Бескаравайный Станислав Сергеевич : другие произведения.

Усвояемость знания

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Что? Где? Когда?" - как единственное применение интеллекта в эру победивших компьютеров

Бескаравайный С.С.

Усвояемость знания.

Мы не можем ждать милостей от природы...

Мичурин.

...создать их самим - наша задача.

Актуальный экологический лозунг.

   Эти полтора часа между днем и настоящим вечером были самым странным временем в академии. Студенты-дневники уже разошлись, вечерники еще не собрались. Преподаватели, большей частью пошли по домам, а сотрудники готовятся сделать то же самое. И хоть в кабинетах и лабораториях вроде как кипит жизнь - коридоры пустынны и тихи. Глухой стук каблуков по шашкам паркета может показаться единственным звуком.
   Ярослав не замечал тишины, только был рад, что его не толкают - экран телефона перед глазами занимал почти все мысли. Там печальной вереницей шли формулы, а сам он, тоже не в самом радужном настроении, спешил в кафедральную лабораторию. Щелкнула стальная дверь, обклеенная лакированной фанерой, и он уже внутри.
  -- Это точно, Николай Калинович? - печальные известия надо проверять и он перестраховывался, надеясь на изощренную шутку недругов.
  -- Да, - коренастый немолодой лаборант вытряхивал из сейфа груду бумаги, совсем недавно бывшей важными документами, - Все то же самое, что и у нас, только лучше. Есть приказ из деканата - сворачиваться. Им площади нужны.
   Ярослав сел на первый попавшийся табурет, закрыл телефон и молча уставился в пространство - ругаться было бессмысленно, а от едкого разочарования не спрячешься.
   В мире, где вот уже который год искусственные интеллекты и преображенные занимаются наукой, осталось маловато настоящих ученых. Самые богатые и успешные теперь стали компьютерными призраками, нестареющими и гениальными. Самые глупые и ленивые - ушли из науки в игры, а все прочие превратились нечто среднее между вечным студентом и преподавателем. Ярослав сам попал в эти тиски: он отлично учился, уже на первом курсе попал в эту лабораторию и превратился в ее постоянного обитателя, он всегда был в курсе последних событий в науке и никогда не упускал случая прочесть что-нибудь интересное. Родись он на полтораста лет раньше - быть ему основателем научного направления, на полстолетия - и он сделал бы превосходную карьеру в науке. Но сегодня передний край познания уходил от него все дальше.
   Область теоретической механики, в которой он подвизался, - центробежная деформация тонких оболочек, - была в цене: всем нужна упаковка, что человеку, что машине. И потому разработки в ней спели, как спелые пирожки. Полгода назад точно такая же беда приключилась с его первой темой диссертации: полное, емкое и чрезвычайно интересное исследование по изменению качеств аморфных цилиндрических пленок, перечеркнуло его труд. В работе польского преображенного содержались ответы на все вопросы, что хотел решить Ярослав. На ученом совете постановили, чтобы не выбрасывать деньги на бесполезные эксперименты, сменить тему. И вот сегодня все повторилось, правда, на этот раз его опередил харьковчанин.
  -- Бумаги переложите в мой стол. Диски пусть в сейфе останутся, - Ярослав вышел из ступора и, сев к себе, включил машину, - Нет, ну не идиотизм, держать формулы в единственном экземпляре, секретность какую-то соблюдать, чтобы какая-нибудь сволочь уже все посчитала!
  -- Спокойно, Яр, - лаборант знал о многих подобных случаях, - Еще что-нибудь возьмешь. Только выбирай тему поэкзотичней, чтоб не урвали.
  -- А тебя, думаешь, не турнут? Зачем ты машинам нужен?
  -- Не, я останусь. Это вы все, аспиранты и доценты, от своих мозгов зависите. А обслуга по уставу тут сидит. По закону... - Николай Калинович, хрустя сургучом печатей, бурчал еще долго.
   Ярослав не ответил - он общался с Кротом, лабораторным искусственным интеллектом. Он постарался вбросить из головы неудачу, как бы велика она не была, и сосредоточиться на перспективах. Собственно, оставалось их не так много. Нужно было встретить неудачу хорошим ударом, яркой выдумкой. Чисто бюрократическим фокусом, что позволит ему продолжить работу.
   Но в любом случае, эта лабораторная мишура - журналы и отчеты - была уже не нужна. Потому весь оставшийся вечер и часть ночи, когда лаборант давно ушел, Ярослав перебирал бумаги: то, что можно было унести с собой, должно было уместиться в одной папке и нескольких дисках. Все прочее - мусор и сувениры. Термоцентрифуга выступила в роли камина - Ярослав хватал очередную пачку ненужных распечаток, совал в манипулятор "миксера" и тот, вертясь в своем монотонном танце, поджигал ее. Получался маленький и короткий, на несколько секунд, огненный смерчик, а пепел оседал на полу тонким слоем. Иногда он вставал, подходил к окну, и смотрел на отсветы городских огней. Порывался открыть окно и вдохнуть холодного воздуха, но прекрасно знал, что сейчас межсезонье и снаружи точно такая же слизкая, пыльная теплота, что и в лаборатории.
   Уже следующим утром он сидел на краешке стула в кабинете одного из проректоров.
  -- Знаю о вашей проблеме, молодой человек, но, простите, у кого ее нет? За три года сколько настоящих, старых диссертаций защищено? Вот видите, вы лучше меня владеете этой статистикой. Идите обычным путем, будете современным кандидатом. И, поверьте, лично я, - в его глазах на самый краткий миг промелькнуло почти человеческое сочувствие, - нисколько не сомневаюсь в ваших знаниях. Вы уже знаете, а этого достаточно. Теперь учите студентов.
  -- Дмитрий Романович, неужели в стенах нашей академии за те же три года было сделано так мало открытий? Тенденция прямо противоположная. Я ни в коем случае не хочу приписывать свое имя каким-либо изысканиям, но нельзя ли, чтобы преображенные допускали людей к разработкам? Не только ведь я, многие этого желают.
  -- Нет, молодой человек, - взгляд проректора стал твердым и чуточку презрительным, - примазываться к открытиям невежливо. Вы ведь все равно не будете успевать думать за преображенными? Спокойно пишите комментарии к теме вашей бывшей работы - чем обстоятельней, тем лучше. Проконсультируйтесь с лингвистами, они вам помогут...
   Беседа закончилась. Ярославу пришло в голову, что сиди рядом с ним его научный руководитель, все шло бы по другому. Но тот был болен и третий месяц не выходил из больницы. Или все пошло бы точно также? Ведь он наверняка звонил проректору...
   Ярослав пошел в лабораторию, смотреть, как она переходит в ведение преображенных. Артем Назарович, ее новый хозяин, вернее, его тело, стояло на пороге. А внутри уже шло перерождение. Те несколько десятков механизмов, печей, камер, что три часа назад наполняли ее грудой забот, требуя ежедневного осмотра, совещаний с ИИ, уже работали будто сами по себе. Маленькие ремонтные роботы, которые все чистили и смазывали, но которым никогда нельзя было доверить самых ответственных операций - не потому что они их завалят, а чтобы знать все самому, чувствовать пальцами материал, - теперь танцевали под дудку нового хозяина. Крот, наверняка, не отставал от них. Лаборант, наверное, мутирует в камердинера - будет подавать чай и убирать грязную посуду.
  -- Вы всегда можете приходить сюда, Ярослав. Смотреть за процессом и набираться вдохновения, - преображенный говорил тоном человека, чтящего законы гостеприимства, - Только в лабораторные журналы лучше не смотрите.
  -- Боюсь мне здесь нечего делать, - неудачливый аспирант опрокинул с полки в сумку несколько книг, забрал те диски, что услужливо лежали на краю стола, пошел домой.
   Несколько часов спустя, когда отступило это жуткое ощущение конца света, полного провала и никчменности жизни, когда вместо них в сердце была онемевшая и безразличная пустота, он все еще пытался выговориться.
  -- А что будет дальше, они все подумали? Ну через десять лет, или пятнадцать? Или думают все дружно в коконы лечь? Они станут как гуманисты, бесконечно писать комментарии. Мы станем игрушкой, игрушкой!
   Лица за сварочными масками никак не изменились: младшие братья варили в подвале очередную опору из уголков, - пытались соорудить к своему крылечку галерею, чтобы сразу поверх палисадника на улицу выходить. Тогда они смогут к себе любых гостей приглашать. Им надо было помогать таскать тяжести, а они слушали.
  -- Обед!! Обед!! - мамин голос через динамики доходил до каждого. Ярослав стащил фартук и рукавицы, открыл внутреннюю дверь и поплелся в столовую.
   Накормить десяток человек, пусть и с помощью автоматики, никогда не будет для заботливой хозяйки легкой задачей. А в большом старом трехэтажном доме, с флигелями и башенками, собрать всех по команде никак не выходило. Приходится ждать, пока все сползутся, закончится бесконечное выяснение отношений и пересказ сплетен, каждый сунет нос в тарелку и можно будет вздохнуть с облегчением. Сегодня Ярослав чувствовал на себе ее взгляд чаще остальных. Но мрачность его не была такой уж явной, изредка он даже улыбался, потому с утешениями ни кто выступать не стал. Только в конце, когда младшие унеслись в подвал, Юля с мужем укатили по делам, а все прочие с ленцой доковыривали содержимое тарелок, отец спросил его напрямую.
  -- Так какой у тебя теперь статус? Уволенный?
  -- Нет. Деньги будут идти. Просто делать мне там почти нечего. Только студентов муштровать.
  -- А. Ну-ну.
   Мама кашлянула, и теперь всем оставшимся пришлось относить посуду к мойке. Ярославу пришло в голову, что теперь у него возникает масса свободного времени. Можно наладить отношения с кучей народа, обзвонить всех, с кем не говорил последние месяцы. Можно даже сделать из тех пленок теплицу, уж сколько времени обещал.
   По счастью, проректора никогда не существуют в одиночестве, - монополия на заместительство вообще противопоказана любой бюрократической системе. К середине следующей недели другой распорядитель академического хозяйства призвал его к себе.
  -- Вы давно обучаете студентов?
  -- Уже скоро два года, Валерий Игоревич, - только сказав это, Ярослав понял, что вопрос был риторическим и больше перебивать начальство не надо - оно будет толкать речь.
  -- А как многие из них пользуются электроникой на экзаменах? Действительно многие. И все наши предосторожности идут прахом. Надзор ИИ за шпаргалками запрещен официально - как нарушение прав человека. Мы на всех парах несемся к тому положению дел, когда студенты будут учить только интересные им предметы. Мне известно ваше отношение к гуманизации высшей школы. Я так же внимательно прочел поданную вами докладную записку, - он замолчал на несколько секунд, но Ярослав рта не раскрыл, - Идея о том, что мы можем потерять важнейшее искусство, мне известна уже несколько недель. Я так понимаю, вы писали в смутном состоянии духа. Возьмите этот фолиантик и ознакомьтесь.
   Проректор снял с полки пачку старой бумаги, прошитую и обернутую в полиэтилен. Подал Ярославу. Только при ближайшем рассмотрении на ней можно было увидеть криво отпечатанные буквы.
  -- Прочтите-прочтите. Внесите дополнения, пожелания. Может, и оригинальные идеи появятся. Жду вас в пятницу.
   Аспирант впервые держал в руках новопечатные книги гуманистов, а это так был вообще труд какого-то бывшего экстремиста из "зеленых". Тот много и туманно рассуждал о государственной безопасности, засилье электронных мозгов и несчастной судьбе человечества, но в четвертом разделе содержались мысли, мало отличимые от тех, что Ярослав изложил несколько дней назад.
   Чем была славна наука? Не преподаванием, а открытиями. И только она вышла из средневекового мрака, когда монахи вдалбливали ученикам зазубренные строчки Аристотеля, - немедленно получилось так, что приходилось каждую неделю решать очередную загадку. Сложилось целое искусство преодоления научных проблем. Потом, правда, возникла наука - эвристика - и ей овладели машины, но это уже потом. А умение решать головоломки, что подбрасывают нам природа и техника - есть драгоценное достояние человеческой культуры. И утратить его - все равно, что отказаться от живописи или металлорежущих станков.
   Машины вытесняют людей отовсюду, из науки в первую голову. Но даже если люди сами становятся машинами и переписывают сознания на твердые диски, нельзя ли сделать так, чтобы умение совершать открытия все равно оставались за обычными людьми? Автора явно впечатлили гуманистические училища, в которых натаскивали изящному письму и поэзии - там вообще все электронное было под запретом и результаты были не такими плохими. Предлагал он организовать институты наподобие таких вот учебных заведений. Дальше шла полная ахинея ибо замыслил он информацию для открытий воровать у преображенных - прилагался подробный, но совершенно фантастический план организации сети людей с улучшенной памятью, которые будут запоминать информацию во время экскурсий.
   Ярослав почесал в затылке. Сам он видел только один выход из этого положения. "Гуманоидные" ВУЗы, где вспоминали старую прозу и поэзию, почитай ни с кем и не конкурировали. Писателей и поэтов с мировыми именами там не плодили, зато ценителей искусств штамповали аккуратно. Выпускники имели вкус, могли классифицировать и разобрать новое произведение, а, при случае, выдать неплохую эпиграмму. Они не были востребованными критиками - преображенные и это делали лучше человека - но творцом для себя каждый из них оставался.
   Почему такое невозможно в точных науках? Люди хуже преображенных ставят эксперименты. Потому им и не дают таких денег: чтобы строить новые циклотроны и самим пользоваться орбитальными телескопами, надо делать все меньше ошибок. Но и комментировать уже готовые работы нельзя. Так что надо организовать шарашки, где инженеры и ученые будут расшифровывать, упорядочивать те сырые экспериментальные данные, что идут от преображенных. Ведь кривую зависимости еще надо вывести, задать условия обработки данных, соорудить формулировку закона - а для всего этого просто необходимо в начале сочинить теорию, придумать базу. Это и будет той работой, которую с интересом можно делать всю жизнь. Если нельзя стать первым вообще, попробуем стать первым из людей.
   Ярослав как раз набирал первые строчки своих соображений, как в дверь просунулась голова Светланы - была его очередь выносить мешки с мусором.
   Второй разговор начался с чтения его заметок.
  -- Ну-ну. Не так плохо. И как вы мыслите исследовательские институты? Под каким соусом мы будем выдавать открытия, что там сфабрикуют?
  -- Валерий Игоревич, есть олимпийские игры и есть параолимпийские игры - для инвалидов.
  -- Учитесь выбирать примеры, - перебил его проректор, - Этот слишком мрачный.
  -- Ээ... Тогда есть автомобили и бегуны. Каждый может обогнать спринтера, сидя на мотоцикле, но он ведь не перестанет восхищаться тем чемпионом на стометровке? Какие деньги люди платят, чтоб вживую их посмотреть! Так и нам надо - объявим открытия спортом. Лучше элитарным - во времена Ренессанса, я читал, так именно все и было: турниры математиков, ставки, победители. Зрелище!
   Проректор чуть иронично посмотрел на Ярослава, который понемногу входил в раж.
  -- Вы "Что? Где? Когда?" часто смотрите?
   Аспирант чуть смутился.
  -- Я это к тому, Ярослав, говорю, что очень скоро вам будут задавать множество таких вопросов. Они бывают глупыми, бывают со скрытым смыслом, с откровенно коварными ловушками. Помните, трудней всего доказать самые очевидные вещи - что Земля круглая и что ты не верблюд. Потому вот вам дискетка - прочтите ее внимательно. Там несколько более подробных проектов будущего нашей скромной академии. Кстати, вы зачислены в состав команды.
   Нельзя сказать, чтобы Ярослав совсем ничего уж не подозревал или не слышал, но от такой новости все равно челюсть немного отклонилась от горизонтального положения.
  -- Примите пару моих советов, - проректор не любил излияния благодарности, и потому спокойно говорил дальше, - Во-первых, поднапрягитесь в риторике. Это обязательно. Без нее вы ничего не сможете - одного хорошо подвешенного языка маловато будет. Во-вторых, вспомните философию.
  -- Зачем мне Гегель?
  -- Абсолютно незачем. Нужны истории научных революций. Мы ведь это и будем делать: кто раньше додумается до подробностей того открытия, о котором объявят преображенные. Читайте. Да, и про основную работу не забудьте. Вы свободны.
   Содержимое дискеты... впечатляло. Детально проработанные планы по созданию команд в каждом ВУЗе, турнирам, чемпионатам, званиям. Четко оговаривалось, какие команды смогут войти в высшую лигу и что они с этого получат. Имелись эскизы формы, варианты званий и даже речевки для болельщиков. Впрочем, вульгарной стадионо-пивной атрибутики было немного, упор делался на интеллектуального зрителя. Черновики кодекса сочувствующего, допустимые формы подсказок, вежливые намеки.
   Ярослав, чуть переварив этот объем информации, кинулся в сеть - нет ли там чего похожего. Выяснилось, что есть. Только кусочками и обрывками, намеками и опровержениями.
   Олеся, старшая сестра, потребовала его на кухню, помогать: у нее завтра был день рожденья и она уже сегодня хотела обеспечить все заготовками. Механически проверяя пельмени и крем, пробуя купленные сливки, и приглядывая за кухонным комбайном, Ярослав понял, куда его занесло.
   В самый зрачок смерча. Преображенные или сами люди, поняли, что академическая наука вот-вот загнется. Решили кинуть спасательный круг - сохранить умение решать головоломки. К уставу и атрибутике игр наверняка приложили свои холодные процессоры искусственные интеллекты: все было так подробно и скрупулезно продумано, что человек возился бы с этим не один месяц. Проректор сначала подсунул ему затравку, убедился, что он свой, в голове у него аналогичные мысли. Потом допустил ко всей информации. То есть, конечно, не ко всей. Ему дали декларацию, которая не сегодня завтра все равно будет распубликована. Она носится в воздухе.
  -- Куда пирожные под мясо ставишь! - контроль нужен не только за старыми глупыми машинами, но и за людьми.
   Новый разговор был предметнее.
  -- Валерий Игоревич, тут упоминалось о видах борьбы - по научным дисциплинам. Но как широки будут рамки? Я за пределами механики не очень, да и в ней половина областей - не мои.
  -- Спокойствие, Ярослав. Именно для этого и нужна философия - ходить по краю познанного. Специализацию мы соблюдем. И эксперименты будут: вы там про зрелищность проблем читали? Мг. Что вообще самое интересное - этого правда там нет - приоритет на славу. Юридически авторское право все равно останется за преображенными, но тот человек, который первым разгадает ту загадку, в глазах многих других людей и будет первым. Ведь именно этого вы и хотели от жизни?
  -- Немного не так. Чтоб станки и люди за моими формулами шли, - мрачно нахохлился Ярослав, его взгляд бродил по полу.
  -- Они и пойдут. Думаете, от этого в науку молодежь не попрет? Еще как! - проректор в эту секунду, как никогда напоминал рекламный образ ученого: с небольшой бородкой, сединой в прическе и скромных, но очень стильных очках.
  -- Но это игра, Валерий Игоревич, ничем не хуже футбола, - те сомнения, что еще бродили в нем, искали путей наружу.
  -- Тогда почему ты идешь сюда? - проректор не то чтобы обиделся, не мог он позволить себе обижаться на аспирантов, но в кабинете похолодало, - Ведь идешь?
  -- Иду. Правда.
  -- Да. И нос воротишь, чистеньким желаешь остаться...
  -- При чем здесь чистеньким?! У меня там, - он махнул рукой в сторону лаборатории, - шансов никаких не было. Здесь есть. Я на этом деле знаменитостью, конечно, не стану, ну уж денег прилично заработать должен. Не в том дело. Вас, Валерий Игоревич, никогда не пугала участь последнего? То, что кроме меня в академии почти настоящих исследователей не оставалось. Людей, имею в виду. Таких, чтоб делали востребованную науку?
   Тишина в кабинете установилась не длинная, зато очень четкая, только тихий глухой гул студентов шел через стены, да тикали на столе часы в виде атома урана, мелькая почти тремя сотнями огоньков-электронов.
  -- Гуманисты никогда не смогут стать по-настоящему самостоятельными, - проректору тоже нелегко было говорить эти слова, - Чтобы они не делали у себя в общинах, они не контролируют свое развитие и не живут целиком только за свой счет. Техника преображенных стала для них, да и для нас, - он прищелкнул пальцами, выбирая выражение позабористей, - чем-то вроде природной среды. Только она умная. Мы берем оттуда столько, сколько нам позволяют взять. Мы хорошо живем: поверьте, двадцать пять лет назад, когда я защищал кандидатскую, трудностей и подлостей хватало, и были они немножечко другого плана, чем сейчас. Серо было и безденежно. А настоящая работа у нас останется всегда. Преображенным самими невыгодно совсем уж лишать человека надежды. И будут темы и планы - маленькие и почти игрушечные. Потом будет и их осуществление. Что-то заработает, спрос появится и открытие товаром станет. Только очень специфическим.
  -- Вроде собачьей еды, - слова Ярослава, едкие по содержанию, сказаны были целиком согласным тоном. Он сдался.
  -- Чем не вещь? Ладно. Поговорили и будет. Вот следующий пакет инструкций. Идите работать.
   И так случилось, что меньше чем через полчаса Ярослав уже читал лекцию. Они бывали разными: порой приходилось выгонять хулиганов, иногда студентам было интересно и на его лице останавливались взгляды. Но в этот раз все было очень обычно. Буднично. Они тихо сидели по партам и каждый был занят своим делом - смотрел фильм или играл. Он не в силах был заставить их слушать себя: зачем знать всю эту абсолютную чушь, такую скучную, надоедливую? Эти проклятые уравнения, что пишет на доске преподаватель, не прощают ошибок и веселья. Их нельзя решать под пиво. Они никому не нужны - любая железка посчитает быстрее и правильнее, сколько не учись. Всё равно все сдадут экзамен "под суфлера". Потому сколько Ярослав не воевал с очками - якобы солнцезащитными, - сколько не требовал выдергивать из ушей озвучку, он говорил в пустоту.
   Есть такое занятие для начинающих коммивояжеров: встать на оживленном перекрестке, чтобы толпа только ноги не отдавливала, и кричать в нее стандартные рекламные фразы. Пусть люди не реагируют, спешат по своим делам, или просто ругаются. Надо вкладывать в это душу - и убивать этим свое смущение. На лице появится несмываемая улыбка, а разум забудет совесть и скромность. Тогда можно и ртутные градусники "зеленым" продавать, и в Уганду завозить средства от ожирения.
   Ярослав чувствовал себя именно таким стажером. Ему создали все условия для обучения, согнали статистов - только платят маловато - а он никак не может окончательно сделать механическим свой голос, превратить лицо в маску, все еще пытается разнообразить интонации, иногда шутит. Зачем им все это надо?
   На своем рабочем месте (осталась у него на кафедре маленькая выгородка, почти доверху забитая старыми документами) он с чистой совестью выдал карманному ИИ задание. Оформлять текст. Исправлять ошибки, править стилистику, добавлять колорита. Литературные программы справятся с работой много лучше него, надо только загнать в память все свои заметки, там много хороших наблюдений и выводов, да просматривать получившиеся строчки - исправлять глупости.
   Риторикой занимался с ним же и оттачивал умения на домашних, думая, заодно, с помощью едких фраз избавиться от части обязанностей. Впрочем, работы по дому меньше не стало: отец, предвидя скорые новые браки, решил пристроить к почти столетней давности четырехквартиному дому еще два крыла - легких, пластиково-деревянных. Вынести туда с чердака летнюю столовую, освободить мастерскую под гараж, собрать, наконец, все Олесины цветы в одну оранжерею, а книги - в библиотеку. Впрочем, пристройки все равно были маленькими, места на участке почти не оставалось.
   Начала подбираться первая академическая группа. Дело это было совсем не простым. Хоть в полутора десятках зданий, что занимали аудитории, кабинеты и машинные залы, гнездилось приблизительно столько же учреждений, и в пихнуть туда новое, не составляло труда, все равно приходилось давить, готовить документы.
   С работой тоже было не все просто. Собралась разношерстная компания человек двадцать - из тех, у кого еще не заплесневели мозги. Генка от физиков, Алена от автоматчиков, Петра, философа, хоть он и защитился в прошлом году, все рано позвали. С ним у Ярослава тоже разговор вышел: они разбирали поправки к уставу и правила сотрудничества с другими ВУЗами.
  -- Почему вернулся? Ты ведь уже там, среди сливок. На сколько успел обскакать преображенных? Зачем тебе все это по новой?
  -- А тебе не все равно? - Петр был не настроении.
  -- Знаешь, нет. Вдруг и меня такое скрутит. Это не впадение в детство, маразм не напоминает?
  -- Чего!? - он снял экран с левого глаза и смотрел на Ярослава, думая, ссориться с ним или нет. Но у того была самая заинтересованная и участливая физиономия, - Нет. Не напоминает.
  -- Тогда что же?
  -- Улыбку природы.
  -- ?
  -- Помнишь такую затертую фразу о работах английского эмпирика: у него природа еще улыбается человеку? Так вот: когда ты начнешь заниматься чем-то новым и интересным - ты всегда увидишь ее, эту улыбку. Потом она стирается. От параграфов, ограничений и строгих формулировок. Но поначалу она такая... - он пошевелил пальцами.
  -- Секундочку! Так и у меня и у всех бывает. Просто поначалу все понятно без напряжения, половину материала ты где-то еще слышал. Это просто легкая жизнь.
   Петр молча вернулся к работе, и только минуты через три процедил медленными и очень хорошо слышными словами.
  -- Не легкая это жизнь. В другом тут дело. Такая улыбка - она во всех великих вещах есть, найти только труднее. Новое всегда тебе улыбается. И здесь у нас будет именно то - новое.
   Единого направления работы не было - их надергали с бору по сосенке - да еще и турнир. О нем объявили меньше чем через неделю. Грандиозное шоу, что должно было дать зрителям ощущение научного открытия в прямом эфире. Какой-то журналист исхитрился заявить, что зрители смогут почувствовать себя спящим Менделеевым: эта идея немедленно поселилась в головах распорядителей и в правилах турнира возникли условия постоянного ношения нейрошунта и снятия энцефалограммы. Ярослав начал чувствовать себя кроликом, по глупости нанявшимся в лабораторию.
   Однако же проблемы рассасывались с той же регулярностью, что и возникали.
  -- Реал-шоу - это для домохозяек, - постановили на третьем собрании будущие академики. Валерий Игоревич, который все меньше числился проректором и все больше - главой нового учреждения, с таким решением согласился.
   Нормальной научной работой, в старом понимании, правда, и не пахло: им будут выдавать груды экспериментальных данных, а они должны - каждый в одиночку - находить сходство, выводить закономерности, отыскивать истину и придумывать для нее терминологию. Работать можно только на кафедрах, где их все равно будут снимать. Прямо в сеть это добро обещали не давать, но вот мгновенья просветления, которые неизбежно случатся - целиком принадлежали зрителям. Встал вопрос и с техническим обеспечением: трудно и нефотогенично, изображать вдохновение совсем уж без экспериментальной базы. А пускать участников в лаборатории, чтобы они своими квалифицированными, но такими неловкими пальцами копались во внутренностях драгоценных установок, никто не собирался. Выход нашелся в виртуальной реальности: это громадье металла и сплетения пластика, киловатты электричества станут призраком, еще одной математической моделью. Без заранее проведенных экспериментов этого сделать нельзя, неизвестно как поведет себя материал, теперь это будет красиво и предсказуемо. Заодно всех быстро заставили подписать контракт, по которому для выводов уравнений и записи теорем они будут пользоваться или бумагой, или эффектными программами, наследницами MathCADa, у которых весь ход рассуждений виден на экране.
   На турнир выставлялись команды по пять человек и разбивка на дисциплины соблюдалось очень приближенно: точные науки, гуманитарные науки и все. Сразу стало ясно, что самым престижным будет соревнование за титул универсального ученого (подлецы итальянцы немедленно застолбили имя Леонардо да Винчи, а Ломоносов достался московскому университету), где будут ставится проблемы из самых разнообразных областей науки.
   Что иногда коробило и пугало Ярослава - так это отбор вопросов. Их же будут выбирать искусственные интеллекты. Им надо учесть возможности человека, его знания, предвидеть те самые вспышки прозрения, что издавна считаются озарением. Полное познание человека порой кажется слишком неприятным, и сколько бы медицина не нахваливала открытия, проистекшие из этого, ощущение здоровья телесного не может скрыть уязвимость духа.
   Когда дома над пристройкой возводили крышу, все оформилось окончательно. Диссертация спокойно допревала, как доходит до кондиции компост, документы на нее делались почти что без участия Ярослава. Ее попадание в турнирные вопросы было единственным, чего он боялся. Все те формулы, что он старательно выводил в первый раз, что будили в нем вдохновение и жажду знаний, теперь казались ему грудой мусора и разобраться в ней, открыть ее заново будет не просто тяжело, но отвратительно.
   Однако судьба - или пиаровские расчеты искусственных интеллектов, так мало от нее отличавшиеся - распорядилась по иному. Первой темой, данной команде, был рост полимерных кристаллов в невесомости.

Сентябрь 2003

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"