Аннотация: Политическое кредо. Отредактированный вариант пьесы.
БЕЗВРЕМЕНЬЕ.
Драма в пяти действиях.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
К н я з ь П е т р Г е о р г и е в и ч П е р е с л а в с к и й
Р о м а н С е р г е е в и ч К а р а е в , кузен князя
И е р о м о н а х А р и с т а р х , в миру Иван Караев, брат Романа Сергеевича
К н я г и н я Л ю д м и л а Н и к о л а е в н а, мать князя Петра
К н я ж н а Е л и з а в е т а, младшая сестра князя Петра
К о н д р а т и й Я с е н е в, крестьянин из родовой деревни князей Переславских
М и х а и л Щ е г л о в, юнкер Александровского Училища, жених княжны Елизаветы.
П о л к о в н и к Т и м о ф е е в , фронтовой офицер
П о д п о л к о в н и к Д ж е м а л ь - А л и б е к о в, драгунский офицер
Ш т а б с - к а п и т а н З г о р ж е л е в с к и й, преподаватель одной из московских школ прапорщиков
П о р у ч и к С о б о л е в и ч
П р а п о р щ и к Н и к о л а е в, офицер Московского гарнизона
О ф и ц е р ы, ю н к е р а, к а з а к и.
А н н а Г е р ш е л ь, однокашница княжны Елизаветы, большевичка
К о м и с с а р Ф е й е р с о н
О п е р у п о л н о м о ч е н н ы й л а г е р я
К р а с н о а р м е й ц ы
З а к л ю ч е н н ы е
С т а р е ц И о а н н, наставник скита.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
1913 год. действие происходит в одном из подмосковных монастырей. Комната для посетителей, ожидающих келейной исповели у духовника.. К н я з ь П е т р в мундире гвардейского корнета, Р о м а н К а р а е в в студенческой форме (просматривает конспекты), к н я ж н а Е л и з а в е т а в дорожном платье.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
К а р а е в. (читает вполголоса) - "Стратегия сохранения равновесия между основным и оборотным капиталами... гм... зависти от общей политики предприяиия и конъюнктурных условий рынка... "
К н. Е л и з а в е т а . (зевая и крестя рот) - Господи, как мама всегда долго... неужели же она у нас такая грешница, а, Петя ?
К н. П е т р. - Причем же здесь...
К а р а е в. (перебивая) - Ну нет, конечно... а вообще, с другой точки зрения, что мы вкладываем в столь привычное нам понятие "греха" ?... Ясно, что все мы грешны, но в какой степени, кто определит, где критерий ? Кроме того, исповедь, насколько я понимаю, это не просто изложение грехов, но и целый процесс, так сказать, психологический, терапия души - ведь это так ?
К н. Е л и з а в е т а. - Да, но, знаешь, батюшка всё говорит в двух словах, но он всё так примечает, так всё знает, удивительно ! Однажды мы были с мамой и Щегловыми, кажется прошлым Успенским постом...
К н. П е т р. -- ... И батюшка предсказал тебе, что ты непременно выйдешь замуж не за кого иного, как за Мишу Щеглова, да ?
К н. Е л и з а в е т а. - А вот и грех, а вот и грех ! Не стыдно тебе над сестрой насмехаться прямо перед исповедью ? Вот так батюшке и скажешь !
К а р а е в. (смеясь) - Княжна, вы мне невольно напомнили один прелестный анекдот, рассказанный одной купчихой в качестве истории о чудесах прозорливости наших уважаемых старцев... К одному монаху пришла исповедоваться крестьянка, и он сообщил ей всё, всё о ней самой, вплоть до имен её детей, ну и так далее... только потом в истории упоминается петитом, что баба пришла к монаху по настоятельным советам то ли сестры, то ли снохи своей - вот откуда известия-то, я думаю. Впрочем, я не исключаю возможности феномена прозорливости, это есть и в других религиях, только исследовано недостаточно.
К н. П е т р. - Так если тебе всё равно, какая вера, зачем ты говел, утруждал себя ? "Феномены" даже инереснее в иных местах поискать. мне так вообще всё равно, прозорлив ли батюшка, мне это дамское любопытство совершенно чуждо. Я имсповедуюсь, принимаю благодать Божию, оставление грехов, к тому же ещё и совет священника, как дальше быть - что может быть выше этого ? Предсказания мне не нужны, да и батюшка наш не цыганка же какая-нибудь, в конце концов...
К н. Е л и з а в е т а. - Ты прямо безбожник !
К а р а е в. - Ну уж если кого и называть здесь атеистом, княжна, то пожалуй меня ! (смотрит на княжну, ожидая эффекта).
К н. Е л и з а в е т а. - Рома, вы что же... в Бога не верите ?!
К н. П е т р. (с безразличием) - Социалист !
К а р а е в. (немного подумав) - Нет, в Бога я, конечно, верю, но, знаете ли, каждой неповторимой человеческой индивилуальности...
К н. П е т р. - Душе.
К а р а е в. - Пусть душе... соответствует своя вера, то есть, практически, своя религия, столь же неповторимая, индивидуальная. Сколько людей на Земле - столько и религий, а наши существующие общественные конфессии - лишь социально-историческое явление, во многом, впрочем, необходимое. Вряд ли многие из нас имели возможность действительно свободно избрать себе религию, как и национальность или сословие. Почему же я православный хотя, как и всякий образованный человек в наше время, не верю, конечно, в те грубые формы религиозности, которые пока необходимы определенной части общества на данном этапе его развития ? Да потому что я родился русским и в России, механически восприняв те ценности которыми живет народ России. И было бы, наверное, глупо отвергать эти формы целиком - ведь это лишь временные формы, обусловленные сотнями факторов социально-исторического развития... да и я не нигилист. Время наивных Базаровых прошло. Что же касается исповеди... Вопрос для меня пока очень сложен. Ведь вот я был здесь, в этом монастыре, два года назад, эдаким искренним юношей... но теперь я действительно искренен, ибо говорю то, что думаю, а не по инерции общественных детерминизмов. Исповедь мне безусловно интересна как общение с выдающимся представителем духовенства, то есть класса, играющего не последнюю роль в формировании и развитии русского общества, ну и... как снятие психологического напряжения, душевное отдохновение в своем роде.
К н. П е т р. - То бишь всё же утешения ищешь. Что ж, смотри, это ведь тогда тоже всё также субъективно будет, как и вера твоя.
К н. Е л и з а в е т а. - Петя, вот ты всё же глупый... это же так серьёзно, страшно даже... Рома, знаете, не ходите к батюшке, он вас выгонит, точно выгонит, а нам с мамой потом перед вами совестно будет, что уговаривали вас приехать. Не ходите !
К а р а е в. - Ну почему же выгонит, за что собственно, не понимаю ?.. Ведь я говорю откровенно, не скрываю своих взглядов, не лицемерю. С христианской точки зрения это не предосудительно, напротив. Впрочем, признаюсь, я не постился, но что с того, если для меня пост ничего не значит, кроме разве оздоровительной меры; не дано мне понять смысла поста, что поделать. Что ж теперь, поститься формально, обманывая себя и людей ? Абсурд!
К н. Е л и з а в е т а -- Всё-то вы понять хотите, а как же вера, да и послушание Церкви ? Неживое всё это, не знаю как сказать... теории придуываем чтобы орпавдать себя, а вот смириться бы хоть чуточку ! Вы сердце свое спросите просто, Господь подскажет... Ну да не обижайтесь Рома, вы же меня знаете, я не терплю рассуждизмов.
К а р а е в - Вот вы опять сё на эмоциях строите.
К н. П е т р - Что до меня, то мне одинаково чужды как рассуждизмы, так и эмоционализмы. Кстати, ведь Лиза права, что тебе туда идти? Время потеряешь, да и разнервничаешься, а представителей духовенства и в Москве предостаточно, а не то с братом поговори, у него сейчас, кажется, послушание заканчивается, уж половина третьего.
К а р а е в - Не хочется что-то... ты же знаешь, как всегда эти разговоры с ним кончаются. Признаться, я себя с ним наедине даже как-то неловко чувствую, отчуждение какое-то... не знаю, связано ли это с его священством и монашеством или есть ещё что-то... гораздо лучше, когда мы все вместе за чаем, тогда и разговор живее.
К н. Е л и з а в е т а - Странно... Вы же с отцом Аристархом никогда не ссорились, так дружны были... Впрочем, и мне также бывает неловко с ним, и раньше тоже так было... Ведь мы, родные, так и не поняли вполне, почему вдруг Ваня поступил в монастырь, это было так странно. А он, помню, тогда так просто мне ответил, что-то вроде "В наших семействах всегда считалось, что хотя бы один мужчина должен стать военным, но кто-то же должен нас и молитвой защищать, на невидимой войне сражаться". А ведь верно!
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Т е ж е и к н. П е р е с л а в с к а я (она выходит из двери, ведущей в комнату для приема паломников).
К н. П е т р - Мама !
К н. Е л и з а в е т а -- Мамочка!
К а р а е в - людмила Николаевна! Мы уж беспокоились! Всё благополучно?
К н я г и н я (тихо плача) - Слава Богу, дети мои, слава Богу! Как Он милостив... Иди, Лиза, иди. Молись, Петенька... Я в храм пока пойду. (уходит)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
К н я з ь П е т р и Ка р а е в
К а р а е в - Ну вот послушай хоть ты...неужели же слепая привязанность к обрядам и деталям догматики отвечает заповедям Евангелия? Я не толстовец, но во взглядах покойного графа на религию мне многое близко... и тебе также, в сущности, ведь ты не догматист. Вот сестра твоя обиделась, ладно, она добрая...но вера-то не должна разделять людей, наоборот. А получается, что мы уже не в первый раз почти ссоримся из-за этих вопросов.
К н. П е т р - Охота тебе всё скепсис свой немецкий нагонять... Не догматист, пусть, но я одно знаю - живая вера либо есть либо её нет, и это каждый из нас познаёт на опыте. И моя вера ничем по сути не отличается от веры любого монаха или мужика, разнятся лишь иногда формы её человеческого выражения, суть же, повторю, едина объективно, ибо эту веру породил в нас и питает единый Бог, действия Которого сугубо объективны. Что же до индивидуальностей... вот мое личное восприятие: само слово "вера" по-русски предполагает понятия "верить" и "быть верным". Именно верность и желание оставаться верным несмотря ни на что - вот что движет мною и дает мне силы. Твой брат, отец Аристарх, говорит о воинстве Христовом и о невидимой брани...это, пожалуй, по мне. Но рассуждать да скептицировать - не по мне, да и слезности этой женской не люблю, когда веру заменяют сантиментами. Конечно, я ни тебя ни наших дам православных не порицаю, но и сам с позиций своих ни на линию не сдвинусь. (Пауза) Вот перед исповедью и у тебя, брат, прощения прошу...ну, сам знаешь за что...
К а р а е в (горько усмехаясь) - Покаяние предполагает исправление содеянного... Да, я не вправе и думать что-либо и вообще должен считать дело решенным. Не будем уклоняться в деликатные сферы... Кстати, не скрою - на днях я написал Ольге Щегловой чтобы извиниться, ну и...сообщить о моей помолвке с Анной Гершель.
К н. П е т р -- Зачем?
К а р а е в - Ну, подруги всё же... Да неужели ты всё ещё...
К н. П е т р (твердо перебивая) - Нет, Рома. Всё хорошо. Кстати, на разговенье обед у Селивановых. Мы приглашены...ты будешь?
К а р а е в - Гм... Это когда?
К н. П е т р - Ну, на Успение, пятнадцатого.
К а р а е в -- А, нет, к сожалению я, кажется, не смогу. У меня будет важное собрание...студенческое...Нет, не смогу.
К н. П е т р - Странно...У меня такое впечатление, что тебя когда-нибудь в Сибирь сошлют из-за этих студенчеств.
К а р а е в (всполошившись) - Что?...что?...как в Сибирь? Что тебе точно об этом известно? Неужели какие-то слухи?
К н. П е т р - Нет, пока не слухи...только моя личная проницательность.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
Т е ж е, и е р о м о н а х А р и с т а р х и К о н д р а т и й (входит со священником в подряснике послушника).
К н. П е т р -- Отче, благослови...
О. А р и с т а р х (благословляет) - Бог да благословит... (целуются; Кондратий кланяется) Ну, брат, здравствуй, как поживаешь?
К а р а е в (смутившись, несмелым жестом обнимает брата) - Хорошо, потихоньку...Как ты живешь?
О. А р и с т а р х - Слава Богу, вашими молитвами...подвизаемся по мере слабых сил.
К н. П е т р (задумчиво) Нашими молитвами...нда. Рома-то у нас совсем не молится. Из принципа. Я, впрочем, тоже не силен.
О. А р и с т а р х - Всякая тварь взывает к Богу хотя бы одним своим существованием. Только молитва молитве рознь, конечно, но ведь и Рома-то наш не безбожник же, а? Раз к нам чернецам приезжаешь, не забываешь, а?
К а р а е в - Думаю, нас всё же несравненно больше объединяет, нежели разделяет. Очень рад тебя видеть, Ваня.
(Кондратий предупреждающе кашляет).
К н. П е т р - Отец Аристарх...как бы нам всем после исповеди к тебе на чай, а? Благословишь?
О. А р и с т а р х -- Как жк, как же...вот мне ещё тут по одному послушанию и через полчаса приходите, приходите.
К а р а е в (после неловкой паузы) - А как ты похудел! Всё посты, наверное? Неужели нельзя как-нибудь...нарушать иногда, а? Почему бы и нет?
О. А р и с т а р х. - Зачем же? Дело-то добровольное. Да и легче жить с постом. Телу и особенно душе. Нарушение всё равно себе же во вред обернется.
К а р а е в. - Да, почему бы и нет, с этой точки зрения, да... Что отец архимандрит, как здоровье? Говорят пошел в гору, был на приёме ТАМ... (указывает глазами на портрет Государя на стене). Снискал благоволение?
О. А р и с т а р х - да, дело одно было...ну да это наше, сугубо клерикальное, так сказать.
К а р а е в (иронично) - Разумеется. Нам, земнородным, не уразуметь. А что, правда, что сюда Царица инкогнито Великим Постом приезжала? Со старцем побеседовать. Только зачем же им ваш духовник, если у них там, так сказать, свой собственный лейб-старец есть...
О. А р и с т а р х (неожиданно жестко) - Прошу тебя не говорить о Государыне в таком тоне. Ведь и я читал твои...пасквили под псевдонимом, мне приносили эти газетки - вот, Отче, что брат ваш пишет...о Распутине, о деградации монархии. Я не стыжу тебя, стыдно тебе все равно не будет, и не осуждаю, Бог тебе судья, и может быть я сам в сто раз худший верноподданный...
К н. П е т р -- Ну уж!...
О. А р и с т а р х. -- ...Двух вещей не пойму - как можно писать о том, чего не знаешь и не видел вовсе - ведь это клевета! --, и что же тебе этот самый царизм сделал, если ты сам и все предки твои обязаны Государям и поместьями и чинами и образованием своим? Так что же?
К а р а е в - Ну уж и сказать ничего нельзя - во тебе свобода слова!
О. А р и с т а р х. - Да нет, напротив, говори свободно, говори, но будь правдив, справедлив, по чести говори; зачем же вся эта клевета, неблагодарность черная?
К о н д р а т и й (плохо сдерживаясь) - Батюшка. благословите, я в коридоре подожду - искушение такое!
О. А р и с т а р х -- Да, пойди, конечно...(Кондратий уходит).
СЦЕНА ПЯТАЯ.
О. А р и с т а р х, К н. П е т р, К а р а е в.
К н. П е т р -- Vox populi!
К а р а е в - Нет, это всё потому, если угодно знать, всё потому что крестьянство безмолвствует и самоустраняется! А насчет чинов и образования - так что же, и предки наши и мы сами, неужели всё это не заслужили своими силами, сами, так сказать трудами праведными? Хотя согласен, коли в чиновничестве.так больше неправедными... да за что же тогда благодарность тому самому правительству, попускавшему воровство? Да и что особенного делали Монархи? Подписывали указы? Выезжали на парады? За что же благодарность? И насчет клеветы - неужели могут десятки газет и сотни общественных деятелей лгать в один голос? Одного вы не можете понять, господа, того именно, что история неумолимо движется вперед и что тот общественный строй, который возник тысячи лет назад, не может в двадцатом веке...
К н. П е т р (равнодушно перебивает) - А кому решать, что в двадцатом веке может, а что не может? Неужели только недоучившиеся - ах, простите: обиженные режимом! - студенты из еврейских местечек имеют право решать, куда и как именно должна неумолимо двигаться история России? Скажи-ка.
О. А р и с т а р х - Оставьте, братия, оставьте. Князь, тебе же сейчас на исповедь, ты бы помолился лучше. А ты, Рома, подумай. рассуди, пока не поздно - а ведь не поздно ещё! Гордыней ни Богу не угодишь, ни людям не поможешь - вот и останется одна голая "историческая необходимость", понимай как хочешь, а сам человек-то где? Погибнет гордец и других погубит своею гордыней!
К а р а е в (сдержанно) - Если бы дискуссия была о религии или о психологии, я бы охотно принял твою терминологию: "гордыня, смирение, гибель души"... но речь-то об общественном устройстве, вопрос материальный по сути своей - давайте хотя бы это разделять научимся. А не то станем выяснять что-нибудь, положим, о железных дорогах, и, глядишь, о духовной сущности паровоза заговорим. Впрочем, это всё так по-русски... потому страна из нищеты всё никак не выберется.
О. А р и с т а р х ( с расстановкой) - Материальное, говоришь, богатство...А много ли на тридцать сребреников-то приобретешь?
К а р а е в (не поняв) - Что сребреников?
О. А р и с т а р х - Брат, пора мне, прости... Так прошу ко мне на чай. Прости, брат...молись, князь. Спасайся! (уходит перекрестившись).
СЦЕНА ШЕСТАЯ.
К н. П е т р, К а р а е в, потом К н. Е л и з а в е т а.
К а р а е в. - Ну вот хоть ты скажи, ты ведь трезвомыслящий человек, неужели в наше время это нормально, рационально - быть монархистом, а? Скажи?
К н. П е т р - Ну хоть меня уж не агитируй, я-то не запишусь никогда в твою партию.
К а р а е в - Да нет, что агитировать, я не о том... ты же умный человек, мне нужно знать мнение твое, по чести: что такое монархия для современной России? Тормоз объективного развития общество, социальный атавизм! Царя ты можешь уважать как человека, я это допускаю...
К н. П е т р - И на том спасибо...
К а р а е в -- ...допускаю, но неужели это заставляет человека быть монархистом? Будь нейтрален по всем вопросам политики, экономики, хорошо, тебя никто не агитирует, но монархия, монархия-то что? Стоит только рационально проанализировать...
К н. П е т р -- Послушай, Рома, недосуг нынче анализировать, ты увлекся.
К а р а е в - Хорошо, хорошо, не буду... Но после поговорим, мне очень важно точно знать твое мнение...
К н. П е т р -- Да, да, после как-нибудь выясним... (ПАУЗА).
К н. Е л и з а в е т а (входит) Слава Богу! Как хорошо! Петя, ты иди сейчас, а я пока пойду в храм. С Богом! (быстро уходит)
К н. П е т р (крестится) - Ну, Рома, прости меня грешного, ради Христа...Господи, благослови!
СЦЕНА СЕДЬМАЯ.
К а р а е в один.
К а р а е в (садится в кресло) - Уф, как надоело всё это ханжество... "простите, благословите, смиряйтесь"...И ведь явно сами ни капли не верят во всё это, проформа одна, дань сословности. А в душе - мещанство последней категории, из всех идеалов один важен - выслужиться да блеснуть. Противно, мерзко, так и хочется всех их...ух! Благодетели, родственники! Что сотую часть своих доходов швыряют караевским сиротам, так вообразили, что я их раб на всю жизнь! Да и кто ел их хлеб, я что ли? Сестрица да этот тоже...схимник. Всё, больше ни копейки от них не возьму! крепостного нашли...вот уроки подыщу, квартиру сниму и баста! Тупость, чванство, мелочность... Нет, я положительно задыхаюсь, задыхаюсь среди них... водяное общество...интриги... сам себе противен становлюсь. Петька джентльменствует. Онегиных играет...сволочь. хотя и родственник. Да что кровь? Ничто, предрассудок; идея, единомыслие, классовая солидарность - вот истинное родство! Связывает крепче всяких уз. А Ольга... возвышенностей, освобождения ведь искала, вместе тайком Маркса читали... идеалов хотела! Нашла себе - фат, пустышка, только и блеску-то, что титул да мундир. Идейности - ноль, всё на ногти смотрит да по балам шатается, а святошу из себя строит, как видно, чтобы матери угодить. Уф, что это я так зол... в конце концов мне-то что, у меня смысл жизни хоть есть, а они... эфемеры ведь, жалеть их надо, дураков вымирающих, ... да жалеть как-то не получается. Впрочем, классовая ненависть явление обязательное, на этом всё и строится. И от отца и от матери отречься, если высшие цели борьбы того требуют...хм... прямо по-евангельски опять получается. Да и от себя отречься в чем-то, старого человека в себе разрушить, нового возродить... классовое крещение принять, так сказать, именно - классовое крещение! Им-то этого никогда не понять. (пауза) А вот Ханна меня понимает, хотя, наверное и не любит... но товарищество, цели в жизни - выше сантиментов, безусловно. Ничего, мы ещё горы свернем! Всё вокруг кипит, преображается, все их вечные устои потрясаются. Прямо так и чувствуется всеми фибрами, каждой клеточкой, как старый мир отмирает... потрясающее ощущение! (пауза) Пойти что ли погулять... а то тут со скуки, пожалуй, сомлеешь... (встает, прохаживается) А то и вправду сходить к этому старцу, что ли... спрсить, что же о всё-таки по Евангелию-то о социальной справедливости думает? Если действительно по Евангелию. то он должен быть едва ли не большим социалистом чем фракция большевиков... ха, интересно. Ну да нет, ему там Петька напел уже небось обо мне, и впрямь выгонит ещё... не люблю эти сцены, только нервируешься зря. Гм... а жаль, интересно было бы. (забыв свою папку на столе уходит, напевая "Варшавянку")
СЦЕНА ВОСЬМАЯ.
К о н д р а т и й, потом К а р а е в.
К о н д р а т и й (входит) - И что всё бегают, прости Господи... (видит папку) Кажется, Романа Сергеевича бумаги... надо будет сказать, а то ведь забегаются, забудут...
К а р а е в (вбегает) -- Здесь, кажется, оставил. А, Кондрат, ты здесь... (берет папку) Вот видишь, всё учусь. Пойду в сад, почитаю пока.
К о н д р а т и й -- Что же... к батюшке-то и не пойдете?
К а р а е в -- Да я и не прочь бы, да вот отговорили. Я уж и впрямь не пойду, слишком сложными вопросами обременять не хочу, мешать... Сложный я человек, братец, устанет от меня ваш батюшка.
К о н д р а т и й - Ну, воля ваша. Не знаю, как про вопросы или ещё что, а уставать-то он и так устает, да только ему в радость паломникам-то помогать, и Бог силы дает. Святой он человек, духовник наш, правда святой. Его, почитай, вся Россия знает, ездят издалека. Только, может, не для каждого он понятно скажет, это да. Многие, правда, говорят, что слова-то его не сразу понятны, а врея пройдет - и Господь открывает. А вы бы, Роман Сергеич, не сомневались бы в батюшке, пошли бы, открыли б ему что на сердце, а там уже Господь через старца вразумит и поведает всё что душе-то нужно. Ведь батюшка наш вас с малых лет помнит, и молится за вас, за всё семейство ваше. матушке-княгине спасибо тоже, она всех вас с детства сюда возила...
К а р а е в. - Да, княгиня...гм... понимаешь, брат, всё это намного сложнее чем кажется тебе. Вот ты давеча обиделся за Царя-то, я уж заметил, да понял ли всё, что я говорил? Ты же сам ни Царя ни Царицу лично не знаешь, так ведь ? И не видел даже? Почему бы тебе не подумать, не послушать что люди говорят, знающие люди, умные... почему бы не подождать с выводами?
К о н д р а т и й - Вы уж меня дурака прстите, Роман Сергеич, но я так верую... Бога мы с вами тоже не видели, не сподобились по грехам... а есть святые праведники, они видели, Господь открывался им в милосердии Своем. То же и за Царя - кто и никогда не увидит, а кто и цельный день с ним живет, служит.
К а р а е в - Ну, знаешь ли! Это уж точно не по-христиански - Царя с самим Богом сравнивать. Любой властитель земной перед Богом - такой же грешник как я и ты. Ты можешь, конечно, любить и уважать Царя как человека...допустим, даже совершенно ничего не зная о нем...допустим... но почитать его личность священной только потому, что ему судьбой по рождению дано всеми нами управлять? Нет, это неразумно просто, понимаешь ли ты это? (пауза) Это я не к тому, собственно, говорю, что нужно идти куда-то бунтовать или ещё что... Да и неважно, впрочем... (пауза) Пойду-ка я в сад... Как там солнце, не слишком припекает?
К о н д р а т и й -- Воля ваша, Роман Сергеич. (пауза) Я здесь подожду покамест Петр Георгиевич выйдет, мне к батюшке за одним благословением надобно...
К а р а е в (поспешно) - Да, да...скажешь тогда князю, что я пошел. (уходит)
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ.
К о н д р а т и й, потом К н. П е т р.
К о н д р а т и й (один, прибирает в комнате) - Господи помилуй, искушение одно... Вот ведь в миру жить вроде оно и ловчей, а газет этих начитаешься, да и Бога забудешь, бунтовщиком сделаешься, убийцей, выходит так. в деревне и то лучше - и газет у нас не читают, да не дурак народ, и в Бога веруют, и Царя-батюшку почитают. А тут... несчастный он, выходит, человек, жалко, да уж, видно, не пособишь - бесы-то свое дело знают, прости Господи. Самим бы спасаться...
К н. П е т р (входит, задумчиво) - А, Кондратий...ты здесь... тебя как раз батюшка звал, иди к нему.
К о н д р а т и й -- Спаси вас Господи. А он уж всё знает, батюшка-то наш... (уходит поспешно)
К н. П е т р (один) - Слава Богу за все! Что бы ни случилось...но как странно - почему он мне сказал это? Случится ли когда-нибудь подобное в России? А ведь он говорит так, как будто видит всё собственными глазами. Как быть? Самое ужасное то, что я сам, хуже Караева и его евреев ждал перемен... но нет, не таких, нет! ...Или мне всё на самом деле было до сей поры безразлично? Так что же, и я виноват?...Да, именно так - виноват. Как быть? (садится, потом встает и медленно прохаживается по каомнате) Ну нет, знаете ли! С нами Бог! Стояла Россия тысячу лет и будет стоять, если останемся верны...да, если останемся верны. Ну, Господи, дай только силы - останемся верны, пусть хоть весь мир разом против нас подымется!
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ.
К н. П е т р , К н. П е р е с л а в с к а я и К н. Е л и з а в е т а (дамы входят вместе)
К н. Е л и з а в е т а -- Петя, ты ещё здесь? Пойдем же...
К н я г и н я - Ты исповедовался? Слава Богу! Изменился даже...Всё хорошо?
К н. П е т р (разсеянно) - Да, маменька, всё слава Богу... Мы идем куда-то?
К н. Е л и з а в е т а -- Как же, к батюшке Аристарху, он уже ждет нас в гостинице, наверное. Только вот где же Рома? Гуляет опять где-нибудь...
К н. П е т р -- Да, да, наверное...пойдемте же.
К н я г и н я - Дети, не забудьте только, что нам ещё перед всенощной каноны ко Святому Причащению читать.
К н. Е л и з а в е т а -- Обязательно, мама, мы с Петей всё-всё помним!
К н. П е т р - И дай Бог никогда не забыть!
Конец первого действия.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ .
Ноябрь 1917 года. Один из больших залов гостиницы "Дрезден" в Москве. Раннее утро, темно, освещение - керосиновая лампа. В зале содержатся арестованные после восстания офицеры и юнкера, не менее 30 человек. Некоторые спят на стульях, столах, просто на полу. В двери в смежную тупиковую комнату иногда входят и выходят арестованные. Снаружи у дверей - караул. Время от времени в зал заглядывают или заходят вооружённые большевики, иногда пересчитывают арестованных, иногда просто из любопытства, с репликами типа "Сволочь, офицерьё, буржуи, довольно нашей крови попили, перестрелять всех, гадов" и т.п. Среди арестованных: ротмистр К н. П е р е с л а в с к и й, полковник Т и м о ф е е в, подполковник Д ж е м а л ь - А л и б е к о в, шт-капитан З г о р ж е л е в с к и й, поручик С о б о л е в и ч, прапорщик Н и к о л а е в, юнкер М и х а и л Щ е г л о в.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Щ е г л о в. (его слушают князь, Николаев, Згоржелевский и два александровских юнкера ) - Так вот, всю ту улицу простреливал с крыши пулемёт - ни туда, ни сюда, угол обстрела великолепный. Тогда командующий нашей полуротой поручик Ясенев посылает нас с портупей-юнкером Семёновым и Юрой Шибакиным в обход, переулками, чтобы того пулемётчика снять. Мы бежим, перелазим через пару заборов и выходим наконец во двор того дома. Нам навстречу - дворник, здоровый такой старик, руками машет.Что такое ? "Господа юнкера, там с черного хода большевиков двое - бабы !" Ну-с, думаем, бабы так бабы... Дворник проводит нас, врываемся, "бросай оружие!"... И что же, господа? Плюгавенькие, девчонки совсем, да ещё и в галифе и в кожанках каких-то. Курсистка одна и еврейка, с винтовками, маузерами. Так вот, князь, кто бы вы думали была еврейка ? Угадайте просто.
К н. П е т р. (флегматически) - Ну как же, судя по вашему энтузиазму, наша общая знакомая... свояченица караевская.
Щ е г л о в. - Так точно, Фанни Гершель собственной персоной. Сестрица-то у них в комиссарах, на улицу запросто не пойдет, ну а младшая напросилась, побежала пголивать кговь за гэволуцыю...
К н. П е т р. - Ну, это неудивительно.
П е р в ы й ю н к е р. - И что же дальше ?
Щ е г л о в. - Ну так вот... Разоружили их моментом и - в дворницкую, заперли. Бежим наверх - пулеметчик один, штыком его, и с крыши. Но после - что делать с пленными дамами ? А они, представьте, обозлены, как тигрицы, ругаются почем зря. Выходим через парадное и - в самый бой, наша полурота прямо по улице гонит человек сто красных. Мы прямо из пулемёта по ним как шарахнем! Представьте, господа, как они бежали! Смех! Но тут мы что-то не разсчитали, маху дали, непонятно даже, каким образом... пленных упустили, пока с пулемётом возились. Они прямо к своим и побежали. Смелы однако... курсистку ту наповал срезало, а Фанни только задело, по-видимому - кто-то подхватил, унесли, отстреливаясь. Человек двадцать мы их точно там повалили.
П е р в ы й ю н к е р. - Правда, ведь трусы страшные - наш взвод без пулемёта их сотню человек до Хамовников три версты гнал, только пятки сверкали.
Щ е г л о в. - Да представляю себе... А с пулемётом - одно удовольствие, только главное - врасплох застать, а там всю Москву трупами матросскими застелили бы.
Н и к о л а е в. - Вы, юнкер, старайтесь потише о ваших подвигах - вон они, сволочи, всё шныряют туда-сюда... осторожней надо.
Щ е г л о в. - А что там осторожность, господин прапорщик, сами посудите, ведь как Бог даст - обещали вначале вроде бы отпустить, а там кто знает - постановят разстрелять, так не помилуют, и говори тут хоть тихо, хоть громко, не поможет.
Н и к о л а е в. - Гм, что верно, то верно... Рассчитывать на их гуманное правосудие, это всё равно что ожидать светских манер от папуасов. Ведь уголовники чистой воды, какой бы революцией ни прикрывались.
З г о р ж е л е в с к и й. -- Это точно. Третьего дня наш патруль задержал на Никитской матроса - заблудился "товарищ" - так что же? Изъяли два золотых креста церковных, дюжину колец, дамское ожерелье, десяток часов золотых... Возмущался, что отобрали - ведь "грабь награбленное", все берут, тащат. Все!
В т о р о й ю н к е р. - И что же сделали с ним?
З г о р ж е л е в с к и й. - К полковнику Рябцеву* отправили, в штаб. То есть собственно туда, где предположительно должно было действовать что-то похожее на штаб округа... то ли собрание, то ли комитет... Парламентёры...
П е р в ы й ю н к е р. - Стрелять на месте надо было, тогда и страху бы на них нагнали.
Н и к о л а е в. - Стрелять, господа, надо было в Петербурге, когда они запасные полки и гарнизон агитировали.
К н. П е т р. - Стрелять, господа, надо было в Ставке, когда Родзянко с Рузским отречение у Государя вымогали. Хотя бы конвой присягу исполнил, да всех предателей перестрелял бы, уже мы с вами здесь не сидели бы. Все остальное лишь логическое следствие этой мерзости, заговора, измены. Если это сейчас всё ещё не ясно, то я не знаю, какие бедствия нужно пережить ещё России.
Щ е г л о в. - Н-да, события... кто бы ещё год назад мог предвидеть, а? В страшном сне...
К н. П е т р. - Ну, положим, не только предвидеть, но и предусмотреть всё до деталей - именно этим занимались те, кто наняли идиотов вроде моего кузена-большевика. План грандиознеейший осуществили, шутка ли - тысячелетнюю империю в полгода превратить в бандитский притон.
З г о р ж е л е в с к и й. - Да, допустим, князь, но теперь-то что? Погибла Россия!
Н и к о л а е в. - Россию, положим, отпевать ещё рано, но если так дальше дело пойдёт... Ведь что они в Питере делают, ужас; мне поручик Соболевич рассказал, он на прошлой неделе оттуда прорвался. Пленных расстреливают, кадетов тринадцатилетних штыками закалывают, женщин не жалеют, Нева полна трупов офицеров. О грабеже не говорят уже - живым бы уйти из этого ада. Матросы грозят всех офицеров вырезать, потом за интеллигенцию и купечество взяться. Какие уж тут золотые часы...
П е р в ы й ю н к е р. - А у меня брат в Петрограде служит, подпоручик Литовского... И связаться нельзя никак, узнать, что там с ним, с полком ?
З г о р ж е л е в с к и й. - То ли ещё будет в Москве! Сейчас, по-моему, на фронте безопасней всего офицеру.
К н. П е т р. - Знаете, господа, Петербург, Москва или даже фронт, теперь всё едино. Пока они всю Россию кровавым паводком не зальют, не успокоятся... да и вообще успокоятся ли когда-нибудь ? Дело ведь в идеологии, в сути, а не в тех фразах которыми на митингах трещат. А здесь одно - идеология разрушения, ненависти к России, пострашней Чингисхана.
З г о р ж е л е в с к и й. - Так как же быть, князь? Погибла же Россия!
К н . П е т р. - Бороться до последнего. Погибла армия, это верно. Россия - никогда.
Щ е г л о в. - Право на отдых теперь имеют только мёртвые!
В т о р о й ю н к е р. - Только бы вырваться отсюда!
З г о р ж е л е в с к и й. - Да, но конкретно что мы имеем? Рябцев предал, 50000 офицеров по Москве бродят, а со сволочью одни юнкера дрались...Позор же, подумайте, господа -- всю Россию промитинговали! Теперь, допустим, опомнимся, когда нож к горлу - а что толку? Нет армии!
*Командующий Московским военным округом в ноябре 17-го. Подписал позорное перемирие с большевиками на условиях призрачной амнистии для участников восстания, многие из которых вскоре были расстреляны.
Н и к о л а е в. - Армии нет, но есть люди русские, вот что главное. И коли уж речь зашла о том, как поступать дальше, если выйдем живыми отсюда, то я уже имею кое-какие соображения по этому поводу...
П е р в ы й ю н к е р. - Так что же, господин прапорщик, что же?
Н и к о л а е в. - А вот что... Здесь же находящийся полковник Тимофеев, которого вы все теперь хорошо знаете со дня нашего выступления, сообщил вчера нескольким нашим офицерам, что генералы Алексеев, Каледин, Эрдели и, вероятно, вскоре также и сам Корнилов, формируют сейчас на Дону, в Новочеркасске, добровольческую организацию по освобождению России от большевиков и вообще немецких агентов. Один знакомый по галицийскому фронту предлгал мне ехать с ним вчера, не откладывая... я же обещал, что выеду дня через три, уладив семейные дела в Москве и вот результат. Так что цель мне уже вполне ясна - на Дон! Командования теперь нет законного, кому подчиниться, поэтому я как бы отдал приказ самому себе, прорваться в Новочеркасск, к Алексееву. Кто знает, Бог даст и там восстанет истинная русская армия, которую мы, действительно, промитинговали.