|
|
||
Игорь! Ольга вскрикнула. Не может быть! Она рванулась ему навстречу, но ноги, словно клещами кто-то держал под водой. Антон! Не зная, что предпринять, Ольга замерла на месте. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она наблюдала, как Игорь медленно спускался к воде. Не надо, милый! Не ходи сюда, я сама. Она и тебя заманит. Кто она? Антонина или Антонида. Какая Антонина, Оля! Что ты выдумала? Он уже приближался к ней. Давай руку! Ольга покачала головой. Нет, не надо. Я сама. Давай руку! Игорь уже почти кричал. Ольга протянула руку. Почувствовала его тепло. Он рванул её на себя. Боль колючая и режущая рассекла её туловище пополам. На какой-то момент показалось, что ей оторвало ноги. Она закричала и потеряла сознание.
Что происходило потом, Ольга осознавала фрагментами. Была машина. Потом тёплые (очень тёплые) мужские руки несли её долго. Очень долго. Ноги по-прежнему болели так, что невозможно было терпеть. Колючие иголки бегали по ним, создавая нестерпимое ощущение леденящего огня. Потом она оказалась дома, в своей постели. Тётя Настя, хлопочет. Говорит что-то про Ольгины ноги. Ольга беспокоится. Что с ногами? Всё хорошо будет. Разотрём и поправишься. В воде долго пробыла, вот мышцы судорога и свела. Разве долго? Я не долго! Как же не долго, часа полтора не меньше. Ольга вдруг вспомнила. А Антон? Он утонул? Тётя Настя пожала плечами. Видно, утонул. И ты бы утонула. Зачем полезли в это болото, ведь я же тебя предупреждала. Топь там! Ольга согласно кивнула. Утонула бы, если бы не Игорь. Кстати, где он? Здесь, я здесь. Рядом. Ольга улыбнулась. Ты вернулся? Я ждала тебя. Очень ждала. Она хотела спросить, где он был так долго, но тётя Настя стала растирать ей ноги, и она погрузилась в состояние, похожее на сон. Странный сон. Рядом был Антон. Он улыбался, тянул к ней руки, целовал её, но от него веяло ледяным холодом. Антон не надо! Мне холодно! Как хорошо, что это сон. Всего лишь сон...
Очнулась она с одной мыслью: к ней Игорь вернулся! Она открыла глаза. Игорь! Он рядом. Полежи со мной. Я замёрзла. Игорь лёг рядом. Тёплый. Любимый. А Антон уже холодный. Ему там холодно, вот он Ольге и снится. Я не хотела. Нет, неправда, сначала я хотела, а потом уже нет. Я его любила. И тебя тоже, Игорь. Ты не сердишься? Не сержусь. Она прижималась к Игорю. Тебя так долго не было. Поцелуй меня. Поцеловал. Сначала как-то робко, потом смелее, смелее, и, наконец, потрясающе сладко. Ольга отдалась ему с той же страстью, как и всегда. Без оглядки на мучающую совесть, как было с Игорем2, и терзающие душу сомнения, как было с Антоном. Люблю тебя! Очень! И я тебя люблю, Олюшка. Где же ты был так долго? Он растерялся. Я был рядом. Только ты не замечала. 'Как странно',- подумала Ольга. Как же я могла его не замечать. Она взяла его руку. Поцеловала. Прости! И уже умоляюще:
- Ты, ведь, не уйдёшь больше?
- Не уйду. Я теперь всегда буду рядом с тобой.
-Хорошо! Поцелуй меня. Когда ты меня не целуешь, мне холодно.
Он наклонился к ней. Целовал её долго, мучительно, страстно. Она отвечала ему тем же. Как же я соскучилась. Хочу тебя! Ни одного мужчину на свете я не хотела так, как хочу тебя. Он улыбнулся. Я рад! Она снова поцеловала его руку. А где твоё кольцо? Он пожал плечами. Потерял? Видя его расстроенное лицо, добавила:- Ничего. Это только кольцо. Я тебе другое куплю.
Он согласно кивнул и снова стал её целовать. Забыв про кольцо и мелькнувшую было в голове мысль: 'Кого же я похоронила вместо него?', Ольга стала ласкать его плечи, грудь, живот. Под правым соском вдруг заметила шрам. Откуда это? С детства. Как с детства? Раньше же не было. Был. Ты просто не замечала. Ольга уже корила себя за невнимательность. Как же это я, в самом деле? Зато теперь я осмотрю тебя всего. Изучу каждую клеточку твоего тела и никуда не отпущу. Он согласно кивнул. Да, я и сам теперь от тебя никуда. Люблю тебя, Олюшка, солнышко моё! Ольга обрадовалась. И я тебя люблю. Как хорошо!
Вечером ей стало хуже. Опять пришёл Антон. Присел на краешек постели. Погладил её ноги. Они сразу заледенели. Затем обжигающий холод пополз выше и выше. Наконец, достиг груди и горла. Ольга стала задыхаться. Он звал её. Она протянула к нему руки. Холодные поцелуи обжигали её, доставляя ей огромное наслаждение. Антон, хочу к тебе. Он улыбался. Оленька, я за тобой. Мне без тебя плохо. Иду, к тебе, иду, милый! Вдруг она вспомнила. Что же она делает? К ней же Игорь вернулся. Она остановилась. Прости, Антон. Не могу. Ко мне Игорь вернулся. Антон удивился, потом нервно засмеялся. Игорь! Игорь! Опять Игорь. Когда он уже перестанет стоять между нами. Он взял её за руку и потащил силой. Чувствуя, что не в силах сопротивляться, она закричала: Игорь! Игорь!
Оказавшись в тёплых руках Игоря, Ольга замерла. Сквозь возвращающееся сознание она слышала, как тётя Настя говорила. В больницу бы её. Игорь не соглашался. Нельзя её в больницу, она бредит - такого наговорит, что сразу ей срок. Ольга согласна с ним. Не хочу в больницу. Там меня Антон быстрее найдёт. Положите меня на печку. Тётя Настя заахала. Печка-то не топлена, что с неё толку. Так затопите! Взмолилась Ольга. Тётя Настя позвала дядю Пашу. Топи печку русскую. Будем отогревать. Компрессы горячие делать надо. Её чем-то поили, растирали, к ногам приложили компрессы, но они почти не согревали. Всё, печка готова. Игорь отнёс Ольгу на печку. Не уходи! Не уйду. Я рядом. На печке Ольга, наконец, стала согреваться. Чувствуя рядом с собой его живое тепло, Ольга погрузилась в сон. Хороший сон. Антона там не было. Только она и Игорь. Положив голову ему на грудь, она гладила пальчиком шрам, снова удивляясь сама себе. Теперь это мой любимый шрам. Я буду ласкать его язычком. Ему понравится. Вот, уже нравится. Игорь, любимый! Не отдавай меня ему. Он холодный. Не отдам! Спи. Ольга подумала: я и так сплю. Или уже нет? Пришла тётя Настя. Принесла какой-то обжигающий напиток. Пей. Быстро и до конца. Ольга выпила и задохнулась. Что это? Настойка спиртовая. Сразу закружилась голова, Ольга взяла за руку Игоря. Не отпущу. Чувствуя, как тепло разливается по её телу, она снова впала то ли в сон, то ли в забытье.
Ночью она несколько раз просыпалась и звала Игоря. Он был рядом. Обнял её, прижал крепко. В объятиях мужа Ольге, наконец, стала жарко. Хорошо! Антон больше не приходил.
Утром, проснувшись, Ольга вдруг почувствовала себя совершенно здоровой. Пытаясь вспомнить, когда она снова перебралась в кровать, ведь на печке же засыпала, она села на постели. Со страхом посмотрела на свои ноги. На месте. Потрогала - тёплые. Попробовала пошевелить пальчиками. Получилось. Она попыталась подняться. Ноги дрожали, но держали её. Осмотрелась. На соседней кровати спали дети: Андрейка и Аннушка, повернувшись друг к другу попками. Ольга улыбнулась. Сделала шаг, другой. Иду! И вдруг её словно пронзило: к ней же Игорь вернулся! Чувствуя, что вот-вот снова упадёт, Ольга села на кровать. Отдышалась. Где же он? Пусть увидит, что она здорова. Она снова встала. Как же она в таком виде перед Игорем. Нельзя. Вся мокрая, липкая, сладкая. Понятно: тётя Настя мёдовый вар втирала в кожу. Это у неё первое лекарство. Надо рубашку сменить и халат новый надеть. К тому же не мешало бы на себя в зеркало взглянуть. Взглянула. Жуть! Увидит - убежит. Она расчесала волосы, завязала в маленький хвостик. Как она теперь мужу объяснит, куда косу-то дела. Объясню. Он всё поймёт. Главное, что он вернулся. И она не будет доставать его глупыми расспросами и своей ревностью. Понимая, что не может больше ждать, она направилась на улицу.
Выйдя на крыльцо, она увидела, что почти всё семейство в сборе. Кроме Игоря. Сидят за столом завтракают. Первым увидел Ольгу Гром, он встал, зафыркал и бросился к крыльцу. Мелкая залилась звонким лаем, приветствуя молодую хозяйку. Тетя Настя всплеснула руками:
- Гляди-ка, кто поднялся. Ольга. Не рано ли? Иди, садись, сейчас тебя кормить буду, а то оголодала за неделю-то, небось.
Ольга приблизилась к столу. Как неделю? Два дня только. Дядя Паша улыбается. Навстречу поднимается. Вот и молодец. Садись за стол быстрее, а то ветром шатает. Гриша, подвинься. Что сидишь-то?
Гришка поднялся. Привет. В глаза не смотрит. Ольга улыбнулась. Привет! И тут же спросила:
- А где Игорь?
За столом повисла тишина. Ольга посмотрела Гришке в глаза. Он отвернулся. Какая-то непонятная тревога внезапно овладела ею:
- Гриша, где Игорь?- запаниковала она. Неужели он снова ушёл. Бросил её! - Гриша!
На сей раз у него хватило духу посмотреть ей в глаза:
- Не было, Оля, Игоря.
Ольга остолбенела, соображать начала минуты три спустя:
- Как же не было?! Ты что такое говоришь, я же видела его. Я с ним разговаривала.
Гришка снова отвёл глаза:
- Бредила ты, Оля. Меня за Игоря принимала.
- Что?!
Ещё не осознавая до конца, что происходит, Ольга присела на край скамьи. Не может быть! Это шутка такая. Просто Игорь ушёл и скоро придёт. Чтобы удостовериться, что это так, Ольга посмотрела в лицо тёте Насте:
- Тётя Настя!
Та опустила глаза вниз, и стала разглаживать на фартуке несуществующие складки.
- Дядя Паша! - прошептала Ольга, уже понимая, что никто здесь не шутит.
Павел Иванович хмыкнул, развёл руками, давая понять, что это правда.
Ощущение огромного горя вдруг охватило Ольгу. Нет. Не может быть. Ведь она успела поверить, что он жив и вот снова его теряет. В висках застучало. Ольга обхватила голову руками. Поднялась, пошатнулась. Гришка бросился ей навстречу:
-Оля!
Оттолкнула его руки:
- Как же ты посмел?!
Он растерялся:
-Оля!
Прошептав ему в лицо:
- Ненавижу, - Ольга бросилась в свою половину дома.
До неё вдруг дошло, она ведь не только разговаривала с ним. Она его целовала, она его ласкала. Она его любила, как любила только одного Игоря. На кухне она остановилась в нерешительности, не зная, что же ей теперь делать.
В избу вошёл Гришка. Приблизился к ней. Хотел обнять:
- Оля, прости меня.
Ольга взвизгнула:
- Не трогай меня! Ненавижу! Убирайся. Воспользовался моей беспомощностью, подлец!
Гришка тоже рассердился, повысил голос:
- Это я воспользовался? Это ты хотела, чтобы я был Игорем. Я был им. Если бы ты захотела, чтобы я стал чёртом лысым, я бы и им стал. Что тебе ещё от меня надо?
- Убирайся отсюда, чтобы я больше тебя никогда не видела, - кричала Ольга.- Скотина. Как же я тебя ненавижу!
- Ненавидишь?! И чёрт с тобой. Оставайся с кем хочешь! Что я, в самом деле, бабу себе не найду? - Он прошёл в комнату, спустя минуту вышел оттуда с сумкой. Хлопнул дверью так, что зазвенела посуда в шкафчике. Через минуты две вернулся. Снял с гвоздя куртку. Проверил - ключи на месте и, не прощаясь, вышел. Ольга в бессильной ярости опустилась на лавку. Какая же он сволочь!
Услышала, как загудел мотор, а потом запричитала тётя Настя:
- Гришенька, сынок, куда же ты в таком состоянии? Остынь! А то до беды не далеко.
- Ольга, да выйди ты, останови его. Паша!- но остановить Гришку так и не смогла. Машина сорвалась с места и исчезла за воротами.
Ольга положила руки на стол и замерла. Как же ей это всё пережить? Лучше бы она умерла.
Из дверей комнаты показалась детская головка. Аннушка. Подошла к матери и первый вопрос:
- А где папа?
Ольгу словно прорвало. Она схватила дочь за плечи и заорала:
- Сколько тебе раз говорить. Это не папа. Нет у тебя папы. Убили твоего папу.
И видя, как глаза дочери наливаются слезами, прохрипела:
- Плохие дяденьки убили твоего папу. - Она заплакала.
Аннушка тоже заревела в голос. Ударила мать по лицу и запищала:
- Ты врёшь! Ты плохая! А папа хороший. Это тебя убили! А папа поехал мне за мороженым. Ты - дура!
Ольга опешила. Доченька, нельзя так. Я же твоя мама! Не плачь.
Услышав детский плач, в избу ввалились тётка Настасья. Отобрав Аннушку у матери, она вытерла детские слёзы и проговорила:
- Что ты дитю наговорила? Умом что ли тронулась, пока в болоте торчала.
И, успокаивая Аннушку, поцеловала её в щёчку:
-Не слушай, мать свою. Она болеет. Жив твой папа. Он просто уехал.
- За мороженым? - улыбнулась девочка.
- За мороженым и за конфетами. Много привезёт.- Она собралась выйти с Аннушкой на улицу:
- Пойдём, я тебя покормлю. А то мамаше невдомёк, что дитя кормить надо.
Ольга поднялась:
- Тётя Настя, зачем вы девочку обманываете? Внушаете что попало. Вон что из этого получается.
Тётка Анастасия поставила Аннушку на скамейку рядом с матерью:
- И что это я кому внушаю? А?
- Так, взять хотя бы Гришку, это вы же ему 'насоветовали' Игорем стать или не так?
- Ничего я не советовала. Он когда из болота тебя притащил, ты его уже тогда Игорем называла. А я сказала ему: молчи. Хочет она Игоря, стань им.
Ольга закусила губу:
- Я так и знала. Старая сводница. Без твоих интриг не обошлось.
- Интриг. Ба! Вот дожилась. Отблагодарила за всё, что я для неё сделала. Я неделю от неё не отходила, а она меня 'интрижанкой' величает. Спасибо!- она поклонилась Ольге в пояс.
Ольга, почувствовав вину перед этой ставшей родной для неё женщиной, сбавила голос и проговорила:
- Вы не понимаете. Я же с ним, как с Игорем. Я его целовала, как Игоря. Ласкала. Понимаете? А он воспользовался моим состоянием.
Тетя Настя повысила голос:
- Воспользовался. Куды там? Он неделю за тобою, как за младенцем ходил, а ты воспользовался. А хоть бы и так. Мало что ли, кто тобой пользовался. И Крым, и Рым, и ханский 'гарем' прошла. А перед ним всё корчишь из себя недотрогу. Права твоя дочь. Дура ты!
Ольга схватила со стола, первое, что попалось под руку, (кажется, солонку) и швырнула тёте Насте в голову:
- Пошла вон отсюда, ведьма старая, - она опять орала во всё горло.
Испугавшись, снова громко заплакала Аннушка. И хотя Ольга видела, что промазала, тётка Настя завыла в голос, схватившись за голову. Артистка тоже мне!
В это момент дверь открылась, и в избу вошёл дядя Паша:
- А ну, цыц, обе,- сказал он голосом, заставившим обеих женщин замереть.- Ты, Настька, марш в свою половину. Быстро!
- А ты,- это уже к Ольге, - дитя успокой, обиходь и накорми.
- И чтобы до вечера мне не пересекались. Нигде! Понятно?- это уже обеим.
Тётка Настасья повиновалась, молча, плавно выскользнув в дверь. Ольга согласно кивнула и пошла в комнату. Посмотреть, как Андрей. Сын сидел на своей кровати, не плакал, но сжимал кулачки. Ольга опустилась перед ним на колени. Разжала кулачки. Он обнял мать за шею. Я тебя люблю. Спасибо, сынок. Скрипнула дверь. Вошла Аннушка. Видя, что Андрей обнимает мать, она подошла к ним. Оторвала руки брата от шеи матери, прижалась, обняла Ольгу. Так втроём они сидели долго-долго. Ольга плакала беззвучно, дети тоже молчали.
Позавтракали тихо и ушли в сад, потом в лес. Просто так. Ольге было стыдно. Как в глаза-то теперь смотреть тёте Насте. Как она посмела гнать её из её же дома. Вечером, увидев тётю Настю на огороде, Ольга проскользнула в свою половину со страхом: не выгнали бы её саму. Ужинали врозь. Уложив детей спать, Ольга вышла на улицу. Уже ночь. Можно и 'пересечься'. Тётя Настя ставила квашню на тесто. Хлеб кончился. Ольга подошла, присела на край скамьи. Помолчала. Заговорила первая:
- Тётя Настенька, прости меня, пожалуйста.
- Бог простит, - проворчала та.
Глаза Ольги наполнились слезами:
- А ты?
Она посмотрела в лицо Ольге, тоже вот-вот заплачет. Махнула рукой:
- Да, что уж там. Сама виновата, наговорила тебе обиды всякой,- вытерла руки о фартук, - иди, посиди рядом.
Когда дядя Паша вышел на крыльцо, перед сном покурить, он увидел, что женщины сидели на скамье, прижавшись друг к другу и укрывшись Настасьиной кофтой. Прохладно уже вечерами. Настя пела. Ольга плакала.
2
На какое-то время жизнь для Ольги остановилась. Смысл утратился. Все 'дела переделала', всем отомстила. Чем теперь жить? Ненавидеть некого. Любить тоже. Целыми днями бродила по лесу, однако к озеру ходить боялась. И Грома от себя ни на шаг не отпускала. Грибов нынче было немного. Дождей нет. Но Ольга всё равно каждый раз приходила с полной корзиной. Тётя Настя ворчала. Хватит уже. Что с ними делать? Торговать на базаре, что ли? Ольга согласилась. Торгуй. Пару раз доходила до 'той самой сторожки', но войти не осмеливалась. На третий раз решилась. Точнее сказать, решимости ей придала внезапно начавшаяся гроза. Панический страх перед громовыми раскатами и ослепляющими молниями притупил её воспоминания и заставил на время забыть тот ужас, который она здесь пережила.
Толкнув дверь (дядя Паша, видимо, поставил её на место), Ольга оказалась в сумраке избушки. Невольно вздрогнула, взглянув на топчан. Здесь умирал Игорь, думая о ней и детях. Ольга присела на чурбан, отодвинув его от окна к печурке. Боялась молнии! Гром тоже, очевидно, робея, прилёг у порога. Мысли её вернулись к Игорю. Она помнила, как он лежал. Лицом вниз, головой к печурке. Одна рука согнута, другая, правая, свисает с топчана. На ней обручальное кольцо. Стоп! Ещё не зная отчего, Ольга забеспокоилась. Что-то не стыковывалось в её воспоминаниях. Да. Лицом вниз, головой к печке. Это она точно помнит. Она его потом ещё развернула лицом вверх. Согнутая рука оказалась сверху и держалась только за счёт одежды. А правая, с кольцом, оказалась у стены. Всё правильно, ошибки нет. Она ничего не перепутала. И всё-таки это было неправильно. Что-то она перепутала?! Кольцо Игоря! Оно 'не могло быть на правой руке'. В последнее время он немного поправился (сказалось умение Ольги хорошо готовить), и кольцо ему стало тесновато. Он стал носить его на левой руке. Несколько раз Ольга пыталась с ним 'объясниться', но он отшучивался словами 'ближе к сердцу' или 'солнце моё, времени нет заехать к ювелиру'. В их последний вечер Ольга снова на него дулась. За кольцо. И за то, что он, не подумав, сказал: 'Оленька, замотался в конец - забыл'. Она даже хотела пустить слезу, но Игорь предупредил её, пообещав, как только вернётся из Новосибирска, заняться кольцом. Ольга поняла, что 'достала' его своей ревностью и чтобы хоть как-то смягчить свою категоричность, она решила проявить заботу о нём - накормить его чем-нибудь вкусненьким. Он забеспокоился. Оля, я скоро в дверь буду боком входить? Она улыбнулась. Хорошо! Хочу, чтобы ты стал толстым, лысым и некрасивым. Зачем? Затем, что ты перестанешь нравиться женщинам, и я смогу немножко расслабиться. Он обнял Ольгу, усаживая себе на колени. А тебе? Тебе я не перестану нравиться? Мне?! Ольга искренне удивилась. Никогда! Для меня ты всегда самый стройный, самый красивый, самый желанный. Он расстегнул две верхние пуговицы на её блузке, потёрся носом о любимую родинку и, улыбаясь, спросил:
- Как же ты, такая маленькая, будешь любить меня, толстого и неуклюжего?
Ольга задумалась. Потом лукаво прошептала:
- Хочешь: покажу 'как'?
Он зажмурился от удовольствия:
- Хочу...
Она обрушила на него столько нежности и страсти, что он тут же согласился. Хорошо, буду толстеть. Вот только к ювелиру придётся ездить каждый месяц.
Вспоминая историю с кольцом, Ольга забыла про грозу. Что бы это могло значить? Может, Игорь переодел кольцо уже в избушке или по дороге. Наверное, ему пальцы сломали или он повредил их, пытаясь защищаться? И опять не стыковка. Она помнила руку Игоря. Мышечной ткани уже не было, только кости и сухожилия. А дядя Паша сказал, что кольцо сидело так тесно, что он не стал его снимать, чтобы не повредить палец. Чувствуя, что в животе зарождается панический ужас, она бросилась почти бегом из избушки. Гром - за ней. Уже пройдя половину пути, Ольга сообразила, что гроза кончилась, а она забыла в избушке корзинку с грибами. Возвращаться не стала.
Вечером она вызвала на крыльцо дядю Пашу. После её сбивчивых пояснений он забеспокоился. А ты что, Оленька, сомнения какие-то имеешь? Ольга пожала плечами. Не то, чтобы сомнение. Но... странно всё это! Дядя Паша задумался. Пальцы левой руки были зажаты в кулак. Он разжимать их не стал. А кольцо было точно на правой руке. Скорее всего, так и было. Левая рука болела, опухла, кольцо стало давить. Вот и переодел на правую руку. Чтобы не потерять. А, может, он перед тем, как ехать к матери, заехал к ювелиру. Это же минутное дело. Тогда всё легко объяснимо. Немного успокоенная таким объяснением, Ольга пошла спать. Перед тем, как лечь в постель, достала из шкатулки своё обручальное кольцо. Надела. Тоже маловато. С чего бы это? Неужели толстею? Не хотелось бы.
В конце августа приехал Женька. Сообщил сестре радостную новость - он теперь студент. Впервые за несколько дней Ольга улыбнулась. Молодец. Подарок хочу тебе сделать. Какой? Квартиру подарить. Женька задохнулся. Ты это правда, сестрёнка? Правда. Завтра поедем в Омск.
В Омске пришли к Светлане в агентство. Обещала помочь. Глаза светятся от удовольствия. На Женьку запала. Ольга занервничала, брат всё-таки. Не такую ему надо девушку. Хотя, впрочем, его дело. Парень сам с головой. Не то, что некоторые... Выходя из агентства, она ругала себя. Вот, о ком я сейчас подумала 'некоторые'. Спросить у Женьки, где Гришка? Не осмелилась. Он сам обмолвился, как бы невзначай: живёт на старой квартире, где работает, не знаю, но деньги есть. Ольга 'равнодушно' пожала плечами: мне всё равно. А про себя подумала: 'Альфонс, привык жить за счёт женщин. Опять 'охраняет' кого-нибудь'. Заглянула на СТО. Серёга Воронков хвастает: смотри, как развернулись. Ольге всё безразлично. Ничего не хочу! В магазин даже не зашла. Быстрее, домой на пасеку.
Первого сентября пошла в школу, на линейку. Девчонки семиклассницы подросли за лето, многие из них - красавицы - выше Ольги ростом. Обступили, цветы подарили. Вы к нам? Ольга промолчала. Но, когда директор, улыбнувшись, спросила: 'Вы на работу или в гости?', кивнула: 'На работу. Возьмете?'. Тамара Николаевна радостно проговорила: возьмём!
И всё завертелось по-старому: книжки, тетрадки, дневники, оценки. Седьмого сентября девчонки её встретили тревожной, но радостной вестью. А у нас в классе -новенький. Представляете. Мальчик! Единственный! Глядя на новенького смазливенького Димочку, Ольга поняла, что душевное равновесие её 'любимого' седьмого класса под угрозой.
Ранняя осень выдалась дождливой и мрачной. Зато, как только выкопали картошку, погода установилась. Стало тепло и солнечно. На день учителя Ольга решила надеть свой любимый оранжевый костюм. Не тут-то было. Пуговица на юбке не застёгивается и жакет на груди не сходится. Вот это да! Ничего себе - растолстела. Это всё тётины Настины булочки, да пирожки. Всё, с завтрашнего дня сажусь на диету. Однако с утра плотно наелась и только тогда вспомнила, что решила ограничить себя в еде. Тетя Настя заворчала: 'Выдумляешь, чё не надо. Ты что? Девушка? Пора и округляться'. Ольга округляться не хотела, и так грудь как у Памэлы Андерсен... скоро будет. Дядя Паша смеётся: 'Нет, до 'Помелы' тебе далеко'.
Как-то в школу пришла почтальонка. Разыскала Ольгу. Вам повестка, Распишитесь. Сердце Ольги тревожно забилось. Следователь вызывает. Зачем? Тот или не тот. Ольга пыталась вспомнить фамилию следователя, который вёл дело Игоря. Посмотрела на адрес, тот же. Немного успокоилась. Наверное, что-то новое 'нарыли' по делу Игоря. То, что это могло быть уже 'по делу Антона' она не хотела и думать.
Отпросилась у директора на два дня. Вдруг не успею обернуться. Та вздохнула. Надо, так надо. И когда уже всё закончится? Ольга пожала плечами.
Следователь тот же, и оперативник (что напротив) тот же. И в помещении так же душно, как и прошлый раз. Ольга назвала свою фамилию. Первый вопрос, который задал ей следователь, заставил её мысленно улыбнуться:
- Почему не проживаете по месту прописки?
Ольга объяснила:
- Сдаю квартиру. Жить на что-то надо.
Тот, что напротив:
- Незаконная коммерческая деятельность на лицо. Налог-то, скорее всего, не платите.
- Не плачу. Вы меня за этим пригласили? - собрав волю в кулак, оглянувшись, спросила она.
- Нет,- это уже следователь, - мы Вас пригласили, чтобы задать несколько вопросов.
- Опять вопросов? - Ольга посмотрела следователю в глаза.- Пора уже ответы давать!
- Какие ответы? - растерялся следователь.
Ольга решила, что лучшая защита - это нападение. Придав своему голосу 'твёрдую интонацию', она проговорила:
- Два года скоро будет. А вы всё спрашиваете?
Следователь чего-то не понимал:
- Каких два года? Кому два года?
Ольга не на шутку разозлилась:
-Два года, как исчез мой муж! Следствие-то по его делу ведётся или нет?
То, что напротив, тоже повысил голос:
- А вы тут, дамочка, не орите. Следствие идёт своим ходом.
- Понятно, - сказала Ольга,- это значит - само по себе, никто его не ведёт.
Оперативник поднялся резко, Ольга невольно вздрогнула. Следователь с удивлением посмотрел на неё:
- Мы пригласили Вас по делу 'об исчезновении Смирнова Антона Николаевича'.
Ольге с трудом удалось совладать с собой: 'значит, всё-таки Антон!'. Быстро они на неё вышли. Наверное, 'пигалица' заложила или Лариса. Страх, переходящий в панику, захватил всё её существо.
- Вам знакомо это имя? - следователь следил за её реакцией, глядя ей прямо в глаза.
- Знакомо,- прошептала она. Голос её сорвался, но глаз она не отвела.
- Хорошо! Очень хорошо! Да вы успокойтесь! Отвечайте на мой вопрос: в каких отношениях вы находились со Смирновым Антоном Николаевичем?
Ольга стала приходить в себя. Чтобы потянуть время, она прошептала:
- В хороших...
Оперативник стал метаться по комнатушке. В какой-то момент Ольге показалось, что он может её ударить. Она втянула голову в плечи. Посмотрела на следователя. Может, чуть-чуть переиграла? Следователь спокоен:
- А точнее?
- Я была его любимой женщиной, - проговорила она, делая вид, что не совсем понимает, о чём речь.
- Так и запишем: была его любовницей.
Ольга поправила:
- Я не сказала 'любовницей'. Я сказала 'любимой женщиной'.
Следователь недоумённо посмотрел на неё:
- Хорошо, я уточню свой вопрос: находились ли вы в интимной связи с гражданином Смирновым?
- Находилась.
- Из этого вытекает, что вы были его любовницей.
Ольга вынуждена была согласиться:
- Вытекает, говорите. Пусть так.
- Когда вы видели Смирнова А.Н. в последний раз? - тот, который был напротив, сел на стул рядом со следователем и тоже уставился на неё.
Взгляд мерзкий, колючий, ждущий. Ольга снова запаниковала. В какой-то момент показалось, что он знает всё. Не выдержала - опустила глаза:
- Десятого августа.
Следователь и второй переглянулись:
- Какого года?
Ольга удивилась:
- Этого, конечно.
- Почему, конечно?
- Я же не могу помнить, что было 10 августа прошлого года...
Они спрашивали вдвоём наперебой:
- Прошлого не помните, А этого помните... Почему? Чем замечателен был этот день в этом году?
- Тем, что он утонул, - подумала Ольга, а вслух сказала:
- Тем, что мы виделись последний раз.
- Это понятно. А почему вы виделись последний раз? - первый.
- Где вы встретились? - второй.
- 'У камина'.
- В котором часу?
Ольга едва успевала отвечать.
- Около двух или трёх.
- Дальше? Куда направились дальше?
- За город по бетонке.
- Зачем?
- Я хотела поговорить.
- 'Поговорить'? - теперь это так называется.- О чём? - это снова следователь.
Понимая, что начинает путаться, Ольга попробовала взять себя в руки:
- Он должен был передать мне документы на оборудование для СТО.
- Какие документы? Точнее.
- Квитанции об оплате и накладные.
- Передал?
- Передал
- Они с вами? - это первый.
- Нет. Они у моего директора.
Второй вдруг закричал:
- Куда и зачем вы поехали за город? Чтобы передать квитанции, не надо ехать за сто с лишним километров.
Ольга испугалась. Откуда он знает, что за 'сто с лишним'? Посмотрела на следователя (мужик же он, должен понять):
- Я хотела побыть с ним вдвоём, напоследок.
- Почему, напоследок? Вы решили его оставить?
- Нет. Это он...- она едва могла говорить.
- В котором часу вы расстались?
- Вечером. Уже темнело.
- Потом. Что было потом? Куда он поехал потом? Он сказал Вам?
- Кажется, да...
- Кажется или да?
- Да! - Ольге показалась, что она крикнула.
- Куда? - спросили оба хором.
- Домой! - она точно кричала.
- А вы?
- Что я?
- Вы где провели ночь?
- Дома. Он довёз меня до переезда, и я пошла домой.
- В котором часу это было?
Ольге стало трудно дышать. От взглядов мужчин и запаха дешёвого одеколона ей сделалось дурно. Она попросила воды: Вот, возьму и скажу им всю правду. А что? Ведь он сам утонул. Не могла же я затащить его в болото и там утопить. Ясно, что сам.
- Вы слышали вопрос? Повторить?
Ольга кивнула: да. Потом: нет.
Взяв стакан дрожащими руками, она отпила несколько глотков. Вода и то тёплая, и не свежая. Почувствовав, что её сейчас вырвет, Ольга достала платок и как школьница спросила: Можно выйти? Нельзя! Потерпите, отвечайте на вопрос. Ольга стала дышать носом. Что им надо? Зачем они её мучают? Сквозь подступившую к горлу тошноту, она промямлила:
- Не знаю. Он отвёз меня домой, и мы расстались. .
Следователь и оперативник уставились на неё:
- Куда он поехал потом? - снова следователь.
- Почему? Почему вы расстались? - оперативник напрягал голос.
- Обратно в город. Он меня бросил, жениться собирался на другой, - Ольга едва соображала, что говорила. - Можно выйти!
Нельзя! Ещё пару вопросов: отвечайте:
- В каких отношениях вы находились с Исхановым Исханом Михайловичем?
- С кем? - попыталась переспросить Ольга, но вместо слов изо рта рванул воздух, она закашлялась, и её стошнило прямо на стол следователю. Тот подскочил. Ольгу вырвало вторично. На только что составленный следователем протокол допроса. Оперативник подскочил к ней, резко развернул её от стола. Ольгу снова вывернуло. Теперь уже ему под ноги.
- Ты что же, гадина, делаешь?
- Мне плохо, - просвистела она. - Можно выйти?
- Иди!
Ольга поднялась, но тут же снова села. Чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок, она пыталась уцепиться руками за край стола. Пальцы не слушались, Уже, теряя сознание, она услышала, как оперативник кричал следователю: Скорую звони! Скорую! А, то сдохнет здесь, отвечай за неё. Собрав последние силы, Ольга с ненавистью посмотрела ему в глаза и зачем-то прошипела:
- Сам сдохнешь, скоро, не дожив до нового года.
Кажется, он её ударил.
3
Очнулась она в карете скорой помощи от запаха нашатыря и острой боли в руке. Неумелая медсестра не могла попасть ей в вену, делая укол. Ольга дёрнула рукой, застонала. Медсестра занервничала: что вы, женщина, дёргаетесь? Потерпите. Ольга терпела минуты три, потом взвыла. Выдернула руку. Не дам. Пустите меня. Мне лучше.
Никуда мы вас не можем отпустить. Вас вон милиционер сопровождает.
В больнице её долго держали в холодном коридоре. Заводили карточку. Делали кардиограмму, брали анализы. Расспрашивали, что случилось. Милиционер сказал: стало плохо во время допроса. Сознание потеряла. Били? Тот пожал плечами. Ольга промолчала. Наконец, подняли на второй этаж, в терапевтическое отделение. Полежите до утра, а там посмотрим. Всё равно, пока следователь Вас не допросит, отпускать не велено. Ольга отвернулась к стене. До утра, так до утра - сил нет! Она задумалась. Было над чем. С трудом вспоминала, что говорила следователям. Нигде случайно не оговорилась? Знать бы, что им известно. А что-то известно... Ещё этот, второй, про Хана зачем-то заговорил. Про Хана-то они откуда знают? Опять затошнило. При одном воспоминании об этой скотине. Ольга улыбнулась сама себе. Знала 'эту особенность' своего организма. Такого рода, реакция на стрессовое состоянии. Чуть что не по её - сразу тошнит. Особенно часто это в ханском 'гареме' проявлялось. Хан к ней с поцелуями. Языком толстым в рот лезет. 'Возбуждает' её таким образом. А у неё рвотный рефлекс срабатывает. Получала, правда, за это больно. Но зато с девчонками потом было над чем посмеяться.
Ольга начала дремать, когда вдруг услышала, как в палату кто-то вошёл. Испугалась. Может, следователь! Замерла. Чей-то знакомый голос позвал её шёпотом:
- Ольга. Ольга Владимировна? Вы спите?
Она оглянулась. Перед кроватью стоял доктор, который наблюдал её во время второй беременности. Сергей... Сергей ... Викторович! Вспомнила.
- Здравствуйте, Сергей Викторович.
Он заулыбался, присел на кровать:
- Помните меня.
- Конечно. Такое не забывается, - Ольга тоже улыбнулась.
- Это Вы о чём?
- О том, как мы с вами дискуссию устроили: украшает ли беременность женщину или уродует. Я, помнится, так возмущалась на родильном столе, что про схватки чуть не забыла.
- Это точно. Вы говорили, что беременная женщина - это 'так не красиво, уродливо'. Я правильно цитирую.
Ольга кивнула головой:
- Правильно. А вы убеждали, что беременная женщина - это 'идеал красоты'.
- Так, всё-таки, я был прав.
- Я так не думаю.
- Думать, не думаете... А рожать опять собрались?
Ольга задохнулась. Закашлялась.
-Что?
Сергей Викторович удивлённо поднял левую бровь вверх:
- А Вы что? Не знали?
- Что не знала? - переспросила Ольга, проглотив подступивший к горлу комок.
- Что Вы беременны?
Ольга отрицательно покачала головой и закусила губу. От обиды. От досады. От злости.
С робкой надеждой посмотрела на доктора: может это ошибка?
Он отрицательно покачал головой. Анализы показали. Завтра посмотрим на кресле, сделаем УЗИ, тогда и срок точно установим. Ольга недовольно покачала головой: не надо ничего устанавливать. Я и так знаю - восемь недель должно быть. Доктор кивнул. Отдыхайте. Ушёл. Ольга осталась одна. Сначала ни о чём не думала. Потом вдруг решила сразу и безоговорочно - аборт! Срочно. Завтра же!
Утром Ольгу перевели на третий этаж в гинекологическое отделение. Сергей Викторович ещё раз, просмотрев анализы, сказал: противопоказаний к аборту нет. Вот и хорошо! Я готова.
В одиннадцать часов пришёл вчерашний следователь. Вчерашний, но какой-то другой. Вежливый. Начал с извинений. Мол, извините, мы не знали о вашей беременности. Ольга тоже извинилась. И я не знала. Спрашивал спокойно, подробно, не горячась. Ольга также, на удивление, была спокойна. Повторила всё как таблицу умножения. Приехал. Отдал документы на оборудование. Нет. Не подарок. Это деньги моего мужа. Он должен был. Поговорили. Сказал, что его 'женитьба дело решённое'. Поссорились. Довёз меня до разъезда. Мне показалось, что поехал обратно в город. По крайней мере, в ту сторону. Всё. Больше не звонил, не sms -ил. Да, оно и понятно. Они всё решили.
Следователь составил протокол. Дал ей подписать. И ещё подпишите. Подписка о невыезде. Вы последняя, кто видел его. Поэтому у нас к Вам ещё вопросы появятся. Свидетелей Ваших допросить придётся. Вы сейчас где проживаете? Говорите адрес. Ольга задумалась: адреса там нет, а как найти объясню. Он удивлённо кивнул. Понял. Ладно, всё отдыхайте. Ребёночка берегите. Ольга вздрогнула.
Сергей Викторович сказал, что сегодня 'неабортивный день'. Надо ждать до утра. Ольга не сразу поняла, что это значит. А когда поняла, пожала плечами. До утра, так до утра. Только в школу позвонить надо, а то потеряют. Сергей кивнул: позвоним и больничный выдадим. Всё как положено.
Вечером Ольга затосковала. На улице холодный дождь. Пролетает мелкий снежок. Скоро седьмая годовщина свадьбы её и Игоря. Чтобы избавиться от ощущения холода, стала думать об Игоре. Вспомнила, как сообщила ему об 'их первой беременности'. Это было накануне нового года. Они только что приехали из свадебного путешествия. Ольгу стало подташнивать, кружилась голова. Позвонила маме - посоветоваться. Мама сказала: по этим признакам судить пока рано, но она знает один 'тест' на курицу. Приедете на новый год, я тебя 'протестирую', ошибка исключена. Разумеется, Ольга сразу 'соскучилась' по родителям и объявила Игорю, что на Новый год 'хочет к маме'. Игорь не согласился. У него на новогоднюю ночь большие планы, а к родителям можно съездить и второго и третьего января. Каникулы ведь, до самого Рождества. Ольга обиделась. Нет, конечно, он прав. В городе провести новогоднюю ночь, с друзьями - здорово! Но посоветоваться или хотя бы предупредить мог. Как только в постели он попытался её обнять, она дёрнула плечиком: 'не хочу!'. Он стал поглаживать её сначала по спине, потом ниже, развернул к себе, сказал назидательно:
- Давай договоримся, что ты не будешь 'давить' на меня таким образом. В конце концов, это низко использовать сексуальное влечение мужчины, с целью шантажа.
Ольга согласно кивнула:
- Конечно, милый, ты как всегда прав.
Она повернулась к нему, откинула назад волосы, расставила ноги. Пожалуйста. Никакого 'шантажа', наслаждайся! Игорь 'наслаждался' минут десять, потом не выдержал, встал, ушёл на кухню. Ольга поняла - курить.
Вернулся минут через пять и спросил:
- Оля, скажи хоть, за что такая 'немилость'. Я чуть не околел, лёжа на тебе. Ольга удивилась: как? он обидел её и даже не заметил, когда?! Ну что ж, она напомнит. Негордая. Чтобы окончательно расставить все точки над i, она как младенец, по слогам, проговорила:
- Хо-чу к ма-ме!
Игорь внимательно посмотрел на неё, едва уловимый огонёк раздражения проскользнул в его взгляде. Вслух он сказал:
- Ты можешь аргументировать как-то своё 'хочу'?
- Конечно... - не слишком уверено проговорила она, но тут же решительно добавила: - Сильно хочу!
Огонёк раздражения проскользнул обратным порядком и сменился на состояния полного недоумения:
- Хо-ро-шо! К ма-ме, так к ма-ме.
Ольга возликовала. Она бросилась на грудь к мужу. Хороший! Люблю тебя. Однако Игорь дал понять, что он 'равнодушен' к её ласкам. Теперь уже занервничала она. Милый, хочешь, я тебе массажик сделаю? Хочешь животик поцелую? Но кроме безразличного 'спать я хочу - устал' ничего не добилась. Сначала хотела всплакнуть, но потом передумала: пусть маленькую, но победу она одержала.
Двадцать девятого, вечером, Игорь повёз её к маме. А тридцатого с утра отчим повёл Игоря топить баню. Это был особый ритуал, 'святая святых'. Никто не умел, да, честно говоря, и не желал, делать это так, как он. Прежде чем отпустить мужчин 'священнодействовать', мама попросила отчима зарубить курицу. Тот сначала отнекивался, вон их сколько нарубленных, в кладовке замороженных, бери любую. Но мама сказала: нужна свежая, тёплая. Внимательно взглянув на Ольгу, отчим начал что-то подозревать, улыбнулся и вышел во двор. Вскоре он занёс курицу в дом. Пока ошпаривали её кипятком и ощипывали, Ольга чувствовала себя вполне сносно, но как только мама сказала: тебе потрошить, она почувствовала подступающую к горлу тошноту. Когда же ножом вспорола тёплое куриное брюхо и на стол вывалились кишки, бросилась на улицу. Едва успела забежать за угол дома, чтобы люди не увидели. Мама улыбалась. Хороший тест? Главное - стопроцентный. Не сомневайся. Можешь говорить Игорю.
Ольга тоже заулыбалась: сегодня же скажу, после обеда или вечером. Однако ни после обеда, ни вечером не получилось. Отчим тоже 'тестировал' зятя на предмет 'у меня тут бражонка есть, давай выпьем по ковшичку - она слабенькая'. Когда Ольга попыталась увести мужа из бани, оказалось, что идти он не может, как, впрочем, ни стоять, ни сидеть. 'Напарился дюже',- объяснил заплетающимся языком папаша и пожал плечами: с виду, вроде, крепкий. Пришлось звать на помощь соседа и Женьку. Вчетвером они с трудом уложили Игоря на кровать.
Он не шевелился до утра. Первый звук, который раздался из его груди, был похож на плач младенца. Ольга поднялась:
- Плохо тебе, милый! - стараясь не быть ехидной, спросила она.
Он не реагировал. Наконец, взгляд его стал осмысленным. Он попытался разлепить рот, не получилось. Тогда сквозь сомкнутые губы он просипел:
- Пить!
- Нельзя!
Он застонал.
- Потерпи.
Ольга сделала специальный взвар, настоянный на шести травах. Такой взвар вылечивает младенцев от порчи и мужчин от похмелья. Поила мужа полдня. Наконец, он поднялся. Ольга хотела повести его в баню - вчера, ведь, так и не помылся, как следует. Однако при слове 'баня' Игорю опять стало плохо, он вцепился в дверной косяк и прошептал:
- Я так понимаю, что это у вас пытка такая семейная, 'извращённая'. Пожалей, Оля. Я, ведь, муж твой... родной. И в подтверждении того, что 'родной', добавил,- мы в церкви с тобой венчались.
Упоминание об их венчании рассмешило Ольгу. Она взглянула на мужа, но он был серьёзен. Ещё бы. Ему не до смеха. Когда к девяти часам вечера стали собираться гости (бабуля и учителя с маминой работы), Игорь только-только начал приходить в себя. В десять часов, как водится, решили, проводить старый год. Сказали несколько тостов. Игорь тоже сказал, что этот год, в целом, был счастливым, не считая вчерашнего дня. Ольга прыснула. Отчим развёл руками. Видит Бог, Игорёк, не хотел! Прости. Игорь кивнул. Но, когда отчим налил ему водки (опохмелись, зятёк), посмотрел на него так, что тот поёжился и, на всякий случай пересел подальше.
Выпили. Ольга отодвинула рюмку. Стали закусывать.
-А почему, Оленька, не пьёт? Из солидарности с мужем?
Ольга обвела гостей взглядом и, дав понять, что обсуждать тут нечего, сказала:
- Нельзя!
Все всё поняли. Кроме Игоря. Минут через пять, уловив в её 'нельзя' какой-то подтекст, он спросил её на ушко:
- А почему тебе 'нельзя'? Также шёпотом, в самое его ухо Ольга ответила:
- Я беременна.
Игорь уронил столовый прибор на пол. Причём, и вилку, и ложку одновременно. Наклонился, чтобы поднять их, и, распрямляясь, стукнулся головой об угол стола. Теперь со стола полетели не только вилки и ложки, но и рюмки. Это было смешно, но никто не смеялся.
Чертыхнувшись, Игорь всё-таки поднялся. Увидев, что все взоры обращены на него, извинился и пошёл из-за стола. Выждав несколько минут, Ольга отправилась за ним. Она обнаружила его в кочегарке. Сидя на батином 'курильном' стульчике, он, разумеется, курил. Молчал. Ольга подошла, вытащила у него изо рта сигарету, выбросила её, уселась к нему на колени и объявила:
- Ребёнку никотин вреден!
Он рукой стал отгонять от неё дым, потом спросил:
- Оля, я что, проспал наступление беременности, да?
Ольга рассмеялась:
- Пить надо меньше, а то и роды проспишь.
Он погладил её ноги, потом живот, уткнулся головой в грудь, сжал так, что она задохнулась, и требовательно проговорил:
- Сына хочу! Слышишь? Сына!
Ольга поцеловала его кудрявую голову. Запустила руку в волосы. Сына, так сына. Как скажешь, милый!
Он улыбнулся:
- Какая ты сегодня послушная. Сама на себя не похожа!
- А как же... Мы же с тобой в 'церкви венчались', - чуть-чуть съехидничала она.
Заглянул Женька. Вы что тут делаете? Идите за стол. Новый год скоро! Игорь пожал плечами, что там делать за столом - пить всё равно 'нельзя'. Потом задумался. А 'что-то' нам можно, или тоже 'нельзя'? Ольга почувствовала, как низ живота налился приятной истомой. Я думаю, 'что-то' можно...
Они юркнули в спальню. Включив ночник, он томительно долго разглядывал её тело, разглаживал каждую складочку живота, и целовал, целовал, целовал. Потом замер. Боюсь! Ольга подбодрила. Не бойся! Ну, же, ну! Игорь осмелел. Гости за стенкой стали открывать шампанское. Скоро часы будут бить двенадцать. Быстрее! Она подалась ему навстречу. Захлопали пробки от шампанского. Ещё быстрее! Зазвенели фужеры. С первым ударом часов, она зашептала: надо успеть, милый, надо успеть! Пожалуйста... Где-то между девятым и одиннадцатым ударом часов 'они успели'. Потом ещё и ещё раз...
К гостям они вышли только в третьем часу ночи. По местному времени не встретили новый год, так хоть по Москве. Как только сели за стол, Игорь набросился на еду, со словами 'с прошлого года ничего не ел'. Все засмеялись. А отчим, хитро подмигнув, ему, спросил:
- Так, что, зятёк, может всё-таки по стопочке. За любовь?
Игорь махнул рукой:
- А, давай, батя! За любовь и умереть можно!
Он залпом опрокинул рюмку водки, и сам удивился, что остался живой. Минуты через три они с батей накатили по второй, потом по третьей. Игорь расслабился. Прижал Ольгу к себе, поцеловал выбившийся из общей массы её волос непослушный локон и прошептал так, что не услышал только глухой:
- Вообще-то, я и на девочку согласен.
Отходя от окна, Ольга подумала: интересно, как Гришка отреагирует, узнав, что она беременна. Может, как с Виолеттой - Виолой, скажет 'не мой' или признает? Что за глупость пришла ей в голову. Никак он не отреагирует. Потому что он не узнает... Хотя... Ольга задумалась: Знать-то он, скорее всего, имеет право. Она разнервничалась. Вспомнились слова старшей бабули: 'страшнее греха нет, чем убийство собственного дитя'. Ерунда! Сплошь и рядом женщины аборты делают и живут же с этим. А на ней, на Ольге, сколько грехов-то уже: Антон, Игорь2, Хан с подельниками. А теперь ещё младенец безвинный. Ребёнок. Её ребёнок... Она легла на кровать и отвернулась к стене.
4
Когда утром Сергей Викторович уже в длинном резиновом фартуке вошёл в палату (пора!), она отрицательно покачала головой. Я передумала! Давайте выписку. Я домой.
На подходе к дому по Лизе Чайкиной она увидела соседку, тётю Машу, старушка еле-еле тащила сумку с продуктами. С утра вот на базар, да за хлебом 'сбегала'. Ольга, взяла сумку. Помогу. Пока шли, Ольга расспросила тётю Машу про её нового соседа. Бесхитростная женщина поведала ей: сосед - хороший, уважительный, здоровается. Как-то помог ей кран починить. Одна беда: девушки нет постоянной. Часто приходят, но разные. Оно и понятно - дело молодое. Ольга улыбнулась: значит, говорите, нет никого, постоянного. Это хорошо! Что ж хорошего-то! Но, увидев яркий огонёк в Ольгиных глазах, добавила: хотя вы - молодые, вам видней. Ольга смутилась. А сейчас, не знаете, дома? Не знаю, Оленька. А что у тебя ключей нет? Ольга кивнула головой. Есть ключи. Они всегда со мной. В сумке. Полчаса сидела у тёти Маши, делала вид, что 'пьёт чай'. На самом деле собиралась с духом. Потом поняла, чем дольше сидит, тем больше боится. Спасибо. Решительно поднялась. Господи, помоги!
Открыла своим ключом дверь и испугалась: а вдруг он не один. Внимательно осмотрела шкаф в прихожей. 'Посторонних' вещей нет. Задышала ровней. Тихонько прошла на кухню. Посуда не мыта со вчерашнего дня. Сам-то где? Заглянула в спальню. Спит! Ничего себе. Время к обеду, а он дрыхнет. Что ночью-то делал?
Почувствовав, что кто-то на него смотрит, Гришка открыл глаза. Минуты две смотрели друг другу в глаза. Вдруг он рывком натянул себе на голову одеяло и отвернулся. Ольга поняла - не хочет разговаривать. Ну, что ж! Можем и помолчать. Она сняла с себя плащ, сапоги, тёплый джемпер. Осталась в джинсах и футболке. Потом сняла и джинсы (тесно в них!), легла рядом. Поверх одеяла. А что? В конце концов, она у себя дома. На своей постели...
Гришка не шевелился минут двадцать. Ольга уже начала дремать, когда он резко подскочил на кровати и со словами:
- Будет мне покой на этом свете или нет? - стал натягивать джинсы.
Ольга уставилась на него. Руки дрожат. Никак не может молнию застегнуть. Застегнул. Ольга улыбнулась со всем присущим ей очарованием, прошептала:
- Привет.
Взглянул волком. Молча. Стал надевать футболку. Когда накинул её на голову, Ольга продолжила:
- Я беременна.
Так и не успев просунуть голову в горловину футболки, Гришка стал оседать на пол. Сидел на полу долго. Ольга не торопила - пусть переваривает. Наконец, сорвал с себя футболку, стащил джинсы. Зачем? Я в душ! Вышел. Ольга услышала, как зашумела вода в кране. Она улыбнулась. Давай, давай. Свыкайся с мыслью! Как говорила наша общая 'подружка' Любка Семина 'любишь кататься, люби и ...'.
Он вышел из душа. Свежий. Холодный. Ольга так же лежала на кровати, не пытаясь даже прикрыться одеялом. Сел рядом. Холодной рукой провёл по Ольгиному животу. Она поёжилась, то ли от холодного прикосновения, то ли от желания, которое тут же сконцентрировалось в самом низу живота. Долго осматривал живот, как будто взглядом хотел распознать 'признаки беременности'. Наконец, спросил:
- От меня?
Ольга сделала вид, что сердится:
- Нет... От Витьки Мохова.
Гришка обалдело уставился на неё. Лишь через какое-то время до него дошёл смысл её иронии. Он улыбнулся, потом вдруг закрыл лицо руками. Плечи его затряслись, как во время рыданий. Ольга потянулась к нему. Ты плачешь? Отняла руки. Он не плакал, он смеялся. Она обиделась. Что смешного? Мерзавец! Хотела встать. Но он уже заломил ей руки вверх, прижал к подушке, навалился на неё. Ольга пыталась сопротивляться. Зачем? Бесполезно! Он уже целовал её, настойчиво проникая языком в её рот. Не вредничай! Расслабься. Ольга 'расслабилась' и тут же забыла о реальности.
Спустя час или два (время потеряло значение) Ольга задремала. Устала!
Проснулась она от того, что кто-то щекотал ей лицо пёрышком от подушки. Открыла глаза. Просыпайся. Я нам в постель завтрак принёс. Ольга засмеялась. Какой завтрак. Ты за окно посмотри - ужин скоро! Завтракали и ужинали одновременно. Гришка заметил, что Ольга 'пополнела'. Ольга расстроено проговорила:
- Подожди. Ещё не то будет. Помнишь, какая я была толстая, когда Андреем ходила беременна. Ты меня тогда ещё рыбой подкармливал. Один раз так стыдно было. Свекровь рыбы нажарила (маленьких карасиков). А, когда за стол сели, оказалось, что у всех карасей хвосты и плавники отгрызены. Все удивились. А ты тогда подмигнул мне и сказал:
- Нынче карась какой-то общипанный в речке водится. Помнишь?
Помню. Конечно, помню. Мне тебя тогда так жалко было. А Игоря, мягко говоря, я не понимал. Такая деваха была: тоненькая, гладенькая. Картинка. А он эту красоту 'испортил', и, главное, ходит важный, как павлин. Ольга погладила рукой маленький шрам под правой грудью.
- Откуда это у тебя?
Лицо его стало серьёзным:
- Несчастная любовь в юности. Она ушла, я чуть с жизнью не покончил.
Ольга удивилась:
- Что так сильно любил?
Сильно?! Не то слово! Я за ней сутками следил. Я её подкармливал с утра до вечера. Я ей такие крючки заготовил. Загляденье!
- Какие крючки? - не поняла Ольга. Ты сейчас о чём говоришь?
- Ни о чём, а о ком. Появилась у нас в реке щучка. Раза три срывалась с моего крючка. Две блесны у меня заглотила. Всё бесполезно. Тогда я решил брать её на пескаря. Пескарей наловил. Отплыл на середину реки и давай её дразнить. А она хитрая тоже оказалась. Видно, что и пескарика ей хочется и близко подплывать боится. Я удочками обставился, пескарей насадил. Жду. Думаю, на какой-нибудь крючок да подцепится. Часа два прошло. Вижу, одна удочка задёргалась. Я давай вываживать. Смотрю - она! Точно она! Чешуя на солнце блестит, сама извивается. Как дёрнул! Понимаю, что сейчас пескаря слопает и уйдёт. Хватаю её руками. Она же скользкая. Прижимаю её к груди вместе с недоеденным пескарём. А она как цапнет меня за сосок! Зубы-то у неё, знаешь, какие острые. Правда, правда. Что ты смеёшься? Это была моя первая щучка.
Трогая пальчиком его шрам, Ольга стала заводиться. Провела язычком вокруг его соска. Прикусила.
- А какая твоя любимая рыбка? Он замер. Задумался.
- Любимая? Стерлядка, конечно. Она такая гладенькая, как ты.
Он уже поглаживал её плечи, спину, бёдра. Потом резко опрокинул её под себя.
- Чешуя у неё блестит, как золотая! А когда её выводишь, она извивается в воде лентой блестящей, как ты сейчас подо мной. А ротик у неё такой нежный, так и хочется целовать, когда с крючка снимаешь. Смотришь, как глаза её заволакивает плёнка, и жалко её, и отпускать не хочется. А она дёрнется пару раз и замрёт.
Он очертил большим пальцем Ольгин рот. Разжал ей губы. Просунул палец в рот. Что? Что, милая? Глазки помутнели, как у той стерлядушки. Ротик открылся. Воздуха не хватает? Ольга застонала, стала покусывать его палец. Он издевается. На крючочек захотела? Потерпи, миленькая, потерпи! Ольга отрицательно покачала головой: не могу, пожалуйста, не могу...терпеть, Гриша... Гришенька. Сейчас, сейчас, подцеплю тебя на крючочек, гладенькая моя. Всё! Нравится? Ольга кивнула головой. Говорить не могла, только стонать. Наконец, задвигался в ней. Сначала медленно, потом быстрее. Потом ещё быстрее. И мне нравится, когда ты на моём 'крючочке' так извиваешься. Ольга вцепилась ногтями в его плечи. Ещё успела подумать: если сейчас не умру сама, то задушу его. Мерзавец! Но какой сладкий! Самый сладкий мерзавец на свете.
После вечернего душа он сказал, улыбаясь:
- А стерлядка-то тоже с зубками оказалась. Смотри, что наделала.
Ольга увидела на его плече след от укуса. Повернулся спиной. По всей спине яркие багровые полосы. Она удивилась:
- Разве это я? Никогда раньше за собой такого не замечала.
Он наклонился к ней, убрал прядь растрепавшихся волос с её лица и прошептал недовольно, но сдержано:
- Оля, давай договоримся: раньше у тебя никого не было.- Он помолчал. - Никого. Даже Игоря! Я у тебя единственный. Не смей меня сравнивать ни с кем.
Ольга слегка растерялась:
- Я и не думала сравнивать. Просто так к слову пришлось,- и тут же спохватилась, -
а, у тебя кто-нибудь до меня был?
Гришка 'искренне' удивился:
- У меня? До тебя? Да ты что? Я, вообще, до сегодняшнего дня мальчиком был. Паинькой. Пока ты не пришла и меня не совратила.
Он притворно вздохнул, очевидно, жалея, о своей 'утраченной невинности'. Глядя в эти бездонные, манящие глаза, Ольга тоже вздохнула: надо было его всё-таки задушить.
Заснули они, когда за окном уже стало светать.
Резкий звонок в дверь испугал их обоих. Кто бы это мог быть? Гришка натянул джинсы. Пошёл открывать. Ольга беспокойно заёрзала на кровати, услышав женский голос. Ни подружка ли какая Гришкина решила навестить 'паиньку'? Прислушалась. Узнала недовольные, ворчливые интонации и похолодела. Свекровь! Её-то каким ветром сюда занесло. Оказалось - не ветром, электричкой. Приехала - проведать, чем вы тут 'бесстыжие' занимаетесь. Гришка пытался отговориться. Ничем мы тут 'плохим' не занимаемся. Оля спит в спальне. А я вот в зале, на диване. Просто лежу. Но та не поверила: просто лежу. Как же! Без простыни, без одеяла. Не ври мне! А ты (это уже Ольге) выходи. Или стыдно матери на глаза показаться? Ольга согласилась про себя: стыдно. Но выходить всё равно придётся. Только в чём? Вчера вечером одежду свою постирала. Так и сушится в ванной. Порылась в шкафу. Ничего нет. Надела Гришкину футболку. Всё длиннее, чем её собственная. Украдкой приоткрыла дверь спальни.
Гришка стоял возле двери, сдерживая намерения матери просочиться в спальню.
Ольга выглянула из-за его спины и неуверенно произнесла:
- Здравствуйте, мама!
Увидев Ольгу, 'мама' стала причитать. Да, что ж вы такое делаете? Вы же родные? Он же брат тебе (это Гришке). Это же кровосмешение. Это ты всё, блудница, (это уже Ольге) виновата. Ни стыда, ни совести. Смотрит на тебя муж твой сверху, любуется тем, что ты вытворяешь. Дети у вас (это не понятно кому). А вы?
Гришка пытался успокоить мать. Что ты, мама, навыдумывала? Какое кровосмешение. Я же Игоря брат, а не её. И то - единокровный. Нравится она мне давно. Ты же знаешь. Люблю я её.
Свекровь окончательно вышла из себя. Люблю! Я вам покажу любовь! А ну быстро вещи собирай и со мной в деревню. Я тебя там махом оженю, вижу 'закобелился' ты.
Ольга обняла Гришу сзади. Тем самым, давая понять: я здесь, я с тобой. Он с благодарностью пожал её руку. Ах, ты нахалка! Ещё и вцепилась в него! Что ты его держишь? Что у тебя мужиков мало? И этот тебе для коллекции? Бессовестная!
Ольга закусила губу, вот-вот расплачется. За кого она её принимает. Нет у меня никакой коллекции. Один он.
Видя, что Ольга уже плачет, Гришка, повысил голос на мать:
- Мама! Хватит уже! На меня ори, а Оленьку не трогай. Нельзя ей нервничать.
Варвара Петровна не сразу сообразила, о чём речь. Конечно. Оленьке нервничать нельзя, а матери можно. Мать всё вытерпит: и стыд, и боль. И вдруг резко сбавив тон, она спросила:
- А почему это ей вдруг 'нервничать' нельзя? А?
Гришка замялся, очевидно, не решаясь 'добить' мать главной новостью. Но та уже сама начала догадываться.
- А, ну, выйди, - приказала она Ольге.
Ольга подчинилась. Вынырнула у него из-под мышки и замерла. Не всё ж ему отдуваться.
Оглядев Ольгу с ног до головы, она всплеснула руками:
- Беременная (это Ольге)!
- Ой, люди добрые. Что же это такое? (неизвестно кому).
- Сынок, сынок (это уже фотографии Игоря, которая висела на стене). Как же ты это допустил?! Разве можно? Или тебе до нас никакого дела нет? Неужели на том свете вам всё равно.
Она села на диван, заплакала. Ольга тоже захлюпала носом. Слёзы покатились по её щекам. Она снова спряталась за Гришкину спину и уткнулась ему в лопатку. Спустя какое-то время, они обе выли в голос. Гришка остолбенел. Минут через пять он взмолился:
- Мама, Оля! Прекратите! Немедленно! А то я сейчас... умру!
Женщины замолчали обе и сразу.
После обеда поехали домой, на пасеку. Варвара Петровна настояла. Я, ведь, за вещами приехала. Кинулась на пасеку ни тебя, ни её нет. Настя вся из себя - загадочная -помалкивает. Сама всю жизнь в грехе с пасынком живёт и вас сводит. Тут сердце мне и шепнуло... Ай-яй-яй!... Она махнула рукой. Отвези меня домой, и делайте что хотите.
Ольге тоже надо было на работу. Больничный скоро закончится. В машине молчали. Свекровь вздыхала. Ольга периодически грызла ногти, потом спохватывалась и украдкой смотрела на Гришку. Тот тоже взглядывал на неё в зеркало заднего вида, подбадривал, а пару раз даже послал ей воздушный поцелуй.
На пасеке свекровь быстро собрала свои вещи. Домой поеду! Оставайтесь с Богом. Не понимая причины её столь поспешного отъезда, тётя Настя пыталась остановить её:
-Обиделась сватья на что-нибудь?
Та заблестела мокрыми глазами:
-Какая я тебе 'сватья'? Баловство одно. А, впрочем, за хлеб-соль спасибо. Домой пора. В гостях хорошо, а дома лучше.
Погрузилась в машину, и голубой Ford сорвался с места.
5
Весь следующий день Ольга слонялась без дела. Хотела пойти на работу - оказалось воскресенье. Металась по двору, по дому, по саду. К вечеру потащилась по просёлочной дороге к бетонке. Дошла до середины, и вдруг как-то внезапно её осенило: не вернётся! Свекровь не отпустит. Развернулась и медленно побрела обратно. Уже на подходе к саду увидела позади себя полоску света. Сердце радостно вздрогнуло. Оглянулась. Два круглых светящихся глаза мелькали среди деревьев. Фары. Вскоре послышался шум мотора. Увидев её в свете фар, Гришка затормозил, спросил тревожно:
- Оля! Ты что здесь делаешь?
Ольга не нашлась сразу, что сказать. Пожала плечами, потом сердито ответила вопросом на вопрос:
- А ты как думаешь?
Он вышел из машины, подошёл, обхватил её руками и стал целовать в нос, в глаза, в губы и снова в нос:
- Ты меня встречать пришла? Да?
Ольга 'поломалась':
- Ничего подобного. За грибами ходила.
Гришка на какое-то время поверил, отпустил её, присмотрелся. Сообразил: ни корзинки, ни мешка. Да и темно уже. Всё понятно! А, грибы-то где? Ольга заулыбалась:
- Кончились.
Вечером после бани Ольга повела детей укладывать спать. Тётя Настя перехватила их по дороге. Пускай у нас сегодня поспят. А ты иди... Она помолчала. Иди к нему. Ольга покраснела. Долго пыталась сказать что-то типа 'не надо, пусть с нами', 'вам самим неудобно', но потом резко развернулась и бросилась в свою половину дома. Гришка тоже после бани. Красивый, тёплый, желанный. От одного его взгляда бросило в жар, затряслись руки. Она потянула его в горницу. Быстрее! Он удивился: А дети где? Тётя Настя забрала к себе. У них спать будут. Понимаешь? Понимаю! Что здесь не понять-то. Только зачем торопиться - вся ночь впереди. Ольга запротестовала. Если бы ты знал, как это мало - ночь. Очень мало!
Под утро он дал поспать Ольге несколько часов. Ей на работу.
Утром повёз её в школу. Ты работай, а я поехал. Куда? - тут же спросила Ольга. Дом строить. Какой дом? - не поняла она. Наш дом! Сколько можно тесниться в двух комнатах.
В школе Ольгу ждал неприятный сюрприз. Симпатичный Димочка успел перессорить всех девчонок седьмого класса. Назначил свидание одной и другой, а записки перепутал. Что там было! Директор говорит: чуть до драки дело не дошло. Вы, как классный руководитель, примите меры. Ольга пообещала: приму. Обязательно приму! Девчонки в глаза ей не смотрят. Понимают - виноваты. Зато тот обнаглел, королём ходит. Ну, подожди, подумала Ольга. Я найду средство, как тебя 'нейтрализовать'. Весь день думала об этом. Придумала. Держись, Димка!
Гришка приехал за ней после обеда. Ну что? Построил дом? Он смеётся. Почти. Съездил в Качинск к архитектору, тот предложил несколько вариантов. Потом с дядей Пашей место выбрали. От пасеки недалеко. Тебе понравится. Договорились со строителями: завтра начнут фундамент заливать. Надо торопиться, пока тепло. Дядя Паша говорит: надо успеть сруб в зиму установить, чтобы усадку давал, и крышу навести, а уже следующим летом всё остальное. Ольга удивилась, как это ему за день удалось переделать столько дел. Он опять смеётся: будешь тут крутиться - семья-то пребывает. Он нежно погладил Ольгу по животу и спросил:
- Как там моя девочка себя чувствует? Не толкается?
Ольга непонимающе посмотрела на него:
- Рано ещё толкаться-то ей. Месяца через два начнёт... А ты откуда знаешь, что там девочка?
-Сердце подсказывает, - обольстительно улыбнулся он им обеим.
Ольга протянула руку к его волосам. Волнистые, мягкие, как у Игоря. И, хотя обещала Грише, не сравнивать его с Игорем, пока не получалось.
Вечером Гришка разложил перед ней несколько проектов. Выбирай! Долго рассматривая, малопонятные для неё чертежи и сметы, она, наконец, выбрала, с ёе точки зрения, самый удачный. Гришка подтвердил: мы тоже с Павлом Ивановичем на нём остановились. Только здесь на втором этаже четыре спальни, а нам нужно пять.
- Почему пять-то, - переспросила Ольга.- Дядя Паша с тётей Настей тоже буду с нами жить?
- Куда там? Тётя Настя и слышать не хочет из своего дома, от своей печки уходить. Да, это совсем рядом. Мы уже с дядей Пашей колышки поставили. Завтра посмотришь.
- Так, а пятая спальня кому?
- Как кому? Ты же мне ещё сына родишь.
И, увидев округляющиеся глаза Ольги, добавил: Потом... Так сказать, круг замкнём.
Ольга постаралась обойти эту щекотливую тему, посмотрела на чертёж и сказала:
- Если тут ещё одну комнату делать, остальные придётся убавить.
Он согласно кивнул. Я уже знаю, с какой начнём 'убавлять'.
- С какой?
- С нашей спальни!
Ольга не согласна:
- Почему это? Нас же двое. Кровать большую поставим...
Гришка не дал ей договорить:
- Никакой большой кровати! Комната будет размером с кровать односпалку и всё.
- Как же мы в ней будем помещаться?
- Очень просто. Зашёл и сразу в кровать. Быстро и удобно.
Ольга поняла, наконец, логику его рассуждений. Понятно. Но тогда хоть кровать-то надо двуспальную, а то тесно будет вдвоём на односпалке.
Гришка, уже не моргая, уставился на её губы, потом перевёл взгляд на грудь. Томно вздохнул:
- А мы бутербродиком. Я сверху, ты снизу.
Он уже тянулся к Ольгиным коленкам. Ольга решила 'слегка поломаться'. Как-то уж неловко сдаваться совсем 'без боя':
- Почему это ты сверху? Может, наоборот?
Он хмыкнул и, уже целуя её поочередно то в одно, то в другое колено, проговорил:
- Хочешь сверху? Пожалуйста. Так ещё вкуснее будет.
Колени предательски задрожали. Видя её состояние, Гришка заторопился:
- Пойдём быстрее, пока дети с тётей Настей телевизор смотрят.
Ольга безоговорочно подчинилась.
Конец октября оказался, как по заказу, тёплый, с редкими мелкими дождиками. Ольга работала, Гришка строил дом. Но 'семейная' идиллия продолжалась недолго.
Через неделю приехали следователь и оперативник. Начали расспрашивать дядю Пашу и тётю Настю о том дне, когда пропал Антон. Где была? Что делала? Когда вернулась? Ничего особенного в её поведении не заметили? Пока шёл допрос дяди Паши, Ольга не беспокоилась. Знала - скажет, как 'надо'. А вот за тётю Настю очень волновалась. Уж очень та на язык несдержанная. Вдруг скажет что-то лишнее.
Так и есть! Тётя Настя вышла раскрасневшаяся, взглянула на Ольгу виновато. Извини, я уж всю правду-матку. Врать-то не приучена. Ольга почувствовала, как ком встал в горле. Обречённо вошла в дом. Следователь пригласил ей присесть. Оперативник смотрел на неё так, как будто раскрыл 'преступление века'. Первый начал следователь:
- Ольга Владимировна! Выяснилось, что вы не всё нам рассказали. Не хотите ничего добавить.
Ольга напряглась, отрицательно кивнула:
- Не хочу...
Он внимательно осмотрел её жилище. Кто-то ещё с вами проживает? Проживают. А как же! Детей двое. Вон во дворе возятся. Павлу Ивановичу 'помогают'. А ещё? Ещё проживает мужчина молодой. Кто такой? Муж... будущий. А сейчас он где? Уехал в город за строительными материалами.
- Его покрываешь?- это оперативник.
Ольга вздрогнула:
- Что значит покрываю. Дом мы строим неподалёку. Материалы нужны...
- Я не о том! Рассказывай, как вы с ним Смирнова Антона Николаевича убили?
Ольга снова начала кашлять. Следователь предусмотрительно убрал протоколы со стола.
- Не понимаю, о чём это вы? - выдавила она из себя.
Оперативник поднялся, нервно заходил по избе. Следователь жестом велел ему успокоиться. Затем ободряюще улыбнулся Ольге:
- Вот хозяйка ваша рассказала нам, что в тот день вы появились дома не вечером, а поздно ночью. Может, поясните, где вы были?
- Гуляла. Мне нужно было успокоиться?
- После чего успокоиться? - голос вкрадчиво-ехидный.
Кажется, в таких случаях требуют адвоката. Только где его тут возьмешь? Ольга замолчала.
Оперативник сел напротив. Сейчас опять вдвоём будут спрашивать. Страшно! И Гришки, как на грех, дома нет. А, может, это и хорошо? Видишь, как они всё повернули. Убивали, дескать, вдвоём. Арестуют его. Ольга не на шутку испугалась. Ничего не скажу. Пусть хоть убьют. Она обняла себя за плечи. Озябла. Знать бы точно, что им тётя Настя наговорила.
Оперативник взбесился:
- Что молчишь? Язык проглотила? Говори, что произошло между тобой и Смирновым. Где вы его ухлопали? Одна ты была или со своим любовником?
Ольга молчала. Следователь попытался воззвать к её здравому смыслу:
- Вы поймите, чем больше вы нам объясните, тем больше вам зачтётся, как помощь следствию и суд примет во внимание эту помощь.
При слове 'суд' Ольгу передернуло. К горлу подкатила тошнота. Они ещё что-то спрашивали наперебой, как тогда, но Ольга перестала реагировать на всё, что её окружало. Она вдруг так ясно и чётко осознала, что её посадят, что стала представлять себя сначала в тюрьме, потом в колонии. Бр-р! Наконец, она поняла, что следователь приказывает ей собираться: поедете с нами. Ольга стала одеваться:
- Куда меня?
- Сначала в ОВД, а потом в следственный изолятор.
Ольга кивнула, как будто была совершенно согласна:
- Когда я смогу увидеться со своим адвокатом?
Следователь неопределённо пожал плечами. Вы же с нами отказываетесь сотрудничать. Почему мы должны идти вам навстречу?
Когда спускались с крыльца, Ольга увидела детей. Они стояли у забора и держались за руки. Сердце сжалось. Если меня посадят, что с ними будет. Увидев, что оперативник держит её за руку, Гром стал в стойку. Ольга взглядом приказала: лежать! Он повиновался. Тётя Настя, увидев, что её сажают в машину, запричитала: куда ж вы её увозите от детей-то? Будет вести себя хорошо, отпустим. Аннушка заплакала. Бросилась к маме. Дядя Паша удержал её. Уже из окна машины Ольга крикнула:
- Дядя Паша, скажи Грише, что мне адвокат нужен.
Он кивнул. Тётя Настя зарыдала в голос:
- Господи! Да зачем же ты мне рот не заткнул?
6
Машина тронулась с места и медленно поползла по раскисшей от выпавшего ночью мокрого снега просёлочной дороге. Пока не свернули в лес, Ольга видела своё семейство. Они впятером стояли у забора. Ольге показалась, что однажды она такое уже переживала, в году так 37.
В машине её укачивало. Приходилось без конца останавливаться. Оперативник был не просто в бешенстве, он был на грани истерики. Специально ты, гадина, это делаешь, что ли? Ольга молчала. По приезде в город её посадили в знакомом кабинете, на знакомый стул. Говорить будешь? Она отрицательно покачала головой. Мразь! Не будь ты беременна, я бы задушил тебя. Ольга улыбнулась. Это окончательно вывело его из себя. Он вышел, хлопнув дверью. Оформили задержание, следователь вызвал милиционера:
- В следственный изолятор её. В камеру!
Милиционер вёл её дворами. Коридорами. Наконец, приказал:
- Стоять! Лицом к стене. Ноги шире, руки к стене.- Облапил её бесцеремонно всю. Подошёл другой милиционер. Повёл её дальше. Процедура повторилась. Затем её втолкнули в камеру:
- Заходи. Будь, как дома, располагайся поудобнее. Вот твоё место. Он показал на верхние деревянные нары под окном. Хорошо,- подумала Ольга. - Окно высоко, но небо видно, хоть и в клеточку.
Вопреки ожиданиям, её никто не беспокоил. Задремала она только под утро.
Спросонья она не сразу поняла, что её кто-то дёргает за ногу:
- Новенькая, вставай. Постель убирай. Сейчас мусора придут... шмонать.
Ольга разлепила глаза, спустилась вниз:
- А где здесь умываются?
Щербатая баба, которая её будила, заржала:
-А подмыться не желаете?
Остальные тоже засмеялись. Ольга расправила плечи. Постаралась не показать свой страх:
- Да, не мешало бы.
Женщины (их оказалось шесть) удивлённо взглянули на неё. Душ раз в неделю. По пятницам. Сегодня среда. Вот послезавтра и подмоешься. Ольга не поверила. Очевидно, на лице её было написано что-то такое, что женщины опять засмеялись. Одна из них спросила:
- Первый раз, да?
Ольга кивнула. Вальяжной походкой та подошла к Ольге. Тон и взгляд обещают мало хорошего. Ольга слегка забеспокоилась. Она в какой-то книге читала, что те, кто первый раз оказываются на нарах, проходят какой-то 'обряд посвящения'. Только бы не били,- подумала она, инстинктивно прижав руки к животу. Женщина подошла вплотную к Ольге и спросила с плохо скрываемой неприязнью:
- Гладенькая... Чистенькая... Ты кто такая? А?
От неё пахло дорогим вином. Ольга попятилась, но взгляда не отвела. Первой моргнула баба. Ольга сказала:
- Князева - я, Ольга.
Женщина хмыкнула, уже менее злобно:
- 'Княгиня', выходит?
Ольга удивилась:
- Да. А ты откуда знаешь?
Та расплылась в ехидной улыбке:
- А, что тут знать-то? Князева, значит 'княгиня'.
Ольга разочаровано протянула:
- Вон что... а, я думала, ты мужа моего знала Игоря. Это у него прозвище было 'князь'...
Ехидная улыбка тотчас исчезла с лица собеседницы. Она как-то неуверенно исподлобья взглянула на Ольгу и показала в угол:
- Вон, умывальник-то. Иди, умывайся, а то скоро менты придут, утренний шмон устраивать.
Ольга пошла к умывальнику. Женщины за её спиной молчали. Она не знала: хорошо это или плохо.
'Шмона' не было. Женщины сказали: переносится на вечер. Принесли завтрак. Всматриваясь в алюминиевую миску, которая почему-то называлась 'шлемка', Ольга долго пыталась определить её содержимое. В рот взять так и не осмелилась. Тошнота и так стояла возле самого горла. Съехала кусочек хлеба с какой-то бурдой, именуемой 'кофе'. Не успела сделать несколько глотков, комок, стоящий между горлом и желудком, запросился наружу. Ольга бросилась к унитазу, затем раковине. Когда вернулась на своё место, увидела, что женщины смотрят на неё, как на прокажённую. Ольга извинилась. Щербатая отреагировала первая:
- Ты, что из себя корчишь-то? Думаешь тебе всё можно?
Та, которая назвала её 'княгиней', удивлённо спросила:
- Ты больная, что ли?
Ольга отрицательно покачала головой:
- Нет... не больная... Беременная ...
Женщины выдохнули все сразу. Вот это да! Оборзели менты, уже беременных сажают в 'аквариум'. Ольга спросила у темноволосой Марго (так её называли сокамерницы): можно ли лечь на нары? Та кивнула, ложись. Отдыхай. Что здесь ещё делать-то? На время Ольгу оставили в покое.
Часов в одиннадцать её вызвали на допрос. В кабинете было двое: следователь и Инна. Она ободряюще улыбнулась Ольге. Ольга вздохнула. Инна попросила разрешения перед допросом переговорить со своей подопечной. Инструкция была короткой. Отвечать только на вопросы. Ничего лишнего. Помни: каждое твоё слово, может быть использовано против тебя. Ольга послушно кивала головой.
Когда вернулся следователь, Ольга была 'готова признаваться'. Инна намекнула следователю, что её подопечная беременна. Не мешало бы врача иметь поблизости. На всякий случай. Следователь сказал, что постарается быть корректным.
Всё началось, как прошлый раз. Следователь спрашивал, Ольга отвечала, частенько поглядывая в сторону Инны. Та едва заметно кивала головой.
- В каких вы отношениях были с господином Смирновым?
- Я была его любовницей.
- Сколько времени продолжалась ваша связь?
Ольга помолчала. Складывала в уме месяцы. Получилось ровно:
- Год и шесть месяцев.
- Какие отношения вас связывали до этого?
- Он был другом моего мужа.
- Уточните, Вы стали любовницей господина Смирнова, до того, как исчез Ваш муж или после.
Ольга удивилась вопросу. Вы же дело Игоря ведёте, должны знать. Инна неодобрительно покачала головой. Ольга поправилась:
- Спустя полгода после исчезновения моего мужа.
- Когда вы последний раз видели Антона Николаевича Смирнова?
- Десятого августа нынешнего года.
- При каких обстоятельствах проходила Ваша встреча?
Не понимая, что имеет в виду следователь под словом 'обстоятельства', Ольга пожала плечами:
- Он позвонил накануне, сказал, что нужно встретиться, я согласилась.
В два часа дня он 'подобрал' меня у кафе, и мы поехали за город.
- Вот Вы говорите, что он позвонил сам. Так?
- Да.
-А его новая сожительница Матвиенко Светлана Романовна, на которой он собирался жениться, утверждает, что это Вы настаивали на встрече, когда приезжали к нему на дачу.
- Я не настаивала, я просила.
- Зачем Вам нужна была эта встреча?
- Я хотела с ним объясниться?
- Конкретнее.
- Я хотела отговорить его жениться?
- Почему?
- Я его любила.
- А вот свидетели утверждают, что вы с ним расстались задолго до его решения жениться.
- Мы с ним периодически 'расставались', потом мирились. Я думала, он и женитьбу эту затеял, чтобы меня заставить вернуться.
- Хорошо. Вы поехали за город... Что дальше?
- Долго искали место, где бы остановиться. Потом я предложила поехать на озёра. Он согласился.
- Почему именно на озёра? Где это?
- Там красиво. К тому же, это недалеко от пасеки. Если бы мы с ним не договорились, оттуда мне проще было бы добраться до дома.
- А вы 'договорились'?
- Нет. Он сказал его женитьба 'дело решённое', а между нами останется всё, как было.
- То есть?
- Я его любимая женщина. К сожалению, он это не в состоянии изменить. Будем встречаться, как встречались раньше, когда он был женат на Ларисе.
Она снова замолчала. Следователь, видя, что она не намерена распространяться, снова начал задавать вопросы:
- Выбрали место?
- Да.
- Неподалёку от Вашего дома?
- Да.
- Сколько времени вы пробыли 'на озерах'?
- До вечера. Уже солнце садилось.
- Куда вы поехали потом?
Ольга молчала.
- Вы слышите мой вопрос?
- Да.
- Отвечайте!
Ольга взглянула на Инну. Та моргнула.
- Мы никуда не поехали больше.
Следователь удивлённо взглянул на неё и застрочил по бумаге:
- Остались там до утра?
- Нет.
- Как Вас понимать? Не уехали и не остались?
Ольга молчала. Инна забеспокоилась. Вам не плохо? Может, прекратить допрос. Ольга неопределённо пожала плечами. Мне не плохо. Мне 'всё равно'. Адвокат неодобрительно посмотрела на неё. Держите себя в руках.
Следователь нерешительно продолжил:
- Объясните.
Ольга собралась с духом и выпалила совсем не к месту:
- Он утонул...
Лицо следователя стало удлиняться. Он открыл рот, пытаясь что-то спросить. Но тут же закрыл его. Боковым зрением Ольга видела выражение лица своего адвоката. Он было не лучше. Молчали несколько минут. Первым пришёл в себя следователь:
- То есть, как утонул?
- Перед отъездом пошёл купаться. Мы ведь грязные были,- зачем-то добавила Ольга.- И... утонул.
Помолчав, она добавила:
- Я ему говорила 'поедем грязные'. В этих озёрах бывают омуты. Он рассмеялся. Сказал, что я трусиха. И всё...
Далее она, не смотря на наставления Инны, рассказала всё 'как было'. Сначала она решила, что это шутка. Он нырнул. Потом из воды показалась его рука и поманила её. Думала, что сейчас он вынырнет где-то в другом месте. Ей даже показалось, что он держит её за ноги. Но он не появился. И за ноги её никто не держал. Просто под водой оказалась топь. Болото. Как выбралась из него, не помнит. Ещё ждала. Кричала. Костёр жгла. Потом поняла: он не придёт. Села в его машину. Поехала. Сначала в сторону дороги. Потом пасеки. Где-то на полдороге машину бросила (не знает: почему), пошла пешком. Пришла на пасеку: уже темно было. Помнит только, что фонарь горел сверху (дядя Паша всегда на ночь включает) и что дверь открыл Гриша. Он не должен был приехать, но почему-то приехал.
Следователь слушал бредовый Ольгин рассказ, забывая записывать и не решаясь переспрашивать. Наконец, Ольга замолчала. Потом умоляюще взглянула на следователя. Отпустите меня. Там плохо в камере. Нары жёсткие и есть нечего. Подошла Инна, стала говорить. Подготовили ходатайство. Скоро выпустят Вас под залог. А пока я попытаюсь договориться, чтобы передачу приняли. Вошёл милиционер. Ольгу повели обратно. Адвокат осталась со следователем.
В камере, как на грех, был обед. Почувствовав голод, Ольга попыталась поесть супа - показался несолёным. Второе явно подгорело. Выпила только кисель. Забралась на нары и заплакала. Вот так! Считала она, считала, варианты продумывала разные. Но чтобы в таком интересном положении в тюрьме оказаться! Даже её извращённая фантазия до этого не додумалась.
Кто-то тронул её за ногу. Она повернулась. Перед ней стояла щербатая:
- Эй, княгиня, а ну спускайся к нам с небес. Поговорим...
Ольга спустилась. Женщина протянула ей кусок белого хлеба, покрытый чем-то бледно-розовым. Ольга присмотрелась и удивилась: бутерброд с сёмгой. Откуда? Женщина оскалилась:
- Ешь и не спрашивай. Мы тут тебе ещё киселя оставили.
Ольга съела бутерброд так быстро, что сама удивилась. Вроде бы большой был. Щербатая вздохнула и полезла куда-то в угол. Достала ещё кусочек хлеба. Рыбы больше нет, извини.
Ольга с удовольствием съела и хлеб. Запила киселём. Повеселела. Спасибо, милые дамы. Женщины хохотали не менее получаса. Как только их не называли. Но чтобы так! Дамы.
Чудная ты 'княгиня'. Во второй половине дня она перезнакомилась со всеми сокамерницами.
Старшая здесь, как правильно поняла Ольга, Марго. На вид лет тридцать пять - сорок. Волосы чёрные, длинные, волнистые. Держится с достоинством. Не кричит, не лебезит, женщины её слушаются безоговорочно. Воровка - карманница. Профессионал
высшего класса. Не хуже Соньки - золотой ручки. Слыхала про неё? Ольга отрицательно покачала головой. Эх, интеллигенция, ничего-то вы про нас не знаете. Вторая - щербатая, прозвище 'Грыжа'. Воровка на доверии, попросту говоря, 'мошенница'. Обманывала 'честных' граждан, продавала липовые билеты 'Спортлото' и 'Бинго'. Ещё одна 'дама' - зовут Зося. Без прозвища. Тихая, 'беззлобная' женщина, задушившая в порыве ревности любовницу своего мужа. Кстати, бывшую подругу... Ольга посочувствовала ей. Но вслух сказала: разве их всех передушишь? Можно было что-нибудь поинтереснее придумать. Две проститутки-лесбиянки, клофелинщицы. Кого-то траванули, да не до конца. Он очухался, узнал их. Теперь им попытку убийства 'шьют'. Шестая - та самая, которая первая назвала Ольгу 'княгиней'. Самая загадочная. Про неё ничего не известно. Только прозвище 'Тора'.
О себе Ольге сказать особо нечего. Был муж. Игорь. Его убили. Она пытается выяснить: кто? Женщины возмущённо зароптали. Сама выясняешь, а менты на что. Совсем не работают. Почему не работают? Работают. Меня же арестовали... А в чём обвиняют-то? Статья 105, пункт ж... Во - упыри!
Ужин был вообще 'гнилой', по выражению Грыжи. Даже женщины есть не стали. Специально, сволочи, так готовят, чтобы мы быстрей 'раскололись' и пошли на зону.
- А, что на зоне лучше кормят? - поинтересовалась Ольга.
- Лучше, конечно. Там за такую 'хавку' батю и убить могут.
Чувствуя, как начинает сосать в желудке, Ольга тут же 'захотела' на зону. Второй день она без нормальной пищи. Известно, что человек, может без еды дней двадцать. Но это - взрослый. А ребёнок? Ещё не родившийся? Она стала поглаживать себя по животу. Инна передачу обещала. Не обманула.
Часов в девять вошёл надзиратель, спросил:
- Кто тут Князева?
- Я, - Ольга соскочила с нар, забыв о беременности.
- Передача тебе,- он высыпал содержимое пакета на стол.
Ольга подошла к столу и оторопела. Вместо 'съедобных' привычного вида продуктов, на столе лежали рваные куски хлеба, разломанные пирожки, растерзанные на несколько частей котлеты. Картофелины были истыканы ножом, как будто подвергались изуверским пыткам. Увидев Ольгино лицо, надзиратель сказал:
- Чего так смотришь? Так положено.
- А это уже не порядок. Почему сардельки не проверены,- добавил он.
Ольга, голодная как сто волков, наблюдала, как он своими грязными пальцами ломает на несколько частей сардельки, как течёт по его рукам сок и капает на картофелины, оставляя на нём тёмные пятна. Её затошнило так, что она едва успела добежать до унитаза. 'Дубак', глядя на её попытку изрыгнуть из себя зелёную пену, удивился. Что это с ней?
Женщины молчали. Он постоял немного и вышел. Ольга вернулась на нары. Сквозь собственные всхлипывания она услышала, как Марго приказала убрать со стола 'искалеченные' продукты и постучала в дверь. Надзиратель вошёл нескоро. Когда вошёл, Марго протянула ему пакет и сказала:
- Она беременная. Если сегодня ночью скинет от голода - утром будешь жрать её абортивного ребёнка. Понял?
Мужик опешил. Через полчаса он принёс Ольге пару яиц, солёный огурец, две целые картофелины, хлеба и пакет молока.
Ольга хотела поделиться с соседками, но Марго сказала:
- Ешь сама. Если много покажется, наутро оставь.
Ольге много не показалось.
Когда утром вошла в кабинет следователя, она увидела на столе бутерброды с колбасой и сыром. От голода снова затошнило. Следователь сказал: это Вам передали. Ешьте. Ольга набросилась на них с такой жадностью, как будто боялась, что их отберут. Пришла Инна. Вдвоём они молча наблюдали, как Ольга поглощала один бутерброд за другим. Съела всё, до последней крошки. Запила кофе. Улыбнулась. Спасибо. Теперь жить можно!
Начался допрос. Вернее продолжился.
- Вы по-прежнему утверждаете, Что господин Смирнов утонул?
Ольга кивнула:
- Утверждаю.
- Расскажите подробно, как это было?
- Я плохо помню...
- Расскажите, что помните, - настаивал следователь.
- Мы поссорились. Я сказала, что не хочу 'как было раньше'. Или он со мной... Или...пусть катиться к чёрту. Заплакала. Попросила отвезти меня домой. Он сначала уговаривал остаться, потом согласился. Сказал: сейчас искупаемся и поедем. Я не хотела, потом пошла за ним. Чувствую, ноги вязнут. Кричу: не ходи дальше! Там топь. Он засмеялся и поплыл. Я подумала, что топь лишь у берега, а дальше нет. Попросила кувшинку. Они там, на самой середине озера. Он подплыл к одной. Что-то сказал про стебель и нырнул. Потом рукой сделал какой-то жест, как будто звал меня и всё... Я ждала. Не знаю, сколько. Стало темнеть. Мне всё казалось, что он сейчас вынырнет или появится из леса. Выплыл где-нибудь с другой стороны. Потом мне стало холодно. Я попыталась выбраться из воды. Чувствую, не могу. Ноги онемели. Я, кажется, ухватилась за камыши. Еле-еле выкарабкалась. Всё... Потом вообще смутно помню. Испугалась. Кричала. Звала. Потом села в машину, поехала. Сначала в город, в милицию. Потом передумала, развернулась, поехала на пасеку. Сообразила, что по машине меня могут вычислить. Бросила её на полпути. Пришла домой. Там Гриша. Я ему всё рассказала. Он утром поехал туда. Все вещи собрал. А машину угнал на нашу СТО. Там в ангаре и стоит до сих пор.
Следователь, не переставая писать, заявил:
- Ну вот, а говорите 'плохо помните'. Очень даже всё у вас складно.
Ольга поняла - не поверил. Она в надежде посмотрела на Инну. Та отчуждённо глядела в окно. Ольга готова была расплакаться. Очевидно, её 'правдивый рассказ' был малоубедительным. Она замолчала.
Закончив писать, следователь спросил:
- Так всё-таки, почему сразу не обратились к нам.
- Я заболела. Судя по всему, простыла. Тётя Настя и Гриша меня отхаживали целую неделю. А потом мне стало страшно. Я же поняла, что никто мне не поверит. Ведь, сейчас не верите.
- Много времени прошло, - аргументировал следователь. - Раз пришли не сразу - значит, хотели следы замести.
- Ничего я не хотела 'замести'. Думала, что вы его припишите к 'исчезнувшим' и искать не будете, как мужа моего.
Следователь слегка сконфузился, но продолжал настаивать на своём:
- Странно получается: все ваши мужчины либо исчезают, либо попадают в автомобильную катастрофу, либо 'тонут'.
При словах 'автомобильная катастрофа' Ольга затаила дыхание. Опять намёк на Хана или Игоря2? К разговору о них она не готова. Надо подумать. Она взглянула на своего адвоката, в надежде на то, что та поймёт, как 'ей плохо'. Инна поняла. Следователь усмехнулся, но настаивать на продолжении допроса не стал.
После обеда её повели к врачу. Инна настояла на этом. Врач измерил давление, пощупал пульс, послушал дыхание и выдал заключение, что Ольга 'абсолютно здорова', даже не заметив при этом, что она беременна.
К вечеру снова захотелось есть. Чтобы не думать о еде, она стала приставать к сокамерницам с различными вопросами, пока Тора и Грыжа не послали её в 'пикантном направлении'. Тогда Ольга подсела к Марго. Мы же с тобой аристократки, - сказала она полушутя, полусерьёзно, - поймём друг друга. Не то, что эти... Марго удивлённо взглянула на неё:
- А ты откуда знаешь, что я тоже 'аристократка'?
- Имя у тебя красивое, аристократическое. Королев так называли. Слышала про французскую королеву Марго?
Женщине явно польстило сравнение с французской королевой. Она улыбнулась:
- Нет. Расскажи.
Ольга кивнула головой:
- Расскажу, а ты мне про Соньку - золотую ручку. Да?
Марго не только рассказала про знаменитую Соньку, но и показала несколько приёмов.
Ольга очень заинтересовалась некоторыми из них. Научи. Пожалуйста. Зачем тебе? Как зачем? Вдруг пригодится. Марго сказала: сначала пальцам надо придать гибкость. Ольга стала повторять за ней. Минут через тридцать заболели руки. Марго приказала - отдыхать.
К вечеру Ольга уже стащила у Грыжи из-под матраса небольшую картонную иконку с изображением Николая Чудотворца. Причём, в тот момент, когда смотрела ей 'глаза в глаза', задавая очередной глупый вопрос. Показала Марго. Та сказала, что воровать у своих - значит, крысятничать. За это могут и побить. Ольга извинилась, я же только попробовать. Незаметно положила иконку обратно.
В седьмом часу вошёл надзиратель. Снова принёс передачу. Боясь увидеть вчерашнюю картину, Ольга даже не пошла к столу. Но 'грев' был 'ништяк'. Так сказала Грыжа. Все продукты были нарезаны аккуратными ломтиками. Нарезка рыбная, нарезка колбасная, нарезка карбоната, огурцы, помидоры, хлеб - белый. Женщины загалдели, присаживаясь к столу. Ольга пожалела: под такую бы закуску да винца хорошего. Женщины одновременно устремили свои взоры на Тору. Гони свою 'нычку'. Та поднялась. Эх, что бы вы без меня делали! В её заначке нашлась начатая бутылка американского виски. Откуда? Женщина оскалилась. Не спрашивай, а пей. Ольга сначала пригубила, потом допила всё, что было в кружке. Голодный желудок обожгло будто кипятком. Сокамерницы раскраснелись, разговорились. Даже Зося улыбнулась. Она встряхнула густыми русыми волосами, повела плечами и вдруг запела низким, грудным, но приятным голосом:
Мне мой милый изменил,
Но я не опешила
В переулке догнала...
Женщины дружно подхватили. Каждая из них продолжила серию скабрёзных частушек про измену 'миленького'. Ольга тоже знала несколько 'неприличных' частушек, поэтому, когда дошла до неё очередь, она тоже тряхнула волосами и речитативом (петь частушки она не умела), но очень проникновенным голосом произнесла:
А мне мой миленький принёс
Четыре ... вошечки.
Чем же буду их кормить
Они такие крошечки?
После короткой паузы за столом раздался дикий хохот. Пока 'дамы' смеялись, Ольга вспоминала. Эту частушку она впервые услышала ещё в детстве. Кто такие эти 'вошечки' она, разумеется, не знала и поэтому очень переживала по поводу того, что они несколько дней голодные. Через два дня она не выдержала и спросила у младшей бабули, чем их кормят. Бабуля была в таком шоке, что пришлось ей капать сердечные капли. Попало Ольге тогда сильно. И только спустя много лет она поняла за что.
В камеру вошёл конвоир. Едва успели убрать пустую бутылку со стола. Тихо 'шмары'! Что разгалделись?
Ему навстречу поднялась Тора:
- Мы не 'шмары'! Волк тряпочный!
Конвоир попятился.
- Ладно, ладно, не фиг 'бодаться' тут,- проговорил он, закрывая за собой дверь.
В общем, банкет удался на славу. Когда Ольга забиралась на свои верхние нары, она думала: жизнь в тюрьме не такая уж 'жуткая штука'. Сейчас бы подушку под ушко и Гришку под бочок. Мысль о Гришке заставила встрепенуться весь организм. Интересно, чем он сейчас занимается. Наверное, дом строит. Нет, уже темно. Значит, с доченькой возится. Растроганная такой картиной, она не заметила, как начала сопеть, а затем всхлипывать. Грыжа подскочила:
- Ты чего?
Ольга сквозь слёзы промямлила:
- По детям соскучилась и... Грише...
С утра у них был шмон. Ничего не нашли. Даже пустой бутылки из-под виски. Ольга удивилась. Как так у вас всё ловко получается? Года два 'академии', и у тебя будет получаться, - заулыбались женщины.
После завтрака их повели в баню. Шампуня не дали, мыло чёрное, вонючее. Выручили клофелинщицы. Баня ещё не нагрелась, как следует. Если бы не горячая вода, Ольга бы замёрзла. Помылись и с мокрой головой на улицу. Снега ещё нет, но на улице холодно. Волосы стали сосульками. К обеду Ольга начала подкашливать. Её вызвали к адвокату. Инна предупредила. Сегодня допрашивать не будут. Следователь занят. Сказала, что придётся побыть в сизо до понедельника. А там, скорее всего её отпустят под залог. Рассказала о Грише, детях, проинструктировала, как вести себя, что говорить в следующий раз. Передала новую передачу. В камере Вас не обижают? Ольга вздохнула: не то, что не обижают, жалеют. Всё равно, вы там осторожнее. Пока разговаривали с Инной, Ольга стащила со стола ластик. В камере похвасталась Марго. Та удивилась ластик-то тебе зачем? Женщины её поддержали: лучше бы что-нибудь дельное 'стибрила'. Ольга огрызнулась. Нет там ничего 'дельного' на столе у 'шныря'. А мне тренировка нужна. У какого 'шныря'? - не поняли женщины. Ну, у следователя. Грыжа захохотала. Глупая, ты, Ольга, 'шнырь' - это, который в камере убирает, а следователь - это 'упырь'. Поняла? Ольга удивлённо пробормотала: это ж сколько ещё интересного я не знаю.
Весь день в камере был переполох. Ольга тренировалась. Женщин, как ни странно, это забавляло. Лучше уж пусть 'тренируется', - сказала Марго, чем опять выть начнёт по своему Грише.
В субботу утром увели Зосю. С вещами. Ольге это снова наполнило 37 год. Она расстроенная слонялась по камере, высматривая, чтобы 'украсть'. Но соседки были настороже. Марго потребовала усложнить Ольге задачу. Лишь перед самым обедом ей удалось 'спереть' у одной из клофелинщиц три конфетки, от передачки остались. За обедом она спохватилась, стала искать. Взглянула вопросительно на Ольгу. Та полезла в карман. Держи свои конфеты. Скучно живём, дамы, 'стырить' у вас нечего.
Часов в пять, ни с того ни с сего, пришли за Марго. Дали три минуты на сборы. Когда та собирала вещи, Ольга готова была разреветься. Шепнула ей телефон. Будешь на воле - звони. Марго кивнула. Выходя из камеры, остановилась перед дверью. Повернулась к Торе:
- Остаёшься за смотрящую. За неё,- она указала на Ольгу,- отвечаешь головой.
Как только за ней закрылась дверь, Тора перенесла свои шмотки на нары, где ещё пять минут назад лежала Марго. Ольге приказала спуститься и занять нары с ней рядом. На вопрос: зачем? сказала: так надо. Ольга подчинилась.
Вечер был паршивый. Без Марго стало скучно. Чтобы как-то скоротать время, Ольга стала рассказывать женщинам историю любви Антония и Клеопатры. Рассказ женщинам понравился. Грыжа даже прослезилась. Были же раньше мужики...
Ночью Ольга спала плохо. Душил кашель. Простыла...
Утром к ним в камеру впихнули двух пьяных 'вороваек'. Они подошли к Торе, заговорили на каком-то полупонятном языке. Как в романе Куприна 'Яма', - подумала Ольга. Она с любопытством вслушивалась в слова, пытаясь сообразить, о чём идёт речь. Вдруг одна из них рыкнула на Ольгу:
- Что бебики уставила 'лярва'? Вались к параше, не по масти место занимаешь.
Из всех обращённых к ней слов, Ольга знала только 'парашу', по другому 'дамскую комнату'. Так сокамерницы стали называть отхожее место после того, как Ольга назвала их 'дамами'. Пока до Ольги доходил смысл сказанного, воровка стала стервенеть:
- Ты чё не сечёшь, мурло поганое? Канай отсюда...
Ольга занервничала. Она поняла, что её оскорбили, но, вняв совету своего адвоката 'быть осторожнее', попыталась снять напряжение и 'очаровательно' улыбнулась. Её собеседница сначала опешила, потом заорала:
- Ты ещё скалишься, ку...а!
И тут вмешалась Тора:
- Не гони волыну!- начала она.
Далее она сказала Ольгиной собеседнице нечто такое, что Ольга, не смотря на своё высшее 'универсальное' образование никогда не смогла бы не то, что сформулировать, даже повторить. Женщина сразу успокоилась. Отошла и легла на нары, которые занимала Зося. Её подруга заняла верхние. Они ещё несколько минут косо поглядывали на Ольгу, потом забыли об её существовании. Ольга удивилась Торе. Вот учили, учили её преподаватели разным языкам, стилям, формам общения. Оценки отличные ставили. Зря! Плохая она была ученица. Самого главного не усвоила. Как объяснить зарвавшемуся пьяному человеку простую истину: тётенька, не приставайте к беременной женщине, а то последствия могут быть непредсказуемыми. И главное в двух словах!
Вечером у Ольги поднялась температура. Кашель усилился. Понимая, что своим 'буханьем' она мешает всем, Ольга без конца закрывала рот подушкой. Иногда кашель заканчивался рвотой. Женщины сочувственно поглядывали друг на друга. Да...весёленькая ночь нам предстоит.
У клофелинщиц нашлось две таблетки аспирина. Одна из новеньких, верхняя, порылась в своих вещах. Есть у меня одна штука, можно компресс сделать, а можно вовнутрь. Ольга согласилась. Пока та делала ей компресс, Ольга 'сняла' у неё с пальца серебряное колечко с надписью 'спаси и сохрани'. Очень обрадовалась. Вернула хозяйке со словами:
- Извини. Привычка.
Тора улыбнулась. Марго бы тобой гордилась.
С утра её повели к врачу. Тот опять послушал её. Сказал: хрипов нет,- и вдруг обратил внимание на её живот.
- Вы что беременны?- спросил он так, как будто в этом и состояла суть Ольгиного преступления.
- Немножко, - пошутила Ольга.
Врач без тени улыбки посмотрел на неё и изрёк:
- Быть 'немножко беременной' нельзя, как и 'немножко мёртвой'... Этого мне ещё не хватало. Как только появится Ваш адвокат, отправьте его ко мне. Ольга обрадовано кивнула.
Вопреки ожиданиям Ольгу в понедельник не беспокоили, во вторник тоже. Следователь пришёл лишь в среду. Улыбнулся как-то загадочно:
- Извините за задержку, зато у Вас было время новую легенду придумать.
Ольга посмотрела на Инну. Та, в свою очередь, на следователя. У меня складывается такое мнение, что Вы к моей подзащитной относитесь предвзято. Следователь замялся:
- Совсем нет. Наоборот, мне Ваша подзащитная очень симпатична. Я пытаюсь ей помочь... Так на чём мы закончили?
- На том, что он утонул, - сказала Ольга, глядя ему прямо в глаза. Заметила на руке
часы. Не золотые, конечно, но дорогие. Почувствовала, как взмокли ладони. Она стала 'придавать гибкость рукам'. В голове замелькали лихорадочные мысли. Сейчас нельзя. Момент не подходящий. А вот, если снова меня 'затошнит' или нет 'мне станет плохо'. Он подаст мне воды. Тогда... Ольга встрепенулась. Господи! Ну, о чём она думает. Просто наваждение какое-то. Охваченная азартом, она не сразу услышала слова следователя:
- Кстати, меня Евгений Борисович зовут...
Ольга помолчала и, мило улыбаясь, тоже 'представилась':
- А меня Ольга. По тюремному 'княгиня'.
Следователь усмехнулся. Княгиня Ольга... Где-то я подобное читал. Не подскажете?
Ольга согласно кивнула:
- Наверное, в учебники истории 6 класса или у Пушкина в 'Песне о Вещем Олеге'... 'князь Игорь и Ольга на холме сидят, дружина пирует у брега'...
- Да, да,- перебил он её,- 'бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они'.
- Ну а теперь вернёмся к прозе, - резко проговорил он.- Какие отношения Вас связывали, Ольга Владимировна, с господином Исхановым... Исханом ... Михайловичем?
От неожиданности Ольга вздрогнула:
- Никакие...
- Тогда объясните, почему он вписал Вас в своё завещание накануне смерти.
- Это Антон настоял. У них с Ханом были свои дела. Он меня в них не посвящал.
- Антон... Это, я так понимаю, Смирнов Антон Николаевич?
Ольга кивнула.
- Согласитесь: это - странно. Я бы на вашем месте постарался объяснить.
Ольга 'постаралась'. Когда исчез Игорь, мой муж, на меня наехали бандиты, сказали, что за ним остался долг: два миллиона рублей плюс проценты. Я испугалась. У меня таких денег не было. Позвонила Антону. Он деньги привёз. Не сразу, правда, а частями. Заодно и выяснил, что это 'проделки' Хана. Сделал тому 'предъяву'. Он отнекивался. Дескать, не я. Потом обещал вернуть. А тут эта авария. Тогда Антон и накатил на него: ни сегодня - завтра загнёшься, кто долг вернёт. Я сначала обрадовалась, думала: продам этот дом - деньги верну. А потом поняла, что Хан не из добрых побуждений это сделал...
- А из каких?
- Понятно из каких. Отомстить решил. Он этот дом своей любовнице обещал. Вот и надеялся, что она глотку мне перегрызёт. Особенно теперь. Когда Антона нет.
Ольга непритворно вздохнула. Посмотрела на Инну. Та слегка качнула головой. Достаточно убедительно.
Следователь, очевидно, думал иначе. Ни с того ни с сего он сказал:
- Врач настаивает на Вашей 'подписке о невыезде'. Ни сегодня - завтра судья вынесет решение выпустить Вас под залог.
Инна поднялась, положила ему на стол какие-то бумаги. Подмигнула Ольге: уже вынес.
Изучив внимательно бумаги, он вздохнул:
- Прямо, не знаю, что и делать. Отпускать Вас не хочется. Кто мне ещё такие 'душещипательные' истории рассказывать будет? А?
Ольга сидела, затаив дыхание: неужели сегодня вечером она будет дома. С ребятишками, с Гришей... Разволновалась не на шутку. Можно водички? Можно. Он сам налил ей воды, подаёт в стакане. Ольга сделала всё, как учила Марго. Главное 'глаза в глаза'. Ни Евгений Борисович, ни Инна, ни сама Ольга не смогли бы объяснить, как его часы оказались в рукаве её тёплой шерстяной кофты.
Следователь ещё говорил о том, что они должны провести следственный эксперимент: выехать на озеро. Ольга должна будет точно указать место, где 'утонул' господин Смирнов. Его будут искать. Ольга со всем соглашалась, но уже не слушала его. Она ликовала. Вот Марго бы порадовалась.
Когда вернулись в камеру, она показала часы Торе. Меня сегодня увезут. Обещали отпустить на время следствия. Если увидишь Марго, передай ей. Она протянула часы. Это мой подарок. Тора согласилась.
После обеда за ней пришли. Она собрала вещи. Обняла Тору и Грыжу. Те пожелали ей 'фарта' и родить девочку. Ольга пообещала. Когда выходила из камеры, услышала, как Тора приказала одной из новеньких вымыть за Ольгой пол. Чтобы не вернулась
Когда вывели на улицу и повели к машине, она увидела вдалеке голубой Ford. Сердце радостно дрогнуло. Гришка на свободе. Её ждёт. Эскортом двинулись в сторону бетонки. Ольга, следователь и 'ненавистный' оперативник в ментовском Уазике, Инна на своей машине и следом Гришка. Всю дорогу Ольга оглядывалась назад. Боялась - не отстал бы. Не отставал.
Совсем не нарочно, а так получилось, Ольга заблудилась. Повернули раньше положенного. Пришлось возвращаться на дорогу. Водитель занервничал. Грязь сильная. Перед выездом на бетонку чуть не забуксовали. Не доверяя Ольге, следователь попросил первым ехать Гришу.
Когда подъезжали к озеру, сердце Ольги стало сжиматься от страха. Вспомнилось всё до мелочей. Антон целующий её исступленно: Оленька, девочка моя, одна ты у меня. Никто мне не нужен. Ты же знаешь, одно твоё слово... Потом рука, с призывным жестом. Говорят, человек без воздуха может жить ещё пять минут. О чём думал он последние минуты своей жизни. Успел ли он понять, что это она подготовила ему ловушку. Простил ли её? Как ей хотелось сейчас всё вернуть. Пусть бы жил. Женился бы на своей 'пигалице', а не истлевал в этом ведьмином болоте. Слёзы непроизвольно потекли из глаз. Она стала вытирать их рукавом - платка носового не было. До этого говорившие 'ни о чём' следователь и оперативник замолчали.
Машины оставили у въезда на просеку. Дальше пошли пешком: следователь, оперативник, Инна и Ольга. Гришку не пустили. Он остался рядом с водителем. Ольгу спрашивали. Она отвечала. Показывала место. Где сидели. Следы от костра. Где стояла машина. Где находилась она, когда он утонул. Ольга показала рукой. Кажется, здесь возле камышей. А он поплыл к середине. Там кувшинки цвели. Сейчас их нет. Оперативник что измерял, высматривал, складывал, спорил с Инной. Ольга начала околевать. Ботики-то на ней осенние. Да и куртка тоже лёгкая. Увидела, как Гриша позвал Инну. Что-то ей сказал. Та подошла к следователю. Муж её, она указала на Ольгу, одежду тёплую привёз. Хочет её переодеть. Оперативник фыркнул. Никакой он ей не муж. Сожитель просто и сообщник, скорее всего. Потерпит, цаца. Инна возмутилась. Её не жалко - ребёнка пожалейте. Следователь кивнул. Отведи её в машину, пусть погреется и тёплые вещи наденет. Инна повела Ольгу в Уазик. Подошёл Гриша. Стал снимать с неё ботинки. Тереть ей ноги. Ольге хотелось броситься ему на шею, прижаться. Почувствовать его тепло. Сдерживало одно. Больше недели она, как следует, не мылась, и теперь от неё пахло, дешёвым мылом, 'пережаренным' постельным бельём и камерой. Помогая ей переобуваться, Гришка попросил водителя:
- Холодно в машине. Печку-то включи.
Тот огрызнулся:
- Сейчас! У меня бензина тютелька в тютельку. Сам мёрзну.
Гриша достал из внутреннего кармана тысячную купюру.
- Вот тебе на бензин. Хватит? Включай.
Водитель виновато заулыбался. Оформят наши как взятку. Но деньги взял. Помимо тёплого пальто, Гриша укутал Ольгу большой клетчатой шалью. Ольга, улыбнулась. Тётина Настина? Он согласно кивнул. Чуть дольше задержал свои руки у неё на плечах, не удержался - хотел поцеловать. Помешала Инна. Нечего тут. До дому терпите, теперь уже скоро отпустят.
'Скоро' продолжалось ещё минут сорок. Ольгу снова повели к озеру. Что-то уточняли. Третий или четвёртый раз спрашивали одно и то же. Ольга 'одно и то же' повторяла. Чувствовала себя отвратительно. Смотреть на середину озера боялась. Мысль о том, что Антон до сих пор там приводила её в ужас. Она стала молиться. Не Богу. Ему. Антон, милый, прости меня. Пожалуйста. Ты простишь меня, а я прощу тебя... за Игоря. Как вы там сейчас вдвоём? Встретились ли? Если встретились, помирились ли?
Очередной раз повторяя свою молитву, Ольга почувствовала, как в животе, что-то плюхнуло. Не может быть! Ещё рано. Подождала. Минуты через две повторилось. Шевелится?! Неужели?! Забыв обо всём, что её окружало, она углубилась внутрь себя. Точно шевелится! Состояние глубокого удовлетворения вдруг овладело ею. Она заулыбалась.
Наконец, Грише разрешили её забрать. Он подошёл к ней. Обнял за плечи. Пойдём, Оленька, всё кончилось. Он посадил её в машину. Потом переговорил с Инной. Мы пока здесь, на пасеке будем, если понадобимся, звоните в школу. Инна подбодрила Ольгу. Я думаю: самое страшное уже позади. Отдыхайте, лечитесь. Ни о чём не волнуйтесь. Она уехала. Следователь и оперативник ещё остались.
Гришка тоже 'газанул' так, что грязью обдало заднее стекло машины. Однако быстро ехать не получалось. От дождей и обильно выпавшего ночью снега грунтовая дорога раскисла. Чтобы не забуксовать, он съехал на обочину, по стерне надёжней.
Ещё не веря тому, что 'всё кончилось', Ольга вжалась в сидение. Никто, ни под каким предлогом, не смог бы высадить её теперь из этой машины. Гриша, увидев, как судорожно она вцепилась руками в сиденье, притормозил. Взял за руку. Оленька, милая, расслабься. Ольга взмолилась. Не останавливайся. Поедем быстрее. Вдруг передумают и догонят. Он улыбнулся. Не передумают. Всё официально. До первого слушания ты отпущена под залог. А дальше? Он вздохнул. Дальше, как судья решит. Ольга забеспокоилась. А как он решит? Не знаю. Но Инна говорит, что волноваться особо не стоит. Улик против тебя никаких. Тело тоже пока не найдено. На всякий случай, мне ещё одного адвоката насоветовали из Москвы. Скоро приедет. Ольга взяла его руку. Прижала к щеке. Я боялась, что тебя посадят в Сизо, как сообщника. Там у мужиков, говорят, порядки дикие. А у женщин? Тебя не обижали? Ольга улыбнулась. Да ты что? Дамы 'клёвые' попались. Особенно Марго. Она потрясла перед Гришкиным носом часами, которые уже успела снять с его руки. Он не поверил. Браслет, должно быть, расстегнулся. Ольга обиделась. Потянулась к нему с поцелуем. Он тут же откинул спинку сиденья, развязал на ней шаль. Ольга пыталась сопротивляться. Совсем чуть-чуть. Я грязная. Ему всё равно. Ты даже 'грязная' самая красивая, самая желанная, самая сладкая. Поцелуи его приводили её в исступление. Она заметалась под ним. Когда же пальцы его правой руки скользнули вниз, к влажной ложбинке между ног, Ольга замерла. Она поняла, что жить ей осталось несколько секунд. Почувствовав её состояние, Гриша не стал её заставлять ждать. Он погрузился в неё сразу и полностью. Ольга застонала.
Когда пришли в себя, Ольга разжала кулак. Смотри, что у меня есть. Цепочка золотая с крестиком. Твоя? Он потянулся к шее. Ну, ты даёшь! Ольга возгордилась. Марго сказала, что у меня талант. Он уже снова целовал её. Нет, всё, домой поехали. По детям соскучилась и мыться хочу. На подъезде к пасеке Ольга спросила:
- Как там тётя Настя. Переживает?
- Ещё бы! Ругает себя за язык длинный. Когда второй раз приехали допрашивать меня и дядю Пашу, она даже не вышла к следователю. Говорит из-за двери: одно слово вам сказала, вы её в кутузку, а ещё слово скажу, тогда совсем расстреляете?
Когда подъехали к пасеке, уже стемнело. Ольга поднялась на крыльцо с чувством странника, много лет проведшего вне дома. Села на лавку. Сложила на колени руки, как когда-то старшая бабуля и замерла. Хорошо!
Через пару минут комната наполнилась людьми, кошками, собаками. Дети висели на руках и ногах. Все говорили, спрашивали, трясли холками, виляли хвостами, фыркали наперебой. И все, непременно все, лезли целоваться. Ольга почувствовала себя счастливой.
В бане мылась долго. Словно, хотела отмыть не только телесную грязь, но и вывернуть себя наизнанку, выбелить, выполоскать дочиста свою душу и смыть тёмные пятна со своей совести.
Допоздна металась между детьми. Аннушка не хотела отпускать маму, капризничала. Рассказывала маме сказки про лягушку - царевну и про бессмертного кощея. Жаловалась на Андрея: сам книжки читает, а ей не даёт. Андрей тоже к маме жмётся, в глаза заглядывает: не даю, потому что не читает, а рисует. Чуть не поссорились.
Под бочок к Гришеньке легла далеко за полночь. Он уже дремал. Я думал: до меня сегодня очередь так и не дойдёт. Я тоже одну сказочку знаю. Про любовь... Рассказать? Конечно. Ну, слушай:
- Жил-был мальчик. И был у этого мальчика пальчик.
Ольга иронично хмыкнула:
- Надо же, как интересно! Какой необычный мальчик...
- Да, ты слушай, не перебивай. А этот пальчик был не простой, а волшебный...
Он замолчал на короткое время. Будто давал Ольге возможность почувствовать, насколько он был 'волшебный':
- А рядом жила девочка. Звали её, скажем, Танечка.
Ольга запротестовала, какая ещё Танечка. Никаких Танечек. Только Оленька!
Он, подумав, кивнул и проговорил:
- Оленька, так Оленька. Так вот, Оленька очень полюбила волшебный этот пальчик. Она часто брала его в руки, гладила, а иногда даже целовала...
Ольга возмутилась. Не было такого. Он вздохнул. Это же сказка. А в сказках всегда желаемое выдаётся за действительное...
В общем, сказочка оказалась длинная. До самого утра.
Она ещё нежилась в постели, когда он поднялся. Печь топить надо, греть тебя опять. Кашляешь сильно.
Тётя Настя забрала детей завтракать. Грома тоже. И вы приходите. Там еды со вчерашнего осталось. Не пропадать же.
Ольга уже была готова идти завтракать на тётину Настину половину, как вошёл Гриша. Смущённо и растерянно глянул на Ольгу. Протянул ей какую-то кнопочку на магните:
- Что это?
- Жучок.
- Какой жучок?
- Ну, как тебе объяснить? Прослушивающее устройство. Менты вчера в машину подсунули. Я мыть стал, обнаружил. Это водитель всё у моей машины вертелся. Восхищался... Гад!
Ольга заволновалась:
- Мы там ничего лишнего не наговорили?
- Я тоже сразу об этом подумал. Кажется, нет. Не наговорили. Зато 'надышали' и 'настонали' сколько! - в голосе почувствовалось раздражение.
Ольга испуганно поднесла руку к губам:
- Ты хочешь сказать, что они слышали, как мы с тобой...- она не договорила, к горлу подступил комок, закашлялась, почувствовала, как жаром запылали щёки. - Какой ужас! Что же это такое? Как же я теперь этому следователю в глаза смотреть буду? А это оперативник - такая сволочь, обязательно пройдётся на этот счёт, - она уже готова была разреветься.
Он приблизился. Прижал к себе. Поцеловал в макушку:
-Успокойся. Я с тобой буду ездить на каждый допрос. Пусть только намекнёт - задушу. А жучок Инне отдам, чтобы она судье показала, как они 'доказательную базу' формируют.
Ольга прижала палец к губам. Тихо. Может, они и сейчас нас слушают. Гриша отрицательно покачал головой. Радиус действия у него (он вертел в руках 'жучок') небольшой. Потому-то они на озере остались. А потом, думаю, за нами поехали. Он вдруг махнул рукой, взглянул на неё весело и сказал:
- А то, давай махнём в город. Станем у отделения. Пусть слушают и завидуют.
Ольга задышала ровнее. Пойдём лучше завтракать. Тётя Настя звала.
7
На следующий день пошла в школу. Директор с лёгким упрёком: что это вы болеть вздумали? (Очевидно, Гриша сказал, что она болеет). Зашиваемся без Вас. Конец четверти. Ольга пообещала больше не болеть и тут же закашлялась.
На каникулах поехали в город. Их снова вызывал следователь. Аннушка напросилась было с папой, но тётя Настя всплеснула руками. Сами по судам, да больницам, а дитё куда? Девочка расплакалась, но тётя Настя махнула им рукой:
- Поезжайте с Богом! Я её успокою.
По приезде в город планировали сразу к следователю, потом поликлинику: Ольгу на учёт ставить (Сергей Викторович, ещё, когда выписывал, просил с этим не тянуть, ведь она на его участке прописана), потом на СТО и к Лидочке в магазин (Ольга чувствовала себя виноватой, что бессовестно свалила на подругу весь свой бизнес), но как только въехали в Омск, Гришка свернул по Масленникова. Ольга поняла - едет на их старую квартиру. Оно и понятно, этой ночью им не удалось побыть вдвоём. Аннушка капризничала, требовала папу. С вечера лёг с ней. Напевал ей песню про голубей, которые 'целуются на крыше', пока не уснул.
К следователю они поехали только после обеда, а в больницу лучше завтра с утра.
В длинном коридоре ОВД пахло лаком и клеем. Ремонт начался. Ольге сразу сделалось плохо. Они ждали в коридоре часа полтора, периодически 'выгуливаясь' на свежий воздух. Первым вошёл в кабинет Гриша. Пока он 'общался' со следователем, Ольга стала изучать настенную наглядную документацию. Пошла прямо по коридору и вдруг на стене увидела фотографию в рамочке, чёрной траурной лентой перетянутую. Она присмотрелась. Лицо знакомое! И вдруг вздрогнула. Оперативник! Который её со следователем допрашивал. Не может быть! Что же с ним случилось? Трагически погиб. В сердцах коллег навсегда останется... добросовестный работник, хороший товарищ. Ольга испугалась. Вспомнила слова, которые сорвались с губ у неё, когда падала в обморок. Почему она их сказала, сама не понимала. Словно что-то почувствовала, увидела. Скорее всего... Бывают же у людей в стрессовых ситуациях различного рода видения. Вот она в одной книжке ('Сны и сновидения', кажется) читала... Но тут её мысли прервал Григорий. Иди, Оля, ничего не бойся, всё хорошо будет.
На подгибающихся ногах Ольга вошла в кабинет. Следователь был один. Стол, который напротив, пустой. Стул тоже. Отвечая машинально на приветствие следователя, она села на стул. На вопросы отвечала односложно, иногда невпопад. Спиной чувствовала пустой стул. Не хватало вопросов того, второго. Следователь её не напрягал. Поднимаясь со стула, она ещё раз посмотрела на стол напротив. Остановилась. Машинально потянула ноготь большого пальца в рот. Отдёрнула руку. Думала, поборола в себе эту 'отцовскую' привычку - грызть ногти. При Игоре она себе такого никогда не позволяла. Ещё бы, 'княгиня'! Следователь заметил её волнение. Проводил её взглядом до двери. Ольга взялась за ручку, посмотрела ему в глаза и прошептала:
- Это... не я?
Тот пожал плечами. Кто знает? Помните, у кого-то из поэтов есть такие слова: 'нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся'. Ольга кивнула. Помню. У Тютчева. Извините. Она выскочила из кабинета, бросилась по коридору на улицу. Её снова тошнило. Подошёл Гришка, подал ей платок. Спустя несколько минут, он вёз её на их квартиру. Ни в магазин, ни на СТО Ольга ехать уже не хотела. Этой ночью она даже не могла ласкать Гришку. Уткнулась ему под мышку, вдохнула его 'сладкий' запах, лизнула любимый шрамик и уснула.
Утром, за завтраком, он признался, что вернул ментам 'жучка'. Как это вернул? Он засмеялся. В сортир подсунул. Пусть слушают.
В поликлинике они провели целый день. Только к вечеру попала Ольга в кабинет к своему доктору. Он искренне обрадовался. Я уже думал, изменить мне решили с другим доктором. Ольга устало улыбнулась:
- Доктору, как и мужу, изменять нельзя.
Сергей Викторович настоял на том, что Ольга являлась на контрольные явки обязательно, хотя бы раз в месяц:
- Не знаю почему, но эта ваша беременность меня беспокоит.
Ольга слегка расстроилась, но потом решила, что доктора имеют 'профессиональную склонность преувеличивать заболевания своих пациентов'. Только на третий день приехала в магазин. Была приятно удивлена большим выбором товара. Лидочки не было. Молоденькая девушка - продавец сказала:
- С утра уехала в налоговую, будет позже.
Приняв Ольгу за обычную покупательницу, девушка стала предлагать ей различные модели. Ольга показала ей своё 'интересное положение' и спросила, есть ли у них костюмы и платья на 'этот случай'. Оказалось - есть. Продавец с таким жаром нахваливала товар, что Ольга купила 'на вырост' два костюма и одно платье. За этим приятным занятием и застала её Лидочка. Пока охали, ахали и разглядывали друг друга, прошло полчаса. Решили вместе пообедать. В любимом кафе - напротив. Девушка-продавец спросила у Лидочки:
-Это Ваша лучшая подруга?
На что Лидочка в ответ странно рассмеялась и сказала:
- Вообще-то это наша с тобой хозяйка. Но и подруга тоже.
Гришка посадил женщин за отдельный столик, а сам пошёл к барной стойке. Женщины начали делиться секретами. Ольга рассказала о своей беременности. Не убереглась 'на старости лет'. Лидочка понимающе кивнула: такой красавец, где уж тут уберечься. Про своего мужа рассказала. Ходил, ходил за мной, да я не приняла обратно. Не то, чтобы не простила, просто он мне сейчас неприятен. Одна? Нет, конечно. Есть мужчина. Встречаемся. Ольга искренне порадовалась за подругу. Далее про магазин. Это уже после обеда: вернёмся, отчитаюсь по полной программе. Ольге стало неловко. Я не за отчётом пришла. Но Лидочка своё гнёт: заодно и отчитаюсь. Вечером зазвала Ольгу в гости. Гришка завёз Ольгу на квартиру к Лидочке, а сам уехал к Воронкову на СТО:
- Заеду в девять.
Ольга согласно кивнула.
Когда в девять садилась в машину рядом с Гришкой, думала об одном: мыться и спать. Завтра тяжёлый день. Воронков, нотариус (Рудольф Иванович звонил на автоответчик) и адвокат. Пока ехали, Гришка поведал Ольге 'большой секрет'. Серёга, как узнал, что завтра приедешь, разволновался и всех оставил на субботник, территорию в порядок приводить. Они сначала возмущались: у нас и так всё в порядке, но потом смирились. Я там, Оль, походил среди мужиков, слушай - они тебя бояться. Серёга Хромов так и сказал: метите, мужики лучше, а то приедет эта 'мегера' ... Гришка понял, что проговорился и смущённо посмотрел на Ольгу. Извини. Ольга зевнула. Ничего я не в обиде. А про себя подумала: боятся - значит, уважают!
На СТО Серёга с новыми идеями. Давай, Оля купим СТО на Романенко, ту, что не совсем сгорела. Её сейчас за бесценок отдают. Я слышал, молодой Хан ни в отца пошёл, сворачивает его бизнес. Там такая территория. Почти городская окраина. Можно и грузовые ремонтировать. Давай обсудим детально. Пошли в его каморку. Всё чисто, как в медпункте. Он смеётся. Я, как узнал, что ты изволишь пожаловать, со вчерашнего дня запретил мужикам курить и выражаться. Идея с СТО Ольгу не очень вдохновила. Последние деньги Игоревы отдам, а на что дом строить. Сколько ещё лет спать на односпальной кровати. Но тут вспомнила Гришкин проект их будущей спальни, мысленно улыбнулась. Хотя и в новом доме ей ничего другого не светит. Обещала подумать. Но Серёга расстроился. Зря ты так, это дело надёжное. Игорь бы такой шанс не упустил. Ольга занервничала. Знает Воронок (кажется, так его называл Игорь), чем пронять Ольгу. Ладно, давай свои расчёты показывай: будем деньги искать. Придётся всё-таки участок за городом продавать.
Рудольф Иванович улыбается во всё лицо. Оленька! Как я рад! Что-то вы редко ко мне заходите. Увидев Ольгин животик, расцвёл ещё больше. Поздравляю, милая. Рад за Вас. И, кивая головой на Гришку, спросил:
- Кто Ваш новый избранник?
Не зная, как он к этому отнесётся, Ольга неуверенно проговорила:
- Он брат Игоря, младший.
Нотариус внимательно присмотрелся к 'младшему князю'. Похож. Ольга поправила:
- Он не 'Князев'. У него фамилия другая. Отцы у них разные. Рудольф Иванович не согласился: фамилии разные, а порода одна. Сразу чувствуется. А далее уже по делу. У меня для вас две новости. Ольга напряглась. Он сочувственно покачал головой. Да-да. Классический вариант: одна хорошая, а другая плохая. Только вы не расстраивайтесь. Преждевременно.
- Начинайте с хорошей!- скомандовала Ольга.
Хорошая новость заключалась в том, что районный судья, наконец, вынес постановление
о признании Игоря 'безвестно отсутствующим'. Теперь Оленька назначена опекуном его денежных средств, и может распоряжаться определённой суммой, в размере 30% годовых
(20% на детей и 10% на неё). Ольга подумала: я и так пользуюсь его деньгами. Что мне это даст? На счетах-то у него копейки остались. Мне следователь давно сказал. Рудольф Иванович стал объяснять: теперь от её имени можно начать процедуру оформления земельного участка. Осуществить сделку до конца, которую начал Игорь. А весной следующего года уже можно и к севу приступать.
- К чему? - поперхнулась Ольга.
- К севу, - подтвердил нотариус.
Ольга беспомощно оглянулась по сторонам: мне ещё сева не хватает.
Рудольф Иванович, видя её растерянность, проговорил:
- Я так думаю, что Игорь Андреевич пахотные земли скупал и арендовал, чтобы что-то выращивать. Зерновые, например: пшеницу, ячмень...
Глядя на губы нотариуса, перечисляющего 'зерновые', которые, по его мнению, должен был выращивать Игорь, Ольга с отчаянием думала: но я же не Игорь! Разве я всё это потяну. У меня и так: школа, магазин, СТО (почти две уже), дом недостроенный, теперь вот ещё 'пахотные земли'. Да... Если это 'хорошая' новость, то какова же плохая?
Рудольф Иванович забеспокоился. Давайте в другой раз, а то я смотрю, Вы сама не своя. Ольга взглянула на него сердито:
- Нет уж, давайте сейчас. Долгая агония страшнее короткой, хоть вторая и болезненнее.
Он согласно кивнул. Только вы не расстраивайтесь заранее. Может, не всё так страшно, как говорят. Ольга стала терять терпение:
- Да говорите уже!
Рудольф Иванович начал издалека, но потом по лицу Ольги понял: если не изложит ей всё кратко и по сути, она взорвётся, и он потеряет 'свою любимую клиентку'. Суть 'плохой' новости заключалась в следующем: господин Исханов (Хан), как известно, завещал, Вам загородный дом, площадью..., стоимостью... и так далее. Это понятно. Дальше. Дело в том, что не просто дом, а действующий бордель, хотя и носит наименование 'частной гостиницы'. Знаю. Дальше. Этот бордель имеет несколько 'филиалов', так сказать. Это точки по федеральному тракту в простонародье именуемого 'бетонкой'. Уточните, о каких точках идёт речь. Это небольшие дорожные гостиницы и кафе, а точнее придорожные бордели. За каждой из этих 'гостиниц' закреплены девушки - проститутки. Их туда поставляют сутенёры. Крышевал этот бизнес... как вы думаете кто?
- Хан?
Нотариус кивнул:
-Да.
Ольга начинала догадываться, какую головную боль она себе нажила. Она оглянулась на Гришу. Иди, послушай. Представила мужчин друг другу:
- Это Рудольф Иванович, а это Гриша.
Рудольф Иванович поднялся, протянул Гришке руку и сказал, обращаясь к Ольге:
-Это для Вас, Оленька, он 'Гриша', а для меня Григорий... извините, как Вас по батюшке?
- Алексеевич я.
Ольга удивилась. Надо же 'Григорий Алексеевич'. Красиво! Но вслух сказала:
- Что теперь делать-то? Надо как-то от них отмежеваться. Мне это ни к чему.
Молчали минуты три. Потом 'Григорий Алексеевич' вдруг сказал:
- Ольге Владимировне пора домой, она устала. Я её сейчас отвезу, а потом вернусь. Сможете Вы уделить мне времени побольше?
Нотариус согласно кивнул.
- Вот тогда обо всём и потолкуем. Помозгуем, что и как! Поехали, солнышко (это уже Ольге).
Отдохнув, Ольга занялась приготовлением ужина. Гриша сказал: приедет к девяти. Надо его накормить чем-нибудь вкусненьким. Сама всё думала над словами нотариуса о севе (насчёт ханского борделя, думать боялась). Вдруг её осенила 'интересная' мысль: а что если обратиться к отчиму. Он, ведь, по специальности агроном. Да и бригадиром столько лет в колхозе отработал. Знает, что делать. Улыбнулась - задышала ровнее. Почему-то сразу уверилась в том, что он не откажет.
Услышала, как открылась входная дверь. Взглянула на часы - ровно девять. Ещё и в магазин успел заскочить за сладеньким. Ольге сразу захотелось прижаться к нему и заглянуть в 'бездонные' глаза. Пока ужинали, Ольга поделилась своей идеей: насчёт отчима. Гриша кивнул головой: хорошая идея. С землёй надо что-то делать. Без земли не бывает 'вотчины'. Затем он рассказал о том, что узнал про ханский 'гарем'.
В общем, всё так, как сказал Рудольф Иванович. Но есть ещё кое-что. Крышевал-то бордели Хан, но делами этими не занимался. А занималась, знаешь кто? Зинуля. Ольга удивлённо подняла брови. Это фактически был её 'бизнес', Хан только прикрытие, потому-то он и намеревался всё ей отписать. Представляешь, в каком она бешенстве. Она и сейчас там всем заправляет. Девчонок замордовала совсем. Заявила, что ты ничего не получишь! Быков против тебя настраивает.
- Кого? - не поняла Ольга.
- 'Быки', - они 'дань' с гостиниц собирают. Хозяева тоже с ней заодно. Она им обещала процент снизить - они за неё горой.
- Пусть отдаст мне 'гарем', а с остальным делает, что хочет.
- Разговаривать с ней придётся. Она там боевиков сменила на более 'преданных'
и псов развела штук пять.
Видя озабоченное лицо Гришки, Ольга погладила его по руке:
- А не отдаст, так и не надо. Пусть подавится моими деньгами.- Она уже успела свыкнуться с мыслью, что этот дом принадлежит ей по праву.- Только девчонок жалко. Как представлю, что им там терпеть приходится. Жуть!
Он стал целовать её пальчики, сначала все вместе, потом по одному. Ольга заволновалась. Дрожь побежала по рукам, плечам, а затем и по всему телу. Подхватил её на руки, понёс в спальню. Точно как Игорь в их первую брачную ночь! Ольга вздрогнула.
-Ты чего? - напрягся Гришка.
-Страшно, - почему-то сказала она.
-Не бойся ничего. Ты же со мной. Знаешь, кто лучший в мире телохранитель?
-Знаю,- она уже запустила руку в его шелковистые волосы,- и не только 'телохранитель', но и ещё, кто-то?
-Кто?- хрипло переспросил он, вращательными движениями щекоча ей под мышкой указательным и среднем пальцами.
Ольга зажмурилась:
-Телообладатель...
-Тело...кто? - переспросил он, поглаживая ладонями её упругие соски.
-Телообладатель ... - замирая от восторга, повторила Ольга.
- Ты же говорила, что нет такого слова в русском языке, - язык его скользил по её телу и вдруг остановился возле пупка. Тут же просочился в маленькую ямку, на мгновение замер, облизал её и заскользил вниз.
- Теперь уже есть,- прошептала Ольга, окончательно растворяясь в истоме.
Утром поехали к отчиму. Обсудить Ольгину 'интересную' идею. Отчим поправился (в смысле здоровья), но похудел. Присмотрелся к Ольгиному животу, потом к Гришке. Закивал головой. Ольга не поняла: одобряет или нет. Не стала обострять ситуацию и заговорила сразу о деле. Он заинтересованно стал переспрашивать 'где земля? какая? что раньше выращивали?' и был очень раздосадован тем, что Ольга ничего толком не могла ответить. Зато приятно удивил Григорий (так он представился отцу). Он был достаточно осведомлён во всех вопросах. Отчим потеплел. Земля она, доченька, как женщина, хозяина любит. Хорошего, заботливого. Чтобы она родила, нужно в неё семя вложить и очень постараться, чтобы это семя произросло. Ольга, приняв его рассуждение, за намёк, смутилась, покраснела. Уйду я от вас. Куда? К маме. Мужчины решили сопроводить её, но Ольга настояла: пойду одна! Мне с ней посоветоваться нужно. А вы тут решайте, как и чем землю 'осеменять' будете.
Берёзка на могиле мамы совсем осыпалась и смотрелась особенно грустной и трогательной. Ольга задумалась. Сколько в её жизни было любящих людей: бабуля, мама, Игорь, Антон, Игорь2. Как быстро судьба даёт и забирает. Почему? Может, потому что не умеет ценить она их любовь. Может, и промысел Божий в том, чтобы дать ей понять - береги то, что есть. Люби тех, кто рядом! Интересно, чтобы сказала мама, узнав про её связь с Гришей. Глядя на базальтовую фотографию, Ольга словно услышала мамины слова 'если тебе с ним будет хорошо, то и мне тоже'. Спасибо, мама. Спасибо, родная. Молись за меня, хоть я и не достойна твоей святой молитвы.
Почти все каникулы ушли на решение накопившихся проблем. Два последних дня решили посвятить детям. Аннушка на руках у папы. Словно боится, чтобы он снова не уехал. Андрей же солидно, как мужчина, за ручку с мамой. Оно и понятно - он уже большой. Шесть лет. На следующий год в школу.
После каникул взялась решать проблему по 'нейтрализации' Димки. Была у неё одна мыслишка. Надо было претворить её в жизнь. В кадетском корпусе работал приятель Игоря, когда-то они хорошо общались. Ольга позвонила. Поговорили о том, о сём. Потом Ольга, как бы невзначай проговорилась: хочу своих семиклассниц в город вывести, в кино, в театр. А он - к нам привози, У нас скоро губернаторский балл. Мальчишек много, а девчонок нет. Танцевать не с кем. Ольга согласилась. Обсудили проблему с родителями. Те довольны. Ещё бы губернаторский бал в кадетском корпусе - это не шутка. Две недели готовились, шили платья (в школу-то, в основном, в джинсах ходят), учились вальсировать. Про Димку на какое-то время забыли, заулыбались друг другу, как и прежде. А уж когда приехали с балла, у каждой в телефоне два - три номера 'кадетских', совсем перестали его замечать. Шепчутся, смеются, перезваниваются. Димка как в воду опущенный. Ничего: будешь знать, как мне 'воспитательный' процесс усложнять. Договорились некоторых кадетов пригласить в школу на новогодний балл. Ольга позвонила приятелю. Возможно, вообще, такое? Тот засмеялся: возможно. Транспорт и банкет за ваш счёт, остальное мы обеспечим. Ольга рассмеялась. Спасибо! За что? За остальное.
В середине декабря снова пришлось ехать в Омск, в поликлинику, на явку. Ольгу беспокоило то, что сильно набирала в весе, Сергея Викторовича тоже. Посоветовал диету. Назначил УЗИ. Ребёнок в порядке - девочка. Толкается уже? Редко, но бывает. Особенно, когда папа ухо приложит. На прощание Сергей так долго держал Ольгину руку, что она забеспокоилась. Смутившись, он пробормотал:
- Берегите себя, Оленька, и приезжайте чаще.
Пока Ольга была в больнице Гришка 'инспектировал' СТО, после заехал к Рудольфу Ивановичу. Приехал нервный, весь вечер дёргался по малейшему поводу. Что с тобой? Что-то у Воронкова не в порядке? Проблемы с новой станцией. Он вздохнул. У Серёги всё в порядке. Разгребает завалы на новой СТО. Уже жалеет, что так основательно подожгли. Мужики смеются: знать бы, что самим потом и восстанавливать... А, вот, с 'гаремом' беда. Зинуля, несмотря на то, что завещание вступило в законную силу и его никто не оспорил, отдавать это здание, судя по всему, никому не собирается. Лютует по-страшному. Боевиков вокруг себя собирает. Говорит: пусть только сунутся! Ольга махнула рукой:
- Ну и чёрт с ней! Пусть забирает себе этот 'дурацкий' гарем со всеми его 'филиалами'.
Гриша снова вздохнул, посмотрел на неё и сказал:
- Ты просто не знаешь, что ты теряешь. Это такие деньги! Воронкову за год столько не заработать, как Зинуля за месяц зашибает.
Ольга занервничала, посмотрела ему в глаза:
- Гриша! Это дурные деньги... Не смей даже думать об этом! Слышишь, не смей!
Он вяло похлопал её по попке, погладил по животику. Идите девочки спать. Я скоро приду.
Новый год встречали на пасеке. В 'узком' семейном кругу. Ольга, Гриша, дети, Женька (по племянникам соскучился), отчим (заодно и документы на землю посмотрю) со Степановной, разумеется, дядя Паша с тётей Настей (куда им из дому-то идти) и их сын, Владимир, с женой и двумя детьми (на родину потянуло), Тристан и Гром. Тётя Настя хваталась за голову: такой неразберихи, и такого гама у них давно не было. Спали по очереди. Сначала дети, потом взрослые. Ольга рассмешила всех, вспомнив цитату из рассказа Зощенко 'спи скорей, твоя подушка нужна другому'.
На каникулах с детьми поехали в город. В цирк, на ёлку, на детский утренник в 'Арлекин'. Ольга вспомнила, как приходила с детьми сюда в прошлом году для того, чтобы напомнить о себе Антону. Глупая! Зачем она тогда его мучила? Ведь, сейчас почти не вспоминает о нём. Если бы ни чувство вины, и порой накатывающий страх, совсем бы его забыла. Права была гадалка - кончилась его власть над ней. После его смерти и кончилась.
По окончании праздников занялась магазином. На СТО даже не поехала - сами заварили кашу, пусть и расхлёбывают. Перед отъездом в деревню Гриша повёз её к доктору. Ребятишки остались с Женькой, который усиленно 'грыз гранит науки' - первая сессия. Пока сидели в очереди, Грише кто-то позвонил. Оль, я отлучусь ненадолго. Если рано пройдёшь, возьми такси. Ольга кивнула. Правда, что тебе тут сидеть перед кабинетом, ловить на себе любопытные женские взгляды и выслушивать двусмысленные намёки: вы последний? Я за вами.... Хи-хи-хи...
В кабинет она попала перед самым обедом. Сергей Викторович отчитывал медсестру. Но, как только увидел Ольгу, расплылся в улыбке и поднялся ей навстречу. Про медсестру он тут же забыл. Та, удивлённая такой переменой в докторе, 'с особым интересом' покосилась на Ольгу. За этот месяц Ольга растолстела ещё больше, не смотря на диету и разгрузочные дни. Всё как обычно: измерили, взвесили, обследовали живот. Улыбнулся. Всё в порядке. Головка на месте. Сердцебиение прослушивается. Толчки чувствуются. А, как с половой жизнью? Надо бы прекращать. Ольга не поверила своим ушам:
- Как уже!
Медсестра прыснула. Сергей посмотрел на растерянную Ольгу и тоже рассмеялся.
Он вызвался её подвести. Я сегодня после дежурства, так что принимаю только до обеда. Ольга попросила отвести её в Нефтяники, именно там купила Женьке квартиру. Район не очень хороший, зато близко к институту. Сам захотел. Перед мостом они попали в пробку. Авария какая-то произошла. Сергей вышел, посмотрел. Жертв нет. Слава Богу! - подумала Ольга, вспомнив Игоря2. Сидели в машине минут тридцать. Захотелось подремать. Сергей подставил плечо. Удобно? Удобно. Спасибо. Почувствовав его тепло, Ольга дремать передумала, но и голову с плеча убирать не стала. Наконец, пробка стала рассасываться.
Уже у подъезда Сергей взял Ольгу за руку, долго не выпускал её пальцы из своих. Она попыталась попрощаться. Но он вдруг потянулся к её губам. Ольга опешила. Наверное, поэтому, не сдвинулась с места, а только прошептала:
- Не надо... Нельзя.
Сергей приблизился к ней вплотную и также шёпотом проговорил:
- Знаю, что нельзя, но ничего с собой поделать не могу... Я один раз...
'Один раз' затянулся минут на пять. Ольга стала задыхаться. Пусти, а то умру. Не умрёшь, я же рядом. Сразу искусственное дыхание сделаю - рот в рот. Ты даже не знаешь, с какого времени я тебя люблю. С какого? С того самого дня, когда тебя муж из леса привёз с недоношенным мальчиком. Я тогда первый год, ещё в областном роддоме работал. Заведующий отделением сказал: женщину привезли, в лесу рожала. Иду в палату и вижу мужа твоего. Счастливый! Я удивился: чему радуется: ребёнок недоношенный, ещё неизвестно всё ли с женой в порядке. А, когда вошёл в палату, тебя увидел, и сразу понял: если бы ты была моей, я бы тоже был самым счастливым человеком на свете.
Понимая, что нужно уходить, она, тем не менее, сидела и не двигалась с места. Давно ей так в любви никто не объяснялся. Красиво. Романтично. И глупо! Она взялась за ручку двери. Всё, Серёжа, хватит! А, то так и до греха недалеко. Извини. Он вцепился обеими руками в руль, уставился в одну точку. Ольга вышла, пошла к подъезду, у двери оглянулась. Он так же неподвижно сидел, устремившись взглядом вперёд. Повернув голову в ту сторону, куда смотрел Сергей, она обомлела.
Нацелившись прямо лоб в лоб зелёной 'шестёрке', перед подъездом тормозил голубой Ford.
- Какое у нас медицинское обслуживание! Прямо с доставкой на дом, - в голосе Гришки прозвучали ехидно-ядовитые нотки. - Здравствуйте, доктор!
Сергей кивнул головой и вышел из машины:
- Подвёз Ольгу Владимировну по пути. Я здесь живу поблизости, - пытался оправдаться он.
Гришка раскланялся:
- Спасибо... спасибо... Что бы мы без Вас делали?
Голос его стал слишком противным. В какой-то момент Ольге показалось, что он хочет ударить доктора. Она решила экстренно вмешаться:
- Гриша, а у нас, наверное, двойня будет,- непонятно зачем ляпнула она.
Мужчины оторопело уставились на неё.
- Сергей Викторович сегодня две головки нащупал, - продолжала блефовать Ольга.
Первым пришёл в себя доктор. Пробурчав что-то нечленораздельное, он сел в машину, сдал назад и уехал. Гришка, глядя ему вслед, проговорил:
- Нащупал, говоришь... Я бы ему этот щуп-то...укоротил.
Ольга рассердилась. Поднимаясь по лестнице, она ворчала. Что ты себе позволяешь? Совершенно не умеешь себя вести. Мне стыдно.
Он взбесился. А 'таскаться' с доктором средь бела дня тебе не стыдно? Приезжаю за ней в поликлинику, а медсестра говорит: час назад как с доктором уехали. Я сюда - нет. Я домой - нет. Я на телефон - отключен. Что я должен думать?
Его агрессия парализовала Ольгу лишь на минуту. Она вздохнула полной грудью:
- Ты должен думать? А кто тебе велел 'думать'? Я тебя не для того держу, чтобы ты 'думал'. Да, если бы тебе было, чем думать, ты бы меня не 'обрюхатил', и я не ходила бы с этим противным животом, и тогда никакой доктор мне бы не понадобился.
Вот и Женькина квартира. Ольга развернулась, чтобы сказать Гришке:
- Не ходи за мной! Остынь!
Но его не было. Она слегка растерялась, пошла назад, но, спустя какое-то время, услышала, как хлопнула дверь подъезда. Ушёл?! Куда? Она выскочила на улицу. Машины у подъезда не было.
У Женьки пробыла допоздна. Потом брат повёз её домой. Подъезжая к дому, Ольга с тревогой смотрела на окна. Света не было. Оно и к лучшему - 'выяснение отношений' откладывалось на неопределённый срок. Когда-то Ольгу задевало то, что Игорь её не ревновал, Гришкина ревность - это уже слишком. Хотя, повод, конечно, был. А, если бы он приехал минут на пять раньше и застал бы их за поцелуем! Да! Нехорошо!
Когда укладывались спать, Аннушка скомандовала: хочу с тобой спать. Ольга положила её рядом с собой и стала напевать ей колыбельную. Доченька тут же объявила, что она поёт плохо - папа лучше. Ольга обиделась и замолчала. Проснулась она оттого, что услышала: кто-то ходит по комнате. Вернулся? Желая избежать объяснений, она притворилась спящей. Проснулась Аннушка. Папа? Да, доченька, это я. Где ты был? Резонный вопрос,- подумала Ольга. Гулял. Один? Да. Нельзя. Больше не буду. Он уже ложился рядом с Аннушкой. Она шепнула ему в ухо: а мама плакала (вот, врушка-то!)... Он вздохнул: это я её обидел. Почему? Так получилось... А ты прощения попроси, она сразу простит. Думаешь - сразу? Конесно (она ещё не чётко проговаривала сочетание звуков 'чн', 'чт'). Хорошо, я так и сделаю. Замолчали. Вскоре засопели оба. Ольга возмутилась: ничего себе нервная система. Она встала, пошла на кухню. Уставилась в окно: город засыпал. В доме напротив одно за другим гасли окна. Осталось единственное. Может, тоже поссорились, - подумала Ольга и прижалась лбом к стеклу. Гришка подошёл сзади неслышно. Встал за её спиной. Руками упёрся в подоконник. Ольга вздрогнула от неожиданности. Поняла, что попала в ловушку. Хотела распрямиться - не получилось. Развернулась и прямо уткнулась ему в грудь. Не шевелились. Затем он не выдержал: поднял её лицо своими руками и проговорил:
- Вот, что ты мне наговорила? А?
Ольга прикоснулась пальчиком к шрамику, но быстро сдаваться не собиралась:
- А, ты мне?
Он ждал этого вопроса, поэтому заговорил извиняющимся тоном:
-Ну, я-то - дурак! А ты-то? Ты?
Ольга не выдержала, лизнула шрамик:
- А я от тебя заразилась...
Гришка тут же отпрянул от неё.
- Чем заразилась? - не понял он.
Ольга с недоумением посмотрела ему в лицо, потом поняла его тревогу и рассмеялась:
- Глупостью! Чем же ещё?
Он тоже заулыбался.
- Два дурака в одной семье - это уже слишком...- проворчал он, беря её на руки. -
Тяжёлая стала.- И вдруг спохватился:
- Насчёт двойни - это правда?
Ольга неопределённо пожала плечами. Скорее всего, нет, хотя всё возможно.
Когда ложились в постель, снова разбудили Аннушку. Увидев их вместе, девочка спросонок спросила:
- Папа, ты попросил у мамы прощения?
Замерев, как мальчишка, которого застали врасплох за 'нехорошим' занятием, он прошептал:
- Уже прошу... Спи.
8
Утром он отвёз её на пасеку. До конца каникул два дня. Сам 'намылился' снова в город. Зачем? Дела! Ольга занервничала: какие, такие дела без неё? Скоро буду...
В субботу с утра мела позёмка, которая к обеду превратилась в метель, а к вечеру в настоящую пургу. Ольга распереживалась за Гришу. Только бы не вздумал ехать по такой погоде. Дядя Паша её успокаивал: сообразит, что и как, не первый день в дороге-то. Ночью, разумеется, не спала. Сидела у печки, слушала завывающую вьюгу и вспоминала... Игоря.
Свой второй Новый год они встречали с друзьями в Омске. Сняли ресторан 'Старый город' и устроили грандиозный праздник с фейерверком и катанием на лошадях.
Ещё бы 'миллениум'! А на Рождество поехали к Ольгиным родителям. Ольга решила остаться у них на несколько дней. Последнее время в квартире было прохладно, топили плохо. А в деревне тепло. К тому же до экзаменов в университете ещё была неделя. Игорь уехал. Ольга терпела один день. Потом заскучала. Она уже собиралась вызвать такси, но внезапно испортилась погода. В канун старого нового года начались метели и вьюги. Разумеется, ни один таксист по такой погоде не поехал бы. Вечером позвонил Игорь. По голосу, дыханию и сипению в трубку она поняла - заболел. Зная, как он 'не любит' болеть, Ольга решила ехать. Одна без Андрейки. Он ещё слабенький. Только-только вес стал набирать. Однако никто не соглашался её везти. Тогда она позвонила Антону. Тот усмехнулся, но пообещал приехать часа через полтора. Ольга была как на иголках. Поэтому, когда Антон появился, она набросилась на него с упрёками: почему так долго? Антон развёл руками: пурга такая ничего не видно, пришлось ехать на ближнем свете со скоростью 40 км/час. Отчим ему посочувствовал. Сядь, передохни. Хоть чаю попей. Ольга взбеленилась: какой чай?! Там Игорь болеет! Антон сказал: некогда чай пить - дороги переметает со страшной силой. А вот от водички он бы не отказался. Подавая ему стакан воды, Ольга думала: как он может быть таким спокойным - ведь Игорю плохо. Пока ехали по селу, попали два раза в перемёты. Пришлось откапываться. Когда выехали на дорогу, Ольге стало страшно. Машину трепало так, что, казалось, она вот-вот перевернётся. Снег забивал стекло. Дворники не успевали работать. Пришлось потушить фары совсем. Ехали только на подфарниках со скоростью 20 км/час. Ольга стала молиться. Господи, помоги! К мужу еду. Болеет он очень. Внезапно прямо над дорогой взошла луна. Её света хватало, чтобы, по крайней мере, не съехать в кювет. В город приехали далеко за полночь. Уже на подъезде к дому, Ольга вспомнила, что у неё кончились лимоны. А они очень нужны. При простуде, главное средство- лимон! Антон высадил её у дома: иди, спасай своего Игоря. Привезу тебе лимонов.
Игорь обрадовался, увидев Ольгу. Солнышко! Какое счастье! Умираю... Ольга потрогала лоб. Горячий. Приложила ухо к его груди. Дыхание тяжелее, однако, лёгкие, кажется, чистые. Ничего, милый. Я здесь. Значит, жить будешь. Лежи. Она стала готовить взвар и растирание из бабушкиных трав. Кинулась мёд на исходе. Позвонила Антону. Ещё мёду надо. Непременно, домашнего. Тот было решил возмутиться: где я тебе в два часа ночи домашнего мёда найду. Ольга обижено засопела в трубку: ещё друг называешься. Через полчаса он привёз лимонов и мёду 'домашнего'. Ольга пригласила его чаю попить. Он горько усмехнулся:
- Измотался я. Мне бы чего-нибудь покрепче.
Ольга достала коньяк. А тебе можно - ты же за рулём?
Он рассмеялся. По твоему меня в такую погоду 'гаишники' могут остановить. Заварив Антону чая, Ольга бросила ему на ходу: ты давай тут сам себя обслуживай, и побежала 'спасать' Игоря. Напоила его взваром, натёрла плечи, грудь, ноги, завернула его как младенца в одеяло. Сама рядом. Люблю тебя, милый! Когда ушёл Антон, она даже не услышала. Лёжа рядом с 'беспомощным' мужем, она думала о том, что сейчас она любит его больше, чем тогда, когда он сильный и уверенный в себе. Ей хотелось взять его на руки, прижать к груди и качать. Тихонько она стала напевать ему колыбельную: баю, баю, баеньки, куплю милому валенки. Будет миленький ходить, новы валенки носить. Игорь, уткнувшись в её грудь, засопел.
Её воспоминания прервал какой-то шорох за дверью, на крыльце. Что это? Оглянулась. Гром лежит в комнате, Тристан на печке. Прислушалась. Точно кто-то возится. Она подошла к двери, прислушалась. Гром насторожился, но потом, видно почуяв своего, снова положил голову на лапы и закрыл глаза. Ольга сняла крючок, открыла дверь, спросила тревожным шёпотом:
- Кто здесь?
- Я, - глухо отозвался Гришкин голос.
Ольга подскочила к сенным дверям, откинула крючок:
- Гриша!
Он отряхивал от снега шапку, куртку и дорожные унты. Ольга занервничала:
- Ты ненормальный? Да?
Он, улыбаясь, втолкнул её в дверь. Иди, иди не стой на морозе, раздетая. Через пару минут он ввалился в избу. Всё дошёл! Ещё бы немного и заблудился. Хорошо ещё, что дядя Паша фонарь догадался включить. На него и шёл. Прямо по полю. Дорогу-то замело.
Ольга снова разволновалась и заворчала:
- Идиот! Кто же по такой погоде ездит? А машина где?
Он скинул с себя заледеневшую одежду, подхватил Ольгу под мышки:
- Погрей меня, замёрз, как цуцик...
- Пусти меня, псих,- болтая в воздухе ногами, шипела Ольга.
Он щекотал её мокрыми слипшимися усами:
- Соскучился. Шёл, об одном думал: приду - ты меня приласкаешь, поцелуешь. А ты... ворчишь.
Он поставил её на пол. От его холодных объятий Ольга стала остывать. Глупый ты! Разве так можно. А, если бы не дошёл? Мало ли случаев бывает в дороге. Машину-то где бросил?
- Я не бросил. В Андреевке оставил у знакомого. Он оставлял переночевать. Да, я не остался. Такую даль ехал. А тут, совсем рядом, - он уже снова обнимал её.
Ольга поцеловала его в щёку. Что с тобой делать? Учить бесполезно, разве только лечить...
Он согласно кивнул:
- Лечи меня, лечи. Айда на печку. Там все хвори вылечиваются.
- Ты же голодный,- спохватилась Ольга,- давай покормлю. У меня борщ есть в печке, и чай ещё не остыл.
Но Гришка уже подталкивал её на печку. Потом борщ и чай. Сначала 'лечиться'. Ольга больше не стала сопротивляться. Лечиться, так лечиться. Тристан выгнул спину, спрыгнул вниз, всем своим видом давая понять, что не собирается мешать хозяевам заниматься тем, что они называют 'лечением'.
После первого сеанса лечения Гришка оторвался от Ольгиной груди. Что-то я, и правда, проголодался. Он соскочил с печки. Ольга было за ним. Но он приказал 'лежи', я сам. Ольга блаженно потянулась на печке, погладила себя по груди, по бёдрам. Невольно задумалась о своих 'любимых' мужчинах. Они такие разные. Игорь в постели был нежным и осторожным, словно боялся её ненароком обидеть. Антон, прежде всего, думал о том, чтобы ей хорошо было. Похоже, он получал удовольствие лишь тогда, когда полностью ублажал Ольгу. Гришка совсем другой. Судя по всему, его мало волновали её желания и привычки. Он делал с ней всё, что хотел, тем самым, иногда приводя её в бешенство, иногда в замешательство, и всегда в состояние глубокой эйфории.
Погремев кастрюльками и чашками, Гриша не заставил себя долго ждать. Забравшись под одеяло, он протянул руку к Ольгиному животу. Как вы тут, мои девочки? Скучали? Ольга промурлыкала что-то нечленораздельное и уткнулась ему под мышку.
Минуты три молчали. Ольга начала потихоньку дремать, когда услышала его вкрадчивый голос:
- Оль, конфетку хочешь?
Она сразу проснулась:
- Конечно, хочу... Спрашиваешь... Давай!
Он завертел головой:
- Нет. Сама возьми.
Ольга приподнялась на локте, потянулась ртом к его губам:
- Здесь?
- Нет...
- Где? - требовательно зашептала она.
- Ниже...
Ольга стала исследовать губами и языком его подбородок и шею:
- Где же?
- Ниже...
Она поцеловала ямочку под кадыком, забеспокоилась:
- И тут нет. Обманщик!
Гришка своё гнёт:
- Ещё ниже.
Ольга обследовала ложбинку между грудными мышцами.
- Нет!
Потянулась губами к пупку, и только в пупочной ямке обнаружила маленькую лимонную драже, которая на вкус отдавала табачной махрой. Понятно! Она провела языком вокруг пупочной ямки, подхватила зубками конфетку. Причмокнула. Вкусно! Гриша засмеялся:
- Правда, вкусно? - лукаво спросил он.
- Очень, - снова причмокнула Ольга и, помолчав, добавила, - только маленькая уж очень конфетка-то.
Гриша заговорщески прошептал:
- Там ещё одна есть пониже... Большой такой леденец... Поищи...
Ольга опустила руку, провела пальчиками, почувствовала, как напрягся его 'леденец'. Поняла, пришло время для 'страшной мести'. Она небрежно тряхнула рукой и сказала, не скрывая своего 'разочарования':
- Нет там никакого 'леденца'. Растаяло всё давно...
Гришкина реакция была мгновенной. Он подскочил на печи, стукнулся головой о потолок, схватился руками за голову и застонал:
- Всё, Оля! Этого я тебе никогда не прощу.
Довольная своей 'местью', Ольга улыбнулась. Прямо так и 'никогда'? Завтра 'будем посмотреть', а сегодня пора спать. Она отвернулась к стене и моментально уснула.
Когда утром, одержимая желанием 'погреться' (печь-то уже остыла!), Ольга прижалась к Гришеньке, он недовольно засопел и отодвинулся. Тогда шёпотом, под большим секретом, она поведала ему о своём разговоре с доктором насчёт половой жизни. Его категоричное 'никогда' тут же сменилось на испуганное:
- А что делать-то будем?
Ольга рассмеялась. Терпеть, миленький, терпеть... Он вздохнул:
- Давай мы начнём 'терпеть' ни с сегодняшнего дня.
- Давай,- согласилась Ольга. А про себя подумала: 'И не с завтрашнего...'
9
Непогода бушевала ещё три дня. И столько же времени ушло на их 'вызволение' из снежного плена. Так что Ольгины каникулы невольно продлились на целую неделю. Всё это время Ольга исполняла роль образцовой домашней хозяйки (что ей не очень нравилось), заботливой матери (это гораздо приятнее, хотя и обременительно) и пылкой любовницы (что совсем уже приятно и совсем необременительно).
Потом вышла на работу. И все эти роли отошли на второй, а то и третий план.
Григорий снова ездил в Омск 'по делам'. Вернулся через два дня и сказал, что ему удалось переговорить с Зинулей, и она не против передать Ольге 'гарем'. Ольга не поверила своим ушам. Как тебе это удалось?
- Пришлось 'надавить' на слабое место, - усмехнувшись, пробурчал он.
- Разве у неё есть 'слабое' место,- продолжала удивляться Ольга.
- Оказалось есть. Как и всякой другой женщины...
Он недоговорил. Его остановило выражение Ольгиного лица.
- Ты что подумала-то? - расхохотался он.
Ольга слегка сконфузилась, а потом вспомнила, что 'лучшая защита - это нападение', и ехидно поинтересовалась:
- Ну и что это за место?
Но он уже махнул рукой. Ничего тебе не скажу. Всё равно не поверишь... Весь день Ольга дулась и размышляла: если это не то, о чём подумала она, то должно быть другое слабое 'женское' место, у Зинули такого места быть не может (Ольга сомневалась, что у неё и первое-то было). А, если быть не может, то, значит, это то, о чём она подумала. К вечеру, запутавшись в собственной софистике, она взмолилась:
- Расскажи!
Гришка как-то вяло, без особого энтузиазма, проговорил:
- Ребята вычислили, в каком интернате содержится её пацан-инвалид, который от Хана, и я дал понять, что запрячу его так, что ей всю жизнь его не отыскать.
Ольга растерялась. Молчала минуты две, не зная, как реагировать на то, что он ей сказал.
Потом вдруг резко подскочила к нему, влепила пощёчину и возмущённо заорала:
- Как ты посмел? Это же ребёнок! Она же мать! Ты - скотина!
Он, едва сдерживаясь, зашипел:
- Тебе не угодишь. То 'гарем' ей подавай, то - 'скотина'. Если никакие другие доводы не действуют на человека, приходится использовать 'скотские'. А ты тоже - мать. Лучше своего ребёнка пожалей, перестань орать и успокойся, а то снова родишь 'недоношенного'.
Ольга замахнулась вновь, но ударить не успела. Он уже выскочил на улицу, хлопнув дверью.
До конца недели почти не общались. Разговаривали сквозь зубы, по необходимости. Но когда в пятницу вечером он сказал, что едет завтра в Омск, решительно заявила:
- Я с тобой! Надо решать, что с этим борделем делать.
Он, ухмыльнувшись, кивнул:
- Хорошо... Грома надо с собой взять.
- Зачем это?
- Там две сучки 'ротвелерские', сорвались. Ребята ничего поделать с ними не могут. Злющие. А стрелять жалко. Грома увидят - быстро присмиреют.
Ольга не согласилась:
- Нельзя Грома. А если они его порвут. Вдруг они бешеные.
- Не бешеные они, а озабоченные. Разве 'озабоченная' сучка против кобеля пойдёт.
Вынужденная уступить, Ольга проворчала:
- Смотря, какая сучка, а то может и 'пойдёт'.
Он, уже совсем нагло улыбнувшись, с вызовом посмотрел ей в лицо:
- Это ты сейчас о себе?
- Это я о всех 'сучках' на свете. Если кобель ей противен, то ничем не поможешь,- разозлилась Ольга.
Гришка, вопреки её едкому 'намёку', не то, что не рассердился, а даже улыбнулся:
- Я правильно понял: это про меня? Да? Я тебе 'противен'?
Ольга злорадно уставилась ему в лицо. Кивнула. Думала, что сразила его наповал. Но он снова улыбнулся, подошёл к ней так близко, что она заволновалась, Не душой, а телом. Где-то в пояснице, потом ниже появилось ощущение тяжести. Чувствуя, что трудно стоять, хотела сесть на лавку, но он обнял её сначала за плечи, потом за талию (вернее, то место, где она была шесть месяцев назад), прижал к себе и, пристально глядя ей в лицо, проговорил:
- Ты можешь это повторить, глядя мне в глаза?
Его объятия парализовали Ольгу. Не имея сил к сопротивлению, она отрицательно закивала головой:
- Не могу...
Потом, помолчав, добавила:
- Поцелуй меня.
Он не заставил себя упрашивать дважды. Ольга почувствовала, как ощущение тяжести плавно перешло в ощущение полного изнеможения.
Когда подъезжали к 'гарему', Ольга заволновалась. Много неприятных моментов пережила она здесь. На миг стало страшно. Вдруг Зинуля 'передумала' и устроила ей ловушку. Большие металлические ворота были заперты. Григорий посигналил. Вышел охранник, заулыбался и закричал кому-то:
- Открывай, новый хозяин приехал.
Ольга хотела поправить его: не хозяин, а хозяйка, но передумала. Какая разница! Гриша попросил Ольгу посидеть в машине. Мало ли что? Сам вышел. Поздоровался с охранниками. В одном из них Ольга узнала того, который дежурил в тот день, когда её привезли в 'гарем'. Заволновалась ещё больше. Минут через пять Гриша вернулся в машину. Всё нормально. Она выехала уже неделю назад. Сразу после нашего с ней общения. Ольга заикнулась насчёт охранника. Гришка пожал плечами: пусть работает пока, а там видно будет. Он выпустил Грома. Пошли. У меня для тебя подарок. Тот, который первый вышел за ворота, сел в машину, за руль. Я Вас прямо к крыльцу подвезу, а то собаки отвязаны. Никак не можем их приручить. Ольга подумала: тогда меня тоже 'прямо к крыльцу' подвезли. Переборов волнение, она спросила, все ли женщины съехали. Охранник странно уставился на неё, потом хриплым, как бы извиняющимся, голосом сказал:
- Так, все здесь. Мы никого не отпускали. Не велено было. Зинаиду Умаровну выпустили, а остальные все в наличии имеются, двенадцать штук.
- И Ниночка тут? - заинтересовалась Ольга.
- Тут. А где ей быть-то?
Ольга вышла из машины, пошла в дом. Страшно. Приёмная комната, где сидела Зинуля, была пуста. Ольга прошла на третий этаж. Вот, кажется, её комната. Сразу не узнать. Двери навесили. Понятно. Гриша говорил, что эта гадина тут настоящий бордель сделала. Девчонок даром заставляла пахать. Дверь оказалась запертой. Ольга пошла дальше. Вот эта большая комната - Хана. Ольгу передёрнуло. Где все-то? Она стала спускаться на второй этаж, в столовую. Там все девчонки собирались в свободное время. На подходе к столовой услышала голоса. Так и есть! Все здесь, наверное? Смеются. Ольга заглянула в приоткрытые двери. Девчонки окружили Гришу и наперебой задавали один и тот же вопрос:
- Теперь Вы наш новый хозяин? Да?
Он отнекивался:
- Я бы с удовольствием, мои хорошие, но, к сожалению, нет..
Девчонки разочаровано завздыхали:
- Какая жалость!
- А может, Вы, вроде Зинули, нас охранять будете? - схватила его за руку Ниночка.
Гришка засмеялся:
- Я что на евнуха похож, девочки?
Девчонки загалдели:
- Сейчас проверим.
- Вроде бы не похож.
- О! Совсем не похож...
Ольга вошла в столовую. Её никто не заметил. Она прошла до середины - результат тот же. Тогда она громко сказала:
-Хм! Хм!... Здравствуйте.
Все оглянулись на неё. Это ещё что такое? Первой пришла в себя Ниночка:
- Наташка! - вскрикнула она и бросилась к Ольге. Хотела её обнять, но, увидев её живот, заробела. - Ты-то как здесь оказалась?
Ольга всё-таки приобняла подругу и смущённо прошептала:
- Да, я вот с ним,- она кивнула в сторону Гриши.
Её узнали ещё две девчонки. Подошли. Остальные все новенькие. Видя её замешательство, Гришка взял инициативу в свои руки:
- Девушки. Позвольте представить вам Князеву Ольгу Владимировну,- он жестом указал в Ольгину сторону.- Это ваша новая хозяйка.
Оторопели все. Особенно Ниночка.
Ольга приказала занести продукты, вино. Давайте отметим долгожданную свободу и поговорим.
Однако, разговор получился не из лёгких. Когда Ольга объявила девушкам, что они 'абсолютно свободны' и могут съехать в любой момент, только две новенькие заулыбались. Хоть сейчас? Ольга кивнула. Вещи, деньги, драгоценности - всё можете забрать с собой. Те махнули руками. Какие деньги и драгоценности? Зинуля перед отъездом обчистила всех. Но всё равно спасибо!
Остальные, в том числе и Ниночка, вопреки Ольгиным ожиданиям, наотрез отказывались покидать 'гарем'. Куда нам теперь? На дорогу? Что мы ещё делать-то можем! С голоду сдохнем! Ольга попыталась убедить. Почему, сразу на дорогу? На работу можно устроиться. Учиться пойти. Замуж выйти, в конце концов. Девчонки снова загалдели. На учёбу деньги нужны. На работу кто их возьмёт без специальности. А замужем что хорошего? Также каждую ночь ублажай мужика, только теперь уже бесплатно!
Ольга растерялась.
На выручку пришёл Григорий. Он сказал, что вопрос о продаже борделя ещё не решён. Волноваться пока нечего. Найдём вам 'приличного' хозяина. Вероятнее всего, он вас тут и оставит.
Ниночка хмыкнула:
- А сами что? Давайте договоримся: вы нам помещение и крышу, а мы вам деньги. Или брезгуете такими деньгами?
Ольга согласно кивнула:
- 'Брезгуем' не то слово! Однозначно - нет. Мы это (она указала пальцем почему-то на потолок) крышевать не будем.
Девушки враждебно замолчали.
Снова выручил Гриша. Чтобы смягчить категоричность Ольги, он сказал, обаяв всех своей улыбкой:
- Нам деньги нужны. Семья растёт, жить негде. А хозяина я вам сам подыщу, не в обиде будете. Но с сегодняшнего дня помните: вход и выход из 'гарема' свободный. Никакого принуждения.
Он обвёл девушек взглядом:
- Ты, - указал на Ниночку,- отвечаешь за порядок.- Охрана у вас остаётся прежняя.
Ольга хотела было возразить, но увидев, как девчонки 'зачарованно' смотрят на Гришку, поняла - бесполезно. Они будут делать всё, что скажет им он.
Когда ехали обратно, Ольга разворчалась:
- Зря ты наобещал этим ст...вам. Пусть бы шли работать. Куда тебе! С голоду подохнем... Миллионы живут, не занимаясь проституцией, и не сдыхают. Дуры! А нам, правда, деньги нужны. Воронков на СТО просит, да и сев на носу. Отец звонил. Сказал: договорился с хорошим семенным зерном. Предоплату нужно сделать уже в феврале. Гриш, ты слышишь меня?
Он вздрогнул. Ольга поняла - не слышал.
- Может, участок за городом продать? Рудольф Иванович говорил, что за него можно приличные деньги получить. А, Гриш?
Продолжая думать о чём-то своём, он улыбнулся.
- Посмотрим! Может, всё обойдётся. Участок продать всегда можно. А вот купить...
Ольга уставилась в окно машины. Темно уже. Город встретил их светом фар, блеском рекламных щитов и мельканием ёлочных гирлянд. Месяц, как встретили новый год, а их так и не поснимали. От всего этого мельтешения Ольгу замутило. Она закрыла глаза. Гриша затормозил - видно на перекрёстке. Сквозь навалившуюся дурноту услышала его голос:
- Устали, девочки мои.- Он положил руку на живот.- Потерпите. Скоро будем дома, я вас в душе вымою, массажик сделаю и буду целовать вас нежно и долго. Хотите?
Ольга тут же почувствовала толчок в животе. Заулыбалась. Задержала его руку. Чувствуешь? Толчок повторился. А ты спрашиваешь. Конечно, хотим! Им стали сигналить задние машины. Гриша стронулся с места, но руку с живота не убирал до самого дома.
Через пару неделю Григорий сказал, что нашёл покупателя на 'гарем'. Ольга выписала на его имя Генеральную доверенность (сама мотаться в город уже не могла -тяжело), а ещё через неделю он привёз деньги. Ханский дворец с участком потянул на очень приличную сумму. Ольга была довольна. И Воронкову на СТО, и на семена хватит, ещё и на дом останется. Кто стал новым хозяином борделя и что будет с девчонками, Ольгу мало интересовало. Они свой выбор сделали.
10
С 20 февраля Ольга пошла в декретный отпуск. Сначала была довольна, но потом заскучала по школе, по девчонкам. Стала наведываться 'в гости'. Иногда подменяла учителей - вела уроки. Не за деньги, а просто ради удовольствия. И всё-таки Тамара Николаевна выписала ей к 8 марта премию. Целых пятьсот рублей. Ольга пожертвовала их на праздничный банкет. Всё чаще стал приезжать отчим. С Гришей и Павлом Ивановичем обсуждали предстоящую посевную. Купили новую технику, арендовали в соседнем селе старый ток. Андрюшка тоже постоянно с дедом. Тот настоял. Его земля. Настоящий хозяин должен землю знать, как свои пять пальцев. Пусть учится. Мордашка загорела. Чёлочка выгорела. Но глазёнки блестят. Гриша тоже измотался. Похудел. Через день другой в город 'мотается': то материалы для дома привезти надо, то семена, то трактор пригнать. Ольге жалко своих мужчин, а они, кажется, довольны.
В конце марта Ольгу пригласили на первое слушание по делу Антона. Благодаря московскому адвокату, оно было коротким. Прокурор не признала следствие 'завершённым'.
- Ищите тело,- сказала она следователю и добавила, - нет тела - нет дела.
Лариса была в ярости. Она и пигалица, объединившись против Ольги, продолжали утверждать, что Антона убила либо сама Ольга, либо нанятый ею киллер. На вопрос адвоката: зачем ей это нужно было? Заявили:
- Из ревности. Не хотела делить его с другими.
Ответ заставил улыбнуться и прокурора и адвоката:
- Столько времени 'делила', а потом передумала. Понятно!
Ольга боялась радоваться, до окончательного 'оправдания' ещё далеко. Но хоть рожать не в тюрьме придётся, и то - ладно.
В конце апреля Ольгу с Аннушкой перевезли в город. Доктор, Сергей Викторович, настоял. Поближе к больнице и роддому. Последние месяцы беременность протекала не так гладко, как следовало бы. Ольга стала отекать. Постоянно ныла поясница. Появилась одышка. Всё! Решила про себя Ольга. Это последний раз. Никаких больше мальчиков- сыночков. Только вот Гришеньке сказать об этом не осмелилась.
Майские праздники все отметили ударным трудом, а Оленька лежанием на диване.
Настраивала себя на предстоящие роды, делала дыхательную гимнастику и мечтала о том времени, когда снова станет лёгкой и стройной. Только бы после родов не растолстеть. Рядом с Гришей стыдно быть 'толстой неряхой'.
Девятого мая вечером пошли на набережную - смотреть салют. Дети были в восторге, а Ольга устала. Среди ночи почувствовала ноющую боль в пояснице и тяжесть внизу живота. Через какое-то время опустило. Минут через пятнадцать повторилось снова. Пора! Разбудила Гришу. Поехали в больницу! Он растерялся. По тому, как долго не мог застегнуть пуговицу на рукаве рубашке, Ольга поняла - волнуется. Она помогла застегнуть ему рубашку. Прижалась. Поцеловала. Не волнуйся, милый, всё будет хорошо.
Не впервой, слава Богу! Опыт есть. Он согласно кивнул, но пока ехали в машине на Левый берег беспокойно поглядывал на Ольгу. Ольга видела, как над его бровями выступили капельки пота. Она улыбнулась. Вспомнила, как по этой же дороге вёз её в больницу Игорь 'покупать Аннушку'.
Он тоже заметно нервничал, но старался быть весёлым и даже подбадривал Ольгу.
Однако его 'бодрости' хватило только до приёмного покоя. В коридоре он заметно приуныл. Ольга проходила процедуру оформления бумаг. Вдруг двери распахнулись и в коридор с улицы на носилках внесли женщину. Судя по всему, она была без сознания. К правой руке была подсоединена система. Рядом шла медсестра, держа на высоте бутылочку с лекарством. Уставившись на безжизненную руку женщины, Игорь побелел, как халат медсестры, покрылся испариной и прислонился к стене. Боясь, что он сейчас упадёт, Ольга бросилась к нему, но очередная схватка заставила её согнуться и присесть. Она приоткрыла двери и крикнула в коридор: Помогите. Мужу плохо! Выглянули две медсестры. Одна из них подскочила к Игорю, стала бить его по щекам, другая принесла нашатырный спирт. Ольга пыталась помочь, но нестерпимая боль остановила её. Она застонала. Одна из медсестёр оглянулась и удивлённо спросила:
- А вы что здесь делаете?
- Рожать приехала,- пролепетала Ольга.
- Так идите на второй этаж и рожайте себе на здоровье. Мы о вашем муже позаботимся.
Ольга нерешительно пошла по коридору. Оглянулась. Игорь пришёл в себя. Держась за стенку, он двигался к выходу. Медсёстры ему помогали. На улице он снова чуть не потерял сознание. В общем, как потом рассказали медсёстры: возни с ним было больше, чем с Ольгой, которая уже спустя час, немного поспорив с доктором на предмет женской красоты, родила девочку, как две капли воды похожую на папочку.
В больничном коридоре пахло лекарствами и 'прожаренным' бельём. Документы оформили быстро. Отвезти или сами доёдёте? Ольга улыбнулась: дойду. Дорога знакома. Её определили в предродовую палату. Вскоре пришёл Сергей Викторович. Его пригласили по личной Ольгиной просьбе. Через некоторое время повели в родзал. Всё было как обычно, только очень больно. Чтобы отвлечь её от боли, Сергей спросил: хотела бы она продолжить дискуссию на предмет 'женской привлекательности'. Ольга отрицательно покачала головой. Заставила себя сконцентрироваться, начала тужиться. На сей раз тяжело. 'Наверное, старею', - подумала она. Примерно через полчаса родила девочку. Сергей Викторович был доволен. Всё хорошо! Мои опасения не подтвердились. Девочка здорова. Ольга устало улыбнулась. Почему-то сразу захотелось спать. Вдруг она вспомнила про Гришу. Сергей принёс мобильный телефон. Услышав в трубке его обеспокоенный голос, Ольга прошептала: 'мы тебя любим'. Он не сразу отреагировал, а потом спросил:
- А сколько вас?
Ольга, засмеявшись, проговорила:
- Двое. Я и твоя доченька.
В трубке послышались какие-то странные вздохи-звуки, бульканье и хрипы. Наконец, всё это вылилось в коротенькую фразу:
- Вы лучше всех.
- Я знаю. Позвони мне утром, я устала.
Она повернула голову в сторону девочки. Та мирно спала. Ольга тоже закрыла глаза.
Утром Ольга проснулась от сильного чувства голода. Вспомнила. Там в предродовой осталась сумочка с продуктами. Держась за стенку, она направилась в предродовую. Топать было далеко. В противоположный конец коридора. Где-то в середине пути у неё закружилась голова. Надо бы сесть. Некуда. Разве только на пол. Так сидящей на полу её и обнаружила медсестра. Очнулась Ольга в операционной. Первое, что бросилось в глаза, обеспокоенное лицо доктора. Что-то случилось? Случилось! Кровотечение сильное. Сейчас же в палату и не вставать. Понятно? Ольга кивнула. Всё понятно. Не надо сердиться, доктор.
В палате их было двое. В обед соседке (совсем молоденькой девочке) принесли на кормление ребёнка. Ольге нет. Медсестра сказала - доктор не велел. Вы ещё сами не окрепли, да и молоко у вас после наркоза может быть горьким. Потерпите до завтра. Ольга отвернулась к стене. Обидно! Но что делать? Придётся терпеть. Несколько раз звонил Гриша. Спрашивал про дочку. Ольге нечего было сказать - она её почти не видела.
На вопрос: когда их выпишут домой, тоже ничего вразумительного не ответила. После наркоза даже есть расхотелось - только спать.
На утреннем обходе Сергей Викторович сказал, что придётся с недельку полежать. Кровотечение - это не шутка. За девочку можно не беспокоиться. Она здорова. Вечером принесут на кормление. После обеда позвонил Гриша. Сказал, что на 'вотчине' всё готово для приёма дорогих гостей. Все в нетерпении. Особенно Аннушка. Ольга Мягко объяснила, что выпишут не скоро. Он расстроился, но быстро взял себя в руки. Поправляйся, солнышко, ты мне здоровенькая нужна. Ольга поняла его намёк. И не мечтай! Хватит! Гриша посипел по ту сторону трубки и шепнул:
- Вот, когда мы встретимся, ты скажешь мне это, глядя в глаза.
Ольга заколебалась. Знала, какую власть над ней имеют его 'бездонные' синие глазищи.
Вечером ей принесли девочку. Ольга заволновалась, когда брала на руки. Как в первый раз! Доченька спала. Ольга потеребила за щёчки и носик. Просыпайся, соня. Есть пора и с мамой знакомиться. Медсестра извинилась, сказала, что девочку в обед накормили из бутылочки. Ещё не проголодалась, значит. Но вы просто пообщайтесь. Ольга стала 'общаться' со спящей девочкой. Поцеловала маленькие кулачки, потрогала носик. Девчонка поморщилась. Не мешай, дескать. Ольга стала настойчивее. Развязала шапочку и удивилась. Головка девочки была покрыта густыми чёрными волосами. Ольга удивилась. Вот тебе раз! В кого бы это? Как говаривала младшая бабуля: 'ни в мать, ни в отца, а в прохожего молодца'. Заинтригованная, Ольга слегка ущипнула девочку за щёчку. Та собралась было заплакать, но потом видно передумала и распахнула глазёнки. Ольгу словно обдало холодом, когда вместо зрачков на неё уставились две абсолютно чёрные бусинки. Девочка смотрела на неё, не мигая, минуты три, потом закрыла глаза. Непонятное беспокойство, переходящее в ощущение сначала тревоги, затем паники охватило Ольгу. Она замерла.
Вернулась медсестра. Ну что? Пообщались? Ольга отреагировала не сразу. Потом как-то растерянно спросила:
- Не могли ребёнка, случайно, перепутать?
Женщина заахала:
- Вы что, мамочка, говорите-то? Как это перепутать... Вот у неё на ручке написано, видите: ваша фамилия и время родов.
Ольга виновато улыбнулась:
- Просто, совсем не похожа ни на меня, ни на папу. Он тоже русоволосый.
Медсестра махнула рукой:
- Такое сплошь и рядом бывает. Гены сказываются. Предки, значит, были черненькие.
Потом, помолчав, она добавила:
- Она, кстати, девочка у Вас - особенная.
Увидев недоумевающий взгляд Ольги, продолжила:
- Кровь у неё редкой очень группы: четвёртая отрицательная.
Ольгу словно передёрнуло. Резко поднявшись, она протянула ребёнка медсестре:
- Заберите её!
Та, удивлённая такой реакцией, едва успела подхватить ребёнка:
- Вы что, мамаша, ненормальная, что ли? Ребёнка кидаете... Скажу доктору. До самой выписки не увидите.
Ольга снова села на кровать. Ощущение, похожее на паралич, овладело её. В голове вертелись обрывки мыслей: 'глаза-бусинки', кровь 'четвёртой группы', 'резус отрицательный'. Неужели? Не может быть! Не может... Не... Она отвернулась к стене. Когда на десятичасовое кормление принесли детей, она даже не повернулась. Медсестра, решившая, что она спит, не стала её 'беспокоить'.
Ольга не спала всю ночь. Пальчиком на больничной стене машинально чертила какие-то буквы и знаки, потом вздрогнула, поняв, что буквы складываются в такое 'ненавистное' для неё имя: Антон.
Во время утреннего кормления она, не поворачивая головы, прошипела, что у неё нет молока. Несколько раз звонил Гриша, Ольга отключила мобильный телефон. Общаться ни с кем не хотелось. Особенно с ним.
Сергей Викторович во время обхода сразу заметил её состояние. Что-то случилось? Она кивнула. Помоги мне! Сергей опешил. Что же я могу сделать, Оленька? Тест на отцовство надо сделать. Это дорого, в лечебно-диагностический центр надо отправлять, да и материал для теста нужен. Ольга сказала: будет материал. Собравшись с духом, позвонила Грише, попросила прийти, якобы срочно понадобилась кровь его группы. Он примчался, сдал кровь. Однако очень расстроился, поняв, что Оленьку и доченьку увидеть не удастся. Чтобы успокоить его, Ольга помаячила перед окном, несвязно отвечая на его телефонные вопросы. Он, молча, несколько минут смотрел через окно на Ольгу, пытаясь понять, что с ней не так. Ольга заморгала глазами. Вот-вот расплачется. Помахала ему рукой. Иди! Мне лежать надо. Он послал ей воздушный поцелуй. Пошёл к машине. Ольга легла на кровать и заревела в голос.
На второе кормление ребёнка ей не принесли. Накормили уже. Спит. Ольга облегчённо вздохнула. Боялась встречи с дочерью. После обеда вдруг почувствовала, как спало напряжение. Внезапно ей стало легко. Ну, что она выдумала! В самом деле, всякое бывает. И волосики чёрненькие и глазки. Да, мало ли в её родне было смуглых и темноглазых. Взять хотя бы отчима. Хотя... Нет, отчим, конечно, тут не причём.
Она жила надеждой до самого вечера. Пока не пришёл Сергей Викторович. Он как-то виновато посмотрел на Ольгу, сказал:
- Материал на экспертизу отправили. Результат будет где-то через неделю. Я поговорил со своим знакомым, он обещал поторопиться. За дополнительную плату, разумеется. Но я и без ДНК знаю, не он отец. Я кровь смотрел - полная несовместимость.
Ольга обреченно опустилась на кровать. Что делать-то? Сергей пожал плечами. Если он тебя любит, то всё поймёт. Ольга криво усмехнулась. Дело ведь не только в нём. А в ком ещё? - удивился доктор. Во мне! Сергей Викторович опешил.
- Да тебе-то она, по любому, дочь! - воскликнул он, не понимая о чём речь.
- Я не хочу! - проговорила она чётко и отвернулась к стене, давая понять, что разговор окончен.
Доктор вздохнул и вышел из палаты. Ольга осталась одна. Соседку-девчонку выписали. Счастливую! Ольга завидовала ей чёрной завистью. Первый ребёнок, любимый, от любимого мужчины. Хотя и мужчиной его назвать трудно. Маячил тут под окном мальчишка - мальчишкой. А всё туда же - отец. Ольга снова заплакала. За что мне всё это? За что? Антон! Что ты наделал? Опять перевернул мою жизнь с ног на голову. Как же мне теперь жить и в глаза твоей дочери смотреть каждый день? Как объяснить ей, где её отец. Почему я тогда не сделала аборт? Дура! И вдруг её осенило: а что, если оставить девочку в роддоме. Написать отказную. Таких теперь много. А Грише сказать, что умерла. Жалко его - расстроится. Он так ждал её рождения. Но я потом 'компенсирую' ему сыночком. Он же намекал, что сына хочет. Только вот как всё устроить, чтобы не вызвать у него подозрений. Придётся снова Сергея просить о помощи. Откажет! Он такой - порядочный. А может и не откажет? Он, ведь, влюблён в неё...
Ложась в кровать и кутаясь в тоненькое больничное одеяло, Ольга стала серьёзно, 'в деталях', продумывать, как отказаться от ребёнка и не вызвать у Гриши и родных подозрений. К утру она уже была абсолютна уверена, что это 'единственно верное' решение.
Утром заглянула детская медсестра, извиняющимся голосом произнесла:
- Ваша девочка всю ночь беспокоилась, плакала, а сейчас уснула. Мы не стали её будить. Принесём позже. Как проснётся.
Ольга брезгливо дёрнула плечом, а про себя подумала: чувствует, наверное, какой мамаша ей 'приговор' вынесла. Внезапно стало страшно и стыдно. Господи! Не допусти греха такого!
Когда в палату вошёл Сергей Викторович, Ольга объявила, что она здорова, ей нужно срочно домой. Он категорически против. Хотя бы ещё денёк полежать надо. Ольга не согласилась. Или выписывай, или одна уйду - без ребёнка. Сергей посмотрел на Ольгу, как на сумасшедшую, сказал:
- К вечеру выпишу. Звони своему Грише.
Она отрицательно покачала головой:
- Ни к чему это. Приедет с подарками, цветами... а я ему... Сама уеду на такси.
В конце рабочего дня Сергей вошёл в палату. Занёс девочку. Поехали. Сам вас отвезу. Помогу заодно. Тебе беречься надо.
Ольга кивнула. Спасибо!
Дома он помог ей уложить девочку в специальную кроватку - корзинку, потому что большая кроватка была уже на пасеке. А эту приобрели для дороги. Очень удобно. Стал прощаться. Оленька, будь умницей. Если что - звони. Ольга согласно кивнула.
Оставшись одна, Ольга долго не решалась позвонить Грише. В конце концов, набрала его номер, и тут же услышала радостные и тревожные нотки:
- Солнышко, ну наконец-то. Звоню, звоню тебе целый день...
- Ты где? - перебила его Ольга.
- В магазине. Продукты покупаю. Сейчас к тебе в больницу поеду...
- Не надо в больницу, приезжай домой. Я уже дома.
С минуту в трубке была тишина. Затем раздался его растерянный голос:
- Где дома? Почему?
- На Лизе Чайкиной. Выписали, - ответила она сразу на оба вопроса.
Пауза была длиннее предыдущей примерно в два раза. За это время голос из растерянного перерос в возмущённый:
- Почему же ты мне не позвонила, Оля? Что за дела?
- Плохие дела, - подумала Ольга, а вслух сказала:
- Приезжай быстрее, не задерживайся.
Григорий приехал через полчаса. Уже по шагам Ольга поняла торопится и сердится. Дверь открыл своим ключом. Ввалился в прихожую с коробками, пакетами, сумкой и цветами. На лице написано раздражение: ну, ты даёшь!
Ольга забрала часть пакетов, понесла на кухню. Вернулась. Он уже снял куртку и туфли. Ольга виновато улыбнулась:
- Привет.
- Привет,- пристально испытующе посмотрел на неё.
- Что-то случилось?
Ольга отвела глаза:
- Случилось...
Он испугался. Осмотрел её с головы до ног, словно хотел убедиться в том, что она цела и невредима. Потом спохватился:
- Оля, где девочка? Что-нибудь с ней произошло?
Ольга поворотом головы указала на дверь спальни.
- Она там... Спит.
Гриша на цыпочках стал продвигаться к спальне:
- Я только одним глазком взгляну... Пожалуйста...
Ольга посторонилась. Последовала за ним. Он наклонился к корзинке и удивлённо прошептал:
- Маленькая...
А затем испуганно - восхищённо добавил:
- Шевелится ...
Девчонка и правда повернула головку на бочок.
- Ну-ка, просыпайся, - громко проговорил он, - папа пришёл.
Малышка распахнула глазёнки и уставилась на него, не моргая.
Несколько секунд они изучали друг друга. Первым пришёл в себя 'папа':
- Глазищи-то, какие чёрные! Оль, а в кого это у неё глаза такие, как угольки?
- В отца, должно быть...- отрешённо сказала Ольга, замерев на полуслове.
- В чьего отца? - не понял Гришка.- В моего? Нет! В твоего что ли?
Не понятно, отчего, Ольга стала злиться:
- В её отца!
Гришка стал медленно разгибаться. Что происходит, Оля? Какого отца? Чёрт, побери! Оля? Кто её отец? Он уже почти кричал.
Ольга опустилась на кровать рядом с девочкой и прошептала, глядя ему прямо в глаза:
- А ты не догадываешься? Посмотри на неё внимательно...
Он оглянулся на девчонку, потом резко развернулся к Ольге, схватил её за плечи:
- Перестань пудрить мне мозги! Говори, с кем ты путалась кроме меня?
- Это дочь Антона, - испугавшись, что он вытрясет из неё душу, проговорила она.
- Что?!
Ольга повторила по слогам:
- Э-то дочь А-нто-на...
Гришка онемел на какое-то время, потом недоверчиво фыркнул:
- Как Антона? Не может быть... Он же того... утонул...
Ольгу измучила его бестолковость или нежелание понять очевидные вещи. Она тоже вспылила:
- Но перед тем, как он 'того', мы же были с ним вместе. Или, ты думаешь, мы на озере 'только разговоры разговаривали'.
Он схватился за голову, стал тереть указательными пальцами виски - признак сильного душевного волнения. Потом, что-то вспомнив, с робкой надеждой взглянул на Ольгу:
- Постой. Этого не может быть. Ведь он же... не мог иметь детей... он мне сам говорил. Оля?
Ольга стала грызть ноготь большого пальца левой руки:
- Я тоже так думала. Я была уверена, что это твой ребёнок, потому и оставила его. Ведь, хотела же ещё аборт сделать...- она замолчала.
Пауза затянулась. Спустя некоторое время, он спросил:
- Что же теперь делать?
Ольга обречённо вздохнула:
- Что делать? Что делать? Выращивать.
Гришка подскочил, как ужаленный:
- Выращивать? Она что овощ что ли? Или ты думаешь, что я буду 'выращивать' дочь этого ублюдка?
Ольга боялась этих слов больше всего на свете, но когда он их произнёс, ей вдруг стало легче:
- Как хочешь...- тихо, но внятно проговорила она, - у тебя, по крайней мере, есть право выбора.
Он заметался по комнате. Туда-сюда. Туда-сюда. Потом сел перед ней на корточки, положил руки ей на колени:
- Оль, и у тебя есть право выбора... Или я, или она!
Ольга отшатнулась. Потом попыталась встать:
- И что мне теперь делать? Засунуть её обратно? Не получится. Разве только задушить? Вот сейчас возьму подушечку, положу ей на личико и всё. Она же маленькая, это - быстро. Ты этого хочешь?- Она уже брала в руки подушку, всем видом давая понять, что собирается выполнить всё, что сказала.
Гришка выхватил у неё из рук подушку:
- Я не это имел в виду... давай отдадим её кому-нибудь, в детдом, например. А ещё лучше Антоновым родителям. У них же теперь никого нет. Они рады будут.
Ольга поразилась. Совсем недавно (этой ночью) он думала точно так же, как он. А теперь сама мысль об этом показалась ей до мерзости отвратительной. Она всё-таки поднялась. Не очень решительно, но чётко проговорила:
- Она останется со мной, а ты решай...
Он выскочил из спальни. Ольга слышала, как ходил по комнате, выходил на кухню, хлопнула входная дверь. В квартире стало тихо. Ушёл. Ольга заплакала. Малышка тоже. В тот момент, когда девчонка заворочалась и запищала в своей кроватке, Ольга пожалела, что не задушила её.
Несколько минут она слонялась по комнате. Захотелось выпить. Прошла на кухню. В многочисленных пакетах и сумках нашла вино и коньяк. Вино надо было открывать штопором. Поэтому она открыла коньяк. Выпила залпом, поморщилась. Налила ещё. Брякнул дверной звонок. Вернулся! Ольга бросилась к двери. На пороге стоял Сергей. Увидев зарёванную Ольгу, с коньячной рюмкой в руках, он понял, что 'объяснение состоялось'.
- Я пройду? - нерешительно спросил он.
Ольга посторонилась. Он сразу направился в спальню. Вышел сердитый. Чем ты занимаешься? Это к вопросу уже о пустой рюмке. Ребёнка нужно купать, кормить и спать укладывать.
Ольга безразлично махнула рукой. Не доставай, пожалуйста, не до неё мне теперь. Сергей выкупал девочку под душем, держа её на одной ладони. Точно также он мыл её в родзале.
Давай нам чистую одежду. Ольга принесла распашонки, чепчики, пелёнки. Всё розовое, новое. Удивилась, как ловко Сергей запеленал девочку. У тебя свои-то дети есть? Он отрицательно покачал головой. Пока нет. Ты что не женат? Тоже пока нет. Откуда навык? Профессиональный? Не только. У меня три сестрёнки младших были, одна за одной. А теперь у каждой из них уже по одной. И тоже девочки. Ольга засопела носом. Девочки -это хорошо. Сергей поднёс дочурку к Ольгиной груди. Надо кормить. Ольга завертела головой:
- Не могу! Не хочу... Надо смесь приготовить.
Сергей тряхнул её за плечо и отчетливо сказал:
- Это всего лишь ребёнок. Твой ребёнок. Она не виновата в том, что произошло. Корми.
Ольга расстегнула блузку. Приложила девчонку к груди. Та, голодная, набросилась на грудь с такой жадностью, будто хотела поглотить её всю. Высосала. Затребовала ещё. Ольга удивилась. Да ты ещё и маленькая обжора. Расслабилась. Улыбнулась. Через пятнадцать минут они уже мирно посапывали: одна в своей кроватке-корзинке, другая - рядом, на большой кровати. Погружаясь в мягкие объятия сна, Ольга слышала, как спросил Сергей: не будет ли она против, если он останется на ночь. Расположится в зале на диване. Она против не была.
Проснулась Ольга от того, что кто-то ходил по квартире. Прислушалась, подняла голову. За окном было светло. Должно быть, Сергей проснулся. Ему на работу. Ольга поднялась. Бросила взгляд на кроватку. Малышка спала, подсунув кулачок под левую щёчку. Совсем, как Антон. Он любил спать на левом боку или закинув руки за голову. Ольга вздохнула и вышла из спальни. Сергей уже умылся. Собирался уходить. Ольга всполошилась. Куда ты голодный? Без завтрака.
Они прошли на кухню. Сергей вызвался готовить завтрак, а Ольга стала разбирать оставленные Гришей вчера пакеты и коробки. Обеспокоенная тем, что девочка до сих пор спит, он спросила: не опасно ли это? Сергей рассмеялся:
- А что ты хочешь? Напились допьяна обе и дрыхли всю ночь. Я раза два заглядывал. Смотрю: спят.
- А ей коньяк не повредит? - поинтересовалась Ольга
- Повредит, если злоупотреблять будешь.
Она смутилась:
- Больше не буду. Хочешь, я сварю тебе кофе? Настоящий...
Он кивнул. Очень хочу. Тем более, 'настоящий'. Растворимый уже надоел. Ольга стала варить кофе, как учила её младшая бабуля. Приятный, пряный запах начал расползаться по квартире. Она так и замерла с туркой в руке, когда услышала звук открываемого дверного замка. На пороге кухни показался Гришка. По его лицу она поняла: ничего хорошего он ей не скажет. И точно. Ехидно - слащавый голос стал вслед за запахом кофе распространятся по кухне:
- О, доктор тут. Прямо семейная идиллия. Завтрак на двоих. Кофе!
Ольга присела на стул, так и забыв разлить по чашкам кофе.
Издеваясь, Гришка продолжал:
- А я себя браню. Раскаиваюсь. Ушёл вчера, женщину оставил всю в слезах, безутешную. Оказывается, не такая уж она безутешная. Утешитель тут как тут.
Сергей поднялся:
- Я утром заехал, узнать, как они здесь?
Гришка замахнулся на доктора, но ударить не посмел, только ехидно прорычал:
- Не ври, доктор! Врать сначала научись. Если бы ты выходил на улицу, ты бы знал, что сегодня ночью дождик был, небольшой. А под твоей машинкой земля сухая.
Ольга понимала, что нужно вмешаться, но необходимых слов не находила. Всё ещё держа турку в руках, она попыталась подняться со стула.
- Гриша, Серёжа мне помогал девочку купать и кормить,- пролепетала она.
Последнее её высказывание разозлило его ещё больше. Кормить? Ну, конечно, ты же сама не умеешь. Здесь помощник особенно нужен. Застегнуть, расстегнуть, поддержать... Да?
Сергей вдруг громко, так же зло и ехидно проговорил:
- Да, нужен. И застегнуть, и расстегнуть, и поддержать надо. На тебя что ли надеется? Ей ещё в постели лежать надо, у неё может кровотечение вновь открыться.
Гришка вообще озверел:
- В постели, говоришь? Уж не с тобой ли?!
Сергей тоже рявкнул:
- Дурак - ты! Не со мной и не с тобой, а одной. Отдыхать, поменьше двигаться и нервничать. А от тебя ей одна нервотрёпка.
- Нервотрёпка, говоришь? Всё! Не будет больше никакой нервотрёпки, Оленька!
Шмотки соберу кое-какие и 'прощай'. Как в песне поётся ' гудбай, май лав, гудбай'. Я уже и квартирку себе подыскал.
Он стал собирать вещи. Ольга с туркой в руке ходила за ним по квартире, пытаясь вспомнить, что нужно говорить в таких случаях, и повторяла одну и ту же фразу:
- Гриша, пожалуйста...
Наскоро побросав 'шмотки' в сумку, он задержался в прихожей, застёгивая куртку. Так и не сообразив, что нужно сказать, она схватила его за рукав куртки:
- Гриша, пожалуйста...
Его передёрнуло так, что Ольга тут же убрала руку. Порывшись в карманах, он достал ключи от квартиры:
- Держи. Они мне больше не понадобятся.
Ольга отрицательно покачала головой и прошептала умоляюще:
- Не надо, пожалуйста, Гриша...
Он сунул ключи в турку. Уже холодный кофе брызнул Ольге на халат, а ему на рукав куртки. Резко развернувшись, он вышел. Ольга бросилась за ним. Она вдруг вспомнила слово, которое хотела сказать ему. Но так как идти быстро не могла, повисла на перилах и зашептала вниз по лестничному пролёту:
- Гриша, не уходи, пожалуйста.
Вышел Сергей, оторвал её от перил. Пойдём, Оля, в квартиру. Он глумится над тобой, а ты бежишь за ним. Ещё простынешь...
Ольга нехотя подчинилась.
11
В большой комнате он усадил её на диван. Потом из чемоданчика достал шприц. Сделал укол в левое предплечье. Успокоиться тебе надо. Ольга почти не реагировала. Из спальни раздался писк, а затем и плач девочки. Сергей прошёл в спальню. Минуты через три он вдруг испуганно крикнул:
- Оля!
Ольга пришла в себя и заторопилась в спальню. Картина, которую она увидела, сначала привела её в ужас, а потом рассмешила. Пелёнки были развёрнуты. Однако вместо ребёнка в них возилось какое-то коричнево-жёлтое вонючее существо. Сказался вчерашний обильный ужин. Увидев, что Ольга готова рассмеяться, Сергей занервничал.
- Что ты стоишь? Давай отмывай нас! - скомандовал он.
Ольга только сейчас заметила, что руки его тоже жёлто-коричневого цвета. Она улыбнулась:
- Извини, пожалуйста. Я сейчас...
Проводила Сергея в ванную, открыла ему краны с холодной и горячей водой. Он стал отмывать руки, тщательно, как в операционной. Затем тоном не допускающим никаких возражений приказал:
- Неси чадо своё - будем отмачивать. Есть у тебя ванночка?
Ольга кивнула. Есть. На балконе, в коробке.
Пока она соображала, как доставить своё 'чадо' в ванную, Сергей приготовил воду. Но прежде, чем опустить девочку в неё, быстренько подмыл её под струёй тёплой воды. Ольга снова подивилась его ловкости. Воду пришлось менять дважды.
Наконец, процедура 'омовения' была завершена. Сергей взглянул на часы. Опаздываю. Бежать надо. Справишься? Ольга удивилась:
- Конечно...
- Я сегодня дежурю в ночь. Но вечером у меня будет часа два свободного времени, я заскочу вас проведать. Ведите себя хорошо... - он помолчал.- И, пожалуйста, Оля, не перекармливай её. И не пей коньяк! Возможно, он действует на неё, как слабительное. Всё, я побежал...
Ольга вошла в спальню. Чистая девчурка уже насасывала свой кулачок. Проголодалась... Переодев и запеленав её, Ольга поднесла её к груди. Почувствовав молоко, та с наслаждением зачмокала. Ольга задумалась. До сих пор она никак её не назвала. Гриша хотел назвать дочку Катенькой. А как бы назвал Антон? Не придумав ничего лучше, Ольга решила: так и назову. Пусть будет имя от одного 'отца', отчество от другого. А фамилия? Какую фамилию ей дать: Антонову или её Ольгину, то есть Игореву? Девочка затребовала вторую грудь, но Ольга погрозила ей пальчиком. Нельзя. Часа через два не раньше. Та, словно поняла, обиженно засопела и снова потянула кулачок в рот. Вскоре она спала.
Уложив Катеньку в кроватку, Ольга затосковала. Всё-таки, как было бы хорошо, если бы это была Гришина дочь. Сейчас они бы были вместе. Он так ждал её появления. Может, зря она запаниковала, ведь результата анализа ещё нет. Вот, где он сейчас? Сказал: квартирку снял. Ключи оставил. Значит, всё решил окончательно... Или нет? Ольга набрала номер его телефона. Вызов идёт - ответа нет. Ещё и ещё раз. Устав нажимать одну и ту же кнопку, она решила сделать перерыв. Позвоню позже. Однако не пришлось. Спустя пять минут после звонка ей пришла sms-ка: 'не звони мне больше, я сменил симку'. Ольга поняла: это всё! На всякий случай перезвонила. Телефон абонента выключен. Хотела заплакать, но слёз не было. Она словно окаменела.
Весь день была словно робот. Делала всё чисто механически. Двигалась по прямой траектории: спальня, ванная, кухня, снова спальня. К вечеру занемогла. Поднялась температура, ноющая боль поместилась внизу живота и не отпускала ни на минуту. Пить анальгетики боялась. Кормящим грудью противопоказано. В шестом часу приехал Сергей. Привёз результат анализа. Всё подтвердилось на 100%. Гриша не является отцом ребёнка. Ольга поморщилась, присела на диван, погладила ноющую поясницу. Заметив этот жест, Сергей забеспокоился. Тебе бы в больницу, в отделение. Я договорюсь с отдельной палатой. Будете вдвоём с дочкой. Плохо в больнице. Ни самой помыться, ни ребёнка искупать. Дома лучше. Но он настоял. Завтра утром договорюсь и приеду за тобой. Поняла? Будь готова... Ольга не стала спорить, но и не согласилась. Ей хотелось домой, на 'вотчину', к тёте Насте и детям.
Утром, проснувшись ни свет, ни заря, она отправилась в гараж. Машина на месте. Подогнала её к подъезду. Загрузила подарки и дочку и поехала 'домой'. Поближе к Игорю и... Антону. Ночью она видела его во сне. Не ясно, как в тумане. А, может, это был не он...
Весенний день был прекрасен. Легкомысленность чувствовалось во всём: в дуновении ветра, в бликах солнечных лучей, в набежавшей внезапно тучке, трёх каплях дождя, которые упали на капот машины и сейчас переливались голубыми сапфирами на солнце. По мере приближения к озеру Ольга начала волноваться. Заехать - не заехать? Страшно!
Остановив машину у края леса, Ольга взяла корзинку с девочкой и пешком направилась по просеке. Сделав несколько шагов, она увидела кромку воды. Ещё несколько метров - часть озера. И вот уже всё Ведьмино озеро расстилается перед её глазами. Она замерла. Дикая красота вновь очаровала её. Сердце сжалось от мысли, что эта красота убийственна. Она остановилась у самого края воды. Посмотрела на середину. Кувшинок не было. Только огромные толстые стебли, выглядывающие из воды, напоминали об их существовании. Ольга тихонько позвала:
- Антон.
Тишина никак не отреагировала на её зов.
- Антон! - крикнула она. - Я пришла. Если ты слышишь меня, дай знать. Пожалуйста.
Снова тишина. Ни звуков леса, ни пения птиц. Полное безмолвие.
Состояние отчаяния овладело Ольгой. Она упала на колени и зашептала:
- Антон! Прости меня, милый! Прости. Я виновата перед тобой, но я искупила свою вину. Посмотри. Я тебе девочку родила, дочку. Видишь. Она такая забавная и на тебя похожа. Антон! Не мучай меня, отзовись. Я обещаю тебе, что сделаю для неё всё, что мог сделать ты. Я ей дам твоё отчество и фамилию. Я сделаю её твоей наследницей, как ты хотел. Только не мучай меня больше. Не дай мне сойти с ума. Пожалуйста, милый...
Слёзы застилали ей глаза. Она пыталась вытереть их. Нечем. Рукав кожаной куртки только размазывал их по лицу. Ольга наклонилась к корзине, чтобы воспользоваться краешком детской простынки. Вытерла слёзы. Девчонка, притихшая, лежала, уставившись своими чёрными маслинками в голубое небо. Вдруг в молодой пробивающейся траве что-то блеснуло. Ольга присмотрелась и обмерла. Рядом с детской корзинкой лежало бриллиантовое кольцо. То самое, которое Ольга примеряла в тот день, 10 августа. Надо же, лежит здесь с тех пор и следователи его не нашли. Дрожащими пальцами она прикоснулась к нему. Отдёрнула руку. Вспомнила горячие губы и слова Антона: твоё кольцо, надень. Она надела. И вдруг как-то сразу поняла: это - его прощение.
- Антон,- снова шёпотом заговорила она.- Спасибо тебе, милый. Я любила тебя и буду любить в твоей доченьке.
Лёгкая рябь побежала по водяной глади озера. Ольга вздрогнула, но не испугалась. Теперь она его не боялась. Она знала: он её по-прежнему любит.
На пасеку она приехала только после обеда. Посигналила в ворота. Первой выплыла тётя Настя. Увидев Ольгу за рулём, она заглянула в машину. Понимающе оценила обстановку, спросила:
- Одна?
Ольга отрицательно покачала головой, усмехнулась:
- Почему одна? С дочкой...
Тётя Настя и сама уже разглядела в корзинке ворочающегося ребёнка, заворковала:
- Ой-ёй-ёй! А это кто тут у нас. Что за 'грибочек' в лукошке?
За ворота высыпали все: дядя Паша, Андрейка, Аннушка, Мелкая и, разумеется, Гром. Все по очереди подержали корзинку в руках. Потом заохала тётка Анастасия. Что это мы за воротами их встречаем. А ну, дед, отворяй ворота.
Пока разбирали коробки с подарками и сумки с вещами Ольга с тётей Настей перекинулись парой фраз. Знаю, знаю, что за беда приключилась. Приезжал на пасеку. Глаза бешеные. Вещи собрал. Ключи отдал от всех замков, что у него были. Наговорил всякой обиды тебе и уехал. Сказал: не его дочка-то! Ольга выдохнула: не его! А чья же, Оленька? Того, который утонул. Тётя Настя зажала рот рукой и замолчала. Больше на эту тему не говорили. Ольга пожаловалась на боль в пояснице и общую слабость. Тётя Настя закивала:
- Вижу, вижу: хворобая ты. Но не переживай. Подниму тебя на ноги. Будешь у меня, как огурчик с грядочки. Мы ещё тебе такого жениха найдём и на вашей свадьбе погуляем.
Ольга поцеловала женщину, улыбнулась сквозь слёзы:
- Не исправима ты, тётя Настя.
Та повела плечами и запела голосом Надежды Кадышевой:
Мы ещё не спели всё, о чём хотели,
Мы с тобой ещё не начинали жить.
Две последующие недели она и Катенька были в центре внимания. Их навестили многие: Женька со Светланой (всё-таки окрутила парня!), отчим со Степановной, учителя из школы, Верочка с мужем и детьми (такую даль приехали!)... Не было только того одного, которого ждали все: Ольга, Аннушка, тётя Настя, Гром и даже маленькая Катенька. Не было ... 'папы'.
В конце мая, взяв с собой Аннушку, Ольга поехала в город. Надо ребёнка регистрировать, да и дел много накопилось. Андрей остался с дедом и дядей Пашей за хозяина. Им раскатывать некогда. У них посевная в разгаре. Трактористов наняли в деревне - пьющих (непьющих там нет). За ними глаз да глаз нужен.
В Загсе Ольге сказали, что записать ребёнка на фамилию Антона не могут. Нужно его согласие. А, если он умер? Только через суд. А пока можем записать на вашу фамилию. Пишите, махнула рукой Ольга. Вышло нелепее не придумаешь: Князева Екатерина Антоновна. По именам три отца, а по документам ни одного.
Ольга позвонила Сергею Викторовичу. Пригласила в гости. Он сухо сказал, работы много, вряд ли получится, и Ольга поняла: обиделся. Настаивать не стала.
Вечером второго дня её пребывания в Омске приехали Воронковы, Сергей и Татьяна. Ольга обрадовалась. Воронок с порога начал возмущаться: почему не позвонили? Не сообщили? И знать бы не знал, если бы Илюха не рассказал. Жена его, Ирина, откуда-то знает. Ну, показывай, кого ты там на свет произвела. Ольга провела его в спальню. Он посмотрел внимательно на девочку, вздохнул и сказал:
- Честно говоря, я Гришке не поверил. Думал, слинять хочет, мерзавец. А теперь вижу - вылитая Антон... Да, натворила ты дел, Оля...
Ольга согласилась. Что натворила, то натворила! Как разгребать одна буду? Сергей обнадёжил:
- Почему одна? А мы на что? - и шёпотом добавил,- я вам тут деньжонок подкинул. На карманные расходы.
Ольга запротестовала. У меня пока есть. Ты лучше в дело пусти. Как там, кстати, СТО на Романенко? Скоро запустите? Здрасте! Пожалуйте! Мы уже давно запустились. Грузовые ремонтируем уже с марта, а легковые начнем вот-вот.
На следующий вечер, правда, предварительно созвонившись, пришла Лидочка со всем магазином. Тоже подарки и деньги привезли. Поведав подругам историю рождения Катеньки, Ольга пригласила их к столу. Посидели, погоревали по-бабьи, а потом решили: Давайте выпьем 'за нас с вами и х...н с ними'. Даже самые лучшие из них (мужиков, то есть) не стоят наших слёз! На том и порешили.
12
Утром снова позвонили в дверь. Ольга, накормив Катеньку, только прилегла отдохнуть. Вообще-то воскресенье! Подходя к двери, устало думала: сезон 'открытых дверей' продолжается. Может, сделать вид, что меня дома нет. Но любопытство взяло вверх. Глазок так и не сделала. Звонок повторился. Торопится кто-то или нервничает. Ольга распахнула дверь. На пороге стоял... Кирилл. В первый момент она испугалась. Невольно дёрнула рукой, словно хотела закрыть дверь. Потом отступила. Он ввалился в прихожую и, пристально глядя ей в глаза, спросил:
- Что, хозяйка, войти не приглашаешь?
- Что тебя приглашать, когда ты уже 'вошёл', - подумала Ольга, а вслух сказала:
- Проходи, конечно, гостем будешь 'дорогим'...
Что-то в интонациях Ольгиного голоса не понравилось ему. Он внимательно посмотрел на неё. Не рада? Да, как сказать. Смотря, зачем пришёл. Он бесцеремонно прошёл в большую комнату. Одна? Нет. Дети спят, она указала на спальню. Понятно! Он уселся на диван и непринуждённо заметил:
- Чаю, хоть бы предложила. С дороги...
Ольга смутилась. В самом деле. Что это она? Он ей ничего плохого не сделал, пока... Она осеклась. 'Пока?' Однако, сейчас от него исходила явная угроза. Ольга её чувствовала, поэтому была напряжена. Она прошла на кухню. Пригласила его. Иди сюда. Здесь поговорим.
Чай пили молча. Ольга не знала, с чего начать разговор. Кирилл, видимо, знал. Но почему-то не начинал. Пристально рассматривая чай в стакане, он внезапно спросил:
- А, покрепче у тебя ничего нет?
Ольга достала коньяк, так и недопитый с того вечера, когда ушёл Гриша. Налила Кириллу.
Он кивнул: себе. Она отрицательно покачала головой:
- Нельзя.
Он больше уговаривать не стал, выпил залпом, потом ещё.
- Ну, рассказывай, что за дела у вас тут творятся.
- Это ты о чём? - сделала вид, что не поняла сути его вопроса, Ольга.
- О тебе и об Антоне? Где он? Что с ним? Звонил - звонил ему, не отвечает. На дачу звоню, не отвечает, на квартиру - тоже. Приезжаю. Квартира опечатана. Дача тоже. Я к Ларисе. Помню, где живёт. А она мне выдаёт. Ольга киллера наняла и Антона убила.-
Он замолчал. Ждал её реакции. Ольга тоже молчала. Не оправдывалась, но и не поддакивала. Он стал выходить из себя:
- Что молчишь? Говори, что с ним случилось? Где он? Или ты с ним как с Ханом разделалась?
Уставившись в одну точку, Ольга молчала. Всем существом понимала, ему врать нельзя. Не поверит. Он протянул руку. Сжал её запястье. Оля! Собравшись с духом, она тихо произнесла:
- Он утонул...
- Что?! - его глаза сначала округлились, затем сузились в щёлочки.
- Ну-ну... Только мне ты не ври! Он не мог утонуть. Он плавал, как чёрт. Прошлым летом он на спор Иртыш переплывал. Меня из Иртыша вытащил, когда я тонул...
- То Иртыш, а то болото... - перебила его шёпотом Ольга.
Кирилл удивился ещё больше, чем тогда, когда услышал слово 'утонул'.
- Ка-ка- кое болото? - заикаясь и тоже понижая голос, спросил он.
- Мы с ним отдыхать поехали на лесное озеро. Он купаться полез, а там топь,- она готова была расплакаться.
Это сыграло ей на руку. Кажется, он начинал ей верить. По крайней мере, запястье ей удалось высвободить. Он нервно потёр подбородок. Потом затряс головой и, усмехнувшись, бросил:
- Надо же! Всё, как шаман говорил.
- Какой шаман, - удивленно переспросила она. - Который меня привораживал, что ли?
Он согласно кивнул:
- А ты откуда знаешь про это?
- Знаю. Антон рассказал....
- Да этот. Мы, когда к нему пришли, деньги принесли, шампанское, он плясал, плясал вокруг нас, пел что-то. Потом твою фотографию возвращает Антону и говорит:
- Нельзя её привораживать. Смерть через неё примешь. Затянет она тебя в болото. Мы тогда ещё подумали, что 'болото'- это образное выражение, в переносном смысле, значит. Антон пьяный был уже и говорит шаману:
- В болото, так болото. Привораживай! Мне, что через неё, что без неё - всё одно: смерть.
Он замолчал. Задумался. Потом вдруг резко спросил:
- Значит, 'затянула' его в болото? Да?
Испугавшись грубого тона, Ольга вздрогнула:
- Не тянула его. Сам он...
- Сам, говоришь. А чего он туда полез-то? В болото...
- Я же говорю, мы грязные были. Он решил искупаться перед отъездом. Я ему говорила, не заплывай далеко, вдруг там омут. Он засмеялся. Сказал, что сорвёт мне кувшинку и ... всё.
То время, пока молчали, показалось Ольге вечностью. Наконец, Кирилл проговорил:
- Не пойму я, Оля, по каким правилам ты играешь?
Ольга расслабилась, посмотрела ему в глаза и выпалила:
- По каким правилам, говоришь. По тем же, которые он сам и установил, когда моего Игоря Хану сдавал...
Кирилл явно не ожидал такого ответа, растерялся.
- Сдавал - не сдавал. Откуда тебе знать? Это мужские игры, и лучше вам бабам в них не соваться, - раздражённо проворчал он.
Ольга тут же обиженно парировала:
- А, если эта баба на кону - козырная карта, то может стоить хоты бы поинтересоваться: под каким королём, тузом (или как вы там себя именуете) она лежать хочет.
Кирилл не на шутку разозлился:
- Поинтересоваться, говоришь? И что? Что от этого изменилось бы? Вспомни Прекрасную Елену, из-за которой Трою сожгли. На что уж 'козырная'. Из-за неё война идёт, а она сидит и ждёт. Кто победил, тот и муж!
- Но история знает и другие случаи, - отреагировала Ольга, вспомнив Клеопатру и княгиню Ольгу.
Кирилл усмехнулся и буквально пригвоздил её взглядом к стулу:
- Историю, конечно, я знаю хуже тебя. Зато жизнь - лучше. Запомни, Оля! Никогда вам бабам не решать 'под кем лежать'. Не было этого и не будет!
Его неприкрытый цинизм взбесил Ольгу. Она подскочила, как ужаленная. Заметалась по кухне. Чтобы успокоиться, прошла в спальню, Села на кровать. Отдышалась. Подумала с тоской, глядя на спящих дочек, 'зря я, наверное, девчонок родила'. Вышла из спальни. Вернулась на кухню и сказала:
- Если это всё, что ты хотел мне сказать, то свободен...
Она жестом указала на входную дверь. Но он даже не пошевелился. Всё? Нет. Далеко не всё... Оленька! Я спросить тебя хочу: ты хоть отдаёшь себе отчёт, что ты натворила? В какое ты д...мо вляпалась? Сейчас за Антоново имущество такая драчка начнётся. Растащат по кускам. Ведь не осталось после него ни приемника, ни наследника. Всё псу под хвост!
Ольга задумалась. Затем налила себе и ему чаю и произнесла тоном заговорщицы:
- Почему, не осталось? Есть наследник. Вернее... наследница...
Он обжёгся холодным чаем. Поперхнулся, прокашлялся и спросил:
- Кто?
- Дочь, - такое объяснение показалось Ольге вполне достаточным.
Кирилл едва пришёл в себя:
- Чья дочь?
Глядя на то, как 'линяет' его лицо, которое всего несколько минут назад было таким самоуверенным, она почувствовала маленькую победу. Помолчала, продлевая миг своего торжества.
- Чья дочь? - нервно переспросил он, снова схватив её за руку.
- Моя и Антона. Или, наоборот, Антона и моя. Как тебе будет угодно?
Кирилл онемел. Потом внезапно расхохотался:
- Ну, ты даёшь! Какая дочь? Не было и не могло быть у Антона никакой дочери.
Ольга не стала спорить, а только поманила его пальцем:
- Пойдём, покажу...
В спальне было темно, шторы спущены. Чтобы не разбудить Аннушку, Ольга взяла корзину и вынесла в зал. Смотри! На сей раз, Кирилл замолчал надолго.
Заговорил он, когда девочка открыла глаза:
- Чёрт, возьми, Оля! Похожа... Но, как же так?
- Не знаю. Только это факт. Правда, его ещё нужно доказать.
- А, в чём дело-то? Делаешь анализ ДНК и всё.
-Знаю. Только с чем сравнивать-то? Второго-то 'материала' нет, - она почувствовала, как запершило в горле при слове 'материала'.
Кирилл это заметил, вздохнул:
- 'Материала', говоришь... Ну-ну... А я думал, что ты его хоть немного любила.
- Да, любила, - подтвердила Ольга, - и, как видишь, 'много'.
Она покосилась на девочку. Кирилл задумчиво покачал головой:
- Эх, Оля-Оля! Если бы Антон был жив! Ты представить себе не можешь, что бы он сделал для этой девочки... и для тебя тоже.
- Представляю. Но изменить уже ничего не могу. Однажды он мне сказал: убить могу, а воскресить нет. Теперь я сама понимаю, что это за состояние, когда рад бы всё изменить, но не можешь.
Испугавшись, что сильно разоткровенничалась перед ним. Она вдруг спросила:
- Ты видел когда-нибудь, как дети грудь сосут?
- Нет, - удивляясь столь странному переходу, сказал он, икнув.
- Это так забавно и ... трогательно,- она уже прикладывала дочку к груди.
Кирилл, как завороженный, смотрел на девочку, на Ольгу, снова на девочку. Глаза его заблестели. Он рывком поднялся и вышел из комнаты. Ольга услышала звон стеклянной посуды. Всё ясно! Коньяк пьёт. Пусть пьёт. Главное, чтобы не злился. Нужно расположить его к себе. Он должен помочь дочери Антона стать его наследницей.
Покормив девочку, она подержала её 'столбиком'. Лишь после того, как та 'срыгнула' положила её на диван. Пусть мир обозревает. Проснулась Аннушка. Увидев в квартире чужого дяденьку, она с опаской прошла на кухню. Теперь Ольге пришлось кормить старшую дочь. Потом они с Катенькой стали смотреть мультфильм 'Шрек-2'. Катенька, конечно, ничего не понимала, но глазёнки пялила точно в экран телевизора.
Сообразив, что надо бы и 'дорогого' гостя накормить, Ольга принялась готовить обед. Кириллу поручила чистить картошку. Он взял картофелину в руку, долго осматривал её, взял нож, но тут же положил его обратно. Извини, не умею. Ольга удивилась. Что раньше не приходилось? Не приходилось... Даже в армии? Кирилл посмотрел на неё странно и, усмехнувшись, ответил. Не был я в армии. Вернее, был, но в другой. И, видя недоумевающий взгляд Ольги, потряс её откровением:
- Я в пятнадцать лет на малолетку попал. Там и армию прошёл, и академию...
Ольга напряглась. Вспомнила, как Антон говорил, что Кирилл из блатных, кажется. Испугалась не на шутку. Взяла нож, якобы картошку чистить. На самом деле - от греха подальше. Теперь ей хотелось одного: выпроводить его поскорее вон. Однако, он уходить не собирался.
После обеда она объявила: пора на прогулку. Кирилл вызвался с ними. Пошли в парк. День был пасмурный, но тёплый. Маленькая на свежем воздухе сразу уснула. Аннушка, притихшая, шла рядом с матерью. Видно было, что она побаивается Кирилла. Когда переходили дорогу, он подхватил её на руки. Ольга видела, как дочь вздрогнула, попыталась сопротивляться, потом обхватила его за шею и замерла.
В парке запустили первые аттракционы. Ольга прокатилась с Аннушкой на 'Ромашке', больше ни на чём не отважилась. Голова закружилась. Зато Кирилл с Анюткой катались, на чём только её душе было угодно. Ожидая дочь и 'хорошего дядю', Ольга присела на скамейку. Автоматически рукой двигая коляску, она смотрела на гуляющих по парку людей. Много было мам с детьми. Иногда попадались папы. А вот, чтобы семьями, это, вообще, - редкость. Наискосок от неё присел одинокий мужчина. Лицо его показалось Ольге знакомым. Хотела поздороваться, но потом передумала. Вдруг захочет заговорить, а она и не помнит: кто такой. Он тоже косился в сторону Ольги, видимо, пытаясь вспомнить, кто она такая. Когда с Кириллом, Аннушкой и коляской проходили мимо, Ольга присмотрелась и вдруг похолодела. Она узнала его. Это был тот 'неприятный' тип, который преследовал её одно время по поручению Антона. Странно. Случайная это встреча, или он вновь шпионит за ней. А теперь, кто его нанял? Ольге опять стало страшно.
На подходе к дому Кирилл стал прощаться. У меня дела. Ольга обрадовано кивнула, но потом, что-то вспомнив, сказала:
- Поднимись. Мне нужна твоя помощь.
Он довёл их до дома и помог поднять коляску на третий этаж. Вкатил её в квартиру. Ты это имела в виду? Не только. А что ещё? Помоги мне сделать дочь наследницей Антона. Кирилл, поморщившись, отрицательно покачал головой:
- С 'материалом' помогу. Знаю, что у Антона собственный банк крови есть. Врачу позвоню, узнаю, где хранится. А остальное, Оленька, сама. Но не советую...
- Почему?
- Не хочу! Да и опасно это очень
Ольга уже готова была расплакаться. Обещала, ведь, Антону. А обещания она привыкла выполнять. Ладно. Сама, так сама,- решила она. Не впервой. Она отвернулась, чтобы он не заметил её слёз. Кирилл понял всё по-своему.
- Обиделась? - спросил он.
Ольга покачала головой. Нет, просто задумалась. О чём? О том, что не осталось, наверное, на свете смелых мужчин... Она не договорила. Он вспылил:
- Смелых? Ну, ты даёшь! Скажи лучше 'дураков', способных ради тебя на всё! Таких, как Антон и этот Игорь твой, второй. Хочешь, чтобы я их участь разделил...
Он помолчал:
- Нет, я, конечно, успел оценить твои 'достоинства', но голову из-за тебя терять не намерен.
Ольга покраснела, поняв на какие её 'достоинства' он намекает, но быстро взяла себя в руки и, дерзко взглянув на него, сказала:
- А мне и нужен мужик с головой. 'Безголовых' у меня и без тебя хватает.
Кирилл снова покачал головой:
- Нет, Оля. Нет
И, чтобы уж совсем не выглядеть в её глазах трусом, добавил:
- Ты пойми: нет у меня права вмешиваться в эти дела. Я прошлым летом, когда приезжал, окончательно размежевался с Антоном и с Ханом. Нет у меня теперь здесь интереса. А раз нет интереса, значит, нет и права вмешиваться. Не по понятиям это.
Ольга взяла его за руку. Подожди! А, если, я в суде докажу, что Катенька - дочь Антона, её объявят наследницей. Меня опекуном. А я тебя 'временным поверенным'... Это по 'понятиям' будет?
Кирилл удивлённо взглянул на Ольгу. А ты я вижу: баба не промах! Надо же всё как обставила 'временным поверенным'. По-другому скажи 'лохом', который разгребёт за тебя всё дерьмо. А тебе деньги на блюдечке с синей каёмочкой... Да?
Ольга поняла: уловка её не удалась. И всё-таки сдаваться так быстро она не собиралась:
- Ну, во-первых, деньги не мне, а ей.
Она указала на коляску.
- А, во-вторых, кто-то говорил, что Антон ему жизнь спас, из реки вытаскивая...
Или ты из тех, кто долги не возвращает? А?
Глядя в лицо Кирилла, Ольга поняла, что попала в самую точку. Он заволновался. По бледному лицу пошли красные пятна. Кадык нервно задвигался, подбородок задёргался. С трудом овладев собою, он проговорил:
- Ну, ты и ст...а, Ольга! За что тебя только мужики любят?
Ольга, довольная собой, улыбнулась аллочкиной загадочной улыбкой и проворковала:
- Я, ведь, не всегда ст...а. Иногда бываю очень даже хорошая. Или ты забыл?
Кирилл попятился к двери. Пойду я, от греха подальше. И, уже спускаясь вниз по лестнице, крикнул:
- Всё, что обещал - сделаю. А на остальное - не рассчитывай.
Ольга закрыла за ним дверь. Прислонилась к стене. Усмехнулась. Не рассчитывай, значит? Посмотрим. Как любит говаривать наш 'любимый мальчик Гришенька': попробуй повторить это, глядя мне прямо в глаза...
13
В начале июня закончили сев. Мужчины были довольны. Особенно отчим. Можно отдохнуть. А то приходится без конца 'мотаться' от вотчины к своей деревне. Ольга подарила ему джип Игоря. Он настолько был потрясён, что даже прослезился. С такой машиной дорога в два раза короче покажется. Спасибо, дочка.
Вечером вернулась в город. Хотелось быстрее начать процедуру признания отцовства. Кирилл привёз кровь Антона для анализа ДНК. Глядя на малышку, озабочено спросил:
- Что? И неё кровь будут брать?
Ольга улыбнулась. Нет. Для этого достаточно слюны. Он облегчённо вздохнул. Хорошо!
Чай пить не остался. Тороплюсь. Дел много. Прощаясь, бросил на ходу:
- Я водолазов 'армейских' жду. Хочу Антона достать из болота. Хорошо бы ты место точно указала.
Ольга занервничала. Не надо его доставать. Она не отдаст. Да я точно и не смогу. Там кувшинки... Прямо среди них... Следователь знает.
Кирилл посмотрел на неё недоверчиво. Бред какой-то! Что-то ты темнишь, Оленька! Он ушёл. Ольга заметалась по комнате. Беспокойство овладело ею. Найдут - не найдут. Вряд ли. А ей чего больше нужно опасаться? Того, что найдут или наоборот, того, что не найдут. Сколько не думала над этим, так ни до чего и не додумалась.
Вскоре её опять вызвали к следователю. В повестке появились слова 'свидетель' и 'дознание'. В коридоре ОВД Ольга встретила Ларису и 'пигалицу'. Обе злы на неё. Ещё бы! Одна - уже не жена. Другая - ещё не жена! Ольга в душе торжествовала. Так вам и надо! Ничего не получите. Вы ещё не знаете, какой я сюрприз вам приготовила.
В кабинет пригласили всех вместе. Там уже был Кирилл. Здороваясь со всеми, Ольга смотрела только на него. Заметно, что он подавлен. Следователь оповестил. Следствие по делу Смирнова Антона Николаевича можно считать завершённым. Факты насильственной смерти не подтвердились. Эксперты сходятся во мнении, что он утонул. Значит, нашли-таки. Она благодарно взглянула на Кирилла. Тот смущённо отвернулся. Ольга поняла: не для неё старался, а чтобы удостовериться. Ну что ж! Всё равно спасибо.
Пигалица расплакалась. По лицу Ларисы было видно, что она недовольна таким исходом дела. Следователь продолжал: теперь дело по факту гибели господина Смирнова лежит в сфере гражданского судопроизводства. Ольга поняла, что суд всё-таки состоится. Факт смерти Антона должен быть установлен. Она вздохнула. Будет этому конец когда-нибудь?
Следователь обнадёживающе улыбнулся:
- Будет.
И вдруг спросил:
- Как ваш малыш поживает?
Ольга слегка растерялась:
- Хорошо... Только не малыш, а малышка.
Он снисходительно хмыкнул:
- Что ж! Малышка тоже хорошо...
- Не тоже! А очень хорошо! Гораздо лучше нежели 'малыш'.
Следователь спорить не стал. Пожелал им здоровья и удачи. Все вышли. В коридоре Ольга сделала вид, что ей нужно задержаться. Не хотелось находиться рядом с Ларисой и Светланой. Да и с Кириллом тоже. Однако, Кирилл ждал её на крыльце. Результаты анализа получил. Антон - отец! 99,99% совпадения. Ольга усмехнулась:
- Я и не сомневалась.
Кирилл выдохнул тяжело:
- А я сомневался.
Потом добавил:
- Надо обратиться в суд на установление отцовства.
- Знаю.
- Свидетели нужны.
- Какие?
- Подтверждающие, что он хотел этого ребёнка 'признать'.
- Как же он мог хотеть, если он не успел о нём узнать.
- Значит, подтверждающие то, что он вообще хотел иметь детей.
- Где же я их возьму? Лариса и пигалица вряд ли подтвердят. Не в их интересах это.
- Я выступлю свидетелем. А ещё думаю к родителям его съездить. Они-то точно
подтвердят. Я знаю: они внуков очень хотели.
Ольга испугалась:
- Не надо родителей. Вдруг они захотят у меня девочку забрать.
Он посмотрел на неё с недоумением:
- Чего ради? Они - пожилые. Антон у них поздний ребёнок и единственный. Да и отец его сейчас болеет. Я думаю, они очень обрадуются. Не лишай их, Оля, этой радости.
Ольга помолчала, потом согласилась:
- Хорошо. Не буду.
Кирилл торопился. Надо бы, чтобы признание отцовства произошло одновременно с признанием факта смерти. Так как судья потом должен вынести постановление о продлении срока процедуры вступления в наследство. Ольга поразилась:
- Откуда ты так хорошо знаешь все это?
Он глянул на неё исподлобья и сказал:
- Я по своей второй специальности - юрист.
Ольга удивленно вскинула брови:
- По второй? А по первой?
- Вор - мархивер.
Ольга остановилась. Думала: шутит. Ничуть! Вдруг она спохватилась. Я, когда в 'аквариуме' сидела, с воровкой познакомилась. Зовут Марго. Знаешь? Не знаю. Я сейчас не при делах. А что ты хотела? Хотела узнать, где она 'чалится' (так, кажется)? Кирилл улыбнулся. Так! Могу узнать. Ольга обрадовалась. Узнай, пожалуйста! Я ей 'маляву' накатаю и передачу (забыла, как называется) сделаю. Она 'непроизвольно' взяла его за руку. Незадача, давно руки не разминала. И всё-таки она сделала это! Через секунду она уже болтала часами перед его носом. На лице его было написано такое же удивление, как тогда, когда Ольга сказала ему о Катеньке. Постепенно удивление сменилось восхищением:
- Ну, ты даёшь!
- Это меня Марго научила. С руки могу снять, с шеи, из кармана заднего вытащить, а вот из переднего нагрудного пока не получается. Научишь меня? Он отрицательно качнул головой:
- Зачем тебе это?
Не найдя никаких других объяснений, Ольга привела свой главный аргумент:
- Хочу! - Помнится: на Антона он действовал безоговорочно.
Кирилл же снова покачал головой и сказал иронично:
- Логичное объяснение. Ничего не скажешь. Хотя... ещё Антон говорил: главная отличительная черта Ольгиной логики, - знаешь какая? Нет? - Это отсутствие всякой логики.
Ольга сделала вид, что обиделась. Отвернувшись, она засопела. Кирилл рывком развернул её к себе, больно сжал плечи. Потянулся губами к её шее. Ольга резко толкнула его в грудь. Пусти! Он отступил. Отодвинувшись на расстояние вытянутой руки, она проговорила:
- Есть у меня логика! Причём железная! Делать можно всё, кроме того, чего очень не хочется. Ты ничего не потерял?
Он недоумённо уставился на неё. Она указала пальцем вниз. Кирилл ахнул: на асфальте лежал его бумажник.
Через неделю их пригласили на слушание дела о признании Антона умершим. Ольга выступала главным и единственным свидетелем. Говорили, в основном, адвокат и эксперт-криминалист. Ольга повторила всё, что рассказывала много раз. Старалась быть спокойной. Кажется, ей это удавалось. Вот только присутствие в зале матери Антона сильно её смущало. Лариса и Светлана молчали. Вскоре судья провозгласила: факт смерти Смирнова А.Н. считать достоверным. Есть ли у кого ходатайства. Инна сказала:
- Есть! Мы ходатайствуем о продлении сроков вступления в права наследования, и включении в число претендующих на наследство Князеву Екатерину Антоновну, 2006 года рождения.
Ольга видела, как удлинилось лицо Ларисы, и растерянно заморгала пигалица.
Судья поинтересовалась:
- Уточните, кем приходится данная Екатерина Антоновна Антону Николаевичу Смирнову?
- Дочерью.
В зале установилась полная тишина. Именно такую тишину называют 'гробовой'. Затем Инна продолжила. Она рассказала, что в настоящий момент идёт процедура установления отцовства. Все документы готовы, анализы сделаны. Не хватает только факта признания его смерти.
Первой нервы не выдержали у Ларисы. Она подскочила с места и закричала:
- Что за чушь? Какой дочерью? У него не могло быть детей из-за детской травмы. Чтобы окончательно убедить судью, она повернулась за поддержкой к матери Антона:
- Валентина Семёновна, хоть вы-то подтвердите. Вы-то точно знаете, что Ваш сын был бесплодным.
Подавленная горем, женщина поднялась и нерешительно заговорила:
- Да. Антон перенёс в детстве травму, в результате чего наступило бесплодие. Но он лечился... И видя раздраженное лицо Ларисы, добавила уже совсем неуверенно:
- В Швейцарию ездил, а в прошлом году в Тибет...
- Ну и что? Он сам говорил: ничего не помогло. Вот,- Лариса указала на Светлану,- с ней он жил последние три месяца и никакой беременности... А, с Ольгой он расстался давно ... Врёт она! Ни его это ребёнок. Сначала его самого угробила, а теперь и денежки прибрать хочет.
Валентина Семёновна робко посмотрела на судью. Она уже ни в чём не была уверена:
- Я Олю мало знаю. Знаю только, что Антон её очень любил. А вот Кирилла хорошо. Он был Антону другом. Обманывать меня не станет. Зачем ему это?
- Ах, вы именно от Кирилла узнали, что у Вас родилась 'внучка'?- съязвила Лариса.
Женщина кивнула:
- Он приехал, сказал, что она очень похожа на Антошеньку и анализы ДНК совпадают почти на 100% .
Она заплакала, пигалица тоже. Ольга держалась из последних сил, и только Лариса продолжала настаивать:
- Да им анализы подделать ничего не стоит. Сейчас за деньги всё можно.
Поднялась Инна. Она чётко заявила, что результаты анализа абсолютно подлинные. Но, если суд сомневается, она и её доверительница (то есть Ольга) согласны на повторную экспертизу.
Судья удовлетворённо кивнула. Скорее всего, придётся это сделать. И вдруг спросила:
- А мы можем это чудо природы обозреть? Где она в настоящее время?
Ольга показала жестом на дверь. В коридоре с бабушкой. Кирилл вышел и вскоре вошёл с корзинкой в руках. Позади семенила тётя Настя (бабушка!) Корзина плавно поплыла по залу от Ларисы к Светлане, от Светланы к матери Антона, которая так и впилась глазами в лицо спящей девочки. Вдруг женщина вздрогнула и побледнела. Ольга поняла: доченька проснулась - открыла глазки. Наконец, корзина остановилась перед судьёй. Та улыбнулась по-матерински. Такая маленькая! Лежит себе и не догадывается, какой переполох устроила своим рождением. И тут же постановила: во избежание ошибки, назначит повторную экспертизу, и продлить срок вступления в права наследования на месяц.
Лариса была в бешенстве. Она подошла к матери Антона и что-то ей с жаром объясняла, указывая на Ольгу и Кирилла. Но бедная женщина её не слушала. Всем существом своим она была рядом с корзинкой, в которой уносили частичку её любимого сыночка. Ольга подозвала Кирилла. Пригласи её к нам. Хотя, нет. Скажи: когда всё закончится, мы приедем к ним обязательно в гости. Я не буду против их общения с внучкой. Дождавшись, когда Лариса, сверкнув от злости глазами, оставит Валентину Семёновну в покое и выйдет из зала, хлопнув дверью, Кирилл подошёл к матери Антона и передал их с Ольгой разговор. Та с такой благодарностью посмотрела на Ольгу, что сердце Ольги сжалось от горя и огромного чувства вины. Всю дорогу домой на 'вотчину' (так тётя Настя скомандовала) она плакала, не скрывая и не вытирая слёз.
Отдохнув и успокоившись на пасеке 'в кругу семьи', Ольга вернулась с младшей дочерью в город. Как-то неловко было сваливать на Кирилла все свои проблемы. В почтовом ящике она обнаружила красивый конверт. Письмо? Странно! Давно ей никто не пишет. В конверте было не письмо, а открытка. Вернее Пригласительный билет на свадьбу. Прочитав надпись, Ольга долго не могла понять, о чём речь. Какие-то Григорий и Людмила приглашают её на бракосочетание. Церемония состоится... Ольга прикинула число. Уже в эту пятницу. Ерунда какая-то! Не знает она: кто это такие. Может, кто из старых знакомых? Или их детей? Дойдя до лестничной площадки между вторым и третьим этажом, она вдруг почувствовала, как отказали ноги. Григорий! Не может быть! Или всё-таки он? Сердце забилось так, что Ольге пришлось взять его в руки. С трудом переставляя ноги, она добралась до квартиры. Долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Наконец, догадалась поставить корзинку с Катенькой на пол. Открыла дверь и буквально заползла в прихожую, волоком втащив за собой доченьку. Сидела, прислонившись к стене, долго. Лишь, спустя минут десять, стала реагировать на окружающее. Поняла: плачет дочь. Встать не получилось. Ольга, передвигаясь на коленях, достигла дивана. Села. Дала девочке грудь. Та есть не хотела. Ольга поняла - мокрая. Хочешь - не хочешь, надо подниматься идти за пелёнками. Они в машине, у подъезда.
А ещё в шкафу должны быть. Кое-как перепеленав девочку, она стала её кормить. Катенька немного пососала - захныкала. Поняла, наверное, что и её 'папа' предал. Ольге хотелось завыть, громко по-волчьи или по-собачьи. Как получится. Людмила. Людочка! Сестрёнка Игоря2. Да, она! Знала Ольга: был у них роман прошлым летом. До того, как Ольга призналась ему, что беременна. Вот ты как, Гришенька! Значит, так! Ещё и на свадьбу меня приглашаешь. Хотя... приглашение Людмила писала. Её почерк. Да и странно им было бы её не пригласить. Ей она подруга, а ему тоже... родственница.
В дверь позвонили. Сосед снизу попросил убрать машину от подъезда. Мебель должны подвезти. Жду. Ольга отдала ему ключи. Помоги. Девочка плачет - оставить не могу. Он занес вещи, гостинцы от тёти Насти. Тебе машина ещё нужна? Нет. Он отогнал машину в гараж. Вернул ключи и сказал:
- Что-то у тебя замок плохо в гараже закрывается. Может, кто поковырялся? Вызывай слесаря.
Ольга кивнула: спасибо. Брату позвоню, Женьке.
Собираться на свадьбу начала в четверг. Нет, на гулянку она, конечно, не пойдёт, а Загс - обязательно. Для этого надо выглядеть шикарно. И не просто шикарно, а 'очень шикарно'. Давно она этим не занималась. Педикюр, маникюр, массажный салон, парикмахерская. Платье? Хочу то, зелёное, французское. Поехала в магазин. На глазах у изумлённых молоденьких продавщиц открыла стеклянную витрину. Переоделась. И со словами: я на прокат, - вышла на улицу. К Загсу подъехала минут за двадцать до назначенного времени. Видела всё. Как приехали на машине. Огромном белом Кадиллаке с открытым верхом. Людочка прелесть. В воздушном белом платье. Фея. Как входили внутрь. Придерживая двери, Григорий оглянулся, посмотрел по сторонам. Красивый! Сердце защемило. Нарочитая уверенность и надуманная гордость исчезли в тот момент, когда за ними закрылась дверь. Побежать за ним. Не пустить! Остановить! Не отдать! Она бы так и сделала, если бы не ноги, которые снова отказывались её слушаться. Ещё не хватало: в ногах у него валяться. Ольга вдруг ясно осознала, как она несчастна.
Церемония закончилась спустя час. Они вышли из Загса. Долго фотографировались на крыльце. Позировали для видео. Когда спускались с крыльца, он взял Людочку на руки. Поцеловал. Ольга закусила губу. Кадиллак отъехал. Следом ещё несколько машин. Ольга вдруг спохватилась: огромный букет алых роз лежал на заднем сиденье машины. Куда его теперь? Знаю! Он заехала в магазин. Купила бутылку баснословно дорого коньяка и поехала... на кладбище. Игорь2 улыбался. Он всегда улыбался, когда она к нему приходила. Украсила могилу Игоря2 цветами, которые приготовила для его сестры. Вдвоём с ним они распили бутылку. Благословили молодых. И снова расстались. Он остался лежать под мраморной плитой, а Ольга поехала домой. Там, под присмотром соседки, тёти Маши, ждала её маленькая девочка, так круто 'переехавшая' её жизнь.
14
В конце следующей недели состоялось заседание суда, на котором были представлены результаты повторной генетической экспертизы. Совпадение тоже. Судья вынесла постановление: признать Смирнову (Ольга уже переписала дочь на фамилию Антона) Екатерину Антоновну законной и единственной наследницей всего движимого и недвижимого имущества Смирнова Антона Николаевича. Родители Антона отказались от претензий на наследство в пользу внучки. Ольгу назначили опекуном. Лариса на сей раз вела себя тихо. Косилась на Ольгу, но молчала. Ей по суду не причиталась ничего, 'пигалице' тоже. Сначала Ольга хотела оставить за ними дачу и квартиру, но потом передумала. Во-первых, это не её имущество, а дочерино. Вырастет, пусть сама решает. Во-вторых, эти 'тётеньки' уже взрослые - сами о себе могут побеспокоиться.
А ещё через неделю Кирилл привёз документы. Ольга позвонила Рудольфу Ивановичу. Он с радостью согласился 'всё устроить' в ближайшее время. Оказалось, денег у Антона много. И не просто 'много', а как бы сказала бывшая подружка Ирка 'неприлично' много. Кирилл заявил, что, если по-умному распоряжаться, хватит на жизнь ей, дочери и даже 'дочери дочери'. Ольга согласилась. Я буду 'по-умному'.
Посчитав свою 'миссию' выполненной, Кирилл уехал. Напоследок он ещё раз попросил Ольгу 'не лезть в Антоновы 'теневые дела'. Помни: ты получаешь только долю с легального бизнеса, а про остальное забудь. Ольга неохотно кивнула: не беспокойся, я всё поняла. И тут же добавила:
- Приезжай осенью. Будем крестить Катеньку. Станешь нашим крёстным отцом?
- В каком смысле? - слегка заволновался он.
- В прямом, - заулыбалась она,- затем пояснила: в религиозном.
Кирилл озабоченно почесал затылок. В 'религиозном', говоришь? Ну-ну! Береги девочку, Оля. И сама... Он не договорил. Заволновался, махнул рукой и, не прощаясь, вышел.
Два дня Ольга скучала. Хотела ехать на пасеку, но держали некоторые 'неотложные' бумажные дела. Чтобы как-то скоротать время, она решила провести ревизию своих денежных средств, а заодно мыслей и чувств. С денежными средствами дело обстояло так: они были. Не много, но стабильно. Магазин приносил прибыль. Правда, Лидочка ещё хочет подкупить 'помещеньице' возле железнодорожного вокзала. Место бойкое, рядом с рынком. Открыть свадебный салон. Ольга против. Ненавижу свадебные салоны. Их по всему городу напичкано. А вот дамской деловой одежды почти нет. Учителя из моей школы жалуются на то, что нет выбора. На оптовке всё китайское, и опять - китайское. Лидочка, судя по всему, этой идеей увлеклась. Обещала к началу учебного года открыться. СТО работали в полную меру, обе. Ольга туда не совалась. Воронкову доверяла больше, чем самой себе. Друг Игоря, да и Андрею - лёлька.
Что касается мыслей, было сложнее. Их не было. Как, впрочем, и чувств! Что делать? Как жить дальше? Ольга не представляла. Все планы рухнули, все мысли смешались. Хорошо ещё отчим с дядей Пашей взяли на себя заботу о будущем урожае. А что дальше? Что с домом делать? Так и стоит недостроенный между садом и пасекой: стены есть, крыша есть, а вот хозяина нет. Дядя Паша сказал: надо окна вставить, полы настелить и пусть 'усадку' даёт до 'лучших времён'. Только будут ли они лучшие времена-то? Воронков настаивает на её переезде в город. Даже денег даёт, чтобы квартиру выкупить. Не сразу, конечно, а постепенно. Ольга и сама понимает, она здесь нужнее. А там у неё сад, школа, печка любимая, Грому свобода. Ребятишки не хотят в город, особенно Андрейка. А, ведь, ему осенью в школу. Не в Андреевку же отдавать... Хотя, с другой стороны, почему бы и не в Андреевку. Трактор есть теперь свой. Снежные заносы не страшны. Опять же Игорь там, Антон. Вотчина! Так и не придя ни к какому решению, Ольга подумала: пока останется, как есть. Корейцев выгонять не буду. Пусть ещё год живут - соседке моей 'любимой' на радость. А, если тесно будет здесь, у меня ещё Антонова квартира есть и дача.
Всё! Завтра еду на вотчину. Домой!
Осчастливленная тем, что хоть какая-то мысль посетила её голову, Ольга стала собирать вещи. Выкупала Катеньку. Стала пеленать. Тётя Настя утверждала, что девочку до шести месяцев надо 'туго' пеленать, чтобы ножки 'пряменькие' были. Малышка сопротивлялась, но мать настояла. Наконец, девочка сдалась и обиженно засопела. Ничего. Привыкай маму слушаться. Больше то всё равно некого... Накормив и уложив девочку в кроватку (корзинка-то мала стала!), Ольга отправилась в душ. Мыться и спать. Последнее время эти два занятия стали для неё любимыми.
Она уже направлялась в спальню, когда в дверь позвонили. Решив, что это тётя Маша или соседка снизу пришли 'повечерять', Ольга открыла. На пороге стоял Гриша. И беглого взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он сильно пьян. Ольга хотела закрыть дверь, но побоялась разбить ему лицо. Рожа, хоть и 'наглая', но всё-таки очень симпатичная. Она отступила к стене. Он не то, что вошёл, ввалился, как солнце в стихотворении Маяковского, и заполнил собой всю прихожую. Осмотревшись, он радостно объявил:
- Оля. Это - я!
- Вижу, - сказала Ольга. - Ты что-то хотел?
Договаривая последние слова, Ольга поняла, что произносить их не стоило. Они словно определили цель его сегодняшнего визита. На лице его появилось осмысленное выражение. Он шагнул к Ольге:
- Хотел, - утвердительно кивнул он. - И сейчас хочу!
Упёршись руками в стену, он отрезал ей путь к отступлению. И всё же Ольга попыталась проскользнуть под левой рукой. Не получилось. Он среагировал чётко, но, потеряв при этом равновесие, качнулся вперёд, буквально пригвоздив Ольгу к стене. Она замотала головой и прошептала:
- Нет. Нельзя...
Гришка взял в ладони её лицо, приподнял голову вверх, чтобы глаза в глаза и, усмехнувшись, проговорил:
- Ты можешь повторить это, глядя мне в глаза.
В голове замелькали короткие мысли. Могу! Конечно, могу! Очень даже могу! Или не могу? Видя её растерянность, он провёл тыльной стороной ладони по её щеке. Затем по шее. Лёгкий халатик, оголив плечо, сполз вниз, не дожидаясь его прикосновения. Губы заскользили от уха к тоненькой бретельке ночной сорочки, потом к её груди:
- Ну?! - он ждал ответа.
Едва слышно Ольга повторила своё жалкое 'нельзя' и замерла. Ладонями сжал груди. Больно! Ольга почувствовала, как сорочка вокруг сосков стала влажной. Его это не остановило. Сбросив с неё халат, он погладил её по животу, руки проникли под сорочку и потянулись к бёдрам.
Ольга заметалась. Что? Прямо здесь! Не надо здесь! Неудобно! Хотя... если слегка приподнять одну ногу и обхватить его шею руками... Можно и здесь! Только бы не упасть... Они не упали. Вернее, упали, но несколько позже... когда, каким-то чудом, добрались до дивана. То, что происходило потом, Ольга могла объяснить одним словом: хорошо! Думать ни о чём не хотелось. Корить себя тем более.
Стала приходить в себя, когда услышала плач девочки. Катенька проснулась. Гриша не сразу отпустил Ольгу, заворчал. Что она хочет? Есть, наверное. Что? Среди ночи! Ночью спать надо, а не есть. Но объятия ослабил. Накормив и перепеленав девочку, Ольга вернулась к Грише. Однако, он уже спал, раскинув руки и ноги буквой Х.
Собрав разбросанные по комнате вещи, она сложила их на стул. Отыскала свою сорочку, надела и прилегла рядом. До утра почти не спала. Слышала, как ворочалась в спальне Катюшка. Привыкла спать с мамой. Гладила волнистые русые волосы и улыбалась. Хороший мой! Мальчик мой! Глупый мой! Любимый! Задремала уже перед самым восходом солнца.
Проснулась она от его пристального взгляда. Глаза открывать не стала. Пусть он сам определится, что хочет. Но он хотел одного: того же, что и вчера. Того же, что и всегда. Целовал её неистово и нежно. Насиловал и возносил до небес одновременно. Наконец, заговорил:
- Хорошо тебе?
- Хорошо.
- Очень хорошо?
- Очень.
- Лучше, чем с доктором?
Ольга взглянула на него и слукавила:
- Допустим. И что из этого следует?
Он занервничал:
- А из этого следует, что я ему морду набью и этому северному оленю тоже.
- Какому оленю? - не поняла Ольга.
- Какому - какому? Который с севера приехал и крутится вокруг тебя.
Ольга рассердилась:
- Нет у меня ни с ним, ни с доктором ничего. И не было. Это, во-первых. А, во-вторых, разве у тебя есть право им 'морды' бить?
Уставившись в одну точку, он пробурчал:
- А, я и без права могу...
Затем, резко поднявшись, он сел на диване. К Ольге спиной. Она обняла его под мышками, как делала это часто, когда они жили в деревне. Потёрлась щекой о его лопатку, поцеловала в плечо и спросила:
- А, зачем?
Он передёрнул плечами:
- Затем, что я хочу, чтобы ты была только моей. Мне, и только мне, рожала детей: девочек, мальчиков и... снова девочек. Я хочу, чтобы ты постоянно была беременна. От меня! Поняла?
Едва дождавшись окончания его сумбурного монолога, Ольга вспылила:
- Хватит! Ты на свою руку правую посмотри! Видишь кольцо?
Он подчинился, посмотрел на руку, поправил кольцо и дерзко уставился ей в лицо:
- Выгоняешь, значит?
Ольга пояснила:
- Не выгоняю. А напоминаю... Всё, что ты мне сейчас наговорил переадресуй своей жене. Рожать тебе девочек, мальчиков, и... ещё кого ты там пожелаешь, это её прямая функциональная обязанность.
Гришка затряс головой, как будто не хотел даже слышать об этом:
- Вот, что ты мне опять наговорила? Почему ты любишь унижать меня всякими непонятными словами. Я тебе про любовь, а ты мне про 'функциональные обязанности'.
Ольга онемела на несколько секунд:
- Про 'любовь'!? Ты считаешь, то, что между нами сегодня происходило - это любовь?
Он с недоумением уставился на неё:
- Конечно! А, что же ещё?
- Да, что угодно! Только не любовь! Нет, скажите, пожалуйста! Сначала меня бросил, затем женился, а через месяц явился - любви ему подавай!
Гришка опустил голову. Начал тереть виски руками:
-Это ты, Оля, всё так видишь. А я совсем по-другому... Бегал, бегал за тобой, как пацан. Ждал полтора года. Наконец, думаю, счастье привалило. Моя! Дочку мне родит. Про Игоря забудет. А тут такой сюрприз! Не Игорь, так Антон, чёрт бы их побрал!
Ольга испугалась:
- Что ты говоришь? Разве так можно? Они, ведь, умерли... Нельзя...
- А меня мучить можно? - перебил он. - Или ты любишь только, тех, кто уже умер. Неужели для того, чтобы ты и меня полюбила, я тоже должен умереть.
- Гриша! - Ольга снова попыталась обнять его. - Не выдумывай глупости. Я же не виновата, что это не твоя дочь. Значит, не судьба...
- Не судьба?! А когда глаза закрываешь и видишь тебя перед глазами. Это судьба? Я, когда Людмилу обнимаю, хочу только одного - обнимать тебя. Это судьба? Вчера из ресторана, когда вышел, таксисту машинально твой адрес назвал. И только, когда до Транспортной академии доехали: сообразил, что не туда еду. Спрашиваю его: мы куда едем? А он мне: куда сказал, туда и едем, на улицу Лизы Чайкиной. Тоже не судьба?
Стараясь не повышать голоса, Ольга парировала:
- Никакая это не судьба! А просто привычка. Понимаешь - при-вы-чка! Сел и назвал адрес, который первый пришёл в голову.
- Тогда, может, ты объяснишь: почему он мне первый 'пришёл в голову'?
- Объясню. Потому что столько лет ты жил по этому адресу. Вот и назвал его, не задумываясь. По привычке.
- По привычке говоришь? Тогда ты почему меня не прогнала? Тоже по привычке?
Ольга не ожидала такого вопроса, задумалась:
- Конечно. Привыкла к тебе, знаю как завести, как подстроиться... Как получить удовольствие...
Он соскочил с дивана. Ты думаешь, я к тебе за удовольствием?! А зачем же ещё? Знаешь, что ни в чём тебе отказа не бу... Она не договорила. Он подскочил к ней. Рывком оторвал от дивана, но не ударил, а только прошипел:
- Если бы ты знала, как мне порой хочется тебя задушить.
В соседней комнате заплакала девочка. Гришка усмехнулся, отпуская Ольгу, закончил:
- Когда-нибудь я это сделаю. Обещаю.
Катенька плакала во сне. Наверное, что-то ей снилось плохое. Бедная моя доченька, подумала Ольга. Никому-то ты не в радость. Даже матери. Ей вдруг снова стало больно и стыдно! Не плачь, милая. Мы справимся. Я люблю тебя. Она чмокнула девочку в щёчку. Та улыбнулась и затихла.
Не желая с ним больше общаться, Ольга сидела в спальне. Может, догадается -уйдёт. Он не ушёл. Наоборот, приоткрыл дверь и тихо приказал:
- Выйди!
Ольга вышла. Он, до пояса раздетый, держал в руках рубашку. Что это? Ольга хмыкнула. Молоко. Откуда? Она указала на такие же круги на своей сорочке. Он развёл руками. И как я теперь по городу поеду - весь в молоке? Она бы рассмеялась, если бы не боялась его разозлить. Вспомнила. Здесь твои футболки остались. На улице тепло. Он раздражённо взглянул на неё. Гони футболку. Что стоишь-то! Ольга с вызовом (что за тон!) удалилась в спальню. Вынесла ему две футболки - на выбор. Он взял голубую, Ольгину любимую - под цвет глаз. Она украдкой вздохнула. Пока он принимал душ, сварила кофе. Когда-то ему нравилось.
Вышел из душа. Свежий. Красивый. Улыбнулся, как ни в чём не бывало. Кофе сварила? Как я люблю? Умница! Разливая кофе по чашкам, Ольга не удержалась и ехидненько спросила:
- И что ты скажешь сейчас жене? Где был?
Остужая ложечкой кофе, он слегка озаботился данной проблемой, а потом вдруг с вызовом спросил:
- А что тебе Игорь говорил, когда дома не ночевал?
Это был удар ниже пояса. Он знал, как Ольга относилась к Игоревым изменам. Сразу захотелось плакать. Она часто-часто заморгала глазами, отвернулась. Он допил кофе. Подошёл к ней. Развернул к себе. Ну, что ты расстроилась. Я просто хотел тебе сказать, что все мы одинаковы. И Игорь твой святым не был. Она убрала его руки и сквозь слёзы пробормотала:
- Я и не говорю, что он был святым. Но всё равно - он был лучшим!
Гришка пожал плечами. Лучшим, так лучшим. Не спорю.
Уже обувшись, он снова вернулся на кухню. Сел перед ней на корточки. Я не прощаюсь. Заскочу, как-нибудь на досуге. Любви, так и быть, требовать не буду, а уж 'привычку удовлетворить' будь добра. Он поднялся. Ольга хотела метнуть ему вдогонку нож, но передумала и запустила в него пепельницей. Он едва успел прикрыть за собой дверь. Хрустальная пепельница разбилась о дверной косяк, рассыпавшись на мелкий колючий порошок. Ольга заревела в голос.
Чтобы как-то успокоиться, пошла в душ. Стояла минут двадцать. Поняла - не помогает. Отправилась в спальню. Легла рядом с дочерью. Что-то она сегодня подозрительно долго спит. Но будить не стала. Переживая ещё и ещё раз весь утренний диалог, она, наконец, поняла - нужно действовать. Вот только как? Сама она, скорее всего, с этим не справится. Он же, судя по всему, и не собирается. Нужно установить между ними 'непреодолимую' преграду. А ещё лучше, две. С его стороны. И с её стороны. С его стороны, это, конечно, - Людочка. Жена! Вышла замуж - нечего расслабляться. 'Семейные узы', как вожжи, надо постоянно держать в руках. С её стороны, это - доктор. Дуется ещё, правда. Но пару раз звонил. Беспокоился. О здоровье спрашивал. Потом молчал. Ждал, наверное, когда в гости пригласит. Но Ольга, памятуя о его прошлом отказе, вредничала. Звонить перестал. Ничего не гордая - могу и сама позвонить. Но это - потом. Сначала Людочка. Ольга стала искать в записной книжке своего мобильного телефона её номер. Нашла. Только бы не сменила. Не сменила. Поинтересовалась, как дела? Та обрадовалась. Спасибо, что позвонила. Мама болеет. Я третий день у неё. Уже сегодня лучше. Ты бы заехала. Она тебя помнит. Заеду. Прямо сегодня, а потом где-нибудь в кафе посидим, поужинаем. Поговорить надо.
Следующий звонок Женьке. Оторвись, братишка, от своей Светки - конфетки на вечер. С племянницей надо посидеть. С малой что ли? Боюсь. Ничего справишься. Я ненадолго. Помолчал в трубку. Потом спросил:
- А вместе нам можно? У Светланы младший брат есть. Кое-какой опыт имеется. Ольга согласилась. Приезжайте вместе. Где-то через часок.
Через полтора часа сдала с рук на руки дочку. Вымыта, накормлена, 'выгуляна'. Будет спать. Проснётся - общаться. На руки можно не брать. Не кормить! Не поить! Если возникнут проблемы, звонить. Она выпорхнула из квартиры. Торопилась. Боялась передумать.
Мать Игоря2 за этот год сильно сдала. Похудела. Волосы почти все белые. При виде её у Ольги кольнуло сердце. До сих пор чувствовала свою вину перед ней. Надежда Игоревна обрадовалась Ольге искренне. Сказала - поправляется. Внук обещал приехать. Спасибо, Наташенька, за деньги, что на книжку ему перевела. Приедут, снимут, а заодно и меня проведают. Мы были на кладбище. Видели. Ты всю могилу цветами украсила. На годовщину, наверное? Ольга заволновалась. Подумала: не на годовщину, а на Людочкину свадьбу. Но промолчала. К своему стыду, про годовщину Игоря2 она забыла.
В кафе заказали только вино и десерт. Надежда Игоревна не выпустила голодных.
Не зная, с чего начать разговор, Ольга потягивала вино, молчала. Людочка беззаботно осматривалась по сторонам. Наконец, Ольга насмелилась. Как замужняя жизнь? Та неопределённо пожала плечами. Пока, не знаю. Не обижает. Нет... он хороший. Ольга вздохнула. В свадебное путешествие ездили? Нет. У меня же сессия была. А тут мама заболела. Но собираемся. Вот и хорошо! Подумала Ольга, и снова замолчала. Чтобы поддержать разговор, подруга стала рассказывать о том, как выбирали путёвку. Решили на Кипр. Кипр - это дорого! - удивилась Ольга. Откуда у него такие деньги? И, вообще, на что они живут? Гриша работает. Зарабатывает прилично. 'Прилично' - это сколько? Не знаю, - Людочка смутилась. Потом вдруг призналась. Только последние дни он какой-то странный. Задумчивый, молчаливый сделается. А сегодня дома не ночевал. А ты откуда знаешь? Ты же у матери была. Знаю. На домашний звонила - трубку не берёт. Мобильник выключен. Утром заскочил, туда к маме, меня предупредить, что будет поздно и бежать. Я, правда, успела спросить: где был. Он засмеялся так неприятно, знаешь, и сказал: да так, привычку одну удовлетворял. Я растерялась. Говорю: что ещё за привычку. От дурных привычек избавляться надо. А он мне. Есть у меня одна привычка 'пагубная'. Вот только избавиться от неё не могу. Как ты, думаешь, Оля, что он имел в виду. Другую женщину? Да? Ольга покраснела. Думаю: да! Глаза собеседницы увлажнились. Вот-вот заплачет. Ольга решительно заговорила:
- Нечего тут слёзы лить. Вышла замуж, так держи его крепче. А то, пока нюни распускаешь, его уведут.
- Как держать-то?! Контролировать что ли? Сцены ревности устраивать?
- И контролировать. Ну, чтобы он не знал, разумеется. И сцены ревности устраивать. А главное, в постели, нужно быть смелей. Ты молодая. Загоняла бы его так, чтобы у него на других сил не оставалось.
Людочка смущённо улыбнулась:
- Я не умею!
- Что?! Учиться надо - какие твои годы! Хочешь, я расскажу тебе, что он любит, что не любит. От чего заводится с пол-оборота, от чего остывает...
Видя, как вытягивается лицо собеседницы, Ольга замолчала.
- А ты откуда знаешь? - глядя ей прямо в лицо, прошептала подруга.
Ольга тяжело вздохнула:
- Так, я эта самая 'привычка' и есть...
Минуты три молчали. О чём думала Людмила, Ольга не знала, но догадывалась. Судя по выражению её лица, она Ольгу ненавидела. Ольга взяла её за руку. Не злись, подружка. Это, ведь, не я тебе дорожку перебежала, а ты мне. Так рассказывать? Людочка отрицательно замотала головой, а вслух сказала:
- Рассказывай!
- Ну, вот - другое дело! - облегчённо вздохнула Ольга, а про себя подумала: не будь ты сестрой Игоря2, фиг бы я здесь перед тобой исповедовалась.
Она начала рассказывать. Обстоятельно. Как в школе, на уроке. И всё, как есть. Ничего не утаила. Бери - пользуйся. И помни: у меня против него иммунитета нет. Придёт - не выгоню. Так, что всё зависит только от тебя. Людочка кивнула.
Дома Ольга застала картину 'нарочно не придумаешь'. Женька и Светлана спали по обеим сторонам кровати. Катюшка же наоборот бодрствовала и поочерёдно тянула в рот то кулак, то большую погремушку.
Теперь доктор. Утром она позвонила его медсестре. Та как-то ей сказала, что доктора можно на дом вызвать. Есть у них такая услуга. Платная, разумеется. Ольга так и сделала. Самой позвонить на мобильный - может закочевряжиться. А так - вызов есть вызов. Больному человеку отказать нельзя. Единственное пожелание, - добавила она медсестре, - пусть мой вызов будет по времени последним. Ольга начала себя исследовать. Через какое-то время нашла 'уплотнение' левой груди. Надавила. Правда, больно. К вечеру она 'не на шутку разболелась'. Лицо бледное, глаза несчастные. Вот только с температурой проблемы. Она знала, как поднять температуру. Горчичник под мышкой подержать и всё. Но такая температура держится минут десять. Если бы точно знать, когда он придёт...
Сергей Викторович уже с порога обеспокоенно спросил:
- Что случилось, Оля? Где болит? Почему днём в больницу не пришла.
- Как же приду с ребёнком. У самой сил нет, а оставить её не с кем.
Он разулся. Пошёл мыть руки. Я сразу не сообразил, что это твой адрес. А, когда уже к дому вашему подъехал, глянул на фамилию.
Сначала он принялся осматривать Ольгину грудь. Уплотнение и в самом деле было, но это не опасно. Это молочко застоялось. Очевидно, девочка не всё высасывает. Сцеживать надо. Больше его беспокоило то, что у неё до сих пор 'ноет' поясница. В поликлинику всё-таки придётся прийти. Анализы сдать, УЗИ сделать. Ольга была покорной и послушной. Всё сделаю, как скажете, доктор. Он засомневался. Сбежишь опять как прошлый раз... Не сбегу... И, прикинувшись наивной овечкой, она спросила:
- У тебя ещё есть вызовы на сегодня?
- Нет. Твой последний...
- А-а-а,- протянула она.- Тогда может чаю или чего-нибудь покрепче?
Сергей благодарно улыбнулся и кивнул. Можно и покрепче. Устал, как собака. Прошли на кухню. Ольга налила ему коньяк, себе лёгкого вина. За что будем пить? Он, как настоящий джентльмен, предложил:
- За тебя, Оленька!
Ольга набралась смелости и, глядя ему прямо в глаза, проговорила:
- А, может всё-таки за нас!
Сергей помолчал немного, затем спросил как-то растерянно:
- Я правильно понял - ты сделала мне 'интимное' предложение?
Ольга 'чуточку смутилась'. Извини, так получилось.
Он посмотрел на неё пристально и, тоже смутившись, сказал:
- Я согласен...
На сей раз Ольга, и вправду, покраснела до корней волос и чуть не пустила слезу, вспомнив Игоря.
15
Наутро пришлось всё-таки идти в поликлинику. Сдавать анализы, делать УЗИ, лезть на кресло. Сергей недоумевал: она, в принципе, здорова. А от чего 'ноющая' боль в пояснице, честно говоря, он не знает. Ольга мило улыбнулась. Зато я, кажется, теперь знаю. Да! И от чего же? Это от того, что некому было эту поясницу 'погладить'.
На следующий день она поехала на пасеку. Объявила, что будет перебираться в город. Сначала перевезёт Аннушку, а ближе к осени и Андрея. Отмыть его надо, как следует, и облагородить к школе. Тётя Настя всё поняла. Главная причина - не школа. Закручинилась. Это что ж? Мы опять вдвоём с дедом останемся? Погоревала - погоревала, а потом прямо и спросила:
- Кто он?
- Доктор.
Она кивнула. Всё ясно. Доктор - это хорошо. Сразу два в одном, как кентавр.
- Почему, как 'кентавр'? - поразилась Ольга.
- И мужик в доме, и скотина в хозяйстве.
Ольга рассмеялась. Правильно! Он такой, надёжный. Точно, как кентавр! А, что касается, вас: одни не останетесь. Осенью отец переберётся со Степановой - на уборочную. Да и мы будем наведываться часто. Скоро вишня созреет в саду. Грибы пойдут. Без этого нам нельзя. Тётя Настя согласилась. Твоя правда. Вам теперь отсюда уезжать нельзя. 'Вотчина', всё-таки. Да и папки ваши здесь похоронены.
Перед отъездом пришла на кладбище. Два деревянных креста. На одном надпись Антон, на другом ничего. Ольга так и не осмелилась написать 'Игорь'. Решила, когда памятники будет устанавливать, тогда и подпишет. Как вы тут? Не ссоритесь? Молодцы! Лежите смирно. А вот тут, между вами, - моё местечко. Хотела: рядом с мамой. Но теперь понимаю: вам я нужнее...
В конце июля пришлось помогать Лидочке, открывать новый магазин дамского делового костюма. Работы было непочатый край. И всё-таки они успели. Как в прошлом году, открылись ко дню города. Ольга сразу объявила акцию - до 1 октября учителям скидки 10%. Девочки - продавцы в голос: как же мы отличим учителей от 'неучителей'. Ольга усмехнулась: знаю я один тест. Ещё бабуля младшая учила. Поместим у входа большой рекламный щит с ошибками. Простой человек, даже, если заметит, промолчит. А учительница - нет: либо скажет, либо сама исправит.
Оказалось, не так-то просто устроить ребёнка в приличную школу. Классы у них укомплектованы ещё с весны. В некоторых недвусмысленно намекали на какие-то родительские взносы. Ольга решила: пойдёт в ближайшую - рядом с домом. Не богато, но уютно, чистенько. Во дворе цветочные клумбы. В коридорах цветы. Директор - милая женщина, сорока лет, улыбается. Возьмём с удовольствием. Тем более, наш участок. Ольга предложила помощь. Женщина удивилась: денег не надо, а вот если бы вы помогли нам пищеблок отремонтировать. СЭС штрафует ежегодно. То того нет, то другого. А нынче и того больше - грозят совсем закрыть. Хорошо. Будет вам новый пищеблок. Составляйте смету. Мой сын будет питаться в нормальных условиях. Директор не поверила своим ушам. Когда составлять? Прямо сейчас и составляйте. Завтра пришлю к вам человека. Где его только взять-то? Позвонила Воронкову. Братец старший, выручай, если не хочешь, чтобы твой крестник с голоду умер. Серёга для начала поворчал. Где я такого человека найду? У меня все слесари, да механики. Но, услышав Ольгино сопение в трубку, тут же сказал: ладно, не дуйся, сам подъеду. Ольга чмокнула телефон и быстренько отключилась, пока он не передумал.
К 1 сентября не только пищеблок, но и санузел для младших классов были в идеальном порядке. Привести в порядок треть школы, однако, оказалось легче, чем собственного сына. Он не хотел ездить по магазинам в поисках костюма, категорически отказывался мерить рубашки. Единственное, что ненадолго его заинтересовало - это новенький рюкзак с книгами. Но книги он быстро прочитал, рюкзак закинул в шифоньер и объявил: пора домой (на пасеку, то есть), потому что дед Паша уже последний мёд качает.
Как бы там ни было, но 1 сентября он, наглаженный, подстриженный, с чистыми ногтями и большим букетом роз, стоял на первой в своей жизни школьной линейке. Его сопровождали все члены семьи: два деда (отчим и дядя Паша), бабушка (тётя Настя), мама с двумя сестрёнками, крёстный (дядя Серёжа) и просто дядя Серёжа. Аннушка дулась, потому что у него праздник, а у неё нет. К тому же из-за большого скопления народа, ей не всю 'линейку было видно до конца'. Сам же Андрей праздника, похоже, не ощущал. Зато Катеньке нравилось всё. Много ярких цветов, громкая музыка. Но больше всего ей нравилось, что её держали на руках поочередно, то мама, то бабушка.
Через неделю сын категорично заявил, что больше в школу не пойдёт, потому что он 'всё знает'. Словесные методы не подействовали. Ольга взялась за ремень. Когда вечером Сергей зашёл с работы их проведать, он обнаружил всю семью зарёванной. Аннушка плакала, потому что жалко Андрюшу, Ольга плакала, потому что жалко себя (с этих пор они меня уже не слушают), а маленькая Катюшка плакала просто так, за компанию. Не плакал только Андрей. Этот 'паразит' не проронил ни одной слезинки.
Когда вечером дети, наконец, уснули, Сергей сказал, что он против 'подобных' методов воспитания, поэтому в школу пойдёт сам. Объяснение поступку сына нашлось очень быстро. Молодая учительница, не зная чем занять на уроке 'чересчур любопытного мальчика' сказала: если ты такой умный, можешь в школу не ходить. Ольга оскорбилась: что ж теперь дураков рожать? Но в школу не пошла. По опыту знала, разборки с учителями ни к чему хорошему не приводят. Подуются друг на друга и помирятся,- решила она. Однако её саму пригласили через два дня. Смущённая директор извинилась с и заставила извиниться учительницу. Ольга поняла: её сын здесь на особом счету. Ей это не понравилось. Пусть будет, как все. Вечером Ольга попыталась использовать последний аргумент: не будешь учиться, отвезу тебя на пасеку. Будешь у деда Паши сторожем. Андрей согласно кивнул и тут же отправился собирать вещи. Вся надежда была на дедов. Только после их долго напутствия, он согласился вернуться в школу.
Вскоре всё наладилось. И поводом примирения его и учительницы послужил один случай. Андрей, как и большинство мужчин, не переносил женских слёз. Однажды он шёл по коридору и увидел, как из учительской вышла заплаканная Елена Анатольевна. Недолго раздумывая, он вошёл в учительскую, поздоровался с представительными дяденькам и тётеньками и заявил: если они будут обижать 'его учительницу', то будут иметь дело с ним. Он привезёт с пасеки много пчёл, и они 'вас всех покусают'. По словам директора: шок в учительской продолжался не менее получаса.
Всю неделю трудились в городе. Зато в пятницу после обеда - на пасеку. Домой! Всем на радость. Андрею в ульях покопаться, на тракторе покататься. Аннушке вволю по саду нагуляться. Ольге с тётей Настей пообщаться. А младшенькой - свежим воздухом подышать. Сергей ездил с ними лишь однажды. Работы много. Отдыхать некогда. Вот пойду в отпуск, тогда...
Гриша как в воду канул. Не звонил, не приходил. Одумался, видно, или Людочка взяла ситуацию под свой контроль. Ольга скучала, но понимала - так надо! Да и Сергей её вполне устраивал. Не красавец, конечно. Плотный, коренастый, начинающий лысеть.
Но оно и лучше, спокойней. Хотя тоже сильно расслабляться не стоит. Видела Ольга, какими глазами иногда смотрит на него медсестричка. Рассудительный, уравновешенный, немного педантичный, как все врачи, он был полной противоположностью Грише. Ни на чём не настаивал, ничего не требовал. Правда, очень уставал. Ольга жалела его, говорила: надо меньше работать. Он отнекивался. Время такое - пора отпусков. Зимой будет легче.
Каждое утро она провожала сына в школу. Шли пешком. Недалеко! По дороге общались. Иногда ссорились. У ворот мирились. Он стеснялся целовать мать на глазах своих товарищей и поэтому делал это украдкой на подходе к школьному двору.
Было хмурое сентябрьское утро. Шёл дождь. Проводив Андрея, Ольга возвращалась домой. По пути зашла в магазин. Аннушка с вечера запросила мороженого. Зазвонил телефон. Сергей. Спросил: где она? Ольга объяснила: на подходе к дому. Отлично! Жду у подъезда. Поторопись, а то промокну. Ольга прибавила шаг: ключей - то у него нет, а Аннушка ещё спит. Чтобы сократить путь, она пошла через детскую площадку. Увидела Сергея у машины, замахала ему рукой. Вдруг впереди что-то блеснуло, и Ольге показалось, что она наткнулась на что-то острое. Плечом. Левым. По инерции она шагнула ещё раз. Укол повторился. Обжигающий огонь стал расползаться от плеча к груди, животу, ногам. Больно! Сознание помутилось. Последнее, что она видела, - это бледные губы Сергея, искривлённые криком. Самого крика она уже не слышала. Стало темно и страшно.
Нет! Нужно открыть глаза, - подумала она. И открыла. Яркий ослепительно-белый свет заставил её вновь зажмуриться. Что это? Где я? Сквозь ресницы видела какие-то белые тени. Двигались они бесшумно. Ангелы? Я умерла? Конечно! А почему я умерла, я, ведь, была живая... когда шла по двору. Потом упала. Ах, да, я упала. На мокром песке - скользко. Я упала... я просто упала. Но, ведь, от этого не умирают. Или умирают? Если я не умерла, то лежу на холодном, мокром песке. Нужно вставать, а то простужусь. Молоко пропадёт. Не могу пошевелиться. Значит, я умерла... Я в раю или в аду? Бабуля говорила: в аду темно и жарко. Мне жарко, но не темно. Так, где же я? И вдруг спохватилась: мне нельзя умирать - у меня дети малые: Андрейка, Аннушка, Катенька... Встать. Нужно встать! Она пошевелилась. Белый ангел наклонился над ней. У него знакомое лицо. Она его уже где-то видела. Странно... Неужели она не в первый раз умирает?
Что-то шепчет? Глупый! Не понимает, что она не слышит. Разве ангелы бывают 'глупыми'? Она устала смотреть, устала думать, устала умирать. Ей захотелось спать. Вот посплю немного и продолжу...
Снова яркий свет. Почему так больно? Надо прикрыть веки. Уже лучше - не так режет глаза. На ангелов нельзя смотреть долго, можно ослепнуть. Постепенно в белом тумане проявились две фигуры. Похоже - мужчины! А ангелы, они, вообще, мужчины или женщины? Бабуля говорила: они бесплотны. Бесплотны или бесполы? Один 'ангел' пошевелился, наклонился к ней. Близко! Она узнала! Серёжа! Доктор мой - любимый. А за ним кто? Какое родное лицо - Гриша! Мальчики мои, милые, я не умерла! Она так обрадовалась, что рванулась им навстречу. Попыталась сказать своё коронное: привет, но вместо этого только захрипела, закашлялась и замерла. Она видела, как побелело и без того бледное лицо Сергея. Он схватил её лицо руками и закричал: Оля, Оленька, где ты?
- Я здесь, - едва слышно, но чётко прошептала она, - всем привет.
Сергей на мгновение оцепенел. Затем, забыв об осторожности, стал трясти её за плечи.
- Оля! Оленька! Ты жива?
И, убедившись, что это действительно так, сам ответил на свой вопрос:
- Оля. Ты жива... Какая ты умница! Оля! Какая ты... умница!
Других слов, видимо, у него не находилось.
За спиной Сергея показалось Гришино лицо. Он тоже был бледен, как мел и что-то шептал. Будто молился. Чтобы окончательно рассеять их сомнения, Ольга улыбнулась слипшимися губами и проговорила:
- А что? Кто-то в этом сомневался?
Сергей, уткнувшись ей в плечо, нервно засмеялся. Гриша, обхватив своё лицо руками, странно закачался из стороны в сторону. Замотал головой и заплакал. Молча - одними глазами. Ольга решила окончательно удостоверить их в том, что 'не умерла' и спросила:
- По какому поводу вы здесь оба 'присутствуете'?
Сергей, потеряв всякое самообладание, целовал её губы, щёки, нос, руки и снова губы и повторял, повторял одно и то же: умница моя! Оленька. Жива! Гриша же, напротив, был долго неподвижен. Потом покачал головой, как будто осуждал Ольгу за что-то, и вышел.
Говорить было больно. В горле сухо и горько. Собрав последние силы, она попросила:
- Пить...
Сергей развёл руками:
- Нельзя, милая, нельзя, Оленька. Терпеть надо, девочка. До утра...
- А когда утро?
Сергей растерялся. Утро - утром. А сейчас вечер. Почему так светло? Окно палаты выходит на запад. Солнце яркое.
- Глоточек... - попросила она снова.
Сергей смочил свои губы. Наклонился к ней. Ольга облизала. Ещё! Он повторил. Ещё!
Он закачал головой: нельзя. А просто целовать можно? Можно. Тогда целуй!
Пришёл другой доктор. Ольга поняла - хирург. Поздоровалась. Думала оценить её вежливость - разрешит пить. Но он на уловку не поддался. Пить не давать! - и вышел. Ночь была бесконечна, мучительна. Болело плечо. Немела рука. Снова поставили систему. Бесцветная, прозрачная жидкость напоминала воду. Пить! Хочу! Пожалуйста! Серёжа? Гришенька? Мальчики? Они утешали её оба, но пить не давали. Гады вы! Сволочи! Оба! Ненавижу! Умру - плакать будете. Сергей гладил её по голове, прикладывал ко лбу влажные салфетки. Не помогало. Пить?! Это была не просто просьба. Это был крик отчаяния и жажды. Она плакала без слёз. Жидкость в организме совсем иссякла. Пи-и-и-ть... Да, будет конец этой проклятой ночи или нет? Наконец-то, убрали эту дурацкую систему. Теперь можно хоть рукой пошевелить и отвернуться, чтобы их 'сочувствующие', а на само деле, ухмыляющиеся рожи не видеть. Среди ночи в палату вошёл доктор. Как дела? - обратился к Сергею. Спит? Не зажигая верхнего света, наклонился к Ольге. Потрогал лоб. Зачем-то согнул - разогнул в локте левую руку. Ольга застонала. Он улыбнулся: всё хорошо будет. Ольга тоже улыбнулась. На запястье левой руки доктора увидела часы. Швейцарские. Неужели фирменные, настоящие? Надо будет поближе рассмотреть... Доктор вышел без часов. Под утро всполошилась вся больница. Медсёстры, нянечки шуршали по коридорам и палатам. Ещё бы часы-то - дорогущие. Сообразив в чём дело, в палату вошёл Гриша. Наклонился в самое ухо, шепнул:
- Оленька, у доктора часы пропали.
Ольгу обдало жаром от его близости. Она напряглась.
- Дорогие...
Он не договорил. Ольга уже стала приходить в себя и попыталась сформулировать своё требование:
- Сначала пить, потом часы.
Гриша удовлетворённо хмыкнул и направился к доктору. Что сказал он ему - неизвестно. Только в больнице вдруг установилась полная тишина. Все спали. Доктор, медсёстры, больные. Не спала только Ольга. Пить ей так и не дали. Да ещё часы эти тикали под самым ухом.
Утром хирург принёс на подносе графинчик с водой. Улыбаясь, поставил рядом с Ольгой. Часы? Сначала пить? Наполнил стакан на четверть. Поднёс ко рту. Ольга не просто выпила, она моментально впитала в себя жидкость, но жажду не утолила. Ещё?! Часы. Она двинула рукой - указала под подушку. Доктор взял часы, хотел надеть на руку, но передумал - положил в карман. Это вы зря! - подумала ему Ольга. Проще простого. Он поднялся. А пить? По столовой ложке через пятнадцать минут. Ольга застонала.
Пятнадцать минут тянулись вечностью. Вошёл Гриша. Ольга глазами указала на воду. Налил ей полстакана. Только не сразу, глоточками. Глоточков оказалось всего два. Озабоченно взглянув на Гришу, она задала вопрос, который периодически возникал в её сознании:
- Гриша, что с детьми? Где они.
- В порядке. Андрей дома, за ним Женька присматривает. Аннушка у нас. Сейчас Людмила ей занимается. А младшая - у Иринки.
- Какой Иринки?
- У подружки твоей, Илюхиной жены.
И, заметив недоумённое выражение на лице Ольги, добавил:
- Она же тоже кормящая мать. Сын у них в январе родился. Теперь вот двоих кормит.
- Спасибо ей передай, - просипела Ольга, собираясь заплакать.
Но Гриша взглянул на неё строго. Не надо!
- Сама и поблагодаришь. Как только переведут тебя в нормальную палату - придут проведать.
- Что, значит, нормальную палату, а это какая? - испугалась Ольга.
- Это реанимационная - пояснил он.
- В неё же никого не пускают...
- Да. Не пускают.
- А ты?
Он слегка замялся:
-Что я?
- Тебя, почему пустили?
Он хмыкнул, погладил подбородок и словно под большим секретом сообщил ей:
- Вообще-то... они меня тоже не пускали. Но я их... переубедил. Сказал, что я твой личный телохранитель и сам буду решать: кого пускать к тебе, кого нет.
Ольга задумалась:
- А ты разве снова мой 'личный телохранитель'? Кто тебя нанял?
- Я сам себя нанял, - безапелляционно констатировал он.- Сам себя нанял, сам себе зарплату плачу. И... не спорь!
- Пока не буду... спорить, потому что сил нет,- подумала Ольга. - А там видно будет.
На следующее утро её перевели, а точнее сказать перенесли в 'нормальную' палату. Когда Гриша нёс её по коридору, Ольга осматривалась по сторонам. Помнит она этот коридор. Хана 'проведать' приходила. Кажется, и в бокс тот же несут. Неужели в ту же палату? Ещё на ту же кровать положат... Ольгу перекосило. Не хочу! Гриша, решив, что причинил ей боль, побледнел и покрылся лёгкой испариной. В боксе он повернул налево. Она облегчённо вздохнула. К Хану, помнится, было направо.
Её разместили на абсолютно новой кровати. Под спину подложили жёсткий валик. Можно немножко посидеть. Скоро принесут завтрак. Завтракали вместе с Сергеем. Жидкая каша. Без хлеба. Чай. Он кормил её с ложечки и попутно рассказывал, как Андрейка три дня назад в школу принёс большого паука, которого привёз последний раз с пасеки. Он посадил его в прозрачную коробочку, проделал отверстия, чтобы дышал, и всем демонстрировал. Мальчишки завидовали ему чёрной завистью. Судя по всему, кто-то из них паука выпустил. Сам он вылезти никак не мог, так как коробочка плотно закрывается. Короче, паук разгуливал по школе довольно долго. Пока вчера не попался на глаза заведующей столовой. Очевидно, ориентируясь по запаху, он хотел там чем-нибудь перекусить. Сначала был шок (паук - страшно ядовит, решила биологичка!), потом крик и быстрая эвакуация детей из столовой, вызвали МЧС, так как единственный взрослый мужчина в школе - сторож - был свински пьян по случаю 'благополучного завершения' ночного дежурства. Короче, паука поймали и даже не убили (оказался обыкновенный тарантул большого размера). Вернули Андрею, сказав, что именно ему (то есть тебе, Оля) придётся оплатить вызов спасателей.
Смеяться было больно. Очень больно! Зажав плечо и грудь руками Ольга, всё-таки, смеялась так, что в палату вошёл хирург. Кивнув Сергею, он проворчал:
- Рано ей ещё веселиться. Пить и спать!
Ольга, и вправду, устала... Начала дремать и вдруг вспомнила:
- А где он сейчас?
- Кто? - не понял Сергей. - Андрей?
Ольгу передёрнуло:
- Паук?!
Что-то в её интонации было такое, что Сергей насторожился:
- Дома. А что?
Ольга поморщилась.
- Ты не беспокойся. Он его обратно на пасеку обещал отвезти. На свободу выпустить.
Ольга облегчённо вздохнула. Обязательно пусть выпустит. А то в нашей двухкомнатной квартире только тарантула ещё не хватало.
Проснулась она от того, что почувствовала: в палату кто-то вошёл. Открыла глаза. У порога стояла Ирка с Катюшкой на руках. Обрадованная, она попыталась подняться навстречу. Но тут же замерла. Больно! Слёзы навернулись на глаза. Ирина поздоровалась, наклонилась и поцеловала Ольгу. Привет, подружка. Глаза её тоже заблестели. Несколько минут молча изучали друг друга и сопели. Потом заплакали. Тихо. Без всхлипываний и рыданий.
- Всё ещё сердишься на меня? - наконец, спросила подруга.
Ольга отчаянно затрясла головой:
- Давно не сержусь...
- Почему тогда не позвонила ни разу, не приехала?
- Я думала: ты на меня дуешься...
Ирка покраснела. Да что там! Теперь не дуюсь. Сначала, конечно, сильно обижалась, а потом подумала: если бы не ты, не было бы у меня сейчас Ильи и сыночка бы не было. Так, что я тебя ещё благодарить должна. Ольга улыбнулась. Правильно! Должна! И вдруг замялась:
- И тебе спасибо за дочь. Не тяжело с двумя?
Ирка рассказывала о детях. Больше о своём Коляше (Колей назвали в честь Илюшиного отца). Потом о знакомых, подругах, однокурсниках. Болтали, пока не пришла медсестра. Не злоупотребляйте - больной покой нужен. Ольга слегка огорчилась. С дочерью мало пообщалась. Засоня. После Иркиного ухода стало грустно. Захотелось увидеть Аннушку и Андрейку. Но Гриша сказал: показывать её в таком состоянии детям нельзя. Серёжа им сказал, что ты 'немного приболела'.
Ничего себе 'приболела'! Как выкарабкалась, только одному Богу известно? Сергей говорил: крови много потеряла. Разрыв плечевой артерии. Хорошо ещё, что он был рядом. Иначе бы не довезли до больницы. Оперировали почти три часа. Хирург сказал, что сделал всё, что мог. Теперь всё зависит от неё. Захочет - выживет! Ольга вздохнула. Ещё бы тут не захотеть, когда даже 'на том свете' про детей думала. Кто же это её так... приговорил? За что? Кому-то 'круто' ты перешла дорожку, Оленька! Знать бы только - кому. Сергей говорил, что Гриша 'землю роет'. Обещал найти. Ольге страшно. Сам бы только поберёгся. Не дай, Бог! Лично она, Ольга, думает, что это 'Зинуля'. У неё есть веский повод её ненавидеть. Хотя... не только у неё. У Ларисы, которая ни с чем осталась, у 'пигалицы', да и у ... Любки тоже. Это женщины. А ведь есть ещё и мужчины... Кирилл, например... Не верит он в то, что Антон 'сам утонул'. Вот и водолазов нанял, чтобы убедиться. Убедился. А всё равно - не верит! Ольга это сердцем чувствует. Хотя, пожалуй, Кирилл - нет. Чтобы так поступит, нужно сильно ненавидеть. А у него к Ольге более 'сложные' чувства. Это она тоже чувствует.
Во второй половине дня был профессорский обход. Ольгу долго осматривали, расспрашивали о самочувствии, сгибали и разгибали руку, заставляли поворачивать шею.
Потом ушли. Доктор показал Сергею: выйди. Сергей вышел из палаты и вернулся счастливый. Профессор доволен: такая сложная операция, но поправляешься быстро. Умница! Он наклонился, чтобы поцеловать её. За этим занятием и застал их следователь прокуратуры. Поздоровавшись, он смущённо представился. У меня к Вам несколько вопросов.
- Задавайте, - обречённо выдохнула Ольга.
К вечеру у неё поднялась температура. Сильно разболелось плечо. Сергей занервничал. Сглазили! Или утомили. Ходят тут всякие! Кого он имел в виду: следователя или профессора со свитой, Ольга не поняла, а уточнять не стала. Вокруг неё снова забегали: теперь уже медсёстры и простые 'смертные' доктора. Ей же очень хотелось спать. Оставьте меня в покое. Оставили.
Вечер прошёл в полусне в полузабытьи. Ольге стало чуточку легче, и она отправила Сергея к ней домой (общего дома у них ещё не было) - проведать Андрея и злополучного тарантула. Кстати, ты случайно не знаешь, чем эти тарантулы питаются. Сергей понял Ольгин намёк. Ты думаешь: кто-то кого-то уже съел. Бегу спасать хоть одного.
Ольга отвернулась к стене. Лежать на больном плече, как ни странно, было удобнее. Оно меньше ныло. Спать уже не хотелось. Ждала Сергея и вестей о сыне. Дверь в палату открылась. Кто-то вошёл. Два бесшумных шага, и этот кто-то уже рядом с кроватью. Дышит. Наверное, думает, что Ольга спит. Наклонился. Подул на её жаркий лоб. Прижался губами к волосам. Поиграл языком её локоном, провёл языком за ухом, прикусил мочку... Ольга поняла. Она знала эту игру, эти прикосновения языка и губ.
- Гриш? - на всякий случай, уточнила она.
- Угу,- утвердительно промычал он и продолжил, едва прикасаясь языком к коже, двигаться в направлении её носа и губ.
Не смотря на всю приятность ощущений, Ольга решила положить этому конец.
- Ты что делаешь? - строго, как в школе, спросила она.
Если судить по интонации, он был крайне удивлён её вопросом:
- Целую тебя.
- Зачем? - лаконично cпросила она.
- Хочу! - его ответ тоже был предельно краток.
Ольга снова постаралась быть строгой:
- Нельзя!
Очевидно, он не поверил, так как язык его заскользил к шее, снова к уху, к мочке и ушной раковине. Ольга отстранилась и повторила:
- Нельзя!
- Почему? - он явно был растерян.
Она сделала глубокий выдох:
- Я люблю другого...
Движение языка стало медленным - медленным, едва уловимым.
- Врёшь!
- Не вру...
Он замолчал, потом потребовал:
- А, как насчёт того, чтобы в глаза мне посмотреть:
Она ожидала нечто подобное, поэтому сказала:
- Не могу голову повернуть. Болит шея очень...и плечо.
Заговорил он лишь спустя несколько минут:
- Понятно... Что ж? Как говорится: 'совет вам да любовь'.
Ольга слышала, как он поднялся с колен или корточек, направился к двери. В коридоре бокса ему попался под горячую руку охранник, который, как она поняла, куда-то отлучался. Самые 'нейтральные' из всех слов, обращённых к нему, были: ты уволен, пошёл вон отсюда, пока я тебе кишки не выпустил.
Ольга почувствовала себя виноватой перед парнем-охранником, который только первый день как приступил к своим обязанностям, и сейчас, вяло оправдываясь, повторял:
- Да, Григорий Алексеич... Нет, Григорий Алексеич...
Григорий Алексеевич... Гришка... Гриша.... Гришенька... мальчик мой, сладкий... Она заплакала.
16
Сергей не отходил от неё всю ночь, слушая её всхлипывания и метания во сне. Утром Ольге чуточку стало лучше, но завтракать она отказалась, чем окончательно его расстроила. Посердившись друг на друга, они стали дремать. Она на кровати, он - в кресле - каталке, которое прикатил в палату.
Вдруг в коридоре раздался шум. Ольга узнала голос молодого охранника. Он кого-то не пускал. Голос 'кого-то' был глухой и сильно раздражённый. Тоже знакомый. Сквозь дремоту Ольга пыталась его идентифицировать. Внезапно дверь растворилась, и в проёме появилась половина туловища Кирилла.
- Оля! Или меня пустят, или... я разнесу эту больницу на отельные кирпичи.
От неожиданности Ольга вздрогнула. Парень-охранник заглянул в палату, заговорил извиняющимся голосом:
- Ольга... Владимировна, Григорий Алексеич строго-настрого наказал никого не пускать, а этот лезет, как медведь.
- Пусти его. Всё равно он уже наполовину здесь...
- Не могу,- захныкал парнишка,- меня уже ночью уволили, теперь обещали 'голову свернуть'.
- По - моему, тебе обещали 'кишки выпустить', - подумала Ольга,- впрочем, одно другому не мешает.
Кирилл всё-таки прорвался к кровати, взглянул на Ольгу и развёл руками:
- Оля, блин, твоя способность попадать во всякого рода 'криминальные' ситуации начинает меня бесить.
В этот момент в палату ворвался Гришка. Посмотрел на Кирилла, Сергея, задышал ровнее и даже слегка издевнулся:
- Я думал, тут кто-то чужой. А тут, оказывается, все свои...
Минуты две мужчины молча изучали друг друга. Затем Ольга взяла ситуацию под свой контроль.
- Гриша, Серёжа. Познакомьтесь. Это - Кирилл. Бывший приятель Антона и будущий крёстный отец Катеньки.
- Кирилл, познакомься. Это Гриша, брат Игоря и мой 'телохранитель', а это Серёжа - мой...- Она замялась. Хотела сказать 'телообладатель', но не решилась. Всё-таки это Гришкина придумка, может обидеться, - доктор...
Кирилл взглянул на неё, покачал головой:
- Всё ясно. Мужиков много, а защитить некому. А, ну, пойдём выйдем в коридор, оба, - и ехидно добавил, - Гриша, Серёжа.
Как ни странно, они подчинились. Не успев, как следует, закрыть дверь, он зарычал:
- Что за дела, мужики?! Что здесь происходит? Говори ты - телохранитель. Где была твоя охрана?
Дверь плотно закрыли, и Ольга стала различать только отдельные фразы. Не было тогда охраны. Что-нибудь знаешь? Знаю. Доктор был рядом - видел. Дальше совсем тихо. Ольга приподнялась на постели. Напрягла слух - бесполезно. Отдельные слова: снайпер-профессионал, винторез, два выстрела, исполнитель на 'Ниве', ждали у подъезда. Судя по всему, знали, когда она домой возвращается. Если бы пошла по тротуару, встретилась бы с киллером лоб в лоб, а она путь срезала. Видимо, пришлось стрелять ему через собственное плечо, потому и взял выше. Зато второй раз чётко. Если бы не доктор, не успели бы довезти. Всё! Ольга обиделась. Отвернулась к стене. Буду спать. Разговор продолжался долго. Иногда на повышенных тонах. Наконец, Ольга услышала раздражённый голос Сергея:
- Я против. Ты сам-то откуда взялся? Какой у тебя к ней интерес? Я тебе доверяю не больше, чем ты мне... Она останется здесь. Со мной. Ей врач нужен.
- Здесь? И вы можете гарантировать её безопасность? Уверены, что это больше не повторится.
- Да! - сказал Сергей
- Нет! - одновременно с ним сказал Гриша.
Сергей снова занервничал:
- Тогда, может, у неё самой спросим, что она хочет.
- Спросим,- сказал Кирилл.- Но сначала сами решим. Так, я к ней на пять минут. Пообщаюсь и вернусь. Ещё раз всё обсудим. Можно я, доктор,... без Вас?
Он вошёл в палату. Спишь, Оля? Она молчала. Он постоял немного, потом, сообразив, что она, на самом деле, спит, пошёл обратно. У самой двери Ольга его остановила:
- Не сплю.
Он вернулся. Присел на край постели. Снова развёл руками:
- Честное слово, Оля. Я это видеть не могу...
- Не смотри. Кто тебя заставляет? Сам свалился, как снег на голову... - надула губы она.
- Как же не свалиться? Когда тут такое происходит. Рассказывай: куда опять 'вляпалась'?
- Никуда! Всё делала, как ты говорил.
- Ой, ли?
- Точно!
Он недоверчиво посмотрел на неё. Не верит! Ольга решила привести главный аргумент - слёзы. Тихо всхлипывая, она прошептала:
- Понятия не имею, кому я дорогу перешла. Разве только ханской Зинуле. Помнишь её?
- Помню,- забеспокоился он, увидев её слёзы,- успокойся: мы найдём... Ты, главное, поправляйся. Да, кстати, я там тебе бальзам привёз от шамана. Его нужно внутрь
принимать. По полстакана три раза в день.
Ольга попыталась улыбнуться:
- Надеюсь, там не приворотное зелье?
Кирилл тоже заулыбался:
- Ты себя в зеркале видела? Кого тут привораживать-то?... Он кровь очищает. Недельки через две будешь, как ягодка. Розовая и сладкая. Да, и потом, я понял: у тебя любовь... - он помолчал. - С доктором? Или ... с телохранителем, а?
Ольга поняла - издевается. Пользуется её слабостью и беззащитностью. Она поджала губы. Кирилл, хоть и заметил её обиду, не обратил на неё никакого внимания. Он продолжил:
- Как я не хотел вмешиваться в эти дела - придётся. Завтра пойду в церковь, Катеньку крестить. Здесь ты права. За крестницу я им всем глотки перегрызу. Только потом тут станет опасно. Очень. Тебе с ребятишками придётся уехать.
- Куда?
- Есть у меня местечко одно, в тайге...
- Где?! Ну, ты даёшь! Хорошо хоть не в чуме, в тундре.
- Ты зря так. Между прочим, и тундре люди живут. И беспредела такого не творят.
- Как же я одна с детьми в тайге?
Он засмеялся:
- Не одна, не переживай. Село целое там, староверское. Человек триста. И школа есть, и условия для жизни нормальные. Зато ты и дети там в полной безопасности будете, потому что дорогу туда знаю я один. Да, к тому же, знахарка там отличная. Поднимет тебя на ноги - будешь, как новенькая.
Ольга задумалась. У меня здесь дел много. Знаю. Но жизнь и безопасность дороже.
Может, я у себя на 'вотчине' отлежусь. Нельзя на 'вотчине'. Рассекретила ты её. Документы на землю на твоё имя оформлялись? Частично. Вот, видишь. Значит, найти не составит труда. К тому же через школу могут тебя вычислить. Да и ментам про твою 'пасеку' известно. Ехать придётся, Оля. Она с робкой надеждой взглянула на него.
- Короче. Я приехал, чтобы тебе помочь. Ты этого хочешь? - спросил он.
Ольга радостно закивала.
- Значит, будешь слушаться меня, как школьница любимого учителя. Поняла?
Ольга вспомнила своего любимого учителя физики и сравнила с Кириллом. Ничего общего! Однако наклонила голову и покорно произнесла:
- Поняла.
По совету Гриши крёстной для Катеньки взяли Ирину. Ольга ждала их из церкви с нетерпением. Но к ней не пускали - тихий час. Сергей ничем помочь не мог или не захотел. Даже ради тебя, Оля, я не могу заставить заведующего пойти на такое нарушение.
Зато вечером к ней в палату пустили всех. Но не сразу. По очереди. 'Кучками' - как сказала медсестра. Самая ' желанная' кучка - дети. Бледное лицо и круги под глазами матери испугали их. Аннушка хотела было заплакать, но Андрей ей не позволил этого сделать. Он первый пришёл в себя, сел на кровать, взял Ольгу за руку и подробно, обстоятельно стал рассказывать про 'школьные дела'. Потом были Катюшка, Ирина и Кирилл. Отчитались о крестинах, рассказали, как смешно девочка вела себя в церкви. При погружении в купель она ухватила руками бороду священника и не выпустила до тех пор, пока тот не отдал её крёстной матери. Ольгу это не развеселило. Она и раньше замечала, что девочка панически боится воды. И вот новое подтверждение. Последними на 'сегодняшний вечер' были Женька, его Светлана и Людочка. Они передали приветы и гостинцы от тёти Насти, дяди Паши и отчима. Приедут позже.
Ольга очень устала от визитов, но была счастлива. На беспокойство Сергея отвечала только улыбкой. Не сердись, милый. Он смирился. Зато вечером к ней вернулся аппетит. И, хотя, многое из того, что принесли, ей ещё было нельзя, она уговорила Сергея дать ей пожевать, полизать или хотя бы понюхать 'вкусненькое'.
Бальзам ли оказался чудодейственным, лекарства ли дорогие помогли, Ольга стала быстро поправляться. В смысле, выздоравливать. На третий день она уже могла самостоятельно передвигаться по палате и умываться. Какое это счастье самой умываться, чистить зубы, и не зависеть от Сергея или нанятой им сиделки. Единственное, что её беспокоило - это шрамы на плече и на груди. Во время операции не до косметических швов было. А теперь ей хотелось всё исправить. Хирург сказал: возможно, но лишь через полгода. Надо чтобы внутренние швы рассосались. Ещё через три дня Ольга в сопровождении охранника могла прогуливаться по больничному коридору среди фикусов, папоротников и диффенбахий.
К концу октября Ольга была готова к выписке. Однако хирург медлил, боялся обострения. Кирилл наоборот торопил. Сергей был задумчив и нежен с Ольгой. Решение Ольги уехать с детьми в тайгу никак не отразилось на их отношениях. Может, потому что
Кирилл сказал, что это на полгода - не больше. Больше ждал, подожду ещё полгода. Вот только поехать с тобой не смогу.
Незадолго до Ольгиной выписки стали усиленно распускать слухи о том, что она поедет на юг, в Крым или на Кавказ - ей необходимо подлечиться. Зачем нужна была такая дезинформация, Ольга не понимала, но Кириллу не перечила. Тем более и Гриша с ним заодно. Странно даже, что они 'спелись'. Когда Кирилл сообщил, что всё готово к её отъеду, Ольга вдруг испугалась. Потом захандрила. На всё происходящее реагировала очень нервно. Почему-то во всём винила Сергея, не пожелавшего ехать вместе с ними. Говорит: любит. А сам? Последние дни они виделись мало. Он прервал отпуск и вышел на работу. Вот и сегодня он ещё не приходил. Ольга металась по палате от плохого предчувствия и тревоги. Сергей так и не появился. Наверное, опять остался в ночь дежурить.
Она уже собиралась укладываться спать, как в палату вошёл Гриша. Он тоже последнее время мало её навещал. Глядя через её плечо, он сказал:
- Надо собираться. Через час приедет машина. Ольга растерялась. Как через час? Я не успею. Надо детей ...
- Дети уже готовы и будут ждать тебя в поезде. Для всех ты с детьми уехала на юг, долечиваться.
Согласно кивнув головой, она стала собирать вещи. Управилась быстро. Много их что ли в палате. Потом внезапно остановилась:
- А Серёжа? Я же не могу уехать, не попрощавшись с ним.
- Так звони ему. Пусть едет сразу на вокзал...
- Я звонила. Он недоступен.
Посидели. Григорий заворчал:
- Больше ждать некогда. На поезд опоздаем.
Он взял сумку и пакет с вещами. Ольга направилась к выходу, но вдруг остановилась:
- Не поеду!
- Что?
Ольга заплакала:
- Не хочу...
Он растерялся. Приблизился к ней. Осторожно обнял за плечи. Оля, надо!
- Не хочу! - повторила она более категорично. Потом добавила:
- Я остаться хочу.
Гриша позвал охранника, подал ему сумки. Неси вниз. Сам подхватил Ольгу на руки, тем самым давая понять, что 'понесёт её силой'. Ехать надо, Оля! Она обиженно засопела. Пусти, сама пойду. Но он всё-таки пронёс по коридору и спустился с ней по лестнице. Лишь в приёмном покое поставил её на ноги. Ждал, пока медсестра поможет надеть ей тёплые вещи. В машине они молчали. Он только держал её руку и перебирал пальчики. Машина въехала прямо на перрон. Поезд уже стоял на первом пути. 'Новосибирск - Адлер' прочитала Ольга. Вспомнила последнюю инструкцию Кирилла. На поезде до Перми, потом самолётом до Тюмени, затем другим - до Салехарда, потом вертолётом в тайгу, а дальше пешком. Главное - не терять самообладания. Понятно. Только для начала не мешало бы это самообладание иметь. Гриша сжал её пальцы. Пора, Оля. Она не шевельнулась. Он обошёл машину, открыл дверь, подал ей руку. Результат тот же. Наклонился, чтобы снова взять её на руки. Ольга подала руку. Не надо, я сама. На перроне никого не было. В дверях вагона маячили проводник и ещё один мужчина. Ольга узнала в нём молодого охранника. Она повернулась к Грише. Не уволил всё-таки! Прощаясь, она прижалась к нему, вспомнила: где-то тут под курткой, свитером, рубашкой находиться её любимый шрамик. Ей захотелось поласкать его язычком или пальчиками. Но на нём столько одежды. Не раздевать же его на глазах у проводницы и телохранителя. Уткнувшись ему в грудь лицом, она не удержалась и лизнула куртку в области груди. Это было невероятно, но Гриша почувствовал это прикосновение, и не вздрогнул, а как-то дёрнулся ей навстречу и замер. Ольга впилась ему в губы, повисла на его шее и лихорадочно забормотала:
- Я не хочу! Не хочу! Хочу с тобой!
Он взял её лицо в ладони и проговорил:
- Нельзя со мной. Опасно тут.
- Опасно? Мне? А тебе? Хочу с тобой,- и вдруг, словно найдя выход из положения, она робко предложила:
- Тогда ты со мной? Ведь, можно.
Он на мгновение опешил, потом улыбнулся, как умеет только он - очаровательно, и прошептал:
- Можно... Конечно можно. Я с тобой.
Словно боясь, что он передумает, Ольга схватила его за руки:
- Со мной?! Правда?! Пошли,- она потянула его в поезд.
Он подсадил её на ступеньку. Не веря своему счастью, она боялась выпустить его руку, повторяя проводнице:
- Он со мной... он со мной.
Та посторонилась, пропуская их вагон. Охранник шёл впереди, нёс вещи. Вот и купе. Гриша спросил: где второй? Парень кивнул: в купе и стал открывать дверь. Ольга увидела испуганные лица детей и каменную физиономию второго охранника. Вдруг поезд дёрнулся. Ольга почувствовала лёгкий толчок в спину и услышала голос: задержи её! Она пролетела почти до стола. Развернулась и бросилась назад. Но было уже поздно. Громила - охранник загородил дверь. Поняв, что её обманули, Ольга набросилась на телохранителя. Поезд тронулся. Потеряв всякое самообладание, она стала бить его по лицу, по плечам, по животу, всхлипывая и повторяя:
- Выпусти меня отсюда, выпусти. Я не хочу! Выпусти меня.
В себя она стала приходить, когда услышала рёв Аннушки, которая тоже подскочила к опешившему парню и стала его колотить ручонками по ногам. Пусти маму! Пусти маму! Требование её было не совсем понятно: куда пустить? Андрей же наоборот, пытался оттащить мать от охранника, приговаривая:
- Не надо, мама. Не надо!
Заревела Катюшка. Ольга окончательно пришла в себя. Взглянула на недоумевающего телохранителя и села на полку. Ребятишки повисли на руках. Не плач, мама, не плач! Посчитав охранника главным виновником материнских слёз, Аннушка, злобно сверкнув глазами, зашипела:
- Вот, если бы у меня был папа, он бы тебя убил.
Потом помолчала и добавила уже более обнадёживающе:
- Я сама скоро вырасту! Понял?
Парень хмыкнул, глядя на Ольгу:
- Зачем вам охрана, когда свои боевики, что надо.
Ольга неловко улыбнулась. Извините. Нервы сдали. Она взяла Катюшку на руки. Та сразу начала искать грудь. Мать поцеловала девочку в щёчку. Потерпи немножко. Нужно приготовить смесь. Молока у Ольги не было - пропало после операции. Девочка пару раз пыталась выплюнуть соску изо рта, но потом, видимо, поняв, что ничего другого сегодня в её рационе не значится, принялась вяло сосать, обиженно поглядывая на мать. Хорошо хоть подруга приучила её к соске, постепенно переводя на искусственное вскармливание.
Накормив младшенькую, Ольга решила накормить и остальных. Ничто так не снимает стресс, как вкусная еда. Но для начала надо бы переодеться. Ольга приказала охраннику выйти и стала разбирать сумки. Парень не подчинился. Видя удивлённый взгляд Ольги, он изрёк важно, как египетский сфинкс:
- Не положено.
Она пожала плечами: тогда хотя бы отвернитесь. Он повернулся к двери. Андрей тоже уставился в окошко. Закончив переодеваться, она оглянулась, чтобы разрешить парню повернуться и оторопела. Всю процедуру её переодевания он наблюдал в дверное зеркало. Ольга рассердилась:
- А глаза закрыть нельзя было?
Он, скривив на лице мину, которую лишь условно можно было принять за извиняющуюся улыбку, сказал:
- Нельзя! - И тут же добавил: - Не положено.
'Не положено' также оказалось есть, пить чай, читать, отвлекаться на разговоры и, разумеется, дремать во время дежурства. Устав слышать от него одно и то же, Ольга перестала обращать на него внимание. Так - шкаф купейный. Только жаль, что места много занимает.
Далее всё было так, как говорил Кирилл. В Перми их пересадили на самолёт. В Тюмени снова на самолёт, только уже частный, маленький. В Салехарде удалось передохнуть и помыться по причине нелётной погоды. Ребятишки переносили дорогу хорошо, а Ольга была чуть жива. Особенно укачало её по дороге в Салехард. Так что непогода пришлась кстати. На вертолёте они летели часа три. На окраине города увидели в окно огромную каменную глыбу, похожую на мамонта. Присмотрелись - точно! Лётчик сказал: из цельного куска гранита сделан, в натуральную величину. Зовут Митя. А бивни - настоящие. Ольга не поверила насчёт бивней, Андрей тоже засомневался. Недолго летели над сопками. Затем началась тайга. Дети поначалу с восторгом разглядывали всё, что проплывало под ними внизу. Потом 'бесконечное море тайги' им стало надоедать. Первой засопела Аннушка. Она свернулась в кресле клубочком и заснула. Молодой охранник укутал её тёплым одеялом. Ольга с благодарностью взглянула на него. Хороший парень! Не то, что этот, шкаф ходячий. Уселся у двери лицом к ним и не шевельнётся. Вскоре задремал и Андрей. Ольге тоже хотелось спать, но она держалась. Во сне её больше тошнило. Кроме того, Катюшка не спала, лупила глазёнками по сторонам. Это удобнее было делать, сидя на коленях у матери или повиснув на её плече. Тем более, что за спиной матери тоже было много любопытного. Наконец, вертолёт стал снижаться. Ольга взглянула вниз. Удивилась. Поляна для приземления показалась ей совсем крошечной. Разве в эту 'плешку' вертолёт поместится? Однако по мере приближения к земле, 'плешка' увеличивалась, и она успокоилась. Вертолёт сел прямо в центре большой опушки. Ольга увидела деревянные строения, похожие на казармы, какие-то сараи, амбары. Всё это было в диком запустении, брёвна потемнели от времени, окна перекосились, дорожки заросли. Позже им рассказали, что это был острог, для пересыльных каторжников. Действовал вплоть до шестидесятых годов прошлого века. На площадке суетились люди. Среди них Ольга узнала Кирилла. Он-то как раньше нас здесь оказался? Улыбается. Я от начала и до конца собственным самолётом. Опять в целях конспирации. Их провели в один из сохранившихся домов. Несмотря на внешнюю неказистость, внутри было чисто и уютно. Одна большая комната с печкой посередине. Лавки вдоль стен и самотканые дорожки на свежеструганном деревянном полу. Можно было раздеться и расслабиться. Пока 'расслаблялись', Кирилл давал новые наставления.
Завтра утром за вами придут и уведут в деревню. Пешком. Идти далеко. Темнеет здесь рано, до сумерек добраться надо. Нужно набраться терпения и не скулить. Он выразительно посмотрел на Аннушку. Это я для нежных барышень. Хотя их, наверное, понесут. А вот мужчине придётся самому. Андрей покраснел от удовольствия - ещё бы, мужчиной назвали. Я с вами не пойду. Мне возвращаться надо. Приду, как будет возможность.
- Мы надолго? - спросила Ольга.
- Посмотрим. Если всё уладиться, то к Новому году будете дома.
Задумавшись, Ольга проговорила:
- Береги себя... и Гришу, пожалуйста...
Он развёл руками. Это уж как получится, девочка. Ольга невольно вздрогнула. Такие же слова однажды ей сказал Антон. Кажется, в тот день они поссорились. Как и говорил Кирилл, утром за ними пришли 'ходоки'. Кроме них троих дорогу в деревню не знает никто. Собрав детей, Ольга вышла на улицу. Перед ней стояли три здоровенных детины. Их шкаф-телохранитель казался рядом с ними мальчиком-подростком. Кирилл представил всех по очереди:
- Ярополк... Яромир... Ярослав. Или наоборот. Я их не различаю.
Ольга присмотрелась. Близнецы, что ли? Нет. Не близнецы, но братья. Отец их - друг мой. Вместе по одной статье проходили: кража драгоценностей и икон. Разговаривать с ними не пытайся. Они будут молчать до самой деревни. Обет у них такой. Но, если, что-то понадобится, спроси. Слышат-то они хорошо! Парни заулыбались тремя одинаковыми улыбками. Один взвалил на себя всю ношу. Вещей было не так много. Кирилл сказал, что в деревне их обеспечат всем. Взяли только личные вещи, Ноутбук (там и электричество есть!) и коробку с дешёвой и полудрагоценной бижутерией и цветными нитками 'мулине'. Женщины везде женщины. Ради этих безделушек они готовы на всё. Второй усадил Аннушку себе на спину в специальный ремень. Третий взял Катюшку. Усадил в такой же ремень, только к себе на грудь. Пошли. Ольга оглянулась. Кирилл стоял и напряжённо смотрел им вслед. Она помахала ему рукой. Очевидно, он думал о чём-то своём, потому что ответил не сразу.
18
Парни пошли широким размашистым шагом. Ольга семенила, но успевала. А вот Андрейка сразу начал отставать. Пройдя метров пятьсот старший, Ярополк, махнул рукой. Остановились. Дождались Ольгу с сыном и пошли медленнее. Идти им предстояло километров десять - двенадцать. Шли без всякой тропы, среди огромных многовековых сосен и елей. Под ногами лежал толстый слой хвои. Странно,- подумала Ольга,- откуда её столько. Ведь она не опадает. Оказалось, опадает: раз в несколько лет. Старая хвоя меняется на новую. Это ей пояснил Андрей. Им учительница на 'мире вокруг нас' рассказывала. Девчонки мирно сопели. Очевидно, им было удобно. Ольга с Андреем перестали торопиться. Бесполезно. Им за 'ходоками' не успеть. Пусть те подстраиваются под них. Часа через два у Ольги закружилась голова. Толи от ходьбы, толи от запаха прелой хвои и сосновой смолы. 'Яромиры' (такое прозвище всем троим про себя дала Ольга) расположились на отдых. Просто остановились. Сняли с себя ноши и сели на хвою. Ольга решила покормить детей. Ни подстилки, ни простынки, ни даже клочка бумаги не было. В качестве столика пришлось использовать Ноутбук. На приглашение Ольги разделить с ними трапезу, Яромиры дружно и одинаково покачали головами. Андрей сказал, что они как из сказки: только там было 'двое из ларца одинаковых с лица', а у нас трое. Дальше пошли медленно. Очень медленно. Потому что Аннушка изъявила желание идти ножками. Спорить с ней бесполезно. Обнадёживало одно, скоро ей эта прогулка надоест. Первые триста метров парни шли с такими лицами, как будто их приговорили к пожизненной каторге, и они тянули на ногах огромные кандалы. Затем 'приноровились'. Лишь спустя час, девочка позволила взять себя на руки. За это время Ольга с Андреем вдоволь налюбовались лесом. Наелись какой-то кисло-сладкой ягоды, слегка прибитой морозом. Нашли штук пять грибов. Конечно, они уже не годились в пищу. Но важен сам процесс! Набрали полные карманы кедровых шишек и даже познакомились с дюжиной белок, которые сопровождали их на протяжении всего пути. В общем, умотали они парней здорово. Очередной раз взглянув в их недоумённо-потрясённые лица, Ольга с облегчением думала: как хорошо, что у них обет молчания!
Внезапно парни остановились. Переговорив жестами, приказали идти по одному, осторожно. Ольга поняла по шуму - впереди река. Через несколько шагов они и впрямь увидели неширокую, но бурную таёжную речку. Она протекала на дне глубокого оврага.
Через овраг от сосны к сосне был перекинут абсолютно новый, деревянный мост. Он был добротный и достаточно устойчивый, но у Ольги всё равно закружилась голова, когда она, не удержавшись, глянула вниз. Яромиры с детьми преодолели его быстро. Лишь Андрей задержался на середине, пытаясь разглядеть, 'что там внизу' кроме пенящихся брызг и скалистых, усыпанных валунами, берегов. Ольга цепко держалась за поручни моста и едва двигала ногами. Скользко. Ночью был заморозок. На помощь ей пришёл Яромир. Поставив Аннушку на ноги, он двинулся Ольге навстречу. Та вцепилась в его руку так, что ногтями содрала далеко не нежную кожу. Парень удивлённо усмехнулся. Ярополк из-за кустов достал пластиковую канистру, вернулся к мосту и стал его поливать. По запаху Ольга поняла керосин. Также пахло в вертолёте. Облив весь мост, парень поднёс спичку. Мост вспыхнул. Ольга похолодела: а как же мы обратно? Яромиры пожали плечами, убедились, что остатки сгоревшего моста обрушились в реку, и пошли дальше.
Вторую половину пути девчонки опять спали, Андрей пристроился к ходокам и уже почти не отставал от них. Зато Ольга устала. Парни с беспокойством оглядывались на неё. Она улыбалась виновато-извиняющейся улыбкой. Наконец, старший жестом что-то объяснил братьям. Они, повинуясь ему, тут же разделили ношу между собой. Сам же он подхватил Ольгу на руки с лёгкостью пушинки и удивился. Поносил бы ты меня на руках до больницы, да ещё во время беременности, тогда бы так не улыбался, - подумала Ольга и вскоре тоже начала дремать.
Вдруг над её ухом раздался громовой голос:
- Просыпайтесь. Пришли.
От неожиданности Ольга вздрогнула. Поняла: пересекли границу 'молчания'. Среди деревьев замелькали сначала отдельные строения, затем появились добротные избы, крытые еловым лапником, улицы и переулочки. Девчушки тоже проснулись. Аннушка прижалась к матери, Андрей настороженно притих, одна Катюшка вела себя естественно. Смотрела своими маслинками по сторонам, удобно расположившись на руках одного из Яромиров. Дворы были, в основном, крытые. Изгороди у дворов были высокие, красивые, украшенные узорами и орнаментом. Особенно красивы были ставни. Резные, словно деревянным кружевом отделанные. Кудрявые,- сказал Ярополк. У некоторых дворов стояли люди, мужчины. Они здоровались, слегка наклонив головы. Ольга тоже кланялась. Так велел Кирилл. Андрей делал, как мать, а настырная Аннушка смотрела себе под ноги и ни на кого не реагировала. Из окон выглядывали женщины и ребятишки. Прошли через всю деревню,- решила Ольга. Оказалось, нет. Это только одна улица. Остановились у большого дома с высоким крыльцом. 'Как терем', - мелькнула в Ольгиной голове мысль. Здорово! Через сени прошли в избу. И сразу в глаза Ольги бросился образ Пресвятой Богородицы в Красном углу. Он немножко отличался от иконы Казанской Божией Матери. Но глаза были те же, щадящие и любящие. Ольга подняла руку, чтобы перекреститься, но тут же испуганно опустила. Кирилл сказал, что здесь живут староверы. Они крестятся по-другому...
Навстречу им поднимался из-за стола мужчина. По внешнему виду, напоминавший своих сыновей, только с бородой, а по ширине плеч, объединивший всех троих. В руках у него была кожаная плётка. Ольга заробела. Так и застыла с полуопущенной рукой. Мужчина заговорил голосом церковного старосты, вещающего о 'манне небесной':
- Ждём, ждём дорогих гостей. Подзадержались вы в дороге...
Он протянул Ольге руку, положив 'плётку' под икону, представился:
- Мирослав.
Ольга удивилась, такие имена забытые, но вслух тихонько сказала:
- Ольга.
- Знаю, знаю. Кирилл рассказывал. Да вы проходите, раздевайтесь. Рассказывайте, как он там? Что в мире нового? Жена моя, Домнушка, вас накормит. Потом в бане вымоет, а тогда уже отведём вас в избу, для вас предназначенную. Печь там истопили, полы помыли, так что отдыхайте.
Вскоре их и в самом деле повели в баню. Перед ужином все стали на молитву. Мирослав взял с полочки 'плётку'. Оказалась кожаная лента в виде петли, он перебирал её во время молитвы, как чётки. Ольга успокоилась. Шёпотом спросила, что это за штука такая. Домнушка шепнула: 'лестовка'. Чтобы не сбиться во время пения псалмов. Потом их напоили, накормили, осталось только в постель уложить. Мирослав заявил, как обсохнут с бани, поведёт их 'домой'. Там уже 'постеля' приготовлена. Одеваясь, Ольга вспомнила про шкатулку 'с драгоценностями'. Открыла. Увидела, как засветились глаза у Домнушки. Выбирайте. Женщина выбрала красивые коралловые бусы. Примерила. По тому, как пристально посмотрел на неё муж, поняла - нравится. Ольга обратилась к Яромирам. Выбирайте и вы для своих невест. Парни заулыбались. Молча глянули на отца. Тот кивком головы разрешил. Выбрали быстро. Только вот невест ждать ещё долго. У нас на них большая очередь. Старший Ярополк, самому девятнадцать, а невесте всего двенадцать. Ещё три года ждать. Яромировой невесте только десять, а у Ярослава и вовсе нет. Не хватает девочек. Всё больше мужики родятся. Мирослав с лёгким упрёком взглянул на свою жену. Та обиженно поджала губы: каково семя, таково и племя. Ольга рассмеялась. Мирослав погрозил жене пальцем.
Уже стемнело. 'Домой' их провожали Мирослав и Ярослав. Остальные сыновья занялись хозяйством. Ольга подивилась порядку в семье. Ни с отцом, ни с матерью никто не спорил. Сыновья в присутствии отца молчали, лишь отвечали на вопросы или обращались друг к другу по надобности. Отец объяснил: от природы - молчуны, да к тому же 'профессия' свой отпечаток накладывает. Друг друга понимают с полувзгляда. А
Что это за профессия такая 'ходоки'? - поинтересовалась Ольга. Ходоки - это люди, которые держат связь с внешним миром. Нам ведь без него тоже нельзя. Керосин нужен, мазут, опять же железо необходимо, бумага для детей. Мы им пушнину, дичь, мёд, серебро. Вот они ходят туда-сюда и носят. Так далеко? Летом далеко, а зимой, как река замёрзнет, есть дорога короче. А молчат почему? Обет дают молчания, чтобы ничего лишнего не сболтнуть, чужих не навести. В тайге-то знаешь, сколько всякого сброду шатается. Потому и мост сожгли? Да. А как же мы обратно? Ну, вот. Не успели здесь обосноваться, уже 'обратно'. Кирилл сказал: до зимы будете здесь, а там река встанет. Но, может, вам у нас приглянется. И вовсе останетесь. Нам девчонки, ой как нужны. И для тебя бы, Оленька, мужа нашли. Не век же тебе вдовствовать. Ольга вздохнула. Да есть у меня 'кандидаты в мужья'. Вот только замуж не хочется. Это ты, Оленька, зря. Женщина без мужчины, что тонкое деревцо на ветру. Куда ветер дует, туда и клонится. Так и сломаться недолго. Ну, вот и изба ваша. Электричество у нас есть. Своя гидростанция на реке. Её зеки в пятидесятые годы построили. Здесь рядом колония была. И мельница есть своя водяная, силой тока управляется. Только зимой день у нас короткий, а ночь долгая, тёмная - приходится экономить, поэтому в девять часов свет отключаем. Сегодня погодим, позже отключим, чтобы вы успели обустроиться.
'Их изба' Ольге понравилась. Чем-то напомнила дяди Пашин дом на пасеке. Только перегородки посередине не было. Зато печка огромнейшая. Ребятишки сразу заулыбались. В драку - кто на печке спать будет? Все будем,- решила Ольга, и дети согласились. Разобрали вещи. Всё пора отдыхать. Ольга вышла в сени, двери запереть. Никаких крючков и шпингалетов не было. Замков тоже. Странно! Обеспокоенная, она забралась на печь. Катюшка снова заискала грудь. Уже знала: сосать нечего. Но хоть подержаться. Так и уснули.
Утром пришла Домнушка. Отряхнулась у порога. Ночью снег пошёл. Спите ещё? Ольга выглянула из-за занавески. Не сплю. Я пришла помочь тебе по хозяйству, объяснить, что и как. Для начала поинтересовалась, умеет ли Ольга топить печь. Та кивнула. Слава Богу, научилась на пасеке. Объяснила, где мука, где картофель, где мясные припасы хранятся. Помни: среда и пятница - постные дни. Придерживайся. Колодец через три двора. Дрова в дровнике. На первое время Мирослав приказал наколоть, а дальше сама. Умеешь? Нет. Ничего, не сложная наука. Да, кстати, муж говорил, что ты учительница. У нас учителя в почёте. Хочешь, иди - работай. А за девчонками я присмотрю. Соскучилась дюже по маленьким. Своих давно Бог не даёт. За бабьей болтовнёй Ольга не заметила, как затопила печь, сварила кашу (молока принесла Домна), вскипятила чай. Новая Ольгина подружка вдруг всполошилась. Ты-то управилась, а у меня щи не доварены. Побегу, а то сам рассерчает. Вечером в часовню приходи. Сегодня суббота. Вечерняя служба обязательна для всех. Крещёные вы? Крещёные. Только мы по-новому обряду. Понятно. Но всё одно приходи и детей приводи, а там отче Боголюб как благословит, так и будешь делать. А Боголюб - это имя или прозвище? Имя. Он у вас тут вместо священника, что ли? Почему, вместо. Он наш священник и есть. Наставник прозывается. И храм есть? Нету-тка храма, часовенка небольшая, там и молимся. Потому и слывём 'часовенными'. Слыхала? Нет. Строго тут у вас? Я слышала: староверы не любят 'пришлых'. Раньше строго было. Когда многие старики жили по уставу. В те времена и за стол бы тебя не посадили, а если бы посадили, то потом бы всю посуду выкинули и полотенце, если руки вытирала. А нынче не так строго, да и Кирилл за тебя хлопотал, а он у местных уставщиков в почёте. Почему? Вроде, как мученик. За святое дело от властей пострадал. И Мирослав мой тоже. А Мирослав кто здесь? Мирослав - староста. Он по мирским делам здесь главный, а во время моления поёт псалмы, потому что отче Боголюб стар уже. Голосом тих.
19
Поначалу Ольге казалось, что жизнь в деревне скучна и однообразна. Вставали рано, управлялись с хозяйством, затем мужчины шли 'на работы'. Что подразумевается по этим словом, она поняла не сразу. Женщины оставались дома. У них и без 'работ' дел непочатый край. Ольга тоже едва управлялась. Без тёти Насти, без дяди Паши, без Гриши
было тяжело. Печь затопить, воды принести, есть наварить, двор очистить. Особенно тяжко - дрова колоть. Как ни объясняла ей Домнушка, ничего у Ольги не получалось. Помогали соседские девчонки. Одной восемь, другой десять лет. Ольга подарила им бусики и серёжки. Вскоре Мирослав предложил ей работать в школе. У нас учительница старенькая приболела - замени. Ольга с радостью согласилась. Малышку определили к Домнушке 'помогать по хозяйству', а старших вместе с матерью в школу. Классов было восемь. Аттестатов не выдавали. В школе учились, пока не надоедало. Иногда в школу приходили и женатые парни. Кто хотел продолжить образование, уезжал в город. Им, ведь, также специалисты нужны и на электростанцию и на МТС, и в школу. Девочек тоже учили, но только до замужества. После свадьбы начиналась другая наука. Учебников не было. Всё объяснял учитель. Писали мало - бумагу экономили. Зато много было книг из серии 'Классики и современники'. Ольга заметила: читать любили все. Брали книги и перечитывали по два по три раза. Особой популярностью среди мужчин пользовался роман о Похождениях Ходжи Насреддина. Ну и что, что он иноверец, зато правильный мужик. Все книги просматривал староста. Ежели 'блуда' и крамолы в них не находил, дозволял читать остальным. Однажды Ольга принесла в школу Ноутбук и показала детям мультфильмы про русский богатырей. Дети были в восторге, но Мирослав был не доволен. Сначала надо было ему показать. Вечером всей семьёй они смотрели мультфильмы и хохотали до упаду. 'Крамолы' в них не обнаружили. И тогда в школу посыпали все: и взрослые, и дети. Сокрушались чудо технике. Про телевизоры они знали, но чтоб такое, маленькое, да без антенны показывало. Ольга объяснила всё дело в дисках. Мирослав рассказал, что до недавнего времени у них был киноаппарат. И даже коробки с плёнками остались. От бывших зеков им достался. Да теперь сломался, а починить нечем. Запчастей к нему не производят. Ольга рассказала про компьютеры, про интерактивные доски. Он заинтересовался: вот бы нам такую штуку. А что? Вставил диск и обучайся, сколько твоей душе угодно. Опять же кинофильмы по нему можно смотреть. Ольга удивилась. В её представлении - староверы 'забитые, неграмотные' люди, грехом большим считают телевизор смотреть. Мирослав пояснил: телевизор - это да, и ещё это ваш интернет, потому что там ты не решаешь, что смотреть, а тебе навязывают. А это другое дело! Ольга обещала похлопотать перед Кириллом, когда тот объявится. Но тот не объявлялся. Не получая никаких известий 'извне', Ольга беспокоилась. Как бы ни натворили бед её милые мальчики. Серёжа, скорее всего в стороне, Кирилл тот 'с головой', а вот Гриша... Сердце о нём, именно о нём, ныло бесконечными зимними ночами.
Новый год не отмечали ни по новому, ни по старому стилю. Зато все готовились к Рождеству. Постовались и молились. Никаких развлечений. Даже бани перестали топить. Приходилось мыться дома, в тазике. Священник Ольгу благословил: крест носи, каким крестили, крестись - как научили. Только пожилые женщины во время субботних молений недовольно поглядывали на Ольгу и перешёптывались. А ещё два вдовца (Домнушка на них указала) не сводили с неё взгляда. Ольга опускала глаза и делала вид, что молится. На самом деле, думала: о Грише, о Серёже, о брате Женьке, об отчиме, о собранном урожае, который девать некуда, потому что цены на зерновые нынче 'совсем упали', о дяде Паше (как он там со своим радикулитом уживается?), о тёте Насте, о Кирилле (обещал приехать!), то есть обо всём, что приходило на ум в её грешную голову.
Рождество отметили скромно. Служба в часовне - Всенощная. Люди, красивые, нарядные. Псалмы. Ни песен весёлых, ни колядок, ни гуляний. Зато фейерверк был. Яромиры за ним специально в город ходили. Утром Мирослав пригласил Ольгу и детей к себе. Домнушка постаралась, в честь праздника такой вкусноты настряпала. Ольга испугалась за детей. Как бы после постной пищи не переели мясного и молочного. Но всё обошлось. После Крещения разрешили открыть школу. Ольга обрадовалась. Праздное безделье, а вернее домашние хлопоты утомляли её больше, чем работа с детьми.
Как-то возвращаясь с ребятишками из школы, а вернее от Домнушки, которая присматривала за Катюшкой, а попутно кормила всю их семью сытным обедом, Ольга услышала во дворе стук топора. Открыла калитку и чуть не выронила Катюшку. Посреди двора без шубы, в лёгкой безрукавке стоял Кирилл. Увидев Ольгу с детьми, он воткнул топор в чурку и распрямился. Сердце радостно подпрыгнуло, но тут же захолодело. Ольга поняла: приехал в гости, не за ними. А иначе, зачем бы он дрова колол... Он подошёл к ним, улыбаясь, спросил:
- Что ж ты, хозяйка, в свой двор и не проходишь? И гостя дорогого без радости встречаешь?
Ольга поделилась своими наблюдениями. Забрав у неё из рук Катеньку, он пошёл в дом, говоря на ходу:
- Так точно. Зимовать будете здесь.
Ольга просверлила обиженным взглядом его спину:
- Кто же это так решил?
- Я.
Она часто-часто заморгала глазами. Словно собиралась заплакать. Но он уже заходил в сени, а затем и в избу. Раздев крестницу, он поздоровался с Андреем за руку, как с большим. Ну, здравствуйте, и вы барышни. Это относилось к Ольге и Аннушке. Хотел на праздник приехать - не получилось. Зато гостинцев и подарков привёз вам целый мешок, как настоящий дед Мороз. Он стал разбирать мешок. Всё ребятишкам: сладкое, игрушки, книжки, игрушечный телефон, только Ольге ничего... Первой забеспокоилась Аннушка:
- А маме? Маме ты что привёз?
- Очень правильный вопрос, - хотела было сказать Ольга, но он и сам уже полез за пазуху.
- Есть у меня и для мамы подарок. Даже два! - он вытащил из кармана два конверта.
- Письмо?! - заволновалась Ольга.- От кого? От Гриши? Или от Серёжи?
- А ты от кого хочешь? - он поднял конверты вверх, так что Ольга не могла дотянуться.
- Честно? - лукаво улыбнулась она.
- Конечно!
- Ну, если честно, то и от того, и от другого?
Кирилл расхохотался. Я так и знал, Оленька. Потому и привёз...и от того, и от другого. Он протянул ей конверты.
Первым было письмо Сергея. Он писал, что без неё всё плохо. На работе всё валится из рук. Что он дурак, потому что ревнует её к Григорию и Кириллу одновременно и уже сто раз пожалел о том, что не поехал с ними. А ещё он 'жутко соскучился' и 'безумно её хочет'.
Гриша писал, что всё у него хорошо. На пасеке и отчима тоже полный порядок. Все друзья и родственники живы и передают ей привет. Дело продвигается не так быстро как хотелось, но он 'сделает всё возможное и невозможное', чтобы она смогла вернуться домой как можно скорее. Потому что он 'безумно соскучился' и 'дико её хочет'.
Ольга довольно заулыбалась. Всё хорошо! Оба ждут! Оба скучают! Оба любят! Кирилл снова расхохотался. Ну, ты даёшь!
Ночевать он отправился к Мирославу. Не принято здесь холостому мужчине с незамужней женщиной ночью находится под одной крышей. Бес может попутать. Да и друга проведать надо. Ольга и сама 'беса' побаивалась, поэтому с облегчением заявила, что 'дружба - дело святое'.
Утром она ещё нежилась в постели - суббота, когда услышала удары топора. Поднялась, накинула шубейку вышла на крыльцо. Что ж ты в избу не зашёл? Чаю бы попили. Кирилл заворчал снисходительно:
- Любите вы, горожане, день с чаепития да завтрака начинать. А в деревне так не принято. Прежде чем поесть, надо потрудиться. Аппетит нагулять.
- Горожане! - передразнила его Ольга. - Сам-то далеко ушёл? В деревне - то когда был последний раз. Если вообще был?
- Был! И даже жил. В этой самой деревне и жил. Всё моё детство здесь прошло.
И дом это - мой. То есть не мой, а деда моего.
Ольга была настолько потрясена, что молчала. Пока подтапливала печь, чтобы подогреть чайник, он рассказывал:
- Родителей своих не помню. Я ещё под стол пешком ходил, когда их лагерные конвоиры убили. 'Случайно!' Искали в тайге сбежавших из колонии зеков, наткнулись на отца с матерью, они из города возвращались. Как уж там перепутали, неизвестно. Ошибка вышла. А может и не ошибка. Отец мой золоторил иногда и сбывал свой товар в городе. Так было и в тот раз. Денег при себе должен был иметь много, но только ни у него, ни у матери в котомках ничего не нашли. А мать моя беременная была. Братика мне обещала. С тех пор и запретили уставщики сельчанам в город ходить. Короче, вырастил меня дед. К двенадцати годам определил он меня к отцу Мирослава в ходоки. Сначала под его строгим присмотром через тайгу ходили, а потом и сами. Однажды намыли мы немножко золотишка и понесли в город, чтобы обменять на бусы да серьги. Женихи уже. Нам уже имена невест назвали во время субботней службы. Вот-вот сватовство, а мы без подарков. Пригласил нас в дом один важный чиновник. Он скупал у таких как мы старателей золото. Уж не знаю: из каких таких соображений, но провёл он нас в гостиную, чаю попить, отдохнуть. Сидим, молчим, пока он там золото взвешивает, озираемся. А у него все стены иконами увешены. И ни какими-нибудь дешёвыми, а старинными, нашими староверскими, четырнадцатый - шестнадцатый века, не позже. В нас аж закипело всё. У нас в часовне таких святынь нет, а у них на стене в качестве украшений. В общем, вернулись мы с Мирославом в деревню, как одержимые. Опять же взрослым ничего не говорим. Короче, удумали мы этого чиновника 'грабануть'. Как словом, так и делом: всё продумали. Собак усыпили, сигнализацию отключили, залезли и поснимали со стены иконы, а по пути (видно, без беса здесь не обошлось) прихватили цацки там всякие: колечки, серёжки, чтоб невестам своим подарить. На них и погорели. Чиновник суров оказался, так лютовал, что дали нам несовершеннолетним, как взрослым по 'пятерику'. Ещё и потому, что цацки-то у нас изъяли, а иконы мы к тому времени успели спрятать. И не выдали. Отказались, так сказать, сотрудничать со следствием. Правда, Мирослава за примерное поведение выпустили через три года. Ну, а я не таким 'примерным' оказался. С малолетки меня во взрослую колонию перевели. Я втянулся. Понравилось. Не столько воровать хотелось, сколько ментам нос утереть. А Мирослав иконы из тайника вытащил и сюда в деревню. Старики наши и по сей день на него молятся. За веру истинную пострадавший. Невесту ему снова определили, та-то уже замуж вышла. И ни какую-нибудь, а первую красавицу на деревне - Домнушку. Теперь староста - уважаемый человек. Ну и я не на последнем месте...
Ольга слушала Кирилла, забыв про печь, и про чай. Вот же как бывает в жизни! А я всё думала, как ты вором заделался. Оказывается, хотел, как лучше, а получилось... как получилось.
-Давай, хозяйка, чай пить. Да потом пойдём на улицу, буду тебя дрова учить колоть, а то зима долгая...
Несколько раз Домнушка показывала Ольге, как это делается, но всё безрезультатно. Кирилл пояснил, что колоть дрова и косить траву - это в деревне самая лёгкая работа, поэтому традиционно считается женской. У мужчин работа другая: охота, пашня, обслуживание гидростанции, строительство. Добыча серебра и золота, конечно. Только об этом не принято говорить. Охрана опять же.
Дважды Кирилл объяснил и показал на примере, как это 'легко рубить дрова'. Ольга принялась за дело. Первый раз совсем промахнулась. Вместо чурки попала в чурбан. Второй раз попала, но топор почему-то отскочил от чурки чуть ли не в зубы ей. Вспомнилась картинка из учебника русского языка 6 класса 'Как Стёпа дрова колет', стало смешно. Кириллу это не понравилось.
- Во-первых, ты неправильно стоишь,- заявил он.- Ноги нужно расставить шире. Колени чуть присогнуть. Да не согнуть, а чуть присогнуть. Вот так.
Он подошёл сзади, приобнял Ольгу, слегка приседая.
- Теперь колени распрямляешь, и рука пошла вниз. Большого взмаха делать не надо, а то ты меня убьёшь. Сила не в замахе, а тяжести топора. Колун тяжёлый, он сам всё сделает. Главное правильно опустить руку. Ну!
От его близости, запаха, волнующего голоса и 'глупых' объяснений Ольга перестала соображать, что происходит. Её рука в его руке поднимала и опускала топор. Вверх - вниз. Плавно опускаем. Снова: Вверх - вниз. Плавно. Вот так! Левой рукой он уже прижимал Ольгу к себе. Заставляя повторять однообразные движения, зашептал: никаких резких движений. Колоть дрова - искусство 'почти эротическое'. Боясь выдать своё волнение, Ольга вцепилась в топорище так, что вскоре занемели пальцы. Не выдержала, выдохнула из себя: пусти! Он убрал левую руку с её талии. После нескольких взмахов она увидела, что у неё получается. Чурки раскалываются на ровные поленья и падают к их ногам. Процесс так увлёк её, что она не заметила, как Кирилл перестал ей помогать. Расколов чурок пять, она взглянула на него. Он сидел на большом чурбане, смотрел на неё, слегка прищурясь и явно наслаждаясь приятным зрелищем:
- Ты чего? - спросила Ольга.
- Красиво стоишь, - проговорил он и облизнулся.
Ольга кинула в него поленом. Промазала. Вернее, не промазала, он увернулся. 'Вёрткий', - подумала Ольга и рассмеялась:
- Пойдём в избу, дети проснулись, наверное...
Дети действительно проснулись. Даже Катенька уже сидела среди груды подушек и сосала большой Чупа-чупс. С трудом Ольге удалось заменить его на печенье. Каша-то ещё не готова. Наскоро позавтракав, дети уселись: Андрей за новые книжки, Аннушка за детский Ноутбук, на нём электронный диктор обучал складывать слоги, читать слова и записывать их специальным маркером.
Занимаясь обедом, Ольга спросила Кирилла, о том, как продвигается 'их дело'. Он вздохнул. С покушением ещё ничего неизвестно. Пока знаем одно - это точно не 'Зинуля'. Увидев удивлённо-вопросительный взгляд Ольги, он пояснил. Гриша, твой, выяснил, что она в Швейцарии с ребёнком находится. Оперировали его там. Сейчас готовят вторую операцию. В общем, ей не до тебя. Я пока не могу понять, связано ли это с 'антоновыми делами' или кому-то ты ещё дорогу перешла, Оленька? Вспоминай! Ольга рассказала, о том человеке, который следил за ней. А откуда ты знаешь, что он на Антона работал? Я их вместе видела. Кирилл задумался. Да кстати, я же узнал где твоя подружка Марго 'чалиться'. Ольга с нетерпением заёрзала:
- Рассказывай.
- Неподалёку отсюда. Под Красноярском. Так что пиши 'маляву' - передам и 'грев' от тебя сделаю хороший. Заодно и справки наведу.
- Какие?
- Если покушение на тебя связано с криминалом, то на зоне могут знать. Или наведут на того, кто что-то слышал. Понимаешь?
- Нет. Как это? Ведь они связи с внешним миром не имеют.
- Имею. Ещё как имеют!
За завтраком он проговорил:
- Сказать тебе хочу. За Антонов бизнес хорошие деньги предложили. Я согласился.
Ольга поперхнулась:
- Как согласился? Без меня? Не посоветовался?
- Ты же знаешь моё правило: выслушай женщину и сделай наоборот.
Ольга вспыхнула:
- Но ты ведь даже 'не выслушал'!
- Не было же тебя рядом. А потом я знал, что ты будешь против.
- Всё ясно с тобой. - Ей хотелось заплакать.- Обещал интересы крестницы защищать...
- Я и защищаю. У Антона бизнес напополам с криминалом. Опасно с ним дело иметь. А здесь деньги, в самом деле, реальные. К тому же нам отдают право на владение всем автомобильным сервисом.
- Кто отдаёт? - не поняла Ольга.
Кирилл замялся. Как бы тебе объяснить. Весь бизнес поделен на сферы влияния. Наша сфера теперь ремонт и обслуживание автомобилей. Я уже дал распоряжение скупить все бывшие ханские СТО. С директором твоим разговаривал. Он - за. Только людей ему ещё толковых подтянуть надо. Одному трудно. Я думаю, надо сделать его Генеральным, а ему в помощь на каждую станцию по заместителю. Кого посоветуешь?
Ольга уже перестала сердиться. Автомобильный сервис - это хорошо. В этом я уже хоть что-то понимаю. Да и Воронок у меня, правда, не заменим. Думаю, можно Хромова поставить заместителем. Он механик отличный. Его на большую, на Романенко, Женьку, брата моего на ту, которую у Бейжана купили. А сколько мы ещё можем открыть станций на те деньги, что ты выручил с Антонова бизнеса. Много! Но для начала две-три ещё. Ольга задумалась. Есть ещё Илья, друг Игоря, Иринин муж, у него тоже опыт имеется, да и в институте он учился. Не знаю только: доучился или нет. Ну и Гришу тоже!
Кирилл хмыкнул:
- А он справится? Хватит у него на всё время? У него свой бизнес большой, да ещё
начальник твоей охраны. К тому же он сейчас одержим идеей, найти того, кто тебя заказал.
Ольга недоумённо подняла брови:
- Меня сейчас нет. Так что охранять некого... А какой такой 'свой бизнес' у него есть? Чем он занимается?
- Как какой? А бордель ханский? Ты что не знала?
Ольга почувствовала, как отнимаются левое плечо, рука. Дышать стало тяжело.
- Как бордель? Он же его продал... - неуверенно проговорила она.
- А ты договор купли-продажи видела? Нет. Ты ему Генеральную доверенность выписала? Вот, он 'сам себе' от твоего имени и продал его. Я точно знаю, он мне сам говорил.
- Как сам себе? Что ты говоришь? Откуда у него такие деньги? Он мне за него столько отвалил.
- Этого я точно не знаю. Но, по-моему, он взял деньги в долг у кого-то под большие проценты. Вот сейчас и крутится. Заодно и гостиницы 'контролирует'.
Ольга испугалась:
- Как же так, я ему не разрешала!
Кирилл посмотрел на неё лукаво:
- Ну, наверное, он не из тех пай-мальчиков, которые безоговорочно слушаются взрослых тётенек, даже таких хорошеньких, как ты.
- Да. Не из тех,- задумчиво прошептала Ольга.
И вдруг до неё дошёл смысл слова 'тётенек'. Она тут же упёрла руки в боки, как тётя Настя и заговорила:
- Вот, зачем ты сейчас сказал слово 'тётенек'? Обидеть хотел? Намекаешь, что я ему не пара.
Помолчала:
- Я это и без тебя знаю. Но совсем не из-за возраста. Я старше его всего-то на два года.
- Тогда почему?
- Он брат Игоря. Вроде, как родня мне. Да и свекровь против. Уехала, как про нас узнала, и ни слуху, ни духу. А она же бабушка внукам.
Внезапно ей овладела паника. Гришка... Гриша... Гришенька! Страшно мне за него. Мальчик мой... А ну, как не рассчитается вовремя? Что будет? Кирилл обнадёживающе похлопал её по руке:
- Рассчитается - не переживай! Там знаешь, какие деньги делаются! Твои пять СТО
столько доходу не принесут в год, как его бордель в месяц.
Вслушиваясь в слова Кирилла, Ольга подумала: до чего же все мужчины одинаково мыслят. Примерно то же самое сказал ей как-то и Гриша... Да! Чего-то в этой жизни она явно не понимала и... не принимала.
Глядя на её взволнованное лицо, он снова погладил её по руке. Да успокойся ты. Всё у него хорошо. Бордель отличный. Я там был. Он такой ремонт отгрохал. Девчонки молоденькие, хорошенькие. Ниночка (чернявенькая такая, помнишь?) у них за старшую. Гришу твоего они обожают. Ольга занервничала ещё больше:
- Ты так говоришь, как будто это нормально.
- Что нормально? - переспросил он.
- Нормально: жить за счёт женщин?
- Я думаю, у них взаимовыгодное сотрудничество. Во-первых, он им условия предоставляет. Сама знаешь, какая там площадь. Отопление, освещение, охрана, дворники, уборщики и так далее. Это всё денег стоит. Во-вторых, налоги. Он же зарегистрировал здание как частную гостиницу. Это тоже кругленькая сумма.
- А милиция? - спросила Ольга.
- Что милиция? Ах, да ещё и милиции платить надо. Тоже деньги. Медицинское обслуживание дорогое. Кстати, забыл сказать, доктор там твой подрабатывает и, по-моему, доволен.
- Кем подрабатывает? - не поверила своим ушам Ольга.
- Кем? Кем? Доктором, разумеется. Я думаю, если женщинам нравится, то...
Ольга не дала ему договорить:
- Нравится?! Да, как может нравиться торговать собой?!
Кирилл удивлённо уставился на неё, покачал головой:
-Ты о чём говоришь-то? Торговать собой. У нас свободное государство. На рынке труда эта профессия востребована. Так что...
Ольга хотела его перебить, но он, усмехнувшись, спросил:
- А ты разве собой не торгуешь?
Ольга опешила:
-Я?!
- Ну да, ты. В школе? Ты ведь тоже продаёшь свои услуги. Интеллектуальные, но услуги.
- Ну, знаешь, учительница и проститутка - это вещи несопоставимые.
Он видно решил её окончательно взбесить, потому что съёрничал:
- Судя по зарплате, да. А что касается торговли собой, все в этом мире торгуют тем, что считают возможным продать: кто умом, кто телом, а кто совестью.
Не найдя аргументов против, Ольга отвернулась в окно. На улице мела позёмка. Опять калитку и двор занесёт - чистить придётся. Она вздохнула. Кирилл решил, что убедил её. Поднёс к губам её руку, поцеловал и прошептал:
- Уходить надо мне, а не хочется.
- Куда уходить? - Не сразу сообразила Ольга.
- Туда. Он махнул рукой на тайгу. На большую землю.
- Когда?
- Сейчас, пока не стемнело. Хотя 'стемнеет' - это понятие условное. Полярная ночь.
- С чего вдруг?
- Позёмка замела - значит, скоро метель начнётся, а метели здесь долгие. На неделю не меньше. Площадку вертолётную снегом завалит.
Ольге вдруг захотелось, чтобы он остался. Хорошо с ним, спокойно, надёжно. Она робко взглянула на него:
- Уйдёшь опять надолго?
- Я думаю, до весны смысла нет срываться вам отсюда. Здесь хорошо, отдыхай душой, закаляйся телом. Ты нам всем здоровенькая нужна. А в гости как-нибудь приду. Мирославу обещал Ноутбук и дисков привести, с серьёзными фильмами.
- Подожди. Так внезапно собрался. Я даже ничего в дорогу не приготовила.
- Ничего. Я на лыжах - быстро. Часа через два буду на площадке, а к ужину дома.
Да и Домнушка, мне уже котомку приготовила. - Он поднялся из-за стола.
- Письма-то передавать будешь? - спросил лукаво.
- Буду, - твёрдо сказала Ольга.- Два. Марго и Сергею.
Кирилл удивлённо вскинул брови:
- А-а?! И всё?
- Всё! А этому... (она имела в виду Гришку) передай на словах...
Пока соображала, как бы это поделикатнее выразить то, что она о нём думает, опять занервничала:
- Пусть будет осторожнее. Волнуюсь я за него...
И ни с того, ни с сего добавила:
- И за тебя, очень...
Он обнял её за плечи. Она прижалась, услышала его сердце. Бьётся спокойно, ровно, даже пульс не участился. Надо же! А ну-ка? Приподнялась на цыпочки, прикоснулась губами к его небритой щеке, потом к губам. Он не шевелился. Словно окаменел. Ольга вопросительно посмотрела на него и шепнула:
- Я один раз. Можно?
Он пришёл в себя и снова попытался стать ироничным и лукавым:
- Ты думаешь, одним разом обойдёмся?
Ольга впилась в его губы. Он тут же ответил страстно, нежно, маняще. Задышал быстро.
- Всё. Нужно остановиться,- подумала она, но поняла, что это не так просто сделать.
Первым остановился он.
- Довольна? - усмехнулся Кирилл.
- Нет...- разочаровано протянула Ольга.- Ещё хочу!
Он приложил палец к её губам и проговорил:
- Я предупреждал... Но нельзя!
- Это почему нельзя? - шёпотом возмутилась Ольга.
- Письмо мешает...
- Какое письмо?
- Как какое? Твоё... Доктору любимому. Или ты уже забыла?
Пристыженная, Ольга опустила глаза. Кажется, я чересчур заигралась. Извини и... прощай!
Он наклонил голову, поцеловал её в макушку и вышел.
20
В Крещенскую субботу после общей молитвы Мирослав пригласил Ольгу с детьми вечерять. Шли мимо Ольгиной избы. Она решила подтопить печь, пока свет не потушили, чтобы потом прийти и сразу в постель. Дети же напрямую последовали с Домнушкой и Мирославом. Подходя к калитке собственного двора, она заметила позади себя мелькнувшую тень. Кто-то тоже домой торопится, - подумала она, входя в калитку. В сенях она набрала целое беремя дров и плечом навалилась на дверь. В этот момент кто-то грубо втолкнул её в дом. Не удержавшись на ногах, она упала прямо на дрова, которые рассыпались по избе. Боль в левом плече резко дала о себе знать. На мгновение Ольге показалось, что она теряет сознание. Она попыталась подняться, но её уже прижимали к полу. Дышать стало нечем. Полная темень. Ольга поняла: 'этот кто-то' натянул ей на лицо её же собственный полушалок и пытается развернуть её лицом вверх. Ему это удалось. Пытаясь освободиться от душившего его платка, Ольга услышала над ухом частое дыхание и сопение. Мужик. Молодой. Жилистый. Ольге с ним не справиться. Уже лезет ей под юбку. Ноги раздвигает. Да что же это такое? Отчаянно замотав головой, она попыталась столкнуть с себя мужика. Шея - потная, из подмышек воняет. Ну, нет! Меня ещё 'вонючие' не насиловали. Она сгруппировалась. И со всей злости двинула ему коленкой между ног. Мужик зарычал и завыл одновременно. Хватку сразу ослабил. Нескольких секунд Ольге хватило, чтобы не просто вырваться из его цепких объятий, но ещё и двинуть ему поленом (рядом лежало!) по голове и выскочить на улицу.
В избу к Мирославу ввалилась, когда вся семья уже стояла за столом. Молились. Увидев растрёпанную и зарёванную Ольгу, все замолчали. Не решаясь пройти, она стала оседать на порог. Первой к ней бросилась Домнушка. Подняла, усадила на лавку. Кивком головы приказала всем детям уйти в горницу. Не для ваших ушей разговор. Аннушка было заревела, но послушалась Ярослава, который что-то шепнул ей на ухо. Мирослав пошёл навстречу Ольге. И без слов всё было ясно. Его интересовало только два факта: да или нет? И кто это был? Отрицая первый факт покачиванием головы, Ольга протянула Мирославу зажатый в кулаке крестик. Успела-таки снять у мужика с шеи. Правда, повозиться пришлось. Тесёмка прочнее всякого рода цепочек, а ногтей нет. Мирослав, побелев лицом, отвернулся к иконе, стал молиться. Потому как дрожали его пальцы, перебирая, узелки на лестовке, она поняла - сердится. Очень! Домнушка повела Ольгу в баню. Кроме ушибов и царапин обнаружила сломанное ребро. Очевидно, когда упала на полено. Дышать было трудно. Больно.
Ужинали втроём в абсолютной тишине. Дети уже улеглись в горнице. Мирослав приказал всем оставаться у них. Утро вечера мудреней. Утром он ушёл без завтрака. Домнушка сказала: к наставнику, Боголюбу, отправился. Разберутся, что и как... К обеду за ней прислали Ярополка. Пока шли в часовню, Ольге казалось, что её ведут на казнь. Главное, чувствовала себя так, как будто была в чём-то виновата. В часовне находились старец Боголюб, Мирослав и молодой мужчина. Краснощёкий. Толи от природы, толи от стыда. Ольга поняла: он! Все молчали. Потом Мирослав сказал:
- Вот - он. Тебе решать, что с ним делать. Как скажешь, так и поступим.
Ольга растерялась. Бог с ним! Пусть идёт с миром. Отче Боголюб затряс старческой головой. Негоже блуд поощрять! Раз простим, два простим. А там и грех!
- Делайте сами, что хотите. Мне всё равно! - расплакалась Ольга.
Вечером Домнушка ей по секрету шепнула, что парня 'сечь будут'. Тридцать плетей. Ольга вздрогнула. Не много ли? Много, но не смертельно! Жить будет. Это ещё хорошо, что ты не девка, а за девку родители бы могли и насмерть засечь. У нас с этим строго. Пришёл Мирослав, сказал, что сделал ей прочную щеколду. Можешь закрываться.
И вздохнул:
- Сколько себя помню, никогда в деревне не запирались ни на какие засовы.
Заметив, что она смутилась, Мирослав съязвил:
- Бес, что ли в тебе сидит. Дня не прошло, чтобы мужики мне насчёт тебя предложения не делали.
Ольга покраснела. Стыдно.
- Нет во мне никаких бесов. Просто женщин у вас не хватает, вот они и бесятся. Любая им в радость.
- Не скажи. Любая. Есть же у нас незамужние. Тётка Ненилла, например. Или тётка Аграфена. Что-то к ним не очень-то сватаются.
Ольга вздохнула. Опять покраснела. Слёзы подступили к глазам.
- Да не слушай ты его, Оля,- вмешалась Домна, - этим тёткам по сто лет было уже в прошлом веке.
Мирослав рассмеялся, Ольга заплакала. Домой хочу. К дяде Паше, тёте Насте, Грише, к Грому. Домнушка стала успокаивать подругу. Мирослав погладил её по голове, как девочку. Не плачь. Больше тебя здесь никто не обидит.
Не смотря на просьбу Ольги не предавать это дело огласке, по деревне поползли слухи. Ольга ходила в школу и из школы, не поднимая глаз, часто сопровождаемая Ярополком или Яромиром. Тем более парень после 'порки' разболелся не на шутку. Ольге его жалко. Она даже бальзам ему шаманский пыталась передать. Раны заживляет. Однако мать его Ольгу даже на крыльцо не пустила. Обозвала погаными словами и перед носом калитку захлопнула.
Вечерами Ольга почти никуда не выходила. Выручал Ноутбук и книги из школьной библиотеки. Так много она не читала, даже когда в университете училась. В конце января ударили морозы до 46 градусов. Дети в школу ходить перестали. Ольга тоже. Дома приходилось без конца подтапливать печь. Спасибо Кириллу. Теперь Ольга могла не волноваться. Дров было много. А если что, наколоть она сумеет.
Пару раз наблюдали ночью яркие вспышки на небе. Мирослав говорил, что это северное сияние. Пока только сполохи, а в марте такая красота начнётся. Ольга не обрадовалась его идее наблюдать северное сияние здесь в марте. Вот только Кирилл появится...
Первый день февраля выдался также морозный. Ольга натаскала дров и без конца подкидывала в печь. Её знобило. Может, простыла, а, может, нервное. Спать легла вместе с детьми на печке. Теплее, да и спокойнее. Не так чувствуется одиночество и собственная ненужность. Ворочалась, ворочалась, пробовала читать при свечке. Не получилось. Цепляясь мыслью за мысль, стала вспоминать...
'Наступление' 'их первой беременности' Игорь решил отметить поездкой в Москву. Просто недельку поболтаемся и посмотрим столицу. Ольга предпочла бы 'болтаться' в Петербурге. Там некогда жил и творил её любимый поэт Александр Блок. Но перечить мужу не стала, тем более, что он сказал, 'в следующий раз'. Ольга успокоилась. Уже убедилась - он слов на ветер не бросает. В Москве она бывала только проездом. Казанский вокзал, Ленинградский, Белорусский. Университет, Горки, обзорная экскурсия по Кремлю, Мавзолей - снаружи и, разумеется, известный на всю страну Чиркизовский рынок. Но Игорь изменил порядок. Сначала ювелирный салон, затем ресторан. Такое событие надо отметить. Отмечали в ресторане с патриотическим названием 'Русский'. В vib-зале, расписанном под гжель. Почему Игорь выбрал именно этот ресторан, Ольга не знала. Да, ей и всё равно... С ним ей было везде 'хорошо': и в дорогих платьях на шикарных 'светских' приёмах, и в домашнем халате на маминой кухне. Во время 'праздничного ужина' между белужьей икрой и чьими 'жареными мозгами', под музыкальное сопровождение Любы Успенской он и поделился с ней истинной причиной их приезда в Москву. Он хотел поработать в архивах Загса. Как-то младшая бабуля проболталась ему, что в Ольгинах жилах течёт дворянская кровь. Ольга знала, что её прапрабабушка из дворян, но никогда не придавала этому значения. Какие там дворяне! Кровь их голубая, какой только не разбавлена. Начала всё та же прапра. В Сибири она оказалась в начале XX века. Причина неизвестна. Скорее всего, после студенческих волнений. Так как училась она в Смольном институте в Петербурге. В глухой сибирской деревне она была единственной грамотной женщиной. Ей разрешили открыть школу. От неё и ведётся учительская династия по женской линии в их семье. Она же первая и изменила своим корням. Вышла замуж за уездного лекаря. Родила ему дочь (старшую бабулю), которая в свою очередь, обвенчалась с учителем. Та (младшая бабуля) пошла ещё дальше, в смысле пренебрежения традициями. Отдала своё сердце, а заодно и руку, колхозному агроному. Впрочем, тоже человека учёному. Что касается мамы, первый раз она вышла замуж (ещё в институте) за инженера-строителя. Прожили они два беспокойных года и разъехались. Вернее, уехала она. Домой в деревню. Благо институт успела закончить. Устроилась на работу в школу, а через три месяца родила Ольгу. На семейном совете было решено, Ольгиному отцу ничего не сообщать. Дать ей фамилию мамину, а отчество прадедово. Чем уж так 'насолил' её папаша матери для Ольги всегда оставалось загадкой. Об отце она никогда не думала. В смысле, что он есть. А только в том смысле, что он был. А, вполне возможно, что он где-то есть. Найти бы. Просто посмотреть. Да как найдёшь-то! Она даже имени его не знала.
Доступ в архивы получить было непросто. Но Игорь позвонил кому-то. Сказал другу. Хотя у друга - женский голос. Исчез часа на три. Два последующих дня он метался между архивами ЗАГСа и КГБ, а Ольга сидела в читальном зале Центральной библиотеки, и, воспользовавшись моментом, читала древнерусские тексты. У неё скоро зачёт. А потом и вовсе дремала в ожидании Игоря, положив голову на старинные фолианты и рескрипты.
К вечеру следующего дня Игорь выяснил, что первоначальная фамилия (до замужества, то есть) Ольгиной прапра была Анненкова. А дворянских родов с такой фамилией в России - много. Среди них были и генерал-адъютанты, и декабристы, и поэты, и художники, и даже руководитель Белого движения, кстати, у них в Сибири. Были и мелкопоместные дворяне и дворяне-однодворцы. А вот звали эту дворянскую прапра, оказывается, тоже Ольга. Игорю это совпадение очень понравилось. Он даже задумался: не дать ли их сыну двойную фамилию: Князев - Анненков. Красиво! И обязывает...
Вечером, после ужина, когда вошли в номер, Ольга обессилено опустилась на банкетку в прихожей. Устала... Игорь рассмеялся. Сразу видно - дворянская кровь -неженка. Он наклонился, стал снимать с неё сапоги. Стянув один, он начал гладить ей подошвы ног и массировать пальчики. Она блаженно потянулась к нему. Он поцеловал её ногу сначала в районе ступни, затем голени, колена и выше. Подхватив на руки, Игорь понёс её в спальню. Ольга слегка запротестовала. А второй сапог? Забыл? Он в нетерпении махнул рукой: потом сапог. Всё потом! У меня для тебя сюрприз.
Ольга толкнула дверь спальни и оторопела. Вся кровать была усыпана лепестками роз: белых, розовых, красных, бордовых. Игорю что-то не понравилось. Прости, любимая.
Хотел как в песне 'лепестками белых роз', а они всё перепутали. Но Ольга была в восторге. Когда он опустил её на кровать, она принялась нюхать розовые лепестки, целовать, подкидывать их, обсыпать его с головы до ног, а потом собирать губами с его лица, груди, живота. Ночь была волшебной, но очень короткой. Утром после душа Ольга незаметно для Игоря снова повалялась в постели. Штук десять лепестков прилепила к своему телу, подготовив тем самым мужу свой маленький 'сюрприз'. Когда они спустились на первый этаж, к ним подбежал портье. Надеясь на похвалу и, разумеется, чаевые, он замер в умильном ожидании. Но Игорь отозвал его в сторону и разражено начал его отчитывать. Ольга услышала только что-то про ближние и дальние цветочные магазины. Лицо парня сразу сделалось несчастным. Прощаясь, Ольга ему ободряюще улыбнулась и протянула руку. Парень слегка сжал её пальцы и наклонил голову. Поцеловать не осмелился.
На мгновение Ольге показалось, что она чувствует на себе горячие, обжигающие поцелуи Игоря. Снова захотелось выть и молить, молить Бога о невозможном. Уткнулась в подушку. Толька она знает все её тайные мысли и желания. Подушка тоже раскалилась. Дремать передумалось. На печке стало невыносимо жарко. Ребятишки разметались во сне, разомлели. Ничего себе - я накочегарила. Она сдвинула печную занавеску. Пусть из избы воздух поступает. Взглянула в окно. Увидела красные яркие сполохи в окне. Вот уже и сияние. А Мирослав говорил - в марте. Ольга соскочила с печки, подошла к окну и обомлела. Это не сполохи. Это огонь. Пожар. Горит кто-то. Она кинулась в сени. Попыталась открыть дверь. Руки обожгло. Она рванула дверь на себя. И только тут поняла - заперто. Снаружи заперто. Вдруг до её сознания дошло. Это же они горят. Их изба. Она кинулась в дом. Дети! Сквозь потолочные доски в избу сочился жар и еловый смоляной дух. Дыма не было. Успокоиться! Успокоиться! Она осмотрелась. Через окна и дверь не уйдёшь. Подожгли именно там. Значит, остаётся лаз из подполья в дальний овин. Кирилл о нём Ольге рассказал. Раньше в старинных избах такие лазы всегда делали. Это на случай, если маловерные придут или солдаты. Через эти лазы уходили люди в тайгу, прятались. Потом возвращались. Каждая семья свой лаз в секрете держала. Мало ли что! Молодец Кирилл! Как чувствовал, что ей и здесь покоя не будет. Стараясь быть спокойной, разбудила Андрея и Аннушку. Жар становился всё невыносимее, дух тяжёлым. Берите тёплые вещи, одевайтесь, обувайтесь и спускайтесь в подполье. Сама завернула Катюшку в одеяло. Будить не стала - напугается. Аннушка спросонья захныкала. Не полезу - темно. Фонарь? У нас же есть фонарь! Ольга кинулась в сени. Фонарь стоял на лавке. Схватила его. Фонарь был раскалён, как угли. Адская боль прилепила его к ладони. Андрей уже открыл подполье. Умница, сынок. Я буду светить, а вы спускайтесь. Ты понесёшь Катеньку. Идите до конца подполья, увидите большую кадку, она пустая. Сдвинешь её, там подземный лаз. Ребятишки делали всё как надо. Андрей нёс сестрёнку, Аннушка молчала, Катенька спала. Ольга спустилась вслед за детьми, опуская крышку лаза, успела заметить напоследок, как посыпались с потолка яркие огневые искры. Догнав детей, она помогла Андрею сдвинуть кадку. Лаз был большой. Детям можно было не пригибаться. Ольга, наконец, оторвала фонарь от ладони, передала Андрею. Осторожно сынок. Он ещё горячий. Обожженными руками взяла Катеньку и скомандовала: вперёд. Сколько времени они продвигались сказать трудно. Стало холодно. Закутав Катеньку плотнее, она только сейчас осознала, что сама в исподней сорочке и босиком. Наконец, Андрей сказал, что над головой появилась деревянная дверь. Внезапно Ольгу охватил страх. А, если тот, кто поджёг, знает про лаз и закрыл его, как двери. Или стоит там и ждёт их. Она передала Катюшку сыну, упёрлась головой в дверь лаза. Не сразу, но та поддалась. Взяла в руки фонарь. Я первая, вы - за мной! Выбралась в овин. Холодно. Андрей подал ей Катюшку. Та по-прежнему спала. Затем подсадил Аннушку. Доченька, почувствовав себя в относительной безопасности, принялась всхлипывать. Но Ольга прижала палец к губам. Тихо! Нельзя. Дочь тут же притихла. Последним вылез из лаза Андрей. Оставив детей, Ольга направилась к двери овина. Выглянула. Дом их полыхал вовсю. Возле дома суетились и кричали люди. Кто-то пытался выбить оконные рамы. Прислонившись к стене овина, Ольга замерзала, но к ним не приближалась. Кто их знает? Друзья или враги? Помочь хотят или...? Наконец, она различила голоса Мирослава и Домнушки. Подруга причитала, звала её и детей. Её держали, не пускали в дом. Крыша вот - вот рухнет. Ежели и был кто живой, уже не помочь. Слышь, тишина. Не зовут, и дети не плачут. Видно ещё во сне в дыму задохнулись. Домна заголосила:
- Оля! Оля! Люди спасите! Дети же там малые! О-о-о-л-я-я-я...
Она стала садиться на снег. Ольга оторвалась от стены овина, пробовала шагнуть, но ноги не слушались. Замёрзли. Она закричала, но её не услышали. Тогда она закричала сильнее. Результат тот же. Она рванулась из последних сил и прохрипела:
- Игорь! Игорь! Мы здесь.
Уже падая на снег, она видела, как к ней побежали люди.
Её подхватили на руки. Она замычала, указывая на дверь овина. Дети. Сняв с себя полушубок и унты, кто-то из Яромиров стал надевать их на Ольгу. К дому уже бежали люди с вёдрами, стали поливать заборы и клети, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома. Из разговоров Ольга поняла, что дом уже не спасти. Детей и её повели сначала к соседям, потом к Мирославу. Уложив ребятишек спать, Домнушка занялась Ольгиными руками. Смазала обожженные ладони какой-то дегтярного цвета мазью 'на яичных желтках', перебинтовала. Затем стала растирать спиртом ноги. Боль была невыносима. Ольга стонала и, закусив губу, вскрикивала. Закончилась данная процедура, когда ступни покраснели. Домна надела ей на ноги толстенные носки из собачей шерсти и успокоилась. Села за стол. Увидела, что Ольгу по-прежнему колотит озноб, достала два гранёных стакана, налила в них спирту. Давай выпьем. Ты для сугреву, а я для 'бодрости духа'. Женщины выпили, не закусив. Ольгу сразу развезло. Спать! Домнушка отвела её в горницу, занимай любое свободное место на полатях, мужчины всё равно до утра будут на пожаре.
Утром Мирослав устроил ей настоящий допрос. От чего загорелось? Желая только одного, чтобы её оставили в покое, она сказала:
- Сама по неосторожности печурку прикрыть забыла.
Мирослав не поверил:
- Тогда почему не через дверь выходили, а через лаз.
Ольга сдаваться не собиралась:
- Испугалась. Сама не понимала, что делала. Вспомнила про лаз этот, с Кириллом вместе его осматривали. Он говорил, что через него можно дрова носить, когда на улице сильная метель или мороз.
- Всё так. Кроме одного. Если в избе загорелось, почему дым снаружи был?
Ольга пожала плечами:
- Я почём знаю. В доме тоже было дымно и жарко.
- Дымно говоришь? А в подполье дымно было?
Не заметив подвоха, Ольга сказала:
- Нет.
- А такое разве может быть? В избе пол горит, дымно, а в подполье дыма нет.
- Так оно ж закрытое было, пол добротный, без щелей. Как же дым туда попадёт? -глядя ему прямо в глаза, гнула своё Ольга.
- А дырка кошачья на что?
- А я её тряпкой заткнула, чтоб не дуло. Кошки-то у нас нет.
Он разгневался:
- Зачем ты мне врёшь? Я же только с пожарища. Всё осмотрел. Печка целая. И пол возле печки не пострадал, потому что глиняный. Не мог он загореться!
- Значит, искра попала на доски, сухие они - настаивала Ольга.
- А руки чем сожгла?
- Фонарём.
- А фонарь где находился?
На сей раз, Ольга почувствовала подвох:
- У печки стоял, - соврала она.
- У печки? С керосином? И он не загорелся? Пол сухой, стало быть, загорелся, а керосин нет?
- Не успел! Ещё бы немного и загорелся, - чувствуя, что совсем завралась, Ольга отвернулась. Вот это допрос, так допрос. Похлеще чем у следователя.
- Хорошей хочешь быть? Доброй, да?
- Зачем же зря народ баламутить? И так вам беспокойство сплошное от нас.
- Нас жалеешь? Всё ясно. А то, что я всю жизнь свою буду с поджигателем рядом жить? Это как? Сегодня он тебя чуть не спалил, завтра - меня.
- Тебя-то за что? - удивлённо проговорила Ольга.
В глазах его сверкнули лукавые искры:
- Меня, значит, не за что, а тебя есть за что? Тогда говори, за что. А я уже сам разберусь - кто.
Ольга упрямо молчала. Не знаю ничего. Не видела. Не слышала. Проснулась - горим. Голову потеряла. Вот и полезла в лаз. Вспомнила про него.
- Ну, да! Про лаз вспомнила, а про дверь забыла. Вишь, как бывает!
И вдруг Мирослав рявкнул так, что Ольга вздрогнула:
- Велю в холодный амбар посадить на цепь и не выпущу, пока правду мне не скажешь. Поняла?
Ольга дважды кивнула и беспокойно зашептала:
- Правда, ничего не видела, не знаю. Проснулась от жары, глянула в окно - горим. Кинулась в сени, заперто снаружи. Испугалась я очень. И сейчас боюсь. Уходить мне надо от вас. Сообщай Кириллу...
- Кириллу? - он заметался по комнате. - Да я его как Бога боюсь! Что скажу ему?
Избу его спалили, бабу его чуть не изнасиловали, затем едва жизни не лишили, крестницу тоже. Он помощи просил. А я! А он редко помощи просит.
Ольга взяла его за руку:
- Так, давай ему ничего не будем говорить.
- Как не будем? Он придёт, вместо избы своей пепелище увидит, и, думаешь, ничего не поймёт?
- Скажем ему, что это я по неосторожности...
Он присел напротив неё. Внимательно посмотрел ей в глаза, потом похлопал её по руке:
- Чтобы я своему брату названному врал? Из страха... Не бывать этому. Это ни в какие понятия не укладывается. И ты не смей. Жить будете пока у нас, а там он придёт и решим. Накинув полушубок и шапку, он вышел. Из сеней ввалился клубок морозного белесоватого пара. Ольга поняла, что разговор на эту тему закончен.
Кирилл появился дней через пять. По словам Ярослава, долго стоял на пепелище дедовского дома. В дом к Мирославу не пошёл. Направился в часовню. Туда же пошёл и Мирослав. Видя, что мужчин долго нет, Домнушка занервничала. Если Кирилл не зайдёт к ним в дом, то беда. Уже в полной темноте женщины услышали шаги во дворе. Домна напряглась. Не разберёшь: один шагает или двое. Когда в сенях стали отряхиваться, стало понятно, что их двое. Жена Мирослава вздохнула с облегчением. Столько лет дружат, как братья. Нельзя им ссориться.
Кирилл вошёл первым. Взглянул на притихших за столом ребятишек и женщин, подмигнул всем и бодрым голосом проговорил:
- Добрый вечер, народ честной.
Все заулыбались, первыми ему навстречу кинулись младшие Яромиры, затем Ярополк и Домнушка. От какой-то, только ей понятной радости, заплясала на руках Ольги Катюшка. Он подхватил крестницу на руки, подкинул её под потолок. Визг восторга потряс избу. Ещё! Следующей была Аннушка. С Андреем за руку. Ольгу, как при прощании чмокнул в макушку и стал распаковывать рюкзак. Гостинцы привёз. Налетай! Ольга взглянула на Мирослава: одному ему не весело. Тяжело на сердце. Стыдно! Ольга, впрочем, тоже не знала, куда глаза деть. Вроде, в чём-то виновата. Страннее всего было, что он ни о чём не спрашивал, как будто знал всё сам по себе.
Весь следующий день мужчины были задумчивы и немногословны. Вечером ушли. Домнушка сказала 'на сход'. Решать будут, что с твоими душегубцами делать. Ольга встрепенулась:
- А разве известно, кто они?
- Как же неизвестно! Известно!
- Кто?
Домнушка, поняла, что проболталась, и тоном заговорщицы произнесла:
- Парень, что тебя сильничал и мать его, кликуша полоумная. Только Мирославу не сказывай, что от меня знаешь. Это я подслушала, когда он с наставником разговаривал. А так от них добьёшься разве чего-нибудь!
Ольга согласно кивнула. Не скажу. Если признаться, я тоже на них думала. Вернее на мамашу. Я, когда ей мазь предлагала, она мне тогда пророчила какой-то 'жертвенный огонь'. После ужина Мирослав, Кирилл и Ярополк снова ушли. Сказали:
- Скоро не ждите.
Ольга забеспокоилась. Не нравилось ей молчание Кирилла. За целый день с ней словом не перекинулся. На её вопрос:
- Как дела 'дома'?
Буркнул:
- По старому, - и сделав вид, что торопится, вышел в сени.
У Домнушки настроение тоже так себе. Стала укладывать детей спать. Давай и мы ляжем пораньше. Устала я очень. Ольга разделась и полезла на полати к детям. Задремала быстро, но скоро проснулась от ощущения тревоги. Дети сопели. Домнушка расчёсывала волосы. Она всегда это делала на ночь - днём может и не придётся. Ольга вздохнула, вспомнила, как любил Игорь наблюдать за тем, как она расчёсывает волосы. Он говорил, что она свершает 'какой-то магический обряд'. Сейчас волосы отрасли, но до прежней красоты им ещё далеко. Ночь была тёмная, лишь изредка вспыхивали ярко-красные сполохи северного сияния. Ольга посмотрела в сторону окна. Или опять где горит? Домнушка! Подруга молчала. Ольга соскочила с полатей. Пойду - гляну. Домнушка встала ей наперерез. Не ходи! Не велено! Кем не велено? Мужчинами нашими. 'Нашими'? Ну, допустим 'наш' там только один, то есть твой, а моего там нет. Кирилл мне просто друг и крёстный Катеньки. Ольга стала одеваться. Домнушка за ней. Не ходи! А то Мирослав на меня рассерчает, скажет 'не удержала'. Но удержать Ольгу уже, и в самом деле, было невозможно. Замотав полушалок, накинув полушубок и натянув валенки, она выскочила на улицу. За воротами увидела: точно - пожар. Кажется, изба горит на краю соседней улицы. Ольга бросилась туда. Что же это в самом деле происходит? Может, маньяк-поджигатель в деревне завёлся. Пробежав переулок, она поняла, что горит дом её обидчика. Ах, вот как! Она пошла шагом. Приближаясь к пожарищу, она заметила, что вокруг горящей избы на приличном расстоянии стоят люди. Мужчины. И странно было не то, что они стояли, а то, что они ничего не делали. Просто стояли, не предпринимая никаких попыток затушить горящее строение. Среди мужчин она увидела Кирилла и Мирослава. Они стояли рядом. Ольга кинулась к ним. Что происходит? Мужчины одинаково гневно зыркнули на неё. Ты что здесь делаешь? Марш домой! Ольга и не думала слушаться. Кирилл взял её за рукав и потащил от пожарища. Не имея возможности сопротивляться по-другому, она ударила его в грудь кулаком и заорала:
- Не уйду! Пока не скажешь: что всё-таки происходит?
Он пришёл в бешенство. Схватил вопящую Ольгу, перекинул через плечо и поволок её к дому. В избу затолкал, схватив за загривок, как нашкодившего щенка и со словами:
- Ох, ты у меня получишь! - вышел на улицу, приперев в сенях дверь чурбаном для рубки мяса. Испугавшись, Ольга не посмела побежать за ним следом. Она села на лавку, потянула большой палец руки в рот. Грызть нечего. Ногтей совсем нет. Острижены. Из горницы вышла Домнушка:
- Говорила, не ходи. Теперь и мой разгневается
- Что происходит? Объясни! А то снова пойду! - пригрозила Ольга.
- Уставщики решили, что они должны искупить свой грех...
- Как искупить? Не молчи, говори!
- Как раньше...
- Господи, да как раньше-то?
- Через огонь очистительный...
- Какой огонь? Что значит 'очистительный'?
Домнушка вздохнула:
- Ну, слушай. Я от баб слыхала, что кликуша эта, Аграфена, как-то во время моления на твоей голове рога увидела. Это сразу после случая с сыночком её. Вот и пришло ей в голову тебя огнём испытать.
- И что?
- По нашей вере через огонь человек от бесов очищается. Как бы заново рождается. Делается безгрешным. А там уже Господь решает, оставаться человеку на земле или предстать пред его очами в раю. Ты вот очищение огнём прошла, Господь управил тебе ещё жить. Может, из-за деток малых. На них-то грехов ещё не накопилось, чтобы столь мученическую кончину принимать. Теперь их очередь. Аграфены этой и сына её.
- Что, значит, очередь? Их что подожгли? - похолодела Ольга.
- Никто их не поджигал, а приговорили к самосожжению.
- Чему?!
- Да ты глухая нечто или бестолковая. Они сами себя подожгли, чтобы от страшного греха очиститься.
Ольга молчала минут пять. Потом спросила:
- А люди, мужчины стоят там и смотрят... Да?
- Ждут.
- Чего?
- Знамения Божьего.
- Чего?!
- Да, что ж ты бестолковая такая, а ещё учительша. Я тебе объясняю: если Господь захочет их в живых оставить, то даст знак людям ко спасению, а если не захочет, до утра будут ждать, а утром похоронят с почестями, как принявших добровольно мученическую смерть. Теперь им место в раю.
Едва придя в себя от услышанного, Ольга перебила подругу:
- Ты так говоришь, как будто ты во всё это веришь? Средневековье какое-то!
- Верю! - Домнушка бросилась на колени перед иконой. - Верю! И ты верь! Иди сюда, стань на колени и молись. За всех молись: за Аграфену и сына её Федота, за детей своих, а особливо за себя. Любит тебя Господь. Ой, как любит! Да нечто можно Его любовью пренебрегать. Искушать Его неверием. Молись, Ольга!- она стянула подругу с лавки, заставила встать на колени:
- Молись, Оленька! И я буду молиться за тебя. Вместе будем молиться... до утра.
Увидев лихорадочный блеск в глазах подружки, Ольга подумала:
- С ума они, что ли все посходили, если уж Домнушка такое говорит. - И стала молиться. Не за себя, не за детей, не за заживо теперь горящих Аграфену и Федота, а за любовь. Господи, пошли нам всем - любовь. Не страданием очищай нас, а любовью.
Сколько времени они молились, Ольга не знала. За окном тёмная ночь сменилась серыми сумерками. Значит, день настал. В сенях послышался звук отодвигаемого чурбана. Вернулись мужчины. Ввалились вместе с клубами морозного пара, разделились и, будто не заметив стоящих на коленях Ольгу и Домну, прошли в горницу. Спать! С чувством исполненного долга...
Проснулись они поздно, когда вся семья уже отобедала. Сели за стол, принялись трапезничать, как ни в чём не бывало. Ольга вышла из кути, упёрлась руками в стол и змеёй прошипела:
- Может, объясните мне, что здесь происходит?
Мужчины недоумённо переглянулись и хором ответили:
- Обедаем...
- Обедаете?! - вышла из себя Ольга. - Двух человек загубили и 'обедаете'?!
Мирослав посмотрел на Кирилла и неожиданно проговорил:
- Брат, ты должен жениться на этой женщине.
И, увидев удивлённый взгляд Кирилла, добавил:
- Тогда ты будешь иметь право оттаскать её за волосы или плёткой поучить. Я бы на твоём месте делал это каждый день в течение часа, перед тем, как в постель ложиться.
Кирилл, дожёвывая куриное мясо, категорично замотал головой:
- Нет. Ради часа удовольствия, терпеть её оставшиеся двадцать три часа в сутках -это выше моих сил.
Ольга поняла: издеваются. Им весело. Ещё бы!
- Иронизируете? Конечно, весело вам. 'Святое' дело сотворили. Расправились с полоумной бабёнкой, ради чего?!
Кирилл не удостоил Ольгу ни словом, ни взглядом. Мирослав же, утерев рот салфеткой, поднялся из-за стола, перекрестился на образ и изрёк:
- На то была их добрая воля. Истинный христианин, пройдя через испытание огнём, только очищается духовно.
- И что, по-вашему, они очистились?
- Очистились. Я тебе ещё раз повторяю: то был их добровольный выбор - жить с грехом страшным или умереть мучениками.
Понимая, что Мирослава ей не переубедить, Ольга накинулась на Кирилла:
- Ну, они, понятно, тут все на своей 'истинной' вере помешаны... А ты-то? Ты? Вполне адекватный мужик... Как ты мог это допустить? Чуда стояли ждали... Знамения. Знака господня ко спасению. А люди там заживо горели.
- Между прочим, эти люди тебя сжечь хотели, с детьми малыми. Тоже заживо. Ночью, тайком, когда самый сон. Ещё и дверь припёрли. А мы им двери оставили открытыми. Они сами так решили, - перебил её Мирослав. Кирилл по-прежнему молчал.
- Как, по-твоему, они перед Богом с таким грехом могли предстать? А теперь они от греха очистились, по вере нашей.
- По вере, говоришь? Да никакие вы не верующие, а душегубцы. Преступники и... уголовники. Корчите из себя святых.
Кирилл стал медленно подниматься из-за стола. Шагнул к Ольге с таким лицом, что та невольно попятилась. Но он прошёл к вешалке, надел куртку, унты и сказал очень спокойно:
- Собирай ... детей. Завтра, как посветлеет, - уходим.
Ольга так растерялась, что села на лавку. Уходить из этого уютного, чистого, пахнущего пирогами и щами дома в холодную тайгу не хотелось. Она заплакала. Из горницы вышла Домнушка, прижалась к Ольгиному плечу и тоже заплакала. Уйдёшь, подружка, и не свидимся больше. Обе завыли в голос.
На этом испытания Ольгины не закончились. Вечером, после ужина, Мирослав попросил Ольгу задержаться. Разговор есть. Так как мужа у тебя нет, к тебе обращаюсь. Насчёт дочери твоей. Какой дочери? Анны. А что с ней не так? - удивилась Ольга. Да, всё так! Я не в том смысле... А в каком? В смысле таком, что полюбилась сыну моему младшему, Ярославу. Сердце Ольги забилось тревожно. Взглянула на Кирилла. Тот, усмехнувшись, молчал.
- Ка... ка...как это полюбилась? - едва выговорила Ольга.
Мирослав понял, что объяснение будет не из лёгких, поэтому взглянул на Кирилла. Помогай, друг. Кирилл тут же пришёл ему на помощь.
- Ты ничего дурного не думай. Просто Мирослав хочет, чтобы ты оставила Аннушку у них в качестве невесты для младшего сына. А когда она подрастёт, они обвенчаются. Всё честь по чести.
Ольга замерла. Ничего нелепее в своей жизни она не слышала. На лице её отразилось что-то такое, что заставило Кирилла махнуть рукой:
- Я тебе говорил: она этого не поймёт. У них там всё по-другому.
Вдруг из горницы выскочила Домнушка, бросилась Ольге в ноги и зашептала:
- Оленька, не откажи, оставь Анечку нам. А я уже её лелеять и голубить буду, как дочь родную. А насчёт свадьбы не сомневайся, как только ей пятнадцать годков исполнится, обвенчаем их. Вас с Кириллом на свадьбу пригласим.
Ольга начала понимать, что происходит. Они её приютили. Кров ей предоставили, кормили, поили, сколько бед из-за неё перетерпели, а она теперь, если откажет, то будет 'тварь неблагодарная'. Она стала подниматься со скамьи:
- За хлеб-соль хозяева спасибо от души. За то, что крышу мне предоставили и напасти через меня терпели, Господь вас отблагодарит, но дочь... не оставлю.
Резко наклонилась к Домнушке. Да ты сама-то оставила бы ребёнка своего чужой, хоть и хорошей женщине. Кого бы оставила, например, мне? Мирослава или Ярослава? Что молчишь? В доме царила полная тишина. Домнушка поднялась с колен, отряхнула юбку и, поджав губы, ушла в куть со словами:
- Рано или поздно придётся тебе дочь отдать в 'чужой дом'. Так принято...
Мужчины осуждающе смотрели на Ольгу. Она, глядя в лицо Кирилла, прибегла к последнему аргументу:
- А, если Игорь мой жив, и вернётся... Что я ему скажу? Что дочку в благодарность за безопасный ночлег оставила? Так?
Кирилл отвернулся в окно. Мирослав нахмурился:
- Мы тебя куском не попрекаем. Если уж на то пошло, Кирилл твоё проживание с лихвой оплатил. Просто по нраву она ему очень?
Ольга задышала ровнее. По его тону поняла: силой отнимать не будут. И то ладно! И вдруг спохватилась:
- Да, как же 'по нраву'? Ведь ему сколько лет? Он уже парень, почти мужчина, а она ещё ребёнок, ей пять лет только вот-вот...
- Ну и что? Десять лет всего разница. Ты сама-то своего мужа насколько младше? А..? - вмешался Кирилл.
Ольга посмотрела на него так, что он осёкся. Почесал рукой бороду. Бесполезно её убеждать. Им ведь, бабам, не докажешь...
- И не надо нам ничего доказывать. Родите, выносите хотя бы одного, грудью выкормите, а там мы ваши доказательства послушаем.
- Не дал нам Господь такой возможности, - усмехнулся Мирослав,- а то бы....
- И правильно сделал! В этом его самая большая мудрость,- парировала Ольга.- И давайте закончим этот разговор...- хотела сказать 'дурацкий', но не сказала, а снова села на лавку. Мирослав же, наоборот, поднялся:
- Значит, брезгуете сыном моим?!
Ольга умоляюще взглянула на Кирилла. Тот решил прийти ей на помощь:
- Это ты зря, брат! Девочка, и правда, совсем маленькая. Вырастет, сама выберет себе мужа. Там в миру так принято.
- Потому-то у них и творится, что попало: насилие и убийства всякие,- ворчал Мирослав.
- Да. У вас тут тоже, я посмотрю, дела не чище,- похлопал друга по плечу Кирилл.
Тот, поняв его намёк, покраснел, махнул рукой и сказал:
- Давайте хоть вина выпьем. За благополучную вашу дорогу.
Уходили почти в полдень. К этому времени сумерки сменились на серый день. До вертолётной площадки часа три хода на лыжах. Детей повезут на санках. Ольгу тоже. Прощались недолго. Некогда. Да и хозяева были немногословны, видно обиделись на Ольгин отказ. Домнушка заблестела глазами, когда целовала Ольгу и девочек. Аннушке в руку сунула, какой-то оберег. Ступайте с Богом! Молиться за вас буду. Ольгу с Катюшкой везли по очереди Кирилл и Ярополк, Андрея и Аннушку Яромир и Ярослав. Ольга всю дорогу внимательно наблюдала за младшими Яромирами. Беспокоилась за дочку. Однако те вели себя безупречно. Лишь однажды Ольга заметила, как заулыбался Ярослав, посмотрев на Аннушку. Что-то во взгляде его было такое тёплое и до боли родное. Игорь иногда смотрел на Ольгу такими глазами: одновременно удивляясь и радуясь чему-то. Вспомнила, как Серёга Воронков рассказывал ей, что Игорь, когда влюбился, даже растерялся. После их (второй или третьей) встречи утром пришёл на работу, припозднившись. Вид такой умильный и в то же время растерянный. Сел за стол. Видит, мужики смотрят на него, ждут, что скажет. Как работать будем сегодня? А он помолчал минуты две и вдруг обречённо проговорил:
- Всё, мужики! Хана...
Мужики замерли. Думали по работе что-либо. Проблемы? Но он покачал головой и продолжил, сам себе удивляясь:
- Я влюбился...
Теперь уже растерялись мужики. Чтобы Игорь и ... влюбился. Ну, сойтись - разойтись, куда ни шло, но чтоб влюбиться. Такого от него никогда не слышали. Молчали долго. Потом он раздражённо спросил:
- Что делать-то?!
Первый засомневался Антон. Ну, а конфеты, цветы, мороженое - пробовал? Игорь кивнул. И что? Не помогает. Мужики заволновались. Театр? Был. На 'Юнону и Авось' водил. Сидит, смотрит на сцену. Видно, тому, кто про любовь поёт, верит, а мне - нет. Ну, тогда остаётся одно: в постель, а потом в ювелирный салон. Это уже Антон. Он в делах искушения женщин был мастак. Игорь покачал головой. Пробовал... И что? Облом. Вернее, не то чтобы совсем 'облом', только она хочет с точностью до наоборот, плюс штамп в паспорте. Сначала в ювелирный салон, за обручальным кольцом, потом в ЗАГС, а только потом в постель. Мужчины задумались не на шутку. Серёга Воронков первый пришёл в себя. Понял, что об Ольге речь. Игорь ещё на его свадьбе справки наводил: кто такая Ольга с длинной косой. Похлопал его по плечу и говорит:
- Ольгу я тебе обижать не дам. Влюбился?! ... Женись...
Антон запротестовал:
- Прямо так сразу и - женись. Надо к ней присмотреться хотя бы. Узнать её получше.
Серёга Хромов не согласился с Антоном:
- А к ним, сколько не присматривайся, всё равно не поймёшь. Она вечером ложится спать одна, а просыпается другая. За ночь перерождается что ли? Женись, Игорь. Третьим будешь, в нашем полку. Он указал на себя и Воронкова. А там и Антоха. Хоть на свадьбе погуляем. Вон на Серёгиной погуляли - есть, что вспомнить.
На том и порешили мужики.
Когда дошли до реки, берега которой были достаточно круты, лыжники сняли ремни. По одному спустились вниз. Два других встали сзади на полозья, расставили руки. Ольга поняла для сохранения равновесия. Спуск был потрясающе страшен, но когда он закончился, и сани точно остановились у ног Кирилла, Ольга пожалела, о том, что всё уже позади. Детям, похоже, это тоже понравилось. Они упросили Кирилла съехать ещё раз. Он разрешил. А вот забираться на противоположный берег было трудно. Ольге стало неловко. Она попыталась идти сама, надев одни из запасных лыж. Несколько раз она поднималась на определённую высоту и скатывалась, а то и кубарем сваливалась вниз. И только поняв, что Кирилл начинает терять терпение, она села в санки. Ярополк поднял её на крутой берег реки со скоростью молодого оленя. Начинало темнеть. Ходоки прибавили шагу. Им ещё обратно возвращаться. Желательно посветлу.
Вертолёт был уже наготове. Кирилл скомандовал:
- Сразу грузимся в вертолёт, а то погода может поменяться в любую минуту.
Ольга протянула руку каждому из Яромиров. Они наклонили головы. Ольга понял: просят благословения. Она благословила их так же, как сделала Домнушка, перед их отходом. Когда коснулась лба Ярослава губами, сердце её дрогнуло, и она шепнула:
- Не передумаешь на ней жениться, приходи лет через двенадцать - тринадцать...
Он обрадовано кивнул и вдруг, нарушив строгий обет молчания, шепнул:
- Не передумаю,- а затем крикнул на ходу, едва поспевая за братьями:
- Я приду! Я обязательно приду!
Ольга, едва не разревевшись, помахала ему рукой.
В вертолёте долго молчали. Потом Ольга спросила у Кирилла:
- Куда летим?
Тот посмотрел на Ольгу, уже засыпающих ребятишек и, тоже зевнув, произнёс:
- В тундру!
- Куда?!
21
- В тундру! - улыбнулся он лукавыми глазами. - Помнишь песню:
Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам,
Шкурой белою медвежьей брошу их к твоим ногам... - Это про нас.
Ольга рассердилась:
- Не хочу в тундру. Хватит над нами экспериментировать. Домой хочу. На вотчину.
- Нельзя пока. Опасно там.
- Ты уже однажды нам безопасность гарантировал.
Кирилл озабоченно почесал бороду:
- Да, я-то здесь причём! Это у тебя потрясающая способность наживать себе врагов. Вот, в тундре тебе и самое место. Будешь жить в яранге одна. На сто километров вокруг никого.
Ольга отвернулась в окно, чтобы не смотреть на эту 'ехидно ухмыляющуюся рожу'. Как ей, вообще, пришло в голову - довериться этому человеку. Ну и что, что он друг Антона? Лучший. Знаем мы, как 'лучшие' друзья могут поступать! На примере того же Антона. Да! Одна надежда: Катеньку - крестницу свою - он не поселит у чёрта на куличках.
Спустя три часа вертолёт приземлился на том же аэродроме, с которого они улетали три месяца назад. Ольга поняла: прилетели в Салехард. На город уже опустились густые сумерки. Из окна машины Ольга и дети с любопытством разглядывали неказистые, деревянные строения, сделанные, как им казалось, ещё в далёком 19 веке; у некоторых домов сохранились дощатые тротуары-настилы.
- Большая деревня, - подумала Ольга и заскучала.
Наконец, показались, сначала, двухэтажные деревянные, а потом и многоэтажные кирпичные дома. Центр города. Освещение, блеск фонарей и витрин магазинов. Машины. Цивилизация. Затем пустырь, и как будто из-под земли выскочили двухэтажные и трёхэтажные особняки. Штук десять. Около одного из них и остановилась машина. Кирилл вышел. Ворота отворились, и Ольга с детьми оказались перед крыльцом большого бревенчатого особняка, с расписной узорной крышей, резными ставнями и высоким крыльцом. Сказочный терем...
- Ничего себе, 'яранга', - подумала Ольга и чуточку успокоилась.
Навстречу им уже бежали два широкоплечих парня. Помочь, если надо! Одному из них Ольга подала Катеньку, второй помог выбраться из машины Аннушке. Когда они ступили на высокое крыльцо, дом засверкал разноцветными огнями, и раздалась музыка. Ребятишки пришли в восторг. Ольга озиралась по сторонам. Возле крыльца - две огромных ели. Тоже переливаются гирляндами огней. А она думала: в тундре только карликовые берёзы растут, да ягель. Один из охранников пояснил, что ели здесь растут. Но эти привезли перед новым годом из тайги для украшения. Ольга вздохнула: жалко. Парень недоумённо пожал плечами. Что их жалеть-то? В тайге их вон сколько!
С высокого крыльца попали в большую оранжерею. По обеим сторонам от двери росли такие уникальные деревья, что многие дендропарки обзавидовались бы. Прогулка по дендрарию запланирована на послеобеденное время, а сейчас просим в дом. Разбирать вещи, мыться и отдыхать, пока готовится обед.
Они прошли в большую красивую прихожую, отделанную также в старинном русском стиле. Резные ножки у столов, стульев и диванов. Кружевные рамки многочисленных зеркал, лестница, ведущая на второй этаж. Действительно, как в русскую сказку попали. Их провели на второй этаж. Каждому отвели по комнате. Даже маленькой Катюшке. Но Ольга сказала, что девочка останется с ней. Пришла горничная. Засуетилась. И вскоре маленькая кроватка с ворохом детских вещей стояла в Ольгиной спальне. Горничная выразила желание помочь Ольге вымыть девочек. Ольга согласилась. Когда раздевала Аннушку, увидела у неё на шее ниточку искусственного жемчуга. Бусики. Те самые, которые Ярослав выбрал тогда для своей невесты. И, когда успел надеть-то. Хотела снять, Аннушка сказала: нельзя. Ольга неодобрительно закачала головой, но настаивать не стала. В русской бане они плюхались часа полтора. Ольга заторопилась: ещё мужчинам - мыться. Но горничная, Дарья Петровна, сказала, что в бане есть и мужское отделение. Так, что мужчины, скорее всего, уже вымылись и ждут их. Оказалось, нет. Мужчины парились. Поэтому у Ольги и девочек было время привести себя в порядок. Дарья Петровна открыла плательный шкаф в Ольгиной комнате. Вещи для вас приготовлены - выбирайте. Ольга стала перебирать платья, юбки. Всё новое, с этикетками. Зачем столько? Что вам не подойдёт, в церковь снесём. Отдельный ящик с бельём. А это что? Джинсы! Давно не надевала. Непривычно. Да и обед, судя по всему, будет торжественным. Ольга выбрала блузку и юбку, много ниже колен. Как-то вдруг внезапно почувствовала, что ей неловко выставлять свои колени на показ.
- Наверное, старею, - подумала она, глядя на себя в зеркало. - Хотя... как говаривала одна западная актриса: 'раньше я была молодая и красивая, а теперь просто -красивая'.
Когда он спустилась вниз и прошла в столовую, всё семейство, не исключая и малышку, чистое, причесанное и притихшее сидело за столом. Увидев 'красивую' маму без платка и длинной домотканой юбки дети пришли в восторг. Первой зааплодировал Андрей. Как истинный мужчина, он знал толк в женской красоте. Даже, если эта красота - мамина. Кирилл поддержал его. Дольше всех хлопала в ладоши Катюшка.
Обед был королевский. Общее впечатление портило только то, что старшие дети совсем разучились пользоваться столовыми приборами. Особенно ножом и вилкой. Надо заняться их воспитанием. Кирилл, сбрив бороду, уже не казался Ольге таким суровым и дремучим, как несколько часов назад. Он налил Ольге вина, сказал небольшой спич, и Ольге стало хорошо. Очень хорошо! Как дома. С тётей Настей, дядей Пашей и Гришей. Нет... про этого 'мерзавца' лучше не думать. Сутенёр! 'Девчонки от него без ума',- вспомнила она слова Кирилла. Ещё бы им не быть от него без ума - Казанова! Или нет... Дон Жуан! Ольга заволновалась 'организмом' и внимательно присмотрелась к Кириллу. Не красавец, конечно, но приятной наружности. Волосы тёмно-русые, глаза... зелёные. Неужели? Разве такие бывают? Сидит далеко, напротив. Как бы их поближе рассмотреть?
- Можно я пересяду к тебе ближе? - спросила она, как школьница, слегка приподняв руку.
Он удивился толи её жесту, толи её просьбе и растерянно проговорил:
- Конечно.
Ольга села на свободный стул рядом с ним. Под столом 'нечаянно' задела коленом его ногу. Он вздрогнул, взглянул на Ольгу пристально. Зелёные! Самые настоящие. Как молодые елки в лесу. Откуда-то в памяти возник мотив и слова песни:
Ночи, ночи раскаленные, сон травою шелестят,
И беды глаза, зелёные, неотступные глядят.
- Неужели, это моя новая 'беда'? - подумала она, смутилась и опустила голову, чтобы он не смог прочитать по её лицу: о чём она думает.
Но он уже прочитал. Взял её руку, прижал к губам и сказал:
- Я тебя не обижу! Доверься мне.
В знак согласия она закрыла глаза и положила свою голову ему на руку, как когда-то Игорю.
Салехард оказался не таким уж и скучным городом. Старинная Обдорская крепость. Несколько интересных памятников: комару, оленю, гигантским исполинам. Не говоря уже про Митю. Андрей вертелся около него минут сорок (пока окончательно не замёрз) и сделал заключение: мамонт - бетонный и крашеный, а клыки неизвестно из какого материала, но 'ненастоящие' - это точно! Водитель сказал: какой-то огнеупорный и морозостойкий пластик. Андрей интерес к памятнику потерял. На центральной площади города возле здания мэрии огромный городок ледяных и снежных скульптур необычайных форм и цветов. Горки, ледяные качели. Детям не хватило дня, чтобы всё рассмотреть и испытать. Прихватили второй и третий. Очень весело. Жаль только, что Кирилл с ними не ездит. У него дела.
Во второй половине февраля погода резко испортилась. Стало теплее. Но вместе с тёплым воздухом пришли метели и вьюги. Нос из дома невозможно было высунуть. Но у Кирилла и в доме много развлечений. Сад, компьютер, караоке, бильярд, тренажёрный зал, но, что особенно отрадно Ольге и Андрею, большая библиотека. Андрей любил читать. И этим он был похож не столько на мать, сколько на отца. Игорь тоже любил читать. Он читал всё, что попадалась ему на глаза. Любую книгу, которую Ольга приносила из библиотеки или от подруг, он прочитывал гораздо быстрее, чем она. И иногда, чего греха таить, пересказывал ей сюжеты. Она-то всё прочитывать не успевала. А он успевал! Он всё успевал, потому что никогда не суетился. Кирилл тоже много читает, но книги все какие-то странные: по экономике, обработке металлов, месторождениях нефти, газа и так далее. Хорошо с ним. Спокойно. Вечерами они все вместе. Так сказать в 'семейном' кругу. Катеньку с рук не спускает. Смотрит на Ольгу своими зелёными лукавыми глазами, ласкает её взглядом так, что у Ольги немеют руки и ноги. Вот только спят они в разных комнатах. Она в своей спальне вместе с Катюшкой. Он - в своей, на третьем этаже. Как-то днём Ольга, совершая экскурсию по дому, поднялась на третий этаж. Горничная сказала, что там находится рабочий кабинет хозяина и его спальня. Заглянула в кабинет. Первое, что бросилось в глаза - огромный стол и стеллажи, заставленные книгами. Компьютер, кожаный диван, два кресла. Ольга приоткрыла дверь спальни. В центре большая деревянная кровать, покрытая белым покрывалом. На Ольгу повеяло холодом. Такое впечатление, что на этой кровати никогда не лежала женщина. Она украдкой просочилась в комнату. Легла на безупречно заправленную кровать. Полежала, поёрзалась. А что? В принципе удобно. И покрывало мягкое, пушистое, тёплое. Горничная сказала: из гагачьего пуха. Н-да! Красиво жить не запретишь! Она расправила морщинки на покрывале. Пусть будет, как было. Не зовёт её в спальню, значит, не хочет. Она смирилась, хотя вечерами долго ворочалась в постели и думала о нём. Ревновала его к этому пуховому одеялу. Почему-то оно имеет право прикасаться к его телу, ласкать его, а она, Ольга, нет. Пару раз даже пыталась всплакнуть, но потом передумывала. Чувствовала, что начинает влюбляться, но ничего с собой поделать не могла. Пускала в ход все свои женские уловки: томный взгляд, 'нечаянное' касание, 'вздымающуюся' грудь. Видела, что на него действуют. Но до того момента, пока за ней закрывалась дверь спальни.
В конце месяца метели закончились. Стало морозно, но ясно. Ночью всё чаще и чаще Ольга просыпалась от ярких вспышек света. Март месяц - месяц активных магнитных бурь, а стало быть, и интенсивного северного сияния. На всех окнах были плотные шторы, но Ольга ими почти не пользовалась. Пусть сияет. Красиво!
Как-то за ужином она заговорила с Кириллом о природе северного сияния. Он прочитал ей целую лекцию, в которой привёл несколько точек зрения, в том числе и фантастическую. Потом сказал, что северное сияние хорошо наблюдать непосредственно во льдах. Если они хотят это увидеть, он может им устроить такую прогулку. Ольга увидела, как загорелись глаза Андрея. Конечно, хотим!
Дня через три он сказал, что всё готово. Нужно теплее одеваться - скоро за ними приедут. Ольга стала упаковывать детей. На улице, несмотря на весну, 36 градусов мороза. Когда стали выходить из дома, Ольга услышала удивлённые и восторженные крики. Она открыла дверь и увидела, как к крыльцу подъезжали оленьи упряжки. Кирилл! Это просто чудо. Дети ликовали. Здорово! В одной упряжке Андрей с Кириллом, в другой Ольга с охранником, в третьей Аннушка, тоже с охранником. Оказывается, все они, в том числе и Кирилл, могли управлять оленьими упряжками. Катеньку по причине малолетия решено было оставить дома на попечение Дарьи Петровны.
Когда ехали по городу, редкие прохожие на них оглядывались. Парень- охранник сказал, что даже для их города это зрелище - редкость. А теперь опустили меховые капюшоны и закрыли лица. За городом прибавим ходу. И действительно, олени побежали быстрее. За городом ничего нет. Только снег. Впереди снег, позади, справа, слева. И только сверху быстро темнеющее серо-фиолетовыми сумерками небо. Ехали долго. Уставших оленей парни иногда подгоняли криком. Типа: У- е - е -я-я-я! Наконец, приехали. Лёгкие санки остановились одни за другим, и Ольга увидела странное полукруглое сооружение, сделанное из прозрачного льда. Жилище эскимосов. Иглу называется,- сказал Кирилл. Вошли внутрь. Посередине очаг. Горит огонь. Тепло. Можно не то чтобы раздеться, но варежки, капюшоны и даже полушубки можно снять. Ольга поразилась:
- Разве лёд не тает.
- Тает и тут же снова замерзает.
Вокруг очага расстелены шкуры оленьи и медвежьи. Можно отдыхать. Пока отдыхали, пили горячий чай и кофе, небо стало совсем чёрным. То там, то здесь стали проявляться редкие звёздочки и яркие сполохи. Скоро начнётся. Можно наблюдать и изнутри. Сквозь ледяные стены. Зрелище тоже интересное. И действительно небо скоро заполыхало, засверкало, засияло. Появились какие-то разноцветные дуги, напоминающие радугу, которые рассыпались на мелкие звёздочки и дождинки. Сверху дуги венчались причудливыми коронами жёлтого, синего, зелёного и других всевозможных цветов. Сначала дети кричали, как во время праздничного салюта, а потом замерли потрясённые необычайной красотой величественного действа природы. Сполохи, сполохи, сполохи, окрашивающие снег в разные тона и полутона. Они так увлеклись, что забыли про сорокаградусный мороз. Часа через два вспышки стали реже, дуги исчезли, небо почернело. Дети, потрясённые зрелищем, не хотели заходить в иглу. Но надо! Можно замёрзнуть. Кирилл сказал:
- Сияние, как гроза, приходит внезапно и уходит. Иногда за ночь может повториться два-три раза, а иногда бывает лишь раз.
Дети приуныли. Ещё хотим! Он рассмеялся. Хотите - будет! Я прикажу и... будет!
Парни подбросили в огонь какой-то травы. Сухой ягель. Тепла от него много, и дыма нет.
- Неужели местные живут в таких условиях, - поинтересовалась Ольга.
- Сейчас нет. Разве только пастухи иногда. А раньше жили семьями.
- И спать здесь можно? - поинтересовалась Ольга.
Кирилл уставился на неё пристально-зелёным взглядом:
- Можно. Хочешь попробовать?
Ольга смутилась о того, что он понял её слова, как намёк, но глаз не отвела, а наоборот, дерзко уставившись в его глаза, шепнула:
- Хочу...
Парни - охранники, переглянувшись, улыбнулись. Можно детей увозить? Нет. Ещё подождём. Часа через полтора сияние повторилось. На сей раз в небе возникал огромный светящийся шар, который распадался на много маленьких шариков, сосулек и превращался в сверкающую пыль, падающую на землю где-то за линией горизонта.
Вот теперь можно и домой. Укутав детей, Ольга сама посадила их в сани. Вы езжайте, а мы позже приедем. Не позже, а раньше,- поправил мать Андрей,- потому, что скоро утро. Олени сорвались с места и тут же исчезли в темной тишине ночи. Кирилл и Ольга остались вдвоём среди этого холодного, но торжественного безмолвия. Ольга начала дрожать. Кирилл взял её за руку:
- Ты замёрзла? Идём в иглу. Там согреемся.
Ольга послушно последовала за ним. Заметив, что огонь затухает, Кирилл спохватился, что оставил ягель в санках.
- Ты раздевайся и двигайся к огню. Так быстрее согреешься. Я ещё ягеля принесу. Он вышел, прикрыв вход большой оленьей шкурой. Ольга сняла шубу, шапку. Какая здесь температура? Градусов шестнадцать есть. Не Крым, но жить можно. Она подумала и разделась совсем. Догола. Села на ворох оленьих шкур, покрытых шкурой белого медведя. Тепло! Приятно ласкает кожу медвежья шерсть. Нагнув голову, в хижину вошёл Кирилл. Бросив ягель к костру, он глянул на Ольгу и оторопел. Скрестив ноги, она протянула их к огню. Улыбнулась обольстительно и прошептала в ответ на его затянувшееся молчание:
- Ты же сам сказал - раздевайся.
Он хмыкнул и закачал головой. Сглатывая какой-то комок в горле, он протянул ей ещё одну медвежью шкуру, лежавшую по ту строну очага, смущённо произнёс:
- Прикройся, а то замёрзнешь. - И стал подкидывать ягель в очаг.
Огонь взвился до самого верха. Стало много теплее. Закутываясь в шкуру, как в шубу из голубой норки, Ольга 'разочаровано' уставилась на Кирилла:
- Замёрзну? Точно, замёрзну. И останусь здесь в вечной мерзлоте навсегда. Когда-нибудь, лет так через тысячу, меня обнаружит охотник - оленевод, посмотрит и скажет:
- Как же так случилось, что рядом с такой красивой женщиной не было мужчины, который мог бы её согреть.
Ольга заметила, как задвигался его кадык. Уже что-то! Она распустила волосы. Тряхнула ими. Знала, какое магическое действие они производили на мужчин. Впервые пожалела о том, что отрезала косу. Но тут же осекла себя. Коса - это для Игоря. И только! Так... Кажется, я отвлеклась. Она снова улыбнулась Кириллу. Он стал раздеваться. Медленно, очень медленно. Полушубок, свитер, рубашка... Ольга опять начала дрожать:
- Иди ко мне. Я помогу...
Но он, пристально глядя ей в глаза, предпочёл раздеваться сам. Ольгу затрясло. Наконец, он разделся, приблизился к Ольге и распахнул шкуру. Ольгу обдало теплом его тела. Он разглядывал её так долго, как будто не знал: с чего начинать. Обратил внимание на шрамы: на плече и на груди. Покачал головой. Ольга придвинулась к нему, обняла его и зашептала:
- Смотри: у меня есть маленькая родинка?
Уставившись на её родинку, он снова что-то проглотил.
- Её так давно никто не целовал...
Голос её из томного стал умоляющим. Кирилл протянул руку, пальцем коснулся родинки на правой груди, словно хотел убедиться в том, что это так и есть. Ольга запрокинула голову. Ну же! Его губы прикоснулись к её груди. Нежно, как дуновение майского ветерка. Ещё! Он снова поцеловал её. Теперь уже страстно, возбуждённо. Губы его, обласкав маленькую родинку, сомкнулись вокруг соска. Она погладила его плечи, грудь, живот. Боже! Какой волосатый! Как могла я тогда перепутать его с Антоном. Чувствуя, что он уже не владеет собой, Ольга зашептала:
-У меня ещё одна родинка есть ... Ниже.
Голова его послушно опустилась вниз. Язык заскользил по животу. К родинке. Ольга осмелилась, закинула ему на плечо правую ногу, подождала - он не выказал сопротивления. Она закинула левую и скрестила ноги у него на шее. Вот, милый, ты и в ловушке. Он рассмеялся:
- Я давно в ловушке... А ты? Ты меня 'просто хочешь' или в этом есть на что-то большее.
- Есть. Я тебя не 'просто хочу', я тебя 'безумно хочу'.
Он поцеловал её правое колено. Потом левое. Провёл языком по внутренней стороне бедра. Одного и другого. Ольга выгнулась ему навстречу. Ещё! Хочу кричать. Можно я буду кричать? Можно. За сто вёрст ни одной живой души, кроме нас и оленя. Ольга закричала. От возбуждения, от наслаждения и просто потому, что хотелось кричать. Сквозь прозрачные стены иглу она увидела новые вспышки северного сияния. Кирилл! Всё сверкало, сияло и переливалось вокруг, преломляясь сквозь лёд множеством разноцветных и разнообразных геометрических фигур. Кирилл!!! А может, это в глазах её сверкали искры радости и блаженства.
22
Домой они вернулись к вечеру следующего дня. Ягель кончился. А без него в тундре и любовь - не любовь. Кирилл сразу приказал - топить баню. Оказалось - готова. Ольга незаметно проскользнула в 'мужскую половину'. Когда Кирилл вошёл в баню, она, распустив волосы, полулежала на скамье в позе Данаи. Сюрприз! Кирилл сюрпризу обрадовался. Он тут же потащил её в парилку. Нужно пропариться хорошенько, а то, как бы наша 'ночная сказка' не привела к простуде. Он положил на полок белую льняную простыню, приказал Ольге - ложись! Она с опаской, но повиновалась. Он обдал её паром, потряс над ней двумя вениками: берёзовым и пихтовым. Слегка пробежался по её спине, ягодицам и ногам. Затем облил её прохладной водой, прикрыл второй простынёй и только тогда стал шлёпать её вениками. Сквозь лёгкую ткань кожу жгло несильно, но дух берёзы и пихты дурманил Ольгу. Она стала возноситься вверх, где было и легко, и тепло, и весело. Вспомнила героиню недавно прошедшего фильма 'Таёжный роман': 'я летаю, я в раю' и действительно рассмеялась. Когда Кирилл закончил, она опустилась на грешную землю, то есть на полок и замерла. Хочу ещё!
Помывшись, они сидели в креслах в домашних халатах, и дети наперебой пытались рассказать им о том, как много важного и интересного произошло за сегодняшний день. Ольга делала вид, что слушает, но на самом деле она мечтала. Мысли её блуждали в районе третьего этажа, в его спальне и концентрировались на той большой кровати, покрытой белым гагачьим покрывалом. Интересно: пригласит он меня сегодня в свою спальню или нет? Он пригласил...
Наутро Кирилл объявил, что у него неотложные дела в Ханты-Мансийске, и они должны поехать с ним. Должны, так должны. Ольга стала укладывать вещи. После обеда все погрузились в самолёт и часа через два приземлились в аэропорту города Ханты-Мансийска. То, что это город, было видно уже по зданию аэровокзала. По дороге в их новую 'ярангу' дети не переставали восхищаться городскими пейзажами, интересными зданиями, а когда при выезде из города увидели семь бронзовых мамонтов, идущих один за другим, восторгу их не было конца. Кирилл сидел впереди, но постоянно оглядывался на них, потому что ребятишки доставали его своими вопросами. И Ольга видела, с каким удовольствием он рассказывает им о 'своём' городе. Его загородный дом не просто произвёл на Ольгу впечатление. Он потряс её. Ничего подобного она ещё не видела. Шикарный особняк в стиле 'позднего классицизма'. Несколько этажей, огромный вестибюль с камином, золочёные перилла мраморной лестницы, малахитовый бассейн, зимний сад, множество прекрасно убранных и обставленных комнат. И зеркала. Тоже в золочёных рамах. Сверху, снизу, на стенах, в лестничных проёмах. Часа два они заворожено осматривали дом. Потом, их пригласили обедать. Кирилл извинился за 'скромный' обед, сказал, что не успел предупредить кухарку заранее. И вообще у них по плану сегодня ужин в ресторане. Самом лучшем ресторане города. Но сначала они поедут в магазин. Надо 'прибарохлить' наших женщин. Ханты-Мансийск - город богатых людей. И выглядеть его гостьи должны соответственно. Взяли всех. Андрея для консультации. Катюшку, потому что тоже 'барышня'. Пусть с детства привыкает к радостям и превратностям шопинга.
Сначала поехали выбирать Ольге и девочкам шубы в меховой салон. Ольгу с детьми сразу провели в отельный кабинет. Девчонок одели быстро, а вот Ольгу... Кириллу ничего не нравилось. Он стал нервничать. Продавец, а потом и директор магазина без конца звонили в другие меховые салоны. Шубы привозили по одной, по две и даже по пять штук. Но всё не то! Ольга уже готова была согласиться на любую, норковую например, или из чернобурки, или из шиншиллы. Кирилл был непреклонен. Он заявил:
- Если не купим здесь шубу, полетим в Тюмень, нет лучше в Иркутск.
Директор магазина заюлил так, что чуть не просочился под пол. Наконец, преисполненный чувств собственного достоинства, он сказал: ехать никуда не надо. Шуба уже в пути. Её везут, а вернее, она летит самолётом из Москвы, из знаменитого салона на Кутузовском. Будет здесь не позднее семи часов вечера. Господа могут отправляться домой. Когда выходили из магазина, Кирилл бросил на директора такой свирепый взгляд, что тот мгновенно вспотел и потянулся в карман за носовым платком. Не обнаружив такового в своих карманах, он вытер вспотевший лоб рукавом. Ольге стало его жалко. Она ободряюще моргнула и протянула ему свой. Мужчина виновато взглянул на неё и благодарно улыбнулся. Когда, объехав и обойдя с десяток магазинов с баснословными ценниками на витринах, они вернулись в свой шикарный особняк, в вестибюле их ждала коробка с шубой. В нетерпении Ольга раскрыла её и ахнула. Серо-голубой, точнее, серебристо-голубой, мех. Белый капюшон и обшлага на рукавах украшены стразами. Ольга провела ладонью. Мех глубокий, ласкающий. Что за зверь? Соболь. Разве такие соболя бывают?
- Бывают, как видишь, - Кирилл накинул шубу ей на плечи. Шуба серыми складками-волнами упала к её ногам, до самых пят. Ольга накинула капюшон на голову и повернулась к потрясённым детям, охранникам, Дарье Петровне и кухарке. Кажется, им нравится. Ну как? ... Первым озвучил свои эмоции Андрей. Он подошёл, потрогал мать, погладил шубу и восхищённо произнёс:
- Ты, мама, как королева... снежная...
Ольга снова повернулась к зеркалу, повертелась, подтвердила:
- Да, похожа. Только короны нет...
Кирилл кашлянул в кулак и произнёс торжественно:
- Уже есть...
Из маленького кейса, который был целый день при нём он, он достал футляр. Ольга видела такие футляры - замерла. Открыв, он достал из него бриллиантовую диадему. Точно корона! Двадцать четыре мелких бриллианта и три огромных голубых сапфира. Ольга вдруг испугалась. Присела в кресло. Он подошёл к ней. Надел ей диадему на голову и засмеялся:
- Ну, вот мы тебя и короновали.
Наклонился, взял её руку, поцеловал и, оглянувшись, приказал:
- Так, все мужчины на колени.
Мужчины, в том числе и Андрей, беспрекословно подчинились.
- А теперь можно и в ресторан. По случаю коронования нашей дорогой гостьи приглашаю всех и даже маленьких принцесс (это касалось Аннушки и Катюшки).
Все захлопали.
Ресторан назывался 'Сияние Севера' и находился на какой-то возвышенности, именуемой Самарской горой. Это оказалась трёхгранная стела, сверкающая тысячей переливающихся огней. Кирилл объяснил, что ресторан - это только нижний уровень, есть ещё два. На верхнем, на высоте сто десять метров находится смотровая площадка. Позже они обязательно на неё поднимутся, чтобы посмотреть на ночной город. Потрясающий интерьер, безукоризненное обслуживание и взрослых и детей, фантастические блюда,- всё говорило о том, что Ольга с детьми оказались в сказке. Когда поднялись на смотровую площадку, весь город предстал перед ними в сверкании ночных огней. Сразу под ними алея с высоченными соснами и елями, уходящая вниз. Кирилл рассказывал и показывал: где находится знаменитый Ледовый дворец спорта, Биатлонный комплекс, Речной порт, Парк Победы, Торгово-развлекательный комплекс, а чуть дальше за городом лесопарковая зона, где - 'их' дом. После того, как увели детей, Ольга с Кириллом ещё долго стояли на площадке, рассматривая город. Он рассказывал о городских достопримечательностях, а она вспоминала, как уже однажды восхищалась другим городом и с другим мужчиной с самой высокой смотровой площадки Европы. Очевидно, заметив, что мысли её текут в совсем другом направлении, он замолчал, развернул её к себе и внимательно посмотрел ей в глаза. Ольга смутилась и потянулась к его губам. Он ответил, сначала настороженно, а потом пылко и страстно. Домой они вернулись под утро. В его спальне горел камин, и отблески его освещали большую кровать, застеленную, на сей раз, одеялом из шкурок белого песца. Ольга разделась. Легла на одеяло. Вот это кайф!
Кирилл удивился. Разве это 'кайф'? Кайф - это, когда на этом покрывале женщина... Он наклонился к ней, поцеловал её в нос. Ну же! Я жду! Ольга схитрила. Тоже поцеловала его в нос. Он недовольно затряс головой. Но она ждала. Ты первый! Он прикоснулся губами к её рту, облизал языком её губы. Замер. Ольга повторила всё с точностью до наоборот. Он проник языком в её рот. Коснулся верхнего неба, снова облизал губы. До чего ж ты сладкая! Знаю... Она тоже облизала его губы, язычком пощекотала уголки рта. Стала посасывать его язык. Он хотел было целовать её в шею, грудь, но Ольга воспротивилась: я сама. Хочу сверху! Сегодня я тебя ублажаю. Руки её нежно ласкали его шею, плечи, грудь. Она стала наматывать на мизинчик волоски, которые в изобилии покрывали его грудь, и укладывать колечками. Так как волосы были густые, процесс 'завивания' затянулся. Чтобы колечки не распадались, пальчик приходилось смачивать слюной. Сначала своей, затем его. Наконец, довольная своим творением, она оглядела его. Так! А дальше вообще заросли. Придётся брать электрические щипцы... Он воспротивился: щипцами не надо - лучше пальчиком. Что ж! Пальчиком, так пальчиком. А можно двумя? Он едва сдерживался. Двумя, тремя - только, пожалуйста, скорее. Нет, милый, сегодня мы не будем торопиться. Она заскользила по его телу. Он полностью погрузился в её игру. Нежно приобнял её, слегка приподнял. Я помогу. Согнул колени. Удобно? Ольга откинулась, обхватила его ноги под коленями, немножко поёрзалась и лишь потом задвигалась - вверх - вниз. Вверх-вниз. Плавно. Почему-то вспомнила, как он учил её колоть дрова - рассмеялась и куда-то поплыла. Вверх-вниз... вверх-вниз... вверх...вверх...и снова... вверх. Спустя какое-то время, она рухнула ему на грудь и растеклась по его телу в блаженной истоме. Он молчал. Постепенно приходя в себя, Ольга задумалась. Когда-то в какой-то книжке по эротической психологии она прочитала, что 'главные' слова мужчина говорит не до, и даже не во время секса, а после него. Именно тогда и раскрывается его истинное отношение к женщине. Ольге было, с чем сравнивать. Игорь ласкал её нежно, но был немногословен. Солнышко моё, Олюшка моя, малышка. Два-три слова в самое ушко и Ольга засыпала, счастливая. Антон. Он говорил много. Благодарил её за страсть, за любовь. Называл 'девочкой', 'милой'. А после её маленькой импровизации с известной песней из кинофильма 'Бриллиантовая рука', стал именовать её 'маленьким вулканом'. Гришка. Он всегда отваливался от неё с таким чувством, как будто совершил самое главное дело в своей жизни и попросту на слова не разменивался. Разве только что хотел её позлить или донять чем-нибудь. Сергей. Он проверял свой и Ольгин пульс, прислушивался к стуку её сердца, высчитывал что-то в уме и выдавал очередное 'научное' открытие в области сексологии. А Кирилл молчал. Всегда молчал. Ольга забеспокоилась: в книжке такие случаи не описывались. Она заёрзала, подавая признаки жизни. Он тоже пошевелился.
- Скажи что-нибудь,- попросила она.
- Повтори, - как бы нехотя выдавил из себя он.
- Что повторить? - не поняла Ольга.
- Всё! От начала и до конца.
Ольга вяло запротестовала. Не могу, милый. Устала. Он с сожалением вздохнул и поцеловал её в затылок. Тогда отдыхай - восстанавливай силы до вечера. А ты куда? Поработать надо. Странно, - подумала Ольга.- Зачем это мужчины работают. Нет, чтобы просто 'любить женщин'. Хотя, пожалуй, пусть работают. Только по очереди. Один работает, другой 'любит'. Потом наоборот. Кажется, я становлюсь бессовестной нимфеткой. Или это я пошутила? Конечно, пошутила. Н-да... вульгарная шутка. Самой себя стыдно...
После обеда он заявил, что сегодня по плану у них катание на лошадях за городом. Чтобы через час все были готовы. К дому подкатили две тройки лошадей. В одну посадили детей и горничную с Катенькой, в другую сели сами. В морозном воздухе на много вёрст разносился звон бубенцов. Выехали за город. Кирилл сказал, что один его приятель организует в честь Масленицы конные бега. Надо торопиться. Действительно, когда они подъехали к месту проведения скачек, всё было готово. Народу много. Ждали только их. Минут пятнадцать Кирилл представлял её своим приятелям и хозяевам усадьбы. Мужчины были весьма любезны. Женщины чрезмерно высокомерны. Такого разнообразия мехов и бриллиантов Ольга не видела никогда. Особенно их удивляло многочисленное Ольгино семейство. Ольга ловила на себе косые взгляды: в наше время и столько детей. Хозяйка дома, Дина, одна из всех женщин благоволила к Ольге. Она тоже была беременна третьим.
Вначале были заезды 'одиночек'. Так называли одноконки. Кириллов жеребец, по кличке Мулат пришёл вторым. Кирилл досадовал. Зато среди троек его лошадям не было равных. Он ликовал. Всё Ольгино семейство тоже. Тут же на улице пили шампанское, чай. Хозяева угощали всех блинами и выпечкой. Затем устроили катание и грандиозный фейерверк. Оправив детей и прислугу домой, Кирилл и Ольга ещё долго катались по потрясающе красивому ночному городу на тройке белых лошадей. Ольга прижималась к нему и хотела одного - продолжения этой чудесной сказки.
По приезде домой их ожидало неприятное известие. У Катюшки поднялась температура. Видно, подпростыла. Закашляла, стала носом пускать пузыри. Ольга знала, что делать, а вот Кирилл сильно обеспокоился. Во-первых, он отругал Дарью Петровну. Плохо-де смотрела за ребёнком. Горничная надулась - хоть я и не няня, но своих вырастила тоже троих. С детьми обращаться умею. Во-вторых, досталось Ольге. Не сегодня же она кашлять начала? Ольга пожала плечами: не знаю. Он взбесился. Какая ты мать, если не знаешь, когда у тебя ребёнок закашлял. В-третьих, охраннику, который нечаянно прикрыл дверь 'громче обычного'. Успокоился он только тогда, когда приехавший детский врач (не дежурный, а самый лучший в городе) сказал: ничего опасного и назначил лечение. Совершив все необходимые процедуры, Ольга уложила дочь с собой. Почувствовав облегчение, девочка засопела, предварительно пошарив у матери за пазухой. Ольга тоже начала дремать. И только Кирилл остался бодрствовать в кресле у самой кровати. Просыпаясь среди ночи на каждое движение дочери, Ольга видела, что он по-прежнему не спит, хотя и неподвижно сидит в кресле. Последующие двое суток из дому почти не выходили. Ольга старалась реабилитироваться в глазах Кирилла. Быть хорошей матерью. Катюшка быстро шла на поправку, следующей закашляла Аннушка и после неё и Ольга. Всем стало ясно, что это вирусная инфекция. По дому забегали врачи и медсёстры. Ольга удивлялась: к чему такие шекспировские страсти - много шума из ничего, но переубедить хозяина дома не смогла.
Лишь к концу недели в доме все успокоились. Белые халаты мелькать перестали. Карантин сняли. Можно и гулять. Конец марта был непривычно тёплым для этой местности - пять - десять градусов ниже нуля. Тепло, но ещё не тает. Гуляя с детьми по двору и саду, Ольга всё чаще ловила себя на мысли, что хочет домой. Соскучилась по вотчине, тёте Насте, дяде Паше, брату, отчиму, Грому. Сергею и конечно Гришке, чёрт бы его побрал. Но с другой стороны, ей не хотелось покидать этот гостеприимный дом и его хозяина. Ей очень хотелось остаться. Не в качестве гостьи, а в качестве ... каком? Она ещё не решила. Да и от него пока никаких предложений не поступало.
23
Первого апреля пошла Катюшка. Не в шутку, а в серьёз. После прогулки Ольга с детьми сидели в большой гостиной у камина. Андрей читал. Аннушка водила сестрёнку по комнате, держа её сверху за руки. Вошёл Кирилл. Сказал, что принёс им подарки. На мгновение все забыли о ребенке, и всё внимание обратили к Кириллу. Аннушка, бросив сестру, устремилась вперёд. Ольга спохватилась. Как бы малышка не упала. Но Катенька и не думала падать. Решив, что среди подарков и ей что-то причитается, она рванула вслед за сестрой к Кириллу. Бегом - выставив ручки для равновесия вперёд. Добежала, схватила за ногу Кирилла и замерла. Всё семейство, а особенно сама девочка были в потрясении. Весь вечер Катюшку 'гоняли' туда-сюда. Всем хотелось видеть своими глазами первые шаги девочки. Дарье Петровне, кухарке Маше, охранникам и дворнику. Её фотографировали, снимали на камеру. Она позировала с удовольствием. К ночи, правда, раскапризничалась. Столько внимания её утомило. Зато уснула она сразу после ужина на руках у Дарьи Петровны.
Уложив девочку спать, Ольга вернулась в гостиную. А ты ничего не забыл? Мне подарок? Кирилл притянул её к себе, усадил на кресло рядом с собой. Не забыл, конечно.
Твой подарок - впереди. После баньки. После чего? После баньки. Помоемся, попаримся и тогда... По его томному ласкающему взгляду Ольга поняла, подарок будет 'супер эротическим'. Она заволновалась. Зачесалась спина, бёдра, живот. Организм сразу в баньку потянуло. Не пора, милый? Он улыбается. Ещё немножко подождём. Пусть банька натомится. Ольга вздохнула: пока банька 'натомится', я истомлюсь... Через час пошли в баню. Эта баня устроена по принципу финской сауны. Сухой пар, раскаляющий тело жар, затем бассейн. Они уже парились в этой бане и даже купались с ребятишками в бассейне. Но сегодня он необычайно загадочный, точно - очередной сюрприз приготовил. Хотя ничего необычного, парит её, целует, снова парит, снова целует. Хорошо, но скучно! Такое уже было, а сюрприз где? Сюрприз - в бассейне. Где?! Он смеётся: в бассейне. Ольга кинулась из парилки в бассейн. С мостика нырнула в янтарно - прозрачную воду, поплыла и чуть не захлебнулась чем-то терпким горько-сладким. Защипало рот и ноздри, зажгло глаза. В какой-то момент ей показалось, что это кипяток. Однако телу прохладно! Она вынырнула, старалась проморгаться. Жжение хоть и было лёгким, но не проходило. Сквозь прищуренные веки она рассмотрела на мостике Кирилла. Улыбается - довольный. Это и есть твой первоапрельский сюрприз? Несколько глотков янтарной жидкости попало ей в рот. Невольно она сглотнула. Приятное жжение распространилось по внутренним органам. В голове зашумело. Принюхалась - пахнет не то вином, не то травяным настоем. Кирилл?! Что это?! Он, довольный собой, снова расцвёл в улыбке:
- Коньяк!
- Что?! Какой коньяк? - Ольга от удивления нырнула снова.
- Обычный. Вернее, всякий... который в городе был... - Погружаясь по грудь в бассейн, проговорил он. - Разбавленный, конечно до 30 градусов.
Потрясённая, Ольга не знала, что сказать. Ничего себе - 'великий бал сатаны'. Она ещё раз глотнула. Облизала губы. По вкусу и, правда - коньяк. Он уже приблизился. Ольга брызнула ему в лицо. Он нырнул. Ольга почувствовала, как схватил её за ноги, потащил вниз. Она отчаянно стала сопротивляться. При этом наглоталась коньячной жидкости и пошла ко дну. Кирилл впился ей в губы. Вдохнул в неё. Ольга в него. Маленький глоточек воздуха превратился в воздушный пузырёк и выскочил на поверхность. Ольга и Кирилл, не отрывая губ, за ним.
- Почему коньяк? - не выдержала Ольга.
- Не знаю! Шампанское - банально, да и зимой надо что-нибудь погорячее.- Он снова тянулся к её губам.- Давай ещё поныряем!
Поныряли. Ольга стала быстро пьянеть. Поплыла к мостику. Кирилл настиг её. Ты куда? На 'берег',- почему-то сказала Ольга. Рано! Он снова потащил её в 'воду'. Она вцепилась в поручни лестницы. Кирилл обнял её под мышками, погладил ладонями её соски, сжал руками груди, затем руки его заскользили вниз. Понимая, что вырваться не удастся, она решила встретить его 'притязания' лицом к лицу. Развернулась. Обхватила его за шею. Теперь уже за поручни пришлось держаться ему. Очень хорошо. Ограничив его свободу, она обрела собственную. Скрестила ноги за его спиной. Опять я тебе ловушку устроила. Он нежно, но настойчиво проник в неё. Ольга повисла на его шее и замерла. С минуту пристально разглядывали друг друга, затем задвигались одновременно и быстро, теряя самообладание и всякий здравый смысл.
- Оленька! Оленька! - исступленно целуя её тело, повторял он.
- Ещё, милый! Ещё! - выдыхала она.
Из бассейна выбрались лишь после того, как утонули. Почти. На мгновение, потеряв контроль над ситуацией, Ольга расцепила руки и стала сползать по его телу. Стараясь подхватить её, Кирилл отпустил поручни. В результате оба встретились на дне. Вынырнув, Кирилл сказал:
- Всё, давай на 'берег'. А то утонем.
Ольга рассмеялась:
- Представляешь, утром все ханты-мансийские газеты напечатают про нас 'Смерть в коньяке'. 'Один из воротил местного бизнеса утонул в коньяке со своей очередной любовницей...'.
- А что? Не самая бесславная смерть...- хмыкнул он.
Выбрались из бассейна. Кирилл донёс её до дивана. Предложил ей выпить. И без того уже пьяная Ольга согласилась и совсем 'поплыла'.
Соображать стала только по утро. Стало прохладно. Диван кожаный среди пальм, магнолий и фикусов. Бассейн, всё ещё наполненный коньяком. Кирилл рядом. Тёплый. Ольга потёрлась щекой о его спину, поцеловала между лопатками. Он отреагировал. Одним движением перевернулся на спину и обхватил Ольгу за талию. Она тут же улеглась на него. Замёрз, милый? Хочешь, я буду твоим одеялом? Глядя в его насмешливое лицо, Ольга стала смутно припоминать сегодняшнюю ночь.
- Кажется, я вела себя плохо? - спросила она.
- Очень! - укоризненно-лукаво вздохнул он.
Ольга спрятала в его шерстистой груди своё 'смущённое' лицо и прошептала:
- Мне стыдно...
Он взял её за подбородок, приподнял голову и покачал головой:
- Не верю!
- Это почему же? - всерьёз забеспокоилась Ольга.
Он, глядя ей в глаза, улыбался:
- Что-то в твоих глазах мне подсказывает, что тебе уже давно не бывает стыдно.
- Это правда, - подумала ему Ольга и снова уткнулась носом в его грудь.
Весь следующий день Ольга была как пьяная. Хотя почему - как. Пьяная. Вяло пообщавшись с детьми, она оправилась в постель. Только задремала, в комнату вошёл Кирилл. Наклонился над ней, пощекотал пяточку. Ольга замурлыкала, но голову от подушки не оторвала. Он присел рядышком. Что случилось с моей девочкой? Я пьяная. Кажется, мы выпили вчера полбассейна. Он захохотал. Отлежись до вечера. У меня к тебе будет предложение. Нужно обсудить. Какое предложение? Руки и сердца? А ты хочешь - руки и сердца? Конечно, хочу. Он нежно погладил её по волосам. Серьёзно? Замуж за меня хочешь? Хочу. Ну, хорошо. Я над этим подумаю. А пока - деловое. Ольга вздохнула. Так я и знала. Сначала я нужна тебе как партнёр, а потом уже как женщина.
Он поцеловал её в макушку и вышел.
К ужину Ольга слегка пришла в себя. Однако Кирилл задерживался. Сели ужинать без него. Ольга проголодалась. Поэтому ела много и с удовольствием. Потом села заниматься с Андреем. Но вскоре ей это надоело. Сегодня он соображал быстрее, чем мать. Потом тупо уставилась в телевизор. Там шёл какой-то сериал про большую цыганскую любовь.
Вдруг охранник её пригласил к телефону. Она прошла в кабинет. Сердце радостно дрогнуло, когда на том конце провода заворковал знакомый, слегка охрипший баритон:
- Олюшка, привет! Как ты там, душа моя? Как дети? Домой не думаешь возвращаться? Мы тут все жутко соскучились...
- Гриша! Ну, наконец-то! Я уже думала, что ты никогда не объявишься. Говори быстрей, как вы там? Как дела на вотчине? Как отец и Женька? Как Воронков? Справляется? К посевной всё готово? Как твой 'бизнес'? - Это уже с определённой долей сарказма.
- Какой 'бизнес'?
- Не прикидывайся. Я всё знаю... Ты у нас хозяин борделя, главный сутенёр города.
Долгая пауза встревожила Ольгу. Вдруг обидится и трубку бросит, ничего ей не рассказав.
- Так. Понятно. Северный олень проболтался. Хочу немного поправить. Я не хозяин гостиницы, а только управляющий. А хозяйка ты... По крайней мере, по документам. Впрочем, ты можешь мне его подарить или продать по дешёвке.
Теперь уже замолчала Ольга. Ну, подожди! Только я приеду домой. Ох!
В ответ на своё возмущённое 'Ох!' она получила несколько звукоподражательных междометий: 'чмок', 'чмок!', 'сильно чмок!!', значение которых можно трактовать по-разному. Но Ольга поняла так: я соскучился, целую! И вообще мне некогда говорить о пустяках. У меня для тебя есть главная новость. Ольга затаила дыхание. Поняла, о какой новости идёт речь:
- Нашёл?
- Нашёл.
- Кто?
Пауза.
- Гриш?!
На выдохе:
- Подружка твоя...
- Гриш, не томи. У меня 'подруг' много...- Ольга готова была разреветься.
- Это точно! Пару таких 'подруг' и врагов не надо...
- Да скажешь ты, наконец, или нет?
- Скажу. Та, над которой ты вдоволь поиздевалась. Помнишь?
Ольга лихорадочно соображала, кого из своих бывших подруг, она могла 'так достать'.
Ларису? Иринку? Любку?! Ну, конечно, Любку!
Гриша дакнул в трубку и снова выдохнул. Чувствовал и себя причастным к тому Любкиному позору, за который Ольга чуть не поплатилась жизнью.
- Точно она? Откуда знаешь?
- Тут женщина объявилась. Зовут Тора. Сказала ей с зоны весточку прислали - как найти киллера. Мы его нашли. А через него уже вышли на заказчика. Хорошие деньги она за тебя отвалила. Стрелок похвастался, что это самый большой гонорар за последние пять лет. Только сокрушался, что 'не довёл дело до конца', по условиям сделки часть денег он должен был получить после 'благополучного исхода дела'.
- И что дальше? Где она? В Омске?
- Нет. Из Омска уехала давно. Живёт где-то на юге. В Анапе или Адлере. Ребята мои проверяют. Найдут. Не переживай. Ты лучше подумай, что с ней делать будем. Не ментам же её, в самом деле, сдавать.
- Я уже подумала,- сказала Ольга сходу, вспомнив очищающее действие 'жертвенного огня'. - Мы её к 'самосожжению приговорим'...
- К чему?! Ты что там рехнулась, что ли? Или этот баптист, тебя в свою веру перекрестил. Так я ему мозги вправлю.
Ольга обиделась за Кирилла, засопела в трубку:
- Никакой он не баптист, а старовер, да и то бывший. А ты не говори о том, чего не понимаешь.
В ответ тоже послышалось обиженное сопение:
- Ты там часом не влюбилась в него?
- А если и влюбилась, то что?
- Нельзя!
- Это почему же? - искренне удивилась Ольга.
- Потому что у тебя дети. Трое!
Нелепее аргумента Ольга в своей жизни не слышала ни от кого и сама не приводила.
Молчала долго. В конце концов, неприлично икнув (последний хмель вышел), она спросила:
- А это каким-то образом может повлиять на наши с ним отношения?
Гришкин ответ поверг Ольгу в настоящее смятение:
- Может! Зачем нормальному, здоровому мужику нужна чужая баба с тремя детьми? Это же хлопот не оберешься!
Едва сдерживаясь, Ольга зашипела большой лернейской гидрой:
- Твоё с-с-ч-частье, ч-ч-то ты далеко. Инач-че я бы тебя уж-же задуш-ш-ила.
- Ну, так приезжай скорее. Я согласен. Задуши меня... в своих объятьях.
- Идиот!- бешенству её не было предела.
- Спасибо, любимая. Жду с нетерпением.
Он отключился. Ольга долго ещё не могла перевести дух. Её распирало высказать ему всё! При встрече. Чем заполнить эту категория 'всё', она думала минут десять. Потом устала и спустилась вниз.
Кирилл пришёл почти в десять. Извини, так получилось. Давай отложим наш разговор на завтра. Согласна. На сегодня мне разговоров хватит. Стараясь скрыть раздражение, коротко пересказала ему диалог с Гришкой. Он присмотрелся к ней внимательно. Ты расстроена? Конечно. Мало радости быть 'заказанной' подругой, хоть и бывшей. Он погладил её по руке. Успокойся. Найдём её и к Мирославу на исправление. Он быстро ей 'истинный путь' укажет. Ольга с облегчением улыбнулась. Это точно! Пойдёмте купаться. Дети обрадовались, Ольга поморщилась. Я только с Катенькой поплаваю чуточку перед сном.
Бассейн был наполнен обычной прозрачной водой. Кирилл сказал, что её привозят из какого-то минерального озера за сорок километров от Ханты-Мансийска. И купание, и лечение одновременно. Катенька категорически не хотела плавать ни с кем, кроме матери. Немного 'поныряв' с дочерью, Ольга села на диван. Голова кружилась даже от вида воды. Вестибулярный аппарат сегодня явно отсутствовал. Катюшка стала дремать у неё на руках. Попрощавшись с Андреем и Аннушкой, она пошла в свою комнату. Дочка уснула моментально, подсунув кулачок под правую щёку. Это же надо - так копировать повадки отца. Ольга задумалась об Антоне. Вспомнила вечер в ресторане 'Пять планет'. Они оказались там случайно. Друг пригласил по случаю удачного приобретения недвижимости в Москве. Сначала Ольга чувствовала себя сковано (многие из присутствующих знали её Игоря), потом расслабилась. Поэтому, когда ведущий развлекательной программы предложил им поучаствовать в конкурсе пародий на знаменитых артистов, согласилась. Всем назло. Решила дать повод для сплетен. На вопрос конферансье, какую бы песню она хотела посвятить своему возлюбленному, вспомнила, как в детстве с Аллочкой по очереди они пародировали песню из кинофильма 'Бриллиантовая рука' в исполнении Аиды Ведищевой. Даже наряжались и глаза подводили, как Светличная. Поэтому, не раздумывая, она назвала песню. Оказалось, 'no problems'. Через полчаса, уже загримированная под коварную соблазнительницу, она не узнала себя в зеркале. Прорепетировав один раз, она предстала перед Антоном и другими посетителями ресторана. Антон тоже её сразу не узнал. И только, когда Ольга подошла к нему, села на колени и очень чувственно пропела ему про 'огнедышащую лаву любви', в котором 'гибнет, ах сердце гибнет' её сердце, пришёл в полный восторг. Ольгину пародию тогда признали лучшей, и она получила главный приз. Бутылку дорогого вина Шардане. А Антон с тех пор, когда ласкал её, стал называть её 'вулканом', 'маленьким Везувием' и так далее. Ольга снова взглянула на дочку. Вздохнула с горечью. Неправду сказала тогда гадалка. Не кончилась его власть над Ольгой. Не кончилась! Любила его. Теперь любит его дочку. Иногда Ольге казалось, больше чем Аннушку. Успокаивала себя в том, что 'маленькая', ей без материнской заботы нельзя. Но в глубине души была убеждена, что это из-за огромного чувства вины перед дочерью. За смерть Антона. Сама свою дочь сделала сиротой.
Ольга уже засыпала, когда вошёл Кирилл. Просыпайся, соня, я тебе что-то покажу! Ольга блаженно потянулась и закапризничала. Не хочу идти! Тогда я тебя понесу. Можно? Это - можно. Даже нужно! Он поднял её на руки. Она обняла его за шею. Через две минуты они были уже наверху в его спальне. Закрой глаза. Ольга послушалась. Он поставил её на ноги. Не открывай! Снял с неё сорочку и положил её на кровать. Ольга почувствовала, как тело погрузилось во что-то нежное, благоухающее и до боли знакомое. Можно? Можно. Она открыла глаза и села. В свете затухающего камина она увидела картину, которая острым шилом пронзила ей сердце. Вокруг неё: сверху, снизу, сбоку, на руках, на ногах, на груди, - были лепестки роз. Только белых. От её движения они повисли в воздухе и стали плавно опускаться на кровать. Ольга перестала соображать. Игорь! Это Игорь! Это его мечта. И никто... никто... не имеет права её воровать. Она взвизгнула и соскочила с кровати. Кирилл опешил. Ты чего, Оля? Укололась? Ольга закричала:
- Не смей! Слышишь, не смей... воровать его идеи...
- Чьи идеи? Почему воровать? Ты о чём, Оля? - недоумённо переспрашивал Кирилл.
Едва, соображая, что говорит, Ольга повторяла:
- Это Игоря была идея. Это он мне обещал, как в песне 'лепестками белых роз...'. Он однажды пытался так, в гостинице, в Москве. Но портье всё перепутал, и лепестки были разные. Игорь очень расстроился. А ты... Ты украл его мечту! Зачем? - она заплакала и в бессилии снова опустилась на кровать.
Кирилл побагровел. Схватился за край песцового одеяла, стряхнул Ольгу с кровати, стал лихорадочно собирать лепестки и бросать их на одеяло. Лепестки не слушались, они белыми бабочками кружились в воздухе, прилипая к его рукам, плечам и волосам. Наконец, ему удалось собрать большую часть. Он свернул одеяло и бросил его в затухающий камин. Огонь обрадовался, тут же охватил новую добычу, взвился ярким жёлтым пламенем. В комнате запахло палёной шерстью. Ольга расплакалась ещё сильнее. Теперь ей было жалко и горящие невинные лепестки и полыхающее дорогостоящее покрывало из белых песцовых шкурок. Со словами: Какой же я - идиот! - он вышел из спальни, хлопнув дверью. Ольга сидела на полу, смотрела на догорающее песцовое одеяло и плакала. Уже не навзрыд, а про себя. Успокоилась она нескоро. Постепенно, вместе с дрожью (на полу голой сидеть было холодно - камин уже дано потух, лишь редкие искорки мелькали в темноте ночи и тут же гасли) вернулась способность мыслить логически. Скорее всего, Кирилл не знал об этой идее Игоря. Он и Игоря-то почти не знал. Просто ему в голову пришла та же мысль, что и Игорю. Может быть, он тоже любит песни Крутого. У него, кстати, и диск есть. А она? Почему она себя так повела? Как будто тень Игоря увидела. Кричала, обвиняла его незаслуженно. Обидела. Обидела?! Обидела! Она вздохнула. Дура! Это Гришка виноват! Расстроил её. Вот она и вышла из себя.
Поднявшись с пола, она отыскала ночную сорочку и спустилась в свою комнату. По дороге заглянула в кабинет. Темно. Кирилла в нём не было. Значит, он внизу в гостиной или в бассейне. Натянув джинсы и блузку, она пошла к нему, просить прощения.
Он сидел в кресле в гостиной напротив большого камина и смотрел на огонь. На 'шуршание' Ольги никак не отреагировал. Она подошла ближе. Рядом с креслом - столик. На столике ополовиненная бутылка виски. В руке у него стакан. Она встала прямо перед ним, закрыв ему вид на камин. Реакции с его стороны так и не последовало. Насмелившись, она присела на корточки, постаралась заглянуть ему в глаза и голосом полным самого глубокого раскаяния прошептала:
- Прости меня...... пожалуйста.
Пауза затянулась. Кирилл молча допил содержимое стакана и только тогда устало произнёс:
- Уже простил. И что дальше?
Ольга постаралась закрепить успех начатых переговоров, села на подлокотник кресла и робко попросила:
- Поцелуй меня.
Он недоумевающе взглянул на неё и резко поднялся:
- Нет. Больше я в эту ловушку не попаду.
Ольга растерялась.
- Почему? - спросила она.
Он рванул её за плечи к себе. Уставился в её глаза. Злой. Ольга не на шутку испугалась.
- Быть фалозаменителем твоего Игоря я больше не хочу.
- Чем?!... Кем?! - ошарашено переспросила она.
- Я говорю: быть твоей постельной игрушкой я не желаю. Пусть это будет Гриша, Серёжа или ещё кто-то, но не я! Мне нужно всё или ничего!
Ольга поняла, наконец, что он имеет в виду:
- Ты не так понял...- начала она.
Но Кирилл не дал ей договорить. Снова тряхнул её за плечи. Больно.
- Нет. Вот теперь я окончательно понял. Только теперь и понял, что ты из себя представляешь.
- И что же я из себя представляю? - заметно занервничала Ольга.
- Ты маленькая похотливая с...чка, готовая лечь под каждого, кто напоминает тебе твоего незабвенного Игоря. Ты ни на минуту не забываешь о нём. И сравниваешь нас всех с ним как с эталоном. Поэтому ты и мечешься: 'Гриша, Серёжа', теперь вот и я в этом же списке. Так?
Ольга молчала, пытаясь сообразить, что происходит. Он её оскорбляет или хочет понять?
Он стал выходить из себя:
- Что молчишь? Прав я?
Ольга хотела сказать что-то в своё оправдание, но почему-то не находила слов.
- Мне ещё Антон говорил, - продолжил Кирилл, не дождавшись от неё ответа. -
Ольга - это нечто. Она сводит с ума. Чтобы для неё не делал, как бы её не ублажал, она
телом здесь с тобой: стонет, плачет, целует. А ты в её глаза посмотри и увидишь немой вопрос: почему ты не Игорь?
Он налил себе виски и махом опрокинул в себя:
- Я ему не верил. А теперь вот сам убедился. Ты используешь нас как кобелей и одновременно ненавидишь. Потому что мы живы, а его нет.
Он снова сел в кресло. Потрясённая, Ольга так и не сказала ни слова. Она тоже налила себе виски. Глотнула и со стаканом стала подниматься наверх. Ей вдруг жутко захотелось спать. А завтра домой! На вотчину. К дяде Паше, к тёте Насте, к Грому. К Гришке! Проходя по лестнице, она заметила своё отражение в зеркале. Остановилась. Красивая! И несчастная!
Усмехнулась горько:
- Ну, вот и всё! Снежная королева, снимай корону. Кончилась твоя полярная сказка.
Она плеснула виски в своё отражение. Отражение заплакало. Разозлившись, Ольга бросила стакан в зеркало. Оно треснуло на несколько больших осколков, но не осыпалось. Ольга повернулась к Кириллу и сказала:
- Зря ты так. Я только собиралась в тебя влюбиться...по-настоящему...
В ответ она услышала толи стон, толи рык раненого зверя.
Остаток ночи она металась по комнате, как львица в клетке. Домой! Завтра же!
Ни дня, ни часу, ни минуты не останусь с ним. Лучше уж к Мирославу в тайгу. Насовсем.
К утру она заснула.
24
Проснулась она после полудня. Прошла в кабинет. Хозяина не было. Дети нагуливают аппетит до обеда. В доме пусто. Лишь внизу в гостиной признаки жизни подаёт один из охранников. На Ольгин вопрос: где хозяин? Ответил:
- Кирилл Матвеевич улетел в Уренгой. Там ЧП на буровой.
- Когда вернётся?
- Не сказал. Но я думаю, суток через трое не раньше.
Трое суток ждать. Нет, это невыносимо. Скомандовала парню:
- Ты лучше подумай, как оправить меня в Омск.
Парень оторопел:
- Без Кирилла Матвеевича нельзя, позвоните ему, если разрешит.
- Вот, ты и позвони. Скажи, что мне звонили из Омска, срочно ждут меня дома.
Парень поднялся в кабинет. Ольга ждала. Спустился слегка озадаченный. Глянул на Ольгу:
- Кирилл Матвеевич сказал: любое ваше желание для меня должно быть законом, кроме этого.
Ольга поняла - тюрьма. Светлая, тёплая, с бассейном, но тюрьма! А ты, значит, мой надзиратель. Решила поиздеваться над парнем. Чуть-чуть.
- Так уж и любое? - заговорщески произнесла она, поправляя воротничок его рубашки. Взяла его за галстук, потянула к себе.
Парень заволновался, слегка порозовел. Ольга прижалась к нему вплотную, обвела мизинцем его губы. Охранник перестал дышать. Ещё минута, и он умрёт без воздуха.
- Тогда... хочу... - она потянула время, чтобы он помечтал, и выпалила, - пива 'Сибирская корона' на разлив и чипсов крабовых ... много.
Она отпустила парня, направилась в бассейн и на ходу, не оглядываясь, проговорила:
- И чтобы изготовлено было не ранее сегодняшнего утра. Понял?
- Да! - парень выдохнул с такой готовностью, что Ольга засмеялась.
В бассейне ей не купалось, на диване ей не лежалось. За обедом есть не хотелось. Это признаки нарастающего раздражения. Самое время поспать. Так и сделала. После обеда объявила всем тихий час и ушла с Катенькой в спальню.
Когда спустилась вниз, ей навстречу сияло довольное лицо охранника. Пожалуйте в столовую - пиво привезли. И уже охладили! Прошли в столовую. Ольга увидела пятидесятилитровый кег с пивом. Парень налил ей пол-литровую кружку. Ольга поблагодарила. Из большой тарелки крабовых чипсов выбрала один из самых, на её взгляд 'вкусных', обольстительно улыбнулась своему 'надзирателю' и удалилась походкой, достойной самой Екатерины Великой.
Ночью ей опять не спалось. Ещё бы! Днём выдрыхлась! Пробило на слезу. Захотелось в его спальню. Прошла. Чистота идеальная. Ольга загадала. Если найду хоть один лепесток розы, мы с ним поженимся. Искала тщательно. Увы. Опять стало обидно до слёз. Спустилась вниз, допила начатую им вчера бутылку виски и пошла под бочок к Катеньке. Как это он там сказал: всё или ничего. Подумаешь, какой собственник выискался. Магнат. Привык жизнь миллионами мерить. Ну и Бог с ним! У меня есть такие, которые и на половину от 'ничего' согласны. Серёжа, например. Доктор мой, любимый. Она задумалась о нём. Как он там? Нет, не хорошо, что она так о нём подумала: 'половину от ничего'. Это унизительно. Зачем она его унизила? Он же не виноват, что столько лет её бескорыстно любит. Такой верный, такой надёжный. Всё, с завтрашнего дня начну скучать по Серёже. А они все (которые с претензиями) пусть остаются ни с чем. Придя к такому 'бескомпромиссному' решению, она с облегчением заснула.
Кирилл появился только через сутки. Обрадованная его приездом, Ольга сразу объявила, хочет (очень!) домой. Он сказал, что созвонится с Гришей и постарается устроить всё 'как можно быстрей'. Это 'как можно быстрей' и обрадовало Ольгу (скоро буду дома! Сама себе хозяйка), и огорчило (хочет от меня побыстрее избавиться).
За ужином Кирилл сказал, что нужно обсудить кое-что. Если её не затруднит подняться к нему в кабинет. Ольга беззаботно кивнула: ничуть.
Когда она вошла в кабинет, он ждал её сидя в большом кожаном кресле. Ольга села напротив, как школьница в кабинете директора. Я жду. Он начал с извинений. Был обижен и потому чрезмерно резок. Ольга снова кивнула: принимается. Дальше? Монолог его был краток. Месяц назад он сделал запрос в одну из японских косметологических клиник. Пришло приглашение. Могут приехать в течение двух недель. Ольга обрадовано кивнула. Действительно, шрамы на плече её сильно раздражают. Кирилл сказал, что заказал билеты из Владивостока до Токио на послезавтра. Так, что завтра отбываем. Дети пока останутся здесь. Кроме Дарьи Петровны за ними будет присматривать няня. Завтра придёт. Ольга поинтересовалась:
- Кто меня будет сопровождать?
- Я, - ответил Кирилл.
- А я думала, тот молоденький охранник.
Кирилл удивлённо взглянул на неё.
- Боюсь я... за него - шутливо произнёс он и вдруг расслабился. В глазах его появились так хорошо знакомые Ольге зелёные хвоинки. Вот и хорошо! Подумала Ольга. Жить будет!
Утром вылетели до Иркутска, затем до Владивостока и с первыми лучами восходящего солнца они приземлялись в аэропорту японской столицы. Поселились они в фешенебельном отеле Grand Hyatt Tokyo. На десятом этаже в двух соседних номерах Grand Club с отдельным выходом в сад. Обстановка в номере была изысканно-шикарной, вид из окон потрясающий. Обслуживание двадцать четыре часа в сутки.
В клинике её осматривали долго и с пристрастием. Ольга удивилась: впервые она была в такой клинике, где не было очередей, никто не сидел под дверью, и лечащий врач улыбался тебе так, как будто любил тебя с рождения. Операцию назначили через два дня. Пока нужно подготовиться. Ольга обрадовано вздохнула. Вторая половина дня и весь завтрашний день были свободны. Можно познакомиться с городом. Когда-то давным-давно с Игорем они мечтали побывать в Японии в сезон цветения сакуры. Сейчас такой сезон, и она в Токио, но... без Игоря. Стараясь скрыть свою боль, она с 'удовольствием' откликнулась на предложение Кирилла оправиться в парк, где при заходе солнца можно будет поучаствовать 'в любовании цветами сакуры'. Кажется, так это называется у японцев. В парке было не просто красиво, а изумительно красиво. Небольшие терраски, беседки с розовыми перилами, скамейки - всё подчёркивало уникальность и величие происходящего. Большие темно-коричневые стволы были покрыты, белыми и розовыми махровыми цветами с яркой пурпурной сердцевинкой. Цветы по форме напомнили Ольге сибирскую махровую мальву, но по размеру были значительно меньше. Из-за отсутствия листвы на деревьях (она появляется позже, по мере отцветания сакуры) деревья казались обрызганными лёгкой бело-розовой пеной. На фоне заходящего ярко-красного солнца вид и в правду был завораживающий. Ольга сидела в беседке. Кирилл стоял, облокотившись на перила. За время пребывания в саду они не перемолвились ни словом. И только по дороге в гостиницу Кирилл заметил, как бы размышляя о чём-то своём:
- Красивые цветы, но бесполезные. Плоды этой вишни - ядовитые.
Уловив в его высказывании какой-то намёк, Ольга отрицательно закачала головой:
- Они не ядовитые. Они просто очень горькие. И совсем не потому, что хотят такими быть, а потому, что им природой так назначено.
Ужинать Ольга не пошла. Устроила чистку организму перед операцией. Кирилл ушёл в ресторан. Вернулся поздно и, по мнению Ольги, не один. Она старалась быть безразличной, но не могла. Зачем же так явно подчёркивать, что их уже ничего не связывает. Утром, позволив себе лёгкий завтрак, который разносили в номера, она постучала в дверь его номера. Он открыл. Удивлённый, спросил, куда это она такую рань 'намылилась'. Ольга заявила: он должен (и не возражай!) свозить её в Киото, где находятся знаменитый сад камней Рёандзи и Храм чистой воды. По преданиям японцев, искупавшийся в трёх источниках этого храма приобретёт здоровье, молодость и богатство. Кирилл не возражал. Через час к отелю подогнали машину, и ещё через два с небольшим часа они въезжали в город Киото.
Сначала оправились к трём источникам. Цветущая сакура окружала храм, росла вдоль ручья и роняла свои розовые лепестки в прозрачную, почти хрустальную, воду. Не смотря на прохладное, по японским меркам, утро у источников толпилось много народу. Очередь. Это, наверное, единственная очередь в Японии. Ольга переоделась и полезла в источник здоровья. Как бы ни успокаивала себя, но предстоящей завтра операции побаивалась. В источнике молодости также пробыла достаточно долго - как-никак уже двадцать восемь лет. Старуха! В источнике богатства искупалась чисто символически, чтоб деньги не выводились. Кирилл купаться не стал. Сказал: у него всего в избытке. К тому же прохладно, можно простудиться. Ольга удивилась. Вспомнила, как в Салехарде он голый из бани выскакивал на мороз и бросался в прорубь. Он усмехнулся: так, то в Салехарде. Там климат 'мягче'! В подтверждение своей обеспокоенности стал растирать Ольгу полотенцем так, что кожа её не просто покраснела, а готова была воспламениться.
В Сад камней пришли после обеда. Ольга выпила только минеральной воды по предписанию врача. Первоначально вид сада разочаровал её. Небольшая прямоугольная площадка, покрытая среднего размера галькой, сквозь которую пробивалась молодая зелень. Пять кучек разного размера разноцветных камней по три в каждой. Но в том-то и фокус. В простоте обрести истину. Наблюдать за камнями нужно с пяти смотровых площадок. Иначе не увидишь гармонии. С каждой из площадок просматриваются все камни, но не сразу. Лишь самый внимательный может увидеть все пятнадцать камней. Ольга обошла четыре смотровые площадки. Десять, двенадцать, тринадцать. Наконец, увидела четырнадцатый. Пятнадцатого не было! Служитель сада предложил ей коврик. Нужно сесть и ждать. Пятнадцатый можно увидеть лишь 'третьим глазом'. Внутренним.
Ольга села. Да! Да! Ещё Игорь говорил ей об этом. Не нужно метаться, нужно сесть и сосредоточиться. И тогда всё получится. А ещё он говорил, что в тот момент, когда увидишь пятнадцатый, надо загадать желание. И оно непременно исполнится. Так как здесь присутствует энергия космоса. Когда-то они мечтали побывать здесь и загадать желание 'одно на двоих'. Сейчас ей предстояло сделать это одной 'за двоих'. Ольга забыла обо всём на свете: о Любке, так жестоко ей отомстившей, о Кирилле, терпеливо ожидающем её на скамье, о мерзавце Гришке, который, прикрываясь её именем, содержал бордель, о любимом докторе Серёже, по которому исправно 'скучала' уже целую неделю и даже о предстоящей операции. Она искала 'пятнадцатый', чтобы загадать одно единственное, пусть самое несбыточное, безнадёжное, но самое главное желание в её жизни. Игорь! Она увидела его. И не поверила своим глазам. Как же так? Вот он совсем рядом, а она не замечала. Так! Успокоиться! Сосредоточиться! Пересчитать! Пересчитала. Точно пятнадцать! Она улыбнулась и заплакала одновременно.
Когда она подошла к Кириллу, он понял по её лицу, что случилось что-то важное. Может, самое важное в её жизни. Но в этом самом важном он не увидел себя. Всю обратную дорогу молчали. Потрясённая и уставшая, Ольга сразу уснула и не слышала, как метался в своём номере мужчина, подаривший ей возможность поверить в то, во что поверить невозможно.
Утром Кирилл разбудил её рано. Поторопись - опаздываем. Японцы этого не любят. В машине Ольга слегка занервничала. Не по себе. Он сжал её кулачок своей большой и сильной рукой. Всё будет хорошо. Это лучшая в мире клиника. Бесшовная пластическая хирургия. Стопроцентное качество. Чтобы не выдать своё волнение, Ольга уставилась в окно машины. В клинике их уже ждали. Ольгу одели во всё белое и повели по длинному коридору. Дойдя до середины, она вспомнила, что не попрощалась с Кириллом. Полная раскаяния, она оглянулась. Надо хоть рукой ему помахать. Махать было некому. Кирилла в коридоре не было.
Когда Ольгу завели в операционную, она только тогда поняла, что такое настоящий белый цвет. Она зажмурилась, почувствовала мимолётное прикосновение к левой руке на локтевом сгибе и отключилась.