Виленская М. : другие произведения.

Каждый в мире странник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "...Игорь не спал. Он думал. Нет, не о том, что невольно подслушал через тонкие стены. Он думал о себе. О своем будущем. Служить в милиции он не хотел. Игра в комиссара Мегрэ, Шерлока Холмса и великого сыщика современности Турецкого его не увлекала даже в раннем детстве. На поступлении в академию МВД настояла мать. Получи, мол, высшее юридическое образование, а там видно будет. Юристы везде нужны. Но пятилетний контракт обязывает его отслужить положенный срок в системе МВД. Он отслужит. Вопрос в другом: "Кому это надо"?

Марина Виленская

Каждый в мире странник.

Роман.

   "Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник -
   Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
   О всех ушедших грезит конопляник
   С широким месяцем над голубым прудом".

С. Есенин

Глава первая.

1.

      -- Очень хорошо, Любовь Николаевна. Замечательный ответ. Выйдите за дверь и поведайте всем, как следует отвечать на моем экзамене.
   Доцент кафедры философии и политологии Золотникова поставила в зачетную книжку Любы Воропаевой "отлично" и размашисто, на две строки расписалась. Студенты говорили, что для того чтобы сдать Золотниковой социологию на "отлично", самому надо быть золотым. Любина "пятерка", а экзамен шел к завершению, в подгруппе первая. До неё было два завала, несколько "четверок", а остальные - сплошь "трояки".
   Люба вышла за дверь. В коридоре пусто. Время позднее. Сдавшие экзамен студенты, убежали домой. О "замечательном ответе" рассказывать некому.
   Девушка достала из сумочки мобильник и отправила эсэмэску - шпаргалку подруге Юле Бердиной. Она надеялась, что та все же получит желанный "трояк".
   Люба присела на подоконник и загрустила. Сдан последний экзамен зимней сессии, а радости не чувствовалось.
   Она училась на пятом курсе библиотечного факультета Государственного университета. Нет, Люба не мечтала о профессии библиотекаря с детства, хотя книги любила и читала много. Она даже не знала, что в университете можно получить такую специальность. Просто девушка не прошла по конкурсу на вожделенный и престижный факультет журналистики и, чтобы не терять год, выбрала факультет, где проходной балл ниже. Знакомые искренне сожалели о Любиной неудаче, сочувственно вздыхали и предрекали в будущем скучную работу и нищенскую зарплату. Они напоминали о возможностях и повсеместном распространении Интернета, который превращал библиотеки в абсолютно бесполезные учреждения. А Люба, переболев обидой на судьбу, за четыре года втянулась и увлеклась будущей профессией.
   Открылась дверь аудитории. Вышел Максим Шнайдер, единственный молодой человек в их девичьей группе.
      -- Ну, как? - спросила у него Люба.
      -- Международная.
      -- Переживаешь?
      -- Ещё чего! Спихнул и ладно. Я не "золотой", мне и "бронзы" хватит.
      -- Как Юлька?
      -- Села отвечать... - У Максима запел отключенный на время экзамена сотовый телефон. - Извини, матушка переживает. Надо утешить, - объяснил Максим и отошел с телефоном в сторонку.
   Люба тоже позвонила родителям. Они её похвалили и просили не задерживаться допоздна.
   Юлька вылетела из аудитории очень довольная полученной "тройкой".
      -- Свобода, братцы. Две недели каникул. Ура! Пойдемте скорее на улицу, а то я скоро начну плевать на эти стены. С восьми утра зависаем.
   Молодые люди оделись и вышли на улицу.
      -- Люба! - неожиданно раздалось рядом.
   На крыльце стоял Иван Русаков, одноклассник Любы, её друг, сосед и почти жених. Девушка ахнула и бросилась навстречу.
      -- Бог мой! Ваня! Откуда ты взялся?
   Молодой человек сделал шаг назад и выставил перед собой руку для пожатия. Люба натолкнулась на эту руку как на ряд колючей проволоки.
   Они не виделись два года. Иван служил в армии. В редких письмах, лаконичных и деловых, он сообщал о погоде, о здоровье и о том, сколько дней осталось до дембеля. Ни словечка о том, что вспоминает, скучает и ждет встречи. Об этом писала Люба.
   Пожав протянутую руку, она представила своих друзей друг другу.
      -- Познакомьтесь! Юля. Максим. Иван.
      -- Ты что, Любаня, вздумала нас знакомить? С дуба рухнула? Забыла как мы каждое лето в "Березке" кантовались? - покрутил пальцем у виска Шнайдер.
   Летний оздоровительный лагерь "Березка" принадлежал Областному министерству культуры. Родители всех троих связанны с культурой. Мама Любы - преподаватель музыкального училища. Родители Максима работают на телевидении: отец - оператор, мама - редактор. У Ивана отчим известный художник. Каждое лето ребята проводили в "Березке", а Люба, возбужденная неожиданным появлением друга, просто забыла об этом.
      -- Привет, Макс!
      -- Здорово, Вано! Как там наша доблестная помойка поживает?
      -- Какая помойка? - не понял Иван.
      -- Вооруженные силы, - охотно объяснил, довольный собственным остроумием Максим.
      -- Цветет и пахнет, - недовольно поморщившись, ответил Иван.
      -- Слышал, ты на Кавказе служил?
      -- Да, на Кавказе.
      -- Ну и как?
      -- Живой, - пожал плечами Иван.
      -- Теперь у тебя льготы и привилегии.
      -- Ага, похороны за счет государства.
      -- Ну и юмор у тебя!
      -- Извини, какой есть, - ответил Иван и обратился к Любе: - Ты освободилась? Пойдем.
   Он повернулся и направился в сторону остановки общественного транспорта. Люба пошла за ним.
      -- Постойте! - окликнул их Максим. - Я на колесах. Подвезу, куда скажете.
      -- Спасибо! Мы автобусом, - не оглядываясь, отказался Иван, а Люба остановила его и взмолилась:
      -- Ваня! Зачем обижать человека? Он от чистого сердца предлагает.
      -- Хорошо! - нехотя согласился он. - Где твой автомобиль, Макс?
   На двадцатилетие родители подарили Максиму серебристую "Тойоту", а он мечтал о "бумере", "мерсе" или "Пежо". Любе его страдания непонятны. У её отца, полковника милиции, "ВАЗ" девятой модели и он абсолютно не комплексует по этому поводу.
   Девушки сели на заднее сидение, Иван - рядом с водителем. Максим пытался разговорить старого приятеля, но тот отвечал на его вопросы неохотно и односложно. Неожиданно Макс предложил:
      -- Прямо по курсу "Ростикс". Не обмыть ли нам успешно сданную сессию и твое возвращение, Вано? Я угощаю.
      -- Спасибо, - отказался Иван. - Я ещё родителей не видел. Как экзамен?
      -- Она у нас отличница, - ответила за подругу Юлька.
   В "Ростикс" они всё же заехали. Взяли пива, куриные крылышки в панировке, жареную картошку. Сидели, болтали. В основном говорили Макс и Юлька. Тема известная - предстоящий поход в престижный молодежный развлекательный центр, куда Максиму через родителей удавалось доставать бесплатные пригласительные билеты. Предвкушение удовольствия пьянило их не меньше самого удовольствия. Люба к разговору не прислушивалась. Она не сводила глаз с Ивана и вдруг осознала, что он очень изменился. Уходил в армию пацаном, а вернулся взрослым, погруженным в себя, закрытым и непонятным. Он пил чай, сосредоточенно смотрел по сторонам, приглядываясь к посетителям и наблюдая за работающими на раздаче молодыми парнями и девчонками. Он словно пытался понять, о чем они думают, что их волнует, что держит их в этой суетной и такой зыбкой жизни. Соседи за столиком, в том числе и Люба, его вовсе не занимали. Когда Макс стал расспрашивать его об армии, Иван словно очнулся и ответил уклончиво:
      -- Через полгода или годик сам увидишь.
      -- Извини, брат, не увижу.
      -- Что так?
      -- Болен, - засмеялся Максим. - Мать подсуетилась, а я даже не знаю, как называется заболевание, по которому меня отмазывают.
   Иван вскинул голову и с вызовом посмотрел на приятеля.
      -- Была у нас парочка таких ... больных.
      -- И что?
      -- Ничего, выздоровели...
   Иван больше ничего не добавил, а Максим совершенно не смутившись, продолжал болтать о пустяках, смешить Юльку и сочувственно вздыхать, глядя на Любу. Мол, повезло тебе, подруга, ничего не скажешь.
   Домой вернулись около восьми. Иван проводил Любу до квартиры, пообещал "созвонимся", кивнул и поднялся к себе на два этажа выше.
   Встретились они на следующий день. Беседа не клеилась с самого начала, а дальше стало ещё хуже. Иван рассеянно отвечал на вопросы, а думал о чем-то своём.
      -- Ваня, что происходит? - решительно поинтересовалась Люба. - Я делаю что-то не так или виновата в чем? Может, ты ревнуешь меня к Шнайдеру? Не надо. Мы с Максимом просто друзья.
      -- Чтобы ревновать, надо любить, Любаша, - ласково произнес Иван.
      -- Не поняла? - Люба тревожно посмотрела на собеседника.
      -- Что ты не поняла? Разве я признавался тебе в любви? Что-то обещал? Ты всё придумала. Ты славная, но...
      -- Не продолжай. Ясно. У тебя есть девушка.
      -- Люба, ты опять придумываешь. Нет у меня никакой девушки. Дело в другом...
   Иван замолчал, опустил глаза вниз, в пол. Люба поторопила:
      -- Начал говорить, говори. Не беспокойся, я постараюсь понять.
      -- Мне трудно объяснить тебе и родителям, что со мной происходит, а объяснять придется. Словом, в армии я подружился с парнем. Его зовут Антон. Он мне помог пережить весь тот ад, что был в учебке, а потом в роте. Надо было за что-то уцепиться, чтобы выжить. Антон подсказал: Вера, Бог.
      -- Правильно, - перебила Люба. - Хороший путь. Что ж ты стыдишься?
      -- Я не стыжусь. Не перебивай. Выслушай до конца. До призыва Антон жил на Валааме в монастыре.
      -- Он монах?
      -- Нет. Там можно просто приехать и жить - молиться, соблюдать обряды, работать. Постриг - дело серьезное. Некоторые лет семь - десять готовятся.
      -- Ты хочешь стать священником? - удивилась Люба.
      -- Священником? Не думаю, не знаю. Пока я только хочу уехать на Валаам. Поживу, посмотрю, прикину: смогу - не смогу, моё - не моё. Я твердо уверен в том, что мне необходима эта поездка. Духовная потребность, понимаешь. Удалюсь от мирской суеты. Приближусь к Богу. Отмолю свои и чужие грехи.
      -- А как же я?
      -- Ты? Ты свободна...
   Иван уехал. Родителям и знакомым он сказал, что едет к другу в Санкт - Петербург. И только потом, по телефону он сообщил, где находится.
  
   Получив от Ивана свободу, Люба старалась не унывать. Она охотно ходила с Максом и Юлькой в кино, на вечеринки, в ночные молодежные клубы. Однако в их компании она испытывала некоторую неловкость, чувствуя себя третьей лишней. Однажды она не выдержала и спросила у подруги:
      -- Юль, давай я с вами не пойду завтра в театр.
      -- Почему?
      -- Вам, наверное, хочется вдвоем побыть?
      -- Нам? Может вам? Может, это я не пойду завтра в театр? - неожиданно заявила Юлька.
      -- Что ты хочешь сказать? - Люба с интересом взглянула на подругу.
      -- Ну, ты даёшь! Макс втюрился в тебя по уши. Он с удовольствием послал бы меня далеко и надолго, если бы был уверен, что ты его не отошьешь.
   Люба задумалась, а потом убежденно ответила:
      -- Не отошью.
      -- А как же Иван?
      -- Ни как. Надоело ждать. Из армии ждала, надеялась. Сейчас и надеяться не на что. Макс не плохой парень. Балбес, правда, но это пройдет...
      -- Смотри, подруга, - вздохнула Юля. - Не пожалей.
      -- Не пожалею, - решительно ответила Люба.
   С этого дня она стала принимать приглашения Максима Шнайдера. Но когда он заговорил о любви и полез с поцелуями, Люба мягко и ласково попросила не торопиться. Максим надулся, обиделся, но быстро успокоился и сбавил напор. Их отношения приобрели характер приятного для обоих романа.
  

2.

   "Мой дорогой, любимый! Господи, неужели я могу обратиться к тебе так, абсолютно не покривив душой. Какое это счастье! И как трудно найти слова, чтобы выразить его. Сколько раз я читала об этом волшебном чувстве в книгах и всегда почему-то думала, что в жизни все происходит более прозаично, что ли. Но это действительно Чудо.
   Долго я ждала любви. Очень долго. Всю жизнь. И дождалась...
   Я всегда воспринимала её, как встречу со своим вторым "Я", т. е. с человеком, которому не надо будет ничего объяснять. Ну, а если выразиться совсем просто, то я ждала человека, который воспримет меня такой, какая я есть на самом деле, не станет навязывать собственную шкалу жизненных ценностей. Наверное, эти слова из уст взрослой женщины звучат глупо, по-детски. Да, по всей видимости, это атавизм детских комплексов. Но так и есть. Каждый из моих возлюбленных (а их было не так уж и много) видел во мне, только то, что хотел увидеть. Когда же после первых всплесков интереса наступало отрезвление, он пытался переделать меня по своему вкусу. Когда это сделать не удавалось, он бежал прочь. Мужчинам не нужны были мои любовь и понимание. Их даже элементарная забота и бытовое удобство не удерживали. Что-то стояло между нами, преграда какая-то, не позволяющая стать одним целым.
   Ты моя вторая половина. Тебе ничего не надо объяснять. Ты любишь и этого достаточно. И я тебя люблю, и мне ничего не надо объяснять. Я чувствую тебя даже на расстоянии. И твоё настроение, и твои мысли читаю, и предугадываю, чем ты занят в данную секунду. Вот сейчас ты разговариваешь по телефону с кем-то из своих подчиненных. Ты очень зол на этого человека, но сдерживаешься, говоришь сухо и конкретно. Я знаю этот твой прием: прикрывать железным спокойствием бурю эмоций.
   Я тебя люблю. Слышишь, люблю..."
   Нет, ни те слова, совсем ни те... Косноязычно, путано. Неважный из неё писатель.
   Мария Васильевна отложила ручку. Не перечитывая написанное, сложила листок пополам и вложила его в записную книжку, а книжку бросила в сумочку. Потом перепишу, подумала она. Гора книг на расстановку, не дописанный обзор, а она занимается ерундой. Женщина поднялась, подошла к стеллажу с журналами и вдруг громко охнула от резкой боли. Ноги подкосились, она осела на пол и потеряла сознание.
   На абонементе находился курсант Игорь Агеев. Он позвонил в санчасть, затем известил заведующую библиотекой. Через час, пролетевший в суете, волнениях и ожидании, Игорь оказался в коридоре приемного отделения Больницы скорой медицинской помощи. Начальник санчасти академии майор Смирнов поручил курсанту Агееву сопровождать больную и оставаться с ней до полного выяснения обстоятельств. Игорь ждал, когда ему вынесут вещи Марии Васильевны и сообщат хоть что-нибудь более или менее вразумительное.
   В коридор приемного покоя вышел дежурный врач - молодой, не старше тридцати, высокий, красивый. С привычным равнодушием, не глядя в глаза курсанту, косясь на его милицейский мундир, он спросил:
      -- Вы родственник Белоусовой?
   Игорь молча кивнул, не считая нужным пояснять усталому врачу, что никакой он не родственник, а просто случайный свидетель её приступа.
      -- Она не наша больная, - говорил врач. - У неё онкология. Я вызвал машину. Вас отвезут в Онкологический диспансер.
      -- Разрешите сопровождать?
      -- Сопровождайте, если хотите, - пожав плечами, коротко ответил врач и скрылся в кабинете.
   Переезд произошел стремительно. Мария Васильевна, сонная от лекарств, облизывая сухие губы, пыталась успокоить Игоря и отправить его домой. Но он решил довести дело до конца. Ведь неизвестно примут ли их в диспансере или отфутболят ещё куда-нибудь. Игорь боялся смотреть на часы, а когда посмотрел, удивился. С момента приступа произошло всего-навсего три часа, а казалось, что прошла вечность.
   За окном темно, качаются деревья в саду диспансера, шумит ветер. Время от времени туда-сюда по коридору пробегают быстроногие медсестрички, степенно проходят деловитые врачи, шаркают тапочками больные.
   Игорь думал о том, как хорошо, что именно он оказался в библиотеке во время приступа Марии Васильевны. Не сожалел он и том, что сидит теперь здесь, в клинике, на жесткой неудобной скамье в ожидании приговора врачей. Совершенно искренне волнуется и переживает, потому что безмерно уважает Марию Васильевну и знает что она тоже неплохо к нему относится и выделяет из всех курсантов.
   В любимчиках Игорь оказался очень просто, по знакомству. Более двадцати лет назад его отец Михаил Иванович Агеев окончил Высшую школу милиции. Мария Васильевна уже тогда работала в библиотеке школы. Она встречалась с Андреем Самойловым - однокурсником Агеева. Курс был дружный. Курсанты учились, несли службу, но не забывали шумно и весело, почти по-семейному отдыхать вместе с женами и подругами.
   Когда Игорь поступил в академию МВД, так теперь называлась школа милиции, отец привел его в библиотеку знакомиться. Мария Васильевна приняла младшего Агеева доброжелательно. Он стал забегать к ней. Сначала за книгами, а потом так привык и привязался, что пропадал в библиотеке каждую свободную минуту. Они разговаривали о книгах, о фильмах, о жизни. Порой молчали и каждый занимался своим делом. Игорь переписывал конспекты лекций, рисовал карты по тактико-специальной подготовке, заполнял практикум по криминалистике или, обложившись учебниками, готовился к очередному семинару или экзамену. Мария Васильевна обслуживала читателей, расставляла книги, готовила очередной обзор или беседу. Порой, контрабандой, пописывала недурные рассказики и пьесы для литературных журналов. Их иногда публиковали. О писательстве Марии Васильевны знал только Игорь Агеев, "хранитель" и тайный поверенный...
      -- Где родственники Белоусовой?
   Перед Игорем стоял доктор - онколог, странным образом удивительно похожий на того, первого доктора из Больницы скорой помощи. Тоже высокий, молодой и красивый. Игорь поднялся со скамейки. Врач протянул ему бланк-рецепт.
      -- Вот это всё нужно срочно, прямо сейчас. Бельё, халат, зубную щетку и прочие мелочи принесете завтра. Вещи вам санитарка вынесет...
   Доктор повернулся, чтобы уйти. Игорь окликнул его:
      -- Извините! Что с ней?
      -- Ничего хорошего. Вызывайте отца, курсант. Надо обсудить финансовые вопросы, - холодно сообщил врач и поспешно удалился.
   Игорь растерялся. Кого вызывать? Какого отца? Отец Марии Васильевны давно в могиле. Отца Игоря? С какой стати?
   Игорь прочитал рецепт. Список лекарств, шприцы, системы, перевязочные материалы. Сколько всё это стоит? Денег, оставленных на маршрутку, естественно, не хватит. Игорь достал мобильный телефон.
      -- Папа! - решительно заявил он. - Не задавай лишних вопросов и срочно приезжай в онкологический диспансер. По дороге купи в аптеке... - Игорь старательно продиктовал названия из рецепта и адрес клиники.
   Отец терпеливо выслушал, старательно записал и задал один - единственный, не лишний вопрос:
      -- Для кого?
      -- Для Марии Васильевны Белоусовой. Нашей библиотекарши. Помнишь, ты нас знакомил.
      -- Ну, разумеется, помню, - сухим, деловым тоном произнес отец и добавил: - Еду...
   Отец появился на удивление быстро, словно на дорогах не существовало пробок и в аптеке нашлось всё сразу, без проблем. Михаил Иванович, не глядя на сына, стремительно прошел в смотровой кабинет. Вышел через десять минут, лицо белее снега.
      -- Плохи дела, сынок, - упавшим голосом произнес он. - Она тут надолго. Вот вещи, сумочка, вот ключ от квартиры. Заедем, возьмем всё, что нужно. Маша рассказала, что и где лежит...
      -- А адрес?
      -- Я знаю адрес.
   Мария Васильевна жила в центре города в обшарпанной "хрущовке". Однокомнатная квартира, со старой мебелью, щелястым деревянным полом и выцветшими обоями. Ремонт тут не делали лет десять, со времен бывшего мужа - строителя. Чисто, на виду ничего лишнего. В шкафу приготовленный для больницы пакет с вещами и предметами первой необходимости. Давно приготовленный. Она словно знала, что скоро угодит в больницу. В шкатулке остатки недавно полученной зарплаты.
   Михаил Иванович взял пакет, деньги не тронул, осмотрел жилище опытным милицейским взглядом и, тяжело вздохнув, многозначительно изрек:
      -- Тут не живут, тут доживают.
      -- Папа, - тихо сказал Игорь. - Не бросай её. По крайней мере, пока родственники не объявятся.
      -- Мы её родственники, сынок. И мы её не бросим...
  

Глава вторая.

1.

   Люба получила диплом и сразу вышла на работу. Отец, используя связи, устроил её в библиотеку академии МВД.
   Заведующая, на собеседовании, заявила без утайки.
      -- Значит так, девонька, я тут о тебе справочки навела, кое-что в уме прикинула и решила следующее. Ты, наверняка, слышала о болезни библиотекаря художественного абонемента. Она попала в онкологию и, увы, надолго. Коллектив у нас не велик, заменить Марию Васильевну не кем. Что тебе с нуля начинать, что другому вникать. Все едино. Словом, берись за дело всерьез - не как ученица, а как специалист.
   Люба задумалась. С улицы в библиотеку академии МВД не попадешь. В период кризиса такими рабочими местами следует дорожить. Зарплата приличная, премия, престиж, карьерный рост. Вон, Юлька Бердина, попробовала самостоятельно поискать работу и растерялась. Во всякие там фирмы и конторы, где платят прилично, с их дипломом и без опыта не пробиться, а в муниципальных библиотеках, как известно, платят гроши. Оказанное доверие польстило самолюбию Любы, но она полагала, что начнет трудовую деятельность под пристальным оком опытных сотрудников. Слишком много в библиотечном деле нюансов, которым не учат в университете.
   Заведующая терпеливо ждала согласия на предлагаемые условия. В положительном ответе она не сомневалась. Девушка ей понравилась. Чтобы её успокоить и подбодрить, Нина Алексеевна улыбнулась и добавила:
      -- Не волнуйтесь, Люба. Коллектив у нас дружный, мы вам поможем. И потом, не боги горшки обжигают и библиотечная работа не бином Ньютона. Учили же вас чему-то пять лет.
      -- Учили, - подтвердила Люба и приступила к работе.
  
   Она приходила в библиотеку к девяти часам. Пила кофе. Расставляла книги, сданные накануне, подводила статистику и заполняла дневник работы абонемента. В первой половине дня читателей не много - учебный процесс, лекции. Основная нагрузка приходится на вторую половину дня, читатели идут до самого вечера нескончаемым потоком.
   Обедала Люба в столовой вместе с Настей Гавриленко, библиотекарем читального зала. Настя всего лишь на год старше Любы Воропаевой, а работает в академии пятый год. Она пришла в библиотеку сразу после окончания школы, в университете учится заочно. Настя милая, кокетливая девушка. Она обслуживает читателей, приветливо улыбаясь, заранее угадывая запросы. Но дисциплину поддерживает железную. Если кто-нибудь заявится в верхней одежде, с сумкой или заговорит в полный голос, то его сразу тихо, вежливо и настойчиво призовут к порядку.
   Люба давно заметила, что у каждого отдела библиотеки свое лицо. Художественный абонемент - маленький и уютный. Научный - академически строг. Учебный - шумный и суетливый. Читальный зал - светлый, просторный, солнечный. Похоже на то, что заведующая Нина Алексеевна специально подбирает сотрудников, соответствующих целям и задачам определенного участка.
   Коллектив в библиотеке дружный. Его отличала стабильность. Пришедшие в юности, дорабатывали до пенсии. Увольнялись только в силу естественных причин - замужество, декрет, пенсия, перемена места жительства. В основном, в библиотеке трудились взрослые женщины - за сорок, трое тридцатилетних. Люба и Настя самые молодые. Поэтому и сдружились. Секретов между девушками не водилось, болтали обо всем подряд, охотно поверяли друг другу сердечные тайны. Да и как их скроешь, если Макс звонит по мобильнику раза по три в день, шлет эсэмэски, встречает после работы возле КПП. Настя слегка завидовала и не могла понять, почему Люба держит своего ухажера на расстоянии.
      -- Классный парень! Чего копаешься?
      -- Не знаю, - пожимала плечами Люба. - Не люблю, наверное.
      -- Ну, ты даешь! Какая любовь в наше время да ещё при нашей профессии? Ты думаешь, что женихи за библиотекаршами в очередь стоят? И где они, женихи? Наши курсантики что ли? Не надейся. Мы для них уже старухи. Разве что пятикурсники с практики явятся. Но и там приличных кандидатов единицы. Хочешь, протекцию составлю, познакомлю?
      -- Какая протекция, Настя? Не выдумывай!
      -- Смотри, я предлагала.
      -- Спасибо, сама справлюсь, - вежливо отказалась Люба, а сама вольно или невольно стала приглядываться к потенциальным женихам.
   Сначала все читатели, посещавшие абонемент, казались Любе удивительно похожими друг на друга. Потом она поняла, что это из-за формы. Постепенно она привыкла и стала различать лица и характеры, научилась запросто общаться с завсегдатаями.
   Люба украдкой наблюдала за ними. В этих курсантах, числившихся у бывшей библиотекарши в фаворитах, было нечто особенное.
   Первый раз, явившись на абонемент, один из них - Владимир Усольцев чуть ли не с порога заявил:
      -- Чем помочь?
      -- А вы кто? - спросила Люба.
      -- "Сынок", - ни сколько не смутившись, ответил Усольцев.
      -- Чей?
      -- Библиотечный, если, в общем и целом, а если, в частности, то так нас Мария Васильевна называла.
      -- Вас? - удивилась Люба.
      -- Нас. Вы не переживайте, Любовь Николаевна, нас не так много. - И он стал перечислять: - На нашем третьем курсе я и Гриша Ерохин. На четвертом - Леха Зайцев. На втором - две девчонки Оля и Катя, фамилий не знаю. На пятом - Игорь Агеев, он сейчас на практике.
      -- Актив библиотеки? - догадалась Люба.
   Усольцев поморщился:
      -- В некотором роде актив, но это немного не то... Друзья библиотеки, если хотите, но и это не то... Понимаете, это те люди, которые вместо трепа в курилке или таскания железа в спортзале, предпочитают забиться с книжкой в укромный уголок. Любят порассуждать о прочитанном и увиденном, а не хвастаться тем, кто сколько пива вчера выпил, какую тачку ему купил или собирается купить отец и куда пристроиться после окончания "шараги", то есть академии, чтобы особо не напрягаться, но получать бешеные "бабки". Удивлены?
      -- Отнюдь, - убежденно заявила Люба. - У меня папа - полковник милиции, человек интересующийся литературой и искусством. Да, я и сама вместо беготни по магазинам или телефонного трепа лучше книжку почитаю или в театр схожу.
      -- Наш человек, - засмеялся Усольцев. - Добро пожаловать, Любовь Николаевна!
   С этой минуты они с Усольцевым, да и с остальными "сынками" и "дочками" стали добрыми приятелями. Ребята прибегали каждую свободную минуту, помогали, поддерживали, подбадривали. Коллеги - библиотекари, принявшие её в коллектив приветливо и радушно, из-за изолированности отделов и загруженности не имели возможности так плотно, как ребята, опекать молодую сотрудницу. Хотя и они, по мере сил, поддерживали её. Так что Люба быстро втянулась в работу и стала чувствовать себя легко и уверенно.
  

2.

   Три месяца пролетели как один день. Практика благополучно завершилась. Впереди у выпускников месяц лекций и государственные экзамены.
   Игорь проходил практику в следственном управлении Центрального РОВД. На курсантов, по обычаю, сваливали черновую и рутинную работу, гоняли по всему городу с повестками. "Почтальоны" - вздыхали однокурсницы Игоря, которым хотелось как Насте Каменской или Маше Швецовой расследовать громкие дела и задерживать особо опасных преступников. Юноши подходили к практике сугубо практически - солдат спит, служба идет, не напрягают и, слава богу. Но и те, и другие слегка одуревали от бешеной нагрузки и от порядков на местах.
   Младшего лейтенанта Игоря Михайловича Агеева прикрепили к следователю Людмиле Витальевне Квитковой, которую за глаза называли не иначе как "Мама Люда". Прозвища просто так не дают. Людмила Витальевна - женщина сердобольная и приветливая. Со всеми, даже с преступниками. Но её ласка и отзывчивость обманчивы. Про таких как она говорят, что "мягко стелет, жестко спать". Дела она разматывала на полную катушку, подкрепляя каждый пункт обвинения железными доказательствами. Из суда дела Квитковой на доследование не отправляют. У неё в документах полный ажур. Вот этот самый "ажур" пришлось обеспечивать Игорю. Достань, оформи, собери, пригласи, опроси, передопроси. С девяти утра и до позднего вечера.
      -- Что ты хотел, Агеев? - сказала однажды Мама Люда. - У меня более тридцати дел в производстве. Это считается нормой. Попал на галеры - греби, а то потонем в бумагах к чертовой матери.
   Игорь усмехнулся, услышав про галеры, и стал подумывать о побеге.
  
   В академии жизнь текла привычно. Во время сессии она бурлила как горная река в период половодья. Между сессиями неспешно перекатывалась с камешка на камушек.
   В первый день занятий Игорь отправился к заведующей библиотекой. Нина Алексеевна встретила юношу приветливо, назвала по имени и передала большой белый конверт.
      -- Это материальная помощь для Маши. Руководство выделило и мы в коллективе собрали, сколько смогли. Если возникнут проблемы, обращайтесь. Да, Игорь, прошу вас, - отбросив официальный тон, почти по домашнему, добавила заведующая, - передайте Марии Васильевне и Михаилу Ивановичу самые искренние поздравления и сердечные пожелания от всех нас, сотрудников библиотеки. Жаль, конечно, что им пришлось пожениться в больнице при столь печальных обстоятельствах. Но будем надеяться на лучшее.
   Стремительная и неожиданная свадьба отца и Марии Васильевны удивила коллег и знакомых. Точнее не свадьба, а скромная регистрация брака. Считали, что Агеев - старший не нашел иного способа заставить Марию Васильевну принять от него помощь и деньги на лечение. Но разговор про деньги просто отговорка, скрывающая смущение и неловкость. Вызывая отца в больницу, Игорь не сомневался в том, что отец каким-то образом поддержит одинокую больную женщину. Он, знал, что их связывает давняя дружба, но не предполагал, что в их отношения не шутя, вмешается Амур.
   Мама Игоря Наталья Семеновна не просто удивилась, узнав об этом браке. Она возмущалась и негодовала.
      -- Видели бы вы эту Машу Белоусову! - заявляла она по телефону своим приятельницам. - В юности она выглядела типичной серой мышью. Не думаю, что изменилась в лучшую сторону. Возраст, всё-таки. Что Миша в ней нашел?
   Натешившись подобным образом, она обычно добавляла:
      -- Михаил - сиделка? Смешно!
   Игорь потихоньку от матери хмыкал в кулак, потому что сиделка из отца получилась отличная. И как ни дико звучит, он впервые видел отца счастливым...
   Родители поженились рано, приняв юношескую влюбленность за более серьезное чувство. Мать как-то призналась, что боялась остаться старой девой. Пошла за первого, кто обратил на неё внимание.
      -- Кто знал, что твой отец станет милиционером, - рассказывала она Игорю, - и какой из милиционера муж? Ни денег, ни помощи. Хоть так, хоть эдак - одна.
   Развод произошел по взаимному согласию. Оба вздохнули с облегчением, словно сбросили ярмо тяготившее обоих. Жили каждый сам по себе. Мама не поощряла поклонников. Отец не имел подруг. У матери - Игорь и любимая работа в школе, где она преподавала английский язык. У отца - служба в УВД, которой он отдавался без остатка.
   С Игорем они друзья. Для него отец - кумир: настоящий мужчина, одним словом...
      -- Нина Алексеевна, художественный абонемент работает? - отвлекаясь от воспоминаний и возвращаясь в реальность, поинтересовался Игорь у заведующей библиотекой.
      -- С начала месяца функционирует, - ответила она. - Я новую девочку приняла, выпускницу университета. Вы знакомы?
      -- Нет, не успели. Извините, Мария Васильевна просила кое-какие личные вещи забрать. Позволите?
      -- Конечно.
   Новая библиотекарь Любовь Николаевна - молоденькая, худенькая девушка. Темные волосы собраны сзади в хвост. Глаза карие. Одета скромно, в серую юбочку прямого покроя и голубенькую маечку. Ничего яркого или шокирующего Обыкновенная девушка. В компании или на улице не заметишь, пройдешь мимо. Большими умными глазищами девушка смотрела на посетителей с любопытством и без боязни. Игорь подумал, что она легко поладит с напористыми курсантами. Такую не обидишь.
   Люба вызвалась помочь Игорю собрать вещи Марии Васильевны. Он отказался:
      -- Не беспокойтесь. Сам справлюсь. Я здесь как дома.
      -- Мне о вас говорили, - вежливо сообщила девушка.
      -- Надеюсь, только хорошее? - улыбнувшись, поинтересовался Игорь.
   Люба поспешно кивнула.
   Про Игоря Агеева говорили много. В основном, хвалили - учится хорошо, дисциплинированный, не конфликтный. С Марией Васильевной у него сложились особенно близкие отношения. Курсанты, которых удивляет всё нестандартное, (а начитанность Игоря и его интерес к библиотеке относились к разряду отклонений), объясняли их странную дружбу родственными узами. Тем более что внешне они похожи, будто на самом деле родственники. Мария Васильевна и Игорь никого не разубеждали. Пусть, что хотят, то и думают. Теперь после замужества Марии Васильевны с Агеевым - старшим, стало ясно, почему она приближала и выделяла Игоря. Из-за его отца.
   Игорь достал из встроенного шкафа теплый серый пиджак, который Мария Васильевна носила зимой в холодную погоду, стоптанные туфли, электрические щипцы для завивки волос, коробку из-под печенья с всякими нужными и не очень нужными мелочами. Из кухонных принадлежностей Игорь взял электрический чайник, подаренный коллегами на день рождения и ярко желтую кружку с изображением веселой рожицы. Чайник и кружку Мария Васильевна просила принести в больницу.
   Люба расставляла читательские формуляры и не обращала на Игоря внимания. Покончив со сборами, он подошел к кафедре и спросил:
      -- Читателей много?
      -- Достаточно. Когда я открыла абонемент, хлынул поток. Ожидали увидеть Марию Васильевну, а тут я. Некоторые не скрывали разочарования.
      -- И к вам привыкнут. Не обижают?
   Люба усмехнулась, мол, пусть попробуют. Игорь продолжал расспросы:
      -- Что вы любите читать, Любовь Николаевна?
      -- Я? - не смутилась Люба. - Всё понемножку. В зависимости от обстановки и настроения. А вы?
      -- Я не оригинален. Фантастика...
   На перемене стало людно и шумно. Игорь привычно спрятался за стеллажами и выглянул только тогда, когда явились знакомые курсанты - Усольцев и Ерохин. Обменявшись рукопожатиями и приветственными репликами, молодые люди оживленно заговорили о новостях в академии и стали расспрашивать Игоря о практике.
   Улучив минутку, Люба подозвала к себе ребят и, протянула им старую черно-белую фотографию:
      -- Посмотрите, что я нашла в папке с отчетными документами.
   На фотографии среди березок и кустов цветущей сирени была изображена Мария Васильевна, молодая, лет тридцати или около того, в легком цветастом сарафанчике и накинутой на плечи кофточке. В руках она держала книгу и в момент съемки что-то говорила, видимо проводила какое-то обычное мероприятие. За её спиной виднелось одноэтажное деревянное строение, похожее на казарму. Чуть сбоку за столиком сидели двое парней в спортивных костюмах, загорелые и улыбающиеся. Один держал в руках секундомер, другой что-то писал.
      -- Наш учебный центр? - разглядывая пейзаж и строение, спросил Ерохин.
      -- Да, похоже, - согласился Усольцев.
      -- За учебным корпусом, где курилка.
      -- За корпусом, - вновь согласился Усольцев и перевернул фотографию: - Так и есть. Смотрите, надпись карандашом: "Учебный центр ВШМ. Викторина "Спортивная мозаика". 3 курс. 1987 год".
      -- Ничего себе! Больше двадцати лет назад. Игорь, посмотри! Парень с секундомером не твой отец?
   Игорь молча взял фотографию, вгляделся в молодые, счастливые лица.
      -- Да, это отец, - невозмутимо произнес он и положил снимок в карман кителя.
      -- Ты чего? - дружно возмутились парни.
      -- Передам.
   Усольцев и Ерохин недоуменно пожали плечами и не стали возражать:
      -- Ну, передай...
   В тот же вечер Игорь показал находку отцу. Михаил Иванович покрутил фотографию в руках и сказал:
      -- Давно это было. В другой жизни. - Помолчав, он добавил: - Надо Самойлова вызвать.
      -- Так это Самойлов?
      -- Да, Андрей Самойлов. Первая Машина любовь. Где же у меня его адрес записан? А, вспомнил! В выпускном альбоме.
      -- Папа, зачем ворошить прошлое? Сам сказал, это было в другой жизни.
      -- Хочу ему в глаза посмотреть.
      -- Не объяснишь в чем дело?
      -- Не объясню, сынок.
      -- Любовный треугольник? - предположил Игорь.
      -- Замкнутая кривая, - усмехнулся отец.
      -- Не понял, - насторожился Игорь.
      -- Тебе и не надо понимать. Давай фотографию, Маше передам.
      -- А если Мария Васильевна не захочет встречаться с Самойловым? - не мог успокоиться Игорь.
      -- Не захочет, не встретятся, - резко ответил отец, потом вздохнул и добавил: - Зато расставим все по своим местам...
  

3.

   Всё совпало на один день. Игорь его запомнил - 9 июля. Утром состоялся выпускной ритуал в академии - торжественное построение, прощание со знаменем, вручение дипломов, парад. Потом, забежав домой и, переодевшись в гражданское, он помчался на железнодорожный вокзал. Там он встретил Андрея Павловича Самойлова, прибывшего из Новосибирска, отвез его в гостиницу УВД, где отец забронировал для него номер.
   Потом они вместе отправились в онкологический диспансер, куда в тот же самый день заявились Усольцев, Ерохин и Люба Воропаева. "Сынки" пришли прощаться. Они успешно сдали сессию и уезжали домой на каникулы. Усольцев в Пермь, а Ерохин в Кемерово. Любу они привели знакомиться с Марией Васильевной. Михаил Иванович Агеев, увидев такое количество гостей, не на шутку встревожился. Стоит ли всех пускать? Но парни предъявили билеты на утренние поезда.
   Мужчины остались в коридоре. Ребята вошли в палату.
   Мария Васильевна выглядела хорошо. Она ждала Самойлова, а потому готовилась. Медсестра умыла и причесала её, подкрасила губы, надела на неё вместо бесформенного больничного халата домашний трикотажный комплект - брючки и кофточку.
   Гости ввалились шумной толпой с цветами и фруктами. Растроганная Мария Васильевна для каждого нашла добрые слова, расспрашивала о личных делах и планах на каникулы. Любу, свою преемницу, она расспрашивала о библиотечных новостях с особым интересом. Заметно, что девушка ей приглянулась. Игоря Мария Васильевна поздравила с окончанием академии, вручила ему подарок - цифровой фотоаппарат.
      -- Когда и где гуляете курсом? - спросила она.
      -- Завтра в ресторане.
      -- Пойдешь?
      -- Деньги сдал, а идти не хочу. Все с друзьями и подругами явятся, а я один.
      -- Пригласи Любашу.
   Игорь посмотрел на Любу вопросительно:
      -- Составите мне компанию, Любовь Николаевна?
      -- Легко, - охотно согласилась Люба.
   Вскоре в палате появились Самойлов с Агеевым -- старшим. Молодежь поняла, что пора освобождать территорию.
   На крыльце парни не сговариваясь, закурили. Больничная обстановка давит на психику, особенно с непривычки. Посещение больных - процедура не для слабонервных. Поэтому решили не пользоваться переполненным и душным общественным транспортом, а пошли пешком.
   Летний вечер выдался тихим и не жарким. Красавчик Усольцев развлекал Любу по всем правилам науки обольщения. Девушка смеялась над его шуточками и анекдотами из курсантской жизни. Так Усольцев в лицах рассказывал, как перед приездом очередной комиссии их тренировали для показательного занятия по физкультуре. Курсантов бесконечно долго, до отвращения и головокружения заставляли красиво, строем, переходить от снаряда к снаряду, громко называть свою фамилию, отчетливо считать количество подтягиваний на перекладине или качаний пресса, отрабатывали элементы рукопашного боя. Все это напоминало дрессировку служебных собак, отнимало уйму свободного времени и казалось величайшей дуростью.
      -- Тебе, Игореха, повезло, что ты во время проверки на практике находился, - сказал Ерохин. - А нам, грешным, досталось. Если спали по три часа в сутки и то, слава богу.
      -- Плац с мылом мыли? - вполне серьезно спросил Игорь.
      -- И плац мыли со стиральным порошком, и лестницы оттирали щетками, и бордюры белили под дождем, и в грязь цветочки высаживали, - подтвердил Ерохин. - Всё как положено. Обычный дурдом.
      -- А ещё тестирование по всем дисциплинам, ночные тревоги и бесконечные построения, - добавил Усольцев.
      -- Как результаты? - спросила Люба.
      -- Не знаю, как комиссия, а наше начальство удовлетворено.
   Усольцев очень смешно пародировал знакомых и не знакомых Любе людей. Она весело смеялась. Игоря это задевало и он, удивляясь неожиданно возникшему чувству, стал ревновать девушку к веселому Усольцеву и находчивому Ерохину. Гриша давно догадался о состоянии Игоря, усмехался про себя и решил помочь незадачливому приятелю. Когда проходили мимо ярко освещенного супермаркета, он окликнул Дон Жуана -- Усольцева, увлеченного очередным анекдотом:
      -- Владимир, у нас сигареты закончились. - А Игорю он шепнул: - Артподготовка произведена. Вперед!
   Парни стремительно исчезли за самораздвижной стеклянной дверью супермаркета. Игорь спросил у Любы:
      -- Володька -- веселый человек?
      -- Трепач. Хоть бы слово правды сказал.
      -- Он вроде не врал... Так слегка преувеличил и приукрасил для убедительности...
      -- Эй, братан! Дай закурить, - раздалось за спиной.
   Игорь оглянулся. Рядом, в двух шагах стояли два отморозка -- наглые, развязные, ищущие приключений. Обычно в таких случаях, четко следуя наставлениям курсовых офицеров не ввязываться в сомнительные истории без особой на то необходимости, то есть без прямой угрозы жизни своей или окружающих, Игорь поспешно отвечал: "не курю" и быстренько сматывался. Уличная драка -- не его стихия, боец он никудышный. Тем более один против двух. Себе дороже. Но рядом девушка. Авторитет ронять не хотелось. Придется драться. Вспомнился киноактер Брюс Ли, раскидывающий своих обидчиков пачками. Игорь усмехнулся, мол, неплохо быть Брюсом Ли. Усмешка отморозкам не понравилась. Он тут же почувствовал удар в живот, потом в лицо. Тело до автоматизма натренированное в спортзале, привычно реагировало на удары -- напрягалось, расслаблялось, уклонялось. Мозг командовал -- влево, вправо, бей, блок, бей. Ни азарта, ни злобы. Голая техника. Не зря их гоняли, как служебных псов.
   Вдруг бой закончился. Секунда и оба хулигана оказались распростертыми на земле. Ерохин держал одного, Усольцев второго.
      -- Что с ними делать? Сдадим? - поинтересовался Ерохин.
      -- Тебе нужны неприятности? Пусть живут... - ответил Усольцев и, встряхнув своего "клиента", добавил: - Молите бога, что нам с вами возиться неохота. Марш отсюда, пока мы добрые, - велел он, не забыв пинком под зад придать ему ускорения. Ерохин повторил ту же операцию со вторым хулиганом. Драчуны недовольно вскрикнули и поспешно потащились восвояси. Один из них, удалившись на некоторое расстояние, оглянулся и проворчал:
      -- Менты, что ли? Бьете профессионально...
      -- Вали, давай, - рассвирепел обычно спокойный Ерохин, - а то я тебе в отделении такой профессионализм обеспечу, не обрадуешься.
   Хулиганы прибавили скорость, унося ноги от греха подальше. Люба, наблюдавшая все это безобразие со стороны, не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать, то ли хвалить парней за своевременную подмогу, то ли пожурить за долгое отсутствие. Она решила похвалить.
      -- Как ты? - спросил Усольцев у Игоря.
      -- Нормально, - ответил он, вытирая кровь с рассеченной губы.
   Люба пришла на помощь, смыла кровь влажной салфеткой, что нашлась в её сумочке, помогла отряхнуть и привести в порядок одежду. К счастью, ничего не порвалось. Игорь поблагодарил за помощь и сочувствие, улыбнулся и сказал:
      -- Извини. Я не Брюс Ли. Не люблю драться.
      -- Кому нужен Брюс Ли? - улыбнулась в ответ Люба, поправляя на нем задравшуюся футболку.
      -- Господа, мы вам не мешаем, - прервал их нежности Усольцев. - Вы тут объясняйтесь, а мы ещё раз в магазин сходим.
      -- Ну, уж, нет, - активно возразила Люба. - Теперь вы просто обязаны проводить до дому девушку, напуганную хулиганами.
      -- Обязаны, проводим, - согласился Ерохин.
   Внешний вид Игоря не располагал к прогулкам по оживленным улицам. Молодые люди остановили маршрутку и доехали до самого Любиного дома. Прощаясь у подъезда, она спросила у Игоря:
      -- Поход в ресторан отменяется? Куда ты с синяками и царапинами!
      -- Не судьба, - вздохнул он. - Не очень-то и хотелось....
      -- Позвонишь?
      -- Позвоню, - кивнул он.
   Парням Люба пожелала счастливого пути домой и скорейшего возвращения обратно.
      -- Увидимся в библиотеке?
      -- Непременно увидимся. Не скучайте без нас.
   Когда девушка скрылась в подъезде своего дома, Игорь поинтересовался у приятелей:
      -- Как я выгляжу?
      -- Хреново, - успокоил Усольцев.
      -- Героически, - усмехнулся Ерохин. - Валерьянку матери купи.
      -- К отцу пойду.
      -- Это правильно. Женщин надо беречь, - напомнил Усольцев, а Ерохин добавил:
      -- Хорошо, что ты сегодня диплом получил и не надо завтра в "шарагу" тащиться.
      -- Ты о чем, Гриша?
      -- Объяснительными бы замучили, заставили каждый синяк оправдывать.
      -- Да, - согласился Игорь. - Повезло. Сегодня, вообще, везучий денек.
      -- Хорошо, что хорошо кончается...- философски изрек Ерохин.
  
   У отца сидел Самойлов. Они пили. Поводов предостаточно -- двадцать пять лет не виделись, в больнице побывали, диплом Игоря, опять же обмыть следует. Синяки прокомментировали профессионально:
      -- Неделя, не меньше, - авторитетно изрек Самойлов.
      -- За три дня сойдет, - успокоил Агеев -- старший. - У меня хорошая мазь имеется.
   И только после этого они поинтересовались обстоятельствами драки. Пришлось рассказывать.
      -- Папа, я у тебя останусь, можно? - закончил повествование Игорь. - Маме позвоню.
      -- Сиди, уж, сам позвоню, - разрешил остаться отец.
   Игоря пригласили за стол, налили полный стакан водки. Он никогда столько не пил. Пиво, вино, коктейли всякие -- это да, а водку, да еще такими дозами - никогда. Он отказывался, но мужчины настояли.
      -- Стресс снять. Полезно.
   Игорь выпил и сразу захмелел с непривычки. Его бережно уложили на кровать в спальне и заботливо прикрыли пледом.
   Очнулся Игорь среди ночи от озноба и громких голосов. В соседней комнате мужчины выясняли давние отношения. Стены тонкие, двери раскрыты, слышно отчетливо.
   Самойлов рассказывал о себе:
      -- Из органов я ушел, тружусь в риэлтерской фирме вместе с супругой. Она у меня бухгалтер.
      -- И как бизнес? - вежливо интересовался отец.
      -- Если ты о достатке, то нам хватает. Если, о загруженности, то работаю на себя, а не на дядю, потому, вкалываю в полную силу. Если, о людях, то к большим деньгам, всякая грязь налипает. А в целом, хорошо там, где нас нет...
   В разговоре возникла пауза. Молчание прервал Самойлов:
      -- Зачем ты меня вызвал, Миша?
      -- Не знаю. Подумал, если вы объяснитесь, то ей станет легче.
      -- Прощения, что ли попросить?
      -- Тебе самому решать, Андрюха. Скажу одно: она ещё жива и мы живы. Потом станет поздно. Захочешь повиниться, а просить прощения будет не у кого...
      -- Все так безнадежно?
      -- Слава богу, надежда есть. У врачей, конечно, фиг чего узнаешь, но они от неё не отказываются, лечат. Говорят, положительная динамика наблюдается.
      -- Это радует, - в голосе Самойлова послышалось облегчение. Он попытался оправдаться: - Знаешь, почему я тогда, двадцать пять лет назад не женился на ней?
      -- Ясно, почему. Не любил. Непонятно другое. Зачем голову морочил?
      -- Я один морочил? Все так поступали, чтобы из казармы уйти и начальству глаза не мозолить.
      -- Мужики одиночек с детьми находили. Тех и временный брак устраивал. А ты наивной девчонке жизнь сломал.
      -- Ну, хорошо, дурак я был. Польстило, что она в меня безумно влюбилась. Решил, порадую, бедняжку, дам немного ласки, тепла, может у неё этого потом не будет. Ведь не было?
      -- Чего "этого"?
      -- Ласки и тепла. Замуж она выходила?
      -- Выходила два раза. Первый муж -- безработный писатель - сидел у неё на иждивении и рассуждал о своей гениальности. Второй -- строитель -- развел бурную погоню за деньгами. Маша чуть с ума не сошла от его безудержной активности, когда он начал таскать её на частные ремонты. Это Машу! С её аллергиями на все подряд.
      -- Вот, и женись на такой!
      -- Конечно, нам подавай красивых, сильных, здоровых жен, чтоб на них все заботы свалить, а самому при этом чувствовать себя главой семьи и господином.
      -- Миша, ты сейчас о ком? Обо мне, о себе или о Машиных мужьях.
      -- Обо всех понемножку.
      -- Ну, подумай сам, какая Маша -- жена? Витает всю жизнь в облаках. Окружила себя детским садом, вместо того, чтобы своих детей воспитывать.
   Отец после этих слов долго молчал, а потом тихо спросил:
      -- Тебе, Андрюша, сейчас дать в морду или подождем до утра?
      -- Не понял! - удивился Самойлов.
      -- А то ты, друг мой ситный, не догадываешься, почему у Маши нет своих детей и почему её готовят ко второй операции?
      -- Это из-за того давнего аборта что ли? - негромко воскликнул Самойлов.
      -- Что ли...
      -- Черт возьми!
      -- Вот тебе и черт.
      -- Тысячи женщин делают аборты и ничего..., - растерянно оправдывался Самойлов.
      -- Срок был большой. Она ведь рожать хотела. А тут ты - против, родители - против. Беременность тяжелая. Врачи пугают отрицательным резусом, выкидышем и неполноценным ребенком... Ей бы тогда хоть малейшую поддержку...
      -- Откуда ты все это знаешь?
      -- Не слепой, видел. Да и Наташка моя тогда с Машей подружками считались. Откровенничали.
      -- Что ж ты не поддержал бедную девушку?
      -- Я был мужем её подруги, а любила она тебя...
      -- Теперь, как я понимаю, наоборот. У вас все срослось. Кстати, давно вы вместе?
      -- Около пяти лет. Перед поступлением в академию я привел Игоря в поликлинику УВД на медкомиссию и в коридоре столкнулся с Машей. Увидел, как током пронзило. Её и меня. Стали встречаться. Тайком, как школьники. Стыдно. Обоим под пятьдесят, а у нас любовь, как у старшеклассников. Потом позвонил Игорь... из больницы. Ты понимаешь, она знала, что у неё рак. Анализы сдала, собиралась в больницу, очередь ждала, а тут приступ... Еле уговорил расписаться, чтобы на законных основаниях помогать. А то пришел первый раз в больницу, сразу вопрос: "Кем приходитесь?" Мне сказать нечего...
   Мужчины некоторое время помолчали, а потом Самойлов неожиданно спросил:
      -- Где Тамара -- младшая сестра Маши?
      -- У Маши есть сестра? Впервые слышу.
      -- Во всяком случае, была. Может и родители живы?
      -- Нет, родители умерли, это я точно знаю. Сестра, говоришь... Что ж, поищем...
   Мужчины опять замолчали. Игорь услышал, как они стали укладываться спать. Отец стелил постели: гостю на диване, себе на раскладушке. Вскоре мужчины погасили свет и, кажется, уснули.
   Игорь не спал. Он думал. Нет, не о том, что невольно подслушал через тонкие стены. Он думал о себе. О своем будущем. Служить в милиции он не хотел. Игра в комиссара Мегрэ, Шерлока Холмса и великого сыщика современности Турецкого его не увлекала даже в раннем детстве. На поступлении в академию МВД настояла мать. Получи, мол, высшее юридическое образование, а там видно будет. Юристы везде нужны. Но пятилетний контракт обязывает его отслужить положенный срок в системе МВД. Он отслужит. Вопрос в другом: "Кому это надо"?
   Он толи слышал, толи читал о том, что для того чтобы добиться успеха в жизни необходимо иметь цель, идею и образ врага. Ни того, ни другого, ни третьего у Игоря не было. Ни точно намеченной цели, ни идеи, ради которой стоило к ней идти, ни врагов, которые служили бы преградой для её достижения. Близких друзей, впрочем, тоже не было. Эти мысли тревожили и пугали Игоря. Он не понимал зачем, ради чего пришел на эту землю. И как жить дальше он тоже не понимал...

Глава третья.

1.

   Утро в семье Воропаевых всегда шумное и суетливое. Николай Сергеевич, когда бреется и чистит ботинки, всегда поет - бурчит себе под нос что-то невразумительное. Ирина Владимировна готовит завтрак и между делом воспитывает Матвея. Матвей - это четырехлетний племянник Любы. Её старший брат Руслан - программист. Его жена Оксана - менеджер. Оба служат в Московском Банке. Работают много, почти на износ, но про отдых не забывают. Вот теперь, они укатили в Боровое, кататься на лыжах. Матвея подкинули бабуле и дедуле, а тот, почуяв свободу, вьет из них веревки. Он не капризничает, нет. Царствует, как наследный принц и учит взрослых.
      -- Ба, - говорит он бабушке за завтраком очень серьезно. - Фторог ты купила не тот. В нем фахар. Мама берет ф беленькой баночке с профрачной крыфей.
      -- С прозрачной крышкой, - поправляет Ирина Владимировна. - Ешь, давай. Сахар полезен, - и ворчит: - Разбаловали тебя родители. Апельсины, шоколадки, икра...
      -- Икру я не люблю, - вставляет Матюша. - Я люблю картофку с селедкой.
      -- Правильно, - одобряет появившийся на кухне Николай Сергеевич. - Настоящий мужик. Кормите его какой-то замазкой. Нет бы, борща налить, картошки с салом нажарить.
      -- Коля, кофе будешь? - интересуется Ирина Владимировна.
      -- Наливай, - соглашается Николай Сергеевич, придвигая поближе тостовый хлеб, масло и вазочку с вареньем.
   Люба с мамой скромно пьют чай и едят бутерброды с "замазкой" - фруктовым творожком Матвея.
   Наконец, они позавтракали, оделись и спустились на улицу. Ирина Владимировна повела Матюшу в детский сад, расположенный неподалеку. Николай Сергеевич подогнал свою "девятку" и повез Любу в академию. Он всегда сначала подвозит её, а потом сам отправляется в УВД.
   В это время на дороге оживленно. Маршрутные "Газели" заполонили город.
      -- Как только права получают? - возмущается Николай Сергеевич, уворачиваясь от очередного нарушителя. - Совсем не умеют водить.
   Любе надо поговорить с отцом, но она медлит, не решается. Отец, заметив её колебания, спрашивает:
      -- Что мнешься, дочка? Денег надо?
   Люба улыбнулась:
      -- Про деньги в другой раз поговорим. Мне, папуля, твой совет нужен.
      -- Давай!
   Накануне ей позвонил Михаил Иванович Агеев и пригласил девушку на собственный день рождения, который приходился на следующее воскресенье. Люба смутилась, попыталась вежливо отказаться, но Агеев настоял.
      -- Во-первых, - сказал он, - я хочу видеть у себя в доме молодую симпатичную девушку. Во-вторых, Марии Васильевне с вами веселее. И, в-третьих, все мы, наконец-то, встретимся с Игорем. Он мне твердо обещал сделать подарок и вырваться на целый вечер.
   Почти полгода лейтенант милиции Игорь Михайлович Агеев служит в Центральном районном отделе внутренних дел в следственном управлении. Он занимается расследованием краж и разбоев. Как и ожидалось, молодого лейтенанта загрузили делами под самую завязку. Он сутками не появляется дома. Его мама Наталья Семеновна забыла, как выглядит сын. Что говорить об отце и Марии Васильевне! Последний раз он навещал их в начале декабря. С Любой они не виделись с ноябрьских праздников, даже Новый Год встречали врозь. Игорь, как самый молодой, дежурил по управлению.
   Бурный летний роман постепенно забывался. Люба скучала и от скуки вспомнила Максима Шнайдера.
   Максим - корреспондент отдела новостей регионального телевизионного канала. Он делает довольно приличные репортажи о жизни молодежи, в которых освещает проблемы студенчества, рассказывает о различных фестивалях, о спектаклях студенческих театров, о выставках начинающих художников. На некоторые, самые интересные мероприятия он приглашает Любу. Она охотно сопровождает старого друга. С ним весело и легко. О существовании соперника он не догадывается.
   Поход на день рождения Михаила Ивановича Агеева представлялся Любе прекрасным поводом для встречи. После она решит, как поступать дальше: прервать отношения или терпеливо ждать, когда Игорь найдет для неё время.
   Люба поведала отцу про приглашение к Агеевым и спросила, что можно подарить Михаилу Ивановичу.
      -- Ты его лучше знаешь. Он тоже в УВД служит.
      -- УВД! - присвистнул Воропаев. - УВД -- это огромная империя. Как фамилия твоего Михаила Ивановича? Какое подразделение?
      -- Фамилия - Агеев. А подразделение? Игорь, кажется, что-то похожее на ФСБ называл.
      -- УСБ, управление собственной безопасности, - поправил Николай Сергеевич машинально и вдруг, резко затормозил от неожиданности: - Полковник Агеев! Начальник УСБ! Крокодил! Ну, ты даешь!
      -- Папа, ты на дорогу-то смотри, - напомнила Люба, переводя дыхание от испуга. - Чуть не врезались...
      -- Выходит, ты дружишь с младшим Агеевым?
      -- Дружу, - подтвердила Люба. - Папа, что случилось?
      -- Случилось... Тебе, моя дорогая, известно, что такое управление собственной безопасности? Надзорный орган над всеми сотрудниками ОВД области. Мы все, от постового милиционера до начальника УВД в его руках. К нему весь компромат стекается. В его воле отмахнуться от этих сигналов, дать им ход или приберечь для подходящего случая. Агеев - мужик умный, умеет отличить настоящего оборотня или негодяя от порядочного, но неугодного начальству человека, которого свои же и подставляют. Давят на него со всех сторон, но и боятся... А ещё ждут, когда он оступится. Тогда появится повод его скинуть и поставить удобного, управляемого начальника.
      -- Агеев - неуправляемый?
      -- Прозвища просто так не дают. Крокодил он и есть Крокодил.
      -- Объясни!
      -- Ну, как тут объяснишь, дочка, - сокрушенно покачал головой Николай Сергеевич. - Присмотрись, сама поймешь.
   Они уже стояли на стоянке возле академии. Любе пора бежать, чтобы не опоздать, да и отцу не хотелось задерживаться. На прощание Николай Сергеевич спросил:
      -- Говорят, у Агеева жена тяжело больна?
      -- Да, очень больна. Кстати, я на её месте работаю...
      -- Тесен мир. А насчет подарка, вот что я тебе скажу, Люба. Ему бы сейчас настоящий живой зубастый крокодил пригодился. Обстановка у нас в управлении тяжелая. Лишние зубы никому не помешают...
  

2.

   Неделя пролетела стремительно. Скучать не пришлось. Ежедневная суета, работа, домашние хлопоты, игры с Матвеем, ожидание встречи с Игорем на дне рождении его отца.
   Мария Васильевна встретила Любу в нарядном платье и Михаил Иванович принарядился. Помощница по хозяйству Катерина Степановна, - милая, доброжелательная, немолодая женщина, - без устали хлопотала возле празднично накрытого стола и переживала, что курица не прожарилась, а пирог подгорел.
   Люба поздравила виновника торжества, вручила ему органайзер -- набор с записной книжкой, ручкой, калькулятором и часами. Михаил Иванович поблагодарил её. Помня о разговоре с отцом, Люба купила ещё один подарок -- сувенирчик, мелочь -- дешевенький брелок в форме крокодильчика, который при покачивании открывал и закрывал пасть. Но подарить крокодильчика Люба не осмелилась.
   Вскоре явился Игорь с букетом роз для Марии Васильевны и новым мобильным телефоном для отца.
   Все уселись за праздничным столом. Стали обедать. Люба наблюдала за Игорем и пыталась найти название тому новому, что в нем появилось. Он оживлен, общителен, шутил и сам смеялся над своими циничными шутками. В его речи то и дело проскальзывали нецензурные словечки, которые ранее он не употреблял. Во всяком случае, не стал бы употреблять в присутствии родственников. Водку он пил привычно и умело. Его поведение напоминало игру во взрослого, опытного, много повидавшего "следака". Любе стало смешно и грустно. Неужели всё это искусственное и наносное, абсолютно чуждое Игорю приживется в нем и превратит его в того, кем он хочет казаться. Видимо, и самому Игорю трудно играть несвойственную ему роль, но в образ он вошел капитально, выйти из него так сразу не получалось.
   Михаил Иванович, казалось, не замечал странностей в поведении сына. Он радовался тому, что видит его. О себе он в этот вечер не говорил. Лишь мимоходом упомянул, что в УВД идет очередная чистка, сокращение и ротация кадров. Игорь за полгода службы ознакомился с порядками в системе и слова отца воспринял правильно, услышав даже больше, чем было сказано. Над головой отца сгустились тучи.
   Мария Васильевна наслаждалась домашним теплом, атмосферой семейного торжества, близостью родных и любимых. Но быстро утомилась от суеты и присутствия гостей. Михаил Иванович, настроенный на её волну, даже встревожился.
   Не желая утомлять хозяев своим долгим присутствием, молодые люди вскоре засобирались уходить. Их не удерживали, понимали, что Любе и Игорю хочется побыть вдвоем. На прощание Мария Васильевна, отозвав пасынка на кухню, вручила ему объемный пакет, где находилась бутылка сухого вина и пластиковые коробочки с закусками.
  
   Они пришли в квартиру Марии Васильевны. Пока она находилась в больнице, Агеев-старший нанял бригаду строителей и сделал ремонт. Обычный, как говорят, косметический. Он постарался ничего не менять и не перестраивать, зная, что жене будет приятно время от времени наведываться в свою старую квартиру. Строители стали настойчиво предлагать полную переделку под евростандарт с заменой окон, дверей, сантехники и планировки. Михаил Иванович строго на них взглянул и приказал ледяным тоном: "Делайте, как я сказал". Не только у рабочих, но и у Игоря с Любой, присутствующих при этом разговоре, прошел мороз по коже.
      -- Настоящий полковник! - сказал тогда Игорь и добавил: - Не завидую тому, кто у него на пути встанет. Вцепится и спуску не даст.
   Разговор состоялся давно, летом. Люба забыла о нем. Теперь, оказавшись в квартире Марии Васильевны, она вспомнила слова Игоря и поняла, о чем говорил ей отец.
   Крокодил -- спокойное незаметное животное, плавающее в водоеме, словно неодушевленный предмет. Но в минуту опасности он выходит из спячки, бросается на жертву и уничтожает её. Значит, Агеев-старший действует именно таким образом, ведь прозвища просто так не дают.
   Игорь вел себя в квартире уверенно. Отнес пакет с продуктами на кухню. Разделся. Побросал вещи как попало. Сразу же принялся раздвигать диван и стелить постель.
      -- Игорь! - попыталась остановить его Люба. - Может не стоит здесь, в чужой квартире?
      -- Это моя квартира, - не оглянувшись и не прерывая занятия, ответил он.
      -- Как это твоя?
      -- Я здесь живу.
      -- Давно?
      -- С осени. Мама сошлась с соседом по даче. Привела его к нам. Вот Мария Васильевна и предложила мне переехать сюда.
      -- Ты обиделся на маму?
      -- Нет. Почему я должен обижаться? Это её личное дело. Она имеет право на счастье и не одинокую старость. Свидетель им ни к чему. Всё готово. Иди сюда, - Игорь сел на приготовленную постель и постучал рукой по дивану, предлагая Любе присесть рядом. - Я скучал.
      -- Неудивительно. Мы не виделись с ноября.
      -- Ты же знаешь, какая у меня напряженная работа. Я был занят.
      -- Игорь! Тот, кто не хочет, ищет оправдания... Так что не говори мне о том, что скучал.
   Люба резко повернулась и ушла на кухню. Подключила чайник.
      -- Где у тебя заварка? - поинтересовалась она у пришедшего за ней Игоря.
   Он подал пачку с одноразовыми чайными пакетиками.
      -- А нормального чая нет?
      -- Где-то был. Долго искать. Люба, что происходит?
   Она помолчала, не зная, как объяснить своё состояние. Она любила Игоря и хотела быть с ним, но не так. Не с порога в постель. Хотелось ухаживания, красивых слов, цветов. Прелюдии, словом. Пугали её и перемены в поведении Игоря. На вопрос о том, что произошло, она так и сказала:
      -- Ты изменился, Игорь.
      -- Да, изменился, - грустно улыбнувшись, согласился он. - Я поплыл по течению. Слился с окружающей средой. Раньше мне нравилась моя непохожесть на других. А теперь я -- как все. Радуюсь диким на первый взгляд вещам: вовремя сданному делу, тому, что кого-то удалось вовремя закрыть, а кого-то, напротив, не заключать под стражу до суда. Снимаю усталость и стрессы водкой, матерюсь как сапожник. Я почти не замечаю горя и отчаяния людей, ставших жертвами подонков, подлецов и негодяев. Человек приходит ко мне за помощью, а я мысленно ловлю его на неточностях и стараюсь уличить во лжи.
      -- Так нельзя! - воскликнула Люба.
      -- Нельзя, - вновь легко согласился он. - Делать нечего. Я связан контрактом и, как парни в армии, в точности до дня могу сказать, сколько мне осталось до дембеля.
      -- Привыкнешь...
      -- Этого я как раз больше всего и опасаюсь. Как-то раз, под настроение, я попытался описать один день моей службы. Хочешь, почитать?
      -- Хочу.
   Игорь принес отпечатанные на компьютере листки, скрепленные обычной канцелярской скрепкой и озаглавленные: "Дежурство".
      -- Читай, а я пока заварку разыщу и чай приготовлю.
   Люба стала читать.
  
  

"Дежурство".

   Вчера узнал потрясающую новость - мне выпала великая честь дежурить по моему горячо любимому отделу. Разумеется, положенные четыре дежурства в месяц я уже отходил. Но скажите на милость кого это интересует? После того как на последнем совещании начальник следствия на пару с начальником райотдела в очередной раз намылили нам шеи, Ира Щепкина (между прочим, капитан юстиции со стажем) послав всех подальше, отправилась болеть. Кандидатура на замену нашлась очень быстро. Иди-ка сюда, тунеядец. Чего? Восьмое дежурство? Поджимающие сроки? Это твои проблемы (самая распространенная фраза нашего начальства)! Папку в зубы и вперед на баррикады. И чтоб работал, понимаешь, по стахановски.
   Поэтому утром с "бодрым" видом я приплелся на развод.
      -- Здорово, господин следователь! Чего кислый такой? - поприветствовал меня опер Слава Волков, также заступающий на сутки.
      -- Ты, Игорек, должен быть бодр, весел и готов к беспощадной борьбе с преступностью, а то от созерцания твоей унылой морды жить неохота.
      -- А уж мне при виде твоей, осиновый кол взять охота, - подумал я.
   Сам Слава всегда был бодрым и веселым. А уж с преступностью боролся! Большую часть времени он проводил за компьютером, увлеченно отстреливая виртуальную нечисть или просматривая очередной фильм. В перерывах Волков рыскал по отделу в поисках новой стрелялки или кинохита, попутно тыря со столов канцелярские принадлежности. В его бездонных карманах сгинуло столько ручек, карандашей и степлеров, что хватило бы на целый офис. Иногда Слава вообще пропадал на несколько дней и никто, включая начальника уголовного розыска, не знал, где он находится. Давать ему какие-либо поручения было поистине безнадежным делом, в силу его колоссальной лени. Впрочем, дежурить с ним любили, так как заявителей Слава отшивал безжалостно.
   Дежурный майор Белов, забивая перегар жвачкой, привычно пробубнил, что за прошедшие сутки на территории нашего района совершены: две кражи и угон, а также напомнил, что мы обязаны соблюдать культуру и вежливое обращение с гражданами.
   После развода я получил в дежурке пистолет, расписался в журнале и отправился в свой кабинет, где сел за стол и задумался. Почти все намеченные на сегодняшний день мероприятия, аккуратно записанные в ежедневник, полетели псу под хвост. Вот тебе и планирование рабочего времени.
   Открыв сейф, я вытащил оттуда стопку папок с уголовными делами. Будем планировать заново.
   Так Фильченко - грабеж. Здесь работы непочатый край. Но сроки позволяют, убираем это дело в сейф.
   Крапицына и Будко, сожители-алкаши, обокрали маманю Будко, такую же пьянь (какой придурок вообще возбудил это дело?). Проводим очную ставку, знакомим с результатами экспертиз, материалами дела и в суд.
   Карпова, накушалась водочки с пивком и сломала стул об голову своего парня, когда, проснувшись с бодуна, увидела его в объятиях другой. Сопернице тоже досталось, Карпова расквасила ей лицо, отобрала сотовый телефон, который сдала в ломбард. На вырученные деньги купила спиртное, которым залила свое женское горе. Это дело досталось мне от ушедшей Щепкиной. Спасибо, Ириша! Вызову на сегодня кого-нибудь из фигурантов, Карпову например.
   Терепчук - разбой. Он пьяный напал с ножом на пенсионера и потребовал денег. Пенсионер, в прошлом мастер спорта по боксу, отобрал у горе-разбойника нож, поколошматил для профилактики и сдал в милицию. Напечатать обвинительное и все. Займемся сегодня.
   Закончив процесс планирования, я приступил к работе, молясь чтобы на моих сутках не случилось какой-нибудь пакости.
   Время до обеда прошло спокойно, я печатал заключение на злодея Терепчука, попутно слушая за тонкой фанерной стенкой визг заместителя начальника следствия Клочковой. Та орала на мою наставницу Квиткову. Причиной послужило то, что следователь Фальков опять ушел в запой. Мама Люда, однако, вела себя совершенно спокойно (и как это ей удается) и вежливо отвечала, что все дела будут сданы в срок. Вдоволь наоравшись, Клочкова уползла в свой кабинет, и в блаженной тишине я проработал до обеда.
   Настало время приема пищи. Восхитительных маминых пирожков по причине неожиданности дежурства не предвидится. Купив в близлежащем магазине чай, точнее сушеные помои в пакетиках, хлеб, дешевую колбасу, направляюсь к Маме Люде (она, кстати, сегодня ответственная). Вместе с ней трапезничаем, болтая о всякой ерунде. Эта самая ерунда обычно состоит из следующих пунктов: 1) Начальники - козлы, 2) Жулики - уроды, 3) Терпилы - дебилы, 4) Увольняюсь на гражданку! С подробным перечислением списка мест, где не работа, а рай.
   После обеда отношу дело с обвинительным шефу. Как выяснилось, его нет, убыл в УВД. Секретарша направляет меня к Клочковой. Я покрываюсь холодным потом. Вот и попал.
      -- Разрешите, - опасливо спрашиваю, я и захожу в кабинет.
   Валентина Михайловна сидит за облезлым столом, ее макушка едва выглядывает из-под папок с делами. Она здорово смахивает на крысу из мультика про Чебурашку. Ей 45 лет, у нее нет ни мужа, ни детей, ни домашних животных. Только этот убогий кабинет, пропахший дешевым кофе и сигаретным дымом и толика власти над подчиненными. Последнее Валентина Михайловна использует на всю катушку - девчонки постоянно вылетают из ее кабинета в слезах. Только Щепкина осмеливается цапаться с ней. Однажды даже швырнула в нее толстенным уголовным делом. В ответ, обороняющаяся Клочкова, окатила Иру водой из чайника.
   Что-то пробурчав, Клочкова берет мою обвиниловку на проверку. Я как можно быстрее выхожу из кабинета. Пронесло.
   А вот и происшествие! Из салона сотовой связи возле кинотеатра "Орбита" малолетний бандюга стащил с витрины телефон. Открытое хищение чужого имущества, то есть грабеж. Дознавательская подследственность, вот пусть они и занимаются. Дежурный вопит, что дознаватель занята и освободится не скоро. Мама Люда, как ответственная заявляет, что раз не наша подследственность, то и делать там нечего. В итоге после перепалки с начальником дознания, принято соломоново решение. Я составлю протокол осмотра, опер возьмет объяснения, а материал скинем дознавателю.
   В салоне сотовой связи Волков вовсю заигрывает с девушкой-консультантом, потом просит меня взять объяснение с администратора салона. Я вежливо напоминаю, что брать объяснения это его обязанность. Слава обзывает меня жлобом и в три минуты опросив напуганного администратора, корябает объяснение. Девушка зовет продавщиц из близлежащего торгового павильона, вот вам и понятые. Я стряпаю протокол осмотра, рисую схему места происшествия, даю расписаться понятым, подкалываю объяснения, и мы отчаливаем. Сдаю материал дежурному, все теперь это не моя головная боль. Слава хвастается, что взял у консультанта телефон и теперь точно затащит ее в койку. Дежурный с помощником одобрительно ржут.
   У кабинета топчется вызванная мною Карпова (испитая, несмотря на юный возраст физиономия, драные колготки, и жуткий перегар). Около часа я слушаю ее косноязычные показания. Карпова, до сих пор не может оправиться от того, что ее жених (кобель, козел, скотина гребаная и т.д.) растоптал ее нежные чувства. После того как Карпова уходит, мне приходится проветривать кабинет.
   После этого наступает затишье, я добиваю работу, составляю опись и заполняю карточку на приостановленное дело. На часах 21:00, за окном темнотища. За стенкой Мама Люда с двумя молодыми девочками гоняют чаи и обсуждают опостылевшую работу и свою необустроенную жизнь (смотри вышеуказанные пункты). Пойти почаевничать с ними. Неохота. Вообще ничего неохота. Как всегда под вечер накатило состояние полной апатии. Завтра, несмотря на положенный выходной, меня, скорее всего, выдернут на работу. И будет все то же самое: грызня, склоки, выволочки, беготня по судам, и экспертным бюро, мотающие нервы жулики, не отстающие от них в этом искусстве потерпевшие, забивающие на повестки свидетели, вытирающая об милицию ноги прокуратура, бесконечные совещания по переливанию из пустого в порожнее, промозглый кабинет, опостылевшие папки дел, в общем, много чего. Два раза в месяц, например, я украшаю своей персоной остановку общественного транспорта, охраняя общественный порядок (да, да следствие и этим занимается) причем без радиосвязи, вооруженный лишь папкой с протоколами. А остановочка, кстати, расположена между промзоной и лесопарком, рай для грабителей, маньяков и алкашей. Как пресекать правонарушения, естественно моя проблема. Вероятно, дубасить папкой по голове, и связывать нарушителей ремнем от собственных брюк. А наряд вызывать голубиной почтой или разжигать сигнальный костер. Но не дай бог недостаточно четко отдать честь проверяющему. Никакой вазелин не спасет от дикой боли. В общем, не жизнь, а салат с кальмарами. В темных глубинах моего сознания расправляет крылья ее величество депрессия. Психоз опутывает юную душу своим липким телом. А в желудок громко стучатся гастрит от сухомятины и язва от нервных терзаний. Мне охота орать, топать ногами, швыряться ненавистными делами в стены или в рожи руководства. Отстаньте от меня! Дайте выспаться хотя бы один выходной. Не терзайте мой телефон звонками по любому поводу. Не орите матом. Ведь, в конце концов, я ЧЕЛОВЕК, ГРАЖДАНИН, ОФИЦЕР, (о как нам пели, об офицерской чести в академии). А я ощущаю себя мусорным ведром, куда сваливают отходы собственной психики. Или унитазом, с которым делают сами знаете, что. Может брать пример с Щепкиной открыто посылающей всех начальников в известное место. Или с Волкова, который, покуривая сигарету, созерцает порнуху в своем кабинете и абсолютно доволен жизнью. За время работы я хорошо понял, что такое милиция. Не понял одного, на фига она такая нужна государству.
   (Рассказ написан В. И. Абаевым и включен в роман по его личной просьбе).
   Люба закончила читать. Закипел чайник. Игорь выключил его, но разливать не стал.
      -- Ну, как? - спросил он.
      -- Круто, - ответила Люба и посоветовала: - Уходить тебе надо. В системе МВД много служб и подразделений. Подыщи что-нибудь подальше от преступников и грязи, поближе к бумагам и переведись. Хочешь, я поговорю с отцом? - предложила она.
      -- А смысл? - ответил вопросом на вопрос Игорь. - Связывать свою жизнь с силовой структурой, дисциплиной, субординацией. Стоять навытяжку перед начальством и чувствовать себя при этом полным ничтожеством. Ради чего? - Игорь горько усмехнулся, а Люба возразила:
      -- Ловить и сажать нечисть. Искоренять зло. Чем ни смысл? Чем ни цель?
      -- Идеалистка. Нечисти столько, что переловить и пересажать её нереально.
      -- Пусть размножается?
      -- Без меня переловят. Идеалистов в правоохранительных органах, конечно, не осталось. Но есть такие, что рады стараться за бабки и карьеру.
      -- Игорь! Мне не нравится твой настрой.
      -- Нормальный настрой. Просто я тебя люблю, Любушка. Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Но не желаю, чтобы у моих детей был папа -- мент. Я хочу, чтобы он ходил в цивильном костюме, а не в форме. Чтобы он нес в руках дипломат набитый исключительно мирными договорами, а не протоколами и материалами уголовных дел. Чтобы он не хватал с небес на погоны звезды, чтобы был спокойный, жизнерадостный, домашний...
      -- В таком случае, - ответила ему Люба. - Оставь глупое нытьё и не строй из себя жертву. Ищи работу на гражданке и уходи из органов.
      -- Ты уверена, что это выход из положения?
      -- Уверена, - согласилась она. - А ещё я уверена в том, что тоже люблю тебя. Я безумно скучала...
      -- Что и требовалось доказать, - сказал Игорь, взял её на руки и понес в комнату...
  
   Когда всё закончилось, молодые люди счастливые и удовлетворенные вернулись в кухню, вновь подогрели чайник, достали вино и закуски. Пир прервал неурочный и неожиданный телефонный звонок.
      -- Кто это? - удивился Игорь. - Этот номер никому не известен, а мобильники мы отключили.
      -- Возьми трубку, узнаешь, - предложила Люба и предположила: - Наверное, тебя с работы разыскивают.
      -- Наверное... - сказал Игорь и снял трубку...
   От телефона он отошел с изменившимся лицом, поспешно оделся, двинулся к выходу, но у самого порога остановился и посмотрел на Любу так, будто только сейчас вспомнил о её присутствии.
      -- Собирайся, поймаем тачку, я отправлю тебя домой. Мне надо срочно вернуться к отцу.
      -- Что случилось? - спросила Люба. От дурных предчувствий у неё перехватило дыхание. Сглотнув комок в горле, она уточнила: - Марии Васильевне стало хуже?
      -- Нет, - качнул головой Игорь и тихо произнес. - Отец. Умер...
      -- Я поеду с тобой, - категорично заявила Люба. - И не возражай!
   Игорь лишь кивнул головой.
  
   У дома Агеевых стояли машина "Скорой помощи" и милицейская "Дежурка". Оба водителя и молоденький сержант сидели на скамеечке возле подъезда, курили и оживленно переговаривались. При появлении Игоря и Любы сержант поднялся и спросил:
      -- Лейтенант Агеев?
      -- Да, я -- Агеев. Что там?
      -- Вас ждут.
      -- Пойдемте.
   Дверь в квартиру открыта. В гостиной толпились люди в милицейской форме и в белых халатах. При появлении Игоря все расступились. На диване, накрытый простыней, лежал его отец, точнее тело его отца. Игорь откинул покров, посмотрел несколько секунд, закрыл труп.
      -- Спасибо, что подождали, - сказал он, обращаясь ко всем сразу. Потом повернулся к доктору: - Причину определили?
      -- Предположительно инфаркт. Вскрытие покажет. В морг повезем.
      -- В Первый городской?
      -- Туда. Ждем судмедэксперта.
      -- Он уже выехал, - добавил старший наряда лейтенант Доценко, однокурсник Игоря.
      -- В УВД сообщили?
      -- Сообщили. Игорь, ты не волнуйся. Я их всех на уши поставил. Они утром пришлют человека. Похороны, поминки... Тебе помогут. Ивановича уважали, несмотря на должность. Он честный... был.
      -- Спасибо, Саша. Как Мария Васильевна?
      -- Ничего вроде. Плачет, конечно. С ней ваша домработница. Они обе плачут.
      -- Люба! - Игорь растерянно оглянулся. Он совсем забыл о ней. А она стояла в дверном проходе и молча наблюдала за происходящим. Когда Игорь окликнул её, она тут же отозвалась:
      -- Я с ними побуду, - и прошла в спальню.
   Прибыл эксперт. Он подтвердил предположения врача "Скорой", разрешил увозить труп в морг. Санитар и сержант, встречавший Игоря у подъезда, переложили тело на носилки. Игорь проводил их до лестницы, а вернувшись, вежливо обратился к уходящему доктору:
      -- Док, осмотрите мою мачеху, пожалуйста.
      -- Нас вызвали на труп, а дамам дайте валерьянки, - равнодушно отказался доктор.
      -- Она онкологическая больная. Проходит курс лечения. После такого... всё возможно, - объяснял ситуацию Игорь, но доктору не хотелось вникать в чужие проблемы.
      -- Не вижу оснований для вмешательства. Вызывайте специалистов, юноша.
   Игорь побледнел и стальным шепотом, внятно и четко проговаривая слова, произнес:
      -- Не дай бог, если ей станет хуже. По судам затаскаю, док. Не оказание медицинской помощи уголовно наказуемо.
   Доктор с интересом взглянул на сына покойного и презрительно усмехнулся:
      -- Даже так?
      -- Так, док, а как иначе. Онкологов мы вызовем утром. А вы сейчас пройдете в спальню, осмотрите женщину, поговорите с ней, как с родной мамой и сделаете всё необходимое, чтобы она не отправилась на тот свет следом за моим отцом. Понятно?
      -- Понятно, лейтенант. Что не понятного? - проворчал недовольный доктор, но просьбу Игоря выполнил в лучшем виде.
   Мария Васильевна вскоре после его ухода перестала плакать и уснула. Катерину Степановну отправили домой, а Люба, предупредив родителей, осталась у Агеевых.
      -- Ложись в кабинете на диване, - велел ей Игорь.
      -- А ты?
      -- Мне не до сна. Завтра предстоит тяжелый день. Много дел.
      -- Тем более следует отдохнуть.
      -- Извини... Мне надо побыть одному... Голова не соображает. Внутри пустота...
      -- Прости. Конечно. Понимаю, - поспешно уверила Люба, послушно разобрала постель на диване в кабинете и стала готовиться ко сну. Игорь подошел к ней, нежно поцеловал и сказал:
      -- Спи, родная. Я приду позже... - и ушел на кухню...
   Люба проснулась среди ночи. Игоря рядом не оказалось. Он сидел на кухне за столом и спал, положив голову на руки. Рядом с ним лежали исписанные листки бумаги. Список дел на ближайшие дни, адреса похоронных агентств, телефоны друзей и знакомых. Люба присела рядом, долго смотрела на спящего, решила не будить. Потом достала из кармана куртки крокодильчика - брелок, не подаренный Михаилу Ивановичу, и положила его поверх бумаг...
  

Глава четвертая.

1.

   Тамара явилась в больницу к сестре впервые за полтора года и, что и следовало ожидать, выбрала для посещения самый неподходящий момент.
   Со дня смерти Михаила Ивановича Агеева прошло ровно сорок дней. Мария Васильевна проходила в онкодиспансере курс химиотерапии и отпросилась домой на поминки и на выходные.
   Стресс, который она пережила, неожиданно для всех дал толчок к положительной динамике. Врачи не исключали полного излечения. Все вздохнули облегченно. Ещё одного покойника и вторых похорон никто не желал. Слишком тяжел удар от первых.
   Но жизнь продолжалась. Случались в ней и положительные изменения. Так смерть Михаила Ивановича сблизила его жен, старых подруг. Наталья Семеновна поначалу обвинила Марию Васильевну в смерти бывшего мужа. Но Игорь, услышав от матери упреки и обвинения, рассказал ей, что причиной смерти отца послужили неприятности на службе, где его всяческими способами пытались убрать с должности начальника управления собственной безопасности. Наталья Семеновна сыну поверила, а увидев давнюю приятельницу на похоронах, оценив выдержку и мужество, с которым та держалась, стала частенько забегать к ней и помогать по мере возможности.
   Незаметно прошло сорок дней. Наступила весна. Установилась теплая сухая погода. Солнце светило в больничные окна по-весеннему ласково и не жарко. Отопление ещё не отключили, а окна уже распечатали и раскрыли, впуская весенний воздух и запахи оживающей природы.
   Катерина Степановна и Наталья Семеновна с утра стояли у плиты и готовили поминальный обед. А Мария Васильевна ждала Андрея Павловича Самойлова, который должен заехать за ней в больницу и отвезти домой. Приехал из Новосибирска он вчера вечером, помог женщинам закупить продукты. Полчаса назад позвонил, сообщил, что выехал и велел: - "Собирайся"! Вот она и собиралась - укладывала в пакеты теплые вещи, грязное белье, накопившиеся мелочи.
   В это самое время явилась Тамара - моложавая тридцатипятилетняя бабенка, бойкая, говорливая, ярко накрашенная, модно, но безвкусно одетая. Она вошла в палату шумно, поставила на тумбочку пакет с соком, купленным в больничном киоске на первом этаже. От неё остро и резко пахло какими-то экзотическими духами. Название аромата Мария Васильевна не помнила, но этот запах всегда раздражал её.
   Тамара без стеснения уселась на соседнюю, пустующую, кровать и держалась так, словно не отдавала отчета в том, где находится. Она сразу же принялась рассказывать сестре о своих проблемах дома и на работе. Начальник у неё "козел", муж - "тюлень", лучшая подруга - "выдра", соседи - "свиньи" и "собаки". Словом, Тамару окружал зверинец, который не давал ей жить так, как она хотела и "вставлял ей палки в колеса". И хочет-то она, оказывается, совсем немного -- стиральную машину-автомат.
   Мария Васильевна слушала сестру и ждала, когда та перейдет к главному, к тому ради чего явилась, к просьбе о деньгах и готовила надлежащий ответ. А ещё она засекла время и ждала, на какой минуте посещения Тамара сообразит осведомиться о состоянии здоровья сестры. Одно только название диспансера -- Онкологический - способно взволновать кого угодно, но Тамару оно почему-то не взволновало.
   Впервые узнав диагноз и, получив направление в клинику, Мария Васильевна позвонила сестре. Как -- ни как, всё же единственная родственница, самый близкий человек, прямая наследница к тому же. К кому, как ни к ней обращаться за поддержкой и помощью. Но ничего кроме равнодушных, положенных в подобном случае, слов и не исполненных обещаний она от неё не дождалась. Время от времени Мария Васильевна позванивала сестре, выслушивала от неё бесконечные жалобы на мужа и на бедность. О себе она почти не говорила, о болезни не упоминала и о переменах в личной жизни не сообщила.
      -- Как ты нашла меня? - дождавшись паузы в монологе, спросила Мария Васильевна.
      -- Пришла к тебе, звоню. Дверь открыл какой-то парень и сказал, что ты в больнице, адрес дал. Ты квартиранта пустила?
      -- В некотором роде. Караулит пока я здесь...
      -- Не ожидала от тебя подобной предприимчивости, - удивилась Тамара. - Смотрю, ты вещички собрала. Выписываешься?
      -- Отпустили на пару дней. За мной сейчас приедут.
      -- Кто?
   Мария Васильевна не успела ответить. В палату вошел Андрей Павлович Самойлов.
      -- Привет, девушки! - по-свойски поздоровался он, и, как ни в чем не бывало, не замечая Тамариной растерянности, поцеловал Марию Васильевну в щеку и продолжил: - Маша, вот легкая куртка. На улице теплынь. В пуховике запаришься. Одевайся. Какие пакеты забирать?
   Мария Васильевна осторожно встала с кровати, надела куртку, указала Самойлову на собранные вещи. У него заверещал мобильный телефон. Он внимательно выслушал собеседника и озвучил содержание разговора:
      -- Наташа просит минералки подкупить и хлеба буханки три. Боится, что не хватит. По дороге остановимся возле рынка. Я сбегаю, а ты в машине посидишь.
   Мария Васильевна согласно кивнула и направилась к выходу:
      -- Я готова. Можно ехать, Андрюша.
   Тут Тамара вышла из шока и спросила первое, что пришло ей на ум:
      -- У вас свадьба?
      -- Поминки.
      -- Чьи?
      -- Слава богу, не наши, - невозмутимо ответил Самойлов. - Сорок дней со дня смерти Михаила.
      -- Кто такой Михаил?
      -- Муж твоей сестры, - все также невозмутимо объяснил Самойлов.
      -- Муж!? - Тамара удивленно перевела взгляд на Марию Васильевну. - Ты была замужем?
      -- Всего год, к сожалению.
      -- Почему к сожалению?
   Спокойствию Самойлова наступил конец. Он набросился на Марию Васильевну с упреками:
      -- Не сообщила о своей болезни? Пощадила малышку, не захотела волновать? А ты, - он укоризненно посмотрел на младшую сестру. - Когда ты видела Машу в последний раз? Ты что не знала, что она тяжело больна, что у неё рак, который едва не свел её в могилу. Счастье, что Михаил Агеев рядом оказался.
      -- Что, собственно говоря, происходит? Какой рак? Какой Михаил? Какие поминки? Откуда ты свалился, Андрей? Ты же в Новосибирске живешь, насколько я помню, - возмущенно выспрашивала Тамара. Мария Васильевна не выдержала и воскликнула:
      -- Успокойтесь оба. Это больница, черт возьми, а не базарная площадь Я хочу побыстрее уйти отсюда.
      -- Маша, тебе нельзя волноваться. Ты ещё не совсем здорова, - заботливо напомнил Самойлов.
      -- Благодарю, за заботу. А то я не в курсе, - недовольно проворчала она.
      -- Ладно, в машине договорим, - миролюбиво согласился Самойлов.
      -- Ты на такси?
      -- Игорь свою дал. Доверенности у меня нет. Так что ведите себя прилично, милые дамы, чтобы гаишники не задержали. Игорь отмажет, конечно, но времени жалко.
   Выходя из корпуса больницы, Тамара внимательно прочитала вывеску и недоуменно пожала плечами:
      -- "Терапия". Я думала, что у тебя гинекологическое воспаление. Разовая операция.
   Самойлов презрительно поморщился:
      -- Ну, ты даешь, подруга! Перепутать онкологию с гинекологией -- это какие же мозги надо иметь!
      -- Ладно, проехали, - отмахнулась Тамара. - Меня подвезете?
      -- Садись...
   Старенький "Опель" Михаила Агеева, перешедший в собственность его сына, медленно выехал с территории диспансера на шумную городскую улицу. Самойлов вел машину по незнакомой дороге уверенно, лишь иногда справлялся, куда поворачивать. Тамаре не терпелось выяснить все интересующие её детали и подробности жизни сестры и её друга юности.
      -- Андрей! Кто ты сейчас и где живешь?
      -- Живу по-прежнему в Новосибирске. Четыре года назад вышел в отставку. Работаю юристом в риэлтерской фирме. Женат третьим браком. От двух первых -- две дочки. Старшая учится в университете на экономиста. Младшая -- школьница. У моей третьей жены -- сын. Со дня на день ждем его из армии. Общих детей не имеем.
      -- Продажа недвижимости. Наверное, приличные бабки зарабатываешь?
      -- Мне хватает...
      -- Да, Андрюша, помотала нас судьбина, - ударилась в философию Тамара. - Я в свое время не выучилась, а теперь без высшего образования, а то и двух, на приличное место не устроишься. Вот я и сижу секретаршей в приемной у начальника автосервиса на минимальном окладе и максимальных обязанностях. Муж, он автослесарь, мог бы как сыр в масле кататься, но для этого крутиться нужно, а не лежать словно тюлень на диване ...
   Мария Васильевна поняла, что сейчас последует повтор передачи "В мире животных" с репортажем о "зверинце сестрички Тамарочки" и потому поспешила напомнить Самойлову о поручении Натальи. За следующим перекрестком располагался подходящий мини рынок. Самойлов припарковал автомобиль и пошел за покупками. Тамара, сидевшая на переднем сидении рядом с водителем, повернулась к сестре и, ехидно улыбаясь, потребовала:
      -- Рассказывай!
   Мария Васильевна улыбнулась:
      -- Что рассказывать? Ты у нас понятливая. Вероятно, и так уже обо всём догадалась. Я заболела. Михаил Агеев находился рядом. Он выхаживал меня как нянька. Сама понимаешь, что на такое посторонний человек не способен, способен только тот, кто всем сердцем любит.
      -- А ты? Ты его любила?
   Мария Васильевна улыбнулась:
      -- Ну конечно, любила. Иначе не приняла бы помощь, не согласилась зарегистрировать брак. Благодаря Мише, я нашла в себе силы бороться. Тем более, что врачи с самого начала не считали мой случай безнадежным. Мы надеялись на будущее, мечтали... Сорок дней назад, в свой день рождения, Миша умер. Инфаркт. Слишком много на него навалилось.
      -- Кто такие Игорь и Наталья? - перебила Тамара.
      -- Игорь - сын Михаила. Наталья -- его первая жена. Они славные люди. Очень мне помогли и сейчас помогают. - Мария Васильевна помолчала и не удержалась от укора: - Пришлось моей бедой чужим людям заниматься.
      -- Я же не знала.
      -- Знала, - спокойно ответила Мария Васильевна. - Просто делать вид, что не слышишь и не понимаешь проще всего. Удобная позиция. Называется "включить дурака". И никаких тебе забот, волнений, обязанностей...
   Тамару упреки сестры, казалось, совсем не задели. Она с искренним любопытством стала интересоваться наследством покойного мужа и финансовым положением сестры на сегодняшний день.
      -- Успокойся, Тамара. Не суетись. Здесь тебе ничего не обломится. На моё лечение и похороны ушли все мои сбережения и сбережения Михаила. Его наследство переходит к Игорю. А я как была ни с чем, так ни с чем и осталась.
   Тамара сочувственно кивала головой и не верила ни единому слову. Когда вернулся Самойлов, она поспешно распрощалась и направилась в сторону автобусной остановки.
      -- Поговорили? - спросил Самойлов, садясь за руль и включая двигатель.
      -- Поговорили, - ответила Мария Васильевна.
      -- О чем?
      -- О наследстве Михаила.
      -- Она у вас всегда была избалованной, эгоистичной сучкой.
      -- Андрюша! - укоризненно воскликнула Мария Васильевна.
      -- Разве я не прав? Мне еще двадцать лет назад хотелось всыпать ей по первое число.
      -- Зря не всыпал. И в первую очередь мне... - устало согласилась Мария Васильевна и стала вспоминать давние события.
   Им было чуть за двадцать, Тамаре лет десять. Она - "хвостик", бегающий за старшей сестрой и не отпускающей её от себя ни на шаг. Даже на свидания с Андреем. В первую очередь на свидания. Чуть что не по ней, сразу в слезы. Мать потакала, заставляла Машу брать с собой Тамару и на прогулки, и в кино, и даже на молодежные вечеринки. С одной стороны она угождала младшей дочери, избавлялась от её слез, с другой - боялась оставлять старшую наедине с ухажером. Будто, таким способом можно уберечь от греха. Молодые все равно находили способы уединиться и греха не избежали. Когда Маша забеременела, дом превратился в ад. Тамара грозилась выкинуть младенца в реку. Мать устраивала истерики, вела изматывающие душу воспитательные беседы. Отец вроде сочувствовал, но против жены не шел. Отмалчивался и отсиживался на даче. Маша сделала аборт. Кому от этого стало легче? Тамара, несмотря на долгие годы супружества, не может забеременеть, даже лечение не помогает. А мать... После смерти отца оставшись с младшей дочерью, она полной мерой вкусила все "прелести" её характера. Потом она сбежала от неё в Интернат для престарелых. Мария Васильевна жила тогда с мужем -- строителем и взять мать в однокомнатную квартиру не смогла. Мать умерла в интернате разобиженная на обеих дочерей и на весь свет. Себе такой судьбы Мария Васильевна не желала, зависеть от сестры не хотела и давно решила держаться от неё подальше. Поэтому она солгала ей про наследство и стала думать о том, как обезопасить себя, а главное Игоря, от дальнейших притязаний Тамары.
  

2.

   Максим Шнайдер звонил Любе каждый вечер ровно в одиннадцать. К этому часу он обычно освобождался от дневных мероприятий, а ночные тусовки ещё не начинались. Ирина Владимировна как-то сказала Любе, что есть старый советский фильм, который так и называется "Каждый вечер в одиннадцать".
      -- О чем он? - поинтересовалась Люба.
      -- Об одиноких людях, пытающихся найти своё счастье. Посмотри. Хороший фильм.
   Люба нашла фильм, посмотрела. Фильм действительно славный и добрый, но... Время другое, люди другие, отношения между ними совсем не походят на отношения Любы и Максима.
      -- Куда подевался твой жених? - однажды поинтересовалась Настя Гавриленко.
      -- Который? - растерялась Люба. Потом вспомнила о том, что про Игоря Агеева она Насте не рассказывала. Значит, подруга имеет в виду Максима.
      -- Никуда не подевался. Работы у него много. Звонит и то хорошо.
      -- Не везет нам с тобой, подруга, - вздыхала Настя. - Никакой личной жизни.
   Она, время от времени, предпринимала попытки наладить неформальные отношения с курсантами постарше, но тщетно. Последнее время у неё проявился интерес к Леше Зайцеву, завсегдатаю "художки" и Настя просила Любу навести справки - есть ли у парня подружка. Люба её просьбу выполнила. Осторожненько, чтобы парень ни о чем не догадался, выпытала необходимые сведения.
      -- Бог в помощь, подруга, - сказала она Насте. - Фарватер свободен.
   И Настя, кокетливо улыбнувшись, двинулась в атаку. Если у них сладится, то, пожалуй, Зайцева можно будет исключить из числа "друзей художественного абонемента".
   Что ж, такова селя ви. У Любы останутся Усольцев и Ерохин.
   Ерохин, верный паж, безропотно таскал тяжелые пачки книг из отдела комплектования, передвигал мебель во время ремонта. Он терпеливо выслушивал, когда Люба перед выходом на публику читала ему свои сценарии. Гриша Ерохин её хвалил и подбадривал, а вот Володя Усольцев, напротив, безжалостно критиковал. Благодаря его замечаниям обнаруживались слабые стороны её творений и она могла заранее их ликвидировать. Общение с "друзьями" давно превратилось в потребность. Если кто-нибудь из них пропадал, хотя бы на пару дней, она начинала скучать.
   Больше всего Любе нравилось беседовать с Усольцевым. Каждый раз он поражал её нестандартностью суждений и особым взглядом на привычные вещи и явления. Но порой его рассуждения раздражали Любу. Однажды он заявил, что в основе всех человеческих отношений лежат расчет и эгоизм, что люди, преследуя собственные цели и решая личные проблемы, без зазрения совести, просто используют других.
      -- Люди, - философствовал Усольцев, -- сближаются по разным причинам. Одни от скуки, другие из желания влиять и руководить, третьи, напротив, ищут руководителей, потому что самим лень задумываться или боязно брать на себя ответственность, четвертые бегут от одиночества, пятые желают жить, как все и как положено.
      -- А чувства? - возразила Люба. - Взаимные симпатии, антипатии, любовь, наконец, - они не в счет?
      -- Элементарно. Если человек соответствует нашим целям и стремлениям, возникает симпатия, а если действует по своим правилам и преследует иные цели, он нам не интересен, мы держим дистанцию или бежим от него. Эгоизм, кругом один эгоизм.
      -- Я с вами не согласна, Володя, - пыталась спорить Люба. - По-вашему выходит так, что и родительская любовь тоже эгоизм?
      -- Да ещё какой! Первые годы родители отдают ребенку много сил, кормят, поят и одевают его, жертвуют своими интересами ради его благополучия, вкладывают в него первоначальные представления о жизни. За это потом, всю жизнь родители требуют от ребенка отдачи в виде реализации собственных амбиций и мечтаний, ответной любви и заботы.
      -- Таков закон природы. Сначала родители заботятся о детях, а потом взрослые дети берут на себя хлопоты о престарелых родителях. Это логично.
      -- Человек существо не логичное. Вы слышали афоризм Жванецкого: - "Оставьте меня в покое, но не бросайте меня одного". В этом вся суть человеческого бытия. Мы хотим быть свободными и независимыми, но живем в стае.
      -- Послушайте, Володя, вы противоречите сами себе. Ваша дружба с Ерохиным...
      -- Наша дружба с Ерохиным, - перебил он её, - существует лишь потому, что мы соблюдаем некие негласные правила, не лезем в душу и не пытаемся переделать друг друга. Кстати, как поживает Игорь Агеев?
   Люба от неожиданного поворота разговора растерялась, но ответила честно:
      -- Не в курсе.
      -- Поссорились?
      -- Расстались.
      -- Почему?
      -- Ему не до меня.
      -- Понятно.
      -- Что вам понятно, Володя? Лично мне ничего не понятно.
   Она действительно не понимала, что произошло. Последний раз они виделись на похоронах Михаила Ивановича. Потом как отрезало. Сам Игорь не звонил, а на Любины звонки, эсэмэски, маячки не отвечал. Прошло сорок дней. Являться на поминки без предупреждения она считала неудобным. И вообще решила не форсировать события. Пусть Игорь сам сделает первый шаг. Ей оставалось только ждать. Она ждала, мучаясь от тоски и неопределенности. Шнайдер звал на свидание, напрашивался в гости. Он был настойчив, предупредителен, заботлив. Люба металась в мыслях от веры к безверию, от обвинений к оправданиям, от отчаяния к надежде и боялась того, что в один прекрасный момент она потеряет терпение и кинется в объятия Максима Шнайдера.
  

3.

      -- Трудный день, - думал Игорь. - Какой длинный и трудный день.
   Смертельно усталый он ехал в тряской "маршрутке" из райотдела домой. На поминальный обед.
   Когда Игорь приехал, все уже собрались, но за стол не садились, ждали его. Со многими из присутствующих Игорь знаком, некоторых видит впервые. Например, полковника Павлушко, бывшего заместителя отца, теперь занявшего его место.
   Сергей Владимирович Павлушко, старший по возрасту и положению, -- человек малообщительный. Он предпочитал находиться в тени и с готовностью уступил Игорю главенство за столом. Остальные это молчаливое решение поддержали. Игорь сначала растерялся, а потом представил, как бы поступил в данной ситуации его отец, и уверенно повел поминальное застолье. Сначала он предоставил слово Самойлову и Дмитриеву, однокурсникам и старым друзьям отца, потом Павлушко, потом остальным сотрудникам управления. Каждый вспоминал главное, оставшееся в памяти от общения с Михаилом Ивановичем Агеевым. Все отмечали его честность, неподкупность, прямоту и бескомпромиссность. Но вот слово попросила Мария Васильевна и заговорила о доброте, отзывчивости и самоотверженности отца, о его даре любить и жертвовать собой ради любимых им людей. У Игоря спазмом перехватило горло и он, боясь расплакаться, поднялся из-за стола и вышел в кабинет.
   Ему не мешали, дали время, что бы справиться с эмоциями. Когда он, взяв себя в руки, вернулся в гостиную, все сделали вид, что ничего не произошло. Лишь только поздно вечером, когда гости разошлись и в квартире остались он, Мария Васильевна и Самойлов состоялся разговор, который повлиял на дальнейшую судьбу Игоря.
   Они курили в подъезде, на лестничной клетке. Самойлов, присев на ступени, потянул Игоря за руку и заставил сесть рядом.
      -- Твоя мать попросила Леонида Дмитриева (он как-никак начальник кафедры уголовного права в академии) помочь тебе поступить в адъюнктуру. Мне показалось, что Наталья действует по личной инициативе, не спросив твоего согласия. Я прав?
   Игорь утвердительно кивнул головой. Мать не однократно заводила с ним разговор о дальнейшей учебе в адъюнктуре академии, он отмалчивался, избегая нудных уговоров. Выходит, что напрасно отмалчивался, надо было сразу отказаться, и мать отстала бы. Но после смерти отца многое изменилось в жизни Игоря. В первую очередь изменились отношения с начальником и сослуживцами. Еще на похоронах отца мудрый Усольцев сказал ему:
      -- Держись, Игореха. От жизни не убежишь, как можно убежать от распоясавшихся хулиганов. Отец твой сволочную должность занимал. Недоброжелателей нажил не сосчитать. Найдутся подонки, станут тебе мстить. Будь наготове, себя в обиду не давай. Теперь некому заступиться.
   Так и получилось. Раньше Игоря не трогали. Одни, опасались, что всплывут грехи и младший Агеев доложит о них отцу. Другие, на всякий случай, поддерживали с ним хорошие отношения, надеясь в случае чего на заступничество. Теперь Игорю самому впору искать заступников. Начальник, сославшись на то, что период ученичества закончился, завалил Игоря делами, как говорится, от всей души. Он стал покрикивать на него, распекать на каждой планерке. Сотрудники отдела, видя такие перемены, открыто усмехались, язвили, норовили перевести на него стрелки и поставить подножку. С каждым днем атмосфера в отделе становилась невыносимой. До открытой конфронтации, правда, ещё не дошло. Пока Игорь терпеливо глотал упреки и шпильки, готовый при первом удобном случае бросить на стол начальника рапорт на увольнение. Поэтому, идею матери насчет поступления в адъюнктуру, он держал про запас, на всякий пожарный.
      -- Что молчишь, Игорь? - допытывался Самойлов. - Михаил говорил, что это твоя мать настояла на твоём поступлении в академию. Ты вроде хотел в университет поступать, на факультет экономики. Да и Маша как-то раз, вскользь, упомянула, что ты тяготишься своей работой. Так?
   Игорь вновь наклонил голову в знак согласия.
      -- Ну, и что, ты опять позволишь другим людям решать за тебя твои проблемы?
   На этот раз Игорь отрицательно замотал головой из стороны в сторону. Самойлов недобро усмехнулся:
      -- Содержательный у нас с тобой разговор получается, парень... Снизойди до старика, урони словечко, поделись со мной проблемами. Я присоветую, помогу.
      -- Спасибо, Андрей Павлович. Сам справлюсь, - вежливо отказался Игорь.
      -- Гордыня, - развел руками Самойлов. - Не хочешь, не рассказывай. Но запомни, поплывешь по течению, утонешь. Будешь барахтаться и бороться, выплывешь. Пойдем, поздно уже. Спать пора.
   Он загасил сигарету, поднялся со ступенек и пошел в квартиру. Игорь послушно поплелся следом.
   Пролежав до утра без сна, он, понимая, что Самойлов прав и "спасение утопающих -- дело рук самих утопающих", не пришел ни к чему определенному.
   Его размышления прервал будильник. Мария Васильевна и Самойлов ещё спали. Игорь поднялся, собрался и поехал на службу, так и не придя ни к какому решению по поводу своей дальнейшей судьбы.
   И все же бессонная ночь изменила что-то в душе Игоря. Он вскоре понял это.
   На планерке начальник следственного управления Центрального РОВД подполковник Баранов как обычно орал на своих подчиненных. В коллективе служили в основном женщины, мужчин, включая Игоря, всего четверо. Он и старший лейтенант Хаустов, недавние выпускники академии МВД, да два тридцатипятилетних капитана -- никчемных, спившихся и обленившихся. Капитанам глубоко наплевать на истеричные вопли Баранова, а вот женщины переживали. Им тянущим на себе огромный воз следственных мероприятий, забывших о личной жизни, семьях и детях, слушать площадные маты и угрозы начальника неприятно и обидно. Каждый месяц на стол Баранова ложились рапорты на перевод или увольнение. Он, в очередной раз, дав волю гневу, эти рапорты подписывал, не завершенные дела распределял между остальными, а отдел кадров присылал новую жертву.
   Игорь слушал истерические и оскорбительные речи начальника почти спокойно. Он следил глазами за линейкой в его руке, которой тот методически постукивал по столу. Когда очередная жертва начальника не молодая, опытная, усталая следователь майор Вакулина, заплакав, вышла из кабинета, Игорь демонстративно достал мобильник и стал набирать номер. Баранова привлек звук клавиш, он покосился на Игоря, но ничего не сказал. Номер, набранный Игорем, не ответил. Он повторил попытку. Начальник прервал крики на полуслове и поинтересовался:
      -- В чем дело, Агеев? Вы включили видеокамеру на запись?
      -- Никак нет, товарищ подполковник. Просто пытаюсь позвонить.
      -- Куда, если не секрет?
      -- Вашей секретарше. Хочу попросить её принести для вас валерьянку.
   Игорь говорил спокойно, в его голосе даже искреннее сочувствие прозвучало. Начальник в сердцах отшвырнул линейку на пол, потом сник, опустил голову и тихо произнес.
      -- Планерка закончена. Все свободны.
   Следователи поднялись и поспешно покинули кабинет. В коридоре оживились. Женщины одобрительно поглядывали на Игоря, Хаустов пожал ему руку, а один из капитанов -- алкоголиков предложил "спрыснуть это дело".
      -- Без меня, - коротко и решительно отказался Игорь.
   Он сам не ожидал от себя подобной реакции на поведение начальника. Всё произошло случайно, само собой. Радости и удовлетворения Игорь не испытывал. Он чувствовал опустошенность и усталость. Что из всего этого получится, пока непонятно.
   Вернувшись к себе в кабинет, он принялся за оформление очередного дела. Потом явился вызванный для допроса свидетель. Потом он поехал в следственный изолятор. Потом вновь засел за бумаги. Во время обеда в буфете к нему подсела Людмила Витальевна Квиткова, его наставница ещё со времен стажировки.
      -- Молодец, Агеев, - сказала Мама Люда. - Давно надо было барановские вопли на камеру заснять и ему же продемонстрировать.
      -- Я не снимал на камеру, Людмила Витальевна, - улыбнувшись, ответил Игорь.
      -- Мне-то не лги, - укоризненно покачала она головой.
      -- Истинный крест. Просто звонил. Правда, не Олечке, а экспертам. Они обещали заключение подготовить к десяти. Вот я и позвонил, когда велели, а то их потом с собаками не отыщешь.
   Квиткова посмотрела на него с интересом.
      -- Ну, конечно, а потом ты посочувствовал бедному начальнику, валерьянки предложил. - Квиткова помолчала и добавила: - Не пойму я вас, молодых. То ли вы слишком умные, то ли хитрые, а может простые как пять копеек. Действуете по интуиции, не задумываясь о последствиях, не обращая внимания на других, нарушая всевозможные правила и законы элементарного приличия.
      -- Это плохо?
      -- Что ж хорошего! Но весь ужас в том, что ваша импульсивность приносит результат. Положительный результат. Никакая логика не в состоянии убедить зарвавшегося начальника не орать на подчиненных, а простой телефон, не вовремя вынутый, оказался вынутым именно вовремя и к месту. Ох, и испугался же наш Вячеслав Викторович. Ох, испугался...
      -- Мне-то что теперь делать? - спросил Игорь.
      -- Ничего, - ответила Квиткова. - Служить дальше. Уж, кого-кого, а тебя он теперь не тронет. Да и на других поостережется орать. Сам подсказал средство борьбы. Баранов человек не плохой. Издерганный, как и все мы. Начальство орет на него, а он на нас. Всем результат нужен, а как его дашь, если женщины с больничных не вылезают, мужики пьют, вы с Хаустовым сосунки не опытные. Не хочешь, так сорвешься. Вот так, Игоречек... Такова жизнь. Служи, пока силы есть. А там как бог даст...
  

4.

   Едва за Игорем закрылась дверь, Мария Васильевна поднялась с кровати, умылась, оделась, застелила постель и даже приготовила завтрак. Хлопоты по приготовлению простенькой яичницы, гренок из хлеба, оставшегося после вчерашних поминок, кофе, не растворимого, а настоящего сваренного в джезве из свежемолотых зерен доставили ей огромное удовольствие. За время болезни она отвыкла от подобных радостей жизни, от многого отвыкла. Самойлов, разумеется, отругал её за лихачество, но радовался, что к ней возвращаются прежние силы.
   Он сидел напротив, с аппетитом завтракал и интересовался, не устала ли она от вчерашней суеты и многочисленных гостей. Мария Васильевна отвечала, что не устала. Напротив, несмотря на печальный повод, рада повидать друзей Михаила.
      -- Рада, что тебя повидала, Андрюша, - добавила она.
   Пятидесятилетний, седой и постаревший Самойлов, которому уменьшительное детское имя "Андрюша" казалось очень трогательным, сидел напротив немолодой, усталой, измученной болезнью и горем женщины и не знал о чем с ней говорить. И она не знала.
   Когда-то давно Мария Васильевна мечтала о том, как они будут жить вместе, как будут воспитывать детей, как по утрам она станет кормить завтраком большую семью. Мечтам не суждено было осуществиться. Она встречала и провожала, кормила и обстирывала других мужчин. Два гражданских брака явились, по сути, побегом от одиночества. Без любви, но с надеждой, что она появится. Мечты обернулись безрадостными обязанностями, неоцененным долгом, тяжкой обузой. Только с Михаилом Агеевым получилось иначе, по настоящему, по любви. Жаль, что счастье, омраченное её болезнью, продлилось недолго и закончилось трагически.
   Андрей Самойлов никогда не любил и не нуждался в её заботах. Он счастлив со своей последней женой Татьяной. Заботится о её сыне. Лишь сетует на то, что его дочерей воспитывают "чужие дяди". Потом он пересказал ей вчерашний разговор с Игорем.
      -- Ты просила поговорить, я поговорил. Он уже взрослый парень. Сможет найти себя и свое место в жизни, честь ему и хвала. А растеряется, опустит руки, что ж... Помочь невозможно.
   Мария Васильевна тяжело вздохнула. Самойлов истолковал её вздохи на свой лад.
      -- Маша, я догадываюсь, что тебя волнует. Ты думаешь о том, что сложись всё иначе, мы бы говорили сейчас не об Игоре, а о нашем ребенке. Михаил (мы обсуждали с ним эту тему), считал, что я на коленях должен вымаливать у тебя прощение за всю ту боль, что причинил. Я не могу, - тихо произнес Самойлов. - Не могу...
      -- Андрюша, - ласково произнесла Мария Васильевна. - Просить прощения надо у бога, а не у меня. Я не вправе отпускать грехи и выдавать индульгенции. Впрочем, что прощать? Отсутствие любви? Но я сама навязалась тебе со своими чувствами, сама сначала задумала родить от тебя ребенка, а потом сама же решила убить его. Это мой грех. За него я и расплачиваюсь всю жизнь -- одиночеством, болезнью, смертью Михаила. Ты не переживай, я не повисну у тебя на руках, не повяжу виной и чувством долга. Мне лучше, вскоре я поправлюсь и вернусь к прежнему образу существования. Конечно, мне не хотелось бы терять с тобой контакт. Звони, приезжай, если пожелаешь, разумеется.
      -- Я позвоню, - поспешно пообещал он и опустил глаза. - Прости, - все-таки произнес Самойлов, резко встал из-за стола, поспешно собрал свои вещи, оделся и, неловко чмокнув Марию Васильевну в щеку, покинул квартиру Агеевых.
      -- Навсегда, - почему-то подумала Мария Васильевна и устало опустилась на банкетку, стоящую в прихожей.
  
   Когда поздно вечером приехал Игорь, Мария Васильевна сидела в кабинете за компьютером и перепечатывала из тетрадки -- рукописи текст одной из своих повестей. Написала она её несколько лет назад, когда у неё не было компьютера. Теперь появились новые мысли и идеи, поэтому по ходу дела она кое-что меняла. Творчество отвлекало от грустных мыслей. Возвращение Игоря она заметила только тогда, когда он появился на пороге кабинета и вежливо осведомился:
      -- Что-то новенькое?
      -- Напротив. Старенькое, - охотно ответила Мария Васильевна. - "Проверка на вшивость". Кажется, я давала тебе читать.
      -- Да, я помню. Классная вещь. Надо её в какой-нибудь журнал отправить. В "Новый мир", допустим.
      -- Отправим, - согласилась Мария Васильевна и вздохнула: - Напечатают?
      -- Конечно, напечатают, - уверил её Игорь.
   Мария Васильевна улыбнулась.
   Игорь поинтересовался:
      -- Вы просили заехать. Что-то случилось?
      -- Мне с тобой поговорить надо, милый. Но, разговоры мы отложим. Раздевайся, умывайся и иди ужинать. У меня давно всё готово.
      -- Слушаюсь и повинуюсь...
   Игорь долго плескался в ванной, потом гремел тарелками на кухне -- ужинал. Мария Васильевна прислушивалась к этим звукам. Шаги Игоря, его вздохи, фырканье при умывании напоминали ей о Михаиле. Тот точно так же шаркал тапками при ходьбе, также фыркал и вздыхал. Мария Васильевна терпеливо ждала Игоря в кабинете, давая парню возможность спокойно поесть, переключится с работы на семейные дела. Она не знала, как он воспримет новость, которую она хотела ему сообщить. Возможно, после этого их отношения изменятся. Мария Васильевна боялась потерять расположение молодого человека, добрым отношением которого очень дорожила. Собственно поэтому и предприняла некоторые шаги.
      -- Игоречек, - мягко начала она. - Ко мне приезжал нотариус. Я подписала отказ от своей доли наследства в твою пользу. Так что, как только пройдет полгода, вступай в права, оформляй на себя квартиру и машину. Завтра я возвращаюсь в больницу на недельку, потом уеду на месяц в реабилитационный центр. Ты сможешь без спешки перевезти наши вещи из квартиры в квартиру.
      -- Напрасно вы это сделали, Мария Васильевна, - тихо произнес Игорь.
      -- Нет, милый, так будет лучше. Пусть все остается на своих местах. Ты -- в квартире отца, а я в своём гнездышке. Мне там комфортно.
      -- Я думал, что мы будем жить вместе. Вас нельзя оставлять одну.
      -- Можно, уже можно. И потом, как ты себе это представляешь? В каком качестве я поселюсь у тебя? Служанки, приживалки.
      -- Зачем вы так? Впрочем, я понял. Не объясняйте. Вы опекали меня только из-за отца. Теперь, когда его не стало, я вам не интересен. Чужой человек, с которым вы больше не хотите оставаться под одной крышей.
      -- Это не так, мой мальчик, и ты это знаешь. Наша с тобой дружба, я так понимаю наш статус, никогда не зависела от отношений с твоим отцом. Ты мне дорог сам по себе, как личность, как человек.
      -- Почему же вы бросаете меня в трудный период.
      -- Не бросаю. Я просто не хочу быть тебе в тягость. Неужели не понятно?
      -- Спасибо, за заботу.
   Игорь поднялся с дивана, на котором сидел, походил по комнате, потом вновь сел и тихо, но уверенно произнес:
      -- Дороже вас у меня нет никого.
      -- Что ты говоришь! А мама?
      -- Это совсем другое чувство. Я не в состоянии объяснить.
      -- Вот и не объясняй. Мы с тобой понимаем, это главное. А вот со стороны наша с тобой дружба выглядит странно, непонятно. Духовное родство -- для многих вещь не познанная. Люди увидят лишь корысть или грязь в наших отношениях.
      -- Я об этом не подумал.
      -- Я подумала.
      -- Вы мудрая женщина. - Игорь помолчал, а потом спросил: - Что держит вас в жизни? В чем для вас её смысл.
      -- Для меня? Трудный вопрос, но я отвечу. Любопытство. Мне интересно жить, интересно наблюдать за людьми, за событиями. Это как увлекательная книга, из которой вырваны последние страницы. Интересно, что будет дальше, а подсмотреть негде.
      -- Созерцание. Где же сама жизнь?
      -- Это и есть жизнь -- созерцание, познание, совершенствование... - Мария Васильевна прервала рассуждения и спросила: - Трудно, милый?
      -- Трудно. Надо за что-то зацепиться, а я не знаю за что.
      -- Может за любовь? За Любу Воропаеву?
      -- Да, любовь и Любовь. Игра слов, - вздохнул Игорь. - Она ждет от меня предложения руки и сердца.
      -- Вот и не разочаровывай девушку.
      -- Нет, рано. Я в себе разобраться не в силах...
      -- Вместе разберетесь. Глупенький, любовь ценить и беречь надо. Охранять от чужого вмешательства, бороться за неё. А ты отходишь в сторону. Смотри, девушка от отчаяния глупостей наделает.
      -- Вы о чем? - насторожился Игорь.
      -- О своём... Впрочем, слышала я как-то раз, случайно, телефонный разговор с каким-то Максимом. Они о встрече договаривались. Она с ним эдак по-свойски болтала. Люба - девушка хорошая, не одному тебе глянется. Смотри, пока ты в себе копаешься, уведут.
      -- Не уведут, - улыбнулся Игорь. - Сейчас уже поздно, а завтра обязательно ей позвоню.
  

Глава пятая.

1.

   Наступило лето. Начало июня порадовало теплом и ласковыми летними дождиками. Яркая зелень, первые цветы -- сирень, ирисы, тюльпаны, пионы. Цветы везде -- в ведрах продавцов, что рядами стоят на остановках общественного транспорта, в руках школьников, спешащих на экзамены, в домашних вазах, на газонах и на клумбах.
   Сославшись на визит к нотариусу, Игорю удалось улизнуть из райотдела пораньше. Все в курсе, что он решает вопросы наследства. Дело это хлопотное, и, как известно, не быстрое. К нотариусу Игорь заехал, но пробыл там не долго. Посмотрев на часы, он прикинул, что успевает подъехать к академии МВД точно к окончанию рабочего дня.
   С Любой Воропаевой они регулярно перезванивались, пытались договориться о встрече, но дальше дело не шло. Игорь загружен под завязку, и если бы сутки составляли не двадцать четыре часа, а часов тридцать, то и в них едва ли удалось бы выкроить время на личную жизнь. Ну, если только на полноценный сон и нормальную еду.
   В телефонных разговорах Люба не высказывала ему претензии и жалобы откровенно, но Игорь за нарочито бодрыми и веселыми фразами чувствовал затаенную обиду. О том, что с неопределенностью пора кончать, он часто думал перед сном или в маршрутке по дороге с работы или на работу. Но мысль эта возникала вскользь, в общем ряду мыслей и планов и терялась среди них. Визит к нотариусу, освободивший его на весь последующий вечер, предоставлял возможность заняться решением личных проблем.
   С КПП по внутренней связи он позвонил в библиотеку и предупредил девушку о том, что ждет её. Автостоянка, растянувшаяся вдоль забора академии, заполнена машинами разных моделей и марок. Это автомобили курсантов и преподавателей. Вечернее построение, после которого проживающие в городе курсанты разъезжались домой, ещё не закончилось. Дежурные готовили КПП к сдаче новому наряду -- мыли пол, убирали близлежащую территорию. Через полураскрытые раздвижные ворота, радуясь завершению рабочего дня, поспешно пробегали сотрудники академии. Игорь отошел в сторонку, чтобы избежать не желательных расспросов.
   Рядом, буквально в двух шагах от него припарковалась серебристая "Тойота". Из салона звучала громкая музыка. В машине двое -- пассажир и водитель. Из машины вышел водитель - высокий парень, яркий, запоминающийся, эффектный. Такие, как он сразу привлекают к себе внимание окружающих и нравятся женщинам. Он презрительным взглядом окинул автостоянку, прохожих, выезжающую с территории дежурную "Ниву". Потом достал мобильник, набрал номер. Ему не ответили. Парень в сердцах вертел телефон в руках до тех пор, пока не уронил.
   "Чужой" - сразу определил Игорь. И не потому, что парень нервничал и презрительно смотрел на прохожих в милицейской форме. "Своих" Игорь давно научился распознавать в любой компании, в любой толпе.
   Заглядевшись на незнакомца, Игорь на мгновение забыл о причине, по которой торчал возле академии.
   Люба, тем временем уже приближалась к КПП и через решетчатый забор высматривала его. Но сначала она увидела "Тойоту", замедлила шаг, словно растерялась. В это время из автомобиля вышел пассажир. Люба, от неожиданности забыв про Игоря и про все на свете, прибавила шаг и целенаправленно направилась именно к нему.
      -- Ваня, милый, какими судьбами! - громко и несколько театрально на ходу воскликнула она. - Максим, какой ты молодец, что привез его ко мне.
   Юноша пробурчал в ответ что-то вроде "решили сюрпризом"...
   Игорь, услышав имя "Максим", удивленный тем, что Люба прошла мимо него, даже не взглянув, резко повернулся и зашагал к остановке. Он слышал, что Люба зовет его, но не отозвался и не оглянулся. Он впрыгнул в первую же маршрутку, а когда зазвонил мобильник и высветился Любин номер, он тут же отключил телефон. Он ничего не чувствовал.
      -- Опоздал, - равнодушно подумал он и обругал сам себя: - Так тебе и надо. Сам виноват.
   Захотелось напиться до беспамятства. Именно это он и сделал, когда приехал домой. Напился и уснул...
  

2.

   Возле академии события развивались своим чередом.
      -- Факир был пьян и фокус не удался, - нарочито весело произнес Шнайдер, стараясь сгладить неловкую и не до конца понятную ему ситуацию. - Сюрприз не ко времени. Кажется, я сорвал романтическое свидание.
      -- Ничего ты не сорвал.
      -- Люба, что случилось? Кто этот парень? - озабоченно поинтересовался Иван Русаков.
      -- Теперь уже никто, - в сотый раз набирая номер Игоря, ответила Люба.
   Она бросила мобильник в сумку, застегнула молнию. Ей надоело слушать про то, что "абонент недоступен". Ревнует - пусть. Ей все равно. Нечего психовать и убегать не разобравшись. Люба глубоко вздохнула, выдохнула и решительно забралась в машину Максима. Только минут через пятнадцать она пришла в себя и наконец-то удивилась неожиданному появлению старого приятеля Ивана Русакова, который несколько лет находился вдали от дома. Он жил в Валаамском монастыре, удалившись от мирской суеты.
      -- Ваня, - сказала она, - извини. Рада тебя видеть. Какими судьбами? Ты насовсем или в гости?
      -- Как тебе сказать, Люба, - уклончиво начал Иван. - Решил принять постриг. Приехал проститься. Надо завершить мирские дела.
      -- Не пугай меня. Ты умирать собрался?
      -- Это почти одно и то же. Один человек умрет, другой возродится для новой жизни.
      -- Родителям сообщил?
      -- Сообщил.
      -- Ну и?
      -- Мать плачет.
      -- Ваня! - воскликнула Люба. В её возгласе прозвучал надрыв.
      -- Что, Любаша? - спокойно переспросил Иван.
      -- Не глупи, - предостерегла она.
      -- Вот и я о том же, - вмешался в разговор Максим. - Бежит от жизни.
      -- Почему все считают, что я делаю глупость и бегу от жизни? Как вы не понимаете, что в монастыре тоже жизнь. Только другая, духовная. Не для себя, а для людей, для Бога. Там цель есть, высшее предназначение.
      -- Какое?
      -- Очистить души от скверны, оградить себя от ереси, возвысится в делах и помыслах до идеала божественного. Нести эти идеалы и свет людям.
      -- Брось, Ванька! - заявил Максим. - Ерунда всё это. Что за радость в твоих молитвах, очищениях и праведных поступках? Скука, преснятина. Человек создан для радости. Он должен получать от жизни удовольствие - есть вкусную еду, носить красивую одежду, любить женщин, растить детей. Если все, как ты станут праведниками, человечество вымрет.
      -- У каждого своё предназначение. Твое - грешить, а моё отмаливать твои грехи.
      -- Вот спасибо! А то я без твоих молитв не проживу?
      -- Проживешь. Как животное проживешь.
      -- Значит, я - животное, а ты человек?
      -- Мальчики, перестаньте! К чему этот спор? - вмешалась Люба. - Кстати, куда мы едем? Кто-нибудь объяснит?
   Иван и Максим переглянулись. Машина мчалась в сторону центра. А куда? Никто не знал.
      -- Ну, - потребовала ответа Люба.
      -- Посидим в каком-нибудь тихом кафе, - предложил Максим. - Дома родители уши локаторами настроят, поговорить не дадут. Да и Ваньку опять же достанут с его постригом.
      -- А ты не достанешь? - спросила Люба.
      -- Всё, что я хотел выяснить, выяснил. Дальше, дело хозяйское. Решил, значит, решил.
      -- Спасибо!
      -- Не за что, брат Иоанн. Живи, как знаешь.
   Тихое кафе отыскали быстро. Они - единственные посетители. Экономический кризис больно ударил по доходам граждан. Кафе и рестораны снова превратились в излишество, от которого следует отказаться. Молодые люди заняли столик у окна. Милая официантка тут же принесла меню. Заказывал Максим. Иван против его выбора не возражал. Пост еще не начался, позволяется есть мирскую пищу. Хотя особенного голода он не чувствовал. Привык в монастыре к ограничению плотских потребностей и к воздержанию. Люба лениво ковыряла вилкой в салатнике и думала о судьбе Ивана, так легко расстающегося с радостями жизни. Неужели и он, как Игорь боится жить? Нет, не похоже. Иваном управляют другие чувства. Хорошо бы понять, но как поймешь за несколько дней. Вот, если бы приехать к нему в монастырь, посмотреть своими глазами. Возможно, тогда станет ясно, что удерживает Ивана в монастыре.
      -- В гости-то к тебе разрешено приезжать? - спросила Люба.
      -- Дозволяется. Только вы не поедете, - улыбнулся Иван. Люба заметила, что улыбка его стала другой, просветленной.
      -- Почему не поедем? - живо осведомился Максим. Иван охотно пояснил.
      -- Во-первых, гости в монастыре живут по монастырским законам. С непривычки - тяжело. Во-вторых, далеко.
      -- Это отсюда далеко, а вот из Москвы рукой подать, - многозначительно выдержав паузу, заявил Максим.
      -- Ты в Москву собрался, Макс? - поинтересовалась Люба.
      -- Родителям предложили стажировку в Останкино на три года, - ответил он.
      -- Сказка. Поедешь с ними?
      -- Пока останусь. Они устроятся, осмотрятся. Если подыщут работу для меня, то поеду.
      -- Ну, вот, - подумала Люба, - кажется, скоро я останусь совсем одна. Игорь теперь, пожалуй, вообще исчезнет. Максим и Иван уедут. Что же делать? Искать новых кавалеров? Заводить новые романы в призрачной надежде на появление прекрасного принца на белом "Мерседесе", готового сделать её счастливой. А если не найдешь? Карьера её не интересовала. Жить так, как живет Мария Васильевна - одна, погруженная в свой собственный духовный мир. Нет, такой жизни Люба не хотела. Семья, муж, дети - вот её предназначение.
   Иван, весь вечер очень внимательно наблюдающий за Любой, заметил её растерянность. Неспроста грустит девушка, подумал он. Что-то связывает её с тем парнем, что вертелся возле академии. Порасспросить бы. Но как? При Максиме неловко, а наедине они вряд ли останутся. Иван промолчал.
   В подъезде, когда они поднимались вместе по лестнице, девушка спросила:
      -- Когда ты уезжаешь, Ваня?
      -- Послезавтра.
      -- Заходи завтра вечерком, если хочешь. Поговорим...
      -- Зачем ждать до завтра? Давай поговорим сейчас, - преодолевая некоторые сомнения и неловкость, предложил Иван.
      -- Где? - удивилась Люба.
      -- Да прямо здесь, в подъезде. Как раньше. Ты забыла, как мы с тобой, возвращаясь из школы, порой по два часа сидели между этажами вот на этом ящике с картошкой. Ты поверяла мне свои девчоночьи секреты.
      -- Когда это было! В детстве. Потом мы выросли.
      -- Но друзьями остались.
      -- Я тебя любила, Ванечка.
      -- Люба, не начинай, - взмолился он.
      -- Что ты злишься? "Любила", а не "люблю". Теперь у меня другой возлюбленный, но и ему я не нужна.
      -- Вот и рассказывай, что между вами произошло.
   Они уселись на ящик. Люба стала рассказывать. Она поведала ему о том, как и при каких обстоятельствах они с Игорем познакомились, как сразу потянулись друг к другу, какие события произошли в жизни её возлюбленного и как эти события сказываются на их отношениях.
      -- Я устала, Ваня. Не знаю, как ему помочь. Я готова быть рядом с ним, готова понимать и поддерживать его. Но он сторонится, предпочитает бороться со своими проблемами в одиночку. Как он не понимает, что вдвоем легче?
      -- А Максим?
      -- При чем тут Макс? Он просто друг, с которым весело и легко.
      -- Он считает тебя своей невестой. Я думал, что между вами давно всё оговорено. По крайней мере, так я понял со слов Шнайдера. Разве он не делал тебе предложения?
      -- Нет, замуж он меня не звал. Хотя о любви говорил.
      -- А ты?
      -- Отмалчивалась, отшучивалась, переводила разговор на другую тему. Я люблю Игоря, Ваня. Но мне уже невмоготу сидеть дома у телефона и ждать пока он переборет свои страхи. Мне казалось, что сегодня всё решится. В его голосе чувствовалась твердость. Ваш сюрприз... Нет, ты не подумай, что я не рада твоему появлению. Рада, но...
      -- Но мы явились не вовремя и помешали устройству твоей личной жизни...- закончил её мысль Иван. Он помолчал, а потом спросил: - Люба, скажи, что сейчас тебе хочется сделать больше всего на свете?
      -- Хочется? Бежать к Игорю, всё ему объяснить, а потом взять за руку и отвести под венец.
      -- Вот и беги.
      -- Он не станет меня слушать.
      -- Выслушает обязательно. Он тоже любит, если ревнует. Только ты не отступай. Максу я сам всё объясню...
   Легко сказать, беги. Сначала надо поговорить с родителями, убедить их, успокоить. Потом собрать вещи, потом заказать такси. А на часах половина первого. Домофон выключен, звонок не работает. В подъезд её впустили припозднившиеся соседи. Затем Люба битых полчаса настойчиво колотила в дверь. Наконец, Игорь открыл. Заспанный, помятый. Люба почувствовала резкий запах алкоголя.
      -- Что тебе надо? - недовольно осведомился он и тут заметил, что рядом с ней стоит огромная спортивная сумка. - Не понял. Тебя выгнали из дома?
      -- Нет, меня никто не выгонял. Я сама, к тебе, навсегда, - уверенно сообщила она.
      -- Заходи...
   Люба облегченно вздохнула. Половина дела сделана. Теперь остается самое главное, убедить Игоря в искренности чувств. Но убеждать не пришлось. Он взял сумку, занес в спальню и стал выкладывать вещи прямо в шкаф.
      -- Хорошо, что ты пришла, - сказал он буднично. Помолчал и добавил. - Есть хочешь? - Люба замотала головой. - Тогда стели постель. Разговоры отложим на завтра, если не возражаешь. Я не в форме...
   Возражать Люба, само собой, не стала. Так началась её семейная жизнь...
  

Глава шестая.

1.

   Прошло полгода, а заявление в ЗАГС они так и не подали. Все как-то не получалось. Словно кто-то неведомый специально устраивал им проверку на терпение и выносливость.
   Сначала Игорь не мог вырваться с работы по разным причинам - время отпусков, конец квартала, инспекторская проверка, сезонное обострение квартирных краж, затем ещё одна очередная проверка, потом ещё одна. Дела, тоннами проходившие через руки Игоря, не задерживались в памяти, сливались в единую нескончаемую реку помоев. Домой он приползал среди ночи, а иногда и вовсе под утро, спал пару - тройку часов и вновь плелся на работу. Любу почти не видел, а поговорить тем более не удавалось. Перезвоны по мобильнику сводились к нескольким фразам: - "Как ты? Как родители? Не скучай! Ложись без меня. Опять задерживаюсь".
   Атмосфера в следственном управлении с каждым днем накалялась. От неимоверных перегрузок у сотрудников сдавали нервы. Крик, мат, истерики, разборки, сплетни, зависть. Люди совершали ошибку за ошибкой, подставляясь под оскорбления, служебные расследования и увольнения.
   Так было везде, по всей России. С экранов телевизоров, со страниц прессы, из интернета сыпались известия о противоправных действиях, совершаемых сотрудниками правоохранительных органов. То милиционер сбил на дороге ребенка, то устроил стрельбу в супермаркете, то застрелил любимую девушку и застрелился сам.
   В Центральном РОВД тоже не обошлось без ЧП. Старшина Сажин из дежурной части, пришел на суточное дежурство после очередного скандала с женой. Та не желала терпеть тяжелый характер мужа, недавно вернувшего из полугодовой командировки на Кавказ, плюс безденежье, пьянки, отлучки... В общем, типичная ситуация. Женщина велела супругу убираться вон из квартиры, запретила видеться с детьми. Сажину убираться некуда. Детей он любил. Словом, другого выхода, кроме как повеситься в комнате отдыха он не нашел.
   Игоря в этой ситуации поразило даже не то, что ЧП стыдливо "замолчали", а то, что осуждающих поступок Сажина нашлось немного. Его не оправдывали, нет. Просто большинству понятно, что происходило в душе молодого тридцатилетнего мужика, у которого не осталось сил для жизни.
   Девушка-психолог, совсем недавно окончившая институт и радовавшаяся, тому, что удалось по знакомству устроиться в такое хорошее, престижное место на аттестованную должность, уволилась из райотдела через три дня после происшествия, так и не дождавшись лейтенантских звездочек. Оказывается, это она виновна в срыве Сажина, не вела с ним индивидуальной работы, просмотрела сдвиг в психике, не погасила семейный скандал. Вот так. Как обычно, виноват стрелочник. В данном случае виноват психолог.
   Руководство МВД усилило работу с кадрами, навалив на эти самые кадры дополнительные горы бумаг - анкет, отчетов, дневников, справок. Ясно, что лучше от этого не стало, а только увеличился поток заявлений об уходе.
   Уходить страшно. Кризис в разгаре, работу найти невозможно.
   Игорь ждал, когда наступит хоть какой-нибудь просвет, и он наступил.
   Начальника следственного управления попросили уйти в отставку, на пенсию. Сбросив дела на Людмилу Витальевну Квиткову, ставшую его замом после того, как Клочкова перешла в УВД, Баранов оформлял документы, проходил медицинскую комиссию. Во время редких появлений на рабочем месте, он уже не шумел, не кричал, не требовал энтузиазма. Напротив, он стал мягким и пушистым, ни во что не вникающим, ни за что не отвечающим. А Мама Люда всегда умела ладить с людьми любого уровня. Начальство на неё пока не наседало в полной мере. Подчиненные знали хватку на вид добросердечной, а на деле железной леди и потому трудились как всегда, по мере сил и талантов.
   Игорь стал появляться дома часам к девяти - к десяти, что само по себе казалось подарком судьбы. В годовщину смерти отца Людмила Витальевна позволила ему взять отгул на целый день.
   Утром он отвез мать, Марию Васильевну и Катерину Степановну на кладбище. Погода выдалась на диво - небольшой морозец, безветренно и тихо. Засыпанное чистым белым снегом кладбище создавало иллюзию отречения от суетной реальности и райского очищения души от грехов и пороков. Собравшись у могилы Михаила Ивановича Агеева, три немолодые женщины погрузились в воспоминания. Игорь их не торопил. Он находился в состоянии какой-то непонятной невесомости, когда думаешь обо всем сразу и не о чем конкретном. Затем Степановна, стряхнув снег со столика и, постелив клеенку, достала из сумки термос с кофе и контейнер с блинами. Потом подумала и достала бутылку водки. Женщины сначала отнекивались, а потом пригубили по глотку. Игорю предложили - он согласился, хоть и за рулем. От маленького глоточка водки заеденного блином и запитого кофе, он словно оттаял. Стало не так тяжело смотреть на отцовскую фотографию на памятнике, на соседние могилы, не так тягостно возвращаться домой.
   Пока они ездили на кладбище, Люба накрыла на стол. Сели обедать. Одни, без посторонних. Игорь ел нехотя, а пил много. Быстро опьянев, он ушел в спальню и уснул. Женщины ещё долго сидели в гостиной, вполголоса обсуждая какие-то свои женские проблемы. Игорю они не мешали...
  

2.

      -- Моя вторая попытка найти семейное счастье не увенчалась успехом. Я опять одна, - сообщила Наталья Семеновна, убирая со стола закуски и салаты, чтобы накрывать к чаю.
      -- Расстались? - с искренним любопытством спросила Мария Васильевна, доставая из серванта парадные чашки.
      -- Прогнала, - ответила Наталья Семеновна.
      -- Почему?
      -- Надоело разрываться между огородом, кухней и стиральной машиной.
      -- Раньше ты не стирала и не готовила, что ли? - поинтересовалась Катерина Степановна.
      -- В том-то и дело, что все делала и все успевала. И по дому, и для себя, и для Игорька. А тут заколдованный круг какой-то. То мы мчимся на дачу, то на рынок, то к его брату в деревню. Затоварились фруктами и овощами лет на десять вперед. Летом накрутила банок с соленьями и вареньями штук триста.
      -- Неужели! - воскликнула Катерина Степановна.
      -- Ну, не триста, чуть меньше. А Толику все мало. И банок, и вещей, и денег. Какие-то наполеоновские планы. Надо, надо, надо. Все и сразу...
      -- Ему надо, пусть и крутится.
      -- Конечно, разбежался...
      -- Понимаю тебя, Наташа, - сказала Мария Васильевна. - У меня такой же вариант был. Строитель. Не секунды вздохнуть не давал. Еле оклемалась потом.
   Наталья Семеновна шумно вздохнула, расставила чашки, разлила чай, разложила по тарелкам по кусочку сладкого пирога. Женщины пили чай молча. Потом Катерина Степановна не выдержала, выговорила с укором:
      -- Ой, бабоньки, не пойму я вас. Хозяйственные мужики вам достались. Что плохого?
      -- Что хорошего, если кроме грязного белья, кастрюль и магазинов ничего не видишь. Только и думаешь, что о материальном, а душа тоже своего внимания требует. Про книги, телевизор, театр и другие удовольствия я уж и не говорю. Наедине со своими мыслями остаться некогда, - ответила Наталья Семеновна.
      -- Вот именно, - согласилась Мария Васильевна. - Не хочется становиться служанкой. Хочется оставаться женщиной, женщиной ухоженной, умной, интересной.
      -- Да, да, Машенька, - откликнулась Наталья Семеновна. - Мне иногда кажется, что мужчинам и в голову не приходит, что у нас в голове какие-то мысли имеются. Толик однажды услышал, как я по телефону свободно разговариваю по-английски с коллегой из Австралии.
      -- Удивился?
      -- Не то слово. Он-то у меня отставной пожарник с дипломом механико-технического училища.
      -- Испугала мужика, - засмеялась Катерина Степановна, - он и сбежал.
      -- Нет, Степановна, не он испугался, а я задумалась. Кто я для него? Очередная домработница, бесплатное приложение к мужчине. Нет, я самостоятельная, самодостаточная женщина, добившаяся в жизни каких-то высот, успехов, уважения. А у него грошовая пенсия, куча кредитов, даже своего собственного угла нет. Скитается из дома в дом, от женщины к женщине как странник, и не в состоянии где-то зацепиться, осесть, пустить корни. Жалко мне его...
      -- Сам виноват. Не ту женщину выбрал. Мало ли хозяюшек мечтает о таком домовитом и деловитом. Они попроще нас, поухватистей в домашних делах, потерпимей к людям относятся. Правильно я говорю, Катерина Степановна?
      -- Правильно вроде, Машенька, но он-то, поди, и не понял, что не по себе деревце срубил. Для него все бабенки одинаковы. Вот за это его и надо жалеть... Что, ты молчишь, Любушка?
   Люба, которая в течение всего обеда сидела незаметно, постоянно выбегая на кухню за чистыми приборами и дополнительными закусками, неопределенно пожала плечами. Странную тему для разговора выбрали женщины. Уважает, не уважает, ценит, не ценит. Да она готова в лепешку расшибиться ради любимого, не то, что стирать, гладить и готовить. Только не уверена, замечает ли Игорь, когда приходит со службы под утро, чистые простыни, остывший ужин, накрытый салфеткой, новые шторы и новую, недавно установленную входную дверь. Это ей все надо, а ему все равно, что есть и на чем спать. Совместная жизнь принесла сплошные разочарования и одиночество. Горько и обидно. Ещё обиднее от того, что они любят друг друга. Любят. Как же тогда люди без любви живут? Неужели ещё хуже?
   Люба грустно улыбнулась.
      -- Давайте тарелочки, вымою, - предложила она. Собрав грязную посуду, девушка вышла на кухню.
      -- Не так спросила? - глядя вслед девушке, удивилась Катерина Степановна.
      -- Всё так, - ответила Мария Васильевна, откладывая в сторонку не допитый чай и не съеденный пирог.
      -- Маша, а ты не в курсе, как у них дела? - решила выведать Наталья Семеновна. - Мне Игорь давно ничего не рассказывает, а с тобой делится.
   Мария Васильевна встала из-за стола, прошлась по комнате, притворила дверь в спальню, чтобы не беспокоить уснувшего парня. Только потом присела поближе к подруге и тихо сказала:
      -- Надо подыскивать Игорю другую работу, а то, боюсь, сломается мальчик. Не для него эта служба. Обзванивай друзей и знакомых, и я обзвоню.
      -- Понятно. А с Любой у него как?
      -- С работой наладится и здесь все будет хорошо.
      -- Похоже, что девушка тебе нравится.
      -- Славная девушка, но...
      -- Есть "но"?
      -- Есть. Мы теперь вместе работаем. И ей это не нравится.
      -- Почему? Ты с любым сработаешься, - удивилась Наталья Семеновна.
      -- Я - да, а у неё опыта маловато. Понимаешь, если бы мы вместе начинали. Я - старше, она моложе. Все понятно. А так получается, что два медведя в одной берлоге. Точнее, две медведицы. Она - хозяйка, и я - хозяйка. Не идти же мне под её начало, да и она привыкла к самостоятельности. Неловкая ситуация.
      -- Где же выход?
      -- Выход или компромисс мы найдем. Ты меня знаешь.
      -- Да, такта у тебя достаточно. Но твоё "но"? Что тебя настораживает?
      -- Она меня ревнует.
      -- К Игорю?
      -- Бог с тобой! К читателям. Я вышла, они обрадовались, кинулись с расспросами, за советами. Я стала отвечать, советовать, рекомендовать, разговаривать по душам. Вокруг меня опять закрутилось, завертелось. Люба посчитала себя отвергнутой. Как её разубедить, что это не так? Ведь людям хочется общаться и с молоденькой девушкой и со взрослой женщиной. Важно, что Любе есть, что дать читателям - знание литературы, общий кругозор, душевность и много чего другого. А она глупышка ревнует, - сокрушалась Мария Васильевна.
      -- Поговори с ней откровенно, вот как сейчас со мной, - предложила Наталья Семеновна.
      -- Поговорю. Разумеется.
      -- Маша, это все или ещё, что заметила?
      -- Успокойся. Любит она нашего Игоря, любит.
      -- "Нашего"? В пору и мне ревновать. Приворожила ты моего сына, Мария Васильевна. Вот сколько тебя знаю, не пойму, чем ты людей привораживаешь?
      -- Просто я воспринимаю их такими, какие они есть. А насчет сына, не волнуйся, Наталья. От меня беды не будет...
   Женщины, нашептавшись и наговорившись, отодвинулись друг от друга и подняли глаза. На пороге комнаты стояла Люба и нервно теребила край кофточки. Она чуть не плакала.
      -- Давно стоишь, Любочка?
      -- Достаточно.
      -- Что скажешь?
      -- Я жду ребенка, - решительно выпалила она.
   Женщины дружно охнули.
      -- Игорь знает?
      -- Не успела сказать.
      -- Слава богу! Что ж ты плачешь, милая? Это самое чудесное известие на свете. Теперь точно, все у вас будет хорошо.
      -- Мне бы вашу уверенность...
  

Глава седьмая.

1.

   Недаром говорят, что счастье и беда ходят рядом. Не успел Игорь переварить радостную новость о предстоящем рождении наследника, как валом накатились неприятности.
   В инспекцию по личному составу поступило заявление, в котором некий гражданин Черников, обвиняемый в краже мобильных телефонов, обвинил следователя Агеева в хамском поведении и превышении должностных полномочий.
   На заявление отреагировали мгновенно. В следственное управление Центрального РОВД, чтобы разобраться и удостовериться в справедливости изложенных фактов, прибыл лейтенант Константин Митин, однокурсник Игоря. Он предстал перед ним в роли распорядителя человеческих судеб.
   Сначала он допросил Черникова. Тот облил Игоря дополнительным ушатом помоев - нецензурная брань, угрозы, психологическое давление, оскорбления. Митин, воодушевленный предстоящими разоблачением, приступил к опросу оперативников и коллег-следователей. Те, либо отрицали факты, либо ссылались на неосведомленность. Так что свидетелей, подтверждающих слова кляузника не нашлось. Митин пожелал изъять магнитофонные записи допросов (надеялся, что отыщет, за что зацепиться). Изъять их не удалось по причине отсутствия. Единственный старый - престарый магнитофончик третий месяц находился в ТСО на ремонте. Видеокамеры до сих пор являлись недостижимой роскошью. Лишь один кабинет оснащен, как положено, но им пользовались в исключительных случаях. Оставалось последнее средство - добиться признаний от самого Игоря.
   Бывший однокурсник не пригласил его в УВД, где им пришлось бы разговаривать в присутствии пяти инспекторов. Здесь, в райотделе, начальник дежурной части выделил им отдельную комнату, при этом угодливо улыбался и обещал всемерную помощь.
   Игорь всегда недолюбливал Митина. Суетливый, угодливый, лживый. Причем, со всеми - и с начальством и с товарищами. Поговаривали, что он стучал курсовым на однокурсников. Потому его сторонились, но от себя не гнали, боялись. В академию, а потом в УВД Митина пристроила мать. Она не занимала высокого или сколько-нибудь значимого поста, но работая горничной в гостинице УВД, естественно, имела полезные знакомства. Кто отец Кости - тайна, покрытая мраком.
   От этой беседы в душе Игоря остался гадкий осадок. Начал Митин с высоких слов о чести офицера и призывов к совести. Вскоре скатился к обвинениям в адрес всех деток, укрывающихся за спинами высокопоставленных родителей. На что Игорь резонно заметил:
      -- Костя, лично я, чем перед тобой виноват?
      -- Твой отец...- начал Митин.
      -- Мой отец, - перебил его Игорь, - уже год как в могиле. Но он никогда не пользовался своим служебным положением для решения личных проблем.
      -- Черников пишет, - продолжил Митин, но Игорь вновь перебил его:
      -- Черникову скучно сидеть в СИЗО. Он нашел себе развлечение. Костя, Черникова взяли с поличным на месте преступления, буквально за руку. Он своей вины не отрицал. Зачем мне на него давить или оскорблять? Я оформил уголовное дело и передал его в суд. Быстро и по закону.
      -- Мы обязаны реагировать на подобные сигналы.
      -- Отреагировал. Факты подтвердились? Нет. Так и напиши. В чем проблема?
      -- Ты изменился, Агеев, - тяжело вздохнув и нервно передернув плечами, неожиданно заявил Митин.
      -- Я? - переспросил Игорь и ответил. - Да, вероятно ты прав. Жизнь идет. Все мы меняемся. Встречаешь кого-нибудь из наших?
      -- Да, многих. Приходится часто ездить по подразделениям.
      -- По службе?
      -- По службе, - снова вздохнув, подтвердил Митин.
      -- В академии бываешь? Как поживает наш курсовой офицер подполковник Руднев?
      -- Руднев ушел в отставку. Вернее его ушли, на пенсию. Теперь он начальник службы безопасности в Сиб Банке. Игорь, ты, правда, ничего противозаконного не совершал?
   Игорь засмеялся. Он, наконец, понял, что напускная самоуверенность Митина, да и всё его поведение основаны на страхе за самого себя (вдруг попрут с тепленького местечка).
      -- Тебе честно сказать, начальник, или что утаить? - улыбаясь, осведомился Игорь и успокоил: - Не волнуйся, Костя, ничего не выплывет, потому что ничего не было...
   Вот так закончилась история со служебным расследованием. Конечно, он перенервничал, переволновался, но хорошо то, что хорошо кончается. Нет, не так. Хорошо уже то, что просто кончается.
  

2.

      -- Настя, что случилось?
      -- Ничего, Мария Васильевна.
      -- Чего тогда плачешь?
      -- Лешка... - девушка громко всхлипнула, размазывая рукой слезы по лицу.
      -- Что Лешка?
      -- Курит...
   Настя встала, подошла к умывальнику, включила холодную воду, стала умываться. Мария Васильевна её не торопила. Захочет рассказать, что произошло, расскажет. Не захочет, вольному воля. Она не теряла времени даром, набрала в графин воды для цветов, вымыла руки. Лишних глаз и ушей она не боялась. Туалет служебный, запирается на ключ. Настя тем временем немножко успокоилась и была готова поделиться своей бедой.
      -- Простите, я такая дура. Реву из-за ерунды.
      -- А плачут всегда только из-за ерунды. Не замечала? Так что, Лешка?
      -- Понимаете, он обещал бросить курить и божился, что бросил. А я на перемене в окно видела, как он во дворе с ребятами смолит за милую душу. Ну, ничего, пусть только зайдет, я ему устрою, - Настя победно улыбнулась и, гордо вскинув голову, двинулась из туалета.
   Мария Васильевна смотрела ей вслед и тоже улыбалась. Нет, разумеется, она могла бы остановить девушку, попытать втолковать ей, что скандалом и запретами от мужчины ничего не добьешься. Курить он, во всяком случае, точно не бросит. Но останавливать Настю Мария Васильевна не стала. Она понимала, что происходит с девушкой. Настя любит и хочет, чтобы её тоже любили и не только на словах, но и на деле. Любишь - докажи. Брось курить. Не бросает, да ещё и обманывает, значит - грош цена его признаниям и обещаниям. Конечно, Настя и Леша сначала немножко повздорят, потом помирятся. У молодых супругов всегда так. Это ещё не трагедия. Так, мелочи жизни. Притирка характеров.
   Раздумывая о чужих, происходящих на её глазах страстях, Мария Васильевна вернулась на абонемент. Взяла стопку новых журналов, стала регистрировать их в картотеке, клеить кармашки, заполнять формуляры. Работа механическая, думать не мешает.
   Она давно привыкла к роли стороннего наблюдателя и аналитика. Что ей ещё остается? Рыдать в подушку над своей несчастной судьбой! Увы, это пройденный этап. Отрыдала. Приучилась жить одним днем, радуясь повседневным сиюминутным мгновениям счастья. В чем заключается её счастье? Она формулировала его фразой из притчи о трех подходах к тасканию тяжелых камней: " Я строю храм". Эту фразу она объясняла себе так: раз уж ты являешься хранителем вековой человеческой мудрости, то донеси хоть частичку её до других. Поэтому, она как могла, раскрывала перед своими читателями двери в прекрасный мир литературы.
   Идеалистка! Фантазерка! Блаженная! Кому это надо! У современной молодежи совсем другие понятия о жизненных приоритетах и ценностях! У них "бабки" на первом месте. У них клиповое сознание. У них потребительские инстинкты. Каких только суждений не выслушала она! И соглашаясь с критикой, продолжала строить свой храм. У каждого своё предназначение в жизни. У неё - вот такое.
   Прозвенел звонок со второй пары. Без пяти одиннадцать. Сейчас придет Люба. У неё вторая смена. Отношения наладились. Функциональные обязанности они распределили. Составили график обслуживания читателей и выполнения других работ. Неловкость первых дней исчезла. Теперь они, две медведицы, прекрасно уживались в одной "берлоге".
      -- Здравствуйте, Мария Васильевна!
      -- Здравствуй, Люба!
      -- Как доехала?
      -- Нормально, - сообщила Люба, проходя за стеллажи. - Немножко в автобусе укачало.
      -- В твоём положении - это действительно нормально.
      -- А вы откуда знаете? - Люба отвечала раздраженно и даже с некоторой снисходительностью. - У вас ведь нет детей.
      -- Детей у меня нет, - покорно согласилась Мария Васильевна, пропуская колкости через себя, и добавила: - Я тебе шиповник заварила, в термосе.
      -- Спасибо! - механически поблагодарила Люба и вдруг спохватилась: - Простите! Я вас обидела.
      -- Ничего, свои люди, - успокоила Мария Васильевна. - Звонила твоя мама.
      -- Хорошо, сейчас разденусь и перезвоню. Не знаете, ничего не случилось?
      -- Кажется, все в порядке. Волнуется за тебя, только и всего.
   Люба разделась, позвонила домой, успокоила Ирину Владимировну. Потом села за кафедру выдачи, погрузилась в обычную возню с книжками, карточками, формулярами. Мария Васильевна, тем временем, с помощью электронного каталога составляла рекомендательный список литературы по физкультуре и спорту. Раздался телефонный звонок. Мария Васильевна сняла трубку:
      -- Абонемент художественной литературы.
      -- Вы работаете? - раздался в трубке бойкий мужской голос.
      -- Работаем.
      -- А у вас есть какие-нибудь книжки?
      -- Есть, - невозмутимо ответила Мария Васильевна.
   Более идиотского вопроса, естественно, придумать нельзя. Интересно, что произойдет дальше? В трубке царило недолгое молчание, потом голос спросил:
      -- Какие?
      -- Разные.
      -- "Черный котенок" есть?
      -- Это серия детских детективов. Вам следует обратиться в детскую библиотеку.
      -- Мне дочке надо.
      -- Я поняла. В детской библиотеке.
      -- Так нету "Черного котенка"?
      -- Нет.
   Несостоявшийся читатель бросил трубку. Мария Васильевна пересказала содержание разговора Любе. Они посмеялись. Запросы вроде "дайте какую-нибудь зеленую толстую потрепанную книжку" звучали постоянно. Иногда они сопровождались наивным дополнением: "Вы разве не знаете?" и очень удивлялись, когда библиотекарь отвечала: "Не знаю".
      -- Мария Васильевна! - заговорила Люба. - У вас скоро юбилей.
      -- Да, через полгода. А что?
      -- Давайте соберем на праздник всех ваших "сынков" и "дочек"? Вы не волнуйтесь, все хлопоты мы с Настей возьмем на себя. Да и Нина Алексеевна обещала помочь с размещением и финансированием.
      -- Спасибо, Любаша. Не стоит беспокоиться, - отвергла предложение Мария Васильевна.
      -- Почему?
      -- Не спрашивай! Не надо и всё...
      -- Представляете, как было бы здорово, - не унималась Люба, - понаедут из разных городов ваши любимые читатели, надарят подарков.
      -- Никто не приедет.
      -- Почему? Они вас помнят, уважают, любят как родную маму...
   Люба говорила горячо, искренне, а Мария Васильевна едва не расплакалась. Любят чужую тетку "как родную"? Вот, именно, "как". Что бы она сейчас отдала, чтобы вместо трех десятков прикормленных и прирученных чужих детей, на её юбилее появился один, родной, по её вине, не родившийся когда-то ребенок.
   Откуда она знает про токсикоз беременной женщины? Оттуда, из своего прошлого. Именно токсикоз и сломал тогда её решимость родить внебрачного ребенка. Не выдержала, струсила. Трус - человек с богатым воображением. Так и есть. Она тогда ярко и зримо представила, что её ожидает. Скандалы в семье (она тогда ещё жила с родителями), материальные трудности, недовольство начальства и коллег по работе из-за частых больничных по уходу за маленьким ребенком. Нет, порой думала она, следовало гордо поднять голову, приструнить мать и сестру, убедить отца, явиться в дом с "нагулянным" ребенком и заставить родственников полюбить и воспитывать его. Никуда бы они не делись. Мать перестала бы носиться со своими болячками. Сестра прекратила бы истерики. Отец перенес бы любовь с младшей доченьки на внука. И все были бы счастливы. Там, глядишь, и Андрей переменил к ней своё отношение. Поступить эгоистично, заставив играть по своим правилам, ей не удалось по двум причинам. Не хватило характера и не позволила совесть. А ещё надежда на то, что всё ещё удастся исправить - встретить любимого, родить малыша. Не удалось. Любимого она встретила. Но, видимо, смерть Миши стала платой за давний грех, который она отмаливала всю жизнь и не могла отмолить.
   Люба, почувствовав перемену в настроении Марии Васильевны, примолкла. А она, мысленно погоревав, пришла к выводу о том, что с предложением девушки стоит согласиться. Это действительно здорово встретиться вновь с теми людьми, с которыми её свела судьба...
  

Глава восьмая.

1.

      -- Агеев, зайди ко мне. Срочно.
      -- Хорошо, Людмила Витальевна. Иду.
   На часах без двух восемь. Вызов к начальнице в столь раннее утро не предвещал ничего хорошего. Так и оказалось. Квиткова "обрадовала":
      -- Хаустов взял больничный. Ты дежуришь вместо него.
   Попался, ёшки-матрешки!
   Хаустов ещё вчера чувствовал себя преотвратно - чихал, кашлял, ну и остальные "прелести" в полном объеме. Сотрудники управления недовольно косились на него. Сляжет, останутся его дела и дежурства. А тут уж на кого бог пошлет, точнее начальство укажет. Начальство указало на Игоря, да ещё стопку дел вручило. Квиткова, конечно, не Баранов. Она не орала, не давила. Мало того, пыталась подсластить пилюлю.
      -- Игорек, я понимаю, у тебя напряг, но прошу подменить Хаустова. Я просмотрела дела, что у него в производстве и отобрала только те, где сроки поджимают. Свеженькие ночные разделила честно, по два каждому. Тебе разбой из павильона и кража из автомобиля. По первому, отказ в возбуждении оформишь. По второму, допросишь пострадавшего, возбудишь дело. Дежурный следователь вызвал их к девяти и к девяти тридцати. Понятно?
      -- Так точно, товарищ подполковник, понятно.
      -- Свободен. Беги на развод.
   И он, в очередной раз, кляня службу, грипп и погоду, уныло поплелся на развод, а потом стал изучать материалы врученных ему дел и ждать прихода, вызванных коллегой граждан.
  
   Сначала пришла миловидная блондинка лет сорока, владелица нескольких маленьких магазинчиков-павильонов, расположенных на остановках общественного транспорта. Минувшей ночью какой-то подвыпивший субъект, по виду студент, ворвался в один из круглосуточных магазинов. Угрожая продавщице газовым пистолетом, он взял с витрины две бутылки водки и палку колбасы. Убегая, воришка устроил разгром и разбил витрину. Заявление Игорь принял, поскольку приметы грабителя подходили ещё к трем-пяти подобным разбоям. Ориентировка на него составлена и по портрету-фотороботу продавщица ещё ночью при оперативниках, выехавших на место преступления, злодея опознала. Игорь успокоил заявительницу, разбойника обязательно задержат со дня на день. Водку и колбасу, конечно, не вернут, а вот предъявить иск за разбитые стекла шанс есть. Женщина ушла успокоенная.
   Дело с кражей из автомобиля обернулось неожиданной стороной.
   Потерпевший, молодой человек приятной наружности, сразу показался Игорю знакомым. Заполняя шапку протокола, он записал фамилию, имя и отчество потерпевшего: Шнайдер Максим Борисович. Фамилия незнакома. Имя? Обычное имя. Максим ...
   И тут Игорь вспомнил, где видел этого хлыща. Летом возле академии у серебристой "Тойоты". Он встречал Любу.
   Игорь бросил встревоженный взгляд на посетителя. Узнал? Не узнал? Узнал. Мало того, нацепил на физиономию наглую ехидную улыбку и смотрит сверху вниз. Игорь собрал волю в кулак, чтобы не побежать к Квитковой и не отказаться от ведения этого дела. Он знал, что бесполезно. Никто у него отказа не примет. Оснований нет. Да и зачем посторонним знать о его личных проблемах? Остается одно - честно выполнять свои обязанности. Этим он и занялся.
   Игорь провел опрос пострадавшего, выяснил обстоятельства кражи.
   Вчера вечером Шнайдер оставил автомобиль на стоянке во дворе под окнами. Утром встал, спустился к автомобилю и обнаружил незапертую переднюю дверь и отсутствие автомагнитолы. Из бардачка пропали дорогие кожаные перчатки, позолоченная зажигалка и визитница.
      -- Понимаете, - говорил Шнайдер, - черт с ней с магнитолой. Все равно собираюсь машину продавать. Ну, дадут на двадцать штук меньше. Ерунда. Визитницу жалко.
      -- Сколько стоит? - уточнил Игорь.
      -- Она бесценна, - с гордостью заявил Шнайдер и переспросил: - Вы о реальной стоимости спрашиваете?
      -- Само собой, - кивнул Игорь.
      -- Грошовая вещь, - отмахнулся Максим и пояснил: - Её ценность в содержимом. Вы знаете, что я на телевидении работаю?
      -- Извините, не осведомлен, - отказался Игорь.
      -- Так вот, я - заместитель редактора молодежных программ. Связи - весь город от первых лиц до отдельных весьма интересных особ.
      -- Вы о девушках? - усмехнулся Игорь.
      -- И о них, - подтвердил Максим и продолжил: - Так вот, без этих связей я глух и нем, а как специалист - пустое место.
      -- Почему вы решили автомобиль продавать? Меняете на более престижный? - равнодушно поинтересовался Игорь.
      -- Уезжаю. В Москву к родителям. Они на стажировке в Останкино. Показали кое-кому мои проекты. Меня берут на один из центральных каналов. Должность пока предлагают небольшую. Ассистент режиссера. Но лиха беда - начало.
      -- Рад за вас, - уныло поздравил Игорь, который изрядно устал от разговоров с хвастливым плейбоем.
      -- Спасибо. С женой поеду, - нагло улыбаясь отозвался Шнайдер.
      -- Вы сказали, что не женаты? - привычно выловил ложь собеседника Игорь.
      -- Свадьба скоро. Приходите. Люба будет рада вас видеть. Вы, кажется, знакомы с моей невестой Любой Воропаевой?
   Игорь опешил от такой наглости. Если бы он не был уверен в том, что Люба ночью спала с ним в одной постели, а утром готовила завтрак, то, вероятно, поверил бы Шнайдеру. Игорь недоуменно пожал плечами и произнес:
      -- Совет да любовь. Любе о свадьбе сообщить не забудьте, а то она не в курсе.
      -- Почему не в курсе? Очень даже в курсе. У нас и день назначен. Тот факт, что она сейчас с тобой, пустяк.
      -- Пустяк то, что мы ждем ребенка? - воскликнул Игорь.
      -- Это мы ждем ребенка, - бесстыдно заявил Шнайдер.
      -- Чушь.
      -- Не веришь, а зря, - укоризненно качнул головой Шнайдер. - Ты что думал, целыми сутками ошиваешься на службе, а молодая девушка верно и преданно тебя у окошечка дожидается?
      -- Ложь, - не сдавался Игорь.
      -- Правда, истинная правда. И вообще... - Шнайдер многозначительно помолчал. - Что ты можешь ей дать? Ничего. Потому что сам не знаешь, чего хочешь от жизни.
      -- А вы? - усмехнулся Игорь.
      -- Знаю. Из кожи вон вылезу, но обеспечу себе и своей будущей семье стабильность, достаток, общественное положение. И не здесь - в Москве, - с вызовом заявил Шнайдер.
   Игорь на вызов не отреагировал, хотя упрек собеседника задел его. Он, стараясь сохранять остатки хладнокровия, предложил:
      -- Я вот сейчас возьму телефон, позвоню Любе и перескажу содержание нашей беседы. Хотите выслушать ответ? - предложил Игорь. Он не знал, что и думать. Если это блеф, то Шнайдер гениальный актер
      -- Хочу, - совершенно спокойно заявил он.
   Дозвониться до Любы не удалось. Мобильник отключен, коммутатор академии занят. Разоблачение лгуна не состоялось. Так он и ушел, самодовольно усмехаясь, полностью удовлетворенный произведенным эффектом.
  

2.

   Какой неприятный и промозглый февраль, думала Люба. Она стояла на остановке возле женской консультации в ожидании троллейбуса. Продрогла, но на такси не было денег, а в маршрутках и автобусах её страшно укачивало. Врач успокоил её:
      -- Беременность протекает нормально. Патологии нет, а утренняя тошнота и резкая восприимчивость к запахам - обычная реакция организма. Попейте витаминчики, сдайте анализы...
   В результате, Люба вышла из кабинета со стопкой направлений и рецептов. Время приближалось к обеду. Лаборатории по сбору анализов и диагностические кабинеты работали с утра. Сдачу анализов придется отложить на завтра. Опять отпрашиваться с работы, вызывая недовольство Нины Алексеевны.
   Известие о её беременности заведущая приняла с тяжелым вздохом. Очередная кадровая дыра на три года закрытая случайным временным человеком, а потом сотрудница с малым ребенком. Но, жизнь есть жизнь. Молодым надо выходить замуж, рожать детей, растить их, воспитывать, учить. Она сама рано вышла замуж, родила и воспитала двоих - мальчика и девочку. Дети выросли, выучились, уехали в Питер за лучшей долей. Сын женился, дочь пока одна. Сердце за них болит по-прежнему, как за маленьких. К молоденьким сотрудницам она относилась по-матерински заботливо, с пониманием, но библиотека должна работать каждый день без сбоев и закрытых дверей.
   Наконец, подошел троллейбус. Люба села недалеко от двери на двойное сидение. Тут же рядом плюхнулся какой-то парень. Он, разговаривая по мобильнику, сообщил в трубку:
      -- Всё, еду. Уже в лоховозе. Через полчаса буду на месте.
   Люба вспомнила, что при входе в кабинет врача отключила телефон, а снова включить забыла. Мама волнуется, наверняка, трубку оборвала. Так и есть - шесть пропущенных звонков от мамы, один от Игоря, два от Максима.
   Сначала она позвонила маме, подробно поведала ей о своем походе к врачу. Затем набрала Игоря. Абонент недоступен. Набрала Максима. Он ответил.
      -- Долго будешь жить, подруга. Только что говорили о тебе с твоим следаком.
      -- Где говорили? - удивилась Люба.
      -- У меня тачку гробанули. Моя заява к твоему попала. Он меня допрашивал битый час. Только что вышел из ментуры.
      -- Максим, что с тобой? На тебя так повлиял поход в райотдел, что ты заговорил как зэк? Объясни по-человечески, что случилось?
      -- Автомобильная кража. Дело попало к следователю Агееву. Он обещал найти вора. - Максим охотно перевел на литературный язык предыдущую тираду и поинтересовался: - Где ты?
      -- В троллейбусе по дороге на работу.
      -- Давай вечером встретимся?
      -- Зачем?
      -- Не теряю надежды уговорить тебя бросить Игорька и выйти за меня замуж. В Москву вместе поедем.
      -- Не выдумывай! Я тебе давно уже все объяснила. Я люблю Игоря.
      -- Но так, как вы живете, жить нельзя.
      -- Возможно, ты прав. Но ты меня неправильно понял. Если я, устав от одиночества, иногда звоню тебе и жалуюсь на свою семейную жизнь, то это не значит, что я готова бросить её ради тебя.
      -- А просто бросить, уйти к родителям, например, ты готова?
      -- Перестань! У нас будет ребенок.
      -- Это ничего не изменит. Ты прости меня, но я сказал, что это мой ребенок, что мы женимся и вместе уезжаем в Москву.
   Люба онемела. Она растерялась. Представила, что сейчас чувствует Игорь и испугалась, потому набросилась на Шнайдера с обвинениями:
      -- Кто тебя просил? Как ты посмел вмешиваться в наши дела? Ты, что не понимаешь, такими вещами не шутят.
      -- Успокойся, он мне не поверил. И вообще, я уверен, что правильно поступил. Ты все равно уйдешь от него теперь или позже, без разницы. Но ждать тебя я не стану. Думай, моя дорогая. Сейчас самое время. Вы не расписаны. Ребенок вполне может быть и моим...
      -- Не может. От телефонных разговоров дети не рождаются.
      -- Это мы с тобой знаем, про телефонные разговоры. Ведь могли быть и интимные свидания.
      -- Не было.
      -- Мне все равно. Посчитаем, что были. Короче, я жду до вечера. До 23.00. Моя машина будет стоять возле твоего подъезда. Или сейчас, или никогда.
      -- Максим!
      -- Всё, родная. Это твой последний шанс.
   В трубке загудели короткие гудки. Люба нажала красную кнопочку и огляделась вокруг. Парень, который сидел рядом с ней, вышел. Остальные пассажиры, привыкшие к телефонным переговорам в транспорте, не обращали на неё никакого внимания. Им и дела нет, что у Любы решающий момент в жизни. Троллейбус мерно гудел и привычно катился по улицам города. Люба посмотрела в проталину на оконном стекле. До академии ещё пять остановок. Есть время подумать.
   О чем? Да о словах Максима. Сначала она хотела пренебречь его предложением. Потом задумалась. В главном он прав. Их с Игорем жизнь всегда будет одиночеством вдвоем. Дело не только в его или её работе. Как правильно когда-то заметил её читатель Усольцев, они одиночки. Да, Игорь - человек долга. Он женится на ней, сделает всё для своего будущего ребенка, но всю жизнь будет сомневаться в себе, недооценивать свою силу, не решится бросить к чертовой матери ненавистную работу и, как бурлак, будет тянуть свою лямку, не способный радоваться обычным окружающим его вещам, красоте, любви, каждой прожитой минуте. Люба заметила, что рядом с ним и сама стала такой. А она не такая. Она веселая, живая, решительная. Но изменить Игоря, вытянуть его из болота постоянной депрессии, не способна даже любовь.
   Она ждет ребенка. Она должна жить ради ребенка. И она обеспечит ему радостное, счастливое, светлое будущее. С Максимом.
   Она вновь достала телефон, нажала кнопку быстрого вызова с номером Игоря.
      -- Люба! - обрадовано воскликнул он. - Как хорошо, что ты позвонила. У меня был Шнайдер.
      -- Да, я знаю, - ответила Люба.
      -- Он говорил какую-то ерунду о вашей предстоящей свадьбе...
      -- Это не ерунда.
      -- Не понял?
      -- Я ухожу от тебя...
      -- Люба, подожди, я не могу разговаривать. У меня дежурство. Завтра утром поговорим.
      -- Завтра утром меня у тебя в квартире не будет.
      -- Люба, но не сейчас, не по телефону решать такие проблемы. Подожди...
      -- Опять ждать! Надоело! Извини, Игорь! Моя остановка.
      -- Ах, да! Ты была в консультации. Что сказал врач?
      -- Тебя это не касается! Всё, Игорь, прощай!
      -- Люба...
   Она не стала слушать его, прервала разговор. Троллейбус остановился напротив академии. Люба вышла и медленно направилась к КПП. По логике вещей после такого разговора, Игорь должен бросить свою работу, примчаться к ней и на коленях умолять остаться, обещать золотые горы или, по крайней мере, оборвать все известные ему телефоны. Но он не примчался и не позвонил.
   В 23.00, собрав немногочисленные пожитки, Люба вышла к машине Максима. Он отвез её к родителям.
  

3.

   В городе свирепствовала очередная волна гриппа, точнее ОРВИ. Добрая половина сотрудников следственного управления валялась по домам с высоченной температурой и от слабости даже трубки телефонной поднять не могла. А тут городские власти объявили карантин во всех учебных заведениях города. Утром ученики и студенты отсыпались, днем тусовались по общагам и квартирам, а вечером и ночью шли веселиться на улицы родного города. Кривая преступлений поползла вверх. Только успевай выезжать на происшествия. За вечер выезжали трижды: драка с поножовщиной, попытка изнасилования и ограбления в парке, нападение на кондуктора у автобусной диспетчерской с попыткой отнять дневную выручку. Всё до банальности обыденно, злодеев задерживали по горячим следам, протоколы оформляли быстро и тут же возвращались на базу, в отдел.
   В перерывах между выездами Игорь пытался заниматься оформлением дел. О ссоре с Любой думать не хотелось. Он, почему-то, не придал значения её угрозам уйти от него. Минутная обида, детский каприз. Что ещё? Она ведь любит его. Любит, а потому никогда не оставит...
   В 23:00 к нему заглянула Мама Люда.
   - Я домой, если что звони, буду на трубке.
   Игорь вяло кивнул и стал обустраивать ложе для сна - сдвинул три стула, укрылся бушлатом и попытался уснуть. В кабинете холодно, от раздолбанных оконных рам сифонит холодом, а полудохлый обогреватель положения не спасает. Укрывшись с головой, он проваливается в сон.
   Проснулся от жуткого гвалта. На часах половина второго ночи. То, что происходит внизу - обычный ритуал. В 10 вечера открывается расположенная на территории забегаловка с грозным названием "Вулкан", а после 24:00 патрульные начинают таскать оттуда пьяную шушеру, которая продолжает разборки около дежурной части. Вот и сейчас матерная ругань набирала обороты, потом послышался звук прилетевшей кому-то плюхи, далее, судя по шуму, началась форменная свалка. Тишину восстановил только могучий рык помощника дежурного сержанта Сивцева, который, используя все богатство русского языка, пообещал устроить всем изнасилование в особо изощренной форме.
   Игорь снова уснул, но его сон варварски прервал звонок рабочего телефона. Только не это.
      -- Агеев, подъем. У нас квартирная кража, - бодро сообщает дежурный.
   Ну, вот и поспал. Игорь взял папку, оделся, спустился в дежурку. Там царила относительная тишина, бузотеров не наблюдается. Судя потому, что клетка пустая, их выпроводили. В коридоре у стены дрыхла парочка бомжей, придавая воздуху в помещении неповторимый аромат. Оперативник Слава Волков (они опять дежурили вместе) сидел на подоконнике, его помятая физиономия выражала крайнюю степень недовольства.
      -- Пролетарская 5, 18-я квартира, Кажанова Людмила Сергеевна. Эксперта у больницы подберете, - поясняет им дежурный.
   Вернувшись с места происшествия под утро, Игорь заполнил карточку на выявленное преступление и сочинил шикарный план мероприятий (их очень любит начальство). Красочно изложил, как с применением спецсредств и бронетехники предстоит установить преступника, проверить всех ранее судимых на территории (участковые, понятное дело, отработают их, не выходя из опорного пункта), а также изловить основного подозреваемого. Аналогичное поручение он дает операм (сделают то же, что и участковые). Вещественные доказательства он прячет в сейф.
   За окном забрезжил рассвет. Хотелось надеяться, что это последний вызов, больше его не потревожат. Радовало и то, что во всей этой суете, он напрочь забыл о разговоре с Любой.
   На сдаче дежурства Игорю жутко хочется спать. Он быстро переодевается в гражданку и мчится домой. В маршрутке он мечтает только об одном - принять горячую ванну и завалиться спать на белые простыни, да под теплое одеяло. И пусть только кто-нибудь попробует его побеспокоить. Он им покажет. Он разобьет их поганые головы. Дайте поспать, гады! Дайте поспать! Его несчастная крыша взмывает вверх и, хлопая крыльями, отправляется в самостоятельный полет.
   Домой он пришел в половине десятого. Люба, должно быть, ушла на работу. Он прошел на кухню. Голый стол. Привычного завтрака, накрытого салфеткой нет. Плита чисто вымыта. Заподозрив неладное, Игорь ринулся в спальню, открыл шкаф. Любины вещи исчезли. На аккуратно застеленной кровати записка. Игорь прочитал:
      -- " Прощай!"
   Ниже приписка:
      -- "Позвони М. В." - и всё. Ни подписи, ни объяснений...
  

4.

   "Мой друг Генри Карпентер обожал театральные эффекты. Сценка, которую он разыгрывал последние пять минут, заинтриговала даже меня. Имя преступника я знала, о мотивах, толкнувших его на убийство, догадывалась, но мне хотелось прояснить некоторые не существенные на первый взгляд детали.
   Дверь открылась. В гостиную вошли Виктор Родригес и молодой, высокий, симпатичный блондин, чем-то похожий на моего мужа Питера Янга. Это был Курт Лернер, бывший водитель мистера Кенвуда, любовник Холли и отец её ребенка.
   Генри представил вновь прибывших и заявил, что господин Лернер тот человек, который посвятит нас в тайны происшедшего убийства"...
   Мария Васильевна оторвала глаза от ноутбука. Детектив, который она решила дописать во время болезни, легко и уверенно продвигался к финалу. Ещё пяток страниц и она поставит последнюю точку, точнее многоточие. Она любила заканчивать свои произведения хэппи эндом и многоточием, чтобы ни лишать будущих читателей возможности додумать самостоятельно дальнейшую судьбу героев. Первым её читателем всегда был Игорь. Вот и сейчас она спешила закончить детектив к его приходу.
   Эпидемия гриппа не миновала её. Заразилась неизвестно где, что при её ослабленной иммунной системе вовсе не удивительно. Высокая температура, насморк, ломота в суставах и общая слабость буквально приковали её к постели. Участковый терапевт выписала гору рецептов. Мария Васильевна позвонила Игорю и пожалела, что побеспокоила парня.
   Он только что вернулся с суточного дежурства, усталый и сонный.
      -- Отосплюсь пару часиков, Мария Васильевна и забегу к вам. Не волнуйтесь, всё сделаю, всё куплю.
      -- Ты меня прости, глупую, милый, - оправдывалась и извинялась женщина. - Я бы попросила Катерину Степановну, но она уехала к брату в Красноярск. Мама твоя и Люба на работе. Больше и просить некого.
      -- Нечего оправдываться. Хорошо, что мне позвонили. К обеду появлюсь, с лекарствами. Вечерком мама заглянет, продуктов вам принесет.
      -- Спасибо, милый. Я тебя жду. Ты, если не дозвонишься, вдруг усну, так заходи. У тебя ключи остались?
      -- Остались. Я всё понял. Всё будет хорошо, Мария Васильевна.
   Они распрощались. Мария Васильевна положила на рычаг трубку городского телефона, стоящего на тумбочке рядом с кроватью.
   Вот, тогда, отвлекаясь от болезни, она взялась за незаконченный детектив. Вымышленные герои давно стали для неё почти реальными. Они, герои, иногда позволяли себе своеволие, не желали подчиняться её замыслам и выкидывали неожиданные коленца. Например, мистер Кенвуд, который задумывался отрицательным героем, стал до приторности благопристойным, а частный детектив Родригес постоянно спорил с главной героиней Кристиной. Возможно, это происходило потому, что характеры героев изначально списывались с реальных людей. Стоило только переместить их в воображаемый мир (NN в предлагаемых обстоятельствах), и они оживали и начинали действовать самостоятельно.
   Работа всегда отвлекала её, она забывала обо всем на свете, теряясь во времени. Когда прозвенел звонок в дверь, она решила, что пришел Игорь. Но на пороге стояла сестра Тамара.
      -- Привет!
      -- Здравствуй!
      -- Странно, что ты дома? Сколько раз заходила, заперто.
      -- Болею, - коротко объяснила Мария Васильевна.
      -- Опять? Что-то часто ты болеешь...
   Тамара не дожидаясь приглашения, разделась и прошла в комнату, села в кресло.
      -- Чаем напоишь, сестричка?
      -- Я болею, - напомнила Мария Васильевна.- У меня нет ни сил, ни настроения, ни продуктов в холодильнике.
      -- Где же твои новые родственнички? Что не сходят в магазин?
      -- Сходи! - предложила Мария Васильевна, присаживаясь на кровать.
      -- Некогда мне. По делу зашла, - ответила Тамара.
      -- Знаю даже по какому, - усмехнулась Мария Васильевна и спросила: - Сколько?
      -- Пятьдесят штук.
      -- Ничего себе! Откуда у меня такие деньги? Да и вам-то на что?
      -- Кредит в банк оплатить, а то с квартиры выгонят.
      -- Сочувствую, но помочь не могу.
      -- Это в твоих интересах. Нас выселят, мы к тебе придем.
      -- С какой стати? Ты к этой квартире не имеешь отношения.
      -- Найду способ вселиться, не беспокойся. И твои знакомые менты, которым ты двадцать пять лет угождала, тебе не помогут.
   Тамара настроена решительно.
      -- Пятидесяти тысяч, говоришь, нет? Живешь одна, тратишь экономно. Наверняка копишь на черный день.
      -- Тамара, опомнись, какой "черный день"? Какие запасы? Живу от зарплаты до зарплаты.
      -- Кто тебе поверит!
      -- Ну, и не верь...
      -- А если, поискать?
      -- Ищи!
      -- Я серьезно.
      -- И я серьезно.
   Мария Васильевна считала, что после такого заявления Тамара поверит ей и отступит. Не тут-то было. Сестра на полном серьезе принялась шарить по шкафам и полкам, пытаясь отыскать предполагаемую заначку. Обыска Мария Васильевна не боялась. До зарплаты оставалось несколько дней. Денег в доме совсем немного, рублей пятьсот. Найдет, пусть забирает. Но Тамару найденные крохи только разозлили и подзадорили. Она продолжала поиски, злилась всё больше и оскорбления, которыми она осыпала Марию Васильевну, становились всё грубее и циничнее. А когда Тамара нашла завещание, написанное на Игоря Агеева, то впала в такое бешенство, что Мария Васильевна не на шутку испугалась. Сердце бешено заколотилось. Она с трудом поднялась и направилась в кухню за валокордином.
   Тамара преградила ей путь.
      -- Куда направилась?
      -- В кухню, - спокойно ответила Мария Васильевна, пытаясь обойти сестру, но та не пропустила её.
      -- Не пущу! К телефону рвешься, подмогу вызвать.
      -- Опомнись! Телефон вон, возле кровати стоит. Хотела бы позвонить, давно бы позвонила.
   Мария Васильевна попыталась отстранить Тамару, но та со всей силы оттолкнула её. Мария Васильевна едва удержалась на ногах, но непрошенная гостья совсем потеряла контроль над собой. Больно ухватив бедную женщину за волосы она стала колотить её головой о дверной косяк.
   В этот момент, как в плохих детективах, появился Игорь, открывший дверь своим ключом. Он отшвырнул в сторону Тамару, взял Марию Васильевну под руку и отвел на диван.
      -- Кто эта женщина? - спросил он у неё.
      -- Моя сестра, - тяжело дыша от испуга, ответила Мария Васильевна. Игорь внимательно посмотрел на гостью, окинул её презрительным взглядом с головы до ног и изрек беспристрастным тоном диктора, читающего некролог:
      -- Тамара Васильевна Левина. 38 лет. Работает в автосервисе компании "Форд" машинисткой. Проживает по адресу...
      -- Да, я Тамара Левина. А ты кто?
      -- Я - сын Марии Васильевны.
      -- У Маши нет детей.
      -- Ошибаетесь, Тамара Васильевна. Ваша сестра вдова моего отца, стало быть, я прихожусь ей пасынком. Понятно? А теперь, раз уж мы выяснили наши родственные отношения, вы, милая тетушка, можете нас покинуть. И советую больше здесь не появляться.
      -- А то, что?
      -- Ничего, - улыбнулся Игорь и театральным жестом указал на дверь. - Ваш визит окончен, Тамара Васильевна.
      -- Я напишу на тебя жалобу. Напишу, что ты угрожал мне, оскорблял, пытался изнасиловать, - не унималась Тамара, злобно выкрикивая угрозы в адрес Игоря. А он, продолжая улыбаться, вежливо согласился:
      -- Пожалуйста! Статью за ложные показания и клевету никто не отменял.
   Тамаре ничего не оставалось делать, как уйти. Когда за ней захлопнулась дверь, Игорь подошел к Марии Васильевне, стал выкладывать ей на колени коробочки с лекарствами, пакет с лимонами и яблоками.
      -- Как вы? - обеспокоенно, спросил он.
      -- Хорошо. Ты вовремя появился. Спасибо, - рассеянно рассматривая коробочки, ответила Мария Васильевна.
      -- Не за что, - ответил он и приказал тоном, не терпящим возражений: - Собирайтесь, поедем ко мне. Я на машине. Болеть в одиночестве гиблое дело.
      -- Игоречек, не волнуйся. Она больше не придет, - попыталась отказаться Мария Васильевна. Но Игорь был неумолим:
      -- Придет. Обязательно придет. Как деньги в очередной раз понадобятся, так и явится. Только боюсь, что не одна, а с муженьком.
      -- Что же теперь делать? - растерялась Мария Васильевна.
      -- Переселяться ко мне, а квартиру сдавать.
      -- Любе не понравится мое появление, - покачала головой Мария Васильевна.
      -- Нет Любы. Ушла она от меня, - хмуро признался Игорь.
      -- То есть, как ушла? - воскликнула Мария Васильевна.
      -- Обыкновенно, - пожал плечами Игорь. - Собрала вещички и ушла к Максиму Борисовичу Шнайдеру. Помните, вы меня предупреждали о нем.
      -- Не может быть!
      -- Стал бы я вам врать.
      -- Нет, милый, здесь что-то не так, - усомнилась Мария Васильевна. - Возможно, она у родителей? Позвони, узнай!
      -- Нет, не хочу...
      -- Игорь, милый, не глупи, - убеждала Мария Васильевна. - От того, как ты сейчас поступишь, зависит вся твоя дальнейшая судьба. Ну, поссорились, ну, выяснили отношения. Чего не бывает! Простили друг друга. Живите дальше. Любовь потерять легко, вернуть трудно. А ваша любовь ещё жива.
      -- Вы так думаете?
      -- Я знаю.
      -- Хорошо, отвезу вас к себе и поеду за Любой, - наконец сдался Игорь. - Останется лишь уговорить её.
      -- Уговоришь, - улыбнулась Мария Васильевна. - Если любишь, уговоришь...
  

Эпилог.

      -- Мария Васильевна, где у нас в доме парадная скатерть?
      -- В буфете, милая.
      -- А какие тарелки брать?
      -- Любые, какие больше нравятся.
      -- Как вы думаете, Игорь не опоздает?
      -- Нет, твой муж явится вовремя. Свадьба все-таки...
      -- Свадьба...
   Люба улыбнулась. Это ещё не совсем свадьба, а семейный обед по поводу регистрации брака. Основные торжества с венчанием, белым платьем, фатой и кучей гостей наметили через месяц. Раньше не получилось, так как Игорю предстояло пройти обряд крещения.
   В тот день Игорь явился в дом её родителей с букетом цветов. Нет, на колени он не падал, не божился, не извинялся. Просто попросил разрешения похитить Любу на пару часов, посадил в машину, подвез к ЗАГСу, завел в кабинет заведующей и ... через пятнадцать минут они вышли мужем и женой.
   Наталья Семеновна и Катерина Степановна хлопотали возле плиты, а Люба и Мария Васильевна накрывали на стол в гостиной. До прихода гостей, самых близких родственников, оставалось менее получаса.
      -- Мария Васильевна, вы не передумали? Может, все-таки, поживете с нами?
      -- Спасибо, Любушка. Дома мне лучше, да и вам не до меня.
      -- А если ваша сестра не оставит вас в покое?
      -- Чему быть того не миновать... Побег не выход и не спасение. Захочет моя сестра попортить мне нервы, везде разыщет и ваше присутствие её не остановит. Нет, вернусь к себе. А вы не волнуйтесь. Всё будет хорошо... - Мария Васильевна улыбнулась Любе и пошла в кухню за закусками.
   Игорь пришел вовремя и даже раньше Руслана и Оксаны, застрявших в дорожной пробке. Руслан прихватил с собой гитару и весь вечер услаждал гостей пением. Ему охотно подпевали, негромко переговаривались, упиваясь долгожданным благополучием. Вообще, вечер мало походил на свадьбу. Обычное воскресное семейное застолье. Уютно, тепло и спокойно. Руслан пел:
   "Отговорила роща золотая
   Березовым, веселым языком,
   И журавли, печально пролетая,
   Уж не жалеют больше ни о ком.
  
   Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник -
   Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
   О всех ушедших грезит конопляник
   С широким месяцем над голубым прудом"...
   Тихая просветленная грусть охватила Игоря. Он смотрел на мать, на Любу, на её родителей. Вот его семья, его крепость, его самый надежный и крепкий тыл. Жаль, что нет отца. Но, как писал Есенин, каждый в мире странник. И каждый оставляет после себя самое ценное - след в сердцах близких ему людей.
   Жизнь Игоря приобрела осмысленность. Смысл жизни - сама жизнь. Игорь согласен с этой формулой. В его жизни появилась точно определенная цель - стать надежной опорой для своей семьи. Ради этого он готов теперь трудиться с полной отдачей, жертвовать собой, сразиться с каждым кто их обидит.
   А ещё он думал о Тамаре Левиной. Не приди он тогда вовремя - быть беде. Напрасно эта дамочка посчитала, что её сестра беззащитна. Игорь нашел способ её усмирить. Он позвонил Леше Зайцеву, который после окончания академии служил участковым в районе, где проживала Тамара. Тот навел справки. Супруги Левины не отличались благонравием - попойки, скандалы, шумные сборища. Немного пристального внимания к ним со стороны органов, парочка ночей в обезьяннике за нарушение общественного порядка в ночное время, парочка туманных намеков на неслучайный к ним интерес и дело можно сказать сделано. Тамара оставит сестру в покое.
   Да и с работой, кажется, у него налаживается. Не далее, как вчера его вызвала к себе Квиткова и поинтересовалась:
      -- Агеев, не пора ли тебе заняться серьезным делом?
      -- О чем вы, Людмила Витальевна?
      -- Хватит ловить всякую мелкую шушеру. Пора расследовать настоящие дела. Словом, мой однокурсник возглавляет в УВД отдел по борьбе с преступлениями в сфере экономики. Он просил порекомендовать ему толкового следователя, желательно молодого, но честного и ответственного. Я сразу подумала о тебе. Жаль, конечно, расставаться. Но начальником меня не утвердят, а кого назначат на место Баранова неизвестно. Подумай пару деньков и...
      -- Уже подумал, Людмила Витальевна. Согласен. Только не обижайтесь, от вас я бы не ушел. Я вам за все благодарен.
      -- Вот и ладно. Молодец! Значит, я запускаю машину по твоему переводу?
      -- Запускайте...
   Разумеется, Игорь смотрел на вещи здраво. Чудес и манны небесной от перемены места службы он не ждал. На новом месте возникнут свои проблемы и появятся свои "прелести". Дурдома везде хватает. Но сидеть сиднем и сетовать на судьбу надоело. Надо искать, пробовать, действовать. Глядишь и найдется твоя собственная ниша, где тебе хорошо и комфортно, несмотря ни на что...
   Неожиданно раздался звонок в дверь. Игорь открыл. На пороге стоял Андрей Павлович Самойлов, а с ним юная симпатичная девушка.
      -- Не прогоните? - спросил Самойлов.
      -- Что вы, Андрей Павлович, проходите! Вы вовремя. У меня свадьба, - сообщил Игорь.
      -- Поздравляю! Искренне рад. Маша у вас?
      -- Само собой. Мама! Мария Васильевна! Посмотрите, какой сюрприз! Да проходите же!
   Самойлов и его спутница прошли в гостиную. Гость, оглядев присутствующих, громко произнес:
      -- Здравствуйте! Поздравляю всех с радостным событием. Просим прощения за неожиданный визит. Не званый гость, говорят, хуже татарина...
      -- Андрюша! Перестань извиняться! Мы тебе рады, - радостно улыбаясь сказала Мария Васильевна.
      -- Кто это прелестное создание? - полюбопытствовала Наталья Семеновна.
      -- Моя дочь Полина, - представил Самойлов. - Приехали поступать на месячные подготовительные курсы в медицинский институт.
      -- Замечательно! - изрек тесть Николай Сергеевич. - Будем знакомы! Воропаев.
      -- Самойлов.
   С этой минуты Игорь мог не волноваться. Мужчины быстро нашли общий язык. А юную Полину взяла под своё крылышко Люба.
      -- Маша! - вырвавшись из крепких рук Воропаева и отозвав Марию Васильевну в кухню, сказал Самойлов. - Извини меня, но мы, точнее я, с просьбой к тебе...
      -- Слушаю!
      -- Мы на три дня приехали. Собеседование, оформление документов... Гостиница, сама понимаешь, нам не по карману... - Самойлов сбивчиво пытался объяснить причину своего приезда. Мария Васильевна его прервала:
      -- Подожди, Андрей. Я поняла, остановитесь у меня.
      -- Если Полинка поступит, то общежитие - не лучший вариант... В общем, возьми её к себе. Мы оплатим, не беспокойся. Понимаю, что после всего, что между нами было, я не имею права просить тебя о чем-либо. Но Полина - хорошая девочка. С ней не будет проблем... - опустив глаза в пол, бубнил Самойлов.
      -- Андрюша! Хватит оправдываться. Посмотри на меня. - Мария Васильевна улыбалась светло и радостно. - Присылай дочь. И всё, слышишь, всё будет замечательно. Что было, то было. Живем дальше...
  

* * *

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"