Свет фар пробежал по окнам, послышался шум подъезжающей машины. Маленький ангел на ладони встрепенулся, слегка взмахнул крылышками и снова замер. Мимо! Свет исчез, шум мотора затих. Анна Сергеевна бросилась было к окну, но в ту же секунду поняла - это не к ней. Сосед-таксист приехал со смены домой и ставит машину в гараж. Она взглянула на каминные часы. Стрелки сошлись на цифре два.
- Десять минут третьего, - подумала Анна Сергеевна, - надо бы прилечь. Однако тут же передумала: что толку ложиться - всё равно не уснуть. Бессонница. Она вздохнула, подошла к лампадке, которая тускло освещала одну-единственную самодельную иконку в красном углу, чуточку прибавила фитиль. Лампада загорелась ярче. В комнате стало светлее. Ангел на ладони снова затрепетал крылышками и закачался, словно в колыбели.
- Спи, мой малыш, спи. Пусть тебя ничто не беспокоит.
Всё-таки прилегла на диван, укутала ноги пледом. Спать по-прежнему не хотелось, поэтому Анна уставилась на иконку и стала наблюдать за изображением. Она всегда так делала по ночам, когда не спалось. А не спалось ей вот уже несколько лет. Порой казалось, что ангел живой. В свете лампады и волнах тёплого воздуха чудилось, что он шевелится и даже вздыхает вместе с ней.
- И тебе не спится, мой малыш, - прошептала женщина и горько улыбнулась.
Собственно это и не икона вовсе, а фотоколлаж, который её муж, доморощенный фотограф - любитель, сделал двадцать три года тому назад. На нём изображена большая мужская ладонь с длинными пальцами, а на ладони, свернувшись клубочком и приподняв кверху попку, лежит их крошечная дочурка, Лизонька. Особую прелесть и невинность этой картинке придают ангельские крылышки, которые автор пририсовал к спинке очаровательного создания. Получилось трогательно: маленький ангел спит, уткнувшись в большую папину ладонь. Муж поместил эту фотографию в красный угол, где находилась старинная дворянская икона в золочёном окладе Божьей Матери "Нечаянная радость". И хотя сам Кирилл Андреевич был человеком неверующим, но уважение к иконе имел, и не только из-за её стоимости, но ещё и потому, что это - семейная реликвия. Были времена, когда о ней не вспоминали. Отец Кирилла, свёкор, был секретарём партийной организации, ярым атеистом, а свекровь ему ни в чём никогда не перечила. Сколько помнила Анна Сергеевна эту маленькую, тихую, интеллигентную женщину, всегда удивлялась её внутренней теплоте, ласковости и нежности. Своего единственного сына Кирюшу любила она самоотверженно. Поэтому, когда тот надумал первый раз жениться на женщине в два раза старше его, не стала перечить, а со всей материнской искренностью пожелала молодым счастья и долгих лет жизни. Но спустя три года семья распалась по банальной причине: не сошлись характерами. Потом была вторая супруга - одногодка. Но лет через пять и этот брак исчерпал себя. На сей раз причин накопилось много, одна из которых - отсутствие детей.
Вот тут и появилась в селе молоденькая учительница, наивная и курносая. На мир смотрела так, как будто ежедневно открывала что-то новое и только хорошее. Познакомились они с Кириллом в школе. Он как член колхозного правления пришёл поздравить педагогический коллектив, состоящий из одних женщин, с "профессиональным" праздником 8-е марта. Так он выразился от волнения, перепутав женский праздник с днём Учителя. Но с тех пор эта фраза стала крылатым выражением в их учительской среде. После официальной части было скромное застолье и танцы. Кирилл, единственный кавалер, был нарасхват, но провожать пошёл Анну.
Конфетно-букетный период он сократил до одной недели. Дескать, некогда, да и не к лицу ему, уважаемому человеку, главному агроному самого передового хозяйства в районе, заниматься пустяшными ухаживанями. Уже в следующую субботу, дождавшись её после очередной школьной дискотеки, где Анна Сергеевна должна была присутствовать в качестве классного руководителя 10 класса, сделал "предложение руки и сердца". Анне это показалось несколько преждевременным, но весьма заманчивым, поэтому особенно долго она раздумывать не стала, и наутро, после проведённой бурно ночи, сказала томное "да".
Будущий свекор отнёсся к третьему, да к тому же такому скоропалительному браку сына, скептически, а вот свекровь вновь приняла супругу сына как родную дочь. Жили молодые дружно, потому что встречались только ночами. Он днями по полям и зернохранилищам, а она с утра до вечера в школе. Но были и редкие, чаще всего зимние вечера, когда Анна и Кирилл наслаждались друг другом, всё больше и больше погружаясь в состяние "настоящего семейного счастья".
Два года пролетело незаметно, и тут заболела свекровь. Запущенный рак груди. И хотя все рвались помочь хоть чем-нибудь: не могли. Тогда-то, предчувствуя близкую смерть, и достала Елизавета Дмитриевна с антресолей старинную икону, отдала ей сыну с благословением. В память о матери разместил Кирилл икону как положено в красном углу, но, когда Анна предложила подвесить лампаду, отмахнулся:
- Это лишнее! Ещё подумают, что мы верующие.
А через месяц Анна поняла, что беременна. Сказать мужу стеснялась и боялась одновременно: говорили же, что он бесплоден. Правда свекровь уверяла, что это не так, и оказалась права. Когда скрывать уже было нельзя, село хоть и большое, но всё равно все у всех на виду, собралась с духом и призналась. Да, видимо, взгляд у неё был такой виноватый, что муж вместо того, чтобы удивиться и рассердиться, вдруг засмеялся и спросил:
- А что такой вид несчастный? Ты не рада, что ли?
Анна растерялась:
- Как это не рада! Очень рада!
- Вот и прекрасно! Давно пора! - добавил он и закружил её в весёлом вальсе.
На этом объяснение, к которому Анна готовилась почти два месяца, кончилось. Чего, спрашивается, боялась? Глупая.
Когда родилась дочь, Кирилл пребывал в состоянии близком к эйфории. Как оказалось, он именно о дочке и мечтал, только жену боялся огорчить и делал вид, что ему всё равно. Доченьку назвали Лизонька в честь бабушки. А через два месяца и появилась эта фотокартина. Ангел, с личиком мирно спящей Лизоньки и белыми крылышками, занял своё почётное место в красном углу под иконой "Нечаянной радости".
Затекли шея и спина. Анна Сергеевна повернулась. Диван заскрипел, выражая своё недовольство. Дескать, легла, так лежи - нечего вертеться. Сама не спишь и мне не даёшь.
- Не ворчи, старый ворчун, а то окажешься на свалке...
Диван недоверчиво хмыкнул, но, на всякий случай, затих.
Про свалку, это, конечно, слишком сказано, не на что новый купить, да и незачем. А что сказала ему грубость, так этого от того, что надо хоть с кем-нибудь разговаривать.
Снова взглянула на часы. Стрелка медленно приближалась к половине третьего. Господи, до чего же тягучи стали эти зимние ночные часы. Летом немного легче, светает рано. Можно лечь позже и встать раньше, самой себе внушая, что "дел накопилось - не переделать".
Одиночество - страшная штука. Наваливается неожиданно и делает человека уязвимым и слабым. А ведь когда-то ночи были такими короткими... Анна Сергевна снова погрузилась в воспоминания. Семья: муж, ребёнок. СЧАСТЛИВОЕ время. Единственная доченька, обласканная родителями с головы до ног. Хлопот с воспитанием дочери не было. Умница, красавица, отличница. Отец гордился ей до преклонения. С ней связывал все свои чаяния и радужные надежды. Отказа ни в чём и никогда Лиза не знала. Поэтому, когда изъявила желание поступать в медицинскую академию, родители затянули потуже пояса, так как удовольствие это было не из дешёвых. К тому же политические потрясения в стране оставляли желать лучшего. Колхоз превратился в ЗАО, а потом в придаток какого-то холдинга, а затем и вовсе исчез с лица земли. А село осталось. Остались и жители: без работы и без надежды на будущее. Помогло ещё то, что Кирилл Андреевич в период борьбы за колхозную собственность получил два инфаркта и был признан инвалидом, за что и получал от государства пенсию. Не ахти, конечно, какую, но если подрабатывать по ночам сторожем в школе и вести подсобное хозяйство, то концы с концами сводить можно. И дочери на учёбу откладывать тоже. Однако всё чаще и чаще приходилось говорить дочери: пока денег нет, это мы не можем себе позволить. И всё чаще и чаще родители читали в глазах дочери удивление, а затем и презрение, граничащее с жалостью.
В медицинскую академию Лизонька поступила легко. Высокие баллы, полученные на ЕГЭ, позволили ей выбрать один из самых престижных факультетов вуза - лечфак.
Однако, как и предполагал Кирилл Андреевич, общежитие первокурсникам было не положено - пришлось снимать квартиру. Вот тут и пригодились сэкономленные на новых платьях и туфлях денежки. Лизонька училась хорошо. Глазки, однако, не горели, как когда-то в школе, но стипендию получала. Домой приезжала редко и исключительно в день пенсии отца. Знала: папочка отдаст последнее. Анна Сергеевна пыталась возражать, намекая на то, что ему самому необходимы дорогие лекарства и санаторное лечение, но Кирилл отмахивался и подолгу грустно смотрел вслед отъезжающему такси - ездить на рейсовом автобусе Лизоньке не позволялось.
Справедливости ради, надо сказать, что дочь несколько раз заикалась о подработке в вечернюю смену где-нибудь в больнице, но отец и слышать не желал об этом.
После второго курса Лизонька объявила, что хочет поехать отдохнуть на Юг. Разумеется, нужны были деньги. Анна Сергеевна получила отпускные, заплатила старый кредит и взяла новый, посолиднее. И хотя денег на прожитьё им оставалось впритык, поездка дочери была обеспечена. Уже перед самым отъездом Лизонька разоткровенничалась с отцом и рассказала, что познакомилась по интернету с молодым мужчиной, который живёт в Краснодарском крае. Он-то и пригласил её в гости. По какой такой непонятной причине отец не стал возражать дочери, Анна Сергеевна не знала, но только сказал он жене об этом, когда дочь уже сидела в поезде.
Мать сразу нафантазировала себе Бог знает что, но по приезде в Краснодар, дочь прислала им СМС-ку, а затем и позвонила, сообщив, что всё прекрасно и они, кажется, симпатизируют друг другу. Забеспокоились родители к концу лета, когда общение с дочерью свелось к двум фразам:
- Не пора ли возвращаться домой? Скоро на занятия!
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети...
Лёгким шоком для Анны Сергеевны стало, когда соседка по двору поздравила её с замужеством дочери. Анна Сергеевна долго не могла понять, о чём идёт речь, а когда поняла, похолодела от страха. Пытаясь, хоть как-то сохранить лицо, она глупо улыбалась и невпопад поддакивала назойливой собеседнице. Из всего разговора поняла одно: соседская девчонка где-то в "Контакте" зашла на страничку Лизоньки, увидела статус "вышла замуж" и свадебные фотографии.
Анна Сергеевна бросилась в школу, так как дома интернета ещё не имела, ворвалась в компьютерный класс и вскоре убедилась, что это не очередная деревенская сплетня. На странице дочери увидела статус "вышла замуж" и множество фотографий. Правда, свадебными их назвать было нельзя. Лизонька в красивом фиолетовом платье с довольно солидным мужчиной явной кавказской наружности. На стене много поздравлений. Анна Сергеевна заплакала от обиды, и тоже написала: "Поздравляем, доченька, будь счастлива!"
Вечером предстоял неприятный разговор с мужем. По тому, как тот стал хвататься левой рукой за сердце, Анна Сергеевна поняла, что он не в курсе такого поворота событий. Во избежание третьего инфаркта, обороты пришлось сбавить и бежать к фельдшеру за помощью.
Лизонька позвонила через два дня. Она посопела в трубку и заюлила. Это только статус. Повесила в "Контакте", чтобы мужики не доставали. Рафик очень ревнивый. Просто подстраховалась. На самом деле, они только ещё собираются пожениться. В сентябре Рафик должен переехать в Москву, фирма, на которой он работает, предоставляет ему квартиру, и Лиза поедет вместе с ним. На прямой вопрос: "а как же институт?" дочь заявила, что всё предусмотрено. Документы у неё с собой, и запрос о переводе давно уже сделан. Анна Сергеевна похолодела: тайная предусмотрительность дочери потрясла её настолько, что она взорвалась бранной тирадой, смысл которой сводился к одному: неужели мы, которые жили только ради тебя, заслужили такую чёрную неблагодарность. Лиза отреагировала ещё резче, чем мать, заявив, что уже совершеннолетняя и вправе сама решать, как жить.
Вечером мужу стало снова плохо, фельдшер, боясь осложнений, вызвала скорую. В больнице констатировали третий инфаркт.
Мрачные тени поплыли по комнате. Анна Сергеевна взглянула на лампаду. Пламя почти затухло. Фитилёк что ли отгорел или масло закончилось? Поднялась, включила свет. Стрелки на часах показывали 3 часа 45 минут. До утра ещё бесконечно долго. Подошла к красному углу, приподнялась на цыпочки, сняла лампадку. Так и есть: маслице на исходе, надо бы подлить. Нельзя маленькому ангелочку без света. Он темноты боится. По крайней мере, в детстве Лизонька всегда спала при свете. Сначала её чуткий сон сопровождал голубенький ночник-аквариум, с плавающими рыбками, затем томное бра, украшенное матовым стеклянным абажуром в серебряной оправе. Получив порцию свежего масла, фитилёк загорелся ярко, пламя всколыхнулось, и ангел снова поплыл по широкой отцовской ладони, словно живой. Анна Сергеевна, вытерла внезапную слезу и прошептала с мольбой:
- Доченька, ангел мой...
На какое-то время Анна Сергеевна была поглощена заботами о муже, так что о дочери старалась не думать, успокаивая себя тем, что, видимо, той хорошо. Было бы плохо, наверняка, бы обратилась к родителям. Лишь ночами позволяла себе плакать в подушку от собственного бессилия и обиды. А у Лизоньки, и в само деле, всё шло прекрасно. По крайней мере, так утверждали записи в "Контакте" и "Одноклассниках". Анна Сергеевна стала успокаиваться и, смирив гордость, написала дочери. Та ответила как ни в чём не бывало. Завязалась редкая, но всегда бессмысленная по своей значимости переписка: "Это я, смайлик. Я ем, смайлик, я пью, смайлик. Я иду спать, смайлик". Из этих кратких фраз Анна Сергеевна поняла, что дочь нигде не учится и не работает, а просто живёт за счёт мужчины, который, как выяснилось уже в Москве, то ли в Нальчике, то ли в Геленджике имеет семью: жену и двух дочерей. Анна Сергеевна, надеясь на то, что дочери скоро надоест положение приживалки и наложницы, обходила в разговоре с ней эту скользкую тему и с мужем не откровенничала. Однако, словно чувствуя, что над любимой доченькой сгущаются неприятности, Кирилл засобирался в Москву. Отпустить его одного Анна не могла. Решили это сделать на зимних каникулах. Отпуск взять на этот период не проблема. Попутно заехали к родственникам в Подмосковье: годы идут, здоровье не то - надо бы и повидаться. По приезде в Москву позвонили Лизоньке, сообщили, что рядышком - хотят увидеться. Лизонька обрадовалась и назначила им встречу в кафе на Сретенке. Ехать в кафе с вещами было неудобно, поэтому отдали их в камеру хранения, предполагая забрать после обеда. К их приезду дочь уже сделала заказ, справедливо предположив, что родители с дороги голодны. За столом без умолку трещала о своих проблемах: перевестись в московский вуз не получилось, но это дело времени и денег, а сейчас она в поиске работы. Разослала свои резюме в несколько фирм и теперь проходит собеседования. Вот и сегодня буквально через час ей назначена встреча в риелторском агентстве по продаже загородной недвижимости. Выпросив у отца "пару-тройку тыщ деревянных" на дорогу, дочь умчалась, забыв расспросить родителей о делах и здоровье. Рассчитавшись в кафе, они долго гуляли по Москве, вспоминали молодость и своё свадебное путешествие. Видели, что город сильно изменился и, к большому их сожалению, не в лучшую сторону. Лиза позвонила только вечером, сказала, что с работой пока ничего не вышло, а они с Рафиком собираются в ресторан на деловой ужин. Пожелав им хорошего отдыха, она отключилась "до завтра".
Глядя на бледное лицо мужа, Анна Сергеевна решилась перезвонить дочери и робко намекнуть, что они надеялись остановиться у неё, потому что денег на проживание в гостинице нет. На что Лизонька отреагировала со слезами в голосе:
- Мам, пап, да вы что! Ко мне нельзя! Рафик терпеть не может, когда у нас кто-нибудь останавливается. Он мне прямо так и сказал, чтоб никакой твоей родни тут не было, а то попрут тотчас в Москву. Он человек деловой, ему после работы отдых нужен, релаксация. Так что переночуйте у родственников, электрички допоздна ходят. А завтра я перезвоню.
Не сговариваясь, Анна Сергеевна с мужем отправились на Казанский вокзал. Чтоб не плакать, Анна Сергеевна утешала себя тем, что они предусмотрительно оставили вещи в камере хранения и не пришлось тащить их через весь город. Отстояв в очереди, поменяли билеты на завтрашний утренний поезд и забились в дальний угол зала ожидания: как-то неловко было возвращаться к родне и пытаться объяснять то, что объяснять не было сил.
Лиза так и не перезвонила родителям, хотя утверждала, что пыталась, но они уже были "вне зоны действия сети". По её словам выходило: она очень расстроена тем, что родители так внезапно "сорвались домой". Ей бы хотелось многое порасспросить, да и просто посидеть рядом, прижаться к папе, как в детстве. Анна Сергеевна оправдывалась тем, что отцу стало хуже от московской суетни, и надо было поспешить домой в привычную, "спокойную" обстановку. Позже они не раз пожалели о том, что уехали так скоропалительно, не попрощавшись с дочерью. Ах, знать бы тогда, что видят своего милого ангела последний раз!
Анна Сергеевна вздохнула, снова взглянула на иконку. Ангел на ладони укоризненно замахал крылышками, словно говоря: ты же обещала не плакать. Анна Сергеевна и не плакала. Нечем, давно всё выплакала. Она только прошептала сухими, воспалёнными губами:
- Ангел мой, доченька, где же ты? Как ты? Вернись ко мне... Пресвятая Богородице, Матерь Божия, заступница наша, Пречистая и Пренепопрочная помоги...
Молиться она начала после смерти мужа, а сразу после приезда из Москвы именно он купил лампаду и молитвослов. Сначала украдкой, таясь он жены, а потом, не стесняясь, стал молиться по вечерам, а позже и утрам. Как понимала Анна Сергеевна во имя "наставления на путь истинный".
В канун 8 марта Лизонька позвонила сама, поздравила "мамочку" и даже слегка всплакнула, потому что "соскучилась". Анна Сергеевна хорошо знала повадки дочери, поэтому не особенно встревожилась, решив, что это очередной "каприз". Потом сколько раз жалела о том, что не попыталась понять, что же происходит в душе её девочки, может быть, тогда всё сложилось иначе. Лиза вдруг перестала отвечать на звонки, оповещая казённым голосом "ЗЕ МОБАЙЛ НАМБЕР ЭСТЕМПЕРИ БЛОКТ". Не появлялась в "Контакте" и на майле, аська её тоже молчала. Напрасно каждый вечер Анна Сергеевна слала ей грустные смайлики и короткие смс-ки с одним вопросом: "доченька, где ты? Отзовись... Мы тревожимся". Дочь исчезла. Попытки разыскать в сети её Рафика ни к чему не привели: они ведь даже фамилии его точно не знали. Только название фирмы, в которой тот якобы работал, засветилось на Лизонькиной страничке в "Одноклассниках". В конце марта, на очередных каникулах, Анна Сергеевна с мужем выехали в Москву. Заявление в милицию не приняли, мотивируя тем, что Лизонька в Москве никакой, даже временной, прописки не имела, поэтому обращаться нужно по месту жительства, а вот с Рафиком повезло больше. Разыскать его фирму не составило труда, гораздо сложнее было получить номер его мобильного телефона. Наконец, сердце одной из секретарш дрогнуло, и та записала несколько цифр на листочке. При этом попросила на неё никогда и нигде не ссылаться. Позвонив по пресловутому телефону, Анна Сергеевна услышала нервный и резкий голос человека, который так круто изменил жизнь их дочери. Тот долго не мог понять, что нужно от него чужой ему женщине, но слова "милиция" и "федеральный розыск" сделали своё дело, голос его стал мягче, уступчивее, а в конце и совсем благосклонным. Он согласился встретиться.
Из его немногословной речи, видимо заранее подготовленной, потому что русским языком он владел далеко не идеально, узнали, что с Лизой они расстались в начале марта: "взбалмошная" и "капризная" их дочь ему надоела, он дал ей приличные отступные и попросил съехать с квартиры, под предлогом того, что к нему должна приехать жена. Лиза повела себя вполне адекватно: устроила большой скандал и, прихватив "отступные" деньги и вещи, хлопнула дверью. Больше они не встречались. Не перезванивались. Не переписывались.
При всей свой неприязни к этому человеку Анна Сергеевна поняла, что тот не обманывает и о дальнейшей судьбе их дочери ничего не знает. Уже собираясь уходить, Рафаил (такого было его полное имя) вспомнил, что последнее время Лизонька общалась с одной девицей, танцовщицей из ночного клуба, под названием "Шпилька". Звали её, танцовщицу то есть, кажется, Светланой. Это всё.
"Шпильку" найти было несложно, но информацией о некоей Светлане, здесь явно делиться не собирались. Лишь спустя часа полтора с миру по нитке насобирали некоторые сведения. Да, работала, Светлана, но месяц назад уволилась и выбыла в неизвестном направлении. Больше ничего. На этом круг как бы замкнулся, но совершенно неожиданно позвонил Рафик, он же Рафаил, и заявил, что выяснил: кто такая эта Светлана и где она живёт. Окрылённые родители помчались на северо-запад Москвы, в Митино, и скоро уже звонили в нужную дверь. Открыли им не сразу. Матерясь, долго шуршали за дверью, пытаясь справиться с замком. Наконец, дверь открылась и из неё высунулась взъерошенная голова неопрятного мужчины, очевидно мучающегося с похмелья не один час. На вопрос о Светлане тот только пожал плечами и крикнул куда-то в глубину квартиры:
- Валькя, тута про Светьку спрашують!
Зашлёпали по полу босые ноги, и из комнаты появилась заплывшая физиономия "Вальки".
- Кто такие? - прорычала женщина, но, увидев вполне приличных людей, осадила пыл и более-менее дружелюбно поинтересовалась:
- Зачем это она вам понадобилась?
Сбивчиво и кратко Анна Сергеевна объяснила суть проблемы. "Валькя" кивнула и пригласила пройти в квартиру. Комната, в которую их проводили, больше напоминала мусорный контейнер, наполненный пустыми пивными и водочными бутылками. Чтобы разговор пошёл энергичнее Кирилл Андреевич зашуршал купюрами. Валькин сожитель, Сергуха, тут же слинял в соседний ларёк. Вдохновлённая дама стала ещё более приветливой и тут же поведала, что "дочка ейная, Светка, тварь неблагодарная, родителей не уважала, брезговала ими. Не то, что на похмелку, на закусь никогда копейки не даст. По клубам да по мужикам только и знала таскаться. А теперь и вовсе съехала. Бросила их больных и сирых".
На вопрос:
- Куда съехала-то?-
"Валькя" смогла ответить лишь после второй.
- А фиг её маму знат, в Италию што ли, - прошамкала она, закусывая чем-то, отдалённо напоминающим квашеную капусту.
- Не в Италию, а в Испанию, - вмешался в разговор Сергуха, - гувернанткой к какому-то дону Педру.
Он расхохотался.
-Точно, в Ишпанию, - поддакнула, совершенно опьяневшая женщина, - в няньки, значица, нанялась к богатому ишпанцу.
Пожевав, она добавила:
- Вовсе родителей позабыла, шалава... Убивать таких надо в детстве.
На протяжении всей беседы Анна Сергеевна с мужем пытались выяснить что-нибудь о Лизоньке и после третьей были вознаграждены:
- Ага,- Сергуха вытер тыльной стороной ладони влажные губы - он не закусывал. - Ага, была подруга, ночевала как-то пару ночей. Мож, её Лизкой и звали, не знаем. Оне не представлялись нам. Придут, запрутся в комнате и сидят за своим ноутбуком, в интернете.
Пока Анна Сергеевна делала вид, что очень сочувствует собеседникам на предмет неблагодарности их дочери, Кирилл Андреевич прошёл в соседнюю комнату, но вскоре вернулся. Анна поняла: ничего интересного. Светлана, видимо, забрала ноутбук с собой. Оставаться больше не было смысла. Да к тому уже начинало тошнить от пьяного зловонья и липких физиономий собеседников.
По приезде домой, Кирилл Андреевич обратился в милицию, заявление приняли, но только скептически хмыкнули: дескать, где мы, а где Испания. Робкая надежда на то, что Лизонька, устроившись на работу, даст о себе знать, таяла с каждым днём, а вместе с ней и силы Кирилла Андреевича. Отчаявшись, муж написал в телепередачу "Жди меня", но и оттуда получил ответ неутешительный: человек, с такими данными из страны не выезжал, и, стало быть ни в Испании, ни в какой другой стране проживать не может.
Анна Сергеевна старалась быть с ним нежной и заботливой, как никогда раньше, но всё больше замечала, что муж уже не с ней, не здесь, а где-то на грани между жизнью и смертью. Однажды проснулась ночью и сразу всё поняла - полная тишина окружала её. Кирилл умер во сне. Очевидно, ему снилось что-то, потому что выражение лица его было тревожным и умоляющим одновременно, словно он молился. Похоронив мужа, Анна Сергеевна осталась одна. Совсем одна. Всё больше и больше времени проводила она у иконы Богородицы, сначала молилась и плакала, а потом плакать перестала, а позже и молиться. Только смотрела в глаза Пречистой Деве и шептала: "Помоги, Заступница, Матерь Божия..."
Анна Сергеевна приподнялась с дивана. Взглянула на стрелки часов: 6 часов 15 минут. Она облегчённо вздохнула: вот уже и утро. Скоро на неё навалится долгожданный сон. Так повелось с той поры, как похоронила мужа. Засыпала в предрассветный час и просыпалась с первыми лучами солнца. Шла на работу, засиживалась там допоздна, до самого прихода сторожа, благо, что работы в школе всегда много, заходила по дороге в магазин за "хлебышком" (так говорила Лиза, когда была малышкой) и шла в свой, некогда уютный и добротный дом, чтобы каждый вечер и каждую ночь, переживать историю своей бесцветной жизни и думать, думать, думать, мучительно искать ответы на назойливые вопросы: как? когда? почему?
Однажды морозным зимним вечером в окно постучали. Анна Сергеевна, наскоро одевшись, вышла на улицу. За калиткой стоял человек сомнительной наружности. Приглушённым шёпотом он сказал, что у него есть информация о Лизе. Сердце ёкнуло так сильно, что Анна Сергеевна закашлялась. Кое-как отдышавшись, пригласила мужчину в дом. Тот не представился, но по повадкам и исколотым пальцам поняла, что он не раз побывал в местах "не столь отдалённых". Однако парень сразу сознался, что знает очень мало: дескать, один его приятель, попросил передать, что Лиза жива и здорова, но в очень затруднительном положении. Чтобы её из этого положения вызволить, нужны деньги. Большие деньги. Он, конечно, ничего не гарантирует, но, по крайней мере, это - шанс. Анна Сергеевна задумалась. "Большие деньги" - понятие растяжимое. Лично для неё, всю жизнь проработавшей в школе и получающей нищенскую пенсию по выслуге и пятьдесят тысяч большие деньги. О них-то и подумала сразу. Именно такая сумма и лежала на книжке, скопила за год. Как стала выслугу получать, так и начала откладывать на похороны. А что? Больше-то побеспокоится-то о ней некому. И на соседку завещание написала, чтобы сняла деньги и похоронила рядом с мужем. А дом никому не завещала, ведь в нём Лизонька прописана. Мужчина сказал: пятьдесят тысяч проблему не решат, а дом продавать долго. Нужны доллары и как можно быстрее. Анна Сергеевна заплакала от бессилия и по привычке обратила глаза в красный угол. Маленький ангел, казалось, тоже вот-вот готов был разреветься.
- Доченька, милая, родная, как же мне тебе помочь?
И тут женщина увидела пристальные глаза Пресвятой Богородицы.
- Постойте, Господи, как же я сразу-то не догадалась!
Мужчина удивлённо смотрел на неё, явно не понимая, о чём идёт речь.
- Икона!
- Икона? - переспросил тот, - ах, да, оригинально, - кивнул он, глядя на маленького ангела.
- Да, нет, что вы, не эта. Это просто фотомонтаж. А вот верхняя икона. "Нечаянная радость" называется, старинная и очень дорогая. Я сама не знаю, но муж говорил: очень дорогая.
Она потянулась в угол, сняла икону и протянула мужчине.
- Возьмите, вам легче будет её продать...
Мужчина понял её намёк и усмехнулся:
- Да, я вообще-то не по этой части...
Анна Сергеевна испугалась, что не возьмёт, поэтому буквально втиснула икону тому в руки.
- Возьмите, прошу вас! Возьмите... и помогите ей, если это в ваших силах!
Мужчина отшатнулся, но икону взял:
- А как же вы? Вы, наверное, верующая? Молитесь?
- Верующая. Да. Ну и что? Молиться и без иконы можно. И потом у меня есть, - она кивнула в сторону маленького ангела, одинокого и как будто осиротевшего, - ему молиться буду!
Незнакомец растворился так же внезапно, как и появился.
С тех пор прошёл год. По-прежнему от дочери ни слуху, ни духу. Но Анна Сергеевна ни на секунду, ни на минуту не переставала ждать, вздрагивала при каждом шорохе, звуке машины, проезжающей по дороге, бежала к окну, а потом бессильно плелась обратно к дивану и молилась:
В груди сильно заныло, Анна Сергеевна, ставшим уже привычным движением стала растирать себе грудь и предплечье. Не помогло. Нужно положить под язык таблетку. Но для этого придётся встать с дивана, пройти в спальню, там в тумбочке все необходимые лекарства хранятся со времён мужа. Однако шевелиться не хотелось, Анна Сергеевна почувствовала бесконечную усталость, и сон, похожий на небытие, постепенно завладел всем существом бедной женщины.
Сладкие грёзы охватили её: вот они с мужем едут из роддома с крошечной дочуркой. Первое кормление, первое купание, вот Лизонька начинает делать первые шаги, пытается выговорить первое слово "мама", но получается "папа", вот она с огромным букетом идёт в первый класс и приносит первую пятёрку. Все восхищаются ею и завидуют счастливым родителям. Но вот уже и выпускной бал, шикарное и очень дорогое бальное платье и, наконец, железнодорожный вокзал, перрон. Весёлая, она входит в вагон, выглядывает из окна, машет рукой. Поезд трогается, плывёт, Анна Сергеевна стоит на перроне. Она ещё не знает, что Лиза уезжает от неё навсегда.
Какой-то посторонний звук вывел Анну Сергеевну из небытия. Стук в окно. Прислушалась. Точно. Стук повторился. Зачем? Вставать не хотелось. Там во сне лучше, там Лиза, её маленький ангел. Она махала в окно поезда и что-то кричала. Вот только что? Из-за стука колёс, а вернее, из-за этого внезапного стука в окно невозможно расслышать слов. А она, кажется, зовёт мать. Ну да, Анна Сергеевна уже отчётливо слышит:
- Мама! Мама! Это я Лиза, открой!
Женщина глядит удивлённо вслед уходящему поезду и снова слышит голос дочери:
- Мама! Да открой же ты! Это я, Лиза. Я вернулась!
Анна Сергеевна вздрогнула и проснулась.
- Мама, мамочка! Открой! Да неужели так можно спать! Это я, Лиза!
Анна Сергеевна рванулась было с постели, но какая-то неведомая сила откинула её обратно. Дикая боль пригвоздила к дивану. Сердце! Господи! Только не сейчас! Не сегодня! Вот ведь глупая, так и не сходила за таблеткой. А, между тем, стук снова повторился. Теперь уже тарабанили в дверь. Анна Сергеевна пошевелила левой рукой и сразу задохнулась. Слегка отдышалась и попыталась повернуться. Получилось.
- Мама, мамочка! Да что же это такое!
Сквозь сердцебиение и шум в ушах Анна Сергеевна едва различала голоса:
- Мама, мамочка! Я приехала, а ты! Помогите, пожалуйста!
Кажется, там соседи. Зачем? Или она умерла, а они уже пришли на её похороны. Нет! Ей нельзя умирать, к ней Лиза вернулась! Анна Сергеевна спустила ноги с дивана, перевела дух. Попыталась встать - не смогла.
- Не может, же она так спать, может, случилось что. Последнее время она часто жаловалась на сердце, - узнала голос соседки Лидии.
- Так ломайте же, ломайте двери. Мама, мамочка! - кричала Лиза.
Теперь Анна Сергеевна точно знала - дочь вернулась. Она там за дверью. Но так же точно мать поняла, что до двери ей не дойти. Если только ползком. Только бы дожить, только бы обнять, только бы увидеть...
- Лиза, доченька, моя, - хрипела Анна Сергеевна,- не могу... не доползу...прости меня. Как же так, Господи! За что?
Сознание стало раздваиваться: женщина снова увидела себя на перроне. Но теперь уже не Лизонька: сама, Анна Сергеевна, входит в вагон, а дочь бежит вслед уходящему поезду, кричит и машет ручками, такая маленькая и беззащитная. Её милая девочка. Анна Сергеевна хочет подняться, выбраться из душного вагона, но не может. Скорость его такая, словно какая-то нечеловеческая сила вдавливает в стенку тесного купе. Мимо начинают ходить люди. Они вглядываются в лицо, но, не узнавая, отходят в сторону. А Лиза всё кричит и кричит. Анна Сергеевна уже не понимает слов, но слышит, что дочь плачет. Её маленькая дочурка осталась одна на перроне. Ей страшно, она зовёт маму... Анна Сергеевна из последних сил рванулась, но... не сдвинулась с места. Вагон на бешеной скорости уже не ехал, а летел куда-то вниз. Женщина стала узнавать лица свекрови, свёкра, Кирилла... Ещё немного... И тут снова раздался пронзительный крик дочери:
- Мама, мамочка! Не умирай, родная! Прости меня!
Сквозь мелькающие лица дорогих умерших людей мелькнуло испуганное и зареванное лицо Лизы.
- Мама, мамочка. Я приехала... Прости меня...
- Не тряси её, Лиза, она тебя не слышит... - прошептала соседка, пытаясь успокоить девушку.
- Нет, слышу, слышу, ещё слышу, - хотела возразить Анна Сергеевна, но лишь глубоко вздохнула.
Вокруг стало очень тихо. Так тихо уже было однажды, когда умер Кирилл...
И вдруг в наступившей тишине Анна Сергеевна увидела, как светлый маленький ангел сорвался с иконки. Всё нутро её встрепенулось ему навстречу - только бы не упал! Но тот и не думал падать. Вспорхнув несколько раз крошечными крылышками, он сделал круг по комнате и плавно опустился на грудь умирающей женщине...
Поезд замедлил ход, лица покойников стали исчезать, вместо них Анна Сергеевна увидела соседку Лидию и её мужа Славика, а между ними такое родное и такое несчастное лицо дочери. Она выдохнула, ещё и ещё раз. Боль стала уходить, шум в голове прекратился, стук колёс постепнно стих.
- Здравствуй, Лиза, не плачь, - прошептала Анна Сергеевна и потянулась рукой к лицу своей девочки, чтобы вытереть слёзы, как это не раз бывало в детстве...
![[]](/img/b/berezhnaja_e_g/14jp/2-ru-9816bbd84fd154cc56075df91335700c.jpg)