. Именно о таких как она врагах Церкви Христовой герой этой драмы говорил, перефразируя Писание:

                 Наш ворог тямить, чим держиться церква, -

                 i вже не важить на овець, лиш цiлить

                 у пастирiв, щоб розточить отару.             

 

Таким образом, иногда герои Украинки могут выражать и не искаженные автором, а вполне адекватные для христианина мысли. Но чаще такие эпизоды просто не входят в окончательный текст, а идут в корзину. Так, например, в драме "Руфин и Присцилла" главная героиня христианка Присцилла справедливо отвечает патриоту Рима язычнику Руфину:

                   Був час, що не було на свiтi Риму,

                   а Божий рай цвiв людям i в пустинi.

                   Так може бути знов. Нiщо не вiчне,

                   крiм Бога i його свято§ правди.

 

1.11. Болезная.

О своей драме "Камiнний господар" (на тему Дон Жуана) Украинка писала Крымскому: "Не знаю, звiсно, як воно в мене вийшло, добре чи зле, але скажу Вам, що в сiй темi є щось диявольське, мiстичне, недарма вона от уже хутко 300 лiт мучить собою людей. Кажу "мучить", бо писано на не§ багато, а доброго написано мало, може, на те §§ i видумав "ворог роду людського", щоб розбивались об не§ найщирiшi натхнення i найглибшi думки". Может быть. Но тогда придется признать существование этого "врага". А враг он не только человеку, но и Создателю, и Спасителю, и Святому Духу. В таком случае можно бы и к Отцу Небесному обратиться... Но не состоялось. Очень жаль.

Забужко пишет: ""Камiнний господар" - це не що, як вiдкрито заявлена антитеза, свого роду фехтувальний випад проти "Камiнного гостя", пiдкреслено демонстративний, мов кинута рукавичка, полемiчний жест, вцiлений не стiльки проти нi в чiм, зрештою, не винного Пушкiна, скiльки проти "Струве i всiє§ чесно§ компанi§ наших "старших братiв", з намiром показати §м, "до чего дерзость хохлацкая доходит"" (10, 402). В другом месте Украинка свидетельствовала: "Я таки трохи здурiла на пунктi се§ драми". Итог был следующим.       

Оригинальным вкладом Украинки в разработку темы был образ Долорес. Эта героиня была близка автору: "Долорес ближча мо§й душi". В переводе это слово означает "болезная". При написании драмы состояние автора тоже было не очень хорошим: "Ох, я й так починаю боятись за себе, щось дуже вже я розписалась остатнього часу! I все так якось шалено, з безсонням, з манiакальним станом душi, до вичерпання думки, до виснаження сили фiзично§". Что же родилось в таком состоянии? Что делает в драме близкая душе автора Долорес? Она любит Дон Жуана. И не просто любит. Ее любовь - нечто беспримерное. Это становится ясно уже с первой сцены. На кладбище двое - донна Анна и Долорес. "Анна ясно вбрана, з квiткою в косах, вся в золотих сiточках та ланцюжках. Долорес в глибокiй жалобi, сто§ть на колiнах коло одно§ могили, убрано§ свiжими вiнками з живих квiток". Долорес в глубоком трауре плачет "на гробi рiдних". Неискушенный зритель может подумать, что она плачет за своими новопреставленными родственниками. Но нет. Все не так банально:

Ти думаєш, я плакала по мертвiй

сво§й родинi? Нi, моя Анiто...                    

         Плакала она за Дон Жуаном. А поплакав, стала перечислять для донны Анны его "подвиги" . Как то:

                   ...Вiн, у вигнання §дучи, пiдмовив

                   щонайсвятiшу абатису, внуку

                   самого iнквiзитора...

                   Ще потiм абатиса та держала

                   таверну для контрабандистiв;

                   ...Толедська рабинiвна - вiри

                   зреклась для нього. - Потiм що? - Втопилась.

И так далее, и тому подобное. Всем этим бедным женщинам Долорес смертельно завидует:

                   Я заздрю §м, Анiто, тяжко заздрю!

                   ...Чому я не жидiвка? - я б стоптала

                   пiд ноги вiру, щоб йому служити!

                   Корона - дар малий. Якби я мала

                   родину - я б §§ не ощадила...                   

Но ей, к сожалению, не повезло: семья уже в могиле. Донна Анна пытается урезонить неистовую подругу: "Долорес, бiйся бога!". Но той на Бога начхать:

                   ...Ох, Анiто,

                   найбiльше заздрю я тiй абатисi!

                   Вона душi рятунок вiддала,

                   вона зреклася раю!                                  

(Такие обычно поют несвоим голосом: "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой").

Дон Жуана преследуют король и католическая церковь. Но любящая женщина решает ему помочь. И не абы как, а радикально: осчастливить. Сказано - сделано. Горячо любимый освобожден от всех неприятностей вместе взятых, прошлых и будущих:

 Дон Жуан (швидко переглядає пергаменти):

                   Декрет вiд короля... i папська булла...

                   Менi прощаються усi злочини

                   i всi грiхи... Чому? З яко§ речi?..

Очень уместный вопрос: "З яко§ речi?". Ведь он ни в чем не раскаивался и не раскаивается. Создатель уважает свободную волю своего творения и не может  лишить человека его грехов вопреки его воле. Но в творчестве Украинки воля Бога - вовсе не высшая инстанция. Есть и покруче. У Долорес разговор короткий: хочешь - не хочешь, а тебе без всякого с твоей стороны покаяния "прощаються усi грiхи". И баста. Дон Жуан приговаривается к высшей мере счастья: к Царствию Божью. (Так "научные" атеисты, захватив власть, приговорили человечество к высшей мере наслаждения - коммунизму, когда "все источники общественного богатства польются полным потоком...". См. Программу КПСС).

В таком случае не  только гордый Дон Жуан, но даже его не слишком гордый слуга может поставить резонный вопрос: "А меня спросили?". Но сконструированного "Дон Жуана" интересует другое:

                   ...Чому? З яко§ речi?..     

                   I як до вас дiстались сi папери?

Не дождавшись ответа, этот "свежий кавалер" торопится отблагодарить свою благодетельницу:

                   Уже ж я...гранд iспанський,

                   i вам не сором буде стать до шлюбу

                   зо мною.                                         

"Испанский гранд" (словно последний совок) не заметил, что у него ампутировали суверенную волю. Но если субъект позволяет обращаться с собой как с объектом, то это уже не субъект, а объект. Просто вещь: вешалка, на которую автор может вешать любые бирки ("испанский гранд", "идальго" и т. п.) и приписывать любые слова. Бумага все стерпит. Это уже не личность, а ходульный персонаж, исполняющий волю всемогущей сценаристки:

                   ...Сей декрет, ся булла...

                   ви як §х здобули? Я вас благаю,

 скажiть менi...

Ще, може, я зречуся тих дарiв.    

На это следует "исчерпывающий" ответ Долорес: "Ви §х зректись не можете, я знаю". Автор сценария также знает (в отличие от читателя). А этого уже более, чем достаточно.  Бывают предложения, от которых нельзя отказаться. Например, те, которые делает своим картонным персонажам  всемогущий драматург. Раньше он назывался Deus ex machina, а в данном случае - это Dea ex machina. Украинкиного "Дон Жуана" не интересует "второстепенный" вопрос: почему это он не может отказаться. И он как попка повторяет (правда, с чужого голоса):  

                   ...Як до вас дiстались сi папери?

                                               ....Нi, скажiть.

Ответ до банального прост: "я за декрет сей тiлом заплатила". Разве может "король Испании" устоять перед телом какой-то болезной Долорес, если этого не желает создательница обоих персонажей? Или декреты короля с его подписью приобретаются у кого-то еще?   

А откуда взялась булла от папы?

...Не побоялась я i душу

вiддати, щоб за буллу заплатити...

                            ...Я щаслива,

що я душею викупляю душу, -

                   не кожна жiнка має сеє щастя.

Оказывается, душа одного грешного человека может по желанию владельца (после его будущей кончины) заменить в аду  душу другого грешника (выбранного первым благодетелем), который вовсе и не думал каяться. Поистине: "не кожна жiнка має сеє щастя". Но как же это все делается? И каков механизм подобной телепортации? А очень просто: через папу римского. С ним можно обо всем договориться: нераскаянный грешник Дон Жуан папской буллой назначается безгрешным и после своей богомерзкой жизни пойдет в рай, а монахиня, которая будет за него молиться всю оставшуюся жизнь, по своему хотению (и папскому велению) пойдет в ад. Правда, для этого папе пришлось бы, очевидно, договариваться с Кем-то повыше. У Ватикана, конечно, длинные руки. Но не настолько же. Да и в чем тут интерес папы? Не тело же болезной? Так реальные махинации Ватикана пополнились еще одной: на сей раз - выдуманной и нелепой.

Все прочие христиане в монастырь идут, чтобы спасти душу, а эта "монашка" будет там готовиться к избранной ею преисподней. Сценаристка писала: "Долорес...i в монастир пiшла не так, як всi, не для рятунку власно§ душi, а для пожертвування нею!":  

                            Святий отець вам душу визволяє

                            вiд кар пекельних через те, що я

                            взяла на себе каяття довiчне       

                            за вашi всi грiхи...                      

А за ее собственные грехи кто будет каяться? Пушкин?

                                                  ... В монастирi

                            з уставом найсуворiшим я буду

                            черницею. Обiтницю мовчання,

                            i посту, й бичування дам я богу.

                            Зректися маю я всього, Жуане,

                            i навiть - мрiй i спогадiв про вас!

                            Лиш пам"ятать про вашу душу буду,

                            а власну душу занедбаю. Пiде

                            моя душа за вас на вiчнi муки.

                            Прощайте.                                              

Дон Жуан сто§ть мовчки, приголомшений. 

В отличие от него, читатель "мовчки, приголомшений" сидит (или лежит). И вдруг припоминает: что-то подобное уже было. Одной женщине мерещилось, что она владычица морская, а золотая рыбка у нее на посылках. Так и Украинке мнилось, что она владычица миров (посю- и потустороннего), а папа римский у нее не посылках. Другому читателю вспоминается Жванецкий ("Сколько стоит похоронить?... А без покойника?") и он представляет себе диалог в Ватикане: "Сколько стоит отпустить все грехи?... А без раскаявшегося?".  

Далее "Дон Жуан", как ему и полагается, искушает ее. Она не возражает против дальнейших искушений, но исключительно для укрепления своей сверхчеловеческой воли:

Долорес (екстатично, як мучениця на тортурах):

                   Я не прошу мене не спокушати!               

В конце концов "испанский гранд" спокойно принимает "дар" и, как О. Бендер, заявляет Долорес, что, вообще-то, он ей ничего не должен:

...Я ж тепера бачу,

         що я i вам не завинив нiчого.

                   Адже ви через мене досягли

                   високого, пречистого верхiв'я!

Это "верхiв'я" ведет прямо туда, куда (по словам Долорес) "пiде моя душа за вас на вiчнi муки". Т. е., в глубокие "зияющие высоты".

А преступления "безгрешного" (на основании папского мандата и по воле драматурга) "Дон Жуана" продолжаются. И это естественно. (Ведь когда "авангард прогрессивного человечества" приговорил всех к высшей мере блаженства, люди от этого не изменились - их грехи остались при них). Он соблазняет донну Анну, убивает Командора и т. д. Но это ровным счетом ничего не меняет: доктор сказал - в рай, значит - в рай. А Долорес - в ад. Да на меньшее она и не согласна. Не для того ее создавала писательница с "манiакальним станом душi".

Понятие "свобода совести" для Украинки - звук пустой. (Как и для других "научных" атеистов. Захватив власть, свободу совести они пытались уничтожить в государственном масштабе). Если для Аристотеля "говорящим орудием" был раб, то для Украинки "говорящими орудиями" были "Дон Жуан" и другие ее марионетки. (Под властью же атеистов в ХХ веке в грандиозных масштабах возродилось уже реальное рабство, перед которым померкли Египет и Вавилон).

Только один герой драмы был не вещью, а субъектом. Этот образ - "второе Я" автора. Она разъясняла Кобылянской: "Долорес ближче мо§й душi... Такi, як Долорес, мусять вiдходити в тiнь перед Аннами i стаються жертвами - властиво не Дон Жуанiв, а власно§ своє§ надлюдсько§ екзальтацi§...". Иначе и быть не может: там, где "бог умер", обязательно жди "сверхчеловека" с его подвигами.

"Се тип мученицi природжено§, що все мусить гинути розп"ята на хрестi, хоч би мала сама себе на той хрест прибити, коли бракує для того катiвських рук. Якби не було Дон Жуана, то знайшлось би щось iнше, для чого вона б "душу разп"яла i заколола серце", бо там, де Анна могла б уже бути щасливою, Долорес ще б таки не знайшла свого святого Грааля...". С. Аверинцев писал: "Святой Грааль - в западноевропейских легендах таинственный сосуд, ради приближения к которому и приобщения его благим действиям рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Христа...". Обычно считалось так. Но только не в этом случае. Ибо там, где находится Христос ("одесную Отца"), нет места никаким "вiчним мукам". Общение со Спасителем мучительно разве что для сатанистов.    

"...Не знайшла свого святого Грааля, а се тому, що над нею нiщо "камiнне" не має влади, i всi тi усталенi форми життя, яким нарештi таки покорилась горда Анна саме тодi, як §й здавалось, що вона опанувала своєю долею, тi форми не покорили б нiжно уперто§ вдачi Долорес, бо, отже, вона i в монастир пiшла не так, як всi, не для рятунку власно§ душi, а для пожертвування нею!". Конечно, таких монастырей отродясь не существовало. Но раз автору надо - появятся. "...Вона i заручилась без надi§ на замiжжя, знов не так, як всi...". И опять "не так, як всi". Это у нее идея фикс: быть "не так, як всi".

 "...Отже, усталенi форми для не§ тiльки якiсь мiстичнi формули, що мають виражати, власне, невиразимi нi в яких формах почуття, але те, що в тих формах є "камiнного", пригнiтаючого, позбавляючого волi, не може мати влади над §§ вiльною душею. Так я думаю про Долорес, але, на жаль не вмiла передати то§ думки читачам". Зато убедительно удалось передать читателям другую мысль: в этом произведении имеется одна-единственная "вiльна душа" (и та бесоодержимая). Все остальные - "говорящие орудия". Чьи? Автора с ее авторитарным менталитетом. Какова "господарка" - таково и "господарство", т. е. драма "Камiнний господар".

"Долорес" в переводе означает "болезная". В данном случае болезнь была прежде всего духовной.

 

 

1.12. Украинка и черти.

В Бога она не верила. Но без чертей обойтись никак не могла. "Чорт", "диявол", "бiс" были частыми гостями в ее письмах:

- "Вся громада галицька, здається, скорiш би з чортом помирилась, нiж з поляками, в сьому я вже певна, бо придивилась добре до тутешнiх польсько-руських вiдносин";

- "То тепер уже и "сам чорт не брат!";

- "Добре чорту в дудку грати, в очеретi сидя, - одну зламав, друга буде, а нам iнше дiло!";

- "То ще побачимо, чий чорт старше буде, чи мiй, чи того туберкульозного бацила!";

- "Хiба тiльки яка диявольська сила мене затримає";

- "Чи отримали Ви мого листа з чортами?".

Последнюю запись объясняется так. По просьбе своего дяди прислать ему записи поверий про чертей, Украинка прислала три записи, сделанных в селах:

"Кажуть, що комарi - чортiвськi слуги i ту кров, що випивають, несуть чортовi";

"Земля, що в чоловiка пiд нiгтями, то чортова земля";

"Розплата з чортом душами родичiв".

Сама она чертыхалась регулярно и по самым разнообразным поводам:

- тну я колись щось iз Байрона, аж чортам жарко здасться!";

- "Я так була сердита на себе..., що аж мене чорти брали";

- "Йдiть до бiса";

- "Тип галицького поповича єсть i у нас, з таких найбiльш складається "темна сила". Але цур §м проти ночi згадувать";

- "Ну, та нехай §м бiс!";

- "Ох, галицькi справи, галицькi справи! Хай чорт мене вхопить, коли що-небудь в тому розумiю!";

- "Скука у не§ диявольська, але чого чоловiк не втерпить, як знає, що се треба!";

- "Врештi скажу знов: хай чорт мене вхопить, коли що-небудь в тому розумiю! Ну, та що вже, бiс бiду перебуде, одна мине, друга буде!";

- "Ганни Барвiнок оповiдання - просто чортiвщина";

- "Так тiльки годилось би хоч "чорте-бiсе" вiдповiсти";

- "Спiшу, як чорт";

- "Може, i мине назавжди ся чортовичина з ногою";

- "У нас почалась якась чортяча зима";

- "Хiба тiльки яка диявольська сила мене затримає";

- "От чорти! Що ж було §м хоч ранiш так сказати, то ти б не гибiла цiлi свята чорт зна над чим!";

- "Немов чорти зiрвалися з ланцюгiв";

- "Iностранна лiтература сто§ть в Києвi чорт зна як";

- "Хоч би навiть iстерiя чи який там iнший диявол скрутила менi навiть праву руку...";

- "Та дурна iстерiя, хорея, слабiсть серця чи бiс §§ зна, як вона зветься";

- "Сей конвульсивний напад не перший i не остатнiй, бо я тепер взагалi трохи бiснувата";

- "Вся ця диявольська аптека";

- "Стан душi "як у чорта перед утренею";

- иявольськи нiяково";

- "Кiнчаю листа як диявол";

- "Все ще чортовиння знов розпочинається";

- "Щоб не дуже як диявол оглядати";

- "В Києвi всяка "правильность режима" пiшла до диявола";

- "Я вже було просто "до чортикiв" дiйшла";

- "Ну i чорт з ними, коли так";

- "Та нехай §й чорт, тутешнiй дирекцi§";

- "На Кавказi сам чорт не розбере, де та малярiя єсть, а де §§ нема";

- "Коли я можу жити тiльки в Єгиптi, та й то з якимсь "iнтерстицiальним" бiсом в тiлi";

- "Коли б менi здоров'я i грошi, то я б нiякого чорта не просила, сама дала б собi раду";

- "Коли б мене чорт не прибив до лiжка, то, може б, дiло було скорiш";

- "Я не написала Вам нi разу "через тих чортiв", як було обiцяла";

- "Де мене тiльки чорти не носили i куди ще хотять понести?!";

- "I ось усе чортовиння знов починається";

- "Чим чорт не жартує";

- "А щодо "легiона чортiв", то й вони не найсильнiшi, i проти них знаходиться сила...";

- "Чорт зна куди i сила й час iшли";

- " Тi чорти, як почнуть сiпати, то вже трудно вiдчепитись";

- "I вродиться ж отакий чортовий органiзм!";

- "Ет, та чорт з ним, нарештi!";

- "Чорт знає, що таке!";

- "Мене аж чорти беруть, що оце мушу в хатi сидiти".    

И так далее в том же духе в течение всей жизни. Если сюда добавить бесконечные "Цур §м" ("Нехай §й цур!"; "Та цур §м, лихим!"; "А нехай йому цур врештi!"; "Та цур §м врештi"; "Хай §м цур!"; "Цур §й!"; "А врештi, все одно - цур §м!"; "А цур §м навiки"; "Ся зима збридила менi К觧в - цур йому!" и т.д., и т.п.), то получаются неповторимые особенности эпистолярного стиля. А стиль - это человек.

"Ну и что тут особенного? С кем не бывает? Подумаешь, слова-паразиты?" Да, слова-паразиты. Но за этими словами-паразитами стоят именно эти сущности-паразиты. И если ты их регулярно поминаешь, то они - тут как тут. Если человек регулярно поминает нечистых духов, то они его тоже не забывают и паразитируют на нем. И в жизни, и в творчестве. (А за словами "Отец", "Сын", "Святой Дух", "Богородица" - стоят именно эти личности. Кто их поминает и к ним обращается, тот входит в общение именно с Ними).

Один из последних трудов, который разыскивала Украинка при жизни, назывался "Знадоби до галицько-русько§ демонологi§" (сей останнiй найбiльш менi бажаний)". Эта книга была нужна для реализации замысла, который по первой строчке называется "Яка ж дивна, яка ж дивна оця щаслива сторона!.." В нем впечатляет уже простой перечень действующих лиц:

"Морока.

Домовик.

Дiд запiчаний.

Дiд покутный.

Вiдьма родима.

Вiдьма учена.

Злиднi.

"Фараони", що спiвом надять в "Золотий город", що зблизька сiрий. Виряджають шукати збро§ вiд злиднiв на днi моря.

Рахмани.

Песиголовцi, одноногi людо§ди, що скачуть по парi або гуртом, обiймаючись поза ши§, - вiд сих лютих навчається доброго єднання".

Одноногие людоеды, которые скачут по двое или группой (коллективом), обнимаясь за шеи - как наставники доброго единения. Такое не забудешь (только бы не приснилось). Вот такими замыслами была обуреваема Украинка в конце жизни. И видела все это как наяву: "Юрба образiв не дає менi спати по ночах, мучить, як нова недуга, - отодi вже приходить демон, лютiший над всi недуги, i наказує менi писати, а потiм я знову лежу розслаблена, як порожня торбина. Отак я писала "Лiсову пiсню" i все, що писала остатнього року". Зеров говорил: "В останнiх роках життя Леся Укра§нка завжди мала високу температуру ввечерi, i та температура §§ виснажувала. Коли ж вона бралася писати, то писання §§ мучило ще бiльше: це була друга гарячка, друга маячня, що приносила §й новi образи. Новi видива, розмови. Задуми, деталi намислiв, вiршовi рядки - все це треба було занотовувати, записувати, поспiшаючи, - поки є сила i снага...". Содержанием этой "маячнi" зачастую была всевозможная нечисть. 

А первый раз поминание нечистой силы встречается в письме пятилетней девочки к дяде и тете Драгомановым: "Мене перезвалы на Лесю. Миша колысь нарысовав на сьтiнi чорта та шче на дверях напысав козячi рiжкы i якесь лыце...".

В этом же возрасте ребенок узнал и про мавку.

 

1.13. Языческий культ природы.

Зеров был прав: "антихристиянська, майже нiцщевсько§ сили проповiдь сполучалася у Лесi Укра§нки майже з поганським культом природи" (2, 2, 396). К язычеству она относилась очень и очень уважительно. Забужко справедливо замечает: "Тiльки таким шанобливим евфемiзмом - "релiгiя предкiв мо§х", "релiгiя батькiв мо§х" - Леся Укра§нка всюди й величає поганство, термiна ж "поганство" уникає (мiж iншим, як i "єресi"!), i не дивно: то поняття-присуди, що походять iз дискурсу влади, з "енкратичного соцiолекту" (у чорновiй версi§ драми "У пущi" Рiчард Айрон на заввагу, що бути митцем - значить бути "поганином", вiдповiдає: "Ну, коли так, То я повiк поганином зостанусь, Хоч би сiм раз на день мене хрестили!" - credo, пiд яким з певнiстю пiдписалась би й авторка). Зрозумiло, що єретики не звуть самi себе "єретиками", подiбно як партизани не звуть себе "бандитами", i Укра§нчин "неортодоксальний" словник у питаннях релiгiйних номiнацiй чи не найкрасномовнiше зраджує §§ дiйснi вiрознавчi преференцi§ власне тим, що не є нейтральним, як у типово§ "вiльнодумно§ iнтелiгенцi§" §§ доби (навiть у Драгоманова !)" (10, 374).    

Одним из главных ее произведений была "Лiсова пiсня". Закончив свою "пiсню", она писала матери: "А я таки сама "неравнодушна" до се§ речi, бо вона менi дала стiльки дорогих хвилин екстазу, як мало яка iнша... Менi здається, що я просто згадала нашi лiси та затужила за ними. А то ще я й здавна тую мавку "в умi держала", ще аж iз того часу, як ти в Жаборицi менi щось про мавок розказувала, як ми йшли якимсь лiсом з маленькими, але дуже рясними деревами...". Тогда ребенку было пять лет.

"Потiм я в Колодязному в мiсячну нiч бiгала самотою в лiс (ви того нiхто не знали) i там ждала, щоб менi привидiлася мавка". В это время ей было 11 лет. В Бога она не верила, а в мавку - даже очень.

Одна из ее сестра вспоминала: "Найбiльше ж Леся згадувала з приводу народно§ творчостi с. Жаборицю на Звягельщинi, куди мама вивозила iз Звягеля Лесю, ще зовсiм маленьку, й брата Михайла лiтувати з свiдомим намiром (як вона сама розказувала менi), щоб вони проймалися там укра§нським народним духом. Леся прекрасно пам"ятала перебування в Жаборицi, дарма що була там малою... Видко було, що перебування в Жаборицi зробило на Лесю дуже велике враження i дуже §й сподобалося: вона, бувало, раз у раз iз втiхою згадує, що те або те чула чи бачила в Жаборицi, те або те вiдбувалося там. В Лесинiй "Лiсовiй пiснi" нема нi одного персонажа, нi одного повiр"я, нi одно§ мелодi§, щоб були менi незнайомi, - все то мо§ знайомi полiськi, все те я чула i знала ще в Колодяжному...".

В начале драмы-феерии помещен "Спис дiячiв". Правда, в переводе с украинского "спис" означает копье. Но если не особенно "перейматись"  чистотой языка классика, то этот "спис" впечатляет. Среди прочих персонажей там были такие представители лесной нечисти:

- "Той, що греблi рве";

- Потерчата - т. е. "двоє маленьких, блiденьких дiток у бiленьких сорочечках", которых утопила мать;

- Русалка, живущая там, "де темно, холодно, на днi лежить рибалка, над ним сидить Русалка";

- Русалка Польова;

- Водяник - а "шати на ньому - барви мулу";

- Лiсовик;

- Перелесник;

- Пропасниця;

- Куць - это "молоденький чортик-панич";

- "Той, що в скалi сидить" -   это "темне, широке, страшне Марище";

- Злиднi  - "малi, заморенi iстоти, в лахмiттi, з вiчним гризьким голодом на обличчi".

Вся эта публика находилась в душе у сестер Косач с самого детства. Как сказала сестра: "все то мо§ знайомi полiськi". Про Украинку она вспоминала: "Написала вона "Лiсову пiсню", як сама каже в листi до матерi, тому, що затужила за рiдними волинськими лiсами i за всiма тими iстотами, що ними заселяла тi лiси уява старих и молодих волинякiв-полiщукiв, Лесиних приятелiв дитячих i юнацьких днiв. Найбiльше ж затужила за мавкою...". Скажи, за кем ты тоскуешь и я скажу, кто ты.

Украинка - матери: "I над Нечiмним вона менi мрiла, як ми там ночували - пам"ятаєш? - у дядька Лева Скулинського...". Это уже в 13 лет. Сестра дополняет подробности: "Ходячи по лiсi та коло озера, надто ж сидячи бiля вогнища, почули ми багато, багато оповiдань про той лiс, про озеро, про всяку "силу" лiсову, водяну, польову та про §§ звича§ i вiдносини мiж собою i людьми".

Отношения между различными "силами" (т.е. духами) и человеком составляют содержание драмы. Причем симпатии автора - явно на стороне лесной нечисти. В центре - образ мавки, о которой автор пишет: "Видно, вже треба було менi §§ колись написати, а тепер чомусь прийшов "слушний час" - я й сама не збагну чому. Зчарував мене сей образ на весь вiк...". Зеров справедливо отметил: "Серед сiм'§ Лукашево§ мавка може бути тiльки з дядьком Левом, що, одвiку живучи в лiсi, приятелює з "лiсовим кодлом"".

Чей же это был образ? В воспоминаниях об Украинке читаем: "Народний образ мавки є продукт дуже давнiх уявлень i вiрувань людей нашого Полiсся i, навiть ширше, укра§нського народу, реальна основа яких, треба вважати, була закладена у далекiй глибинi вiкiв. Слово "мавка" значить "мертва" i походить вiд старiших назв "навка", "навь"".

Но, несмотря на всю свою древность, мавки поддерживают отношения с людьми. Здесь же был опубликован рассказ сверстницы Украинки - Федоры Якимчук, которая в молодости как-то заблудилась в лесу и от усталости стала терять сознание: "Раптом людина сто§ть i манить мене пальцем... Я перелякалась. Передi мною стояла мавка... Уся в зеленому. Лице й руки також зеленi... Коси зеленi, розпущенi, довгi-довгi, аж стеляться по землi... Вона засмiялась, а потiм заплакала... Лiс зашумiв. Навкруги стало темно...".

Энциклопедия "Мифы народов мира" дает следующее определение: "Мавки (навки), в восточнославянской мифологии злые духи (часто смертоносные), русалки. По украинским поверьям, в мавок превращаются умершие до крещения дети. Имя мавки (навки) образовано от "навь" (воплощение смерти). Мавки спереди имеют человеческое тело, а спины у них нет, поэтому видны все внутренности".

После всей этой информации не удивителен финал произведения: "Лукаш сидить сам, прихилившись до берези, з сопiлкою в руках, очi йому заплющенi, на устах застиг щасливий усмiх. Вiн сидить без руху. Снiг шапкою налiг йому на голову, запорошив усю постать i падає, падає без кiнця...". Любовь к мавке ничем, кроме скоропостижной смерти, закончиться не может. Только некоторые любители оптики могут такой финал считать оптимистическим: "А панує над усiм - бiлий колiр, той, з якого й постає, зрештою, кольоровий спектр. На бiлiй, символiчнiй, "нотi", що характерно, закiнчується драма: Лукаша вкриває снiг. I такий кiнець є по-своєму оптимiстичний - з бiлого постануть iншi кольори, постане життя природи й людини" (7, 390).   

 Зачарованность образом мавки до добра не доводит. Украинка же прямо впадала в экстазы: "А я таки сама "неравнодушна" до се§ речi, бо вона менi дала стiльки дорогих хвилин екстазу, як мало яка iнша". Эти "экстазы" выглядели так: "Юрба образiв не дає менi спати по ночах, мучить, як нова недуга, - отодi вже приходить демон, лютiший над всi недуги, i наказує менi писати, а потiм я знову лежу розслаблена, як порожня торбина. Отак я писала "Лiсову пiсню" i все, що писала остатнього року...Та ще, як навмисне, ледве зберуся до яко§сь спокiйнiшо§ роботи, так i "накотить" на мене яка-небудь непереможена, деспотична мрiя, мучить по ночах, просто п"є кров мою, далебi. Я часом аж боюся цього - що се за манiя така?...Я пишу "только в припадке умопомешательства", бо я тодi тiльки можу боротись (чи скорiше забувати про боротьбу) з виснаженням, високою температурою i iншими пригнiтающими iнтелект симптомами, коли мене попросту гальванiзує якась нав"язлива iдея, якась непереможена сила".

Вскоре после этих слов было написано еще одно письмо: "...Ро§ться менi в думцi кiлька тем - iз боротьби християнства з "релiгiєю предкiв мо§х", "Камiнний господар"... Не знаю, звiсно, як воно в мене вийшло, добре чи зле, але скажу Вам, що в сiй темi є щось диявольське, мiстичне...Ох, я й так починаю боятись за себе, щось дуже вже я розписалась остатнього часу! I все так якось шалено, з безсонням, з манiакальним станом душi, до вичерпання думки, до виснаження сили фiзично§...". Обращает на себя внимание противопоставление христианства и "релiгi§ предкiв мо§х", т.е. язычества. Украинка отрицает наличие среди своих предков христиан? А если они за тысячу лет все же были? Для нее это - печальный эпизод. Ей по душе язычество. Причем - вовсе не любое. Из языческих богов она выбирает что покрасивше. А все уродливое щедро уступает. Кому? Соседям с севера: кацапам, финнам и прочим неукраинцам.

Вот ее мнение о выдающемся скульпторе ХХ века С. Коненкове и его цикле "Лесное царство": "Коненков має деякий талан, але до "генiя", либонь, тут ще далеко, а що його боги чисто кацапськi, коли не фiнськi, то се безперечна правда, i я в них зовсiм не пiзнаю "релiгi§ батькiв мо§х", що вiдбилась такими прекрасними лiнiями i барвами у веснянках, колядках, обрядах та легендах...". Какие "линии" в обрядах и колядках - непонятно. Но ясно, что языческие боги тоже нуждаются в пятой графе. Украинская нечисть прекрасна и не чета кацапской или финской. Бывает национализм зоологический, но есть еще, оказывается, и "божественный".

"...Чому слов"янськi боги конче мусять бути косолапими, кривоносими потворами - всi? Коли в наших казках навiть ворожа сила - "змiй" - уявляється часто в подобi знадливого красуня. А "перелесник"? А русалки? А "золотокудрi сини" то§ богинi-царiвни, що має на чолi зорю, а пiд косою мiсяць? Се ж, либонь, близька родина того Даждьбога, що вийшов таки "iдолищем поганим" у Коненкова?...". Она забыла назвать самого красивого из всей нечистой силы - светоносного Люцифера.

"...Зрештою, коли хто собi уявляє, наприклад, лiсового бога "без спины, с одной ноздрей", то чому ж його таким i не зображати, тiльки нема чого розпросторювати сього "iдеалу" на всiх слов"ян, а треба виразно зазначити, до кого саме вiн належить. Ну, та цур §м, тим чужим богам! Що вони мене обходять?". Очевидно, некоторым националистам трудно себе представить что-нибудь красивше своей родной нечисти.   

Ранее Украинка писала Кобылянской: "Я взагалi давно вже втратила вiру в "духiв" ...добрих i злих, небесних i пiдземних (та, власне, свiдомо й не мала нiколи тi§ вiри), а часом, в хвилини подразнення нервового, щось одзивається...". Не слишком ли близко (для атеиста) к сердцу принимает она "релiгiю батькiв мо§х", т.е. язычество?

Еще в 18 лет, как истинный ариец (с характером нордическим и твердым), она писала: "Люд Арiйський зовсiм не знав того почуття, що зветься страхом божим. Нi, вiн не боявся богiв сво§х, вiн щиро дивувався §м, вiн любив §х, вiн радiв, утiшався ними, дякував §м за §хню добрiсть, але не боявся §х. В його вiрi нема нiчого темного, страшного, хоч багато єсть величного. Його вiра i поезiя була ясна, чиста, радiсна. Вiн спiвом голосним вiтав кожну ранню зорю, до сонця озивався щирою хвалою, дива природи пiвденно§ проймали його душу подивом, але не гнiтили страхом. Вiн радiв з свого життя, вiн любив цiлим серцем свою роскiшну матiр-природу" (9, 16). Естественно, что такой "люд Арiйський" не имел страха Божия, потому что просто не знал о Творце природы. Или забыл о Нем. А кроме того, ариец арийцу рознь. Бывают истинные арийцы (украинцы, например), а бывают - так себе (какие-нибудь кацапы или финны).  

 

***

Однако наука не подтверждает гипотезы о какой-то особой симпатичности украинских богов. Современными исследователями у восточных славян описаны языческие обычаи человеческих жертвоприношений, проанализированы жестокие обычаи принесения детей в жертву умершим жрецам и языческим богам. Один из них пишет: "Про людськi жертвоприносини у схiдних слов'ян розповiдають не лише вiтчизнянi лiтописи, але й iноземнi автори. Крiм того, сучаснi археологи знаходять значну кiлькiсть залишкiв людей у схiднослов'янських язичницьких святилищах. Таким чином, ...звичай приношенння людей у жертву язичницьким богам схiдних слов'ян був повсякденним явищем...За археологiчними даними, звичай людських жертвоприносин iснував у давнiх слов'ян ще задовго до виникнення iнституту державностi...Приносили нашi предки в жертву богам i дiтей, ще у праслов'янську епоху...Вiзантiйський автор VI ст. Псевдо-Кесарий стверджує у своєму творi "Вiдповiдi на питання", що древнi слов'яни у важкi для них часи вбивали за спiльною трапезою дiтей, розбиваючи §х об камiння, подiбно до мишей...Iбн-Даста, арабський мандрiвник Х ст., повiдомляє наступне: "Є в русiв знахарi, з яких iншi керують царями начебто вони §х начальники. Трапляється, що вони наказують принести жертву творцевi §хньому тим, чим вони побажають: жiнками, чоловiками, кiньми. I якщо знахарi наказують, то не виконати §хнього наказу нiяк не можна"...Середньоазiатський автор IХ ст.: "Велику владу в русiв мали волхви, якi користувалися правом ритуального вбивства чоловiкiв i жiнок"...Про приношення в жертву полонених схiдними слов'янами повiдомляє й вiзантiйський автор Лев Дiакон...Найбiльшого розвитку звичай людських жертвоприносин досяг у пiзнiх язичницьких громадах в епоху християнiзацi§ Русi...Язичницький культ у пiзнiх язичницьких громадах став значно жорстокiшим нiж у язичницьких громадах дохристиянсько§ епохи...Таким чином, у схiдних слов'ян, як i у бiльшостi iнших iндоєвропейських народiв iснував страшний звичай приношення в жертву людей язичницьким богам" (13, 85). 

 

***

Для истинного атеиста арийские "боги" являются таким же излишеством, как и все прочие. Но Украинка не только их не отбрасывала. Иногда она себя с ними отождествляла. Ее мать писала: "Сербськi пiснi в перекладi Старицького дуже полюбила Леся. Тi§ пiснi про вiли (русалки) призвели були до того, що Леся сама себе називала Вiлою"; "Рiднi пригадуватимуть, як Леся...гралася - у "Юнака та Вiлу"" (цит. по: 7, 43).

В примечаниях к поэме "Вiла-посестра" читаем: "Вiла - мiфiчна iстота, що часто виступає в пiвденнослов"янському епосi, вдачею i поведiнкою нагадує нашу мавку". Для чего нужны мавки, мы уже видели: "слово "мавка" значить "мертва" i походить вiд старiших назв "навка", "навь"". Поэтому Лукаш перед смертью и сливается с ней: "Мавка спалахує раптом давньою красою у зорянiм вiнцi. Лукаш кидається до не§ з покликом щастя". Исход - летальный.

Если "вiла вдачею i поведiнкою нагадує нашу мавку", то побратим "Вiли-посестри" обречен. Произведение построено таким образом, что не убить своего побратима эта "вiла" не может. Просто не имеет права. Для оправдания этой необходимости молодой герой в кратчайшие сроки превращен автором в старого деда:

                            Не юнак лежав там молоденький,

                            тiльки дiд старий, як голуб сивий,

                            весь потертий сировим ремiнням,

                            а крiзь рани жовтi костi свiтять.

Обвиняются в такой трансформации турки-янычары. Но они тут вовсе не причем. В поисках молоденького побратима вила находилась совсем недолго: "Так лiтали три днi i три ночi". За эти три дня по воле автора побратим и превратился из юноши в глубокого старца. Именно это и было необходимо, чтобы вила могла выполнить свою функцию и зарезать его. Что она и сделала. Вилы они и есть вилы.

 

***

Но это еще не все: "Мавки (навки), в восточнославянской мифологии злые духи (часто смертоносные), русалки".

В "Лесной песне" есть "Русалка Польова" и есть просто Русалка:

                            Ми спустимось на дно,

                            де темно, холодно,

                            на днi лежить рибалка,

                            над ним сидить Русалка...

Еще в 14 лет Украинка написала поэму "Русалка". Там тоже все закончилось смертью. И не одной. Сначала, не выдержав измены, утопилась девушка. Перед этим она горевала:

                            Нема щастя, нема долi,

                            лиш врода сама...

                            I кохання зневажене,

                            Дружини нема!             

(Первое стихотворение 9-летнего ребенка начиналось аналогично: "Нi долi, нi волi у мене нема...").

Затем следует самоубийство:

                            Нема, нема дiвчиноньки,

                            Лиш пливле вiнок...

                            А дiвчина пiд водою

                            Русалкою стала.

                            Та не має русалонька

                            I там супокою:

                            Не втопила свого лиха

                            Навiть пiд водою!

                            ...Всi русалки, мов рибоньки,

                            Веселi§ грають,

                            А у не§ завжди хмари

                            Чоло укривають.    

Русалка готовится к мести. И вот как-то раз тот казак с женой положили ребенка спать под копной,

                                      та вдвох собi лагiдненько,

                                      любо розмовляють.

                                      Русалонька на ту пару

                                      Тiльки подивилась,

                                      Змiнилися у личеньку,

                                      За серце схопилась;

                                      Потiм знову подивилась,

                                      Промовила тихо:

                                      "Побрався ти, козаченьку,

                                      Та на свое лихо!

                                      Не завжди там буде щастя,

                                      Де твоя хатина, -

Зостануться сиротами

Жiнка i дитина!

Будеш знати, козаченьку,

Як русалка любить,

Скоро ж тебе це кохання

З сього свiту згубить!"

Призывные песни русалки подействовали на казака:

Бiжить милий до русалки,

Та й не добiгає,

Бо iз рiчки - русалочок

Юрба випливає;

Обступили козаченька,

В гаю залунало, -

Наче крик, неначе регiт, -

Далi тихо стало...         

Тихо, как на кладбище. Потому что всегда близкие контакты любой степени с нечистой силой (русалки, вилы, мавки) заканчиваются для героев Украинки одинаково.

Она отождествляла себя с русалками и вилами (в 14 лет) или с мавками (в 40 лет). Но имел место и встречный процесс: лесная нечисть очеловечивалась. Один исследователь, изучая "номенклатуру демонiв" в работе "Лексика демонологi§ у драмi-феєрi§ Лесi Укра§нки "Лiсова пiсня", пречислил два десятка героев (мавка, русалка, мара, марище, лiсовик, водяник, перелесник, куць, потерчата, пропасниця, трясовиця, злиднi, вiдьма, чортиця, лiтавиця, лiсовичка, чаклунка, вовкулака, упириця; той, що греблi рве; той, що в скалi сидить) и заключил: "Кожен з демонiв-персонажiв "Лiсово§ пiснi" не просто механiчне перенесення витворено§ народною фантазiєю вiдповiдно§ надприродно§ сили. Залишивши §х демонiчними iстотами, Леся Укра§нка разом з тим надiлила §х загальнолюдськими рисами: вони по-людськи сприймають, вiдчувають i переживають радощi, невдачi, горе; по-людськи демони "Лiсово§ пiснi" родичаються, гнiваються. I зовнiшнiй вигляд §х такий, як звичайних людей..." (14, 175). Они были наделены "общечеловеческими" ценностями, а людей наделяли своими. Разумеется, такая прикладная демонология до добра не доводит.

 

1.14. Ересиарша.

Драгоманов не принимал христианство "за фактично нацiональну вiру" украинцев: "Коли взяти пам'ятники "народно§ мудростi" - легенди, пiснi, прислiв'я укра§нськi - та по них характеризувати народну релiгiю, то побачимо, що в нiй над грунтом натуралiстично-полiте§стичним лежить найбiльше кора релiгi§ манiхейсько-богумильсько§, так що коли б треба було застосувати до яко§ з iсторичних релiгiй наш народ, то я б його застосував скорше всього до богумильства, i наперед хвалюсь, що одолiю кожного свого противника в науковому спорi про цю справу" (цит. по: 10, 280). Однако ограничивать спор о вере народа только его легендами, песнями и пословицами - насколько это научно? Даже племянница не ограничилась исключительно этими источниками. Поэтому и не могла игнорировать историю христианства. Но поскольку оно было для нее, как кость в горле,  в конце жизни она собирала материал для произведения "з боротьби християнства з "релiгiєю предкiв мо§х". Забужко считает, что "наявнiсть в укра§нськiй духовнiй iсторi§ "велико§ релiгiйно§ альтернативи" була для не§ безперечна" (10, 281). И во всех прочих культурах она также неутомимо искала "релiгiйнi альтернативи" христианству, что по-гречески и называется "ереси".

Зеров писал, что "кiнець кiнцем §§ американськi пущi й середньовiчна Iспанiя, Рим i Єгипет - то тiльки бiльш-менш прозорi псевдонiми §§ рiдного краю" (цит. по: 10, 386). Однако Забужко доказывает, что она не столько приравнивала чужие культуры к своей, сколько сама ориентировалась на лучшие еретические образцы: "Зеров пiшов "по горизонталi" - наклавши Лесину Укра§ну на §§ ж таки "чужину", - а треба, як бачимо, таки "по вертикалi". "поверхом вище": шукаючи те спiльне мiж Укра§ною й "чужиною, що насамперед i вабило нашу Велику Єретичку  в усiй iсторi§ свiтово§ культури як "своє кровне" i що вона всюди й вишукувала з несхибним мiсiонерським iнстинктом. Далi шлях "майбутнiх дослiдiв" має пролягати туди, куди я не смiю сягнути "от необразования" й зупиняюсь "на межi", пiдслiпувато мружачись i розрiзняючи тiльки неясне миготiння великих тiней: "на Схiд", "до Заратустри", до першовитокiв гностично§ єресi, - туди, куди Леся Укра§нка весь вiк тяглася з невтолимою цiкавiстю, надто ж в останнi роки (окремою "бiлою плямою" на нашiй лiтературнiй мапi залишається, як i в часи Зерова, "§§ Єгипет", - тема, на яку конче потрiбен фаховий єгиптолог)" (10, 387).

Еретическая "чуттєвiсть" Украинки кардинальным образом отличается от христианской. По мнению Забужко, процесс их взаимного отталкивания "розпочався з "Одержимо§": з трагiчного бунту Психе§/Лесi Укра§нки/Мiрiам проти само§ серцевини християнсько§ чуттєвости - проти всепрощення на грунтi синiвського й дочiрнього послуху волi Бога-Отця. Завважимо, що для само§ Лесi Укра§нки, точнiше, для Лариси Петрiвни Косач, бунт почався ще ранiше" (10, 87). "Досвiд такого близького переживання смерти...для нашо§ Психе§-Орфея це ще й досвiд одночасно ведено§ запекло§, люто§ й безупинно§ вiйни з "землею й небом",...з усiма трансцендентними силами (= богами), якi готують коханiй людинi такий гнiтючо безславний кiнець. На перший погляд, це богоборство вiдверто старозаповiтного, дохристиянського зразка" (10, 88). "З точки ж зору мiфа та архетипiв колективного несвiдомого, сюжет виглядає ще цiкавiше й провадить нас у глибину тисячолiть, до "Магабгарати" i "Бгагавадгiти", - тiльки там знаходимо в такому чистому виглядi постать божого помiчника (царевича Арджуни), який добровiльно обирає для себе довiчне пекло, щоб у цей спосiб довести свою абсолютну вiдданiсть боговi Кришнi. У неортодоксальнiй, гностико-манiхейськiй традицi§ можна знайти вказiвки на те, що подiбну мiсiю ранньохристиянська екзегетика (згодом сквалiфiкована ортодоксальною церквою як єретична) певний час була схильна приписувати Юдi. Власна "есхатологiчна програма" Мiрiам звучить на диво схоже до цiє§ iде§, загублено§ в нетрях давнiх релiгiй i єресей Сходу (на яких, нотабене, Леся Укра§нка таки несогiрше зналася - ще змолоду спромiгшись самотужки написати пiдручник стародавньо§ iсторi§ схiдних народiв!), - iде§ найбiльшо§, трансцендентно§ жертви, яку здатна скласти людина своєму божеству" (10, 90). Т. е., добровольно выбрать для себя "довiчне пекло". И что же это будет за "божество" такое?

Но Забужко таких смешных вопросов не задает: "Жарти набiк - така Психея не вдовольнилась би вiд богiв мiзерною, як на §§ есхатологiчний максималiзм, подачкою у виглядi тимчасового [Это еще как? - Авт.] воскресiння свого коханого (Мiрiам i не вдовольняється вiсткою про Воскресiння, навпаки - сприймає §§ як остаточну поразку Месi§ в його спробi змiнити людей на краще)..." (10, 91). Для кого-то Воскресение Спасителя - победа над первородным грехом и над смертью. А для кого-то - "остаточна поразка Месi§". Каждому свое.

"Мiфологiчна пригода тако§ Психе§, як бачимо, не просто ставить §§ в позицiю онтологiчного виклику, - вона дає пiдстави говорити про народження (чи вiдродження) якiсно iншо§, незнайомо§ ортодоксальному християнству мiфологiчно§ геро§нi, пов'язано§ з набагато древнiшими пластами культурно§ пам'яти людства. Ця геро§ня виступає не коханкою, не нареченою, а своєрiдною "тiньовою" (видимою вже хiба що крiзь "окуляри" езотеричних учень i єресей) партнеркою, "iноверсiєю" вмираючого й воскресаючого бога, - чи в перекладi з мови мiфа на мову iсторичних реалiй, тiєю Христовою ученицею й жiнкою-апостолом, котру отцi церкви могли й справдi хiба що проклясти...- i чиє "Євангелiє вiд Мiрiам" (бо саме таким "апокрифiчним євангелiєм", в остаточному пiдсумку, i є "Одержима"!) могло мати сво§ аналоги, в кращому разi, серед знищених гностичних апокрифiв II - III ст." (10,92).

Вот так: "иноверсия" и "партнерка" умирающего и воскресающего бога. Ни больше - ни меньше. Для Забужко очевидно, что когда герои Украинки молятся Гелиосу, то это касается и автора: "це §§ "єретицька" молитва - укра§нсько§ лицареси Святого Духа, вiрно§ жрицi того гнаного й репресованого жiночого божества, що пiд натиском єресей все ж увiйшло в захiднохристиянський канон пiд iменем, симетричним Божому, - Notre Dame, "Наша Панi"" (10,609). По-русски "Notre Dame" можно перевести словом "Богородица". Например, выражение "Собор Notre Dame de Paris" переводится как "Собор Парижской Богоматери". Теперь легко сообразить, как перевести название книги Забужко: "Notre Dame d'Ukraine". Такая вот история. Оказывается, Украинка - это и есть "Наша Панi" для украинцев. Так сказать, "iноверсiя" и "партнерка" Христа.Того и гляди - появится собор...этой самой матери. А далее может возникнуть и молитва, адресованая к этой "панi". Из всех ассоциаций на ум почему-то приходит только неудобоваримая "Молитва про гетьмана Мазепу". А еще - тот диагноз, который поставила сама Забужко своей науке: "напiвкоматозний стан нашо§ гуманiтаристики" (10, 405).  

Она считает, что Украинка создала "образ жiнки-єресiарха", но сделала это не "свiдомо й цiлеспрямовано" (10, 93). В других произведениях еретическое мифотворчество также шло бессознательно: "Ця "домашня", "своя" версiя гностицизму, незаперечна на рiвнi чуттєвости, жодним чином не могло конкурувати з захiдною за рiвнем свiдомо§ культурно§ репрезентацi§, "проговорености", як у лицарськiй лiтературi" (10, 282). "Аби уникнути непорозумiнь, зовсiм не виключених при сучасному сумному станi нашо§ гуманiтаристики, застережуся, що досi цiлий час вела тут мову про об'єктивне значення Укра§нчино§ мiфотворчости, а не про свiдомо переслiдуванi авторськi стратегi§, - кожнiй-бо людинi, освiченiй не на радянських стандартах "творчого методу"..., очевидно й самозрозумiло, що такi речi письменник нiколи не "ставить собi планом", i - продовжуючи цитату - "es kam ja von selbst!", "воно само так вийшло". А проте питання, якою, власне, мiрою гностична єресь, так недвозначно сповiдувана й практикована героями Лесi Укра§нки, усвiдомлювалася й визнавалася нею самою, далеко не є риторичним. Авжеж, прямих звiрянь на тему сво§х вiровизнавчих преференцiй вона здебiльшого уникала ("я не вмiю викладати свого credo в стислiй, консеквентнiй i догматичнiй формi"), - всi тi звiряння аж надто глибоко захованi, вживленi в тканину текстiв, звiдки §х доводиться тепер виколупувати хiрургiчним "пiнцетом" деконструкцi§" (10, 283). Какова гуманитаристика, такова и Деррида...

На самом деле, Украинка неоднократно декларировала свое мировоззрение. Забужко это прекрасно знает и характеризует ее как "вишколену на позитивiстський лад "людину наукового свiтогляду". На словах она считала себя атеисткой и отрицала существование "духов". В действительности же они распоряжались в ее душе, как у себя дома. Это и было состояние бесоодержания. Об этом расщеплении личности Забужко пишет: "...Мислення Лесi Укра§нки мало, за всiма ознаками, природу суто вiзiонерську, пророцько-шаманську, що саму §§, як вишколену на позитивiстський лад "людину наукового свiтогляду", не тiльки не могло вдовольнити, а навпаки, радше бентежило ("що се за манiя така?"). Як i §§ Кассандра, i всi "Кассандри" в європейськiй iсторi§ пiсляпророцько§ доби, у сво§х несамовiльних прозрiваннях у майбутнє - не раз, далебi, так моторошно-точних! - Леся Укра§нка "собi не вiрила", нiколи не мала певности, чи то "правда родить мову", чи, чого доброго, навпаки, "мова родить правду", i взагалi, за iнерцiєю "нормально§ думки" (чи пак, "наукового свiтогляду"), волiла вiдносити всi такi "думи i мрi§" на рахунок  "поетично§ фантазi§". Тi ж iз них, котрi в таку квалiфiкацiйну рубрику вже явно не вписувалися, заховувала виключно "для себе" й нiколи не публiковала (як-от вiрш "Не хутко те буде...Чи й буде, чи нi?", один iз "хiмiчно найчистiших у європейськiй лiрицi, пiсля св. Терези де Хесус, описiв вiзiонерського стану)" (10, 221). Здесь же Забужко приводит точку зрения А. Макарова, который также писал "про §§ семантику "мрi§" як поняття, що позначає вiзiонерськi "гiпнагогiчнi галюцинацi§" в станi, пограничному мiж уявою i сном, "напiвснi"" (цит. по: 10, 221).

"Свiй мистецький дар Леся Укра§нка, в усьому iншому людина цiлком "по-драгомановськи" скептичного вишколу, суб'єктивно сприймала й переживала як явище суто метафiзично§ природи, свого роду "mania poetica", "певну форму нападiв божевiлля, за якi людина здебiльшого ручити не може" i в стосунку до яко§ почувається як стародавнi пророки -  як та ж таки Кассандра, авторчине alter ego, - iнструментальним знаряддям, виконавцем необорно§, ба й "деспотично§", зовнiшньо§ волi: "ледве зберуся до яко§сь спокiйнiшо§ роботи, так i "накотить" на мене яка-небудь непереможна, деспотична мрiя, мучить по ночах, просто п'є кров мою, далебi. Я часом аж боюсь цього - що се за манiя така?" - причому ця "манiя" настiльки сильнiша вiд фiзично§ хвороби, що навiть цю останню змушує вiдступати: "я тодi тiльки можу боротись з виснаженням, високою температурою i iншими пригнiтающими iнтелект симптомами, коли мене попросту гальванiзує якась idee fixe, якась непереможена сила. Юрба образiв не дає менi спати по ночах, мучить, як нова недуга, - отодi вже приходить демон, лютiший над всi недуги, i наказує менi писати, а потiм я знову лежу zusammengeklappt, як порожняя торбина". Iмовiрно, що саме цю свою "одержимiсть духом" §й якраз найменше й хотiлося афiшувати, i не лише тому, що всякий мiстичний досвiд, навiть у такiй "секулярнiй" його формi, як художня творчiсть, взагалi належить до найбiльш сокровенно-iнтимно§ сфери людських почуттiв, а й iз причин, сказати б, iдейних: ще раз наголошу, що свiдомо, з переконання Леся Укра§нка була не мiстиком, а, як тодi (i довгий час по тому!) мовилося, "людиною наукового свiтогляду", у термiнологi§ ХIХ ст. "вiльнодумною", - i будь-яка мiстифiкацiя й дотепер не з'ясовано§ до кiнця "справжньою наукою" тайни творчости не могла не вiдпихати §§, зокрема, вiдразною для всякого "вiльнодумця" спекулятивнiстю" (10, 72). "Одержимiсть духом" (не-святым) у "вiльнодумно§ людини наукового свiтогляду" - это далеко не редкость.    

Забужко подчеркивает: "Що Леся Укра§нка (точнiше - Лариса Петрiвна Косач) була абсолютно несвiдома свого мiстичного обдаровання i, знов-таки як §§ Кассандра, на власний розсуд користуватися ним не вмiла ("тiльки бачила" те, що "показувано", i давала собi з тим раду виключно шляхом "перекладу" на мову художнiх образiв), видно вже з того, що вона повторює найпоширенiшу, за Ямвлiхом, "помилку початкiвцiв" - коли "божисту одержимiсть неслушно вважають рухом мислення в сполуцi з даймонiчним натхненням"...Саме на "рух мислення", очищеного вiд земних пристрастей, i покладається Леся Укра§нка у своєму прагненнi вступити в храм таємного знання, iнакше званий гнозисом" (10, 222). В итоге такого бессознательного "сотрудничества" с духами и родилась эта ересь: "Ї§ персональна "iсторiя єресi" розбудовується в самостiйний авторський гностичний мiф" (10, 216). ""Лiмiт функцi§" §§ мiфа - позасвтнiй, "рухаючий свiтилами", частково привнесений колись на землю завдяки визвольнiй жертвi титана Прометея, вiчно-недосяжний i вiчно-провiдний божистий Абсолют"" (10, 288). Таким образом, человек был материалистом и атеистом, но одновременно - еретиком и мифотворцем. Это говорит о расщеплении его личности. Для христианина такое состояние является типичным примером бесоодержания.       

 

1.15. Последний антихристианский замысел.

Последний антихристианский замысел Украинки связан с Египтом, где она лечилась: "Бачили ми великi пiрамiди i великого сфiнкса - се справдi щось єдине на цiлiм свiтi! Нiякi картини, фотографi§ и т.п. не можуть дати справжнього поняття про душу сих камiнних iстот. Особливо сфiнкс - вiн має велику тисячолiтню душу, вiн має живi очi, вiн немов бачить вiчнiсть. А який там пейзаж перед очима в сфiнкса!.. Не розчарував мене Єгипет, а ще бiльше причарував, i тепер тiльки я зрозумiла його до кiнця генiальний хист, як побувала в Ка§рському музе§". Душа у сфинкса? Да сколько угодно. Но бессмертная душа у человека - это уже "забобон". Потому что материализм так сказал.

Ветер из пустыни (хамсин) тоже не просто летящий по ветру песок: "О, якби ти бачила того рудого демона хамсина, як вiн свiт у жовтий кошмар змiняє! Справдi злий дух - Тiфон!..". Злые духи? Да. Сколько угодно. Но благодать Святого Духа - этого низзя. Это уже "забобон". Потому что "научный" атеизм так сказал.

Солнце также одушевлялось: "Сей прекрасний осяйний день, освячений великим Ра, що знов став до нас ласкавий пiсля тижня гнiву. А вiн таки був дуже розгнiвався за щось: цiлими днями вiяв шалений вiтер i застилав густим серпанком пороху обличчя Ра". Затем "Великий Ра змилувався i послав нам лiто справжнє...".

Такое мировоззрение обычно называется анимизм. Но последний антихристианский замысел этим далеко не исчерпывался: "На передмiстi Олександрi§ живе сiм"я грецька (еллiнська) в той час, коли нова вiра взяла силу i, в свою чергу, стала тiснить i гнати тих людей, що держалися давнiшо§ вiри й кохалися в давнiй науцi.

Теокрит, дуже вчений еллiн, не християнин, кохається в давньому писаннi, має цiлу бiблiотеку - збiр папiрусiв. Його дiти, син 17-ти лiт i дочка 15-ти, теж привченi до давньо§ науки, вiрнi давнiй релiгi§.

Ясний день, по полуднi. Син i дочка Теокрита сидять у своєму середньому двориковi; син чита й оповiда сестрi. Приходить старий чоловiк, сусiда, дуже збентежений, i каже дiтям, що §х батька схопили в храмi (на сходах до храму); його ув"язнено за те, що вiн "ширив єресь", проповiдував думки грецьких фiлософiв".

Как известно, "давня релiгiя" и "думки грецьких фiлософiв" - это две большие разницы. Сократ был казнен сторонниками "давньо§ релiгi§" за отрицание им традиционных богов и почитание "нового" божества. Не зная Библии, он понял, что настоящий всемогущий Бог может быть только один-единственный. За что и был убит. Того же мнения придерживался его ученик Платон. Того же мнения придерживался и ученик последнего Аристотель. И т.д., и т.д. То есть, выдающиеся греческие философы вовсе не поклонялись слепо олимпийским богам, но искали единую первопричину всех вещей. Кстати, о "преследованиях" греческой философии. Платоновская Академия в Афинах была закрыта императором Юстинианом в VI веке. К этому времени она существовала уже 900 лет. За такое время можно сказать все, что хотел. Наверное, "дуже вчений еллiн" все это знал. Но его создательница этого не знала. Поэтому приписала ему языческое многобожие, борьбу с рабством и свое собственное антихристианство (игнорируя общеизвестные факты, что греческие философы были сторонниками рабства, а христианство положило конец рабовладельческому обществу):

"...Його ув"язнено за те, що вiн "ширив єресь", проповiдував думки грецьких фiлософiв, одвертав од догматiв вiри християнсько§. Вiн казав: "Нема рабiв божих, - єсть i повиннi бути люди, вiльнi "тiлом i духом". "Начувайтесь лиха", - сказав старий. "Прийдуть i в господу до вас: заберуть всi папiруси, понищать, попалять яко писания "єретицьке", "поганське".

Дiвча плаче, потiм радиться з братом, що робити. Зважають, що треба поховати хоть найдорожчi писанi речi... Ждуть вечора з турботою, чи встигнуть поховать. Уночi засвiчують свiтло у сховах, у поко§ вибирають писання. Iдуть, ховають в пустинi, просто в пiсок. Нiч кiнчається, сонце ледве встає. Обоє стають на колiна, припадають до землi, молять Гелiоса берегти §х скарби. Може, настануть кращi часи. Може, колись хтось знайде тi скарби - i дiзнається велико§ мудростi: "Гелiосе! Рятуй нашi скарби! Тобi i золотiй пустинi доручаємо §х!"".

 Такая вот жалостная история. Вспомним, что по Аристотелю "раб есть говорящее орудие"; одни люди рождаются по природе свободными (это эллины), а другие - по природе своей от рождения рабы (это скифы, славяне и прочие "варвары"). Это солнечная и светлая античность. На смену ей пришло очень "мрачное" средневековье, утверждающее вслед за апостолом Павлом, что для Христа нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, ни мужчины, ни женщины, но каждый - сын Божий и несет в себе искру Божью.

Кто-то предпочитает молиться Гелиосу. А почему не Зевсу? Почему не Аполлону или Дионису? Почему не всем, вместе взятым? Наверное, это - не принципиально. Лишь бы не Христу.

Этот замысел был записан в начале июля 1913 г. (последний месяц жизни Украинки). О. Пчилка вспоминала: "Коли я в початку липня прибула до Лесi на Кавказ, у Кута§сi, вона, лежачи хвора в лiжку, однак поривалась думкою до сво§х творiв. Одного разу... згадала про свою обiтницю, про ту поему, й сказала: "Ану, спробую зазначити, як би то воно виходило". Отож вона говорила, а я писала з §§ слiв подаваний тут змiст §§ надумано§ поеми. Проказуючи, Леся дещо змiняла: мiсце дi§, останнi слова. Перше хотiла закiнчити прокляттям, потiм сказала: "Нi, нехай "останнiм акордом" буде молитва до Гелiоса, - та й проказала тi слова, що стоять в кiнцi конспекту. - Отак i буде! - додала Леся наостанку. - Як тiльки зможу писать, зараз напишу й пошлю". Та сьому бажанню не судилось справдитись! Зостався конспект".

Таким образом, бескомпромиссная борьба Украинки против христианства длилась до последнего вздоха. И даже после.

 

***

Еще в 1900-м году она писала:

                   Моя душа не буде "со святими",

                   Не буде "вiчна пам'ять" по менi,

                   Чужi менi пiснi з словами тими

                   I дзвони сi, потвори мiдянi.        

Все было именно так, как она хотела. Львовская газета "Дiло" писала: "Похорон був дуже урочистий, хоч духовенство не брало майже в нiм нiяко§ участi. Така була воля покiйно§... Похiд посувався в поважнiй тишi. Церковного спiву не було, бо духовенство не йшло за труною...". Г. Палецкий вспоминал: "За добу до похорону стало вiдомо, що згiдно бажання небiжчицi проводи домовини вiдбудуться без духовенства". Через год К. Квитка написал воспоминания "На роковини смертi Лесi": "В замiтках газети "Киевская мысль" пiд час похорону Лесi Укра§нки було написано, що, згiдно з волею покiйницi, в похоронному ходi не брало участi духовенство i на труну не було кладено металевих вiнкiв, тiльки з живих квiток... В сьому є стiльки правди, що авторка таких речей, як "В катакомбах", розумiється, не могла признавати ваги за церковними обрядами... Не тiльки розпоряджень щодо похорону, але взагалi нiяких розпоряджень на випадок смертi Леся Укра§нка нi давнiше, нi пiд час останнього гострого перiоду хвороби не робила (Коли не вважати на один ненадрукований вiрш, про який писать ще рано. Цей вiрш i не буде надрукований. Розпорядження)".

Что это за вирш - неизвестно. Но, чтобы судить о его содержании, достаточно знать, какие похороны устроили Украинке те, кто его читали (муж, мать, сестры). Квитка был прав в том, что "авторка таких речей, як "В катакомбах", розумiється, не могла признавати ваги за церковними обрядами". Поэтому, когда украинское радио, с одной стороны, то и дело повторяет в своем эфире эту антицерковную пьесу, а с другой - регулярно транслирует церковные богослужения, это выглядит как-то диковато (очевидно, множество "научных" атеистов окопалось в этих СМИ еще с советских времен). Но когда один человек (например, Ющенко) одновременно превозносит Украинку и желает "розбудувати єдину укра§нську помiсну православну церкву", то это напоминает уже расщепление личности (по-научному - "шизофрения").     

 

1.16. Безбожное частье".

В 1895 г. писательница сочинила легенду под названием "Щастя" о первопричине всех человеческих зол: "Се було в початку вiкiв. Новостворений свiт сiяв чудовою красою, скрiзь була гармонiя, ясне, повне життя. Цвiла божа мрiя, розкiшна й лагiдна. Людське життя плило тихими хвилями i зливалося з тiєю мрiєю в одне осяйне, спокiйне море. Великий спокiй був на землi, й люди жили в спокою. Так було довго.

Злий дух спав у пiдземнiй кра§нi. Вiн спав довгi вiки, i сон його був лихий. Прокинувся злий дух i покликнув: "Лихi сни мучать мене! Душа моя рветься, нема менi спокою! А там, на землi, панує ясний спокiй, мрiя ворога мого цвiте i витає - i нiщо не бентежить §§. Чи маю я носити сам мою тугу огненну, чи маю ховати мiй смуток темний? Нi, я кину тугу в серце наймилiших дiтей ворога мого, я розкину над ним смуток чорним покривом, i потьмариться мрiя ворога мого".

Сначала он напустил на людей голод, потом - смертельную заразу. Но все это было как-то не очень эффективно. И тогда враг рода человеческого пустил в ход свое самое опасное оружие - утопию:

"Злий дух сидiв у пiдземнiй кра§нi i думав. I вiн створив думкою своєю дивну постать. Вона була блискуча, як рання зоря, i мiняла свiй вид щохвилини, як вогонь. Злий дух дав §й життя i назвав §§: щастя. Вiн взяв §§ на сво§ дужi крила i полетiв з нею геть високо понад землею. Була темна нiч, табори спали, тiльки молодi пастухи сидiли навколо багаття - пастухи не спали вночi, - вони спiвали. Наймолодший грав у сопiлку, дивився на зорi, i очi йому були спокiйнi, як зорi. З неба покотилася велика блискуча зоря. Пастух покинув сопiлку i вхопився за серце. Вiн бачив зорю, i вона йому серце вразила. Вiн крикнув уголос: "Дивiться, дивiться!" - i всi дивились туди, куди показувала його рука, - там упала зоря. Вона впала на високу гору, i на горi спалахнуло свiтло, горiло i вабило серце. Пастух сказав братам сво§м: "Ходiм туди!" - i всi пiшли до свiтла. Всi бачили у свiтлi те, що було §м над життя миле, i всi бачили рiзно. Їм було так, мов у душi в них горiв вогонь. Вони йшли все далi, i свiтло далi ставало. Вони все йшли, кололи ноги на колюче зiлля, шарпали одежу об гострi терни, кров була на слiдах §х, йшли i падали один по одному, бо сила покинула §х. А ясна, дивна постать все далi ставала, все бiльше мiнилась i зникла в туманi. Настав день, а вона не верталась, i нiхто не знайшов §§.

Був знов вечiр, i пастухи спiвали. Вони спiвали: "О щастя, о ясне, загублене щастя!" I тi пiснi отру§ли серце всiм людям. Всi прагнули щастя, а нiхто не знав його, всi хотiли бачити його, мати його на хвилинку i вмерти потiм, бо воно стало §м миле над життя. I кожний бачив його, хоч у снi, хоч на малу хвилинку. На одного воно глянуло коханими очима, iншому заблищало золотом, iншому засiяло свiтлом слави. Всiх зачарувало воно навiки, i чари його були отрута. Воно летючою зорею падало в серце, i серце починало горiти. Хто раз бачив його, той не забував його до смертi. Пекельний вогонь прокинувся в душах всiх людей. Всi шукали щастя, всi хотiли мати його цiле в сво§х руках. Для нього вiддавали все найдорожче, губили себе i других, сльози й кров лились рiчками во iм"я його. А щастя лiтало по свiтi зорею, блискавицею, вогником бродячим i нiде не спинялось надовго, i нiхто не мав його цiле в руках. I чутний був великий крик по всiй землi: "Щастя! Щастя!.." З того часу не стало на землi ясного спокою, потьмарилась блискуча божа мрiя. I злий дух утiшився працею своєю". Среди борцов за счастье человечества Украинка и заняла свое видное место.

Искаженное отношение к Богу (грех) по-гречески называется hamartia, что дословно означает "промах". На украинский это можно перевести как "збочення". "Збочення" в отношениях с Богом не могут не повлечь за собой "збочень" в межчеловеческих отношениях.

Зеров писал: "Змолоду пережила вона глибокий вплив Драгоманова; сприйняла вона i науку європейсько§ iндивiдуалiстично§ думки, вiд такого запiзненого в укра§нськiй лiтературi Байрона до Iбсена та Нiцше; схвилювала §§ й глибока соцiологiчна та полiтично-економiчна думка Маркса, i доктрина європейського соцiалiзму, що до нього пильну увагу заповiдав укра§нському громадянству ще Драгоманов. В другiй половинi 90-х рокiв Леся входить до невеличкого гуртка шести (Каковський, Стешенко i iншi), що цiллю своєю ставив студiювання Маркса. В 1900 роцi вона бере участь в росiйському соцiал-демократичному журналi "Жизнь", де мiстить рiзнi статтi, присвяченi то укра§нському письменству, то соцiалiстичнiй лiтературi утопiй, - тема, до яко§ потiм вертається в "Новiй громадi" Чикаленка-Грiнченка 1906 р. У не§ рано складається власний свiтогляд i власне свiтопочуття, обвiянi вольовою стихiєю та тонким сприйняттям трагiчного...I iндивiдуалiстичнi настро§ Нiцше, i марксiвська наука перетворилися в нiй органiчно й грунтовно i дали своєрiдний прорiст...Перше, що впадає в око, це якийсь антихристиянський цiє§ фiлософi§ дух i тон. Змолоду перечитуючи працi, присвяченi Бiблi§ та пророкам, пильно раннiм християнством займаючись, Леся Укра§нка нiяк i нiколи не могла помиритися з основами християнського свiтогляду. Ї§ "Грiшниця"..., "одержима" Марiам, що з природи не може прийняти проповiдi всепрощення, раб-неофiт...- всi вони носять у собi частку душi авторово§. I навiть досить пласка критика християнсько§ теорi§ й практики у Iуди ("На полi кровi") набирає часами яскравостi й енергi§, бо до його слiв, природних в устах статечного господаря, дещо своє§ нехотi докидає сама Леся ...Образ Прометея, гордi заповiти промете§зму - це у Лесi Укра§нки не випадковий, не хвилинний настрiй. Промете§вська непримиреннiсть i богоборство носилися перед нею здавна...Як i Мавка, зчарував §§ цей образ на все життя. Антихристиянська, майже нiцшевсько§ сили проповiдь сполучалася у Лесi Укра§нки майже з язичеським культом природи...". И добавляет еще один компонент ее мировоззрения: "Безперечний факт, що по смертi Драгоманова Л. Укра§нка була близька до Марксово§ науки i пiд впливом §§ зоставалась досить довго, так що навiть в добу "Дзвону" видавцi журналу вважали §§ за свого однодумця".    

 

 

 

2. Безбожная классовая борьба.

"Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы", - говорит апостол Иоанн. Если же человек усиленно отталкивается и отказывается от света, он обрекает себя на блуждания в потемках. Тогда все его способности и таланты превращаются в силу разрушительную. И чем больше способности, тем разрушительнее потенциал. (Из героев Достоевского самыми способными были убийца Раскольников, бесоодержимый Ставрогин, отцеубийца Иван Карамазов). Реформы их не устраивают. Таким нужны революции. В конце ХIХ и начале ХХ века многие жаждали революции пролетарской. Они вдохновлялись идеями Маркса. Эти идеи были руководством к действию и для украинских революционеров. Украинка писала: "Я можу виразити свiй погляд на iсторiю пiдмосковсько§ Укра§ни такою перифразою Маркса: "Ми гинули не тiльки вiд клясового антагонiзму, але й вiд недостачi його" - хотiлось би доказати сю тезу, та, звiсно, се залежатиме вiд снаги". Ей не хватало "клясового антагонiзму", классовой борьбы. А Маркс учил, что для разжигания классовых антагонизмов нужно формировать у пролетариата классовое самосознание. И Украинка внесла свой посильный вклад в пробуждение классового самосознания среди украинцев.   

В коммунизме, как и в безбожии, высшим авторитетом для нее являлись Гейне и Маркс.

 

2.1. Гейне и коммунизм.

Немецкий еврей Генрих Гейне стал революционером в юности: "Взяться за оружие меня давным-давно принудило издевательство недругов, наглость чванных аристократов. Маршрут всей моей жизни лежал уже в моей колыбели". "Издевательство недругов" заставило "взяться за оружие" и девятилетнюю Ларису:

                            Нi долi, нi волi у мене нема,

                            Зосталася тiльки надiя одна...

Революционность органично сочеталась в немецком поэте с антихристианством: "Ни один поп не в силах заточить теперь в темницу немецкий дух; ни один благородный дворянчик не вправе больше кнутом гнать на барщину немецкие тела, и потому также немецкая муза снова должна стать свободной, цветущей, простодушной, честной немецкой девушкой, а не быть томной монашенкой или кичащейся своим происхождением рыцарской девой".

Гейне (как и Украинка) преклонялся перед идеями Великой французской революции и ее "наследником" Наполеоном. После победы Июльской революции 1830 года в Париже он, ликуя, записал в своем дневнике: "Исчезла моя жажда покоя. Теперь я снова знаю, чего хочу, что должен, что обязан делать... Я сын революции, и я снова берусь за неуязвимое оружие, над которым мать моя, благословляя, произнесла заклятье... Цветов! Цветов! Я украшу главу свою венком перед смертным боем. И лиру, дайте мне лиру, чтобы запел я боевую песнь... Слова, подобные пылающим звездам, что падают с высоты и сжигают дворцы и озаряют хижины... Слова, подобные блестящим копьям, что с шумом взлетают до седьмого неба и поражают набожных лицемеров, прокравшихся туда, в святая святых! Я весь радость и песнь, я весь меч и пламя!". В разгар революции 1905 года Украинка также испытывала подъем: "Тим часом в поезi§ я тепер обдарована несподiваною гармонiєю настрою моє§ музи з громадським настроєм (се далеко не завжди бувало!). Менi якось не приходиться навiть нагадувати сiй свавiльний богинi про §§ "громадськi обов"язки", так обмарив §§ суворий багрянець червоних корогв i гомiн бурхливо§ юрби. Я навiть не розумiю, яка приємнiсть сiй громадянцi музi воловодитись тепер з таким недолугим створiнням, як я; на §§ мiсцi я вибрала б собi поета з такою геро§чною поставою, як В. Гюго, з голосом, як у Стентора, приставила б йому рупор до уст i гукала б через таке вдосконалене знаряддя моє§ волi на весь свiт".

Историю Гейне понимал материалистически. Для него были важны не "внешние стороны революции", а ее "глубинные вопросы": "Эти вопросы касаются не формы правления, не лиц, не установления республики или ограничения монархии, - они касаются материального благосостояния народа. Старая спиритуалистическая религия была полезна и необходима, пока большая часть людей жила в нищете и вынуждена была утешаться загробным блаженством. Но с тех пор как развитием индустрии и экономики создана возможность вытащить людей из материальной нужды и осчастливить их на земле, с этих пор... Вы понимаете меня. И человечество тоже поймет нас, если мы скажем ему, что в будущем оно будет каждый день есть говядину вместо картофеля, меньше работать и больше танцевать. Будьте уверены, люди не ослы...". Только ослы еще могут держаться за "старую спиритуалистическую религию" (т.е. христианство) в новых условиях (когда  каждый день говядина, а потом - танцы). А если к говядине добавить деликатесы! А к танцам - современные шоу и блокбастеры в 3D-формате! Это и будет райское наслаждение. А христиане все долдонят одно и тоже: пост, молитва, покаяние, жизнь вечная...

Будущий вождь пролетариата Маркс еще сидел на школьной скамье, а Гейне еще в 1834 году открыл, что "свободолюбивый дух" нашей классической литературы проявляется "гораздо менее в среде ученых, поэтов и литераторов", чем в "огромной активной массе, среди ремесленников и кустарей". Сидя в Париже, поэт посылал в Германию отчеты о французской политической, художественной и народной жизни. Позже он говорил, что сквозь его сообщения красной нитью проходили предсказания о победе коммунизма. В 1843 году он писал: "Я говорю о коммунистах - единственной партии во Франции, заслуживающей безусловного уважения. С таким же вниманием я бы отнесся и к остаткам сен-симонизма, а равно и к фурьеристам... Но эти почтенные люди движимы лишь словами, и социальный вопрос для них только вопрос, только традиционное понятие. Их не влечет демоническая необходимость, они не те заранее избранные слуги, руками которых высшая мировая воля осуществляет свои необъятные решения. Рано или поздно рассеявшаяся семья Сен-Симона и весь генеральный штаб фурьеристов перейдут в растущую армию коммунизма и, облекая грубую потребность в созидающее слова, как бы возьмут на себя роль отцов церкви".

А в конце этого же года в Париж подъехал один из этих "отцов" новой церкви - Маркс. Друзья из Кельна ему прислали тысячу талеров; мысль классика била ключом. Вскоре Гейне открыл, что "во главе пролетариев в их борьбе против существующего строя стоят самые передовые умы и крупные философы". У них было полное взаимопонимание. Гейне писал Марксу: "Нам нужно немного знаков, чтобы понять друг друга".

В 1844 года состоялось восстание силезских ткачей. По этому поводу Гейне написал "Песню ткачей". Украинка перевела ее так:

Вже очi смутнi§ не плачуть сльозами,

Ткачi за станками цокочуть зубами:

"Кра§но! тобi смертну одiж ми тчем,

Потрiйний проклiн у тканину вплетем!

         Ми тчемо, ми тчемо!

Проклiн тому iдолу, богу безоднi,

Йому ж ми молились голоднi й холоднi,

Даремне з нас кожний до нього зорив, -

Вiн з нас насмiявся, вiн нас одурив!

         Ми тчемо, ми тчемо!

Царевi проклiн, що панує з панами,

Чому вiн не зглянувсь над бiдними нами?

Останню копiйку бере у ткачiв,

А потiм ще каже стрiлять, наче псiв.

         Ми тчемо, ми тчемо!

Проклiн отiй нашiй - не нашiй кра§нi,

Де сором та ганьба панують єдинi,

Де гинуть дочасно хорошi квiтки,

Де в цвiлi та в гною живуть робаки.

         Ми тчемо, ми тчемо!

Лiта прудкий човник, трiщать нашi кросна,

Вдень мучить нас праця, зрива навiть зо сна...

Державi старiй смертну одiж ми тчем,

Потрiйний проклiн у тканину вплетем!

         Ми тчемо, ми тчемо!

В переводе Гейне несколько усовершенствован. У него было: "Мы ткем тебе саван, о старая Германия!" В переводе стало: "Кра§но! тобi смертну одiж ми тчем..." Что же это за анонимная "кра§на"? И еще раз в конце Гейне повторяет: "Мы ткем тебе саван, старая Германия". И еще раз переводчица убирает название страны: "Державi старiй смертну одiж ми тчем".

Гейне писал об одном из первых выступлений немецкого пролетариата. Но Украинка - интернационалистка. А пропаганда коммунизма нужна в любой стране. Даже в преимущественно крестьянской Росси, где пролетариата не густо. А чтобы никто не перепутал адресата ее проклятий, она еще раз рихтует Гейне. У него было: "Второе проклятье - королю богачей". У нее стало: "Царевi проклiн, що панує з панами". Но в Германии, как известно, царей не водилось.

В середине ХIХ века Бисмарк говорил: "Можно попытаться построить коммунизм. Но для этого нужно выбрать страну, которую не жалко". Германский пролетариат почему-то не стал совершать социалистической революции (о чем, как говорил Жванецкий, "жалеет - страшно"). Но такая страна нашлась. Вернее, ее нашли. И теперь коммунистический эксперимент уже закончен. Идет поиск виновников. Причем преимущественно - на стороне. Оно и понятно: "успех имеет много родителей, неудача же - круглая сирота".

Гейне повезло: он успел поставить коммунизму диагноз еще при жизни. Своих друзей Маркса и подельников он называл "обожествившими себя безбожниками". В своих предсмертных "Признаниях" Гейне говорил, что причиной его возвращения к Богу был "более или менее тайный союз", который атеизм заключил "с жутко оголенным, не прикрытым даже фиговым листком, грубым коммунизмом". Свое последнее слово о коммунизме Гейне сказал за несколько месяцев до смерти: "Только с отвращением и ужасом думаю я о времени, когда эти мрачные иконоборцы достигнут власти: грубыми руками беспощадно разобьют они все мраморные статуи красоты, столь дорогие моему сердцу; они уничтожат все те фантастические игрушки и безделушки искусства, которые так любил поэт; они вырубят мои лавровые рощи и посадят там картофель; лилии, которые не трудились и не пряли, а все же одевались так, как не одевался и царь Соломон во славе своей, будут вырваны из почвы общества, если только не захотят взять в руки веретено; розы, эти праздные невесты соловьев, подвергнутся такой же участи; соловьи, эти бесполезные певцы, будут изгнаны, и - увы! - из моей "Книги песен" бакалейный торговец будет делать пакетики, в которые станет насыпать кофе или нюхательный табак для старух будущего. Увы! Все это я предвижу, и несказанная печаль овладевает мной при мысли, что победоносный пролетариат угрожает гибелью моим стихам, которые исчезнут вместе с романтическим старым миром".

"Победоносный пролетариат" загнал литературу и все прочие искусства в стойло социалистического реализма. Но начинался соцреализм еще до победы революции. В русской литературе - усилиями Горького и компании. В украинской - усилиями Франко со товарищи. За несколько месяцев до смерти Украинка говорила: "На мiй погляд, i в мистецтвi, i в лiтературi треба дотримуватись некрасовського вислову: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Особливо це вiрно для нашого жорстокого часу". И Гоголь, и Достоевский, и многие другие русские писатели были великими гражданами. Но их гражданственность не имела ничего общего с революционной тенденциозностью. 

Гейне продолжал: "И все же, честно сознаюсь, этот самый коммунизм, столь враждебный моим вкусам и склонностям, держит мою душу во власти своих чар, и я не в силах им противиться; два голоса в моей груди говорят в его пользу, два голоса, которые не захотят замолчать, которые, в сущности, быть может, являются не чем иным, как внушением дьявола, - но как бы то ни было, я в их власти, и никакие заклинания не могут их побороть. Ибо первый из этих голосов - голос логики. "Дьявол - логик!" - говорит Данте. Страшный силлогизм околдовал меня, и если я не могу опровергнуть посылку, что "все люди имеют право есть", я вынужден подчиниться и всем выводам из нее". Гейне казалось, что коммунизм способен накормить всех голодных и потому он справедливее капитализма. Однако история ХХ века показала всем, на что способны коммунисты.

Второй голос в пользу коммунизма говорил немецкому поэту, что коммунизм - оружие против национализма (в частности - германского): "Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в коммунистов... Главный догмат, проповедуемый ими, - это самый неограниченный космополитизм, всемирная любовь - любовь ко всем народам, братское равенство всех людей, свободных граждан земного шара". История продемонстрировала, что захватив власть над шестой частью суши, коммунисты залили страну кровью. Продолжая курс на мировую революцию, они вызвали к жизни национал-социализм. Закончилось все мировой войной. Много уроков дает история ХХ века. Однако уже в ХIХ веке некоторым было ясно, куда приведет безбожная революция. Например, Достоевский, опираясь на Евангелие, понимал, что поиски справедливости без Христа - губительны. Он предупреждал, что раз отказавшись от Христа, человек неминуемо дойдет до антропофагии. Именно так все и было.

Одержимые революционеры игнорировали не только Достоевского, но и Евангелие. В том числе - украинские революционеры. У них были другие приоритеты и авторитеты. В 1900 году Украинка писала сестре: "Я теперь набрала 12 томiв Гейне i в вiльнi хвилини переглядаю його, бо таки ж треба"; "Менi подарували портрет Гейне, се було дуже до речi". Как известно, из Гейне она выбрала только те идеи, от которых он отрекся. А возвращение поэта к Богу - просто игнорировала.

 

2.2. Другие переводы.

На темы классовой борьбы и революции писали также другие авторы. Украинка выбирала на свой вкус. В 1901 г. с немецкого она перевела рассказ Якобовского "Духи" (ударение на последнем слоге). Один пролетарий стал инженером и завязал роман с баронессой фон Вернер. Но вот однажды: "Я пришел к тебе весь еще в трудовом поту, прямо от машины. И когда я, в своей старой блузе, привлек тебя к своей груди, чтобы рассказать тебе, что я теперь сделался директором одной из крупнейших машинных фабрик Германии, что теперь мой заработок достаточно велик, и я могу устроить в давно желанном маленьком замке свою избалованную жену...".

 Сбылась мечта любого пролетария: "Прощай, пролетариат". Но не тут-то было. У баронессы было тонкое обоняние: "Вдруг ты уперлась обеими руками в мою грудь, в то время когда я обнимал тебя за талию, и откинула голову так далеко назад, что я увидел твой белый подбородок и... Это физическое отвращение в твоих глазах!.. Я его не забуду никогда! Я не знаю, что случилось потом. Но я наверное обезумел, так как только в безумии я могу ударить женщину. И еще любимую женщину! Тебя, Тереза!.. Вот исповедь моя окончена. Я не сержусь на тебя, так как ты не могла чувствовать иначе, чем ты чувствовала. Но признай же и за мной право чувствовать, как я могу. Только то, что я тебя ударил, мучит мое сердце и наполняет его раскаянием. Поэтому прости меня.

Но каждый раз, когда я думаю об этой минуте, мне кажется опять, что в моем лице плебей наказал олицетворенное тобой аристократическое начало, то начало, которое он от всей души ненавидит и вместе с тем любит с непреодолимой страстью. Будь довольна этим последним признанием".

А счастье было так возможно, так близко...Но острый нюх аристократки роковым образом схлестнулся с классовым чутьем плебея. И произошло короткое замыкание. Перед нами единство, так сказать, и борьба противоположностей. Самое печальное, что все это - не пародия. А всерьез. И надолго.

***

Через год с итальянского был переведен рассказ Е. де Амичис "Першого мая" с подзаголовком "1 мая 1899 р. в Турiнi". Не очень по-украински, но главное - содержание. Герой едет по Турину и слышит разговоры обывателей: "Чудовий ранок... Розмова в трамва§... Довго вони базiкали, доказуючи один одному те, в чому вже й так всi вони були певнi, а власне: - що iдея свята Першого Мая безглузда... А тим часом навколо §х готуються тисячi зборiв i ма§вок, де знов мiльйони людей рiзними мовами висловлять тi самi думки, тi самi надi§, що здаються безглуздими мо§м сусiдам".

Но вот наконец в трамвай заходит настоящий итальянский трудящийся: "Веселий голос гукнув менi: "Першого мая!" ...Се був мiй знайомий друкар, вiрою палкий i душею ясний, щиро§ i нелукаво§ натури, завзятий вояк партi§, найзручнiший i найупертiший агiтатор-виборець, невтомний бiгун по вулицях та сходах, завжди готовий до всяко§ послуги для справи, радий мирити, згоджувати, ширити згоду серед товаришiв; вiн не сподiвався для себе жадно§ користi, нi близько§, нi далеко§, вiн був радий служити хоч останнiм вояком у великому вiйську; вiн був таки гордий своєю вiрою, так глибоко пройнятий почуттям гiдностi класово§, що паленiв вiд сорому i терпiв тяжку муку, коли бачив де п"яного робiтника; ревний, як мiсiонер, вiн перший прибiгав на кождi збори i там бiлявою головою поблискував помiж тисячами, як золотий мiсяць, а вигуки його i смiх передавались сусiдам, як громовина. Сьогоднi вiн був щасливий; вiн не тямився, радiючи наперед з побiдно§ ма§вки; вiн вже з"§здив хтозна-скiльки колiй трамваєм, закликаючи нерiшучих товаришiв; знав усе, що мало вiдбутись по головних мiстах на чужинi, заранi тiшився, що буде читати про те звiстки, вимовляв: товаришi з Брюсселя, з Берлiна, з Вiдня, з Парижа - i всмiхався втiшно, прислухаючись сам до сих слiв, так наче то були iмення його любок...". Любки отдыхают. Потому что есть дела поважнее. Не случайно отец соцреализма Горький высоко ценил Украинку.

В. Чаговец вспоминал как она интересовалась Италией: "Iсторiю i долю народiв вона освiтлювала так, начебто iде§ iсторичного матерiалiзму були §й глибоко вiдомi...". Так оно и было. "...Вона говорила про умови економiчного пригнiчення в об"єднанiй Iталi§ - "тому що це було тiльки великою полiтичною реформою, але суспiльнi неполадки i економiчнi пригнiчення в Iталi§ ще бiльше загострились з укрiпленням буржуазi§ i розвитком капiталiзму"".

Классовой борьбе в Италии посвящен  также перевод из Ады Негри под названием "Кiнець страйку":

...Всi переглянулись, блiдi, знеможенi

Безсонням, голодом, горем.

Мовчали всi, а в думцi озивалося:

"Нi... смертi не поборем..."

I всi, величнi, хоч в нужденнiй одiжi,

Здавивши в серцi сорому ридання,

Пiшли робить, сумнi й страшнi, мов привиди.

Та доки ж те страждання?  

Как известно, итальянские рабочие успешно достигли многих своих целей и без социалистических революций. Ада Негри также вскоре перестала воспевать классовые конфликты, поскольку ее мировоззрение изменилось. Но Украинка осталась непоколебимой. И более того. Автор статьи "Леся Укра§нка - проза§к" О. Бабышкин писал: "Бажання створити в публiцистицi "щось палкiше, нiж Ада Негрi, щось сильнiше, нiж Герцен, щось таке "свiт руйнуюче, свiт будуюче" - було властиве самiй Лесi Укра§нцi".

И еще одна итальянская писательница обманула ее ожидания: "До писательки Альбiни Бiзi я перше мала охоту пiти жити, а тепер менi та охота минула, вiдколи та панi почала нам присилати бiлети на релiгiознi конференцi§ з досить високою платою на користь реставрацi§ яко§сь нiчим не значно§ церкви. "Собеседований" досить i в Києвi, так я собi думаю, а живучи у се§ панi, може, було б трудно або негречно вiд них ухилятись. В гостi я до не§ ходитиму, бо в не§ досить приємно i цiкаво".

 

* * *

С французского в 1889 г. был переведен гимн революции Виктора Гюго:

Лагiднi поети, спiвайте!..

Коли ж ви зближаєтесь з ним,

З тим гордим хаосом повстаннiв: страшнi там, суворi

I темнi провалля без дна,

Верхiв"я усi там, неначе голгофськi§ гори.

Зречiться блакитного дня!

Зречiться своє§ розкошi! зречiться кохання,

Щоб серцем величним буть!

Ставайте до бiльшого бою, на бiльше страждання,

Щоб бiльш перемоги почуть!

Рiд людський вже тисячi лiт на собi нiс кайдани,

Пiдвiв же тепер вiн чоло,

Повстав i помстився за давнi образи i рани,

Помстився за давнєє зло.                     

Интересно, кому же это он "помстився"? Может быть, врагу рода человеческого? Да нет: просто одни люди убивают других людей. Вот и вся "месть".

А Гюго и Украинка инструктируют мстителей:

Поважнi§ бути повиннi, потужнi, суворi,

Як в бiй той вступаєте ви,

Пташками єсте ви, тодi не летiть в тi простори;

Як нi - будьте сильнi леви!                 

Через год она сочинила стихотворение с эпиграфом из романа Гюго "93-й год", посвященного событиям французской революции. А события были такие. В январе 1793 года был гильотирован король. Перед казнью он сказал, что будет счастлив, если его смерть принесет благо Франции. Но никакого блага, естественно, не последовало. Якобинцы установили революционную диктатуру. По приказу ревтрибунала казнили королеву Марию-Антуанетту и еще множество людей. Робеспьер сказал: "Во Франции остались лишь две партии: народ и его враги". Слово "партия" в переводе на русский язык означает часть. По Робеспьеру, население Франции состояло из двух частей: народ и враги народа. Такая вот логика. Непонятно, правда, к какому народу принадлежат эти "враги". Но это никого не смущало. Конвент постановил: "поставить террор в порядок дня". Тот же Робеспьер растолковал: "Террор есть не что иное, как быстрая, строгая и непреклонная справедливость; тем самым он является проявлением добродетели". Оруэлл с "новоязом" отдыхает. Энгельс хвалил французских террористов: "Общественный договор Руссо нашел свое осуществление во время террора".

Т. е., содержанием романа Гюго была классовая борьба во время революции: революционеры истребляли контрреволюционеров, а одновременно - друг друга. Из этого романа и взят эпиграф. В стихотворении действие происходит в далеком будущем. Дедушка рассказывает внукам о том, что раньше процветали все разновидности социальной несправедливости. А затем произошло вот что:

Загинув би напевно люд нещасний,

Якби погасла та маленька iскра

Любовi братньо§, що помiж людьми

У деяких серцях горiла тихо.

Але та iскра тлiла, не вгасала,

А розгоралася багаттям ясним

I освiтила темную темноту.

На нашiм свiтi влада свiтла стала!..

Так розповiдали менi старi§ люди,

Я ж не зазнав такого лихолiття.

Из "искры" разгорелось пламя - и наступило счастье. Очевидно, такое же, как во Франции во времена Робеспьера или Наполеона. Или в России (и Украине) во времена Ленина и Сталина.

История французской революции показывает, что по ожесточенности борьба с контрреволюцией уступала только борьбе революционеров между собой; они буквально пожирали друг друга ("революция пожирает своих детей"). Но французская революция ничему не научила. Во всяком случае - наших революционеров. В 1905 году Украинка пишет диалог "Три хвилини". Здесь один из революционеров приговорен к смертной казни через гильотинирование. Вовсю работает "пречиста дiва гiльйотина" или по-другому - "пречиста мадонна гiльйотина".  Его политический противник (тоже революционер), желая доказать свое превосходство и его низость, помогает ему бежать. Однако через три года эмиграции героический беглец решает с риском для жизни вернуться во Францию для продолжения революционной борьбы.

Итак, уроки французской революции ничему не научили. Поэтому русские и украинские революционеры ("украинский Дзержинский" Н. Скрыпник и многие другие) прошли тот же путь. Революционеров они убили не меньше, чем контрреволюционеров. А можно сказать и так: революционеров они убили больше, чем смогли все контрреволюционеры вместе взятые. Но если бы они убивали только революционеров...  

* * *

Любовь ко всевозможным неуловимым мстителям Украинка разделяла с И. Франко. Полдюжины его рассказов перевела она на русский язык накануне первой русской революции.

Однажды кабатчик еврей Шиндер обманул крестьянина Проця. Финал: "В одном кабаке близ долины, стоявшем на пустыре среди поля, ночью вырезали всю семью кабатчика". Рассказ называется "Сам виноват" (1903).

Рассказ "Хороший заработок" (1903): податной комиссар обманул крестьянина и заставил его платить непосильный налог.

"На дне" (1903): действие происходит в тюрьме и завершается убийством. Название очень знакомое. Не только Горький ценил украинских революционеров и безбожников, но и они его очень высоко ценили и учились, как надо разжигать революцию. (Кстати, о Горьком. Через всю жизнь проносил он с собой маленькую иконку, на которой был изображен тот, кого писатель уважительно называл "Черт Иванович").

Рассказ "Леса и пастбища" (1905). Помещик обманул крестьян; суды и юристы у него куплены. Недовольство крестьян подавляется войсками. Финал: "Так нас всех прижал, что и дохнуть некуда... Два месяца стояли солдаты в нашей деревне, все, что было получше из скота, перебили и съели, всех нас разорили, а когда уехали, помещик наш мог уже быть покоен; общество было сломлено, разорено вконец, оставалось только самим отдаться в руки помещику. Вот такова-то наша судьба. Будет ли когда-нибудь лучше, приведется ли хоть перед смертью вольготнее вздохнуть, господь ведает. А только помещик изо всех сил старается, как бы нас связать еще потеснее, да посильнее прижать. Пять кабаков открыты в деревне, школы нет, священника выбрал себе такого, что его сторону держит, живем мы, как быки подъяремные, уже и детям своим не подаем надежды на лучшую жизнь...". Такая вот объективная картинка. Ну, что же: помещик сам виноват.

"История тулупа" (1905). Ребенок заболел и не ходил в школу. А в Австрии закон требовал обучать всех детей с семилетнего возраста. За уклонение от этого без уважительной причины взимался штраф. Штраф и привел к конфискации тулупа. Одним словом: типичный австрийский беспредел.

"К свету! (рассказ арестанта)" (1904). Действие происходит в тюрьме: "Тот, кто мне это рассказал, был - я умолчу о его "специальности" - парень еще молодой, полный сил и отваги, не лишенный доброго, истинно человеческого чувства, воспитанный по-мещански, кончивший народную школу, учившийся ремеслу, словом, он тоже немало потратил силы и средств, чтобы выкарабкаться наверх, выйти в люди, - ну, а вышел он... Но не об этом речь!".

"Выйти в люди" не удалось. Поэтому остается одно - жить за счет других людей: "Шестой раз уже сидел он под замком и знал весь арестантский обиход, чуть не всю историю каждой камеры: кто в ней сидел, за что, на какой срок был осужден, как обращались с арестантами прежде и как теперь и т.д. Это была живая тюремная летопись". Есть такие и сегодня. Он и не хотел бы быть уголовником. Но жизнь такая трудная, что вот уже шестую ходку делает в тюрьму по своей "специальности". Этот "специалист" (карманник? фармазон? мокрушник?) и рассказал автору жалостную историю.

В камеру поступил новый заключенный: "Жаль мне стало парнишку, потому что я уже догадался, что это какой-то совсем зеленый "фрейер"". Сегодня говорят "фраер", т.е. новичок, а не уголовник, живущий по преступным законам. И вот этот новенький читает около решетки букварь. А это было запрещено: " - Пошел вон от окна, мошенник! - закричал часовой Йоське. Йоська даже не слышал первого окрика, так живо был заинтересован историей о цапле и рыбе, которую он именно в ту минуту читал". Последовало еще два окрика часового, а затем - выстрел. Вошедшему тюремщику смертельно раненый сказал:

" - Да... я... только... к свету...

Йоська хотел еще что-то сказать, да не хватило дыхания. Последним движением отнял он руки от груди и показал тюремщику окровавленный букварь.

- Он читал у окна, - пояснил я туюремщику.

В эту минуту пришел из суда курьер с бумагой, спрашивая тюремщика.

- Господин тюремщик, - заговорил от в коридоре, - где тут заключенный Иоська Штерн? Тут вот бумага из суда, чтобы выпустить его на волю.

А Иоська уже с минуту как был свободен".

Такова правдивая история убиенного за чтение букваря еврея Иосифа Штерна, которую поведал Ивану Франко на досуге уголовник-рецидивист. Тот все записал и издал под названием "К свету! (рассказ арестанта)". Среди уголовников такие произведения называются "романы" (с ударением на первом слоге). В них законная власть творит беспредел, а заключенные (в т.ч. и рецидивисты) - сплошь невинные жертвы. Как известно, в борьбе против власти политические активно использовали уголовников. Примерно так, как в романе "Бесы" Ставрогин использовал Федьку Каторжного. Возникла целая галерея свободолюбивых босяков из произведений буревестников революции. А после революции победившие революционеры активно использовали в ГУЛАГе "социально близких" урок для уничтожения политических противников (эсеров, меньшевиков, националистов, верующих и прочей контры). Дореволюционные навыки революционеров после победы революции расцвели пышным цветом. Правильно говорят в народе: хочешь узнать человека - дай ему власть.

С русского языка был переведен рассказ "Великдень у тюрмi" (1902). Киевский знакомый Украинки Мендель Розенбаум стал политэмигрантом и уехал в Америку. Перевод его рассказа она отправила галицкому социал-демократу Ганкевичу: "Посилаю Вам переклад новелки п. Розенбаума". Публикация состоялась в львовском студенческом журнале "Молода Укра§на". Переводчица сделала в рассказе поправки: сменила пол героя на женский. И вот сидит "она" в тюрьме. Книжки читает: "Знадвору на пiдвiконцi сидiла бiла голубка та збирала крихти хлiба - я кидала §х туди для не§ щодня, стаючи на пiдмощенi стосом книжки". В камере, оказывается, была целая пачка книг. Неплохо. Как известно, революционеры, придя к власти, устроили настоящие тюрьмы и настоящие лагеря без всяких буржуазных антимоний.

"Звечора менi полковник казав, що прийшов лист вiд матерi, що вона жива й здорова, але самого листа менi, як завжди, не дали". Полковник НКВД сказал бы "ей" что-нибудь другое.

" - Христос воскрес!

            - Воiстину воскрес!

Се в сiнях жандарми христосуються.

А я й забула: се ж сьогоднi роковий день - великдень".

Настал роковой (для некоторых) день светлого Воскресения Христова. Жандармы христосуются в сенях. Тюрьма, наверное, была расположена в избе. Когда Розенбаум займется советской пенитенциарной системой, таких безобразий уже не будет.

"Як я любила колись ходити до всеношно§ до нашо§ сiльсько§ церкви! Як я тодi бога благала, щоб мама не була така сумна, щоб не було на сiм свiтi убогих та нещасливих, щоб усi лихi стали добрими. Дурненьке дiвчатко! Христос тебе не почув". Так говорил Розенбаум. И Украинка туда же. "Я лягла на лiжко i заплющила очi. Все те страшне лихолiття, що панує на свiтi, стало передо мною у всiй бридотi, у всiй нелюдськiй жорстокостi". В советской одиночке на кровати не полежишь. А здесь - кровать, пачка книг. И так якобы десять лет. Одна надежда - на пролетариат: "Господи! коли ж се скiнчиться? Та чи й скiнчиться коли?!.. Хтозна, може се вже в нас переддень се§ хвилини. Десять лiт - довгий час. Може, пригнiченi, поневоленi маси вже досi встигли пройнятись розумiнням своє§ велико§ iсторично§ мiсi§. Хтозна, чи не здiйме вже хутко дужу руку робочий люд i весь оцей лад, се пекло, де гине все чесне, величне, одважне, обернеться в нiвець? Серце менi стукотiло, кров била до голови".

В таком состоянии возбуждения снится "ей" сон: "Далеке гудiння, наче гомiн бушуючи хвиль, долетiв до мене. Ось гомiн ближчає, мiцнiє, грiзнiшає, ось я вже виразно чую рев незлiченно§ юрби. Вiн прибиває до гранiтних мурiв фортецi i мов розголос грому розливається в повiтрi...

"Перемога! Перемога!" Юрба з радiсним гуканням вривається в сiни. Дубовi дверi тремтять i стогнуть, потрясенi потужно. "Перемога! Перемога!" Якi прехорошi сi чорнi обличчя! Скiльки вогню завзяття в сих очах! "Воля! Воля! Воля!"". Наконец-то пришли освободители со своими черными лицами (наверное, негры-интернационалисты?).

"Не знаю, чи довго я лежала напiвнепритомна... Все прича§лось, замовкло. Дивно лунає зрiдка мiрний гук церковного дзвону серед зловiсно§ тишi... Бо-о-в... Бо-о-в... Здається, все вигинуло, зникло, втопилось у темрявi... Темрява без краю, мов порожнеча вiчностi, а тiсна, мов гнiтюча змора. Мертвою течiєю ллється голос дзвону в безкраю темряву i тоне без вiдгуку, зливаючись з гробовою тишиною. Стало душно так, наче ось-ось має загомонiти хуртовина. Як бажала душа моя блискавиць, грому, зливи! З палкою тугою, з тремтячою надiєю я ждала, зата§вши дух. Але такою ранньою весною на пiвночi рiдко бува громова хуртовина. Синява хмара проминула. На хвилинку знов виглянуло сонце. Потiм насунула сива мряка, закапотiв дрiбнесенький дощик... Знов потяглись маруднi сiрi днi...".

Украинка не дожила, а Розенбаум дождался - и поучаствовал в мировой революции. Мечты сбываются.

 

2.3. Марксизм Украинки.

Украинцы занимали видное место среди революционеров всех направлений. Много их было и среди марксистов. Украинка тесно сотрудничала с киевскими (и не только) социал-демократами. Биограф пишет: "У 80-х - 90-х рр. ХIХ ст. на територi§ Укра§ни загалом виникло кiлька десяткiв полiтичних гурткiв i пропартiйних структур. Серед перших найвiдомiших гурткiв соцiалiстичного (марксистського) спрямування були гуртки Арабажина та Стешенка. Членом стешенкiвського об'єднання свого часу - в серединi 90-х рр. ХIХ ст. - стала й Леся Укра§нка" (7, 290). Зеров дополняет: "Пiд впливом дядька Леся Укра§нка стає соцiалiсткою. За його вказiвками (Драгоманов весь час казав молодi вчитися соцiально-полiтичних наук iз писань захiдноєвропейських соцiалiстiв), а почасти i пiдпадаючи загальному руховi тогочасно§ молодi, береться вона за соцiологiчнi та економiчнi писання Маркса, - одна з перших в укра§нськiм громадянствi. Бере вона участь i в росiйських марксистських журналах, як "Жизнь", i в укра§нських ("Дзвiн")".

Верным партайгеноссе Украинки был муж ее сестры Ольги М. Кривинюк. В 1903 году он писал эсеру Волховскому об их совместной с Украинкой революционной деятельности и предлагал свою помощь: "Дам несколько сведений о С.-Д. (украинская социальная-демократия), с которой я (Леся Украинка тоже) находимся в тесной связи. С.-Д. составилась из лиц, тесно сблизившихся в 1891-2-3-4 академических годах; составилась по-преимуществу из школьных товарищей. Имела С.-Д. знакомства и с русскими партиями вначале с.-д., а в середине девяностых годов с.-р.; отношения были хорошие товарищеские со взаимными практическими выгодами - поддержкой. В середине девяностых годов она (С.-Д.) понесла урон. Оправившись затем и не успев войти в силу, она имела целый ряд потерь (не все по воле правительства), так что в настоящее время от нее остались "недобитки", - в этом я убедился на каникулы, - продолжающие свое существование в качестве "диких", вроде меня. Таким образом, вопрос о союзе с с.-д. остается открытым; не говорю поконченным, т. к. возможно "недобитки" не захотят умирать, что же касается меня, то в качестве дикаря очень симпатизирующего с.-р. (то мои симпатии, как и симпатии Л. У-ки), я готов оказывать с.-р. возможные (посильные) товарищеские услуги, которые могли бы быть, как я себе представляю, в форме помощи с.-р. в создании украинской литературы". Естественно, литературы революционной. Как известно, эсеры были большими мастерами политического террора, но и литературой не брезговали.  

 Украинка принимала активное участие в переводе на украинский язык марксистской литературы. Например, в 1901 году, находясь во Львове, передала лидеру галицких социал-демократов Ганкевичу для "Видання групи укра§нських соцiал-демократiв" следующие переводы: "Манiфест Комунiстично§ партi§" Маркса и Энгельса, "Розвиток соцiалiзма вiд утопi§ до науки" Энгельса, "Нариси про матерiалiстичний розвиток iсторi§" итальянского марксиста Лабриолы, "Хто з чого жиє" Дикштейна.

Брошюра польского социал-демократа Шимона Дикштейна была очень популярна. Ленин оценивал ее как образцовую для революционной пропаганды вещь, которую необходимо распространять среди народа. Задание партии было выполнено. А Украинка, со своей стороны, как всегда перевыполнила план. Она написала еще "Додаток вiд впорядника до укра§нського перекладу книжечки "Хто з чого жиє":

"Як же його навчитися визволитись вiд неволi, коли вiд не§ ще нiхто не визволився? Так, справдi, ще нiхто не визволився вiд неволi до кiнця, але початок такого визволення ми вже бачимо по рiзних сторонах, наприклад в Нiмеччинi, де робiтникам все-таки краще i вiльнiше живеться, нiж у нас, i коли б нам осягти хоч половину того, що вони вже мають, то на початок i того вже було б немало.

А почали там робiтники визволятись тим способом, що стали єднатись у громадки, гурти й товариства, добре впорядкованi (в органiзацi§, як §х називають по-книжному). До речi, завжди знаходились тямущi та освiченi люди, прихильнi до робiтницько§ справи, що роз"ясняли робiтникам i книжками, i живим словом, як треба боронитись вiд ворогiв та яким способом краще поєднатись межи собою. З таких людей найбiльше вславився Карл Маркс, нiмецький учений, та його ученик i товариш, теж нiмець, Фрiдрiх Енгельс, що багато навчали робiтникiв словом та понаписували книжки, де зовсiм iнакше викладена полiтична економiя, нiж вона викладалась до того часу, i де проведенi думки, подiбнi до тих, що тут, у сiй книжечцi, тiльки достойнiше доведенi та ученiше вимовленi. Обидва сi вченi (тепер вже померлi) багато прислужились до того, що в Нiмеччинi та й скрiзь по iнших сторонах позаводились великi робiтницькi товариства для оборони вiд всякого здирництва та неволi, через те пам"ятають Маркса та Енгельса у великiй шанi серед всiх робiтникiв, свiдомих свого стану".

Далее популярно пересказываются идеи "Манифеста Коммунистической партии":

"Свiдомий свого стану робiтник - се такий робiтник, що тямить своє право i не надiється нi на кого, окрiм себе та сво§х товаришiв, таких самих, як i вiн, робiтникiв. (До робiтникiв належать i тi, що роблять письменну працю, коли тiльки вони не запродують свого сумлiння багачам, а тримаються купи з робiтниками, як тримались Маркс, Енгельс i багато iнших, хоч i вихованих у панських школах, письменних людей). Свiдомi свого стану робiтники не повиннi вважати на те, хто з них до яко§ вiри чи народу належить (робiтник-нiмець, наприклад, не повинен вважати себе лiпшим вiд поляка, поляк вiд москаля, москаль вiд укра§нця i т.д.), а повиннi триматися спiльно, одностайно, бо у всiх у них один ворог - стан багачiв, капiталiстiв, що користає з робiтницько§ працi". "Пролетарий не имеет отечества", - так учили Маркс и Энгельс в своем "Манифесте".

"Тим-то повиннi бути для кожного робiтника святими сi слова: Робiтники з усiх кра§н, єднайтесь! Бо тiльки тодi робiтницька воля стане мiцно, коли вона по всiх краях буде однакова, коли нiхто не могтиме прийти з боку i зруйнувати §§". Сегодня у нас другие "святыни". Партийная и комсомольская номенклатура (начиная с президентов и премьеров) хором повторяет мантры о "священном праве частной собственности". Что бы на это сказала Украинка? Известно что: "Мужики цiкавi стали, чи тi костi бiлi всюди, чи блакитна кров проллється, як пробити пану груди?". Сегодня тоже имеется много любопытных мужиков. Вот только настоящих буйных мало. А тогда было в изобилии.

"Але ж свiт великий, та ще й мови на ньому рiзнi, що не народ, то й iнша мова, то як же його на такiм просторi поєднатись та порозумiтись?". А для этого, как известно, существовала программа объединения пролетариев всех стран в мировом масштабе в единый Интернационал для победы мировой революции. "От хоч би так: нехай би спершу по окремих фабриках, економiях та хлiборобських громадах люди добре порозумiлись та поєднались межи собою, хоч би тим часом крадькома, то й то б уже багато значило; потiм би такi громадки поєднались би межи собою в бiльшi групи, а тi знов у великi товариства (в бiльшi й меншi органiзацi§, говорячи зписьменська), то з тих товариств було б уже цiле робiтницьке сторонництво (партiя). Що люди не можуть всi на одно мiсце зiбрались та одною мовою говорити, то не бiда, - адже якось багачi порозумiлись межи собою, щоб не давати волi робiтникам? Нехай же й робiтники порозумiються проти багачiв, щоб не даватись §м на поталу.

Нехай кожна громадка чи гурт вибирає виборних до товариства крайового, а серед тих виборних, певне, знайдуться люди, що знають iншi мови, окрiм своє§, та тямлять чужi звича§, то тi люди ви§здитимуть на збори, де поєднаються з такими самими виборними вiд чужоземних робiтницьких товариств, i таким способом повстане всесвiтня робiтницька партiя, зложена з крайових партiй рiзних сторiн, i в тiй великiй партi§ не має якесь одно бiльше крайове товариство утискати iншi, меншi, як то робиться межи багачами в §х "державах", а всi мають бути межи собою як рiвний з рiвним, вiльний з вiльним, бо коли робiтники будуть неволити один одного, то поки свiту-сонця - не визволяться з неволi".

Далее следует конкретизация заданий партии: "Все оце, що тут говориться, не пустi мрi§, бо так уже робиться по свiтi. По всiх державах робiтники закладають громадки, гуртки i товариства, навiть i в росiйськiй державi вони є, тiльки не по всiх краях §х однаково; найбiльше §х в Польщi, є чимало й на Укра§нi, та до них належать бiльше або не укра§нцi, або такi, що не тямлять себе укра§нцями (чи, як москалi кажуть, "малоросами"), але вже й укра§нцi починають ворушитись - воно ж таки й час! - i хутко й в росiйськiй державi ставатимуть до гурту так, як уже стають галицькi русини (а то все один народ, що укра§нцi), що вже пристають до спiлки з iншими товариствами, як рiвний з рiвним, вiльний з вiльним, не перевертаючись на чужонародний стрiй та й не ворогуючи з робiтниками iнших народiв.

Тi крайовi товариства вже й тепер висилають сво§х виборних на великi робiтницькi збори, на спiльну раду, що вiдбувається щороку де-небудь у великому мiстi (звiсно, не в Росi§, бо в Росi§ заважають i десяти робiтникам зiйтись на пораду, то якi вже там "великi збори" можуть бути!). Про що радяться на тих зборах, про те потiм пишеться в робiтничих газетах та книжках на всяких мовах, i всякий те може прочитати".

Вопрос из зала: "Що робiтники вдiють проти багачiв, як будуть розмовляти, радитись, писати та читати книжки та газети, тимчасом як багачi, вiдомо, мають i грошi, i вiйсько, i полiцiю, й уряд?". Ответ агитатора: "Отже, власне, поєднанi (органiзованi) робiтники теж мають грошi, уже й тепер, хоч товариства в них ще далеко не такi великi, як би слiд, бо не всi ще до них пристають; тi грошi йдуть на помiч тим робiтникам, що покидають роботу на який час, аби не пiддаватись безмiрному здирству та вимогти собi вiд багачiв полегкiсть (таке покидання роботи зветься в Росi§ стачка чи забастовка, а скрiзь в iнших сторонах стрейк, чи то страйк, чи штрайк); iдуть тi грошi i на всяку iншу помiч i потребу робiтникам. Щодо вiйська, то не з кого ж воно й тепер найбiльше набирається, як не з робiтникiв, тiльки не завжди свiдомих свого стану. Треба старатись, аби тi робiтники-вояки стали свiдомими та хоч не стрiляли в сво§х же товаришiв при "усмиренiях бунтiв". Щодо полiцi§, то без не§ робiтники досi краще обходились, нiж при нiй, уряд же кожна партiя може вибрати сама з себе, коли треба".

Вопрос: "Але ж сказано, що в Росi§ не дадуть i десяти робiтникам зiбратись на раду, то звiдки ж вiзьмуть тi товариства?". Ответ пропагандиста: "Колись так самiсiнько було й по всiх iнших державах, та потiм стало iнакше, i там товариства i все iнше не з неба впали, а здобули §х собi люди чи просьбою, чи грозьбою (бiльше грозьбою, нiж просьбою), чи змовою, чи зброєю, як де трапилось. Про те, як люди в якiй кра§нi волю здобували, є багато писано, - дещо можна вже й по-нашому прочитати. Отак же буде i в нас, коли ми схочемо". А кто не захочет коммунизма - тот пожалеет.

"Десь же беруться й тепер тi робiтницькi гурти в росiйськiй державi, що ми спогадували. Нехай перше буде тайно, а потiм буде явно; буде явно тодi, коли настане слушний час, а той слушний час настане тодi, коли робiтники тямитимуть себе, i своє право, i свою єднiсть, i свою силу, - той слушний час не за горами, коли ми поможемо йому прийти. А щоб слушний час настав для повного визволення всiх робiтникiв з неволi:

         Робiтники всiх кра§н, єднайтесь!

         Єднайтесь, як вiльний з вiльним, рiвний з рiвним!

         Чия правда, того й буде сила!"         

Последняя мысль принадлежит Ленину: "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно". А "Манифест" заканчивается так: "Коммунисты открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"

Каких целей они хотели достичь путем насильственной революции? Ответ - в "Манифесте": "Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности".

И вот революция состоялась. Частная собственность была уничтожена. Попутно уничтожено огромное множество людей... Теперь эксперимент уже закончился. Сегодня президенты, премьер-министры и прочие слуги народа толкуют обворованному ими народу о священном праве частной собственности (прочие виды собственности, очевидно, священными не являются). Приватизация всего, что можно, заканчивается. А поиски виновных в коммунистическом эксперименте продолжаются. И все больше - на стороне: среди русских, евреев, грузин, кого угодно. Только - не среди украинцев. И не среди украинок. Но это не справедливо. Украинский вклад в социалистическую революцию отменить никому не удастся. В 1991 году из 18 миллионов членов КПСС три миллиона составляла КПУ. И такая пропорция в революционном движении была всегда. И всегда в нем присутствовали такие пламенные революционеры как Украинка.

Марксисткой она стала не сразу. Так в 1897 году писала сестре из Ялты: "Тим часом не роблю майже нiчого, от тiльки половину "Капиталу" "проштудировала" ("читати" його не можна), i, знаєш, чим далi читаю, тим бiльше розчаровуюсь: я не бачу тiє§ "строгой системы", про яку говорять фанатики се§ книжки, бачу багато фактiв, чимало дотепних гiпотез i ще бiльше просто дотепiв, але багато зостається для мене темного, не виясненого, недоговореного i в науковiй теорi§, i в практичних виводах з не§. Нi, видно, се "нове євангелiє" все-таки потребує бiльше безпосередньо§ вiри, нiж §§ у мене єсть. Врештi, се, може, заранi так говорити, прочитавши тiльки половину першого тома". Но вскоре она уверовала в "научный" коммунизм так же, как ранее - в "научный" атеизм. И не только уверовала, но стала распространителем и популяризатором, т.е. "апостолом" марксистской веры. Сестра Исидора писала: "Деякий час Леся належала разом з групою молодi до приватного соцiал-демократичного гуртка Iвана Стешенка..." (11, 252). Забужко пишет: "Збереглася чернетка листа М. Кривинюка до есера Ф. Волховського, у якiй iдеться про його, Кривинюкову, та Лесi Укра§нки прихильнiсть до соцiал-демократичного руху i висловлюється жаль, що нiякого такого органiзованого руху в Укра§нi нема" (10, 47).

Однако вскоре общими усилиями такой "рух" появился. На сайте СДПУ (о) каждый может прочитать: "У 1900 роцi незалежно вiд РУП (Революцiйна укра§нська партiя) було створено iншу органiзацiю соцiалiстичного спрямування. Це була Укра§нська соцiалiстична партiя (УСП), засновником i iдеологом яко§ був укра§нець польського походження журналiст Б. Ярошинський. Програмним документом УСП був "Нарис програми Укра§нсько§ партi§ соцiалiстично§", надрукований улiтку 1900 року. Програма УСП i §§ прагнення до союзу з соцiал-демократами i соцiалiстами Росi§ та Польщi викликали критичну реакцiю з боку найстарiшо§ укра§нсько§ соцiал-демократично§ органiзацi§ - групи I. Стешенка i Лесi Укра§нки, яка випустила в 1901 р. у Львовi "Оцiнку "Нарису програми Укра§нсько§ партi§ соцiалiстично§"". Леся Укра§нка, добре знаючи про централiзаторськi i великодержавнi погляди росiйських i польських соцiал-демократiв, висловлювала сумнiв щодо можливостi безперешкодного створення незалежно§ Укра§нсько§ держави пiсля повалення самодержавства. Вже 1901 року УСП погодилась у певнiй мiрi з висловленими критичними зауваженнями, але продовжувала зберiгати власну думку щодо бiльшостi полiтичних процесiв в Укра§нi" (15).

 В социал-демократии всегда было два крыла. Одно уповало только на революцию, а другое - на решение задач пролетариата путем реформ. Первые называли вторых оппортунистами. Самым известным оппортунистом был Бернштейн. Как настоящая революционерка, Украинка не могла не выступать против бернштейнианства. В 1902 году она писала Кривинюку: ""Гасло" робить нiчого собi враженння, тiльки бернштайнiянство так зовсiм "приший хвiст кобилi" i було б лiпше без нього; видно, що редакцiя зовсiм не зрозумiла власне антиреволюцiйности Бернштайна, коли його слова написала яко "гасло" на сво§х "червоних" сторiнках"". И в другом письме: "Менi досить сподобалась стаття у "Волi" проти бернштайнiянства "Гасла" - я дещо в тiм родi писала Сiмовичу, отримавши ч.1 "Гасла"". В таком же духе она годами общалась со своими друзьями по партии, входя со знанием дела в малейшие нюансы революционной деятельности. Вот один типичный пример. Сестра Ольга сообщает: "22 квiтня Леся написала М. Кривинюковi на вiльнiй сторiнцi листа до нього вiд невiдомого, писаного росiйською мовою про конспiративнi справи". Таким образом, в конспиративной деятельности социал-демократов от Украинки секретов быть не могло: она была своим человеком.     

Не сразу она стала марксисткой. Однако недовольство властями сопровождало ее с самого детства. Гейне о себе говорил: "Маршрут всей моей жизни лежал уже в моей колыбели". Почти то же можно сказать и о ней.

 

 

2.4. Первое стихотворение.

Девятилетний ребенок в Луцке написал стихотворение "Надiя":

Нi долi, нi волi у мене нема,

Зосталася тiльки надiя одна:

         Надiя вернутись ще раз на Вкра§ну,

         Поглянуть iще раз на рiдну кра§ну,

Поглянуть iще раз на синiй Днiпро, -

Там жити чи вмерти, менi все §дно;

         Поглянуть iще раз на степ, могилки,

         Востаннє згадати палкi§ гадки...

Нi долi, нi волi у мене нема,

Зосталася тiльки надiя одна.

Что случилось? Кто обидел ребенка?

Сестра Ольга вспоминала:

"Весною 1879 р. заарештували в Петербурзi батькову сестру, нашу "тьотю Єлю", енергiйну, завзяту людину, разом з тим дуже добру та справедливу. Леся з Мишею знали §§ з найменшого малечку i дуже любили та поважали за §§ хорошу, яскраву вдачу. Особливо вони вжилися з нею, як 1878 року пiд час подорожi наших батькiв за кордон вона довго жила з ними у Звягелi. До того §§ пробування з малою Лесею стосується Лесин вiрш "Забутi слова", написаний 1900 року. Крiм мистецтва плести вiнки, що згадує Леся в цьому вiршi, тьотя Єля навчила Лесю мистецтву укра§нського народного вишивання. Сама-бо тiтка справдi по-мистецьки виконувала найрiзноманiтнiшi укра§нськi стародавнi й сучаснi вишиванки, а Леся була §§ гiдною ученицею й послiдовницею в цьому мистецтвi.

Про тiтчин арешт, а далi (у травнi 1879 р.) й заслання Леся довiдалась через кiлька мiсяцiв уже в Луцьку. Звiстка ця дуже вразила й засмутила Лесю, i Леся пiд впливом §§ в Луцьку в кiнцi 1879 чи на початку 1880 року написала свого першого вiрша "Надiя". Так не раз казала менi сама Леся".

За что же арестовали тетю, оказавшую на племянницу такое незабываемое воздействие? И каким оно было? В стихотворении "Забутi слова" читаем:

         То вже давно було. Менi сiм лiт минало,

         а §й, либонь, минуло двадцять лiт.

         Сидiли ми в садку, там саме зацвiтало

         i сипався з каштанiв бiлий цвiт.

...В §§ речах слова котились, наче хвилi,

мов сльози по §§ замучених братах, -

в вiнку, здавалось, блiдли квiти бiлi,

i в"янули слова журливi на устах.

         То знов зривалися слова палкi, ворожi,

         мов грiзнi вироки всiм тим, що кров лили, -

         в вiнку палали кров"ю дикi рожi,

         слова, мов квiти ярi§, цвiли.

Шумiв зелений лист, а голос той коханий

про волю золоту спiвав менi, -

в вiнку мiнився злотом ряст весняний,

i золотим дощем лились пiснi...         

Ребенок был таким впечатлительным, что и тридцатилетняя женщина не может забыть того впечатления:

I та мелодiя не може занiмiти:

не раз, як тiльки лист од вiтру зашумить

чи блиснуть проти сонця ярi квiти,

вона зненацька в думцi забринить.

         Неначе хто §§ поставив на сторожi,

         щоб душу в кожний час будить вiд сна,

         щоб не заглухли в серцi дикi рожi,

         поки нова не зацвiте весна.                

Слова тети о "замучених братах" и о приговорах "всiм тим, що кров лили" запечатлелись навсегда. (Разумеется, тетя ничего не рассказывала о преступлениях революционеров: кровь эксплуататоров не в счет).

Ну и что? Разве за слова арестовывают? Однако за словами следовали дела. В конце 70-х годов недовольные реформами народники взяли на вооружение террор. Вот только некоторые факты. В 1878 году Степняк-Кравчинский кинжалом на улице убил жандармского генерала Мезенцева. В 1879 году был убит харьковский губернатор Кропоткин. В 1879 году возникла "Народная воля". Не спрашивая ни у какого народа, его самозваная "воля" совершила 8 покушений на царя Александра Второго Освободителя, пока 1 марта 1881 года не убила - как раз накануне подписания им конституции. Так Россия в ХIХ веке и не стала конституционной монархией (каковыми по сей день являются многие европейские страны).

Украинцы во всех этих подвигах принимали активное участие. О. Забужко справедливо сетует: "Питання, чи i якою мiрою укра§нцi культурно (а не самим лиш числом) вплинули на росiйський революцiйний рух, i чи не вони-таки його й допомогли радикалiзувати сво§м "козацьким волелюбством", можна наразi ставити хiба що платонiчно, - серйознi дослiдження цiє§ теми у нас лишились обтятi в сповитку (навiть листування М. Драгоманова з А. Желябовим досi не опублiковано, i той факт, що Желябов був "свiдомим" укра§нцем, близьким до одесько§ Громади, з сучасно§ свiдомостi цiлком випав)" (10, 524). Как известно, среди цареубийц, кроме "свiдомого" Желябова, был не менее "свiдомий" украинец Кибальчич. Тоже оказывал культурное влияние и вследствие большого "козацького волелюбства" обеспечивал "Народную волю" бомбами для истребления "врагов народа".

"Тьотя Єля" вносила свой посильный вклад в "святое" дело. В комментариях к воспоминаниям Ольги Косач читаем: "У зв"язку з замахом 13 березня на шефа жандармiв Дрентельна було арештовано Олену Антонiвну Косач, яка вчилася тодi в Петербурзi на акушерських курсах". Кого же хотели убить революционеры (и среди них "тьотя Єля")? Пехотный генерал Александр Романович Дрентельн "в 1872-1877 гг. - командующий войсками Киевского военного округа. Участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В 1878-1880 гг. - шеф жандармов и главный начальник III отделения собственной его величества канцелярии...С 1881 по 1888 год - киевский генерал-губернатор" (16, 66). Т. е., шефом жандармов его назначили сразу же после того, как украинский террорист Степняк-Кравчинский кинжалом на улице убил жандармского генерала Мезенцева. Дрентельн защищал Отечество и от внешних, и от внутренних врагов в самых опасных ситуациях. Ну как такого не убить? Но, увы, не удалось. Когда через несколько лет он скоропостижно скончался, мемуарист вспоминал: "По случаю внезапной кончины Александра Романовича состоялось экстренное заседание думы, единогласно постановившей "поставить на месте кончины всеми любимого начальника края мраморную плиту с соответствующей надписью"...На памятнике имелась следующая надпись: "Место кончины Александра Романовича Дрентельна, упавшего с лошади от апоплексического удара во время объезда войск на параде по случаю празднования 900-летия Крещения Руси 15 июля 1888 года", а на другой стороне: "Сооружен Киевской городской думой по постановлению ее 16 июля 1888 года"" (16, 72).     

Но это было позже. А "в 1879 р. прокотилася хвиля замахiв на життя представникiв монархiчно§ тиранi§, в тому числi й на царя Олександра Другого (2 квiтня 1879 р.)". В мае этого же года "тьотю Єлю" "за распорядженням мiнiстра внутрiшнiх справ вислано в Олонецьку губернiю, поселено в м. Пудовi". После убийства царя "в 1881 р. §§ вiдправлено етапом в Сибiр на 5-рiчне заслання".

Царская каторга - это особый разговор. Сталин бежал оттуда 14 раз. Ленин жил в Шушенском, любил ходить с ружьишком на охоту. Потом выписал Надежду Константиновну, там с ней обвенчался и продолжал писать свои эпохальные произведения. Книги ему высылали ящиками. Большевики на террор реагировали немного иначе. Когда в 1918 году 20-летний петроградский поэт Леонид Каннегисер застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого, они взяли в заложники тысячу совершенно посторонних людей и расстреляли. Но это была легкая разминка. А вообще "красный террор" оперировал миллионами: уничтожались целые сословия. Согласно теории классовой борьбы.

...Но все это будет позже. А пока "тьотя Єля" живет в Сибири. А подрастающая Лариса - в семье Косач. И что же она может здесь услышать? Идут 80-е годы ХIХ столетия. Террор продолжается. В 1887 г. в Париже на жизнь Александра Третьего покушается польский эмигрант А. Березовский. А в это время Александр Ульянов со товарищи готовит цареубийство в Петербурге. В этом же 1887 году мать Украинки Олена Пчилка по литературным делам пишет к И. Франко: "Що Ганна Барвiнок не "злупила" нiчого за своє оповiдання - дуже добре! Се приємна несподiванка для мене! Але нащо то оповiдання, як Ви кажете, "пiдвiяне царофiльством"? Глядiть, щоб се не було такою смердячою краплею дьогтю в оповiданнi Ганни, що носи многих можуть з прикростю й наганою одвернутись од нашого вiнка (альманах "Перший вiнок"). Принаймнi навiть менi Ваша звiстка ударила дуже погано в нiс, а що ж допiро скажуть молодшi, чуткiшi носи?! ...Царофiльство: се щось до тако§ мiри не пiдходяще нi до якого укра§нського видання, що я не знаю, як се воно буде! Кажу твердо свою думку, що такого дьогтю, як те фiльство, цiлком не вдобряю, i коли будуть лаять дiток за те, що оповiданням Ганни взяли таку несподiвано таку ноту, матиму право сказать: не моя вина, не моя "велика вина"! Мене до тако§ мiри вражає Ваша звiстка, що я хочу тiшити себе думкою, що, може, я не так розiбрала букви вашого писання - може, яке iнше фiльство треба розумiти?". Ганна Барвинок была женой Пантелеймона Кулиша, который вопреки революционерам (а сам Кулиш в молодости был подельником Шевченко по "Кирилло-Мефодиевскому братству") переводил на украинский Библию и неплохо отзывался о царе, а также о помещиках.

 Однако в семье Косач были совсем другие традиции. Любимый дядя Ларисы, брат ее матери, профессор истории Киевского университета Михаил Драгоманов был уволен из университета и эмигрировал. Годы эмиграции посвятил введению дела украинского освободительного движения в общеевропейский контекст. Наряду с национальными выражал радикально-социалистические идеи, что привело в 1885 году к разрыву с киевскими украинофилами. О. Пчилка писала: "З Михайлом провадилось жваве листування, i в 1878 р. з чоловiком ми по§хали за кордон, вiдчуваючи вже мiцну потребу нам побачитись. Був придатний час до того, щоб побачитися з Михайлом, бо на той час була якраз Паризька всесвiтня виставка, i думалось, що наша подорож пiд час не§ не так-то кинеться в очi урядовi. Брат тодi жив у Женевi, де друкував сво§ видання. Ми з ним з"§хались у Парижi... Зустрiчались ми тодi з емiгрантами, бачились на рiзних збiрках i гулянках з кн. Кропоткiним, В. Засулич i iншими...". Вера Засулич известна тем, что стреляла в петербургского градоначальника Трепова. В эмиграции вместе с Плехановым стала социал-демократкой, вошла в группу "Освобождение труда", которая сыграла большую роль в распространении марксизма в России. Так что "гулянки", судя по всему, были весьма содержательными.

Полиция о них узнала и последовали "репрессии": перевод на другое место работы (в той же должности). Ольга Косач: "До Луцька батька переведено теж на посаду голови з"§зду мирових посередникiв, лише Луцько-Дубенського. В "приказе" про це не говорилося, але було вiдомо, що батька нашого переведено з обжитого мiсця, щоб покарати за його "укра§нофiльство" та за побачення, пiд час подорожi до Парижа на виставку 1878 р., з емiгрантом, батьковим другом, а материним братом М.П. Драгомановим". Жена репрессированного в своей биографии писала: "пере§зд вийшов з однiє§ прикро§ iсторi§, що деякi люди, нагорi, пiдстро§ли моєму чоловiковi" (цит. по: 7, 64). Однако современные биографы все это ставят под сомнение: "Сьогоднi про пере§зд сiм"§ Косачiв до Луцька висловлюються й iншi припущення. Зокрема те, що Косач сам був зацiкавлений у тому переходi спочатку до Луцька, а потiм i до Ковеля, оскiльки неподалiк останнього, в Колодяжному, на той час уже закладався родинний маєток. Вiдтак наближення мiсця роботи Петра Антоновича до Колодяжного було дуже бажаним для сiм"§" (7, 65). Вот и все репресии. А на епрессированного в своей биографии писала: "_______________________________________________________________________________ новом месте работы он стал еще и предводителем дворянства.

Однако дворянин Петр Антонович Косач (брат "тьотi Єлi") имел свое "революционное" прошлое: "Коли батько був, здається, на другому курсi в Петербурзькому унiверситетi сталися так званi тодi "студенческие беспорядки". Багато студентiв покарали, в тому числi й батька". "Кара" была следующей: "Вiн тодi пере§хав до Києва i вступив до Ки§вського унiверситету теж на юридичний факультет, на якому проходив науку дуже успiшно й гарно закiнчив його". Затем он сделал неплохую карьеру, но "революционная" закваска сохранилась: "З росiйських письменникiв чи не найулюбленiшим батьковим письменником був Салтиков-Щедрiн. Читати з батьком Щедрiна було просто насолодою, так батько досконало знав, як треба розшифровувати всi щедрiнськi "иносказания", так гарно вiн умiв коментувати всi твори Щедрiна". Ему здесь и карты в руки. Ведь он сам был одним из тех царских чиновников, которых высмеивал Щедрин. Как писала О. Пчилка: "В Луцькому по службовому становищi мiй чоловiк (вiн був не тiльки "председатель съезда мировых посредников", але й "предводитель дворянства") був у близьких стосунках iз владою i цивiльною, i вiйськовою..". Именно о таком образе действий в народе говорят "держать фигу в кармане"...В такой атмосфере и рос ребенок, написавший:

                   Нi долi, нi волi у мене нема,

                   Зосталася тiльки надiя одна.

Забужко в этом стихотворении усматривает нечто небывалое: "У випадку "тьотi Єлi" травма спричинилася до одного з унiкальних у свiтовiй  лiтературi дитячих "моцартiанських" iнсайтiв, коли художня iнту§цiя випереджає соцiальний розвиток iндивiда" (10, 449). Но у этого "чуда" простое объяснение. Если бы "дитячий iнсайт" каким-то образом вдруг не совпал с "соцiальним розвитком" ее семейства, это было бы настоящее чудо. Но никакого чуда не произошло. Весь "соцiальний розвиток iндивiда" в данном случае протекал в семье, где бедный ребенок буквально от рождения слышал (только в прозе) одно и то же: "нi долi, нi волi нема".. И когда она стал рифмовать, то никакого другого содержания у нее быть просто не могло. Так "соцiальний розвиток" окружающих заменил ребенку свой собственный (которого тогда еще не существовало).

В связи с этим можно вспомнить мнение Забужко: "Нашему лесезнавству досi бракувало якраз виробленого погляду на iсторiю родини Драгоманових-Косачiв як на модельну для всього укра§нського визвольного руху ХIХ ст. (декабристи, старогромадiвцi, радикали i т. д.)" (10, 440). Первое стихотворение Украинки было эмоциональным ответом на несчастье с любимой тетей. А далее пошло уже более осознанное конструирование песен с неизменным рефреном: "все плохо", "все очень плохо". Потому что, если плохо не все, то нужны постепенные улучшения, скучные реформы. Но нужна революция. Поэтому плохо абсолютно все.

 

2.5. Англия - наш рулевой.

Проживая у дяди в Софии, Украинка писала на родину: "Я тепер дуже лиха i вiд злостi по ночах пиши поему (натуру тяжко одмiнити)". Негативных эмоций хватало и на дневное время суток: "Далебi, читаючи твори великих письмовцiв англiйських XVII столiття, думаєш: чом я не живу хоч у тi часи, що з того ХIХ вiку, коли ми так ганебно пропадаем та ще й мовчки?". Непонятно только одно: "мовчки" - это про дядю или племянницу? Все остальное понятно. XVII век в Англии - век революции. А революция - это именно то, что нужно: хоть во Франции XVIII века, хоть в Англии XVII-го, хоть в Голландии XVI-го, хоть... Все сгодится в качестве примера для Росси. Лишь бы это называлось "революция".

Поэт приближает революцию своим словом. А для этого он должен убеждать читателей, что все плохо настолько, что хуже и не бывает. Единственное спасение - в революции, после которой и наступит счастье. Такой пропагандой революции Украинка занималась всю свою жизнь. В 1895 году она пишет популярную брошюру для народа "Джон Мiльтон". Мильтон был современником английской революции XVII века, которая (как и французская) служила Украинке примером для долгожданной русской революции: "Люди, що складають пiснi до послухання або до читання, звуться поетами, тi, що пишуть оповiдання, звуться письмовцями. Справжнiми поетами i письмовцями варто називати не тих людей, що можуть складати пiснi та оповiдання тiльки для заробiтку, або для слави, або з примусу, а тих, що не можуть не складати, хоч би й не хтiли. Єсть такi люди, що коли §х вразить що або дуже втiшить чи засмутить (а дiймає §х i своє i чуже горе та радiсть), то зараз у них немов огонь загориться в серцi, а в головi думки рояться так швидко, що здається, якби не спинити §х та не вимовити §х гарними голосними словами або не списати щиро та доладно, то можна збожеволiти або так засумувати, що серце розiрветься".

Это называется вдохновение. А чтобы серце не разорвалось, нужно заразить своими идеями окружающих: "Як тiльки ж складеться пiсня чи оповiдання, то хочеться §х людям вiддати, щоб i вони журились тим горем, тiшились тiєю втiхою, що вилита в пiснi, в словах, бо поетовi чи письмовцевi i втiха, i горе однаково милi, коли вони вже виспiванi в голоснiй пiснi, вимовленi чи списанi щирими словами. I нема поетовi-письмовцевi гiршо§ кари, як коли хто заборонить йому сво§ пiснi пускати мiж люди або хоч для себе списувати... Отже, бувають такi лихi часи, коли лихi люди можуть забороняти поетам i письмовцям списувати сво§ думки по волi. Такi лихi люди для своє§ користi (вони-то часом кажуть, що то робиться для добра всiх людей!) не пускають на свiт не тiльки пiсень та оповiдань, а й жодних таких звiсток в газетах, що немилi або небезпечнi для них, не дають друкувати нiчого такого, що §м не до мислi... Коли ж хто надрукує, то такi книжки спалити чи як-небудь знищити, а того, хто §х написав, чи надрукував, карати. Де панують такi звича§, то там, звичайно, не тiльки писати, але й говорити прилюдно про недозволенi речi забороняють. Коли в якiй кра§нi робиться так, то кажуть, що в такiй кра§нi панує неволя слова. Так робилося в Англi§ за часiв Мiльтона, так робиться тепер у нас в Росi§".

Это было написано в 1895 году. А за несколько лет до того (1889) Франко писал о влиянии русской литературы на галицких украинцев, "которые на самих себе убедились, какое безмерно различное влияние имели на нас произведения Ауэрбаха, Шпильгагена, Дюма, Диккенса и прочих европейцев, - и произведения Тургенева, Толстого, Щедрина, Успенского, Решетникова, Некрасова и других... Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских мучили нас, пробуждали нашу совесть, пробуждали в нас человека, пробуждали любовь к бедным и обиженным" (6). А как же "неволя слова"? Ведь цензура в России была? Конечно, была. Как и в других странах. Тот же Франко в 1878 году писал другому автору: "Очевидно, русский гнет (правительственный или литературный?) дал себя так крепко почувствовать господину автору, что навел его на мысль, совершенно одностороннюю и неправильную, будто там, где нет русского гнета, там нет никакого гнета, там будто бы все живет и развивается! Если бы г. автор был в Галиции и видел у нас свой гнет и гнетики, то понял бы скоро, что этак-то самостоятельно и нормально и нам некуда развиваться" (6). Все познается в сравнении. В том числе и "неволя слова" в царской России. Как известно, марксисты карали людей не за дела и не за слова, а уже за мысли. А возможные мысли человека они определяли просто: по его социальному происхождению (из дворян, буржуев, попов - значит "враг народа") или социальному положению (кулак - "враг народа").

Далее Франко напомнил своим оппонентам, "что большая часть украинцев живет в России, непосредственно связана с народом русским, что этот народ русский создал великое государство, на которое так или иначе обращены взоры всего Славянства, что это государство охватывает с двух сторон и Галицкую Украину, что этот русский народ создал духовную, литературную и научную жизнь, которая также тысячами путей непрестанно влияет и на Украину и на нас" (6). Неужели в царской России была какая-то духовная, научная и литературная жизнь? Не может быть. Но на самом деле Украинка также прекрасно осознавала ценность русской культуры и литературы. Это простонародью можно врать, исходя из соображений революционной целесообразности. А что касается себя и своих любимиц - совсем другое дело. Для себя нужно выбирать лучшее: "Кобилянську збираюсь "втравить" ще й в росiйську лiтературу, бо, видно, вона §§ с третiх рук знає, а по-моєму таки, наприклад, Тургенєва i С° варто з перших рук приймати".

По той же методике "народным массам" плелись небылицы и о плачевном состоянии русской науки: "Як гiрко поетам i письмовцям без вiльного слова, так само гiрко i вченим людям. Справжнiй учений чоловiк тяжко працює, доходячи розумом до правди, скiльки книжок мусить вiн перечитати, скiльки розумних речей переслухати, скiльки чужих мов навчитися, щоб розумiти усi книжки, якi потрiбнi для його науки. Часто губить вiн своє здоров"я, ночей не досипляючи за наукою, трудячи очi над писанням та читанням або над розгляданням дрiбнесеньких звiрят, ростин та порохiв (бо й вони для науки потрiбнi!). От врештi довiдається вiн чогось такого, чого люди ще досi не знали, i радiє вiн з своє§ ново§ правди, i хотiв би вiн §§ всiм розказати, щоб усi просвiтилися i скористали з не§. Добре, коли має вiн вiльную волю, але ж часом буває так, що не дають йому самому, нi ученикам його, бо не подобається вона тим людям, що взяли собi право дозволяти i забороняти, i гине тодi марне тяжка праця, i мовчить нова правда. Коли де дiється таке, - там - неволя науки. Так дiялось давно в Англi§ за Мiльтона, так тепер i у нас. Колись давно в Англi§ i в других кра§нах палили не тiльки вченi книжки, а навiть самих вчених людей, у нас не палять, та зате часто "печуть без вогню"". И все это говорилось о стране Лобачевского и Остроградского, Чебышева и Софьи Ковалевской, Менделеева и Сеченова, Павлова (Нобелевская премия 1903 года) и Мечникова (Нобелевская премия 1908 года), Пирогова и Вернадского, Карамзина и С. Соловьева, Ключевского и Костомарова, Туган-Барановского и Потебни.

Русский социолог Богдан Кистяковский (украинец по национальности) в 1902 году писал: "Русские социологи гордятся тем, что они внесли этический элемент в понимание социальных явлений и заставили признать, что социальный прогресс нельзя рассматривать вне одухотворяющих его идей добра и справедливости". Это писалось в сборнике "Проблемы идеализма" накануне революции 1905 года, а после этой революции в сборнике "Вехи" он выступил со статьей "В защиту права (интеллигенция и правосудие)": "Русская интеллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы... Ее правосознание стоит на крайне низком уровне развития... Убожеством нашего правосознания объясняется и поразительное бесплодие наших революционных годов в правовом отношении... На наших митингах свободой слова пользовались только ораторы, угодные большинству; все несогласно мыслящие заглушались криками, свистками, возгласами "довольно", а иногда даже физическим воздействием". Сказанное касается интеллигенции как русской, так и украинской. Это касается и Украинки. К ним ко всем относятся последние слова в статье Кистяковского: "Интеллигенция должна прийти к признанию наряду с абсолютными ценностями - личного самоусовершенствования и нравственного миропорядка - также и ценностей относительных - самого обыденного, но прочного и ненарушимого правопорядка". Но последнее всегда было для Украинки особенно ненавистно. Страстная борьба против обыденного и прочного ненарушимого правопорядка приводила ее к прямой лжи.

Затем атеистка начинает защищать "свободу веры". На самом деле это была только ширма для уничтожения любой религии. В этом же 1895 году она писала в "Листi до товаришiв": "Зложений фонд на видання просвiтнiх книжечок для селян, головно ж книжечок про релiгiйнi справи, бо се ж, либонь, чи не сама пекуча потреба нашого люду, замороченого попiвською опiкою i блукаючою навмання через усякi мальованщини i т.п.". А в работе "Джон Мiльтон" читаем: "Єсть люди, що звуться християнами, та мало думають, що воно таке, теє християнство, ходять собi до церкви, до яко§ там хто звик, i не дуже дбають про те, щоб розумiти, що там у тiй церквi читається, "вже ж, - думають собi, - святе воно, коли його в церквi читають, а чи до ладу читають, то вже попове дiло, вiн до того вчився, то й знає".

Напрашивается вывод: следовательно, христианин должен быть настоящим христианином. Но только не для Украинки: "Але є такi люди, що не можуть вiрити на ослiп, от вони й читають святе письмо сами, не впевняючись на попа, i питають, i думають, i додумуються часом до такого, що i попам, i парафiянам здається нечистю, грiхом, безумством. Та вже грiх чи не грiх, а не може людина, коли тiльки вона щира, одректись од того, що здається §й правдою, так як не може учений уважати свою нову правду брехнею". Наука обновляется быстро и "нова правда" науки XIX века сегодня выглядит архаикой. Евангелие же за две тысячи лет вовсе не устарело, скорее наоборот: его актуальность для вооруженного до зубов человечества возрастает.

"Тяжко бити поклони перед iконами тому, хто вважає §х просто за мальованi дошки, тяжко сповiдати грiхи поповi, уважаючи його за гiршого грiшника, нiж сам, тяжко молитися тому, у що не вiриш. Не можна вiрити, коли не вiриться, хоч би й хотiв. Тяжко ховати свою вiру чи своє безвiр"я. Отож попи, хоч тепер вони вже й знають, що вiрити вони не заставлять, то все-так заставляють хоч про людське око триматися §хньо§ вiри, щоб, мовляв, не було соблазну помiж християнами. Не трудно зрозумiти, чого §м такий страшний той "соблазн". Врештi, в давнi часи були такi попи, та, може й тепер де знайдеться такий, що думали, нiби вони рятують грiшну душу єретика тим, що мучать i палять його тiло, i тепер iншi думають, що вмовлянням, "собеседованием", ляканням пеклом та обiцянками раю можна когось заставити повiрити в те, що для нього перестало бути святим. Та таких щирих людей мало, а бiльше таких, що дбають тiльки про людське око та про свою кишеню, або таких, що сами i не дуже-то вiрять, та думають, що коли мужик не боятиметься пекла та не бажатиме заслужити раю, то зробиться харцизякою i злодюгою i "зовсiм пуститься берега"; таких людей було i є багато i помiж попами, i помiж панами, i скрiзь вони намагаються силувати старовiрiв, нововiрiв, чужовiрцiв i "безбожникiв" ходити до то§ церкви, яка найбагатша та найсильнiша в цiлiй кра§нi, де православна, то до православно§, де католицька, то до католицько§, де якась iнша, то до тiє§. Отож в якiй кра§нi силують людей триматись яко§ одно§ вiри i забороняють §м вiдправляти одправи, якi хто хоче, говорити i писати про вiру по волi, то там, значить, неволя вiри. В Англi§ вона була за часiв Мiльтона, а в нас i тепер є, се всякий знає".

А в это время в царской России буддисты отправляли свои культы в Бурятии и Забайкалье; мусульмане - в Крыму и Поволжье; иудаисты - в синагогах Польши, Литвы, Украины и Белоруссии; католики - в Литве и Польше; лютеране - в Финляндии, Прибалтике и немецких колониях на Украине. Старообрядцами были многие богатейшие купцы (Рябушинские, Щукины, Морозовы и пр.). Так что вовсе не свобода веры беспокоила революционеров, а само наличие этой веры. Их пропаганда увенчалась успехом: в XVIII веке атеизм распространился среди дворян, в ХIХ-м - среди разночинцев, а в начале ХХ-го пропаганда безбожников дошла и до крестьян с рабочими. Какую "свободу веры" завели победившие безбожники, все знают: гонения на христиан в ХХ-м веке превзошли по своим масштабам и жестокости все гонения, которые имели место за предыдущие девятнадцать веков, вместе взятые.

 

***

Опуская Россию в своей "публицистике" как можно ниже, Украинка, разумеется, прекрасно знала, как все обстоит на самом деле. Но правду об истинном положении дел она оставляла для себя и своих родственников, так сказать, для домашнего употребления. Собираясь из Софии домой, она делилась своими планами: "Я хтiла б вiдбiгати в Чернiвцi по дорозi звiдси до Львова i, може, на Угорщину, хочеться й менi бачить сей нещасливий край". Но, судя по всему, ей отсоветовали разъезжать по австрийской (следовательно, европейской) Галичине, ибо это было опасно для жизни: "Шкода, що у вас такi дикi звича§, а то б черкнула я по селах! Та вже бог з ним, про галицькi кримiнали щось погана слава йде". Т. о., путешествовать по "европейской" Галичине было смертельно опасно. Интересно, боялась ли она ездить по селам в Российской империи?   

Или женский вопрос. Пчилка, отправляя свой рассказ Ивану Франко, вынуждена была оправдываться: "Иншi мiсця менi здаються "страшними" для галичанок: напр. те, що геро§ня учиться акушерству, а потiм i "бабує"; то вже, будьте ласкавi, скажiть панi Кобринськiй, що се нiчого! Принаймнi у нас про такi речi пишуть, навiть далеко смiливiше: я й то вже обiйшла сю рiч як можна було делiкатнiше!.." (7, 191). Украинка отмечала: "Поки справа так сто§ть, що всi фрази галицьких поступовцiв про сприяння "жiночому питанню" лишаються фразами. Наскiльки я чула про становище галичанок в товариствi, то се якась така неволя, що, може б, я скорiш на каторгу пiшла, нiж на таке життя. Подiбне життя, наприклад, в Болгарi§, я його бачила... Не подумайте, що се в менi говорить "гординя" укра§нки". Следовательно, и Болгария, и Галичина в этом вопросе не выдерживают никакого сравнения с Россией. Однако хорошо писать о России для этих людей было признаком дурного тона. Хотя для заработка можно и это. В статье "Новые перспективы и старые тени ("Новая женщина" западноевропейской беллетристики)" для марксистского журнала "Жизнь" Украинка "щодо Росi§ вказувала на значно бiльшу матерiальну й моральну незалежнiсть жiнки в нiй, нiж у Захiднiй Європi" (7, 275).

Во второй половине XIX века в России шли реформы. Судебная реформа привела к тому, что суд присяжных мог оправдать стрелявшую в градоначальника Веру Засулич и освободить ее в зале суда. Земская реформа переводила в руки земств местное самоуправление (сегодня мы еще не подступили к решению этой проблемы). В ходе военной реформы срок службы был сокращен до 3 лет. Было отменено крепостное право. Александр Второй готовил для России конституцию. Революционеры его убили. Александр Третий укрепил власть. Революционерка жалуется: "Хто такий вдався, що не вмiє мовчати або вже дуже його кривда дошкуляє, то завдадуть покуту, посадять у тюрму, вишлють геть з рiдно§ сторони. Таке робиться в тих сторонах, де нема волi зiбрань i волi спiлок. Воля зiбрання була вже досить велика за часiв Мiльтона, та все-таки не повна, а в Росi§ §§ i досi немає". Зато победившие революционеры, как мы помним,  завели полную "свободу" собраний и свободу союзов: профсоюзы ("школа коммунизма"), коммунистический союз молодежи, союзы писателей и журналистов, композиторов и художников. И горе тому, кто не вошел в "союз".

Жалобы и стенания продолжаются: "Нiхто сам собi не пан, бо вiн не має особисто§ волi. В часи Мiльтона в Англi§ була особиста неволя, але й на десяту долю не така люта, як тепер у нас, хоч по закону вважалось, що §§ не повинно бути". Выше говорилось о зарубежных поездках Драгоманова, о поездках родителей Украинки в Париж и о последовавших затем "репрессиях". "Особиста неволя" Украинки проявлялась в поездках в Петербург, Минск, Тарту, Тбилиси, Болгарию, Германию, Австро-Венгрию, Италию, Египет. Многие поездки имели целью лечение. Но не только. Современная исследовательница пишет: "Леся вiдвiдала майже усi найкращi європейськi театри, слухала найславетнiших музик, була в курсi свiтових музично-театральних новин" (11, 12). В 1913 году Европу посетило 10 миллионов туристов из Российской империи. Так в "империи зла" обстояло дело с личной свободой.

Но Украинка без зазрения совести продолжала гнуть свое: "Усе оте вкупi - неволю слова, науки, вiри, зiбрань i спiлок i особисту неволю - освiченi люди звуть полiтичною неволею (громадською, державною неволею). Вона була в Англi§ за часiв Мiльтона, чи єсть вона в Росi§, не будемо казати - розумному досить". Такова была ситуация в Англии накануне революции. Такова ситуация в России накануне... Умному достаточно.

"Вернiмось же до Мiльтона. Чи мiг же вiн терпiти полiтичну неволю мовчки? Запевне нi, перш усього через те, що у нього було щире серце, вразливе на кривди i чутке до правди, а до того ж вiн був справжнiм поетом i письмовцем, значить не мiг промовчувати сво§х думок". А может ли Украинка молча терпеть политическую несвободу? Вопрос риторический. Правда, Джон Мильтон был верующим христианином. Но это уже детали.

 

2.6. Узница

Франко писал об одной "талантливо задуманной, но слабо исполненной вещи" Украинки: "В поэме "Узник" чересчур густо положены черные краски: муж сидит в тюрьме, жена с ребенком страдают от голода, ростовщик за долг продал последнюю корову" (6). Но как же без этого? Ведь "чересчур густо положенные черные краски" - это фирменный знак Украинки. "Узник" написан в 1889 году, "Адвокат Мартiан" - в 1911 году. Тенденциозными гиперболами переполнено все ее творчество, которое можно поэтому назвать истерически-гиперболическим.

Себя она также воспринимала как узницу. Свое произведение, переданное для публикации во Франции, так и назвала "Голос одной русской узницы". История этой "поэмы в прозе" такова. После смерти Драгоманова Украинка чувствовала отсутствие поводыря и писала его жене: "Часом мо§ мислi заводять мене у такий лабiринт, з якого мiг би мене вивести тiльки один чоловiк, але його вже нема, i сеє нема я чую тепер бiльш нiж коли. Часто так уночi сидиш серед того хаосу думок i думаєш: "О, хоч би галюцинацiя з"явилась!" Я б §й повiрила так, як перше люди вiрили в дива... I чого се люди так бояться галюцинацiй i божевiлля? А я часто дорого дала б за них". Но галлюцинации и сумасшествие - это дело наживное. Был бы повод. И он быстро нашелся.

В это время между Францией и Россией образовался союз против Германии, желавшей приобрести себе "жизненное пространство" за счет соседей. Осенью 1896 года для подписания межправительственного договора в Париж приехал русский император Николай Второй. Французские политики, поэты и артисты приветствовали царя. И они знали, что делают (франко-прусскую войну хорошо помнили, а силу германской военщины, проявившуюся в полную мощь в ХХ веке, предвидели). Студенты лесной школы в Нанси послали студентам Петербургского лесного института поздравление в связи с коронацией Николая Второго. Это возмутило самых революционных из русского студенчества и они отправили протест в венскую социал-демократическую газету. Франко опубликовал украинский перевод протеста в журнале "Житє i слово". А "узница" Украинка направила свою "поэму" тете в Софию: "Користуюсь оказiєю i посилаю сеє "не любо, не слушай" через границю, просячи далi вiдправити поштою до Вас". Т. о., жанр этого произведения был точно определен самим автором: "Не любо - не слушай, а врать не мешай".

"А Вас прошу довiдатись адреси "La Reforme" або яко§ iншо§ газети чи журналу радикального чи соцiального напрямку (тако§, щоб була не франко-росiйська) i послати туди, не гаючись, оцю штуку. Попросiть вiд мене Лiду переглянути се, чи нема там чого надто варварського... Спiзнилась я трохи з посилкою сею, та коли ж часи у нас тепер надзвичайно подлi, приходиться вертатись до спартакiвського способу листування. "Да, были хуже времена, но не было подлей"". Когда спартаковцы захватят власть, настанут времена и хуже, и подлей.

"А все-таки менi хочеться, щоб з Росi§ дiйшов хоч один протест проти тако§ профанацi§ поезi§ i хисту, яко§ допустилися французи сей рiк у Версалi... "Молчание знак согласия", - так думали, певне, тi студенти росiйськi, що послали протест проти поздравления §х з коронацiєю вiд бельгiйських студентiв. Не знаю, чи ви читали сей протест? Вiн був надрукований в "La Reforme" i передрукований в "Життi i словi"". Бельгийцы, как известно, до сих пор живут в конституционной монархии (о чем жалеют - страшно). А интернациональные цареубийцы в России довели ее население до ручки. И вот одна из их союзниц подает свой фальшивый "Голос одной русской узницы". Подзаголовок: "Маленькая поэма в прозе, посвященная поэтам и артистам, которые имели честь приветствовать российскую императорскую чету в Версале".

В оригинале текст написан по-французски. Русский перевод: "Великие имена и громкие голоса. Слава о них разносится по всему миру... Конечно, слабая песня одной узницы не в силах привлечь внимание этих увенчанных лаврами и розами величественных полубогов. Но мы, мы, несчастные поэты-узники, привыкли к песне без отзвука, к тщетным просьбам, к бессильным проклятиям, к безутешным слезам, к приглушенным стонам. Можно все заглушить, кроме голоса сердца, - он заставит себя услышать и в дикой пустыне, и среди толпы, и даже перед царями. И чело, никогда не знавшее лавров, не менее гордо, не менее чисто, ему не нужны лавры, чтобы скрыть какое-то бесчестие. И голос, который никогда не вызывал позолоченное эхо и тем не менее свободный, тем не менее искренний, не нуждается в знаменитых истолкователях, чтобы быть хорошо понятым. Позвольте же нам петь! Песни - это единственное наше богатство, потому что можно все заглушить, кроме голоса сердца".

Затем небедная дочь предводителя уездного дворянства принималась позорить французскую элиту: "Позор лицемерной лире, льстивые струны которой наполняли аккордами залы Версаля. Позор чарам вероломной нимфы, которая из хаоса веков вызывала призрак. Позор вольным поэтам, которые перед чужеземцем бряцают звеньями добровольно надетых на себя цепей. Неволя еще мерзостней, когда она добровольна. Позор вам, актеры, когда вы своими кощунственными устами произносите великое имя Мольера, который некогда своей ядовитой насмешкой подтачивал страшного великана, созданного во Франции покойным королем-солнце. Призрак этого короля, столь бледный накануне, покраснел от радости, услышав ваши песни в Париже, этом городе-цареубийце, каждый камень которого кричит: "Долой тиранию!"". Быстрый переход от Людовика XIV ("король-солнце") к Людовику XVI, казненному в 1793 г. Всего пять лет не дожила бедная до убийства Николая Второго с женой, сыном-подростком, четырьмя дочерями и оставшимися им верными людьми. Вот уж порадовалась бы...

"Добрые французы, отведите нашего царя подальше от этого города привидений, в Шалон, в Трианон, все равно куда, но дальше, ибо здесь, в комнатах Антуанетты и Людовика, кошмары могут нарушить его отдых после такого триумфа, после жертв, подобных тем, что устилали дорогу колеснице Цезаря, попиравшей мертвых. Не зря после вашей пламенной марсельезы прозвучал унылый напев "Боже, царя храни!"". Говоря о жертвах, она имеет в виду трагедию на Ходынском поле, где 18 мая 1896 года в честь коронации Николая Второго власти организовали угощение и раздачу подарков для простого люда. В возникшей давке погибло 1386 человек и тысячи получили увечья. Генерал-губернатором Москвы был великий князь Сергей Александрович. Революционеры на него возложили ответственность за трагедию. В 1905 г. эсер-террорист Иван Каляев убил великого князя. Его вдова Елизавета Федоровна стала основательницей Марфо-Мариинской монашеской обители. В 1918 г. ее с великими князьями скинули в шахту и забросали гранатами. Несколько дней еще раздавалось оттуда пение псалмов и молитв. Молите Бога о нас, святые угодники Божии, новомученики, убиенные за веру!  

В Париже Николай Второй открыл подаренный французам мост имени своего отца Александра Третьего. Украинка желает приспособить для нужд революции (уже мировой) и этот мост: "Стройте же крепко мост, который соединит народы, пусть он будет не менее прочен, чем старинные царские мосты в Париже и в Москве. Они же прекрасно выдержали неукротимый танец освободившегося от цепей народа, возбужденного ненавистью, освещенного пожарами. Позаботьтесь же, чтобы ваш мост вскоре не обрушился во время одного из этих великих народных празднеств, войн или революций...".

Себя она видит деятельницей грядущей мировой революции: "Великие поэты, великие художники, какая прекрасная маска прикроет во время этих великих празднеств ваш прославленный облик! Какой, какого века, какого стиля будет ваш народ, который вас прославит в эти неистовые дни! Что касается нас, таких сейчас неизвестных, никому неведомых, которых великие мира сего даже не изволят замечать, - мы выйдем без масок в эти страшные дни, ибо железные маски не могут превратиться в лицемерный бархат".

Наивные французы назвали Россию "великой страной". Но это же просто возмутительно: "Знаете ли вы, знаменитые собратья, что такое убожество, убожество страны, которую вы называете такой великой? Это же ваше излюбленное слово, это бедное слово "величие", вкус к величественному - врожденное свойство французов. Да, Россия величественна, русского можно сослать даже на край света, не выбрасывая за государственные границы. Да, Россия величественна: голод, невежество, преступления, лицемерие, тирания без конца, и все эти страшные несчастья огромны, колоссальны, грандиозны". А говорила, что "вкус к величественному - врожденное чувство французов". Неужели она тоже француженка? Нет, конечно. Скорее, это госпожа Ноздрева:

"Наши цари превзошли египетских своею склонностью к монументальности. Их пирамиды высоки и очень прочны. Ваша Бастилия была ничто по сравнению с ними. Что ж, великие поэты, великие артисты, ступайте, взгляните на величие ваших твердынь, ваших Бастилий, сойдите с эстрад, снимите ваши котурны и осмотрите нашу прекрасную тюрьму. Не бойтесь, собратья, тюрьма поэтов, любящих свободу, родину и народ, не так тесна, как другие места заключения, она просторна, и ее славное имя - Россия. Поэт может там жить, и даже в безопасности, лишившись только имени или лишившись всего". Бедные русские поэты! Бедная русская литература! (Которую Томас Манн по неведению назвал святой).

И последняя оплеуха французским поэтам: "Живите спокойно, собратья, прославленные вашими великими именами. А ты, французская муза, прости безымянной узнице-певице. Все-таки я меньше оскорбила тебя своей бедной прозой, чем твои свободные друзья своими прекрасными льстивыми стихами". Затем шла подпись: "Узница". Скромно и со вкусом.

Спустя некоторое время "узница" интересуется: "Чи отримали Ви "маленьку поему в прозi"? I що з того вийшло? Як бачите, я не складаю своє§ остатньо§ збро§. Взагалi я тепер дуже лиха i недобра, i гiрш усього, що не хочу подобрiшати, бо не варт!". Говорить правду тоже было "не варт".

Какое же впечатление о России могут получить доверчивые французы, прочитав эту "маленькую поэму в прозе"? Его можно выразить кратко: "Ух! Волки!"

2.7. Ух! Волки!

Именно так назывался рассказ из русской жизни, который написал некий Жорж д"Эспардес (очевидно, наслушавшись голосов "узников" и "узниц"). Украинка перевела его на русский язык и не побрезговала опубликовать в 1900 году. Этот "рассказ" - что-то особенное: "Мужичок Стацевско с трудом поднимается. Утро. Голуби, воркуя, порхают по светлой крыше из маисовой соломы... Мужик одевается, натягивает лезгинские панталоны, оборачивает ноги накрест онучами - четырьмя красными шерстяными полосами - и наконец надевает шубу, славную шубу, очень длинную и очень теплую, которая стоила два рубля и годовой сбор меда. Баба Кивкин, его жена перед богом, спит, растянувшись на печке. Он бьет ее пальцем по носу, щекочет по лицу от правой щеки к левой. Он будит ее и говорит: - Я еду к тестю, в город, купить то, что ты мне приказала: кобыльего молока два меха, флейту еще тоном повыше, чем у брата Серкова, и жирную овцу, которую ты зажаришь к заговенам.

И мужичок, как добрый муж, играет со своей женой. Он тихонько похлопывает по лбу, потом по ноздрям и по шее.

Он говорит ей: - Я возьму с собой Попова, нашего сынка. Воздух свеж. Это расшевелит Попова! Это его расшевелит!

И мужик принялся шумно хохотать".

А что же делать читателю?

"Мужик погоняет лошадей ударом кулака и кричит бабе: - Я привезу тебе сегодня вечером молока, флейту и овцу!

...Мужик погоняет своих вороных лошадей: - Ну, батенька! пошел, голубчик!

...Чтобы позабавить ребенка, мужик напевает плясовую, песнь изгнания и бедности, песнь иронии народной:

Как от северного полюса до южного

Да ни в чем-то нам удачи нет!

А полиция наша - и не двинется!

Наш помещик зло поглядывает.

Ай, ай, тра-ра-рай, ай!

Ох, пречистая, как он зло глядит!

Можно вспомнить аналогичную украинскую "песнь изгнания и бедности" - "Нi долi, нi волi у мене нема, зосталася тiльки надiя одна". Не только ребенка способна позабавить эта "песнь иронии народной":

"Но вот внизу у колеса зажигаются две белые точки. Мужик Стацевско чувствует, как легкая дрожь пробегает у него по бокам... Он хлестнул волка кнутом по глазам, волк перебегает с правой стороны на левую, и в то время, как мужик бьет его еще раз кнутом, другие белые точки зажигаются направо и вот уже два волка бегут за телегой. Они прыгают и молча смотрят на мужика...Бедный Стацевско! он думает о бабе, о прекрасной белокурой бабе, которая ждет у печки с ячменным жемчужным супом, клокочущим в горшке, он думает, что он расскажет ей о своем путешествии. Между тем толпа волков все увеличивается, - еще и еще волки; остервененные, сбегаются они сотнями, не воют, ждут, пока лошадь упадет! Ветер забивает в открытый рот мужика. О, как ужасен каждый глоток этого острого ледяного воздуха!". Сердобольный читатель так и хочет посоветовать ему: мужик, закрой рот.

"Волк вскакивает на сиденье и хватает мужика за башмак. Стацевско испускает крик, схватывает зверя за ноздри, отталкивает его кулаком, но страшная внутренняя боль сжимает мужика. Он прыгает на спину лошади и рыдает над ушами своих верных животных: - Скорей, барашек, скорей, голубчик! ради Попова!

...Волк вскарабкался на сиденье; тогда Стацевско бросается с лошади опять в повозку, прячется на дне ее, подымает фартук и смотрит... Их уже тысяча, три тысячи, семь тысяч, десять тысяч... Это черный океан, искрящийся звездами, - словно адское небо отражается в степи!..

- Попов, Попов! ты видишь волков?

- Да, отец, да!

- Они нас съедят!

- Нет, отец!..

Но Попов не кончил! Мужик сжимает горло своему ребенку, изрыгает богохульство, хватает мальчика за голову, за золотые волосы и кричит во тьме: "Рай, рай, рай!" И широким отчаянным размахом он бросает Попова волкам!". Бедный Попов...Рай, рай, рай...И бедные французы...

"Тогда черная толпа останавливается... она останавливается, чтобы разделить ребенка, а повозка продолжает путь...Вот она проезжает степь. Вот лошади замедляют бег, въезжают в аул с потухшими огнями, баба, прекрасная, белокурая баба, ждет на пороге:

- Ну, Стаць, дорогой мой Стаць, хорошо ли ты съездил? Не холодно ли было Попову? Хорошо ли бежали лошади?

Но мужик не отвечает. Он играет на флейте и хохочет. Он помешался".

Сострадательный читатель также теряет дар речи. А переводчица комментирует: "Французы не только переводят произведения русской литературы, но и сами пишут повести и рассказы из русской жизни. Но каково в большинстве случаев это знакомство с русской жизнью - о том можно судить по предлагаемому рассказу и русской жизни, принадлежащему перу французского литератора Жоржа д"Эспардеса и напечатанному в журнале. В рассказе этом так много забавного, вытекающего из самых странных понятий автора о русской жизни, что все повествование обращается для нас, русских, из драматического в комическое. Нельзя сказать, чтобы автор вовсе ничего не знал о России, о жизни русского народа, - он кое-что слыхал, знает даже кое-какие русские слова, которые помещает даже без перевода (le moujik, la baba, le pomeschtchik, la barynia, la chuba, les onouthis, la pliassоwaia), но это знание переплетается у автора с самыми грубыми промахами, делающими рассказ смешным".

С француза что возьмешь? Откуда ему знать правду о России? Услышал "голос одной русской узницы". Потом - "голос одной украинской узницы". Потом - голос "узника" из эмиграции. И, как последний лох, поверил на слово тому, что "спела" ему la uznitza Украинка: "Да, Россия величественна: голод, невежество, преступления, лицемерие, тирания без конца, и все эти страшные несчастья огромны, колоссальны, грандиозны". Даже мороз по коже. Ух! Волки позорные!

 

2.8. Наставница социал-демократов.

Лидер галицких социал-демократов Ганкевич выступил в журнале "Молода Укра§на" со статьей "Етика i полiтика" (1902). В ней он отбивал нападки берлинского профессора Паульсена, который в брошюре "Партийная политика и мораль" обвинял социал-демократов в аморализме. Защищался Ганкевич неуклюже и, по сути, присоединился к взглядам автора брошюры. Украинка ну никак не могла пройти мимо. Кобылянской она написала о себе так: "Хтось таки має неспокiйну натуру. От недавно зладив полемiчну статтю до "Молодо§ Укра§ни", схотiлося зачепитись з М. Ганкевичем за терор та за полiтичну етику. Ще тiльки не мала часу переписати, але от перепишу i таки пошлю. То вже не для зарiбку i не для самооборони, а так - "за правду", не стерпiла душа моя, що проводар укра§нсько§ соцiал-демократi§ таке плете, та ще й в органi для молодежi! Знаю, що то його дуже зачепить, але нехай, я не особу, а помилки його чiпаю". роводарiв" надо хорошенько воспитывать.

Ганкевич фактически согласился с критиком в том, что "партiйнiсть є i мусить бути чудовищем неморальним": "Добродiй Ганкевич теж думає, що при партiйнiй боротьбi неможливо дбати "про загальне добро", про "добро цiлостi"...; йому навiть дивно, як то можна бажати, щоб полiтичнi борцi придержувались "правил гуманностi" супроти ворогiв... Вiн зрiкається навiть i всяких побажань моралiзування фатального чудовища, але ж i вiн, як видно, признає, що полiтична, партiйна боротьба є i мусить бути, по самiй сво§й природi, чудовищем".

Ганкевич усвоил себе "погляд на партiйну боротьбу як на якусь протилежнiсть гуманностi"; "вiн то впадає в патетичний тон, осуджуючи негуманнi способи боротьби у рiзних консервативних партiй, то старається оборонити вiд етичного засуду подiбнi способи у партiй революцiйних". Это делают и делали все революционеры: и русские, и украинские, и прочие. Ленин учил, что морально все, что выгодно пролетариату.

Ганкевич в своей аргументации ссылается на "фанатизм" первых христиан. Украинка не понимает, как можно опираться на этих фанатиков: "Кому має iмпонувати те, що i першi християни, як i всi фанатики, думали i казали: "Нема правди й розуму, як тiльки в менi", - то се було тiльки залогом §х пiзнiшо§ тиранi§ i само по собi нiчиє§ вiльно§ душi "вловити"  не могло". Полемисты стоили друг друга: два социал-демократических сапога - пара. "Нет правды и разума, как только во мне" - это о ком? Неужели о первых христианах? За кого же они отдавали свои жизни? За себя?

"I першi християни, i римськi фiлософи однаково не були заячесердими перед мученицьким вiнцем..., але iдейно§ одваги i тим, i другим бракувало, бо всi вони вижидали з гори, вiд бога чи вiд цезаря, а нiчого не важились здобувати сами. Дух Спартака не жив нi в фiлософах, нi в християнах, тому однi не винайшли нового "духу законiв", а другi не зруйнували нi одно§ Бастилi§, та ще й новi побудували".

Разумеется, дух Спартака не жил в философах (как и любовь к мудрости не жила в Спартаке). Разумеется, христиане не разрушили ни одной Бастилии. И правильно сделали. Спаситель ничего не разрушил сам и не учил разрушать христиан. Христос дал разрушить себя, а затем воскрес. И тем разрушил всесилие смерти. Но для некоторых и до сих пор только Спартак - чемпион.

Не абы какая "iдейна одвага" нужна, чтобы судить и рядить обо всем на свете, смутно представляя себе, о чем собственно говоришь. Философы якобы "не винайшли нового "духу законiв". Очевидно, имеется в виду знаменитый труд Монтескье "О духе законов", в котором философ писал: "Бог относится к миру как создатель и хранитель; он творит по тем же законам, по которым охраняет; он действует по этим законам, потому что знает их; он знает их, потому что создал их, и он создал их, потому что они соответствуют его мудрости и могуществу... Как существо физическое, человек подобно всем другим телам управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные Богом, и изменяет те, которые сам установил. Он должен руководить собой, и, однако, он существо ограниченное; как всякое смертное разумное существо, он становится жертвой неведения и заблуждения, и нередко утрачивает и те слабые познания, которые ему уже удалось приобрести, а как существо чувствующее, он находится во власти тысячи страстей. Такое существо способно ежеминутно забывать своего Создателя и Бог напоминает ему о себе в заветах религии...". В ХIХ веке было много философов, использующих и развивающих его идеи. Украинка, видимо, не читала не только их, но и самого французского философа.

Для молодой девушки не существовало европейской философии от Сократа и Платона до Канта и Гегеля (в ХХ веке А. Уайтхед констатировал, что "вся европейская философия - это замечания на полях диалогов Платона"). Происхождение человека она, как и все материалисты, представляла себе просто: от обезьяны. Наверное, думала, что наука это доказала, и повторяла прописи дарвинизма. Не зная того, что Дарвин, как известно, дарвинистом не был и в финале своего "Происхождения видов" написал: "Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм...". Но разве собственное невежество могло ее смутить? Никогда!

"Християни, правда, боролись виключно духом, але й убивали дух, так, як нi один цезар не вмiв убивати". Цель жизни христианина - стяжание Святого Духа. Так какой же дух они убивали? Понятно какой: нечистый.

"Вони вiрне зберегли формулу, взяту вiд теократiв жидiвських: "Нема правди й розуму, як тiльки в менi", - i, прикрасивши §§ мученицькими пальмами, передали §§ в спадок, по праву, всiм iдейним тиранам дальших вiкiв". Теократы, уже по самому смыслу слова "теократия", находят истину не в себе, а в Боге. А еократи жидiвськi" четвертую тысячу лет придерживаются Закона Моисеева, который начинается так: "Я есть Господь Бог твой, да не будут тебе боги иные, кроме Меня". Так говорит о себе Бог, поэтому никакой "теократ" сказать этого о себе не может. А если человек говорит о себе так, то он, скорее всего, атеист. Или атеистка.

"Д. Ганкевич, либонь, помилився, ставлячи християнське мучеництво i прозелiтизм прикладом полiтично§, партiйно§ боротьби. Адже першi християни нiяко§ полiтично§ партi§ з себе нiде не творили i творити не бажали, хоч i як §м накидали ту роль §х вороги. Вони охоче пробачали сво§м релiгййним адептам §х полiтичнi грiхи i класовi привiле§". Какие могут быть "полiтичнi грiхи", если грех - это нарушение воли Бога? Христос учил христиан "отдавать кесарево кесарю, а Божие Богу". Они так и поступали. В итоге рабовладельческое общество рухнуло.

""Якобiнцi" крайньо§ апокалiптично§ фракцi§ хоч i нетерпеливо, а все-таки покiрно вижидали, поки Господь сам зробить революцiю в Римi, як зробив колись у Содомi й Гоморрi, сами ж по-рабськи пiдставляли то одну щоку, то другу пiд римську залiзну правицю, а потiм радо вiддавали останню сорочку християнсько-вiзантiйським благочестивим кесарям". Как известно, в средние века культурный уровень христианской Византийской империи был наивысшим в Европе (пока ее не разграбили и не разрушили крестоносцы). И никто из византийцев "останню сорочку" не снимал.

"Тодi почалась справдi систематична i методична проповiдь чисто етичних принципiв, спiльних християнству з загальнолюдським гуманiзмом, до того ж часу §§ не було". Видимо, общечеловеческий гуманизм - это тот, который без Христа.

Прочитав Ганкевичу лекцию по истории христианства, она констатирует: "кожна партiя, по його думцi, мусить мати свiй абсолют i боронити його фанатично, хоч би й з свiдомою одвагою незаконностi, аби енергiйно". Политика и этика у него далеко расходятся. Отсюда вытекает множество следствий. Украинка выступает против одного из них: "Взагалi цiкаво б знати, що думає шановний публiцист про те, чи не час би, власне, постаратись впливовим публiцистам ужити свого впливу до оздоровлення полемiчного стилю в пресi i на трибунi?.. Час уже встановить виразну рiзницю мiж корчемним та публiцистично-ораторським стилем хоч принаймнi передових партiй". Да уж, передовая партия - это вам не корчма. Если в корчме могут убить только случайно, то передовая партия к этому долго  и основательно готовится и делает все с государственным размахом.

Украинка начинает анализировать этот существенный вопрос: "Що таке людська крiвця i як годиться нею господарити. Ганкевич клянется памятью "великих рокiв 1793-1794" и святыми для него "принципами 1789 р."". Она начинает спорить со старшими "товарищами" о том, как надо правильно "господарити" человеческой кровью: "Придивiмося ж... до того, як д. Ганкевич, слiдом за Енгельсом, канонiзує ту святиню, якiй, на його думку, мусять поклонятись всi пiд карою iдейно§ смертi. Енгельс сказав, що в великi, незабутнi роки 1793-1794 цiлий люд французький покинув на хвилину геть всяку трусливiсть, i самолюбство, i буденщину...". На этом рукопись обрывается. Статья была послана Ганкевичу для публикации, но он ее не напечатал. Только после смерти в 1931 г. в его архиве была найдена первая часть. Так мы и не знаем, чем закончилось сражение Украинки против Ганкевича и Энгельса. Могло быть и так, что революционные потомки просто "почистили" архив.  Впрочем, кое-что можно предположить.

Ганкевич в вопросах этики следовал Ленину, который учил, что мораль - понятие классовое. Что выгодно пролетариату - то и морально. Что выгодно пролетариату - знает пролетарская партия; что знает партия - формулирует ЦК, что формулирует ЦК - решает Политбюро, а решение Политбюро зависит от Генсека. А Украинке, если она ему успела надоесть со своими поучениями, Ганкевич мог процитировать известные строки про любопытных мужиков: "Мужики цiкавi стали, чи тi костi бiлi всюди, чи блакитна кров проллється, як пробити пану груди?". Кто из двух революционеров был круче, история умалчивает. Открытым также остается вопрос: кто воспитает "воспитательницу"?

2.9. Утопический анализ утопии.

В 1906 г. вышла работа "Утопiя в белетристицi": "В лiтературному значеннi утопiя - образ прийдешнього життя людського громадянства, змальований на тлi якогось ... iдеалу". Одни литературные утопии имеют шансы на воплощение, другие - нет: "В науковому значеннi утопiя - якась така теорiя впорядкування громадського життя, що не має нiяких шансiв на здiйснення i через те §й "нема мiсця" в реальному свiтi".

Украинка ищет такие литературные утопии, которые точнее всего предугадывают будущее: "Коли з"явиться щирий мистець i покаже нам "на незмiнному ґрунтi" новi, справжнi картини, повнi художньо§ правди i нерозлучно§ з нею краси? Вже ми бачимо "предтечу" в постатi Метерлiнка, що готує "шляхи господнi" в пустинi, досi неплiднiй, белетристично§ утопi§".

Итак, во время первой русской революции точнее всего о будущем говорил Метерлинк. Что же он говорил? Оказывается, Метерлинк - это Екклезиаст наоборот: ""Оливне гiлля" написане стилем Метерлiнка, цебто мовою поета-фiлософа з пророчими нахилами... Так писав би Екклезiаст, якби вiн вiдродився в оптимiстi. Метерлiнк нам говорить, що ми живемо в плiдну та рiшучу добу, що вiки прийдешнi заздримуть нам, свiдкам зорi ново§ ери. Дарма, що курява, збита великим рухом людськостi, слiпить нас - вiд того не меншає величнiсть руху. Ми перебуваємо добу основного обновлення свiтогляду, а нове розумiння свiтово§ системи конечне приводить до ново§ моралi i психологi§". Это все писалось накануне кровавой мясорубки ХХ века (которую предсказывали Достоевский, Соловьев, Леонтьев и некоторые другие).

"Ми виходимо з перiоду релiгiйного i вступаємо в перiод науковий, хоч i блукаємо ще навколо правди при димних свiтачах гiпотез, а магiчнi слова ще й досi керують нами. Хоч релiгiйнiсть "випарувалася" з нашого життя, але сума справедливостi, добростi, громадсько§ сумлiнностi все бiльшає, бо такий, видко, закон розвитку людськостi, тiльки ми не знаємо ще формули сього закону. Кожне наукове вiдкриття - а §х так багато в нашi часи - додає нову рису до того великого невiдомого, що мрiється на нашому горизонтi, тiльки ми ще не вмiємо поєднати докупи тi риси... А поки що - ми ждемо, але наше ждання повне життя й поривання вперед, кожний новий факт будить нашу думку, не дає §й заснути i тим рятує §§ й нас вiд смертi". И сейчас некоторые ждут, что наука предоставит им мифический "закон розвитку людськостi". И не желают учитывать опыт ХХ века.

"Ми зрозумiли, що нас оточує жива загадка, а не абстрактне божество iндусiв чи євре§в, i ми шукаємо вiдгадки в самому життi, а не в теологiчних чи в логiчних розумуваннях". У евреев, как известно, не абстрактное божество, а личный Бог. И у Него есть имя.

"Режим нашо§ думки змiнився". Как говорится, режим есть режим. "Ми були подiбнi до слiпцiв, що марять про вiльний свiт у замкненiй хатi; ми й тепер ще слiпцi, але вже нас веде якийсь мовчазний поводатар то в лiс, то в поле, то на берег моря...". Такой же "поводатар", помнится, водил Фауста то в лес, то на берег моря, то еще куда-то...

"Ми готуємо шлях новiй iстотi. Ми закладаємо пiдвалини ново§ моралi, що має обходити iнтереси не тiльки ближнього, але й дальнього, має утворити гармонiю не тiльки людського, але й всесвiтнього життя. Ця нова мораль готує ґрунтовнiшi змiни, нiж усi найбiльш реформаторськi релiгi§". Übermensch ("нова iстота") уже  на подходе.

"Ми маємо причини вiрити в кращу долю нашого роду. Найгiршi небезпечностi вже минули. А перед нами безкрай надi§. Може, ми збагнемо таємницю того, що тепер зветься законом тяжiння (гравiтацi§), вiдкриємо §§ раптом, як радiєвi променi, i будемо керувать земною кулею, - тодi нам не страшна смерть сонця, земля буде вiчна, людськiсть §§ справить до нових свiтiв, до нових сил, нового невичерпаного життя". Держи карман...

"Нехай ця безкрая надiя непевна, але ж хiба розпач певнiший? Коли так, то вибiр залежить вiд нас. Навiщо ж вибирать найгiрше?...Так говорить Метерлiнк. Поет незбагнутих загадок, мiстичного жаху смертi, безвихiдно§ самотини людсько§ душi i вiчних трагедiй нашого життя - заговорив тоном оптимiста. Чи це ж не "знамення часу"?". После депрессивной фазы обычно всегда наступает маниакальная.

"Нехай вiн, всупереч iншим утопiстам, замало значення надає суто громадському чинниковi, нехай надi§ його на опанування законами природи замало певнi, а з громадського погляду й зайвi, але ми, читаючи цю фiлософську поему в прозi, мимохiть заражаємось §§ ясним, енергiйним, жвавим настроєм - i готовi на слово вiрити, що людям нема чого впадати в розпач". Кто готов, а кто и не очень. Но тем хуже для последних...

"У Метерлiнка темне тло зостається десь в глибинi, як спогад про хаотичне минуле землi й людськостi, а центр картини, §§ найяснiша цята - це теперiшнiй час, i вiд цiє§ цяти йдуть променi в прийдешнє, в безкрай... Метерлiнк виразно каже, що вiн нi в якому разi не бо§ться за культуру та цивiлiзацiю...Ми спинились на утопi§ Метерлiнка так довго тому, що нам видиться в нiй нове перехрестя, новий вiдправний пункт для белетристично§ утопi§ наших часiв. Ї§ провiдна думка - безмежнiсть кругозору, тверда свiдомiсть невпинностi i поступовостi людського розвитку i однаковостi в цьому вiдношеннi всiх найрозма§тнiших iсторичних епох - цей Leitmotiv, навiяний новiтньою наукою, повинен витiснити з свiдомостi дiйсно сучасного белетриста пристарiлу iдею про рай i пекло, що неначебто дiлять життя людськостi на двi одрубнi половини. Тiльки несталiстю i не виробленiстю §х психiчних звичок можна пояснити дивну живучiсть цього примiтивного поняття, утвореного на§вним дуалiзмом первiсних релiгiй. Але є вже тепер ознаки того, що ця нерухомiсть звичок починає трохи подаватись перед натиском нових iдей".  У "ново§ iстоти", разумеется, "новi iде§". Как же иначе?

Были и другие литературные утопии (сегодня их называют антиутопиями). Но Украинка их знать не хотела. Поскольку у нее был социалистический идеал: "Кому дорогий iдеал, той мусить тим бiльше дбати про його чистоту i боронити його вiд профанування через людську "практичнiсть". Iдеал соцiалiстичний профанується... Наприклад, Уеллс лякає, що визволений пролетарiат здичавiє так, аж по§сть усiх позосталих аристократiв, i людськiсть загине вiд канiбальства... Ми не можем згодитись з Анатолем Франсом, немов у цих утопiях вiдбився щирий песимiзм душ, опанованих "свiтовою тугою", нам чується в них просто старече гдирання пiдупало§ групи i бажання залякати читачiв вигаданим страхiттям соцiалiзму". И вот уже "страхiття соцiалiзму" для нас позади. Теперь каждый знает, что Уэллс ошибся: аристократов оказалось слишком мало, чтобы накормить "визволений пролетарiат". Достоевский тоже предупреждал о грядущей "антропофагии". Но социалисты называли его клеветником и автором пасквилей на революционеров. Писателю удалось предсказать в деталях множество событий ХХ века. И все потому, что мыслил он в библейской парадигме.

"Найдавнiший вiдомий нам тип утопi§ - це опис земного раю, що згодом подво§вся описом раю небесного, створеним "по образу i подобiю" попереднього (фантазiя стародавнiх людей взагалi мала нахил творити на небi дублiкати всього того, що вона бачила на землi)". А психология "стародавнiх людей", мы помним, всегда была для нее открытой книгой.

"З теологiчно§ утопi§ згодом народилась утопiя пророча, полiтична, що приймала найбiльше форму поетично§ iмпровiзацi§... Нарештi - i це найголовнiше для генези полiтично§ утопi§ - людина може i сама вибороти собi щось, навiть без волi яко§сь вищо§ надлюдсько§ сили". Да, действительно, "людина може i сама вибороти собi щось". Но не более того.

"Зазначимо ... оригiнальне трактування теми про непослух в мiфi про Прометея, де якраз новiтнє справжнє життя людське, навiть з усiма його злиднями та горем, виставляється раєм супроти того, яке було перед проступком Прометеєвим". Если это "рай", то что же тогда "пекло"? Впрочем, у слова "рай" - не одно значение. Мы помним: "Мужик сжимает горло своему ребенку, изрыгает богохульство, хватает мальчика за голову, за золотые волосы и кричит во тьме: "Рай, рай, рай!" И широким отчаянным размахом он бросает Попова волкам!". Нельзя забыть незабываемое.   

"Вiки варварства, що наступили пiсля згину антично§ культури, тьмарили людську думку, вертали §§ до примiтивного свiтогляду. Тiльки фантазiя росла й буяла, а думка спала або тяжко боролася з важкою зморою середньовiчного "мракобiсiя"". "Мракобiсiє" (это слово чем-то напоминает азаровских "кровосiсiв") заключалось в том, что каждого человека стали счиать "образом и подобием Божьим",  а не "говорящим орудием" (по Аристотелю).

"Нам здається, що, власне, "популяризатори" типу Кабе чимало виннi з того, що iдеологiя Фур"є та Сен-Сiмона заглохла на кiлька десятилiть i не вабила до себе талановитих белетристiв". Но вот, наконец, на проклятой Московщине появился один: "Мало хто з новiших белетристiв дорiвнює Чернишевському поважнiстю, щирiстю в провадженнi своє§ iде§, чистотою сво§х замiрiв, завзятiстю переконання". Но вышла у него какая-то карикатура на "светлое будущее": "Те, що Чернишевський був сам переконаним соцiалiстом, ще тiльки гiрше шкодило його справi, бо вже нiхто не мiг сказати, що це вiн вмисне змалював карикатурно прийдешнiй лад, аби дискредитувати соцiалiзм. Карикатура вийшла сама собою, не з волi автора, а таки з його вини, бо вiн свiдомо розминувся з художньою правдою, замiнивши §§ публiцистичним розумуванням i теоретичною схемою, i тим несвiдомо занапастив свiй твiр i скомпрометував свiй замисел".

Однако, утопия Чернышевского - это еще не последний писк. Есть и покруче: "Той iдеал, що ледве мрiв великому утопiстовi XVI в. Мору... наблизився тепер, змiцнiв, вирiс, з одного боку, в наукову теорiю, з другого - кристалiзувався в догму, близьку до релiгiйно§. Утопiсти нашо§ доби (нагадуємо, що тут цей термiн вживається в лiтературному, а не публiцистично-науковому значеннi) вже не сто§ть одиноко, як Томас Мор..., навколо нього маси, жадiбнi пророчого слова про те, який буде той прийдешнiй свiт, що його однi прагнуть, а другi жахаються". Речь идет о марксизме, который вырос в "наукову теорiю", а одновременно "кристалiзувався в догму, близьку до релiгiйно§".

2.10. Буревестница.

В 1889 году родилась аллегория "Метелик". В подвале живут двое: "Лилик був неговiркий, понурий собi, та до того ще з якимсь презирством дивився на бiдного метелика... Лилик сидiв тихо в своєму кутику, нi за чим вiн не жалкував, та нiчого й не бажав, хiба тiльки кутка ще темнiшого, щоб мiг сидiти там спокiйно i нiколи того прикрого, разливого свiтла не бачити... Коли б сила, вiн би теє свiтло крилами згасив навiки... Лилик залiз ще далi за бочку й заснув; нiчого йому нiколи не снилось".

То ли дело другой обитатель подвала: "Метелик на сво§м недовгiм вiку ще не бачив свiтла, душею тiльки чув вiн, що десь-то єсть сторона краща, яснiша, нiж його рiдний льох... Якось прийшла служниця по капусту до льоху та поставила свiчку долi, якраз навпроти метелика. Боже! Яким величним, блискучим, повабним здалось метеликовi те свiтло!.. Не втерпiв метелик, забув своє безсилля, забув свою несвiдомiсть. "Свiтло, свiтло!" - i полинув за ним... Полетiв та й полетiв за тою свiчкою так швидко, скiльки сили було в його бiдних крильцятах.

Аж ось вiн опинився у великiй кiмнатi... На столi була ясна-ясна лампа, - метелик аж оторопiв вiд того блискучого промiння i безсильний впав на стiл, трiпочучи крильцями... Опам"ятавшись, знов зiрвався i почав кружляти понад лампою, щораз то меншими й меншими кружками: хотiв вiн бачити як найближче те ясне сонце, яким йому здавалась лампа. Чи думав же вiн, що там життя стратить? Хто ж бачить смерть у сяєвi? Воно горить, миготить, мiниться, - там свiтло, там тепло, там життя! Метелик летить все ближче, ближче до згубливого свiтла. Ох, то ж його згуба! Даремно всi вiдганяли його вiд свiтла. I от - метелик влетiв у самий поломiнь. Трiсь! Отже ж йому й смерть! Лампа спалахнула, а далi знов почала горiти з такою самою яснiстю, як i перше. "Дурне створiння! - мовив дехто з товариства. - Хто велiв йому летiти на вогонь? I женуть його, так нi, таки лiзе! дурному дурна й смерть!"".

Через год аллегория эта появилась в львовском журнале для детей и юношества "Дзвiнок". И только десять лет спустя певец революции Максим Горький в своей "Песне о Соколе" споет:

Безумству храбрых поем мы славу!

         Безумство храбрых - вот мудрость жизни!

Украинка здесь оказалась впереди самого "буревестника" революции. А "Песня о Буревестнике" родилась еще позже (1901).

 

***

 

В начале 1895 г. в Софии Украинка написала "Лист до товаришiв": "Не вiд iменi русько-укра§нського народу, не вiд iменi радикально§ партi§ звертаюсь я до вас, мо§ знайомi i незнайомi товаришi, я одважуюсь удатись до вас вiд свого, може, й невiдомого вам ймення: обiзвiться, докажiть, що ви живете i думаєте. Я чую свiй товариський зв"язок з вами, i все ганьба, недовiр"я, iронiя, що падає на вас, падає однаково i на мене. Через те я звертаю до вас рiч не з докором, я дивлюсь на вас не згори вниз, я хочу говорити з вами, як з товаришами, просячи тiльки розумiння безстороннього i щиро§ вiдповiдi словом i дiлом".

Требуется буря ("Буря! Пусть сильнее грянет буря!" - Горький напишет эти слова только в начале ХХ века). Нужна активизация революционной деятельности: "Хто знає, що робиться на днi моря? Всякий, хто бачить його тихий гладенький поверх i сумно спущенi вiтрила на кораблях, скаже: "Тиша в морi!" Отже, i в нас доти буде "тиша в морi", поки хвилi з глибини не здiймуться на поверх, власне хвилi, а не тi одинокi сплески з гребiнчиком ясно§ пiни, що зараз же зникають без слiду. Хто ж має здiймати тi хвилi? Ми самi. Ми самi мусимо бути тими хвилями, отже, не нам сидiти край моря та ждати погоди, чи то пак негоди та супротивного вiтру. Скажiть, мо§ товаришi, чому не чутно вашого голосу, тим часом як усяка "темна сила" не бо§ться здiймати його прилюдно? Невже для нашо§ кра§ни ще не настав час, щоб виявила себе сила свiтлiша? Що буде, коли стороннi люди приймуть на вiру отi безсоромнi речi, що говорять нiби вiд всього "русько-укра§нського народу", пам"ятаючи приказку: "Мовчання знак згоди"".

Как известно, марксисты-ленинцы весь ХХ век мололи, что хотели - и тоже "нiби вiд всього "русько-укра§нського народу". А тогда "светлые силы" группировались вокруг издания галицких радикалов: ""Народ" при всiх сво§х хибах (i тут не без нашо§ вини) єсть все-таки єдина часопись на укра§нськiй мовi, де можлива одкрита розмова про нашi громадськi питання та подавання фактiв з життя нашого люду, незалежно вiд всяко§ "тонко§ полiтики", без огляду на рiзних "§х благородiй" (чи там "всечесних" та "високодостойних" або "найсвятiших" та "найяснiших", дiло не в словах - се як до краю!)". Во главе же "темных сил" были попы: "Вам вiдомо, що зложений фонд на видання просвiтнiх книжечок для селян, головно ж книжечок про релiгiйнi справи, бо се ж, либонь, чи не сама пекуча потреба нашого люду, замороченого попiвського опiкою i блукаючого навмання через усякi мальованщини i т.п.".

Поэтому господам товарищам следует подключаться: "Ви знаєте, панове товаришi, що вся робота над освiтою i обороною прав галицького люду лежить на плечах двох-трьох людей (назва "русько-укра§нська радикальна партiя" бiльш голосна, нiж правдива назва); на них же лежить i прилюдна боротьба за нашу, укра§нську, справу. Чи не пора ж нам, товаришi, взяти хоч яку частку §х працi на себе? Не все ж сидiти заложивши руки та дякувати §м, що побиваються за нас". Франко да Павлык - вот и все революционеры: "Робiтникiв, що ретельно працюють бiля нашо§ волi, що зробили сю працю завданням свого життя, - тiльки сих два-три чоловiка i тим уже врештi сили не стає".

А профессиональных революционеров должно быть как можно больше: "Поки не буде в нас широко§ течi§ вiльного слова, то все буде в нас "тиша в морi" або, щонайбiльше, "мертвая зыбь"!"; "Ви, певне, знаєте, що двi газети - "Народ" i "Хлiбороб" - тяжко хворi на брак грошей i працi, власне нашо§ працi". В примечаниях читаем: "Народ" - двотижневий громадсько-полiтичний журнал прогресивного напряму... "Хлiбороб" - громадсько-полiтичний, науковий та лiтературний журнал прогресивного напряму".

"Коли згине "Хлiбороб", то тим загальмується, хто зна як надовго, i праця над розбуджуванням того селянства в Галичинi, що саме тепер почало прокидатись". А он уже два года как умер. Оказывается: "Хлiбороб" видався М. Павликом у Львовi та Коломи§ у 1891-1893 рр.". Да какая разница: газета - журнал, умер - шмумер. Это все мелочи. Скорей бы революция! Буря! Пусть сильнее грянет буря!

***

Зеров писал: "Хоча Драгоманов у сво§й листовнiй рецензi§ на Лесин переклад "Книги пiсень" i закидав перекладачцi, що вона не зумiла вiддати гайневсько§ злостi, - "Давня казка" влучно перейняла всi стрiли тiє§ "злостi"". Революционный поэт должен просветить народные массы и тем самым выступить в качестве локомотива революции. Но сначала нужно поймать вдохновение. Когда оно приходит, поэт бросает все. Ложится на землю и лежит так целый день. Как в поэме "Давня казка" (1893):

Так одного разу ранком наш поет лежав у гаю,

Чи вiн слухав шум дiброви, чи пiснi складав - не знаю!

Тiльки чує - гомiн, гуки, десь мисливськi сурми грають,

Чутно разом, як собачi й людськi крики десь лунають.

Тупотять прудкi§ конi, гомiн ближче все лунає,

З-за кущiв юрба мисливська на долину вибiгає.

Як на те ж, лежав поет наш на самiсiнькiй стежинi.

"Гей! - кричить вiн. - Обережно, вiку збавите людинi!"

...Попереду §хав лицар, та лихий таки, крий боже!

"Бачте, - крикнув, - що за птиця! Чи не встав би ти, небоже?"

"Не бiда, - поет вiдмовив, - як ти й сам з дороги звернеш,

Бо як рими повтiкають, ти менi §х не завернеш!"

"Се ще также полювання, - мовить лицар з гучним смiхом. -

Слухай, ти, втiкай лиш краще, бо пiзнаєшся ти з лихом".

"Ей, я лиха не боюся - з ним ночую, з ним i днюю;

Ти втiкай, бо я, мосьпане, на таких, як ти, полюю!

В мене рими-соколята як злетять до мене з неба,

То вони менi вполюють, вже кого менi там треба!"

"Та який ти з бiса мудрий! - мовить лицар. - Ще нi разу

Я таких, як ти, не бачив. Я тепер не маю часу,

А то ми б ще подивились, хто кого скорiй вполює.

Хлопцi, геть його з дороги! Хай так дуже не мудрує!"

"От спасибi за послугу! - мовить наш поет. - Несiте.

Та вiзьмiть листки з пiснями, он в травi лежать, вiзмiте."

"Вiн, напевне, божевiльний, - крикнув лицар. - Ну, рушаймо!

Хай вiн знає нашу добрiсть - стороною обминаймо..."            

Итак, поэт легко отделался. Охота продолжалась целый день. А что же наш герой? Никто не угадает: целый день лежал на том же самом месте, "на самiсiнькiй стежинi". Может сдвинулся хоть на метр? Или на обочину перебрался? Нет уж, дудки. "Бо як рими повтiкають" - что потом делать прикажете? И вот вечером, после неудачной охоты

Геть одбившися вiд гурту, §де лицар в самотинi.

Зирк! - поет лежить, як перше, на самiсiнькiй стежинi.

Между ними состоялся продуктивный обмен мнениями по мировоззренческим вопросам. Далее в поэме поэт показывает рыцарю волшебную силу искусства: его песня завоевывает для рыцаря сердце красавицы, а затем вдохновляет солдат на штурм бусурманского города. Но когда рыцарь усилил эксплуатацию крестьян, то народные массы получают от поэта в дар революционную песню:

Мужики цiкавi стали, чи тi костi бiлi всюди,

Чи блакитна кров проллється, як пробити пану груди?

Итог: поэт умер в тюрьме, рыцаря убили крестьяне. Но борьба продолжается:

I тепер нащадки графськi тюрми мiцнi§ будують,

А поетовi нащадки слово гостреє гартують.          

Одним из потомков того революционного поэта и была Украинка: "Як тiльки ж складеться пiсня чи оповiдання, то хочеться §х людям вiддати, щоб i вони журились тим горем, тiшились тiєю втiхою, що вилита в пiснi...". А "втiха" для революционного поэта одна: революция. И она пришла.

 

2.11. Первая русская революция.

Она застала Украинку в Тбилиси, где работал ее муж Климентий Квитка (Кльоня). У писательницы всегда было полное взаимопонимание с грузинскими революционерами. Один из них (Нестор Гамбарашвили) вспоминал: "Пiсля ув"язнення й виключення в листопадi 1894 р. з Московського унiверситету за участь в студентському русi мене було вислано на батькiвщину, в Горi, без права вступу в столичнi унiверситети (Московський i Петербурзький). В результатi довгих клопотань Мiнiстерство народно§ освiти дозволило менi поступити в один з провiнцiальних унiверситетiв. Я вибрав Ки§в. Восени 1895 р. я при§хав до Києва i почав шукати собi кiмнату в районах поблизу унiверситету...Господарем квартири виявилася сiм"я Косачiв. Голова сiм"§ Петро Антонович Косач служив у м. Ковелi, Волинсько§ губернi§, повiтовим предводителем дворянства...

Сiм"я Косачiв вiдразу ж завоювала мо§ симпатi§ своєю високою культурнiстю, демократичнiстю i сердечнiстю. Члени сiм"§ мiж собою говорили виключно по-укра§нськи, хоч всi добре знали i росiйську мову...Особливо хорошi товариськi стосунки були в мене з Лесею Укра§нкою. Вона часто заходила до мене, i ми розмовляли на рiзнi суспiльно-полiтичнi теми. Коли вона говорила про гноблення царським самодержавством рiдно§ Укра§ни, про русифiкацiю укра§нцiв i iнших народностей, якi входили в колишню Росiйську iмперiю, §§ сiрi очi запалювались вогнем ненавистi до самодержавства. Одного разу...сказала: "Який цiкавий, дивний куточок - Грузiя!..Коли б я не була укра§нкою, я б хотiла бути грузинкою!"...Довiдавшись, що я вивчаю французьку мову, Леся Укра§нка запропонувала сво§ послуги i просила, в свою чергу, познайомити §§ з грузинською мовою...

На початку лiта 1896 р., ви§жджаючи з Києва додому в Горi на канiкули, я запитав Лесю Укра§нку, що §й привезти з Грузi§. Вiдповiдь була: "Гострий кинжал, як емблему боротьби з ненависним ворогом". Я виконав бажання. Непогано заробляючи уроками, я замовив спецiалiстам по холоднiй збро§ дагестанцям в Горi кинджал, невеликий, з кращо§ крицi, ручка i пiхви кинджала були зробленi з срiбла з гравiровкою i черню. Даруючи цей кинджал Лесi Укра§нцi восени 1896 р., пiсля повернення з канiкул в Ки§в, я сказав: "Панночко Леся, будьте твердi у Вашiй благороднiй роботi, як криця цього кинджала, i гострi в словi, як його лезо" (цит. по: 8, 157-161). Получилась очень символичная фигура: "панночка" со стальным кинжалом из города Гори (где и по сей день функционирует музей Сталина).

Но вот, наконец, и революция. Пришло время поквитаться с ненавистным самодержавием. В феврале 1905 года Украинка писала матери из Тбилиси: "Оповiдання...все ще не скiнчене, бо мислi зайнятi не такими спокiйними темами пiд впливом щоденних перемiн "весни" й "зими". В Тифлiсi був теж один такий "весняний" день, коли калюжi людсько§ кровi стояли на тротуарах до вечора. Не до спокiйних тем при таких обставинах...". Если "весенний" день - это лужи крови, то что же такое день "зимний"? Наверное тот, который прошел без кровопролития?

Поскольку сестра Исидора училась в школе, для нее - особая весточка: "Да, мало не забула написати новини, цiкавi головно для Дори. Тут були бунти у всiх середнiх школах, в тiм числi i в жiночих, в iнститутi "благородных девиц" i (horribile dictu!) в "єпархiальному" училищi! В мужеських гiмназiях робили сходки, били вiкна, вигнали (добились одставки) кiлькох учителiв i одного директора...В iнститутi жiночому бунт був за те, що одну ученицю перевели з старшого класу в менший, щоб зробити вакансiю для дочки начальника краю, а вчителя, що запротестував проти того, погнали в одставку. Панночки збили бучу за товаришку i вчителя, побили вiкна в знак протесту, а начальницю, що прийшла §х втихомирювати, закидали туфлями, набили i вигнали геть. Вона подала в одставку, а iнститут поки що причинено. Єпархiалки зробили антирелiгiйний бунт, i ходять чутки про якiсь несамовитi "кощунства" i "безчинства" в тiй школi; як би там не було, школа прикрита. От якi-то дiла!". Вот это жизнь. Такое нужно обязательно сообщить сестре-школьнице.

И еще матери: "Стачки тут уже кiнчаються. Конки ходять, i все продається, хоч дещо по дорожчiй цiнi. Чула я, що має вiдбутись ще один банкет, але де, з ким i як, ще не знаю. Настрiй громадський якийсь хаотичний тут, як, правда, i скрiзь в Росi§". По поводу предполагаемого  "банкету" сразу же вспоминается раздел "Бенкет в Лисянцi" из хрестоматийной поэмы "Гайдамаки".

Литературоведы сообщают, что под непосредственным влиянием и впечатлением от революционной демонстрации в Тифлисе (январь 1905 г.) Украинка написала свою "Осiнню казку". В аллегорических образах здесь была показана смена типа героев революционной деятельности - индивидуалистического и коллективистского.

А революция продолжалась. В апреле 1905 г. Украинка писала родителям: "В Тифлiсi ще один страйк - прикажчицький. Панi§ в розпачi, що не можна купувати передсвяткових костюмiв, а се ж саме час, бо треба ж i набрати, i пошити, а тут щонайкращi магазини зачиненi. Прикажчики збираються на дозволенi i недозволенi ради, заявляють вимоги i грозять побити коштовнi вiтрини, якщо господарi торгуватимуть самi. В Гурi§ повстання все триває i розходиться далi. То боролись проти адмiнiстрацi§, а тепер вже й суд зачiпають (бажають виборних судiв i мiсцевих мов у процесi), так що кiлька мирових суддiв, навiть прокурор i слiдуватель, ви§хали з мiст своє§ служби, не маючи змоги вiдправляти сво§х обов"язкiв. З тих Цхiнвалiв, куди хтiв восени попасти Льоня, населення с и л о ю  в и г н а л о того, хто попав туди на мiсто Кльонi, туди послали поки що кандидата-грузина, може, той справиться, i будуть наводити слiдство, наскiльки винен сам вигнаний суддя (вiн, кажуть, людина погана), а наскiльки "дух часу".

Так муж Украинки чуть не попал под раздачу в Цхинвали. Человек он, конечно, хороший и, следовательно, бояться ему было нечего. Но, как известно, слепой революционный "дух часу" выписывал по первое число людям и получше него. Учтя "дух времени" семейство приняло принципиальное решение - от революции пора делать ноги: "Татари, досi найлояльнiший елемент на Кавказi, починають бунтувати - проти нiмцiв-колонiстiв i проти землемiрiв, виганяючи i тих, i других. Служити на Кавказi стає дедалi все не приємнiше з принципiального боку, i Кльоня починає серйозно шукати способу вибратися звiдси хоч i в друге "ведомство"...". Нужно перебираться туда, где исполняются законы империи и где проклятое самодержавие поддерживает порядок. Для трудоустройства нужно искать новое "ведомство". А оставаясь в шибко революционной Грузии, можно и пострадать. Но этого нельзя допустить принципиально. Ведь кто-то должен подстрекать не достаточно "свiдомих". Например, в 1906 г. Украинка писала Кобылянской: "...Тепер такий час, що не раз i син проти батька мусить  повстати, хоч i як то тяжко для обох". Революция требует жертв.

Сильно развитая художественная интуиция подсказала Украинке, что в Грузии дело пахнет керосином. Поэтому, пересидев годы революции под защитой самодержавия, семейство вернулось туда только в конце 1908 года. У других с интуицией было похуже. Так, например, "отец нации" князь Илья Чавчавадзе (1837-1907) был просто убит на большой дороге. Еще учась в Петербургском университете, он сблизился с передовой молодежью, которая группировалась вокруг "Современника" Чернышевского и "Колокола" Герцена. 31 декабря 1899 года в газетной статье заявил о том, что ХХ век и для Грузии станет веком социальных потрясений. Однако князь недооценивал классовую борьбу. Он считал, что все грузины представляют собой единую пролетарскую нацию, без разделения на классы. А грузинские князья - это ее революционный авангард. Большевиков, разумеется, не устраивала его критика их программы и особенно - его всенародная популярность. В итоге 30 августа 1907 года этот выдающийся человек был застрелен группой террористов.                                 

Но это только один эпизод из богатой истории революционного террора в России. Широкое полотно представлено в книге профессора Принстонского университета Анны Гейфман, которая так и называется "Революционный терор в России. 1894-1917" (М., 1997). Историк изучает истоки, размах и значение терроризма в России в период с 1894 по 1917 год. За это время жертвами революционных террористов стали примерно 17 000 человек. Уделяя особое внимание бурным годам первой русской революции (1905-1907), Гейфман исследует значение внезапной эскалации политического насилия после двух десятилетий относительного затишья. На основании новых изысканий автор убедительно показывает, что в революции 1905 года и вообще в политической истории России начала века главенствующую роль играли убийства, покушения, взрывы, политические грабежи, вооруженные нападения, вымогательства и шантаж. Автор описывает террористов нового типа, которые отличались от своих предшественников тем, что были сторонниками систематического неразборчивого насилия и составили авангард современного мирового терроризма.

Вот только некоторые главы книги: "Партия социалистов-революционеров и терор", "Социал-демократы и терор", "Анархисты и малоизвестные экстемистские группы", "Уголовники, психически неуравновешенные и несовершеннолетние", "Единым фронтом. Межпартийные связи и сотрудничество". Весь этот террористический интернационал действительно выступал единым фронтом. В смысле террора это были единомышленники. И духовная пища у всех была вроде той, которую стряпала Украинка.   

 

3. Безбожный национализм.

 

В историческом прошлом Украинка искала и находила свой собственный, украинский коммунизм. Для одного украинского социал-демократического издания она писала статью, план которой был таким: "Я думаю краще вияснити роль, тенденцi§ i долю чернi в iсторi§ вiдносин до Москви, прослiдити iсторiю панщини в зв'язку з займанщиною i слободами...Маю замiр скористати з усiх вiльнолюбивих традицiй, якi ще можна тепер знайти в нашiй етнографi§ (в тiм менi стають у великiй пригодi працi Драгоманова)... З iсторичних моментiв спинюся найбiльше на ролi запорожцiв  в  шведськiй вiйнi i взагалi в вiдносинах з черню укра§нською з одного боку i з царем з другого, та на руйнуваннi Сiчi. Потiм спинюсь на Гайдамаччинi та Колi§вщинi. При нагодi зачеплю популярнi постатi Палiя, Гордiєнка з його цiкавою конституцiєю, Залiзняка та iнших дiячiв чернi. Покажу, як зруйнування Сiчi було остатнiм i найбiльшим способом до цiлковитого закрiпощення люду, бо не стало нi схову для втiкачiв, нi прикладу комунiстичного господарства на Укра§нi, нi остраху на панiв...". Это в других странах коммунизм был делом будущего, а Украина его уже имела.  

"...Спинюся на спiлцi запорожцiв з Булавиним та iншими бунтовщиками i виведу з того можливiсть спiльности iнтересiв чернi укра§нсько§ навiть з москалем, тiльки з "чорним" або "сiрим", та не з "бiлим". Я можу виразити свiй погляд на iсторiю пiдмосковсько§ Укра§ни такою перифразою Маркса: "Ми гинули не тiльки вiд клясового антагонiзму, але й вiд недостачi його" - хотiлось би доказати сю тезу, та, звiсно, се залежатиме вiд снаги...Не менi б писати таку роботу, а якому професоровi iсторi§, та що ж коли професори не хотять такого писати. Моя робота буде, звiсно, компiлятивною, а не учено-творчою, та все ж, може, моя компiляцiя послужить хоть якимсь "противоядием" тим брошуркам про Хмельниччину i "возсоединение", що служать досi єдиною iсторiєю Укра§ни на "народных чтениях" i, може, таки труять не раз думку народню. Поряд з тим се буде проба показати органiчний зв'язок нашо§ недавньо§ минувшини i §§ iдеалiв з теперiшнiм нашим становищем i всесвiтнiми демократичними iдеалами".

Таким образом, автор данной статьи вовсе не претендует на историческую объективность. Украинка просто использовала украинскую историю для иллюстрации своих идеологических предпочтений. Во-первых, - это марксизм с его пролетарским интернационализмом, классовой борьбой и "всесвiтнiми демократичними iдеалами" в виде мировой революции до полной победы коммунизма. Как известно, полная победа наступит после полной ликвидации частной собственности. В "Манифесте коммунистической партии" Маркс и Энгельс заявляли: "Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности...Ближайшая цель коммунистов - формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти". Последние слова "Манифеста": "Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Но, с другой стороны, главное идеологическое предпочтение Украинки - это украинский национализм. Поэтому в статье все внимание фокусируется на обвинениях в адрес Москвы. Поскольку параллельно с ней над аналогичной темой работал еще один украинский социал-демократ, она предъявляла к его статье претензии такого рода: "Найменше я вдоволена з уступу про iсторiю вiдносин прилучено§ Укра§ни з Москвою..., мало виразно, голословно, а подекуди i зовсiм некритично. Коли б згода авторiв, то чи не краще б нам так подiлити працю, що автори ще скоротили сей уступ (в найзагальнiших рисах тiльки згадавши найрiзчi провини Москви), а я б його розширила i зробила б головною основою своє§ працi (як се вже й роблю тепер)...Таким способом обидвi роботи доповняли б одна другу (та можна б старатись, щоб вони i читачам в руки доставались поряд)".

Ни о какой объективности речи не идет. Ее интересуют только одно: "провини Москви". "Я це все думаю, як назвати свою роботу (се для мене страх трудна рiч - заголовки!)...Думаю назвати: "Наша воля пiд бiлим царем" або "Наше життя пiд царями московськими, православними" - зважте, котре лiпше i так надрукуйте". Но неужели у царей московских перед Украиной были только "провини" и не было ровно никаких заслуг? Или, может быть, Украинка их просто не знала? Ни то и ни другое. И заслуги были, и Украинка их прекрасно знала. Просто она сознательно искажала украинскую историю в угоду своей идеологии.

По словам Зерова, "Драгоманов писав, обороняючи вiд ударiв укра§нських дiячiв кiнця 18 та початку 19 столiття, що "без пiвнiчних берегiв Чорного моря Укра§на неможлива як культурний край"; що "московське царство виповнило елементарну географiчно-нацiональну завдачу Укра§ни", пiдбивши Крим та Чорноморське узбережжя та що не без причин оточила хвалою постать Катерини Друго§ укра§нська iнтелiгенцiя 18 в.". Племянница прекрасно знала все работы любимого дяди. Но пропаганда есть пропаганда: правда здесь не уместна.

Прекрасно знала она и мнение своего любимого брата Михаила, который так писал ей в 1897 году: "На моє здання, тепер Росiя мусить, повинна забрати Босфор, що б там не сталося з того; це §§ довг перед Укра§ною i всiм полуднем, - з момента Переяславсько§ Ради вона зобов'язалася це зробити i по цей день не виповнила. Тепер настав останнiй час, час лiквiдацi§ турецько§ спадщини, i як там держави i дипломатiя не старайся, а Туреччина здихає i розпадається на кавалочки i розлiзеться, хоч там що хоч. Коли культурна Польща не вдержалась, так куди дикому турчину втриматись". Вот еще одна "найрiзча провина" русских православных царей, а так же их "довг" перед Украиной. Еще с Переяславской Рады. Двести лет воевали с Турцией, а "довг" так и не отдали. В Первую мировую войну пытались отдать, но революционеры (в том числе и украинские соратники Украинки) нанесли России удар в спину. Так она и остается поныне в вечном долгу перед Украиной.

Можно подумать, что это письмо написал какой-нибудь русский держиморда и великодержавный шовинист. Но нет: это был родной брат Украинки. Казалось бы, он просто повторил известную мысль Достоевского: "Константинополь должен быть наш". Но здесь имеется один нюанс. Для украинских националистов захватническая политика - это когда Российская империя (как "тюрьма народов") захватывает Крым или Босфор для себя. Но когда она делает то же самое для Украины во исполнение своего "довга з момента Переяславсько§ Ради", то это уже будет дело благое и необходимое. Даже если его осуществляет все та же "тюрьма народов". Оказывается, и от нее может быть польза. Впрочем, ни дядя, ни брат Украинки не мыслили Украины вне федерации с Россией. Она писала Кривинюку: "Iнiцiатива до федеральних вiдносин була давно зроблена з боку укра§нцiв, ще за часiв Драгоманова, та навiть Шевченка, i потiм повторялась не раз i не була пiдтримана збоку "старших братiв", - нехай же вони тепер, коли хотять, самi шукають нас, а нам уже нема чого накидатися, бо нарештi се понижає нас, що ми лiземо брататись, а нас навiть i не завважають, чи ми є на свiтi. Годi! Коли ми станемо для "братiв" цiкавi, то, повiрте, згадають i знайдуть вони нас i самi".  И о "тюрьме народов" - ему же: "Дурна людська натура, отже ми, укра§нцi, родимось, живемо i гинемо в тюрмi, i все не можемо до не§ звикнути, а вирвемось iз не§ i - сумуємо, немов за добром!".        

При кажущихся различиях, Украинка и ее брат были непоколебимо уверены в одном: Россия перед Украиной в долгу. Например, в письме Кривинюку (февраль 1903 года) встречаем такие расчеты: "Менi здається непрактичною гадка двоязичного видання. Росiйсько§ лiтератури i так виходить незмiрно бiльше, нiж укра§нсько§, i грошей з укра§нсько§ територi§ пiшло на те вже стiльки, що пора нам "вертати своє". Я вважаю слушним, щоб скорiш, наприклад, "Революционная Россия" видавала в свiй кошт переклади сво§х видань на укра§нську мову, нiж щоб молодi i убогi укра§нськi органiзацi§ видавали росiйськi працi, бо для кого вони мають служити? Коли для Великоросi§, то ми заубогi на такi дарунки "старшим братам" - ми вже й так дали §м бiльше, нiж самi взяли, навiть "податкiв крови" для терористичного руху, - коли ж тi росiйськi видання призначаються для Укра§ни, то се не наше дiло служити "обрусению", хоч би й революцiйному". Что украинские революционеры активно участвовали в политическом терроре, это чистая правда. Но и при всем желании Россия никогда не смогла бы удовлетворить всех украинцев: ибо одни требовали "забрати Босфор", а другие (Желябов, Кибальчич и пр.) убивали царя и его министров. И сегодня Россия не может удовлетворить всех украинцев. Следовательно: она будет в долгу вечно.

Зачастую трудно понять не только нескольких, но даже и одного украинца. Например, Украинку. Так, в конце 1902 года она писала вполне в духе пролетарского интернационализма и обещала: иведу можливiсть спiльности iнтересiв чернi укра§нсько§ навiть з москалем, тiльки з "чорним" або "сiрим", та не з "бiлим"". А через пару месяцев, в начале 1903 года заявляла уже нечто противоположнное: "Пора стати на точку, що "братнi народи" просто сусiди, зв'язанi, правда, одним ярмом, але в грунтi речi, зосвiм не мають iдентичних iнтересiв i через те §м краще виступати хоч поруч, але кожному на свою руку, не мiшаючись до сусiдсько§ "внутрiшньо§ полiтики". Яке нам дiло, що "Искра" свариться з "Революционною Россиею"? Не наше дiло §х мирити, поки вони нас не вибрали на третейських суддiв. Чому, власне, маємо мирити ми, укра§нцi, а не поляки, не жиди i т. д.?". А как же "пролетарии всех стран, соедииняйтесь"? Так есть ли все-таки общие интересы у "чернi укра§нсько§" и русской ? Очевидно, Украинке было трудно совмещать пролетарский интернационализм с украинским национализмом. В ее мировоззрении они объединялись только одним: это были безбожный интернационализм и безбожный национализм.

***

             С Россией было все ясно: "Голод, невежество, преступления, лицемерие, тирания без конца, и все эти страшные несчастья огромны, колоссальны, грандиозны". А как же Украина? Оказывается, еще хуже. Поэтому племянница жаловалась дяде-эмигранту всеми доступными ей способами:

Гiмн. До тебе, Укра§но, наша бездольная мати,

                   Струна моя перша озветься...

                   I, може, тодi завiтає та доля жадана

                   До нашо§ рiдно§ хати,

                   До тебе, моя ти Укра§но мила, кохана,

Моя безталанная мати!

         Колискова.

                   Тяжка годинонько!

                   Гiрка хвилинонько!

                   Лихо не спить...

                   Леле, дитинонько!

                   Жить - сльози лить.

Сонет.

                   Мету вказала буйнiй хвилi в морi, -

                   До тебе обертаюсь я, сумна:

                   Скажи менi, фантазiє дивна,

                   Як помогти в безмiрнiм людськiм горi?

                   ...Фантазiє! Порадь. Як жити нещасливим!

Рондо.

                   Вiльнi спiви, гучнi, голоснi,

                   В рiднiм кра§ я чути бажаю, -

                   Чую скрiзь голосiння сумнi!

                   Ох, невже в тобi, рiдний мiй краю,

                   Тiльки й чуються вiльнi пiснi -

                   У снi?                                           

Этот цикл был посвящен дяде. А следующий - брату Михаилу (названному так в честь дяди). Поскольку несчастья Украины безмерны, а "фасон любить" в этой семье известен, нетрудно предположить, что для Украины все закончится летальным исходом:

Негода.       В темний вечiр сиджу я в хатинi,

                   Буря грає на Чорному морi...

                   Гомiн, стогiн, квилiння пташинi,

                   Б'ється хвиля, як в лютому горi...

                   Сильне море! Нащо стiльки сили?

                   Тiльки стогiн-вiдповiдь на не§.

                   Краще б хвилi вже разом покрили

                   Тую здобич потуги твоє§.

                   Коли ж треба тобi, сильне море,

                   Десь подiть свою силу напрасну,

                   Обернись на се поле просторе,

                   Затопи сю кра§ну нещасну!

                   Як розбитий човен безталанний

                   Серед жовтих пiскiв погибає,

                   Так чудовий сей край богоданний

                   У неволi в чужих пропадає.

                   Наче кiнь степовий, вiльний, дикий,

                   Що в пiсках у пустинi вмирає:

                   Захопив його вихор великий,

                   Кiнь упав i в знесиллi конає.

                   В ньому серце живеє ще б'ється,

                   В ньому кров не застигла живая,

                   А над ним вже кружляє та в'ється

Птаства хижого чорная зграя;

Рвуть, хапають, §дять та шматують

При пажернiм та лютiм ячаннi

I кривавеє тiло батують,

Що тремтить при останнiм сконаннi.

Сильне море! зберися на силi!

Ти потужне, нема тобi впину, -

Розжени сво§ буйнi§ хвилi,

Затопи сю нещасну кра§ну!          

Тогда, очевидно, и наступит полная нирвана. А пока она не наступила, жизнь приносит сплошные мучения. Вот после "Негоди" поэт осматривает "Бахчисарайський дворець". В итоге возникают мучительные политические ассоциации:

                   Колись тут сила i неволя панували,

                   Та сила зникла, все лежить в ру§нi, -

                   Неволя й досi править в сiй кра§нi!

Тот же эффект производит и "Надсонова домiвка в Ялтi":

                   Смутна оселя!.. В веселiй кра§нi...

Тiло поета в далекiй чужинi, -

                   Там, у тiй самiй холоднiй кра§нi,

                   Серце на смерть отру§ли його!

                   Смутная муза лiта в самотинi,

                   Кличе поета свого.

Семен Надсон (1862-1887) умер от чахотки. Кто виноват? Конечно, холодная Россия. Кто же еще? Не туберкулезные же бациллы. И не теплая и "весела кра§на" Украина. Однако, выясняется, что все не так просто: "Весной 1886 г. поэт приезжает в Киев на постоянное жительство...Осенью 1886 г. поэт переезжает для лечения в санаторный поселок Боярку, где подружился с семьей композитора Н. Лысенко. Лето оказалось неблагоприятным для туберкулезных больных. - холодным и дождливым. Поэт простудился, тяжело болел. Врачи настаивали на его немедленном переселении в Ялту. Безнадежно больного поэта на руках внесли в вагон и отправили в Крым, где он вскоре и умер" (16, 469). Так что все относительно: для кого Украина - "весела кра§на", а для кого и "холодна кра§на", где "серце на самерть отру§ли його". То же касается и России.     

Поскольку Украина напоминала Украинке издыхающую лошадь ("кiнь, що конає"), которую из сострадания легче добить, то кликушество с призывами к летальному исходу продолжалось и в следующем цикле "Сльози-перли", посвященном Ивану Франко:

                   Сторононька рiдна! коханий мiй краю!

                   Чого все замовкло в тобi, занiмiло?

                   Де-не-де озветься пташина несмiло,

                   Немов перед бурею в темному гаю,

                   I знову замовкне...як глухо, як тихо...

                   Ой лихо!

                   Ой, де ж бо ти, воле, ти, зоре таємна?

                   Чому ти не зiйдеш на землю iз неба?

                   Осяяти землю безщасную треба!

                   Ти бачиш, як все в нас покрила нiч темна?

                   Ти чуєш, як правду неправда скрiзь боре?

                   Ой горе!

                   О люде мiй бiдний, моя ти родино,

                   Брати мо§ вбогi, закутi в кайдани!

                   Палають страшнi, незагойнi§ рани

                   На лонi у тебе, моя Укра§но!

                   Кормигу тяжку хто розбить нам поможе?

                   Ой боже!

                   Коли ж се минеться? Чи згинем без долi?

                   Прокляття рукам, що спадають без сили!

                   Навщо родитись i жити в могилi?

                   Як маємо жити в ганебнiй неволi,

                   Хай смертна темнота нам очi застеле!

                   Ой леле!            

Украинке очень хотелось превратить свои эмоции и звуки в нечто более существенное:

                   Укра§но! плачу слiзьми над тобою...

                   Говорять, що матерi сльози гарячi

                   I тверде, мiцнеє камiння проймають;

                   Невже найщирiшi кривавi§ сльози дитячi

                   Нiяко§ сили не мають?

Пока революция еще не пришла, остается готовить ее словом:

                   Так, плачмо, браття! мало ще наруги,

                   Бо ще душа терпiти силу має;

                   Хай серце плаче, б'ється, рветься з туги,

                   Хай не дає спокою, хай палає.

И снится ей желанный "Сон", что именно она с риском для жизни и при помощи каких-то демонов может развязать и совершить всемирную революцию:

                   Був сон менi колись: богиню ясну

                   Фантазi§ вбачали мо§ очi...

                   Вона iде! Непереможна сила

                   Мене примушує за нею простувати

                   По темних, тiсних хiдниках. Вступила

                   Вона в якiсь таємнi§ палати...

                                               ...Височенний

                    Орган сто§ть там, наче скеля дика,

                   Де був прикований Титан страшенний,

                   Що забажав освiти чоловiка.

                   Спинилася богиня, i за руку

                   Взяла мене, i словом говорила:

                   "Вважай i пам'ятай мо§ слова й науку:

                   То свiтовий орган, i доля так судила,

                   Що тiльки раз вiн має гук подати,

                   Страшний той гук, потужний i величний,

                   По всiх кра§нах має залунати

                   I перекинути свiтовий стрiй одвiчний.

                   Страшне повстане скрiзь землi рушення.

                   I з громом упадуть мiцнi будови.

                   Великий буде жах, велике й визволення!

                   Тодi спадуть всесвiтнi§ окови..."

И наступит счастье. Точно такое, о котором говорится в одноименном рассказе Украинки (см. раздел 1.16). Ради этого она готова на все:

                   Нi, гук страшний я видобути мушу!

                   Хай я загину. Та хай сяє мило

                   Над людьми сонцем правда i надiя!

                   Зважливо простягаю руку, смiло -

                   I прокидаюсь...Так! то сон був...мрiя!

Но мечты сбываются. Если долго раздувать искру, то из нее рано или поздно разгорится пламя. Украинский аналог таких "искр" - хрестоматийные пролетарские "досвiтнi огнi":

                   Досвiтнi огнi, переможнi, урочi,

                   Прорiзали темряву ночi,

                   Ще сонячнi промiнi сплять -

                   Досвiтнi огнi вже горять.

                   То свiтять §х люди робочi.          

Вставай, хто живий, в кого думка повстала!

Година для працi настала!

Не бiйся досвiтньо§ мли, -

Досвiтнiй огонь запали,

Коли ще зоря не заграла.              

         Некоторые поэты являются носителями "искры Божьей". Но атеистка по этому вопросу имела собственное мнение. В ее стихотворении, которое так и называется "Божа iскра", герой по имени "поет" заявляет:

                   Годi вам, гурт ворогiв i прихильних,

                   Марнi слова промовлять.

                   Краще iдiть научiть божевiльних,

                   Як §м притомними стать.

                   Бачили ви, як велике багаття

                   Кида вогонь аж до хмар?

                   "Божая iскра" - то тяжке прокляття,

                   Дикий i лютий пожар.

         Очевидно, это свидетельство автобиографическое. Такая "искра" требует или огня или крови:

                   I все-таки до тебе думка лине,

                   Мiй занепащений, нещасний краю!

                   Як я тебе згадаю,

У грудях серце з туги, з жалю гине.

Сi очi бачили скрiзь лихо i насилля,

А тяжчого вiд твого не видали,

Вони б над ним ридали,

Та сором слiз, що ллються вiд безсилля.

О, слiз таких вже вилито чимало, -

Кра§на цiла може в них втопитись;

Доволi вже §м литись, -

Що сльози там, де навiть кровi мало!

Вспоминается герой поэмы "Гайдамаки", которому тоже было мало крови и он просил подельников: "Дайте ляха, дайте жида! Мало менi, мало! Дайте ляха, дайте кровi наточить з поганих! Кровi море...мало моря...". Шевченко стал "духовним батьком" Украинки. Его "духовная дочь" представляла рабами не только украинцев, но и славяне вообще. Ее стихотворение так и называется "Слов'янин-раб":

         Слов'янщина! - який великий гук...

         А що ж велично§ Слов'янщини сини,

         Нiмо§ матерi проречiстi§ дiти,

         Мiж людьми чим прославились вони?

         Чим похвалитись §м, з чого радiти?

         Дивiтеся: з них кожний, як один,

         Що свiт би здержав на плечах здорових,

         Мiцний, як дуб кремезний, слов'янин

         Покiрно руки склав в кайданах паперових

         Та раз у раз поклони низькi б'є

         Перед стовпом, короною вiнчанним,

         Порфiрою укритим; стовп той є

         По праву спадщини царем названий...

         Тепер, куди не глянь, усюди слов'янин

         На себе самохiть кладе кайдани,

         I кажуть всi: варт вiл свого ярма,

         Дивiться, як покiрно тягне рало!

         Нi, ймення слов'янина недарма

         Синонiмом раба мiж людьми стало!

А все враги виноваты. Тоже, кстати, славяне. Этим "ворогам" она адресует свои угрозы:

         ...Вже очi тi, що так було привикли

         Спускати погляд, тихi сльози лити,

         Тепер метають iскри, блискавицi, -

         Їх дикий блиск невже вас не лякає?

         I руки тi, не ученi до збро§,

         Що досi, так довiрливо одкритi,

         Шукали тiльки дружньо§ руки,

         Тепера зводяться вiд судороги злостi,-

         Чи вам байдуже про такi погрози?

         Уста, що солодко спiвали й вимовляли

         Солодкi речi або тихi жалi,

         Тепер шиплять вiд лютостi, i голос

         Спотворився, неначе свист гадючий, -

         Що, як для вас жалом язик §х буде?

"Духовний батько" писал о себе в том же духе: "я - неначе лютая змiя розтоптана в степу здихає, захода сонця дожидає"; "тепер я розбитеє серце ядом гою, i не плачу, й не спiваю, а вию совою". Шипеть по-змеиному или выть по-совиному - это настоящее творчество. Но петь можно и дуэтом. Тогда возникает особый стереоэффект. А в наушниках сидит украинский школьник, изучающий обоих поэтов наизусть по обязательной программе.

***

Развернутую программу межнациональной, религиозной и классовой нененависти находим в стихотворении "Товаришцi на спомин":

         ...Розмови нашi, спiви й наостанок

         Уривчаста, палка, завзята рiч.

         Не жаль менi, що се вам нагадає

         Запекло§ ненавистi порив.

         Що ж! тiльки той ненавистi не знає,

         Хто цiлий вiк нiкого не любив!

         Згадати тiльки всi тяжкi§ муки,

Що завдали борцям за правду вороги, -

         Кому ж не стиснуться раптово руки

         Вiд помсти люто§ жаги?

         Нi, жаль менi, що й сей порив погасне,

         Як гасне все в душi невiльничiй у нас.

         Ох, може б, не було життя таке нещасне,

         Якби вогонь ненавистi не гас!

         Лагiднiсть голубина, погляд ясний,

         Патрицiя спокiй - не личить нам.

         Що вдiє раб принижений, нещасний,

         Як буде проповiдь читать сво§м панам?

         Так, ми раби, немає гiрших в свiтi!

         Фелахи, парi§ щасливiшi вiд нас,

         Бо в них i розум, i думки сповитi,

         А в нас вогонь титана ще не згас.

         Ми паралiтики з блискучими очима,

         Великi духом, силою малi,

         Орлинi крила чуєм за плечима,

         Самi ж кайданами прикутi до землi...

         Релiгiя у нас - то морок темний,

         Єгипетських жерцiв деспотiя важка,

         Закони й право -  то устав тюремний,

         Родиннi зв'язки - ниточка тонка.

         Народ наш, мов дитя, слiпеє зроду,

         Нiколи свiта-сонця не видав,

         За ворогiв iде в огонь i в воду,

         Катам сво§х поводарiв оддав.

         Одвага наша - меч политий кров'ю,

         Бряжчить у пiхвах, ржа його взяла,

         Чия рука, порушена любов'ю,

         Той меч iз пiхви видобуть здола?

         Нехай же ми раби, невiльники продажнi,

         Без сорому, без честi, - хай же так!

         А хто ж були тi вояки одважнi,

         Що §х зiбрав пiд прапор свiй Спартак?..

         О, сором мовчки гинути й страждати,

         Як маєм у руках хоч заржавiлий меч.

         Нi, краще ворогу на одсiч дати,

         Та так, щоб голова злетiла з плеч!       

 

***

Для безбожника мир становится черно-белым и четко делится на своих и чужих. Свои заслуживают только любви, чужие - только ненависти. Именно такой примитивный черно-белый мир сконструирован в произведении рiшниця". В этом мире идет тотальная террористическая партизанская

...вiйна страшна i незвичайна...

Часами тiльки бомба огнева

Могильну тишу розбивала гучно

I всiх навколо ранила скалками.

Раз в темну нiч на бiй дiвчина вийшла

(Тодi йшли всi, жiнки i чоловiки,

I навiть дiти не сидiли дома).

Вона була при збро§...

Дiвчина йдучи тихо шепотiла,

А на устах був усмiх зловорожий:

"Ой пiдкопаю вражеє гнiздо!

Злетять вони угору, мов тi птахи!"...

Но незадачливой бомбистке не повезло: заряд разорвался раньше времени. И вместо того, чтобы убить множество людей, она сама оказалась в госпитале. За ней ухаживает молодая монашка и между ними возникает мировоззренческий спор. Разумеется, бомбистка быстро побеждает сконструированного автором оппонента. Приятно спорить с куклой: при этом чувствуешь себя мудрецом. Монашка призывает террористку радоваться, что та никого не убила, благодарить Бога и каяться в своих грехах. Но не на ту напала. Что для христианина грех, то для больной на всю голову - как раз наоборот:

Хвора.

                   Нi, каяться вважала б я за грiх!

                   ...Гадаєш ти, що я боюся суду?

                   Запевне, бридко мiж гадюк попасти,

                   Та я §х не боюсь, суд не страшний для мене, -

                   Небесний чи земний для мене все одно, -

                   Однаковi для мене рай i пекло,

                   Бо я не вiрю в них.

                   ...Ви вiрите, що єсть i рай, i пекло,

                   Що люди й "там" не можуть рiвнi бути.

         Бедная "хвора" со своим тоталитарным мировоззрением не может себе представить, что Царство Божие - не колхоз, куда загоняют всех гуртом. Если человек не хочет знать Бога, то его нельзя приговорить к раю, так как он свободен.

         В финале она победно завершает спор одним ударом:

         Хвора.

                   Чернице, спогадай: сто§ть у вашiй книзi:

                   "Нiхто не має бiльшо§ любовi,

                   Як той, хто душу поклада за друзiв"...    

         В ответ - тишина:

                   Умовкла хвора, i черниця тихо

                   Сидiла, очi в землю опустивши...

         Так больная атеистка "срезала" безответную монашку. Но все-таки кое-какие аргументы  у христиан имеются. Самопожертвование вполне можно себе представить и в преступном сообществе, которое руководствуется преступной идеологией (например, фашизм или мафия). Спаситель говорил о том, кто душу свою положит за други своя. Но у террористки вовсе не было намерения убивать себя. Она страстно желала положить как можно больше  чужих душ и очень переживала, когда это не удалось:

         Хвора.

                   ...Скажи, - ти, певне, знаєш, - адже в замку

                   Усi погинули? Нiхто з них не зоставсь?

         Черниця.

                   Нi, милував господь. Одна лиш вежа

                   Упала, на той час там не було нiкого.

         Хвора.

                   О, що ти кажеш?! (Хвора заридала).

И эти духовно "хворi" еще цитируют Евангелие...

 

***

                   О, горе нам усiм! Хай гине честь, сумлiння,

                   Аби упала ся тюремная стiна!

                   Нехай вона впаде, i зрушене камiння

                   Покриє нас i нашi iмена!

А пока их революционные замыслы не реализованы, они пребывают в глубоком пессимизме:

                   Не раз мене обгорне, мов туман,

                   Страшного розпачу отрутнеє дихання,

                   Тяжке безвiр'я в себе, в свiй талан

                   I в те, що у людей на свiтi є призвання...

                   Не раз мiй голос дико залуна,

                   Немов серед безлюдно§ пустинi,

                   I я подумаю, що в свiтi все мана

                   I на землi нiгде нема святинi...

                   Я знаю се, i жду страшних ночей,

                   I жду, що серед них вогонь той загориться,

                   Де жеврiє залiзо для мечей,

                   Гартується ясна i тверда криця.

                   Коли я крицею зроблюсь на тiм вогнi,

                   Скажiть  тодi: нова людина народилась;

                   А як зломлюсь, не плачте по менi!

                   Пожалуйте, чому ранiше не зломилась!

         Так закалялась сталь. После победы долгожданной революции другой украинец, атеист и коммунист Н. Островский, продолжит воспитание "ново§ людини" для "борьбы за освобождение человечества". И в двадцатом веке слово Украинки не оставалось без работы:

                   Слово, чому ти не твердая криця,

                   Що серед бою так ясно iскриться?

                   Чом ти не гострий, безжалiсний меч,

                    Той, що здiйма вражi голови з плеч?

                   ...Слово, моя ти єдиная зброє,

                   Ми не повиннi загинуть обоє!

                   Може, в руках невiдомих братiв

                   Станеш ти кращим мечем на катiв.

                    Брязне клинок об залiзо кайданiв,

                   Пiде луна по твердинях тиранiв,

                   Стрiнеться з брязкотом iнших мечей,

                   З гуком нових, не тюремних речей.

                   Месники дужi приймуть мою зброю,

                   Кинуться з нею одважно до бою...

                   Зброє моя, послужи воякам

                   Краще, нiж служиш ти хворим рукам!

Мечты сбываются.

***

В цикле "Ритми" Украинка писала о своем кровожадном творчестве:

                   Я не на те, слова, ховала вас

                   i напо§ла кров'ю свого серця,

                   щоб ви лилися, мов отрута млява,

                   i посiдали душi, мов iржа.

                   Промiнням ясним, хвилями буйними,

                   прудкими iскрами, летючими зiрками,

                   палкими блискавицями, мечами

                   хотiла б я вас виховать, слова!

                   Щоб ви луну гiрську будили, а не стогiн,

                   щоб краяли, та не тру§ли серце,

                   щоб пiснею були, а не квилiнням.

                   Вражайте, рiжте, навiть убивайте,

                   не будьте тiльки дощиком осiннiм,

                   палайте чи палiть, та не в'ялiть!         

          Может быть, какие-нибудь безнадежные пацифисты и выберут осенний дождик. Но она предпочитает безумные песни. О чем - не важно, лишь бы кровавые:

                   Хотiла б я уплисти за водою,

                   немов Офелiя, уквiтчана, безумна.

                                      ...Потiм би на хвилi

                   зостався тiльки вiдгук невиразний

                   мо§х пiсень, мов спогад, що зникає,

                   забуто§ балади з давнiх часiв;

                   в нiй щось було таке смутне, криваве...

Безумная песня выходит из подчинения автора и он становится одержим ею:

                   ...Нi! я покорити §§ не здолаю,

                   ту пiсню безумну, що з туги повстала,

                   нi маски не вмiю накласти на не§,

                   нi в ясну одежу убрати не можу, -

                   б'є чорними крильми, мов хижая птиця,

                   i ранить, як тiльки я хочу приборкать

         §§ силомiць. Гей, шаленая пiсне!

                   I в кого вдалась ти така непокiрна?

                   ...Нема тобi впину.Тобi все одно,

що стрiвши, вогонь доведеш до пожежi,

що хвилi, спiткавши, розгониш до бурi,

що темнi§ хмари в хаос помiшаєш,

що вбогу хатинку, останнiй притулок,

важкою лавиною скинеш в безодню, -

тобi все одно! Той нехай собi плаче,

хто iскру лишив на шляху необачний,

хто човен непевнiй водi доручив,

хто вийшов в дорогу темненько§ ночi,

хто вбогу хатину, останнiй притулок,

поставив високо над краєм безоднi, -

вдалась ти крилатою, - мусиш летiть!

Так, вiльна, вiльна пiсня! Я не знаю,

на щастя чи на горе тая воля...

                  ...Не просiть потiхи

ви всi, що смутнi, вiд тако§ пiснi.

Нiчого в нiй лагiдного нема.

Вона вiд туги й розпачу зродилась,

за скритий жаль вона помститись хоче

вогнем, отрутою, мечем двусiчним туги.

Коли вам страшно - геть iдiть з дороги!

...Не треба §й нi слiз, нi спочування,

 §й треба тiльки волi i простору.

Так божевiльний волю здобуває,

щоб гнатися на безвiсть до загину...

Летить безумна пiсня - стережiться!

Бо жаль ваги не має, так, як смерть!

Жалость здесь не играет никакой роли. Совсем другое дело - смерть. Забужко коментирует это безумное творчество так: ""Ерос", як i природа, не знає добра i зла...Такою самою етичною нейтральностю вiдзначається й творчий ерос - пор. у "Ритмах" звертання до власно§ "пiснi""  (10, 457).   

          Далее самозванный поводырь народных масс сетует:

                   О, як то тяжко тим шляхом ходити,

                   широким, битим, курявою вкритим,

                   де люди всi отарою здаються...  

         Но кто же оценит подобные страдания и стенания? Разве что другой сверхчеловек? Только такая публика способна оценить и кровавые "Червонi легенди":

                   У легендах стародавнiх справедливостi немає,

                   все там рiч iде про жертви та кривавi§ подi§.

                   ...Тi легенди червонiють, наче пишна багряниця,

                   наче пурпур благородний, вiд кровi людей невинних.

                   Та горить у мене серце, коли я §х пригадаю, -

                   проти сих легенд червоних бiлий свiт блiдим здається.

Без кровавых легенд вся жизнь - как осенний дождик. Скучища пренеприличнейшая. Однако не все еще потеряно. Ибо:

                   ...єсть на свiтi люди необачнi, безпораднi,

                   Що й при свiтлi сонця бачать i хаос, i яснi зорi,

                   Кращi зорi, нiж небеснi, i хаос, темнiший пекла.

                   Людi тi не знають свiтла, як там рiвно, ясно, бiло.

                   В тих людей життя буває, мов порiзненi листочки,

                   Де написанi поеми божевiльного поета.                   

 Жизнь этих людей напоминает произведения сумасшедшего поэта. И творчество у них такое же:

         Єрусалiм мав свого Єремiю,

         що голосив серед поля;

         чом же свого Єремi§ не має

         наша зруйнована воля?

         Полум'ям вiчним на жах всiм нащадкам

         Дантове пекло палає;

         Пекло страшнiше горить в нашiм краю, -

         чом же в нас Данта немає?                       

Кто читал "Божественную комедию", тот помнит, что после "Ада" идет "Чистилище", а затем - "Рай". Но некоторые интересуются исключительно адом, а все прочее им просто не интересно. Скучно. Пресно. Осенний дождик. Даже море в лунную ночь вызывает у них только кровавые ассоциации:

         Гострим полиском хвилi спалахують

         пiсля бурi у мiсячну нiч,

         наче вiйсько мечами двусiчними

         хоче знять вражi голови з плiч.

         Збро§ полиск i гомiн розкотистий -

         се неначе повстання гуде,

         наче сила народна узброєна

         без упину на приступ iде.

         Кожний меч - промiнь свiтла небесного -

         впав згори й знов у гору зроста;

         кожний гук - вiдгук сили одвiчно§,

         що руйнує й будує свiта.

         Людське море, ти сило народная,

         з чого ж ти собi зброю скуєш?

         Що повстане на мiсцi порожньому

         того свiта, що ти розiб'єш?..

Что там "повстане" - неизвестно. Да это и не важно. Главное, что весь мир насилья мы разрушим, а затем...Пусть потомки разбираются.         

Во время первой русской революции образы Украинки были соответствующими. Вот описание того, как наконец "из искры возгорелось пламя":

         ...Iскра тлiла в попелi важкiм

         i ятрилась, мов незагойна рана,

         все не могла ожить в огнi яркiм,

         i хворий пал той жеврiв аж до рана.

         Назустрiч сонцевi в димку тонкiм

         вогню блиснула смужечка багряна.

         А поки сонце осiяло бiр,

         вогонь вже лютував, мов дикий звiр.

Еще одна реалистичная картина:

         Насунула важка червона хмара,

         гула в нiй громом братобiйна чвара,

         вона покрила цiлую кра§ну

         i повернула всю §§ в ру§ну.

         Замерк мiй дух, i серце занiмiло,

         i слово з уст озватися не смiло,

         бо та кра§на - то була моя...                               

 

3.1. Три в одном.

Антагонизмы, как известно, бывают религиозными, классовыми, национальными... А можно ли соединить все вместе? Нет ничего проще. Особенно для мастера художественного слова. Нужно сконструировать героя (или героиню), который аккумулировал бы все (или почти все) негативные качества. Что и было сделано в рассказе "Над морем" (1898).

Крым. Ялта. Ливадия. Курортный сезон. Все было бы прекрасно, если бы не люди: "Часто лежачи над самiсiньким морем, пiд навислим каменем, i дивлячись на фаланги хвиль, на ясний горизонт, здавалось менi, що я опинилась у такiй кра§нi, де ще не було чи вже нема людей. Мушу признатись, така мрiя була менi мила. Мiзантропiя не в мо§й натурi, але часто буває, що хочеться на який час втекти вiд людей власне для того, щоб не почати ненавидiти §х. Десь я чула вираз, нiби сама природа, самий краєвид, без людей, - то все одно що рамка без картини; але я часами думаю, що се картина - без плями. Здалека дивлячись, навiть мiсто, що розсипалось по долинi над морем, не здавалось менi дiлом людських рук, а просто тiльки частиною пейзажу...".

Но то и дело гармония картины нарушалась всевозможными "плямами": то люди помешают, то самодержавие. "Тiльки тодi, коли з мiста долiтав рiзкий, мiдяний гук вiйськового оркестру або уривок солдатсько§ пiснi з лiвадських казарм (Лiвадiя - резиденцiя царська бiля мiста Ялти в Криму) та свист парохода, коли на берег розгнiвана хвиля викидала затички, лушпиння, старi черевики i всякi злиднi людськi, - гармонiя раптом розбивалась, мрiя про незаселену людьми кра§ну зникала. Скрiзь люди! - казала ображена думка, перелякана стрiванням з брудом, злиднями i всею недолею людською...".

Как это ни неприятно, но, к сожалению, пришлось пожить и в городе: "Тут уже всюди i завжди були люди. Навiть коли я сидiла сама в сво§й одинокiй кiмнатi, то чула §х рух за стiною, або над стелею, або пiд моєю хатою. Були люди, але вкупi з ними i робота i думки, а тi новi думки заглушили давнiшу, ворожу до людей думку...". Слава Богу.

Но с людьми приходится общаться. Для этого выбрана некая молодая москвичка: "Раз я зайшла на одну вiллу в гостi до знайомо§ панночки, вона запросила мене до себе на цiлий день...". И это было тяжелое испытание: "Була вона молода, менш як двадцять лiт, "панна з порядно§ родини", як не раз говорила про себе сама... Говорила моя бесiдниця дрiбно, швидко, тонким сопрано, перебиваючи сама себе раз у раз - то спiвами, то якимсь чудним гуком, що вона називала "цыганским взвизгиванием"... Найкращими §§ спогадами були "цыгане, ресторан Яр, Стрельна" (дуже знанi в Москвi веселощi не дуже comme il faut - пристойнi), яких  вона, здається, добре знала. Професi§ у не§ не було. "Зимой я выезжаю, а летом уезжаю", - казала вона. "У нас в Москве", - так починалась кожда §§ розмова, а кiнчалась: "Ах, ваша противная Ялта!"... Ось вам романс, се вже iспанський: "О море, море, о ночь любви!..." - завела вона ненатуральним, горловим голосом, похожим на голос голубiв...".

Больше всего эту глупую московскую барышню (скоро выяснилось, что она дочь генерала) интересуют мужчины и их мнение о ней: "- Сей Анатоль, такий "нахал" ... вiн менi просто в очi каже, що з мене вийшла б чудова каскадна зiрка, що в мене голосу нiякого, але в менi єсть щось чортiвське... Скажiть, а се ж таки правда, що в менi щось чортiвське? У мене зовсiм циганський тип...".

В религиозном отношении она просто невменяема. Вот зовет старушку няньку, та выглядывает в окно:

"- Чорт мене побери! - гукнула панночка i покотилась вiд смiху. Голова бабусина зараз же зникла... - Ха-ха-ха! Як мо§ чорти §§ скандалiзують! - залягалась панночка. - Нащо ж ви §й робите сю прикрiсть? - запитала я. - Ах, боже мiй! Тут з нудоти чого не зробиш?... А може, се й справдi погано? Менi вже всi кажуть, що я занадто часто чортiв споминаю. А ви релiгiознi?.. Я вже бачу, що ви нерелiгiознi, се погано, ви себе позбавляєте велико§ потiхи, я б так не могла. А я дуже релiгiозна, вся наша родина така, ми - москвичi, ми щороку "Иверскую подымаем" ("Иверская" - чудотворний образ матерi божо§ в Москвi. Побожнi москвичi спроваджують §§ часами до себе в господу, служать молебень i роблять обiд духовенству, се зветься "подымать Иверскую"). Ви були в Москвi? Нi? Багато втратили!.. Отже, ви й циган не чули? А я чула, справжнiх! Мама моя сього не знає, о, боже борони! А я, було, вимкнуся з братом i з його товаришами нiбито в театр, а самi замiсть того на тройках у Стрєльну - весело так!..".

И вот эта "типичная представительница" религиозной Москвы продолжает (по воле автора) чертыхаться на всем протяжении рассказа: "- Де моя спiдниця в чорта запропастилась?.. На якого бiса §х шити, коли не носити?.. Ну, i к дияволу §§, коли так!.. Тут сам чорт ногу зломить, шукаючи... Десь чорт ухопив мо§ обновки!..  Чорт мене побери! Ану його к чорту!". Старая нянька пытается ее урезонить: "...Ну, вже знов споминаєте погань, прости господи!.. I нащо ви, панночко, все оте чорне ймення споминаєте?". А что бы сказала нянька, почитав письма Украинки, где, что ни шаг, то эта "погань" или "чорне ймення" поминается? Эту свою собственную черту атеистка и приписала "шибко религиозной" москвичке. Такой прием в народе называется: "с больной головы - на здоровую" (есть еще вариант: "держи вора").

От общения с такой героиней Украинке стало плохо: "Менi почало здаватись, що мене оплутала якась тонка павутина i починає застилати очi i заважати дихати". Вот бы и прекратить общение. Но дело не закончено: характеристика ограниченной москальки еще не завершена. Поэтому приводится ее круг чтения: французские романы "Полудевы", "Небылицы", "Для чтения в ванне". Последний французский роман "Современная любовь" она слушает самозабвенно: "Книжка була маленького формату, видання гарненьке, з тонкими малюнками, на обложцi в червоному тонi якiсь фiгури, ледве прикритi серпанками, у викручених позах, з дикими виразами, так, немов вони кудись женуться несамовито чи корчаться в танцi св. Вiтта... Французькi каламбури, повнi тонко§ розпусти думки i фантазi§... При однiй надто "рискованiй" сценi я глянула на Аллу Михайлiвну, - вона вже не лежала, як перше, з закритими очима, вона спиралась на лiкоть, пiдвiвши голову, i дивилась на мене палко, розширеними очима, затримувала дух, ловлячи кожне слово роману з жадiбною цiкавiстю". (А кто же ей все это преподносил?).

Из русских книг она читает рассказы Лейкина или романы Ясинского. Тот и другой - из лагеря, противного Украинке. Первый - "автор оповiдань, розрахованих на невибагливi смаки мiщансько-обивательських кiл читачiв"; второй - "прихильник "чистого мистецтва". Тургенева "типичная" москвичка не знает: "Нi, я його не читала. У нас "класикiв" проходили тiльки до Пушкiна. Правда, в хрестоматi§ було там щось, "Бежин луг", здається, i ще не пам"ятаю що ... так, дитяче...". Тургенев на нее действует как снотворное: "Прочитавши перших двi-три сторiнки, я спинилась, щоб одвести голос, i почула голосне мiрне дихання Алли Михайлiвни, - вона спала, пiдклавши руку пiд щоку; з-пiд подушки виглядала клинчиком червоняста обложка роману "Новiтнє кохання"".

Теперь всем становится ясно, что эрудированная Украинка нравственно неизмеримо  выше необразованной русской. И пришло время обрисовать классовый антагонизм. Для выдающегося мастера слова - это пара пустяков. Если в романе из жизни аристократов не хватает темы пролетариата, мастер тут же дописывает: "За окном двое рабочих ковали железо". В данном случае использован именно этот "алгоритм":

 "- ...Менi татко дав тисячу рублiв на сезон, до§хала, прожила два з половиною тижнi i, знаєте, скiльки маю тепер? Двiстi рублiв! Ха-ха-ха! - вона весело i дзвiнко засмiялась.

В сю хвилину назустрiч нам iшов молодий робiтник з вiдром зелено§ фарби в однiй руцi i з великим квачем у другiй; з квача капотiла фарба... Робiтник був ще дуже молодий, утлий хлопець; вiдро було для нього тяжке, пiт котився рясними краплями з-пiд низенько§ смушево§ татарсько§ шапчини на темне, мов бронзове, чоло; хлопець якраз утирався замазаним рукавом, порiвнявшись з нами, i через те його квач прийшовся якраз врiвнi з червоним капелюшком Алли Михайлiвни, так що мало не лишив на ньому зеленого листочка. Вона вiдхилилась так раптово, що мало не штовхнула мене з тротуару, i скрикнула хлопцевi: - Посторонись, любезный, посторонись! От мужлан! - додала трохи тихше.

Хлопець трохи збочив i руку з квачем заложив за спину, щоб не зачепити панну, але при тому кинув такий погляд у наш бiк, що менi стало нiяково. Не знаю, чи завважила той погляд Алла Михайлiвна i чи вмiла вона прочитати в ньому i зрозумiти той страшний, фатальний антагонiзм, - темнiший, нiж чорнi очi молодого робiтника. Не знаю, чи й хлопець побачив той погляд, що панна кинула йому вкупi з презирливими словами. Але я бачила обидва погляди, i менi стало страшно - в них була цiла iсторiя". А в голове Украинки - целый исторический материализм с классовыми антагонизмами, который гарантировал социальные революции, гражданские войны и др. катаклизмы:

"Хлопець давно вже поминув нас, а я все думала про його темний погляд, i, може, через те пустi речi, безжурне щебетання моє§ бесiдницi робили на мене якесь тяжке, майже трагiчне враження... Бiдна "червона шапочка", бiгає собi по густому лiсi, ганяючись за барвистими метеликами, не думаючи, що буде, коли сонце зайде i кривава заграва розiллється по лiсi, пташки замовкнуть, метелики поховаються пiд листочки, а серед темних кущiв засвiтяться диким вогнем вовчi очi.

- Моя маленька Червоно Шапочко, не йди в лiс! - я незчулась, як промовила се вголос.

- Там є вовк, що тебе з"§сть, - докiнчила панночка i засмiялась...".

Бедная глупая "эксплуататорша". В отличие от нее, революционеры прекрасно знают: кровопролитие неизбежно. А законы истории неотвратимы. Поэтому они сломя голову бросаются...реализовывать законы и организовывать "неизбежное" кровопролитие.

В эпизоде с молодым пролетарием заявлен уже и межнациональный антагонизм. Черноглазый носит "смушеву татарську шапчину". Вероятно - татарин. Поскольку Россия, как известно каждому революционеру, была "тюрьмой народов", то и татарского народа тоже. А он достоин своей "незалежностi". Вот и сегодня меджлис провозглашает курс на создание суверенной державы крымско-татарского народа. Но это уже (скажет каждый украинский националист) наглый сепаратизм, посягающий на исконно украинские земли (отвоеванные в XVIII веке Российской империей и подаренные Украине Хрущевым в 1954 году). В самом деле: нельзя же считать "соборную" Украину "тюрьмой народов". Нельзя же называть украинских государственников "украинскими держимордами". Такое можно (и нужно) говорить только о России и русских.

Однако, по свидетельству Украинки, крымские татары под русским "гнетом" не только "страдали": "Татари-провiдники в Ялтi вiдомi як люди дуже легких звича§в, i дами, що §здять з ними сам на сам в гори, мають не найлiпшу славу". Но автора больше интересует антагонизм между русскими и украинцами. Московская фифа была недовольна возвышенной Украинкой с ее кругом интересов:

"-...Що ж робить, "куда нам, дуракам, чай пить"! Море, поезiя, природа, iде§...

- Ми з вами, скiльки пам"ятаю, нi про якi iде§ не говорили.

- О, звичайно! "Не мечите бисеру перед свиньями!"

- Або, як у нас кажуть: "Шкода мову псувать!" - зiрвалось у мене.

- Что вы?

Я не повторила i спустила очi долу, бо чула, що у мене був "темний погляд", повний непримиримого, фатального антагонiзму...".

Совсем как у татарского пролетария: "страшний, фатальний антагонiзм, - темнiший, нiж чорнi очi молодого робiтника". Можно было бы для полноты добавить: на самом дне самого черного в мире ущелья.

Итог: антагонизм (религиозный) на антагонизме (классовом) едет и антагонизмом (национальным) погоняет. Совсем как сегодня. Однако теперь у нас уже имеются рецепты "от Украинки": про "цiкавих" мужиков и прочие в том же духе.

 

3.2. Украинка в тылу врага.

Смоделировав ситуацию "москвичка на юге", творческая личность не может на этом успокоиться. А что получится, если украинку забросить в Москву? Такая ситуация смоделирована в поэме "Бояриня" (1910). Отдельное исследование ей посвятил известный поэт и литературовед М. Драй-Хмара (убит коммунистами на Колыме): "Як вiдомо, Леся Укра§нка бiльшiсть сво§х творiв писала на теми екзотичнi. Це диктував тодiшнiй стан укра§нського письменства й тi обставини, серед яких жила й розвивалася поетка. Укра§нське письменство ХIХ вiку, з його вузькопровiнцiальним завданням та утилiтарно-народницьким напрямом, не задовольняло вже вимог, що §х ставила укра§нська iнтелiгенцiя наприкiнцi ХIХ вiку. Отже, треба було переставляти його на новi рейки. В зв'язку з цим виникає проблема запозичення нових сюжетiв i тем з чужоземних лiтератур...Чим же пояснити те, що Леся Укра§нка зiйшла з намiченого шляху, удавшись до сюжетiв укра§нських?..Чим же пояснити цей нахил до укра§нських сюжетiв? О. П. Косач пояснює його ось як: Лесi Укра§нцi не раз закидали §§ "екзотизм", одiрванiсть вiд укра§нського iсторичного й побутового життя, i от вона вирiшила спробувати сво§ сили на укра§нському грунтi...Леся Укра§нка розробила в "Бояринi" iсторичну тему тому, що не зазнала гаразд укра§нського побуту. Таку думку висловили ми колись у сво§й розвiдцi про життя й творчiсть поетки...Трактуючи такi поняття, як "поневолення народу", "любов до рiдного краю" тощо, Леся Укра§нка свiдомо шукала паралелiв до цих понять в iсторичному минулому, бо загальне становище було тодi таке, що не завсiди дозволяло речi звати сво§ми iменами" (цит. по: 17, 9-11).

"Чому Леся Укра§нка спинила свою увагу якраз на добi Ру§ни? У Кулiша є один вiрш, в якому вiн лає ру§номанiв за те, що вони славлять рiзанину й насильство сво§х предкiв:

Чого ж ви давню славите Ру§ну,

столiтню по дорогах рiзанину,

столiтнiй безсуд i тяжке насильство,

гвалт ваших пращурок i люте здирство,

столiтнє городiв i сiл палання.

Столiтнє пращурiв ясирування?

         Здавалося б, що вiршi П. Кулiша, якого дуже шанувала наша поетка, вiдведуть §§ вiд Ру§ни, яку той ненавидiв i з яко§ одверто глузував. Але сталося iнакше: вона прийшла до Ру§ни" (цит. по: 17, 12). Как известно, Кулиш был христианином, десятилетиями переводил Библию. А такое умонастроение как раз не очень "шанувала наша поетка", отзываясь на него стереотипно: "Цур §м!".

         "Чому з усiх наших епох Леся вибрала якраз цю? Бо вона взагалi брала для сво§х творiв не епохи розквiту й слави, а епохи революцiй, кривавих переворотiв, страшних катаклiзмiв, неволi, полону тощо. Правда, само§ боротьби, отого виру кривавого, що клекотiв у серцi тодiшнього укра§нського життя, поетка не вiдтворює: вона залишається збоку i тiльки прислухається до нього. Це вiдповiдає дiйсному становi речей: Леся Укра§нка нiколи не брала участi в боях. Та тих бо§в за §§ часiв i не було, як не рахувати дрiбних сутичок, що траплялися на Укра§нi за революцi§ 1905 року. Навпаки, §й добре була вiдома психологiя людей, що жили пiсля розгрому, "на ру§нах". Вона змалювала те, що бачила й чула. Хоч Леся Укра§нка й не вiдтворює в сво§й поемi боротьби, що точилася за Ру§ни, проте вона на не§ реагує, виявляюче своє полiтичне обличчя та сво§ симпатi§ до учасникiв тiє§ боротьби...Леся Укра§нка не вiдстає вiд письменникiв, що писали про боротьбу Петра Дорошенка за укра§нський автономiзм та за iдею нацiонального об'єднання, i так само, як i вони, високо ставить Петра Дорошенка, як укра§нського нацiонального героя" (там же).

         Главную героиню поэмы зовут Оксана: "Устами Оксани Леся Укра§нка часто-густо висловлює сво§ власнi почування. З поеми видно, що вона недолюблює старо§ Московщини. Чому? Бо з трьох iсторичних ворогiв Укра§ни вона тiльки й залишалася . Татари зникли, Польща занепала, а вона зосталася й панує над ними й над Укра§ною" (цит. по: 17, 13). Здесь автор лукавит. "Татари зникли". Но как же это произошло? Да очень просто. Не сами они "зникли". Для этого в течение ста лет Российская империя (в том числе и украинцы) напрягала все силы в борьбе с Турецкой империей. "Польща занепала". Не сама она "занепала". Для этого в течение ста лет Российская империя (в том числе и украинцы) напрягала все силы в борьбе с Речью Посполитой (а было время, когда поляки сидели в Кремле и граница Польши проходила около Можайска). Украина получила свои дивиденды (со времен Богдана ее территория увеличилась в шесть раз). И теперь уже можно "недолюблювати старо§ Московщини" (а почему только "старо§"?) и плевать на нее. Остается риторический вопрос: за сколько столетий Украина добилась бы того же без "Московщини"? Чтобы не испытывать моральных неудобств, украинец обычно выдвигает встречный вопрос: а для кого воевала Российская империя? А это вопрос уже не риторический, поэтому на него может ответить каждый. Во-первых, это делалось для тех, кто поселился на отвоеванных землях и чьи потомки живут здесь до сих пор. Во-вторых, - для всей остальной Украины, которая регулярно подвергалась набегам с юга и стабильно поставляла ясыр в виде Роксолан, Богуславок и прочего живого товара на все невольничьи рынки исламского мира. В-третьих, - для нужд всей страны, которая в дикой степи построила города, порты, верфи, флот, заводы, фабрики и т. д., и т. п.

         Драй-Хмара пытается объяснить позицию Украинки влиянием Костомарова: "Таке ставлення до Московщини у Лесi Укра§нки легко могло виникнути пiд впливом Костомарова" (там же). Однако это не соответствует действительности. В этом каждый легко сможет убедиться, когда ниже будут представлены подлинные выводы знаменитого историка.                     

"Який же висновок можна зробити на пiдставi сказаного вище? Яке полiтичне обличчя показала Леся Укра§нка в "Бояринi"? "Франко й Леся Укра§нка, - пише В. Коряк, - закiнчили той процес створення суцiльно§ нацiонально§ свiдомостi, що розпочався за доби промислового капiталiзму". Говорячии словами В. Коряка, можна сказати, що в поемi сво§й Леся Укра§нка виявила свiтогляд "суцiльно§ нацiонально§ свiдомостi". Геро§ "Бояринi" не є iсторичнi особи: з добою Ру§ни вони зв'язанi постiльки, поскiльки сама поема зв'язана з нею. Зовсiм легко §х можна було б узяти з тiє§ доби й перенести до будь-яко§ iншо§, хоч би й до нашо§. Коли так, то чи не можна вбачати в Оксанi й Степановi репрезентантiв сучасного життя? Iнакше кажучи, чи не перенесла Леся Укра§нка iде§ та настро§, що живили §§ та §§ поколiння, на постатi минулого Укра§ни? Ми сто§мо перед питанням, як дешифрувати драматичну поему Лесi Укра§нки, коли дивитися на не§, як на твiр алегоричний, що та§ть у собi прихованi риси сучасного життя. В особi Степана можна вбачати того укра§нського iнтелiгента кiнця ХIХ та початку ХХ вiку, що, втративши почуття нацiонального й одiрвавшись од маси, од народу, сам iшов у чуже оточення й переймав чужу культуру, зрiкшись своє§ рiдно§. В особi Оксани можна вбачати iншого типу iнтелiгента, того, що довго боровся за принцип нацiонального самовизначення, сперечався, протестував, але, попавши в пазурi царату московського чиновництва, не мав уже сили вирватися на волю й конав на чужинi" (цит. по: 17, 14). Оксана не могла вернуться на Украину без мужа, но другие очень даже могли. Только не всегда торопились. И сегодня тоже не все шибко стремятся на родину предков (например, заморская диаспора: горячо сопереживает и дает ценные указания, но только дистанционно).

"Леся Укра§нка була якнайщiльнiше зв'язана з укра§нським нацiональним рухом. Вiн був для не§ потрiбний, як свже повiтря для §§ хворих легенiв. Цей рух мав на метi створити окрему нацiональну державнiсть. Але пiд тиском росiйського капiталiзму й русифiкаторсько§ полiтики царату, в умовах страшного економiчного визиску й полiтично-соцiального гнiту, цей укра§нський нацiональний рух зазнав велико§ скрути. Через це саме хисткi елементи укра§нсько§ дрiбнобуржуазно§ iнтелiгенцi§ перебiгали до росiйського табору й асимiлювалися там, втрачаючи нацiональнi прикмети. Частина iнтелiгенцi§ хиталася межи тими, що залишалися твердо стояти на укра§нських позицiях, i тими, що влилися в "общерусское" рiчище. Вона слов'янофiльствувала та народничала з "руськими братами" до якогось часу. Але коли росiйський капiтал поглибив колонiзацiю й змiцнив русифiкацiю, то спроби "братсько§" угоди й лояльностi втратили всякий сенс: захиталися самi основи укра§нського нацiонального життя. Треба було шукати виходу з цього становища. I от вихiд знайшли. В чому ж? У вiрi в революцiю, в ту соцiальну катастрофу, яка розтрощить "тюрму народiв", росiйську iмперiю, й визволить усi уярмленi нацi§, в тому числi й укра§нську. Леся Укра§нка так само, як i iншi §§ сучасники, орiєнтувалася на прийдешню революцiю та соцiальну катастрофу" (цит. по: 17, 15). Но у любой социальной катастрофы и последствия катастрофические. В том числе и для своего народа. Сейчас идут лихорадочные поиски: на кого бы переложить ответственность за поистине катастрофические последствия той "социальной катастрофы", которую принесла "прийдешня революцiя".          

"Звичайно, нi вона, нi §§ сучасники не вiрили в те, що ця катастрофа змiнить у коренi й соцiальний лад" (там же). Кто не верил, а кто и верил. "Їм хотiлося боротьби, але не в серединi Укра§ни, а поза межами §§, тако§, яка знищила б росiйську iмперiалiстичну буржуазiю, але не зачепила б своє§" (там же). Хотелось - как лучше (социальной катастрофы у соседа), а вышло - как всегда (собственный народ кровью захлебнулся). Поджечь дом соседа - и чтобы искры не залетели на свою хату. Вот идеал. Но такая задача требовала филигранного мастерства.

"Правда, були й такi дрiбнобуржуазнi елементи серед укра§нцiв, якi нездатнi були пiрвати з старими традицiями" (там же). Эти ретрограды не желали социальной катастрофы ни у себя, ни у других. "Проти них Леся Укра§нка дуже часто скеровувала свiй революцiйний гнiв. Вiдцiля й §§ конфлiкт з оточенням. Цей гнiв бринить i в "Бояринi", де вона вiдтворила, з одного боку, ту активну укра§нську iнтелiгенцiю, яка всiм єством сво§м рвалася до боротьби за суверенiтет укра§нсько§ державностi, i, з другого боку, ту продажну укра§нську iнтелiгенцiю, яка заради "панства великого, лакомства нещасного" зрадила укра§нськi традицi§ й, помосковившись, добровiльно впряглася в чужинецьке ярмо" (цит. по: 17, 16).            

Итак, на Украину из Москвы приезжает "Степан, молодий парубок у московському боярському вбраннi, хоча з обличчя йому видко одразу, що вiн не москаль". Для хорошего физиогномиста (тем более - физиогномистки) отличить москаля от украинца - пара пустяков.

Но приезжий - коллаборационист уже во втором поколении:

На радi Переяславськiй мiй батько,

Подавши слово за Москву, додержав

Те слово вiрне.                 

Настоящий украинский патриот Иван (брат Оксаны) ему - про вооруженную борьбу, а тот напоминает библейское повествование про Каина и Авеля. Отец Оксаны очень удивился (как будто впервые такое слышит):

Не звикли якось ми такого чути...

проте...було б на свiтi, може, менше

грiха i лиха, якби всi гадали

по-твоєму...                             

Брата Ивана тоже, судя по всему, Библии не учили. Для него она существует только для того, чтобы замыливать глаза:

Iван (згiрдно)

                   Се в Києвi ченцi

                   навчають отакого!         

                   ...Бурсак та щоб не вмiв замилить очi!

У Ивана руки чешутся, но Оксана крови видеть не может:

Не раз, вернувшися з походу,

лицарство з нами бавиться при танцях.

Простягне руку лицар, щоб узяти

мене до танцю, а менi здається,

що та рука червона вся вiд крови,

вiд крови братньо§...Такi забави

не веселять мене...Либонь, нiколи

не прийняла б я перстеня з руки

такого лицаря...                                

         Те еще рыцари... И вот Оксана выходит замуж за Степана и собирается в Москву:

Тим паче що з тобою. Але й так,

Хiба ж то вже така чужа кра§на?

Та ж вiра там однакова, i мову

Я наче трохи тямлю, як говорять.

         Однако в Москве творится тако-о-е...Такое, что свекровь инструктирует бедную девушку: "Адже ми тута зайди, - з вовками жий, по-вовчи й вий...". Во-первых, одеваются по-своему. Во-вторых, коверкают чистые украинские имена: Iвась, оказывается, у них будет "Ванька" [а почему не Иванушка? - Авт.], Ганнуся - "Аннушка", а Оксана - "Аксинья чи Аксюша". А это как-то не благозвучно: "Щось негарно. Оксана мовби краще. Ти, Ганнусю, мене таки Оксаною зови". В-третьих, если верить безбожному автору, служба в церкви идет не на церковно-славянском (как на Украине), а на каком-то неведомом науке языке. Поэтому бедная девушка ничего не может разобрать:

Степан

Тут вiра християнська.

Оксана

                                                        Тiлько ж вiра!

Та й то...прийду до церкви - прости боже! -

я тут i служби щось не пiзнаю:

заводять якось, хтозна й по-якому...

         Для верующего христианина вера - это все. Для атеиста же - ничто. Украинка была атеисткой, поэтому и для ее героини вера - звук пустой. Поэтому и обычаи в православной Москве ХVII века для нее - чисто бусурманские:

Оксана (з жахом)

         Степане, та куди ж се ми попались?

         Та се ж якась неволя бусурменська? 

Чем-то даже напоминают обычаи галичан конца ХIХ - начала ХХ века. Вспоминается ее переписка: "Поки справа так сто§ть, що всi фрази галицьких поступовцiв про сприяння "жiночому питанню" лишаються фразами. Наскiльки я чула про становище галичанок в товариствi, то се якась така неволя, що, може б, я скорiш на каторгу пiшла, нiж на таке життя. Подiбне життя, наприклад, в Болгарi§, я його бачила... Не подумайте, що се в менi говорить "гординя" укра§нки". Гордыня Украинки проявляется, когда автор превозносит свободу женщины на Украине по сравнению с "деспотической" Москвой. Однако по этому вопросу существовали и другие мнения. Вот как Гоголь описывал жену Тараса Бульбы: "Бледная, худощавая старуха мать...Она была жалка, как всякая женщина того удалого века...Она видела мужа в год два-три дня, и потом несколько лет о нем не бывало слуху. Да и когда виделась с ним, когда они жили вместе, что за жизнь ее была? Она терпела оскорбления, даже побои; она видела из милости только оказываемые ласки, она была какое-то страннное существо в этом сборище безженных рыцарей, на которых разгульное Запорожье набрасывало суровый колорит свiй".       

         А на Украине тем временем происходит следующее: "В поемi згадується, що лiвобережнi накладали з Дорошенком. У Костомарова читаємо, що лiвобережнi полковники "послали тайно к Дорошенку, просили его прибыть на левую сторону Днепра и принять гетманскую власть вместо Бруховецкого". Дорошенко справдi згодом прибув на лiвий берег i зкинув з гетьманства Бруховецького. Характеризуючи братовбiйну вiйну на Укра§нi, Степан так каже про Дорошенка:

ся вiйна найпаче братовбiйна,

що Дорошенко зняв на Укра§нi, -

тож вiн татар на помiч приєднав

i платить §м ясирем християнським.

Слова цi вiдповiдають iсторичним фактам, про якi читаємо у Костомарова: "Дорошенко тогда же присягнул перед всеми, что будет добывать левобережную Украину, хотя бы пришлось всех тамошних козаков татарам отдать"" (цит. по: 17, 22).

Видим, что для Дорошенка: есть козаки - есть проблемы, нет козаков - нет проблем. Вот этому "добытчику левобережной Украины" и работорговцу христианскими душами вышили хоругвь подруги Оксаны из "церковного братства" (интересно, какому богу они там молились?), а ее патриотический брат отвез подарок:

Дiвчата нашi, - декотрi ще вкупi

були з дружиною твоєю в братствi, -

гуртом пошили корогву й послали

у Чигирин...звичайне, крадькома...

Iван, твiй шурин, сам §§ одвозив...       

  

Однако "Степан же й на царськi бесiди ходить, i в думу, i в приказ". Поэтому украинская патриотка подбивает мужа бежать в Польшу, поскольку "там вiльнiше":  

Степан

                   ...Треба заслужити

                   Чимсь ту сусiдську ласку. Чим же бiльше,

                   Коли не зрадою проти Москви?

Оксана

                   Так §й i треба!

Но не судьба. Дорошенко капитулировал и присягнул России. Оксана же от расстройства тяжело заболела. Муж предлагает ей поездку на Украину:

Степан

                   ...Вже ж тепера на Вкра§нi

                   Утихомирилося.

Оксана (гостро)

                                      Як ти кажеш?

                   Утихомирилося? Зломилась воля,

                   Укра§на лягла Москвi пiд ноги,

                   Се мир по-твоєму - ота ру§на?

                   Отак i я утихомирюсь хутко

                   в трунi...

Оксана (понуро, уперто)

...Годi. Не кажи.

Нiкуди я тепера не по§ду.

Степан

                   Чому ж?

Оксана

                   Не хочу.

Степан

                                      Що се ти, Оксано?

                   Менi аж дивно! Що се ти говориш?

Оксана (розпалившись, пiдводиться)

                   А я дивую, ти з яким лицемSPAN>

                   збираєшся з'явитись на Вкра§нi!

                   Сидiв-сидiв у запiчку московськiм.

                   поки лилася кров, поки змагання

                   велося за життя там на Вкра§нi, -

                   тепер, як "втихомирилось", ти §деш

                   того ясного сонця заживати,

                   що не дiстали руки загребущi,

                   та гаєм недопаленим втiшатись.

                   На пожаринi хочеш подивитись,

                   чи там широко розлилися рiки

                   вiд слiз та крови?..                           

         Кровь и слезы, пролитые в союзе с Турцией или Польшей еще можно терпеть, но союз с православной Москвой - это уже слишком. Жизнь утрачивает всякий смысл. От огорчения Оксана умирает, оставляя мужу (и не только ему) свой "заповiт":

                   Ти, певне, довше проживеш, нiж я, -

                   до рук тобi свiй заповiт вiддам я,

                   а ти його передаси родинi

                   i братчикам, хто ще живий лишився.

                                               ...На бойовиську

                   не всi ж померли, ранених багато...

                   поможеш §м одужати, то, може,

                   колись там...знов зiбравшися до бою,

                   вони тебе згадають добрим словом...    

         Существует единственный "Заповiт", который заучивает наизусть каждый, кто учится в украинской школе. Поэтому читатель Украинки автоматически вспоминает навсегда заученные призывы: "вражою злою кров'ю волю окропiте". 

         Враг для обоих - один и тот же, неизменный и непреходящий. И Драй-Хмара сказал об этом очень четко. "Не забула сказати Леся Укра§нка в "Бояринi" й за найбiльше соцiальне зло стародавньо§ Московщини - рабство. Оксану, що при§хала  з Укра§ни на Московщину, найбiльше це вразило: "Скрiзь палi, канчуки, холопiв продають!" У Костомарова читаємо, що в ХVII вiцi на Московщинi "служилые люди" торгували в найганебнiший спосiб людьми" (цит. по: 17, 23). С Оксаны какой спрос? Это существо зомбированное: что автор захочет, то она и озвучит. Но Украинка прекрасно знала то, о чем сама писала в другом месте: "Польське право (пiсля Люблiнсько§ унi§) волю скасувало, в Польщi вже було на той час крiпацтво; "земляне" отримали право на особу селян". Так что Россия не очень сильно отличалась от прочих "европейцев" того времени. И ложь автора была вполне сознательной.

Драй-Хмара пытался приравнять идеологию Украинки к идеологии Костомарова: "...З iсторичних джерел Леся Укра§нка використала в першу чергу Костомарова, якого вона читала ще замолоду...Вiд Костомарова Леся Укра§нка перейняла його iдеологiю, отой войовничий нацiоналiзм, що характеризує майже всi твори укра§нських письменникiв, що писали про добу Ру§ни" (цит. по: 17, 26). Однако, на самом деле, взгляды этих людей были диаметрально противоположны (об этом см. ниже в разделе 4.2.).

 

***

Ссылаясь на западные источники, историк-политолог Кармазина пишет: "Європа вже столiття-пiвтора переживала..."сильне чуття" нацiонально§ iдентичностi й не менш "завзятий нацiоналiзм". Вона була до краю наповнена рiзноголосними "iдеями patria". Час вiд часу в нiй той чи iнший народ повiдомляв саме про свою "богообранiсть", пiдносив "свiй" нацiональний генiй чи обмiрковував особливостi свого нацiонального "духу", впорядковував свою "Калевалу" чи свiй Стоунхендж i пристосовував iсторiю до нагальних потреб сьогодення" (7, 219).  Вот и Украинка занималась тем же: "пристосовувала iсторiю до нагальних потреб сьогодення". (Идеал историка Кармазиной).

Большой ученый Агафангел Крымский писал Украинке об отсутствии в "Боярыне" объективности. А она и не думала отрицать своей  "принципиальной" субъективности: "Щодо Оксани, то життя давало бiльше натякiв на §§ драму, але ж тiльки натякiв, i тут бiльш, нiж де, приходяться слова Сент Бева: "Драма - це доречне перебiльшення". Суб'єктивне в нiй є, але остатнi роки тут мало виннi (хiба тим, що не змiнили нiчого в сьому напрямi), i 10, i 15, i 20 лiт тому вона могла б з'явитися на свiт, хiба тiльки трохи в iншiй одежi (єсть навiть один подiбний невикiнчений план, що належить, здається до 1895 р.). Бачите, яка та химерна штука тая суб'єктивнiсть? Ключ до не§ ось який: я належу до тих людей, що коли бачать перед очима маленьку хмарку, то §м здається, що сонце погасло, а коли пiймають промiнь, то думають, що сонце прийшло жити до §х в саму душу, тiльки чомусь я можу працювати переважно в хмарний час, а в сонячний роблюся здебiльшого нездатною до виявлення себе в словi (хоч i то не завжди)...Як добре зважити, то перелому я нiколи не зазнала, хоча, запевне, еволюцiя була i в мене. Життя ламало тiльки обстановку навколо мене, а вдача моя, виробившись дуже рано, нiколи не мiнялась та вже навряд чи й змiниться. Я людина еластично-уперта (таких багато мiж жiноцтвом), скептична розумом, фанатична почуттям, до того ж давно засво§ла собi "трагiчний свiтогляд", а вiн такий добрий для гарту...Боюся, що коли б ми з Вами частiше та довше бачилися, то я здалась би Вам монотонною власне через оцю "незламнiсть", що тепер Вас так захоплює". Так Украинка охарактеризовала главную особенность своего творчества: "коли бачить перед очима маленьку хмарку, то §й здається, що сонце погасло". По другому это называется: делать из мухи слона.          

И еще одну черту своей "музы" она отметила в письме тому же адресату: "От моя "Бояриня" тепер уже менi здається якоюсь елементарною, schwarz und weiss, а, певне, вона була б iнакша, якби я була бiльше "образована"". С этим не поспоришь: natürlich.    

Выдающийся ученый Кармазина - в восторге от националистического мифотворчества: "У поетичнiй формi Леся торкнулася проблеми золото§ доби...I тим самим засвiдчила, що йде на кiлька крокiв уперед вiд укра§нських iнтелектуалiв-мiфотворцiв, якi ще тiльки (пiсля доби Шевченка) бралися за активне творення та розвиток нацiональних мiфiв...Зазначимо, що на початку ХХ ст. iнтелектуальнi провiдники нацi§ взялися за творення мiфiв на всiх рiвнях...Укра§нцi активно взялися за обгрунтування мiфу про "спiльних предкiв", про спiльну культуру, вiру, релiгiю всiє§ укра§нсько§ етнiчно§ спiльноти. Цiлий шерег iнтелектуалiв - вiд Драгоманова...на зламi вiку доклали зусиль до "демаркацi§" кордонiв Укра§ни...Мотиви нацiонального мiфу були присутнi у творчостi й Лесi Укра§нки. Закрiплення "собою" - сво§м псевдонiмом - власно§ назви етносу й назви землi, заселено§ ним, наголошення своє§ iдентичностi, своє§ "вдачi" як укра§нсько§, поетичнi рефлексi§ про "рiдну хату", "рiдну кра§ну", "рiднi перелоги", "рiдний куточок", "єдиний" i "коханий" рiдний край, про нашу давнину, що "кров'ю обкипiла", творення мiфу про братiв-нащадкiв Прометея ("Брати мо§, нащадки Прометея!") й, зрештою, мiфологiзацiя само§ особи поетеси як дочки Прометея - яскраве й безсумнiвне пiдтвердження того" (7, 245). А если у какого-нибудь украинца (или украинки) другая "вдача" и он не собирается ее менять? А если кто-то из украинцев не считает себя "нащадком Прометея" и не считает язычество "релiгiєю всiє§ укра§нсько§ етнiчно§ спiльноти"? Таких много. Но приговор окончательный: "Леся - це душа Укра§ни. За нею - ми, укра§нцi..." (7, 403). И обжалованию не подлежит. Кто против - враг народа.

  

***

Зеров противопоставлял ее творчество подходам предшественников: ""Невiльничi пiснi" (1895-1896) - перший цикл "громадсько§ лiрики" Лесi Укра§нки...В "Невiльничих пiснях" Лесi панують цiлком одмiннi, протилежнi настро§. Замiсть сльозливого - твердий i мужнiй тон: "Що сльози там, де навiть кровi мало"; замiсть нарiкань на долю - пiднесення особисто§ iнiцiативи, iндивiдуально§ волi...Замiсть розпливання в жалощах та скаргах - проповiдь дiла, вчинкiв:

                   "Слова, слова, слова!" - на них мiй гiсть мовляє:

                   "Я - ангел помсти, вчинкiв, а не слiв!"

Замiсть "каритативного жалю" (вираз Донцова) до всiх принижених i зневажених - проповiдь "любовi-ненавистi", сподiвання "страшних ночей" i "огню"...I навiть коли приходить "хвилина розпачу", то й вона приводить з собою величнi образи, кутi слова, протуберанцi яскравого поетичного темпераменту:

                   О, горе нам усiм! Хай гине честь, сумлiння, -

                   Аби упала ся тюремная стiна!

                   Нехай вона впаде, i зрушене камiнння

                   Покриє нас i нашi iмена!

Цей розрив межи Лесею Укра§нкою i мотивами давнiшо§ громадсько§ лiрики становить певну паралель до зiрвання iдейного зв'язку межи Драгомановим i старою громадою. До суперечки двох поколiнь, молодшого, що вступало на "шлях громадсько§ практики", i старшого, що волiло зоставатися в учених кабiнетах. Леся, як i Драгоманов, як i все поколiння §§ однолiткiв, виходить з гостро§ оцiнки своє§ доби, як доби громадського лихолiття, громадсько§ депресi§...Образ "кiнцево§ боротьби" весь час сто§ть перед очима поетки. Нащадки Прометея колись повстануть проти усiх земних богiв, проти соцiально§ й нацiонально§ неправди i переможуть:

                   ...Гей, царю тьми!

                   "Хай буде тьма!" - сказав ти, - сього мало,

                   Щоб заглушить хаос i Прометея вбить.

                   Коли твоя така безмiрна сила,

                   Останнiй вирок дай: "Хай буде смерть!""

Другими словами: это есть наш последний и решительный бой... Эсхатология - под стать библейской. Вообще, безбожники обожают использовать библейские мотивы для облагораживания своих душетленных идей. Вот и Украинка туда же:

                   I ти колись боролась, мов Iзра§ль,

                   Укра§но моя!

И до сих пор борется. А противник у нее - как языческие Египет и Вавилон, вместе взятые:                         

                   Але тепер? Як маємо шукати

                   Свому народу землю? Хто розбив нам

                   Скрижалi серця, духу заповiт?

                   Коли скiнчиться той полон великий,

                   Що нас зайняв в землi обiтованiй?

                   I доки рiдний край Єгиптом буде?

                  Коли загине новий Вавилон?

 

 

4. Украинка против украинской культуры

 

Украинка любила Украину. По-своему. Поэтому все, кто любил Украину "другим фасоном", - вызывали у нее неприязнь или просто ненависть. Кто против революции, да еще и за Бога - тот враг, "темна сила". Будь он хоть дважды украинец. А таких врагов в украинской культуре и литературе набралось немало.

В своей книге об Украинке Забужко исследовала украинскую "нацiональну" или "колонiальну чуттєвiсть": "невiдволодними константами цiє§ чуттєвостi є страх, образа, гнiв, незахищенiсть, приниженiсть, заздрiсть, - словом, усi тi почуття, якi вкупi й творять так звану колонiальну агресивнiсть, - у цьому для суспiльно§ думки початку ХХI столiття також немає чогось особливо нового, i в Укра§нi цей психологiчний комплекс уже й був заявлений як предмет самостiйного системного дослiдження - у 1999 р., Соломiєю Павличко: вона виявила його в зонi найвищо§ "нацiонально§ чутливости" - в художнiй лiтературi, i §§ останнiм проектом якраз i було дослiдження мiсця й ролi насильства в укра§нському лiтературному дискурсi. Нагла смерть дослiдницi не дала цьому задуму здiйснитися, але це, розумiється, не привiд недобачати закладеного в ньому евристичного потенцiалу" (10, 39). Потенциал действительно был немалый.  По-научному весь этот заряд озлобления и злопамятности называется Ressentiment. С. Павлычко писала: "Укра§нська лiтература ХIХ-ХХ столiть часто представляється як романтична i сентиментальна. Тим часом вона була лiтературою помсти. Саме в цьому впродовж столiть полягав §§ полiтичний пафос" (10, 39). А если у кого-то из писателей не было "помсти", а также "страху, образи, гнiву, незахищеностi, приниженостi, заздростi, - словом, усiх тих почуттiв, якi вкупi й творять так звану колонiальну агресивнiсть", то это уже как бы не настоящие украинские писатели: Котляревский и Квитка-Основьяненко, Гребинка и Максимович, Костомаров и Кулиш, Гоголь и многие-многие другие. Украинские писатели - это Украинка и ей подобные. Но тоже далеко не все.     

 

4.1. Т. Шевченко.

 

Он, конечно, ни в коем случае не против революции, но идеалы были еще те. Например, в 1847 г. Шевченко пишет обращение "Полякам":

Ще як були ми козаками,

А унi§ не чуть було,

Отам-то весело жилось!

Братались з вiльними ляхами...

Итак, до унии украинцы благоденствовали в составе Речи Посполитой. Жить было весело, жить было хорошо. Однако Украинка не даст соврать никому, будь ты хоть трижды кобзарь: "Польське право (пiсля Люблiнсько§ унi§) волю скасувало, в Польщi вже було на той час крiпацтво; "земляне" отримали право на особу селян".

"Земляне" - это владельцы земли, якобы ненавистные кобзарю паны и арендаторы. Примечание разъясняет: "Люблiнська унiя - об"єднання у 1569 р. Литовського великого князiвства з Польським Королiвством у федеративну державу - Рiч Посполiту. За цiєю унiєю укра§нськi землi перейшли пiд владу Польщi, що призвело до посилення соцiального i нацiонального гноблення i викликало загострення визвольного руху укра§нського народу".

Украинка хорошо объясняет, кому именно из миллионов украинцев "весело жилось" в Польше: "По польському праву служилих селян не було i козакiв хотiли повернути в стан наємного чужого вiйська та ограничити реєстром. Їм шла плата, але абияк. Їх мало бути 6000 з "старшим" (козаки звали його гетьманом). Нiколи органiзацiя козача не була виразно затверджена сеймом, i були вiчнi сперечки мiж козаками i польським урядом". Шесть тысяч казаков во главе с гетманом "братались з вiльними ляхами", остальные миллионы украинцев были крепостными холопами. А в остальном, прекрасная маркиза (в смысле: Тарас Григорьевич), все хорошо, все хорошо...

До объединения с Польшей в Литве казакам жилось так: "Про козакiв маємо певнi звiстки тiльки з XVI в. В князiвствi Литовському всi землi були власнiстю державного i дiлились на служби (по 200 десятин), §х роздавали, а за те ленник (привiлейованик) мав постачати одного чоловiка на службу до вiйська, хто його не справляв - "службу" тратив... В XVI в. через татарськi напади "служби" на пiвднi Укра§ни розбирались неохоче, §х тодi уряд став роздавати громадам з тим же обов"язком: постачати одного вояка, а громадi давалась автономiя адмiнiстративна. Се, певне, початок козацтва. XVI в. спогадуються козацькi походи на татар i один бунт селянський (з ватажком козаком) проти подiльсько§ шляхти за землю. XVI в. козакiв вже багато. Староста черкаський i канiвський Шашкевич просив у великого князя литовського осiбно§ органiзацi§ для козакiв, але не дано". Никакой политической свободы не существовало. Экономически жилось полегче, чем под поляками: "В Литвi селян-крiпакiв не було, "холопи", здається, були бранцi. Дев"ять десятих селян були зовсiм вiльнi особисто i юридично, переважно безземельнi орендарi, часом оренда була спадкова, тодi за не§ платилась дань (часом натурою) або вiдбувалась вiйськова служба".

Затем пришли поляки и украинский крестьянин стал холопом. Разумеется, кроме реестрового казачества (6000), которое верой и правдой служило панской Польше. О близости к польской шляхте и тосковал Шевченко (как типичное "варшавське смiття"). Так Украинка помогла вывести кобзаря на чистую воду. Хорошим подспорьем для нее были труды дяди, который в работе "Шевченко, укра§нофiли i соцiалiзм" писал: "Найлiпшою йому здавалась старовина ХVI ст., до Брестсько§ унi§ й незгоди мiж козаками й Польщею через ксьондзiв i магнатiв. Тодiшня Укра§на, з яко§, як ми знаємо, турки та татари зробили було поле для виводу невiльникiв i галерникiв, здавалась Шевченковi веселими селами, в яких весело жилось. Мало того, навiть часи, коли постригавсь у монахи козак Палiй, тобто ХVIII ст., привиджувались Шевченковi часами, коли панувала "братерська наша воля, без холопа й без пана". Козацькi ради, на яких вибирались гетьмани, самi тi гетьмани знов почали малюватись Шевченком такими, якими вони нiколи не були: з братерською згодою, з патрiотизмом (напр., обрання Наливайка в Чигиринi, кiнець Дорошенка...). Ми тепер знаємо, що Наливайко був бiльше розбiйник, нiж патрiот, що той "атаман случайно сложившейся толпы", як каже про Наливайка д. Костомаров, не був навiть нi козаком, нi гетьманом i що вже через те одне нiколи й не було тако§ ради в Чигиринi, яку списав Шевченко слiдом за "Историею русов", а ще гiрше, знаємо, що Наливайко прохав у короля козацьких прав для своє§ валки, а "свавольним хлопам" радив рiзати носи й уха, що Дорошенко "торгував укра§нськими головами" не згiрше московських воєвод i нарештi згодивсь узяти воєводство в Московщинi й що запорожцi звали "преславного Дорошенка" "юдиним товаришем"; Шевченковi все це не було звiсно. Носячи в думцi сво§й вигаданi образи козаччини, Шевченко то знову кохав надiю, що таки вона колись вернеться, то казав, що нi, - не вернеться, то знов впиравсь, що "таки буде сподiватись, виглядати"".

Вообще, из работы Драгоманова Украинка (и украинцы) узнают о кобзаре много интересного. В частности, историк дважды сравнивает его и Достоевского. "Ми беремо в Шевченка його "ненависть до москалiв, нелюбов до полякiв" як факт природний...Живучи серед москалiв-солдатикiв, таких же мужикiв, таких же невiльникiв, як i сам, Шевченко не дав нам нi одно§ картинки доброго серця цього "москаля", якi ми бачимо в iнших висланих, наприклад у Достоєвського...". Трудно не согласиться и с такой мыслью: "Звичайно говорять про тяжку кару, на яку осуджено було Шевченка; згадують, мiж iншим, як про найтяжче про те, що йому заборонено було писати й малювати. Тiльки ж нам здається, що силу кари тiє§, на яку осудило Шевченка начальство, дуже збiльшують...Згадаймо долю соцiалiста Петрашевського, який i вмер у Сибiру, або й не самого першого мiж петрашевцями д. Достоєвського, який був гiрше покараний, нiж сам Шевченко, бо був 9 рокiв у каторжнiй роботi". И опять возникло имя Достоевского. Это не просто случайность. Если революционеры знали великого писателя, то и он прекрасно знал революционеров (в молодости сам был таким), изучая их типологию всю свою сознательную жизнь. В финале данной работы будут представлены материалы для проекта "Украинские герои Достоевского".

Первым из украинских революционеров можно рассматривать Шевченко. Для объективности портрета украинца Љ 1 полезно взглянуть на него с точки зрения украинца Љ 2. А таковым, по мнению современного исследователя, был именно дядя Украинки: "Чи не найзначнiша постать пiсля Шевченка в укра§нськiй суспiльнiй думцi ХIХ столiття - Михайло Драгоманов, людина рiзнобiчних наукових зацiкавлень i прямувань, широкого дiапазону практично§ дi§" (10). Особенная ценность драгомановской точки зрения на Шевченко заключается в том, что это было мнение не какого-нибудь украинофоба, а самого натурального украинофила, причем одного из лидеров. Украинка была под его влиянием, знала его оценки и никогда их не оспаривала. Потому каждому украинцу будет полезно их узнать. 

***

Историк подошел к делу основательно. Сначала он признал, что до него подход к Шевченко был неосновательным: "Так завше й буває з "пророками", на яких §х обожателi не дивляться об'єктивно й iсторично, а тiльки абсолютно...Кожного чоловiка, кожного писателя тодi тiльки можна оцiнити як слiд, коли роздивимось на нього власне iсторичним, об'єктивним поглядом, та ще й на грунтi тiє§ громади, в якiй вiн вирiс i працював. Таке дослiдження "пророкiв" показує, що дiйсно пророкiв, "всецелых выразителей народа" i навiть для одного "часу" нiколи й не було. Таке дослiджування розбиває iдоли, святi мощi, та зате дає тiльки правдивий погляд на померших пророкiв...".

Далее цитируются некоторые публикации ХIХ века, которые давно стали библиографической редкостью: "Бiльш усього про життя Шевченка в Чернiгiвщинi й Полтавщинi в 1843-46 рр. розказує лубенець А. Чужбинський-Афанасьєв ("Воспоминания о Т. Гр. Шевченке", СПб., 1861). Там знаходимо таку картину...Дякуючи крiпацтву, яке псувало панськi натури лiнню, та державним порядкам, якi не давали путньому чоловiковi робити що-небудь для громади, дуже калiчились i тi люди, що вже набрались iз Францi§ не самих мод i танцiв, а й вiльних, чоловiчих думок. Ось як малює тих людей Чужбинський: "Здесь надо сказать несколько слов о небольшом кружке, который овладел Шевченком. Тесный кружок умных и благородных людей, преимущественно гуманных и пользовавшихся всеобщим расположением, принадлежал к числу тех собутыльников, которые, не находя ли деятельности в тогдашней среде, не успев ли отрешиться от юной разгульной жизни, единственным наслаждением находили удовольствие похмелья и девизом своим избрали известную латинскую пословицу "in vino veritas". Слабость эта, извиняемая в дворянском быту, а в то время заслужившая даже особенную похвалу, не вредившая никому, не мешала однако же членам упомянутого кружка быть приятными собеседниками почти весь день, потому что они могли выпивать очень много и только уже вечером нализывались до того состояния, когда язык прилипает к гортани и в глазах двоятся предметы. Кружок  этот носил название "общество мочемордия" вследствие того, что на языке его не существовал глагол пьянствовать, а заменялся фразой "мочить морду", и каждый удалый питух назывался "мочемордой" или, по крайней мере, имел право на это название. В противоположность - неупотребление спиртных напитков называлось "сухомордие или сухорылие". Члены, смотря по заслугам, носили титулы мочемордия, высокомочемордия, пьянейшества и высокопьянейшества. В награду усердия у них существовали отличия: сивалдай в петлицу, бокал на шею и большой штоф через плечо. В известные дни или просто при съездах они совершали празднества в честь Бахуса, и вот как сзывались мочеморды на эти празднества, бас гудел: "Ром! пунш! ром! пунш!", тенора подхватывали: "Полпиво! полпиво!! глинтвейн!", а дисканты выкрикивали: "Бела, красна, сладка водка!" Великий магистр произносил приличную речь, и мочеморды предавались своим возлияниям. Все горячие напитки считались достойными, но существовало одно условие, вследствие которого истый мочеморда для поддержания чести общества не должен был употреблять простой водки, а непременно настойку, если не действительную, то хоть прикрытую этим названием. Так, например, в случае сильного недостатка мочеморда пил гривенниковку, т. е. простую водку, в которую, за неимением под рукой никакой специи, вбрасывался гривенник. Старейшиной тогда был В. А. Закревский, носивший титул высокопьянейшества и получивший большой штоф через поечо. Умный и благородный человек, гусар в отставке Закревский целый день бывал душою общества, и все, кто слушал его рассказы о похождениях мочеморд в обоих полушариях, хватались за бока от смеха, и в те минуты от него нельзя было оторваться. С крестьянами он обходился необыкновенно кротко и иначе не отзывался к ним, как с какою-нибудь шуткой". Тепер, читаючи такi оповiдання, всякий здвигне плечима, коли ще не гiрше. I справдi, компанiя для укра§нського кобзаря неабияка! Тiльки все-таки ми думаємо, що вiн дещо винiс iз цiє§ компанi§, окрiм "мочемордiя", яке, одначе, стало за§дати поета вже пiсля пробування за Каспiєм".    

"Життя Шевченка на Укра§нi, яке малює нам Чужбинський у 1843-47 рр., виглядає доволi безцiльним полупанським байдикуванням серед сiльського панства за рюмкою з чоловiками, в танцях i коло музики з дамами, на балах у губернатора в Чернiговi, з писанням карикатур на провiнцiальних баришень у клубах, iз студентами в Нiжинi i т. д., а часами то, по слову самого Шевченка, "кабануванням" цiлий день на постелi. На цьому грунтi пiднiмається тiльки читання лежачи книг, бiльш якi попадуться пiд руку, та мрi§ й думки про те, щоб "поехать по Днепру на дубе на Запорожье, потом до Лимана, поискать остатков старины", змалювать яку-небудь церкву i т. д. Звiсно, як набiжить муза...". И далее в таком же духе Драгоманов наговорил против Шевченко столько, что другой на его месте давно прослыл бы "укра§ноненависником та укра§ножером". Но Драгоманову можно. Однако это - материал для отдельного исследования на тему "Драгоманов против Шевченко".

Украинка прекрасно знала все труды любимого дяди. И вовсе не торопилась их опровергать. Ситуация для нее была непростой. Легко было Полиграфу Полиграфовичу отвергать сразу двух корифеев. Но соглашаться сразу с обоими было бы уже затруднительно. Так и здесь: соглашаясь с дядей, она давала материал для размышлений на тему "Украинка против Шевченко"; не соглашаясь - для темы "Украинка против Драгоманова" (см. раздел 4. 12).

Главный же грех кобзаря против Украинки останется навсегда: в его словаре напрочь отсутствовали такие слова, как "украинец", "украинцы" или "украинка".

            

4.2. Н. Костомаров.

Рассуждая о восстании поляков против России в 1863 г., Украинка писала о реакции украинцев на это событие: "Певний процент бачив у польськiй революцi§, окрiм безперечного геройства, ще й тенденцiю вiдбудування iсторично§ Польщi на кошт Укра§ни, i були й такi укра§нцi, що не мiшали до такого погляду нiякого раболiпiя перед Москвою...; певний процент потопав, правда, в раболiпi§, не так-то й "бездонному", бо на днi його був звичайний мул схиблених iнтересiв нацiональних, партiйних, особистих i просто "страха iудейська". Безперечно раболiпiє батька Костомарова, власне, мало в собi таке дно, - се, звiсно, совсiм не виправдовує iсторика "народоправств" та кирило-мефодi§вського братчика, але все ж пояснює його iнакше незрозумiле поводiння".

Итак, выдающийся историк, оказывается, не искал исторической правды, а "потопав в раболiпi§ перед Москвою". Но на  этот счет есть и другие мнения. Каждый вечер на украинском радио звучит передача "Мить iсторi§". Ее ведет историк Юрий Шаповал, который сотни раз повторял следующую мысль Костомарова: "Правдива любов iсторика до своє§ Вiтчизни полягає в суворiй повазi до правди". Но Украинке костомаровская правда не нравилась. Да и Шаповалу тоже. Посвятив одну из своих передач Костомарову, он процитировал эти слова историка и тут же соврал. По словам Шаповала, "Костомаров до конца жизни писал об украинской истории, хотя это многим и не нравилось". Наивные радиослушатели могли подумать, что взгляды классика остались теми же, что и во времена "Кирило-Мефодиевского братства". Однако, как известно, они изменились диаметрально: он стал убежденным сторонником государственного единства украинцев, русских, белорусов и др. народов Российской империии. Чем и вызвал недовольство Украинки.          

Она напоминала: "Годилось би укра§нському публiцистовi мати лiпшу пам"ять про укра§нських геро§в польсько§ революцi§, коли вже сами поляки так вдячно забули тих добровольцiв з братнього народу... Харкiвець Потебня вiддав свою кров i молоде життя за польську справу, - се ж був перший убитий московською кулею серед повстанського вiйська... У польських iсторикiв i публiцистiв трудно знайти спогад про сього укра§нця-полонофiла, але великорус Герцен вшанував його пам"ять щирим i гарячим словом в сво§х звiсних мемуарах "Былое и думы". Польського спогаду про Потебню я не знаю... У всякiм разi, масi польсько§ iнтелiгенцi§, не кажу вже про весь народ, сей укра§нець-доброволець зовсiм невiдомий... Якi були поминки Потебнi? Хто знає? А варто б знати, яка честь нас чекає у братнього народу, коли хто з нас активно заявить свою симпатiю не сльозами та бiдканням тiльки, а помiччю i саможертвою... Щось ми не чули, щоб який шановний варшав"як-"ветеран" пролив свою кров за укра§нський демос у Харкiвщинi так, як харковець Потебня пролив свою за польську революцiйну шляхту у Варшавi, - довг кровi лишився не заплачений... Коли вже тi геро§, "батьки" польського демократизму нацiоналiстичного, i з сво§м демосом досi не дадуть собi ради, то де б вони ще укра§нським собi голову клопотали" .

Наконец, она приходит к тому, что украинцам вовсе не стоило выступать на стороне поляков: "Хто зна, чи багато число раболiпних укра§нцi в 1863 р. переважало зграю тих панiв-полякiв, що поiменованi на пам"ятнику в Варшавi, поставленому вiд росiйського уряду сво§м "вiрним слугам" з найголоснiших польських фамiлiй за те, що в 1863 р. вони станули на бiк Росi§ i полягли пiд §§ прапором. А скiльки ще було неоружних зрадникiв, що продавали Польщу в дипломатичних салонах? А скiльки §х i потiм лизало руки "вiшателiв" при кожнiй нагодi (маневри Олександра III на Волинi, при§зд Миколи II до Варшави i т.д.)? Хто може ту статистику зiбрати? Тiльки дно того раболiпiя добре видко, i тому я не назву його бездонним. Та як би там не було з статистикою зрадникiв i лизунiв, але серед самих безперечних геро§в i патрiотiв-повстанцiв справжнiх (не псевдо) демократiв було меншiсть, ...геройська революцiя боронила бiльше шляхетсько-олiгархiчнi iнтереси польських нацiоналiв, нiж iнтереси демосу, не то укра§нського, але хоч би польського. Що ж було робити в нiй не раболiпним укра§нцям? Здається, триматись нейтралiтету, та й годi". Выходит, Костомаров был не совсем неправ? А Герцен - не совсем прав? И чего ради погиб "не раболiпний укра§нець" Потебня? Последнему, впрочем, и без поляков не давал спокойно жить революционный зуд. В примечаниях читаем: "Потебня Андрiй Опанасович (1838-1863) - революцiонер-демократ, офiцер, брат видатного вченого-мовознавця О.О. Потебнi. З офiцерiв i солдатiв створив таємний комiтет, який увiйшов до товариства народникiв "Земля i воля". Брав участь у польському повстаннi 1863 р.".

В работе "Две русские народности" (1862) Костомаров говорил: "Пока польское восстание не встревожило умов и сердец на Руси, идея двух русских народностей не представлялась в зловещем виде, и самое стремление к развитию малороссийского языка и литературы не только никого не пугало призраком разложения государства, но и самими великороссами принималось с братской любовью". Из вышесказанного проясняется и происхождение Валуевского циркуляра 1863 года. Он появился только тогда, когда польская шляхта стала активно разыгрывать против России украинскую карту. И, к сожалению, легко находила для себя среди украинцев пушечное мясо.

***

Н.И. Костомаров родился в Воронежской губернии, был внебрачным сыном русского помещика и крепостной украинки. Отец отправил его во французский пансион в Москве. Затем он закончил Словесное отделение Харьковского университета. В 1846 году становится профессором истории Киевского университета, в этом же году организует Кирилло-Мефодиевское братство. Отбыв год в Петропавловской крепости, восемь лет прожил в ссылке в Саратове, где работал над своим "Богданом Хмельницким". После амнистии по поводу коронации Александра Второго едет за границу. По возвращении становится профессором истории Петербургского университета.  Костомаров стал одним из основоположников русской исторической мысли. В конце жизни в статье "Задачи украинофильства" (1882) историк писал: "Малорус верен своему царю, всей душой предан государству; его патриотическое чувство отзывчиво и радостью и скорбью к славе и потерям русской державы ни на волос не менее великоруса, но в своей домашней жизни, в своем селе или хуторе, он свято хранит заветы предковской жизни, все ее обычаи и приемы, и всякое посягательство на эту домашнюю святыню будет для него тяжелым незаслуженным оскорблением".

 Теперь политический национализм представляется ему делом антинародным, разрушающим и коверкающим духовный облик народа. Занятия историей произвели в воззрениях Костомарова переворот: ему открылись крепостнические устремления казацкой старшины и под конец жизни историка мы уже не слышим восторженных гимнов запорожскому лыцарству. Ясна ему стала и несправедливость нападок на Екатерину Вторую, как якобы главную виновницу закрепощения украинского крестьянства. И вообще, царь московский перестает быть "идолом и мучителем", как ему казалось в молодости. Зрелый ученый заявляет: "Мы желаем идти с великорусским народом одною дорогою, как шли до сих пор, наши радости и горести пусть будут общие; взаимно будем идти к успехам внутренней жизни, взаимно охранять наше единство народное от внешних враждебных сил".

Об отношении Костомарова к украинскому языку националистический "Шлях перемоги" (1.04.95 г.) писал: "Ми часто ганимо драконiвський Валуєвський циркуляр 1863 р., але, - як слушно зауважує Огiєнко, - певною мiрою до його появи спричинилися i такi дiячi, як М. Костомаров, що вважав тодi укра§нську мову придатною лишень до хатнього вжитку..." Это, как всегда, полуправда (т. е. вранье). Послушаем лучше самого историка с его теорией "общерусского языка": "Настоящее положение южнорусского наречия таково, что на нем следует творить, а не переводить, и вообще едва ли уместны переводы писателей, которых каждый интеллигентный малорусс прочтет на русском языке, который давно уже стал культурным языком всего южно-русского края; при том этот общерусский язык не чужой, не заимствованный язык, а выработанный усилиями всех русских, не только великороссиян, но и малороссов". Это справедливо и сегодня: на украинском языке лучше творить, чем пытаться переплюнуть русские переводы Гомера, Шекспира и Гете. Но прежде, чем творить, желательно для начала просто правду говорить.

Костомаров был убежден: "Судьба связала малорусский народ с великорусским неразрывными узами. Между этими народами лежит кровная, глубокая неразрывная духовная связь, которая никогда не допустит их до нарушения политического и общественного единства".

В конце жизни он издал "Русскую историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей". Здесь, к примеру, находим такое описание гетмана Мазепы (ныне украшает купюру в 10 гривен): Мазепа "был человек чрезвычайно лживый"; "его религиозность носила на себе характер той же внутренней лжи, которая заметна во всех поступках Мазепы... Перед царем, выхваляя свою верность, он лгал на малороссийский народ и особенно чернил запорожцев, советовал искоренить и разорить дотла Запорожскую Сечь, а между тем перед малоруссами охал и жаловался на суровые московские порядки, двусмысленно пугал их опасением чего-то рокового, а запорожцам сообщал тайными путями, что государь их ненавидит и уже искоренил бы их, если бы гетман не стоял за них и не укрощал царского гнева". О мазепинцах хорошо сказал еще Е. Гребинка: "Заворушились запорожцi, Загомонiли чорноморцi, Гудуть станицi на Дону. В Очаковi, землi турецькiй, Зобралась, щось не по-братецьки. Песиголовцiв череда". Лучше не скажешь.

         Н. Костомаров: "Малорусские политики, воспитанные в духе польской культуры, не могли пленить народ никакою идеею политической независимости, т.к. у народа составились свои собственные социальные идеалы, никак не вязавшиеся с тем, что могли дать народу люди с польскими понятиями...Государство, созданное ими под влиянием усвоенных ими понятий, было бы в сущности подобием польской Речи Посполитой... Они бы невольно создали из нее другую Польшу, а этого народ малорусский не хотел, хотя бы при какой угодно политической независимости". Такими были выстраданные убеждения маститого историка, которые Украинка характеризовала просто: "раболiпiє батька Костомарова".

Поэтому никогда в "независимой" Украине не будет не только полного, но и просто приличного собрания сочинений создателя Кирилло-Мефодиевского братства. 

***

Дядя Украинки вспоминал: "Польський рух мав великий вплив на моє полiтичне виховання. Народжений на лiвому березi Днiпра, я не мав наочного поняття про полякiв i спiвчував §м як жертвам росiйського деспотизму, хоча все-таки як укра§нець не цiлком забув про те, як i Польща утискувала Укра§ну...При§хавши на правий берег Днiпра, до Києва, я побачив, що поляки тут - аристократiя, а не народ, i був вражений тим, що навiть студенти-поляки б'ють сво§х слуг i ходять до костелiв, де старанно стоять на колiнах (ми - студенти росiйськi, чи "православнi", всi були палкi демократи, а в релiгi§ - ате§сти). Водночас менi впала в очi нетерпимiсть полякiв до росiян i особливо малоросiв, чи укра§нцiв. Останнi складали в Києвi уже 1859 р. окремий нацiональний гурток, хоча, власне, величезна бiльшiсть "православних" студентiв Ки§вського унiверситету були укра§нцi...Оскiльки росiйський уряд тодi не перешкоджав укра§нським публiкацiям i не перешкоджав спробам навчати по-укра§нськи в школах i церквах, то особливо§ ворожнечi до росiйського уряду у тодiшнiх гуртках не було, i навiть гуртки цi були не такi радикальнi у полiтичному вiдношеннi, нiж "росiйськi" гуртки без спецiального укра§нського забарвлення. Iнше було ставлення укра§нцiв до Польщi. Польськi претензi§ на володiння Правобережною Укра§ною дуже обурювали укра§нцiв, якi пiсля реакцi§ готовi були так само, як галицькi русини 1848 р., зiйтись з царським урядом для боротьби з поляками. Сам укра§нець родом, i бачачи в Києвi багато з того, про що в основнiй Росi§ поняття не мали, я багато в чому подiляв прагнення й iде§ укра§нських нацiоналiстiв, але у багато чому вони менi здавалися реакцiйними: я не мiг подiляти зневагу §х до росiйсько§ лiтератури, яку вважав розвиненiшою вiд укра§нсько§ i повнiшою загальноєвропейських iнтересiв (я далеко бiльше знаходив виховного у полiтичному вiдношеннi в "Колоколе" i "Современнике", нiж в "Основi")...". На языке Украинки все сказанное очень похоже на "раболiпiє дядька Драгоманова".

Племянницу волновала судьба украинского офицера, погибшего за поляков. Но безразлична была судьба офицеров и солдат (в том числе и украинских), которых вырезали поляки. Военный министр Д. А. Милютин вспоминал: "Войска, расквартированные по всему пространству Царства Польского мелкими частями, беззаботно покоились сном праведных, когда ровно в полночь с 10 на 11 января 1863 года колокольный звон во всех городках и селениях подал сигнал к нападению. Застигнутые врасплох солдаты и офицеры были умерщвляемы бесчеловечным образом" (цит. по: 18, 63). Либеральный цензор Никитенко записал в своем дневнике, что наших солдат резали, как баранов (там же). Восстание было бы быстро усмирено, но поляки получали регулярную материальную материальную и моральную помощь из-за границы. Западная Европа была всецело на стороне мятежников, и Российская империя столкнулась с угрозой новой европейской войны. Вероятность военного конфликта между Россией и коалицией Великобритании, Франции и Австрии была весьма велика. Опасность большой войны с коалицией европейских держав побуждала командование к сосредоточению имеющихся сил. И хотя в Царстве Польском дислоцировалась целая армия, русские войска не могли полностью контролировать обширную территорию. Малочисленные гарнизоны были выведены из некоторых населенных пунктов, а восставшие заняли их без боя, расценив это как свою явную победу.

Повстанцы жестоко расправлялись не только с теми, кто открыто поддерживал власть, но и с теми, кто хотел остаться в стороне и просто выжить. Фактически восставшие поляки впервые в истории Петербургского периода воплотили в жизнь лозунг "Кто не с нами, тот против нас". Они насильственно вовлекали в мятеж мирных обывателей, желавших остаться над схваткой. По мятежному краю рыскали шайки "кинжальщиков" или "жандармов-вешателей": "Ксендзы приводили их к присяге, окропляли святой водой кинжалы и внушали, что убийство с патриотической целью не только не грешно перед Богом, но есть даже великая заслуга, святое дело. Войска наши, гоняясь за шайками, находили в лесах людей повешенных, замученных, изувеченных. Если несчастному удавалось скрыться от убийц, то он подвергал мучениям и смерти всю семью свою. Нередко находили повешенными на дереве мать с детьми. Были и такие изверги, которые систематически вешали или убивали в каждой деревне известное число крестьян без всякой личной вины, только для внушения страха остальным" (там же). В ХХ веке таких называли карателями.

Хорошо осведомленный цензор Никитенко свидетельствовал: "Поляки совершают неслыханные варварства над русскими пленными. На днях сюда привезли солдата, попавшего к ним в руки, а потом как-то спасшегося: у него отрезаны нос, уши, язык, губы. Что же это такое? Люди ли это? Но что говорить о людях? Какой зверь может сравниться с человеком в изобретении зла и мерзостей? Случаи, подобные тому, о котором я сейчас сказал, не один, не два, их сотни. С одних сдирали с живых кожу и выворачивали на груди, наподобие мундирных отворотов, других зарывали живых в землю и пр. Своих же тоже мучают и вешают, если не найдут в них готовности пристать к бунту. Всего лучше, что в Европе все эти ужасы приписывают русским, поляки же там называются героями, святыми и пр., и пр." (цит. по: 18, 64). А еще "лучше", что некоторые украинцы и украинки также желали знать "вiшателiв" исключительно русской национальности.

Между тем, только по официальным данным, повстанцы в течение года замучили или повесили 924 человека. Однако Милютин утверждал, что эти данные были не полны и значительно занижены. Восстание охватило Царство Польское, Литву, частично Белорусию и Правобережную Украину. Оно продолжалось полтора года и было в основном подавлено к маю 1864-го, хотя отдельные группы повстанцев продолжали сражаться до начала следующего года. Активное вмешательство западных держав в "польский вопрос", их стремление навязать свою волю, угроза новой большой войны, к которой не успевшая перевооружить свою армию Россия не была гготова, - все это не способствовало проявлениям гуманности. Однако император Александр II ни разу не позволил себе обвинить в неистовствах и зверствах мятежников все польское образованное общество. В его высказываниях не было даже малейшего намека на полонофобию. В императорской армии служили офицеры и генералы польского происхождения. Как только регулярная армия начала сражаться с повстанцами, всем им от лица государя был сделан официальный запрос: не желают ли они получить какое-либо другое назначение, чтобы не быть поставленным в необходимость идти в бой против своих земляков? Отказавшиеся воевать были переведены во внутренние губернии. Офицеры и генералы польского происхождения столкнулись с болезненной проблемой самоидентификации (там же). Некоторые украинцы тоже. И не только в ХIХ веке. Но если бы все выбрали путь офицера Потебни, то не видать бы им Западной Украины, как своих ушей. А также - Южной. И Восточной.

 

 

       

4.3. Ю. Федькович.

Талантливый писатель, выходец из крестьянской среды, Юрий Федькович (1834-1888) широко использовал богатство украинского языка и фольклора, был подлинно народным певцом ("буковинским соловьем") карпатских верховинцев-гуцулов. Не было у него ни классовой ненависти, ни богоборчества. А была христианская вера. Не удивительно поэтому читать в статье "Малорусские писатели на Буковине", которую Украинка опубликовала в петербургском марксистском журнале "Жизнь" (1900): "В изображении Федьковича, несмотря на печальные сюжеты, Буковина является всегда в несколько праздничном виде; его герои страдают больше от любви, чем от тяжелых экономических и общественных условий, а это едва ли так было в Буковине даже в более счастливые для буковинского крестьянства 60-е годы". Марксисты-ленинцы обычно называли таких "лакировщиками действительности".

Писатель занимался явно не теми слоями общества: "Федькович изображал зажиточное крестьянство, страдающее только от рекрутского набора да от случайных катастроф, не считая, конечно, общечеловеческих, всегда и всюду существующих страданий". Маловато будет. А где же беспощадная классовая эксплуатация?

Иногда писатель описывал именно тех, кого нужно. Но все равно делал это неправильно: "Недостаток широты мысли и глубины понимания особенно сказывается в тех поэмах Федьковича, в которых затронуто интересное и сложное явление буковинской жизни начала XIX столетия, а именно разбойничество. "Опришки", как называет буковинский народ своих разбойников, напоминают украинских эпигонов гайдамаччины типа Кармелюка, который остался в памяти народной не как простой грабитель, а как противник экономического и социального неравенства. Федькович дает в своих поэмах только анекдоты в романтическом вкусе из жизни знаменитых опришков, но глубокие причины и внутренний смысл самого явления, видимо, были совершенно неясны для него". Где уж ему. Во-первых, Маркса не читал. А во-вторых, был верующим христианином: "Как в поэзии, так и в прозе широкие  темы не давались Федьковичу: он не успел достаточно развиться для них. Для такого развития, которое равнялось бы его природному таланту, необходима была более культурная среда, которой не было тогда ни в Буковине, ни в Галиции, куда было переселился Федькович в 1872 году. Переселился он во Львов, чтобы работать при обществе "Просвiта" по изданию книг для народного чтения. Там он издал около пяти книг своего сочинения, проникнутых клерикально-буржуазным духом, который если и проявлялся иногда в его беллетристике, то в очень слабой степени". (Кстати, об "опришках". Недавно на украинском радио филологи ломали голову по поводу этимологии слова "опричник". Много было сказано слов, в том числе и о сути этого "ганебного явища росiйсько§ iсторi§". Но о родстве этих двух слов так никто и не заикнулся. Ибо какие же "ганебнi явища" могут быть в истории украинской?).

Итак, христианин Федькович оказался во Львове. В итоге (с удовлетворением констатирует Украинка) ничего хорошего не получилось: "Львовская народническая интеллигенция, далеко не свободная от клерикально-бюрократических предрассудков, проникнутая филистерством, ничего не дала Федьковичу, а скорее даже имела дурное влияние на выработку его литературного вкуса. Сам Федькович писал, что он прожил во Львове "14 черных месяцев, чтобы до крайности разочарованным возвратиться под свою родную кровлю"". Как говорил Зеров, Федьковича "дратує, що "професори" Огоновський та Iльницький, Патрицький та Вахнянин говорять з ним менторським тоном, критикують його писання, мову, вiдкидають його рукописи...Вiн може озватися отруєною фразою на зразок: "Я не на тото пишу, щоб було що критикувати лiтературним монополiстам"". А как бы он отнесся к монополисткам?

Творческие претензии Украинки к поэзии Федьковича можно сформулировать коротко - "Шевченка начитался": "Влияние поэзии Шевченко на Федьковича было роковым: эта сильная поэзия слишком поразила еще не окрепшего буковинского поэта; чем более Федькович увлекался Шевченко, тем более терял свою оригинальность и, наконец, совершенно подчинился ему, а если порой освобождался, то только для подражаний галицким "боянам", что, конечно, было совсем не лучше. Сонеты Федьковича похожи на плохие подражания Мицкевичу, а в поэмах чувствуется влияние второстепенных немецких романистов. Что же касается сложных сюжетов и философских тем, то для них необходима была большая степень культурного развития, чем какою обладал Федькович, получивший в молодости незначительное образование...".

Что же остается от выдающегося поэта? Немного: "Поэтического таланта Федьковича хватало на воспроизведение непосредственных впечатлений жизни в безыскусственной форме; стиль народной песни лучше всего давался ему, но едва поэт переходил к отвлеченным темам или сложным сюжетам, пытался усвоить себе форму сонета и книжный стиль, как получались произведения безжизненные, мало чем лучше произведений... других галицких поэтов того времени, из которых ни один не возвышался над посредственностью".

Как известно, первый враг марксиста - народник (все, кто изучал "Историю КПСС", помнит эпохальный труд Ленина "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов"): "Федькович не чужд недостатков, свойственных вообще тогдашний народнической литературе: он часто впадает в сентиментальность и этнографичность; кроме того, на нем отразилось влияние европейского, особенно немецкого романтизма; пристрастие к декоративной стороне народной жизни, к исключительным сюжетам, к необыкновенным натурам мешало ему остановиться на глубоких, основных явлениях этой жизни". В финале марксистка с высоты "научного" мировоззрения дает установку: "Надо надеяться, что пример Федьковича не прошел даром для его продолжателей, что они не остановятся на полпути, подобно ему, а сумеют с образностью, колоритностью формы и с теплотой чувства соединить глубину и широту мысли, недостаток которых отозвался роковым образом на деятельности Федьковича". Совсем плох был Юрий Федькович: ни тебе классовой ненависти, ни национальной, ни ненависти к Господу Богу. Скука смертная.

Но существовали и другие мнения. Зеров писал, что стихи и рассказы писателя "здобули йому признання серед надднiпрянських i захiдноукра§нських лiтератiв - "буковинський соловiй" став звичайним його епiтетом; раз у раз проводяться паралелi межи його "великанським" хистом i творчiстю Шевченка...П. Кулiш писав за кордон: "Не навтiшаємось тут речами вашого Федьковича. Пливе Днiстер, тихий, як той руський нарiд, широкий, як його думка, глибокий, як його рани...На палiтрi в сього маляра  сво§ - не позиченi фарби. Буде у вас, буде красна лiтература"...Значення Федьковичевих повiстей в укра§нському письменствi зрозумiємо, коли знатимем, що його "повiстки" були першим художнiм вiдтворенням гуцульського життя. За ним пiшли Кобилянська i Коцюбинський...Для Кобилянсько§ Гуцульщина i гори цiкавi не самi по собi, а як романтичне тло, як декорацiя глухо§, понуро§ легенди...". Для Украинки, без сомнения, ближе была именно "глуха, понура легенда" ее любимицы. Она ведь характеризовала свою музу как трагическую, а себя как истеричку.

Заключительная цитата из статьи "Малорусские писатели на Буковине": "Главный город австрийской провинции Буковина Черновцы интересен для малороссов в том отношении, что он является единственным значительным европейским городом, где малорусский язык принят повсюду, в домах и на улице, как разговорный язык". Во Львове, например, разговорным языком был польский. До тех пор, пока Сталин не присоединил Западную Украину к остальной, согласно позорному пакту Молотова-Риббентропа. И насколько это справедливо?

Петербургский марксистский журнал "Жизнь" был органом "легальных марксистов". На страницах журнала неоднократно выступал Ленин. Горький объединил вокруг журнала группу "прогрессивных" писателей. Публиковали здесь и "передовых" украинцев. Поэтому Украинку встретили как родную: "Редактор "Жизни" сам предложив менi писати до його журналу огляди укра§нсько§ лiтератури (отож я й дала йому буковинцiв) i взагалi вiднiсся до мене дуже добре, запросив мене на вечiрнє редакцiйне зiбрання i взагалi трактував по-товариськи, як далеко не завжди трактують "пришельцiв"". Рыбак рыбака видит издалека.

В других статьях для этого журнала Украинка также стремилась реализовать классовый подход. Как например, в статье "Два направления в новейшей итальянской литературе (Ада Негри и д"Аннунцио)": "Ада Негри и д"Аннунцио - личности диаметрально противоположные по идеям, по симпатиям, по темпераменту и, наконец, по происхождению. Ада Негри - поэтесса-плебеянка, д"Аннунцио - поэт-аристократ; принадлежа к двум враждебным лагерям, оба они обладают сильным классовым самосознанием...". Впрочем, вскоре "плебеянка" вышла замуж за аристократа и утратила все свое классовое  самосознание.

Классовый подход то и дело пробуксовывал. Но вовсе не по вине Украинки, а в мировом масштабе. Ее статья "Новые перспективы и старые тени ("Новая женщина" западно-европейской беллетристики)" заканчивается так: "В заключение нам хотелось бы поговорить еще о типе рабочей женщины в французской беллетристике, но он пока едва-едва намечен (в нескольких социальных драмах, обзор которых мы надеемся дать в недалеком будущем) и не представляет определенных контуров, поэтому приходится ограничиться этим обзором литературы о "новой" женщине, сознавая всю его неполноту". Запад с "новой" женщиной недоработал и Украинке нечего было пересказывать русским пролетариям из "европейской" жизни.

 

 

4.4. А. Барвинский и "клiка Грушевського".

В 1895 году в газете "Буковина" появились две передовицы: "Нашi нацiонально-полiтичнi вiдносини" и "Про сво§х людей". Украинка отозвалась на них статьей "Безпардонний" патрiотизм" и тут же отправила ее Павлыку для публикации в журнале "Народ": "Замiсть обiцяного "Волинського образка" оце посилаю Вам двi патрiотичнi штуки, те може ще почекати, а се, як зостарiється, то хоч викинь". Но классик есть классик. Статья, написанная в конце ХIХ-го века актуальна и сегодня. Автор иронизирует над теми деятелями (а сегодня таких - хоть отбавляй), которые любят говорить от имени не менее, чем всех украинцев: "Формулка "Барвiнський+Вахнянин=руський народ" робить справдi гармонiйне враження". О Барвинском (которого Драгоманов называл "противний Барвiнський") в примечаниях читаем:

"Барвiнський Олександр Григорович (1847-1926) - iсторик укра§нсько§ лiтератури, буржуазно-нацiоналiстичний дiяч, один з лiдерiв реакцiйно§ нацiонально-клерикально§ партi§ "народовцiв" та iнiцiаторiв так звано§ "ново§ ери" - полiтично§ угоди 1890 р., укладено§ верхiвкою "народовцiв" з намiсником австрiйського цiсаря у Галичинi графом Баденi. За незначнi поступки "народовцi" повнiстю вiдмовились вiд захисту iнтересiв укра§нського народу, стали вiдвертими провiдниками колонiзаторсько§ полiтики австро-угорського уряду. Пiзнiше - один з верховодiв буржуазних нацiоналiстiв на Захiднiй Укра§нi". Даже читать противно. Оказывается, Львов является родиной не только Захер-Мазоха, но и "New Аgе". Другое примечание: "Вахнянин Анатоль Климентович (1841-1908) - письменник i композитор, посол вiд Галичини до австрiйського парламенту. Був активним дiячем "народовсько§" партi§ та одним з iнiцiаторiв "ново§ ери". Украинка, естественно, не согласна с обоими: "Ми думаємо, що iсторiя не буде згадувати нiяким словом наших славних патрiотiв, що самовiльно - pardon! добровiльно - взяли на себе тяжкий обов"язок кермувати долею цiлого народу (радiйте, росiйськi укра§нцi, аж тепер настав час визволення вашого!)".

Статья в "Буковине" пугала бедных украинцев москалями и москвофилами, которые их могут уничтожить. Украинка ее высмеивает: ""Дякую тобi, господи, що не створив мене нi москалем, анi москвофiлом!" - така молитва вилилась з нашого серця пiсля прочитання третього уступу статтi "Нашi нацiонально-полiтичнi вiдносини", се ж кожний зрозумiє, що бути "знищеним без пардону" нiкому не мило, а так ми все ж маємо надiю, що "пiд захороною" наших добровiльних кермачiв ми ще наживемось на свiтi. Шкода тiльки, що нашi "русини з природи бiльше чутливi, податливi, повiльнi i уступчивi" (се ж "цiлий учений свiт признав", то вже нiчого не порадиш!), а тi клятi, загонистi, агресивнi, нетерпiлi москалi мають далеко проворнiшу вдачу. Де вже, коли Богдан Хмельницький (не по-так нас був!) нi з того нi з сього взяв та й пiддався державi "мiшанцiв", хоч на Укра§нi про те нiкому й не снилось, бо вона ж (Укра§на) i "не мала нiчого спiльного з московською державою"".

Нет, не права она в оценке своей публицистики: "як зостарiється, то хоч викинь". Еще вчера по радио В. Яворивский, читая записки "Павла Халепського" (ХVII в.), горько горевал о том, какой прекрасный полководец был Богдан Хмельницкий, но зато какой же плохой политик (не чета сегодняшним). А москали у него все те же: "Клятi, загонистi, агресивнi, нетерпимi" (При этом из записок целенаправленно выбирается что похуже - о русских, а что получше - об украинцах. Но иногда, невольно, проскальзывет и правда. Например, описывая чигиринскую ставку Хмельницкого, Павел Алеппский мимоходом замечает, что южнее Чигирина хозяйничают татары и турки. Взглянув на карту, каждый легко убедится, каким маленьким кусочком "соборной" Украины владел гетман до тех пор, пока не позвал на помощь "мiшанцiв"). 

Вторая передовица прибыла в газету от украинского патриота с Тернопольщины: "Справдi, то не допись, а цiла поема! Якi величнi постатi: митрополит, Барвiнський, Вахнянин!". Примечание: "Митрополит Сембратович Сильвестр (1836-1898), у 70-тi роки професор догматики Львiвського унiверситету, редактор реакцiйно§ газети "Руський Сiон"; з 1885 р. - унiатський митрополит". В 1895 году униатский митрополит стал кардиналом в Риме. Это означает, что в принципе он мог бы стать и римским папой (который избирается из кардиналов). И вот раздается голос из Тернополя. "Вiн гукає: "Хто понижає нашого владику, понижає нас всiх; проти нього виступимо всi!"". Украинка все это высмеивает сначала в прозе, а затем и в стихах. Одновременно со статьей в журнал была послана ее сатира "Пророчий сон патрiота", в которой с иронией говорится об униатской церкви св. Юра во Львове:

...  хто бачив Святоюрськi вежi,

Староруськi Золотi ворота, -

Що для нього Колiзей i Форум,

Капiтолiй i Тарпейська круча?

         Затем она высмеивает желание украинского патриота иметь украинского папу Римского:

...Хтiв промовити щось, але прокинувсь

I покликнув голосом великим:

"Гей, на бога, милi руськi браття,

Хоч би всiм нам згинути судилось,

Мусим мати свого кардинала!

А вже сам вiн дiйде до престолу".

Вже ж бо сон мiй не зовсiм даремний,

Бо казала так моя бабуся

(То ж була сама народна мудрiсть):

Сон, що сниться у недiлю рано,

Вроду-звiку не минає здарма.

Насмехается Украинка и над украинской "просвiтой": "Ми нiяк не можемо зрозумiти, що то має значити: "своя питома, народна просвiта", без котро§ увесь наш рiдний край мусить неминуче загинути. А вже ж таку поважну рiч слiд би нам пояснити докладнiше, щоб i ми знали, як нам ратувати нашi занапащенi душi. Читаючи, що без питомо§, народно§ просвiти "несть спасенiя", ми пригадали одну дуже тяжку хвилю з нашого життя: одного вечора, вислухавши промову про конечну потребу "науки на нацiональному ґрунтi", ми вдались до бесiдника, молодого укра§нського патрiота: "Скажiть, добродiю, що, властиве, має значити "наука на нацiональному ґрунтi"? Чи се значить, що ми мусимо винайти яку спецiальну укра§нську математику?" Бесiдник глянув сурово i промовив катоновським тоном: "Що ви за укра§нець, коли не розумiєте таких простих речей?" Ми десять раз вдавались до рiзних патрiотiв з нашим питанням i десять раз чули однакову одповiдь. Ми б дуже хотiли обернутися з сим питанням ще до буковинських патрiотiв, та страшно, що вони розсердяться i почнуть нас "нищити без пардону". Краще мовчати".

С этими резонными вопросами классика можно обратиться и к современным "патриотам": що то має значити "своя питома, народна просвiта", без котро§ увесь наш рiдний край мусить неминуче загинути"; "що, властиве, має значити "наука на нацiональному ґрунтi"? Чи се значить, що ми мусимо винайти яку спецiальну укра§нську математику?" И куда же обращаться, если не в "Просвiту"? Павло Мовчан (ее руководитель) наверняка ответит: "Що ви за укра§нець, коли не розумiєте таких простих речей?" А потом добавит: "Якби ви вчились так, як треба...". Впрочем, недавно украинское радио сообщило нам, как выглядит современная "спецiальна укра§нська математика". В Украине готовился многоязычный словарь математических терминов. Но когда канадский спонсор узнал, что среди прочих языков будет представлен и руссский, то отказал в денежной помощи.  Вывод: нужно выбросить русскую математическую терминологию (не от денег же отказываться). Вот и будет "спецiальна укра§нська математика". Впрочем, это уже не математика. Это зоология.  

Однажды (9. 05. 07 г.) на украинском радио А. Погрибный, жалуясь, что горожане Украины не торопятся переходить на украинский язык, назвал эту ситуацию "дияволiада". Судя по всему, его абсолютно не интересовало содержание того, что писали на украинском языке Украинка, Шевченко, Франко и некоторые другие. Но ведь это и была самая настоящая "дьяволиада" (например, Франко требовал: "нехай прийдеться й чорту душу дати, а сповняться бажання всi мо§").

Позже Украинка писала во Львов: "Попросiть Павлика зiбрати все, що вiн друкував проти Грушевського i його клiки, проти Барвiнського...". Нет, что ни говори, а эта публицистика актуальна и сегодня. Например, вслед за ней можно сказать так: "Формулка "Яворiвський+Мовчан=укра§нський народ" робить справдi гармонiйне враження". Или разобраться с тем, как выглядела "клiка Грушевського". И как она со временем видоизменилась (аж до 50-ти гривен включительно).  

4.5. Галичане.

В Галичине, как и повсюду, симпатии Украинки были на стороне революционеров и безбожников. Ориентировку здесь, как и по любому другому вопросу,  она получала от дяди. По словам Зерова, Драгоманов "пише до Лесi про галицькi вiдносини громадськi i "галицьку полiтику викрутасiв", сповiщає §§ про сво§ науковi, науково-популяризаторськi та публiцистичнi плани, нападається на тодiшню укра§нську лiтературу ("читаєш молодих лiтераторiв наших i не можеш собi уявити, де вони вчаться"), рекомендує новi книжки..." .

В 1891 году она лечилась в Вене и тесно общалась с некоторыми галичанами: "Думала, що справдi без попiвства i крайнього клерикалiзму тепер в Галичинi нiкуди й поткнутись, - але тепер менi це все iнакше стало в очах... З усiх трьох галицьких русинських партiй радикальна менi здається найпрогресивнiша i найрозумнiша; я думаю, що коли вона розумно поведе сво§ справи, то §й легко привернути до себе простий люд. Може, я того таких думок набралась, що тепер усе моє около радикальське, бо цiла "Сiч" належить до радикалiв, - не знаю, чи се вiд того, але тепер мо§ думки такi". "Сiч" - студенческое общество в Вене. "Русько-укра§нську радикальну партiю" основали в 1890 г. драгомановцы Франко и Павлык: "галицкие радикалы образовали Украинскую радикальную партию, которая под руководством Драгоманова вела революционную пропаганду" (16, 396). Франко так характеризовал ее программу: "Майже iдентична з соцiал-демократичними партiями". В программе он писал: "У справах суспiльно-економiчних партiя змагає до перемiни способу продукцi§ згiдно зi здобутками наукового соцiалiзму, то є, хоче колективного устрою працi i колективно§ власностi средств продукцiйних" (6).

"Правда, що попiвство, разом з клерикалiзмом всякого розбору, ще мiцне в Галичинi, але тим бiльше треба з ним боротись, а не потурати йому, бо воно може висмоктати всi здоровi соки життя з народу. Врештi, народ галицький зовсiм не такий вже сфанатизований до унi§ чи до яко§ iншо§ форми вiри (не кажу до само§ вiри), як то хочеться представити попам. Тепер уже витворюється в Галичинi iнтелiгенцiя не попiвська, i дедалi §§ все бiльше стає, i дедалi вона все бiльше ваги набирає, та хоч вона сама вийшла (по бiльшiй частi) з попiвства, але, звичайно, сама вже геть-то одiйшла вiд попiвських традицiй. Отже, коли б i ся невеличка (тим часом) iнтелiгенцiя заплуталась у клерикалiзмi - щирому чи уданому, - то се було б дуже погано i згубливо для кра§ни". Непонятно, правда, для какой именно "кра§ни" было бы губительно иметь христианскую интелигенцию. Наверное, в этой логике - для любой. 

"Хоч галичани (пам"ятай, далеко не всi) вище нас стоять у громадських думках i справах, зате загальна просвiта у них далеко нижче нашо§; я чула се давно, але не думала, щоб се було настiльки правда. Крiм того, у радикальськiй громадi тримається напрямок (дай боже, щоб вiн не довго протримався!), подобний тому, який був у росiйських "народникiв", - а власне, антипоетичний i антиартистичний (a la Чернишевський, Писарєв et tutti quanti), тут можливi ще суперечки, подiбнi таким: що краще - Шiллер чи новi чоботи, Венера Мiлоська чи куль соломи i т.п. Правда, це все у них провадиться не так гостро i дико, як у росiян, певне, поетична укра§нська натура i європейська культура не допускають до того, але все ж цей напрямок єсть. Щодня я мушу стинатися з "сiчовиками" за неоромантизм, за поезiю". Перед дядей-атеистом она демонстрирует свое презрение к галицким народникам: "Що ж до народовцiв... вже тая "полiтика", "лояльнiсть", кривi дороги, що ведуть до високого iдеалу, "повага до народних святощiв", "умiркований лiбералiзм", "нацiональна релiгiйнiсть" etc., etc. - все оте вже так утомило нас, молодих укра§нцiв, що ми радi б уже вийти кудись на чисту воду з того "тихого болота"". И действительно: что может быть утомительнее уважения к народным святыням и национальной религиозности?

Говорит она ни более и ни менее, как от имени всей передовой Украины: "Тепер, я думаю, галицькi симпатi§ на Укра§нi мусять змiнитись... Дiзнавшись, яка-то єсть радикальна партiя, нашi люди (звичайно, не всi, а хто бiльше тямущий) перенесуть сво§ симпатi§ на радикалiв. Не знаю, яка буде з того користь для Галичини, але для Укра§ни то мусить якась бути, бо, може, тi гострiшi радикальськi iде§ трохи розбудять нашу оспалу та прибиту громаду та поможуть виплисти на чистiшу воду... Бiда, що бiльшiсть нашо§ укра§нсько§ громади сидить на самiй нужденнiй росiйськiй пресi, а через те не бачить як слiд свiту - нi того, що в вiкнi, нi того, що поза вiкном. Як я побачила тут у Вiднi росiйськi газети, то менi за них "вчуже стыдно" стало, а надто було жаль бiдно§ росiйсько§ публiки... Та вже тепер помiж нашою молодою громадкою почалось таке "западничество", що багато хто береться до французько§, нiмецько§, англiйсько§ та iтальянсько§ мови, аби могти читати чужу лiтературу. Се мене дуже тiшить, а що це недавно менi приходилося з тими самими людьми, що тепер учать чужi мови, змагатися за те, чи варто учитись чужiй мовi при такiй чудовiй лiтературi, як росiйська. Я надiюся, що, може, як бiльше знатимуть укра§нцi чужу лiтературу, то, може, згине з нашо§ лiтератури отой невдалий дилетантизм, що так тепер панує в нiй". Дилетантизм, как известно, бывает только от подражания Толстому или Достоевскому. А от подражания Гейне или Гюго никакого дилетантизма отродясь не бывало.

Украинка "утешает" Павлыка: "Щодо морально§ бiди, то журитись не варт, бо при теперiшнiх обставинах я, наприклад, не хотiла б навiть, щоб мене нiхто не лаяв, бо то вже було б якось занадто мирно, а я не тримаюсь московсько§ приказки: "Худой мир лучше доброй ссоры"". Добрая ссора - это всегда хорошо. А оппоненты радикалов - просто качаны капусты: "Сподiвалось, що помалу все направиться, бо ще таки на свiтi не сама "капуста головата" заосталася...Тепер же маю причини думати, що "страх иудейский" ще гiрше опанує капусту головату всяку та лицарiв телячого ордену, вони-бо сподiваються, що можуть вiд нечисто§ сили у печi замазатись, та, здається, даремна надiя". Еще Шевченко учил: "А на громаду хоч наплюй! Вона - капуста головата". Так они всегда и действовали.

До поры до времени Украинка смотрела на мир глазами Драгоманова. Вот он публикует "Чудацькi думки". Она рапортует, говоря о себе во множественном числе: "Я знаю людей (iз молодих), що перше з великим пiєтизмом вiдносились до галицького народовства, до нашого укра§нства, потiм до угоди i цiло§ то§ галицько§ бiди, так звано§ ново§ ери, так навiть, що не допускали жодно§ критики на се все, казали, що нам ще рано критикувати старе, бо ми ще нового нiчого не зробили, а от народовцi - на них i свiт держиться, повали §х, то й все завалиться. Тепер же сi люди - найбiльше пiд впливом "Чудацьких думок" - стали якось критичнiше задивлятись на справи та навiть бажають безпощадно§ критики на наше нацiональство, критики що б там не було, хоч би §х самих та критика мала розбити... Тiльки все ж казенна обмежованiсть науки та крайнiй клерикалiзм кладуть видиме клеймо на молодих людей".

Драгоманов задавал тон в отношениях к различным галицким движениям. В начале 1893 года он пишет к Франко: "Зараз менi принесли от Товариства iменi Шевченка новий статут i вмiстi просьбу вступити в члени. Не знаю, що робити. Одмовити, - скажуть народовцi: бач, прохали, сам не схотiв, - пристати: противний Барвiнський, - та i Вас, i Павлика вони не прийняли". Через два месяца - тому же корреспонденту: "З товариством Шевченка я скiнчив, - написавши, що в теперiшню хвилю не можу до него приступити. Головний резон - президентство Барвiнського. Пiсля проби в "Правдi" i при полiтицi Барвiнського, хто його зна, куди вступиш з таким шефом". Вместе со сташими товарищами колебалась и Украинка: "В галицьких справах я дедалi то гiрш гублю нитку - хто за попiв, хто проти попiв, хто помимо попiв? Се якась нещасна хаотична кра§на, i коли б уже скорiше знайшовся такий бог, щоб сказав: "хай стане свiтло!" та й вiдрiзнив би тьму вiд свiтла. Тiльки, звичайно, се марне бажання, бо де вони тепер, тi§ боги. Франко, здається, видумав собi щось немов на угоду похоже, бо дуже його багато скрiзь видно помiж народовцями, я чогось думала, що вiн може с ними знов до тако§ добро§ згоди дiйти. "Остаточно" (як кажуть галичани) я нiяк не можу постерегти логiки в поступуваннi "сiчовикiв" та й iнших - то вони з тими попами навзаєм лаються i "собак вiшають", то знов усякi ґречностi i прихильностi строять для якихсь там клинiв. При такiй полiтицi, здається, вся надiя на те, хто бiльшим дурнем покажеться i дасть себе одурити. А що ж буває, як усi однаковими дурнями покажуться? Але я справдi не розумiю, що за дiло усiм тим людям до попiв i що вони §х обходять?.. Ет, коли в яке галицьке дiло не вступи, то аж ноги в"язнуть, таке воно завжди неподiбне виходить. Завжди вони якихсь клинiв, сiток, iнтриг наставляють, i коли, пiсля довгого перериву, глянути у §хнi справи, то аж голова запаморочиться вiд трудностi орiєнтування в них. Через те я думаю, нема тяжчо§ та маруднiшо§ роботи, як робота укра§нського галицького публiциста, i приступатись до не§ треба з мiцною головою та твердою вдачею. Не знаю, хто настояще винен у такому станi, тiльки вiн дуже тяжкий i заморочний".

Иногда она давала дяде ценные советы: как противодействовать политическим оппонентам. Когда в журнале "Правда" раскритиковали марксистское учение, она спрашивала у него: "Чи ви читали "Безвигляднiсть соцiально§ демократi§" в "Правдi"? А що, коли б хто випустив щось на сю тему, тiльки не негативне, а позитивне, от на кшталт "Ерфуртсько§ програми"?" Так называлась программа немецкой социал-демократической партии, которая признавала неизбежность замены капитализма социализмом, подчеркивала необходимость политической борьбы и ведущую роль пролетарской партии. Племянница успокаивала дядю: "На щастя, не всiм вона (львiвська "Правда") тут очi заслiпила i єсть тут люди, котрi розумнiшi, що уважають правдян за укра§нських клерикалiв i ретроградiв, себто за те, чим вони єсть в самiй речi". То и дело в переписке мелькает: "навiть i такого дiла не можна вести з народовцями, хай §м цур!"; "Не вiр, значить галичанам! До сього переконання смутного я приходжу дедалi то бiльше".

О своих переводах атеистических статей: "Нема що i казать, що в Галичинi за сi статтi предадуть анафемi i видавця, i перекладачiв, i коментатора з усiм §х нащадком i накоренком. Для мене се буде, може, i цiкаво, бо ще ново. А врештi, все одно, - цур §м!". Драгоманову из Киева: "Тип галицького поповича єсть i у нас, з таких найбiльш складається "темна сила". Але цур §м проти ночi згадувать". Христиане к ночи не поминают нечистую силу. А бесоодержимые - христиан.

Павлыку: "Сi панове не знають, яку шкоду вони роблять всiй справi своєю безличнiстю. Ну, та нехай §м бiс!"; "Ох, галицькi справи, галицькi справи! Хай чорт мене вхопить, коли що-небудь в тому розумiю"; "Вашi галицькi справи засмутили мене, а надто дурне плутання людей з Барвiнським не то засмутило, а просто розлютило до крайнього ступня, я навiть не думала, що маю в собi стiльки злостi, аж сестра Рад дивувалась на мене, дивлячись, що я зовсiм сама не своя".

Судя по письму к Павлыку, отвратительны не только галицкие "клерикалы", но и галицкие социал-демократы: "Що се за погрози, що коли §м не дадуть грошей, то тодi i вони перейдуть до польсько§ соцiал-демократi§, - де тут iдея i серйозне вiдношення не скажу вже до своє§, але й до чужо§ справи? На мiсцi польсько§ соцiал-демократi§ я б i сама не хтiла таких козакiв охотного полку пiд своєю корогвою водити! ... Все оце погано i сумно. Але чого Ви кажете, що без цих панiв Ви згубите ґрунт в Галичинi? Я не зовсiм се розумiю. Чи мають вони вплив на селян з сво§м польським марксизмом? Врештi скажу знов: хай чорт мене вхопить, коли що-небудь в тому розумiю! Ну, та що вже, бiс бiду перебуде, одна мине, друга буде!". В 1899 году в письме к Павлыку родилась новая оценка: "Шкода, що в Галичинi соцiал-демократи такi, - як би сказати? - "подлейшего ґатунку", а то б ще, може, якось прийшло до згоди".

О молодых галицьких революционерах: "Менi чудно, яке становисько зайняли "молодi" супротив дядька. Як се, справдi, у нас викидають геть, мов шкарлупку з горiха, з"§вши зерно. Дикi у нас люди i жорстокi, хто знає, що треба зробить, щоб сi "жестокiє нрави" пом"якшали". Но именно с такими дикими и жестокими людьми она и хочет делать революцию. "Менi шкода молодих соцiал-демоктратiв русинiв, коли §х з"§сть Польща, але зовсiм з"§сти соцiал-демократiю руську вона не може, се напрямок таки прокинеться, згодом вiльний вiд решток нацiонально-духовно§ неволi..., се занадто унiверсальний рух для того, щоб могла укра§нська нацiя обiйтись без нього. Коли б я була публiцистом (тепер, бiльш нiж коли, жалiю, що нема в мене публiцистичного таланту), то звернула б якнайсерйознiшу увагу на соцiал-демократичний рух i на те, яке мiсце має займати в ньому елемент нацiональний, т.є. як мають, наприклад, укра§нськi, польськi i великоруськi соцiал-демократи вiдноситись межи собою".

Собираясь из Софии домой, она делится своими планами: "Я хтiла б вiдбiгати в Чернiвцi по дорозi звiдси до Львова i, може, на Угорщину, хочеться й менi бачить сей нещасливий край". Но, судя по всему, ей отсоветовали разъезжать по Галичине, ибо это было опасно для жизни: "Шкода, що у вас такi дикi звича§, а то б черкнула я по селах! Та вже бог з ним, про галицькi кримiнали щось погана слава йде".

О бестактности галичан: ""Слiвце" п. Кобринсько§ nec plus ultra (неперевершено§) безтактностi, та се в Галичинi в модi, може, се у мене дурний смак". Павлык был поражен одним тамошним событием. Украинка "успокоила" его: "I ви не дуже вражайтесь - чи то ж у вас там таке буває? Досi мороз поза шкурою пробiгає, як згадаю тi "мемуари", що читала у Вас, аж сняться часами! Нi, щодо галицьких звича§в, то старий iтальянець має рацiю з сво§м "bisogna amazzar tutti!" ("Треба нищити всiх!"). Нiчого iншого не видумаєш, здається, i я гадаю, що без двох-трьох трагедiй се стояче болото не зворухнеться". Автор нам не известен, но в ХХ-м веке под этим девизом подписались многие: и не только итальянцы или немцы. Дела их были именно такими. Пораскинув мозгами, эти "мыслители" пришли (как и Украинка) к глубокому умозаключению: "нiчого iншого не видумаєш...треба нищити всiх!". И пошло-поехало.

Ольге Кобылянской: "Розумних людей я в Галичинi стрiвала, тiльки всi вони якось не чарують, чогось §м бракує, - темпераменту, чуття, серця чи хто його знає чого, - не можна з ними почувати себе вiльно. Говорю про мужчин, жiнок мало знаю". В биографии Украинки читаем: "У "галицьких писаннях" Леся чула "закуток, зачiпок", у Кобилянсько§ - "гiрську верховину, широкий горизонт". Оцiнюючи позитивно факт приходу в укра§нську лiтературу "через нiмецьку школу", а не через "галицько-польську" (бо це, властиво, зовсiм i "не школа"), Леся заспокоювала Кобилянську..."(7, 252).

 О женском вопросе: "Поки справа так сто§ть, що всi фрази галицьких поступовцiв про сприяння "жiночому питанню" лишаються фразами. Наскiльки я чула про становище галичанок в товариствi, то се якась така неволя, що, може б, я скорiш на каторгу пiшла, нiж на таке життя. Подiбне життя, наприклад, в Болгарi§, я його бачила... Не подумайте, що се в менi говорить "гординя" укра§нки". Биограф пишет: "Прикметним є те, що для надднiпрянки Лесi вдивовиж було становище галичанок, що чоловiки-галичани "плачуть над духовним убожеством сво§х жiнок" та при§здять "шукати жiнки собi" на Укра§ну, однак при цьому дивляться на укра§нок "або згори вниз, або знизу вгору, а щоб так просто, нарiвнi - зроду!" Тож стали тим сво§м сватанням "притчею во языцех". "У нас хiба капелюхи так вибирають, а не жiнок", - резюмувала Леся" (7, 262).

О галицкой молодежи: "Бачила я досить молодих галичан, досить менi сподобались, бiльше, нiж старi, трохи вже не такi хитрi, хоч i бiльше завзятi". Хитрого галичанина она зачастую называла просто: "лис".

"Як чую, зле Вам живеться серед галичан? Сказати правду, великого добра я й не сподiвалась, бо все-таки досить знаю звича§ "укра§нського П"ємонту"". Примечание: "П"ємонт - економiчно найбiльш розвинута область в пiвнiчно-захiднiй Iталi§. "Укра§нським П"ємонтом" Леся Укра§нка iронiчно називала економiчно вiдсталу на той час Галичину". Зато амбиций всегда было  выше крыши. Сестра Ольга соглашалась с писательницей: "Таки тi§ галичани чуднi...Отак нiби нiчого-нiчого, а там, дивись, i вилiзе щось таке неподобне наверх".

Галицкие ценители прекрасного отвечали Украинке взаимностью. Зеров описал случай, когда в 1902 г. вышла критическая рецензия на ее сборник "Вiдгуки": "мало хто знає тепера, що ця книга стала об'єктом для лiтературно-хулiганського нападу на сторiнках львiвського "Дiла". Напався на Лесю Укра§нку автор, пiзнiше нiчим особливим, здаєтья, не вiдомий - якийсь, на iм'я не пiдписаний, тiльки на прiзвище - Гамчикевич. "Вiдгуки" показалися йому книжкою незрозумiлою i занадто модною. Починає вiн здалеку, з загальних тверджень: "Модернiстичний напрям, який послiднiми роками запанував у захiдноєвропейських лiтературах, внiс у поезiю взагалi, а найбiльше в поезiю лiричну мрачну неяснiсть мотивiв, сполучену з дивним способом зiставлення побiч себе так званих настроєвих понятiй, котрих читач не в силi сполучити в цiлiсть, бо недостає §м конечно§ логiчно§ зв'язi". Творчiсть Лесi Укра§нки рецензент уважає за "гiпермодернiстичну"...Кiнчає вiн так: "Добре поетам "от нечего делать" писати вiршi, але прошу вдуматись в положення неповинного читача, що, не надiючись нiякого лиха, возьме тi вiршi до рук i сво§м звичаєм напре ся доконче добути з них якусь гадку. Що за муки, коли не годен зрозумiти, що, властиво, хоче поет сказати, коли даремними оказуються всi заходи пов'язати якось строфу одну з другою, слово з словом, так що й не знати, звiдки починати, що з тим дiяти...".     

В ответ Украинка могла бы сказать именно то, что она написала (правда, по другому поводу): "Досить з мене i ки§вських злиднiв, на що менi ще львiвськi ?".

 

4.6. И. Франко.

Основатели радикальной партии драгомановцы Франко и Павлык издавали газету "Народ". 20-летняя девушка писала дяде: ""Народ" вiдвертав вiд себе наших людей тим, що мало змагався з "кацапами", а дуже багато з народовцями (а симпатi§ укра§нцiв були таки найбiльше на народовськiй сторонi), до того ж нас прикро вражав його сварливий тон, - я й тепер думаю, що вiн собi шкодить отим нестримливим тоном, - потiм отi вiчнi переклади з Толстого та Успенського сприкрилися нам дедалi - та й справдi: чи тiльки ж свiту, що в вiкнi?". Франко и Павлык плохо сражались с кацапами. А этими толстыми да успенскими просто достали. Но разобравшись с ситуацией на месте, Украинка доложила в Софию: "Тепер, я думаю, галицькi симпатi§ на Укра§нi мусять змiнитись... Дiзнавшись, яка-то єсть радикальна партiя, нашi люди (звичайно, не всi, а хто бiльше тямущий) перенесуть сво§ симпатi§ на радикалiв". Проводится разъяснительная беседа с братом: "Ти не можеш зрозумiти, чого "Народ" хоче перетягти до себе "кацапiв", але вiн має рацiю, бо кацапська партiя досить велика, мiцна, та й грошi має i вплив на попiв, отже, якби вiд не§ вiдлучились молодi розумнiшi люди, то вона дуже б ослабла, а се для Галичини було б велике щастя". Примерно такое же, как в легенде "Щастя" (см. выше). "Звiсно, коли вони стануть радикалами, то перестануть бути кацапами, та то й слава богу". Пролетарии всех стран, ради Бога, соединяйтесь!

"Щодо "Сiчi", то §§ велика заслуга (по-моєму), що вона не бо§ться кацапiв, а наставляє §х на путь правий, §й самiй вже, певне, нiчого боятись совращенiй в кацапи, бо якби вона боялась, то не варта була б i "Сiччю" зватись". "Сварливый тон" газеты забыт и ее редактор Павлык получает благодарность уже за "рiшучий тон" (великое дело - эпитет в руках мастера): "Читали ми вашу лiтературу укупi з братом, i надто нам сподобався рiшучий тон, з яким тепер у вас обговорюються всi справи. Колись я була проти такого способу розмови i писання, бо тодi на мене ще мала деякий вплив хуторна фiлософiя i я не зовсiм ясно ще зрозумiла, що, мовляв, "на свiтi одна правда, а не двi". Тепер же менi так збридло усяке крутiйство i замилювання очей сво§м та чужим, що, здається, хутко вже в другу крайнiсть вдамся. Надто ж мене тiшить те, що зачали навертатись на "праву путь" деякi з товаришiв, такi, що я вже думала, нiби про них вже можна було гадку закинути... Та я скажу так, як ваш якийсь прихильний кореспондент, що без "Народу" свiт якимсь порожнiм видається, або принаймнi нецiлим. Щодо морально§ бiди, то журитись не варт, бо при теперiшнiх обставинах я, наприклад, не хотiла б навiть, щоб мене нiхто не лаяв, бо то вже було б якось занадто мирно, а я не тримаюсь московсько§ приказки: "худой мир лучше доброй ссоры"". И еще раз, лет через 12, она сообщит о своих приоритетах Ивану Франко: "Москалi кажуть: "Худой мир лучше доброй ссоры", але я вважаю якраз навпаки: лiпше щиро посваритись, нiж нещиро миритись".

Но пока она только наблюдает: laquo;Франко, здається, видумав собi щось немов на угоду похоже, бо дуже його багато скрiзь видно помiж народовцями, я чогось не думала, що вiн може з ними знов до тако§ добро§ згоди дiйти". В 1894 г. на обложке своего журнала "Житє i слово" Франко поместил обращение к подписчикам. Реакция Украинки: "Як не сором було Франковi писати свiй "поклик"?!" Действительно: как же ему не стыдно? В этом журнале Франко и поместил в 1896 г. свою статью "Под конец года", где доказывал, что украинские революционеры не такие крутые, как галицкие. Украинка не могла не вступиться за земляков. Она ответила статьей "Не так тi§ вороги, як добрi§ люди". Здесь Франко получил оценку как добрый человек, который хуже врага. Лучше кобзаря о таких не скажешь:

Не так тi§ вороги, як добрi§ люди -

I окрадуть жалкуючи, плачучи осудять,

I попросять тебе в хату, i будуть вiтати,

I питать тебе про тебе, щоб потiм смiятись,

Щоб з тебе смiятись, щоб тебе добити...

Без ворогiв можна в свiтi як-небудь прожити.

А цi добрi люде найдуть тебе всюди,

I на тiм свiтi, добряги, тебе не забудуть.

Такого мнения один революционер был о другом. Украинка писала от своего имени: "Я тiльки попрошу уважати мо§ слова не за колективну "заяву", а за вираз одно§ людини, близько§ до радикально§ справи, бажаючи сiй справi доброго розвитку, отже, пишучо§ в iнтересах §§". Но она была далеко не одинока: как известно, Ленин также признал статью Франко ошибочной и осудил ее (в своих замечаниях на книгу С. Щеголева).

Лучший вид обороны - нападение: "Д. Франко обвинувачує укра§нських радикалiв i зовсiм слушно каже, що вони мало роблять, мало хочуть робити; врештi, що §х самих мало, тiльки далi несподiвано ставить §м у приклад радикалiв галицьких, про яких тiльки що перед тим не багато доброго мiг сказати, i дає далеко не провiренi рецепти спасенiя душi i рiдного краю... Нехай би д. Франко критикував укра§нцiв, та не жалував би й сво§х; до речi, то йому бiльш вiдоме дiло. Загал iнтелiгенцi§ галицько§ радикального напрямку нiяк не може iмпонувати укра§нському радикаловi. Хто з нас бував у Львовi та у Вiднi i мав нагоду пiзнати теорiю i практику студентiв-русинiв радикального напрямку, то не так уже очарувався. Кому траплялось листуватись i особисто стрiватися з галицькими радикалами-дiячами, той не може сказати, щоб вони здались йому велетнями, вартими подиву i наслiдування. Запевне, єсть мiж ними гiднi поважнi люди, та вони є скрiзь, а взагалi нас завжди прикро вражало, що в Галичинi, кра§нi вже ж конституцiйнiй, так мало людей стає пiд корогвою визволення, i тi, що стають, так рiдко тримаються стало". Типичная логика революционера: чем больше в стране гражданских свобод, тем больше в ней должно быть революционеров. Такая же логика была и у Сталина: чем ближе к коммунизму, тем ожесточеннее классовая борьба.

Франко обвинял "революцiйних народникiв, укра§нцiв за походженням, у тому, що вони вiддали всi сво§ сили росiйському революцiйному руховi, а не дiяльностi на нацiональному ґрунтi". Украинка защищала украинских террористов и цареубийц как передовой отряд революции: "Iнтелiгенцiя, перше нiж послужити як належить своєму народовi, мусить вибороти собi можливiсть вiльного доступу до сього народу. Тодi соцiалiсти в принципi стають полiтиками на практицi, являється Желябов з товаришами здобувати полiтичну волю". Чем занимались Желябов с товарищами Кибальчичем, Перовской и другими, скромно называя себя "Народная воля", все хорошо помнят. Франко хотел бы канализировать их террористическую энергию в украинское русло, но Украинка - интернационалистка: "Франко обвинувачує Желябова i товаришiв за те, що вони змiнили напрямок своє§ роботи для здобування всеросiйсько§ полiтично§ волi. Д. Франко чомусь думає, що якби тi люди лишились на Укра§нi шукати серед селянства нацiональних iдеалiв, основаних на вiльнолюбивих думках, то Вкра§на була б тепер кра§ною свiдомою i готовою виповнити тi завдання, якi §й поставить полiтична воля. А полiтична воля нiбито має наступити "не нинi, то завтра!" Вашими б, д. Франко, устами та мед пити!".

Она выступает за единство украинских, русских, да и всех вообще, революционеров в общей революционной борьбе (как учил Маркс). Она не против пропаганды среди крестьян, но этого очень мало: "Деякi радикали уважають не селян, а робiтникiв бiльш догiдним ґрунтом для своє§ пропаганди. Не один радикал буде робити таку роботу, де тiльки се буде можливо, поруч i одночасно з роботою серед iнтелiгенцi§, але робити §§ сво§м єдиним credo вiн не може i не повинен. Коли в Галичинi головний ґрунт для радикально§ роботи - селяни, то у нас, на Укра§нi, перш усього треба здобути собi iнтелiгенцiю, вернути нацi§ §§ "мозок", - аби не було так, що є над чим робити, та нема кому, - а потiм вкупi з сусiдами здобути тi права, якi Галичинi давно вже здобутi чужими руками". Насчет интеллигенции как мозга нации - это к Владимиру Ильичу Ленину. Интеллигентный был человек.

Украинка напоминает, что Австрия получила конституцию без всякой заслуги в том революционеров: "Д. Франко радить нам перш усього не бути "дурнями" i стати готовою силою, не ждучи конституцi§. Постараємось! Тiльки цiкаво для науки знати, якi то готовi сили були в руськiй Галичинi в той час, як на не§ налетiла конституцiя? Чи був тодi хоч один радикал на цiлу галицьку, буковинську та угорську Русь?". Оказывается, конституция вполне возможна и без революционеров. Если бы украинские революционеры (вместе со своими интернациональными подельниками) не убили Александра Второго, то и Россия с Украиной имели бы конституцию еще в ХIХ веке.

"Враги радикальной партии" взяли статью Франко на вооружение и напечатали ее отдельным изданием. Украинка жалуется: "Коли б тiльки д. Франко бачив "побiдоноснi" погляди сво§х видавцiв i чув тон, яким вони питають радикалiв при стрiваннi: "А ви читали "З кiнцем року?". Що ж казати радикаловi на таке ущипливе питання? - "Не так тi§ вороги, як добрi§ люди!"". Статья была послана в орган Франко, но он попросил автора забрать ее. В ответ Украинка пишет: "Не вiд мене залежить вимагати §§ друкування, але по власнiй волi я §§ назад не вiзьму. Всяку полемiку прошу направляти на мене, бо приймаю цiлком на себе вiдповiдальнiсть за думки, вираженi "по долгу совести и чести". В конце концов Франко статью опубликовал, но вместе со своим ответом "Коли не по конях, так хоч по оглоблях", в котором отбивался от критики.

Галицкие революционеры получали от украинских определенную материальную помощь. Франко она чем-то не устраивала. Украинка об этом писала: "Пiсля добрих рад д. Франко говорить нам: сидiть, люди добрi, дома, до нас не лiзьте з грошима, то так буде краще i для нас, i для вас, а то ваша "помiч збоку" нас деморалiзує, а вас привчає вiдкуплятись вiд обов"язкiв". В 1897 году эта помощь прекратилась, поскольку "галицькi видавцi часто використовували цi кошти не за призначенням". (Нецелевое расходование средств - очень распространенное преступление и в современной Украине). Вскоре галицкие радикальные журналы закрылись. Украинка на это откликнулась так: "Старицька писала менi про деякi сумнi звiстки з-за кордону (журнали "Житє i слово" i "Зоря" припинили iснування) - я сього сподiвалась... Тепер наши "брати" побачать, що значили для них тi "дрiбнесенькi датки", яких вони не вмiли шанувати. Врештi, я сьому не радуюсь, далеко вiд того". Кто же из этих выдающихся революционеров был круче? Оба хороши. Милые бранятся - только тешатся. Франко позже оценит эту полемику как "епiзод непорозумiння мiж сво§ми". О начале ее творчества он писал: "Слабенький вiдгомiн шевченкiвських балад, без §х широко§ мелодi§, без того твердого пiдкладу життєво§ обсервацi§ та соцiальних контрастiв, що надавав тим романтичнним баладам ваги й принади вiчно живих творiв". (Через год он опубликовал статью "Леся Укра§нка" с анализом ее творчества).

Однако, главные проблемы Франко лежали совсем в другой плоскости. В те же годы он имел дело с гораздо более могущественным врагом, которого сам же на себя и накликал. Это был враг рода человеческого. Забужко пишет: "Зовсiм натурально було з боку "хлопського сина" Iвана Франка, потрапивши в шляхетське середовище, попросити в сестри свого "духовного батька" Михайла Драгоманова посередництва в справах сердечних, а з боку Ольги Драгоманово§-Косач, в лiтературi Олени Пчiлки, - з запалом узятися за роль свахи й таки довести дiло до вiнця, представивши, мiж iншим, пановi Франковi панну Хоружинську в таких ентузiастичних виразах: "золото, не дiвчина! Она просто очарувала мене! Яка она мила, щира, добра, симпатична i до того як она розвилась за сi роки, як пройнялась iдеєю укра§нства!...Отже, думаю я, що в паннi Олесi знайдете вии собi не лише хорошеньку милу, а ще до того й змислену дружину - спiльницю ваших думок, переконань i працi" - "рекомендацiйний лист", який i виявився для Франка вирiшальним" (10, 134).

 Свадьба состоялась. Пошли дети. Ни одного из троих он принципиально не крестил. Они болели (особенно сильно - Петр). Франко привез свое семейство в имение Косачей. Пчилка писала Украинке: "Дiти нашi здоровi. Петрусевi теж полiпшало {...}. Нi, таки порода в людинi перше всього! Як хто дурного заводу, то хоть йому що - дурноверхе буде. Справедливо п. Франко спогадує раз-у-раз марнiсть курсiв для його супруги, котра, власне, не може бути путнею подругою, а тiльки найнеудобнiшою супругою - не через що инше, як через свою природу, чай навiть має велику охоту бути подругою. Але найщирiшу правду каже наша (здається, волинська навiть) приказка: "натуру тяжко одмiнити". Колись я прочитала се..., i тепер пакi i пакi переконуюсь, яка се велика правда!". ("Сваха" уже забыла о своей роли). В фигурной скобке были слова, пропущенные публикаторами (об этом см. в разделе 5.5).

 Тем временем Франко влюбился в другую - молодую гордую полячку. Страсть разгоралась. Взаимности пожилой отец семейства не дождался. Это не редкость. Но редкостью был тот путь, которым он решил добиться своих целей на стороне. За помощью "каменяр" обратился... к врагу рода человеческого. Ничего лучшего не придумал. Этой эпопее и посвящен лирический цикл "Зiв"яле листя" (1896). (Сам автор подчеркивал автобиографический характер этого произведения). Он понимает, что "рай" ему не светит:

Я, що так довго, гаряче кохаю

I за любов знайшов погорду й глум,

Бажаю хоч на хвилю бути в раю,

Обнять тебе, цiль мо§х мрiй i дум.

И тогда ради "райского наслаждения" идет ва-банк и обращается к врагу рода человеческого:

Та дощ сiче, скрипить обмокле гiлля,

Вихри ревуть: "Дарма! Дарма! Дарма!"

I заревло скаженне божевiлля

У серцi: "Нi! Чи ж виходу нема?

Нi! Мусить буть! Не хочу погибати,

Не знавши хоч на хвилечку §§!

Хоч би прийшлось i чорту душу дати,

А сповняться бажання всi мо§!"

I чую, як при тих словах iз мене

Обпало щось, мов листя, мов краса,

А щось влилося темне i студене, -

Се вiра в чорта, вiра в чудеса.   

Знакомая песня: "я душу дьяволу отдам за ночь с тобой". В сердце заревело бешеное сумасшествие и человек решил продать свою бессмертную душу хоть за минутное "райское наслаждение". В Бога он не верует, а в черта - сколько угодно:

Чорте, демоне розлуки, несповнимих диких мрiй,

Не дрiмаючо§ муки i несправджених надiй!

Слухай голосу розпуки! Буду раб, невiльник твiй,

Весь тобi вiддамся в руки, лиш те серце заспокiй!

Враз з тобою на страждання я готов навiк пiти, -

Лиш одно менi бажання заспокiй тепера ти.

За один §§ цiлунок най горю сто тисяч лiт!

За любов §§ i ласку дам я небо, рай, весь свiт.      (6)

Когда не верующий в Бога добровольно (или скорее - зловольно) накликает бесов, то они не заставляют себя долго ждать. Они-то не ведают, что их нет:

I вiн явивсь менi. Не як мара рогата,

З копитами й хвостом, як виснила багата

Уява давнiх лiт,

А як приємний пан в плащi i пелеринi,

Що десь його я чув учора або нинi -

Чи жид, чи єзу§т.

Как известно, враг рода человеческого - интернационалист.

Спинивсь. Лиця йому у пiтьмi не видати.

Зареготавсь та й ну мене в плече плескати.

"Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!

Ось новiсть! Курiоз! Ось диво природниче!

Пан рацiоналiст, безбожник - чорта кличе!

Ще й душу напиха!

Мiй панцю, адже ж ви не вiруєте в бога!

Я ще недавно чув край вашого порога..."      (6)

Франко заигрался с врагом рода человеческого, а тот стал играться с ним. Проявления были следующими: "манiя переслiдування покiйним Драгомановим, хвороблива iдея про раптом одержану змогу спiлкуватися через "пошту духiв з вiддаленими особами" (визнання з 1908 р.)" (цит. по: 19, 22). "Недуга була задавненою. Вона виявилася в психiчних розладах, призвела до паралiчу рук i галюцинацiй (являлися духи, ввижалися тисячаметровi дроти на руках - "розмотував" §х у криворiвнянському "чуркалi" - джерелi). Лiкувався в Одесi (1909) й дещо поправився, а потiм у словенському Лiпiку. Був у Львовi в закладi для хворих" (цит. по: 19, 153).

На своем печальном опыте Франко убедился в существовании мира духов и в том, какими они бывают. Украинка эту перемену отметила, но в письме Кобылянской (1901) истолковала ее на свой материалистический манер: "Франко справив на сей раз якесь дивне враження; з тим чоловiком щось робиться, якийсь вiн наче приголомшений, мало говорить, почне якусь розмову, неначе й зацiкавиться нею, а потiм раптом знеохотиться, урве, замовкне або сяк-так докiнчить почату фразу. Щось не чула я вiд нього сей раз тих цiкавих лiтературно-фiлософських розмов, що давнiше, - вiд полiтики вiдтягався старанно... Хтось [Украинка. - Авт.] не дуже любить бачити людей, що вже "перешумiли", надто коли бачив §х в найбiльше голосний, шумливий час".

Бедному Франко было уже не до политики или литературно-философских разговоров. Но твердокаменные материалисты были непробиваемы. Через год Украинка пишет матери: "З Франком ми говорили чимало, все в границях ґречностi, нi до чого, звiсно не договорились. Запевняє, що, незважаючи на критику деталiв, вiн зостається все таким самим прихильником, як i ранiш... Нехай, так, але й на тутешнiх людей його виступи остатнi роблять таке саме враження, як на нас". Неблагоприятное впечатление производил Франко не только на Украинку, но и на ее мать. В статье "З останнiх десятилiть ХIХ в." он давал высокую оценку творчества Украинки. Она в свою очередь просила его помощи в издании переводов на украинский язык под грифом "Видання групи укра§нських соцiал-демократiв", которые она ранее переправила предводителю галицких социал-демократов Ганкевичу. Контакты еще были. Но идейной близости больше нет.

Однако бесоодержимый писатель еще раз тряхнул стариной. В своей "Поемi про створення свiту" он опроверг Библию. Ни больше и ни меньше. Свидетель этого подвига (историк Сушко) вспоминал: "Ще лiтом 1904 р. покiйний великий муж не думав про §§ написання. В тiм часi я мешкав в його домi й працював разом з Ним в однiй i тiй самiй кiмнатi (почавши вiд 1902 р.). Пiзньою осiнню я докторизувався й ви§хав на дальшi студi§ до Риму, а серед того  й попалися в руки покiйного Iвана Франка найсвiжiшi працi нiмецьких учених про великi вiдкриття в Вавiлонi, Сирi§, Палестинi й Єгиптi. Працi сi зробили на Нього глибоке враження: се ж бо i були книги, яких Вiн так дуже потребував у сво§х довголiтнiх бiблiйних студiях й якi давали остаточну вiдповiдь на усi тi пекучi питання бiблiйно§ критики, що здавались досi неможливими до розв"язання" (цит. по: 19, 37).

"Окончательное решение" библейских проблем и победоносное завершение библейской критики базировалось на книжках, которым в обед исполнилось сто лет и которые в наше время давно забыты, но тогда были последним писком науки. "I в головi великого мислителя зродився вiдразу смiливий плян: написати популярну студiю про початки i джерела бiблiйного оповiдання про створення свiту, надрукувати §§ в тисячах примiрникiв й розкинути мiж народ, аби велику Правду про найбiльшу мiстерiю свiту пiзнали мiльйони нашого замученого простолюддя, а пiзнавши §§, щоб визволились з важкого ярма вiкових пересудiв, темноти i визиску. Строго науково§ студi§ про се питання Вiн не думав писати" (цит. по: 19, 38). А разве мог? "Така строго наукова студiя була б неприступна для мiльйонiв нашого народу й вона пропала б на довгi часи в неприступних широкому загалу "Записках Наукового Товариства iм. Шевченка"" (там же).

Т.е., у Франко был следующий выбор: или пересказать содержание немецких книжек наукообразным украинским языком, или сделать популярную брошюру того же содержания. Он выбрал второе. Начал с последнего писка тогдашней философии - идеи Ницше о переоценке всех ценностей: "Жиємо в часах, в яких на наших очах довершується грандiозна переоцiнка старих вартостей. Докопується вона й на полi невiдмiнних, як здавалось до недавна релiгiйних вiрувань. Усе те, в що досi вiрилося як в неоспориму, бо самим Богом об"явлену правду, розсипається в порох... Порiвняна релiгiя доказала, що чимало з того, що ми вважали питомим єдино жидiвськiй релiгi§, в дiйсностi находиться в релiгiйних вiруваннях многих народiв на усiм свiтi... Пишiть пропало... Пановання теольогi§ й попiв скiнчилося навiки... Копернiкова теорiя змiнила цiлковито наш погляд на вселенну, компрометуючи при тiм основно християнську теольогiчну систему... Нашi вiдомости про прадавнi часи в бувальщинi людського роду збагатилися безмежно й вийшли далеко-далеко поза межi бiблiйно§ казки про створення свiту й першо§ пари людей" (19, 144).

Правда, кое-какие мелкие вопросы еще остались. Но это не надолго: "на усi тi питання дадуть нам докладну вiдповiдь американськi ученi вже в короткiм часi. Приготування до розкопок ру§н нiппурсько§ святинi вже почалися. Як будемо жити, познайомимося i з ними" (19, 149). Такими были последние слова научно-популярной брошюры. Именно про таких "специалистов" Некрасов и говорил: "Что ему книжка последняя скажет, то на душе его сверху и ляжет". Руины вавилонского Ниппура находятся на территории современного Ирака. Археологические трофеи тех раскопок находились в музее Багдада. При штурме столицы музей был разграблен. Но американцы и сейчас продолжают раскапывать Ирак всем доступными средствами. Так что библейская критика еще не закончена. Осталось совсем немного...

Франко рассчитывал своей мелкой брошюркой навсегда "закрыть" библейский вопрос. "На жаль - мрi§ великого ученого не сповнилися так, як Вiн собi бажав" (цит. по: 19, 38). Вышло несколько сот экземпляров. "Поява книжочки викликала серед нашого вiдсталого суспiльства велике зрушення. Серед попiв закипiло як в гнiздi шершнiв, а старшi нашi "iнтелiгентi" вважали за вiдповiдне заховати про "страшну" книжочку гробову мовчанку - й за всяку цiну не пустити §§ в руки гiмназiально§ молодiжi... В оборонi болючо покривдженого письменника не вiдважився нiхто пiдняти голосу... I се Вiн вiдчув незвичайно дiймаюче... Зараз пiсля того й попав Вiн в глибоку мелянхолiю, яка згодом i розвинулась в страшну i невилiчену недугу. Темна нiч сповила генiяльний ум одного з найбiльших мислителiв останньо§ доби, й з не§ Вiн не пробудився вже аж до останку свойого многостраждального життя" (цит. по: 19, 39).

Все было не совсем так. В 1905 году Франко еще опубликовал поэму "Мойсей". Образ Моисея тут дан в собственной интерпретации автора: как пророка, не признанного своим народом (вопреки реальной истории еврейского народа). Франко говорил, что в поэме представлена его собственная "философия политики": "ця поема в такiй формi не бiблiйна, а моя власна, хоч i заснована на бiблiйному оповiданнi".

При этом, естественно, не могло обойтись без богохульства. Украинский Моисей восклицает: "Одурив нас Єгова!". А отзывается на это враг рода человеческого: "I почувся тут демонський смiх, як луна його слова".

Доктор филологических наук В. Погребенник констатирует: "Дiамантовий вiнець i коштовна корона поетично§ спадщини Франка, його, за власними словами, весiльний дар генiю укра§нського народу, велична поема "Мойсей" стала Новим Заповiтом уселюдству й укра§нцям, спраглим виходу з ганебного рабства духа. "Мойсей" - це, власне, художньо довершена iнтерпретацiя Божого заповiту задля науки кожному народовi не дрiмати в ходi, а ставатися "сiллю землi", "свiтлом у тьмi" для iнших" (цит. по: 19, 15). С филолога что возьмешь? Богословского смысла он может и не знать. Но когда постановку одноименной оперы во львовском театре благословляет католическая церковь, то это наводит христианина на печальные размышления о сущности католической ереси.

Украинское радио то и дело с умным видом напоминает слушателям: "Хочете зрозумiти, що вiдбувається в Укра§нi сьогоднi - читайте Франка". Послушали. Почитали. Оказалось: устами младенцев глаголет истина. Действительно, творчество Франко - это ключ ко многим современным процессам. Бесоодержимые сменили масть, но имя их остается прежним: "легион".      

***

Отношение Украинки к Франко во многом определялись его отношениями с ее дядей. Зеров рассказывал: "Разом з усiм гуртком часопису "Друг" Франко пiдпадає впливу Драгоманова. Листи Драгоманова до редакцi§ "Друга"...пiдiйшли до заплутаних язикових i нацiональних питань з невиданою в Галичинi ерудицiєю i смiливiстю. Драгоманов з'ясував сво§м кореспондентам всю незугарнiсть §х лiтературно§ мови, вiдсталiсть §х художнiх смакiв, всю безпринциповiсть галицьких народних вождiв i §х полiтики, §х провiнцiальну обмеженiсть в ставленнi укра§нсько§ справи. Це все були iде§, якi пiсля того кiлька раз повторювалися в програмних статтях молодшо§ генерацi§. Аж поки не лягли в основу полiтично§ програми радикально§ партi§. Драгоманов ставляв представникiв "Молодо§ Галичини" (по аналогi§ з виразом: "Молода Нiмеччина") пiд впливом "європейського радикалiзму й соцiалiзму". Франко належав до тих, що першi пiшли за словом Драгоманова, стали його учнями: з кiнця 70-х рр. починаються його зносини й листування з учителем, то бурхливi, то лагiднi, повнi затаєно§ i глухо§ боротьби двох рiвно§ сили iндивiдуальностей, - такi неподiбнi до мирного вассалiтету Павлика. Навiть видаючи листи Драгоманова до себе, Франко не мiг поставитися до нього об'єктивно: "Драгоманов був для нас правдивим учителем i вповнi безкорисно не жалував працi, писань i упiмнень, навiть докорiв, щоб наводити нас, лiнивих, малоосвiчених, вирослих у рабських традицiях нашого глухого кута, на кращi, яснiшi шляхи європейсько§ цивiлiзацi§. Можна сказати, вiн за вуха тяг нас на той шлях, i коли з генерацi§, що бiльш-менш стояла пiд його впливом, вийшла яка користь для загального i нашого народного дiла, то це в найбiльшiй мiрi заслуга покiйного Драгоманова". Але разом з тим - як хвилювався вiн, перечитуючи цi листи для видання! I як живо вiдбилося це хвилювання на передмовi до першого тому: "Менi видається, що Драгоманов, певно, сам того не знаючи i не вiдчуваючи, робив собi з мене жорстоку гру, мучив, вiдпихав i знов притягав мене до себе зовсiм безцiльно, бо ж анi для загально§ справи, анi для мене самого це не принесло нiяко§ користi. Драгоманов поводився зо мною не педагогiчно - це я писав йому колись в однiм листi з гiрким почуттям i це повторяю тут прилюдно з таким же почуттям". Пiд драгомановським впливом зложилася мистецька iдеологiя раннього Франка. Драгоманов одвернув його вiд бульварного романтизму до французького натуралiзму Золя...Драгоманов, строгий критик Франка-полiтика, громадянина, редактора, що часто закидав йому..."непослiдовнiсть", "скакунство", - любовно стежив за ним як повiстярем..., брав Франка пiд оборону, коли на нього нападався розлютований його вiдходом до науки й лiтератури Павлик: "Що Франко волiв писати про апокрiфи, а не про аграрнi справи - на це його воля. Я сам пишу i про апокрiфи - то не можу проти того виступати. Вiн завжди не твердий був у полiтицi (в повiстях i вiршах вiн не збивається)"".

Франко "ладен був навiть одмовитися од титулу публiциста й полiтика: "Я зовсiм не є нiякий полiтик, бо полiтика се циганство i крутарство. Лишаю привiлей на полiтикiв проводирям "соєдинених" партiй". В тiм роздразненнi i була написана автобiографiчна передмова до польського видання Франкових оповiдань...В нiй поет признавався до грiха, що його багацько патрiотiв уважатиме смертельним: "nie kocham Rusinow". Вiн не побоявся закинути всiй галицькiй iнтелiгенцi§ брак "правдивих характерiв", силу "дрiбничковостi, тiсного матерiального его§зму, дволичностi й пихи". Вiн наважився навiть подво§ти свiй смертельний грiх новим признанням: "Nawet Rusi naszej nie kocham": нi як географiчна цiлiсть, нi як iсторична традицiя, нi як "раса", вона не iмпонує; "як любити таку расу, непроворну, недисциплiновану i сентиментальну, без гарту i вольово§ сили...таку родючу на всякого роду ренегатiв i перевертнiв?"...Ця сповiдь поета i публiциста перед польським читачем викликала цiлу хуртовину обурення з боку галицько§ iнтелiгенцi§. I цiкаво - силi обурення зовсiм не вiдповiдала аргументацiя обурених, слаба i обивательська, що, по сутi, зводилася на приказку: "Погана та птиця, що гнiздо своє каляє". Вiдгомони цiє§ знаменито§ вiйни Франка з укра§нсько-галицьким громадянством ще довго чуються в поезi§:

                            "Не любить Руси вiн нi раз!"

Наплюй! Я, синку, добре знаю

                            Всю ту патрiотичну зграю

                            Й цiну §§ любовних фраз.

В поэме "Похорон" ("психологiчна автобiографiя") герой, "вiдступаючись вiд свого народу в рiшучу хвилю i тим прирiкаючи його на загин, хоче прищепити йому нову силу - iдеал. В промовi сво§й на бенкетi вiн заявляє: "Я боявся побiди свого народу".

                            Я бачив, що тi лицарi завзятi,

                            Що йшли в огонь i бились, мов орли,

                            В душi сво§й були i темнi, й пiдлi,

                            Такi ж раби, як i вперед були.

"Розповiдаючи Драгоманову про одно з сво§х численних непорозумiнь з Франком, Павлик говорить, що §м трудно взяти якийсь рiвнiший тон, бо у нього розбитi надмiрною роботою нерви, а над Франком i його сiм'єю висить жебрача бiднiсть. До цього рано прилучилася хвороблива неврiвноваженiсть дружини, що iнколи давала привiд думати про захитану §§ психiку...". Психика ее мужа была не в лучшем состоянии. Зеров в качестве диагноза называет прогрессивный паралич (бывает при сифилисе головного мозга) с бредом величия: "Занедужав поет у Вiднi року 1892-го, але, видимо, лiкувався не досить уважно, стежив за собою мало i дав хворобi сильно затру§ти органiзм. Першим звiстовником можливо§ paralysis progression М. Мочульський уважає недугу очей, що починає долягати Франковi на початку 1897 р. Першi ознаки паралiчу виявилися року 1906-го. Мочульський пригадує двi сво§ розмови з Франком, що свого часу не мiг собi витолкувати, не здогадуючись про дiйсний стан здоров'я поета. Перша з тих розмов торкнулася форми Шевченкових поезiй, на яку Франко, всупереч попереднiм сво§м оцiнкам, зовсiм несподiвано i завзято напався. Друга розмова звелася до таких же вихваток проти Драгоманова, ставши вiдгомоном Франково§ промови на студентськiм вiчi 15 липня 1906 р. Спiльний тим двом розмовам був якийсь неспокiйний, нетолерантний тон. Мочульський здогадується, що Франка, уже зачепленого мозковою хворобою, зденервували листи Драгоманова до нього, що саме ладилися тодi до друку, i принагiдно дає характеристику тих листiв, як сердитих i саркастичних, хоч i перейнятих живим спiвчуттям, гiрких, хоч i "заправлених солодощами духу". Вразлива психiка Франкова зата§ла не одну "незагоєну рану" вiд них, i тепер, у 1906 р., коли психiчний стан захитався, все вибухло спочатку незрозумiлим для оточення роздразненням, а потiм нав'язною думкою про Драгоманова, що скрутив йому руки дротом i не дав писати. Подiбним роздразненням звучить i того часу писана передмова, яку залишив поет до першого тому драгомановських листiв: "Я не буду детально розбирати змiсту його листiв до мене: подаю §х до рук публiки без найменших пропускiв та змiн, як документи, хоч як при тiм терпить моя амбiцiя. Тiльки тепер, прочитуючи §х у цiлостi, я зрозумiв, як мало тi листи дали менi для розширення мого свiтогляду, а зате як багато важко§ муки вони причинили менi...". У передмовi до другого томика листiв Франко намагається загладити враження вiд свого нападу: "Тепер, обiймаючи всю цiлiсть свого листування з Драгомановим, я розумiю ясно, як мало ми здiбнi були пiднестися на ту висоту знання i поглядiв, на якiй вiн стояв i з яко§ не спускався нiколи..." 1907 р. у життi Франка минув спокiйно, без дратування i вибухiв maniae grandiosae. Але пригнiчений настрiй i страшнi галюцинацi§ (око смертi в повiстi "Великий шум") свiдчили про невпинне поступання хвороби. Нарештi, в сiчнi 1908 р. вона виявилася цiлком. 21 березня 1908 року Франко ви§хав лiкуватися до Лiпiка, в Славонi§. Про лiпiцьку галюцинацiю Мочульський розповiдає дуже докладно, зiставляючи два джерела: рукописний мемуар Франка "Iсторiя моє§ хвороби" та детальний лист поета до Гнатюка. За Франком женуться духи, що впоряджають над ним суд, "пiдносять проти нього найстрашнiшi докори" i потiм вкрай змученого зоставляють "серед болотяно§ толоки край лiпiцько§ дороги". Дух Драгоманова радить йому повiситися"".

Меценат Е. Чикаленко вспоминал: "Несподiвано при§хав до Києва славнозвiсний Iван Франко i оселився у мене. Сумно дивитись, як такий великий i глибокий розум помутився. Про все вiн говорить як здорова людина, а коли зайде мова про його паралiзованi руки, то тут i виявляється його божевiлля: вiн запевняє зовсiм серйозно, що то Драгоманов покрутив йому руки i що тепер §х крутить. Вiн вiдганяє дух Драгоманова тiльки тим, що раз у раз мочить руки в креозотi. Весь будинок засмердiв креозотом так, що й витримати тяжко. Прожив у нас Франко днiв з десяток i наморочив усiх немало, бо руками вiн не може нiчого робити - його треба роздягати, одягати, вимивати й годувати. Дивно, як вiн сам зi Львова сюди при§хав. Тут вiн багато ходив сам по знайомих та на Подiл, де купував собi багато раритетних книжок. Грошi вiн держить у кишенi пiджака i, коли треба платити, то вiн каже продавцевi лiзти до себе в кишеню i брати грошей, скiльки йому слiд, а решту класти назад. Певне, таким чином, у нього багато забирають зайвих грошей, хоч вiн запевняє, що нiхто не зловживає. Додому не хотiв §хати, поки син не при§хав i не забрав його" (16, 512).         

 

 

4.7. А. Конисский.

Помимо небольшого количества очень шумных революционеров, в украинской литературе было множество писателей народнической ориентации. Они группировались вокруг издательства и журнала "Киевская старина" (1882-1906), журнала "Родной край" (1906-1914), газеты "Рада" (1906-1914) и др. Ратовали за легальную просветительскую деятельность, нравственное перевоспитание личности, уделяли большое место изображению бытовых, исторических форм народной жизни, утверждая непосредственные и искренние, эмоциональные отношения между людьми. Реализм этих писателей нередко принимал формы семейного и бытового повествования.

Короче, все они демонстрировали возмутительное отсутствие революционности. Естественно, для Украинки такое творчество - нож острый. Вот в журнале "Правда" вышел роман Александра Конисского (1836-1900) "Борьба". Двадцатилетняя племянница пишет дяде: "Ще ви про "Боротьбу" питаєте. Про не§ так як i нiчого не говорять, бо "Правди" нiхто не бачить, не знаю, для кого §§ видавцi ховають. Єдина людина, що §§ отримує (з тих, що я знаю), казала менi, що в сьому романi змальованi (краще сказати "змазанi") всi молодi i старi укра§нцi. Автора Ви угадали, та й видно коня по походi. А щодо мене, то менi навiть бридко говорити про такий роман - цур йому!". Романа она не читала, но это и не обязательно. Все равно - "цур йому!".

""Псевдонiм", "Циклоп", "Полiфем" - жартiвливi прiзвища, якi надавали О. Я. Кониському Драгоманiв i Леся в своєму листуваннi" (11, 83). Почему Циклоп? "Вперше названо його Циклопом у "Києвлянинi" ("одноокий Циклоп у своего монумента"). Кониський мав одне око слiпе i мешкав тодi на Бульварi коло пам'ятника..."(11, 49). Через два года она пишет брату: "Взагалi циклопiчнi справи процвiтають, поми§в розливають по Києву немало. Не бажала б я Циклоповi звертатись до мене тепер... бо я не ручу за себе i можу зробити який-небудь скандал, не знаю навiть який iменно. Не хочу тобi розписувати про всяку циклопiчну капость, а §§ зiбралось чимало...". Чуть позже - дяде: "Я б не хотiла стрiватися з сим псевдонiмом, бо я ще не знаю, чим можуть скiнчитись нашi розмови, добре, коли не яким скандалом. А нехай йому цур врештi!... Вiд циклопiчно§ будови падає все-таки досить велика i темна тiнь, i вона накриває частину нашо§ "Плеяди", проти се§ тiнi треба боротись тим з нас, що не покритi нею...".

Неприемлема религиозность журнала "Правда": "Циклоповi барани не вважають нi на ультрамонтанство "Правди", нi на що, бо у них критичного тямку дуже мало... А що Циклоп мiг писати про аграрнi iнтереси селян i т.п., то се нiчого не значить, бо вiн нiколи не знає сьогоднi, що говоритиме завтра. Незважаючи на се, вiн має певний вплив i тут, i за кордоном (за кордоном, може, бiльш матерiальний), правда, що коло нього все бiльш люди дуже молодi або малоосвiченi, "немовлята", "темнi сили" i "12 спящих дев", але iншi помiж них вiрять йому, як боговi i жертвують сили i час на його праве дiло...".

Из большого творческого наследия Конисского-прозаика Франко на первое место ставил рассказы "з укра§нського народного життя", считал их "артистично найцiннiшими", такими, которые "все-таки вищi вiд бiльшо§ частi того, що продукувалося у нас на Галичинi" (20, 20). Но для обвинительного заключения против Александра Конисского достаточно уже того, что он был автором "Молитвы за Украину":

Боже, Великий Единый,

Нам Украину храни!..

Музыку написал Н. Лысенко и получился известный гимн. Украинка сказала на это: "А цур §м!".

Или еще компромат: Конисскому хотелось "слов'ян усiх в однiй сiм'§ побачить"...Ну куда это годится? То ли дело "европейский дом"!

А писатель таким критикам отвечал:

Не вiрю я рабам-панам,

Бо вiри в §х немає,

Вони давно свого Христа

На iдолiв змiняли.                  (20, 520)

        

***

         Сергей Ефремов, один из последователей "батьки" Конисского, опубликовал в "Киевской старине" статью "В поисках новой красоты". Украинка не могла не откликнуться: "Зайнята була i полемiкою проти статтi Єфремова...Озивається давня Конищина i нудить мене вiд не§ i поривається в мене душа нащадка Драгоманова". По словам биографа, "зачепив вiн i Лесю Укра§нку "як критика, i як публiциста"...Леся вирiшила пополемiзувати з Єфремовим на сторiнках тiє§ ж "Киевской старины" ("Паскудна приказка: "Не выносить сор из избы!" А куди ж його виносити? "В избу", чи що? Та все ж, коли так, то не треба ж його ще бiльше наносити в хату знадвору, а то хата "забезднится")...Вона схилялася до думки, що й сам Єфремов, i його товаришi, "вихованi пiд егiдою покiйного Кониського", люди працьовитi, чеснi й "з добрими намiрами", а що Бог §м "талану i великого розуму"не дав, то вони з того не виннi..." (7, 336).

4.8. И. Нечуй-Левицкий.

В статье "Наше лiтературне житє в 1892 роцi" Франко на первом плане ставит Конисского и Нечуй-Левицкого. Но Украинку на мякине не проведешь. Племянница - дяде: "Бога ради, не судiть нас по романах Нечуя, бо прийдеться засудить нас навiки безневинно. Принаймнi я не знаю нi одно§ розумно§ людини в Нечуєвих романах, якби вiрити йому, то вся Укра§на здалась би дурною. У нас тiльки смiються з того "Чорного моря", а прочитавши його, можна тiльки подумати, чи не час би вже Нечуєвi залишити писати романи, бо вже як такi романи писати, то краще пiр"я дерти. А пожалься боже того пера й чорнила! Менi тiльки жаль, що наша бiдна укра§нська лiтература отак поневiряється через рiзних Нечу§в, Кониських, Чайченкiв i т.п. "корифе§в", а то, про мене, хоч би §хнiми творами греблi гачено".

"Чайченко" - это псевдоним Б. Гринченко. Но о нем чуть позже. Пока черед И. Нечуй-Левицкого (1833-1918). Украинка смеется над его произведением "Над Чорним морем. Повiсть Iвана Левицького. Львiв, 1891". Драгоманов, критикуя повесть, цитировал приведенные выше слова из письма без указания на автора "як думку прогресивно§ укра§нсько§ молодi". А "прогрессивная украинская молодежь" в лице племянницы рецензента в свою очередь откликается на дядину рецензию: "Читала я дядькову рецензiю. Все то, все правда, та тiльки, по-моєму, на такi "романи" то шкода й мови псувати...". Это она писала в 20 лет. А через 2 года - еще Драгоманову о том же: "Правда Ваша, що в "Зорi" оскудение видно, коли ж там якось так запанувала левицько-чайченкiвська школа, що й протиснутись крiзь не§ трудно. Чи то ми ще сто§мо на такому низькому ступенi розвитку лiтературного, що у нас iще пишуться i читаються i навiть декому подобаються такi речi, як "На розпуттi", "Помiж ворогами" i т.п. Чи довго ж ми стоятимем на сьому ступенi?!". Первое произведение - повесть Гринченко, второе - Нечуй-Левицкого.

Ее муж К. Квитка вспоминал о тех писателях, к которым Украинка относилась хорошо, а затем продолжает: "Дiаметрально противним було §§ вiдношення до Нечуя-Левицького. Хоча i сей був працьовитим i совiсним розрiбником мови i стилю, вона не могла йому пробачити браку лiтературного смаку i находила, що вiн зовсiм не письменник i що, крiм знання мови, у нього нiчого нема. Не раз згадувала про "зеленi §жаки" на зразок несмаковитостi його". Между тем, Франко считал Нечуя одним из наиболее глубоких знатоков украинского крестьянства.

Единственное, что могло понравиться Украинке у Нечуя - это его безверие. "Любив вiн i багатьох росiйських письменникiв, особливо Льва Толстого i Миколу Лєскова.

- От велетень цей яснополянський мудрець! - казав вiн про Л. Толстого. - Читаєш його твори, то iнодi аж мурахи по спинi бiгають...Одного не люблю в Толстому - чого то вiн носиться з отим Богом? Дивно! Я ось учився по духовних школах, а Бог менi, як кажуть ки§вськi мiщани на Кожум'яках, "без надобностi"" (16, 476). Глубокий был мыслитель. Другой мемуарист вспоминал: "Ми вже повернулись до брами, коли з високо§ дзвiницi нам навздогiн ударили дзвони. Юрба прочан кинулась на той дзвiн, неначе овечки до ясел iз сiном.

- А знаєте, - на худорлявому обличчi старого письменнника хитра усмiшка, - знаєте, добюродiю, яку то пiсню виспiвують дзвони? Нумо, послухайте. Малi аж захлинаються, благають, випрошують: "Дай, дай, дай!" Великi вже не випрошують, а басом, як той становий, вимагають: "Дай-а-й!" Середнi, щоб було не злякались вiвцi-парафiяни, i собi голос подають: "Дай, дай i прямо в рай!"" (16, 477). Вот и все, что вынес Нечуй из Киевской духовной семинарии (8 лет) и Киевской духовной академии (4 года). Не густо. Стоило ли для этого так долго учиться ? Большой оригинал.         

"Несмаковитiсть" в полной мере была присуща не только Нечую, но и Гринченко.

4.9. Б. Гринченко.

В 1891 году он перечислялся среди тех "корифе§в", которые заслуживают того, "хоч би §хнiми творами греблi гачено". Через два года она приводит его произведение "На розпуттi" для иллюстрации низкого уровня литературного развития. Затем в письме матери его именем обозначается последняя степень скуки и тенденциозности: "Читав Кононенко довгу повiсть, шкода тiльки, що вона скучна i тенденцiйна до останньо§ крайностi (a la Чайченко!) i до збiрника йти не може". Зато сегодня произведения Гринченко (1863-1910) могут смело идти в наши школьные программы. Скука и тенденциозность, видимо, исчезли.

Еще один его псевдоним - "Вартовий". Племянница - дяде: "Чудна людина сей Вартовий, часом говорить, як чоловiк, а часом, як настоящий невiглас! Сi порiвняння цiло§ лiтератури з "шматом гнило§ ковбаси" i т.п. - се щось несвiтське!". "Як чоловiк" - в смысле: "як людина". (Вообще, "украинский" язык Украинки - это тема для  отдельного исследования. Но не будем отбирать хлеб у "мовознавцiв").

Про "шмат гнило§ ковбаси" мы слышали еще от великого знатока человеческих душ Т. Шевченко:

...Люде, люде!

За шмат гнило§ ковбаси

У вас хоч матiр попроси,

То оддасте...

Гринченко сравнивает с этим "шматом" целую литературу (по-видимому, русскую). Для Украинки "се щось несвiтське!" А что бы она сказала Тарасу Шевченко? Да ничего. Он же памятник. Его нужно только цитировать. Вот она и цитирует. Только другие строки:

А на громаду хоч наплюй!

Вона - капуста головата.

В ее письме к Павлыку читаем: "Погано, що матерiальний стан Ваших справ такий непевний, але сподiваюсь, що помалу все направиться, бо ще таки на свiтi не сама "капуста головата" зосталася". Или еще раз: "Тепер же маю причину думати, що "страх иудейский" ще гiрше опанує капусту головату всяку та лицарiв телячого ордену; вони-бо сподiваються, що можуть вiд нечисто§ сили у печi замазатись, та, здається, даремна надiя...".

Но вернемся к Вартовому. Его "невiгластво" и "несмаковитiсть" ярко проявились в том, как он относился к творчеству Украинки. Квитка вспоминал: "Як повстав перший на Укра§нi мiсячний журнал "Нова громада" - його редактор Б. Грiнченко на словах запросив Лесю Укра§нку до спiвроботи в таких виразах, якi §§, вона признавалася, засмутили тим, що вона побачила в них, що статтями, так сказати, практичного характеру - оглядами європейських лiтератур тощо редактор бiльше iнтересується, нiж §§ власними творами. Була вражена теж тим, що, як по надрукуванню в сьому журналi "Трьох хвилин" вона спитала Грiнченка, яко§ вiн думки про сю рiч, вiн признався, що не мав часу прочитати, тим часом артиклем "Утопiя в белетристицi" i перекладом англiйського артикля про iрландське вiдродження, якi Леся таки зладила до сього журналу, Грiнченко дуже втiшився i виражав своє втiшення щиро". Хорош редактор: не нашел времени прочитать уже напечатанное в его журнале небольшое произведение. Большой оригинал.

Кажется, дальше некуда. Но, оказывается, можно. Гринченко перплюнула "приятелька" Пчилки София Русова. Украинка "дiзналася, що Русова написала рецензiю на §§ нововидрукуванi драми. Але те не дало нi найменшого задоволення: Русова рецензувала, не читаючи...Ех, важко бути письменником у такому середовищi, яке як не нiме, то недолуге. Бути голосом, волаючим у пустинi без вiдгуку, все-таки нiкому не весело, хоч би вiн мав i так мало претензiй на популярнiсть, як вона! Але потрапляти в поле зору недобросовiсного рецензента також мало втiхи" (7, 399). "Софiя Русова - укра§нська громадська дiячка, педагог i письменниця, спiвзасновниця педагогiчного журналу "Свiтло". Автор численних статей з педагогiки, лiтератури i мистецтва" (11, 366). Вот и об Украинке статейку сочинила. Не читая. Большая оригиналка.

Имя Гринченко часто ассоциируется с созданием словаря украинского языка. Но из истории известно, что работу над этим словарем начал еще В. И. Даль. Издав словарь русского языка, он передал украинской общественности собранные им украинские слова для продолжения работы. Как она продолжалась, узнаем от Забужко: "В. Науменко, безоплатний, на громадських засадах, редактор першого тому "Словаря укра§нсько§ мови", сам зняв iз титулу своє iм'я, тiльки-но Б. Грiнченко, найнятий Громадою для завершення працi, завiв був торги щодо того, як §м iз Науменком "дiлити славу". В. Науменка, розстрiляного бiльшовиками в Києвi 1919 р., i досi забуто, i "Словарь" в усiх перевиданнях зветься "словником Грiнченка", - а проте характерно, що цим учинком Б. Грiнченко так шокував "киян", що в члени Громади - навiть уже добряче розмито§ на початок 1900-х рр. "рiзночинським"елементом, - прийнятий так i не був, "не пройшов" за "етичним цензом", - хоч як був шанований за працьовитiсть" (10, 478).

Меценат и издатель газеты "Рада" Е. Чикаленко вспоминал: "Редакцiйна братiя жила собi як поденщики, аби день до вечора, аби побiльше дiстати гонорару. Коли я не видержав якось i сказав:

- Люди добрi, як же можна домагатися побiльшення гонорару, коли газета дає страшнi втрати, треба ж совiсть мати!

То Грiнченко, образившись, кинув менi:

- Я 20 лiт робив дурно на користь укра§нського народу, а капiталiсти нашi, визискуючи той нарiд, придбали собi грошi, то повиннi вони тепер платити за мою працю як слiд.

Ну, що ти йому скажеш на це!? Не доведи Господи робити яке-небудь гуртове дiло з такими прямолiнiйними людьми! Грiнченко прекрасний робiтник, але, мовляв М. В. Лисенко: "Треба, щоб вiн собi працював на необiтаємому островi"" (16, 447).

Однако, сам этот трудолюбивый деятель пера считал себя "лицарем" без страха и упрека: "Не забуваймо, що ми - як каже Гайне - лицарi Св. Духа - кожен по сво§й спромозi. А в свiтi нема нiчого кращого, нiчого достойнiшого людсько§ гiдностi, як бути лицарем Св. Духа, боротися за свiт i правду проти темряви й кривди!". Забужко справедливо называет такую заявку "профанно-самовдоволеною": "Для Б. Грiнченка це просто ефектна метафора, де вiн не пiдозрює жодних укритих смислiв" (10, 379). Вот только сама она  под "Святым Духом" имееет в виду вовсе не то, что сказано в Библии.         

 

4.10. Б. Кистяковский и другие.

В конце XIX - начале ХХ века в России начала формироваться мощная социологическая школа. Достаточно сказать, что до Первой мировой войны с первыми большими работами выступил Питирим Сорокин (всезнайка Ленин пытался полемизировать с тем, кто в эмиграции стал всемирно известным социологом и фактически создал американскую социологическую школу). Выдающимся русским социологом был украинец Богдан Кистяковский. Он хоть и был киевским знакомым Украинки, но думал своей головой.

В 1902 году в Москве вышел сборник "Проблемы идеализма", в котором его авторы расставались с собственными идеологическими увлечениями молодых лет (в частности, с марксистским прошлым), предрекали метафизический поворот и небывалый расцвет идеализма и метафизики. Киевлян в сборнике представлял профессор политэкономии Киевского Политехнического института С. Булгаков (который через год издаст известную книгу "От марксизма к идеализму"). Он сознательно и всецело перешел к религиозному миропониманию. При известии о Манифесте 17 октября Булгаков в толпе студентов, нацепив красный бант, вышел на демонстрацию, но в какой-то момент "почувствовал совершенно явственно веяние антихристова духа" и, придя домой, выбросил красный бант в ватерклозет.

Другой участник сборника Н. Бердяев родился в Киеве в семье отставного военного, бывшего предводителя дворянства (как и отец Украинки). Был воспитанником Киевского кадетского корпуса. Учился на естественном, а затем юридическом факультете Киевского университета св. Владимира. По молодости (он почти ровесник Украинки - 1874 г.р.) увлекался модным марксизмом, был активным членом нелегального кружка (вместе с Луначарским), после ареста и заключения участвовал в работе Киевского Союза борьбы за освобождение рабочего класса (за что был повторно арестован). После ареста исключен из университета и приговорен к ссылке на три года, которую отбывал в Вологде (1900-1902) вместе с Луначарским, Савинковым и Кистяковским. Итог: "кризис пережил я, когда мне было около 25 лет. Я вернулся от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству". С начала ХХ века и до конца жизни (1948 г.) он был уже религиозным мыслителем: "Все люди в известном смысле мистики... Всем людям свойствен, в большей или меньшей степени, мистический опыт".

Редактором сборника был Павел Иванович Новгородцев. Уроженец г. Бахмут Екатеринославской губернии (ныне Артемовск Донецкой области), он стал основателем Московской школы философии права. Его статья в сборнике называлась "Нравственный идеализм в философии права". Он совершает "разрыв с традициями исключительного историзма и социологизма и переход к системе нравственного идеализма". Для него этика может быть основана только на идее "абсолютной ценности", - поэтому он с редким у него пафосом говорит здесь о "радостном признании абсолютных начал".

В такой компании и оказался Богдан Кистяковский. Он родился в семье известного киевского юриста, профессора Киевского университета, одного из активистов "Громади" А. Кистяковского. Уже во время учебы работает в кружке, который вдохновляется идеалами украинского возрождения. Был исключен из Киевской, а через год - из Черниговской гимназии. Поступив на историческо-филологический факультет Киевского университета св. Владимира, становится активным членом студенческого драгомановского кружка. В 1889 г. с товарищами едет на Галичину для установления связи с Франко и Павлыком (а при возможности - с Драгомановым). После ареста австрийской полицией попадает в киевскую Лукьяновскую  тюрьму. Продолжая учебу в Харькове и Дерпте, участвует в марксистских кружках. В Киеве организует марксистский кружок, куда входили Бердяев и другие. Очередной арест, тюрьма и выезд за границу. Изучение европейской философии и анализ общественных процессов привел его к разочарованию в марксизме. С начала ХХ века свою позицию он называет "научно-философский идеализм". И вот в сборнике "Проблемы идеализма" появилась статья "Русская социологическая школа и категория возможности при решении социально-этических проблем": "Русские социологи гордятся тем, что они внесли этический элемент в понимание социальных явлений и заставили признать, что социальный процесс нельзя рассматривать вне одухотворяющих его идей добра и справедливости".

 

* * *

Все это писалось накануне первой русской революции. Итоги же кровавой революции подводились уже в сборнике "Вехи" (1909). Кистяковский в статье "В защиту права (интеллигенция и правосознание)" констатировал: "Русская интеллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы... Русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне... Наше общественное сознание никогда не выдвигало идеала правовой личности... Духовные вожди русской интеллигенции неоднократно или совершенно игнорировали правовые интересы личности, или выказывали к ним даже прямую враждебность". Далее он в качестве примера приводит слова Плеханова на Втором съезде РСДРП (1903): "Успех революции - высший закон... Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент, то нам следовало бы стремиться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели". Так именно и действовали большевики, когда на выборах в Учредительное собрание получили свои 10% голосов. Они его просто разогнали. И на долгие десятилетия воцарилась диктатура. А репетиция была в 1905 году: "Убожеством нашего правосознания объясняется и поразительное бесплодие наших революционных годов в правовом отношении... На наших митингах свободой слова пользовались только ораторы, угодные большинству; все несогласно мыслящие заглушались криками, свистами, возгласами "довольно", а иногда даже физическим воздействием".

Правовой нигилизм революционеров распространяется и на суд. А между тем, по мнению Кистяковского, "организация наших судов, созданная Судебными Уставами Александра II 1864 года по принципам, положенным в ее основание, вполне соответствует тем требованиям, которые предъявляются к суду в правовом государстве". Однако революционеры любой национальности чихать хотели на правовое государство. К ним ко всем относятся последние слова статьи: "Путем ряда горьких испытаний русская интеллигенция должна прийти к признанию наряду с абсолютными ценностями - личного самоусовершенствования и нравственного миропорядка - также и ценностей относительных - самого обыденного, но прочного и ненарушимого правопорядка". Последнее всегда было для Украинки особенно ненавистно.

 

***

От новой революции предостерегали и другие авторы "Вех": Бердяев, Булгаков, Гершензон, Струве, Франк, Изгоев. Последний интересен помимо всего еще тем, что был конкурентом Украинки (сам того не желая). В 1904 году она просила мать помочь с рекомендациями на место редактора еженедельника "Южные записки": "Звiстка про "оскудение" Укра§ни аж до Матушевського-редактора вразила мене так, що я подумала-подумала - та й смальнула телеграму Славинському, щоб рекомендував мене в редактори "Южных записок"! Даремне представляв менi Кльоня весь риск сього проекту...Коли дiло зладиться, то я таки мушу §хати. Менi досадно, щоб вважалось, нiби укра§нцiв-лiтераторiв "просто нема", i досадно, щоб i такий, хоч не укра§нський, та все ж сприяючий i поки що єдино можливий орган зовсiм уплив з наших рук. Нарештi, манить мене мрiя хоч який час пожити зовсiм самостiйно, при виразнiй i вiдповiдальнiй роботi, роботi активнiй, як-не-як органiзаторськiй. Як бачиш, не одна "слiпа богиня" владає мною, i те, чого я нiзащо не зробила б ради конвенансiв або фальшивих гордощiв, я можу зробити ради того, чому служила ще з дитячих лiт. Я не скажу, щоб менi се було легко, я почуваю, немов двi великi сили тягнуть мене в рiзнi боки i розривають, ...та що робити - c'est plus fort que moi".

Но не сложилось. Место занял Изгоев. Ранее он закончил юридический факультет Новороссийского университета (Одесса). Сотрудничал в марксистских журналах, в т.ч. в журнале "Жизнь" (где печаталась Украинка). После еврейских погромов и закрытия "Записок" (декабрь 1905 г.) переехал в Петербург, где стал членом ЦК кадетской партии. В конце 1917 г. организовал газету "Борьба", в которой призывал к вооруженному сопротивлению большевикам. В 1918-1919 г.г. в ссылке на окопных работах в Вологде; возвращен в Петроград по ходатайству Горького и Союза писателей. В 1921 г. содержался в Ивановском концлагере. В 1922 г. арестован и с прочей интеллектуальной контрой выслан в Германию.

В "Вехах" по итогам первой русской революции он опубликовал статью "Об интеллигентной молодежи (заметки об ее быте и настроениях)": "Русская интеллигенция бессильна создать свою семейную традицию, она не в состоянии построить свою семью... У русской интеллигенции - семьи нет"; "В мое время чем более демократические идеи исповедовал мальчик, тем высокомернее и презрительнее относился он ко всем остальным и людям, и гимназистам, не поднявшимся на высоту его идей. Это высокомерие, рождающееся в старших классах гимназии, еще более развивается в душе юноши в университете и превращается бесспорно в одну из характерных черт нашей интеллигенции вообще, духовно высокомерной и идейно нетерпимой". Последнее напрямую касается и не кончавшей гимназии или университета Украинки.

"Русская молодежь мало и плохо учится, и всякий, кто ее искренне любит, обязан ей постоянно говорить это в лицо, а не петь ей дифирамбы, не объяснять возвышенными мотивами социально-политического характера того, что сплошь и рядом объясняется слабой культурой ума и воли, нравственным разгильдяйством и привычкой к фразерству". В заключение Изгоев приходит к выводам: "Каких бы убеждений ни держались различные группы русской интеллигентной молодежи, в конечном счете, если глубже вдуматься в ее психологию, они движутся одним и тем же идеалом... Этот идеал - глубоко личного, интимного характера и выражается в стремлении к смерти, в желании себе и другим доказать, что я не боюсь смерти и готов постоянно ее принять. Вот, в сущности, единственное и логическое, и моральное обоснование убеждений, признаваемое нашей революционной молодежью в лице ее наиболее чистых представителей. Твои убеждения приводят тебя к крестной жертве - они святы, они прогрессивны, ты прав...Все освящается, что заканчивается смертью, все дозволено тому, кто идет на смерть, кто ежедневно рискует своей головой. Всякие возражения сразу пресекаются одной фразой: в вас говорит буржуазный страх за свою шкуру".

"Принцип "иди и умирай!", пока он руководил поступками немногих, избранных людей, мог еще держать их на огромной нравственной высоте, но, когда круг "обреченных" расширился, внутренняя логика неизбежно должна была привести к тому, что в России и случилось: ко всей этой грязи, убийствам, грабежам, воровству, всяческому распутству и провокации. Не могут люди жить одной мыслью о смерти и критерием всех своих поступков сделать свою постоянную готовность умереть. Кто ежеминутно готов умереть, для того, конечно, никакой ценности не могут иметь ни быт, ни вопросы нравственности, ни вопросы творчества и философии сами по себе. Но ведь это есть не что иное, как самоубийство... Вместо любви к смерти основным мотивом деятельности должна стать любовь к жизни, общей с миллионами своих соотчичей. Любовь к жизни вовсе не равносильна страху смерти. Смерть неизбежна, и надо учить людей встречать ее спокойно и с достоинством. Но это совершенно другое, чем учить людей искать смерти, чем ценить каждое деяние, каждую мысль с той точки зрения, грозит ли за нее смерть или нет. В этой повышенной оценке смерти не скрывается ли тоже своеобразный страх ее?...Огромное большинство нашей средней интеллигенции все-таки живет и хочет жить, но в душе своей исповедует, что свято только стремление принести себя в жертву. В этом - трагедия русской интеллигенции".

В этом - трагедия и украинской интеллигенции. В этом же - трагедия  Украинки.

"Нередко делаются попытки отождествить современных революционеров с древними христианскими мучениками. Но душевный тип тех и других совершенно различен. Различны и культурные плоды, рождаемые ими. "Ибо мы знаем, - писал апостол Павел (2 Кор.5.), - что, когда земной наш дом, эта хижина разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворный, вечный". Как известно, среди христианских мучеников было много людей зрелого и пожилого возраста, тогда как среди современных активных русских революционеров, кончающих жизнь на эшафоте, люди, перешагнувшие за тридцать пять - сорок лет, встречаются очень редко, как исключение. В христианстве преобладало стремление научить человека спокойно, с достоинством встречать смерть, и только сравнительно редко пробивали дорогу течения, побуждавшие человека искать смерти во имя Христово. У отцов церкви мы встретим даже обличения в высокомерии людей, ищущих смерти. ...Поэтому русская интеллигенция не могла создать серьезной культуры. Христианство ее создало потому, что условием загробного блаженства ставило не только "непостыдную кончину", но и правдивую, хорошую жизнь на земле. Современного революционера страннно было бы утешать "жилищем на небесах"".

"На пороге новой русской истории, знаменующейся открытым выступлением наряду с правительством общественных сил (каковы бы они ни были и как бы ни было искажено их легальное представительство), нельзя не отдать себе отчета и в том, какой вред приносит России исторически сложившийся характер ее интеллигенции". Очень актуальная мысль (и для Украины тоже).

 

* * *

Но бесоодержимые никого не слушают. Революция победила. Мечты сбываются. В 1918 г. вышел сборник статей о русской революции "Из глубины". Изгоев в статье "Социализм, культура и большевизм" писал: "Нам было дано первое предостережение в 1905-1906 годах. Немногие поняли тогда грозный для государства смысл открывшихся предзнаменований. Нынче нас постиг второй удар, неизмеримо более сильный сравнительно с первым... Из опыта мы знаем, что интеллигенция, воспитанная в идеях ложных и нежизненных, служит могучим орудием не созидания, а разрушения государства... Основная причина нынешнего нашего беспримерного государственного разгрома в том, что интеллигенция совершенно не понимала ни природы человека и силы движущих им мотивов, ни природы общества и государства и условий, необходимых для их укрепления и развития. О человеке, об обществе и государстве наша интеллигенция составила себе фантастические, лживые и ложные представления. Она пользовалась ими как орудиями борьбы с самодержавием...Все главные политические, социально-экономические и психологические идеи, в которых столетие воспитывалась русская интеллигенция, оказались ложными и гибельными для народа. В роли критиков выступили не те или иные литераторы, а сама жизнь...

Напрасно интеллигенция пытается спасти себя отводом, будто она не отвечает за большевиков. Нет, она отвечает за все их действия и мысли. Большевики лишь последовательно осуществили все то, что говорили и к чему толкали другие. Они лишь поставили точки над i, раскрыли скобки, вывели все следствия из посылок, более или менее красноречиво установленных другими. Добросовестность велит признать, что под каждым своим декретом большевики могут привести выдержки из писаний не только Маркса и Ленина, но и всех русских социалистов и сочувственников как марксистского, так и народнического толка. Единственное возражение, которое с этой стороны делалось большевикам, по существу сводилось к уговорам действовать не так стремительно, не так быстро, не захватывать всего сразу... Для будущего России важно, чтобы социалистической и радикальной интеллигенции не дано было возможности переложить на одних большевиков идейную ответственность за крах всей системы идей. Само собой разумеется, речь идет не об уголовной ответственности. Но в области идей должно быть твердо установлено, что между большевизмом и всеми леворадикальными и социалистическими течениями русской мысли существует тесная, неразрывная связь. Одно влечет за собой другое... Это оказалось истиной в 1917-1918 г.г. Это истинно и для будущего". Т.е. и для нас. Т.е. и для Украины. Сегодня здесь хотят переложить всю ответственность на большевиков, на русских, на евреев, на кого угодно... Но - не судьба.

"Русскому обществу систематически прививали и продолжают прививать ложные представления о европейской культуре. Даже многие из русских академических ученых в этом отношении мало чем отличались от дюжинных социалистических проповедников и агитаторов. Идеи социализма и анархизма, политическая и агитационная деятельность европейских социалистов и анархистов - вот что только и выдавалось у нас за европейскую культуру. Так повелось издавна". Это про Украинку и Франко. А сегодня за европейскую культуру выдается НАТО (как будто нейтральные европейские страны - это не Европа, а давний член НАТО Турция - уже Европа).

"Когда большевики попытались построить свою культуру, основанную на последовательно проведенных началах социализма, они пришли к той "антропофагии", о которой говорил величайший русский писатель Достоевский. Недаром его так ненавидит М. Горький, это яркое порождение смеси народного босячества с интеллигентским большевизмом и духовным босячеством!". Изгоев не знал, что Горький всю жизнь при себе держал иконку, на которой был изображен тот, кого он уважительно величал "Черт Иванович".

"Нечаевщина была первым крупным проявлением русского большевизма. Гений Достоевского сказался в том, что он тогда же, по нескольким лишь чертам, нарисовал всю картину, так страшно до мелочей оправдавшуюся ныне ("Бесы") ...Десятки лет картины Достоевского считались карикатурой на русский социализм. Но для "имеющих очи" уже в 1905-1906 годах видно было, что Достоевский пророчески прозревал в глубь событий. В 1917-1918 г.г. об этом не может уже быть и спору. Что же дало возможность Достоевскому так зорко всмотреться в мрак грядущего? То, что он метко и точно схватил глубочайшую суть русского социализма, стремление немедленно, "на всех парах", как сказал Верховенский и повторили Ленин и Троцкий, создать на земле земной рай без Бога, без религиозной идеи. Для Достоевского было ясно, что вся нравственная культура, которой достиг современный человек, покоится на религии, на чувстве Бога...

Века христианства облагородили человеческую натуру. Православие воспитало душу русского человека. И когда теперь большевики сделали свой опыт и показали нам человека без Бога, без религии, без православия, показали его в том состоянии, о котором Достоевский говорил: "если нет Бога, то все позволено", то весь мир ужаснулся этой кровожадной, садически-злобной обезьяны... Мы воочию видели, во что превращается этот человек, освободившийся от Бога и назвавший себя "социалистом". Никогда в обществе социальные связи не были столь слабы, столь надорваны, как во времена официального царство социализма. Человек человеку волк - вот основной девиз этих страшных дней... Глупые сказки о "пролетариях" и "буржуях", которыми прикрывались эти преступления и злодейства, сочинены для детей...

Социализм - это христианство без Бога. Но при господстве этого своеобразного "христианства" люди не только не работают совместно и дружно, а, как волки, бросаются один на другого, смотрят друг другу в рот, считают куски в чужом рту и вырывают их оттуда вместе с жизнью...Освобожденный от религии человек семимильными шагами пошел не вперед, к царству разума, свободы, равенства и братства, как учили лживые социалистические пророки, а назад, к временам пещерного быта и звериных нравов. Что же является культурной силой: объявленная ли реакционной религия, осмеянное ли социалистами православие или атеистический социализм? Религия - основной камень культуры человеческого общества. Когда захотели строить без него, человеческого общества построить не смогли, а лишь показали несколько картин звериной свалки..."; "Долгие годы, когда экономическая теория Карла Маркса давно уже была разрушена европейскими теоретиками, она наивно считалась у нас последним словом экономической науки. Немало усилий тратилось нашими учеными на штопание разлезавшегося по всем швам марксистского кафтана, на прилаживание его к упрямой действительности". Все это написано в 1918 году (когда главные подвиги марксистов-ленинцев были еще впереди).

"В области "науки", как и в области цензуры, русские социалисты-большевики дали бесконечное число анекдотов, затмивших все, чем когда-то кололи глаза самодержавной бюрократии Павла и Николая I... Большевики, учинив "прыжок из царства необходимости в царство свободы" (Маркс), фатально очутились не впереди, а где-то назади, на одном из этапов, давно пройденном "буржуазным человечеством", а два или три века тому назад и Российским государством".При чтении Изгоева невольно вспоминается статейка Украинки "Джон Мiльтон", настойчиво оплевывающая Россию.

Далее он вспоминает, как Кистяковский цитировал в "Вехах" Плеханова: "В 1917 г. большевики осуществили только то, чему Г.В. Плеханов учил их в 1903 году. Если они разогнали Учредительное Собрание не через две недели, а через день, то разница тут не принципиальная. Матрос Железняков мог это сделать в один день - только и всего".

"Религия, как известно, - детские сказки, выдуманные "попами" для оправдания "эксплуататоров". Этика и право - тоже продукт умственных ухищрений буржуазии для закабаления эксплуатируемых классов. Реальна только экономика. Фундамент общественной жизни - производство материальных благ. Все остальное - лишь надстройка. Кто овладеет этим фундаментом и перестроит его, тот только и будет настоящим революционером, создающим новые формы жизни. Десятилетиями русская интеллигенция воспитывалась в этой, столь стройной на бумаге, теории, превратившейся в символ новой социалистической веры... Крах русского социализма в этой области наиболее серьезен и вместе с тем бесспорен...Наши производительные силы при "социализме" регрессировали к  временам петровских крепостных фабрик... Полицейские глупости большевиков стократно затмили собой полицейские глупости старого строя...".

"Главная причина нынешнего краха русского социализма в его ложном и лживом учении о человеке... Социализм боролся с религией, национализмом, патриотизмом, как явлениями реакционными, служащими препятствием на пути человечества ко всеобщему счастью. Но люди, которых социализм освободил от религии, оказались даже не людьми, а кровожадными хищными зверями, опасными для всякого человеческого общежития. Лишенные связи с Богом так, как они Его раньше понимали, эти люди отупели и морально и умственно... Их садическая жестокость нередко бывала лишь следствием обуявшего их страха... Никогда Русь не сквернилась таким количеством злодеяний, лжи, предательства, низости, бездушия, как в год революции... Социалистическая революция, думая разрушить, утвердила религию в России, очистила и возвысила служителей церкви, напомнив им о жертвенности их служения". В ХХ веке число христианских новомучеников превзошло число святых за все предыдущие века. Это есть ответ Украинке, Франко и прочим революционным атеистам-социалистам.

Бердяев в статье "Духи русской революции" ставит тот же диагноз: "С Россией произошла страшная катастрофа. Она ниспала в темную бездну... Русская революция антинациональна по своему характеру, она превратила Россию в бездыханный труп... Бессмертные образы Хлестакова, Петра Верховенского и Смердякова на каждом шагу встречаются в революционной России и играют в ней немалую роль, они подобрались к самым вершинам власти... Россия Гоголя и Достоевского может быть обнаружена и в русской революции.. У Гоголя и Достоевского были художественные прозрения о России и русских людях, превышающие их время... Много есть русских бесов, которые раскрывались русским писателям или владели ими, - бес лжи и подмены, бес равенства, бес бесчестья, бес отрицания, бес непротивления и мн., мн. другие. Все это - нигилистические бесы, давно уже терзающие Россию. В центре для меня стоят прозрения Достоевского, который пророчески раскрыл все духовные основы и движущие пружины русской революции... В Достоевском нельзя не видеть пророка русской революции. Русская революция пропитана теми началами, которые прозревал Достоевский и которым он дал гениально острое определение. Ему было дано до глубины раскрыть диалектику русской революционной мысли и сделать из нее последние выводы... Он обнаружил, что русская революционность есть феномен метафизический и религиозный, а не политический и социальный. Так удалось ему религиозно постигнуть природу русского социализма... Он обнажил стихию русского нигилизма и русского атеизма... Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, что им владеют не человеческие духи. Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь "Бесы", то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать... Понять всю глубину и правду "Бесов" можно лишь в свете иного сознания, сознания религиозного; эта глубина и эта правда ускользает от сознания позитивистического... Сейчас, после опыта русской революции, даже враги Достоевского должны признать, что "Бесы" - книга пророческая... Он понял, как никто, что духовная основа социализма - отрицание бессмертия, что пафос социализма - желание устроить царство Божье на земле без Бога, осуществить любовь между людьми без Христа, - источника любви. Так раскрывает он религиозную ложь гуманизма в его предельных проявлениях. Гуманистический социализм ведет к истреблению человека как образа и подобия Божья, он направлен против свободы человеческого духа, не выдерживает испытания свободы... Достоевский видел дальше и глубже всех...".

Мы еще увидим, откуда Украинка выводит свою революционную родословную. Бердяев о таких писал: "Русская революционная мораль представляет совершенно своеобразное явление. Она образовалась и кристаллизовалась в левой русской интеллигенции в течение ряда десятилетий и сумела приобрести престиж и обаяние в широких кругах русского общества. Средний интеллигентный русский человек привык преклоняться перед нравственным образом революционеров и перед их революционной моралью. Он готов был признать себя недостойным этой моральной высоты революционного типа. В России образовался особенный культ революционный святости. Культ этот имеет своих святых, свое священное предание, свои догматы... Достоевский первый вскрыл ложь и подмену в революционной святости. Он понял, что революционный морализм имеет обратной своей стороной революционный аморализм и что сходство революционной святости с христианской есть обманчивое сходство антихриста с Христом. Нравственное вырождение, которым кончилась революция 1905 г., нанесло некоторый удар престижу революционной морали, и ореол революционной святости потускнел. Но действительного излечения не произошло... Теперь даже для людей полуслепых многое виднее, чем после 1905 года. Теперь "Вехи" не были бы встречены так враждебно в широких кругах русской интеллигенции, как в то время, когда они появились... После бесовства революции святость русской революционной интеллигенции не представляется уже столь канонически бесспорной. Духовного оздоровления России нужно искать во внутреннем изобличении этой революционной лжесвятости и в освобождении от ее обаяния". Все это касается и Украины с Украинкой.

"Человек, фанатизированный ложной идеей, способен выносить внешние лишения, нужду и страдания, он может быть аскетом не потому, что силой своего духа преодолевает свою грешную и рабскую природу, а потому, что одержимость одной идеей и одной целью вытесняет для него все богатство и многообразие бытия и делает его естественно бедным. Это - безблагодатный аскетизм и безблагодатная бедность, нигилистический аскетизм и нигилистическая бедность... Революционная мораль, революционная святость - глубоко противоположны христианству... Искренно увлеченные революционным духом не видят реальностей, не распознают духов"; "Путь к возрождению лежит через покаяние, через сознание своих грехов, через очищение духа народного от духов бесовских".

В таком же духе высказывались и прочие авторы сборника (Булгаков и Аскольдов, Франк и С. Котляревский). Остановимся еще только на статье П.И. Новгородцева "О путях и задачах русской интеллигенции". В 1918 г. он был одним из руководителей подпольных центров в Москве. В конце года переехал в расположение белых армий, где в 1919 г. проводил кадетские конференции в Екатеринодаре и Харькове. По болезни выехал за границу. В 1921 г. вернулся в Крым, занятый войсками Врангеля. Так что о задачах русской интеллигенции он не только говорил. Новгородцев напоминает: авторы "Вех" хотели указать, что "путь, по которому шло до сих пор господствующее течение русской интеллигенции, есть неправильный и гибельный путь... Если высшей основой и святыней жизни является религия, т.е. связь человека с Богом, связь личного сознания с объективным и всеобщим законом добра, как с законом Божиим, то рационалистический утопизм есть отрицание этой связи, есть отпадение или отщепенство человеческого разума от разума Божественного. И в этом смысле кризис интеллигентского сознания есть не русское только, а всемирно-историческое явление... Разум человеческий впадает в утопизм, в безрелигиозное отщепенство и самопревознесение".

Когда бесоодержимым напоминают о Боге, они бывают очень недовольны. Так революционеры были недовольны авторами "Вех", которые "уже тогда предвидели, что из ядовитых семян утопизма не может взойти добрых всходов, что они несут с собой гибель и смерть. Великая смута наших дней показала, насколько правы были эти немногие и как ошибались те, кто ожидал русской революции как торжества и счастья русского народа... Только самые черные дни нашей прошлой истории могут сравниться с тем, что мы сейчас переживаем...Только пробуждение религиозного сознания и национально-государственного чувства может возродить Россию... Лишь целительная сила, исходящая из святынь народной жизни и народной культуры, может снова сплотить воедино рассыпавшиеся части русской земли...Самые искренние и благожелательные стремления утопической мысли вместо блага приносят зло, стремясь создать новую жизнь, на самом деле лишь разрушают и мертвят; обещая людям земной рай, они нередко приводят к земному аду, и вместо счастья и всеобщего устроения ввергают всех в ужас и хаос анархии и запустения... Утопии земного рая, признающие возможное всемогущество и господство в жизни разума человеческого, не могут одновременно с этим признавать и неисповедимые тайны Божьего Промысла. Хотеть устроиться по разуму, так, чтобы разум человеческий был единым всемогущим владыкой жизни, это значит также верить, что можно устроиться без Бога, без религии... Это - гордое самообольщение ума человеческого, возмечтавшего о своем всемогуществе... Единственным плодом этого самообольщения являются безвыходные противоречия и неизбежное крушение". Новгородцев призывал нас к восстановлению своих святынь.

 

                           4.11. М.Славинский и другие.

После выхода "Вех" многие интеллигенты бросились на защиту русской интеллигенции. Вышло несколько сборников. Один из них - "Интеллигенция в России" (1910). Большинство авторов так или иначе связаны с Украиной: И. Петрункевич (участник земского движения в Черниговской губернии), Н. Гредескул (профессор Харьковского университета), М. Ковалевский (окончил юрфак Харьковского университета), Д. Овсянико-Куликовский (ученик Потебни, получивший образование в Новороссийском и др. университетах), М. Туган-Барановский (окончил Харьковский университет, министр финансов Центральной Рады). Естественно, никто из них себя от русской интеллигенции не отделял.

 Автором статьи "Русская интеллигенция и национальный вопрос" был тот самый Максим Славинский, который вместе с Украинкой был участником киевского литературного кружка "Плеяда". Познакомились они в 1886 г., ему она посвятила свой "Сон лiтньо§ ночi" (1892). Вместе переводили и издавали переводы Гейне. Он закончил юрфак Киевского университета св. Владимира. В годы первой русской революции - кадет. Был редактором петербургского журнала "Украинский вестник", затем секретарем редакции "Вестника Европы". Вот как он защищал русскую интеллигенцию: "Дата 17 октября 1905 года является формальной гранью между уходящим в историю принудительным единством и долженствующим прийти ему на смену живым разнообразием национальностей единой Российской империи.

Возрождение национальностей, входящих в состав России, началось, и ко времени акта 17 октября обозначилось как обстоятельство, чрезвычайно благоприятное для ожидаемой новой русской гражданственности, для идеи русского государственного единства. В дни так называемого освободительного периода, в эти дни, когда все и каждый высказывали откровенно и безболезненно, как дети, все накопившиеся желания свои, все родившиеся мысли, все мечты и упования; в эти дни, когда были произнесены среди других все национальные слова, определены все национальные мнения, не раздалось ни одного национального голоса, в котором хоть отдаленно звучала бы неприязнь к моменту государственного единства... Вся национальная пресса, все программы национальных партий в основу своих выступлений поставили охрану государственного единства и подведение нового и прочного фундамента под здание этого единства. Последовавшие затем события, длившиеся и до наших дней, смяли и растоптали венок национальных надежд, но оказались бессильными погасить веру народов империи в Россию, не убили тяготение к ней... Среди сил, создавших единство Русского государства, оказались силы, мощное притяжение которых отвратило недержавные народности от орбиты политической центробежности, от идеи политического сепаратизма. Силы эти - русская культура и главный носитель ее - русская интеллигенция...

Это единственная общественная группа, которая, будучи более или менее независимой от воздействий сословной, классовой и профессиональной психологии, концентрирует в себе все черты общенародного гения, делается сосредоточением общенародного творчества, питаясь непосредственно его соками и непосредственно возвращая полученное в переработанном виде народу, минуя все сословные, классовые и профессиональные перегородки... Без нее невозможно поступательное движение всей цивилизации данного народа... Русская интеллигенция блистательно отправляла всегда свои национальные функции. Ее история - сплошной подвиг национального служения. В самое короткое время и при самых неблагоприятных условиях русская интеллигенция взрастила и взлелеяла великую литературу, высокую научную и художественную мысль, которые позволили русскому народу занять подобающее ему место в ряду мировых национальностей". Каково было Украинке читать такое?

"Ни с какой стороны русская интеллигенция не повинна в тех ужасах денационализации, которыми наполнены последние пятьдесят лет истории Русского государства. Она брезгливо отворачивалась от практики имперской национальной политики, смягчая ее удары высоким гуманным сочувствием, оздоровлявшим удушливую атмосферу имперских междунациональных отношений. Высокий сравнительно уровень русской культуры и благородные качества русской интеллигенции сыграли весьма важную роль в утверждении государственного единства в национальном сознании недержавных народов России. Все они - за исключением поляков, немцев и народов Финляндии, национальное развитие которых шло особым путем, - начали свое возрождение под абсолютным влиянием русской культуры. Литературные, общественные и - что всего важнее в данном случае - политические идеалы русской интеллигенции сразу же стали достоянием нарождающихся национальных интеллигенций... Государственное единство, построенное на таком широком и стойком фундаменте, как национальное сознание всех народов, достоянием которого стали общие политические идеалы, созданные творческой мыслью первенствующей национальности, способно устоять перед всеми ожидающими его испытаниями. Каждый лишний день господствующего ныне режима имперской национальной политики доказывает это.

Благородное сотрудничество русской интеллигенции с интеллигенциями недержавных народов империи подготовило все условия для оздоровления межнациональных отношений в России. Согласование моментов государственного единства и национального разнообразия уготовило пути мощного державного возрождения Российской империи силою возрождающихся национальностей, среди которых первое место занимает национальность великорусская. Осуществление этой патриотической идеи, общей всем гражданам России, встречает, однако, на своем пути значительные, лишь временем преодолеваемые затруднения. И роль русской интеллигенции, в росте и развитии своем творящей национальное государственное дело, далеко еще не закончена. Ее подвиг национального служения далек еще от конца своего, но ее друзья и сотрудники - национальные интеллигенции всех народов империи - будут всегда с нею: безрадостные дни современности не омрачат их прекрасного сотрудничества на пользу и во славу общего отечества". Аминь.

 

4.12. М. Драгоманов.

Украинка против Драгоманова? Против любимого дяди? Все дело в том, что у Драгоманова было столько взаимоисключающих идей, что при всем желании согласиться со всеми не было никакой возможности.

Зеров писал: "Серед усiх тих людей, що перейшли в iсторiю громадського нашого життя як учнi Драгоманова, ясно вирiзняються два одмiннi типи. Однi, як Павлик, цiлком зосталися в полонi його яскраво§ iндивiдуальностi, сво§х власних стежок не прокидали, а якщо й рiзняться мiж собою, то тiльки характером i степенню своє§ участi в драгомановськiм культi. Другi, як Франко, засво§ли собi тiльки зерно драгомановсько§ науки, але зростили його по-своєму, зазнавши iнших повiвiв та впливiв, i плiд дали свiй власний, перейшовши в iсторiю з власними, часом рiзко окресленими обличчями. I хiба не характерно, що Павлик, вiрний васал учителево§ пам'ятi, самовiдданий видавець його творiв i листування, не раз закидав Франковi вiдступництво i зраду, а Франко, вiдповiдаючи, раз у раз дивувався, як Павлик умудрився нiчого поза Драгомановим не побачити. Леся Укра§нка скорiше належала до другого гурту драгоманiвцiв...вона сама зробила з його науки всi потрiбнi §й висновки (Драгоманов писав у листi з 24 грудня 90 р.: "Я думав, що нашi заведуть європейський соцiалiзм у себе, а "Друг" Павлика ускочив у "Что делать?" i росiйське отщепенство"), - цi висновки, послiдовно розвиненi, i привели §§ вiд народницького радикалiзму до першого укра§нського соцiал-демократичного групування (в кiнцi 90-х рр.), зробили §§ спiвробiтницею росiйського марксiвського журналу "Жизнь"".    

Забужко советует: "Треба б вивчати Лесю Укра§нку й Драгоманова "одним пакетом": саме при порiвняльному аналiзi цi нашi "Сократ iз Платоном", Учитель i Учениця, розкриваються найглибше, прецiкаво пiдсвiтлюючи себе навзаєм....Я, звiсно, не маю мегаломансько§ амбiцi§ замахуватися тут на подiбну ескападу - менi залежить тiльки й виключно на духовнiй генеалогi§ Лесиного "укра§нства", котре так само родом "вiд Драгоманова"" (10, 347).

Михаил Петрович Драгоманов (1841-1895) родился в небогатой дворянской семье на Полтавщине. Закончил историко-филологический факультет Киевского университета имени Святого Владимира. Здесь же преподавал историю. Стажировался в Праге, Львове, Гейдельберге, Цюрихе, Вене, Флоренции. Историк и публицист, литературовед и фольклорист, экономист и философ. В эмиграции 15 лет жил в Женеве. Последние годы жизни - профессор Софийского университета. Высоко оценивал П. Кулиша, считал его единственным из украинофилов, который может поставить украинское дело во всей его широте. Во взглядах обоих мыслителей было много общего.

"Укра§нство" Драгоманова было таким: "А якi ми руськi - чи ми рiзновиднiсть общого чи окреме зовсiм, цього, правду сказати, гарно нiхто не знає". Вовсе не национальное стояло для него на первом месте: "В нашiй справi, коли ми поставимо думку, що нацiональне є перше, головне дiло, то ми поженемося за марою, або станемо слухати того, що всилюється спинити поступ людський i поставимо на риск, коли не на згубу, й саму нашу нацiональнiсть. Коли ж ми станемо при думцi, що головне дiло - поступ людини й громади, поступ полiтичний, соцiальний i культурний, а нацiональнiсть є тiльки грунт, форма й спосiб, тодi ми певнi, що послужимо добробутовi й просвiтi нашого народу, а вкупi й його нацiональностi, охоронi й зростовi того, що в нiй є доброго". Национальное по форме и прогрессивное по содержанию - вот его идеал.

По словам Зерова, "Драгоманов писав, обороняючи вiд ударiв укра§нських дiячiв кiнця 18 та початку 19 столiття, що "без пiвнiчних берегiв Чорного моря Укра§на неможлива як культурний край"; що "московське царство виповнило елементарну географiчно-нацiональну завдачу Укра§ни", пiдбивши Крим та Чорноморське узбережжя та що не без причин оточила хвалою постать Катерини Друго§ укра§нська iнтелiгенцiя 18 в.". Но, с другой стороны, у того же Драгоманова, оказывается, имеется и диаметрально противоположная работа: "Леся Укра§нка добре знала працю М. Драгоманова "Пропащий час. Укра§нцi пiд Московським царством" i використала §§ для своє§ брошури". Драгоманов был неуловим как неуловимый мститель.  

Отсутствовала у него "державницька iдея". В своих "Чудацьких думках" он констатирует: "Нiгде не бачу сили, грунту для полiтики державного вiдриву (сепаратизму) Укра§ни вiд Росi§". Идея государства вообще чужда Драгоманову. В его концепции государству противостоит идеал федерализма; унитарному государству он противопоставлял федеративный союз свободных самоуправляемых общин. Наиболее близким к своему идеалу он считал устройство Швейцарии, где провел много лет эмиграции.

Глядя на русских революционеров, Драгоманов не считал этот путь целесообразным. Он сохранял подчеркнутую этическую направленность своей философии. В статье "Шевченко, укра§нофiли й соцiалiзм" он отмечал, что исторический опыт убедительно доказывает: "революцi§ поставали бiльше од почувань, нiж од думки...; бiльше були консервативнi, класовi, нiж прогресивнi...; бiльше пiднiмались проти найгострiших фактiв, нiж проти системи, i через те все були бiльше бунтами, нiж революцiями, i дуже рiдко добивались того, чого §м було треба".

Для Драгоманова неприемлем не только "бунт", но и политическая революция. Ведь всякая революция в лучшем случае способна лишь изменить политические формы господства, но не имеет сил создать новый строй общественной жизни. Неприятие революции обусловлено неприятием позиции, при которой "цель оправдывает средства". Средства не могут оцениваться через цель, поскольку они существенно определяют и реальный характер цели. Негодными средствами невозможно добиться благой цели. Такие средства неминуемо трансформируют и цель, искажая ее вопреки идеальными намерениям. Поэтому в своей "Автобiографiчнiй замiтцi" Драгоманов отмечает, что осуществление общественного идеала "можливе тiльки у певнiй поступовостi та при високому розвитку мас, а тому й досяжне бiльш за допомогою розумово§ пропаганди, чим кривавих повстань".

Одни исследователи отмечают его революционность : "У "Передньому словi до "Громади" (1878) М. Драгоманов писав: "...простому народу на Укра§нi не обiйтись без оружного бою i повстання"". А Франко в работе "Суспiльно-полiтичнi погляди М. Драгоманова" - наоборот: "Не революцiя, а еволюцiя - се був девiз Драгоманова" (6).

В. Курашова приводит слова Ленина: "Драгоманов цiлком заслужив захопленi поцiлунки, якими згодом нагороджував його п. П.Б. Струве, що став уже нацiонал-лiбералом". Как известно, Струве был теоретиком "легального марксизма", участником Лондонского конгресса II Интернационала (1896), автором манифеста I съезда РСДРП (1898). Затем перешел на либеральные позиции. После первой русской революции в сборнике "Вехи" поместил статью "Интеллигенция и революция", где поставил такой диагноз: "Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему...  Анархизм и социализм русской интеллигенции есть своего рода религия... В безрелигиозном отщепенстве от государства русской интеллигенции - ключ к пониманию пережитой и переживаемой нами революции". Такой мудреющий Струве и ценил Драгоманова. Но Украинке ближе была точка зрения Ленина. В. Курашова: "Iдеалом суспiльного устрою для Драгоманова був буржуазний парламентаризм. Здiйснення його вiн хотiв би бачити в Росi§. Для Лесi Укра§нки ця програма була абсолютно неприйнятною".

Биограф пишет: "Однi вбачатимуть в плодах його iнтелектуально§ працi одиноку синтезу "повного всестороннього розвою нашо§ нацi§", як М. Павлик, чи натхненно твердитимуть, як Л. Цегельський, що вiн - "найбiльший Укра§нець ХIХ столiття, розум Укра§ни". Iншi ж не менш натхненно проклинатимуть i його самого, й творiння рук i розуму його, вбачаючи в них лише "синоним усяко§ полiтично§ та соцiально§ деструкцi§"" (7, 56). Одним из таких творений "рук i розуму його" была его племянница Украинка.

Автором слов о деструктивной деятельности Драгоманова был Иван Франко. И ему виднее. Не зря же "А. Кримський колись висловив думку, що Михайло Драгоманiв дав Укра§нi Франка". 

 

                               4.13. Человек-амфибия.

 Особенный интерес Украинки вызывало творчество Владимира Винниченко. Современный исследователь (Г. Костюк) пишет: "Леся Укра§нка у статтi про Винниченка вважала, що вiн уже першими сво§ми творами...пiднiс укра§нську лiтературу до рiвня захiдньоєвропейсько§ й утвердив новий лiтературний напрям - неоромантизм, до якого й себе вона зараховувала". Как и она, он исповедовал национализм: "Укра§нська нацiональна iдея, iдея формування укра§нсько§ нацi§ як нацi§ модерно§ й державно§ - проймає наскрiзь значну частину творiв В. Винниченка...Сила iмперi§, природно, приваблювала багато талантiв з народiв, поневолених iмперiєю. Через цю диявольську силу ми втратили тiльки в письменствi: Нарiжного, Гоголя, Короленка, Ахматову, Бурлюка, Волошина та багатьох iнших. Це тривожило Винниченка протягом усього життя".

Как и она, он исповедовал атеизм. "Є ще один важливий аспект у творчостi Винниченка - це аспеки релiгiйний: релiгiя i суспiльство, люди i вiра в Бога. Рiзнi суперпатрiоти i святенники закидають Винниченковi, що вiн ате§ст, що в сво§х творах проповiдував безбожництво. Звичайно, ате§зм Винниченка питання не дискусiйне. Вiн був чiтко окресленим i принциповим сином своє§ рацiоналiстично§ i критично§ доби. Вiн замикав собою вiк свiдомости Драгоманова, Франка, Лесi Укра§нки, М. Павлика, В. Стефаника та iнших або, ширше кажучи, - вiк панування европейського рацiоналiзму й просвiтництва...Але Винниченко насамперед письменник. Вiн аналiтик людських душ, характерiв i творець живих образiв...Щось подiбне можна вiдчути тiльки в драматичних сценах Достоєвського". Ниже увидим, что Винниченко и сам напоминает некоторых героев Достоевского.     

 К. Квитка писал: "Творчiсть Винниченка i його еволюцiя не то що живо iнтересували Лесю, а просто зачiпляла §§ за живе, говорячи про нього, звичайно виходила з своє§ звичайно§ зовнiшньо§ рiвноваги i стриманостi. Стежила за його творчiстю пильно, звернувши на нього увагу з перших його оповiдань, як i всi". Это объясняется тем, что оба писателя фактически решали одну и ту же задачу. Современная нью-йоркская исследовательница (А. Процик) формулирует ее так: "Як у переважаючо§ бiльшостi молодого поколiння укра§нсько§ iнтелiгенцi§ тiє§ доби, полiтичний свiтогляд i творчiсть Винниченка також були позначенi головно двома iдеологiчними напрямками: соцiялiзмом i нацiоналiзмом. Як розв'язати непримиримi суперечности цих двох течiй (соцiялiзм базований на твердо рацiоналiстичних основах доби просвiтництва i матерiялiзму, а нацiоналiзм на протилежних принципах романтизму) - було одним iз ключових питань iнтелектуально§ елiти поневолених народiв Европи.

Винниченко жив i творив у середовищi iз позитивiстським iнтелектуальним фундаментом, у середовищi, яке дивилось на свiт крiзь призму матерiялiстичного, утилiтарного свiтосприймання. Для цього середовища нацiональне питання або було зайвим...або вкоротцi, в купi з неминучим розвитком соцiяльно-економiчного прогресу, мало бути розв'язане. Нацiональне питання узалежнювалося вiд матерiально§ бази, вiд соцiяльних структур, i тому воно вiдсувалося на другорядний плян. З цього погляду, воно не потребувало особливо§ уваги чи глибшого аналiзу. Свiтогляд лiберально§ i соцiялiстично§ iнтелiгенцi§, що ставив матерiяльне вище духовного, загальне вище унiкального, силою аргументу мiг стояти i далi сто§ть тiльки по сторонi високо розвинених культур пануючих великих нацiй, маючи тiльки одне застереження: щоб асимiляцiя вiдсталих культур проходила без насилля, без ексцесiв, а, так би мовити, закономiрно.

Не всi укра§нськi соцiялiсти марксисти були готовi погодитись iз цим висновком, але, послiдовно дотримуючись пiдставових принципiв свого свiтогляду, намагалися знайти рацiонально обгрунтованi аргументи для висунення проблеми укра§нського нацiонального визволення як передового завдання укра§нсько§ iнтелiгенцi§...Теоретики нацiоналiзму також вiрили у прогрес i в здiйснення демократичних iдей в суспiльствi. Прогрес для них, одначе...означав у першу чергу не матерiяльний добробут, злиття культур чи нацiй, чого з оптимiзмом очiкувала утилiтарно настроєна iнтелiгенцiя, а, в першу чергу, як висвiтлення духовного багатства народу, розвиток унiкальности культури кожно§ нацi§, як еволюцiю вiд безформно§ одноманiтности до сформовано§ рiзноманитности...

На вiдмiну вiд його бiльш iнтелектуально витончених побратимiв iз табору укра§нсько§ соцiялiстично настроєно§ iнтелiгенцi§§, Винниченка не хвилювали вище наведенi iдеологiчнi протирiччя. Суддячи з його полiтичних есе§в i драматичних творiв, цi протирiччя для нього немов i не iснували.

Чому це так? Щоб вiдповiсти на це запитання, треба розглянути iдеологiчний свiт Винниченка, треба висвiтлити його розумiння марксизму. Комунiзм, пише Винниченко, це "фiлософiя життя людини, кляси i цiлого суспiльства в найбiльш загальнiм i найбiльш iндивiдуальнiм смислi. Комунiзм включає всi аспекти буття людини. Комунiзм є вищою гармонiєю психологiчних i фiзичних сил людини". Iншими словами, марксизм для нього - це iдея "всебiчного визволення": визволення соцiяльного, нацiонального, культурного. Таке анархiстично-тотальне визволення мала принести революцiя, розумiється, соцiялiстична, комунiстична революцiя.

Вiльна, риторична фразеологiя, характерна для його полiтичних есе§в, повторюється майже слово в слово у гiперболiчно емоцiйних, на§вних виступах геро§нь i геро§в його п'єс...Вiдсутнiсть рацiонально побудованих iнтелектуальних двобо§в i глибших аналiтичних роздумiв у драмах Винниченка можна пояснити тим, як завважив Iван Лисяк-Рудницький щодо змiсту його полiтичних есе§в, що "Винниченко засво§в iз науки Карла Маркса i Енгельса тiльки аспекти есхатологiчнi й утопiйнi, а не пiзнавальнi i науковi. Його захоплювали у Маркса засуджування нерiвности i несправедливости в системi капiталiзму, мiт пролетарсько§ революцi§ i вiзiя досконалого соцiялiстичного суспiльства...Його розумiння марксизму не перевищало рiвень звичайно§ пропагандивно§ брошури". Останнiй коментар стосується також i до його обiзнаностi з теоретичними основами нацiоналiзму. Тому, мабуть, не було аж надто великим перебiльшенням жартiвливе спостереження Ярослава Пеленського, що з полiтичного погляду Винниченка можна вважати "нешлюбним сином Карла Маркса i вродливо§ укра§нсько§ молодицi-повi§"".

Очевидно, не будет "аж надто великим перебiльшенням" предположить, что у плодовитого Карла Маркса могла быть и "нешлюбна дочка". При этом наследственные болезни у "дочки" и "сина" были общими: "Трагедiя Винниченка як полiтичного мислителя полягала в тiм, що у нього були юнацька вiдвага i невгамовний порив (можна б це назвати, у свiтлi його iнтелектуально§ непiдготовленостi, навiть нахабством) пiднести голову, щоб зiбрати погляд на вершку iде§, без послiдовно§ витривалости переосмислити, переоцiнити §§, i без то§ необхiдно§ мужньо§ вiдповiдальности полiтичного дiяча чи мислителя прослiдити, чи ця iдея вмiщується в прокрустово ложе строго детермiнiстично§ iдеологi§ марксизму. Згiдно з переконанням Винниченка, а це переконання залишилось в нього майже до кiнця життя, вина не в iдеологi§, а в людях, якi або слiпi через свою iнтелектуальну обмеженiсть i надмiр емоцiйности (табiр нацiоналiстiв), або морально звихненi (провiд бiльшовикiв-п'ятакiвцiв в Укра§нi). Це переконання вiддзеркалюється у його публiцистичних працях, але, передусiм, воно найсильнiше проявляється в його п'єсах".

  Марксизм В.В. исследует современный автор (С. Михида). Его выводы касаются многих (если не всех) украинских марксистов и марксисток. "Зацiкавлення багатьох молодих людей у кiнцi 19 - на початку 20 столiття соцiалiстично-комунiстичними iдеями й революцiйною дiйснiстю, що мало на метi реально ствердити цi iде§ в життi, пояснюється перш за все тим, що в соцiалiзмi вони бачили альтернативу тогочасному молодому, агресивному, соцiально не загнузданому капiталiзмовi...Тому цiлком природно бачити молодого Винниченка в рядах революцiонерiв соцiал-демократичного спрямування...Iван Лисяк-Рудницький вiдзначав, що Винниченко, "бувши людиною небуденних i рiзноманiтних природних здiбностей, не мав систематично§ полiтично§ освiти". Бiльшiсть його публiцистичних творiв свiдчить про те, що марксизм його мав не глибокий науковий, а, скорiше, практичний характер, до якого додавався ще "бунтарський дух i зненависть до всякого начальства"". Это же самое можно сказать об Украинке. Ее касается и следующее:

"Як невтомний революцiонер, який займався практичною дiяльнiстю..., а головне - плiдно працював на лiтературнiй нивi, Винниченко не мав часу належним чином студiювати соцiалiстичнi вчення. При цьому Винниченко бiльшу частину свого свiдомого життя був переконаним марксистом. Ярослав Пеленський навiть називав його "нешлюбною дитиною Карла Маркса з вродливою й темпераментною укра§нською молодицею". I додавав: "Вiн був дуже репрезентативний для нашого мислення, чи, точнiше кажучи, для нашого несистемного i нелогiчного мислення". А Лисяк-Рудницький зауважував: "З вчення Маркса i Енгельса Винниченко сприйняв тiльки есхатологiчно-утопiйну, але не пiзнавально-наукову частину. Його в марксизмi захоплювали такi речi, як протест проти несправедливостi капiталiстичного ладу, мiт пролетарсько§ революцi§, вiзiя майбутнього iдеального соцiалiстичного суспiльства. Його розумiння марксистсько§ теорi§ не пiдносилося понад рiвень популярних брошур. Винниченка можна вважати iдеологом укра§нського нацiонал-комунiзму в тому сенсi, що в його публiцистицi пластично вираженi настро§, емоцiйний клiмат, притаманнi цьому середовищу". Незважаючи на це, з властивою йому смiливiстю Винниченко береться за трактування марксизму, навть бiльше - за створення схеми укра§нського марксиизму, який, на його думку, слiд розглядати не лише як партiю, як економiчне вчення, а й у тiсному зв'язку з етикою, естетикою i фiлософiєю. Стаття "Спостереження непрофесiонала" з пiдзаголовком "Марксизм i мистецтво", опублiкована в журналi "Дзвiн" (1913), дає можливiсть зрозумiти Винниченкове бачення марксизму...При цьому Винниченко виявляє себе швидше гарним письменником, що вмiє образно мислити, нiж теоретично озброєним полiтиком: "Марксизм - се не рука, не орган одного тiла, а нове тiло, дитина, яка росте в лонi матерi - старого громадянства. Се нова соцiальна iстота з власними руками, ногами, серцем, розумом"".

Кто был отцом ребенка - осталось тайной как для атеиста Винниченко, так и для атеистки Украинки. Однако рано или поздно все тайное становится явным: "Гадаємо, що цiлком правомiрно ставити питання про згубний вплив комунiстичного свiтогляду на мiру реалiзацi§ творчого потенцiалу митця...Євген Маланюк бачив згубну дiю комунiстичного свiтогляду в його фактичному антигуманiзмi. "В ядрi марксизму, - стверджував вiн, - корениться не тiльки матерiалiзм, як певна фiлософська система, але й щось значно глибше, значно страшнiше. Бо коли людину представалено в той спосiб, як в цiй теорi§, без зв'язку з родиною, з нацiєю, з природою, з духом, з Богом, - тодi вже людини немає цiлком. Марксизм не тiльки безбожний, вiн, iсторично беручи, є антихристиянським в повнiм розумiннi цього слова. Отже й антихристовим. У цiм безперечний сатанизм Марксово§ доктрини, в якiй клекоче вiн пiд покришкою науковоподiбних формулювань". Хорошо сказано.

Но атеисты этого не видят: ибо бесоодержимые в бесов не верят.  Винниченко "трактує марксизм iз його класовою непримиреннiстю як учення про найвищу терпимiсть. З усього видно, що Винниченко не марксист, хоча й проголошує себе таким, а пропагатор загальнолюдських цiнностей, не соцiалiст, а великий мрiйник. "I тiльки один марксiзм, - пише вiн, - дає задоволення свому непереможному, вiчному стремлiнню людини зазирнути в майбутнє. На далекому просторi людського життя вiн ставить пункт спочинку, пункт, до якого можна й треба прокладати свою путь. Хай тепер темно, тiсно, тяжко. Хай гинуть нашi сили в боротьбi, в трудних усиллях, хай на перший погляд сi усилля, ся боротьба безплодна, марна, - ми знаємо, ми вiримо, ми бачимо далекий пункт, де ясно, де вiльно, де радiусами зiйдуться всi витраченi нами сили"". А если уж "гинуть нашi сили", то и подавно - "хай гинуть нашi вороженьки" (см. украинский гимн).

"Побудовi соцiально справедливого суспiльства Винниченко присвячує все своє життя...В 1920 роцi, у "Листi до клясово несвiдомо§ укра§нсько§ iнтелiгенцi§" вiн заявляє, що переконання, якi вiн мав у 1902 роцi, "в сутi сво§й не змiнилися, вони лише перейшли iз сфери нездiйснювано§ у ту, що втiлилася в життя". Проте перемога соцiалiстично§ революцi§ привела, на думку Винниченка, до "внутрiшно§ дiзгармонi§" в результатi неправильного, як вiн твердить, розумiння нацiонального питання, притаманного укра§нським i росiйським соцiалiстам. Винниченко пише про гармонiзуючу силу комунiзму, який "об'єднує нацiональне з соцiальним i приводить людину до єдности думки й акцi§", заявляє, що "внутрiшнi конфлiкти не роздирають, не роздвоюють" його". Гвозди бы делать из этих людей...

"Знайомлячись iз цими щирими визнаннями Винниченка, важко позбутися враження, що вiн - як утопiст i романтик бажане й вимрiяне намагається видати за дiйсне. Вiн пише так, нiби й не мав майже двадцятирiчного досвiду активного учасника укра§нського соцiал-демократичного руху...Гармонiя мiж соцiальним та нацiональним була можливою тiльки у Винниченковому варiантi марксизму - в "марксизмi" мрiйливо-утопiчному, романтизованому, себто такому, який мав дуже мало спiльного з марксизмом реальним, суворо матерiалiстичним та з його культом класово§ боротьби. Пропагуючи соцiалiзм, Винниченко залишається палким прихильником нацiонального вiдродження кра§ни. Причому в питаннi нацiональному вiн виступає компетентнiшим i впевненiшим. Ось деякi з думок, висловлених письменником на сторiнках журналу "Украинская жизнь", що деякий час виходив у Москвi: "Першим, реальним, насущним i необхiдним етапом реалiзацi§ волi, що утверджує себе, є злиття з нацiєю"; "Наша iстина - дуже проста. Ми укра§нцi i хочемо в якостi таких жити, розвиватися i творити...".

Цiкаво, що на певному етапi боротьби за нацiональне визволення, автор допускає союз гноблячих i пригноблених класiв: "В найскорiшому завоюваннi розвитку нацiонального iснування Укра§ни зацiкавленi всi групи i класи §§". На цьому ж етапi боротьби Винниченко шукає конкретних шляхiв до перемоги, i всi цi шляхи - не революцiйнi. Нацiоналiзацiя i укра§нiзацiя школи, видавнича дiяльнiсть, заснована на кооперативних засадах, парламентська робота в Державнiй Думi - ось головнi завдання всiх свiдомих укра§нцiв...Як бачимо, в цих поглядах майже вiдсутня типово марксистська "класова" ортодоксальнiсть...Значно пiзнiше, з висоти життєвого досвiду, осмислюючи пройдений шлях, Винниченко так сформулював свою суспiльно-полiтичну позицiю: "Отже, та течiя, до яко§ я належу з перших крокiв моє§ громадсько§ дiяльностi, є течiя всебiчного визволення (соцiального, нацiонального, полiтичного, морального, культурного i т. д.)"...Проте за певних умов iдеологiчнi настанови Винниченка-теоретика призводили до серйозних помилок. Яскравий приклад цього - Укра§нська революцiя 1917-1920 рокiв, у якiй Винниченко брав участь, виконував першi ролi. Перебування його на постах прем'єр-мiнiстра в Центральнiй Радi, Голови Директорi§ УНР викликало рiзко негативнi оцiнки, передусiм з боку нацiоналiстичного крила укра§нського визвольного руху: "Укра§нськi соцiалiсти з В. В. Винниченком i проф. М. Грушевським на чолi, - зауважував Петро Мiрчук, - заходилися вiд самого початку революцi§ з подиву гiдною впертiстю присипляти розбуджену нацiональну свiдомiсть укра§нських мас дурманом соцiалiстичного iнтернацiоналiзму пролетарсько§ революцi§". Причина таких розбiжностей не лише в тому, що Винниченко i його критики стояли на протилежних полiтичних платформах. Вона захована глибше, в суперечностях i внутрiшнiх хитанннях, викликаних конфлiктом мiж соцiальним i нацiональним...". Последнее касается  любого украинского марксиста (и марксистки).

"Проголошення УНР на засадах бiльшовицько§ революцi§ в Росi§ не могло привести до побудови справдi незалежно§ держави, оскiльки виключало з цiє§ роботи верстви населення, якi могли робити це свiдомо - дрiбну та велику буржуазiю i частину iнтелiгенцi§. Тому, перебуваючи при владi, Винниченковi доводилося поступатися соцiальними принципами, i це надзвичайно турбувало й мучило керiвника уряду. "Знов виникає питання: невже ми самi того не знаючи, не вiдчуваючи, виступаємо як контрреволюцiонери? А що як народнi комiсари мають бiльше рацi§, ведучи Росiю й Укра§ну з нею до соцiально§ революцi§" - запише Винниченко у щоденнику 26.01.1918...Не визнаючи бiльшовицького шляху розвитку суспiльства, Винниченко в той же час продовжує вiдстоювати сво§ соцiальнi iдеали i визнає прогресивнiсть соцiалiстично§ революцi§ в Росi§. З одного боку, вiн заявляє, що "величезна бiльшiсть бiльшовикiв "не вiдають, що творять", що широкi маси несвiдомi кiнцево§ мети того руху, в якому беруть участь, що ними керує iнстинкт соцiально§ помсти, iдея грубо§ елементарно§ справедливости, а також нижчi почування i нахили людсько§ природи", i є справжнiм пророком. З iншого - вiн спiває осаннну "совєтськiй Росi§" у 3-му томi "Вiдродження нацi§": "Росiйська робiтничо-селянська революцiя великим досвiдом сво§м дала наочну лекцiю реального здiйснювання соцiальних завдань пролетарiату. Перейдена Совiтською Росiєю величезна праця над руйнацiєю панування старого громадянства й творенням нового. Ця праця, переведена з таким успiхом, з такими наслiдками, дала Європi воiстину приклад соцiального чуда, яке пiдносить захватом революцiйнi живi елементи й холодить передсмертною тривогою елементи паразитарнi, злочиннi, гнилi". Естественно, в себе самом никакой гнили он не наблюдает.

"Годi шукати яко§сь постiйностi в позицiях письменника. Конфлiкт мiж соцiалiстично-комунiстичними переконаннями та нацiональною спрямованiстю був дуже болючим для Винниченка i став фактично основним конфлiктом його особистiсно§ драми. Природа цього конфлiкту значно глибша, нiж це може здатися з першого погляду. Конфлiкт цей тiєю чи iншою мiрою визначав драматизм творчих доль таких талановитих митцiв, як Iван Микитенко, Олександр Довженко. Поряд з ними можна поставити iмена багатьох по-справжньому талановитих письменникiв...". Само собой, это же касается и "письменниць".      

  Поэтому К. Квитка писал: "Творчiсть Винниченка i його еволюцiя не то що живо iнтересували Лесю, а просто зачiпляла §§ за живе, говорячи про нього, звичайно виходила з своє§ звичайно§ зовнiшньо§ рiвноваги i стриманостi. Стежила за його творчiстю пильно, звернувши на нього увагу з перших його оповiдань, як i всi. Одного часу мала намiр написати про нього артикля в якiй чужiй мовi, щоб познайомити з ним ширший свiт... Шедевром Винниченка вважала "Голоту", яку ставила дуже високо i до кiнця жалувала, що вiн не вдержався на тiй висотi, бо все дальше написане вважала хоча i дуже талановитим, але нижчим. Досадувала на його звичайну грубiсть, власне, там, де вона лiтературно мало умотивована i приточена механiчно до сюжету... "Огорчили мене Винниченко i Яцкiв", - писала вона з Єгипту за кiлька мiсяцiв до смертi з приводу "Натуся" Винниченка i "Блискавиць" Яцкова (котрого ранiше дуже вихваляла), - "чогось настiльки позбавленого смаку я нiколи не читала". В "Натусевi" вразила §§ примiтивно-вульгарна фабула.

Нiколи не було в нiй яко§сь жiночо§ манiрностi чи огидливостi, властиво§ вищим класам, але завжди гидувала, коли щось безобразне i гидке виводиться не для яко§сь художньо§ мети або iде§, а нi з того нi з сього, додам вiд себе, щоб пояснити, наскiльки я розумiю §§ вiдношення, отак для приправи, або як нижчi класи великорусько§ людностi вживають лайку для оживлення оповiдання".

Таким образом, что украинец Винниченко с его "звичайною грубiстю" ведет себя как "нижчi класи великорусько§ людностi", которые (чего греха таить) "вживають лайку для оживлення оповiдання". И Украинка не "гидувала"? Нет, она же знала: он не виноват. А кто виноват? Известно кто: старший брат. Винниченко, правда, был сыном украинского чабана. Но ведь для "нижчих класiв малорусько§ людностi" ругань не характерна? Это общеизвестно.

Она "журилась тим, що не бачила в ньому нiяких iнших впливiв, окрiм впливу росiйсько§ лiтератури". Но этому горю легко помочь: "Як довiдалася, що вiн оселився в Парижi, зрадiла, надiючись, що вiн добре пiзнає французьку лiтературу, але потiм розчарувалася i казала, що коли в чому видно, то тiльки в оживленню фабули його п"єс, але iнтрига найбiльшого "Натуся" стала в стилi французьких фарсiв нижчого ґатунку". И кто же виноват? Известно кто: французы-лягушатники. Ведь в украинском писателе в принципе никакой гнили быть не может. Это "золотое правило" националиста: свои портянки не воняют. Но как же быть с народной мудростью ("свинья грязь найдет")? А это не про нас. Это про соседей.

Говорит Квитка: "Деволюцiя Винниченка до амфiбiй глибоко схвилювала Лесю...". Караул! Что стряслось? Сначала речь шла про "творчiсть Винниченка i його еволюцiю", а теперь вдруг началось обратное развитие ("деволюцiя до амфiбiй"). Может писатель стал лягушкой или человеком-амфибией? К счастью, нет. "Амфiбiя" означает всего-навсего "амфiбiальний письменник". Оказывается, с Винниченко произошло огромное несчастье: он стал писать не только на украинском, но еще и на русском языке.

Забужко: "Ї§ безмiрне обурення Винниченком - котрий нiяких "70-х рокiв" уже не пам'ятав, жив на Чикаленкову стипендiю, постiйно скаржачись своєму спонсоровi на безгрошiв'я, i, зрештою, ображений неуспiхом в укра§нських видавцiв, вирiшив був "перейти в росiйську лiтературу" й не без сарказму писав про "благородний гнiв" з цього приводу "щирих" наших, i Лесi Укра§нки зокрема: "...Що казати про "рядових", коли Леся Укра§нка i та накинулась була на мене за це, а, мабуть, нi один не спитав нi себе, нi мене, чи я маю що §сти". Особливо пiкантно, що це пишеться спонсоровi (!), - "бiзнес-хiд", цiлком упiзнаваний i для нашого сьогодення" (10, 481).    

Итак, по свидетельству Квитки, "деволюцiя Винниченка до амфiбiй глибоко схвилювала Лесю, а також i пiдробка пiд росiйського читача в трактуваннi укра§нського елемента в росiйськiй повiстi "На весах жизни"". Про "Весы жизни" она писала матери в 1908 г. из Ялты: "Єсть у нас квартиранти - два молодi кацапчики - "третий элемент" тутешнього земства й управи, хлопцi спокiйнi i нам клопоту не завдають, бо i не обiдають у нас. Обоє "северные", аж з Вологди. Часом розказують цiкавi побутовi анекдоти про свою сторону, наприклад, як там баби кладуть в молоко "холодяночки" (жаби), щоб воно не кисло, i теє молоко п"ють усi. Наша перещеплянка мало не зомлiла, вжахнувшись такого звичаю. Оце поки я не могла нiчого писати, то чимало перечитала з росiйських новинок, що понадавали менi знайомi. Читала "Шиповник", "Землю", "Знание", "Жизнь" i "содержание оных" здебiльша "не одобрила". Да, оскудение... Найбiльш iнтереснi Муйжель i Шолом Аш, решта претенцiознi i мало iнтереснi. Андрєєв коли б не скiнчив, як Мопассан, я це серйозно надумала пiсля його "Проклятия зверя". Утручає в росiйськiй лiтературi навiть не стiльки порнографiя, скiльки сумбурнiсть i безпомiчнiсть думки й фантазi§, безпораднiсть в рiшеннi навiть елементарних психологiчних проблем. Iменно це найбiльше прикро менi й в ославлених "Щаблях життя"... Так наче люди з зав"язаними очима пишуть".

Однако, поскольку Винниченко все же "амфiбiя", то упомянутые дефекты присущи не только русской литературе, но и украинской. Но все равно: жабы остаются всецело за кацапами. В порнографии еще куда ни шло, но в таком "збоченнi" украинцы не повинны. Пусть будет "порнографiя, сумбурнiсть i безпомiчнiсть думки й фантазi§, безпораднiсть в рiшеннi навiть елементарних психологiчних проблем", но украинцы - не лягушатники. Французы - да. Русские, как выяснилось, тоже. Но украинцы - никогда!

А искушение было: "Як Винниченко запросив §§ до участi в журналi "Дзвiн", вона, живуща далеко i не знаючи, хто, власне, там дає тон, дуже вагалася мiж симпатiєю до напряму журналу i антипатiєю до тако§ позицi§ в нацiональнiй справi, яку зайняв представитель журналу Винниченко, з яким, власне, i треба було §й трактувати". Очень понятные колебания. Не так ли себя чувствовала Гуттиэра, получив предложение от Ихтиандра в романе "Человек-амфибия"?

"Довге i мучительне вагання було розв"язане тим, що вона написала "Оргiю", яку i послала до журналу. Отже, генезис се§ речi має безпосереднiй зв"язок з поводiнням Винниченка". "Оргiя" будет чуть позже, а пока читаем Квитку: "Здається, по зрозумiлiй психологi§, багатьом [это слово было написано вместо зачеркнутого "всiм"], збуреним збоченням Винниченка, i твори його почали здаватися гiршими". Психология понятна: что хорошего может написать подобный "збоченець".

"Може, почасти се було слiдне i на поглядi Лесi на "честность с собой", яку вона, здається, нижче ставила, нiж варто. (Що ж до "Весов жизни", то вони, здається, викликали однодушне непохваляння навiть у росiйськiй критицi)". Ничего удивительного: в любой культуре всегда найдется свой дон Педро Зурита (охотник на Ихтиандра). И не один. А про русскую критику и говорить нечего: там таких много. Но, к счастью, в любой культуре всегда найдется и своя Гуттиэра. А в украинской - тем более: "Зостаючись глибоко враженою i розхвильованою поведiнням Винниченка, вона вiддала належне описовi Парижа в повiстi "По-свiй" (саму повiсть вважала невдалою). Казала, що сей опис - один з шедеврiв укра§нського письменства взагалi. Знаходила в Винниченка данi на великого писателя побуту (при тiм побут селян, робiтникiв i малоосвiчених людей удавався йому лучче). Вона вважала згубливим його проповiдництво нових моральних учень, бо знаходила, що сi учення i не новi, i що в Винниченка замало освiти, щоб поучати iнтелiгенцiю. Потiм знаходила, що сим проповiдництвом Винниченко сам зводить себе до положення хвилево знаменитого писателя, тимчасом як, прогресуючи в напрямi "Голоти", вiн писав би для вiчностi".

Итак, по мнению Квитки, винниченкову ""честность с собой"... вона, здається, нижче ставила, нiж варто"". Речь идет о романе "Чеснiсть з собою" (1911). По мнению нью-йоркской исследовательницы М. Ревакович: "Немає сумнiву, що в романi "Чеснiсть з собою" Винниченко виступає на захист статево§ свободи. Його жiночi персонажi значною мiрою вiддзеркалюють змiни, якi сталися в суспiльствi  fin de siecle у сферi сексуальностi. Геро§нi цього Винниченкового роману виявляють значну мiру сексуально§ свободи i вiдмовляються йти слiпо за встановленими  традицiйними нормами поведiнки у сферi сексуальних стосункiв".

Что же касается его первого романа "На весах жизни", то там "перед читачем проходили Париж, побут багатолико§, пiстряво§ полiтично§ емiграцi§, падiння, бiль, метушня й страждання, нерiдко вiдмова вiд попереднiх iдей з боку людей рiзних поглядiв, рiзних партiй". Все это очень не нравилось Украинке. Страшно не понравилось и "буревестнику революции", который очень обиделся за правду о жизни революционеров. Он сравнил автора с давно ненавидимым Достоевским и отказался печатать роман: "Горький рiшуче не прийняв "На весах жизни", мотивуючи свою вiдмову "несвоєчаснiстю" твору та його нiбито iдейною близькiстю до "антинiгiлiстично§" лiтератури...Горький вважав невiдповiдним на початку нового пiднесенння визвольного руху опублiкувати в "Знании" твiр, що мiстив сцени занепадництва, вiдчаю, ренегатства полiтично§ емiграцi§. В той час, як Амфiтеатров бачив у романi "страшну правду", Горький з ним не погоджувався i писав у сво§х листах про "вєхiзм", "ропшинiзм", паплюження росiйсько§ iсторi§ в сучасних творах i в романi "На весах жизни" зокрема. Вiн твердив про "злопыхательство" автора, бiльш сильне на його погляд, анiж у "Бесах" Достоєвського, "а уже как зол был старый демон"". (Как известно, бесоодержимые Достоевского терпеть не могли).

 "Ропшинизм" происходит от псевдонима известного террориста Бориса Савинкова (Ропшина). Естественно, что активным революционерам Винниченко и Савинкову было изнутри виднее, чем дышат революционеры. Не удивительно поэтому, что коллега Горького писатель "Амфiтеатров заперечував закиди щодо "ропшинiзму", висловлював деяке незадоволення з приводу головного героя роману, але пiдкреслював правдивiсть зображення письменником течi§ емiгрантського життя ("В некоторых его страницах я узнал лица и деяния, о каких в архиве моем имеются человеческие документы"), життєвiсть багатьох персонажiв та "превосходную живопись" твору. "Вы говорите, - продовжував вiн у листi до Горького, - сам Достоевский не выдумал подобного. Конечно, не выдумывал и не мог выдумать. Жизнь попроще была, не прошла сквозь сверхчеловеческую школу". Внутрiшня полемiка не вплинула на рiшення Горького: роман "На весах жизни" не був прийнятий "Знанием"". Амфитеатров не знал, что сам директор "сверхчеловеческой школы" прошел через школу Достоевского. А историкам философии хорошо известно, что Ницше конспектировал  романы Достоевского (во французских переводах) и заимствовал некоторые свои "знаменитые" идеи у героев Достоевского (Раскольникова, Кириллова, Ставрогина и прочих). Таким образом, Ницше сам - не более, чем один из героев Достоевского. Не говоря уже об армии ницшеанцев (а имя им - легион).

Ницшеанцем был и Винниченко: "Без сумнiву, Винниченко, як i iншi письменники доби fin de siecle, був пiд його впливом, як це слушно запримiтив П. Христюк ще 1913 року (П. Христюк. "В. Винниченко i Ф. Нiцше". - Укра§нська хата. - 1913. - Љ 4-5), хоча багато постулятiв цього нiмецького фiлософа  були непоєднуванi iз соцiялiзмом, який Винниченко на той час сповiдував". Что бы ни "сповiдував" в своей жизни Винниченко, у него всегда имелась одна незыблемая константа: антихристианство. "Для повноти розумiння героями Винниченка перетворення людини i змiни сiмейних канонiв, наведемо перший принцип його "Конкордизму", в якому викладена фiлософська концепцiя гармонiйного розвитку особистостi: "В усiх сферах свого життя, постiйно позбавляйся вiд гiпнозу релiгi§ i будь просто часткою природи". Отже маємо чергове нiцшеанське "Бог помер"...". Та же константа, как известно, проходила красной нитью через все творчество Украинки с ее "антихристиянською, майже нiцшевсько§ сили проповiддю" (Зеров).

Ни Горькому, ни Украинке не нужна была правда о революционерах: они были соцреалистами задолго до 1917 года. Роман Винниченко Горький обвинил в "несвоєчасностi" (очевидно, вспомнив, как Ленин оценил его собственное творение о революционерах - "Мать": "очень своевременная книга"). Но Винниченко "цiкавився думкою Горького про себе, про що писав Коцюбинському на Капрi. У вiдповiдi Коцюбинського читаємо таке: "У Горького я був i доволi часто буваю. Вiн все хвалив менi Вас i жалкував, що Ви пишете йому "обидные вещи"...У кiнцi листа додано: "Чи Ви що пишете тепер? Горький менi говорив: "Я чувствую, что Винниченко накануне большой вещи". У 1911 р. Винниченко надiслав Олексiєвi Максимовичу свою брошуру "О морали господствующих и угнетенных (Открытое письмо к моим читателям и критикам)", i той знайшов, що в цiй працi поставленi "вопросы важные и болезненные"".

Перефразируя вождя, можно сказать, что это была "очень своевременная брошюра". Канадский исследователь Д. Струк в статье "Що таке "грiх"?" пишет о ней так: "Шукаючи за етичним абсолютом, Винниченко всюди натрапляв на лiцемiрство, а надто серед сво§х приятелiв соцiялiстiв-революцiонерiв. У сво§й статтi "Про мораль пануючих i мораль пригноблених" вiн висловлює своє застереження щодо всеприсутнього лицемiрства: "Я, наприклад, без огляду на свою вiру в свiтле чисте вчення соцiялiзму, почував себе моральним злочинцем, - я ходив до проституток, любив iнодi випити, доводилось iз-за конспiрацi§ брехати сво§м же товаришам, бути нечесним з найблизшими людьми, робити часто несправедливi й брутальнi вчинки. Все це не вiдповiдало взiрцевi соцiялiста, як людини вищо§ моралi, героя й святого...Звiсно, се мучило, змушувало змагатись з собою, змушувало ще пильнiше приглядатись до свого оточення. Але те, що почав я тут помiчати, не тiлько не заспоко§ло мене, а викликало ще бiльше недоумiння й розпач. Я побачив, що бiльшiсть мо§х товаришiв також не святi, що §х щоденне й навiть партiйне життя не вiдповiдало високим взiрцям революцiонерiв попереднiх часiв. Вони в бiльшiй або меншiй степенi робили те, що й я"".

"Шукаючи за етичним абсолютом", Винниченко был неудержим: "Винниченковiй зацiкавленостi моральними питаннями однi дослiдники шукали пояснення в його соцiалiстичному свiтоглядi, iншi вказували на вплив iдей Нiцше, ...З. Фройда, а ще iншi прагнуть поєднати два пiдходи, говорячи про доцiльнiсть кожного iз них". Широк человек. Американская исследовательница Л. Онишкевич сообщает: "Винниченко критикує також суспiльно-полiтичний, чи радше iдеологiчний, аспект тих, що сподiвалися стати "вищими людьми", себто вiдданих соцiялiстiв...Про сво§ п'єси автор висловився, що у них "вiчний розлад мiж вищою свiдомiстю людини i практичною §§ дiяльнiстю, мiж проголошуваними поняттями саможертвенного альтру§зму i iнстинкту чи его§зму. Роман "Чеснiсть з собою" був розвитком iдей "Дисгармонi§". Найбiльшим i часто трагичним дiссонансом в сучасному громадянствi мусить звучати психiка соцiалiстiв, iдеологiчно вся в майбутньому, а звичками, нахилами й соцiальними умовами прикута до сучасних форм i методiв як громадсько§ так i особисто§ дiяльности". Такi думки висловленi головно у Винниченкових п'єсах "Грiх" i "Дисгармонiя" при зударi слiв i дiл одиницi"..."Дисгармонiю" автор написав 1905 року, себто через три роки пiсля появи його перших друкованих оповiдань. Ця п'єса побачила друк роком пiзнiше. Дiя вiдбувається 17-го жовтня 1905 року в Укра§нi...Хоча проблема внутрiшньо§ гармонi§ людини не прив'язана спецiально до даного часу i мiсця, автор використовує особливi iсторичнi приклади соцiялiстичного руху 1905 року для того, щоб звернути увагу на вияви дисгармонi§ сучасно§ людини. Критики Винниченка, зокрема радянськi, натомiсть наголошували, що цiла п'єса є виключно критикою iнтелiгенцi§ в соцiялiстичному русi 1905 року".

В развитие идей "Дисгармонiя" автор пишет роман "Чеснiсть з собою", где решает крайне актуальные после первой русской революции задачи: "Немає сумнiву, що в романi "Чеснiсть з собою" Винниченко виступає на захист статево§ свободи. Його жiночi персонажi значною мiрою вiддзеркалюють змiни, якi сталися в суспiльствi  fin de siecle у сферi сексуальностi. Геро§нi цього Винниченкового роману виявляють значну мiру сексуально§ свободи i вiдмовляються йти слiпо за встановленими  традицiйними нормами поведiнки у сферi сексуальних стосункiв". Но "забобони" отсталых украинских читателей были еще сильны: "Так, на вимогу передплатникiв "Лiтературно-наукового вiстника", яких нiбито шокувала вiдверта брутальнiсть твору, редакцiя журналу припинила друкувати роман Винниченка "Чеснiсть з собою", внаслiдок чого цей твiр у повному обсязi побачив свiт росiйською мовою. А Сергiй Єфремов, iдеолог народництва, на сторiнках газети "Рада" виступив iз статтею "Гнучка чеснiсть", закликаючи самого Винниченка-письменника бути "чесним з собою" i мати мужнiсть "чад власно§ душi назвати чадом"".

В ответ "та частина укра§нсько§ iнтелiгенцi§, що пiднесла лозунги визволення особисто§ свободи, виступила руйнiвником усього, що стояло на завадi розвитковi людсько§ iндивiдуальностi, намагаючись жити за вимогами власного єства з метою найповнiшо§ реалiзацi§ всiх потенцiйних можливостей. Сповiдувався гедонiзм, а отже, схвалювались усi бажання, що вели людину до щастя. "Гармонiя iз самим собою" - таке було найвище кредо". Как известно из одноименного произведения Украинки, "счастье" - понятие растяжимое. Согласно нью-йоркской исследовательнице М. Знаєнко того же мнения придерживался и В. В.: "Винниченко виступає проти обмежень, якi традицiйна естетика накладає на реальнiсть, i вiдмовляється встановлювати обмеження щодо чуттєвости, зокрема тому, що визнається естетично цiнним, красивим, або моральним. У своєму ненадрукованому трактатi "Щастя. Листи до юнака" Винниченко твердить, що немає нiчого злого або потворного самого по собi, оскiльки не iснують якiсь наперед визначенi цiнности, i вся реальнiсть є вiдносною: добро i зло, "як хвилi, що переливаються одне в друге", а мораль полягає в "свiдомiй гармонiзацi§ почуття, досвiду i думки"...При цьому Винниченко свiдомо деконструює всi традицiйнi поняття буття, добра i правди. Його переоцiнка вартостей близька до Нiцше...".   

Не все понимали новаторство В. В.: "Сам автор змушений був написати брошуру "О морали господствующих и угнетенных. Открытое письмо к моим читателям и критикам" (Львiв, 1911), у якiй пояснив iдею "чесностi з собою" як формотворчий i багатозначний принцип моральностi, який охоплював крайнi межi добра i зла. Завдяки цьому художник слова моделював типи й характери (а не "вiддзеркалював чад власно§ душi", за словами Єфремова), постiйно наражаючи §х (характери) на випробування колiзiями розуму i чуття, бiологiчного i соцiального, природного i культурного. Якщо порiвняти основнi положення згадано§ працi Винниченка з тезами Нiцше про вiдмiннiсть моралi владних i пiдвладних верств ("пансько§" i "рабсько§" моралi), викладеними у його фiлософськiй студi§ "По ту сторону добра i зла", то яскраво окреслиться витворений укра§нським письменником нацiональний варiант нiцшеанства, як у Росi§ - росiйський". Другими словами: если герои Достоевского проживают в России, то их не может не быть и на Украине. Чем она хуже?

"Олександр Грушевський, вказуючи на iнтерес Винниченка до психологiчних контрастiв, що виявляються як "контрасти-змiни i контрасти-нахили в душi людини", писав: "Сполучення в однiй душi краси й огиди - се найбiльш рiзкий зразок психiчного контрасту. Се двi сили, можливостi в рiвновазi, кожна з них може взяти верх i надати свою ознаку психiчному життю людини. Поки цi двi сили, сi два начала урiвноважують, стримують одна другу, неясно, яким саме шляхом пiде дальше життя. Нiби в напруженому очiкуваннi стоять терези, i щось мале вплине, i терези заворушаться. Що буде тим малим дотиком, який виведе терези з рiвноваги?"...Дiяння принципу контрастностi в структурi творiв Винниченка простежує i Сергiй Єфремов, який вбачає в ньому особливiсть свiтобачення письменника та чи не найголовнiший засiб у спробах наблизитися до розгадки таємниць буття: "...немов цiле життя сто§ть перед письменником як один суцiльний контраст. З якого даремно люди шукають виходу i блудять, нiчого певного не знаходячи, плутаючись у нерозгаданих суперечностях". К этим людям, естественно, относится и писатель Винниченко - как один из героев писателя Достоевского.

В ответ на его проповедь новых моральных учений Украинка решила прочитать ему свою проповедь. У него было маловато образования, чтобы поучать интеллигенцию. Поэтому она (не интеллигенция, конечно) решила поучить этого молодого "учителя". Так родилась ее последняя драматическая поэма "Оргiя".

 

4.13.1. Национально-освободительная "Оргiя".

 

Действие "дiється пiд римським пануванням". Сия аллегория означает Украину в составе Российской империи. Сестра Украинки Исидора объясняла на "Голосе Америки": ""Оргiя", незважаючи на свiй античний сюжет, спрямована проти нацiонального гнiту та проти поневолення людсько§ особи чужою i ворожою державою" (11, 253).

"Древнегреческий" поэт Антей поучает своего ученика Хилона:

Як? Я, i ти, i наша рiдна мова

латинськими вже стали?

...В поезi§ латинськiй

i я ж тобi, здається, показав

усе, що тiльки варт було пiзнати.

Не думаю, щоб ритори в тiй школi

тобi могли подати щось нового,

бо я §х знаю. Думаю, що ти

вже мiг би §х учити.                     

Однако, нуждаются ли поэзия Пушкина и Тютчева, драматургия Чехова, проза Достоевского и Толстого в таких учителях, как Украинка (и ее учителя Шевченко и Франко)?

Хилон хочет поступить в хор панегиристов богатого и знатного покровителя искусств римлянина Мецената. Реакция Антея:

Ти? Ти вступиш

у хор панегiристiв? В тую зграю

запроданцiв, злочинцiв проти хисту?

О, краще б ти навiки занiмiв,

позбувся рук, оглух, нiж так упасти!..

i се був мiй найкращiй ученик!..

Возмущенный Антей не берет с него денег за учебу и прогоняет. Мать напоминает поэту, что так можно и пролетарием стать:

Справдi, сину,

ми зiйдемо на пролетарський хлiб.

Чи буде ж добре, як твоя родина

просити пiде пайки дармово§

до тих римлян, що ти так ненавидиш?

Жена поэта Нериса, дочь рабыни-танцовщицы, была им выкуплена из рабства месяц назад. Теперь она желает зарабатывать танцами, в том числе участвовать в празднике у Мецената. Муж против:

Моя кохана! Скарбе мiй! Не дам,

не дам тебе юрбi тiй безсоромнiй!

Не пiдеш ти на оргi§ до не§, -

вона не тямить, що то є правдива

святая оргiя, встанова божа!        

Оргии бывают разные: одно дело - гнусные римские, и совсем другое - греческие. Антей предпочитает свои родные:

В нас буйнi кучерi були, мов тiрси,

гукали погляди: Evoe Bacche! (Хай живе Вакх!)

Хоч би сама вода була в кратерах,

ми ще б розходились додому п"янi.

О, я б хотiв, щоб ти хоч раз попала

на оргiю таку! В святiм безумствi

ти б у танку зайшлася, як менада!

Это - хорошие оргии. Это - хорошие вакханалии (праздники Вакха). Жене здесь танцевать не противопоказано. Даже наоборот. Менады (вакханки) при этом впадают в экстаз. Во время экстаза они могут и убить (как убили Орфея). Но это - хороший экстаз, прогрессивный. А у римлян - реакционный. (И вообще: "эта нога - у кого надо нога").

Скульптор Федон с танцующей Нерисы сделал скульптурное изображение богини танцев Терпсихоры и продал ее Меценату. Теперь скульптор передает певцу приглашение выступить у Мецената. Ответ:

Федоне! Не кажи менi такого,

бо я тебе зненавиджу навiки!  

Федон резонно спрашивает:

Антею, се якась дивна затятiсть.

Таж еллiнам не першина приймати

хвалу чужинцiв, i яка ж у тiм ганьба?

Антей категорически не согласен:

Чужинцiв - так, але не переможцiв.

Бо переможець лиш тодi похвалить,

коли подоланий похилить чоло

йому до нiг i порох поцiлує

з-пiд стiп його.                            

Федон резонно отвечает:

Таке бувало в персiв

та в iнших схiдних варварiв. Нiколи

сього вiд нас не вимагали в Римi.

Не требовали "сього" и в Москве, и в Петербурге. Хотя бы потому, что в коридорах власти Российской империи едва ли не каждый второй был украинец (в ХХ веке к ним еще добавились грузины, евреи). Усилиями страны и  ее властей территория Украины со времени Богдана Хмельницкого увеличилась в десять раз. Но "Антей" женского рода не может забыть, что когда-то столица была в Киеве, который управлял территориями от Белого моря до Черного. Это ему (или ей) нравится. А когда столица переместилась севернее - жизнь стала немила. Сегодня каждый день украинцам напоминают о том, что они - потомки равноапостольных Ольги, Владимира и Ярослава. Но забывают добавить, что у Владимира было 12 сыновей и каждый имел свой удел на громадной территории Восточной Европы. Так чьими же потомками являются белорусы и русские? Однако Антеям жизненно необходима всемирная слава:

Не вимагали? Хто ж то перейшов

по нас, як по мiстках, до храму слави

всесвiтньо§? Кого ми на собi

з безоднi варварства на гору несли?

Чи ж не лягли ми каменем нарiжним

до мавзолея нашим переможцям?

I ми ще маємо радiти з того,

що нам дозволять у гучних палатах

на лiрi заграбованiй пограти?

Антей посылает Федона:

Iди служи своєму Меценату,

забудь краси великi заповiти,

забудь несмертний образ Прометея -

борця проти богiв, забудь i муки

Лаокоона - страдника за правду...

Да, троянец Лаокоон пострадал за правду: этот жрец Аполлона уговаривал соотечественников не верить коварным грекам и не вводить деревянного коня в Трою. Лаокоона не послушали. Троя была разрушена. Из нее бежал Эней. Он основал Рим. Так неужели "Антей" стал римским коллаборационистом? Да нет: просто зарапортовался, ослепленный межнациональной ненавистью. Ненависть - плохой советчик.

 Рим собирает налоги. Богатый Меценат щедро платит артистам. Антею не нравится золото Мецената. На это его жена резонно отвечает:

Не сам же Меценат його стягає.

Та й ти як спадок одiбрав по батьку,

то не питав, хто й як його надбав.   

                   Антей: Я знав, що то було придбання чесне.

Итак: греки честные, римляне - нет. Римляне - рабовладельцы. А греки - ...Кто? См. учебник по истории Древнего мира за пятый класс о рабовладельческом строе в Древней Греции.

Танцовщица Нериса хочет танцевать. Антей не возражает:

Може, справдi

ти можеш вiдродити для Корiнфа

святую таємницю Дiонiса.        

Но она желает славы - и у римлян тоже. Антей не пускает. В итоге ему приходится идти на оргию самому.

Антей очень уважает Прометея. Автор поэмы - тоже. Н. Зеров говорил: "Образ Прометея, гордi заповiти промете§зму - це у Лесi Укра§нки не випадковий, не хвилинний настрiй. Промете§вська непримиреннiсть i богоборство носились перед нею здавна... Зчарував §§ цей образ на все життя". А вот колонизатор Меценат Прометея в грош не ставит:

Хто знає, друже, чим була та iскра,

з яко§ на землi вогонь з"явився?

То, може, був нiкчемний перегар,

а все ж нам шанувать §§ годиться

i поважати батька Прометея,

хоч, може, вiн i був звичайний злодiй.

Но это уже какой-то беспредел: так не уважать Прометея! Дальше - некуда. Развязка приближается. Меценат хотел бы увидеть жену Антея, известную мастерством танца. Но Антей помочь ему ничем не может, "бо мати, жiнка i сестра у мене перебувають завжди в гiнекею". Меценат: "Недобрий звичай ваш!" Антей: "Такий вiн здавна, - не я його, преславний, встановив".

Украинка симпатизировала феминизму, идеям полного равноправия женщины. И здесь вдруг такие симпатичные угнетенные греки оказываются угнетателями женщин. Что такое? Да очень просто: создается иллюзия объективности автора. Маленькая правда подается накануне большой лжи. Большую ложь, естественно, озвучивает сам Антей. Когда он начинает, Хилон обращается к хористам-грекам:

Товаришi! Мовчiть! Антей заграв!

Лексика поэмы вполне современная: "пролетариат", "товарищи". Песня Антея тоже вполне соответствует началу ХХ века в России: к ненависти межнациональной добавлена тема ненависти классовой. Тише, товарищи, Антей петь будет!

Тепер, всесвiтнiй даре, послужи менi,

Дзвени, дзвени! Грай, грай!

Духа оргi§ нам збуди!

Голос дай нiмотi рабiв!

Розворуши нам оспалу кров,

розмах дай нашiй силi скритiй!

Дай почути нам яру мiць!

Дай сп"янiти з надмiру сил!.. 

Украинкин Антей - борец за социальную справедливость. Но в Древней Греции этого никогда не было. Аристотель давал такое определение: "Раб есть говорящее орудие". Греки считали, что одни люди рождаются по природе вещей свободными (эллины), а другие - рабами (варвары - это все остальные, не-греки). Не было никогда социальной справедливости в Греции. Не было ее и в Украине. Всегда были холопы и была шляхта (казацкая старшина). Украинке об этом прекрасно известно. Еще на заре туманной юности она делала записи "Про козакiв": "Про козакiв маємо певнi звiстки тiльки з ХVI в... Староста черкаський i канiвський Дашкевич просив у великого князя литовського осiбно§ органiзацi§ для козакiв, але не дано... Польське право (пiсля Люблiнсько§ унi§ 1569 р.) волю скасувало, в Польщi вже було на той час крiпацтво". Ну вот, а говорили, что Екатерина II  закрепостила "вiльне козацтво". Теперь же оказывается, что социальная несправедливость на Украине была всегда: и до воссоединения с Россией, и после воссоединения. И после разделения с Россией она есть и будет (президенты и премьеры то и дело вылезают на трибуну, напоминая своим холопам о "священном праве" частной собственности). Только степень этой несправедливости колеблется. Какова она сегодня - это может определить каждый "нацiонально свiдомий" украинец. И еще он может констатировать: являются ли именно русские источником социальной несправедливости в независимой Украине. Так же было и в начале ХХ века. Поэтому сравнение рабовладельческого Рима с Россией, а "свободной" Греции с Украиной - это и есть большая ложь Украинки.

Есть и другие "неправды" в сочиненной ею аллегории. Если греческий и латинский языки отличаются так, как отличаются греческий и латинский алфавит, то русский и украинский языки похожи так, как похожи украинские и русские буквы. Между греками и римлянами - никакого родства; а потомки Владимира и Ярослава правили в Пскове и Новгороде, во Львове и Тьмутаракани. Но "Антеям" все это - по барабану. Они люди несгибаемые ("гвозди бы делать из этих людей"): и за коллаборационизм с угнетателями карают сурово. "Оргiя" заканчивается так:

Нерiса, усмiхнувшись, подається до префекта. В юрбi здержаний смiх. Антей раптом зриває лiру з канделябра i кидає §§ з розмаху в Нерiсу. Нерiса заточується i падає долу.

Нерiса: Рятуйте! Вiн мене убив!..

Антей нахиляється до не§ i бачить, що вона конає.

Антей (тихо i наче спокiйно): Убив...

                 

Лира для певца всегда была грозным оружием. Но и это еще не все:

Антей (здiймає з лiри одну струну. Звертається до Хiлона i Федона, що стоять попереду юрби):

Товаришi, даю вам добрий приклад. (задавлюється струною i падає мертвий край Нерiси).                           

Короче: все умерли...А что же "товарищи"? Например, товарищ Винниченко (Ихтиандр), которому и была адресована сия аллегория? Удавиться он, конечно, не удавился. Но шуму было много.

 

4.13.2. Человек-амфибия после "Оргi§".

Товарищ Винниченко сыграл в истории Украины видную роль. Его биография заслуживает внимания будущого романиста. Тем более, что он всю жизнь блуждал в тех же трех соснах (между безбожным коммунизмом и безбожным национализмом), что и Украинка. Но если она это делала больше на бумаге, то он - еще и в жизни.

Владимир Винниченко (1880-1951) родился в Елизаветградском уезде Херсонской губернии в семье чабана. Учился в сельской народной школе, а затем - в гимназии Елизаветграда. "Протести проти соцiально§ та нацiонально§ нерiвностi поклали основи його революцiйностi на все життя. В старших клясах гiмназi§ вiн бере участь у революцiйнiй органiзацi§, пише революцiйну поему, за яку одержує тиждень "карцеру", й нарештi його виключають з гiмназi§". "В 1901 роцi вiн вступає на юридичний факультет Ки§вського унiверситету i того ж року створює таємну студентську революцiйну органiзацiю, яка звалась "Студентською громадою"...В 1902 роцi був уперше заарештований за належнiсть до революцiйно§ укра§нсько§ органiзацi§ й посаджений до ки§всько§ в'язницi...Восени, через виключення з числа студентiв, Володимира Винниченка позбавлено права на вiдстрочення вiйськово§ служби й забрано в солдати. Проте вiйськово§ служби вiн фактично не вiдбував, бо влада, боячись революцiйного впливу на товаришiв-вiйськових, тримала Володимира пiд арештом, в канцелярi§ роти. Але вiн, переодягаючись вночi у цивiльне, тiкав з касарнi й вiддавав свiй час на провадження роботи серед ки§вського пролетарiяту. Цю дiяльнiсть вiдкрито, й Володимир мав бути заарештований. Довiдавшись вiд вiйськових товаришiв з канцелярi§ роти про те, що готується арешт, Володимир Винниченко скидає солдатську унiформу i емiгрує до Галичини. В цей час iснувала вже перша революцiйна партiя Укра§ни - РУП, до яко§ належав i В. Винниченко. У Львовi Винниченко провадить партiйну роботу. Бере участь у партiйних газетах...i пише брошури й книги на революцiйнi теми. При перевозi в 1903 р. нелегально§ лiтератури з Галичини до Києва на кордонi Винниченка знов арештовано. Як дезертир i революцiонер вiн був посаджений у вiйськову в'язницю - ки§вську фортецю...Його звiльнила перша росiйська революцiя - революцiя 1905 року. Винниченка звiльнено з фортецi в силу проголошено§ амнiстi§".

"Пiд час ув'язнення вiн написав цiлу низку лiтературних творiв...Пiд час революцi§ Укра§нська революцiйна партiя прийняла марксистську програму i назвалася Укра§нська соцiял-демократична робiтнича партiя (УСДРП). Винниченко увiйшов до складу центрального комiтету цiє§ партi§...Реакцiя, що настала пiсля розбиття революцi§ 1905 р., примусила Винниченка знов тiкати за кордон. Там вiн працює в закордонних партiйних органiзацiях i час вiд часу нелегально ви§здить на Укра§ну в партiйних справах...В 1906 роцi мандрiвка по Укра§нi, в результатi яко§ написано цiлу низку оповiдань...В 1907 роцi знов був заарештований у Києвi й посаджений в "знамениту" Лук'янiвку (тюрма в Києвi, де перебували майже всi видатнi члени Революцiйно§ партi§). Через вiсiм мiсяцiв сидiння Винниченка випущено "на поруки". Довiдавшись про те, що має бути засуджений за свою полiтичну дiяльнiсть на каторгу, Винниченко ще раз емiгрував...Незважаючи на велику загрозу бути знову заарештованим, вiн бере й далi участь у нелегальних з'§здах...Революцiя застає Винниченка в Москвi...".

Сказанное выше цитируется по статье "Володимир Кирилович Винниченко (бiографiчна канва)", которую опубликовала в 1953 г. в Нью-Йорке жена писателя Розалия Винниченко. Своему спонсору Чикаленко в 1911 году он писал о ней: "Жiнка моя - жидiвка, але ми погодились, що сiм'я буде укра§нською i будемо мати дiтей тiльки тодi, коли мати §х пiдготується остiльки, щоб вони могли бути вихованi укра§нцями...Я хочу збудувати собi таку сiм'ю, щоб вона вiдповiдала своєму природньому  призначенню, а не приписам моралi i законiв". Впрочем, чего не напишешь спонсору-националисту? Судя по всему, ему так и не удалось должным образом "пiдготувати мати сво§х укра§нських дiтей".       

Писал много, печатался часто, молодым автором интересовались авторитетные писатели, популярные журналы и издательства. Он был революционером в жизни и революционером в творчестве. М. Коцюбинский писал: "Кого у нас читають? Винниченка. Про кого скрiзь йдуть розмови, як тiльки рiч торкається лiтератури? Винниченка. Кого купують? Знов Винниченка". В рецензиях - диапазон от восторга до полного отрицания его произведений как аморальных, безжалостно сатиричных по отношению к своему родному, украинскому. Его пьесы постоянно были в репертуаре театра Леся Курбаса, стационарного украинского театра Н. Садовского. После поражения первой русской революции в его творчестве усиливаются мотивы биологические и сексопатологические, доминируют темы чести, измены, подлости, лжи, стихийного импульсивного проявления темных подсознательных инстинктов. Его спонсор Е. Чекаленко вспоминал о творчестве украинского Антея: "Микола Садовський iронiчно каже, що Винниченко розробив у п'єсi вiдомий анекдот:

"Гiмназист звертається до знайомого лiкаря з проханням прищепити йому сифiлiс. Лiкар, страшенно здивований, але зацiкавлений, розпитує, нащо, для яко§ потреби?

-Я хочу помститись вчителю математики...

- Але як саме?

- Я заражу нашу поко§вку.

- Ну?

- А вона тата, а тато - маму, а  мама - учителя".

Отаке комiчне враження робить i остання п'єса Винниченка" (16, 441).    

В феврале 1917 года известный и авторитетный революционер возглавляет Генеральный секретариат украинской Центральной рады (первое правительство УНР) и назначается генеральным секретарем внутренних дел. Винниченко является автором многих деклараций и универсалов УНР, в которых провозглашалось место Украины в федеративном устройстве будущего государства, которое рождалось на месте Российской империи. Он участвовал в переговорах с Временным правительством в Петрограде о судьбе этой федерации.

А в дневнике в это время появляются такие слова: "Але ж як я скучив за писанням. Нiколи нi за одною коханою жiнкою я не тужив так, як за тишею, пером i папером. Холодiю, як уявляю, що я пишу". Вскоре такая возможность представилась: назрел очередной политический кризис. Фракция социал-демократов в Центральной раде выходит из правительства и руководство переходит к Украинской партии социалистов-революционеров (УПСР). Обязанности премьер-министра Винниченко сложил после провозглашения 22 января 1918 года Четвертого универсала, согласно которому Украина считалась самостоятельной республикой.

Большевики (в том числе и украинские) захватывают Киев. Правительство УНР под руководством эсера Голубовича переезжает в Житомир. А Винниченко, сменив фамилию и внешность, вместе с супругой выезжает на юг Украины. Наступает период болезненных раздумий и колебаний в поисках дальнейших ориентиров как своей политической деятельности, так и развития событий на Украине. Перед его глазами проходили ничем не оправданные убийства, никем не сдерживаемая ненависть и жестокость. Он убежден, что широкие массы не осознают конечной цели гигантского движения стихийных сил, что их ведет инстинкт социальной мести и идеи грубой элементарной справедливости. Он признает, что беднота верит большевикам, "що вся бiднота є большевики, що Народнi Комiсари з ними, з бiднотою, проти багатих, проти буржуазi§".

А для большевиков цель оправдывает любые средства: "Тисячi людських жертв, пролита кров, зруйноване життя десяткiв тисяч, факти самогубств, божевiлля, руйнацiя господарсько§, полiтично§, звичаєво§ машини. Це все серйознi факти, це не жарти, це такi вчинки, якi роблять свiдомо i ради певно§ мети, за яку вони дозволили собi все це допустити"; "I от яке повинне бути становище людини, яка нiколи не стояла за iнтереси багатих, яка все життя поклала на iдею революцi§ i соцiалiзму, але яка не вiрить, що большевицьким шляхом можна допомогти тим iдеям реалiзуватись. Що §й робити". Понимал Винниченко и то, что народ был разочарован деятельностью Центральной рады, что возглавляемое им правительство, по сути, ничего не дало рабочим и крестьянам.

Летом 1918 года он со дня на день ожидал ареста после свержения Центральной рады царским генералом Скоропадским с помощью немецких войск. 1 августа гетманская полиция арестовывает его, но вследствие большой известности и авторитета 4 августа выпускает. Он выдвигает идею восстания против гетмана Скоропадского и его союзников. После бегства гетмана Винниченко стал председателем нового правительства УНР - Директории. Здесь опять расстройство: члены Директории - "чеснi патрiоти, але тiльки патрiоти. Вони не революцiонери". Он же - и патриот, и революционер в одном лице (настоящий человек-амфибия).

Характерное свидетельство об образе жизни этих патриотов (а заодно - и революционеров) приводит Забужко: "Дозволю собi цитату зi спогадiв мiнiстра закордонних справ ЗУНР Л. Цегельского про переговори в листопадi 1918 р. з тим самим Винниченком уже в iпостасi полiтичного дiяча - голови Директорi§ УНР. Змальована Цегельским сцена обiду в "ставцi" наших "народникiв" до deja vue нагадує репортажi сьогоднiшнiх глянсованих журналiв iз життя пострадянсько§ елiти: "Обiд був царський. Я бував на обiдах у першорядних ресторанах Вiдня чи Берлiна, навiдувався ще до вiйни у ресторани Києва, §в i при галевому цiсарському столi в австрiйському Бургу i в намiсникiв та мiнiстрiв, пригощався i в гетьмана, проте обiд, яким нас гостила соцiалiстична Директорiя Укра§нсько§ Народно§ Республiки трудового народу, перевершив усе. Пiсля галицько§ мiзерi§, де ми - члени влади - харчувались по малих трактирнях, менi видавалося це просто розпустою. I страва, в царськiй сальонцi i на царськiй посудинi подана, чомусь не лiзла в горло. Директорiя справляла на мене враження так званих парвеню. У гетьмана - бувало - я почувався значно краще. Там приймали по-панськи, цебто вишукано та культурно, однак помiрковано, навiть доволi скромно. Тут, у революцiйнiй "головнiй ставцi" §ди i забагато, i зарозкiшно. Що ж то буде, як цi соцiалiсти стануть дiйсними володарями Укра§ни?.." Ключове слово в цьому уривку, який коментарiв не потребує, - "розпуста"" (10, 511).    

Поскольку реальная власть оказалась в руках военных во главе с Петлюрой, революционер пытается выйти из состава правительства.  В январе 1919 года он записывает: "Розгроми робiтничих з"§здiв, розгроми професiйних спiлок, примусова змiна вивiсок, потурання реакцiйним силам та процесi§ з попами - це тi вчинки, якi були одною з причин большовицького наступу на нас. Єврейськi погроми також явились результатом цiє§ полiтики, проти волi вiйськових, але як неминуче явище. А я мушу приймати весь тягар цих помилок на себе, мушу удавати, що це й з мого погляду - необхiдне". Что Украинка сказала бы Петлюре по поводу этих "процесiй з попами"? Известно что: "Темна сила. Цур §м!".

Красная Армия гонит Директорию до Винницы. Директория пытается заручиться поддержкой Антанты. Но представитель последней полковник Фрейденберг требует "как собаку" выгнать из правительства большевика Винниченко. А тот и рад: такой конец "очищає тi мо§ невiльнi помилки перед соцiальною правдою, зробленi в iм"я правди нацiонально§". Даже гордится, "що Капiтал зробив менi честь причислити мене до тих, з якими вiн не може зжитись".

Вскоре с мандатом ЦК УСДРП  В.В. отправляется за границу для участия в международной социалистической конференции, но останавливается в Австрии, где "создал УКП - Украинскую коммунистическую партию, призванную бороться против "петлюровщины" и белогвардейщины в Украине в тесном контакте с большевистским правительством России" (16, 439). Приветствует установление диктатуры пролетариата в Венгрии, обдумывает перспективы революции в Западной Европе. Встречается с министром иностранных дел Венгерской советской республики Белой Куном, обсуждает возможность своего возвращения на Украину и сотрудничества с правительством Украинской советской республики. Бела Кун по радио связался с Лениным. Тот санкционировал возвращение украинского коммуниста и телеграфировал в Харьков руководителю украинского большевистского правительства Раковскому: "В отношении Винниченка в принципе согласны...". Ленин дает добро.

До В.В. доходят вести с Украины: "Дезорганiзацiя, розпущенiсть, розгубленiсть, деморалiзацiя. Директорiя живе у вагонах, круг яких купа екскрементiв, смiття, бруду. Мiнiстри сваряться, гризуться, скаржаться, арештовують один одного". Не может сдержать своего гнева и возмущения по поводу политических акций Директории (союз с Антантой, договор с Польшей); всячески высмеивает своего бывшего коллегу, главного атамана войск УНР фактического руководителя Директории Петлюру, называя его "балериною", "шамотливим нiкчемним чоловiчком", "смiшним i шкiдливим".

В.В. анализирует два года государственного строительства и приходит к выводу, что он при этом делал все, что более всего позорило и топтало его достоинство: "Я мушу, нарештi, констатувати, що я занадто дорого заплатив за "творимую легенду" нашо§ державностi. Занадто дорого: я вiддав за не§ не тiльки сво§ книжки, це ще бiда не велика, - я вiддав сво§ переконання, свою полiтичну, моральну честь, свою гордiсть i гiднiсть, свою незалежнiсть i свободу в жертву цього жорстокого бога. Два роки революцi§ нашо§ я топтав себе, плював собi в лице, зраджував себе, нiвечив те, що вважав до того часу справедливим i вартим усяко§ боротьби. З дитинства ненавидячи попiвство, релiгiйний дурман, ледачих жерцiв його, носi§в i охоронцiв всякого насильства, все життя борячись з ними, все життя мрiючи про той час, коли нарештi, можна буде схопити за горло цих душителiв неспокiйного шукання, - я, коли цей час настав, разом з Петлюрами й попами §ду на площi, дзвоню у дзвони, спiваю молебнi, кроплю "священною" водою схиленi голови вiчнодурманених, вiчнообманених, вiчно задушених "малих братiв" сво§х".

В сентябре 1919 года после заграничной конференции УСДРП  В.В. с некоторыми коллегами выходит из УСДРП и в Вене создает Заграничную группу украинской Коммунистической партии. Он продолжает переговоры о своем выезде в Москву и пишет "Лист до класово несвiдомо§ укра§нсько§ iнтелiгенцi§" (Друкарня полiтичного вiддiлу дивiзi§ "Червона Галичина", 1920, с.3): "Я належу до росiйсько-укра§нського, до комунiстичного табору... Комунiзм не є тiльки полiтична теорiя, це не є те, що зветься "полiтикою". Комунiзм є фiлософiя всього життя людини, класу й усього громадянства в найбiльших i найдрiбнiших §хнiх актах. Комунiзм охоплює рiшуче всi сторони людсько§ iстоти й §§ iснування на кожному кроцi. Комунiзм є вища гармонiя психiчних i фiзичних сил людини, є та "чеснiсть з собою", та послiдовнiсть i цiльнiсть, яку я силкувався пропагувати й яко§ сам не додержав, коли на мене хлинула хвиля нацiонально§ революцi§. Я не мав сили прийняти цю хвилю, й утримувати рiвновагу й гармонiю всiх сил, хвиль у сво§й душi". Оказывается, в Галичине бывали не только дивизии СС.

Он обращается к "нацiонально свiдомим", но "класово несвiдомим": "Їдучи на Укра§ну, на робiтничо-селянську, соцiалiстичну Укра§ну, я пишу цього листа до тих укра§нцiв, якi не затруєнi часом отаманщини, якi не мрiють на стражданнях свого народу будувати сво§ маленькi втiхи, якi не визискували нiчого i не хочуть визискувати... Тих ще раз з повного товариського гарячого чуття серцем я кличу за собою на Укра§ну, на соцiалiстичну радянську Укра§ну! В ряди борцiв за щастя всiх поневолених всiє§ Укра§ни, всiє§ людськостi".

Перед отъездом в Москву В.В. скромно говорит о себе в дневнике: "Намiчається путь на Голгофу. Треба, щоб знову чашу приниження, образ, тривог, боротьби було мною випито. Так вимагає те, що зветься "сумлiнням". Цього вимагає те, що зветься "iнстинктом соцiабельностi". Словом, я знову тiкаю з тишi, затишку, спокою, самоти, атараксi§ до непевностi, неспокою, страждання, втоми, до туги за спокоєм". В мае 1920 года В.В. вместе с женой Розалией Яковлевной выезжает в Советскую Россию. Встречается с Каменевым, Троцким, Зиновьевым, Чичериным, Радеком. Пишет "Докладную записку ЦК РКП", в которой изложил ряд своих предложений по усовершенствованию федеративных связей между Российской и Украинской советскими республиками. В дневнике об этом же: "Вiдмовляючись вiд самостiйництва, вiдмовляючись цiлком щиро, як протирiчивого духовi комунiстичного устрою свiту, я в той же час не можу вiдмовитись вiд того, що вважаю вiрним, вiдповiдаючим духовi комунiзму, вiд дiйсно§, справжньо§, соцiалiстично§ федерацi§ рiвних i внутрiшньо-самостiйних робiтничо-селянських республiк".

Но в июле планы несколько изменились: "Нехай укра§нський обиватель говорить i думає, що йому хочеться, я §ду за кордон, обтрусюю з себе всякий порох полiтики, обгороджуюсь книжками й поринаю в своє справжнє, єдине дiло - лiтературу... Тут у соцiалiстичнiй совєтськiй Росi§ я ховаю свою 18-лiтню соцiалiстичну полiтичну дiяльнiсть. Я §ду як письменник, а як полiтик я всiєю душею хочу померти".

Однако временно политические похороны отложены. В.В. едет на Украину, потом возвращается в Москву. После переговоров с украинскими большевиками Мануильским, Раковским, Петровским его назначили членом ВУЦИК, заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров и наркомом иностранных дел Украины. Он принимает предложенные посты, а сразу же после этого пишет "Лист до укра§нських робiтникiв i селян", в котором резко критиковал политику партии и правительства в национальном вопросе и склонялся к политической программе новообразованной Украинской Коммунистической партии.

В.В. хотел быть членом Политбюро КП(б)У. А ему давали только место в ЦК. Тогда он решительно заявил, что без участия в Политбюро невозможно его вступление в КП(б)У; не будучи членом Политбюро, он отказался быть и членом правительства (ибо не всякое место подходит "для Голгофы").

В своем дневнике В.В. записывает: "Найбiльшому вороговi капiталу, совєтськiй Росi§, загрожують великi небезпеки". Далее перечисляет пять главных опасностей - и делает заключение: "Маючи на увазi всi цi обставини, не можна з цiлковитою певнiстю вiрити в перемогу революцi§. Нiчого надзвичайного не буде, коли совєтська влада (власне, "совєтська") упаде сама собою, навiть без вiйни, вiд знесилля, закам"янiлостi, непомiтного перетворення в контрреволюцiю".

Торг закончился. Не договорились. Место члена Политбюро получить не удалось. 23 сентября 1920 года В.В. официально выезжает за границу и больше на Украину не возвращается. Голгофа не состоялась.

Беспокоила В.В. морально-этическая сторона революционных событий: "Яка ж рiзниця мiж комунiстом i контрреволюцiонером? Iдея справедливостi, соцiально§ й економiчно§ рiвностi, iде§ "правди" в масах захитана. Маси не можуть абстрагувати, не можуть робити аналiз законiв революцi§, не можуть жити майбутнiми перспективами. Вони будують свiй свiтогляд, свою вiру, сво§ симпатi§ на конкретних, теперiшнiх явищах, вони §х бачать, з них виходять, у них вiрять. Вони не можуть мислити як теоретики; революцiя, мовляв, принесе соцiалiзм, рiвнiсть, братерство, справедливiсть i т.д. Вони бачать, що комунiсти-комiсари беруть хабарi, крадуть, п"ють, розкошують, живуть як "буржу§", а робiтники працюють, бiдують, голодують. Де ж та рiвнiсть i справедливiсть? Яка ж рiзниця мiж комунiстом-комiсаром i царським приставом, околодочним i т.п.? Навiщо ж битися, голодувати, коли за царських приставiв робiтникам i бiдним жилося принаймнi краще, легше, теплiше, ситнiше? Де та рiвнiсть, коли i в соцiалiстичнiй Росi§ так само панує нерiвнiсть, коли один має "кремльовський" пайок, а другий "голодний", коли один має все, а другий нiчого, i той, хто має все, §здить на автомобiлях, бере хабарi, нiчого не робить, а той, що нiчого не має, працює й виснажується в даремних зусиллях проiснувати? Що ж таке, в такому разi, комунiзм? В хороших словах? В парадах?".

Если бы В.В. получил место члена Политбюро, уж он бы показал, что такое настоящий коммунист. Но не судьба (ибо место члена ЦК для этой миссии никак не подходило). Приходится уезжать. Вот так и получается, что "дiйсних комунiстiв, дiйсних борцiв, вiдданих, iдейних, чесних, безкорисних - стає все менше й менше, а затим настає все бiльш чиновникiв, сухих, черствих, слухняних, его§стичних, погаслих, не здатних до нового, упавших по сутi в старе i тiльки службово по новому".

В качестве писателя В.В. оставался на Украине еще лет пятнадцать. Его произведения печатались часто и большими тиражами, издавались и ставились пьесы. После XII съезда РКП(б) большевики начинают известную "украинизацию", которую В.В. принял с большой радостью. В 1924-28 г.г. вышло его "Зiбрання творiв" в 23 томах. В 1930-32 г.г. - еще одно "Зiбрання" в 28 томах. Госиздат Украины публикует рассказы под грифом "Бiблiотека юного ленiнця". В издательствах Киева, Харькова, Москвы, Ленинграда выходят рассказы и повести на украинском и русском языках (что и не удивительно для "амфiбi§").

Летом 1928 года редакция журнала "Життя й революцiя" сообщала: "...В Музе§ Революцi§ редакцiя влаштовує прилюдний диспут "Сонячна машина" - останнiй твiр В. Винниченка". Этот роман имел большой читательский успех. Н. Зеров писал: "У нас нiколи не було великого роману з елементами авантюри та соцiально§ фантастики".

Еще в 1906 году Украинка в статье "Утопiя в белетристицi" прослеживала развитие утопии: "Первiсна легендарна теологiчна утопiя вилилася в формi легенди. З не§ згодом народилась утопiя пророча, полiтична, що приймала найбiльше форму поетично§ iмпровiзацi§". Затем пришел черед утопии в беллетристике. И вот, наконец, один из тех, кто рожден, чтоб сказку сделать былью, создает утопию на украинском языке. На обложке можно было прочитать: "Утопiчний роман. Перший укра§нський утопiчний роман! Перший за весь час iснування нашо§ лiтератури!". Наконец-то.

Один из рецензентов писал: "У "Сонячнiй машинi" Винниченко зразу спробував вийти з вузького кола сво§х тем, узявшися до соцiально§ проблеми про перебудову людства i змалювавши нам ще одну утопiчну картину "прекрасно§ будучини"".

В своей статье на эту тему Н. Зеров говорил: "Винниченко дивиться на "Сонячну машину" як на вкоронування своє§ давньо§ проповiдi; вiн хоче довершити розпочате дiло ревiзi§ капiталiстичного ладу в його iдеологiчних вiдгомонах, i тому вiн не має рацi§ вiдступатися вiд засобiв, що можуть дати найповнiший вияв iдейнiй сторонi твору".

Еще в одной рецензии революционеров из романа было "зiставлено з росiйськими конспiраторами iз "Бесов" Достоєвського". Украинцы, однако, имеют собственную гордость. Имеют они и собственных бесоодержимых. Их было видно невооруженным взглядом. Так, когда В.В. предложил свой роман одному немецкому издательству, в ответ прозвучало: "Ми комунiстично§ пропаганди, хоч як хитро та майстерно §§ прикрито, - не провадимо".

Украинка, помнится, жаловалась: "Удручає в росiйськiй лiтературi навiть не стiльки порнографiя, скiльки сумбурнiсть i безпомiчнiсть думки й фантазi§, безпораднiсть в рiшеннi навiть елементарних психологiчних проблем. Iменно це найбiльше прикро менi й в ославлених "Щаблях життя"... Так, наче люди з зав"язаними очима пишуть". Этими же "Щаблями" закончил свою статью и Зеров: "В авторовi все ще сидить десь запальний, темпераментний i часами на§вний фiлософ "Щаблiв життя". Вiн ще не переборений; його думки та декламацi§ не злiквiдованi до краю, i тому "Сонячна машина" робить враження компромiсу мiж давнiми навиками i новими прагненнями, мiж природними даними автора i його новими лiтературними завданнями".

Современный исследователь пишет об авторе романа: "Обставини, а не брак таланту призвели в подальшому до численних претензiй критики до цiє§ нещасливо§ "вiзитово§ картки" укра§нсько§ лiтератури. Причому закиди йшли не лише вiд представникiв "бойового загону" укра§нських радянських критикiв, а й вiд представникiв укра§нсько§ емiграцi§, таких, як, скажiмо, Євген Маланюк, котрий (абсолютно безпiдставно вважаючи творчiсть Винниченка "квiнтесенцiєю росiйсько-жидiвського намулу на Укра§нi") риторично запитував: "Отже, яку особистiсть могли плекати й формувати винниченковi писання, цей фатально-задушливий свiт, населений пожадливими, ненаситно-жерущими й слиняво "кохаючими" тарантулами? Похмуро-вперта свинорила спрямованiсть вниз, в порох, у болото"...Що ж до Винниченка, то його полiтична програма, зокрема Платформа Укра§нського "Революцiйно-Соцiалiстичного Союзу", тепер загальновiдома. Винниченко вважав за можливе вдосконалення людини тiльки завдяки змiнам у суспiльному ладi, хоча при цьому вiн i пiдкрiплював свою Платформу "Внутрiшнiми суб'єктивними умовами щастя", тобто екзистенцiальнi моменти теж покладав за надзвичайно суттєвi в людському суспiльствi. Винниченко вiрив у те, що людину можна вдосконалити й перевиховати та змiнити завдяки вiрi або ж тако§ фiлософi§, як його "сонце§зм", яку вiн згодом розвинув i назвав "конкордизмом"".  

Главное задание писателя и его бесчисленных партайгеноссе было одним: сказку сделать былью. Но правильно сказано: самое страшное в утопиях - это то, что они реализуются. Большевистский эксперимент продолжался. В стране идет коллективизация, раскулачивание; как следствие - приходит голод. Гибнут миллионы. Добровольно уходят из жизни коммунист Н. Хвылевой и соратник Ленина, известный партийный и советский деятель Н. Скрыпник ("украинский Дзержинский"). Однако остающиеся украинские коммунисты уходить не торопятся, а напротив: активно исполняют директивы партии и правительства. В сентябре 1933 года В.В. пишет открытое письмо в Политбюро КП(б)У, где обвиняет Сталина и его эмиссара Постышева в массовом терроре против украинского народа, доказывает, что в советской действительности идет "будiвництво не соцiалiзму", а восстановление "нацiонально§ єдино-недiлимсько§ Росi§, вiдновлення старо§ тюрми народiв".

Когда же он это понял? Оказывается, давно. Еще в 1926 году писал в дневнике: "З большевицького червоного яйця на очах вилуплюється фашизм. Уже можна бачити всi характернi прикмети його". Не знать этого было нельзя: вовсю работал Гулаг, уничтожались священнослужители, дворянство и любая оппозиция. Но коммунисты Хвылевой и Скрыпник, Шумский и Винниченко об этом помалкивали. Более того - соучаствовали в преступлениях большевиков. Оно и понятно: ведь шла украинизация. Коммунисты (они же фашисты) издавали гигантскими тиражами В.В. и прочих. Шли неслабые гонорары. Нужно было помалкивать. И так много-много лет...

В ответ на его письмо ноябрьский пленум ЦК КП(б)У 1933 года назвал В.В. "старим вовком укра§нсько§ контрреволюцi§". Гонорары (которые шли с Украины в Германию и Францию ) закончились, издавать перестали, книги изъяли из библиотек. В.В. сильно переживал финансовые трудности, даже имел нервное потрясение. Однако вскоре оправился, купил старую усадьбу в окрестностях Канн, занялся садом, огородом и продолжал писать.

Перед Второй мировой войной написал "Открытое письмо Сталину и членам Политбюро ВКП", где в интересах "защиты и обороны социализма" призывал изменить национальную политику в СССР. В заключение он говорил: "Вся беда, одним словом, в Германии. Да и не столько в Германии, в германском народе, как в Гитлере, насильственно захватившем власть над этим народом и террором навязывающем ему свои психопатические настроения и вожделения". А куда же девались насилия большевиков?

После победы над фашизмом мечтал вернуться на Советскую Украину, пытался наладить связи с советским посольством в Париже. Перед смертью в 1950 году обратился к украинской эмиграции: "Укра§нська держава i державнiсть на Укра§нi є. Нi вiдмовляти §й, нi творити нема потреби. Тридцять рокiв тому §§ виборов, вiдновив i створив укра§нський народ. За не§ вiн 30 рокiв не переставав i не перестає боротись, за не§ вiн нiс i несе там на Укра§нi величезнi жертви сво§ми кращими синами, замученими по тюрмах, таборах, каторгах".

Такая вот история. Жизнь и приключения В.В. достойны авантюрного романа. Это будет что-то среднее между "Бесами" и "Человеком-амфибией". Но он был бы еще интереснее при наличии конгениального женского персонажа. Можно легко представить себе, какое место во всех этих событиях рядом с Ихтиандром заняла бы Гуттиэра (марксистка, атеистка и националистка Украинка), проживи она еще лет десять.

 

4. 14. Д. Донцов.

         "Упаси нас, Господи, от друзей, а с врагами мы и сами справимся". Такую молитву могла бы вспомнить атеистка, прочитав о себе хвалебную статью Д. Донцова "Поетка укра§нського рiсорджiменту (Леся Укра§нка)" (1921). Похвалы нтегрального националиста"  была такого "гатунку", что составители современной хрестоматии "Укранське слово" во втором издании своего труда решили вообще обойтись без этой статьи.

         Донцов справедливо отмечал, что атеизм, социализм и национализм Украинки вызывали у нее неутолимую жажду революции: "Вона жила...в епоху, що на мiсце невидимого Бога поставила релiгiю розуму...Iмперiалiзм, соцiалiзм i нацiоналiзм - ось були три рухи, що скоро мали захитати пiдвалини нашого ладу, - що вбивалися в силу, а разом iз ними й та тривога, непевнiсть, туга за великим всеочищуючим поривом, що огортала маси...Пробуджена туга людського "я" за чимсь великим, що довго придушене та§лось на днi душi, вибухаючи раз на кiлькасот рокiв, тодi, коли зачиналися новi роздiли в iсторi§. Коли б Леся Укра§нка прийшла трохи пiзнiше, коли й безжурних огортав переляк перед катастрофою, що йшла, §§ скорiше зрозумiли б. Та майже нiхто з §§ сучасникiв не вiдчував бурi, яко§ так пристрасно прагнула вона. Сi сучасники жили iншими iдеями. Наш нацiоналiзм останнiх тридцятьох рокiв носив на собi всi прикмети своє§ доби. Се був час реакцi§ в настроях само§ суспiльностi, що прийшла по Шевченковi. Доба блискучого карнавалу, "червоних оргiй", як звала поетка перiоди великих нацiональних поривiв, минула. Ї§ поколiнню не судилося "спалити молодiсть i полягти при збро§". Про се §м i нагадала Леся Укра§нка!...Образи, що пересувалися в §§ уявi, рiзнилися вiд тих, що §х - у пiвснi - снували §§ сучасники-поети, як дантiвське пекло вiд касарняно-солодкавих соцiалiстичних утопiй. Не спокiйний краєвид, але криваву вiзiю бачила вона за заслоною, що крила вiд нас непевну будуччину. В неповгамовнiм поривi, що захлиснувався в нестрiмливiм потоцi власних слiв, картаючою мовою старозавiтних пророкiв вiдслонила вона перед спокiйною i спрагненою спокою громадою сю будуччину, яку вона в сво§й надлюдськiй iмагiнацi§ бачила як живу. Полишаючи початки §§ творчости, цiла §§ поезiя - се було щось подiбне до гвалтовного i понурого Dies irae, dies illa. Лямент збожеволiло§ людини, якiй неждано вiдслонили образ страшного суду". Донцов был мастер комплимента: поэзия Украинки - "лямент збожеволiло§ людини", которая "пристрасно прагнула бурi". А вот еще...

"Як та кiшка, що надовго перед людьми прочуває близьку катастрофу землетрусу, кидалася вона, волаючи рятунку там, де §§ окруження спокiйно вiддавалося щоденнiй працi. Там, де вони бачили лиш золотеє жито i синє небо, - привиджувалися §й смерть i трупи, а повiльнi степовi рiчки спливали кров'ю. Перед нею вставали гнiтючi примари "страшно§ i невсипущо§ вiйни", "страшно§ i невблаганно§" борнi. Збiжа урожайного краю iшли з димом в §§ очах, безжурне поколiння ступало, угинаючись пiд важким хрестом, на Голгофу...". Правда, на предыдущей странице автор писал, что "вона жила в епоху, що на мiсце невидимого Бога поставила релiгiю розуму". Но особенно возмутило бы Украинку не это и даже не сравнение с кошкой, а это жалкое "волаючи рятунку". Она быстро объяснила бы этому "мыслителю", что тому, кто "пристрасно прагне бурi", не пристало  "волати рятунку".

         В свое оправдание Донцов напомнил одну мысль: ""Є в нас щось мудрiше, як голова", -  сказав Шопенгауер. Се розумiє кожна жiнка лiпше, нiж хто-небудь iнший, се розумiла Леся Укра§нка краще, як будь-яка iнша жiнка, i власне се "щось", що є мудрiше вiд нашо§ голови, давало §й змогу  заглядати наперед". Феминистки легко разоблачат неуклюжие проявления мужского шовинизма, когда за сомнительными "комплиментами" скрываются сомнения в умственных способностях женщин.

         "Їй усе мариться  "меч, политий кров'ю", або "збро§ полиск", вогонь, на якiм "жеврiє залiзо для мечей, гартується ясна i тверда криця". Рука §§ все "стискає невидиму зброю", а "в серцi крики бойовi лунають". Вона все снить про якусь кра§ну, де "люде гинуть у тяжкому лютому бою", де "панує смерть потайна"; про легенди, "закрашенi у густу барву кровi", де "рiч iде про жертви та кривавi подi§". Сво§ пiснi вона рiвняє зi спогадами "смутними i кривавими" забуто§ балади. Кидання своє§ неспокiйно§ душi - з "кривавим змаганням"...Ба, навiть у того ангела, що з'являвся  §§ фантазi§, бачила вона, як "на бiлих крилах червонiла кров". Кров, кров i кров! - ось що бачила в сво§й надлюдськiй iмагiнацi§ на рiдних степах укра§нська Сибiла. Ось що вiдбирало §§ поглядовi лагiднiсть, §§ мовi мужнiсть, чутливiсть i м'якiсть §§ вiршам!". Донцов прав: ее многотомник вполне можно издать под названием "Так гартувалася криця" (но, к сожалению, оно уже занято). Что же касается "надлюдсько§ iмагiнацi§", вспоминаются слова В. Высоцкого: "Не все то, что сверху, - от Бога".

         Однако что означает "вiдбирало §§ мовi мужнiсть"? Он сам-то понял, что сказал? Как бы не так. Она мужественно приветствовала любое кровопролитие: "З жахом, а може, й з екстазом вiруючого побачила вона хутко, що шлях до визволення зрошений не перлистою росою слiз, але кров'ю". Экстаз атеистки, верующей в небытие Божие, был преисполнен специфической "любви": "Чи вона не розумiла науки любовi? Певно, що так, тiльки вона розумiла §§ по-своєму. От так менше-бiльше, як середньовiчний лицар, що уважав себе негiдним предмета своє§ адорацi§, коли не мiг покласти йому до нiг бодай кiлькох трупiв зухвальцiв, що сумнiвалися в високих чеснотах його дами. Але любовi лагiдно§ й тихо§, що "повинна буть, як сонце, всiм свiтити" - вона не розумiла. Сторонникiв тако§ любовi ненавидiла вона за брак активно§ вiдваги стати в оборону своє§ правди...".

         Как солнце, светит всем любовь Божия. Но здесь - совсем другой случай:  "Нiщо §§ вже не натхне, опрiч "помсти люто§ жаги"...Вона мрiє про "месникiв дужих"...Цiла §§ творчiсть стає одним несамовитим закликом до то§ bella vendetta, що в сво§й найновiшiй формi "фашизму" справляла сво§ оргi§ в Iталi§, а в формi повстань в §§ власнiй кра§нi". О, прекрасная вендетта! O, mamma mia!

         "Читаючи сi прокляття, закляття i картання, неначе бачиш перед собою живий образ поетки, що лишила вона нам сама. Тi очi, "що так було привикли спускати погляд, тихi сльози лити", а тепер сяють "далеким блиском "; "i руки тi не ученi до збро§, що так довiрливо одкритi шукали тiлько дружньо§ руки", а що "тепера зводяться вiд судороги злостi"; i уста, "що солодко спiвали й вимовляли солодкi речi", а що тепер "шиплять вiд лютостi", i голос, що "спотворився, неначе свист гадючий!". На вид сього пароксизму гнiву тратиться почуття сучасностi...Здається, що з-за дрiбних друкованих рядкiв глядить на нас спотворене гнiвом обличчя уярмлено§, але вiльно§ духом нацi§...Опрiч Шевченка, ледве чи хто iнший в нашiй лiтературi пiднiсся до тако§ сили пафосу, як ся слаба i недужа жiнка!". Иностранное слово "пароксизм" в переводе означает припадок. А с "гадючим свистом" лучше всего рифмуются хрестоматийные слова кобзаря:

Я - неначе лютая змiя

Розтоптана в степу здихає,

Захода сонця дожидає.

         Далее незадачливый поклонник сравнивает дух Украинки с самыми темными страницами истории западного христианства: "Ся §§ вiра так вiдрiзнялася вiд офiцiального укра§нства, як папське католицтво вiд первiсного християнства. Як, скажiм, свiтогляд європейсько§ суспiльностi тринадцятого вiку вiд звича§в перших християнських громад Юде§. Що спiльного мали мiж собою науки Месi§ i апологiя вiйни i ката Жозефа де Местра? Духовна аскеза - i Лютер, що цiляє каламарем у чорта? Св. Петро - i Торквемада? Катакомби - i хрестовi походи? Серед сих двох бiгунiв, безперечно, до сього останнього схилявся неспокiйний дух поетки, не до пасивного свiтогляду юдейського християнства, але до активно§ вiри римсько§ церкви...Для не§ iснували лиш абсолютнi самовистачаючi приписи, диктати надприродно§ сили, що не потребували санкцi§, знаючи лише невблаганне: "мусиш!". Се ж були i засади Лесi Укра§нки".

         Волюнтарист Донцов привязывал атеистку к различным искажениям библейской морали: "До се§-то моралi, до §§ формально§ сторони (вiдкидаючи релiгiю покори), додала поетка ту iдею, що §§ принiс до християнства конаючий Рим: iдею virtus, високорозвиненого почуття особисто§ гiдностi i права, культ сили й вiдваги, та ще свою знану засаду: "Силу треба вiдпирати силою". З одно§ сторони се був послух волi Божiй, той слiпий послух, що змушував сотки тисячiв хрестоносцiв кидати своє майно, родину i гонити на край свiту рятувати Грiб Господень iз криком: "Так хоче Бог!" З друго§ - се була кров, проллята тими самими побожними лицарями Христа в Палестинi. З одно§ сторони - аскетична екстаза, з друго§ - реабiлiтацiя афекту, первiсних iмпульсiв людсько§ природи". Другими словами, Украинка привнесла в украинский национализм дух крестовых походов, реабилитировала аффекты и первобытные импульсы человеческой природы. А также - дух джихада: "Сю мораль активiзму, апологiю афекту, неприєднану фiлософiю вiруючого, що кожно§ хвилини, як жовнiр перших халiфiв або мальтiйський лицар, готов був пролляти кров невiрних - внесла вперше до нашого нацiоналiзму поезiя Лесi Укра§нки. Перед тим ми майже з ним не стрiчаємося". Украинка акбар!

         Согласно Донцову, ей была свойствена слепая националистическая вера: "Для не§ нацiя повинна жити не для того, що се потрiбно для яко§сь вищо§ цiлi, а для того, що вона так хоче, i бiльше нi для чого! Старе тертулiанове "Вiрую, тому що абсурдно" для не§ зовсiм не звучало так смiшно, як для §§ зараженого раком рефлексi§ вiку". О цене и последствиях такие обычно не думают: "Коли безапеляцiйнiсть, самовистачалiсть догматiв §§ вiри була одною стороною §§ релiгi§, то §§ другою стороною було цiлковите iгнорування наслiдкiв релiгiйного шалу; повне нечислення з неможливостями i жадоба боротьби, незалежна вiд §§ вислiдiв, вiд слiв перестороги, вiд доказiв "здорового розуму". Той "пломiнь непокiрний", що палив серце поетки, не давав §й думати про се: про те, до яко§ катастрофи могло б допровадити §§ огненне слово, коли б воно, як вона собi бажала, "в руках невiдомих братiв" дiйсно стало б "мечем на катiв". Цiлу §§ захоплював пафос борнi i упоєння сподiваною перемогою. Вона не в силi стримати в серцi "ту пiсню безумну, що з туги повстала", що "за скритий жаль помститись хоче". Їй все одно, що ся вiльна пiсня "темнi§ хмари в хаос помiщає"; що "вбогу хатину, останнiй притулок важкою лавиною скине в безодню". Вона не знає навiть, "на щастя чи на горе" тая пiсня. Дарма, §§ вона з себе видобути мусить, "немов ридання, що довго стримане, притлумлене та§лось в темницi серця". Вона не  має поняття сама, куди §§ i тих, що кличе з собою, запровадять §§ свавiльнi мрi§, але несена ними, мусить бiгти вперед...

Так божевiльний волю здобуває,

Щоб гнатися на безвiсть до загину!

         Или другими словами:

                   Так сумасшедший волю добывает,

                   Чтоб мчаться в пропасть гибели навстречу!

         Но сумасшедший и на воле остается сумасшедшим. Только гораздо опаснее для окружающих и самого себя. Это раньше поэты пугали "сумасшедшим с бритвою в руке". Сегодня это уже далекое ретро.

         "Вона не хоче убрати у вiжки своє "непереможне безумство", хоч i знає, що воно "людей заводить на роздорiжжя страшнi"". У здоровых это называется "безответственность". А "непобедимым безумцам" - все равно: они невменяемы. Украинка продолжала творить "що §й наказувала §§ iррацiональна, байдужа на наслiдки воля. Сей "мус" досягає у не§ часом того ступеня, що у звичайнiй мовi зветься абсурдом. У "хвилини розпачу" вона годиться на те, щоби втопити в болотi честь i сумлiння, "аби лиш упала ся тюремна стiна", в якiй скнiє нацiя". У древних греков был "нус", а здесь - только "мус". Ежи Лец в таких случаях говорил: "Не торопитесь пробивать головой стену. Сначала подумайте: что вы будете делать в соседней камере".

         Но вот стена упала. У руля, естественно, остались те, кто "втопив у болотi честь i сумлiння". Называют они себя, как водится, "умом, честью и совестью" независимой Украины (или одним словом: "элита"). Все прочие им служат. Никогда еще разрыв между богатейшими и беднейшими не был таким вопиющим. А экс-секретарь КПУ по коммунистической идеологии объясняет: "Маємо те, що маємо". Отрицательный прирост населения скоро достигнет семи миллионов, а первый президент успокаивает: "Маємо те, що маємо". Оказывается, корни этой принципиальной безответственности националистов нужно искать у тех, кто сегодня украшает собой купюры разного достоинства: "Цiлим сво§м великим ображеним серцем, що скнiло в мирнiй, до нудоти мирнiй обстановцi, прагнула вона повороту тих повних чаруючо§ романтики часiв, коли в напруженiй борнi великих пристрастей гартувалися мiцнi душi, коли життя мало в собi стiльки страхiття i стiльки правдиво великого...". Мечты сбываются. Сразу после ее смерти  и началось "страхiття". Можно даже сказать "правдиво велике страхiття".

         "Кривавi легенди тих часiв в §§ очах "червонiють, наче пишна багряниця". Проти сих "легенд червоних" блiдим здавався §й "бiлий свiт" теперiшностi. При читаннi вiршiв поетки, в яких дзвенить хворобливий сум за сею епохою i жадоба боротьби, мимоволi стають у пам'ятi тi часи, коли сторонники Катерини Медичi з ножами в руках бiгали темними й вузькими вулицями Парижа, роблячи гугенотам "криваве весiлля", "криваву оргiю", привид яко§ не давав спати поетцi. Понурим фанатизмом i нiчим не знищимою вiрою вiє вiд сих §§ вiршiв...Тою далекою епохою, коли людскiсть знала страшнi кари, але й страшну вiдвагу, страшнi злочини, але й страшне хотiння i посвяту". "Болезненная печаль", "унылый фанатизм"...Кажется, что Донцов над ней издевался. Но нет: это были родственные души.

         "Вона бажала б скорше повернення часiв великих переслiдувань вiдмiнно думаючих, подiбних до гонiнь на християн, як спокiйного бiгу подiй, що оглуплює душу i присипляє совiсть...Вона готова навiть спiвати гiмн в'язницi, бо там гартуються душi в безумнiй любовi до волi...Вона сама знає, що в тих страшних часах "стародавнiх справедливостi немає", але там були великi пристрастi. А се в §§ очах виправдувало сi часи i за §х жорстокiсть, i за §§ несправедливiсть. Не раз сi епохи мiняться непевним, червоним свiтлом, "наче пурпур благородний вiд кровi людей невинних", та все ж горить у поетки серце, коли §х пригадає, а окружаюче життя видається тодi блiдим i мертвим; без лиха, але й без руху, без боротьби, без того, що є найвеличавiше в життi: без морального геро§зму. Сьому останньому моментовi в творчостi Лесi Укра§нки завдячуємо, що наш нацiоналiзм позбувається стародавнiх рис i набирає прикмет трагiчного...Думаю, що в потягу до трагiчного треба шукати i причин екзотичностi тем поетки...Думаю, що уподобанням минулих вiкiв, сим своєрiдним романтизмом поетки треба пояснювати ще й другий, характеристичний момент в §§ творчостi: той, де малює вона нам блискуче марево iлюзi§, се§ вигнанницi модерного свiту, що, як i чудо, грало величезну роль в життi наших предкiв. Се§ злуди шукала вона все, як ту, оспiвану нею "зiрку провiдну, ясну владарку темних ночей"...Модерна людскiсть потребує хоч фiкцi§, хоч блискучо§ помилки, замiсть догм i переконань, що втратили владу над нашим розумом, i що дивного? Таж у кожнiм людськiм чинi криється бiльший або менший кусник помилки!..Вартiсть злуд полягає не на §х правдивостi, лише на §х корисностi для життя. Чи ж не маємо благословити злуди, що будить волю до великих дiл, а душу до шляхетних поривiв?". Конечно "маємо". Хай живе злуда!

         "...Волить вона лишитися при сво§й злудi, що пхає людей часом, як болотянi вогники, до загину, часом до дiл, що, як дiло Колумба, стають дороговказами в життi людськостi...Нехай ся iлюзiя - лише примара, як незнаний свiт далеко§ зорi, що, "може, сам давно погас в блакитi, поки сюди те промiння дiйшло", але вона не перестане любити - "те свiтло, що живе i без зорi!.." Серед усiх злуд, що коли-небудь грали роль в суспiльнiм життi, найважливiшою є легенда про неминучiсть останнього порахунку добра iз злом, правди з неправдою, духа свiтла з князем тьми. Сей мiф, у тiй чи iншiй формi, вiдiграв значну роль в релiгiйних, полiтичних i нацiональних рухах, надаючи §м велико§ вибухово§ сили". Украинка принимала активное участие в этом мифотворчестве, прикрываясь ширмой "научного" мировоззрения.

         "Подiбною ж була роль iдей Енгельса i Маркса, iде§ краха мiщансько§ суспiльностi. Iдея се§ "останньо§ битви" як спiвається в "Iнтернацiоналi", - мiж пролетарiатом i буржуазiєю, - мала велике значення для розвитку соцiалiстичних рухiв; гадка про неминучiсть боротьби мiж двома свiтами, що себе виключають, надавала страшного розмаху...i французькому революцiйному романтизмовi кiнця 18-го вiку. Подiбну ж iдею катастрофи внесла своєю поезiєю Леся Укра§нка в область нацiоналiзму, i в сiм §§ епохальне значення для нас. В не§ ходить при сiм про такий самий фатальний процес. Вона не знає, лише вiрить. Не доводить, лише твердить...Все в формi катастрофи. Вона все марить про "бiй, тiльки бiй вже останнiй, не на життя, а на смерть"...Сею iдеєю "великого визволення", iдеєю "заграви криваво§" ("Одержима") збагатилося наше убоге розумiння нацiоналiзму з тих абсолютних думок, тих сильних образiв, що - однi лише вони! - здiбнi гуртувати i вести за собою маси...I iншi, не тiльки Леся Укра§нка, - снили подiбнi ж сни, але, як каже поетка: "нi сни, нi примари, нiколи не бувають i не можуть бути об'єктивно-розсудними, дiалектично-логiчними". В них повинна бути "суб'єктивна, безпосередня вразливiсть самого одержимого видивом". Заразити читача, заразити маси вiдповiдним настроєм, вириваючи §х "силою фантазi§ з великого ланцюга еволюцi§" можуть лише натхненнi почуванням легенди й образи, про якi я згадував вище: iде§ раптового зриву, порив до геро§чних вчинкiв i жертв. Бо, як добре сказав Ренан: "вмирається за те, у що вiриться, а не за те, що знається"".Трудно не согласиться  с тем, что все произведения Украинки любого жанра были  написаны "в формi катастрофи".

         "Думка "останнього бою" допровадила логiчно до iншо§ - до iде§ безкомпромiсностi...Нитки iнтернацiоналiзму й угоди були безконечно чужi свiтогляду Лесi Укра§нки. Людскiсть подiлена в не§ горизонтальними перегородками, а фузiя можлива мiж рiзними класами одно§ нацi§ i нiколи - мiж одними й тими самими верствами рiзних народiв". Националист хочет поделить всех людей вертикальными перегородками, но называет их почему-то "горизонтальними". Украинка же писала вполне однозначно: "Пролетарi всiх кра§н, єднайтесь!".     

         Она верила "у неминучiсть катастрофи, як у догмат, бо договоритися до угоди можна лише там, де - говориться; де сво§ переконання доводяться доказами логiки. Там же, де вони були предметами вiри, як у середнi вiки, спiр рiшав не суд, але - ордалi§, двобiй, боротьба. Такими догматами вiри були для поетки §§ iдеали. Тому вона знає лише жорстоке "або-або"...Тому накликає вона потоп на свiй зневажений край, щоб не бачити його зiгнутим пiд ярмом угоди ("Негода")...Леся Укра§нка, забуваючи рефлексiю, навчила нас - хотiти. Сим впровадила в наш свiтогляд тую волюнтаристичну цiху, що є ознакою модерного нацiоналiзму.

Проповiдь катаклiзму, непримиренностi, чуда - мала якраз у наш зматерiалiзований вiк величезне значення...Матерiалiзм знайшов у Лесi Укра§нцi затятого ворога. Вона вiрила, що народ кориться сво§м пристрастям, як сво§м iнтересам, i хотiла, щоб так було. Вона нiби передбачила §§ i викликала нашу велику епоху, що прийшла на змiну матерiалiстичному ХIХ вiку. Епоху, коли Нiмцi поставили понад усе ("über alles") величнiсть своє§ вiтчизни i свойого цiсаря...". Да уж, эпоха была великоватая. Со своим "über alles" немцы натворили немало. А те, кто выжил в катаклизме, очень долго пребывали в пессимизме. Донцов писал немцев с большой буквы. Очевидно, сильно уважал. Поэтому и сравнивал дух Украинки с немецким духом (и с итальянским фашизмом).

         "Сi iде§, що А. Франс називав "теологiчними доктринами", я б назвав трiумфуючим iдеалiзмом, є тi, яким завдячують свою несмертельну волю до життя здоровi раси. Вони ж були тими, що впровадила в нашу нацiональну лiтературу Леся Укра§нка". Где национализм - там и расизм.

         "Не можемо не добачати велико§ консеквенцi§ в усiх iдеях, в яких одна логiчно випливає з друго§. Спершу висунула поетка постулат самовистачальностi iррацiонально§ волi, не зв'язано§ нiякими санкцiями; постулат боротьби незалежний вiд того, чи дасться вiн виправдати аргументами розуму; незалежний вiд того, чи ся мета взагалi об'єктивно iснує, чи лише в §§ уявi, як фантом, як видиво. Сенс мав для не§ лише абстрактний, незалежний вiд конкретного змiсту, вiд мети, вiд вихiдно§ точки - великий порив душi до чину, до руху, до виявлення себе i глорифiкацiя сього первiсного елементу життя. Викресана немов з одного кусника бронзи, нацiональна iдеологiя Лесi Укра§нки була в нас - щось зовсiм нове. На мiсце пацифiзму - поставила вона iдею войовничого нацiоналiзму, що був для не§ цiллю в собi; що не шукав за виправданнями, нi в iнтересах "поступу", нi "загалу", нi в "щастi" на сiм, чи на тiм свiтi. На мiсце рацiоналiзму i утопiзму, що видумав "кращi iдеали" - волюнтаризм...Способом там була - еволюцiя, в не§ - революцiя". В истории такое кино называлось "Триумф воли".

         "Своєю поезiєю була Леся Укра§нка пророчицею, рiдним духом тiй пожежi, яко§ червону заграву вона давно бачила, а яка щойно тепер розiллялася кривавою повiнню на Укра§нi. В §§ поезi§ знаходимо все: i етику, i пафос се§ стихi§, i §§ вiру в злочини, i §§ безмiрну тугу i нестямний порив, i упоєння хвилями трiумфу, i розпач упадку, i §§ зловорожу усмiшку, i понурий трагiзм безпросвтно§ боротьби, i §§ горде: "або-або"". Все это интересно: "упоєння хвилями трiумфу" (как в "Триумфе воли" у Риффеншталь?), "зловорожа усмiшка" (как у Свидригайлова?), "вiра в злочини" (как у Раскольникова?). А в неминуемое наказание кто будет верить? Пушкин? Или Достоевский?

         "Поезiя Лесi Укра§нки була енциклопедiєю наших часiв...Творчiсть Лесi Укра§нки лучила ментальнiсть часiв Мазепи i Шевченка з психiкою нашо§ бурхливо§ доби". Злука, так сказать. (Вспоминаются слова Костомарова о Мазепе в разделе 4.2.: "Мазепа был человек чрезвычайно лживый"; "его религиозность носила на себе характер той же внутренней лжи, которая заметна во всех поступках Мазепы" и т. д.).

         "Присутнiсть сього життєвого пориву в людинi, хоч би його припадковим змiстом були "злiсть" або "гнiв" - є найвище щастя...Поетка сама не знає гаразд, чи §§ жене до яко§сь мети §§ розумна воля, чи §§ демон, се пiдсвiдоме "я", без цiлi й змiсту, ся темна хiть, се мiцне вино "з буйних мрiй, свято§ вiри, молодого палу", вiд якого хочеться кинутися в бiй "з широким розмахом збунтованого валу", якому нема нi iмення, нi оправдання, нi осуду...". "Пiдсвiдоме "я" обычно называют "оно". А его "припадковий змiст" (припадочный смысл?) состоит в темной похоти ("темна хiть"), которая находится по ту сторону добра и зла.

         "Вiра в таємничу єднiсть, тожсамiсть усього iснуючого - i є вiрою Лесi Укра§нки...Хiба поетку не навчила творчо§ ненавистi §§ любов? Хiба Люцифер не був упавшим ангелом? Хiба вона не вчила, що лихо потрiбне для позитивного геро§зму i для добра? Чи, по §§ думцi, шлях до сього останнього не йшов через зло?". Не буди лихо, пока оно тихо.

         Бесы паразитируют на человеческих страстях, а Украинка "не розрiзнює пристрастей по §х змiсту, лише по §х великостi i силi. Для не§ лиш те творить життя, що постiйно переливається через границi, що вiчно повстає наново..., як §§ улюблений Прометей, що пiднiс руку на свого пана i Творця. Для не§ - лише сей вiчний шал творчостi, ся вiчна ребелiя не дають мiцним нацiям зледачiти в нещастi, анi здегенеруватися в щастi; лише сей шал зумiє обернути нудний свiт в хаос, а з хаосу створити новий всесвiт. Лише хто розумiє се, потрапить спiвати гiмн життю i смертi, любовi й ненавистi, добру i злу, тернам i квiткам, святинi й темницi, вину й кровi, гiмни одваги i ризику!". "Шал" - это бешенство. А бешенство заводит человека очень далеко - от Бога. Ведь "Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы" (1 Ин. 1:5).

         "Сими сво§ми думками вона перша поставила над зрiвноваженою красою мрi§ i терпiння - красу духового пориву, красу змагання людсько§ душi, що, прикута до землi, пнеться до неба, що любить блукати над краєм провалля, над краєм незнаного, раю чи пекла - все одно, аби лиш шукати нового...Пiдкресюючи момент волi в сво§й поезi§, наближується вона до шопенгаверського волюнтаризму...".

"Ї§ стиль був точним вiдбиттям §§ свiтогляду...Вона лише суггерує читачевi стан душi на межi мiж свiдомим i пiдсвiдомим...Вона не потребує малювати нам акти перенято§ гнiвом або iншою емоцiєю людини, аби суггерувати нам своє переживання; вона знає секрет безпосередньо малювати §х, заражати нас сво§м настроєм... У iнших - слова, у не§ - нiби бачите скривлене пристрастю, болем або ненавистю обличчя того, хто переживає емоцiю...". "Суггерує" - т.е. внушает (как Кашпировский) читателю свои не совсем здоровые эмоции.

И последний комплимент от Донцова: "Вона скупа на стисло означаючi слова, але саме се надає §§ творчостi таку вимовнiсть: найширший акт обжаловання про убивство в афектi не вiддасть так добре почувань убийника, як оповiдання його самого, коротке, уривчасте, не пов'язане, але нацiховане правдивим пережитим почуванням". Но и справка ("акт обжаловання") для "убийника в афектi" - вовсе не лишнее. Потому что без справки - тюрьма, а со  справкой - принудлечение. "Не дивно, що §§ в нас мало розумiли...Вона, що приповiдала смерть, кров i ру§ну, робила на сво§х землякiв не бiльше враження, як його був би зробив у гоголiвськiм Миргородi пророк Єремiя, коли б так могло статися, щоб вiн там з'явився...Як усяка замкнута в собi i в сутi речi смутна натура - була вона далека загаловi...". Украинский "пророк" - это пророк особый. У него ярко выражена идиосинкразия на Бога: "Навiть моменти зневiри, що приходять до не§ вночi, не можуть випогодити §§ стомленого чола, нi зм'якшити §§ суворого серця. Вона жде "тих страшних ночей", та не для того, щоб упасти навколiшки перед Всемогучою Силою...Нi, щоб своєю непереможною гордiстю розпалити той вогонь, "де жеврiє залiзо для мечей, гартується ясна i тверда криця"".

 На такой оптимистической ноте заканчивалась содержательная статья Донцова. А начиналась она эпиграфом из А. Франса: "Нема об'єктивно§ критики так само, як нема й об'єктивно§ штуки, i всi тi, якi хваляться, що вкладають щось iнше, як самих себе, в свiй твiр, позволяють себе ошукувати найбiльше оманнiй фiлософi§". На этом основании никто не должен искать какой-либо объективности в статье Донцова. А также - в творчестве ("штука") Украинки. Но, тем не менее, эта "штука" будет посильнее Фауста Гете. 

 

4. 15. И. Карпенко-Карый и другие.

Забужко напоминает, "що К. Квiтка писав про про зневагу дружини до I. Карпенко-Карого (покликаючись на цiлком конкретнi факти)" (10, 378). "Иван Карпович Карпенко-Карый (1845-1907) служил секретарем полиции. Познакомившись с М. Кропивницким, организовал вместе с ним в 1865 г. любительский театральный кружок в Елисаветграде. В конце 1870-х гг. совместно с врачем П. Михалевичем создал нелегальную политическую организацию, за что в 1883 г. его уволили со службы в МВД, а в 1884 г. выслали на три года в Новочеркасск...В годы вынужденной изоляции писал пьесы. Его перу принадлежит 18 драматических призведений...В его пьесах звучат острые социальные мотивы...С 1890 г. и до конца жизни - актер и режисер труппы П. Саксаганського. Участвовал в созданиии первого украинского стационарного театра в Киеве под руководством Н. Садовского" (16, 647). Чем же он не угодил Украинке?

"Коли в зимовий сезон 1900-1901 рокiв почалася робота над щойно повернутою з цензури його п'єсою "Хазя§н", у Києвi поширились чутки, нiби в цiй комедi§ в образi Пузиря вiдображено вiдомого укра§нського архiмiльйонера Терещенка. Справдi, епiзод з купуванням халата для скнари-багатiя в п'єсi взято було з життя цього товстосума. Але взагалi в образi Пузиря автор змалював узагальнений тип мiльйонера-хижака, в якому були зiбранi характернi риси багатьох осiб. Та одну деталь у сценi з халатом було-таки, справдi, взято безпосередньо з життя Терещенка. Довiдавшись про це та бажаючи "зберегти свою честь", чи сам Терещенко, чи хтось з його родини через стороннiх осiб запропонував Iвановi Карповичу велику суму грошей. Говорили навiть - аж 30 тисяч карб. золотом, щоб той не ставив свою п'єсу на сценi. Автор обурено вiдкинув пiдкупну пропозицiю мiльйонера, який на пошиття халата собi жалував навiть кiлькох карбованцiв, а тепер пропонує тисячi...Чутки про це зразу ж поширилися в Києвi" (16, 649). Может быть Украинке стало обидно за украинского архимиллионера? Вопрос риторический.  

    

***

Нет никакой возможности перечислить всех украинцев (и украинок), которые вызывали недовольство Украинки. От Забужко узнаем: "Поставлений Лесею Укра§нкою "новiй" укра§нськiй iнтелiгенцi§ дiагноз ненависти (дещо пiзнiше, у "Вiхах", його повторить С. Франк щодо iнтелiгенцi§ росiйсько§: "Вiра росiйського iнтелiгента зобов'язує його ненавидiти; ненависть у його життi грає роль щонайглибшого й пристрасного етичного iмпульсу") в жодному разi не слiд тлумачити, нашим сучасним звичаєм, як §§ реакцiю на ту порцiю ненависти, яку вона отримала вiд спiввiтчизникiв на свою власну адресу, - хоч вона §§ таки отримала, i деякi критичнi виступи проти не§ за зарядом геть, здавалось би, iррацiонально§ злоби майже не поступаються тому дискурсу "полювання на вiдьом", що його ми звикли асоцiювати вже виключно з бiльшовицькою iдеологiєю. Насправдi рiч тут зовсiм не в iдеологi§ - це, як визначила Г. Арендт, "природне обурення" масово§ людини "всiм, чого вона не може зрозумiти", тiльки що в нову добу вперше в iсторi§ "масова людина" отримала право голосу для свого обурення, - а вже iдеологiя, яка легiтимiзує §§ в цьому правi, приходить заднiм числом" (10, 557).

Одно дело - ненависть каких-нибудь плебеев. И совсем-совсем другое - ненависть Украинки. Для Забужко это ненависть возвышенная, сакральная, так сказать: "В лiрицi Лесi Укра§нки: "Тiльки той ненависти не знає, хто цiлий вiк нiкого не любив", - девiз, неприйнятний з погляду ортодоксально§ християнсько§ догматики, але з погляду манiхейсько§ догматики не лише виправданий, а i єдино мислимий" (10, 157). Очевидно, и любовь бывает двух сортов: есть любовь плебейская, а есть любовь Украинки.

Об украинских плебеях Забужко пишет: "Ясно, що й без росiян свою "легiтимiзуючу" iдеологiю - яку-небудь власну комбiнацiю соцiалiзму з нацiоналiзмом - укра§нська "масова людина" все одно була б iз часом виробила, цей процес був iсторично неминучий i вiдбувався в усiх європейських кра§нах (i в бiльшостi закiнчився коли не фашистськими диктатурами, то принаймнi "помiркованим" авторитаризмом, пiдтверджуючи застереження А. Токвiля, що "для збереження свободи в демократичному суспiльствi потрiбно, аби в людей було почуття свободи й смак до не§")" (10, 561).

"Свiй антихамський iмунiтет укра§нська культура втратила ще за життя Лесi Укра§нки" (10, 569). Естественно, последняя была против такой культуры. А та отвечала ей взаимностью: "Цiлий §§ "складний свiт" залишався в "плебейськiй" культурi й далi цiннiсно нiчим не виправданим, "не вартим заходу". Тож у кiнцевому пiдсумку, як бачимо, єдина реальна змiна, що вiдбулася в нашому психологiчному пейзажi вiд 1991 р., найкраще описується в негативних термiнах: укра§нська хамократiя позбулася радянського iдеологiчного камуфляжу ...- i не набула натомiсть нового" (10, 605). Как это "не набула"? Очень быстро "набула". С одной стороны - национализм, а с другой - "священное право частной собственности". В сумме получается "буржуазный национализм". То самое, на борьбе с чем сделал себе карьеру "перший президент незалежно§ Укра§ни". О таких, как он, Забужко пишет: "Падiння iмперi§ тiльки звiльнило "просту радянську людину" (що натодi вже заповнила собою всю пiрамiду влади) вiд обтяжливо§ вимоги прикидатися "комунiстично вiруючою", - i "культ своє§ власно§ особи" став єдиною "офiцiйною релiгiєю", яку вже вiдкрито й без будь-яких обмежень могла вправляти пострадянська елiта. А вже елiта культурна позичила для нього з захiдних наративiв i вiдповiдну дискурсивну стратегiю, - i так змiг у нас з'явитися в готовому виглядi, як Афiна з голови Зевса, сьогоднiшнiй "культ успiху" (комерцiйного й медiйного - "користи" й "почести"!), одинока безумовна цiннiсть, що легiтимiзує в очах суспiльства всякий вид розумов дiяльности, зокрема й ретроспективно" (10, 605).

"Виглядає на те, що культура "видима", iнституцiоналiзована, у нас сьогоднi куди бiльше "плебейська" од "невидимо§", повсякденно§, - то§, що iснує в "розлитому" виглядi усно§ традицi§ - побутових звичок, несвiдомих семантичних жестiв, поведiнкових стереотипiв" (10, 606). Что касается устной традиции, Забужко выдает желаемое за действительное: "в розлитому виглядi усно§ традицi§" плебейства ничуть не меньше.

Она считает, что "Майдан продемонстрував духовну ситуацiю, дуже подiбну до то§, з яко§ починався укра§нський рух у ХIХ ст.: коли укра§нське суспiльство (по-тодiшньому, "мужики", по-нинiшньому - "маленькi укра§нцi") виявляється в "низовiй" масi сво§й шляхетнiшим, анiж його елiта - "наша хамократiя", як 140 рокiв тому iменував Д. Пильчиков полтавську адмiнiстрацiю i помiщицтво (у перекладi на мову сучасних реалiй - "полiтикiв" i "олiгархiв")" (10, 606). Многие деятели Майдана подвизаются в украинском парламенте. Они очень много говорят (поскольку "парламент" в переводе и означает "говорильня"). Поэтому в их речах ежеминутно прорывается аутентичная "усна традицiя". Вот один только пример. Во время заседания Верховной рады 4.03.2010 года спикер Литвин просит своих оппонентов записать то, что он о них думает. И диктует свою мысль: "Ви не можете кусати, ви можете тiльки лизати". Обиженный такой несправедливостью депутат Филенко из блока Юлии Тимошенко тут же достойно отвечает: "Не вам нас вчити лизати або сосати". Он-то хотел сказать: "сам такой", а получился, как всегда, "несвiдомий семантичний жест".

По мнению современной интеллигентки, с ХIХ века изменилось только одно: "Єдиний "гравець" у цiй конфiгурацi§, якого в мiжчасi Укра§на втратила, - це iнтелiгенцiя як духовна аристократiя: та, котра тiльки й спроможна тримати на собi в модернiй демократичнiй нацi§ §§ "iсторичну вiсь", забезпечуючи §й ментальний простiр для "iстинного буття", поза рамками операцiйно-прагматичних цiлей "нашого сьогодення"" (10, 606). Отсюда следует, что и современная украинская культура была бы Украинке не по душе.                                  

Забужко считает, что в некоторых произведениях Украинки "зафiксовано iсторичний прихiд до влади "масово§ людини", - людини, чи§м головним аргументом стає "безпосередня дiя". Читай насильство (не "мрi§", а "вчинки"!), психологiчним модусом - свавiлля..., а символом вiри - той крайнiй iндивiдуалiзм матерiалiста (для якого "самое дорогое, что есть у человека, - это жизнь"), який у разi сполуки з якою-небудь iдеологiєю, здатен творити вибухову сумiш щонайпотворнiших неопоганських мiфологiй" (10, 573). Цитата на русском языке взята из известного произведения "Как закалялась сталь". Этой книгой украинец Николай Островский привел к коммунистам больше молодежи, чем все съезды комсомола вместе взятые. Что же касается "щонайпотворнiших неопоганських мiфологiй", то, естественно, вспоминается зеровское определение творчества Украинки в качестве "майже поганського культу природи".   

Однако сами Драгомановы мыслили себя элитой и мозгом нации: "Думку, що найбiльша проблема Укра§ни - в тому, що "кра§ну вiддiлено вiд свого мозку" i тому в нiй неможливий "нiчим не обмежуваний ендозмос i екзосмос мiж верхнiми й нижнiми верствами населення", М. Драгоманов уперше висловив ще 1881 р.- у статтi "Что такое украинофильство?"" (10, 336). Его сестра также имела "аристократичну свiдомiсть": "нас не повиннi дивувати такi рiзко супротивнi цiлому егалiтаристському пафосовi росiйського народництва заяви наших народникiв, як часто повторюванi Оленою Пчiлкою сво§м дiтям напучування в дусi "Порода в людинi перше всього"" (10, 336). И что же это была за "порода"?    

 

 

5. Украинские герои Достоевского

 

Как и подобает настоящему литератору, Украинка рассматривала жизнь сквозь призму литературы: "живеш наче в романi". Роман ей напоминали киевские события в конце 1905 года, которые она описывала в письме сестре Ольге и ее мужу: "колективнiсть наша жива i здорова, не вважаючи на "военное положение" та iншi громадськi бiди, про якi ви тепер з ки§вських газет небагато довiдаєтесь, бо газети знов узято пiд "фактичний" нагляд цензурний (цензура, дiйсне, була фiкцiєю остатнiй мiсяць). Найближчим поводом для сього "воєнного положення" послужив воєнний же бунт, що раптово i трагiчно пролетiв i зник 18 листопада (ст. ст.). полишивши до 100 трупiв по собi...Бунтували частi саперiв i, здається, артилеристiв (про се йдуть чутки самi сперечнi), виставляли вимоги бiльше спецiяльно солдатськi, нiж загально-полiтичнi, пiшли по Києву, "здiймаючи" (запрошуючи до страйку i демонстрацi§) воякiв по рiзних казармах, але мало хто приставав до них...Вiйськовий стан якось мало почувається...Люди не мають того "обивательського" виду, що мали до сього року. Ходять i §здять по вулицях допiзна, збираються приватно i напiвпублiчно (збори по запросинах в Народнiм домi тощо), закладаються новi спiлки i товариства, вiдбуваються партийнi збори, однi страйки кiнчаються, другi починаються - словом, все таке, чого й без вiйськового стану в нашiй сторонi не було чувати хто зна вiдколи. Всi певнi, що сей вiйськовий стан недовго триватиме (адже з Польщi його вже здiйнято). Але все ж се iритує немало i держить людей в нервовому, напруженому настро§...

Я весь минулий тиждень писала проекти всяких статутiв нових спiлок - лiтературний genre непривичний для мене - i через те сливе не спала i страх нервувалась. В недiлю мали зложитись двi новi укра§нськi спiлки (укра§нських лiтератiв i рiвноправности жiнок), але через напад страху одно§ людини, викликаний вiйськовим станом, прийшлось дiло на кiлька днiв одкласти, через що я мало не луснула зо злости". "Одна людина" - это, судя по всему , Олена Пчилка.

"...Зважу, чи зможу при§хати до вас. Дiло в тiм, що надовго по§хати не можу - найдовше тижнiв на три - бо маю тут багато iнтересiв i "вiльних обов'язкiв" (мене аж чорти беруть, що оце мушу в хатi сидiти); дарма, що часом на мене хвилини розпачу находять, коли менi здається, що й сама я "до нiчого", але навiть в той же самий час я щось пишу, з кимсь лаюся, когонебудь усовiщую, за одного боюся, за другого радiю, за третього лютую - i так мене се все затягає, що надовго вирватись я вже не можу. Але ви не завидуйте нам. Тут бiльше хаосу i безтолковщини, нiж чого доброго, i, може, лiпше тому, хто дальше...

А тепер просьба до вас: спровадьте менi "Вiльну спiлку" Драгоманова (хочу подати в цензуру, а то, може, i "явочним", кажуть, є шанси удачi) i пришлiть справоздання з'§зду соцiял-демократично§ партi§ в Брюннi (по-нiмецьки) - конечне треба i те i друге якнайскорiше...Укра§на ще й не так "обуржуазилась" i не так "спролетаризувалась", щоб не можна було працювати двом таким партiям, як радикали i с.-д., не переходячi "на ножi". Я навiть свою власну працю могла б так подiлити, що §§ не то на два, а й на чотири перiодичнi видання стало б. Але декотрi товаришi дорiкають, що се значить "на два стiльцi сiдати", i лаються "опортунiзмом" i т. i. вам, людям заграничним, нетрудно бути вище сього всього, а менi ще прийдеться немало "принципiяльних" розмов витримати. Досадно тiльки, що тут не в самих принципах дiло, а ще й в особистих симпатiях та антипатiях рiзних редакторiв, спiвробiтникiв i читачiв сих, тим часом ще проблематичних органiв. Але я твердо зважила плюнути на всi оцi симпатi§ й антипатi§ i поводитись так, як менi моє власне сумлiння скаже. Є шанси сподiватись, що хоч першi числа "Громадського слова" i "Працi" та таки вийдуть отим quasi-явочним порядком десь у декабрi. Таким способом уже вийшла народна газетка "Хлiбороб" в Лубнах. В Петербурзi має виходити журнал "Вiльна Укра§на", кажуть, нiби й розрiшення вже є...

От вам i "стан речей". Коли описано "мало вразумительно", то не здивуйте, - в нашому життi тепер "вразумительности" мало. Живеш наче в романi романтично§ школи: кругом контрасти, антитези, неможливостi, трагедi§, комедi§, трагiкомедi§, хаос i серед нього якiсь геро§чнi сцени та фiгури немов з антично§ драми. Нiхто не знає, що буде завтра, мало хто пам'ятає, що було вчора. Бувають моменти, коли тратиш почуття дiйсности: то якось зовсiм не почуваєш, що живеш в революцi§ (вдумайтесь в значення сих слiв), то знов день i нiч в головi трiщать сухi перебо§ сальв "усмирителiв" i здається, неначе весь свiт подiлився на взаєможернi партi§".

Именно такова марксистская картина мира. Однако и свою собственную жизнь  Украинка (года за два до революции) рассматривала как сюжет для беллетриста: "I вродиться ж отакий чортовий органiзм! варто було б його кретинiзмом абощо доповнити, то принаймнi "внутрiшня гармонiя" була б, а так виходить щось таке, що тiльки як сюжет для белетриста, може, надається, але яко умова для розвитку самого того белетриста має сумнiвну вартiсть".    

Какому же "беллетристу" под силу изобразить во всей сложности такую многогранную личность во всей полноте ее революционной деятельности? Сама Украинка проницательно отнесла себя к живым типам Достоевского (которого она очень внимательно изучала). В письме к сестре Ольге она писала об этом так: "Знай теж, що не завжди через его§зм я немов вiддалялась вiд тебе, я просто "щадила" тебе, i тут я, може, добре робила, - "нiколи не буває пiзно зазнати страждання". Ти не хочеш бути поетом-суб"єктивiстом, писателем-"кровописцем" - нащо ж розтроюджувати тобi серце i розгвинчувати нерви не вчитаними, а живими типами Достоєвського?". Живых типов Достоевского хватало и в окружении Украинки. Поэтому для любого романа Достоевского нашлось бы много чисто украинского материала. Легко можно себе представить украинское "Преступление и наказание" или украинских "Бесов", украинского "Подростка" или украинских "Братьев Карамазовых". Будущему романисту нетрудно было бы собрать для этого материал.        

 

5.1. Исторический фон романа.

После захвата Константинополя турками в XV веке единственной православной державой на земле оказалась Россия. Преемственность между православной Византией и православной Россией осознавалась всем православным миром. Осознавали ее и те православные, которые были захвачены католической Польшей. Так в ХVII веке, по словам Забужко, в Киевской Духовной Академии существовало "книжницьке коло, яке ще задовго до Переяслава було розробило iдейну програму культурно§ (NB: не воєннно§ !) експансi§ на Москву як духовно§ мiсi§ Києва - "Богохранимого града", "другого Єрусалима". "Знаряддям визвищення другого Єрусалима - Києва мала стати Москва. Ї§ вiйськова сила мала здiйснити програму укра§нсько§ iнтелiгенцi§. Безнастаннi заклики до боротьби проти туркiв i татар у проповiдях Галятовського, Барановича i всiх укра§нських проповiдникiв ХVII сторiччя, ба навiть i самого Стефана Яворського..., - не загальники, як може тепер здатися, i не результат татарських наскокiв на Укра§ну, а насамперед вияви цiє§ унiверсально-християнсько§ iдеологi§" (Ю. Шерех)" (10, 354).

Многие сравнивали Россию с Римом, а Украину - с Грецией: "Грецiя-бо таки пiдкорила Рим культурно пiсля того, як §§ саму оружно пiдкорили римськi легiони, i чи не цей власне приклад i свiтив провiдною зорею нашим мислителям "ки§вського кола", коли вони в перших декадах XVII ст. розробляли концепцiю "двох Росiй" (Мало§ й Велико§) за зразком "Мало§ й Велико§ Грецi§"...Без цього навряд чи дасться сповна збагнути психологiчнi витоки нашого "малоросiйства": тi першi поколiння гетьмансько§ старшини, котрi рекрутувалися в iмперське дворянство, робили це так легко й без жодних моральних зусиль зокрема й тому, що ще чулися повноправними, ба в певному сенсi й привiлейованими спадкоємцями iмперсько§ культури. Вони пишалися iсторичною "духовно-навчительною роллю своє§ "Мало§ Грецi§" стосовно "Велико§", тим, що з Києва, як хвалився в 1730-х рр. Гедеон Вишневський, "аки с преславных оных Афин, вся Россия источник премудрости почерпала"" (10, 356).

Она продолжает: "Мусимо визнати "свiй пай" у розбудовi Росiйсько§ iмперi§, оту саму трьохсотлiтню "Маросєйку" укра§нсько§ iсторi§, що §§ й донинi "методологiчно розгублена" росiйська iсторiографiя бере за доказ "общерусского единства", - не моральною девiацiєю, не загадковою похибкою розвитку, а наслiдком таки питомо укра§нського - ранньомодерного - "нацiонального проекту" ("православно§ iмперi§" з "духовною столицею" в Києвi), який не вдалося зреалiзувати в його первiсному виглядi" (10, 359). "Первiсний вигляд" - это империя со столицей в Киеве. Это хорошая империя. А та же империя со столицей не в Киеве - это уже очень нехорошая империя.

Конечно, для христианина в принципе все равно, где будет столица "православно§ iмперi§". Но для нехристианина - далеко не все равно. "Цю версiю в ХIХ ст. обстоював М. Драгоманов, тiльки його тодi мало хто розумiв...У категорiях багатовiково§ тяглости вiн оцiнював i укра§нську iсторiю, наполягаючи на тому, що "правдиво науковий, широкий погляд на iсторiю Укра§ни мусив би показати нашiй громадi й чужим, як фатальнi нацiонально-крайовi задачi укра§нськi сповнялись i пiд чужими урядами i як поступ цивiлiзацi§ на Укра§нi, навiть i в чужiй формi, вiв до того, щоб виготовити грунт для свiдомого укра§нства"...До таких "фатальних задач", насущних для укра§нського нацiонального виживання й розвитку, Драгоманов вiдносив насамперед "нацiонально-географiчнi" - колонiзацiю Пiвдня та витiснення Польщi з укра§нських етнiчних територiй - iншими словами, устiйнення Укра§ни в §§ сучасних, бiльш-менш, кордонах. На його думку, "московське царство" хоч i "наробило нам чимало лиха", все ж, "вiдповiдно приказцi, що погана погода все ж лiпше, нiж коли б нiяко§ погоди не було", виконало для Укра§ни саме цi насущнi завдання, яких вона в XVII-XVIII ст. самотужки виконати не могла, i це й є тi "iсторичнi рацi§, чому вояцький патрiотизм козацько§ старшини i "малоросiйського дворянства" зцепився з росiйським царелюбством". "Тож i не ремствуйте, що Котляревськi й Стороженки служили царям в турецьких походах без наших думок, що Гулаки писали вiршi на глум над султаном...Се все було дiлом для свого часу нормальним, власне нацiональним!"...Такого погляду вiтчизняна культурологiя не виробила й досi, - ми й далi, як критиковане Драгомановим "поверховне укра§нофiльство", "просто зрiкаємось свого "нацiонального добра" на користь "зажерного сусiди"" (10, 360). Короче говоря: если украинцы внесли большой вклад в развитие православной культуры России, то это повод ценить эту культуру, а вовсе не наоборот.

Однако для человека неверующего исчезает главная причина для единения православных народов. Для безбожника существуют только различия и рознь (классовая, межнациональная и т. д.). Они неминуемо порождают межклассовую или межнациональную ненависть.  Большое количество таких безбожников принес XVIII век с его "просвещением". Забужко пишет: "З петровською секуляризацiєю й перетворенням старого Московського царства на модернiзовану Росiйську iмперiю укра§нська мiсiя на Москвi зазнала фiаско, вичерпавшись на теренi суто церковному" (10, 354). Верующий сказал бы иначе: в условиях секуляризации носители православия - на вес золота. И не важно - русские это, белорусы или украинцы.

В ХIХ веке секуляризация продолжалась. В начале века безбожие в основном распространялось среди дворян, затем - присоединились разночинцы, а в конце столетия этот духовный вирус распространился и в народных массах. Одни и те же процессы шли по всей империии, в том числе и на Украине. К безбожной "элите" здесь и принадлежали, в частности, Драгоманов и Украинка. Поскольку они были атеистами, все религиозные причины единения Украины с Россией для них просто отсутствовали. Использовали Россию для своих целей, а дальше - сами. Православная церковь для них - не более, чем один из атрибутов национального государства (как для Ющенко). Забужко пишет: "Взагалi укра§нське iнтелiгентське "вiльнодумство" ХIХ ст., поза впливом загальноєвропейських "поступових iдей", на чуттєвому рiвнi живилося, i навiть чи не насамперед, ще й iнстинктивною вiдразою до "чужо§, тiльки що не латинсько§" (М. Драгоманов) московсько§ церкви як iмперського iнституту...I цiлий складний та багатофасетний родинний "протестантизм"-"промете§зм" Драгоманових теж мав за собою цю саму iнтенцiю: вiдторгнення "чужих богiв" i пошук за "сво§ми"" (10,375). Какие же "боги" являются  "сво§ми" для атеистов? Они известны: "прогресс", "просвещение", "наука", "техника", "технологии" и прочие идолы. Драгоманов писал: "Чи вмiтимуть нашi письменнi люди вхопитись за край тiє§ нитки, котрий тягнеться сам по собi в нашому мужицтвi, чи вмiтимуть прив'язати до нього й те, що виплела за ХVIII-ХIХ ст. думка людей, котрих iсторiя не переривалась, i звести в темнотi й на самотi виплетену нитку - iнодi бiльше бажання, нiж ясно§ думки - нашого мужицтва з великою сiткою наукових i громадських думок європейських людей - ось в чому тепер все дiло для теперiшнiх письменних людей на нашiй Укра§нi! Ось де для них: чи жити, чи помирати?!" (10, 387).

"Сiтка наукових i громадських думок європейських людей" была для него святыней, в сравнении с которой все прочие святыни - просто мусор. Как пишет Забужко: "Драгоманов прямо заявляв, що позаяк про сталiсть нацiональних ознак i говорити смiшно, то "кланятись нацiональним святощам, вважаючи за них усе status quo теперiшнього народного життя й думки", є ознакою звичайнiсiнького невiгластва (для iлюстрацi§ вiн наводив вiдоме натодi серед ки§вського дворянства bon mot маршалка польсько§ шляхти графа Тишкевича: коли тому, ревному католиковi, докоряли, що його предки були ж, мовляв, православнi, граф преспокiйно вiдказав: "А ще ранiше язичники", - "I справдi, - трiумфально звертається Драгоманов до сво§х опонентiв, - котро§ з нацiональних святощей мав держатися гр. Тишкевич, чи православiя, чи культу Перуна?")" (10, 338). Тышкевич был, конечно глубоким "мыслителем": он забыл, что пока католики в XI век не изменили христианский Символ веры, все они тоже были православными. Но интеллект Драгоманова просто потрясает. Ведь еще в Древней Греции философы умозрительно пришли к той простой мысли, что всемогущий Бог может быть только один (что не означает Его простоты). Однако для Драгоманова, оказывается, между Христом, Перуном или Ярилой не было никакой разницы.

Одной из "святынь" для  "свiдомого укра§нства" было "утерти" носа Москвi". Свидетельствует Забужко: "Таку мету ставив собi М. Драгоманов, за його власним зiзнанням, у розвiдцi "Пропащий час", присвяченiй Переяславським угодам 1654 р. i §хньому впливу (пiд кожним оглядом деструктивному, як вiн доводив) на розвиток укра§нсько§ цивiлiзацi§". Благородное дядино начинание по мере сил продолжала племянница: "Леся Укра§нка восени 1902 - взимку 1903 рр. заходилася продовжити дядькову працю в цiй галузi - у задуманiй i початiй (невiдомо, чи закiнченiй, бо досi не знайденiй) "iсторично-безстороннiй", за §§ словами, брошурi пiд умовною назвою "Наше життя пiд царями московськими..." (план викладено в листi до М. Кривинюка з м. Сан-Ремо вiд 13.11.1902 р.)" (10, 349). Вряд ли ей было по силам написать что-нибудь "iсторично-безстороннє". Кобзарь, как известно, учил совсем другому:     

Якби то ти, Богдане п"яний, тепер на Переяслав глянув!

Та на замчище подививсь! Упився б! Здорово упивсь!

I, препрославлений козачий розумний батьку! .. i в смердячiй

Жидiвськiй хатi б похмеливсь, або б в калюжi утопивсь,

В багнi свинячiм.

Амiнь тобi, великий муже! Великий, славний, та не дуже...

Якби ти на свiт не родивсь, або в колисцi ще упивсь...

То не купав би я в калюжi тебе, преславного. Амiнь.   

 

"Духовна дочка Драгоманова" (выражение Лидии Драгомановой) в 1903 г. писала мужу сестры Ольги  М. Кривинюку: "пора стати на точку, що "братнi народи" просто сусiди, зв'язанi, правда, одним ярмом, але в грунтi речi зовсiм не мають iдентичних iнтересiв i через те §м краще виступати хоч поруч, але кожному на свою руку, не мiшаючись до сусiдсько§ "внутрiшньо§" полiтики". Но кроме розни национальной никак нельзя зыбывать и о розни классовой. В 1902 году тому же адресату она писала: "ми гинули не тiльки вiд класового антагонiзму, але й вiд недостачi його". Трудно жить без классового антагонизма. Он бодрит. Чем мы хуже европейцев? Вот и Ленин учил: прежде, чем объединиться, сначала нужно  разъединиться.

Делить людей можно не только по национальному или классовому, но и по половому признаку. Для Забужко "не дивно, що саме фемiнiстична критика (Р. Веретельник, С. Павличко, В. Агєєва), безпомильно впiзнавши "своє", змогла нарештi твердо встановити у Лесi Укра§нки цю первиннiсть "жiночого проводу". Задля справедливостi слiд сказати, що пальма першости в цьому питаннi належить Н. Кузякiнiй, - саме вона, пишучи про "Камiнного господаря", наважилася вперше озвучити думку, як на 1980 р. настiльки "авангардову", що §§ тодi нiхто й не розчув: "У протистояннi жiночого й чоловiчого первня поетеса визнала найдужчим первень власне жiночий"" (10, 405). А "задля справедливостi" еще большей здесь же сообщается, что "суфражистку початку двадцятого столiття" в доннi Аннi першим розгледiв Я. Розумний у 1973 р." (там же). Но как бы там ни было, а для Забужко "первиннiсть жiночого проводу, - здобуток, евристично неоцiненний i, на щастя, остаточний i оскарженню не пiдлягає, всi спроби його опротестувати вражають не так прихованою мiзогiнiєю, як, головно, кричущою iнтелектуальною безпораднiстю" (10, 405). А коли так, то и спорить бесполезно: приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Но вопросы все-таки продолжают роиться. А нельзя ли и женщин рассортировать на более "первинних" и менее "первинних"? Например, рассмотреть "протистояння первня" Долорес и "первня" донны Анны? Может быть, дистанция между двумя женскими "первнями" гораздо больше, чем между "первнем" слабейшей из двух женщин и "первнем" бедного Дон Жуана? Но это уже вопросы к феминисткам начала ХХI века, чьей бабушкой была "суфражистка початку двадцятого столiття".              

           

5.2. Братья Драгомановы.

Биограф Украинки пишет, что "нi рiд Косачiв, нi рiд Драгоманових не були укра§нськими за походженням...Цiкавi данi щодо походження роду Косачiв були опублiкованi Юрiєм Косачем у часописi "Нашi днi" (Львiв) за 1943 р...Походження Косачiв - сербське...На початку ХVII ст. Косачi були вже на вiльному Запорiжжi...На початку ХVIII ст. нащадки сербського князя зустрiчаються на порубiжжi з Московщиною, на Стародубщинi. Косачi на цей раз - бунчуковi товаришi, полковi писарi, осавули, комiсари й сотники, якi сидять у сво§х дворах над рiчками...Предки Лесi впродовж ХVIII ст. прикуповували землю, села, метушилися, хазяйнували, судилися, тягалися за чуприни, брали активну участь  у громадському життi й мали у ньому шану та повагу. Вони досягали поважних чинiв на службi, наполегливо збагачувалися, добросовiсно виконували покладенi на них службовi обов'язки, брали участь у походах, якi здiйснював росiйський уряд i до яких мобiлiзувалося укра§нське козацтво. Через одруження Косачi спорiднилися з рiзними вiдомими родами...У другiй половинi ХVIII ст. колишнi бунчуковi товаришi, осавули, писарi та полковники козацького вiйська поступово перетворилися на росiйських дворян i воякiв росiйсько§ армi§ й флоту, досягаючи чималих успiхiв i почестей" (7, 28).

Забужко добавляет: "Степанами по обох лiнiях, косачiвськiй i драгоманiвськiй, звали двох патрiлiнеарних прапрадiдiв Лесi Укра§нки, якi на час Катерининсько§ дворянсько§ реформи були ще в лавах гетьмансько§ старшини - так званого Значного вiйськового товариства...Степан Васильович Косач, бунчуковий товариш (як пише З. Когут, за реєстром 1763 р. §х налiчувалося всього 221 - це були вершки гетьмансько§ аристократi§), маршалок Погарсько§ шляхти, 1767 р. брав участь у виборах до Катерининсько§ Законодавчо§ комiсi§, - а вже син його одним iз перших, бо ще 1784 р., кажучи словами геро§нi I. Кочерги, "одiбрав чин", - за iмперською "Табеллю о рангах" до смiшного мiзерний: "майорський", колезького асесора. Про полiтичну позицiю значкового товариша Стефана Драгомана, який "пiдписувався ще грецькими лiтерами" нам нiчого не вiдомо, постать у гетьманськiй iєрархi§ задрiбна(хоча його правнучка О. Пчiлка не без гордощiв вiдзначає, що Драгоманови десятки рокiв судилися з самими Розумовськими i остаточно, вже в поколiннi Лесиного дiда, таки виграли процес!), - але невдовзi долучене до родинного прiзвища закiнчення "-ов" свiдчить, що й по цiй, "полтавськiй" лiнi§, так само як i по "чернiгiвськiй", предки Лариси Косач кооптувалися в iмперське дворянство коли не серед перших, то принаймнi в основному потоцi "всiх порядочних людей" - власне "при Рум'янцевi-Задунайському", - а вже поколiння Лесиного дiда в повному складi подалося до Петербурга "на ловлю счастья и чинов", хронологiчно випередивши навiть Нiколєньку Гоголя" (10, 351). Задолго до Гоголя в Петербурге имелось украинское землячество. Поэтому забужкино "навiть" не имеет никакого смысла (Да и какой он ей "Нiколєнька"?).  

У Ольги Петровны Драгомановой (О. Пчилка) был дедушка Яким. Биограф пишет: "Яким пiдписувався як "Аким Драгоманов". Перевтiлення Якима Драгомана в Акима Драгоманова Олена Пчiлка пояснювала тим, що дiд це робив "по звичаю московському", оскiльки той звичай "став уже, по змiцненню московсько§ влади на Укра§нi, нiби й для наших людей урядових, чи взагалi письменних, майже обов'язковим. На таку путь зiгнала московська сила укра§нську старшину!" (7, 37). Можно добавить: на такой скользкий путь.    

 У дедушки Якима (он же Аким) было три сына: Алексей, Яков и Петр. Старшим был Алексей, о котором Пчилка писала: "дiд вiддав його в науку, але тiльки в Гадячому" (7, 37). Последнее не соответствовало действительности. Правду про дедушку Алексея ("скелет в шкафу") скрывали не только от советской власти, но и от своих родных детей. "Менших же синiв, Якова й Петра, - вiдправив до столицi, оскiльки "мав там досить сильну руку в особi одного свого колишнього товариша по службi, з числа тих укра§нцiв, що, пiсля занепаду мiсцевого самоврядування, подалися "шукати щастя" на Московщинi". Того дня, коли сини вiд'§хали, в молитовнику Якима з'явився такий запис: "Сего дня сыновья мои, Яков и Петр, выехали в Санкт-Петербург. Да сохранит их Господь на всех путях их!" (7, 37).  

  Из выписок Ольги Косач (сестры Украинки) следует, что "старший Якимiв син, Олексiй, не дiставши освiти, залишився при батьковому маєтковi, двох же молодших, Петра й Якова, виряджено для науки аж до Петербургу. Петро вступив там до привiлейованого "Училища правоведения", виключно для дiтей шляхетських родин, яке, крiм добро§ освiти, давало завсiгди можливiсть зробити блискучу кар'єру, - а Якiв до кадетського корпусу. Закiнчивши науку, Петро Драгоманiв (так уже став писатися §хнiй батько) почав служити в вiйськовому мiнiстерствi на посадi "вiйськового юриста", а Якiв ввiйшов до Полтавського артилерiйського полку. Обидва вони мали лiтературнi здiбностi, особливо Петро, що крiм того володiв мовами: французькою, нiмецькою та англiйською. У 1826 р. Якова Драгоманова заарештовано за участь у таємному революцiйному товариствi "Об'єднаних Слав'ян" i покарано засланням. Дальша доля його невiдома. Петро ж Драгоманiв залишався в Петербурзi до року 1838, коли залишив службу й в ранзi урядовця VIII класу повернувся на батькiвщину" (11, 55).

Пчилка в своих воспоминаниях от 1926 года также очень лаконично освещала судьбу репрессированного царизмом дяди Якова (как будто и ей "дальша доля його невiдома"): "Якiв i Петро прилучались до передових кругiв тодiшньо§ столично§ молодi...Якова за його участь в "недозволенном обществе" ("Соединенных славян") та в революцiйному руховi декабристiв виправлено з Петербурга на заслання". В комментариях "заслання" несколько удлинилось: "Драгоманов Якiв Якимович, член Товариства об'єднаних слов'ян, учасник декабристського руху, засуджений на довiчне заслання". А одна из передач украинского радио поведала о том, что дедушка Украинки "загинув у Сибiру". Печальная история. Но самое печальное, что абсолютно лживая.

На самом деле все было не так мрачно. После расследования по делу декабристов был составлен их список, так назывемый "Алфавит". Из него узнаем: "Драгоманов Яков Якимов. Прапорщик Полтавского пехотного полка. Вступил в Славянское общество весною 1825 года. Знал только то, что целию оного есть улучшение правительства. Читал клятвенное обещание славян. Был два раза в собрании членов у Андриевича и другого неизвестного ему артиллерийского офицера в лагере близ местечка Лещина, где слышал тот же разговор о преобразовании правления. Сам в общество никого не ввел и между нижними чинами ничего предосудительного не рассеивал. Находился под следствием в Комиссии при 1 армии. По докладу о сем государю императору 15 декабря 1826 года высочайше повелено выдержать три месяца в крепости и потом перевести в полки 3 пехотной дивизии под строгий надзор полкового, бригадного и дивизионного начальства".

На следствии выяснилось, что помимо стремления к общему благу, декабрист имел также личные обиды, которые привели его в антиправительственную организацию. Оказывается, украинский магнат обидел украинских дворян Драгомановых и отобрал у них крепостных украинцев, которых они получили в собственность от русского царя за верную службу царю и Отечеству: "...Хотя я сначала не охотно верил всем злоупотреблениям законов наших, но вспомнив, что и в самой фамилии моей близ ста лет ведется дело с графами Разумовскими, предок коих отнял у деда моего около тысячи душ крестьян, пожалованных ему царями за верные службы; но и сие дело при всей справедливости своей было Правительствующим Сенатом несправедливо и противозаконно опровергаемо и решаемо в пользу графов, вопреки Высочайшему повелению рассмотреть оное по всей справедливости. Также и то, что сам я, будучи сын штабс-офицера, служил до настоящего чина юнкера не четыре Государем Императором назначенные, но шесть лет, без всякой моей причины".   

Все это, вместе взятое (но прежде всего, разумеется, беды Отечества), так возмутило обиженного званием юнкера Драгоманова, что он стал довольно кровожадным заговорщиком. Декабрист Иван Гобачевский вспоминал о собрании, где речь шла о правилах для членов общества: "Они заключались в том, что каждый член подвергался ответственности за свое бездействие и должен был отдавать отчет в своих поступках кому следует, подвергаясь за нескромность, неосторожность и упущения по делам общества удалению от совещаний и проч. За сознательную же вину наказывался немедленнно смертью...Во время чтения сего проекта сильное большинство оказалось против сих правил, во главе коего был Бестужев-Рюмин. Но Борисов 2-й, Горбачевский, Аполлон Веденягин и Драгоманов думали, что сии правила необходимы...Они доказывали, что заговорщики не могут быть свободны в своих действиях; что принимая на себя священные, необходимые, вместе с тем и ужасные обязаннности, они более, нежели кто-либо, должны сами подчинять обществу личную свою свободу и соблюдать с точностью правила и постановления, служащие к достижению цели, к сохранению союза и  к безопасности членов оного; безнаказанное нарушение каких бы то ни было обязательств неминуемо разрушает всякое соообщество, и совесть каждого не всегда может быть верным и надежным блюстителем принятых обязательств". Нечто аналогичное позже предлагал террорист Нечаев. Когда пришло время отвечать за пролитую кровь, он сбежал за границу. (Материалы нечаевского процесса послужили Достоевскому при создании романа "Бесы"). Когда пришло время отвечать декабристам, Бестужев-Рюмин отправился на виселицу, а кровожадный Драгоманов отделался легким испугом. И даже был награжден.       

Поскольку, по словам Ленина, "декабристы разбудили Герцена", многие советские историки десятилетиями изучали декабристов чуть ли не под микроскопом. В биографическом справочнике читаем: "Драгоманов Яков Акимович. Прапорщик Полтавского пехотного полка. Из дворян Полтавской губернии...Отец - коллежский асессор Аким Степанович Драгоманов. В службу вступил в канцелярию совета военного министра - 1.3.1817; переведен в канцелярию военного губернатора в чине губернского регистратора - 1.8.1817; уволен из канцеляриии 17.8.1820; в 1824 поступил юнкером в полтавский пехотный полк. Член общества Соединенных славян (1825). Арестован и доставлен в Главную квартиру 1 армии для привлечения к военному суду. Высочайше повелено (15.12.1826) выдержать 3 месяца в крепости и перевести в полки 3 пехотной дивизии под строгий надзор начальства. По отбытии трехмесячного заключения в крепости переведен в Староингерманландский пехотный полк - 16.12.1826; в чине прапорщика уволен от службы за болезнью - 21.2.1828 и оставлен под строгим секретным надзором. В конце 1830-х годов в журналах печатались его стихотворения".

Но как же ему удалось избежать Сибири и прочих репрессий со стороны царизма? Тут из густого тумана (куда его поместили неблагодарные родственники) выходит скелет в шкафу, т. е. "брат Алеша". Пчилка об этом своем дяде вообще помалкивала, а сестра Украинки Ольга считала, что "старший Якимiв син, Олексiй, не дiставши освiти, залишився при батьковому маєтковi" (11, 55). Очевидно, с их подачи "бiографи Лесi Укра§нки та М. Драгоманова не згадували про Олексiя Драгоманова" (11, 326).  Однако "брат Алеша" в конце концов был найден усилиями одного преподавателя Ленинабадского пединститута. Тот разыскал интересную книгу, которая свидетельствует, что в царской России был кое-какой порядок: "Столетие военного министерства. 1802-1902. Т. 3. Указатель библиографических сведений, архивных и литературных материалов, касающихся чинов общего состава по канцелярии военного министерства с 1802 по 1902 г. включительно. Составил Н. М. Затворницкий. Спб, 1909". В ней и описана карьера, которую сделал "Олексiй, не дiставши освiти": "Драгоманов Алексей Иоакимович. Родился в 1788 г. из дворян. Определен на службу в 1 департамент Малороссийского Полтавского генерального суда губернским регистратором 31.12.1806...Определен в департамент министерства внутренних дел 16.5.1808. Коллежский регистратор 31.12.1808...Переведен в инспекторский департамент военного министерства столоначальником 14.5.1812. Разрешено носить мундир военного министерства с нашивками 25.6.1812. Поручено управление 4 отделением инспекторского департамента 6.5.1815. переведен в канцелярию военного министра 20.2.1816. Секретарь 1.12.1816..."(11, 325). Через два месяца в эту же канцелярию был определен брат Петр, а через три - брат Яков.

Карьера Алексея развивалась дальше: "Орден св. Анны 3 степени 4.1.1818. орден св. Владимира 4 степени 25.3.1820. Чиновник для занятий, собственно, по назначению военного министра 16.5.1820. Пожалован дворянской медалью 26.8.1820. Чин 8 класса со старшинством с 31.12.1820. Надворный советник за отличие по службе 24.1.1825. Орден св. Анны 2 степени 6.12.1827. Военный советник 6.12.1828. Знак отличия беспорочной службы за 20 лет 22.8.1829. Орден св. Анны 2 степени с Императорскою короною 6.12.1830. Управлял канцелярией военного министерства с 20.6.1831. Орден св. Владимира 3 степени 22.8.1831. Уволен от службы 3.6.1832. скончался 19.1.1856" (11, 325). Современные биографы Украинки вынуждены признать прежнюю версию "помилковою iнформацiєю", не вдаваясь в истоки и причины дезинформации. А о судьбе дедушки-декабриста сказано скороговоркой: "Насправдi ж можемо припускати, що саме завдяки високому службовому становищу Олексiя його брат Якiв, причетний до повстання декабристiв, не постраждав" (11, 326).

Ну, не пострадал человек - и слава Богу. Но мало того. В этой же содержательной книге находится послужной список брата Якова. Последняя запись в нем такая: "Переписка о пожаловании знака отличия беспорочной службы - 1830 г.". Оказывается, "жертва царизма" на деле оказалась отличником беспорочной службы по канцелярии военного министерства Российской империи. Так что декабрист бывает разный: кто-то трудился в Нерчинских рудниках, а кто-то в это самое время получал знаки отличия и печатал в журналах свои стихотворения. Невольно закрадываются всякие подозрения относительно брата Якова: за какие-такие заслуги? Однако последняя запись в послужном списке брата Петра аналогична: "Переписка о пожаловании знака отличия беспорочной службы - 1830 г.". (Он, по крайней мере, не находился "под строгим секретным надзором"). Скорее всего, своими знаками отличия оба Драгоманова были обязаны "брату Алеше". Ну как не порадеть родному человечку?

Современный исследователь пишет о декабристе: "Пiсля слiдства i ув'язнення юнкер був переведений до Староiнгерманландського пiхотного полку. У вереснi 1828 р. через хворобу вiн був звiльнений зi служби в чинi прапорника...Пiсля вiдставки Якiв Драгоманов жив у Петербурзi, працюючи вiд 1829 р. у 4-му департаментi Сенату. У 1830-1835 рр. вiн - спiвробiтник Тимчасово§ контрольно§ комiсi§ iз провiантсько§ частини при Головному управлiннi ревiзi§ державних рахункiв: спочатку на посадi канцелярського службовця, а потiм помiчника контролера".

Короче говоря: декабрист Яков Драгоманов от царизма не претерпел никаких репрессий (если не считать знаков отличия). А на лжи об этих репрессиях воспитывалось молодое поколение революционеров - Украинка, ее братья, сестры и многие другие. И сегодня Забужко, как ни в чем не бывало, наводит тень на украинский плетень: "Михайло Драгоманов уважав себе прямим спадкоємцем "укра§нського декабризму" - Товариства об'єднаних слов'ян, членом якого був уже його дядько, а Лесин двоюрiдний дiд - померлий на засланнi прапорщик Полтавського полку Якiв Драгоманов. "Вимкнене" з цього генеалогiчного ланцюга, iм'я Укра§нки "погасає", тратить усю свою смислову стереоскопiчнiсть i робиться пласким, таки справдi, наче графа в анкетi. Час тепер повернути йому його загублену "четверту координату" - дiахронiчну, "вглиб" iсторi§, - та поглянути очима само§ Лесi Укра§нки на §§ "предкiвський спадок" - зокрема й на всiх тих "подданных русского императора", якi, з точки зору панiвно§ й до сьогоднi iсторiософсько§ доктрини, кажучи словами незмiнно в цьому питаннi у§дливого I. Франка, "з давен-давна любили бiгати на службу чужим богам"" (10, 348). Что любили, то любили. Тут "каменяр" был прав. Забужко тоже хорошо сказала: "Нашему лесезнавству досi бракувало якраз виробленого погляду на iсторiю родини Драгоманових-Косачiв як на модельну для всього укра§нського визвольного руху ХIХ ст. (декабристи, старогромадiвцi, радикали i т. д.)" (10, 440).

А братья Драгомановы могут служить моделью для характеристики украинского общества первой половины ХIХ века. Брат Алексей верой и правдой служил царю и Отечеству. Брат Петр также. Не забывал он и о Творце. Вот, например, помещенные им в русском журнале "Стансы (из Ламартина)":

Творец! Благословлю тебя моей хвалою

Под кровом тишины и в шумных городах,

На злачном береге, на пенистых волнах,

При скате солнечном и с утренней зарею.

Природа мне гласит: скажи, кто этот Бог?

Он тот, - кто жизнь всему созданию вдыхает,

Он тот, - чей шаг один вселенну измеряет,

Он тот, - кто солнца огнь в тьме вечности зажег.

Он тот, - кто естество извлек из запустенья,

Он тот, - кто на морях вселенну утвердил,

Он тот, - кто хлябям их пределы положил,

Он тот, - кто создал день от дивного воззренья.

Он тот, - пред кем ничто сегодня и вчера,

Кто вечен в бытии своем животворящем,

Безмерен в будущем, протекшем, настоящем,

В чьей длани движется всей вечности пора.

Так, это он, мой Бог! Мой голос воспевает

Стократ величие небесного Царя,

Как арфа на стенах святого алтаря,

Доколь надежды луч страдальца согревает.

У брата Якова были другие стихи. Сначала он увлекался гражданскими мотивами, о чем свидетельствует его стихотворение "Греция":

О, Аристидов век, о, век Алкивиада!

Отчизна Пиндара, Сократа, Мильтиада,

Отчизна славы и богов,

Свободы, доблести, умов!

Но, судя по стихам "К моему гению", душевного покоя не имел:

Напрасно, добрый гений мой,

Ты, мне даря святые вдохновенья,

Дружишься с грустною и сирою душой...

И для чего радушный твой привет,

Когда в твою безбрежную обитель

Тоска души один путеводитель,

Яд зависти - один тернистый след,

Мечта бессмертия - химерная отрада,

Убожество - печальная награда?!   

Стихотворение лирическое, а следовательно - автобиографическое. И  написано было, очевидно, уже после того, как Яков (благодаря брату Алексею) отделался легким испугом при расследовании деятельности декабристов.    

Украинка не знала правды про деда-декабриста. Поэтому безмерно гордилась его мифическими подвигами. Когда в 1903 г. Павлык предупреждал, что в случае переезда в Галичину ей придется жить тихо и "скинутися всяко§ полiтики", это вызвало бурный протест. Мол, аполитичное поведение пристало не ей, а кому-нибудь другому, поскольку "у нього в родинi не було декабристiв, соцiалiстiв-емiгрантiв i радикалiв-засланцiв. Вiн не памятає 70-х рокiв!".  И вот, оказывается, среди этих "емiгрантiв" и "засланцiв" затесался один засранец: "декабрист"-коллаборационист. Украинка и ее сестра Ольга могли не знать подробностей биографии "дедушки Якова". Но их мать и дядя не могли их не знать. Поэтому они сознательно дезинфомировали детей, культивируя легенду про отважного декабриста и "жертву царизма". 

По последним данным, Драгоманов считал, что "члени Товариства об'єднаних слов'ян не видiляли укра§нсько§ нацi§ у самостiйну, а тому в §хнiх програмних документах "не видно й слiду нацiонально§ укра§нсько§ самосвiдомостi"...Одним iз перших М. Драгоманов також з'ясовує причини слабкостi i "трагiзм загибелi" Товариства об'єднаних слов'ян, яке не зумiло "пустити корiння в масу навколишнього населення", не використало "вiльнолюбивих традицiй укра§нського народу". Члени товариства, на його думку, не мали почуття укра§нсько§ самосвiдомостi, що зумовило злиття §хньо§ органiзацi§ з Пiвденнним товариством, яке сповiдувало "змовницько-централiстичнi" цiлi й правила. Власне, це й призвело до того, що iде§ Товариства об'єднаних слов'ян "майже зовсiм безслiдно" загинули для "§х сучасникiв та найближчих нащадкiв"". В том числе - идеи "дяди Якова", несправедливо обделенного крепостными душами и чином.     

 

5.3. Дядя самых честных правил.

Будущие воспитатели и дезинформаторы Украинки Михаил и Ольга (О. Пчилка) родились в семье Петра Драгоманова. Он "залишався в Петербурзi до року 1838, коли залишив службу й в ранзi урядовця VIII класу повернувся на батькiвщину" (11, 55). Далее "набув собi садибу в Гадячi, перебудувався й оселився там" (11, 55). Пошли дети. Ольга Петровна (О. Пчилка) вспоминала в 1926 году: "Правда, через довге пробування батькове в Петербурзi московська полуда на ньому була дуже мiцна, але й §§ пробила до певно§ мiри мiсцева укра§нська течiя, а се вiдбивалось i на наших враженнях дитячих". Что же такое эта "московська полуда", которую получают "через довге пробування в Петербурзi"? Немного выше она писала, как в Петербурге "Якiв i Петро прилучались до передових кругiв тодiшньо§ столично§ молодi". Может быть "полуда" - это идеи декабристов? Но нет, содержание "передовых" революционных идей ее вполне устраивало. И советское правительство это ценило: "1925 року за заслуги Олени Пчiлки в розвитку лiтератури, науки i культури §§ обрано членом-кореспондентом Академi§ наук УРСР". Как раз в это время украинские большевики проводили политику украинизации. Это называлось "национал-большевизм" (не путать с национал-социализмом). Так что "московська полуда" - это русский язык. Биограф пишет: "Прикметно, що Петро Якимович Драгоманов (як i його брат Якiв) свого часу писав вiршi, якi, зокрема, друкувалися в журналах "Гирлянда", "Северный Меркурий", "Сын отечества" та iнших виданнях...Однак суттєвою вiдмiннiстю мiж батьком i дочкою було те, що Петро Драгоманов писав росiйською, Олена Пчiлка - укра§нською" (7, 38).

"Спочатку вiн служив виборним земським суддею, потiм, залишивши службу, клопотався аж до смерти року 1864 свого, не дуже то великого господарства, збираючи укра§нських пiсень, пишучи укра§нськi й росiйськi вiршi, рiзнi меморi§ та записки мовами росiйською, укра§нською, французькою, нiмецькою, охоче допомагаючи в правничих справах незаможному населенню, постiйно сварячися з цього приводу з мiсцевим панством. Вiн був одружений з панночкою-сусiдкою Єлисаветою Цяцькою. Єлисавета Iванiвна Драгоманова аж до кiнця свого довголiтнього життя розмовляла тiльки укра§нською мовою, вмiла писати тiльки своє прiзвище, хоч дуже любила читати" (11, 55). Читала она на русском языке. Например, в 1882 г. О. Пчилка сообщала матери: "Науки же Леся проходит все, что и Миша; греческий и латинский языки даже лучше понимает, чем Миша. Ото вже письменна та друкована буде" (10, 251). Вот на каком языке читала мать Пчилки (тоже "московська полуда", хоть в Петербурге она и не бывала). 

Сестра Украинки Исидора писала: "Батьки Олени Пчiлки були культурнi поступовi люди, отже, дiтей сво§х виховували в iдеях гуманiзму, спiвчуття до всiх покривдженних, любови до батькiвщини" (11, 209). Только про любовь к Богу (первая заповедь христианина) ничего не говорится. Потому что прогрессивные "поступовi люди" обычно эту заповедь считают "забобоном".

У них было шестеро детей, среди которых - Михаил и Ольга (О. Пчилка). Она вспоминала: "Михайло так писав про свiтогляд i напрямок батькiв: "То була мiшанина християнства з фiлософiєю ХVIII вiку та якобинства з демократичним цезаризмом...I та мiшаниця релiгi§, не тiльки обрядово§, а релiгi§ яко вищо§ iде§ християнства, з новiшими iдеями гуманiзму, повага до прав людини, вiдбилася й на взаєминах нашого батька з людьми близького оточення його...Либонь, ота мiшаниця вищо§ християнсько§ iде§ з фiлантропiєю водила нашого батька й до тих безпомiчних людей, хворих на холеру. Михайло зовсiм слушно дякує батьковi й за те, що мiж ним i сином, "не було розладу морального й боротьби". Мабуть, се насамперед стосується до питання релiгiйного. Наш батько й мати були, вiдповiдно своєму часовi, люди дуже набожнi i дiтей старалися виховувати теж у дусi релiгiйному. Але Михайло зрання, ще в гiмназi§, досить грунтовно пiзнався з позитивними науками, там же (ще в гiмназi§) перечитав багато творiв, що, при його взагалi аналiтичному розумi, могли надати рацiоналiстичного напрямку його думцi; отже, ще в ранньому юнацькому вiцi вiдiйшов Михайло далеко вiд релiгiйних переконань сво§х старих...Одначе те радикальне розходiння думок в справi релiгiйнiй не викликало дiйсно нi боротьби, нi ворожнечi в нашiй сiм'§ мiж старим i новим поколiнням; я не пам'ятаю нi одного разу, щоб Михайло допустився рiзко§ критики, а тим паче якогось грубого висмiювання i зневажання - того, що для наших старих було святим...".

Перевоспитывать "своих старих" и критиковать их святыни - это не деликатно: они же "свои". А вот с чужими можно не церемониться и настырно развенчивать их святыни в ходе активной пропагандистской деятельности. Как мы помним, Украинка так же деликатно относилась к религиозным переживаниям своей любимицы Ольги Кобылянской, развивая бешеную активность в пропаганде воинствующего атеизма. (Очевидно, семейственность здесь была традицией, идущей еще от успешного царского чиновника Алексея Драгоманова). 

Пчилка: "Не пам'ятаю я такого, щоб нашi старi картали когось iз дiтей за "вiльнодумство". Тут була неначе якась мовчазна поспiльна угода: я не перечу тво§й новiй думцi вiльнiй, а ти не руш моє§. Така обопiльна обережнiсть, пошана лишилася на весь вiк". Идиллия да и только.Одна их знакомая вспоминала: "Для свого часу Єлизавета Iванiвна Драгоманова, мати вiдомого вченого, була досить передовою жiнкою з революцiйними настроями. Думаю, що це був вплив §§ сина Михайла Петровича, якого вона дуже любила". Отец также внес свою лепту в развитие сына, который вспоминал: "Пристрасть до читання i до свого роду полiтики з дитинства перейшла до мене вiд батька". А что касается не "наших старих"? Им можно и нужно впаривать "нову думку вiльну", приобретенную "ще в ранньому юнацькому вiцi" при помощи своего незаурядного "аналiтичного розуму".  

"В одному життєписi брата Михайла говориться, що в дуже молодому вiковi вiн перебув добу росiйсько-патрiотичну. Я тако§ доби в життi Михайловiм не знаю...В гiмназичних настроях Михайлових росiйського патрiотизму не означилось нiчим". Эти ее "Спогади про Михайла Драгоманова" начинались так: "Михайло вродивсь у 1841 роцi, а я в 1849-му". Следовательно, когда ей было 7 лет, ему - 15. Но, оказывается, пытливый семилетний ребенок был уже в курсе всех гимназических настроений старшего брата. Правда, уследить за ними было нелегко, поскольку эти настроения менялись: "Полтавськi гiмназисти були в той час, в кiнцi 50-х рокiв минулого вiку, пiд надихом укра§нського нацiоналiстичного руху, що доходив до них вiд кола загарливих старших патрiотiв укра§нських, таких, як Пильчиков, Кониський, Милорадовичка та iнших".

Ничего не пишет она и о том, как брат остался в гимназии на второй год. Он вспоминал: "З ви§здом директора всяка дисциплiна страху у нас пропала, а друго§ не було. Найгiрше держали себе середнi класи, в тiм числi й наша. Ми просто не ходили на лекцi§ i проводили час у садку в пустотах. Ледве-ледве чи хто читав белетристику...На менi особисто той чудний рiк окошився тим, що я, будучи за рiк усе-таки "вiдличним" учеником, тобто маючи в середньому виводi 4 1\2, був зоставлений на другий рiк у класi (5-й), бо, посварившись iз учителем математики (поляк Гаєвський любив "острити" над учениками, я вiдповiдав), перестав учитись його предмета й дiстав на екзаменi 1, а до того на екзаменi з французького заступивсь за товариша, що вiдповiдав передо мною i якому учитель (бельгiєць) сказав грубiсть, пiсля чого весь час, поки я писав на зошитi свiй переклад iз росiйського на французьке, пройшов у воркотнi учителя й мо§х реплiках. Неспокiйний, я написав в однiм мiсцi замiсть французького il латинське ille. -А! - закричав учитель, - то ти не вмiєш писати навiть il, нема про що далi розмовляти, я напишу тобi 0!".

Молодого человека интересовала общественная деятельность. От "передовых людей" своего времени он прямо-таки требовал соответствующих указаний: "Зацiкавленiсть полiтичними питаннями виникла у М. Драгоманова досить рано. Так, I. Айзеншток уперше опублiковав листа 17-лiтнього гiмназиста, датованого 1858-м роком, до видавця журналу "Атеней" Є. Ф. Корша, де бачимо роздуми уповнi зрiло§ людини, яка, проаналiзувавши тогочасний стан суспiльства, констатувала: "...прочных политических убеждений вовсе нет в нашей публике". Далi юнак писав: "Мы не хотим жить чужим умом, и для этого мы вправе требовать от передовых людей, чтобы они указали нам дорогу в начале нашего учения. Только тогда мы можем идти самостоятельно вперед. Иначе мы не получим общего образования, а только нахватаем сведений из всех наук и будем всегда присяжными в науке"". Логика не слабая: "мы не хотим жить чужим умом", поэтому требуем "от передовых людей" указать "нам дорогу". Он сам-то понял, что написал?

"Широковiдомим є факт виключення М. Драгоманова з Полтавсько§ гiмназi§ за сутичку з "надзирателем благородного при гимназии пансионата". Тож майбутнiй професор так i не закiнчив гiмназi§...Отже, 23 лютого 1859 р. наглядач Полтавсько§ гiмназi§ Олексiй Казначеєв подав рапорт на iм'я iнспектора гiмназi§ про вчинок учня 7 класу М. Драгоманова для розгляду його на педагогiчнiй радi...Наглядач, за його свiдченнями, готовий був пробачити бунтiвливого учня, якщо той вибачиться. Але цього не сталося, i рапорт потрапив на педагогiчну раду. На допитi, влаштованому радою, Михайла запитали: "Произнесли ли Вы слова, угрожающие личности надзирателя? и по какому поводу?" На що вiн вiдповiв: огда я засмеялся, Казначеев сказал мне кратко: "Глупо". На это я сказал ему: "Если вы будете ругаться, я должен буду побить вам физиономию"". Молодому дарованию не хватало слов: у него чесались ручонки.       

В рапорте Казначеев писал: "Вам известен воспитанник Драгоманов как ученик более других успевший в науках, как человек читающий и любитель рассуждений и следящий по-своему за прогрессом. Наставники и товарищи его, щадя его развивающиеся способности, часто снисходительны к резкости его суждений, и это вредит ему самому, а еще больше пансиону, где он как ученик 7 класса и как более других находчивый для оправдания замеченной шалости приобрел себе некоторый авторитет как защитник, известно, в глазах детей, на которых он имеет огромное влияние...Это-то влияние на товарищей, всегда готовых поощрять всякую смелую выходку, и развило в Драгоманове как в человеке от природы самолюбивом чрезмерную самоуверенность и эгоизм в высшей степени до того, что он, мальчик 17 или 18 лет, задумав исправить весь мир, судит и рядит обо всем, не щадя никого и ничего, по-своему, и до того высоко ценит свои часто незрелые, но слишком резкие суждения, что становится врагом всякому не признающему их; мало того, он ищет навязать каждому свои взгляды и суждения, и для достижения этой цели он не обращает внимания и на приличие, вмешивается во все дела не только товарищей, но и наставников, и позволяет себе дерзко в глаза осмеивать, что не согласно с его убеждениями".       

После исключения Драгоманова из гимназии его одноклассники обратились к попечителю Киевского учебного округа Н. И. Пирогову с просьбой "о снисхождении к нашему товарищу. Если же это невозможно, то мы покорнейше просим Вас не  сделать, по крайней мере, недоступным для Драгоманова университет, который имеет честь состоять под ведением Вашего Превосходительства". Пирогов отправил в Полтаву письмо, о котором современные драгомановеды пишут: "Цей лист є справжнiм зразком сумлiнного ставлення вихователя молодi до виконання сво§х обов'язкiв, i звучить вiн дуже сучасно". Среди прочего Пирогов писал: "Вина Драгоманова такова, что он непременно должен быть удален из заведения, но его нужно уволить по прошению, не препятствуя вступлению его в университет...". В итоге "вчинили волю славетного попечителя округу Пирогова, згодилися написати замiсть "исключается" - "увольняется" (нiби по сво§й волi), через те зоставалось хоч право вступити в унiверситет". "Михайло, - вже за сво§х студентських часiв, - привiз i залишив дома портрет славутнього педагога й ученого Пирогова". Пирогов преподавал сестре Ольге. Но ни сестра, ни брат не удосужились ознакомиться с мировоззрением Николая Ивановича.  Великий ученый считал, что в опыте жизни и самопостижения человек нуждается в "идеале Богочеловека, в лице которого верховный вселенский разум и верховная воля делается для него доступнее". Пирогов осмыслил необходимость для человека мировоззрения, в центре которого - "высший и утешительный из идеалов - наш Спаситель". Пирогов был мудр. Драгомановы же были людьми умными и способными, но, к сожалению, далеко не мудрыми.

Ольга Косач писала, что дядя "скiнчив Полтавську гiмназiю" (но, оказывается, она была просто не в курсе дела). В университете "головним для Драгоманова як студента iсторико-фiлологiчного факультету залишалося передусiм навчання, оскiльки вiн стремiв до професорсько§ кар'єри". Так пишут драгомановеды. Но сам герой добавляет кое-что существенное о деятельности начинающих студентов-недоучек: "З самого вступу до унiверситету, восени 1859 р., я потрапив у гурток студентiв, якi заснували першi недiльнi школи в Росi§...Тут я скажу коротко, що багато з нас приступило до справи з метою полiтично§ пропаганди, але швидко побачили §§ неможливiсть серед дiтей (з рiзних майстерень i наймитiв) та §§ непрактичнiсть навiть серед дорослих, але неписьменних, i щиро захопилися педагогiчним боком справи...Але в 1862 р. уряд закрив недiльнi школи i цим дав новий поштовх революцiйним настроям молодi, особливо в столицях". Как будто до этого "поштовху" не было  "полiтично§ пропаганди"...

После университета он "представив на розгляд iсторико-фiлологiчного фаукультету дисертацiю "Император Тиберий". Невеликий за обсягом рукопис умiщував i студентськi роботи автора. Для свого часу ця дисертацiя мала новаторський характер. Якщо за традицiєю iмператорський перiод iсторi§ Давнього Риму розглядався як занепадницький порiвняно з республiканським, то Драгоманов розвинув думку про те, що перiод iмперi§ був явищем прогресивним "если не в политическом, то в социальном и культурном отношении". Iз цих позицiй вiн указував на помилковiсть суджень Тацита про Римську iмперiю". В дальнейшем он предпочел напрочь забыть о том, что империя может быть прогрессивнее республики.

В 1864 г. "рiшенням факультету пошуковцевi була надана посада приват-доцента, що й було затверджено попечителем Ки§вського учбового округу О. Ширинським-Шихматовим...Пiзнiше Михайло Петрович помилково вважав причиною всiх сво§х неприємностей те, що вiн пiддав нищивнiй критицi "Книгу для чтения в народных училищах" Ки§вського учбового округу, яка побачила свiт у 1864 р. Вiн чомусь думав, що упорядником книги, на його думку, непридатно§ для будь-яких, особливо укра§нських, шкiл, був сам попечитель округу  О. Ширинський-Шихматов. В "Автобiографiчнiй замiтцi" учений висунув версiю, що ображений чиновник затамував на нього образу i через це виставив Драгоманова в очах мiнiстра народно§ освiти як укра§нського сепаратиста. Ця версiя i перейшла в лiтературу про укра§нського мислителя". С тех пор драгомановеды и повторяли только то, что написал о себе "укра§нський мислитель" с бредом преследования.

Просто в петербургском министерстве умели читать, а "у серединi 1860-х рокiв iм'я ки§вського приват-доцента дедалi частiше з'являється на шпальтах столичних газет. Знаковою у цьому сенсi стала його стаття "О педагогическом значении малорусского языка", вперше надрукована у "С.-Петербургских ведомостях". Вона ввела Драгоманова до числа провiдних публiцистiв того часу, але й водночас стала поштовхом для необгрунтованих гонiнь на нього...Варто переглянути звiти О. Ширинського-Шихматова i його подання на iм'я мiнiстра освiти, щоб змiнити традицiйне уявлення про нього як "гонителя" Драгоманова. Вiдповiдаючи на запит мiнiстерства, попечитель не додав нiчого до того, що вже було вiдомо в Петербурзi. Вiн пiдтвердив, що приват-доцент - укра§нофiл, але при цьому не приховував власно§ симпатi§ до Михайла Петровича як ученого. "Молодой человек этот, - писав О. Ширинський-Шихматов, - при несомненных дарованиях и любви к избранному им предмету всеобщей истории мог бы быть со временем полезным деятелем науки, если бы отрезвился от своих ложных взглядов и убеждений"...Очiкуваних же з Києва звинувачувальних фактiв "для официального о нем представления"...Ширинський-Шихматов, хоч як це дивно, у мiнiстерство не повiдомив. Як бачимо, позицiя Мiнiстерства народно§ освiти рiзнилася вiд поглядiв попечителя Ки§вського учбового округу...Попечитель просив вiдкласти виконання розпорядження про вiдсторонення М. Драгоманова вiд роботи". Эта переписка шла в 1866 г. и закончилась ничем. Вот и все "гонiння".

Для украинских драгомановедов человеческая "поведiнка О. Ширинського-Шихматова не зовсiм зрозумiла: адже вiн свiдомо йшов на конфлiкт iз мiнiстерством освiти i зрештою був переведений керувати Московським учбовим округом, оскiльки для Києва, на думку мiнiстерських чиновникiв, вiн був "слишком мягок"...Для самого ж Михайла Петровича буремний 1866 рiк завершився тим, що вiн потрапив пiд надто пильну увагу Мiнiстерства народн освiти. Але водночас, за його власним зiзнанням, саме цi подi§ прикрiпили його к "украинскому направлению", спонукали зайнятися спецiальною розробкою "украинских вопросов, сначала педагогического, потом и национального вообще"".

Четыре года спустя (все на ту же юношескую тему) "молодий учений подав на розгляд iсторико-фiлологiчного факультету магiстерську дисертацiю "Вопрос об историческом значении Римской империи и Тацит"...Висловивши сво§ зауваження, перший опонент утримався вiд загально§ оцiнки роботи. Це зробив другий опонент - Модестов. "Сочинение, - пiдсумував вiн, - относящееся так легко к источникам и лишенное научных приемов, не может быть названо ученым сочинением". Магiстерський диспут Драгоманова проходив за активно§ участi численно§ унiверситетсько§ та позаунiверситетсько§ публiки. Сво§ми реплiками вони демонстрували пiдтримку молодого вченого. Проте слiд визнати, що сам дисертант у сво§х вiдповiдях на "возражения" не завжди виявляв високий професiйний рiвень. Зрештою пiд тиском критики першого опонента вiн несподiвано заявив, що праця не планувалась як "ученое исследование", а "писалось для большинства публики". Однак справа з дисертацiєю завершилася загалом успiшно: iсторико-фiлологiчний факультет визнав "защищение ее удовлетворительным". Невдовзi мiнiстр народно§ освiти затвердив Михайла петровича магiстром загально§ iсторi§. Тож бачимо, що факультет пiдтримав молодого вченого, хоча огрiхи роботи для всiх науковцiв були очевиднi...Полемiчно загострюючи деякi питання дослiджувано§ проблеми, Драгоманов...нерiдко був на§вним у §§ вирiшеннi, покладаючись бiльше на iнту§цiю, нiж на грунтовне знання джерел. Iдейний учень Михайла Петровича справедливо характеризував його магiстерську дисертацiю як "юнацьку роботу"". Последняя оценка принадлежит известному ученому Богдану Кистяковскому, поэтому не доверять ей нет оснований. Впрочем, кроме этой научно-популярной "юношеской работы", которая не планировалась как "ученое исследование", а "писалось для большинства публики", ничего более солидного на темы древней истории "молодой ученый" так никогда и не написал.

Скандалы всегда сопровождали Драгоманова по жизни. "Магiстерський диспут приват-доцента не дiстав би широкого розголосу, якби не "С.-Петербургские ведомости". Через десять днiв пiсля захисту дисертацi§ в газетi з'явилася анонiмна кореспонденцiя, яка подала захист науково§ працi як подiю загальнополiтичного звучання...Наголошувалося на тому, що "диспут прошел под влиянием толпы", а це означало: долю Драгоманова вирiшила не наука, а громадська думка. Втручання преси об'єктивно принизило авторитет Драгоманова як ученого...Драгоманов вирiшив вступити в полемiку зi сво§ми науковими опонентами через пресу. В "С. Петербургских ведомостях" з'явився його лист до редактора пiд заголовком "Старые критики", у якому опоненти звинувачувалися в тому, що не зрозумiли самого предмета дисертацiйно§ роботи, який закладений у самiй §§ назвi. Газета своєю кореспонденцiєю спровокувала дисертанта на порушення академiчно§ етики, згiдно з якою суперечки сторiн вважалися закiнченими пiсля присудження пошукачевi вченого ступеня. Поведiнка Драгоманова налаштувала проти нього частину ки§всько§ професури. Перший опонент опублiкував свiй попереднiй вiдгук на дисертацiю приват-доцента в "Университетских известиях", а потiм з'явилася його критична стаття в "Русском вестнике". Протистояння перейшло на новий рiвень, коли серед згаданих опонентами осiб з'явилося прiзвище М. Чернишевського. Але це вже окрема тема".

Современные украинские драгомановеды (среди которых и известный политический деятель Н. Томенко) не желают компрометировать Драгоманова и на фамилии известного революционера Чернышевского скромно умолкают. Не цитируют они и критику в адрес тридцатилетнего "молодого ученого". "Iз наведеного вище необхiдно вивести принаймнi одне застереження. А саме: бачення М. Драгомановим перебiгу таких ключових для нього подiй, як встановлення мiнiстерського нагляду, захист магiстерсько§ дисертацi§, значно вiдрiзняється вiд того, що було насправдi. Ми не маємо змоги детально розглянути причини його звiльнення з  Унiверситету Св. Володимира, порiвнявши реакцiю Михайла Петровича з наявними в архiвi Мiнiстерства народно§ освiти документами...". Учитывая его экстраординарное самолюбие, можно предположить, что реакция "молодого ученого" была неадекватной.

"Ще пiд час магiстерського диспуту М. Драгоманов визнав, що огрiхи джерельно§ бази його дисертацi§ пояснюються незнанням захiдноєвропейського археологiчного матерiалу про римську iсторiю i частково новiтнiх робiт iноземних авторiв. Вiн планував готувати докторську дисертацiю i чудово розумiв, що без закордонного вiдрядження "с ученой целью" досягнути вищого вченого ступеня було неможливо. Тому в травнi 1870 р. вiн поставив перед факультетом питання про надання йому по§здки за кордон на правах професорського стипендiата з виплатою грошового утримання. Рада Ки§вського унiверситету вирiшила вiдрядити магiстра за кордон на два роки "как с научной, так и с педагогической целью". Аби зайвий раз не турбувати мiнiстерство, унiверситет вибрав коротший шлях для матерiального забезпечення цього вiдрядження, видiливши приват-доценту по 1600 рублiв на рiк зi сво§х "специальных средств". Обгрунтовуючи своє рiшення перед попечителем, Рада унiверстету посилалася на успiшну шестилiтню навчальну i наукову дiяльнiсть Драгоманова...Пiсля доповiдi Мiнiстерства народно§ освiти вiдрядження ки§вського вченого було санкцiоновано Олександром II". Так выглядели "гонiння" со стороны министерства и царя. "Наприкiнцi 1870 р. Михайло Петрович Драгоманiв разом з дружиною та дочкою ви§хав закордон за науковим вiдрядженням вiд унiверситету, й перебував там до осени 1873 р.". Жили молодые в Гейдельберге, Флоренции и прочих местах. Неплохо жилось молодым ученым в "тюрьме народов" (как называли Российскую империю националисты).

 Но "молодой ученый" выезжал в Европу вовсе не для научной работы. "За кордоном М. Драгоманов активно займався журнально-публiцистичною роботою. Пiдтвердженням цього є те, що, повернувшись додому, вiн не опублiковав жодно§ науково§ працi з давньо§ iсторi§, за винятком лекцi§, надруковано§ в "Журнале Министерства народного просвещения"...Загалом "научные занятия его за границей были недостаточно результативными. Гораздо больше он интересовался общественно-политической жизнью Западной Европы". Такой вывод сделал русский драгомановед, а украинские добавляют: "Колись Драгоманов зауважив, що йому цiкавiше творити iсторiю, нiж писати про не§". Философы, как известно, только объясняли мир, а задача состоит в том, чтобы его изменить.

"Iз-за кордону Михайло Петрович подавав до Унiверситету Св. Володимира декiлька прохань подовжити термiн вiдрядження...Загалом М. Драгоманов пробув у "чужих краях" три роки замiсть двох, як планувалося". Все эти годы поддерживалась активная связь с единомышленниками (В. Антоновичем и другими деятелями киевской "Громади"). Сразу после приезда их деятельность активизировалась: "На вечiрцi обговорювалося чимало важливих питань, у тому числi унiверситетськi та громадськi справи. Змiст цих розмов дочка Антоновича передає, але нам здається, що це вже не безпосереднi враження вiд побаченого i почутого, а радше переосмисленi з урахуванням полiтично§ кон'юнктури i вiдшлiфованi часом рефлексi§". И опять украинские драгомановеды, ретушируя своего героя, скрывают от читателя свидетельства очевидца.

В конце 1873 года Драгоманов был утвержден в звании доцента. "1873/74 академiчний рiк доцент Драгоманов розпочав вступною лекцiєю "Положение и задачи науки древней истории". У сво§х лекцiях вiн, як зазначають сучасники i бiографи, був обережний у поданнi матерiалу й навiть закликав студентiв не займатися полiтикою на студентськiй лавi, а вiддати перевагу навчанню, рекомендуючи §м: "Студент должен учиться, учиться и учиться"". Но эти, до боли знакомые советским людям, слова говорились только для конспирации: "За свiдченням Б. Кiстякiвського, пiсля повернення з-за кордону М. Драгоманов уже не мiг надовго обмежуватися лише наукою i викладанням. Його дедалi глибше захоплювали iде§ укра§нського духовного вiдродження, нацiонально§ автономi§. Iдею полiтично§ свободи мислитель поклав в основу нацiонального руху i таким чином дав йому новий поштовх, об'єднавши укра§нськi устремлiння з полiтичними рухами в Росi§ та Захiднiй Європi...Iм'я Драгоманова було дуже популярним в укра§нофiльських колах. Вiн разом з В. Антоновичем входив до лiдерiв Ки§всько§ громади, був справжнiм кумиром студентсько§ молодi".

 

***

Каким же было качество преподавания Драгомановым его основной специальности? Вот только один типичный пример. Вспомним, что "повернувшись додому, вiн не опублiковав жодно§ науково§ працi з давньо§ iсторi§, за винятком лекцi§, надруковано§ в "Журнале Министерства народного просвещения". О ней известно, что "1873/74 академiчний рiк доцент Драгоманов розпочав вступною лекцiєю "Положение и задачи науки древней истории"". Помимо прочего, в ней новоиспеченный доцент (после трехлетней научной командировки в Европу) рассказывал наивным киевским студентам небылицы про "необыкновенно искусственные и поверхностные построения системы истории, какими изобилует "Философия истории" Гегеля".

Драгоманов был позитивистом и материалистом. Неоднократно с видом знатока он прохаживался по гегелевской философии истории "з §§ думками про змiни нацiональних гегемонiй по перiодах всесвiтньо§ iсторi§. Нiмець Гегель думав, що нiмецька (германська) гегемонiя буде остатньою". При этом мнение классика излагалось с точностью до наоборот. Гегель, например, писал в Россию одному своему студенту: "Ваше счастье, что отечество Ваше занимает такое значительное место во всемирной истории, без сомнения имея перед собой еще более великое предназначение. Остальные современные государства, как может показаться, уже более или менее достигли цели своего развития; быть может, у многих кульминационная точка уже оставлена позади и положение их стало статическим. Россия же, уже теперь, может быть, сильнейшая держава среди всех прочих, в лоне своем скрывает небывалые возможности развития своей интенсивной природы. Ваше личное счастье, что благодаря своему рождению, состоянию, талантам и знаниям, уже оказанным услугам Вы можете в самое ближайшее время занять не просто подчиненное место в этом колоссальном здании...".

Драгоманов, конечно,  мог не знать этого письма, но в своей "Философии истории" Гегель черным по белому писал и для таких, как он: "Америка есть страна будущего, в которой впоследствии.. обнаружится всемирно-историческое значение; в эту страну стремятся все те, кому наскучил исторический музей старой Европы". Однако, несмотря на все это, доцент продолжал рассказывать наивным киевским студентам байки про гегелевскую "Философию истории". Одно из двух: или он этой книги не читал, или нагло врал молодежи, которая смотрела ему в рот.

Подобные всезнайки среди революционеров - не редкость. Так, когда Горький сетовал, что многого не успевает сделать, другой недоучка его успокоил: "А-я? Гегеля не успел проработать как следует" (В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма. Воспоминания. Документы. М., 1969, с.388). Но это для чего другого знаний маловато, а для мировой революции - в самый раз.              

           

***

Своим единомышленникам на Украине (Одесса и др. города) Драгоманов внушал "вот что: надо внести свою лепту в дело развития украинского самосознания, которое следует очистить от консервативных и романтических элементов; надлежит связать украинское движение с общим прогрессивным, либеральным и радикальным движением умов в России, а главное - возможно усерднее работать над созданием украинской просветительной и освободительной литературы".

Правительству все это не понравилось и в конце 1875 г. "за направление, не соответствующее видам правительства", преподавателю предложили добровольно уйти из университета (раньше так же он уходил из гимназии). Каждый может сравнить этот печальный случай с тем, что сегодня происходит с доцентом университета, когда его направление "не  соответствует видамъ правительства".

 После отказа уйти "попечитель увiльнив непокiрного доцента вiд служби...Звiстка про звiльнення Драгоманова з унiверситету схвилювала всiх членiв Старо§ громади, якi дедалi частiше почали збиратися на сво§ таємнi наради. Пiсля кожно§ тако§ наради, згадує Iрина Антонович, §§ батько "робився нервовим, чомусь дуже хвилювався, без кiнця-краю палив сигари i майже цiлi ночi не спав. У помешканнi Михайла Петровича також вiдчувалася якась напружена атмосфера. Його дружина Людмила Михайлiвна була дуже стурбована й заклопотана; залишаючись сама, вона плакала, хвилювалась i не знаходила собi мiсця. Михайло Петрович, що завжди з великою енергiєю перемагав особистi неприємностi, також був пригнiчений. Вiн увесь час ходив по кiмнатах, лягав на хвилинку на канапу, потiм знову вставав i ходив. На його обличчi то вiдбивалася залiзна сила волi й невблаганна рiшучiсть, то вiдчувалась якась лагiдна, але нервова усмiшка, близька до вiдчаю, коли йому на очi з'являлися ми...Така турбацiя тяглася декiлька тижнiв..."". Красноречивое сочетание: "залiзна сила волi" плюс "нервова усмiшка, близька до вiдчаю"...

Впрочем, современный биограф добавляет кое-что новенькое: "Згодом Драгоманов пригадував, що в тих скрутних обставинах у нього була можливiсть стати комерсантом - директором "контори транспортiв" на Нижнiй Волзi, з утриманням 10 тисяч карбованцiв, чи "судовим службовцем" за 3,5 тисячi карбованцiв рiчного утримання. Були й перспективи оплачувано§ лiтературно§ працi. Однак усе це не приваблювало Драгоманова. Його потянуло за кордон, "на свiже повiтря", "до вiльного життя"" (7, 60). Прав был Гринченко, когда в статье "Слово над труною Драгоманова" писал: "Вiн сам себе зробив вигнанцем, щоб не були вигнанцями з його рiдно§ землi воля, правда, свiт...". А свет, как известно, приходит с запада. 

"За таких обставин Стара громада запропонувала своєму провiдному членовi ви§хати за кордон, щоби стати там немовби амбасадором укра§нсько§ справи та, зокрема, заснувати орган вiльно§ укра§нскько§ думки...Фiнансовi передумови забезпечив своєю щедрою пожертвою Якiв Шульгин. Отримавши тодi значний спадок, вiн його бiльшу частину, на суму 12000 карбованцiв, вiддав Громадi. А Громада зобов'язалася з цього щорiчно виплачувати Драгоманову 1500 карбованцiв на видання й 1200 карбованцiв на прожиток".

Таким образом, "ки§вська "Укра§нська Громада" в зв"язку з утисками укра§нства  в росiйськiй iмперi§ розробила план видавати за кордоном укра§нський журнал, що широко освiтлював би укра§нську справу. На редактора цього журнала обрано Драгоманова, який на початку лютого 1876 р. ви§хав легально спочатку до Вiдня, а потiм до Женеви. Там, залишившися на емiграцi§, вiн провадив велику наукову й публiцистичну роботу" (11, 56). Один из тех, кто его посылал, писал: "Беручись за таку значну, вiдповiдальну працю в станi нiбито укра§нського Герцена, Драгоманов проте не думав остаточно емiгрувати за кордон: клопотався й пiсля полiцейських перешкод виправив таки собi закордонного законного поспорта, намiчав низку науково-лiтературних робiт, що мiг виконати за тимчасове перебування в Европi, i навiть сво§ публiцистичнi працi в росiйських органах пiдписував за перший час европейського життя сво§м iм'ям, не почуваючи себе полiтичним емiгрантом" (7, 61). 

Но вот наконец свободен: "Молоде подружжя Русових зустрiлося з Драгомановим у Вiднi, коли вiн тiльки-но починав своє нелегке емiгрантське життя. У 1905 р. Софiя Русова писала: "он был как-то лихорадочно возбужден, говорил много о Малороссии, о безобразной инертности ее общества, о необходимости нового направления, говорил убежденно о том, может и должен сделать для своих земляков. В его лице, в его голосе, во всей цельности его образа чувствовалось, как всецело, безвозвратно он предан своей задаче: образованию сознательной политической демократической партии в Малороссии и в Галичине"". В другом месте она вспоминала: "Вiн був у пiднесеному настро§, вiрив, що його праця на емiграцi§, вiльна й незалежна, матиме полiтичне значення i уявляв собi §§ в двох напрямках: 1. критика полiтики росiйського уряду i полiтичне виховання Укра§ни i 2. ознайомлення Європи з правдивим становищем Укра§ни...На кiнець вiн повiв нас до величезного Рiнгтеатру на оперу Вагнера "Кола дi Рiєнцо". Драгоманов захоплювався постаттю цього iталiйського революцiонера...".

В отсутствие цензуры можно было отвести душу и говорить все, что в голову взбредет (но, разумеется, только о русских, а не о европейских, делах): "В таких державах, як Росiя, не можна й говорити нi про яку сталiсть працi, нi про який закон. Там всякий час треба бути готовим боронити не то свою працю, а й думку й шкуру просто револьвером од царських беззаконникiв". Неужели бедный доцент вспоминал, как из опасения за свою шкуру, он ходил с револьвером по Киеву? Или просто привычно врал? Ведь так делали в этой семье все - от мала до велика (а особенно литераторы).

"Пере§хавши до нейтрально§ Швейцарi§, Михайло Петрович у листi до Суворiна (листопад 1876 р.) написав: "Мои корабли сожжены, и пока в России не будет конституции, я в нее не вернусь. Здесь же я не затем, чтобы молчать и прятаться". У першiй половинi 1878 р. побачило свiт перше число збiрки "Громада"...Часопис передбачав висвiтлювати справи полiтичнi, господарськi та освiтнi...Довкола "Громади", яка стала першим укра§нським полiтичним журналом, утворився так званий Женевський гурток - зародок укра§нського соцiалiзму...Прихильнiсть до соцiалiзму як до iдеологi§ соцiального перелаштування суспiльства Михайло Петрович зберiг на всiх етапах свого життя i творчостi".

О своих утопических целях он писал: "Цiль та зветься безначальство: своя воля кожному й вiльне громадство й товариство людей й товариств. Це дiло не зовсiм таки нечуване на нашiй Укра§нi. Наша Сiча Запорозька була подiбною ж вiльною спiлкою: кожний мiг прийти до не§ й одiйти, коли хотiв. Кожний приставав до такого куреня, до котрого хотiв; кожен курiнь був спiлкою вояцькою й господарською, котра працювала спiльно й вживала своє добро в спiльному будинку...Тепер нiхто ще не може сказати докладно нi того, коли, наприклад, свiт дiйде до таких безначальних порядкiв, про якi сказано вище, нi всiх дорiг, якими вiн дiйде до них. Цiлком такi порядки тiльки тодi можуть бути й в однiй якiй кра§нi, коли вони будуть на всьому свiтi, бо тiльки тодi зовсiм перестане потреба в вояках i купцях, з котрих скрiзь i заводиться панство й багатирство, а за тим i начальство. Для таких порядкiв мусить також, щоб не було попiвства й вiри, з котро§ виходить попiвство, бо попiвство теж панство й начальство, а вiра заводить незгоду мiж людьми. Замiсть вiри мусить бути вiльна наука...В Захiднiй Європi й Америцi єсть вже сотнi тисяч людей, котрi просто прямують до таких порядкiв. То партiя соцiальна, громадська, соцiалiсти-громадiвцi. Почавшись серед деяких людей з самого панства й купецтва, котрi провели далi думки ХVIII столiття про волю й щастя кожно§ особи (Р. Овен, Сен-Сiмон), думки громадськi дедалi притягали до себе i чорноробiв i людей велико§ науки й розуму (Лу§ Блан, Прудон, Лассаль, Маркс, Дюрiнг, в Росi§ Чернишевський) i тепер стали вже чималою силою, на котру мусять вважати й байдужi й вороги...Повне ж безначальство, повна воля кожно§ особи завше зостанеться цiллю всiх порядкiв, чи по малих, чи по великих спiлках, так само як думка вменшити до 0 перешкоду од трiння в машинах...Ми бачили вище, що укра§нськi письменнi люди й укра§нське мужицтво прийшли до того, що §м нiчого не остається далi, як просто пристати до думок європейських i американських громадiвцiв i по-своєму прикладати §х на сво§й землi". И сегодня не переводятся желающие сидеть в своем курене и сводить к нулю силу трения.

Революционер Л. Дейч вспоминал 70-е годы: "Драгоманов был тогда несомненно социалистом, даже "анархистом", хотя и "умеренным". Человек с большой эрудицией, особенно по истории, он был знаком со всеми социалистическими учениями, начиная с утопических и кончая современными. Но, как во всем, Драгоманов и по отношению социализма был своеобразен. Он решительно ни с одной из социалистических систем не был согласен, находя в каждой из них те или иные изъяны, неверности. Но он не выработал и не старался пропагандировать какую-нибудь свою самостоятельную теорию. Для него социализм был важен лишь как идеал, более или менее отдаленный: когда-то он еще осуществится! Или, как он довольно недвусмысленно выразился в одном из своих малорусских произведений, "се дiло затяжне!" Поэтому не стоило, мол, терять время на споры об этом отдаленном идеале".

И тем не менее, при таком расплывчатом представлении о "светлом будущем", на киевские деньги он развил бурную революционную деятельность. "Драгоманов разом з дружиною i дiтьми займав найбiльшу серед емiгрантiв квартиру в Женевi. Тому вiн запропонував щотижневi зiбрання у своєму помешканнi". Очевидец вспоминал: "Совершенной новостью для эмигрантов явились большие, устроенные Драгомановым, политические собрания, на которых обсуждался вопрос об организации единой социально-революционной партии, - но на федеративных началах и с делением по принципу национальностей".

Национализм Драгоманова опирался на "принцип нацiонального самовизначення, обгрунтований швейцарцем Й. Блюнчлi: "Скiльки народiв - стiльки держав". Учитывая, что на земле существует несколько тысяч языков, легко себе представить кровавую мясорубку, которая начнется, когда каждый народ начнет "нацiональнi змагання за власну державнiсть". (Например, недавно меджлис крымско-татарского народа провозгласил курс на свою собственную "незалежну державу"). Но Драгоманов всегда знал все и лучше всех. По свидетельству очевидца (А. Гольштейн): "Його власна думка була глибока й зовсiм самостiйна; вiн нiколи не зважав на якi б то не було ходячi, загальнопоширенi мiркування. Так вiн думав, i що б не думали iншi, це йому було зовсiм байдуже. Рiдка самостiйнiсть думки завдала йому багато неприємностей, але вiн думав i говорив тiльки своє. Вiн часто з захопленням повторював слова Лютера: "На цьому я стою; iнакше я не можу", очевидячки, пристосовуючи це й до себе".

Другой очевидец (бакунист Л. Дейч): "Как сын Украины, разделенной между тремя государствами, Драгоманов являлся ярым противником всякого централизма...В своих нападках на централизм Драгоманов является самобытным, своеобразным националистом: он требовал полной самостоятельности решительно для всякой народности, как бы незначительна она ни была. Он желал, чтобы каждому представлена была возможность всестороннего развития его языка, литературы, общественной жизни". Его современные украинские последователи, очевидно, должны выступать за "полную самостоятельность" крымских татар и против украинского централизма.

"Михайло Петрович був переконаний, що пропаганда прогресивних iдей, у тому числi соцiалiстичних, має вестися мовою того народу, серед якого вона здiйснюється, а не панiвною мовою держави". Вопрос о языках являлся, таким образом, самым радикальным для Драгоманова. По поводу его он готов был вести бесконечные споры, во время которых чрезвычайно горячился и даже доходил до колкостей и резкостей, обзывая несогласных с ним якобинцами, "государственниками", что в те времена считалось бранными словами, а то и просто "великорусскими чиновниками, переодетыми в социалистический мундир" (Л. Дейч). "Завжди спокiйний i врiвноважений, Драгоманов помiтно нервував, коли заходилося про мовне питання". А что бы он сказал о сегодняшних "державниках", если для него слово "государственник" было бранным?

"Принагiдно згадати про його знання iнших мов. Очевидцi свiдчили, що вiн "зовсiм не здiбний до чужих мов. Пiсля довгого життя в кра§нi французько§ мови (Швейцарi§), вiн так i не навчився бодай пристойно розмовляти по-французькому. А теоретично вiн знав французьку мову прекрасно, мiг виправляти помилки в шкiльних писаннях сво§х дiтей. Йому був чужий дух мови, розумiння його вiдтiнкiв...Вiд краси й блиску розмови Михайла Петровича нема й слiду в його писаннях. Їх мова важка, навiть незграбна, суха. Дехто думав, що це залежить вiд того, що вiн писав великоруською мовою, а не своєю природною...Але справжнi хохли, з селян, казали, що Драгоманов зовсiм погано розмовляє по-укра§нському, що зрозумiло при його великорусткiй освiтi: вiд перших класiв гiмназi§ до магiстерсько§ дисертацi§". У цьому сенсi Олександра Гольштейн наводить цiкаву подробицю. Коли вона порекомендувала Драгоманову прискiпливiше "обробити мову сво§х творiв", вiн зовсiм поважно вiдповiв: "Книга, добродiйко, не повiя i нiяких оздоб не потребує"...Згадуючи про те, як Михайло Петрович готував сво§ твори, його донька зазначає: "Часто я переписувала батьковi статтi...Узагалi його письмо було страшенно погане, що далi, то гiрше i дрiбнiше; й я собi попсувала очi, переписуючи його писання...Помагаючи отак йому, я часом дорiкала йому, що вiн кохається в довгих перiодах, стиль нiмецьких учених!.."Кому треба, той прочитає й так!"...У цьому вiн, здається, помилявся й судив по собi...Батько не в'являв собi добре середнього читача, котрого тяжкий стиль примушує кидати книжку...Це все торкається лише його наукових праць. Зате в маленьких брошурах його журналiстичний стиль був надзвичайно живий, повний гумору й сили...".

Таким образом, Драгоманов был большим мастером маленьких научно-популярных брошюр. А еще - мастером разговорного жанра. Но тоже далеко не всегда. "Лев Дейч пригадує тему невеличко§ доповiдi колишнього унiверситетського викладача на одному iз зiбрань. "Темой он избрал ближайшие задачи в России...Во время этого первого своего выступления Драгоманов видимо конфузился, - не находил слов, останавливался, повторял одно и то же. Это тем более было странно, что Драгоманов, вообще любивший и умевший говорить, выступал перед тою же публикой, которая незадолго перед тем собиралась у него на дому. Более официальная обстановка подействовала даже на опытного лектора. Нечего и говорить о других выступавших на первых собраниях "ораторах": за исключением Кропоткина, остальные - в том числе и я - совсем не находили в нужный момент необходимых слов и, пробормотав несколько фраз, неожиданно умолкали. Так в те времена российские условия влияли на уменье излагать публично свои мысли!". Проклятое самодержавие: даже доценты (и после многолетних зарубежных командировок) при нем не умели излагать публично своих мыслей...

Об антисемитизме Драгоманова поведал Рабинович, "якого Михайло Петрович залучив до спiвробiтництва в газетi. М. Рабинович вважав свого роботодавця талановитим публiцистом i видатною людиною. "В общем он представлял собою типичного малоросса, каким он и был в основных чертах своего характера. В своей же частной и особенно семейной жизни он обладал всеми добродетелями хорошего еврея старого закала...Горячий патриот-украинец, Драгоманов в своей публицистической деятельности был убежденным юдофобом. Борьба против еврейства составляла один из пунктов его национальной украинской программы. Между тем он держался так, что не только его никто юдофобом не считал, но, напротив, многие считали его чуть ли не защитником евреев".

Он и был защитником евреев, но только своих партайгеноссе: "В закладi соцiалiстично§ проповiдi серед жидiв у Росi§ i Австрiйськiй Русi є велика потреба й найголовнiше дiло так звано§ "жидiвсько§ справи" по тих сторонах. У книжечцi "Про те, як наша земля стала не наша" ми зробили рахунок жидiв i працi §хньо§ на нашiй Укра§нi, з якого виходило, що жидiв усiх у нас 1 300 000; з них четвертина робiтникiв, а решта шахра§в (купцiв, факторiв, шинкарiв i т. iн.). Треба ж, щоб хто-небудь понiс до них думки соцiалiстичнi, а найбiльше до 400 000 робiтникiв, яких треба ж одiрвати од шахра§в i звести з iншими робiтниками. А цього нiхто не зробить так, як соцiалiсти з жидiв i на тiй мовi, якою тепер говорять нашi жиди". Но поскольку последние хорошо владели также русским, то вскоре и перешли на тот язык, который  хорошо понимали русские и украинцы, евреи и грузины, поляки и все прочие народы Российской империи.    

Рабинович работал в газете "Вольное слово", история которой такова: "Улiтку 1881 р. "Священна дружина", яка виникла як реакцiя промонархiчних сил Росiйсько§ iмперi§ на вбивство Олександра II, вирiшила боротися з революцiонерами новими, нетрадицiйними методами. Вона направила за кордон свого члена Аркадiя Мальшинського для видання газети, котра б виступала проти терору як форми боротьби. А. Мальшинський зустрiчався з визначними полiтичними емiгрантами (П. Лавровим, П. Аксельродом, М. Драгомановим та iн.) i за спiвпрацi з Михайлом Петровичем видавав у Женевi "Вольное слово". М. Драгоманов вважав газету органом Земського союзу - таємно§ росiйсько§ антиурядово§ органiзацi§. Але його опоненти переконанi в тому, що ця газета фiнансувалася "Священной дружиной", тобто добровiльною росiйською полiцiєю, ще й стверджують, що Михайло Петрович знав справжню мету видання". Сам Драгоманов "писав, що редактор "Вiльного слова" йому чужа людина i як лiтератор - досить слабкий, що згодився вiн спiвробiтникувати за певну платню i з умовою писати що схоче, а "для мене дуже важно мати катедру, з яко§ я можу балакати що схочу. Хто ж видавцi - я не знаю i не втручаюся"". Доверие русских монархистов он заслужил потому, что осуждал политический террор. Но это не мешало ему проектировать "тайное общество "Вiльну спiлку", в программу которого террористическая борьба не входила".

"Михайла Петровича називали "новим Герценом", який полемiзував iз росiйськими лiбералами з позицiй революцiйно§ демократi§. Дiячi революцiйного народництва А. Желябов i С. Степняк-Кравчинський вважали такого Драгоманова не просто спiльником, а й учителем. Але коли вiн розкритикував §хнi погляди на укра§нське питання, то перетворився на "шпигуна" та "зрадника революцiйних iдеалiв"...Сво§м однодумцем бачили Михайла Петровича й анархiсти. Той самий Черкезов, який згодом напише на нього справжнiй пасквiль, спочатку захоплювався його iдеями...У листi до Iвана Франка Драгоманов зiзнався: "Я завше прожив так, що мне по менший мiрi з двох бокiв лаяли, й навiть таке сам собi правило виробив, що як що-небудь напишу таке, що лають тiльки з одного боку, то вважаю за дiло невдячне"".

По словам Забужко, "Драгоманов першим (вiд 1876 р., тобто вiдколи емiгрував iз Росi§) став уживати в сво§х писаннях того самого "етнiчного" псевдонiма, що вiдтак перейшов i до не§ - "Укра§нець"" (10, 343). Как известно, в языке Т. Шевченко вообще не было слов "украинец", "украинка" или "украинцы". Драгоманов же писал о себе: "ми хоч i родилися вiд "подданных русского императора", але не є "руськими"...Ми - укра§нець" (10, 348). (Во множественном числе говорил о себе в своем манифесте русский царь: "Мы, Николай Второй..."). Правда, в других местах этот "Укра§нець" признавался: "А якi ми руськi - чи ми рiзновиднiсть общого чи окреме зовсiм, цього, правду сказати, гарно нiхто не знає".

Мемуарист писал: "Драгоманову, як людинi з соцiалiстичними переконаннями, деякi члени Громади, за словами В. Антоновича, не раз закидали, що, мовляв, радикали зовсiм не хотять знати укра§нства, але на це вiн гостро вiдповiдав, що той не радикал, хто на Укра§нi не визнає укра§нства, як i навпаки, кожний укра§нофiл, що не додумався до радикалiзму, є нiкчемний укра§нофiл. На цьому грунтi ще до емiграцi§ деякi члени Громади нарiкали на Михайла Петровича, що вiн, мовляв, затiяв "общий кавардак" i хоче перевернути все догори ногами i скерувати в одне рiчище i радикалiзм i укра§нофiльство...Не дивлячись на принциповi розходження в соцiально-економiчних, полiтичних i нацiональних питаннях, все ж Громада вважала за свiй моральний обов'язок пiдтримувати Драгоманова i його видання. Правда, грошi часто посилались йому за кордон нерегулярно, приходили iнодi з великим запiзненням...Подiбне ж було з листами. Тим часом Драгоманов, не маючи нi морально§, нi регулярно§ матерiально§ пiдтримки, дуже нервував i нарiкав на Громаду за недодержання сво§х обiцянок та нездатнiсть не тiльки до полiтично§, а навiть i до видавничо§ роботи, в гострих виразах докоряв Громадi за дилетантизм, археологiчну романтику i лакейську фiлософiю, невiдступно рекомендуючи зректись краще всяко§ провiдно§ ролi в пропагандi укра§нства як нацiонально-полiтичного руху. Такий стан доводив його iнодi до непритомностi; так, не одержуючи довго вiд Громади нiяких вiстей, вiн просто захворiв i написав §м листа в рiзких виразах, що "вони певно з холери повмирали"" (16, 397).

Известный украинский меценат Евгений Чикаленко вспоминал: "Колись Драгоманов у графi "характер" написав: "Весьма строптивый", що, певне, й було в дiйсностi, коли судити по його сестрi Оленi Пчiлцi та по оповiданнях його товаришiв" (там же). Все это привело в 1885 году к разрыву с киевскими украинофилами. "З  1889 р. на запрошення болгарського уряду пере§хав до Софi§, де й викладав iсторiю в Вищiй школi до своє§ смерти 1895 р." (11, 56). На каком же языке "викладав"? Старшая дочь вспоминала: "Вiн прийняв свою нову службу в Болгарi§ з радiстю i задоволенням. (Це був час страшних моральних мук його розриву з ки§вськими товаришами, вiд котрих вiн далеко зайшов улiво i вперед...). Але вiн мусив страшенно працювати, щоб виробити два цiлком нових курси...В контрактi стояло, що через два роки вiн мусить викладати болгарською мовою. Але цього вiд нього не вимагали. Вiн сам сказав: "Я можу, як хочете, це робить, але мо§ лекцi§ будуть дуже недоскональнi!" В той час у Софiйський унiверситет не пускали жiнок. Я так i не була в Софi§ нi на однiй лекцi§ батька..." (26, 60). Один из его слушателей вспоминал: "Спочатку нам було важко, не осво§вши росiйсько§ мови, слухати Драгоманова, але чим далi, тим бiльше й бiльше Драгоманов викликав у нас iнтерес, тим бiльше вiн зачаровував слухачiв сво§м захоплюючим красномовством i сво§ми величезними знаннями" (7, 129).

О чем же были эти лекции? "Донька Михайла Петровича згадує: "Вiн прийняв свою нову службу в Болгарi§ з радiстю i задоволенням. (Це був час страшних моральних мук його розриву з ки§вськими товаришами, вiд котрих вiн далеко зайшов улiво i вперед...). Улюбленою темою його викладiв була боротьба народiв за полiтичнi права. Про це вiн говорив з особливим пафосом i якось закiнчив одну з лекцiй словами: "Господа! Китайцы и славянские народы многочисленны, но будущее принадлежит англичанам, потому что оно зависит от характера народа". Його очi наповнилися сльозами, i всi зрозумiли, що вiн говорив iз сердечною тугою...".

Больше всего расстраивали его не просто славяне, но именно украинцы. Причем некоторые вызывали отвращение. Один галичанин "запропонував М. Драгоманову вiдвiдати збори вiденських укра§нцiв i учасникiв по§здки на Празьку промислову виставку. Михайло Петрович радо пристав на цю пропозицiю, оскiльки йому вперше доводилося бачити у Вiднi таку кiлькiсть галичан разом. Однак враження софiйського професора вiд цiє§ вечiрки "було дуже сумне. Усi промови, якi проголошувано, були такi пустi i смiшно-патетичнi, патрiотичнi пориви бесiдникiв, мало чи не всiх, такi безглузднi - се були саме мiсяцi баденiвсько§ "ново§ ери" - а одушевленнє публiки тими промовами таке огидне, що Драгоманiв почув вкiнцi вiдразу до то§ публiки, i вiн, не вичiкуючи кiнця, запрпонував вiдiйти домiв...Додам тут ще i то, що як полуднi, в кав'ярнi, так i тепер, нiхто з галичан не побажав познакомитись з Драгомановим, хоч я звертався з тим до декотрих з них..."". Не захотеть знакомиться с самим Драгомановым! Да это уже просто беспредел...

 

***

С галичанами у Драгоманова был долгий роман. В 1891 г. он написал "Австро-руськi спомини (1867-1877)": "Доля привела мене в стосунки з австрiйськими русинами Галичини, Буковини й Угорщини бiльшi, нiж це звичайно случається росiянам, та навiть, наскiльки знаю, й самим австрiйським русинам. Котрi рiдко виходять поза границi кождий своє§ провiнцi§. Через те я думаю, що мо§ спомини про тi стосунки не будуть без iнтересу, а може, й не без користi й для самих австрiйських русинiв. Тож я розкажу тут як можу тiлько об'єктивно". "Познайомившись з галичанами у Вiднi i вступивши в листування з львiвськими лiтераторами молодо§, чи народно§, чи укра§нсько§ партi§, я помiтив, що як у думках, якi є в Росi§ щодо галицьких партiй, так i в розумiннi самих галичан iснує багато недорозумiнь...Я помiтив, крiм того, що галичани, не дивлячись на своє захiднiше положення, в iдейному вiдношеннi вiдсталiшi вiд Європи, нiж росiяни...". Но как такое возможно? Калавур...

"В очi галичан побачив я вперше в Вiднi лiтом 1871 р...Нас тодi з'§халось у Вiднi четверо росiйських укра§нцiв...З галичан ми бачились з членами "Сiчi", про котру не раз писав прихильно в "Санкт-Петербургских ведомостях"...Молодшi мо§ приятелi ранiше мене прибули до Вiдня й познайомились з сiчовиками, то й цi були смiливiшi з ними, нiж зi мною, бо (як це кинулось нам у вiчi зразу) галичани, як i нiмцi, а надто австрiйцi, далеко бiльше звертають увагу на iєрархiчнi одмiни, нiж росiяни. Незабаром один з мо§х приятелiв переказав менi, щоб я був обережний в розмовах про папу i римську церков, бо деякi сiчовики образились на мене, хоч не смiли того менi заявити. Я, як i всi ми, росiяни, а по крайнiй мiрi - кияни унiверситетського виховання, не маючи нiяких конфесiйних тенденцiй, не думав навiть чiпати навмисне папу, як i поклонятись йому...Тепер я наткнувсь на землякiв, та ще й сопартiйникiв, народовцiв, перед котрими менi не вiльно було показувати симпатi§ до iталiйсько§ вiльностi й єдностi i антипатi§ до "Посланiя" Пiя IХ! Звiсно, я вiдповiв, що буду бiльш обачним щодо форми мо§х думок, але сутi §х змiняти нi для кого себе обов'язаним не вважаю. Це була перша в своєму родi наука менi, на§вному росiйському прогресисту, котрий знав доти одну тiльки цензуру - полiцейську, що єсть далеко страшнiша цензура - громадська, добровiльна! Згодом я все бiльше дiзнававсь §§ у сво§х австрiйських землякiв, а нарештi побачив §§ i в росiйських укра§нофiлiв далеко бiльше, нiж ждав. Окрiм усього iншого, в останньому не можна не бачити впливу галичан i на росiйських укра§нцiв.

В дальших розмовах наших з сiчовиками виявилось, що для них наша Укра§на сама в собi i у вiдносинах до Росi§ terra incognita: нi iсторi§, нi географi§, нi порядкiв наших, навiть лiтератури спецiально укра§нсько§ вони не знали, а вже про книги, писанi про Укра§ну ж, та "по-московському", хоч i не питай: так, не знали вони творiв нi Гоголя, нi Костомарова. Коли ми дивувалися тому, то нам одповiдали не тiлько, що того в них нелегко здобути, а навiть i таке, що знати те i необов'язково, бо то все "московське". А коли ми на те казали, що хоч би й так, то все ж, не знаючи таких речей, ми не тiлько були б глухi й нiмi, а навiть про нашу Укра§ну нiчого б не знали, на те нам потроху почали закидати, що ми лихi патрiоти. В поглядах на вiдносини Укра§ни до Росi§, до росiйсько§ культури й лiтератури виявлялись в сiчовикiв думки зовсiм фантастичнi. Вони просто прикладали до того всього австрiйську мiрку...Переяславська умова 1654 р. здавалась §м чимсь подiбним до угорсько§ конституцi§ 1848 р.; Москва так само порушила Переяславську умову, як Австрiя - угорську конституцiю пiсля 1849 р...Того, що гетьманщина 1654 р. - зовсiм не вся Укра§на й що пiсля того було кiлька умов, котрi затерли ту першу..., що помосковлення йшло у нас поволi й за помiччю самих наших землякiв (починаючи з "чернi" й славного Запорiжжя в 1658 - 1663 рр.), в котрих не було свiдомого нацiонального чуття, що й тепер його нема в бiльшостi наших освiчених класiв, а в народi єсть тiльки неясне чуття, що вiн не "кацап", але нема ясно§ думки про те, хто вiн? - i що через те всi ми мусимо виходити навiть у своєму автономiзмi не вiд трактатiв i навiть не вiд принципу нацiональностi (котрий панрусисти повертають проти нас), а вiд загальних лiберально-демократичних принципiв полiтичних i культурних...- цього всього слухали вiд нас нашi сiчовики як чогось зовсiм чудного, а в усякiм разi незгiдного з нашим укра§нством. Пiсля розмов ми поклали перш усього постаратись зiбрати для "Сiчi" бiблiотеку...".

Вскоре выяснилось, что галичане не только не читали украинской  или русской литературы, а вообще мало читали. "Як я по§хав з Вiдня в Галичину, то перше слово, яке я чув вiд молодих галичан, - це дивування перед тим, якi освiченi в росiйськiй Укра§нi жiнки. Це була перша побiда, яку одержала нова росiйська культура в австрiйськiй Русi, побiда, котру volens-nolens признавав кожний галичанин, навiть i тi, котрим не подобались манери росiянок". Но вот, наконец, долгожданный Львов. В Полтаве Драгоманов привык к тому, что "карточний стiл - це "свiдоцтво духовного убозтва" компанi§...Коли це бачу у Львовi, в унiверситетському мiстi, в столицi вiльнiшо§ частини нашо§ Русi, в напiвполiтичному товариствi - столи з картами i за ними сидять звiснi патрiоти, професори, лiтерати, полiтики, для них покидають усяку розмову про найбiльше пекучу справу патрiотичну, народну, лiтературну..."Та це ж старий Гадяч, повiтове мiсто микола§всько§ доби! - думалось менi, коли я вертавсь у свiй готель пiсля першого вечора в "Бесiдi" (народний дiм у Львовi). - Ось куди я вернувсь, об'§хавши стiлько свiту!" Незабаром довелось менi про§хати i в мiй Гадяч, а потiм ще два рази одвiдати Львiв i навiть прожити в ньому якийсь час, i я мусив сконстатувати порiвняння, таки менше корисне для столичного й унiверситетського мiста галицького перед повiтовим мiстечком у Полтавщинi. Нiгде я себе не почував так одрiзаним вiд iнтелектуального свiту, як у Львовi, не кажучи вже про другi мiста австрiйсько§ Русi, нiгде не бачив меншо§ ваги, котра давалася читанню для загального образовання. Галичани мають кав'ярнi, куди майже кожний забiжить щодня, мають товариства; i там i там єсть газети, майже виключно австрiйськi, в котрих галичанин пробiга телеграми та дивиться карикатури i анекдоти (обов'язково навiть бiльш, нiж телеграми!). Дехто дома або в наукових бiблiотеках працює над спецiальностями, хоч найбiльше над вузькими, далекими вiд iнтересiв життя, та ще й по старомодним, схоластичним методам. Але, власне, образуючого читання в Галичинi я майже не бачив. Публiчних бiблiотек замало, кабiнетiв до читання майже не було, нiчого подiбного до музе§в у малих нiмецьких унiверситетських мiстах; товариськi бiблiотеки мiзернi навстид; по домах теж не побачиш багато книжок, - кажуть, через бiднiсть, хоч, наприклад, у Росi§ вчителi гiмназiй не багатшi, а все-таки книжок у них бiльше, i хоч на кав'ярню й карти знаходяться грошенята й у галичан. От через що в Росi§ не то по унiверситетських або й по губернських мiстах, але й по повiтових, де все-таки з 50-х рокiв почали закладатись публiчнi бiблiотеки, перед котрими, наприклад, на просвiтську сором i глянути, а iнодi й на селах, де двi родини виписують одна "Вестник Европы", а друга "Отечественные записки" та й мiняються ними, й дають навколо - побачиш було багато бiльше зв'язку з цивiлiзованим свiтом, бiльше смаку до iнтелектуальних iнтересiв, нiж у Галичинi в самому Львовi (Майже точнiсiнько таке саме казав менi й один молодий поляк, котрий прожив рокiв з 2 в Галичинi, вi Львовi й у Краковi)".

Но миссия во Львове продолжалась. "Пiшов я до редактора "Правди". Чоловiк, як у нас кажуть, з толком, не скорий, але розважний, не дуже одвертий, але й не крутiй; нагадує трохи кацапську приповiдку: "Хохол не соврет (не збреше), да и правды не скажет", коли перевернути цю приповiдку з кiнця...Найбiльше довелось менi говорити з Корнилом Сушкевичем, до котрого навiть вислав мене редактор, сказавши, що вiн сам, власне, самостоячий хазя§н у "Правдi", котра залежить од громади, а тут найбiльше має впливу К. Сушкевич. Вiн показавсь менi чоловiком доволi енергiчним (що рiдко серед галичан, взагалi апатичних)...Я вкiнець допевнився в тому, як важко довiдатись навiть елементарних досвiдiв про реальний стан життя галицького через недостачу лiтературних джерел. Обертавсь я листами до рiзних осiб, але пожитку було мало. Взагалi тодi i навiть на пiзнiше я дiйшов до такого виводу, що недостача знаття своє§ кра§ни є немов спецiальна ознака галичанина".

И еще один специальный признак галичанина: всячески способствовать подрывной деятельности в России. "Треба, зрештою сказати, що був один пункт, на котрому усi знайомi менi народовцi були радикали, - це справа перевозу в Росiю цюрiхського "Впереда", не глядячи на його нiгiлiзм...При§хавши у Львiв, я довiдавсь, що справа перевозки "Впереда" досить там звiсна i всi до не§ показували симпатiю. Декому я заявив своє здивування i почув вiдповiдь: "А нас що то обходить? До наших соцiалiзм не пристане, бо в нас соцiально§ квестi§ нема"...Через кiлько часу й галицько-польська преса навiть з превеликою похвалою говорила про "Вперед" i про росiйських "соцiальних революцiонерiв" як про "єдиних чесних москалiв". Я тодi бiльше зрозумiв галицьку логiку. "Против Москви й соцiалiзм добре, а до нас вiн не пристане, в нас соцiально§ квестi§, мовляв, нема!" Тiльки ж який галас пiдняли тi ж самi польськi газети, а з ним вкупi й русини-народовцi з "Правдою" на чолi, коли трохи згодом полiцiя зачепила кiлькох русинiв, а у них знайшла видання впередськi i укра§нськi книжки соцiалiстичного характеру...Львiвськi народовцi, котрi противились ширенню мо§х думок культурних i громадських як мовби-то нiгiлiстичних, прийняли й ширили безпечно тi самi росiйськi твори, в яких соцiалiзм виливсь  у такiй, власне, формi, з якою я не мiг солiдаризуватись, мiж iншим, i як свiдомий укра§нець...Звiсно, вони думали, що "проти Москви" все можна, хоч i в Москвi, тобто в Росi§, єсть же й укра§нська молодiж...Але вони не подумали, що "Вперед" же буде ширитись i серед галичан...". Все иезуиты знают: цель оправдывает средства.

Под конец своего первого пребывания во Львове Драгоманов познакомился с персонажем, который "в 1876 р. напечатав менi чимало комплiментiв...; в 1877 р. той же самий чоловiк напечатав на мене особистий пасквiль...Я згадую цього чоловiка i цi деталi, котрi радий би був проминути, для того, що й вони менi здаються характерними: в Росi§ нi серед москалiв, нi серед укра§нцiв я не бачив того способу пошани, з яким говорив зi мною той чоловiк, нi такого, власне, сорту пасквiлiв. А в Галичинi бачив не раз i чув про такi речi од других теж не раз...". Двуличие называется.      

"В укра§нофiлiв росiйських звичайно подибуєте фрази: Галичина - єдина наша земля, в котрiй наша нацiональна справа поставлена явно, вона вивезе й нашу справу i т. iн. Тiльки ж такi фрази не перешкоджають тому, що, наприклад, я так обрид навiть сво§м найближчим приятелям сво§ми неперестанними розмовами про Галичину, що мене прозвали "Михаил Галицкий". Коли укра§нофiл загляне за офiцiальну етикетку, по котрiй вiн судить про братiв галичан, та вбачить §х дiйсну суть, то його бере така нехiть, що вiн не хоче й слухати таких навiть намов: Галичина безпремiнно вивезе нашу нацiональну справу, та перш усього вона потребує заходу навiть i з нашого боку, бо це тепер авгiєва стайня, з котро§ перш усього треба й нам помогти вивезти маси багна, що душить усi свiжi паростi. "Нехай §м сто чортiв!" - кричить на такi намови й найгарячiший укра§нофiл, коли хоч трохи познайомиться з галицькою дiйснiстю [Не племянницу ли он имел в виду? - Авт.]. В остатнi роки вiдносини трохи змiнились, бо й Галичина пiшла наперед: там єсть уже люди, котрi хоч знають, що навкруги §х багато багна. Та ще недавно один укра§нофiл i при тому далеко не "правобережний" i навiть москвоненависник, придивившись до галицьких народовцiв найбiльш у Львовi, писав менi: "Господи! Коли хочеш карати Росiю й Укра§ну, карай §х огнем, мечем, чим хоч, тiльки не прилученням Галичини, бо в нас же й свого смiття стане Днiпро перегородити, а що ж буде тодi, як галичани посунуть до нас цiлою хмарою на учителiв, на станових i т. п.!? Пропали ми тодi навiки!"". Это уж точно Украинка. Она была дальновидна и предвидела время, когда на Украину "посунула цiла хмара" Зварычей...

"В Києвi в часи археологiчного з'§зду в августi 1874 р...було кiлька галичан i буковинцiв. Не можна сказати, щоб вони пiдняли добру славу закордонних братiв у Росi§". Председатель съезда, граф Алексей Уваров, даже защищал галичан от Драгоманова: "Пiд екскурсiю на пароходi по Днiпру граф Уваров мав зо мною довгу розмову - щось годин зо двi, про речi укра§нськi i слов'янофiльськi, про мо§ статтi в "Вестнике Европы", мiж iншим, i про галичан...Казав навiть, що бiльшу половину поглядiв мо§х, виложених у статтях в "Вестнике Европы", вiн сам подiля. Але, каже, Ви мiри не знаєте, особливо критикуючи других...Вам мало розбити, Ви хочете добити людей, показати, що вони цiлком дурнi, навiть тодi, коли й так видно вже, якi вони".

Так человеколюбивый русский граф пытался защищать галичан. Но Драгоманова учить - только портить: "Я зробив з "Киевского телеграфа" газету критики громадського i письменського життя в Галичинi, так що нiколи нi перед тим, нi пiсля того на Укра§нi не писалось так часто й багато про Галичину, як в початку 1875 р в "Киевском телеграфе". В народовецькiй печатi вживається формула, по котрiй я б то тiлько й думаю, що чорнити все народовецьке. Так, я мушу сказати, що в "Киевском телеграфе" я, звiсно, критично обертався до всiх галицьких партiй, але не пропускав пригоди виставити росiйсько-укра§нськiй громадi всякий порядний виступ, найменшу ознаку поступово§, народолюбиво§ думки, свiжого лiтературного заходу в писанню й дiяльностi галицьких народовцiв".

В 1875 г. Михаил Галицкий предпринял то, что он назвал "мiй об'§зд Австрiйсько§ Русi", где обогатил свои впечатления. "Галичина - безспорно зостаток Польщi з державного погляду, i тому не дивно, що тут поляки чиновники поспiшаються помститись над Москвою, над усяким москалем, котрий попадеться §м у лапи".

Вот митинг в Станиславе (Ивано-Франковск): "Оратори галицькi страшно незручнi: не вмiють говорити коротко, образно i просто про дiло, а несуть хрi§, зложенi по старiй риторицi, - довжезнi, блiдi, темнi i страшенно скучнi. Витерпiти галицький мiтинг - тяжка робота навiть для вишколено§ людини, тим паче для просто§". Проголодавшись, Драгоманов записал: "Я розказую це все як про свого роду ознаку культури, котру можна побачити на схiднiй половинi Австрi§ i на Балканському пiвостровi i котра зовсiм вiдмiнна вiд нашо§, укра§нсько§, або взагалi росiйсько§. Це стан речей, в котрому нема культури нi дико§, нi цивiлiзовано§. У нас при культурi дикiй по крайнiй мiрi випросиш або купиш в кожного мужика хлiба, яєць, молока...Далеко не в однiй з'§жi можете знайти подiбний же стан речей в таких сторонах, як Буковина, де нема вже культури первiсно§, та нема й європейсько§".

Далеко идущие националистические (и даже шовинистические) выводы делаются из одного разговора с почтмейстером: "Вiн вiдповiдав на обох мовах. Я спитав його, чи вiн нiмець, чи русин? "Ich kann deutsch und rutenisch", - вiдповiв вiн. З це§ формули видно, що мiй амфiтрiон ще не дiйшов до думки про нацiю як про якусь колективнiсть. Це атом, котрого доля, а почасти й начальство поставили у примус говорити по-рускому й по-нiмецькому. В Буковинi, тай в усiй нашiй кра§нi, чимало таких атомiв, i живуть вони, сповняючи те, що велить §м грубий его§зм або воля начальства. Безспорно, що нацiоналiзм для таких iндивiдуумiв, навiть коли вiн не обходиться без певно§ долi шовiнiзму, буде для них ступнем до вищого, до того, що все-таки вони стануть "звiрами громадськими", говорячи словами Арiстотеля". Разумеется, все это "безспорно" только для самого Михаила Галицкого. А другой может сказать, что по Аристотелю всякий человек уже есть zoon politicon, независимо от того, что о нем думает Драгоманов.

Далее возница напутал с дорогой. Следует молниеносный вывод мыслителя: "Розказую про це не тiльки як про дорожню пригоду, а й як новий примiр галицького незнання i в'ялостi, котрi показав вiзниця (був у 4 класах гiмназi§) у сво§м дiлi i котрi звичайно галичани показували кожний у сво§м". "Я розпитував про краєвi суди...i прийшов до того, що на Угорщинi нема навiть такого захисту для бiдних людей, який все-таки дають мировi суди в Росi§, а до того всi процеси ведуться на мадярськiй мовi, котро§ слов'яни не розумiють...".

"Я, котрий замiчав не раз, що в галичан, можна сказати, стало обов'язковим не знати iсторi§ Укра§ни, не пропустив пригоди в галицькiй хронiцi в "Киевском телеграфе" звернути увагу на фантастичну мальовку в промовi Володимира Барвiнського (в усiй його промовi iсторiя польсько-укра§нсько-московська ХVII-ХVIII ст. була нарисована зовсiм фантастично) й порадив йому познакомитися з реальною iсторiєю Укра§ни...По мо§м досвiдам, одно з лих галицьких - це апатичнiсть, якась фiзична й моральна анемiя, котра робить §х iндиферентними до всього. А в В. Барвiнського я побачив хоч злiсть, котра все-таки давала надiю, що вiн способний проявити якусь енергiю".

Но еще П. Кулиш предупреждал Драгоманова по поводу денежных расчетов, "що галичани взагалi не дуже-то акуратнi люди i що тим паче нiчого требувати вiд Вол. Барвiнського, а через те вiн, Кулiш, радить менi махнути на цю справу рукою i мати на оцi, що iнодi найлiпший спосiб вдержати людей, схибивших на дорозi порядочностi, - це вибачити §м i держати себе з ними так, мовбито з порядочними...Але сам з В. Барвiнським не хоче мати дiла i просить мене самому обернутись до нього i при цьому не змiшувати В. Барвiнського з братом його Олександром, до котрого Кулiш остається з пошаною". Сражения с Александром Барвинским продолжала уже Украинка.  

Драгоманов вспоминал: "В Галичинi комедiя з нiгiлiзмом i соцiалiзмом стала тим жвавiшою, що там у 1877 р. лучились два судовi процеси проти соцiалiстiв, кiлькох укра§нцiв i одного поляка, прокураторiя зробила кiлька обшукань по хатах у русинiв i навiть у деяких товариствах...Звiсно, як деморалiзована публiка галицька, польська й руська. Всi партi§ й партiйки кинулись доносити однi на одних: ти, ви, мовляв, джерело соцiалiзму й нiгiлiзму!..Пiсля арештiв у Львовi духовнi сини церкви Шевченка так i такими словами почали одхрещуватись од нiгiлiзму, соцiалiзму й революцi§ i вiд тих, кого в нiй обвинувачувано, одхрещувались ранiше, нiж iще сказала своє слово прокураторiя, що заранi передавали в руки прокураторi§ землякiв сво§х".

"Багато вiдомих у майбутньому громадських i культурних дiячiв пройшли Драгоманiвську школу - i, слiд сказати, школу вельми сувору. Так, I. Франко у листi до А. Кримського вiд 26 вересня 1898 р. писав: "Без сумнiву, великий вплив мав на мене покiйний Драгоманов, але вплив дуже своєрiдний, бiльш негативний, як позитивний. Спецiально як белетрист я майже нiчого не скористав вiд нього; вiн, бачилось, не звертав уваги на мою белетристику, а коли де на що й звертав увагу, то тiльки лаючись. Посередньо i безпосередньо вiн пер мене до публiцистики, але й тут не любив думок iнших, крiм сво§х власних. Ресумуючи все, що лишилося менi в пам'ятi з його впливу, я сказав би, що вiн не був для мене батьком, добрим, ласкавим i вирозумiлим на хиби поводирем, а радше батогом, що без милосердя, не раз несправедливо, а завжди болюче цьвiгав мене. Се була важка школа, тяжча, як у дрогобицьких василiан"".

 

***

Дрогобычские монахи-василиане были христианами, а Драгоманов - атеистом. Его атеизм брал начало еще с гимназической скамьи: самоуверенный гимназист никак не мог отстать от духа времени. Не менее самоуверенным был и студент, который не желал видеть никаких других мировоззрений, кроме своего. Отсюда его беспардонные обобщения: "Як усi росiйськi студенти, ми були вiльнодумцi. Дехто з нас, що спецiально занiмався iсторiєю, починали iсторично студiювати й релiгi§, в тiм числi християнство...Вся наша атмосфера, яка проступала при всяких справах лiтературних, наукових, полiтичних, про якi ми розмовляли, була рiшуче вiльнодумна, нехристиянська".

В своих антихристианских штудиях он широко использовал безбожные "надбанння" своих предшественников. Например: "Поему Шевченка "Марiя" я надрукував 1882 р. окремою брошуркою в оригiналi, але латинськими лiтерами,переважно для тих укра§нцiв у Галичинi та частково i в Росi§, якi не знають так званого кириличного алфавiту i залишаються цiлком без укра§нського читання з боку патрiотiв-русинiв, якi вважають русинами лише православних та унiатiв, а потiм перевидав у великоросiйському перекладi 1885р. У пояснювальних примiтках до ново§ поеми, в якiй Шевченко опрацював у своєрiднiй рацiоналiстичнiй формi євангельську легенду, я спробував популярно викласти наслiдки свiтсько§ iсторико-лiтературно§ критики Нового заповiту i палестинсько§ цивiлiзацi§". Если кто-то из наивных людей считает эту поэму христианской, то Драгоманов прекрасно понимал, "що в поемi "Марiя" Шевченко виступив за границю не тiльки ультрамонтанства або католицтва, а й християнства!".

Свои религиоведческие познания "научный" атеист желал использовать для манипуляции духовной жизнью "темного" украинского народа. "Iнтерес до iсторi§ релiгiй та церков супроводжував усю творчiсть ученого...Концептуальною основою драгоманiвсько§ реконструкцi§ минулого укра§нсько§ церкви була запропонована ним модель "укра§нсько§ реформацi§", яка була складовою його нацiонально§ iсторiософi§. Михайло Петрович наголошував, що "укра§нська iсторiя ще бiльш обiрвана, нiж московська, бо в нiй нема навiть i поступу нацiонального збору, й краєво§ непiдлеглостi". У межах його загально§ схеми доля реформаторських тенденцiй в укра§нському суспiльно-полiтичному та духовному життi ХVI - початку ХVII ст. розглядалася як складова цього вiдриву вiд провiдних загальноєвропейських тенденцiй. Отже, можемо говорити про розумiння М. Драгомановим нацiональних паросткiв реформацiйних процесiв як "обiрвано§ реформацi§" в Укра§нi...Михайло Петрович акцентував тi складовi нацiонально§ минувшини, якi несли потенцiал демократичних змiн. Вiдповiдно до цього вiн демонстрував власне прочитання церковно§ iсторi§ Укра§ни, §§ позитивних i негативних рис, намагаючись "вiддiлити нацiональнi та привнесенi ззовнi традицi§, чiтко наголошуючи на умовностi такого погляду"". "Четкая условность" - это что-то наподобие "условной четкости".

"Виходячи зi сво§х уявлень про "обiрванiсть" укра§нсько§ реформацi§, М. Драгоманов вважав, що вона не означає фатально§ неможливостi надолужити загаяний iсторичний час i подолати цивiлiзацiйну вiдсталiсть, яка вiддiляла його спiввiтчизникiв вiд захiдноєвропейських народiв. Вiн переконливо обстоював необхiднiсть вiдновлення процесiв модернiзацi§ укра§нського релiгiйно-духовного життя, але корпоративнi iнтереси церковно§ iєрархi§, полiтика Росi§ та Австро-Угорщини щодо вiруючих укра§нцiв, незадовiльний стан нацiонально§ та полiтично§ зрiлостi останнiх видавалися йому надто сильними першкодами у побудовi нових церковно-суспiльних вiдносин на фундаментi "iсторичних" церков. За його переконанням, на роль творцiв альтернативно§ церкви краще пiдходили  новi протестантськi рухи. До того ж вони здобували пiдтримку серед певно§ частини укра§нцiв i взагалi створювали враження своє§ життєво§ динамiчностi. Це дозволяло М. Драгоманову у його полiтичних розрахунках припускати подальшi успiхи церковно§ реформацi§, оперто§ на органiзацiйну та догматичну основу протестантських церков або, як §х ще називали, "сект". У цьому зв'язку вчений писав до I. Франко: "В крузi останнiх справ багато ознакiв, котрi можна навiть назбирати по самим теперiшнiм галицьким газетам, показують, що i в Австрiйськiй Русi пiднiмається свiй протестантський рух, мабуть чи не найрадикальнiший, нiж русько-укра§нська штунда. В Галичинi той рух має, мiж iншим, ту вигоду, що вiн ще зовсiм не розiрвав з нашою нацiональнiстю". Свiй, так би мовити, протестантський проект великий реформатор вважав етапом, без якого подальший поступ укра§нсько§ нацi§ неможливий. Магiстральний напрямок розвитку укра§нсько§ духовностi, за Драгомановим, - це "перехiд до еволюцi§, котра мусить кiнчитись безконфесiалiзмом i вiльною думкою" (до М. Павлика). Михайло Петрович розумiв, що для досягнення зазначено§ мети потрiбна бiльш приваблива християнська альтернатива як для укра§нських вiруючих, так i для вiруючих iнших нацiональностей, котрi мешкали в Укра§нi. Нею був проект формування якiсно нового суспiльства, i в цьому проектi протестантська церковна органiзацiя виступала лише складовою бiльш широкого задуму утворення свiтського, динамiчного укра§нського суспiльства...До нацiональних, соцiальних, свiтоглядних аспектiв протестантського проекту мислителя додавались i його полiтичнi плани. Пов'язуючи досвiд формування протестантських церков iз масовими суспiльно-полiтичними рухами, М. Драгоманов розраховував, що подi§ в Укра§нi розгортатимуться за загальноєвропейським сценарiєм. Тобто боротьба за релiгiйну свободу, свободу совiстi, за толерантнiсть щодо представникiв iнших конфесiй i вiр в Укра§нi йтиме поруч iз боротьбою за демократичнi права, за встановлення полiтично§ свободи, конституцiйного ладу та демократi§. I в такий спосiб усi тi, хто прагне ствердити релiгiйнi права i свободи для сво§х церков, стануть союзниками у боротьбi укра§нсько§ демократi§ i загалом демократичних сил у Росi§ та Австро-Угорщини за нацiональне та полiтичне визволення. У цьому зв'язку вiн заохочував укра§нських протестантiв до розумiння того, що полiтична свобода життєво необхiдна передусiм для них самих (Драгоманов М. Про братство хрестителiв або баптистiв на Укра§нi. Коломия, 1893). I все ж, попри докладенi М. Драгомановим зусилля, так звана друга хвиля реформацi§ в Укра§нi не спричинила очiкувано§ ним свiтоглядно§ революцi§. Його протестантська агiтацiя вплинула тодi лише на частину iнтелiгенцi§ та молодi. Загалом слiд погодитися з висновком А. Круглашова, згiдно з яким "спроба пришвидшено§ модернiзацi§ укра§нського суспiльства засобами "протестантсько§ революцi§" залишилась тiльки смiливим проектом М. Драгоманова", як, до речi, й намагання створити для укра§нцiв власну нацiональну версiю "громадсько§ Церкви"".

Бедный атеист мыслил себя дирижером религиозной жизни украинского народа: "Повалити готове попiвство й не дати вирости новому серед таких братств, як штунда, котрi тепер виступають проти готового "православного" попiвства, та тiльки з тiєю ж самою "святою" книгою, на котрiй заоснувались православнi святощi й попiвство, помагати теперiшнiм противопопiвським братствам стати людьми цiлком вiльного розуму можна тiльки так, щоб пiдкопати в коренi вiру в те, чого не бере розум чоловiчий. А це можна зробити тiльки за помiччю науки про зрiст усього в природi, а також про те, як росли й вiри й попiвськi порядки по всьому свiту...Вiра ж i попiвство здавна пiдбивали незгоду мiж людьми й не можуть перестати пiдбивати §§ нiколи. До того всього, коли новi безначальнi порядки потребують, щоб люди мали  бiльше часу на науку й не несли нiкчемно§ працi й видаткiв, то певно, що скасування вiри, богомiльства, церков i попiвства влегшить тi тягарi, котрi скрiзь несуть людськi громади. От через це все наукова праця з рiзних бокiв проти попiвства єсть одна з найбiльших потреб прихильникiв громадiвства скрiзь. Коли ж на нашiй Укра§нi попiвство зверта на себе бiльшу, нiж по деяких iнших кра§нах, увагу громад, то тут мусила б повстати тепер же по всiх купках укра§нських громадiвцiв пильна праця, щоб почати широку проповiдь проти кореня вiри й попiвства за помiччю науки природно§ й громадсько§". Так говорил научный атеист. А так - научный социалист: "Укра§нський соцiалiзм не партiя, а громада. То значить, що укра§нськi соцiалiсти мусять од тепер же змагатись, щоб, осiвши по наших громадах, приложити сво§ голови й руки до того, щоб справляти всi служби, потрiбнi в здоровому життi громадському, i там в громадах з тими службами проповiдати здоровi громадськi порядки, показувати примiр §х та обороняти старi здобутки й новi парослi тих порядкiв од ворогiв §х усiма способами, мирними й вояцькими".

"Знания, которыми я не обладаю, весьма обширны", - говорил Б. Шоу. Но Драгоманов никогда так не считал. С легкостью в мыслях необыкновенной он судил и рядил обо всем на свете, упрощая любые концепции до своего уровня их понимания. Вот, например, типичное для него высказывание: "За часи Петра вже жили Ньютон, Вольтер, Лессiнг i т. д., що увiльняли розум людський од путiв попiвських". Очевидно, желая из Ньютона сделать "научного атеиста", он ничего не знал о его богословских работах или о том, что английский ученый считал пространство чувствилищем (sensorium) Господа Бога и т. д. Ничего не знал этот "историк" и о том, что Вольтер умер раскаявшимся католиком. 

Все святыни его находились на Западе, но круг интересов был ограничен только "поступовими" тенденциями: "Перебування в Захiднiй Європi остаточно переконало мене, що саме європе§зм або космополiтизм, який не заперечує часткових нацiональних варiацiй спiльних iдей i форм, i є лiпша основа для укра§нських автономних прагнень i що тепер будь-яка наукова, як i полiтична, дiяльнiсть повинна бути заснована на iнтернацiональному фундаментi...При зустрiчах з молоддю "радикального" й укра§нського напрямку я завжди говорив, що не розумiю §х подiлу, оскiльки за обставин Укра§ни, "тут поганий той укра§нець, який не став радикалом; i поганий той радикал, який не став укра§нцем"... Будучи соцiалiстом за сво§ми iдеалами i переконаним, що здiйснення цього iдеалу можливе тiльки в певнiй поступовостi i при високому розвитку мас, а тому i досягаємiше за допомогою розумово§ пропаганди, нiж кривавих повстань...Одержати полiтичну свободу в Росi§ укра§нська нацiя, на мою думку, може не шляхом сепаратизму, а тiльки разом з iншими нацiями й областями, шляхом федералiзму".

В качестве образца для России ему виделась Швейцария: "У рамках автономi§ земських одиниць я вважав i розв'язання нацiонального питання у Росi§, висловлюючись...за таке розв'язання нацiонального питання, яке наприклад, iснує в Швейцарi§ (де нi вся кра§на, нi навiть кантони зовсiм не роздiленi за расовим прнинципом)". (Брать для России образцом Швейцарию - это примерно то же, что для Швецарии делать примером Россию. Большой был мыслитель. Правда, о мере представления не имел. Категорию "мера" Гегель иллюстрировал такими словами: "Конституция маленького швейцарского кантона не годится для великой империи...". Но это говорилось для людей философски образованных). Всеми силами он желал "заманiфестувати поступове укра§нство, новоєвропейське, космополiтичне по думкам та нацiональне по формi, по грунту". Как мы помним, все годы советской власти украинскую культуру также пытались сделать "поступовой": социалистической по содержанию и национальной по форме.               

 сделатьором у   

***

Когда он скончался "од розрива аорти", Украинка как раз находилась в Софии. "Постало питання, як бути з похороном. На завваження Лесi, яка добре знала дядьковi погляди, що, зрозумiло, похорон має вiдбутися без жадно§ релiгiйно§ обрядностi, Шишманов, який з нею вдвох порядкував усiм, зауважив, що болгарське право не визнає нерелiгiйного похорону. Отже, знаючи, як небiжчик ставився прихильно до протестантського релiгiйного руху, вони вирiшили поховати його за цим обрядом" (11, 97). Но протестантское религиозное движение он противопоставлял православию только из политических соображений. Забужко пишет: "Драгоманов був чи не найквалiфiкованiшим у нас i досi релiгiєзнавцем-єресiологом, ба бiльше - як доводить I. Лисяк-Рудницький, свiдомо робив ставку на єресi як на єдино продуктивний для Укра§ни "третiй шлях" духовного розвитку, альтернативний i "духовбивчому" офiцiйному православ'ю, - котре ненавидив не менш палко, нiж згодом його небога, - i матерiалiстичному "нiгiлiзмовi" контiвського та марксiвського штибу" (10, 347). Украинка хорошо знала мировоззрение дяди, поэтому и считала, что "похорон має вiдбутися без жадно§ релiгiйно§ обрядностi". Сама Забужко называла Украинку "вишколеною на позитивiстський лад "людиною наукового свiтогляду" (10, 221). Кто же ее вышколил на позитивистский лад, если не дядя со своей сестрой?    

Сын Драгоманова Светозар вспоминал: "Леся Укра§нка пiсля промови представника студентства над могилою М. Драгоманова, в якiй було висловлене прокляття царському абсолютизмовi, вона мужньо наблизилася до промовця й потиснула йому руку. Вона не зважала на те, що серед присутнiх були агенти того абсолютизму, якi могли передати, куди слiд, про §§ мовчазний, але тим самим гучний виступ". Кто же виноват в смерти любимого дяди? Двух мнений быть не может: конечно, царизм.

Он же говорил и о завещании отца: "Сей заповiт не написаний, тексту його ми не маємо. Але вона чула його в Софi§ з уст товариша, друга, вчителя й дядька i вiрно виконувала його в своєму життi i в сво§й творчостi". Через год после смерти дяди она просила у его дочери: "Люба моя Лiдочко! Отримала я посилку з Болгарi§...Там не все, про що я просила. Там, наприклад, нема "Tyrannicide" (Тирановбивство). От сим останнiм я дуже iнтересуюсь i повторяю, що я, коли треба, перешлю сю книжечку назад, переписавши i переклавши. Коли нема способу передати просто з Болгарi§, то, будь ласкава, пошли Павликовi, а вiн легко може передати менi таку маленьку рiч, як "Tyrannicide"". Такие маленькие вещи и переводила Украинка "на укра§нське".  

Драгоманов учил всех и всему. "Як свого часу сформулював запитання Микола Євшан, чи можна взагалi говорити про Драгоманова як про лiтературного критика, адже, властиво, вiн не був критиком, як не був "анi вченим, анi публiцистом", лише "усiм нараз i то всюди, у кожному творi"" (7, 98). "Намагаючись провести укра§нське письменство дорогою європе§зацi§, вiн вказував на те, що лiтература має вiддзеркалювати реалi§ життя, як, наприклад, французька. Крiм того, не радив вiн вiдвертатися й вiд лiтератури росiйсько§, яку поцiновував за те, що "свiдомий лiбералiзм, як i свiдомий демократизм зародився на Укра§нi перше зовсiм не на нашiй етнографiчнiй мовi", але росiйською...Крiм того, перша "поетична проба зв'язати європейський лiбералiзм з iсторичними традицiями укра§нськими" була зроблена не укра§нцем, а великоросом - Рилєєвим - у його думах...Драгоманов вимсоко поцiновував твори Пушкiна й Лермонтова: "Пiдiть в сiм'§ укра§нськi i подивiться, чи можуть там батьки, навiть укра§нофiли, дати сво§м дiтям лiтературне образовання на самому Шевченку без Пушкiна i Лермонтова? I не судiть строго тих батькiв, бо на свiтi єсть iнтереси i окрiм етнографiчного патрiотизму!" Однак, вiддаючи належне росiянам там, де вони на це заслуговували та були тим корисними й для укра§нсько§ нацi§, Драгоманов водночас бажав, щоб укра§нцi все-таки "черпали культуру прямо iз європейських джерел", а не з сучасних "московсько-петербурзьких водовозних бочок. I з сумом зауважував у листi до В. Антоновича, що "земляки в гарячi хвилини потрапляють не лише на петербурзькi бочки, але навiть прямо на московськi лайноочиснi ящики"" (7, 101).

В это время творили Достоевский и Толстой, писатели высшего мирового уровня. Но он видел преимущественно "лайноочиснi ящики". Такая уж оптика была у этого человека. Такому не угодит никто: "М. Драгоманов критикував укра§нську поезiю, що "майже не обновляється новими мотивами", а переспiвує Шевченка, та й то "переважно його козакофiльство й формальний нацiоналiзм"...Не жалiв вiн критики й на адресу своє§ рiдно§ сестри, Олени Пчiлки. В одному з листiв до не§ вiн, зокрема, писав: "Удивительно, как это люди сорок лет не могут выскочить из-под "Тополи" и проснуться от "Причинних". Но еще более удивительно, как это люди не наберутся ни вкуса, ни самоуважения, чтобы не издавать "Луны" (украинский альманах на 1881год) и "Суженой"...Но пусть уже Нечуй никогда вкусом не отличался...Старицкий тоже, а Конисский, сей, очевидно, теперь leader Киевского украинофильства, который заставит плакать и о Чубинском - и безвкусен, и необразован и ничем не занят. Но как же "Пчiлка", насекомое, которое й свiту бачило, лiтаючи, вкус обязанное иметь уже по самому званию своему и занятое делом действительно медоносным, - азбукою, - могла унизиться и до писания, даже думанья о такой во всех отношениях пошлости, как "Сужена"?" (7, 102). Кто бы мог подумать, что Нечуй-Левицкий и Старицкий никогда не отличались вкусом, а Конисский был еще хуже Чубинского? И этот самый Конисский - "теперь leader Киевского украинофильства". "Теперь", т. е. после их конфликта с Драгомановым.

"Сестра, напевно, ображалась, але §§ листiв, в яких би вона перечила братовi, не залишилось. Однак про те, що образа з §§ боку все-таки була, можна судити, читаючи одне з наступних драгомановських послань, датоване червнем 1886 р.: "А выражения у меня сильные выливаются именно от того, что я ценю тебя высоко и не могу не плакать при виде того, как ты , - и значит тем паче целый слой людей, - "переконищились", добровольно удалиться за 50-60 лет назад не только от Европы, а даже образованной кацапии, - это называется "культурничество"" (7, 102). "Образованная кацапия" в это время дала Толстого и Достоевского. А кого Европа такой же глубины?

Племяннице дядя писал: "Моя думка завше одна: твоя муза розумненька i тепленька дiвчина, та шче молода, мало бачила свiту i картин не набралася...Люди з не§ будуть непримiнно, а надто коли вона буде критично дивитись на доморощену премудрiсть" (7, 102). Не Пчилка ли имелась в виду? Или, может быть, "Киевское украинофильство"? Вот Украинка "переклала з "Велико§ французько§ енциклопедi§" статтю французького вченого Морiса Верна "Бiблiя або Старий завiт". Перевод вышел во Львове. Дядя недоволен: "Прочитавши твiй переклад в печатi, бачу, що в ньому чимало церковних слiв i московитизмiв. Але ж ти мову укра§нську собi виробила. Так то i єсть, що всi ви виробили мову, - та бiдну, як тiсний круг iдей, в котрiм всi ви крутитесь. А прийдеться вийти з него, - i нема набою. Ще один резон - налягти на переклади "знатных иностранцев", замiсть тим способом добиватись у Львовi помпадурства серед дурнiв".

В другой раз она оправдывалась в своем подозрительном интересе к "кацапщине". Написав о своих претензиях к натурализму Золя, продолжала: "За це ж я не люблю й Толстого, та ще за його мiстицизм. Я ж, як нарошне, читала бiльш усього його остатнi твори, в котрих, окрiм чортiв та ангелiв, нiчого не видко, або само тiльки страхiття, як наприклад, "Смерть Ивана Ильича". "Власть тьмы" менi теж зовсiм не подобається, отже я й просила прислати §§ не для того, щоб я так уже кохалась у Толстому, а для того, щоб побачить, як може вийти така крайня кацапщина у франзузькому перекладi".   

"Заслугою Драгоманова стало видання у Женевi у 1878-1882 рр. першого полiтичного укра§нського часопису - журналу "Громада". Метою видання, вiльного вiд цензури, став не лише розвиток самосвiдомостi укра§нцiв, а й §х ознайомлення з лiберальними та соцiал-демократичними теорiями, що побутували на захiдноєвропейських теренах...Драгоманов обгрунтував програму федералiзацi§  Росi§...Iдея Драгоманова про необхiднiсть активiзацi§ полiтичного укра§нського руху не знайшла вiдгуку у середовищi укра§нсько§ iнтелектуально-полiтично§ елiти... Результатом полемiки, суперечок i взаємних звинувачень, що летiли вiд громадiвцiв до Драгоманова й у зворотньому напрямi у 1886-1887 рр., i став розрив стосункiв. Як писав сам Драгоманов, пiсля 1883 р. "я став demode (немодним) навiть у бiльшостi сво§х попереднiх друзiв, став вважатися за людину на§вну i притому, небезпечну через радикальний i навiть "революцiйний" характер свого лiбералiзму. Реакцiйне спрямування i вiдраза до мене проникли i в укра§нськi гуртки"" (7, 127).     

Христианство как таковое он вообще не принимал "за фактично нацiональну вiру" украинцев: "Коли взяти пам'ятники "народно§ мудростi" - легенди, пiснi, прислiв'я укра§нськi - та по них характеризувати народну релiгiю, то побачимо, що в нiй над грунтом натуралiстично-полiте§стичним лежить найбiльше кора релiгi§ манiхейсько-богумильсько§, так що коли б треба було застосувати до яко§ з iсторичних релiгiй наш народ, то я б його застосував скорше всього до богумильства, i наперед хвалюсь, що одолiю кожного свого противника в науковому спорi про цю справу" (10, 280). Да уж, это было бы очень "научно": ограничивать спор о вере народа его легендами, песнями и пословицами. Даже его племянница не ограничилась только этими источниками. Поэтому и не могла игнорировать историю христианства. Но поскольку оно было у нее, как кость в горле,  в конце жизни она собирала материал для произведения "з боротьби християнства з "релiгiєю предкiв мо§х".

 

5.4. Русскоязычный отец Украинки.

Петр Косач (1841-1909) также был настороен оппозиционно: "у 1859 роцi вступив до Петербурзького унiверситету...За участь у студентських заворушеннях був виключений з другого курсу" (11, 359). "Багато студентiв покарали, в тому числi й батька". Кара была такая: "При§хав до Києва i поступив до Унiверситету Святого Володимира на правничий факультет. У 1864 роцi захистив ступiнь кандидата законознавства...Ще навчаючись у Києвi, Петро Косач увiйшов у товариство укра§нсько§ "Громади", працював у недiльних школах, видавав "метелики" (популярнi книжечки укра§нською мовою)...З того часу проблеми, болi й надi§ укра§нсько§ iнтелiгенцi§ увiйшли в його кров i плоть. Серед товариства укра§нсько§ iнтелiгенцi§ зустрiв свою майбутню дружину, сестру Михайла Драгоманова красуню Ольгу...Хоч усе своє свiдоме життя був тiсно пов'язаний з укра§нськими культурно-громадськими справами, проте укра§нською мовою досконало не володiв, лише послуговувався окремими виразами, словами, принаймнi в усному мовленнi...Був, як на тi часи, людиною досить забезпеченою. Однак майже всi чималi кошти вiн вiддавав на укра§нськi громадськi справи...Фiнансував бiльшiсть видань дружини (Олени Пчiлки), дочки (Лесi Укра§нки), сина (Михайла Обачного), невiстки (Грицька Григоренка). А також укра§нськi перiодичнi часописи, альманахи" (11, 359).

Сестра Украинки Исидора писала: "Батько мiй - Петро Антонович Косач - мировий посередник першого призову по скасуваннi крiпацтва в Росi§" (11, 303). Но кто же "призвал" папу на это благородное поприще? Известно кто: русский царь Александр Второй Освободитель. Сестра Ольга вспоминала: "Батько 1865 р. був призначений секретарем Ки§вського губернського по селянських справах присутствiя: з того часу все життя служив по тих справах. 1866 р. був призначений предсiдателем Новоград-Волинського з'§зду мирових посередникiв. Посади мирових посередникiв утворено в царськiй Росi§ по визволеннi селян з крiпацтва. I мировi посередники за буквою закону мусiли бути за посередникiв помiж помiщиками та селянами, обстоюючи iнтереси останнiх щодо нарiзки землi та дбаючи про полюбовне вирiшення суперечок. Суперечки цi розглядалися на засiданнях з'§зду мирових посередникiв" (11, 52). Биограф поясняет: "Iнститут мирових посередникiв та §х повiтових з'§здiв було введено у зв'язку з реформою 1861 р. Їм належала адмiнiстративно-судова влада в повiтах. Крiм того, вони здiйснювали нагляд за селянами, розмежовували помiщицькi та селянськi земельнi надiли й складали уставнi грамоти. Мировi посередники розглядали чиншовi справи та про викуп селянами землi у помiщикiв" (7, 182). Таким образом, отец Украинки всю жизнь реализовывал благую волю царя. И за это получал немалые деньги. Однако для всего семейства не было врага большего, чем русский царь.

В 1878 г. Петр Косач был переведен в Луцк на ту же должность. В воспоминаниях сестры Ольги этот факт выставляется очередной репрессией царизма: "Батька нашого переведено з обжитого мiсця, щоб покарати за його "укра§нофiльство" та за побачення, пiд час подорожi до Парижа на виставку 1878 р., з емiгрантом, батьковим другом, а материним братом Михайлом Петровичем Драгомановим" (7, 63). Но современные биографы другого мнения: "Сьогоднi про пере§зд сiм'§ Косачiв до Луцька висловлюються й iншi припущення. Зокрема те, що Косач сам був зацiкавлений у тому переходi спочатку до Луцька, а потiм i до Ковеля, оскiльки неподалiк останннього, в Колодяжному, на той час уже закладався родинний маєток. Вiдтак наближення мiсця роботи Петра Антоновича до Колодяжного було дуже бажаним для сiм'§" (7, 65). И никаких репрессий. Но ненависть все равно оставалась.   

Например, у Михаила Драгоманова был единомышленник и близкий приятель (отец жены брата Украинки) Судовщиков: "Якось там на вечiрцi навеснi 1866 р., коли розiйшлися вiдомостi про замах на Олександра II, Судовщиков висловився з цього приводу: "Хоч би гiрше та iнше!"" (11, 61). Так звучит девиз всех революционеров. После убийства Александра II они стали охотиться на его сына. В 1887 г. в Париже на жизнь Александра Третьего покушался польский эмигрант А. Березовский. В это время Александр Ульянов со товарищи готовил цареубийство в Петербурге. И в этом же 1887 году мать Украинки по литературным делам пишет к И. Франко: "Що Ганна Барвiнок не "злупила" нiчого за своє оповiдання - дуже добре! Се приємна несподiванка для мене! Але нащо то оповiдання, як Ви кажете, "пiдвiяне царофiльством"? Глядiть, щоб се не було такою смердячою краплею дьогтю в оповiданнi Ганни, що носи многих не можуть з прикростю й наганою одвернутись од нашого вiнка (альманах "Перший вiнок"). Принаймнi навiть менi Ваша звiстка ударила дуже погано в нiс, а що ж допiро скажуть молодшi, чуткiшi носи?! ...Царофiльство: се щось до тако§ мiри не пiдходяще нi до якого укра§нського видання, що я не знаю, як се воно буде! Кажу твердо свою думку, що такого дьогтю, як те фiльство, цiлком не вдобряю, i коли будуть лаять дiток за те, що оповiданням Ганни взяли таку несподiвано таку ноту, матиму право сказать: не моя вина, не моя "велика вина"! Мене до тако§ мiри вражає Ваша звiстка, що я хочу тiшити себе думкою, що, може, я не так розiбрала букви вашого писання - може, яке iнше фiльство треба розумiти?". Ганна Барвинок была женой Пантелеймона Кулиша, который вопреки революционерам (а сам он в молодости был подельником Шевченко по "Кирилло-Мефодиевскому братству") переводил на украинский Библию и неплохо отзывался о царе, а также о помещиках. Но для драгомановцев это - "смердяча крапля дьогтю", которая  уничтожает любые заслуги перед украинской культурой. И вообще в украинской культуре имеет право на существование только то, что получило сертификат у этих "украинофилов". 

Итак, выполняя благую волю русского царя, отец Украинки сделал неплохую карьеру. Но жена его буквально дышала ненавистью к царю. Папа, естественно, не мог и пикнуть против. Такое состояние в науке называется расщеплением личности. "З росiйських письменникiв чи не найулюбленiшим батьковим письменником був Салтиков-Щедрiн. Читати з батьком Щедрiна було просто насолодою, так батько досконало знав, як треба розшифровувати всi щедрiнськi "иносказания", так гарно вiн умiв коментувати всi твори Щедрiна". Ему здесь и карты в руки. Ведь он сам был одним из тех чиновников, которых безжалостно высмеивал Щедрин. О. Пчилка писала : "В Луцькому по службовому становищi мiй чоловiк (вiн був не тiльки "председатель съезда мировых посредников", але й "предводитель дворянства") був у близьких стосунках iз владою i цивiльною, i вiйськовою...". Очевидно, именно о таком образе действий в народе говорят: "Держать фигу в кармане". В таком неудобном положении отец Украинки и прожил всю жизнь. Забужко пишет про "славнозвiсну радянську "соцiальну шизофренiю"" (10, 604). Но, оказывается, некоторые страдали от этой болезни еще задолго до революции и без советской власти. А бывает еще мировоззренческая шизофрения. Ее Забужко обнаружила у самой Украинки ( см. выше ).

"Зi спогадiв старих селян Ковельщини видно, що "пан" (П. Косач)...на вiдмiну вiд дружини, з "народом" не пiнiбратствував, доброчинствував же йому недемонстративно, "не словом, а дiлом": напр., завдяки йому "за сорок рокiв з Колодяжного пiшло лише два хлопцi в солдати" (10, 132).

 

5.5. Мать украинского национализма.

Так величает Пчилку Забужко: "Про найближчу й найголовнiшу в §§ долi вчительку - "королеву-матiр", Олену Пчiлку, цю, без перебiльшення, доленосну для Укра§ни жiнку, чия бiографiя, наколи б була написана, могла б замiнити собою цiлий посiбник з iсторi§ укра§нсько§ культури останньо§ чверти ХIХ - початку ХХ ст., у нас досi хiба те й вiдомо, що вона "мати Лесi Укра§нки", - а те, що вона мати укра§нського нацiоналiзму, так i не зважуються сказати навiть "найпоступовiшi" полiтичнi iсторики" (10, 427). Но вот, наконец, некоторые отважились. Та же Забужко называет ее матерью авторитарной: "...Хоч би якою авторитарною матiр'ю була Олена Пчiлка (а вона безперечно нею була!)..." (10, 124). В сумме получается "авторитарная мать украинского национализма".     

Биограф сообщает: "З-пiд батькiвського даху Ольга Драгоманова вийшла вiльнодумною, незалежною духом, упевненою в собi особистiстю...Д. Донцов написав: "мало було тодi таких, що думали бiльш незалежно", що "до тих немногих" належала й Олена Пчiлка...Вiльнодумство вiдтак у кожному новому поколiнню Драгоманових виявлятиметься все з бiльшою й бiльшою силою" (7, 39). Эту закономерность отметил еще Достоевский в "Бесах": каждое новое поколение революционеров оставляет предыдущее далеко позади и устремляется все дальше и дальше по направлению к зияющим высотам.

Ольга Драгоманова "за дитячих рокiв весь час перебувала в батькiвськiй садибi, де й дiстала початкову освiту. По смертi батька (1860) дiвчиною заопiкувався брат Михайло. На початку 1864 року вiн §§ забрав з собою до Києва, де й вмiстив до "зразкового" пансiону панi Нельговсько§, в якому мусiв навзамiн давати безоплатно уроки. Ольга Драгоманова вчилася добре, в усякому разi винесла з пансiону непогане знання французько§ й нiмецько§ мов. Закiнчивши науку, дiвчина оселилася у брата Михайла, ввесь час перебуваючи пiд впливом його й укра§нсько§ "Громади" й тодi вже захоплюючися укра§нською етнографiєю. За допомогою брата вона написала декiлька фельєтонiв до петербурзьких газет i разом з братовим приятелем, Михайлом Старицьким, почала перекладати укра§нською мовою казки Андерсена з французько§ мови. Одружившися i пере§хавши на постiйне проживання до Новоград-Волинського, Ольга Петрiвна дуже багато читала, особливо з старо§ грецько§ мiтологi§ й загально§ географi§, перекладала дещо укра§нською мовою з французько§ та нiмецько§ мов" (11, 57). Биограф добавляет: "Укра§нськiстю, так би мовити, Ольга дихала, всотувала §§ в себе зi сво§х найраннiших рокiв...Почутi легенди та мiфи, казки й забобони входили в дитячий розум "як цвяшки" й назавжди залишали не тiльки в свiдомостi, але й у душi особистостi помiтний слiд. Але поруч "укра§нсько§ течi§", укра§нсько§ народно§ стихi§ iснувала "московська течiя", що "починала боротьбу" з укра§нством iз самого дитинства, "вдиралася в життя з самого народженя"" (7, 39). Пример "московского течения" - русскоязычный отец Ольги Драгомановой. Другой пример - ее русскоязычный муж. Именно для того, чтобы скомпенсировать это зловредное "течение", она уже сознательно настойчиво вбивала такие же "гвоздики" ("легенди та мiфи, казки й забобони") в головы своих детей: "Олена Пчiлка тим самим започатковувала у власнiй сiм'§ культурнi традицi§, вiдмiннi не лише вiд традицiй сiм'§ свого чоловiка, але й вiд традицiй сiм'§, з яко§ вийшла сама. Тож якщо, примiром, листування зi своєю матiр'ю - Єлизаветою Драгомановою - вона здiйснювала, за рiдким винятком, росiйською, то Лесинi листи до "любо§ мамочки" писалися вже тiльки укра§нською" (7, 49). Поэтому подруга Украинки Людмила Старицкая справедливо писала: "Наше поколiння - виключне поколiння: ми були першими укра§нськими дiтьми. Не тими дiтьми, що виростають в селi, в рiднiй сферi стихiйними укра§нцями, - ми були дiтьми городянськими, яких батьки виховували вперше серед ворожих обставин свiдомими укра§нцями з сповитку" (7, 53). И даже еще раньше.   

 

***

     "18 липня 1869 року Косачам народився син Михайло, а 13 лютого 1871 р. - дочка. Перед §§ народженням Ольга Косачева ввесь час працювала, перекладаючи з нiмецько§ мови укра§нською твори Шпiльгагена. Пологи були цiлком нормальнi. Дитину названо Ларисою" (11, 57). Шпильгаген - это символично. Украинцам тогда явно не хватало произведений Шпильгагена. Из истории всемирной литературы узнаем, что "в технике его романов многое напоминает Эжена Сю и эпигонский романтический французский "жестокий роман"...писатель чаще всего просто заимствует романтические штампы". Эжен Сю прославился "Парижскими тайнами", а Шпильгаген специализировался на тайнах берлинских: "Главная заслуга Шпильгагена (и секрет его успеха у современников) - умение оперативно откликнуться на веяния времени, отразить столкновения разных политических концепций, которые хотя подчас и носили преходящий характер, однако в те годы были злободневны...Его романы пользовались популярносью у современников, и прежде всего в "прогрессивных" кругах. Мировоззрение писателя не отличалось ни последовательностью, ни самостоятельностью...сочувственно изображал сторонников социалистических идей, опять-таки воспринятых весьма поверхностно, преимущественно через деятельность Лассаля, в котором он видел героя своего времени". Очень своевременные книги...

У героев Достоевского всегда трудное детство. Так было и у Ларисы Косач. Проблемы начались уже на первом году жизни. О них рассказывала ее мать. Летом 1891 года в семье Косачей гостило семейство ИФранко, который осенью писал к матери Украинки: "Ми обоє з жiнкою дуже турбуємося станом Вашого здоров"я, шановна панi. Вiд"§жджаючи жiнка покинула Вас недужою i бо§ться, чи турботи, якi причинили Вам нашi дiти, не пошкодили Вашому здоров"ю. Будьте ласкавi, напишiть нам хоч кiлька слiв". В ответ О. Пчилка писала: "Дiти Вашi мене не клопотали. Одно мене журило, се здоров"я Петруся. Скажу Вам по правдi, от же я боялася, щоб вiн не помер у нас замiсть того, щоб поправитись; думаю й тепер, що лиш якимсь чудом зостався вiн живим. Ви втiшилися тим, що у Петруся не сухоти, а тiлько англiйська слабiсть. Отже, по-моєму, не велику прислугу роблять надто недолугим дiтям, коли, так сказавши, силою затримують §х при життi...". Это письмо родителям, которые благодарят за помощь, после отдыха в деревне привезли своего Петруся домой и продолжают старательно  заниматься его здоровьем. Странное письмо...Очевидно, не зря публикаторы письма Пчилки к Украинке опустили то место, где говорится о бедном Петрусе (см. раздел 4.6).

Дальше - больше: "...Принаймнi я, дивлячись на Лесю, не раз i не два винуватила себе, що виратувала §§, коли вона дуже слабувала на першому роцi життя. О, моральнi слабостi. Чи ж смерть не була б кращею долею, нiж теперiшнє є§ життя, котре i у не§, i у всiх найприхильнiших до не§ людей будить тiльки тяжкий жаль. Ну, але що про се говорить! Як я, так Ви не зможемо чинити по холодному розумовi спартанцiв - свiдомо прикiнчувати життя недолугiй дитинi. Дай боже, однак, щоб Ви з сво§ми помiчними заходами коло бiдолашного Петруся були щасливiшi, нiж я коло Лесi! У всякiм разi я рада, що Ви не проклинатимете побит у Колодяжному, бо якось вивезли Петруся звiдси живого, увесь час я дуже боялася, щоб не вийшло iнакше".

О том, как мать "виратувала" дочь на первом году жизни, вспоминала сестра Украинки Ольга: "Коли народилася Леся, то мати наша заслабла на тяжку анемiю i мусила серйозно лiкуватися, не могла доглядати сама сво§х двох малих дiтей (синовi Михайловi було пiвтора року), а найгiрше, не могла сама годувати Лесю, як вигодувала сина Михайла... Довелося годувати Лесю штучно, а за тих часiв це була справа ще дуже незвична та невпорядкована. Леся почала сильно слабувати. Батьковi тодi доводилося раз у раз §здити в службових справах, i вiн розказував менi, як вiн до розпачу доходив, при§здячи додому та застаючи Лесю в тяжкому станi, пiсля того як пiд час пробування вдома налагодив було §§ годування. Врештi батько взяв вiдпустку спецiально для того, щоб доглянути Лесю, бо боявся, що iнакше вона загине. Взявся пильно виконувати всi лiкарськi приписи i врештi осягнув того, що Леся не лише залишилася при життi, а зовсiм одужала та поправилася". Но вот вопрос: а где же в это время находилась мать? Многие биографы об этом скромно умалчивают, но прогрессивная Забужко режет всю правду-матку: "панi Косачева...могла покинути новонароджену Лесю на руки чоловiка й податись на пiвроку до Iталi§ зцiлятись "од анемi§" (мовою сучасно§ медицини - од постпологово§ депресi§)" (10, 429).

Немного погодя - опять Италия. Сестра Ольга писала о путешествии 1872 года: "Весною чи лiтом Лесина мати по§хала на довший час до брата М. П. Драгоманова за кордон у Фльоренцiю (з Лесею i §§ братом малими залишилися батько i бабуня та тiтка Олександра Косач). Мати §здила з братом до Риму, з братом i братовою до Помпе§. В листопадi Лесина мати, вертаючись додому од брата з-за кордону, зупинялася на 8 днiв у Вiднi. Там вона познайомилась з Мелiтоном Бучинським, якому М. П. Драгоманов доручав "наставити §§ у Вашiй столицi на путь iстини". Бучинський познайомив Лесину матiр з галицькими вiдносинами, справами. Сво§м органiчним i свiдомим укра§нством iнтелiгентно§ людини зробив велике враження на не§...На Бучинського своєю вiдмiннiстю вiд тодiшнiх галичанок i нiмок О. П. Косач справила теж сильне враження. Вiн написав про не§, що це "ein herrliches Weib" (чудова жiнка), що вона його "iдеальна приятелька"" (30, 26). Разобравшись "з галицькими вiдносинами, справами", ein herrliches Weib (великолепная женщина) вернулась в семью. Но своего "идеального приятеля" не забыла. "В уривку з оповiдання "Товаришки" (збiрник "Перший вiнок", Львiв, 1887) про знайомство Люби з Бучинським у Вiднi є, мiж iншим, такi слова: "Коли вони (Люба i Бучинський), вiтаючись привiтно, ласкаво стискають одне другому руку, то не залицяння об'являється в тому: то братерськи вiтається галицький Русин з сестрою Укра§нкою"". Уривок той кiнчається так: "Люба ви§жджає з Вiдня. Бучинський провадить §§ на вокзал; Люба дякує йому за всi його послуги, котрi вiн з своє§ добро§ ласки оказав §й у невiдомому великому мiстi; вона соромиться тiльки сказать йому, що в душi сво§й вона дякує йому ще за одну послугу i що коли вона вернеться додому з мiцнiшими нацiональними "переконаннями", що й цим вона мусить завдячувати йому! Люба попрощалася з ним щиро, по-братерськи. Так багацько послуг, дарованих так щиро-безкорисно, можна пам'ятати цiлий вiк!" (30, 26). Да, редкий человек способен "так щиро-безкорисно" позаботиться о сестре своего соратника. Да еще укрепить ее "нацiональнi переконання". Т. о., не только  дядя Украинки величал себя "ми - Укра§нець", но и ее мать - "сестрою Укра§нкою". У этого ребенка была одна дорога: в Украинки.     

В десятилетнем возрасте у здоровой девочки начался туберкулезный процесс: "Шостого сiчня 1881 рок Леся в Луцьку пiшла на рiчку подивитися, як святять воду, i в не§ дуже померзли ноги. Скоро потому i вiд того, як тодi думали, вона заслабла... Отже, в Луцьку пiд час першого Лесиного пробування там почалися два найвизначнiшi у Лесиному життi процеси: там почалася §§ творчiсть, що пiднесла §§ так високо, там почалася страшна недуга, що занапастила §§ в розквiтi творчостi". И вот в 1891 году, глядя на больную 20-летнюю дочь, мать вспоминает, что "не раз i не два винуватила себе, що виратувала §§, коли вона дуже слабувала на першому роцi життя". А как же 10 лет здоровой жизни после того, как отец спас ребенка? В этом она тоже "виноватила себе"? "О, моральнi слабостi. Чи ж смерть не була б кращею долею, нiж теперiшнє є§ життя, котре i у не§, i у всiх найприхильнiших до не§ людей будить тiльки тяжкий жаль". Это письмо - скорее страшное, а не странное. Мать Украинки была типичным персонажем Достоевского.

Даже преисполненная всевозможной "пошани" Кармазина не выдержала правдивых слов своего кумира и назвала это письмо: "щось вiдразу просто н е з б а г н е н н е" (7, 141). Но и со второго раза в голову ничего подходящего не приходило. Тогда она подумала-подумала и, за неимением мыслей, выразила свои чувства просто большими буквами: "ЗВИНУВАЧУВАЛА СЕБЕ, ЩО ВРЯТУВАЛА? (I це говорила МАТИ?!!). КРАЩА ДОЛЯ - СМЕРТЬ?.. (Сво§й дитинi?!! Але як же §й бачити тi нескiнченнi страждання й страждати, нiяк не менше, самiй весь вiк поруч? Страждати вiд безсилля...). МОРАЛЬНI СЛАБОСТI?..(що робить людину людиною). А ЯК ЖЕ УКРАЇНА - БЕЗ НЕЇ?" (7, 142). И это говорила "мать"?

Дочь Ольга так характеризовала мать: "Нам у дитинствi здавалося, що кращо§, добрiшо§, розумнiшо§ за маму на свiтi жiнки нема. Аналiзуючи §§ розумом i свiдомiстю доросло§ людини i наскiльки можу "збоку", а не як дочка, думаю, що схарактеризую досить вiрно, коли скажу все наступне. Лесина мати була дуже розумна, горда, певна себе i певна в правостi сво§х думок i переконань людина, тверда й уперта в переведеннi в життя того, що уважала за потрiбне. Дуже небезстороння (коли кого любила, то прощала йому багато чого, кого не любила, то знаходила в ньому й неiснуючи вади), дуже ревнива, недовiрлива (напр., була переконана, що про правдиве вiдношення до себе в когось можна довiдатись, лише ненароком почувши чи прочитавши його думку), добра загалом, але могла бути жорстокою i то навiть, або й особливо до тих людей, що §х сильно любила. Як Нiоба, зарозумiла на сво§х дiтей, i хоч сама часами могла дуже §х "коренити", але не терпiла критики-догани на §х адресу вiд iнших людей. На великий жаль, мала серед сво§х (шiстьох) дiтей любимiших i менш любимих. Жiночого домашнього господарства не любила, не вмiла його провадити i не провадила, так само i дамського рукодiлля не робила, але могла спекти чудову паску "бабущину", або скраяти i приладувати до пошиття штуцерну дамську сукню. Нiколи не була "радикалкою-нiгiлiсткою", i, бувши вродливою жiнкою замолоду, одягалася i зачiсувалася як показувала тогочасна мода i §§ жiночий iнстинкт, щоб виглядати якнайкраще" (11, 32).  

Т. о., детей воспитывала мать "горда, тверда й уперта, небезстороння, дуже ревнива, недовiрлива, зарозумiла; iнколи жорстока i то навiть, або й особливо до тих людей, що §х сильно любила". Ее любимцем был первенец Михаил. На него возлагались особые надежды. Он был, так сказать, орудием в национально-освободительной борьбе. Забужко пишет: однажды мать попросила "припровадити до не§ провiдного, натодi, iмперського iсторика Дм. Iловайського, щоб §§ малолiтнiй син втер йому носа в науковй дискусi§...Як багато важив для Олени Пчiлки цей зрежисований нею диспут, у якому "малий Михась навiть переспорив Iловайського", видно з §§ "Автобiографi§", де вона з гордiстю переповiдає цей епiзод. Шкода, що нашi дослiдники нiколи не завдали собi труда  "оцiнити мiзансцену": з одного боку, Д. I. Iловайський - один iз стовпiв росiйсько§ iсторiографi§, автор офiцiйного гiмназiйного пiдручника з "русской истории", чоловiк, за свiдченням його нерiдно§ внучки Марини Цвєтаєво§, котрий у балачку навiть iз рiдними дiтьми й внуками заходив виключно для  того, щоб екзаменувати §х з iсторi§..., - iсторик не просто монархiчно§, а так-таки чорносотенно§ складки, запеклий ненависник "жидiв" i "iнородцiв". З другого ж боку - на сорок рокiв молодший михась Косач, якого до гiмназi§, на "русскую историю" за Iловайським, навмисне не вiддають i до 5-го класу вчать удома за iншою, маминого виробу програмою, - i в зайшлiй мiж цими двома дискусi§ (sic!) про Червону Русь Iловайський змушений скласти зброю, тiльки й сказавши матерi: "О, это у вас растет какой-то дока", - а хлопчик ще й вiдмовляється вiд тако§ чести ("Не то что дока, а просто очень любит читать книги по истории Украины"), либонь вiдчувши з маминого настрою, що це "екзамен" не йому, Михасевi, i справдi - це Пчiлчин поєдинок з §§ багаторiчним, в особi Iловайського, противником - iмперським шкiльництвом, це вона вивiряє ефективнiсть сво§х навчальних методик, це §§ перемога, яка каже про не§ куди бiльше, нiж усi нашi неопоганськi славословiя "великiй Матерi"" (10, 431).  

 Вот, например, она пишет сыну (1896) из Киева в Тарту как будто на  тот свет: "Дорогий Мака! От i зiбралась написать до Тебе, але не пишеться, бо нiчого доброго не можу Тобi написати. Тая заживо мерлая Леся приводить мене до такого тяжкого, холодного розпачу, що всi думки од мене одлiтають i нiкоторо§ охоти не маю писать нi до кого, навiть до Тебе. Врештi, взагалi мало маю "охоти" писать до Тебе, бо теж пишу Тобi на той свiт неначе. Ти теж дедалi все менше i менше здаєшся менi живий для мене, у понятому Тобi смислi. Ти од нас одiрваний, перерваний - осталась лиш полоска яко§сь шкурки не перервана й то мов тiльки на те, щоб вона болiла, щоб через не§ iшла боль. Ти плачеш, читаючи нашi листи, ми плачем, пишучи §х. Тiльки всього. Ти розважить i помогти не можеш нам, а ми - Тобi. Так, я настояща Нiобея. Котре доростає - погибає. З Нiобеєю тiльки дiло було краще, бо i дiти §§ покоченiли на смерть, i вона сама закоренiла, нiчого не почуваючи. А з нами iначе!".

Из мифологии известно, что, обладая многочисленным потомством, Ниобея возгордилась перед богиней Латоной, имевшей только двоих детей (Аполлона и Артемиду). Разгневанная богиня пожаловалась детям, которые своими стрелами перебили всех детей Ниобеи. Она оплакивала их, пока не окаменела от горя. А что же случилось с О. Пчилкой? В чем трагедия? Почему погибает сын? Очень просто: женился, работает в Тарту, преподает математику, занимается физикой, растит детей. Письмо заканчивается так: "А Ти, моє дороге, як менi Тебе шкода! Де Ти? Що з Тобою? Я знаю, ти самотнiй душею. Тебе нiщо там не грiє, гнiздова коняча оболочка тiльки служить средостением, щоб не допускать до Тебе всього давнiшого, для Тебе - минулого вже! Я не кличу Тебе до себе на свята, бо знаю, що Тебе не пустять, а як i пустять, то "на короткому шнурку", до бридкостi владарському i ревнивому. Кожну минуту жди листа, що прикажуть моментально, неукоснительно явиться, не быть Обломовым - себто не мати нiяко§ уваги до "рiдно§ сiм"§", "порвать", прекратить драми".

Такая переписка (и не только переписка) длилась много лет. Еще за три года до этого письма Украинка, сочувствуя, писала брату: "Шкода менi тiльки тебе, що тебе от уже з рiк раз у раз "дерев"яною пилою пилять", за се я часами почуваю немов якусь уразу до мами, хоч знаю, що вона не винувата. Що ж, коли у не§ такий сей фасон любити, що вона безпощадна до того, кого любить. У мене сей фасон зовсiм iнший, i якщо я кого пиляю, то хiба саму себе, та воно зате нiкому не вадить. Мама, запевне не знаючи того зовсiм, пиляла не раз i мене, та не те що пиляла, а в саме серце вражала, тiльки, я ж кажу, тут вона вже зовсiм не пiдозрювала, що менi болить вiд §§ слiв, а може, й знати сього нiколи не буде".

В чем же причина такой неприязни к семье сына? Его жена Александра Судовщикова - "письменниця (лiтературний псевдоним Грицько Григоренко), приятелька Лесi Укра§нки, освiту здобула на вищих жiночих курсах у Києвi, активна учасниця лiтературного гуртка "Плеяда". Авторка збiрки прозових творiв "Нашi люди на селi" (Тарту, 1898 р.). Леся присвятила §й поезiю "Шлю до тебе малий сей листочок" (11, 368). Теща Анна Ивановна была крестной матерью сестры Украинки Ольги, которая вспоминала: "Анна Iванiвна Судовщикова - дуже добра, лагiдна, стримана жiнка. Вона мала гарну освiту i знала скiлька чужих мов, це давало §й можливiсть заробляти лекцiями на життя вдвох з дочкою. Жили вони дуже скромно, вся обстановка у них була простенька, але завжди в §х маленькому примiщеннi було багато книжок i був надзвичайний порядок i чистота, а обидвi господинi дуже привiтнi й ласкавi, особливо з нами. Говорили вони тодi обидвi завжди росiйською мовою, навiть з нами, що говорили тодi тiльки по-укра§нськи. Мене приваблювала хрещена мати, що дуже мене пестила, та Шуринi дитячi забавки, що зберiгалися цiлi та в порядку, i давалися менi пограти. Леся ж i Мiша вельми приятелювали з Шурою, хоча вже й тодi часто провадили з нею гарячi дискусi§ та суперечки, головно, на лiтературнi теми, бо нашi були запеклi укра§нцi-нацiоналiсти, хоч i з великими нахилами до европе§зму, а Шура була росiйсько§ культури та симпатiй" (11, 39).   

Может быть эти симпатии и не давали покоя матери "запеклих укра§нцiв-нацiоналiстiв"? Как человек страстный и творческий, она даже написала рассказ, в котором действие разворачивается так, как ей мечталось. Называется он "Бiла кицька" (1901): "...Пан Микола оженився! Так, незважаючи на ледве скiнченi 23 роки, пан Микола був жонатий...Пан Микола не зовсiм скiнчив унiверситет. Пан Микола не має нiякого "положення"...Так дорiкала дружина, а пан  Микола сидiв мовчки, опустивши очi. Нi, один раз вiн глянув i навiть пильно придивився до не§; здавалась вона йому дуже похожою на ту осоружну кицьку: волосся розтрiпалось i настовбурчилось над запухлим почервонiлим лицем, як тi рудi вуха в кицьки, очi роз"ятрились од злостi, сипали хижi iскри, а тими словами вона дряпала, зовсiм як от зараз дряпала пазурами кицька.

-       Що ж мовчиш, чом ти нiчого не говориш? Про що ти думаєш?!

Ах!..Про що думав пан Микола за скiльки хвилин перед цим - ви знаєте; а про що думав вiн тепер, то вже й не знаю, як вам сказать...Либонь, десь там далеко-далеко в душi молодесенького мужа, пана Миколи, ворухнулась така думка: "Як шкода, що не кожну осоружну кицьку можна взяти за хвiст i вишвирнуть за вiкно!.."". Мечты-мечты...           

 

***

  

Творчество Пчилки, о чем бы она не писала, всегда было с тенденцией. Например, "у кiнцi 80-х рокiв Олена Пчiлка зацiкавилася сектантським рухом, сподiваючись використати його в культурницькiй дiяльностi як рух "опозицiйний до уряду, iдейний, хоч i на релiгiйному грунтi". Главное - оппозиционность к правительству. Для этой благой цели хороши все средства. Идею использовать сектантство вынашивал еще Михаил Драгоманов. За ним, естественно, последовали племянница и сестра. "Але ближче знайомство з сектами переконало §§ в його реакцiйнiй, антинароднiй сутi...Викриттю мракобiсся сектантства присвячено оповiдання "За правдою" (1889) та "Рятуйте!" (1887). Молодi геро§ оповiдання "За правдою" студент-народник Лук"яненко, праля Надезя в пошуках правди, справедливостi, людяностi звертаються до сектантiв, але знаходять там лише фанатизм, невiгластво i обман. В оповiданнi "Рятуйте!" жертвою сектантського фанатизму стає молода селянська дiвчина Орися, яка перед шлюбом накладає на себе руки, щоб зберегти "душу невинну"". Ранее эта девушка прекрасно пела в православном храме, собиралась замуж и все было хорошо. И вдруг: после знакомства с сектантами - повесилась в подвале. Казалось бы, мораль очевидна: не оставляй православного храма. Но нет. Пчилка была недовольна: там "дiтям забивають голови бiблiйними легендами" (рассказ "Пiвтора оселедця"). Имелись в виду уроки Закона Божия. Родных детей она заботливо оберегала от таких уроков. Святыни в этом семействе были другие. И молитвы другие. Одна из них называется "До кобзаря" (1907):

Кобзарю наш, почуй благання

I жить навчи нас так, як ти:

Щоб найсвятiшi поривання

Аж до могили донести!

         А какие святыни были у кобзаря, хорошо известно:

Я так §§, я так люблю

Мою Укра§ну убогу,

Що проклену святого Бога,

За не§ душу погублю!   

         (Можно подумать, что Украина не в состоянии прожить без любви проклинающих Бога).

         Именно в таком духе и воспитывалась Украинка, что отмечалось многими исследователями. В. Архипов в статье "Непримиренна" так защищал ее воспитательницу: "Сучасники докоряли Оленi Пчiлцi i за "нестерпний драгоманiвський характер", i за нешляхетну "впертiсть та прямолiнiйнiсть" у вiдстоюваннi власно§ життєво§ позицi§, i за послiдовне "засмiчування мови галицизмами", i за надмiрний полемiчний запал, i за його вiдсутнiсть. Їй ставили на карб навiть...материнський вплив на Лесю Укра§нку, перелицьовуючи його у "прояви авторитаризму", "ревнощi" чи щось схоже на "домостро§вщину". Цi гiркi, несправедливi докори вийшли з-пiд пера непересiчних дiячiв вiтчизняного нацiонально-культурного вiдродження початку минулого столiття: Iвана Нечуя-Левицького, Сергiя Єфремова, Дмитра Дорошенка, Євгена Чикаленка, Володимира Винниченка, Симона Петлюри. Карикатури у тодiшнiх респектабельних укра§нських газетах, образливi епiграмки та напiввульгарнi, зубоскальськi словеснi налички, виплiткуванi у тогочасних ки§вських гуртках укра§нсько§ iнтелiгенцi§, - всi отi "Пчiлку медом не годуй, а Перцем" та "Пчiлка - баба з Перцем", - на жаль, мали тих же вельми поважних творцiв та адептiв...Згадаймо, як неприхильно зустрiв обрання О. Пчiлки членом-кореспондентом Укра§нсько§ акдемi§ наук багаторiчний опонент, академiк С. Єфремов" (12, 7).          

          Кто же прав: "непересiчнi дiячi вiтчизняного нацiонально-культурного вiдродження" и "вельми поважнi творцi та адепти" или В. Архипов, автор вступительной статьи к книге "О. Пчiлка. Викинутi укра§нцi: До жидiвсько-укра§нсько§ справи"? Вопрос нуждается в изучении. Мы видели, что Донцов писал об Украинке: "Їй усе мариться  "меч, политий кров'ю", або "збро§ полиск", вогонь, на якiм "жеврiє залiзо для мечей, гартується ясна i тверда криця"" (22). Сначала закаляли ее, а затем она стала закалять других. Забужко напоминает: "Див. напучування О. Кобилянськiй: "хтось не з подло§ маси скований, а з благородно§, i через те мусить вiд огню гартуватись, а не ломитись"" (10, 482). Как же закалялась дореволюционная сталь?

         

                               5.6. Так закалялась Украинка.

На первом году жизни ребенок выжил благодаря отцу. Но влияние матери всегда преобладало. Литературовед В. Покальчук писал: "Слiд пiдкреслити, що то була на протязi всього життя вольова, енергiйна, може, трохи навiть деспотична людина. У родинi вона давала свiй певний тон, стиль. Щоправда, домашнє господарство §§ не захоплювало, натомiсть же питаннями суспiльного життя вона придiляла виняткову увагу". Ее племянница Ариадна Драгоманова вспоминала: "Моя тiтка дуже про дiм не дбала, вона була зайнята громадськими справами... Господарювала непрактично"".

Дочь Ольга: "Леся i брат Михайло любили §§ i були пiд §§ впливом чи не найбiльше зо всiх нас" (11, 31). Мать же больше всех любила своего первенца. Поэтому маленькая Лариса изо всех сил старалась добиться ее одобрения и "сидiла до пiзна": "Всi вчителi й учительки бували дуже задоволенi з Лесино§ роботи i хвалили §§ здатнiсть § пильнiсть. В цей час i наша мати вже переконалась i бачила, що Леся не менш здатна й розумна, нiж Мiша, мама складала вже Лесi належну цiну, що видко й по §§ листах, але все ж нiколи не любила Лесю так нiжно, безоглядно й гаряче, як Мишу, i це дуже болiло Лесi все §§ життя, бо вона любила маму пристрастно, до побожности" (11, 39). Бедный ребенок. Пчилка писала о ней своей матери: "Вона дуже квола здоров'ям i сложением, може "загнутись", як каже Миша. Дома дiти з учителем вчаться теж добре i нiчим не гiршi сво§х ровесникiв-гiмназiйних учнiв..." (7, 73).     

А общественная деятельность Пчилки била ключом. Она вспоминала: "Життя цiлого кружка Михайла Петровича було напружене, нервове. Кiнчалися розпочатi роботи. А наостанку прийшов i той прощальний вечiр у травнi 1876 року". Далее шло "жваве листування", "мiцна потреба нам побачитись". В 1878 г. "був придатний час до того, щоб побачитися з Михайлом, бо на той час була якраз Паризька всесвiтня виставка... Ми з ним з"§хались у Парижi... Зустрiлись ми тодi з емiгрантами, бачились на рiзних збiрках i гулянках з кн. Кропоткiним, В. Засулич...Поки я була мiсяцiв 2 за кордоном, то тi, хто глядiв мо§х дiтей без мене, попсували §м укра§нську мову" (11, 129).

По приезде общественная деятельность продолжалась: "По службовому становищi мiй чоловiк (вiн був не тiльки "председатель съезда мировых посредников", але й "предводитель дворянства") був у близьких стосунках iз владою i цивiльною, i вiйськовою, повинен був брати участь i в клубному життi...". Клубная жизнь - это именно то, что надо...Но вот семья переезжает в село. И весь темперамент матери обращается теперь только на воспитание детей: "У 1880 р. ми пере§хали з Луцького в Колодяжне. Головним мо§м завданням було виховати Михайла i Лесю... Товариства дитячого у них майже на було: виключнiсть §хнього укра§нського напрямку не давала змоги ширити дитячi знайомства". Все прочие дети в этом украинском селе были, очевидно, какого-то другого "напрямку", а следовательно - не должны были общаться с детьми "предводителя дворянства". Если учесть, что Ларисе в 1880 году было девять лет, а Михаил - на полтора года старше, то "виключнiсть §хнього укра§нського напрямку" объяснялась исключительно "напрямком" их матери: "Я дуже турбувалася тим, щоб обрегти дiтей вiд небажаних впливiв, бо вже ж рiшуче треба було зайнятися шкiльною наукою §хньою. До школи менi шкода §х було вiддавати. Треба було вiдшукувати вiдповiднi джерела, щоб знаходити для них хоч вiдповiдну лектуру хатню, коли не в школу".

"Небажанi впливи" - это школа, в которую ходили все другие дети, но только не из этой семьи. Сестра Исидора вспоминала: "Нас батьки не вiддавали рано до школи (гiмназi§ тодi були росiйськi), а готували до середньо§ школи вдома, i ми до гiмназi§ вступали до 4-го або 5-го класу, а сестра Ольга до гiмназi§ вступила аж до 7-го класу" (11, 153); "Мене вчитись вiддали одразу до четверто§ кляси державно§ гiмназi§. Мама не хотiла, щоб росiйська гiмназiя (укра§нських тодi, як вiдомо, не було) покалiчила малу дитину" (11. 303). "Дiти пiдростали, але Ольга Петрiвна Косач нiзащо не хотiла вiддавати §х до гiмназi§, боялася, що виховання там §х морально покалiчить" (11, 60). Кому же нужны моральные калеки, которых выпускали гимназии, через которые проходили все прочие дети страны?

Другие "небажанi впливи"  - это русская нянька: "До шкiл дiти нiкуди не §здили. Менi тодi здавалось, що школа зараз же зруйнує моє змагання виховати дiтей в укра§нськiй мовi... До цього страху за укра§нську мову дiтей приходиться i те, що я, живучи ще у Звяглi, в такому простенькому мiстi, що скидалося навiть на село, при§хавши з-за кордону, возила дiтей з першою весною "на дачу", щоб вони не одвикали од мови, бо пiд той час, як я ви§здила за кордон, прийняли були няньку-росiянку, з бувших крiпакiв панiв Урусових, що розмовляла лише по-росiйськи i трохи таки мову дiтям попсувала. Цей вплив швидко минув". Биограф пишет: "Вiдтак ще зовсiм маленькою Леся побувала в селi Жабориця, де дитячий мозок чiтко виконував поставлене завдання - "насичувався" мовою рiдного народу" (7, 53). Поставленное (перед мозгом) задание было выполнено. Но интересно, не "попсував" ли "мову дiтям" отец, "бо вiн нею не умiє говорити" (как писала его жена)?

Ее влияние было постоянным: "Увесь час дiти перебували пiд невiдступним пiклуванням матерi, яка багато оповiдала §м (у Косачiв, як i у Драгоманових, вдома розмовляли переважно укра§нською мовою) з iсторi§, переважно старо§ грецько§, з мiтологi§, спiвала §м укра§нських пiсень. Челядь оповiдала дiтям мiсцевi казки й перекази, спiваючи мiсцевих пiсень" (11, 57). Не каждая семья Российской империии имела свою собственную челядь. "До плану Лесино§ домашньо§ освiти входило вивчення лiтератури. Леся писала вiршi, i цим безпосередньо керувала §§ мати. Ольга Петрiвна тут виявила велику вимогливiсть, примушуючи дочку в пошуканнях досконалостi без кiнця переробляти сво§ поетичнi твори" (В. Покальчук). Один из гостей семейства Косач удивлялся только одному: что при такой энергии матери не все ее дети стали писателями.

Забужко высоко оценивает подобные эксперименты на людях: "Лесю Укра§нку можна вважати "лабораторно чистим" укра§нським "культурним продуктом". Взiрцеве дитя..."садово§ культури", всiєю своєю "соцiальною генетикою", освiтою й вихованням вона завдячувала виключно "локальнiй спiльнотi", - таємному ("катакомбному") "королiвському двору" Укра§ни останньо§ третини ХIХ ст., де "королева-мати", з метою максимально iзолювати дiтей вiд впливу iмперсько§ школи, ростила §х у спецiально сконструйованiй "культурнiй пробiрцi"" (10, 425). У Гете человек из пробирки назывался гомункулус.

В 1892 г. Пчилка писала профессору Львовского университета  Огоновскому, который собирал материалы по истории украинской литературы: "Питаєте про дiтей, Лесю (котра дiйсно єсть Лариса) й Михайла. Власне, §х бiографiя (коли такi молодi особи заслужують на "бiографiю") єсть разом з тим доповненням i моє§ життєписi. В дiтей менi хотiлося перелити свою душу й думки - i з певнiстю можу сказать, що менi се удалося. Ховаю дорогий для мене лист Михайла, писаний в одну смутну для мене хвилину; в тiм листi мiй первенець пише: "Коли я став тим, чим єсть, коли в менi є що-небудь доброго, то се дякуючи Тобi, мамочко". Не знаю, чи стали б Леся й Михайло укра§нськими лiтераторами, коли б не я; може б, стали... але хутнiй, що нi... Вiд батька вони не могли б навiть научитися укра§нсько§ мови, бо вiн нею не умiє говорити. Власне, я "наважила" i завше окружала дiтей такими обставинами, щоб укра§нська мова була §м найближчою, щоб вони змалу пiзнавали §§ якнайбiльше. Життя зо мною та посеред волинського люду сприяло тому. У всякiм разi по цих спробунках, що досi надруковано з писань мо§х дiтей, видно по §х напрямку, по темах i навiть по §х лiтературнiй мовi, що Леся й Михайло теж i яко автори ново§ школи суть плоть од плотi моє§ i кiсть од костi моє§!". Я, я, я, я, я, я, я и я...Она обещала: "От буде письменна та друкована...".  И сделала "письменну та друковану".  

Ольга описывала сестру и ее "полум"яне серце": "Школи в Колодяжному не було, i Леся сама вчила грамотi багатьох сво§х подруг. Iнодi в селi влаштовувались вистави - живi картини... Мати написала iсторичну драму в 5 дiях "Кармелюк". Розiграти §§ не було змоги - не вистачало нi людей, нi засобiв. Тодi вирiшили поставити §§ в ляльковому театрi. Леся була за режисера, художника, артиста - за все. Зробили багато ляльок, декорацi§, навiть пожежу панського будинку, пiдпаленого Кармалюком, показали. Цей ляльковий театр користувався великим успiхом в Колодяжному i вносив чимало радостi в наше життя". Особенно светло и радостно было, когда горел дом помещика (случайно, не предводителя дворянства?).

Ольга Косач: "Як не згадати з найглибшою вдячнiстю ту надзвичайну здiбнiсть i охоту нашо§ матерi "заправляти", як вона сама казала, сво§х дiтей та й чужих людей в укра§нствi, в любовi до проявiв усього хорошого, народного, укра§нського". Кармалюк - это хорошо, это по-народному, это по-украински...Но ни в коем случае не христианство: "Виховання Лесi Укра§нки й iнших дiтей Косачiв було, як на тодiшнi часи, незвичайне. Навiть у дитячi роки не знала вона молитов, релiгiйного виховання" (16, 500). И сестра Ольга подтверждала: "Так званий "Закон божий" зовсiм не входив до циклу речей, що §х вивчали дома дiти Косачiв" (11, 74); "Як уже зазначалось, дiти Косачiв дома виховувались цiлком байдуже до релiгi§, i тому §м доводилося вперше вивчати "Закон божий", коли вони готувались вступати до учбових закладiв" (11, 89). Это видно по всем произведениям Украинки. Биограф констатирует: "Ось це все, укра§нське, почуте, побачене та абсорбоване Лесиною душею та розумом у найменшому вiцi, стане згодом опорою §§ духу i вiдзеркалиться в словi письменницi й дозволить сказати про себе, що вона, мовляв, вихована на фольклорi як англiєць на Бiблi§" (7, 54). Вспоминаются слезы Драгоманова после сравнения украинцев и англичан. Впрочем, некоторые украинцы тоже воспитывались на Библии. Но только не в этом семействе...   

"Заправка" шла полным ходом. "Молодiсть Лесi" вспоминает Варвара Дмитрук, ее крестьянская подруга: "Пригадую, як закладали домик Лесi... Ї§ батько винiс вiдро горiлки i став частувати всiх та промовляти: "Пийте, люди, та веселiться, грайте, щоб домик цей був веселий i той, хто в ньому буде мешкати"". Обычно подобные места освящают. Но не здесь: "Поклали першi каменi, окропили §х горiлкою. А десь за два тижнi домик був готовий. Прибирали його всi гуртом. У вiтальнi поставили фортепiано, привезене аж з Луцька, на стiнi повiсили великий портрет Шевченка, картинки рiзнi i фотокарточки, поскладали книжки". Икон не было. Потому что отправлялся другой культ: "У цьому домику щороку святкували Шевченковi роковини. Леся i брат Михайло часто розказували нам про Тараса Григоровича, читали про дiвчину Катерину, обдурену москалями, про слiпого кобзаря". (И сколько ж их было всего, тех москалей, которые "обдурили Катерину"?). "До Шевченкiвських свят готувалися за кiлька днiв: прибирали, на кухнi пекли пирiжки, батько Лесi привозив з Ковеля цукерки. Увечерi, як сходились люди, всiх розсаджували у великiй кiмнатi, частували. На столi в рушниках стояв портрет Шевченка, де Тарас Григорович був у великiй смушковiй шапцi, в пальтi i з козацькими вусами. Перед портретом запалювали свiчечку". Прости, Господи... 

"Господарi й дiти сiдали з селянами, а коли хто був iз Києва, то тоже. Леся вмощувалася коло столу. Пам"ятаю один такий вечiр. Всi порозсiдалися на сво§х мiсцях, i Леся почала. Читала про гайдамакiв, та так, що аж за серце щипало. Гарно вмiла вона читати... Як дiйшла до того мiсця, де Гонта вбиває сво§х синiв, - не витримала, схилилася голiвкою на книжку й заплакала. Батьки кинулися до не§, почали заспокоювати...". Бедное дите из пробирки...

Или еще один рассказ: "Щороку скликала вона до себе селян на свято Тараса Шевченка. Портрет Шевченка великий такий був, рушником прикрашений. Сама ж Леся й вишивала. Сiдала вона ото пiд портретом, брала "Кобзаря" до рук i все нам вiршi читала та про Тараса Григоровича розповiдала. Як тепер бачу §§... Читає вона "Гайдамакiв", а сама аж палає, очi сяють, тремтить уся...". Крестьянка Г. Полищук: "Зала була чимала. Висiв великий образ Шевченка. Так намальовано, що скрiзь Шевченко дивиться, куди не пiдеш". В такой обстановке и вырастала будущая "Украинка": куда ни пойдешь - всюду Шевченко смотрит (и если бы только он один). Он стал одним из ее духовных отцов. В 18 лет она пишет "На роковини Шевченка":

Колись нашу рiдну хату темрява вкривала,/FONT>

А чужа сусiдська хата свiтлами сiяла.

Та минав ти, наш Кобзарю, чужi§ пороги,

Орав свою вбогу ниву, рiднi перелоги.

В действительности, правда, все было не совсем так. Шевченко писал о себе в "Автобиографии": "В 1859 году летом, после долгой и тяжкой разлуки, увидел он свою прекрасную родину, крепостных братьев, сестру и благополучно осенью возвратился в Академию художеств, где благодаря правящим Академиею с любовью истинного художника занимается гравюрою акватинта и аквафорта". Но все это мелочи: кому интересна жалкая действительность. Главное - национальный пафос:

Ми, як ти, минати будем чужi§ пороги,

Орать будем сво§ ниви, рiднi перелоги.

Согласно Забужко, "великою жiнкою Олена Пчiлка безперечно була..., але от називати §§ "великою Матiр'ю" не можна...Якраз "гожого наставництва" в нiй, як i в §§ братовi, не було й близько (I. Франко й через десять лiт по смертi М. Драгоманова не мiг простити небiжчиковi, що той поводився з ним "непедагогiчно", i скаржився на його "безоглядний его§зм у поводженнi з людьми" та "брак вирозумiлости", i сестра нiчим не поступалася братовi пiд цим оглядом), - не було, за справдi-таки "виболеним i мудрим" присудом §§ славетно§ дочки, навiть простого "нормального вiдношення до здоров'я i волi своє§ дитини!". Вольова, владна, пристрасно-iмперативна, одержима "одною iдеєю" - нацiональною, - i, як знати з усiх про не§ спогадiв, невiдпорно харизматична" (10, 428).

 Далее эту героиню Достоевского Забужко характеризует как ибсеновскую женщину: "Ольга Драгоманова-Косач, ця перша в нашiй iсторi§ "модерна жiнка" iбсенiвського типу..., була закроєна щонайменше на мiрку матрiарха  ново§ церкви (i такою в очах сво§х дiтей i залишилася!), але аж нiяк не на "мадонну з немовлям": такi жiнки взагалi рiдко бувають добрими матерями. У ХХ ст. в будь-якiй iз європейських кра§н на панi Косачеву з певнiстю б чекала блискуча полiтична кар'єра - у колонiальнiй же Укра§нi ХIХ ст. про не§ найточнiше випадає сказати словами В. Петрова про П. Кулiша..." (10, 429). Женская логика неистребима. Почему бы не сравнить судьбу Пчилки "у колонiальнiй Укра§нi ХIХ ст." с карьерой "в будь-якiй iз європейських кра§н", но только не в ХХ, а в ХIХ веке? Например, в Болгарии, или в милой сердцу националиста Галичине? Это было бы весьма поучительно (даже Забужко справилась бы). См. выше рассуждения Украинки о положении женщин в благословенной Европе.

Но вернемся к нашим овцам: "...слова В. Петрова про П. Кулiша: "парламентар без парламенту, лiдер без партi§, громадський дiяч без трибуни, журналiст без журналу". Рiзниця хiба в тому, що за своє життя ця невгамовна "Єресiархиня", де б не опинялася, вiдразу ж енергiйно заходжувалась сама творити для себе i "трибуну"..., i "партiю"..., i "журнал"..., - та й першим укра§нським "парламентарем", хоч i в кра§нi "без парламенту", встигла побувати..." (10, 432). К списку Петрова можно кое-что добавить: сапожник без сапог. Имеются в виду глубоко несчастные люди, желающие осчастливить других (см. миниатюру Украинки под названием "Счастье"). Им бы писать пособия типа "1001 способ разбогатеть".

"Куди бiльшою мiрою, нiж §§ брат (який до "єретичних нацiоналiстичних iдей" все ж, за сердитим закидом Д. Донцова, "не додумався": "чому могла додуматися Олена Пчiлка, а вiн нi?"), Олена Пчiлка втiлювала в собi той маркантний для європейсько§ iсторi§ ХIХ ст. тип нацiєтворця, "iдеалiста як Бог приказав", котрим так захоплювався був I. Франко в особi "Мойсея нового Iзра§лю" Теодора Герцля, - де §й не вдавалося скорити свiт, вона завзято "творила собi новий" i порядкувала в ньому за власними правилами" (10, 432). Но правила у этих "iдеалiстiв як Бог приказав" были такими, что для Бога места уже не оставалось.

"У кожному разi, свою кра§ну вона, що називається, здала нащадкам у цiлком iншому виглядi, нiж прийняла, i тяжкою зневагою до §§ справжнiх заслуг є впихання цього iстого "Герцля в спiдницi" в геть неспiвмiрне §§ масштабам "жiноче гетто" дому й родини" (10, 432). Забужко, видимо, издевается. Какой же она "здала" свою страну "нащадкам"? Эта женщина умерла в 1930 году. А безбожная власть только начинала разворачивать "светлое будущее".

"Тобто, вона, звiсно, й там урядувала з тим самим "державним" розмахом, i таки справдi "здiйснила велико§ ваги педагогiчний експеримент на власних дiтях" (Г. Аврахов), - так, як королева здiйснює реформу на пiдданцях ("Ох, та всiх нас ненатурально пригнiтили "с детства"!..." - згадувала Лариса Косач, коли вирiсши, ринулась боронити вiд маминого втручання психiку §§ менших "пiдданцiв"), - тiльки ж, по-перше, той експеримент був лиш одною (i для не§ не найважливiшою!) стороною §§ багатогранно§, невсипущо§ i всуцiль успiшно§ дiяльностi...; по-друге, жоден iз дотеперiшнiх наших виконавцiв традицiйно§ мантри про "Укра§нку, Матiр Укра§нки" досi не завдав собi труда дослiдити, у чому ж конкретно той експеримент полягав, i нарештi, по-третє, - не думаю, щоб хтось iз них сам побажав бути об'єктом Пчiлчиних експериментiв: бути дитиною тако§ матерi - занадто велике й суворе цiложиттєве випробування, i не всiм "Косачатам" вдалося вийти з нього ненадламаними" (10, 433). Вернее будет сказать, что все они были в той или иной степени духовно травмированы.

"Свiдчення О. Косач-Кривинюк про дитячу лектуру маленьких Косачiв: "Мифы классической древности" Штоля, "Сербськi народнi думи й пiснi" в перекладi Старицького, казки Рудченка, окремi томи з "Трудов этнографическо-статистической экспедиции в Юго-Западный край" Чубинського, i т. д., тобто, всуцiль "дорослi", не адаптованi книжки" (10, 433). Еще сестра Ольга сообщала: "Так званий "Закон божий" зовсiм не входив до циклу речей, що §х вивчали дома дiти Косачiв" (10, 74); "Як уже зазначалось, дiти Косачiв дома виховувались цiлком байдуже до релiгi§, i тому §м доводилося вперше вивчати "Закон божий", коли вони готувались вступати до учбових закладiв" (11, 89). Такая селекция привела к тому, что единственно реальными для Украинки были греческие боги и титаны, а также вилы и мавки, но только не Бог Библии.

"Леся ж була у винятковому становищi ще й тим, що, як свiдчить О. Косач-Кривинюк, була в мами "спочатку зовсiм нелюбима..., а потiм згодом без порiвняння менше любима, нiж Мiша i навiть нiж iншi дiти": поруч зi сво§м "показним", "по-драгомановськи" яскраво екстравертним  братом, на материне тверде переконання, - "негарна, дурна,...недотепа, нецiкава, нерозвинена" (sic!), i "Леся сама не раз менi казала, що коли б не Мiшина прекрасна вдача та не його справдi братерське ставлення до не§, то вона б його, певне, була б зненавидiла через те порiвнювання". Яко§ надлюдсько§ гордости й сили характеру треба було жертвi такого "гожого наставництва", щоби пiд тим постiйним психологiчним тиском у сто атмосфер не "пригнiтитись", не зламатись, а загартуватись...,- над тим наше лесезнавство волiє не застановлятися, злякано вiдмахуючись - цур мене, цур! - навiть вiд таких документiв, вiд яких здавалось би, вже не вiдмахнешся" (10, 434). Далее Забужко цитирует то самое письмо Пчилки. Может быть и хорошо, что после рождения дочери мать отправилась в Италию? Иначе ребенок мог и не выжить. Впрочем, до конца ли излечилась Пчилка? Разве это письмо писал духовно здоровый человек?

Забужко справедливо отмечает, что одержимая мать воспитала одержимую дочь: "Непосильна пересiчнiй уявi драма (а Леся Укра§нка, завжди стримана в словах i оцiнках, казала - "трагедiя"!) стосункiв двох великих "одержимих", двох рiдних, а однак рiзних, як Анна i Долорес, "королеви" й "королiвни", §хня 42-рiчна кревна "любов-вiйна", з яко§, мiж iншим, зродилась цiла галерея Укра§нчиних "пожираючих", деструктивних матерiв (а iнших §х, НЕ деструктивних, у не§ й немає, досi, здається, тiльки в Н. Кузякiно§ стало iнтелектуально§ вiдваги це констатувати: "Тiльки материнську любов поетеса безжально винесла за дужки. На тлi натхненно-обожнених материнських образiв поезi§ Шевченка жорстоко-его§стичними виникають нечастi образи матерiв у Лесi Укра§нки. Очевидно, ця сфера була надто болiсною для поетеси i не схиляла §§ до рiзнобiчности поглядiв"), - матерiв..., котрi безоглядно орудують дiтьми як "своєю власнiстю" аж до повного §х знищення, - "вiйна", без перебiльшення, мiфологiчного масштабу, iстинна "битва титанiв" (чи пак, "титанок") на теренi свободи й сваволi, "материнського" (поганськи-арха§чного) й "людського" (унiверсально-визвольного) права, одна з тих безцiнних агiографiчних iсторiй, якими й живиться кожна нацiональна культура (за умови, розумiється, що то культура жива, а не колонiально "закоченiла"!)" (10, 435).

Забужко приводит пример из произведения Украинки под названием "Приязнь" и находит там интонации Пчилки: "То, може, там у вас, у панiв, такий звичай, щоб дитина матерi не слухала, а в нас того нема. Чи то я на те над нею ночей не досипляла, собi од рота хлiб одривала, щоб менi якесь дармо§дисько в хатi росло?..Та я лiпше §§ заб'ю (sic! - де ми це вже чули? - Курсив мiй. О. Забужко), а дармо§ди менi не потрiбнi". Прикметно, що саме неписьменна селянка (сюди ж можна долучити й матiр Лукаша) напрямки виявляє те, в етичнiй системi Лесi Укра§нки найвiдразнiше, що §§ iнтелiгентнiшi "Меде§" з рiзною мiрою вправности камуфлюють книжною риторикою, - ринковий характер "материнського права", погляд на дитину як на довготермiнову iнвестицiю, за яку належиться наперед запланована "вiддяка" ("Я маю право на тебе, - заявляє в "Блакитнiй трояндi" панi Гру§чева своєму синовi. -Я тебе викохала. Виростила, тобi все життя вiддала. Немає тако§ жертви, яко§ я б для тебе не принесла", - на що Орест резонно вiдповiдає: "Я вiд тебе нiколи нiяких жертв не просив")" (10, 436).

Бесоодержание первой из титанок можно назвать "украинство без христианства", а второй - "украинство с антихристианством". Существенная разница.

"Звiсно, лiтературного хисту Пчiлцi, як i багатьом в роду Драгоманових, не бракувало, але головне, що до останнього подиху провадило цю жiнку по життю, була служба не музам, а зовсiм iншим богам, яких, за браком лiпших дефiнiцiй, можемо, за Д. Андрєєвим, назвати "духом-народоповодирем" i навiть, не виключено, "демоном великождержавности". I якщо вже з кимось §§ порiвнювати за мiсцем i роллю в нашiй iсторi§, то таки не з дочкою, а з братом, Михайлом Драгомановим: обоє вони дiячi одного типу - харизматичнi iнтелектуали-проповiдники" (10, 437). Типа Ставрогина.

Чтобы представить себе, как Пчилка давила на психику родственников, достаточно прочитать некоторые письма Украинки к матери: "Люба мамочко! Хоч ти iронiзуєш над сим виразом в наших листах, але я скажу тобi, що пишу його завжди од щирого серця, а не для лицемiрства та облесливостi. Ти маєш право вилаяти мене добре, коли я довго не пишу, але таких вразливих речей, яких ти понаписувала в своєму останньому листi, я все-таки не заслужила i не заслужу нiколи...Ти кориш мене, що я не пишу тобi, як ми вернулись з концерту, i т. п. Се було так давно i так благополучно пройшло, що я зовсiм забула про нього згадати, пишучи до тебе, та й з листiв наших видно, що з нами нiчого лихого не трапилось. Я в прошлих листах старалась пригадати, про якi дрiбнi факти слiд тобi написати i просто якось не могла згадати, що може, власне, тебе турбувати, що може здатись небезпечним для нас. А потiм виходить, що се я вчинила просто якесь злочинство, i ти мене картаєш i сама я картаюся так, аж менi серце болить. Справдi, ми ви§хали в сей Ки§в на якусь муку для тебе. Я даю тобi слово честi, що як тiльки се для тебе буде спокiйнiше, то я без жалю покину Ки§в по першому твоєму листу, - коли ти для нас життя не жалуєш, то невже б я мала пожалувати для тебе ки§вського життя. Не так уже тут менi дороги рожами устеленi, щоб задля них я не вважала на те, що ти там день i нiч гинеш вiд турботи i журби... Я не знаю, що менi робити, щоб збутись тво§х докорiв. Все-таки вони не зовсiм справедливi. Адже скiльки раз ти, ви§хавши з дому, навiть не зовсiм здоровою, не писала потiм по два тижнi (та от тепер ти папi у Мглин нi одного листа не написала), i невже ти думаєш, що я тодi менше турбувалась за тебе, нiж ти за нас? Тiльки ж я б нiколи не зважилась кинути тобi i половини тих вразливих слiв, що ти менi кинула тепера...Однак прости, я, може, тiльки гiрш розстроюю тебе такою мовою, прости менi...Я ж нiколи не думала про якiсь розривки та утiхи власнi, i §хала в Ки§в для того, що надiялась вивчитись тут того, чого досi менi бракувало, i принести, яку можу, користь тутешньому товариському життю, але ж се не варто того, щоб я мучила тебе i убивала щоденно. За цiле життя твоє мало платити "кiлькома стрiчками листа", за нього мало цiлого мого життя, - вiр менi чи нi, тiльки я б вiддала своє життя без жалю ради тебе".

Еще пример. "Леся прагнула убезпечити себе вiд можливостi потрапляння пiд лупу чийогось прискiпливого погляду й докорiв. Передусiм це стосувалося матерi. Ольга Петрiвна свого часу була проти по§здки Лесi у Мiнськ до помираючого вiд туберкульозу Мержинського. А коли пiсля повернення Леся почала кашляти, мати вiдразу прямо й без будь-яко§ делiкатностi почала говорити про Лесину "заразу". Посипались докори й звинувачення. Конкретнi слова матерi нам не вiдомi. Але напевно знаємо те, що Лесi було нестримно боляче вiд материнських слiв. Боляче, дуже боляче...Однак вiдповiдала спокiйно i з досто§нством: "...я зовсiм не маю нiчого проти того, що ти щиро менi говориш про те, як ти дивишся на мiй стан, - я взагалi не "мнительна" i нiяких страшних слiв (та й речей) не боюся. Менi тiльки тяжко, що ти все когось винуватиш. Чи то вiд того легше? Нi, мамочко, нiхто не мiг нiчого вiд мене одвернути. Я не така безхарактерна, як часом здаюсь i як звикли мене вважати, i в рiшучi хвилини тiльки я сама можу собi помогти або пошкодити, а бiльше нiхто; се я говорю на основi певного досвiду...Коли вже хто винен, то тiльки я сама, отже, тiльки мене можна винуватити, але ж тодi ти вiзьмеш назад те страшне слово "проклинаю"? Правда ж, правда?" Прокляття матерi...Кого, кого вона прокляла? Не свою ж власну дитину, врештi-решт? Мержинського? Леся далi писала: "Я зовсiм щиро признаю, що я таки дуже була винна, завдавши тодi всiм стiльки турботи (ще й досi не заспокоєно§) за мене, та тiльки ж я вже й так досить "проклята" тiєю Мойрою" (7, 298).   

Естественно, что "з роками, попри Лесину безмежну любов до матерi §§ душа, особистi переживання ставатимуть все бiльше й бiльше закритими для матерi. Леся, квола плоттю, але з незламним духом, все бiльше утаємничувала життя душi своє§. Й важко сказати, чи то було пов'язано з бажанням вiдгородити матiр вiд надмiрних переживань, чи ж - з намаганням захистити свiй внутрiшнiй свiт вiд втручання в нього тако§ сильно§ особистостi, якою була мати, захистити вiд его§зму §§ материнсько§ любовi, тiє§ любовi, що вважає за можливе проживати життя своє§ дитини, керуючись сотвореним власноруч правом" (7, 166).     

 

5.7. Живые типы Достоевского.

Украинка внимательно читала Достоевского. Поэтому она знала, о чем говорит, когда в письме (1896) к сестре Ольге называла себя живым типом Достоевского. ""Ну, як же тобi показався Ки§в тепер - це не весело, чи не так? - невже i тут можна сказати: "бывает и хуже!"? Ах, що се за проклята яма сей город, i чого нас туди тягне? Се просто якийсь психоз i бiльш нiчого. Летiти на огонь - я розумiю, але летiти самохiть в "пашенну яму" - се щось непевне. А все-таки, а все-таки... "ничего, ничего, молчание!"".

Что за этим молчанием, мы не знаем. Знаем только, что Киев - "проклята яма", "пашенна яма" (цур йому...) и здесь так плохо, что хуже не бывает. (В ХХ веке с этой точкой зрения был солидарен В. Стус: "и§в - то така прекрасна флора, але ж фауна!" - казав Вiктор Некрасов. I як з ним не погодитися, бачачи цей набiр холу§в вiд лiтератури, обозних маркитанток естетики...Культ бездарних Яворiвських, §хнiй час, §хня година...Це час Драча - капiтулянта поезi§. Що не рiк - то риси жiночi все яскравiше виявляються в Драча. Сьогоднi вiн - як балакуча тiточка. Такою ж балакучою тiточкою виявляється i Дзюба. Йому хочеться старо§ своє§ стилiстики, але з оглядом на новi умови. Виходить же так, що вiн багато пасталакає, а без користi...В 80-х - вони чуються не в сво§й атмосферi. Вони викиненi зi свого часу напризволяще". Об отношении Стуса к Украинке Забужко пишет: "йому бачилося в нiй щось "холодне, чiтке, розважене", - дуже поширений закид Лесi Укра§нцi вiд поколiнь, чий смак уже формувався вульгарною й крикливою безстильнiстю" (10, 452). Бесстильному Стусу было не понять стильной Украинки.

Письмо к сестре Ольге: "...Ну, скажи менi, чи бракує тобi мене в Києвi хоч трошки? Ми сей рiк все одна другу щупальцями торкали, з сього заняття вийшло, здається, бiльше користi менi, нiж тобi, бо ти, здається, не знайшла нiчого нi нового, нi цiкавого. Менi чогось часами чулося, що я тебе чимсь глухо роздражнюю, не то, щоб ти виражала менi се чимсь прикрим, а так я "всерединi чувствовала". Чи правда се? Коли можеш i коли хочеш, скажи, а притiм скажи i причину, може, се матиме якi кориснi для нас обох наслiдки. Се правда, що ми з Мишею виннi перед тобою i, може, перед всiма вами, надто я. Мiй его§зм бессознательный, але великий, я це спостерiгаю на собi, поможи менi скинути се ярмо, не бiйся, що, може, при сiй операцi§ як-небудь не дуже-то нiжно повернеш шию, - чей же, не зломиться! Тiльки цiнуючи мою моральну подобу, май на увазi: "Здоровий дух у здоровому тiлi!" Я знаю се краще нiж хто. Май сеє на увазi, але не забувай, що ти ж критик, i через те не дуже вдавайся в фiлантропiю. Знай теж, що не завжди через его§зм я немов вiддалялась вiд тебе, я просто "щадила" тебе, i тут я, може, добре робила, - "нiколи не буває пiзно зазнати страждання".

Ти не хочеш бути поетом-суб"єктивiстом, писателем-"кровописцем" - нащо ж розтроюджувати тобi серце i розгвинчувати нерви не вчитаними, а живими типами Достоєвського? Для вас, мо§ дорогi сестри i брати, я хотiла б бути енергiчною, мiцною, з ясним, хоч i поважним поглядом, з сильними руками, здатними до постоянно§ i путньо§ роботи, з нормальним серцем i здоровою душею - тодi менi нiчого було б ховати од вас i вам було б на що подивитись, а тепер... суди сама! Бувай здорова, бажаю тобi всякого поспiху i цiлую мiцно. Твоя сестра Леся".

***

Помимо туберкулеза Украинка страдала истерией. Она говорила: "Нервами я, справдi, з 14 лiт хорую виразно (а "предрасположена", певне, зроду...". Пчилка писала в Софию к Драгомановым (1897): "Ничего хорошего у нас нет; у Леси прибавилась еще одна болезнь - сильное нервное расстройство, истерия, что ли, которая выражается в сильных припадках с дрожью и прочее. Лечится она гидропатией, это глупость (да еще и дорогостоящая) - но Леся в нее верит, то пусть хоть этой верой живет...". В этом же году Украинка пишет сестре Ольге: "Сто§ть тiльки дать волю сво§м нервам, то так i не оглянешся, як попадеш в неврастенiки чи iстерички - цур йому! Змiнимо тему...При такiй органiзацi§, як моя (анемiя, iстерiя)...".

Через год - сестре Ольге: "Щоб ти не запускала сво§х нервiв, бо так i я колись думала, що пограють та й перестануть, а тепер уже виходить, що я "iнтересний об"єкт", як каже д-р Дерижанов... Коли ти хочеш стримувати себе, "не розпускать себе", як ти виражаєшся, то треба ж i помагать собi, а то iнакше вийде занадто жестоко i несправедливо. Не налягай дуже на те стримування; розпускатись, запевне, негаразд, але занадто велике стримування доводить часом людей до iстерi§! Я - яскравий приклад цього...". С Ольгой у нее были доверительные отношения: "Краще було, що я не писала, може, й тепер ще слiд би помовчати, бо, либонь, з листа неврастенiя скаче - правда?"; "Прости, що я так багато насорочила, не розiбравши одразу дiла, але я взагалi безтолкова, а тепер ще й надто..."; "Нервова обстановка нашо§ сiм"§ менi тепер, бiльш нiж коли, не до речi, у мене й так душа не на мiсцi... "Режим" нашого дому тiльки загострює мою i без того досить гостру iстерiю"; "Нормальним людям багато чого недоступно такого, що зовсiм ясно сто§ть для таких ненормальних, як я... Ти знаєш, що твоя сестра часто буває "без вина пьяна" i тверезiсть не належить нi до §§ цнот, нi до §§ професi§... Тепер навiть все до сього часу обходиться без драм, так властивих нашiй родинi при всяких "рiшучих" моментах". Сестра Ольга была медиком: "Аж серце стискається од страху за не§. Окрiм того, якась особлива нервовiсть у не§ так i видна в кожному русi i словi. Дуже се недобре" (30, 701).

Об отношениях с родителями: "Мушу признатись, що я ще бiльше "с детства не привыкла" вдаватись до них просто, бо, треба сказати, з усiх дiтей мене найменше до того привчали. Отже, я боялась, коли б ще гiрше не попсувати справи, вдавшись просто до них. Я ще трошки вмiю говорити з ними, але писати на певнi теми зовсiм §м не вмiю, бо нiколи не певна, в яку хвилину настрою влучу, а се, як ти знаєш, в розмовах з ними (надто з мамою) дуже важно". Или: "Нервова обстановка нашо§ сiм'§ менi тепер, бiльш нiж коли, не до речi, у мене й так душа не на мiсцi..."Режим" нашого дому тiльки загострює мою i без того досить гостру iстерiю". Режим есть режим.

Об отношениях с младшими сестрами и братом: "Ти, може, й права, що ми почасти пiдтримуємо традицiю неодвертостi з нашими меншими i що треба постаратись ту традицiю зруйнувати. Тiльки ж у нас то нiколи не виходило навмисне, нiколи не походило з байдужостi, а скорiше з надмiру осторожностi (принаймнi у мене)...".Младшие сестры также находились под жестким "прессингом" любви: "Мама й Оксана сидять в Зеленому Гаю... Якби вони там не шарпали одна одну, та се вже...Менi шкода Оксаночку, що вона якось так нидiє. При §§ малоекспансивнiй i, треба сказати, не дуже альтру§стичнiй  натурi ся обстановка може ще бiльше заставить §§ заховатись в собi i нагоро§житись проти всiх... Є талан знаходити собi товаришiв, а в Оксани його нема. До того ж Оксана нездорова нервами, я втiм певна, бо в не§ ненатурально пригнiчений настрiй... Ох, та всiх нас ненатурально пригнiтили "с детства"!.. Треба думати, що iнакше не могли... У всякiм разi, се трагедiя, про яку вже краще не говорити, бо в тiм ми не поможем. Певне, тому, хто "с детства привык", таки трудно зрозумiти так хутко тих, що "с детства не привыкли". Вони думають, що та "непривычка" не мучить нас, i в тому вони фатально помиляються".

Истерия была у матери. Истерия была у дочерей. Как пишет Забужко, "вiд "iстерi§" лiкували й Лесю Укра§нку, i §§ сестру Оксану" (10, 68). В хронике жизни Украинки то и дело: "папа подає звiстку про велике загострення iстерi§ в Оксани"; "батько писав сестрi Ользi, що сестра Оксана хвора нервово - гiстерiя..."; "Оксана захорувала на нерви (iстеричнi напади, безсоння i iн.)"; "Ольга пише, що сестрi Оксанi дуже зле з нервами..." (30, 625-634). Оксана и ее мать довели друг друга до белого каления и дочь уехала из Киева в деревню. Украинка писала сестре Ольге из Сан-Ремо: "Оксана думає, чи не серджусь я, просить забути "те все, що було лiтом", i вiрити, що вона всiх нас любить. Натурально, я §й зараз написала, що i не сердилась, i не серджусь, а тiльки рада за не§ i за всiх i т. i. Кличу §§ до себе в гостi. Вона може й при§де... Тiльки все ж має ще бути "обсуждение вопроса", той фатальний перiод для нервiв все§ нашо§ родини, що конче мусить отру§ти кожному з нас його найщирiшi бажання i радiсть вiд сповнення §х. Наскiльки я хотiла, щоб Оксана §хала в Запруддя, настiльки я тепер не рада, що вона §де на свята в Ки§в. Я писала i папi свою думку, i самiй Оксанi, i мамi, та, певне, то так само не матиме впливу, як i тво§ листи до §х. Оксана згадує в листi до мене, що ти противишся сiй §§ подорожi до Києва, але що вона "не може не §хати" (коротко i ясно!), що хотiла, правда, остатись на першi днi свят в Запруддi ради ялинки для запрудських дiтей, але мама (вона ж була в Запруддi) "обидилась" за такий замiр, отже "не варт сваритись iз-за пустякiв", i Оксана вже по§де празникувати в Ки§в. "Iсторiя нас учить, що вона нiчого не учить!" Знов тi самi "обиди", замiсть нормального вiдношення до здоров"я i волi своє§ дитини! Знов, значить, будуть i тi самi "обсуждения" з вимотуванням жил обоюдним, i всякi iншi контрданси, а нерви, тiльки що сяк-так наладженi - крiпись! I тут же мама пише менi, що хоч вона несказанно рада за поправку Оксани (вона не може не признати, що Оксана в Запруддi поправилась до непiзнання!), але що вона "Хома невiрний" i бо§ться за тривкiсть поправки. Ранiш мама писала, що в Ки§в Оксану "тягти" не буде, тепер пише, що Оксана туди "сама хоче", але про свою "обиду" примовчала. О свята iстерiя! I так робиться жаль при сьому всьому i тих, кого нiяка iстерiя не навчає, i тих, на кому вона окошається. I чуєш своє безсилля що-небудь в сьому помогти. Ну, що, справдi, ми з тобою можемо з далекого краю помогти, коли i зблизька приходилось мало не кров"ю своєю здобувати найпростiшi речi для тi§ ж Оксани, коли i зблизька нам казали: "Не мiшайтесь!.." Властиве, що про се й говорити, коли все одно не поможеться, та так уже на серцi накипiло, що невидержка!".

И вот Оксана в Киеве: "У мами вже нова забота: Оксана "занадто жизнерадостна, а се теж непевно", - от тут i вгоди! Звичайно, в Києвi всяка "правильность режима" пiшла до диявола, i з того, натурально, виходить винна тiльки сама Оксана... Iсторiя навчає, що вона нiчого не навчає. Ет!". Оксана с тетей собирается в Италию: "Мама, видимо, боялась перспективи Оксаниного нарiкання, дорiкання i всяко§ нервозностi в разi, якби Оксана лишилась на сю зиму дома, тим бiльше, що Оксана менше всiх нас ладить з мамою, i, певне, справдi у них були б самi прикрi вiдносини, а все те либонь окошалось би головно на папi, тож, я думаю, i для нього вийде краще те, що Оксана не пiддалась на його вмовляння зостатись".

У сестры Ольги - свои проблемы с родителями. Украинка обещает ей свою поддержку: "Пам"ятай, що нiколи в нашiй родинi не будуть проти тебе всi, що завжди таки буде хтось такий, хто буде готовий тобi хоч "руку подать в минуту жизни трудную", коли вже не тямить нiчого лiпшого". Сама она становилась объектом материнской ревности по разным поводам, в частности - в связи с появлением ее будущего мужа Климентия Квитки. Это замужество мать в письме к дочери называла "нещастям". "Мама писала менi пару разiв (взагалi менi рiдко пишуть з дому, а перший мiсяць i зовсiм не озивались) листи з добрим настроєм i врiвноваженi, одно було менi прикро, що раз у мами пробилось якесь несправедливо напасливе вiдношення до Кльонi. Воно, власне, було замiтне вже й в остатнi днi перед мо§м ви§здом, уже тодi у мами був неприємно холодний вираз в його присутностi, одвертання очей, вiдповiдi крiзь зуби, закривання себе газетою або книжкою i т.п. "симптоми", либонь, добре знайомi тобi. Се вже, я бачу, починається "ревность материнська", але все одно, може, тiй ревностi буде далi ще бiльше поживи, а свого вiдношення до Кльонi я не змiню, хiба що в напрямi ще бiльшо§ прихильностi, у всякiм разi, не маминi холоднi мiни можуть нас посварити. Тiльки все-таки се прикро, i тяжко, i фатально, що нi одна моя дружба, чи симпатiя, чи любов не могла досi обiйтись без се§ отрутно§ ревностi, чи що воно таке, з боку мами. I властиве ж Кльоня як єсть нiчим не завинив против мами, навпаки, спочатку вiн навiдь дуже §§ iдеалiзував, та й потiм, коли вже факти значно розбили ту iдеалiзацiю, то вiн завжди вiдносився з повагою i без найменшо§ прикростi".

Последний "комплимент" маме - в письме 1912 года по поводу младшего брата: "Боюся, що Микось повторить iсторiю життя папи або, ще гiрше, дядi Гришi. Не ведеться мужськiй половинi роду Косачiв, ще гiрше, нiж жiночiй, бо нас хоч подружжям доля так не обижає, як §х". Ее отца, очевидно, судьба обидела "подружжям". Редкая дочь считает, что ее отца судьба обидела с ее матерью.

***

Обидела она и брата Николая. "У студентськi роки Микола Косач цiкавився соцiалiстичною лiтературою. Був членом РСДРП" (11, 263). Украинка писала сестре о младшем брате: "Славная Микуня!..Шкода тiльки, що його думка не завжди поспiває за вчинками, а життя не жде i не дає йому потрiбного для думання часу, через те вiн не раз сам признається, що в душi вiн сам ще не рiшив того, в чому приходиться переконувати i пiдтримувати iнших, покладаючи на те немало енергi§. Але се, здається, не з ним одним так дiється". Это точно. А больше всех от этой болезни страдают всевозможные "пламенные революционеры".    

 Его товарищ вспоминал: "Микола був соцiал-демократ. Брав участь у революцi§ 1905 року, за що був заарештований, але незабаром виправданий через своє дворянське походження. Микола був слабого характеру, i тому на нього мали великий вплив стороннi люди...". Иногда его увлечения вызывали неудовольствие Украинки. Об одном из таких эпизодов пишет Забужко. "Коли Леся Укра§нка з iстим патрицiанським невдоволенням коментує "гендлярське" захоплення брата-гiмназiста грою в "лотере§": "Микось мiг би розумiти, що подiбний trafique зовсiм не в традицiях нашо§ сiм§", - це промовляє та сама родова погорда аристократки до "духу капiталiзму", до всякого "торжища"" (10, 327).

Не понимал брат Николай и того "трафика", который был в традициях этой семьи. Осенью 1905 года сестра Оксана писала сестре Ольге, как в косачевском киевском доме среди молодежи "часто ведуться диспути "о затемненi§ класового самосознанiя нацiоналiзмом", як виражається Микось" (10, 552). "Микось по цiлим дням бiгає "по партiйним дiлам". На питання, чи йдуть заняття в iнститутi, звичайно одповiдає: "Да, здається, читаються лекцi§, но я, iзвiнiтє, туда не хожу". В лабораторiю часом заходить, щоб "свиснути" яку-небудь банку, пробiрку i т. i., i все це дуже конспiративно пiд пальто носить "в воєнную органiзацiю". Кождий день являється Зоря [Свiтозар Драгоманов] i часто ведуться диспути на тему о "затемненi§ класового самосознанiя нацiоналiзмом", як виражається Микось. Сьогоднi десь читає реферат "один большевик" i Микось предлагав менi пiти туди, причому добавляв, що хоч "постороннi§ люди" не допускаються, но єслi вiн скаже, що я "склонная к соцiал-демократi§", то мене пропустять"" (21, 260).

Его жена вспоминала: "Мiй чоловiк був членом РСДРП, мав партiйний псевдонiм "Яким", брав живу участь в тодiшньому полiтичному i громадському життi, через те у нас, i в Києвi, i в Колодяжному, бували частi обшуки царсько§ охранки" (11, 309). В конце концов, жена от него убежала. Имущество он раздал крестьянам. Умер в одиночестве и нищете (Колодяжное в 1937 г. находилось на территории Польши).

И эти несчастные люди, каждый из которых носил внутри целый букет внутренних конфликтов, хотели осчастливить человечество. "Врач! Исцели самого себя".

 

 

                              5.8. Украинка против Пчилки.

Против матери Украинка выступала не только во внутрисемейных отношениях, но и в мировоззренческих вопросах. Например - в религиозном.

Не было у Пчилки веры в Бога. В 1885 г. она писала своей матери с курорта Друскеник: "Тут жодно§ знайомо§ душi: всi прибули то з Варшави, то з Петербурга - поляки, росiяни та жидова... Заздрю тим, хто вiрить в чудо, на зразок того, як сталося з Капнiстовою. Та раз уже втрачена вiра в нього, то не можна примусити себе жити такою вiрою. Мiж iншим, тодi говорили в Гадячi, що Капнiстова жiночка i не думала "исцеляться", а чутка була пущена ради велико§ грошово§ наживи за рахунок богомольцiв. Та бог з ними, що менi до них i що менi вiд них!"". Чудо требует молитвенного обращения к Богу. Однако веры не было. Вместо этого было сильно выраженное желание соблюдать народные традиции, обряды и энергично насаждать их вокруг себя: "Як не згадати з найглибшою вдячнiстю ту надзвичайну здiбнiсть i охоту нашо§ матерi "заправляти", як вона сама казала, сво§х дiтей та й чужих людей в укра§нствi, в любовi до проявiв усього хорошого, народного, укра§нського" (Ольга Косач). Сестра Исидора вспоминала: "У нашiй рiднiй хатi завжди дотримувалися укра§нських традицiй зi святкуванням Рiздва Христового. Леся i всi ми любили нашi звича§..." (11, 187).

Обычаи любили, а Христа - нет. Поэтому христианские таинства встречали бешеное сопротивление. Когда мать настаивала на венчании сестры Ольги, Украинка сочувственно писала последней: "Ти знаєш, як я вiдношусь до церковних церемонiй взагалi, а до се§ спецi ально, але, як вона вже конче мусить бути (коли се iнакше вносить "трагедiю" в родину!), то треба §§ принаймнi зробити якнайменше неприємною. Єдине, що є гарного при тiй церемонi§, то убрання молодо§, правда ж? Врештi, дiло не в обрядi, а в настро§ того дня...". Здесь - ироническое отношение к реакции матери, которая устраивает "трагедию" из отказа сестры венчаться. В 1902 г. ирония переходит в злость: "Ще злить мене сей культ празникування, все одно як культ вiнчання у людей, що нiбито не вiрять в те, во iм"я чого установленi i свята, i обряди. Далебi, я сумнiваюсь, чи то щире те невiр"я i те вiльнодумство, бо, щоб не щадить нервiв своє§ дитини для якихось "культурных переживаний", я того не розумiю, в мою логiку то не помiщається". Родители декларировали свое неверие и вольнодумство, но настаивали на необходимости венчаться и этим самым не щадили "нервiв своє§ дитини". Дети были безбожниками последовательными и радикальными: раз Бога нет, то долой и церковную обрядность.

"Мене страшно, до краю гризе i гнiтить ваша "тактiка мовчання". Господи, що за фатум непорозумiння та нещирости вiсить над нашою родиною! I звiдки ся нещасна традицiя? Хто §й дав початок?..Ну, та що думати про те, може хоч тепер яким геро§чним зусиллям можна буде поправити справу, внести нормальну ноту в сей ненормальний, натягнений стан речей...Тьотя Єля казала менi, що мама скiлька днiв плакала i ридала по кутках, поки наважилась вимовити тобi своє бажання про формальне вiнчання. Та вона часто всiм говорить що-небудь про тебе, а тобi самiй бо§ться сказать, так таки сама й каже: я §§ боюсь, бо вона менi щось рiзке скаже...Так нащо ж, нащо ж, кому вона потрiбна? Покиньте §§ (оту взаємну "тактiку мовчання")! Ти молодша, здоровша духом, одважнiша, менше покалiчена життям, може тобi i легше буде взяти на себе iнiцiативу...Я не пекти тебе хочу, я б сама за тебе в огонь пiшла. I тепер, коли хочеш, пiду в "огонь", в перший огонь "обсужденiй" наново того, що вже обсуждалося раз...Я не говорю до тебе згори вниз, не читаю нотацi§, бо я тямлю, що сама не стояла нiколи на висотi того iдеалу, на який тобi вказую, на який вказує сумлiння i логiка. Я дуже далека вiд того iдеалу, але я намагаюсь до нього, - якби не намагалась, не сидiла б я тут тепер, а знайшла б щось таке, що помогло б менi скорiше спалити себе...".

Сочувствовала она и мужу сестры: "Менi жаль було за Лiлю i досадно за Вас, що Ви попалися нiзащо нi про що в те хронiчне шарпання нервiв, що зветься нашими родинними вiдносинами...". Брат Михаил, в свою очередь, сочувствовал родственницам: "Та ще моя сердечна рада: не заводься ти тепер з мамою у спори при обстоюваннi своє§ самостiйностi, бо нiчого спорами не докажеш. Тiлько сама накричишся та й мамi тяжко буде, а краще, як кажуть чернiговцi, "перемовчать", та зробити по-своєму, коли не можна iнакше зробити. У нас все-таки нерви молодшi та еластичнiшi, у мами ж вони геть не можуть витримати того, що нашi, i так швидко забутись вона не може яко§-небудь фрази..." (21, 59).   

  А родители все продолжали устраивать "трагедии" и настаивать на венчании уже самой Украинки и ее мужа К. Квитки. В 1904 году она их успокаивает: "Я не пере§ду з Кльонею з Тифлiса в iнше кавказьке мiсто жить невiнчана; поки є перспектива, що, може, за мiсяць-два чи хоч весною таки буде перевод з Тифлiса, то я не хочу завдавати собi се§ прикростi тут, бо тепер я нiтрохи себе фальшиво не почуваю, всi вiдносяться до мене з повагою (та й яке ж би мали оснування вiдноситись iнакше?), нi натякiв, нi косих поглядiв я нi вiд кого не маю, а, певне, в ролi мадам тако§-то я почувалась би гiрше серед тутешнiх людей, вiд яких не сподiваюсь нiчого доброго при ближчiй знайомостi, - тепер же я маю повну змогу зоставатись в дальшiй знайомостi, i нiкого се не обижає. Коли ж виясниться, що надiя на перевод марна, ну, тодi вже вiдбуду сю "операцiю" тут, вибравши якнайвигiднiший момент...".

Но наивыгоднейший момент для "се§ прикростi" выпал еще не скоро. В начале 1905 года Украинка жаловалась мужу сестры Ольги: "З осени у мене з мамою чимало було принципiяльних i непринцiпiяльних розмов на тему про шлюб, вiнчання i т. д., тодi було з §§ боку маса слiз, ридання, прикрих i вразливих речей, часом цiлi ночi проходили так, що бодай не згадувати...Тi§ ночi надломили менi душу, i через те я, може, колись мусiтиму зробити навiть таке, вiд чого ви з Лiлею щасливо врятувались. Але як коли почуєте про мене щось подiбного, то не кидайте каменем, знайте, що не власна воля, а тяжкi рани змусили мене скласти зброю". Множественные тяжелые раны в конце концов сделали свое черное дело. В августе 1907 года атеистка "вiдбула сю "операцiю": "Люба мамочко! Справа скiнчена - ми звiнчались сьогоднi о першiй годинi дня. Знайшли такого попа, що сам порадив коротший спосiб, без оглашенiй. Хоч сяк, хоч так дивитись на сей обряд, то все можна сказати: "Слава богу, це кiнець", коли вже взагалi вiн мусив вiдбутися"".

"Сей обряд" вывел молодую из душевного равновесия: "Бiльше не пишу, бо теж втомлена i мушу чимсь таким зайнятись (хоч коректурою), щоб вернути собi рiвновагу душевну". Однако, волнения еще далеко не закончились. Нужно как-то оправдаться перед сестрой-атеисткой, которая по-прежнему стойко жила невенчанной: "Люба Лiлеєнька! Спасибi за повiншування i за добрi слова. Я думала, що ти скорiш осудиш мене за сей крок, що тобi трудно буде зрозумiти, як могли ми "скласти зброю" там, де ти свою держиш, не хилячи... I великий камiнь знявся з душi моє§, як я побачила, що ти очевидячки "ввiйшла в наше положення". Справдi, стiльки вимучившись, як я за сей рiк, може, навiть Галiлеєве одречення можна зробити, бо таки людина бiльш не видержить, нiж §§ сила дозволяє; та й то, якби рiч була тiльки в менi, то, може б, я й видержала ще, але наражати Кльоню на дальшу турботу я вже не могла, се занадто страшно. Сподiваюсь, що тепер матимем спокiй хоч вiд людей, коли не вiд iншого чого. Тим часом все гаразд, нiхто нас нiчим не мучить, i ми собi збираємось у Крим".

Таким образом, многолетняя мучительная эпопея с "операцией" венчания закончилась. Но проблемы у бедных атеистов остались. Осталось христианство. Остались христианские праздники. И остались "вольнодумные" родители, которые продолжают их праздновать. А последовательная Украинка продолжает гнуть свою линию. На Рождество 1908 года она пишет матери: "...Пробач, що у мене прокинувся досить гiркий i зовсiм уже не празниковий тон, але я не почуваю нiякого свята i не можу вмовити себе, що воно є - де?". Ей говорят: "Христос рождается!" А она: "Я не почуваю... де?" Ей скажут: "Христос Воскрес!" Она: "Де? Я не почуваю...". А то, чего "я не почуваю" - того не только нет, но и быть не может. А все, кто думает иначе - лицемеры и ханжи (вроде ее родителей?).

Смерть Украинки стала для матери аргументом в пользу атеизма. Вместо того, чтобы помолиться о душе усопшей рабы Божьей Ларисы, в письме к О. Кобылянской она ропщет на Бога: "Однак нема Лесi! Не тiльки боляче, але якось дивно уявлять собi се. Такий величний вогонь перестав горiть, такий високий i тонкий iнтелект перестав жити, думати, працювати! Мов вiтром здмухнуло сю прекрасну, так багато обдаровану iстоту! Нащо так ведеться на свiтi?! I як можуть люди вiрити в якийсь мудрий, вищий рiд мислi, яко§сь всеорудно§ сили, бачивши такi явища? - кому, навiщо потрiбна була дочасна згуба сiє§ прекрасно§ людини - i це серед таких мук?..". Божий промысел дал ее дочери 42 года. Будь на то воля матери - мучения ребенка могли бы закончиться уже на первом году жизни: "Я, дивлячись на Лесю, не раз i не два винуватила себе, що виратувала §§, коли вона дуже слабувала на першому роцi життя". Когда дочери было 20 лет, мать писала: "Чи ж смерть не була б кращею долею, нiж теперiшнє є§ життя, котре i у не§, i у всiх найприхильнiших до не§ людей будить тiльки тяжкий жаль". Смерть в 20 лет - это не "дочасна згуба". Смерть ребенка на первом году жизни - тоже. "Дочасна згуба", оказывается, - это 42 года жизни. И эти люди еще пеняли на Бога. При том, что Бога они знать не хотели. Но если человек сознательно и настойчиво отворачивается от Источника Жизни Вечной, то как ему помочь? Он ведь свободен...

 

* * *

Дойдя до крайности в безбожии, Украинка доходила до крайности и в своей революционности.

Литературовед А. Каспрук писал: "О. Пчiлка уявляє "переможця", того, хто принесе волю народовi - "без кровi i вогню", "без громiв блискавиць", "без збро§ i меча", а "з масличною вiткою i корогвою науки i працi"". У дочери идеал другой - кровавая социальная революция. Поэтому, начиная с юношеских стихов, "Леся Укра§нка вживає метафори збро§ на протязi всього свого творчого шляху поета-борця...В художньому зображеннi боротьби панує така кольорова гама: бiльшiсть поезiй насиченi метафорами вогню: "сльози огнистi", "огнисте слово", "зiрка палає", "промiнь червоний", "пожежа горить", "туга палає огниста", "серце палять, мов жерущий промiнь"...Леся Укра§нка вводить в свою лiрику алегорi§ революцi§ - вогонь, полум"я, червоний прапор, червона заграва, кров...Епiтети - пекучий, палкий, гарячий i т.п., притаманнi тогочаснiй нелегальнiй лiтературi, зокрема поезi§..."Червонi спiви", "червона кров", що "красила твердi мури", "гартованi ножi", "червонi корогви"...Леся Укра§нка в сво§х поезiях постiйно зображує картини битв, бойовиськ, збройних сутичок".

Завершая свой анализ художественных особенностей гражданско-политической лирики Л. Украинки, Каспрук напоминает слова Ленина: "революция есть война", "на войне нужно действовать по-военному". Т. о., Украинка была настоящей большевичкой. У нее разговор с эксплуататорами короткий:

Чи тi костi бiлi всюди,

Чи блакитна кров проллється,

Як пробити пану груди?

Ну, а Пчилка не понимала значения классовой борьбы и разводила интеллигентские антимонии. В. Курашова так описывает ее байку "Розмова": "змальовуючи темноту i забобони неписьменних селян, авторка засуджує ледачого пана, який не мав часу навчити §х грамоти i кiнчає твiр закликом до iнших "добрих" панiв "просвiщати" селян i тим зарадити §х лиховi". Это и не удивительно: старшие Косачи сами были дворянами, т.е. панами, и пытались реализовывать свои взгляды на практике отношений с крестьянами. Крестьянин Василий Бончак: "У Косачiв я десять рокiв служив наймитом. Наймитiв усiх було десять. Родина Косачiв з людьми обходиться добре...".

А Украинка обучала крестьян классовой борьбе. Крестьянин Федор Иллюх: "Шiсть рокiв служив у Косачiв наймитом... Леся давала менi читати революцiйнi книжки, вона мене вчила, вчила таємно. Вона говорила, що цар - то змiй полосатий, що царя не потрiбно. Вона не вiрила в бога i говорила менi, що бога нема на свiтi. А якщо §здила у церкву в село Волошки, то не молиться, а слухати, як спiвають. Була соцiалiсткою". И не только социалисткой, но и большевичкой. Как и большевики, она активно занимались агитацией и пропагандой. Крестьянин И. Бигун: "Вона була 1899 року в мене на весiллi... А як заспiвала Леся пiсню, то все весiлля дивувалось. Пiсня ця була проти государства. Люди не розумiли, що то за полiтика, але всi уважно слухали...". Еще бы не слушать: "проти государства" призывает не кто-нибудь, а дочь "предводителя дворянства".

У Пчилки были другие проблемы. Стихотворение "Пророк": "герой (образ поета) лишається самотнiм, бо народ - темна "юрба" - не може його зрозумiти через духовну убогiсть:

Йому з"явилась яма вся глибока

Духовна, в котру люд його упав".

Украинка же смело прыгала в эту яму и призывала ко всеобщей мобилизации: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Образовалась глубокая пропасть, разделяющая мировоззрение двух украинских писательниц (примерно такая же, как между отцом и сыном Верховенскими). Так сказать, единство и борьба противоположностей.

Забужко описывает полемику "делiкатно§ Лесi Укра§нки з твердою на вдачу О. Пчiлкою, §§ багатолiтнiм "божеством" (зокрема й "хтонiчним", "пожираючим", - взагалi, стосунки з матiр'ю були, без перебiльшення, §§ центральним i чи не найдраматичнiшим життєвим сюжетом, до якого наша культура ще й близько не приступалася i на якому колись iще розкошуватимуть цiлi поколiння дослiдникiв усiх мастей)". А далее - приводит слова сестры Ольги: "У всякiм разi, Леся безмiрно любила §§ i дуже високо цiнувала все своє життя аж до смерти, хоч не раз умлiвала вiд болю, що його завдавала §й мати" (10, 258).

"Iз "гучно§ тишi", що переслiдувала Укра§нку в снi й наяву, раз у раз лунав "свисток", цiлком гiдний i ленiнського критичного репертуару: "Воно добре написано, тiльки нащо воно?" (sic!): саме так "сказала §й одна близька людина, навiть письменник, i сю фразу Леся пам'ятала весь вiк" (10, 566). Такую фразу вполне могла себе позволить Пчилка с присущим ей тактом. 

"Леся Укра§нка збиралася пiдписати "Бояриню" iнiцiалами або криптонiмом, потерпаючи, щоб ця публiкацiя не пошкодила Квiтчинiй кар'єрi, а Олена Пчiлка вважала таке перестрахування  "злочином" i покликалася для заохоти дочцi на власний приклад i успiшну, попри дружинине "мазепинство", кар'єру П. Косача. Це, здається, чи не єдиний випадок, коли Леся Укра§нка наважилася делiкатно вказати сво§й надмiру егоцентричнiй матерi, кому, властиво, та цiлий вiк завдячувала сво§м благополуччям" (10, 315). Вот еще случай. Украинка писала сестре о матери своего мужа: "Я чогось сього по нiй не сподiвалась, бо нехай мама наша нiколи не знала, що таке робота, але Феоктиста Семенiвна могла б по собi знати, що заробiтки рiч нелегка".

 

***

 

Мать Украинки "з самопожертвою трудилася як журналiстка. З 1905 року почав виходити у Полтавi укра§нський тижневик "Рiдний край" (часопись лiтературна i громадська з iлюстрацiями). Олена Пчiлка була найактивнiшим спiвробiтником, а згодом (з 1907 р.) видавцем i редактором цього часопису" (11, 205). И вот в 1908 году в этом журнале делается глубокомысленное умозаключение: "Останнi три роки показали, що народ наш можна намовити на злочинство: палити панськi економi§, рiзати худобу, вбивати панiв i т. i." (12). А кто же "намовляв"? И как это делалось? Очень просто. Мы это уже видели. Некоторые писали и ставили исторические драмы типа "Кармалюк" ("навiть пожежу панського будинку, пiдпаленого Кармалюком, показали. Цей ляльковий театр користувався великим успiхом в Колодяжному i вносив чимало радостi в наше життя"). Другие с выражением  читали крестьянам ударные произведения Шевченко ("Читала про гайдамакiв, та так, що аж за серце щипало. Гарно вмiла вона читати... Як дiйшла до того мiсця, де Гонта вбиває сво§х синiв, - не витримала, схилилася голiвкою на книжку й заплакала. Батьки кинулися до не§, почали заспокоювати... Сiдала вона ото пiд портретом, брала "Кобзаря" до рук i все нам вiршi читала та про Тараса Григоровича розповiдала. Як тепер бачу §§... Читає вона "Гайдамакiв", а сама аж палає, очi сяють, тремтить уся..."). А самые одаренные - не только чужое читали, но и свое создавали и печатали в том же духе ("чи тi костi бiлi всюди? чи блакитна кров проллється, як пробити пану груди?"). Так что "намовляти" удавалось по-разному.

Украинка никогда не раскаивалась в своем революционном творчестве или его последствиях. Пчилка же, как водится, искала (и успешно находила) виновных где угодно, только не в себе и не в своем выдающемся семействе. Эпохальный вывод про "останнi три роки" был сделан в статье сотрудника журнала "Рiдний край" Немоловского под названием "Чим нам кориснi жиди?": "Тiльки слiпа людина не бачить економiчно§ переваги безправних жидiв над нашим народом. Дати тепер жидам рiвнi права - значить не тiльки скривдити наш народ, а осудити його на безпросвiтне страждання. А через те укра§нський народ не може привiтати жидiв щирим покликом, яким вiтають §х деякi iнтелiгенти" (12,237). "Найкраще жилося жидам у Польщi, i вона стала для них другою вiтчизною...Коли з Польщею злучилась Литва i Укра§на, то i тут жиди дiстали такi самi права, як у Польщi. А вiльний народ укра§нський лишився без усяких прав, бо заведена була панщина i народ став панським бидлом...В Польщi жиди мали повнi права, як шляхта, а вiльний колись польський народ, потiм i наш укра§нський повернуто було на крiпакiв, на "бидло" без усякого права" (12, 262).

Оказывается, далеко не все беды украинского народа имеют русское происхождение. "Погроми жидiвськi показують ворожнечу народу до жидiв. Правда, що тепер пущено поголоску, нiби правительство намовляє полiцiю та вiйсько бити жидiв. Але ми бачимо, що ворожнеча до жидiв зростає в Америцi, в Англi§, ми знаєм про погроми в Румунi§, в Галичинi. Або хiба росiйський уряд намовляв народ на страшнi погроми за часiв Богуна, Хмельницького та Залiзняка? Хто теж намовляв на погроми жидiвськi по селах та хуторах, де нема нi полiцi§, нi вiйська?..Досить згадати шевченкiвського Ярему, щоб зрозумiти, звiдки беруться теперiшнi погромщики i в чому §х сила [Мы помним, что именно про Ярему и читала Украинка крестьянам села Колодяжного. - Авт.]...Сього б не могло бути, коли б сотнi тисяч мешканцiв схотiли боронити жидiв. Можна ще й те сказать, що не будь урядово§ оборони, то мабуть i тепер ми дожилися б до страшних подiй Гонти i Залiзняка" (12, 258).

Но для кого "страшних"? Только для псевдо-революционеров и псевдо-революционерок. Настоящие же не боятся ни Гонты, ни Железняка, ни Кармалюка, ни гайдамаков, ни "колi§в". Потому что сами такие. И неужели ненавистное царское правительство способно хоть на что-то хорошее? Оказывается, способно. И было способно тогда, когда Пчилка его презирала: "Царофiльство: се щось до тако§ мiри не пiдходяще нi до якого укра§нського видання, що я не знаю, як се воно буде! Кажу твердо свою думку, що такого дьогтю, як те фiльство, цiлком не вдобряю...". А когда другие украинцы "вдобряли", она называла это такой "смердячою краплею дьогтю в оповiданнi Ганни Барвiнок, що носи многих можуть з прикростю й наганою одвернутись... Принаймнi навiть менi Ваша звiстка ударила дуже погано в нiс, а що ж допiро скажуть молодшi, чуткiшi носи?!"

После первой русской революции в журнале Пчилки уже можно было встретить доброе слово и о  русском царе: "Бидлом народ був 200 рокiв, аж поки цар Олександр II не дав народовi волi i землi" (12, 265). Далее следует анализ еврейского вопроса: "У жидiв школа iснує понад 2000 лiт i жиденята починають ходити до не§ з 4-х лiт. У нас же школи почалися недавно, §х дуже мало i по деяких закутках вони й тепер стоять пусткою" (12, 268) и т. д. "У нашому царствi живе багато жидiв, а серед нашого укра§нського народу жидiв живе бiльше, нiж по всiх iнших царствах...Жиди, обмеженi в сво§х правах, досягли переваги й заволодiли значною частиною громадянства так мiцно, що боротьба з ними неможлива. Коли тiльки жидам дати однаковi права, то запевне вони стануть панами нашого народу...Для того сьогоднi не можна давати жидам прав бiльших, нiж вони мають тепер...На нашу думку, поширити права жидiв не можна, бо побiльшити права жидiв - се поменшити права нашого народу..." (12, 276). Можно легко себе представить реакцию украинского революционера (например, Украинки), если бы это сказал русский держиморда. Но поскольку журнал мамин, то это совсем другое дело.

"Скажемо кiлька слiв про знищення "межi осiдлостi", тiє§ вiдомо§ "черты оседлости" жидiвсько§. З укра§нського погляду було б добре, коли б жидам дозволено було жити по всьому царству, бо тодi на Укра§нi зосталося б §х менше...Але не можна бути певним, що до нас не натиснуться жиди з iнших царств...Боронитися вiд переселення до нас чужих жидiв ми не можемо, з рiзних причин...Згадавши все вище написане, ми приходимо до думки, що на Укра§нi ще не пора побiльшувати права жидiв, бо це було б кривдою нашому народовi, далеко менш озброєному в життєвiй боротьбi...Майже по всiх царствах Європи жиди мають тепер однаковi права. Наш уряд теж не завжди буде обмежувати права жидiв i тим обороняти вiд них наш народ...Одна порада в цьому прикрому становищi - це переселення..." (12, 277). Т. о., автор солидарен с царским правительством, защищающим украинский народ.

Естественно, по поводу этой статьи (по словам Пчилки) сначала "встає гомiн", а затем "зчинився вже справжнiй гвалт". Она берет своего сотрудника под защиту: "Росправа добродiя Немоловського висловлює вже просто погляд наш на життя сього племенi в нашому краю. Головна думка тiє§ росправи така, що жиди не тiльки не кориснi, а навiть дуже шкодливi для нас, i що нам треба боротися з ними - тими самими способами, через якi вони беруть гору над нами...Я вiд свого автора не вiдцураюсь....Звичайно, стаття виходить з вiдома редакцi§ i вмiщено §§ зовсiм свiдомо...Я вiд умiщено§ мною росправи не вiдрiкаюсь. Навпаки, справу шкодливостi жидiв для нас, укра§нцiв, хочу освiтити ще з того боку, з якого не торкався §§ мiй спвробiтник...Автор бере нашу справу з жидами виключно з економiчного боку. Справедливо бачить вiн тут перевагу "спритнiших" жидiв над нашою темнiшою люднiстю, бачить користь вiд того для них i шкоду для нас. Але ще того зла не досить. Є ще один обсяг, де нам треба дуже уважно розглянутись i застерiгатись: жиди шкодять нашим завданням нацiональним. Мiж тими жидами, що живуть на Укра§нi, не тiльки хижi§ стяжателi, визискувачi, а i все те, що виходить в поступову iнтелiгенцiю, - не хоче знати укра§нства, з презирством дивиться на нашi нацiональнi прикмети, починаючи з тако§ значно§, як мова, i стає в ряди пануючо§ нацi§...Отож. Опрiч всiх лав, що стоять супроти наших укра§нських нацiональних змагань, матимем - або вже й маємо - ще й лави поступового жидiвства, бо воно плювать хоче на нашу мову, сидячи, мовляв, не на укра§нському грунтi, а в "Российской империи"...Отакий ще один бiк нашо§ справи з жидами. Опрiч ролi економiчних визискувачiв, жиди є нашими ворогами ще й на нашому культурно-нацiональному полi. Боротьба неминуча й тут! Звичайно, боротьба не погромами, але все ж таки - боротьба...Що пора вже позбавити жидiв тiє§ привiле§ недоторканих в поступовiй пресi нашiй, то пора! Уряд §х обмежує, стискає, се правда, але з того виходить одна доволi дивна рiч: не смiй нiхто про них слова сказать! Я певна в тiм, що багато людей думають про жидiв так, як i "Рiдний край", але "помалкивают", пiд страхом того, щоб §§х не розжалувано з "поступовцiв". Годi вже сього!

В укра§нськiй пресi прикра розмова з приводу жидiв постає не вперше: на зорi нашо§ журналiстики, як почала виходити "Основа", нашi письменники вже наткнулися на жидiвську справу - i на жидiвський протест. Образившись на назву "жиди", "євре§" зняли суперечку, тую полемiку, з дiячами "Основи" - i теж зводили рiч на "Росiйську iмперiю" та на укра§нський "сепаратизм". Видно, 47 лiт нiчого не змiнили. Так! Становище жидiв помiж нами не змiнилось: чи то "жиди", чи "євре§" - всi вони (i стяжателi, i поступовцi) таким самим колючим "инородным телом" сидять у нас в печiнках, як i сидiли: хiба те тiльки змiнилось, що за пiвстолiття ще виразнiше об'явилося те, що почували душею нашi нацiоналiсти-народники" (12, 51).

Высказывая такие идеи, Пчилка сразу же столкнулась с цензурой. Причем, не с царской, а с настоящей: "Єсть така цензура - освячена давнiм звичаєм, - що пережила й часи попереднi, дожила й до теперiшнiх i мiстить в собi обидвi властивостi: вона й попереджальна, вона разом i каральна. Се та цензура, що глядить iнтереси жидiвства. Обсяг тiє§ цензури - широченний i сила §§ могутня, бо живе вона у всiх поступових часописах або й у всiх тих, що вважають себе такими, часом тiльки торгуючи поступовим товаром (бо є й такi людцi)...I бояться люди тiє§ подвiйно§ цензури - дуже. Та й є чого боятись: хiба не страшно стратити iм'я "поступового письменника", а ще разом з тим i заробiток? Через те жидiвськiй цензурi всi поступовi письменники годять, навiть тi, що в душi мають неприязнь до жидiв...Жиди до всього того звикли, давно зважили, що так i повинно бути. Проти §х повстає часом народна сила, вибухає в народi трагiчна ворожнеча, але то повстає сила стихiйна: сила ж iнтелiгентна, сила поступова мовчить або говорить тiльки прихильно до жидiв. В цьому поступовому письменницькому гуртi жиди мають цiлу армiю - велику, могутню, слухняну. Однi часописи прямо-таки жидiвськi, другi - пiд §х впливом. Мати собi до оборони таку армiю - багато значить!" (12, 63).

Очевидно, Украинка также относилась к тем писателям, кто "мовчить або говорить тiльки прихильно до жидiв". Поэтому Пчилка продолжала сражаться с врагами украинского народа в одиночестве. Между прочим, поймала на вранье еврейского историка Галанта, который отрицал тот факт, что евреи арендовали церкви на Украине; при этом искажал публикуемые им документы. Если в договоре было написано, что польский пан отдал в аренду имение с церквями "жиду Песаховi i пану Миклашевському", то историк публиковал "попу Миклашевському". Киевский журналист А. Саликовский, защищая "историка", хулил уже православных священников. А "пан Галант сидить нишком i мовчки слухає, як через те одно слiвце в його розвiдцi (попу, замiсть пану) ставлять "к позорному столбу истории" наше духовенство". Так Пчилка вступалась за православное духовенство: "Я не знаю, як назвати вчинок п. Ал. С-кого, що, не давши собi труду заглянути в самий документ, вiн поважився кинути ганьбу цiлому становi людей, духовенству! Ось як чинять жидiвськi iсторики й жидiвськi оборонцi" (12, 117). Но разве только они? Для некоторых украинцев (М. Драгоманов) и украинок (Л. Украинка) это сословие всегда было опорой самодержавия и называлось "темна сила". Неужели в духовенстве может быть что-то хорошее? Если может, то оно там было и раньше. Но революционная интеллигенция (в том числе украинская) этого не признавала никогда.

Осенью 1927 г. академик Ефремов записал в дневнике: "Дiйснiсть постачає анекдоти, яких не видумаєш. Прибавили платню керiвникам жидiвських катедр, зрiвняли §х з академiками. Приходить наш Галант, питає, що новенького. Дають йому папiрець. Подивився, поцмакав. "Ну, а Грушевский же где?" - питає. - "Нема Грушевського". - "Пускай винит себя, что не родился евреем!", - завважив Галант, сам єврей 96 проби" (12, 33).

Иногда против Пчилки использовали аргументы из писаний ее брата М. Драгоманова. Она защищалась так: "Люди забувають, що навiть у Святому Письмi оборонцi самих супротивних думок знаходять (висмикуючи те, що §м хочеться, й минаючи те, чого §м не хочеться) пiдпору кожен для своє§ думки. Отак само виходить i тодi, коли люди, кажу, починають "битися Драгомановим"" (12, 128). Она знала, о чем говорит. Именно так всю жизнь использовала Священное Писание в своих безбожных целях Украинка. Именно так поступали Шевченко, Франко, да и сама Пчилка.

Она продолжала сражаться в 1909 году: "Жиди, яко "чужородне тiло", сидять болячкою серед нашого племенi, жидiвство стає проти нас - у лаву з тими, що мають нас привести до втрати нашо§ нацiональностi, жидiвство "проти нас, бо не з нами" !" (12, 135). И в 1911 году: "Як казали, так кажемо й знов: жидiвство є велике зло для нашого краю, для нашого племенi - особливо; жидiвство розрослось посеред нас великою силою, на економiчнiм полi й на культурнiм, i вже так давить на нас, що треба боротися з цим злом. Боротися не погромами, а всiма тими способами, якими жиди перемагають нас" (12, 151). "Що ж до висловлення думок про жидiвську справу, то тут панує просто якийсь жах! Бо коли б хто сказав хоч тiльки те, що вiн не дуже великий прихильник жидiвства, то зараз би його назвали "людожерцем", "чорносотенцем" i т. д. А хiба ж не страшно придбати собi теє тавро?! Страшно, справдi єсть чого боятися, бо коли ви скажете ту "єресь", то се вам i в життi, у всiй вашiй практичнiй письменницькiй кар'єрi, вiдгукнеться...Росiйсько-жидiвська печать, а за нею й нашi публiцисти, одлучать вас вiд церкви поступовцiв i тодi - нiкуди нi з чим сво§м не потикайся! А як же тодi в свiтi жити такому "отверженному" письменниковi?..Отсей жах опинитися в такому становищi, мабуть, замикає уста "бiльшостi поступових людей"" (12, 150).          

"Ми в "Рiдному Краю" казали й кажемо: що жиди серед нас - "iнородне тiло", котре росте за наш кошт i, розростаючись та змiцняючись, на всякому полi шкодить розвитковi нашого народного тiла, - "натурально" дбаючи про свою користь. Нас виключають з гурту "поступовцiв" усi "iстинно прогресивнi" росiйськi журналiсти, послугачi сво§х панiв-хлiбодавцiв, жидiвських видавництв, а за ними йдуть услiд i "меншi брати" росiйсько-жидiвських журналiстiв, отi всi С. Єфремови, Владимири Дорошенки й iншi, що теж докоряють "Рiдному Краю" та його редакторцi особисто за таку страшну для них рiч, як "одкритий антисемiтизм" - теє "предерзосне" "противленння жидiвству" (12, 159).

В 1912 году вышла статья "Галицькi жиди й укра§нськi публiцисти": "...Чого вони стають ще й в оборону тих напасникiв, тих потайних ворогiв нашого люду, що на кожнiм ступнi - i на широких мiських стогнах, i по найглухiших селянських куточках - смокчуть, як тi п'явки, кривавицю наших людей, тиснуть §х, випирають з рiдного поля, з рiдних хат? Чому нашi часописи не говорять так само, як про полякiв, - про жидiв? Адже се плем'я так проникливо-напасно й шкодливо всмокталося в цiле тiло Галичини, чинить таке зло в цiлому краю, а нашому покволому людовi особливо, - отже нашi вартовi повиннi б, власне, "криком кричати" проти сих напасникiв, "шкодникiв"!...Але вже, мабуть, не за горами той час, коли й "Днiпровi Хвилi", запорiзький часопис, не тiльки полякiв картатиме, а скаже: "Як нацiональна свiдомiсть спалахне могучим полум'ям, народ порахує всi сво§ кривди! Уся одвiчна староруська земля аж поза високi Карпати перейметься одним братерським духом i як паскудну нечисть струхне з себе i жидiв, i євре§в. Так пам'ятайте ж це!"" (12, 180).

В том же году - статья "Галичина переходить в жидiвськi руки": "Нi, нехай те, що ми говоримо, називають "чорносотенством", "людожерством", "зоологiчним нацiоналiзмом", а, бачивши такий лихий приклад (як в Галичинi), навiть у конституцiйнiй державi, де здавалося б, легше вберегти люд вiд всяко§ кривди, - ми повиннi сказати, що той день, коли жиди здобули б собi у нас рiвнi права, був би, звичайно, дуже добрий день для них, але був би нещасним, страшним днем для нашого люду, для всiє§ нашо§ кра§ни! Через лихварськi позички та при помочi всяко§ "генiальностi" земля наша так би й шугнула в жидiвськi руки!..Ми просто не розумiємо, як можуть нашi публiцисти мовчати або кидати лише побiжне слiвце - про таке страшне, корiнне лихо! На наш погляд, жиди бiльше зла коять в Галичинi нашим людям, нiж поляки" (12, 183).

 "...Яким страшним лихом насувається на Укра§ну (та вже насунулась!) жидiвська колонiзацiя...Вони в нас "пригнiченi", та "безправнi". А що ж би було, якби вони мали "повноправiє"?! Нi, не дай Боже, щоб наш край опинився в повнiй владi сього племенi, особливо страшного для наших покволих людей. Воно мов шашiль сточить нашу кра§ну, засмокче наш люд...Щирi друзi нашого краю повиннi не розпинатись за тих напасникiв, а всiма силами боротися проти них, проти §х колонiзацi§, проти того, щоб вони мали бiльшу змогу розкорiнюватись у нашiй кра§нi, бiльшу змогу визискувати, та витискати наших людей на всiх життєвих дорогах. Нема тут нiякого "чорносотенства" - на основi певних явищ дивитися на жидiв, яко на шкодливих для нашого краю колонiзаторiв. А коли хто вважає, що-небудь за зло, то, звичайно, не хоче, щоб воно ширилось, щоб воно здобувало право бiльшати  й з бiльшою силою дошкуляти" (12, 199).

В том же году "Рiдний Край" поместил фельетон на ту же тему: "Колись-то ще Т. Шевченко крiв'яними барвами накинув зародок укра§нського лиха, сказавши про те, як "гинуть у ярмах лицарськi сини", а пани - "Жидам, братам сво§м хорошим, Останнi продають штани!" Що сказав би Шевченко тепер, як лихо те й зовсiм запанувало!..Говорили та й говорять, що в нас жиди "найпередовiший елемент", що вони ведуть перед у простуванню до свободи i т. д., i т. д. А яку велику вагу має та реклама - слава для жидiв - всяк зрозумiє!..Я мiг би тут привести й тi слова, котрими жиди самi себе "превозносили" на сторiнках часописiв: ось, мовляв, хто веде Росiю - ми! I якось так вийшло, що увесь Iзра§ль - найпередовiший: то мiж iншими нашими людьми єсть експлуататори, визискувачi, буржу§ тощо, а коли такi самi люди належать до нацi§ жидiвсько§, тот вони таки - "найпередовiшi" й недоторканi! Отак ведеться...Отаке-то цупке та за§дливе плем'я розкоренилося в нашому краю...Хоч би для власно§ користi подивилися на село, яка там боротьба ведеться з жидiвською "енергiєю" та холодним жорстоким матерiалiзмом, що наче шулiка рве й скубе селянське тiло, та бажає видерти й душу" (12, 320).

В 1913 году Пчилка защищала австрийских гуцулов: "Хоч живуть гуцули в кра§нi конституцiйнiй, та темнi вони, не мають у сво§й вдачi твердостi, вiдпорностi - подаються перед натиском iнших племен...Щороку забира гуцульську землю жидова, що тяжко обсiла Гуцульщину...Величезне число селянських грунтiв перейшло вiд гуцулiв до жидiв...I прийшла сього року нужда крайня. В Гуцульщинi прямо-таки голод! Не тiльки простi гуцули, а навiть священники й учителi просять запомоги, щоб добути хоч шматочок чорного хлiба..." (12, 209). Значит, конституция - это вовсе не предел мечтаний (как внушала читателям Украинка)? В том же 1913 году 10 миллионов жителей Российской империи посетили Европу в качестве туристов.

***

В этом же году в Киеве проходил процесс по делу Бейлиса. Пчилка писала о продажной украинской литературе: "Хочемо оглянутись на дивне поведiння нашо§ укра§нсько§ печатi з приводу тiє§ преславутньо§ "Бейлiсово§ справи". Перше всього, печать наша взялась так ретельно за оборону "справи єврейства", мовби се була найважливiша справа нашого життя...Чого ж так пустилися "воздавати ясу" жидiвству нашi письменники, старi й наймолодшi, - у Бейлiсовий час? Правда, нашi письменнникии, опрiч хiба Шевченка, завжди шанувались перед жидiвством i, виводячi жидiвськi постатi, старалися возвеличити §х, або хоч якось не шкрябнути прикро жидiвства; але таки до коронацi§ його - ще не доходили. Чого ж тепер кинулись навзаводи кадити з тiє§ "толеранцi§", бити поклони жидiвству? Рiч дуже проста: було навiть надруковано, що "Бейлiсова справа" може служити "спробним каменем" для всiх! Спочуваєте ви Бейлiсовi, шануєте жидiвство - ставайте одесную, бо ви "поступова людина"; не розпинаєтесь ви за жидiв - iдiть у вогонь вiчний, бо ви, значить, "обскурант", не просвiчений свiтлом "толерантностi", гуманностi, "чоловiчностi", - ви людожерець. I на вас покладуть чорне тавро.

Спробував був "Маяк" дуже обережно сказать, що вiдношення до Бейлiсово§ справи ще не може служити за мiрку поступовостi яко§сь людини, але ж "Маяковi" забили баки i в тiй же таки укра§нськiй печатi сказали, що, власне, таки вiдношення до жидiвства єсть мiркою передовостi всяко§ людини: що сей народ, ущерблений у сво§х правах, повинен бути вiд нас поважаний, не тiльки при поглядi нашому на економiчне поле нашого спiльного життя, а навiть повинен бути нам милим i через сво§ нутреннi особливостi, через тi прикмети, що становлять його осiбний нацiональний тип (власне, значить, i через те, що комусь здається найпротивнiше). "Маяк" умовк - i розляглося вже тiльки само возвеличення жидiвства, що дiйшло аж до тiє§ "коронацi§"!" (12, 228).

Под коронацией она имела в виду "Драматичний етюд п. Васильченка "Зiля Королевич". В сьому творi автор уже свого дiяча-єврея - просто коронував!" (12, 219). Героини этого произведения - "зовсiм неначе б вони читали приписи письменника В. Винниченка. Катря - "чесна з собою": думає про розпусту - i так i робить, так про се й говорить, мовляв, без сорома казка!..Безперечно, любов до "єврея" показано велику, включно до коронування його - золотим вiнцем...Правда, рiшення се дуже "модне" в нашiм письменствi - воно як раз iде вслiд Винниченковiй "проповiдi ново§ моралi"...Услiд за винниченками, що в свою чергу пiшли вслiд росiйських "учителiв ново§ моралi", - пiшли молодшi васильченки. А тут ще й нова присмака: у виборi учительницi показано ще й "толерантнiсть" - до хлопця єврея, та ще й у Бейлiсовий сезон!" (12, 227).     

"Коли нам кажуть, що навiть нутрянi прикмети, котрi становлять саму нацiональну вдачу жидiвства, повиннi бути нам милi, а iнакше нас будуть уважати "людожерцями", то се вже цiлковите безглуздя! Дозволяємо собi думати, що навiть деякi з тих наших письменникiв, що розпадаються за жидiв, у глибинi своє§ душi ховають неприязнь до нацiонального типу жидiвського, такого супротивного вдачi укра§нськiй, а опрiч того, ще й добре розумiють, скiльки зла приносить нашому народовi пробування жидiв у нашiй кра§нi. Коли ж се так, коли люди розпадаються за жидiвство "про людське око" й "про людськi вуха", то се єсть недостойне лицемiрство, рабство!" (12, 233).

***

Один из современников вспоминал: "В редакцi§ "Рiдного краю" застав редакторку, а за хвилину зайшла туди й Леся. Вiдбулась така (приблизно) розмова: - I нащо вам те i те? - спитала мене Олена Пчiлка. - Просив мене професор Перетц...Пчiлка знизала плечима i сво§м дуже мелодiйним, м'яким голосом промовила: - I охота вам воловодитись з жидами! - Таж i ви, Ольго Петрiвно, §х не бойкотуєте, - пожартував я, натякаючи на §§ знаменитий прилюдний герць з Перетцом у Ки§вському науковому товариствi. - Та й ось i Лариса Петрiвна все пише про жидiв. Чом же ви §й не дорiкаєте? - Але! - махнула рукою Пчiлка, - Леся пише тiльки про мертвих. Я теж проти мертвих та ще й таких, що померли перед двома тисячами лiт, нiчого не маю. - Леся усмiхнулась, але усмiх був сумний: - Мамо, таж цим можна зморити й укра§нцiв! - i вийшла з редакцiйно§ кiмнати" (29, 647).

 Далее шел коментарий: "Частина цих спогадiв В. Королiва-Старого була друкована в 1940 р. у кракiвських "Iлюстрованих вiстях". Друга частина не з'явилася в друку через iнтервенцiю покiйно§ Олени Телiги, мовляв, такi речi "компрометують iдеальний образ поетки, що ми його маємо"" (29, 648). Это уважительная причина. И сегодня в ходу все те же "iнтервенцi§". Правда отдельно, "идеал" - отдельно. Соцреализм называется.

"Идеальный образ" Укра§нки немного двоится. В молодости со слов матери и дяди ей все было ясно:

                            Вже другий день, як хлiба в нас немає.

                            В недiлю ще за той нещасний хлiб

                            Останнюю худобу жид загрiб,

                            Продав за довг останнюю корову...  

Но затем пришел Интернационал - и в бедной голове все перепуталось.    

А профессор Перетц провинился перед националисткой тем, что работал как в украинском научном обществе, так и в русском обществе Нестора Летописца. Известный меценат и спонсор националистов Е.Чикаленко вспоминал: "На засiданнi Наукового товариства Олена Пчiлка знов завелась з проф. Перетцем. Коли на виходi Перетц висловив думку, що треба вишукувати багатих укра§нцiв, якi пiддержували б Наукове товариство грiшми, то Пчiлка знов у§дливо обiзвалась: - Щоб розвинути дiяльнiсть нашого товариства, треба, щоб члени його не працювали по кацапських товариствах, як це робить наш член професор Перетц.

Тодi Перетц, натякаючи на юдофобськi статтi в редагованому Пчiлкою "Рiдному кра§", вiдповiв: - Менi здається, що для полiпшенння фiнансiв нашого товариства годилося б "устроить маленький погромчик".

Вийшла нiяковiсть. Пчiлка, одягаючись, роздратовано кинула Перетцевi:

- Я вам цього нiколи не забуду.

I, певно, не забуде, тим паче, що Перетц жидiвськогопоходження" (16, 414).

Однако, будь ты хоть трижды  "жидiвського походження", но если сотрудничаешь с русскими, то ты - "кацапський професор": "Треба розказати ще про одну суперечку Пчiлки з Перетцем, свiдком яко§ я теж був. Обмiрковувалося в Науковiм товариствi пiд головуванням проф. Грушевського питання, чи привiтати Л. Толстого в день його 80-лiття, чи нi. Пчiлка довго й гаряче стояла на тому, що не треба, бо Толстой не вартий того. Перетц, навпаки, вiдстоював думку, що треба привiтати i, чи умисне, щоб вколоти Пчiлку, чи ненавмисне, вжив у розмовi таку фразу: "Хотя мне часто говорят, что я страдаю женскою болтливостью". Пчiлка встає i, здержуючи своє роздратування, звертається до Грушевського з такими словами:

         - От наш пан професор нiколи собi не дозволив би в присутностi дам сказати таку неделiкатнiсть, яку сказав, - показуючи на Перетця, - кацапський професор...

         Грушевський, переводячи це на жарт, пiдбiг до Перетца i почав його пошепки заспокоювати, а Стешенко на вухо докоряв Пчiлцi. Присутнi не знали, що §м робити, але швидко Перетц вивiв усiх з нiякового становища. Вiн почав розмову про те, що вiн тепер студiює укра§нськi приказки.

         - И есть весьма меткие, например: "Це та баба, що §й чорт на махових вилах черевики подавав".

         На це Пчiлка кинула:

         - Еге, є дуже влучнi, наприклад: "покiрливе теля двi матки ссе", натякаючи цим, що Перетц працює в Укра§нському науковому товариствi i в росiйському Товариствi Нестора Лiтописця. Грушевський, боячись, щоб не вийшло чого гiршого, поспiшив закрити засiдання" (16, 415).

         Чикаленко был издателем газеты "Рада": "Пчiлка пожалила мене за те, що "Рада" виступила в сторону жидiв проти "Рiдного краю". Скаржиться, що тепер бойкотують §§ журнал, що мало хто його передплачує. Я радив §й зробити з "Рiдного краю" або чисто селянський журнал, або родинний, на кшталт росiйсько§ "Ниви". Але вона вiдповiла, що хоче якраз такого журналу, яким вiн є тепер. Їй кортить полемiка. З професором Перетцем завела таку баталiю, що публiка й приказки склала: "Пчiлку й медом не годуй, а Перцем", або "Пчiлка - баба з Перцем"" (16, 416). Теперь понятно происхождение этих выражений, о которых скромно умалчивает (или сам не знает) современный комментатор В. Архипов.

Однако Перетц был не один такой. В Киеве имелся еще один "ласковый теленок, который сосал двух маток": известный деятель "Громады" Яков Шульгин "был одним из членов-фундаторов Украинского научного общества в Киеве и активным сотрудником Общества Нестора Летописца" (16, 399). По логике Пчилки - типичный "кацап".   Но, тем не менее, она не обзывала его этим обидным словом. И останавливало ее вовсе не то, что он  был таким же "русским", как и Перетц. Причина была более существенной. Сын Шульгина вспоминал: "Батько одержав у спадщину вiд покiйно§ матерi 12 тисяч карбованцiв i, вiдклавши собi на свою подорож за кордон та додаткову науку 2 тисячi карбованцiв, не менш 10 тисяч карбованцiв (золотих) оддав Драгоманову, спершу на школи, але за дозволом батька Драгоманов ужив цi грошi на видання "Громади". На той час це була поважна сума, на яку можна було видати не одну книжку..."(16, 400). Ну можно ли спонсора обзывать "кацапом"?         

 Оправдывая Пчилку от обвинений в антисемитизме в своей статье "Непримиренна", В. Архипов приводит слова графа Витте: "Цiлком очевидно, що жодна нацiональнiсть не дала в Росi§ такого вiдсотка революцiонерiв, як єврейська" (12, 30). Но настоящий патриот мог бы и возразить: украинский революционер ничем не уступает еврейскому, а некоторым даст фору. И чем хуже были революционеры других национальностей? Например, грузины? Может быть процент ниже, зато качество было неслабым. Ленин учил: "Лучше меньше, да лучше".

Тот же автор цитирует "Нью-Йорк Сан" (1912):  "Євре§ всього свiту оголосили вiйну Росi§. Подiбно до римо-католицько§ церкви, єврейство є релiгiно-племiнне братство, яке, не володiючи полiтичними органами, здатне, однак, виконувати важливi полiтичнi функцi§. I ця держава тепер оголошує вiдлучення росiйському царству" (12, 31).  Пчилка и ее единомышленники также ненавидели Россию давно и стойко. Однако все познается в сравнении. Возможно, после победы пролетариата некоторые из них с ностальгией вспоминали царские репрессии. Самая известная репрессия царизма по отношению к Украинке и ее семейству называется "украинская ночь". А знаете ли вы "украинскую ночь"? О, вы не знаете "украинской ночи"!

***

  Дело было во время первой русской революции, которая убедительно показала, "що народ наш можна намовити на злочинство: палити панськi економi§, рiзати худобу, вбивати панiв i т. i.". Сестра Исидора вспоминала: "Про арешт Лесi в 1907 роцi можу докладно написати, бо пам'ятаю про це дуже добре (до рiзних деталей включно). Як прийшли робити трус, вночi, звичайно, то застали дома тiльки Лесю, Лiлю (сестра Ольга), Микося й мене, бо папа був у службовому вiдрядженнi, а мама у Полтавi - видавала там "Рiдний край"...Ордер на арешт був на iм'я Лесi й Ольги Петрiвни Косач, себто мами, але Лiля сказала, що то на не§, бо ж вона таки Ольга Петрiвна, i показала полiцi§ свiй лiкарський диплом, виписаний на дiвоче прiзвище. Хоч i вона, i всi ми розумiли добре, що по маму тодi прийшли. Та Лiля свiдомо зважилась удавати, що вона гадає, що то не до мами стосується, а що навiть коли пiсля з'ясується там десь у жандармському управлiннi помилка, то все ж пройде якийсь час i, може, маму тодi вже й не арештовуватимуть, i взагалi, що мама буде пiдготовлена до тако§ перспективи. Трус робили досить довго, але тiльки в кiмнатi Лесинiй i Лiлинiй, i нiчого з собою не взяли: нi рукописiв, нi книжок, взагалi нiчого. По закiнченнi трусу, зробленого полiцiєю, при§хав жандармський офiцер, подивився на протокол трусу i, згiдно виписаного ордеру, арештував обох: Лесю й Лiлю. Звичайно арештантiв везе полiцiя, а тут несподiвано жандарм сказав, що вони, коли хотять, можуть §хати самi. Очевидно, розумiв, що втекти вони все одно не втечуть: двi жiнки, та ще одна з них хвора! Так ото вони сiли на вiзника, котрого закликав §м полiцейський, i по§хали в участок...Їдуть вони в участок, а §х обганяє Микола Вiталiйович Лисенко, теж на вiзнику. З ним син Остап, що вiдпроваджав батька пiд арешт. А повернули на Панькiвську, а там бiля Љ 140-го Людмила Михайлiвна Драгоманова з сином Свiтозаром (молодим тодi студентом) теж умощуються на вiзника - син проводжав матiр до участка. А як при§хали в участок, то там застали уже Бориса Дмитровича Грiнченка i ще декого з добрих знайомих укра§нцiв - не пам'ятаю вже кого саме.

Як забрали сестер, то ми з братом Миколою зостались самi i одразу й не знали, що нам слiд робити...Дядя Гриша жив дуже близько вiд нас. То я зважила якнайшвидше пiти до нього порадитись, що маємо робити. I ото ледве свiтало пiшла я до дядька. Вiн одразу заявив: - Едем сейчас же в жандармское управление, - подивившись на мене додав, - пойди оденься прилично...Було 10 годин ранку. В жандармському управлiннi застали душ десять знайомих - все родичi арештованих то§ ночi. Сидять люди в почекальнi i терпеливо дожидаються своє§ черги. Виходить ад'ютант жандармського полковника, каже, кому до начальства. Ми увiйшли. Дядько не сiдає, нетерпляче поглядає навколо. Пiдiйшов ад'ютант i питає, по якiй справi: "по какому делу?" "По личному", - вiдповiдає дядько i протягає йому свою вiзитну картку. I що то значить, коли людина поводиться з певним апломбом, з незалежнiстю! Це робить на людей враження. Дядько жодного високого становища не мав, не мав нiяких протекцiй у "високих сферах". Був собi "статский советник в отставке" i нiчого бiльше такого, щоб мало якусь вагу в жандармському управлiннi. Всi iншi, "без апломбу", залишились чекати покiрно своє§ черги.

-       По какому делу, - спитав начальник, - чем могу служить?

-       Да вот, арестовали моих племянниц, - почав дядя Гриша з обуренням, - что это за произвол? В чем их преступление?..

Жандармський полковник у дуже коректнiй формi вiдповiдав:

-       Для задержания были основания, но мы их скоро выпустим.

Не волнуйтесь...Быть может, их уже отпустили.

         З тим ми й повернулися додому. А дома на нас уже чекали Леся й Лiля - недавнi арештантки. Вони розповiли, що на допит §х не викликали, а тiльки взяли з них пiдписку про неви§зд з Києва. Того ж таки дня, трохи пiзнiше, випустили й iнших укра§нцiв з цiє§ серi§, заарештованих вночi. Згодом дiзнались, що тi арешти були зробленi за провокацiєю чорносотенно§ газети "Киевлянин", яка доносила, що "мазепинцы затевают отторжение Малороссии". Цю прикру iсторiю потiм називали "украинская ночь". В спогадах самих учасникiв цiє§ подi§ (Лисенко М., Драгоманова Л.) ця iсторiя iнодi виглядає анекдотично, бо кiнчилась без велико§ шкоди для них. Але, звичайно, що й самi арештованi i §хнi родини пережили прикрi години тiє§ ночi. Та й пiзнiше все чекали всяких несподiванок вiд свавiльного III-го "отделения". Наша молодь - брат Микось, Зоря Драгоманов - та й iншi, що належали тодi до рiзних революцiйних партiй, почувалися нiяково iз-за того, що §х не арештували, а §хнiх старших - батькiв, матерiв, сестер - яких вони вважали за помiркованих, льояльних до влади i взагалi легковажили §хньою дiяльнiстю на громадськiй нивi" (11, 223).

         Украинка сообщала матери: "Якась чисто божевiльна iсторiя: натаскати людей, не раз хворих i старих, по участках i, не спитавши навiть нiчогiсiнько, вiдпустити во-свояси, - кому й нащо потрiбно, щоб люди сi одну нiч не ночували дома? Нам з Лiлею ще сяк-так було: камера бiльш-менш чиста i товариство не уголовне, та ще Грiнченко, що був нашим vis a vis по камерi, подiлився з нами присланою йому з дому стравою (дав пляшку гарячого молока i двi котлети), то, значить, ми й без снiданку не зостались. Найгiрше було дядинi, бо §§ затаскали аж в Лук"янiвський участок (ми були в Либедському), де взагалi дуже погано, та й при §§ здоров"§ та настро§ се вже дуже непiдходяща рiч. Прикро було теж Модестовi Филиповичу, бо в жiнки його саме було воспаленiє легких, та й сам вiн тiльки що перед тим перебув тяжку iнфлуенцу. Ну, все ж таки нiкому не трапилось великого лиха, i то добре". Так выглядела самая страшная репрессия царизма в жизни Украинки. Дай Бог каждому только таких "репрессий". Как говорится: "Да, Россия величественна: голод, невежество, преступления, лицемерие, тирания без конца, и все эти страшные несчастья огромны, колоссальны, грандиозны".

 

5.9.  Бесоодержимые в Киеве и окрестностях.

         После первой русской революции некоторым стало ясно, что революция - это никакой не выход из положения и никаких проблем она не решает. Но, к сожалению, таких людей было мало. Максим Славинский в своих воспоминаниях приводит слова историка В. Антоновича, который в 1908 году говорил: "Ота нiбито революцiя, що §§ ми зазнали, - це лише вказiвка, чого треба чекати за якийсь десяток лiт. Прийде ще раз не нова революцiя, а новий бунт, але вже не такий нiкчемний, як отой перший. Буде щось страшне, щось схоже на те, що вiдбулося в Московщинi в початках XVII столiття, але ще гiрше. Вони винищать усе, що тiльки можна винищити: шляхту, купецтво, духовенство, iнтелiгенцiю; й самого царя в калюжi втоплять. Розграбують усi багатства; коней i коров перерiжуть, а про людей нема що й казати. А найгiрше постраждає Укра§на. Тяжко собi й уявити, що перебуде наш народ, але з певнiстю  можна сказати, що загинуть у боротьбi з москалями сотнi тисяч, а може, й мiльйони укра§нцiв. Зруйнованi будуть нашi мiста, - чи не загине й Софiя Ки§вська...Спаленi будуть села, сади вирубанi, поля бур'яном заростуть" (цит. по: 10, 219).

Так стоило ли раздувать революцию? Тот же Антонович, например, всю жизнь был горячим поклонником революционного Гейне. Однажды в связи с надзором полиции он даже заболел, но его быстро излечили оригинальным способом: "Лiкар не тiльки не заборонив менi читати книжок, а навпаки - радив читати, особливо те, що до вподоби. Менi дано твори Гейне, що здавна подобались менi своєю щирiстю та глибиною думки, i за днiв кiлька я почав одужувати" (16, 363). Только недалекий человек не понимает прямой связи между революционным словом и революционным делом. Но разве может быть ограниченным человеком профессор истории? Оказывается, сколько угодно. Вот один пример из жизни Антоновича. Его знакомый побывал на концерте знаменитого Пабло Сарасате:

" - Скрипаль зачарував усiх; навiть дiти переживали якийсь особливий настрiй...

Говорив я з жаром, з запалом, бо ще був переповнений свiжим враженням. А коли скiнчив свiй довгий монолог, Антонович лагiдно посмiхнувся i промовив:

- Отже, я дивлюся на скрипку iнакше...По-моєму, скрипка не що iнше, як вiдомо§ форми дерев'яний ящик, на який натягнено скрученi баранячi кишки, а скрипаль водить по ним пасмом кобилячого хвоста.

Я занiмiв от здивування. Через хвилину Антонович додав:

- Музика для мене взагалi не iснує...Я §§ не розумiю, а особливо скрипку" (16, 368). Ну что ж, на всякого мудреца довольно простоты.

 

***

         Еще пример путаницы в головах. Видный деятель киевской "Громади" композитор Н. Лысенко писал музыку к революционным виршам Шевченко ("Як понесе з Укра§ни у синєє море кров ворожу, отодi я i лани, i гори, все покину i полину молитися до самого бога, а до того я не знаю бога...") и Франко: ""Вiчний революцiонер" написаний влiтку 1905 року на дачi в Китаєвi...Привiтавшись, збуджено почав ходити по верандi. Нам всiм здалося, що вiн принiс якiсь важливi полiтичнi новини (тiльки ними й жили в той бурхливий час). Та несподiвано для всiх Микола Вiталiович пiдiйшов до рояля, вiдкинув кришку i вдарив по клавiшах. Незнайомi звуки все росли й мiцнiли, тривожнi, закличнi. Та ось у мелодiю вплелися слова:

                   Вiчний революцiонер -

                   Дух, що тiло рве до бою,

                   Рве за поступ, щастя й волю,

                   Вiн живе, вiн ще не вмер!

         - Не знаю, чи це минеться так авторовi, але гiмну забезпечене довге життя, - зауважив хтось з гостей. - Ви, Миколо Вiталiйовичу, не пiсню, а бомбу створили" (16, 377). Уже после первой "неудачной" русской революции (когда многим стало ясно, что натворит революция "удачная") он продолжал дуть все в ту же революционную дудку, причем в трогательной интернациональной симфонии с русскими революционерами. Его сын вспоминал: "В 1911 роцi "Укра§нський клуб" готувався вiдзначити 50-тi роковини смертi Т. Г. Шевченка. За участю батька була вироблена широка програма Тарасових вечорiв з доповiдями, читанням вiршiв, концертами тощо. Готуючи урочистий концерт, Микола Вiталiйович написав на слова В. Самiйленка кантату "До 50-рiччя з дня смертi Т. Г. Шевченка"...За наказом царського мiнiстра внутрiшнiх справ, всяке громадянське вшанування пам'ятi Шевченка на територi§ Укра§ни було заборонено. Що ж дiяти?..Тут трапилась ще одна, радiсна для батька, подiя. Справа в тому, що на Москву царська заборона не поширювалась. Скориставшись цим, московський гурток укра§нських артистiв ("Кобзар") та укра§нське громадянство Курська вирiшили урочисто вiдзначити 50-рiччя з смертi великого Кобзаря в серцi Росi§ - Москвi, а також у Курську.

         На запрошення "Комiтету по влаштуванню вшанування Т. Г. Шевченка" охоче вiдгукнулись кращi сили укра§нсько§ трупи М. Садовського, солiсти московсько§ опери, серед яких була i А. В. Нежданова. Для участi в концертах батька запросили до Москви i до Курська. Концерти перетворились для Миколи Вiталiйовича на своєрiдний творчий звiт Москвi, Росi§. Шевченкiвськi концерти в Москвi i Курську надзвичайно пiдняли настрiй батька.

         - Хоч i не на рiднiй Укра§нi, а таки вдалося нам за допомогою росiйських братiв, у сiм'§ братнiй пом'янути Тараса. I добре пом'янути, - подiлився вiн з нами своєю радiстю. З особливою теплотою Микола Вiталiйович говорив про Нежданову. Декому з вiдвiдувачiв клубу батькiв настрiй не сподобався.

         - Не слiд було вам, укра§нському Бояну нашому, §здити в ту Москву. Хiба не росiяни заборонилиШевченкове святкування? А ви, наш батько, надiя наша, до росiян §здите та ще й не нахвалитесь ними, - пам'ятаю, так "вiдчитував" Лисенка клубний дiяч з нацiоналiстично§ братi§.

         - Е, добродiю, як вже почали про росiян, то треба до кiнця розiбратись, - рвучко, всiм тiлом повернувся до нього батько. - Так, так, треба, добродiю, добре розiбратись, якi росiяни заборонили Шевченка i до яких росiян я §здив. Хто визволяв Шевченка з неволi крiпацько§? Жуковський i Брюлов - росiяни. Цар росiйський засилає Тараса в солдати. А хто його вдруге визволяє? Може укра§нськi панки, якi вiд нього вiдвернулись, мов од прокаженого? Нi, знову-таки петербурзькi друзi - росiяни. Мiнiстр його "великомордiя" забороняє Шевченка, а хто спiває Тарасовi пiснi на московськiй сценi? Нежданова - цариця росiйсько§ опери. Отаке-то, добродiю! А то, землячки, все дзвоните в усi дзвони: росiяни, росiяни, а нема того, щоб подумати, хто з них народу укра§нському справжнiй ворог, а хто брат рiдний!

         Батько так розхвилювався, що одразу пiшов додому: серце розболiлось" (16, 378). Что тут скажешь? Кобзари всех стран, соединяйтесь!                

***

         На сестре композитора Софии Лысенко был женат видный деятель киевской "Громады" писатель М. Старицкий. Пчилка писала: "Вспомнили, что трудится Михаил Петрович давно - и в 1894 году устроили его 30-летний юбилей. Этот юбилей был отпразднован в тесном товарищеском кругу, быть может, чересчур тесном: решено было отпраздновать юбилей исключительно в кругу товарищей, следовательно, без участия дам. Не знаю, почему именно к этому празднику, 30-летия литературной деятельности Михаила Петровича, приложен был архаический принцип Запорожской Сечи" (16, 392). Комментатор объясняет: "Эта архаическая форма дискриминации применялась также и в работе киевской Старой громады, на заседания которой женщины не допускались. Исключения делались только для Анны Берло, о чем она с гордостью сообщает в своих мемуарах. В свою очередь, дамы из Общества дневных приютов, организованных Громадой, не допускали в свою среду мужчин" (16, 393).

         Женский вопрос однажды обсуждался с подачи видного деятеля Киевской громады К. Михальчука: "Щирий i глубокий патрiот, людина великих  наукових здiбностей та знань в дiлянцi фiлологiчнiй (був членом-кореспондентом Росiйсько§ академi§ наук), вiн якось незмiрковано одружився без почуття нацiонально-громадсько§ спiльностi i до того ж повинен був заробляти на хлiб на посадi в знанiй в Києвi пивоварнi...Гiркий досвiд власного життя був причиною, що коли обмiрковувався статут Товариства укра§нських поступовцiв, то Михальчук дуже настоював, аби заведено було до статуту пункт, що заборонив би членам органiзацi§ братися з неукра§нками...Але, не зважаючи на такий наочно сумний приклад, пропозицiя та перепала" (16, 417). 

Но даже чистокровные украинки вряд ли долго высидели бы на совместных собраниях Киевской громады: ""Казацкие обычаи" старых громадовцев включали "вечеринки" с водкой и танцами. Обычные рабочие заседания  также оканчивались застольями с выпивкой" (16, 411). Такой режим выдерживал далеко не каждый мужчина. Например, выдающийся историк Киева, архивист и педагог В. Щербина не выдержал нагрузок. Очевидец вспоминал: "Вiн був дуже зацiкавлений Укра§ною, про це свiдчить його наукова дiяльнiсть, його пильна праця над архiвами, його iнтерес до укра§нсько§ iсторi§. Одначе його нiяк не можна характеризувати як активного громадського дiяча. Звичайно, змолоду вiн був членом Старо§ громади, але потiм чомусь вийшов з не§. Чому? Скiльки я знаю, йому дуже не було до вподоби, що, збираючись за чергою у одного з сво§х членiв, ця громада мала справжнi бенкети, з дуже добрими стравами, винами й горiлками. Демократично i, я б сказав, аскетично наставленому Щербинi це здавалося неприпустимим. А мiж тим, може, завдяки цим бенкетам полiцiя нiколи не чiпала Старо§ громади, i це була чи не єдина укра§нська конспiративна органiзацiя, що за все своє iснування не знала "провалiв". Але певно Щербинi, що явно не мав громадсько§ вдачi, не подобалось i те, що там забагато говорили, а вiн волiв би обходитися короткими дiловими розмовами, що в соцiальному життi не завжди буває можливе" (16, 407). Таковы уж особенности национальной социальной жизни (а также - национальной конспирации).

Но вернемся к Старицкому. Он был соратником Пчилки, Драгоманова и прочих конспираторов-"громадян". Его дети воспитывались в том же духе, что и Украинка. Ее подруга Людмила Старицкая вспоминала 1880-е годы: "Мое поколение - особое поколение: мы были первыми украинскими детьми. Не теми детьми, которые вырастают в селе, в родной атмосфере стихийными украинцами, - мы были детьми городскими, которых родители впервые с пеленок воспитывали сознательными украинцами среди враждебного окружения. Таких украинских семей было немного; все другие дети, с которыми нам приходилось постоянно встречаться, были русифицированными барчуками. В то время среди русской квазиинтеллигенции Киева утвердилось недоброжелательное отношение ко всему украинскому, и особенно к самим "украинофилам"; в лучшем случае к ним относились иронично, как к "блаженненьким" или чудакам. Мы говорили по-украински, и родители всюду обращались к нам по-украински; часто нас одевали в украинскую одежду. И, конечно, и тем и другим мы обращали на себя общее внимание, а сместе с тем и - шутки, глумление, насмешки, презрение. О, как много пришлось испытать нашим маленьким сердцам горьких обид, незабываемых...Помню, как с сестрою гуляли мы в Ботаническом саду, конечно, в украинской одежде и говорили между собой по-украински. Над нами стали смеяться, вышла гадкая сцена: дети, а заодно и такие же разумные бонны и няньки начали издеваться над нами, над нашей одеждой, над нашим "мужицким" языком. Сестра вернулась домой, заливаясь слезами. Моих слез не видел никто: яростное, волчье сердце было у меня; но, помню, как ночью, когда все вокруг спали, вспоминала я, бывало, происшествия дня и думала, думала...И такая страшная, такая хищная ненависть ко всем угнетателям родного слова и люда поднималась в сердце, что страшно теперь и вспоминать..." (16, 353).          

        

***

         Одним из самих щедрых спонсоров украинских националистов был крупный землевладелец Е. Чикаленко: "Член Старой громады. Финансировал многие начинания в общественной, политической и культурной жизни Киева...Финансировал политическую деятельность украинских нелегальних организаций" (16, 403). Чикаленко вспоминал свою дискуссию с видным деятелем киевской громады Житецким, который ситал, что "нам, укра§нцям, не по дорозi з соцiалiстами": "-Даремно, - кажу, - ви так ставитесь до них. Поки у нас не було соцiалiстично§ партi§, то краща, енергiйнiша молодь наша тiкала в росiйськi революцiйнi партi§. Згадайте Дебогорiя-Мокрiєвича, Лизогуба, Стефановича, Кравчинского, Кибальчича, Желябова та й багато iнших, бо молодь не може задовольнитися культурно-нацiональною справою. Я хоч не соцiалiст, а радiю, що у нас вже є укра§нська соцiалiстична партiя, бо тепер молодь наша не буде так денацiоналiзовуватися, як досi, а буде працювати на укра§нському грунтi i для нас не пропаде..." (16, 440). Кибальчич и Желябов, "кращi" из этих "кращих", убили Александра Освободителя. Это было их главное достижение, апофеоз, так сказать. А к этому Пику терроризма вели "благословенные 70-е". Украинка воспитывалась именно в те годы и засчитывала это себе в актив, сравнивая себя со своим мужем Квиткой.                        "Енергiйний" украинский молодой человек Степняк-Кравчинский известен тем, что в 1878 году кинжалом на улице убил жандармского генерала Мезенцева. Яков Стефанович - "известный киевский революционер-народник, выдающийся мастер политической провокации, автор фальшивых царских манифестов к крестьянам о переделе помещичьей земли, организатор тайных народных дружин под Чигирином. Из Лукьяновской тюрьмы его вызволил известный террорист Валериан Осинский, который считал киевского гения провокации своим учителем. В 1879 г. вошел в террористическую организацию "Земля и воля". В 1883 г. осужден на каторжные работы. В 1905 г. вернулся в Украину и отошел от революции" (16, 675). Если бы ему удалось поднять крестьян на передел земли, то "крупный землевладелец Е. Чикаленко" прочувствовал бы все это на своей шкуре. Но "меценат" предпочитал натравливать террористов на других. 

После революции один из народников вспоминал молодость: "Некоторая часть молодежи увлекалась идеей самозванства и думала, что если бы явился новый Пугачев в качестве самозваного царя, то социальный строй в России можно было бы изменить несколькими указами. Другие мечтали о том, что было бы недурно использовать с целью революционной пропаганды слухи, которыми, за отсутствием достоверных сведений, питаються неграмотне люди. Говорилось, что умелым распространением тенденциозных слухов можно было бы повлиять в желательном направлении на миросозерцание народа...Какими бы бесплодными ни были все подобне мечтания и разговоры, они показывали, что организатор какого-нибудь в этом роде фантастического предприятия мог бы рассчитывать на известный круг последователей и исполнителей. Такой организатор и нашелся в лице Стефановича, задумавшего воспользоваться царським именем для поднятия крестьянского восстания. За сотрудниками дело не стало. Заслужив предварительно доверие крестьян, избравших его ходоком, он через погода, в ноябре 1876 года, явился в их среду уже в качестве доверенного от царя и принес подложную царскую грамоту, приказавшую крестьянам соединиться в тайные общества. Сам он редко показывался крестьянам, но действовал как опытный организатор и в короткое время успел создать большую боевую крестьянскую дружину. Во второй половине 1877 г. арестовано было без малого сто человек чигиринских крестьян, принадлежавших к союзу, а вскоре затем и Стефанович с Дейчем и Бохановским, но им удалось бежать из киевской тюрьмы. Аресты же членов союза вызвали, конечно, плач жен и детей, но не сразу убедили крестьян, что грамота подложная. Сидя под арестом, они продолжали верить, что Стефанович действительно царский посланник" (16, 676).

Еще один из "кращих", В. Дебогорий-Мокриевич писал: "Помню, в одном из тюремних писем Стефанович описывал ход чигиринской конспирации. Среди чигиринских крестьян были произведены аресты в связи с волнениями на почве распределения земельних участков, которое значительная часть крестьян считала несправедливым. Арестованных привозили в Киев и держали под замком в полицейских участках. Днем им позволялось бродить по всему городу и искать себе работу для пропитания. Стефанович познакомился зимой 1875 года с чигиринцями, находившимися в киевских полицейских участках, под видом крестьянина Херсонской губернии Димитрия Найды, отправлявшегося якобы ходоком к царю. Заручившись их доверием, по истечении некоторого времени он представил им царскую грамоту, в которой повелевалось всем крестьянам соединиться в тайные общества ("Тайные дружины") с целью восстания против панов. [Этот фальшивый документ был составлен самим Стефановичем и отпечатан в подпольной типографии народников в Киеве]. Эти "тайные дружины" должны были организовываться по известному плану, изложенному в другом царском документе - "Уставе Тайной дружины". Согласно "Уставу", всякий, желающий сделаться "дружинником", должен был принести присягу в верности тайне и принимался в члены только за поручительством двух "дружинников". Всякий "дружинник" должен был вносить ежемесячно по 5 копеек в кассу и иметь собственную пику на случай восстания. 25 "дружинников" составляли одно староство и выбирали своего старосту. Староста собирал денежные взносы, приводил к присяге вновь поступающих и т. д. 20 староств составляли атаманство. Атаман избирался старостской радой и был посредником между "Дружиной" и комиссаром. Во главе "Тайных дружин" (которых по всей России должно было быть много, конечно) стоял "Совет комиссаров". Такова в общих чертах была организация, которую Стефанович старался провести среди чигиринских крестьян. Само собой разумеется, что затея эта имела полнейший успех. Крестьяне стали записываться в "Тайную дружину" целыми десятками...В ноябре 1876 г. Стефановичем пущены были в дело "Грамоты" и "Устав", а уже к весне 1877 г. в рядах "Тайной дружины" насчитывались сотни людей. Но этот быстрый количественный успех и явился причиной неудачи. Тайна была очень скоро открыта и среди чигиринцев начались аресты и преследования, окончившиеся арестом самого комиссара Дмитрия Найды, т. е. Якова Стефановича.

- Удивительно смелые мысли! - говорил Осинский о чигиринской конспирации Стефановича. Это дело произвело на него сильное впечатление. Осинскому, слыхавшему лишь о пропаганде социалистических идей, чигиринское дело, построенное на народной вере в царя, представлялось и оригинальным и смелым.

- Удивительно смелые мысли! - восклицал он" (16, 675).

Еще бы не смелые. Оказывается, многие идеи комиссаров были впервые придуманы одним из "кращих" молодых украинцев в Киеве для обмана украинских крестьян. А некоторые из них были хорошо известны героям "Бесов" Достоевского.  

"Среди киевских анархистов-народников 1870-х годов широко обсуждались методы политических "вспышкопусканий", т. е. масштабных провокаций, способных взбудоражить народ и подвигнуть его к бунтам. Самой выдающейся акцией такого рода стала организация нелегальных народных дружин припомощи подложных "царских грамот", что привело к арестам нескольких десятков крестьян в селах под Чигирином. Подпольщики подбрасывали в редакции газет ложную информацию, расклеивали по городу фальшивые правительственные сообщения и вынашивали планы выдвижения из своей среды самозванного претендента на царский трон. После ареста Стефановича, спровоцировавшего чигиринцев на создание тайных дружин, для его вызволения из Лукьяновской тюрьмы прибыл из Петербурга Валериан Осинский. С освобождением своего кумира он справился блестяще, а заодно, по ходу дела, организовал несколько покушений на представителей царской администрации и таким образом положил начало киевскому политическому террору. Его же группа распускала слух о подпольном "Исполнительном комитете", который якобы начал деятельность с этих кровавых расправ и предупреждал, что его агенты уничтожат каждого, кто встанет на пути революции. Сделана была также подложная печать овальной формы, вверху которой помещалась надпись "Исполнительный комитет", а внизу - "Русской социально-революционной партии". Посередине были вырезаны скрещивающиеся револьвер и кинжал, а между ними еще и топор. На самом деле такой партии не было и комитета - тоже, но нападения и убийства происходили часто, что говорило о том, что революционное движение на юге России, и в первую очередь в Киеве и Одессе, встало на путь террора" (16, 671).

В Киеве существовала коммуна, представлявшая собой кружок анархистов-бакунинцев (братья Дебогорий-Мокриевичи, сестры Брешко-Брешковские, Я. Стефанович и др.). Существенным отличием "Киевской коммуны" 1870-х годов была ее революционность. Существующему общественному порядку "она противопоставляла свое право на террор от имени большинства - угнетенного народа. Естественно, права на убивство никто коммуне не давал, да она и не нуждалась в таком позволении, высокомерно третируя сам народ как "темную массу", которую приходится насильно подталкивать на борьбу за "счастливое будущее"" (16, 671). В. Дебогорий-Мокриевич описывал своих революционных друзей, из соображений конспирации называя их по именам: "Тут (в Киеве 1870-х) можно было видеть краснощекого здоровенного Алешку, к которому более чем к кому-либо подошло бы название "доброго молодца". С этим "молодцем" постоянно происходили какие-то экстраординарные случаи: то у него в квартире выстрелит нечаянно револьвер, то выпадет на улице из чехла и публика обходит его, точно прокаженного, глядя с любопытным страхом, как он подбирает свои "террористические" принадлежности. Один раз на Крещатике у него каким-то образом вонзился в ногу его собственный кинжал, висевший сбоку на поясе, и такую глубокую рану сделал, что воротился он домой весь окровавленный" (16, 673). Очевидно, в голове у этого "борца за народное счастье" происходило нечто аналогичное.

"Автор цитируемых мемуаров считал, что хорошо организованные кружки 1870-х гг., как правило, были косны и консервативны и подавляли волю революционера к действию. Лишь в Киеве и Одессе настоящий революционер мог отдохнуть от бесконечной пропагандистской работы, проявить свою смелость в борьбе с царизмом. Поэтому, мол, здесь и зародился революционный терроризм" (16, 674). В Петербурге тоже были сторонники террора, но там они не могли как следует развернуться. Сегодня таких назвали бы "отморозками", а тогда величали иначе, но тоже довольно точно: "Террористов, сторонников физического насилия над представителями власти называли "троглодитами"" (16, 674).

"Раза два приезжал из Петербурга Сенька, приятель Валериана Осинского и член одного с ним петербургского кружка так называемых "троглодитов". В Петербурге Сенька вынужден был сидеть смирно и заниматься пропагандой; организация подавляла его. Но поживет, бывало, он в Киеве день-другой, и на его бедре появится длинный, серпообразный кинжал. Высокий, стройный, с выпуклой грудью и выгнутой поясницей, - точь-в-точь как его кинжал, - Сенька представлял собой прекрасное доказательство консервативного воздействия петербургского кружка. Тут (в Киеве) можно было видеть Брандтнера из Харькова, Свириденко и Попко из Одессы, - лиц необычайной отваги, так сказать, богатырей нашего времени, готовых к смерти в любую минуту. Тут же появлялся и Лизогуб, подобно Осинскому и Сеньке, принадлежавший к кружку "троглодитов" и бывший также одним из первых сторонников терроризма" (16, 674).

Если Степняк-Кравчинский убил шефа жандармов, то этим троглодитам (или отморозкам) было все равно, кого убивать. Городскую атмосферу хорошо передают сообщения газеты "Киевлянин": "Вечером 3 марта 1880 г. случилось следующее происшествие загадочного свойства. Офицер генерального штаба капитан С-кий, проезжая на извозчике по Шулявской улице, на углу Паньковской почувствовал прикосновение к шее холодного тела и затем услышал характерный звук осечки курка, через несколько мгновений вновь повторившийся. Обернувшись, С-кий увидел какого-то человека, направлявшего в него дуло револьвера. Неизвестный, взглянув в лицо С-кого, крикнул: "Извините!" и пустился бежать. С-кий, соскочив с извозчика, начал преследовать убегавшего, но не догнал его..." (16, 677). По справедливому мнению современного исследователя Киев был настоящей Меккой для подобных "троглодитов" (16, 673). А в эмиграции все эти революционеры обрабатывались в своем духе Драгомановым.   

 Лечение бесоодержимых весьма затруднительно (поскольку они считают себя лучшими из лучших, авангардом всего прогрессивного человечества). Редко какой священник добивался такого успеха, который был описан мемуаристом: "Замечательная метаморфоза произошла со студентом Федором Гурьевым. В студенческие годы это был человек крайних анархических убеждений и вышел из Киевской духовной академии, не мирясь с ее порядками. По выходе из акдемии он в Москве пристроился к какой-то редакции, бывал в разных частных собраниях и на них давал волю своему злоязычию. Раз он разошелся так, что поразил всех собеседников своими анархическими идеями. Когда кончил он свои речи, к нему подошел один священник, бывший в собрании, и начал с ним дружескую беседу.

- По глубокому убеждению, - спросил священник, - говорите вы все это или просто для красного словца, как часто делают наши либералы, желая заявить себя наиболее передовыми людьми?

- По искреннему глубокому убеждению. - отвечал Гурьев.

- Если вам нестерпимо жить в нашем обществе, в России, и нашу атмосферу вы находите такою, что вам дышать невозможно, - продолжал священник, - то где бы вы могли найти более благоприятные условия для своей жизни? В Западной Европе?

- Нет, ни в одном из государств Западной Европы. Во всех них то же самое, что и у нас.

- А в Соединенных Штатах Северной Америки?

- Там уклад жизни более благоприятней, чем у нас. - отвечал Гурьев.

- Знаете ли, что? Пожалуйте в Северную Америку, где вы можете мирно устроиться и найти более благоприятные условия для своей жизни. Я даю вам на это 5 тысяч рублей. Не изумляйтесь. Я говорю серьезно. Я человек одинокий, у меня деньги есть, и предлагая их, я думаю сделать через то доброе дело, - во-первых, доброе дело для вас, надеясь через то доставить вам возможность жить более мирной жизнью, чем какою вы живете ныне, - во-вторых, доброе дело для общества, избавив его от человека, болящего болезнью заразною, от которого зараза может перейти к другим.

Беседа священника ошеломила Гурьева, и он начал задумываться над собою и из анархиста и крайнего либерала сделался славянофилом и консерватором. Московские славянофилы, считая его своим, близким по убеждениям, рекомендовали его Галагану, богатому малороссийскому помещику, тоже славянофилу, он принял его домашним учителем к своему сыну (именем Павла Галагана, который вскоре умер, была названа частная гимназия Галаганов в Киеве)" (16, 677). Так был излечен один из бесоодержимых. Прочие же продолжали свою активную деятельность. Издали все они были красного цвета, но вблизи имели бесконечное количество оттенков.

Особенно "переймався" чистотой окраса Чикаленко. Он вспоминал об одной манифестации : "Демонстрацiя, на мою думку, склалася зовсiм стихiйно. День 25 лютого несподiвано був такий надзвичайно гарний, сонячний та теплий, що сила публiки висипала на вулицю, бо кожного тягнуло з хати на сонце. Всiм у Києвi вiдомо, що в цей день щороку служиться панахида по Шевченку в Софiйському соборi, i багато народу посунуло туди, але, побачивши, на дверях оповiстку, що панахиди не буде, натурально обурилась. Росiйська революцiйна молодь, якiй все одно, з якого приводу робити демонстрацiю, - чи скориставшись iменем Толстого чи Шевченка, почала пiдбивати публiку до протесту. За це гаряче вхопились кавказцi, якi, як я вже казав, з пiєтизмом ставились до Шевченка за його "Кавказ". I таким робом почалася демонстрацiя, а коли з'явилась контрдемонстрацiя монархiстiв-"двухглавовцiв" на чолi з студентом Голубєвим, то тут уже пристрастi розгорiлися...Кажуть, що при списуваннi протоколiв арештованих демонстрантiв кавказцi, а власне грузини, наче змовились називати себе укра§нцями.

- Та який же ви укра§нець? - питає §х на допитi полiцейський пристав, - ви ж грузин, видно по вас.

- Пиши укра§нець. Ти "Кавказ" Шевченка читав? Його писав укра§нець. I я теж хочу бути укра§нцем!" (16, 525).

История умалчивает об их фамилиях (Джугашвили? Жвания? Берия? Саакашвили?). Однако Чикаленко был очень доволен грузинами. Почти так же, как Ленин, в это же самое время называвший их "чудесными грузинами". Но эти русские! "Повбивав би". Комментатор комментирует: "В таком недоброжелательном тоне Чикаленко говорит о русских революционерах в своих дневниках и мемуарах не раз и не два, а постоянно. То же самое находим и у многих других деятелей украинского национально-освободительного движения после их вынужденной эмиграции и разочарования в результатах своей политической деятельности. Осуждая русскую молодежь, которая будто бы "примазалась" к Шевченко, Чикаленко с восторгом пишет о "кавказцах", которые присоединились к демонстрации. Непредубежденному человеку трудно понять, какая в данном случае разница в действиях русских и "кавказских" студентов" (16, 525). А национально "свидомому" и объяснять ничего не нужно. Москаль он и есть москаль. Поэтому: революционеры всех стран (кроме москальщины), соединяйтесь!

В Старой громаде радикалов было мало. Но на смену умеренным, как всегда, пришли крайние. олодые радикалы считали старых громадовцев оппортунистами, сторонились их, но не разрывали с ними окончательно, принимая участие в их культурных и иных общественных мероприятиях и пользуясь их связями и средствами" (16, 411). Одним из самых известных молодых "громадян" был Н. Михновский (1873-1924): украинский политический деятель праворадикального направления; один из основателей "Братства Тарасовцев". "Через романтичну iсторiю (одбив жiнку у свого патрона-адвоката) М. Мiхновський мусив залишити Ки§в та перенiсся на життя до Харкова. Тут провадив вiн активну громадську й полiтичну працю в нацiональному напрямi. Iм'я його зв'язувано з замахом зiрвати пам'ятник Пушкiна" (16, 409). Комментатор: "Попытка взорвать памятник Пушкину в Театральном сквере Харькова произошла в ночь с 30 на 31 октября 1904 г. Акцию осуществила экстремистская группа "Оборона Укра§ни", в которую входили представители радикального крыла возглавляемой Михновским Украинской народной партии...Под памятник был заложен динамит, но так неумело, что взрыв лишь слегка повредил пьедестал. Акция вызвала всеобщее возмущение. Заграничный комитет Революционной украинской партии остро осудил эту выходку "михновцев", четко определив ее шовинистическую суть: "Ясно, что такое могли сделать только украинские шовинисты, что молятся на все украинское и поносят без разбора все русское только потому, что оно русское, а не украинское". Михновский, как отмечает один из мемуаристов, руководил этой акцией и остался доволен ее результатом, во всяком случае, встретившись с террористами на следующее утро в университетском саду, он тут же кинулся их поздравлять и целовать" (16, 410).

Не любили шовинисты и украинцев, не разделявших их позиций. Чикаленко вспоминал такой показательный эпизод: "На жаль, нашi занадто "щирi" укра§нцi вiдбили у В. Г. Короленка охоту до укра§нства. Недавно, на сектантському судовому процесi в Сумах, де адвокат М. I. Мiхновський виступав як оборонець, був i В. Короленко як редактор "Русского богатства", що дуже iнтересується народним життям. В кулуарах суду якийсь адвокат, не розпитавшися попереду, звiв Мiхновського з Короленком, бажаючи §х познайомити. Короленко охоче простягнув руку, а Мiхновський, заклавши сво§ руки за спину, вiдповiв сво§м звичаєм з театральним пафосом:

-       Я зрадникам мого народу руки не подаю!

Можна собi уявити, як Короленко був вражений i ображений. Все ж таки! Йому не схотiли потиснути то§ руки. Яку росiйське громадянство залюбки готове цiлувати...Менi розказували, що Короленко пiсля того iнциденту скаржився сво§м близьким:

         - Який же я зрадник, коли я нiколи укра§нцем не був? Мати моя полька, батько росiйський урядовець - русифiкатор у спольщенiм мiстi Житомiрi; весь свiй вiк я прожив в Великоросi§ та на засланнi в Сибiру i батькiвщиною своєю завжди вважав "русскую литературу".

З того часу Короленко, як кажуть, почав обминати свiдомих укра§нцiв,  боячись напоротися на другого Мiхновського. Взагалi занадто "щирий" Мiхновський раз у раз шкодить укра§нському нацiональному вiдродженню в Харковi, бо вiн не приваблює обмосковлених укра§нцiв до укра§нства, а вiдлякує §х. Досi в Харковi нема жодно§ укра§нсько§ книгарнi, не кажучи вже про газету, нема укра§нсько§ громади. I в цьому немало завинив М. Мiхновський" (16, 409). 

Во время Первой мировой войны - подпоручик юстиции, служил в Киевском окружном военном суде. Сторонник создания регулярной украинской армии. Соперник С. Петлюры за лидерство в военной сфере. Член Центральной Рады. Социалист Грушевский критиковал его за радикализм, считал его чуждым украинской демократии. "За часiв гетьмана Скоропадського Мiхновський зайнявся органiзацiєю вiйськових частин укра§нських в противнiсть московським "добровольческим" формуванням урядовим. Заснував вiйськовий клуб, який мiстився на Фундукле§вськiй вулицi. В час бiльшовизму закiнчив життя самогубством, щоб не оддатися в большевицькi руки" (16, 409).

Предпоследний роман Достоевского называется "Подросток".  А вот деталь для будущего автора романа  "Украинский подросток": "Першу промову на святкуваннi тарасовцями роковин Т. Шевченка в 1890-х рр. мав сказати М. I. Мiхновський, - се був перший в його життi публiчний виступ. Почав вiн, хвилюючиись, кiлькома реченнями. Зупинився, пiдiйшов до дверей  i безнадiйно схилив голову на одвiрок. Так ще тодi не призвиченi були люди публiчно говорити, що спасував промовець, який пiсля уславився сво§м красномовством як адвокат в судi i при рiзних громадських виступах" (16, 409).

Одним из самых ярых русофобов был Чикаленко. Его дочь вспоминала: "Тут варто згадати про батькове вiдношення до Москви. Помимо приказки: "Тату, лiзе чорт у хату! - Дарма, аби не Москва!", яку батько часто наводив як приклад народно§ мудростi, ще задовго до вiйни 1914 року батько висловив такi приблизно думки: "Нiмцi чехiв вивели в люди. Поляки самi вважають познанцiв за найкультурнiших та нацiонально свiдомих. Порiвняти литовцiв та латишiв пiд нiмецьким культурним впливом i тих самих литовцiв пiд росiйським та польським; а ще яскравий приклад - фiнськi народи: мордва, черемiси, зиряни i т. д. пiд росiйським пануванням стоять на первiсному ступнi розвитку". Пiд час вiйни батько, як i бiльшiсть ки§вських укра§нцiв, нетерпляче чекали нiмцiв-австрiйцiв, щоб тi "зайняли Укра§ну принаймнi по Днiпро".

- Нам не страшно, - казав батько, - щоб нiмцi нас онемечили, а за економiчне визискування вони дадуть нам свою культуру.

Пiд час перебування нiмецького вiйська в Києвi 1918 року до мене зайшов знайомий i земляк мого чоловiка, офiцер у тiй армi§. Я представила його батьковi i помагала в §хнiй розмовi. Коли той, наслухавшися десь у росiйських колах, почав щось про "братерство" москалiв i укра§нцiв, батько з серцем устав i сказав уже по-укра§нськи, не пробуючи боротися з труднощами нiмецько§ мови:

- Краще я буду нiмецьким наймитом, нiж братом москалiв! Переклади йому це.

- Knecht! Наймит! - настоював вiн, коли я шукала за м'якшим виразом. - Sie haben aus den Polen Europaer gemacht! [Вы сделали из поляка европейца!] - тикав вiн пальцем на здивованого таким вибухом нiмця" (16, 404).

Натурально, немец был удивлен: редко встретишь такое откровенное холуйство. Разве что у Смердякова, который мечтал о том, чтобы Россию захватили французы. При этом русофобия землевладельца Чикаленко плавно переходила в украинофобию. По сути дела, его главные претензии были к Богдану Хмельницкому. Если бы не Богдан, украинцы были бы своевременно ополячены, а затем уже немцы сделали бы из этих ополяченных холопов европейцев. Так приходит желанный Ordnung. За этот "європейський дiм" и хлопотал, не покладая рук, Чикаленко: "Перед Первой мировой войной и во время нее, опасаясь ареста, менял адреса и жил в Финляндии, Петербурге и Москве. В 1917 г. вернулся в Украину" (16, 403).                            

А другие мазепинцы никуда и не уезжали. В годы мировой войны они продолжали свою "дiяльнiсть на громадськiй нивi". Сестра Исидора вспоминала: "Перед I-ою свiтовою вiйною Укра§нський Клуб - це вогнище укра§нського громадського життя, - адмiнiстацiя закрила за його "мазепинство", як тодi чорносотенцi говорили, а тодi Лисенковi, Ол. Пчiлцi та Л. Старицькiй удалося дiстати дозвiл на клуб пiд назвою "Родина", що звучало наче росiйське "Родина". Пiд час I-о§ свiтово§ вiйни уряд улаштував у цьому укра§нському клубi "Родина" шпиталь для ранених воякiв. Тодi Л. Старицька почала опiкуватися раненими: писала вiд них листи до §хнiх родичiв, багато читала §м укра§нських книжок, а також оповiдала головним чином на теми з укра§нсько§ iсторi§. Мала неабиякий хист цiкаво оповiдати. Раненi вояки дуже любили §§ слухати, отож не одному з них, що були денацiоналiзованi перебуванням в росiйському вiйську, вiд тих розповiдей розвиднилося, хто вони такi" (11, 280). Таким образом, одни сражаются за Родину, а для других она - вовсе и не Родина. Они в это время занимаются сортировкой православных христиан по национальному признаку с целью собрать свою "семью". Как видно, мировая война - самое время для того, чтобы  в своем Отечестве отделять русских от украинцев.

Проблема, однако, в том, что на планете сегодня  около двухсот государств, а языков - в десять раз больше. Так что горючего материала для межнациональных разборок хватит надолго. Да и не всем еще  "розвиднилося, хто вони такi". Например, Л. Старицкая: "хто вона така", какой национальности? Некоторые думают, что украинка. Оказывается нет: "Батько мiй, М. П. Старицький (i дворянин, i помiщик, та ще рiд свiй вели Старицькi вiд брата Iоанна III князя Старицького, що i село §х зветься Княжою Лукою" (31, 32). Так некоторые из русских "колонизаторов" меняли свою национальную ориентацию. Но ведь не всем же дано с легкостью проделывать подобные операции. Это особый дар. Украинцы про таких говорят: "перевертнi".

Но Забужке нравится: "Л. Старицька-Черняхiвська у сво§й творчостi якраз потрапила досить повно представити суто "мазепинську" версiю новочасно§ укра§нсько§ iсторi§, - вивiвши на кiн цiлу галерею портретiв нашо§ "антиколаборацiонiстсько§" шляхти XVII-XIX ст., вiд "Гетьмана Дорошенка" (драми, у якiй є образ молодого Мазепи), "Iвана Мазепи" (без коментарiв) та драми "Милость Божа" (про Данила Апостола), до повiстi "Дiамантовий перстень" (про роль укра§нського офiцерства в польському повстаннi 1830 р.) та загублених п'єс "Декабристи" (без коментарiв!) i "Тихий вечiр" (про кирило-мефодi§вських "братчикiв")" (10, 385). Если, по мнению С. Павличко, "укра§нська лiтература ХIХ-ХХ столiть була лiтературою помсти", то интересно: кому всю жизнь мстила Л. Старицкая? Очевидно, своим русским предкам (без которых не было бы ни ее, ни ее "помсти").    

         Пчилка также вносила свою лепту в общее дело. Сестра Исидора вспоминала: "За першо§  свiтово§ вiйни влада заборонила укра§нськi перiодичнi видання, отже, закрили "Рiдний край". У сiчнi 1917 року маму запросили на редактора газети Гадяцького Земства, що виходила росiйською мовою. Мама добилася постанови Земства про те, щоб газета виходила укра§нською мовою, i тодi згодилася бути в нiй за редактора i була редактором цього часопису до початку 1919 року. Революцiйнi подi§ мама зустрiла радiсно, з властивою §й енергiєю, i незважаючи на свiй похилий вiк, брала участь у громадському життi у Гадячi" (11, 184). Еще бы не радоваться: наконец-то костер разгорелся. Но вот беда: он разгорался все больше и больше. А угасать вовсе не собирался...

Итак, "газета почала виходити укра§нською мовою пiд редагуванням О. П. Газета вiдразу змiнилася на краще i придбала прихильникiв невдовзi, коли було повалено царат, а з ним i всякi цензурнi заборони, то О. П. одразу скористала з можливости вiльного вислову сво§х нацiональних прагнень та демократичних iдеалiв. Весною 1917 року по бiльших та й менших мiстах Укра§ни, отже, i в Гадячi, була загострена нацiональна боротьба. Тодi О. П. в газетi та на рiзних зборах виступала за укра§нiзацiю школи, установ i т. iн. Влiтку 1917 року у Гадячi був учительський з'§зд i курси для народних учителiв, де О. П. сво§ми викладами дуже змiцнила нацiональну свiдомiсть серед слухачiв. Про це я пiзнiше не раз чула вiд колищнiх учасникiв цих курсiв. Ще в той же перiод О. П. охоче удiляла час i дiтям-школярам. О. П. вважала, що цьому поколiнню доля судила будувати укра§нську Державу, отже, §й хотiлося передати йому свiй патрiотизм, свою любов до всього хорошого, рiдного, природи, мистецтва, звича§в i т. iн...Революцiя, повалення царату сповнювали О. П. надiєю на вiдродження Укра§нсько§ Держави. Але вона бачила, що ворогiв Укра§на має багато - i зовнi, й з середини, тому дуже смутило §§ те, що виявилося, як в такий вiдповiдальний iсторичний момент мало є серед укра§нцiв справжнiх державних дiячiв великого масштабу, та й ще серед тих небагатьох немає часто згоди. Пам'ятаю, наприклад, як, на думку О. Пчiлки, Укра§нський Уряд недостатньо рiшуче протиставився до великодержавницько§ полiтики росiйського Тимчасового уряду" (11, 196).

В. Архипов приводит архивный "лист Олени Пчiлки до укра§нського письменника та дiяча Центрально§ Ради Iвана Стешенка. Пчiлка з гiркотою оповiдає, якими неймовiрними потугами, через лютий спротив, просувається вперед укра§нiзацiя шкiльництва, зокрема в Гадячi, де вона тодi проживала. "У нас такими супротивниками виступають i деякi педагоги ("потайнi"), i "родiтєлi", найбiльш вашi "прекраснi" жиди (котрих ви напустили i в Центральну Раду)...Жиди ("родiтєлi") i "потайнi" педагоги оце недавно бiльшiстю голосiв (таємним голосуванням) на зборi постановили: "В сьому роцi - 1917-1918 - укра§нiзацi§ в гiмназi§ не проводити зовсiм"" (12, 32). Это было возмутительно. Также возмутительно вела себя и Центральная Рада.

***

Украинские историки свидетельствуют: "Зробивши основною стратегiчною метою Центрально§ Ради гасло нацiонально-територiально§ автономi§, М. Грушевський доклав чимало зусиль, щоб розкрити його глибинний внутрiшнiй змiст. З цiєю метою 1917 р. вiн опублiкував кiлька брошур...У брошурi "Яко§ ми хочемо автономi§ та федерацi§" йдеться про нацiонально-територiальну автономiю...: "Ми всi стомленi й знеохоченi страшним i прикрим централiзмом старого росiйського режиму i не хочемо, щоб вiн жив далi, хоч би й пiд республiканським червоним стягом. Ми хочемо, щоб мiсцеве життя своє могли будувати мiсцевi люди i ним порядкувати без втручання центрально§ властi". У федерацi§ вiн бачив об'єднання в однiй союзнiй (федеративнiй) державi кiлькох нацiональних (бiлоруси, литовцi, латишi, ести, грузини та iн.), а до функцiй федеративно§ влади вiдносив: "справи вiйни i миру, мiжнароднi трактати, завiдування воєнними силами республiки, пильнування одностайно§ монети, мiри, ваги, оплат митових, нагляд за поштами, телеграфами, надавання певно§ одностайностi карному й цивiльному праву кра§н, стеження за додержуванням  певних принципiв охорони прав нацiональних меншостей у краєвому законодавствi" (27, 187).

Но разве может автономия или федерация удовлетворить настоящего националиста? Возможно, самые большие огорчения Пчилки были связаны с универсалами Центральной Рады. И сегодняшние националисты о них обычно помалкивают. Летом 1917 года "на 2-му Всеукра§нському вiйськовому з'§здi оприлюднено документ, який дiстав назву 1-го Унiверсалу Укра§нсько§ Центрально§ Ради. 2,5 тис. делегатiв з'§зду, якi попри заборону уряду, при§хали до Києва i ще напередоднi поклялися, що "не вернуться до сво§х частин без автономi§ матерi-Укра§ни", в урочистiй тишi переповненого залу напружено слухали кожне слово декларованого В. Винниченком тексту: "...Хай буде Укра§на вiльною. Не оддiляючись вiд усiє§ Росi§, не розриваючи з державою росiйською, хай народ укра§нський на сво§й землi має право сам порядкувати сво§м життям. Хай порядок i лад на Вкра§нi дають вибранi вселюдним, рiвним, прямим i тайним голосуванням Всенароднi Укра§нськi Збори (Сейм)...I через те ми, Укра§нська Центральна Рада, видаємо цей Унiверсал до всього нашого народу й оповiщаємо: однинi будемо творити наше життя"" (27, 189).

Второй универсал также огорчил националистов. В июле 1917 года "Центральна Рада проголосила 2-й Унiверсал. Там, зокрема, зазначалося: "iз задоволенням приймаємо заклик правительства до єднання". Далi йшлося про поповнення Укра§нсько§ Центрально§ Ради представниками нацiональних меншин i перетворення §§ на єдиний найвищий орган революцiйно§ демократi§ Укра§ни. Рада обiцяла твердо йти "шляхом змiцнення нового ладу, утворенного революцiєю", пiдготувати "проекти законiв про автономний устрiй Укра§ни для внесення §х на затвердження Установчим зборам". Укра§нська громадськiсть сприйняла 2-й Унiверсал як ще один крок до омрiяно§ автономi§, хоч у ньому Укра§нська Центральна Рада вимушена була вiдмовитися вiд спроб "самочинного здiйснювання автономi§ Укра§ни". Переговори з урядом В. Винниченко назвав перемогою укра§нства, якiй "було надано правово§ сили в юридичних актах державного характеру". "Порозумiння Укра§нсько§ Центрально§ Ради з Росiйським центральним урядом, - писав М. Грушевський, - вiдкрило собою нову сторiнку в життi Укра§ни"" (27, 190).

И третий универсал был не лучше. После большевицкого переворота 25 октября 1917 года "Укра§нська Центральна Рада 27 жовтня ухвалила резолюцiю про владу в кра§нi...Висновок був такий: "укра§нська Центральна Рада висловлюється проти повстання в Петроградi й енергiйно боротиметься з усякими спробами пiдтримати бунти в Укра§нi" (27, 193).

"7 листопада Центральна Рада ухвалила 3-й Унiверсал, який проголосив створення Укра§нсько§ Народно§ Республiки у федеративному зв'язку з Росiйською державою...Проголошуючи створення Укра§нсько§ Народно§ Республiки з метою захисту укра§нського народу вiд петроградських заколотникiв, Центральна Рада водночас прагнула "дружнього великого будiвництва нових державних форм, якi дадуть великiй i знеможенiй республiцi Росi§ здоров'я, силу i нову будучнiсть". Таким чином, зваливши на сво§ плечi основний тягар перетворення Росi§ на федеративну республiку, Укра§нська Центральна Рада добровiльно зобов'язувалася "силами нашими помогти Росi§, щоб вся республiка Росiйська стала федерацiєю рiвних i вiльних народiв"...Не вiрячи в можливiсть остаточно§ перемоги бiльшовикiв, Укра§нська Центральна Рада зробила ставку на федеративну Росiю. У листопадi в "Народнiй волi" М. Грушевський закликав рятувати Росiйську федерацiю: "Висловивши сво§м Унiверсалом тверду волю силами Укра§нсько§ республiки рятувати цiлiснiсть i єднiсть Федеративно§ Росi§, ми мусимо негайно вжити всiх заходiв до того, щоб виявити цю волю в дiлi. Федеративна Росiя для нас цiнна i потрiбна, i ми мусимо §§ порятувати всiма силами" (27, 195).

"Центральна Рада, як i бiльшiсть росiйсько§ революцiйно§ демократi§, засуджувала деструктивну ру§нницьку полiтику бiльшовикiв. У заявi Генерального секретарiату 30 листопада §х було названо "безвiдповiдальними людьми, якi розумiють революцiю як долання всякого органiзованого життя". Укра§нська Центральна Рада прагнула припинення свiтово§ вiйни правовими засобами. В 3-му Унiверсалi наголошувалося на необхiдностi "примусити спiльникiв i ворогiв негайно розпочати мирнi переговори". Це свiдчило: укра§нцi й бiльшовики по-рiзному бачать механiзм завершення вiйни. За Унiверсалом "до офiцiйного пiдписання миру кожен громадянин Республики Укра§ни разом з громадянами всiх народiв Росiйсько§ Республiки повинен стояти твердо на сво§х позицiях як на Фронтi, так i в тилу". I ще одна суттєва деталь: Центральна Рада вважала, що повноважним суб'єктом ведення переговорiв вiд Росi§ має виступати не Рада народних комiсарiв, а створений за згодою всiх соцiалiстичних полiтичних сил кра§ни центральний уряд" (27, 196).

Центральная Рада вступила в конфликт с большевиками, продолжая отстаивать федеративное устройство единой страны: "4 грудня в Києвi вiдкрився з'§зд представникiв робiтництва, вояцтва та селянства Укра§ни (Всеукра§нський з'§зд рад), в роботi якого взяли участь понад 2,5 тис. делегатiв. Бiльшовики, виявившись у значнiй меншостi, з самого початку з'§зду зрозумiли, що §м не вдасться не лише переобрати склад Центрально§ Ради, а й внести суттєвий розкол у нацiональний рух. Ультиматум Ради Народних комiсарiв делегати розцiнили як замах на Укра§нську Народну Республiку: "Всеукра§нський з'§зд рад селянських, робiтничих i солдатських депутатiв стверджує, що централiстичнi замiри теперiшнього московського (великоруського) правительства, доводячи до вiйни мiж Московщиною i Укра§ною, загрожують до решти розiрвати федеративнi зв'язки, до яких прямує укра§нська демократiя". Висловивши повну пiдтримку Центральнiй Радi, з'§зд вирiшив недоцiльним переобирати §§ склад, тим бiльше, що 9 сiчня 1918 р. мали вiдбутися Всеукра§нськi установчi збори, яким Укра§нська Центральна Рада повинна була передати владу" (27, 197).

Высшим органом власти в масштабе всей страны считалось Всероссийское учредительное собрание: "Великi надi§ покладалися на Всеросiйськi установчi збори, вибори до яких вiдбулися в листопадi-груднi 1917 р. Вони показали, що бiльшовикiв пiдтримує неповних 25% виборцiв, тодi як партiю есерiв - понад 40%. В Укра§нi за бiльшовикiв голосувало заледве 10% виборцiв, а за укра§нськi партi§ - понад 75%...Ленiн точно визначив, що для збереження влади контроль над армiєю куди важливiший за результати виборiв до Установчих зборiв" (27, 195).

Опираясь на военную силу, большевики в начале 1918 г. разогнали Учредительное собрание. Тогда у противников коммунистов возник лозунг "Вся власть Учредительному собранию!". Но, к сожалению, Украинская Центральная Рада не стала отстаивать законный орган власти, где широко были представлены украинские партии. Как и большевики, она пошла путем беззакония: "Мала Рада 11сiчня ухвалила 4-й унiверсал, який проголошував самостiйнiсть УНР" (27, 199). Встает вопрос: насколько же "мала" была эта "рада"? И какие у нее были полномочия, чтобы вслед за большевиками выбросить на свалку всенародно избранное Учредительное собрание?      

***

         Итак, "революцiйнi подi§ мама зустрiла радiсно, з властивою §й енергiєю, i незважаючи на свiй похилий вiк, брала участь у громадському життi у Гадячi. Цi роки 1917 - 1920 у Гадячi, як i по всiй Укра§нi, йшла дуже загострена нацiональна боротьба" (11, 184). И не только национальная, но и классовая. Из искры наконец-то усилиями многих возгорелось пламя и, вопреки наивным надеждам сохранить среди пожара собственную "хату", пошло гулять по свету. Жена предводителя дворянства, к примеру, лишилась собственности: "Наприкiнцi 1918 року Гадяч зайняли большевики, вiд мами вiдiбрали Зелений Гай, лiс порубали на дрова, а будинок продали "на знос" якомусь спритному зайдi, що поставив з цього матерiялу десь на Пслi сукновальню. Так не стало Зеленого Гаю. Тяжко, прикро було мамi переживати його кiнець. Ще на початку 1918 р. у мами, як i в усiх iнших землевласникiв, забрали iншу власнiсть - землю (теж у Гадяцькому повiтi), i хоч матерiяльно мама тодi втратила значно бiльше, але поставилася до того цiлком спокiйно, - земля §§ перейшла до селян. Коли б влада, вiдiбравши вiд мами Зелений Гай, не знищила його, а влаштувала в ньому Дiм вiдпочинку для укра§нських письменникiв, чи лiтнисько для укра§нських дiтей, чи щось iнше подiбне - з певнiстю можу твердити, що мама не переживала б так втрати Зеленого Гаю. Але як ото так, по-хижацькому знiвечили його, тодi дiйсно не сила було мамi дивитися. Вона так почувалася тодi, наче була присутню на похоронi близько§ людини" (11,184). Одно дело - огонь революции в доме соседа, совсем другое - в своем собственном. Это неприятно. Собственно, такой урок дала уже первая русская революция. Но некоторые почему-то упорно надеялись, что уж новая революция будет бушевать только в России, а в Украине - как-нибудь пронесет. Не пронесло.

         После гражданской войны "мама з приємнiстю §хала до Києва, хоч i знала, що режим там такий самий, але радiла, що знов буде у великому культурному центрi. Одразу по при§здi до Києва мама включилася до роботи ВУАН, брала участь в трьох комiсiях - етнографiчнiй, громадських течiй i сходознавства. Читала доповiдi, опрацьовувала матерiали, що надходили з провiнцiй. Коли повернувся Михайло Грушевський з-за кордону, то мама казала, що хоч i страждає §§ нацiональна гордiсть, що Президент Першого Укра§нського Парламенту повернувся в окупований Ки§в, проте вiн тут багато корисного зробив. Тiшилася з того, як Грушевський розгорнув наукову роботу, сама брала участь у виданнях, керованих ним: "За сто лiт", журналi "Укра§на". Мама розумiла, що офiцiйна укра§нiзацiя - це певний дипломатичний крок влади, але вважала, що все ж таки тi§ курси укра§нознавства для службовцiв i робiтникiв мали позитивнi наслiдки в розумiннi збiльшення нацiонально§ свiдомостi, особливо там, де лекторами були такi талановитi люди, як Микола Зеров та iншi. Сама охоче прикладала сво§х зусиль, щоб укра§нiзацiя була на дiлi, а не на словах" (11, 204). Украинизация - превыше всего. Даже если ее проводят безбожники, уничтожающие христианскую церковь и желающие разжечь огонь мировой революции. В украинизации и с ними можно сотрудничать.

         После революции каждый мог сравнить порядки в Российской империи и СССР. Например, вспомнить то прошлое, о котором писала сестра Исидора: "Там, у Звягелi довший час жила Олена Пчiлка, до§жджаючи лише часами в справах та для приємностi, чи в гостину, то за кордон, то в рiзнi мiсця на Укра§нi i в Росi§" (11, 209). Но такое было возможно только в Российской империи (т.е. "тюрьме народов"). После революции превалировали уже другие маршруты.

 "Мама не була соцiалiсткою, вважала соцiалiзм утопiєю, але демократка вона була i на словах, i на дiлi. Так само, як i ворогом соцiально§ нерiвностi мама була все життя i сво§ переконання висловлювала одверто не тiльки в родинi сво§й чи серед друзiв, а широко в громадi, в пресi" (11, 226). Однако все это было возможно только в Российской империи.

И последняя ценная мысль от сестры Исидоры: "Хороших людей наших є по всiй Укра§нi багато, але й падлюки, на жаль, трапляються всюди" (11, 236). А мы о чем? Может быть, дело не в национальности, а в чем-то другом?               

***

         Украинская история и настоящее дают богатейший материал для произведений в стиле Достоевского. Легко можно представить целую библиотечку: "Украинские бедные люди", "Украинские униженные и оскорбленные", "Украинский дядюшкин сон", "Украинское село Степанчиково и его обитатели", "Украинские записки из Мертвого дома", "Украинское преступление и наказание", "Украинские записки из подполья", "Украинский идиот", "Украинские бесы", "Украинский подросток", "Украинские братья Карамазовы". А там глядишь - и премия какая-нибудь подвернется. В Украине их много: " державна премiя iменi Тараса Шевченка", "лiтературна премiя iменi Iвана Франка", "премiя iменi Володимира Винниченка", "премiя iменi Лесi Укра§нки за лiтературно-мистецькi твори для дiтей та юнацтва". Что ни одержимый - то и премия. Бедная Украина...

 

 

 

 

 

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА

1.     http://www.l-ukrainka.name/

2.     Зеров М. Твори: в 2 т. К.: Днiпро, 1990.

3.     http://kodges.ru/111514-marks-k.-engels-f.-sochineniya.-tom-1-50.html                           

4.     Гейне Г. Собрание сочинений: в 6 т. М.: Худож. лит., 1981.

5.     Гейне Г. Полное собрание сочинений. СПб.: Изд. А. Ф. Маркса, 1904.

6.     http://www.i-franko.name

7.     Кармазiна М. С. Леся Укра§нка. К.: Альтернативи, 2003.

8.      Спогади про Лесю Укра§нку. К.: Радянський письменник, 1963.

9.     Укра§нка Л. Стародавня iсторiя схiдних народiв. Репринтне видання. ВАТ "Волинська обласна друкарня, 2008.

10. Забужко О. Notre Dame d"Ukraine: Укра§нка в конфлiктi мiфологiй. К.: Факт, 2007.

11.  Лариса Петрiвна Косач-Квiтка (Леся Укра§нка). Бiографiчнi матерiали. Спогади. Iконографiя. Нью-Йорк - Ки§в: Факт, 2004.

12.  Пчiлка О.Викинутi укра§нцi: До жидiвсько-укра§нсько§ справи. К., 2006.

13. Козлов М. М. До проблеми людських жертвоприносин в язичницькiй Русi / Гiлея. Науковий вiсник. К., 2009. Вип. 27.  

14.  Дзендзелiвський Й. Лексика демонологi§ у драмi-феєрi§ Лесi Укра§нки "Лiсова пiсня" / Леся Укра§нка. Публiкацi§. Статтi. Дослiдження. К.: Наукова думка, 1973. 

15. http: // www. sdpuo. com / about / history / more-about / 3pdfce08

16.  Макаров А. Н. Киевская старина в лицах. ХIХ век. К.: Довiра, 2005.  

17.  Укра§нка Л. Бояриня. К.: Вид-во ЦК ЛКСМУ "Молодь", 1991.

18.  Экштут С. Враг номер один / Искусство кино. 2009, Љ10.

19.   Франко I. Створення свiту. К.: Обереги, 2004.

20.  Кониський О. Оповiдання. Поетичнi твори. К: Наукова думка, 1990.

21.  Листи так довго йдуть...Знадоби архiву Лесi Укра§нки в Слов'янськiй бiблiотецi у Празi. К.: Просвiта, 2003.

22.  Донцов Д. Поетка укра§нського рiсорджiменту (Леся Укра§нка) /

           Укра§нське слово. Хрестоматiя: у 3 кн. Кн.1. К.: Рось, 1994.

     23. Драгоманов М. Вибране. К.: Либiдь, 1991.

24. Драгоманов М. Пропащий час. Укра§нцi пiд Московським  царством             

                 (1654-1876). К., 1992.

     25. Драгоманов М. Вибранi працi: у 3 т. Т. 1. К.: Знання Укра§ни, 2006.

     26. Драгоманов М.: Автожиттєпис. К.: Либiдь, 2009.

     27. Iсторiя Укра§ни / В. Ф. Верстюк, О. В. Гарань, О. I. Гуржiй та iн.; Пiд

          ред. В. А. Смолiя. К.: Альтернативи, 1997.

     28. Зеров М. Укра§нське письменство. К.: Основи, 2002.

     29. Королiв-Старий В. Спогади про Л. Укра§нку / Хронiка-2000. Љ 51-52.

     30. Косач-Кривинюк О. Леся Укра§нка. Хронiка життя i творчостi.

 Нью-Йорк, 1970.

     31. Старицька-Черняхiвська Л. Автобiографiя / Слово i час. 1997. Љ2.

     32. Володимир Винниченко: у пошуках естетично§, особисто§ i суспiльно§

                 гармонi§: Зб. статей. Нью-Йорк, 2005.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

1.Украинка против Бога...................................................................2

         1.1.Авторитеты..........................................................................10

         1.2.ГейнепротивУкраинки.......................................................................17

         1.3. Другие переводы...............................................................23

         1.4. "Научный" атеизм.............................................................................25

         1.5. Сектоведение...............................................................................36

         1.6. Одержимая.....................................................................................41

         1.7. Обвиняется Спаситель........................................................49

                1.8. Оправдывается Иуда...........................................................51

         1.9. Против Церкви Христовой....................................................53

         1.10. "Адвокат" и прокурорша..............................................................61

         1.11. Болезная..................................................................................64

         1.12. Украинка и черти........................................................................69

         1.13. Языческий культ природы..................................................72

1.14. Ересиарша..................................................................................79

1.15. Последний антихристианский замысел..................................83

1.16. Безбожное "счастье".........................................................85

2. Безбожная классовая борьба...........................................................87

         2.1. Гейне и коммунизм............................................................88

         2.2. Другие переводы..........................................................................92

         2.3. Марксизм Украинки...........................................................99

         2.4. Первое стихотворение.................................................................105

         2.5. Англия - наш рулевой.......................................................110

         2.6. Узница...........................................................................116

         2.7. Ух! Волки!...............................................................................119

         2.8. Наставница социал-демократов .....................................................121

         2.9. Утопический анализ утопии .........................................................124

         2.10. Буревестница.................................................................128

         2.11. Первая русская революция......................................................131

3. Безбожный национализм.............................................................134

         3.1. Три в одном....................................................................150

         3.2. Украинка в тылу врага......................................................154

4. Украинка против украинской культуры..........................................164

         4.1. Т. Шевченко..................................................................165

         4.2. Н. Костомаров................................................................169

         4.3. Ю. Федькович................................................................175

         4.4. А. Барвинский и "клiка Грушевського"................................178

         4.5. Галичане.......................................................................181

         4.6. И. Франко.....................................................................187

         4.7. А. Конисский.................................................................198

         4.8. И. Нечуй-Левицкий.........................................................200

         4.9. Б. Гринченко..................................................................201

         4.10 Б. Кистяковский и другие.................................................203

         4.11. М. Славинский и другие..........................................................213

         4.12. М. Драгоманов......................................................................215

         4.13. Человек-амфибия..................................................................218

                  4.13.1. Национально-освободительная "Оргiя".....................230

                   4.13.2. Человек-амфибия после "Оргi§".....................................235

         4.14. Д.Донцов.....................................................................244

         4.15. И. Карпенко-Карый и другие.............................................253

5. Украинские герои Достоевского...................................................256

         5.1. Исторический фон романа.................................................258

         5.2. Братья Драгомановы ........................................................262

         5.3. Дядя самых честных правил ..............................................268

         5.4. Русскоязычный отец Украинки ..........................................298

         5.5. Мать украинского национализма ........................................301

         5.6. Так закалялась Украинка ..................................................309

         5.7 Живые типы Достоевского .................................................317

5.8. Украинка против Пчилки ...................................................323

         5.9. Бесоодержимые в Киеве и окрестностях................................339

         Литература.........................................................................357              

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 



Оценка: 1.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"