Бляхер Леонид Ефимович : другие произведения.

Хроники Герода. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть 2. ЦАРЬ ИУДЕЙСКИЙ
  Глава 1. Беглец
  Глава 2. Рим
  Глава 3. Война
  Глава 4. В Ерушалаим
  Глава 5. Вопросы веры - трудные вопросы
  Глава 6. Правитель
  
  Глава I.
  Беглец
  
  Беда не заставила себя ждать. При Филиппах сошлись армии республиканцев или освободителей, как они себя называли, и соратников Цезаря. Долгое сражение клонилось то на одну, то на другую сторону. Республиканцам удалось сильно потеснить порядки Октавиана, но удар отрядов Антония во фланг смял наступающих, отбросил их. Гай Кассий, решивший, что битва проиграна, бросился на меч. После этого отступление республиканцев переросло в бегство. Брут, второй лидер сенатской партии тоже покончил с собой. Судьба Республики была решена. Но война продолжалась. Победителям было не до далеких восточных провинций, тем более, дотла разоренных Кассием.
  
  Однако иначе виделась ситуация из дворца парфянских владык. Бежавших с поля боя при Филиппах воинов ласково принимали в Ктесифоне. При содействии царя Орода, бывший легат Брута, Квинт Лабиен смог собрать войско и начать наступление в Киликии и Пергаме. На юг начали наступление парфянские войска, ведомые царевичем Пакором. Ослабленные римские легионы оттеснялись в горы, уничтожались. Вместе с Пакором шел претендент на Ерушалаимский престол, царевич Антигон. К нему примкнули и отряды его сторонников из иудеев.
  
  Герод узнал о продвижение Пакора, когда тот только подходил к Антиохии. Знал он о сорока тысячах воинов, идущих с царевичем и двух легионах, противостоящих им. Он приказал стянуть все силы к Ерушалаиму, понимая невозможность защиты Самарии. Но Ерушалаим он отстоять надеялся. Шесть тысяч воинов Герода, семитысячный гарнизон, который Герод при содействии своих помощников хоть немного обучил навыкам сражения, вполне достаточная сила, чтобы отстоять город.
  
  Понимал это и Пакор. Тройная стена, построенная еще Антипатром и Геродом, сильный гарнизон, любовь населения и вера его в счастливую звезду Герода - все это было серьезно. Потому он и решился на игру. Из временной резиденции царевича, в Ерушалаим прибыло посольство. Сын царя царей (шахиншаха), как официально именовали себя парфянские владыки, вызывал царя Гиркана и сыновей Антипатра на суд по жалобе Антигона.
  
  Он обещал неприкосновенность своим гостям. Послы были вежливы и почтительны. Герод из себя выходил, пытаясь убедить испуганного до смерти Первосвященника, что это ловушка. Царь впервые за всю жизнь решил проявить непреклонность. По вечерам из ворот крыла дворца, где остановилось посольство, выходили люди, плотно укрытые плащами. Таясь по переулкам, они пробирались во дворцы владык колен Израиля, дома членов Синедриона из саддукеев. Все это видел Герод, но не видели, или не хотели видеть Гиркан и Фасаэль. Они решили отбыть вместе с посольством. Герод не поехал. Перед расставанием Гиркан призвал Герода к себе.
  
  - Герод, друг мой, у меня плохое предчувствие - начал царь.
  - Царь, - уже безо всякой надежды просил Герод - Не езжай к Пакору. Это смерть.
  - Я знаю, но должен попробовать уладить все без крови. Это мой долг царя. Но сейчас я о другом. Я хочу, чтобы ты взял в жены мою воспитанницу и внучку, принцессу Марьямну, заботился о ней так, как отец твой, Антипатр, заботился о твоей матери, Кипре.
  - Но она из рода Хасмонеев.
  - Я знаю. Потому и хочу, чтобы последние члены моего рода не исчезли в этой бойне. Заботься о ней и ее брате. Обещаешь?
  - Царь, я сделаю все, что в человеческих силах. Но захочет ли этого сама Марьянма?
  - Захочет. Я ее дед и в отсутствии отца я вправе решать ее судьбу.
  - Ты предлагаешь мне руку принцессы из дома Хасмонеев?
  - Да. Ты согласен?
  - Царь! Это великая часть для меня.
  - А теперь ступай. Свое согласие на ваш брак я написал. Тебе его вручат. Я же должен подготовиться к путешествию, обратиться мыслями к Всевышнему.
  
  Герод понял, что это прощание. На следующий день царь и тетрарх отбыли на суд парфянского царевича. Младший брат, Иосиф тут же, во исполнение приказа старшего брата отбыл в Масаду. А сам Город начал готовиться к обороне. Но события развивались слишком быстро. Уже через неделю в город прибыл тайный вестник из ставки парфян. Фасаэль был заключен в темницу и там покончил с собой. Гиркан с обрезанными ушами, что лишало его прав на престол, и в цепях увезен в Вавилон.
  
  Герод велел запереть ворота и расставить воинов на стены. Но скоро войска царевича Пакора подошли к городу и окружили Ерушалаим. Не приближаясь на опасное расстояние, где их могли достать защитники города, они обстреливали Ерушалаим с помощью метательных машин. Впрочем, результат этих обстрелов тоже был довольно скромным. Обе стороны выжидали. Город тем временем бурлил. Кто-то склонялся к мысли, что парфяне не хуже римлян, а Антигон тоже из рода Хасмонеев и вполне может заменить Гиркана, который лишился права на престол.
  
  Соратники Герода думали иначе. Но за пределами военных отрядов убежденных сторонников битвы до конца становилось все меньше. Несколько удачных вылазок в лагерь парфян на время поднимали настроение жителей осажденного города, но общей ситуации не меняли. Парфяне жгли окрестные деревни, поля и оливковые рощи. Все это видели жители со стен города. И решимости это им не добавляло. Было понятно, что ситуация развивается в крайне неблагоприятную для дома Антипатра сторону. А помощи ждать неоткуда.
  
  Герод стоял на башне у ворот, ведущих в Самарию. Было раннее утро. Солнце едва освещало порядки противника. Здесь парфян было меньше. В основном были видны отряды врагов из иудеев, сторонников Антигона. Внизу башни послышался шум: Господин! Господин! Изменники открыли Яффские ворота. Парфяне уже на улицах города.
  
  Это он и предполагал. Город слишком большой, а люди разные. Многим Антигон ближе Герода. Кто-то ненавидит его так, что готов на что угодно. Они, готовые отдаться любому, кто избавит их от антипатридов, нанесли свой удар. Герод бросился вниз:
  - Быстро, выставить заслон на прорыве, всех остальных ко мне. Ты и ты, со мной во дворец.
  
  Во дворце он успел собрать свою мать, дочь Гиркана, Александру, и внуков царя, девушку, так странно беседовавшую с ним, и ее малолетнего брата. Семья, домочадцы, воины и множество жителей города ринулись в сторону противоположную от Яффских ворот. Остатки войска Герода должны были сдержать, насколько можно парфян и уходить ночью. Воины быстро раскидали бревна, раскрыли ворота, войско Герода рванулось к врагам. Те тоже не ожидали столь стремительного удара, отступили. Беглецы не стали ввязываться в битву и бросились прочь.
  
  Дорога на Масаду заполнилась бешено скачущими конями, повозками, бегущими мужчинами и женщинами. Оставив три сотни воинов в заслоне, Герод устремился к крепости. Он понимал, что погоня будет. Понимал и то, что она не может быть особенно многочисленной. Пакору и Антигону важнее удержать город, чем догнать Герода. Вдруг дорогу огласил вой: Госпожа! Госпожа!
  
  К Героду подскакал всадник из отряда, сопровождающего свиту матери: Господин! Госпожа Кипра упала с коня и расшиблась. Герод бросился к колонне. Мать!
  
  Женщина лежала на земле. Голова была запрокинута. Дыхание почти не было слышно. Герод бережно взял тело немолодой женщины, отнес его до ближайшей повозки, положил на мягкие тюфяки. Колонна остановилась. Герод понимал, что им нужно бежать. Понимал и то, что гонка просто убьет мать. Он разрывался. Вдали уже показался столб пыли. Это приближалась погоня. Решение родилось сразу.
  
  Повозки с женщинами и безоружных мужчин за спины. Пустые повозки вперед. Перевернуть. Лучники за повозки. Пехота - за лучников. Конница - скрыться за холмами. Все заняло считаные мгновения.
  
  Когда стремительные отряды вражеской конницы приблизились к войску Герода, перед ними предстала дощатая стена. Кто-то успел остановиться, но большинство продолжило бег. Навстречу им метнулись сотни стрел, десятки всадников упали на землю, под копыта надвигающихся преследователей. Вновь взлетели стрелы. В погоне не участвовали латники, потому стрелы легко находили уязвимое место. Герод разделил лучников на два отряда. Пока один из них стрелял, второй готовился. Поток стрел, не останавливаясь, лился на парфян и их союзников. Сотнями они падали с коней. Десяток всадников, все же перемахнувших через заграждение попадал на копья тяжелой пехоты, стоящей за стрелками.
  
  Осознав, что попали в засаду, потеряли уже не одну сотню воинов, так и не добравшись до врага, преследователи попытались повернуть назад, но в тыл им ударила конницы Герода. Герод рубил врагов, упиваясь собственной яростью, горем, болью за смерть отца, брата и несчастия матери. Клинья сомкнулись, перемолов тысячи парфян и их иудейских союзников. Жалкие остатки отряда преследователей, охотников, ставших жертвой, бежали в сторону Ерушалаима. Войска Герода не стали их преследовать. Герод остановился и вытер лицо. Как быть? Двигаться или нет? Пожертвовать матерью или тысячами людей? Он искал и не находил ответа. Ответ нашелся сам.
  
  Господин! Ваша мать пришла в себя! - подскакал к нему вновь всадник из свиты, когда Герод, наконец, остановился и опустил меч.
  Герод бросился к повозкам. Кпира уже сидела, облокотясь на подушку.
  - Мать! Ты благополучна? Цела? - Герод целовал руки женщины, давшей ему жизнь.
  - Все хорошо, сын мой. Мы можем ехать дальше, - как ни в чем не бывало, величаво ответила мать.
  
  Движение возобновилось. Сражений больше не было. Небольшие отряды парфян, рыскавшие по пустыне, не рисковали нападать. Самых наглых отгоняли залпами стрел лучники. Шли больше суток, а к утру второго дня показалась крепость Масада, возвышавшаяся на плоской скале, господствующей над местностью. Оставив в крепости мать и самых усталых и раненых воинов, Герод поспешил далее. Иосифу было поручено дождаться воинов, которые поодиночке и небольшими группами должны были бежать из Ерушалаима, потом прорываться в Наботею. Оставив там мать со свитой, больных и слабых, Иосиф должен был отбыть в Идумею, где дожидаться возвращения брата.
  
  Сам же Герод вместе с верной тысячей воинов, Марьямной, ее братом, Аристобулом и самыми близкими советниками выехал в Александрию. Но и это не был конечный пункт путешествия. Он должен был быть в Риме. В конфликте с великой державой у маленькой Иудеи, ее изгнанных властителей шансов нет. Если за нее не вступится другая великая держава. Но сама держава, похоже, забыла о востоке. Стоит ей напомнить. Тем более, одного из триумвиров, нынешних властителей Рима, Герод знал давно. Марк Антоний бывал у них дома, долго и охотно общался с отцом, часто беседовал и с самим Геродом.
  
  Аскелон был ближе. Но корабли, стоящие в Аскелоне были малы. Они предназначались для плаванья на острова, изредка в Малую Азию. Да и отряды Пакора уже приближались к стенам Аскелона. В Александрии стояли мощные квадриремы и квинкваремы, самые крупные корабли, способные выдержать любое путешествие, а три легиона римлян и двадцать тысяч гоплитов обеспечивали ее безопасность.
  
  Дорога до Александрии была намного дольше, но спокойнее, чем бегство в Масаду. Она пролегала по территории дружественных племен и по идумейской земле. Но он спешил. Если Антигон сможет укрепиться, то сместить его, заменив на Аристобула-младшего, будет очень не просто. В Набатее он пытался вернуть долг, который числился за монархом. Но был встречен на границе войском, глава которого сообщил ему, что царь не желает видеть Герода, способного поссорить царство с Парфией. Возможно, долгие переговоры смогли бы дать благоприятный результат, но Герод не мог ждать долго.
  
  Все более понятно становилось то, что только заступничество римлян, может спасти дом Антипатра, да и саму Иудею вырвать из рук парфян. Он решил ехать в Рим. Путь в Рим лежал через Александрию. Туда и отправился изгнанник. Через пустынные пространства и холмы, заросшие жесткой пустынной травой, Герод упорно пробивался в Александрию. Караван из ближних людей и тысячи лучших воинов шел через пустыню.
  
  Герод все чаще останавливался у повозки, в которой ехала Марьянма, рассказывал смешные истории, старался скрасить тоску долгого путешествия по бесплодным холмам. Девочка реагировала на шутки. Но что-то томило ее, она порывалась спросить и, одновременно, боялась. В один из дней, когда караван уже завершал переход, а передовой отряд высматривал место для ночлега, девочка, уже несколько минут угрюмо смотревшая на Герода, вдруг спросила:
  
  - Дедушка Гиркан сказал, что ты теперь мой муж и будешь обо мне заботиться. Это правда?
  - Я обязательно буду о тебе заботиться, принцесса - ответил, несколько смущенный Герод - Но мужем твоим я стану только, если ты сама так хочешь.
  Девочка приняла важную позу и задумалась. Вытерпев пару минут, она, повелительно взглянув на мужчину рядом, торжественно произнесла:
  - Тетрарх Герод, я, принцесса Марьянма из рода Хасмонеев, согласна стать твоей женой.
  Но забывшись, вдруг перешла к своей обычной манере разговаривать.
  - А еще, я хочу ехать на лошади и ночевать в твоей палатке.
  - Принцесса, моя палатка намного меньше и неудобнее, чем шатер, который служит местом ночлега для тебя. А женой моей ты станешь, когда на престол в Ерушалаиме взойдет твой брат, Аристобул. Хорошо?
  - Аристобул, неуклюжий маленький мальчишка - засмеялась принцесса - Как он может быть царем?
  - Он - мужчина из рода Хасмонеев. Значит, он может быть царем. Когда же он вступит в пору зрелости, то станет и Первосвященником. А чтобы он стал мужчиной и мудрым правителем, я буду рядом с ним. Буду помогать ему, как помогал царю Гиркану мой отец, Антипатр.
  - А дядя Антигон? Мы его прогоним?
  - Обязательно прогоним. Для этого мы и поедем к нашим друзьям в далекий город Рим.
  - В Рим плывут по морю, а мы едем по пустыне. Так в Рим не доберешься.
  - В Рим плывут только большие корабли. Мы поедем в город Александрия, к царице Клеопатре. Попросим у нее большой корабль.
  - Мама говорит, что Клеопатра - плохая женщина. Она думает, что я еще маленькая. А я знаю. Она спит со всеми мужчинами, которые ей нужны.
  - Почтенная Александра, твоя мать, не вполне права. Клеопатра пережила много страшных событий. И.... Давай оставим эту тему. Вот я могу рассказать тебе смешной случай о...
  - С тобой она тоже будет спать - не унималась девочка - Ты красивый. Только ты не соглашайся. Ты же теперь мой муж? Так?
  - Хорошо, принцесса, я обязательно откажусь разделить ложе с царицей Египта, - рассмеялся Герод, прощаясь.
  
  Герод отъехал от повозки, направляясь к своим воинам. Нужно было обустраивать лагерь, распорядиться о приготовлении пищи. Да, и просто подумать. Положение становилось все более напряженным. Иосиф успел прорваться в Набатею, надежно спрятав там Кипру и Александру, дочь Гиркана и мать Марьямны. Но Иудея и Идумея подверглись нашествию парфян. Главные крепости были разрушены, вытоптаны поля, угнан скот. Антигон за свое воцарение расплатился с Пакором караваном золота. Говорили о тысяче талантов золота, отданных новым владыкой Иудеи. Можно было не сомневаться, что запасы Храма и дворца перекочевали за Евфрат. Все подвластные ему земли были обложены налогом в пользу победителей-парфян. Еще немного, и Иудею нужно будет не отвоевывать, а возрождать заново.
  
  Нужно спешить. Только Рим остается надеждой. Только Антоний. Потому нужен корабль, который домчит его в Вечный город, нужно место, где он сможет спокойно оставить свою невесту и близких людей. Таким местом и будет Александрия. По крайней мере, Герод на это очень надеялся.
  
  ***
  
   Иосиф Флавий сидел на берегу моря. Волны нескончаемой чередой набегали на скалистый берег, рассыпались в мириадах всполохов и откатывались назад, в бесконечную синеву, подсвеченную дневным светилом. Флавий думал о человеке, чья жизнь была ему глубоко неприятна, враждебна. И, тем не менее, захватывала, притягивала, манила. Он вновь и вновь думал об Ироде, проклинаемом и прославляемом, Ироде, чья жизнь шла против всех ожиданий, всех молений.
  
  В эпоху, когда все думали только о смерти, распаде, когда ждали всеобщей гибели, он решил бороться. Он решился закрыть глаза на все страшные пророчества, на все проповеди мудрых толкователей Святой Книги. Почему? Зачем? Зачем брести против течения в половодье, когда знаешь, что победить не возможно. Ведь знал же? Знал. И, тем не менее, шел. Жил своей неправильной жизнью. И она была. Неправильная, невозможная, но невероятно яркая жизнь. Что-то должно было жечь его, толкать на все эти немыслимые деяния? Что? Честолюбие! Наверное, оно. Он мнил себя выше и чище других. Наверное, так.
  
  Иосиф вспомнил о пересудах, которые ходили о визите Ирода к царице Египта, Клеопатре. О том, что та добивалась Ирода, о том, что Ирод отказал ей. Правда ли это? Похоже, что нет. Думаю, что сам Ирод, или ближние его не смогли преодолеть искушения украсить свою биографию эпизодом о "домогательствах" царственной куртизанки. Наверное, было все банальнее.
  
  Парфяне угрожают уже и границам Египта. Римляне, решающие вопрос о власти, никак не могут помочь. В этих условиях Ирод, вполне реальный и сильный союзник, за которым стоят тысячи мечей и слава победоносного военачальника. Скорее, Клеопатра предлагала ему не постель, но место полководца. Любому другому это предложение могло бы показаться привлекательным. Три римских легиона, собственные силы - вполне достаточно, чтобы отбить натиск парфян. Но Ирод грезил об Иудее, его Иудее, спасенной вопреки желанию ее самой. Потому, отговорившись необходимостью согласовать свои действия с Антонием, он отбывает в Рим.
  
  Флавий выводил: "Затем, однако, Ирод все-таки считал более разумным удалиться в Египет. Тогда он прибыл в какое-то святилище (где он оставил небольшой отряд своих приверженцев), а на следующий день в Ринокоруру. Когда он прибыл туда и находившиеся там корабельщики не захотели повезти его в Александрию, он обратился к начальствующим лицам. Принятый последними с почтением и сопутствуемый ими к городу, он прибыл туда и был там удерживаем Клеопатрой. Однако Клеопатра не смогла уговорить его остаться у нее, потому что он вследствие наступления зимы спешил в Рим, тем более, что из Италии приходили вести о тамошних смутах и больших политических переменах".
  
  Флавий оторвал глаза от пергамента и уставил взгляд на море. Вечная вереница волн, набегающая одна за другой на берег, вечный бег и вечное стремление. Флавий представил корабль, несущийся по этой неостановимой пустыне в незнаемые просторы. Он видел этот корабль, несущий Ирода к столь желаемым и столь непонятным ему берегам. К берегам Великого Рима.
  
  ***
  
  Герод смотрел на волны, бегущие вдоль мощного тела его корабля, несущегося к берегам Италии, к воротам Великого Рима. За спиной остались переговоры с царицей Клеопатрой, едва не завершившиеся открытым конфликтом, долгие уговоры Марьямны остаться в Александрии во дворце представительства дома Антипатра. Гораздо охотнее оставался любитель книжной мудрости Аристобул, быстро нашедший себе среди иудеев Александрии учителей и наставников. В прошлом осталась и буря, вынесшая его корабли вместо вожделенной Италии на берег острова Родос. Впрочем, эта же буря позволила ему избежать столкновения с кораблями Секста Помпея, пиратствовавшими в тех водах.
  
  Герод мог отправиться на попутном корабле. Но решил построить свой собственный. Причин тут множество. Не последняя из них, необходимость произвести впечатление на своих покровителей, римлян. Он придет не просителем, а союзником. Не подданным, но гражданином Рима. Для этого пришлось отправлять гонца в Эфес, где теперь тоже было одно из представительств дома Антипатра. Вложенные средства, очень быстро вернулись сторицей. Корабль был куплен. На остаток Герод повелел построить на Родосе колоннаду. И граждане Родоса славили его имя. Что ж, когда-нибудь и это пригодится.
  
  Путь лежал в Брундизий, ближайший порт Италии. Здесь совсем недавно примирились Октавиан и Антонием, составив силу, о которую разбились армии заговорщиков. Здесь сходились сухопутные дороги и морские пути Апеннинского полуострова. Сюда стремился Герод.
  
  После штормов, потрепавших триеру, при прохождении мимо Пелопоннеса, после долгого дрейфа по Адриатике, наконец, на горизонте показались отмели Италии. Низкие берега порта образовывали огромную гавань, напоминающую рога оленя, откуда и возникло название города. Сам город в тот период насчитывал более ста тысяч жителей. Огромная гавань вмещала десятки, если не сотни кораблей. Портовые районы тянулись на много стадий. Тяжелый запах от складов с кожами, гниющих остатков продуктов, выбрасываемых в прибрежные воды, морских водорослей слоился над водой и кораблями, между которыми пробиралась триера Герода.
  
  Итак, он, гражданин Рима, хоть и житель провинции, ступил на италийскую землю. Магистрат города принял Герода в своем доме со всем возможным уважением. Дом был далек от роскоши александрийских дворцов. Тем не менее, после долгого путешествия, Герод и его спутники были рады ночлегу под крышей на мягкой постели, посещению терм, пиру, который дал в их честь римский магистрат. Они не видели, как в час, когда они располагались для недолгого отдыха, из дома магистрата выехал всадник и помчался по дороге в Вечный город. Он вез письмо новому владыке Рима, Марку Антонию.
  
  Два дня провел Герод в городе на самом краю Италии. Видел огромные корабли с зерном, прибывающие из Египта, видел суденышки с сушеной рыбой, переплывавшие пролив из Сицилии. Видел тысячи разных торговцев, заполнявших городской рынок, склады и дороги, вереницы рабов, несущих тюки с товаром. К исходу второго дня хозяин передал Героду письмо от Антония с приглашением в его виллу близ Рима. Через час небольшой отряд всадников уже мчались по дороге, окрестности которой еще несли следы гражданской войны.
  
  ***
  
  Марк Антоний медленно потягивал вино из серебряной чаши, разглядывая письмо из Брундизия. Он думал. В принципе, у него остались самые добрые воспоминания от общения с семейством из далекого Ерушалаима. Будь он молодым легатом, как в те годы, когда вместе с проконсулом Габинием они приводили к покорности восставших туземцев, он кинулся бы на помощь еще более молодому сыну Антипатра. Но времена изменились. Тут нужно подумать, насколько полезен сегодня изгнанник Герод. В принципе, это можно сделать поводом для того, чтобы взять себе все восточные провинции, как тот же Кассий. Скажем, для помощи верному союзнику Рима и восстановления спокойствия.
  
  Со времен веселой юности Антоний не любил Рим, важных и самодовольных сенаторов, каждый из которых считал себя пупом земли, носился со своими предками, своей образованностью. Волею судьбы и великого Цезаря Антонию пришлось общаться с ними. Любви к отцам отечества это не добавило. Гораздо больше он любил дружескую компанию, задушевную беседу, общество прекрасных и, что важно, доступных женщин. Даже армейский лагерь был ему роднее, чем форум и сенат. Пусть Октавиан спорит и дружит с ними. Он их. Плоть от плоти. Хоть и вырос в провинции пока Юлия, сестра Цезаря не взяла на себя заботы о воспитании мальчишки. Антоний другой. Он не встает на котурны, не репетирует ночами речи, как этот выскочка Цицерон. Он живет и любит жизнь. Любит радость, которую дарит вино, друзья, любимая. А остальное? Так ли это важно? Впрочем, власть тоже штука неплохая. Она - путь ко всему тому, что он любит. Да и возможность быть сильным и благородным, помочь другу в беде. Разве это не здорово? Нет. Определенно. Героду он поможет.
  
  Антоний позвонил в колокольчик. Показался слуга-грек.
  - Как только прибудет посланец из Иудеи, Герод или Ирод, сразу веди его ко мне. Понятно?
  - Да, господин!
  - Вот и молодец! А пока вели подать еще вина. Этот сосуд опять оказался слишком маленьким.
  
  ***
  
  Не успел Герод и его спутники подъехать к изгороди, окружающей виллу Марка Антония, как ворота открылись, навстречу вышел невысокий и важный грек-управитель:
  - Господина зовут Герод сын Антипатра?
  - Да - несколько удивился такой поспешности и осведомленности Герод.
  - Великий Марк Антоний ждет тебя. Твоих спутников я провожу.
  - Благодарю тебя, добрый человек, - ответил Герод и, спешившись, направился по желтой песчаной дорожке, идущей мимо усаженных ровными рядами деревьев, в сопровождении управителя к главному входу, отделенному от парка рядом колонн. За ними пошел один из сопровождающих Герода с сумой на плече.
  
  Герод прошел через богато украшенный атрий, управляющий указал ему на перистиль. Взяв у сопровождающего суму, Герод шагнул за занавес. В комнате сидел хозяин за столом, на котором рядом с кувшином фалернского вина лежали свитки. Судя по блеску глаз хозяина, фалернское ему было намного интереснее свитков.
  
  - А, малыш-Герод! Как я рад тебя видеть! - гигант вскочил с кресла и сгреб в охапку совсем не маленького Герода.
  - Приветствую тебя, благородный Антоний! - несколько с трудом выдавил из себя, потерявшийся в объятиях Герод.
  - Ладно, ладно - Антоний весело рассмеялся - Дай посмотрю на тебя! Воин! Настоящий римлянин! О тебе уже говорят в Вечном городе. Отец был бы горд тобой!
  Тон Антония изменился. Он уже знал о смерти Антипатра.
  - Рассказывай. Что происходит на востоке? Подожди. Сейчас выпьем отличного вина с дороги - Антоний сам наполнил чаши - Вот. А теперь рассказывай.
  - Рассказ мой не радостный, Великий Антоний - начал Герод. Антипатр, мой отец, погиб. Восток захвачен. В Азии бесчинствует враг Цезаря Квинт Лабиен. В Сирии стоят войска царевича парфян Пакора, в Иудее его ставленника Антигона. Царь Гиркан отстранен от власти. Мой старший брат Фасаэль погиб. Мой младший брат, Иосиф с частью воинов скрывается в Идумее. Другая часть пока стоит на границе с Египтом. Но нас слишком мало, чтобы противостоять парфянам. Мы ждем помощи Великого Рима, твоей помощи, Антоний.
  
  Герод нагнулся к суме, лежащей возле стола. Вынул оттуда меч в простых кожаных ножнах, но с рукояткой, украшенной огромным рубином. Антоний внимательно посмотрел на сына своего приятеля. Герод поднялся из кресла и склонил голову.
  
  - Это наша святыня! Меч моего отца, Антипатра. Он защищал нас все эти годы, спасал от бед. Сегодня мы молим тебя, Марк Антоний, о помощи и просим принять меч защитника.
  
  Антоний взял меч из рук Герода, продолжавшего стоять со склоненной головой. Меч походил на гладий, обычный римский меч, но полотно лезвия отличалось. Тусклый блеск выдавал работу оружейников Дамаска. Он взвесил меч в руке. Балансировка идеальная. Но ведь дело не в ней. Это память об отце. Мальчишка вручает ему, Антонию, власть над собой, молит о помощи. Да, Антоний любил радости жизни, ценил те удовольствия, которые следуют на цепи за властью, но он ценил и другое. Дружба, доверие - это не менее важно. Где-то в самой глубине было и любование собой, высоким и благородным, спасающим несчастного юношу, пострадавшего за верность Риму. Антоний встал. Обнял Герода.
  
  - Мальчик мой, Великий Рим не оставит в беде своего гражданина, а Марк Антоний не бросит сына своего друга. Завтра мы едем в Рим.
  
  
  Глава II.
  Рим
  
  Огромный город, крупнейшее во всей Ойкумене скопление людей, дворцов, лачуг, площадей и всего, что делает город городом, обнесенный мощными стенами. Таким был Рим, когда к нему подъезжал Герод, сопровождая самого могущественного человека Вечного города, триумвира, Марка Антония. Подъехав к Палантинскому холму, они направились к одному из дворцов, в изобилии окружавших форум, сердце римской державы.
  
  - Здесь живет Гай Цезарь Октавиан, наследник Великого Цезаря. Нужно, чтобы он стал твоим сторонником, Герод - проговорил Антоний - Он, наглый и самодовольный мальчишка, но лучше, чтобы он был нашим сторонником, чем врагом. Ты понял меня?
  - Понял. Я сделаю все, как ты сказал, - ответил Герод, поднимаясь по лестнице к входу в главное здание.
  
  В просторном зале, украшенном мозаикой, обставленном золоченой мебелью и картинами, развешенными по стенам, их встретил невысокий худощавый юноша, совсем не героической внешности. Его подозрительный взгляд перемещался с Антония на Герода и обратно. Наконец, губы растянула улыбка, но глубоко посаженые глаза оставались холодными.
  
  - Приветствую тебя, Марк Антоний и тебя, гость! Рад вашему визиту. Что за дело привело вас в мой дом?
  - Здравствуй, Гай! - откликнулся Антоний - Это Герод, сын моего друга, прокуратора Иудеи Антипатра. Он приехал просить помощи Рима против парфян, захвативших его страну.
  - А. Это то самое семейство из Иудеи, которые столько раз выручали нас на этой не особенно гостеприимной окраине, - уже теплее улыбнулся Октавиан.
  - Великий Цезарь даровал нашей семье права римских граждан. Мы стараемся верно служить Риму - с поклоном ответил Герод. В этот раз он был одет в римскую тогу, а на переплетенных ремнях легионера висел гладий в простых ножнах.
  - Что ж, это достойный ответ. А не ты ли помог собрать деньги нашему врагу, Кассию, Герод сын Антипатра, гражданин Рима?
  - Я выполнял распоряжение наместника провинции, будучи римским магистратом, подчиненным ему.
  - Оставь, Гай! - вступился Антоний - Что он мог противопоставить Кассию? А то, что парень хорошо понимает в том, как добыть деньги, это признают все. Да и воевать умеет. Думаю, сейчас нам это очень пригодиться.
  - Это так. Но у парня сегодня нет ни страны, из которой можно черпать подати, ни воинов, которыми он смог бы ее отвоевать - проговорил Октавиан задумчиво - Это так, Герод сын Антипатра? - Обратился он уже непосредственно к Героду.
  - Во многом ты прав, наследник Великого Цезаря. Но не во всем, - спокойно ответил Герод, глядя прямо в глаза триумвира.
  - И в чем я не прав?
  - Сегодня Азия для Рима почти потеряна. Парфяне вошли в Киликию и Понт, подходят к границам Египта. Их ставленники сидят на тронах Коммагены и Иудеи. Но парфяне - грабители. Население бежит от них. Поддержите меня сегодня. И завтра я соберу армию. Ее не хватит, чтобы освободить Иудею и Келесирию, но хватит, чтобы отвлечь силы врага, в то время, как римские легионы начнут наступление в Азии.
  - И что дадут Риму эти разоренные провинции? - уже несколько спокойнее промолвил Октавиан.
  - И здесь не все просто, Гай Цезарь Октавиан. Сегодня провинции разорены. Но пройдет год и поля опять дадут урожай. Особенно, если это будет год без войны. По дорогам пойдут караваны торговцев, а это пошлины. Из портов выйдут корабли. Азия - это курица, несущая золотые яйца. Дай только возможность их выносить.
  
  - Хорошо, Герод сын Антипатра, а что ты хочешь от Рима?
  - Я, гражданин Рима! Я прошу признать меня представителем интересов Рима в статусе прокуратора Иудеи и сопредельных странах, прошу разрешить мне начать набор наемников на территории державы. Если будет возможность, выделить для освобождения страны хотя бы несколько легионов, то клянусь, вы не пожалеете о своей щедрости. Мой отец был самым верным сторонником Рима на всем востоке. Я заменю его. Я знаю, насколько сложно сейчас вам, тем, кто решил взять на себя избавление государства от вражды, ссоры, взялся построить мир. Но, поверьте, более верного помощника у вас не было и не будет.
  
  - А кто, по твоим рассуждениям, должен сесть на престол твоей Иудеи? Ты же не хочешь быть царем?
  - Тут мое желание играет самую незначительную роль. Мой род не относится к священным коленам народа Иудеи, к его царям. Но в моем обозе и под моей опекой живет потомок царского рода Хасмонеев, Аристобул. Его я и хотел посадить на трон.
  - Сколько ему лет?
  - Ему сейчас десять лет. По иудейским законам он не может быть царем и первосвященником. Но я пока буду опекуном молодого царевича и позже возведу его на трон.
  - А ты хитер, сын Антипатра, - усмехнулся Октавиан - Мальчишка на троне, а ты у власти? Так.
  - Так. Только у власти не я, а Великий Рим. Я же только его представитель.
  - Хорошо. Я спрошу прямо: что это даст триумвирату? Даст сейчас, а не через десять лет.
  
  - Столь же прямо попробую и ответить, почтенный Октавиан, наследник великого Цезаря, я сейчас, а не через десять лет обеспечу закупку фуража и провианта для войска, направляющегося в Азию. А могучий Антоний обеспечит поступление золота из восточных провинций на пользу римской державы. Я буду его верным помощником и проводником в этом нужном деле.
  
  Оба триумвира удивленно взглянули на провинциала из далекой Иудеи. Деньги стали в последнее время их кошмаром. Легионеры требовали обещанного золота и земли. Сын Помпея, Секст, укрепился в Сицилии и теперь блокировал порты Италии. Но флот на борьбу с ним тоже требовал денег. Конфискация имущества заговорщиков не сильно поправила положение. Только самые зияющие дыры в бюджете триумвиров были закрыты. А тут появляется изгнанник из далекого царства на богами забытой окраине, готовый взять на себя изрядную часть расходов.
  
  - И где ты возьмешь средства на это? - не выдержал Антоний.
  - Когда дом Антипатра был в силе, мы одалживали большие суммы купцам из Пергама и Эфеса. Сегодня пришло время им заплатить по счетам.
  Лицо Октавиана приняло уже совсем дружелюбное выражение, да и Антоний выглядел крайне довольным.
  - Ты получишь поддержку Рима. Так, Марк?
  - Ну, мне-то этот парень совсем не чужой. Если и ты поможешь, то сенаторы примут то решение, которое нужно.
  
  Герод в ходе разговора переместился из разряда просителей в разряд союзников, хоть и не самых значимых.
  Тогда у меня остался последний вопрос, Герод сын Антипатра, зачем тебе все это? - спросил Октавиан.
  - Что, прости? - не понял Герод.
  - Ну, смотри. Ты не беден. Верно?
  - Ты прав, наследник Великого Цезаря. Хотя я не так богат, как нобили Рима.
  - Так вот - продолжал Октавиан - Ты богат. Ты - римский гражданин. Зачем ты ввязываешься в эту кровавую игру с непредсказуемым финалом? Почему бы тебе не поселиться в какой-нибудь Капуе или в Иллириии, как, скажем, наш друг Тит Помпоний Аттик, купить себе дом, сад и жить в свое удовольствие? Ответ важен. Я должен понимать, думаю, что Марк согласиться со мной, что движет нашим союзником?
  
  Герод задумался. Не то, чтобы вопрос был сложен или застал его врасплох. Об этом же не раз спрашивал его Ферарос в Александрии, да и купцы в Финикии и Дамаске никак не могли взять в толк, зачем Антипатру и его сыну-наследнику нужна эта жизнь, таящая постоянные угрозы, чреватая несчастьями и потерями. Ведь куда завиднее праздная жизнь богатого римлянина. Скорее, он искал слова, чтобы объяснить это своим покровителям.
  
  - Это трудный вопрос, триумвир - начал он после паузы - Я родился в Иудее. Когда я закрываю глаза, я вижу город среди желтых холмов, покрытых жесткой травой, я вижу его жителей. Эти люди вскормили меня, там я впервые произнес слова молитвы, впервые взял в руки меч, ощутил первый поцелуя на губах. Возле стен Ерушалаима есть роща, где мой отец Антипатр любил сидеть со мной и братьями, рассказывать о том, как нам жить, как отличать черное от белого.
  
  Мой отец завещал мне беречь эту землю, как берегут мать. Я старался делать это. И люди мне поверили. Они ждут меня. Иначе нас раздавят, перемелют более крупные народы. Наши следы затеряются среди холмов, а имя исчезнет. Могу ли я вкушать блага в мирной Капуе, зная, что люди, доверившиеся мне, зовущие меня, страдают? Смысл моей жизни - отвечать за этих людей перед миром, перед судьбой. И сберечь ее, сделать ее народ счастливым можно только под эгидой Великого Рима, отбив ее у парфян. Это тоже одно из убеждений, завещанных отцом. Иначе и сама жизнь мне не нужна. Не знаю, почтенные триумвиры, ответил ли я на ваш вопрос, но я старался.
  
  Антоний одобрительно посмотрел на своего подопечного. Хорошо сказал парень. Иной сенатор лучше бы не сказал. Каков? Октавиан замолчал. Что-то такое было в пафосных и сбивчивых словах иудея, что заставило дрогнуть струны души самого триумвира. Что-то нашло созвучие. Чем-то это напоминало разговоры самого Октавиана с его друзьями Агриппой и Меценатом в Македонии. Этот иудей в чем-то был большим римлянином, чем те патриции, которым завтра надлежит решить его судьбу. Но промелькнувшая на миг вспышка во взгляде Октавиана, сразу погасла.
  
  - Спасибо, друг, Герод - опять спокойным и каким-то бесцветным голосом проговорил Октавиан. Думаю, днями надлежит созвать Сенат. А до тех пор все обсудить. Ты согласен, Марк?
  - Конечно. Я с тем и пришел.
  - Что ж, завтра все и решим.
  Антоний и Герод покинули дом Октавиана, холодный и чужой, несмотря на все его великолепие.
  
  - Ладно, Герод - сказал Антоний, когда они проходили мимо портика, опоясывающего форум - Гай всегда был каким-то холодным и болезненным. Будто и не кровь у него в жилах. До сих пор удивляюсь, что Гай Юлий Цезарь сделал его своим наследником. Наверное, он объелся устрицами в тот день, когда писал завещание. А мы с тобой пойдем в мой городской дом, и ты увидишь, что не все римляне похожи на Октавиана.
  
  ***
  Пирушка у Антония затянулась за полночь, что было вполне в обычаях старшего из триумвиров. Еще, будучи совсем молодым человеком, он успел промотать на таких пирушках огромное состояние. Герод не был большим любителем пиров, но понимал их важность. Здесь, на пирах под переливы арф, пируэты танцовщиц и возгласы пирующих, составлялись политические союзы, заключались договоры, воплощавшиеся в перемещениях легионов, выдвижении кораблей и многом другом, столь необходимом для него сегодня. Не исключением была и пирушка у Антония.
  
  Уже привычный зал с выложенным мозаикой полом, яркими светильниками на стенах, гигантским кабаном, запеченным целиком, на столе. Кабан венчал целую череду блюд с пирожками, оливками, колбасками, запеченной рыбой и сложными паштетами. Гости Антония провозглашали тосты за хозяина дома, не чураясь самой откровенной лести. Герод старался держаться в тени, есть и пить, как можно меньше, хотя хозяин и уложил его на почетное место справа от себя. Впрочем, понимая, что в этом кругу нужно быть своим, он шутил, декламировал греческие и латинские стихи, внимательно выслушивал и кивал хозяину, проявлял живую заинтересованность речами Антония с его тягой к неумеренной похвальбе, гостям. Словом, по общему убеждению, показал себя воспитанным мужем и отличным собеседником. Это и было нужно Героду.
  
  Неожиданно разговор принял не вполне желательное для Герода направление. У уже изрядно напробовавшихся самых разных сортов греческого, италийского и даже испанского вина гостей вдруг родилась "мудрая мысль".
  
  - А почему мы должны отдавать царство какому-то мальчишке? Как там его... Аристобул? - вдруг воскликнул покровитель искусств и знаменитый оратор Валерий Мессала.
  
  - Точно! - поддержал кто-то из гостей - Он еще и племянник этого изменника Антигона. Пока мальчишка, посидит под Геродом, а там тоже начнет в сторону парфян смотреть.
  - Он, кроме предателя Антигона, единственный представитель царского рода. Другого претендента могут не принять - пытался объясниться Герод. Но разгоряченные гости не желали его слушать.
  - И правда, зачем нам какой-то дикарь на троне на границе с Парфией? Да еще и возможный изменник? - не унимались пирующие.
  - И верно, посадим царем Герода - шум за столами продолжался, заглушая и звуки музыки, и шум фонтана - Он - римский гражданин, верный, воспитанный в римском духе.
  
  Наконец, шум голосов донесся до уха хозяина дома. Антоний приподнялся на локте, оглядел гостей мутным взглядом, словно пытаясь сообразить, о чем, собственно, идет речь. Потом поймав глазами Герода воскликнул: Мой друг, сын моего друга будет царем Иудеи! Это правильно, почтенные сенаторы! Думаю, это решение сенату и стоит принять!
  
  Гости, многие из которых принадлежали к членам сената, громогласно выражали согласие с мнением Антония, серьезно осложняющим жизнь будущему владыке Иудеи. В отличие от собравшихся римлян, он отлично понимал, как отнесется иудейская аристократия к царю, назначенному римлянами. Куда проще было бы оставаться в тени Хасмонеев. По крайней мере, сейчас. Но, похоже, переломить ситуацию уже поздно. Где-то он упустил момент. Да и римлян, по понятным причинам он устраивает больше, чем Аристобул. Он римский гражданин, что уже обеспечивает его лояльность. Он не принадлежит к родовой знати, а значит, не сможет начать "оглядываться в сторону". Их позиция понятна. Сложнее понять, есть ли выбор у самого Герода. Похоже, что и нет.
  
  Уже после того, как основная масса гостей отбыла домой, а хозяин вместе с наиболее верными приверженцами Бахуса заснули непосредственно на пиршественном ложе, Герод смог уединиться в комнате, предоставленной ему, чтобы обдумать и взвесить все, что произошло. Итак, два самых могущественных человека Рима заявили о своей поддержке. Правда, поддержка может оказаться чрезмерной. Вместо статуса прокуратора он может получить статус царя, создающий гораздо больше хлопот. Но отказаться сейчас опасно. Слишком неопределенно положение Герода. Александрийское и Эфесское представительства продолжают приносить доход. Но впервые его дом оказался без территориального ядра, без опоры и ответственности за народ. Во всяком случае, впервые на памяти самого Герода.
  
  Из Иудеи его вытеснил Антигон, поддержанный Пакором, принцем парфянским. Отношения с новым царем Набатеи тоже совсем не простые. Долг он не вернул, хотя и принял мать и будущую тещу, а также тех жителей Иудеи, которые решили последовать за Геродом. Караваны через Набатею идут, но их стало ощутимо меньше. Война не располагает к торговле. Все сложно. Впрочем, как и его отец, Антипатр, Герод не ждал, когда обстоятельства сложатся благоприятно, а действовал в тех условиях, которые есть. Значит, и теперь стоит поступить так же. Скоро в новом здании Сената, построенном Юлием Цезарем, решение будет принято. А дальше...
  
  Герод закрыл глаза и увидел холмы вокруг Ерушалаима. Бесконечная гряда холмов, переходящих в иудейские горы, высокие стены города с башнями и широко раскрытыми воротами. Все это он помнил. Но картина менялась. Дороги прорезали холмы то тут, то там. Настоящие дороги, а не тропы для караванов. Вдоль дорог он увидел сады, разбитые стараниями сотен людей, дома с белыми стенами, увитыми виноградной лозой. Увидел радостных и спокойных людей, сидящих возле домов, идущих по дорогам, увидел огромные караваны с товарами, отправляющимися к морю. И над всем этим высился купол Храма, нового Храма, построенного им, Геродом. А там, где купол соединялся с невероятно синим небом, летела, наливаясь силой его песня, песня героя.
  
  ***
  
  День заседания Сената не принес неожиданностей. После появления Антония и Октавиана сенаторы расселись на свои места, а триумвиры уселись между консулами. Слово взял Мессала. Представив собранию Герода, он рассказал об обидах, причиненных ему парфянами, о предательстве Антигона, об опасности парфянского нашествия в Азии и о долге Великого Рима перед своими союзниками.
  
  После краткого выступления самого Герода, по существу, повторявшего уже сказанное Мессалой, слово взял представитель одного из старейших римских родов Луций Сепроний Атрацин. Будучи другом Цицерона, врага триумвиров, внесенного в проскрипционные списки, и приятелем Антония, он находился в сложном положении. И потому старался не раздражать владык Рима. Его предложение было явно согласовано с обоими триумвирами.
  
  Он предлагал для блага государства предоставить Октавиану власть в Италии, Галлии и Испании, для наведения порядка, а также борьбы с пиратами, действия которых нарушают связи Италии и провинций. Антонию же вручалась власть над восточными провинциями и правом набора войска для войны с Парфией. Герода он предлагал признать царем Иудеи. Причем под его властью будет не только урезанная территория, которой сегодня управлял Антигон, но и те земли, которые Герод контролировал некогда в провинции Сирия. Иными словами, Самария, Пера, Десятиградье, приморская полоса, Галилея и Идумея, включая дорогу на Эйлат, потенциально передавались под власть нового правителя и союзника Рима. Правда, их еще нужно было отвоевать. Пока же он должен был собрать войско и связать часть парфянских сил, не давая им всем сосредоточиться против Антония.
  
  Заседание длилось не долго. Отцы Отечества согласились со всеми предложениями Атрацина. Из Сената Герод выходил вместе с двумя триумвирами. Причем, не только Антоний, который уже полностью признал Герода "своим сыном", но и Октавиан смотрел на царя Иудеи более, чем благосклонно.
  
  Герод не стал задерживаться в Риме и после обязательного по случаю принятия судьбоносного решения пира, теплого прощания со своими могучими покровителями отбыл в Брундизий. Впереди было не просто много дел, но невероятно много. Впереди был набор воинов, схватки с могучими врагами, беды и потери. Но там, где небо касалось моря, вдали лежала его самая прекрасная, почти утраченная возлюбленная - Иудея. И он, Герод, будет с ней. Копыта коней выбивали мерную дробь по камням дороги, а в душе Герода росла и звучала песня, перед его глазами рос Храм над городом среди холмов.
  
  Глава III.
  Война
  
  На этот раз путешествие обошлось без бури, хотя зимние ветры и не жаловали. Когда вдали показались берега, возник вопрос о месте высадки. Высадиться в Иудее было бы красиво, но не особенно осмысленно. Территорию страны плотно контролировали отряды Антигона и переданные ему парфянские всадники. Можно было ехать в Александрию, где оставались Марьямна с маленьким Аристобулом. Но там была и Клеопатра, не простившая Героду отказа от места ее военачальника или отказ от постели. После долгих раздумий и совещаний с приближенными Герод выбрал в качестве временного пристанища прибрежную крепость Птолемаиду, называемую местными людьми Акко или Акра на самой северной оконечности Иудеи.
  
  Год назад крепость без сопротивления сдалась парфянам. Но за год изменилось многое. Бесконечные грабежи и насилие сделали парфян, как и их Ерушалаимских сторонников, в глазах местных жителей воплощением темных сил. Небольшой гарнизон, состоящий из итурейских союзников парфян, не особенно задумываясь о сопротивлении, бежал из города, как только воины Герода высадились близ крепости.
  
  Едва успев расположиться в Акко, Герод разослал гонцов ко всем своим сторонникам в Галилее, где еще помнили его правление, в Самарию, в Наботею. Корабли полетели в Александрию, Газу, Тир и Эфес, созывая всех, кто был верен дому Герода, дому Антипатра, к нему. С первыми же кораблями прибыли Барух и Бранн. Барух прибыл на "круглом" купеческом судне с запасами зерна, бобов, фуража для лошадей. Герод обнял верного советника.
  
  - Вот. Теперь мы и с царством. Только, боюсь, его долго придется отвоевывать - приветствовал Барух царя Иудеи.
  - Да, назваться царем - дело не самое хитрое. Вот, как нам дальше быть - куда интереснее.
  - Я к тому же. Чтобы нам было не так грустно думать, я немножко решил захватить с собой подарочков для царя иудейского. Следом за мной идут корабли из Александрии и из Херсонеса. Там еда, оружие, деньги. Это все, что мы успели собрать. Думаю, на первое время должно хватить - отчитался советник.
  
  Герод онемел. Он только собрался отдавать приказания, а они уже отданы и исполнены. Вот это молодец. Интересно, мы уже совсем разорены или что-то осталось?
  - Мы сильно потратились?
  - Пока все идет из текущих доходов. Золото и драгоценности дома Антипатра мы не трогали.
  - Хорошо. Найди где складировать все, что будет прибывать. И пусть у складов стоит охрана. Нас еще не много.
  
  Следом за Барухом прибыл Бранн. С ним прибыли сотни наемников из страны Германия, таких же огромных и рыжих, как он сам. Таких же одиночек, продающих свое единственное достояние - меч. За ним следом тоже шли корабли, но не с продуктами и оружием, а с воинами. Через несколько дней стали стягиваться добровольцы из сторонников нового царя Иудеи. Их принимали, тщательно проверяли и... отправляли учиться воевать. Герод с самого начала заявил, что ему нужны настоящие бойцы, способные биться и в строю, и в одиночку.
  
  Когда через месяц большой отряд, посланный Антигоном, приблизился к крепости, ее гарнизон уже перевалил за тысячу воинов. В результате карательная экспедиция отбыла восвояси без особого результата. А отряды все шли и шли. Герод собирал не только сторонников. Не менее важны были сведения, как военные, так и торговые.
  
  Антоний с помощью денег Герода быстро переправил армию на восток, но сам предпочел остаться в Афинах, постигая мудрость учителей философии и красноречия. Ходили слухи о его очередной любовнице, общество которой он предпочел сражению с парфянами. Впрочем, это были только слухи.
  
   Во главе армии стал легат Антония, поднявшийся из самых низов армии, Публий Вентидий. Тем временем, сам Пакор вернулся в Парфию. Но в Сирии оставалась сильная армия парфян и их местных союзников. На границе Сирии и Киликии действовала армия, составленная из остатков войск Кассия во главе с Лабиеном. В Иудее Антигон смог мобилизовать отряды всех аристократов, усилить их парфянской конницей и итурейскими лучниками. Из Ерушалаима были выселены все жители, подозреваемые в симпатии к дому Антипатра, а гарнизон города, более десяти тысяч воинов бдительно охранял стены. Стояли гарнизоны и в крупнейших городах Иудеи. Но за стенами городов власти не было совсем.
  
  В Галилее вновь укрепились разбойники, промышлявшие на дорогах. Процветали грабежи и в других областях страны. Боевые отряды Ерушалаимских владык и Парфии, временами налетавшие на деревни "для сбора дани и защиты от разбойников" только добавляли страданий простым людям, народу с полей.
  
  Силы Герода постепенно росли. Кроме армии наемников и добровольцев, собиравшейся возле крепости Акра, были отряды Ферароса, стоящие в Идумее и Газе, и отряды Иосифа, закрепившегося в Масаде, на границе Набатеи. Ожидалась помощь от Вентидия. Но пока оттуда только шли требования о присылке вспомогательных войск. Обстановка на севере оставалась сложной.
  
  Заманив в ловушку легионы Лабиена, Вентидий смог рассеять их. Сам Лабиен погиб. Столь же успешными были его действия и против парфян. Однако на границе Парфии стояла армия царевича Пакора, и римлянин не решался идти на помощь Героду. Да и не считал это особенно важным. Громкие победы в Сирии, отражение возможной парфянской угрозы были куда интереснее, чем разоренная дотла Иудея. Герод решил действовать на свой страх и риск. Он организовал регулярное снабжение своей армии хлебом, фуражом, оружием, серебром и бронзой. Все это взял на себя Барух. Организовав тыл, Герод перешел в наступление.
  
  Сосредоточив в Акре к зиме до семи тысяч мечей, он за одну ночь в буран перебросил их к стенам столицы Галилеи, Сепфориса. Ранним утром на гарнизон города вместе с ветром и песком посыпались воины Герода. Растерянные сторонники Антигона были буквально размазаны по стене. Когда в открытые штурмовым отрядом ворота вошла армия, все было уже кончено. Остатки гарнизона бежали в горы. Сепфорис вновь стал временной столицей Герода.
  
  Как только буран стих, а воины смогли согреться, вытрясти песчинки из одежды и перевести дух, да, по распоряжению царя, накормить горожан, жестоко страдающих от голода, Герод выслал разведчиков к горам. Вести были не утешительными. Разбойники и остатки гарнизона Сепфориса засели в пещерах близь озера Кинерет. Пещеры на отвесных скалах. Вниз спускаются по веревкам. Похоже, что из пещер есть выходы в Сирию. Штурм пещер, да еще зимой почти невозможен.
  
  Выслушав разведчиков, Герод собрал совет. Были командиры тысяч. Был Бранн, главным ставший мечом дома Герода.
  - Друзья - начал Герод - Мы должны не просто взять город и удержать его. Нам нужно полностью очистить Галилею. Я знаю, что штурм пещер, где укрепились разбойники, невозможен. Тем не менее, мы должны их уничтожить. Какие есть мысли?
  
  - Господин! - начал один из командиров отряда - Мы подведем всю армию к горам и по веревкам поднимемся в пещеры.
  - И потеряем там половину воинов - прервал его Герод - Предложение смелое, но не мудрое.
  
  Присутствующие замолчали. Вдруг голову поднял Бранн.
  - Герод, а далеко ли до пещер сверху?
  - Да нет, локтей десять, но там же совершенно отвесная скала... Постой! Цепи! Мы на цепях спустим воинов в деревянных телегах. Бранн, ты наш спаситель и самый мудрый из воинов! - воскликнул Герод.
  
  На следующий день Герод выступил. Преодолев расстояние до озера, они поднялись на гребень и стали крепить к деревянным коробам мощные цепи. Сами цепи крепились к скалам над пещерами и лебедкам, на которых их предполагалось спускать. Шум привлек внимание разбойников. Но, будучи уверенными в своей безопасности, они не предали ему особого значения. Напротив, из пещер послышались шутки об "ослах, желающих научиться летать". Правда, вскоре, шутки прекратились. Деревянные короба с воинами вдруг оказались перед входом в пещеру. Сотни дротиков было брошено в ее тьму, десятки криков огласили окрестности озера Кинерет. Не прошло и часа, как отряд Герода полностью оказался в пещерах. Разбойников убивали повсюду. Небольшие очаги сопротивления безжалостно подавлялись. К утру основная масса была уничтожена. Галилея вновь стала основой власти Герода.
  
  Но годы войны не прошли даром для Галилеи. Когда воины Герода вступали в Сепфорис, жители города падали на колени перед ними с криком: Хлеба! Господин, дай хлеба! Вместо плодородной и богатой провинции он получил область с населением, умирающим с голода. Эту беду Герод должен решить первой. Путь решения нашелся сам собой. Когда отряд возвращался в Сепфорис, воины везли с собой четыре большие телеги, груженные добычей. Серебро, золото, драгоценные камни и должны помочь Галилее.
  
  Прежде всего, конечно, закупить зерно. Где? Конечно, в Александрийском представительстве, у себя. Уже через три-четыре недели хлеб будет в Галилее. Пока же Герод распорядился поделиться уже имеющимися запасами. Ведать раздачей пришлось Баруху, которого знали в Галилее, практически, все. Когда призрак голодной смерти отступил, Герод решил изменить и порядок раздач. Хлеб теперь выдавался или в долг, если берущий мог гарантировать его возврат, или за работу. Крестьянам выдавались семена на посев. У кочевников Арабии закупался скот. Отряды Герода обеспечивали безопасность территории. Люди, получающие пищу, участвовали в постройке крепостей и дорог. Впрочем, Герод настоял, чтобы жалование им тоже выплачивалось.
  
  Вымирающая область постепенно превращалась в кипучий мир, где в каждом месте что-то сажалось, возводилось, прокладывалось. Тем временем, римские войска готовились к вторжению парфянской армии во главе с царевичем Пакором. Вентидий, продолжавший в отсутствие Антония командовать всеми силами римлян, стягивал войска к границам Парфии. Страшной угрозой для римской пехоты, составлявшей основную часть войска, была латная конница парфян. Закованные в латы воины и их кони, выстроенные клином, просто пробивал римский строй, давили пехоту. Строй всадников, если он успевал набрать достаточную скорость, был непобедимой силой. Не меньшую угрозу составляли парфянские конные лучники, стреляющие на ходу. Потому особо опасными были для римлян открытые равнины. Было понятно, что парфяне ударят в районе одной из них. Но где? Близ Антиохии? В направлении Дамаска? Где-то еще? Держать под контролем все направления было просто невозможно.
  
  И здесь Вентидий решил "помочь" Пакору. Через лазутчиков и с помощью демонстративного перемещения войск, он создал уверенность, что слабее всего защищено направление вохле портового города на Евфрате Селевкии Зевгмы. Наживка была заглощена. Десятки тысяч парфянских воинов сосредоточились в этом месте, началось наведение понтонной переправы. Но течение Евфрата в этом месте было коварным. Трижды мост разрушался. Строительство моста длилась более месяца. Тем временем Вентидий смог стянуть значительные силы к городу.
  
  Сама переправа для парфян стала тяжким испытанием. Отряды легких лучников римлян с берега обстреливали беззащитные колонны всадников. Сотни и сотни падали в мутные воды великой реки. Разъяренные до последней степени всадники кинулись в погоню за стремительно убегающей легкой кавалерией римлян. Только добраться до горла этих детей гиены, по вине которых бессмысленно погибли лучшие воины! Только бы догнать!
  
  Но римляне Вентидия применили на этот раз традиционную парфянскую тактику: заманить врага в ловушку с помощью притворного отступления, а потом ударить всем войском. Когда до гряды холмов, из которой, казалось, римляне уже не выскользнут, оставались сотни шагов, с высот ударили тяжеловооруженные римские легионы. Рассеянных всадников крушили по всему полю. Римская конница отрезала путь к отступлению. Сражение быстро превратилось в побоище. Больше десяти тысяч лучших парфянских воинов сложили свои головы на поле близь Селевкии. Среди павших был и сам царевич Пакор. Победителям достался огромный обоз парфянской армии, на свою беду успевший переправиться на другой берег Евфрата. Лишь малая часть воинов смогли уйти за Евфрат, кто-то пробивался в Иудею.
  
  И хотя Герод по распоряжению Вентидия привел почти пять тысяч мечей, на его просьбу о помощи в освобождении его царства был получен резкий отказ. В распоряжение Герода передавались два легиона, что против почти полусотни тысяч мечей Антигона были не слишком большим подспорьем. Сам же Вентидий вместе с основной массой войск после установления контроля над Сирией направился на город Самосату, центр Коммагены, царства, ставшего на сторону парфян.
  
  Герод отбыл, не солоно хлебавши, в Сепфорис. Ходили слухи о взятке, которой Антигон нашел способ поклониться римскому военачальнику. Могло ли это быть? Могло. Вентидий не был богат, да и шансов на политическую карьеру, несмотря на победы, у него было не много. Но могло быть и иначе. Вентидий вполне мог считать, что Антигон в Иудее никуда не денется, поскольку отделен от Парфии территорией, контролируемой Геродом и его войсками, а Коммагена может стать новым направлением удара парфян. Так или иначе, но Герод оказался временно один. Впрочем, предаваться унынию у него, просто, не было времени.
  
  Наведя порядок в Галилее, он быстрым броском овладевает Самарией, переезжает туда. Отряды его младшего брата, Иосифа занимают Перу, восточную часть бывшего государства Хасмонеев. Другой брат, Ферарос, восстанавливает сеть крепостей вокруг территории, контролируемой Антигоном. В море господствовал римский флот. По существу, единственная связь с внешним миром для Антигона осуществлялся через дорогу, охраняемую древней крепостью Иерихон, где продолжал стоять парфянский гарнизон. Караваны с пряностями вновь пошли по полностью контролируемой Геродом земле к финикийским портам. В процветающие области севера начинается бегство крестьян из Иудеи. В этих условиях Герод попытался вызвать Антигона на переговоры.
  
  Но попытка решить вопрос миром не увенчалась успехом. Герод направил Антигону послание с предложением отречься в его пользу и отбыть в Парфию вместе со всем своим двором и приближенными, забрав все, что тот в состоянии увезти. Не то, чтобы Герод был настроен особенно великодушно в отношении Антигона. Он помнил, что именно Антигон был виновником смерти Фасаэля, поддержал убийцу отца. Но в тот момент, как ему казалось, это был вариант, который бы устроил всех. Тысячи людей остались бы жить. Сторонники Антигона сохранили бы лицо, а он, Герод, приобретал бы легитимность в глазах иудейской аристократии. Ответ не оставлял вариантов для политики. Герод объявлялся захватчиком и самозванцем, а война против него - священной войной за свободу. Что ж, этот вариант тоже просчитывался.
  
  Если в прямом столкновении у войска Антигона было явное численное преимущество, то и в экономической мощи, и в выучке воинов преимущество уже переходило к Героду. Да и собрать все силы в одном месте для правителя Иудеи было опасно. Низы все более ненавидели освободителя, откровенно пренебрегавшего ими. Они хотели есть, пить, растить детей, а совсем не сражаться с Геродом, который, как говорят, дает такую возможность тем, кто уже оказался под его рукой.
  
  Восстания вспыхивали все чаще, заставляя держать значительную часть воинов в малых крепостях, рассредоточенных по территории страны. А источников для существования и продолжения борьбы становилось все меньше. Даже сокровища Храма уже не спасали, тем более, что их оставалось совсем немного. Ведь территория страны оказалась почти отрезанной от мира. Мира, где по какому-то недоразумению жаловали не Антигона, наследника великих царей и воина-освободителя, а полукровку из Идумеи.
  
  Ситуация складывалась почти безвыходная. Герод не может взять Ерушалаим, завладеть Иудеей, но и Антигон не в состоянии прорвать кольцо, выстроенное Геродом. Можно просто удушить Иудею, перекрыв все каналы связи с внешним миром. Герод думал об этом. Но это его Иудея. Губить страну, которой собираешься править, не совсем разумно. Об этой ситуации и собирался говорить Герод со своими приближенными и друзьями в древней столице царей Израильского царства, городе Самарии. Но разговор пошел совсем не в ту сторону.
  
  Первым поднял "неприятную" тему Барух. После обсуждения текущих дел, прохода караванов, сбыта, доходов и расходов, передвижения войск, подготовки нового пополнения и тому подобных вечных проблем, он вдруг спросил: Прости, Господин! А что нам Иудея и Ерушалаим? Эта страна разорена. Торговые пути давно обходят Священный город. Аристократы Иудеи никогда не признают тебя. Даже, если на словах будет иначе, они будут плести интриги, заговоры. Зачем это тебе? Даже римляне, похоже, смирились с Антигоном. Мы уже контролируем север и восток, полностью распоряжаемся на юге. Наши караваны идут по нашей земле, наши поля принесут в этом году богатый урожай, а в Иудее поля не засажены, сады вырублены. Господин, зачем тебе Иудея?
  
  Неожиданно Баруха поддержал Бранн: В самом деле, Герод, в Иудее мы, в любом варианте, положим много людей. Ерушалаим - мощная крепость с сильным гарнизоном. Они понимают, что милости от нас ждать не приходится, бежать им некуда, потому драться будут до последнего. А прибыли там немного. Скорее, вкладывать придется. Зачем нам это?
  
  Герод ответил не сразу. Он встал, прошел к террасе, отделенной от зала колоннадой, посмотрел на оживающую весной природу, зеленеющие поля внизу, за стеной.
  - Да. Все правильно. Иудея сегодня бедна, несчастна и никому особенно не нужна. Вы полностью правы. Если рассуждать разумно, тратить огромные средства, губить армии для обретения клочка пустой земли - глупая затея. Только здесь я, похоже, совсем не разумный человек.
  
  Представьте, твоя любимая женщина отдана другому мужчине. По любви ли, по приказу, но ей владеет другой. Ему она стелет постель на ночь и будит утром, с ним сидит во время трапезы, едет в его повозке во время путешествия. И, наверное, с этим можно было бы смириться, если бы он окружал ее заботой и любовью, которой она достойна. Но ты знаешь, что она несчастна, что она голодает и страдает, что она ненавидит своего господина. И ты знаешь, что ты мог бы ей дать то, что она заслуживает, дать ту любовь, которой она достойна. Смогли бы вы устоять перед искушением, отнять любимую у злого и неблагодарного господина?
  
  Поймите, Иудея - моя самая большая любовь в жизни. Любовь, завещанная отцом. Ради этой любви я пожертвую всем, что имею. Да и самим собой тоже. Один мудрый фарисей сказал: Если не я за себя - то кто за меня? Но, если я только за себя - то кто я? Я - за Иудею. Это мой выбор. Я понимаю, что это моя любовь и моя жизнь. Поэтому хочу, чтобы каждый из вас выбрал, со мной он или нет?
  
  Когда-то, в прошлой жизни, молодой Герод уже ставил перед своими людьми и перед своими друзьями подобный выбор. Но тогда, в Галилее выбор был между трусостью и смелостью. Сегодня внешне выбор такой же. Но, на самом деле, намного более сложный вопрос. Готовы ли они пойти за другом в пропасть, быть может, пойти на смерть? Готовы ли они помогать ему в деяниях, с обыденной и разумной точки зрения нелепых, вредных? Готовы ли они пожертвовать собой ради Герода и его мечты? Готовы ли они сделать эту мечту своей?
  
  Молчание затягивалось. Молчал даже брат, Иосиф, привыкший слушаться Герода, как некогда слушал Антипатра. Наконец, встал Бранн.
  - Герод! Любовь - чувство достойное мужчины и воина. Любовь к родной земле - вдвойне достойное чувство. Много лет прошло с тех пор, когда я отдал свой меч вашему дому, поклялся в верности. Мои волосы из рыжих уже становятся белыми. Мне поздно менять пристрастия. Я с тобой!
  - Ты уже задавал мне когда-то этот вопрос, господин - подал голос Барух - И я ответил. Тогда тоже ставки были велики. Мы справились. Справимся и сейчас. Я с тобой.
  
  Спасибо, друзья! Я был уверен, что могу на вас положиться.
  Тут встал старейший советник дома, Нафанаил.
  - Прости, господин! Я уже очень стар. Я не сомневаюсь в твоей победе, не хочу, чтобы ты сомневался в моей верности, но хочу прожить остаток дней где-нибудь там, где не звенят мечи, а смеются дети.
  - Что ж, это твой выбор - ответил Герод - Ты имеешь на него право. В городе Эфес ты найдешь все, к чему стремишься. Я хочу, чтобы через пять дней ты уже направлялся туда. Здесь может стать жарко.
  - Брат - подал голос Иосиф - честно скажу, что мне не нравится затея с Иудеей. Я ее не понимаю. Мы уже сейчас владеем территорией большей, чем Гиркан II. Но именно ты сегодня глава нашего дома. Поэтому я остаюсь с тобой до самого конца.
  - Спасибо, брат!- обнял Иосифа Герод.
  
  После этого высказывались уже все. Совсем немногие решили выйти из игры и отбыть с Нафанаилом или куда-то еще. Оставшиеся поклялись в верности новому царю Иудеи.
  
  Когда собравшиеся расходились, Барух вдруг попросил разрешения задержаться. Оставшись наедине с Геродом, он заговорил.
  - Господин мой, царь Иудеи, я верю, что помыслы твои благородны. Но понимаешь ли ты, что далеко не все будут думать так. Твои предки издавна торговали с востоком и западом. Ты видел другие города и другие миры. Ты можешь их сравнивать. Но большая часть твоих будущих подданных, никогда не покидала своих селений. Эти люди живут бедно. Но они привыкли так жить. Они пасут своих тощих овец и коз, собирают небольшие урожаи на своих клочках земли. Это и есть их мир. Так жили их родители и деды. Они не будут понимать тебя. Они счастливы в своем мире. Готов ли ты к этому, Герод?
  
  Они привыкли, что коены из Ерушалаима брезгуют ими. Воспринимают это не как оскорбление, а как естественное положение вещей. Они всегда слушали их. Они всегда слушали твоих врагов. Все, что ты будешь делать, будет твоими врагами подано, как святотатство и гордыня. На тебя навесят все грехи, которые только смогут придумать. Ложь, пересуды, сплетни, недомолвки - все пойдет в ход. И люди, ради которых ты сегодня готов пожертвовать собой, будут верить не тебе, а им. Готов ли ты к этому, Герод?
  
  Твои враги захватят твое будущее, а люди с полей, народ Иудеи будет, как всегда, безмолвен. Готов ли ты? Я своего решения не меняю. Но не хочу, чтобы поменял его ты сам, натолкнувшись на злобу со стороны тех, кому хочешь помочь. Готов ли ты идти в своей любви до конца?
  
  Герод молчал. Он гнал от себя эти мысли. Старался не думать о том, что сейчас внятно проговорил старый друг. Готов ли?
  - Да, Барух, готов! - со вздохом ответил он - Моя любовь - главный столп моей жизни. Без нее мне останется только ублажать плоть, то есть жить подобно животному. А это не жизнь. Я готов. Хотя, может быть, плата за это будет слишком велика.
  
  Южная ночь уже набросила покрывало над Самарией. Огромные звезды расцветили небо. Вечная странница поплыла над полями. Туда к морю. Герод и Барух смотрели на небо, на землю, вдыхали запах цветущих трав, слушали несмолкаемое пение цикад... И не было в мире ничего прекраснее.
  
  ***
  
  Уже привычное течение будней разделенного пока государства Герода было прервано двумя событиями, следующими одно за другим. Первое событие было радостным, волнительным, хотя и давно ожидаемым. Из Александрии прибыла прекрасная невеста, принцесса Марьямна со своим братом. Царица Клеопатра, как могла, затягивала ее отъезд, стремясь сделать царевну способом давления и на Антигона, и на Герода. В идеале бы, просто присоединить эти территории к Египту. На худой конец, заставить и того, и другого выполнять ее, Клеопатры, указания. Но, в конце концов, доводы и увещевания Клеопатры кончились. Тогда в дело пошла сила и хитрость. Она просто запретила своим кораблям везти царевну, а своим стражам, выпускать ее из города, ссылаясь на дурную погоду и плохие предзнаменования. Но дом Герода уже имел собственные силы в Александрии. Тайные сборы, протекающие во дворце Ферароса, неизвестный корабль, вечером вышедший из гавани. И вот, Марьямна уже направляется в Акру.
  
  Ранним утром от ворот прибежал запыхавшийся гонец. Почти растолкав стражу, он кинулся к Героду.
  - Господин! Принцесса Марьямна прибывает в Самарию!
  Герод вскочил. В душе сладко и непривычно защемило.
  - Быстро! Коня! Готовьте пир! - крикнул Герод, уже вылетая из дворца.
  - Подожди, господин! - остановил его Барух - Так нельзя! Неужели ты хочешь предстать перед прекрасной принцессой Марьямной дикарем с окрестных гор?
  
  Герод ошарашено осмотрел себя. Да. За делами он как-то забывал следить за своим царственным обликом. Обреченно махнув рукой, он отдался заботам придворных, которых что-то много развелось в Самарии.
  
  Через пару часов по дороге в Акру следовал отряд из воинов в сверкающих латах во главе с Геродом, волосы которого скрепляла золотая диадема. За воинами ехали слуги с подарками для принцессы и ее родни. Герод сжимал поводья, все еще растерянно и не вполне понимающе глядя на простирающиеся меж холмов поля и виноградники. Вдали показался небольшой караван. В груди воина и правителя вдруг застучал огромный молот, кровь хлынула к лицу. Он мучительно пытался вспомнить правильные слова, которые придумал Барух для приветствия принцессы и невесты. Но мысли путались. Образ Марьямны заслонял их. Когда до повозок оставались шаги, с одной из них вдруг соскочила девушка и бросилась к всадникам: Герод!
  
  Воин спрыгнул с коня и, сделав шаг навстречу, застыл. Не смешная и трогательная девочка-подросток, но прекрасная, точно греческая богиня, с горящими глазами полными слез, к нему бежала Марьянма. Девушка бросилась к воину. Их руки сплелись. Глаза встретились. Мир остановился. Он просто перестал существовать.
  - Марьянма!
  - Герод!
  ***
  
  Свадьба, долгая и величавая, как и положено свадьбе царя Иудеи с принцессой из дома Хасмонеев, стала для молодых бесконечной мукой, десятью казнями египетскими. Казалось, что любимые родственники и гости, в том числе правительница Египта Клеопатра, специально затягивают церемонию, чтобы помучить молодых людей. Казалось, что друзья говорят слишком много, а священник буквально засыпает над Книгой Книг.
  
  Но все когда-нибудь кончается. Наконец они остались вдвоем. Только вдвоем. Люди, Самария, Иудея, Рим - все это смыла великая страсть, оставив на земле лишь два влюбленных сердца. Бескрайняя звездная ночь, напоенная запахом трав, пением птиц стала им покрывалом. Мир сжался до границ ложа, где сплелись тела Герода и Марьямны. Все вокруг отступило, сжалось, стало не важным. Они, двое были миром, и мир был с ними и в них. Песня героя сменилась нежным напевом Великой Любви.
  
  ***
  
  Пробуждение их было совсем не таким, как хотелось бы Героду, как мечталось Марьямне. Из-за занавеси раздался громкий шепот Бранна:
  - Герод, прости! Они все боятся и послали меня. Там срочный гонец из Сирии.
  - Будьте вы прокляты, все гонцы в мире! - ласково отозвался Герод таким же шепотом. Тем не менее, вылез из-под покрывала, прикоснулся губами к плечу еще спавшей жены и начал одеваться.
  - Что тут у вас стряслось?! Мир перевернулся? Мошиах прибыл? - буркнул он, выходя в зал, всем своим видом изображая крайнее недовольство.
  - Герод, ты почти угадал - проговорил Бранн - В Сирию прибыл Антоний! Он вызывает тебя!
  Пожалуй, впервые Герод подумал о своем друге и покровителе с тихой ненавистью.
  
  Глава IV.
  В Ерушалаим
  
  Герод ехал по улицам верхнего города в Ерушалаиме. В окружении всадников в сверкающих латах, приближенных, он сидел на коне, одетый в богатую хламиду из тонкого хлопка, расшитую золотой нитью, с золотой диадемой, украшавшей голову. Встречные расступались перед ними. Кто-то кричал приветствия, кто-то отводил глаза.
  
  Город еще носил следы яростного сражения, которое почти два месяца шло на его стенах, на его улицах. То здесь, то там виднелись следы пожаров, разбитая посуда, проломленные стены домов, обрывки тканей. На земле еще оставались пятна крови. Сторонники Антигона, понимая, что пощады им ждать не приходится, сражались яростно, до конца. Последних защитников войска Герода рубили уже на ступенях Храма. Здесь погибли и все члены Синедриона, поддержавшие Антигона. Могло быть еще хуже. Римляне, союзники Герода кинулись грабить город по традиции того времени. Лишь угроза именем Антония и обещание большей доли добычи позволили новому царю вытеснить их за стены.
  
  Герод вспомнил недавнюю, а сколько случилось всего с той поры, встречу с Антонием.
  - А, малыш-Герод, - приветствовал его Антоний, когда тот вошел в консульскую палатку в центре лагеря - Вот сейчас справимся с Самосатой и займемся тобой. Как там твой Антигон? Еще с ушами?
  - Пока с ними - в тон ему ответил Герод, обнимая огромного римлянина - Хотя, по мне, они гораздо лучше бы смотрелись отрезанными и высушенными.
  - Тут уж не поспоришь - рассмеялся Антоний - Ладно, ты с чем пожаловал? Ты же пустой не приезжаешь. Знаю я тебя.
  - Ты прав, Марк! Я с подарками. Но сначала о тебя. Все ли благополучно? Как идет осада?
  - Да, как сказать, - недовольно проговорил римский полководец - Паршиво идет. Вентидий поначалу совсем хорош был. Как он парфянам дал жару?! Они аж до Ктесифона бежали. А потом как-то скис. Легионеры спят на ходу. Я его назад отослал. В Рим. Вот смотри, что у нас есть.
  Антоний с Геродом прошли к столу, где возле светильника лежал развернутый пергамент с планом местности.
  
  - Городишко этот мы обложили. От реки отрезали. Но армяне держатся отлично. Да и крепость хороша. Царь Коммагены, Антиох стянул сюда всех, кто остался. Наказать его надо. А тянуть нам нельзя. Парфяне оправятся. Вот и думаем с Гаем Сосием, моим легатом, как нам эту задачу решить? Ты ж его знаешь. Он у меня на пиру был в Риме. Скоро подойдет.
  
  Герод, в пол-уха слушая Антония, смотрел на пергамент. Да, крепость хороша. Со стороны реки и низменности стены выше, чем в Антиохии. Простреливается все. Не подойдешь. Сверху стены слабее. Зато здесь позаботилась сама природа. Горы плотно облегали крепость, спускаясь вниз крутыми уступами. На вершине и стояли стены с башнями. Единственная дорога, ведущая с запада, со стороны гор, к воротам простреливалась с этих башен на всем протяжении.
  
  Римские лагеря располагались по всему периметру города-крепости. Большая часть сил и самый большой лагерь, где, собственно, они и находились, располагался на равнине у реки. Здесь было сосредоточено 8 легионов. Несколько лагерей по 3-4 легиона находились с юга и севера от столицы Коммагены, не позволяя подвозить туда припасы и тревожа защитников частыми атаками. С наиболее защищенной, горной, стороны находился только один лагерь с двумя легионами. Собственно, особых действий там и не предвиделось.
  
  В палатку зашел Гай Сосий, давний друг и соратник Марка Антония.
  - Привет тебе Марк! Герод, здравствуй! Опять штурм провалился. Мы уже почти забрались на стену. Но эти собаки подтянули отряды с западных стен и отбились. Три сотни легионеров отправились к Плутону.
  
  Не спрашивая разрешения, он налил себе чашу вина, выпил. Налил еще одну. Только после этого подошел к столу.
  - Похоже, что общего штурма не избежать. Крепость возьмем. Но сколько людей положим - он грустно закатил глаза.
  - Вот такая у нас жизнь, малыш-Герод, царь Иудейский. - невесело глядя на Герода, сказал Антоний.
  - Марк, я не настаиваю на своем плане, но можно его изложу, - тихо проговорил Герод.
  - Говори. Хуже от того не будет. Только давай горло промочим. Душно здесь, в Азии.
  
  Военачальники выпили еще по чаше.
  - Так что там у тебя?
  - Я привел две тысячи воинов, обученных для войны в горах. Вот мне и пришло в голову: а если ударить со стороны гор, где Антиох не ждет. Мои воины перед рассветом поднимутся на скалы вот здесь и здесь - он показал пальцем место на карте - Там стена не выше человеческого роста.
  
  - Зато скалы почти отвесные.
  - Спору нет. Но наемники по ним взберутся, а войск там тоже совсем чуть-чуть. Захватим башни, откроем ворота и впустим легионы. Ну, и будем держать оборону. А тем временем нанесут удар основные силы. И зажмем Антиоха между молотом и наковальней.
  - А что, - после молчания проговорил Антоний - почему бы не попробовать? Сил у нас достаточно. Можем и рискнуть. Тем более, что голову под меч сунут твои головорезы, друг Герод.
  - Я понимаю. Но, надеюсь, что меч будет тупым, а голова будет не глупой.
  - А ты, что думаешь, Гай? - обратился Антоний к Сосию.
  
  - Знаешь, Марк. Это, конечно, глупо. Невероятно глупо. Настолько, что может получиться. Надо попробовать. Только я бы перебросил с севера и юга по легиону в западный лагерь. Ночью, перед самой атакой. Тогда бы с запада вошла сила, против которой заслон уже не выставишь. Кроме того, пока воины Герода будут карабкаться по скалам, два легиона стоит подвести в эти распадки. Отсюда до ворот пару стадиев. Добегут быстро. Я думал про эту авантюру, но с отрядом Герода может получиться веселее.
  
  - Коли так, то за дело. Ты Сосий подробно все продумай и вечерком собери всех легатов и трибунов. Каждый должен понимать, что ему делать. Теперь ты, Герод. Временно назначаю тебя командовать западным лагерем. Готовь своих людей к ночи. Пусть поспят, чтобы на скалах их не сморило. Все! За дела!
  
  - Подожди, Марк! Я же обещал подарки! - рассмеялся Герод.
  - Да к псам твои подарки! Дел много.
  - Солнце еще за полдень не перевалило. Успеем. И подарки хорошие.
  - Ладно - буркнул Антоний - Что у тебя?
  - У твоей палатки стоят повозки. В них жалование легионерам за два месяца службы. Ну, или премиальные воинам-победителям, как решит благородный Антоний.
  
  Оба римлянина замерли. Первым очнулся Антоний.
  - Герод, ты умница! Это сейчас очень кстати! Я послал мытарей по городам, но там все ноют, что денег нет. Дескать, Кассий и так всех разорил. Ничего, сейчас возьмем Самосату, заплатят, как родному отцу. Но твои деньги сегодня - просто спасение. Слушай, а давай, когда все успокоится, ты у меня все налоги будешь собирать. У тебя они не спрячутся. А?
  
  - Спасибо, Марк! Мне бы с Иудеей справится. Ну, Сирию я еще потяну. Остальное. Много это.
  - Ладно, потом и посмотрим. Сирию? У тебя вкус к деньгам. Как думаешь, Сосий?
  - Что тут думать! Герод молодец и настоящий друг. А желающих собирать налоги всегда много. Я пойду лучше собирать командиров.
  - Давай. И ты Герод ступай, только квесторов ко мне пришли и скажи, чтобы охрану у повозок поставили. И, главное, чтобы все было тихо...
  
  ***
  
  Баграт стоял на западной стене в самую неудачную стражу, под утро. Луна уже закатывалась, но солнце еще не залило серым светом долины между горами. Темно, хоть глаз выколи. И спать хочется страшно. Проклятые римляне вместе с парфянами. И почему людям не хочется жить мирно у себя дома. Баграт облокотился на копье и опять погрузился в свои мысли.
  
  - Эй, не спи совсем - крикнули с соседней башни.
  - Да не сплю я - злобно откликнулся Баграт. Им там, в башне хорошо. Костер, наверное, развели. Греются. А ему вышагивать на ветру по стене. Ветер этот проклятый. Шумит по кустам. Кажется, что кто-то крадется. Хотя кто может красться по таким кручам? Баграт подошел к невысокому парапету. Облокотился на него и опять задумался. Он вспомнил дом. Большой сад вокруг дома. Беседка, где собирается вечерами вся семья. Сон начинал одолевать. Он не услышал, как в пяти шагах от него по краю парапета звякнул крюк с прицепленной к нему веревкой. Он не увидел, как по веревке очень быстро, один за другим, забрались несколько воинов в незнакомой одежде. Он ничего больше не увидел.
  
  Бранн метнул кинжал, вошедший в спину задремавшего стражника. Герод подхватил тело, чтобы не было шума. Поднявшиеся за ними воины, быстро спустили еще несколько веревок, по которым немедленно стали подниматься наемники. Миг, и они уже возле входа в башню. Краткая возня, вскрики, лязг металла и все стихает. То же происходит и у соседней башни. Теперь к воротам. Медленно крадясь вдоль стены, воины Герода пробирались к огромной в четыре этажа надвратной башне. Еще немного и начнется рассвет. Это нам совсем не нужно. Так. Вот и ворота. Возле ворот горел костер, у которого сидел десяток стражей. Над костром висел котелок с каким-то варевом, начинавшим булькать и издавать манящий съедобный аромат.
  
  Воины Герода разделились. Часть начала продвигаться к входу в башню. Другая часть достала из-за спины луки. Засвистели стрелы, воины у костра стали падать один за другим. Кто-то пытался отбежать, но стрелки были быстрее. Кто-то успел подать сигнал опасности. Дверь в башню открылась. Из нее выскочили воины и тут же пали, напоровшись на мечи наемников Герода. В не успевшую закрыться дверь ворвались десятки ночных гостей. Внутри послышались крики, лязг мечей.
  
  Герод и Бранн бросились к воротам. Нужно спешить. Еще несколько минут и к башне начнут стягиваться войска осажденных. Воины спешно разметали завал у ворот, сбросили огромные бревна, подпиравшие их, и широко распахнули створы. В тот же миг с окрестных скал стали спускаться на веревках воины, втягиваясь в ворота. Их становилось все больше. Герод выстроил порядок. Сотня, захватившая башню, оставалась в ней. Только луки из ее бойниц теперь смотрели в другую сторону.
  
  Три сотни тяжеловооруженных воинов стали на площадке возле ворот, образуя первую линию. Остальные сотни выстраивались за ними. За спинами тяжеловооруженных бойцов, на возвышении у стены стояли лучники и пращники. Западная стена была выше остальной части города, потому отряды, стремящиеся выкинуть нежданных гостей, были вынуждены атаковать снизу вверх. Вот и они. Из переулков вывалились первые шеренги бойцов противника, тут же оказавшись под ливнем стрел со стен и башни. Воины падали, но новые отряды продолжали движение по телам павших соратников. Передний строй Герода метнул пилумы. Ряды противника остановились, новые жертвы упали под ноги товарищей. Поток стрел не прекращался.
  
  Гарнизон Самасаты пытался прорваться к отрядам захватчиков по стенам. Но там были заблаговременно оставлены заслоны в башнях с закрытыми входами. Бой на стенах шел, но продвижение войска Антиоха было остановлено.
  
  Перед воротами воины Рима и Коммагены уже сошлись в рукопашной схватке. Но небольшое пространство не позволяло использовать преимущество в численности. Строй воинов Герода держался и даже немного теснил противника. В этот момент за воротами стал слышен дробный топот тысяч бегущих людей и в город стали вливаться римские легионы.
  
  ***
  - Ну, Герод, молодец! Сегодня ты у нас победитель! - поднял чашу Антоний, начиная празднество.
  - Я только один из воинов армии Великого Антония - со смирением ответил Герод.
  - Да, ладно! - захохотал Антоний, - Раз я сказал - молодец, значит - молодец. И город взяли, хоть цитадель они и отстояли, а мир хороший подписали. Дань Антиох заплатит. Куда он денется? Да и к парфянам теперь не переметнется. Давайте, друзья! - обратился он к соратникам - выпьем за моего друга, Герода!
  - За Герода! - подхватили десятки глоток.
  - Спасибо, друзья! - ответил Герод - Но я хочу выпить за хозяина этого застолья, который не бросает друзей в трудную минуту, который не забывает о них во славе и могуществе! За Марка Антония!
  
  Воинское братство радостно подхватил тост Герода, славя своего полководца на самые разные лады. Герод знал, что Антоний честолюбив и ему приятно это славословие. Но дело было не только в том, чтобы польстить Антонию. Герод помнил о своем деле. Теперь, когда Марьямна стала его женой, он больше, чем когда-либо рвался в Ерушалаим. Тост напомнил Антонию о его обещании. И не зря.
  
  Уже через три дня после победного пира Герод уезжал во главе не только своего отряда, но во главе двух легионов. Еще шесть легионов под командованием Сосия должны были отправиться через неделю.
  
  ***
  Улицы Ерушалаима были пусты, встречные прохожие испуганы. Население пока не решило, как оно относится к новому хозяину, царю Героду, еще помнило ужасы осады. Да и самих жителей стало намного меньше. Верные или просто расположенные к нему люди или сами бежали вслед за Геродом, или были выселены Антигоном. Оставшиеся люди относились к новому царю или безразлично, или враждебно. По крайней мере, настороженно. Понятно, что возмущаться никто не смел.
  
  Двадцать тысяч воинов Герода вошли в город. Да и лагерь римлян стоял у его стен. Но симпатии горожан, как в прежние годы, Герод не ощущал. В душе властителя было пусто и холодно. Не добавлял тепла и вид разрушенного и разграбленного дома Антипатра и дворец царя со следами осады. Он помнил слезы и просьбы о спасении побежденного Антигона на ступенях дворца. Герод уже готов был пойти на глупость, но Сосий оказался намного жестче. С лающим смехом он предложил свергнутому царю оставить жизнь в качестве его наложницы, "Антигоны", после чего приказал легионерам заковать Хасмонея в цепи и отправить на суд к Антонию. В решении этого суда никто не сомневался.
  
  Герод даже не решился пока перевезти сюда любимую Марьямну с братом, по которым очень тосковал. К Аристобулу он успел привязаться, полюбить его. Мальчишка был умный, образование получил в Риме и Антиохии, изучал Закон в Александрии. Герод сам часто заслушивался его беседами с учителями и священниками во время редких наездов в Самарию. Мальчик все больше напоминал ему Гиркана. Как и тот, он был не по годам мудр и, к несчастью, оторван от мира.
  
  Гораздо сложнее складывались отношения с матерью Марьямны, Александрой, красивой женщиной не многим старше самого Герода. За годы, проведенные в Александрии, она, единственная, смогла сдружиться с Клеопатрой, полностью подпасть под ее влияние, воспринять ее отношение и к Героду, и к Иудее. Она грозила стать источником беспокойства. Хотя пока создаваемые ей сложности стояли далеко не на первом месте. Вот Клеопатра могла и отчасти уже стала головной болью Герода.
  
  Герод только слышал от Сосия невероятный рассказ про то, как прибывшая по приказу Антония царица Египта, подплывала на сказочном дворце-корабле, украшенном цветами. Как по кораблю плясали нагие танцовщицы, изображая нимф и дриад, а сама Клеопатра предстала в "костюме" богини любви, Афродиты, протягивающей руки в сторону корабля Антония. Сосий поведал, что Марк перешел на корабль Клеопатры и пробыл там три дня. Вернувшись, он отдал приказы войскам, магистратам и приближенным, а сам тут же отправился вместе с Клеопатрой во дворец. Ставший его резиденцией.
  
  Зная отношение к себе Клеопатры, Герод теперь мог ждать любого удара с этой стороны. Только неотложные дела не позволили ему прибыть в Антиохию. Но приказ о том, чтобы следить за всем, что происходит в столице Антония, он отослал, как и письмо своему другу и покровителю. А дела и беды сыпались на нового царя, как вода из дырявого сосуда. Не дождавшись его возвращения, младший брат, Иосиф, решил перекрыть последний путь из Иудеи в Парфию, взять крепость Иерихон. Но поход был неудачен. Крепость устояла. Погибли тысячи воинов, в том числе и сам Иосиф. Их осталось двое братьев. Он и Ферар в Александрии.
  
  Еще не отзвучали последние слова поминальной молитвы, когда пришло известие, что Антигон все же решился на битву. Его армия численностью до тридцати тысяч воинов двинулась в направлении Самарии. Вновь попрощавшись с любимой и матерью, Герод с армией двинулся навстречу врагу. Он понимал, что половина армии Антигона состоит из парфянской конницы. И это - самая боеспособная часть армии. У Герода в распоряжении было двадцать две тысячи пехотинцев, в том числе девять тысяч римских легионеров, и около восьми тысяч всадников. То есть численно армии почти равны, но у Хасмонея в два раза больше конных бойцов. И каких?! Пять тысяч катафраториев и десять тысяч конных лучников. На равнине они просто размечут войско Герода. А ждать Сосия с подкреплениями времени уже не было. Значит, решил тогда Герод, битва должна произойти не на равнине.
  
  Отбросив наступающие войска стремительным ударом, заставив их отступить в сторону Ерушалаима, он нашел такое место - узкую лощину в Долине Ветров, на полпути между Иудеей и Самарией близ древнего поселения Исаны. Герод успел раньше подойти к месту будущей битвы, перекрывая дорогу на север. Перегородив пространство между скалами щитами легионеров и обученных по римскому образцу наемников, он расставил на возвышенных площадках лучников, так, чтобы они простреливали все пространство и несколько легких метательных машин, захваченных в поход. Узость прохода не позволяла выстроить ряд более, чем в пятьсот воинов. Конница же просто оказывалась в западне. Свою же конницу Герод разместил со стороны Ерушалаима. Осталось заманить неприятеля. Эту задачу должен был решить отряд конных наемников, выдвинувшихся далеко вперед.
  
  "Натолкнувшись" на противника, они начали медленное отступление, затягивая на себя всю армию Антигона. Когда уверенность, что за ними побегут, стала абсолютной, они кинулись прочь. План сработал. Противник втянулся в лощину. Едва ряды конников прошли в узкую часть Долины Ветров, как на них обрушился поток стрел и камней, буквально сминая все живое. Груды барахтающихся людей и лошадей не позволяли всадникам ни пробиться к противнику, ни бежать из гибельной ловушки. Единицы достигали вражеского строя, но причинить ему сколько-нибудь заметного урона не могли. Легионеры стаскивали их с конец, рубили мечами. На отставшую иудейскую пехоту Антигона ударила конница Герода, укрытая до того времени. Парфяне погибли почти все. Пехоту спас поднявшийся буран, позволивший им бежать в Ерушалаим. Победа была полной. Но город предстояло взять. Правда, к моменту, когда вдали показались стены Ерушалаима, рядом с Геродом ехал Гай Сосий, а следом маршировали римские легионы. Столица пала.
  
  ***
  
  Герод подъехал к царскому, то есть, теперь своему дому. Сошел с коня и проследовал в зал Совета. Стражники на входе приветствовали владыку. Следом за ним прошли его друзья и приближенные, вновь назначенные управляющие городом из верных ему людей, доказавших преданность в прошлом. Совет, как и следовало ожидать, начался с жалоб. Северная стена города разрушена, подвоз пищи уменьшился, скоро люди начнут голодать. Улицы города грязны и завалены мусором. Многие дома разрушены. В ремонте нуждаются даже Храм и дворец. С чего начинать - не понятно. После выплаты доли римлянам казна государства, уже не раз разграбленная и римлянами, и парфянами, да и самим Антигоном пуста. Немного есть золота в Храме, но это уж совсем на черный день.
  
  Все посмотрели на Герода. Что скажет новый царь, еще вчера бывший "своим" и понятным? Герод думал. Пауза затягивалась. Наконец он встал с трона Хасмонеев. Окинул своих соратников взглядом и начал правление...
  - Друзья и братья! Я говорил Вам, что легко не будет. Вы пошли за мной. Благодарю вас за это. Но сейчас дела. Во-первых, нам сегодня не нужна такая большая армия. С римлянами мы уже расплатились сполна. Нам же будет вполне довольно половины тех сил, которые есть. Но важно (Бранн, проследи), чтобы оставались самые сильные и боеспособные воины. Наши враги во время оно захватывали дома и земли наших друзей. Сегодня они мертвы или бежали. Их земли нужно разделить между теми воинами, которые нам более не нужны. Каждый из них должен получить столько земли, чтобы мог не только жить безбедно, но и иметь полное вооружение воина. Этим займется Симон. Теперь про город. Пока, стена - это не самое насущное. Важнее улицы, дома, подвоз еды. Барух, можно ли организовать подвоз зерна и мяса из Самарии?
  
  - Да, господин, это возможно, но этих продуктов надолго не хватит. Мы же не станем разорять Самарию и Галилею. А Иудея разорена полностью. Придется закупать. По крайней мере, до нового урожая.
  - Хорошо. Займись этим. Через неделю мне нужно, чтобы еда в городе была даже у самых бедных. Но это не все. Город грязен и не ухожен. Это не столица царства, а приют отверженных бродяг. Мне нужно, чтобы через две недели я мог проехать по городу, не оскорбив своего взгляда грязью и убогостью. Градоначальник! (встал невысокий мужчина с усталым и печальным лицом) Найми столько работников, сколько будет нужно. Корми их вдоволь. Я проверю. Барух даст тебе зерно, вино, масло, то, что будет нужно. Но город пусть вычистят. Пусть починят дома, порушенные при осаде. Объяви по городу, что те жители Ерушалаима, кто сам, по собственной воле выйдет убирать в городе, чинить дома, получит благодарность царя по две, нет, по три бронзовых сикля. Ты понял меня?
  - Да, господин!
  
  - Теперь, дворец. Трудно уважать монарха, живущего в таком хлеве. Управляющий дворцом! Сроку три дня и меня должно перестать тошнить, когда я подхожу к ступеням этого дома.
  - Господин, - взмолился немолодой иудей в некогда богатой, но старой и застиранной одежде - здесь неделю назад шло сражение. Мы не успеем все убрать за три дня.
  - У тебя уже была неделя. Я тебе даю еще три дня. Я тебе даю деньги, на которые ты нанимаешь людей, которые приводят этот дворец в состояние, когда я смогу ввести сюда мою супругу и ее брата, будущего Первосвященника.
  - Я приложу все силы, господин!
  
  - Это уже лучше. Главное, чтобы твоих сил хватило. Иначе ты у меня поедешь управлять отдаленной крепостью в иудейской пустыне. И, кстати, сам оденься подобающе, чтобы у меня не было искушения подать тебе на бедность. Все. За дела. Советники пусть останутся. Остальные могут идти. Царедворцы нового монарха потянулись к выходу. Оставались самые верные и самые близкие люди. Царский Совет окончился. Теперь время совета дома Герода сына Антипатра.
  
  
  Глава V.
  Вопросы веры - трудные вопросы.
  
  Было чувство, что царский совет он провел плохо. Не правильно. Что показал он не свою силу, а жесткость. Не величие, а торопливость. Нужно было иначе. Но трудно. Он не чувствовал себя царем. Никак не чувствовал. Вот Антигон чувствовал. Даже несчастный Гиркан II и тот знал, как должен вести себя царь. Создавалось ощущение, что это знали все, кроме Герода. Что-то он не до конца понял. О чем-то важном не сказал. Это, как заноза, сидело в его сознании, мешая спокойно обдумывать и обсуждать ситуацию со своими советниками.
  
  Герод понимал, что он говорит как-то не так, как должны говорить монархи и властители, не величаво и спокойно, а резко и кратко, как раздают приказы на военном совете. Но он не умел управлять по-другому. Он очень торопился. Всю свою не очень долгую пока жизнь он отражал удары, которые сыпались на него со всех сторон. При этом, прекрасно понимал, что лучше их отражать из сколько-нибудь устойчивого положения. Свое положение он устойчивым считать не мог.
  
  Он завладел троном, к которому не стремился, в стране, дотла разоренной войной. Его друг и покровитель, Антоний, заключает политический, а то и брачный союз с его злейшим врагом, Клеопатрой, которая спит и видит, как бы присоединить Иудею к Египту. Как уже присоединила с согласия Антония почти всю Финикию, кроме города Тир, который удалось отстоять Героду, часть прибрежных территорий в Киликии.
  
   Наиболее образованная и открытая миру часть народа Иудеи ненавидит Герода, как узурпатора и чужеземца. Его союзники ненадежны. Население тихо умирает с голода, с надеждой глядя на дом царя. Было от чего хвататься за голову и выть на луну. Городские магистраты, наконец, вышли. Осталась "семья", те, кто даже будучи чужим по крови, был ближе к Героду, чем многие кровные родичи.
  
  - Теперь о главном - сказал Герод, когда остались только свои, - Какими ресурсами мы обладаем? Что можно сделать, чтобы их стало больше? Начнем с армии. Бранн?
  - У нас сегодня тридцать тысяч мечей. Из них пятнадцать тысяч стоят в Ерушалаиме, а пять рассредоточены в Сепфорисе и приграничных крепостях на севере. Еще пять тысяч воинов стоят в Самарии и три тысячи на юге, в Акре и Идумее. Оставшиеся две тысячи воинов охраняют караваны от нападения кочевников.
  
  - Без кого мы можем обойтись?
  - Ну, семь-восемь тысяч воинов из Ерушалаима мы можем посадить на землю уже сейчас. Правда, время неудачное. Осень. Значит, придется им заплатить, чтобы они дотянули до нового урожая. Оставшиеся семь тысяч будут смотреть, чтобы горожане себя хорошо вели.
  - Заплатим из того, что оставили сторонники Антигона, которые погибли или сбежали. Вели двум сотням солдат и хорошему мытарю сегодня же заняться составлением описи их имущества. Симон.
  - Да, господин - проговорил самый молодой советник.
  - Выдели людям Бранна такого человека. Я хотел бы, чтобы этого имущества хватило нашим воинам на обзаведение. Понятно.
  - Да, господин.
  
  - Бранн, какую армию мы оставим?
  - Я думаю, что стоит оставить те отряды, которые обучены римскому бою. Мои люди тоже должны быть оставлены. Они могут все. Итак, четыре тысячи конницы, восемь тысяч пехоты и две тысячи, скажем так, личной охраны монарха. На сегодня этого достаточно. Завтра - посмотрим. Расположение такое. Пять тысяч бойцов в Ерушалаиме. Из них тысяча моих, три тысячи пехоты и тысяча конницы. На севере нужно тоже много. Пусть тысяча пехотинцев, тысяча телохранителей и тысяча конницы будет стоять в Самарии, две тысячи пехотинцев и тысяча всадников в Галилее. Оставшиеся составят гарнизоны крепостей и охрану караванов.
  
  - Я понял, Бранн. Теперь, ты, Симон, скажи, что мы платим воинам сейчас, и сколько будем платить в следующем году, если распустим людей?
  - Господин! В год мы тратим на содержание армии пять тысяч талантов. Иногда немного больше. Иногда немного меньше. То есть, сократив армию, мы сбережем больше двух тысяч талантов или около трех миллионов римских сестерциев.
  
  - Да. Сумма не малая. А что у нас с доходами?
  - С доходами пока не очень хорошо. Хотя и лучше, чем могло бы быть. Подати с крестьян в этом году ты приказал не взымать. Но если они что-то продают, то это уже торговые подати. Торговая десятина в Самарии, Галилее и других подвластных землях составила триста талантов. Пошлины на караваны из Набатеи, Кидрии и Эмесы принесли еще две тысяч талантов. Сто пятьдесят принесли подати с ремесленных мастерских. Итого, после выплаты войску в казне оставалось почти пятьсот талантов. Но сто талантов уходит на содержание городского управления в Ерушалаиме и Самаре. Еще пятьдесят талантов уйдут на содержание двора. Останется триста. То есть, осталось бы, если бы не траты на очистку Ерушалаима и содержание дорог, закупку зерна для Иудеи. Потому... казна пуста - печально закончил он.
  
  Герод тоже выглядел не весело.
  - Итак, я разорен еще до начала царствования. Забавно выходит. Надеюсь, это все траты?
  - Нет, но это основные затраты. Остальные - это мелкие расходы. Я их просто округлял. Кроме того, денег на них все равно нет.
  
  - Все не хорошо, но не так грустно, Герод! - вступил в разговор Барух - Есть разоренная войной Иудея, но есть и богатый дом Герода. Давай посчитаем то, что мы имеем здесь.
  - Давай, - Герод встрепенулся.
  - Итак, начну с того, что знаю сам. Караванная торговля в северном направлении идет благополучно, Слава Всевышнему. За год мы провели пять десятков караванов в оба направления. Это около тысячи талантов пряностей. Каждый талант пряностей приносит нам после всех выплат пять талантов серебра. Значит, торговля с Дамаском и Тиром дала нам пять тысяч талантов. На самом деле, немного больше. Поскольку большую часть пути караваны теперь идут по нашей земле. У меня значится шесть тысяч талантов. Еще есть торговля в Тире. Это еще около двух тысяч талантов в год. И это после всех вычетов. Про Александрию и Газу лучше расскажет Гедеон. Он работает с Фераросом и знает положение дел лучше.
  
  - Господин, - поклонился Гедеон, которого Герод отправил создавать торговое представительство в Александрии - Пока ты и молодой господин Ферарос освобождали Иудею, торговый дом Герода сына Антипатра покупал и продавал. Торговля товарами из далеких стран, пряностями, тканями и другим принесла восемь тысяч талантов. Торговля хлебом тоже была не в убыток. Еще семьсот талантов. Мы начали торговлю золотом из далекой страны Чад. Пока там доходы не очень велики. Только двести талантов. Но они будут расти. Итого, Александрия после всех расходов на содержание дворца, охраны, кораблей, соглядатаев и других необходимых расходов, дала дому Герода две тысячи талантов. Я уже включил в расходы те корабли с зерном, которые мы готовим для Иудеи.
  
  - Отлично! Ты просто, молодчина! - Герод хлопнул его по плечу.
  - Я только помогаю господину Фераросу, - с достоинством ответил Гедеон.
  - Это не все - опять вступил в разговор Барух - Как ты знаешь, есть еще Эфес. Там пока доходы не велики. Хотя уже есть. В этом году от них поступило тысяча талантов золота. Правда, из этих денег мы поднесли подарок Марку Антонию и купили корабль. Но только текущий год увеличил богатство дома Герода на четыре тысячи талантов.
  
  - Сколько же нужно, чтобы снова закупить товары? - спросил Герод.
  - Думаю, что тысячи или двух тысяч нам вполне хватит. Часть этих трат уже включена в расходы. И есть еще сбережения, которые идумейский дом делал многие годы. Ты о них знаешь, господин. Последние годы мы не особенно пополняли эту сокровищницу. Но и не тратили.
  
  - Барух, говори короче: сколько я могу потратить из прибыли дома, чтобы не нанести удара нашей торговле?
  Барух задумался: Думаю, если ты сможешь ограничиться двумя, тремя тысячами талантов, к тем расходам, о которых уже говорил Симон, то будет хорошо.
  - Ну, тогда справимся! - повеселел Герод - давайте думать, что у нас по важности?
  
  - Тут все просто - начал Барух - в этом году нам нужно продержаться. Не допустить голода и войн, не давать людям лениться и потихоньку закладывать основу для тучных годов.
  - Согласен с тобой, Барух бен Моше - промолвил Гедеон - Мы будем потихоньку через Газу и Аскелон обеспечивать Иудею хлебом, зерном для посева.
  - А через Тир и Самарию мы организуем подвоз масла и вина - живо поддержал старших Симон.
  - Да, еще нужно начать строительство нового дворца. Этот будит слишком много невеселых воспоминаний. Сможем?
  - Думаю, сможем, господин - ответил за всех Барух.
  
  - Господин, сейчас самое важное дело - это Храм, новый Великий Синедрион и выборы Первосвященника, - тихо сказал одетый в темные одежды иудей.
  - Думаешь, это важнее хлеба! - спросил Герод - Да, совсем забыл - он протянул руку в сторону говорившего. Это, если кто-то не знаком, Гиллель из Вавилонии, учитель юного царевича Аристобула и мой друг.
  
  - Благодарю тебя, царь иудейский - опять негромко проговорил Гиллель - Ты зря смеешься над опасностью. Скоро начнется праздник Искупления, а у нас ни Первосвященника, ни Синедриона. Да и Храм такой, что его самого очищать нужно, а не в нем очищаться. Всевышнему не будет принесена искупительная жертва. Люди и так напуганы бесконечной войной. А тут довольно будет любой искры, чтобы вспыхнуло пламя восстания, перед которым война Маккавеев покажется детской игрой. Даже, если Всевышний пожалеет свой народ, народ сам уничтожит себя из страха перед Ним.
  
  Герод задумался. В доме отца исполняли все правильные обряды, праздновали праздники, думали о Всевышнем и молились в шабат. Но все это было не жизнью, а, скорее, фоном, на котором протекает жизнь. Он жалел и не понимал царя Гиркана, для которого размышления над Книгой и были смыслом и целью жизни. Слушая религиозные споры Гиллеля с юным Аристобулом, Герод восхищался не мудростью Всевышнего, а логичностью рассуждений юного Хасмонея, точной и красивой речью мальчика. Так думал Герод.
  
  Так думали все, или почти все, кто его окружал. Они жили, сражались, любили, дружили, жертвовали собой, убивали других, ссорились, мирились, покупали и продавали, но мысли о Вечном были для них атрибутом праздности или слабости. Простительные, достойные жалости, но не особенно значимые в реальной жизни. И только сейчас до царя Иудеи дошло, что разбив врага, захватив столицу и даже накормив народ, он не завоюет его сердца без Храма. Герод помнил слова отца об этом. Но только сейчас осознал, насколько они значимы, понял, почему Антипатр предпочел оставаться в тени Гиркана.
  
  - Ты думаешь, что это важнее, чем хлеб, который я им дам? - уже не вполне уверенно спросил Герод.
  - Думаю, что не менее важно. Царь, ты видишь мир - мудрец запнулся - Как это назвать... Ты видишь его внешним, как будто стоишь на высокой скале. Но есть еще мир улицы, дома, сада. Мир маленьких людей. Он другой. В этом мире очень много бед, очень много страха. Люди боятся нашествия врагов и неурожая, мытарей и князей мира. Любая перемена может для них стать смертельной. Тогда вместо смеха детей раздастся плач вдов и сирот. Они это видели много раз. Они этого боятся. Им нужна опора. Такой опорой и был всегда Всевышний и следование его Закону.
  
  - Но ведь они сами часто отступают от закона. Работают в дни, когда надо думать о Предвечном, не выполняют нужные обряды. Ведь в этом их обвиняют саддукеи, разве нет?
  - И да, и нет, царь. Всевышний посылает человеку испытание и блага. Он дал человеку шабат. Но шабат дан человеку, а не человек шабату. Можно искренне принимать Всевышнего всем сердцем, но не всегда иметь возможность исполнять букву Закона. Мы, фарисеи, считаем более важным исполнить дух Его посланий. Так вот. Если на Великий праздник Первосвященник не войдет в Святая Святых и не принесет искупительной жертвы, простые люди, населяющие Иудею, лишатся опоры в качающемся мире. Страх перейдет в ярость. Тем более что врагов, до поры скрытых, у тебя хватает. Они не упустят такой возможности.
  
  Учитель замолчал. Молчал и Герод, молчали участники совета. Все понимали, что с Храмом что-то нужно делать. Но что?
  - Учитель, ты же член Синедриона - наконец, сказал Герод - Что ты сам посоветуешь?
  - То же, что посоветовал Самуил Саулу: слушай свое сердце. Что оно говорит тебе, царь иудейский?
  - Гм, как-то я его не часто спрашиваю - Герод опять замолчал, погрузившись в свои размышления. Тянулись минуты. Царь молчал. Казалось, что само время в комнате застыло, вдумываясь в слова Гиллеля. Царь молчал. Внезапно его взгляд просветлел. В нем появилась решимость.
  
  - В Ерушалаиме или где-то поблизости есть двадцать шесть членов Синедриона из фарисеев. У каждого из них есть ученики. Смогут они собраться до начала дней искупления?
  - Да, царь - ответил фарисей.
  - Тогда пусть они это сделают скорее. Скажем, послезавтра. Это возможно?
  - Да, царь.
  - За это время мои люди приведут в порядок Храм, а твои собратья-священники пусть придадут подобающий вид двору священников. Это возможно?
  - Да, царь.
  - Вот тогда пусть они совершать необходимые обряды, чтобы посвятить своих учеников в Синедрион. Такое делалось?
  - Мы сделаем это, царь.
  - Так вот, когда Храм будет в порядке, а Синедрион в полном составе, пусть будет избран Первосвященник, который принесет искупительную жертву.
  - Кто по твоему мнению достоин этого сана?
  
  - Думаю, вы сами решите. Я не очень понимаю в тонкостях Книги. У меня жизнь немного другая.
  - Так и должно быть, царь. Кто-то должен воевать и управлять. Кто-то должен отмаливать грехи. Когда это один и тот же человек, в душе его рождается гордыня, а страх перед Всевышним и Всеблагим исчезает.
  - Хорошо, учитель, постарайся выполнить свои обещания. А я буду выполнять свои.
  
  Гиллель откланялся, а присутствующие перевели дух. Почему-то и Герод, и его друзья, даже Барух, самый истовый в отправлении обрядов, чувствовали себя в вопросах веры мухами, попавшими в паутину, хотя и понимали, что и в эту пропасть им соваться придется.
  - Ладно, - выдавил Герод - пусть фарисеи подумают над своими проблемами, а нам нужно решать свои.
  
  ***
  Уже на следующее утро, когда солнце еще не успело подняться над городской стеной, Ерушалаим напоминал переполненный и бурлящий котел. По его улицам сновали люди, собирая обломки вещей, осколки посуды, просто мусор на улицах. Все это сваливалось не огромные повозки и вывозилось прочь из города. В город въезжали повозки с глиной для ремонта стен домов и изготовления черепицы для крыш. Над многими мастерскими, где изготовлялась черепица, закрутился дымок из труб. На площадях нижнего и верхнего города работникам выдавали пищу и пару медяков за проработанный день. Такая же путаница людей, повозок, лошадей образовалась и в верхнем городе, где начался ремонт дворца и Храма. Герод не находил себе места. Со всех сторон доносились крики, топот, стук топоров, ржанье лошадей и визг ослов. Окончательно озверев, правитель выскочил на стену. Уф! Отлично! Высота стены несколько приглушала шум улиц, позволяла наблюдать всю картину целиком.
  
  Картина потрясала. Еще вчера пустые улицы не просто наполнились, они переливались, как реки в половодье. И каждая частичка этой массы делала мир немного удобнее и благообразнее. Как хорошо! Вот так вот, лет десять работы, и страна станет прекрасной, а Ерушалаим затмит Александрию и Антиохию. А вера... Что вера? Дело, наверное, нужное. Только важно, чтобы она не мешала видеть и создавать красоту и гармонию. Или нет? Вера создает гармонию, а мы вписываемся в нее.
  
  Герод терялся в материях, о которых он не привык думать. Он знал, что это - его мир. Он знал, что этот мир он должен защищать и пестовать. И еще он чувствовал, что мир вокруг маленькой Иудеи стремительно меняется, становится другим. Он кожей ощущал это движение времени, его стремительный бег вперед и выше. И воплощением этого стремительного бега времени был для него Рим. Он плыл в этом стремительном потоке, чувствовал его каждой порой кожи, принимал душой, сам был частью этого потока.
  
  Иудея же застыла, как прекрасная бабочка в кусочке смолы. Красиво, но нет жизни. Погруженность в свое прошлое, в незыблемость Закона, в несомненность догм. Все это отбрасывало его любимую Иудею на обочину стремительного бега времени. Он, Герод, попробует медленно-медленно соединить эти два кусочка жизни: стремительный мир и застывшую Иудею. Он приучит своих подданных ко времени. Или нет? Вопросы веры - трудные вопросы. Но он их обязательно решит. Ведь там, над ним и впереди него звучит и наливается силой его Песня. Раньше он думал, что это песня битв и славы. Он ошибался. Это песня любви. Любви к ней. К его Иудее. Это его вера.
  
  
  Глава VI.
  Правитель
  
  Следующие дни были заполнены столь плотно, что думать или рассуждать о вопросах веры у Герода просто не получалось. Начали прибывать караваны с зерном, маслом и вином. Нужно было организовать раздачи рабочим, продажи населению. Город медленно, но верно возвращался в свой привычный облик. Да, ему пока далеко было до Александрии или Антиохии. Но это уже был не захваченный город воюющей страны, но столица государства. Дворец, хоть и не стал для Герода своим домом, но стал походить на жилище монарха. Началось строительство нового дворца, примыкавшего к Сузской стене Храма.
  
  Постоянные работы шли и в самом Храме. Гиллель смог не просто собрать фарисеев и их учеников, но всех почитателей и знатоков Книги Книг из коенов, готовых признать Герода царем Иудеи. Они, как муравьи сновали по двору священников, придавая ему прежний вид. Только часть Храма у Садовых ворот, где должен был совершать молитвы Первосвященник, пока пустовала. Но Герод знал, что это не долго. Уже через два дня Первосвященник будет избран новым Синедрионом. Герод старался поспевать везде. На раздачах и на улицах, во дворце и Храме, в лагере римлян и на совете приближенных. Правда, в последние дни он все чаще оставался дома, во дворце царя. Тому была причина.
  
  Главным событием для правителя стал переезд в Ерушалаим из Самарии его семьи. Марьямна и Аристобул, Мать и сестра Саломея с мужем Иосифом вошли под сень дворца. Дворец становился жилым. Даже чем-то напоминающим дом отца. В Ерушалаим из Александрии, где она жила в нелегкие годы, вернулась даже мать Марьямны, Александра. Правда, мать Герода потребовала, чтобы был восстановлен дом Антипатра, где она станет жить с дочерью и зятем, а Александра дочь Гиркана возжелала лучшие покои, примыкающие к залу совета. Но это не было проблемой для Герода. Хотят жить так? Пусть живут, как и где им удобно.
  
  Герод все больше времени проводил с женой, которая ждала ребенка, и потому особенно нуждалась в опеке и поддержке. Он боялся, что беременность оттолкнет их, как у него уже случилось когда-то, но вышло иначе. Они все лучше узнавали друг друга, все больше нуждались друг в друге. Царь делился с женой всеми своими бедами и сомнениями. После разговора в домашних покоях он обретал уверенность в себе, которую уже привыкли видеть приближенные и подданные. Одна из проблем касалась брата Марьямны, Аристобула. Мальчик все больше уходил в мир Мудрой Книги и ее толкований. К нему уже прислушивались не только ученики, но и сами учителя. Но мальчик знал не только Книгу и Закон. Лучшие учителя обучали его эллинской и римской премудрости, языкам и искусству красноречия. Было понятно, что растет Великий первосвященник. Его Герод и предполагал на это место.
  
  Но уступчивые фарисеи вдруг стали подобными камню. Аристобул не так давно справил Бар-Мицвы, а Первосвященник, согласно закону должен быть старше двадцати лет. После долгих споров доходящих до криков Герод и члены Синедриона пришли к соглашению. Первосвященником станет Ананель из рода Садока, потомок самого Аарона, брата Моше, до того времени, когда Аристобул сможет сам войти в Святая Святых. Праздник приближался, и что-то решать было нужно. Были оговорены права Синедриона и царя. Царь не вмешивался в дела Веры, учителя не мешали царю править народом. Вариант этот устроил и Герода, и Синедрион. Фарисеи давно тяготились "земной" ролью. Теперь они могли сосредоточиться на Главном. Того же мнения придерживался Герод. Большую часть жизни тратить на исполнение ритуалов было для него невозможно. Аристобул, погруженный в свои мысли, кажется, даже не заметил, какие страсти кипели вокруг него.
  
  Марьямна огорчилась, что Герод не смог добиться своего, но была согласна, что Аристобул еще слишком молод для сана Первосвященника. Ее опасения, как и опасения самого Герода были связаны с другим. Синедрион становился полностью неподконтрольным царю, хотя и лишившимся многих мирских прав. Пока в Синедрионе сидят люди, принимающие нового царя. Но будет ли так всегда? Впрочем, и Марьямна, погруженная в ожидание материнства, и Герод, в бесконечном круговороте дел, решили отложить эту проблему "на потом". Но иначе думала Александра, мать Аристобула.
  
  Привыкнув к полной свободе и, как ей казалось, власти при дворе своего отца, Гиркана, она тяготилась своим неопределенным положением стареющей "принцессы". Общение с Клеопатрой, с которой она сдружилась за годы жизни в Александрии, тоже сказалось. Отличие было только в том, что Клеопатра была... умной. Царица Египта, мечтающая о возрождении мощи государства Птолемеев, превращении его в одну из мировых держав, хотела иметь рычаг, с помощью которого можно будет давить на Герода. Она уже видела себя повелительницей полумира с покорным Антонием у своих ног.
  
  К ее огорчению, Антоний довольно откровенно отстранил ее от принятия ключевых решений, а ее предложение о присоединении к Египту Иудеи перевел в шутку. Правда, многие земли Антоний уже присоединил к владениям Птолемеев. Но и здесь все было не просто. Это были земли, поросшие лесом. Клеопатра за это дарение должна была на собственные средства построить для Антония флот, не меньший, чем флот Помпея и Октавиана.
  
  Что ж, там, где не выходит решить дело через ложе, его можно решить с помощью интриг. Медленно и очень постепенно она убеждала Александру, что царь Герод - это просто недоразумение. Герода стоит использовать, чтобы вернуться в Ерушалаим. Поскольку Антигону не нужны конкуренты, судьба Гиркана тому подтверждение, он, скорее всего, уничтожит и Александру, и ее детей. Значит, на время уничтожения Антигона Герод ее союзник. Но потом в сан Первосвященника возводится Аристобул, а Герод... Что Герод? Пусть управляет войсками где-нибудь на границе. А еще лучше, пусть с ним случится в дороге какая-нибудь досадная неприятность. Нападение разбойников, дурной кусок пиши или что-то еще.
  
  Аристобул будет молиться, Герод воевать или просто исчезнет, а править будет она, Александра. Ведь правила же ее бабка Саломея. Чем она хуже? Она и так правила. Пока отец возносил молитвы, а Антипатр решал свои скучные дела со сварливыми стариками и купцами, именно Александра определяла в каком порядке и в какой одежде сядут люди на званом обеде. Именно она знала, кто с кем дружит, и кто кого ненавидит. Следила за порядком. Дружила и ссорила людей при дворе. Она даже приехала в Ерушалаим из блестящей Александрии, перенеся муки тряски на корабле и долгий путь по пыльной дороге от Аскелона.
  
  Она сразу по прибытию объяснила всем, кто здесь главный, потребовав себе лучшие покои во дворце. Хоть все и говорили вокруг о смелости и жесткости "царя", но тот ее послушался, уступил. Чувствовал, наверное, ее силу духа. Она наняла в качестве своих слуг и советников людей из хороших домов Ерушалаима, чтобы не видеть физиономии простолюдинов, которых становилось все больше во дворце. Правда, настояния, чтобы ее советники присутствовали в Большом зале, когда царь обсуждает важные дела, встретили вежливый, но жесткий отказ. Ладно, посмотрим, как ты запоешь, друг Герод, когда Первосвященником станет Аристобул.
  
  Хотя с детьми тоже все было не совсем так, как ей представлялось. Дети как-то отдалились от нее. Впрочем, и раньше заниматься ими ей было некогда. Слишком много дел было вокруг. Но теперь это переходило все грани. Марьямна, носила под сердцем ребенка идумейца и, похоже, была влюблена в него, как кошка. Вместо того, чтобы, как все настоящие женщины, использовать мужскую похоть и глупость, она смотрела ему в рот. С матерью была почтительна, но не более. Сама в ее часть дворца не наведывалась, хотя ее принимала, как положено дочери принимать мать. Еще сложнее складывались отношения с сыном, который должен был стать инструментом ее власти.
  
  Мальчишка был совершенно равнодушен к ее ласкам, на празднике в честь прибытия, который она устраивала в своей части дворца, он сидел с отсутствующим видом, глядя куда-то за спины пирующих гостей. А ведь праздник был не хуже, чем иные праздники в Александрии. Он все время проводил с учителями-фарисеями, которых она недолюбливала, да еще с мужем дочери, выскочкой Геродом. Ничего, не так, так иначе, но она своего добьется. Пусть только сын войдет в Святая Святых.
  
  Но тут случилось страшное. Происки Герода, а кого же еще, привели к тому, что вместо Аристобула новые члены Синедриона, жалкое подобие настоящих учителей в золотом шитой одежде, выбрали не ее сына, а это ничтожество Ананеля, дескать, происходящего из рода Первосвященника Аарона. Александру просто разрывало от ненависти и презрения к этим людишкам, и их интригам.
  
  Она бросилась к этому жалкому "царю". Но он, видимо понимая, что она с ним сделает, уехал опять на стройку к своим горшечникам и каменотесам. Она пошла к дочери. Но та не смогла понять всю глубину ее горя. Бедная девочка, ослепленная своим чувством! Она пыталась успокоить мать тем, что Герод тоже расстроен решением Синедриона. Как же? Так она и поверила. Но, дескать, это решение правильное. Аристобул еще очень молод. Вот будет готов к служению, тогда его изберут. Она даже была не способна понять, что за эти несколько лет, Александра может лишиться совсем влияния на сына. Тогда все бессмысленно.
  
  Сын тоже, на ее удивление, не понял ее совсем. Он, в отличие от Марьямны, был совсем не огорчен. Сказал, что благодарен Синедриону, поскольку еще не чувствует себя готовым быть заступником перед Всевышним за весь народ. На ее пламенную речь о том, что Герод крадет у него, Аристобула, власть, которая принадлежит ему по праву, мальчишка поклонился матери, с жалостью посмотрел на нее и сказал, что будет молиться сегодня о ней Всевышнему.
  
  Ей оставалось только метаться по своей части дворца, срываясь на не ко времени подвернувшихся слуг. В этом мире недоумков она нигде не может найти понимание. Она вспомнила Клеопатру. Вот кто, действительно, мудрая женщина. Приказала подать себе письменный прибор и долго переносила свою боль и горе на страницы пергамента. Доверенный человек принял письмо и тут же отбыл в Александрию. Александра немного успокоилась. Посмотрим, дорогой Герод, что ты запоешь, когда тебе прикажет сам Антоний. А уже его Клеопатра сможет убедить.
  
  Вечером Марьямна рассказала Героду о визите матери и ее жалобах. Герод, как мог, успокоил жену и любимую. Почтенная Александра что-то надумала. Может быть, она не здорова? Он прикажет лекарям осведомиться о ее благополучии. В любом случае, Марьямне расстраиваться не стоит. Праздник начался. Работы временно прекратились, люди сидели дома и думали о вечности и бренности. Ближайшие дни он проведет дома, рядом с женой. Аристобула он увидеть в эти дни не смог. Тот все время пропадал в Храме, возносил молитвы, слушал мудрые проповеди учителей.
  
  Лишь однажды Аристобул остался дома, сам пришел к Героду для беседы. Герод прямо спросил его, огорчен ли тот отсрочкой своего вступления в сан?
  
  - Почтенный друг и родич Герод, - вежливо ответил не по годам взрослый юноша - Я понимаю, что ты хотел бы, чтобы в Святая Святых заходил я. Но это не должность и не кресло, куда можно сесть и потом встать. Это тяжкая ноша на всю жизнь. Первосвященник не просто возносит молитвы и приносит жертвы. Главная жертва - он сам. Его жизнь ни на миг уже не принадлежит ему. Каждый его жест, каждое действие будут толковать. В них будут видеть проявление воли Его. Я понимаю, что мне не миновать этой доли. Я буду отвечать за народ. Я буду помогать тебе. Но пусть это случиться через несколько лет. Я очень тебя прошу. Я хочу еще несколько лет просто погулять по рощам, вблизи города, поговорить с людьми не как их пастырь, а как юноша, случайный прохожий. Я хочу просто поиграть со своим племянником, когда он появится на свет. Увидеть его улыбку, прочесть с ним первые слова молитвы. Не лишайте меня этого.
  
  - Что ты, малыш? - опешил от речи Аристобула Герод - Мне казалось, что ты, старший мужчина в роду, стремишься занять это место.
  - Скажи искренне, не как младшему, а как равному - вдруг поднял глаза Аристобул - Ты, ты сам хочешь быть царем?
  - Ну, не простой вопрос.
  - Ответь на него, пожалуйста, Герод.
  - Понимаешь, может быть, и не хочу, но это уже не важно. Тысячи и тысячи людей уже поверили мне. Уйти сейчас в тихую жизнь, построить большой дом на берегу моря у тихой бухты. Остаться вдвоем с женой. Слушать смех детей в доме... (Герод усмехнулся). Это очень заманчиво. Только как ходить по земле, если ты предал тех, кто тебе поверил?
  
  - Я тоже не хочу быть предателем. Но чтобы быть Первосвященником, мне нужно подготовиться. Как говорит учитель Гилель: Если я только за себя, то кто я? Я не хочу, но буду, поскольку это моя судьба и воля Всевышнего.
  - Я понимаю тебя, Аристобул.
  Мальчик молча обнял воина. Поклонился ему: Спасибо тебе, Герод. Не гневайся на мать. Мы такие, какими нас создал Всевышний. Возможно, что она не даст тебе уйти в частную жизнь, заставит больше думать о деле и о народе.
  
  - Хорошо, Аристобул. Я постараюсь быть вежлив и внимателен с Александрой. В эти дни мы должны прощать и просить прощения. Прости и ты меня, что хотел сделать тебя средством для достижения своих целей.
  - Я прощаю тебя, прости и ты, Герод.
  
  ***
  Праздник завершился к всеобщему удовольствию. Разве только аристократы, оставшиеся в Иудее, роптали про простолюдинов, дорвавшихся до власти и про тирана Герода. По повелению царя беднякам раздавалась милостыня от его имени и имени Первосвященника. В прежние времена этот обычай был всеобщим. Но за время смуты и войн о нем стали забывать.
  
  Старик медленно брел к полуразваленному сараю. Мысли его были печальны. Сегодня праздник, а его стол опять будет пустым. Хвала Ему, что царь Герод выдает зерно, чтобы не умереть с голоду. Да только что за жизнь у него. Сын погиб еще во время борьбы Гиркана и Аристобула. Дочери вышли замуж. Они со старухой остались одни. Подати все росли. Хозяйство приходило в упадок. Но сильных мира это не волновало. Да, подумаешь о нечистом, он и появится. К забору подъехал всадник.
  
  - Хозяева есть?
  - Живы пока, господин, - грустно ответил старик - Только денег совсем нет. Мы уже все отдали царю Антигону. Совсем ничего не осталось.
  Старик низко склонил голову. Сейчас начнет бить. Ничего. Потерпим. Но последнее не отдам. Чтобы умереть с голоду? Это не по-людски. Не зря говорят, что новый царь - чудовище. Хотя, кто их знает? Те, кто говорили, были не лучше.
  
  Всадник спустился с коня. Развязал пояс.
  - Отец - он поклонился старику - царь Герод в честь Великого праздника жалует тебе эти монеты, чтобы сегодня твой стол не был пустым.
  Старик непонимающе смотрел на воина.
  - Отец, бери деньги - протянул он ему горсть медяков.
  Старик пригнулся, как от удара.
  
  Воин рассмеялся: Бери, отец, не сомневайся. А мне еще много домов объехать нужно. Да и домой успеть к молитве хочется.
  Воин сел на коня и тронулся дальше по улице. Старик остался стоять, ошарашено глядя вслед, держа в руке пригоршню монет.
  
  Праздник отмечали все. После на площадях, рынках и улицах обсуждали это происшествие еще много дней. Вспоминали, что по рассказам стариков первые Хасмонеи всегда в Киппор жертвовали бедным на праздничный стол. Правда, потом эта традиция забылась. А новый царь о ней вспомнил. Может быть, с ним и можно жить.
  
  Еще не стихли пересуды, вызванные дарением царя для бедных, как на площадях городов были объявлены новые правила внесения податей. Крестьяне в этот год от податей освобождались совсем. Правда, если они не торгуют на рынках. Подати ремесленников снижались наполовину. Снижение податей? Да, когда же это было? Для чего это? Какая тут хитрость? Люди терялись в догадках. Поползли черные пересуды и разговоры. Чтобы как-то внести ясность, в Ерушалаиме собрались уважаемые купцы, ремесленники и избрали посланников к царю. Посланников от народа встретил степенный иудей в летах, представившийся советником царя Барухом бен Моше.
  
  - Здравствуйте, добрые жители города Ерушалаима! Что за беда привела вас к престолу царя Герода?
  Вперед вышел мужчина с растрепанной бородой, но в богатой одежде.
  - Почтенный советник, мы хотели бы видеть царя Иудеи.
  - Царь всегда рад своим подданным, но сейчас царь Герод осматривает работы в городе. Будете ли вы ждать его, или поделитесь вашим делом со мной?
  Посланники задумались. После совещания они решились.
  - Почтенный Барух, весь город слышал, что царь повелел уменьшить подати. Но так не бывает. Здесь какая-то хитрость. Вот мы, простые жители, хотим знать: зачем это? Хотим понять, что хочет молодой повелитель? Как нам с этим жить? Сможешь ли ты объяснить нам?
  
  - Спасибо, почтенные жители славного города, что вы пришли сюда с открытым сердцем и задали прямой вопрос. Я смогу вам ответить. Когда-то давно, еще в Галилее, где проходил тогда мой земной путь, я сам задавал этот вопрос тетрарху Героду. Тут все просто. Царь хочет, чтобы его казна была полной.
  
  - Как же так? - не понял предводитель посланников - Он хочет больше, потому берет меньше?
  - Все просто, почтенный купец. Если у тебя есть десять динариев, и я заберу половину, то я заберу пять динариев. Но на следующий год ты не будешь иметь десять динариев. Ведь у тебя упадет оборот, ты не купишь и не продашь товар. Точнее, купишь его меньше. У тебя будет семь динариев. И я получу с тебя только три или четыре монеты. А на четвертый год ты бросишь торговать. И я не получу ничего. А теперь подумаем так, как думает наш господин. В этом году он получит с тебя только два или три кругляка серебра. Ведь так?
  
  - Так, - подтвердили гости.
  - Вот, зато ты купишь больше товара, продашь его и заработаешь двадцать динариев. И я получу уже пять. А там ты станешь богаче, и царская казна будет становиться богаче. И это не все. Чем богаче будет купец или мастер, тем больше работников у него будет, тем меньше бездомных и разбойников будет на дорогах. Значит, царь может уменьшить число стражников, сэкономить казну. Но и это не все. Если у людей будут деньги, а дороги будут безопасны, то сюда пойдут караваны из других стран. А это уже большие пошлины. Значит, казна будет наполняться еще быстрее. Вы согласны, почтенные жители Ерушалаима, что царь думает о своей выгоде?
  
  - Да! - почти хором согласились ерушалаимцы - царь Герод - рачительный хозяин. Пастух тоже не стрижет овцу дважды, а ждет, пока отрастет новая шерсть.
  - Но ведь и вам это выгодно, почтенные. Разве не так?
  - Так, почтенный Барух. Истинно так.
  - Я ответил на ваш вопрос, почтенные купцы и ремесленники?
  - Да! Ответил! Благодарим! - в разнобой отвечали посланцы.
  
  К дворцу подъехала группа всадников. Впереди ехал высокий воин в царском облачении. Соскочив с коня, он удивленно окинул взглядом Баруха и толпу. Люди повернулись к Героду и разразились приветственными возгласами.
  
  - Здравствуйте, жители города! Рад видеть вас в здравии! С чем пришли ко мне?
  - С благодарностью, царь! - поклонился старший - Все наши беды уже разрешил твой советник!
  - Это - важно проговорил Герод - Очень мудрый советник! Барух, награди жителей города от своего и моего имени!
  
  Барух важно поклонился Героду: Слушаю, господин! И кивнул дворцовому служке. Тот опрометью кинулся в здание и через пять минут уже выносил пышные одеяния для каждого из присутствующих. Гости с поклоном удалились.
  
  - Началось, - проговорил Барух - Они не понимают. Я, как мог, убедил их в чистоте твоих помыслов. Но будет следующий раз. Будь осторожен, Герод.
  - Кто-то думал, что будет легко? - усмехнулся правитель - Править - дело неблагодарное. Лучше чистить улицы. И руки крепче становятся, и результат виден. Ладно. Давай вечером подумаем. Собери наших. Герод прошел во дворец. Барух сокрушенно покачал головой.
  
  А о визите во дворец уже рассказывали на всех углах. Люди пересказывали слова советника и царя, удивлялись, восхищались. Даже сторонники павшего царя и недоброжелатели Герода временно примолкли. На Совете, настоящем Совете, было решено постепенно создавать службу из людей, которые по стране разъясняли бы смысл того, что делает царь. А делалось немало.
  
  Распрощавшись с римлянами, Герод принялся знакомиться с хозяйством Иудеи, землей, дорогами, городами. Объезжал он и новые области, присоединенные к Иудее по решению римского Сената. Он подтвердил вольности греческих городов, перешедших под его контроль, посетил Газу, устроив пир-знакомство с ее купечеством и булевтами, заключил договор о дружбе с вольным городом Аскелон, наделил привилегиями город Акру, ставшую его пристанищем в первые дни после возвращения из Рима.
  
  Закупки хлеба в Александрии позволили Иудее пережить зиму. Подходила весна и начало сева. Бывшие солдаты осели на землю. Им были выделены семена для посева. На царских землях Симон предложил возрождать плантации фиников, которыми некогда славилась Иудея. Финики и вино из них станут новыми товарами, которыми будет торговать Иудея. Продвигалось строительство дворца, который в городе уже называли домом царя. Все шло, как задумано. Даже взбалмошная Александра, мать Марьямны и Аристобула, успокоилась и почти не доставляла ему хлопот.
  
  В один из весенних дней, рано утром в покои Герода вбежала служанка жены. Последние дни они спали врозь с женой.
   - Прости, царь! Госпожа рожает!
  Герод кинулся к спальне Марьямны. Но там уже теснились повитухи и его попросту не пустили. Правитель страны ходил перед опущенным занавесом в покои жены, сжимая и разжимая кулаки. Наконец, занавес дернулся, отошел в сторону, и к Героду подошла служанка с маленьким свертком в руках. Из свертка чуть проглядывало маленькое сморщенное личико.
  
  - Мальчик - гордо, будто сама была роженицей, проговорила служанка.
  - Сын! - пронеслось в голове Герода.
  Он рванулся к жене. Марьямна спала. Герод застыл. Повернулся и тихонько выскользнул из комнаты. Сын в кулечке тоже спал. Герод вдруг почувствовал себя лишним. Он внимательно осмотрел сына. Тот посапывал после первой трапезы в своей жизни и тоже пока был безразличен к своему отцу, в растерянности стоящему рядом.
  
  - Госпожа проснулась и просит тебя, царь, войти к ней - тихонько подошла к нему еще одна девушка из прислуги жены.
  Герод вновь вошел в спальню. Подошел к широкому ложу под балдахином. И встав на колени, припал поцелуем к животу Марьямны. Ее пальцы заскользили по его голове.
  - Сын, Герод, наш сын - почти шепотом проговорила она.
  - Наш сын - повторил Герод, целую руку любимой.
  
  ***
  Всего неделю наслаждался Герод счастьем семейного очага. Через неделю прибыл гонец из Антиохии. Антоний призывал Герода к себе. Надо было ехать. Причина приглашения была понятна. Уже несколько месяцев из Антиохии шли слухи о подготовке к походу в Парфию. Вестники, проезжавшие из ставки Антония, везли приказы войскам о передвижении ближе к границе, а префектам - о создании опорных баз. Вопрос был в том, что может потребовать Антоний от Герода, и что Герод может предложить Антонию? Войско? Деньги? Тут нужно хорошо продумать.
  
  Армия у Герода сейчас не особенно сильная. Многих распустили по домам. Они сейчас в работе и отрывать их очень не желательно. Это значит, что на следующий год их пропитание опять ляжет ярмом на казну царя. Значит, войско лучше предлагать так, чтобы Антоний отказался. Деньги? Сколько? С деньгами у Антония плохо всегда. Вот и сейчас он смог собрать с подвластных территорий, включая Египет в четыре раза меньше, чем требовал. Значит, деньги. Когда-то Герод выплачивал в казну наместника две тысячи талантов. Герод с советниками решил ограничить свои траты за год десятью тысячами талантов. Уходит много, но и поступления появляются. В основном, растут поступления от торговли. Эх, дворец отнимает много средств и стена! Но деньги для Антония найти нужно. Он, конечно, освободил друга Герода от уплаты подушной подати, но дружба лучше протекает с прибылью. Об этом говорили на совете близкие Героду люди. Это знал и сам Герод.
  
  Было решено отправиться в Антиохию с двумя тысячами воинов и повезти с собой пятьсот талантов серебра. Из Александрии к Антиохии направятся корабли с провиантов для войска. Пока так, а там посмотрим. Уже утром, попрощавшись с семьей, Герод с отрядом направился в Антиохию. Уже перед выходом из дворца он столкнулся с Александрой, грозно и значительно глянувшей на своего зятя и быстро скрывшейся в своих покоях. Опять что-то чудит. Никак не успокоится. Письма пишет Клеопатре, народ мутит, ведет со своими присными "список преступлений" Герода. Ох, трудное существо. Александра же точно знала, ну просто наверняка, что зять вызван в ставку Антония по настоянию Клеопатры, для ответа на ее жалобы.
  
  Дорога была не долгой. Заглянули в Самарию. Там дела шли если не блестяще, то вполне удовлетворительно. Благополучно обстояли дела и в Тире. Гораздо тревожнее были слухи и сплетни, носившиеся в городах. Смысл прост. Правит теперь не Антоний, а Клеопатра. Будет всех гнуть, как гнет своих египтян. Особенно тревожило, что слухи эти носились не только среди сирийцев, но и среди римлян. И римляне, живущие на востоке, все чаще поглядывали в сторону Октавиана.
  
   Добравшись до Антиохии, Герод решил расположиться лагерем, не въезжая в город. Пока воины разбивали палатки, он привел себя в порядок и отправился к Антонию в уже знакомый дворец Селевка. Если при Помпее и Кассии дворец походил на полевую ставку командующего армией, а при Сексте на дом римского нобиля, то сейчас он стал напоминать дворцы Александрии. Рука властительницы Египта чувствовалась в тысячах мелочей, драпировке комнат, росписи стен, вычурности мебели.
  
  Проходя по дворцу в сопровождении важного слуги, Герод фиксировал отличия. И они не радовали его. Впрочем, встреча с Антонием была вполне дружеской. Триумвир радостно приветствовал Герода, как старого друга, а не подданного. И... тут же завалил своими делами.
  
  - Тут столько всего делается, что и не перескажешь сразу - жаловался властелин полумира - Мы готовим поход в Парфию. Договорились с Октавианом, что он мне передаст четыре легиона, а я ему сотню кораблей для борьбы с Секстом Помпеем. Корабли я отослал, а вот легионы не получил. Октавиан говорит, что, дескать, на границах не спокойно. Пришлось набирать новобранцев, учить их. Приказал собрать подати. Так привезли совсем немного.
  
  - Может отложить поход в Парфию? - осторожно спросил Герод.
  - Сам не рад, а нужно. Очень нужна большая победа. Дух в легионах без нее падает. А тут как раз все складывается удачно. У Парфян смена царя. Новый царь прежнего правителя, своего отца, придушил. Казнил всю свою родню. Их сторонники ко мне бегут. Обещают все дороги указать. Армянский царь готов дать конницу. А без конницы с парфянами, сам знаешь, воевать трудно. Вот и выходит, что выступать нужно. И твоя помощь мне нужна.
  
  - Чем я могу помочь?
  - Как обычно, деньгами - рассмеялся Антоний - Только не подумай, что я от своих слов отказываюсь и податью тебя облагаю. Мне нужна помощь моего друга. Ты понимаешь?
  - Конечно, Марк! С тем и приехал. Со мной пятьсот талантов.
  - Я знал, что ты настоящий друг! Это не много, но хоть что-то.
  - Еще скоро прибудут корабли с зерном и другими припасами для похода. Думаю, тебе все это пригодится.
  - Конечно, пригодится. Сам-то пойдешь? Парфия - богатая страна. - Антоний, прищурившись, посмотрел на Герода.
  - Если я тебе нужен, то пойду. Со мной две тысячи воинов.
  - Знаешь, малыш, мне было бы спокойнее, если бы рядом находились верные люди. Только где же их взять, верных людей? И здесь нужны и там нужны. Ладно, оставайся. Решай свои дела с тещей. Я вмешиваться не стану. Пусть Клеопатра позлится.
  
  - Антоний, прости, но я должен сказать - опустив голову, промолвил Герод.
  - Говори, Марк Антоний не какой-нибудь зазнавшийся царек из провинции - усмехнулся триумвир - Понимаю, что какую-то гадость скажешь. Ну, говори.
  - Во время поездки к тебе я много слушал разговоров, специально рассылал людей. Население недовольно. Все говорят о самовластии царицы Египта, и, прости, слабости Антония. Даже легионеры ведут такие разговоры. Могут возникнуть заговоры, а твои "друзья" в Риме не замедлят этим воспользоваться. Я должен был это сказать. Я твой друг.
  
  - Ах, им Клеопатра не по нраву! - взревел Антоний - Антоний им слаб! Змеи! Вокруг одни змеи! И в Риме змея на змее. Мне нужен флот. Клеопатра его построит. Для этого ей нужен лес. Я ей его дал. Что здесь не так?! Да! Я сплю с этой царицей. И что? Кому до этого дело? Моей жене, Октавии? Да ей уже давно плевать с кем я сплю. Октавиану, который не вылезает из постелей жен сенаторов? Пусть за собой следит. Слушай, малыш Герод, слушай меня. Да, я хочу растворить восток в Египте! Да - это мой план. Мне до смерти надоели бесконечные прения отцов-сенаторов, необходимость заигрывать перед чернью, говорить длинные речи, составляя их с учеными греками. Я хочу править, как Птолемеи. Я хочу, чтобы мои приказы не обсуждали надутые отцы отечества, а выполняли расторопные слуги. И я это сделаю. Разве плохо звучит "царь и Бог Антоний"? Мне нравится. Не нравится другим? Я не золотой аурес, чтобы всем нравится. Зато я, Марк Антоний, и я заставлю их слушать себя. Ты понимаешь меня, малыш?
  
  Герод молчал. Такого поворота событий он не предвидел. Это было даже хуже, чем Антоний у ног Клеопатры. Антоний - царь и Бог, а Иудея, его Иудея, провинция Египетской державы. Даже если место самого Герода в этой державе будет бесконечно высоким, для него это не важно. В нем не будет Иудеи. Хуже того, страна восстанет, а значит, - повториться нашествие. Только теперь проливать иудейскую кровь будут не парфяне, а римляне. Его римляне.
  
  - Не молчи, малыш? Ты со мной? - заглянул в глаза Героду Антоний.
  - Антоний, когда-то, много лет назад Александр Македонский решил сплавить в единое целое восток и запад. Но споткнулся. Его царство разорвали на куски, а потом и сами куски растворились. Воины за несколько поколений превратились в изнеженных гурманов, не способных держать меч. А враги не дремали. Да и подданные восставали все время. Зачем тебе такое будущее? Останься римлянином, Антоний! Ты станешь господином всего мира, ты победишь всех, только останься римлянином. Египет - это прошлое.
  - Нет. Ты не ответил, Герод. Ты со мной.
  - У меня нет другой судьбы. Ты спас меня, ты мой друг. Я с тобой. Но это путь в никуда. Здесь, на востоке такая мешанина из народов, царств, племен, что сделать всех египтянами просто невозможно. А править, как египтянами можно только египтянами.
  - А я смогу - упрямо проговорил Антоний - И ты мне поможешь.
  - Да, Антоний, но только до той поры, пока ты не решишь сделать Иудею Египтом.
  
  Антоний, выпустив пар, не хотел больше ссориться. Хотя было видно, что он ожидал иной реакции от Герода на свои замыслы. Ладно, планы для парня оказались слишком великими, не по нему. Ничего, когда он увидит их во всем их великолепии, он будет со мной. За эти годы Антоний стал воспринимать Герода в качестве своего, если не сына, то близкого воспитанника. Жалко, что не понял. Поймет. Он ведь на самом деле переживает за Антония. Он - жалкий провинциальный царек, переживает за повелителя державы. Даже забавно.
  
  - Ладно, Герод! Лучше выпьем - подвел черту под беседой Антоний. Он позвонил в колокольчик. Вбежал слуга.
  - Принеси вина и чаши. Да! Распорядись, чтобы квестор принял под опись серебро из Иудеи, а каптенармус - продукты для похода.
  
  ***
  Герод возвращался в Ерушалаим в совершенно подавленном состоянии. Впервые планы римлянина полностью шли в разрез с планами Герода, да и с планами Рима. Будь не месте Антония кто-то другой, проблем было бы меньше. Можно было просто сделать ставку на Октавиана. Но Антоний не просто один из двух самых могущественных людей Рима, но друг. Антоний - это человек, который пришел на помощь в трудную минуту, который спас его. Антонию он сам вручил меч Антипатра. Где выход? Антоний - блестящий полководец. Но он не видит, или не хочет видеть зреющего заговора, предательства. Он не видит, как растет ненависть к Клеопатре и, через нее, к самому Антонию от Трапезунда до Газы, от Афин до Селевкии. Что делать Героду? Спасать Иудею? Спасать Антония? Спасать себя? Он не видел выхода.
  
  Все это он выложил своим советникам. И здесь мнения были разными, как и те люди, что окружали Герода. Бранн считал, что Антония нужно спасти. Пусть ценой убийства Клеопатры. Он, Бранн, готов пожертвовать собой. Но Герод понимал, что дело не в Клеопатре, а в мечте самого Антония о власти царя и Бога. Он, наверное, любит египтянку. Но разве в этом беда. Беда в самом Антонии. А как спасти человека от себя? Симон предложил послать вестника к Октавиану. Это предложение тоже было отвергнуто. Это - прямое предательство. Такое нельзя оправдать даже соображениями блага народа. Наконец, слово взял Барух.
  
  - Герод и вы, мои братья! Всевышний зачем-то сложил мозаику именно так. Давайте просто попробуем повременить. Не принимать поспешных решений. Особенно в условиях, когда они все - плохие. Недеяние иногда приносит больше пользы, чем деяние.
   Собственно, отсутствие решения и стало решением. Будем жить, ждать и действовать по обстоятельствам. Всевышний, который привел их в Ерушалаим, даст возможность выбраться и из этой западни.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"