Аннотация: И снова с Днем! :) Тут нет прямой отсылки к христианству, а Halleluiah та самая: https://www.youtube.com/watch?v=LRP8d7hhpoQ
"Странное же место ты выбрал для своей работы"
Больше похоже на место ссылки.
Она не помнит сколько уже минут, часов, а может и дней стоит и слушает его игру на гитаре.
В открытом всем зимним ветрам переходе холодно, промозгло, под ногами слякоть, прохожие морщат носы, чихают и кутаются в шарфы, ускоряя шаг. Ее никто не замечает. А вот гитаристу кажется ни по чем ни холод, ни равнодушие. Он просто играет какую-то испанскую мелодию и взгляды прохожих теплеют, шум города становится шумом моря, хлюпанье ботинок становится стуком каблуков.
У его ног сладко дремлет золотистый ретривер, единственный, кто пока уловил ее присутствие. Возможно, парень тоже мог бы, если бы не был слеп.
"Ты меня слышишь?"
Она так заслушалась, что забыла о цели своего визита.
Парень не отвечает. Просто улыбается и начинает играть новую мелодию.
Самая сильная из молитв в этот праздничный вечер звучит совсем не в храме.
Аллилуйя!
За ее спиной кто-то замирает и останавливается.
***
-Какого цвета сейчас небо? -спрашивает Анна, и ее рука замирает над нетронутым пока что листом.
Она сидит спиной к окну, и может судить о цвете лишь по бликам, играющим на столе.
-Зеленое.
Как воды Венеции по весне. Алиса давно не была в Италии и успела соскучится.
Отчего-то всегда многословную Алису не тянет сегодня на разговоры, и это при том, что вечер уже подарил ей как минимум два сюрприза. Первый, это "Halleluiah" в продуваемом всеми ветрами переходе, а второй, запущенная праздничная иллюминация, которая не только украсила набережную, но и раскрасила небо небывалыми цветами. Пока она шла до хитро спрятанного в переулках дома Анны, цвет неба успел поменяться трижды, она успела придумать как именно расскажет обо всем этом, но стоило только заполучить в руки чашку чая, все слова вылетели из головы. Хотелось только молчать, но с Анной даже молчание было каким-то радостным, укутывающим как плед и уютным как толстые вязаные носки, которые сейчас красовались на ее ногах.
-Зеленое?
Анна не двигается, только адресует Алисе взгляд полный непонимания.
Алиса вздыхает. С друзьями художниками всегда так: их мир особенный шифр.
-Аспарагус.
Помнится, это название показалось ей самым забавным из палитры зеленого. С растением же она познакомилась куда позднее.
Анна улыбается и тянется за нужными мелками пастели.
-А еще-добавляет Алиса, любуясь переливами цвета-редкие вкрапления малахитового и даже нефрита.
Анна восхищенно цокает и принимается за работу. Спустя полчаса она перемазана пастелью, окутана запахами кофе и карамели и выглядит такой счастливой, что Алиса готова пополнить свою мифическую книгу "О побывавших в раю при жизни" еще одной главой.
Спустя еще полчаса небо меняет свою палитру на красную , Анна выговаривает все накопившееся на душе, уверенными движениями заканчивает рисунок и доверительно сообщает:
-И вот тогда я решила. Больше ни одной слезинки. Ни за что и никогда.
Смело. Очень смело. Алиса качает головой.
-Ты всегда умела формулировать Рождественские обещания.
-Я устала. Понимаешь, Лис? Устала быть чертовой птицей феникс и раз за разом возрождаться из пепла.
Анна хрупкая. Как тот самый мелок пастели. Крошится так легко, но соприкасаясь с бумагой превращает пустоту в новый мир. Придает ему краски ценой собственной души. Алиса никогда не задумывалась, что будет если изрисовать до остатка всю свою душу? Зная Анну, этого стоило опасаться.
Алисе хочется спросить: "А получится ли у тебя?", но не хочется тревожить и без того хрупкую уверенность подруги. Не сегодня. Пока Анна не обрела своего собственного ангела-хранителя, Алисе придется сохранить Анну для самой Анны, не дать рассыпаться в чужих неумелых руках.
Анна говорит еще очень долго, и Алиса начинает узнавать в этих фразах такую знакомую ей музыку.
-Ты почти цитируешь Nightwish, это значит, все и впрямь очень серьезно. Я могу как-то тебе помочь?
Художница улыбается с какой-то тихой обреченностью во взгляде.
-На самом деле, если бы не Nightwish, не знаю, как бы я выжила. Но эта музыка, эти слова, для меня как сильнейший оберег, мне порой кажется, что строчки их песен вписаны в мои кости, вот как глубоко я с ними срослась.
-Лунная ночь это ведь им посвящение, да?
-Да. Моя любимая картина. Забавно, что я все это затеяла, чтобы пережить все что на меня свалилось, а сама как-то незаметно нашла столько радости в рисовании, которое долгое время считала бесполезным. Иногда мне кажется, что мы упустили тот момент, когда реальный мир спрятался в переплетении слов и картин. Спрятался чтобы сохранить себя в этих строчках и мазках, потому что существовать в наших физических ощущениях стало слишком опасно. Мы забываем. Ледяная вода реки, шум моря, запах свежеиспеченного хлеба, мы перестаем все это чувствовать, считаем незначительным, а вот картины и книги внезапно об этом напоминают, не дают забыть окончательно.
Алиса склонна согласится, хотя раньше не считала такие вещи гарантами счастья, просто, скорее, натуральными обезболивающими. Вопрос в долготе действия.
Поэтому Алиса просто молчит, смотрит, как Анна возится с новой порцией кофе, как оправляет свою длинную лоскутную юбку, разрезает свежеиспечённый пирог.
Алиса не знает, зачем говорит такое банальное:
-Этот год был трудным.
Ей бы хотелось больше никогда не произносить эту фразу.
-Не то слово. -кивает Анна. - Но мне он казался скорее... переходным что ли? Ну знаешь, как в книгах, те самые главы, которые нужны, но ты с трудом заставляешь себя не перелистывать страницы, чтобы добраться до сути. Это как штриховка, либо ты познаешь дзен, и учишься уделять ей нужное количество времени, методично проводя линию к линии, либо навсегда отказываешься от графики.
А правда ли что-то изменится?
- И вот сегодня я загадала....
Алиса уже давно ничего не загадывает, но никогда не разрушит чужую веру.
-Ничего не загадывать.
Анна смеется по-детски звонко. Ей действительно хорошо. Она действительно смогла себя отпустить.
Яркие искры фейерверков разгораются в небе за окном, они короной расцветают над головой Анны и множеством отражений в глазах Алисы.
Аллилуйя.
Пространство внутри Алисы, которое она так часто полагала пустым, наполняется музыкой. Ей хочется стать частью рождественского чуда, сыграть такую нетипичную для нее роль доброй феи. Не ей нести благую весть, но сегодня Алисе кажется, что возможно все.
-У тебя будет дочь.
Из рук Анны выпадает карандаш. Алиса понимает, что говорит что-то из ряда вон, но сейчас все это не кажется пустой сказкой, нелепым утешением.
-?Погоди, что?
-?Дочка. Чудесная девочка, белокурый ангел.
Анна смотрит на нее с тревогой, щурится, будто заподозрив неладное, а потом также внезапно расслабляется, откидывается на спинку стула и улыбается.
- У меня и мужа то нет, а ты сразу про дочку.
- ?Он у тебя тоже будет. -не задумываясь ни секунды говорит Алиса.
Внутри нее играет музыка. В какой-то момент она сама и есть мелодия. Перезвон колокольчиков, звонкий смех, вечное лето.
- И какой же он будет?
Анна на удивление быстро принимает правила игры. И на удивление не требует никаких доказательств внезапным пророчествам.
-- Это ты решишь сама.
-? Нарисую?
-? Может быть. Это все Halleluiah виновата. Услышала ее по пути к тебе в переходе, в такой непривычной гитарной обработке и теперь она все не выходит у меня из головы.
Анна молчит, задумчиво склонив голову на бок.
- Так вот. Музыка никогда не доводила меня до слез, меня вообще очень трудно растрогать. А тут я смотрю на твои рисунки, на перепачканные пастелью пальцы, совсем ребяческую улыбку, которая появляется, когда ты рисуешь и понимаю, ты тоже играешь музыку. И я хочу, чтобы ее не просто услышало как можно больше народу, я хочу чтобы твоя молитва сбылась. Ты хочешь семью, дом с садом, любящего мужа и ребенка. Просторную мастерскую, тысячи счастливых закатов и рассветов. Почему бы и нет?
Признать, сформулировать это, уже часть победы. Слова льются водопадом, искрятся под лучами разгоревшегося внутреннего солнца, а может это просто блеск тысяч огоньков за окном виноват.
- Дочь, конечно же будет твоей копией, непоседой , пачкающей пальцы в баночках с красками, разрисовывающей все от стен до кошек. А муж.... Я хочу, чтобы твоя боль тебя отпустила. Пусть он будет тем, кого ты заслуживаешь.
Когда Алиса все же вновь переводит свой взгляд на Анну, то с изумлением видит текущие по щекам подруги слезы. И улыбку.
- Ты правда считаешь что все это может сбыться?
''Ты можешь дать это мне?'' невольно слышится Алисе, и на мгновение ей становится страшно. Что она только что несла? Зачем все это? А если ничего из сказанного не сбудется? Не ей, ой не ей это решать.
Но она не успевает и слова сказать. Анна жестом руки останавливает ее
-Ничего не говори. В эту неделю положено верить в чудо. И я поверю.
''В эту чушь?''- хочется крикнуть Алисе, но она молчит. А внутри нее новой волной рождается музыка, потому что Анна берет свой альбом и под ярко зеленым небом расцветает роза. И Алиса сдается и этой музыке и этой надежде. Почему бы и нет?
***
-- Вот!
Джек заговорщически подмигивает, и кладет перед ошарашенным Реем, сложенный в несколько раз помятый лист.
-Что это?
-Карта! -Джек широко улыбается, и от этой улыбки у Рея муражки по коже. - Я уже разрисовал маршрут, так что у тебя день на подготовку, и мы отчаливаем.
В детстве Рей видел в Джеке пирата. Похоже, он им так и остался.
-?Погоди, погоди. Куда отчаливаем?
-?На поиски твоего смысла, конечно же!
-?Кто сказал, что я его потерял?
-?Ох, ну ведь это же не вооруженным взглядом видно. Ты можешь обманывать кого угодно, но меня не удастся. Я целый год наблюдал, как ты на глазах превращаешься в тень самого себя. Как настоящий друг я просто обязан спасти тебя.
-Но от чего?
Рей правда не понимает. И одновременно ему становится страшно, как будто кто-то заглянул в ему душу чуть глубже чем позволено. Но Джек всегда был таким, рушил возведенные другими крепости с изяществом бульдозера. Иногда Рею казалось, что тот просто на просто предпочитает их игнорировать.
Поначалу его это злило, но потом ...
-От самого себя.
Рей молчит. Вокруг щебечут парочки, о чем-то громко громко спорят школьники, радуясь каникулам, а он, среди всего этого праздничного безумства переполненного кафе, падает в бездну.
-Скажи мне, дружище- Джек, небрежно сбрасывает с плеч пальто и садится на стул напротив.- сколько раз за последний месяц тебя посещали мысли о самоубийстве?
Да каждый день!
-Прости, но о чем ты? Я работал целыми днями как проклятый...
-На нелюбимой работе, делая дело, которое считаешь пустым, глупым и бесполезным.
Крыть вообще-то было нечем.
-Кто-то же должен этим заниматься.
-Но не ты.
Джек редко бывает таким категоричным. И таким серьезным, к слову, тоже.
- И ты предлагаешь...
- Спасти тебя из этого ада. Начнем с римских каникул, а там посмотрим. С каких это пор ты перестал заглядываться на девушек в ярких летних платьях, пропускать рассветы на крыше, закаты на набережной, в стольких новых кафе не бывал? Это не может так продолжаться.
Путешествия Рей любит. Отказаться от путешествия в Италию будет кощунством. И он действительно многое упустил. Иронично, но он и вправду не смог бы и строчки написать в сочинении "как я провел это лето".
- У меня как раз открытая виза.
Рей позволяет себе улыбку, позволяет поверить, что это шанс от самой судьбы. Именно сейчас, когда его ничто и никто здесь не держит...
-- Вот и отлично. Значит будем включать весну раньше, чем она придет в наши широты.
За окном вспыхивают огни праздничного фейерверка, непоседливые мальчишки бросаются с радостными возгласами на улицу
-Конечно же я согласен.
Джек улыбается в ответ, слова тут не нужны. А потом небрежным жестом бросает на стол помятую купюру и хватает Рея руку, тянет за собой на улицу.
Рей не сопротивляется, только не очень понимает, куда они бегут. Джек, оборачивается, подмигивает, как в детстве, когда задумывал очередную шалость.
Над ними в небе расцветает невиданный ярко-алый цветок и Рея начинает переполнять музыка. Она ему знакома, он уже слышал ее по пути к кафе в переходе.
Аллилуйя
Рея настигает целый град снежков.
Теперь вопросов больше не остается. Они просто вернулись в детство. Они свободны.
Они больше не заложники чьего-то мнения, чьих-то чаяний и пустых обязательств. Паутины, которую, почему-то, называют взрослой жизнью. (Сами же в ней и запутались). Ему многое придется пересмотреть в своей жизни.
Джек, видимо, давно это понял, Рей же только сейчас.
Счастливы и свободны.
***
Дверь больничной палаты открывается неохотно, будто не желает пропускать нежданных посетителей.
-Томас?
Посетителя.
Мина готова молиться всем богам, в которых не верила, чтобы это не было сном.
И это не сон. Непривычно тихий Томас застывает у порога.
- Как я мог оставить тебя без праздника. Смотри, я принес тебе целую сетку мандаринов, не знал, что они рыбы и их ловят сетями.
Мина негромко смеется и ей становится чуть легче дышать.
-Я даже спрашивать не хочу, что тебе пришлось сделать, чтобы тебя пустили к пациенту в такое позднее время.
-Ну, ты же знаешь, я могу все.
Когда Томас так улыбается, Мина ему безоговорочно верит.
Он подходит почти беззвучно, присаживается на край больничной койки, пусть это и запрещено. Сейчас все равно никто не увидит.
-Не врачи, ты сама что думаешь? Как себя ощущаешь? Мне очень важно это услышать.
- Ты спрашиваешь у больного с не очень-то веселым диагнозом как он себя чувствует...
Мина отворачивается к окну. Ей не хочется смотреть в эти ясные голубые глаза, она боится расплакаться.
-Я понял.
И Томас действительно понимает, теплая ладонь ложится поверх ее исхудалой руки.
Раньше в такие моменты он закутывал ее в одеяло как в кокон и рассказывал на ухо какую-нибудь теплую чепуху. Он никогда в этом не признавался, но Мина догадывалась, что это все сценарии фильмов, что никогда не будут сняты. Но она верила, что однажды увидит тот самый фильм, в котором посреди соснового леса под музыку второго концерта Рахманинова будет ярко гореть рояль.
- О чем задумалась?
-О Рахманинове.
-О, Рахманинов это то что я люблю. Второй концерт?
-Он самый.
Томас, забавно жестикулируя, пытается изобразить из себя дирижера и даже напевает мелодию главной темы, заставляя Мину улыбнуться.
-Знаешь, я хочу покрасить волосы в синий.
Мине это признание кажется детским и глупым, но ей действительно этого хочется.
-Тебе пойдет цвет берлинской лазури. О Himmel uber Berlin! *
-Оно действительно такого цвета?
- Иногда. Очень редко на самом деле. Никогда не понимал этот город, возможно стоит съездить туда еще раз и подружиться? Что скажешь?
-Думаешь, что я смогу исправить ситуацию?
-Определенно. Он точно придет в восторг от цвета твоих волос и сдастся навсегда, подарит лучший кофе (знаю, что это очень для тебя важно), лучшую погоду и самые теплые улыбки.
-Мне сейчас нельзя кофе
- Будет можно. Ты же не собираешься отказываться от этого удовольствия? Позавтракать в Берлине, на Александерплатц, под звуки просыпающегося города...
- Тогда как только меня выпишут, пойду покупать себе краску.
Томас ослепительно улыбается, притягивает к себе и крепко обнимает.
Мине кажется, что она вновь научилась дышать.
-- Вот за это я тебя и люблю. А то диагноз, болезнь...
Как долго они смогут отрицать эту действительность? Слова теплом укутывали сердце, но где-то там таилась опасная пустота. Она никуда не исчезала и не могла исчезнуть. Просто ждала шанса. Но ...
-Там в переходе, к слову, "Аллилуйю" исполняют. Такой славный малый. Все останавливаются послушать.
-Что же необычного в этой песне?
- Не знаю, но честно говоря, пока я ее не услышал, я был в панике. Я не знал, что тебе сказать при встрече. Не знал, как себя повести, иными словами, отбрасывал привычные маски одну за другой. А тут этот парень с музыкой. И тут же все стало ясно. Я еще подумал "как же ему повезло. Он мог бы просто прийти и сыграть тебе". И ты бы все поняла. Поэтому я купил апельсинов и подумывал рассказать тебе, что даже нам грешно хоть одну неделю в году не верить в чудо.
Поверить в чудо?
Мыслям помешал радостный возглас Томаса, обнаружившего маркер, оставленный медсестрой. Та подписывала им пробирки с взятыми анализами, и умудрилась оставить на столике у капельницы.
-- Вот.
Томас протягивает девушке апельсин, с нарисованной на не нем рожицей.
Мина смеется, почти хохочет, на сколько ей позволяют силы, и выхватив у юноши маркер и еще один фрукт в свою очередь рисует рожицу еще более нелепую.
Теперь они смеются вдвоем. Томас гладит ее по голове и оставляет невесомый поцелуй на макушке.
Спустя полчаса цитрусовый аромат вытесняет собой любые напоминания о запахе лекарств, царившем тут с самого утра. Апельсином сейчас пропитано все существо Мины и ей давно уже не было так хорошо.
За окном серебряными иглами разгорается фейерверк.
Аллилуйя
Мина провожает его восхищенным взглядом, и совершенно позабыв про боль, запреты и много-много других слов, ныряет босыми ступнями в пушистые тапочки, чтобы подойти к окну. Томас молчаливо поддерживает ее под руку.
Мине кажется, что сегодня для нее возможно все.
***
Алиса выглядывает в окно.
Там за окном, на фоне апельсинового неба, медленно падает снег, укутывает весь город белоснежным одеялом. Вот вам та самая чистая страница.
Аллилуйя
***
Рей падает на спину в сугроб, с неба на него начинают падать хлопья снега, их восхитительный танец завораживает. Он, как и когда-то в детстве, делает бабочку и запрещает себе думать о чем-либо плохом в такой вечер.
Аллилуйя
***
-Смотри, ты только посмотри какой снег.
-Волшебство.
-Аллилуйя
***
"Я пришла сказать, что время пришло"
Кто-то когда-то придумал, что тебе нет прощения.
Это не так.
"На тебе нет вины"
Невидимая ладонь касается лба музыканта.
"Ты хорошо постарался"
"Открой же глаза и взгляни на свой мир"
И он открывает.
Синие, ясные, вечные.
Аллилуйя
Мир продолжает свое движение.
*Томас делает отсылку к фильму "Небо над Берлином" ("Himmel uber Berlin" (1987))