Рассвет следующего дня, несмотря на вчерашний апофеоз праздника, многие жители Карфагена также встречали на восточной крепостной стене. С минуты на минуту сюда из бухты в Тунисском озере должна была подойти флотилия Гамилькара, чтобы от жрецов воскресшего бога и самих жителей получить благословление на ратные дела.
Гамилькар перед отплытием даже не прилег.
"Высплюсь в море", - усмехнулся он, когда Батбаал попыталась уговорить его отдохнуть хоть немного. Хотя сама, то ли от избытка чувств, то ли от волнения, так и не уснула. Да и к восходу нужно было находиться на крепостной стене, чтобы лично увидеть лучи зарождающегося солнца и загадать желания, которые, по поверию, Адонис непременно услышит и исполнит в наступающем году.
У Батбаал их не так много: чтобы как можно скорее закончилась война и Гамилькар вернулся домой живым и невредимым. Хотя иначе и быть не может! Баал-Хаммон не допустит гибели своего любимца Карфагена, а его извечная покровительница - божественная Тиннит - сделает все, чтобы ненастья обошли стороной их мирный город. Батбаал искренне в это верит.
Все как завороженные смотрели на восток. Только пробились первые лучи солнца, позолотили верхушки Атлассных хребтов и горизонта, толпа радостно загудела, и, как и вчера, где-то громко затрубили в трубы, задорно зазвучали флейты.
"Адонис! Адонис!" - снова заголосили со всех сторон.
Тут кто-то крикнул: "Корабли плывут! Корабли!" - и толпа, увидев в легкой дымке флотилию Гамилькара, которая неторопливо выходила из Тунетского озера, направляясь к прибрежной процессии, загудела еще сильнее.
Море как никогда было спокойным. Весла кораблей ритмично поднимались и опускались в воду; в восходящих лучах они также отливали золотом. Ощетинившиеся копьями солдаты, которые плечом к плечу замерли вдоль обитых щитами фальшбортов, вызывали откровенный восторг.
Толпа на несколько минут притихла, когда боевые корабли подошли поближе и развернулись носами к Карфагену, потом снова возликовала - разве можно с таким флотом не победить врага?!
Даже Батбаал, у которой то и дело на глаза накатывались слезы, не могла оторвать глаз от четкой линии их длинного ряда.
Еще несколько минут навязчивое видение провожавших их корабль людей, Батбаал с маленьким Ганнибалом на руках на крепостной стене упорно стояло перед глазами Гамилькара, словно боялось - отведи глаза и обманчивая пелена рассеется. И вот уже крепостные стены города окутало легкой дымкой, волна стала выше, из звуков остались только крики чаек над головой, удары весел по воде да всплески разбивающихся о борт неуемных морских волн, и Гамилькару стало как-то не по себе, как будто кто-то вырвал у него из груди сердце и схоронил далеко на родной земле. Только редкие голоса тех, кто ничего не оставлял за плечами, кому нечего было терять, помогли Гамилькару стряхнуть навязчивую пелену прошлого, вернуться в настоящее и внутренним взором окинуть то, что, как ему виделось, ждало его в будущем.
Он отвернулся от родных берегов, глянул на задумчивого проревса , на свою команду, угрюмой неизвестностью припечатанную к высоким, задрапированным круглыми щитами бортам корабля, глянул на погруженных в себя воинов на палубе и громко сказал, чуть ли не крикнул:
- Что захандрили, друзья мои? Разве не вы хотели вырваться из плена будней, оторваться от женского плеча и снова почувствовать себя мужчинами, воинами, мастерами ратных дел, для которых уныние и печаль - пыль под ногами, а жажда славы на поле боя - крылья за спиной!
- Да, Гамилькар! - раздалось с разных сторон несколько голосов.
- Тогда сбросьте скорей в пучину моря заразную печаль, швырните вдогонку ей злосчастное уныние, дайте под зад коленом навязчивой нуди и раз и навсегда попрощайтесь с ними. Я не дам вам больше скучать. Со мной вы забудете про гадкие слова "тоска и скука". Я обещаю вам бешеный стук сердца в груди, алчную жажду боя, желание победить врага, почувствовать себя настоящими мужчинами, такими, какими создал нас бог: сильными, дерзкими, отважными, способными на великие подвиги, а не прозябание.
- Да, Гамилькар! - еще дружнее и громче донеслось с палубы.
- Ну-ка, келевсты , задайте живее ритм! Флейтисты, возьмите самую высокую ноту! Запевалы, гряньте что-нибудь позабористей, чтобы больше и тени уныния не видел я на ваших лицах - не на похороны плывем, не в Геенну огненную спускаемся! Дайте жару, певцы и подпевалы, чтобы сам бог моря услышал вас, повеселел и попутному ветру приказал сопровождать нас на всем нашем пути!
Вокруг зашевелились, под верхней палубой матросы дружно налегли на весла. Где-то на краю флагмана расторопный запевала грянул задорным мотивом, и матросы вмиг подхватили взорвавшуюся песню, по-хулигански острую, по настроенью бойкую. И после этого показалось даже, что волны налетают на корабль играючи, чайки вокруг реют, как бестелесные, а впереди воинов ждут не кровавые сечи на свою погибель, а пустячная вылазка в стан врага. Чистое небо, спокойное море, уверенность в себе, - чего еще желать матросу в долгом плавании?
А затем, когда были убраны весла, установлена мачта и натянут прямоугольный алый флагманский парус; когда полотнища распустили и остальные корабли - появились дельфины, вестники бога моря, и еще больше взбодрили всех, ведь их появление по приметам сулило удачу.
Боги благословляли их поход, боги поддерживали их, значит, они будут непобедимы!
Гамилькар повеселел. Как долго он ждал этой минуты. Готовился к ней, можно сказать, всю жизнь. Сам воспитал себя, сам закалил для предстоящих боев и походов. И теперь идущая за ним пусть и небольшая еще эскадра - тому доказательство.
- Курс на Эгусу ! - Гамилькар наконец-то огласил направление.
Его приближенные знали: Гамилькар - стратег до мозга костей, и его предосторожность во всем (даже в отдаче окончательного решения) - всего лишь отражение его мышления как полководца.
А замыслов у Гамилькара было на тот день множество. Ему как флотоводцу на руку было то, что римляне до сих пор не осмелились вновь выйти в море после поражения у Дрепан Клавдия Пульхра и роковой гибели 120 судов под командованием Луция Юния Пулла от ужасной бури возле Лилибея. Море вокруг Сицилии оказалось свободным, но средств, которыми располагал Гамилькар, было, как он считал, пока недостаточно для ведения активных действий на суше. Карфагенский Совет только назначал главнокомандующего, остальным (в том числе снабжением и финансированием) должен был заниматься он сам, на свой страх и риск, на свою удачу.
Совет помогает, только если у него есть возможность, в остальном же - сам напрягай свои извилины, на то ты и полководец...
Осажденный римлянами с суши Лилибей тоже вряд ли смог бы ему содействовать. Скорее Гамилькар своим присутствием мог вселить в его граждан надежду на освобождение.
Рим, как известно, на этот год одним из консулов избрал Луция Цецилия Метелла, того самого, который четыре года назад разбил карфагенян возле Панорма, справив потом пышный триумф. Это именно он провел по улицам Рима тринадцать захваченных в плен карфагенских полководцев и сто двадцать боевых слонов. Противник более чем серьезный. Нельзя допустить, чтобы он развернулся на Сицилии во всю свою мощь.
Гамилькар оторвался от дум. Солдаты на палубе отдыхали: кто чистил оружие и амуницию, кто дремал на походных матрасах, кто с азартом играл в кости, собрав вокруг кучку ротозеев. Парус наполнился благодатным ветром. Можно было и самому вздремнуть - потом вряд ли будет время для праздности.
Гамилькар направился в палатку на носу корабля. Карфаген давно исчез из виду.
Заснуть, однако, Гамилькару, как он ни хотел, не удалось. В голову одна за другой то и дело лезли навязчивые мысли.
Как так получилось, что карфагеняне, перед войной владея почти всей Сицилией, теперь оказались оттесненными к самой западной ее оконечности?
Римляне бахвалились, мол, они народ восприимчивый и из учеников делаются лучше учителей: в древности пользовались прямоугольными щитами, в то время как тиррены сражались бронзовыми, круглыми, выстраивались в фалангу; приняв их вооружение, римляне разгромили тирренов. От других народов переняли продолговатые щиты, которыми сражаются и поныне, и манипулы и одолели противников их же наукой. От эллинов научились осаждать города и осадными машинами разрушать стены. От Пирра - сооружать во время походов укрепленные лагеря. От карфагенян - искусство ведения морского боя... Римляне столь удачны в войне? Или какая-то несокрушимая мощь незримо присутствует за их спинами?
Наши боги слабеют с каждым днем, боги римлян набирают все больше силы. Почему? Гамилькар не мог ответить на этот вопрос, как не мог понять и то, как боги могут быть лживы, холодны и лукавы. А именно таковы божества римлян, позаимствованные, как говорят, у лживых и плутоватых эллинов. Таковы и сами римляне.
Кто первым нарушил мирный договор между Карфагеном и Римом? Конечно римляне. Именно они вероломно вторглись на Сицилию, якобы в помощь осажденной Мессане (жители-де слезно их умоляли!), коварно выдворили из города карфагенский гарнизон, пришли на помощь правящей в Мессане клике мамертинцев, бывших кампанских наемников Агафокла, некогда обманом овладевших городом, который гостеприимно впустил их в свои стены.
Со своими грязными легионерами, которые подобным образом несколько лет назад захватили Регий, римляне почему-то не больно церемонились: розгами высекли на форуме и безжалостно отсекли им головы. Четырем тысячам солдат! Чем мамертинцы были их лучше? Захватывая Мессану, они также не щадили ни старого, ни малого. Почему с ними римляне не поступили таким же образом, как со своими беспринципными легионерами? Теперь ни для кого не секрет - потому что после Мессаны перед алчным Римом открывалась благодатная Сицилия - край новых земель и новых возможностей. Вот оно - неприкрытое двуличие, вот она - правда по-римски!
Римский народ единодушно поддерживает захватнические устремления своих правителей, словно червь завоевания прочно обосновался в их умах. Во всех бедах и несчастьях сицилийцев в один голос винят карфагенян, внушают, что карфагеняне во все века несли сицилийцам лишь невзгоды, а Рим пришел, чтобы их освободить, помочь изгнать извечных супостатов. Только почему в каждом таком "освобожденном" городе тут же сажается римский гарнизон, а неугодных либо угоняют в рабство, либо - в случае сопротивления - вырезают, как скот.
Алерия , Ольвия , Камарина, Панорм, Липара ... Список можно продолжать до бесконечности. И большинство городов взято либо вероломством, либо изменой. К тому же численное превосходство было и остается за римлянами, они используют все возможные способы пополнения своей армии: от рекрутского набора италийских союзников до массового привлечения жителей захваченных на Сицилии городов.
Граждане Карфагена, наоборот, смотрят на усилия своих полководцев удержать города Сицилии, как на нечто мало их касающееся, как будто ни Агафокл, ни Регул никогда не высаживались на побережье Ливии и не грозили Карфагену уничтожением. Неужели так скоротечна человеческая память? Или избирательна?
Не думая о страхах, кажется, никогда их не испытаешь. То, что происходит не у меня дома, никогда в мой дом не постучится. Наивная мысль. Если бы так было!
Гамилькар поднялся с ложа, налил себе из кратера вина. Легкая терпкость его была ему по вкусу.
Где-то на палубе матрос затянул жалобную песню. Больно защемило в груди, как будто кто-то сдавил сердце.