- Конечно, не пущу! Чего придумали - на ночь их пустить в женское общежитие! - комендант произносила слова с пафосом, почти выкрикивала, словно бы пьесу на сцене играла. Мы, однако, стояли в тихом дворике облезшей трёхэтажки, образовавшей два неравных катета незавершённого прямоугольного треугольника, был третий час и жаркий день накалил и тротуары, и стены, и воздух и листву - отовсюду шли волны тепла. Зрители, разумеется, отсутствовали, а комендант была маленькой, толстенькой, эмоциональной женщиной, в платье без рукавов и с игривыми воланчиками, в химии, со вспотевшим лбом.
Мы тоже были немного на взводе и уставшие - руки оттягивали вещи, с девяти утра, как водитель грузовика высадил нас на окраине Новгорода, путью не присели, перекусывали на ходу, побывали в двух музеях, а главное - обходили гостиницы, пытаясь найти место для ночлега на пару ближайших ночей. Ничего мы, конечно, не нашли, но в прохладных холлах гостиниц было тихо, покойно, безлюдно, и начинало казаться, что нет мест только для нас двоих, а все другие уже обрели себе приют и отдохновение, а это портило настроение. Осознав, что перспектив - кроме ночи на вокзале или на скамейке в парке - нет никаких, мы решили подойти к проблеме творчески, и женское общежитие местного педагогического института, случайно попавшееся на пути, показалось шансом.
-А чего вы опасаетесь-то? - в голосе у Бена вздымалось раздражение. - Боитесь, что мы оргии в вашей общаге будем устраивать?
- А кто вас знает, может и оргии, - комендант скептически нас оглядела: не, на оргии мы не тянули. - А может, пьянствовать тут начнёте.
Слово взял я:
- Мы вообще-то из Москвы, студенты тоже, и пьянствовать могли бы там, за милую душу. Но вот решили по городам древним русским поездить, к истокам, так сказать, припасть, а приходится встречаться с таким вот гостеприимством...
Комендант, кажется, не уловила сарказма и из всего сказанного отметила только слово студенты.
- А студбилеты, студенты, есть у вас?
Мы порылись в вещах и протянули женщине студбилеты. Она взяла их в одну руку, по посмотреть их ей было несподручно - в другой она уже держала наши паспорта. После мгновенного замешательства она засунула паспорта в подмышку и стала разглядывать студбилеты.
- Растворятся наши паспорта у неё в подмышке, - как бы про себя, но так, чтоб было слышно, выразил опасения Бен, хотя практичнее было бы смолчать.
Но комендант на такие булавочные уколы не реагировала, повидала она всякой молодёжи за свою производственную биографию. Определив по известным кадровикам секретным признакам, что документы подлинные, она призадумалась на пару минут и быстро начала менять гнев на милость: мы были пятикурсники, короткостриженные, гладколицые и, возможно, похожие на её детей.
- Ну ладно, проживайте здесь два дня-две ночи, раз студенты. Денег с вас я брать не стану, но и белья не дам - на матрасах перекантуетесь. Но смотрите: если что не так - обоих в милицию сдам, за мной не заржавеет.
Ну, то, что не заржавеет, видно было - есть женщины в русских селеньях.
Сильным толчком распахнув дверь, она ввела нас в полутёмный холл, не прохладный после солнечной улицы, а какой-то безжизненно-паркий. По холлу прохаживалась крупная женщина пожилых лет в синем ситцевом халате, и бормотала себе под нос "Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам...". На столе у входа пускал пар из стакана с подстаканником только что вскипячённый чай, рядом лежал подвёрнутый полиэтиленовый пакетик с пряниками.
- Здравствуй, Лизавета, как девки, не хулиганят? - начала мониторинг комендант.
- Да каки девки, Петровна, каки тут девки, - оторвалась от тундры женщина. - Все наши горячи девки уж месяц как разъехались по отдыхам, остались те, кто тише воды, ниже травы. А ты чево ито, на развод что ли мужичков подобрала?
- Так-то оно так, но бдительность не теряй - в тихом омуте не зря говорится. А это не мужички, Лизавета, а советские студенты, они по моральному кодексу строителя коммунизма живут.
- А, аморалка, значит, - не поняла Лизавета. - Ну да, ну да...
- Такое, Лизавета, тебе будет задание, - не слушая её бормотания, давала директиву комендант - Ночуют эти московские туристы здесь две ночи, поселишь их в 217, откуда первокурсниц выселили, ну ты помнишь, ага, ага... Белья не давать, поведение контролировать, чуть что не так - звонишь сначала мне, а уж потом - в милицию, не перепутай! У меня их студбилеты, если что - прям в институт писать буду... Сейчас они уйдут, вещи их в каморку положи, вечером на ночлег придут - выдашь. Ну, не мне тебя учить, - и с этими словами комендант покинула гостеприимный холл.
Лизавета стала нас рассматривать, будто увидела в первый раз.
- Так вы, ребятушки, из Москвы значит... А к нам куды, на раскопки, что ли?
- На раскопки, мать, на раскопки, - убедительно ответил Бен.
- Лизавета Валентинна меня кличут, а фамильярностей ваших, амикошонства этого я не терплю, - выдала вдруг вахтёр загадочную фразу.
- Извиняйте, матушка-владычица, если что не так, - запричитал Бен, - Нам бы вещички до вечера пристроить.
Лизавета поглядела на него и покачала головой: - Ох и договоришься ты, обалдуй московский, здеся тебе не арбат и не таганка, не блядка и не пьянка. Общество, где молодёжь не уважает стариков, не имеет будущего, - высокопарно закончила она своё обличение, и отворила дверку маленькой комнатушки у входа. Мы бросили на пол свои сумки, и Бен, стоя у двери, задумчиво произнёс: В туалет нам потребно, пустите нас, добрая женщина?
- Вали, вали отседова, в городе проссышься, - отвечала Лизавета, - Здесь у нас все туалеты женские, а вы мужики, хоть и не настоящие...
Когда вечером, поздним, пряным и душным, мы, едва волоча ватные ноги, ввалились в холл общаги, за столом, перекрывавшим проход к лестнице, восседала совсем другая тётя, но в неизменном ситцевом синем халате. Наше дальнейшее продвижение было немедленно пресечено строгим окликом:
- Вы к кому, молодые люди?
Бен попытался было пошутить, произнеся: "К себе!" и двинул на прорыв - ан нет, нашла коса на камень. Тётя, совершив минимум движений, заняла такую выгодную диспозицию, что ни обойти её, ни просочиться между стеной и крепким женским телом было невозможно. Нам сразу дали почувствовать высокий профессионализм вахтёра женского общежития. На всякий случай, немного уже перестраховываясь, тётя добавила: "В ментовку захотели?"
Ну конечно нет, в ментовку мы, ясное дело, не хотели, усталыми были для ментовки. Не спеша, уважительно изложили мы дежурной тёте нашу непростую жизненную ситуацию. И опять же она оказалась на высоте: не стала высказывать недоверия к нашим словам, переспрашивать там и вообще мельтешить. Очевидно, что работа на её боевом посту давала богатую жизненную практику и развивала способность не удивляться ничему. Тётя достала из кармана помятый замусоленный блокнотик, полистала его, нашла нужную страничку и, сняв трубку с телефона, похожего на аппарат, по которому Жуков отдавал приказы командующим фронтами во время последней войны, провела краткую беседу:
- алё алё привет матрёшкина думала ты под столом валяешься уже знаю что не пьёшь только облизываешься да случай особый не надо не надо мне ими тыкать принципами своими глаз выколешь сама абстинентная дай другим на мир поглядеть два оболтуса московских тут явились забыла про них ага ага ясно ясно сделаю не горюй.
Повесила трубку, оглядела нас ещё раз внимательно и сообщила:
- Сын у неё с тюрьмы пришёл. Да нет, он не тюремщик! Вертухаем он там работает, на побывку вот прибыл неожиданно чего-то.
Тётя вахтёр пристально на него посмотрела и вдруг засмеялась. А просмеявшись, сказала: "Ну, пошли, дикари-туристы."
Но сначала она заперла входную дверь - вот так, заперла, и всё тут, изолируя общагу от внешнего неспокойного мира - затем открыла каморку, где были свалены наши вещички, а после, поднявшись по лестнице, повела нас по длинному наводящему тоску коридору, выкрашенному по бугристой штукатурке унылой синей масляной краской до плеча, а выше - покрытому пачкающимся мелом. Свет был тусклый, запах затхлый, воздух спёртый и всё вместе навевало общажную грусть-тоску. То ли желая настроить нас на оптимистический лад, то ли исполняя профессиональный долг, по пути сатиновая тётя излагала нам правила и нормы пребывания в общежитии. Под её дружелюбный монолог мы незаметно-быстро добрались до ничем не выделявшейся из прочих двери, за которой обнаружились четыре металлических кровати с матрасами без белья и убогие предметы меблировки. Мы, проведшие в различных общагах последние пять лет жизни, нисколько этому и не удивились, а удивительным было то, что произнеся "Ждите!" и отлучившись на пять минут, тётя вернулась с двумя комплектами чистого потрёпанного белья. Перед уходом она ещё завернула трёхминутный спич о недопустимости порчи девок советскими студентами, затем без проволочек покинула нас и больше уже не появлялась.
Нам, впрочем, было не до девок - так мы подустали и хотели спать. Наскоро умывшись в пустом умывальнике, справив нужду в соседнем нужнике, мы быстро-быстро поели сырки "Дружба" с батоном, побаловались пряниками с чайком, приготовленном в походных стаканах на походном кипятильнике, и, похвалив себя за сообразительность и смекалку в плане решения жилищного вопроса, повалились на скрипучие кровати и исчезли из этого мира.
Когда я вновь возник под луной, луны уже не было, а было утро, и нельзя сказать, чтоб раннее. Бен ещё дрых, я подошёл к окну и не без труда открыл его. Лёгкие обдало прохладой и невероятной свежестью: то ли мы надышали за ночь, то ли это давала знать аура данного места. Лето за окном, шелест листьев на утреннем зефире, пробуждающиеся от сна силы - всё будило восторг и поднимало настроение.
Организм взял, тем не менее, своё и я потрусил в туалет. В этой части коридора стоял ещё сумрак, войдя, я отметил, что две из четырёх кабинок забиты гвоздями и украшены надписью "Ремонт", а две - закрыты изнутри, в чём я без труда убедился. Оставалось ждать; вскоре в одной из дверей щёлкнула задвижка и я направился к ней. В проёме открывающейся двери показалась девушка, несколько неглиже... Я, признаться, не то, чтобы подзабыл, а как-то отвлёкся от того, что нахожусь в женском общежитии, и, встретив девушку в туалете, смутился-растерялся; разумеется, для девушки в кабинке увидеть особу противоположного пола в женском туалете было потрясением куда большем. Дверь мгновенно захлопнулась, защёлка щёлкнула, а через несколько секунд - потребовавшихся, наверное, для того, чтобы до некоторой степени прийти в себя - девушка вдруг громко, да так, что я вздрогнул, сказала: "Эля, там мужик какой-то, не вздумай выходить!". Я загрустил: Эля теперь наверняка тоже не выйдет, а в туалет хотелось. Но пришлось ретироваться в комнату и выжидать, прислушиваясь к движению в коридоре.
Когда, как мне показалось, наступил благоприятный момент, я устремился в туалет. Он оказался совершенно пуст, и я быстро совершил давно задуманное, а затем двинул в умывальник. Он был тоже пуст, почти - одна девушка мыла голову под краном, оголив себя по пояс. Наверное, она не была совершенством, но была молода и в меру упитана, загорелая, а белые груди с большущими тёмными сосками тоже были вполне себе в меру. Я застыл у входа, не в силах шевельнуться. Девушка располагалась в профиль по отношению ко мне, она не спешила, сполоснув волосы, принялась вытирать голову полотенцем, а я, пригвождённый к месту и, с одной стороны, разумеется, любуясь, услаждал свою чувственность, с другой - с тоской осознавал, что вот она сейчас меня увидит и такое устроит...
Спасло то, что повернувшись, она заорала не сразу, а какое-то время втягивала воздух в лёгкие, так что я успел пробежать почти половину пути до своей комнаты, и крик этот дошёл до меня уже ослабленным и смягчённым как расстоянием, так и допплер-эффектом.
Распахнув дверь, я обнаружил Бена уже не спящим, а курящим в постели первую, самую сладкую сигарету.
- Что, неудавшаяся попытка изнасилования? - прокомментировал он ситуацию. - За чужие грехи придётся мне теперь в окошко писать?
Но это Бен так шутил. Покинул комнату он голым по пояс, в шортах и с полотенцем, обмотанным вокруг талии. Качком Бен не был, но фигуру имел гармоничную и привлекательную; отсутствовал он долго - я успел выкурить сигарету в открытое окно, наблюдая, как солнце теснит тени в дальние глухие углы новгородского дворика, и вслушиваясь в утреннюю болтовню листьев, а потом вскипятить оба стакана под чай. Вернулся Бен в добром расположении духа, улыбаясь, и с порога заявил: - А тёлки здесь ничего, игривые! Бен жил до института в Иванове и его слова про тёлок были весомы.
Быстро мы подъели всё оставшееся от ужина и устремились в город, за новыми историко-культурными впечатлениями.
Этот день был таким же жарким и ярким от солнца, как и прошлый, и себя мы не жалели, оттого, возвращаясь вечером в общагу, чувствовали гул в ногах и умиротворение. Второе ощущение было вызвано отчасти пивом, вдруг обнаруженным в близлежащем магазине и свободно продававшемся там неизвестно по какому поводу. На вахте была прежняя пожилая тётечка вахтёр, она пила компот из ягод и читала местную газету. Строго оглядев нас, тётя сказала:
- Вы, хрены московские, кончайте мне девок пугать!
Я бы смолчал, но Бен от культурных впечатлений начал заводится:
- Что вы, тётя Наташа, мы смирные, это ваши девушки нам всю ночь спать не давали, мы уж думали милицию вызывать.
- Э, дурень-дурень, кака я тебе тётя, кака Наташа, меня Лизаветой зовут, а для тебя ещё и Валентинна. А новые жалобы поступят - вылетишь отседова на три буквы и на вокзал спать пойдёшь. Доступно излагаю?
- Доступно, тётя Елизавета Валентинна, доступно, солнышко новгородское. А ключики дадите? - продолжал юродствовать Бен.
Ключи были даны с плевками и мне, а Бен ржал всю дорогу до заветной двери, распахнув которую, мы упали на кровати и полежали в наполненной прохладой и запахами комнате минут десять, покурили, а потом взялись за кипячение чайку. Тут в дверь постучали, негромко, но требовательно. За дверью обнаружилось симпатичное создание в халате, если не сказать - пеньюаре.
- Добрый вечер, мальчики, - произнесло создание. - Вы не могли бы посвятить мне часть сегодняшнего вечера?
- Лучшую его часть, мэм, я полагаю, - выдал, не вставая с кровати, Бен. - Вы претендуете на нас обоих или же вас привлёк кто-то один?
Девушка скептически посмотрела на Бена и сказала: Не, двое лишку будет, наверное. Вот вы, - она показала пальчиком на меня - подойдёте. А друг ваш болтает не по делу.
- Это верно, милочка, - отозвался Бен - Кто много пи...т, у того криво стоит. Забирайте моего приятеля, не пожалеете. Только покормите его перед делом, а то у него во рту только полмаковой росинки было, да и то с утра.
- Да? - как бы даже обрадовалось девушка. - Пойдёмте-пойдёмте, у нас как раз сегодня голубцы приготовлены.
- Э, ты слышишь, - кричал мне в спину Бен - она не одна! Береги себя! Будет трудно - зови на помощь!
-А ваш друг что - пьяный? - спросила девушка.
- Да нет, всё нормально, просто он экзистенциалист, - сказал я в оправдание Бену.
-А, тогда понятно, - рассеянно протянула девушка, запахивая постоянно раскрывающиеся полы халата и скрывая за ними худые загорелые ноги.
Мы понялись на третий этаж и вошли в комнату вторую от лестницы.
- Вот, привела, - сказала моя спутница. Сообщила она это другой амазонке, одетой в строгую длинную обтягивающую юбку и футболку чёрного цвета, тоже обтягивающую её статную грудь, которая вроде бы - я стеснялся всматриваться - была без бюстгальтера.
- Да он голодный, между прочим - не забыла отметить первая девица.
- Так что же, кормить его сначала придётся?
Та пожала плечами.
- Молодой человек, есть до будете или после?
Мне показалось, что пора внести некоторую определённость.
- А что будет после или до?
- А Лена вам разве не сказала?
Я покивал головой.
- Ты чего, не сказала, что ли?
- А чего - он и так пошёл, ну и ладно.
Грудастая - бюстгальтер всё-таки был, оказывается - взяла меня за руку (её рука оказалась очень маленькой и мягкой), подвела к занавеске, которой был закрыт угол, и отдёрнула её. В углу была организована маленькая кухонька, видимо, официально не разрешённая. На столе стояла электроплита, под столом - электродуховка, над столом имелась лампа и тут же выключатель. Проводка была наружная, а подключалась к внутренней, идущей под штукатуркой, которая в одном месте была расковыряна; видимо, поработал какой-то местный умелец.
- Ну и...? - растерянно спросил я.
- Это Серёжка делал, парень мой - начала объяснять девушка в юбке, - Он не электрик, вообще-то, так, самоучка, и чего-то не получилось у него. Лампа всё время горит, мы уж её вывернули, потому что если её выключателем выключать, вообще всё гаснет и в щитке автомат вырубается. А совсем без лампы плохо, темно. Серёжка так и не разобрался тогда, а сейчас он уехал, на вахту, нам сказал ничего тут не трогать, а то взорваться может.
Я присмотрелся. Наивный вахтовик поставил выключатель не в разрыв, а параллельно розетке, при нажатии на него происходило короткое замыкание и, натурально, автомат вырубался. Я попытался объяснить это девушкам, но они стали загадочно улыбаться, давая тем понять, что техническая сторона вопроса им не интересна.
- А вы это, починить сможете? - наконец спросила Лена.
Простейший инструмент у девушек был, оставалось немного провода, где находится щиток, они знали, так что работа заняла от силы полчаса. Положительный результат испытания вызвал восторг, и Лена, и её грудастая соседка стали непрерывно улыбаться и щебетать: "Ой, давайте мы вас сейчас накормим, ой, давайте пить чай с тортом" и т.п. Я и правда был голодный, но перспектива обжираться перед глазами симпатичных возбуждённых девушек и вести пустые разговоры напрягала, кроме того, я помнил о голодающем Бене. Кончилось дело тем, что мне положили на тарелку четыре сочных голубца и долго благодарили вслед.
Возвращаясь, я поставил тарелочку на пол у двери и резко её распахнул. Бен курил на кровати, пускал дым кольцами в потолок. Морда у него была довольная, я взглянул на стол и понял, что Бенчик подхарчился за двоих.
- А ты чего так быстро-то? - удивлённо протянул он, и, отследив мой взгляд, заныл по-сиротски: - Старик, я думал ты до утра не придёшь, ну и позволил себе...
Сделав сердитое лицо, я раздражённо заходил по комнате и начал: - Вот, значит, как мы заботимся о своих друзьях-приятелях, - но хватило меня только на полфразы, и я заржал.
- Ты чё? - настороженно спросил Бен. Потом, когда мы ели голубцы, я всё ему рассказал.
- Ну, нет худа без добра, так сказать, - глубокомысленно заметил он по окончанию трапезы, - Однако романтический вариант был бы возвышеннее...
- Во и сидел бы сейчас полуголодный!
- Это да, - согласился Бен.
Мы закурили у раскрытого окна, и тут в дверь снова постучали. Переглянувшись, мы крикнули почти одновременно: я "Войдите!", Бен - "Не заперто!". Дверь открылась - степенно, без спешки - и в комнату вплыла хорошо одетая дама. Увидев нас у окна, она внимательно рассмотрела обоих, и, кивнув в мою сторону, размеренно произнесла:
- Я думаю, это вас мне рекомендовали.
- Рекомендовали? Кто это?
- Да две милые здешние девчушки.
- А... У вас тоже с электричеством проблемы?
- Хм, я знаете ли, здесь не живу. И проблемы у меня не с электричеством, а с племянницей, но это долго рассказывать... Но вот руки ваши - а руки у вас золотые, как мне сказали - руки ваши мне могут очень пригодиться.
- А у него не только руки золотые, но и другие части тела, - встрял Бен.
- Вон как. Я подумаю над вашими словами. А вы значит, молодой человек, пошляк?
Бен насупился и ответил: - Я, может быть, зуб имел в виду.
- Ну тогда, видимо, остряк?
Я с удивлением наблюдал за этой перепалкой. Дама меня заинтересовала.
- Так что же, юноша, могу я рассчитывать на вашу любезность? Приглашаю вас в гости.
- А это куда, вы же сказали, что не здесь живёте?
- Живу, конечно же, не здесь, но вот услуга ваша необходима мне именно здесь. Что ж, если вы не оставите женщину в трудную минуту - прошу.
И дама вышла в коридор, в уверенности, что я за ней последую. Я посмотрел на Бена, пожал плечами и состроил гримасу; Бен был раздражён и ответил грубо: - Сходи, сходи, только предохраняться не забывай - мне с тобой ещё неделю с одного стола есть.
Заинтригованный, я вышел в коридор, дама ждала меня у лестницы, по которой в этот раз пришлось не подниматься, а спускаться.
Когда я вслед за ней вошёл в комнату, то увидел сначала совсем молоденькую девушку, в облике которой было что-то странное, спустя несколько секунд я понял, что: у неё были заплаканные и припухшие глаза, и вообще расстроенный вид. В это время слово взяла дама: - "Вот, пожалте, племянница моя, Оксана, любительница молодых людей, а там, на кровати - кавалер её, Игорь, кажется? - довольно бестолковый, как оказалось, молодой человек." Спич её несколько раз прерывался репликами Оксаны: "Тётя! Ну, тётя!", а затем опять пошли всхлипывания и полились слёзы. Я в это время определялся с Игорем. В довольно большой комнате стояли только две металлических кровати, не общажного размера, а какие-то увеличенные, повышенной, так сказать, комфортности. На одной из них лежал парень лет под тридцать, одетый в футболку с затейливой картинкой сверху и прикрытый простынёй снизу. Вид у него был тоже очень расстроенный, можно даже сказать - несчастный, единственно, что он не плакал.
Я попросил объяснений моего здесь присутствия. Как выяснилось из сбивчивых рассказов персонажей, походу упрекавших друг друга, у молодых людей была близость, во время которой нога юноши совсем не к месту проскочила между прутьями спинки кровати, да так, что вытащить её назад он уже не смог. Интим естественно, закончился, парень испробовал все способы освободиться от захвата, девушка ему помогала - увы, тщетно. То ли виной всему была особая конструкция кровати, то ли ноги несчастного парня, но капкан держал крепко и нога уже начала отекать. Вызов скорой грозил большим скандалом и последствиями, поэтому вызвали тётю, которая практически тоже ничем не помогла, но вышла на меня.
Для освобождения узника привлекли все подручные средства, Оксана сбегала за инструментами к Лене и её пышногрудой подруге, ногу парня щедро обмазали тональным кремом, и не сразу, а где-нибудь с четвёртой попытки, как репку, общими усилиями ногу вытащили. После этого снова начались взаимные упрёки в благородном семействе, причём воспрявшие духом Оксана и парень пошли даже в наступление, упрекая тётю в деспотизме. Я сначала наблюдал за действием с интересом, а потом мне стало грустно, и я обратил на себя внимание. Тут конечно все вспомнили о спасителе, меня благодарили, дама даже поцеловала в щёчку, обдав заграничным парфюмом; моральным поощрением дело не ограничилось, а так как в комнате ничего не было ни пить, ни есть, то расплатились - и довольно щедро - деньгами. Немедленно после этого я, дабы не смущать стороны своим присутствием, покинул поле брани и в задумчивости пошёл по коридору, а потом по лестнице. Было очень тихо, на улице почти совсем стемнело, а когда я, подойдя к двери, толкнул её, она оказалась закрытой. Я удивился и подумал было, что дверью ошибся. Но нет, это была та самая дверь и она была закрыта, где же Бен?
После настойчивого стука выяснилось, что Бен всё же внутри и не один, коротал он время с миловидной девушкой. Переполнявшее меня желание поделиться случившимся пришлось сдержать, тем более, что непрерывно говорил Бен, и из сказанного им я понял, что меня совсем не ждали. Кроме того, как мне показалось, речь шла о решении каких-то задач по химической кинетике, что меня позабавило - уж мне-то можно было и не втирать. Пришлось невольно огорчить голубков, но девушка нашла элегантный выход, предложив моему приятелю погулять. Уж если быть совсем точным, предложено это было нам обоим, но я ожидаемо отказался, сославшись на большую усталость от непредвиденных вечерних хлопот. Наскоро умывшись и куря у раскрытого окна последнюю перед сном сигарету и при этом наблюдая за бесстрашными стрижами, рассекающими тёмное вечернее небо, я вдруг увидел на подоконнике рассыпанные листочки с формулами и вычислениями, подивился, но осознать сил не хватило - устал я действительно сильно, так что голова опустилась на подушку уже в бессознательном состоянии. Разбудил меня пришедший засветло гулёна (или репетитор?) Бен, вместе с ним мы проспали ещё часов пять, а окончательно подняла нас нагрянувшая с неожиданной проверкой комендант, но у нас было всё хорошо.
Начинался новый день, и напряжённый график нашего путешествия требовал расстаться с гостеприимным общежитием и с насыщенным историко-культурными артефактами Новгородом, тогда ещё просто Новгородом, а не Великим, как теперь. Из всего там виденного вспоминается теперь только береста под стеклом в каком-то музее, которую, как ни странно, я мог читать, и не одну, хотя датировались они веком тринадцатым, что меня удивляет до сих пор. А ещё - маленький кораблик, на котором мы в разгар летнего дня подплываем то ли к храму, то ли к палатам каменным... и всё.