Блюм Василий Борисович : другие произведения.

Шестерня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Часть 4)

БЛЮМ ВАСИЛИЙ

Шестерня


Цикл "Гильдия навсегда"

Возвращение в гильдию

Найденыш

Мычка

Шестерня

(неоконченое)

  

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

  
   - Не пройдешь.
   - Пройду.
   - А я говорю, не пройдешь! - Баламут грохнул чаркой о столешницу так, что хмель плеснул через край. Взметнулись белесые клочки пены, с шипеньем опали.
   Шестерня набычился. Собеседник смотрит с насмешкой, губы глумливо растянуты, в глазах издевка. Лицо колеблется, искажаясь, словно клубы подгоревшего масла, плывет. И ведь не просто так - от неуважения! Так бы и врезать по ехидной харе, чтоб поумерить пыл, да только приятелей за подобное не бьют. Но ведь как хочется-то, а! И кулаки зудятся - мочи нет. Может приложить того, что за соседним столиком? Ишь глаза выкатил. Или другого, что справа, нагло повернулся спиной.
   Сурово подвигав бровями, Шестерня глубоко вздохнул, сказал сумрачно:
   - Ладно. Пустой разговор.
   Баламут улыбнулся шире, хмыкнул:
   - Оно и ясно. Потому как не пройдешь. Рад бы, да силенок не хватит.
   Глядя, как товарищ приложился к чарке, отчего кадык задергался вверх-вниз, Шестерня с досадой произнес:
   - Вбить бы тебе кубок в глотку, чтоб впредь неповадно было.
   Баламут отставил чарку, промокнув рот рукавам, бросил:
   - Вбить всякий сможет. Ты б лучше слова делом доказал.
   Шестерня грохнул кулаком, так что расставленные по столу опустевшие горшочки из-под хмеля жалобно зазвенели, рявкнул:
   - Слово пещерника - кремень. В доказательствах не нуждается. Секиру Прародителя мне в печень!
   Баламут хитро прищурился. Рука потянулась за пазуху, вернулась. Кулак грохнул по столу, раскрылся. Понизив голос, он заговорщицки произнес:
   - Кремень зубилом правится. Ставлю, что не пройдешь!
   Шестерня застыл, заворожено глядя на ладонь товарища. Прозрачный, словно слеза девушки, с золотистыми вкраплениями кристалл искреца. Редкостной чистоты. Да какой здоровенный! Рука невольно потянулась, но пальцы сжались, исчезли, унося красоту. Вместо камня вновь выплыла опостылевшая рожа.
   Осторожно, боясь спугнуть удачу, Шестерня прошептал:
   - И что, не жалко?
   - Так ведь все одно - не пройдешь, - отмахнулся Баламут беспечно.
   Шестерня решительно встал, дождавшись, пока помещение корчмы перестанет раскачиваться, произнес:
   - Пошли.
   Баламут поднялся следом. Поддерживая друг друга плечами, они двинулись к выходу. В висящем возле дверей отполированном до блеска медном круге отразились две фигуры: коренастые, широкоплечие, с мощными челюстьми и решительным выражением лиц, с той лишь разницей, что курчавая шапка волос, борода и усы одного клубятся тьмой, другого же блистают пламенем.
   Корчма исчезла за поворотом, потянулись группки домишек. Аккуратные, вырезанные в сплошном камне, дома растут из скалы подобно пещерным кристаллам, чьей бездушной воле умелые руки строителей придали изящные формы, отгранив, стесав, вырезав все ненужное, отчего каждое следующее здание не похоже на предыдущее, хоть немного, да отличается: узором поверхностей, формой окон, изломами карнизов.
   Дома закончились, исчезли фонари в виде вмурованных в стены друз светящихся кристаллов. Лишь редкие проблески расставленных через равные промежутки одиноких подставок с крошевом блистающей пыли да зеленоватые точки слизней - плеснежоров. Основная дорога осталась в стороне, чистая да ухоженная, под ногами заскрипела пыль и мелкие камушки.
   Поворот. Еще один. В напряженном противостоянии со стеной, что раз за разом наваливалась то с одной то с другой стороны, норовя приложить очередным острым выступом, Шестерня не заметил конца пути, лишь ткнувшись спутнику в спину, замедленно поднял глаза, непонимающе осмотрелся. Тяжелые, побуревшие от ржи и плесени врата. Могучие скобы уходят глубоко в стену, петли черны от масла, поверхность металла усеяна мелкими рунами - напутственными посланиями в царство вечности. Выпуклые детали покрыты пылью, что значит - вратами пользуются не часто. Рукоять так и вовсе посерела, выцвела, хотя самый кончик чист, словно кто-то недавно лапнул.
   Окинув взглядом дверь, Шестерня покосился на рукоять, сказал в раздумье:
   - Кто-то умер? Не припомню проводов.
   Баламут похлопал товарища по плечу, хмыкнул:
   - Поменьше каменьями любуйся. Тебе хоть полдеревни перебей - не заметишь за своими игрушками.
   Шестерня поморщился, с неодобрением произнес:
   - Кому игрушки, а кому и достаток. Давай уже, говори условия. Или передумал?
   Баламут растянул губы в улыбке, фыркнул:
   - Мне думать нечего. Еще со вчера подготовился. Чтобы тебя лишний раз не смущать, а себя от сомнений избавить, оставил в схроне баклажку с хмелем. Найти не сложно, на видном месте лежит, хе-хе, хоть и... ближе к концу.
   - Сам унес? - Шестерня в изумлении отвесил челюсть.
   Баламут пожал плечами.
   - Зачем сам, Балку попросил. - Помолчав, добавил насмешливо: - Так что, идешь? Или передумал?
   Шестерня сглотнул. Балка славился нелюдимостью и особой страстью ко всяческим жутким местам и темным авантюрам, и уж если он решился помочь Баламуту, дело может оказаться посложнее, чем просто прогуляться по схрону. Однако в памяти возникли нежные переливы искреца, и он лишь пренебрежительно бросил:
   - Готовь камень. Да смотри, шибко не лапай. Чай не свое.
   Шестерня взялся за рукоять, потянул. Ни замка, ни запора, и створки нехотя поползли в сторону. Гулко ударив в стены, створки замерли, вызвав в глубинах прохода тяжелое эхо, пахнуло затхлым. Черный зев схрона уставился на пришельца пустой глазницей входа, тяжело и недобро. Шестерня вздрогнул, невольно отступил, но за спиной хихикнуло, и, сцепив зубы, он шагнул вперед, в сердцах рванув за собой тяжелые створки. На этот раз грохнуло так, что неприятно заныли зубы, а со свода на голову рухнула горсть пыли, набилась в нос, запорошила глаза.
   Вытерев выступившие слезы, Шестерня повел глазами вокруг. Ничего. Нахмурившись, всмотрелся пристальнее. Кромешная тьма, лишь слабое, пробивающееся через щели врат, сияние, угасающее тут же, у ног. Баламут не предупредил, что в схроне темно. Наверняка знал, не мог не знать. Выйти бы, объяснить, пока не ушел, что не хорошо обманывать друзей. Хотя... нет. Вон, вдалеке, в кромешной тьме протаяло светлое пятно.
   Устроители схрона позаботились об освещении. Возле двери из стены вырастает металлическая чаша в виде ладони, то же и с другой стороны. Нужно лишь изредка досыпать блистающую пыль, что от времени испаряется, тускнеет. Нужно, да было б кому. Деревня невелика, а пещерники живут долго. Не удивительно, что от смерти до смерти пыль успевает истаять, а схрон погружается во тьму. Хорошо еще что-то осталось, так бы пришлось на ощупь.
   Представив, как он идет, шаря перед собой руками, натыкается на космы плесени, пыльные стены, засохшие кости... Шестерня передернул плечами, подобравшись, двинулся вперед. Еще недавно, за разговором в корчме, казавшаяся простой, прогулка по схрону выглядела все менее привлекательной, но перед внутренним взором раз за разом вспыхивали золотистое мерцание обещанного искреца, бодря и придавая смелости.
   По обе стороны, выбитые в камне, проплывают провалы могил, с останками живших когда-то. Здесь, у входа, могилы самые древние. Плоть, кости, и даже украшения и доспехи, собранные усопшим в дальнюю дорогу, давно сгнили, распались от времени. Если сунуть руку в провал, пальцы нащупают лишь горстку пыли. Единственное, что осталось - выбитые на стене руны, что можно ощутить, прикоснувшись к шершавому камню стен. Ощутить, но не прочесть. Бороздки заросли пылью, края скололись, от случайных прикосновений посетивших схрон за прошедшие века родственников умерших. Так что даже самый острый взгляд не разберет, что за имена начертаны на стенах.
   Шестерня поморщился, тряхнул головой, возвращая мысли в прежнее русло. Схрон не место для размышлений. Мечтать хорошо в таверне за чаркой хмеля. Здесь же, среди мертвецов, нужно держать ухо востро. Это лишь на первый взгляд костяки не представляют опасности, лежат себе недвижимо, словно камни, когда вокруг свет, а рядом сгрудились печальные родственники очередного усопшего. Но стоит живым уйти, а коридоры заполняются тьмой, тут-то и начинается самая жуть. Сам-то он не видал, но сказывают, что, мучимые завистью к живым, мертвяки выползают из могил, бродят по схрону, скрежеща ногтями, и тараща белесые буркала. В бессмысленности замогильного существования, и потворствуя былым привычкам, ищут пропитание. Оттого и пусты древние могилы, что смердящие потомки пожирают кости пращеров, оттого и стерты письмена, что костяки шарят вокруг, царапая неподатливый камень пожелтевшими иссохшими пальцами.
   Остатки хмеля улетучились. Втянув голову в плечи, Шестерня шел все медленнее, стараясь двигаться как можно тише. В схроне пронзительно тихо, отчего малейший шорох кажется жутким грохотом. Вон, что-то стукнуло в стороне, сухо заскрипело. Осыпалась ли горстка пыли, или то скрип под ногами беспокойного костяка, что, утомившись лежать, решил прогуляться? Вдалеке чавкнуло. Упал ли со стены, не удержавшись на скользкой поверхности, слизень, или то звук из утробы шатуна - пожирателя мертвечины?
   Шестерня ощутил дурноту, волосы зашевелились, а по спине разбежались каменные блохи размером с кулак. Говаривают, что, порой, в схронах заводится нечто, бродит по темным коридорам в ожидании случайного путника, скрипит, скрежещет. А когда отыскивает, впивается многочисленными когтями и зубами, разрывает на куски, давясь и чавкая, жадно сглатывает трепещущую добычу. Конечно, в схронах с путниками не густо, по этому, мучимая голодом, тварь выбирается наружу, заходит в деревни, забирается в дома, выкрадывает людей прямо из постелей, утаскивая в глубины схронов и умерщвляя медленно и мучительно.
   Руки дрожат все сильнее, колени подгибаются, а зубы выбивают дрожь. Лишь блеск искреца, ставший далеким, но по-прежнему теплый и радостный, удерживает, чтобы не развернуться, броситься назад, размахивая руками и дико вопя в безумной надежде отпугнуть крадущихся по пятам чудовищных порождений смерти.
   Светлое пятно приближается. Еще немного, десяток - другой шагов. Но, секира Прародителя, как медленно! А за спиной уже скрежещут когти, с лязганьем смыкаются челюсти, кто-то жарко дышит в ухо, и с грохотом, сотрясая пещеру до основания, бьется чье-то чудовищное сердце. Шаг, еще один. Под ногой сухо треснула кость, разбросав под сводами зловещее эхо. Вспикнув, Шестерня метнулся вперед, вступив в круг света, с разгону влип в стену, зажмурившись, раскинул руки, обливаясь потом и часто - часто дыша.
   Постояв, он приоткрыл один глаз, осторожно осмотрелся, затем распахнул оба. Никого. Струящийся от подставки свет оттеснил сумрак. В сиянии сверкающей пыли высветился бугристый камень стен, испятнавшие свод седые кустики плесени, несколько ближайших могил, что оказались совсем не страшными - всего лишь углубления в скале с кучками пыли и мелкими камушками.
   Губы невольно поползли в стороны. Выдохнув, Шестерня тихонько хмыкнул, раз, затем еще раз, разохотившись, хохотнул в голос. Как, оказывается, просто решается дело. Всего-то и нужно - щепоть блистающей пыли, да добрый хохоток, чтобы все ужасы схрона разом схлынули, обратившись бесплотными порождениями страха.
   Приосанившись, Шестерня взъерошил бороду, заинтересованно осмотрелся. Единственный источник света установлен точно на повороте. Расположи фонарь древние строители чуть в сторону, за углом, кто знает, чем бы закончился безумный рывок во тьму: рассеченным лбом, или чем похуже. И ведь если подумать, со светом, или без - ничего не изменилось, тот же коридор, те же стены, ни живых, ни мертвых. Попробуй кто оспорить это там, за вратами, он бы лишь рассмеялся в лицо. Однако, как только что убедился, разница есть, есть.
   Исполненный уверенности, Шестерня двинулся дальше, однако вскоре замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, потоптавшись, вернулся назад. Зачем идти впотьмах, если можно со светом? Да и баклажку с хмелем будет проще отыскать. Понятно, что никаких мертвяков нет и быть не может, но... со светом как-то сподручнее. Пальцы ухватились за металлическую пластину потянули, но подсветник даже не шелохнулся. Хмыкнув, Шестерня облапил подставку обеими руками, рванул раз, другой. Тот же результат.
   Он отступил, в задумчивости почесал затылок. Мгновение размышлений, и Шестерня хлопнул себя по лбу, широко улыбнулся. Рука протянулась к подсветнику, миг, и пальцы сложились ковшиком, зачерпнули. Ухмыльнувшись, Шестерня двинулся вдоль коридора, улыбаясь в усы и поглядывая на ладонь, где горсткой волшебных искр сверкает блистающая пыль.
   Вскоре путь раздвоился. Пожав плечами, Шестерня свернул, решив сперва проверить проход направо. Плечи не оттягивает мешок с инструментами, в руке сияет пыль, почему бы ни побродить по коридорам в предвкушении заслуженного выигрыша. Коридор раздвоился вновь, затем еще раз. Когда на пути попался пятый по счету сверток, Шестерня остановился. Брови сошлись на переносице, а блуждающая по губам улыбка исчезла. Схрон оказался не так прост и короток, как предполагалось изначально.
   От мысли, что пришлось бы бродить по переплетению коридоров во тьме, плечи зябко передернулись. Тут и со светом блудить - не переблудить, не то что... Шестерня двинулся дальше, удивляясь, насколько обширным оказался схрон. Расположенное в толще скалы поселение пещерников никогда не было большим: несколько десятков мужчин, столько же женщин, дети, старики... Всего под сотню. Глядя на многочисленные, в три ряда, углубления могил, Шестерня недоумевал, откуда могло набраться столько народу. Разве из соседних деревень? Так в каждом поселении свой схрон. Если же только из своих, то сколько времени существует деревня? Какую пропасть лет здесь гнездятся пещерники, что схрон битком набит предками, где коридоры сменяют друг друга, а от провалов могил мутится в глазах.
   Время от времени взгляд выхватывал в провалах могил остатки утвари, одежды, и даже остатки костей. Шестерня подносил руку ближе, с любопытством вглядывался, но лишь разочарованно качал головой: утварь растрескалась, одежда истлела, а кости крошились, стоило лишь прикоснуться. Однако, чем дальше, тем останков попадалось больше. И вскоре он не успевал вертеть головой, осматривая уцелевшие вещи: горшочки и блюда в оглавьях, источенное ржой оружие в руках, и потемневшие, бурые от времени пластины доспехов на плечах у мужчин, и украшения на шее женщин.
   Последние особенно привлекали взор. Обточенные камни, по одному и целыми гроздьями, тонюсенькие нити с белесыми и даже желтоватыми проблесками. Он мог бы изрядно поправить достаток, зайди в схрон на пару столетий раньше. Сейчас же былое великолепие не стоило ничего: камни поблекли, нити распадались от малейшего колебания воздуха, и даже прочные на вид металлические доспехи с изящными насечками и чеканкой крошились, стоило лишь нажать посильнее.
   Сердце забилось чаще, пальцы задрожали в нетерпении, а на висках выступил пот. Раз за разом облизывая пересохшие губы Шестерня внимательно осматривал содержимое могил, чувствуя, как внутри растекается сладкое предвкушение. С каждым шагом камни украшений все ярче, а оружие целее. С доспехов почти исчезли трещины, ткань уже не рвется от прикосновения, и даже костяки не выглядят столь изможденными, таращась в свод пустыми глазницами. Оскал не кажется угрожающим, больше напоминает понимающую ухмылку.
   Виданное ли дело, чтобы драгоценности просто так лежали невозбранно? Бывшие владельцы граненых камней и блестящих монет согласны, что у сокровищ должен быть хозяин. Будь их воля, наверняка помогли бы удачливому потомку пристроить имущество. Жаль только, ха-ха, не в силах сдвинуться! А так бы помогли обязательно. С радостью и прибаутками проводили бы до самого выхода, да еще мешок бы донесли. Чего не сделаешь, чтобы пристроить достаток в надежные руки?
   Блеск сокровищ влечет, туманит разум. Руки с трудом удерживаются, чтобы не сорвать с плеч рубаху, начать одно за другим сгребать драгоценности, ощущая как тяжелеет импровизированный мешок. Собрать, вынести, вернуть потерянное в мир живых - это ли не долг каждого достопочтенного пещерника? И как он раньше не догадывался заглянуть в схрон? Да и не только он, никто не догадывался! Россказни об оживших мертвецах? Смешно. Страх потревожить усопших? Да куда их тревожить, вон лежат - лыбятся, довольные, что нашелся хоть один смельчак. Уважение к предкам? Так забота об имуществе ближнего - это ли не лучшее уважение!
   Это хорошо, что Баламут решил поспорить именно с ним. А еще лучше, что не заглянул сюда сам, доверив отнести фляжку дремучему Балке, что, прошел среди груды сокровищ, не взяв ни малейшего камушка. Ну не бестолочь ли? Надо будет выделить Баламуту от щедрот монетку - другую. Все ж таки не чужие люди. Ну и не забыть забрать выигрыш. Друзья - друзьями, а уговор дороже денег, тем более, ха-ха, камней!
   Взгляд мельком метнулся под ноги, ушел в сторону, к очередной могиле, вернулся, всматриваясь в невнятное. Брови полезли на лоб, а рука потянулась к затылку. Под ногами, тщательно нацарапанная куском мела, перегораживает путь черта. Вернее, не черта - указатель. Пририсованное с правой стороны острие указывает на провал в стене. Провал, а то и вовсе трещина, настолько узок - просто так и не заметишь. Вот только откуда в глубинах схрона указатель, а главное, для чего?
   Шестерня некоторое время задумчиво созерцал черту, затем шагнул к проходу, с опаской заглянул внутрь. Ничего, лишь серые разводы стен. Хотя, если приглядеться, что-то слабо мерцает неподалеку. Шестерня вытянул руку, прищурился. Губы раздвинулись в улыбке, раздался довольный смешок. Баклажка! А вот и конец путешествия. \пор завершен, победа за правым. Осталось лишь вернуться, предъявить доказательство собственных слов, ну и получить причитающееся.
   Втянув живот и сузив плечи, Шестерня вдвинулся в проход. Вытянувшееся лицо Баламута на фоне золотистого сияния искреца заслонило коридор, отчего стены помутнели, а фляга размылась в бледное пятно. Шаг, другой. А вот и фляга. Нужно лишь нагнуться, подобрать. Но что это так странно потрескивает? Тихий, едва различимый звук, и совсем не страшный. Только почему вдруг вздыбились волоски по всему телу, а в животе разрастается ощущение надвигающейся беды?
   Внизу хрястнуло, зашуршало. Всплеснув руками и жалобно вспикнув напоследок, Шестерня низринулся вниз, в распахнувшуюся под ногами черную пасть провала.
  
  

ГЛАВА 2

  
   Перед глазами россыпь мерцающих искр, в черепе гул, плечо саднит болью. Падение кончилось, или он все еще несется в бесконечную пропасть? А быть может все уже кончилось, разодранное о камни, бренное тело лежит на дне провала, а дух несется в каменные чертоги, где всякого пещерника ожидает исполненный яств стол, тяжелая чаша хмеля и суровый взгляд прародителя пещерников?
   Шестерня со стоном поднял голову, осторожно ощупал лоб, виски, затылок. Все на месте, ни торчащих из кости острых камней, ни развороченных костей, откуда вываливаются кусочки мозга. Разве что в волосы забились комки пыли и клочья неприятных на ощупь нитей. Но это не страшно. Была бы голова, а чем отряхнуть найдется. Он сморгнул раз, другой. Кружащиеся перед глазами разноцветные искры потускнели, истаяли. Навалилась тьма. Рука сама собой поднялась к глазам. Ничего. Лишь пару мелких, застрявших под ногтями едва заметных крупинок. Блистающая пыль, что совсем недавно освещала дорогу, исчезла, разлетелась ничтожными былинками.
   Шестерня пошевелился, ожидая пронзительной боли, подвигал руками, ногами. Сперва осторожно, но по мере того, как тело отзывалось, все более свободно и решительно. Он гулко выдохнул, улыбнулся. Падение прошло на удивление удачно. Не то невелика высота, не то полог уклон. А быть может спасла стать. Ведь любой пещерник - крепыш с рождения, а к зрелости набирает такую мощь, что в крепости способен поспорить с камнем! Не то что эти, с поверхности, что спускаются раз от раза, принося с собой в изобилии мясо и хмель, в неутомимой страсти к подземным каменьям. Нескладные, тощие, неуместно высокие, люди и близко не могут соперничать с жителями пещер в силе и красоте. А уж о способности двигаться по штрекам без проводника и освещения и говорить нечего.
   Приободрившись от мыслей, Шестерня самодовольно улыбнулся, готовый действовать легко вскочил. В лоб шарахнуло, отбросило на спину, перед глазами вспыхнул огненный фейерверк. Оглушенный, Шестерня некоторое время лежал, бессмысленно таращась на выписываемые алыми светляками замысловатые узоры. Когда угасла последняя искра, он приподнялся, протянул руку вверх.
   Пальцы наткнулись на твердое. Так и есть. Отнорок, куда он попал волею случая, оказался вовсе не так просторен, как до того схрон, а если точнее - отвратительно низок! Конечно, не пристало пещернику на карачках ползать, для того и существует кирка да молот, чтобы расширять стены, да поднимать свод, но, ради достойной цели не зазорно и на четвереньках. Выбраться из ловушки, найти товарища, и доходчиво объяснить, отчего не удалась шутка, разве не достойная цель? Тем более, если помимо теплой беседы по возвращении ожидает горстка блестящих камушков. Не один, не два - горстка! А то и горсть. Меньшим Баламут не отделается. Не с тем связался.
   Мелькнула мысль о мертвых. Рука сама собой потянулась в сторону, но повисла, не коснувшись стены. Если пальцы наткнутся на камень, радости прибавится не особо. Вполне возможно, очередной могильный провал находится чуток дальше, или выше. Кто ж знает, как строили древние? Если же попадутся кости, или что похуже... Уж лучше остаться в неведении, чем подгоняемым страхом, нестись, вопя во всю дурь, навстречу неведомому, страшному и твердому.
   Дотронувшись до лба, где уже вздулась изрядная шишка, Шестерня со вздохом пополз дальше, стоически переживая впивающиеся в ладони камушки и пачкающую штаны пыль. Однако, сердце болезненно щемило. По возвращении наверняка придется выбросить одежду. А ведь он приобрел рубаху совсем недавно - лишь цикл назад, или около, штаны и того позже. Ткань даже не успела толком износиться. Всего-то и поистрепалась на локтях и коленях... ну еще немного на спине и совсем чуток на заднице. Но все одно - как новенькая!
   Проход изгибается, словно пещерный червь, уводит в неведомые глубины. Но это не страшно. Из любого штрека всегда найдется отнорок, щель, или даже трещина, через которые можно вернуться, пусть даже и изрядно поплутав. Главное, не упереться в тупик. Из норы, куда угораздило свалиться, вряд ли так просто выбраться. К тому же совсем не хочется плутать по коридорам схрона. Могильник - не самое приятное место для прогулок в темноте. Хотя и здесь, если подумать, не особо радостно. Острые камушки, странные, непонятные лохмотья, покрывающие дно прохода сплошным слоем, и заметно повлажневший воздух.
   Воздух повлажнел, наполнился запахами. Время от времени с силой втягивая воздух ноздрями, Шестерня пытался разобрать витающие вокруг ароматы, но лишь пожимал плечами. Чем пахнет - не важно, пока не уткнулся носом. Хотя, если подумать, даже если и уткнулся. Вкрапления драгоценных камней да золота не пахнут, а на остальное внимание обращать - сил не наберешься.
   Слух уловил звук, негромкий, едва слышимый. Увлеченно перебирая конечностями, Шестерня сперва не обратил внимания, а когда прислушался, глаза широко распахнулись, а губы разошлись в улыбке. Голоса! Впереди кто-то есть. А это значит, что до хорошей беседы, вкусной еды и крепкой выпивки осталось совсем немного. Обрадованный, он рванулся вперед, не разбирая дороги. В плечо ударил выступ, под ладонями зачавкало гадостное, колено царапнуло острым, а затем... В глаза ворвался поток ослепляющего света, заставив зажмуриться, вскинуть руку в защитном жесте, а мгновенье спустя уши заложило от громогласного вопля.
   Посидев немного, Шестерня приоткрыл глаз, охнув, поспешно закрыл, но, не выдержал, распахнул оба. Напротив застыли две тени, огромные, жутковатые. Изломанными очертаниями тени напоминают каменных големов, что, как известно, оживленные неведомой магией, порой бродят по отдаленным тропам, забивая неосторожного путника тяжелыми ручищами. Перекошенные рожи нагоняют жуть, раззявленные в ярости пасти обдают смрадом, чудовищные ручищи взметнулись, миг, и зажатые в кулаках молоты обрушатся, сокрушая все на пути, дробя кости, сдирая плоть...
   - Ты откуда взялся?
   Один из големов шевельнулся, переступил с ноги на ногу. Второй отступил на шаг, опустил оружие. Шестерня сморгнул, выдохнул с облегченьем. Наваждение исчезло. Рядом, нахмурив брови и глядя с недоверием, стоят двое парней: оба в доспехах, оба при оружии, в свете фонаря кинжалы угрожающе поблескивают, отличаются лишь тем, что у одного щит, а другой сжимает в свободной руке фонарь. Оба пытаются выглядеть суровыми, но лица еще не утратили мягких очертаний юности, кожа на скулах не задубела, на щеках горит румянец, а в глазах плещется страх, что не успел уйти в глубь, залечь, спрятанный за показной бравадой.
   Шестерня неторопливо поднялся, отряхнув с колен пыль, бросил:
   - Я-то, известно откуда. Вопрос - откуда взялись вы?
   Тот, что пониже ростом, со светлыми волосами, с таким же светлым пушком над губой и живыми восторженными глазами, произнес:
   - Мы обходим дозором...
   Второй, повыше, покрепче в плечах, с густой черной шевелюрой, такими же густыми бровями и редкими курчавыми волосками на щеках, что вскоре должны превратиться в настоящую окладистую бороду, прервал товарища:
   - Погоди. - Не отрывая от Шестерни исполненного подозрений взгляда, произнес: - Ты не ответил на вопрос.
   Шестерня сказал с ухмылкой:
   - Что непонятного? Живу я здесь.
   Парень недоверчиво покивал, сказал с издевкой:
   - В пещере с водяницами?
   Заметив отразившееся в глазах собеседника непонимание, парень шагнул к проходу, откуда вывалился незнакомец, поднял фонарь повыше. Черный провал тоннеля протаял огоньками, заиграл, заискрился. Если внизу по-прежнему клубится чернота, то верхняя половина блистает голубоватыми бусинами, словно висящими в воздухе. Однако, если приглядеться, бусины соединены тончайшими белесыми нитями, что тянутся в разных направлениях, нанизывая на себя все новые и новые блестки, уходят к своду.
   Завороженный зрелищем, Шестерня невольно приблизился, протянул руку.
   - Осторожнее!
   Шестерня отшатнулся, повернул голову. Второй парнишка стоит рядом, глаза расширены, в лице испуг, рука вытянута в отстраняющем жесте.
   Вопросительно вздернув бровь, Шестерня поинтересовался:
   - Что-то не так?
   - Не прикасайся к ним. - Парнишка покачал головой.
   Его товарищ усмехнулся, сказал насмешливо:
   - Да пусть трогает, чего уж. Он же здесь живет.
   Шестерня вновь развернулся. В колеблющемся пламени фонаря бусины переливаются, влекут загадочным сиянием. Что может быть ужасного в этих изумительных образованиях? Или это всего лишь глупая шутка, неумелая попытка взять на испуг, чтобы в стремлении к красоте, незнакомец ненароком не утянул одну - две сферы? И вот уже рука тянется, гладя и лаская неведомое сокровище.
   Пальцы обожгло так, словно он засунул руку в печь кузнеца. Шестерня зашипел, затряс рукой, с ужасом ощущая, как распухает, немеет кисть, а затем и предплечье, заорал дурниной.
   Парень с фонарем протянул разочарованно:
   - А говорил - живешь...
   Второй покачал головой, сказал виновато:
   - Зря ты полез. Я же предупреждал...
   Шестерня перебил, прорычал зло:
   - Секиру прародителя вам в печень! Да кто ж так предупреждает? Сказал бы прямо: коснешься - рука отвалится... Ну, или там еще что. Нет ведь, мямлит себе под нос. Что это вообще за дрянь?
   Парень с фонарем, сказал примирительно:
   - Это же водяница. Разве не знаешь?
   - Знал бы, не спрашивал! - рявкнул Шестерня. - А еще вернее - руки б не тянул. Давайте, отвечайте, куда я попал. Секиру вам в печень.
   Не ожидав подобного напора, парни опешили. Тот что пониже, скороговоркой произнес:
   - Деревня здесь у нас, неподалеку.
   - А тут что делаете? - Шестерня сурово сдвинул брови.
   - Дозором ходим, - поспешно добавил второй.
   Шестерня воздел бровь, спросил удивленно:
   - Это еще за чем?
   Парни широко раскрыли глаза, отозвались в голос:
   - Так ведь иглошерстни! Да и подземники лютуют.
   Шестерня скептически оглядел обоих: лица вытянулись, глаза, как у виноватых детей, губы дрожат, еще немного, и расплачутся. Доспехи далеко не первой свежести, далеко не по размеру, подогнаны кое-как, руки повисли плетьми. Оба и думать забыли, что в кулаке у каждого оружие, стоят, преданно глядя в глаза. Ярость улеглась. Ну как на таких злиться? Шестерня взъерошил бороду, сказал почти мирно:
   - Про подземников бабушке своей будете рассказывать. Не откуда им тут взяться. Ну а что дозором ходите - молодцы: к доспехам попривыкните, да оружие, если не использовать, то хоть держать научитесь. Как звать-то вас?
   - Зубило. - Парень с фонарем стукнул себя по груди.
   - Бегунец. - Кивнул второй.
   Закончив осмотр новых знакомых, Шестерня подытожил:
   - Ну а меня Шестерня. Пойдем, проводите до деревни. Поговорю с кем из старших. Да и горло промочить не мешает. Уж сколько брожу - во рту пересохло.
   Парни переглянулись. Зубило произнес осторожно:
   - Вообще-то мы еще не закончили дозор...
   Шестерня отмахнулся.
   - После закончите. Есть дела и поважнее, чем по окрестным тропам шастать.
   Он повернулся, двинулся по проходу, ни сколько не сомневаясь, что новые знакомые пойдут следом. Так и вышло. Потоптавшись, парни покорно засеменили за ним, сперва неохотно, но вскоре догнали, пошли рядом, подсвечивая дорогу и искательно заглядывая в глаза.
   Некоторое время шли молча, лишь спутники поблескивали глазами, исподволь разглядывая пришельца. Наконец любопытство переполнило. Первым не выдержал Зубило, сказал с деланным безразличием:
   - Все же не понятно, как ты оказался на дальней тропе?
   Словно только этого и ждал, Бегунец поспешно произнес:
   - Ведь поблизости нет поселений. А там, дальше, совсем уж жуткие места.
   Шестерня окинул взглядом спутников. Парни изо всех сил пытаются казаться отстраненными, словно бы спрашивают исключительно из вежливости, чтобы поддержать разговор. В попытках выглядеть бывалыми мужами, степенными и рассудительными, кривят рожи, как в их понимании, должны держаться опытные да умелые. Однако мутным глазом видно - любопытство плещет из ушей, не расскажи сейчас, отложи до деревни - не выдюжат, лопнут от нетерпения.
   Взъерошив бороду, Шестерня задумчиво произнес:
   - Что не знаете ближайших деревень - странно. Мы ж рядом живем, совсем недалеко. Хотя, признаться, и я о вас не наслышан. А что до того, как оказался... - Он выдержал значительную паузу, так что спутники замерли, боясь пропустить хоть слова, закончил: - Оступился в схроне.
   Зубило воскликнул в возбуждении:
   - Схрон... Так ведь это могильник! А что ты делал в могильнике?
   - Да, что ты делал? - добавил Бегунец эхом.
   Шестерня поморщился, сказал с некоторой досадой:
   - Что делал, что делал... За порядком следил!
   Парни охнули, разом отвесили челюсти. На лицах отразилось глубочайшее уважение, словно из тьмы коридора им на встречу вышел сам Прародитель - герой древних легенд. Однако вскоре Зубило нахмурился, сказал с сомненьем:
   - Постой, постой, а зачем в могильнике следить за порядком? Ведь это священное место. Туда и по необходимости заходят с неохотой, не то чтобы просто так. Разве у вас по-другому?
   Шестерня пожал плечами, бросил отстраненно:
   - У нас также.
   - Тогда зачем? - Зубило недоверчиво прищурился.
   Подчеркнуто не глядя на парня, что посмел усомниться в его словах, Шестерня холодно произнес:
   - Вопрос не в том, чтобы не заходили.
   - А в чем же, в чем? - простодушно воскликнул Бегунец. Воскликнул, и замолк придавленный тяжелым взглядом собеседника.
   Шестерня обвел спутников мрачным взором, глухо повторил:
   - Вопрос не в том, чтобы не заходили. А в том, чтобы не выходили.
   Даже в скудном свете фонаря стало заметно, как побледнели парни, вжались плечами друг в друга, замедлили шаг. Скрывая улыбку, Шестерня пригладил усы. Если парни немедленно не поднимут рассказчика на смех, его авторитет станет несокрушим. Однако спутники явно не горели желанием веселиться, наоборот, казалось, еще немного, и парни взвоют, побросав оружие, унесутся в сторону деревни подальше от нового товарища с его жуткими рассказами.
   Передернув плечами, отчего доспехи жалобно скрипнули, Зубило прошептал чуть слышно:
   - И часто у вас такое?
   - Что именно? - спросил Шестерня невинно.
   - Ну, чтобы выходили.
   - Ах это. - Шестерня отмахнулся, словно уже и забыл о чем речь. - Не часто. Но бывает, бывает.
   Выбивая зубами едва слышную дробь, Бегунец спросил:
   - И ты встречался с этими, которые выходят?
   Шестерня пожал плечами, сказал буднично:
   - Ну да, встречался.
   Надолго воцарилась тишина. Наконец, собравшись с силами, Бегунец тоненько пропищал, словно заранее впав от ответа в ужас:
   - А как они выглядят?
   Шестерня скривился, сказал с досадой:
   - Вот неуемные. И дались они вам. Мертвяки как мертвяки. Ничего особенного. Пожелтевшие кости, высохшая плоть, остатки доспехов. Короче, один стыд, а не мертвяки. Выползет такой из могилы, и стоит, таращит зенки, качается, не в силах шагу сделать. Приходится подбирать, складывать обратно. Да осторожно складывать, мягонько, без рывков и дерганья. Его ж тронь - рассыплется! Выбросить бы поганца - куда подальше, а нельзя. Чей-то предок. Родня расстроится, да и вообще, не хорошо это.
   Встряхнувшись, Шестерня по-очереди обвел взглядом спутников, спросил с удивленьем:
   - А вы чего спрашиваете, неужто в деревне следящего за порядком в могильнике нет?
   Зубило поперхнулся, а Бегунец всплеснул руками
   - Что ты, что ты! Нет у нас такого, и отродясь не слыхивали.
   Шестерня покивал, сказал с сочувствием:
   - Тогда понятно, отчего любопытные такие. Я поначалу тоже ночами не спал, все в схрон мотался, чтобы живого мертвяка увидеть. Да только редко они попадаются. - Ощутив вдохновенье, продолжил: - Но мертвяки - дело десятое. Гораздо хуже движение камня.
   - А это что? - простонал Зубило в ужасе.
   - А это когда мертвая плоть в камень погружается. Редкое явление, но опасное. Что-то там такое происходит, но только камень начинает рассыпаться, гнить изнутри. На вид - стена как стена, а коснешься - под пальцами крошится. И ладно, если под пальцами! А коли ногами на подобную гадость ступишь? Был, и нет тебя.
   - А в тот штрек с водяницами ты так и попал? - сглотнув, произнес Бегунец с трепетом.
   - Так и попал. - Довольный понятливостью собеседника, Шестерня кивнул. - Кстати, что за водяницы-то, вы ж так и не сказали?
   Под впечатлением от услышанного, Зубило лишь отмахнулся.
   - Мошки.
   - Мошки? - Настала очередь удивляться Шестерне.
   - Ага, мошки, - подтвердил Бегунец. - Ну, или жучки. Плетут под сводами нити, напитывают едкими выделениями.
   - Это зачем? - спросил Шестерня с подозрением.
   - Питаются, - произнес Зубило по-прежнему невыразительно.
   - Точно, питаются, - согласился Бегунец. - Вообще-то они мелочью всякой питаются, слизнями там, каменными блохами. Капли красивые, вот всякая бестолочь на них и прет. А там дело за малым. Раз дотронулся - мышцы отнялись. Да что я рассказываю, ты и сам знаешь. Если случайно коснуться, ничего, пожжет разве, но ежели хорошенько приложиться, или головой попасть - пиши пропало: сердце остановится, дыханье оборвется. Ну а там водяницы подтянутся, соки высосут. А вообще они безобидные, красивые даже, если фонарем подсветить...
   Бегунец замолчал, погрузился в раздумья. Шестерня же втянул голову в плечи, поспешно вскинул глаза, отыскивая жуткие нити. Ничего себе, новости! Под самой деревней развелась нечисть, а эти и в ус не дуют, идут - языками молотят. Остановится сердце... Прервется дыханье... Ну уж нет. Дойти до деревни, узнать где пройти покороче, и назад. Пока какая-нибудь мерзость нитями не спеленала, да чего не высосала.
  
  

ГЛАВА 3

  
   Очередной поворот, и впереди засияло пятно выхода. С каждым шагом пятно приближается, а свет набирает силу. Еще немного, и стены разошлись, а свод поднялся. Шестерня замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, завертел головой. Пещера просторна, однако свод, что, взлетая к краям, дальше постепенно провисает, словно огромная каменная капля, а в центре и вовсе соединяется с основанием тонкой ножкой, съедает лишнее пространство, создает ощущение уюта и надежности.
   От расставленных группками тут и там фонарей сочится слабый свет, достаточный, чтобы разглядеть окрестности, однако дальняя часть пещеры размывается, теряется во мгле. В стенах неподалеку заметны отверстия тоннелей, некоторые ведут в пещеры поменьше, другие больше похожи на норы, нагнись - с трудом втиснешься. Ближе к стенам, обнесенные оградками, раскинулись огородики: тонкие белесые нити, иссиня-черные листья, красноватые рубчатые плоды...
   Шестерня покосился на спутников, что замерли в почтительном молчании, хмыкнул:
   - А вы неплохо устроились!
   Парни смущенно заулыбались. Зубило с достоинством произнес:
   - Живем - не бедствуем.
   - Сами себя кормим, сами и обеспечиваем, - добавил Бегунец бодро.
   Шестерня повертел головой, сказал в раздумье:
   - Только в толк не возьму, как вы это вырастили, на камнях-то?
   Бегунец развел руками, сказал с виноватой улыбкой:
   - По правде сказать, с землей помогли пискуны. Нам только и осталось - семена найти, да засеять. Без пискунов пришлось бы таскать землю из глубинных пещер. Да и истощилась бы быстро.
   Перехватив непонимающий взгляд гостя, Зубило преисполнился гордости, довольный, что нашлось чем удивить столь смелого и повидавшего виды мужа, произнес:
   - Вижу, тебе это в диковинку. Вон они, красавцы, смотри. - Рука поднялась, указывая куда-то вверх.
   Взглянув в указанном направлении, Шестерня сперва ничего не понял. Ближе к краям свод плотно усеян булыжниками, острыми, больше похожими на зубья, словно это вовсе и не пещера, а рот огромного чудовища, что вот-вот сомкнется, раздавит, перетрет залетевшие на огонек былинки из плоти и крови. Но если умерить фантазию, непонятно о чем говорили спутники. На вид - обычные камни, разве только удивительно схожей формы, да покрыты какой-то серой плесенью.
   Шестерня уже собрался отвернуться, когда один из камней шевельнулся, за ним дернулся другой, третий. Послышался негромкий писк, сверкнули сердитые глазки - бусины. Оторвавшись от свода, упал комок, расплескался о камень под ногами, за ним шлепнулись еще несколько, и все затихло. Ни движения, ни звука. Лишь потянувший от земли кисловатый запах напоминает об удивительном превращении.
   Шестерня передернул плечами, сказал с плохо скрытым омерзением:
   - Водяницы, пискуны... Не многовато для одной деревни?
   Бегунец всплеснул руками, воскликнул:
   - Это еще что! Вот, если пойти в дальние пещеры - еще не такое увидишь.
   Шестерня выставил перед собой ладони, поспешно произнес:
   - Верю, верю. Обязательно сходим... когда-нибудь. А сейчас давайте в деревню.
   Опасливо поглядывая вверх, где грудой серых камней замерли пискуны, Шестерня сделал шаг, когда колено вспыхнуло болью. Охнув, он схватился за ногу, замычал.
   - Осторожнее, - два голоса прозвучали одновременно, - не ударься о заслон!
   С трудом выбирая из вертящихся на языке выражений осмысленные слова, Шестерня процедил сквозь зубы:
   - Надеюсь, это последняя неожиданность за сегодня. - Вглядываясь в размытое от выступивших слез конструкцию камней и металлических полос под ногами, поинтересовался: - Что за жуткое нагромождение?
   Зубило сказал серьезно:
   - Это преградный вал. Защита от непрошенных гостей.
   - Оно и видно, - процедил Шестерня, потирая ушибленную ногу. - Ладно еще, на уровне колен поставили, не догадались на локоть выше поднять, а то б...
   Бегунец сказал со вздохом:
   - Поставили б выше, да только пользы нет.
   - Отчего ж, - буркнул Шестерня едко, - весьма себе польза. Приходит, значится, к вам путник, а тут ему - раз, и в... глаз!
   - Ты не понял, - пояснил Зубило хмуро. - Это не от путников преграда. От иглошерстней.
   Шестерня сплюнул, сказал с досадой:
   - На первый раз ладно, сам виноват, не заметил, но на будущее - предупреждайте. А насчет преградного вала... - Он скептически оглядел сооружение. - Не повторяйте чужой дурости, даже если красиво звучит. Это не вал, это куча мусора, брошенная посреди тропы непонятно за какой надобностью.
   Бегунец ахнул, запротестовал:
   - Так ведь это...
   Шестерня прервал, сказал строго:
   - Ни слова больше. Я еще не успел войти в деревню, а порядком покалечился. Больше никаких новостей. По крайней мере до ближайшей чарки хорошего хмеля.
   - Но ты не понимаешь! - воскликнул Зубило ошарашено.
   - Двух! - добавил Шестерня мстительно. - Двух чарок. И не говори, что у вас не варят хмель. Все одно не поверю.
   Насвистывая, он двинулся вперед. Парни переглянулись, Зубило закусил губу, Бегунец развел руками. Однако перечить суровому гостю никто не решился, и вскоре они уже спешили следом, догнав, пристроились рядышком, по обе стороны и чуть впереди, готовые предупредить, направить, ответить на любой вопрос.
   Шестерня с интересом всматривался в приближающиеся дома. Если в родной деревне здания располагаются вряд, вдоль коридора, естественным образом образуя улицу, то здесь домики лепятся к поддерживающей свод колонне, соответственно направлению камня. Так что каждое следующее жилище располагается выше предыдущего, нависает небольшим козырьком. И если в самом низу домов не так уж и много, то выше деревня разрастается, набирает мощь.
   Вдоль кромки разбегаются выбитые в камне дорожки, тянутся, соединяя домики друг с другом, переходят с яруса на ярус, издали похожие на нити, оставленные неведомым существом в неведомых целях. В оконцах мерцает свет, мелькают смутные тени - черные силуэты хозяев. Доносятся негромкие звуки, позвякивания, отдаленные голоса, тянет ароматами пищи.
   На втором ярусе мужичок машет руками, смешно подпрыгивает. Рядом с мужичком появился еще один, затем еще, и вот уже трое машут, словно играют в непонятную, но занимательную игру. Заинтересовавшись, Шестерня некоторое время всматривался в маячащие на дорожке фигуры, что уже и не три, а десяток, сказал в раздумье:
   - Все же хорошие вы ребята, приветливые. - Перехватив изумленные взгляды спутников, пояснил: - Первый раз вижу, чтобы незнакомцам так радовались.
   Бегунец потер лоб, спросил с непониманием:
   - Что ты имеешь в виду?
   - Так вон, на втором ярусе, парни скачут. - Шестерня кивнул. - Уже из сил выбились махать, до того рады.
   Бегунец побледнел так, словно из тела разом выпустили кровь, поспешно обернулся. Зубило обернулся следом, воскликнул задушено:
   - Бежим!
   Шестерню подхватили под руки, поволокли. Не в силах понять, что происходит, он уперся, однако парни тащили так, словно обрели невиданную силу. В конец разозлившись, Шестерня прорычал:
   - Да что за напасть! Куда ломитесь, заполошные?
   Задыхаясь от напряжения, Бегунец выдохнул:
   - Иглошерстни. Нужно быстрее... иначе... смерть.
   Видя, что спутник по-прежнему не торопится, Зубило схватил Шестерню за плечо, рванул, разворачивая. Рука выпрямилась, указывая на нечто позади.
   - Смотри!
   Взгляд метнулся в сторону, мазнул по стенам, ушел вверх, и лишь после, следуя за рукой, опустился к земле. Сперва он ничего не увидел. Заросшее растениями основание пещеры, глубокая тень, рассеиваемая то тут то там слабым светом фонарей, извилистая полоска тропы. Шестерня уже собрался пристыдить спутников, что оказались не в меру пугливы, однако в этот момент что-то привлекло внимание. Он даже сперва не понял что. В сумраке мелькнуло нечто - серое пятно. Мелькнуло и исчезло. Однако, миг спустя, мелькнуло вновь, но уже значительно левее. Всколыхнулись листья, негромко зашуршало, но вскоре затихло.
   Но вскоре зашуршало уже с нескольких сторон. Звук стал усиливаться, словно к замершим в напряжении путникам целенаправленно приближались некие существа, невидимые в клубящемся над землей мраке. Невидимые до того момента, как приблизятся на достаточное расстояние. Однако Шестерня ощутил, что совершенно не жаждет встречи с неведомой местной живностью. Рывком развернувшись, он кинулся в сторону деревни, с неудовольствием отметив, что до основания столба гораздо дальше, чем казалось поначалу.
   Земля с такой силой бьет в ноги, что отдается в животе. Не иначе, местные жадны настолько, что вычищают тропки до камня, тщательно сгребая всю мало-мальски мягкую субстанцию на грядки, или же гнездящиеся под сводом крылатые бестии испражняются исключительно на листья, не желая сделать дорожку хоть немного удобнее.
   Позади нарастает шум. Кто-то нагоняет. Спутники ли? Вроде бы шуршание было потише. Или чудовища успели раньше, догнали незадачливых спутников, и теперь, отожравшись парнями, взматерев и раздавшись в размерах, топочут позади, сотрясая пещеру словно стадо големов?
   В груди грохочет так сильно, словно от сотрясающих тело прыжков ребра осыпались в желудок, и теперь переворачиваются в такт шагам, задорно стучат. Дыхание вырывается с всхлипываньем, во рту пересохло, а язык, бессильный удержаться во рту, того и гляди запутается в ногах. Дорога удлиняется на глазах. Ведь совсем недавно было рукой, а сейчас... Он же бежит в сторону деревни, или это обман зрения? Куда уплывают дома! Тропа петляет так, будто строители, прежде чем приступить к работе, хорошенько приняли на грудь, а потом, по ходу дела, добавили еще и еще. Пропойцы, секиру Прародителя им в печень! Несносная деревня. Невыносимый народ. Да когда ж все это кончится!
   Источенная домами - норами колонна приблизилась, надвинулась, загородив собой пещеру. С трудом различая мутнеющую от напряжения в глазах дорогу, Шестерня подскочил к лестнице, рванулся, в последнем усилии перемахнув сразу пяток ступеней, упал на колени, желая лишь одного, умереть прямо сейчас, только бы не бежать дальше. Позади затопало, послышались голоса, заскрипело железо.
   Краем глаза Шестерня заметил, как из стены выдвигаются толстенные металлические брусья, перекрывая лестницу. Долгий отвратительный скрежет металла по камню, а спустя миг воздух сотрясся от ударов. Один, другой, третий. Будто кто-то невидимый, но жутко сильный развлекался, кидая в ворота здоровенные булыжники. Мелькнула тень, еще одна. Раздалось недовольное шипенье, и... все прекратилось. Лишь едва слышимое шуршанье раздавалось еще некоторое время, но вскоре стихло.
   Раздались шаги, послышался гул голосов. По-прежнему стоя на коленях, Шестерня смотрел, как в поле зрения появляются сапоги: одни, вторые, и вот уже с десяток обувок нагло выстроились перед носом, перетаптываясь, и недовольно шурша. Собравшись с силами, он встал, стряхнул с колен пыль, и лишь после этого поднял глаза.
   Впереди, насколько позволяет лестница, сгрудились местные: мужчины и женщины. Одни сурово хмурят брови, другие неодобрительно качают головами, но во всех лицах испуг и облегченье, словно некая серьезная опасность только что прошла стороной. Пещерники разом заговорили, кто с радостью, а кто с возмущеньем, замахали руками, так что в общем гомоне невозможно разобрать радуются ли они гостям, или проклинают незадачливых путников.
   Шестерня потряс головой, недовольно скривился. Мало того, что после безумного бега в голове шумит, так еще эти раскричались. И чего хотят, ведь все кончилось благополучно, никто не погиб, и даже не покалечился? Ну... почти не покалечился. Хотя, разложенный на тропе "защитный вал" о себе напоминает, напоминает. Вон как колено распухло, страшно смотреть! Он мельком обернулся. Оба сопровождающих стоят позади, вперили взгляды в лестницу, и хотя на лицах обоих явно читается раскаянье, не сказать, что особо расстроены. Губы Бегунца подрагивают, нет-нет, да промелькнет тень улыбки - гордости за совершенное. Забой же выдвинул челюсть, презрительно кривит губы, гоня пережитый страх.
   Гомон затих, из толпы, протиснувшись через соплеменников, выбрался старик, от шеи до пят закутаный в халат толстой ткани, сам невысокий, сгорбленный, иссохший от старости и работы, одно слово - обжевок, и как на ногах стоит? Однако взгляд живой. Из глазниц, угнездившись глубоко в черепе, остро посверкивают угольки глаз, рассматривая пришельцев то так, то этак, словно разглядывая некие видимые лишь им незримые черты.
   Пожевав губами, старик сухо изрек:
   - В чем дело?
   Толпа зашумела, пещерники наперебой загомонили, объясняя, жестикулируя, перебивая один другого. Наконец, среди прочих голосов выделился один посильнее, произнес, заглушив остальных:
   - Иглошерстни напали, Креномер! Едва успели врата задвинуть.
   Мужику вторили прочие, и вскоре вновь стало не разобрать ни слова. Названый Креномером, поморщился, сказал с брезгливой гримасой:
   - Не слепой, вижу. Я спрашиваю, почему, вместо того, чтобы обороняться, вы галдите как пискуны?
   - Так ведь ушли, Креномер! - послышались радостные возгласы. - Об врата разбились, и ушли.
   Старик поднял руку, отчего звуки враз обрезало, сказал сердито:
   - Тем более, толкаться нечего. Расходитесь, пока с лестницы не попадали. Один завалится - всех потянет.
   - Так ведь не высоко! - не выдержав, задорно воскликнул Бегунец.
   Старик перевел взгляд на парня, отчего тот разом потупился, сказал скрипуче:
   - Оно верно, не высоко. Да только я тут краем уха слыхал - иглошерстни мимо пробегали. Уверен, что ушли? Как будешь потом упавших обратно втаскивать, по частям?
   Бегунец хмурился, бледнел, сгибался все ниже, будто слова старика давили тяжеленными камнями, вжимали в пол. Глядя на муку товарища, Зубило не выдержал, сказал с вызовом:
   - Но ведь известно, что иглошерстни не ждут и не устраивают засад! Набежали, не нашли добычи - исчезли. Всегда так было!
   Креномер перевел взгляд, сказал сухо:
   - Может и так. Да только времена меняются. Вчера не ждали, а сегодня решили подзадержаться. Дай вам, оболтусам, решать, через седьмицу народу в деревне не останется. - Помолчав, нахмурился, добавил со злым интересом: - Кстати, а кто иглошерстней притащил? Как начали орать, я из дома выглянул, успел заметить, как трое по полю улепетывают. Не подскажешь, то кто был? Глаза молодые, не мог пропустить.
   Креномер придвинулся, навис над парнем, словно разом увеличился в размерах, глаза горят нехорошим огнем, рот перекошен, пальцы - крючья сжимаются, еще немного, и схватит, разорвет, втопчет в лестницу. Глядя на Зубилу с Бегунцом, что попятились, испуганно вжались спинами во врата, Шестерня сдвинулся, отгородив спутников от жуткого старика, сказал укоряюще:
   - Полно тебе. Парни вели себя достойно, вовремя заметили, вовремя сказали. Даже побежали не сразу, а уж потом, когда я вперед дернул, в смысле, пошел. Гостеприимные ребята. А то, что твари по окрестностям скачут, как блохи по... к-хм, штанам, твой недогляд, не их.
   Словно только сейчас заметил, Креномер взглянул на Шестерню, некоторое время задумчиво разглядывал, спросил с великим сарказмом:
   - А ты вообще кто? Этих, - он мотнул головой в сторону парней, с трепетом прислушивающихся к разговору, - знаю, тебя нет.
   Шестерня подбоченился, фыркнул:
   - Я-то Шестерня, меня вся деревня знает. А вот кто ты такой?
  
  

ГЛАВА 4

  
   Парни позади простонали что-то невнятное, кто-то охнул в толпе. Наступила зловещая тишина. Отвесив челюсть, Креномер ошалело уставился на Шестерню. Незнакомец стоит расслабленно, снисходительно поглядывая вокруг, словно это вовсе не он пришел в село, а к крыльцу приперлась толпа бродяг, что униженно вымаливают крошки со стола, а хозяин задумался - прогнать, или, так уж и быть, позволить вылизать грязные миски?
   Рассматривая гостя то так, то этак, Креномер отстраненно произнес:
   - А не выбросить ли нам гостя за ворота?
   В толпе ахнули. Донеслось испуганное:
   - Но ведь иглошерстни могли не уйти... ты же сам сказал.
   Креномер недобро усмехнулся, сказал с усмешкой:
   - Так он же сам их и привел, вот и пусть расхлебывает. А заодно спутников, чтобы впредь неповадно было кого ни попадя в деревню таскать.
   - Они же погибнут! Где ж неповадно-то? - простонала какая-то женщина.
   - Вам неповадно, не им, - отрубил Креномер жестко. - Кому Прародитель ума не дал, того уж не исправить. А так хоть какой-то прок.
   Шестерня хмурился, кривился, наконец, не выдержал, заметив, как лицо старца преисполнилось злым довольством, фыркнул:
   - Тю! Напугал кирку каменьем. Знал бы - стороной бы обошел. Гостям не рады, строить не умете... поди и хмель варите отвратный?
   Он уже собрался уйти, но из толпы выдвинулся грузный мужик, сказал с вызовом:
   - Постой, постой. Это кто тут строить не умеет? Это мы-то не умеем?
   Шестерня окинул собеседника взором, мужик здоров, кряжист, челюсть тяжела, что твоя наковальня, дойди до схватки - кулаки об такого порасшибаешь, сказал с усмешкой:
   - Как сюда шел, видел нечто. Думал, куча мусора, но парни сказали - заградной вал. Сперва не поверил. Но теперь, глядя на ворота... - указательный палец уперся в железные штыри позади, - понимаю, что тут за устроители.
   Мужик побагровел, прогудел с угрозой:
   - Что не так?
   Шестерня прищурился, сказал с насмешкой:
   - Да эти ворота соплей перешибешь, не то что чем серьезным. Я удивляюсь, как эти ваши игложопни до сих пор в деревню не прорвались, да всех не пожрали. Чтоб впредь неповадно было.
   - Неповадно что? - опешив, спросил мужик тупенько.
   - Неповадно такое строить! - теряя терпение, рявкнул Шестерня. - Сделай я подобное - со стыда бы помер, а если нет, местные бы поймали, да в задницу засунули. Чтобы, как тут у вас говорится, впредь неповадно было.
   Мужик набычился, пошел буром, но Креномер, что внимательно прислушивался к беседе, быстро заступил дорогу, поспешно спросил:
   - Кузнец?
   - Тебе что за дело? - Шестерня в удивлении изогнул бровь. - Ты же нас с парнями игложорам скормил.
   - Еще не скормил, но скормлю, если будешь ерничать, - бросил Креномер жестко. - Отвечай. Кузнец?
   - Иглошерстни!
   Крик прокатился под сводами пещеры надрывным колоколом, заставил замереть, насторожиться. Шестерня исподволь оглядел толпу. Лица напряжены, в глазах ужас, пальцы подрагивают, не то вцепляясь в незримое оружие, не то выражая страх. У кого-то на глаза навернулись слезы, кто-то шевелит губами, шепча неслышимые проклятья, или обращаясь к предкам. Чего они так боятся? Что такого страшного в неведомых тварях, что даже исполненные силы, зрелые мужи дрожат, как молоденькие девицы?
   Крысы переростки, разожравшиеся и отрастившие ноги личинки каменных червей? Что такое завелось возле деревни, что жители трясутся, как камни при виде молота, возводят защитные валы, перекрывают тропу воротами? Если что-то действительно серьезное, почему не уйдут, или не позовут подмогу из соседней деревни? Ведь такие ворота да валы слизням на смех: дунь - рассыплются. Или перепившись настойки из синего мха, деревенские поголовно спятили и нужно уходить, пока от несуществующих тварей не перешли к незваным гостям? Вон, мужик, с глазами на выкате, смотрит не мигая, раз за разом облизывая пересохшие губы. Да и тот, что рядом, поигрывает рукоятью ножа, кривится в жутком оскале.
   Мысли пронеслись вихрем, когда мужичина, что до того стоял ровно, вдруг воздел руки, перекосив рожу, ринулся, замахиваясь молотом. Еще немного, и тяжелое оглавье опустится, сминая плоть и кроша кости, ударит так, что мозг выплеснется на стену, а ребра высунутся из боков острыми колышками. И нечем прикрыться, некуда отступить. Охнув, Шестерня отшатнулся, влип спиной в стену. В груди похолодело, а ноги подогнулись, тело застыло, ожидая неминуемого. Однако, кузнец пронесся мимо, а миг спустя рядом грохнуло так, что заныли зубы. В пронзительном звоне металла послышалось злой визг, но тут же потонул в воплях.
   Шестерня с облегченьем выдохнул, повернул голову. У ворот, закрывая телом большую часть, замер молотобоец, мышцы напряжены, руки воздеты над головой, удерживают тяжелый молот. Миг, и руки опустились, молот метнулся, с гулом разрывая воздух, пронесся за воротами, вновь застыл в высшей точке. С обоих сторон от кузнеца подпирают бывшие спутники, лица напряжены, в кулаках зажаты короткие кинжалы, что едва заметно дрожат, не то от перенапряжения мышц, не то от прорывающегося волнения.
   Удар. И вновь по ушам бьет грохот. Глаз едва успевает заметить мелькнувшую с внешней стороны тень, а немного позже, ухает молот, вновь взлетает, готовясь к очередному выпаду. Однако ни рева боли, ни ошметков плоти, словно кузнец раз за разом бьет в пустоту, сражаясь с порождениями затуманившегося разума. Толпа позади замерла, лица посерели, в глазах плещется страх. Чего они боятся? От чего отмахивается этот с молотом? Что бродит вокруг деревни такого, от чего бледнеют лица бывалых мужей, а женщины оседают на лестницу в полуобморочном состоянии?
   Шестерня отлепился от стены, решительно подошел к вратам, постоял, вглядываясь в окружающий сумрак. Ничего. Прикрыв глаза, обратился в слух. Тишина, лишь тяжелое дыхание кузнеца, да испуганные шепотки деревенских позади. Ни шороха лап, ни яростного шипенья, ни стонов боли. Шестерня взъерошил бороду, произнес с неопределенным выражением:
   - Вижу, вы суровые воины. Обороняться против такого врага - нужна недюжинная смелость.
   Молотобоец глянул неодобрительно, произнес:
   - Ты напрасно усмехаешься. Наш враг действительно силен.
   Шестерня покивал, произнес с убеждением:
   - Конечно, конечно. О том и говорю. Кровь, ошметки плоти, подыхающие твари вокруг. Видано ли дело, супротив такого выстоять!
   Зубило спросил хмуро:
   - Ты нам не веришь?
   - Разве ты не видел тварей? - воскликнул Бегунец с обидой. - Разве мы не вместе бежали от иглошерстней?
   Шестерня выставил перед собой ладони, поспешно произнес:
   - Да, да. Так и было. Кто бы сомневался. Только я, наверное, пойду. А вы продолжайте, продолжайте. Вижу, у вас неплохо получается. Только скажите, как к верхним ярусам пройти, чтобы сапоги попусту не топтать. Хотя... ладно, сам отыщу. А то еще пошлете куда, запотею выбираться.
   Окинув взглядом врата, он дернул за рычаг, рывком распахнул врата, шагнул наружу. По толпе пронесся вздох ужаса, кто-то испуганно вскрикнул, даже кузнец отшатнулся. Перекрывая шум, прозвенел голос Креномера.
   - Постой, странник!
   Шестерня покосился назад, спросил нетерпеливо:
   - Что еще?
   - Погоди. - Креномер доковылял до ворот, остановился в проеме. - Ты говорил, что владеешь знаниями о металлах.
   - Я? - Шестерня вытаращил глаза.
   - Тайнами превращений. Как из грубых серые камней, под действием огня и молота, создать сияющие доспехи и крепчайшее оружие.
   - Я? - повторил Шестерня, неверяще.
   - Как перегнать руду в металл, как из невзрачной грязной пыли сделать достойную вещь, - не слушая, продолжал вещать Креномер.
   - Это все я? - пролепетал Шестерня оторопело.
   Для очередной тирады хватанув воздуху с избытком, Креномер закашлялся, долго перхал. Наконец отдышался, протерев выступившие от напряжения слезы, бросил сердито:
   - В том смысле, что ты кузнец.
   Шестерня взъерошил бороду, сказал задумчиво:
   - Металлы знаю, работать доводилось. Могу оружие сковать. Не так, чтобы совсем хорошее, но, с первого боя не сломится, и то ладно. Но... вообще-то я каменщик.
   - Какая разница. - Креномер расплылся в улыбке. - Это намного, намного лучше.
   - Чем лучше? - спросил Шестерня с подозрением. Улыбка старика вызывала дрожь, примерно, как если бы вздумал улыбнуться сидящий в засаде паук.
   Креномер произнес серьезно:
   - Наши враги ужасны, ты мог убедиться сам, а силы не бесконечны. Нужно делать оружие, возводить заградные валы. А ведь кто-то еще должен убирать урожай, следить за детьми, управлять поселком. Ты нам поможешь.
   Шестерня вздернул бровь, сказал с усмешкой:
   - Вон в чем дело. Теперь понятно. Да только зря ты так. - Перехватив озадаченный взгляд старика, пояснил: - Людей у тебя много. Сил и смелости им не занимать. Вон как лихо с врагами расправились, до сих пор ошметки дымятся! Строить вы тоже умеете. Один "заградной вал", ха-ха, чего стоит. Это ж надо, хе-хе, такое сотворить. Да и сама деревня... источили домишками опору. Вместо того, чтобы усилить - подгрызаете. Того и гляди, свод просядет. Так что... нет. Воюйте дальше, а я пошел, пошел.
   - Ты не поможешь нам? - упавшим голосом прошептал Креномер.
   - Сами справитесь. - Шестерня отмахнулся.
   - А если заставим силой? - В голосе старика прорезались опасные нотки.
   - И какие гарантии получите? - Шестерня насмешливо изогнул бровь.
   Креномер замолчал, на лице отразилась борьба чувств. Шестерня с интересом смотрел, как двигаются складки на лбу собеседника, кривятся губы, сердито сверкают глаза, прожигая посмевшего перечить наглеца. Наконец Креномер вздохнул, глаза погасли, а плечи поникли, бесцветным, как серая плесень, голосом прошептал:
   - Мы заплатим.
   Шестерня широко улыбнулся, похлопав Креномера по плечу, произнес задушевно:
   - А вот это совсем другое дело.
   Старик дернулся всем телом, словно ощутил прикосновение чего-то омерзительного, однако превозмог себя, с трудом выдавил кислую улыбку, после чего с подчеркнутой любезность произнес:
   - Вот и хорошо. А теперь, будь добр, вернись назад, и запри за собой врата.
   Глядя, с какой поспешностью собеседник шмыгнул в проем, Шестерня прошел следом, не глядя, потянул врата на себя. Створка нехотя задвинулась, недовольно лязгнула засовом. А миг спустя что-то с шорохом пронеслось с противоположной стороны врат. Шестерня поспешно обернулся, но ничего не увидел. Все та же полутьма, заросли иссиня черной листвы, и уходящая вдаль светлая полоска тропки. Ни путников, ни чудовищ. Пожав плечами, он двинулся за остальными, что двигались вверх по лестнице, о чем-то негромко переговариваясь, и время от времени испуганно глядя за пределы деревни.
   Поднявшись следом, Шестерня наткнулся на Креномера, что дожидался на развилке лестницы. Народ разошелся, лишь из окон дома напротив посверкивают чьи-то исполненные любопытства глаза, да поодаль подпирают спинами стену Зубило с Бегунцом, устроившись на вырубленном лавочкой уступе.
   Поманив пальцем, Креномер дождался, когда Шестерня подойдет вплотную, понизив голос, строго произнес:
   - В деревне неспокойно, чтобы без нужды лишний раз волновать поселян. Так что не обессудь, в гости не зову.
   Хорошая выпивка и закуска, уже некоторое время кружившие перед внутренним взором вожделенным хороводом разом потускнели, подернулись дымкой. Лицо Шестерни вытянулось, он произнес озадаченно:
   - А как же жр... - он прервался, с усилием сглотнув вертевшееся на языке слово, закончил, - работа?
   Креномер усмехнулся, сказал желчно:
   - Работа будет. Не для того звал, чтобы задницу в корчме просиживал. Идем, покажу место, а по пути объясню что к чему.
   Старик двинулся по лестнице, но не вверх, куда было вознамерился Шестерня, заметив приветливо распахнутые двери стоящего на перекрестке дома - явно корчмы, а вдоль, по узкой, окаймляющей деревню тропе. Бросив на корчму прощальный взгляд, Шестерня тяжело вздохнул, поплелся следом, провожаемый внимательными взглядами парней, что, едва Креномер скрылся за выступом скалы, разом ожили, заблестели глазами вслед.
   Тропа настолько узка, что, попадись кто навстречу - разминешься с трудом. Слева шершавый бок скалы, справа отвесный обрыв, над головой нависает деревня. Домов не видать, лишь отсветы фонарей, да обрывки разговоров указывают, что там, над головой, не мертвый камень, а насыщенное жизнью поселенье. Внизу расстилаются сплошные заросли, если бы не редкие фонари, расставленные вдоль дорожек, могло бы показаться что под ногами бездонный провал. Хотя, если приглядеться, до земли всего ничего, спрыгнешь - не ушибешься. А если остановиться, заглянуть через идущий вдоль дорожки небольшой уступ, можно увидеть нижний ряд домов, что, судя по грубой кладке и глубоким затесам, строились первыми, и очень, очень давно. Вот только отчего-то в окнах не сияет свет, не журчат ручейки бесед, не копошатся в пыли, выкладывая из камушков домики, не ведающие усталости дети.
   Шестерня догнал спутника, задумчиво произнес:
   - Места в деревне не сказать чтобы много, эвон где домишки выстроили, под самым сводом! А нижний ярус не обживаете. Почему так? Никак в толк не возьму.
   Креномер скосил глаза, бросил неприязненный взгляд, но тут же отвернулся, произнес скрипуче:
   - Видно тебе когда-то хорошенько по затылку приложили, раз простых вещей не разумеешь. Приходится по три раза повторять
   Шестерня сказал уклончиво:
   - Ну хорошо, сейчас у вас неизвестная напасть, а до того как было?
   Креномер раздраженно дернул плечом, бросил сердито:
   - До того по-другому. В смысле, это сейчас по-другому, а раньше все как полагается. Ни одного пустого дома, не то, чтобы целый ярус. Спорили, препирались, кто достойнее. Ведь нижний ярус самый удобный, ни тебе по лестницам скакать, ни навернуться в задумчивости, знай - живи, жизни радуйся.
   Шестерня произнес с недоверием:
   - И что, вот так взяли, и сразу целый ярус бросили, из-за каких-то игложовней?
   Креномер покосился с неприязнью, процедил:
   - Не сразу, и не целый. По началу вообще внимания не обращали. Мало ли что там по полям шастает. А как начали люди пропадать - забеспокоились. Слухи нехорошие пошли, сплетни. Нашлись очевидцы, что утверждали будто видели жутких чудовищ. Кто посмелее да подурнее, отправлялись искать потерявшихся по одиночке.
   - Нашли? - Заинтересованный, Шестерня подошел ближе, зашагал вплотную к спутнику.
   - Может и нашли, да только об этом никто не знает, - фыркнул Креномер. - Когда таких, смелых, пропало не то пяток, не то десяток, мужики посовещались, выбрали полтора десятка самых опытных, кто знал за какой конец секиру держать, снарядили доспехами, и отправили на поиски.
   - Вернулись?
   - Нет.
   Шестерня хмыкнул, спросил удивленно:
   - Неужто заплутали?
   Креномер повернул голову, сверкнув глазами, спросил зло:
   - Других мыслей не допускаешь?
   Шестерня пожал плечами.
   - Намекаешь на этих ваших иглошумней? Ерунда это. Полтора десятка мужей завалят любую тварь. Тем более в узких проходах, да близь деревни, где и стены помогают... Что дальше-то было?
   - А ничего не было. Начали появляться твари, сперва мелькали поодаль, но вскоре осмелели, стали подходить ближе. Сперва на верхние ярусы перебрались самые опасливые, за ними потянулись и остальные. Последний, самый упорный, переселился пол цикла назад. С тех пор ярус и пустует.
   За разговором незаметно приблизились к противоположному краю деревни. Завидев впереди врата - точное подобие предыдущих, Шестерня замедлил шаг, а затем и вовсе остановился возле ведущей наверх тропы, однако Креномер прошагал мимо, словно собрался покинуть деревню. Пожав плечами, Шестерня догнал, спросил с удивленьем:
   - А мы разве не идем в деревню?
   - Мы, нет, - бросил Креномер язвительно. - Вроде бы кто-то здесь подвязался на работу.
   Шестерня кивнул, сказал озадаченно:
   - Все верно. Только, разве кузница не в деревне?
   - Нет, но рядом, можно сказать, рукой подать. Вон там, на отшибе. - Усмехаясь, Креномер воздел руку.
   Взглянув в указанном направлении, Шестерня нахмурился. Костлявый палец уперся в клубящуюся впереди тьму. Ни движения, ни света, лишь мутными проблесками мерцают искры редких фонарей, отчего чернота только сгущается, непроглядным пологом укрывая ближайшие подступы к деревне.
  
  

ГЛАВА 5

  
   Под ложечкой неприятно заныло, а в груди зародился холодный ком. Одно дело заниматься работой в деревне, под чарку хмеля в свободное время обсуждая с товарищами страшные преданья старины, и совсем другое переться к демону на рога, предварительно наслушавшись о творящихся вокруг села ужасах.
   Окинув взглядом окоем, Шестерня с безразличием произнес:
   - На отшибе, так на отшибе. Пойдем, покажешь дорогу.
   Креномер отмахнулся.
   - Сам отыщешь, тут не далеко.
   Шестерня покачал головой, сказал с улыбкой:
   - Все же хорошие тут люди, не жадные. Дела вести - одно удовольствие.
   - А что не так? - Креномер заволновался.
   Шестерня улыбнулся шире, объяснил:
   - Ты не поверишь, но где в другом месте со мной бы спутника отрядили, а то и двух.
   - Это зачем? - Старик нахмурился, глаза сверкнули подозрением.
   - А чтобы не стащил чего, или не сломал! Так везде поступают, - произнес Шестерня назидательно. Помолчав добавил в раздумье: - Я бы тоже проследил. На помощников бы не понадеялся, сопроводил сам. А то, мало ли, что у проходимца за душой. Может это он только прикинулся кузнецом, а сам вовсе и не кузнец. Лихой человек, или того хуже. Инструменты в охапку - и бежать. Ищи - свищи после.
   Креномер закусил губу, глаза забегали, то глядя в упор на собеседника, то уходя взглядом в даль, где, за непроглядным пологом тьмы, расположилась кузня, наконец со вздохом произнес:
   - Боюсь, ты прав. Погоди, сейчас найду кого-нибудь, накажу, чтобы провел, показал что где.
   Шестерня закивал, произнес одобрительно:
   - Вот это правильно. Нечего всяких там проходимцев доверием смущать. Это ж вы такие несгибаемые: чужого ни-ни! А другой помучается - помучается, и сопрет инструменты, да еще и угля утащит. Мягче надо с людьми-то, с пониманием.
   Позади негромко хрустнуло, зашуршали камушки. Креномер с Шестерней разом повернули головы, взглянули на тропу. Из-за поворота вышли Зубило с Бегунцом, неторопливо двинулись, подчеркнуто не замечая обращенных на себя пристальных взглядов. Несколько мгновений Креномер сверлил парней сердитым взглядом, затем его лицо прояснилось, взмахнув рукой, он сделал призывный жест, прикрикнул:
   - Эй, вы, а ну подь сюда.
   Оба с явной неохотой подняли глаза, с трудом оторвав взгляды от камней под ногами, где с пристальным вниманием рассматривали что-то очень интересное. В глазах, с трудом скрытое, полыхает жадное любопытство, но лица обоих отражают такое искреннее изумление, что любому должно быть понятно - они здесь совершенно случайно, просто проходили мимо, даже и в мыслях ничего не держали... А тут, надо же, такая встреча!
   Парни подошли ближе, Зубило поинтересовался:
   - Звал?
   - Звал, звал, - буркнул Креномер, - а вы будто и не слышали? Пойдете с ним, - палец уперся в Шестерню, - покажете кузню. Как вернетесь - зайдите ко мне, расскажете, что да как.
   За спиной захлопнулись ворота, деревня осталась позади. Поглядывая на спутников, что двигались рядом, зорко поглядывая по сторонам, но без особого страха, Шестерня насмешливо произнес:
   - Совсем недавно бежали со всех ног, за вратами прятались, а теперь идем, как ни в чем не бывало. Куда только чудища подевались. Или на эту сторону деревни они не ходят?
   - Ходят, везде ходят. - Бегунец улыбнулся.
   - Да только долго не задерживаются, - закончил Зубило за товарища. - Уходят, едва появились.
   - А коли вернутся? - Шестерня прищурился, взглянул с вопросом.
   - Не вернутся, - бросил Бегунец беспечно. - В том смысле, что вернутся, но не скоро. Они редко приходят.
   - Насколько редко?
   Зубило наморщил лоб, сосредоточенно принялся загибать пальцы.
   - Ну, сегодня приходили, еще до этого пару раз, и до того было... - Закончив подсчеты, с уверенностью произнес: - В общем, разок - другой в седьмицу. Раньше реже ходили, сейчас почаще стали наведываться.
   Шестерня покосился на парней. Идут, как ни в чем не бывало, языками молотят. Словно и нет никакой опасности. Будто и не исчезают люди, и вовсе не отсюда на поиски тварей ушел, чтобы не вернуться, целый отряд. Дурость, бесстрашие, или особенность молодости, когда нет преград, когда счастья больше чем горести, а самая тяжелая утрата вскорости забывается, оставляя после себя лишь слабую тень печали, а затем и вовсе сходит на нет?
   Дорога привела к невысокой, но довольно широкой расщелине. Шестерня завертел головой, отыскивая признаки кузницы, но парни вдвинулись в щель, и он лишь пожал плечами, пошел следом. В воздухе проявились нотки металла и гари, окрепли, усилились, превратившись в мощный, пропитавший стены дух. Поворот, другой, и проход расширился, превратившись в небольшую, но уютную пещерку. Шестерня ощутил, как губы невольно расползаются в стороны, а руки, в предвкушении работы, потирают одна другую.
   Слева, вдоль стены, развешанные на вбитых в стену клиньях, покоятся инструменты: клещи, зацепы, пруты всяческих размеров. Справа груда заготовок. В почерневших, изогнутых пластинах угадываются контуры будущих доспехов, шалашиком составлены сплюснутые полосы - основы мечей и кинжалов. Отдельно лежат предметы утвари: сковороды, миски, ножи. Но главное у дальней стены - здоровенное, есть где развернуться двоим, горнило с подведенными мехами. Тут же наковальня, молоты разных размеров.
   По обе стороны, ближе к углам, темнеют отнорки. В одном, судя по черным блестящим крошкам у входа, хранится топливо в другом серыми силуэтами выступают штабельки из металлических болванок, там же бугрятся горки камней, не иначе - руда для выплавки. Конечно, не так хорошо, как могло бы быть: инструментов явно не хватает, топливо, исходя из цвета и фактуры блестящих крупинок на полу не из лучших, да и металл, судя по запаху и оттенку, далеко не самый чистый. Однако, если не особо не придираться, то...
   Под заинтересованными взглядами спутников Шестерня прошелся в по пещерке, заглянул по-очереди в оба отнорка, откуда вышел с испачканными руками но сияющим лицом, сказал:
   - Что ж, неплохо. В таком месте и поработать незазорно. Даже топчан есть. Можно спать, не отходя от наковальни.
   Парни заулыбались, довольные похвалой, словно обустроили кузнецу собственными руками, натаскали топлива, развешали инструменты, соорудили очаг...
   - Вот только одно но...
   Улыбки враз истаяли, сменились вопросительными взглядами.
   - Что-то не так? - Зубило нахмурился.
   - Чего-то не хватает? - откликнулся Бегунец эхом.
   - Не хватает, - Шестерня согласился. - Только не чего-то - кого-то. Одному не сподручно, нужен помощник. Ваш-то кузнец где, местный?
   Бегунец вздохнул, сказал с горечью:
   - Пропал вместе с остальными.
   - А тебе именно кузнец нужен, или любой пойдет? - поинтересовался Зубило осторожно.
   - Кузнец, - произнес Шестерня твердо. Заметив, как помрачнели парни, улыбнулся в усы, добавил: - Но... коли кузнеца нет, любой сгодится. Была бы в плечах сила. Есть кто на примете?
   Парни одновременно шагнули вперед, воскликнули в голос:
   - Конечно!
   Оба раздулись, даже развели руки в стороны, пытаясь казаться больше и сильнее. Газа пылают огнем, челюсти выдвинуты, в лицах решительность - хоть сейчас в кузнецы! Друг на друга стараются не смотреть, в редких, искоса, взглядах ревность и страх - что если выбор падет на товарища? Как жить дальше?
   Шестерня лишь покачал головой. Выбери одного - второй обидится навечно, уйдет на дальние тропы, в сражениях с чудовищами доказывать что и он достоин, или, того хуже, начнет строить козни, пакостить мелко, и по крупному, мешать работе. Решение созрело мгновенно. Брови сошлись на переносице, а взгляд потяжелел, когда Шестерня произнес сокрушенно:
   - Хотя, нет. Мысль не лучшая.
   Парни в голос охнули, спали с лица.
   - Тебе не нужен помощник? - прошептал Зубило горько.
   - Ты все же решил работать один? - выдавил Бегунец сокрушенно.
   Шестерня вздохнул, произнес тяжело:
   - Я переоценил свои силы. Одного помощника не хватит. Нужно два. Там где пара глаз не заметит - две точно углядят. Да и четыре руки, не две, если подумать.
   Мгновение казалось, что парни кинутся на шею, повиснут на плечах, визжа от счастья. Оба в доспехах, металлические бляхи топорщатся гранями, пластины сверкают необработанными краями. Провези таким по телу - располосует до мяса, и рубаха не спасет! Шестерня отшатнулся, выставил руки, поспешно произнес:
   - Сейчас не к спеху. Вот осмотрюсь немного, намечу план, тогда можно и начинать. А вы пока идите, знакомых поспрашивайте, может кто и согласится за... кх-м, умеренную плату.
   Некоторое время парни перетаптывались, задыхаясь от нахлынувших чувств, размахивая руками и восклицая нечто нечленораздельное, наконец, не в силах сдерживаться, выломились из пещеры. Некоторое время снаружи доносились топот и вопли радости, но вскоре затихли.
   Шестерня в который раз обвел помещение взглядом. Хотя... какое уж тут помещение - каверна, каких в местной породе больше, чем дыр в источенной каменными блохами стенке. Свет оставленного парнями фонаря слаб, но и его с лихвой, чтобы заметить недочеты: стены не обработаны, испещрены витиеватыми трещинами, свод топорщится острыми гранями и буграми. Уже то хорошо, что высок, иначе пришлось бы ходить в шлеме, чтобы не разбить лоб. Да и размахнуться есть где. А то, бывало, выделят домишко: ни встать, ни разогнуться, не то что молотом помахать.
   Перед внутренним взором прошла череда поселений, где он успел побывать за последний цикл. Каменный кряж, где случилось укреплять основание пещеры, проседающее от источивших породу подземных вод; Черное распутье, задыхающееся от недостатка воздуха, потому как воздушные шахты забило желчной плесенью... ох и намаялся он тогда, плесень вычищать; Пылающие копи, где от идущего из недр жара часть деревни превратилась в жерло печи... пришлось повозиться, прежде чем удалось направить перегретый до чудовищных температур пар по заброшенному древнему штреку.
   Везде, где довелось приложить руки и ум, по злой иронии судьбы приходилось балансировать на лезвии секиры, работая в таких условиях и с такими вещами, что и вспоминать страшно. Вот и здесь та же беда. Нет бы дом кому возвести, штрек подновить, на худой конец утварь какую изготовить. Чтобы неспешно, с чувством, в удовольствие, себе в радость и заказчику на загляденье. Так ведь никто и не заикнулся. Зато только и разговоров, что о тварях. Сперва мальчишки пугали, теперь старик этот. Судя по всему - староста. Ведь умен же должен быть, рассудителен. А туда же...
   Из-за каких-то крыс-переростков дома бросать, да не один, не два - целиком ярус! Это ж сколько работы на ветер. Да за деньги, что за эти дома плачены, можно всю живность в окрестных ходах-переходах изловить, отвести на дальние тропы, а сюда завести новую - нужную да полезную. Ох, чует сердце, придется силки мастерить - уменье охотника осваивать. Не с руки, конечно, да и зазорно для мастерового по камню да металлу такой ерундой заниматься, но... Для достойной цены нет плохой работы.
   Легкая работа прибытку не дает. Ведь если по чести, потому и рисковал, что брался за дело другим непосильное, где знания да умения нужны. Там, где цена ошибки - собственная голова, а то и чужих десяток. Так что, если подумать, не так уж и плохо, что твари появились здесь и сейчас. Не зря сапоги топтал. Только немного погодя нужно еще до деревни сходить, с Креномером о цене договориться. Языком-то все трепать мастаки, пока под задницей горит такого наобещают - слюной изойдешь, а как дело сделано и до расчета доходит - враз бедные становятся. Вот и Кнеромер этот, старик прижимистый да хитрый, слова напрямую не сказал. Так что поговорить нужно. Потому как твари - тварями, а своя рубаха ближе. Не устроит цена - пусть переселяется выше, или сам ловит своих, ха-ха, иглохерстней!
   Удовлетворенный размышлениями, Шестерня встал, подошел к горнилу, некоторое время задумчиво созерцал черные, лоснящиеся от нагара камни, затем резко вытянул руку вперед, так что пятерня едва не уткнулась в заднюю стенку. Пальцы ощутили касание воздуха, легкое, словно за камнями, затаившись в щелях, дышит кто-то невидимый. Шестерня некоторое время стоял с сосредоточенным выражением, прислушиваясь к ощущениям, наконец отвлекся. Лицо разгладилось, а глаза пробежались по пещере, остановились на сваленной у стены груде металла.
   Он шагнул к груде, рука ухватила один из штырей, выбрав, что подлиннее и потоньше. Взвесив штырь на руке, Шестерня одобрительно хмыкнул, вернулся назад, некоторое время всматривался в нависающий над горнилом карниз, после чего с силой вогнал штырь, снизу вверх, в казавшуюся монолитной черную спекшуюся массу. Хрястнуло, посыпалась зола, штырь же провалился в камень почти полностью. Пошерудив немного, так что возле ног выросла изрядная горка нагара, Шестерня вынул штырь, и повторил то же самое, только ударив в противоположную сторону карниза.
   Закончив, Шестерня отбросил штырь, вновь протянул руку. На этот раз "невидимка" за стеной задышал сильнее, глубже, так что пальцы ощутили поток воздуха. Покивав, Шестерня двинулся в отнорок с топливом. Набрав горсть пыли и мелких камушков из ближайшей тускло поблескивающей черной груды, он вернулся, сыпанул в очаг, после чего брызнул туда же густой маслянистой жидкости из висящего на крюке горшочка.
   Пальцы пробежались по внешней стороне очага, нащупав нужное, извлекли покрытые пылью полупрозрачные камни с покрытыми многочисленными сколами гранями. Взяв в каждую руку по камню, Шестерня с силой ударил, раз, другой. Искры брызнули россыпью, упав на черное ложе, зашипели, заблистали зло, и... вспыхнули. Глядя на разгорающийся огонек, Шестерня вновь сходил в каморку, на этот раз вернулся с грудой камней побольше, осторожно подложил, на всякий случай сбрызнув жидкостью из горшочка еще раз. Огонь взвился, запылал, пошел разгораться, с жадностью вгрызаясь в такую твердую, но удивительно вкусную пищу.
   Стало значительно светлее, протаяли самые дальние уголки, обнажив покрытое пылью содержимое. Оставив очаг, Шестерня прошелся по пещерке. Свет обнажил до того не видимый боковой проход, скрытый за выступом. Заглянув за выступ, Шестерня присвистнул. Небольшая комнатушка буквально забита доспехами и оружием. И оружие и доспехи по большей части старые, изъедены временем, покрыты пятнами ржи и грязью. Однако, среди рухляди нет-нет, да блеснет сравнительно новая вещь, отчего глаза загораются интересом, а руки невольно тянутся, чтобы дотронуться, ощупать, примерить.
   Фонарь занял надлежащее место, на крюке, у входа, Шестерня же принялся перебирать вещи. Вот неплохой панцирь. Металл достаточной толщины, без сколов и почти не тронут ржой, разве только размерчик великоват. А вот штаны. Колени хоть и потерты, а на заднице заплата, зато кожа до сих прочна и эластична, а металлические бляхи на месте, хоть и не все, но и не болтаются, крепко держатся за подложку.
   Перебирая доспехи, взвешивая в руках оружие, Шестерня испытывал смешанные чувства. Где только не приходилось бывать, с кем общаться, но необходимости в оружии он не испытывал, хотя, бесспорно, мимо достойной работы мастеров-оружейников, не позавидовав, бывало пройти сложно. Не один раз, встретив очередное творение мастеров, в груди зарождалось озорное желание махнуть рукой, зайти в лавку, и обменять все заработанные богатства на нечто такое, блестящее, тяжелое и надежное, в чем не стыдно пройтись по деревне, и не страшно выйти на бой.
   Однако, каждый раз разум брал верх, отыскивая достойную причину сохранить нажитое. И впрямь, зачем мастеровому воинское снаряжение? Работать неудобно, двигаться тяжело, да и поцарапать, ползая по трудно доступным местам, легче легкого. Пусть уж лучше лежит, красиво разложенное на лотке торговца, радуя глаз прохожих. Да и нажитое целее будет. Ведь если покупать что ни попадя, не долго и без штанов остаться.
  
  

ГЛАВА 6

  
   Руки замедлились, мысль отвлеклась, ушла в неведомые дали, где на перекрестке дорог, в удобном месте, выстроена новенькая корчма. Рассевшись по лавкам, посетители чинно попивают хмель, ведут неспешные разговоры. В камине потрескивает огонь, шкворчит сало, капая на угли из висящей на вертеле жарящейся туши. Воздух насыщен дымком и ароматами снеди.
   Из кухни в трапезный зал и обратно снуют юркие помощники, обслуживают посетителей. Он сам, стоя за стойкой, зорко поглядывает вокруг, следя, не закончилось ли у кого мясо, не пора ли поднести новый, еще не початый горшок хмеля, взамен опустевшего. А сквозь двери, гостеприимно распахнутые настежь, все заходят и заходят посетители, здороваются, усаживаются на излюбленные места. Некоторые подходят, делятся новостями, расспрашивают о новом рецепте, что буквально вчера освоили на кухне, таком вкусном, что есть - не наесться. Заказывают блюда, одно, второе, третье, еще, и еще... Ну и конечно расплачиваются. А куда без этого?
   Мысль истончилась, исчезли посетители, растворилась таверна, сменившись грубым камнем стен. Шестерня вздохнул, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Мечты хороши в меру, чтобы не расслабляли пустыми надеждами. Да и когда то будет? Ведь чтобы возвести таверну нужны средства, и не малые. А весь прибыток с прошлого раза остался в предыдущем селе. Конечно, сокровище никуда не денется, вряд ли кто отыщет укромный тайник. Однако, когда еще доведется побывать в тех краях.
   Перед взором встало лицо Баламута, насмешливая улыбка, хитрый прищур. Кулаки сами собой сжались, а челюсть выпятилась. Все же вернуться стоит. Наглеца надлежит проучить, чтоб впредь неповадно было. К тому же за Баламутом долг, что гораздо важнее. Ведь, как известно: сам погибай - а должок отдавай! Внимание вновь сосредоточилось на деле, а глаза сурово полыхнули. Не зря пришел он в это село. И заваленная доспехами кладовая оказалась весьма кстати. Когда предстанет перед Баламутом, будет чем подкрепить аргументы, если у бывшего товарища вдруг возникнут провалы в памяти. Да и от местных тварей поможет. Если буде таковые действительно существуют. А то, что отродясь меч в руках не держал, так это не страшно. Как говорится - было бы желание. Махать железным дрыном, пусть даже остро заточенным, большого ума не надо. Это тебе не напряжение несущей балки, хе-хе, рассчитывать!
   Со стоном разогнувшись, Шестерня отер пот со лба. Небольшая на первый взгляд, куча оружия и доспехов показалась бесконечной. Меж панцирями, втиснутые в промежутки, обнаруживались кольчужные рубахи, из шлемов вываливались обшитые металлом перчатки, а под оружием, сложенным аккуратными стопками, обнаруживались все новые связки: мечи, ножи, наконечники копий.
   Однако, из всего, что попалось на глаза, пригодных для носки вещей оказалось совсем не много: пара обшитых металлом рубах, панцирь, крепкие штаны, да несколько щитов разных размеров. Из подошедших по размеру шлемов можно было бы взять один, да и то, если закрыть глаза на глубокие царапины и выбитые на маковке клепки, отчего прочность изделия оставалась под большим сомнением. Перчаток же не нашлось вовсе. Часть просто не налазили на руки, остальные едва держались, готовые рассыпаться от первого крепкого рукопожатия.
   Наручей и поножей хватило с избытком, однако, Шестерня не придал им особого значения. Оружие выбирал долго и со вкусом, пока не остановился на небольшой секире, достаточно короткой, чтобы, будучи зацепленной за петлю на поясе, не создавать помехи при ходьбе, но с целым, не выщербленным, клинком и удобной рифленой рукоятью. Короткий засапожный нож, кастет в качестве запаса, и широкий, в металлических накладках, кожаный пояс с крючками и петлями для оружия.
   Выбравшись из кладовой, Шестерня разложил отобранные вещи, еще раз тщательно осмотрел, после чего сложил аккуратной стопочкой в угол, подальше от прочего хлама. Взгляд скользнул вдоль стен, запрыгал по заготовкам, прошелся вдоль груд мусора из обломков окалины и золы. Не кузница а пещера с отбросами. И как предыдущий хозяин ориентировался среди этого хлама? Выбросить бы четверть, а лучше - половину, а остальное разложить, как полагается.
   Мысль еще только начала оформляться, а рука уже потянулась, ухватила ближайшую вещь, переложив на другое, более достойное место, затем зацепила следующую, а за ней еще. И вскоре пещера заполнилась грохотом и звоном, где, скрытый поднявшимися клубами пыли, скрежеща и громыхая, ворочался новый хозяин, обустраивая жилище на свой, единственно верный и наиболее правильный лад.
   Закончив, Шестерня с удовлетворением отряхнул руки, окинул взглядом помещение. Теперь самое то, не то что раньше. Конечно, многое еще можно поменять, к примеру перебить повыше колышки с инструментами, добавить полок, передвинуть столешницу, но это уже мелочи. Для уборки на скорую руку сойдет и так. Жаль только штаны пропылились насквозь, да почернела и покрылась жирными пятнами рубаха. Но, чего не сделаешь ради заказчика. Ведь чем удобнее мастеру - тем качественнее работа. А новые рубаху и штаны выделит Креномер, да не одну пару - две, а то и больше. И обувку выделит. Нельзя ж работать в такой стоптанной! Да и защитные рукавицы, если подумать, тоже...
   Подсчитывая, что еще из "необходимого" должен предоставить староста, Шестерня двинулся к наковальне, когда ухо уловило шорох. Тихий, едва слышимый, шорох донесся со стороны входа. Шестерня поначалу не обратил внимания, но меж лопатками неприятно зазудело, словно в спину уставился недобрый взгляд. Отогнав неуместные мысли, он двинулся дальше, однако, миг спустя не утерпел, обернулся.
   Ослабленные всполохами очага, глаза сперва ничего не смогли увидеть, когда же цветные пятна померкли, и в густом сумраке проступили очертания, Шестерня ощутил, как на голове зашевелились волосы, а в груди неприятно заныло. В проходе, с трудом различимый на фоне серой стены, застыл зверь: невысокий, не особо крупный, чем-то похожий на собаку, какие не раз попадались в путешествиях по поверхности.
   Пытаясь понять, чем непрошенный гость вызвал такой ужас, Шестерня прищурился, зашарил взглядом, отыскивая детали. Собака как собака, разве бродит где попало, вместо того, чтобы грызть вкусную кость в хозяйском дворе, заплутала, и рыщет по черным глубинам, отыскивая выход. Хотя, если хорошенько приглядеться, что-то в облике зверя все же не то, не то.
   Шестерня тряхнул головой, нахмурился. Однако, не хватало еще пугаться собак. Этак он скоро от собственной тени начнет шарахаться! Отмахнувшись от неприятных мыслей, он шагнул вперед, протягивая руку и растягивая губы в улыбке. Из-за плеча, освобожденный, ударил сноп света из очага, осветив гостя, и в этот момент зверь улыбнулся в ответ, широко и по-дружески. Шестерня ощутил, как от макушки до подошв вздыбились волоски, челюсть отвисла, а тело сковало оцепенение: ни сдвинуться, ни отшатнуться.
   Пасть распахнулась, открыв синеватое жерло, трепещущее жало языка, блеснули изогнутые кинжалы зубов, мелкие, но невероятно острые и тонкие. Но, минуя прочие ужасы, взгляд прикипел к нижней челюсти, что раздалась в стороны и вниз, и там, в обрамлении блесток зубьев, проглянули испятнанные слюной мощные костяные крючья.
   В горле заклокотало, а перед глазами поплыло. С трудом оторвав взгляд от чудовища, Шестерня покосился в сторону, где, аккуратно разложенные на столешнице, лежат доспехи: рубаха, штаны, панцирь. Секира и щит, словно нарочно, задвинуты дальше всего. Не достать. Хотя, попытаться можно. Всего-то и нужно, дважды шагнуть в сторону, перегнуться через стол, подцепить. Если зверь двигается недостаточно быстро, то...
   Перераспределяя вес тела, Шестерня едва заметно шевельнулся. Шевельнулся и зверь. Зародившийся в груди холодный комок превратился в ледяную глыбу, а сердце ухнуло куда-то далеко - далеко вниз. Зверь двигается неуловимо, фантастически быстро! Еще миг назад тварь стояла у самого входа, а теперь сместилась на шаг ближе и в сторону, повернувшись боком, угрожающе вздыбила шерсть.
   Так вот почему иглошерстень! Вместо шерсти, тело животного покрывают множество острейших белесых игл: коротких, приплюснутых, направленных вперед. Коснись чудовище не защищенной доспехом плоти - сдерет мясо до костей! И хорошо, если иглы не ядовиты, но и без яда рана получится такой, что лучше не думать. Длинный, как у крысы, хвост чуть заметно подрагивает, ракушки ушей плотно прижаты, глаза уставились белесыми бельмами. Тварь слепа! Хотя от этого не легче. Если только...
   Отведя глаза, и стараясь не думать о чудовище, Шестерня сосредоточился на секире. Рывок, нужен хороший рывок, такой, чтобы рука легла на рукоять, взмахнула, занося оружия для удара, а там будь что будет. Хорошо бы еще цапнуть щит, но это уж как выйдет. Главное - секира. А там будет видно, кто кого. Только не думать о чудовище, что, возможно, уже стоит рядом, раздумывая, куда бы ухватить. И ладно, если вцепится в ногу, а то ведь может еще куда, повыше да понежнее.
   Напружинившись так, что заныли мышцы, Шестерня рванулся, полетел к столу птицей, пущенным изо всех сил камнем, стрелой, от возбуждения и страха рыча и завывая на всю пещеру. Не долетев всего чуток, ударился об стол, завизжал, забился, разбрасывая и круша на пути все подряд, пока рука не легла на рифленую рукоять, после чего с победным воем подскочил, замер, оскалив зубы, и угрожающе вращая глазами в поисках противника.
   Никого. Пещерка пуста. Черной щелью змеится вход. Словно все происходящее оказалось дурным сном, наважденьем. Приплясывая от перенапряжения, Шестерня подхватил щит, помявшись, двинулся к выходу, воздев над головой секиру. Пусть только сунется - расправа будет жестока и скоротечна! Но... по-прежнему никого, ни скрипа, ни шороха. Может и впрямь почудилось?
   Подойдя к выходу, Шестерня долго стоял, всматриваясь и вслушиваясь, пока перед глазами не поплыло, а в ушах не загудело. Со вздохом облегченья, он опустил взгляд. По спине пробежали мурашки, брови сошлись на переносице, а пальцы сильнее сжали рукоять секиры. В пыли, с трудом заметные, отпечатались следы неведомого гостя.
   Оторвав взгляд от следов, Шестерня некоторое время осматривал пещеру, пока глаза не остановились на сожженной у стены груде железа. Удовлетворенно кивнув, Шестерня отложил секиру и щит, и шагнул вперед, руки вцепились в здоровенный металлический брус, потянули. Некоторое время спустя, прервавшись на отдых, Шестерня отступил на шаг, с удовлетворением оглядел результат работы. Перед входом, загораживая проход на две трети, громоздится груда железа: угрожающе топорщатся штыри, тяжкими грузами - опорами покоятся болванки. Попытайся пролезть незваный гость - времени окажется достаточно, чтобы подготовится и встретить врага во всеоружии.
   Проверив прочность сооружения, и укрепив несколько неустойчивых мест, Шестерня взялся за доспехи. Воспоминание о шипах и жутких крючьях чудовища прибавило сил, и Шестерня, не откладывая, взялся за ковку. От перевернутого в горнило короба угля, сдобренного черным маслом, огонь задышал, разросся, а когда в дело вступили меха, то и вовсе взвился под свод, озарив пещеру яркими всполохами.
   Молот застучал, щедро рассыпая вокруг наковальни алые искры, заготовка зазмеилась, сплющиваясь и изменяя форму, словно живая. Несколько десятков колец для железной рубахи, пяток пластин, взамен оторвавшихся, на штаны, клепки на шлем. Сперва Шестерня собирался ограничиться малым, но, разохотившись, ушел в работу с головой, ковал и ковал, не замечая времени и усталости. Лишь когда на столешнице, обновленные, в рядок расположились десяток вещей, он отложил молот, тыльной стороной ладони отер пот, довольный, широко улыбнулся.
   Давно лелеемое, желание осуществилось само собой. У него есть комплект доспехов и оружие. Все в неплохом состоянии, все залатанное собственными руками, что значит можно не ждать неприятных сюрпризов, когда, в критический момент, вдруг сами собой разойдутся кольца рубахи, или, едва заметный, удар схлестнет пару - тройку защитных пластин, но главное - ни за одну вещь не пришлось отдать даже малого камня или крупицы золота!
   Вот это удача так удача. Всегда бы дела шли таким образом, давно бы закончил с утомительными, а зачастую опасными странствиями, обзавелся б корчмой, стоял за стойкой, прислушиваясь к россказням завсегдатаев да подсчитывая барыш. Не жизнь - сказка!
   От сладких мыслей отвлек шорох. Возле входа звякнуло, донесся болезненный вскрик, а затем загремело так, что Шестерня сорвался с места, осознав, что делает, лишь после того, как замер посреди комнаты в угрожающей позе с щитом и секирой наперевес. Глаза прикипели к оставшемуся пустым промежутку входа, желваки вспухли, а пальцы вцепились в рукоять секиры так, что побелели костяшки. Еще немного, и затаившийся во тьме враг появится. Возможно, появится не один. Но это уже не важно. В одной руке щит, в другой секира. И, хотя, вместо того, чтобы облегать тело броней, доспехи лежат позади бесполезной кучей мусора, легко он не дастся. Ну же, давай, выходи!
   Во тьме перехода заворчало, зашевелились жуткие тени невиданных тварей. Преграда жалобно заскрипела, затрещала, подаваясь под чудовищным напором, и наконец, не выдержав, с грохотом опрокинулась, подняв тучу пыли. Кто-то закашлялся, чертыхнулся и... над обломками завала, протаяли Бегунец и Зубило.
   Протирая слезящиеся от пыли глаза, Зубило произнес с досадой:
   - Прости, похоже, мы что-то уронили впотьмах. Угораздило же забыть фонарь.
   Осмотрев комнату, и остановив взгляд на хозяине, Бегунец произнес извиняясь:
   - Надеюсь, не помешали. А... чем это ты занимаешься?
   Перехватив заинтересованные взгляды парней, Шестерня поспешно отбросил секиру, повертев щит в руках, отстраненно произнес:
   - Вот, решил порядок навести, да задумался. - Щит последовал за секирой, а Шестерня поспешно шагнул навстречу, натужно улыбнувшись, произнес: - Проходите, не стойте столбами. Раз пришли, что уж теперь...
   Не заставляя упрашивать, Бегунец тут же прошел к горнилу, присел, всматриваясь в ревущее пламя. Зубило некоторое время топтался, с подозрением посматривая то на наваленный возле входа хлам, то на хозяина, что с крайне заинтересованным видом рассматривал свод, но лишь пожал плечами, сняв заплечный мешок, протянул со словами:
   - Мы захватили немного еды. Так, ничего особенного: хмель, мясо, овощи... Возьми, не побрезгуй.
   Шестерня принял мешок, не успев развязать, ощутил мощный мясной дух, тонкие нотки свежести и даже аромат хмеля. Желудок скрутило, а слюна потекла ручьем, так что он измучился сглатывать, пока пальцы поспешно дергали и тянули неподатливые тесьмы. Наконец узел подался, ткань опала, обнажая содержимое. Все как и сказал Зубило: хороший шмат мяса, пучок фиолетовых листьев и, главное, увесистый горшочек с плотно притертой крышкой!
   Глаза забегали, переходя с мяса на листья, а оттуда на неведомые бледно-серые ягоды, руки же потянулись к горшочку, облапили, потянули. Хрустнуло, крышка легла на стол, а по ноздрям ударил сокрушительный аромат хмеля. Ощутив, что если не приложится прямо сейчас, то умрет от жажды, Шестерня поднес горшочек к губам, наклонил. Жидкость обожгла язык, освежающим огненным валом прокатилась вглубь, неся с собой радость и успокоение, кадык заходил в такт глоткам, крупным и размеренным, какими утоляет жажду при помощи достойного напитка любой степенный пещерник.
   Отставив наполовину опустевший горшок, Шестерня довольно крякнул, отер рукавом усы и бороду, что за время уборки посерели от пыли, но под действием очищающей жидкости вновь задорно заблистали рыжиной, ухватил мясной шмат, покосившись на застывших в терпеливом ожидании гостей, произнес, с трудом проталкивая слова через набитый рот:
   - То, что пожрать принесли - молодцы. Сам бы когда еще выбрался. Но, еда - едой, а дело делом, что с помощниками, нашли подходящих?
   Зубило кивнул, сказал с подъемом:
   - Нашли, нашли.
   - И даже привели! - отвернувшись от горнила, воскликнул Бегунец.
   Шестерня с подчеркнутым вниманием оглядел комнату, покосился в сторону выхода, после чего поинтересовался:
   - А чего не зашли, у входа ожидают? Экие робкие.
   С трудом сдерживаясь, чтобы не замахать руками, заорав что есть мочи, что вот же они, перед глазами, как можно не понять, Зубило и Бегунец шагнули вперед, произнесли в голос:
   - Помощниками будем мы!
   Не переставая жевать, Шестерня осмотрел парней придирчивым взглядом, сказал с ноткой сомнения:
   - Работа не из легких. Силы требует, внимания. Да и времени в достатке. Уверены, что сможете?
   Парни раздулись от обиды, заголосили, перебивая друг друга. Краем уха вслушиваясь в сбивчивые слова, Шестерня с важностью кивал, задумчиво морщил лоб, не переставая забрасывать в рот все новые порции пищи. Наконец, когда мешок в конец опустел, а будущие помощники истощились в перечислении собственных полезных для работы качеств, Шестерня сделал последний глоток, с сожаленьем отставив опустевший горшочек, сказал:
   - Ладно, парни, решились - молодцы! Надеюсь, до конца работы дотерпите. А начнем мы вот с чего...
  
  

ГЛАВА 7

  
   Под ногами проминается земля, после вездесущих камней переходов, непривычно мягкая, задевая за сапоги, мягко шуршат листья, черные, тусклым пятном покачивается фонарь, поскрипывает в такт движению. Тихо шуршит металлическая рубаха, мягко, по-дружески, похлопывает по ноге рукоять секиры, удобно примостившейся в петле на поясе, руку оттягивает щит...
   Рука потянулась почесать затылок, но пальцы наткнулись на твердое, скребанули ногтями. Шестерня недовольно помотал головой, нахмурил брови. И как только такое носят? Шлем сползает на лоб, врезается в переносицу, плечи зудят от елозящих металлических колец рубахи, а грудь под панцирем расходится с таким трудом, будто застрял в тесном штреке. К тому же этот щит... Словно сковороду на руку нацепил - неудобно и смешно одновременно. Хорошо еще пока не дошел до деревни, можно попривыкнуть, поправить, что не так, сдвинуть, подтянуть.
   Вообще-то парни в голос убеждали, что в доспехах он суров и внушителен, но... с ними все понятно, на пару рвутся в помощники - еще не такое скажут. А каково-то на самом деле? Хотя, если подумать, не так уж и важно. Доспех нужен для защиты. Это пусть молодухи взор услаждают, а мастеровой - каменщик уменьем берет, во что бы он там не вырядился, хоть с голым задом, хоть в растворе по уши. А кто не согласен - пусть сопит в тряпочку, а вякнет - вот этим самым щитом в вякальник получит, в качестве аргумента, значится.
   Криво ухмыльнувшись, Шестерня приободрился, однако, вспомнив о деле, отбросил пустые мысли, нахмурился, сосредоточившись на задании. В работе нужен четкий распорядок: что, где, и в каком объеме, ну и главное - какова оплата. Иначе не стоит и начинать. Креномер толком не сказал, что надо, однако, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять. В деревню повадились шастать твари, и твари опасные. Чего стоит забредшее на огонек чудище. До сих пор мороз по коже! Нужно сделать что-то, чтобы тварей не стало. Просто и коротко. Осталось лишь решить - что.
   Наделать оружия? Но, кто мог, наверняка уже давно обзавелся, не зря же в заброшенной кузне такая груда потрепанных вещей. Высчитать место и время, и изготовить подходящую ловушку? Но одному не справиться, придется прибегнуть к услугам охотника, а это лишние растраты. Конечно, можно выковать новые врата, поставить решетки на окна, разместить где нужно оборонительные гряды из заостренных кольев... Или возвести защитные валы. Конечно, не такие, как то, что сотворили местные умельцы, а настоящие, достойного размера и прочности.
   В мучительных раздумьях, Шестерня хмурился, шевелил складками на лбу, кусал губы, силясь подобрать наиболее уместное, как по затратам сил, так и по времени решение. Придумывал и отметал, рассчитывал и отбрасывал, не удовлетворяясь приходящими на ум идеями. Ведь, кроме всего прочего, решение должно избавлять от проблемы раз и навсегда. Именно это отличает настоящего умельца от всяких там проходимцев. Да, не быстро, да, дорого, но зато столько, сколько нужно, чтобы ни отнять, ни прибавить. Расчетливость - вежливость мастеров! Как в прямом, так и в переносном смысле.
   Слева, подсвеченные одиноким фонарем, проступили очертания стены с провалом штрека. Глаза бездумно скользнули, выхватив чернеющий зев прохода, ушли дальше, но вскоре вернулись, заинтересованно вперились в арку входа. Шестерня свернул, подойдя ближе, осмотрелся. Из прохода выныривает тропка, петляя, убегает в раскинувшиеся вокруг деревни посадки, то тут, то там подсвеченная мутным оком фонаря. Если приглядеться, далеко, на пределе видимости, можно увидеть еще один подсвеченный фонарем проход. Тоже и с другой стороны.
   В очередной раз забыв про шлем, Шестерня потянулся к затылку. Пальцы уперлись в металл, бессильно заскребли. Однако, на этот раз неудобство не вызвало раздраженья. Полностью сосредоточенный на зародившейся мысли, Шестерня лишь вздохнул, замедленно опустил руку. Постояв еще немного, он развернулся, продолжил прерванный путь.
   Деревня приблизилась, нависла волшебным цветком, где вместо лепестков ярусы из домов, а тропки, издали похожие на белесые нити, разбегаются затейливым узором, оплетают, как паутина, соединяя разрозненные элементы в единое целое. Окошки мерцают светляками, расставленные вдоль дорожек редкие фонари переливаются, словно развешанные на кустиках серой плесени праздничные гирлянды. Серыми тенями маячат фигуры селян, от расстояния едва заметные, словно забытые призраки ушедших во мрак веков предков.
   Шестерня отвлекся от мыслей, окинув взглядом деревню, не сдержал улыбки. Хоть и не по правилам, кособоко, спустя рукава, а где-то, так и вовсе неведомые строители работали с глубокого похмелья, но деревушка неплоха, можно даже сказать - красива. Если не присматриваться к грубо обработанным поверхностям, и не обращать внимания на бестолковое расположение троп, зрелище в целом не лишено очарования. Хотя, конечно, что не говори, а качество работы оставляет желать лучшего. И где они таких каменщиков понабрали?
   Путь преградили врата: несколько продольных брусов соединенных перемычками. Шестерня было потянулся к засову, но передумал, подсвечивая фонарем, присел, вгляделся пристальнее. Поверхность металла густо покрыта царапинками, словно кто-то раз за разом тер врата жесткой щеткой. Коснувшись брусьев, Шестерня лишь покачал головой, никакая щетка не способна оставить на металле такие отметины, если только вместо ворса не усажена прокаленными стальными иглами. Вот только кому, и для каких целей может понадобиться такое?
   Перед внутренним взором встал недавний гость. Белесые глаза, встопорщенные иглы... Не он ли с собратьями некогда в неистовой злобе бились о врата? И если да, то страшно даже представить, какова прочность шерсти, способной проминать металл словно жалкую древесину! От такого не защитят и доспехи, не говоря о меньшем. Кожа под кольчужной рубахой как-то разом перестала зудеть, а тяжесть панциря показалась на удивление приятной. Украдкой оглянувшись, Шестерня вздохнул. Не зря, ох не зря он первым делом справил себе защиту. Закончив дела, по возвращении, нужно будет обязательно порыться в кладовой еще, отыскать вещи поновее, поудобнее, а главное - покрепче. Ну и, само собой, обсудить с Креномером вопрос безопасности. Ведь, чем работа опаснее, тем оплата больше. А работа в здешних местах, судя по жутким обитателям, ох как опасна, можно даже сказать - смертельна!
   Отодвинув засов, Шестерня отворил ворота, оказавшись внутри, вновь затворил, тщательно проверив, не осталось ли щелей, до конца ли ушел язычок в петлю, и лишь после этого пошел дальше. Один дом, второй. А вот и корчма, судя по доносящемуся изнутри гомону и пряным запахам - не самое последнее заведение в деревне. Зайти бы, заказать чарку - другую хмеля... да жаль, нечем расплатиться, все нажитое непосильным трудом осталось в предыдущем селе. Демон дери этого шутника - Баламута! Из груди вырвался тяжелый вздох, а незаметно пересохшее, горло неприятно засвербело.
   Шестерня с усилием отвел глаза от гостеприимно распахнутых дверей, осмотрелся. У корчмы дорога ветвится, одна нитка тропы убегает дальше, вдоль яруса, опоясывая деревню вокруг, вторая круто изгибается, взбирается выше. Прямо, или наверх? И, как назло, ни единой живой души. Взгляд переходит с одной тропы на другую, но все чаще соскальзывает, задерживается на дверях корчмы. Платить по-прежнему нечем, но, почему бы не зайти просто, на огонек, узнать местные новости, а заодно уточнить где именно живет староста. Чем не мысль?
   Решительно тряхнув головой, Шестерня двинулся к корчме. Дверь распахнулась, потянуло жаром, от запахов закружилась голова, а приглушенный затрапезный гомон коснулся ушей сладкой музыкой. На хлопок дверью повернулись несколько голов, сперва за ближайшим столом, затем за следующим. Шестерня несколько мгновений ощущал ощупывающие внимательные взгляды, пока кто-то не узнал, воскликнул в голос:
   - Ба, да это ж наш новый кузнец! Иди сюда, чего замер.
   Его поддержали, заговорили хором.
   - Иди, иди, чего встал?
   - Давай, подсаживайся, расскажешь что в землях дальних деется.
   - К нам садись, к нам!
   Шестерня с облегченьем выдохнул, улыбнулся. Корчма - везде корчма. Где б ни был, куда б не занесло, лишь только взгляд охватит прокопченное помещенье, ноздри наполнятся ароматами, а ушей коснется гомон голосов - и вот уже дома, словно никуда и не уходил. Такое все родное, да привычное.
   Он подошел к ближайшей лавке, остановился, окинув стол хозяйским взглядом, произнес с уважением:
   - Хорош харч, хороша и компания. Ежели потеснитесь, не откажусь и присесть.
   Мужики одобрительно закивали, сдвинулись, освобождая место. Шестерня сел, произнес с подъемом:
   - Хорошая у вас корчма. Да и хмель, - он шумно втянул воздух носом, - чую тоже неплох.
   Один из мужиков хохотнул, произнес с нетерпеньем:
   - Про корчму мы и сами знаем, чай не впервой. Ты о себе расскажи, кто таков, откуда, чего пришел?
   Шестерня хитро прищурился, ответил с усмешкой:
   - Говорить долго, да в горле сухо. Если не впервой - понимать должен.
   Мужики разом заговорили. Зашуршала посуда, зазвенели горшки. С одной стороны тут же подвинули тарелку с парующей похлебкой, с другой миску с зеленью, положили ломоть хлеба, плеснули в чарку, после чего затихли, на лицах обозначилось ожидание. Шестерня приложился к чарке, несколько раз сглотнул, после чего отер рукавом усы, крякнул от удовольствия.
   - Хорош хмель, знатен. - Закинув в рот пару листьев, пожевал, сказал с расстановкой: - Раз хотите знать - слушайте. Зовут меня Шестерня, а пришел я издали...
   За спиной захлопнулась дверь таверны, отрезая от запахов и звуков. Шестерня остановился, привалившись к стенке, прислушался к себе. В желудке потяжелело. Жадные до баек, местные подкладывали и подкладывали, так что к середине рассказа стало тяжело дышать. А уж подливали столько, что удивительно, как все вошло, не расплескалось? До сих по в горле булькает, не в силах протиснуться вглубь, чтобы разместиться между мясной прижаркой, зеленью, похлебкой, ковришками, непривычным кислющим соусом... Прародитель ведает что еще там было. Но что-то было точно, так как, после множественных уверений в вечной дружбе и братской любви, когда, поднимаясь, он окинул стол прощальным взглядом, все свободное место заняли опустевшие миски, плошки, чашки и груда горшочков из-под хмеля.
   Шестерня обвел взглядом окрестности. Деревню окутала дымка, отчего очертания смазались, а бледные пятна фонарей размылись и задрожали. Идти не хотелось. От оставшихся за спиной приятелей он узнал многое, в том числе и место проживания старосты, отчего идти хотелось еще меньше. Не смотря на зрелые годы и старческую немощь, Креномер забрался едва ли не на самый верх деревни. Сам он объяснял такой выбор не то свежим воздухом, не то желанием обрести одиночество для размышлений о судьбах деревни. Однако, что бы ни говорил староста, а разногласия местных все же регулировал не выходя из дому, для чего часть селян регулярно сбивала ноги, поднимаясь за мудрым советом на вершину поселения.
   Собравшись с духом, Шестерня отлепился от стены, неуверенно сделал шаг. Лестница покачнулась, отвес скалы угрожающе накренился, норовя спустить по ступенькам, а то и вовсе сбросить вниз, прямо в черные объятья грядок. Он шагнул еще раз, затем еще. Шатание хоть и не прекратилось, но заметно ослабло. Убедившись, что ступеньки не крошатся, а деревня не проваливается в бездну, Шестерня двинулся вперед, дивясь неустойчивости конструкции. Со стороны на деревню глядел - монолит! А на поверку - совсем хлипкая оказалась. Вот и доверяй глазам после. Ладно еще деревня - демон с ней. А придет время рассчитываться, получит он на руки оплату. Как узнать, что отдали все, если на глаза не положиться? Или с собой фонарь захватить... для надежности. А лучше два!
   Шестерня двинулся по тропке, неторопливо, но уверенно преодолевая ступеньку за ступенькой. Однако, путь оказался не прост, и тропка то и дело ветвилась, расходясь на два, а то и больше путей, заставляя сбавлять шаг, мучительно вспоминать указания сотрапезников. Шестерня кривил губы, двигал складками на лбу, сердито сопел, не понимая, как можно ориентироваться, и, тем более, жить в такой неустойчивой и запутанной местности. Мало того, что приходится постоянно карабкаться, так еще и непонятно куда. Это ж надо до такого дойти - на развилках указатели не расставить! Бестолочи, разгильдяи, бездельники!
   Один ярус, второй, третий. А вот и нужный домик. Неплохо устроился староста: дом на отшибе, перед дверью просторная площадка, скамеечки, даже отдельный фонарь, не говоря о дорожке, что подводит к самому крыльцу, если таковым можно назвать это жуткое нагромождение камней. Ну, ничего, ничего. Закончить с заказом, а там и до украшений дойдет. Отделать Креномеру дом подстать статусу. Чтоб только взглянуть, сразу проняло - здесь живет не абы кто, сам староста! Конечно... за отдельную плату.
   Стукнув пару раз для приличия, Шестерня толкнул дверь, решительно вошел. Небольшая комнатушка, топчан, по углам лари, возле внешней стены, с прорубленным овальным окном, стол, стулья. Все из камня, но с мягкой прокладкой не то из сушеного мха, не то из древесины. От стены тянет теплом и... жареным мясом! Шестерня скосил глаза, принюхался. Точно, мясо. Однако, привычной почерневшей пасти очага не видно. Никак в стене проходит дымоход с нижнего яруса, а то и с самой корчмы? Если прикинуть, не так уж далеко и вести, здания - одно над другим. А староста устроился неплохо!
   От размышлений оторвало недовольное покашливание. Шестерня спохватился, вскинул глаза, лишь сейчас разглядев скрючившуюся фигуру возле ларя. Креномер сердито сверкнул глазами, с грохотом захлопнул крышку, разогнувшись, произнес скрипуче:
   - Чем обязан?
   Шестерня ухмыльнулся.
   - Пока ничем, но мы это исправим. Затем и пришел.
   Креномер поморщился, будто хлебнул горького, проворчал:
   - За словом в карман не лезешь. Посмотрим, как дело пойдет.
   - Пойдет быстро, - заверил Шестерня. - Был бы интерес.
   - Будет предложение, найдется интерес, - отрезал староста.
   - Найтись - найдется, - ухмыльнулся Шестерня многозначительно, - не остаться бы в накладе.
   Теряя терпение, Креномер рявкнул:
   - Сказал, найдется, значит найдется! Или я своему слову не хозяин?
   Шестерня пожал плечами, сказал уклончиво:
   - Хозяин, как иначе. Да только хозяйское дело такое, как дал, так и забрать можно.
   Креномер сдвинул брови, желваки вздулись, а взгляд полыхнул так, что Шестерня начал подумывать, что малость перегнул, однако смолчал, резко развернулся. Скрипнув, открылся ларь, короткое движение, и крышка тут же захлопнулась, а староста протянул руку, бросил отрывисто:
   - Хватит?
   Пальцы разжались, на ладони хозяина заиграл гранями крупный изумруд. Шестерня подступил на шажок, осторожно взял пальцами камень, несколько мгновений рассматривал на свет, после чего с удовлетворением произнес:
   - Вполне. - Камушек исчез в притороченном к поясу мешочке, а Шестерня примирительно пояснил: - Слово - камень, а задаток - цемент, уговору дополнительную крепость придает.
   Креномер поморщился, сухо бросил:
   - Я до сих пор не услышал предложения.
   - А предложение простое. Пещера ваша, хоть и велика, но соединяется с прочими узкими тропами, десяток, может полтора - точно не знаю. Твари сквозь стены шастают вряд ли, приходят и уходят по тропам, как и ты, и я.
   В глазах старосты мелькнула заинтересованность, но голос не изменился.
   - Что дальше?
   - А дальше просто. Я делаю промеры, готовлю материал и запираю тропу.
   Креномер отшатнулся, оторопело произнес:
   - Что значит запираешь, каким образом?
   - Запираю, это значит, перегораживаю проход, чтобы всякое гадостное не шастало, - с важностью пояснил Шестерня. - А каким образом, вопрос другой. Тебя конструктивные особенности интересуют?
   Заметив, что гость зашарил глазами по комнате, по всей видимости подыскивая, на чем бы доходчиво объяснить "конструктивные особенности", Креномер всплеснул руками, произнес поспешно:
   - Нет, нет, я не о том. Ты хочешь... закрыть нас от мира?
   Шетерня пожал плечами.
   - Ну да, а что такого? Зато никаких тебе игложопней. Никто не теряется, никто не боится. Да и первый ярус вновь станет жилым. - Он ухмыльнулся, понизив голос, произнес со значением: - А это, сам понимаешь, деньги не малые.
  
  

ГЛАВА 8

  
   Староста погрузился в раздумья, Шестерня же осторожно, по стеночке, прошел в угол, примостившись на стул, с облегченьем вздохнул, украдкой отер со лба пот. После обильной трапезы в корчме вести связный разговор оказалось не так просто, а уж стоять - и подавно. Под ногами подрагивает, стены угрожающе раскачиваются, да и сам хозяин плывет, колышется, так что лицо порой превращается в совсем уж жуткую гримасу, и не понятно, не то в крови бродят остатки хмеля, не то староста и в самом деле недоволен, и вот-вот спустит гостя с лестницы.
   Шестерня успел задремать, когда Креномер вновь заговорил. Дернувшись всем телом, и едва не завалившись со стула, он заморгал, пытаясь сквозь наползающую муть разглядеть собеседника. Спустя некоторое время мучительных попыток лицо старосты наконец проступило, а немногим позже в уши пробился и голос, ставший почему-то глухим и невнятным, будто Креномер говорил с набитым ртом.
   Заметив странное поведение гостя, староста замолчал, взглянул с вопросом, но Шестерня лишь молча таращил глаза, и он продолжил.
   - Твари без сомнения опасны. Но запереться в собственной деревне не самая удачная мысль. Возможно, если узнать, откуда именно они приходят, можно закрыть пару - тройку проходов, а остальные оставить в прежнем виде. Что скажешь?
   Чувствуя, что ответа не избежать, Шестерня героическим усилием преодолел наползающий сон, кивнул, произнес, с трудом выговаривая слова:
   - Можно. Только если где-то в глубинах тропы пересекаются, то седьмицу - другую спустя твари вновь прибегут. И будут очень злы.
   - Это почему? - поинтересовался староста упавшим голосом.
   - Не знаю, как у них, но если бы меня кто-то заставил делать крюк на полдня до любимой корчмы, я бы сильно разозлился, - произнес Шестерня серьезно.
   Креномер помрачнел, некоторое время барабанил пальцами по столу, затем вдруг вскинулся, воскликнул с надеждой:
   - Врата! Что если заделать тропы не наглухо, а установить врата? Ведь ты сможешь?
   Шестерня вновь кивнул, буркнул:
   - Смогу. Но это будет дороже.
   - Насколько? - Лицо Креномера вытянулось.
   - Намного. - Шестерня наконец отогнал сон, поискав, на чем бы сосредоточиться, остановился на переносице, куда, сдвинувшись, вонзился краешек шлема, сказал строго: - Врата, это тебе не решетка. Там работы вчетверо!
   В глазах старосты блеснули опасные огоньки, однако голос остался ровным.
   - Что заплатим, я уже сказал. Задаток тому подтверждение. А насчет врат... Что ж, так и порешим. Где тропа помельче, да поглуше - перекрыть наглухо, где пошире да понатоптанней - установить врата. Можешь идти, приступать к работе.
   Шестерня сморгнул, спросил озадаченно:
   - А как я узнаю, какая из троп какая? Мне-то все одно, а вам ходить.
   Креномер отмахнулся, беззаботно произнес:
   - У мужиков поспрошай, они знают.
   - А ежели ошибутся? - поинтересовался Шестерня, окончательно проснувшись.
   - С них и спрос, - бросил староста едко. - Найдут чем искупить, чай не бедные.
   Отрезая от жилища, за спиной захлопнулась дверь. Шестерня подошел к краю обрыва, присев на лавочку, подставил лицо свежему воздуху глубин, замер в раздумье. Поначалу показавшееся простым, задание ощутимо усложнилось. Одно дело помочь с заказом местному кузнецу... да хотя бы сделать и одному, без помощников, когда четко понятно: что именно нужно, и в каком количестве. Но, если не известно сколько, чего, а, главное, где именно делать... Неизвестно даже приблизительно. Сколько вокруг деревни троп, три, пять? А если вчетверо больше? К тому же нужно понять, какие тропы можно забить намертво, а где оставить проход. И желательно не ошибиться. Кто будет платить за ненужные врата на ведущей в никуда тропе? Или попробуй сдуру закрой нахоженную дорогу, тем более торговый путь - по голове не погладят. И не важно, что сам не местный, а тропа почти не отличается от десятка других таких же. Подвязался - будь любезен, а не можешь - лучше и не берись. Другие найдутся, посмышленей да поухватистей.
   Плечи зябко передернулись, отвлекая от мыслей. Здесь, наверху, оказалось заметно прохладнее чем на первых ярусах, и доспех быстро остыл, начал холодить кожу, сперва слабо, но затем все сильнее и сильнее. Шестерня поспешно поднялся, двинулся вниз, старательно топая и усиленно поводя плечами. Тело разогрелось, а мысли вернулись к разговору со старостой. Креномер вроде бы помянул мужиков, предлагая уточнить детали. Что ж, так даже лучше. Тем более, с местными уже довелось перекинуться парой - тройкой слов за дружеской, хе-хе, беседой.
   Из-за поворота показалась корчма, и Шестерня устремился ко входу с твердым намерением разузнать у местных все необходимое, а если будут упираться - вытрясти! Дверь распахнулась, в лицо плеснуло теплом и запахом пищи, в ушах сладко зазвенело от гомона. Казалось, за прошедшее время народ не только не разошелся, но, наоборот, прибавился. Шестерня направился к столику, где совсем недавно дивил рассказами местных, получая взамен щедрые порции удивления и хмеля. Из пещерников, что удалось запомнить в хмельном угаре, двое исчезли, один мирно лежал под столом, в обнимку с горшочком, зато трое оставшихся встретили нового товарища воплями радости.
   Шестерня кивнул мужикам, словно старым знакомым, цапнув сиротливо стоящую с краю полупустую чарку, опорожнил одним глотком, с удовлетворением крякнул. На него воззрились с ожиданием, посыпались вопросы:
   - Ну что?
   - Сходил?
   - Говорил со старостой?
   Шестерня взъерошил бороду, кивая в такт словам, произнес:
   - Ходил, говорил. Порешили - делу быть!
   Мужики зашумели, принялись похлопывать по плечам, одобрительно крякать. Один треснул другого по спине так, что тот упал лицом в миску, воскликнул с подъемом:
   - А ведь я говорил, говорил... Наш Шестерня еще тот мастер, и без масла, ха-ха, залезет! А ты не верил.
   Получивший затрещину некоторое время сучил руками, елозил, пытаясь вытащить рожу из тарелки, но так и застыл, захрапел раскатисто и могуче.
   Шестерня покивал, хлебнув из чарки, сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно торжественнее:
   - Мастер-то мастер, да без вас, парни, не справиться.
   Мужики зашевелились, глаза засверкали бравадой, захрустели, сжимаясь, кулаки, а челюсти угрожающе выпятились.
   - Что стряслось?
   - Говори, что случилось?
   - Да не тяни, сказывай!
   Шестерня потупил глаза, некоторое время кусал губу, словно не решаясь. Распахнутые рты, глаза на выкате, жаркое хмельное дыхание - сотрапезники замерли в ожидании. Дождавшись, когда напряжение достигнет пика, Шестерня тяжело вздохнул, сказал с болью:
   - А дело обстоит так...
   Дверь корчмы распахнулась, Шестерня шагнул на улицу, и едва успел соступить в сторону, как следом повалила толпа. Приятели, сотрапезники, и просто любопытствующие выкатывались один за другим, возбужденно восклицая, и потирая руки в предвкушении веселья. Помочь новому кузнецу в борьбе с тварями сподвиглась большая часть посетителей. Подскочили и те, что сидели в дальних углах, суетливо толпились возле. А из корчмы подходили все новые, плелись, ковыляли, покачиваясь, и с трудом переставляя ноги, падали, вставали, но вновь падали. Упавших затаскивали назад, укладывали вдоль стеночки, но они подергивались, мычали, в мутном хмельном угаре рвались в бой, чтобы героически сразиться с нечистью, победить, или погибнуть.
   Не вмещаясь на приступочек у крыльца, толпа выплеснулась, потекла по лесенке вниз. И хотя Шестерня двигался быстро, как мог, его обходили, подталкивали, волокли. Казалось, будто он угодил в подземную реку, где ревущий поток подхватывает, тащит. Поначалу Шестерня пытался держать шаг, сам выбирать направление, но вскоре отдался на волю стихии, ощутив себя единым целым с этими малознакомыми, но такими славными людьми, что оставили нагретые места, еду и выпивку, сорвались с места, и теперь идут вместе с ним, готовые помочь, подставить плечо, разделить тяготы пути, и вместе сокрушить врага, ежели такой появится.
   От ощущения сопричастности и единства сердце сладко защемило, а на глазах выступили слезы, отчего и без того мутный, мир окончательно потемнел, растекся мутным пятном. Ступени закончились, обозначившись тихим звоном, промелькнули врата, исчезли в сером мареве. Деревня отодвинулась, стало заметно темнее, под ногами зашуршали камушки и скрученные пластины листьев.
   Живой поток по-прежнему плотно облегает со всех сторон, но движение ощутимо замедлилось, выкрики все реже, голоса притихли, а то и вовсе сошли на нет, из могучего рева сойдя на шепот. В глазах все меньше уверенности, лица бледнее, а головы все чаще поворачиваются назад, отыскивая в мутной дали смазанные контуры деревни. То один, то другой пещерник вдруг останавливаются, долго поправляют одежду, или с подчеркнутым тщанием вытряхивают из сапог камушки, однако уже не догоняют, исчезают во тьме. Порой, от общей массы отделяются целые группки, поспешно уходят, унося под руки впавшего в беспамятство товарища.
   Когда впереди из тьмы выступила арка прохода, Шестерня обернулся, с удивлением узрев, что от покинувшей деревню толпы осталось всего пяток человек, да и те полны тревоги, то и дело поглядывают назад, а, ощутив на себе внимательный взгляд, с неловкостью опускают глаза, ковыряют ногами землю.
   Шестерня обвел взглядом спутников, сказал бодро:
   - Ну что, дошли. Всего и осталось - осмотреться.
   - Можно и осмотреться, да только побыстрее, - произнес один из спутников, взлохмаченный мужик с бегающими глазами.
   Его поддержали, заговорили скороговоркой:
   - Давай, не зевай!
   - И то верно, чего ноги топтать?
   - Быстрее управимся - быстрей вернемся.
   Шестерня покачал головой, сказал с усмешкой:
   - Кто ж к работе подходит наспех? К работе надо с чувством, с толком, с пониманием. Да и куда торопиться? Вон тут как хорошо, тихо, уютно, да и воздух свежий. Сейчас пройдемся, осмотримся. Я вот думаю надо б еще по тропе углубиться, породу посмотреть, размеры снять на глазок.
   В бледном отсвете фонаря лица спутников понимающе кивают, губы растягиваются в приветливых улыбках, а в глазах, глубоко упрятанное, залегло одобрение. Затрапезник затрапезнику друг товарищ и брат, всегда поймет, всегда одобрит. Да и как не понять, если все одного корня - Прародителя потомки. А любой пещерник, в отличие от всяких там вершинников да людей, в работе знает толк. Если работа хороша - ни голод, ни холод не помеха, а уже если хороша оплата, то не помеха вообще ничего, пусть это твари с иглами вместо шерсти, или скачущие в потемках мертвяки!
   Благодарно улыбнувшись, Шестерня отвернулся от спутников, нацелился взглядом на арку. Ничего сверхъестественного, обычная промоина в породе, каких перевидал сотни, если не тысячи. Лишь немного оббита по краям, для придания формы, но, и не приглядываясь, видно - мастер торопился: края срезаны неровно, даже под слоем пыли и налета заметны следы зубила, кое-где камень змеится трещинами - следами неловких ударов. Не работа - одно название. Еще бы глянуть, что там дальше...
   Подхватив поставленный кем-то на земле фонарь, Шестерня шагнул в проход. Заплывшие натеками стены, россыпь мелких сталактитов над головой, крошево камня под ногами. Даже хорошо, что большая часть сопровождающих вернулись в деревню. Здесь, в узком пространстве, куда бы они разместились, страждущие идти с новым знакомым бок о бок, плечо в плечо? Остались лишь понимающие, что идут в отдаленье, любуясь работой мастера, те, что понимают важность работы, опасаясь толкнуть, сбить с мысли неуместным словом, помешать неловким жестом или случайным шумом. Понимают настолько хорошо, что даже идут бесшумно - ни шороха, ни скрипа.
   Удивленный подобным тщанием, столь редким в обыденной жизни, Шестерня повернул голову и застыл. Позади пусто, ни тени, ни силуэта. Глаз не тревожат всполохи фонарей, а слух не улавливает звуков, ни шороха, ни говорка, лишь вязкая неприятная тишина. Шестерня открыл и закрыл рот. Вот так помощники... И это после участливых взглядов и дружеских слов, после стольких выпитых вместе чарок! Да как они посмели?! Или, щедрые на дружеские признания и клятвы верности, местные умолчали о чем-то другом, важном, о чем не принято говорить с чужестранцами? Что бродит в глубинах бесконечных троп, какие твари затаились в чреве камня, готовые вонзить в забредшего путника острые зубы, выпит живительные соки, оставив лишь пустую, увядшую оболочку? Может где-то здесь, поблизости, расположен вход в схрон? Или, это и есть схрон, куда, под видом тропы, его затащили проклятые пропойцы? Старые могилы, замшелые костяки, скребущие по камню когти...
   Проход тоннеля обратился черной, бездонной глоткой, от тяжелого взгляда невидимых глаз шерсть на загривке встала дыбом, под мягкими лапами подкрадывающихся тварей заскрипели камушки. Втянув голову в плечи, Шестерня замер, замедленно повернул голову. На краю зрения что-то мелькнуло, быстрое, едва заметное. Ухо уловило шелест и хруст. Погружаясь в пучину кошмара, Шестерня осознал, звук доносится сверху. Тварь каким-то образом незаметно пробралась на свод, а быть может давно сидела, дожидаясь удобного мига, и сейчас, когда ничего не подозревающая добыча прямо внизу, подставив беззащитную шею, вот-вот прыгнет, вопьется, разорвет...
   Чувствуя, как от ужаса немеют мышцы, а глаза вылазят из орбит, Шестерня сделал шаг назад, за ним еще один. Спина уперлась в твердое, мышцы напряглись, рванулись, преодолевая сопротивление. Издав жуткий скрип, доспех царапнул по камню, а мгновенье спустя на голову обрушилось мягкое, заверещало, задергалось, вырывая волосы, раздирая кожу, въедаясь сквозь шлем и кости черепа прямо в мозг.
   Заорав дурным голосом, Шестерня рванулся что есть сил, замахал руками. В бликах рассыпающейся из фонаря блестающей пыли замерцали кровавые точки глаз, засверкали зубы, скрежещущий визг заполнил воздух, проник в уши, в голову, отдался болью в костях. Тоннель встал на дыбы, ударил в лоб с такой силой, что перед глазами вспыхнули алые искры. Земля зашаталась, норовя опрокинуть, сбить с ног, стены угрожающе накренились, затрещали, грозя похоронить под слоем рухнувших камней. Почва под ногами просела, начала расползаться. Визжа и изрыгая ругательства, Шестерня несся так, как не бегал никогда в жизни, уворачиваясь от падающих сверху булыжников, перепрыгивая жуткие трещины, отмахиваясь от впившейся в загривок кровожадной жути, на удивление цепкой и въедливой.
   Шаги все тяжелее, грохот настолько силен, что заглушает все, легкие горят огнем, а горло пересохло настолько, что вместо яростного рыка рвется жалкий сип. Прыжок, тело пригибается, уворачиваясь от огромного булыжника, рывок, возникшая прямо под ногой трещина уплывает назад, удар ладонью - и разрывающее шею чудовище жалобно взвизгивает, на мгновенье замолкает. Нога с размаху бьет в камень, пальцы вспыхивают болью, но за миг до того от осознания неминуемой гибель вспыхивает ужасом разум. Тело с размаху бросает на землю, от сильнейшего удара лопаются внутренности, крошатся кости, и прежде чем угаснуть, в сознании успевает отпечататься все увеличивающая алая вспышка подземного огня, что миг спустя примет в себя бренное тело.
  
  

ГЛАВА 9

  
   Полутемная пещера, отблески пламени кровавыми сполохами пляшут по стенам. Где он? Что произошло? Отчего голова болит, словно после хорошей драки, так что больно не только шевелиться, но даже и думать? Возле очага силуэт: тень, или демон, а быть может сам Прародитель разводит огонь в подземных чертогах? Силуэт недвижим, неведомый гость наблюдает за пламенем, или же просто ждет. Чего? Пытаясь рассмотреть получше, Шестерня повернул голову, невольно зашуршал. Силуэт встрепенулся, подскочил, и... превратился в Бегунца.
   Парнишка поспешно подошел, нагнулся, несколько мгновений всматривался, но, заметив, что взгляд Шестерни обрел осмысленность, широко улыбнулся, произнес с облегченьем:
   - Ну наконец-то! А мы уж ждать замаялись.
   - Кто это мы? - просипел Шестерня, с трудом ворочая языком.
   - Я и Зубило. - Бегунец улыбнулся шире. - Кто ж еще?
   Шестерня повел глазами, спросил озадаченно:
   - А где мужики?
   Бегунец только пожал плечами, однако, тут же спохватился, ненадолго отошел, а вернувшись, протянул баклажку.
   - Возьми. Должно быть ты хочешь пить.
   Шестерня принял, поспешно приложил баклажку к губам, опрокинул. Бодря и возвращая к жизни, в горло низринулся сладостный поток хмеля. Кадык задергался, в такт глоткам, голова запрокинулась, чтобы распахнуть рот как можно шире, не потеряв ни капли драгоценной влаги. Опустошив баклажку, Шестерня благостно вздохнул. В тело вернулась жизнь. Мышцы налились силой, с глаз ушла пелена и даже голова как будто стала болеть поменьше. Отложив баклажку, он перевел взгляд на Бегунца, озадаченно произнес:
   - Последнее, что помню - озеро подземного огня. Как вы вытащили меня из лавы?
   Улыбка на лице Бегунца поблекла, в глазах протаяло странное, однако он произнес с прежним участием:
   - Насчет лавы ничего не скажу, но из грядок тебя вытащить оказалось действительно сложно.
   - Из грядок? - Шестерня нахмурился, строго взглянул на собеседника, пытаясь понять, шутит тот, или издевается.
   Послышались шаги, в пещерку зашел Зубило, мельком мазнув взглядом по Шестерне, улыбнулся, сказал с подъемом:
   - Вижу, ты уже пришел в себя, поздравляю. - Но тут же стал серьезен, смахнув со лба капли пота, устало выдохнул: - Однако, найти вещи было не просто. Насилу отыскал. Благо, место открытое.
   Он сбросил с плеча мешок, перевернул. Загремев, на пол вывалились шлем, фонарь, щит. Сверху мягко шлепнулось нечто мохнатое, непонятное. Перехватив озадаченный взгляд Шестерни, Зубило усмехнулся, пояснил:
   - Пискун. Нашел там же. Похоже, прыгая по грядкам, ты его зашиб ненароком.
   Шестерня с неприязнью покосился на тушку. Рука невольно потянулась к голове, сперва бережно, боясь наткнуться на развороченные кости, но, по мере того, как пальцы ощущали целую, нетронутую кожу, и даже волосы, все смелее и смелее. Не обнаружив повреждений, он опустил руки ниже, и лишь на затылке сумел нащупать несколько мелких царапин. Неужели эта мелкая тварь наделала столько шума? Шестерня взглянул в упор на Зубилу, спросил требовательно:
   - А тварь?
   - Какая тварь? - Зубило отвесил челюсть.
   - Огромная жуткая тварь, - произнес Шестерня, понизив голос.
   Зубило пожал плечами.
   - Тварь не видал. А ты уверен, что...
   - Как не видал? - Шестерня вспылил. - Здоровенная, с могучими челюстьми и длинными острыми когтями! - Показывая длину, Шестерня растопырил руки, подумав, для верности развел еще.
   Зубило покачал головой, сказал задумчиво:
   - Честно говоря, я особо не приглядывался, но... Раз ты говоришь, что была, значит действительно была. Там все настолько изрыто - сложно сказать наверняка. Наверное, уползла. Если пойти, осмотреться тщательнее, вполне возможно отыщем следы.
   Шестерня поспешно выставил перед собой ладони, отрывисто бросил:
   - Не надо. Как-нибудь обойдемся. Мы здесь не охоты ради - для дела.
   Он раз за разом бросал отрывистые взгляды на принесенную тушку пискуна, чьи мелкие лапки уж больно подходили к оставленным на шее следам, а если приглядеться, то на крохотных коготках даже остались бурые следы чего-то подозрительно напоминающего подсохшую кровь. Неужели и впрямь...
   От очага шагнул Бегунец, спросил с интересом:
   - Ты что-то упоминал об огне.
   - Я? - Шестерня вздернул в недоумении бровь.
   - Ну да. - Бегунец кивнул. - О подземном огне.
   Заметив, как заинтересованно взглянул Зубило, Шестерня насупился.
   - Я говорил - огонь в жаровне погас, подкинь топлива. - Добавил сердито: - И что за разговоры, вы работать пришли, или зачем? А ну занялись делом!
   Парни ойкнули, засуетились. Зазвенел металл, замелькали руки, получив добрую порцию пищи, затрещал огонь, взметнулся, ярко осветив пещерку, отчего мрак в ужасе отступил, забился в мельчайшие щели. Глядя, как парни споро разгребают мусор, ровняют инструменты на полках, стряхивают с наковальни пыль, Шестерня одобрительно кивал. Каждый звук отдавался в голове грохотом, и он невольно потянулся к баклажке, поднес ко рту, наклонил, однако, смог смочить лишь кончики губ. Заглянув внутрь, и, для верности, перевернув баклажку, Шестерня тоскливо вздохнул, сказал примирительно:
   - Ладно, бросайте все это, займемся настоящем делом.
   - Пойдем искать чудовище? - Бегунец распахнул глаза.
   - Заглянем в корчму? - покосившись на баклажку, что Шестерня так и не выпустил, поинтересовался Зубило.
   - Займемся промерами! - отрубил Шестерня. - Хотя про корчму мысль не плоха, не плоха...
   Парни разом улыбнулись, и хотя в глазах остался вопрос, на лицах проявилась готовность заняться всем, чем прикажет мастер. Промеры, так промеры, все лучше, чем перекладывать хлам да стряхивать пыль с наковальни. Не вытерпев, Бегунец поинтересовался:
   - Что же мы будем промерять?
   - А главное - как? - не отставая от товарища в рвении, воскликнул Зубило.
   Шестерня пожал плечами, откликнулся:
   - Промерять будем тоннели, а как - покажу на месте. Работа не сложная, быстро поймете.
   Зубило враз стал деловитым, спросил:
   - Что брать с собой?
   - Да почитай ничего. - Шестерня, отмахнулся. - Стило, записную пластину, да пальцемер. Если бы не ваши иглохрястни, вообще бы налегке двинули. А так придется доспехи тащить, оружие.
   Бегунец помялся, спросил со стесненьем:
   - Я верно расслышал? Ты сказал взять стило, записную пластину и...
   - И пальцемер, - откликнулся Шестерня, осматривая панцирь.
   Панцирь каким-то чудом оказался возле стены, рядом с кольчужной рубахой, хотя он помнил точно, что не снимал даже шлем. Приподняв рубаху, и позвенев кольцами, Шестерня только махнул рукой. Не такие уж местные твари и страшные, чтобы таскать на себе столько железа. Вон, только и смогли - шею поцарапать! Панциря вполне достаточно, а если подумать, можно и вовсе без него. Мало ли, что о тварях рассказывают. Хороший щит прикроет не хуже рубахи, известное дело. Но вот штаны нужны, это да, ну и шлем не помешает. А то поразвели зверья, шагу нельзя ступить, чтобы затылок не ободрали или на голову не нагадили. Одно слово - глухомань!
   Закончив с доспехами, Шестерня повернулся. Парни стоят возле стены с инструментами, разглядывают с величайшим тщанием. И хотя лица - серьезней некуда, видно, что помощники в затруднении, если не сказать больше.
   - Ну что, готовы?
   Медленно, растягивая буквы, Зубило произнес:
   - Как ты сказал, называются эти... инструменты?
   Глядя в растерянные лица парней, Шестерня воскликнул с ужасом:
   - Вы что, никогда не видели стило, не слыхали о писчей доске?
   - И про доску слыхали, и стилом пользовались, - ответил Бегунец, с виноватой улыбкой протягивая продолговатый черный камушек и небольшую металлическую пластину.
   - Но про пальцемер узнали впервые, - честно признался Зубило.
   - Эх вы, мастеровые, секиру Прародителя вам в печень, - бросил Шестерня беззлобно. - Это ж первый инструмент! Заготовку можно и камнем отковать, было бы желание. А без точного промера работа впустую. Куда ее потом? Разве себе в задницу.
   Не обращая внимания на парней, что от великого стыда уронили глаза в пол, Шестерня шагнул к стене, не глядя сдернул с полочки неширокую, в палец, металлическую полосу, закрученную и уложенную плотными кольцами в круглую бляху, двинулся к выходу. Помощники поплелись следом. И хотя щеки у обоих по-прежнему полыхают огнем, а лица уныло вытянуты, глаза вновь, как ни в чем ни бывало, блестят неугасимым любопытством.
   Покинув пещеру, Шестерня сбавил шаг, дождавшись парней, спросил:
   - Ну, показывайте, где ближайшая тропа.
   Довольный, что можно исправить подпорченное впечатление, оказав помощь, Зубило вытянул руку, воскликнул в голос:
   - Так вон она, всего ничего идти. Отсюда видно.
   Шестерня повернул голову, всмотрелся. Действительно. В указанном направлении тускло сияет огонек фонаря. Во тьме расстояние оценить трудно, но и так ясно - тропа совсем близко. Брови сошлись на переносице, а губы вытянулись в полоску. И как не приметил раньше? Оно и понятно, откуда тварь взялась. Тут же рукой подать! Не то что тварь бестолковая - любой прохожий на огонек завернет. Как не завернуть если ворота настежь? Тем более, если их нет.
   Заметив, как изменилось лицо спутника, Бегунец с испугом спросил:
   - Что-то случилось? У тебя такой вид...
   Шестерня отмахнулся, ответил невпопад.
   - Нужно поставить врата. И в самое ближайшее время.
   - На той тропе? - довольный, что понял мысль верно, воскликнул Зубило.
   - На нашей кузне.
   Парни переглянулись, но Шестерня уже шел вперед, не обращая внимания на чавкающие под ногами листья, и остающийся от сапог глубокий взрыхленный след. Заметно посветлело. Фонарь приблизился, резче обозначился провал прохода, протаяли обводы входа, заблестели неровными краями. Шестерня окинул скептическим взглядом арку, фыркнул: ничего нового, та же грубая работа, те же трещины, не останавливаясь, нырнул в тоннель.
   Тоннель уходит вдаль, змеится, уходя то вправо, то влево. Свод высок, однако местами опускается так, что приходится пригибать голову. Ширина достаточна, чтобы идти растопырив руки, местами шире, но кое-где и поуже. Под ногами чернеют многочисленные ямки, местами выпирают бугры, если хорошенько врезать ногой - покинут удобное место, покатятся недовольно треща, что значит не отростки породы - следы осыпей. Пройдя с полсотни шагов, Шестерня развернулся, двинулся назад, пристально разглядывая рисунок камня, и время от времени дотрагиваясь касаясь руками стен.
   Парни двигаются рядом, также посматривают по сторонам, попинывают камни, дотрагиваются до стен, и хотя явно не понимают ни капли, старательно копируют каждый жест, даже выражение лица, что обязательно должно быть точно таким, как у мастера: вот скривились губы, а вот у переносицы залегли морщины, в удивленье взлетела бровь. Глядя, как помощники старательно кривятся, Шестерня пару раз хотел ругнуться, но лишь махал рукой. Хоть под руку не лезут с бестолковыми вопросами. И то ладно. Все больше пользы, чем от приснопамятных затрапезников. А то может заинтересуются, займутся всерьез. Чем Прародитель не шутит?
   Выбрав место неподалеку от входа, где свод нависает так низко, что едва не касается головы, а до стен можно дотянуться руками, Шестерня остановился, отложил щит. В руке возникла бляшка металлической полосы, развернулась, блеснув тусклой лентой.
   - Держи, - Шестерня протянул ленту Бегунцу, - прижми край к стенке, да смотри, не отпускай!
   Бегунец жадно схватил, прижав ленту к указанному месту, затаил дыхание, чтобы не опозориться, не сбить работу. Прикипев взглядом к рукам Шестерни, Зубило замер рядом, спросил чуть слышно:
   - Это и есть промеры?
   - Они самые. - Не отрываясь от работы, Шестерня поинтересовался: - Руны разумеешь?
   - Учили, - откликнулся Зубило с показным небрежением.
   - А как счет вести знаешь?
   - То конечно.
   Голос прозвучал уже не столь уверенно, но Шестерня не обратил внимания, буднично произнес:
   - Значит будешь записывать.
   От удивления Зубило открыл рот, но тут же закрыл, одной рукой ухватил пластину, второй камушек, изготовился. Глядя на его приготовления, Шестерня покивал, сказал серьезно:
   - Что сейчас буду говорить - пиши в один столбик, а что после - в другой. Да смотри, не ошибись. А то ходи потом, перемеряй.
   По знаку мастера Бегунец безропотно опустил руку с зажатным кончиком пальцемера к самой земле, прижав, замер, с интересом поглядывая, как Шестерня коротко чиркает заостренным колышком по стене через равные промежутки. Разметив одну стену, перешли к другой, где повторилось то же самое.
   Зубило мялся в нетерпении, наконец, не выдержал, осмотрев получившийся ряд из черточек, поинтересовался:
   - Мне-то что делать?
   Шестерня взглянул искоса, сказал строго:
   - Торопливость в нашем деле - худший помощник. Десять раз отмерь - один отхлебни, в смысле - отколи.
   Зубило пожал плечами, сказал с сомненьем:
   - Тебе, конечно, виднее. Но не думаю, что так уж это на самом деле важно. Ну отколешь лишнего, ну и что?
   Шестерня прищурился, бросил насмешливо:
   - В общем, верно. Любой скол заделать можно. Вот только знаешь ли ты, как раствор замешивать, сколько чего добавлять, как накладывать, чтобы не только фактурой и цветом с материалом совпадал, а еще и держал достойно, не крошился, не размокал, не прорастал плесенью?
   Зубило открыл и закрыл рот, не найдя что сказать, потупился. За него вступился Бегунец, произнес с сомненьем:
   - То, что держать должно крепко - согласен. Но остальное: цвет, фа... как ты сказал, фактура... Разве это так важно?
   Шестерня похлопал парня по плечу, сказал назидательно:
   - Вот по этому в деревне и сидите, от каждой тени шарахаетесь. - Парни переглянулись, в лицах протаяло недоумение. Шестерня поиграл бровями, произнес сурово: - Даже не знаю, выгнать вас прямо сейчас, да других помощников поискать, поумней да попокладистее, или уж погодить...
   Зубило помрачнел, сказал с досадой:
   - Зачем же так-то, сразу выгонять.
   - Не надо выгонять. Лучше объясни. Мы ж от незнания, не со зла, - поддержал Бегунец жалобно.
   Шестерня окинул взглядом стену, сказал, обращаясь к Бегунцу:
   - Сейчас будем замерять, каждый раз поднимай до следующей риски. Ни через одну, ни между, а ровно к следующей. Ты же, - взгляд метнулся к Зубиле, - записывай в столбик, снизу вверх. Левую стену - в левый, правую - в правый.
   - Чтобы как по рискам получилось? - произнес Зубило с готовностью.
   - Чтобы как по рискам. Готов? Девяносто четыре.
   Зубило принялся лихорадочно чертить, прикипев взглядом к металлической пластине и от усердия высунув язык. Бегунец сосредоточился на рисках, и едва Шестерня давал команду, тут же сдвигал пальцемер выше, всеми силами стараясь сделать точно, как и сказал мастер - не выше не ниже.
  
  

ГЛАВА 10

  
   Измерив проход, вышли назад, в пещеру, и двинулись к следующему. Бегунец улыбался, широко шагал, размахивая руками и чуть слышно насвистывая, явно довольный собственным участием в работе. Зубило же ушел в себя, задумчиво глядя под ноги, двигался с отстраненным видом, покручивая в пальцах стило. Внезапно он поднял голову, взглянув на Шестерню в упор, спросил:
   - Там, в проходе, ты говорил о важности мелочей... Я по-прежнему не могу понять. Объясни.
   Шестерня покосился на спутника. Парень напряжен, брови сведены в линию, в глазах вопрос. Спрашивает явно не от скуки, похоже, и в самом деле серьезно озадачен разговором. Взъерошив бороду, так что в отблесках фонаря многочисленные волоски заблистали багрянцем, Шестерня произнес с нажимом:
   - Для мастера в деле мелочей не бывает. Недодержал металл в масле - сломалось оружие, не досчитал прочность балки - просел свод, не верно определил напряжение в камне - выкрошилась стена, а то и вовсе рухнула. И ладно, если оружие сломалось в чужой руке, а если в своей? Или камни на голову посыпались. Хорошо если на чью-то.
   Бегунец ахнул, спросил с ужасом:
   - Если на чужую, значит можно?
   Шестерня пожал плечами, ответил:
   - Можно. На то она и чужая. Каждый сам своей голове хозяин, если не убрал вовремя, не упрятал под шлем - чья вина?
   Зубило нахмурился, спросил глухо:
   - Я что-то не пойму. С одной стороны, чужое не жалко, но с другой... - Он смолк, закусил губу.
   Шестерня окинул взглядом парней. Оба хмурятся, оба поглядывают с неодобрением. Только Зубило темен лицом и хмур, а Бегунец поник, кривит губы, будто вот-вот расплачется. И чем только недовольны? Хотя, если подумать, не так уж и важно. Здесь через одного такие, если не все. Чего, спрашивается, в помощники напросились?
   Бегунец спросил с надеждой:
   - Но разве тщание в работе не подразумевает внимание к другим? Заботу об их жизни?
   Шестерня насмешливо прищурился, поинтересовался:
   - Если один сделал хороший хмель, а другой им упился до смерти, кто виноват?
   - Но ведь это совсем не то! - запротестовал Бегунец.
   Не обращая внимания, Шестерня продолжил:
   - Или, скажем, изготовил я доспех, а ты в нем под завал попал. Опять же, чья забота?
   - И чья же? - остро взглянув, переспросил Зубило.
   - Вот ты мне и скажи, оба скажите. - Шестерня усмехнулся. - Я ж не знаю, потому и спросил.
   Зубило задумался, Бегунец опять погрустнел. Шестерня некоторое время косился на спутников, ожидая ответа, но вскоре отвлекся. У парней по молодости в голове каша, не понимают очевидного. Чем тратить время попусту, обсуждая разные глупости, лучше бы делом занялись. Собственно, сейчас и займутся. Вон, впереди, протаял очередной фонарь, с распахнутым зевом тоннеля напротив. И это только второй! А сколько их еще, вокруг селенья? Конечно, Креномер точных сроков не ставил, но поторопиться все же не мешает. Провозишься лишку, а тем временем иглошерстни деревню вычистят. Кто тогда работу оплатит?
   Закончив с промерами очередного прохода, перешли к следующему, затем еще и еще. Отмерив последнюю риску и продиктовав число, Шестерня вздохнул, обтерев со лба пот тыльной стороной ладони, звучно похрустел шеей, взглянул на спутников. Зубило опустил пластину, морщась, словно от горького, трясет рукой. Стило хоть и невелико, но с непривычки похуже молота будет: пальцы застывают крючьями, от напряженья слезятся глаза, хотя, казалось бы, всего-то и дел - стой, да черти руны. Бегунец с трудом разогнулся, держится за низ спины, лицо бледно, глаза потускнели. Работа далась парням тяжело. Оно и понятно. Не приноровившись и ложкой тяжело ворочать. Однако, что хорошо, оба бодрятся, не ноют, не просят отдыха - тянут губы в натужных улыбках, напускают в лица пренебрежения. Вроде как и не устали вовсе. Подумаешь, промеры! Сделали - и не заметили. Можно и еще столько же, или даже вдвое!
   Перед глазами бледными пятнами маячат лица помощников, а перед внутренним взором тянутся рядочки цифр, складываются в столбцы, обретают форму, из корявых закорючек рун превращаясь в новенькие металлические заготовки, сплетаются в сложном танце, сливаясь в решетки, врастают в скалу, чтобы в конце, радуя глаз и согревая сердце, обратиться горстями блистающих камней и золотых самородков.
   Сделав приглашающий жест, Шестерня развернулся, двинулся в сторону кузни, размышляя. Всего оказалось восемь троп. Две полностью заросли серой плесенью, настолько густо, что и каменная блоха не прошмыгнет, у одной обрушился свод, перегородив проход полностью, остальные требуют работы. Причем, если три узенькие, ведущие в неизвестном направлении тропки можно просто закрыть решеткой, то на оставшиеся две необходимы врата, и врата не малые.
   Мысли спутались, нарушили плавный ход, распались рваными клочьями. Шестерня напрягся, пытаясь сосредоточиться, сдвинул брови. Однако, не преуспел. Со вздохом вынырнул из мечтаний, пытаясь понять, что именно отвлекло, завертел головой. На краю зрения мелькнула искра: вспыхнула и погасла. Но, миг спустя, вновь загорелась, поплыла, покачиваясь, медленно и вальяжно.
   Шестерня прищурился, взглянул пристальнее. Привыкшие ко тьме, глаза различили мутное пятно, белесое, расплывчатое, словно чья-то заблудшая душа, утомившись тесниной склепа, вышла побродить на свободу. Шестерня ощутил, как под ложечкой неприятно засосало. Возможно, стоит отступить, и чем быстрее, тем лучше, не взирая на усталость и идущих по пятам парней. Однако, искра уж очень похожа на отсвет фонаря, да и силуэт как-то чересчур напоминает бредущего по делам одинокого путника.
   Желая окончательно увериться, Шестерня повернулся к помощникам, сказал негромко:
   - Эй, у кого глаза острее, гляньте там, справа. Видите чего?
   Парни разом повернули головы, взглянули в указанном направлении. Бегунец откликнулся первым:
   - Да, кто-то есть. Фонарь приглушил, чтобы не слепило, и бредет потихоньку.
   Зубило вглядывался чуть дольше, сказал уверенно:
   - Так и есть, идет. И не абы кто, а сам староста.
   Шестерня в удивлении вздернул бровь, поинтересовался:
   - А чего это вашему старосте в деревне не сидится? Вроде и возраст не малый, да и дом, прямо скажем, к околице не близок, а в поле выйти не поленился.
   Зубило пожал плечами, отозвался без интереса:
   - Может погулять приспичило, воздухом подышать, а может еще что. Кто ж его знает.
   Бегунец неодобрительно покачал головой, сказал с укором:
   - Это нам может погулять приспичить, тебе, мне, еще кому-то, а староста делом занят.
   - Это каким таким делом, - хмыкнул Шестерня, - пискунов вышел посчитать?
   - Может и пискунов, а может что и поважнее. Он же не абы кто - сам староста! Неотложные дела, тяжелые решения. Кто как не он? Вот и ходит, ноги стаптывает.
   Шестерня закатил глаза, сказал мечтательно:
   - Да. Помню, я тоже так к одной ходил, стаптывал. Ох и далеко жила! И ведь как занят был, насколько тяжело давалось решение. Ан нет - дело-то неотложное.
   От подобной крамолы глаза у Бегунца полезли на лоб. Возмущенный, он открыл рот, однако, так и не подыскав подходящих слов, закрыл, но лицо преисполнилось такой укоризны, что Шестерня на миг усомнился, точно ли сказал, что собирался, не перепутал ли чего ненароком?
   Зубило пожал плечами, произнес отстраненно:
   - Креномера вне деревни я видал и раньше. Не часто, но бывало. А по какой надобности выходил - не ведаю. Как-то и не задумывался даже. Хотя, если подумать, выглядит действительно странно.
   Шестерня криво ухмыльнулся, перекосив рожу так, что спутники округлили глаза, сказал кровожадно:
   - Вот и хорошо. Я тут как раз подсчитал, на пару слов перекинуться. Староста ваш очень к месту попался. - И почти без перехода, набрав воздуху в грудь рявкнул так громко, что парни присели: - Креномер, а ну стой! Поговорить надо.
   Эхо унеслось, заворочалось вдали глухо и недобро, вернулось зловещим шепотом. Разбуженные, под сводом зашевелились пискуны, заелозили, запищали испуганно. Вокруг смачно зашлепало, запахло терпко и приторно. Фигура вдали застыла, словно наткнувшись на невидимую стену, даже искра фонаря поблекла, будто убоявшись зычного вопля.
   Чуть понизив голос, но по-прежнему громко, Шестерня добавил:
   - К тебе, к тебе обращаюсь. Погодь там, сейчас подойдем.
   Однако, едва он сделал шаг, фигура отпрянула, заскользила в противоположную сторону, размываясь, тая на глазах. А вскоре и вовсе слилась с тьмой. Мигнул и погас фонарь. И вот впереди снова лишь насыщенная чернотой пустота, тихая, мрачная, без единого просвета и шевеления. Словно ничего и не было, а все увиденное лишь порожденные фантазией грезы.
   Шестерня развел руками, сказал с досадой:
   - Убег. Вот тебе и староста.
   - Так может то не он? - осторожно подал голос Бегунец.
   - А кто? - Шестерня отмахнулся. - Сами же сказали - Креномер. А теперь чего, на попятную?
   Задумчиво глядя вдаль, Зубило произнес:
   - Может и не он. Мы ж ему в лицо не светили. Что похож - то да. А так - кто ж знает.
   Подхватывая мысль, Бегунец заговорил торопливо:
   - И в самом деле. Мало ли кто там был? Даже если и сам староста. Ну, не заметил нас, не услыхал. Ушел своей дорогой.
   Шестерня фыркнул, произнес с ехидцей:
   - То-то я думаю, чего это мы такие незаметные. Вот прям захочешь - не разглядишь. И разговариваем тихо. Пол пещеры разбудил, вон, усрали едва не по маковку, а этот, поди ж ты, не услышал!
   Шестерня двинулся дальше, парни зашагали следом, то догоняя, и двигаясь плечо в плечо, то вновь отставая. Время от времени Шестерня краем зрения ловил косые взгляды, недовольные, исполненные осуждения и обиды, но не обращал внимания. Ишь, расстроились, маменькины сынки, старосту, понимаешь, обидел. Ага, как же! Это со стороны Креномер дряхлый да немощный, а как глазенками зыркнет, ну что твой пискун - тварь хоть и мелкая, но злобная. Такому палец в рот не клади - по локоть отхватит. Ну а если зазеваешься, то и вовсе, по самое не хочу.
   Жуткий, исполненный боли крик раздался неподалеку, заставил вздрогнуть, испятнал спину мурашками. Шестерня остановился, парни же переглянулись, рванули на звук, но, заметив, что спутник не торопится, остановились, поспешно подошли.
   Задыхаясь от охватившего возбуждения, Бегунец ткнул во тьму, воскликнул:
   - Нужно бежать, возможно, мы еще успеем на помощь.
   Зубило кивнул, добавил сдержаннее:
   - Бегунец прав. Кричали совсем не далеко.
   Шестерня посуровел, сказал с нажимом:
   - У вас что, работы нет?
   - Но ведь кричали? - вновь Бегунец вновь.
   - И что, по каждому крику теперь бегать? - Шестерня скривил губы.
   Зубило закусил губу, сказал сдавленно:
   - По каждому не стоит, но если есть возможность... Кому-то явно плохо.
   - Возможность есть всегда, - отрубил Шестерня жестко. - Было бы желание.
   Волнуясь все сильнее, Бегунец вертел головой, глядя то во тьму, откуда долетел крик о помощи, то на мастера, что отчего-то совсем не рвется на помощь, стоит, окаменев лицом. Не выдержав, он бросил с упреком:
   - Как можно разговаривать, если в этот самый момент кто-то доживает последние мгновенья? Небольшое усилие, и мы его спасем!
   Шестерня прищурился, сказал с нехорошей интонацией:
   - Вы, когда в помощники набивались, о чем думали? Что вот так, по первому крику, будете отрываться от дела, носиться по окрестностям, чтобы помочь очередному бездельнику, что навернулся о землю, запутавшись в соплях?
   Бегунец растерялся настолько, что лишь открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить. Зубило же потемнел лицом, сказал зло:
   - Получается, какая-то жалкая работа важнее жизни?
   - Не какая-то, а твоя, - отрезал Шестерня жестко. - А вот жизнь, чужая. Решили спасателем заделаться? Так это вам не в кузнецы - в няньки нужно податься. Кстати, - он недобро усмехнулся, - а вы уверены, что это не ловушка?
   - Это как? - окончательно растерявшись, пролепетал Бегунец.
   Зубило промолчал, но во взгляде, среди ярости и отчуждения, протаял интерес.
   - Да так. - Шестерня пожал плечами. - Один лежит, покрикивает, а двое в сторонке сидят. Подбежит такой сердобольный, рот раззявил, слюни пустил. А тут эти двое и выскакивают.
   - Зачем? - по прежнему не понимая, простонал Бегунец.
   - Поблагодарить конечно, зачем еще, - насмешливо бросил Шестерня, вслушиваясь во тьму, откуда доносилась негромкая возня и приглушенные стоны.
   Зубило тряхнул головой, сказал твердо:
   - Рассказ твой странен, и хотя о таком не слышал, готов поверить. Однако, предлагаю сходить. Все ж родная деревня рядом, наверняка кто-то из своих.
   Шестерня пожал плечами, согласился:
   - Что ж, можно и сходить для разнообразия. Однако на будущее - имейте в виду. От работы отвлекаться не буду и вам не позволю.
   Зубило лишь стиснул челюсти, Бегунец же радостно закивал, затрясся, не в силах сдержать ликование. Шестерня решительно двинулся в сторону звука. Парни рванули чуток позже, но уже через мгновенье унеслись вперед, замаячили серыми тенями. Вновь донесся крик, короче и надрывнее предыдущего, словно невидимый мученик вместе с силами терял надежду. Ноги невольно понесли быстрее, затем еще быстрее, и под конец Шестерня едва сдерживался, чтобы не побежать вслед за парнями.
   Глубокая борозда в земле, смешанные с грязью листья, попятнана темным, скомканная рубаха, словно кого-то недавно проволокли по грядкам. А вот и парни. Недалеко же они ушли. Стоят недвижимо, глядя куда-то во тьму. Передумали, или уже нашли? Только отчего оба молчат, а фигуры исполнены такого напряжения, то от одного лишь взгляда, мышцы каменеют, а рука ложится на торчащее из петли оглавье секиры.
   - Ну, что встали, передумали помогать, или на большее силенок не хватило?
   Насмешливо скалясь, Шестерня обошел парней, заглянул в лица. Распахнутые в ужасе глаза, стиснутые в полоску губы, взгляды устремлены вперед, к чему-то, что пока не видно. Нужно всего лишь оторвать взгляд от лиц, повернуть голову, и тогда все станет ясно. Просто повернуть. Только отчего так застучало сердце, почему налились железом ноги, а шея шевелится едва-едва словно тяжелый жернов?
   Шестерня рывком повернулся, вздернул щит, закрываясь от неведомой опасности. Неподалеку, в десятке шагов, распростертое тело, одежда разлохмачена, лицо вымазано в грязи, не разобрать, мужик, девка ли. Руки слабо шевелятся, скребут землю. Знать жив, не помер. По крайней мере пока. А над телом... Ба! Никак старый знакомец, иглошерстень. Только на этот раз не один, с товарищами. Один возвышается над телом, двое стоят по обе стороны, и чуть впереди, готовые не то напасть, не то защищаться. Пасти распахнуты, шерсть угрожающе вздыблена, тончайшими остриями щетинятся сотни игл. Не животные - бойцы!
   Шестерня поиграл секирой, недобро произнес:
   - Что-то псы уже поднадоели. Давайте-ка поучим тварей, что б впредь неповадно было.
   Пригнувшись, он двинулся вперед. Позади скрипнули доспехи, зашуршали под ногами листья, что значит парни не испугались, пошли на помощь. Послышался сбивчивый шепот Бегунца:
   - Осторожнее, они очень опасны!
   - Я тоже не подарок, - буркнул Шестерня. - Особенно когда зол. Что мы, трое здоровенных мужиков, с собачками не сладим?
   Сравнение парням явно понравилось, однако Зубило произнес озабоченно:
   - Дело не в размере - в скорости.
   - Вот сейчас и посмотрим, - бросил Шестерня упрямо. - А то развели псарню - укорота нет. А ну иди сюда!
   Он грозно топнул ногой, рванулся всем телом, словно сейчас понесется, прыгнет на врага, задавит массой. Однако ближайший иглошерстень даже не дернулся, лишь чуть наклонил голову, да повернул раковины ушей. Подосадовав, Шестерня вспомнил, что твари не видят. Значит напугать не удастся. Что ж, тем лучше. Хорошая трепка лучше плохих уговоров.
   Он глубоко задышал, зарычал, разгоняя ярость, рванулся вперед, уже по настоящему, занося секиру для удара. Тварь все ближе, уже видны блеклые бельма глазниц, уже распалось на отдельные куски мессиво шерсти, обратившись меленькими иголками. В отсветах фонаря хорошо видать куда лучше бить - в самый центр лба, где, на бугрящейся выпуклостями поверхности, заметна небольшая впадина - самое место для удара.
   Рука напряглась, взметнула секиру, рванула назад, чтобы ударить, расплескать, вбить в землю по уши, и... отточенное лезвие разрубило пустоту, ушло в землю с такой силой, что тело невольно шатнуло, потащило вперед. Охнув, Шестерня качнулся, клюнул носом, однако удержался на ногах, выпрямился, вытащив вместе с оружием изрядный пласт земли.
   Тварь стоит напротив, совсем рядом. Неужели промахнулся? Да нет, как можно, с такого-то расстояния! Или, чудовище успело отскочить? Зубило что-то говорил о скорости. Но этого не может быть тем более. Двигаться так, что не усмотрит глаз? Да нет. Похоже, злую шутку сыграл хмель, чьи остатки по-прежнему бродят в голове. Или это от недостатка навыка... Секира, хоть и напоминает молот мастера, но все ж не то, не то. Надо будет на досуге приноровиться, чтоб впредь не позориться. Но это на досуге, а пока...
   Вновь выпад, на этот раз осторожнее, мягче. И вновь промах. Тварь отскочила в последний момент, легко, как бы играючи. Отпрыгнула, как от надоевшего ребенка, что, не умеючи ходить, лишь валится, грозя отдавить лапы тяжелой игрушкой. Шестерня взъярился, заревел, вновь взмахнул секирой.
   - Сбоку! - голос Бегунца прозвенел лопнувшей струной.
   А мгновеньем позже в щит ударило, да так, что онемела рука, а земля покачнулась, встала на дыбы. Ноги не удержали, и Шестерня лишь в последний момент успел выставить руку, чтобы не упасть лицом в грязь. Это спасло. Сверху пронеслась белесая тень, скребанув по панцирю так, что брызнули искры. Шестерню шатнуло в другую сторону, и на этот раз он не удержался, завалился навзничь. Отплевываясь от забившей рот гадостной земли и обрывков листьев, Шестерня вскочил, но от удара в бок перед глазами расцвела вспышка алых искр, а земля ударила вновь, на этот раз так больно и зло, что дыхание вылетело из груди со всхлипом.
   Прислушиваясь к воплям парней, и выхватывая боковым зрением мечущиеся вокруг тени, Шестерня подскочил, взмахнул слепо. Мутная фигура впереди обратилась Бегунцом, отшатнулась с испуганным воплем. Не отвлекаясь на извинения, Шестерня развернулся, и едва сдержал руку, чтобы не ударить Зубилу, что поспешно пятился, ожесточенно отмахиваясь от наседающей твари.
   Сбоку зашуршало. Заметив краем глаза движение, Шестерня схватил Зубило, рванул на себя, лишь с трудом успев избавить от удара, да и то не полностью. Клацнули челюсти, сверкнули вздыбленные иглы, плечо и шея парня окрасили кровью.
   - Спинами друг к другу, живо! - прохрипел Шестерня.
   Вместо зычного рыка из горла вырвался лишь надсадный шепот, но парни услышали, сбились в кучу, образовав ощетинившуюся металлом шестирукую, трехглавую фигуру. Подвижности это не добавило, но зато защитило каждому спину, и отчасти обезопасило с боков. Ощутив перемену, твари отскочили, озадаченно заходили кругами. Шестерня ухмыльнулся, довольный решением, но улыбка быстро сошла. Движения тварей все медленнее, а круги уже. Еще немного, и белесые тени подойдут к самым ногам, а там или бросок в ноги, или прыжок на грудь. И кто знает, не возникнет ли после первого же прыжка за спиной пустота, чтобы миг спустя вонзится в плоть костяными остриями, разорвать, выпустить кровь.
   - Они сейчас бросятся, - донесся дрожащий голос Бегунца.
   - Здесь слишком тесно, нам не уклониться, - простонал Зубило.
   Шестерня набрал воздуху в грудь, и хотя внутри похолодело, прорычал зло:
   - Кто-то собрался уклоняться? А ну, разом, навались!
   Он заревел, ударил в щит секирой. Сзади донеслись исполненные муки голоса парней, что, хоть и не верили в успех, но ни за что не позволили бы выказать трусости перед мастером.
   Лица перекосились в ярости, руки взметнулись, рты раскрылись, исказившись в жутких оскалах. Неожиданно твари замерли, долгое-долгое мгновенье стояли недвижимо, и... отступили. Еще миг назад белесые тени сжимали кольцо, а теперь вокруг пустота, лишь ошметки растений, да истоптанная лапами земля, освещаемая бледными всполохами брошенного впопыхах фонаря.
  
  

ГЛАВА 11

  
   - Мы победили? - Лицо Бегунца озарилось радостью.
   - Кто бы сомневался! - фыркнул Шестерня, опустив секиру.
   Зубило с облегченьем выдохнул, признался:
   - Вообще-то сомненья были. Хорошо хоть малой кровью отделались. - Он осмотрел плечо, осторожно прикоснулся к ране.
   Бегунец взглянул на Шестерню, сказал с величайшим уваженьем:
   - Если бы не мастер, не сдюжили бы. Это ж они от него разбежались. Перед последним рывком так рожу перекосил, я от страха чуть с ног не грохнулся, благо лишь краешком глаза взглянул. А если бы обоими?
   Польщенный, Шестерня отмахнулся.
   - Да и вы хороши, не подвели. Был бы один, так скоро не управился бы. - Спохватившись, озабоченно потрогал лицо, понизив голос, поинтересовался: - Что, шибко перекосил?
   Продолжая осматривать рану, Зубило отозвался:
   - Уж не знаю, насколько бы управился. Видал я, как пятеро с одним не могли сладить, а тут против трех.
   Шестерня фыркнул:
   - Как тут у вас строят, не удивлюсь, что и воюют также. Одного пса впятером не могут одолеть.
   Зубило грустно улыбнулся, ответил со вздохом:
   - Так не простой пес, вот в чем дело. Совсем не простой.
   Слабый стон привлек внимание. Бегунец всплеснул руками, метнулся к раненому, о ком в пылу боя успели позабыть, схватил за плечи, затряс, возвращая к жизни. Шестерня подошел следом, глянул через плечо.
   - Живой?
   Бегунец кивнул, воскликнул с радостью:
   - Живой! Как есть живой, только в земле вывалян, да оцарапан сильно.
   - А чего молчит, немой, или язык проглотил? - Шестерня брезгливо оглядел спасенного, что слабо шевелился и негромко мычал.
   - Испугался. - Зубило пожал плечами. - Ничего удивительного.
   Глядя, как спасенный в муке закатывает глаза и исходит крупной дрожью, Шестерня понимающе кивнул, сказал деловито:
   - Хмеля б ему. Враз отойдет. Ну а после узнать, что да как.
   Бегунец поднял глаза, сказал просительно:
   - Так может поможем, до деревни доведем? Не дойдет ведь.
   Шестерня нахмурился, поиграл бровями, но помощники смотрели столь жалостливо, что лишь махнул рукой, буркнул:
   - Ладно, идите. А я в кузню. Только не задерживайтесь шибко. И так время потеряли. Работы невпроворот, чтобы еще всяких таскать.
   Просияв, парни дружно кивнули, подхватив несчастного под руки, поволокли в сторону деревни, и вскоре растворились во тьме. Шестерня некоторое время стоял, всматриваясь в землю под ногами. Судя по следам, мужика явно тащили, и тащили издали. Глубокий, смазанный след тянется через освещенное пространство, одним концом уходит во тьму. Кому и зачем понадобилось волочь ничем не примечательного мужичонку? Откуда взялись жуткие псы, и почему не разорвали добычу на месте? Явно не от нехватки силы. Тело до сих пор болит от полученных ударов, что значит твари обладают по истине чудовищной силой. Представив, что бы случилось, окажись он без панциря и поленись взять щит, Шестерня похолодел. Если уж металл с трудом сдерживает натиск неведомых существ, что будет с плотью? С этого момента без брони ни шагу, и чем металл толще, тем лучше! Лучше пыхтеть под тяжестью защиты, чем остаться без ног и рук, не говоря о большем.
   Еще раз осмотревшись, Шестерня подхватил фонарь, двинулся в сторону кузни. Шаг, другой. Неприятное ощущение меж лопаток, словно в спину уперся чей-то холодный взгляд, заставило обернуться. Опустив фонарь, чтобы не слепил, Шестерня всмотрелся во тьму. Далеко, на самом краю зрения, проступили смутные очертания фигуры. Шестерня прищурился, всмотрелся пристальнее. Фигура смутно что-то на поминает, что-то, что видал совсем недавно. Точно! Это ведь тот самый незнакомец, что мельтешил неподалеку совсем недавно. Ну, может и не совсем тот, но явно похож. Ведь парни даже назвали имя, углядев во тьме некие мелочи, что не рассмотрел он.
   - Креномер? - Шестерня поднял фонарь, шагнул вперед. - Ты?
   Тишина, ни звука в ответ. Фигура поблекла, растворилась во тьме. Исчезло и ощущение взгляда. Шестерня еще некоторое врем стоял в ожидании, но чернота оставалась пустынна: ни проблеска, ни движения. Шестерня опустил фонарь, пожав плечами, двинулся в прежнюю сторону. И что только не привидится на больную голову. А все от чего? Правильно! От недостатка лекарства. Принес бы Бегунец баклажку побольше, а лучше две! Не маялся бы сейчас. И ведь вот только парней в деревню отправил, как не догадался наказать? Хоть беги следом. Не жизнь - сплошное расстройство.
   Кузница встретила тьмой. Топливо прогорело, огонь погас, и лишь из углей, подслеповато мигая, злобно таращились красные огоньки. Шестерня легонько дернул за ручку мехов, отчего глазки вспыхнули, превратившись в алую пасть, сыпанул ладонью топлива раз, другой, дернул еще. Огонь взметнулся, благодарно зашумел, пожирая предложенную пищу.
   Шестерня задумался, взгляд двинулся вокруг, прошелся по инструментам, миновал столешницу, на мгновенье запутался в сваленной у стены куче металла, и, наконец, остановился на проеме входа. Брови сдвинулись, а губы сложились в ухмылку. Работы много, много настолько, что нужно было начать еще вчера, а лучше - седьмицу тому. Однако, нет смысла начинать дело, если вряд ли доведешь до конца, даже если в награду посулили половину копей Прародителя, что, как известно, до верху завалены самородными слитками и драгоценными камнями.
   Выбрав из груды хлама несколько подходящих заготовок, Шестерня свалил металл у жаровни, подкинул еще топлива. Молот лег в руку приятной тяжестью, вторая рука ухватила щипцы. Шестерня ощутил знакомый задор, предшествующий серьезной работе. По спине разбежались мурашки, а мышцы наполнились силой. Повернувшись к огню, он победно оскалился, раскатисто засмеялся. Щипцы подхватили заготовку, забросили в печь, тяжко вздохнули меха. Огонь взревел, зарычал, белея от ярости и мощи.
   Возвращаясь из деревни, Зубило с Бегунцом заслышали звон еще издали, переглянулись в удивлении. Неужели мастер начал один? Или, что еще хуже, рассерженный неповиновением, взял помощником кого-то другого! Поняв друг друга без слов, они рванули к кузнице, с разгону вломились внутрь и... остановились ошарашенные.
   В россыпи злых искр, подсвеченный багрянцем, с пылающими огнем бородой и шевелюрой, мастер показался жутким гигантом глубин, коими старики любят припугнуть вечерами, за ужином, разошедшийся молодняк. Непривычный для ушей грохот, как будто сотрясающий скалу до основания, лишь усилил впечатление, вознеся мастера на недосягаемую высоту.
   Заметив гостей, Шестерня на время прекратил ковать, сверкнув глазами, бросил:
   - Долго ходите.
   - Так мы ж со всех ног! - защищаясь, воскликнул Бегунец.
   Однако, Шестерня лишь отмахнулся.
   - Разговоры после. Один за молот, второй за меха - и побыстрее, металл стынет!
   Под грозным взглядом мастера парни побросали мешки, засуетились, стараясь сделать все как можно быстрей и аккуратнее. Зубило ухватил стоящий у стены здоровенный молот, Бегунец повис на мехах.
   - Куда бить? - деловито поинтересовался Зубило.
   Шестерня оценивающе взглянул на помощника, спросил:
   - Не великоват, молоточек? Впрочем, ладно, выдохнешься - скажешь, дам другой, по силам.
   - Это я-то выдохнусь, я?! - Зубило задохнулся от негодования, взмахнул молотом, так что воздух загудел.
   Шестерня лишь поморщился, сказал:
   - Бить, куда я укажу. Один удар мой - затем твой, мой - твой. Понял?
   - Понял, чего ж не понять-то. - Зубило пожал плечами.
   - Вот и ладно. - Шестерня кивнул. - Только не по пальцам бей, по заготовке.
   Он резко ударил по лежащей на наковальне багровеющей от жара полосе металла. Зубило мгновенье смотрел, затем спохватился, грохнул в то же место. По пещере поплыл звон, метнулись в стороны искры. Шестерня ударил еще раз. Зубило ответил, взглянул вопросительно. Шестерня кивнул, повернувшись к Бегунцу, сделал знак. Вздохнули меха, пламя вздыбилось. Загремели молоты, первый, быстрый, едва слышимый, и второй, разухабистый, в полную мощь, так что по соседству, на столешнице, вздрагивают камушки и мелкий мусор. Первый и второй, слабый и могучий. От пламени воздух накаляется, от ударов подрагивают стены. Взгляни кто со стороны - испытает священный трепет. Словно и не пещерники вовсе - неведомые исполины, скрытые от сторонних глаз, не зная усталости, без отдыха, укрощают непослушный металл, создавая дивные, безмерной красы, вещи.
   Отстранив Зубилу, Шестерня схватил со стола заостренный колышек, удерживая щипцами, с силой ударил. Тяжело дыша, Зубило неотрывно смотрел на металлический прут, где через равные промежутки, возникают аккуратные отверстия: одно, второе, третье. Закончив, Шестерня отложил заготовку, выхватил из огня другую, что поярче да позлее, бросил на наковальню.
   - Готов? Начали!
   И вновь грохот молотов и пламя огня. Искры разлетаются злыми росчерками, ссыпаются на пол, скачут по наковальне, а некоторые, особо шустрые, запрыгивают на одежду. Тянет дымком и потом. Но это если принюхаться. Если же нет - запах металла забивает все: всеохватывающий, терпкий, приятный.
   Короткая передышка, пока в подогнанной под нужный размер заготовке опять появляются отверстия. Мышцы гудят от напряжения. Давненько не приходилось работать с металлом. Но в груди разливается жар, подобный тому, что снаружи, рвется из горнила, но не жгучий и злой - приятный, радостный, не сравнимый ни с чем. Даже хмель, великий напиток, не приносит такого удовлетворения, когда под руками, из грубой, бессмысленной болванки, возникает нечто, оформляется, принимает новые очертания, не случайные, какие попало, а те, что вкладывает мастер.
   Намечая места, а после, с силой пробивая отверстия, Шестерня поглядывал на помощников. Оба спали с лица, с обоих пот катится градом. Еще бы! Это тебе не по грядкам тропам с фонарем шастать, да языки с прохожими чесать. Однако в глазах, сквозь усталость, проглядывает восторг, что значит - работа по душе. Не зря пришли, не зря просились. Конечно, ни толком сил, ни уменья, еще учить и учить, но и работа, если на то пошло, не сложна. Знай - молоти, готовое отбрасывай!
   Не дожидаясь, пока помощники окончательно расслабятся, Шестерня произнес:
   - А теперь каждому по ухвату, соединяете заготовки отверстиями и держите. Да крепче, что б не елозили!
   Парни засуетились, похватали щипцы, зажав заготовки, замерли, боясь пошевелиться. Проверив, все ли точно, Шестерня кивнул, взяв заранее заготовленный прут, успевший нагреться и покраснеть, клещами отчекрыжил хвостик. Пара ударов, и вот уже хвостик плотно сидит в гнезде, расплющенный с обоих концов, накрепко соединив заготовки.
   Удерживая щипцы, парни с благоговением наблюдали, как заготовки соединяются в раму. Рама усиливается, добавляются все новые жерди, сперва продольные, затем поперечные, накладываются так, что пробитые ранее отверстия оказываются точно друг напротив друга. Прут становится все короче, отрубленные хвостики заполняют отверстия, скрепляя намертво и без того крепкую конструкцию.
   Последние штрихи, когда торчащие из рамки штыри красиво изгибаются парой небольших крючьев с одной стороны, и аккуратным колечком с другой, несколько завершающих ударов, когда молот вскользь касается соединений - не лопнут ли, не развалятся, проявив скрытые изъяны? И работа окончена.
   Бегунец отер пот со лба, сказал с восторгом:
   - Невероятно! Так быстро и легко, словно и не метал вовсе, а так... - Он пошевелил пальцами, подбирая подходящее сравнение, но так и не найдя, вздохнул легко и радостно, опустил руку.
   Зубило хмурился, кривился, наконец произнес со сдержанной досадой:
   - Зачем я записывал все эти числа, если ты отковал решетку ни разу не взглянув на промеры, по памяти?
   Шестерня хитро прищурился, так что в уголках глаз собрались лучики морщинок, сказал с деланным удивлением:
   - Как зачем? Пальцы размять, руны вспомнить. Ты когда писал последний раз? Ну и вообще, надо же вам чем-то руки занять, чтобы под ногами не мешались.
   Зубило отвесил челюсть, побледнел, за возведенную напраслину в глазах сверкнула ярость, а грудь начала раздуваться, набирая воздух для гневной отповеди. Не дожидаясь, пока помощник выплеснется всесокрушающий поток поруганного достоинства, Шестерня указал на рамку, деловито произнес:
   - Чем задницы чесать без толку, лучше мне помогите.
   Парни потянулись к металлу, однако Шестерня подхватил решетку, отставил в сторону, а когда повернулся, протянул нечто странное. Бегунец принял инструмент, с интересом повертел: непонятный металлический короб с парой ручек и бороздчатым штырем, спросил с опаской:
   - Это что?
   Не отвечая, Шестерня двинулся ко входу, окинув проход цепким взглядом, поманил пальцем. Бегунец подскочил сразу же, Зубило помедлил, кривясь от смертельной обиды, некоторое время стоял, но, не выдержал, подошел следом.
   - Три отверстия, здесь, здесь и здесь. В ладонь глубиной каждое. - Шестерня указал на стену, для верности нацарапав пометки. Добавил насмешливо: - Как работать сверлом, объяснять нужно?
   Зубило забрал инструмент у Бегунца, крутанул за ручку, отчего в коробе хрустнуло, а штырь с бороздками дважды провернулся, фыркнул:
   - Было бы что объяснять.
   Понаблюдав, как Зубило истово крутит ручки, для верности уперевшись плечом в выступ короба, Шестерня отошел обратно к наковальне. Загодя положенный в жерло, прут нагрелся, покраснел. Короткое движение, и алая заготовка шлепается на наковальню, несколько ударов, и вот под руками не один - четыре куска. Еще усилие, и каждый кусок заостряется с одного конца, а с противоположного сворачивается кольцом. Немного расплющить кончики, чуток подравнять кольца. Вот и вся работа! Петли делать - не велико уменье.
   Закончив, Шестерня вернулся ко входу, взглянул оценивающе. Парни оперлись о стену, поглядывают лениво, в глазах скука, в лицах пренебрежение. Неужели не мог придумать дело посерьезнее? Три отверстия - смех, да и только! Когда уже дойдет до настоящей работы? Так ведь и уснуть не долго.
   Шестерня лишь покачал головой. Скучают, вот только рожи краснючие, а на руках розовые лохмотья - остатки полопавшихся свежих волдырей, и от каждого несет таким жаром - хоть сейчас в печь, на растопку. Отверстия там, где надо, аккуратные, без сколов. Донышка не видать, но и не проверяя можно догадаться - ровно столько, сколько нужно, а может даже больше. Парни стараются на совесть. Из кожи вон лезут, чтобы доказать - работы достойны.
   Шестерня отошел, а вернулся уже с молотом и петлями. В несколько ударов вогнав петли в гнезда, шагнул к решетке, рявкнул бодро:
   - А ну, помогли!
   Парни бросились, ухватили за края, потащили. Радостно звякнули крючья, плотно вошли в петли, решетка повисла, качнулась туда-сюда. Шестерня притворил, дождавшись, когда кольцо на боковине сойдется с кольцом петли, вогнал сверху последнюю, оставшуюся заготовку. Решетка застыла, отгородив пространство кузни прочным металлическим каркасом.
   Бегунец вздохнул восхищенно, а Зубило посветлел лицом, сказал с пониманием:
   - Так вот почему не потребовались промеры. А я то решил...
   Шестерня хлопнул помощника по плечу, сказал ободряюще:
   - Думай, прежде чем решать, а лучше - спрашивай.
   Изо всех сил дергая решетку, что и не думала поддаваться, Бегунец воскликнул:
   - Надо же, как крепко сидит! Вот уж преграда так преграда!
   Зубило взглянул искоса, произнес с сомненьем:
   - Засов может вытащить любой, всего лишь просунув руку в отверстие. От кого защитит эта... преграда?
   - От всяких, - ответил Шестерня уклончиво. - Чтобы во время работы не подкрались, да над ухом не гавкнули. Щедра земля ваша на неожиданности. А засов и подправить можно.
  
  

ГЛАВА 12

  
   Последний удар, и выкованный прут занял свое место в стопке таких же. Молот вывалился из пальцев, звякнул обиженно и зло. Зубило пошатнулся, чтобы не упасть, оперся на стену. Бегунец отошел от мехов, встал рядом. Оба дышат тяжело, надсадно, глаза прикрыты, по вискам, оставляя мокрые дорожки, сбегают шустрые капельки пота. Лица у обоих раскраснелись, но под глазами залегли темные круги, словно на пару не спали добрую седьмицу.
   - Может небольшой перерыв? - Зубило повернул голову, просительно взглянул на Шестерню.
   - Неплохо бы было, - в тон откликнулся Бегунец. - Совсем небольшой, только дыхание перевести.
   Шестерня окинул взглядом помощников. Парни устали, едва на ногах держатся, но виду не подают. Вернее, пытаются не подавать. Это только им кажется, что держатся уверенно и легко, со стороны же, дунь - не устоят, завалятся. Бегунец совсем спал с лица, голова упала на грудь, глаза закрылись. Зубило же крепится, кривит губы в бледной улыбке, но выглядит не намного лучше.
   И ведь оба на пределе сил, но продолжают работать, жилы рвут. Зачем, для чего? Если рассчитывают на оплату, так уговора не было. Может и получат что от щедрот, но явно не насколько рассчитывают. Пытаются набраться опыта, набить руку? Но что мешало раньше, пока кузня пустовала? И что помешает потом, когда, закончив заказ, он уйдет своей дорогой, получив причитающееся, уступит место. Знай - работай в удовольствие, не напрягайся. Показывают друг другу кто лучше? Вряд ли. Друзьям делить нечего, а кто сильнее да выносливее должны были выяснить уже давно.
   - Так мы отдохнем?
   Просительный и слабый, голос оторвал от размышлений. Шестерня встрепенулся, взглянув на Бегунца, сказал поспешно:
   - Да, да, конечно. Стойте, пока буду сверять размеры. Ну, или можете сесть, и даже лечь. Все одно без дела.
   Со вздохом облегчения парни съехали по стене, раскинулись в изломанных позах. Бегунец потянулся к баклажке с водой, Зубило закинул в рот горсть сочных листьев, принялся жевать, кривясь от растекающегося по языку кислого сока. Оторвавшись от баклажки, Бегунец перевел дух, сказал враз повеселевшим голосом:
   - Хорошо-то как, словно заново родился. - Повернув голову, некоторое время следил за действиями Шестерни, поинтересовался: - Все хотел спросить, да случая не было. А почему пальцемер?
   Не отрываясь от измерений, Шестерня бросил:
   - Ну, а сам-то как думаешь? Вроде, не сложная задачка.
   - Наверное потому, что пальцы измеряют, - протянул Бегунец неуверенно.
   - Не пальцы, а пальцами, - произнес Шестерня назидательно. - Одно деление - по ширине безымянного пальца у основания. Теперь понятно?
   - Понятно. - Бегунец кивнул. - А почему именно пальцами?
   - Кто знает. - Шестерня пожал плечами. - Уж как договорились. Надо же в чем-то измерять.
   Бегунец задумался, замолчал. Зато встрепенулся Зубило, сглотнув недожеванные остатки листьев, спросил:
   - А если нужно что-то мелкое сделать, ну, мельче пальца. С этим как быть? Или, на глазок?
   Шестерня отложил заготовку, подхватив следующую, произнес сердито:
   - На глазок только вредители делают, а у мастера на этот случай ногтемер есть. Вон, на стенке висит, крайний слева.
   Зубило повернул голову, некоторое время разглядывал испещренную рисками полосу металла, сказал в раздумье:
   - Если судит по названию, то...
   - Меряют ногтями, - закончил за него Бегунец. Добавил заговорщицки: - А если что-то большое, ну такое, что совсем велико. Тоже в пальцах?
   - В локтях. - Шестерня отложил очередную заготовку, пояснил: - Вообще, для большей точности, в пальцах, но если вещь очень велика, то в локтях. Где-то тут я локтемер видел. Хотя и не возьму в толк, для чего он понадобился местному кузнецу. Шибко больших построек поблизости не замечал.
   - А большие, это какие? - Бегунец распахнул глаза, взглянул с великим любопытством.
   Продолжая размечать заготовку, Шестерня ответил отстраненно:
   - Большие-то... Ну, к примеру дома, ежели возводить. - Перехватив краем зрения понимающий взгляд парней, пояснил с усмешкой: - Да не ваши, гнезда, а настоящие, большие. Мосты строить. Вентиляцию тянуть. Ну и, само собой, шахты.
   - Мосты, шахты... - протянул Бегунец мечтательно. - Ты, наверное, много где бывал, много что видел.
   Шестерня величаво взъерошил бороду, отозвался:
   - Не скажу, что так уж много, но довелось, довелось.
   - И как там? - Глаза у Бегунца вспыхнули жгучим любопытством.
   - Как и везде. - Шестерня пожал плечами. - Работы много, только успевай руки подставлять. Да только платить не торопятся. Даже если в край приспичило. Вот ведь безмерная жадность!
   Прислушиваясь к разговору краем уха, Зубило то так, то этак прикладывал ладонь к предплечью, наконец поморщился, спросил недовольно:
   - Никак посчитать не могу, локоть это сколько ж будет?
   - В пальцах - пятьдесят, в ногтях - пятьсот, - выдал Шестерня без раздумий.
   Зубило собрал на лбу складки, подвигал, произнес с улыбкой:
   - Получается, в одном пальце - десять ногтей... А ведь удобно! Просто посчитать, легко запомнить.
   Бегунец укоризненно взглянул на товарища, что отвлекает неуместными рассуждениями, глупыми и вовсе не интересными, произнес, возвращая к теме:
   - Наверное, это здорово, путешествовать: новые места, интересные встречи, необычайные приключения.
   Шестерня покивал, сказал с усмешкой:
   - Это да, интересного хватает, да и встреч тоже. Хаживал я к одной - еще то было приключение, особливо, когда ее приятель вернулся раньше времени.
   Бегунец покраснел, сказал с упреком:
   - Я вовсе не о том. Как живут в тех далеких краях, о чем мечтают? Наверное, там сплошь неведомые растения и дивные существа.
   Повертев в руках, Шестерня отложил заготовку, сказал с зевком:
   - Живут везде одинаково, да и мечтают тоже. Что б пожрать было что, выпить. О теплой подружке да добрых товарищах. А зверья и растений везде хватает, да только никакие они не неведомые, а вполне себе обычные.
   - То есть как? - Бегунец ахнул.
   - Да так. - Шестерня пожал плечами. - Дело привычки. Для пришлого и былинка в диковинку, а местные среди чудовищ живут - не замечают.
   - Среди чудовищ... - откликнулся Бегунец испуганным шепотом.
   - Среди них, родимых. Да чего далеко ходить, на себя посмотрите.
   - А что у нас? - Бегунец развел руками.
   - Да то. К примеру, пискун. Весь свод ими усеян, а вы даже не смотрите, словно и нет ничего. Хотя чудище, каких поискать - мохнатое да жуткое! - охотно пояснил Шестерня.
   Зубило отвлекся от размышлений, спросил с удивлением:
   - Это пискун жуткое?
   - Конечно. Глазищи - во, зубищи - во! А уж как разверещится - просто оторопь берет. Чудище, да и только, - произнес Шестерня с убеждением. Подумав, добавил опасливо: - Или, вот еще, водяницы ваши: белесые, мерзкие, на нитях висят, ядом брызжут. Таких тварей еще поискать. А вы и в ус не дуете: по тропам шастаете, вокруг не глядите. А все потому, что привыкли. О том и говорил.
   Парни переглянулись, на лицах отразилось недоумение. Назвать пискуна жутким, видано ли дело? Мягкий, безобидный, пугливый настолько, что и не подойти. А про водяниц и вовсе смешно. Невесомые, почти прозрачные создания, скрывающиеся в россыпях едких капель, обжечься о которые не проще, чем разбить голову о стену - столь же утомительно сколь и глупо. Ну кого в здравом рассудке угораздит? Не иначе, от трудов тяжких мастер начал заговариваться, или это упрятанная под маску серьезности шутка?
   Озадаченный, Бегунец поднес баклажку к губам, опрокинул, но на язык выкатились лишь несколько капель. Он устремил взгляд на Шестерню, сказал со вздохом:
   - Еще работать и работать, а вода закончилась. Нужно бы сходить до деревни.
   - Не только вода, но и пища, - добавил Зубило.
   Шестерня отложил пальцемер, разминая мышцы, повел плечами так, что хрустнули косточки, сказал с насмешкой:
   - Вам бы только пить, жрать, да по деревне шастать. А работать кто будет? - Заметив, как парни поникли, примирительно произнес: - Хотя, если подумать, сходить действительно не помешает. Ноги размять, воздуха свежего вдохнуть. Опять же, хмель почти весь вышел. Нечем горло промочить.
   Парни расцвели улыбками, поспешно подскочили.
   - Тогда мы сходим? Пищи, воды наберем... - произнес Бегунец скороговоркой.
   - И хмеля захватим, - добавил Зубило с хитрой ухмылкой. - Мы быстро. Одна нога там, другая здесь.
   - Это после того, как наедитесь от пуза, да спать завалитесь, чтобы я вас потом по деревне искал? - Шестерня фыркнул. - Ладно бы еще хмель нормальный принесли. В смысле, в нормальных количествах. А то, как в прошлый раз, только на понюхать и хватило. Нет уж, вместе пойдем.
   Парни было устремились к выходу, но, заметив, как Шестерня, выкладывает на столешницу доспехи, с невозмутимым видом принимается неторопливо облачаться, вернулись. Бегунец повертел в руках железную рубаху, сказал с мукой:
   - Может, обойдемся без этого? И без того от усталости шатает, а еще столько железа тащить. Тут идти-то всего ничего.
   Зубило взглянул с сочувствием, однако голос прозвучал сурово:
   - Хочешь такое же? - Он ткнул себе в плечо, указывая на едва затянувшийся кожицей, багровый рубец.
   Бегунец продолжил комкать рубаху, явно не убежденный примером товарища. Заметив его мучения, Шестерня ободряюще произнес:
   - Ладно, до деревни дойти, вот когда в таком работать приходится...
   - А такое бывает? - спросил Бегунец с содроганием.
   - Конечно. Помню, прочищал отводные паровые шахты. Так там без защиты нельзя, жар такой - в миг сваришься. Да и здесь, если подумать...
   - Что здесь? - Бегунец невольно понизил голос, и втянул голову в плечи.
   Перехватив брошенный Шестерней в сторону выхода многозначительный взгляд, Зубило закусил губу, сказал с досадой:
   - А ведь и верно! Мы же еще и недоумевали - на кой эти врата? А оказывается... Сейчас недовольны, что приходится одеваться, а так бы и раздеваться не пришлось.
   Парни одарили Шестерню исполненными уважения взглядами, молча одевшись, встали у выхода, застыли, терпеливо ожидая, пока мастер закончит облачаться. Справившись с последней завязкой, Шестерня с удовлетворением оглядел себя, покосившись на парней, произнес:
   - Ну что, готовы? Двинули.
   Отрезая от неприветливой черноты пещеры, за спиной лязгнули врата, подсвеченная фонарями дорожка устремилась вверх, приглашая гостей вглубь деревни. Десяток ступенек, поворот, и вот уже напротив корчма, источающая запахи пищи и приглушенный гомон голосов. Помощники взбодрились, устремились к двери. Шестерня было подался следом, но, вспомнив о предстоящем разговоре со старостой, остановился. Креномер не так прост, чтобы уболтать старосту нужна чистая голова. И хотя оплата за работу не так уж и велика, а если подумать, так и вовсе смехотворна, староста наверняка упрется, надавит на жалость, а то и пригрозит, пытаясь сбить цену. И хотя желудок урчит от голода, а горло пересохло... все после: и хмель, и пища.
   Превозмогая сильнейшее желание зайти в корчму и заказать еды да хмеля столько, чтобы ломился стол, Шестерня двинулся дальше по лестнице. Завидев, как он уходит, Бегунец воскликнул с удивленьем:
   - Мастер, куда же ты? Вот же, корчма!
   Сглотнув набежавшую слюну, Шестерня коротко отозвался:
   - По делу. Скоро вернусь.
   Бегунец покачал головой, произнес непонимающе:
   - Но ведь ты голоден, как и мы, а то и больше. А внутри еда и хмель. Много еды, и много хмеля!
   Шестерня тяжело задышал, но лишь упрямо нагнул голову, продолжил путь, с трудом передвигая ноги, что, словно сговорившись с желудком, с каждым шагом, наливались тяжестью, двигались все медленнее, все труднее. Взглянув ему вслед, Зола произнес с уважением:
   - Силен мастер духом, ох силен. Ни воды, ни пищи: только о работе и печется. Далеко нам до такого. - Помолчав, добавил со вздохом: - Пойдем, что ли, наедимся с горя, так чтобы изо всех щелей полезло.
   - И напьемся! Что б полилось, - добавил Бегунец в тон.
   Чувствуя, что сейчас зашибет поганцев, Шестерня всхрапнул, понесся по лестнице, топоча и ругаясь вполголоса. Ярус спустя раздражение выветрилось, и Шестерня перешел на шаг, отфыркиваясь, и промокая лоб тыльной стороной ладони. Доспехи - чудо как хороши, мало того, что защищают, так еще и не слабо разогревают! Надо запомнить, и наведаться в места попрохладнее. Чтобы согреться, наверняка местные таскают на себе целые горы железа, так что спрос на работу должен быть неплохой.
   Когда лестница закончилась, и впереди показалась дверь старосты, ноги ощутимо гудели, так что мелькнувшая было, но отогнанная, мысль внести изнурительные подъемы в общую смету расходов, уже не казалась такой уж сумасбродной. А что такого? Залез на самую верхотуру, тварей поразвел. Теперь мотайся к нему, таскай на плечах груду железа! Видано ли дело, чтобы мастер к заказчику бегал? Внести. В обязательном порядке. Чтоб впредь неповадно было!
   Жалобно скрипнув, дверь испуганно распахнулась, пропуская сурового гостя, тихонько хлопнула за спиной. Креномер отшатнулся, не то готовился выйти, не то просто стоял рядом, кольнул гостя суровым взглядом.
   - Что скажешь?
   - Надо бы заказ обсудить, - произнес Шестерня мирно.
   Неприязнь в голосе старосты не удивила, наоборот, было бы странно, прояви он радушие. Источающие елей заказчики обычно претерпевали удивительные превращения, стоило лишь заговорить об оплате. И хотя в начале разговор пойдет о другом, главное будет обговорено в конце.
   - Говори, да побыстрей. У меня много дел.
   Шестерня кивнул, враз став деловитым, произнес:
   - Все окрестные тропы я обошел, промерил, план работы наметил, и кое-что уже подготовил. Заглушки, врата, работа - все отмерено и посчитано.
   Креномер слушал не перебивая, покачивал головой в такт словам, дождавшись паузы, поинтересовался:
   - Сколько займет времени?
   - Выковать заготовки, собрать заглушки, высверлить отверстия... - Шестерня принялся загибать пальцы. - Опять же, нужно подготовить закрепляющий раствор. На все про все - две седьмицы.
   - Что по оплате?
   Заметив на столешнице писчую доску, Шестерня извлек из кармашка на поясе стило, аккуратно вывел несколько рун:
   - Если в золотых самородках - столько, - стило уткнулось в верхнюю строчку, - если в камнях, то... - Стило опустилось ниже, мазнуло, подчеркнув искомое жирной линией.
   Лицо старосты осталось непроницаемым, и хотя глаза полыхнули темным, голос прозвучал ровно, как и незадолго до того:
   - Хорошо, я понял. Что-то еще?
   Шестерня взъерошил бороду, озадаченно протянул:
   - Ну, если тебя все устраивает, то нет.
   - Хорошо. Когда будет свободное время, дойду, посмотрю на работу. На этом закончим.
   Подгоняемый взглядом хозяина, Шестерня попятился, однако, коснувшись двери, остановился, помявшись, спросил:
   - Насколько я понял, две из восьми троп ведут в соседние деревни...
   - И что же? - Ожидая продолжения, Креномер вопросительно воздел бровь.
   - Быть может, оставить возможность открывать врата с обеих сторон? Ну, если вдруг появятся гости, что б не пришлось возвращаться...
   Креномер улыбнулся одними губами, холодно произнес:
   - Не надо. Званых гостей встретим сами, а незваные ни к чему.
   Шестерня пожал плечами, проворчал:
   - Как скажешь. Хотя я бы, конечно, оставил. Но... тебе виднее.
   - Вот именно. Мне виднее. - Креномер шагнул к выходу, распахнул дверь. - До встречи.
  
  

ГЛАВА 13

  
   Оказавшись на улице, Шестерня передернул плечами, двинулся вниз по лестнице, ощущая смутное чувство неудовлетворенности. Разговор прошел великолепно, заказчик не шумел, не начал пересчитывать объем работы, и даже не требовал пересмотреть цену. Однако, смутное ощущение подвоха осталось, словно легкий привкус плесени, в отлично приготовленном, но плохо хранимом хмеле.
   Помучавшись еще немного, но так и не отыскав причины сомнений, Шестерня махнул рукой, устремился вниз. Голод вновь напомнил о себе, а в глотке пересохло так, что ноги несли все быстрее, так что под конец, он не шел - бежал, и ввалился в корчму с жутким грохотом, едва не выбив дверь.
   Вычленив среди посетителей знакомые силуэты, Шестерня подошел к столу, не разбирая, сдвинул к себе ближайшую миску с похлебкой. От похлебки пошел такой могучий аромат, что Шестерня не сел - упал на скамью, схватив ложку, зачерпнул, опрокинул в рот, затем еще раз и еще. Обжигаясь и давясь, он забрасывал в глотку ложку за ложкой, ощущая, как сперва по желудку, а затем и дальше, начинает разливаться теплая волна сытости.
   За похлебкой последовало обжаренное на костях мясо, салат, подливки, россыпь каких-то хрустящих кусочков, и вновь салат, и опять мясо, только уже в виде шариков, что, едва коснувшись языка, рассыпались, выстреливали фонтанчиками сока, настолько вкусного, что, не в силах выразить удовольствие, Шестерня лишь мычал, да тряс головой.
   Негромко хрустнуло, под рукой возник глиняный горшочек, а мгновеньем позже ноздрей коснулся чарующий долгожданный запах. Не поворачивая головы, Шестерня облапил горшок, поднес к губам, хлебнул, и... оторвался лишь когда на язык шлепнулись последние капли. Когда, обтерев рукавом губы, и сыто рыгнув, Шестерня наконец отвлекся от еды, рядом протаяли лица помощников, залоснившиеся, с ярким румянцем на щеках и осоловелыми глазами. Судя по всему, парни времени зря не теряли, наевшись еще до его прихода, и теперь с умильными улыбками созерцают, как насыщается мастер.
   Заметив, что Шестерня отвлекся от миски, Бегунец поинтересовался:
   - Как прошел разговор, успешно?
   - Более чем, - фыркнул Шестерня снисходительно. - Кто-то сомневался?
   Зубило произнес задумчиво:
   - Сомнения были. Вообще-то старосту уважают, но договориться с ним бывает очень тяжело.
   - Может не то говорите, или не так? - Шестерня ухмыльнулся, добавил с насмешкой: - У вас тут, как погляжу, многое через задницу делается.
   Сидящий по соседству мужик вдруг развернулся, неодобрительно сверкнув глазами, прогудел:
   - Ты что ли новый кузнец?
   - Вроде того. А что? - Шестерня приосанился.
   Мужик смерил собеседника оценивающим взглядом, буркнул:
   - Оно и видно. Больно много знаешь. - Помолчав, сказал задумчиво: - Пришлому судить сложно. Местным же виднее. Креномер, хоть и сердит, но справедлив. Всегда так было. Вот только последнее время...
   - Что, хмелем баловаться, по бабам шастать? - подсказал Шестерня.
   Мужик почесал в затылке, сказал, подбирая слова:
   - Уж не знаю, что приключилось, да только злее стал, жестче. Да и высох совсем. Никогда в теле не был, а тут совсем отощал. Будто изнутри что гложет. А по бабам нет, не шастает. Да и хмеля в рот не берет, даром что староста.
   - Вот потому и иссох! - произнес Шестерня наставительно. - Кто хмеля капли не берет, от здоровья не помрет. Ну и с бабами, само собой, тоже в рифму...
   - Много б вы понимали, - с обидой в голосе выкрикнул мелкий, седой мужичок. - На плечах у старосты вся деревня, дел не счесть! А тут еще эта напасть с иглошерстнями. Вот и мучается, сохнет.
   Сидящие поблизости начали поворачиваться, с интересом прислушиваться к беседе, качать головами, кто одобрительно, соглашаясь, кто наоборот, кривясь, как от горького. Сперва заговорил один, за ним другой, потом сразу несколько, и вскоре уже все орали в голос, размахивая руками и угрожающе тараща глаза.
   Пронзительный крик донесся снаружи, заметался под сводом, заставив спорщиков разом замолчать. Посетители замерли: раскрытые рты, настороженные взгляды, в глазах испуг и надежда - быть может послышалось? Тишина, ни звука. Губы расползаются в улыбках, кто-то с облегченьем выдыхает, кто-то промокает ладонью лоб - показалось. Лица преисполняются суровости, брови сходятся в черту - сейчас бы выйти, надавать по ушам шутнику, что б впредь было неповадно.
   Дверь чуть заметно дергается, с тихим скрипом начинает отворяться. Никак сам шутник пожаловал? Лица обращаются к выходу, челюсти сурово выдвинуты, в глазах вопрос. Дверь распахивается настежь, но проем пуст. Никого, лишь темный прямоугольник выхода, с бледными отсветами фонарей. В глазах вопрос сменяет разочарование, посетители отворачиваются, возобновляются разговоры.
   - Что это? Смотрите! - захлебывающийся, испуганный шепот вновь привлекает внимание.
   В распахнутом зеве выхода протаивает силуэт, но не тот, привычный, какие десятками снуют через порог, не вызывая интереса, другой: белесая шерсть, вытянутый череп, ряды острейших зубов и слепые бельма глаз. Иглошерстень!
   И вновь лица бледнеют, головы вжимаются в плечи, а в глазах, поднимаясь из глубин, плещется ужас. С улицы доносится захлебывающийся паникой вопль, мечется вокруг, помогая избавиться от наваждения. Сбросив оковы оцепенения, мужики подскакивают, начинают орать, размахивать руками. Кто-то падает под стол, замирает, прижимая к груди недоеденный кусок мяса, кто-то тоненько верещит, задавленный в общей толчее. Сразу четверо вцепились в скамью, угрожающе раскачивают, метя в обнаглевшее чудовище. Из-за стойки, не слышное в общем шуме, что-то выкрикивает корчмарь, тычет пальцем в сторону выхода.
   Шестерня решительно отодвинул миску, бросил:
   - Пока бока не намяли, давайте-ка отсюда выбираться.
   Он поднялся, бочком двинулся к выходу. Парни поспешили следом, с опаской поглядывая на творящуюся вокруг сумятицу. Возле входа возникла давка, те, кто успел выскочить в числе первых, отчего-то застопорились, встали стеной. Стоящие позади орали, били застрявших по затылкам, давили, что есть сил. От гомона звенело в ушах и зудело под черепом, однако и через этот шум то и дело доносились вопли боли, прерывающиеся угрожающим рычанием.
   Воспользовавшись моментом, когда проем освободился от чьей-то особенно широкой спины, и еще не успел забиться другими телами, Шестерня рванулся что есть сил, выметнулся наружу, остановился лихорадочно оглядываясь вокруг. Не оплошали и помощники, выкатились следом, встали по бокам, готовые отразить неведомую опасность, прикрыв собой мастера.
   Снаружи звуки стали ярче, прозрачнее, обволокли звенящим покрывалом. Где-то наверху тоненько завывает женщина, всхлипывает, заходясь рыданием, гулко грохочет металл, кто-то истошно вопит. Раз за разом раздаются размеренные удары, словно кто-то обнаружил каменную блоху, и упрямо пытается прибить молотом. Крики то нарастают, то прерываются, но раз за разом, упрямо и страшно, среди прочих звуков выделяется угрожающее рычание, чуждое и жуткое в непривычных слуху лязгающих вибрациях.
   - Иглошерстни, они ворвались в деревню! - воскликнул Бегунец в ужасе.
   - Но, как, ведь мы заперли врата? - сдавленно отозвался Зубило.
   Шестерня сплюнул, проворчал:
   - Врата эти только задницу чесать. Секиру Прародителя вашему кузнецу в печень. Пошли, разберемся.
   Вслушавшись в доносящееся сверху рычанье вперемешку с проклятьями, Бегунец воскликнул:
   - Наверх, там нуждаются в помощи!
   Однако, проклятья затихли, а миг спустя, откуда-то сверху пролетело грузное тело, с чавканьем впечаталось в камни внизу. Проводив несчастного взглядом, Шестерня задумчиво произнес:
   - Похоже, уже не нуждаются.
   - Тогда идем вниз!
   Зубило кивнул на лестницу, где, в десятке шагов, внизу, пещерник боролся с иглошерстнем. Раскрыв челюсти, и намертво вцепившись в сапог жуткими костяными крючьями, иглошерстень тащил добычу вниз, к выходу. Истошно вереща, мужик размахивал руками, хватаясь за все, до чего мог дотянуться, но пальцы не выдерживали, срывались, и несчастный съезжал все ближе и ближе к распахнутому зеву врат, где, пришедшие на помощь собрату, уже поджидают прочие твари, готовые наброситься, растерзать, разметать еще трепещущие кровавые ошметки.
   Народу все пребывало. Высыпавшие из корчмы посетители махали руками, бестолково перетаптывались, наперебой советовали, но, косясь на жуткую тварь, не спешили прийти на помощь. Зубло зарычал, рванулся, в несколько прыжков преодолев разделяющие ступеньки. Нож прыгнул в руку, угрожающе уставился на противника. Рядом зашуршало, сбоку возникло побледневшее лицо Бегунца, что выставил нож перед собой, донесся дрожащий голос:
   - Уверен, что сдюжим?
   - Сдюжим, чай не впервой, - выдохнул Зубило сдавленно. - Возле кузни же сдюжили. А ведь там потяжелее было...
   Глядя, как помощники замерли перед иглошерстнем в угрожающих позах, Шестерня брезгливо скривился. В желудке, разбавленная хмелем, колышется похлебка; в мышцах, оставшись от работы, разлита приятная слабость; свежий прохладный воздух потоком вливается в легкие. Наверняка и парни испытывают то же, не может быть чтобы не испытывали. И на тебе! Нет, чтобы просто наслаждаться жизнью, нужно обязательно ввязаться в драку, да не с орясиной, пусть даже в полтора раза больше и кулаками, что твоя голова, а с жуткой опасной тварью. Ну сожрет одного, ну утащит другого. Только и дел. Все воздух чище, да и места больше. Родные съеденного сами же потом и поблагодарят... Так ведь нет. Ну что за настырность?!
   С тяжелым вздохом Шестерня потащил из петли секиру, поправил щит, и решительно зашагал вниз. Заслышав за спиной шум, парни сперва вздрогнули, но, узрев мастера, обрадовано улыбнулись, пропуская, раздались в стороны. Меж тем ситуация не изменилась. Иглошерстень с прежним упорством тащит жертву вниз, мужик же орет, машет руками так, что не подойти, хватается за камни, но неумолимо скатывается все дальше и дальше.
   Стиснув кулаки от бессилья, Зубило прошипел:
   - Мы не достаем до твари! Ножи слишком коротки!
   - А лестница слишком узка, не обойти, - произнес Бегунец скороговоркой.
   - А чего за руки не вытянули? Испачкаться боитесь? - рявкнул Шестерня.
   Пряча глаза от стыда, Зубило прошептал:
   - Мы пытались, но... сил не хватило.
   Вкладывая секиру в петлю, Шестерня проворчал:
   - Вот ведь немощные... Ладно, небось втроем осилим, хватайте.
   Шесть рук протянулись, как одна, ухватили мужика, потянули. Иглошерстень ощутил сопротивление, вздыбил шерсть, глухо заворчал, однако тянуть не перестал. Шестерня сперва тянул вполсилы. Что уж там, втроем против пса, пусть и покрытого иглами! Но тело не подалось, словно мужик врос в ступени. Шестерня напрягся, стиснул зубы. Рядом, багровые от напряжения, застыли помощники. На висках набрякли жилы, глаза вытаращены, рожи перекошены, что значит, оба тащат изо всех сил. Но проклятая тварь на удивление сильна, просто невероятно! Уперевшись в ступени, тащит и тащит, не ведая усталости. Словно и не одна, а, вцепившись друг в друга, тащат еще десяток!
   - Не вытягиваем, - прохрипел Зубило, - не хватает сил.
   - Потому что работаем, - прорычал Шестерня. - После работы какие силы?
   - Но ведь не бросать же его! - воскликнул Бегунец, едва не плача.
   Шестерня мельком обернулся. Вся площадка позади забита народом, пещерники орут, машут руками, советуют наперебой, но подойти не спешат, с интересом наблюдая за происходящим. Кряхтя от натуги, Шестерня выдавил:
   - Не получается так, нужно по-другому.
   - Как? - Зубило повернулся, взглянул с мукой.
   - А ногу ему отрубим! И все дела.
   Мужик, что, казалось, давно потерял все силы, встрепенулся. В глазах, затуманенных болью и усталостью, протаял ужас. Он замотал головой, замычал, задергался. Послышался громкий треск. Не выдержав нагрузки, штаны лопнули. Вцепившийся в штанину иглошерстень покатился вниз по лестнице, мужик, наоборот, взметнулся вверх, с размаху влетев в орущую позади толпу. Шестерня завалился навзничь, едва успев прикрыться руками от рухнувших сверху помощников.
   Дальше все смешалось. Вопли испуганных пещерников, грохот доспехов, леденящий душу вой. С трудом поднявшись, Шестерня едва успел отшатнуться, когда мимо, едва не сбив с ног, пронеслось белесое. Еще один иглошерстень! За ним следом возник еще, однако, помощники успели подняться, и, ощутив препятствие, он просто метнулся в сторону, перелетев боковину, исчез в черноте внизу.
   - Получилось! - Зубило сжал кулак, оскалился зло. - Кто сказал, что не справимся?
   Бегунец улыбнулся, подскочил к спасенному, что застыл, вперив глаза в пространство, затряс, раз за разом повторяя:
   - Очнись, очнись же, все закончилось.
   Под многочисленными ногами заскрипели камушки, воздух заполнился гомоном. Толпа, что до того стояла поодаль, набежала с радостными воплями. Их окружили, принялись теребить, одобрительно похлопывать по плечам. От голосов зазвенело в ушах, а от улыбок и лиц перед глазами началось мельтешение, так что Шестерня несколько раз с силой протер лицо, принялся потихоньку пятиться, стремясь выбраться из не в меру дружелюбных объятий.
   - Что происходит?
   От скрипучего голоса за спиной Шестерня вздрогнул, стремительно развернулся. Пятью ступеньками ниже стоит Креномер, руки скрещены на груди, губы поджаты, в глазах холод.
   - Я спрашиваю, в чем дело? - повторил староста требовательно.
   - Так ведь иглошерстни напали, - отозвался кто-то бодро.
   Креномер вопросительно вздернул бровь, спросил едко:
   - И вы собрались, чтобы обсудить эту замечательную новость?
   - Так ведь уже прогнали, - отозвался тот же голос, но уже не столь уверенно.
   - Всех? - В голосе старосты звякнул металл. - Я спрашиваю, всех прогнали?
   - Кто ж ведает... - едва слышимый, отозвался кто-то. - Шуму не слыхать больше, видать всех. Вот только знать бы, как в деревню проникли.
   Креномер перевел взгляд, отыскивая собеседника, произнес жестко:
   - Не уверен - проверь. Все проверьте! А что б твари по деревне не шастали, врата научитесь запирать.
   - Неужто не заперты? - ахнул кто-то.
   - Заперты. - Староста кивнул. - Сейчас заперты. До того нараспашку были.
   Народ заволновался, послышались возгласы:
   - Кто мог забыть?
   - Кто последний выходил, тот и забыл.
   - А кто последний?
   Креномер поднял руку, так что селяне враз замолчали, сказал с нажимом:
   - Кто выходил - узнаем вряд ли, да и не столь важно. Но, на будущее, будьте внимательнее. Твари смелеют, появляются чаще. Боюсь, дальше будет лишь хуже.
   Он двинулся вперед. Толпа разошлась, уступая дорогу. Пройдя мимо Шестерни, Креномер остановился, обернувшись, бросил:
   - Мы говорили о двух седьмицах? Даю тебе одну!
   Креномер ушел, остальные побрели следом. Косясь на уходящих, Бегунец с ужасом прошептал:
   - Ведь последние были мы. Неужели... не заперли?
   - Заперли, я точно помню, - бросил Зубило хмуро. - Скажи, мастер?!
   Ощутив на себе взгляды помощников, Шестерня дернул щекой, откликнулся в раздраженье:
   - Заперли, не заперли - сейчас без разницы. Меня другое волнует - как в седьмицу управимся?
   Бегунец отмахнулся, сказал беззаботно:
   - Управимся, какие сомненья. - Помолчав, произнес озадаченно: - Кстати, мне одному показалось, или Креномер действительно шел снизу?
   - Снизу и шел, - подтвердил Шестерня. - А что не так?
   Бегунец помялся, произнес неохотно:
   - Вы ничего такого не подумайте, просто, непонятно, как он с иглошерстнями разминулся.
   Шестерня и Зубило посмотрели на Бегунца, затем переглянулись. И если лицо мастера почти не изменилось, то на лбу помощника залегли глубокие складки - отражение тяжелых сомнений.
  
  

ГЛАВА 14

  
   Время слилось в неразрывный поток, наполненный звоном металла, блеском огня и льющимся из горнила удушающим жаром. Грохот молотов, разносящийся эхом далеко окрест, уже не казался громким, а пылающее в очаге яростное пламя не обжигало глаза. Мягкие, сочащиеся сукровицей волдыри на ладонях сменились мозолями, что крепли день ото дня, становясь все толще и тверже. Мышцы на руках и плечах ощутимо окрепли. Если поначалу под конец работы трудно было шевельнуть и пальцем, то уже вскоре Зубило с Бегунцом легко управлялись с работой, по мере усталости сменяя друг друга. Короткая передышка, пока один, оставив молот, подходит к мехам, а другой становится на его место, и вновь поток воздуха с гулом подхватывает пламя, а от наковальни во все стороны брызжут веселые искры.
   Шестерня дела основную работу сам, позволяя помощникам вмешиваться лишь в самом начале, когда заготовка еще груба, и одним - двумя косыми ударами дело не испортишь. Не обошлось и без промахов, когда наполовину откованная заготовка отправлялась обратно в огонь, а Шестерня, глядя на побагровевшего от стыда помощника, укоризненно качал головой. Однако, парни старались не на шутку, и вскоре, с разрешения мастера, уже вовсю работали молотами, выделывая такое, о чем совсем недавно и помыслить не могли.
   Когда, тяжело дыша, и исходя потом, помощники усаживались в угол, доставая из мешков, и раскладывая в миски пищу, Шестерня вставал за столешницу, прихлебывая из горшочка хмель, с сосредоточенным лицом исписывал рунами цифр блестящую металлическую пластину, причем, писал настолько мелко и заковыристо, что ни Зубило, ни Бегунец, заглядывая в записи по случаю, ничего не могли разобрать.
   Время от времени к кузне подходили деревенские, толклись у входа, с интересом осматривали лишь только намеченные заготовки и уже готовые изделия, ахали, тянули руки. И развлекались таким образом до тех пор, пока Шестерня не выходил из себя и не выгонял любопытствующих наружу "воздухом подышать". Вместе с мужиками приходили и женщины, но, в отличие от беспечных товарищей, приносили мешочки с пищей и даже горшки с хмелем. Женщин Шестерня привечал особо, широко улыбаясь и источая любезности, поспешно освобождал от груза, однако, едва подходило время, безжалостно выпроваживал вместе с остальными.
   Староста так и не появился. Зубило и Бегунец не переставали изумляться, но Шестерня лишь отмахивался. Креномер ничего не обещал, да и деревенские заходили лишь от избытка времени. К тому же иглошерстни по-прежнему никуда не делись, и хотя, последние дни чудовищ никто не видел, прогулки за пределами деревни по-прежнему оставались опасным занятием. Было бы странно, если бы Креномер глава деревни, шастал по темноте в поисках приключений, подобно набравшимся хмеля селянам. К тому же заказчик, как подсказывал опыт, предпочитал видеть готовый результат, а не любоваться недоделками. А уж опыта в подобных вещах, чтобы не задаваться ненужными вопросами, Шестерне хватало с избытком.
   Молот с грохотом ударил в последний раз, отброшенный, упал, обиженно звякнув. Зубило с облегченьем выдохнул, произнес:
   - Все, закончили. Работа сделана.
   Шестерня осмотрел накрывшую петлю шляпку костыля, кивнул, после чего уперся во врата, хорошенько тряхнул, раз, затем еще раз, опустив руки, с удовлетвореньем произнес:
   - Хорошо стоит, словно влитая.
   Тяжело дыша, Бегунец выдавил с бледной улыбкой:
   - А могло быть по-другому?
   - Могло. - Шестерня пожал плечами. - Делали, считай, наспех. Да и камень здешний не из крепких.
   - Что значит наспех? - Бегунец распахнул глаза. - Мы ж не спали, не ели, работали до изнеможения!
   - Если это наспех, я даже боюсь спросить, что считать основательным, - кривя губы, произнес Зубило сердито.
   - Основательно? - Шестерня усмехнулся. - Когда ближайший схрон разрастется вдесятеро, вместив поколения поколений; когда о последний дом в деревне распадется прахом; когда, источенная полостями, скала сомнется под собственным весом, а врата по-прежнему будут стоять. Вот что значит основательно!
   Зубило открыл и закрыл рот, так что лязгнули зубы. Глядя на ошарашенное лицо товарища, Бегунец криво улыбнулся, сказал с дрожью:
   - Не расстраивайся. Ведь мастер просто пошутил. Правда, мастер? Такого просто не может быть.
   Он искательно заглянул в глаза Шестерне, отыскивая подтверждение своим словам, но тот остался серьезен, лишь произнес задумчиво:
   - Сам я не видел, но, говорят, где-то в глубинах, скрытые от стороннего взгляда, хранятся остатки древних.
   - Древних... кого? - поинтересовался Зубило насторожено.
   Шестерня пожал плечами.
   - Не знаю. О них не осталось памяти.
   - А что осталось? - Глаза Бегунца зажглись любопытством.
   - Остались строения: шахты, тоннели, полости, уходящие вглубь и вширь, вырубленные в сплошном монолите крепчайшей породы.
   Зубило поморщился, спросил недоверчиво:
   - И что же там, внутри? Для чего все это было возведено?
   - Кто ж знает? - Шестерня пожал плечами. - Кто не был, не скажет, а кто был... не скажет тем более.
   - Почему не скажет? - голос Бегунца прозвенел испуганным колокольчиком.
   - Потому как не возвращались никто, - ответил Шестерня сурово.
   - А известно откуда? - Зубило хмыкнул. - Коль не возвращаются.
   - Ну, некоторые все же возвращаются, - ответил Шестерня уклончиво. - Да только не надолго.
   - Почему? - Две глотки исторгли вопрос одновременно.
   - Умирают.
   - Но... почему?
   - Кто ж знает, - произнес Шестерня зловеще. - Древние не любят, чтобы их тревожили, даже если останки давно распались в прах, а в шахтах давно и прочно обосновался безмолвный мрак. Тянутся, незримые, высасывают из рискнувших потревожить сон, безумцев, жизненные соки.
   Шестерня придал лицу зловещее выражение, сумрачно взглянул на помощников. Бегунец не жив не мертв от страха. Даже Зубило, обычно недоверчивый и расчетливый, побледнел, испуганно оглядывается, стараясь делать это незаметно. Дети, да и только. Чего не наплети, все на веру. И хотя, об остатках древних построек посетители корчмы действительно порой говаривали за чаркой хмеля, но, сказать наверняка, существуют ли таковые, и что таят, не мог никто.
   Прервав затянувшееся молчание, Шестерня проворчал:
   - Ладно уже, закончили, и то хорошо. Я уж думал не успеем. Ан нет, уложились. Если вопросов больше нет - идите, отдыхайте. Хотя... даже если и есть, идите все равно. Мне тоже прерваться не помешает, да и горло бы неплохо промочить. А разговоры разговаривать после будем.
   Парни немного помялись, однако усталость взяла свое, и, подхватив инструмент, оба затрусили по проходу в сторону выхода, чтобы короткое время спустя, дойдя до деревни, упасть в кровати, провалившись в глубокий живительный сон. Прислушиваясь к затихающему похрустыванию камушков, Шестерня обвел взглядом результаты работы. Прочная, во всю ширину, и от основания, до свода, проход перегородила заплатка. Собранная из толстенных штырей, соединенных прутами поменьше, и обшитых металлическими листами, вбитая в плоть скалы десятком мощных костылей, заплатка казалась монолитной.
   Ворота тоже получились не плохо. Усиленные петли, могучий запор - так просто не вышибешь, даже если с противоположной стороны подогнать таран. Однако, даже с тараном враги не преуспеют. Место выбрано так удачно, что за вратами, почти сразу, проход круто поворачивает, не размахнуться толком, ни разбежаться для удара. Шестерня со вздохом поднялся, немного постоял. Хоть и покрепче парней, хоть и привычен к работе, а устал ощутимо. Все же работать в таком темпе тяжеловато, что ни говори.
   Он взял фонарь, еще раз тщательно осмотрел заплату с обоих сторон. Все на месте, все в порядке. Клепки, как и костыли, забиты намертво, штыри не шелохнуться, хоть тряси изо всех сил, створка врат подходит плотно, не просунуть и лезвие ножа. Креномер будет доволен. Подняв фонарь, Шестерня вышел за ворота, постоял, задумчиво глядя в черноту. Где-то там, в глубине, свили гнездо жуткие твари, что охотятся на пещерников, утаскивают, чтобы пожрать во тьме и ужасе. Однако, местным повезло, и теперь деревня отгорожена от хищников надежным заслоном. И хотя с позвякиванием золотых самородков не сравниться ничто, чувствовать себя спасителем селян тоже приятно.
   Притворив створку, и задвинув засов, Шестерня двинулся назад. Миновав проход, он остановился, ненадолго задумался. Хорошо бы отдохнуть, выспаться, сбросить ставший за последнее время уже привычным, но по-прежнему тяжелый, панцирь, вытянуть ноги, хлебнуть хмеля. Однако, время не ждет. Работа выполнена в срок, и в срок должна же быть и сдана. К тому же хмеля в кузне на пару глотков, чего не хватит на полноценный отдых ни под каким видом, так что...
   Мысль еще замедленно ворочалась, а ноги уже направились в нужном направлении, и вскоре впереди замерцала огоньками деревня. Тихо лязгнув, врата остались позади. Мгновенье поразмыслив, стоит ли закрываться теперь, когда, без ведома жителей, в деревню не проберется ни единое живое существо, Шестерня все же запер врата, неспешно двинулся вверх.
   Зажмурившись, и стараясь не вдыхать витающие вокруг чудесные запахи пищи, Шестерня миновал корчму. Хмель, пища - все потом. Сперва нужно закончить дело, ну а после, с облегченным сердцем и потяжелевшим кошелем, можно смело идти в корчму, чтобы отпраздновать удачное завершение работы.
   Один поворот, второй. Лестница плавно загибается, минуя ярус за ярусом. Вот уже деревня позади, последние ступени, и из сумрака выдвигается дом старосты, такой же потрепанный и суровый, как и сам хозяин. Ухмыльнувшись сравнению, Шестерня толкнул дверь, ввалился внутрь. Не поднимаясь из-за стола, Креномер скосил глаза, поинтересовался:
   - Новости?
   - Работа готова, - выдохнул Шестерня. - Принимай.
   - Прямо сейчас? - Брови старосты влетели на лоб.
   Шестерня повел плечами, так что доспех угрожающе скрипнул, произнес рассудительно:
   - А чего тянуть. Я работу сделал вовремя, будь добр и ты, вовремя прими. - Заметив, как староста нехотя поднимается из-за стола, добавил: - И про оплату не забудь, возьми с собой, сколько уговорено.
   Брови старости сошлись в стрелку, он произнес сухо:
   - Камни не малой цены. Стоит ли рисковать?
   Шестерня поинтересовался с невинной улыбкой:
   - В чем же риск? Свои не возьмут, а чужих у вас не бывает. Касаемо иглошерстней... Так нет их больше, и не будет. Работа на совесть сделана. Можно бы потом и вернуться, но уж больно ты высоко забрался, не хочется сапоги топтать.
   Креномер побарабанил пальцами по столу, и хотя глаза нехорошо блеснули, сказал примирительно:
   - Что ж, так и поступим.
   Староста прошел в угол, открыл ларь, зашуршал. И хотя так и подмывало заглянуть через плечо, Шестерня отвернулся, с подчеркнутым любопытством принялся созерцать трещины на потолке. Хлопнуло, заскрипели шаги, затихли рядом. Повернувшись, Шестерня наткнулся на внимательный взгляд старосты, поспешно выдвинулся из дома.
   По деревне шли молча, лишь когда под ногами зачавкала земля грядок, староста произнес:
   - Пойдем к ближайшей тропе. Ведь там установлены врата?
   Шестерня хмыкнул:
   - Еще бы не установлены. Все же самая нахоженная дорога. Но, не лучше ли начать с дальней, и уже оттуда вернуться, обойдя все, по-очереди?
   Не терпящим возражений тоном Креномер бросил:
   - У меня нет столько времени, чтобы осматривать все тропы.
   Шестерня отвесил челюсть, сказал неверяще:
   - Ты не проверишь работу лично?
   Креномер пожал плечами, сказал с нетерпением:
   - Повторюсь, время не терпит. А чтобы оценить работу полностью, не обязательно смотреть все, достаточно одного элемента.
   - Но... если где-то вкралась досадная недоделка, или... я попросту тебя обманул? - пробормотал Шестерня ошарашено.
   Староста отмахнулся, сказал с великолепным презреньем:
   - В тех, кому доверился, я не сомневаюсь. Тебе же я доверяюсь полностью. А теперь идем.
   Креномер зашагал вперед, двигаясь точно по тропке, и почти не глядя под ноги. Шестерня заспешил следом, и хотя подсвечивал фонарем, нет - нет, да соступал с засыпанного песком и камушками пути, с чавканьем проминал землю, удивляясь про себя, откуда староста, большую часть времени проводящий в глубине деревни, так хорошо знает тропу, что не сбивается с шага даже на самых крутых изгибах.
   Вскоре впереди зачернел провал прохода, а немного погодя фонарь выхватил из тьмы металлические бока свежеустановленной заплатки. Креномер окинул взглядом преграду, произнес в раздумье:
   - На вид достаточно надежна.
   - Что на вид, ты потряси, попробуй! - воскликнул Шестерня.
   Пропустив слова мимо ушей, староста спросил:
   - А врата... ты сделал, как я просил?
   - Конечно. - Шестерня обиделся. - Ты наказал, я сделал.
   - То есть открыть можно лишь с той стороны?
   - Да ты не спрашивай - попробуй, - проворчал Шестерня. - Всего и дел, что засовом щелкнуть. Дольше разговаривать. - Оставив фонарь Креномеру, что осматривал, трогал, проверял, для большего удобства, Шестерня прошел за врата, сказал с гордостью: - Все, как и договаривались: красиво, прочно, качественно. Смотри, смотри внимательнее, чтобы сомнений не возникло. Если в тупиках обычная решетка, то тут конструкция усилена дополнительными соединениями, да листами в два слоя обшита. Не то что руку - палец не просунешь! Ну что, доволен?
   Гордо улыбаясь, Шестерня повернулся, и в этот момент врата с шорохом затворились, вжикнул засов. С той стороны, приглушенное преградой, донеслось:
   - Вполне.
   Шестерня сморгнул. В голове еще ворочаются мысли, складываясь в красивые словеса, но в груди заныло от нехорошего предчувствия. Отбрасывая неуместный страх, Шестерня сделал шаг, прижавшись к двери, произнес, стараясь, чтобы голос не дрожал:
   - Я и не сомневался. Кстати, не забудь отодвинуть засов, мне тут, без света, не очень сподручно.
   С той стороны зашуршало, лучики света сдвинулись, побежали в стороны, как если бы фонарь вдруг начал удаляться. Один, без оружия, без света, запертый на ведущей в никуда тропе. Шестерня ощутил, как ноги слабеют, а на голове шевелятся волосы. С трудом пропихивая слова, через стиснутое спазмом горло, он прошептал:
   - Креномер, открой. Это не самая уместная шутка. К тому же мы еще не рассчитались.
   Шуршанье камушков стихло, донесся насмешливый, полный издевки голос:
   - Не рассчитались, разве? А по-моему более чем. Надеюсь, возведенная тобой конструкция достаточно прочна, чтобы выдержать по крайней мере одного пещерника. Прощай, мне действительно некогда. А что касается тебя... Говорят, здесь водятся иглошерстни. Так что скучать, ха-ха, не придется.
   Зашуршали и стихли шаги. Бьющие из щелей лучики потускнели, истаяли и вскоре уже ничто не нарушало безмолвное спокойствие охватившей тропу пронизывающей тьмы.
  
  

ГЛАВА 15

  
   Одеяло укутывает тело мягким пологом, от скрытого за стеной отводка с горячим воздухом веет приятным теплом, успокаивающе поскрипывает дверь, навевая дрему и погружая в сонное оцепенение. Бледный отсвет фонаря тускло мерцает, покачиваясь, плывет по комнате, словно волшебный глаз. Скрипящая дверь... Плывущий фонарь... Что происходит?!
   Креномер подхватился, сбросив одеяло, сморгнул, неотрывно уставился на соткавшийся посреди комнаты темный силуэт, бросил сердито:
   - Кто ты, и что ищешь?
   Силуэт покачнулся, разом приблизился. Фонарь подлетел следом, выхватил из сумрака окаймленное огненной шевелюрой лицо. Лицо нехорошо усмехнулось, выдало:
   - Что делаю? Ищу заработанное. А кто я... Неужели успел забыть?
   Креномер побледнел, прошептал ошарашено:
   - Шестерня... Но... как ты сумел? Ведь врата можно открыть лишь изнутри!
   - Плох тот мастер, что не откроет собственные врата.
   Кулак взметнулся, ударил коротко и зло, выбив сознание, и отбросив старосту на кровать. Удовлетворенно кивнув, Шестерня отряхнул руки, задумчиво огляделся. Стол, табуреты и кровать... ничего интересного, а вот здоровенный ларь в дальнем углу - то что надо.
   Шестерня подошел ближе, установив фонарь на стул, поднял крышку. Одежда, стопка исписанных рунами пластин, мелкая утварь. Руки замелькали, перебирая и откладывая, извлекая все новые и новые вещи. Так что вскоре ларь опустел, а рядом, на полу, выросла изрядная горка. По мере приближения ко дну, Шестерня хмурился все больше, желваки вспухали, а губы сжимались в тонкую полоску, когда, отбросив очередную рубаху, пальцы наткнулись на коробочку.
   В сомнениях кусая губы, Шестерня извлек коробочку, поддел крышечку ногтем, сколупнул. Разноцветные камни заиграли гранями, заискрилась в отсветах фонаря драгоценная пыль, тускло заблистали золотые самородки. Складки на лбу расправились, а губы растянулись в улыбке. Не зря старался, в очередной раз топал через всю деревню, карабкался на самую верхотуру. Не обманул Староста, расплатился, хоть и без особого желания, но все ж таки. А ведь мог.
   Сокровища могли оказаться не в удобном для поиска месте, а где-нибудь в стенке, упрятанные в незаметный тайник, замурованные в пол, а то и вовсе вне дома. Пряча драгоценности, староста явно не усердствовал. Или все не так просто, и, предвидя подобный исход, Креномер убрал основные сокровища куда подальше, для отвода глаз оставив коробочку с жалкой горсткой? Ведь то, что сейчас пересыпается в притороченный к поясу кошель, половина, если не треть от оговоренного. Хорошо бы увести старосту в кузню, да поговорить по душам, для пущей памяти приложив к бокам одну - две неостывшие заготовки.
   Шестерня недобро покосился на Креномера, но лишь сплюнул. Незамеченным за пределы деревни не выйти, а объяснять местным, куда это он направляется со свисающим с плеча старостой, явно не с руки. Не поймут и не одобрят. Хотя могли бы и помочь. Ведь чьими усилиями деревня спасена от чудовищ? Благодаря кому жители могут спать спокойно, без страха выходить за околицу, вволю рыться в грядках? Никакой благодарности!
   От кровати послышался шорох, Креномер шевельнулся, со стоном приподнялся, метнув исполненный ненависти взгляд, прохрипел:
   - Рано радуешься. Далеко тебе не уйти.
   Шестерня деловито забросал вещи на место, не особенно заботясь об аккуратности, захлопнув крышку, подошел, спросил насмешливо:
   - Попытаешься меня остановить?
   Староста вперил гневный взгляд, прошипел:
   - Тебя остановят. Но не я, другие. И гораздо раньше, чем думаешь.
   Шестерня покачал головой, сказал укоризненно:
   - И вот так всегда. Нет бы накормить, напоить, выдать за отличную работу пару увесистых самородков сверх оговоренного. Все грозятся, обсчитать норовят.
   Он взмахнул рукой, но передумал, и, не долетев до головы старосты всего чуток, кулак распался, пальцы сложились кольцом, напряглись. Щелбан разорвал тишину громким хлопком. Охнув, Креномер закатил глаза, упал на постель, словно от доброго удара. Потерев ушибленный палец, Шестерня хмыкнул, бросив на старосту прощальный взгляд, покинул негостеприимный дом.
   Кузня встретила затухающим мерцанием горнила, слабым, словно затуманенный слезами прощания взгляд. Шестерня прошелся по пещерке, коснулся рукой инструментов, постоял возле наковальни, пошуршал окалиной, сметенной в аккуратную горку, возле стены. За недолгое время работы он как будто сроднился со всем этим железом, что сейчас лежит мертвыми кусками, но стоит заняться делом - оживает, обретает душу и характер.
   В заплечном мешке, удобно устроившись, лежит запас пищи, упираясь в бок твердым, топорщит ткань наполненный хмелем горшок. Плотно свернутая рубаха, запасные штаны... вроде бы все на месте. Подкинув в очаг горсть топлива, Шестерня еще раз окинул взглядом помещение, в свете ярком вспыхнувшего пламени тщательно осмотрел углы. Кузня подарила все что могла, послужив недолгим, но надежным убежищем, одарив комплектом неплохой защиты, ну и конечно позволив закончить работу, немыслимую без множества простых, но крайне необходимых инструментов.
   Рука коснулась подвешенного к поясу мешочка. Шестерня мгновенье размышлял, затем отвязал мешочек, порывшись, извлек пару небольших блестящих камней: синий и зеленый, шагнул к наковальне. Помощники, что сейчас наверняка видят десятый сон, отсыпаясь после напряженной седьмицы, рано или поздно выспятся, придут в кузницу. И хотя обоим еще очень далеко до настоящих мастеров, и вреда от каждого было больше чем помощи, парни заслуживают награды.
   Наковальня отлично видна, не заметить блистающие огоньки камней невозможно. А чтобы ненароком не подумали, что он оставил драгоценности случайно... Камни легли на измятую многочисленными ссадинами от ударов поверхность металла. Палец дважды уткнулся в покрывшую наковальню окалину, коротким движением вычертил по символу - начальной руне в имени каждого, отодвинулся. Секира заняла место в петле, щит повис на крюке у пояса. Шестерня выдвинулся из кузни, притворив врата, вставил в петлю колышек засова, и, не оглядываясь, зашагал прочь.
   На перекрестке, где тропинка разделяется на трое, Шестерня остановился, в задумчивости взъерошил бороду. Куда податься, если ты не местный, указателей нет, и все тропы ведут в неведомое? Попытаться ли вернуться назад, чтобы найти Баламута, припомнив неудачную шутку, или уже демон с ним? Сейчас и не вспомнить, в каком именно отнорке он наткнулся на Бегунца и Зубилу. К тому же, вполне может оказаться, что нужная тропа перекрыта заплаткой, поставленной собственными руками. А если не перекрыта, то ползти через обжитый ядовитой мошкарой прощелок тоже не с руки. А ну как случайно заденешь плечом стену, а то и чихнешь, обрушив накопленную под сводами едкую гадость на голову? Пусть Баламут подавится своим искрецом, тем более, пояс оттягивает туго набитый мешочек, хоть и не такой увесистый, как мог бы быть, но достаточный, чтобы охладить излишний пыл.
   Поразмыслив, Шестерня двинулся напрямую. Ноги то и дело оскальзывают, съезжают в жирную, как растопленное сало, землю. И как местные живут в такой грязи? Это ж не пещера - сплошное отхожее место. А еще кругом грядок понаделали, взращивают нечто непонятное, едят! Хорошо, что работа окончена, и можно уйти. Еще немного, и он сам бы начал есть всякое, забыв, что совсем недавно это росло на грядках, в грязи и жиже, густо сдобренное невольными помощниками грядководов - пискунами.
   Дойдя до прохода, Шестерня остановился, задумался, мучимый сомнениями, ту ли дорогу выбрал, не лучше ли, пока не поздно, свернуть, направиться в другую сторону? Однако, лишь махнул рукой. Куда не шагай, все едино. Если идешь с целью, раньше или позже, ближе или дальше придешь в нужное место. А цель никуда не делась, вот она, оттягивает пояс. Еще столько же, и можно подыскивать удобное место для строительства, а если повезет, и подвернется особо хорошая работа, то и перекупить уже готовую корчму. Наверняка кому-то наскучило стоять за стойкой, глядеть на опухшие рожи, и слушать хмельной бред посетителей, и давно хочется променять набивший оскомину угол на привольную, полную странствий, жизнь. Почему бы ни помочь несчастному? Особенно, если договориться о цене ко всеобщему удовольствию. Ведь на странствия много не надо, знай себе - гуляй налегке, любуйся красотами. Разве не так?
   Из-за поворота вынырнули врата, блеснули сурово, но приветливо. Шестерня невольно улыбнулся. С гордостью оглядел работу. Хороши! Что бы ни говорил Креномеру, а открыть удалось с большим трудом, да и то, потому как вспомнил одну хитрость. Перед внутренним взором на миг всплыло лицо старосты. Шестерня хмыкнул, скривил губы в насмешке, вспоминая последние слова Креномера. Кто должен остановить, зачем, а главное, когда? Если верить старосте, нужно держать ухо востро. Да только от кого держать-то? От мужичья местного, что за околицу меньше чем гуртом выйти боится?
   Слуха коснулся тихий шорох. Шестерня насторожился, вслушался. Ничего. Пожав плечами, он миновал врата. Шаг, другой. И вновь шорох. Будто впереди, во тьме, кто-то перебирает лапками, осторожно, мягко, словно приглашая поиграть. Только почему-то по спине разбегаются мурашки, а волосы на загривке встают дыбом, и хочется бежать как можно дальше, выплескивая накатывающий темный ужас в стремительном, безумном беге.
   Впереди замаячило белесое. Миг, и в круг света вдвинулась тварь. Покрытый белесой шерстью продолговатый череп, слепые бельма глаз, усаженные острейшими зубами челюсти. Шестерня нахмурился, пробормотал чуть слышно:
   - Решил свести счеты? Что ж, иди сюда, посмотрим, чья возьмет.
   Рука коснулась оглавья секиры, вторая легла на щит. Ухмыляясь, Шестерня потащил оружие, когда вновь раздался шорох, но на этот раз за спиной. Чувствуя, как холодеет в груди, он медленно обернулся. Позади, на самом крае светового круга, две бледные тени. Взгляд еще не успел охватить, но в сердце ледяной занозой пронзила безысходность. Несколько мгновений твари принюхивались, затем, издали короткий рык, и одновременно прыгнули.
  
   - Надеюсь, мастер оценит, - бросил Бегунец, покачивая горшочком. - Взял у корчмаря лучший хмель. По крайней мере, так он сказал.
   - Полагаешь, мастер уже проснулся? - Зубило отодвинул врата, выпустив товарища, задвинул засов врат.
   Бегунец фыркнул, сказал назидательно:
   - Мастер отдыхает меньше любого из нас, а работает больше. А уж сколько мы спали в этот раз боюсь и представить. - Проследив за манипуляциями спутника, спросил с удивленьем: - Зачем ты запираешь врата, ведь деревне ничто не угрожает? Мы же своими руками перекрыли все тропы.
   Зубило помялся, сказал с виноватой улыбкой:
   - Даже и не знаю. Наверное, привычка.
   - Пора отвыкать! - Бегунец подмигнул. - Даром что ли руки мозолил? Такую работу провернуть.
   Они двинулись по тропке, перекидываясь шутками и вволю смеясь. По мере приближения к кузне, разговоры затихли. Оба что есть сил вслушивались, стараясь уловить знакомый перезвон молота, но слух будоражил лишь шорох камней под ногами да биение разгоряченных дорогой сердец.
   Взглянув на спутника, Бегунец сказал в затрудненье:
   - Наверное, у меня что-то с ушами. Ничего не слышу.
   - Похоже, с ушами что-то у обоих, - откликнулся Зубило с тревогой.
   - Может, мастер отдыхает, или занимается расчетами? - спросил Бегунец упавшим голосом.
   Зубило поморщился, отрезал:
   - Подойдем - увидим. Чего гадать?
   Скрежетнув, засов покинул петлю, врата отворились, пропуская гостей. Остановившись на пороге, парни замерли. Зубило поднял фонарь повыше, окинув помещение взглядом, произнес:
   - Никого.
   Бегунец сглотнул, сказал жалобно:
   - Может, он в кладовой, а то и вовсе ушел в деревню? И мы разминулись совсем немного.
   Зубило покачал головой, сказал мрачно:
   - Отсюда до деревни одна тропа, вряд ли он пошел по грядкам.
   Не желая сдаваться, Бегунец произнес неуверенно:
   - Так может он в корчме, или пошел в гости... к кому-нибудь.
   Зубило вздохнул, ответил:
   - В корчме мы только что были. А что до гостей... нет у него здесь знакомых, чтобы по гостям ходить.
   - Тогда что же? - выдохнул Бегунец едва слышно.
   Зубило помолчал, произнес с грустью:
   - В очаге полностью выгорели все угли. Такого никогда не было. Он... ушел.
   Бегунец понурился. Хотя он давно догадался, разум усиленно гнал неприятную мысль. Однако, стоило товарищу произнести тяжелые слова, как реальность проявилась во все своей пугающей неприглядности. На краю зрения маячит Зубило, подсвечивает фонарем, что-то говорит, пытается бодриться, за маской пренебрежения скрывая болезненные переживания и чувство потери.
   Больше никто не направит руку с молотом, не ободрит уместной шуткой или незлобливым ругательством. Рыжая шевелюра не блеснет приветливо и ярко. Огонь не озарит почерневшие от копоти стены. Оставшись без хозяина, кузня надолго погрузится во тьму и уныние. Когда еще найдется умелый кузнец, что возьмется за работу, оживив окрестности веселым звоном, да и найдется ли вообще?
   - Постой, а это что?
   Голос Зубилы выдернул из забытья, отвлек от грустных мыслей. Повернув голову, Бегунец взглянул на товарища, что недвижимым изваянием застыл над наковальней. Взгляд невольно сместился, остановившись на месте, куда прикипели глаза спутника. На засыпанной окалиной поверхности засверкали искры, словно два глаза, в окружающей серой черноте удивительно чистые и прозрачные: зеленый и голубой. Бегунец приблизился, затаив дыхание, спросил:
   - Что это, мастер забыл награду?
   Зубило расплылся в улыбке, сказал потеплевшим голосом:
   - Не забыл, а оставил. Видишь, над камнями выписаны руны: "З" и "Б"? Это камни на память. На память нам.
   Осторожно, словно величайшую драгоценность, Бегунец поднял камень, стряхнув на ладонь, покатал, любуясь переливами, прошептал потрясенно:
   - Он не только мастер, но и великой души пещерник. Оставить такое...
   Зубило поморщился, сказал с легким недовольством:
   - Ну, уж прямо и такое. Обычные драгоценные камни. Кстати, не такие уж и большие. Да и мы, если подумать, поработали изрядно, так что вознаграждение в пору.
   Бегунец покачал головой, сказал упрямо:
   - Вознаграждением стали наши знания, а это - на память.
   Под скептическим взглядом Зубилы он отвернулся, спрятал камушек в разрез на поясе, а когда повернулся, товарищ поспешно запихивал рубаху за пояс. Поискав взглядом, и не найдя второго камня, Бегунец улыбнулся, спросил с грустью:
   - И что теперь?
   Зубило пожал плечами, сказал в раздумье:
   - Не знаю. Там будет видно. А сейчас уйдем отсюда. По крайней мере, пока.
   Жалобно, словно прощаясь, скрипнула дверь, улегшись на место, недовольно лязгнул засов. Кузница осталась позади, растворилась во мраке. Бегунец шагал механически, не глядя вокруг, ощущая на душе щемящую пустоту. Взгляд то касался дорожки, то взмывал, уходя в сторону, возвращался вновь. Время от времени в поле зрения попадала дорожка, раз от раза вызывая смутное недоумение и дискомфорт. Наконец, Бегунец нахмурился, сфокусировал взгляд, пытаясь понять, что именно кажется странным.
   - Смотри! - Он ткнул рукой в дорожку. - Знаешь что это?
   Оторванный от размышлений, Зубило поморщился, взглянул в указанное место.
   - Следы. Ну и что?
   - А знаешь, чьи это следы? - Бегунец засиял от радости едва не сильнее фонаря.
   Зубило всмотрелся внимательнее, пожал плечами.
   - Не знаю. Кто-то шел, то и дело наступая мимо дорожки. Довольно странно.
   - А ты не догадываешься, кто в наших местах, вместо того, чтобы пользоваться нормальной дорогой, вытаптывает грядки?
   Зубило ахнул, воскликнул потрясенно:
   - А ведь и в самом деле! Мастер вечно ругал дороги и не смотрел под ноги. Это его следы.
   - И не просто следы, а последние следы! - произнес Бегунец победно. - Смотри, почва еще не успела затянуться. Пойдем, посмотрим, куда он направился.
   - Думаешь, стоит? Он принял решенье, и он ушел. Не все ли равно куда?
   Зубило засомневался, однако Бегунец уже устремился вперед, и, чтобы не отстать от товарища, пришлось припустить бегом. Ворвавшись на тропу, парни замедлили шаг, чтобы не удариться об стены. Один поворот, второй. А вот и врата. Бегунец неожиданно встал, словно наткнулся на стену. Не успев остановиться, Зубило мягко ткнулся в спину товарища, произнес сердито:
   - Ну что там еще?
   Бегунец молча отступил в сторону, открывая спутнику обзор. В неверном свете фонаря под ногами тускло блестит секира. Рядом, чуть в стороне, чернеет круг щита, а еще дальше, почти у поворота, смятой кучей возвышается заплечный мешок. Долго - долго, две пары глаз всматривались в знакомые вещи, пока наконец не сошлись, отразив друг в друге сверкнувшую в глубинах зрачков холодную решимость.
  
  

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 1

  
   Туман рассеялся, сквозь растекающуюся мутную пелену проглянул свод пещеры, неверный, как дрожащее пламя факела, поколебавшись, утвердился, застыл монолитной массой. В висках тихонько постукивает в такт сердцу, в ушах равномерно скрипит. Шестерня некоторое время бездумно таращился в стену, затем поднял руку, приложил ко лбу. Лоб пылает, словно выхваченная из огня заготовка. Рука же, наоборот, ледяна, будто насквозь пропиталась холодом подземелий. Или это лишь кажется?
   По лицу потекло мокрое, скатилось шустрой каплей по щеке. Шестерня отвел руку, всмотрелся. Пальцы, и вся тыльная сторона ладони покрыты множеством царапин. Большая часть уже подсохли, схватились корочкой, но некоторые до сих пор мокнут, исходят сукровицей. Что произошло? Последнее, что осталось в памяти, жуткие пасти чудовищных псов, взметнувшихся в затяжном прыжке.
   - Неприятно, правда? - хриплый голос прозвучал мягко и участливо.
   Шестерня вздрогнул, повернул голову. Пещера качнулась, свод перетек в стену, протаял пятнами плесени и темными прожилками натеков. У самой земли, на небольшом выступе, уперевшись спиной в стену, сидит человек. Плечи и тело покрывает кожаный плащ, так что видны лишь ладони, что раз за разом водят точильным камнем по ножу. Тут же стоит фонарь, так что в бледном пламени можно различить детали: тонкие черты лица, бледная кожа, длинные, светлые волосы, выступающие кончики ушей, заостренные, словно наконечник клинка. Не человек, и даже не пещерник - вершинник.
   Шестерня сморгнул, сказал с удивленьем:
   - Вершинник под землей... Что в мире делается. Или я слишком сильно приложился головой?
   Незнакомец покивал, сказал с пониманием:
   - Что приложился - наверняка. Вон как руки исцарапал. Неприятно, но уж ничего не попишешь. Аккуратнее не получается.
   Сделав над собой усилие, Шестерня оперся на руки, привстал. От движения замутило, заломило сразу не то в трех, не то в пяти местах. С трудом удержавшись от стона, он зашипел, проворчал чуть слышно:
   - Чертовы псы. Не убили, так покалечили. И откуда такие берутся? - Встрепенувшись, повернул голову, взглянув на незнакомца, поспешно спросил: - Ты, случаем, тварей не видал? Такие белесые, с шипами, на собак похожи.
   Вершинник с любопытством окинул Шестерню взглядом, сказал с улыбкой:
   - Пробегали.
   Шестерня оказался на ногах в мгновенье ока, воскликнул в панике:
   - Пробегали?! Так они в любой момент могут вернуться!
   Незнакомец покачал головой, сказал с уверенностью:
   - Нет. Не вернутся. По крайней мере, пока.
   Шестерня лишь покачал головой, сказал недоверчиво:
   - Экий ты уверенный. Откуда знаешь?
   - Просто знаю. - Незнакомец улыбнулся. - Видишь ведь, сижу, не дергаюсь, по сторонам не озираюсь.
   Шестерня отмахнулся:
   - Что не озираешься вижу. Да только причины не ведаю. Может ты головой ушибленный? Или, еще хуже, со страху двинулся? Плетешь мне, а по соседству твари зубами щелкают, жрать готовятся. Кстати, воды, случаем, не будет? Что-то пить хочется, аж в животе урчит.
   Незнакомец улыбнулся, глазами указал на брошенный у стены заплечный мешок. Шестерня кивнул, шагнул к мешку, развязав тесьму, запустил руку внутрь, ощупал. Шмат вяленого мяса, бурдюк с жидкостью, еще какие-то мелочи. Зубы впились в мясо, твердое, но удивительно вкусное. Хлебнув жидкости, Шестерня поплямкал губами, веско произнес:
   - Вода хорошо, но хмель - лучше!
   Не отрываясь от занятия, вершинник кивнул, сказал отстраненно:
   - Возможно, но я не употребляю.
   - Больной? - Шестерня взглянул сочувственно.
   Вершинник поднял нож к глазам, некоторое время осматривал клинок, сказал:
   - Я охотник. А животные не любят запах хмеля. По крайней мере, некоторые.
   Прожевав, и сглотнув ком, Шестерня покивал, сказал с пониманием:
   - Это да. Помню, подновлял стену в одном доме, так хозяйский пес под ногами так и крутился, пока на него хмелем не плеснул.
   - Зачем? - Вершинник округлил глаза.
   - Что б не мешал. - Шестерня пожал плечами.
   - И не жалко? - голос собеседника царапнул укоризной.
   Шестерня вздохнул, сказал с досадой:
   - Да уж потом сколько себя корил. Додумался же. Нет бы просто пнуть, или камнем кинуть. А то хмелем, да еще вместе с горшком!
   Неодобрительно покачав головой, собеседник вернулся к работе. Шестерня же поднялся, продолжая жевать, прошелся вокруг. Пещера невелика, ничем не примечательна, разве только ветвится аж на четыре отнорка, да еще пятый, не пойми что, не то закуток, не то полость. Ну и запах. Шестерня вобрал в грудь воздух, скривился. Вонь, будто где-то совсем рядом отхожее место. Хотя, если подумать, и пахнуть-то особо нечему. Разве только.... Взгляд метнулся к незнакомцу, оценивающе окинул с головы до ног, отдернулся. Нет, не настолько могуч вершинник статью, чтобы мог один, да столь сильно... Если только еда совсем никудышная, или... Не поворачиваясь к незнакомцу, Шестерня поинтересовался:
   - Ты, помнится, говорил что-то насчет зверья.
   Тот поднял голову, спросил с подозреньем:
   - Что-то заметил?
   - Да нет, чего тут замечать. Развернуться негде. - Шестерня отмахнулся. - Просто, стало интересно. Какое тут зверье под землей, что аж снаружи охотники поперли.
   - А никакого. - Вершинник пожал плечами. - Ты прав.
   От удивления Шестерня повернулся, спросил с изумленьем:
   - А тут что делаешь? Или, не охотник?
   - Охотник. - Вершинник кивнул. - Только на другую добычу.
   - Это на какую? Неужто грибы собираешь? - Шестерня ухмыльнулся.
   Собеседник насмешливо сверкнул глазами, сказал:
   - Если интересно, могу рассказать. И даже показать. Что предпочтешь?
   - Показать, само собой. Истории историями, а глазами-то оно, ха-ха, сподручнее, - произнес Шестерня с подъемом.
   Вершинник отложил точило, сверкнув ножом, неторопливо поднялся, подойдя к закутку, сделал приглашающий жест.
   - Все интересное здесь.
   Шестерня покосился на нож, недобро поблескивающий из руки незнакомца, сказал с запинкой:
   - Да, совсем забыл... Тут, случаем, секиры да щита не завалялось? Вроде, поначалу были, а куда задевал не припомню. Не видел, случаем? И заплечного мешка до кучи.
   Проследив за взглядом собеседника, вершинник спрятал нож в чехол, сказал отстраненно:
   - Тут много разного хлама. Кто ж все упомнит. Заходи - осматривайся. Может и секира со щитом имеются. А может и еще что.
   - Вот обрадовал, так обрадовал! - Шестерня всплеснул руками. - Так-то я не сказать, чтобы воин, но уж привык, без них не сподручно.
   Улыбаясь в предвкушении, Шестерня подошел. Возле входа остановился в раздумье. Внутри отнорка плавает сумрак, свет фонаря загорожен выступом скалы, подсвечивает лишь едва-едва, не в силах развеять тьму. Неприятный запах сочится сильный и тошнотворный, отбивая всякое желание двигаться дальше.
   Заметив его колебания, вершинник произнес извиняясь:
   - Запах не лучший. Но уж такова судьба охотника. Мясо, требуха... сам понимаешь. А, что не видно, сейчас подсвечу.
   Глядя, как вершинник наклоняется за фонарем, Шестерня задумчиво взъерошил бороду. И в самом деле, чего это он? Воняет немного, грязно, темно. Что ж, бывает. Не все в чистоте да удобстве. К тому же, где-то там, как сказал незнакомец, лежат его секира и щит, а то и заплечный мешок. А такими вещами не разбрасываются, из какой бы грязи не пришлось доставать. Всего-то и дел, дождаться, пока услужливый охотник подсветит, поможет вернуть потерянное. Ну и на прочее разное посмотреть. Вдруг что полезного?
   Краем глаза Шестерня уловил сбоку движение, но, занятый мыслями, не обратил особого внимания. А спустя миг... В спину ударило. Охнув от неожиданности, Шестерня влетел вглубь прохода, замахал руками, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть. Позади что-то лязгнуло, металл скрежетнул по камню, и наступила тишина. Утвердившись на ногах, Шестерня развернулся, выпятив челюсть, двинулся назад, но, уперевшись в преграду, остановился.
   Попятнанные ржой, грубые металлические штыри перегородили дорогу, выскочив из незаметных отверстий в стене, где до поры скрывались от невнимательных глаз. Шестерня коснулся штырей, рванул раз, другой. Штыри задрожали, в стене глухо звякнуло, но и только. Шатко, разболтано, но с наскока преграду не сломать. Значит можно и не пытаться. По крайней мере, пока.
   С противоположной стороны выплыл огонек фонаря, подсветив лицо тюремщика. Та же улыбка, тот же ласковый взгляд, вот только приветливость исчезла, сменилась пристальным вниманием, оценивающим и холодным. Улыбнувшись одними губами, вершинник произнес:
   - Надеюсь, ты не обидишься на мой небольшой обман.
   Шестерня всхрапнул, сказал сердито:
   - Еще как обижусь. Ты клеточку-то приоткрой. Чтобы, значится, получше было видно.
   - Открою. - Вершинник кивнул. - Но не сейчас, позже. Пока можешь освоиться, осмотреться, для большего удобства я даже оставлю напротив фонарь.
   - Это зачем мне здесь осваиваться? - Шестерня насторожился.
   - Предыдущая партия ушла совсем недавно. Ты первый из следующей. - Заметив непонимание в глазах собеседника, вершинник пояснил: - Я действительно охотник, только... не на зверей.
   Шестерня повернул голову, мельком осмотрелся. Проход оканчивается тупиком. В свете фонаря из тьмы проступили куски грязного тряпья, многочисленные оттиски следов в грязи под ногами, горки нечистот в дальнем углу. Даже если не брать во внимание слова вершинника, понятно, что некоторое время назад в этом загоне держали запертыми отнюдь не животных.
   Шестерня поинтересовался враждебно, но вместе с тем с любопытством:
   - Где ж ты, болезный, народ берешь? Места не шибко людные.
   - Приводят. - Вершинник пожал плечами. - Вернее, притаскивают.
   Шестерня сморгнул, спросил непонимающе:
   - Что значит притаскивают? Меня тоже... притащили?
   - И тебя, и всех остальных. - Тюремщик благостно улыбнулся. - Только ты в себя пришел чуть раньше. Пришлось разговорами развлекать.
   - Раньше чем что? - спросил Шестерня машинально.
   - Раньше чем на своем месте оказался. В загоне.
   Раздувая ноздри, Шестерня прорычал:
   - Вот погоди, выйду я отсюда, там поглядим, где чье место.
   Вершинник покивал, сказал устало:
   - Ты не представляешь, сколько раз я уже это слышал. Каждый, кто оказывается в загоне, начинает грозить. Потом, конечно, устают, замолкают. Но по началу - все без исключений.
   Шестерня взъерошил бороду, проворчал:
   - Я не каждый, потому повторяться не буду. Но ты мои слова запомни, чтобы потом вопросов не было.
   Вершинник отодвинулся, но фонарь, как и обещал, оставил. Потоптавшись возле входа, Шестерня сделал несколько шагов вглубь, но отвратительная вонь и нечистоты вынудили вернуться назад. Обхватив себя руками, он присел возле двери, задумался. Пальцы прошлись по панцирю, спустились к ремню, пробежались в одну сторону, в другую. Сердце застучало сильнее, а в горле перехватило. Кошель! На поясе, аккуратно обрезанный, остался лишь ремешок, кошель же исчез.
   С трудом сохраняя выдержку, Шестерня поинтересовался клокочущим от ярости голосом:
   - Слышь, ушастый. Ты, ножичком-то своим, у меня с пояса, случаем, ничего не срезал?
   - Это? - Из-за выступа скалы на мгновенье высунулась рука, подбросила на руке темное.
   Шестерня задышал чаще, сказал с трудом проталкивая слова:
   - Оно самое. Вернуть не хочешь?
   - Зачем?
   Удивление в голосе тюремщика показалось настолько естественным, что Шестерня опешил, сказал с запинкой:
   - Ну, как тебе сказать, что б не обидеть...
   - Ты, видно, еще не понял, но это простительно. Пещерники вообще туго соображают, - прозвучал отстраненный голос. - Но я поясню.
   - Уж будь любезен, - ответил Шестерня, вложив в голос как можно больше яду.
   - Дело в том, что ты отныне никто... Ладно, не отныне, но очень скоро таковым станешь. Сути это не меняет.
   - Не понял, - просипел Шестерня, невероятным усилием удерживаясь, чтобы тотчас не объяснить бледнокожему пленителю, как все обстоит на самом деле.
   Пропустив восклицание мимо ушей, вершинник продолжил:
   - Я уже говорил, но, ты видимо прослушал. Я охотник, ловлю дичь. Что дичь нынче пещерного племени, не существенно. Ловлю не себе, другим. Но это опять же не существенно.
   - А что существенно? - поинтересовался Шестерня угрюмо.
   - Существенно, что дичь ловят вовсе не для того, чтобы дать свободу. Посадить на цепь, затравить для развлечения, а чаще просто пустить на мясо. Но, ни в том, ни в другом, ни, тем более, в третьем случае самоцветы не помогут и не понадобятся. Так понятнее?
   Мысли взвихрились, закружились в безумном танце. От напряжения голова раскалилась так, словно он сунулся в горнило. Что делать? Вершинник не безумец, хоть и похож, расчетливый делец. Если все сказанное правда, можно даже не пытаться разговаривать. Тюремщик с удовольствием поговорит, радуясь маломальскому развлечению, возможно, посочувствует. Но распахнуть клеть, чтобы выпустить невольного узника... Это было бы глупо.
   Конечно, если не предложить взамен нечто действительно ценное. Вот только что? Что может предложить охотнику дичь, чем может заинтересовать тюремщика одинокий путник, потерявший оружие и припасы, в беспамятстве лишенный последних драгоценностей? Но это, если сказанное правда. А если нет?
   Отбросив тревогу, расползающуюся по телу холодными щупальцами, Шестерня произнес с насмешкой:
   - Помнится, я спрашивал, откуда здесь, в глуши, берутся путники. Ты что-то говорил? Я не расслышал.
   - Это имеет значение? - протянул вершинник с ленцой.
   - Конечно! - Шестерня фыркнул. - Одно дело, стать рабом на достойном обеспечении, и совсем другое, загнуться от голода в ожидании несуществующих товарищей по несчастью.
   - Ты мне не веришь? - произнес тюремщик скорее утвердительно, чем вопрошая. - Что ж, это не важно. В любом случае, уверяю, что от голода ты не умрешь.
   - Звучит обнадеживающе, - бросил Шестерня едко. - Да только кто другой бы сказал. Тебе же, рожа ушастая, доверия нет. Спятил тут совсем, от одиночества, околесицу и несешь.
   Собеседник некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями, наконец задушевно произнес:
   - Ты ведь знаешь Креномера? Что можешь о нем сказать?
   Шестерня на мгновенье опешил. Уж чего-чего, а имени алчного старосты услышать не ожидал. Стараясь не выдать охвативших противоречивых чувств, фыркнул:
   - Ты о том скрюченном старике, что живет на вершине деревни? Ну, разве только, что он скряга, нечестный заказчик, и гнусный вор! А так - ничего особенного.
   - И никаких странностей в поведении, никаких необычных совпадений?
   - М-мм, никаких. А в чем дело?
   - Это хорошо. Значит богатства не затмили разум, и старик по-прежнему осторожен. Дело в том, что у нас с Креномером небольшое соглашение. Он поставляет мне людей.
  
  

ГЛАВА 2

  
   Шестерня замер с открытым ртом. Перед глазами замелькали воспоминания. Блеклая фигура, и тяжелый взгляд из тьмы; шагающий со стороны калитки, едва успела закончиться схватка, староста; захлопнувшаяся за спиной дверь. Вспомнились и рассказы парней. Пропадающие селяне, сгинувший кузнец, ушедший и не вернувшийся отряд отборных бойцов. Отдельные кусочки принялись собираться в целостную, хотя и пестрящую провалами картину.
   Пытаясь понять, и, не желая прекращать беседу, Шестерня произнес:
   - Постой, постой. Ты хочешь сказать, что глава деревни, по собственному почину, сдает тебе селян?
   - Не совсем по собственному, но... примерно так, - отозвался вершинник. - И, если уж на чистоту, далеко не он один. Главы ближайших нескольких сел, в тайне от остальных, увеличивают свое богатство подобным образом.
   Шестерня поморщился, сказал сухо:
   - Про других не знаю, да и не особо интересно. А вот Креномер... Значит он решил нажиться на мне дважды. - Желваки вспухли, сложившись в кулаки, хрустнули пальцы. Тяжелым, словно каменные глыбы голосом, Шестерня произнес: - Не скажу, чтобы сильно удивился, видал и не такое. Хотя, узнать пораньше бы не помешало, не помешало... Да только неувязочка выходит. Креномер и ты - ребята хитрые, спору нет, но, уж извини за откровенность, статью не вышли. А с парой - тройкой мужиков сладить сила нужна не малая, не говоря уже про отряд...
   Шестерня замолчал, ожидая вспышки ярости. Какой нормальный мужик спокойно отнесется к такой дерзости? Однако вершинник не рассердился, сказал с прежним радушием:
   - Статью не уродился, тут ты верно подметил. Но мне и не надо. Задвинуть врата загона, да пересыпать из кошеля камни, сил хватает. А на прочее есть помощники.
   Горячась от неприятного напоминания, Шестерня рявкнул:
   - Какие еще помощники? Уже в который раз слышу, но что-то ни одного на глаза не попалось.
   - Не торопись, скоро увидишь. Кстати, вы уже встречались. Странно, что ты не помнишь. Кстати, а вот и они, легки на помине. Слышишь?
   Шестерня напрягся, вслушиваясь в тишину. Миг, другой. Далеко-далеко, на пределе слуха, зародился шум. Ненадолго затих. Затем вновь появился, усилился, словно по проходу стремительно приближается человек, торопится, задевая плечами стены, шуршит мелкими камушками, то и дело запинается, вскрикивая от боли и неожиданности. Шаги все громче, хруст камней, шуршанье одежды. Вот уже слышно дыхание, надсадное, со всхлипом.
   Из ближайшего отнорка выметнулся пещерник, но не рассчитал, запнулся, упал всем телом. Некоторое время пытался ползти, загребал пальцами пыль, но лишь вяло шевелил руками, от утомительного бега лишенный последних сил. Напрягшись, Шестерня прикипел взглядом к проходу. От кого бежал несчастный? Не иначе - от подручных тюремщика. Только, где же они? Мгновенье утекает за мгновеньем, а вязкая чернота прохода по-прежнему недвижима, ни всполоха, ни звука.
   Еще один сумасшедший? Нет. Что-то замаячило во тьме, беззвучное, плохо различимое, и оттого еще более страшное. Чувствуя, как на загривке зашевелились волосы Шестерня вцепился в жерди врат, облизал враз пересохшие губы. Ну же, выходи! Черная глотка отнорка изрыгнула одну за другой три белесые тени. Вытянутые черепа, острейшие мелкие зубы и слепые бельма глаз. Иглошерстни. Твари окружили упавшего, что сжался в предчувствии смерти, застыли, словно изваяния.
   - Так вот кто твои помощники, - процедил Шестерня с отвращеньем.
   Вершинник поднялся, засвистел негромко и переливчато. Твари навострили раковины ушей, отозвались чуть слышным рыком, после чего... отошли к стеночке, уселись, как заправские псы.
   - Красавцы, правда? - Вершинник повернулся к Шестерне. - Помощники, каких не найти.
   Шестерня скривился, сказал с гадливостью:
   - Какой сам, такие помощники. Мне рассказывали, что вершинники в своей любви к животным заходят, к-хм, далеко. Но что б настолько... Где только такие и родятся.
   Шестерня постарался добавить в голос как можно больше омерзения, чтобы хоть как-то уесть тюремщика. Однако, вершинник не обиделся, наоборот, вздохнул, сказал в раздумье:
   - Я тоже часто задаю себе этот вопрос.
   - Какой, почему уши врастопырку? - натужно хохотнул Шестерня.
   - Откуда они взялись, - пропустив колкость мимо ушей, ответил вершинник мягко. - И всякий раз не нахожу ответа. Вернее, ответ нашел, но это не радует.
   - Хоть что-то тебя не радует, - проворчал Шестерня угрюмо. - Я уж думал, всему веселишься.
   Тюремщик отшагнул к стене, скомандовал:
   - Руки!
   Шестерня сперва не понял, но едва в глубине камня щелкнуло, поспешно разжал пальцы, и вовремя. Преграждающие путь штыри с лязгом вдвинулись в скалу. Оторопев от происходящего, Шестерня сглотнул. Проход открыт, вершинник вновь подошел к скорчившемуся на земле пещернику, еще и повернулся спиной. Вот она, возможность. Всего-то и нужно, сделать шаг, от души приложить по загривку ушастому, и иди на все четыре. Только отчего так нехорошо свербит в груди, а ноги слабеют от одной только мысли, что нужно сделать шаг наружу.
   Тем временем тюремщик похлопал лежащего по плечу, сказал приветливо:
   - Отлежался? Теперь вставай, иди к рыжебородому, там и отдохнешь. Впрочем, можешь ползти, если так привычнее.
   Некоторое время казалось, что лежащий не понимает, ни слова, ни жеста в ответ, лишь сиплое дыханье, да подрагиванье рук. Однако, немного погодя мужик сдвинулся, пополз вперед, и лишь когда оказался возле самого входа, вскочил, бросился внутрь, едва не сбив Шестерню с ног.
   Лязгнув, штыри выдвинулись вновь, отгораживая тупик от пещерки. Тюремщик взглянул искоса, поинтересовался:
   - Дорога была открыта, почему не вышел?
   - Потому что дурак, - бросил Шестерня сердито. - Думал долго.
   Вершинник покачал головой, сказал с одобрением:
   - Потому что умный. Ты бы не прошел через помощников. Вернее, тебе бы даже не дали выйти.
   Покосившись на гостя, что застыл в глубине пещерки, вжавшись в камень, Шестерня вздохнул:
   - Много о себе мнишь, и о тварях своих.
   Вершинник не ответил, встав напротив жутких существ, он вновь засвистел так, что завибрировал воздух. Чудовища некоторое время вслушивались, словно завороженные, после чего вскочили, затрусили друг за другом в ближайший проход.
   Вершинник повернулся, сказал с улыбкой:
   - Ну не красавцы? Все понимают, словно вовсе и не животные.
   - Конечно не животные, - Шестерня фыркнул. - Чудовища. - Со смаком добавил: - Отвратительные, мерзкие чудовища.
   Вершинник не ответил. Но Шестерня не расстроился. Разговор исчерпан, все ясно без слов. Ну, почти все. А что не ясно - особого значения не имеет. К примеру, откуда, и каким образом сюда попал этот несчастный, что до сих пор толком не пришел в себя. И сколько их еще будет, таких, с посеревшими лицами и помутневшим от ужаса взором, прежде чем настанет время покинуть зловонное узилище.
   Шестерня побродил вдоль стены, взад вперед, затем сел. Некоторое время искоса поглядывал на новичка, не кинется ли, ополоумев после пережитого. Но тот не двигался. Накатила усталость. Заныли ушибленные места, неприятно засаднили царапины. И Шестерня смежил веки, забылся в тревожном сне.
   Из дремотного оцепенения выдернул шум. Лязгнуло. В узилище ввалились сразу трое, загомонили испуганно и жалко. Обычные мужики, ничем не примечательные, каких в каждом селе - валом. Шестерня переводил взгляд с одного на другого, с интересом замечая, как меняются лица, испуг сменяется яростью, а голос обретает мощь, звенит железом. Один подскочил к вратам, ухватившись за штыри, затряс, заорал негодующе. Остальные подошли следом, встали плечо к плечу, одобрительно загудели.
   Когда от воплей начало звенеть в ушах, Шестерня поднял голову, бросил досадливо:
   - Не надоело кулаками махать, после драки-то?
   Мужики сперва не обратили внимания. Однако вскоре один замолк, повернув голову, взглянул с вопросом. За ним замолчали и остальные, уставились с удивлением и обидой.
   - Как молчать, коли такое твориться? - с гневом выдохнул один.
   - Как не противиться? - прорычал второй в голос.
   Шестерня прищурился, сказал едко:
   - А чего раньше не противились, пока на свободе были?
   Мужики некоторое время прожигали взглядами, выпячивали челюсти, хрустели кулаками, но постепенно сникли, отвели глаза. Лишь один вздохнул, сказал с горечью:
   - Как противиться? Сам-то видал, какие твари снаружи?
   - Я-то видал. Потому и сижу, не вякаю. А вот чего вы бузите, в толк не возьму.
   - Обидно потому что, - сумрачно бросил другой. - Думали, на чудовищ бессмысленных наткнулись. Тут все понятно, какой с них спрос? А оказалось всему виной вершинник. Не зря это племя подлым прозвали.
   Шестерня покачал головой, сказал веско:
   - Только ли в вершиннике дело? - Узрев непонимание во взглядах, пояснил: - Любая работа двоих требует. Один заказывает, второй исполняет. Не спорю, бывает и по-другому, но... реже, намного реже.
   - Ты на что намекаешь? - прогудел один из мужиков.
   Припомнив слова тюремщика, Шестерня поинтересовался:
   - За старостой своим никаких странностей не замечали?
   - Старосту нашего не трожь. Он деревней верховодил, когда ты еще в соплях путался, - рявкнул второй.
   Его товарищ почесал в затылке, сказал в раздумье:
   - Староста наш хорош, это верно. Хотя, если подумать, водятся и за ним странности. Особенно, последнее время.
   - А ты чего спросил-то? - сипло выдохнул третий. - Знакомец его что ли?
   Шестерня выставил перед собой ладони, сказал поспешно:
   - Упаси Прародитель. Хватило мне одного старосты, больше не нужно.
   - А что случилось-то? - пророкотал ближайший мужик.
   - Тоже что и с вами, - проворчал Шестерня. - Продал меня староста охотнику, обменял на камни.
   - А ты из какой деревни? - один из мужиков изогнул бровь.
   Шестерня пожал плечами.
   - Название... да кто ж его знает? Деревня та в пещере, где дома по несущей опоре выбиты. - Перехватив непонимающе взгляды, пояснил: - Ну на столбе, что свод с землей соединяет, в центре.
   - Как же так, в деревне живешь, а названия не знаешь?
   - Я мастеровой. Мне название без надобности, - бросил Шестерня сердито. - Да и не живу здесь вовсе. Пришлый.
   Повисло тягостное молчание. Мужики топтались, переглядывались. На лицах отражалась яростная борьба чувств. Наконец, один промолвил сурово:
   - Чем докажешь?
   Шестерня ткнул пальцем в стену, ответил нехотя:
   - У тюремщика спроси. Его слова.
   - Кто ж вершиннику поверит! - воскликнул один из троицы, однако без особой уверенности в голосе.
   Мужичок, что до этого момента сидел у стены, вдруг произнес отстраненно:
   - Мы со старостой уговорились встретиться за околицей, дела обсудить, о жизни побеседовать. Ну и пришли. Вернее, пришел я, один. А его на условленном месте не оказалось. Зато оказались твари...
   Снаружи скрипнуло, зашуршало. Разговор мгновенно прервался, все глаза устремились к выходу. Из-за выступа высунулось лицо тюремщика. Подсвечивая фонарем, вершинник пробежался взглядом по пленникам, задумчиво произнес:
   - Пятеро, да за столь короткое время. Чем не удача?
   - Радоваться будешь после, когда выйдем. Вместе порадуемся. А мы выйдем, уж поверь, - пообещал Шестерня.
   Вершинник кивнул, сказал с великим радушием:
   - Обязательно выйдете, и даже скорее, чем думаете. Но вряд ли вас это обрадует, уж поверь. - Посерьезнев добавил: - Я сейчас ненадолго отлучусь. Побеседую с товарищем. Давненько весточек не шлет, совсем меня забыл. Ну а вернусь - посмотрим, что с вами делать.
   Покачивая фонарем, он двинулся к дальнему проходу. Короткий переливчатый свист, и твари подскочили, кинулись следом. Проводив процессию взглядом, один из троицы с ненавистью прошипел:
   - Надо же, какое несчастье, товарищ его забыл. Как вообще с такими можно связываться?
   Шестерня вздохнул, сказал мирно:
   - Также, как и с любым другим. Самоцветы да самородки не пахнут. Вот только товарищ этот не шибко умен, и я ему не завидую.
   - Это еще почему?
   - Потому, что это каким нужно быть дурачьем, чтобы вовремя не платить работнику с упряжкой таких зверюг! - произнес Шестерня зло.
   Темнота навалилась всем весом, тяжелым, давящим. И хотя пещерка не велика, отгорожена от шныряющих в проходах жутких тварей толстенными штырями врат, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, четверо товарищей по несчастью, страх нет-нет, да пробежит мурашками по спине, вздыбит волосы на загривке.
   Негромко хрустнуло, завозилось, над ухом раздался приглушенный голос:
   - Я все думаю насчет твоих слов о старосте. Ну не может такого быть! Скажи, что приукрасил. Ругнули друг друга, в цене не сошлись. Всякое бывает. Но чтобы за горстку камней, да на верную смерть...
   Шестерня только отмахнулся, но, спохватившись, что собеседник вряд ли разглядел жест, обронил:
   - Если случится бывать в тех местах, передай Креномеру привет. А заодно можешь поинтересоваться, куда делись его передние зубы.
   Тьма вздохнула, ответила с тоской:
   - Где уж до чужих мест, в свои бы вернуться. Если получится, уж я со старосты спрошу. Все спросим! Но когда то будет, и будет ли.
   Собеседник замолк, отодвинулся. Некоторое время раздавалось шуршание и вздохи, но вскоре и они затихли, растворились во тьме. Мгновенья потекли медленные, одинаково бесформенные и немые. Темнота и тишина, вечные хозяева подземелий. Пугающие, наполненные ужасом, и вместе с тем умиротворенные, глубокие, словно сон после тяжелой работы.
   Шестерня не заметил, как задремал. Сказалась накопившаяся за последнее время усталость. После окончания работы прошло изрядно времени, но тело не успело восстановиться, и теперь, пользуясь предоставленной возможностью, наверстывало упущенное, не взирая на скудость удобств и шаткость положения.
   Желудок шевельнулся, глухо заурчал, привлекая внимания. Шестерня зевнул с привыванием, открыл глаза, но... ничего не увидел. Воспоминания вспыхнули перед глазами, заставив чертыхнуться. На всякий случай поморгав, но так ничего и не узрев, Шестерня закрыл глаза, обратившись в слух. Сопенье, храп, размеренное дыханье. Устав от переживаний, пещерники забылись тревожным сном. Нет-нет, да раздастся тяжелый вздох, прозвенит стон жалобы.
   Послушав, Шестерня покачал головой. Похоже, местные совсем домоседы, раз такая мелочь, как выход за околицу, ввергает взрослых, здоровых мужиков в уныние. Конечно, бегущие по пятам иглошерстни не самое приятное зрелище. Так ведь никого и не загрызли, и даже не покалечили. К тому же дом совсем рядом. Возвращаться - всего ничего. Нужно только придумать как.
   От долгого сиденья одеревенели ноги, а руки занемели от холода, что сочится из камня вокруг слабыми, но неприятными миазмами, впивается невидимым жалом, высасывая тепло и жизнь. Шестерня принялся с силой тереть ладони, а когда кожа разогрелась, поспешно встал, присел пару раз, с удовольствием ощущая, как по мышцам разбегается кровь, приятно зудит иголочками.
   Тьма поредела, протаяла серым, отчего глаза немедленно зашарили вокруг, жадно впитывая скудные, но такие желанные краски. Прочие узники притулились у стен, крючившись на холодном камне, дремлют. Хотя нет, не все. Мужичок, что пришел вторым, таращит взгляд в пространство, пустой и бездумный. Потеребить бы, расспросить, что да как. А то совсем бедняга поник. Однако, не до разговоров. Желудок урчит все злее, требуя насыщения. Да и огонек становится заметно ярче, что значит тюремщик уже близко, а с ним и новые узники, или... их новые хозяева.
   Шестерня повернулся к выходу, прижав голову к прутьям, воззрился на отблески света. Тюремщик приближается не торопливо, размеренно. Хозяину местных подземелий некуда спешить и нечего бояться. Жуткие бестии защитят от всех мыслимых напастей. А спешить впору должникам, если таковые сыщутся, и живому "товару". Хотя, в отличие от старост, селянам не поможет ни что, даже если будут отсиживаться по домам. Рано или поздно нога несчастного ступит за врата, и тогда...
   Шестерня нахмурился, вгляделся пристальнее. Свет исходит из крайнего слева отнорка, а вершинник вроде бы ушел правее. Или это лишь кажется? Хотя, вполне может быть. Не исключено, что где-то в глубине тропы пересекаются, и охотник решил вернуться другим путем, или...
   Мысль прервалась, так и не добравшись до завершения, потому как из прохода, перешептываясь, и опасливо поводя глазами, вышли двое. Рука с фонарем поднялась повыше, подсвечивая вокруг, и, одновременно, выхватила из тьмы лица пришедших. Глаза расширились, а челюсть отвисла. Ощущая, как губы невольно поползли в стороны, Шестерня кашлянул, прохрипел враз пересохшим горлом:
   - Ну, здорово, помощники.

ГЛАВА 3

  
   Зубило с Бегунцом вздрогнули, отшатнулись, но, вглядевшись пристальнее, с радостным восклицанием устремились вперед.
   - Почему ты ушел, не сказав ни слова? - воскликнул Бегунец с обидой. - Неужели настолько торопился?
   Шестерня вздохнул, сказал нехотя:
   - Долгие проводы - лишние хлопоты. - Он отвел глаза, но Бегунец смотрел требовательно, и Шестерня закончил с досадой: - Ну, что бы я вам сказал? Что ухожу? И так понятно. Работу сделал - дальше пошел.
   - Попрощаться, сказать напутственное слово. Мы же столько сделали вместе, - пробормотал Бегунец растеряно. - К тому же можно было бы заняться чем-нибудь еще! Ведь в мире полно работы. А помощники лишними не будут.
   Осмотрев запирающую проход решетку, Зубило хмыкнул:
   - Лишними не будут, это точно. - Перевел взгляд на Шестерню, добавил: - А ведь мы думали, ты погиб.
   - А сюда зачем притащились, на остатки посмотреть? - Шестерня хмыкнул.
   Бегунец бросил на товарища укоризненный взгляд, сказал виновато:
   - Он пошутил, мы так не думали. Надеялись, что ты жив. Даже секиру принесли, щит и заплечный мешок.
   Мельком окинув взглядом вещи, Шестерня поспешно произнес:
   - Я рад. Но, если, вместо того, чтобы вытащить меня отсюда, вы продолжите разговор, вещи не понадобятся.
   - А что случилось? - Зубило зашарил по решетке в поисках засова. - И кто эти люди?
   Шестерня мельком обернулся, привлеченные разговором, позади замаячили узники, сказал:
   - Здесь не ищи, рычаг справа, за выступом. Подробности потом. Скажу лишь, что и я, и все остальные здесь не по своей воле.
   - Вот уж удивительно, - съязвил Зубило. - За решеткой, да не по своей воле.
   Загремело, с угрожающим лязгом штыри втянулись в стену, открывая проход. Шестерня шагнул наружу, взял у Золы заплечный мешок, забросил на плечо, у Бегунца секиру и щит, глубоко вздохнул.
   - А вот это совсем другое дело! - Однако тут же нахмурился.
   Заметив, как омрачилось лицо мастера, Бегунец осторожно поинтересовался:
   - Что-то не так?
   В задумчивости кусая губу, Шестерня нехотя отозвался:
   - Тут один приятель, взялся мой кошель поносить. Хорошо бы вернуть.
   - Который из? - поинтересовался Зубило, мрачно взглянув на сгрудившихся у входа узников.
   Шестерня отмахнулся.
   - Да не эти. Другой. Отошел не надолго.
   - Так подождем. - Зубило пожал плечами. - Дел-то. Если кошель не пуст, оно того стоит.
   Шестерня поморщился.
   - Стоит то стоит, да, только, боюсь, не сдюжим.
   - Втроем? - Бегунец ахнул. - Против одного?
   - Всемером... - поправил Зубило педантично. - Всемером.
   Один из узников кашлянул, сказал скороговоркой:
   - Парни, вы это, на нас шибко не рассчитывайте. И так здесь подзасиделись, чтобы еще время терять. К тому же у вас оружие, доспехи, а мы, почитай голышом.
   Он опустил глаза, засеминил к отнорку. Второй пошел следом. Третий лишь развел руками, сказал покаянно:
   - Благодарим, что спасли. Но, уж не взыщите. Жит-то всем охота.
   Троица исчезла из виду. А мгновенье спустя из узилища серой тенью метнулся последний мужичок, канул во тьме тропы. Проводив беглецов ошалелым взглядом, Зубило признался:
   - Я сказал всемером? Ошибочка.
   Шестерня отмахнулся, бросил:
   - Пусть уходят. Прародитель им судья. Да и не помогли бы они. Пусть даже вдвое больше.
   - Да кто ж он такой, что и десятком не совладать?! - ужаснулся Бегунец.
   - Он - никто, но помощники... - Шестерня фыркнул, зло сверкнул глазами. - Нужно уходить.
   - Ты бросишь кошель? - протянул Зубило неверяще.
   Шестерня промолчал, лишь зыркнул люто. Бегунец же улыбнулся, спросил с радостью:
   - Назад пойдем, в деревню?
   - Я не пойду. - Шестерня мотнул головой.
   - Почему? - Лицо Бегунца вытянулось.
   - Очередную встречу с Креномером один из нас не переживет. И я даже знаю кто.
   - Тогда куда? - Бегунец взглянул потеряно.
   - Я вперед. А вы возвращайтесь. Нечего тут по тропам бродить. Не безопасно.
   Ища поддержки, Бегунец взглянул на товарища. Зубило, что до этого момента о чем-то сосредоточенно размышлял, сказал вкрадчиво:
   - Мы принесли оружие, вещи, выпустили вас из узилища. И теперь ты отправляешь нас обратно?
   Шестерня нахмурился, произнес сдержано:
   - Я вам признателен, но наши пути расходятся. Где одному мало - троим делать нечего.
   - Ты еще не обучил нас всему, - подхватил Бегунец.
   - Наберетесь сами, - отрезал Шестерня.
   - К тому же, как бродить по тропам во тьме? Фонарь один, - использовал Зубило последний довод.
   Шестерня пожал плечами.
   - Возьму щепоть пыли: и вам останется, и мне хватит.
   Зубило помрачнел, на лбу залегли глубокие складки. Зато Бегунец просиял, воскликнул:
   - Они возвращаются! А я, каюсь, уж было гадкое подумал. Все же хорошие люди.
   На него взглянули с вопросом, однако в этот момент слуха коснулся шорох, а спустя мгновенье в одном из отнорков затеплился свет. Шестерня закаменел лицом, сказал глухо:
   - Заболтался я с вами. А надо было уходить раньше.
   Он попятился, лапнул секиру. Глядя на происходящее, потянулся к ножу и Зубило. Лишь Бегунец переводил взгляд с одного на другого, не понимая, к чему эти грозные приготовления, спросил простодушно:
   - А что случилось?
   - Это не они, - прорычал Шестерня голосом, от которого у парней неприятно заныло под ложечкой, - это тюремщик.
   Блеснуло ярче. Из отнорка выплыл фонарь, закачался, осветив фигуру пришельца, что остановился, озадаченно рассматривая незнакомцев. Вершинник по очереди оглядел замерших противников, перевел взгляд дальше, туда, где, распахнутая настежь, чернеет опустевшая пасть узилища, сказал задумчиво:
   - Вижу, вы без меня время не теряли.
   Напряженно ловя взглядом каждый жест вершинника, Зубило процедил:
   - Мы тебе не враги. Не мешай нам, и каждый пойдет своей дорогой.
   Тюремщик качнул головой, так что кончики ушей смешно дрогнули, сказал с сожалением:
   - Я бы рад, но только не в этот раз.
   - Почему нет? - не замечая в собеседнике враждебности, поинтересовался Бегунец на всякий случай.
   - Потому что человек, которого мне выдали в качестве долга, по дороге умер от страха. Ну и конечно те, кого вы отпустили... Ведь их придется ловить заново. Лишняя работа, лишние расходы.
   Он коротко свистнул. Миг, и из проема выметнулись белесые тени, замерли, обратившись в слух. Зубило и Бегунец заметно побледнели, с трудом удержались от стона. Так вот о каких помощниках говорил мастер. Ни товарищи, ни потерявшие человеческий облик, обозленные разбойники. Иглошерстни!
   Вершинник коротко свистнул. Твари дрогнули, двинулись неспешно вперед. Но неторопливость жутких исчадий показалась страшнее самого яростного натиска. Парни попятились, вжались в Шестерню, каждый со своей стороны. Шаг назад, еще один. Руки подрагивают, удерживая оружие, пальцы слиплись на рукоятях, но в глазах обреченность, а в груди расползается холод. Оружие не спасет. Слишком мало места, слишком быстр противник, к тому же за спинами чудовищ хозяин, что не упустит возможности помочь.
   Однако, Шестерня вдруг опустил щит, сказал:
   - Ладно, чего уж там. Нам не выстоять. Отзови тварей.
   Вершинник кивнул, словно только этого и ждал, сказал с пониманием:
   - Разумные слова. Складывайте оружие, заплечные мешки и заходите в загон.
   От последних слов Зубилу повело, он вскинул глаза на Шестерню, но тот отвел взгляд, проворчал:
   - Зайдем, зайдем. Куда ж мы денемся. Дай, только жажду утолю. В горле пересохло - сил нет.
   - Пей, только быстро.
   По-прежнему не глядя в глаза помощникам, что прожигали взглядами, он развязал заплечный мешок, опустил руку. Пальцы скребанули по твердому. Не вынимая руки из мешка, Шестерня улыбнулся, сказал с ехидцей:
   - Хороший хозяин скотину первой накормит. Смотри, как дышат. Совсем собак заморил, ни пищи, не воды.
   Хрустнуло, рука выметнулась из мешка, дернулась вперед раз, другой. Из горшочка вырвался фонтанчик влаги, плеснул тварям на морды. Густо запахло хмелем. Глаза вершинника, еще мгновенье назад непонимающие, раскрылись, лицо перекосило от ужаса. Твари, что до того стояли недвижимо, вдруг завертелись, затрясли головами, заскулили. Но скулеж быстро перешел в рык, затем в скрежет. Яростный рев огласил пещеру. Шестерня предусмотрительно отступил, оттянув парней за собой. И вовремя. Белесые тени взметнулись, и... к рычанью добавился полный боли и ужаса вопль. Плеснуло красным. По пещере потек запах крови.
   - Что происходит? - побелев, прошептал Бегунец дрожащим голосом.
   - Они рвут хозяина, - выдавил Зубило неверяще. - Нужно уходить, пока не поздно!
   Он отступил, потянул за собой Шестерню, но тот отмахнулся, двинулся вперед, пригибаясь, и держа щит наготове.
   Вершинник еще жил, отмахивался, жутко кричал, но голос с каждым разом затихал, а кровавые капли летели все гуще. Еще немного, и, прикончив хозяина, твари возьмутся за остальных. Нужно успеть раньше. Нужно лишь совсем немного. Еще пару шагов. Стиснув зубы, Шестерня двигался как можно тише, стараясь не привлекать внимания. Вот уже виден заплечный мешок, что выронил вершинник. Стоит лишь протянуть руку...
   Зарычало. В щит ударило с такой силой, что заломило руку. Шестерню шатнуло, но он удержался, рванулся вперед. Рука протянулась, пальцы вцепились в лямки, дернули. Зарычало громче. В ногу впилось острое, но Шестерня уже не обращал внимания, понесся огромными скачками назад. Удар! В спину толкнуло так, что занемели внутренности, свод и земля поменялись местами. Не удержавшись, он пролетел вперед, точно в провал отнорка, где, подсвеченные фонарем, белеют лица помощников.
   Позади заревело, послышались вопли, зазвенело оружие. Шестерня подхватился, рявкнул:
   - Живо за мной!
   Послышался испуганный шепот Бегунца:
   - Но, как же...
   - Уходим, разговоры после, - отрубил Шестерня зло.
   Он подхватил фонарь, не оборачиваясь, понесся вперед. Следом затопало, послышалось надсадное дыхание. Рев еще некоторое время следовал по пятам, однако вскоре истончился, затих. Что значит, тварь вернулась, отдать хозяину последние почести.
   Бежали долго. Подгоняемые страхом, неслись не оборачиваясь, каждый миг ожидая, что позади послышится шорох лап, и леденящее кровь рычание. У чудовищ осталась пища, но, кто знает, хватит ли одного вершинника на троих оголодавших зверей. И не спешат ли уже по пути, втягивая ноздрями воздух, три жутких, алчущих крови тени.
   Лишь когда от усталости начали заплетаться ноги, а перед глазами заплясали цветные пятна, перешли на шаг, но и после, двигались еще некоторое время, пока окончательно не обессилели. Дойдя до очередного расширения, где проход образовал подобие пещерки, Шестерня остановился, махнул рукой.
   - Привал.
   Зубило с Бегунцом, словно только этого и ждали, распростерлись на полу, тяжело дыша и жадно хватая ртами воздух.
   Сглатывая слова, и давясь воздухом, Бегунец пролепетал:
   - Насилу ушли. Я уж думал... не сможем.
   - А мне нравится, - оскалившись, прохрипел Зубило. - Сколько в деревне сидели - ничего интересного. А тут - целое приключение!
   От сильнейшего желания последовать примеру помощников зудело в черепе, но Шестерня превозмог слабость, чинно опустился у стеночки, проворчал:
   - Поменьше бы таких приключений. А лучше - вовсе обойтись.
   - Но ведь мы ушли, ушли! - воскликнул Бегунец с подъемом. Не выдержав распирающих чувств, приподнялся, но тут же снова лег, раскинулся, впитывая сладостный холод камня.
   Вытряхнув заплечный мешок вершинника, Шестерня отыскал кошель, раскрыл, тщательно осмотрел содержимое. Удостоверившись, что все на месте, спрятал назад, сказал с удовлетворением:
   - Что ж, все в порядке. А то, что ушли... Так могли бы и не уйти. Уж больно твари шустрые. К тому же, еще не поздно. Вполне могут нагнать.
   Зубило сдвинул брови, проворчал:
   - Пусть нагонят. Мало не покажется.
   - То-то я смотрю, ты бежал - аж пятки сверкали, - хихикнул Бегунец. - Едва догнал.
   - Мастер сказал бежать, вот и бежал! - защищаясь, огрызнулся Зубило.
   Бегунец перевел взгляд на Шестерню, сказал с восторгом:
   - Наш мастер, каких поискать! Я бы ни в жизнь не догадался хмелем плеснуть.
   - Я бы тоже не догадался, - признался Шестерня. - Да вершинник сболтнул лишнего.
   Зубило сел, сказал мстительно:
   - Поди, не думал, что так все обернется. Вот и трепался, бестолочь.
   - И почему они так хмеля боятся? Непонятно, - произнес Бегунец мечтательно.
   - А остальное понятно? - усмехнулся Зубило.
   Бегунец закинул руки за голову, сказал в раздумье:
   - Остальное можно объяснить. Ну слепые, с кем не бывает, ну место шерсти иглы. Гм... тоже ясно. Уродились такими. Ну белого цвета... Тут и подавно ясно. Почти все, что в пещерах живет, белое.
   Шестерня поинтересовался с улыбкой:
   - А то, что силы немеряно, одного втроем не перетянуть, тоже понятно?
   - Конечно! - Бегунец сел, заговорил возбужденно: - Это вроде игл - тоже уродство. Порой, бывают такие, вроде и не велики, а силы не занимать. У нас в деревне такой был. Камнями ворочал, какие и двое не сдвинут. Зубило, помнишь?
   Шестерня покивал, сказал с усмешкой:
   - А в глотку заглянуть не довелось, когда челюсти разевают?
   - А что там, в глотке? - спросил Бегунец с опаской.
   Зубило сверкнул глазами, прошептал:
   - Глянем, обязательно глянем!
   - Только прежде штаны снимите, - посоветовал Шестерня. - Чтобы после сушить не пришлось. А вообще, пустое это. Вершинник говорил, нет таких больше, да и не было никогда.
   - Это как? - откликнулись парни хором.
   - Да вот так. - Шестерня пожал плечами. - Он не вдавался, а я не спрашивал. Но, так понял, не нашего мира это звери.
   - А какого? - побледнев, прошептал Бегунец чуть слышно.
   - Чужого.
  
  

ГЛАВА 4

  
   Парни втянули головы в плечи, испуганно заозирались. Стены надвинулись, а темнота вокруг показалась враждебной, наполненной угрозой и опасностью. Шестерня же и бровью не повел. Пошарив в заплечном мешке, отыскал горшок, откупорив, опрокинул в рот. Сглотнув пару раз, отнял от губ, сказал с досадой:
   - Вот ведь ушастое племя. Нет, чего нормального, воды налил!
   Затянув, и забросив мешки на плечо, Шестерня поднялся. Глядя на него засобирались и парни. Судя по кислым лицам и неверным движениям, засобирались без особого энтузиазма. Но, память, что где-то неподалеку рыщут жуткие чудовища, и впечатления от разговора помогли обойтись без вопросов.
   - Куда пойдем? - Зубило встал напротив, взглянул вопросительно.
   - Вперед. - Шестерня мотнул головой. - Позади делать нечего.
   - Быть может, лучше вернемся? - спросил Бегунец осторожно. - Пройтись по окрестным селеньям, закрыть тропы. Думаю, твари досадили не только нашей деревне.
   Шестерня мгновенье раздумывал, отозвался:
   - Нет смысла. Это у вас так сложилось, что не оказалось мастера. В других наверняка есть. К тому же тварями теперь никто не управляет, так что опасности нет. Ну, сожрут в кои-то веки одного - двух заплутавших... Не велика потеря. К тому же, что-то расхотелось мне договариваться с местными старостами. - Он мрачно усмехнулся. - Себе дороже.
   - Так куда пойдем? - повторил Зубило упрямо. - В неизвестность? Мы никогда не заходили так далеко.
   - Значит зайдем, - отозвался Шестерня беспечно. - Еды взяли?
   - Во! - Бегунец похлопал по заплечному мешку, выпятившемуся горбиком из-за плеча. - На пару дней точно.
   Проход зазмеился, то расширяясь до размеров дома, то сужаясь так, что приходилось протискиваться боком. Шестерня шел неторопливо, лишь время от времени поглядывал по сторонам. Помощники только и делали, что вертели головами, Интереса удостаивалось все: желтоватые пучки плесени, украшенные капельками влаги, выступившие из свода друзы кристаллов, загадочно поблескивающие в отсвете фонаря, вкрапления металлических жил, испятнавшие стены разноцветными брызгами.
   Бегунец то и дело всплескивал руками, громко восторгался, заметив очередную диковину, ненадолго замирал, впитывая взглядом и касаясь пальцами. Зубило держался отстраненно, однако любопытство раз за разом прорывалось через напускное спокойствие, сквозило в движениях, лихорадочно блестело из глаз. Он не выдерживал, останавливался рядом с товарищем, разглядывая особенно крупный кристалл, или гроздь сталактитов, угрожающе топорщащихся со свода корявыми лапами.
   Порой попадались свертки: мрачные, черные трещины стен. Иногда проход ветвился, распадался на несколько частей. Свертки Шестерня пропускал не глядя, а на развилках ненадолго замирал, после чего выбирал одну из сторон, и уверенно шел дальше. Миновав очередную развилку, Зубило поинтересовался:
   - Скажи, как ты выбираешь путь?
   - С чего взял, что я выбираю? - Шестерня в удивлении поднял бровь. - Иду, куда глаза глядят.
   Зубило прищурился, сказал с хитринкой:
   - Идти - идешь, да выбираешь. Какие-то места проходишь не глядя, но кое-где останавливаешься, раздумываешь, куда свернуть. Шел бы наобум, кто бы спрашивал?
   - А может я уже здесь хаживал? - Шестерня усмехнулся. - Останавливаюсь, чтобы освежить память.
   Зубило мгновенье подумал, помотал головой.
   - Нет. Ты сказал, что пришел с верхних горизонтов. А мы все время идем под уклон.
   - Правда твоя. - Шестерня кивнул. - Я, хоть и пещерник, но все больше по поверхности хаживал. Хорошо там, тепло, светло, и работы вдосталь.
   - Так все-таки? - Зубило взглянул выжидательно.
   Шестерня взъерошил бороду, задумчиво произнес:
   - Есть внутри некое чувство: туда ходить не нужно, а сюда можно. Обычно не обманывает.
   Затаив дыхание, Бегунец прошептал:
   - А что чувствуешь, почему не нужно? Какая-то опасность, неожиданность?
   - Какая уж тут опасность. - Шестерня махнул рукой. - Обычные тупики. Или, скажем, свод ослаб, порода нестабильна. Что значит, ступать надо мягче, да дурниной не орать.
   Зубило сказал с великим уважением:
   - Это редкий дар, камень чувствовать. Говорят, раньше, считай каждый второй камень чуял. Драгоценные породы отыскивал, золотые жилы. Но потом все повыродились.
   Шестерня скривился, словно от зубной боли, сказал с досадой:
   - Глупости это все.
   - Что глупости? - Бегунец распахнул глаза.
   - Глупости и байки. Как можно не знать места, где живешь? Смотри вокруг, да примечай. Где какие металлы спрятаны, какой звук у камня, как слои породы перемешаны...
   - И что, сможешь чувствовать? - спросил Зубило неверяще.
   - Сможешь знать, - отрезал Шестерня. - А потом, со временем, как знание вглубь уйдет, и думать не придется.
   Зубило смолчал, однако, судя по недоверчивому выражению лица, так до конца и не поверил. Мало ли, что мастер говорит. На то он и мастер, чтобы что-то объяснять, а что-то умалчивать. Было бы так просто, все бы мастерами были. Да только таких днем с огнем не сыскать, все больше косорукие да бестолковые попадаются.
   - А ведь тут кто-то недавно проходил, - неожиданно произнес Бегунец, указывая куда-то под ноги.
   Шестерня лишь мазнул взглядом, зато Зубило подошел, нагнулся, некоторое время рассматривал мятый, почерневший лоскут, сказал:
   - Похоже на обрывок одежды. Вот только не пойму, что это за темные пятна. Грязь, масло, а быть может кровь?
   Перед внутренним взором замаячили оскаленные пасти чудовищ. Неужели и здесь? Однако, Шестерня лишь тряхнул головой, отгоняя неприятную мысль. Мало ли откуда взялся на пути обрывок? Мало ли в чем испачкана ткань. И, даже если это действительно кровь, какой можно сделать вывод? Вон, у него до сих пор все руки в царапинах, а на рукаве кровь, что ж теперь, метаться с воплями? Отвлекая помощников, что прикипели взглядом к лоскуту, сказал:
   - Чем разглядывать грязь, лучше перекусим.
   Парни послушно развязали мешки. Зубило вытащил шмат мяса, вцепился зубами. Бегунец достал стянутые ниточкой листья, принялся щипать, задумчиво глядя перед собой. Однако, нет-нет, да косился на тряпицу, хмурился, после чего вновь отводил взгляд, вновь погружался в раздумья.
   Закончив с найденными в мешке тюремщика остатками пищи и воды, Шестерня оглядел спутников. Те успели наесться раньше, и теперь сидели, ожидая лишь слова мастера. Перехватив взгляд, оба поднялись, забросили мешки на плечи. И вновь стены проплывают мимо, под ногами похрустывают камушки, а в голове, умиротворенные едой и убаюканные размеренным шагом, вяло ворочаются мысли.
   Дорога натоптана, и рано или поздно на пути попадется очередное поселение, где, если будет на то воля Прародителя, будет достойная работа. Конечно, вряд ли получится также удачно, как в предыдущей деревне. Чтоб такой хороший заказ, да еще и в сжатые сроки. С другой стороны, скорее всего не возникнет таких сложностей с оплатой. Хотя, если подумать, добрый удар кулаком, да пара прогулок к вершине деревни, не такой уж сложный способ вернуть долг.
   А еще лучше было бы наткнуться на гнездо самоцветных камней, или золотую жилу. Кирка, мешок, немного терпения, и вот уже готов задел для будущего процветающей корчмы. Говорят, в глубинах попадаются такие места, что за седьмицу можно обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Говорят. Вот только счастливчиков таких что-то не попадалось. Желающих разбогатеть по быстрому, уже сегодня отправляющихся на поиски, хватало с избытком. Но никто не притаскивал забитые до отказа мешки, не хвалился роняющим от зависти слюни сотрапезникам россыпями сокровищ. Спустя седьмицу - другую, мечтатель вновь появлялся в корчме, но располагался все больше по углам, подальше от яркого света и любопытствующих глаз. Наверное потому, что не хотел расстраивать окружающих внезапным достатком, и вызывать зависть недавних товарищей. Наверное.
   - А вот и еще одна! - голос Бегунца прозвенел колокольчиком, вырывая из грез. - Смотрите.
   Шестерня скосил глаза. У стены невзрачный комок. Если не приглядываться, глаз с трудом отличит промокшую, потемневшую ткань от россыпи камней вокруг. Зубило сказал серьезно:
   - Один раз можно списать на случайность. Но два...
   - Может, повернем, пока не поздно? Не спроста тут разбросаны эти кровавые клочки, - прошептал Бегунец с опаской.
   - И куда пойдем, к тварям? Они там как раз с хозяином закончили, только нас и ждут, - отозвался Шестерня едко.
   - Не обязательно настолько назад, - произнес Бегунец в раздумье. - Можно свернуть в один из многочисленных тоннелей, пройтись... Куда-нибудь да выйдем.
   Шестерня вздохнул, сказал устало:
   - Куда мы в итоге выйдем, так это сюда. Нет там проходимых мест, хоть все трещины излазь. Тупики везде.
   - Думаю, можно продолжать путь. Нужно лишь быть осторожнее, пореже говорить, почаще слушать. Ведь лоскутья - явное предупреждение. А кто предупрежден - тот вооружен, - произнес Зубило рассудительно. - Пройдем еще немного, вполне возможно увидим, кто разбрасывается одеждой, а заодно и узнаем - зачем.
   Шестерня лишь пожал плечами, зашагал вперед, как и прежде, спокойный и погруженный в мысли. Грязные лоскуты не заинтересовали совершенно. Если не спутники, то и внимания бы не обратил на подобную мелочь. Подумаешь, кровавый комок. Воистину, великая находка.
   Воздух неуловимо изменился, повлажнел, насытился новыми запахами. Шестерня раз за разом принюхивался, однако делиться открытием не спешил. Пахнет и ладно, что с того? Вот когда появится нечто посущественнее, зримое и исполненное формы, тогда можно и поговорить.
   Запах насытился, стал гуще, сильнее. Поворот, еще один. Проход кончился внезапно. От неожиданности Шестерня остановился настолько резко, что Бегунец едва не влетел в спину, обиженно пискнул, однако, в следующий момент уже стоял рядом, с любопытством осматриваясь. Мгновеньем позже рядом возник Зубило, застыл, обводя взглядом пространство.
   Стены раздались в стороны, исчезли из вида. Исчез и свод, вздыбился настолько круто, так что над головой еще виднеется узкая полоска камня, но, чуть дальше, уже кромешная тьма. Но удивительнее всего пространство впереди и к низу. Во мраке сияют сотни огней, мрачными глазницами сверкают багровые всполохи, доносится едва слышимые отголоски и гул, будто во тьме ворочается нечто огромное, дышит, живет неведомой и страшной жизнью.
   - Это... куда ж мы попали? - прошептал Бегунец ошарашено.
   - Куда хотел, туда попали, - процедил Зубило. - Кто у нас в мастере сомневался?
   - Я не сомневался! - запротестовал Бегунец. - И не хотел. В том смысле, что хотел, конечно, но не думал...
   - Сдается мне, там, в глубине, идет нешуточная работа, как думаете? - Шестерня прервал излияния помощника, мотнув в сторону огней.
   Однако, взгляды спутников и без того оказались прикованы к удивительным огням. Не отрываясь от завораживающего зрелища, Зубило произнес:
   - Мне тоже так кажется, но... быть может мы ошибаемся?
   - И там, внизу, на самом деле притаилось жуткое чудовище, - прошептал Бегунец с дрожью.
   - Есть только один способ проверить, - отозвался Шестерня, пожав плечами.
   - Какой? - откликнулись помощники в голос.
   - Спуститься и узнать все на месте.
   - А если там действительно чудовища? - Бегунец сглотнул, взглянул с мольбой.
   - Или враждебно настроенные чужаки? - добавил Зубило. - Что будем делать?
   - Чудовища, чужаки... - Шестерня отмахнулся. - Гораздо больше меня волнует характер работы и размер вознаграждения.
   - Но... если там действительно твари, или враги... - повторил Зубило с нажимом.
   - Тогда мы уйдем.
   - Но нас не отпустят! - воскликнул Бегунец в панике. - Они не дадут нам уйти.
   - А кто их будет спрашивать? - процедил Шестерня с пренебрежением. - Дай-ка фонарь.
   Он взял из руки Бегунца, в конец растерявшегося от подобного оборота, фонарь, зашагал, подсвечивая себе дорогу и негромко мурлыкая под нос. Парни переглянулись. Зубило нахмурился, закусил губу, Бегунец в бессилье развел руками, однако, спустя миг, оба уже двигались следом, разрываясь между любопытством и опасениями. Мастер, конечно, знает лучше, но... мало ли что там, внизу? Вдруг и в самом деле чужаки, или чудовища? А то и еще чего похуже.
   Под ногами зазмеилась тропа. Сперва слабо различимая, вскоре превратилась в дорогу. Не ту, едва намеченную, по которым привыкли ходить - настоящую, широкую, с засыпанными щебнем выбоинами и стесанными выступами. Десяток шагов вправо, поворот, столько же влево. Дорога неуклонно ведет вниз, вгрызается в скалу, змеясь по самому краешку. И хотя уклон не так уж крут, лучше не оступаться. Кто знает, сколько придется лететь, кувыркаясь по острым камням, прежде чем достигнешь дна. А уж что ожидает там, на дне, и думать не хочется.
   Один поворот, еще один. Бегунец всплеснул руками, воскликнул:
   - А вот и то, с чьей помощью незнакомец оставлял следы. - Он указал на потемневшую грязную тряпку возле стены.
   - А вон и он сам, - глухо откликнулся Зубило.
   Бегунец проследил за взглядом товарища - ахнул. За очередным поворотом, чуть ниже, скрючился пещерник. В слабом отблеске фонаря кажется, что он всего лишь прикорнул, сморенный усталостью, присел отдохнуть. Однако, есть что-то неуловимое в позе незнакомца, что-то такое, отчего в груди разливается холод, а на загривке вздыбливаются волосы. Бессильно свесившаяся на грудь голова, поникшие плечи, потемневшая, попятнанная ссадинами и ранами кожа. Пещерник мертв.
   Не доходя до тела пары шагов, остановились.
   - Что с ним случилось? - голос Бегунца дрогнул.
   Шестерня без интереса мазнул взглядом, произнес отстраненно:
   - Он умер.
   - А мы-то и не заметили, - произнес Зубило с досадой.
   Бегунец сглотнул, прошептал потеряно:
   - Но, почему, как так могло случиться? Наверное, он шел к тем огням внизу, и... не дошел.
   - Или не довели, - бросил Шестерня негромко.
   Зубило дернул головой, взглянул остро. Мастер смотрит перед собой, на лице печать раздумий, в глазах странное выражение, словно знает нечто очень - очень важное, но не торопится поделиться.
   - О чем ты? - Зубило нахмурился. - Что значит не довели?
   Шестерня лишь махнул рукой, решительно произнес:
   - Пойдем дальше. Там, на месте, разберемся, что за огни, для чего он туда шел, и почему не дошел.
   - А с ним что? - Бегунец растеряно указал на мертвеца. - Так и оставим?
   - Оставим, - Шестерня кивнул, - а что еще? Ну, можешь с собой взять, если хочешь, или с горки сбрось. Тут уклон хороший, как раз до низу докатится, если толкнуть хорошенько.
   У Бегунца отвисла челюсть, Зубило покачал головой, Шестерня же зашагал дальше, словно ничего не произошло, а мертвец на обочине и не мертвец вовсе, так, булыжник, а то и вовсе невзрачный кустик плесени.
   И вновь под ногами похрустывают камушки, скрипят, выскальзывают из-под подошв, заставляя мельком смотреть вниз, с усилием отрывая взор от раскрывающегося величественного зрелища. Огни, что казались такими мелкими, увеличились, заполонили собой пространство, добавились новые, не видимые сверху. Многочисленные всполохи и искры загадочно мерцают, неотрывно следя за незваными гостями. Будто по дну заполненного чернотой провала бродят неведомые существа, поблескивают огоньками глаз. А если немного расфокусировать взор, так, чтобы охватить окружающее одним разом, кажется, что это не отдельные глазки, а единое, заполнившее бездну, существо настороженно поблескивает бесчисленными багровыми зрачками.
   Гул, до того едва различимый, усилился, распался на отдельные звуки. Что-то ухает, редко и тяжело, но настолько сильно, что под ногами подрагивает скала, бубенцами рассыпается звонкий перестук, едва слышимые, доносятся смутные шумы, невнятные, и не зримые в затопившей глубины извечной черноте.
   Из-под ноги выскользнул камень, обиженно стуча, унесся куда-то вниз. Оторвавшись от зрелища, Бегунец проводил беглеца взглядом, сказал с грустью:
   - У меня никак не идет из головы тот несчастный. Почему он погиб? Не поступаем ли мы безрассудно, спускаясь сами не зная куда?
   - Не спустимся - не узнаем, - пожав плечами, ответил Зубило. - Взгляни на мастера. Прет, словно в корчму по знакомой тропке. Никаких сомнений.
   - Сомневаться надо было раньше, - буркнул Шестерня странным голосом. - Сейчас поздно.
   - Это почему? - отозвались спутники в удивленье.
   - Хозяева пожаловали.
   Он остановился, замер, всматриваясь во что-то перед собой. Парни поспешили следом, встали по обе стороны, изо всех сил вытягивая шеи, и тараща глаза, чтобы получше разглядеть, что этакого увидел мастер. Неподалеку, у поворота, едва видимые, темнеют два силуэта. Демоны, чудовища, неведомые странники? Миг, и силуэты выдвинулись, протаяли деталями.
   Черные, блестящие доспехи облегают тела, на плечах кожаные перевязи ремней, руки сжимают пики с заостренными иззубренными оглавьями. Доспехи необычны, а оружие устрашающе, но не это привлекает взгляд. Намного, намного удивительнее лица воинов. Спутанные гривы иссиня-черных волос, огромные, заполненные тьмой глаза, и... кожа, не привычная, розовая, как у любого пещерника, или бледная, словно присыпанная мелом, как у вершинников, и даже не желтоватая, как у опаленных светилом людей... Темная, почти черная, как заполнившая глубины тьма.
  
  

ГЛАВА 5

  
   - Подземники, - одними губами выдохнул Бегунец.
   - Они самые, - с досадой прошептал Зубило.
   - Вот уж не верил, а поди ж ты, - хмыкнул Шестерня. - Хотя, после того вершинника... - Он воздел руку в приветственном жесте, сказал с подъемом: - Здорово, мужики. Вы не поверите, но в горле пересохло - мочи нет. Где тут ближайшая корчма?
   Ответа не последовало, лишь тусклые отблески фонаря сверкнули в глазах. Поежившись под тяжелыми взглядами незнакомцев, Бегунец прошептал:
   - Может они не понимают?
   - Чего не понимают? - откликнулся Зубило шепотом. - Сказано же - корчму ищем.
   - Или немые, - не слушая, продолжил Бегунец.
   Не отрывая взгляда от незнакомцев, Шестерня чуть слышно проворчал:
   - Что-то не нравятся мне эти немые. Пойдем, пока голоса не прорезались. - Разведя руками, сказал, обращаясь к подземникам: - Ну, не знаете, так не знаете. Караульте дальше, или, что вы тут делали... А мы пойдем, пойдем.
   Осторожно, бочком, он двинулся вперед, аккуратно обойдя воинов, зашагал дальше. Едва касаясь земли, парни засеменили следом, втянув головы в плечи, юркнули мимо фигур, застывших черными изваяниями. Воины растворились во тьме, но парни то и дело оглядывались, Бегунец с испугом, а Зубило с подозрением, всматривались во тьму. В очередной раз оглянувшись, Зубило процедил:
   - Не нравится мне все это.
   - Что именно? - Шестерня по-прежнему не отрывал взгляда от огней, что за время спуска заметно приблизились, и словно бы увеличились числом.
   - Почему эти подземники не сказали ни слова? Ведь не просто так стоят. Почему пропустили? Откуда взялись здесь? Ведь их вотчина намного восточнее.
   - Я тоже совсем не здесь родился. - Шестерня пожал плечами. - Но, видишь как получилось. А что молчат - так племя их такое, бессловесное.
   Зубило сдвинул брови, сказал упрямо:
   - Допустим. Но почему пропустили? При оружии, без заплечных мешков, что значит - не охотники. К тому же стоят, не двигаются.
   - Охраняют? - предположил Бегунец осторожно.
   - То-то и оно, - Зубило кивнул, - что охраняют. Так почему пропустили?
   Шестерня взъерошил бороду, сказал в раздумье:
   - Ты же не знаешь, что именно они охраняют, и от кого.
   - С какой бы ни охраняли, - Зубило вскинулся. - Должны остановить. Обязаны!
   - Охранять можно вход, а можно и выход. Ты уверен, что все понял правильно?
   Шестерня так и не повысил голос, но от его слов повеяло такой жутью, что парни ощутили, как на загривках встопорщиваются волосы. С трудом удерживая пренебрежительное выражение лица, Зубило поинтересовался, стараясь, чтобы голос звучал отстраненно:
   - По-твоему нас не выпустят?
   - Может уйти сейчас, пока не поздно? - побледнев, пропищал Бегунец в панике.
   - А разве еще не поздно? - Шестерня насмешливо изогнул бровь. Окинув взглядом спутников, впавших в полуобморочное состояние, произнес ободряюще: - Не забивайте себе головы, ребята. Как соберемся уходить - уйдем. Но ведь мы пока не собираемся.
   Вильнув последний раз, тропа выпрямилась. Закончился и спуск. Не смотря на озабоченность разговором, парни вздохнули с облегченьем. Двигаться, с риском свернуть шею на очередном повороте, надоело, и ровная, почти без уклона, поверхность воспринималась, как благодать Прародителя. Если бы не рассыпанные тут и там крутобокие булыжники, при невнимательном шаге злорадно бьющие по ногам, было бы и вовсе хорошо.
   Первый огонек появился неожиданно, еще мгновенье назад вокруг властвовала тьма, и вот уже совсем рядом, выпрыгнув из-за здоровенного валуна, переливается желтоватое пламя, заточенное в полупрозрачную сферу, установленную на корявой треноге. Защищаясь от света, парни вскинули руки к глазам, а когда проморгались, застыли в изумлении. Вокруг треноги расселись пещерники, волосы всклокочены, одежда потрепана и грязна. Лица одинаково измучены и покрыты толстым слоем пыли. То один, то другой вскидывает глаза на прибывших, оглядывает мельком, но тут же теряет интерес, вновь роняет.
   Шестерня присел рядом, о чем-то негромко говорит с ближайшим мужиком. Голосов не различить, видно лишь как жестикулирует мастер. Наконец мужик махнул рукой, указывая куда-то в сторону рассыпанных впереди огней, Шестерня кивнул, поднялся. Вернувшись быстрым шагом, бросил:
   - Двигаемся дальше.
   Парни засеменили следом, вывернув шеи и глядя назад, пока сгрудившиеся у огня фигуры не растворились в тьме.
   - Кто это? - прошептал Бегунец чуть слышно. - Что они делают?
   - Мастеровые, - ответил Шестерня сдержанно. - Отдыхают.
   Уловив в голосе мастера непривычные нотки, Зубило произнес:
   - Что-то не шибко они веселые, эти мастеровые.
   - Не лучшее положение для веселья, - ответил Шестерня лаконично.
   - А какое у них положение? - поинтересовался Бегунец. Не дождавшись ответа, повторил: - Что за положение такое?
   - Не хорошее у них положение, - произнес Шестерня отстраненно, - удручающее. Но мы постараемся избежать...
   Чего именно собирался избежать мастер, спутники так и не услышали, потому что из тьмы вдруг вынырнули четверо вершинников. Зубило уже открыл рот для вопроса, но перед глазами угрожающе блеснул кончик копья, и он прикусил язык. Зато Шестерня совершенно неожиданно всплеснул руками, произнес раздраженно:
   - Наконец-то спохватились. Я уж собирался уйти. Ведите к управляющему, да поживее. Мое время дорого стоит.
   Один из подземников, высокий плечистый воин, прищурился, сказал растягивая слова:
   - К управляющему? Здесь нет никакого управляющего.
   Копья разом выдвинулись вперед, уперлись в бока, так что Бегунец испуганно ойкнул, а Зубило с ненавистью скрипнул зубами. Не меняя выражения лица, Шестерня брезгливо отвел от груди острие, взглянув собеседнику в глаза, отчеканил:
   - Меня не интересует ваша внутренняя иерархия. Я пришел заниматься делом. Насколько можно назвать делом это все, - он картинно повел рукой вокруг, отчего воины мгновенно напряглись, а кончик копья тут же вернулся, уткнувшись прямо в подбородок. Подчеркнуто не обращая внимания на приставленное к шее оружие, продолжил едко: - Говорили, что затеявшие это грандиозное строительство дорожат временем, но... похоже, слухи несколько преувеличены. Если не сказать лживы. Работа, что я наблюдаю вокруг, займет еще очень и очень много времени, если вообще когда-нибудь будет закончена.
   Лицо воина приняло озадаченное выражение. Он несколько мгновений наблюдал, как Шестерня с подчеркнутым интересом рассматривает камни под ногами, замедленно произнес:
   - Ладно, пойдем. Но упаси тебя демоны тронуть оружие. Тебя и твоих спутников.
   Шестерня пожал плечами, фыркнул:
   - За оружие держаться - дело ваше. Мое дело - молот да мастерок.
   Воин не ответил, сделав знак остальным, развернулся, зашагал вперед. Тотчас двинулся и Шестерня. Опешив от происходящего, парни замялись, но суровые взгляды воинов не располагали к промедлению, и вскоре они уже шли рядом с мастером, то и дело бросая умоляющие взгляды, в страстном желании получить хотя бы малейший намек, чтобы понять - что нужно делать. Однако, Шестерня внимания на спутников не обращал, поглядывал вокруг, бросал взгляды то в одну, то в другую сторону, поворачивая голову с явной ленцой, однако мелькающие в глазах искры и едва заметная дрожь в руках, свидетельство неподдельного интереса, много бы сказали внимательному взгляду.
   Помощники еще некоторое время смотрели на мастера, но вскоре отвлеклись, сами завертели головами, и, если бы не идущие вровень суровые подземники, давно бы остановились, пораженные открывшимся зрелищем. Повсюду, куда ни кинь взгляд, сияют горстки блистающей пыли, где заключенные в сферу, где и вовсе наспех насыпанные в углублениях в камне, сияют, проедая плоть тьмы сверкающими лакунами. У границ света ворочаются размытые тени, то пропадая, то выходя на свет, ненадолго обращаются в пещерников, но тут же колеблются, плывут, так что уже и не разобрать, действительно ли во мраке копошатся соплеменники, или это жуткие сумрачные демоны, поднявшиеся из глубин привлеченные светом.
   Привычной тишины как не бывало. Отовсюду доносятся звуки: гулкие тяжелые удары, дробный шорох, скрежет и скрип. Если вслушаться, можно различить и отголоски слов, тихих, едва различимых за прочими шумами. Вот кто-то охнул, болезненно и жалобно, где-то протяжно закричали. Грохнуло так, что содрогнулась земля, и вновь лишь слабый шепот, словно неподалеку во тьме, скрытые от глаз, жалуются и стенают духи умерших предков.
   Впереди замаячила груда камней. Провожатый сделал знак остановиться, сам же шагнул в сторону и... исчез. Зубило сморгнул, прищурился, пытаясь понять, куда делся подземник. Взгляд пробежался по камням, ухватил чуть в стороне зев провала. Похоже, подземник ушел именно туда. Если вглядеться пристальнее, можно заметить пробившийся из глубины слабый блик. Да и составляющие груду камни, если подумать, навалены не абы как, а уложены друг на друга. Не груда - дом. Сложенный наспех, без особых притязаний на красоту и надежность, но дом.
   Зашуршали камушки, уже знакомый подземник вновь появился рядом, однако, появился не один. Сопровождающий, такой же подземник, только, в отличие от четверки конвойных, закованных в латы, без единого намека на оружие и броню. Простой хитон, полностью скрывает фигуру, лишь кисти рук, да лицо доступны взгляду. Оглядев незнакомца, Шестерня закусил губу. Он уже видал таких: в хитонах, с отрешенным лицом и холодным тяжелым взглядом. Маги, или, по-другому - волхвы. Сумевшие обуздать и повелевающие невидимыми стихиями, отчего, как правило далекие от обычных, понятных простым людям нужд, преисполненные высокомерия и спеси. Тяжелые сподвижники, невыносимые собеседники, и вместе с тем... неплохие заказчики.
   В памяти разом всплыли многочисленные россказни о магах, что годами ищут тайные знания, не в силах преодолеть безудержное влечение к неизвестному. За полуистлевший свиток, или кусок древности готовые отдать несметные сокровища, потому как, по их мнению, золото и драгоценные камни ничто по сравнению с истинным сокровищем - знаниями.
   Губы невольно разошлись в пренебрежительной усмешке. Замшелые свитки, иссохшие фолианты... Ничего не скажешь, вот уж сокровища так сокровища. Таким добром даже не подтереться толком, не то что... Хотя, если приглядеться, на пальцах заметны перстни, тускло поблескивают крупные камни. Да и на шее, не до конца закрытое воротом, выглядывает ожерелье. Не такой уж бессребреник этот чародей.
   - Значит, ты пришел сюда поработать? - надтреснуто проскрипел маг.
   Смахнув с лица ухмылку, Шестерня в миг стал серьезен, педантично поправил:
   - Заработать. Так будет правильнее.
   Не выказав изумления, подземник произнес:
   - Хороший мотив. Правда, здесь все больше не за барыш работают...
   - Имеешь в виду подневольных? - Шестерня вопросительно вздернул бровь. - Так я с помощниками не из их числа.
   - Некоторые вещи случаются на удивление быстро и... неожиданно, - усмехнулся чародей. - Сейчас ты свободен, а мгновение спустя - нет.
   - Некоторые вещи на удивление бессмысленны и... не эффективны, - парировал Шестерня. - Особенно, когда проект сложен, а время ограниченно.
   Маг прищурился, сказал с холодком:
   - Проект действительно сложен, но времени... вполне вдосталь.
   - Настолько вдосталь, что сюда впопыхах сгоняют пленников со всех окрестных деревень, не удосуживаясь даже накормить голодных и полечить раненных? - поинтересовался Шестерня с насмешкой.
   От подземника повеяло холодом, когда он прошипел:
   - Не слишком ли ты внимателен, для... простого работника?
   Шестерня скрестил руки на груди, отчего острия копий, до того опущенные к земле, тут же поднялись, уперлись в бока, сказал с гордостью:
   - Я не просто работник. Простыми - вон, вся пещера забита. Я - мастер!
   - И в чем же разница? - прошипел колдун едко, нависнув над собеседником угрожающей тенью.
   Однако Шестерня не отступил, преисполнившись желчи, ответил:
   - А в том, что ты ими хоть с верхом пещеру забей, работа быстрее не пойдет. А когда до конца дойдет, если дойдет, наплачешься, как принимать будешь.
   Чародей поиграл бровями, помолчав, спросил без особой уверенности:
   - Ладно, пусть так. Что мешает мне кинуть тебя к прочим, чтобы мастерство даром не пропало?
   Шестерня просветлел лицом, сказал с усмешкой:
   - А ведь я с этого начал. И закончил бы, если б кое-то, не будем тыкать пальцем, не перебивал.
   - Короче, - процедил подземник, играя желваками.
   - Рад бы короче, да вряд ли получится, - хмыкнул Шестерня. - Некоторые здесь не понимают отличий между подневольным бездарем и свободным мастером. Несут околесицу, почем зря. Посвяти в проект, обговори награду, выдай задаток, в конце концов... Ты удивишься, насколько хорошо и быстро может двигаться работа.
   Один из воинов не выдержал, воскликнул, обращаясь к магу:
   - Позволь, я насажу голову этого наглеца на пику? Похоже, тварь забылась!
   Волшебник покачал головой, погрузившись в раздумья, некоторое время о чем-то напряженно размышлял. Шестерня стоял с подчеркнуто независимым видом, презрительно поглядывая на воинов. Те, в свою очередь, пожирали потерявшего страх пещерника столь яростными взглядами, что от немедленной расправы спасало лишь присутствие волшебника. Зубило и Бегунец не двигались, с ужасом переводя взгляды с мастера, что, похоже, совсем помутился разумом, на замерших вокруг подземников, и даже почти не дышали, боясь привлечь внимание и без того взбешенных воинов.
   - С другой стороны, почему бы и нет... - вынырнув из раздумий, произнес маг чуть слышно. Он вновь взглянул на Шестерню, на этот раз без ярости, сказал: - Хорошо, заходи в жилище, поговорим внутри. Расскажу о работе, дам указания. Ну и об оплате поговорим, разумеется. - Обращаясь к воинам, произнес: - Мастер со мной, а этих к остальным.
   Он развернулся, двинулся ко входу. Заметив, как Зубило с Бегунцом побледнели, Шестреня поспешно сказал:
   - Погоди, погоди. Куда это к остальным? Мне нужны помощники.
   Подземник пожал плечами, бросил:
   - Как приступишь, выделим кого-нибудь.
   - Кого-нибудь не пойдет, - сказал Шестерня твердо. - Я должен быть в них уверен. В своих я уверен, а что вы там выделите, еще не известно. - Заметив мелькнувший в глазах собеседника гнев, сказал с укоризной: - В конце концов, мы о работе говорим, или на рынке торгуемся? Что за несерьезное отношение.
   Маг что-то хотел сказать, но лишь поморщился, отмахнулся. Шестерня повернулся к парням, сказал буднично, словно последние несколько мгновений жизнь всех троих не висела на волоске:
   - Внутрь не зову, уж не взыщите. Деловые разговоры лишних ушей не любят. Так что постойте пока здесь. Как закончим - выйду.
   Провожаемый сдавленными проклятьями, и исполненными бешенством взглядами воинов, Шестерня с достоинством удалился. Потянулись томительные мгновенья ожидания. Прикрыв глаза, чтобы не провоцировать и без того взъярившихся бойцов, Зубило застыл, превратился в каменное изваяние. В ушах гул, в груди холод, а кулаки сжаты так, что пальцы впились в ладони, только бы не выказать охвативший тело трепет.
   Доспехи по-прежнему облегают тело, рукоять ножа на поясе, понадобится достать - лишь шевельни пальцами, рядом, плечом к плечу, верный товарищ. Дойдет до боя - они дорого продадут свои жизни. А продать рано или поздно придется. Убежденный словами мастера, проклятый маг не дал воинам воли, но... можно ли верить подземникам? Не хрипит ли мастер в агонии, захлебываясь собственной кровью? Не прячется ли в мглистой дыре входа одетая в балахон черная нечисть, готовая дать знак, чтобы вдоволь насладиться мучениями умерщвляемых путников. И даже если все в порядке, и Шестерня сможет договорится, не найдет ли мастер на выходе остывающие тела спутников, лишь немного опоздав к кровавой развязке, когда, опьяненные безнаказанностью, стражи нанесут предательский удар?
   В черепе стучит все громче, перед глазами плывет, тьма вокруг искажается жуткими гримасами. Еще немного, еще чуть-чуть. Ну же, мастер, где ты!? Шорох камушков отдался в ушах жутким грохотом. В проеме возникает знакомая фигура. Знакомая ли, или то проделки чужеродной магии, что вот-вот расплывется серым пятном, протает истинным обликом?
   Сквозь гул в ушах, вырывая из цепких лап одуряющего марева, прорезался знакомый голос:
   - Только и всего, дольше препирались!
   Довольный, Шестерня подошел к спутникам, поднял руки, собираясь похлопать по плечам, но лишь изумленно крякнул, когда оба с тяжелым вздохом вдруг осели, бледные и измученные, словно после долгой, изнурительной работы.
  
  

ГЛАВА 6

  
   При взгляде на пристывшую к губам Шестерни ухмылку, подземников передернуло, в глазах блеснула ярость, желваки вздулись, а копья дрогнули, уставившись оглавьями на пленных, однако, дальше молчаливых угроз дело не пошло. Поддерживая спутников за руки, Шестерня двинулся в указанном направлении. Некоторое время он поглядывал по сторонам, но вскоре погрузился в размышления, лишь когда кто-нибудь из охраны бросал особо пристальный взгляд, чуть поворачивал голову, подмигивал, чем вызывал яростный высверк глаз и сдавленное рычание.
   Поплутав, остановились возле груды булыжников, чем-то напоминающих жилище мага. Шедший до того первым, подземник повернулся, холодно произнес:
   - Жить будете здесь. Еда по распорядку. О работе узнаете у инженера. Все.
   Скептически оглядев жилище, Шестерня бросил:
   - Не велики удобства.
   Губы подземника искривила усмешка, он процедил:
   - Смотря с чем сравнивать. Если б не Увар, спал бы как остальные - на камнях.
   Поморщившись, Шестерня было сунулся к выходу, но стоящий слева воин качнулся вперед, загораживая путь, рявкнул:
   - Оружие!
   Пожав плечами, Шестерня ухватил секиру за оголовье, стараясь избегать резких движений, неторопливо вытащил, протянул подземнику. То же сделали и парни. Бегунец расстался с ножом легко, Зубило же долго ковырялся, скрипел зубами, но под конец, подгоняемый сердитым взглядом Шестерни, все же отдал.
   Воин принял оружие, оценивающе покосился на доспехи, но Шестерня предупредил, спросил с брезгливостью:
   - Обноски тоже сдать?
   Подземник лишь сдавленно чертыхнулся, растаял во тьме. Следом исчезли и остальные. Постояв немного, вслушиваясь в шумы, Шестерня подхватил фонарь, двинулся ко входу. Спутники затрусили следом, чересчур подавленные, чтобы думать и действовать самим.
   Свет метнулся по стенам, заполнил собой тесное пространство комнатушки. Плоский камень столешницы, стулья - булыжники, широкий, на полкомнаты топчан, из все тех же камней, разве что для мягкости заваленный мятой потемневшей одеждой.
   Утвердив фонарь на столешнице, Шестерня сбросил мешок, устроившись на краешке топчана, с удовлетворением произнес:
   - Что ж, неплохо.
   Втянув идущий от топчана кислый запах застарелого пота, Бегунец опустился на стул, простонал чуть слышно:
   - Если это неплохо... Что тогда отвратительно?
   Пошерудив в заплечном мешке, Шестерня извлек кусок мяса, взвесив на ладони, сказал:
   - Отвратительно? Ну, к примеру, если бы тут вода была.
   - Где? - Зубило присел рядом, откинувшись на стену, прикрыл глаза.
   - Да прямо здесь. Под ногами. - Шестерня вгрызся в мясо, отхватил здоровенный кус. - Мало того, что мокро, так еще и холодно. Быстро отсыревает одежда, кожа покрывается волдырями. Заводится плесень, повсюду скачут мерзкие твари, спать не дают.
   - Доводилось так работать? - Бегунец округлил газа.
   - Доводилось еще и не так. - Шестерня подмигнул, сглотнув прожеванное, откусил снова. - Или, к примеру, алебастровые копи. Повсюду мельчайшая едкая пыль, кутайся не кутайся - все одно насквозь в пыли. Глаза слезятся, тело чешется, легкие жжет так, словно раскаленных углей вдохнул. И ведь не день, не два приходится работать.
   - А уйти нельзя? - ужаснулся Бегунец.
   - Можно и уйти, - Шестерня пожал плечами, - да только не заплатят.
   - Никакие богатства не стоят подобных мучений, - бросил Зубило угрюмо.
   - Богатство богатству рознь, - произнес Шестерня назидательно. - Если оплата хороша, можно и помучиться.
   Зубило покачал головой, сказал с отвращением:
   - Никогда не пойму. Чтобы за какие-то камушки и слитки уродовать себя...
   Шестерня отложил мясо, извлек бурдюк, побултыхав, сказал с грустью:
   - Если бы за камушки да слитки. Иногда приходится вкалывать за спасибо.
   - Как это? - Бегунец отщипнул от мяса, потянул кусочек ко рту. - Кто на такое пойдет?
   Отхлебнув из бурдюка, Шестерня отер бороду, спросил скептически:
   - Все те, кого сегодня видел, думаешь, за сокровища жилы рвут?
   Не донеся мясо до рта, Бегунец замер, взглянул вопросительно. Открыл глаза и Зубило, сказал сердито:
   - Не до гляделок было. А что, разве нет?
   Шестерня покачал головой, сказал пораженно:
   - И куда только смотрели? Они же в кандалах, все до единого. Невольные!
   У Бегунца отвисла челюсть, а Зубило побледнел, сказал неверяще:
   - Не может быть. Как невольные? Их же здесь... сотни!
   - Если не больше. - Шестерня покивал, добавил: - Так что мы еще неплохо устроились. Могло быть и хуже.
   Пораженные, парни погрузились в размышления. Шестерня тем временем дожевал мясо, запил, после чего, сложив остатки назад в мешок, поднялся со словами:
   - Что ж, червячка заморили, теперь можно и поработать.
   Бегунец дернулся, как от укуса водяницы, воскликнул:
   - Как поработать? На кого?!
   - На подземников, конечно. На кого тут еще работать? - Шестерня пожал плечами.
   Глядя на товарища, что поперхнулся, от возмущения пошел пятнами, Зубило пояснил:
   - Подземники захватили много наших. Кажется, я даже видел знакомые лица. Правильно ли будет действовать с ними за одно?
   Остановившись в проходе, Шестерня повернулся, сказал с недоумением:
   - Волшебник предложил выгодную сделку. Было бы глупо упускать такую возможность.
   Вновь обретя дар речи, Бегунец горестно выдохнул:
   - И мы не поможем соплеменникам? Не освободим от оков, не отпустим домой?
   - А собирались? - Шестерня удивился столь натурально, что Бегунец лишь глухо застонал, уткнулся лицом в ладони.
   - Не собирались, но можем собраться, - сказал Зубило с нажимом. - По крайней мере, попытаться стоит. Ничто не мешает...
   - Мешает, - прервал Шестерня серьезно. - Работу нужно сделать. Я дал заказчику слово. А слово мастера, это не то, чем стоит разбрасываться.
   - Но невольные... - простонал Бегунец.
   - Это не ваша забота, - отрезал Шестерня. - Единственное, что сейчас для нас важно - проект. Остальное не имеет значения.
   - Не имеет значения в принципе? - чуть слышно поинтересовался Зубило, испытывающе взглянув на мастера.
   - До конца работы, - повторил Шестерня терпеливо. - Закончим проект - поговорим.
   Он вышел. Проводив мастера взглядом, Зубило встал, ободряюще потрепав по плечу Бегунца, сказал:
   - Не печалься. Я знаю, все образуется.
   Товарищ поднял лицо, с протянувшимися от глаз по щекам мокрыми дорожками, сказал с дрожью:
   - Как можно? Почему он говорит такие вещи? Ведь это не кто-нибудь - наши, соплеменники!
   Зубило тряхнул головой, повторил с нажимом:
   - Все образуется, но... не сейчас, позже. А пока пошли. Как говорят люди с поверхности: утро - вечера мудренее.
   Шестерня ждал снаружи. Повернув на шорох голову, окинул спутников взглядом, кивнул.
   - Собрались? Ну и хорошо. Пойдем, посмотрим поближе, что из себя представляет это чудо инженерной мысли.
   Зубило взглянул с удивлением, спросил:
   - Разве ты не знаешь?
   - Понятия не имею. - Шестерня пожал плечами.
   - Но из вашего разговора с подземником сложилось впечатление, что...
   Шестерня поморщился, оборвал:
   - Повсюду горят огни, воздух вздрагивает от гула. Народу понагнали столько, что плюнуть некуда - в кого-нибудь да попадешь. Дураком надо быть, чтобы не понять - здесь что-то строят. Что-то непонятное, но строение грандиозно по размеру, и необычно по содержанию.
   - А об этом как догадался? - Зубило почесал в затылке. - Ну, про размер и содержание.
   - Сотня с лишком работников не будут возводить сарай. Не экономично. А что касается содержания... Ты их рожи видал? Не думаю, что подземники забрались в такую даль, чтобы возвести пару-тройку амбаров.
   Бегунец покачал головой, сказал с восторгом:
   - Воистину, мудрость твоя безгранична. Настоящий мастер. Обо всем догадался.
   Довольный, Шестерня подмигнул, сказал снисходительно:
   - Поработаете с мое, тоже догадываться научитесь. - Понизив голос, добавил чуть слышно: - Особенно, если загодя с проектировщиком поговорите.
   Двинулись вперед. Вернее, двинулся Шестерня, каким-то неведомым образом единственный из троих понимающий куда именно идти. Спутники засеменили следом. Зубило поначалу шел вровень с мастером, старательно подсвечивая фонарем, но наполненных блистающей пылью светящихся сфер попадалось все больше, и Зубило отстал, пошел с Бегунцом, с интересом поглядывая по сторонам.
   Повсюду сияют огни, создавая иллюзию нереальности и сказки. Рядом, попадая в круг света то плечом, то ногой, копошатся фигуры, вблизи еще можно разглядеть человеческие силуэты, но дальше фигуры размываются, теряются в клубах тьмы и пыли, смазываются, и вот уже не люди - демоны корчатся и скачут, изгибаясь в неведомом и жутком ритуальном танце.
   Раздается грохот ударов, раз за разом взлетают кирки и молоты, с гулом ударяют в камень, щедро рассыпая злые искры и вздымая фонтанчики пыли. Мастер двигается зигзагами. Подходит то к одному огню, то к другому, останавливается, о чем-то говорит. И тогда становится видно, что никаких демонов нет, а вокруг обычные мужики, разве что насквозь пропыленные, да в лицах, вместо радости от работы, уныние и злость. Хотя, возможно, это всего лишь игра теней, да утомление после долгой дороги.
   Миновали несколько жаровен, где в яростно гудящем огне, в здоровенных плавильнях, колыхалось алое марево расплавленного металла. Тут же, распространяя невыносимый жар, остывали заготовки, корявые, странной формы конструкции. Ненадолго зашли в пыльное облако, где, клацая словно чудовищный череп, лязгали челюсти дробилки.
   Когда облако осталось позади, Бегунец прокашлялся, стряхивая с одежды пыль, поинтересовался:
   - Что это, для чего?
   Шестерня тряхнул шевелюрой, что из огненно-рыжей превратилась в невзрачно-серую, сверкнул зубами:
   - Цемент делают. И это хорошо.
   - Чего хорошего? - поинтересовался Зубило с раздражением сплюнув слюну, от пыли ставшую темной и тягучей. - Были - всего ничего, а уже полный рот грязи.
   - То хорошо, что я не ошибся, а подземник не обманул. Проект действительно серьезный. И металл плавят и цемент мешают - все как надо.
   - А где сам... само... - Бегунец сделал невнятный жест, подыскивая нужное слово, - сама постройка где?
   - А мы еще не дошли, - Шестерня хмыкнул.
   - Так уж сколько идем. Куда дальше-то?! - охнул Бегунец.
   - Не так много. - Шестерня пожал плечами. - Впрочем, почти пришли. Видишь, впереди? Она самая и есть, постройка, - хохотнул Шестерня.
   Зубило с Бегунцом вытянули шеи, прищурились, изо всех сил всматриваясь в указанном направлении, однако ничего не увидели. Вернее увидели, но вовсе не то, что ожидали. В нескольких десятках шагов клубилась тьма. Многочисленные огни, живописно разбросанные повсюду, разом обрывались, словно натыкались на невидимую границу, полукругом уходящую в обе стороны. А те, что расположились у самого края тьмы, даже самые яркие, не могли пробить черного полога, светили испуганно и тускло, будто придавленные величием извечной черноты.
   Шумы отдалились, позади осталась рабочая суета, но впереди, сколько парни не всматривались, по-прежнему ничего не было видно. На языке у Зубилы уже вертелись насмешливые слова, когда Шестерня замедлил шаг, сказал с удовлетворением:
   - Ну, вот и пришли. - Заслышав, как спутники рванулись вперед, развел руки, перегораживая путь, бросил с досадой: - Да не бегите, дурни! Шагом, шагом подходите. Сковырнетесь - потом не отскребешь.
   Парни осторожно приблизились, потрясенные открывшимся зрелищем, сдавленно охнули. Прямо возле ног чернеет провал. Казалось, спустившись по тропе, они достигли дна пещеры. Но нет, огромная ямина раскинулась впереди зловещей воронкой. Стены круто уходят вниз, уходя вбок по окружности, словно в камень кто-то вбил гигантскую чашу. Противоположного склона не видно, но этого и не требуется. Что-то подсказывает, с той стороны тоже самое. На дне пульсируют и переливаются уже знакомые сферы. Мечутся невнятные на таком расстоянии фигуры, доносится грохот и крики.
   - Невероятно! - выдохнул Бегунец. - Оно такое огромное.
   - Что оно? - поинтересовался Зубило, осматривая провал. - Что это вообще такое?
   - То самое, для чего подземники натаскали народу с окрестных деревень, - ответил Шестерня кротко.
   Зубило поморщился, фыркнул:
   - Это не объяснение. Для чего нужна эта... яма?
   - Спустимся - уточним. - Шестерня пожал плечами. - Кто-то из праздношатающихся внизу мужланов да должен знать.
   - Почему праздношатающихся? - Бегунец взглянул с удивлением. - Разве, принуждаемые воинами, они не работают изо всех сил?
   - Побойся Прародителя! - Шестерня фыркнул. - Даже принуждаемые самими демонами глубин, селяне не шевельнут и пальцем.
   - Но ведь что-то они делают, и дается это нелегко, - сказал Зубило неодобрительно.
   - Что-то, может быть, - произнес Шестерня едко, - но работой я бы это не назвал.
   Он сделал шаг, и... исчез. Парни переглянулись, одновременно бросились к краю, с ужасом ожидая прощального крика. Однако снизу, кроме шороха камней не донеслось ни звука. Последние камушки затихли, улеглась взбитая пыль. С замиранием сердца оба всматривались в мглу у основания стены, когда снизу донеслось едва слышимое:
   - Секиру Прародителя в печень, мне еще долго ждать?
   - Жив! - выдохнул Бегунец радостно. - А уж я-то подумал...
   - Что ему станется, - отозвался Зубило ворчливо. - Помнишь, как заплатки ковали? Все уже с ног валятся, а этот свеженький, словно только проснулся. Ладно, пошли.
   Отклонившись, словно собрался упасть на спину, Зубило шагнул в пропасть. Зашуршало, вздыбилось пыльное облачко. Взвыв от возбуждения, Бегунец прыгнул следом, на всякий случай обхватив себя руками и закрыв глаза. Не успела осесть взбитая падением пыль, как из сумрака выдвинулась фигура, рванула наверх. Лязгнув зубами, Бегунец оказался на ногах, спустя миг рядом возник Зубило.
   Шестерня недовольно сверкнул глазами, спросил сердито:
   - Чего вы там ковырялись, решиться не могли?
   Сплюнув изрядный ком земли, Зубило выдавил:
   - Засмотрелись. Уж больно виды хороши.
   Шестерня расплылся в улыбке, согласился:
   - Это да. Чем грандиознее строительство, тем приятнее смотреть. Домишко какой, или амбар - на что смотреть-то? А здесь... - Он повел глазами, добавил: - Впрочем, пока смотреть особо не на что. Однако, мы это исправим.
   Глядя, как мастер удаляется быстрым шагом, Зубило обалдело покачал головой, задумчиво изрек:
   - Исправим эту ямищу? Он серьезно?
   Первых несколько огней с копошащимися вокруг строителями они попросту пропустили. С каждым следующим островком света парни ожидали, что уж здесь-то мастер точно остановится, однако Шестерня шел дальше. Перепрыгивая рытвины, обходя в изобилии разбросанные повсюду металлические болванки, огибая вырастающие из тьмы непонятные приспособления, Шестерня двигался с такой целеустремленностью, словно точно знал куда именно идти.
   Парни только поглядывали друг на друга. Бегунец лишь разводил плечами, Зубило же отчаянно пытался понять, чем руководствуется проводник. Не поглядывает ли тайком в карту, не уточняет ли шепотком у встречных путь, или, того проще, не бывал ли здесь когда-то раньше, а сейчас, пользуясь моментом, решил пустить пыль в глаза. Ну не может так ориентироваться в незнакомом, к тому же темном месте обычный человек. Пусть даже он пещерник!
   Измучившись догадками, Зубило прибавил шаг, решив прямо спросить у мастера. Однако, в тот самый момент, когда они поравнялись, Шестерня внезапно остановился, повертев головой, сказал:
   - Ну вот и пришли.
  
  

ГЛАВА 7

  
   Ожидая получить ответ на вопрос, Зубило принялся поспешно осматриваться, однако лишь раздосадовано дернул плечом. Ни громадных построек, ни тайных знаков, ни даже сборища строителей. Лишь невзрачная, набитая блистающей пылью сфера напротив, да склонившийся над глыбой щуплый пещерник в попятнанной чем-то масляном одежде и почерневшем мятом шлеме.
   Ощутив разочарование, Зубило раздраженно вопросил:
   - Мы прошли уже десяток похожих мест, но остановились лишь тут. Почему?
   Забавляясь раздражению помощника, Шестерня ответил насмешливо:
   - Потому что нам нужен главный инженер, а его там не было.
   Не удовлетворившись ответом, Зубило спросил упрямо:
   - Откуда ты знаешь, если не поговорил ни с одним встреченным по пути рабочим?
   - Зачем спрашивать, то что и так понятно? - изумился Шестерня.
   - Что понятно? - чувствуя, что теряется нить беседы, спросил Зубило тупо.
   - Где инженер, а ты что подумал? - Шестерня издевательски ухмыльнулся.
   Защищая товарища, Бегунец воскликнул:
   - Но тут все вокруг огромная рабочая площадка, как понять, где именно?
   - Поработаете с мое, тогда узнаете, - На мгновенье став удивительно серьезным, Шестерня добавил вполголоса: - И не вздумайте встревать в беседу, и без того дел в избытке, чтобы подземников от вас отгонять.
   - Каких подземников? - в конец потерявшись, тихо спросил Зубило.
   - Которые отгоняют от инженера приблудивших идиотов, чтобы не мешали работе, - бросил Шестерня, вновь становясь насмешливым. - Надеюсь, пальцем не надо указывать?
   Зубило открыл и закрыл рот, однако Шестерня уже отвернулся, двинулся к пещернику со словами:
   - Крепкого камня и верных расчетов.
   Пещерник оторвался от камня, куда смотрел столь внимательно, словно разглядывал россыпь драгоценных камней, сказал устало:
   - И тебе крепкого, коли не шутишь.
   Шестерня приблизился, сказал бодро:
   - Какие шутки в нашем деле. Ошибка в расчете - крыша набекрень, неверное движение, и вот уже у скульптуры самое важное отваливается.
   - Голова? - инженер озадаченно изогнул бровь.
   - Хуже, много хуже! - проникновенно произнес Шестерня, похлопав собеседника по плечу.
   Пещерник поморщился, брезгливо отстранился от не в меру общительного незнакомца, спросил:
   - Чем обязан, и кто вы такие?
   Шестерня обронил с ухмылкой:
   - Пока ничем, но это не надолго. Мы, в смысле я, твой будущий помощник. Если же точнее - нынешний партнер. Эти, позади, мои помощники. Так сказать, помогают, хе-хе, по хозяйству. Конечно, можно и одному, но, сам понимаешь, работа наша ответственная, на всякие мелочи отвлекаться - никаких рук не хватит... Да, кстати, вижу у тебя здесь чертеж. Позволишь?
   Бесцеремонно оттеснив обалдевшего от подобной фамильярности пещерника в сторону, Шестерня установил на столешницу фонарь, вгляделся пристально. Косясь на обалдевшего от происходящего инженера, парни тихонько подошли, встав рядом, тихонько переминались, поглядывая то на лицо инженера, отражающее стремительную перемену чувств, то на столешницу, с исчерченной головоломными схемами металлической пластиной.
   Шестерня водил пальцами, сопел, хмурил брови. Местами палец замедлялся, а то и вовсе замирал, Шестерня же становился сосредоточенным и отрешенным. Местами двигался быстрее, и на лице мастера проступала улыбка. Пару раз Шестерня даже хрюкнул, не в силах сдержать смех, однако, закончив осмотр, вновь стал серьезен, спросил:
   - Сколько готово?
   Инженер, с каждым мгновеньем выглядящий все более недовольным, враждебно спросил:
   - Не много ли чести, отвечать первому встречному? И вообще, как вы здесь очутились? Может стоит позвать охрану?
   - Зови. - Шестерня пожал плечами. - Только работу это не ускорит. Так сколько, говоришь, сделано?
   Сбитый с толку, инженер буркнул:
   - Сделано достаточно - треть. Так все-таки?..
   Пропустив вопрос мимо ушей, Шестерня сказал с нажимом:
   - А времени потратили сколько?
   - Три седьмицы потратили, - огрызнулся инженер. - Я так и не услышал ответа.
   - Три седьмицы на треть работы?
   В голосе Шестерни прорезалось такое глубокое презрение, что инженер втянул голову в плечи, глядя в сторону выдавил:
   - Я здесь не при чем. Понабрали кого попало, вот и топчемся. - Опомнившись, расправил плечи, сказал с холодком: - Вообще-то не так уж и медленно работаем. Сроки позволяют.
   - Не так уж и медленно? - Шестерня смерил собеседника тяжелым взглядом. - При трех сотнях рабочих рук, десятину в седьмицу, не так уж медленно?
   Инженер закусил губу, выдавил:
   - Рук вовсе не три сотни, а гораздо меньше. К тому же здесь чрезмерно прочный грунт, и... Я не обязан перед вами отчитываться!
   Став вдруг необычайно серьезным, Шестерня произнес:
   - Передо мной нет, но перед заказчиком придется, и хорошо если к тому времени будет чем.
   Выплевывая слова, словно камни, инженер процедил:
   - С заказчиком я как-нибудь договорюсь, а вот вы...
   Полыхнуло. От ярчайшей, ослепительной вспышки, пещера на мгновенье высветилась. Высветилась вся, до самых дальних и укромных уголков. На миг стала видна истрескавшаяся, испятнанная наростами чаша свода, заполнился светом раскинувшийся вокруг котлован, протаяли корявыми пальцами до того невидимые, растущие из стенок конструкции, выступили из небытия десятки разбросанных тут и там пещерников, замерших в затейливых позах.
   Мгновенье спустя наваливается тьма, черная, тяжелая, как обвал, непроницаемая даже сияющими сферами. А перед глазами, среди плавающих вокруг красных точек, раз за разом стираемый испуганными пальцами, застыл огненный росчерк, ослепительно яркий, окутанный всклокоченной шерстью отростков, неописуемо прекрасный и жуткий одновременно, росчерк белоснежного пламени.
   Едва проморгавшись, инженер схватился за голову, кинулся в сторону, где плоть пещеры вспорол жуткий протуберанец. Помедлив, следом двинулся и Шестерня, предварительно еще раз взглянув на схему, и не забыв захватить фонарь. Позади зашуршало, но он не стал оборачиваться, зная, что неподалеку, протирая глаза и ошарашено тряся головами, следуют спутники.
   Глубокая, но не широкая рытвина, груда болванок, корявая груда булыжников. Под ногами похрустывают камни, взбивается облачками пыль. Но все внимание приковано к мету неподалеку, где, полыхнула таинственная вспышка. Полыхнула и исчезла, но не бесследно. Сквозь грохот и шум ухо улавливает слабые стоны, а глаза прикипели к изогнутой металлической балке, одной из многих, что, встроенные в стену, охватывают котлован, словно скрюченные пальцы неведомого великана, что навсегда погрузился в камень.
   Задетый неведомым огнем, толстенный металлический штырь оплавился, потек, накренившись под собственным весом, скособоченный, сияет багровым оком не успевшего остыть металла. Воспламенившийся от случайной искры подземный газ, пробившая скальный панцирь молния, чья-то злая магия? Балка порядком остыла, превратилась в багровую, и тускнеет все больше. Однако первые мгновенья пронзительного белого света запомнились хорошо. Настолько нагреть металл - очень и очень непросто. Узнать бы поподробнее...
   Впереди замаячили фигуры, серые, похожие на камни, рабочие сгрудились у лежащих на земле товарищей, в растерянности переминаются, разводят руками. Рядом застыл инженер, схватившись за голову, покачивается взад-вперед. Шестерня подошел ближе, деловито раздвигая рабочих плечами, остановился.
   Пустое пространство в виде ровного круга, словно огороженное невидимой стеной. Вокруг толпятся пещерники, шумят, перетаптываются, размахивают руками, внутри же тишина и спокойствие. Четыре тела неподвижны, словно рабочие всего лишь прилегли отдохнуть, да так и заснули. Безмятежные лица, раскинутые руки. Все естественно и обычно. Разве только глаза, что, широко открытые, застыли, с выражением глубочайшего изумления. Ни дрогнут веки, прикрывая от пыли, не шелохнется зрачок.
   Шестерня окинул взглядом мастеровых, поинтересовался негромко:
   - Так и будут лежать, никто не поможет?
   На него покосились с неприязнью, однако промолчали. Лишь стоящий по левую руку, с выбеленной сединой волосами пещерник тяжело произнес:
   - Им уже не помочь. Разве только кристалл передвинуть, что б кто не побил ненароком.
   Оторвавшись от созерцания погибших, Шестерня поднял глаза. В аккурат между телами, на обугленной подставке, поблескивает острыми гранями здоровенная кристаллическая друза. Грани хоть и покрыты пылью, присыпаны щепой от короба, но блистают так ярко и завораживающе, что взгляд невольно погружается в глубины камня, не в силах оторваться от перелива таинственных огней.
   Шестерня вновь опустил глаза, взглянул оценивающе. Мертвецы, как один, с вздыбленными волосами, словно перед смертью испугались чего-то неведомого, кожа на открытых частях тела потемнела, а от одежды, едва заметный, курится дымок. Не глядя на собеседника, Шестерня задумчиво произнес:
   - В грозу и дождь, там, на поверхности, подобное бывает. Но здесь нет дождя, и мы не на поверхности.
   - Мы у подземников в неволе, - ответил седой негромко.
   - Что с того? - Шестерня изогнул брось.
   - Там, где другим нужны тучи, подземники обходятся своими силами.
   - Работать. Живо по местам! Команды отдыхать не было.
   Сквозь толпу, растолкав пещерников, пробился подземник в балахоне. Рабочие угрожающе зароптали, однако за плечами подземника выросли еще двое и под тяжелыми взглядами воинов рабочие потупились, принялись поспешно расходиться. Перехватив пристальный взгляд Шестерни, что, в отличие отпрочих, не спешил куда-либо уходить, подземник шагнул вперед, поинтересовался:
   - Тебе отдельное указание, или помочь?
   Шестерня окинул взглядом незнакомца: высокий, тощий, с головы до ног укутанный в балахон, кольца, ожерелья, точь-в-точь как тот, первый, с кем довелось говорить. А может тот и есть? Вроде бы похож. А вроде бы и нет. Хотя, кто их подземников разберет. Все на одно лицо. Был бы тот, наверное бы запомнил. Не так уж давно и говорили. Правда, вполне может статься, что и для них все пещерники тоже, на одно...
   Воины угрожающе качнули копьями, и Шестерня произнес:
   - Я инженер. - Предваряя ненужные вопросы, добавил: - Мы с твоим товарищем обговорили, что мое участие в работе будет не бесполезно.
   Окинув Шестерню холодным взглядом, подземник поджал губы, но ничего не сказал, лишь, отвернувшись, что-то негромко бросил сопровождающим. Воины подошли к погибшим, положив копья, ухватили мертвецов за руки, в каждую по одной, потащили куда-то во тьму. Спустя короткое время вернулись. Следом, на некотором расстоянии, двигались четверо пещерников с носилками. Бережно погрузив кристалл на носилки, пещерники удалились. Следом ушли и подземники.
   Пожав плечами, Шестерня повертел головой, наткнувшись на инженера, стоящего в прежней позе, схватившись за голову, поинтересовался:
   - И часто у вас такое?
   Тот опустил руки, сказал глухо:
   - Второй раз. Но что-то мне подсказывает - не последний.
   Ссутулившись, он побрел назад к рабочему месту. Проводив инженера глазами Шестерня бросил, обращаясь к груде камней по соседству:
   - Прятаться долго собираетесь?
   От чернеющей груды отделились две тени, приблизились, обернувшись помощниками. Бегунец поинтересовался опасливо:
   - Что случилось с этими пещерниками?
   - Они погибли, - бросил Шестерня кратко.
   Зубило нахмурился, сказал с раздраженьем:
   - Возможно, это покажется странным, но мы уже поняли. Вопрос в том - отчего они погибли?
   Шестерня некоторое время смотрел на Зубилу, сказал задумчиво:
   - Если на вскидку, я бы назвал это пробоем заряда.
   - Пробоем чего? - Бегунец вытаращил глаза.
   Зубило прервал товарища, сказал с нажимом:
   - Намного важнее, чем это грозит нам?
   - Как минимум неплохим заработком, - ухмыльнулся Шестерня. Заметив непонимание во взглядах собеседников, пояснил: - Работа повышенной сложности соответственно и оплачивается.
   - Работа повышенной сложности повышенно же опасна, - произнес Зубило сердито.
   Насмешливо блеснув глазами, Шестерня произнес:
   - Представления об опасности обычно сильно преувеличены, особенно, если соблюдать технику безопасности.
   - Техника безопасности? - произнесли парни эхом.
   - Она самая. Не слыхали? - Он улыбнулся уголком рта.
   Вернувшись, Шестерня перекинулся с инженером парой коротких фраз, после чего целенаправленно двинулся куда-то во тьму. Помощники двинулись следом, хмуро поглядывая по сторонам. И лишь когда в бледных отсветах фонаря из сумрака выступили знакомые очертания дома, с лиц исчезло напряжение.
   Шестерня с ходу нырнул внутрь. Зайдя в дом, парни с удивлением обнаружили, как, стоя на четвереньках, мастер копается в груде ветоши в углу. Перебирая промасленное, потемневшее от пыли и копоти тряпье, Шестерня то хмурился, то довольно пыхтел, наконец, не поворачиваясь, произнес:
   - Снимайте с себя доспехи.
   - Снимать доспехи? - полагая, что ошибся, протянул Бегунец неуверенно.
   - Да, - повторил Шестерня терпеливо, - снимайте, но не все - железные. Остальные оставьте.
   Расстегивая завязки панциря, Зубило с сомненьем произнес:
   - Тебе виднее, но по-моему это не лучшая мысль.
   Шестерня промолчал, дождавшись, пока спутники разоблачатся, указал на отобранную одежду:
   - Одевайтесь.
   Парни подчинились, брезгливо кривясь, облачились в предложенное. Осмотрев себя, Бегунец произнес с чувством:
   - Грязное вместо чистого, кожа и тряпье вместо металла. Мастер, ты уверен, что так нужно?
   Шестерня, что к этому моменту успел сменить одежду, и теперь занимался чем-то до невозможности странным, старательно оборачивая шлем обрывком кожаного передника, отозвался:
   - Не уверен - знаю. - Мельком взглянув на спутников, одобрительно кивнул, добавил: - И рукавицы не забудьте.
   Зубило взял указанное двумя пальцами, сказал с гадливостью:
   - Какие ж это рукавицы - название одно. Дыра на дыре. Едва держатся.
   - Подлатать не долго. - Шестерня покачал головой. - А руки целее будут.
   Глядя, как Шестерня пристраивает на голову шлем, Бегунец поинтересовался с улыбкой:
   - А нам такое полагается?
   Надвинув шлем поглубже, Шестерня потряс головой, проверяя, хорошо ли сидит, веско произнес:
   - Шлем на стройке - первое дело. Без него никуда. Даром, думаете, местный инженер голову железом прикрыл?
   - А кожей зачем обернул? - Зубило фыркнул. - При всем моем уважении. Выглядишь в нем, гм, как бы сказать помягче....
   Бегунец укоризненно взглянул на товарища, не одобряя подобное обращение к мастеру. Однако, Шестерня не обиделся, сказал с усмешкой:
   - Лучше смешным, да живым. Вам такое же сделаю. Вернее, сделаете сами.
   Зубило скривился, будто хлебнул кислого, выдавил:
   - Лучше шишек набью, чем вот так, другим на потеху.
   Шестерня пожал плечами, хмыкнул:
   - Коли голова лишняя, то и злато не поможет. Ладно, двинули. Пока эти, криворукие, окончательно работу не завалили.
  
  

ГЛАВА 8

  
   Потянулись рабочие будни. Шестерня бродил по всей стройке, смотре на проводимые работы, перебрасывался со строителями короткими фразами. Порой, когда попадал на особенно сложный этап, брался помогать, закончив, удовлетворенно кивал, отряхивал руки и... двигался дальше. Повсюду следуя за мастером, Зубило и Бегунец лишь пожимали плечами. Казалось, он бродит совершенно бесцельно, не имея ни плана, ни даже самого отдаленного расчета.
   Активнее всего работа шла в котловане, но и наверху, за пределами ощетинившейся крючьями ямы, не утихал грохот дробилок и лязганье молотов. Шестерня спускался в яму, осматривал наиболее активные места строительства, указывал, наблюдал, затем поднимался, шел дальше, двигаясь по сложной траектории, от огня к огню, от группы к группе.
   Шестерня не обращал внимания на помощников, увлеченный работой, деловито вышагивал по стройке, казалось, с головой уйдя в работу и забыв обо всем. Однако, стоило попасть туда, где работа шла с особым ожесточением, и явно не хватало рук, он вдруг останавливался, окинув спутников пристальным взглядом, мотал головой. Так что парни понимали - нужно помочь, без слов подходили, брались за работу. На них шикали, ворчали, но быстро успокаивались. Даже если помощник новичок и не сразу понимает что делать - кто откажется от лишних рук?
   Шестерня же надолго исчезал во тьме. Зубило с Бегунцом темнели от грязи, исходили потом, ощущали, как начинают ныть мышцы, а на зубах скрипит пыль. Наконец мастер появлялся, кивком отзывал от работы, и, как ни в чем ни бывало, шел дальше, не особо заботясь, что спутники вывалили языки, и едва волочат ноги.
   Когда наконец ноги переступали порог дома, парни вздыхали с облегченьем. Тесная коморка казалась уютнее, чем самый роскошный дом, а укрытая тряпьем гора булыжников - мягчайшей постелью. Поужинав холодной похлебкой и заев вяленым мясом, оба валились с ног и мгновенно засыпали. Шестерня оставался бодрствовать, в тусклом свете фонаря чертил на металлической пластине сложные схемы, стирал, и вновь чертил. Когда в глазах начинало мельтешить от знаков, он откладывал пластину, доставал иглу с нитью и принимался за одежду. Зашивал прорехи, стягивал разошедшиеся слои кожи, укреплял разболтавшиеся ремешки. И лишь затем, закончив, удовлетворенный результатом, накрывал фонарь тряпкой и погружался в сон.
  
   - Левее, левее бери, - досадливо бросил Шестерня, наблюдая, как, покраснев от натуги, рабочий изо всех сил рвет ручку бура.
   Стоящий рядом строитель, коренастый мужичина, с попятнаным рябью лицом, покачал головой, сказал неодобрительно:
   - Шел бы ты лучше... где работа поважнее. Под горячую-то руку говорить - не ровен час, на грубость нарвешься.
   Шестерня набычился, рявкнул:
   - На грубость сейчас нарвется он, да и ты до кучи.
   - Это за что? - мужичина оторопел.
   - За то, что время теряете, и за порчу инструмента. Сверло ступите, дальше что?
   - Так другое возьмем. - Мужичина махнул рукой на лежащий на промасленной тряпице сверток с тускло поблескивающими цилиндрами сверел.
   - А когда кончатся? - Шестерня насмешливо прищурился.
   - Тогда перерыв. - Мужичина пожал плечами. - Нам что? Есть инструмент - работаем, нет - отдыхаем. Все равно за так трудимся.
   - А заточник, что эти сверла острит, тоже за так работает, или по договору?
   Мужик вздохнул, обронил тяжко:
   - Да какой договор, такой же подневольный. Только мы тут, в котловане, а он повыше работает, там, на краю. - Добавил примирительно: - Ты пойми, никто специально ничего не ломает. Порода неподатливая. Вот сверла и тупятся.
   Окончательно взмокнув, второй строитель прекратил работать, застыл, опираясь на сверло. Послушав разговор, он недобро ухмыльнулся, сказал:
   - Советовать - все мастера. Ты возьми, поработай. Возьми, возьми! Сам проверишь, и нам покажешь, неразумным, как надо. А то, видишь какие, косорукие, только ломать и горазды.
   Шестерня шагнул вперед, взявшись за рукоятки, приподнял станок, крякнул. Руки налились тяжестью, мышцы загудели, а лицо напряглось. Заметив, как его перекосило, строитель расплылся в улыбке. Однако, Шестерня не обратил внимания, перетащив инструмент на пару шагов в сторону, крутанул ручки. Лязгнула цепь, сверло крутанулось раз, другой, на ноги брызнуло крошевом. Глядя, как легко инструмент вгрызается в породу, вот только, мгновенье назад казавшуюся монолитной, строитель отвесил челюсть.
   Шестерня продолжал крутить, пока бур не ушел в землю по ограничитель, после чего отступил, взглянул с усмешкой.
   - Как ты сумел? - прохрипел мужик пораженно. - На вид не могуч, и откуда сила?
   - Отсюда. - Шестерня постучал костяшками пальцев по лбу, добавил назидательно:- Не в руках - в голове сила, да в знаниях. Сами не разумеете, так хоть слушайте, что мастер говорит.
   Мужичина развел руками, сказал просительно:
   - Ты уж не сердись, мастер. Сам понимаешь, работа тяжелая, принуждают силой. Скажи лучше, как с буром вышло, отчего получилось?
   Стряхнув с ладоней налипшие камешку, Шестерня ткнул пальцем в землю.
   - Вот тут, видишь, фактура у камня другая, вкрапления видны, да и цвет, если приглядеться, не тот. Здесь жила идет из мягкой породы. Еще там, и вон там. Ладно, не досуг мне с вами возится, работа ждет.
   Отвернувшись, он зашагал в сторону ближайшей освещенной площадки, провожаемый уважительными взглядами строителей. Не обнаружив ничего достойного внимания, Шестерня миновал одну площадку, другую. Возле третьей остановился, заинтересованно осматривая скособоченную конструкцию. Вбитые в стену котлована крюки, паутина тросов, кряхтящие от натуги строители, что при помощи системы блоков с усилием поднимают здоровенную балку.
   Лица побагровели от напряжения, на висках вспухли вены. Один, стоя в сторонке, размеренно отсчитывает, остальные тянут.
   - И раз!
   Поднимаясь шаг за шагом, тяжко поскрипывает балка. Медленно, неохотно, резкими неуверенными толчками.
   - И рраз!
   Из-под ног выстреливают камушки, с хрустом осыпается со стены порода.
   - И... а, демоны!
   Голос на мгновенье замирает, взвивается лопнувшей струной. Миг, и строители не выдерживают. Змеей выскальзывает из рук трос, шипя уносится вверх, балка обваливается, со вздохом облегчения падает назад. Гулкий грохот отражается от стены, уносится вдаль, в грудь упруго толкает воздушный кулак, а сверху, выбитые ударом, сыплются камушки.
   В оседающей пыли протаивают фигуры строителей, распахнутые глаза, искаженные рты, потемневшие от пыли, испуганные лица.
   - Который раз падает? - Шестерня вопросительно изогнул бровь.
   Стоящий справа хмурый строитель сплюнул, сказал с досадой:
   - Четвертый. Неподъемная, зараза!
   Его товарищ лишь махнул рукой, сказал устало:
   - Я же говорил - не осилим.
   Мужик, что отсчитывал разы, сказал сердито:
   - Не каркай. Если бы разок напряглись, давно бы поставили. - Перевел взгляд на Шестерню, спросил недоверчиво: - А ты кто такой, чего надо?
   - Да так, мимо проходил, - Шестерня пожал плечами.
   Мужик покачал головой, сказал едко:
   - Как же, мимо. Так и скажи - подземники прислали за работой следить. Таиться надоело вот и решил подойти, поглумиться.
   - С чего бы? - удивился Шестерня.
   - Да с того, - бросил мужик враждебно, - что шибко много знаешь. Не о чем-нибудь спросил, а который раз падает. Давненько видать наблюдаешь.
   - Ах вот ты о чем, - протянул Шестерня разочарованно. - Что ж тут следить, если и так видно.
   Обескураженный тоном собеседника, мужик произнес с запинкой:
   - Что видно-то?
   - Вы как натяжение обсчитывали? - Шестерня взглянул с любопытством.
   - Э-ээ... натяжение... - Мужик замялся. - Натяжение говоришь... Не выдержав изучающего взгляда собеседника, отмахнулся, сказал зло: - Да никак не рассчитывали.
   - Это и видно, - Шестерня усмехнулся. Добавил назидательно: - Четыре раза уронили, уроните еще четыре. А то и все пять. Если не десять.
   Строители, что от удара балки разбежались в разные стороны, постепенно подтянулись, стали кружком, с интересом прислушиваясь к беседе. Один, мелкий мужичонка, с впалыми щеками и глубокой залысиной сказал с грустью:
   - А что делать? До того всегда поднимали, со скрипом, но все-таки. А эта, видишь, тяжелее оказалась. Не можем и все-тут.
   Другой, широкий, с попятнаным ямками лицом, прогудел:
   - Если видишь, что не так делам, подскажи, сделай милость. И так жилы рвем за бесплатно, конца и краю не видно, а тут одно и то же который раз.
   Шестерня сказал сердито:
   - Платно, бесплатно, тяжело, легко... Либо делаете хорошо, либо не беритесь вовсе! Не хватает сил - берите помощника, не хватает ума - специалиста. - Ткнув пальцем в конструкцию рявкнул: - Вы прежде чем блоки вешать, чего посчитали, или так, наобум?
   Мужики разводили руки, отводили глаза. Тот, что считал, сказал со вздохом:
   - Не строители мы. Уж не обессудь.
   Однако, Шестерня уже не слушал, подойдя к конструкции, внимательно изучал переплетение тросов. Затем отвел глаза, взглянул на балку. Мужики тихонько приблизились, замерли в почтительном молчании, боясь нарушить мыслительный процесс неизвестного, но явно сочувствующего им мастера.
   Шестерня меж тем двинулся в сторону, где, вставленная в гнездо, уходящим верх шпилем темнела предыдущая балка. Из складок одежды на свет появился пальцемер, замелькал, откладывая на балке отрезки: один, второй, третий. Затем несколько шагов назад, к вмявшейся от падения в почву непослушной балке. И вновь измерение: одно, второе третье.
   Глядя, с какой серьезности незнакомец производит замеры, как ловко обращается с пальцемером, мужики лишь качали головами, да переглядывались. Когда же, поискав что-то взглядом, но, так и не найдя, Шестерня принялся вычерчивать под ногами, в пыли, некие знаки, то и вовсе втянули головы в плечи, застыли, словно увидели некое волшебное действо.
   Закончив расчеты, Шестерня с кряхтеньем разогнулся, смахнув ногой формулы, произнес:
   - Добавьте один блок сюда и три туда. И да - те два блока лишние, снимите, а тросы перекиньте вот сюда.
   Повинуясь, мужики бросились исполнять указание, пыхтя от усердия, проделали необходимое на удивление быстро и аккуратно. Покивав, Шестерня, еще некоторое время сосредоточенно водил взглядом по конструкции, придирчиво отслеживая переплетенье металлических жил, после чего, удовлетворенно кивнув, произнес:
   - Теперь хорошо. Можете начинать.
   Мужики озадаченно переглянулись. На лицах отразилось недоверие. Однако, Шестерня излучал такую непоколебимую уверенность, что несколько мгновений спустя работа возобновилась. Вновь раздались команды:
   - И раз. И рраз...
   Медленно, но уверенно, балка пошла вверх. На лицах строителей недоверие сменилось изумлением, а потом и радостью. Размеренно, без надрывов и запредельных усилий балку подняли, с помощью приводящих ремней, отвели ближний к земле конец в сторону, к чернеющему зеву сделанному загодя отверстию. Землю тряхнуло, с глухим стуком балка встала на место. А мгновенье спустя воздух огласили крики радости.
   Строители подскочили, окружили кольцом. Дружеские похлопывания, губы растянутые в улыбках, и сквозящее из всех глаз глубочайшее уважение. Высказывая общую мысль, одни из мужиков воскликнул:
   - Вот это мастер, так мастер! Всего и дел: два крюка сюда - один туда. А насколько легче стало!
   - Ты заходи, заходи еще, - подхватил другой строитель. - Мы завсегда рады будем. Словом перекинуться, харчем каким поделиться. Ну и посоветовать что по мелочи.
   Шестерня улыбнулся в усы, сказал ворчливо:
   - Много у меня вас таких. Вон, целый котлован, да еще наверху столько же, если не больше. Но, конечно, зайду, выделю время. Ну и вы не плошайте. Если что не ясно - запоминайте, а лучше - записывайте, чтобы, как загляну, время не терять, сразу к делу.
   Мужики смотрели вслед, пока силуэт мастера не слился с тьмой, после чего один почесал в затылке, спросил озадаченно:
   - Запоминать и... чего еще он сказал делать?
   - Записывать, - произнес другой, перекатывая во рту незнакомое слово. Повторил по слогам: - Записывать.
   - Это как? - Первый наморщил лоб.
   Третий повертел головой, сказал, указывая под ноги:
   - Наверное, вот так.
   Мужики, как один, в задумчивости уставились на землю, где, полустертые, остались выведенные мастером значки, удивительные и пугающие одновременно.
   Шестерня неторопливо двигался вперед, забирая по широкой дуге так, чтобы не подходить вплотную к стене котлована, но и не топтаться в центре, стараясь захватить как можно больше мест активной работы. Мерцающие сферы указывали путь, позволяя легко ориентироваться в сумраке даже без фонаря. К одиночным огням Шестерня почти не подходил. Здесь, как правило, отдыхали строители, расположившись кружочком на короткий перерыв, либо и вовсе никого не было, а сферу еще не успели унести, либо оставили специально, отмечая необходимое место: ящики с инструментами или собранные штабелями материалы для строительства.
   Туда, где котлован освещался десятками огней, ноги двигались сами. Однако, огни огнями, но и кромешная тьма не помешала бы Шестерне выйти к нужному месту. Разносящийся далеко окрест гул и сотрясающаяся под ногами почва - лучшие признаки строительства, чем ближе, тем громче и раскатистее удары, и тем яростнее подрагивание камней - захочешь, не ошибешься.
   Без интереса мазнув взглядом по возящимся среди груды металлических конструкций рабочим, Шестерня было двинулся дальше, однако, сделав несколько шагов, остановился. Внутри предупреждающе звякнул колокольчик тревоги. Шестерня озадаченно завертел головой, пытаясь понять, что вызвало настороженность. Грохот кувалды, лязг складываемых в кучу металлических брусьев, отрывистые окрики строителей. Все, как обычно, и в то же время какая-то неуловимая опасность витает в воздухе. Шестерня вдохнул поглубже. Ноздрей коснулся непривычный аромат. Тонкий, едва ощутимый, но вызывающий смутные воспоминания. Смутные, и... тревожные.
   Не переставая вдыхать, Шестерня завертел головой, пытаясь отыскать источник опасности. Что-то сверкнуло на краю зрения. Голова дернулась в сторону, застыла. Взгляд прикипел к сложенной шалашиком арматуре. Мгновенье, другое. Ничего. Показалось? Нет, вот опять мелькнуло. Но уже правее. И вновь взгляд, пристальный и непрерывный, до ломоты в глазах. И вновь ничего. В голове заворочались валуны воспоминаний. Глухих и темных. Заворочались и застыли, не в силах пробудить ушедшее вглубь знание. Закусив губу, Шестерня некоторое время постоял в раздумье, затем решительно двинулся вперед.
   - Здорово, работяги. - Шестерня взмахнул рукой в жесте приветствия.
   Мужики покосились с подозрением, однако работы не прекратили. Лишь один, сверля гостя исполненным подозрения взглядом напряженно бросил:
   - Здоровее видали. Если что хотел - спрашивай быстрее. Видишь, работы невпроворот.
   Шестерня сказал мирно:
   - Да я шибко не отвлеку, так, парой слов перекинуться. Да и вы бы пока отдохнули, вижу, замаялись.
   - У нас с этим строго, - проворчал собеседник. - Попробуй, прервись, живо подземники подскачут, по шее разъяснят. И хорошо, если по шее...
   - Так ведь вы не надолго. На чуток. Раз и все. - Шестерня улыбнулся, подмигнул: - А ежели чего, на меня валите. Дескать, ходят тут всякие, от работы отвлекают.
   По-прежнему с подозрением, но уже спокойнее, мужик откликнулся:
   - И то верно. Уж сил нет вовсе, а конца и краю не видно. Парни, хорош работать, перерыв.
  
  

ГЛАВА 9

  
   Работяги оживились, отложив инструменты, и куски арматуры, кто что держал, скучились неподалеку, негромко переговариваясь, и явно прислушиваясь к беседе.
   - Ну, что хотел-то? - Мужик подошел ближе, остановился, отряхивая руки и пытливо глядя в глаза.
   Шестерня потупился, сказал смущенно:
   - Вишь, дело какое. Не то головой ударился, не то перетрудился, но мерещатся мне... огоньки. Вот, вроде бы только что видал сбоку, повернусь, а там уже и нет ничего!
   Мужик ухмыльнулся, сказал:
   - Не бойся, не чудится. Бывает тут такое. Не скажу, что часто, но бывает. С поначалу и мы дивились, а потом привыкли. Да и не подивишься особо, работать надо.
   Обрадованный, Шестерня вздохнул, сказал с подъемом:
   - Вот уж успокоил, так успокоил. А то я уж и не знаю, чего думать. А оказывается... - Он бросил взгляд на стоящих в сторонке, спросил: - А чего вы без рукавиц, да без шлемов? Руки и головы не жаль?
   Мужик пожал плечами.
   - Так сподручнее. Рукавицы пылью забиваются, ни взять, ни ухватить толком. Шлемы кособочатся, мешают видеть.
   Неподалеку, на кончике арматурины, вспыхнула белоснежная искра. За ней, чуть в стороне, вспыхнула другая, третья. Глядя на танцующие всполохи, вспыхивающие и гаснувшие совсем рядом с группой строителе, Шестерня задумчиво произнес:
   - Позови своих поближе. Чего там стоят, мнутся. Явно ведь прислушиваются. К тому же у меня для них кое-что есть.
   - Проще бы самим подойти.
   Мужик хмыкнул. Однако спорить не стал, махнул рукой, подзывая остальных. Напряженно наблюдая, как белесые огоньки вспыхивают все чаще, Шестерня сдавленно произнес:
   - Подходите, подходите. Да не стесняйтесь, ближе.
   Огоньки вспыхивают все чаще, все сильнее воздух полнится странным ароматом, от чего мышцы каменеют, а волосы на загривке встают дыбом. Мужики же двигаются неторопливо, вразвалочку, озадаченно и с некоторым испугом поглядывают на странного незнакомца. Нога отодвигается назад, оттягивая за собой тело, и десяток любопытствующих пещерников. Шажок. Еще шажок. Чтобы оказаться как можно дальше от того, что произойдет. Не может не произойти.
   Один из строителей всплеснул руками, воскликнул:
   - Ты чего пятишься, заполошный?
   Он остановился. За ним остановились и другие. Глядя, как на лицах любопытство быстро сменяет удивление, а затем и гнев, Шестерня лишь ухмыльнулся, нагнул голову, одновременно прикрыв глаза рукой. А мгновенье спустя черноту пещеры прорезал ярчайший всполох.
   Сухо треснуло, жалобно зазвенело железо. Строители, как один, пригнулись, закрыли руками головы. Некоторое время никто не двигался, лишь один, не успевший прикрыться, усиленно тер лицо, за вспыхивающими перед глазами красными разводами не в силах рассмотреть собственных рук.
   - Ну вот и все, можете продолжать, - произнес Шестерня как ни в чем не бывало.
   Строители поворачивали головы, во все глаза смотрели назад. Там, где совсем недавно кипела работа, теперь чернеет проплешина. Почва выгорела, потрескавшись от жара, курится дымками. Инструменты и куски арматуры тускло светят, раскаленные до красна прикосновением неведомых сил. Сваленные в кучу робы вовсе обратились пеплом, сверкают угасающими огоньками.
   Глядя на картину разрушения, один из мужиков прошептал:
   - А ведь мы работали на том самом месте.
   Другой произнес в тон:
   - Если бы не ты, мы бы сейчас были там...
   - Как ты узнал? - с придыханием воскликнул третий.
   Глядя на распахнутые рты, изумленные, наполненный благодарностью глаза, Шестерня ответил:
   - Знать - моя работа. - Похлопав ближайшего строителя по плечу, добавил: - В будущем сторонитесь танцующих огней, если появятся. А они появятся. Уж шибко часто здесь возникает заряд. И откуда только берется?
   Негромко бормоча под нос, и ероша бороду, Шестерня удалился, спиной ощущая пристальные взгляды строителей, что, не успев оправиться от страха и изумления, неотрывно смотрели вслед незнакомцу.
   Группа за группой, огонек за огоньком, неторопливо, но упорно Шестерня мерил шагами подземелье, подбадривал, подсказывал, помогал. Поначалу строители чурались, подземники, чьи панцири угрожающе поблескивали во тьме, провожали исполненными подозрения и угрозы взорами, а инженер отмалчивался, так что малейшее разъяснение приходилось вытягивать едва не клещами.
   Однако, Шестерня упрямо держался выбранной схемы, как ни в чем не бывало раз за разом обходил котлован, появляясь в нужное время в нужном месте, чтобы оставить спутников в местах наиболее ответственной и тяжелой работы, дать совет, а то и приложить собственные силы, наряду с остальными строителями забивая сваи, или буря отверстия в неподатливом камне.
   Его запоминали, благодарили, а в следующий раз, стоило Шестерне только появиться в круге света, приветствовали восторженными возгласами, наперебой задавая накопившиеся за время работы многочисленные вопросы. Приветливо кивая, и пожимая руки, Шестерня подробно отвечал, не упуская малейших деталей, осматривая уже готовое, делал замечания, после чего двигался к следующей группе строителей, где все повторялось.
   Перезнакомившись с большей частью рабочих, одним своим присутствием Шестерня вызывал легкий переполох. Радуясь возможности отдохнуть, пещерники бросали работу, лезли с разговорами, во множестве задавали нужные и не очень вопросы, так что короткая остановка перерастала в затяжную беседу. Неподалеку возникали фигуры охранников, хмуро озирали сборище, но вновь скрывались во тьме, молчаливые и опасные, словно демоны. Шестерня закусывал губу, мрачнел, поспешно сворачивая беседу, шел дальше. Однако, со следующей группой рабочих все повторялось.
   В очередной раз выслушав десяток не относящихся к делу вопросов, и перехватив угрожающий взгляд охранника, Шестерня плюнул.
   - Назначаю тебя старшим. - Рука поднялась, палец уткнулся ближайшему, седому, с окладистой бородой, пещернику в грудь. - Все возникающие вопросы теперь будем решать с тобой.
   Польщенный, строитель расплылся в улыбке. Остальные помрачнели. Кто-то выкрикнул с обидой:
   - А почему Болт? Чем он лучше?
   Остальные закивали, загомонили недовольно и обиженно. Шестерня поднял руку, дождавшись тишины, сказал с нажимом:
   - Не шумите, не на базаре. Если кто-то думает, что Болт с этого много получит - он ошибается. Старший - не привилегия, старший - ответственность. Да, он будет решать за вас, но и за ошибки спрошу не с кого-то, с него. А уж я спрошу, не сомневайтесь.
   - Так может и в самом деле лучше кого другого? - протянул Болт, почесывая затылок. - Ошибок-то хватает. У нас же строителей всего ничего. Больше, кто во что горазд.
   - Вот и проследишь. - Шестерня кивнул, добавил, прерывая готовые прозвучать вопросы: - А теперь за работу. Разговорами дело не сдвинуть.
   Переглядываясь, и пожимая плечами, мужики вернулись к своим местам. Взялись за инструменты, время от времени поглядывая на Шестерню, в ожидании, что напускная строгость вот-вот слетит, и перед ними предстанет прежний, веселый и отзывчивый инженер. Однако, Шестерня смотрел с прохладцей, и, ворча и покряхтывая, строители продолжили работу.
   В течение нескольких смен в каждой из рабочих групп Шестерня назначил старшего. Где-то его предложения встретили с подъемом, где-то с раздражением, где-то и вовсе пришлось пустить в ход кулаки, однако желаемого он достиг. Все строители котлована, и большая часть рабочих наверху, оказались объединены в небольшие группы с четким разделением на старшего, одного - двух помощников, и остальных.
   Поначалу пещерники путались, забывая субординацию, лезли напрямую, но Шестерня не отступал, и к концу седьмицы дело наладилось. Вопросы обрели четкость, разговоры стали короче и существеннее. Для того, чтобы обойти всех, теперь требовалось гораздо меньше времени. Работа пошла быстрее. Сыграли ли роль советы, щедро раздаваемые Шестерней, повлиял ли установившийся в группах порядок, а быть может пещерники свыклись с непривычным занятием, но, до того почти застывшая, стройка пришла в движение.
   Поначалу, Шестерня отмечал изменения на глаз, однако чем ближе к концу подходила работа, тем сложнее становилось разбираться в нагромождениях конструкций. Вооружившись металлической пластиной с начертаниями объекта, Шестерня бродил по котловану, взбирался на стены, дотошно сверяя размеры, и педантично отмечая малейшие огрехи. Раздав указания старшим рабочим, что, и как именно поправить, он возвращал проект инженеру, сам же карабкался наверх, уточняя у литейщиков и кузнецов что именно, сколько, и когда должно быть отлито, выковано и доставлено вниз.
   За заботами он почти не вспоминал о заказчиках, а если точнее - хозяевах всего вокруг. Лишь когда взгляд случайно натыкался на закованного в панцирь воина, или улавливал в лицах рабочих, кроме обычного утомления, выражение испуга, перед внутренним взором вставал облик, что успел потускнеть, но от того не стал менее пугающим: глубокие, огромные глаза, с пробивающимися языками черного пламени, искрящиеся холодным сиянием камни колец, окутавшие тело, ниспадающие до земли складки одеяния. И голос, настолько холодный и отстраненный, словно принадлежит не такому же живому существу, пусть и с другим оттенком кожи и странными чертами лица, а демону.
   Несколько раз Шестерня замечал в отдалении закутанную фигуру, порой, не одну, из чего заключил, что хозяев здесь явно несколько. Однажды, он даже двинулся навстречу, решив напомнить о себе, заодно уточнив детали договора, но, едва подошел ближе, из тьмы соткались двое подземников, перегородив путь копьями, взглянули недобро. Благоразумно рассудив, что вламываться к заказчику через собственных телохранителей будет некрасиво, да и до конца работы осталось изрядно времени, и сказать что-либо, кроме формального "все идет по плану", в сущности нечего, Шестерня отступил.
   - Все собираюсь спросить, да руки не доходят... - Шестерня плюхнулся на сложенные штабельком возле домика инженера заготовки, пытливо взглянув на хозяина, ткнул в лежащий на столе чертеж, поинтересовался: - Вот здесь и здесь пометочки. Как я понимаю, некие элементы фундамента...
   Инженер, щуплый пещерник с согнутой спиной, мутным взглядом и посеревшим от усталости лицом, отвел глаза от лица собеседника, проследив за его пальцем, произнес:
   - Все верно. Фундамент. Что не ясно?
   Шестерня взъерошил бороду, задумчиво произнес:
   - Не ясно, для чего в и без того прочный грунт металл закладывать.
   Инженер скривил губы, поинтересовался:
   - А остальное, стало быть, ясно?
   - В основном да. - Шестерня кивнул. - В большей или меньшей степени понятно. Но с фундаментом загвоздочка.
   Инженер поднял руки, с силой потер лицо, отчего его глаза на мгновенье оживились, но тут же вновь погасли, сказал тоскливо:
   - А вот мне ничего не понятно. - Словно испугавшись слов, воровато оглянулся, добавил поспешно: - В том смысле, что работа-то ясна, но вот назначение проекта...
   Шестерня покивал, хмыкнул:
   - Работа тут ясна даже самому последнему рабочему: бери больше - неси дальше. Но хорошо бы узнать поподробнее, так сказать, понять суть. Избежать неточностей, предупредить ошибки... Ведь зная "что", проще понять "как".
   Пронзаемый взглядом собеседника, инженер нахмурился, сдавленно произнес:
   - Рад бы помочь, но... это не обсуждается. К тому же я действительно знаю не так уж много.
   Шестерня подмигнул, произнес с преувеличенной серьезностью:
   - Не обсуждается - и это верно! Как говорится, от знаний - голова болит. Или это про хмель было сказано? - Он на мгновенье задумался, отчего кожа на лбу собралась складками, смешно зашевелилась, но тут же отмахнулся, фыркнул: - Не важно. Главное - вовремя промолчать. А что среди рабочих всякие слухи ходят, так это пустяки. Они ж парни темные, соображают мало, молчат и того меньше. Вот и брякают, что ни попадя. Чего с них взять
   Инженер взглянул пристально, сказал, стараясь не выдать охватившего напряжения:
   - Что говорят?
   - Всякое. - Шестерня отмахнулся. - Говорю же - темнота, деревенщина.
   - А все-таки?
   - Да что ни попадя. Повторять стыдно. К примеру, фундаментом удивляются. Дескать, и так камень под ногами, так еще и арматуру вбивай. Опять же, формой сооружения недовольны, что больше на гигантскую клеть похоже, чем на что-либо еще. О странных всполохах перешептываются, от которых металл плавится, а люди погибают. Инженера ругают. Мол, место гиблое выбрал, размеры не рассчитал, да и вообще...
   - Что вообще? - Инженер побледнел, блеснул глазами.
   - С подземниками связался, - произнес Шестерня нехотя. - На золото польстился, своих предал. Много что говорят, но все больше ерунды.
   Инженер глубоко задышал, затравленно оглянулся, словно во тьме вокруг затаились недовольные строители, зажав в руках кирки и молоты, и вот-вот выйдут, чтобы вместить переполняющие ненависть и злобу на виновнике. С трудом сдерживая дрожь, инженер поинтересовался чуть слышно:
   - А ты, что ты думаешь?
   Шестерня привстал, ободряюще хлопнул собеседника по плечу так, что тот от неожиданности присел, шарахнулся, сказал с улыбкой:
   - А по-моему все замечательно. Нашел хорошего заказчика - хорошо. Договорился полюбовно - замечательно. Создал проект, рассчитал, подготовил чертежи - так и вовсе честь тебе и хвала. Этих сюда ты сгонял? Нет. Сами пришли. А если и не сами, если силком - так опять же, чья головная боль, твоя? Сидели бы дома, по тропам не шастали, глядишь, ничего бы и не случилось. Ну поработают немного, ну без оплаты останутся, так тоже не без выгоды. Навыки нужные приобретут, да и впредь наука будет, на будущее. Это ли не польза? Нет в том твоей вины, и не было.
   Инженер прижал руки к груди, воскликнул:
   - Но в этом действительно нет моей вины!
   - Так и я об этом. - Шестерня похлопал инженера по плечу, сказал благодушно: - Тут ведь как, со стороны-то оно всегда виднее. Всегда понятнее, проще. Даже если на самом деле и не понятнее, и вовсе не проще. И то, что понимающий ни ухом ни рылом, а туда же, это, можно сказать, само-собой разумеется. Как же иначе?
   Инженер поник плечами, сказал с тяжелым вздохом:
   - Ты понимаешь. Но, то ты, а другие... - Помолчав, продолжил с тоской: - Подземники грозят, требуют скорейшего завершения. Строители полны ненависти, словно это я их тут держу силком, не даю вернуться домой. А ведь нужно составлять сметы, вносить поправки в план, проверять качество работы!
   Шестерня покивал, сказал сочувственно:
   - Так оно и бывает, на ответственных-то местах. Так, или даже хуже. Особливо, если без толковых помощников. Тяжело.
   Инженер некоторое время молчал, кусая губы, вдруг подался вперед, выдохнул порывисто:
   - А может попробуем вдвоем, вместе? Мне легче, да и тебе опыт не лишний.
   Шестерня ответил уклончиво:
   - Может и так. Вот только сомнительно мне. Работы много. Подземники недовольны, сам говорил. Рабочие, опят же... Люд темный, не образованный, к таким спиной лучше не поворачиваться. Стройка велика, велика и ответственность. А вот оплата никудышна.
   Опешив, инженер пробормотал с неуверенностью:
   - Но знания, опыт? Где еще такого наберешься?
   - Где-нибудь, да наберусь. - Шестерня пожал плечами. - Дело поправимое. А вот если за просроченную работу заказчик неустойку потребует, что тогда? Или, того хуже, голову снимет. Куда мне потом этот опыт?
   Помявшись, инженер протянул:
   - Если дело лишь в этом...
   - Не только, - произнес Шестерня веско. - Не только в этом. Много в чем дело. Но и в этом тоже.
   - Пятая часть от причитающейся мне оплаты... - начал инженер неуверенно.
   - Четвертая, - произнес Шестерня с нажимом, - четвертая часть. - Понизив голос, добавил с загадочной улыбкой: - И ты увидишь, насколько плодотворным может быть рабочий процесс, плодотворным и удовлетворительным.
  
  

ГЛАВА 10

  
   Трос выскальзывает из рук, словно смазанный жиром. Пальцы перебирают, вцепляются изо всех сил, но, измученные работой, мышцы отвечают лишь тупой болью, не способные сделать даже малейшего усилия. Рядом пыхтит Зубило, лицо перекошено напряжением, жилы на виске взбухли, по щеке проложили грязные дорожки капельки пота. Товарищ скрипит зубами, силится выжат из себя еще немного, хотя видно, что устал - дальше некуда: под глазами залегли темные круги, грудь тяжело вздымается, а дыхание вырывается со свистом.
   Вокруг, покряхтывая от напряжения, застыли рабочие, вцепившись в упряжку, вытягивают трос на себя. Балка поднимается медленно, неохотно, в полтора раза больше, и вдвое тяжелее обычных, тянется вниз всеми силами, словно не желая расставаться с землей.
   - И раз, и раз...
   Слова старшего грохочут в черепе камнями, размываются, смешиваются с шумом стройки. Перед глазами плывет, а внутри неугасимым огнем пылает единственное желание - отдохнуть. Лечь, раскинув руки, замереть, впитывая разгоряченным телом холод каменного ложа, такого сладкого и зовущего. Но нет, нельзя. Работа не закончена. И хотя, в отличие от прочих, они с Зубило не привязаны к месту, обязанные "умереть, но сделать", работу нужно закончить. Мастер не порадуется, узнай, что помощники отлынивают. Но, даже если и не узнает, внутри все равно останется осадок, будет неприятно зудеть, напоминать, что не сдюжили, не оправдали возложенного доверия. Уж лучше без сил, с ободранными ладонями и горящими от пыльного воздуха легкими, чем налегке, но с нечистой совестью.
   Внезапно давящая тяжесть исчезает, скованные напряжением, руки еще некоторое время висят в воздухе, после чего падают плетьми. В груди зарождается радость, а губы кривятся, не в силах растянуться в полноценную улыбку. Работа окончена. Они победили, превозмогли. На пару с Зубилом. Вместе со всеми рабочими, простыми и открытыми мужиками, столь близкими и понятными в этот счастливый момент.
   - Закончили? Очень хорошо. Мне как раз нужны помощники.
   Голос смутно знаком. Вот только шум в ушах, и цветные пятна перед глазами мешают разобрать, кто выдвинулся из-за спин строителей, потрепал по плечу и теперь маячит напротив рыжим бесформенным пятном.
   - Ну, что таращитесь, двинули? - Глядя на бессмысленные улыбки помощников, Шестерня с неудовольствием дернул плечом, добавил: - Или не наработались? Так я других подыщу, а вы оставайтесь.
   - Нет-нет, мы готовы, - с ужасом выдохнул Бегунец.
   - Только с мыслями соберемся, - добавил Зубило с кривой улыбкой.
   - С какими еще мыслями? - Шестерня недовольно оглядел помощников.
   Покачиваясь, и мелко тряся головой, Зубило выдавил:
   - Так ведь сам говорил - к работе нужно с чувством подходить, с толком, не торопясь. Вот мы и не торопимся, верно?
   Перехватив просительный взгляд товарища, Бегунец поспешно закивал, сказал со всей серьезностью, на какую только хватило сил:
   - Не торопимся. Пусть другие торопятся, которые косорукие да неумелые. А мы не такие.
   - Не такие, - подтвердил Зубило, выпятив грудь. - Все в мастера!
   Шестерня некоторое время с подозрением вглядывался в помощников, отыскивая иронию, но, обнаружив в глазах лишь восторг и обожание, поморщился, махнув рукой, бросил примирительно:
   - Ладно, ладно, льстецы. Ишь, в мастера они. Давайте, шевелитесь бодрее. А то, пока с места сдвинетесь, стройку закончим.
   Шестерня отвернулся, зашагал в сторону далеких огней. Парни засеменили следом, переводя дух, и радуясь, что нашли подходящие слова. За проведенное с мастером время, оба успели заметить, что зачастую важны не столько навыки да умения, сколько правильно подобранные интонации и выверенные слова. Уместный к случаю, разговор зачастую позволял добиться значительно быстрее и гораздо больше, чем упорные, но бездумные усилия.
   Прошли мимо камнедробилки, огибая беспорядочно наваленные груды щебня, подошли к краю котлована. Взглянув на уходящую вверх, едва намеченную тропу, Бегунец охнул, схватился за голову. Зубило промолчал, но стиснутые до скрипа зубы и разлившаяся по лицу бледность сказали лучше всяких слов.
   Не выдержав, Бегунец простонал:
   - Обязательно лезть наверх?
   - Снизу ничего не увидим, - бросил Шестерня.
   - А стоит ли смотреть? - отстраненно произнес Зубило, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.
   Шестерня, что уже успел подняться на пару ростов, спустился, сказал сердито:
   - Не думал, что работа столь разлагающе действует на юные умы. - Поразмыслив, добавил уже спокойнее: - Сказать по чести, помощники там особо и не нужны. Другой вопрос, что мне показалось, вам было бы интересно поучаствовать в монтаже наиболее загадочной и любопытной детали всего проекта, но... если поднятие балок вам ближе... Что ж, возвращайтесь.
   Закончив тираду, Шестерня обнаружил, что вещает в пустоту, а сверху, из под невидимых во тьме ног, выстреливают камешки и пыль, с веселым перестуком осыпаясь на шлем и плечи. Ухмыльнувшись, он полез следом, неторопливо и с должной солидностью, как и надлежит настоящему мастеру.
   Взлетев наверх, парни остановились, опешив от царящей вокруг суеты. Пяток сфер с мерцающей пылью, множество рабочих и почти десяток подземников, трое из которых что одеждой, что повадками как две капли воды оказались похожи на приснопамятного мага, с кем договаривался мастер.
   Пока Бегунец вертел головой, пытаясь разобраться в происходящем, Зубило толкнул товарища рукой, указал взглядом. Посреди площадки, похоже специально расчищенной для работы, возвышается ящик. Толстенные доски ребрятся белесыми краями, исходят каплями смолы, даже на большом расстоянии ощущается приторный запах древесины, что значит ящик совсем недавно спустили с поверхности, где, в свою очередь, сделали из свежего теса.
   Но ящик привлек внимание лишь на мгновенье, померкнув и отодвинувшись в тень сразу же, едва взгляд скользнул выше. Рты приоткрылись, а сердца застучали чаще, едва глаза остановились на содержимом ящика. Россыпь самоцветных камней, переливающихся всеми цветами и оттенками. Острые грани, холодный блеск, волшебное сияние приковали глаза настолько, что даже двинувшийся в сторону незваных гостей воин остался незамеченным. Лишь появившийся над краем котлована Шестерня спас помощников от быстрого спуска назад. За прошедшие две седьмицы работы Шестерня успел намозолить глаза всем, и подземник не мог не узнать пронырливого помощника инженера. Окинув пещерника брезгливым взглядом, он сделал по инерции пару шагов, но тут же потерял интерес, вернулся.
   Проводив подземника насмешливым взглядом, Шестерня хлопнул помощников по плечам, хохотнул:
   - Ну что, любуемся?
   - Откуда здесь эта груда сокровищ? - с трудом разлепив губы, выдохнул Бегунец.
   - И... для чего? - эхом откликнулся Зубило.
   - Откуда - дело десятое, а вот для чего - вопрос хороший, - отозвался Шестерня с удовлетворением. - Только это вовсе не куча - один кристалл. Хотя конечно и большой, да.
   - Один кристалл? - Бегунец повернул голову, ненадолго оторвавшись от зрелища, но тут же вновь прикипел взглядом, прошептал в восхищенье: - Один, и... такой странный.
   - Действительно странный. - Зубило прищурился, вгляделся пристальнее. - Если положить рядом обычный, пусть увеличенный в сотни раз, он будет совсем другой.
   Поглядывая то на суетящихся рабочих, то на столпившихся в отдалении подземников, Шестерня произнес:
   - Ты прав. Но прав и я. Если совсем точно, это не один и не много. Друза - груда разноразмерных кристаллов, но спаяны - не разъять. Однако, сейчас важно не это.
   Шестерня шагнул вперед, произнес в голос:
   - Гофра, Кремень.
   Из толпы выделились двое пещерников, на вид ничем не отличающиеся от прочих, разве только плечи чуть расправлены, да не такое затравленное выражение лиц, приблизились.
   - Ты очень кстати! - воскликнул первый с неподдельной радостью. - Надо друзу ставить, и желательно не уронить.
   - Да что тут ставить? - бросил второй презрительно. - Работа привычная, вес не большой. Сделали бы, не запыхались. Вот только охраны понабежало, сами маги пожаловали. Рабочие волнуются... Могут произойти накладки.
   Сосредоточенно глядя куда-то в сторону, Шестерня отозвался:
   - Не могут - произойдут.
   Собеседники мгновенно повернули головы, воззрились в ту же сторону, но кроме груды поржавевших, скрюченных штырей ничего не обнаружили. Искательно заглядывая в глаза, один из строителей поинтересовался:
   - Так ты поможешь?
   - Мы бы и сами, но глаз замыливается, что-то да пропустишь. А у тебя глаза свежий. Поможешь в случае чего, - рассудительно произнес второй.
   - Готовь рабочих, а я пока до подземников схожу. - Шестерня двинулся в сторону магов, бросил через плечо: - И выдайте всем рукавицы.
   Мужики переглянулись. Один пробормотал задумчиво:
   - Чего он сказал?
   Второй сплюнул, сказал в сердцах:
   - Вот так попросишь помощи, а тебе в ответ - рукавицы надень!
   Шестерня подошел к группке подземников, стоящих поодаль, некоторое время о чем-то разговаривал, затем вернулся. Глядя, как потемнело лицо мастера, Зубило осторожно поинтересовался:
   - Что-то не так?
   - Все не так, - ответил Шестерня кратко. - Но это не удивляет. А где эти двое?
   - Они вернулись к своим. - Бегунец мотнул головой, указывая направление.
   Шестерня пристально осмотрел строителей, затем перевел взгляд в сторону, некоторое время созерцал разбросанный вокруг металлический мусор, сказал отстраненное:
   - С другой стороны, кто предупрежден - тот вооружен, остальное не моя забота. Держите. - Он вытащил из-за пояса скрученные трубочкой рукавицы, протянул помощникам. - Надеюсь, не пригодятся.
   Не понимая, к чему клонит мастер, Зубило с Бегунцом все же не решились перечить, взяв предложенное, надели. Стиснутые задубевшей толстенной кожей, пальцы мгновенно потеряли подвижность, однако, ощущение, что руки под надежной защитой, с лихвой перекрыло неудобство. Поскрипывая обновкой, парни шагнули вперед, заозирались, готовые преступит к работе.
   Шестерня рявкнул в голос:
   - Трос подготовлен? Блоки проверили? Крепеж принесли?
   Вздрогнув от неожиданности, рабочие на мгновенье застыли, после чего засуетились еще больше. Однако, в мельтешении тел отразился некий порядок. Беседовавшие с Шестерней мужики отдавали короткие указания, и вскоре масса рабочих распалась на несколько групп. Одни тащат трос, на ходу подворачивая, намечает будущие узлы, другие дергают рычаги, проверяя, достаточно ли подвижны шарниры, вертятся ли крюки, несколько рабочих с натужным сопением двигают толстенную металлическую плиту - основание для друзы.
   Уперевшись, в заведенные под ящик подпорки, рабочие с тяжелым вздохом рывком поднимают груз, короткое яростное усилие, и ящик мягко опускается, но не на землю - на металлическую плиту. С сухим шорохом трос перехлестывает через блок, укладывается в ложе барабана. Тут же располагаются пара подстраховочных, на случай, если основной вдруг порвется.
   Десятки рук ложатся на трос. Усилие. Еще одно. Шурша и потрескивая, конструкция нехотя ползет к пропасти, на мгновение задерживается на самом краешке, словно в раздумии, и мягко провисает. Руки крепче вцепляются в трос, что по-змеиному дрожит, подергивается, норовя выскользнуть из пальцев. Но рабочие держат крепко, не убежать.
   У края застыл наблюдатель, рука отведена, пальцы подрагивают, намечая усилие. Вот ладонь трепещет, что значит, нужно немного сдать. Под ногами скрипят камушки, человеческая змейка движется вместе со змеей из металла, осторожно смещается вперед. А вот ладонь застыла, и тут же шорох стихает, а на лицах проступает напряжение. Мгновение, другое, пока те, что под обрывом, внизу, корректируют направление груза, и вновь шажок за шажком.
   Впереди, у самого блока, где трос немного расщепился, заиграли радужные всполохи. Сперва незаметные, почти невесомые, искры протаяли, налились силой. Сперва один пещерник повернул голову, взглянул с интересом, за ним другой, и вскоре все, кто с восторгом, а кто с изумлением смотрели на пляшущие по металлическим ворсинкам огни. Лишь Шестерня не радовался вместе со всеми. Мазнув взглядом, Зубило с удивлением заметил, как потемнело лицо мастера, а желваки вздулись буграми.
   Зубило толкнул плечом Бегунца, что, вцепившись в трос, неотрывно смотрел на огни, указал взглядом на Шестерню. Тот нехотя оторвался от зрелища, мельком взглянул на Шестерню. Однако в следующее мгновенье посерьезнел, прошептал с недоумением:
   - Что с мастером? Ему что-то не нравится?
   - Похоже, что так. И я даже догадываюсь что, - протянул Зубило, поглядывая на пляшущие впереди огни.
   Шестерня тем временем нагнулся, подобрав один из страховочных тросов, свернул петлю, накинул на выпирающий из земли толстенный брус, после чего повернулся к котловану спиной, замер.
   Глядя на исполненную напряжения фигуру мастера, Бегунец прошептал:
   - Мне кажется, он чего-то ждет Чего-то необычного, чего-то такого, что...
   Он не договорил. По ряду рабочих пронесся полу-вздох полу-стон. Огоньки, до того кружившие безобидными блестками, за несколько мгновений сгустились, обратившись злым кустом пронзительного света, а миг спустя окружающее потонуло во всепоглощающей вспышке пламени.
   От невыносимой боли в глазах закричали строители, что-то глухо треснуло, потянуло паленой плотью. За руки рвануло, неумолимо потащило вперед. Промаргиваясь от прыгающих в глазах разноцветных кругов, Зубило крепче вцепился в канат, уперся ногами. Однако, груз словно увеличился в размерах, потяжелел, чудовищной массой тянет вперед, к пропасти, что уже совсем рядом, прямо за металлическими балками, что алеют огненными росчерками, раскалившись от неведомого огня. Пальцы выворачивает от напряжения, рядом мычит от натуги Бегунец, тут же скрипят зубами от запредельных усилий еще несколько пещерников. Даже сквозь заполнившую глаза влажную муть сложно не заметить, как мало их осталось. Остальные не видны, лишь на краю зрения угадываются почерневшие, исходящие пеплом кули, до боли напоминающие съежившиеся от нестерпимой боли и ужаса тела.
   - В хомут, или друзу разнесет в мелкое крошево!
   Голос Шестерни стеганул по ушам лязгающим рыком. Воины подземники, что замерли вокруг с недоумением в лицах, невольно шагнули вперед, но, опомнившись, остановились, вопросительно покосились на магов, застывших с расширенными от ужаса глазами.
   Ощутив на себе десятки вопрошающих взглядов, одни из магов прорычал в ярости:
   - Все в хомут! Не слышали, что сказал мастер?
   Подавая пример, шагнул вперед, неловко ухватившись за трос, потянул. Отбросив оружие, воины ринулись вперед, одним прыжком преодолев разделяющее расстояние, вцепились в ускользающую металлическую змею. Скрип металла, надсадное дыхание, скрип камешков под ногами, и глухой, едва слышимый хруст, словно откуда-то из глубин нехотя и тяжко выбирается вросшая в землю здоровенная глыба.
   Все невольно скосили глаза, отыскивая источник звука. Толстенная арматура, куда Шестерня закрепил страховочный трос, шевелится, как живая, не выдерживая напора, постепенно подается. Трос пока держится, но вот-вот соскользнет, и тогда, ощутив свободу, груз понесется вниз, неминуемо увлекая за собой всех, кто сейчас удерживает хомут, обрушит в бездну, не разделяя по способностям и расам.
   Насмешливый голос Шестерни прорезал сгустившееся напряжение искристым фейерверком:
   - Не выдержит. Секиру Прародителя мне в печень, не выдержит.
  
  

ГЛАВА 11

  
   Донесся надтреснутый голос мага:
   - Что предлагаешь?
   Шестерня вывернул голову, чтобы получше видеть собеседника, сказал с подъемом:
   - Надо бы опускать, но вот беда, следящий погиб, да и направляющие, внизу, думаю тоже. Не попадем.
   - Что предлагаешь?! - голос мага зазвенел яростью.
   - А чего тут предлагать, - Шестерня пожал плечами, - проследить и направить. И все дела.
   - Так в чем загвоздка? - процедил маг, с трудом сохраняя остатки самообладания.
   Поиграв бровями, Шестерня задумчиво произнес:
   - Видишь ли, опасное это занятие. Советов моих ты не послушал, рабочих не отвел. Теперь, вон, мертвыми лежат. Опять же, друза того и гляди разобьется...
   - Короче, - не отрывая взгляда от соскальзывающего троса, простонал маг.
   - Оплатить бы надо. Работа не сложная, но риски, сам понимаешь. Если еще один пробой случится, ни мне, ни помощникам не жить.
   Кровь прилила к лицу мага, не то от усилий, не то от ярости, оторвав взгляд от каната, он вперился в собеседника, несколько мгновений смотрел столь зло, что Шестерня было решил, что перегнул, однако сквозь стиснутые зубы донеслось чуть слышное:
   - Сколько?
   Шестерня улыбнулся, выпалил скороговоркой:
   - Десятую часть сверху. Хотя и себе в убыток, но... что не сделаешь для хорошего заказчика.
   - Согласен. Но, если не сможешь...
   Шестерня посерьезнел, отчеканил:
   - Кто держит - держите крепче. Зубило, Бегунец - живо ко мне.
   Не дожидаясь, пока, ошалевшие от происходящего, парни среагируют, схватил обоих, оторвав от каната, потащил за собой. Остановившись возле обрыва, мгновенье вглядывался вниз, напряженно произнес:
   - Как спуститесь, хватайте направляющие и оттягивайте груз. Да не забудьте через блок перекинуть, иначе толку не будет. Все ясно? Давайте, вниз. Да живее, живее!
   Придерживаясь за веревки, Зубило с Бегунцом заскользили вниз, ощущая, как от ужаса сжимается сердце, а колени дрожат. Ослепленные вспышкой, глаза не успели восстановиться, и казалось, они спускаются в жуткую непроглядную бездну. Еще немного, и веревки кончатся, а ноги, так и не нащупают тверди, и лишь зловещий свист воздуха в ушах, да бьющаяся в груди паника - все что останется на короткие мгновенья жизни.
   В подошвы ударило твердое. От неожиданности Бегунец отпустил веревку, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, чувствуя, что заваливается, вспикнул. Однако, из тьмы высунулась рука, рванула, спасая от неминуемого падения, а мгновенье спустя рядом протаял черный силуэт, прошипел голосом Зубилы:
   - Давай за дело, орать после будешь.
   Ощупывая узкое пространство балки, парни двинулись гуськом. Пяток шагов, и балка расширилась, перешла в площадку. Бегунец задрал голову. Неподалеку черным булыжником из стены выпирает груз, а чуть выше, наполовину скрытый переплетением балок, виднеется мастер.
   Бегунец улыбнулся, помахав рукой, произнес:
   - А тут не так уж и высоко. Больше боялись.
   Вместо ответа со стороны Зубилы прилетел канат, больно ударил по лицу. Бегунец охнул, подтянув к себе, ухватил покрепче.
   - Готов? - Зубило возник рядом. - Тянем!
   Две пары рук разом напряглись, ноги уперлись в площадку. Натянувшись, скрипнули веревки. Ящик покачнулся, отодвинулся от стены. И одновременно шевельнулся Шестерня, что-то скомандовал негромко. Сверху загремело, посыпалась пыль и мелкие камушки. Ящик ощутимо просел.
   Мышцы звенят от напряжения, или это стучат по металлу камни? Руки влипли в веревку, глаза прикипели к уродливой тени ящика, что постепенно сдвигается, опускается, выходит к площадке. На краю зрения мельтешит мастер, машет руками, что-то говорит. Слов не разобрать, но голос мастера придает сил, так что можно обойтись и без блоков, что застыли позади бесполезными шарнирами. Их с Зубилом хватит с лихвой. Не то мастер осторожничал, не то значение ситуации придало сил, но ящик постепенно подается, выходит на площадку.
   Остались позади угловатые выступы конструкций, шелестнув, отстала скомканная вязь цепей. Еще немного и... Рядом завозилось, донесся вздох. Зубило покачнулся, задергался, пытаясь удержать равновесие, но, потеряв опору, влетел прямо под надвигающийся груз. В груди захолонуло от ужаса, а в глазах, от напряжения, потемнело. Там, под ящиком, оглушенный падением, ворочается друг. Всего-то и надо, что ухватить, вытянуть наружу. Но руки заняты. Отпустишь, и груз уйдет за пределы площадки. А не отпустишь, от верного товарища останется лишь сочащаяся кровью лепешка.
   Надо бы позвать, попросить, чтобы сверху придержали. Не надолго, всего на чуток. Но мышцы перегружены, ни вдохнуть, ни крикнуть. Сил хватает лишь на то, чтобы удерживать ящик, малейшее движение может сломить установившееся хрупкое равновесие и что будет после, даже не хочется думать.
   Зубило шуршит, бьется внизу, пытается выбраться. Похоже, ударившись при падении, товарищ оглушен, и вместо того, чтобы выбраться назад, упорно ползет вдаль, на противоположную сторону площадки, забираясь все глубже и глубже под ящик. Немного времени, и он успеет выбраться. Но времени нет. Ящик все ниже, и вскоре под чудовищной тяжестью хрустнут кости, глаза вылезут из орбит, череп расколется, как хрупкое яйцо, обнажив беззащитное содержимое.
   Взгляд заметался, в бессильной надежде отыскивая хоть что-то, что может помочь, спасти, отсрочить неминуемое. Ничего. Лишь холодные балки, да черный провал котлована. Провал! Взгляд ушел в сторону, и тут же вернулся, прикипел к мглистой бездне. Если, ухватившись покрепче, прыгнуть вниз, то можно качнуть груз на себя. Не намного, на чуток. Но когда на чаше весов жизнь друга, не стоит пренебрегать даже такой малостью.
   Мысли еще лихорадочно мечутся в черепе, разум рассчитывает, как лучше поступить, а тело уже действует. Шажок назад, осторожно, чтобы не скользнуть, иначе вместо одного спасенного, получится два мертвеца. Спина выгибается сильнее, принимая усиливающуюся с каждым мигом нагрузку. Еще шажок. Руки звенят от напряжения. В плечи будто вогнали раскаленные иглы. Еще шаг. Где же провал, где он?
   Пятка нащупывает пустоту. А вот и конец платформы. Сгруппироваться перед прыжком, насколько позволяет ситуация. Рывок! Тело на мгновенье теряет вес, проваливается, но миг спустя руки содрогаются, удерживая на весу. Удалось! Губы растягиваются в вымученной улыбке. Но шея тянется, вознося голову на уровень платформы - все ли вышло, получилось ли задуманное? Глаза лихорадочно шарят, и от ужаса замирает дыханье. Не вышло. Напряжение мышц оказалось больше чем собственный вес. Ящик отклонился назад!
   От отчаянья Бегунец замычал, задергался в невыносимой муке. Уже с трудом понимая, что делает, перевернулся, упершись ногами в платформу, потянул веревку на себя, до беспамятства, до боли, до исступления. Гулко грохнуло, платформа содрогнулась. Ящик занял свое место. Ну вот и все. Работа закончена, ценный груз доставлен в целости. Вот только нет больше друга. Того, с кем, будучи еще совсем маленьким, возились возле дома, возводя из камушков башенки, а после, повзрослев, бродили по тропам за деревней. Того, с кем делился самым сокровенным, не боясь быть осмеянным, и кто в трудное мгновенье подставлял плечо. Того, кого никогда больше не будет рядом.
   Губы задрожали, из глаз, оставляя мокрые дорожки, пробежали соленые капли. Обессиленные, пальцы ослабили хватку, готовые вот-вот разжаться. Когда сверху зашуршало, крепкая рука облапила за запястье, а в ушах прозвучало сердитое:
   - Далеко собрался?
   Неумолимая сила рванула вверх, ноги уперлись в твердое. Перед глазами, в мутном мареве, протаяло до боли знакомое лицо, отчего сердце застучало быстрее, а губы растянулись в слабой улыбке. Пошатываясь, и сглатывая слезы, Бегунец неверяще смотрел на Зубило. Когда зашуршало, по металлу застучали камушки, а мгновенье спустя платформа дрогнула, приняв изрядный вес. Переведя взгляд на возникшую за спиной товарища фигуру, Бегунец прошептал:
   - Мастер... но ведь ты был наверху?
   Шестерня взъерошил бороду, сказал сердито:
   - Был, пока не увидел, что творите: один под груз нырнул, другой в яму кинулся. Другого места не нашли, развлекаться?
   Под сверлящим взглядом мастера Зубило потупился, сказал сдавленно:
   - Поскользнулся, вот и... - Вскинувшись, добавил: - Но ведь я выбрался! Да и Бегунец не от хорошей жизни с платформы скакнул, меня спасал.
   - Он бы лучше груз спасал, - бросил Шестерня укоризненно. - Для того и поставлен.
   - Груз важнее жизни? - прошептал Бегунец неверяще. - Мастер, что ты говоришь?!
   Шестерня закаменел лицом, отчеканил:
   - Погибни Зубило - ты бы остался жив, остался бы жив я. Разбейся груз - лишились бы голов втроем, а то и десяток рабочих до кучи.
   - Настолько ценный? - Зубило взглянул исподлобья, покосился на сверкающий кристалл.
   Шестерня вновь взъерошил бороду, сказал задумчиво:
   - В местных недрах такое не водится, да и в чужих не особо. Боюсь и представить, откуда приволокли эти кристаллы. - Он понизил голос, сказал с необычайной серьезностью: - К тому же не забывайте, объект не закончен, и мы до сих пор плохо представляем себе назначение отдельных его элементов.
   - А что с назначением? - Зубило вновь взглянул на мастера, пожал плечами. - Это не наше дело.
   - Не наше, - согласился Шестерня. - Но функциональность всего объекта может напрямую зависеть от этих сверкающих камушков, что для нас лишь украшение. Бессмысленное и бесполезное.
   Осушив глаза рукавом, и слабо улыбнувшись, Бегунец сказал виновато:
   - Мастер, я не очень понимаю о чем речь.
   Шестерня досадливо поморщился, однако объяснил:
   - Без друзы все сделанное может оказаться бесполезным, махина просто не будет работать.
   Бегунец сморгнул, спросил с опаской:
   - А... как она должна работать.
   - Кто знает, - вздохнул Шестерня. - Есть у меня кое-какие мысли, но уж слишком далеки от реальности, чтобы об этом говорить. - Он вновь стал собранным, окинув насмешливым взглядом помощников, сказал: - Ладно, пора возвращаться, а то, смотрю, на ходу спите. Вот ведь народ пошел, только на работе и оживает.
   Он отвернулся, осторожно обойдя ящик, ловко полез вверх, цепляясь за выступы арматуры. Бегунец и Зубило переглянулись.
   - Что мастер имел в виду, когда говорил, что до конца не уверен в назначении проекта? - Бегунец вопросительно изогнул бровь.
   - Кто ж его знает. - Зубило качнул головой. - Если уж сам мастер не уверен, что взять с остальных? Хотя... со временем мы это узнаем в любом случае.
   - Когда? - Бегунец ахнул, затаил дыхание.
   - Когда закончим работу, - произнес Зубило. Добавил мрачно: - Если закончим...
   Бегунец поперхнулся, слова застряли в горле, а перед внутренним взором возникли съежившиеся, почерневшие тела строителей, что так же, как и они, работали рядом, но... не закончили.
  
   Седьмица прошла в непрерывной работе. Котлован, наконец, обрел законченные очертания, порос арматурой, ощетинился балками. При взгляде со стороны, с небольшого возвышения, куда, в моменты отдыха, часто уходили Зубило с Бегунцом, казалось, что это вовсе не стройка, а останки лежащего на спине гигантского жука, чьи внутренности давно истлели, панцирь на брюшке истлел, провалился от времени, но все остальное сохранилось. Суетящиеся внутри рабочие, на расстоянии кажущиеся совсем маленькими, вовсе не люди, а шустрые козявки, обретшие в останках туши исполина кров и пищу.
   Порой, когда внизу добавляли освещения, и подземелье заполнялось сияющими огнями, котлован терял сходство с жуком, превращаясь в подобие клетки. Тонкие жерди стен, паутина арматуры в основании, уходящие ввысь, сходящиеся к центру толстенные балки. Не смотря на отсутствие верха, балки лишь ненамного выступали над краями котлована, загибаясь внутрь, иллюзия клетки становилась настолько сильна, что Бегунец содрогался, тряс головой, старательно отгоняя приходящие на ум образы существ, для которых мог понадобиться загон подобных размеров.
   Порой, то там, то здесь зажигались белесые огоньки, весело плясали по арматуре. Но, наученные горьким опытом, рабочие разбегались, пережидая, пока огоньки не угаснут, либо не соединятся в ярчайшую злую вспышку, испепеляющую людей, и плавящую металл лишь одним касанием. Старания Шестерни увенчались успехом. Наблюдающие за работой подземники не препятствовали строителям спасаться, к тому же каждый рабочий со временем обзавелся кожаными рукавицами, а некоторые так и вовсе шлемом. Никто толком не мог понять, для чего все это нужно, но Шестерня настаивал, что подобное спасет от огней. Подземники кривились, строители пожимали плечами, а то и вовсе крутили пальцем у виска, но ослушаться не смели.
   Шестерня успел зарекомендовать себя настолько, что его воспринимали всерьез все, даже незримые, недоступные для всех остальных, руководящие проектом маги, живущие особняком в удаленной части пещеры, порой снисходили до встречи, а уж простые рабочие и вовсе благоговели. Стоило невысокой, коренастой фигуре, отсвечивая багрянцем шевелюры, выдвинуться из сумрака, как отовсюду раздавались приветливые возгласы, губы растягивались в улыбках, а лица прояснялись, светлели радостью.
   Повесив фонарь на плечо, Шестерня деловито шагал по стройке, легко преодолевая многочисленные препятствия, обходя ямины, перепрыгивая кочки, огибая нагромождение балок. Передвигаясь от одной освещенной площадки к другой, от группы к группе рабочих, связывая светящейся нитью разрозненные элементы работы, спаивая гигантскую стройку в единый организм. Плывущий по пространству пещеры тусклый огонек узнавали загодя. Тыкая пальцем в сторону приближающегося сияющего светлячка, рабочие ухмылялись: - Вот и мастер пожаловал. Давненько не видались.
   Шестерня осматривал работу, уточнял детали, вкратце отвечал на вопросы и двигался дальше. И чем ближе к завершению, тем чаще он появлялся, сверяя результат с планом, отмечал недочеты, показывал, что изменить, а что и вовсе переделать, уходил и вновь возвращался, целеустремленный и собранный, как никогда.
  
   Бегунец открыл глаза, потянулся, некоторое время лежал, ощущая смутное ощущение, словно чего-то не хватает. Чего-то, ставшего привычным и обыденным. Понимание пронзило раскаленной иглой. Свет! Он рывком сел, завертел головой, отыскивая тусклое око фонаря. Может, вернувшись последним, мастер спрятал его в дальний угол, или, того хуже, от неловкого движения спящих, фонарь опрокинулся, и блистающая пыль раскатилась по полу?
   Ощутив движение, рядом заворочался Зубило, зевнув с привыванием, спросил:
   - Чего не спишь? - Помедлив, добавил с удивлением: - И почему так темно?
   - Сам не понимаю. Не могу взять в толк, куда фонарь делся, - признался Бегунец.
   Зубило поднялся, пошуршав, произнес в раздумье:
   - Наверное туда же, куда и мастер. Его тоже нет.
   - Ушел, не разбудив нас!? - ахнул Бегунец.
   - Может и будил, да только с такой работой разве встанешь, - хмыкнул Зубило. - Ты когда последний раз высыпался?
   Вместо ответа Бегунец подскочил, завозился, отыскивая и натягивая первое попавшееся. Застучали сапоги, и в каморке стало тихо. Зубило вздохнул, сказал с досадой:
   - Вот ведь заполошный. Раз мастер не разбудил - значит не надо. А если даже и надо - ну ее, такую надобность, подальше. Ни поспать, ни поесть толком! Ко всему еще и спина болит - не разогнуться. Сплошное расстройство.
   Ворча и ругаясь, Зубило кое-как оделся, побрел за товарищем. Оказавшись снаружи, он едва не врезался в Бегунца. Собираясь выразить негодование, Зубило уже открыл рот, однако, перехватив застывший взгляд и заметив отвисшую челюсть друга, передумал.
   - Слышишь? - прошептал Бегунец с восторгом. - Ты это слышишь?
   Зубило напрягся, вслушиваясь, что есть сил, покачал головой.
   - Не слышу ничего такого.
   - Тишина. - На губах Бегунца заиграла улыбка. - Я слышу... тишину.
  
  

ГЛАВА 12

  
   Зубило вновь вслушался, охнул. Странная, удивительная тишина, в непрерывном шуме стройки забытая настолько, что с непривычки давит на уши. Ничто не лязгает, не грохочет, лишь доносятся далекие отголоски речи, да чуть слышное позвякивание. Припоминая, Зубило наморщил лоб, произнес с запинкой:
   - Мастер недавно говорил, что работа подходит к концу. Но, честно говоря, я не поверил, подумал, шутит...
   Бегунец просиял, воскликнул с подъемом:
   - Теперь понятно, почему не стал будить. Не за чем. Работа окончена, и тишина тому лучшее подтверждение. - Он развернулся, двинулся скорым шагом.
   - Ты куда? - окликнул Зубило озадаченно.
   - На холм. Разве можно пропустить такое? - бросил Бегунец, не оборачиваясь.
   Зубило двинулся следом, догнал. Некоторое время они шли плечо в плечо, соревнуясь друг с другом в скорости, однако, достигнув насыпи, отвлеклись, завертели головами. Взобравшись на насыпь, оба издали вздох изумления.
   Обычно темный, котлован пылает, подсвеченный расставленными по всему основанию, через неравные промежутки, фонарями. Где-то фонари идут реже, и взгляд теряется в тенях, проскальзывает сквозь мутное марево, в других местах свет настолько ярок, что можно различить малейшие неровности земли, заметить неубранные куски арматуру и даже воткнутые в почву, забытые рабочими инструменты.
   Осмотрев яму, Бегунец поднял глаза, в задумчивости произнес:
   - Ни утомительного шума, ни привычной суеты, и даже строители куда-то подевались. Так странно, что, кажется, что-то должно произойти.
   - Уже произошло. - Зубило пожал плечами. - Стройка закончена, рабочие спят. Мало кому интересно скакать по холмам, чтобы насладиться зрелищем.
   Бегунец покачал головой, но спорить не стал. Зубило прав, и хотя в где-то глубине по-прежнему остается смутное, пугающее ощущение, чем обсуждать фантазии, уместнее заняться более насущными делами. К примеру, найти мастера. Уж кто-кто, а мастер расставит все по местам одним своим словом, да что словом - видом! На то он и мастер.
   Зубило, что с усердием всматривался вдаль, прищурившись, и подавшись вперед, хмыкнул, сказал озадаченно:
   - Однако, я ошибся. Есть и еще любопытствующие. Смотри. - Он поднял руку, вытянул, уткнувшись пальцем в пространство.
   Повернув голову в указанном направлении, Бегунец некоторое время шарил взглядом, пока в глаза не бросилась группка людей, за расстоянием и недостаточным освещением больше напоминающая призрачные тени, чем существ из плоти и крови. Растянувшись цепочкой, люди неторопливо брели в основании котлована, вдоль стены, заходя по широкой дуге. Порой, останавливались, замирали, словно высматривая что-то в конгломерате переплетений балок и опор, но вскоре трогались, шагали дальше подчиненные неведомой, но важной задаче.
   Вскоре вереница распалась, большая часть людей продолжили движение, а остальные отделились, двинулись в сторону. Бегунец еще некоторое время наблюдал, пока обе группы не скрылись из виду: одна - затерявшись в хитросплетения арматур, другая - пропав за выступающим над яминой частоколом надстроек. Наконец, он отвел глаза, сказал со вздохом:
   - Вот и закончилась работа. Сейчас инженеры оценят качество, заказчик примет проект, а рабочие разойдутся по домам. А что мы?
   Кивнув другу, он неторопливо двинулся вниз, пиная мелкие камушки и задумчиво поглядывая по сторонам. Зубил зашагал следом, пожав плечами, ответил:
   - А что мы? Пойдем дальше, если мастер возьмет. А если даже и не возьмет... все равно пойдем!
   Бегунец повернул голову, взглянул с удивлением.
   - Как пойдем? Сами по себе, без мастера? А... куда?
   Зубило пожал плечами, ответил:
   - Так и пойдем, без мастера. Почему бы и нет? Вроде не без ног. А что до того, куда именно... Не все ли равно? Как говорил мастер - пойдем вперед, позади делать нечего.
   Бегунец поник, сказал чуть слышно:
   - Позади знакомые, деревня, родной дом.
   - Что тебе до них? - Зубило раздраженно дернул плечом. - Не надоело на одни и те же рожи смотреть? Да и дела в деревне нет. Только в грядках копаться, да в свободное время в корчме торчать.
   - А кузня? - напомнил Бегунец осторожно. - В деревне нужен кузнец.
   Зубил помолчал, сказал сердито:
   - В кузне без нас найдется кому работать. Хотя, может еще и не хватились, успеешь, если быстро пойдешь.
   - А ты? - Бегунец оторопело уставился на товарища. - Ты не пойдешь?
   - А что там делать вдвоем? - спросил Зубило с вызовом. - Задницами толкаться? В деревне и на одного работы толком нет, не то что... - Он вздохнул, добавил с тоской: - Да и не работа это - баловство. После того, что здесь довелось делать, с тоски помрешь от такой работы, или хмелем зальешься.
   Бегунец улыбнулся. Зола, сам того не замечая, старательно копирует интонации и жесты мастера, повторяет слова, хотя, укажи ему на это, наверняка разозлится, кинется в спор, а то и драться полезет.
   Мимо прошагали десяток строителей, за ними еще пяток. Ни улыбки, ни веселого слова, лишь безграничная усталость на почерневших от въевшейся пыли лицах. Бегунец с удивлением проводил пещерников взглядом, посмотрел на товарища, но тот, занятый мыслями, не обратил на работяг внимания.
   По мере приближению к котловану, попались еще несколько групп, где-то рабочие лежали без движения, застыв в самых невозможных позах, словно, не успев толком присесть, или прилечь, провалились в глубокий сон. Где-то вяло ворочали ложками, вычерпывая из мисок жиденькую похлебку. И сколько Бегунец ни всматривался, не увидел радости, сколько ни вслушивался, не уловил шуток и смеха. Он поделился наблюдением с товарищем, но, занятый мыслями, тот не поддержал беседу, и Бегунец лишь вздохнул, продолжил шагать, хмурясь и кусая губы.
   Раздавшийся неподалеку раскатистый смех заставил вздрогнуть, отвлек от мрачных мыслей. Зубило сказал с усмешкой:
   - Кто-то искал веселья? Пожалуйста! Считай, что нашел.
   Бегунец покачал головой, сказал с укоризной:
   - Так это ж мастер.
   - А чем тебе мастер не угодил? - поинтересовался Зубило с издевкой.
   - Это его обычное состояние. Я не могу представить, что должно случиться, чтобы мастер перестал радоваться, - ответил Бегунец с досадой.
   Зубило фыркнул:
   - А вот я очень даже могу. Попробуй, скажи ему, что заказчик не принял работу... А лучше, что отказывается платить! Узнаешь много нового.
   - Но ведь это неправда. - Бегунец взглянул с укоризной.
   - Какая разница? - Зубило пожал плечами. - Ты же хотел увидеть мастера без улыбки. Так увидишь. И услышишь тоже.
   Шестерня что-то бурно обсуждал с инженером, то и дело похлопывая собеседника по плечу. Тот морщился, кривился, опасливо поглядывал по сторонам и явно вздохнул с облегчением, едва беседа закончилась. Глядя, как поспешно инженер удаляется, Зубило произнес задумчиво:
   - Хотя, возможно, я поторопился. Согнать улыбку с губ мастера не такая уж простая задача.
   Заметив помощников, Шестерня приблизился, произнес с подъемом:
   - Дела идут неплохо. Объект сдан, оплата получена... - перехватив восхищенный взгляд Бегунца, добавил с запинкой: - ну, почти.
   - Что почти? - Зубило вопросительно поднял бровь. - Почти сдан или почти получена?
   Шестерня взъерошил бороду, сказал в раздумье:
   - Ключевые узлы я им показал, по территории провел. Недочетов, правда, хватает, однако, все мелкие и не особо существенные. Если до ума доводить - неспешной работы еще седьмицы на две, а то и больше. Но, и без того в сроки не уложились, так что... - Он махнул рукой.
   - А с оплатой? - полюбопытствовал Бегунец. - Отдали?
   - Большую часть. - Шестерня приподнял рубаху, похлопал по закрепленному на поясе увесистому мешочку. - Остальное после испытания.
   - Испытания чего? - Глаза Бегунца загорелись восторгом.
   - Испытания объекта, - ответил Шестерня насмешливо. - Или вы думали, все это просто так, от избытка времени и сил делалось?
   Зубило окинул взглядом котлован, сказал задумчиво:
   - Странно все это. Что тут вообще можно испытывать, в этой яме?
   - Как начнут - поглядим, - бросил Шестерня отстраненно. - Если будет на что.
   От удивления у Бегунца отвисла челюсть, он прошептал пораженно:
   - Ты не знаешь? Но ведь ты... инженер!
   - Помощник инженера, - поправил Шестерня. - По крайней мере, формально. Так-то, скорее, наоборот.
   - Тем более! - воскликнул Бегунец с нажимом. - Кто как не ты должен знать?
   Шестерня помрачнел, сказал с необычной серьезностью:
   - Я действительно не знаю, для чего это все. Догадки не в счет. Но... сдается мне, лучше бы нам эти испытания не видеть вовсе.
   Парни невольно подались вперед, впились взглядами в лицо мастера, ожидая продолжения, но Шестерня молчал, задумчиво всматриваясь в огни на дне котлована. Привлечения внимание, Бегунец кашлянул, поинтересовался:
   - Строители тоже так считают? - Заметив озадаченный взгляд мастера, пояснил: - Работа закончена, однако никто не весел. Я специально смотрел, но... не увидел даже тени радости.
   - С чего бы им радоваться? - Шестерня взглянул хмуро. - Они здесь не по собственной воле.
   - Но ведь конец работы... - пролепетал Бегунец чуть слышно, - дорога домой.
   - Невольных не для того набирают, чтобы по домам отпускать, - отрезал Шестерня жестко.
   - Им никак не помочь? - потемнев лицом, произнес Зубило глухо.
   - Помочь им? - Шестерня ухмыльнулся. - Я бы предпочел сперва позаботился о себе.
   - Но, разве мы не вольны уйти в любое время? - Зубило оторопел.
   - Попробуем? - Шестерня подмигнул. - Вдруг получится.
   Словно в подтверждение слов мастера глухо зазвенело. Мимо, едва не задев плечами, прошли четверо закованных в доспехи подземников. От фигур воинов повеяло такой угрозой, что Зубило сглотнул, а Бегунец невольно отшатнулся. Только Шестерня не двинулся с места, хотя ближний, самый рослый воин, явно намеревался задеть плечом, и передумал лишь в последнее мгновенье, разминувшись с пещерником едва не на волосок.
   Глядя в закаменевшее лицо мастера, Бегунец ощутил, как по спине разбегаются крупные мурашки. Увлеченный работой, он не задумывался, насколько шатким все это время оставалось их положение. Ошейники строителей, тусклый блеск оружия стражей, и даже мрачная, давящая атмосфера надрывного, на пределе сил, труда растворялись, таяли, скрываясь за разнообразием и новизной навалившейся работы.
   Но работа закончилась, усталость отступила, обнажив неприглядную действительность. Перед внутренним взором пронеслись тусклые взоры окончивших тяжелый труд, но так и не обретших свободу соплеменников. А за ними, наполненные тьмой, проступили образы подземников: исполненные ненависти лица воинов, и отстраненные, словно не от этого мира, лики магов: холодные, беспощадные, чужие.
   Сердце забилось сильнее, челюсть выдвинулась, Бегунец невольно подался вперед, сказал пылко:
   - Получится! Должно получится. Но, не раньше, чем остальные обретут свободу.
   Не ожидав подобного, Зубило отвесил челюсть, взглянул ошарашено. Шестерня успокаивающе похлопал по плечу, сказал мягко:
   - Не спеши. Сперва дождемся испытаний.
   - Ты же сказал, лучше бы нам их не видеть, - произнес Зубило озадаченно.
   - А мы и не увидим, - Шестерня загадочно улыбнулся. - Но дождаться - дождемся обязательно.
   - И что тогда? - воскликнул Бегунец, по-прежнему побуждаемый дрожью в груди.
   - Тогда и видно будет, - произнес Шестерня с прежней усмешкой. - Как говорят на поверхности - утро вечера мудренее. А пока пойдем, глянем, закончили маги, или до сих пор в котловане шастают.
   Парни переглянулись. Если Бегунец, не успев успокоиться, по-прежнему пылал негодованием, то Зубило лишь пожал плечами. Помочь своим - дело неплохое, но не силами же троих, против нескольких десятков! К тому же об испытании мастер помянул не просто так. Видать и в самом деле может произойти нечто настолько непредсказуемое и страшное, что единственное, чем останется заняться после - "позаботиться о себе".
   Котлован выгнулся огромной чашей. Большую часть огней строители унесли с собой, и яма до краев наполнилась сумраком, лишь редкие искры огоньков сияют бледными всполохами, не в силах превозмочь давящую мощь тьмы. Повертев головой, Бегунец протянул разочаровано:
   - Никого. Похоже, мы не успели.
   - Еще как успели, - хмыкнул Шестерня, указывая куда-то в сторону. - Вон, возле друзы собрались. Творят волшбу.
   - Волшбу? - Бегунец некоторое время вгляделся в указанном направлении. - Я ни чего не вижу.
   - Я тоже ничего не вижу, - заметил Зубило. - Лишь смутные силуэты в гуще арматур. - Он повернул голову, вопросительно взглянул на мастера.
   - А что вы хотите увидеть? - Шестерня пожал плечами. - Огненный фейерверк, вспышки пламени?
   - А разве нет? - Настала очередь удивиться Бегунцу. - Хоть что-то же должно измениться. Иначе как ты узнал о творимой волшбе?
   - Узнать не сложно. Несколько магов вскарабкались на крохотную площадку над пропастью к здоровенной друзе. Для чего именно - сложно не понять. А уж как это все должно выглядеть - вопрос не ко мне. Я все ж таки не маг - каменщик. - Заметив разочарование во взглядах помощников, добавил со смешком: - Ну, а коли шибко интересно, как подойдут - поинтересуйтесь... если достанет смелости.
   Бегунец вдруг протянул рук, прошептал потрясенно:
   - Действительно, волшба.
   Шестерня и Зубило на пару дернули головами, прикипели взглядами к едва видимым в переплетении арматуры фигуркам, что вдруг померкли, окутались голубоватым сиянием. Сияние усилилось, разрослось, вокруг, разбросанные в пространстве, зародились золотистые искры, замерцали, пульсируя и дрожа под напором невидимой стихии.
   Словно зачарованные, они смотрели на переливы магических огней, пугающих и манящих одновременно. Пока пламя не угасло, а искры, одна за другой, не потухли, растворившись в окружающей вязкой мгле. Но и тогда, не в силах оторвать взор, Бегунец с Зубилой продолжали вглядываться в подернувший зрелище густой туман, за клубящимся маревом по-прежнему различая голубоватое сияние, что съежилось, но так и не утратило силы и очарования.
   С трудом оторвавшись от зрелища, Бегунец прошептал:
   - Безжалостные маги, расчетливые и холодные, насильно согнавшие и подвергнувшие тяжелейшим тяготам столько невинного народа, творят столь удивительное и прекрасное волшебство, что не отнять взгляд... Так странно.
   - Мы, вообще-то, тоже не дерьмо по стенам мажем, - обиделся Шестерня. - Хотя тоже расчетливые, да и безжалостные бываем, если припрет. Посмотри на котлован, на эти стены из металла и камней. Разве не прекрасно? - Он повел рукой.
   Бегунец поперхнулся, сказал поспешно:
   - Конечно, конечно. Все это тоже достаточно красиво и здорово, но... я имел в виду немного другое.
   - Знаю я, что ты имел в виду, - Шестерня фыркнул. - Как огоньки да блестки бестолковые - хвалу магам поете, а о каменщиках вспоминаете только когда стены рассыпаются, да крыша на голову падает. Посмотрим, чем их волшба в котловане обернется. А то цветные пузыри пускать мастера, а на сооружение силенок не хватило, понагнали со всех окрестностей... Умельцы.
   Сплюнув, Шестерня двинулся в сторону мерцающих неподалеку огней. Глядя ему в след, Зубило в задумчивости произнес:
   - Вообще-то мне тоже понравилась волшба, но что-то в словах мастера есть, есть...
   Перехватив ехидный взгляд товарища, Бегунец насупился, сказал с обидой:
   - Не знаю, что на него нашло. Работы много сделали, это верно. Но ведь ему за это заплатили. А маги волшбу за просто так творят, денег не требуют: любуйся - не хочу. Ведь правильно?
   Он выжидательно взглянул на друга. Однако тот лишь ухмыльнулся, успокаивающе похлопав по плечу, сказал:
   - Все верно. Ведь действительно за так работают. А что народу понагнали, так это ерунда. Главное, что магия красивая. Ну и, конечно, последняя волшба. Как там сказал мастер... поглядим, чем испытания кончатся.
   Припоминая, что мастер вроде бы говорил нечто совсем другое, Бегунец наморщил лоб, но Зубило уже тащил следом за Шестерней, крепко ухватив за руку, и мысль, так и не оформившись, исчезла.
  
  

ГЛАВА 14

  
   Все время, пока мастер бродил меж разбросанными тут и там островками света, где, лежа вповалку, отдыхали строители, парни поглядывали в сторону котлована. Сперва украдкой, стараясь не проявлять пустого интереса на глазах многочисленных измученных соплеменников, чьи изможденные лица и усталые глаза маячили вокруг немым укором. Бегунец и Зубило хмурили брови, качали головами, всеми силами проявляя участие. Но, время от времени забываясь, то один, то другой скашивали глаза, а то и вовсе поворачивались всем телом, всматриваясь и вслушиваясь в доносящиеся отголоски волшбы.
   Поначалу, глаз с трудом улавливал доносящиеся тусклые отблески, а слух с трудом разбирал слабый шелест и хруст, заглушаемые говорком строителей, однако, всполохи становились все ярче, а шипение и хлопки магических разрядов звучали все чаще, так что вскоре не только Зубило с Бегунцом, но и рабочие начали поглядывать в сторону котлована с опаской и настороженностью.
   Заполнившие ямину белесые огни и голубоватое сияние проредили тьму настолько, что, направляясь обратно, Шестерня перебросил фонарь через плечо за ненадобностью. Глядя, как он целенаправленно двигается вперед, не обращая внимания на иллюминацию, Бегунец произнес с удивлением:
   - Мастер, тебе не нравится? - Он повел рукой, указывая на сияние.
   - Нравится, - Шестерня кивнул, - фонарь не нужен.
   Бегунец поморщился, сказал с некоторой досадой:
   - Я не об этом. Неужели тебе не хочется полюбоваться зрелищем? Ведь можно пожить жизнь, и не узреть подобного!
   Поддерживая друга, Зубило осторожно произнес:
   - Зрелище действительно великолепное, и... крайне редкое. Бегунец прав. Стоит ли упускать возможность, что вряд ли представится за всю дальнейшую жизнь?
   Не оборачиваясь, Шестерня бросил:
   - Красиво, не спорю. Только, вам не приходило в голову, что за представлением обычно следует оплата?
   Бегунец воскликнул с нетерпением:
   - Какая может быть оплата у магических проявлений?!
   - Насколько я понимаю, свечение не причина - следствие, иначе - красивый, но никому не нужный побочный эффект, - добавил Зубило рассудительно. - А какая может быть плата за побочный эффект?
   - Какая плата? - Шестерня искоса взглянул на спутников. - Любая. Вплоть до самой высокой.
   - Например? - Зубило взглянул на собеседника озадаченно.
   Шестерня произнес задумчиво:
   - Недавно мы устанавливали друзу, прямо посреди "магического проявления"... - Он покосился на Бегунца. - Напомнить, чем дело кончилось?
   Уже готовый возразить, Бегунец захлопнул рот столь поспешно, что лязгнули зубы. Зубило ощутил, как по спине разбежались мурашки. Воспоминания ожили, перед внутренним взором заплясали огни, как после ярчайшей вспышки, а за ними, сквозь разноцветные огоньки, проступили обугленные тела строителей, тех, что стояли ближе, и внесли плату... за всех.
   Дальше двигались в тишине. Любоваться расхотелось. Магическое сияние, что до того казалось прекрасным, потускнело, потеряло привлекательность. Всполохи налились недоброй силой, и теперь сверкали яростно и зло, словно зрачки неведомых чудовищ.
   В молчании достигли дома. Шестерня, не замедляя шаг, нырнул в проем, исчезнув с глаз. Парни некоторое время топтались у входа, бросая отрывистые взгляды в сторону котлована, но вскоре зашли следом, решив не искушать судьбу, проверяя на себе страшную догадку мастера.
   Не говоря ни слова, парни прошли к топчану, молча улеглись. Не в силах успокоиться, Бегунец некоторое время ерзал, наконец, не выдержал, приподнявшись на локтях, спросил:
   - Так может уйти, пока не поздно? Подземники заняты волшбой, никто не будет препятствовать. Если поторопиться, можно увести остальных... По крайней мере, попытаться.
   - Волшбой заняты маги, - отозвался Шестерня сонно. - Воины на постах.
   - Но я никого не видел! - запротестовал Бегунец.
   - Больше за огоньками следи, - донеслось насмешливое. - Еще не то пропустишь.
   Бегунец обиженно замолк, рухнул обратно на топчан. За него вступился Зубило, произнес рассудительно:
   - Воинов не так уж много. К тому же рабочие сейчас не заняты, успели отдохнуть, да и располагаются недалеко друг от друга. Если заранее договориться, может и получится. Всем скопом рванем - никакие воины не удержат!
   Шестерня с подвыванием зевнул, произнес:
   - Вот закончат маги свои фокусы, там и поглядим. А пока дергаться рано.
   - Но почему?! - взвыл Бегунец, подскакивая вновь. - Почему рано?
   - Хочу посмотреть, чем дело кончится, - ответил Шестерня просто. - Не зря же я три седьмицы спину ломал. - Помолчав, добавил непонятное: - Да и многое по ту пору может измениться.
   Шелестнула, сдвинувшись, куча тряпья, с шорохом обвалилась, укрывая мастера от струящейся от камней прохлады. Шестерня замолк, задышал глубоко и размеренно, и вскоре уже раскатисто похрапывал, спокойный и умиротворенный, будто под боком могущественные маги вовсе не творили волшбу, неведомую и опасную, как и все связанное с подземниками.
   Со стоном разочарования Бегунец улегся окончательно, завозился недовольно и обиженно сопя. Зубило сочувственно вздохнул, успокаивающе потрепав товарища по плечу, закинул руки за голову. От переполняющих чувств мысли заметались в черепе гудящим роем, но, вскоре успокоились, убаюкиваемые сном, поползли вялые, как объевшиеся водяницы. Образы помутнели, расплылись, сливаясь друг с другом, проваливаясь в заполнившую все вокруг мягкую пустоту.
   Вслушиваясь в нестройную мелодию, где могучий храп мастера переплелся с дыханием друга, Бегунец хмурил брови и стискивал кулаки. Как можно быть таким расчетливым? Разве, брошенные на чашу весов, могут перевесить какие-то там слитки и блистающие камни хотя бы одну жизнь соплеменника, не говоря о десятках? Причем, ладно бы мастер не получил оплаты вообще. Ведь получил! Хоть и не всю, но большую часть. Что еще нужно? К чему медлить, если можно прямо сейчас, пользуясь моментом, спастись самим и помочь рабочим! Чего ждать?
   Ладно мастер, но Зубило! Единственный друг, с кем никогда не разлучались и не спорили, понимая друг друга с полуслова. Нет-нет, да встанет на сторону мастера, посмотрит с насмешкой, а то и кольнет язвительным словцом. Нет бы заступиться, поспорить, выказать неодобрение. Понятно, что в конце концов наступит примирение, и мастер окажется прав, но все не так обидно.
   Ноздрей касается сладковатый запах дымка, на краю зрения, успокаивающий и кроткий, шевелится в поленьях огонь. Время от времени отдельные языки пламени вскидываются, облизывают подрумянившийся бок висящего на вертеле хряка. Туша истекает жиром, шкворчит, посвистывает струйками пара. За столами расселись посетители, обложившись блюдами, трапезничают со смаком. Насытившись, наполняют чарки, неспешно беседуют.
   Белесой тенью снует помощница, огибая столы разносит блюда. Крутобедрая, дородная, ловко уклоняется от жадных рук, что норовят сгрести, потискать, наметанным взглядом отмечает посетителей, у кого пустеет миска, или кончается хмель. Ненадолго скрываясь в кухне, вновь возвращается, с полным разносом, неся страждущим радость и умиротворение.
   Корчма полна посетителей. Молодых, едва оперившихся, у кого на губах лишь мягкий пушок, и зрелых, в полной силе, с окладистыми бородами и густым переплетением усов. Кто говорит, потягивая из чаши, кто, подперев голову рукой, поглядывая на огонь, а кто и вовсе дремлет, но возле каждого миска, и не одна, чарка, и, конечно, горшок с хмелем. Блюда великолепны, хмель отменен, а обстановка столь умиротворяющая, что не хочется уходить. Труды корчмаря ценят все. Ценят добрым словом, уважительным взглядом, покачиванием головы, ну и, конечно, звонкой монетой.
   Не отстает и корчмарь, знает посетителей наперечет, поименно. Вон, справа, кривой на один глаз Резьба, нелюдим, суров. Всегда берет двойную порцию. А там, у дальней стены, Керн, весельчак и затейник, говорлив не в меру, пьет, как пяток сидящих тут же друзей, вместе взятых. В той или иной мере знакомы все, со всеми довелось перекинуться словом, а то и посидеть за чаркой. Посетителя надлежит уважить. И тогда посетитель не скупится. Потому хороший корчмарь встречает каждого сам. А уж он, Шестерня, не просто хороший корчмарь - лучший!
   В чарке звякнуло, плеснул на щеку хмель. Звякнуло вновь. Сверху угрожающе затрещало. Прикрыв чарку ладонью, Шестерня задрал голову, с удивлением вперился в свод. Хрустнуло, с балки тоненькой струйкой посыпалась пыль, грудой обвалились камушки. Один, увесистый, пребольно ударил в лоб, со злорадным стуком отскочил под ноги.
   Зашипев от боли, Шестерня дернулся всем телом, открыл глаза, и... сразу же закрыл, потому как в этот момент откуда-то сверху принеслась добрая горсть перемешанной с камнями пыли. Закрыв лицо рукой, он с силой зажмурился, пытаясь вернуться в сон, но тот истаял, оставив лишь смутные воспоминания да легкий щем в груди.
   Сверху принеслась очередная порция щебня. Камни забарабанили по руке, с веселым треском рассыпались вокруг, больно царапнули по уху. Досадливо вздохнув, Шестерня сел, обвел помещение взглядом. Серые, в трещинах, стены, изломанная поверхность свода, груда грязной одежи. В углу, прикрытый ветошью, слабо светит фонарь. Все как обычно, разве только воздух гуще обычного, насыщен пылью, а в горле першит не то от остатков ужина, не то от насыпавшейся грязи.
   Работа закончена, и впору снова лечь, предварительно хорошенько прикрыв голову, но что-то внутри мешает, не дает расслабленно раскинуть руки, что-то смутное, непонятное, и... тревожное. Шестерня прислушался к себе. Ничего. Лишь сердце постукивает чуть быстрее обычного, да глубоко внутри, под желудком, образовался комочек страха. Пожав плечами, он уже собрался лечь, когда ушей коснулся звук.
   Низкий, вибрирующий рев ворвался в пещерку, заметался, отразившись от стен, отдался в черепе глухой болью. Вновь посыпалась пыль, мелко застучали камешки. Однако, Шестерня не обратил внимания. Застыв, он вслушивался в затихающие отголоски. Не показалось; не ослышался ли; не отразился ли давешний удар головой о балку, когда, впопыхах выскочив из дома, забыл шлем? А может, это всего лишь продолжение сна? Тот, сладкий и желанный, закончился и бунтующие глубины разума, от расстройства и не согласия, порождают чудовищ?
   Взгляд сместился в сторону. На топчане застыли парни. Еще мгновенье назад оба лежали пластом, а теперь сидят, тараща глаза в пространство, напряженные, испуганные, с отвисшими челюстями. Нет, не сон, не мираж утомленного работой разума. Явь. Неужели у магов получилось?..
   Мысль вспыхнула обжигающим пламенем, заставив подскочить, ринуться к выходу.
   - Мастер, ты куда? - донеслось испуганное вслед.
   Шестерня лишь отмахнулся, разметав ветошь, вынесся наружу, забыв одеться и даже не захватив фонарь.
   - Куда это он? - озадаченно произнес Бегунец, проводив мастера взглядом.
   - Наверное, посмотреть, - отозвался Зубило, спрыгивая с топчана на пол.
   - На что? - В глазах Бегунца метнулось замешательство.
   Низкий, вибрирующий звук, зародившийся в неведомых глубинах, вновь ворвался в дом, выбил из свода пыль, заставил втянуть голову, попятнал мурашками кожу. Набрасывая куртку, и уже выбегая из дома, Зубило крикнул:
   - По всей видимости на это.
   Не успел Зубило сделать пару шагов, а Бегунец уже появился рядом, двинулся, плечо в плечо.
   - Где мастер, видишь его? - Бегунец завертел головой.
   - Вон. - Зубило ткнул рукой в мельтешащую впереди фигуру. - Догоняем!
   Оба ринулись следом. Однако, смогли догнать мастера лишь когда тот остановился возле огораживающих ямину перил. Парни зашарили взглядами, отыскивая причину шума, а когда узрели... Гортани разом пересохли, а пальцы вцепились в шероховатую поверхность каната так, что побелели костяшки.
   Внизу ворочается нечто. Мутная бесформенная тень, словно каким-то чудом вдруг ожила земляная куча. Очертания существа теряются, смешиваются в жуткий конгломерат, плывут. Разбросанные тут и там, редкие фонари не в силах осветить возникшее неведомо откуда чудовище, гаснут один за другим, под могучим напором мечущегося взад и вперед неведомого ужаса.
   Даже отсюда, сверху, не смотря на расстояние, тварь кажется невероятно большой. Какая же она на самом деле, страшно даже представить. Жуткий, вибрирующий рев стегает по ушам болью, от прыжков могучего создания содрогается, кажется, все вокруг, так что под ногами подпрыгивают мелкие камушки, а со свода откалываются, несутся вниз, здоровенные глыбищи.
   Сипло, словно враз охрипнув, Бегунец просипел:
   - Что это?
   Лицо Шестерни напряжено, глаза прикипели к котловану. Не отрываясь от зрелища, он бросил:
   - Похоже, маги таки преуспели в своих изысканиях.
   - Что это значит? - поинтересовался Зубило, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
   - Это значит, проект работает, и можно забрать остаток долга, - произнес Шестерня отстраненно.
   - К демонам оплату! Что это значит для нас? - прорычал Зубило, не выдержав напряжения.
   Помедлив, Шестерня ответил:
   - Пришло время уходить, и уходить быстро. - Помолчав, добавил упрямо: - Но сперва - оплата!
   Он развернулся, поспешно двинулся в сторону россыпи огней неподалеку. Не сговариваясь, парни двинулись следом. С каждым шагом огни все ближе, мельтешат фигурки строителей, доносятся испуганные вопли, раз за разом прерываемые злыми окриками. Где-то звенит металл, кто-то истошно верещит, придавленный в панике, что-то рушится, гремит, а снизу непрерывно доносится тяжкая поступь мечущегося внизу существа, раз за разом прерываемая жутким вибрирующим ревом.
   Мимо пронесся пещерник, разинутый рот, перекошенное в ужасе лицо. Следом пробежали еще трое. Шестерня попытался заговорить, одного даже ухватил за рукав, но вместо ответа услышал лишь сдавленное мычание, а пойманный, рванулся с такой силой, что ткань треснула. Парни переглянулись, смутно надеясь, что мастер отступит, но, тот лишь упрямо нагнул голову, отбросив обрывок рукава, зашагал дальше.
   Похрустывая доспехами, пронесся подземник, опасный и гибкий, словно закованный в металл грациозный хищник. Шестерня лишь дернул головой вслед, но шага не замедлил. Из ямы донесся жуткий, исполненный боли и ужаса крик. Оборвался. Следом еще и еще. Зубило с Бегунцом переглянулись, чувствуя, как подгибаются ноги, а сердце замирает от ужаса, повернули головы к котловану. Там, в кромешной тьме, один за другим погибают строители, что не ушли вовремя, или спустились по рабочей надобности.
   На очередном крике, Бегунец не выдержал, воскликнул с мукой:
   - Я не могу это слышать!
   - Хочешь помочь? - Шестерня кольнул взглядом. -Вон, ямина, рядом. Спускайся. Только подождать не проси.
   Бегунец поник, Зубило же стиснул челюсти так, что скрипнули зубы. Друг прав, нельзя оставлять соплеменников в беде. Но... прав и мастер. Втроем, против неведомого чудовища. К тому же, у мастера наверняка есть план. И хотя цель не самая благая, но... возможно мастер не договаривает и помимо холодных камушков в мешочке планирует что-то еще.
   - Где хозяева?
   Пришлось повторить трижды, прежде чем очередной остановленный пещерник осознал, что от него требуется. Махнув рукой за спину, строитель унесся дальше, а Шестерня зашагал в указанном направлении. Вновь грохнуло. Одна из вознесшихся из котлована опор накренилась, с жутким скрежетом унеслась вниз. Судя по всему, тварь подобралась к самой стенке, и теперь бесновалась внизу, стремясь выбраться из заточения.
   Вошли на освещенную территорию. В центре, среди разбросанных арматур, воины стали в круг, отгораживая закутанные в хитоны фигуры от сгрудившихся вокруг строителей. Шестерня с ходу вклинился в толпу, расталкивая рабочих плечом, прошел к самому центру. Стоящие рядом воины, дернули копьями, но, узнав, немного раздвинулись, но оружие оставили наготове.
   Поймав взгляд одного из магов, Шестерня кивнул, сказал с удовлетворением:
   - Что ж, вижу, дело увенчалось успехом. Вы своего добились, проект сработал, а значит - пришло время расплатиться.
  
  

ГЛАВА 15

  
   Подземник недобро сверкнул глазами, ответил холодно:
   - Не время для расчетов. Поговорим после.
   Шестерня недобро прищурился, и Зубило ощутил холодок в груди. Обычно веселое, лицо мастера закаменело, а взгляд наполнился угрозой, скрытой, но столь осязаемой, что даже десяток шагов расстояния и несколько рядов строителей ни сколько не ослабили чувства.
   - После что будет, лишь Прародитель ведает. Так что самое время сейчас, - произнес Шестерня мирно. - Я свое слово сдержал, держи и ты.
   И без того темное, лицо мага почернело, он произнес ледяным тоном:
   - Кто ты такой, чтобы говорить мне о слове?
   Усмехнувшись, Шестерня ответил:
   - Я тот, кто помог тебе добиться желаемого. Не будь меня - это, - рука поднялась, указала в сторону котлована, - вы бы возводили очень долго, если бы вообще возвели.
   Маг шевельнул желваками, бросил:
   - Ты выбрал не лучшее время.
   Словно подтверждая его слова, вновь грохнуло. Часть нависающих над ямой конструкций, вместе с куском края посыпалась вниз. С протяжным криком следом унеслось несколько строителей, сгрудившихся у края на свою беду.
   - Другого времени может не быть, - произнес Шестерня упрямо.
   Один из магов, не принимавших участия в беседе, раздраженно произнес что-то непонятное, метнул на Шестерню исполненный ярости и презрения взгляд. Начавший было колебаться под действием доводов, собеседник нахмурился, произнес сухо:
   - Разговор окончен. Ты получишь свое после. Или... не получишь ничего.
   Звякнули доспехи. Воины вновь сплотились, отрезая магов от толпы. Шестерня некоторое время стоял, покусывая губу, затем резко развернулся, выбрался из толпы. К нему сразу же подошли несколько пещерников, заговорили разом. Шестерня сделал отстраняющий жест, так что голоса разом оборвались, произнес кратко:
   - По одному.
   - Чудовище пожирает рабочих! - воскликнул сгорбленный, совершенно седой подземник.
   - Уже пожрало, - с досадой перебил крепкий мужик, с густыми кустистыми бровями и начисто выжженной бородой. - Бригаду Коваля - как языком слизнуло, Сверло и Гофра остались без людей, у Стамеса выжил лишь один, но вряд ли протянет долго.
   - Тварь рвется наверх, - дрожащим от ужаса голосом воскликнул третий, совсем молодой, с белесым пушком над губой, парень. - Когда она вырвется, здесь не останется никого!
   Вновь загрохотало, от очередного прыжка качнуло землю, а утробный рев заглушил прочие звуки. Дождавшись, когда в ушах прекратит звенеть, Шестерня деловито поинтересовался:
   - Бойцы не справятся?
   - Ты бы ее видел, - выдохнул парень с дрожью. - Тут не то что десятком - сотней не обойтись!
   - Такая большая? - Шестерня неверяще изогнул бровь.
   - Большая, - сипло добавил сгорбленный, - но дело не в том. Быстрая.
   - Большое быстрым не бывает, - проворчал Шестерня. - Поди, померещилось со страху...
   По толпе пронесся вздох ужаса. Над краем котлована вдруг вздыбился огромный нарост, чудовищная, искаженный буграми и выростами харя, сочащаяся омерзительной слизью. Миг, и харя раздвинулась, превращаясь в огромную пасть. Еще миг, и наружу выметнулся толстенный, словно связка канатов, фиолетовый язык, обхватив троих стоящих поблизости пещерников, поволок в исполненное зловония жерло глотки.
   Харя исчезла, исчезли и несчастные, а мгновенье спустя земля тяжко содрогнулась, принимая тушу чудовища.
   Заметно побледнев, Шестерня сглотнул, сказал хрипло:
   - Да, это меняет дело. Беру слова назад. - С усилием взяв себя в руки, добавил: - Входы, выходы?
   Крепкий бросил с досадой:
   - Подземники все перекрыли. На каждом по два бойца. Там и один сотню удержит, а уж вдвоем... - Он обреченно махнул рукой.
   - А маги не помогут? - неожиданно выпалил Бегунец. Ощутив себя под перекрестьем десятка пар глаз, сник, добавил просительно: - Они хоть и не воины, но, говорят, гораздо сильнее.
   Покачав головой, Шестерня произнес задумчиво:
   - Нет, только не маги. Они быстрее скормят зверюге всех нас, да и воинов заодно, чем хоть пальцем тронут свое детище. - Словно не замечая, как у пещерников вокруг поникают плечи, бледнеют лица, а в глазах проступает безысходность, Шестерня возвел глаза к своду, долго-долго молчал. Наконец, когда даже у самых стойких не осталось надежды, неожиданно произнес: - Но мы сделаем по-другому...
   Зубило и Бегунец со все возрастающим удивлением наблюдали, как вокруг, словно по команде, сгрудились строители. Мастер что-то негромко и торопливо говорит, указывает, поясняет. Пещерники внимают сосредоточенно и молча. То один, то другой выныривают из толпы, неторопливо, вразвалочку отходят в сторону, чтобы в следующее мгновенье исчезнуть из круга света, раствориться во тьме.
   В какой-то момент на месте мастера возник другой, очень похожий пещерник, так что Зубило с Бегунцом лишь пораскрывали рты, когда Шестерня внезапно вырос за спинами, шепнул:
   - Пойдем, здесь больше нечего делать.
   Вновь жутко загремело, тварь в очередной раз попыталась выпрыгнуть, но Шестерня уже уходил, и парни поспешили следом, радуясь, что не окажутся невольными свидетелями очередного броска чудовища, с каждым своим появлением собиравшего кровавую жатву.
   Светлое пятно осталось позади. Под ногами загремели обломки металла. Запнувшись в очередной раз, Зубило прошипел сквозь зубы:
   - Может, все же возьмем фонарь?
   - Возьмем, но позже. Внимание нам пока не нужно. К тому же, насколько успел заметить, свет привлекает чудовище. Хотя... могу и ошибаться. Думаешь, стоит проверить? - Он пытливо взглянул на помощника.
   - Нет!
   Зубил захлопнул рот с такой силой, что лязгнули зубы, помотал головой. Бегунец от ужаса охнул, замахал что есть сил руками, замычал жалобно. Мастер, конечно, глазаст, но, вдруг не заметит, решит подсветить, а то и в самом деле захочет проверить...
   Обходя груды камня, свернули раз, другой, третий. Когда за очедной глыбиной вспыхнул огонек, навстречу выдвинулась фигура, в слабом отсвете показавшаяся огромной. Парни испуганно отшатнулись, однако, узнав в жуткой тени сгорбленного старца, выдохнули с облегченьем.
   Шестерня шагнул навстречу, спросил:
   - Сверла, клинья?
   - Все как ты сказал. - Старик кивнул. - Даже больше.
   - Остальные? - Шестерня вопросительно изогнул бровь.
   - Остальные тоже на местах. Уже приступили.
   - Хорошо. Нужно работать сообща, иначе ничего не выйдет.
   Не услышав в голосе мастера обычной уверенности, Бегунец с удивленьем поднял глаза, но тот уже двигался вперед, о чем-то негромко переговариваясь со сгорбленным строителем.
   Зубило с Бегунцом поспешили следом, но, едва выскочив из-за камня, остановились, изумленно озираясь. Подсвеченная фонарями, из тьмы выдвинулась стена. Нижний край упирается в основание, верхний, плавно загибаясь, взмывает ввысь. У стены, облепив поверхность, словно водяницы, копошатся строители. Поскрипывают рычаги, звякают блоки, вращаются лопасти, с гулким хрустом вгрызаясь в камень, словно переросшие всякие мыслимые пределы голодные жуки-камнежоры.
   Часть строителей тачанками оттаскивают груды камня, освобождая место, что тут же вновь заполняется сыплющейся из трещин породой. Другие вбивают в землю костыли, приколачивая разлапистые станины буров. Третьи вовсю орудую пальцемерами, оставляя едва заметные засечки на камне, куда тут же ввинчиваются блестящие зубья сверел.
   - Что они делают? - выдохнул Бегунец невольно. - Там, внизу, беснуется чудовище, один за одним гибнут соплеменники, а здесь... Что это, для чего?
   На пару с Зубило, они вопросительно взглянули на мастера, но тот, занятый разговором, не обратил внимания. Лишь когда Бегунец, набравшись смелости, подошел ближе, с недоумением заглянул в глаза, махнул в сторону стены, затем вверх. Не дождавшись ничего более внятного, Бегунец вернулся, в ответ на выжидательный взгляд товарища, лишь пожал плечами.
   - Не знаю, что имелось в виду, но он показал на стену, а потом на свод.
   Зубило некоторое время всматривался в указанном направлении, изредка переводя взгляд вверх и обратно, но лишь развел руками, произнес с досадой:
   - Никак нее могу взять в толк, что делают!
   Сосредоточенно наблюдая за работой, Бегунец предположил:
   - Может, решили прорыть выход? Вроде бы остальные перекрыли подземники, и...
   Угрожающий хруст заглушил слова, заставил невольно присесть, в испуге раскрыть глаза. Строители, как один, разом взглянули вверх, но работу не бросили, наоборот, лишь с большим рвением принялись за дело. Прикрыв глаза от сыплющейся сверху пыли, Зубило задрал голову, на некоторое время замер, наконец прошептал потрясенно:
   - Они собираются обрушить свод!
   Бегунец некоторое время усиленно тер глаза, размазывая выступившие от пыли слезы, а когда проморгался, ощутил, как в груди похолодело. От пробоин в стене, вверх, устремились десятки трещин, перепрыгнули на свод, разбежались дальше, жуткие предвестники беды. Сердце застучало с перебоями, от щек отлила кровь, а мышцы предательски ослабли. Кусая губы, и кривясь от сдерживаемых рыданий, он прошептал:
   - Погибнуть вместе с поработителями... Что может быть достойнее.
   Зубило сердито сверкнул глазами, рявкнул:
   - Не спеши. Возможно, все не так уж плохо. Нужно спросить у мастера.
   - Да-да, конечно. Мастер наверняка знает нечто, чего не знаем мы... - Бегунец всхлипнул, промокнул рукавом лицо, отчего под глазами образовались размазанные пятна грязи.
   Они двинулись вперед, сторонясь рабочих, обходя инструменты и опасливо поглядывая вверх - не рухнет ли на голову камень, не осыплется ли испятнанная трещинами порода, хороня под собой все живое?
   Заметив помощников, Шестерня повернул голову, взглянул с вопросом. Ощутив на себе требовательный взгляд, Бегунец замялся, но Зубило не оплошал, сказал твердо:
   - Вы собираетесь обрушить свод. Но... это верная смерть.
   Шестерня прищурился, сказал с усмешкой:
   - Это точно, верная.
   - Тогда зачем? - Зубило всплеснул руками. - Не лучше ли еще поразмыслить, обсудить. Наверняка есть и другие пути, чем всеобщая гибель.
   Шестерня ухмыльнулся в усы, проворочал:
   - А кто говорил о всеобщей?
   Опешив, Зубило закрыл и открыл рот, произнес нетвердо:
   - Но ведь свод...
   - Что свод? - прервал Шестерня нетерпеливо. - Если погибать, так всем гуртом, а если рушить, то все сразу? Одно слово - молодняк.
   Ощутив, как с плеч свалилась гора, Бегунец задышал чаще, воскликнул с подъемом:
   - Значит мы не погибнем?
   Шестерня отмахнулся.
   - Не погибнете, если в середку не понесет. Хотя... всякое может случиться.
   Только сейчас Бегунец обратил внимание, что мастер то и дело поглядывает в сторону пещеры, но не вниз, а... вверх! Всмотревшись в клубящуюся под сводом тьму, Бегунец с содроганием ощутил, там, в непроглядной черноте, происходит нечто жуткое. Раз за разом доносится жуткий хруст, будто в гигантских жерновах перетирают огромные камни, с гулким уханьем обрушиваются невидимые глыбы, при падении сотрясая пещеру до основания, густыми клубами вспухает пыль.
   Так вот что замыслил мастер! С помощью чутья отыскал слабые места в породе, подобрал инструменты, организовал строителей, чтобы обрушить свод, но не весь, а... частично. В разных местах пещеры идет кропотливая работа, результаты которой уже более чем ощутимы. Еще немного, и, источенные, опоры не выдержат, центральная часть свода рухнет, погребая под собой жуткое исчадие тьмы и его хозяев.
   Испуганный крик ворвался в мысли, смешал, разметал в клочья. Не понимая, что происходит, Бегунец завертел головой, отыскивая источник шума. Взгляд наткнулся на пещерника. Покрытый пылью, испятнанный черным, мужик бежит из пещеры. Спотыкается и падает, но вновь встает, непрестанно повторяя одно и тоже. Слов не разобрать, но у строителей поблизости белеют лица, а в глазах появляется обреченное выражение.
   - Вырвалась, тварь вырвалась!
   Несчастный подбежал ближе, прислонился к булыжнику, голос сошел на нет, лишь губы продолжают двигаться, шепча бессвязное. Бегунец безотчетно подался вперед, страшась, и в тоже время страстно желая узнать, какую весть принес посыльный. Шестерня успел чуть раньше, крепко тряхнул пещерника, приводя в себя, рявкнул:
   - Повтори! И поподробнее.
   Собрав последние силы, тот выдохнул:
   - Чудовище безуспешно пыталось выбраться наверх долгое время, и мы успокоились. К тому же подземники не проявляли страха.
   - Существо выбралось? - скорее утвердительно, чем с вопросом произнес Шестерня.
   - Да. - Пещерник потупился. - И теперь скачет вокруг, топча и пожирая не успевших уйти.
   - Им нужно помочь! - воскликнул Бегунец порывисто.
   - Нет. - Шестерня покачал головой. - У них было время.
   - Они погибнут? - поинтересовался Зубило напряженно.
   - Возможно, - Шестерня пожал плечами. - Но вопрос не в этом.
   - А в чем? - крикнул Бегунец в ярости. - Что может быть важнее, чем их жизни?!
   Не глядя на помощника, Шестерня ответил:
   - Наши. Всех тех, кто сейчас раскачивает свод. Погибнем или будем жить - вот в чем вопрос.
   Голос мастера прозвучал негромко, но Бегунец мгновенно поник, съежился. Выспренние слова недавней вспышки показались настолько неуместны, что захотелось немедленно провалиться под землю, или быть раздавленным рухнувшим сводом, только бы не ощущать осуждающие взгляды рабочих.
   Заглаживая вину друга, Зубило деловито произнес:
   - От чего это зависит?
   Шестерня произнес устало:
   - Места напряжения в стенах выбраны таким образом, что свод вскоре рухнет. Но не весь - лишь центральная часть, как раз та, что над ямой. Если к этому времени тварь вернется в котлован - все получится. Если нет...
   - Она вернется.
   Все, кто прислушивался к разговору, разом повернули головы. Ощутив на себе исполненные надежды многочисленные взоры, Бегунец повторил, стараясь, чтобы голос прозвучал твердо:
   - Она вернется. Я этому поспособствую.
   - Мы поспособствуем. - Зубило шагнул к другу, пристально взглянув в глаза, повторил с нажимом: - Мы!
   Шестерня кивнул, сказал с удовлетворением:
   - Вот и хорошо. Ну а я посмотрю, как это у вас выйдет.
   - Мастер, ты пойдешь с нами? - В глазах парней сверкнула радость.
   - Пойду. Куда ж денусь, - отозвался Шестерня ворчливо. Помолчав, добавил: - К тому же есть у меня небольшой должок. А долги, вроде как, оставлять не хорошо.
  
  

ГЛАВА 16

  
   Отблески фонаря испуганно мечутся вокруг, под ногами поскрипывают камни. Мастер идет чуть впереди, уверенным, спокойным шагом. Как обычно, как всегда. Ну, почти как всегда. Если присмотреться, можно заметить, с какой основательностью ноги попирают землю, прежде чем оторваться, чуть задерживаются, словно хотят напитать хозяина мощью и невозмутимостью камня, равно взирающего на извечную тьму пещеры и на неведомых, жутких существ.
   Рядом, плечо в плечо, шагает Бегунец. Лицо друга сосредоточено, в глазах огонь, словно грядущая встреча с ужасным вовсе не страшит, наоборот, придает уверенности и сил, отчего плечи раздвигаются, а, обычно неровные, движения выходят величавыми и исполненными достоинства. Так идут не на смерть - на подвиг.
   Бегунец всегда уступал духом, казался менее решительным, слабым. Но сейчас... Куда делась робость, отчего, обычно стеснительный, друг преисполнился силы? Неужто и впрямь жизни соплеменников настолько значимы, а гибель за них так достойна, что отступает страх, что смерть превращается из жуткой бестелесной тени, от чьего могильного дыхания смерзаются кости и выстывает кровь, в добрую подругу, с кем не зазорно пройтись под руку, провожая самого себя в далекий путь?
   Возможно, что и так. Только почему подгибаются ноги, а в груди все больше разрастается кусочек льда, выпячивает иглы, распускает холодные щупальца страха, отчего сердце бьется с перебоями, а дышать все тяжелее, будто на грудь давит невидимая каменная плита, холодная и тяжелая. А на плите, высеченные резцом мастера, красуются руны. И не нужно смотреть, чтобы догадаться, чье имя выбил неведомый мастер. Изящные руны короткого слова, что ближе и роднее всего в этом мире, наполненного смыслом и значением, что навсегда останется в сердцах родных и близких. Руны своего имени.
   Мир покачнулся, поплыл. Зубило до хруста сжал челюсти, лишь бы не выпустить предательскую влагу, что уже скопилась в глазах, и вот-вот прорвет запруды, побежит по щекам, оставляя за собой влажные дорожки позора. Где-то наверху хрустнуло, на голову рухнула пригоршня пыли и мелких камушков. Зубило закашлялся, с готовностью зарылся лицом в руках, радуясь, что можно больше не сдерживаться. Ведь после, отняв ладони, можно смело взглянуть друзьям в лицо, не стыдясь покрасневших глаз, ведь каменная пыль такая едкая...
   Поворот, еще один. По ушам ударил знакомый рев, заставив вздрогнуть. Шестерня остановился, сказал со странной интонацией:
   - А маги не плошают. Зверюга резвится во всю. Вон сколько народу подавила. Даже кое-кто из воинов не устоял. А эти, гляди, стоят, не шевелятся.
   Зубило устремил взор вперед, сказал сдавленно:
   - Мне кажется, или там... - Он сглотнул, не в силах продолжать, стиснул зубы.
   Однако Шестерня понял, подтвердил:
   - Все верно: повсюду кровь, кишки. У кого-то даже, вон, мозги вытекли, и шлем не помог. Будем идти, глядите под ноги, не оскользнитесь.
   Бегунец побледнел, зажав рот, поспешно отвернулся. Прислушиваясь к булькающим звукам, Шестерня покивал, сказал одобрительно:
   - И то верно. С пустым желудком все шустрее будешь. По хорошему б и мне надо, да уж ладно, обойдусь.
   Заметив, как он двинулся вперед, Зубило воскликнул:
   - Постой, но... мы ведь еще толком не решили, что делать!?
   Шестерня повернул голову, сказал с некоторым удивлением.
   - Так решайте.
   - Но ведь ты... ведь мы... - Зубило опешил, выпалил поспешно: - Разве у нас не общее дело?
   Шестерня прищурился, отчего лицо стало напоминать каменную маску, сказал с прохладцей:
   - Вроде бы тварь загнать Бегунец вызвался. Или мне показалось?
   - Не показалось. - Кусая губу от досады, Зубило опустил голову, сказал зло: - Но ты же понимаешь, вдвоем нам не сдюжить!
   - А за язык кто тянул? - Шестерня вопросительно изогнул бровь.
   Чувствуя, что багровеет от ярости и обиды, Зубило прошипел:
   - Но ведь ты обещал помочь.
   - Я обещал? - Вторая бровь замедленно поднялась, заняла место рядом с первой. - Я сказал - посмотрю. И не отказываюсь. Посмотрю обязательно. Все посмотрят. Думаю, это сложно будет пропустить. А вот насчет всего прочего - уж не обессудь. Другие планы.
   Обогнув груду булыжников, разом замедлили шаг. Впереди, во всполохах огней, возвышается громада чудовища. Жуткая тварь неповоротлива, двигаясь, содрогается всем телом, словно каким-то чудом ожила и зашевелилась здоровенная куча земли. Однако, впечатление обманчиво. Вот, не выдержав напряжения, из-за булыжника выбежал строитель, закричал, бросился бежать. Миг, и чудовищное существо взметнулось в гигантском прыжке. Земля содрогнулась, а со свода посыпались камушки, когда тварь ударилась в десятке шагов от беглеца. Пасть распахнулась, метнулась стрела языка, догнала, облепила несчастного. Крик оборвался. Вместе с жертвой язык втянулся обратно, по брюху существа разошлась сладостная дрожь, на боках и голове выступила омерзительная слизь.
   Шестерня задумался, некоторое время двигал складками на лбу, сказал озадаченно:
   - Сдается, что-то подобное я уже видел, там, наверху.
   - Наверху есть такие чудовища? - прошептал Бегунец с дрожью.
   - Ага. - Шестерня кивнул. - Точно такие. Только чуток меньше - с ладонь.
   Глядя, как мастер деловито уходит вперед, Зубило крикнул вслед:
   - Так подскажи! Какие повадки, где живет, чем питается? Как убить, наконец?
   Шестерня ненадолго обернулся, пожал плечами.
   - Да какие там повадки. Живет в лужах, жрет мошкару. А убивать их без толку. Шибко много. Да и не за чем, если подумать. Разве только совсем настроение плохое... Так наступить, и все дела.
   - Наступить? - На лице Бегунца отразилось недоумение.
   - Теперь понятно, чего они, как заполошные, вокруг твари бегают, - произнес Зола сердито глядя в след мастеру
   - И чего же? - поинтересовался Бегунец тупенько.
   - Наступить хотят, - бросил Зубило. Добавил едко: - Да видно не попадают.
   Перебегая от одной груды булыжников к другой, прошли с полсотни шагов. Вблизи чудовище показалось еще страшнее. Голая, лишенная шерсти, кожа, отвратительные выросты, извергающие дурно пахнущую слизь, стекающую по бокам чудовища и скапливающуюся вокруг зеленоватыми лужицами. Лапы - выворотни. Огромные, на полморды, глазища и невероятная, чудовищная пасть. Разинь тварь рот в полную меру - легко войти втроем, не задев краев и не ударившись головами.
   Глядя, как чудовище топчется среди чего-то, неприятно напоминающего останки строителей, Зубило прошептал:
   - На подземников бы его натравить.
   - Так, вроде бы в яму собирались загнать. - Бегунец взглянул с вопросом. - Нужно успеть. Свод того и гляди рухнет.
   Прислушиваясь к доносящемуся сверху угрожающему потрескиванию, Зубило сказал сквозь зубы:
   - Да знаю я, знаю! Но... нельзя подземникам такое спускать. Сколько пещерников полегло. И сколько еще поляжет, если маги живыми останутся. Новый котлован построят, еще тварей призовут!
   Ища поддержки, он взглянул в глаза другу. Бегунец растеряно смотрел то на товарища, то на группку подземников неподалеку, то на тварь, что по-прежнему топталась в десятке шагов впереди. От мыслей загудела голова. Успеют ли? Сверху трещит так, словно вот-вот рухнет вся пещера. Да и смогут ли вообще хоть что-то? До котлована еще нужно добраться, не споткнувшись в полутьме, не получив камнем в голову. Тварь столь велика, что вовсе не понятно, как привлечь внимание такого страшилища, чтобы заметило, повернулось, пошло в нужную сторону, до самого конца не потеряв интереса к суетящейся под носом мелочи.
   Привлечь, довести, остаться живым... Кажется невероятным. А уж если сделать крюк, чтобы существо сперва разметало магов, и только после отвести в котлован... Сумасшедший Зубило. Сумасшедшая мысль. Два безумца, вообразивших себя великими воинами и затеявших игру со смертью. Однако, несмотря на весь кошмар, грудь наполняется задором, в губы раздвигаются в ухмылке. Не зря они совершили это путешествие, и не зря их учил мастер. Дети своего народа, они сделают все что нужно, и как нужно. Даже если это будет последним свершением в жизни.
   Зубило смотрит в упор, желваки вспухли буграми, губы побелели от напряжения, но в глазах, ширится и растет понимание и... радость от осознания - друг поддержал. Не отскочил испуганно, не шарахнулся, спасаясь от неминуемой смерти за чужими спинами, понял и принял, без вопросов и сомнений, подставил плечо, не задумываясь, что будет дальше, открытый и доверчивый, каким и должен быть настоящий друг. В порыве чувств, Зубило шагнул вперед, обхватил, прижал крепко, а мгновенье спустя они двигались вперед, как и полагается друзьям - плечо к плечу.
   Земля подрагивает все сильнее. Чудовище топчется неподалеку, уродливое и бессмысленное, таращит на выкате глаза.
   - Обходим со стороны подземников. - Зубило коротко взмахивает рукой.
   Голова дергается в кивке. План понятен без слов. Тварь нужно заинтересовать, раздразнить, а когда, привлеченное, чудовище бросится следом, подвести к группе подземников, что сгрудились неподалеку. А в последний момент, когда столкновения будет не избежать, уйти в сторону, оставив проклятых магов с собственным порождением один на один. А после, когда все кончится, вернуться исполненным удовлетворения, чтобы увести чудовище к условленному месту. Конечно, если удастся... Но об этом лучше не думать, чтобы, ослабленные страхом, до времени не дрогнули ноги, не сбился темп, не одолели сомнения.
   До ближайших к чудовищу валунов шли пригнувшись, затем ползли, и лишь когда впереди открылось пустое пространство разом вскочили, закричали, замахали руками, привлекая внимание. Тварь некоторое время не реагировала. Но вот огромный зрачок дрогнул, повернулся в сторону, обдав потоком отстраненного внимания. Мгновенье, другое, внимание усилилось, окрепло, ощущаясь, словно поток холодного ветра в грудь.
   Сперва дрогнула лапа, огромная, как бревно, затем еще одна. Туша качнулась, переваливаясь, начала поворачиваться.
   Не прекращая прыгать и размахивать руками, Зубило шепнул:
   - Следи за пастью. Главное не пропустить...
   - Не пропустить что? - выдохнул Бегунец, задыхаясь от напряжения.
   - Язык. Помнишь, как она достала того строителя?
   Воспоминание пронзило стрелой. Содрогнувшись всем телом, Бегунец кивнул, прошептал чуть слышно
   - Помню.
   Чудовище тем временем повернулось, замерло, словно раздумывая, стоит ли тратить силы, гоняясь за такой мелочью. Челюсти замедленно пошли в стороны, открывая черный зев глотки. Шире. Еще шире. Чутье предупредило за миг. Не сговариваясь, парни качнулись в стороны. Мимо пронеслось пульсирующее, обдало влагой, с чавкающим звуком втянулось назад, оставив на коже ощущения холодка, а под сердцем рубец ужаса.
   - Бежим! - голоса прозвучали одновременно.
   Парни развернулись, петляя, рванулись бежать. Земля содрогнулась раз, затем еще, затряслась размерено, как кровать молодоженов после обряда единения. Впереди, покачиваясь в такт шагам, виднеются подземники. Лица магов отрешены, в глазах лед, воины не столь уверенны, зубы стиснуты, по вискам проложили дорожки капли пота, однако не подают вида, стоят, словно влитые.
   Грохот все сильнее, трясет так, словно глубоко под землей в своих Чертоках зашевелился Прародитель. В подошвы больно бьет порода, сердце заходится от напряжения, по спине катится пот. Только бы успеть! Только бы не споткнуться. Страха нет. Ведь смерть будет быстрой и безболезненной. Но не будет достигнута цель. А этого допустить нельзя. Еще немного. Еще!
   Воины, что до того стояли, словно получив неслышимый приказ, срываются с места, бросаются вперед, воздев перед собой копья. В груди зарождается предсмертный холод, но хищные острия проносятся мимо, отчего внутри вспыхивают искры невольной радости. Лица бойцов отрешены, а взгляды прикованы к тому, что несется по пятам, не к щуплым безусым юнцам - к настоящему противнику, суровому и безжалостному.
   Сухо звенит металл, исполненные муки крики тонут в жутком реве. Не нужно оборачиваться, чтобы понять, что именно произошло. Главное, чтобы потеряв интерес, тварь не замедлилась, не остановилась, не добежав совсем немного до группки основных врагов. Короткий взгляд назад, не останавливаясь, не задерживая дыхания. Все в порядке! Чудовище словно и не заметило бойцов, напирает чудовищной массой, огромное и жуткое.
   - В стороны! - крик Зубило стеганул по ушам.
   Проводив краем взгляда метнувшуюся в сторону тень товарища, Бегунец рванулся в противоположную сторону. Шаг. Другой. Нога попала в трещину. Короткая острая боль, и свод с основанием поменялись местами. Земля больно ударила в плечо, на мгновенье оглушив.
   Бегунец шевельнулся. Нога отзывается болью, в плече саднит, перед глазами плывут красные точки, однако он жив, чего нельзя сказать о группке магов, на которых прямиком вылетела тварь. Губы невольно поползли в стороны, а в груди зародился победный рык. Они смогли! Втоптали врагов в землю. Пусть не сами, пусть с помощью неведомого существа, но важно ли это?
   Во тьме сверху сухо треснуло, посыпались камушки, неподалеку рухнул здоровенный булыжник, обдав пылью и больно стеганув по щеке острым крошевом. Улыбка погасла, а брови сошлись на переносице. Дело сделано, но лишь на половину. Впереди самое трудное.
   Отдуваясь, и очумело тряся головой, Бегунец с трудом поднялся, замедленно повернулся назад. Челюсть отвисла, а глаза расширились. В висках запульсировало от смутного ощущения неправильности происходящего. Взгляд раз за разом мечется, охватывая удивительную картину, нелепую, невозможную, но в то же время реальную, как все вокруг.
   Горстка магов, что должны быть мертвы, втоптаны в пыль породы, стоят, как стояли, лишь вокруг, окружая синеватым, переливается бледное пламя, а рядом, встав на дыбы, словно кто-то огромный схватил за загривок, зависла тварь. Чудовище хлопает пастью, изгибается, явно силясь пробиться вперед, но лишь слабо подрагивает, не в силах пробить незримую преграду.
   Руки повисли плетьми, сердце екнуло от ощущения бессилия. Что делать, как быть? Троица стоит вальяжно, даже расслабленно. И хотя лица сосредоточены, а руки воздеты в странных жестах, видно, что подземники творят волшбу не из последних сил. Неподалеку, едва различимый среди валунов, застыл Зубило. И хотя лица не видать, фигура выдает чувства: непонимание, безысходность, страх. Что можно сделать с теми, кто играючи остановил существо, равного которому нет и не будет в мире? Как победить? Тварь еще шевелится, вздрагивает всем телом, но все слабее и реже. Еще немного, и подземники завалят обессиленное чудовище, спеленают могучими заклятьями, а после примутся за тех кто остался...
  
   Голубоватое сияние подсвечивает фигуры магов, выделяя каждую деталь, могучее спереди, ослабевает по бокам, позади сходя на нет, или... почти на нет. Вот вроде бы блеснула искорка, метнулся всполох. Или это лишь показалось? Хорошо, если показалось. Судя по застывшему в воздухе чудовищу, сила у магов не малая. Не хотелось бы застрять в шаге от цели, влипнув, словно в смолу. Или влипают твари, вроде этой, а мелочь, вроде пещерника, так и вовсе раздавит, сплющит, как мокрицу под сапогом?
   Шестерня на мгновенье остановился, обуреваемый сомненьями, взъерошил бороду. Однако сомненья не остановили, лишь чуть сдвинулись брови, да передернулись плечи, стравливая избыток напряженья. Ноги задвигались, оставляя нерешительность позади, руки зашевелились в такт, нагнетая задор. Пальцы сложились в кулаки, готовясь к доходчивым объяснениям. Маги - народ ушлый, палец в рот не клади, так что лучше сразу кулак, а то и пару. Для большей, хе-хе, понятливости.
   Подземники похожи, как капли воды, высоки, сухощавы. Со спины и не отличить. Хотя, если приглядеться... Шестерня улыбнулся краешком рта, кивнув, шагнул ближе. Ощутив приближение, один из магов дрогнул, дернул головой. Зрачки расширились, а рот приоткрылся.
   - Ты?!
   - Я. - Шестерня кивнул. Предупреждая вопрос, сказал поспешно: - Вижу, занят, но и я тороплюсь. Так что давай по быстрому.
   Двое товарищей мага не шевельнулись, сияние не изменило цвет, но тварь наверху освобождено дернулась, заревела натужно. С трудом ворочая челюстью, отчего и без того набухшие, вены на висках почернели и страшно раздулись, маг прорычал:
   - Ты не вовремя.
   Шестерня пожал плечами, бросил:
   - Цена вопроса - десяток самородков. Быстрей отдашь - быстрей закончим.
   Кровь бросилась в лицо так, что маг почернел, выдавил с ненавистью:
   - Ты исчерпал мое терпенье. Сейчас мы закончим с тварью, а пока...
   Рука мага метнулась к лицу, на кончиках пальцев, словно хищные когти, вспыхнули злые огоньки. Однако Шестерня ждал. Чавкнув, ладонь обхватила запястье противника, остановив алые клинки волшебных огней возле самых глаз. Он усмехнулся, бросил с мягким укором:
   - Кто ж ждать-то будет.
   Кулак с хряском впечатался магу в скулу. Тот дернулся, схватившись за лицо, зашатался. Раздался тяжелый вздох, его товарищей разом качнуло. Сияние поблекло, тварь задвигалась, заурчала, словно выбираясь из невидимых пут. Не дожидаясь продолжения, Шестерня резво отпрыгнул. И вовремя. Маг развернулся, вновь вздернул руки, пытаясь помочь собратьям, но не успел. Чудовище вырвалось, победно ревя, обрушилось всей массой, давя и калеча странных созданий, таки мелких, но, в то же время, удивительно сильных, что опутали невидимой сетью, обездвижили, и едва не пленили.
  
   Утробный рев и сотрясение почвы вернули к жизни. Бегунец смотрел, как, барахтаясь среди лохмотьев сияния, чудовище топчется по тому месту, где еще мгновенье назад стояли маги. Разум еще только пытался осознать, а тело уже рванулось вперед. Рука на ходу подхватила булыжник, метнула в чудовище. Один, другой, третий. Из груди, сотрясая ребра, рванулся крик.
   Напротив, увлеченный примером, прыгает и кричит Зубило. Подхватывает, бросает камни, истошно ревет, бросает, и вновь заходится криком. Нужно присоединиться к товарищу, помочь, отвлекая чудовище, что сладострастно топчется по месту, где совсем недавно стояли маги, с негодующим рыком выплескивая ярость и удивление.
   Рука замирает, сжимая очередной булыжник, нога сгибается для толчка, но... что это? Рев ненадолго стихает, порода под ногами перестает дрожать. Мгновенье тишины, от которой волосы на загривке встают дыбом, и ревущая громада проносится угрожающей тенью, взбив облако пыли, шлепается туда, где только что стоял Зубило.
   В груди разливается холод, а ноги примерзают к земле. Но раньше, чем вопль страданья раздирает глотку, взгляд выхватывает некое неуловимое движение. Прыжок, еще один, и из клубов пыли выбегает Зубило, скачками несется вперед. Ушел! Из груди вылетает вздох облегчения. Но тварь не дремлет. Короткий разъяренный рев сменяется дробным топотом, забивая грохотом слух, а пылью зрение.
   Бегунец сорвался с места, рискуя подвернуть ногу, побежал громадными прыжками. Пальцы занемели от ударов о камни, от напряжения закололо в боку. Поднятая пыль зависла густым облаком, ограждая беглецов непроглядной пеленой. Скрипнув зубами, Бегунец побежал стороной, наддал, всеми силами пытаясь не отстать. Впереди зашевелилось, протаяла мутная тень. Распяленный от усилия, рот искривился в оскале. Успел! Но тень исчезла, а мгновенье спустя донесся жуткий скрежет.
   Добежав до котлована, Бегунец остановился, завертел головой, отыскивая знакомый силуэт. Никого. Он бросился вперед, подскочил к самому краю, замер, изо всех сил всматриваясь вниз. Спутанное переплетение арматуры, искореженной, словно стоптанная сапогом плесень, обломки опор, обрывки тросов и... никого. Губы задрожали, а глаза заволокло мутью. Уже почти не видя, он продолжал всматриваться вниз, бормоча невнятное.
   Друг не мог так просто погибнуть, кануть вслед за жутким существом, что сейчас шевелится где-то внизу, среди обломков металла. Не мог, не имел права! Наверняка просто отскочил, и поглядывает из-за ближайших камней, или незаметной ямки, посмеиваясь над товарищем. Нужно всего лишь отыскать, обшарить окрестности. Ведь вполне возможно, тот вовсе не смеется, а просто устал, или сильно ударился, и жаждет помощи. Нужно всего лишь отыскать, прийти на помощь.
   Трясясь всем телом, Бегунец слепо зашарил вокруг, пополз вдоль края, раня пальцы о камни и не чувствуя боли. Когда снизу донесся полу-вздох полу-стон. Не веря себе, он замер, напрягся, вслушиваясь изо всех сил. Стон повторился. С трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от радости, Бегунец подхватился, прищурился, всматриваясь вниз. Едва различимая на фоне породы, внизу проступила тень, чуть шевельнулась, пытаясь двигаться, но лишь со стоном дернулась. Бегунец мгновенье неотрывно смотрел вниз, а затем прыгнул. Если бы кто-то в этот миг взглянул ему в лицо, то не увидел ни отчаянья, ни бессилья, лишь сосредоточенность и решимость.
  
   На земле, в почерневшей от крови грязи, среди распластанных остатков товарищей, лежит маг. Руки едва заметно подергиваются, изо рта течет струйка крови. Ноги расплющены, и разворочены так, словно сверху прокатился валун. Веки еще подрагивают, но глаза уже заволакиваются смертельной пеленой.
   - Зачем? - На губах подземника вспухли кровавые пузыри.
   - Ты не сдержал слово. - Шестерня качнул головой, взглянул сумрачно.
   Маг криво улыбнулся, прошептал с презреньем:
   - Неужели из-за жалких крох злата?
   - Ты не сдержал слово, - повторил Шестерня сухо.
   Сипя и сплевывая кровь, тот произнес с болью:
   - Что значат драгоценности, в сравнении с неведомой силой, что мы смогли подчинить... почти смогли? Я мог тебе дать тебе больше в десять раз, в сто...
   Шестерня нагнулся, выбрав из кровавых ошметков кожаный мешочек, поднял, перевернул. На ладонь блестящим дождем высыпались золотые камушки, раскатились весело сверкая. Выбрав несколько штук среднего размера, Шестерня упрятал драгоценность в пояс, остальное ссыпал назад, сказал задумчиво.
   - Дело не в злате. Мне не нужно больше: ни в десять, ни в сто раз.
   - Тогда почему? - Брови подземника дрогнули. Сквозь боль и тень надвигающейся смерти, в глазах протаяло непонимание.
   Шестерня помолчал, сказал в раздумье:
   - Строитель должен строить, заказчик платить, а корчмарь вкусно готовить. И если каждый держит слово и платит по счетам, все будет идти, как должно, если же нет... - Он замолчал, бережно опустил мешочек на место, окинув взглядом пространство пещеры, добавил: - А ведь задумка была не плохая: хорошая работа, хороший результат. Прощай.
   Повернувшись, Шестерня отошел в сторону, замер, глядя в сторону котлована, где, с невидимого во тьме свода, с грозным ревом обваливались здоровенные глыбы, почти скалы, низвергались, сотрясая пещеру до самого основания.
   Из сумрака выдвинулись фигуры, замедленно приблизились, остановились напротив. Шестерня скользнул по помощникам замедленным взглядом, не упустив ни бурых пятен на груди и боках Зубило, ни светлых дорожек на щеках Бегунца, сказал:
   - Что ж, дело закончено, нужно возвращаться.
   Подхватив Зубило, что едва держался на ногах с обеих сторон, они поспешно двинулись в обратную сторону, а за спиной, грохоча все сильнее, словно раскалывался сам мир, рушилась пещера, погребая удивительную машину подземников вместе с вырванным из неведомых просторов чужих миров удивительным созданием.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"