- давай сыграем в игру...
- в какую?
- родимся земными людьми...
- но, тогда мы всё забудем - всё, и даже самих себя!
- знаю; потому и предлагаю; я хочу вновь испытать это чувство...
- да, это чувство... ; но, если мы не узнаем друг друга...
- не волнуйся! на Землю с нами отправятся ещё две родственные пары, и если один из нас потеряется, остальные найдут его и помогут вернуться домой.
- две..., хорошо, тогда я спускаюсь в первой тройке; не задерживайся; у нас будет одна единственная встреча; ищи меня по глазам; по глазам...
Глава 1
Другая жизнь
Дул холодный, порывистый ветер. Над городом, погружающимся в темноту густых осенних сумерек, тянулись низкие, свинцово-серые лохмотья рваных облаков, подсвеченные по краям остывшими лучами скрывшегося за крышами многоэтажек солнца.
- Брр... - поёжился Миша, - последние дни октября бывают такими промозглыми. Но, всё это не важно! Ведь сегодня моя жизнь обязательно изменится! Сегодня я встречу Её!!!
Так говорил он себе, проходя по безлюдному пассажу закрывающихся цветочных киосков. Конечной цели своего пути Миша не представлял; вернее он представлял Её себе уже так давно и настолько отчётливо, что не думал о Ней теперь, а просто двигался вперёд. В неизвестность. Навстречу своей судьбе.
Сегодня Миша непременно должен был встретить девушку своей мечты - ту единственную, которая, как сказочная фея, заберёт его из динамического мира тягот и лишений в дивную страну своих прекрасных грёз.
Почему он так был в этом уверен, трудно сказать. Ещё с раннего детства, впервые услышав сказки Андерсена и Пушкина, Миша без единого сомнения поверил в то, что если человек с чистым, бескорыстным сердцем вступает за своей мечтой в неизвестное, в конце он, несомненно, обретает неожиданную и достойную награду. И с годами эта наивно-романтическая вера ребёнка, взрослеющего на книгах Лермонтова и Сабатини, и под песни 'In Your Park'и 'July Mourning' взлелеявшего в своей душе прекрасный женский образ только укрепилась. Для него она стала так же реальна, как для нас с вами наступление завтрашнего дня. Так что учёба в большом новом городе была, на самом деле, всего лишь удобным предлогом, чтобы высвободиться из-под ограждающей материнской опеки и предвзятого отношения сверстников, считавших его 'домашним', и уехать туда, где живёт Она - богиня его снов, его Озёрная Леди.
Миша был уверен, что встретит Её здесь, в столице, и, вынув как-то из почтового ящика брошюрку с отделениями N-ской Академии Искусств, выбрал художественное (Мише нравилось рисовать). Бабушка, женщина более практичная и приземлённая, узнав о том, конечно, расстроилась такому решению. Но мама твёрдо тогда сказала: 'Пусть учится там, где ему хочется...' и тема была закрыта.
Затем последовала подача документов, зачисление и нескончаемые дни томительного ожидания, которые Миша просто не мог высиживать дома. Он брал свой плеер и уходил за город, гулять среди бушующих цветением полей оранжево-зелёного лета, или бродил по ровным насыпям больших искусственных водоёмов, бросая в их глубокую, тёмную воду мелкие камешки.
Но, больше всего Мише нравилось спускаться к ручью, и под его прохладное, тенистое журчание с упоением представлять себе заветную встречу: как, случайно оказавшись рядом, и даже уже почти разминувшись, он и Она, точно по волшебству, внезапно замирают от сжимающего сердца знакомого предчувствия, и долго смотрят друг другу в глаза, не произнося при этом ни слова. Так они встречались в парках, в кафетериях, на набережной или просто на улице, и каждый раз это происходило впервые...
В день перед отъездом, стоя вечером на балконе, Миша увидел в небе падающую звезду и загадал желание. 'Судьба посылает мне знак!' - подумал он; а мама перед сном нежно обняла и поцеловала своего 'Крошку Енота', сказав ему, что 'Всё обязательно получится!'
И вот, наконец, наступила столь долгожданная дата, и совсем скоро Миша сядет в поезд, который увезёт его в другую жизнь...
* * *
Крошка знал, что встретит Её не сразу. Ведь, по правилам любой уважающей себя романтической истории, сначала освещается внешняя область событийного пространства, появляется первый ряд действующих лиц, и происходит становление сюжета; а некоторые главные герои могут выйти на сцену в середине или даже в финале пьесы, совершенно меняя ожидаемую концовку. И, всё же, только он сошёл с поезда, то сразу - в толпе людей, стоящих на перроне, в фигурах на виадуках, в лицах моделей на
рекламных щитах - везде стал выискивать глазами Её образ. Миша ничего не мог с собой поделать. Это было выше его сил - ведь здесь, в этом громадном муравейнике, среди высоток, парков, пешеходов и машин жила девушка его мечты.
Однако, оказалось, что искать свою любовь в таком нескончаемом калейдоскопе лиц и звуков очень утомительно, и, поморгав с полчаса в разные стороны, Крошке не оставалось ничего другого, как найти нужный маршрут и ехать устраиваться.
Общежитие, в которое его определили, находилось не возле главного учебного корпуса, а было закреплено за приакадемическим колледжем, расположенным на окраине города, на вершине холма, совсем рядом с морем; и когда в день приезда тёплым солнечным утром Миша поднимался по крутому шоссейному склону, справа перед ним постепенно открывался изумительный вид на морскую бухту, что шумела своими пенными волнами меж зелёных листьев густой дубравы, украшающей крутой и обрывистый берег.
Едва Миша миновал КПП и прошёл на территорию кампуса, то у лавочек и у крыльца девятиэтажного здания он увидел большое скопление ребят с пакетами и сумками, ожидающих заселения, а также группу сопровождающих их родителей.
'Как много здесь красивых девушек!.. - с нечаянной радостью отметил юноша, огромным усилием воли подавляя смущение всякий раз, когда ловил на себе внимательно-скользящий женский взгляд - А, может, это Она, Она сейчас на меня смотрит? - думал Крошка в смятении, но когда, совершая очередной геройский подвиг, с робкой надеждой поднимал глаза, то видел лишь профиль увлечённого разговором женского личика.
'Ладно, - говорил он себе тогда - ведь это только первый день. Всё и так замечательно складывается, просто нужно запастись терпением. Ведь, как известно - только терпеливый человек достигнет своей цели'.
* * *
Но, дальше всё пошло не так удачно, как он предполагал. В общаге Мише досталась комната, смежная по секции с той, чьи обитатели вели совиный образ жизни - там почти всегда с обеда до глубокой ночи наигрывал шансон, и регулярно собирались шумные компании. Его не трогали лишь потому, что когда он ещё распаковывал вещи, к нему вошёл сосед, которому, протянув руку и представившись, Миша простодушно предложил пообедать, поскольку всё, что собрали ему в дорогу мама с бабушкой, он ни за что не съест, и еда может попросту испортиться. За обедом они разговорились, хотя рассказывал в основном новенький, а сосед (которого звали Сашей) смотрел на него спокойно, уплетая сырные бутерброды, и только изредка вставлял короткие реплики, да задавал наводящие вопросы, потом упомянул что-то на счёт уборки, сказал спасибо и ушёл.
А уборки впоследствии Крошке Еноту действительно предстояло немало. Нет, не то, чтобы ребята за стенкой отказывались наводить порядок на общей территории, просто делали они это исключительно перед очередной проверкой или же когда в секции становилось уже нестерпимо грязно. А Миша был чистюлей и, в силу своего характера не мог выносить, если место, где он живет, постепенно превращается в помойку.
Конечно, вы спросите, зачем он добровольно терпел всё это? Почему не попросил коменданта переселить его к другим студентам, с похожими взглядами и интересами? Миша и сам думал об этом неоднократно, однако предчувствие подсказывало ему, что в таком случае нарушится какой-то высший ход естественных событий, и пропадёт весь смысл его приезда. К тому же, он считал трудности неким критерием и непреложной частью верного пути, воспринимая их как явные признаки приближения к заветной встрече.
Но, вот прошёл месяц, и почти закончился следующий, а никакого романтического свидания (не считая снов и нескольких дружеских бесед с одногруппницей) у Миши так и не происходило. Напротив, соседи всё больше шумели и стесняли его (он раздражал их своей уступчивой вежливостью), и к концу октября Миша почувствовал, что силы его на исходе. Он знал, что по классическим законам жанра темнее всего бывает именно перед рассветом, поэтому каждое утро, прежде чем встать с постели, говорил себе: 'Скоро всё это должно закончиться! Скоро должна наступить развязка!'
И развязка действительно наступила. Сегодня. Накануне его семнадцатилетия.
* * *
Третий раз за неделю Миша проснулся раньше обычного от громких возгласов за стенкой, где, по-видимому, по ночам спать вообще не собирались. Юноша несколько раз пробовал проговаривать успокоительные аффирмации, но с первых же слов ощущал внутри тупую, бесполезную усталость.
В итоге, он поймал себя на том, что вновь и вновь обдумывает своё положение с фатальным чувством человека, прошедшего сложный, многоуровневый лабиринт и добравшегося, наконец, до заветной двери, которая, как оказалось, может быть открыта только с обратной стороны и лишь в строго назначенное время...
Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и когда, собираясь на учёбу, Миша разогревал себе завтрак, он слышал доносившийся оттуда приглушённый смех, болезненно ощущая, что смеялись над ним. Он выключил плитку, достал из общего стола нож и буханку белого хлеба, нарезал пару кусочков и уже собирался убрать нож обратно, как вдруг соседняя дверь распахнулась, и оттуда быстро вышли несколько человек. Один из них спросил у Миши сигарету, и когда тот ответил, что не курит, спросил, почему так грязно. Мише больно было это слышать, но эта боль заглушалась другим тревожным чувством, поднимающимся откуда-то справа из-за спины и отдающим слабостью в коленях. Он видел, что ребята были выпившими и, скорее всего, накуренными и просто хотели над ним поиздеваться. Но, вопреки здравому смыслу, требующему перенести этот недобрый разговор, Крошка, совершенно детским голосом, начал объяснять, что сейчас убираться не может, так как первой парой будет важная проверочная работа, и что они могли бы пока убрать свою часть, а он, когда вернётся, доделает остальное - но этот лепет никто даже не расслышал.
Один из ребят стал нарочно щелкать на стол семечки, настаивая, чтобы Миша приступал немедленно; а Миша, всё больше увязающий в парализующей его пространство липкой паутине страха, почувствовал, что если задержится там ещё хотя бы на минуту, произойдёт нечто непоправимое.
Нужно было срочно решаться, и, будто разбежавшись над пропастью, Крошка взял свои ветровку, ранец и шагнул к выходу; но путь ему преградил щелкавший семечки. Он схватил со стола кухонный нож и, пронзив Мишу жгучим, пристальным взглядом, злобно процедил, что если тот сейчас же не начнёт уборку, он его порежет. Остальные в этот момент сразу притихли, а Миша, словно небрежно обманутый ребёнок, с недоумением посмотрел ему в глаза и, прочитав там неотступную, ожесточённую решимость, вдруг совершенно ясно осознал, что смерть его может быть очень близка. От этой опустошающей мысли он весь как-то внутренне сжался и, испытывая в груди пекущую, почти физическую боль (словно, там что-то сломалось), взял веник, совок и принялся мести пол.
Но перед этим с нашим героем произошла одна странность, которую он запомнил очень отчётливо: за мгновение до того, как его разум поглотил животный ужас смерти, Крошка всем своим существом почувствовал, вдруг, освобождающую, неземную лёгкость - точно вот-вот должна была завершиться большая, сложная, недоступная пока для осмысления работа, и он, наконец, сможет по-настоящему отдохнуть.
Миша больше не сказал ни слова, и когда его спросили ещё о чём-то, всё равно молчал. Он просто не мог отвечать, и его оставили в покое. Миша убрался в душевой, в туалете, тщательно вымел и вымыл пол, перемыл посуду и принялся чистить плитку; но его сознание во всём этом почти не участвовало. Всё это время оно безуспешно пыталось понять одну очень простую, но очень важную мысль, однако, всякий раз натыкаясь на серую стену забвения, растрачивало силы и откатывалось назад, к воспоминаниям...
... вот Миша годом ранее, у бабушки. На календаре, как и теперь, последняя пятница октября, и сквозь прозрачные, бежевые занавески в комнату медленно вливается золотистое, клонящееся к закату солнце. А наш герой, поудобнее устроившись перед телевизором, с нетерпением ждёт продолжения своего любимого мультсериала 'Джуманджи'. В руках у Миши лакомство - пакетик заварной лапши, которую он ест всухомятку, слизывая самым кончиком языка приправу, насыпанную аккуратной горкой с внешней стороны ладони, между большим и указательным пальцами.
Вот бабушка уходит на дежурство, а только что 'вернувшийся' из очередного приключения Мишута, надев тёплую клетчатую рубаху и налив из термоса заваренный с шиповником чай, осторожно взбирается на широкий кухонный подоконник, чтобы там, обхватив колени, под магические аккорды 'shine on you crazy diamond' заворожено наблюдать, как за окном облетает пожухлая листва, и подгоняемые зябким ветром прохожие спешат в свои нагретые квартиры...
И когда скользящие оранжево-медные блики сойдут со всех дворовых стёкол, последний озябший лист сорвётся с высокой ветки, а леденеющее небо пронзительно зазвенит на всю вселенную своей алмазной безымянной тишиной, скорей, пока не исчезло волшебство, Крошка бежит из кухни в свою комнату и, с головой нырнув под одеяло, с упоением вспоминает это гуашью ночи нарисованное небо, чтобы потом, до рассвета, ему снились такие же волшебные и фантастические сны...
Но, поминутно сквозь картины этих дивных, фантасмагорических миров перед Крошкиным взором проступают очертания тусклой коммунальной кухоньки, шеренги грязной обуви вдоль стен, худые руки и тряпка:
' Ах, да! Угрозы, ссора, нож... - вспоминает он, вдруг - Нет... Нет! Всё это не по-настоящему!!!'
И снова перед Мишей его золотая комната, пшеничные лучи вдоль стен. А впереди ещё целых два выходных дня, и только музыка и книги...
* * *
Когда Крошка выбросил большой пакет с мусором в контейнер на заднем дворе, и сильный порыв ветра ударил ему в лицо, он остановился.
Он оглянулся вокруг и увидел Солнце, яркое малиновое Солнце, мрачно пылающее между розово-чёрной стеной моря и пунцовыми тучами, застлавшими собой остальное небо, услышал крики чаек, и отдалённый шелест дубовой рощи, вдохнул солёный, морской воздух, от которого рот сразу наполнился питательной, густой слюной; и что-то в его сознании проклюнулось из скорлупы. Та самая мысль, что так долго не давала ему покоя:
- 'Господи, что я здесь делаю?..' - пронеслось у него в голове.
- 'Ты здесь, чтоб отыскать свою единственную.' - последовал ответ.
- 'Единственную? Ты имеешь в виду - смерть?!! И всё ради чего? Ради наивной, детской мечты, которую я втемяшил себе в голову много лет назад и теперь же сам, по собственной дурости, создаю себе проблемы, влезая туда, где мне совсем не место!
Нет уж, лучше вернуться в свой город и познакомиться там с какой-нибудь симпатичной девушкой...'
- 'Но 'нравиться' и 'любить' - совсем разные вещи. Нравиться могут многие, но любимой никто из них тебе не заменит'.
- 'Но, я и видел Её только во снах... Я просто выдумал Её о скуки и одиночества, а потом поверил в свою выдумку. Она не реальна...'
- 'Реально всё, во что ты веришь. И она тоже. Разве ты не чувствовал этого, когда разговаривал с ней в своём воображении? Не чувствовал, что говоришь с реальным, живым человеком?!
И образ, созданный тобой, есть отражение настоящей, земной девушки, которая так же, как и ты, верит в любовь, ждёт её, надеется и зовёт всем сердцем. Разве не это привело тебя сюда?..'
- 'Глупость - вот что привело меня сюда. Наивная, самонадеянная глупость, и желание сбежать из дома, в котором мне было так хорошо'.
- 'Ладно, называй это глупостью; но, скажи, как ты сможешь жить дальше, если откажешься сейчас от всего, о чём мечтал, чем грезил все эти годы? Что станешь делать со своей жизнью? Чем заполнишь образовавшуюся внутри пустоту?'
- 'Чем заполню? Чем-нибудь приятным ... и интересным. Вокруг так много интересного и захватывающего. Взять хотя бы это утро - какой древний, апокалиптический пейзаж!.. А этот воздух! Ветер! И почему я раньше всего этого не замечал?!'
- 'Просто ты никогда ещё не был так близок к своей смерти. Или, вернее сказать, твоя смерть ещё никогда не приближалась к тебе так, как сделала это сегодня, и от того в тебе проснулся вкус к жизни. Скоро ты утратишь эту эйфорию чувств, и твоё мироощущение опять поддастся привычкам восприятия. Так будет со всем, что ты поспешно назовёшь захватывающим.
Но, если ты встретишь её, эта способность чувствовать Жизнь, вдыхать Её через пуповину, станет твоим естественным состоянием, каждый день открывая перед тобой новый, удивительный и никем ещё не изведанный мир живого бога'.
- 'Но я ведь запросто мог погибнуть!'
- 'Мог! Но не погиб. И не погибнешь, если не забудешь о своей мечте, какой бы безнадёжной не казалась ситуация. Мечта и вера - вот истинные ревнители Священного Грааля. А когда придёт время, и Смерть всё же коснётся лёгким холодом твоего левого плеча, для тебя это произойдёт почти незаметно, и ты благополучно продолжишь своё путешествие'.
- 'Зато это будет заметно для мамы с бабушкой. Они ведь не перенесут, если со мной что-то случиться. Разве имею я право по собственной прихоти поступаться ихними чувствами?!'
- 'Каждый человек имеет право искать свою любовь и жить своей жизнью, не подстраиваясь под ожидания других, пусть даже самых близких людей. Главное - не угнетать ничьей свободы.
А если с тобой вообще ничего не случится, и твои родные год за годом будут видеть, как ты одинок и несчастен?
Не нужно бояться Жизни, ведь, раз ты родился, где-то на Земле обязательно есть твоё истинное место и твоя настоящая любовь, которые только и ждут, когда ты их отыщешь. Слушай сердце, откройся Небу и иди вперёд - и всё обязательно получится.
А смерти бояться глупо, потому что никто не умирает раньше или позже назначенного срока; если конечно сам не решает прервать свою жизнь. Тогда ему придётся проходить уроки понимания заново, а во второй раз это всегда тяжелее...
Может, ты не знал, но все мы проходим здесь уроки, и в основном это уроки потерь; поскольку только потери могут нас по-настоящему чему-то научить: бескорыстному отношению и сочувствию к ближнему, благодарности тому, что имеем, и верному выбору.
Ведь, каждый человек, это, прежде всего, обладающее священным правом выбора магическое существо, вспыхнувшее на ничтожно малый срок в безмолвном мраке дня для поединка с вечностью. И именно сила принятых решений - вот его единственное оружие.
Хотя, в сущности, весь наш выбор сводится к тому, чтобы, либо и дальше кружиться в вышелушивающем душу урагане привязанностей и страстей, либо проходить уроки осознанно, с негаснущим любопытством искать себя и своё предназначение, поднимаясь всё выше и выше по спирали.
Пойми, мы здесь не для того, чтобы обосноваться. Мы здесь, чтобы подготовиться к жизни иной, которая гораздо более реальна и продолжительна, чем нынешняя, и которая неизбежно ждёт каждого за тонкой гранью видимого мира. И только любовь делает нас по-настоящему готовыми вступить в неё полностью. Вступить, ещё будучи здесь, в публичном инкубаторе иллюзий...'
- 'Хватит! Перестань!!! Эта жизнь совсем не иллюзорна! Она имеет вкус, цвет, формы... И я хочу насыщаться этим сейчас - в настоящем! А что будет там - неизвестно (да и будет ли что-то вообще).
Но, даже если всё о чём ты говоришь - правда, я к этой правде пока не готов. Для этого нужно время и удовлетворённость собственным прошлым. И здесь я тоже больше не останусь. Я еду домой!'
- 'Понимаю. Но место, в которое ты собираешься вернуться, перестало быть твоим домом. Всё изменилось. Ты вырос, и теперь тебе нужно строить новый дом. Твои близкие ждут от тебя именно этого, и если ты вернёшься сейчас, они подсознательно станут выталкивать тебя из гнезда. Ты посчитаешь это предательством с их стороны, начнёшь копить обиды и завязнешь в мелких ссорах и попытках всё вернуть.
Дом, который ты так любишь, остался лишь в твоих воспоминаниях...'
- 'Нет!!! Я вернусь, и всё будет по-прежнему!..'
- 'Не будет.......'
- ..........
- 'Съезжу ещё разок. Хотя бы на несколько дней... - решил Миша, уже в маршрутке по дороге в корпус, оборвав этот странный внутренний диалог - Пусть это и будет моим подарком ко дню рождения. Мне нужно успокоиться и всё хорошенько обдумать, а здесь это точно сделать не получится (надеюсь, мама с бабушкой не сильно расстроятся, хоть мы и договаривались)...
И ещё, перед отъездом, мне обязательно нужно увидеться с Максом!'
Глава 2
Первый день занятий
Да, перед отъездом Крошке очень захотелось ещё раз увидеться с Максом. Он был единственным Мишиным другом здесь - и он был замечательный. Даже не столько той безграничной щедростью, помноженной на добродушное чувство юмора, неиссякаемый оптимизм и умение почти со всеми (а в особенности с девушками) легко находить общий язык, сколько своей редкой, почти сверхъестественной способностью с какой-то оригинальной беспечностью выходить из самых затруднительных ситуаций.
Миша и Макс были сокурсниками. И в первый же день занятий Максим, поднявшись посреди аудитории, предложил группе остаться после пар на чаепитие, чтобы познакомиться друг с другом поближе. Студенты согласились. Решили собраться в том же кабинете, скинулись 'на чай', выбрали волонтёров, что займутся расстановкой парт и провиантом, и в час, когда все вернулись с обеденного перерыва, стол уже был накрыт. Ребята накупили тортиков, рулетов, крекеров, шоколадных конфет и пластиковой посуды, попросили в студсовете чайник и скатерть, а Макс даже ухитрился где-то раздобыть гитару.
Однако, не смотря на такую завидную организацию, поначалу общение не клеилось - беседы велись только с теми, кто был поблизости, и каждый говорил о своём.
Тогда одна бойкая студентка с приветливым взглядом по-детски внимательных глаз решила взять инициативу в свои руки. Попросив общего внимания и выждав небольшую паузу, она предложила начать знакомство с того, чтобы каждый из присутствующих рассказал какой-нибудь забавный случай из своей жизни, а группа, в свою очередь, должна была пообещать, что не станет обсуждать эти истории, какими бы курьёзными они не оказались. Те же, кому за время выступления желающих в голову совсем не придёт ничего подходящего, могут дать о себе краткое резюме: имя, возраст, хобби, иные предпочтения; три вещи, которые нравятся, три, которые 'нет'.
Идея многим показалась занимательной, и девушка (а, звали её Таней), как и подобает истинному инициатору, начала первой. История Тани была о том, как в школьные годы они вместе с одноклассницей Эльвирой посещали кружок хореографического танца, и иногда после этих занятий жившая в пригороде подруга оставалась у неё ночевать.
В тот раз Таня пойти не смогла, и Эля, после занятий по обыкновению зашедшая к ней, оставив пакет с формой прямо на коврике, рядом со сброшенной обувью, с порога увлечённо принялась рассказывать напарнице о том, что в параллельной группе у них появился новый мальчик, а ещё она чуть не опоздала, так как перед самым выходом из дома на её спортивной сумке оборвалась лямка...
Позже, наводя вечернюю уборку, мама Тани переложила пакет с Элиной сменкой на полку трюмо, а ещё спустя некоторое время, поставила на то место другой, похожий пакет, с мусором, чтобы на следующий день выбросить его по пути на работу.
Утром девочки как всегда проспали, и, второпях собираясь в школу, Танина подруга схватила стоявший в дверях чёрный пакет, пологая, что там её танцевальная форма. Подмена обнаружилась только в автобусе, когда от растормошённого пакета стало заметно попахивать, и находящиеся рядом пассажиры стали бросать на зардевшихся девчонок подозрительные взгляды.
На первой же остановке Эля пулей выскочила из автобуса, сунула злосчастный мешок в ближайшую урну и мигом влетела обратно.
- Так мы и ехали, краснея со стыда и лопаясь от смеха, до самой школы - закончила Татьяна свой комичный рассказ.
Мише эта история показалась очень забавной, но ребята, в основном, отреагировали сдержанно, и после нескольких коротких смешков в аудитории воцарилось гнетущее молчание, грозящее испортить всё веселье.
И тут за дело взялся Макс. Со всей эпичностью и выразительностью он поведал историю о том, как в преддверьи новогодней вечеринки на загородной даче одного своего старого приятеля у него вдруг жутко разболелась голова, и ему захотелось спокойствия и уединения.
Максим хорошо знал дом и поэтому без труда нашёл себе на первом этаже укромное местечко. То была небольшая комнатка с высоким круглым окном и 'почтенным' диваном-книжкой. Пружины в его спинках давно промялись, и для удобства на диван положили пуховую перину полуторку, покрывавшую добрых две трети поверхности. Только у стены ещё оставалась узкая полоса пространства, куда, однако, при желании вполне мог уместиться один человек. Макс незаметно проник в комнату, улёгся в эту тайную нишу, накрылся сверху общим покрывалом и исчез.
Он рассчитывал лишь немного отдохнуть и вернуться, но уснул, и не слышал, как наверху без него началась веселуха, как в комнатку несколько раз заглядывали, пытаясь его найти; и как, ближе к вечеру, когда большая часть спиртного была выпита, там тайком заперлась одна очень сладкая парочка, собираясь вдоволь насладиться взаимной нежностью свободной девичей любви.
Каково же было их удивление, когда в самый разгар блаженного свидания, разбуженный страстными женскими голосами 'поручик' Макс откинул в сторону смятое покрывало и прошептал спросонья хриплым баритоном: 'Салют, девчонки! А меня возьмёте?..'
Что происходило дальше, Максим не уточнял. Но, если Танина история всех только раззадорила, то после его выступления половина группы так и покатилась со смеху. И Миша был в первых рядах.
Наконец, когда все как следует отсмеялись, прозвучал рассказ об одном романтике, со слабым зрением, который без памяти был влюблён в некую даму, и ждал её недалеко то швейной фабрики, где та работала, в детской беседке, вместе со своим другом (рассказчиком), чтобы открыться, наконец, счастливице в своих чувствах.
Бедняга был сам не свой от волнения. Дважды завидя знакомый силуэт и забывая обо всём на свете, с вскриком: 'Идёт!!!' он вскакивал со скамейки и, с размаху ударяясь головой о низкую крышу беседки, со стоном опускался обратно, потирая руками ушибленное место. А в третий раз, когда это действительно была та самая девушка, горе-Дон Жуан, от радости подпрыгнув ещё сильнее, вместо намеченного признания вынужден был отправиться на больничную койку.
Естественно, такого натиска 'тяжёлой артиллерии' не ожидал никто, и лагерь кислых, чопорных физиономий окончательно капитулировал. Смеялись все, и от того, что все смеялись, делалось ещё смешнее. У Крошки от хохота даже свело живот, и выступили слёзы. И вдруг, сквозь смех, он сам вспомнил один забавный случай из своего детства (вернее, Миша не извлёк его из архивов памяти, а, скорее, дорисовал с бабушкиных слов, дополненных проблесками воспоминаний).
Это произошло на даче, когда ему было три или четыре года. 'Бабушка, скорее!!! Посмотри, какой большой червяк!' - звенел на весь огород взлетевший от восторга тонкий голосок, и бабушка чуть не упала в обморок, когда увидела, как из палисадника сияющий победной гордостью естествоиспытателя Мишута тащил за хвост здоровенного оранжево-чёрного ужа...
Дальше истории посыпались одна за одной. И в это время со стола незаметно исчезли заварка и чайник, а на их месте также незаметно появились 'тетрапаки' с белым и красным вином и чистые стаканчики. И таким подкупающе-проникновенным оказалось это незапланированное веселье, что, несмотря на свой единственный бедовый опыт с алкоголем, Миша всё-таки решился выпить с остальными глоточек за знакомство.
И, к величайшему его изумлению, никаких симптомов тошноты и головокружения не последовало. Напротив, внутри появилось мягкое, приятно-согревающее ощущение сплочённости с окружающими, парадоксально дополняемое странным, отрешённым спокойствием и необычайной ясностью рассудка, который, отбросив обычные скованность и деликатность, живо включался в процесс общения. Миша стал вдруг отчётливо сознавать, что все, кого он видит - подобные ему 'понимающие индивидуальности', воспринимающие каждую деталь попавшей в поле их зрения обстановки (включая и самого Мишу), лишь промежуточным элементом в сложной градации специфической картины мира их собственных глаз.
'Не эти ли уникальные особенности восприятия и понимания каждого из присутствующих формируют их общую реальность на каждый момент проведённого вместе времени' - размышлял наш герой, откинувшись на спинку стула и вместе с остальными по вступительным аккордам пытаясь угадать название песни, что начал наигрывать Макс.
Когда первые пакеты с вином опустели, им на смену пришли вторые; а в группе успела установиться такая тёплая, доверительная атмосфера, что по интонациям настроений она напомнила Крошке Еноту ранние детские утренники. Только на этот раз вместо желторотой садовской малышни его окружали взрослые, уже во многом состоявшиеся, люди, и впервые с того далёкого времени Миша чувствовал, что его приняли. Всем сердцем он испытывал неизъяснимую, ликующую радость - словно другая, давно и вынужденно им покинутая и уже почти забытая часть его души теперь оживала, и, вновь воссоединяясь с оставшейся, опять обретала исходную целостность и находила путь к Свету...
Да, расставаться действительно не хотелось, - ведь это была настоящая фиеста. Но вот минуты незаметно превратились в часы, и кто-то из ребят с сожалением сообщил, что ему пора.
- И мне...
- И нам...
- Я тоже, пожалуй, пойду... - послышалось с разных концов стола, и ещё несколько человек повставали со своих мест; и только один Миша, крайне впечатлённый и вовлечённый в происходящее, не сразу мог понять, зачем кому-то куда-то идти, когда там, всем вместе, им было так хорошо.
Конечно, у каждого своя жизнь, до краёв заполненная встречами, делами и обязанностями; конечно, завтра они снова встретятся и продолжат общение... И, всё-таки, нечто бесконечно печальное промелькнуло в таком резком переходе от праздничного к буднему, и Крошка заметил это.
Однако, искать причину этой извечной печали нашему герою помешала другая, мятежная мысль, в виду которой он стал даже рад скорому завершению.
Дело в том, что ещё со второй пары в группе Мише понравилась одна студентка, Таня (та самая, что так ловко всех перезнакомила). А после чаепития он в неё был просто влюблён и подсознательно только и ждал удобного момента, чтобы поговорить с Таней наедине. И хоть, обычно, Миша робел первым заговаривать с девчонками, особенно с теми, что нравились, в этот раз вино прибавило ему смелости.
* * *
- Здорово ты придумала с этими историями... - начал Миша, нагнав Таню в рекреации.
- Что? А, да... - улыбнулась девушка, оглядываясь на него и чуть сбавляя шаг - Миша, верно!?
- Верно... - подтвердил Миша, и почему-то смутился, так близко посмотрев ей в глаза.
- Только это не я придумала. - уточнила Таня - Это всё психфак.
- ???
- Факультет психологии. Мы там много разных интересных фишек проходим, особенно на тренингах.
- Так ты что же, ещё заочно на психолога учишься? - спросил Крошка удивлённо.
- Очно, конечно же! - рассмеялась Таня звонким, мелодичным смехом, обернув к нему своё доброжелательное, слегка раскрасневшееся лицо. - Какой смысл учиться психологии заочно? Проще сразу диплом купить. А вот чтобы стать специалистом в этой актуальной и ответственной области, необходимо концептуально, в течение длительного времени взаимодействовать с преподавателями; и, постигая их виденье жизни и предмета как пример, но не как эталон, добросовестно выпестовывать собственное знание.
- Наверное... - протянул Миша рассеяно. Он и представить себе не мог, что эта беззаботная с виду девчонка будет так серьёзно настроена, и уже начинал перед ней теряться. - Но ... как же ты будешь успевать учиться сразу на двух очных отделениях? - всё ещё недоумевая, спросил он после некоторой паузы.
- На самом деле это не так уж сложно. Конечно, придётся чутка постараться, но... я готова! - невозмутимо ответила Таня - Да всё и не так страшно, как кажется. Здесь мне кое-что перезачтут, а там я уже на третьем, и учиться стало намного свободнее. И не то, чтобы 'спецы' занимали теперь меньше времени. Просто я не чувствую усталости.
Почти не замедляя шаг, Таня посмотрела в какую-то неведомую даль перед собой и, вновь загадочно улыбнувшись, сказала:
- Когда действительно увлечён и начинаешь реально разбираться в том, о чём идёт речь, учёба становится особенным, ни с чем не сравнимым, удовольствием и, как бы стимулируя самое себя, ещё больше разжигает познавательный интерес. Так что, Мишка, вот тебе проверенный секрет успеха: найди в жизни то, отчего тебя по-настоящему прёт, и сделай это своей профессией.
- А рисование для меня - хобби. - добавила Таня, предвосхищая следующий вопрос, когда они вышли в обширный холл с выставкой лучших работ выпускников - Одно из любимых, не считая яхт и путешествий автостопом. С детства мечтала научиться. Не скажу, что совсем не умею, но... - здесь Таня остановилась у двух крайних экспонатов и, внимательно разглядывая обе картины, многозначительно произнесла - когда у тебя за плечами академическая база, это совсем иной уровень!
И, действительно, картины, выполненные простым карандашом, были великолепны: на первой изображалась старая затопленная часовня, возвышающаяся над водой центральной колокольной башней, с балконом и одним окном, за которым горела свеча. В своём мистическом очаровании, точно живая, представала она зрителю в тот редкий миг, когда из-за всклокоченно-дремучих туч выходила Луна, и тихие, косые лучи Её безмолвно опускались в водный мир снопами гибких, фосфорических огней, освещая стрельчатые своды древнего храма и поросший кораллами церковный двор в особым нежно-преломлённым свете
; на другой, в живописной летней долине, среди лесистых взгорий и засеянных оливой и виноградниками солнечных холмов, раскинулся белокаменный город. Дома, выполненные в греческом стиле, растительность на склонах, вспененные в небе облака, колонны храмов, арки, акведуки и мосты, и тени, отбрасываемые ими - всё было выведено с такой безукоризненной точностью, что с первого взгляда можно было подумать, что перед вами не рисунок, а фотография.
- Да... - согласился Миша, разглядывая картину с часовней - Я, наверное, никогда так не сумею.
- Ещё как сможешь! - вдруг, неожиданно твёрдо возразила девушка - Всё возможно, если очень этого захотеть. Главное - верить!
И не дожидаясь его ответа, она быстро подошла ближе, взглянула Мише прямо в глаза и совершенно серьёзно сказала:
- Мы, люди, удивительные создания, способные на удивительные вещи, но сами ограничиваем своё развитие. В голове ограничиваем, потому что так нас приучило подавляющее большинство, которое мы видели, пока взрослели. Но это вовсе не означает, что мы сами обязаны так жить - следовать шаблонам и шагать общим строем. Целый мир, целая вселенная сокрыты в каждом из нас, и лично я намереваюсь их исследовать...
Пока Таня говорила, будто бы ведомый волей другого человека, Миша мог легко следовать за бегом её мысли. Но самого его, хоть он и противился тому верить, всё сильнее охватывало болезненно-ранимое переживание необъяснимой утраты из-за нарастающего ощущения того, насколько они с Таней были далеки друг от друга в своём стремлении к звёздам.
- Ой... - спохватилась девушка, в азарте вдохновения не сразу заметив подавленности собеседника - Не бери в голову, ладно. Это у меня уже профессиональная шиза - всегда, когда встречаю человека, способного слышать, во мне срабатывает что-то... желание помочь, объяснить, поделиться знанием. И я начинаю давать его сознанию новые ориентиры.
Так, конечно, нельзя. И, может, в чём-то я даже не права... Однако, основного правила я ведь не нарушаю и ни в коем случае не касаюсь личного выбора человека. Каждый должен делать его сам и сам нести за него ответственность...
В этот момент в дальнем конце коридора появилось несколько студенток, и Таня, повторно себя отдёрнув, осторожно взглянула на юношу:
- Запудрила тебе мозги своей проповедью, а? Прости. И с чего это я так завелась?! Наверно, ты и в самом деле хорошо умеешь слушать. Или это вино на меня так подействовало...
- Скорее всего вино. - согласился Миша, вновь обретая дар речи. Он и сам стал замечать, что его начало пошатывать.
- Да. Вино-то оказалось с хитринкой - замедленного действия. - полушутя продекларировала Таня, сворачивая к широкой лестнице и, украдкой посмотрев на Мишу, с чуть натянутой ноткой добавила: - И всё-таки ты выглядишь смущённым. Не стоило так сразу загибать...
- Нет, нет. Всё в порядке, правда! - поспешил успокоить её Крошка Енот.
- ......
- Просто, ... - добавил он, не выдержав скептично-вопрошающего взгляда одногруппницы - я не ожидал, что ты окажешься такой...
- Какой? - кокетливо спросила девушка.
- Ну, такой целеустремлённой, самостоятельной и ... продвинутой, что ли - пришло ему на ум - Так ты ещё на яхтах плаваешь?
- Ага. - беззлобно улыбнулась Таня - Только мы не плаваем, а ходим под парусом.
- Ну, да! (прости) Под парусом... - поспешил исправиться Миша -Наверно, здорово это?!
- Ещё бы! - с особенной любовью в голосе ответила Татьяна - Словами не передашь - самому нужно попробовать... Там, вдали от суши, когда ты один на один со стихией, и твоя жизнь целиком зависит от прихотливой воли случая и собственной выдержки... там безошибочно узнаёшь, чего ты действительно стоишь и сильнее всего ощущаешь Его незримое присутствие.
- Чьё присутствие? - нечаянно вырвалось у Миши.
- Бога. - просто и легко отозвалась Таня.
- А какие красивенные там бывают зори, Мишка! Какие близкие, манящие и ослепительные звёзды... - здесь, на секунду задержавшись, мореплавательница в упоении закрыла глаза и, разведя в стороны руки, как на крыльях, миновала последний лестничный пролёт - Мечтаю вокруг света обойти. В этом году не получилось. Зато, вот, поступила сюда, и, знаешь, ничуточки не жалею. Заметил, Миш, какая у нас подобралась группа - настоящая находка!
- Да, группа замечательная! - подхватил Крошка Енот, обрадованный возможностью наконец поделиться недавними впечатлениями - Один Максим чего стоит!
- Максим?.. - протянула Таня задумчиво - Он напомнил мне Джека Николсона из 'Полёта над гнездом кукушки'. Как личность, Максим безусловно интересен и одарён, только... - добавила девушка, по привычке рассуждая вслух - мне кажется, что в глубине он очень грустный человек.
- Максим - не может быть?!?! - не веря своим ушам, возразил Миша и почему-то вдруг почувствовал, что 'может'.
- Впрочем, конечно же, нет! Мало ли, что в голову залезет... -поспешно согласилась Таня, меняя тему разговора. - Кстати, ты сам так и не рассказал, почему сюда поступил? Небось, мечтаешь стать великим художником?
- Я? Да... То есть - нет... - замялся Миша от неожиданности. Вопрос застал его врасплох, поскольку оказался слишком личным. - В общем, мне тоже с детства нравилось рисовать, и... я поступил туда, где нравится.
Миша хотел закончить фразу по-другому. Но, врать он не умел, а сразу говорить о своей любви этой умной, красивой девушке ему стало неловко.
Таня, шедшая немного впереди, бросила на юношу короткий, пристальный взгляд и, будто не заметив его заминки, спокойно сказала:
- Что ж, это похвально. Желаю удачи на творческом пути.
Приостановившись в вестибюле, она ещё разок внимательно посмотрела в огромные, синие глаза своего случайного спутника и, вдруг, как будто разглядев там что-то, с прежней ободрительной улыбкой, подмигнув, добавила:
- Удачи, и умения ею воспользоваться!
'... и умения ею воспользоваться?..' - повторил про себя Крошка Енот, не совсем понимая, о чём она. Желая проявить галантность, он подался было к дверям, чтоб отворить их девушке; но Таня так легко прошла вперёд и открыла их сама, что ему оставалось только выйти за ней следом.
* * *
На небольшом, огороженном крыльце Мишу сразу ослепил густой солнечный свет, сочившийся сквозь пегие стада сонливых тучек, с обеда успевших разбрестись уже до половины небесного склона. После электрического освещения учебных комнат этот свет давил на глаза, не позволяя сразу сфокусировать зрение, и чувствуя, что без визуальной опоры он теряет равновесие, Миша поспешил ухватиться за перила.
Он хотел сказать Тане ещё так много, но когда картинка прояснилась, увидел лишь, как девушка на бегу махнула ему рукой; как села в машину, за рулём которой ухмылялся взрослый мужчина; как, мимоходом, они поцеловались, оживлённо о чём-то беседуя; и как после машина уехала, оставив за собой едва заметное облачко дыма.
Пока машина не скрылась за поворотом, Миша ещё держался. Но, только облачко растаяло, у него спёрло дыхание, и подкосились ноги. Эту встречу Миша представлял себе совсем не так. Точно отверженный, вдруг, в один миг он почувствовал внутри такую бездонную, зияющую пустоту, какой не испытывал прежде. С новой силой нахлынуло на Крошку ставшее теперь яснее, а потому ещё абсурднее своей несообразностью, чувство необъяснимой и безмерной утраты - утраты того, чего у Миши никогда не было. Сердце его исполнилось горечью и тоской, глаза увлажнились; но слёзы не шли - они застряли где-то в горле, и не чем было унять эту невыносимую муку.
Он вспомнил о доме, откуда уехал только позавчера, о маме с бабушкой, машущих ему с перрона с выражением робкой, слепой надежды и как будто ещё не выплаканной скорби, и Мише показалось, что с момента их прощания прошла уже целая вечность. Здесь, на расстоянии, ему стало бесконечно жаль двух этих одиноких, глубоко любимых им, и ещё больше любящих его женщин, и вдруг до смерти захотелось обратно, в эту тихую, безветренную заводь, где его, конечно же, поймут, конечно, простят; и всё будет по-прежнему.
Тут на крыльцо, прямо в его разыгравшуюся ностальгическую меланхолию, бурно что-то обсуждая, высыпала покурить крикливая ватага студентов. И, вслушиваясь в толщу их искажённых непрожитых слов, из какого-то иного измерения, через душевные страдания будто прозревая заново, Миша вдруг невероятно остро ощутил, какие, в сущности, чудовищные расстояния отделяют людей друг от друга - мглистые, заснеженные пустыни отчуждения, под мраморным небом которых с леденящим воем проносятся шершавые ветра печали и тоски, и каждый другой человек выглядит лишь жалкой, одинокой точкой на тусклом, беспросветном горизонте. Из этих пасмурных, седых степей разговор студентов казался Мише таким пустым, поверхностным и хрупким по отношению к действительной изнанке бытия, что внутренне он медленно немел от ужаса, всё отчётливее различая ту размытую, внезапно раскраившуюся брешь, за гранью которой начиналось сумасшествие.
Побросав окурки, молодые люди удалились, а Крошка, сойдя с крыльца, совершенно потерянный, поплёлся вдоль лавочек, с каждым шагом всё сильнее ощущая сминающую его тяжесть. Перед ним стоял образ Тани и мгновения нечаянного веселья, когда Миша впервые за столько лет был по-настоящему счастлив и смел надеяться. И где-то в самой глубине своего ясно видящего сердца он знал, что такого светлого, родного праздника в его жизни никогда уже больше не повторится.
Ему захотелось бросить всё и уехать. Но Крошка не знал: был ли тот человек в машине Таниным родственником или нет, и поэтому не мог вернуться. И эта неопределённость была для Миши хуже всего. Она изнуряла, выматывала, рвала на части, а воспоминания о доме только усиливали эту пытку, ещё нестерпимей делая обступившее его одиночество.
Всего за несколько минут Миша буквально 'выгорел' изнутри в своих чувствах; и только они иссякли, его небывалая сверхчувствительность сменилась фазой полнейшего безразличия. Окружающее подёрнулось клубящимся, густым туманом, заволакивающим сознание ленивой, сонной пеленой; и остальное делалось уже не важным - оно уменьшалось с фантастической быстротой, пропадая где-то в тонущей, гнедой пучине.
Вконец разбитый, Крошка опустился на ближайшую скамейку и только тогда понял, что опьянел. Он ещё пытался держаться; но веки его тяжелели, а мир вокруг всё больше сходил с ума: скакал, гудел, шатался из стороны в сторону, и, чтобы не упасть, Мише приходилось крепко сжимать находившиеся снизу перекладины. И тут его осенило:
'Если лечь - держаться не обязательно!' - придумал он и, подобрав под себя ноги, с облегчением отметил, что так гораздо удобнее.
'А удобнее всего дома!!! - взбирался дальше по касательной неологических законов 'скользящий' - Значит, нужно ехать домой!..'
'Хотя,... зачем ехать..., если дома можно просто проснуться?!!! - вновь озарило его. Крошка Енот даже улыбнулся гениальной очевидности искомого решения - И как это мы любим всё усложнять!' - и, закрыв глаза, начал безмятежно растворяться в волнах пульсирующего, виртуального пространства; а хаос всего мира тем временем стал равномерно вращаться вокруг одной неподвижной точки внизу его живота.
Миша знал, что находится в сознании, поскольку различал отдельные голоса и фразы в бушующем вокруг океане звуков. Но, значения этих фраз его больше не волновали. Порой, отдельные слова, на периферии, ещё цепляли его внимание, и на секунду-другую Миша рефлекторно приоткрывал веки, но оттуда, из глубины, видел лишь смутные, ускользающие силуэты. Силуэты проходили мимо, смеялись, шептались о чём-то; снова проходили мимо, снова смеялись и трепали его за плечо...
Но Крошке было всё равно. Он находился уже очень далеко и погружался всё дальше с абсолютной уверенностью, что скоро окажется дома.
Глава 3
Воспоминания о будущем,
хиатус...
и повторное знакомство.
Проснулся Миша в постели, когда за окнами уже темнела ночь.
'... Значит, я всё ещё дома, и случившееся - всего лишь сон, видение о том, что только должно будет произойти' - захлёбываясь от радости, взволнованно подумал он.
Нужно сказать, что нечто подобное с Мишей уже бывало: первый вещий сон приснился ему ещё в десятом классе, накануне экзамена по обществознанию (тогда-то он и начал писать свою 'Бабочку сознания'); второй, более сложный и запутанный - совсем недавно. Мише приснилась Она, и именно это в момент душевного раздрая помогло ему решиться следовать по зову сердца за своей мечтой и вырваться на свободу.
'Значит, желание, загаданное мною падающей звезде, сбылось, и, пребывая в фазе вещего сна, я увидел своё ближайшее будущее - увидел сложную пространственно-временную функцию sin/cos своей жизни, на несколько дней вперёд!..'
От этой безумной мысли по всему телу у Миши пронёсся настоящий марсианский ураган, затихающий мерным покалыванием в кончиках пальцев: слайды нового сна были настолько чёткими, реалистичными и продолжительными, что Крошка даже взвизгнул от восторга, с головой укутываясь в одеяло.
Не размыкая ресниц, (чтоб ни одна тончайшая чешуйка сна не выскользнула сквозь портал хрусталика в мир яви) несколько раз пробежав по памяти все яркие моменты и приблизительно восстановив их обратную последовательность, Миша, с благоговейным трепетом адепта, нашедшего в подвалах старой библиотеки давно утерянный священный манускрипт, принялся рассматривать свои воспоминания о будущем более детально.
В итоге все фрагменты сна удалось уложить в несколько сюжетных линий, которые (за исключением конечной, явно отличавшейся свойственной природе сна алогичностью) очень последовательно и достоверно разворачивались одна в другую, к своему началу, когда, загадав на балконе желание, Крошка лёг спать:
Последним, что отпечаталось в его памяти, было пронизывающее чувство одиночества и силуэт уезжающей машины... И девушка - Она снова ему приснилась! (правда в этот раз выглядела и смотрела на него несколько иначе; так ведь во снах всегда всё искажается!) Миша даже помнил Её имя... Таня, Её зовут Танечка!!! - В выставочном холле они с Таней разглядывали картину с часовней, а после, шли по коридору и разговаривали.
Вроде бы они возвращались с какого-то весёлого пиршества: Миша хорошо запомнил мягкое, приятно-согревающее онемение взгляда, головы и шеи, наполненные янтарным и бордо пластиковые стаканчики, разбавленный гитарным боем смех и говор ребят за столом, распахнутое настежь окно и плач крылатых чаек; помнил угол черепичной крыши, остро врезавшийся в смарагдово-лиловую ладонь моря, на вздутой плоскости которого белел далёкий пароход, а справа, на востоке, грозными, бледно-медневеющими облаками вскипало густое синее небо...
А этому, должно быть, предшествовали первые учебные пары и знакомство с преподавателями. Крошка видел, точно наяву, как ехал на эти занятия по широким улицам вдыхающего утреннюю свежесть города в покачивающемся жёлто-красном трамвайчике и, перемигиваясь с капитошкой золотистых солнечных капель, затеявших в листве зелёных крон слюдящуюся чехарду, думал, как же он всё-таки счастлив.
Тогда грохот трамвайных колёс напомнил Мише мелькающий за окном вагона зигзаг железнодорожного моста над рекой, огненно-дымной в лучах фламинговой зари, полуденный вокзал с овальными витражами, лепниной и осаждёнными стайкой туристов кофейными автоматами; пары бензина и табачного дыма, сдобренные ароматом горячих пирожков, голодных голубей под аркой привокзального крыльца, сходящую по трёх колейному руслу дороги лавину автотранспорта и головное здание академии.
С нежнейшей бережностью листал Миша эти, согретые зовущими с другого берега тромбонами оранжевого джаза, спасительные картинки, упиваясь новизной столь давно позабытого чувства простора и вольности, тем более, что эти счастье и радость только ожидали его впереди.
К тому же, вновь и вновь проматывая плёнку диафильма, Миша надеялся путём случайных ассоциаций ухватить ту ниточку смысла, что подняла бы выпавший из памяти кусок. - Крошка был крайне заинтригован этими, тянущимися за отъезжающей машиной, остаточно-туманными обрывками мироощущений, которые, вдобавок, каким-то непостижимым образом перекликались с ощущениями из второго вещего сна, где, прежде чем выглянуть за край моста и полететь вниз, Миша долго ехал с кем-то, кого ему никак не удавалось разглядеть - Но, не смотря на все усилия, после накрывшего Мишу чувства одиночества, шли только смазанные взблески, скачущие по наклону тёплой, обращённой в мир цветных, переплетающихся звуков, втягивающейся воронки.
В конце концов, от этих напряжённых попыток 'вспомнить всё' у нашего героя заболела голова, и вдобавок, появилась сильнейшая жажда. А поскольку сон и так был почти полностью восстановлен, решив, что стоит немного передохнуть и освежиться, из мрака своего импровизированного кокона Миша перенёсся в темноту комнаты, но...
первые несколько секунд Крошка не мог взять в толк, почему свет падал справа от кровати, и откуда в привычном климате домашней атмосферы этот адриатический оттенок; но постепенно настороженное зрение выхватывало из окружающего сумрака всё новые несоответствия, пока в сознании, наконец, не сложилась мозаика шокирующего вывода:
это была совсем не та темнота и совершенно другая комната!!!
Мгновенно забыв про жажду и головную боль, Миша юркнул обратно под одеяло, несколько раз, как следует, себя ущипнул, затем, затаив дыхание, осторожно выглянул в щелочку своего тряпичного дзота и (окно по-прежнему оставалось справа), чувствуя, что его начинает пробивать панический озноб, плотней свернулся калачиком и затаился.
'Если это не сон..., и я не дома, - где же я?!?... - лихорадочно соображал наш маленький Мук, слыша, как о стены барабанных перепонок комнаты громко колотится его сердце. - Или, вернее, сначала лучше определить - когда?..'
Стараясь издавать как можно меньше шороха, Миша поднёс к глазам наручные, подаренные бабушкой, часы и включил подсветку: на экране высветилось 3-е сентября последнего года.
'...Господи! Выходит, всё произошло на самом деле и..., боже мой, ведь простившись с Таней, я уснул прямо на лавочке, на глазах у всех ребят (а то и преподавателей)!!! И это в первый же день... Какой позор!!! Какой стыд! Как я покажусь на занятиях?!!? - заёрзал Крошка под одеялом, судорожно подбирая рифмы объяснений.
- 'Брось! Не о том сейчас нужно беспокоиться: сперва выясни, в чьей квартире ты находишься!' - пронеслось в его сознании неожиданно холодной строкой.
'Правильно! Сперва нужно выяснить, в чьей квартире я нахожусь. - опомнился Миша, внимая наставлению незримого советчика - Ладно, будем рассуждать логически: если я уложен в постель, значит хозяин дома доброжелателен и гостеприимен (по крайней мере ко мне) ... Стоп! А почему сразу хозяин?!?...' - среди прочих вероятностей блеснула вдруг у Крошки в голове счастливая догадка, и взъерошенное паникой воображение, расставив по своим местам остальное, живо сваяло лирическую балладу случившегося:
'Ну, конечно (и как я сразу не догадался)! Когда я уснул на лавочке, Таня (в машине, разумеется, был её дядя, и тот невинный поцелуй - всего лишь жест семейного приветствия)... Таня поняла, что самостоятельно я уже не в состоянии добраться до общежития, и попросила дядю (или папу) вернуться за мной. Меня усадили в салон (вот откуда взялись размытые силуэты попутчиков на мосту!) и привезли сюда, в её квартиру. Что ж, лучший подарок судьбы и представить трудно!'
'Таня! Танечка!!!' - чуть не запел, было, в порыве чувств наш горе-путешественник; но новый приступ жажды обеззвучил его почти пересохшее горло.
* * *
Покинув комнату 'зеро' и очутившись в поисках кухни в узкой, напоминающей на тамбур прихожей, Миша уловил доносившиеся из прозрачно-голубого рябившего слева проёма (двери двух других комнат белели в разряжённом сумраке могильным безмолвием) приглушённое дребезжание ритмичной мелодии и кликанье компьютерной мышки.
'Таня не спит! Наверно, засиделась за компьютером! (Ещё бы - столько событий)... Так, что же - я прямо сейчас могу?!... - закусив верхнюю губу, застыл Миша в оцепенении. Поговорить с Ней вот так, наедине, да ещё ночью, было пределом его мечтаний; но, разговор этот всегда происходил где-то в будущем - ... Или лучше всё-таки утра дождаться. Ведь сейчас, без подготовки, мне придётся рассчитывать только на удачу...' - сокрушаясь всевозможными опасениями провала, бедняжка уже готов был ретироваться обратно в своё укрытие, когда вспомнил прощальные Танины слова: "Желаю удачи и умения ею воспользоваться! "
- Так вот что Ты имела в виду! (тем более, при родителях так поговорить точно не получится). Ну, ладно, милая - была, не была!!! - промолвил наш отважный маленький принц и, ободрённый давешним напутствием Татьяны, шагнул в мигающую полосу туманно-голубого света.
* * *
- Проснулся... - произнёс сидящий в глубине комнаты человек, и Миша как-то неожиданно сообразил, что это совсем не Таня...
... Вот, человек внутри поворачивается, и его, словно рассечённое надвое холодным отсветом монитора, лицо начинает вдруг дико, люто улыбаться. Гримаса превращается в оскал, и Миша чувствует, как у него на голове шевелятся волосы; чувствует, что вот-вот из горла наружу вырвется неистовый, вздымающийся из самых глубинных недр естества, безудержный крик...
- А я думал, до утра проваляешься. Ты как - голова не болит? - спросил ужасный человек, и этот начисто фамильярный вопрос как будто усмирил вошедшего, обесточив его уже готовое взорваться от напряжения горло. Вернее, успокаивал не сам вопрос, а тон, которым он был задан - Миша готов был поклясться, что где-то его уже слышал!..
'...Конечно, этим голосом пел гитарист на снившихся мне посиделках... То есть, уже не снившихся... Тьфу ты, чёрт - это ж Макс!!!' - опомнился перепуганный юноша, сбрасывая с себя последние остатки затмения - Но, только... что он делает у Тани дома?!?'
- Что ты здесь делаешь? - спросил пришелец насухо-гортанным клёкотом, наверное, сам немало опешив от того, насколько жутко и зловеще прозвучали в синеватом мраке помещения его слова.
Максим ответил не сразу. Вздрогнув, как от хлыста электрошоком, он уставился в монитор и, помногу отхлёбывая из стоявшей рядом двухлитровой банки, с минуту старался удержать истаивающее на стропах нервов равновесие; после чего вновь повернулся к возникшей из чёрного проёма, обрамлённой тенью гигантского голема фигуре, и твёрдо выдохнул:
- Я здесь живу!
- А Таня где? - уже чуть внятнее переспросил 'голем', успевший несколькими скудными сглатываниями смягчить осипшее горло.
Хозяин квартиры ещё секунд тридцать вглядывался в своего ночного гостя взведённым из темнеющего угла курком, затем вдруг разом осклабился и захихикал: сначала тихо, потом - всё громче и громче...
- Мля!!! Ну, ты даёшь! Я чуть было не обделался. Да, кстати... - забористо откашлял он, вставая и шаря впотьмах по измятой постели - Мишань, там слева выключатель. Щёлкни его, а?!
Крошка, ещё не полностью осмысливший тот факт, что вместо Тани в комнате оказался патлатый мужик, несколько замешкался с выполнением просьбы, и когда, наконец, нащупал на стене узкую клавишу выключателя, Максим уже сидел за столом в шортах.
- Да-а-а... Я, аж, прям протрезвел! И как это тебе удалось?!... - с эстрадно-патетической усмешкой Макс ещё раз отхлебнул из пустеющей банки - Держи, вот - это поможет!
- Что это? - закашлявшись, прошептал Миша, чуть не выронивший с опозданием отнятую тару - во рту его пылал гранатово-приторный вкус голимого спирта.
- Неплохо, правда?!! Мой фирменный рецепт - коктейль 'Мэри Поппинс' - весело ответил Макс, залпом допивая остатки. - Но-но, дружище! Не нужно делать такого серьёзного лица. Сейчас полегчает. Поверь! Пойдём-ка лучше на кухню - дам тебе воды.
* * *
- Так, значит, ты решил, что ты у Тани? Ха! Я тоже не прочь бы так проснуться... - довольно бесцеремонно заметил Максим, подавая Мише налитый стакан. Не досказав своей мысли, он принялся разводить новую 'Мэри' и потому не видел, как лицо сидевшего за спиной одногруппника мгновенно залило вишнёвой краской:
'Вот так, одной неосторожной фразой открыть самую драгоценную жемчужину своего сердца почти незнакомому человеку... - Мише казалось, это конец, казалось, хозяин видит его насквозь и уж, конечно, про себя нещадно над ним глумится - ... Ну, ладно, раз он всё знает, то и терять мне больше нечего. Выясню, хотя бы, что произошло?' - решил Крошка Енот, смирившись, наконец, с неизбежностью.
- ... Мм? - рассеяно переспросил позванивающий железом о стекло 'бармен' (погрузившись в свои размышления, он уже почти и забыл о существовании гостя).
- Ну, там... после того, как я уснул на лавочке, что было? - повторил Миша, ещё трагичнее уставившись на зажатый в руках непочатый стакан.
- Так ты ваще ни помнишь?.. - хрустально-синие глаза Макса блеснули озорством - Хм, дружище, мы брали банки!
- Банки?.. Какие банки? - испуганно взглянул на своего нечаянного 'подельника' мгновенно побледневший юноша.
Смакуя момент, Максим неспешно облизал вынутую из банки экс-гранатового сока вилку и, явно удовлетворившись свойствами полученного напитка, утвердительно кивнул: Вот эти!
- Но, а если по факту, - с непроницаемым лицом, в прихлёб, продолжил он надтреснуто-казённым голосом - выходим мы, значит, с девочками на крыльцо и видим - лежит недвижимое тело...
Здесь, вероятно, мольба растущих глаз несчастного достигла заданного апогея, и каменная маска Макса треснула.
- Да, ладно, ладно. Ха-ха-ха. Выдыхай, бобёр - ничего такого не было. Мы тупо взяли таксу и поехали ко мне. Не бросать же тебя на улице.
Тем более, сблатовал всех я - значит, я и отвечаю. - резонно добавил рассказчик, подразумевая, что обсуждать здесь больше нечего; но вновь полыхнувший от стыда юноша, схватился за него безумным взглядом утопающего:
- А что, Максим, с нами, и девочки поехали?
- Девочки?.. Поехали... да, не доехали! - нахмурился хозяин, видимо, истолковав вопрос по своему - Слушай, никто ни с кем не спал, если ты об этом! - буркнул он в сторону и опять о чём-то крепко задумался.
Наконец, добравшись почти до половины банки, Максим резко, словно обуревавшие его мысли, взболтнул содержимое и прежним, сердечным голосом обратился ко всё ещё копирующему хамелеона согруппнику:
- Мих, а ты вообще, как, в 'героев' пятых рубишься?
- В пятых... - да. За эльфов люблю играть. - тут же откликнулся Крошка Енот. Фраза Макса подействовала на него, как расколдовывающее заклинание. Пятые 'герои' - классика жанра! Волшебный мир этой фэнтезийной игры всегда разворачивался для Миши главным образом не на экране, а в его воображении. Сколько ночей он провёл там, путешествуя по сказочным лесам забытых мифов и легенд, или исследуя архипелаги малахитовых морей и лабиринты гротов.
- Отлично! Я за людей воюю. - обрадованно воскликнул Макс, хлопнув союзника по плечу - Ну что, амиго, пойдём, качнём этот прекрасный новый мир?
* * *
Позже, днём, гуляя по забрызганной янтарным солнцем набережной, одной стрелою полумесяца глубоко врезавшейся в сверкающую мякоть моря, Мишу не оставляло ощущение, будто он до сих пор там, в компьютерной игре, где осуществимы любые желания.
'Да, действительно, - думал Крошка Енот, усевшись на скамейку возле старого причала - стоило только мне довериться голосу сердца, падающей звезде и Герберту Уэллсу, в костюме проводника пригласившему меня войти в 'зелёную дверь' вагона, и всё стало происходить, как в фантастическом фильме: витражный вокзал, город тысячи дорог, знакомство с группой, с Таней (интересно, почему она сегодня не пришла), алкоголический сон, танцующей каруселью перенесший меня с лавочки домой к Максу и обалденная игра в 'героев'...'
К слову сказать, игра у ребят и впрямь получилась обалденная. Не сговариваясь, из них вышел отличный дуэт: один стал разведывать карту, другой охранял замки, которые находились рядом.
Удивительным образом совпали и их музыкальные предпочтения - оба оказались фанатами 'Scorpions', а слушающий металлический рок Максим познакомил гостя с творчеством таких групп, как: 'Lake of tears', 'Demons&Wizards', 'Hamerfall' и, так поразительно напомнившей Мише 'Rainbow', 'Axel Rudi Pell'. Крошка же, влюблённый в более мелодичные композиции старой школы, включал в и-нете песни Де Бурга, Криса Ри, Билли Джоела, раннего Боуи, а так же 'Eagles', 'Beatles', 'MLTR' и 'R.E.M.'.
В общем, настроение наших 'героев' мгновенно поменялось с минуса на плюс, и астральная воронка, образовавшаяся в момент, когда Миша вошёл в комнату, совершенно рассосалась.
'...Блин, мы даже на первую пару опоздали - так заигрались... (благо, всё обошлось). Жаль, что Максу сразу после нужно было срочно ехать по работе ...
И всё-таки, как же здорово, что я здесь: что сразу нашёл хорошего друга, что в группе с нами учится девчонка, которая...'
Нет, об этом Крошка Енот старался не думать. Не потому, что боялся вспугнуть волшебное. На каком-то уровне он чувствовал, что единение уже произошло - они уже были вместе, и тишина Её молчания отрадно наполняла сердце маленького принца алой музыкой своих поющих волн. Крошка просто растворялся в этом смуглом шелесте прибоя, приносящем из морских, влекущих далей лёгкую прохладу, в синем, таком близком и манящем небе, щекотно посыпающем ресницы тёплой золотой росой, в чистом смехе детворы со спелыми гроздьями воздушных шаров, теснящихся вокруг тележки сладкой ваты. Мише как будто приоткрылись двери того далёкого, непреходящего рая, о котором говорится в писании; и, казалось, всего мира культивируемых ныне удовольствий не хватило бы даже на толику этой всеобъемлющей, освобождающей гармонии, так приевшейся глазу современного обывателя...
Маленькой, невзрачной фигуркой сидел Крошка у старого причала ещё долго. Уже улыбка лисьего заката щекотала ему нос своим оранжевым хвостом, когда наш герой очнулся от странного видения. Он огляделся вокруг, как будто бы ища кого-то или что-то; потом, видимо, вспомнив нечто важное, глянул на часы, схватил свой ранец и стремглав пустился к Арбату.