Весной 1920, во время кровопролитной Гражданской войны, при Особом отделе Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) создается так называемый Иностранный отдел (ИНО). В инструкции, регламентирующей деятельность нового подразделения, указывались принципы его работы:
- создание при дипломатических и торговых представительствах Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) за рубежом резидентур, где сотрудники разведки будут выступать под видом рядовых работников советских миссий;
- резидентуру, возглавляемую резидентом разведки, которому напрямую подчиняются его сотрудники, имеет право знать только глава представительства РСФСР за границей;
- резидент обязан планировать и осуществлять общий контроль над ходом разведывательных операций, еженедельно отчитываясь в проделанной работе перед Москвой.
Специальной инструкцией Иностранному отделу предписывалось организовывать нелегальную агентурную сеть в тех странах, где отсутствуют советские представительства.
Таким образом, в апреле 1920 года был предпринят первый шаг по созданию советской внешней разведки, которая организационно еще не была самостоятельной структурой и входила в состав контрразведки Красной армии.
Однако ход Гражданской войны, итоги иностранной - английской, американской, французской, немецкой, польской, японской - интервенции на территорию РСФСР, а также тяжелое поражение Красной армии под Варшавой в 1920 году вынудило советское руководство вплотную заняться организацией разведки как самостоятельного подразделения.
Особенно чувствительным был удар в Польше, где в результате разгрома частей Красной армии советское руководство при подписании мирного договора вынуждено было отдать полякам-победителям западные районы Украины и Белоруссии.
В сентябре 1920 года Политбюро Центрального Комитета Российской коммунистической партии большевиков (ЦК РКП (б)) принимает постановление, в котором особое внимание уделено внешней разведке, а вернее, ее полной недееспособности: "Слабейшим местом нашего военного аппарата является, безусловно, постановка агентурной работы, что особенно ясно обнаружилось во время польской кампании. Мы шли на Варшаву вслепую и потерпели катастрофу. Учитывая ту сложившуюся международную обстановку, в которой мы находимся, необходимо поставить вопрос о нашей разведке на надлежащую высоту. Только серьезная, правильно поставленная разведка спасет нас от случайных ходов вслепую".
Вторым шагом по созданию более серьезного прообраза разведки в стране стало распоряжение руководителя ВЧК Феликса Дзержинского, подписанное им 12 декабря 1920 года: "Прошу издать секретный приказ за моей подписью о том, что ни один отдел ВЧК не имеет права самостоятельно отправлять агентов или уполномоченных, или осведомителей за границу без моего на то согласия. Составьте проект приказа об Иностранном отделе ВЧК (с ликвидацией Иностранного отдела Особого отдела ВЧК) и начальнике его и о том, что все агенты за границу от ВЧК могут посылаться только эти отделом".
Третьим шагом явился собственно приказ, подписанный Дзержинским, за номером 169 от 20 декабря 1920 года, в котором говорилось следующее:
"1. Иностранный Отдел Особого Отдела ВЧК расформировать и организовать Иностранный Отдел ВЧК.
2. Всех сотрудников, инвентарь и дела Иностранному отделу ООВЧК передать в распоряжение вновь организуемого Иностранного Отдела ВЧК.
3. Иностранный Отдел ВЧК подчинить Начальнику Особотдела тов. Меньжинскому.
4. Врид. Начальником Иностранного Отдела ВЧК назначается тов. Давыдов, которому в недельный срок представить на утверждение Президиума штаты Иностранного Отдела.
5. С опубликованием настоящего приказа все сношения с за-границей, Наркоминделом, Наркомвнешторгом, Центроэваком и Бюро Коминтерна всем отделам ВЧК производить только через Иностранный отдел".
Этот административно-правовой акт и явился той базой, на основе которой создавалась внешняя разведка Советской республики. Так что официальным "Днем рождения" советской, а затем и российской разведки считается именно день 20 декабря 1920 года.
2.
В январе 1921 года в советской внешней разведке служило всего 32 человека, размещавшихся в одной большой комнате. Год спустя количество сотрудников ИНО увеличилось до 70 человек, часть из которых уже работала в резидентурах.
Через восемь лет картина меняется, но не кардинально. В 1930 году в разведке служат всего 122 офицера, половина из них - сотрудники резидентур. Еще через восемь лет, в 1938 году, разведка насчитывает 210 человек. И это при том, что международная обстановка накаляется с каждым днем. Более того, внешняя разведка подвергается очередной чистке.
Вспоминает Павел Фитин: "В 30-х годах сложилась обстановка недоверия и подозрительности ко многим разведчикам, главным образом к руководящим работникам, не только центрального аппарата, но и резидентур Иностранного отдела за кордоном. Их обвиняли в измене Родине и подвергали репрессиям. В течение 1938 - 1939 годов почти все резиденты ИНО за кордоном были отозваны в Москву и многие из них - репрессированы".
Однако, понимая, что если всех перестрелять, то просто-напросто некому будет работать, а также стараясь восполнить потери, нанесенные властью, прежде всего, самой себе, принимается решение о восстановлении части сотрудников, изгнанных из разведки, на службе и о наборе новых кадров. После шестимесячной подготовки в Центральной школе НКВД их направляют в пятый (иностранный) отдел НКВД.
Таким образом, численность сотрудников разведки в 1940 году только в центральном аппарате составляет 695 человек. Помимо этого в сорока резидентурах работают еще 242 офицера.
В феврале 1941 года отдел, занимающийся внешней разведкой, получает статус управления и именно в таком качестве остается при всех реорганизациях органов госбезопасности. Более того, именно с 1941 года управление постоянно расширяется.
К лету 1975 года Комитет госбезопасности состоял из четырех Главных управлений: Первого (внешняя разведка), Второго (контрразведка), Восьмого (шифровальная служба) и собственно Пограничных войск, а также девяти управлений, семи отделов и служб.
Центральная же роль в Комитете госбезопасности, безусловно, отводилась именно Первому главному управлению, головное (московское) подразделение которого, в свою очередь, подразделялось на восемь управлений, три службы и двадцать отделов.
К слову сказать, в 1975 году полное и правильное название внешней разведки было - Первое главное управление Комитета госбезопасности (ПГУ КГБ) при Совете Министров СССР. В июле 1978 году разведка переименовывается в ПГУ КГБ СССР и насчитывает менее пяти тысяч человек, а если быть абсолютно точным, то 4783 офицера.
Исходя из того, что количество сотрудников органов безопасности (не считая погранвойск) на тот момент составляла 296591 человек, можно признать, что внешняя разведка как самостоятельное управление была чересчур мала по отношению ко всему КГБ. Попасть непосредственно в ПГУ рядовому сотруднику КГБ было делом непростым. Лишь каждый шестьдесят второй офицер КГБ являлся офицером внешней разведки.
Служить в ПГУ было не только профессионально престижно, но и чрезвычайно выгодно материально. Именно офицерам разведки выпадало гораздо больше шансов по сравнению с другими гражданами СССР надолго заглянуть за "железный занавес". Подобная возможность позволяла этой категории сотрудников КГБ не только "совершенствовать профессиональные навыки", но и значительно улучшать материально-бытовое положение своих семей.
Долгосрочные заграничные командировки офицеров разведки, при условии, что их не "расшифруют" в ходе работы контрразведки стран пребывания, порой длились до шести лет. В среднем каждый офицер разведки и его семья проводили в заграничной командировке не менее пятилетки.
Если же разведчик, во время своей загранслужбы, что называется "попадал в обойму", то будущее у него выходило очень даже перспективным. Для этого офицеру требовалось хорошо работать за кордоном. Он должен был не "засветиться" перед местной контрразведкой (в противном случае разведчику в последующем просто-напросто не давали визу на въезд в эту или в другую капиталистическую страну). Офицер должен был иметь неплохие отношения со своим руководством как в резидентуре, так и в Москве, потому что именно эти начальники писали ему характеристики, рекомендуя то ли на вышестоящую должность, то ли полностью "перекрывая кислород". Таким образом, при соблюдении всех вышеперечисленных правил у разведчика возникали очень неплохие шансы, два-три года проработав в Союзе, вновь надолго отправиться за границу.
Дальнейшие командировки в сочетании с успешной разведывательной работой обеспечивали офицеру не только хороший карьерный рост, но и собственно служебную выслугу, а также внеочередное присвоение воинских званий.
В годы "холодной войны" в советской разведке существовала строгая дифференциация государств и регионов мира, по сложности работы в них так называемых "оперативных работников":
- к странам со "сложной оперативной обстановкой" в первую очередь относились государства НАТО: США, Великобритания, ФРГ, Франция, Бельгия, Турция, Дания, Голландия, Норвегия и т.д.;
- существовали также регионы с тяжелыми климатическими условиями. К ним относились некоторые государства Азии, Африки, Юго-Восточной Азии и Центральной Америки;
- помимо этого в мире были и "горячие точки".
Везде в вышеперечисленных случаях офицерам год службы шел за полтора. Таким образом, прослужив, допустим, в стране пять лет, выслуга у разведчика равнялась семи с половиной годам. Еще пять лет за кордоном - и вновь дополнительных два с половиной года к выслуге. А в сумме - уже пять лет, что, безусловно, напрямую отражалось не только на зарплате сотрудника разведки, но и на его пенсии в более далекой перспективе. Кроме того, успешным офицерам присваивались очередные воинские звания именно по льготному исчислению срока службы. Так, если срок от получения звания "подполковник" до "полковник" составлял четыре года, то, имея льготную выслугу, а также положительные характеристики, разведчик этот путь проходил значительно быстрее.
Как правило, сотрудники разведки, особенно в первые годы своей службы (да и не только в первые), не имели квартир. А в посольствах, где они обычно работали под видом (как говорят сами разведчики, "под крышей") дипломатов, им предоставляли не только служебные квартиры, но и автомашины. Помимо этого их дети посещали детские сады и советские школы при посольствах, где преподавали опытные педагоги, специально отобранные в СССР. Зарплата разведчиков тоже отличалась от той, которую они получали в СССР. Офицерам платили в валюте (строго по занимаемой официальной дипломатической должности), а другая часть зарплаты, в рублях, откладывалась на сберегательную книжку в том же СССР. Помимо этого офицеры раз в несколько лет получали доплату за то обмундирование, которое они никогда не носили, что тоже являлось пусть незначительной, но все-таки прибавкой к зарплате.
Единственная проблема, которая возникала у разведчиков за рубежом - это было все то же образование детей. В уже перечисленных "сложных" странах обучение было только с первого по четвертый классы. И только в социалистических государствах было полное десятилетнее обучение. Таким образом, офицерам разведки приходилось выбирать - или же отправлять великовозрастного ребенка к дедушке с бабушкой в Союз, или же сворачивать командировку и возвращаться всей семьей обратно. Выбор был сложным. Тем более что материальные и бытовые условия за рубежом, как правило, были значительно лучше, нежели в Союзе.
Более того, вернувшись на Родину, офицер разведки мог купить легковой автомобиль (вожделенная мечта подавляющего большинства советских граждан) на так называемые чеки Внешпосылторга. Помимо этого в крупных городах СССР существовала система валютных магазинов "Березка", где на те же самые чеки разведчики и их жены могли приобрести западные товары по более низким, нежели за границей, ценам. Кроме того, сдавая государству сэкономленную за рубежом валюту, разведчики имели право на внеочередное приобретение кооперативных квартир. Короче говоря, материальная выгода от загранкомандировок была очевидна не только офицерам разведки, но и всем гражданам СССР.
Справедливости ради необходимо отметить, что именно эта самая материальная заинтересованность послужила в первую очередь толчком к тому, что именно во внешней разведке начиная со второй половины пятидесятых годов прошлого века стали появляться и случайные люди. Обычно ими оказывались дети, а также ближние и дальние родственники высокопоставленных советских, профсоюзных и партийных руководителей.
В Комитете таких "выдвиженцев" за глаза называли "волосатыми", подразумевая, что движет их за кордон, а также вверх по служебной лестнице исключительно "волосатая лапа" высокопоставленного родственника. Такие офицеры привычно занимали лучшие должности в советских посольствах, находящихся преимущественно в западных высокоразвитых странах. Отдача от их работы там была, как правило, небольшой. После отбытия многолетнего номера за границей, "волосатые" возвращались в Союз, чтобы через короткое время вновь отправиться в долгосрочную командировку.
Таким образом, пресловутые советские "протекционизм, кумовство и клановость", которым Коммунистическая партия время от времени объявляла войну, все больше разъедали разведку изнутри. И пробиться вверх, не говоря уже о "просвещенном Западе", выходцам из рабоче-крестьянских семей было достаточно сложно.
3.
Судьба большинства руководителей советской внешней разведки, особенно в первой половине прошлого столетия, была достаточно трагична. Служа верой и правдой государству, "партии и правительству", многие из них так и не дожили до заслуженной пенсии, сгинув то ли в ходе массовых репрессий, то ли в результате последующих за смертью Иосифа Сталина серии "дворцовых переворотов".
Были расстреляны Яков Давтян (1938 г.), Меер Трилиссер (1937 г.), Станислав Мессинг (1937 г.), Артур Артузов (Фраучи) (1937 г.), Сергей Шпигельглас (1941 г.), Зельман Пассов (1940 г.), Петр Кубаткин (1950 г), Владимир Деканозов (1953 г).
Абрама Слуцкого, руководившего разведкой с мая 1935 года по февраль 1938 года, расстреливать не стали. Его просто-напросто... отравили в одном из кабинетов Лубянки по приказу наркома НКВД Николая Ивановича Ежова. Так что именно 17 февраля стал последним рабочим днем седьмого руководителя внешней разведки СССР.
Судьба нескольких других руководителей была не столь фатальна, но тоже достаточно трагична.
В 1938 году репрессируют Рубена Катаняна. В заключении он находился в общей сложности пятнадцать лет и еще два года - в ссылке.
В 1953 году в возрасте сорока шести лет арестовывают и в 1958 году приговаривают к пятнадцати годам тюрьмы Павла Судоплатова, который отбыл срок, что называется, от звонка до звонка.
В 1951 году по личному распоряжению Лаврентия Берия "по неполному служебному соответствию" увольняют из МГБ без права получения в дальнейшем какой-либо военной пенсии в возрасте сорока четырех лет Павла Фитина, руководившего советской внешней разведкой, пожалуй, в самые тяжелые годы ее существования - с 1939 по 1946.
В 1959 году лишается генеральского звания и изгоняется из разведки ровесник века и в недавнем прошлом ее четырнадцатый руководитель - Петр Федотов.
В 1955 году "по служебному несоответствию" увольняется Сергей Савченко, который руководил разведкой с 1949 по 1953 год. В то время ему исполнился всего пятьдесят один год.
В таком же возрасте увольняют из органов МВД в 1956 году в недавнем прошлом семнадцатого руководителя советской внешней разведки - генерал-лейтенанта Василия Рясного.
В возрасте пятидесяти двух лет в 1961 году скоропостижно умирает от разрыва сердца знаковая фигура советской разведки сороковых-пятидесятых годов прошлого века - генерал-майор Александр Михайлович Коротков.
Александр Коротков родился в ноябре 1909 года. В восемнадцать лет, в 1928 году, он устраивается на работу в ОГПУ... монтером по лифтам. В свободное время напряженно учится. Через пять лет, в 1933 году, он становится офицером ИНО ОГПУ, а проще говоря - разведчиком, и в том же году уезжает во Францию, где успешно работает в течение пяти лет.
В 1939 году в ходе очередной чистки разведки Короткова вышвыривают с работы без всяких объяснений. Будучи по характеру человеком смелым и гордым, Александр Михайлович пишет письмо руководству НКВД, в котором просит объяснить мотивы увольнения.
По тем временам это был, безусловно, очень мужественный поступок. Многие уволенные сотрудники разведки, предпочитали вообще никому не напоминать о своем существовании, потому что, как правило, подобных правдолюбцев после аналогичных писем либо отправляли по этапу на Колыму поднимать народное хозяйство в экстремальных для человеческой жизни условиях, либо просто-напросто ставили к стенке.
Коротков обо всем этом, безусловно, знал, но, не чувствуя за собой абсолютно никакой вины, требует справедливости. Удивительное дело, но в том же году Александра Михайловича восстанавливают на службе и в апреле 1940 года отправляют заместителем резидента в Берлин, так как он прекрасно владел французским и немецким языками.
Именно Александр Коротков работает в Берлине с наиболее ценными советскими агентами, которые занимали далеко не последние должности в гитлеровской Германии. Среди его агентов: Арвид Харнак - старший правительственный советник в имперском министерстве экономики; Адам Кукхоф - писатель и драматург; Карл Беренс - конструктор-проектировщик военного завода "АЕГ-Турбине"; Эрвин Геретс - полковник авиации, начальник контрразведки министерства авиации; Гюнтер Вайзенборн - редактор немецкого радио; Харро Шульце-Бойзен - старший лейтенант, внучатый племянник гросс-адмирала Тирпица, начальник пятого реферата разведывательного штаба авиации маршала Геринга. В общей сложности в антифашистскую организацию входили более шестидесяти человек. Позднее часть их них войдет в организацию "Красная капелла".
Александр Коротков получал от немецких антифашистов все новые и новые данные о том, что фашистская Германия не просто готовится к войне с СССР, но уже завершает последние к ней приготовления. Информация Короткова немедленно докладывалась непосредственно Сталину. 16 июня 1941 года резидентура советской разведки в Берлине сообщает в Москву о том, что война начнется именно 22 июня.
О том, насколько напряженными были те дни для разведки, свидетельствует ее начальник - Павел Михайлович Фитин, который в ночь с 16-го на 17-е июня вместе с наркомом госбезопасности Всеволодом Меркуловым был срочно вызван в Кремль:
"Подойдя к большому столу, который находился слева от входа, и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху был наш документ, И. В. Сталин, не поднимая головы, сказал:
- Прочитал ваше донесение... Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?
Мы молчим. Ведь всего три дня назад - 14 июня - газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:
- Что за человек, сообщивший эти сведения?
Мы были готовы к этому ответу, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.
После окончания моего доклада вновь наступала длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:
- Дезинформация! Можете быть свободны.
...После этого меня ни на один день не покидало чувство тревоги. Это беспокоило не только меня, но и других работников, которым было положено знать об этой встрече".
Буквально накануне вторжения Коротков перепроверяет информацию о сроках нападения, но не успевает ее передать в Москву, так как начинается война. Фашисты вторгаются в СССР, а советские радиопередатчики, работающие в Берлине, "достают" только до Бреста, который, за исключением крепости, был уже захвачен фашистами. Но даже после начала войны, когда советское посольство было, по сути дела, на осадном положении, Коротков, рискуя жизнью, несколько раз тайно покидает посольство и встречается с членами "Красной капеллы", стараясь получить информацию, столь необходимую для его страны. Затем Коротков покидает Берлин вместе со всеми сотрудниками советского посольства, которые были обменены на немецких дипломатов, работавших в Москве.
Во время войны Александр Михайлович работает в Москве, возглавляет немецкое направление внешней разведки, руководит подготовкой нелегалов и организовывает операции по связям с агентами, находящимися в оккупированной гитлеровцами Европе.
В апреле 1945 года Коротков возвращается в Германию уже в качестве резидента советской разведки. Именно Александр Михайлович первым сообщает в Москву не только о самоубийствах Геббельса и Гитлера, но и подробностях произошедшего. В качестве сотрудника, "прикрепленного" к немецкому фельдмаршалу Кейтелю, полковник Коротков участвует в церемонии подписания Акта о капитуляции фашистской Германии.
В 1957 году Александр Михайлович вновь возвращается в Берлин. Тогдашнее руководство госбезопасности назначает его представителем Комитета государственной безопасности Советского Союза при Министерстве государственной безопасности Германской Демократической Республики. Профессиональные удачи вновь сопутствуют генералу. Сложнее было с начальством из КГБ, которому не нравились, по воспоминаниям одного из сотрудников разведки, работавшего в те годы под началом Александра Михайловича, "профессионализм, твердость и независимость Короткова".
В 1958 году руководителем КГБ назначается Александр Николаевич Шелепин, который ни к госбезопасности, ни тем более к разведке не имел никакого отношения. Это был комсомольский функционер, пришедший в КГБ непосредственно из ЦК ВЛКСМ. Шелепин рассматривал работу в КГБ просто как очередную ступень при восхождении к вершинам власти.
Именно Шелепин развернул неприкрытую травлю боевого генерала. Основная причина была банальна: в ЦК партии не одобрялась дружба Александра Короткова с тогда уже опальным руководителем Главного разведывательного управления Советской армии Иваном Александровичем Серовым, который, кстати, руководил КГБ с 1954 по 1958 год. От Короткова требовали отречься от товарища, чего он, будучи человеком порядочным, не делал.
В июне 1961 года Александра Короткова внезапно вызвали из Берлина в ЦК КПСС. Тайным инициатором подобного действа был взросший на партийно-комсомольских интригах Шелепин.
27 июня Коротков был на беседе в ЦК, а буквально через несколько часов физически крепкий и спортивный мужчина, прошедший огонь и воду, проведший, неоднократно рискуя жизнью, десятки тайных операций во Франции и Германии, скончался от разрыва аорты на теннисном корте во время игры с Иваном Серовым. Что и говорить, партийные сановники умели подбирать "нужные" слова в накачках "рядовых бойцов партии"!
Председатель КГБ Александр Шелепин, вошедший позднее в историю СССР как "железный Шурик", на похороны легенды советской разведки, человека, награжденного десятью (!) боевыми советскими (не говоря уже о иностранных) орденами, не приехал.
Судя по тому, что одних руководителей разведки расстреливали, других изгоняли со службы в расцвете сил и профессионального опыта, а третьих просто-напросто травили, с кадрами по управлению внешней разведкой у советского руководства всегда было хорошо - постоянно находилась замена выбывшим руководителям. И, как любил говорить товарищ Сталин, - "незаменимых людей у нас нет".
Частично осудив "перегибы вождя" и развенчав "культ личности", последующие руководители СССР в той или иной форме полностью использовали знаменитую сталинскую формулу.
При таком положении дел с начальственным составом разведки говорить о судьбах собственно рядовых (и не только) сотрудников и вовсе не приходится. Во все времена советско-российских "политических перегибов и катаклизмов" власть с ними, служившими в первую очередь Родине, обходилась жестоко и крайне несправедливо. Одних расстреливала, других на долгие годы разбрасывала по тюрьмам, ну а третьи и сами поначалу были рады, что вылетели на гражданку, хоть опозоренными и без "выходного пособия", но зато живыми.
Не менее примечательна и собственно история многочисленных реорганизаций и переподчинений различным министерствам и ведомствам самой разведки.
Общеизвестно, что любая реорганизация или переподчинение одних начальников другим надолго выбивает коллективы из привычной рабочей колеи, потому что, как правило, новые начальники стараются тут же "оседлать" "приобретения", заменяя своими людьми не только прежних руководителей, но и их подчиненных. Далее - по цепочке. Как издавна говорится на Руси, новая метла метет по-новому. Неудивительно, что начальники внешней разведки долго не задерживались на своей должности.
В начале своего становления - с 20 декабря 1920 года - разведка существовала в виде Иностранного отдела ВЧК. Однако уже в январе 1921 года при ВЧК создается Секретно-оперативное управление (СОУ), в состав которого среди прочих отделов - особого, секретного, оперативного, информационного - входит и ИНО.
Еще через год, в феврале 1922 года, руководство Российской Советской Федеративной Социалистической Республики принимает решение об упразднении ВЧК и создании вместо нее Государственного политического управления (ГПУ) при Народном комиссариате внутренних дел. В ноябре того же года окончательно утверждаются структура и штаты ИНО ГПУ.
Ровно через год, в ноябре 1923 года, создается Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при Совете Народных Комиссаров СССР. ИНО вливается в состав ОГПУ.
В июле 1927 года ИНО выделяется из состава СОУ ОГПУ на правах самостоятельного подразделения - ИНО ОГПУ.
В июле 1934 года создается Народный комиссариат внутренних дел, куда входит в том числе и Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Иностранный отдел превращается в пятый отдел ГУГБ НКВД СССР.
В феврале 1941 года создается Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ) СССР, куда входит Первое управление, занимающееся исключительно разведкой. А уже в июле того же года НКВД и НКГБ были объединены в единый НКВД СССР, где разведка становится Первым управлением.
В апреле 1943 года НКВД выделяется из состава НКГБ. Разведка относится к НКГБ и становится в его рамках Первым управлением.
В марте 1946 года Совет Народных Комиссаров преобразован в Совет Министров СССР. Соответственно народные комиссариаты становятся министерствами. Внешняя разведка превращается в Первое управление МГБ СССР.
Еще через год, в мае 1947 года, внешняя разведка вливается во вновь образованный Комитет информации (КИ) при Совмине Советского Союза. Помимо внешней разведки туда входят: ГРУ, разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), министерств иностранных дел и внешней торговли.
Затем, с февраля 1949 года по ноябрь 1951 года, после вывода ГРУ из КИ и возвращения его в Советскую армию, внешняя разведка остается в составе Комитета информации, но уже при Министерстве иностранных дел СССР.
В октябре 1949 года образуется МГБ СССР. В ноябре 1951 года внешняя разведка организационно входит в состав МГБ, где становится Первым главным управлением министерства.
В марте 1953 года Министерство государственной безопасности организационно входит в МВД СССР. Внешней разведкой в нем занимается Второе главное управление МВД.
Однако ровно через год образуется Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Внешней разведкой занимается Первое главное управление (ПГУ) КГБ при Совмине СССР.
В ноябре 1991 года подписывается Указ Президента СССР об учреждении Центральной службы разведки СССР. Однако уже в январе 1992 года подписывается Указ Президента Российской Федерации о создании Службы внешней разведки России.
Таким образом, за семьдесят один год своего существования внешняя разведка реорганизовывалась семнадцать раз и восемнадцать - переименовывалась.
4.
Поспешность, с которой руководство СССР избавлялось от высококвалифицированных разведчиков во второй половине тридцатых годов прошлого века, привела к тому, что к 1938 году практически все советские резидентуры были не просто обезглавлены, но и во многих из них не осталось ни единого офицера разведки.
Руководитель пятого (иностранного) отдела Павел Фитин так вспоминал те годы: "...Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием самого Отдела (имеется в виду налаживание практически заново работы всей внешней разведки как в Советском Союзе, так и за рубежом. - О.Б.), создать и аппарат резидентур за кордоном".
В принципе, к 1938 году советская внешняя разведка как таковая просто-напросто перестала существовать. Красноречивым фактом, свидетельствующим об этом, является то, что именно в этом году высшее руководство СССР в течение четырех месяцев не получало абсолютно никакой информации от внешней разведки.
Таким образом, организация, созданная и призванная исключительно для представления руководству страны закрытых сведений по широкому спектру внешнеполитических вопросов, на основании которых оно должно было принимать те или иные решения, 127 дней фактически бездействовала: все это время работать, добывать эти сведения за границей просто-напросто было некому. А в самой Москве дело, порой, доходило до того, что те немногие документы, исходящие из внешней разведки и направляемые в аппараты Коммунистической партии или Правительства СССР, некому было подписывать, потому что одни руководители пятого отдела уже давали "признательные показания" на Лубянке, а другие - готовились к этому.
Спешные партийные наборы в разведку новых сотрудников из числа партработников, которые проходили специальное обучение в течение шести месяцев, восполнить потери внешней разведки, нанесенные бесконечными чистками, конечно же, не могли. Преданный боец партии - это была еще не профессия. И польза от людей, верящих в мировую гегемонию коммунизма, но не знающих ни одного иностранного языка, а также азов разведки, была за границей невелика.
Ситуация в 1938-1939 годах складывалась так, что во многие резидентуры приезжали новоиспеченные сотрудники разведки, которые не знали языка страны пребывания. Более того, порой целые резидентуры (например, в Токио) состояли именно из таких вот "сотрудников". Понятно, что и отдача от них была соответствующей.
Именно поэтому 3 октября 1938 года в Подмосковье создается Школа особого назначения (ШОН), призванная квалифицированно и всесторонне готовить офицеров внешней разведки, отправляющихся, как тогда любили говорить в иностранном отделе, за кордон.
Кандидатов для школы тщательно отбирали среди гражданской молодежи. После соответствующих негласных проверок они внезапно исчезали из Москвы на целый год. Знакомым и родственникам будущие слушатели ШОН объясняли свой внезапный отъезд служебными командировками на крупные стройки Урала, Сибири или Дальнего Востока. Но на самом деле в течение года далее Подмосковья путь их не простирался. Более того, выход слушателей за пределы школы был крайне ограничен.
Первоначально ШОН представляла собой пять деревенских домов-дач, которые находились в лесу и были окружены по периметру высоким деревянным темно-зеленым забором. На годичных курсах обучалось всего тридцать человек, которые к этому времени уже получили высшее образование. Но вот финансовое содержание собственно школы, курсантов в течение этого года, а также преподавателей было беспрецедентно - полтора миллиона рублей в год.
Достаточно упомянуть, что накануне Великой Отечественной войны, в 1940 году, когда обстановка в мире была необычайно напряженной и руководству Советского Союза требовались все новые и новые сведения, годовой бюджет всей внешней разведки впервые достиг небывалой по тем временам суммы и составил целый миллион рублей. Для сравнения: расходная часть госбюджета в том году составляла 17,4 миллиарда рублей, на оборону выделялось 5,8 миллиарда рублей, а собственно на государственное управление - 700 миллионов.
Справедливости ради необходимо отметить, что к подготовке разведчиков руководство ИНО подошло обстоятельно и, можно сказать, с размахом. В ничем внешне не примечательных домах была собрана хорошего качества мебель, на стенах висели картины, посуда была штучной, а столовые приборы к ней - серебряными.
С самых первых шагов в разведшколе, непосредственно самой обстановкой будущих разведчиков приучали к тому, что по выпуску их ждет совершенно другая, отличная от советской, жизнь. Им придется побывать в различных ситуациях, и простое знание языка не гарантирует правильного общения с "нужными" людьми. Именно поэтому курсантов обучали не просто хорошим манерам, но и дипломатическому этикету, умению завязать и поддерживать нужный разговор, а также подробно объясняли, как правильно и даже модно одеться применительно к той или иной стране, тому или иному социальному слою ее граждан.
Однако основной упор в ШОН был сделан все-таки на иностранные языки. В первые годы преподавания в школе существовало лишь две кафедры: восточная и западная. На первой курсанты изучали турецкий, персидский, китайский и японский языки. На второй - испанский, итальянский, французский, немецкий и английский. Более того, их преподавали не просто люди, выучившие язык по учебникам в Советском Союзе, а бывшие разведчики-нелегалы, которые провели много лет за границей. Помимо нелегалов преподавали и коммунисты-политэмигранты: немцы, французы, англичане, итальянцы, китайцы... Они же преподавали в частности, страноведение, куда входили такие разделы, как быт и обычаи того или иного народа.
Кроме того, в ШОН изучали международные отношения, экономику, философию и экономическую географию капиталистических государств. Причем делали это лучшие в Москве профессора профильных институтов. Помимо общеобразовательных дисциплин - истории, географии, русского языка, зарубежной литературы - курсанты обучались шифровальному делу, радиотехнике, умению вести вербовку агентов, а также поддерживать с ними отношения, в том числе и конспиративные. Слушателей также учили вести слежку и уходить от нее.
Подобным наукам курсантов обучали оперативные сотрудники внешней разведки, которые, отрываясь от непосредственной работы, несколько раз в неделю ездили в ШОН читать лекции по специальным дисциплинам. Все они многие годы проработали за границей, провели десятки тайных операций, много раз рисковали жизнью, и опыт так называемой "оперативной работы" был у них колоссальный.
Достаточно назвать лишь две фамилии первых преподавателей-оперативников, а также их послужной список во внешней разведке к 1938 году, чтобы представить себе уровень и качество обучения слушателей школы.
Евгений Петрович Мицкевич пришел в разведку в 1924 году. Через год - он уже на нелегальном положении в Германии, где успешно работал в течение двух лет. С 1927 по 1928 год Евгений Петрович, по-прежнему являясь нелегалом, руководил всей нелегальной резидентурой в Италии. Затем, в 1928 году, Мицкевича перебрасывают в Англию, где он возглавил советских нелегалов, работающих в Великобритании. После восстановления дипломатических отношений СССР с Англией в 1929 году Евгений Мицкевич становится "легальным" резидентом ИНО в этой стране. В 1931 году Евгения Петровича перевели на нелегальную работу в США.
Василий Михайлович Зарубин пришел в ИНО в 1925 году и тогда же был направлен в Китай. Через год он уже резидент советской разведки в Финляндии. Еще через год - на нелегальной работе в Германии и Дании. С 1929 по 1933 год Василий Зарубин работал во Франции в должности резидента нелегальной резидентуры. В 1934 году в этом же качестве возвратился в Берлин, где руководил всеми советскими нелегалами в Германии до 1937 года.
В 1943 году по решению Государственного комитета обороны (ГКО) на базе школы особого назначения создается Разведывательная школа (РАШ). Цели и задачи остаются прежними, но количество слушателей увеличивается, да и учатся они уже не год, а два.
В 1948 году Разведшкола вновь расширяется и переименовывается в Высшую разведывательную школу (ВРШ), а в 1952 году ВРШ присваивается индекс "101" для того, чтобы руководство школы могло наладить официальную переписку с государственными учреждениями. Именно с этого времени ВРШ стали неофициально называть сто первой школой.
В октябре 1968 года на базе ВРШ образуется Краснознаменный институт (КИ), которому в марте 1984 года присваивается имя Юрия Андропова.
5.
В мае 1967 года председателем госбезопасности СССР был назначен Юрий Андропов, который до этого руководил отделом ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Юрий Владимирович был первым руководителем КГБ с 1917 года, который пришел на такой высокий пост с партийной работы и практического опыта деятельности в спецслужбах не имел.
В июне 1967 года Андропов становится кандидатом в члены Политбюро, тем самым вплотную приблизившись к партийной верхушке страны. Еще через шесть лет, в 1973 году, Юрий Владимирович избирается членом Политбюро ЦК КПСС, что означает только одно - шеф КГБ СССР становится одним из непосредственных властителей страны и самым непосредственным образом влияет как на внутреннюю, так и на внешнюю политику государства.
Сотрудники тайного ведомства ликовали: усиление начальника автоматически означало и негласное возвышение организации, возглавляемой им. Отставные офицеры КГБ до сих пор считают, что именно те годы были самыми лучшими для Комитета во всех отношениях. Не случайно и по сей день во многих кабинетах ФСБ - СВР наряду с портретами Дзержинского висят изображения Юрия Андропова.
В своей должности Юрий Владимирович пробудет до мая 1982 года - дольше, чем каждый из шестнадцати его предшественников по ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ Союза Советских Социалистических Республик. Именно под руководством Андропова Комитет становится одной из мощнейших и действенных спецслужб мира.
В ноябре того же, 1982 года, после смерти Леонида Брежнева бывший председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов становится Генеральным секретарем ЦК КПСС и сосредоточивает в своих руках абсолютную власть в стране. Все понимают, что подобного успеха в карьере Андропов добивается благодаря не только своим высоким деловым качествам, но и тому, что еще совсем недавно Юрий Владимирович был руководителем КГБ, могущественнейшей службы, которая недремлющим оком следила за всеми сферами деятельности государства.
После избрания Владимира Путина президентом России многие бросились его сравнивать с Юрием Андроповым. Подобные параллели абсолютно некорректны и основаны на поверхностных фактах, главным из которых является тот, что оба лидера в свое время работали в спецслужбах. Однако не следует забывать, что Андропов был исключительно партийным работником и не имел никакого специального образования, необходимого для работы в спецслужбе. Путин же, после прихода в органы, последовательно получал специальное образование в трех закрытых учебных заведениях КГБ: контрразведывательном и двух разведывательных.
Более значительным и серьезным является то обстоятельство, что Путин, как и Андропов, фактически шагнул на вершину власти именно с должности руководителя спецслужбы страны. Даже временные сроки у обоих на этом "шаге" приблизительно одинаковы: Андропов в мае 1982 года уходит из КГБ, а уже в ноябре становится лидером страны; Путин еще в августе 1999 года руководит ФСБ, а уже в декабре становится исполняющим обязанности президента страны, причем практически ни у кого не возникает сомнения, что на выборах в марте 2000 года победит именно он.
Однако не следует забывать, что Путин, воспитанный другой эпохой и прошедший через крушение великой империи, руководит совершенно другим государством и в иных исторических условиях, как внутренних, так и внешних, нежели в свое время Андропов, формирование личности которого пришлось на двадцатые-тридцатые годы прошлого века.
К слову, говоря, личная жизнь этих людей тоже разнится. Если Андропов очень рано потерял отца и вырос, практически, сиротой, то у Путина была крепкая дружная семья. Андропов был женат дважды, причем сын от первого брака в свое время находился в заключении и впоследствии спился, будучи молодым мужчиной. У Путина, как известно, нынешний брак первый и дети его в противоправных действиях не замечены абсолютно. Так что проводить параллели между этими лидерами, по крайней мере, некорректно.
Впрочем, вернемся в 1967 год. Назначение в мае на столь высокую должность Андропова аккурат пришлось как раз под две крупные даты, которые вскоре отметили в СССР: в декабре праздновалось 50-летие ВЧК-КГБ; еще через год Комитет отметил полувековой юбилей внешней разведки.
Именно Юрий Владимирович был "повинен" в том, что эти даты широко отмечаются не только в КГБ, но и собственно по всей стране. В течение года массовым тиражом издаются книги о разведчиках, публикуются объемные статьи в центральной прессе, а в кинотеатрах и по телевидению демонстрируются фильмы про советских разведчиков.
Именно в то время выходит фильм "Мертвый сезон", где впервые за все время существования Советского Союза власть официально признала то, что ее разведка действует за рубежом даже в мирное время. Более того, предваряя картину, перед зрителями выступает советский разведчик Рудольф Абель (Фишер). Это было неслыханное по тем временам событие для всей страны. Впервые на аудиторию в десятки миллионов человек смотрел не вымышленный персонаж, а настоящий кадровый офицер разведки.
Задумывая, устраивая и проводя широкую пропагандистскую компанию, Юрий Владимирович преследовал три масштабные цели, которые взаимно дополняли друг друга.
Во-первых, советскому обществу было наглядно продемонстрировано, что органы госбезопасности взяли решительный курс на отход от прежних, тайных методов работы, которые долгие годы внушали страх в первую очередь не противникам социализма, а именно гражданам СССР.
Во-вторых, советскому народу показывались истинные цели и задачи КГБ в новых условиях.
В третьих, посредством подобного рода массированной пропаганды Юрий Андропов стремился привлечь в ряды своего ведомства наиболее интеллектуальную и творческую часть студенческой молодежи, понимая, что изменившиеся условия требуют новые кадры, которые в последующем должны будут занять места тех, кто был воспитан жестокой предыдущей системой. Кроме того, старые сотрудники КГБ зачастую были людьми малообразованными.
В отличие от многих других высших партийных сановников, которые тяготели к закоснелым штампам в партийной агитации и пропаганде, Юрий Андропов любил новаторство, нестандартное решение проблемы и разумный размах. Именно под влиянием его акции, которая, кстати, носила не временный, а долгосрочный характер (Вспомните хотя бы "Семнадцать мгновений весны", "ТАСС уполномочен заявить"), КГБ в последующие годы с легкостью рекрутировало в свои ряды десятки тысяч молодых людей.
6.
Поиск и отбор лучших студентов в высших учебных заведениях СССР на работу в Комитет государственной безопасности был налажен и действовал десятилетиями еще до прихода Юрия Андропова в КГБ. Поэтому можно твердо говорить только о более целенаправленной и широкомасштабной работе в этом направлении после того, как Юрий Владимирович возглавил органы госбезопасности.
Однако именно Андропов взял курс на более активное привлечение к работе в КГБ молодых патриотично настроенных людей, которые по своим "моральным и деловым качествам наиболее подходят органам госбезопасности". Так как спектр интересов Комитета был необычайно широк, то и "рабочие" специальности "рекрутов" требовались самые разнообразные: филологи со знаниями разнообразных языков; инженеры по всевозможным профилям; юристы; химики по различным направлениям; страноведы практически по всем государствам мира; психологи; специалисты по криптографии; математики; журналисты; логики; радиотехники; экономисты; физики; люди с медицинским образованием; профессиональные спортсмены; преподаватели иностранных языков; боевые офицеры, получившие закалку, воюя в различных "горячих" точках планеты, и т.д., и т.п.
Справедливости ради необходимо отметить, что в шестидесятые, а особенно семидесятые и восьмидесятые годы служба в КГБ считалась чрезвычайно престижным делом.
Помимо волшебных "корочек" сотрудника госбезопасности, которые заставляли трепетать не только простых обывателей, но даже представителей МВД, офицеры КГБ, как правило, в материальном и бытовом плане жили гораздо лучше, нежели их коллеги из прокуратуры, министерства обороны, милиции и даже ГРУ. Они получали квартиры гораздо быстрее, их жилье практически сразу "телефонизировали". Комитет имел по всему Советскому Союзу разветвленную сеть пансионатов, санаториев и домов отдыха, где чекисты вместе с семьями могли поправить здоровье, пошатнувшееся на работе.
Ну, а принадлежность к Первому главному управлению КГБ СССР открывала офицеру сияющую перспективу выезда за границу, куда подавляющему большинству простых смертных сограждан дорога была просто заказана. Именно поэтому партийные, хозяйственные и профсоюзные бонзы Советского Союза пытались пристроить своих детей не просто в КГБ, но именно в ПГУ, которое занималось внешней разведкой. Таким образом, отбор "волосатых" в КГБ, как привычно называли в Комитете сынков высокопоставленных деятелей, происходил несколько по другим - телефонным - правилам. Остальных же отбирали следующим образом.
Система изучения, проверки, а затем и привлечения студента Вуза в "органы" была в принципе одинаковой по всему Советскому Союзу. Наиболее активно "вербовщики" работали в крупных студенческих и научных центрах СССР: Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Владивостоке, Новосибирске, Свердловске, Одессе, Риге, Ростове-на-Дону, Казани, Ташкенте, Баку, Тбилиси, Ереване, Кишиневе, Алма-Ате, Омске, Тюмени, Иркутске. Впрочем, и небольшие учебные заведения тоже не оставались без внимания.
На первом этапе сотрудники институтских отделов кадров, среди которых, как правило (если дело касалось университетов и крупных профильных институтов), были отставные офицеры КГБ, внимательно изучали личные дела новоявленных студентов. Кого-то отметали сразу: темное, неприглядное, а то и просто криминальное прошлое родственников, пусть даже и дальних; наличие родни за рубежом, тем более в капиталистических странах; национальность (евреям путь в Комитет был просто заказан); отсутствие комсомольского билета у сердца, а так же желания влиться и в дальнейшем в "передовой отряд молодежи".
Затем, с оставшимися "кандидатурами" кадровики тщательно "работали", внимательно изучая студентов в ходе их обучения в течении последующих двух-трех лет. "Изучение" складывалось из нескольких моментов: негласные беседы обаяшки-кадровика с преподавателями профильных предметов, руководителями курсов и факультетов, а также обработка информации, полученной от местных стукачей, которыми, как правило, являлись по совместительству все те же комсомольские и студенческие активисты. Особое внимание кадровиков обращалось на: моральную устойчивость, прилежность и успехи в учебе, патриотизм, рассудительность, спортивные показатели (если таковые имелись), коммуникабельность, умение дружить, разумное бескорыстие, отрицательное отношение к стукачеству на товарищей.
Все остальные, кто не попадал под эти категории: тихие алкоголики, прогульщики, бабники, отчаянные картежники и просто неблагонадежные, - безжалостно отметались в сторону. В итоге, оставалось достаточное количество студентов (обычно их количество в 7-8 раз превышало то число "кандидатов", которое затем подавалось непосредственно в отделы кадров областных и республиканских УКГБ, где и происходил окончательный отбор), среди которых кадровики и начинали наиболее активный поиск вероятных кандидатов на работу в КГБ.
Следующим этапом была обычная рутинная бумажная работа, которая сводилась к проверке дальних родственников, а также более углубленному изучению прошлого и нынешнего "кандидата". И вновь отсеивались неподошедшие. Только потом списки передавались дотошным офицерам КГБ, которые в дальнейшем непосредственно занимались "кандидатами".
Из 80-120 студентов брали на работу в КГБ человек 8-10. Очень важна была первая встреча. После нее многие отсеивались. Но с теми, кто подходил, начинали работать плотнее. Главное - чтобы они умели быстро находить нужный контакт с людьми. Без этого качества человеку нечего делать в КГБ, а тем более в разведке.
В результате встреч, которые были приблизительно раз в месяц-два, кадровик полностью убедился, что кандидат для работы в КГБ пригоден и подготовил заключение, которое было передано на утверждение вышестоящему начальству. Однако последующее решение было скорее формальным, потому что весь массив работы выполнял нижестоящий офицер, который впоследствии нес персональную ответственность за подобранную кандидатуру.
7.
Во все времена любой государственной организации требуются хорошо подготовленные и квалифицированные кадры. Разведка - не исключение. Более того, все развитые и уважающие себя страны мира уже давно имеют специальные учебные заведения, где в течение нескольких лет целенаправленно и по особым программам готовят профессионалов-разведчиков. Как отмечают бывшие сотрудники советской разведки, подобные программы разных государств, безусловно, имеют свою специфику, но в принципе ничем не отличаются друг от друга.
В Советском Союзе учебным заведением, которое готовило именно разведчиков, являлся Краснознаменный Институт (КИ). Любому государственному учреждению требуется постоянное воспроизводство кадров, так как одни сотрудники получают повышение, другие увольняются с работы по болезни или же профнепригодности, третьи переходят в другие министерства и ведомства, ну, а четвертые, отправляются на заслуженную пенсию - развивать дачное хозяйство. Разведка не была исключением в этом ряду.
Сотрудники центральных кадровых органов ПГУ определяли необходимое количество новобранцев, иностранные языки, которые им предстояло изучать, а также те направления, по которым предстояло работать новоявленным разведчикам по окончании Краснознаменного института. В принципе, это была обыкновенная чиновничья практика любого солидного советского ведомства, призванного не только заниматься своей отраслью, но и готовить для нее кадры.
Отличие Краснознаменного института от других вузов заключалось в более тщательном отборе слушателей, специфике обучения, а также той завесе чрезвычайной секретности, которая окутывала данное учебное заведение. Новобранцев для разведки подбирали все те же офицеры кадровых органов, но уже, как говорилось в те годы, "на местах": в республиках, областях, районах и городах. По сути дела эта незримая работа тысяч людей походила на труд золотодобытчика: необходимо было просеять сотни тонн руды, для того, чтобы в итоге отыскать несколько граммов драгоценного металла. Тем более что в случае неверного подбора, ошибочного заключения на кандидата в разведку кадровик рисковал не чьей-нибудь, а собственной карьерой.
Однако не следует идеализировать разведку и думать, что в подобной работе не было сбоев и все кандидаты, прошедшие отбор в "контору", были исключительны. Конечно же, нет. Процент дураков, приспособленцев и шкурников в разведке был приблизительно таков, как и в любой другой солидной организации того времени, имеющей выход на "заграницу": ГРУ (Главном разведывательном управлении Министерства обороны), МИДе, ТАССе (Телеграфном агентстве Советского Союза), АПН (Агентстве печати "Новости"), МВТ (Министерстве внешней торговли), зарубежных представительствах "Аэрофлота" и т.п. Единственное, что отличало разведку от других организаций, так это, наверное, все-таки более пристальный взгляд на рекрутов и более углубленное их "изучение", в том числе и персональное.
Так что подход к кандидатам на работу в разведку был дифференцированным. Сотрудник отдела кадров в первую очередь пытался понять, что собой представляет кандидат, о чем думает, к чему стремится и почему хочет работать именно в разведке. Критерии дальнейшего изучения были просты и вполне разумны: как говорится, "чистая" биография кандидата и его родственников, никакого криминального прошлого, отсутствие родственников за рубежом, хорошие показатели кандидата в учебе, его отменное здоровье и крепкая нервная система.
Полковник Сергей Свиридов (фамилия изменена) в конце семидесятых годов прошлого века проходил сквозь сито подобного отбора в разведку и вот как о нем вспоминает: "Все мы проходили множество различных медицинских комиссий еще задолго до того, как попадали на учебу в Краснознаменный институт. Сейчас, в наше время, очень много говорят и пишут о всякого рода психофизиологических исследованиях человека. Причем выдают это за некое откровение, якобы последние достижения науки и техники.
Но так называемый полиграф, или, как его еще называют, детектор лжи, действовал у нас уже тогда. Так что мне доводилось сидеть и на полиграфе, который существовал уже в семидесятые годы, и наша проверка на нем была совершенно нормальным, обычным делом. Ведь полиграф являлся одной из методик тестирования, где проверяли психологическую устойчивость, реакцию и множество других не менее важных факторов организма. Для этого задавались специальные вопросы, которых было достаточно много - несколько десятков. Смысл многих из них мне до сих пор неясен. Но на то и существуют специальные методики..."
Нынешний преподаватель Академии внешней разведки (бывший КИ) полковник Виктор Иванович Холодов (фамилия изменена), окончивший Краснознаменный институт, так вспоминает о своих "вступительных" экзаменах в это заведение: "Как таковых их не было, потому что экзамены - это все та же форма тестирования. А в ходе отбора в разведку и так было достаточно много тестов. Нас проверяли на знание русского и иностранного языков. Если, допустим, ты не владеешь иностранным, то проверялись твои способности вообще к изучению иностранных языков.
Кроме того, мы проходили собеседования с представителями Краснознаменного Института, которые, как и кадровики, во-первых, пытались понять, зачем ты идешь в разведку, а во-вторых, смотрели, что ты за человек и умеешь ли ты правильно общаться и работать с людьми. Ведь разведка - это, прежде всего, работа именно с людьми. Так что туда, может, это покажется нескромным, отбирали наиболее способных ребят".
"Способных ребят" офицеры кадров и сотрудники Краснознаменного института отбирали не только по морально-деловым качествам, но и по тем направлениям в разведке, где кандидатам предстояло трудиться после окончания института. Специалистов по техническим направлениям (научно-техническая разведка) искали среди студентов профильных технических вузов. Для работы "по линии политической разведки" отбирались ребята, получившие филологическое, историческое или образование специалиста-международника.
К слову сказать, уже на стадии подбора и оформления кандидатов на учебу в КИ офицеры-кадровики приблизительно знали, какой иностранный язык получит тот или иной слушатель и сколько лет ему необходимо проучиться.
Полковник Виктор Холодов прекрасно помнит годы своего обучения: "В КИ были различные сроки обучения: от года до трех лет. Соответственно было и три факультета: одногодичный, двухгодичный и трехгодичный. Каждый факультет находился на своей территории. Факультеты были не только режимными подразделениями, но и никак не "смешивались" друг с другом, находясь на полностью автономных объектах.
На тот или иной факультет направляли молодых людей в зависимости от их базового образования, знания иностранных языков и языка, которому его будут обучать дополнительно. Для изучения сложного восточного языка факультет мог быть и трехгодичным. Для западного языка - двухгодичным. Если же слушатель приходил в Институт с хорошим знанием двух языков, то на обучение ему мог отводиться всего лишь год".
Структура разведывательных факультетов была следующей: языковая группа - учебное отделение - курс - факультет. Учебные классы находились в тех же зданиях, где жили слушатели. Так что времени на переходы из комнаты общежития на место учебы уходило совсем немного - считанные минуты. Кроме того, территория факультета, где располагались спортивные залы, плавательные бассейны, гаражи, столовые и пр., была компактна и круглосуточно охранялась собственной службой безопасности.
Полковник Холодов: "После того как человек прошел все круги проверок, тестирований и результаты оказывались положительными, его вызывали в отдел кадров на достаточно высокую комиссию, в которую входили высокопоставленные сотрудники КГБ. Как правило, возглавлял эту комиссию заместитель Председателя КГБ. В ее состав входили еще несколько генералов из разведки, которые вновь задавали вопросы. Что касается меня, то я не только не знал, кто есть кто, но не знал даже того, что один из сидящих за столом - заместитель председателя КГБ. Об этом я узнал значительно позже.
После комиссии, которая проходила в марте - мае, мне сказали, что в такие-то сроки я должен связаться по такому-то телефону с офицером отдела кадров. А тот, в свою очередь, скажет, что мне следует делать дальше.
Пришло назначенное время, я позвонил, и офицер сказал, что в такой-то день мне надо быть в таком-то месте. Необходимо взять с собой паспорт, подойти к определенному человеку, и никому, кроме него, не называть свою фамилию. Так я и поступил.
Приехал на определенную станцию метро. Там уже находилась группа ребят, с которыми предстояло учиться вместе. Затем сели в автобусы со шторками и поехали в неизвестном направлении. Друг с другом мы знакомы не были. Имя назвать было можно, но фамилию - категорически нет. В институте нам дали псевдонимы, своего рода школьные фамилии. Не могу сказать, как это было в ШОНе или в 101-й школе, но практика Краснознаменного института, - а с ней я знаком - была в те годы именно такой.
Помню, мы въехали на территорию загородного объекта, и я подумал в тот момент, что здесь мне суждено провести три года".
Полковник Свиридов, закончивший в КИ двухгодичный факультет, вспоминает: "Когда мы приехали на объект, то нас разместили по комнатам. Условия жизни были замечательными. (Сейчас, насколько мне известно, они стали похуже.) Двухместные номера с умывальниками. Душ и туалет были в коридоре. По тем временам выглядело все это совершенно нормально. У нас, к примеру, не было, допустим, как в МГУ - на две комнаты туалет и умывальник. У нас было скромнее.
В жилых комнатах были замечательные финские кровати-диванчики. Постель можно было убрать в прикроватный шкаф. Кроме того, в комнате были стол, платяной и книжный шкафы, радио. Телевизор находился в общей комнате отдыха на этом же этаже, можно было курить, играть в шахматы или шашки. Казарменного, кстати, ничего не было. Это было нормальное, домашнее по обстановке общежитие.
Занятия у нас начались 1 сентября. Система обучения была вузовской и предполагала зимние и летние каникулы.
Ежедневный подъем у нас был в семь утра по звонку, подобно школьному. Затем - обязательная зарядка, душ, завтрак и в 9.15 начинались занятия, которые длились до трех часов дня. Затем был обед. Потом - обязательная самоподготовка и ужин, после которого каждый из нас занимался, чем хотел. Но в основном, как правило, учили иностранные языки. Обязательного фиксированного времени, когда необходимо ложиться спать, не было. Формально отбой был в одиннадцать вечера. Но мало кто ложился именно в это время. Обычно это происходило позднее. Однако на следующее утро идти на зарядку было делом обязательным. Таким образом, мы занимались шесть дней в неделю, включая и субботу".
Основным предметом в КИ был иностранный язык. Грош цена всем остальным знаниям офицера, если, выехав за границу, он не сможет понять иностранца, тем более, когда тот сообщает ему важные секретные сведения. Поэтому иностранный язык слушатели долбили с утра до ночи, прекрасно осознавая, что именно эти знания напрямую повлияют в дальнейшем на их карьеру. Как правило, выпускники свободно владели двумя, а то и тремя языками, что значительно расширяло спектр государств, в которых они могли бы работать, и, конечно же, влияло на все ту же карьеру.
Именно поэтому в институте в те годы была одна из оснащенных учебных баз, позволяющая слушателю изучить язык, не покидая аудиторий. К услугам были иностранные книги, журналы, газеты, лингафонные классы и кинозалы для просмотра художественных фильмов на языках. Система обучения заключалась в том, чтобы, просмотрев фильм, слушатели тут же могли его обсудить (разумеется, на языке) с преподавателем.
Вообще-то именно преподавателю иностранного языка, который вел учебную группу постоянно, отводилась особая роль в подготовке разведчиков. Он не только обучал офицеров языку, но и внимательно присматривался к своим подопечным, прикидывая, кто на что способен, в том числе и в непосредственной деятельности разведчика.
Полковник Виктор Холодов: "Как только мы попали в КИ, нам дали "школьные" псевдонимы, под которыми мы и знали друг друга все оставшееся время. Однако и в языковых группах мы тоже получали псевдонимы. Я учил немецкий язык, и у нас были "немецкие" фамилии. Так что на занятиях мы обращались друг к другу по этим "немецким" фамилиям. Таким образом, преподаватели старались создать своего рода среду, в которой мы и изучали иностранный язык. А если говорить о содержании преподавания, то у нас были обязательные занятия по фонетике, грамматике и практике языка. Помимо этого мы изучали немецкую литературу, читали газеты и делали переводы статей. Кроме того, нам преподавали культуру страны, ее обычаи и национальные особенности, а также историю".
Генерал-майор Андрей Пименов (фамилия изменена) обучался в КИ в начале восьмидесятых годов: "Помимо языка мы изучали и другие предметы. Если разобраться, то на язык и специальную подготовку отводилось примерное одинаковое количество часов. Что такое специальная подготовка? Это работа с людьми, организация этой работы, достижение того результата, который требуется. Психологию изучали обязательно. Но психология преподавалась не вообще, а применительно к конкретным целям. Нас обучали правильно выстраивать взаимоотношения с людьми, нам прививали умение устанавливать межличностные отношения, влиять на человека.
Помимо этого нас учили вести информационную и аналитическую работу. Не секрет, что главное в нашей работе - это правильно классифицировать информацию, отбирать самое важное, вовремя улавливать основные тенденции, предугадывать многое из того, что пока не лежит на поверхности. Кроме того, изучали и другую дисциплину, которую можно обозначить так: умение правильно составлять документы. Тоже нет большой тайны в том, что зачастую неумение изложить свои выводы и мысли на бумаге, приводит к тому, что размывается смысл информации или аналитической работы. А это может повлечь за собой неверно принятые политические решения.
Страноведение преподавали в обязательном порядке. Причем это была комплексная дисциплина, мы изучали географию страны, ее политическую экономию, государственное устройство и прочие не менее важные аспекты. Помимо этого нам преподавали историю международных отношений, историю дипломатии, дипломатический протокол и дипломатическую практику".
Не следует забывать о том, что в разведшколе учились люди крепкие, здоровые и молодые, которым необходимо было не только ума-разума в специальных дисциплинах набираться, но и тренировать себя физически. Именно поэтому на объектах существовали очень хорошие по тем временам спортивные комплексы, с бассейнами, что было, безусловно, редкостью для высших учебных заведений, пусть даже и закрытого типа. Так что слушатели не только "грызли гранит наук", но и параллельно активно занимались спортом. Впрочем, даже обязательные занятия спортом имели свою специфику.
Виктор Холодов: "Конечно же, у нас была обязательная спортивная подготовка. В штате института находились инструкторы, которые преподавали нам рукопашный бой, учили нас, безоружных, обороняться от людей, у которых в руках был нож, пистолет. Короче говоря, обучали самообороне.
Стрельба входила в спорт подготовку. Стреляли, как правило, из пистолетов отечественного производства. Но один раз стрелял и из здоровенного американского кольта. Помню, чуть не оглох.
Было и обучение вождению, причем - хорошее обучение. Ездили на "Волгах", а учили нас классные инструкторы. Поначалу водили по территории объекта, а затем стали выезжать на шоссе и в город.
Вождению тоже обучали с изюминкой. Нас учили не просто водить машину, но и замечать, что происходит вокруг. Допустим, едем, а сзади идет другая машина.
Инструктор спрашивает:
- Какой номер у этой машины?
А в зеркале заднего обзора номер читается справа налево. Так что его еще надо было уметь правильно "схватить".
Или же инструктор внезапно задает вопрос:
- Какой знак мы сейчас проехали?
А ты пойди разбери, какой проехали, когда поначалу только и делаешь, что на дорогу перед капотом смотришь.
Помню, к въезду на объект вела узкая извилистая дорога через лес длинной метров в пятьсот.
Подъезжаем, а инструктор и говорит:
- Разворачивай машину и давай задом езжай.
Ну, пару раз съедешь в кювет, но зато в итоге научишься и ездить задом, и парковаться. Более того, подобного рода навыки просто-напросто очень помогают в жизни. Даже сейчас, когда еду по Москве, то машинально смотрю за тем, что происходит вокруг".
Помимо этого слушатели Краснознаменного института неоднократно бывали в Москве и ее городах-спутниках, пытаясь приобрести и узкоспециальные навыки, которые необходимы в заграничных командировках.
Андрей Николаевич Пименов: "Были у нас и практические занятия в городе. Нас учили работать в городе так, словно мы уже находимся за рубежом. По большому счету, мы выполняли все то, что непременно стали бы делать потом, уже в боевой обстановке.
Возьмем самое простое задание - встреча с определенным человеком, и я должен все сделать так, чтобы эта встреча не была кем-то зафиксирована.
Сначала все это - подготовка к встрече, движение к определенному месту и проведение самой встречи, а затем возвращение обратно - мы подробно и обстоятельно проговариваем с инструктором, который учит определенным премудростям, используя, как и свой личный, так и наработанный вообще разведкой, опыт.
Инструктор подробно объясняет, как правильно построить маршрут, как сделать так, чтобы заметить наблюдение за собой, если оно есть. Что необходимо сделать для того, чтобы выйти из самой сложной ситуации, когда тебя, условно говоря, взяли за шиворот.
Более того, многие острые моменты наша контрразведка специально создавала для нас в городе. Ситуации создавались именно такие, какие могли бы произойти за границей. Допустим, вы идете на запланированную и очень важную встречу, а вас останавливают и начинают проверять документы. Могут машину остановить и проверить все те же документы.
Подобное могут сделать очень даже запросто, а вам необходимо выполнить именно это задание в определенное время. Причем все делается, особо заострю на этом внимание, абсолютно серьезно. Тебе начинают задавать массу вопросов: Кто вы такой? Что здесь делаете? Почему все время смотрите на часы? Вы с кем-то должны встретиться? С кем именно? Где должна произойти встреча? Почему, в таком случае, вы поехали именно по этой дороге? Вопросы могут быть самыми разнообразными и главное - грамотно на них ответить. В принципе, это была типичная деловая игра, где нас учили поведению в различных ситуациях".
Виктор Иванович Холодов: "Почему нам преподавали международное право? Да потому, чтобы мы знали, в том числе, свои права за рубежом и обязанности. Знания никогда не бывают лишними, а подобные - тем более. Я стал знать нужные мне отрасли международного права, историю международных отношений, а также - что такое безопасность, в том числе и личная".
Основным правилом для слушателей разведшколы во все годы ее существования было следующее: никогда не интересуйся жизнью товарища, не спрашивай его о том, где он учился раньше и вообще, откуда он сюда попал и куда будет направлен. Этот негласный закон имел главное прикладное значение: если кто-либо из слушателей впоследствии окажется предателем, то он не сможет выдать значительное число людей, так как не знает, кто они, их настоящие фамилии и куда отправились работать.
Впрочем, особый режим секретности распространялся на слушателей не только на территории объекта, но особенно за его пределами. И если, допустим, офицер по каким-либо причинам попадал в милицию, то говорить, где он учится, было категорически запрещено. Проштрафившийся (или не проштрафившийся) слушатель должен был повторять лишь одно: "Я - служащий войсковой части. Вот номер телефона дежурного! Пожалуйста, позвоните".
Приезжающие офицеры факультета извлекали незадачливого слушателя из кутузки и препровождали в "войсковую часть", где непременно следовали "оргвыводы". Вплоть до того, что несостоявшийся чекист-разведчик со службы прямиком вылетал в "народное хозяйство". Впрочем, случаи такие были настолько редки, что даже старожилы Краснознаменного института с трудом могут припомнить от силы один-два примера. Все-таки народ в разведку шел сознательный, умеющий себя вести в "общественных местах" и знающий меру в употреблении "горячительных напитков".
Однако не следует забывать, что в Краснознаменном институте учились люди молодые, которым, как и их сверстникам из внешнего мира, ничто человеческое не было чуждо. Все время штудировать науки, заниматься спортом, да ходить на тайные встречи-занятия было делом чрезвычайно тяжелым. Время от времени требовалось и расслабиться. Хотя бы чуть-чуть...
Виктор Холодов: "Неразрешенный выход за территорию являлся грубейшим нарушением дисциплины, и я таких случаев, честно сказать, не припоминаю. Пьянка тоже была грубейшим, немыслимым нарушением. Нет, мы, конечно же, изредка выпивали, но только не в служебных помещениях и не на территории объекта. Иногда выходили вечером после занятий в лес, шли в ближайшую деревню, где можно было купить что выпить, банку килек, и поболтать на свежем воздухе. Затем возвращались, но никак не пьяными. Чем мы это легендировали? Желанием сделать пробежку, конечно же".
Можно представить, как внутренне веселились руководители учебных отделений, которые были по совместительству еще и кадровыми офицерами разведки, когда очередная группа "спортсменов" - слушателей отпрашивалась у них лишь для того, чтобы "по лесу побегать, спортом позаниматься" на лоне березок.
Впрочем, нет никаких сомнений в том, что и сами офицеры-руководители в бытность свою зелеными слушателями разведшколы точно так же настойчиво упрашивали начальство "отпустить их на пробежку по пересеченной местности". Короче говоря, все секреты были давным-давно известны, и офицеры-наставники просто-напросто входили в положение ребят, заезженных жесткой спартанской жизнью разведшколы.
Вообще-то роль офицеров, которые руководили учебным процессом слушателей, трудно переоценить. По сути дела, все время обучения именно эти люди не только внимательно наблюдали за становлением слушателей как профессиональных разведчиков, но и воспитывали их, стараясь определить, насколько профессиональна будет работа их подопечных в дальнейшем. Большое значение при выпуске из Краснознаменного института имели для новоявленных разведчиков характеристики, написанные их наставниками. В принципе, характеристика была как приговор: хорошее заключение означало взлет в карьере, удовлетворительное - направление во второстепенные подразделения.
Подобным заключениям руководители главков и отделов внешней разведки, безусловно, верили, потому что их писали опытные кадровые офицеры, за плечами которых было несколько командировок за границу. Кроме того, это были люди с большим практическим и с жизненным опытом, что в разведке одно от другого не отделимо. Более того, их специально подбирали на эти должности, справедливо считая, что воспитание будущих разведчиков - дело очень ответственное и важное. Короче говоря, офицеры Краснознаменного института были администраторами, воспитателями и преподавателями одновременно.