- Ляна, - знакомый голос прорывался ко мне сквозь беспокойный и тяжелый сон, но просыпаться мне не хотелось совершенно, что-то удерживало на этой зыбкой грани, когда ты уже не спишь, но еще не бодрствуешь. - Ля-а-ана, просыпайся девочка,- я опять решила не реагировать и отмахнулась от руки, гладящей меня по голове, но будивший меня мужчина не сдавался. Следующим его действием стало легкое потряхивание. Я пробурчала что-то нечленораздельное и скривилась от царапающей сухости в горле. Сон начал сдавать позиции, но я все еще продолжала за него цепляться. - Подъем, курсант Беловка, построение через пятнадцать минут, - в конце концов, гаркнули мне в ухо, и многолетняя привычка сработала сродни инстинктам и я, широко распахнув, глаза села на кушетке.
Первое мгновение я никак не могла понять, где нахожусь, интерьер никак не походил на мою комнату в казарме, но увидев странные стены и неправильный потолок воспоминания хлынули в мое сознание, как через уничтоженную плотину вода. Резко дернулась и упала прямо на покрывающий пол песок. Тут же меня вздернули обратно и поставили на ноги. Я сфокусировала зрение на державшем меня мужчине, в тайне боясь увидеть его, и понять кто это.
- Мит, - моей радости не было предела. Я подскочила и крепко обняла его за шею. - Вы меня нашли, Мит. Где все остальные? Где Тшу? - я задавала вопросы со скоростью света, от обуревавшего меня облегчения. Меня нашли и всем плохим дядям и тетям сейчас тоже будет очень плохо!!! Я готова была прыгать от счастья.
Из-за ликования в моей душе я не сразу заметила, насколько напряжен мой друг и командир моей боевой группы.
- Ну же, идем, - я отстранилась от него и на не твердых ногах попыталась потянуть его в сторону выхода из этой адской камеры. Мит не шевельнулся даже и смотрел на меня каким-то очень напряженным взглядом.
- Мит? - а в ответ тишина. - Мит, что происходит? - напряжение захватило и меня. Я осторожно отпустила его руку и пристально вгляделась в его лицо и глаза. Что-то было не так. Что-то было не то.
Открылась: радость (понятно), боль (а я и забыла о шрамах!) и огромнейшее чувство вины (это откуда?). Сделала шаг назад.
- Ты мне ничего не хочешь объяснить? - ко мне в голову начали закрадываться не самые приятные подозрения.
Сделала еще шаг назад. С трудом, но все же заставила себя подумать о причинах его такого странного поведения. Медленно, со скрипом, осознание произошедшего и его роли в этом начало накрывать меня. Интуиция соглашалась со всеми доводами рассудка, а сердце верить не хотело.
- Почему, Мит? За что? - ну же скажи, что я ошиблась, прошу тебя!
Ответ я прочитала еще до того, как он прозвучал вслух.
- Я люблю тебя. Прости меня, Ляна. О таком, - и рукой попытался дотронуться до моей щеки, при этом тщательно отводя взгляд от обезображенного лба, но я отшатнулась, - речи не шло. Робин, - сердце екнуло от этого имени, - уже наказал Мадлен, за то, что она это сделала...
Он что-то еще говорил, но я его не слушала. Предательские слезы стали наворачиваться на глаза, а рвущееся из груди сердце полностью заглушало любые звуки, отражавшиеся набатом у меня в ушах. Мой, теперь уже бывший друг, сделал шаг в мою сторону и потянулся рукой. Я же отшатнулась от него с неприсущей мне скоростью и каким-то образом моментально перепрыгнула за койку, а она не много не мало, стояла в нескольких метрах от меня. Так мы и кружили вокруг единственного достойного обороны предмета мебели: он ко мне, я от него.
Чувство вины передо мной, не давало Миту пойти в атаку. Я же пыталась понять, почему он пошел на это. Говорить не хотелось совсем, тем более я боялась расплакаться и потерять, пусть мнимый, но хоть какой-то контроль над ситуацией. Параллельно я пыталась придумать хоть какой-нибудь выход из всего этого дер*ма, в котрое угодила. К тому же, я тянула время, потому что с каждым шагом мое тело становилось более послушным. Все-таки, проведенное длительное время парализованной не осталось незамеченным моими мышцами, и теперь они постепенно оживали, подтверждая это довольно неприятными и болезненными ощущениями.
Однако, наше противостояние продлилось совсем не долго. Когда терпение бывшего друга начало иссякать, дверь открылась, и вошел молодой мужчина. Мит остановился и даже немного подался к стене, открывая проход для вошедшего.
Незнакомец был достаточно высок, примерно около ста девяноста сантиметров. Темные коротко стриженые волосы очень ему шли. Прямой нос, слегка раскосые, тоже темные, глаза, опушенные такими же темными ресницами, упрямые губы и твердый подбородок говорили о довольно властном и привыкшем командовать человеке. Хорошо сложенная, немного худощавая фигура скрывалась под простой повседневной одеждой хорошего качества, но отдающая чем-то военным. Я еще раз присмотрелась к нему, как раз последний сделанный им шаг дал возможность разглядеть его лучше. По возрасту, он был достаточно молод, не старше пятидесяти, ну может быть, даже пятидесяти пяти лет, хотя это вряд ли. А вообще диссонанс между его взглядом и внешним видом, не давал возможность однозначно ответить на вопрос о прожитых им годах.
Невольно я опять вернулась к его лицу и глазам. Он, так же как и я, внимательно осматривал меня. Казалось, его взгляд прожигал до самых костей. Я невольно передернула плечами, стараясь избавиться от этого неприятного чувства щекотки, следующее за его взглядом.
- А ты выросла, - загадочным тоном произнес он.
Мои глаза расширились от удивления.
- Мы что знакомы? - непроизвольно задала вопрос, хотя среди моих знакомых, его точно не было. Если только это кто-то из того прошлого, того что за блоком? Следующая фраза подтвердила мои догадки, но не дала ответа на вопрос.
- Знакомы, - а потом с горькой усмешкой продолжил. - Очень хорошо знакомы, - голос показался очень знакомым и сердце опять екнуло. - Но я знаю, что ты меня не помнишь. Эти хвостатые, - с презрением высказался он, как я поняла, о приорийцах, - заставили тебя забыть свою семью, куколка.
"Куколка" резануло мой слух из-за знакомых, до боли знакомых интонаций. Знакомые до нежной ненависти, до желания обнять его с любовью, прижаться всем телом в поисках защиты и утешения, и задушить до смерти. Сердце стало стучать с еще большей скоростью. Я даже не подозревала, что оно может так быстро биться без вреда для здоровья. В ушах зашумело, зрение стало расплываться на периферии, оставляя четким только стоящего передо мной мужчину и его почти черные глаза.
- Ну что, подсказать? - необъяснимая радость и предвкушение пропитывала его с ног до головы.
Я напряглась от необъяснимого страха и злости. Тело действовало без осознания с моей стороны и готовилось к броску.
- Разрешите представиться... - он специально выдержал драматическую паузу, затем отдал честь и вытянувшись по струнке, продолжил, глядя не прямо в глаза. - Робин Винц Беловка - твой брат, куколка.
Я поверила сразу. Просто знала, что он мне не врет, чувствовала это всеми фибрами своей души и радостно колотящимся сердцем. Я рассматривала уже по новой этого для меня родного человека, стараясь увидеть, нет - узнать, хоть какие-то черты, но память не спешила открывать мне свое прошлое.
- Ну же, Куколка, неужели не обнимешь меня? - и раскрыл руки, приглашая в его объятия.
Неуверенный шаг. Еще один и еще... И вот крепкие руки подхватили меня за талию и закружили по комнате.
Мне три с половиной года...
- Ёби писёла, - я бегу по холлу и прыгаю на руки моему брату, а он подхватывает меня за подмышки и кружит по холлу. Мы весело смеемся. Наконец-то Робин приехал. Я так скучала и ждала. Прилипаю к нему и целую в щеку, он меня в ответ чмокает в губки. - А ти мине сто пивез?
- Я себя привез, - и мы снова смеемся.
- Роби, - прошептала я, вспоминая данное мной в детстве прозвище.
- Вспомнила, - почти счастливо спрашивает он меня.
- Только мгновение, - все еще неверным голосом ответила я.
Вроде бы и радоваться должна от встречи, но что-то необъяснимое заставляло меня напрягаться и ждать подвоха. Интуиция ничего определенного сейчас мне не подкидывала, скорее стресс сказывался на моих возможностях, а начинающаяся головная боль сбивала с настроя.
Робин дернул меня за прядку волос и хитро посмотрел в мои глаза.
Мне почти пять лет...
- Ну же, Эляна, давай, чего ты боишься? - стоя на коленях и упираясь руками в пол, подбадривает меня брат. - Обещаю бешенного скакуна больше не изображать, - и дергается всем телом, изображая этого мифического скакуна.
Я все-таки решаюсь и быстро подхожу к Робину. Он опускается максимально низко, подгибая колени и локти, что бы мне было проще взобраться на него. Когда мое маленькое тельце устроилось на спине брата, он выворачивается и дергает меня за кончик косички, а потом начинает медленное движение по ковру. Я чуть не падаю на его первом шаге, по-этому хватаюсь за его волосы в попытке удержаться. Робин только смеется на мою выходку и заливисто смеется, а я смеюсь вместе с ним.
Робин что-то мне рассказывал и рассказывал о том, как он долго меня искал, что потом нашел и узнал о моей учебе в Академии. Как пытался получить пропуск для встречи, но мои опекуны не давали согласия. Рассказывал про борьбу за право опекунства надо мной, но ноф Сарос - слишком влиятельная персона и ему не по зубам. Было сказано много слов, но я мало воспринимала информацию, больше чувства и эмоции с которыми он все это мне рассказывал.
С каждым произнесенным словом, с каждой эмоцией я понимала, что все совсем не так как он мне описывает. Точнее, его слова совершенно не сочетались с теми эмоциями, что он ощущал. Я стал нервничать все больше и больше. И чем дальше, тем сильнее мне хотелось покинуть это 'гостеприимное' место. В конце концов, я не выдержала.
- Робин, а что ты тут делаешь? Когда мы улетим отсюда? - ничуть не смутившись от того, что прервала его на середине фразы, спросила я.
Он запнулся и замолчал. Тягостная тишина продолжалась недолго.
- Сейчас мы не сможем улететь, придется немного подождать, - уверенным голосом, все-таки ответил он мне.
Не соврал. Странно. Задам другой вопрос.
- А ты сообщил Тшэтсуо? - и внимательно стала вслушиваться в его ответ, стараясь отметить любые изменения в его мимике и эмоциях.
Ох, какой же коктейль закружился у него внутри, стоило только услышать имя моего мужа! Злость, брезгливость и НЕНАВИСТЬ направленные на него и вина, радость, любовь, нежность ко мне.
Он опять не отвечал несколько минут, пристально вглядываясь в мое лицо.
- А ты, так сильно его любишь? - при этом он почти не скривился, но я заметила - недаром так вглядывалась.
- Люблю, - осторожно ответила, после нескольких секунд раздумья. А что мне скрывать? По моему - это и так очевидно любому, кто видел нас вместе в неформальной обстановке.
Ох, лучше бы молчала! Робин мгновенно взвился и начал прохаживаться по комнате, как загнанный зверь.
Мне почти шесть...
- Ты подчинишься решению Штаба, Робин! - папа с Роби ругаются так громко, что мне становится страшно, ведь в нашей семье никто и никогда не повышает голом, особенно папа.
- Нет, отец, как ты не понимаешь? Мы не обязаны соглашаться с решением Штаба! - так же громко кричит брат.
Они меня не видят, просто не знают, что я спряталась в шкафу у папы в кабинете. Я не специально тут оказалась, что бы подслушивать, просто, я любила прятаться на нижней полке, когда мы играли в прятки со Сьюзи - нашей экономкой. В этот раз я тоже пряталась, когда разъяренный брат ворвался к отцу в кабинет и начал метаться по комнате, как-будто не знал куда выплеснуть, накопившуюся энергию. Через несколько секунд в кабинете появился папа. Я испугалась и поплотнее прикрыла дверцу шкафа, что бы они меня не заметили и не отругали. И вот теперь я сижу здесь и не знаю, что мне делать.
- Это ты не понимаешь, - папа пытается сдерживаться, но голом его периодически срывается на крик. - Эти браки нам необходимы и Штаб не может отказать приорийцам. К тому же не все так плохо, как тебе кажется, - голос наполняется успокаивающими нотками, но это не помогает и Роби перебивает папу.
- Не все так плохо?! Ты шутишь? Что может быть плохого в том, что нашу маленькую принцессу будут воспитывать какие-то хвостатые ящерицы? В том, что она не будет помнить Терру? В том, что она будет жить по их законам? В том, что родит подобное им хвостатое чудовище? - все сильнее распаляется мой брат, но папа тоже его перебивает.
- Это будет такой же его ребенок, как и ее. Никто не будет забирать от нее дитя! По крайней мере, Эляне не грозит развод - у них не принято разводиться! Я не спорю, мне бы тоже хотелось, что бы наша девочка росла вместе с нами, пропитывалась нашими традициями и привычками и вышла замуж за человека, но и приорийцы не чудовища. Я прожил с ними больше года, поверь, сынок, они относятся к женщинам очень хорошо.
- Ага, точно, особенно если женщина хороший воин и может доказать, что достойна своего избранника на состязании. А наша Куколка, прямо-таки и сможет сравниться по силе, с даже с самым слабым из них, - с сарказмом отозвается на это Робин.
- Вряд ли, но не думаю, что приорийцы пойдут на такую проверку, все-таки она человеческая девушка, - задумчиво, с некоторым сомнением отвечает на этот выпад мой папа.
- Ага, а после этого ее все сразу же станут уважать?!
После стольких криков, тишина кажется звенящей, а я продолжаю сидеть, боясь вдохнуть лишний раз поглубже - понимаю, что присутствую при каком-то очень важном разговоре, но не понимаю, что именно важное, по-этому стараюсь запомнить как можно четче все, что слышу.
- Я все равно найду способ избавить Эляну от приорийцев. Так и знай отец - я этого просто так не оставлю, - теперь слова Роби наполнены убежденностью.
Еще несколько секунд тишины, потом я слышу, как кто-то делает несколько шагов. Звук хлопнувшей двери сообщает, что разговор окончен. Я пока продолжаю сидеть в шкафу. Мне страшно вылезать из своего убежища.
Звон бокала и бульканье воды.
- Ох, Робин, боюсь натворишь ты дел, - с сожалением произносит мой отец, а через пару минут я слышу совершенно другие интонации в голосе: более властные и совершенно без эмоций. - Мике, проследи пожалуйста за моим сыном... Да, я рассказал ему... Боюсь, он наделает глупостей... До связи, - еще бульканье воды с предварительным звоном стекла, а затем тяжелый вздох - Надеюсь, ты меня простишь, сынок.
Топот ног и стук закрываемой двери.
- Нет, не сообщил и не сообщу, - предупреждает он мой следующий вопрос.
- Почему, Роби? - не понимаю я его поступков, пусть даже воспоминания, хоть и частично вернулись ко мне.
Ко всему прочему, голова стала болеть ужасно сильно и сосредоточиться никак не удавалось. Мысли с трудом не разбредались по закоулкам моего сознания, сдерживаемые лишь безумной силой воли, а может и огромным интересом с желанием разобраться в этой истории и наконец-то поставить жирную точку. Постоянно всплывали слова Сержа о том, что еще несколько стрессов и мои блоки падут. Судя по всему, последняя капля, разбившая стену между моими воспоминаниями, падала именно в тот момент, разбивая уже треснутую кладку блока.
- Что почему, Куколка? Почему не сообщу? Или почему мы сейчас не сможем отсюда смыться?
- И то и другое, - от боли я не сразу сообразила, что именно он от меня хочет услышать, а уж обратить в слова свои мысли и вообще казалось непосильной задачей.
Робин подскочил ко мне и схватил за плечи. Я еле сфокусировала на нем взгляд. Я чувствовала, как с каждой секундой удерживать свое сознание в этом мире становилось все сложнее и сложнее. Но, не смотря на все сложности, я смогла рассмотреть странный блеск его глаз.
- Потому что ты моя, Эляна,- сначала я не очень поняла смысл этой фразы, но следующие его действия повергли меня в полнейший шок и спасительную от всех этих ужасов тьму.
Мужчина, к которому у меня не было никаких, даже сестренских чувств, впился в мои губы, сминая, больно кусая и не замечая, что я уже не сопротивляюсь его поцелую, пребывая в беспамятстве.
Глава 50
Ничто не омрачало очередной ужин в нашей каюте. Мы с папой и мамой теперь всегда старались как можно больше времени проводить вместе. Такое родительское поведение было для меня непонятно. Что такого ужасного в том, что у меня теперь есть жених?! Это же так замечательно и волнительно!
Перед моими глазами все время стоял красивый мальчик с кучей сладостей, которые он приготовил специально для меня и по первому требованию готовый играть со мной в мои куклы, прятки, догонялки и, раз я теперь уже достаточно взрослая для того чтобы у меня был жених, то и в интерактивные игры мне теперь можно будет с ним играть и он же обязательно научит меня новым. Тот факт, что мой нареченный (странное слово, мне совершенно непонятное, но такое взрослое и оттого мне оно нравилось мне еще больше) может со мной не согласиться меня ни капли не смущал, потому что я готова была идти ему на уступки и иногда делать что-нибудь из того, что захочет он сам. Меня мама именно так и учила, а я как послушная дочка любимых родителей не собиралась их позорить своим невежеством (тоже взрослое слово, но его значение мама мне объяснила).
Ужин, как я уже говорила, проходил в дружной семейной обстановке: мама строго следила за соблюдением этикета, папа периодически скатывался на тему премудростей традиций загадочных приорийцев, но понукаемый мамой быстро замолкал и продолжал уже распространяться на другие отвлеченные темы, а я делала вид что внимательно слушаю их, изредка что-то бубня в ответ. Сама же представляла какого это жить на другой планете. Да что на планете? В другой галактике: по другим традициям (может у них мне можно будет не чистить зубы и не умываться по утрам?), общаться с другими детьми и взрослыми...
Додумать-домечтать мне было не суждено, впрочем, как и не суждено мне было закончить наш ужин. Филе какой-то ну очень вкусной рыбы так и осталось лежать на тарелке вместе с безумно полезными овощами. Сначала взревела сирена, а секунду спустя и заморгал оранжево-красная лампочка, дающая понять всем на борту нашего лайнера о произошедшей чрезвычайной ситуации. Согласно корабельного расписания в таких случаях нам переписывалось оставаться у себя в каютах и ни в коем случае не покидать ее. Папа порывался пойти на мостик, но мама все-таки смогла уговорить его остаться с нами, а с мостиком связаться по внутренней связи, что папа и сделал.
- Капитан, что происходит? - папа всегда разговаривал со всеми подчиненными таким строгим голосом, как и в этот раз.
- Господин Беловка, - капитан очень старался говорить уверенно и не отводить глаз от моего отца и периодически мелькающей мамы на заднем фоне, но даже мне было видно насколько он нервничает. - На нас напали, сэр, но ситуация под контролем.
При этих словах лайнер хорошо так тряхнуло, я даже прикусила себе язык. На несколько секунд в каюте погас свет, связь с мостиком прервалась, но потом все вроде наладилось. Папа выругался на непонятном языке и полез в сейф. Когда увидела пистолет в его руках, я немного испугалась, а когда мама взяла непонятную штучку из рук папы, мне окончательно стало страшно. На вопрос: зачем им это я боялась получить ответ, так как и сама догадывалась.
Папа попробовал связаться с капитаном, но внутренняя связь не работала. Он опять и опять нажимал на кнопку вызова, но ничего не происходило.
Лайнер потряхивало, иногда еле ощутимо, а иногда настолько сильно, что приходилось хвататься за мебель, чтобы не упасть.
Мне казалось, что прошло очень много времени - я даже перестала вздрагивать от очередных ударов и придумала себе игру - пыталась угадать насколько сильно нас будет трясти в следующий раз и когда этот раз произойдет.
Через некоторое время папа не выдержал неизвестности и приказав спрятаться в комнате с туалетом и забаррикадироваться, направился к двери выхода из каюты. Мы с мамой бегом кинулись в санузел и устроились в душевой кабинки. Мама пела мне песенки, а я подпевала, так происходящее не казалось чем-то ужасно страшным, а простой игрой в прятки (правда с немного усложненными правилами).
Мы успели спеть только три песенки, когда дверь в туалет, которую мама попыталась заклинить стулом из комнаты, при этом разбив сенсор движения, чтобы дверь не открывалась автоматически при приближении любого к ней, попытались открыть.
Мы резко замолчали, а мама еще крепче прижала меня к себе и немного развернулась таким образом, что я оказалась практически спрятана ее телом и взяла в руки, лежащую рядом непонятную штучку, которую ранее дал ей папа. Глядя не мою мамочку, я тоже постаралась дышать тихо-тихо и не шевелиться. Стало страшно. Толи это страх моей мамы мне передался, толи до меня наконец-то дошло осознание происходящего, но теперь мне не казалась вся ситуация каким-то интересным и необычным приключением.
Тихо-тихо, чтобы никто не услышал, мама обернулась ко мне и на грани слышимости попыталась меня успокоить:
- Не бойся, Принцесса. Дверь заблокирована, сенсор сломан, теперь ее открыть можно, только если взорвать или резать. Так что нам ничего не грозить, - и прижала меня еще сильнее.
- Мама, папа ведь вернется, правда?
Ответа я не успела получить. Призрачно крепкая преграда в виде сломанной двери, оказалась именно что крепкой только в нашем с мамой воображении. Сначала легкое шебуршание с той стороны заставило нас напрячься и затаить дыхание, затем все снова стихло на несколько секунд и взорвалось в прямом и иносказательном смысле какофонией различнейших и мощнейших звуков: скрежет псевдометалла, треск обшивки из искусственного и сверхпрочного волокна, падение и следующий за ним звук разбитого стекла - осколки двери, впивающиеся в стену, пол, потолок, зеркало, защиту душевой кабины. Шипение, словно от большого количества змей, дало понять, что и некоторые трубы, спрятанные в потолке, а может и полу, тоже пробиты и теперь нагнетаемая в них смесь газов вырывается на свободу. Запах гари не давал возможности глубоко вздохнуть, в горле стало першить, а на глаза наворачиваться слезы от едкого дыма плавящихся материалов.
Мама укрыла меня своим телом, тем самым пряча от ворвавшихся к нам... Кого? Я не видела, впрочем, видеть и не хотела, а может и боялась. Скорее второе - мне было очень страшно. Страшно от неизвестности, от того, что я не знаю, что стало с папой и где он, от того, что прежде нежные, пускай и очень крепкие мамины объятия стали болезненными, а сама мама очень тяжелой, настолько тяжелой, что казалось, если я полностью выдохну, то вдохнуть снова уже не смогу. Нужно было всего лишь пошевелиться, совсем чуть-чуть, самую малость и мама ослабила бы объятия, но я боялась выдать себя, ведь я отчетливо слышала перемещения тех, кто так по зверски ворвался на наш лайнер - в нашу каюту. Да и маме лучше знать, когда можно начать шевелиться, а сейчас раз она застыла и дышит настолько аккуратно, что даже волосы на моей голове не задевает, то и я тоже не буду капризничать. Я потерплю - уже большая.
Скрип разбросанных по полу осколков, раздавливаемых ботинками вошедших, раздался совсем рядом с нами. Я затаила дыхание и медленно зажмурилась. От страха в глазах запрыгали яркие круги, и вдобавок я никак не могла совладать с шумным дыханием. Сердце билось загнанной пичугой где-то в горле и тоже мешало дышать тихо.
Вечность. Я просидела, казалось, так вечность пока дожидалась того момента, когда же уйдут те, что теперь хозяйничали у нас в каюте. И спустя эту вечность, они все-таки ушли. А спустя еще одну вечность я не выдержала и открыла глаза. Все так же мелькал оранжево-красный свет всего лишь отблеском долетавший до нашего с мамой укромного места. Мама не давала мне как следует осмотреться, но и того что я смогла увидеть хватило с лихвой, что бы казалось бы ушедший страх возродился вновь: все помещение было затянуто позванивая дымом, сквозь него угадывались прежде светло-зеленые стены ванной комнаты, которые теперь были непонятного цвета- мигающий свет и осевшая гарь исказили его до неописуемых красок, страшных красок; врезавшиеся осколки когда-то двери, разделяющих жилую часть и санузел, торчали в хаосе в стене и потолке своими тенями сюрреалистическую картину, от которой хотелось зажмуриться.
Мама стала очень тяжелой, и я больше не могла выносить ее веса, пошевелилась в попытке ослабить ее руки. Попытка удалась, но лишь по той причине, что рука, лежащая у меня на плечах, соскользнула и упала рядом с нашими ногами. Непонятная штучка ударилась о поддон и скатилась к центру, остановившись благодаря нашим телам. Нехорошее предчувствие подняло голову и жалобно завыло. Странное чувство. Раньше я никогда не ощущала чего-то подобного и теперь не знала, что с этим надо делать.
- Мам, - еле слышным шепотом позвала маму, с надеждой получить у нее ответ, но она молчала.
Я немного потормошила её, но, как и прежде, никакой реакции добиться не смогла, разве что мамина голова слишком, как мне казалось, легко отзывалась на мои действия, качаясь в такт моим толчками.
- Мама? - мне становилось страшнее и от этого голос начал срываться, а шепотом говорить, практически не получалось.
Боги, что случилось с мамой? Где папа? Почему он не приходит? Что мне теперь делать?
Но никто на эти вопросы него собирался мне отвечать. Слезы потекли от этого, и я не старалась их сдерживать, только пыталась сдержать всхлипы, а то мало ли...
Непрерывно вытирая о плечо мамы свои слезки, попыталась протиснуться руки к своей груди, а когда это сделать у меня получилось, то и оттолкнуть маму. Моя мама никогда не была крупной женщиной, не надо было быть взрослым, что бы это понимать. И я понимала и видела, что она была ниже многих мне знакомых женщин почти на голову, а то и больше. Отец мог обхватить ее талию пальцами обеих рук и это после рождения двоих детей! А одежда если и покупалась, а не шилась на заказ, то в отделах для девочек-подростков. Теперь же я не могла даже немного оттолкнуть ее от себя, хотя бы на пару сантиметров.
Сколько раз я пробовала это сделать? Сколько раз я звала ее и просила мне помочь? Какая-то по счету попытка все же увенчалась успехом, и я скинула, а точнее постаралась пододвинуть свою мамочку немного вбок с меня. Она рухнула прямо на пол душевой, потому что я не смогла смягчить хоть немного ее падение.
Когда я отдышалась, решила осмотреться. Лучше бы я этого не делала! Естественно, что начала я с мамы... 'Мама' - сколько в себе содержит это слово! Нежность и строгость, ответственность и шалости, слезы и радость, гордость и стыд, разочарование... Но ничто не сравниться с той ЛЮБОВЬЮ, что несет в себе женщина-мать по отношению к своему чаду, той любовью, что невозможно затмить, заменить, забыть, изменить... И теперь этого всего у меня не будет. Останется только память об этой хрупкой и одновременно сильной женщиной - моей мамой. Мамы больше нет! Нет! НЕТ!
Слезы текли из глаз непроизвольно, а я смотрела и смотрела сквозь них на искаженное болью теперь уже бледное и неживое лицо. Она никогда больше мне не улыбнется, никогда больше не погладит по голове. Тогда, в тот самый момент я готова была вынести самую суровую порку, отказ от головизора на год, согласилась бы кушать кашу каждое утро на завтрак и отдать все игрушки в приюты, только бы она хоть раз моргнула, хоть раз вздохнула, хоть раз бы пошевелила пальцем руки. Я прекрасно понимала, что ничего этого уже не будет. Я помнила лицо своей бабушки, когда мы ее хоронили: ее лицо было такое же - как у куклы, что только повторяло человеческие черты и пропорции, но от этого она никогда не станет живой, несмотря на количество электроники, биотехники и практически идентичных натуральным материалов, коими она была напичкана. Люси (кукла) хоть и могла быть запрограммирована на любые действия и изначально планировалось продавать ее, в качестве искусственной подружки или друга (куклы изготавливали разнополыми), но я всегда понимала и видела, что это только имитация жизни, но никак не она сама. И вот теперь, я смотрела на искаженное лицо своей мамочки и видела такую куклу, только гораздо более старшей возрастной категории, у которой закончился заряд аккумуляторов. Навсегда закончился. Ремонту и восстановлению не подлежит.
- Мама! Мамочка! Не хочу, что бы ты меня оставляла, не умирай. Мамочка, пожалуйста! - обнимала и плакала, и укачивала я ее, также как и она меня, когда мне было плохо.
Мне было все равно, что могу испачкаться в ее крови, я продолжала гладить ее по спине на столько, насколько могла достать своими маленькими ручками и старалась не обращать внимания на ее голову. Теперь, стоило ее немного сместить, я видела причину смерти самого близкого для меня человека - осколок двери или еще чего-то при взрыве вонзился ей в голову, проломив череп и тем самым убив. Самый прочный гражданский материал, предназначенный для защиты, как оказалось не настолько и прочный, стал причиной смерти любимого мной человека.
Голоса в коридоре привлекли мое внимание. Мгновение и я поняла в какой ситуации оказалась. Теперь я понимала, что именно следующие действия и оказались критическими и стали стартовой точкой для произошедших событий, но тогда своим шестилетним умом я не то что предвидеть, а элементарно правильно оценить обстановку была не в состоянии. Ну что ж, голоса вывели меня из горького оцепенения и заставили оставить свою маму на полу душевой кабины. Неосознавающая своей глупости маленькая я кинулась в бывшую гостиную с целью закрыть дверь в надежде, что меня за ней не найдут. Мне бы сидеть смирно в ванной комнате и ничего не предпринимать, но это я понимаю только теперь, а тогда же мне это казалось единственно верным решением. И за исполнения этого решения я и принялась: схватила непонятную штучку, прекрасная осознавая - это какое-то оружие и не важно, что я совершенно не понимала с какой стороны за него браться, главное, что оно придавало мне уверенности и смелости; выскочила в гостиную и кинулась к двери, к счастью она была не взорвана, а открыта из вне, так что я мигом нажала на панель и закрыла ее; воспоминания о следующих действиях моей мамы с точностью повторила ее действия и сломала сенсор, тем самым заблокировав дверь. Моей огромной ошибкой стало то, что я закрыла дверь в тот момент, когда идущие по коридору агрессоры еще не ушли достаточно далеко и по-этому смогли услышать звук, сопровождающий блокировку двери, и обратили на него внимание, к моему глубочайшему невезению.
Следующей глупостью стало то, что я расслабилась и с легкой душой, не думая ни о чем, расчистила себе стул за столом и устроилась на нем прямо вместе с ногами, как раз напротив двери. Шорох и я поняла свою ошибку, но было поздно. Взрыв снес меня вместе со столом и стулом и припечатал к стене, завалив обломками. Мне не было больно, только дышать с каждым вдохом становилось сложнее, казалось, что я захлебываюсь. Попыталась пошевелиться, но все тщетно. Ноги меня совсем не слушались, да и не чувствовала я их.
Через какое-то время я услышала знакомые звуки шагов по обломкам. Кто-то остановился совсем рядом со мной. Я закрыла глаза и постаралась дышать как можно тише. Красно-оранжевый моргающий свет пробивался сквозь веки яркими вспышками и казалось, что сердце вторит ударами его мельканию. Загорелся - сердце сделало удар, а я попыталась вдохнуть, выключился - сердце замирает, а я выдыхаю.
- Что здесь происходит? - знакомый, но неосознаваемый голос командирским тоном спрашивал своих подчиненных.
Скрип обломков под ногами и незнакомец отвечает:
- Здесь кто-то закрыл и блокировал дверь, проверяем каюту, господин майор.
И снова скрип шагов, и крик отца.
- Роби, как ты мог?! Где мама и Эляна? - затем отчаянный рев раненого зверя откуда-то слева, как раз с той стороны, где раньше находился санузел. И оттуда, где осталась лежать мама.
Папа, папочка, папулечка, миленький спаси меня!
Сквозь мысленные мольбы я услышала звуки драки и короткие возгласы мужчин, среди которых и голос моего папы. Секунда и раздался хлопок сопровождающийся легким запахом озона. Три вдоха стояла тишина. Три удара сердца и слегка замерзшие пальцы рук. Три раза загорался красно-оранжевый свет.
Только потом знакомый голос господина майора Роби нарушил тишину.
- Вам кто позволил стрелять, убл*ки?! - шорох одежды и скрип стекла под ногами. - Разве я давал вам разрешение? - тоном можно убить заморозив.
- Господин майор, кто ж знал, что все так обернется? - оправдывается, правда старается скрыть это, но я знаю, а точнее чувствую, что это не правда - ему было все равно: пострадает кто-нибудь от этих взрывов или нет.
- Кто знал? - бешенство, невообразимая смесь бешенства и злости, горя от потери помешанная с радостью от облегчения ощущаю всем нутром. - Ты хочешь сказать, что самый лучший сапер не мог рассчитать последствий взрыва и правильно рассчитать объем молити1 ? - на месте этого вояки я бы очень сильно испугалась.
Стук справа об стену и стон боли, как я понимаю этого провинившегося сапера. Что-то сбивчивое, произносимое умоляющим тоном. Опять звук приближающихся шагов, от испуга сердце споткнулось и попробовало биться сильнее, но только холод в руках усилился, а каждый следующий вздох давался с большим трудом, чем предыдущий. Зажмурила глаза. Слишком рядом со мной, для того что бы это было простым совпадением шаги смолкли. На некоторое время свет померк, и сердце в очередной раз спотыкнулось, пропуская несколько ударов. Я затаила дыхание, точнее попробовала это сделать, но у меня получилось что-то совершенно иное. Темнота от закрытых век и заслонившего света стала более приятной и теплой. Я наконец-то перестала мерзнуть и мне не было больше страшно. Мне было наоборот хорошо и спокойно. Настолько хорошо, словно я попала домой на Терру к себе в комнату. И эта темнота - это всего лишь выключен свет, а мама где-то вдалеке поет мне колыбельную. Единственно, что не давало мне окончательно уснуть, так это незнакомые слова, которые словно специально не разрешали мне спать, говоря, что еще рано для меня, что нужно немного подождать, дождаться...
Укол в область сердца и оглушающий стук у меня в ушах. С трудом попыталась проснуться, но что-то мне не дает и только добрые и сильно обеспокоенные темно-синие глаза с вертикальным зрачком следят вместо мамы, что бы я не заснула.
- Дерршшиссь, маленькая, все будет хоррошшо, - долетает до меня очередная строка песни-не-колыбельной.
Адская боль во всем теле дала сил открыть глаза и как только фокусируется зрение, я вижу пришпиленного обломком чего-то к стене еще живого человека. Он смотрит на меня - я на него и вижу, как жизнь оставляет его тело. Постепенно стекленеют глаза, сереет кожа, а рука держащего его за шею другого мужчины с длинными черными с фиолетовым отливом волосами, собранными в хвост, помогает ему побыстрее уйти в мир иной.
1. Молити - взрывчатое вещество, применяющееся при зачистке космических кораблей, орбитальных станций или любых других помещений с кислородосодержащей средой. Заводская фасовка представляет собой пластину толщиной одну десятую миллиметра с двух сторон покрытую защитным полимерным материалом. Для активации требуется только прикрепить одной стороной пластины к двери (стене/переборке/ прочей поверхности, требующей разрушения), а затем любым острым предметом следует нарушить целостность герметизирующего покрытия. Через семь секунд происходит взрыв. Фасуется в ленты по десять и пятнадцать штук. Мощность взрыва полностью зависит от объема взрывчатого вещества. Градация составляет десять грамм: min 10 гр, 20 гр ... max 100 гр (100 гр молити способен уничтожить обшивку легкого прогулочного катера).