Безбах Любовь : другие произведения.

Средство от депрессии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    3 место на конкурсе "Моя планета" в номинации "Этно". Несколько раз опубликован.
  
Короткий ливень!
  Врасплох застигнут воробей
  В листьях травы.
  Ёса Бусон
  
   В конце июня 1944 года родители Вада Ибуры засылали сватов добропорядочной семье, где томилась на выданье прелестная дочь, но получили вежливый отказ. Ибура не сомневался: причиной послужила его искалеченная рука. Прошло две недели, а парень всё никак не мог смириться, злился и не хотел ни с кем общаться. Коллегам на работе в редакции улыбался через силу. Обидно было ему!
   Июль на Карафуто*, как водится, выдался дождливым, но сегодня даже не моросило, только крошечный садик перед домом так и прокисал в сырости, не в силах просохнуть под хмурым небом. Ибура сидел в беседке, погружённый в бездумное самосозерцание, и не видел ни кустов смородины, ни стройного деревца ирги с озорными птичками в ветвях, ни нежных белых колокольчиков, ни распустившихся цветов лесного пиона, посаженного заботливой рукой матери. Скоро расцветёт и садовый, но не было Ибуре до пионов никакого дела. Надо бы сходить к другу Кадо и поздравить с днём рождения, но надо ведь встать и пойти... Хоть бы рука ныть перестала, в сырую погоду от несильной, но настойчивой боли никакого спасенья нет!
  
[]
   Друг пришёл сам. Красивый и гибкий, как змей, он запрыгнул в беседку прямо через борт и плюхнулся рядом на скамейку.
  - Что ты всё киснешь, Вада-кун? - спросил он и чувствительно ткнул Ибуру в бок локтем.
  - Всё у меня в порядке, - заверил тот и лучезарно улыбнулся.
  - Вижу, какие у тебя порядки. Уже и дождь перестал, а ты зелёный сидишь.
  - С днём рожденья, дружище!
  - Спасибо, не забыл! - откликнулся Кадо. - Пойдём вечерочком в чайный дом? Только ты, я и гейша с ученицей.
   Ибура выпал из тенёт равнодушия:
  - Ты что, ополоумел, гейш заказал? Это же три месяца заработка! Деньги потратить не на что?
  - Ты серьёзно злишься или театр тут разыгрываешь? Мне сегодня исполнилось двадцать два, могу я отметить их так, как мне хочется? Отец ещё месяц назад рекомендацию дал в окия, чтобы я гейшу взял на вечер.
   Ибура идти не хотел, и даже мысль о гейшах не вызвала энтузиазма. Однако от такого предложения отказываться нельзя.
  - Совсем раскис, я вижу, - продолжал Кадо. - Ну, ничего, гейши вернут тебя к жизни. Жизнь-то ещё не кончилась! Люди вон совсем без рук жить ухитряются. А у тебя ещё левая есть, да и правая в помощь, не отрезали же её! Главное, голова уцелела. Я зайду за тобой в восемь. Потом статейку про гейш напишешь. Ну, не кисни. Сараба*!
   Кадо ушёл. Всегда у него хорошее настроение. Он радуется любой погоде, птичьему чириканью, лету и не забивает голову философскими вопросами. Всё у него легко. И, главное, у него ничего не болит. Ибура почувствовал к другу мимолётную зависть. На гейш потратился, надо же! И его, Ибуру, пригласил. Отказ бы не просто обидел, такая обида способна и дружбу развалить. А, в общем-то, какая разница, где сидеть: здесь или в чайном доме? А Кадо будет приятно. Захотел провести день рожденья в обществе друга и гейш - пожалуйста! А то, может, и правда статью написать получится.
   Хотя писать не хотелось. Совсем не хотелось. Кисть руки он сломал зимой, когда упал на лыжах в прыжке с трамплина, да так, что пальцы теперь плохо гнулись. Рука останется нерабочей - так сказали врачи, и опровергнуть их слова не удалось, как Ибура ни старался разработать пальцы, преодолевая боль, порой невыносимую. Пришлось смиряться и долго переучиваться на левую, раздражаясь оттого, что плохо получается. А теперь ему, Вада Ибуре, перспективному репортеру ведущей газеты губернаторства, неоднократному победителю на горнолыжных соревнованиях, отказали, будто он инвалид немощный и не сможет содержать семью, да пропади оно пропадом!
   В назначенное время друзья вошли в небольшой садик чайного дома через открытые деревянные ворота. Вдоль ограды росли кусты смородины и малины, рядом с резной беседкой тянулся вверх готически стройный тис. Тропинка, просыпанная галькой, пересекала 'ручеёк' из мельчайшей щебёнки, и Кадо, резвясь, просеменил по импровизированному мостику из крупных камней.
   Ибура старался выглядеть довольным, чтобы не огорчать друга. Они вошли в одно из деревянных строений, переменили там обувь и потопали к чайному домику. У входа теплился старый каменный фонарь на широком фундаменте и плоских плитах. Прежде чем войти, друзья умылись и прополоскали рты около аккуратного колодца, зачерпывая воду ковшом с длинной ручкой. Здесь Кадо дотронулся до руки друга и произнес:
  - Знаешь, у меня тоже проблемы. Я поссорился с отцом вчера.
  - Ты?! - изумился Ибура. - То есть, как поссорился?
  - А так. Больше ни о чём не спрашивай, хорошо? Ну, пошли.
   Низкий вход в чайный домик заставил друзей согнуться в три погибели. Кадо, однако, ничего не смущало, он бодро проник внутрь, а Ибура словно запнулся, когда, согнувшись, он едва не ткнулся носом в покалеченную руку в тёмно-серой перчатке. Рука ныла... Кувыркаясь по склону после падения, в какой-то момент парень услышал отчётливый хруст. Когда бесконечное падение, наконец, закончилось, он попытался освободиться от обломка лыжи на ноге и подняться на ноги, и это удалось не сразу. Шапки на голове не было, снег облепил лицо и волосы, набился под одежду, но всё внимание забрала страшная боль, вдруг вломившаяся в правую кисть. Ибура взвыл, а глаза заволокло темнотой, похожей на гудение в проводах под высоким напряжением.
   Его глаза между тем смотрели на две фигурки немыслимой красоты рядом с бронзовым очагом. Фигурки шевельнулись и склонились перед гостями, и только тогда Ибура понял, что они - живые. Парень мгновенно забыл о снежном склоне и о руке. Гейши...
   В комнате царил полумрак. Окна располагались высоко и давали рассеянный свет, никакого электрического освещения не было, только вдоль стен, отделанных серой глиной, горели свечи. В нише токонома* возвышалась ваза с цветами и висел свиток с каллиграфической надписью: 'Красота сердца дороже красоты лица'**. У стены зажжённая ароматическая палочка источала ненавязчивый аромат. Ибура не заметил ни свечей, ни вазы, потому что гейши уже выпрямились, и одна из них представилась:
  - Меня зовут Мисаки, - словно медная палочка коснулась колокольчика. Огонь в очаге подсвечивал её нежно-зелёное кимоно, расшитое цветами и каплями дождя.
  - Меня зовут Акеми, - мелодично молвила вторая. - Я - начинающая гейша. Прошу проявить ко мне благосклонность.
   Благосклонность? Ибура остолбенел. Неужели кто-то способен обидеть это существо?! Гейши вкрадчивыми жестами показали: надо разуться. Друзья сбросили оцепенение и сняли дзори*. Гейши пригласили гостей к столу. Акеми уселась на пятки около очага, который уже горел, а Мисаки подала на стол несколько красиво оформленных лёгких блюд - кайсэки. Нежно мурлыча, она выяснила, что у Кадо сегодня день рожденья, что на соревнованиях он стреляет без промаха, и что дома у него обитает большой чёрный кот, который изволит кушать сырую рыбу, а Ибура увлекается горными лыжами и бросать их отнюдь не собирается. Акеми помалкивала, следила за водой в котле над очагом да посматривала на гостей лисьими глазами, подведёнными чёрной и красной краской.
   Вода в котле закипела. Все замолчали, слушая шелест огня в очаге и шум кипящей воды. Акеми неторопливо насыпала чайный порошок из деревянной шкатулки в глиняную чашу, налила немного кипятку и стала помешивать расщеплённой бамбуковой палочкой, пока не получилась матовая зелёная пена. Гейша долила кипятку, поднялась и с поклоном предложила чашу имениннику. Мисаки положила на левую ладонь Кадо шёлковый платок - фукуса. Тот принял чашу правой рукой, поставил на левую ладонь, прикрытую платком, кивнул Ибуре и сделал глоток из чаши. Затем положил фукуса на циновку, обтёр край чаши салфеткой и протянул посудину другу. Мисаки самым естественным образом подняла платок и пристроила на левой ладони Ибуры, приняла чашу и поставила ему на ладонь. Сделав глоток, Ибура повторил церемонию и протянул чашу Мисаки. Обе гейши по очереди глотнули густой, горьковатый чай, не нарушая порядка.
   Ибура совсем рядом видел удлиненный, приподнятый к виску тёмно-вишнёвый глаз Акеми, искусно подведённый тонкими линиями; вот она повернула к нему фарфоровое, слабо светящееся в полумраке личико, взгляд её обволакивал и безнадёжно затягивал в бездну. От Акеми шёл слабый с горчинкой запах, будоражащий, словно отдалённый грохот прибоя. Ибура боролся с искушением потрогать изящную шею или запястье гейши, и если бы пальцы скользнули по фарфору, он бы не удивился. Но фарфоровая незнакомка плавно двигалась и ласково смотрела на него... Ибура хотел спросить... но не знал, как облечь в слова неясную, волнующую мысль. Мысль ускользала...
   Он с трудом оторвал взгляд от Акеми, посмотрел на огонь, отвлекаясь, и спросил, о чём знал и сам, только чтобы слышать её голосок:
  - Почему здесь такой низкий вход, Акеми?
  - У всех чайных домов такой вход, - ответила гейша. - Самураям приходилось оставлять за порогом длинные мечи и входить безоружными.
  - Никто не носит больше длинных мечей.
  - Зато каждый носит с собой суету и проблемы. Их тоже полагается оставлять за порогом чайного дома.
   Ибура спохватился: у него же болит рука, его обидели! Но об этом... не думалось. Рядом сидела на пяточках прелестная загадка в кимоно цвета едва пробившейся весенней травки, расшитом нежными листочками, источающая собственный свет, точёная шея с трогательным достоинством держала голову со сложной прической.
   Акеми заменила блюда на столе. Посуда была керамическая, древняя на вид, с разными рисунками, тонкими и гармонирующими друг с другом. Всюду - ветви с влажной листвой и солнечный свет.
   Мисаки тронула струны сямисэна, переливчатый голос понёс гостей ввысь. Акеми танцевала. Сдержанные пластичные движения, порхание точёных кистей рук слали имениннику гармонию лета, пожелание мудрого спокойствия и путешествий в необычные страны, а его другу с глазами тигра - радости познания мира.
   Окончив танец, Акеми поклонилась и вернулась к очагу, чтобы приготовить следующую порцию чая - уже отдельно для каждого гостя. Мисаки продолжила игру на сямисэне, воспевая достоинства гостей. Затем отложила инструмент и начала завлекательную беседу: и о красоте, и о любви, и о событиях на Тихом океане.
   Акеми заменила сгоревшую ароматическую свечу. Ибура знал - хозяйка гейш подсчитает сгоревшие свечи и таким образом узнает, сколько времени её подопечные провели с гостями. И Кадо получит счёт... Но об этом тоже не думалось. Акеми подала сладкие творожные ватрушки, разлила чай по чашкам и присоединилась к беседе. Ибура заметил, что обе гейши за вечер и кусочка в рот не взяли.
   Кадо увлечённо разговаривал с Мисаки. Акеми покосилась на старшую сестру хитрым вишнёвым глазом, убедилась, что та не смотрит, и, наклонившись к Ибуре совсем близко, осторожно спросила:
  - Что случилось с вашей рукой, господин?
   Ибура не отвечал. Он смотрел на неё, щурясь, будто на яркое солнце, и не услышал вопроса. Потом переспросил, извинившись, но теперь промолчала Акеми, только улыбнулась ласково. Тонкими пальчиками коснулась руки в перчатке. Глаза на фарфоровом кукольном личике улыбались, только на самом дне лисьих глаз Ибура высмотрел тщательно спрятанное сострадание. И ещё - восхищение. Не то, о котором вслух мурлычет клиенту гейша, а другое, тоже спрятанное. Перед ним сидела живая женщина...
   Красота сердца дороже...
  - Ты там живой, дружище? - раздался насмешливый голос Кадо.
   Ибура вынырнул из вишнёвого омута. Горели свечи, переплетались голоса Кадо и Мисаки. Кадо сыпал шутками и комплиментами, подначивал друга, а тот любовался тонкими запястьями Акеми и гибкой по-кошачьи спиной - тем, что открывало сложное одеяние. 'Там, под кимоно, на ней ничего нет', - думал он, и кожа покрывалась мурашками, а все волоски на теле вставали дыбом. Акеми стала вырезать из цветной бумаги фигурки животных, а друзья отгадывали, кто это. Последнюю фигурку Ибура вытянул из рук искусницы. В тот момент было совсем неважно, какую зверюшку она изготовила. Мгновение они оба держали один предмет, и парня словно пронзило током.
   Зверюшкой оказался красный тигр, припавший к земле при виде добычи.
  - Пойдемте слушать дождь, - предложила Мисаки.
   Чаёвники гуськом выбрались наружу, в темноту позднего вечера, и встали на крыльцо под навес. Мисаки притушила каменный фонарь. Свет шел только из открытых дверей чайного дома.
  - 'Ливень хлынул потоками.
  Кого не обрадует свежесть цветов,
  Тот - в мешке сухая горошина', - тихо пропела Акеми.
  - Чьи это строки, королева ночи? - шёпотом спросил Кадо.
  - Такараи Кикаку. Он был учителем поэзии, а сам учился у великого Басё.
  - Разве это не чудо, что вода льется с неба? - восторженно прошептала Акеми.
   Подсвеченные из домика длинные нити дождя посверкивали в ночи, словно бриллиантовые. Чаёвники замерли, вслушиваясь в настойчивый шёпот Мироздания. Ибура остро ощущал близость Акеми, словно здесь, в узком пространстве блистающих нитей, они стали единым целым. Вместе с торопливым шелестом дождя он жадно впитывал новое, тревожное, пронзительное чувство, целиком захватившее его.
   Провожая гостей, Акеми тихонько сказала ему:
  - Когда вы с Кадо сюда пришли, ты улыбался только внешне. А сейчас ты улыбаешься ВЕСЬ. И мне теперь хорошо. Здесь, - Акеми дотронулась пальцами своей груди.
   На прощанье Кадо вручил гейшам чаевые, которые те назвали цветочными деньгами.
   Выйдя на улицу, он встряхнулся, как довольный пёс.
  - Ну как? Забыл, небось, обо всем на свете? - спросил он друга.
  - Я и сейчас ничего не соображаю, - признался Ибура.
  - Значит, не зря я вытащил тебя из берлоги. С пробуждением, медведь!
  - Интересно, что они о нас думают?
  - Гейши, что ли? А кто их знает? Они - создания неземные, не от мира сего, разве их поймёшь? Жаль, фигур не видно, зато под кимоно у них ничего нет, представляешь? Они под кимоно совсем голенькие... Ладно. Всё хорошо, только есть хочется. Пошли, Глаза Тигра, в ресторан.
   Глаза Тигра - так его назвала Акеми... Он ревниво потрогал рукав, где хранилась вырезанная ею фигурка.
   До ресторана друзья не дошли, потому что Ибура вспомнил слова Кадо, сказанные перед чайным домом.
  - Кадо-кун, так чего вы с отцом-то не поделили?
   Кадо беззлобно рассмеялся и сказал:
  - Я же тебя просил!
  - Мало чего просил. Ну, давай, выкладывай, что там у тебя.
   Кадо перестал улыбаться, губы сжались, а изломанные брови сдвинулись к переносице.
  - Сосватали меня. Я против.
  - Ты против? Она такая уродина? Неужели ты кого-то любишь, Кадо?!
  - Да нет же, Ибура! Медведь ты и есть, Глаза Тигра!
  - Разумеется, медведь, ты ведь ничего не объясняешь. Кадо, ведь ты не склонен с кем-то ссориться, и вдруг - с отцом! Что-то ты не договариваешь.
   Кадо рывком повернулся на сто восемьдесят градусов, нетерпеливо выдохнул и повернулся обратно:
  - Меня сосватали к той же, что и тебя. Они дали согласие. А я не дал.
   Ибура не смог вымолвить ни слова, так и стоял с разинутым ртом и вытаращенными глазами. Полюбовавшись на друга, Кадо невесело рассмеялся и продолжил:
  - Я не желаю иметь ничего общего с этими людьми.
   Артикулярный ступор продолжился, и Кадо со смехом приставил нижнюю челюсть друга на место. Звонко щелкнули зубы, Ибура отфыркнулся и спросил:
  - И что теперь?
   Кадо энергично взъерошил себе макушку.
  - А не знаю...
   И тут Ибура понял, что в этой истории виноват именно он. Жгучий стыд опалил щёки и уши, обжёг лёгкие, и парень, жестикулируя, обошёл невидимый круг, не зная, куда деваться. Потом остановился и заявил:
  - Нет, Кадо, так дело не пойдёт.
  - Это верно, не пойдёт. Но по-другому я не могу.
  - А я не могу ТАК. Знаешь что? Пошли к твоему отцу. Сейчас. Вместе.
  - Ещё чего не хватало!
  - Нет, мы пойдём. Если ты не пойдёшь, я пойду один. Кадо, ты ведь не бросишь меня одного на амбразуру? Пошли вместе. Ну?
   В конце концов, Кадо сдался, и друзья отправились к нему домой, по пути обсуждая предстоящий трудный разговор и часто останавливаясь.
  
   На другой день Ибура на одном дыхании написал очерк о вечере в чайном доме, утаив главное. Редактор отклонил статью, сказал - чепуха.
  
  __________________
  
  *Карафуто - южная часть острова Сахалин, с 1905 по 1945 годы принадлежащая Японии.
  *Сараба - неформальное прощание: 'до скорой встречи', 'пока'.
  *кун - суффикс для близких знакомых мужского пола, обычно употребляется среди одноклассников или коллег по работе равного ранга.
  *Дзори - японские сандалии с ремешками, которые пропускаются между большим и указательным пальцами.
  *Токонома - ниша в стене японского жилища.
  **Японская пословица.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"