Я впервые ощутила себя, когда мама облизывала меня шершавым языком. Её теплое дыхание, мягкий язык вызвали мурашки по всей спине. Кровь быстрее побежала по жилам, проснулся мозг и я стала всё понимать. Солнышко осветило наш коврик, рядом посапывали братья, а я под языком мамы сразу осознала свою миссию - я должна нести в мир добро.
Я любила и маму, и братиков, и великанов - женщину и мальчика. Правда, братики отталкивали меня от мамы и не давали мне попробовать сладкое мамино молочко. Я тихо отходила в угол и ждала, когда они подкрепятся и пустят меня к соску. В те голодные дни, когда братики довольно чавкали у сосков мамы и крутили обрубками хвостиков, я поняла, что у меня, кроме передачи в мир добра, есть ещё одна страсть. Оказывается, я очень люблю покушать. Но я радовалась за братиков - они быстро росли, крепли, становились игривыми и жизнерадостными. Хоть они толкали меня, я спокойно поднималась на лапы. Всё равно братики получали от меня добро и оно переборет всё.
Однажды, когда мама спала, женщина взяла наш коробок, отнесла в другую комнату и стала перекладывать нас в корзину с подстилкой.
- Давай их привьём сначала, - жалостливо обратился к женщине мальчик.
- Долго ждать, - решительно сказала женщина. - Им чуть больше месяца.
- Но они такие маленькие, - чуть не заплакал мальчик.
- Я устала уже убирать за ними. Ты будешь возиться с тряпкой?
Мальчик промолчал.
- В квартире всё это хозяйство невозможно держать, - продолжила женщина. - Клянусь, в последний раз случила Джейру!
Она пощупала меня.
- Надо быстрее продавать. У сучки одни кости. Кобельки её просто замучили.
Мальчик разрыдался.
- Мама, оставь хоть её, - сквозь слёзы попросил мальчик. - Она такая нежная, пропадёт у других.
- Ты с ума сошёл, - женщина подняла нашу корзину, - в квартире две сучки! Оставайся дома, я сама пойду на рынок.
Женщина поцеловала мальчика в солёную щёку.
- Не волнуйся, малыш. Всё будет хорошо. А сучку я отдам только в хорошие руки.
Мир оказался громадным и грозным. Но пока братики жались друг к другу от страха, суетливо падали на подстилку и поднимались, я утешала себя тем, что смогла передать добро мальчику. И он понесёт его дальше. Радовал и поцелуй женщины. Значит, и у неё может проснуться добро и жестокий поступок с нами и мамой станет последним.
Рынок оказался страшным местом, хоть там и вкусно пахло. Шум и крики наполняли воздух. Великаны буквально носились во все стороны и добра не читалось ни в одних глазах. Где-то рядом плакали птички, котята и другие собачки.
Женщина вытащила из-под нас подстилку, постелила её на холодный пол и поставила нас туда. Родные запахи корзинки пропали и теперь нам о маме ничего не напоминало.
С левой стороны гремела музыка, с правой - ругались великаны. Прямо перед нами другие великаны стали толкаться. Это было ужасно. У меня резко заболело в груди. Я тихо отошла на край подстилки и, сев на задние лапки, оперлась на дрожащие передние и огорчённо подумала:
"Неужели это конец? Я прощаю женщине всё. Только обидно и страшно, если не смогу выполнить свою миссию."
Братики окончательно разочаровались в женщине и, отталкивая друг друга, бросились на поиски друзей среди великанов. Те смеялись, гладили их, давали понюхать руки, перекидывались парой слов с женщиной. Но затем, несмотря на поскуливание братиков, разворачивались и уходили.
Нет, я должна выжить. В этом мире очень мало добра. Я заметила одного великана в чёрной одежде, который даже среди себе подобных выглядел громадным. Он несколько раз подходил к нам и каждый раз мы с ним встречались взглядами, от чего у меня по спине пробегали мурашки.
Наконец, он подошёл с коротко остриженной женщиной, несущей разные вкусности. Он отодвинул других великанов, присел рядом с братиками и дал им понюхать свои руки.
- Игривые, - достаточно суровым голосом произнёс великан. - У меня было два русских спаниеля. Теперь хочется рыженького англичанина.
Он поднялся на ноги и снова стал грозным. Даже братики затихли.
- Какой вам приглянулся? - спросила женщина.
Великан в чёрном кивнул на меня. Я сидела на краешке подстилки, мои передние лапы дрожали.
- Это сучка, - предупредила женщина.
- Отлично! - ответил он. - У меня были кобели. Сами понимаете, какие там проблемы. Хочется чего-то нового.
Женщина подняла меня и протянула великану.
- Я вижу, что могу её вам доверить, - улыбнулась женщина. - Она безумно нежная и вы ведь не будете её обижать.
Великан осторожно взял меня. Руки у него были холодные.
- Не привитая, - предупредила женщина. - Ей полтора месяца.
- Почему она такая худенькая и маленькая? - спросила женщина с вкусностями.
- Оставь, - перебил её мой великан. - Я понимаю, почему. Сколько с нас?
- Тридцать, - ответила женщина, которая не так давно поцеловала мальчика.
Я не могла унять дрожь. Великан спрятал меня под одежду по самый носик и всю дорогу гладил по голове. Он также тихо шептал, что он мой друг. И хоть руки у него были холодные, я верила ему. Женщина с вкусностями шла рядом и время от времени вздыхала:
- Не представляю, как мама примет её.
Мой друг только смеялся. Я тоже не понимала её. Мама - доброе существо, по себе знаю. Просто её на всех не хватает.
Дома у друга нас криками встречала девочка, дочь друга.
- Ты же просила собачку? - улыбнулся друг и поставил меня на ковёр.
Девочка больно схватила меня за бока, стала тискать в руках и до бездыханности прижимать к своей груди.
- Поставь её на место! - крикнул друг. - Осторожнее, она же маленькая.
- Пожалуйста, - обижено ответила девочка. Она бросила меня на ковёр, села, скрестив руки на груди, и, опустив голову, насупилась.
Это было невероятно! Чтобы я со своей миссией вызывала такие плохие эмоции!
Превозмогая боль в груди и лапах, я подошла к девочке и лизнула её в ногу.
Девочка взглянула на меня и из её глаз брызнули слёзы.
- Прости меня! - она буквально упала ко мне на ковёр и стала наглаживать меня обеими руками. Я еле держалась на лапах.
- Как ты её назовёшь? - спросил мой друг.
- Она такая тихая, - сказала девочка, осматривая меня. - Пусть будет Соня.
Мама моего друга сначала не поняла меня. Только другие ушли куда-то из дома, она больно швырнула меня ногой, взяла веник и замахивалась им на меня.
- Принёс блохастую. И не подходи ко мне, - предупреждала она. - Если он не занесёт тебя куда-то, я всё равно отравлю тебя. Будь ты проклята, скотина! Обгадишь здесь всё.
Я не понимала, что я сделала этой старой женщине. Она видела во мне какого-то ужасного злодея. Сердце болело ещё с рынка, а здесь мне стало действительно плохо. Я не знала, куда деться в незнакомом доме, а старушка не отставала.
Наконец, я забилась в угол и уставилась глазами в пол. Будь что будет. Может теперь она поймёт, что я не представляю опасности. Она постояла рядом, помахала веником и ушла из комнаты. Я не знаю, сколько я простояла в углу, но вот хлопнула дверь и в комнату вошёл мой друг. Он сразу всё понял, подхватил меня на руки, прижал к сердцу и пошёл к своей маме.
- Ты меня знаешь, - грозно сказал он. - Я предупреждаю только раз.
Мне было страшно неудобно и на глазах выступили слёзы. Если это мой дом, здесь такого не должно быть.
Старушка исподлобья посмотрела на друга, затем на меня и, помолчав немного, сказала:
- Ладно. Только убирайте за ней сами.
Вечером они все сели за стол отмечать моё новоселье. Были разложены всякие вкусности, меня же посадили на подстилку в другом конце комнаты и поставили передо мной миску с молоком.
- А Соня? - громко спросила Таня.
- У неё стресс от смены обстановки, - ответил друг. - Нормально есть она сможет только завтра.
Это было уже слишком. Я поднялась и, пряча глаза от несвойственной мне наглости, подошла к столу. Затем ткнулась носом о ногу друга.
Все дружно удивились.
- Умная собака, - сказала старушка. - Понимает, что такое еда. Не то что вы, - и швырнула мне кусок хлеба.
- Ты что, ма! - возмутился друг и на ладошке предложил мне кусочек котлеты.
От счастья зажмурив глаза, я губами приняла его и в благодарность облизала ладошку.
Все рассмеялись и наперебой стали предлагать мне вкусности. Я никому не отказывала. Всё было чудесно. За вкусности я каждому отдавала частицу своего добра, а его у меня столько, что никто не поверит. Откуда-то играла музыка, но не оглушающая, как на рынке, а тихая и приветливая.
Я вернулась к своей мисси. Добро уже через этих людей пойдёт в мир. Значит, я не зря живу.
Несколько дней мы с другом гуляли по парку. Было много великанов. Они были не такие страшные, как на рынке. Я старалась и там нести добро. Хотя сердце уходило в пятки, когда они резко подходили, и я неожиданно для себя оказывалась среди ног друга.
- Какая красавица! - восхищались великаны.
- Просто игрушка!
- Мама, я такую же хочу!
К собачкам меня друг не пускал и я издали махала им хвостиком.
Однажды друг одел совершенно другую одежду, взял меня на руки и понёс куда-то далеко с горы. Я не испугалась, потому что верила ему. Скоро я почувствовала какие-то дурманящие запахи и со свистом стала вдыхать воздух.
- Утятница, - рассмеялся друг.
Я увидела песок, скамейки, как в парке, и наконец друг поставил меня на лапы у берега реки. Голова моя закружилась, вокруг веселились и брызгались великаны. Я в эйфории пошла вперёд и поплыла в прохладной, ароматной воде, вызвав бурю восторга вокруг.
- Смотри, малышка, а плывёт!
- Во даёт!
- Первый раз реку увидела! - гордо сказал друг и, подхватив меня под животик, вынес на берег.
Кувыркаясь в песке, в ярких эмоциях, улыбках, солнышке, безумных ароматах растений и воды я поняла, что река - моя третья страсть.
Я себя там не узнавала. Могла смело бегать, нырять, играть с великанами в мяч, даже нагло что-то просить - и мне не было стыдно. Я проникалась атмосферой активного веселья и добра.
Путь назад был тяжёлым, в крутую гору. Друг нёс меня на руках, моё сердце бешено колотилось. Я вся жила теми эмоциями. В благодарность я лизнула друга в руку. Теперь я полностью ему доверяю.
Лёжа на подстилке, я сразу ощущала, когда друг берёт одежду для реки. Как только до меня доносился её запах, я вскакивала и радостно кидалась к нему в комнату. Но он почему-то не разделял моей радости.
- Не люблю я этого, - строго сказал друг. - Не дави на меня.
Я всё поняла. После этого, почувствовав запах, стояла в коридоре, сдерживая себя, и лишь нетерпеливо перебирала передними лапами.
Мы, то вдвоём, то с женой друга и Таней, проводили упоительные дни на реке. Все они не уставали поражаться моей перемене в ароматном мире.
- Она здесь совершенно дикая, - говорила жена.
Друг посмеивался.
- Сонька, ты сейчас просто дура! - возмущалась Таня.
Они не могли понять, что я плаваю в эйфории. Волны добра и блаженства вместе с речными волнами захлёстывали меня. И весельем пыталась показать - таким должен быть мир. Я верила, что все вокруг мои друзья, и я могу им донести свой посыл.
Потом, устроившись ночами в кресле, я вспоминала блаженство на реке.
Однажды мы с другом и его женой спустились с горы и пошли на пляж. Но перед пляжем лежал большой камень, а над ним была прикреплена табличка.
- "Для собак и машин хода нет. Штраф...", - прочитал друг. - Чёрт! Как в парке.
- А может, рискнём? - предложила жена.
- Да ну их, - махнул рукой друг. - Пошли по берегу искать место.
Среди камышей мы нашли маленький пляжик с липкой землёй вместо песка. Весёлых великанов и мячей здесь не было, друг с женой были грустными, но оставалась ароматная вода. Я отправилась купаться, а они сидели на берегу и печалились. Я их веселила как могла, даже пыталась нырять.
Моё сердце возликовало. Я в нём не сомневалась. Но внезапно болезненная судорога схватила задние лапы. Я с трудом по грязи вылезла на берег.
- Смотри, - вскочила жена и показала на мою мокрую спину.
Задние лапы не отошли и я плюхнулась в грязь.
- Плохо дело, - тихо сказал друг. - Краснота странная. А так не видно было.
Солнышко пригрело меня и я, улыбаясь, встала на лапы и, подпрыгивая задними скрюченными лапками, направилась к траве.
- Знаешь что, - послышался сзади голос жены. - На втором этаже, кажется, живёт медсестра ветлечебницы. Я её сегодня позову.
Дома я упала на ковёр, уткнувшись носиком в передние лапы, и чувствовала, как немеет моё тело от задних когтей до холки. И вообще было муторно, уши пекли. Друг молча стоял рядом.
Скоро с его женой пришла незнакомая великанша. После приятных восклицаний в мой адрес она осмотрела спину и спросила у жены друга.
- Кровавого поноса ещё не было?
Та отрицательно помотала головой.
- Она привитая? - продолжала спрашивать гостья.
- Три месяца ещё не исполнилось, - глухо ответил друг.
- Рано ещё так активно её выводить, - заметила гостья. - Лучше было бы выждать. В нашей лечебнице одни пацаны. Я вот что посоветую. На Камышовой, в десятом доме живёт наш старый врач на пенсии. Он собрал огромное количество антибиотика. За деньги колет лошадиные дозы и часто это спасает от чумки и других гадостей. Несите, пока не поздно.
Только гостья ушла, жена друга принесла большую сумку, сунула меня туда, как неживую. Я тихо заскулила, глядя на друга. Тот подошёл и погладил меня по голове.
- Всё обойдётся, - ласково сказал он. - Ты вернёшься.
Его жена грубо взяла сумку и сказала напоследок.
- Всё хорошее - так это ты, а всем ужасным должна я заниматься.
- Так и должно быть, - уверено сказал друг.
Здесь я с ним не согласна. Никто не должен заниматься ужасными делами.
Мы долго шли по незнакомому миру. Уши уже просто горели и начали неметь передние лапы. Хоть мне и было неудобно, я высунула голову из сумки и за всем наблюдала.
Наконец жена друга открыла какую-то скрипучую дверь, вошла в двор и обратилась к стоявшему у окна седому старику.
- Извините ради бога, вы врач?
- Лошадиный, - засмеялся тот беззубым ртом.
- Спасите нашу Соню! - вдруг с отчаянием воскликнула жена друга и достала меня из сумки.
- Ух, уже на лапах не стоит, - склонился надо мной старик. - Кровавого поноса ещё не было?
- Нет.
- Вы с деньгами?
- Да.
- Несите в прихожую, я сейчас приду.
Жена с раскрасневшимися глазами понесла меня в тёмную комнату с каким-то трупным запахом, села на сундук, положила меня на колени и стала усилено гладить. А меня мутило, от огня в ушах я мотала головой, мысли то роем метались, то затухали.
Вошёл старик с чем-то страшным в руках.
- А это не большой шприц для щенка? - испуганно спросила жена друга.
- Вы хотите, чтобы она жила? - заметно шатаясь, грозно спросил старик.
- Я поняла.
- Тогда держите её.
Жена друга развернула меня, уткнула мордочкой в свои полные ноги и придавила спину ладонью. Следом что-то пребольно ужалило в бедро, так, что я тихонько заскулила. Боль огнём разошлась по всему телу. И я не могла больше собраться с мыслями и бестолково наблюдала за происходящим.
- Если сердце крепкое, то выдержит, - сказал старик, забирая у жены друга какие-то бумажки.
Затем он улыбнулся и коснулся загрубевшим пальцем моего сухого носа.
- Живи долго, красавица.
Мне было очень плохо. Я еле выдержала обратный путь домой. В сумке я уже лежала и не поднимала голову. По запаху я поняла, что мы пришли домой. Открылась сумка и знакомые холодные руки подхватили меня и прижали к своей груди.
- Ну что? - спросил друг.
- Уколол, - просто сказала жена. - Надо ждать.
Я подняла голову и взглядом сказала другу, что мне пришлось вынести в этом ужасном путешествии. Он, не отпуская меня, стал ходить по комнате и шептать:
- Всё будет хорошо.
Иногда подбегала Таня и своими резкими движениями гладила мою спинку. Даже один раз меня погладила мама друга.
И вот постепенно от этих "Всё будет хорошо" боль стала утихать.
Я всё поняла! Этот великан не просто мой друг, но и спаситель. Как я прикосновением носика или полизыванием распространяю добро по миру, так и он своими словами и поглаживанием лечит все боли. Да мы с ним вместе горы свернём!
Я подняла голову и с благодарностью посмотрела на друга.
С тех пор жизнь моя наладилась. Только ранка на спине взялась жёсткой коркой и долго щекотала меня. Вкусностями меня баловали, новых друзей я приобретала с каждой прогулкой по парку. Даже на пляж иногда пробирались.
Однажды, когда друг лежал на широкой кровати и смотрел в светящийся ящик, а я дремала рядом на коврике, дверь открылась и появилась жена друга с радостными глазами.
- Смотри, - сказала она и достала из сумки необычную вкусняшку. - Телячий хвост для Сони!
- Ух ты! - удивился друг. - Вы её так кормите, что она скоро лопнет.
- Пошли, Соня, - жена друга махнула вкусняшкой.
Меня не пришлось долго упрашивать. Я побежала за ней, мотая хвостиком. У поилки она положила хвост, а сама пошла разбирать сумки. В другой раз я с удовольствием ей бы помогла, но сейчас я не могла оторваться от вкусняшки. Мои зубы не брали этот хвост, но я уже не могла остановиться. Положив его краешек в рот, я почувствовала, что слюнки буквально забурлили во мне. Закрыв глаза, я лишь немного проглотила хвостик, потом ещё, ещё и с удивлением заметила, что хвоста уже не было. То есть он был, но во мне. Никакого удовлетворения я не ощутила, слюнки пропали. Наоборот, что-то изнутри стало распирать и трудно стало дышать.
- Ты что, проглотила?! - прогремел сзади голос жены друга и она фурией промчалась мимо меня к другу и спасителю.
Я, еле передвигая лапами от боли внутри и уже задыхаясь, пошла следом.
- Сонька хвост проглотила, - услышал я голос жены.
- Не мели, он размером как она, - недоверчиво ответил друг.
Но здесь в дверях появилась я, страдальчески посмотрела на друга и пошла прямо ему в руки.
- Ёшкин кот! - вскочил тот с кровати, забежал сзади, придавил мне низ животика.
Он давил рывками, у меня пошли позывы рвоты и хвост, наконец, попросился обратно. Я открыла рот и без сожаления избавилась от вкусняшки. Ко мне вернулось веселье и я стала тыкаться носом в ноги друга и его жены. Ничего не страшно, пока спаситель рядом.
- Чуть сердце не остановилось, - только и сказала жена друга. - Выкину этот хвост к чертям.
Она ушла и забрала вкусняшку с собой. А я побежала делиться радостью со старушкой и Таней.
Я уже достаточно долго жила в этом огромном доме и заметно окрепла. По своему призванию я отправилась бы с другом и спасителем вдоль ароматной реки делиться добром по всему миру.
Но друг со своей женой стал на весь день уходить, оставляя меня с Таней и старушкой. Я грустила, потому что чувствовала прилив сил. Но они приходили со всякими вкусняшками, а гуляли мы по утрам и вечерам.
Всё равно друзей у меня стало много - и великанов, и собачек, и кошек. Одни глупышки птички меня боялись. Собачки, правда, в своих играх толкались и тискали меня, не понимая, что я создана для другого. А мой спаситель достаточно грубо с ними обращался. Поэтому приходилось помахиванием хвостика разряжать обстановку. Друг тоже занялся какими-то глупостями - "Сидеть!", "Лежать!", "Дай лапу!" и особенно ужасное "Голос!". Видя его огорчение, мне приходилось перебарывать себя и тратить время впустую. Но скоро он понял меня и успокоился.
В мире стало свежо и великаны стали надевать новые одежды. Однажды тусклым днём мы с другом вышли из дома и отправились в парк. Во время наших прогулок я радовалась, замечая, как у друга проходит грусть. Ему нравились мои смешные штучки и я дарила ему их с лихвой.
В этот раз наперерез нам пошёл незнакомый бородач. Он улыбнулся другу и протянул ему руку. Но глаз он не сводил с меня. И я приветливо замахала хвостиком.
- Привет, старик, - сказал он.
- А ты откуда здесь, - удивился друг.
- Вообще-то я в Москве. Нормально всё. Здесь я родителей навестил. Как дела?
- Да так, - пожал плечами друг. - Борюсь.
- Слышал про твою болезнь. Я вижу, ты собачатником стал, - бородач показал на меня.
- Уже давно. Был кобель, погнался за сучкой и попал под машину.
- Бывает.
- Но больше их смерть видеть не хочу. Поэтому и взял спаниеля. Они живут долго. Я читал - до двадцати пяти лет. А за это время я со своей болячкой сам коньки откину.
- Перестань, - махнул рукой бородач. - А насчёт собак ты что-то путаешь. Это русаки - свежая порода, там такое случается, а рыхлые англичане - рафинированные домашние существа. Десять лет это максимум.
Друг вздохнул:
- Будь что будет.
Бородач внимательно осмотрел меня.
- Что-то она у тебя квадратненькая.
- Закармливают все, особенно мама. Я уже устал с ними бороться.
- А что с задними лапками?
- Высохли немного. Чумкой переболела. Это я виноват, - лицо друга исказила гримаса. - Вовремя не привил.
- Да, и задик остался маленьким. Как же она рожать будет?
- О чём ты говоришь?! - возмутился друг. - Я её еле отстоял, какие тут щенки!
- Но она болеть будет и тяжело, - мягко сказал бородач. - Хотя бы один раз.
- Нет! - решительно пресёк друг.
- А сколько ей?
- Это будет её первая зима.
- А характер?
- Собачий ангел, - серьёзно сказал друг.
- Да? - иронично усмехнулся бородач и присел передо мной. - Дай лапу! - неожиданно сморозил он глупость.
Я нежно лизнула его пальцы и со всей возможной добротой посмотрела ему в глаза.
Затем он наклонился, почесал меня за ухом и прошептал:
- Бедная собачка...
Затем рывком поднялся, обменялся рукопожатием с другом, сказал "Привет брату" и пошёл своей дорогой.
Я смотрела ему вслед и думала:
"Вот ещё один новый друг. Теперь он понесёт доброту в свою Москву. А потом и мы с другом отправимся с миссией вдоль реки. Только как ему объяснить всю важность моего предназначения?"
- Смотри, Соня, - прервал мои размышления друг, - снег пошёл. Теперь ты сможешь в нём кувыркаться.
Я обратила внимание на белые пятнышки, закрывающие панораму. Чтобы поддержать радость друга, я улыбнулась.
- Айда в парк, - предложил друг.
Я со всех лап бросилась к знакомым скамейкам.
2. Старость
Я уже давно смотрела в соседнюю комнату. Раньше моей соседкой была Таня. На моих глазах она превратилась из резкой девочки в нежную девушку. А сейчас вообще ушла разносить добро в мир. Старушка почти не встаёт с кровати. А друг с женой так же исчезают на целый день.
Да, надо признаться - не всё у меня получилось. Новые люди уже не подходят и не становятся моими друзьями, друг пока что не понял и не услышал меня. И я безумно долго торчу в этой холодной тёмной коробке, вместо того, чтобы отдаться призванию. Но самое главное - почему-то ослабели лапы.
Друг это увидел и проворчал:
- Доелась. Еле ходишь. Уже больше двадцати килограмм.
Я только нежно посмотрела на него. Он пока не понял, что у меня теперь ещё больше теплоты.
Но правда в том, что из-за слабости в лапах я уже не могу бегать и веселить друга, и он постоянно остаётся грустным. Я держусь на прогулках молодцом, только вместо улыбки на мордочке появляется гримаса и язык сваливается набок.
Когда дни посветлели, друг вместо парка повёл меня на обрыв, показал вперёд на вьющуюся зигзагами реку и с драматизмом в голосе сказал:
- Всё, Соня, прощайся с пляжем. Со своей болячкой я тебя, такую толстую, не смогу носить туда, а сама ты еле чапаешь.
Я с шумом втянула ноздрями далёкий чарующий аромат и со слезами на глазах посмотрела на друга. Все силы я вложила в тот взгляд. Раньше ведь он меня понимал. Во взгляде я говорила, что старушку они же возят на машине к реке, она сама рассказывала. А мне река необходима, это моя страсть, питающая силой. Хотя бы пять раз за тёплое время!
- Пошли, Соня, - друг повернулся и направился к дому.
Я брела за ним и горько удивлялась тому, что друг перестал меня понимать. И вообще, несмотря на мой позитивный настрой, слабость в лапах стала мешать моей миссии. Я видела, что со временем друг стал раздражительным и с горечью заметила, что отчасти эта раздражительность связана со мной. Это странно, я ведь не поменялась, стала только больше, опытнее и теплей. Я пыталась его веселить, но из-за слабости это плохо получалось. Тогда я затаилась и его настроение улучшилось. Я стала реже попадаться ему на глаза, хотя это резало сердце.
Это лето было безумно тяжёлым и жарким. Я проходила на прогулке мимо обрыва и слёзы капали из глаз. Я изнывала и в бреду представляла, как я окунаюсь в ароматную реку. Дома меня окунали в какую-то дурно пахнущую воду, где вместо песочка был холодный скользкий пол, отчего сразу судорогой брались задние лапы.
Друг с женой втайне надевали одежду для реки, но я прекрасно чувствовала их запах. Они тихо проходили мимо, а я даже не поднимала головы.
В те тяжёлые дни в одиночестве я стала задумываться о проблемах в жизни. Среди не очень приятных мыслей у меня из памяти выскочили две картинки из давних времён, где друг выступил спасителем. Как он держал меня на руках у сердца, гладил и словами "Всё будет хорошо" вылечил жар в ушах и онемевшие лапки. И как он своими руками спас меня от боли в животике и задышки.
И вдруг я отчётливо поняла, что у меня нет выхода. Пусть я непонятно почему раздражаю его, но для нашей миссии ему надо меня снова спасти. Пусть я сейчас большая, но он же великан, может же меня поднять, я помогу ему, и сказать много раз волшебные слова. И мне надо преодолеть застенчивость и выступить наглой особой, чтобы донести это другу.
С тех пор я, сгорая от стыда, стала подходить к другу, нарочно громко стуча когтями по полу, чтобы показать ему всю важность моего визита. Но он, не глядя мне в глаза, шумно одевался и выводил меня на прогулку. И только иногда кричал жене:
- По четыре раза на день вывожу. У неё, что, уже маразм?
- Наверное, - доносился голос жены.
Ни к чему мои попытки не приводили. Но я не отступала. Ведь должен же друг хоть раз с пониманием взглянуть мне в глаза.
Жаркое время закончилось и я с ужасом заметила, что уже не могу запрыгнуть в кресло. Жена и друг, сердито сопя, помогали мне, а я всё пыталась донести другу, что не в этом спасение.
Постепенно мне что-то стало мешать на нежном животике. Я уже не могла удобно улечься. И появилась боль.
Да, теперь просто словами уже не поможешь, Надо, чтобы спаситель вылечил животик, как в случае с телячим хвостом.
Я в очередной раз нагло зашла к другу и перевернулась на спину. Раньше я так веселила его, но сейчас мне надо было, чтобы друг посмотрел на меня, а не тащил гулять.
И он посмотрел.
- Лена! - закричал он жене.
Жена прибежала.
- Ты видела? - громко спросил он. - Это мастопатия?
Жена вздохнула.
- Я уже смотрела. И даже проконсультировалась. Мастопатия. Соня же у нас не рожала.
