Удобно устроившись на верхней полке, я стал прислушиваться к мерному стуку вагонных колес. Солнце, пробиваясь сквозь стекла окна, нежно касалось каждого своей теплой рукой, отчего по телу пробегала сладостная истома.
Я медленно обвел взглядом купе вагона. Рядом, на верхней полке, спиной ко мне лежал крепкого телосложения мужчина и, казалось, спал. Внизу молодой человек читал небольшую брошюрку. Для него сейчас ничего не существовало, а мне хотелось хоть с кем-нибудь поговорить, чтобы эта поездка не показалась долгой и унылой.
- Что читаешь?- спросил я, оторвав его от чтения.
- Да так, ничего особенного,- он протянул мне свою книжицу. Я взял и прочитал вслух первое, что попалось мне на глаза:
- ... Зимуя на острове Беринга, Георг Вильгельм Стеллер начал писать свою знаменитую работу "О морских животных", в которой дал первое подробнейшее описание так называемой морской коровы.
Я посмотрел на юношу:
- Любопытно...
- Интересно другое: за 27 лет, с тех пор, как впервые обнаружили эту самую корову, её полностью истребили. И только из-за того, что...
- Ну, это все знают, из-за чего, да зачем,- повернулся вдруг мой сосед по верхней полке. Он, очевидно, совсем не спал и невольно слышал наш разговор.- А вот ты видел её: эту корову?- спросил он молодого человека.
- Я-то? Конечно, нет,- удивился тот.
- А вот мне пришлось её видеть.
- Но ведь они были истреблены еще в 1768 году, а вы родились...
- И все-таки я видел её, хотя это самое тяжело для меня воспоминание...
Я работал тогда на Урале в научно-исследовательском институте. Очень увлекался подводным плаваньем. Один раз добился того, что попал в команду к самому Ветрякову, плавал у Новой земли, на Баренцевом море - всё в экспедициях. Очень меня это увлекало. В конце концов попал в Арктику, уже бывалым аквалангистом и полярником. Исследовали мы тогда распределение толщины льда, характер рельефа нижней ледовой поверхности. Все это нужно знать, так как оно влияет на скорость и направление дрейфа ледяных полей.
Мужчина улегся поудобнее, затем продолжил:
- Так вот, занимались мы, значит, исследованиями. Обычно по пять-шесть человек, не больше. Двое под лед, остальные наверху. Работы хватало всем. Был у нас в группе парнишка один: веселый такой, балагур. Андреем звали.
- Сколько тебе-то лет?- обратился он к молодому человеку.
- Двадцать четыре.
- А вот ему было двадцать два. Он в армии водолазом служил, на Балтике, так что дело свое знал. Может, поэтому при различных погружениях с собой я брал именно его. За год, что мы вместе проработали, я к нему сильно привязался и очень полюбил. И в тот день я пошел с ним. Все как обычно: исследовали мы тогда одну льдину. Погода была более спокойной, чем всегда, палатка трепетала, но холодный арктический ветер не мог прорваться сквозь её шнуровку, а только злился, ударяясь о брезент. От зажженной паяльной лампы внутри палатки тепло, и мы с Андреем, сидя на кусках пенопласта в теплом меховом одеянии и в собачьих унтах, пили, как полагается, из термоса крепкий горячий чай, пока ребята готовили лунку. (Лунку мы рубили внутри палатки.) Все весело болтали о разных пустяках: работа нам была не в новинку. Мне самому тогда было лет тридцать пять, но я уже считался заправским исследователем: как-никак пять лет арктического стажа, хм... Так вот, сидим, мы, значит, чай пьем, покуда ребята лунки прочищают, а Андрей мне все про этих вот самых коров и рассказывает, называя меня не иначе, как дядя Миша. Тут Митя Прилежаев бросает мне, что, мол, все готово. Кончаем чаевничать и начинаем с Андрюшей при помощи Мити менять арктические доспехи на водолазные. Надели, как положено, по два комплекта шерстяного белья, меховые носки, поролоновые подшлемники. Натянули на нас гидрокомбинезоны, и затем мы, вооружившись ножами, компасом и глубиномером, надеваем акваланги. Сигнальный конец закрепили на поясе Андрея. Когда все было готово, мы в сопровождении Феди Иванова направляемся к лунке. Движения наши неуклюжи, смешны, да и Андрей, неловко ступая ластами по рыхлому снегу, болтает в микрофон без остановки, так что у меня уши разрываются. Договорились, что Митя опустит на кабеле электромаяк во вторую лунку, которая находилась на другом конце профиля. Свет от такого маяка виден на расстоянии нескольких десятков метров. Это облегчало нам поиски второй лунки и выход на поверхность.
Первым погружался Андрей. Вода в лунке пузырится от выдыхаемого им воздуха. Ушел. Через несколько минут всплыл и попросил подать аппаратуру. Сквозь свое запотевшее на морозе стекло маски я наблюдал, как сигнальный конец его опять убежал под воду. Но вот он замер, дернулся раз, значит, Андрей ждет меня - вышел под лед. Переключив рычаг своей клапанной коробки на дыхание воздухом из акваланга и зацепившись за сигнальный фал, я и сам соскальзываю вниз. Проверив работу легочного автомата, беру с поверхности фотобокс и ухожу следом за Андреем.
Всякий раз, когда происходит погружение, я перебираю в памяти все те лунки, щели и трещины, через которые нам приходилось буквально пролезать под лед. Перед глазами сплошная пелена, а внизу - непроглядный мрак. И каждый раз думаешь: что же тебе принесет новая лунка?
Последний раз взглянув на круглую, как луна, прорубь, висящую прямо над моей головой, погружаюсь глубже. Под ледяными выступами, как паруса, свисающими в бездну океана на десятки метров, света почти нет. Но это еще ничего. Как глянешь вниз, так и мурашки по телу пробегают, а рука машинально тянется проверить, легко ли отстегивается десятикилограммовый грузовой пояс.
Андрей ждал меня на горизонтальном выступе. Рядом с ним лежали необходимые приборы. Сфотографировали мы пару выступов и затем, определив по компасу направление, стали вести необходимые измерения и наблюдения, удаляясь все далее под лед в сторону второй лунки. Сделал я в это раз несколько снимков и чувствую, что начинаю мерзнуть. Холодно стало рукам и ногам, от свинцовых грузов стынет и поясница. Смотрю, Андрей прервал работу и всплыл под ледяной потолок. Я и сам поднялся, сжимаю руки, ноги, стараюсь пошевелить пальцами, хоть немного усилить кровообращение, все время подбадривая Андрея. Немного согрелись, а затем опять приступили к работе. Прошли мы больше половины трассы, а мороз все сильнее и сильнее сковывает тело. Пальцы рук двигаются медленно, с трудом, и совсем не слушаются. Проверили количество воздуха в баллонах. Надо торопиться, да и Андрей говорит в микрофон, что увидел свет лампы-маяка. Ну, думаю, осталось немного совсем: каких-то сорок-пятьдесят метров. Вот тут-то и случилось то, что до сих пор терзает меня.
Мужчина замолчал, вытянул из-под подушки вафельное полотенце и вытер им вспотевший лоб. Потом продолжил:
- Я сам не видел сначала ничего. Андрей подплыл ко мне и хотел было, как обычно, похлопать меня по плечу, мол, все в порядке, но вдруг замечаю, что лицо его под маской стало изменяться. Оно выражало одновременно и страх, и удивление, и интерес. И вместе с этим я как будто издалека услышал его шипящий, изредка прерывающийся голос:
- Дядь Миш, дядь Миш, ведь это же... это же морские коровы!
- Ты что,- говорю,- Андрюша. Тебе, наверное, померещилось.- Но поворачиваюсь туда, куда он смотрит.- Ты же сам говорил, что они исчезли еще в...
И тут я замер. То, что я увидел, невозможно описать. Из черной бездны стали появляться то здесь, то там какие-то странные существа. Огромные, метров семи-восьми длиною. Я было подумал, что это морские слоны, но у этих тело было, как у червей. Я-то человек не из пугливых, но, признаюсь, тогда перетрухнул: чего от них ожидать? Пока раздумывал, Андрей успел от меня метра на два отплыть. Я закричал в микрофон: "Андрей, вернись! Андрей, я приказываю: вернись!" А он...
Вот сколько лет прошло, а я так и не могу понять, что его толкнуло. Долго я над этим размышлял, а тогда некогда было думать. Они все ближе и ближе. Я уже отчетливо стал различать их гладкую кожу и зубы. Вернее, не зубы, а какие-то пластины, покрывавшие десна. Успел заметить, что Андрея они обступают всё теснее и теснее. Что я мог сделать? Одна морская корова внезапно отделилась от стада и стала подплывать ко мне. Я выхватил нож и спиной прижался к ледяной стене, чувствуя пронизывающий меня холод. А она медленно обходила меня, уставившись на меня парой тупых глаз и сжимая изредка свою похожую на гофрированный шланг морду. И вдруг я почувствовал острую боль в руке, и тут же возле меня бесшумно прошел её горизонтальный плавник. Левая рука повисла, как плеть. Зажав в правой руке нож, я ожидал следующего нападения. Я смотрел прямо в глаза этому червеобразному существу, и, казалось, на голове у меня волосы вставали дыбом. Конечности мои меж тем мерзли все сильнее, ноги утомились повторять монотонные движения, чтобы удержать тело под водой. Разрезав фал, я скинул с себя всю аппаратуру, чтобы облегчиться и хоть как-то избежать конфликта с бестолковым животным. И вдруг заговорил Андрей, про существование которого я совсем забыл: "Дядь Миш, уходи, уходи! Они, возможно, голодны, голодны! Уходи!" В голове у меня все перемешалось. Что значит "голодны"? Они ведь травоядные, они не питаются мясом! Я не знал, что делать. Крикнул только: "Андрей!"- но не услышал ответа. В наушниках царила полная тишина. Я посмотрел туда, где должен быть Андрей. Серые существа плотным кольцом обступили его, все время тыкаясь мордами в центр, но где был сам Андрей определить было невозможно, только предположить. И вдруг среди этой серой массы на миг выглянуло тело Андрея. Он взмахнул руками, и опять был поглощен массой серых тел. Все это происходило у меня на глазах, и все это было лишь мгновением, забыть которое я не в силах и сейчас. "Как же это?"- лишь подумал я, и был отброшен к ледяному рифу. Неугомонное существо снова бросилось на меня. Я сразу забыл, что леденеют пальцы, что судорога начинает сводить ноги, что гудит поясница от тяжелых баллонов. Я весь напрягся, готовясь к следующему выпаду. Рука до боли сжимала острый нож. Все у меня было на пределе. И вот рывок сделан: животное ткнулось мордой мне в колено, но боли я не замечал. Злость, месть и ненависть заглушили её. Я ударил сверху. Нож глубоко вошел в морду коровы, она дернулась, удивленно оторвалась от меня, потом выгнулась и неторопливо и тяжело пошла ко дну. Острое чувство самосохранения сразу взыграло во мне. Я отчаянно погреб к светлому пятну маяка, потому что там была жизнь, там были люди. Из последних сил лег животом на край лунки и перевернулся потом на спину. Меня сразу обступили ребята. Кое-как сняли застывший акваланг, ласты гидрокостюм. Это было последнее, что я помнил. Очнулся в палатке. Вокруг недоумевающие лица, все спрашивают, где Андрей и что случилось. А я сижу и ничего не могу сказать: настолько все потрясло меня.
Когда покидали Арктику, злосчастную сорок третью лунку покрыло тонкой коркой льда, будто навсегда отрезало Андрею путь назад. Нам так и не верилось, что его нет с нами...
Мужчина замолчал, и сразу набежала какая-то гнетущая тишина. В купе становилось все жарче. Деревья, дома, люди все продолжали проноситься мимо нашего окна. Только плотные белые облака, казалось, застыли на бледно-голубом небе. И я подумал: "Как похожа память на эти облака - она такая же застывшая в вечном движении жизни".