Бердникова Татьяна Андреевна : другие произведения.

Паутина времени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В заброшенном замке в лесу Германии трое русских ребят находят немецкого солдата Второй мировой войны, который утверждает, что сейчас идет 1943 год. Пытаясь понять, что происходит, они узнают о существовании странного и загадочного существа - темпора, который и есть виновник происходящего. Друзья пробуют добрать до него, чтобы остановить безумные скачки времени, но тут двое из них исчезают...
  Где-то позади взорвалась очередная мина, обрывая чью-то жизнь и, может быть, даже не одну. Свистнул в воздухе снаряд. Рассыпалась горохом автоматная очередь.
  Они пригнули головы и, цепляясь друг за друга, поспешили углубиться в лес, закрываясь от ужаса позади его ветками, прячась под свисающим с деревьев мхом.
  Один из них пошатнулся и, хватаясь за раскалывающуюся от боли голову, едва не упал, но был поддержан в последний момент товарищем. Тот, более сильный, более уверенный или, по крайней мере, менее пострадавший, поспешно потянул его вперед, заставляя шагать, заставляя скрываться в густом лесу.
  - Быстрее, быстрее... - сорвался с его губ хриплый шепот, - Надо отойти как можно дальше, пока нас не задело!
  Его товарищ с трудом кивнул и, превозмогая боль, борясь с застящей глаза кровавой пеленой, кое-как поплелся вперед. Спутник помогал ему, поддерживал, ежесекундно оглядываясь и иногда рефлекторно пригибаясь.
  Шум битвы оставался все дальше за спиной, но ему казалось, что они по-прежнему в ее эпицентре.
  В конечном итоге, когда бы это солдаты ограничивали себя строго очерченным полем боя? Если бы это было так, не страдали бы мирные поселения, не гибли бы ни в чем не повинные жители...
  - Давай же, еще! - он подтолкнул своего спутника и, видя, что тот почти теряет сознание, подхватил его и поволок. Он не мог позволить ему умереть, не здесь, не сейчас, не теперь, черт возьми! Не тогда, когда они почти вырвались из этого Ада на земле, когда они почти спаслись...
  Война прокатится мимо, пройдет вперед. Их не заметят, их оставят здесь, а они отсидятся в укрытии и, когда все поутихнет, вернутся домой. Они ранены - их не сочтут дезертирами, они спишут все на контузию, соврут, что заблудились...
  - Только не умирай, - пробормотал он и, прилагая почти нечеловеческие усилия, сделал еще несколько быстрых шагов вперед.
  Звуки войны за спиной внезапно исчезли, настолько резко, что ему почудилось, будто он оглох. Над головой запела птица, одна, другая, третья...
  Он непонимающе оглянулся назад. Лес, лес, кругом только лес, и он совсем не слышит звуков боя! Как это странно, как... неправильно? Такого же не должно быть, так не бывает, это...
  А, к дьяволу все это. Если Бог послал им спасение - не надо пытаться вернуться в Ад.
  Он перехватил товарища половчее и, словно обретая силу, уверенно потащил его вперед.
  Вот шаг, еще шаг... Зеленые ветви, скользкие и в то же время бархатистые от покрывающего их мха, мягко расступились, пропуская двух усталых путников на когда-то бывшую большой, но сейчас уже сильно заросшую поляну.
  - Пришли... - молодой человек медленно выдохнул и, всем существом своим ощущая, что пришли они действительно туда, куда следовало, опустил взволнованный взгляд на спутника. Тот, к его удивлению, немного опомнился, и теперь стоял вполне твердо, изумленно и зачарованно созерцая предстающий их взглядам пейзаж.
  На поляне, занимая ее всю, целиком, путаясь в ветвях подступающего все ближе леса, раскинулись руины некогда величественного замка. Высокая башня с несколькими примыкающими к ней частями постройки была еще цела, но бо́льшая часть строения уже обвалилась, воздевая теперь к небу свои неровные края. В зыбком сумраке подступающей ночи они походили на каких-то неведомых чудищ, и на более ослабленного путника произвели сильное впечатление.
  - Ты... уверен, что нам туда надо?.. - он сглотнул и сделал неловкую попытку отступить в лес. Его товарищ, услышав это, оглянулся через плечо, слегка приподнимая брови.
  - Сейчас война, Фридрих. Неужели ты думаешь, что можно быть в чем-то уверенным?
  - Я уверен в том, что наш полк разбит, - угрюмо отозвался названный Фридрихом, - Уверен, что нам надо скрыться, пока никто не узнал, что мы живы. И уверен, что больше всего на свете я хотел бы окончания этой бессмысленной войны... - он поднял руку, осторожно касаясь собственного виска. Там, скрытая в крови, кажущейся в наступающей тьме черной, напоминала о себе тупой болью рана.
  Его товарищ вздохнул и, обернувшись, ободряюще положил руку ему на плечо. По бледным губам его скользнула слабая тень улыбки.
  - Она закончится, Фридрих. Обязательно закончится, надо только подождать...
  Фридрих, раздраженный этими бессмысленными словами, резко скинул руку товарища. На рукаве его мелькнула красной полосой нашивка со знаком свастики в белом круге.
  - Ты не можешь знать наверняка! - он шагнул вперед, ближе к руинам, обходя спутника. Быстрые движения отозвались в поврежденной голове болью, и он пошатнулся.
  - Ты не можешь знать... - повторил он уже тише и, опустив голову, осторожно покачал ей, - Я боюсь, я не доживу до рассвета, Вольфганг. Мы можем укрыться здесь, но... Я уже видел такие раны, как у меня. В том полку, где я был прежде, приказывали добивать тех, кому пробило голову, потому что вылечить таких было невозможно. Я не исключение. Если бы в этих руинах находился госпиталь, я бы, может, и протянул чуть дольше, но здесь пусто...
  - Ты тоже не можешь знать наверняка, - Вольфганг, хмурясь, поддержал товарища и, не желая слушать его дальнейших возражений, аккуратно повел к замку, - Никто не знает, сколько ему отмерено, Фридрих, никто! Тебе нужно немного отдохнуть, я попробую осмотреть твою рану. Быть может, несмотря на боль, это всего лишь царапина.
  Фридрих слабо усмехнулся.
  - Приятно, когда рядом есть человек, который во всем видит хорошее, - заметил он и, покорно принимая поддержку друга, оперся о его руку, шагая вперед и не прекращая прижимать к ране руку.
  Идти было недалеко - лес подступал к останкам древнего замка вплотную, да и выбрались из него молодые люди как раз неподалеку от дверей. Единственной проблемой, предстающей пред ними, были запутавшиеся в высокой траве камни - части обвалившихся стен.
  И если Вольфганг, усталый и тоже немного пострадавший в последнем бою, но чувствующий себя все-таки не в пример лучше товарища, перешагивал через них вполне успешно и, хоть и спотыкался порой, особенного значения этому не придавал, то с Фридрихом дело обстояло иначе. За те несколько минут, что потребовались им, чтобы добраться до заветного входа, он, постоянно спотыкаясь и путаясь ногами в траве, вымотался настолько, что к концу пути на спутнике уже почти висел.
  Оставалось сделать всего несколько шагов, когда он остановился и шумно выдохнул.
  - Погоди... мне нужно передохнуть.
  Вольфганг послушно остановился - товарищем он дорожил и причинять ему дополнительного дискомфорта не хотел, тем более, что сейчас время позволяло сделать маленький перерыв.
  Фридрих, тяжело дыша, согнулся, упираясь одной рукой в собственное дрожащее колено и переводя дух. Спутник, продолжая поддерживать его, напротив, поднял голову, оглядывая окрестности и, наконец, устремляя взгляд на небо.
  По губам его скользнула задумчивая, грустноватая улыбка.
  - Уже ночь, должно быть, - негромко отметил он, - Хотя еще и не слишком темно. Как странно... на небе всего две звезды.
  Фридрих с хрипом втянул воздух и, сделав над собою усилие, кое-как выпрямился, тоже поднимая взгляд к небу. Над вершиной полуразвалившейся башни, очень симметрично располагаясь по сторонам от нее, и в самом деле сияли две крупные, яркие звезды.
  Вокруг негромко шумел лес, утопая в вечернем полумраке, посвистывали и покрикивали где-то в ветвях запоздалые птицы - царило сплошное умиротворение, а свет двух ярких звезд над полузаросшими руинами сообщал этому месту ореол волшебства.
  Казалось, и не шло совсем рядом жестокое сражение, словно и не было никакой войны.
  - Удивительное место... - пробормотал Вольфганг и, глубоко вдохнув свежий лесной воздух, тряхнул головой, заставляя себя вынырнуть из морока мимолетного очарования, - Ладно, идем. Внутри всяко лучше, чем снаружи - там, по крайней мере, ветер не продувает.
  Фридрих не ответил, не сводя завороженного взгляда со звезд.
  - Как будто наши души... - слетел с его губ почти испуганный, суеверный шепот, и спутник его мимолетно закатил глаза.
  - Наши души пока что при нас, прекрати! - резковато бросил он и, принимая решение сам, уверенно повлек спутника к большим дверям темного дерева.
  Распахнулись они тяжело, с некоторым трудом, разогнав умиротворенную тишину жутким, визжащим скрипом.
  Фридриха этот скрип словно пробудил ото сна, и он, вздрогнув, огляделся уже не столь завороженно и даже почти осмысленно.
  Внутри ничего страшного или даже хоть сколько-нибудь особенного их не ожидало. Освещение в башне, как того и следовало, в общем-то, ожидать, отсутствовало, но сероватый сумрак, проникающий сквозь окна с улицы, все-таки позволял разглядеть обстановку.
  Роскошной она не была. Не была и особенно впечатляющей - друзья находились на пороге самого обычного заброшенного помещения, такого же, как и сотни других, уничтоженных и разоренных войной.
  Перед ними, начинаясь шагах в десяти от главного входа, уходила куда-то наверх широкая лестница, застеленная пыльным от времени, некогда красным ковром. На лестнице в беспорядке валялись какие-то книги, листки бумаги, вырванные страницы, столовые приборы, подсвечники - все говорило о том, что покидали это место в спешке, бежали, как от огня, не слишком беспокоясь о скарбе.
  Справа от них была глухая стена; слева виднелась маленькая дверца, ведущая, должно быть, в единственную комнату на первом этаже - замок, даже в лучшие свои годы, по-видимому, не был большим, да и вообще состоял словно бы из одной башни, где они сейчас и находились. Ожидать чего-то особенного от него было трудно, да, впрочем, путники и не ждали - им было решительно не до изучения красот наполовину уничтоженного древнего строения.
  Вольфганг, сглатывая и пытаясь утаить внезапно охвативший его трепет перед этим покинутым местом, уверенно шагнул вперед, продолжая поддерживать друга. Слишком далеко забираться вглубь древнего строения не хотелось - неизвестно, когда война вновь найдет их, лучше иметь возможность своевременно убраться восвояси.
  Он подвел растерянно озирающегося Фридриха к лестнице, окинул ее долгим взглядом и вздохнул. Нет, подняться по ней нереально в любом случае - даже ему это было бы тяжело, а значит, оказывать помощь придется прямо здесь, и следует это сделать как можно лучше. Хоронить друга Вольфгангу не хотелось.
  - Садись, осторожнее... - он аккуратно помог Фридриху опуститься и, ободряюще улыбнувшись, встал рядом с ним на одно колено, - Сейчас я взгляну, а потом мы попробуем...
  - Что это?! - Фридрих дернулся, как от удара и, дикими глазами посмотрев на опешившего друга, устремил взгляд куда-то вниз, будто силясь пронизать им ступени лестницы, - Ты... ты слышал?
  - Нет, - Вольфганг нахмурился, осторожно поводя головой из стороны в сторону. Настроение, и так-то не слишком радужное, испортилось еще больше.
  Он действительно ничего не слышал, для него вокруг царила абсолютная, стопроцентная тишина, не нарушаемая даже лесными звуками, которые просто не проникали за толстые стены башни, и поведение приятеля откровенно настораживало. Уж не результат ли это ранения, уж не мерещатся ли ему какие-то звуки? Если так, то дело гиблое - рана серьезна, и как лечить ее, неизвестно.
  - Фридрих... - он все-таки попытался успокоить друга, - Позволь мне осмотреть твою рану. Потом мы разберемся...
  - Я слышал ребенка, Вольф! - Фридрих, определенно не собираясь слушаться приятеля, завертел головой, затем вновь опуская взгляд вниз, - Сейчас слышу... Он зовет на помощь, плачет! Дьявол...
  Вольф кашлянул, честно пытаясь придумать, каким образом успокоить взволнованного человека, которого явно посетили галлюцинации.
  - Но в этом месте не может быть детей, - он аккуратно сжал руку товарища поверх нашивки, - Фридрих, я прошу тебя - успокойся. Мне нужно осмотреть твою рану, потом мы можем попробовать...
  Фридрих, с неожиданной для раненого силой, вдруг рванулся и поднялся на ноги, нервно озираясь.
  - Он зовет меня... зовет нас, Вольфганг! Откуда-то снизу, там, там... - он зашарил взглядом вокруг и, наконец, радостно вскрикнув, бросился куда-то за лестницу, туда, где, казалось, ступени почти вплотную примыкали к глухой стене.
  Вольф обреченно вздохнул и поспешил за товарищем.
  Как выяснилось, стена примыкала к лестнице не вплотную - между ней и ступенями еще оставался достаточный зазор, чтобы пробраться... куда? Фридрих уверенно протискивался в узкий проход, судя по всему, совершенно убежденный, что поступает, как надо; Вольфганг, мысленно костеря на чем свет стоит и войну, и башню, и друга, и его галлюцинации, следовал за ним.
  - Смотри! - в голосе раненного зазвучала небывалая живость, и Вольф немного прибавил шаг: что могло вдруг так обрадовать друга, он не представлял.
  Оказалось, что радость его вызвало явление довольно странное - Фридрих стоял на краю крутой лестницы, уходящей куда-то вглубь, должно быть, в подвалы заброшенного замка, очень темной, пыльной и совершенно не внушающей доверия.
  В конце лестницы смутно горел свет.
  - Стой! - видя, что друг так и рвется броситься вниз, Вольфганг ухватил его за плечо, не желая позволять этого, - С ума сошел?! Может, здесь засада, может, нас там ждет смерть!
  Фридрих обернулся, окидывая его нескрываемо удивленным взглядом.
  - Там ребенок, - растерянно и, вместе с тем, с непогрешимой уверенностью возразил он и, сам ухватив друга за запястье, резко шагнул вперед.
  Вольф едва удержался, чтобы не загреметь вниз по лестнице и, поддерживая так и рвущегося вперед приятеля, принялся осторожно спускаться вместе с ним.
  Чем ниже они спускались, тем больше росло и ширилось в его душе подозрение, предчувствие чего-то плохого, может быть, даже совершенно ужасного... и тем больше воодушевлялся Фридрих.
  Вот уже миновали последние ступени, вот ноги Фридриха осветил неверный, дрожащий отсвет, а вот он и высветил всю его фигуру.
  Вольфганг, хмурясь, замедлил шаг, остро жалея, что сейчас безоружен. Надо было хоть что-то острое с поля боя забрать, как это он не подумал... Должно быть, слишком волновался за своего безрассудного друга, хотел побыстрее его вывести из того адского места, спасти... чтобы привести сюда.
  - Ого... - Фридрих, шедший впереди, внезапно замер, приоткрывая рот. На лице его, освещенном дрожащим светом пламени, отразился ужас, и друг поспешил приблизиться, выглядывая из-за его плеча.
  Губы дрогнули; брови поползли вверх. Такого увидеть он не ожидал, и не был готов даже после всего, что ему уже довелось лицезреть в своей жизни. Особенно за последние несколько лет.
  Они стояли на краю не слишком большого, но довольно вместительного подвала, действительно озаренного светом - по стенам его ярко полыхали факелы.
  Подвал был завален костями. Человеческими костями.
  Это не был склеп, это больше походило на братскую могилу, причем очень и очень древнюю - сплошные скелеты, голые кости, побелевшие от времени, и ничего больше.
  - Помогите... - детский голосок, разорвавший страшную, мертвящую тишину подземного склепа, голосок, донесшийся теперь и до Вольфганга, заставил друзей вздрогнуть и переглянуться.
  Фридрих сглотнул, неуверенно шагая вперед; Вольф нахмурился.
  - Где ты? - он огляделся, пытаясь увидеть ребенка, единственного, должно быть, кто остался в живых в этом страшном месте, - Мы тебя не обидим, малыш, покажись!
  Кости возле дальней от лестницы стены зашевелились, и Фридрих отшатнулся. Вольфганг постарался держать себя в руках.
  Мелькнуло темное пятно среди сплошной белизны и, наконец, из-за импровизированной стены, сложенной из того, что было некогда человеческими телами, появилась голова десятилетнего мальчугана.
  Он жалобно шмыгнул носом и, сжавшись, уставился на двух солдат дикими глазами.
  - Не... не убивайте меня... дяденьки... - пролепетал он.
  Фридрих почувствовал, как защемило сердце.
  - Мы не тронем тебя, - он поднял руки, превозмогая боль и страх и, шагнув вперед, пинком отбросил попавшийся под ноги череп, - Иди сюда, малыш, мы поможем тебе!
  Вольфганг, не слишком одобряя поведение друга, предпочел остаться на месте. Что-то ему не нравилось во всем этом - и в месте, и в мальчике, и вообще в самой ситуации, что-то царапало, казалось странным, но что - объяснить он не мог.
  - Кто ты? - он оставался на месте, глядя, как Фридрих, расталкивая, распихивая кости, приближается к мальчугану. Тот промолчал, внимательно следя за подходящим солдатом.
  Наконец, Фридрих приблизился и, испытывая удивительное чувство легкости, потрясающее ощущение возвращающегося здоровья, подхватил ребенка на руки, прижимая к себе и улыбаясь.
  Мальчик улыбнулся в ответ, и Вольфганг ощутил, как сжалось сердце. В этой детской улыбке было что-то дьявольское.
  - Кто же ты... - еще раз повторил он, уже скорее испуганно, растерянно, чем действительно желая знать ответ.
  Мальчик повернул голову в его сторону, и черные глаза его, отразив свет факелов, словно вспыхнули огнем.
  - Я - темпор, - негромко вымолвил он. Вольфгангу почудилось, что факелы засияли ярче; земля ушла у него из-под ног.
  Он еще успел подумать, что страха в голосе мальчугана больше определенно нет, а после сознание поглотила глухая тьма.
  
  ***
  - Ну, все, значит, заблудились! - девушка негодующе топнула ногой, - Вот я сразу говорила - навигаторам доверять нельзя! Они всегда заводят в глухую глушь...
  - Перестань паниковать, - один из ее спутников, высокий молодой человек со светло-пшеничными волосами, собранными на затылке в короткий хвостик и пронзительными синими глазами, недовольно поморщился и еще раз встряхнул телефон, - Батарейка, что ли, села...
  - А кругом лес, - подлил масла в огонь еще один парень, ростом бывший чуть ниже своего спутника, черноволосый и сероглазый, - Розеток нет, тока нигде не достанешь... Паш, куда ты нас завел?
  - Да не я вас завел! - Паша недовольно махнул телефоном и, обреченно сунув его в карман, развел руки в стороны, - Ну... ладно. У кого есть идеи, как нам отсюда выбраться?
  Девушка надулась, обхватывая себя руками. Холодно ей не было, но так она выглядела более несчастной и недовольной, а зная об этом, сполна пользовалась.
  - У меня одна идея - убить провожатого, - противным голосом сообщила она и, тоскливо окинув взглядом толстые стволы деревьев вокруг, тяжело вздохнула, - Здесь даже указателей нигде нет.
  - Указатели в лесу - да ты просто гений! - Паша фыркнул и, чувствуя себя в определенной степени ответственным за провал экспедиции, отогнул ближайшую к нему ветку, освобождая путь, - Вспоминаем школу - будем ориентироваться по мху. Где он там расти должен?
  - Не знаю, кому и что он должен, но здесь он растет везде, - парировала девушка и, поморщившись, осторожно переступила через толстый зеленый корень, - Ладно... ты провожатый - ты и веди.
  Второй парень недовольно передернул плечами и, поежившись, плотнее запахнул легкую куртку.
  - И куда мы с таким провожатым выйдем? Того и гляди какую-нибудь избушку людоеда найдем, или кто там в старых немецких сказках в лесах подстерегает?
  - Скормим ему Пашку, - предложила девушка, - Как зачинщика всей экспедиции.
  - Тата! - Пашка негодующе обернулся, - Если ты продолжишь в том же духе, клянусь - специально людоеда найду и скормлю ему тебя! Женщины, между прочим, деликатес для каннибалов - они нежнее и все такое.
  Тата открыла рот, безмерно желая что-то сказать, но второй из спутников опередил ее.
  - Странно, не замечал за тобой прежде такой осведомленности... Нам, по ходу, поостеречься пора - людоед у нас с собой.
  - Не лезь, Марк, - огрызнулся несколько выведенный из равновесия Пашка и, демонстративно повернувшись вперед, зашагал сквозь лес, бурча себе поднос, - Вот ведь брат и сестра - одна сатана, вечно против меня объединяются, нет бы что хорошее предложили...
  Тата с Марком, прекрасно слышащие это ворчание, переглянулись и, старательно пряча совершенно одинаковые улыбки, последовали за своим недовольным провожатым.
  Они знали, что он, в сущности, не виноват - такое могло случиться с кем угодно, любое путешествие по навигатору могло завершиться где-нибудь в чаще из-за сбоя программы, - и, в общем и целом, не слишком-то и винили его. Но подтрунивать им хорошее отношение к приятелю никогда не мешало, и тем более сейчас, когда Павел сам вызвался вести их небольшой отряд, утверждая, что уже бывал в лесах Германии и кое-что о них знает.
  Теперь же выяснялось, что так далеко его познания не простираются, и думать, как выбраться, предстоит всем вместе, а думать пока особенно не хотелось.
  Брат с сестрой паники особенной не ощущали, леса любили всегда, и сейчас, пока еще не успевшие устать, шагали за Пашкой абсолютно спокойно, с любопытством озираясь по сторонам. Единственное, Марку было немного прохладно, но и это не внушало беспокойства - мерз молодой человек постоянно.
  - Вообще, здесь, похоже, не ступала нога человека, - задумчиво протянул он, постучав по ближайшему дереву, - Лес древний какой-то, сейчас таких уже мало осталось. Все вырубили.
  - Хорошо, что осталось хоть что-то, - откликнулся спереди блондин и, чуть поникнув, мрачно добавил, - Плохо, что мы в этом 'что-то' заблудились.
  - Паш... - Тата задумчиво поправила челку, - А в отеле ты случайно не говорил, куда мы идем? Я к тому, что, может, если мы не вернемся, они спасательный отряд снарядят или что-то вроде этого...
  - Да нет, мне и в голову такое не пришло, - Пашка тихонько вздохнул, - Чего откровенничать с портье? Или с горничными? Мы же толком и не прощались с ними - ушли себе и ушли, мало ли, куда трех русских понесло!
  - Понятно, - девушка угрюмо опустила голову, - Значит, нас не то, что не найдут - нас даже искать не станут!
  Брат мимолетно сжал ее руку, успокаивая и решительно выступил вперед.
  - Главное - держаться вместе! Если блуждать, то хоть не по одиночке, может, так будет больше шансов.
  - Шансов на что? - Пашка повернулся спиной вперед и продолжил идти так, - Марк, але! Навигатора нет, мой телефон сел, а у вас связь не ловит, ты, по-моему, вообще не в роуминге! Какие у нас вообще могут быть шансы? Разве что на какую-нибудь деревушку наткнемся, или на хижину какой-нибудь... - он ожидаемо запнулся о корень и, с размаху упав на спину, негодующе ухнул, запрокидывая голову. Рот его приоткрылся; брови поползли вверх.
  - Ведьмы... - ошарашенно закончил парень и, ловко извернувшись, приподнялся на руках, обалдело глядя куда-то вперед, - Ребят... ну, что-то мы точно нашли...
  Марк с Татой, быстро переглянувшись, заспешили к товарищу, желая не то помочь ему подняться, не то просто увидеть то, что он обнаружил. Девушка, впрочем, действительно попыталась помочь приятелю встать, но вот брат ее, сраженный наповал, даже не подумал об этом.
  Взгляд его был прикован к развалинам, руинам старинного замка, раскинувшимся среди леса; к одинокой башне, высящейся над верхушками деревьев.
  Паша встал, не столько цепляясь за девушку, сколько сам поддерживая ее и, столь же ошарашенный, как и друг, неуверенно шагнул вперед.
  Спутники его остались позади.
  - Пашенька... - Тата сглотнула, непроизвольно прячась за брата, - А твой навигатор такое вообще показывал? Предупреждал? А то, может, он нас сюда и вел, а мы просто что-то не поняли...
  Пашка медленно повел головой из стороны в сторону. Такого его навигатор точно не показывал и это он помнил совершенно четко.
  - Не-а... у меня вообще на карте такой фигни не было, это... это вообще что? Замок? Поместье забро... в смысле, разрушенное? Дворец какой-нибудь королевский?
  - Угу, от которого осталась только башня с останками принцессы, - фыркнул Марк и, покосившись на сестру, мимолетно поморщился, - Да ладно, тут, во всяком случае, передохнуть можно. Есть, куда присесть, может, даже прилечь... и вообще, ребят, вдруг здесь есть люди? Вдруг нам кто-то как-то поможет?
  - Меня терзают смутные сомнения, - отозвался Пашка, однако, сделал еще один шаг вперед и даже поманил друзей с собой, - Идемте, чего вы там застыли, как памятники? Мне одному страшно.
  - Мужчина! Защитник! - съязвила девушка и, потянув брата за руку, осторожно приблизилась вместе с ним к другу, а потом уже с ними обоими - к дверям башни.
  - Кто рискнет толкнуть? - Павел обвел заинтересованным взглядом своих спутников, - Что, опять никто? Опять только я?
  Марк пожал плечами и, отступив, сделал приглашающий жест в сторону темных дверных створок. Самому парню заниматься физическими упражнениями, пытаясь открыть, скорее всего, плохо поддающиеся двери не хотелось, поэтому он предпочел свалить это все на друга.
  - А я вообще девушка, - Тата поспешила отступить вместе с братом, - А ты нас привел сюда, так что давай! Дерзай!
  - Вот чувствую себя каким-то древнерусским богатырем, - Пашка передернул плечами и, примерившись, сильно толкнул тяжелую створку.
  Девушка зажала уши. Резкий скрип, жуткий скрежет, прокатившийся, казалось, по всему лесу, не предвещал, по ее мнению, ничего хорошего.
  - Еще, чего доброго, хозяев разбудим... - пробормотал тоже изрядно впечатленный Марк, - Паш, ну чего там?
  - Да ничего, - Павел, по-прежнему остающийся снаружи, осторожно заглянул внутрь, - Пыль какая-то, грязь, листки бумаги... О, подсвечник. И... ох, блин! - он неожиданно подался вперед, исчезая в дверях.
  Родственники, переглянувшись, поспешили к нему, опасаясь, что провожатого придется от чего-нибудь спасать.
  - Ох, ё... - Марк остановился, перегораживая сестре обзор и приоткрыл рот, - Похоже, спасать надо не его...
  - Да что такое-то? - Тата, вполне взволнованная и недовольная поведением брата, уцепилась за его плечо, вытягивая шею и выглядывая из-за него. Брови ее поползли вверх.
  Да, пожалуй, спасать надо было вовсе не растерянного Пашку. Да и вообще неизвестно, получится ли спасти этого человека, и надо ли... Хотя как раз в последнем сомнений нет.
  Девушка осторожно выступила из-за брата, в упор глядя на распростертого на длинной лестнице молодого человека в сером военном мундире с красной нашивкой на рукаве. На красном фоне ясно выделялся белый кружок с черным значком свастики.
  - У него звездочка там... - Пашка неуверенно кивнул, потом указал на погоны незнакомца, - Наверное, за полевые заслуги или за что там... Черт, да о чем я вообще! Тут валяется немецкий офицер в форме СС, ребята, бежать надо!
  - Не дури, - оборвал его друг, - Война давно в прошлом, СС тоже, а этот парень... ну, либо он выпал из времени, либо здесь играют в какой-нибудь квест.
  Тата, некоторое время молчавшая, осторожно шагнула вперед, вглядываясь в бледное лицо неизвестного, изучая взглядом четкие губы, прямой нос, черные ресницы, растрепавшиеся каштановые волосы, чуть скрывающие собою высокий лоб...
  - Господи... - слетело с ее губ, - Да он красив, как Дьявол!
  Парни за ее спиной переглянулись и синхронно закатили глаза. О страсти своей спутницы видеть во всех мало-мальски симпатичных парнях роковых красавцев оба прекрасно знали, и относились к этому с большой настороженностью.
  - Этого еще не хватало, - пробормотал Марк, - Эй, але, гараж! Отойди от парня! Твой последний 'красивый, как Дьявол' тебя чуть не изнасиловал, забыла?
  Тата недовольно оглянулась через плечо.
  - Девушки имеют право на маленькие ошибки! Этот не такой, у него лицо доброе... и вообще...
  - Ага, какого-то эсэсовца она красавцем считает, а на меня даже смотреть не хочет, - Пашка обиженно надул губы и демонстративно поправил на затылке хвостик. Девушка обратила к нему удивленный взгляд.
  - Почему? Ты симпатичный, я всегда это признавала. Но у нас с тобой ничего не выйдет - ты же друг моего брата. Ты ему будешь рассказывать то, что ему не надо знать.
  Пашка растерянно заморгал.
  - Чего это я буду ему рассказывать?
  - Так, стоп, чего это мне не надо знать? - Марк, хмурясь, шагнул к сестре. Та легко пожала плечами и, очаровательно улыбнувшись, ткнула в его сторону пальцем.
  - Вот видишь, ему уже интересно. Так что с этим нацистом-то делать будем?
  Пашка немного насупился и красноречиво потер руки друг о друга. Со стороны это выглядело так, будто парень собирается набить незнакомцу морду.
  - Да чего с ним делать, надо в себя привести. Если тут и был какой-то квест, парень явно отстал от своих и, по ходу, навернулся с лестницы. Иначе с чего бы ему терять сознание? Так... - он кашлянул и попытался взять дело в свои руки, - У кого-нибудь есть нашатырь?
  Его друг, хмыкнув, скрестил руки на груди. Нашатыря у них, понятное дело, с собой не было, да и быть не могло - отправляясь в путь, молодые люди как-то не предполагали терять сознание и средствами первой помощи не озаботились.
  - Нашатырь еще не него тратить. По щекам надавай - и нет проблем. Если он типа 'солдат', должен быть и не к такому привычен.
  - Ты злой, - девушка недовольно глянула на брата и надула губки, однако, возражать против кардинальных мер не стала. В конечном итоге, незнакомца действительно следовало как-то привести в себя, и других вариантов, как это сделать, не могла предложить даже она сама.
  Пашка пожал плечами и, размяв руки, легко взбежал на несколько ступеней вверх, приближаясь к незнакомцу. Присел рядом с ним на корточки, вздохнул и, наконец, легонько стукнул его сначала по одной щеке, затем по другой. Помедлил и, не дождавшись реакции, ударил посильнее.
  - Он живой вообще? - Тата, как-то сразу забывая, что на брата обижена, испуганно прижалась к нему. Марк обнял ее за плечи.
  Пашка пожал плечами и еще разок стукнул незнакомца, уже собираясь отойти, сказав, что ничего не выходит... но тут с бледных губ слетел тихий стон.
  Девушка, мигом всполошившись, вырвалась из объятий брата и, сама взлетев по ступеням, присела рядом с неизвестным, осторожно убирая пряди волос с его лба.
  - Эй... - она напряженно облизала пересохшие губы, - Эй, ты живой?
  Темные ресницы дрогнули и медленно поднялись. Тата замерла.
  Глаза, смотрящие на нее, поражали своей глубиной, своим удивительным цветом - вроде бы серые, а может быть и зеленые, светлые, ясные и в то же время маняще-глубокие, поразительные и потрясающие.
  Несколько секунд незнакомец бессмысленно смотрел перед собой. Потом с явным усилием поднял руку и, проведя ею по лицу, еще раз оглядел своих спасителей.
  - Wer sind sie?.. - слетел с его губ слабый вздох.
  Пашка с Татой переглянулись и синхронно отшатнулись. Марк, моргнув, осторожно приблизился к ним, глядя с некоторого расстояния.
  - Та-ак... - протянул он после некоторого раздумья, - Кто-нибудь из нас знает немецкий?
  Его друг сглотнул и неловко потер переносицу. На лице его прорисовалась смущенная улыбка.
  - Я... когда-то в школе учил...
  - Ага, я тоже, - поддакнула девушка, - Только вряд ли это сейчас поможет. Он... он спросил... что?
  - Ну, спросил-то он, полагаю, кто мы такие... или, может быть, где он находится... - Марк тяжело вздохнул, - Паш, давай, пошевели извилинами! Хоть что-то элементарное ты помнишь?
  Немец, внимательно слушающий их разговор, неожиданно нахмурился и вжался спиной в ступени. Взгляд его стал затравленным.
  - Die Russen? - испуганно пробормотал он, - Sind sie Russen??
  На несколько секунд в башенке воцарилась тишина. Ребята переглядывались, пытаясь понять, как реагировать на неожиданный, но, в целом, вполне понятный вопрос, пытаясь и не зная.
  Наконец, Пашка собрался с духом.
  - Ja... - осторожно отозвался он, медленно выдохнул и, покосившись на друзей, пожал плечами, - Парень, по ходу, неплохо вжился в роль. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю - он нас боится.
  - Спроси, как его зовут, - девушка прижала руки к груди, - Надо же хоть что-то узнать и понять!
  - Ща, - Пашка серьезно кивнул и, набрав в грудь побольше воздуха, с явным сомнением выдал, - Wie... wie heisst du?
  Парень сглотнул, испуганно оглядел их и, сделав неловкую попытку отползти назад по лестнице, хрипло выдавил из себя:
  - Volfgang.
  - Его зовут Вольфганг, - перевела Тата, пожимая плечами, - Красивое имя для красивого парня.
  - Спасибо, кэп, - буркнул ее брат и, хмыкнув, потер лоб, - Интересно, он не этот... не Амадей Моцарт? А то мало ли, вдруг мы столкнулись с музыкальным гением, а не проявляем должного почтения...
  - Я уже говорила, что ты злой? - сестра недовольно поморщилась в его сторону, - Чего делать-то будем? Парню явно плохо, надо же как-то... что-то... помочь. А мы даже не понимаем, что он говорит...
  - Ich habe Durst... - пробормотал Вольфганг, переводя взгляд с одного из русских на другого, - Bitte...
  Они опять переглянулись. Тата внезапно ощутила себя нашедшей чужую тамагочи, и не знающей, что делать, чтобы выращенный кем-то электронный зверек не умер.
  - Он чего-то хочет... - неуверенно пробормотала она, - Просит, говорит 'пожалуйста'...
  - У него что-то есть! - возразил Пашка, - Я точно помню, 'haben' - иметь! Вообще, вспомни Рамштайн...
  - Wasser! - взмолился немец, не в силах слушать неизвестную речь, - Bitte, Wasser!
  Марк тихонько вздохнул и, уверенно сняв с плеч маленький, наполовину пустой рюкзак, выудил из него бутылку воды.
  - Тоже мне, полиглоты, - он покачал головой и, открутив крышку, аккуратно подал Вольфгангу, - Парень пить хочет, а вы тут школьную программу вспоминаете.
  Немец с трудом подался вперед и, схватив бутылку, с жадностью прильнул губами к ее горлышку, поглощая воду. Друзья, виновато переглядываясь, настороженно следили за ним; девушка взволнованно искала взглядом возможные повреждения.
  На первый взгляд ничего страшного как будто не наблюдалось, однако, заметив, что серый мундир кое-где заляпан кровью, Тата насторожилась. На игру это уже не походило - кровь была, судя по всему, вполне настоящей, да еще и давно высохшей, и вряд ли это можно было считать лишь атрибутом роли.
  - У него явно что-то случилось... - неуверенно пробормотала она, следя за тем, с какой жадностью парень пьет, - И меня все-таки смущает, что он нас боится.
  - Danke... - немец осторожно протянул Марку обратно бутылку и, глубоко вздохнув, прижал руку к груди, - Danke! Sie sind gut...
  - На том спасибо, - Пашка с тяжелым вздохом сел на ступеньке ровнее, и попытался хоть как-нибудь наладить контакт, - Слушай, парень, мы тебя не обидим, честно. Мы хорошие! Смотри, я - Павел...
  - Paul? - неловко повторил немец. Парень почесал в затылке.
  - Ну... пусть будет Пауль, да. Продолжим. Вот это - Тата, - он указал на девушку. Та приветливо помахала рукой.
  - Вообще-то Татьяна, но для красивых мальчиков...
  Новоявленный Пауль недовольно махнул в ее сторону рукой, и указал на друга.
  - А это - Марк.
  Вольфганг осторожно приподнялся на локтях, переводя взгляд с одного из своих спасителей на другого, и недоуменно хмуря красиво очерченные брови.
  - Paul... Mark... Sind sie Deutsche?
  - Nein, - 'полиглот' Пашка снова вздохнул, - Какой там дойче, мы руссиш! Понимаешь? Wir... это... Russen.
  - Ich verstehe... - немец медленно кивнул и с видимым трудом сел, оглядываясь вокруг. Потер лоб и, явно не зная, как беседовать с русскими, попытался сказать что-то более или менее коротко и ясно.
  - Der Krieg*?
  Друзья снова переглянулись. Этого слова ни Тата, ни Пауль в школе не учили, и понять вот так навскидку, что же имеет в виду новый знакомый, им было мудрено.
  - По-моему, дело гиблое, - Марк поморщился и, сам глотнув воды, убрал бутылку обратно в рюкзак, - Слушай, парень, ты это... do you speak English?
  Вольфганг медленно покачал головой - вопрос он понял, но английского языка не знал. Тоже учил когда-то давно в школе, но после всего, что случилось в его жизни, школьные знания из памяти вымело начисто.
  Что делать сейчас, он тоже понимал плохо. Кто эти люди, столь внезапно окружившие его? Почему они так странно одеты, почему так странно ведут себя? Русские! Но русские же враги, они не должны проявлять такое дружелюбие... А эти, судя по всему, и про войну-то никогда не слышали, странные ребята. Добрые, дружелюбные, но очень и очень странные.
  И что ему теперь делать? Как договориться с ними, как понять, что происходит? И... и почему он один здесь? Где, черт возьми, Фридрих?
  - Wo ist Friedrich? - он взволнованно оглядел своих неожиданных доброжелателей, пытаясь подняться на ноги, - Wo ist mein Freund?
  - Он спрашивает, где его друг? - Пашка неуверенно покосился сначала на Тату, потом на Марка, - Спрашивает вроде про какого-то Фридриха, может, тут еще кто-то есть?
  - Но тут никого нет, - девушка растерянно огляделась, - Вольфганг, ты был тут один, понимаешь? Один, как это... allein!
  Вольфганг медленно кивнул; лицо его отразило отчаяние. Он оставил попытки встать и, подтянув колени ближе, облокотился на них, запуская пальцы в волосы. В глазах его отобразилась мука вспоминания - парень явно пытался восстановить в памяти случившееся и, судя по всему, давалось ему это тяжело.
  - Knochen*... - наконец, пробормотал он, - Das Kind! Verdammtes Kind!
  - Он ругает какого-то ребенка? - Марк чуть склонил голову набок, от чего несколько прядей черных волос немного съехали, образуя челку, - Ребята... Я чего-то не понимаю. Парень в форме времен Второй мировой, лежит здесь без сознания, пугается русских, спрашивает, где его друг и ругает какого-то ребенка. Я логики не вижу!
  - Да ее никто не видит, - Пашка поежился и, тяжело вздохнув, осторожно поднялся на ноги, - Но не бросим же мы его тут!
  - Конечно, не бросим, - Тата, сочувственно наблюдающая за Вольфгангом, помрачнела, - Мы тут и сами, на минуточку, заблудились. Так что все нормально - когда-нибудь кто-нибудь вместо одного Вольфганга найдет нас всех.
  - Да ты оптимистка, - съязвил ее брат, - Ладно. Я предлагаю для начала оглядеться здесь и, наверное, провести здесь ночь - снаружи, по-моему, уже темнеет. Тата, ты оставайся с немцем - одного его я бы не хотел оставлять: парень явно не в себе, а мы с Пашкой посмотрим, что здесь еще есть. Не бойся, далеко не уйдем - тут и идти-то некуда.
  Девушка кивнула - оставаться наедине с красавцем-немцем она не боялась, даже наоборот, да и бродить по древней башенке ее как-то не тянуло. Тем более, что парень определенно еще не пришел в себя, и ему, безусловно, требовалась поддержка.
  - Ты вниз, я наверх, - Пашка уверенно кивнул сам и, глянув на девушку, пригрозил ей пальцем, - А ты стереги немца. И не вздумай пытать без нас - мы хотим поучаствовать!
  - Иди уже, - огрызнулась Тата и, переведя сочувствующий взгляд на нового знакомого, участливо коснулась ладонью его плеча, - Вольфганг... ты, может, хочешь еще попить? Или есть...
  Парень медленно поднял голову и, вглядевшись в ее лицо, нахмурился. Вопроса, обращенного к нему, он явно не понимал, что, в целом, было неудивительно, и что ответить, не знал.
  - Zwei Sterne... - внезапно пробормотал он и, мотнув головой, поднял ее к потолку, указывая туда же и пальцем, - Dort!
  Девушка, изо всех сил вспоминая школьную программу немецкого языка, недоуменно заморгала.
  - Две звезды?.. - растерянно пробормотала она, - Причем здесь какие-то две звезды?..
  
  ***
  Марк легко сбежал по лестнице и, не глядя на поднимающегося по той же лестнице вверх Пашку, осмотрелся. Внимание его, как и следовало ожидать, привлекла плотно прикрытая деревянная дверь слева от лестницы, до такой степени темная, что почти сливалась цветом со стеной. Впрочем, это парня особенно не взволновало - если кто и пытался спрятать эту дверку, мог бы постараться и получше, а коль скоро он ее все-таки обнаружил - имеет полное право проверить, что же она скрывает.
  На толчок дверь не отреагировала, и молодой человек, поморщившись, бросил быстрый, мимолетный взгляд на лестницу, туда, где его сестра старательно заботилась о немце. Интересно, этот Вольфганг как-нибудь случайно не в курсе, что за этой дверцей и как ее открыть? Да и стоит ли это вообще делать...
  Марк тихонько вздохнул, изучая створку взглядом и недовольно поежился. Ему было прохладно. А ведь в фильмах ужасах часто бывают вот такие идиотские ситуации, когда герой пытается открыть дверь, за которой притаился какой-нибудь монстр. Ценой огромных усилий он ее открывает - его съедают, а виноват во всем несчастный монстр, которого не предупредили, что конкретно этого человека кушать не надо.
  Тьфу.
  Парень нахмурился и, мотнув головой, уверенно потянул дверь на себя. Какие фильмы ужасов, какие монстры? Он ведь уже не ребенок, чтобы верить во всякую чушь!
  Раздался протяжный скрип. Деревянная створка, кое-как двигаясь на заржавевших петлях, медленно открывалась, подчиняясь действиям молодого человека.
  Тата с Вольфгангом на лестнице, услышав этот скрип, одновременно вытянули шеи, с большим любопытством созерцая действия Марка. О том, чем сейчас занимается Пашка, они в эти секунды как-то даже и не думали - никаких звуков сверху не доносилось, а значит, можно было предположить, что ничего интересного парень еще не нашел.
  Марк же, по-видимому, обнаружил и в самом деле что-то любопытное.
  Он замер на пороге и, помахав перед носом рукой, закашлялся от пыли, которую пытался разогнать, после чего уверенно шагнул вперед, скрываясь в неизвестном помещении.
  - А тут посветлее будет, чем на лесенке, - донесся спустя несколько секунд его оживленный голос, - Да и поуютнее, пожалуй... Тат, иди сюда! И немца прихвати - он же, небось, голоден.
  Девушка, абсолютно не поняв последнего высказывания брата, недоуменно покосилась на Вольфганга и, осторожно кашлянув, попыталась как-то объяснить ему, что требуется делать.
  - Вольфганг... Марк зовет нас, пойдем... это... kommen!
  - Gehen? - неуверенно уточнил немец и, переведя вновь взгляд на загадочную, теперь открытую, дверцу, которую с занимаемого ими места было прекрасно видно, нахмурился, - Dorthin?
  Учитывая, что последний вопрос он сопроводил указующим жестом на дверь, девушка в той или иной степени сумела его понять, и оживленно закивала.
  - Ja, ja! Туда! Пойдем же, не бойся... - она осторожно коснулась рукава военной формы и, преодолевая невольный трепет, аккуратно потянула.
  Вольфганг кивнул и, упершись ладонями в ступени лестницы, медленно встал, выпрямляясь во весь рост. Тата, обнаружив, что немец не только красив, но еще и высок, быстро облизала губы и незаметно сглотнула. Даа, это герой ее романа... как бы еще ему это объяснить, учитывая, что русского языка парень не знает.
  Она быстро, несколько скованно улыбнулась и, жестом пригласив нового знакомого следовать за собой, принялась аккуратно спускаться по лестнице.
  Марк, утомившийся дожидаться эту сладкую парочку, недовольно выглянул из-за двери.
  - Чего ты канителишься? Тут такое, я хотел, чтобы ты первая увидела, а ты ползешь едва-едва!
  - Сам попробуй объяснить не знающему языка немцу, куда надо идти, - недовольно огрызнулась девушка и, всем видом демонстрируя, что она-то как раз двигается очень даже быстро, легко сбежала вниз. Немец, следующий за ней, такой прыти не проявил и продолжил спускаться очень осторожно, аккуратно нащупывая ступени.
  Марк, внимательно наблюдающий за ним, неожиданно посерьезнел и, хмурясь, покачал головой.
  - Он пошатывается... - сестра уже стояла рядом, и парень позволил себе немного понизить голос, - Тата, я... понимаю, что мои слова прозвучат как бред сейчас... Но, если он в военной форме, у него на мундире кое-где кровь... что, если он и сам ранен?
  - Хочешь сказать, он реально солдат Второй мировой и пострадал в бою? - Тата фыркнула и, саркастически улыбнувшись, покачала головой, - Да я скорее поверю, что он и в самом деле играл тут в какую-нибудь военную реконструкцию, а потом навернулся с лестницы и ему отшибло память! И даже могу допустить, что теперь он всерьез себя считает солдатом тех времен, да. Или что, ты думаешь, он залетел сюда из прошлого?
  Брат внимательно выслушал ее, глядя как-то очень сосредоточено и пристально, затем негромко вздохнул.
  - После того, что ты увидишь в этой комнатке, поверь, тебе уже не будет это казаться таким уж абсурдом. Помоги парню спуститься - видишь же, что ему тяжело.
  Девушка медленно перевела на него очень красноречивый взгляд, однако, возражать не стала. Только вздохнула:
  - Зачем мне брат, если всю тяжелую работу должна делать я... - и отправилась помогать пошатывающемуся немцу спуститься. В душе ее роились подозрения, сводящиеся в основном к тому, что Марк уже заочно свел ее с Вольфгангом и, коль скоро немец ей симпатичен, обязал сестру всецело заботиться о нем.
  Вольфганг, впрочем, помощь девушки не принял. Он был взрослым парнем, самостоятельным и расписываться в собственной слабости, напрягать женщину, полагал ниже своего достоинства. Раны, конечно, доставляли ему определенный дискомфорт, и голова при спуске по лестнице немного кружилась, но Вольф, тем не менее, предпочитал справляться со своими проблемами самостоятельно.
  С лестницы он, наконец, спустился и, незаметно переведя дыхание, вопросительно воззрился на новую знакомую со странным, непривычным слуху немца, именем. Тата! Как это вообще произносится? У русских это звучит легко и просто, но повторить ему будет определенно затруднительно.
  - Wohin? - осведомился он, переводя взгляд со своей добровольной помощницы на одного из ее спутников. В принципе, ответ на свой вопрос он знал, ответ был очевиден - куда же еще его могли позвать, кроме как в помещение, скрывающееся за загадочной дверцей! Эх, жаль, они с Фридрихом тогда не успели заглянуть за нее, не до того было...
  - Hierher, - не задумываясь, отозвался Марк, указывая себе за спину и, внезапно сообразив, что́ только что сказал, ошеломленно замер, взирая на сестру. Та ответила ему взглядом не менее недоумевающим и, повернув голову, подозрительно прищурилась.
  - Не поняла, а с каких это пор ты знаешь немецкий?
  Парень моргнул и, опустив взгляд на свои руки, зачем-то осмотрел их. Затем помотал головой.
  - Понятия не имею... - растерянно ответил он и, напряженно сглотнув, оглянулся через плечо, - Я и не учил никогда немецкий, не знаю, откуда, как... Но он спросил 'куда?', а я ответил, что сюда...
  Тата медленно повела головой из стороны в сторону и, глубоко вздохнув, обреченно опустила плечи.
  - Мне это не нравится, - доверительно сообщила она, - Давай, показывай свое великое открытие, может, это хоть что-то объяснит. Может, ты учебник немецкого нашел?
  - Ни фига подобного, - Марк нахмурился и, отступив, сделал приглашающий жест в сторону двери, - Любуйтесь. Я пойду, Пашку поищу - если тут творится что-то непонятное, лучше нам быть вместе.
  Девушка, не успев ответить, повернулась, провожая легко взбегающего по лестнице брата взглядом и, вздохнув, покачала головой.
  - 'Вместе', - негромко передразнила она и, глянув на своего несколько растерянного спутника, поманила его за собой, наконец пересекая порог загадочной комнатки.
  Удивление Марка, его желание рассказать об увиденном, сразу же стали понятны. Тата замерла, изумленно рассматривая тонущую в постепенно сгущающемся сумраке старинную... библиотеку, книжные полки вдоль стен и, что самое удивительное - широкий стол посреди нее, сплошь уставленный яствами.
  Вольфганг, последовавший за ней и остановившийся за спиной, не удержавшись, длинно присвистнул и покачал головой. Как-то неожиданно пришло осознание собственного голода; мелькнула мысль, что не ел уже, наверное, пару суток... а по ощущениям - так и вовсе пару лет. Десятков. Лет.
  Девушка, мельком оглянувшись на спутника, осторожно приблизилась к столу и, робко потыкав в столешницу пальцем, быстро облизнула губы. Еда казалась вкусной, пахла изумительно, выглядела совсем недавно приготовленной... но откуда она могла взяться здесь, среди руин древнего замка? Или поместья, или дворца, или чего там еще останками была эта башенка.
  Вольфганг, аккуратно обогнув ее, сам приблизился к столу и, окинув взглядом предложенные лакомства, сглотнул.
  - Das Essen... - неуверенно произнес он, переводя взгляд на девушку и, пожав плечами, прибавил, - Das sieht gut aus. Und der lieblicher Geruch*.
  Тата обреченно вздохнула и, силясь произвести на собеседника более или менее приятное впечатление, виновато улыбнулась, разводя руки в стороны и отрицательно качая головой.
  - Я не понимаю... - негромко, почти робко молвила она, - Прости, Вольфган, но я, правда... Как это... Ich verstehe nicht.
  Немец, по-видимому поняв, что объяснить свои впечатления девушке ему не удастся, вздохнул сам.
  - Entschuldigung, - тихо молвил он, виновато опуская голову и честно попытался сосредоточиться на более насущных вещах. Осторожно коснулся указательным пальцем бока жаренной курицы, привольно раскинувшейся на большом блюде и, проведя по нему, палец облизал. Затем широко улыбнулся и, пытаясь общаться не словами, но жестами, одобрительно кивнул, оттопыривая большой палец вверх.
  Тата сама заулыбалась и закивала, давая понять, что на сей раз о смысле слов собеседника догадалась.
  Со стороны лестницы, оставшейся за дверью, послышался знакомый топот, и девушка вздохнула с облегчением: возвращались ее спутники, ее брат и их общий друг, а в их компании общаться с иностранцем ей все-таки было как-то спокойнее. Кроме того, была робкая надежда, что Марку теперь удастся расшифровать, перевести загадочные изречения немца.
  Парни влетели в комнату почти одновременно. Пашка, ошарашенный увиденным, застыл, переводя взгляд со стола на девушку и немца, потом на брата первой, и снова на яства и, приоткрыв рот, несколько раз открыл и закрыл глаза.
  - Ни фига себе... - наконец, выдавил парень и, громко сглотнув, шагнул ближе к столу, - Вы пробу сняли? Не отравлено?
  Девушка неловко пожала плечами.
  - Вольфгангу понравилось.
  - Он что, ел это?! - Марк, по-видимому, не ждавший от нового знакомого такого безрассудства, ахнул и, повернувшись к последнему, нахмурился, - Совсем с ума сошел?! Вдруг это в самом деле отрава??
  Вольфганг, не понявший ни слова из обращенных к нему, но по мимике и жестам догадавшийся, что собеседник возмущен, и даже сообразивший, чем именно он возмущен, активно замотал головой и замахал перед собой руками. Говорить что-либо он даже не пытался, уже зная, что его не поймут.
  Девушка решительно выступила вперед, вставая на защиту своего подопечного.
  - Он просто попробовал! Всем видом показал, что вкусно, а сначала сказал что-то... Я не поняла, но вроде сначала констатировал, что это еда, а потом... наверное, характеризовал ее. Вообще, выглядит-то тут все и в самом деле вкусно, да и пахнет приятно.
  - Хочешь рискнуть и поесть? - Пашка неодобрительно хмыкнул и, шагнув к столу, окинул его взглядом, полным претензии, - Ты смотри, и столовые приборы тут, и тарелки, и подсвечники... Кстати, можем зажечь свет, если у кого-нибудь есть спички или зажигалка. И, по-моему, этот подсвечник я уже где-то встречал...
  - Ночью в темном переулке, - буркнула Тата и демонстративно похлопала себя по карманам, - Спичек у меня нет, зажигалки тоже. Марк, ну вот почему ты решил бросить курить?
  Марк, малость опешив от такого заявления, даже рот приоткрыл от негодования.
  - Кажется, именно ты настаивала, чтобы я это сделал? Кстати, зажигалка у меня есть. Она еще не закончилась, я ее и таскаю с собой - вдруг пригодится. Ну, там, прикурить кто попросит...
  Пашка без разговоров вытянул вперед руку.
  - Давай.
  Его друг чуть повел плечом и, скорчив непередаваемую рожу, сунул руку в карман куртки, добывая из него искомый предмет и протягивая собеседнику.
  Спустя несколько мгновений загадочное помещение осветилось неровным, дрожащим светом зажженных свечей.
  Ребята довольно переглянулись - со светом им здесь стало и в самом деле уютнее; Вольфганг попятился.
  - Was ist das?..*
  На сей раз перевод не потребовался - вопрос поняли все трое, и недоуменно переглянулись между собой.
  - Это он про что? - не понял Пашка, глядя на предмет в своей руке, - Про зажигалку или про свечи?
  - Может, вообще про огонь... - девушка обреченно вздохнула. Красавец-немец начинал казаться ей немного помешанным.
  - Если когда-нибудь начнем его понимать - потребуем объяснений, - принял довольно категоричное решение Марк и, присмотревшись к тому самому подсвечнику, что теперь освещал стол, создавая поистине романтический антураж, прищурился, - А это не точно такой же валяется на лестнице?
  - Может, из одного набора, - недовольно буркнул Пашка и, еще раз окинув долгим, исполненным претензии взглядом обильный стол, поморщился, - Ну, и что мы со всем этим делать будем? Есть хочется, продукты жалко - пропадут ведь, а кто-то готовил, старался...
  - Или это просто коллективная галлюцинация, которую можно съесть без вреда для здоровья! - воодушевленно подхватила Тата и, покосившись на непонимающего ни слова из их беседы Вольфганга, неожиданно подумала, что чокнутый здесь не только он. Они, наверное, все малость с приветом.
  - Как-то я не привык питаться галлюцинациями... - задумчиво отозвался ее брат и, переведя взгляд на немца, кивнул сестре в его сторону, - Значит, говоришь, он посчитал это вкусным?
  - Может, пусть первым и пробует? - оживился Пашка, - Если умрет - значит, есть не будем и вообще постараемся уйти отсюда как можно скорее. Ну, а если все-таки выживет...
  Вольфганг, недоумевая о чем идет речь, но догадываясь, что о нем, перевел взгляд с одного из парней на другого, потом нахмурился и взглянул на девушку. Она ему, видимо, все-таки казалась более адекватной, чем эти двое, и от нее он ждал если не ответа, то поддержки.
  Он ее получил.
  Тата, возмущенная до глубины души, гневно фыркнула и, резко шагнув к столу, оторвала несколько виноградин от лежащей там грозди, после чего решительно отправила их в рот. Выждала несколько секунд и, пожав плечами, потянулась к кувшину с каким-то напитком, но тут уж перепуганный Марк остановил неугомонную авантюристку и, оттащив ее от стола, грозно сдвинул брови.
  - Если умрешь - перед родителями сама оправдываться будешь, поняла? Что за безрассудство, в самом-то деле - вечно все в рот тянет!
  - Просто я не думаю, чтобы нас здесь кто-то хотел отравить, - девушка, не пытаясь вырваться, легко пожала плечами, - Смысла нет. Подумай сам: полуразвалившаяся башенка среди леса, пострадавший по непонятной причине немец - не от яда пострадавший, заметь! - и вдруг ядовитое угощение? Бред!
  Пашка, осторожно подкрадывающийся к столу и гипнотизирующий жадным взглядом ту самую жареную курицу, с которой уже снял пробу Вольфганг, удивленно обернулся.
  - А остальное не бред, что ли? Да тут все вокруг маразмом пахнет, хотя бы уже то, что стол накрыт в библиотеке! Слушайте, - парень внезапно посерьезнел, - Я предлагаю плюнуть на все и по-человечески поесть. В чем-то Тата права - если бы нас кто-то таинственный, мистический и загадочный хотел убить, он бы выбрал более простой способ. Заманивать нас сюда и накрывать на стол - идиотизм, и уж тем более идиотизм травить еду, в надежде, что случайные путники сюда все-таки зайдут! Мы же сами не знали, что здесь заблудимся.
  - Да-да-да, - ядовито припомнила девушка, - 'Навигатор' подвел.
  - Неважно!.. - начал, было, возмущаться, молодой человек, вновь поворачиваясь к столу, как вдруг осекся.
  Вольфганг, ослабленный ранами, утомленный чужой речью, стоял у стола и, не вслушиваясь в непонятные слова, спокойно ел большой ложкой какой-то салат. Выглядел он при этом совершенно довольным и умиротворенным, умирать в ближайшее время явно не собирался.
  Ребята, растерянные поведением своего невольного подопечного, осторожно переглянулись, затем неспешно приблизились. Стульев вокруг стола не было, столовых приборов и тарелок тоже не наблюдалось, поэтому есть приходилось весьма варварскими методами, используя разве что те приборы, что были воткнуты в многочисленные салаты, но эта проблема казалась троице наименьшей из всех.
  - Ему явно нравится... - наконец, негромко заметил Марк, - И, похоже, это все-таки не отравлено.
  - Налетай! - резюмировал Пашка, и первым бросился к столу.
  ...По прошествии не меньше, чем получаса, путники вместе со своим новым знакомым, наевшись и напившись умопомрачительно вкусной еды, расселись на полу и, кое-как утираясь (салфетки на столе лежали), принялись держать военный совет. Точнее, держали его только Тата и Марк, поскольку немец ничего из их речей не понимал, а Пашка, заявив, что его терзает интеллектуальный голод, отправился изучать книги.
  - Переночуем здесь? - девушка неуверенно оглянулась по сторонам, - На полу спать удобнее, чем на лестнице... Хотя условия, конечно, спартанские.
  - Ты это Вольфгангу скажи, - вздохнул в ответ ее брат, - Он-то на лестнице валялся... Думаю, да, переночевать стоит здесь. За окном уже явно стемнело, здесь свет есть только благодаря подсвечникам... между прочим, свечи в них горят как-то слишком медленно, тебе так не кажется?
  - Наверное, это неправильные свечи, - отозвался от книжных шкафов прислушивающийся к разговору друзей Пашка, - И они делают неправильный огонь. Может, они вообще электрические? Оп-па!..
  - Они потрескивают, - недовольно огрызнулся его друг и, вытянув шею, поинтересовался, - Чего там?
  Пашка приблизился, широко улыбаясь и помахивая какой-то худосочной книжечкой в старом, измученном временем переплете.
  - Я, конечно, не совсем полиглот, - заметил он, устремляя взгляд на обложку и книгу не отдавая, - Но немецкий учебник русского отличить все же способен! Держи, Вольф, - он уверенно сунул учебник в руки мгновенно растерявшемуся немцу, - Может, хоть пару слов выучишь, все легче будет. Ну, открой, посмотри, - он сделал приглашающий жест рукой.
  Вольфганг, которого в первую очередь удивило неожиданное сокращение его имени из уст русского, и только во вторую - учебник, медленно опустил на него взгляд и, действуя весьма неловко, осторожно открыл первую страницу. Пробежал глазами несколько строк, перелистнул еще одну страницу и, неожиданно подчеркнув ногтем какое-то слово, неуверенно, с ужасным акцентом произнес:
  - Да.
  Тата еле удержалась, чтобы не зааплодировать. Мысль о том, что их неожиданный знакомый, их загадочный подопечный и в самом деле сможет изъясняться хоть немного понятнее, так восхитила ее, что захотелось броситься Вольфгангу на шею, а потом расцеловать... Пашку. Все-таки это же он нашел такой полезный учебник!
  Марк, прекрасно понимая состояние сестры, мягко усмехнулся и, показав немцу оттопыренный большой палец, махнул рукой.
  - Ладно, ребят, отбой. Время не раннее, все устали, все наелись... - он зевнул и, оглядевшись, поморщился, - Блин, даже подушек нет, ну и деревня...
  - Я помню, на лестнице валялись выщипанные перья, - Пашка почесал нос, - Может, собрать их в подушку?
  - На лестнице сейчас уже темно, - возразил ему приятель, - Так обойдемся... Что ж поделать, всякое в жизни бывает.
  Его сестра скорчила чрезвычайно недовольную рожу и демонстративно поерзала на полу.
  - Тебе-то 'что поделать', а я, на минуточку, девушка. Мы создания нежные, к такому не привыкшие! Эх, - она вздохнула и, стянув теплую кофту, с которой не расставалась даже не взирая на то, что в 'библиотеке', как они все-таки окрестили это помещение, было довольно тепло, свернула ее на манер подушки, трепетно прижимая к груди, - Может, часового выставить?..
  Пашка хмыкнул и, легонько стукнув ее по плечу, осторожно указал на немца. Тот, вне всякого сомнения, сам воодушевившийся идеей хоть немного подучить русский язык, углубился в книгу, и спать определенно не собирался. Он даже отодвинулся от собеседников, не то, чтобы не мешать им, не то, чтобы они ему не мешали и, прислонившись спиной к стене, упоенно читал.
  Тата вздохнула еще раз и, понимая, что на Вольфганга ее спутники (по крайней мере, один из них) уже итак свалили обязанность охранять их сон, махнула рукой. День, в конце концов, и в самом деле был очень насыщенным и утомительным, а после сытного ужина нестерпимо хотелось спать. Она гордо тряхнула головой и, уложив свернутую кофту на пол, первая растянулась на нем, подавая пример своим спутникам. Она была уверена, что не заснет.
  И, может быть, именно поэтому заснула как-то совсем незаметно для себя, просто провалилась в сон, нежно обнимая импровизированную подушку.
  Ее спутники, видя такой покой, незамедлительно устроились по сторонам от девушки, готовые в случае чего защитить ее, и вскоре тоже заснули.
  Они уже не видели, как Вольфганг, еще какое-то время почитавший, со вздохом огляделся и, внезапно что-то увидев, поднялся на ноги. А потом спокойно отодвинул старинный стул и, сев на него, расположил учебник на незамеченном ими прежде письменном столе, вновь углубляясь в чтение.
  
  ***
  Тата проснулась первой, от того, что у нее затекла на твердом полу спина. Глубоко вздохнула, без особого желания возвращаясь в реальность и, оглядев своих безмятежно спящих друзей, неспешно поднялась, пытаясь привести в порядок спутанные после сна волосы.
  Вольфганга в пределах досягаемости она поначалу не заметила и, недоумевая, куда мог деться немец, нахмурилась, продолжая осмотр помещения.
  Впрочем, когда она, наконец, обнаружила его, изумилась не меньше.
  Парень спал, сидя за столом, которого они вчера не заметили, сидя на стуле, который они тоже ухитрились не увидеть, спал, положив щеку на учебник русского языка, свесив одну руку и вытянув вторую на столешницу. Выглядел он в этот момент до такой степени очаровательно, что по губам девушки сама собою расплылась улыбка.
  Она бесшумно приблизилась и, не желая будить молодого человека, осторожно убрала несколько прядей волос с его лица.
  Вольфганг вздрогнул и проснулся.
  - Guten morgen, - неловко пробормотала Тата, искренне смущенная тем, что потревожила сон их загадочного знакомого, - Ты так и читал всю ночь?
  В том, что последнюю фразу Вольфганг не поймет, девушка не сомневалась, произнесла ее чисто автоматически, однако, надеялась, что парень уловит хотя бы нотки сочувствия в ее голосе.
  Немец неожиданно заулыбался.
  - Guten morgen, - кивнул он, неспешно поднимая голову, и внезапно прибавил, - Нет. Я спал. На учебнике... - он помялся, видимо, подбирая слова, потом уверенно продолжил, - Неудобно. Но...
  Девушка, ошарашенная сверх всякой меры, уставилась на него, как кот на пылесос и, с трудом проглотив стоящий в горле комок, попыталась что-нибудь произнести.
  - Ты... ты...
  - Неправильно? - огорчился парень и, почесав в затылке, попытался переформулировать свое изречение, - На учебник... неудобно спать. Но я спал.
  - Да нет, правильно, - голос Марка, разбуженного беседой, заставил его сестру, дернувшись, немного повернуться. Парень, серьезный, как никогда, внимательно смотрел на ее собеседника, уже неспешно поднимаясь с пола, и Тата почувствовала некоторое облегчение - решать странные проблемы она давно привыкла доверять брату.
  - Вольфганг... - парень приблизился и, пытливо изучая взглядом лицо немца, нахмурился, - Ты прежде знал русский?
  - Nein, - Вольф уверенно мотнул головой и, внезапно сам начиная что-то соображать, перевел ошалелый взгляд на учебник, - Я читал... но мало, заснул... Я говорю русский?!
  Последний вопрос его прозвучал неожиданно громко, и Пашка на полу - единственный, кто еще продолжал спать, - недовольно завозился.
  - Еще как говоришь... - девушка, наконец все-таки сумевшая выдавить из себя несколько слов, помотала головой, - Вот как полезно на учебнике-то спать!
  - Не смешно, - огрызнулся ее брат и, тяжело вздохнув, окинул долгим взглядом помещение, - Что ж за чертовщина-то здесь творится... То я по-немецки говорю, то Вольф по-русски...
  - Почему ты так называешь меня? - немец, которого этот вопрос, видимо, живо заинтересовал, чуть склонил голову набок, вглядываясь в нового знакомого. Тот пожал плечами.
  - Сокращенный вариант имени. Разве нельзя?
  Вольфганг глубоко вздохнул и, вновь опустив взгляд на учебник, печально улыбнулся.
  - Можно. Так меня звал Фридрих.
  Марк, на несколько секунд замолчав, задумчиво потер подбородок. В серых глазах его, при новом взгляде на немца, засветились искорки живого интереса, и девушка, прекрасно знающая своего брата, мысленно вздохнула, сознавая, что теперь он не отцепится от нового знакомого, пока не выяснит всю его подноготную. С другой стороны, приоткрыть для себя завесу тайны над личностью Вольфганга ей и самой хотелось нестерпимо... но для начала, наверное, стоило бы разбудить Пашку, чтобы потом не пересказывать ему.
  Брата ее, по-видимому, посетила та же мысль, потому как он, быстро улыбнувшись, сделал знак немцу немного подождать и отправился будить друга.
  Пашка спал, раскинув руки в стороны и тяжело дыша во сне. Глазные яблоки его под сомкнутыми веками дергались, руки подрагивали - парню определенно снился не самый приятный сон и, пожалуй, разбудить его стоило бы в любом случае.
  - Паш... - Марк присел рядом с другом на корточки и легонько потряс его за плечо, - Эй, але, гараж, просыпайся! Уже солнышко взошло. Паш! - он тряхнул его сильнее.
  Пашка застонал и, резко распахнув глаза, совершенно потрясенным, ничего не понимающим взглядом уставился на друга. Потом медленно моргнул, потряс головой и, глубоко вздохнув, провел ладонью по лицу.
  - Ну и чертовщина... - с некоторым трудом выдохнул он, кое-как садясь, - Прикинь, мне, по ходу, Вторая мировая приснилась!
  Вольф, от которого эта беседа, в тайне, разумеется не была, быстро глянул на девушку и неожиданно резко поднялся на ноги. В голосе его зазвучали какие-то жесткие нотки, щедро приправленные беспокойством.
  - Война?
  Пашка медленно повернулся к нему и, пару раз моргнув, неспешно склонил голову.
  - Да... Ты это по-русски сказал? - он перевел взгляд на друга и громким шепотом уточнил, - Он что, по-русски говорит?
  - Говорю, - Вольфганг, похоже, не слишком довольный обсуждением своей персоны, вновь опустился на стул, - Не знаю, как. Но говорить. Что ты снился?
  Тата, которой неожиданно показалось, что некоторая трудность в составлении предложений со стороны немца вызвана тем, что он взволнован, шагнула вперед, мягко касаясь ладонью его плеча. Вольф благодарно улыбнулся, не отрывая, впрочем, внимательного взгляда от Пашки.
  Тот, в свой черед, явственно растерялся.
  - Да не знаю я, что мне снилось... Жутко было - это помню. Снаряды свистели, люди кричали, что-то взрывалось... - он почесал лоб, старательно припоминая сон и принялся поправлять сбившийся за время сна хвостик, - И эта башня! Она торчала, как зуб, вокруг нее все рушилось, а она даже не пошатнулась! Да, еще над ней как будто блики с двух сторон были.
  Вольфганг нахмурился - слова нового знакомого он, к собственному удивлению, понял очень хорошо, и теперь спешно синхронизировал их со своими знаниями и впечатлениями.
  - Zwei Sterne... - пробормотал он и, внезапно стукнув кулаком по столу, немного возвысил голос, - Я говорил - там было две звезды!
  Тата, уже второй раз слышащая от этого парня про какие-то звезды, замотала головой, как упрямый ослик. От того, что начал говорить по-русски, немец ей менее помешанным не казался.
  - Да какие звезды? Где? Причем они тут вообще?
  - В самом деле, - Пашка, просыпающийся с каждым мигом все больше, уселся на полу по-турецки, с любопытством вглядываясь в немца, - О каких звездах ты говоришь, Вольф? Да и вообще, может, поведаешь, как оказался здесь и что с тобой случилось... И кто, кстати, тот друг, про которого ты говорил?
  Молодой человек нахмурился, явно прикидывая, с чего начать рассказ и как сделать его в своих устах более или менее емким. И, желательно, понятным.
  - Наш полк был... - он на миг замялся, затем осторожно продолжил, - Убит. Мы остались двое, бежали. Я думал, мы скажем о контузии...
  - Стоп! - Марк, честно послушавший несколько секунд нового знакомого, не выдержал, - Давай-ка мы начнем еще раньше. Вольфганг... какой, по-твоему, сейчас год?
  Воцарилось молчание. Немец смотрел на вопрошающего с явным недоумением, не понимая, как это год может быть 'по его'. Год - он же год и есть, он для всех одинаков!
  Тата с Пашкой переводили взгляды с одного из собеседников на другого, не совсем понимая не столько вопрос, сколько причины, побудившие Марка его задать. Не понимая серьезности на лице того, не понимая сосредоточенности в его глазах... Он что, всерьез полагает, что немец выпал из времени и свалился точно на ступени лестницы, в никому не известной башенке, куда занесло только их? Но это же абсурд! Понятно, конечно, что тут творится что-то странное, да и то, каким образом Вольф сумел за одну ночь вполне сносно выучить русский язык представляет загадку, но не надо же доходить до сумасшествия! Наверняка все объяснимо, сейчас Марк сам...
  - Тысяча девятьсот сорок третий, - медленно, с видимым трудом подбирая слова, выговорил Вольфганг и, моргнув, нахмурился, - Разве ты не знаешь? Скоро Рождество... - по губам его мелькнула слабая тень улыбки.
  Ребята медленно переглянулись; Марк оставался все так же каменно-серьезен.
  - А если я скажу тебе... - неспешно начал он, - Что сейчас май две тысячи двадцатого года? Что война закончилась семьдесят пять лет назад победой русских? Ты помнишь об этом?
  - Помнить?.. - Вольфганг, глядящий на собеседника, как на сумасшедшего, слабо усмехнулся и покачал головой, - Как помнить, это невозможно! Сейчас сорок третий год, бои идут по всей Германии, русские теснят нас... - он неожиданно померк и опустил голову, - Хочу, чтобы это кончилось...
  - Но все это давно кончилось, - Тата, вступая в беседу, сдвинула брови, недоверчиво вглядываясь в немца, - Вольф... Марк говорит правду - сейчас две тысячи двадцатый год, конец мая, а в начале его отмечали семьдесят пять лет со дня победы! - она вздохнула и сочувственно покачала головой, - Ты, должно быть, упал, сильно ударился, у тебя в голове перемешалось...
  Пашка, ошарашенный не меньше, только рукой махнул.
  - Это ж как надо было приложиться... - буркнул он и, окинув долгим взглядом мундир немецкого офицера, продолжил допрос, - Почему у тебя кровь на форме?
  Вольф, словно почувствовав в этом парне более адекватного собеседника, перевел взгляд на него, слегка пожимая плечами.
  - Я ранен. Немного. Фридрих больше...
  Воцарилось молчание. Ребята переглядывались, совершенно не представляя, как реагировать на слова нового знакомого, не находя в себе сил поверить в его безумные речи и, вместе с тем, как-то подспудно ощущая, что парень не лжет. Что он и в самом деле верит в свои слова, что он свято убежден в их истинности... Но ведь это невозможно!
  - Так, - Марк, как самый здравомыслящий, решительно хлопнул в ладоши, - Со странностями разберемся потом. Рассказывай, Вольф, свою версию событий, потом попробуем осмотреть твои раны, объясним, как все обстоит... если сами что-нибудь поймем.
  Немец, явно не до конца понявший сложных конструкций собеседника, неуверенно кивнул и, кашлянув, попытался продолжить объяснения.
  - Наш полк был уничтожен, - на сей раз слово подобрать ему удалось быстрее и легче, - Я и Фридрих остались живыми, бежали. Он был очень ранен, я хотел помочь... Фридрих - мой друг, мы друзья еще до войны. Когда она началась, мы сначала были в разных... - он пошевелил пальцами, ища нужное слово и неуверенно продолжил, - Полках. Потом нас перевели в один. Он был ранен, я хотел спасти его, увел с... поля боя. Мы шли сквозь лес, я все время слышал войну, - парень тяжело вздохнул, - Потом вдруг звуки исчезли. Мы увидели башню среди камней, над ней было две звезды. Со сторонам... - он сообразил, что сказал неправильно и смущенно улыбнулся, - Мы были внутри, Фридрих услышал голос. Он говорил - это ребенок, пошел вниз. Я с ним. Там... - здесь его передернуло, - Там были кости, много костей! И тот ребенок. Фридрих пошел к нему, поднял... Мне не понравилось. Я спросил, кто он... - Вольфганг нахмурился, припоминая ответ, - Он сказал... Сказал, он 'темпор', но я не знаю... У меня в голове закружилось, я упал. Наверное. Когда проснулся - вы.
  Рассказ закончился; рассказчик перевел дух и, окинув слушателей виноватым взглядом, пожал плечами. Говорить по-русски, да еще и говорить так долго, объяснять то, чего не понимал и сам, ему было еще трудно.
  Ребята молчали, изредка переглядываясь, размышляя над странным рассказом, пытаясь вычленить для себя из него хоть какое-то рациональное зерно.
  Тата почесала в затылке и, хмурясь, подняла взгляд на ожидающего вердикта парня.
  - Темпор... - медленно повторила она, - Кажется, в итальянском tempo - это 'время'...
  - Типа 'временщик'? - Пашка хмыкнул и, куснув себя за губу, развел руки в стороны, - Хотя это сразу все объясняет, конечно. Какой-то ребенок, который решил поиграться со временем. Поэтому Вольф оказался на семьдесят пять... э... семьдесят семь? Лет вперед, ну, а друг его, должно быть, так и остался в прошлом. Кстати, ты этого ребенка ругал?
  Немец согласно кивнул.
  - Да. Чертов ребенок, я уверен, что это его вина! Только все равно не до конца...
  - Ну, мы, допустим, тоже до конца не понимаем, - вежливо вставил Марк и, тихонько вздохнув, махнул рукой, - Ладно. Предлагаю следующую линию поведения - мы принимаем безоговорочно на веру твои слова, признаем, что ты солдат Второй мировой и так далее. А ты, в свою очередь, веришь нам - ты попал в будущее, парень, в тот год, когда войны уже давно нет, когда установился, может быть, немного шаткий, но все-таки крепкий мир. Мы - русские, в Германию приехали просто, чтобы отдохнуть, спокойно ходим по улицам ваших городов, и нас никто не пытается убить. Мы тебе не враги, Вольф, да и никогда не стали бы нападать на уже итак пострадавшего парня... Кстати, надо осмотреть твои раны.
  Вольфганг, выслушавший его очень серьезно и, по-видимому, вполне поддержавший принятое наиболее разумным человеком решение, слегка махнул рукой.
  - Это царапины. Но что теперь делать?
  Пашка, который, судя по всему, поверил в версию с выпавшим из своего времени солдатом Второй мировой легко и даже с удовольствием, безмятежно пожал плечами.
  - Спуститься вниз, и попытаться обнаружить твоего ребенка. Хотя это чревато - вдруг он отправит тебя назад?
  - Пауль... - Вольфганг нахмурился и покачал головой, - Я не хотеть видеть это снова.
  - Да ну, тоже мне - бравый вояка! - Пашка откровенно фыркнул, - А то ты костей до того времени не видел! А как же война?
  Немец сочувственно улыбнулся. В глазах его мелькнуло что-то, очень ясно говорящее, что эти слова нового знакомого убедили его, заставили поверить, что от войны эти ребята и в самом деле очень и очень далеки.
  - На войне тела, - мягко произнес он и уточнил, - Не кости. А там... столько я прежде не видел. И тот ребенок!
  - Никак не пойму, чем тебя так напугал ребенок, - Тата развела руки в стороны, - Он же маленький! Не факт еще, что все произошло именно из-за него. Да и потом - плохого-то ничего не случилось! Ты спасен, ты попал в будущее, в век, когда война осталась далеко позади - да ты получил шанс начать жизнь с чистого листа, Вольф! Радоваться надо!
  Вольфганг тихонько вздохнул и немного ссутулился. Логика в словах девушки определенно присутствовала, с ней трудно было не согласиться, да у него и самого уже мелькали такие мысли - он ведь мечтал спастись от войны, вот и спасся. Но...
  - А Фридрих?.. - он глянул на собеседницу исподлобья, - Я спасен... а он? Почему?..
  - Об этом надо спросить этого ребенка, темпора, - отозвался на сей раз Пашка и, решительно поднявшись на ноги, поморщился, - Хотя на кости я смотреть пока не слишком хочу, это да. Поэтому есть встречное предложение - можем подняться наверх. Я там вчера, кажется, почти нашел что-то интересное, но меня сдернул Марк, и я это потерял. Может, пойдем, глянем?
  Девушка, в принципе, не имеющая ничего против того, чтобы в компании друзей изучить верхнюю часть башни, нахмурилась и решительно топнула ногой.
  - Нет! У нас тут раненный и, Вольфганг, чтобы ты ни говорил - а раны осмотреть следует! Снимай мундир.
  Пашка скабрезно захихикал.
  - Бесстыдница! И это при живом-то брате!
  - Брат мне тоже пригодится, - Тата, не поддавшись на провокацию, серьезно глянула на Марка, - Ты ведь, кажется, когда-то хотел быть врачом?
  Парень, уличенный в так и не сбывшемся и, говоря откровенно, давно забытом желании, часто-часто заморгал и честно попытался придумать, как бы получше возразить, но его, судя по всему, никто не слушал.
  Вольфганг, совершенно не считающий зазорным снять мундир перед красивой девушкой, тем более, когда девушка эта предлагает помощь, уже расстегивал пуговицы, а Пашка, хихикающий над ним, судя по всему, всерьез вознамерился оказывать пострадавшему помощь и, отойдя к столу с остатками вчерашнего пиршества на нем, искал там что-то, чем можно было бы продезинфицировать раны.
  Марк сдался и, шагнув к пострадавшему, принялся ждать, пока он избавится от мундира, от нечего делать его изучая.
  - Ты из СС? - поинтересовался он после нескольких секунд молчания. Вольф поднял на него удивленный взгляд и осторожно кивнул - в вопросе ему почудился какой-то смутный подвох.
  - Это плохо?..
  - Да нет, просто интересно, - парень пожал плечами, - А звездочки на плечах что значат?
  Вольфганг, как раз стянувший мундир, с видимым недоумением уставился на погоны.
  - Их называли не так... - растерянно пробормотал он, - Я... не знаю, как по-русски. Я - гауптштурмфюрер. Капитан, по-вашему. Добавочные линии на нашивке и петлице, и погон с двумя... - парень смущенно улыбнулся, - Не знаю, как. Фридрих по званию младше, он... по-вашему... ммм... сержант, кажется.
  - Как по мне, так звездочки - они и в Африке звездочки, - безапелляционно влез в разговор Пашка и, ухмыльнувшись, добавил, - Символично, кстати. Вот тебе и пресловутые две звезды над башенкой, может, тут была офицерская ставка СС?
  Вольф, судя по всему, не уловивший русского юмора, нахмурился.
  - Здесь было пусто, когда мы подошли.
  Тата тихонько вздохнула и, решительно махнув в сторону своего излишне болтливого друга рукой, предпочла все-таки заняться делом.
  Дело же, судя по всему, предстояло действительно важное - рубаха Вольфганга была пропитана кровью значительно больше, чем его же мундир, и это уже внушало вполне обоснованные опасения. Впрочем, с другой стороны, если уж парень по сию пору не умер и даже не упал в обморок, можно было смело эти опасения отринуть и понадеяться на лучший исход.
  - Рубашку тоже нужно снять, - заметила она, - Сквозь ткань до ран затруднительно добраться.
  Вольфганг растерянно заморгал и неловко стиснул ворот рубахи, не решаясь ее расстегнуть.
  - Но... Но, я... - он смущенно кашлянул, - У меня под рубашкой ничего нет...
  Ребята недоуменно переглянулись; парни обменялись понимающими ухмылками - смущение человека, по возрасту, видимо, соответствующего им, их забавляло. Тем более, что и смущаться-то, по большому счету, было нечего.
  - Ну, и что? - не поняла девушка, - Мы же должны осмотреть раны, я не знаю... в больнице тебя же не в одежде бы смотрели! Ну, или что там было во время войны - госпиталь?
  Вольф неуверенно кивнул и, по-прежнему не снимая рубашки, уверенно покачал головой.
  - Я... я не могу перед девушкой... Вот так...
  - Боже, какой застенчивый! - Тата, на самом деле приведенная стеснительностью парня почти в восторг, красноречиво закатила глаза, - Ладно, а парням ты себя осмотреть позволишь?
  Марк, который искренне надеялся обойтись без таких экспериментов, как-то сразу помрачнел и, поникнув, тихо, но тяжело вздохнул. Пашка, от медицины вообще очень далекий, растерянно заморгал и пару раз красноречиво кашлянул.
  Вольфганг перевел взгляд с одного на другого из русских 'докторов' и, явственно сомневаясь, еще раз кивнул. Затем перевел взгляд на девушку.
  - Только отвернись... пожалуйста.
  Тата, которая к немцу питала определенную слабость и вовсе ничего не имела против того, чтобы увидеть его наполовину обнаженным, выразительно фыркнула и, помахав в воздухе рукой, демонстративно направилась к книжным полкам.
  - Можете считать, что меня здесь нет, мальчики!
  Мальчики, все трое, переглянулись и, прореагировав кто насмешливой улыбкой, кто смешком, а кто и вздохом, все-таки решили приступить к делу.
  Вольф, действуя все еще без особенного желания, ежесекундно косясь на девушку, принялся осторожно расстегивать рубаху, аккуратно освобождая раны от прилипшей к ним ткани; его добровольные помощники безропотно ждали результата.
  Марк хмурился; Пашка, изначально казавшийся довольно веселым, серьезнел все больше. Тата тихо тосковала возле книжных полок, изучая корешки незнакомых фолиантов.
  Немец аккуратно стянул пропитанную кровью рубашку и, почти уронив ее на пол, немного расправил плечи.
  - Та-ак... - Марк закусил губу. То, что особенной помощи оказать он не сумеет, было ясно сразу - в конечном итоге, парень был самым обычным человеком, врачом так и не стал, да и необходимых приспособлений при себе отнюдь не имел. Вольфганг же был ранен на совесть.
  Левая рука его была пробита пулей ниже плечевого сустава; на правом боку виднелось несколько глубоких ссадин, уже не кровоточащих, но вполне устрашающих; слева на животе прослеживались следы от ножевых ударов, да к тому же...
  - У тебя ключица перебита? - Марк, хмурясь, склонил голову набок, изучая пациента пристальным взглядом, - Вольф, черт возьми... и ты говоришь - ничего страшного?? Сейчас с такими ранениями тебя бы не пустили просто так гулять, сейчас тебя упекли бы в больницу на несколько недель, если не на месяц!
  - Фридриху было хуже, - упрямо отозвался немец, созерцая парня исподлобья, - У меня царапины.
  - Ну да, на войне свое понятие о том, какие должны быть царапины, - Пашка покачал головой, - Как бы там ни было... что делать, я не знаю. Но хотя бы чисто символически перевязать тебя следует - я не хотел бы, чтобы случайно избежавший смерти на войне человек откинулся из-за нашего неумения!
  Девушка, с преувеличенным вниманием изучающая корешки книг, а на деле прислушивающаяся к беседе за спиной, наконец, не выдержала.
  - Где вы бинты-то возьмете, врачи-экспериментаторы? - вежливо осведомилась она, упрямо глядя на какой-то фолиант, стоящий на полке почему-то не ровно, а полубоком.
  - Нож, рубашка - и куча бинтов готова! - Пашка кровожадно размял пальцы, опуская взгляд на рубаху Вольфганга, - Тебе же ведь ее не жалко, правда? В конце концов, она ведь уже того... изрядно порвана и потаскана.
  - И дезинфекции никакой... - Марк тяжело вздохнул, - Вообще, самым разумным выходом было бы вызвать 'Скорую'. Или, по крайней мере, уйти отсюда и попытаться добраться до цивилизации.
  Тата, картинно перелистнув страницу того самого загадочного фолианта, язвительно улыбнулась.
  - Напоминаю - наши с тобой телефоны не ловят, а Пашкин сел. А если бы и не сел, у него там все равно навигатор паленый!
  Немец, на сей раз слов девушки определенно не понявший, уставился на нее растерянным взглядом, честно пытаясь сообразить, о чем сейчас шла речь. Причем здесь навигатор? Вроде это не авиация, да и ребята явно не на самолете прилетели... И как навигатор может быть 'паленым'?.. Или, может быть, самолет потерпел крушение, взорвался, навигатор погиб, а они... они так спокойно рассуждают об этом?? И это ему еще казалось, что они далеки от войны! Да они, похоже, хуже гестапо! С таким хладнокровием говорить о страшных происшествиях, и это слова девушки! Сумасшествие какое-то.
  И как телефон может что-нибудь 'ловить'?.. И как он может 'сесть'?!
  - Со словами-то поосторожнее, - Марк, заметив, как смешался их подопечный, покачал головой, - Тут есть те, кто их не понимает... Извини, Вольф, мы тебе потом объясним все. Тата хотела сказать, что у нас нет связи с внешним миром, нет карты, и как покинуть это место, мы себе не представляем. Мы и сами здесь-то оказались потому, что заблудились... - он вздохнул и, махнув рукой, перевел взгляд на приятеля, - Как успехи с бинтами?
  Пашка, отчаянно воюющий с плотной тканью рубахи Вольфганга при помощи столового ножа - одного из немногих дополнительных приборов на столе, - чертыхнулся и, бросив оба предмета, поморщился.
  - Я сдаюсь, рубашка меня победила. Это нереально разрезать! Может, тряпочки какие-то здесь найдем?
  - Я в порядке... - немец, все еще поглядывающий на загадочных русских с подозрением, предпринял новую попытку отказаться от помощи, - Не надо... Вы хотели узнать, что наверху? Вы теряете время...
  - Времени у нас вагон... - отстраненно отозвалась девушка, на сей раз и в самом деле вчитавшаяся в книгу, увидевшая в ней что-то, чего никак не ожидала, - Можем терять до бесконечности... А ты не можешь ходить с ранами нараспашку. Слушай, Вольф, - она внезапно повернулась, в упор взирая на моментально смутившегося этим и попытавшегося дотянуться до мундира молодого человека, - Ты говорил что-то о костях... Тот проклятый ребенок, кости... что он с ними делал?
  Парень, от растерянности даже выронивший только, было, поднятый мундир, уставился на нее откровенно недоумевающим взглядом и пару раз потрясенно моргнул.
  - Ich verstehe nicht... - он мотнул головой, - Извини... Я не понимаю. Что значит - делал?.. Он сидел среди них, как... прятался, скрывался! Что он должен был делать?..
  - Даже не знаю, - Тата задумчиво сдула с глаз челку и опять обратила взгляд к книге, - Может, он из них трон смастерить пытался?
  Молодые люди, втроем ничего не понимающие, медленно переглянулись, затем вновь устремили взгляды на нее.
  - Ты о чем?.. - Марк, хмурясь, шагнул ближе к сестре, - Ты что, что-то нашла?
  Девушка не стала спорить.
  - Ага, - легко отозвалась она, - Симпатичную книжку 'Опасные создания, не вошедшие в прошлый том'.
  - Прошлый том чего? - не понял Пашка, и Тата недовольно от него отмахнулась. Вдаваться в такие подробности ей сейчас не хотелось.
  - В прошлый том про этих созданий! Здесь сразу же, на первой странице начинается длинная статья о... - она выдержала паузу, обвела собеседников значительным взглядом и негромко закончила, - Темпорах.
  Вольфганг, забывая про собственные раны, забывая, что наполовину обнажен, вскочил на ноги, глядя на новую знакомую с изумлением и страхом одновременно. До сей поры он, похоже, еще надеялся, что странное слово, услышанное из уст того ребенка, можно считать чем-то... нереальным, чем-то ошибочным, но теперь!..
  - Что?!
  - Да-да, - девушка воодушевленно кивнула, - И, судя по всему, тот ребенок был каким-то еще зародышем темпора, потому как обычно они выглядят все-таки постарше. Хотя детьми, наверное, тоже бывают, конечно. Кстати, версия с ребенком, который решил просто поиграться, вполне правдоподобна, Паш, одно очко в твою пользу.
  Пашка, безусловно, польщенный таким неожиданным признанием его правоты, озадаченно моргнул и, переглянувшись с другом, нахмурился. Немец, замерший перед ними, тоже определенно ничего не понимал, подсказки было ждать неоткуда, а Тата, по-видимому, хотела подольше сохранить интригу.
  - Можно более подробно сейчас? - ее брат, вежливо кашлянув, чуть приподнял брови, - Все, что ты говоришь, безусловно, очень интересно, но пока что все, что ты делаешь - это пугаешь Вольфа. Мы же ничего не понимаем.
  Девушка тяжело, обреченно вздохнула и, хладнокровно усевшись прямо на пол, скрестила ноги по-турецки, принимаясь рассказывать. Вольфганга такая ее поза несколько смутила, но тот факт, что новая знакомая носит все-таки штаны, а не юбку, несколько примирил его с действительностью.
  - Итак. Здесь, в этой книге, имеется очень большая и длинная статья или заметка о темпорах, которую целиком я, конечно, не прочитала, - Тата быстро улыбнулась, - Но и того, что успела выхватить, вполне достаточно. Значит, темпоры сами по себе, в общем и целом, существа не злые. Они не хотят причинять вред, они просто жаждут жить в покое и, иногда - в развлечении. Но и то, развлекаться они начинают, если их потревожить. Темпоры появляются на свет крайне редко, производят их, как правило, другие темпоры, которые, оставив потомство, умирают. Точнее, 'прекращают существование', 'останавливают свое время' - так написано это здесь. Насколько я поняла, это продиктовано тем, что темпоров не может и не должно быть слишком много, они могут жить бессчетное множество лет и, фактически, рождением ребенка знаменуют конец своей жизни и своей миссии в ней. Про миссию здесь довольно смутно... - девушка глубоко вздохнула, опуская взгляд на книгу, - Темпор - существо, которое способно буквально 'играть' со временем. Но не с общечеловеческим, не в глобальном смысле - темпоры могут перемещать временной отрезок относительно конкретного человека или места. Ну, или перемещать во времени человека. Если говорить о нашей ситуации - ребенок не мог изменить все время мира и закончить войну раньше срока, но он вполне способен был перенести одного солдата на несколько десятков лет вперед... Не знаю, почему.
  - Потом разберемся, - Марк сдвинул брови, серьезнея на глазах, - Дальше.
  - Дальше... - его сестра поморщилась, - Перемещая людей по времени, они не всегда заботятся об их сохранности и, в случае чего, подпитывают себя той энергией, что человек теряет... погибая. Известно, что от погибших остаются кости, много костей, и темпор мастерит себе из них трон, восседая на нем и наслаждаясь своим могуществом; что он свято заботится о сохранности этих костей и не позволяет никому проявлять непочтения к ним. Если же непочтение все-таки будет проявлено - он может наказать. Бывали случаи, когда темпоры запирали неугодных им где-то в темнице безвременья, и подпитывали свою жизнь их жизненными силами. До тех пор, пока люди не иссыхали до состояния скелетов и не становились остовом трона... - девушку передернуло, и она поспешила оставить неприятную тему, - Так вот, они могут также изменять течение времени в каком-то одном, отдельно взятом месте. То есть, например, как говорил Вольф - они подошли к башне и звуки войны исчезли. Потому что здесь, во владениях темпора, войны не было, он запретил ее... Хотя, наверное, это произошло поздно, - Тата тяжело вздохнула, - Новорожденные темпоры могут долго дремать, прежде, чем начнут развиваться, и развитие их, как правило, стимулирует какое-то очень мощное событие, или чувство. Например, страх или внезапная радость, хотя второе маловероятно. Если принять версию с темпором за правду, то, наверное, можно предположить, что его пробудила ото сна война... - рассказчица неловко пожала плечами, - Этот замок ведь был разрушен, может быть, сюда попал снаряд, ребенок напугался и начал расти. Темпоры развиваются не так, как люди, временем для самих себя они тоже могут вертеть, как захотят, поэтому никогда нельзя предсказать, каким ты увидишь темпора в следующий раз. Понять, что в округе завелся темпор, можно, конечно, по странным событиям, связанным со временем и... по часам. Говорят, что, если рядом темпор, песок в песочных часах никогда не кончается. В любых песочных часах. Не знаю точно, как это выглядит на практике, но тут так написано... - Тата виновато развела руки в стороны, - Ну... в общем, все. Если что-то еще есть, то до этого я не дочитала. Скажете, бред?..
  Пашка потер подбородок и, глубоко вздохнув, очень мрачно кивнул. Признать рассказ бредом ему хотелось безмерно, так и чесался язык весело воскликнуть, что подруга спятила от переживаний, раз верит в такую чушь, но... было что-то, что мешало так поступить.
  - Бред-то бредом, - задумчиво вымолвил он, переводя взгляд с одного из своих ошарашенных друзей на другого, не исключая и Вольфганга, - Но... вы помните, я сказал, что нашел кое-что интересное наверху, а Марк меня сдернул? - он дождался несинхронных кивков и, мрачнея все больше, уставился в пол, - Там была комната с камином. И на камине стояли песочные часы.
  
  ***
  Марк шумно сглотнул, разрушая воцарившуюся в библиотеке тишину, зябко повел плечами и, пытаясь не допустить паники ни в своей душе, ни в душах друзей, осторожно кашлянул.
  - Значит, я резюмирую. Мы заблудились в лесу, торчим в полуразрушенном строении, не зная, как выбраться; с нами немецкий солдат Второй мировой, раненный, которого мы не знаем, как лечить и, до кучи, какой-то невнятный монстр. Который может отправить нас всех к черту на рога исключительно по своему желанию. Так?
  Девушка, внимательно выслушав его, нахмурилась и отрицательно покачала головой. С ее точки зрения, брат все-таки несколько преувеличивал масштабы проблемы.
  - Не совсем. Во-первых, темпор здесь нигде не называется монстром - они, судя по всему, выглядят вполне как люди, да и потомство от людей производят. Во-вторых, если его не трогать - он нас тоже не тронет. Поэтому я предлагаю собраться и по-тихому свалить куда-нибудь подальше... Лучше мы в лесу будем блуждать, чем тут.
  Пашка, в целом, не возражающий против такого расклада, задумчиво почесал подбородок и, окинув элегическим взглядом большой стол с остатками вчерашнего пиршества, вздохнул.
  - А еду мы откуда возьмем?.. Кстати, - его внезапно осенило, - Так это что... выходит, это этот темпор нас накормить решил?? Мда, ребят, по-моему, мы все-таки попали... - парень ощутимо сник, - Если он знает, что мы голодны, если покормил нас - он уже начал с нами играть, и что делать...
  - Не паниковать, - Вольфганг, на удивление сохраняющий способность мыслить здраво, да и вообще ведущий себя довольно спокойно, нахмурился и принялся все-таки натягивать вновь подобранный с пола мундир, - Уйти я отсюда не могу - где-то здесь должен быть Фридрих, я не хочу бросать его. Может быть... в самом деле, если мы не тронем этого ребенка...
  Пашка красноречиво закатил глаза, всплескивая руками и раздраженно поправил хвостик.
  - Вольф, мы-то его не трогаем! Это он к нам прицепился - еда среди давно заброшенной библиотеки явно дело его рук, и я клянусь, что тот же самый подсвечник видел на лестнице, а теперь...
  - Паш, - Тата укоризненно погрозила приятелю пальцем, - Ты заговариваешься. И, по-моему, паникуешь. В конце концов, ребята, мы же взрослые люди, почему мы должны верить в бредни из старой книжки? Может, у всего этого есть вполне рациональное объяснение, может, все не так уж... фантастично?
  Немец, старательно застегивающий мундир, быстро глянул на брата девушки и, тонко улыбнувшись, покачал головой. С его точки зрения, Тата была настроена как-то чересчур уж оптимистично или, может быть, прагматично, что в любом случае вряд ли соответствовало ситуации.
  - Но ведь я здесь, - негромко произнес он, - Здесь... хотя должен был оставаться в сорок третьем году. Может быть, должен был умереть там. Разве можно объяснить то, что я оказался в этом времени как-то иначе? И тот ребенок! - парень не дал собеседнице ответить, сдвигая брови, - Я ведь видел его, видел, как сейчас вижу тебя! Тот ребенок, кости... Фридрих... - он вдруг содрогнулся и на мгновение умолк. Когда же возобновил речь, голос его дрожал.
  - Фридрих... подходя к ребенку, он... он оттолкнул несколько костей... Ты говоришь, они не терпят неуважения к ним?..
  Вновь воцарилось молчание. Мысль немца была ясна всем, и ужасала всех в не меньшей степени, чем его самого, но подтверждать или опровергать ее никто пока не спешил. Пашка поежился, отступая назад и глядя на книгу в руках девушки с почти суеверным ужасом. Марк, хмурясь, обнял себя руками. Тата, избегая прямого ответа, опустила взгляд к книжным страницам.
  - Здесь так написано, - негромко, почти виновато произнесла она, - Сказано... Что они не терпят непочтительного отношения к костям, из которых сложен их трон. Но ведь тогда трона еще никакого не было!
  - А сейчас он есть? - Пашка нервно хихикнул, опуская взгляд вниз и очень явственно пытаясь увидеть, что происходит под полом, - То есть, мы тут ходим, разговариваем, а где-то там, глубоко внизу, на троне из костей сидит страшный темпор, прикидывающийся маленьким мальчиком? Ребят, вот честно - я не трус. Но я предлагаю по-хорошему отсюда удрать, чтобы больше не тревожить бедного ребенка и не провоцировать его.
  Марк, по-видимому, искренне заинтересованный этими словами, немного склонил голову набок, вглядываясь в друга.
  - То есть, по-твоему, мы его провоцируем? Любопытно, чем же?
  - Кормить нас заставляем, - буркнула Тата и, тяжело вздохнув, перелистнула страницу книги, - Что делать-то будем?
  Вольфганг едва заметно поморщился, с небольшим трудом скрещивая руки на груди.
  - Я не могу уйти отсюда. Я должен найти Фридриха, если для этого придется снова спуститься в подвал... если придется заставить этого проклятого ребенка... - он скрипнул зубами, не продолжая.
  Марк неодобрительно покачал головой.
  - А он просто возьмет и отправит тебя обратно в прошлое, в твой проклятый сорок третий... Вольф, я, конечно, все понимаю, честно. Но, говоря откровенно, потерять тебя мы уже как-то не готовы.
  - Это уж точно, - буркнула девушка, смутно пытаясь что-нибудь прочитать, дабы обнаружить какую-то надежду, найти что-то, могущее помочь им, но постоянно отвлекаясь, - Да и в подвал меня как-то вот совсем не тянет. Может, сходим наверх, посмотрим на те часы? - она подняла взгляд, робко оглядывая собеседников, - Вдруг мы ошиблись, вдруг там песок уже давно кончился, а мы тут напрасно паникуем...
  - И тебе не страшно? - Пашка подозрительно прищурился, - Совсем-совсем не боишься убедиться, увидеть что-то... загадочное?
  Тата выразительно фыркнула и, захлопнув книгу, решительно поднялась с пола.
  - Я куда больше боюсь сидеть здесь, ничего не зная и не понимая, строя какие-то догадки и пугая себя еще больше. Лучше уже определиться однозначно, понять все и сразу. Пошли! Паша, ты покажешь дорогу.
  Парень, не слишком воодушевленный такой перспективой, несколько сник и безрадостно кивнул. Самому ему идти наверх и убеждаться в подозрениях как раз не очень хотелось, но, вместе с тем, он не мог и не признать правоту подруги - запугивать самих себя, томясь в неизвестности, было делом весьма неблагодарным.
  - А что мы будем делать, если убедимся, что это и в самом деле темпор? - Вольфганг, предпочитающий в основном слушать, а не говорить, осторожно кашлянул, шагая вперед, - Как вернуть... как спасти моего друга?
  - Сначала убедимся, а потом будем решать, - Марк резко махнул рукой, будто разрубая воздух, - Все, баста. Идем наверх. И да, Вольф... - он неожиданно улыбнулся и мягко хлопнул немца по плечу, - Фридриха мы не бросим. Знаю, в твое время к русским вы относились иначе, но, клянусь...
  - Марк, - солдат улыбнулся в ответ и покачал головой, - Я не сомневаюсь, что вы не бросите ни меня, ни его. Вы хорошие люди, я вижу это... Просто не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Если у темпора и есть недовольство кем-то - то это я, а не вы. Хотя я костей не трогал...
  - Разберемся, - Пашка, всецело поддерживая друга в благородном порыве оказать помощь немцу, и к тому же вдохновленный перспективой пока не спускаться в подвал, решительно кивнул, - А теперь за мной! Тут главное - подняться, потому что лестница не слишком ровная, да и валяется на ней черти что... Раненный, не споткнись.
  Раненный усмехнулся, легко склоняя голову - к поведению новых друзей он уже начинал привыкать, и с каждым мигом ловил себя на том, что все больше и больше привязывается к ним.
  - Хорошо, - отозвался он и, глубоко вздохнув, аккуратно поправил мундир, пытаясь не подать виду, как неприятно грубая ткань касается еще не слишком хорошо затянувшихся ран.
  - Кстати, тот факт, что ты так скоропостижно выучил русский тоже явно можно отнести к заслугам темпора, - заметила девушка, одергивая собственную футболку и уже направляясь вместе с друзьями к выходу из библиотеки. Вольфганг с живым интересом воззрился на нее.
  - Как связаны время и язык?
  - Непосредственно, - отозвался вместо сестры Марк, - На изучение языка требуется время, тем более, что русский считается сложным. Тебе же удалось за одну ночь, поспав на учебнике, выучить его настолько, что ты свободно общаешься с нами. Тата права - это заслуга темпора.
  Немец, этой перспективой совершенно не воодушевленный, глубоко вздохнул и, опустив плечи, мимолетно поморщился.
  - Но в таком случае получается, что Пауль прав - он уже взялся за нас. Еда в библиотеке, то, что я выучил язык... Не говоря уже о том, что я оказался здесь!
  Пашка, вполне польщенный признанием его заслуг, но не обрадованный им, дернул уголком губ и быстро кивнул. Лицо его было мрачно.
  - Понять бы еще, чем нам грозит то, что он за нас взялся и к чему это может привести. Если этим темпорам нравится играть... кто его знает, куда он нас заиграет.
  ...Подъем по лестнице, вопреки Пашкиным предупреждениям, оказался вовсе не так уж и тяжел - ступени были достаточно пологими, шагалось по ним легко, и единственным затруднением могли являться многочисленные предметы, в беспорядке по ним разбросанные. Сами ступеньки кое-где тоже обвалились, попалась даже одна практически полностью разрушенная, но переступить через нее труда не составило.
  Вольфганг, чьи раны были осмотрены, но облегчения которому это не принесло, поднимался с большой осторожностью, придерживаясь за сохранившиеся с одной стороны перила, но виду, что ему трудно, не подавал. Он, в конце концов, просто не мог себе этого позволить - он ведь был мужчиной, солдатом, путь и раненым, а рядом с ним легко шагала симпатичная девушка. Перед ней молодому человеку невольно хотелось показать себя сильным и несгибаемым, хотя причину этого он пока и сам бы затруднился назвать. В целом, к своим новым русским знакомым он ко всем относился с одинаковой теплотой, никого пока не выделяя.
  Марк и Пашка шагали впереди, готовые защитить своих спутников, настороженные, напряженные и непрестанно прислушивающиеся, и приглядывающиеся. Ни один шорох, ни один, даже самые легкий звук, не оставались без их внимания, и порою резкий поворот головы кого-нибудь из предводителей маленького отряда пугал их спутников.
  В целом, в башне было тихо. Единственные звуки, какие доносились до слуха молодых людей, производились их собственными ногами, особенно когда на лестнице вдруг попадался какой-нибудь листочек бумаги, который, отлетев от легкого движения воздуха, начинал тихо шелестеть вниз по ступеням, но парни все равно предпочитали держаться настороже.
  Слишком уж опасной могла оказаться вдруг эта тишина, слишком неприятная и, чего греха таить, страшная угроза затаилась где-то в ней.
  В темпора, в то, что он и в самом деле существует где-то здесь, под каменными ступенями, по которым они поднимаются, все поверили окончательно и бесповоротно. Сомнений быть просто не могло - эта версия была единственным более или менее правдоподобным объяснением всех загадок, окутывающих их с мига прибытия в башню, поэтому теперь оставалось только решать, как жить с этим знанием. Что делать, как защитить себя от произвола ребенка, могущего забросить кого-нибудь из них на неизвестное количество лет вперед или назад, просто чтобы 'поиграть'? Позабавиться!
  Наверное, лучшим выходом было бы все-таки попытаться покинуть это место, уговорить Вольфганга отказаться от поисков друга, увести его с собой... Но, говоря откровенно, в душе каждого из трех русских с каждым мигом все больше и больше крепла уверенность, что просто так темпор их из рук не выпустит.
  Так не бывает. Так просто не случается никогда - если они наткнулись на какую-то тайну, если прознали о существовании какого-то странного создания, то это создание не оставит их в покое! Это было бы слишком просто, и уж точно не по законам жанра.
  Тата тихонько вздохнула и, остановившись на секунду, быстро оглянулась на Вольфганга. Поднимались они уже долго, и она опасалась, что раненый мог устать. Немец, действительно немного побледневший, заметив устремленный на него взгляд, тотчас же растянул губы в улыбке и даже попытался выпрямиться, всем видом показывая, что он в совершенном порядке.
  - Мог бы этот темпор и бинты нам наколдовать, - недовольно пробурчала девушка, окидывая пострадавшего долгим взглядом и качая головой, - Какая-то однобокая у него забота - накормить-напоить, и все. Даже спать приходится на полу!
  - Перестань возмущаться, - ее брат, поднявшийся немного выше, тоже притормозил, оглядываясь через плечо, - По словам Вольфа, этот ребенок обитает как раз под лестницей, не исключено, что он может тебя услышать.
  - Ну, и пусть слышит! - совсем возмутилась Тата, - Он, в конце концов, хозяин этого места, если заботится о гостях - так пусть заботится сполна!
  - Меня бы устроило, если бы он заботливо вернул Фридриха... - пробормотал Вольф и, сжав на секунду губы, подавляя болезненный спазм, решительно продолжил подъем.
  Идти оставалось недолго. Башня хоть и была высокой, все-таки имела свои пределы, да и Пашка уже до верхней ее части добирался, поэтому задача, поставленная путниками перед собой, была вполне выполнимой.
  - Пришли, - парень остановился, привычным движением поправляя коротенький хвостик на затылке, - Вот эта дверь, за ней комната... Только сразу предупреждаю - зрелище не самое обычное, не самое приятное, и в общем и целом... не визжать. Окей?
  - Заметано, - буркнула девушка и, наткнувшись на недоумевающий взгляд немца, только отмахнулась от него. Вдаваться в подробности русского сленга ей сейчас не хотелось.
  Впрочем, Вольф и не настаивал. Удивился он скорее по привычке, не слишком заостряя внимание на странных речах новых друзей, и куда больше был заинтригован тем, что же прячется за упомянутой дверью, возле которой они остановились.
  Пашка глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и резко распахнул ее, сам отступая немного назад.
  Марк, Тата и Вольфганг, чрезмерно заинтересованные, в свой черед подались вперед, чуть-чуть оттирая первооткрывателя и заглядывая в распахнутую комнату.
  Первым свое впечатление выразил Марк, просто длинно присвистнув. Его сестра, пораженная не меньше, ошарашенно покачала головой.
  - Фига себе... - выдавила она и, сообразив, что немец, скорее всего, вновь не поймет ее слов, виновато улыбнулась, устремляя на него взгляд.
  Однако, Вольфгангу было не до того, чтобы разбираться в хитросплетениях русского языка.
  Он смотрел. Смотрел, приоткрыв от изумления рот, расширившимися глазами на небольшую, очень уютную и по-своему симпатичную комнатку, действительно украшенную камином. Комнатку, где находился удобный письменный стол, стояло глубокое кресло и несколько шкафов с книгами, где, должно быть, когда-то работали или просто хорошо проводили время. Комнату, половины которой просто не существовало.
  Она обрывалась в пустоту, пол заканчивался провалом, а дальняя от входа стена отсутствовала, открывая чудесный вид на бездну, над которой они только что поднялись. Там синело ясное небо, там плыли по нему редкие облака, светило солнце; там звенел прозрачный, хрустальный воздух, удивительно чудесный, умиротворяющий и не менее устрашающий с этого ракурса.
  Солдат сглотнул и, не в силах выдавить ни звука, отшатнулся. Пол внезапно показался ему излишне шатким, неустойчивым, да и самая башня начала казаться хлипкой, готовой развалиться в любую секунду, и безмерно захотелось спуститься вниз. Там, в библиотеке, он, по крайней мере, мог быть уверен, что не свалится с огромной высоты.
  - Так, и... - девушка, старательно не допуская в свою душу паники, сглотнула и сдвинула брови, - Где часы?
  - На камине, - легко отозвался Пашка, сочувственно глядя на немца: ему показалось, что бедняга испугался высоты, - Камин в комнате. Только подходить близко я не советую - кто знает, когда пол обвалится?
  - Пол выглядит довольно крепким, да и не обвалился же за столько лет, - рассудительно отозвался Марк и, заинтересованно склонив голову набок, прибавил, - К тому же, в камине, по-моему, тлеет огонек.
  - Где?!
  Пашка, Тата и Вольф подались в едином порыве вперед так резко, что едва не затолкали стоящего первым Марка в комнату, чему тот решительно воспротивился. Полу молодой человек все-таки не слишком доверял, и рухнуть вниз как-то совсем не горел желанием.
  Немец вытянул шею, вглядываясь в черный провал камина; стоящие рядом парень и девушка прищурились, силясь различить то, о чем говорил их спутник.
  Среди темной, покрытой пылью забвения золы, искрясь и перемигиваясь, то и дело вспыхивали в разных углах камина два огонька.
  - Как будто две звезды... - пробормотал Вольфганг, и Пашку передернуло.
  - Знаешь, Вольф, твои звезды начинают меня пугать, - голос его, тем не менее, прозвучал очень проникновенно. Немец остался серьезен.
  - Меня тоже, - негромко отозвался он и, не желая долго любоваться загадочными огоньками, перевел взгляд выше, безошибочно находя на каминной полке большие песочные часы, покрытые пылью.
  К часам никто не прикасался много лет - это было очевидно, было видно невооруженным взглядом, никаких следов пальцев на пыльном стекле не наблюдалось, да и каминная полка вокруг явно было нетронута.
  Песок из верхней части часов медленно струился вниз.
  - Если ты их не трогал... - медленно проговорил Вольф, не сводя взгляда с часов, - То почему песок до сих пор сыплется?.. Он должен был давно закончится...
  Тата шумно сглотнула и, не в силах сдержать обуревающий ее ужас, стиснула руку брата, ища в нем поддержки.
  - Если... рядом темпор... - севшим голосом залепетала она, - Песок... в песочных часах...
  - Не заканчивается, - тихо, но как-то по-особенному жестко оборвал ее напуганный Пашка.
  Марк, единственный, кто еще более или менее держал себя в руках, попятился, отодвигая друзей назад, практически выталкивая их из комнаты.
  - Идем вниз, - коротко велел он, - Все обсуждать будем там, здесь и сейчас это слишком... рискованно. Пошли.
  Девушка напряженно кивнула и, опрометчиво отступив назад, оступилась на верхней ступеньке лестницы. Зашаталась и, пытаясь не упасть, вцепилась одновременно в стоящих рядом Пашку и Вольфганга. Последний охнул от вспышки резкой боли - схватилась Тата как раз за простреленную руку, - и, бледнея на глазах, мужественно попытался поддержать девушку. Пашка, вцепившись в другую ее руку, а заодно и пытаясь подстраховать немца, опасаясь, как бы тот не завалился сам, недовольно зарычал, и напряжение, сгустившееся вокруг таинственной комнаты, постепенно развеялось.
  Вниз спускались значительно быстрее, чем поднимались наверх, не взирая даже на то, что немец откровенно пошатывался и периодически цеплялся за перила, опасаясь упасть. Спутники его, впрочем, сознавая состояние нового товарища, следили за ним внимательно и периодически пытались поддержать, дабы не допустить падения. Вольф смущенно улыбался, отказывался, но в результате помощь все-таки принимал.
  Внизу, в библиотеке, которую они уже начали полагать своей законной резиденцией, их поджидал сюрприз.
  - Похоже, он все-таки тебя услышал, - мрачновато резюмировал Пашка, неприязненно созерцая большой ящик темного цвета с грубо намалеванным на боку красным крестом, - Опять откуда-то из сорок третьего выдернул, если не раньше.
  Вольфганг мимолетно поморщился и, окинув долгим взглядом ящик, покачал головой.
  - Такие были в госпиталях, когда я служил. Может быть, здесь когда-то был госпиталь, и он просто передвинул время?.. То есть, предмет во времени?
  Девушка, настроенная несколько более решительно, недовольно мотнула головой.
  - Какая разница! Главное, чтобы там нашлось, чем тебя лечить, а если найдется - я даже 'спасибо' этому темпору скажу. Судя по всему, смерти он нам пока что не желает.
  Марк тяжело вздохнул и, первым приблизившись к ящику, подозрительно осмотрел его, будто подозревая в укрывательстве бомбы. Затем, прислушавшись и придя к выводу, что внутри ничего не тикает, он осторожно откинул крышку и, хмыкнув, кивнул.
  - Всего достаточно. Похоже, свалили сюда все скопом, да так и бросили... Знаете, ребят, мне это напоминает игру 'Симс'*. Дом нас ждал, мы сюда заявились и теперь темпор играет нами, вертит, как хочет - подталкивает в нужном ему направлении, кормит, заботится о здоровье... Мало приятного, если честно. Не люблю ощущать себя марионеткой.
  - Скажи спасибо, если никого из нас он не захочет убрать, чтобы заменить кем-то еще, - тоскливо отозвалась его сестра и, сама приблизившись к ящику, окинула глубокомысленным взглядом его содержимое, - Ага. Вольф, иди сюда и снимай мундир.
  Немец, хмурясь, упрямо мотнул головой. Раздеваться перед девушкой он все еще стеснялся.
  - Отвернись.
  Тата негодующе фыркнула и, демонстративно отвернувшись, направилась, чеканя шаг, к книжным полкам.
  - Нет, ну что за упрямец, а... - бурчала она, - Прямо как маленький, честное слово! Как будто я его тут прямо сейчас домогаться начну!
  - Ну, кто тебя знает, - Пашка, которого эта ситуация откровенно забавляла, жизнерадостно хохотнул и легонько хлопнул Вольфганга по спине, - Пошли, Вольф, я тебя лично перебинтую. Ну, и Марк, наверное, подсобит немного, правда, Марк?
  Его приятель согласно кивнул и, глянув на недовольную сестру, усмехнулся. Ему ситуация тоже казалась забавной - обычно от Таты парни так не шарахались, а уж раздеваться-то при ней и вовсе не стеснялись, даже наоборот. Как правило, из-за этого их стремления девушка и попадала периодически в неприятности... Сейчас же ей попался на редкость стеснительный экземпляр, на которого ей никак не удавалось произвести нужное впечатление, и ее это, безусловно, не устраивало. Брата же ее это только смешило.
  - Конечно, - спокойно произнес он, склоняясь над ящиком и выуживая из него не слишком аккуратно смотанный бинт, - Иди сюда, раненный, лечить будем.
  На этот раз Вольфганг подошел без особых возражений и, убедившись, что девушка не подглядывает, принялся снова расстегивать мундир.
  
  ***
  На следующее утро обработанные нехитрыми медикаментами раны под бинтами немного тянуло, но в целом самочувствие было значительно лучше, чем вчера. Вольфганг, на этот раз улегшийся спать вместе с новыми друзьями на полу, сел и, по мере сил своих потянувшись, улыбнулся. Проникающее сквозь окно солнце ложилось ему на лицо мягким теплом, в воздухе, казалось, было разлито умиротворение, и немец неожиданно подумал, что даже рад, что все повернулось таким странным образом. Что он покинул ад войны, чтобы неожиданно оказаться в будущем, когда она уже закончилась, чтобы увидеть, убедиться, что будущее есть, и понять, что в этом будущем у него еще целая жизнь.
  Его новые друзья представлялись парню людьми не просто хорошими, а замечательными - в конечном итоге, они ведь помогли ему, и даже не единожды, готовы были рискнуть всем, лишь бы спасти и его, и его друга. Добравшись в мыслях до Фридриха, Вольф помрачнел. Удастся ли им спасти его, смогут ли? Да и... есть ли еще, кого спасать? Ведь он проявил неуважение к костям проклятого темпора, и, если тот и в самом деле был этим недоволен... Лучше не думать, в какой форме он мог выразить свое недовольство.
  Кстати, Тата вчера, кажется, вычитала в старинном фолианте что-то новое об этом существе... Немец нахмурился, напряженно вспоминая. В тот момент, когда девушка зачитывала новую информацию о темпоре, ему как раз обрабатывали раны, поэтому внимание было несколько рассеянно, и сейчас вспомнить, о чем шла речь, было несколько затруднительно.
  Часы, часы... что-то было связано с часами, кажется, если их разбить... что-то произойдет. Но что? И стоит ли делать это, нужно ли рисковать?
  Вольфганг глубоко вздохнул и, решительно отгоняя от себя мысли, огляделся. Вспоминать о чем-то, связанном с темпором, самостоятельно не хотелось и лучшим вариантом казалось спросить мнения новых друзей. Те же, по-видимому, еще спали и для начала их следовало бы разбудить.
  Хотя... может быть, и не спали.
  Молодой человек скользнул взглядом по нежно обнимающей во сне кофту девушке и, не обнаружив нигде в пределах досягаемости ее друзей и спутников, нахмурился, озираясь. Странно... Марк и Пауль не должны были бы бросить ее, не должны были бросить их! Странно и подозрительно, и внушает определенные опасения.
  Вольф вздохнул и, придвинувшись к девушке, осторожно потряс ее за плечо.
  - Тата... - ее имя все еще давалось немцу с трудом, но он усиленно тренировался, поэтому мог быть уверен, что звучит оно в его устах вполне понятно, - Проснись!..
  Тата чуть поморщилась во сне, вздохнула и, открыв глаза, сонно воззрилась на разбудившего ее парня. Затем моргнула и заулыбалась.
  - Gutten Morgen, Volf...
  - Ja, ja, - отмахнулся немец, - И тебе доброе утро. Тата, где твои друзья?
  - В смысле? - девушка тряхнула головой и, отвлекаясь от приятных впечатлений, уперлась ладонями в пол, кое-как садясь на нем, - Они же... - она огляделась и нахмурилась, - Где?.. Они были здесь, если бы куда-то собирались, сказали бы...
  Вольфганг, мрачнея с каждым мигом все сильнее, потер переносицу, изо всех сил пытаясь придумать более или менее правдоподобный вариант.
  - Они не могли отправиться в подвал?
  - К темпору? - Тата поежилась, - Одни, без нас? Не сказав, не предупредив... На Марка это не похоже, ему чуждо безрассудство. Он бы и Пашке такого не позволил... Черт возьми! - страх, потихоньку просачивающийся в душу, внезапно нахлынул огромной волной, заставляя девушку вскочить на ноги, - Куда они делись?! Что, что могло случиться, куда они могли пропасть?! Вольф, ты уверен, что ничего не слышал ночью?
  - Что я мог слышать - я спал! - солдат в свой черед поднялся на ноги, растерянно озираясь, - Если они куда-то ушли... они сделали это очень тихо.
  Девушка почувствовала, что дрожит и обняла себя руками, изо всех сил стараясь не поддаваться панике. В такой ситуации она оказалась впервые - потерять брата, старшего, разумного брата, который всегда защищал ее, на которого она всегда могла положиться, и не иметь ни малейшего понятия, где он может быть, было, наверное, худшим из ее кошмаров. Кошмаром, который неожиданно сбылся наяву.
  - Куда они могли уйти? - она мотнула головой, подавляя рвущиеся наружу рыдания, - Мы же договаривались держаться вместе, мы не собирались... Вольф... - она всхлипнула, - А вдруг это этот проклятый темпор?..
  Немец, который этой девушке, как и обоим ее спутникам, очень симпатизировал, и смотреть на ее слезы не мог, поспешно шагнул к ней, мягко обнимая и привлекая к себе.
  - Не бойся, - утешение прозвучало неловко, и парень попытался найти более правильные слова, - Может быть, все не так страшно. Может быть, они проснулись раньше нас и решили еще раз взглянуть на те часы, что мы видели вчера... ты же что-то находила о часах?
  Девушка шмыгнула носом и уныло кивнула. Она, в отличие от раненного, вчерашнюю информацию запомнила хорошо, хотя и не представляла, как найти ей применение.
  - Чтобы убить темпора, надо разбить его часы, - негромко напомнила она и, не в силах держать себя в руках, уткнулась лбом в плечо обнимающему ее молодому человеку, - Вольф... мы не уверены, что те часы - именно те самые, что нужно разбить. Мы не уверены, стоит ли его убивать. Мы вообще ни в чем не уверены, вряд ли Марк и Пашка пошли бы... ты думаешь, они могут сейчас просто быть наверху? - в последних ее словах вдруг зазвенела надежда, и немец, сам хватаясь за нее, как утопающий за соломинку, решительно кивнул.
  - Уверен! Перестань плакать, давай поднимемся наверх - наверняка они там, а мы зря волнуемся.
  Тата еще раз шмыгнула носом и неловко кивнула. Сердце говорило ей, что наверху брата она не найдет.
  ...Увы, сердце не обмануло. Возле комнаты с часами никого не было, в ней - тем более, и ни единого движения не было внутри. Только песок по-прежнему тихо сыпался из верхней части часов в нижнюю, не заканчиваясь и не прекращая своего движения, да в камине по-прежнему посверкивали звездами два огонька.
  В свете происходящего это внушало еще больший ужас.
  - Здесь никого... - Тата тяжело сглотнула, замирая на пороге комнаты и напряженно глядя на разрушенную стену. Живое воображение уже вовсю рисовало ей свалившихся с обрыва Марка и Пашку, и вдоль позвоночника начинал разливаться холод.
  Вольф, каким-то образом угадав ее мысли, участливо коснулся руки и, на миг сжав губы, неловко пожал плечами.
  - Быть может, попробуем обойти вокруг башни? Вдруг они вышли, хотели прогуляться, что-то нашли...
  - Вольф, - девушка обернулась, взирая на собеседника с нескрываемым отчаянием, - Давай будем реалистами. Они бы никуда не пошли, не бросили бы нас, они, во всяком случае, сказали бы, предупредили, что куда-то собираются! Я... боюсь даже думать, что этот мерзкий темпор мог с ними сделать, куда он мог их отправить...
  Немец глубоко вздохнул и, хмурясь, опустил глаза на ступени лестницы, словно силясь пронизать их взглядом. Лицо его было мрачно.
  - В таком случае, выбор у нас не велик, - негромко вымолвил он, - Единственное, что мы можем сделать... Спуститься в подвал сами и потребовать у темпора, чтобы он вернул наших друзей.
  
  ***
  Пашка недовольно сел на полу и, почесав макушку, рефлекторно поправил сбившийся за время сна хвостик, отчаянно зевая.
  - Опять война... - пробормотал он, - Интересно, к чему бы это?
  Рядом всхрапнул Марк и, глубоко вздохнув во сне, свернулся калачиком, чему-то безмятежно улыбаясь. Пашка фыркнул, решая пока не будить разоспавшегося друга и, потянувшись, огляделся, желая понять, проснулся ли еще кто-нибудь кроме него.
  Хорошее настроение как ветром сдуло.
  Парень медленно поднялся на ноги и, ничего не понимая, огляделся еще раз, силясь сообразить, где они, собственно, находятся.
  Вроде все та же библиотека... Но стола нет, книги валяются на полу, стол перевернут и, что самое важное - нет Таты с Вольфгангом. Обстановка какая-то серая, не взирая на светящее за окном солнце, пыльно, неуютно...
  Где-то поблизости что-то грохнуло, взорвалось с оглушительным звуком, и Пашка, подпрыгнув от неожиданности, невольно пригнул голову. Марк на полу, засопев, недовольно открыл глаза и сел, потирая висок.
  - Что ты уронил? - сонно осведомился он, вызывая в душе друга живейшее негодование.
  - Ничего я не ронял! Это что-то... черт его знает, что, я вообще не понимаю, что происходит! Оглядись...
  Парень пожал плечами и, внемля совету друга, огляделся, шаря взглядом по полу вокруг, по стенам, по книгам... лицо его с каждым мигом мрачнело все больше и больше.
  - Что за чертовщина... - пробормотал он наконец, медленно поднимаясь на ноги, - А где Тата и Вольфганг?
  - Понятия не имею, - Пашка сжал губы, мрачно озираясь, - И где мы - тоже слабо представляю. Вроде библиотека, но какая-то она... покинутая.
  - Или именно такая, какой должна была быть... - Марк, хмурясь, шагнул ближе к книжным полкам, разглядывая их, - Какой была... а темпор привел ее в порядок специально для нас.
  - А потом ему надоел порядок, и он вернул все на круги своя, - подхватил его друг, - И заодно куда-то дел Тату и Вольфа! Последнее меня беспокоит особенно сильно, должен заметить.
  Ответить Марку не удалось - рядом раздался новый взрыв, сильнее и мощнее предыдущего. Библиотеку тряхнуло; с потолка посыпалась каменная крошка. Парни, переглянувшись, не сговариваясь, бросились к единственному здесь окну, выглядывая в него - понять, что происходит, хотелось безмерно, а иного способа узнать это определенно не было.
  - Твою... - Пашка осекся на полуслове и ошарашенно покачал головой, - Марк... вчера точно было лето?..
  Марк, глядя на заснеженные руины за окном, медленно повел подбородком из стороны в сторону. В том, что вчера снега на них не было, что он даже не планировался, он был уверен почти на сто процентов - примерно до такой же степени, как был убежден, что уже не спит.
  - Да и руины-то какие-то странные, - неспешно вымолвил он после нескольких секунд напряженного молчания, - Как будто... не так уж давно были разрушены.
  Его друг покивал, продолжая сверлить заснеженные развалины подозрительным взглядом, словно прикидывая что-то, сопоставляя и приходя к неутешительным выводам.
  - Марк... - наконец, негромко окликнул он, - Скажи-ка... А не говорил ли Вольф, что в его времени сейчас зима?
  Марк медленно повернулся, безмолвно взирая на приятеля. Его мысль была понятна, ясна и очевидна, да он и сам уже постепенно начинал склоняться к чему-то подобному, но верить в это все-таки не хотелось.
  Они угодили в прошлое? В сорок третий год?..
  - Но это же полный абзац, - парень потряс головой, надеясь, что друг его понял, - Если этот, с позволения сказать, темпор отправил нас во время Вольфа... Паш, - он нервно хихикнул и развел руки в стороны, - Нам хана.
  - Сам знаю, - огрызнулся Пашка, начиная откровенно психовать и хотел, было, прибавить что-то еще, но внезапно замер, настороженно вслушиваясь во что-то. Шагнул ближе к двери, отступил, вновь выглянул в окно, покачал головой...
  - Сюда, кажется, кто-то идет, - пробормотал он и, еще раз оглянувшись на дверь, снова покосился в окно. Вгляделся во что-то и, охнув, присел, стараясь стать как можно незаметнее для неожиданных визитеров.
  - Немцы! - прошипел он в ответ на недоумевающий взгляд Марка и тотчас же пояснил, - Фашисты! Гитлеровцы!
  - Твою мать! - его друг тоже присел и, ощутимо начиная паниковать, сжался, пытаясь стать как можно незаметнее, - Если они в нас угадают русских - это конец! Надо что-то... надо как-то...
  - Тата говорила, ты с Вольфом общался по-немецки? - Пашка, понизив голос, чтобы вдруг не привлечь чьего внимания, загнанно покосился на окно, затем перевел взгляд на дверь, - Слушай... может, они мимо пройдут?
  - Блажен, кто верует, - буркнул в ответ Марк и, затаив дыхание, прислушался сам.
  Рядом с башней определенно звучали шаги, совершенно не сопровождаемые голосами, что позволяло прийти к весьма неутешительному выводу - приближающиеся фашисты представляли собой отнюдь не группку заблудившихся людей, а вполне себе организованный небольшой отряд, что, в свою очередь, являлось значительно большей угрозой.
  - Резко вспомнил немецкий, - приказал Пашка, - Говорить будешь за двоих, про меня скажешь... что меня контузило, и я теперь немой. А я постараюсь держать язык за зубами.
  - Вот это особенно важно, - его приятель тяжело вздохнул и, услышав скрип двери, прижал палец к губам, призывая друга к молчанию.
  Пашка кивнул и, изо всех сил пытаясь изобразить контуженного, скривил рот на сторону, одновременно выпучивая глаза. Вид получился откровенно дебильноватый, и Марк снова тяжело вздохнул.
  - Не переигрывай, - шепнул он, - Твоя контузия повредила только речевой центр, нет необходимости косить под дауна.
  Пашка поморщился и чинно сложил руки, всем видом показывая, что не умеет говорить. Его друг только покачал головой.
  За дверью библиотеки уже вовсю звучали тяжелые шаги - судя по всему, неизвестные солдаты Вермахта знакомились с новой местностью, прикидывая, как ее можно использовать в своих целях. Марк молча ждал, когда они, наконец, обнаружат библиотеку и войдут в нее, мысленно просчитывая различные варианты.
  Нет, не похоже, чтобы это был сорок третий год. В сорок третьем Вольфганг и Фридрих в этой башне прятались от своих, значит, последние сюда уже не заходили. Сейчас же они явно осматриваются, возможно, планируют устроить тут свою ставку... Символично было бы, если бы это оказались еще и эсэсовцы. Две звезды над башней, две звезды на погонах... Хотя последние, кажется, были только у Вольфганга, потому что он дослужился до звания.
  В любом случае, с этими солдатами следует быть максимально осторожными - не дай Бог они поймут, что им в руки попалась пара русских ребят! Это вам не Вольф, они не будут церемониться - расстреляют без суда и следствия, и пиши пропало.
  Шаги зазвучали ближе, и Марк почти физически ощутил, как чья-то уверенная ладонь легла на ручку двери. Ох, ну, была не была! Раз, два...
  Дверь отворилась на счет 'три', будто неизвестный с той стороны только и ждал, что отмашки.
  Он вошел - уверенный, высокий человек в военной форме немецкой армии и, обнаружив двух, сидящих на корточках, парней в странной одежде, удивленно вскинул брови.
  Затем оглянулся назад и махнул кому-то, подзывая.
  - Wer sind sie? - резко и грубо прокаркал он. Марк, мигом сообразив, что их спрашивают, кем они являются, торопливо поднял руки.
  - Wir sind Deutsche, - быстро отрапортовал он, мысленно молясь, чтобы его произношение не выдало в нем русского и, спеша упрочить впечатление, прибавил, - Ich heisse Mark. Er ist Paul.
  Пашка, понимающий из уверенной речи друга почти ничего, но догадывающийся, что тот представил их как немцев, и в подтверждение назвал имена, торопливо закивал, переводя взгляд с одного из собеседников на другого.
  Солдат, наконец, обратил на него внимание.
  - Warum schweigt er?
  Марк на секунду замялся, затем быстро-быстро затараторил по-немецки, мысленно благодаря проклятого темпора за то, что тот привил ему эти знания; принялся объяснять, что молчит Пашка, то есть Пауль, по вполне уважительной и серьезной причине - его контузило осколком снаряда, и они как раз пытались добраться до госпиталя, когда господа офицеры... то есть, солдаты, их нашли.
  Немец слушал, внимательно глядя то на Марка, то на кивающего, как китайский болванчик, Пашку и, похоже, постепенно проникался. Переглянулся с подошедшим сослуживцем, что-то негромко сказал, кивнул...
  - Gut, - наконец, коротко резюмировал он и, не добавив ничего больше, вышел.
  Ребята переглянулись, не зная, что делать и как реагировать. Разговаривать они пока не могли - второй солдат остался с ними, по-видимому, чтобы следить.
  Потянулись минуты томительного ожидания. Парни, стараясь держаться подальше от соглядатая, молча переглядывались, безмерно жалея, что не могут перемолвиться хоть словом, и тихо тосковали, не зная, чего же они, собственно, ждут. И чего дождутся в итоге.
  Наконец за дверью вновь зазвучали уже знакомые тяжелые шаги, и вошел все тот же солдат. Он окинул быстрым взглядом отчаянно храбрящихся друзей и, быстро что-то проговорив, завершил речь каким-то коротким, но емким приказом. Затем поманил с собой сослуживца и, чеканя шаг, покинул библиотеку.
  Пашка медленно выдохнул и, быстро оглядевшись, дабы убедиться, что больше за ними никто не подглядывает, подался к уху Марка.
  - Что он сказал?
  - Сказал, чтобы мы оставались здесь, - мрачно отозвался его приятель, тоже понижая голос, дабы не быть случайно услышан, - Сказал... что помогут, сопроводят в госпиталь, хотя и отметил, что ни ты, ни я раненными не кажемся. Не знаю, что теперь делать.
  - Мда... - Пашка напряженно облизал губы и принялся нервно ломать пальцы, - Если они уведут нас отсюда... я даже не знаю, вдруг темпор не сможет вернуть нас обратно?
  - О, а ты думаешь, он вообще собирается это делать? - Марк саркастически улыбнулся и безрадостно продолжил, - Вспомни Вольфа. Он-то в нашем времени глобально застрял, что, если... мы тоже...
  - Марк, - его друг нахмурился и, сжав плечо парня, серьезно глянул на него, - Вспомни сам, вспомни Вольфа, вспомни Тату! Они остались в нашем времени и, честное слово, я убежден, что они сделают все, чтобы вернуть и нас туда! Уверен - они достанут темпора даже из-под земли, они вынудят его возвратить нас домой. Поэтому перестань паниковать. Надо только чуть-чуть потерпеть - и все обязательно наладится.
  
  ***
  Спуск в подвал оказался именно там, где и рассказывал Вольфганг - сбоку под лестницей. Тата, которая, в общем-то, не сомневалась в словах немца, но подспудно лелеяла смутную надежду на ошибку, тихонько вздохнула, глядя на открывшуюся ее взгляду лестницу вниз. Встречаться с таинственным и пугающим темпором не хотелось совершенно, но выбора судьба определенно не представляла.
  Девушка оглянулась на своего спутника и, смущенно пожав плечами, набрала в грудь побольше воздуха, уже намереваясь начать спуск, когда Вольф остановил ее.
  - Я пойду первым, - решительно заявил он и, аккуратно отодвинув девушку, принялся осторожно спускаться. Тата, в целом очень одобряющая самоотверженный поступок немца, следуя за ним, невольно поежилась.
  - Только не трогай его кости, - напомнила она, - А то станет еще хуже...
  - Я помню, - коротко отозвался солдат, продолжая уверенно спускаться, не сводя взгляда с тьмы впереди.
  Девушка, мрачно подумав, что стоило бы взять фонарик, поежилась, шагая за ним.
  Мрак вокруг сгущался. Тату безмерно тянуло оглянуться назад, дабы увидеть светлый проем двери, обнаружить хоть один луч света в этом царстве тьмы, но позволить себе этого она не могла - в потемках легко было бы запнуться и упасть, а этого ей по понятным причинам не хотелось.
  Текли минуты, вытягиваясь в сплошную бесконечность; девушка нервничала, стараясь не думать, что сейчас может происходить с ее братом и ее другом; немец безмолвно продолжал спускаться, скользя пальцами по стене сбоку от себя. Зачем он это делал - для устойчивости или для уверенности, Тата не знала, а спрашивать не решалась, опасаясь разрушить густую тишину.
  Неожиданно Вольфганг остановился. Его спутница, во мраке не сумевшая вовремя заметить это, немного врезалась в него и, ойкнув, отступила.
  - Свет, - голос немца прозвучал тихо, приглушенно: постороннего внимания привлекать он не хотел.
  Девушка вытянула шею, выглядывая из-за плеча спутника и, действительно обнаружив далеко внизу слабые отблески света, по-видимому, свечи или факела, сглотнула. Происходящее вновь совпадало с тем, что рассказывал Вольфганг и это не могло не пугать. Лицезреть ребенка, мирно проводящего время в окружении древних костей, по-прежнему очень не хотелось.
  Вольф продолжил спускаться, держась уже значительно более напряженно и настороженно; Тата следовала за ним, мысленно радуясь присутствию рядом такого защитника. Все-таки на немца положиться определенно было можно - парнем он был крепким, закаленным, а к ней относился достаточно хорошо, чтобы при случае защитить.
  Вновь потянулись минуты, полные бесконечных ступеней. Молодые люди спускались, напрягаясь с каждым мигом все больше, желая и не желая конца своего пути, опасаясь увидеть того, кто ждал их там.
  Но, увы, конец приходит всему и от желания человека чаще всего ничего не зависит. Пришел конец и этому длинному спуску, приведший ко вполне предсказуемому исходу.
  Вольф осторожно шагнул вперед, выходя на свет факелов и, явственно пораженный, замер, созерцая то, что находилось перед его глазами и заслоняя своей спиной обзор девушке.
  Тата попыталась выглянуть, попробовала разглядеть хоть что-то... и замерла на половине движения, остановленная чьим-то веселым, заливистым смехом. Очень, очень молодым смехом - уже не детским, но еще и явно не взрослым, веселым, жизнерадостным, заразительным и каким-то совершенно не страшным, что удивляло сильнее всего.
  Девушка ухватилась за плечо спутника и, приподнявшись на цыпочках, все-таки выглянула из-за него. Брови ее против воли поползли вверх - такого увидеть она не ожидала даже после рассказов Вольфа, и не взирая на все, прочитанное в старинном фолианте.
  Перед ними расстилался большой, просторный, ожидаемо полутемный, освещенный лишь колеблющимся светом факелов зал. Никакой груды костей, о которой упоминал Вольфганг, в нем не было - очевидно, за прошедшие годы темпор успел прибрать этот беспорядок, - зато по центру его красовался трон. Самый натуральный, высокий, скрупулезно выложенный из выбеленных временем костей трон, на котором восседал... отнюдь не тот маленький мальчик, какого упоминал немец. Это был подросток, лет четырнадцати-пятнадцати, веселый, подвижный и жизнерадостный, с широкой улыбкой, копной темно-каштановых волос и озорными глазами. Ничего жуткого в этом пареньке не было - он казался самым обычным человеком, таким же, какие ходят во множестве по улицам любого города.
  - Вы нашли меня! - звонко воскликнул он и, рассмеявшись вновь, захлопал в ладоши, - Как здорово, какие вы молодцы! Я думал, вы испугаетесь прийти ко мне, а это было бы так скучно!
  Тата осторожно вышла из-за спины своего спутника, занимая место рядом с ним и, не зная толком, как реагировать на заявления мальчишки, неловко покосилась на парня. Тот, словно прочитав ее мысли, быстро пожал плечами и вновь устремил взгляд к загадочному, таинственному созданию перед собой.
  - Ты - темпор?.. - спрашивал Вольф аккуратно, настороженно, будто опасаясь услышать ответ. Паренек оживленно кивнул и, подавшись вперед, облокотился на свои колени, с интересом рассматривая пожаловавших к нему гостей.
  - Меня зовут Райвен, - представился он, приветливо улыбаясь, - А ваши имена я знаю - я слышал, как вы болтали там, наверху. Вы так смешно меня боялись! - он снова расхохотался, запрокидывая голову. Среди копны темных волос что-то тускло сверкнуло, и девушка невольно присмотрелась внимательнее. Ей почудилось, что темпор закалывает волосы заколкой.
  - Нам этот страх смешным не казался, - негромко пробормотала она и, резко шагнув вперед, сдвинула брови, - Куда ты дел моего брата и моего друга?!
  Райвен склонил голову набок.
  - Какая ты сердитая... - протянул он, и в голосе его явственно зазвучали нотки обиды, - Я же просто хотел развлечься, что тут такого? Мне скучно одному, люди редко забредают сюда... Знаешь, как было весело отправить Вольфа вперед по времени, а потом смотреть, как он пытается договориться с вами? - мальчишка опять захихикал, - Какие вы были смешные, когда он вдруг заговорил по-русски! А как весело сейчас наблюдать, как ваши друзья общаются с немцами в сорок втором!
  - Сорок втором?.. - Вольфганг ощутил, как нехорошее предчувствие стиснуло ему горло, - Ты отправил их в сорок второй?? Верни немедленно!
  Темпор удивленно моргнул и внезапно легко вскочил с трона, делая несколько шагов к гостям и разводя руки в стороны.
  - Почему вы такие трусишки? Почему не можете просто поразвлечься вместе со мной? С вами так весело играть, поиграйте со мной! Вы пришли в мою цитадель - развлеките меня! Одному здесь так скучно, а с вами так весело... Особенно с тобой, - взгляд паренька уперся в Вольфа, и тот невольно отступил. Тот факт, что темпору особенно нравится играть с ним, парня как-то не радовал.
  Мальчишка прищурился и в черных глазах его также, как и в прошлую их встречу, заплясало пламя. Вольфганг, ощущая, как в душе пробуждается страх, отступил еще на шаг и медленно повел головой из стороны в сторону.
  - Я... я не трогал... твои кости... - охрипшим голосом пробормотал он, лихорадочно прикидывая, как защититься от существа, способного забросить его в любой отрезок времени, как убедить его не делать этого... как спастись самому и спасти Тату.
  - Верно, - темпор склонил голову набок, продолжая сверлить немца испытующим взглядом, - А вот твой друг... Он меня так обидел в тот раз!
  - Фридрих... - парень нахмурился, ощущая, как беспокойство и негодование вытесняют страх из его души, - Где он, что ты с ним сделал?!
  Девушка, растерянно внимающая беседе этих двух странных собеседников - молодого мужчины и мальчика, солдата времен Второй мировой и темпора, забросившего его в другое время, - осторожно коснулась плеча первого, силясь успокоить его. С ее точки зрения, излишняя горячность сейчас могла повредить - в конечном итоге, они говорили с ребенком, с подростком, а те, как известно, народ нервный и чувствительный. Кто его знает, как он поведет себя, если вдруг обидится на них? Не хотелось бы вдруг самим оказаться где-нибудь в годы войны...
  - Вольф, - она чуть сжала плечо молодого человека, - Держи себя в руках.
  Парень, явно желающий высказаться в том смысле, что сейчас держать себя в руках не в состоянии, и вообще имеет полное право злиться, перевел на нее негодующий взгляд... но, прочитав в глазах девушки все, гложущие ее беспокойства и подозрения, заставил себя утихомириться и мрачно кивнул.
  - Райвен... - Тата, решительно беря дело в свои руки, располагающе улыбнулась, - Скажи, чем тебя так обидел Фридрих? Вольфганг рассказывал нам, что он просто хотел помочь тебе, подошел, взял на руки...
  Подросток надул губы и, скрестив руки на груди, вздернул подбородок. В волосах его вновь что-то сверкнуло, и девушка, приглядевшись, с удивлением убедилась, что это и в самом деле заколка. Странное украшение для мальчика этих лет, но кто этих темпоров знает, что у них в головах?
  - Он распинал все кости! - темпор негодующе топнул ногой, - Он оттолкнул ногой череп! Это неправильно, неправильно, он не должен был так! Эти кости собирали многие до меня, мой дед, мой отец, он не имел права!
  - Но ведь он просто хотел помочь... - немец устало вздохнул, изо всех сил стараясь изобразить ту же доброжелательность, что и девушка, - Он... он не хотел обидеть тебя, честное слово, наоборот - он хотел оказать тебе помощь! Мы думали... мы же не знали, что ты не человек.
  Райвен рывком повернулся к нему.
  - Все равно! Он должен был проявить уважение - они были когда-то людьми! А теперь он сам станет такими костями, - он неожиданно рассмеялся, вновь приходя в благодушное настроение, - Но пока он заперт, он развлекает меня, рисует картины! Ты знаешь, как он хорошо рисует?
  - Знаю, - пасмурно отозвался Вольфганг, - До войны он учился... Хотел стать художником. Райвен, - он внезапно немного подался вперед, - Когда я видел Фридриха в последний раз, он практически умирал! У него был пробит висок, он говорил, что не доживет до утра...
  Темпор легкомысленно махнул рукой.
  - Пока он у меня, от раны он не умрет. Придет срок - его время закончится, но пока он развлекает меня, мне нравятся его картины. Ты за него волнуешься? - в черных глазах мальчишки замерцали какие-то странные, загадочные огоньки, и его собеседник вновь напрягся.
  Девушка, почти кожей ощущая это, поспешила вновь переключить внимание паренька на себя, резко меняя тему.
  - Райв... - имя мальчика она сократила совершенно неожиданно для себя, но как звучит, ей понравилось, - А что, у тебя заколка в волосах?
  Райвен испуганно схватился за упомянутое украшение и, хмурясь, отступил обратно к трону, недоверчиво глядя на собеседницу.
  - Я тебе их не отдам... - он закусил губу и упрямо покачал головой, - Вы хотели разбить мои часы, я не дам тебе их!
  Вольфганг, которому поначалу тема показалась довольно странной и где-то даже глупой, заинтересованно покосился на Тату, затем вновь переводя взгляд на парнишку.
  - Твои часы? - он чуть приподнял брови, - Но причем здесь... так у тебя часы в волосах?
  Мальчик прижал руку к заколке сильнее и нервно затряс головой.
  - Не отдам! Не покажу! Моему времени еще рано заканчиваться, я не позволю вам!..
  - Райвен! - девушка, сама хмурясь, шагнула вперед, поднимая руки в воздух, словно показывая, что безоружна, - Да нам бы и в голову не пришло разбивать твои часы! Я... читала ведь, что если разбить часы... - она предпочла не договаривать, и решительно продолжила, - Я бы никогда не причинила вред такому, как ты! Ребенку! Скажи, ты можешь вернуть наших друзей?
  Темпор, вновь сбитый с толку резкой переменой темы, растерянно заморгал, переводя взгляд с одного из своих собеседников на другого, потом медленно кивнул.
  - Могу... - несколько неуверенно отозвался он, - Но разве надо? Им там весело, честно, они развлекаются, я знаю...
  - Райв, - Вольфганг тяжело вздохнул и, глянув на девушку, вновь попытался изобразить приветливость, - Поверь мне, здесь им будет не менее весело. Нам... нам всем будет очень весело, и мы больше не дадим тебе скучать!
  - Да-да! - Тата воодушевленно закивала, поддерживая друга, - Мы научим тебя человеческим развлечениям, тебе не будет скучно с нами! Верни их, Райвен. Пожалуйста? - она слабо улыбнулась, надеясь, что улыбка получилась не слишком умоляющей. Просить подростка ей казалось несколько унизительным, однако, выбора сейчас явно не было.
  Райвен, явственно удивленный, еще раз перевел взгляд с одного из своих собеседников на другую, и... внезапно заулыбавшись, подался вперед, прижимая руки к груди.
  - Вы правда будете развлекать меня? Честно-честно? У меня никогда не было друзей... - он смущенно моргнул, - Вы будете дружить со мной?
  - Обязательно! - с жаром отозвалась девушка, - Ты хороший мальчик, веселый, добрый, нам будет очень интересно вместе! А Пашка - он вообще спец по развлечениям, если ты его вернешь, он устроит настоящее веселье!
  Темпор восторженно взвизгнул и радостно захлопал в ладоши.
  - Тогда ладно! Тогда пусть они будут тут, и нам всем будет весело! - взгляд его скользнул куда-то вправо от трона, черные глаза вспыхнули пламенем. Подбородок легко опустился, будто давая чему-то дозволение произойти...
  Не было никаких вспышек, не было никакого дыма или тумана. Не было вообще никаких спецэффектов, все произошло очень просто и естественно, словно так и должно было быть, словно это происходило каждый день и каждый час.
  Они просто появились. Посреди подвала, немного в стороне от трона темпора, просто возникли из воздуха - два прекрасно знакомых Вольфгангу и Тате парня... и пятеро незнакомых немецких солдат.
  Пашка недоуменно огляделся, скользнул взглядом по мальчугану, по замершим чуть вдалеке друзьям...
  - Твою мать... - сорвалось с его губ.
  Немцы, переглядывающиеся с не меньшим недоумением, вздрогнули и как по команде повернули к нему головы.
  - Russen! - рыкнул один из них, кажущийся более представительным, чем его товарищи, - Tötet sie*!
  Приказ был почему-то очень понятен, не вызывая сомнений, понятен всем без исключения, даже тем, кто немецкого языка не знал.
  - Черт... - Вольф куснул себя за губу и, изо всех сил прикрывая друзей, шагнул вперед, вскидывая руку в характерном жесте гитлеровского приветствия, - Sie irren sich, ich erkläre es...*
  Марк, предпочитающий не терять времени даром и уже успевший оттащить растерянного Пашку в сторону, со вздохом покачал головой.
  - Боюсь, они как раз-таки все понимают, - буркнул он и, покосившись на пребывающего не то в недоумении, не то в восхищении мальчугана, поморщился, - Вот значит, каков этот страшный темпор.
  Немцы, между тем, услышав родную речь, увидев знакомый мундир, на несколько мгновений замялись, о чем-то быстро совещаясь. Затем один из них выступил вперед и, вытянув руку, указал на Вольфганга.
  - Verräter! - каркнул он, - Töten!
  Тата, ничего не понимая, но подспудно ощущая угрозу, прижалась спиной к стене, испуганно глядя то на одного, то на другого немца.
  - Что он...
  - Он считает меня предателем, - мрачно отозвался Вольф, - И велит убить. Они... - он быстро окинул солдат взглядом и помрачнел еще больше, - Вижу, вооружены. Спасайтесь!
  Последний его возглас прокатился по подвалу как гром, вынуждая Марка с Пашкой броситься за трон темпора, не видя иного места, где можно скрыться.
  Немцы, действуя почти синхронно, принялись скидывать с плеч ремни автоматов и вытаскивать пистолеты - вооружены они были на совесть и сейчас готовились пустить весь свой арсенал в ход. Вольфганг, недолго думая, прикрыл Тату собой, оттесняя ее ближе к лестнице, ведущей наверх.
  Сам темпор, теперь уже явственно растерянный, замер посреди всего этого сумасшествия, вертя головой из стороны в сторону, и совершенно не понимая, что делать и как вести себя.
  Свистнула в воздухе первая пуля; брызнули осколки одной из задетых костей в основании трона.
  - Что вы делаете?! - Райвен, негодующий, возмущенный, абсолютно не задумывающийся над тем, на каком языке обращается к врагам, взмахнул рукой, шагая вперед, - Прекратите, вы что... - обнаружив нацеленное на него дуло, он непонимающе замолчал, удивленно глядя прямо в него.
  Пашка, который на пару с Марком осторожно выглядывал из-за трона мальчишки, скрипнул зубами. Палец немца коснулся курка, готовясь преждевременно остановить бег времени юной жизни, и парень не выдержал.
  Он бросился вперед, абсолютно не думая о себе, не думая вообще ни о чем, желая только спасти глупого мальчишку; он сбил его с ног, роняя на пол, уводя с линии обстрела и, уже падая, услышал выстрел.
  По плечу сзади мазнуло огнем и парень, падая, зашипел от боли, чувствуя, как бегут по спине горячие липкие струйки.
  Мальчишка, при падении ухитрившийся удариться головой, неожиданно всхлипнул.
  Пашка, поспешно оглянувшись через плечо и убедившись, что неприятель занят перезарядкой пистолета, нахмурился.
  - Чего ты ревешь? - шикнул он, - Слушай, парень, не знаю, как там тебя, темпор ты или нет? Отправь этих типов в их время, пока они всех тут не перестреляли к чертовой матери, включая тебя!
  Райвен всхлипнул еще раз и, на миг прижав ладонь к голове, тотчас же испуганно воззрился на нее. С пальцев его сбежала тонкая струйка светлого песка.
  - Я... - он судорожно втянул воздух, - Мои часы... я не могу... Они... они повреждены, я не могу!..
  Пашка, начиная понимать, что неприятности их только начинаются, оглянулся еще раз и, мельком убедившись, что Тата находится под защитой Вольфа, а Марк надежно укрыт за троном, сдвинул брови.
  - Чего не можешь?
  - Ничего не могу! - мальчишка почти взвизгнул, начиная откровенно рыдать, - Мои часы... я больше ни на что не способен! Не могу, не могу, не могу!!
  
  ***
  Все происходило так быстро, что осознать в полной мере это удалось только после, с большим опозданием.
  Вот темпор начал плакать и кричать, что ничего не может... Вот немцы, все еще в достаточной степени растерянные, мало что понимающие и знающие лишь, что должны убить всех, присутствующих здесь, русских и одного предателя, вновь принялись целиться во всех и каждого из них... Вот Марк, не в силах оставаться в стороне, метнулся наперерез огню, прикрывая собой упавшего Пашку, почти с ужасом глядя на его пропитанную кровью футболку...
  Вот Вольф толкнул Тату к лестнице и коротко приказал ей:
  - Наверх!
  Вот девушка, начавшая, было, подниматься, остановилась и, испуганно глянув на друзей, крикнула им:
  - Сюда!
  Вот Вольфганг бросился в рукопашную один против пятерых вооруженных и, что еще более неприятно - не раненных, в отличие от него, немцев. Марк, понимая, что один парень не справится, недолго думая, поспешил к нему на помощь, бросив Пашке:
  - Беги наверх!
  Пашка, тяжело дышащий от боли, но старающийся не подавать виду, встряхнул за плечи отчаянно рыдающего Райвена и, кое-как поднявшись сам, поставил на ноги и его, подталкивая к лестнице.
  - Беги к Тате! Быстрее же, быстрее, глупый, сейчас не время для слез!
  Темпор, всхлипывая, захлебываясь рыданиями, судорожно кивнул и бросился к лестнице. Девушка, перехватив паренька, подтолкнула его наверх и, оглянувшись, взволнованно ахнула. Пашка, цепляясь за немного поврежденное плечо, торопливо шагал к лестнице, слегка пошатываясь; Марк с Вольфгангом отчаянно дрались, силясь обезоружить противника... а сверху сыпалась каменная крошка. Последнее Тате не понравилось особенно - никаких видимых причин для такого не наблюдалось, поэтому явление сие казалось довольно опасным.
  Райв, поднявшийся на несколько ступеней, неожиданно ахнул и, прижав руки ко рту, часто-часто заморгал, сам глядя на драку почти с ужасом. Он в происходящем, по-видимому, понимал больше, чем остальные, поэтому и боялся сильнее.
  - Бегите оттуда! - паренек вскрикнул и, схватив Тату за руку, сильно дернул, - Скажи им, пусть бегут! Тут был обвал, я не могу... не могу контролировать... если он вернется...
  Девушка, не поняв из слов юного темпора практически ничего, кроме того, что друзьям ее может грозить опасность, да еще того, что им зла мальчик явно не желает, быстро кивнула, обращая вновь взгляд к подвалу.
  - Уходите! - закричала она, - Быстрее, быстрее, ребята, бегите! Райв говорит, что может быть обвал, спасайтесь!
  Вольфганг, как раз цепко ухватившийся за автомат в руках неприятеля, сильно рванул его, получил удар по скуле от его товарища, увернулся от удара чем-то острым, похожим на нож и, вскинув колено, все-таки выбил оружие из рук врага. Затем отскочил, бросил взгляд наверх и, без излишних церемоний дернув Марка за ворот, оттащил его от немцев, опрометью бросаясь к лестнице.
  Марк, которому в последний момент как раз на макушку приземлился небольшой кусочек камня, и который после этого сразу преисполнился горячей благодарностью к новому другу, метнулся следом за ним, по пути подхватывая Пашку и помогая идти ему. Сам парень в драке особенно не пострадал, обойдясь лишь несколькими синяками, да длинным порезом от локтя вниз по руке, кровоточащим, но особых опасений не внушающим, поэтому мог полагать себя практически здоровым.
  Немцы за их спиной, убежденные, что противник обращен в бегство, что победа уже практически у них в руках, с громкими воплями бросились, было, за ними... Но внезапно оказались остановлены громким, полуистерическим воплем одного из своих товарищей:
  - Zurück!!!*
  Они отскочили, не слишком понимая, чем вызван резкий приказ, но привыкшие доверять друг другу, отскочили, практически прижимаясь к стене позади... и в эту секунду потолок рухнул.
  Каменная крошка, уже некоторое время как осыпавшаяся с его перекрытий, обратилась огромными валунами, обвалившимися тяжело и неостановимо, закрывшими собою половину подвала, и сложившимися в подобие стены, отсекающей врагов друг от друга.
  - Валим, - коротко резюмировал Пашка, окинув обалделым взглядом завал, - Что делать дальше, будем решать наверху. Вообще, все целы?
  - Это к тебе вопрос, - Вольфганг, в драке не столько пострадавший вновь, сколько получивший несколько очень болезненных ударов по старым ранам, скривился, решительно подталкивая новых друзей наверх, - Идемте, идемте! Райв, шевелись, хватит плакать! Неизвестно, когда они выберутся.
  Тата, уже начавшая вместе с подростком торопливо подниматься по лестнице, испуганно оглянулась.
  - Думаешь, они не погибли?..
  Ответ последовал почему-то не от немца, а от темпора, периодически вновь принимающегося всхлипывать и шмыгать носом.
  - Нет... - шепнул он и, покачав головой, неожиданно снова сжал руку девушки, - Они злые! Плохие, они хотели вам сделать больно! Они теперь там, там... - он мотнул головой в сторону завала, - За камнями, но я слышу их! Я еще могу... хотя бы слышать... - он снова зашмыгал носом, и Тата, вздохнув, потянула паренька наверх. Утешать его определенно следовало в более спокойной обстановке.
  ...Темпор рыдал, не переставая. Очутившись наверху, в библиотеке, вдалеке от опасности он, по-видимому, сполна осознал все произошедшее, особенно то, что по-прежнему представляло загадку для молодых людей, и теперь предавался неостановимому горю.
  Молодые люди, в данный момент вынужденные заниматься вещами более важными, в частности, обрабатывающие и перевязывающие раны пострадавших товарищей, поглядывали на мальчишку с сочувствием, но подойти утешить сейчас не могли.
  Марк, которому сестра старательно бинтовала руку, вообще косился на него с неприязнью и утешать определенно не планировал. Его, судя по всему, темпор раздражал, что в целом было не удивительно.
  Вольфганг, осматривающий плечо Пашки и старательно стирающий и останавливающий кровь, бегущую из его раны, наконец устало вздохнул.
  - Парень, да не реви же ты так! Хватит уже душу рвать, помолчи хоть немного!
  Пашка, шипящий и кривящийся от неприятных ощущений, удивленно хмыкнул, даже ненадолго отвлекаясь от них и, оглянувшись на немца через плечо, покачал головой.
  - Ну, ты даешь, Вольф. Совсем русским стал!
  - Был и останусь немцем, - отрезал солдат, аккуратно прижимая к ране приятеля смоченную в чем-то марлевую салфетку, - Просто язык выучил. Все благодаря этому мальчугану... - он вздохнул и, меняя тему, принялся аккуратно, по мере сил и возможностей, бинтовать плечо раненного, - Ничего страшного нет, пуля только немного порвала кожу. Видимо, задела пару сосудов, поэтому и крови так много.
  - А ты разбираешься, как я погляжу, - Марк приподнял брови, чуть усмехаясь и, ойкнув, недовольно покосился на сестру, язвительно добавляя, - Не то, что некоторые.
  Девушка фыркнула и, мстительно дернув бинт, аккуратно затянула его, завязывая.
  - Будешь привередничать - в следующий раз сам будешь себя бинтовать, - пригрозила она и, выпустив руку брата, поморщилась, - Готово. Не знаю, насколько профессионально, но, кажется, кровь больше идти не должна... Пойду, утешу малыша.
  - После всего, что он сделал? - Марк нахмурился и покачал головой, - Тата... ведь это все - начиная с немцев в подвале и заканчивая нашими ранами - его рук дело! Как ты можешь его жалеть? Да он же... он...
  - Он всего лишь ребенок, Марк, - девушка, имевшая счастье пообщаться с темпором в более неформальной обстановке, нахмурилась сама, - Просто маленький, очень напуганный мальчик. Он, по-моему, сам не ожидал, что эти немцы окажутся здесь... - она вздохнула и, махнув рукой, направилась к сидящему на стуле, судорожно всхлипывающему пареньку.
  Брат ее поморщился и, всем видом показывая, что не хочет иметь с этим ничего общего, предпочел уделить внимание Пашке и бинтующему его рану Вольфгангу.
  - А у тебя ловко получается, - заметил он, не вслушиваясь в успокаивающий шепот сестры, обращенный к темпору. Немец пожал плечами.
  - Я собирался пойти учиться на врача, да и на войне хотел работать в госпитале. Не вышло. Но кое-что еще помню.
  - Так чего ж ты не подсказывал нам, когда мы тебя бинтовали? - Пашка удивленно приподнял брови и, тотчас же мотнув головой, перевел взгляд на девушку, - Тата... как он?
  Тата, как раз тихо о чем-то спрашивающая шмыгающего носом Райвена, досадливо отмахнулась, серьезно вглядываясь в лицо мальчугана.
  Темпор пробормотал что-то и, внезапно вскинув руку, прижал ее к пресловутой заколке в волосах, словно опять пряча. Девушка вздохнула.
  - Райв, мы не станем разбивать твои часы, - тихо, уверенно проговорила она, - Но, если ты их не покажешь, понять, что случилось, я тоже не смогу. И, значит, не смогу помочь...
  - Ты и не сможешь помочь! - эти слова мальчишка выкрикнул, заставляя парней недоуменно переглянуться, - Они разбиты, разбиты! Песок кончится, и я... м-мое время...
  - Что происходит? - Марк, все еще не горящий желанием помогать темпору, но уже начинающий понимать, что творится с ним что-то действительно серьезное, поднялся с пола, подходя ближе, - Что с тобой, темпор?
  - Меня зовут Райвен! - мальчик вскинул голову; глаза его засверкали, - Ты злой, ты плохой, почему ты не хочешь понять? Я ничего плохого не делал, я просто хотел развлечься, за что ты злишься на меня?!
  Девушка, неодобрительно покосившись на брата, осторожно обняла подростка за плечи, чуть привлекая к себе.
  - Тише, тише... Райвен, Марк не хотел тебя обидеть, он просто... не умеет выражать сочувствие, - последние слова ее прозвучали даже с некоторым вызовом, - Не обижайся на этого барана, малыш. Марк, - она обратила взор к несколько растерявшемуся парню, - Это серьезно. Его часы треснули, песок из них высыпается наружу. Если он там закончится - Райв умрет. И, замечу тебе, что для нас это может обернуться самым неблагоприятным образом - неизвестно, что произойдет с измененными событиями времени после смерти темпора. Не исключено, что Вольф вновь отправится в сорок третий, а мне... - она умолкла и отвернулась к мальчику, не желая во всеуслышание сообщать о своих чувствах. Тот, напряженно стирая слезы, с трудом кивнул и, превозмогая рыдания, продолжил объяснять сам.
  - Пока... когда песок из часов высыпается, я не могу контролировать время. Я вообще ничего не могу - время гнется, ломается и путается само по себе, я не знаю, что может случиться! Тот обвал... он был здесь много лет назад, я убрал его, я восстановил свой зал, сделал его красивым! А он снова рухнул, потому что у меня нет сил удерживать время таким, как я хочу... Потому что оно скоро закончится! - голос темпора зазвенел, в нем зазвучали истерические нотки, - Потому что мое, мое время скоро кончится, а ты злишься на меня! Неужели ты не видишь, не понимаешь?! В своем мире ты тоже злишься на умирающих?!
  Вольфганг с Пашкой переглянулись и в молчаливом осуждении воззрились на растерянного приятеля. Тата не преминула присоединиться к ним.
  Марк, обнаружив несколько устремленных на себя укоризненных взглядов, тяжело вздохнул и, на секунду закрыв лицо ладонью, тотчас же поднял обе руки в воздух.
  - Хорошо. Хорошо, я сдаюсь, я был неправ. Извини меня... Райвен, что злился на тебя, я не должен был. Скажи, тебе можно как-то помочь? Отремонтировать часы?..
  - Если бы песок не высыпался, трещина бы постепенно закрылась сама... - темпор опять шмыгнул носом, - Но это невозможно. Он будет высыпаться и, когда закончится...
  Парень, не желая нового витка истерики, поспешил прервать его.
  - А если чем-то заклеить? Ну, я даже не знаю - скотчем там... клеем...
  - Пластырем! - вклинился чрезвычайно заинтересованный этой идеей Пашка, - У меня, кстати, где-то в штанах есть пластырь, я захватил с собой, когда мы сюда отправлялись. Если мы залепим трещину на твоих часах пластырем, песок не будет высыпаться, Райв! И трещина сможет затянуться.
  Мальчик, по-видимому, совершенно не ждавший того, что новые знакомые сумеют найти действительное решение его проблемы, уже мысленно распрощавшийся со своей молодой жизнью, растерянно приоткрыл рот, переводя взгляд с одного из собеседников на другого, и не находя слов для ответа.
  Тата, которая за юного темпора, которого еще совсем недавно боялась до дрожи, переживала едва ли не как за родного сына, радостно заулыбалась.
  - Это может сработать! Только... - она немного померкла, чуть склоняя голову набок, - Тебе все-таки придется показать нам часы. Самому тебе, наверное, будет сложно заклеить их, или... ты можешь их снять?
  Мальчик торопливо замотал головой, вновь прижимая руку к заколке.
  - Снимать нельзя! Часы могут только... уйти сами, если кончится песок. Нет часов - нет меня... - он погрустнел, опуская плечи и, тяжело вздохнув, неожиданно серьезно взглянул на девушку, - Я покажу их тебе! Не ему, - здесь он ткнул пальцем в сторону Марка и надул губы, - Он злой.
  - Он не злой, - Пашка, уже начавший рыться в карманах, хмыкнул, - Он просто несообразительный, и не сразу понял, что ты не хотел причинять нам вред. Кстати, Марк, смею напомнить, что об обвале нас предупредил именно Райвен. И немцев посчитал злыми потому, что они хотели нам причинить вред.
  Марк откровенно скривился - бесконечные нотации уже начинали ему надоедать, тем более, что с мнением своим распрощаться он готов не был, но вынужден был во всеуслышание об этом сказать.
  - Я ведь уже сказал, что был неправ, - буркнул он и, переведя взгляд на темпора, несколько помрачнел, - Мне что, на колени встать, чтобы ты убедился в моем раскаянии?
  Райвен недовольно фыркнул, отводя взгляд.
  - Ты обманываешь! Я чувствую, что ты врешь.
  Тата мимолетно закатила глаза и, тяжело вздохнув, решительно встала между оппонентами.
  - Давайте обсудим это после, хорошо? Время у нас ограничено, оно в буквальном смысле убегает сквозь пальцы, надо спешить! Паш, давай пластырь. Райв, показывай часы.
  Паренек недовольно вздохнул, однако, все-таки внял словам девушки и, убрав руку от заколки, осторожно повернул голову, демонстрируя ее. Тата, аккуратно отодвинув густые пряди волос, скрывающие загадочный предмет, невольно улыбнулась - заколка была очень изящной, изображающей собой небольшие песочные часы и чрезвычайно ей понравилась. Не считая одной маленькой детали - нижний сосуд часов был треснут и из него сочился по крупицам песок.
  Пашка, не желая пока подниматься на ноги (для этого ему надо было упереться рукой в пол, а это делать было больно) протянул Марку обнаруженный лейкопластырь. Тот, приняв его, осторожно приблизился, стараясь не нервировать темпора и, окинув взглядом фронт работ, задумчиво кивнул. После чего аккуратно снял с пластыря защитный слой и, действуя предельно осторожно, ощущая себя так, будто делает филигранно тонкую работу, принялся прилаживать пластырь на часы.
  - Их можно касаться? - неуверенно осведомился он, видя, что получается плохо. Райвен, совершенно недовольный тем, что помогает ему 'злой' человек, дернул подбородком, изображая кивок.
  Тата, помогающая брату, аккуратно раздвинула густые волосы темпора и, коснувшись заколки пальцами, чуть-чуть приподняла ее. Марк, затаив дыхание, аккуратно прилепил, было, пластырь мягкой частью к трещине... но тотчас же отклеил и прилепил к последней частью липкой, дабы наиболее плотно закрыть ее. Остальную часть пришлось буквально обернуть вокруг заколки, что, по счастью, сделать все-таки удалось.
  - Все... - парень с шумом выдохнул, убирая руки и отступая на шаг, - Ну... как себя чувствуешь?
  Райвен неуверенно поднял руку и, ощупав заколку, устремил на него изумленный, можно даже сказать - потрясенный взгляд. Потом недоверчиво покачал головой и, дернув уголком губ, пробормотал:
  - Ты помог мне... значит, ты не злой?
  Марк устало вздохнул и, отступив еще на шаг, махнул рукой.
  - Считай, как хочешь, парень. Надеюсь, что теперь твоей жизни ничто не угрожает?
  Темпор еще раз потрогал заколку.
  - Н... наверное, нет... - осторожно молвил он и, улыбнувшись уже более уверенно, вскочил на ноги, бросаясь к Марку и крепко обнимая его поперек туловища, - Спасибо! Ты спас мне жизнь!
  Парень не успел ответить, не успел прореагировать, когда мальчишка выпустил его из объятий и, сияя, как медный пятак, перевел счастливый взгляд на других молодых людей.
  - И ты, и ты, и ты! Вы все помогли мне, вы спасли меня! - он восторженно захлопал в ладоши, - Вы - мои друзья! Вы хорошие!
  Пашка, усмехаясь, покачал головой.
  - Вот ребенок... Райв! - дождавшись внимания темпора, он быстро улыбнулся, - А что насчет твоих способностей? Им это как-то поможет?
  Мальчик, только что сиявший от счастья, поник и тяжело вздохнул.
  - Нет, - грустно отозвался он, - Пока трещина не затянется, я ничего не могу. Не могу отправить обратно тех, злых, что сидят в моем подвале, ничего не могу! Я даже не знаю, что может теперь случиться... Пока часы треснуты, время будет нестабильно, может произойти все, что угодно! Вы будете осторожны, ведь правда? - он окинул своих новых друзей взволнованным взглядом, - Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось!
  Марк, которого искренние объятия несколько примирили с темпором, как и со всем, что он сделал, усмехнувшись, присел на пол, скрещивая ноги на турецкий манер.
  - Обязательно будем, - пообещал он, - Если ты сейчас расскажешь более или менее подробно, чего нам следует опасаться. Время нестабильно - что это значит? Чем грозит?
  Райвен удивленно пожал плечами.
  - Тем, что вы можете оказаться где угодно. Или я. Или кто-то из другого времени. Или что-то из другого времени. А я не смогу ничего изменить, пока часы не восстановятся.
  Пашка, мрачнеющий с каждым словом темпора все больше и больше, тяжело вздохнул.
  - Другими словами, ребята, влипли мы во все это, как мухи в паутину, и теперь только остается ждать, пока до нас доберутся те пауки из подвала... Так себе перспективка. Вольф, я смотрю, ты успел вооружиться?
  Немец, хмыкнув, нежно погладил отвоеванный автомат по прикладу и согласно кивнул.
  - Если попытаются проникнуть сквозь дверь библиотеки, смогу отстреляться, магазин полон. Они сюда шли как на бой, подготовились хорошо. Впрочем, еще неизвестно, когда выберутся и выберутся ли вообще...
  - Они выберутся, - мальчик тяжело вздохнул, - Я знаю... это знаю. Вижу. Они выберутся и придут, но что будет после... - он развел руками и покачал головой, - Не знаю. Но вы же смелые, вы же справитесь с ними! Защитите меня... - здесь он немного смутился и, опустив взгляд, чуть улыбнулся.
  Тата хмыкнула и легко махнула рукой. В том, что мальчишку они защитят, она совершенно не сомневалась, как не сомневалась и в том, что друзья ее придерживаются того же мнения.
  - Защитим, конечно. Мы...
  - Меня, честно говоря, больше волнуют не немцы, - перебил ее брат, - Меня беспокоит вопрос с возможными... непонятками со временем. Кого еще может сюда к нам занести?
  - И куда нас может занести? - прибавил Пашка и, тяжело вздохнув, покачал головой, - Знаешь, Райв, я, конечно, очень рад, что ты такого хорошего о нас мнения... Но все-таки хотелось бы надеяться, что часы твои восстановятся быстро и ты начнешь нам активно помогать.
  Вольфганг, на некоторое время выпавший из беседы, больше поглощенный осмотром автомата, неожиданно поднял голову.
  - Райвен... - он помолчал, затем осторожно продолжил, - А как же твои кости? Под обвалом... они бы вряд ли уцелели.
  Темпор широко, весело улыбнулся и активно замотал головой, всем видом показывая, что волноваться не о чем.
  - Я успел спасти их! - жизнерадостно воскликнул он, - Мне хватило сил, я... поднапрягся... когда начался обвал, я сумел отправить их туда же, где Фридрих! Он в безопасности и мой трон теперь тоже!
  - А... Фридриха вернуть ты можешь? - Вольф несколько насторожился, взирая на паренька с напряженной надеждой. Райв на секунду задумался, потом нахмурился.
  - Я не могу... или могу, я не знаю... Но Вольф, зачем? Пока он там, рана его не беспокоит, он будет жить долго, ему там хорошо! Если я верну его сюда... - мальчик сжал губы и мотнул головой, - Его время истечет очень быстро, его не станет... Мне будет жалко - он так красиво рисует! Зачем мне возвращать его?
  Немец поник и, тяжело вздохнув, понуро кивнул. С выводами темпора он был абсолютно согласен.
  
  ***
  - Мне скучно! - темпор топнул ногой и окинул недовольным взглядом своих новых друзей, останавливаясь на Тате, - Ты говорила, что вы будете меня развлекать! Говорила, что Пашка - специалист по развлечениям! Почему же мне скучно?
  'Специалист по развлечениям', который в данный момент выискивал на все еще стоящем в библиотеке столе что-нибудь, еще пригодное для еды, поперхнулся на ровном месте и, надсадно кашляя, изумленно воззрился на мальчишку.
  - А тебе не кажется, что ты уже достаточно развлекся, малыш? Отправил нас с Марком в сорок третий...
  - Сорок второй, - перебил его Райвен, заставляя невольно нахмуриться.
  - Так это был сорок второй?.. Тогда понятно, откуда в округе вдруг взялись солдаты Вермахта... Ладно, - парень неловко дернул больным плечом и поморщился, - Не суть важно. Ты зафутболил нас к черту на рога, ты приволок сюда Вольфганга и засунул его друга в какую-то свою временну́ю темницу, ты притащил сюда немцев, которые только и думают, как убить нас, а потом случайно запер их в подвале, завалив обвалом! Разве тебе мало развлечений?
  Мальчик откровенно задумался. Со слов Пашки выходило, что развлечений было и в самом деле немало, что ему не должно было быть скучно... но ведь все это было в прошлом. А сейчас и здесь заняться было решительно нечем, поэтому паренек тосковал.
  - Если бы я мог что-то делать, - пробурчал он, надувая губы, - Я бы, может, снова куда-нибудь вас отправил. Знаете, какие вы были смешные, когда изображали немцев! Особенно ты, со своей 'контузией'! - темпор весело расхохотался, глядя на искренне негодующего Пашку, - Ты и сейчас смешной!
  - Он сейчас сердитый, - подсказал Марк, оглянувшись через плечо, - Не провоцировал бы ты его, парень, а то мало ли что...
  Райв, откровенно удивленный, обернулся на него и непонимающе заморгал.
  - Что? Он же добрый, он не станет обижать меня! Ой... - он неожиданно поднял руку, испуганно закрывая ею рот и глядя на что-то за спиной нового собеседника. Тот, не совсем понимая, чем вызван внезапный испуг подростка, нахмурился, обернулся сам... и, дернувшись, поспешно отодвинулся подальше на полу, обалдело глядя на незнакомого мужчину, стоящего прямо за его спиной.
  Мужчина был одет по моде прошлых лет, далеких прошлых лет и озирался вокруг с явным недоумением. Понять по лицу его, он ли попал куда-то не туда, или же его изумляет присутствие здесь других людей, было затруднительно.
  - Wer sind sie?.. - растерянно пробормотал он, сам пятясь и прижимая руки к груди. Вольфганг чуть склонил голову набок.
  - Он спрашивает, кто мы, - перевел он, - Что ответить? Он, кажется... даже не из моего времени.
  - Он издалека, - Райвен виновато втянул голову в плечи, - Я не специально, это... просто так получилось... из-за часов, вы знаете...
  Тата тяжело вздохнула и, не в силах сдержаться, закатила глаза.
  - Прелестно! Мало нам немцев в подвале, так еще и средневековый немецкий гражданин в комплекте! И что нам с ним делать?
  Средневековый немецкий гражданин, по-видимому, испуганный непонятной речью еще больше, чем самим своим присутствием в компании незнакомых людей, попятился еще дальше, натолкнулся спиной на стол... И неожиданно начал метаться по комнате, крича и визжа, как резанный, настолько неразборчиво, что даже Вольфгангу перевести его речь оказалось затруднительно.
  - Он говорит что-то... - немец нахмурился, - Спрашивает, где его жена, где его господин... Видимо, это один из слуг, что когда-то обитали в этом замке. Кричит, просит выпустить его, просит пощадить, говорит, что беден...
  Внезапный грохот, раздавшийся откуда-то снизу, заставил гражданина, подпрыгнув, испуганно замолчать, устремляя взгляд вниз. Молодые люди, переглянувшись, устремили взгляды на входную дверь библиотеки. Райвен тихо, испуганно пискнул и, сжавшись, шмыгнул за спину Марка.
  - Ты закрыл дверь в подвал? - Пашка спрашивал, не глядя на Вольфа, но обращался определенно к нему. Немец уверенно кивнул.
  - Закрыл и запер - на ней был крепкий засов. Даже если им удалось разобрать обвал, так просто они не выйдут.
  - Это, безусловно, радует, - девушка глубоко, протяжно вздохнула и, глянув на темпора, прячущегося за спиной ее брата, поинтересовалась, - Ты говорил, что слышишь их. Что ты слышишь сейчас?
  Мальчик покачал головой и, закрыв глаза, старательно прислушался. Несколько секунд ничего не происходило; сам темпор признаков жизни не подавал, весь напрягшись, напружинившись и вслушиваясь в то, что происходит в подвале.
  Потом на стене библиотеки внезапно с двух сторон от входа вспыхнули факелы. Книги, чинно стоящие на полках, начали сами собою передвигаться с места на место, тасуясь, как карты в колоде, меняясь местами и замирая совершенно по-иному. Стол, уставленный остатками пиршества, пропал, но почти сразу же появился снова, уставленный старинными столовыми приборами и высокими подсвечниками со свечами в них.
  - Райв! - Марк, прекрасно понимая, что вызвана эта трансформация силами не контролирующего себя темпора, осторожно встряхнул последнего за плечо.
  Мальчик вздрогнул и открыл глаза.
  - Ой... - он виновато заморгал, созерцая изменившуюся обстановку кругом и тотчас же отчаянно замотал головой, - Я не нарочно! Я не хотел! Простите, только не сердитесь, пожалуйста, я совсем...
  - Все нормально, - перебил его молодой человек и, продолжая сжимать плечо мальчишки, ободряюще улыбнулся, - Скажи мне только, мы еще в своем времени и это изменилась обстановка, или ты куда-нибудь нас отправил?
  Райвен неуверенно огляделся, затем еще более неуверенно опустил голову.
  - В своем... - с сомнением молвил он, - А куда делся тот дядька?
  Молодые люди, в пылу происходящего напрочь позабывшие о средневековом гражданине, завертели головами, пытаясь обнаружить его, но, конечно, не находя.
  - Должно быть, его ты отправил... - Пашка хотел, было, сказать 'в свое время', но на половине фразы изменил решение вместе с направлением, - Еще куда-то. Оно и к лучшему - меньше под ногами будет путаться. Так что ты услышал?
  Темпор, вспомнив о данном ему задании, задумчиво почесал подбородок, напряженно припоминая, что же он все-таки слышал и слышал ли вообще хоть что-нибудь.
  - Они, кажется, еще не до конца выбрались, это только какой-то камень упал. Но они стараются, разбирают завал, ругаются, кричат... Хотя нет, кричит и ругается там только один. Остальные слушаются. Кажется.
  - Значит, это точно отряд, где есть главный командир, - безрадостно резюмировал Марк, устало вздыхая, - В целом, этого ожидать следовало - они с самого начала казались очень организованными. Ну? И что будем делать?
  - Надеюсь, тебе достаточно развлечений, - не удержался Вольфганг, покосившись на слегка надувшегося темпора и, предпочитая все-таки ответить на вопрос приятеля, пожал плечами, - Быть может, нам просто уйти отсюда? Темпор теперь с нами, значит, Фридрих тоже, путь в лес свободен...
  - А ты представляешь, что может наворотить Райвен в лесу? - Тата, повернувшись к молодому человеку, негромко фыркнула, - Может, лучше не рисковать, остаться там, где хотя бы приблизительно понятно, чего ждать?
  - Еще одного дядьку из средних веков? - ехидно осведомился немец и, легко взъерошив собственные каштановые волосы, продолжил настаивать на своем, - Нет, как по мне, лучше бродить под двумя звездами по лесу, чем сидеть под ними в башне...
  Подросток, внимательно слушающий все предложения, переводящий взгляд с одного из ораторов на другого, удивленно вскинул брови.
  - Какими звездами?
  Все взгляды обратились к нему; на всех лицах отобразилось практически идентичное изумление. Вольф осторожно кашлянул и, покосившись на растерянную девушку, поправил ворот мундира, пытаясь что-то объяснить.
  - Ну... две звезды над башней... - он поднял указательный палец, тыкая им куда-то в сторону потолка, - Там! Ты разве не знаешь, что происходит вокруг твоего жилища?
  Темпор удивленно помотал головой.
  - Я не покидал свою цитадель... - растерянно отозвался он, - Я здесь родился, жил... На улице было страшно. Были какие-то плохие люди, они кричали, бегали, все взрывалось... - паренек поежился, вспоминая ужасы войны, а молодые люди понимающе переглянулись. Судя по всему, в своем предположении они оказались правы - рост Райвена, его развитие началось одновременно с началом войны, другой жизни паренек фактически и не знал. Возможно, поэтому и фашистов, запертых сейчас в подвале, так испугался... Новые-то его друзья на солдат похожи не были, а с Вольфгангом мальчик уже был заочно знаком и его не опасался.
  С другой стороны, как фашиста Вольфа и сами ребята совершенно не воспринимали.
  - То есть, ты вообще никогда не бывал снаружи?.. - Тата неуверенно покосилась на немца, устремляя растерянный взгляд к темпору. Тот пожал плечами.
  - Нет, а зачем? Там неинтересно, мне веселее было играть со временем... Это же так забавно!
  - Это мы уже поняли, - Марк быстро улыбнулся, прерывая разглагольствования мальчишки, - Но все-таки снаружи побывать тебе бы стоило, Райв, свежий воздух еще никому не вредил. Тем более, что на пресловутые две звезды я бы и сам с интересом взглянул, а то Вольф нам ими уже весь мозг вынес.
  Солдат, уже успевший нахвататься от своих русских друзей самых разных выражений и теперь понимающий их речь значительно лучше, чем в первые моменты, красноречиво сморщился в сторону парня и демонстративно отвернулся. Тата, глядящая на него, мимолетно улыбнулась. Вольфганг уже настолько влился в их компанию, стал настолько 'своим', настолько русским, как сказал Пашка, что мысль о расставании с ним сейчас казалась уже чем-то невозможным. Симпатия девушки к этому 'красивому, как дьявол' парню росла и ширилась с каждой минутой, дружбу безмерно хотелось перевести во что-то большее, но как намекнуть молодому человеку на свои чувства она пока не знала, полагая, что все это и без намеков очевидно. В конечном итоге, Марку и Пашке очевидно явно было, хотя они и молчали по-джентльменски, не пытаясь вмешиваться в сложные взаимоотношения друзей.
  Сам же Вольф, судя по всему, был излишне увлечен происходящим с ними, чтобы обращать внимание на особое к нему отношение девушки.
  - То есть, про эти две звезды ты ничего не знаешь, - уточнил Пашка и уже хотел, было, спросить, что же, в таком случае, скажет паренек о двух огоньках в камине наверху, когда он внезапно ответил.
  - Почему? Знаю. Две звезды обычно сопровождали моего папу. Говорили, что когда появляются на небе два ярких огонька - значит, он рядом.
  - Погоди-погоди, - Тата, даже отвлекаясь от размышлений о Вольфганге, непонимающе сдвинула брови, - Но я же читала про темпоров! Ты не должен был знать отца, потому что не может...
  - Существовать в одно время два темпора, - подхватил Райвен и согласно кивнул, - Да, правильно. Папино время закончилось, когда началось мое - так всегда бывает у нас, и я поэтому совсем-совсем не хочу никаких детей. Я хочу, чтобы мое время длилось вечно!
  Пашка, удивленный не меньше подруги, помахал перед носом мальчугана рукой, привлекая его внимание.
  - О вечном времени давай после. Как ты можешь знать, что сопровождало появление твоего родителя, если его не знал?
  Паренек вновь удивился и легко пожал плечами. С его точки зрения, ответ был очевиден.
  - Кости рассказали.
  Вольфганг, старательно изображавший обиду, изумленно обернулся, переглядываясь с Марком, на которого, собственно и обижался.
  - Кости?.. - ошарашенно переспросил он и, переглянувшись поочередно с Татой и Пашкой, неловко кашлянул, - А... они... разве ты можешь говорить с ними?
  Мальчишка насмешливо фыркнул и взмахнул руками.
  - Привет! Я же темпор! Ты думаешь, я не могу увидеть эти кости, когда они еще были облачены плотью и были живыми? Когда мне особенно скучно, я говорю с ними, они много интересного знают! И про папу тоже.
  - Застрелиться, - резюмировала девушка, - Такого я даже от темпора не ждала, если честно. Ну, и что же эти пресловутые звезды значат?
  Мальчик пожал плечами.
  - Да ничего они не значат, просто когда появлялся папа, всегда сначала появлялись звезды. Не знаю, почему... - он неожиданно задумался, - Вообще, это, наверное, необычно... Не каждый темпор мог похвастаться таким предзнаменованием своего появления! У меня вот ничего необычного нет.
  - Видимо, твой папа был необычным челове... темпором, - резюмировал Марк и, тяжело вздохнув, предпочел вернуться к предыдущей теме, - Так что же мы решим с нашими запертыми в подвале друзьями? Вольф, может, ты попытаешься поговорить с ними?
  Немец скептически изогнул бровь.
  - Чтобы они меня расстреляли? Во время войны с предателями не церемонились, Марк, а они во мне видят предателя. Мало того, что я общаюсь с русскими, я еще и говорю по-русски! Не думаю, чтобы они меня послушали, честно.
  - Тогда, может, мне поговорить с ними? - продолжил придумывать варианты парень, - Я ведь знаю теперь немецкий... благодаря Райвену, как понимаю?
  Мальчишка оживленно кивнул и, судя по всему, чрезвычайно заинтригованный развитием событий, чуть подался вперед.
  - Чтобы они расстреляли тебя?! - возмутилась Тата, которая отнюдь не была готова терять кого-то из своих друзей и спутников, и уж тем более - родного брата, - Нет уж, Марк, сиди в библиотеке! Ну, или сходи, полюбуйся звездами над башней, вдруг твоя жажда деятельности немного поутихнет?
  Ответить Марк не успел, перебитый громким 'апчхи', а затем уже начавшим становиться привычно-пугающим, тихим и виноватым 'ой'.
  Все взгляды вновь обратились к темпору. Вольфганг вопросительно приподнял брови; Пашка с Марком, переглянувшись, всем видом изобразили внимание, и только Тата предпочла отреагировать вслух.
  - Что случилось?
  - Ка... кажется, я случайно убрал обвал... - Райвен сжался, затравленно оглядывая друзей, - Не сердитесь! Я... я правда случайно...
  Пашка закатил глаза. Убранный обвал мог означать только одно - возвратившиеся, напомнившие о себе проблемы с немецким отрядом, настроенным в их отношении весьма неприязненно, и это, разумеется, не радовало. А тут еще этот мальчишка со своим странным поведением, будто ребенок, которого только и делали всю жизнь, что ругали, да ставили в угол.
  - Райв, ты ведешь себя так, будто мы на тебя хоть раз всерьез разозлились! Никто тебе ни разу и слова не сказал, почему ты все время так пугаешься?
  Мальчик виновато пожал плечами.
  - Я не хочу потерять вашу дружбу... - очень тихо, почти неслышно проговорил он и, неожиданно шмыгнув носом, опустил голову, - У меня никогда, никогда-никогда не было друзей. Когда вы появились, мне было забавно играть с вами, я думал, что это правильно, потому что весело! Но сейчас... Вы такие хорошие, вы мне спасли жизнь, вы мне помогаете, а я... - он снова шмыгнул носом, - Вы можете подумать, что я специально это все, что я хочу сделать вам плохо, но это не так! Правда, честно-честно-честно, совсем не так! Это из-за часов, из-за этой противной трещины, я совсем даже не хотел...
  - Райвен, - Тата, не в силах наблюдать самобичевание подростка, поднялась на ноги, подходя к нему и мягко улыбнулась, - Никто тебя ни в чем не винит. Мы прекрасно понимаем, что все дело в трещине на часах, и знаем, что нам ты плохого не желаешь. Ты - наш друг, мы не собираемся бросать тебя! Просто то, что произошло, порождает новые проблемы... Ты слышишь немцев сейчас?
  Мальчик нахмурился и, закрыв глаза, честно прислушался. Факелы над дверью библиотеки заискрили; один из них погас. Несколько книг упало на пол. Посуда на столе наполнилась яствами, которые тотчас же исчезли, оставляя тарелки испачканными.
  - Блин, а я-то надеялся перекусить... - Пашка элегически вздохнул, глядя на грязную посуду, - Жаль, что кто-то съел все до меня. Знаете, а я начинаю соглашаться с Вольфом - может, нам покинуть это место от греха подальше?
  Райвен распахнул глаза.
  - Они растеряны, - доложил он, - Не знают, не понимают, что случилось. Пугаются, какие глупые! Но тот человек, который на них кричал, уже говорит, что, раз обвала нет, им нужно выбраться из подвала. Ой! - в черных глазах темпора заплескался откровенный ужас, - А если они выберутся??
  - Я их встречу, - немец погладил приклад автомата, чуть усмехаясь, - К тому же, засов на двери подвала казался достаточно крепким, если, конечно... - он немного сузил глаза, - Если ты еще и дверь им не открыл.
  - Ничего я не открыл, - мальчик надулся, немного отворачиваясь, - Дверь закрыта. Кажется.
  - Когда кажется, креститься надо, - буркнул Марк и внезапно вздохнул, - Но я тоже начинаю склоняться к тому, чтобы покинуть это местечко. Может, если мы уйдем из башни, заперев не только подвал, но и центральный вход, мы сможем их... ммм... нейтрализовать?
  - Они умрут с голоду, - легко откликнулся Пашка, - Это негуманно.
  - Ага, куда более гуманно позволить им расстрелять нас, - вставила, в свой черед, Тата, - Почему они вообще так на нас ополчились? Просто потому, что мы русские?
  Вольф тяжело вздохнул и махнул рукой, не зная, как объяснить девушке психологию фашистов.
  - Для них сейчас война, - только и произнес он и, устало зевнув, протер глаза, - Как не кстати. Мне хочется спать, а до слуха моего доносятся удары по двери подвала... Дверь же эта, должен вам заметить, друзья, отнюдь не железная.
  
  ***
  То, что выставлять часовых, ложась спать, было, в целом, напрасно, стало очевидно где-то около полуночи, когда мирный сон четверых из пяти угодивших в странную историю (включая даже темпора) ребят был нарушен громким звуком короткой автоматной очереди.
  Вольфганг, мигом проснувшись, вскочил, хватаясь за оружие, но сообразив, что действий за звуком не следует, медленно опустил его.
  - Похоже, они пытаются расстрелять дверь, - заметил он, оглядывая проснувшихся друзей и покачал головой, - Довольно глупый поступок, если учесть отсутствие у нее замочной скважины. Засов так просто не перебить.
  Пашка, отметив для себя определенный опыт, так и звучащий в словах немца, покачал головой сам.
  - Товарищ капитан, вы только этим ребятам подсказок не давайте, ладно? - он быстро улыбнулся, - А то, гляжу, вам двери-то взламывать не впервой, еще подскажете...
  - В мои планы не входит общаться с врагом, Пауль, - очень вежливо отозвался 'товарищ капитан' и, глубоко вздохнув, забросил на плечо ремень автомата, - Как и, судя по всему, продолжать сон. Странно, я думал, они прервутся хотя бы на ночь... должно быть, к башне они подходили не уставшими.
  - Они и не казались уставшими, - отозвался Марк и, тоже вздохнув, неприязненно покосился на дверь, - Здесь они, по-моему, рассчитывали устроить что-то вроде ставки, перевалочной базы... Не знаю. Им очень не понравилось, что мы здесь и я даже удивлен, что нас не пристрелили сразу же, - парень поморщился и резко перешел к другому вопросу, - Что мы, в конечном итоге, решим? Уйти отсюда, пока они не выбрались или остаться и погибнуть смертью храбрых, пытаясь убедить их, что мы не верблюд?
  Вольфганг, для которого этот оборот русской речи оказался в новинку, растерянно моргнул.
  - Причем здесь верблюд?..
  Тата, решительно перехватывая бразды правления в свои руки, недовольно отмахнулась.
  - Ни причем. Не задерживай эту мысль. У меня тут, кстати, появилась идея, хотя я и не до конца в ней уверена... - девушка куснула себя за губу и виновато продолжила, - Может, поговорить с ними сквозь дверь подвала?.. Сквозь дверь же они нас не расстреляют, правда?
  Парни переглянулись, безмолвно совещаясь и прикидывая, как бы повежливее ответить; темпор, разбуженный вместе со всеми и до сих пор зевающий, восторженно захлопал в ладоши.
  - Точно-точно! Если через дверь, то они ничего не смогут, а мы им объясним, что они не правы! Что мы хорошие и нас не надо обижать! Они все поймут, ведь правда? - в последнем вопросе мальчика прозвучала такая горячая, искренняя и очень наивная надежда, что молодые люди, уже собиравшиеся ответить на предложение девушки весьма скептично, переглянулись вновь. Скептицизма в них как-то поубавилось.
  - Ну... - Пашка аккуратно кашлянул, не желая обижать Тату и Райвена, - Вообще, идея, конечно, дурацкая... Дверь деревянная, прострелить ее проще пареной репы. Но, если встать сбоку...
  - А что мы им скажем? - Вольфганг растерянно почесал в затылке, переводя взгляд с одного из соратников на другого, - Что война кончилась, что мы им не враги... Но ведь война закончилась победой русских!
  - Вот об этом им лучше не знать! - категорично решил Марк, - Ладно... пойдем, попробуем выдумать что-нибудь в процессе. Может, воззвать к их здравому смыслу, объяснить, что они у нас, в некотором роде, в плену...
  - А они вышибут дверь и возьмут нас в плен сами, - жизнерадостно отозвался Пашка и, махнув левой рукой, поморщился, хватаясь за плечо, - Ладно, идем. Оставим женщин и детей в тылу или пусть из первого ряда посмотрят?
  - Мы из первого ряда послушаем, - откликнулась Тата и, взяв темпора за руку, в числе первых направилась к пресловутой двери в подвал.
  ...Собственно, ни говорить, ни слушать так никому и не довелось. Они вообще не успели ничего сделать - враг сделал все за них.
  Уже при подходе к двери Тата услышала странный треск и, отметив его для себя мельком, машинально крепче сжала руку мальчонки. Парни, услышавшие то же самое, поспешно прибавили шаг.
  Наверное, им очень повезло, что среди них находился Вольфганг. Наверное, им вообще очень повезло, что темпор отправил его именно в их время, и что именно его они встретили пару дней назад на лестнице, ибо в противном случае, в живых бы не остался никто.
  Ибо именно Вольфганг первым заметил выбитую дверь, валяющуюся у противоположной стены. Именно он увидел торчащее из черного проема дуло автомата, и именно он заорал:
  - ЛОЖИСЬ!!! - сам бросаясь на пол и увлекая с собой девушку и ребенка.
  Пашка и Марк упали следом, по счастью, успев до того мига, как дуло полыхнуло огнем. Трескучая очередь эхом отразилась от высоких стен башни, падая, как молот, на головы ребят.
  Тата вскрикнула; Райвен зажал уши и сжался. Вольфганг, успевший скинуть с плеча автомат, приподнялся на локтях и ответил на огонь длинной очередью, тихо ругаясь по-немецки сквозь зубы.
  - П... перестаньте... - пролепетал темпор, дрожа от ужаса. Ответом ему последовала новая череда выстрелов, по счастью, совершенно не метких - враги стреляли наугад, не рискуя высовываться наружу, поэтому попасть им было затруднительно. Но вот напугать они вполне могли, чем сполна и пользовались.
  Со стороны подвала прозвучал короткий, хриплый приказ по-немецки. Вольф ответил не менее резко и, по всему судя, весьма грубо, затем все-таки перевел:
  - Нам приказали сдаться. Я послал их к черту.
  - Прекратите! - Райвен, всхлипнув, закрыл голову руками, весь сжимаясь в маленький комочек. Тата, заметив, что его пальцы скользнули по часам, испуганно коснулась локтя немца, который находился к ней ближе всех.
  - Пошли их еще раз, они, по-моему, снова целятся, - бросил Пашка, удачно укрытый за небольшим обломком лестницы и потому могущий считать себя почти в безопасности.
  Над головами вновь пролетел шквал пуль, сопровождаемый неприятным треском, и все вновь пригнули головы.
  Все... кроме темпора.
  Мальчик, чьи нервы все это время были буквально на пределе, вдруг взвизгнул и, вскочив на ноги, отчаянно замотал головой.
  - Прекратите, прекратите, прекратите! - кричал он и, явно впадая в истерику, начал топать ногами, - Перестаньте, сейчас же, немедленно! Хватит!!
  Он кричал, плотно зажмурившись, кричал почти без перерыва, не понимая, что говорит, желая лишь, чтобы все это прекратилось... и, внезапно ощутив уткнувшееся ему в живот дуло, испуганно умолк, открывая глаза. Наткнувшись взглядом на криво ухмыляющееся, совершенно незнакомое лицо под фуражкой, паренек сглотнул, попытался отступить, неловко огляделся...
  - Ой... - слетел с его губ закономерно-испуганный вздох.
  Возле двери, ведущей в его подвал, темпор остался один. Друзей его рядом не было.
  И никого, кроме самого себя, винить в этом мальчик не мог...
  
  ***
  - Где, черт возьми, мы находимся?! - Пашка в очередной раз огляделся и возмущенно топнул ногой. Потом осторожно посмотрел вниз, не увидел там ровным счетом ничего, включая твердую поверхность и поежился.
  - И по чему, интересно мне знать, я сейчас топнул...
  - Лучше об этом не задумываться, - мрачновато отозвался Марк и, сам аккуратно переступив с ноги на ногу, стиснул кулаки, - Мне этот Райвен с его часами... Интересно, он хоть сам-то знает, куда нас опять закинул?
  Его приятель обреченно вздохнул и махнул рукой.
  - На этот раз он не виноват, ты же знаешь. Часы и в самом деле не слушаются его, он предупреждал, что время будет нестабильно...
  - Но не предупреждал, что будет впадать в истерику, - подхватил собеседник и, прищурившись, вытянул руку вперед, - Там, по-моему, что-то светится... или что-то двигается.
  Пашка, вовсе не воодушевленный перспективой встречаться с тем, что двигается в странном месте, благоразумно отступил назад.
  - Значит, нам туда не надо! Не хочу видеть то, что светится и двигается, вот честно.
  Марк отмахнулся и, напротив, шагнув вперед, вгляделся внимательнее.
  - На телек похоже... - неуверенно вынес он, наконец, вердикт, - Может, все-таки подойдем? Вдруг там передача с подсказкой о том, как помочь горе-темпору усмирить его чокнутые часы?
  - Меня терзают смутные сомнения, - буркнул его приятель, но бросать спутника одного на произвол судьбы не стал и, собрав волю в кулак, шагнул вперед вместе с ним.
  Идти пришлось на удивление недолго - чем бы ни было это место, а время и расстояние здесь скрадывались, терялись и как-то ускорялись или, может быть, сужались, приближая к заветной цели.
  Остановившись напротив огромной панели с живым изображением, Пашка длинно присвистнул.
  - Вот это телек... Не возьмусь даже посчитать его диагональ, это просто какая-то полоса с видео! Интересно, переключить канал можно? На войну я во снах насмотрелся.
  Марк не ответил, подозрительно вглядываясь в странное сооружение перед ними, изучая взглядом снующие туда-сюда фигуры солдат, то и дело выскакивающие из дыма и копоти взрывов.
  - Звука нет, - отстраненно заметил он и, неожиданно присев, заглянул под 'экран'. Хмыкнул и, покачав головой, вновь выпрямился.
  - Снизу картинка не меняется - это как будто труба, где со всех возможных сторон показывают одно и то же. Может, попытаться пройти вдоль нее?
  - Надеешься найти канализацию? - совершенно серьезно осведомился Пашка, - В которую стекает война? А если эти парни с экрана выскочат и начнут палить в нас? Мы же не знаем, в каком мы времени!
  - И во времени ли вообще... - задумчиво отметил Марк и, вздохнув, махнул рукой, призывая друга следовать за собой.
  Путь вновь не занял много времени, не показался трудным, даже напротив - им чудилось, что они сделали от силы пару шагов, когда вдруг оказались возле еще одной такой же трубы, пересекающей первую. На этой изображение было другим, более спокойным и умиротворяющим - какие-то люди сидели за столом, беззвучно смеялись, пили и ели... Пашка, глядя на это, сразу вспомнил, что голоден.
  Марк помрачнел.
  - Кажется, я начинаю понимать... - медленно вымолвил он и, оглядевшись, прищурился, угадывая в отдалении еще одну 'трубу' с живым изображением, - Это не телек, Паш. И не труба. Это нить!
  - Нить? - его друг непонимающе нахмурился и завертел головой, пытаясь понять, из чего приятель сделал такой неожиданный вывод. Тот сумрачно кивнул.
  - Нить времени. Большая, толстая нить времени... А мы с тобой угодили в паутину из этих нитей!
  Пашка, серьезнея на глазах, замотал головой.
  - Но паутина подразумевает хаос!..
  - Нет! - Марк шагнул ближе к нити со спокойным течением времени, всматриваясь в нее, - У паука каждой ниточке отведено свое место, он придерживается строгой системы... Паук - это Райвен, а эти нити образуют паутину времени, которая плотно нас опутала. Как из нее выбраться - даже не спрашивай, понятия не имею.
  - Погоди-погоди, - Пашка, искренне пытаясь уловить ход мыслей друга, чуть повернул голову вбок, - Если эти нити образуют паутину времени... То и мы должны были бы быть где-то на одной из этих движущихся картинок! А мы где?
  Его спутник пожал плечами.
  - А мы нигде, - безрадостно отозвался он, - Где-то в безвременье, должно быть, там, где может бывать лишь темпор... Кстати, по-моему, на всех нитях так или иначе присутствует наша башня. В смысле, замок.
  - Не отвлекайся, - собеседник молодого человека вновь сдвинул брови, - Если такой умный, давай, продолжай рассуждать! Мы в нигде, в безвременье, и как нам покинуть это место? Как докричаться до Райва, чтобы вернул нас? Там, в нашем времени, на нашей нити, сейчас небось творится черти что! У Вольфа, конечно, есть автомат, но немцев пятеро... к тому же, там Тата и Райв, а они вообще не бойцы!
  - Утихни, - заметив в голосе друга панические нотки, Марк предпочел прервать его и, склонив голову, заглянул под одну из нитей, окружающих их, - И не считай меня идиотом... но, по-моему, вон там есть дверь.
  Пашка ощутимо оживился.
  - Выход?
  - Как знать, как знать... - его приятель тяжело вздохнул и, потерев подбородок, махнул рукой, - А, к черту. Нам терять уже, по-моему, нечего - пойдем, проверим дверку. Глядишь, да и выйдем в хоть какое-нибудь время.
  ...Дверь приблизилась ожидаемо быстро - безвременье скрадывало расстояние, делая его ничтожным, и парням хватило буквально пары шагов, чтобы оказаться рядом с ней. Они остановились, с любопытством озирая створку, делая для себя некоторые выводы, но не спеша делиться ими друг с другом.
  Дверь была не слишком темной и не слишком светлой, навевала ассоциации с уютом и почему-то - бабушкиным домом, так и манила зайти, увидев уютный антураж... дверь была приоткрыта. Из-за нее лился мягкий свет, не особенно яркий, такой же уютный; внутри смутно ощущалась какая-то тень, снующая туда-сюда.
  - Зайти? - шепнул Пашка, не решаясь сделать первый шаг. Друг шикнул на него и, аккуратно коснувшись ручки, потянул створку на себя, распахивая ее шире.
  Стало видно помещение, скрываемое ей - не очень большая, действительно уютная комнатка с кроватью, столом и большим мольбертом на подставке. Кровать была не заправлена, на столе в беспорядке валялись тюбики красок и кисти, возле мольберта, чуть согнувшись, замер человек - художник, как раз выводящий очередную линию.
  Услышав звук открывшейся двери, он отложил палитру и кисть и, не оборачиваясь, улыбнулся.
  - Картина пока не готова, Райвен, ты рано, - мягким, располагающим голосом произнес он и, тотчас же усмехнувшись, покачал головой, - Извини, я все еще оперирую понятиями времени. Но тебе все-таки стоит... - он обернулся и, обнаружив двух незнакомых парней, ошарашенно замер, переводя взгляд с одного на другого. Лицо его постепенно темнело, откуда-то изнутри, портя и ожесточая мягкие черты, проступал гнев.
  - Вы кто такие?! - художник резко шагнул вперед, сжимая кулаки, - Как попали в паутину?!
  Друзья безмолвно переглянулись и, предпочитая пока хранить молчание, вновь уставились на собеседника, отмечая все новые и новые детали.
  Белая рубашка, кое-где заляпанная краской, а кое-где - застарелыми пятнами крови. Жутковатого вида рана на голове, точно на виске - он не должен был бы так активно двигаться, ему бы следовало лежать где-то в реанимации. Штаны от военного мундира немецкой армии - точь-в-точь, как у Вольфганга! - спрятанные в высокие сапоги. Взлохмаченные, немного вьющиеся светлые волосы. Кисти... краски... солдат-художник...
  - Ты - Фридрих? - Марк осторожно кашлянул, опасаясь не то ошибиться, не то обидеть нового знакомого. Пашка, ошарашенный догадкой друга ничуть не меньше, чем немец, перевел на первого недоумевающий взгляд.
  - Но он же говорит по-русски!..
  - Я говорю по-немецки, - огрызнулся раненный солдат и, окинув странных гостей еще одним испытующим взглядом, потребовал, - Отвечайте, кто такие и откуда вам известно мое имя!
  - От Вольфганга, - теперь уже Пашка решил вступить в беседу, легко пожимая плечами, - Уговорил, с языками разберемся после. Наверняка это опять проделки Райва, а с ними...
  Фридрих подался вперед, жадно и недоверчиво изучая его лицо.
  - Ты знаешь Вольфганга? Знаешь Райвена?? Но как, как, откуда???
  - Оттуда, - мрачновато отозвался Марк, - Не сочти за грубость... Фридрих, но, быть может, ты нас хоть войти пригласишь? Неудобно что-то болтать, стоя за дверью. Если впустишь нас - все объясним... в обмен на твои объяснения.
  Немец немного помялся, но затем все-таки сделал приглашающий жест в комнату, отступая на шаг.
  - Посадить мне вас некуда, - бросил он, занимая место у мольберта, - Угостить тоже нечем: здесь отсутствует голод, потому что голод - это привилегия времени. Также, как и жажда, как усталость, скука и прочие человеческие глупости.
  Пашка фыркнул, скрещивая руки на груди.
  - Говоришь так, будто ты не человек. Вот не знал, что быть темпором заразно! К слову, да, с этим мальчиком мы знакомы и в очень хороших отношениях. Ты, как я понимаю, тоже?
  Фридрих чуть улыбнулся, опуская подбородок и, взяв со стола какую-то тряпку, принялся вытирать ею испачканные в краске руки.
  - За годы, что я провел здесь, Райвен стал мне почти сыном, - негромко, но очень искренне произнес он, - Если вы знаете его, вы дружны с ним, значит, думаю, он говорил, какую сыграл со мной шутку? Райвен любит рассказывать о своих развлечениях.
  - Да-да, - Марк чуть склонил голову набок, - Он говорил, Вольфганг говорил... мы тебя и узнали-то в основном благодаря ране. Он разве не может помочь ей вылечиться?
  Художник равнодушно пожал плечами.
  - Он в этом не видит смысла, - спокойно отозвался он, - Как и я. Рана не досаждает мне, здесь я буду жить до тех пор, пока не истечет отмеренный мне срок... Впрочем, за более, чем семь десятков лет я не постарел ни на день, полагаю, что время мое кончится только когда я надоем Райвену.
  Марк, переглянувшись с серьезным приятелем, заинтересованно прищурился.
  - А ты много знаешь, да? Знаешь, что время прошло, что война завершена... Знаешь, что темпор сделал с Вольфгангом?
  Фридрих покачал головой. Ответа на последний вопрос он не знал, да и о конце войны мальчик как-то никогда не заговаривал. Они вообще не говорили о том, что касается времени, что касается событий из жизни раненного, ухитряясь всегда находить другие темы. Райвен с радостью рассказывал о своих забавах, Фридрих говорил о живописи, порою даже пытался научить мальчика рисовать... Но пока извещать об этом новых знакомых не хотел.
  - Я до сих пор не знаю ваших имен, - негромко произнес он, избегая прямого ответа на вопрос. Парни вновь переглянулись; Марк осторожно кашлянул.
  - Я - Марк, - свое имя он называл спокойно, но вот с Пашкиным произошла маленькая заминка, - А он... Пауль.
  Фридрих недоуменно заморгал, переводя взгляд с одного на другого.
  - Почему же тогда вы решили, что я говорю по-русски, если сами немцы?
  - Мы русские! - в один голос отозвались парни; Пашка досадливо вздохнул.
  - Давай этот вопрос обсудим после, ладно? Объясни, как ты... хотя нет, это тоже потом. Ты знаешь, как вылезти из этой паутины, из этого безвременья?
  Немец пожал плечами.
  - Райвен знает, - напомнил он, - Если он вас отправил сюда... признайтесь - вы тоже потревожили его кости?
  - Его кости мы почти спасли, - фыркнул Марк, - Кстати, он говорил, что трон свой отправил сюда, к тебе?
  - Да, вот он, - художник удивленно кивнул, указывая куда-то за мольберт. Ребята, вытянув шеи, имели счастье убедиться, что человек этот им не лжет - за большим листом бумаги и в самом деле скрывался костяной трон темпора.
  - Ага... - протянул Марк, вновь потирая подбородок, - Не знаю, что это нам дает, но что-то дает безусловно. Во всяком случае, стало ясно, где мы. Фридрих! - он вновь устремил взгляд на несколько растерянного солдата, - Слушай меня внимательно и не перебивай. Я попытаюсь в усеченном варианте... Итак, война закончилась победой русских. Это хорошая новость. Плохая - Райв, встретив вас в годы войны, отправил тебя сюда, а Вольфганга вперед на многие годы. Мы нашли его на ступенях лестницы башни, когда сами, заблудившись в лесу, попали сюда. То есть, туда. Благодаря темпору он выучил за одну ночь русский язык, благодаря нам был перевязан... В общем, многое мы пережили, прежде, чем добрались до Райвена. Этот остолоп шутки ради отправил нас с Па... Паулем в сорок второй год, а обратно вернул в компании пятерых немецких солдат, настроенных на редкость недружелюбно. Пока мы спасали мальчишку от выстрелов, он ухитрился разбить свои часы... - заметив ужас, промелькнувший в глазах слушателя, парень замахал перед собой руками, - Все не так страшно, в часах просто маленькая трещинка, мы ее заклеили, чтобы песок не высыпался! Но благодаря этой трещинке Райв не может контролировать время, оно, как он выразился, нестабильно. И, когда он начинает психовать или как-то напрягается, происходят странные события. Он невольно помог немцам выбраться из подвала. Он переместил в это время какого-то немецкого гражданина из давнего времени, слугу господина, некогда жившего в этом замке. И, наконец, когда немцы стали палить в нас, он закричал и мы очутились здесь... Что сейчас с ним, что с Вольфгангом и моей сестрой мы не знаем - они оставались там, Вольф был вооружен... Но, боюсь, один против пятерых он все равно не выстоит. Поэтому спрошу еще раз - знаешь ли ты, как покинуть это место?
  Фридрих окинул долгим взглядом одного своего собеседника, затем другого и, неожиданно усмехнувшись, покачал головой.
  - Да, немцами вы были бы очень странными. Хотя ты, - он указал на черноволосого, сероглазого Марка, - И на русского-то не очень тянешь. Что же до твоего вопроса, парень, так ответ на него я уже дал - мне неизвестно, как покинуть это место. Я не знаю, каким образом попал сюда, знаю только по какой причине... И за эту причину я уже принес Райвену свои самые искренние извинения. Не оскорбляй его в моем присутствии, будь добр - Райв, как вы его называете, мальчик очень хороший и при надлежащем воспитании стал бы замечательным человеком... - немец глубоко вздохнул и, как-то рефлекторно коснувшись раны, продолжил, - Я оказался здесь много лет назад, после того как проявил неуважение к костям темпора. Сначала возмущался, кричал, ругался... Потом мальчик все объяснил мне. Здесь мне лучше, чем в обычном времени, здесь нет боли, нет страха смерти, нет даже смерти как таковой - когда мое время кончится, я просто прекращу существовать. Возможно, поэтому смерти бояться я перестал и не понимаю вашего страха сейчас. С другой стороны... - он задумчиво коснулся подбородка, - Вольфганга я помню, я благодарен ему за то, что он довел меня сюда. Не хотелось бы, чтобы он вдруг погиб... Но как покинуть паутину я не знаю. Это место вечно как само время, оно было всегда, а это помещение специально для меня создал Райвен, чтобы мне было уютнее жить и творить. Уйти отсюда... Вы понимаете - для меня это значило бы умереть, я никогда не рвался искать выход. Впрочем, на заре своего пребывания здесь я бродил среди нитей и рассматривал то, что происходит на них, а Райвен предупреждал меня, чтобы я не касался их. Возможно, именно в этом причина, - Фридрих неуверенно пожал плечами, - Возможно, нам следует найти нить, на которой находятся Вольф и твоя сестра, нить, где находится Райвен и коснуться ее... Я не уверен, но, быть может, вы тогда окажетесь в том же времени, где и они.
  Пашка, вполне впечатленный долгой речью заключенного, раненного, но, судя по всему, абсолютно довольного своим положением человека, чуть сдвинул брови.
  - Мы - да. А ты? Останешься здесь? - заметив удивленный протест в глазах собеседника, он поспешил объяснить, - В нашем времени такие раны лечатся, поверь, если мы доставим тебя в больницу...
  - Если я покину паутину, до больницы я не дотяну, - очень спокойно, совершенно буднично произнес Фридрих и неожиданно взмахнул рукой в сторону выхода, - Идемте! Я немного разбираюсь в хитросплетениях нитей, знаю, где и что находится. Попробуем отыскать ваших и моих друзей.
  
  ***
  Вольфганг дернул девушку за руку и, мимолетно скривившись от боли в поврежденной ключице, оттащил ее назад, пряча за приоткрытой дверью подвала и скрываясь там же сам. Тата, осторожно выглянув у него из-за плеча, нахмурилась.
  - Где мы? - шепнула она. Немец неопределенно повел плечом и покачал головой. Он не знал.
  - Понятия не имею, - так же тихо отозвался он и, помолчав, прибавил, - Но место мне не нравится.
  Девушка, откровенно изумленная этим заявлением, попыталась обойти друга и спутника, дабы более полноценно рассмотреть столь неприятное ему место.
  - Но это же всего лишь башня, - она удивленно моргнула, - Только немцы куда-то делись... И Марк с Пашкой... И Райв...
  - И мы, - съязвил Вольф и, глубоко вздохнув, покачал головой, - Тата, это не они куда-то исчезли - это мы переместились во времени! Опять этот Райвен со своими часами, он с ума меня сведет!
  - Не хватает еще сумасшедшего эсэсовца, - буркнула его собеседница и ненадолго умолкла. Затем продолжила вновь.
  - И что тебе не нравится здесь? Башня как башня, разве что чуть более чисто и дверь в подвал не выбита. О, кстати, может, в подвале сидит Райвен из этого времени, может, если мы попросим...
  Вольфганг совершенно невежливо зажал ей рот рукой и, приложив палец другой к собственным губам, скосил глаза куда-то вправо. Тата замерла, ловя себя на том, что такой призыв к тишине ей почти приятен, и невольно прислушиваясь.
  Откуда-то сверху донеслись шаркающие шаги, затем послышались звенящие тревогой голоса. Говорили по-немецки, поэтому понять, о чем идет речь, девушка не могла, но вот Вольфганг нахмурился. Ему, судя по всему, происходящее стало нравиться еще меньше.
  - Они говорят - кто-то стучал, - чуть слышно прошептал он, склоняясь к уху спутницы, - Боятся, что за ними пришли... Я тоже боюсь, потому что, кажется, знаю, кто мог прийти.
  Ответить девушка, лишенная возможности говорить, не смогла, посему предпочла ограничиться лишь красноречивым подъемом бровей.
  - Призывают на войну, - продолжил шептать немец, - Это было жестокое время, не щадили ни своих, ни чужих. На войну созывали всех, а если кто-то не хотел идти... - он неожиданно умолк и негромко вздохнул.
  Шаркающие шаги спустились ниже, зазвучали по ровной площадке перед лестницей. Скрипнула открывающаяся дверь; раздались чьи-то грубые, резкие голоса и отвечающий им испуганный шепот.
  Вольф мрачно кивнул - он в своих предположениях не ошибся.
  - Она говорит, что ее муж болен, а сын слишком юн, - шепотом перевел он, - Это плохо. Боюсь, именно эти ее слова стали причиной того, что замок был разрушен...
  Тата, по-прежнему лишенная возможности ответить, немного подалась вперед и испуганно прижалась к молодому человеку, осторожно приобнимая его. Сейчас, здесь, когда они оказались одни среди готовящегося безумия, когда над их жизнями нависла совершенно реальная угроза, она вдруг ощутила неодолимую необходимость ощутить его поддержку, почувствовать тепло... Вольфганг недоуменно отстранился, опуская зажимающую ее рот руку.
  - Что ты делаешь?..
  Девушка досадливо вздохнула. Донести до стеснительного немца то, что самой ей казалось вполне естественным представлялось занятием непростым.
  - Обнимаю тебя! - несколько раздраженно шепнула она и, прекрасно сознавая, что сейчас не время для выяснения отношений, что место выбрано абсолютно неподходящее, но не находя в себе сил и дольше сдерживаться, продолжила, - Вольф, ты что, правда ничего не понимаешь?
  - Чего я не понимаю? - совсем растерялся парень и, осторожно выглянув из-за двери, покачал головой. Там, на пороге башни, события накалялись - в дело пошли угрозы, а женщина, хозяйка поместья, продолжала умолять и просить не забирать ее больного мужа и малолетнего сына.
  Когда он обернулся, его ждало самое решительное и однозначное объяснение, какое только можно придумать - Тата, обхватив застенчивого немца за шею, горячо прильнула к его губам.
  Вольфганг опешил и, неуверенно сжав обеими руками ее талию, на мгновение замер, позволяя себе слабость насладиться этими приятными мгновениями, затем все-таки неуверенно отстранил.
  - Тата...
  - Ты мне понравился с первого взгляда! - зачастила девушка, не давая молодому человеку и шанса на возражение, - Честное слово, очень понравился! Ты очень красивый, Вольф, сильный, смелый... ну, почему ты такой стеснительный?
  Немец потряс головой, пытаясь сопоставить в своем сознании все происходящее. Со стороны входа раздался резкий приказ, затем звук грубой пощечины и женский вскрик. Судя по всему, заявившиеся солдаты перешли к решительным действиям.
  - Я... - он кашлянул, пытаясь подобрать хоть какие-то слова и, наконец, уцепился за спасительное, - Сейчас не время.
  - Откуда ты знаешь, что потом время будет? - Тата, не в силах сдерживаться, даже топнула от негодования, - Вообще... Может, нас убьют прямо здесь и сейчас, а ты ломаешься, как девочка на первом свидании! Блин, Вольф, это я тут девушка, это мне надлежит ломаться и краснеть!
  - Я не краснею! - огрызнулся немец и, тяжело вздохнув, потер переносицу, - Послушай... Тата, ты мне очень нравишься, честно. Ты красивая, добрая, милая, просто... У меня была подруга, тогда, еще до войны. Мы собирались пожениться, но потом все это началось... Я обещал, что женюсь на ней, когда вернусь, но не вернулся, - он немного поник, - Прости, я не хочу... В конце концов, как я могу нравиться тебе? Подумай - я из другой страны, из другого времени, я... - закончить ему не дал еще один бессовестный поцелуй.
  От двери донесся резкий приказ разрушить замок и перебить всех, кто в нем находится. На размышление остались считанные секунды.
  Вольфганг неуверенно приобнял девушку за талию, чуть привлекая ее к себе, путаясь пальцами в длинных каштановых волосах. В конце концов... а вдруг это действительно последнее, что они делают в жизни? Вдруг больше шанса не будет?..
  Где-то слева раздался первый взрыв; на головы посыпалась каменная крошка. Вольф оторвался от губ Таты и, совершенно неожиданно для себя, широко улыбнулся, силясь сдержать так и разбирающий его смех. Заметив в глазах девушки тень обиды, он покачал головой и, легонько вновь поцеловав ее, шепнул:
  - В этом, похоже, вся моя жизнь - война рядом даже в самые сладкие ее минуты. Я прошу тебя, давай мы сначала постараемся спастись, а уже потом... ладно?
  Девушка, поняв, что объект ее чувств, видимо, все-таки отвечает взаимностью, улыбнулась сама, воодушевленно кивая.
  - Только обещай об этом после не забыть! - потребовала она, касаясь ладонью его груди, затянутой в мундир и, не дождавшись обещания, выскользнула из крепких объятий немца, хватая его за руку и увлекая за собой, - Спустимся в подвал! Если там даже нет темпора, там безопаснее...
  Романтика была забыта. Вольфганг, шагнувший, было, за неожиданно обретенной подругой, резко затормозил и потянул ее назад.
  - Райв говорил, что там был обвал! - зашипел он, - Туда нельзя! Стой! - внезапная мысль прошила его, как молнией, - Темпор... ты помнишь, наверху, на камине стояли песочные часы?
  Тата неуверенно кивнула, не совсем улавливая мысль друга. Тот куснул себя за губу.
  - Не знаю, поможет ли это... - продолжил он, размышляя на ходу, - Но, если песок в них не заканчивается, и темпор действительно рядом... Считай меня дураком, но не может ли это быть нашей связью с ним?
  
  ***
  Райвен сидел, крепко привязанный к единственному в библиотеке стулу, опустив голову так, чтобы скрывать лицо прядями темно-каштановых волос, и тихонько хлюпал носом. Пятеро немцев, собравшиеся здесь же, негромко переговаривались, обсуждая сложившуюся ситуацию и решая, что делать дальше.
  - Мальчишка может что-то знать, - командир, высокий мужчина с красным лицом и жестокими глазами, сдвинул густые брови, - Не знаю, как его дружки бежали, но его они бросили - он легко предаст их!
  - Если бы хотел их предать - уже все рассказал бы, - возразил ему один из подчиненных, парень с длинным носом, маленькими глазками и пухлыми губами. После всего случившегося, после того, как они угодили в такой странный переплет, рядовые получили некоторое право оспаривать если не приказы, то рассуждения командира.
  - Он плачет, боится, - продолжил длинноносый, - Может, наоборот, не пугать его, а попросить по-хорошему? По-моему, он вот-вот сломается.
  Собеседник презрительно фыркнул и четко, по-военному, повернулся, вставая к спорщику спиной, обращаясь к другим соратникам. Один из них - приземистый мужчина с землистым лицом, человек уже взрослый, тотчас же внес свою лепту.
  - Если вот-вот сломается, достаточно немного надавить. Может, стукнуть его разок? Мальчишка-то вроде крепок, от пары тычков не сломается.
  - Тебе лишь бы кулаками махать, Ганс! - возмутился еще один молодчик, на этот раз вполне приятный на вид и, шагнув к длинноносому, чуть приподнял подбородок, - Я за идею Альбрехта. Мальчика надо уломать, зачем сразу бить?
  Последний из участников небольшого отряда, мужчина, по возрасту как будто соответствующий командиру, предпочел оставить свое мнение при себе и ограничился глубоким вздохом. Разговор в таком духе шел уже минут двадцать как, и смертельно ему наскучил.
  Хотелось, в конце концов, разобраться с тем, что происходит. Хотелось вернуться в понятное и нормальное, хотелось вскинуть автомат и расстрелять врагов... но врагов рядом, как назло, не было.
  Он тряхнул головой и, будучи человеком решительным, предпочитая действия словам, резко шагнул к несчастному темпору, хватая его за волосы и запрокидывая ему голову.
  - Где твои дружки?! - рыкнул он, - Куда провалились, каким образом? - и, тряхнув перепуганного мальчишку, приказал, - Отвечай!
  Райвен затрепетал, как лист на ветру и, пытаясь освободиться, слабо мотнул головой. Затем откровенно заплакал.
  - Только не часы!.. - с трудом выдавил он, - Не трогайте часы, я... я не знаю... ничего не знаю, пустите, пустите меня!
  Спастись он не мог. Отправить негодяев в их время или вернуть ребят обратно - тоже. Мысль о том, что рука немца, сжимающая его шевелюру, находится излишне близко к часам, внушала смертный ужас, заставляющий леденеть пальцы. Отчаяние мутило разум, придумать достойный ответ мальчик был не в состоянии, и только и мог, что просить, умолять жестоких людей отпустить его.
  Человек, держащий его за волосы, криво, презрительно улыбнулся и несильно, но очень чувствительно ткнул его кулаком под ребра.
  - Наш язык ты, стало быть, знаешь... - издевательски промурлыкал он и неожиданно презрительно сплюнул на пол рядом со стулом, - Умник, твою мать. Давай, говори, куда твои приятели подевались! Что это за чертовщина была, а?! Они как будто сквозь пол провалились!
  Его соратники, очень заинтересованные ходом беседы, а также ответами мальчугана, окружили их полукругом, ожидая реакции последнего. Тот всхлипнул и, неловко дернувшись, затряс головой.
  - Я... я это не нарочно, я не знаю!.. Не знаю, куда они... где сейчас... я не специально, я не хотел! Отпустите, отпустите, мне больно!
  Мужчина неспешно выпустил его волосы и, оглянувшись на однополчан, пожал плечами.
  - Как сказал бы Ганс - хрень какая-то, - доложил он, устремляя взгляд к командиру, - Мальчишка ведет себя так, будто это он их куда-то отправил. Только я что-то в это не верю.
  Командир в раздумье покивал, пощипывая себя за кончик большого, мясистого носа, затем хмыкнул.
  - Тресни его еще разок, да посильнее. Глядишь, мозги проснутся, придумает, что поубедительнее соврать.
  ...
  Фридрих неожиданно дернулся и, согнувшись, ухватился за плечо рядом стоящего Марка. Тот, худощавый, тонкокостный, такого не ожидал и, сам немного склонившись, кое-как поддержал нового знакомого. Пашка, более крепкий, чем его приятель, торопливо пришел тому на помощь.
  - Что случилось?
  Немец покачал головой. Это он понимал плохо.
  - Ка... кажется, Райвена кто-то ударил, - на миг задохнувшись, выдавил он и, потирая область солнечного сплетения, с трудом выпрямился, - Я это почувствовал. Мой бедный мальчик, неужели у кого-то поднялась рука на него? Он же совсем еще ребенок, ему не более тринадцати лет по меркам людей!
  - Я думал, он постарше, - честно признался Марк и, тяжело вздохнув, огляделся, - Надо найти нить, на которой он сейчас находится, тогда, быть может, будем знать, что происходит. Ты, кстати, говорил, что в их хитросплетениях разбираешься.
  Художник кашлянул и, рефлекторно коснувшись раны на виске, дрожащими пальцами поправил несколько прядей своих светлых волос, убирая их со лба. Лицо его было мрачно.
  - Я разбираюсь, - процедил он, - Но на какой из нитей может быть мой сынок, не знаю. Не знаю, где были вы, какое это время, что там происходило...
  - Две тысячи двадцатый год, - мигом вклинился Пашка, - Мы гуляли по лесу и пришли в эту идиотскую башню. Вольф, кстати, все твердил о каких-то двух звездах над ней, но самим нам их так и не довелось ни разу увидеть. Ну, что еще... Башня разрушена, на лестнице валяется всякий хлам, мы обитали в библиотеке, а немцы сидели в подвале. Исчерпывающе?
  - Не вполне, - сварливо откликнулся Фридрих и, старательно отгоняя от себя болезненные ощущения, решительно поднырнул под одну из толстых 'труб', образующих паутину времени, - Сюда. Если на Райвена кто-то напал... - он на секунду сжал губы и решительно мотнул головой, затем сдувая с глаз челку, - Я отправлюсь вместе с вами. Своего мальчика я в обиду не дам никому!
  Пашка с Марком переглянулись и предпочли не отвечать. Искренняя и горячая привязанность Фридриха к Райвену была очевидна и, хоть и вызывала некоторое недоумение, все-таки в комментариях не нуждалась.
  Немец продолжал уверенно шагать вперед по несуществующей поверхности, абсолютно не замечая раскинувшегося вокруг небытия, легко выбирая направление между нитей времени и, похоже, совершенно в них не путаясь. Его спутники поспевали следом, изредка переглядываясь, пытаясь уловить все временны́е промежутки, представленные на нитях, но почти ничего не успевая увидеть.
  Неожиданно Марк остановился, словно налетев на стену.
  - Стой! - окрик его заставил затормозить и Фридриха, и Пашку, и обоих, одинаково недоуменных, приблизиться. Немец нахмурился, вглядываясь в очередное живое изображение, перед которым замер парень и чуть склонил голову набок.
  - Это Вольфганг, - негромко резюмировал он, - Только время не то, о котором вы говорили, это прошлое, годы войны. А вот девушку я вижу впервые...
  - Это моя сестра, - голос Марка прозвучал заморожено; в серых глазах его отразилось нескрываемое волнение, - Но что, черт возьми, они творят?! Куда идут? Я вижу - кругом взрывы, а их понесло наверх по этой крутой лестнице - зачем??
  Пашка глубоко вздохнул и, передернув плечами, сунул руки в одни из многочисленных карманов на своих штанах.
  - Скажи-ка, Фридрих... - проникновенно начал он, - А нельзя ли тут как-нибудь динамики включить, ну или, на худой конец, громкость прибавить? Мы же ни черта не слышим, а хотелось бы в общих чертах понять... Марк, ты заметил? Они держатся за руки.
  Брюнет досадливо отмахнулся - с его точки зрения, эта деталь была весьма незначительна.
  - Должно быть, наконец-то нашли общий язык. Предлагаешь радоваться, что умрут они оба счастливыми?
  Немец, усмехаясь, легко покачал головой и задумчиво накрутил на указательный палец один из своих вьющихся локонов.
  - Я знаю Вольфа. Он бы не пошел без необходимости туда, где грозит опасность - он знает, что делает. Кстати, что до девушки... Вообще-то, у него была девушка. До войны.
  - И что? - Пашка откровенно недоуменно заморгал, поворачиваясь к собеседнику. В синих глазах его отобразилось искреннее непонимание.
  - Время до войны давно в прошлом, сейчас Вольфа можно считать... эээ... холостым. У Таты, по-моему, все шансы есть и, поверь мне, Фридрих, она у нас дама решительная и привыкла добиваться, чего хочет. Так что это у Вольфганга шансов нет... блин, в самом деле, что они творят?
  Марк, который стоял, обхватив себя руками, будто бы снова мерз, и не отрывал взгляда от творящегося перед его глазами, неопределенно мотнул головой. Того, что делает сестра и ее новоявленный парень (а в последнем молодой человек не сомневался) он решительно не понимал и всецело не одобрял их поведения. В конечном итоге, красться по шатающейся от взрывов лестнице, при этом еще отчаянно пытаясь не попасть на глаза ни хозяевам замка, ни захватчикам можно было смело полагать затеей смертников. Отсутствие звука понять это не мешало и, пожалуй, сейчас парень даже был рад, что не слышит, как бабахают взрывы и как кричать испуганные хозяева. В этом случае на психику бы все это действовало значительно сильнее.
  - Нет смысла стоять здесь и смотреть, - Фридрих, видя, что один из его спутников всецело увлечен происходящим с его сестрой, участливо коснулся его плеча, - В их время вам отправляться смысла нет - вы застрянете там вместе с ними, если только... - осененный внезапной догадкой, немец нахмурился, - Нет, они не должны этого делать. Если они решат разбить часы...
  - Какие часы? - Пашка, тоже увлекшийся происходящим, повернулся одновременно с другом и, переглянувшись с ним, приподнял брови, - Часы темпора, насколько помню, у него в волосах, их...
  - Я не о них, - художник глубоко вздохнул, - Если они найдут часы, где не кончается время и разобьют их - они попадут в свое время. Но это опасно! Вольфганг может вновь очутиться в сорок третьем, да и Райвен... - он сжал губы и покачал головой, - На нем это отразится не слишком хорошо, - и, наткнувшись на вопросительные взгляды, без особой охоты пояснил, - Сейчас нестабильность времени его не затрагивает. Но, если разбить часы, он и сам может случайно оказаться где-нибудь... не там.
  Марк, мрачнея, вновь повернулся к нити времени. На ней Вольф и Тата уже подбирались к заветной двери, к той самой комнате, где на камине стояли песочные часы с не кончающимся в них песком.
  - Надо их как-то предупредить... - Пашка, видя, как бледнеет и без того всегда бледный друг, сглотнул, - Я бы не хотел, чтобы Вольф опять улетел в сорок третий - Райв даже не сумеет его вернуть!
  Фридрих поморщился и, пожав плечами, неожиданно отвернулся, неловко вновь касаясь раны на виске. Парни, переглянувшись, подумали, что беспокоить его она, судя по всему, все-таки продолжает - да и странно было бы не замечать, что у тебя пробит висок.
  - Все зависит только от него, - говорил немец глухо, но очень уверенно, - Если разбить часы, время залечит свои раны, восстановит цепь событий, вернет все на свои места. И только от Вольфа зависит, что он сочтет своим местом, только он знает, где его сердце. Идем, до нужной нити осталось немного, а я чувствую, что Райвену страшно.
  Марк поморщился и, резким движением одернув куртку, решительно отвернулся, направляясь за провожатым. Пашка, с сожалением оглянувшись на нить, поправил хвостик на затылке и последовал за ним.
  До нужной нити и в самом деле оставалось немного. Они сделали от силы шагов пять, когда Фридрих внезапно вскрикнул и со всех ног бросился вперед. Его спутники поспешили за ним, опасаясь, как бы взволнованный немец вдруг не наделал глупостей.
  Глупости же эти, как стало ясно сразу, в голову ему приходили, ибо картина их взорам предстала душераздирающая.
  - Захватили нашу библиотеку... - Пашка скрипнул зубами, сжимая кулаки, - Ну, я бы им...
  Его друг отмахнулся, шагая вперед и взволнованно созерцая привязанного к стулу ремнями мальчика, испуганного, заплаканного и, увы, побитого.
  Нижняя губа у темпора была разбита, на скуле наливался багровый кровоподтек, да и сидел паренек весьма неловко, наполовину согнувшись. Звука слышно не было, но было совершенно ясно, что Райвен плачет - слезы катились по его щекам сплошным потоком, личико покраснело, а в черных влажных глазах застыл нескрываемый ужас.
  Брюнет поспешно скользнул взглядом по его волосам и мысленно перекрестился. Часы все еще поблескивали в густой шевелюре, а значит, надежда еще...
  - Райвен... - дрожащий голос Фридриха перебил ход его мыслей, - Боже правый... сынок... что же они сделали с тобой!
  Миг, когда он бросился вперед, явно не думая о себе, желая только защитить названного сына, оба парня благополучно пропустили и, в последнюю секунду обнаружив художника возле нити, явно намеренного с головой окунуться в настоящее, собирающегося рискнуть, а то и пожертвовать жизнью - рана-то его была неопасна только тут, - бросились к нему.
  Однако, было уже поздно.
  Фридрих нырнул в нить времени, как в омут, бросился в нее головой вперед, и парни, не успев остановить немца, внезапно увидели его рядом с испуганным мальчуганом.
  Это послужило сигналом. Дольше ждать они уже не стали - нырнули в свое время следом за отчаянным солдатом, безмерно желая спасти и его, и малыша-темпора.
  
  ***
  - Ты видела звезды?
  Тата, продолжающая держать спутника за руку, медленно кивнула, озираясь. Похоже, их фокус все-таки удался - обстановка вокруг изменилась довольно кардинально, вновь становясь узнаваемой: отсутствующая стена за спиной, камин с, как это ни странно, целыми часами на нем, пыль, запустение, грязь... Все так, как и было, как должно быть сейчас.
  - Как раз когда ты разбил часы, - подала, наконец, голос девушка, - Песок взлетел вверх, стена поехала вниз, и за ней сверкнули две яркие звезды... Я еще подумала, что они прямо-таки наша путеводная нить. Знаешь... - она вгляделась в Вольфганга пристальнее, - На этот раз я почувствовала, как меняется время. И... было такое странное чувство - как будто меня тянуло вперед, а тебя назад. Ты не ощутил?
  Немец вздохнул и, чуть улыбнувшись, кивнул. Он тоже испытал это странное чувство, испытал его и справился с ним, и прекрасно сознавал, благодаря чему.
  - Да, - негромко отозвался он, - Как будто я должен был вернуться назад, в то время, а ты - отправиться вперед, в этот год. Я тогда подумал, понял, что не хочу обратно, - взгляд его светлых, загадочных глаз стал серьезным, - Подумал - пусть прошлое остается в прошлом, а если в этом времени у меня есть будущее, где есть ты... - здесь молодой человек немного смутился, но все же закончил, - То я хочу такое будущее.
  Девушка расплылась в широкой, счастливой улыбке. Пожалуй, это были именно те слова, какие она хотела услышать, то самое признание, немного странное, но от этого ничуть не менее искреннее.
  - Я тоже хочу такое будущее, - тихонько отозвалась она, и шагнула, было, к собеседнику, безмерно желая подкрепить слова действием... но замерла на половине движения.
  Откуда-то снизу донеслась трескучая автоматная очередь; за ней последовали крики. Тата рывком повернулась к двери, сдвигая брови - ей почудилось, что она узнала голос брата.
  Вольф, встав рядом с ней, закусил губу, напряженно вслушиваясь.
  - Странно, - молвил он по прошествии нескольких секунд, - Мне почему-то казалось, что Марк и Пауль тоже куда-то переместились... Останься здесь! - к двери немец бросился так резко и так быстро, что девушка даже не успела среагировать, возмутиться справедливым приказом и, сообразив это, гневно выдохнула. А затем, недолго думая, последовала за своим новоявленным кавалером, тихо злясь на его безрассудство.
  Нет, ну куда лезет, а? Ведь ранен сам, рукой левой с трудом двигает... с другой стороны, он по-прежнему вооружен, а огневая помощь внизу может оказаться не лишней. С третьей стороны, отсиживаться наверху она точно не будет.
  Девушка бегом спустилась до половины лестницы и, внезапно сообразив, что, выскочив сейчас из-за двери библиотеки, скорее всего, станет хорошей мишенью, остановилась, прислушиваясь.
  Тем временем, Вольф, сбежавший по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней, замер у двери, вскидывая автомат и готовясь оказать ту самую огневую поддержку, а пока прислушиваясь. Чтобы оказать полноценную помощь, следовало хоть приблизительно уяснить для себя, что тут происходит.
  ...
  Когда взявшийся из ниоткуда Фридрих бросился к Райвену, принимаясь развязывать удерживающие его ремни, немцы попятились от неожиданности, неуверенно поднимая оружие. Альбрехт, уставившись на него в совершенном обалдении, истово перекрестился.
  Марк с Пашкой, очутившиеся в библиотеке с секундной задержкой, окинув взглядом мизансцену, быстро переглянулись и, недолго думая, схватили с двух сторон большой, уставленный посудой стол, переворачивая его и образуя таким образом более или менее надежный бруствер, и тотчас же бросаясь за него. Автоматная очередь, хлестнувшая по прочной столешнице как раз в тот миг, когда парни затаились за ней, дала им понять, что сделали они это не зря.
  Марк осторожно выглянул из-за укрепления, стараясь остаться незамеченным для врага и, заметив, что мальчика их союзник уже освободил, поспешно махнул рукой.
  - Сюда! Живо!
  Фридрих, не давая несчастному темпору опомниться, дернул его к перевернутому столу и, спустя мгновение уже скрылся за ним вместе с ребенком. Здесь он позволил себе быстро обнять названного сынишку и, осторожно усадив продолжающего судорожно всхлипывать паренька на пол, занять оборонительную позицию.
  - Они могут просто обойти... - заметив, что стол был опрокинут очень удачно, одним концом почти упираясь в стену, а другим обращаясь ко входной двери, немец немного успокоился, - Нужно подумать, как защититься! Тем более, что помощи ждать неоткуда и, если мы не справимся сами...
  Немцы с той стороны стола негодующе зашевелились - первое изумление, вызванное неожиданностью происходящего, прошло, настало время принимать решения. Ганс мигом потребовал расстрелять столешницу вместе с проклятыми русскими, скрывающимися за ней; Альбрехт выразил сомнение в его умственных способностях и прозрачно намекнул, что русские могут быть и вооружены.
  - Они же отстреливались тогда, - напомнил он. Краснолицый командир, выслушав заявления обоих, презрительно поморщился.
  - Стрелял предатель, - буркнул он, - Автомат отбил у тебя, кретин. Но оружие у них может быть - они обосновались тут, неизвестно, что и где у них припрятано. Лучше соблюдать... Черт возьми! А этот здесь откуда?!
  Вольфганг, убедившись, что воцарилась тишина и справедливо предположив, что лучше момента для атаки просто не придумать, рывком распахнул дверь и хлестнул наискосок автоматной очередью по пятерым немцам, мысленно прикидывая на сколько еще хватит патронов.
  Альбрехт, вскрикнув, упал, заливая пол кровью. Немцы бросились врассыпную, прячась по углам и не организованно отстреливаясь - эффект неожиданности, второй за короткий срок, сработал на 'ура'.
  - Сюда! - Фридрих, не пытаясь сейчас разбираться, кто пришел им на помощь, не выглядывая из-за стола, почти прорычал это слово, произнес его совершенно чужим голосом, и Вольф на секунду замялся, не понимая, к кому приказ был обращен.
  - Вольф, быстрее! - голос Пашки немец все-таки узнал и, уже не медля, ловко ускользая от пуль, бросился за стол, скрываясь за ним.
  Обнаружив, помимо двух друзей и темпора еще одного человека, она ошарашенно замер.
  - Фридрих!..
  Его друг вздохнул и, слабо улыбнувшись, кивнул, протягивая соратнику руку.
  - Здравствуй, Вольф. Давно... мы не виделись. Ты изменился - выглядишь немного старше, да и волосы твои стали длиннее...
  - Зато ты как будто помолодел, - Вольфганг, стиснув руку товарища, нахмурился, - Тебе как будто снова двадцать семь, ты таким был до войны... Вот только рана...
  Райвен, хлюпающий носом, несчастный, побитый и измученный болью и страхом, внезапно дернулся и вскрикнул. До сей поры происходящее паренек воспринимал как-то отстраненно, не особенно останавливаясь на том, что творится вокруг, но последние слова Вольфганга заставили его, наконец, вернуться в реальность.
  - Ф... Фридрих... - мальчик испуганно прижал руку ко рту, - Как ты... зачем ты?! Ты же не можешь, здесь твое время... т-твое время...
  Немец успокаивающе улыбнулся и, придвинувшись к названному сыну, мягко сжал его руку.
  - Успокойся, сынок. Пока что я не ощущаю никаких изменений, рана не причиняет мне неудобства. Я вполне способен защитить тебя, могу отомстить тем, кто так поступил с тобой! - голубые глаза художника яростно сверкнули, - Я им не прощу...
  Вольф медленно перевел взгляд с одного из собеседников на другого и, сжав губы, покачал головой. Спрашивать, почему старый друг так называет темпора, немец смысла не видел - хорошо понимал это, и убедиться хотел лишь в одном.
  - Он похож на... да? - парень быстро улыбнулся. Фридрих, не поворачиваясь, кивнул и его друг тихонько вздохнул.
  О том, что уходя на войну, его старый приятель оставил дома жену и маленького сына, он знал очень хорошо, не единожды видел в руках у товарища старую фотографию с изображением ребенка и только качал головой. Сейчас, по прошествии стольких лет, после того, как война разрушительной волной прошлась по стране, не щадя ни своих, ни чужих, надежды застать сына живым у Фридриха уже, конечно, не было. И поэтому, познакомившись с этим мальчуганом, с темпором, лишенным родителей априори, он неожиданно усмотрел в нем робкий шанс, странную надежду вновь обрести утерянное дитя, начал звать его сыном, безмерно желая заменить ему отца.
  Глядя, как мальчик, всхлипывая, обнимает его друга, Вольфганг чуть усмехнулся и, отбросив челку с глаз, предпочел уделить внимание тому, что происходило снаружи. Враги, судя по всему, заняли оборонительную позицию и теперь ограничивались тем, что изредка стреляли в столешницу, не позволяя им расслабиться. Отвечать на редкие выстрелы Вольф пока не хотел - берег патроны, да к тому же предполагал, что сейчас неприятели должны быть заняты своим раненым.
  - Если ты пробрался сюда из паутины, для тебя время идти не будет... - коснулся его слуха растерянный, неуверенный шепот темпора, - Оно тогда ни для кого из вас идти не должно, пока я снова не смогу его запустить! Тогда ты будешь жить! - слезы на его глазах высохли; разбитые губы растянулись в улыбке, и мальчик ойкнул от боли. Затем перевел взгляд на Вольфа и глаза его исполнились почти суеверного ужаса.
  - А... а ты как здесь?..
  Немец досадливо отмахнулся.
  - Разбил часы на камине, ничего особенного. Тата тоже здесь, должна была остаться наверху, я велел ей ждать там.
  Марк с Пашкой переглянулись; брюнет с тяжелым вздохом плотнее запахнул куртку.
  - Тата не будет слушаться, - негромко молвил он и покачал головой, - Она никогда не слушается. Лучше бы ты взял ее с собой сюда, к нам... хотя, если ей хватит ума спрятаться, все пройдет гладко.
  Пашка сумрачно кивнул и, потерев недавно раненое плечо, поморщился.
  - Еще бы ей и в самом деле ума хватило, - буркнул он, недовольно озираясь, - Лучше бы и правда тут была... Что мы делать-то будем?
  Фридрих, отвлекшись от сына, окинул долгим взглядом союзников и, вероятно, вспомнив, кто тут старший по званию, устремил выжидающе-вопросительный взгляд на Вольфганга.
  Тот пожал плечами.
  - Постараемся выкурить их из библиотеки, и загнать обратно в подвал. Расклад, конечно, не самый удачный - у них четыре автомата, а у нас один, к тому же патронов осталось не то, чтобы очень много, но, если хорошо постараться, выполнить это можно. У них есть раненный, это нам на руку - он может их задержать.
  - Думаешь, они его не бросят? - художник, хмурясь, коснулся раны и, стараясь скрыть эту слабость, зарылся пальцами в свою светлую шевелюру.
  Марк, слушающий рассуждения солдатов очень внимательно, неожиданно вступил в беседу.
  - В любом случае, теперь их на одного меньше, а это значит - четыре на четыре. Не в обиду, Райв, - он быстро покосился на паренька, - Но из тебя сейчас вояка не слишком хороший.
  Темпор только махнул рукой - ему вступать в драку вообще не хотелось. Пашка, переведя взгляд с него на друга, внезапно напряженно сглотнул и, покосившись на немцев, как-то напрягся. В синих глазах его сполохом сверкнул почти ужас, изумивший всех присутствующих до крайности.
  - Паш, ты...
  - Парни, - перебил Марка блондин и, нервно облизнув губы, перевел взгляд с одного на другого, а затем и на третьего, - Вы... вы на каком языке сейчас говорите, а?
  Фридрих пожал плечами. Для него ответ был очевиден.
  - На немецком.
  Вольфганг нахмурился.
  - На русском...
  Марк, начиная понимать причину Пашкиной тревоги, напрягся сам.
  - Я... я уже сам не знаю... Райв?
  Темпор тяжело вздохнул и, покачав головой, подтянул к себе ноги, обнимая их. Объяснять сейчас друзьям, в чем дело, когда там, с другой стороны стола, собрались плохие люди, совсем недавно делавшие ему больно, ему вовсе не хотелось.
  - В паутине нет границ, - угрюмо проговорил он, - Там все всегда понимают друг друга, там нет никаких дурацких человеческих ограничений... Вы неправильно вышли из паутины, из нее нельзя выходить через нити! Она теперь от вас не отстанет, пока мои часы не восстановятся, и я не помогу вам. А пока что вы как бы все еще в паутине, поэтому время для вас не идет, и вы все-все понимаете.
  - Тогда почему немцев я не понимаю? - Пашка, единственный их всех, кто не был способен понимать немецкий язык, помрачнел еще больше. Мальчик махнул рукой.
  - Потому что они плохие и глупые! - категорически заявил он, - Они в паутине не были, они чужие тут, им тут не место! Это моя башня, а они сюда пришли и меня били... - черные глаза снова наполнились слезами, - Выгоните их! Они плохие, плохие, их тут не должно быть!
  Последние слова паренек почти прокричал, и Фридрих, прекрасно понимая, что лишний раз привлекать внимание неприятеля не стоит, поспешил обнять его, притягивая к себе и утешая.
  Глядя, как художник гладит мальчишку по волосам, пока тот всхлипывает, прижавшись к нему, Марк мысленно усмехнулся и подумал, что этому человеку темпор, по-видимому, доверяет больше - никому из них к своим волосам он так и не позволил прикоснуться после того, как часы были заклеены.
  Пашка, которому все необходимые объяснения были предоставлены, и который после этого запутался еще больше, недовольно насупился и, покосившись на внутреннюю часть столешницы, мотнул в ее сторону головой.
  - И что мы будем делать, чтобы выгнать этих плохих?
  Вольфганг загадочно улыбнулся и скосил глаза на Фридриха.
  - Ну, по-моему, здесь есть только один разумный выход...
  Его друг и соратник, вздрогнув, поднял голову... и, прочитав в глазах капитана что-то, понятное лишь ему, обеспокоенно сдвинул брови.
  - Не вздумай!..
  Парень усмехнулся, растягивая губы в улыбке шире и, неспешно обратившись лицом к импровизированному брустверу... рывком встал, вскидывая автомат.
  Хлестнула короткая очередь по дальнему от входа углу. Притаившийся там Ганс с рычанием выскочил и, на ходу отстреливаясь, бросился к своим. Вольф, ловко пригнувшись, сумел ускользнуть от пуль и продолжил методично поливать помещение короткими очередями, выкуривая немцев из самых труднодоступных углов.
  Марк с Пашкой, видя, с какой легкостью их товарищ уворачивается от контратак, как уверенно и четко он выгоняет противника из их любимой библиотеки, одобрительно заулыбались, переглядываясь; Фридрих оставался мрачен. Райвен, дрожа, прятался за ним, очень явственно полагая этого человека если уж не приемным своим родителем, то старшим братом точно.
  Вольф старательно теснил неприятеля, в одиночку справляясь с поставленной перед ними задачей, казалось, победа уже близка... и вдруг парень дернулся, вскрикивая и, упав на одно колено, выронил автомат, цепляясь за левую руку выше локтя. Рукав на ней уже окрасился красным.
  Фридрих взволнованно подался вперед.
  - Второй раз в ту же руку... - прорычал его товарищ и, быстро глянув на экс-подчиненного, приказал, - Не дай им почувствовать победу! Стреляй!
  - Есть! - по-военному коротко отозвался художник и, схватив автомат, вскочил сам.
  Он не успел сделать ни выстрела.
  Где-то высоко над башней, в синем мирном небе раздался глухой, гнетущий, все нарастающий гул, накрывающий собою пространство.
  Фридрих присел, прикрывая голову руками; Вольфганг сжался, продолжая цепляться за руку и втянул голову в плечи. Немцы опрометью бросились на выход, напрочь забывая и о неприятелях, и об оставшемся валяться на полу раненом Альбрехте.
  Марк с Пашкой, для которых этот звук был совершенно привычен и не вызывал не то, что страха, но даже и удивления, недоуменно переглянулись.
  - Ребят... - брюнет осторожно кашлянул, - Вы чего?..
  - Истребитель! - срывающимся, громким шепотом бросил Вольфганг, испуганно поднимая взгляд к потолку, - Ты же слышал...
  - Обычный самолет! - Пашка негодующе хлопнул себя по коленям и рывком поднялся с пола, - Ну, хоть немцев выкурили, уже...
  Со стороны лестницы, остающейся пока невидимой для них, неожиданно раздался пронзительный женский визг, и Марк, не в силах сдерживаться, тоже вскочил на ноги.
  - Тата... - испуганно выдохнул он, делая неуверенный шаг в сторону выхода. Чем может сейчас помочь сестре, парень не представлял, но бросить ее на произвол судьбы не мог.
  Вольф, шипя и кривясь, - задело его все-таки изрядно, - кое-как сам поднялся на ноги и, превозмогая боль, поспешил остановить его.
  - Если выйдешь туда - тебя или убьют, или тоже возьмут в плен. Я не думаю, чтобы ей причинили вред.
  Марк медленно перевел взгляд на него. В серых глазах его мелькнуло что-то такое, что немцу на миг почудилось, будто парень вот-вот набросится на него с кулаками.
  - Там моя сестра! - прошипел он, сжимая руки, - Ты понимаешь это?! Моя сестра!
  - И моя девушка! - Вольфганг сдвинул брови: сообщать об этом вот так вот он, конечно, не собирался, но подспудно понимал, что такие заявления сейчас будут правильными. На лице брюнета отобразилось некоторое недоумение, и его собеседник решительно продолжил:
  - Да! Да, Марк, она сумела найти минутку, чтобы мы могли объясниться! И теперь мы... я... - губы его внезапно дрогнули; парень отвернулся, - Проклятая война... Снова, опять!
  Фридрих, прекрасно понимая, что происходит с его другом, поспешил вмешаться.
  - Они не убьют ее. И не причинят существенного вреда. В конечном итоге, у нас остался их раненный, а им они, я полагаю, дорожат - отряд их мал, лишних людей в нем нет. Тем более, что им наверняка хочется понять, что же происходит, а твоя сестра...
  - Она не говорит по-немецки! - Пашка, сам нервничающий ничуть не меньше, осторожно сжал плечо друга, силясь его успокоить, но отвечая все-таки художнику, - Не понимает этого языка, как и я, они при всем желании не сумеют ничего от нее узнать! И что тогда сделают?..
  Райвен, примерно представляющий, что́ могут сделать эти 'плохие люди', всхлипнул и сжался на полу, обнимая себя руками.
  Вольфганг скрипнул зубами. Война, опять война, проклятая война! Ну почему, почему она вечно разлучает его со счастьем? Та, другая... ее, скорее всего, уже нет на этом свете, а он так и не вернулся к ней. И сейчас, когда вдруг увидел свет, ощутил надежду на светлое будущее, на будущее с ней, с этой удивительной русской девушкой... опять война! Опять проклятые солдаты, враги, единственное желание которых - не дать ему быть счастливым!
  Он медленно потянул носом воздух, пытаясь заставить себя не поддаваться панике. Чертова война... Война, на которой он дослужился до высокого звания, где он добился признания за свои умения и заслуги, за свой ум и находчивость. Нельзя, нельзя расслабляться сейчас - он не обычный обыватель, он гауптштурмфюрер, капитан, он возглавляет их небольшой отряд и всю ответственность должен, обязан принять на себя. Должен.
  - Нужно допросить раненного, - голос его прозвучал отстраненно и очень жестко: война не оставляла места для жалости, - Это единственное, что мы можем сейчас сделать.
  - Допросить?.. - Марк с Пашкой, переглянувшись, синхронно попятились. Секунду назад этот парень был не более, чем их другом, довольно добрым, приятным человеком - и вдруг такая перемена! Вдруг такая безжалостность, такая жестокость в ставших колючими глазах!
  - Вольф... - блондин попытался воззвать к рассудку отважного солдата, - Он же все-таки ранен, пострадал... Может, для начала оказать какую-нибудь помощь?
  - На это уйдет время, - бросил капитан и, скользнув взглядом дальше, рыкнул, - Фридрих!
  Художник вытянулся по струнке, выражая готовность выполнить любой приказ.
  - Взгляни, что с этим парнем, - он указал взглядом на тело, валяющееся на полу в луже собственной крови, - Но будь начеку! Он может атаковать.
  Фридрих коротко кивнул и, сжав автомат, мотнул головой, отбрасывая назад короткую вьющуюся челку. Сейчас, как никогда, стала очевидна и оправдана 'мода' на короткие солдатские стрижки - волосы на войне только мешали.
  Вперед он шагнул не менее резко и решительно, чем двигался сейчас Вольфганг, с той же жестокой убежденностью, и двум русским ребятам стало по-настоящему страшно.
  - Как будто и в самом деле война... - пробормотал Пашка, испуганно следя за приближающимся к раненному немцем, - Вот уж действительно - паутина времени! Я себя мухой ощущаю, влипшей в нее и не знающей, как выбраться. Райв, ты уверен, что ничего нельзя сделать?
  Темпор неловко пожал плечами. Он вообще сейчас не был уверен ни в чем, ужасно боялся, хотел, чтобы все закончилось, и каким образом добиться этого, не знал. В своих силах паренек уверен совершенно не был - мало того, что часы его были повреждены, так еще и сам он был изрядно потрепан, что негативно сказывалось как на физических, так и на прочих способностях.
  - Я не знаю... - тихонько шепнул он, - Могу... могу попробовать, но я не знаю... Ты был в паутине, ты можешь помочь мне! - его глаза внезапно вспыхнули надеждой, - Иди сюда, дай мне руку!
  Пашка пожал плечами и, покосившись на мрачного друга, даже на двух мрачных друзей, поспешно приблизился к мальчонке, опускаясь рядом с ним на корточки и сжимая его руку своей.
  - Закрой глаза, - принялся командовать темпор, - Представь себе паутину! Вспомни, как ты в ней был, попробуй почувствовать ее... Если у меня получится считать остаточное влияние паутины, я, может быть... - он зажмурился сам, стискивая пальчиками руку своего взрослого друга. Тот тоже закрыл глаза, максимально отчетливо воображая себе паутину, пытаясь представить, вспомнить, что испытывал, пребывая там.
  Потекли томительные секунды. Райвен, крепко зажмурившись, творил, стараясь восстановить естественный порядок вещей, желая всей душою и всем сердцем лишь найти спасение; Пашка ждал, отчаянно фантазируя.
  Вольфганг, не обращая внимания, чем занимаются защищаемые им люди, следил за настороженно подкрадывающимся к раненному Фридрихом. Марк, закусив губу, смотрел туда же, только и надеясь, что экс-солдату не придет в голову расстрелять несчастного парня.
  Текли мгновения, секунды и минуты, вокруг царила полная тишина.
  - Как думаешь, он живой?.. - брюнет сглотнул, оборачиваясь к своему другу... и, ошарашенно приоткрыв рот, завертел головой, - Пашка! Райв! Черт бы вас побрал обоих, где вы?!
  Вольф, обернувшись на его крик, тоже изумленно заозирался, затем с тихим стоном закрыл лицо здоровой рукой.
  - Фридрих! - сорвался с его губ яростный рык, - Какого дьявола ты не запретил мальчишке экспериментировать?!
  Художник, как раз опустивший взгляд на бледное, как мел, лицо пострадавшего, испуганно обернулся.
  - Что?.. Что с Райвеном?!
  Марк, чувствуя, что бледнеет, ощущая, как холодеют пальцы, медленно покачал головой.
  - Мы не знаем... - тихо шепнул он, - Он... они... оба... Райв и Пашка... Они где-то... теперь... только где, где?!
  - Черт побери... - Фридрих вцепился в собственную шевелюру и, видимо от отчаяния, сильно дернул, - Он же... он теперь не сможет вернуться назад! Проклятье, проклятье! Надо было следить, нельзя было позволять ему!.. Теперь... - он побледнел и безжизненно прошептал, - Все пропало...
  
  ***
  Тата сумрачно сидела на верхней ступени лестницы со стянутыми ремнем руками и размышляла о своей несчастной судьбе, прикидывая, как выкрутиться. Того, что выгнанные из библиотеки немцы вместо того, чтобы бежать в подвал, ломанутся наверх, она совершенно не ожидала, была убеждена, что ее, притаившуюся за небольшим изгибом стены, неприятель не заметит, и вдруг... такое разочарование.
  Мало того, что заметили, так еще и не преминули взять в плен, только зачем? Чего им надо?
  Девушка мотнула головой, пытаясь отбросить с глаз челку и мельком оглянулась на четверых немцев, держащих, судя по всему, военный совет. Хм. Странно. Кажется, раньше их было пятеро...
  Вспомнив барабанный грохот автоматов внизу, Тата поежилась. А вдруг одного из этих фашистов убили и внизу теперь лежит труп? Или, может быть, ранили... ну, тогда все не так страшно - раненому ребята наверняка помогут. Главное только, чтобы их самих не задело...
  Тем временем, немцы действительно держали совет, обсуждая план действий. В первую очередь на повестке была, что вполне предсказуемо, пленница - понять, что делать с ней, хотелось всем, как и выяснить, на кой черт они вообще захватили в плен эту русскую девчонку.
  - Зачем она нам? - товарищ Альбрехта, тот самый, чье лицо казалось здесь наиболее приятным, пожал плечами, - Вряд ли у русских есть какие-то планы, чтобы она могла их выдать...
  - И что, просто отпустить ее?! - несдержанный Ганс яростно сплюнул себе под ноги, - Дать бежать русской девке, да с какого это хрена?! Включай мозги, прежде, чем что-то советовать, Гоц! Мал еще мне приказывать, не смей...
  Командир резко шагнул вперед, прерывая пререкания.
  - Молчать! - рыкнул он, - Приказы здесь отдаю я! Гюнтер... - взгляд его скользнул к покамест молчащему человеку, тому самому, что пытался выбить какую-то невнятную правду из Райвена, стоящему у стены со скрещенными на груди руками, - Побеседуй с девкой. Ты ведь, помнится, допрашивал пленных, знаешь русский?
  Гюнтер пожал плечами и, отстранившись от стены, склонил голову набок, изучая объект работы нехорошим взглядом. Затем неприязненно поморщился.
  - Хрупкая она, - недовольно буркнул он, - Сломается быстро. Чего из нее выбить-то, герр Нойманн? Думаете, она знает, что ее дружки затеяли?
  Герр Нойманн, сдвинув густые брови и вновь наливаясь краской, сжал тяжелые кулаки, делая шаг навстречу солдату.
  - Выбей из нее правду о том, что здесь творится, рядовой Кёллер! Оставь свои вопросы! В этом замке происходит черт знает что, люди возникают из воздуха и исчезают в никуда, а ты еще спрашиваешь, что из нее выбивать?! - заметив, что один из его подчиненных очень хочет подать голос, он вытянул в его сторону руку, - Молчать, Гоц! Не твоего ума дело, что мы сделаем с русской, заткни свою поганую жалость к этим свиньям! Гюнтер!
  Рядовой Гюнтер Кёллер замер по стойке 'смирно', ожидая дальнейших приказов. Нойманн махнул рукой, указывая на мрачную девушку.
  - За дело!
  Тата, конечно, не понявшая из их беседы ни слова, но кожей ощутившая, что последний резкий приказ касается ее, напряглась. Надо было как-то исхитриться, извернуться, продать свою жизнь подороже, а лучше - сохранить ее до тех пор, пока не подоспеет помощь, и сейчас как никогда более остро вставал вопрос языкового барьера. Как она будет объясняться с ними, если не знает их языка, а они - ее?..
  В поле зрения выросла крепкая фигура солдата со свирепым лицом, и девушка поморщилась. Он что, ее запугать пытается, корча страшные рожи? Не выйдет, не на ту напал.
  - Есть рюсский? - с жутким акцентом прокаркал он, и Тата несколько оживилась. Что ж, этот хоть делает попытки наладить контакт... должно быть, с далеко идущими целями.
  - Ну, предположим, - мрачновато отозвалась она, - Дальше что?
  Неизвестно, понял ли немец ее слова, но ответить на вопрос он, тем не менее, не преминул.
  - Говорить!
  Девушка заинтересованно изогнула бровь - это делать она когда-то долго училась и теперь пользовалась обретенным навыком при каждом удобном случае.
  - Что? Сказку рассказать? - в животе неожиданно забурчало, и Тата ухватилась за спасительную соломинку, - Пока не дадите поесть, ничего не скажу!
  Повисло молчание. Гюнтер медленно переваривал странное заявление, напряженно перебирая в уме все известные ему русские слова и пытаясь найти среди них что-нибудь похожее на произнесенные пленницей; та ждала вердикта.
  Наконец, рядовой присел рядом с ней на корточки и, заинтересованно вглядевшись в лицо собеседницы, прищурился.
  - Еда?
  - Ага, - легко согласилась она, - Еда поесть. Ферштейн?
  Гюнтер неспешно опустил подбородок. Жуткое произношение девушки не помешало ему понять последнее слово, даже несколько исковерканное, хотя остальная часть ее речи понятнее от этого не стала. Он повернулся к своим.
  Герр Нойманн, сдвинув густые брови, внимательно следил за развитием диалога и, поймав взгляд рядового, брови приподнял.
  - Она просит еды?
  - Похоже на то... - Кёллер мотнул головой, опять переводя взгляд на пленницу, - Есть нет еда. Говорить!
  - А я не буду говорить, пока меня не покормят! - нахально заявила девушка и, не в силах удержаться, показала неприятелю язык. В собственной безнаказанности она сейчас была почему-то свято уверена - в конечном итоге, немцам определенно было от нее что-то нужно, иначе ее пристрелили бы сразу, ну, а во-вторых... помощь же ведь придет, правда? Ребята не бросят ее тут, окруженную врагами, Вольфганг не бросит! В этом парне Тата была почему-то уверена даже больше, чем в родном брате. Неужели на сей раз ее скоропостижная любовь с первого взгляда оказалась действительно удачной?..
  Пока девушка размышляла в таком романтическом ключе, Гюнтер предпочел оставить ее и, отойдя к своим, принялся негромко о чем-то с ними говорить.
  - Она дерзкая, - Гоц ухмыльнулся, косясь на девушку и, не удержавшись, прибавил, - Люблю таких.
  - Русские все такие, - мрачно проворчал командир, скрещивая руки на груди, - Дерзкие, наглые, самоуверенные, бесстрашные... поэтому и теснят нас, свиньи! А мы одну девку расколоть не можем!
  Ганц кровожадно ухмыльнулся и размял кулаки.
  - Я предлагаю ее как следует стукнуть. Живо всю дерзость подрастеряет, дрянь, быстренько говорить начнет!
  Гюнтер, в прениях участия не принимающий, предпочитающий только слушать, досадливо отмахнулся и вновь вернулся к своей жертве. Исполнить совет Ганца он решил сразу же, не дожидаясь дополнительных выкрутасов.
  Когда щеку внезапно обожгла сильная пощечина, а голова мотнулась от неожиданности, девушка едва не взвыла от бессильной ярости. Они еще и бить ее будут! Вот твари, сволочи, мерзавцы, вот... вот... фашисты проклятые! Ну, Вольф им задаст, дайте только ему до вас добраться...
  - Тварь... - прошипела она и, не сдерживаясь, плюнула на сапоги своему надсмотрщику, - Мой парень тебе голову снесет за это!
  Гюнтеру, судя по всему, первое слово знакомо было - видимо, русские не единожды сообщали его ему, поэтому он самодовольно ухмыльнулся.
  - Скажи ей - если расскажет, будет жить, - бросил герр Нойманн. Кёллер кивнул, склоняясь к пленнице и внезапно резко схватил ее за волосы, заставляя немного запрокинуть голову.
  Тата зашипела, как рассерженная змея и мысленно пообещала себе подстричься налысо, едва добравшись до цивилизации. От этих длинных волос сплошные проблемы! Красота, конечно, жертв требует, но не до такой же степени!
  - Ты говорить, - рыкнул немец, - Быть жить. Молчать - убивать. Понимать?
  - Си, сеньор, - съязвила девушка, мысленно радуясь, что даже в таком плачевном состоянии не утратила чувства юмора. Как выяснилось, службу ей это сослужило неплохую - озадаченный немец выпустил волосы пленницы и, склонив голову набок, недоуменно воззрился на нее. Итальянский у Таты, разумеется, звучал еще хуже, чем немецкий - этот-то язык она вообще никогда не изучала, брякнула просто, чтобы позлить мучителя, - но впечатление необходимое произвел.
  Фашисты зашевелились, растерянно переглядываясь. Самый молодой из них осторожно кашлянул и, неуверенно шагнув вперед, осведомился:
  - Bist du Italienerin?
  Девушка, абсолютно довольная произведенным эффектом, каверзно захихикала. После общения с не знающим русского языка Вольфом, пусть и недолгого, кое-что понимать она, как оказалось, начала и сейчас быстро сообразила, что ее спросили, не итальянка ли она.
  - А вот ни фига! - она прекрасно знала, что этих слов неприятели не поймут, - Вообще, чего вы ко мне пристали? Чего я вам должна говорить? Я сама знаю не больше вашего, хотите пространных и подробных объяснений - спросите темпора!
  Подставлять Райвена было, конечно, не самым правильным решением, но, с другой стороны... вряд ли эти ребята знают, кто именно из них темпор.
  Немцы вновь переглянулись. Гюнтер сделал знак Гоцу отойти и, хмурясь, опять присел на корточки.
  - Кто ist 'tempor'? Есть твой друзья?
  - Никого он не ест, - опять съязвила девушка, начиная ощущать, что какая-никакая, а сила у нее есть: во всяком случае, заморочить немцам головы она вполне способна, - Да, он мой друг. Нет, я не помогу вам его схватить и допросить. Ну, или что вы там собираетесь делать с ним...
  На сей раз ответить Гюнтер ей не успел.
  Откуда-то снизу, видимо, из оставленной ими в спешке библиотеки вдруг донесся испуганный, короткий вопль, оборвавшийся как-то неприятно резко.
  Рядовой Кёллер выпрямился и, оставив пленницу, мрачно глянул вниз. Затем покачал головой, поворачиваясь к своим.
  - Похоже, они убили Альбрехта, - негромко бросил он и, скрипнув зубами, прибавил, - Я всегда знал, что русским жалость не знакома!
  
  ***
  - Где мы?.. - робкий голосок темпора разнесся эхом под темными высокими сводами, и мальчик, испугавшись, зажал себе рот рукой. Пашка, стоящий рядом с ним, медленно огляделся и, наконец, отрицательно покачал головой.
  - Понятия не имею... - сам он говорить старался тише, поэтому голос его прозвучал хрипловато, что испугало мальчишку еще больше. Парень, видя это, попытался смягчить эффект и откашлялся.
  - Похоже, это все-таки библиотека, только... - он осекся на полуслове, снова озираясь. Да-да, все верно - библиотека, только... Книг на полках почти нет, а те, что есть, кажутся или слишком толстыми, или, напротив, состоят словно бы из одной страницы. Обложки все, как одна, темные, мрачные и пугающие, да и вообще кругом стало как-то сумрачно, даром, что на улице царит день! Перевернутого стола, да и вообще стола нет и в помине - в каком бы времени они не оказались, сейчас в библиотеке явно не трапезничают. Вдоль противоположной от шкафов стены стоят длинные, узкие скамьи, видимо, предназначенные вмещать большое количество человек. У единственного окна, наполовину скрытого черной занавеской (вот и причина сумрака!), стоит стол.
  Пашка шагнул к последнему, напряженно всматриваясь, пытаясь угадать хоть что-то знакомое в этом предмете...
  - Это алтарь?.. - он растерянно потряс головой и, оглянувшись на своего юного спутника, чью руку до сих пор сжимал, осторожно потянул его ближе.
  Алтарь был темным, не менее грозным и мрачным, чем все здесь, но все-таки обладал некоторыми отличительными чертами, представляющими немалый интерес и, быть может, способными что-нибудь прояснить.
  Первой в глаза бросалась серебряная чаша, сосуд, боле похожий на Святой Грааль, нежели на обычную чашку или даже вазу для питья, большой кубок, наполненный желтовато-розовой прозрачной жидкостью. При взгляде на нее Пашку почему-то замутило, и он предпочел отвернуться. Следующим, на что наткнулся взор, было большое распятие чрезвычайно странной формы.
  - Помесь кельтского креста и египетского анкха... - пробормотал себе под нос парень и, глубоко вздохнув, покачал головой, не решаясь трогать этот предмет. Райвен, растерянно оглядев большой крест странной формы с продолговатым овалом вместо верхней части, поежился и, склонив голову набок, присмотрелся к чему-то на дальнем краю алтаря.
  - А это что?..
  Пашка пожал плечами и уже протянул, было, руку к неизвестному, плохо различимому в полумраке предмету... как вдруг негромкое, мелодичное 'тилинь!' заставило его вздрогнуть и руку отдернуть.
  Мальчик, испуганно подпрыгнув, уставился на него как еж на кактус и, пару раз моргнув, неуверенно перевел взгляд на большой карман штанов спутника, расположенный в области колена.
  - Это... Эт-то... там?.. - голос его дрогнул. Пашка, на несколько секунд откровенно выпавший из реальности, и столь же внезапно в нее вернувшийся, чертыхнулся и с тяжелым вздохом вытащил на свет божий собственный мобильный телефон.
  - Заработал, - буркнул он и, проведя пальцем по экрану, не удержался от смешка, - Надо же! И навигатор проснулся, сообщает, что не знает, где мы находимся! Какое мудрое наблюдение - мы этого и сами не знаем! - наткнувшись на недоумевающий взгляд паренька, он осекся, - Ты знаешь, что такое телефон?
  Темпор устало опустил плечи и, вздохнув, покачал головой. Нет, он не знал, что такое телефон, а сейчас и не хотел знать.
  Ему хотелось вернуться домой. Хотелось снова сидеть на своем троне, в своем подвале, иногда навещая Фридриха, проводя время в интересных беседах с ним, а не мотаться по времени, спасаясь от плохих людей. А ведь он просто хотел повеселиться, поиграть!.. И вот к чему все это привело.
  Глаза мальчика наполнились слезами; он тихонько шмыгнул носом. Понятно теперь, почему его друзья были так недовольны этими его играми... Понятно, почему сначала сердились на него. Какие уж тут развлечения - сейчас ему совсем-совсем не весело, ему страшно, он устал, у него болят следы от побоев, которые он даже не может залечить, он хочет, чтобы все это кончилось!
  - Я домой хочу... - тихонько шепнул мальчик, судорожно стирая так и норовящие вновь выступить слезы, - Паша... Паш, придумай что-нибудь! Ну, ты же умный, ты сумел обмануть тех плохих - придумай, как нам вернуться! Пожалуйста...
  - Сначала он нас сюда отправил, а теперь 'Паш, придумай', - Пашка тяжело вздохнул и, ободряюще потрепав паренька по плечу, быстро улыбнулся, убирая телефон обратно в карман, - Не плачь. Все образуется, до сих пор мы удачно из всего выкручивались, выкрутимся и на сей раз. Ну-ка, что это... - он решительно дотянулся до не рассмотренного предмета на алтаре и, схватив его, поднес к глазам. Затем удивленно и радостно воскликнул:
  - Часы!
  Слезы на глазах темпора высохли; им на смену пришло беспокойство.
  - Какие часы?..
  Пашка, пожав плечами, протянул ему на открытой ладони маленькую поделку, оригинальный и изящный предмет - небольшие песочные часы в серебряной оправе на плоской платформе. Райвен осторожно коснулся их... и тотчас же, вскрикнув, отдернул руку и замотал головой, отступая на шаг и едва ли не падая.
  - Часы темпора!.. - голос мальчика сел; в черных глазах его отобразился нескрываемый ужас, - Ой-ой-ой... Это плохо, Паш, это очень плохо! Что же делать, что делать?!
  - Погоди, - его спутник, ничего не понимая, нахмурился и, склонив голову, всмотрелся в часы внимательнее, - Чего ты так струхнул? Ну, часы, ну, темпора... Так это же даже хорошо - если здесь есть темпор, он нас может отправить назад, в наше время, мы вернемся!..
  - Ты не понимаешь! - Райв понизил голос, расширившимися глазами глядя на часы, - Часы темпора нельзя снимать, нельзя! Без них темпор теряет свою силу, становится простым человеком, с ним можно сделать что угодно! Темпоры никогда, никогда-никогда не снимают своих часов! Но я... с-слышал... - мальчик испуганно прижал к себе руки, - Давным-давно, очень-очень давно, об этом знает только один скелет в моем троне, который жил в то время... Были люди, которые называли себя охотниками за временем. Они искали темпоров, хватали их, отбирали часы и убивали! Они мешали управлять временем, они хотели сами повелевать им, только у них ничего не получалось, и они злились...
  - Тпру! - парень, чувствуя, что у него начинает кипеть мозг, затряс головой, - Стоп, Райв, остановись! В твоих словах отсутствует логика - то ты говоришь, что двух темпоров в одно время быть не может, поэтому, когда время одного кончается, появляется второй, а то утверждаешь, что кое-кого из темпоров убили? Как такое возможно? Откуда тогда следующие взялись?
  Паренек растерянно заморгал, торопливо сопоставляя в сознании факты. Логика и в самом деле отсутствовала, однако, он был убежден, что все сообщенное им - чистая правда, но как объяснить это, не знал.
  - Ну... я... - он покусал губу, - Наверное... в разных местах в одно и то же время два темпора быть могут... Ну, или они все-таки не смогли никого убить, потому что они спаслись... Все равно! - мальчишка неожиданно тряхнул шевелюрой и решительно топнул, - Если они схватили какого-то темпора, мы должны помочь ему! Паш, пожалуйста... - заметив протест в синих глазах, мальчик умоляюще сложил руки, - Мы же не знаем... а вдруг это кто-то из тех, кто был до меня? Вдруг, если его не спасти, исчезну и я?? А это плохо, очень плохо, ты не понимаешь, я... ой! - страх в глазах мальчишки плеснул такой мощной волной, что спутнику его тоже стало как-то не по себе. Тем более, что от Райвеновского 'ой' Пашка уже привык не ждать ничего хорошего.
  - Что? - подозрительно осведомился он, рефлекторно озираясь, невольно ожидая увидеть здесь очередного случайно перемещенного из другого времени человека или, по крайней мере, изменение обстановки.
  Но вокруг все было спокойно и неизменно, никого нового в пределах досягаемости не наблюдалось. А темпор продолжать дрожать от ужаса.
  - Паутина... - задушенным шепотом известил он и, сжав рукой собственное горло, с трудом сглотнул, - В настоящем... Меня там нет, и паутина... она начнет разрушаться! Это плохо, плохо, этого не должно быть!
  Пашка вытянул вперед руку, останавливая нервные излияния паренька и пару раз тряхнул головой, силясь сопоставить факты.
  - Так. Значит, без тебя, без твоего непосредственного присутствия рядом с ней, паутина начнет рушиться... Прекрасно, - на самом деле ничего прекрасного в этом, конечно не было, но блондин не хотел показывать мальчику испуга, - Тогда у меня целых два вопроса, Райв. Во-первых, чем это грозит ребятам, оставшимся там? И во-вторых - грозит ли это чем-нибудь нам, пребывающим здесь? Хотя нет, вопроса три - как ты вообще определяешь, какое время для тебя настоящее? Ты же между временами можешь скакать, как блоха на гребне! - сравнение самому Пашке показалось не самым удачным, но темпора, судя по всему, не особенно впечатлило.
  Он тяжело вздохнул и, приблизившись к алтарю, зачем-то взял в руки загадочный крест, рассматривая его. Потом, недолго думая, не обращая внимания на некоторое негодование спутника, бросил его в серебряную чашу, прямо в наполняющую ее жидкость, и принялся отвечать.
  - Времена я чувствую, Паш. Все равно чувствую, не взирая на трещину, и могу понять, какое время настоящее для вас... Для меня, да, нет разницы - для меня настоящее любое время, где я есть, но раз у меня теперь есть вы, я хочу быть в одном времени с вами. Значит, ваше время - настоящее! - паренек быстро облизал губы и, мимоходом погладив собственные часы, продолжил, - На нас разрушение паутины не отразится, потому что мы в любом случае не рядом с ней. Хотя... - он на миг задумался, потом махнул рукой и охнул, прижимая ее к солнечному сплетению, туда, где все еще горел болью след от удара Гюнтера, - Я хочу сказать, здесь есть паутина того темпора, что здесь, а там - моя, и она без меня не будет существовать. Если она разрушится, со временем станет еще хуже, чем сейчас - будут появляться люди из всех времен, могут меняться предметы, времена года и время дня... Будет полное безумие, Паш, и так будет, пока я снова не вернусь! Нам надо домой.
  - Надо, - согласился Пашка, изрядно запутавшийся, впечатленный и вновь ощущающий себя мухой в паутине малолетнего паука. Малолетнего и изрядно перепуганного паука.
  Он хотел добавить еще что-то, как-то выразить все испытываемые им чувства и одолевающие его мысли и уже даже открыл рот, когда Райвен внезапно дернулся и испуганно обернулся ко входу в библиотеку.
  - Сюда кто-то идет! - громким шепотом предупредил он и, не мудрствуя лукаво, шмыгнул за спину своего старшего друга. Тот, сполна ощутив возложенную на его плечи ответственность, поморщился и, решительно поправив хвостик, расправил плечи.
  - Спрячься, - велел он, - Залезь под алтарь, ты там поместишься.
  Темпор, метнувшийся, было, к алтарю, внезапно замер и испуганно уставился на друга.
  - А ты?
  Пашка усмехнулся и, демонстрируя чудеса равнодушия, сунул руки в карманы, спокойно пожимая плечами.
  - А я как-нибудь выкручусь, - легко отозвался он, - Прячься, тебе говорят! Надеюсь, что благодаря паутине языки я по-прежнему понимаю...
  
  ***
  Фридрих, продолжая зажимать раненному рот, сдвинул брови, чуть склоняясь к нему.
  - И что ты орешь?
  Альбрехт, лишенный возможности ответить, нервно моргнул, продолжая сверлить его исполненным панического ужаса взглядом. Художник удивленно пожал плечами и, мельком оглянувшись на капитана Вольфганга, хотел, было, убрать руку... но в последний миг передумал.
  - Уберу руку, если обещаешь больше не кричать, понятно? - он попытался выглядеть более грозно, однако, это было излишним. Несчастный немец, испуганный по какой-то причине чуть не до обморока, готов был исполнить абсолютно все, а на собеседника смотрел, как на какое-то жуткое чудовище, что того, понятное дело, изумляло и даже несколько смущало.
  Альбрехт судорожно кивнул, согласно давая обещание молчать, и Фридрих, наконец, убрал руку.
  Раненный тотчас же попытался отползти, пачкая пол кровью; тяжело задышал, взирая на неприятеля с суеверным ужасом, и от вопля сдержался, видимо, с огромным трудом.
  - Ты... - он хрипло закашлялся, едва находя в себе силы говорить, - Ты же... ты же мертв!
  Художник, еще раз оглянувшись на капитана, а заодно и на их общего друга и соратника, растерянно моргнул. Откуда у этого парня подобная информация, он не знал.
  - А ты меня что, знаешь?
  Парень дернул подбородком.
  - Мы... мы же были... в одном полку... Я Альбрехт, Альбрехт Мессер, помнишь? Господи, я спрашиваю мертвеца, помнит ли он меня... - раненный закрыл глаза и жалобно вопросил, - Я уже умер, да?
  - Пока нет, - Вольфганг, не желая более тянуть время, решительно покинул пространство за столом и, дав знак Марку следовать за ним, приблизился к пострадавшему, - Открой глаза и отвечай на вопрос. Ты знаешь этого человека? - крепкая рука уверенно легла на плечо Фридриху, а взгляд светлых глаз скользнул к русскому, - Марк... принеси бинты.
  - Есть, - рефлекторно отозвался парень и, ловя себя на том, что уже и в самом деле воспринимает Вольфа как командира, что готов подчиняться ему по первому требованию, поспешно направился к большому ящику с медикаментами, появившемуся не без помощи Райвена.
  Альбрехт, испуганно приоткрыв сначала один глаз, затем другой, тяжело, с хрипом втянул воздух и, закашлявшись, неловко шевельнул левой рукой. Правой двигать ему было затруднительно - судя по тому, что могли видеть допрашивающие его люди, задело немца сильно: с правой стороны в грудной клетке красовалось три пулевых отверстия, расположенных ровной линией по диагонали. Вольфганг, прекрасно сознавая, что это его работа, негромко вздохнул - смерти никому из негодяев он пока что не желал, тем более, что этот парень казался более или менее вменяемым.
  - Я... его знаю... - Альбрехт судорожно вздохнул, - Мы были в одном полку, потом его перевели в другой... Я слышал, что тот полк был разбит, в живых никого не осталось! - здесь Фридрих быстро оглянулся на Вольфа, обмениваясь с ним понимающими взглядами, а раненный испуганно продолжил, - Он должен быть мертв, он мертв! Его... - парень проглотил вставший в горле комок, - Его висок... с такими ранами не живут, он покойник!
  - Я тебе рот зажимал, - буркнул несколько недовольный такой уверенностью Фридрих, - У меня что, руки холодные были? Черт, он, должно быть от кровопотери соображает хуже... Марк, что там с бинтами?
  Марк, отчаянно копошащийся и не испытывающий сильного желания оказывать помощь тому, кто несколько минут назад желал им смерти, поднял голову от ящика и, обезоруживающе улыбнувшись, продемонстрировал неаккуратный моток бинта.
  - Вот, но я искал что-то, чтобы обеззаразить раны. Не понимаю, куда все делось - вроде Вольфа совсем недавно лечили! Кстати, друг, ты не помнишь, куда мы все потом запихали?
  - Откуда мне знать? - Вольфганг, на секунду выпадая из образа бравого капитана, опрометчиво дернул левым плечом и, зашипев, коснулся правой рукой поврежденной ключицы, - Оставь это, хватит и бинтов. Главное - перевязать его, не хочу, чтобы он истек кровью прямо тут... Фридрих!
  Художник мгновенно вскочил, вытягиваясь по струнке.
  - Да, капитан?
  - Объясни ему, что происходит, - капитан обреченно махнул рукой, - Иначе мы так и не поймем друг друга. И спроси, что они вообще делали в замке, если уже успели разрушить его и убить обитателей.
  Марк, как раз несущий бинты, споткнулся на ровном месте и непонимающе сдвинул брови. Зачем Вольфгангу последняя информация, парень понимать решительно отказывался - ему как-то казалось, что их друг из прошлого возвращаться на войну не намерен. А коли так, то не все ли равно, что произошло в ее годы?.. Хотя, конечно, возможно это просто праздный интерес. Может, его давно этот вопрос мучил и теперь вот представился шанс получить ответ!
  Фридрих вновь присел рядом с раненным на корточки, внимательно изучая взглядом его бледное лицо, отчаянно пытаясь припомнить, видел ли он его когда-то прежде. Длинный нос, маленькие глаза, пухлые губы... Может, и было что-то такое, но на войне лица как-то стираются, их видишь слишком много.
  - Значит, мы с тобой были в одном полку... - задумчиво пробормотал он и, глубоко вздохнув, мимолетно коснулся пальцами раны, затем взъерошил волосы, - Странно выходит. Ты из сорок второго, я из сорок третьего, но ты знаешь, что наш полк был разбит?
  Альбрехт, на несколько секунд опешив, растерянно заморгал, пытаясь сообразить, о чем ему говорят.
  - Что значит... как из сорок третьего?.. Нет, я слышал был разбит полк, куда тебя перевели, или... тебе переводили потом снова?
  - Переводили, - тяжело вздохнул Фридрих, мимолетно вспомнив годы войны и, покосившись на Вольфганга, махнул рукой, - Так. Я скажу один раз, Альбрехт, и тебе придется поверить, как бы фантастично это ни звучало. Сейчас не сорок третий год... - он вгляделся в растерянные глаза раненного внимательнее, и внушительно продолжил, - Это две тысячи двадцатый. Война давно в прошлом, она закончилась ко всеобщей радости больше семидесяти лет назад. Сейчас царит мир, русские свободно ходят по улицам городов Германии, и никто никого не пытается убить... Кроме вас с приятелями.
  Альбрехт молча смотрел на него. По лицу его трудно было понять, верит молодой человек старому знакомому, или же нет, сомневается он в его психическом здравии или в своем собственном, и согласен ли принять все сообщенное, как данность.
  - Мы... не приятели, - наконец, неуверенно вымолвил он, - Герр Нойманн определил нас в один отряд, поэтому...
  - Нойманн? - Вольфганг, услышавший знакомую фамилию, решительно вмешался в разговор, - Нойманн Сталхерц, тот самый?? Так это он угодил сюда?!
  Солдат, которому высокое звание собеседника было очевидно, робко кивнул. Марк, наконец, добравшийся до них и протягивающий Вольфу - все-таки это же он учился на врача! - бинты, недоуменно сдвинул брови.
  - Что еще за Сталхерц? Это имя, что ли, такое?
  - Прозвище, - отстраненно отозвался капитан, принимая бинт и, хлопнув русского по плечу, переступил через ноги раненного, опускаясь на одно колено с правой стороны от него и стараясь не замечать собственную свежую рану на руке, - Помоги расстегнуть мундир. Нойманна всегда полагали бессердечным, вот и дали прозвище 'Стальное сердце'. Жестокий мужик, многие от него пострадали... и ваши, и наши, Марк. Он никого не щадил.
  - И теперь он взял в плен Тату, - мрачно добавил брюнет, аккуратно расстегивая мундир пострадавшего и старательно не глядя на раны, - Если он никого не жалеет...
  - Если он тронет ее хоть пальцем, - твердо перебил его Вольф, - В свое время он не вернется, я позабочусь об этом. Потом поговорим. Фридрих, продолжай.
  Продолжить Фридриху не удалось. Раненный, нечеловеческим усилием приподняв левую руку, недоверчиво указал ею на Вольфганга и неловко дернул головой, пытаясь покачать ею.
  - В... в свое время?.. О ч-чем вы, герр...
  - Просто Вольфганг, - капитан быстро улыбнулся, аккуратно высвобождая правую руку пострадавшего из рукава, - Война давно в прошлом, и будь моя воля - я бы сжег этот мундир ко всем чертям! Мое звание осталось в сорок третьем, я не желаю вспоминать о нем. Я просто Вольфганг.
  - А говорит он именно о том, о чем тебе только что сообщил я, - продолжил Фридрих, - Ты не в своем времени, Альбрехт, это будущее! Хорошее, прекрасное будущее, которое вы... - наткнувшись на взгляд Вольфа, художник поспешно сменил пластинку, - Что вы делали в этом замке, почему не ушли? Если убили всех, кто жил здесь, разрушили...
  Солдат негромко вскрикнул - правую руку пронзило болью. Марк, помогающий Вольфгангу оказывать первую помощь пострадавшему, виновато дернул уголком губ и скомкано пробормотал извинения.
  - Мы... мы не собирались уходить, - кое-как справившись с болью, проговорил, наконец, раненный, - Мы хотели занять замок, герр Нойманн велел нам... Те люди не захотели позволить нам остаться, женщина говорила, что ее муж болен, а сын мал, что она не хочет, чтобы они видели войну...
  Вольфганг, который был невольным свидетелем описываемой сцены, мимолетно сжал губы и на несколько секунд рефлекторно прижал руку к кровоточащей ране. Выходит, он ошибся, предположив, что мужа и сына женщины хотят забрать на фронт, выходит, Сталхерцу был просто нужен замок...
  - Герр Нойманн не любит, когда не слушаются, - виновато продолжал, тем временем, Альбрехт, - Он ударил женщину, велел ей замолчать, она начала плакать... Он застрелил ее сам. Потом приказал найти и убить больного и ребенка. Потом... почувствовал вкус крови, приказал разрушить замок практически до основания, сказал, что нам хватит этой башни.
  - Пожалуйста, не надо живописать, как убивали несчастного больного и ребенка, - очень вежливо попросил Марк, изо всех сил давя в душе ненависть к пострадавшему, почти умирающему человеку. Тот слабо улыбнулся.
  - Я не принимал в этом участия. Женщину застрелил герр Нойманн, ее мужа убил Гюнтер... Мальчика пытался поймать Ганс, но этот чертенок ускользнул и, кажется, спрятался в подвале. Я видел, как он шмыгнул под лестницу, но говорить ничего не стал, подумал - пусть живет. Он ведь еще совсем малыш, зачем его убивать?
  Фридрих промолчал, сжимая губы и глядя прямо в пол. Вольфганг, устремивший на него внимательный взгляд, негромко вздохнул.
  Он знал, он был уверен, убежден на сто процентов, что знает кем был убежавший ребенок, не сомневался в этом ни секунды, но... в то же время речь ведь шла о человеке. Мог ли юный темпор начать свой жизненный путь в лоне любящей семьи, чтобы затем продолжить его дикарем в подвале?..
  - Ты думаешь, это он? - быстро спросил молодой человек, не желая привлекать особенного внимания пострадавшего неприятеля к обсуждаемому вопросу. Впрочем, того Марк, сам живо заинтересованный, как раз освобождал от рубашки, поэтому Альбрехту было явно не до этого.
  - Не знаю, - Фридрих мотнул головой, закусывая губу и, помолчав, продолжил, - Мы с ним никогда не говорили о его детстве. Он любит рассказы о своих развлечениях, много говорит о том, что ему поведали скелеты... Но о себе он молчал, а я не интересовался. Мне хватало того, что он похож на моего сына.
  Вольфганг молча кивнул, не желая продолжать и развивать эту тему - то, что приятелю это дается нелегко, было видно невооруженным взглядом, да к тому же вполне понятно и объяснимо: за Райвена сейчас художник беспокоился сильно.
  Раненный, до которого слова о рассказывающих что-то скелетах все-таки донеслись, сжался на полу, переводя испуганный взгляд с одного из собеседников на другого, изредка поглядывая даже на третьего, который, высвободив его руку из рукава, замер с бинтом в руке, не зная, с чего начать. Вольф, видя такую нерешительность, досадливо вздохнул и, отобрав у Марка бинт, взялся сам аккуратно перевязывать пострадавшего, стараясь крепче перетянуть раны, дабы остановить кровотечение. Задача, надо прямо сказать, была не из легких, но экс-медик справлялся. Сам же Марк, между тем, отстраненно подумал, что Вольфа потом тоже не помешает перевязать.
  - Что у вас здесь творится?.. - говорить у Альбрехта получалось все-таки с некоторым трудом, голос постоянно прерывался, однако, молчать он не мог, - Почему... как, как?? Другое время, говорящие скелеты, и Фридрих с пробитой головой! Ты же должен быть мертв или, по крайней мере, лежать рядом со мной на полу, а ты... - он тяжело сглотнул и закрыл глаза, - Я ничего не понимаю...
  - Он точно потерял слишком много крови, чтобы соображать, - не удержался Марк и, скрестив ноги, элегически вздохнул, следя за уверенными действиями капитана, - Скажите, доктор, как нам сделать ему переливание в кустарных условиях? И кто, кстати, решится выступить донором...
  Солдат распахнул глаза и уставился на него более или менее осмысленным, хотя и по-прежнему недоумевающим взглядом.
  - Ты... странно говоришь, - осторожно заметил он и, помолчав, напряженно осведомился, - Русский?..
  Марк согласно кивнул. Скрывать это смысла он не видел, тем более, что робкую надежду воззвать к рассудку фашиста все еще испытывал и переубедить его хотел.
  - Вот именно, приятель. Я русский, дружу, как видишь, с двумя немецкими солдатами твоего времени, и мы втроем не желаем тебе смерти, а напротив - активно помогаем. Попытайся подумать - что это может значить?
  Альбрехт примолк, растерянно соображая и сопоставляя в сознании все узнанные факты, пытаясь принять весь этот бред, как истину и, по-видимому, на сей раз более или менее преуспевая в этом.
  - Так, - голос он подал, когда Вольфганг уже почти завершил перевязку, поэтому прозвучал тот чуть более твердо, - Расскажите мне все еще раз, с самого начала. Если ты сказал мне правду, если война давно закончилась... То я хочу все-таки понять, как это произошло. И... почему за окном вдруг потемнело? Сейчас должен был быть день...
  Парни, сами этих изменений не замечающие, резко обернулись; Фридрих вскинул голову, отбрасывая тем самым назад вьющуюся челку. За окном библиотеки и в самом деле плескалась глубокая ночь, не взирая на то, что время едва ли перевалило за полдень.
  Художник сжал руки в кулаки.
  - Паутина... - напряженно шепнул он, - Значит, Райвен действительно далеко, если она начала разрушаться.
  - И, если она начала разрушаться... - медленно продолжил Марк, не сводя с недавно обретенного друга внимательного взгляда, - Значит, твоя рана может вновь стать смертельной?..
  
  ***
  Двери внизу распахнулись с жутким грохотом и истерически-визгливым скрипом. Тата, таких звуков решительно не ожидавшая, убежденная, что друзья ее покидать башню не станут, дернулась и недоуменно уставилась вниз, надеясь рассмотреть за изгибом лестницы хоть что-нибудь более или менее определенное.
  Окружающие ее фашисты неспешно переглянулись. Герр Нойманн, человек не только жестокий, но и довольно умный, хмурясь, воззрился вниз, затем недоверчиво покачал головой.
  - Девку они бы не бросили, - уверенно произнес он и, глянув на одного из своих подчиненных, гаркнул, - Ганс! Взгляни, что там творится!
  Снизу, отвечая Сталхерцу, не позволяя прореагировать Гансу, донеслись чьи-то незнакомые, хриплые и громкие голоса, мигом заполнившие всю башню сверху донизу. В голосах этих, смутно прослеживаясь в потоке незнакомых слов, то и дело мелькало недоумение.
  Девушка, тихонько вздохнув, прижала к груди связанные, по счастью, перед ней руки и, согнувшись, немного пригорюнилась. Ей не нужны были дополнительные пояснения, она понимала все сразу и быстро - судя по всему, Райв опять набедокурил, и к ним пожаловали какие-то гости из другого времени. Видимо, даже не немцы на сей раз, коль скоро говорят они на каком-то своем, абсолютно неизвестном и непонятном наречии.
  Ганс, подозрения девушки почти разделяющий, с той лишь разницей, что он полагал, будто неприятели вызвали себе на помощь подмогу, поморщился, однако, открыто возражать командиру не посмел. И, соблюдая крайнюю осторожность, пригибаясь и прислушиваясь, принялся аккуратно спускаться по лестнице. Тата отметила для себя, что автомат немец почему-то не достал, однако, особенно задерживать внимание на этом не стала - узнать, что творится внизу, ей было не менее интересно, чем врагам, и она надеялась, что изыскания Ганса что-нибудь объяснят и ей.
  Немец, аккуратно переставляя ноги, спустился на несколько ступеней и, не желая слишком рисковать, осторожно вытянул шею, пытаясь рассмотреть творящееся внизу. Глаза его расширились; с губ сорвался изумленный вздох.
  В воздухе что-то свистнуло.
  Тата, чудом сдержав вскрик, шарахнулась назад одновременно с Гансом и, глядя на вонзившуюся в перила лестницы... стрелу, обалдело заморгала, пытаясь отодвинуться подальше.
  Гюнтер, который стоял за ее спиной, и к которому девушка чуть ли не прижалась в отчаянной надежде спастись от странной атаки, усмотрев в происходящем ее вину, опять ухватил бедную Тату за волосы, запрокидывая ее голову.
  - Твой друзья?! - яростно прорычал он, - Говорить, говорить!
  - Это не ее друзья, - сама девушка ответить не успела, ответ последовал от тяжело дышащего Ганса. Обращенных к пленнице русских слов он не понял, но по интонации однополчанина догадался о смысле вопроса.
  - Это... дикари какие-то, хрен их знает, кто такие. В чем-то вроде доспехов, с луками, кинжалами... Ерунда какая-то. Что здесь творится - вообще не понимаю!
  Герр Нойманн, мрачнея, поманил его пальцем, приказывая подойти. Гюнтеру, шагнувшему, было, следом за товарищем, он сделал знак оставаться на месте.
  - Не спускай глаз с девчонки, - последовал короткий приказ, - Попробуй выбить, знает ли она, кто это такие, - и, пользуясь тем, что солдат мгновенно взялся за исполнение задания, он повернулся к двум другим своим соратникам, - Итак. Мы не знаем, что здесь происходит и не знаем, кто эти люди. Одно мы знаем точно - это враги. А я всегда говорил, что мертвый враг проблем не доставляет... Автоматы на изготовку! - негромкий голос Сталхерца обрел привычную твердость, - Убить всех в этой башне! Вперед!
  Гоц и Ганс повернулись очень четко и резко, одновременно скидывая автоматы с плеч; их командир, ухватившись за свое оружие, шагнул, было, вперед...
  - Черт проклятый... - сорвался с его губ пораженный, потрясенный вздох. Солдаты за спиной командира ошарашенно переглянулись и в немом изумлении уставились на опустевшую верхнюю ступень лестницы.
  Ни пленницы, ни Гюнтера там не было. Куда они исчезли, было решительно непонятно, узнать ответ на этот вопрос возможным не представлялось, и в душу невольно начал заползать липкий, холодный страх.
  ...
  Взбешенный немец, совершенно не понимающий, что произошло, опустился перед растерянной девушкой на одно колено и, подавшись вперед, цепко ухватил ее за горло.
  - Где мы есть быть?! - раздраженно прокаркал он и, как следует тряхнув жертву, прибавил закономерное, - Говорить!
  Тата попыталась вывернуться из хватки жестких пальцев.
  - Я не знаю! - говорить, да и дышать получалось с определенным трудом, поэтому голос прерывался, - Пусти... я знаю не больше, чем ты! Отпусти же, идиот, дай мне хоть осмотреться толком!
  Вряд ли Гюнтер понял обращенное к нему требование русской, вряд ли он вообще усвоил из ее речей хоть что-то кроме 'я не знаю' (это ему слышать от русских доводилось и не раз), но горло он ее все-таки выпустил, правда, тотчас же ударил по щеке.
  - Молчать - убивать! - зло предупредил он, указывая на нее пальцем и с некоторым усилием выговорил, - Объяснять.
  Тата тяжело вздохнула и прекрасно понимая, что с этим безмозглым фашистом общий язык найти будет затруднительно, особенно в такой ситуации, сделала попытку подняться на ноги. Гюнтер нахмурился и, придержав ее за плечо, покачал головой. Позволять пленнице вставать и, соответственно, получать прекрасную возможность удрать, немец не собирался.
  Девушка, мигом уяснившая для себя ход его мыслей, скорчила вредную рожу и попыталась осмотреться из того положения, в каком была, задумчиво потирая связанными руками шею.
  То, что они переместились во времени, то, что все это, скорее всего, опять шалости Райвена и его поврежденных часов, для нее было более, чем очевидно, но... не объясняло ровным счетом ничего.
  Где они? Какое это время?.. Вроде бы башня все та же, разве что лестница, насколько отсюда видно, кажется более разрушенной - вон целые куски от ступеней отвалились, да и перила наполовину обрушились, болтаются на каких-то невнятных соплях. Впрочем, и на верхней площадке ее, где сейчас они расположились, царит какое-то отвратительное запустение - слой пыли вырос, наверное, раза в два; дверь, ведущая в наполовину разрушенную комнату с часами на камине, покосилась и, кажется, теперь открыть ее будет затруднительно, а наверху, на крыше, радуют глаз проглядывающей сквозь них синевой огромные дыры.
  Мда, по всему выходит, что время явно не прошлое - в прежние времена башня выглядела более презентабельно. Значит, будущее... Интересно, насколько далекое?
  Заметив, что пленница завершила осмотр, Гюнтер нетерпеливо тряхнул ее за плечо.
  - Говорить!
  Тата устало вздохнула. Ах, ну почему, почему сила темпора не распространилась на этого неврастеника, почему она не может понимать его, а он ее? Насколько проще все было бы в таком случае...
  - Это другое время, - она набрала в грудь побольше воздуха и, поправив сбившийся ворот футболки, попыталась объяснить более или менее понятно, - Время, понимаешь? Ферштейн?
  Солдат подозрительно уставился на нее, очень явственно перебирая в сознании русские слова и ища их эквивалент в немецком языке. Наконец, напряженно-настороженное выражение безмозглого олуха на его лице сменилось неуверенным пониманием.
  - Время... - медленно повторил он странное слово и, подняв правую руку, постучал указательным пальцем себя по запястью, - Die Zeit? Час?
  - Ja, ja! - Тата, искренне обрадованная налаживанием хоть какого-то контакта, принялась объяснять дальше, неловко взмахивая перед собой связанными руками, - Другое время, понимаешь? Другое! Будущее! Как же тебе... завтра!
  - Завтра?.. - Гюнтер, абсолютно не поняв, что хочет сказать девушка, нахмурился, - Время... завтра? Объяснять! - голос его, доселе растерянный, вдруг вновь стал злым. Немец раздраженно рванул кобуру на поясе, высвобождая из нее пистолет.
  - Убивать, если нет объяснять! - яростно выпалил он, демонстративно взводя курок. Девушка, такого как-то не ждавшая, растерянно заморгала, испуганно и недоуменно глядя на него.
  - Так ведь я же и объясняю... Подожди. Как тебя... Гюнтер, верно?
  Солдат неуверенно опустил пистолет и медленно кивнул. Зачем русской девчонке знать его имя, он не понимал.
  - Может, ты развяжешь меня, а? - она невинно улыбнулась, протягивая вперед руки, - Неудобно так объяснять.
  Немец несколько секунд тупо смотрел на протянутые к нему руки, пытаясь сообразить, чего хочет пленница и, наконец, помрачнев, мотнул головой.
  - Nein. Ты убегать.
  - А то от пули убежишь! - Тата недовольно фыркнула, - Ты меня совсем за дуру держишь? - и, видя, что собеседник совершенно не соображает, о чем идет речь, девушка предпочла вновь вернуться к объяснениям, - Ладно. Слушай... Это все, - она очертила вокруг себя связанными руками круг, - Время. Другое время. Это время - много завтра вперед. Ферштейн?
  Гюнтер снова нахмурился.
  - Die Zukunft*? - неуверенно переспросил он, - Как есть это быть завтра? Нет быть! Невозможно!
  - И, тем не менее, это так, - девушка пожала плечами, - Говорила же я тебе - поговори с темпором! Все было бы понятнее...
  Немец ее слова проигнорировал - понимать их он все равно не понимал, и обращать внимания на пустую болтовню русской девчонки смысла не видел.
  - Ты знать, как сделать назад? - голос его на мгновение показался Тате дружелюбным, но очередная пощечина вмиг развеяла эту надежду, - Говорить! Объяснять!
  Девушка сердечно сплюнула.
  - Ясное море, белый пароход! - раздраженно выругалась она, - Сколько тебе повторять? Я не знаю! Не зна-ю, идиот, ферштейн?
  Гюнтер занес тяжелый кулак, и Тата скрипнула зубами. Судя по всему, немец решил, что одних пощечин для пленницы уже недостаточно...
  
  ***
  Вошедшие люди действительно казались членами какой-то секты, причем, судя по нарядам - секты религиозной. Пашка, окинув взглядом три фигуры в балахонах, более всего похожих на монашеские рясы, негромко вздохнул и невольно опустил плечи. Если его сейчас примут за какого-нибудь еретика, растолковать 'святым отцам', что да как, будет затруднительно.
  И все-таки, любопытно, способен ли он понимать их?
  Ответ пришел незамедлительно.
  - Чужак! - рыкнул тот из 'святош', что шагал впереди и, замерев, выкинул вперед руку с угрожающе указующим перстом, - Взять!
  - А может, мы сначала по-хорошему? - Пашка быстро улыбнулся, неспешно вынимая руки из карманов и поднимая их в воздух, демонстрируя полную капитуляцию. О том, что в одной из них по сию пору сжимает обнаруженные на алтаре песочные часы, он как-то подзабыл, не полагая эту деталь слишком уж важной.
  'Святые отцы', судя по всему, были иного мнения.
  Тот из них, что шагнул вперед, намереваясь исполнить приказ, заметив маленький предмет в руке чужака, замер, тоже вытягивая руку и указывая на него.
  - Часы темпора! Вор!
  - Вы... вы чего?.. - Пашка, на миг растерявшись, тотчас же заулыбался со всей доступной ему очаровательностью, - Да я просто посмотреть взял, вот, смотрите... - он торопливо повернулся, аккуратно кладя часы обратно на алтарь и даже пододвигая их к прежде занимаемому месту. Когда он обернулся вновь, точно ему в грудь был направлен тяжелый арбалет.
  Судя по всему, сняли его со стены - третий из 'святош', успевший вооружиться за считанные минуты, стоял как раз возле нее, - и прежде замечен не был лишь по причине полумрака в помещении. Впрочем, утешал сей факт мало.
  Пашка снова поднял руки; лицо его помрачнело. Игра, видимо, шла всерьез, договориться по-хорошему нечего было надеяться, и к чему все это приведет, было решительно не понятно. Просить отпустить с миром не было ни смысла, ни желания - о темпоре, прячущемся под алтарем, парень не забыл, и бросать его здесь наедине с этими охотниками за временем (а в том, что эти люди именно те, о ком с ужасом говорил Райв, он уже почти не сомневался) он совершенно не собирался.
  Арбалетчик, продолжая держать его под прицелом, мотнул головой, отдавая безмолвный приказ одному из своих товарищей, и тот снова двинулся вперед.
  Скрутили Пашку моментально - 'святой отец' отличался недюжинной силой и то, что сопротивление будет бесполезным, стало очевидно сразу.
  - Я не вор, - угрюмо бросил парень, пытаясь все-таки воззвать к разуму своих странных знакомых. Те переглянулись; арбалетчик кивнул.
  - Ты не вор, - подтвердил тот, кто скрутил его, - Ты пришел на помощь темпору! Но старания твои бесполезны - сегодня вы сгорите оба! Проклятые еретики!
  Пашка примолк, медленно переваривая сообщенный ему бред. Темпор... охотники за временем... еретики и костер... Они что, совсем рехнулись?! Кем они вообще себя воображают?? Инквизиторами с легким сдвигом по фазе в сторону временных скачков?
  - Ребята... - парень кашлянул, сдерживая рвущееся наружу негодование, - Вы себя нормально чувствуете? Какой темпор, кому помочь, я тут случайно оказался вообще!
  Ему зажали рот рукой - слушать оправдания 'еретика' охотники за временем явно намерены не были.
  - Обыскать! - грубо приказал тот, что по сию пору продолжал на всякий случай держать его под прицелом, и Пашка мысленно отметил, что иерархия у этих типов, по-видимому, напрочь отсутствует: приказы отдавать имеет право каждый из них. Мда, странная организация, ничего не скажешь.
  Любопытные руки зашарили по карманам. Пашка начал лихорадочно соображать, что у него есть при себе компрометирующего, такого, что могло бы удивить несведущих личностей.
  Ключи от квартиры... ну, ключи-то у них, возможно, уже и существуют, не считая домофонной 'таблетки'. Зажигалка - кажется, после того, как зажег свечи, он сунул ее себе в карман, а не отдал Марку. Эх, Марк, как-то он сейчас там, в будущем? Как Тата, Вольф, Фридрих... Так, не отвлекаться.
  Что еще, что еще... Телефон! Дьявол, вот это точно не понравится 'святым отцам'! Пожалуй, его за владение таким подозрительным имуществом действительно могут на костре сжечь...
  Черт. Вот, кажется, и нашли.
  Современный мобильник - плоский, довольно большой, изящный, - вызвал в 'святошах' самое искреннее изумление.
  Руки Пашки стиснули сильнее; удерживающий его человек подался вперед, недоуменно вглядываясь в предмет в руках у товарища. Тот принялся вертеть телефон, заглядывая под него, рассматривая тонкие бока, изучая непонятные маленькие выпуклости.
  Наконец, видимо, набравшись смелости, он осторожно потрогал одну из таких выпуклостей, попытался потянуть ее, видимо, рассчитывая открыть потайное отделение для хранения чего-то там, потом надавил... Экран вспыхнул, требуя вести рисунок для разблокировки. Мелодичный голос робота-навигатора сообщил:
  - Не удалось обнаружить местоположение.
  Исследователь вскрикнул и выронил несчастный телефон. Пашка, которого в миг соприкосновения аппарата с каменным полом откровенно передернуло, немыслимым образом извернулся и сумел-таки освободиться от руки, зажимающей ему рот.
  - Могли бы и поосторожнее, телефон дорогой вообще-то! - раздраженно рыкнул он, переводя неприязненный взгляд с одного из своих неприятелей на другого, - Вот теперь поднимайте, сдувайте пылинки, проверяйте...
  - В святую воду! - прерывая его, приказал в категоричной форме тот человек, что продолжал удерживать его руки, - Это изделие дьявола, вода очистит его!
  Парень, не с первого раза понявший, кого планируют опустить в святую воду - его или телефон, - и, наконец, сообразив, что речь о последнем, категорически воспротивился.
  - Не вздумайте! Он же испортится, идиоты, это же последний айфон!.. - он осекся, сообразив, что этого сообщать как раз и не следовало.
  'Святоши' переглянулись и, безмолвно придя к согласному выводу, что изделие и в самом деле сотворено дьяволом, занялись делом. Уронивший телефон человек осторожно присел рядом с ним на корточки (Пашка испугался, как бы он не заметил Райвена под алтарем) и, взяв мобильник полами длинной рясы, на вытянутых руках поднес его к алтарю.
  'Бултых' с которым телефон погрузился в наполняющую чашу жидкость прозвучал для несчастного Пашки похоронным звоном. Он столько копил на этот телефон... он так мечтал о нем, так жаждал заполучить его, и вот, не успел еще даже толком попользоваться... Ну что за невежды, черт бы их побрал!
  - Да в Аду вам гореть за такие фокусы! - раздраженно выпалил парень. 'Святые отцы', переглянувшись, неожиданно заухмылялись.
  - В кандалы его, - бросил арбалетчик, - Пусть смотрит, как изжарится темпор. Потом придет и его черед.
  
  ***
  Вольфганг, напрягая мускулы, удержал дверь библиотеки, не дав ей распахнуться от сильного рывка и, убедившись, что повторять попытки проникнуть внутрь вновь прибывшие пока не собираются, быстро оглядел через плечо помещение.
  - Фридрих... - негромко окликнул он, останавливая взгляд на приятеле, - Иди сюда. Подержи дверь.
  Художник, привыкший за годы войны исполнять приказы беспрекословно, молча кивнул и, сдув с глаз челку, решительно приблизился к двери, перехватывая ее ручку из рук командира. Чувствовал себя Фридрих не слишком хорошо - голова у него болела, сердце сжимал страх, что это предвестник более сильной боли, что рана и в самом деле скоро вновь станет смертельной, однако, показывать этого экс-солдат не хотел.
  Он замер у двери, крепко держа ее, готовый в любой миг не дать неизвестному неприятелю пробраться внутрь, и быстро оглянулся на Вольфа.
  Тот, в несколько легких, бесшумных шагов оказавшись у дальнего угла библиотеки, наклонился и что-то подобрал с пола, затем оборачиваясь. Увидев, как товарищ забрасывает на плечо ремень автомата - точно такого же, как и тот, что сейчас болтался на плече самого Фридриха, - художник улыбнулся. Ему не требовались объяснения - то, что оружие обронил кто-то из убегающих немцев, было очевидно, и вызывало немалую радость.
  - Два автомата против трех! - шепнул он, не желая привлекать излишнего внимания, - Мы можем и победить!
  Вольфганг махнул в его сторону рукой и повернулся к кое-как сидящему на стуле Альбрехту, бледному, как смерть, но все-таки более или менее жизнеспособному.
  - Патроны запасные есть?
  - Ты патронташ не видел, пока меня перевязывал? - слабо огрызнулся немец и, тяжело вздохнув, уныло кивнул, - Есть. Не уверен, что должен отдавать предателю...
  Марк, не выдержав, закатил глаза. Ситуация, в которой они оказались, непрестанно обострялась, выбираться из передряг становилось все сложнее и сложнее, а упрямый фашист продолжал гнуть свою линию.
  - Опять ты за свое! Сказано же тебе - нет никаких предателей, нет никаких врагов, время другое и в этом времени все дружат! Дошло? - брюнет покачал головой, - И правда вместе с кровью последние мозги потерял, никак не растолкуешь ему.
  - Я понял! - снова огрызнулся Альбрехт, - Но принять это вот так вот затруднительно. Другое время... другие люди... будущее, черт возьми, конец войны! Разве это возможно? - в голосе его внезапно зазвенела неизбывная грусть, - Мне кажется, война будет длиться бесконечно...
  Вольфганг, приблизившийся к раненному с целью забрать патронташ, пожал плечами.
  - Я тоже думал так, пока не оказался здесь. Нет времени объяснять, Мессер, давай патроны. Не знаю, кто эти люди, что заявились сюда, но чувствую, что хорошего ждать от них не приходится.
  - Надо выглянуть, и узнать, кто они такие, - предложил Фридрих, - Я в том смысле, что попытаться понять это. По одежде там, по говору...
  Капитан уставился на него с совершенно непередаваемым выражением лица, помолчал несколько минут и, наконец, кашлянув, сделал приглашающий жест рукой.
  - Вперед, друг мой. Тебе, кажется, терять уже нечего, да? Голова у тебя итак пробита, дыркой больше или дыркой меньше - роли не играет.
  Фридрих красноречиво сморщился и предпочел промолчать. То, что предложение его вполне абсурдно, художник понял уже и сам.
  Вольф, который хотел добавить что-то еще, неожиданно замер и, прислушавшись, негромко хмыкнул. Откуда-то со стороны лестницы донесся приглушенный звук пистолетного выстрела, и в том, что произведен он отнюдь не новыми посетителями замка, немец был убежден.
  - Похоже, наши друзья времени даром не теряют, - отметил он и, скользнув взглядом от одного своего соратника к другому, чуть склонил голову набок, - Помочь им?..
  - Им или тем, кто заявился сюда? - Марк хмыкнул и, переведя взгляд на дверь, язвительно улыбнулся, - Не уверен, что следует так уж сочувствовать господину Нойманну и его бригаде. Меня куда как больше волнует здоровье сестры, и я искренне надеюсь, что вреда ей никто из дикарей не причинит. Ни старых, ни новых.
  Капитан, сам изрядно беспокоящийся за здоровье упомянутой девушки, но не желающий развивать эту тему, снова устремил взгляд на дверь.
  - Во всяком случае, Сталхерц со своими людьми занял выгодную позицию - расстреливать неприятеля сверху довольно удобно. Им это на руку. Нам нет - нас они подпустят не ближе, чем... этих, - здесь парень глубоко вздохнул и отвернулся от запертой створки, - Марк, взгляни, в окно что-нибудь видно? Если отряд большой, кто-то мог остаться на улице, мы можем хотя бы понять...
  Марк, уже направившийся, было, к окну, затормозил на половине шага и удивленно обернулся к другу, машинально запахивая плотнее куртку.
  - Из окна вход в башню не виден, - напомнил он, - Мы с Пашкой в сорок втором увидели, как немцы подходят к замку, но как они открывали дверь только слышали. Придется, наверное, все-таки выглянуть, рискуя жизнью...
  - Рисковать жизнью предстоит в любом случае, - Фридрих, незаметно мучающийся от головной боли, мельком коснулся раны и, глубоко вздохнув, неожиданно решительно приоткрыл дверь, выглядывая наружу. Совсем немного, лишь сделав небольшую щелочку, но соратники его, напуганные и этим, поспешно рассыпались по углам, исключая разве что растерянного Альбрехта.
  Впрочем, долго созерцать холл башни художник не стал, и поспешно затворил створку, так же бесшумно, как и открыл.
  - Эти люди из глубокого прошлого, - принялся докладывать он, - Судя по одежде - какие-то варвары, гунны или германцы... Хотя скорее все-таки гунны, судя по доспехам. Двое стоят у входной двери, охраняют ее. Еще двое у лестницы. Остальные толпятся где-то за ней, я слышал шепот - они совещаются. Людей Нойманна пока не видно, похоже, отогнав их выстрелом, они тоже предпочли затаиться, - закончив доклад, экс-солдат отвернулся, вновь сжимая правой рукой ручку двери, а левую поднял, осторожно, максимально незаметно для друзей, касаясь раны. Потом медленно опустил руку и без особого удивления, но с неизбывной грустью взглянул на следы крови на собственных пальцах.
  Паутина рушилась, и рана его начинала кровоточить. Если Райвен не вернется в ближайшее время... Фридрих мимолетно вздохнул и печально улыбнулся. 'Как странно', - подумал он, - 'Я старше него, я называю его сыном... но без него мне не выжить'.
  ...
  - Из прошлого?.. - Нойманн Сталхерц недоверчиво покачал головой, - Нет, это глупости. Что за фантазии, Ганс? Откуда, по-твоему, могут здесь взяться люди из глубокого прошлого?
  Ганс недовольно пожал плечами - высказанная мысль пришла ему в голову секунду назад, но солдат уже успел увериться и утвердиться в ней, и отказываться от столь соблазнительного варианта не хотел.
  - Я не знаю, герр Нойманн. Но выглядят они - вот точь-в-точь гунны со старых гравюр, один в один, клянусь! Хрен знает, как они тут оказались - в этом замке вообще творится чертовщина проклятая, и какого...
  - Такое чувство, что разрушение замка запустило всю эту цепь странностей, - вставил Гоц, не желая слушать и дальше грубых речей однополчанина, - Может быть, зря мы так...
  Командир тяжело повернулся к нему, упирая одну руку в бок - эта поза у него получалась особенно грозной и потому входило в число любимых.
  - И что ты предлагаешь теперь? - голос Нойманна был обманчиво мягок, даже ласков, но дураку было ясно, что это ласка ядовитой змеи, - Отстроить замок заново? Вернуть к жизни тех людей, что мы убили? С каких пор вы оба начали верить в детские сказки, идиоты?!
  Солдаты переглянулись и, предпочитая смолчать, опустили головы. Они понимали, безусловно, понимали, что их слова, их наивная вера в невозможное смешны, что командир вряд ли одобрит это и поддержит их... Но они своими глазами видели, как Гюнтер и пленница исчезли. Видели, как исчезли русские, а потом вдруг откуда ни возьмись, появились вновь и спасли мальчишку! Они видели и слышали внизу людей из прошлого, видели стрелу, торчащую в перилах лестницы!.. Как в это можно было не верить?
  Сталхерц окинул подчиненных презрительным взглядом и сморщился.
  - Трусы, - пренебрежительно бросил он, - Трусы и дураки. Не знаю, как русские сумели вызвать подмогу - должно быть, замок они заняли еще до нас, поэтому та баба и не хотела нас пускать, - но они сделали это, это не вызывает сомнений. Подкрепление, конечно, странное - судя по всему, они вооружены слабо, больше пытаются прикинуться каким-то древним племенем, хотят сбить нас с толку, запутать... Я им не поддамся. И вам не дам раскиснуть - не хватало еще мне вытирать сопли двум трусам, прячущимся по углам! Живо автоматы на изготовку! Если эти твари не вооружены - пусть будет хуже для них, перебьем их всех до последнего!
  Подчиненные отважного командира вновь переглянулись и неуверенно, но вполне синхронно, скинули с плеч ремни автоматов, беря их на изготовку. Вступать в бой с неизвестным противником им не хотелось.
  - Я пойду впереди, - бросил Нойманн, - И молитесь Богу, чтобы русские не воспользовались оброненным автоматом Гюнтера!
  Гоц тихонько вздохнул. Ганс незаметно покачал головой. Оба они не были дураками и оба прекрасно понимали, что русские тоже не глупы и, имея под рукой брошенный автомат, безусловно пустят его в дело. А еще они сознавали, что сейчас их врагами являются отнюдь не русские, что это действительно какое-то дикое племя, от которого ждать можно чего угодно и что командир в данный момент глубоко заблуждается.
  В бой идти не хотелось совершенно. Хотелось затаиться и переждать, пока русские сами разберутся со вновь прибывшими, свалить все на их плечи, не рискуя собственной шкурой.
  Сталхерц вскинул автомат к плечу и, приблизившись к лестнице, вытянул шею, пытаясь рассмотреть что-то внизу. Словно в ответ на его любопытство по башне прокатился нестройный воинственный рев, более всего смахивающий на какой-то боевой клич, призыв атаковать и - не исключено! - тоже перебить всех до последнего.
  Оба солдата, начиная подозревать, что добром для них вся эта авантюра не закончится, переглянулись в третий раз, однако, не видя иного выбора, осторожно последовали за своим командиром, дабы при случае прикрыть его.
  Нойманн, бесстрашный, уверенный в себе и нацеленный, как обычно, на победу любой ценой, принялся медленно и мягко спускаться, даже не оглядываясь на спутников - он был убежден, что они идут за ним.
  Шаг... другой... Ступени неспешно сменялись под ногами; все чувства были обострены до предела - попасть под горячую стрелу странных людей никому не хотелось.
  Командир замер у изгиба лестницы - того самого, где недавно пряталась Тата, - и, дав знак подчиненным тоже остановиться, вновь выглянул.
  И тотчас же отшатнулся, передергивая затвор автомата, готовясь в любой миг отразить атаку.
  - Они разделились! - прошипел он торопливо последовавшим его примеру солдатам и, услышав глухой стук стрелы по деревянной створке, прибавил, - Некоторые осаждают библиотеку. Четверо идут прямо на нас... Шаги... - мужчина чуть склонил голову набок, вслушиваясь, - Уже близко... Огонь!
  Последний приказ его раскатился под сводами башни громовым раскатом, утопая в речитативе автоматов.
  Четверо дикарей, и в самом деле кравшихся по лестнице с луками и кинжалами наизготовку, полетели вниз, сбитые огневым шквалом, не ожидавшие такого резкого отпора.
  Оставшиеся внизу яростно заревели, выхватывая свое оружие; кто-то бросился вперед.
  Герр Нойманн, стоя впереди своего маленького отряда, отчаянно стрелял, старательно и планомерно уничтожая всех и каждого из неприятелей, кто пытался подняться выше. Гоц и Ганс, стараясь не уступать командиру, внимательно отслеживали попытки других атаковать слева или справа, стреляя по рукам и отбивая всякую охоту продолжать нападение. Или, что было бы вернее - сопротивление.
  Иногда взгляды солдат падали на библиотечную дверь, взгляды выжидающие и удивленные - почему русские вместе с двумя предателями остаются безучастны, им было непонятно. Как-то не вязалось такое поведение с характером русских, с их менталитетом, непонятно было, как, слыша крики умирающих, они остаются безучастны.
  Конечно, предположить, что единственного русского парня за этой дверью во всю останавливают два немецких солдата, убеждая не вмешиваться и дать двум врагам самим разобраться друг с другом, им было бы затруднительно.
  Возможно, они бы все-таки исполнили свой план и перебили бы всех несчастных варваров, непонятно как заявившихся сюда, возможно, смяли бы их отчаянное сопротивление, начисто игнорируя стрелы, сыпавшиеся с разных сторон - в конечном итоге, на их стороне были хорошо заряженные автоматы, и патронов бы на это хватило. Возможно, Нойманн и получил бы желаемый результат...
  Но в воздухе, скрытый стрелами, неожиданно свистнул нож.
  Командир маленького отряда нелепо дернулся и, выпустив автомат, поднял, было, руку, пытаясь коснуться ею горла... но уронил ее и, не в силах более держаться на ногах, тяжело завалился вперед, кубарем скатываясь по лестнице. Когда тело оказалось на полу, стало видно, что из горла у него торчит рукоять ножа.
  Ганс с Гоцем, такого исхода не ждавшие, неловко попятились, спотыкаясь на ступенях и лихорадочно отстреливаясь, бросили последний взгляд на лежащее в луже крови тело Сталхерца... и, сознавая, что без него продолжать бой не в состоянии, повернулись к врагу спиной, бросаясь наутек.
  Конечно, скрыться на верхней площадке, если гунны вдруг решат преследовать их, будет затруднительно, конечно, бежать туда опрометчиво... но другого пути у них нет. Да и автоматы все еще при себе.
  Оставалось надеяться лишь, что русские не сумеют сговориться с этими проклятыми варварами, не посчитают их союзниками после убийства Нойманна, и не объединятся против двух загнанных немцев.
  Ибо в таком случае последним конец.
  
  ***
  Райвен осторожно выглянул из-под алтаря только после того, как шаги уводящих Пашку людей стихли где-то в отдалении и, чувствуя, как замирает сердце, осторожно выскользнул наружу.
  В библиотеке было тихо. По-прежнему царил полумрак, по-прежнему стояли на полках не потревоженные никем книги и лежали на алтаре часы темпора - целые, не поврежденные часы, так похожие на его собственные, что даже становилось страшно. В большой чаше тихо умирал Пашкин телефон, погруженный в святую воду, рядом с ним, там же, в воде лежал загадочной формы крест, брошенный туда самим Райвом.
  Мальчик глубоко вздохнул и, действуя больше по наитию, нежели осознанно, одним решительным движением вытащил телефон из воды, засовывая в карман собственных штанов. Что это за странная штука он, конечно, так до конца и не понял, зато уяснил для себя, что другу его предмет дорог и что вода для этого предмета вредна, посему посчитал своим долгом его спасти.
  Следующей его целью были часы.
  Собственно, зачем они нужны ему и нужны ли вообще, темпор не знал, отнюдь не был уверен, что сумеет что-нибудь сделать с их помощью или даже что сможет вернуть их своему плененному предшественнику, но схватить их он не преминул. Повертел в руках, затем неуверенно поднял и прижал к собственной голове рядом с поврежденными...
  Робкая надежда разлетелась в пыль. Часы не пристали к волосам, оставаясь в руках паренька - они не принадлежали ему, были чужими и воспользоваться ими он способен не был.
  Райв вздохнул и, решительно сунув часы в другой карман, на цыпочках направился к выходу из библиотеки.
  Ему было страшно. Ужасно страшно, просто до дрожи - он был наслышан об охотниках за временем и совсем не хотел сгореть вместе с тем несчастным темпором, которого они уже схватили. Но при этом понимал, что у Пашки надежда только на него, что никто другой спасти его не сумеет, а если этого не сделать...
  Содрогнувшись при мысли о том, что может произойти с его другом, мальчик напряженно облизал губы и, действуя предельно осторожно, чуть-чуть приоткрыл дверь библиотеки, выглядывая наружу.
  Он не должен, не должен бояться, он должен быть решительным и смелым - в конечном итоге, это его башня, он прожил здесь много лет, кому, как не ему знать все ее закоулки?.. Правда, сейчас это не башня, а замок. А вот в замке он жил уже так давно, что практически и не помнит об этом...
  Вернувшись на миг мыслями в далекое-далекое прошлое, мальчик погрустнел. Ах, прошлое, счастливые дни! Мама, которая всегда была рядом, всегда заботилась о нем и волновалась, часто болеющий отец... И те страшные взрывы, от которых он бежал, спрятался в подвале, тот кошмар, проведший черту между старой его жизнью и новой.
  Нет. Райвен мотнул головой, прогоняя невольные слезы. Нет-нет-нет, сейчас не время вспоминать о былом, не время плакать! Сейчас другое время, другая ситуация, сейчас в беду попал его друг и он должен, обязан спасти его!..
  Так. Нужно подумать. Куда они могли утащить Пашу?
  Мальчик осторожно выскользнул из библиотеки и, на секунду замерев, огляделся.
  Вокруг все выглядело, в общем и целом, довольно привычно - запертые входные двери, убегающая вверх лестница, за которую можно было свернуть и спуститься в подвал, даже ступени казались несколько обвалившимися! Только почему-то с правой от двери стороны тоже имелась дверь, которой темпор абсолютно не помнил и в которую совершенно не хотел заходить, чтобы не заблудиться в замке. В том, что последний достаточно велик, мальчик не сомневался.
  Нет, все-таки нужно собраться с мыслями. Он же, в конце концов, не совсем маленький, он уже давно живет без родителей... ну, если не считать Фридриха, он способен принимать решения сам! Вот и надо сейчас решить.
  Они говорили, что хотят заковать его в кандалы, чтобы он смотрел, как они будут сжигать темпора... Скорее всего, это будет происходить в подвале - больше просто негде, другие помещения вряд ли приспособлены для содержания пленников и сжигания их на кострах.
  Значит, нужно спуститься вниз. Что ж, это уже радует - уж подвал-то свой Райв точно знал как свои пять пальцев! Главное, чтобы не поймали по пути туда...
  Впрочем, охотники, по-видимому, удовлетворились поимкой чужака и вплотную занялись им, и схваченным ранее темпором, и мыслей о присутствии в замке еще кого-то постороннего попросту не допускали.
  Он осторожно ступил вперед, непрестанно озираясь, ежась, втягивая голову в плечи, боясь каждого своего движения, каждого своего вздоха, но все-таки продолжая шагать. Все не так страшно, совсем не страшно... Нужно только добраться до ведущей вниз лестницы, нужно только спуститься по ней...
  Мальчишка свернул за лестницу и замер, потрясенный внезапной мыслью. Если он спустится в подвал, он же будет как на ладони! Проскользнуть туда незамеченным невозможно, там все открыто, все просматривается... если, конечно, в этом времени подвал уже такой, каким стал в его дни.
  С губ слетел тяжелый, утомленный вздох. Ладно, пусть все будет, как будет. Может, в самом крайнем случае, ему удастся отвлечь внимание охотников на себя, и Пашка каким-нибудь чудом сумеет выбраться?
  Райв махнул рукой и, мысленно подгоняя себя вперед, сунул руку в карман, стискивая для моральной поддержки заветные часы. Если он вернет их попавшемуся темпору, тот может помочь им вернуться. От жизни одного зависят жизни всех, и их спасение теперь легло на его плечи!
  Так, вот и дверь в подвал. Мальчик закусил губу и, осторожно открыв створку, заглянул внутрь.
  Никого. Только факелы весело пылают внизу, их свет отсюда почти не различим, но все-таки заметен. Хорошо, темнота сыграет ему на руку.
  Он сглотнул и, торопливо шмыгнув за тяжелую створку, прикрыл ее за собой, начиная бесшумно спускаться. В каждой тени ему чудился затаившийся охотник, каждый шорох казался звуком летящей во мраке смертоносной стрелы, и сердце ежесекундно стискивал обруч ледяного страха.
  Спуск остался в памяти Райвена одним сплошным кошмаром, дорогой сквозь ужасы Ада, сквозь тернии собственной нерешительности и испуга. Он даже не понял, сколько времени у него ушло на то, чтобы спуститься.
  Да и неважно это было - достигнутая, наконец, цель ошеломила паренька настолько, что на воспоминания о страхах уже просто не осталось сил.
  Он спускался, совершенно убежденный, что с минуты на минуту окажется в своем зале, увидит посреди него трон, сооруженный другим темпором, увидит факелы, большое пространство, может быть, прикованного к стене друга... а вместо этого обнаружил длинный, уходящий куда-то в недра замка коридор, озаренный тусклым, пляшущим светом факелов.
  Откуда он здесь? Как, почему?? Неужели впоследствии подвал был переделан и стены коридора снесены, неужели в прошлом все было настолько... настолько... иначе?
  Это плохо. Мальчик закусил губу и, прижав к груди руки, напряженно вгляделся в полутемный коридор. Он бы знал, куда идти в своем подвале, но в этих коридорах... А ведь он наверняка не один, их наверняка много и в них можно заблудиться! Как же искать Пашу, как искать того темпора?..
  Пальцы, сжимающие часы, внезапно потеплели и мальчик приободрился. Нет, часы не укажут ему путь, не приведут его к своему хозяину. Но они еще способны отзываться на прикосновение другого темпора теплом, они еще живы, а значит, жив и их владелец. Значит, он сумеет найти его, во чтобы то ни стало!
  Райвен уверенно вскинул голову, сдул с глаз челку по примеру Фридриха и, преисполненный решимости, зашагал вперед по узкому, полутемному коридору, твердо ступая по каменным плитам пола.
  Страх почему-то отступил. Часы согревали руку, на душе было тепло и спокойно, словно бы он шел не по неизвестному темному месту, а прогуливался по собственному подвалу или, в крайнем случае - ходил среди нитей своей паутины.
  Он прошел вперед до того места, где коридор пересекался с другим, свернул налево, опять дошел до пересечения, повернул направо, еще раз добрался до пересечения, свернул налево... И, пройдя шагов десять, остановился, откровенно озадаченный. Коридоры совершенно не менялись, каждый последующий выглядел как предыдущий - все те же факелы по углам, те же сыровато поблескивающие стены и тот же каменный пол. Ничего нового, ничего обнадеживающего и ничего понятного.
  Что-то здесь было не так, что-то не вязалось с реальностью - подвалы замка не были столь велики, они не могли быть разбиты на такое количество длинных коридоров! Это было как-то неправильно, в этом было что-то странно-знакомое...
  Райв осторожно потрогал собственные треснутые часы и, подняв на уровень глаз часы того, другого, кого хотел спасти, растерянно уставился на них. Песок мягко струился из одной части в другую, не заканчиваясь, закованный в вечном движении; песчинки тихо капали, отмеряя мгновения бесконечности...
  - Эй... - юный темпор приблизил часы к губам, обращаясь к ним, - Эй, не надо этого делать! Отпусти меня, слышишь? - он набрал в грудь побольше воздуха и прибавил уже куда как более твердо, полностью убежденный в собственных словах, - Выпусти меня из своей паутины!
  ...Пашка висел на цепях, прикованный к стене и сумрачно взирал на подготовку к жестокой казни. Незнакомого ему, хотя и кажущегося смутно узнаваемым, человека облачали в красный балахон с капюшоном, одновременно связывая ему за спиной руки, привязывая к большому деревянному столбу. У ног его громоздили охапки хвороста, все большие и большие; по сторонам замерли два человека в темных рясах с факелами наизготовку.
  Безумие. Сумасшествие! У него на глазах, в древнем времени, в древнем подвале сейчас сожгут человека, а он ничего не может сделать, никак не может помешать этому! Он должен только безучастно наблюдать за чьей-то страшной смертью.
  Осужденный, обреченный мужчина внезапно вскинул темноволосую лохматую голову, заставляя капюшон балахона немного сдвинуться и застыл, очень явственно к чему-то прислушиваясь. Затем вдруг слабо улыбнулся и, едва заметно кивнув, что-то прошептал, тихо-тихо, почти беззвучно, настолько, что Пашка сам изумился, как ухитрился расслышать его слова.
  - Ты должен вырасти, - донесся до него как шелест ветра вздох обреченного темпора.
  
  ***
  Тата безрадостно наблюдала за расхаживающим по площадке из стороны в сторону Гюнтером, и пыталась сообразить, что ей делать. Расклад по всем статьям получался неутешительным - вернутся ли они в свое время, было совершенно неизвестно, да даже если и вернутся, ничего хорошего ее не ждет. Вот изменится вновь время, одумается, окажутся они там, где были изначально - и что? Она опять будет в окружении врагов, в окружении фашистов, и еще неясно, не обвинят ли они ее во всем этом безумии!
  Вот если бы можно было переместиться не только во времени, но и в пространстве, если бы они - или хотя бы она! - оказались в библиотеке, там, где сейчас сидят ее друзья и родной брат. Там, где сейчас, наверное, командует обороной Вольфганг...
  Девушка пригорюнилась, опуская взгляд на лестницу. Как-то они там сейчас? Пашка, наверное, как обычно, подтрунивает, Марк волнуется... Вольф, если ему позволили, взял на себя командование, а Райвен шмыгает носом и просит выставить из его башни плохих людей. Дойдя в мыслях до мальчика, Тата грустно улыбнулась. Бедняга, а ведь хотел действительно только поразвлечься! Зря они его боялись, зря сердились на него поначалу - Райв просто ребенок, глупый мальчик, у которого и родителей-то никогда не было, как на него можно злиться?
  Немец резко остановился и, бросив взгляд в единственное на лестничной площадке окно, нахмурился. Время шло, перевалило за полдень, а все оставалось по-прежнему, ничего не менялось и его это по понятным причинам раздражало. От пленницы толку не было ни малейшего, она помогать определенно не собиралась, и что делать, как вести себя, солдат не знал.
  Тата, наблюдающая за ним, мысленно приготовилась к еще одной пощечине и требованию что-нибудь объяснить и мимолетно вздохнула. Ну как, как убедить время переместить их в... Стоп.
  А зачем убеждать в этом время? Может быть, проще будет убедить фашиста, что им необходимо побывать в библиотеке, а там уж, чем черт не шутит - вдруг да повезет!
  - Гюнтер!.. - имя своего неприятного знакомого девушка все-таки запомнила и, дождавшись его мрачного вопросительного взгляда, обворожительно улыбнулась, - Слушай, я тут подумала... может быть, нам нужно спуститься вниз?
  - Вниз?.. - Гюнтер с секунду подумал, переваривая сие странное предложение, затем подозрительно осведомился, - Warum?
  - За шкафом! - огрызнулась без особенного труда понявшая вопрос Тата, - Затем, что внизу библиотека. А там книги, ферштейн? Кни-га, с листочками такая. Там можно что-то прочитать... ммм... умное. Полезное.
  Немец, с пятого на десятое понявший, что же до него пытаются донести, шагнул к русской и, присев с ней рядом на корточки, склонил голову набок, внимательно всматриваясь в ее лицо. Светлые глаза его все еще оставались подозрительными.
  - Книга, - повторил он, кивая, - Ich verstehe. Warum?*
  - Да вот ни фига ты не понимаешь! - рассердилась Тата, - Книга, чтобы ты знал, - источник знаний, бестолочь, в ней могут быть ответы! Если мы их прочитаем, может быть, поймем, как вернуться назад!
  Гюнтер, по возрасту несколько превосходивший наглую девицу и годившийся ей если не в отцы, то, во всяком случае, в старшие братья, на ее счастье 'лестной' характеристики своих умственных способностей на сей раз не понял. Если слово 'идиот' он еще более или менее мог для себя уяснить, и даже не обижался на него (русские, что с них взять?), то вот на 'бестолочь' мог бы и обидеться.
  - Назад? - мужчина сдвинул брови, - Книга... назад?.. Как?
  Девушка красноречиво закатила глаза, всем видом показывая, как же ей надоело общаться с непонимающим элементарных вещей немцем, и негодующе взмахнула связанными руками.
  - Давай мы сначала спустимся вниз, а потом я тебе покажу. Объясню. Понимаешь? Объяснять буду!
  - Там? - уточнил Гюнтер, указывая на лестницу. Неизвестно, что именно он хотел спросить - там ли будет девушка объяснять, или туда ли она планирует спуститься, но Тата закивала с жизнерадостностью китайского болванчика.
  - Точно-точно! Ja! Пошли туда, там может быть сундук с золотом, - заметив, что маленькой шпильки собеседник не понял, девушка едва сдержалась, чтобы не захихикать, - В общем, вперед, на поиски сокровища! То есть, вниз, на поиски книги.
  Немец, совершенно замороченный, улавливающий из сумбурной речи русской то одно, то другое не связанное между собой слово, красноречиво сплюнул в сторону от нее и решительно подхватил пленницу подмышки, ставя ее на ноги. Девушка, оценив силу держащих ее рук, мимолетно порадовалась, что хотя бы возможности передвигаться ее не лишили. Наверное, не нашли, чем связать ноги.
  Гюнтер, подняв ее с пола, решительно ухватил за ремень, связывающий руки и потянул за собой к лестнице. Тата, мысленно костеря фашиста на чем свет стоит, неуверенно направилась за ним, с опаской косясь на полуразрушенную лестницу и очень слабо представляя себе, как будет спускаться по ней без помощи.
  Немца же такие мелочи, очевидно, не волновали. Сам он был человеком ловким, тренированным и, пожалуй, спуститься со связанными руками не затруднился бы, даже при учете наполовину обвалившихся ступеней, поэтому полагал, что девушка с такой задачей тоже справится.
  А может быть, он и вовсе о ней не думал - делал, как удобнее ему, заботился исключительно о своем благе и, по-прежнему не уверенный в логичности предложения пленницы, все-таки предпочитал ему последовать.
  Когда, уже почти на середине лестницы, Тата вдруг оступилась и неловко завалилась на него, Гюнтер опешил. По шее мазнуло теплое дыхание, в объятиях вдруг оказалось стройное тело...
  Девушка поспешно выпрямилась и, высвободившись из рук мужчины, поторопилась продолжить спуск.
  Немец направился следом, впервые за все время знакомства глядя на нее другими глазами.
  Симпатичное личико. Ладная фигурка. Длинные волосы. Дерзкая, наглая - горячая девчонка, нечего сказать! А еще они, судя по всему, одни в этой башне, и когда вернутся обратно, неизвестно... Время есть.
  Девушка, не подозревая о мыслях спутника, торопливо спустилась вниз и, сделав несколько шагов по ровному полу, тоскливо огляделась. Мда, как и следовало ожидать - никого и ничего, кроме тишины, запустения и пыли. Даже дверь в библиотеку не прикрыта, а распахнута настежь, болтается на покосившихся, проржавевших петлях.
  Гюнтер, ловким прыжком перемахнув последние две ступени, остановился рядом с пленницей и огляделся. Ее предложение найти какую-то там книгу он помнил, и справедливо полагал, что знает, где искать нечто подобное - в конечном итоге, в библиотеке побывать немец успел и книги на полках видел. К тому же, библиотека в этом здании кажется помещением наиболее обжитым, уютным, а значит, неплохо подходит для его планов.
  Тата пожала плечами и, предпочитая ничего не говорить, уверенно направилась в библиотеку. Немец последовал за ней.
  В библиотеке радовал глаз странноватый антураж - опрокинутый стул возле дальнего стола, перевернутый стол обеденный, пятна крови на полу... Натюрморт тот еще, совершенно не внушающий надежды.
  Девушка остановилась в двух шагах от перевернутого стола и, покусав губу, устремила взгляд на книжные полки. Ну, что ж, хоть книги на месте. Осталось найти тот фолиант про темпоров, и...
  - Ты чего?..
  Гюнтер вдруг ухватил ее за плечо и дернул к себе. Тата, недоумевая, что пришло в голову неприятелю, уперлась связанными руками ему в грудь, растерянно глядя в оказавшиеся непозволительно близко светлые глаза. Немец стиснул ее в стальных объятиях и, не успела девушка опомниться, как к ее губам внезапно примкнули жесткие горячие губы.
  Она протестующе замычала, зажмурилась, мотая головой, пытаясь высвободиться, толкая его в грудь, выдираясь изо всех сил и с ужасом сознавая, что мерзавец сильнее, что ей не справиться...
  - Отпусти ее.
  Знакомый холодный голос, внезапно разорвавший кажущуюся нерушимой тишину библиотеки показался девушке гласом Божьим.
  Гюнтер, вмиг растерявший свой пыл, не понимая, что происходит, оторвался от губ пленницы и, недоуменно моргая, огляделся.
  Все было так, как секунду назад - перевернутый стол, опрокинутый стул, пятна крови на полу... Только не было пыли, и не было пусто. Библиотека была полна народу; капитан Вольфганг, злой, как черт, стоял, направив на врага дуло автомата.
  Гюнтер неспешно выпустил Тату и поднял руки вверх, демонстрируя полнейшую капитуляцию. Опытный глаз успел заметить еще одного вооруженного солдата, успел выхватить третьего, безоружного, но однозначно готового броситься в драку, и мужчина предпочел сдаться, нежели вступить в заведомо проигрышный бой.
  Девушка, ощутив свободу, стремглав бросилась к недавно обретенному молодому человеку и, обнаружив за его спиной брата, выдохнула с неимоверным облегчением.
  - Он псих! - зашипела она, кивая на замершего с поднятыми руками фашиста, - Понимать ничего не понимает, а целоваться лезет, придурок!
  Марк, развязывая сестре руки, только покачал головой.
  - Вечно ты из-за своей симпатичной мордашки в неприятности влипаешь... никогда не думала пластику сделать?
  - Да иди ты, - обиделась Тата и, не в силах сдержать порыв, повисла у брата на шее.
  Вольф, которому тоже очень хотелось обнять девушку, но который по понятным причинам не мог себе этого позволить, чуть сдвинул брови.
  - Свяжи его, Марк, - бросил он, - Тата... надеюсь, они не обижали тебя?
  - Обижали! - мигом наябедничала девушка, - Он меня по щекам бил, кулаками угрожал! Как сказал бы Райв - он плохой! ...А где Райв?.. - то, что темпора среди присутствующих нет, она заметила только упомянув его имя и взволновано завертела головой, - И Пашка... Что у вас тут произошло, где все?! - обнаружив вместо знакомых ей людей одного сильно раненного фашиста, и какого-то неизвестного парня, она осеклась, - А это кто?
  Капитан, внимательно следящий за тем, как скрупулезно Марк скручивает руки Гюнтера, негромко вздохнул. Любопытство девушки было ему понятно, удивления не вызывало, но все-таки в данной ситуации казалось неуместным.
  - Фридрих, последи за ним, - негромко бросил он через плечо и, мотнув дулом автомата в сторону Альбрехта, велел пленнику, - Иди к нему.
  Гюнтер равнодушно пожал плечами и, четко, по-солдатски, повернувшись, направился, чеканя шаг, к пострадавшему товарищу. То, что тот, вопреки его предположению, все-таки жив, да еще и перебинтован, стало для немца, конечно, большим сюрпризом, но бурно свой восторг выражать он не стал.
  Тата изумленно уставилась на светловолосого человека в заляпанной кровью и краской рубахе, который оказался ни кем-нибудь, а тем самым пресловутым Фридрихом, о котором так пекся Вольф, и в категоричной форме затребовала объяснений.
  Пленники, между тем, улучили минуту для собственных разговоров.
  - Нойманн мертв, - вместо приветствия бросил Альбрехт, которому об этом происшествии успели сообщить выглянувшие в минуту затишья наружу неприятели. Гюнтер равнодушно пожал плечами - командира он не любил.
  - Я думал, что и ты мертв. Кто его? Эти? - последнее слово было произнесено с нескрываемым омерзением. Альбрехт отрицательно качнул головой и кривовато улыбнулся.
  - Варвары. Гунны. Ты знаешь, что тут творится?
  Гюнтер еще раз пожал плечами, на сей раз давая понять, что ничего не знает. Однополчанин вздохнул.
  - Я сам до конца не понимаю, но... Они говорят, что это другое время, что это будущее. Будущее, где войны уже нет...
  - Девчонка тоже говорила что-то о времени, - мужчина нахмурился, склоняя голову набок, - Странно. Я бы счел это ложью, но все как-то удивительно хорошо складывается... А где мальчишка и еще один русский?
  Альбрехт пожал плечами сам.
  - Понятия не имею. Они что-то говорили, что вроде их приятель и тот мальчик - они его называют темпором - куда-то отправились, переместились, но как и куда, объяснять не стали. Они-то между собой все понимают... И, знаешь, говорят странно. Русский вроде на нашем языке, но как-то так, что... ну вот совсем не по-нашему. Капитан упоминал, что он тоже говорит по-русски, а вот второй - по-немецки. Почему-то они все друг друга понимают, и я их всех понимаю. Хотя что говорит девушка, не понял.
  Гюнтер досадливо повел подбородком - с его точки зрения, собеседник нес какой-то бред.
  - Ты что, много крови, что ли, потерял? Несешь чушь какую-то, Ганс бы сказал сейчас - хрень. Заткнись лучше, дай послушать, о чем у них там речь...
  ...Фридрих сполз на пол абсолютно бесшумно, отчаянно стараясь удержаться на подкашивающихся ногах и цепляясь за раскалывающуюся от боли голову. Заметила состояние художника девушка, которой как раз объясняли, почему в паутине рана его опасна не была, и которая невольно искала его глазами.
  - Фридрих! - она бросилась к нему, как к старому другу и, взволнованно приподняв опущенную на грудь голову, испуганно охнула, - Кровь... Вольф, - взгляд ее скользнул к молодому капитану, - Ты умеешь лечить такие раны?..
  Вольфганг медленно повел головой из стороны в сторону; в загадочных глазах его застыла боль.
  - Когда мы шли сюда, я собирался осмотреть его рану, надеялся, что смогу помочь, - хрипло вымолвил он, - Но, когда увидел снова, понял, что бессилен. Если бы был госпиталь...
  - Здесь не госпиталь нужен, а полноценная больница, - Марк, хмурясь, куснул себя за губу и, помогая сестре расположить несчастного раненного более или менее удобно, тихо добавил, - Или Райвен.
  
  ***
  Когда левый висок вдруг, ни с того ни с сего пронзило болью, Райвен вскрикнул и сильнее сжал часы неизвестного темпора, глядя на них с нескрываемым осуждением. Что произошло, мальчик понимал - человека, которого когда-то хотел наказать за непочтение к костям, и к которому привязался всей душой и всем сердцем, он всегда чувствовал и его состояние улавливал где-то на ментальном уровне.
  - Фридрих... - слетел с губ паренька испуганный шепот; он замотал головой, старательно сдерживая слезы. Значит, паутина действительно рушится. Значит, рана Фридриха вновь открылась, значит, его друг - его лучший друг, человек, заменивший ему отца! - сейчас умирает, а он... А он здесь. В чужой паутине, с чужими часами в руке и не может не только помочь художнику, но и даже спасти другого темпора.
  'Может, если бы я его спас, смог бы вернуться...' - тоскливо подумал Райвен и, тяжело вздохнув, сел на каменном полу по-турецки.
  Он слышал загадочный шепот, пронесшийся по коридорам, накрывший собою паутину, шепот, велевший ему вырасти, но как исполнить это требование не понимал. Замедлить-то свой рост он когда-то смог, но и то это произошло благодаря тому, что он много времени проводил в паутине, где время не идет, но вот как ускорить его... Как за минуту повзрослеть, как мгновенно научиться тому, чего никогда не знал?
  Мальчик тяжело вздохнул и вновь опустил взгляд на противные часы. Такие красивые, целые, без единой трещинки... Если бы и его часы были такими же, или если бы он мог использовать силу этих! А то ведь на волосах они не держатся, а в руках остаются простой безделушкой.
  Райв поморщился. Может, конечно, не держатся потому, что там уже есть другие часы, может, нужно их снять... Но если он их снимет, он же станет уязвим! Если снимет их - может выпасть из паутины просто потому, что не будет иметь права быть в ней! Если он окажется перед охотниками, сжимая в руках двое часов, они сразу все поймут, они схватят его, они убьют его!
  Мальчик испуганно прижал к груди руки, нервно кусая губы. Ах, если бы он был взрослым... Он бы тогда ничего не боялся, он бы был способен принимать решения, мог бы добиться, чего пожелает и спасти, кого должен. Кого хочет спасти...
  На глаза навернулись слезы - сердце подсказывало, что выход из ситуации может быть только один, но выход этот означал фактически самопожертвование.
  Снять часы... снять сломанные часы, чтобы заменить их на целые, но успеет ли он? А если снимет, но не успеет надеть, если у него отнимут и те, и другие, а самого его...
  Перед внутренним взором взметнулась стена испепеляющего пламени, и Райвен затрясся от ужаса.
  А если он этого не сделает, та же стена пламени ждет Пашку, не говоря уже о неизвестном темпоре. А Фридрих будет медленно умирать в будущем, а мертвых возвращать к жизни он не умеет, может лишь увидеть, какими они были... Что же делать, что делать?
  Мальчик всхлипнул и, подняв дрожащую руку, коснулся треснувших часов в своих волосах. А затем, зажмурившись, не позволяя себе сомневаться, одним резким движением сдернул их, сжимая в руке.
  Это было самоубийством, он и ощущал это, как самоубийство. Но иначе поступить не мог.
  В конце концов, если погибнут все, кто ему дорог - зачем существовать ему самому?
  Райвен медленно открыл глаза.
  Он по-прежнему сидел по-турецки на твердом каменном полу, но стены коридора, окружавшие его несколько мгновений назад, сменились привычным глазу пространством.
  Подвал... Его подвал, такой знакомый и родной. Даже трон из костей здесь присутствует, разве что теперь он не кажется атрибутом власти темпора - скорее доказательством его вины, свидетельством преступлений, карающим мечом правосудия.
  Ибо среди подвала, как раз перед троном в каменные плиты был немыслимым образом вбит высокий крепкий столб, к которому был накрепко привязан человек в красном балахоне с капюшоном. Последний скрывал его волосы и лицо, не давая возможности рассмотреть их, но сейчас не внешность незнакомца беспокоила паренька.
  Возле ног несчастного были навалены груды сухих ветвей, хвороста - его собирались сжечь, хотели убить, как поступали всегда охотники за временем с пойманными темпорами.
  'Поэтому они и забрали у него часы...' - с ужасом подумал мальчик, осторожно поднимаясь на ноги, - 'Чтобы он был беспомощен, когда... когда они... его...' - он предпочел не заканчивать мысль.
  Сам он находился на площадке лестницы, уводящей вверх, в очень удачном месте, куда не падал свет факелов, поэтому мог, не опасаясь оказаться замеченным, полноценно разглядеть происходящее.
  Кроме привязанного к столбу и обреченного на смерть темпора, в подвале находилось еще семь человек - шестеро охотников за временем в черных балахонах, и прикованный к стене, изнывающий от несвободы Пашка. Последнему приходилось особенно туго - у него уже минут двадцать как нещадно чесалось ухо, а в голове ворочались полные ужаса мысли о том, на что его хотят заставить посмотреть. Смерть человека сама по себе страшна, а уж смерть столь жестокая и мучительная... Представляя, как будет кричать умирающий 'еретик', молодой человек чувствовал холодок вдоль позвоночника и подкатывающую к горлу тошноту.
  Райвен, стараясь не привлекать внимания, прижался спиной к слабо освещенной стене и устремил взгляд на охотников за временем. Они были врагами и за ними следовало следить пристально.
  Обреченный человек возле столба, который стоял, безжизненно свесив голову и, видимо, смирившись со своей участью, вдруг слабо шевельнулся. Из-под низко надвинутого капюшона сверкнули черные глаза; губы, скрытые полумраком тени, шевельнулись.
  - Часы... - донесся до слуха мальчика еле слышный шепот, похожий на вздох ветерка, и он растерянно опустил взгляд на собственные руки. Часы... но какие - разбитые или целые? Целые принадлежат не ему, они этого темпора, и использовать их он не имеет права, это будет неправильно, нехорошо... а от разбитых нет никакого толку.
  Взгляд мальчика скользнул мимо обреченного темпора к его трону, на костях которого были грубо намалеваны кресты той самой странной формы - с полукруглым навершием, - перебрался к несчастному пленнику у стены... И рука как-то сама собой поднялась.
  Целые часы моментально пристали к его волосам, заняли как будто бы свое, личное, для них предназначенное место и паренек, ощутив это, вдруг испытал странное чувство - ему показалось, что он растет, взрослеет, что ему открываются какие-то запретные доселе знания... Удивительное это было чувство.
  Он тряхнул головой, часы качнулись и прилипли крепче. Перед глазами взметнулся столб песка, и Райвен, сейчас же струхнув, подумал, что это выдаст его врагам!.. Он не ошибся.
  - Темпор! - коснулся слуха вопль, почти визг, - Уничтожить темпора! Схватить!
  Пашка, чье внимание столб песка тоже привлек, и который, в отличие от 'святых отцов' быстро догадался, чье появление он может знаменовать, быстро улыбнулся и негромко хмыкнул.
  - Определились бы хоть, хватать или уничтожать. Хотя все равно обломаетесь - мой друг еще всем вам прикурить даст!
  Трое 'святош', выступив вперед, присели на одно колено, вскидывая тяжелые арбалеты и целя точно в центр маленькой песчаной бури. Еще двое, сорвав со стен факелы, замерли по сторонам от заготовленного кострища. Один остался в стороне и, вскинув руку, принялся, как дирижер палочкой, указывать длинным пальцем то в одну, то в другую сторону, раздавая приказы.
  - Стрелять! Сжечь! - кричал он, - Огонь! Огонь! Пусть возгорится пламя!!
  'Вот фанатик', - мрачно подумал Пашка, ощущая, как сжимается сердце. За кого он сейчас боялся сильнее, молодой человек не мог бы ответить и сам - его беспокоила и судьба приговоренного, и судьба вкупе со здоровьем мальчика. За себя он в эти секунды, как ни странно, не переживал.
  В воздухе свистнули сразу три тяжелых стрелы с массивными металлическими наконечниками, устремленные точно в юного темпора. Двое с факелами швырнули их в груду хвороста. Сухие ветки, сейчас же занявшись, затрещали, угрожая гибелью несчастному пленнику, и он, ощутив жар пламени, непроизвольно прижался спиной к столбу.
  Пашка зажмурился - ему показалось, что спасения ждать уже неоткуда, что теперь все будет кончено, ибо уклониться сразу от трех стрел Райв не сумеет, а уж о том, чтобы погас огонь, и мечтать нечего...
  Он не видел, как из песчаного столба вдруг высунулась худощавая рука подростка с растопыренными пальцами и сделала протяжный волнообразный жест.
  Песок опал. Вместе с ним на пол попадали и стрелы, замирая в луже расплавленного металла и стремительно обрастая листвой.
  На лестничной площадке вместо маленького мальчика замер юноша лет шестнадцати, серьезный, уверенный и, что особенно бросалось в глаза - взрослый, сильный и способный.
  Пашка, не слыша криков, осторожно приоткрыл один глаз, затем другой, потом открыл еще и рот, обалдело созерцая выросшего паренька.
  - Стрелять! Стрелять!! - заорал тот из охотников, что взял на себя роль командира, дирижируя смертью, - Убить! Он помешал церемонии, он хочет спасти темпора! Убить!!!
  - Не вам говорить о смерти, - тихо ответил ему юноша и, не обращая внимания на перезаряжающих арбалеты стрелков, скользнул взглядом дальше, к стремительно разгорающемуся костру. Черные, глубокие глаза его странно сверкнули... и огонь вдруг начал уменьшаться, отползать от ног обреченного, возвращаясь к лежащим на полу факелам, вновь загораясь в них.
  'Дирижер', увидев это, захлебнулся яростью.
  - Схватить факелы! Сжечь, сжечь, сжечь еретика, он не должен оставаться в живых!! Никто из них не должен!! Убить, всех убить!!!
  Веревки на руках пленника размотались сами собой, повинуясь легкой улыбке молодого темпора. Его предтеча торопливым, ловким движением скинул капюшон и, видя, что двое негодяев по сторонам от кострища уже вновь взяли пылающие факелы в руки, метнулся вперед, одним ловким перекатом ускользая от могущего вновь приблизиться к нему пламени. Затем вдруг извернулся и, упершись рукой в пол, ударом ноги вышиб факел из руки дальнего от себя растерянного поджигателя. Провернулся на этой руке, будто танцуя нижний брейк-данс и вышиб факел из руки ближнего.
  Пашка, так и замерший с открытым по-идиотски ртом, шумно сглотнул и медленно повел головой из стороны в сторону.
  - Так вот, как он зажигает звезды... - сорвался с губ молодого человека пораженный шепот. Взгляд его, устремленный вверх, объяснял все яснее ясного - два взмывших к потолку горящих факела действительно напоминали пресловутые две звезды.
  Он сказал - и в очередной раз остолбенел, внезапно понять что́ произнес только что. Зажигает звезды... две звезды! Темпор, которого сопровождают две звезды, Райвен же говорил, упоминал об этом!
  Пашка вгляделся в продолжающего показывать чудеса акробатики экс-пленника. Черные растрепанные волосы, кажется, черные глаза... или это уже только игра воображения? Да, черт возьми, какая разница - две звезды, те самые, что пугали Вольфганга, те самые, что по словам Райва, сопровождали его отца!
  Старший темпор отбросив одного из врагов в сторону, легко перехватил падающий факел и, ткнув им в лицо второму, вынудив того отскочить, поймал и второй. Ловко провернул их в руках, описывая в воздухе огненные дуги и, усмехнувшись, скрестил факелы перед собой на манер мечей.
  Абсолютно восхищенный и потрясенный Пашка, продолжающий висеть на кандалах, внезапно ощутил свободу. Замер на секунду и, глупо ойкнув, неловко завалился вперед, кое-как успевая подставить руки. Поднимая голову и потирая немного ушибленный нос, он заметил виноватую улыбку юного темпора и только покачал головой. Райвен в своем репертуаре - даже повзрослевший, даже с новыми часами, он только и умеет, что делать 'ой'.
  Экс-пленник, между тем, не терял времени даром. Факелы в его руках казались двумя огненными змеями, он вращал их вокруг себя, устраивая настоящее огненное шоу и пугая, отгоняя от себя перепуганных 'святош'. Кое у кого из них балахон был уже подпален, у другого был обожжена рука, у третьего немного покраснел нос - результаты действия мужчины, несомненно, имели, и это не могло не радовать.
  Два темпора, один из которых начал эту битву, а второй красиво и убедительно продолжил, определенно одерживали громкую победу.
  Пашка скользнул взглядом по залу. Охотников за временем, выступающих против старшего темпора, было четверо, пятый старательно командовал, по-прежнему пытаясь дирижировать, а вот шестой... а где же шестой?
  Парень завертел головой и, внезапно увидев припавшую на одно колено фигуру в темном балахоне, лихорадочно заряжающую арбалет и старательно целящуюся, нахмурился. Стрела смотрела точно в затылок замершему на одном месте и крутящему перед собой факелы мужчине, и этого, судя по всему, никто не замечал. Обидно будет, если его убьют сразу после спасения...
  - Райв!.. - голос сорвался; блондин закашлялся от наполняющего помещение дыма, однако, услышал все-таки был.
  Юный темпор, быстро глянув на него, проследил направление его взгляда и, тоже заметив целящегося охотника, негромко вздохнул. По губам его скользнула легкая, исполненная сочувственной грусти, мягкая улыбка.
  Арбалет в руках 'святого отца' чуть заметно дрогнул. Из древка так и не выпущенной стрелы, из дерева самого оружия, внезапно начали прорастать зеленые побеги, с мгновенно распускающимися листьями. Охотник вскрикнул, роняя то, что было несколько мгновений назад арбалетом, а теперь стремительно превращалось в пышный, зеленый куст и, с ужасом глянув на Райвена, попытался отползти поближе к стене.
  Тем временем, старший темпор, отогнав противников на достаточное расстояние, одним ловким перекатом по полу подвала приблизился к лестнице, и легким прыжком оказавшись на ее площадке, рядом с пареньком, приветливо кивнул ему.
  - Отправь их в паутину, - коротко велел он и, заметив, что охотники за временем опять жаждут приблизиться к нему, угрожающе поднял факелы, - С моими часами сил на это тебе хватит, сынок, действуй. Здесь им не место.
  Райвен быстро кивнул и, на глазах теряясь, неуверенно вытянул левую руку вперед, делая ею какие-то непонятные пасы. Потом опустил левую, поднял правую.
  С потолка посыпался песок. Один из охотников, поскользнувшись на ровном месте, вскрикнул тонким голосом и закрыл лицо руками.
  Пашка, непонимающе покосившийся на него, ошарашенно приоткрыл рот. На полу, путаясь в непомерно длинном балахоне сидел, недоуменно озираясь, пятилетний мальчик, ребенок, в которого юный темпор случайно обратил неприятеля.
  Мужчина, глядя на это, нескрываемо хохотнул и, слегка покачав головой, расслабленно опустил факелы.
  - Только подойдите! - заметив, что кое-кто из врагов тотчас же попытался двинуться вперед, он нахмурился, - И мой сын обратит всех вас в младенцев! Стойте, где стоите!
  Противники замерли; Пашка за их спинами тоже, не зная, что сказать, сделать и как вообще реагировать на происходящее.
  Райвен тяжело вздохнул и жестом, исполненным недовольства, поправил отцовские часы в волосах.
  - Я не знаю, как это сделать, папа... - виновато шепнул он, - Может... если я отдам часы тебе, ты сам?..
  - Не глупи! - старший темпор сурово сдвинул брови, - Это займет время, у нас его нет! Смелее, мальчик мой, представь паутину, ведь ты был в ней! Запри их навеки в ее коридорах, они заслужили вечный плен! Закрой глаза.
  Райв сглотнул и, явно опасаясь делать то, что ему подсказывают, неловко прикрыл глаза. Голос отца звучал теперь словно из его подсознания.
  - Представь коридоры моей паутины... Представь, как эти люди оказываются в ней, как они озираются, не зная, что делать... Представь их там, в плену! Можешь оставить им еды или питья, а можешь не давать ничего - позднее я сам позабочусь об этих зверьках. Вот так, - по опустевшему подвалу пронесся облегченный вздох, - Открой глаза.
  Юноша покорно поднял веки и, не веря самому себе, огляделся. Пашка, по-прежнему сидящий на полу у дальней стены, растерянно моргнул, глядя на него и, помедлив, показал большой палец.
  - У меня получилось... - паренек неловко улыбнулся и жизнерадостно хлопнул в ладоши, - Я смог, папа, смог!.. Папа... - сообразив, с кем говорит, Райвен повернулся, и улыбка на его губах стала шире, - Я... я даже мечтать не смел снова тебя встретить. Ты такой молодой...
  - А ты такой взрослый, - в тон ему отозвался отец, широко улыбаясь и, коснувшись ладонью щеки сына, повернул его лицо к свету, - Позволь мне взглянуть на тебя. Здесь, в этом времени, ты еще не существуешь, мальчик, увы. А в твои дни я, должно быть, уже умирал - мое время должно было закончиться с твоим появлением на свет. Назови мне свое имя.
  Пашка, незаметно приблизившийся к беседующим отцу и сыну, а сейчас заметивший сверкнувшие брильянтами слезы в черных глазах последнего, глубоко вздохнул и ответить предпочел сам.
  - Его зовут Райвен. Как зовут тебя... вас, мы не знаем.
  Мужчина легко пожал плечами и, сам видя, что сын его вот-вот разрыдается, притянул его к себе.
  - Рейнольд, - негромко представился он, - Вытри слезы, мой маленький вороненок, я не хочу запомнить тебя плачущим. Улыбнись мне, - он улыбнулся сам, - Все случилось как нельзя лучше, и мы встретились вопреки всем законам бытия... Ты знаешь, ведь темпоры никогда не видят своих повзрослевших детей. Мы умираем до того, как они успеют вырасти.
  Райвен шмыгнул носом и, подняв голову, выдавил из себя улыбку.
  - Я помню тебя старым, прикованным к кровати... - тихо проговорил он и, торопливо стерев с глаз слезы, покачал головой, - А сейчас ты такой молодой! Папа... - он внезапно засуетился, - Я... я надел твои часы, я, наверное, не должен был... извини...
  - Райвен, Райвен... - мужчина улыбнулся и чуть покачал головой, успокаивающе касаясь плеча паренька, - Ты - мой сын. Эти часы столь же твои, как и мои, ты имеешь на них полное право. Что случилось с твоими?
  Юноша, повзрослевший, судя по всему, телом, но не сердцем, совершенно по-детски надул губы.
  - Это все из-за плохих людей. Они напали на меня, и когда Паша меня пытался спасти, мои часы разбились... Мои друзья потом помогли мне, они их немного починили, вот, - он протянул на открытой ладони отцу поврежденные часы, - Видишь, они заклеили трещину и песок больше не высыпается. Но они еще не восстановились совсем, там, где мы были, начали происходить странные вещи из-за этого! А теперь... - Райвен несколько поник, - Если я здесь, так далеко в прошлом, там моя паутина, наверное, рушится. Я чувствую, что Фридриху больно, ему плохо, его рана...
  Рейнольд вскинул руку, прерывая сына и вновь улыбнулся. Он вообще улыбался очень много, этот темпор, должно быть, потому что был рад видеть отпрыска.
  - Я не все понимаю в твоих словах, вороненок, - заметил он, - Но понял, что тебе надлежит скорее вернуться обратно, чтобы прекратить безумие, могущее воцариться там. Если один из твоих друзей ранен - ты должен помочь ему, и... - улыбка мужчины стала шире, - Теперь ты знаешь, как. Оставь мои часы у себя, сынок, пусть они принесут тебе счастье. Мне же дай свои. В моих руках они постепенно восстановятся и, настанет день, когда они снова вернутся в твои руки. Или я отдам их тебе сам, или их передаст мой поверенный, если я буду уже не в силах... Сейчас иди.
  - Я не могу! - мальчик нахмурился, хватая родителя за руку, - Какой поверенный, папа, кто он?.. И почему ты не можешь сам вернуться вместе с нами? Почему я снова должен терять тебя??
  - Ты меня не потеряешь, - Рейнольд ласково взъерошил волосы сына, - Мы не умираем, Райвен, мы продолжаемся в детях. Ты - мое будущее. А я вернусь, однажды вернусь к тебе, воплотившись в смертном теле, ибо так случается нередко. Моим наставником был мой отец, вновь родившийся смертным... Он не знал этого, но это знал я. Понял по некоторым признакам, как поймешь и ты, мой вороненок.
  Пашка, уже некоторое время как изнывающий от любопытства, недовольно дернул себя за хвостик.
  - Но почему 'вороненок'? - пробурчал он, - Только из-за того, что темноволос и черноглаз...
  - Имя Райвен означает 'ворон', - юный темпор, глянув на друга, тяжело вздохнул, - Мама рассказывала, что папа всегда хотел так назвать меня. Только он звал меня вороненком...
  Рейнольд глубоко вздохнул и неожиданно привлек сына к себе, обнимая.
  - Но однажды так назовет тебе другой, сынок. Тот, в ком я воплощусь, тот, в ком вернусь к тебе... Быть может, этот человек уже будет существовать в мои последние дни, быть может, нет - это не имеет значения. Но он признает тебя сыном, а ты увидишь в нем отца, - мужчина выдержал недолгую паузу и неожиданно легко оттолкнул сынишку, - Иди. Не нужно задерживаться здесь, сынок, иди! Тебя ждет будущее, тебя ждет твоя жизнь и ты не имеешь права тратить ее на остатки моей. Я же запомню тебя навек, вороненок.
  Райвен, не в силах сдержаться, шмыгнул носом, против воли отступая от собеседника.
  - Я не забуду тебя, папа! - воскликнул он и, поспешно стерев слезы, с трудом улыбнулся, - Всегда буду помнить, всегда буду любить тебя! Прощай... Паша, - он протянул несколько пришибленному этой сценой другу открытую ладонь, - Возьми меня за руку. Нам пора возвращаться.
  
  ***
  На улице золотилась во всей своей красе ранняя осень. Пели птицы, звенела их голосами листва, похожая на монеты, синело небо...
  Время года изменилось за последние полчаса в третий раз. Ганс побарабанил пальцами по стеклу единственного на лестничной площадке окна и зло сплюнул себе под ноги. Безумно хотелось что-нибудь пнуть, перевернуть, разбить, опрокинуть... но ничего подходящего в пределах досягаемости не было.
  Гоц, тихо мрачнеющий на верхней ступени лестницы, не знающий, на свое счастье о изменчивости погоды, и судящий о безумии лишь по непрестанно меняющему времени дня (сейчас было, судя по всему, раннее утро, хотя должен был близиться вечер), тяжело вздохнул и, подперев щеку рукой, безрадостно уставился вниз. Ему малодушно хотелось сдаться, хотелось попросить русских о милости и понадеяться на лучших исход... Хотя какой там лучший исход - Альбрехта же они убили! А дикари убили Нойманна.
  - Ну и попали же мы в переплет, - тоскливо заметил парень, косясь на товарища по несчастью, - Просто между Сциллой и Харибдой, как в древней мифологии!
  - Твоя начитанность здесь не к месту, - мрачно отозвался Ганс, - Тоже мне, умник! Лучше бы думал, как из этой хрени выпутаться, чем про какую-то там Сциллу рассуждать!
  Гоц, прекрасно знающий о недостаточном образовании однополчанина, отвернулся и, немного нахохлившись, втянул голову в плечи.
  - Это древнегреческое чудовище, - бросил он, не поворачиваясь, - А Харибда - водоворот, чтобы ты знал. Сцилла - русские, Харибда - варвары...
  - И придурок между ними - ты! - огрызнулся собеседник, - Нашел время сравнивать! Мы влипли как мухи в паутину, блин, я вообще ни хрена такого не представлял! Командир мертв, Гюнтер неизвестно где, Альбрехт убит... Нас осталось двое, и только вопрос времени, когда нас прикончат. Это же охренеть можно! - он бросил взгляд за окно и понуро пробормотал, - Ну, что за дерьмо...
  Деревья снаружи вновь радовали глаз сочной зеленью, хотя по всем правилам после осени должна была бы наступить зима.
  - Будь Гюнтер здесь, он бы знал, что делать, - вздохнул Гоц, не придавая словам товарища особенного значения, - Кёллер почему-то всегда знает, как быть, помнится, даже с герром Нойманном спорил!
  Ганс откровенно сморщился.
  - Кёллер - напыщенный, самоуверенный болван, только и знает, что демонстрировать, какой он крутой! Доверили ему, блин, русских допрашивать, до старости гордиться будет! Держу пари - будь он здесь, начал бы строить из себя командира, придурок... Но не думаю, что он жив. Нойманн-то, вон, пожестче него был, а все одно на тот свет отбыл. Здесь вообще хренотень какая-то творится, люди исчезают, появляются, снова исчезают... где гарантии, что Гюнтер исчез, чтобы вернуться, что его не убьют где-то там?!
  - Прекрати паниковать, - видя, что собеседник заводится все сильнее, парень предпочел пресечь это, - Ганс, я знал тебя еще до войны, и сколько помню себя, ты всегда все видишь в черном свете. Может, еще не все пропало...
  - А ты на все сквозь розовые очочки глядишь! - рявкнул в ответ старый приятель, - Гоц, твою мать, мы одни против толпы вооруженных врагов! Тут, блин, вопрос не в том, пробьемся ли мы, тут вопрос, скольких из них мы захватим с собой...
  - Хватит меня запугивать! - Гоц, будучи юношей впечатлительным и нервным, и мгновенно вообразившим себе их дружный конец, тяжело сглотнул и рефлекторно коснулся автомата на плече, - Может... знаешь, Ганс... а ведь у варваров только холодное оружие, ну, и еще стрелы. Может, если ты прикроешь меня, я смогу выскочить, добраться до наших, а там...
  - Нет! - Ганс совсем помрачнел, - Вооружены-то слабо, а Нойманна вон положить смогли. А он-то мужик не промах был, отчаянный, умелый, не за красивые глаза в командиры вышел. И все одно валяется вон теперь с ножом в горле. А тебя и подавно порешат, я один не хочу подыхать!
  Гоц устало вздохнул и, повернувшись к собеседнику, окинул его снизу долгим внимательным взглядом. Потом криво усмехнулся.
  - Не притворяйся, что очень дорожишь мной. Ганс, у нас в любом случае нет выбора - нужно добраться до своих, попросить помощи, иначе нам точно крышка. Ты думаешь, мне очень хочется рисковать? Думаешь, я горю желанием бросаться на нож? Но если я этого не сделаю, мы оба умрем наверняка, а так у нас будет шанс! У нас автоматы, ты меня прикроешь, и я проскочу! Подумай!
  Ганс улыбнулся с нескрываемым презрением.
  - Да я тобой и не дорожу, болван, я за свою шкуру трясусь. Если один останусь - не отобьюсь, а у двоих... - он внезапно умолк и обреченно махнул рукой, - Хотя с таким напарником, как ты, шансов все равно нет. Хрен с тобой. Иди - прикрою. В конце концов, бегаешь-то ты быстро, это я знаю.
  Гоц неспешно поднялся на ноги и, на миг замявшись, неуверенно прижал автомат к себе. Чтобы бежать быстрее, стоило бы его оставить, следовало бежать налегке, но безоружным быть не хотелось - не то было время, и не та ситуация. Парень заколебался.
  Его товарищ, моментально поняв причину сомнения однополчанина, выразительно закатил глаза, еле удерживаясь, чтобы не подтолкнуть безрассудного добровольца в спину.
  - С автоматом беги, придурок! Если что - отстреляешься, а то ведь и вправду убьют, не успеешь до наших добежать. Ну? Готов?
  - Нет, - вздохнул молодой человек и, печально улыбнувшись, пожал плечами, - Но какое это имеет значение? Ты не добежишь, а у меня шанс есть. Приготовься стрелять. И, Ганс... - он на секунду замер и, куснув себя за губу, неуверенно осведомился, - Как думаешь, герр Нойманн одобрил бы?..
  Ганс равнодушно пожал плечами - с его точки зрения думать, сумел ли бы выслужиться перед покойным командиром сейчас было совершенно бессмысленной тратой времени.
  - Какая хрен разница? Хотя, если тебе будет спокойнее - да, думаю, он бы тебе орден дал. Сталхерц был отчаянным мужиком и любил таких же безбашенных идиотов, как он сам. Так что твоя дурь бы его порадовала. Давай, Гоц, иди, доберись до наших и... - он прервался на полуслове, тяжело вздохнул и, пересиливая себя, пробурчал, - И да поможет тебе Бог.
  Благословение от безбожника было, конечно, слышать чрезвычайно приятно, но Гоц ограничил свою благодарность одним коротким кивком. Ни на что другое времени сейчас не было.
  Сердце сжалось от страха. Он шел сейчас почти на верную смерть, на отчаянный поступок, шел ради спасения жизни товарища, а при хорошем раскладе - и собственной, и полностью сознавал риск. Его могут убить... а ведь он еще так молод!..
  Да и герр Нойманн стар не был, однако же, пошел вперед, рискнул всем и... погиб. Война, проклятая война, она никого не щадит! Что ж, прав был Ганс, говоря, что жизнь свою он должен продать подороже, забрать с собой как можно больше врагов.
  Ну, с Богом... Гоц вскинул автомат к плечу, готовясь прорываться с боем и, мысленно перекрестившись, решительно шагнул вниз, минуя первую ступеньку.
  Ганс следовал за ним - настороженный, внимательный, готовый в любой миг открыть огонь по неприятелю, чтобы прикрыть однополчанина и помочь ему выбраться. И Гоц знал, что товарищ не подведет.
  Шаг, еще шаг... бесконечные ступени. А вот и изгиб стены, за которым они скрывались в прошлый раз, из-за которого выскочил герр Нойманн, начиная атаку.
  Дьявол... почему вокруг вдруг так потемнело?.. Гоц неуверенно поднял взгляд и нахмурился. За маленьким окошком-бойницей в стене башни плескалась непроглядная ночь, хотя минуту назад светило солнце. Да что здесь творится?..
  Парень мотнул головой и, давая себе приказ не отвлекаться, осторожно выглянул, оценивая обстановку.
  Варвары, по-видимому, не слишком смущенные сумасбродным состоянием времени вокруг, чинно восседали кружком возле лестницы, на время оставив попытки взять приступом библиотеку, и о чем-то разговаривали. Путь для побега они вроде бы не перекрывали, но за спинами их проскользнуть вряд ли было возможно. Особенно с учетом того, что холодное оружие свое дикари из рук не выпускали и, беседуя, игрались с ним, то подкидывая в воздух, то почесывая острием щеку.
  - Готов? - шепнул за спиной Ганс, перехватывая автомат поудобнее и готовясь стрелять, прикрывая дерзкого однополчанина. Гоц резко кивнул и, набрав в грудь побольше воздух, начал медленно и осторожно спускаться, стараясь не привлекать лишнего внимания.
  Он успел сделать ровно четыре шага. На пятом бег времени вдруг словно ускорился; события принялись сменять друг друга с бешенной скоростью, и парню потребовалась масса усилий, чтобы успеть хотя бы осознать их.
  Вот гунны, заметив лазутчика, повскакали с мест, занося над головами оружие. Вот Ганс, выполняя обещание, мазнул по неприятелю длинной очередью, скорее отпугивая, нежели причиняя вред. Вот закапала на пол кровь...
  Гоц со всех ног бросился вперед, не желая медлить; дикари, взбешенные такой дерзостью, попытались не выпустить его наружу... и вдруг прямо у подножия лестницы взметнулся столб светлого песка, взявшийся невесть откуда. Взметнулся он прямо перед бегущим немцем, и тот замер, на секунду теряясь, не зная, что предпринять и чего ждать от неведомого врага.
  А потом, напоминая себе, что важнее всего цель, а не путь к ней, что на помехи внимание обращать нельзя, он извернулся, как уж и, немыслимым маневром обогнув столб песка, бросился к двери.
  Вот скрипнули давно несмазанные петли... и он, наконец, вылетел в суровую снежную зиму, укрытую покрывалом ночи, едва ли не кубарем выкатившись в сугроб. Вскочил, не обращая внимания на холод и со всех ног помчался туда, где, как помнил, должен был ожидать полк. Будет ли за ним погоня, Гоц не знал и не задумывался - он помнил лишь о цели, и стремился к ней на пределе своих возможностей.
  Ганс остался один.
  Он видел, как вылетел за дверь Гоц, успел еще порадоваться, что затея все-таки оправдала себя; он видел, как бросились врассыпную перепуганные неизвестным явлением варвары, но сам себе позволить удрать не мог. Неизвестно, что это за враг, неясно, чего ждать от него, и лучше будет разобраться с ним сразу и наверняка.
  Привычно задрожал в руках автомат, выплевывая одну за другой пули; в голове замелькали панические мысли о недостатке патронов...
  Из песчаного столба навстречу пулям вдруг выскользнула худощавая рука подростка с растопыренными пальцами. Речитатив выстрелов сменился звуком падающей капели.
  Еще один выстрел, еще, еще... патроны кончились, как обычно, в самый неподходящий момент.
  Ганс замер, продолжая сжимать бесполезный автомат и обалдело глядя, как выплюнутые последним пули капают на ступени лестницы расплавленным металлом и растекаются маленькими лужицами.
  Высунутая из кружащегося водоворота песчинок рука сжалась в кулак и исчезла.
  Песок рассыпался по полу, и немец, чувствуя, что медленно сходит с ума, ошарашенно уставился на молодого светловолосого человека с хвостиком на затылке, и темноволосого юношу лет пятнадцати-шестнадцати на вид. Именно он стоял, сжав худощавую руку в кулак и, по-видимому, именно его рук делом были капли металла на полу.
  Перепуганные гунны, сбившись в кучку, молча созерцали двух взявшихся из ниоткуда людей, выставив перед собою оружие.
  Райвен тонко улыбнулся и, не обращая внимания на потрясенно замершего немца, перевел взгляд на дикарей. Улыбка его стала печальной.
  - Вам нет места в этом мире, - очень спокойно, с какими-то извиняющимися интонациями произнес он и, скользнув взглядом к так и лежащему на полу телу герра Ноймана в окружении трупов нескольких дикарей, вздохнул, - Вы вмешались в события, над которыми не имели власти... Вам придется уйти.
  Он говорил, говорил, будто усыпляя внимание врагов и одновременно вытягивал вперед правую руку с открытой ладонью и растопыренными пальцами. Затем неспешно, по одному, собрал последние в кулак и, повернув руку ладонью вверх, чуть-чуть потянул ее на себя... и тотчас же резко разжал пальцы, словно что-то подбрасывая.
  Гунны, так ничего и не понявшие, безмолвно переглянулись и... исчезли.
  Ганс выронил автомат. Ему стало страшно.
  Глухая ночь за окнами рассеялась; из облаков проглянуло солнце, только-только начинающее клониться к закату. Паутина, почувствовав силу возвратившегося хозяина, начала восстанавливаться; время штопало само в себе прорехи.
  Темпор, будто не замечая этого, снова вздохнул.
  - Мне пришлось забрать их в свой трон, - грустно произнес он, обращаясь к своему спутнику, - Иначе было нельзя - они видели здесь слишком много, и вмешались в то, на что не имели права. Это безумие - они убили в этом времени того, кто тоже пришел из прошлого... - юноша покачал головой и на миг сжал губы, - Они плохие. И убили плохого. Ты думаешь, я поступил правильно?
  Пашка успокаивающе улыбнулся в ответ. На немца, замершего в нескрываемом шоке, он внимания тоже не обращал, совершенно его не опасаясь и не боясь вести при нем откровенные беседы.
  - Я думаю, да, - отозвался он и, протянув руку, легко взъерошил темные волосы темпора. Тот скованно улыбнулся и ревниво поправил отцовские часы в шевелюре. Пашка, хмыкнув, убрал руку.
  - Впрочем, что верно, а что нет, ты теперь знаешь и сам, - серьезно продолжил он, - Ты повзрослел, ты вырос, мой маленький друг и, будь здесь зеркало, увидел бы это сам. Не думал, что возможен такой быстрый рост...
  Райв равнодушно повел плечом.
  - Мама часто сетовала, что дети растут быстро. Что мне сделать с ним? - он указал взглядом на замершего Ганса, и тот, выпадая от ужаса из ступора, попятился. Запнулся о ступеньку и, тяжело упав на лестницу, испуганно прижался к ней спиной.
  Пашка, пронаблюдав эту демонстрацию страха с нескрываемым удовлетворением, хлопнул приятеля по плечу.
  - Предоставь это мне. Эй! Немец! Твоя меня русский понимать?
  - Чего?.. - сорвался с губ Ганса напряженный вздох. Слова, обращенные к нему, он понимал прекрасно, но исковерканное предложение не понял абсолютно. Тем не менее, собеседник его остался доволен.
  - Значит, понимать, - кивнул он и поманил фашиста рукой, - Вставай, пойдем к нашим. Ты, надеюсь, понимаешь, что ты теперь пленник?
  Эти слова были уже значительно более понятны, даже где-то привычны, и Ганс осторожно кивнул. Затем медленно поднял руки и, тщась еще сохранить остатки ускользающего мужества, кое-как поднялся на ноги, гордо вздергивая подбородок.
  - Гоц ушел, - в голосе его зазвучало презрение, - Хрен вы нас одолеете, он приведет помощь, и мы положим вас всех к чертовой матери!
  - Жаль тебя разочаровывать, - блондин печально вздохнул и, панибратски хлопнув спустившегося пленника по спине, весело тряхнул хвостиком, - Но хрен твой Гоц кого найдет в этих лесах. Тем паче, что ваших гарнизонов здесь уже лет семьдесят как нет.
  ...Гоцу казалось, что он сходит с ума. Секунду назад вокруг царила глухая ночь - и вдруг во всей красе распустился день. Только что его ноги утопали в пушистом, рыхлом снегу - и уже мягко пружинят по свежей траве! Прав был Ганс, говоря, что здесь творится какая-то хренотень... Прав он был, когда втихомолку осуждал решение Нойманна разрушить проклятый замок!
  Нет, надо бежать, бежать, надо поскорее покинуть окрестности этого дьявольского места, надо быстрее найти свой полк, попросить помощи, получить ее! Ох, только бы найти их в этом лесу...
  Он продолжал бежать, не позволяя себе останавливаться ни на миг. Мелькали деревья, кусты; ноги то и дело запинались о торчащие из земли сучья, а он все бежал, бежал, бежал...
  Дыхание давно сбилось; сердце бешено колотилось о грудную клетку; силы заканчивались. Ему казалось, он никогда не выберется, никогда не найдет свой полк... И вдруг впереди мелькнул просвет.
  Парень бросился к нему, окрыленный надеждой и, вылетев из леса на большую площадь, уставленную странного вида машинами, судорожно огляделся. Здесь что-то не так, не то... неважно! Вон люди, и плевать, что они странно одеты - они помогут, они поймут...
  - Помогите! - он судорожно взмахнул автоматом; люди шарахнулись в стороны, - Прошу! Умоляю! Там... там, в лесу... - он задыхался, пытаясь объяснить, что происходит, и отчаянно тыкал себе за спину, на густой массив, - Там башня... там... что-то безумное! Мы... мы разрушили замок, потом началось... Командир убит, люди исчезают и появляются снова! Помо... помогите! Русские побеждают, мы должны бороться! Скажите, скажите всем! Где полк? Где мой полк?!
  Вокруг постепенно начала собираться толпа; кто-то вызвал 'Скорую помощь', кто-то позвонил в полицию. Вооруженный парень в форме времен Второй мировой войны, с яркой нашивкой на рукаве, выкрикивающий какие-то странные слова, определенно нуждался в помощи. Да и людей следовало защитить от этого ненормального, где-то раздобывшего оружие.
  Гоц продолжал кричать, едва ли не падая на колени. Ему хотелось биться головой об асфальт - он видел, понимал, что, найдя людей, помощи не получит и отчаяние снедало его.
  Подоспели какие-то люди в форме, вежливо попросили отдать автомат. Он всхлипнул и отдал, думая, что лучше сдастся своим, чем чужим.
  Его вежливо сопроводили к большой светлой машине, и передали в руки людей в белых халатах.
  Дальше Гоца ждал успокоительный укол, медицинская комиссия и, наконец, сумасшедший дом.
  
  ***
  Фридрих умирал. Умирал тяжело и мучительно, цепляясь за жизнь из последних сил, умирал так, как должен был умереть в сорок третьем, когда неожиданно был спасен юным темпором. Сейчас темпора рядом не было. Паутина рушилась, все летело к черту, время за окном - как дня, так и года, - сменялось едва ли не каждые пять минут, и надежды не было.
  Он понимал это. Понимал в редкие мгновения проблесков сознания, когда открывал глаза и видел склонившиеся над ним обеспокоенные лица. Понимал, когда смутно ощущал, как ему перевязывают голову бинтом, понимал, когда слышал дрожащий от напряжения голос Вольфганга... Он понимал, что умирает.
  С неизбежностью этого художник смирился уже давно, даже живя в паутине он постоянно напоминал себе, что смерть не ушла совсем, что Райв лишь оттолкнул ее, но рана на его голове все еще есть и однажды убьет его. Он был готов умереть, даже был готов умереть так! Но хотел еще хоть раз увидеть маленького темпора. Увидеть своего названного сына...
  Когда за окном вновь засияло солнце и зазеленели деревья, никто из находящихся в библиотеке людей не обратил на это внимания. Марк, Вольфганг и Тата уже успели привыкнуть к постоянным капризам времени, Фридриху было не до того, а Гюнтер и Альбрехт вообще сидели к окну спинами - один на поднятом стуле, другой на столе.
  Немцы молчали, изредка переглядываясь и мрачно созерцая жалкие попытки двух русских и одного предателя вылечить их соотечественника. В благополучный исход оба дружно не верили.
  Когда дверь библиотеки скрипнула, открываясь, пленники подняли головы. Марк вздрогнул, оборачиваясь; Вольф рефлекторно схватился за автомат, и только Тата осталась безучастна, уделяя все внимание раненому, играя роль добровольной сиделки.
  Впрочем, восторженный голос брата заставил ее все-таки отвлечься, резко оборачиваясь.
  - Райв! - Марк едва ли не подпрыгнул, бросаясь к вернувшимся друзьям, - Пашка! Черт возьми, ребята, как же мы все вам рады!
  - Пусть за себя говорит, - мрачно проворчал Гюнтер и, скользнув взглядом по вернувшимся неприятелям, неожиданно изумленно охнул, - Ганс!
  Альбрехт немного подался вперед. Ганс, который шел с поднятыми руками, как настоящий пленник, вскинул брови и, не решаясь шагнуть вперед, вопросительно оглянулся на спутников.
  Пашка, как раз собравшийся ответить Марку, наткнувшись на этот взгляд, хмыкнул и милостивым взмахом руки указал немцу на однополчан.
  - Тебя тут, смотрю, хорошая компания ждет. Иди к своим. Марк, - он повернулся к другу с тем же выражением всемилостивого властителя на лице, но тотчас же посерьезнел, - Что у вас тут творится? В коридоре дикарей каких-то стадо, труп на полу валяется в немецкой форме, другие с ним рядом, и Райв сказал, что Фридрих... Вот черт, Фридрих! - он говорил, озираясь и, наконец, остановив взгляд на умирающем художнике, испуганно охнул, сжимая собственное горло рукой.
  Повзрослевший темпор, на которого все таращились с нескрываемым удивлением, не говоря ни слова, решительно отодвинул Марка, а затем и Вольфганга, спеша приблизиться к раненому.
  Вольф, ощущая, как надежда в его душе вновь расправляет крылья, походя хлопнул юношу по спине, как бы подталкивая вперед; Тата осторожно отодвинулась от Фридриха, глядя на выросшего Райвена с некоторым подозрением.
  - Ты... Райв, это ты?.. - неловко осведомилась она, и темпор быстро улыбнулся в ответ.
  - Я, - коротко бросил он, не сводя взгляда с раненного, - Это ты перевязала его?
  Девушка смущенно покачала головой - при всем своем желании оказать пострадавшему помощь, на такие подвиги она способна все-таки не была.
  - Это Вольф с Марком, - негромко известила она, - А... а что?
  - Ничего, - юноша легко пожал плечами и, опустившись рядом с головой Фридриха на пол, аккуратно приподнял ее, укладывая себе на колени, - Просто теперь придется разматывать.
  Вольфганг, пристально следящий за действиями вернувшегося спасителя, неожиданно нахмурился.
  - Фридрих говорил, что без тебя паутина начала рушиться, но теперь ты здесь... Разве она не восстановилась? Я вижу, за окном вновь лето, вновь светит солнце, но его рана... почему?
  Райвен на миг сжал губы, давя мимолетную горечь.
  - Некоторые части паутины разрушились сильнее других, - тихо произнес он после секундного молчания, - Я восстановил то, что продолжало рушиться, но то, что дарило жизнь Фридриху... увы, восстановить это не так просто. Да и я не вижу в этом смысла, - он неожиданно улыбнулся и, оглянувшись на недоумевающего немца, чуть подмигнул ему, - Зачем дарить вновь полужизнь со смертельной раной на виске, если теперь я могу подарить ему жизнь полноценную? Тата, - взгляд юноши вновь скользнул к девушке, - Помоги мне размотать бинт.
  Марк, видя, как передернуло сестру, которая и в бинтовании-то участия не принимала, чуть усмехнулся и демонстративно повернулся к вернувшемуся другу. Ничего, пусть учится сестренка, не все же ему раненных лечить! Если уж выбрала себе в парни солдата... Здесь парень вздохнул и чуть поморщился. Не было бы счастья... Если бы не Фридрих, Тата бы заметила свежую рану Вольфганга и сейчас нервничала бы значительно больше.
  - Где вас носило? - вопрос он задал, надеясь отвлечься от собственных мыслей. Пашка, принимая это предложение, нарочито небрежно махнул рукой, тая в уголках губ ухмылку.
  - Да так, ничего особенного. Встретили охотников на темпоров, которые утопили мой айфон. Я повисел в кандалах, Райв полазил по чужой паутине... А потом мы спасли его отца, который устроил настоящее фаер-шоу, победили плохих дяденек-охотников и вернулись домой.
  Марк медленно закрыл и так же медленно открыл глаза. Вот так запросто воспринять все, сообщенное в столь сжатой форме, было чрезвычайно затруднительно, тем более в столь нервной обстановке.
  Тата, кое-как разматывающая бинт на голове несчастного Фридриха, добравшись до раны, невольно вскрикнула и, спешно отвернувшись, прижала руку к губам. Наблюдающие за ней от окна пленники заухмылялись - они-то были мужчинами крепкими и раны видели и пострашнее, о чем лично Гюнтеру сразу захотелось поведать, чтобы испугать глупую русскую девчонку еще больше. На счастье последней, немец сдержался.
  - Не бойся, - Райвен, мягко улыбнувшись, легко очертил кончиками пальцев жуткую рану названного отца, пачкаясь в его крови и тотчас же накрыл ее ладонью, закрывая глаза, - Все будет хорошо.
  Девушка не ответила, по-прежнему не решаясь повернуться, не решаясь взглянуть на то, что делает столь внезапно повзрослевший темпор. Ах, ведь даже не было времени спросить, почему он вдруг вырос... Может, после исцеления Фридриха появится?
  - Какого хрена он творит? - вопрос, заданный по-немецки, Тата не поняла, однако, по грубости тона приблизительно догадалась о его содержании и одарила вопрошающего неприязненным взглядом. Вольфганг, сам напряженный ничуть не меньше девушки, мрачно глянул на того же человека.
  - Закрой рот и не выступай, пока не спросят, - холодно бросил он, затем неожиданно кивнул Гюнтеру, - Угомони его.
  Кёллер, мгновенно просчитав, что его посчитали среди троицы пленников главным, самодовольно заулыбался. Ганс, автор пресловутого вопроса, помрачнел и, скрестив руки на груди, насупился.
  - Так и знал, что ты вылезешь в командиры, выскочка, - раздраженно бросил он, обращаясь к Гюнтеру, однако, развивать тему не стал и предпочел уделить внимание мыскам собственных сапог.
  Однополчанин кривовато ухмыльнулся.
  - А кто, интересно, должен был бы командовать? Ты? Неврастеник и трус, только и умеющий, что костерить всех на чем свет стоит?
  - Заткнитесь оба! - повысил голос капитан Вольфганг, - Не до вас сейчас.
  Сейчас было действительно не до них. Сейчас было вообще ни до чего, кроме здоровья несчастного Фридриха, распростертого на полу и действий серьезного Райвена, что-то делающего с его раной, закрыв глаза.
  Пашка, за время их небольшого путешествия немного поднаторевший в вопросах магии темпоров, приблизительно представлял, что делает юноша, но, не будучи уверен, озвучивать это не хотел - ему казалось, что Райв сейчас не лечит рану, не помогает ей затянуться, что он делает нечто другое, нечто большее и сильное... Темпор отменял сам факт ранения, поворачивал время вспять не для целого человека, а лишь для одного небольшого участка его тела. Сил на это, должно быть, требовалось немало, и отвлекать сейчас паренька казалось не только глупым, но и опасным. Кто знает, что произойдет, если сила его вдруг рассеется и, вместо того, чтобы убирать рану с головы художника, сделает... что-нибудь еще?
  Прошла минута, началась вторая. Пленники, столь невежливо заткнутые, хмуро безмолвствовали; друзья Фридриха, изнывая от беспокойства, не находили сил выдавить из себя хоть слово. Райвен не открывал глаз.
  Он знал, он чувствовал, как под его ладонью медленно восстанавливаются, вновь срастаясь, проломленные кости, как занимают свое законное место разорванные ткани и мельчайшие сосуды вновь начинают питать мозг кровью. Как место ранения затягивает кожа, как от раны не остается даже и следа, словно ее никогда не было... и никогда больше не будет.
  Он ощущал, как прохладная кожа под его пальцами постепенно теплеет, слышал, как выравнивается дыхание несчастного пострадавшего, и ощущение это наполняло его сердце таким восторгом, что хотелось вскочить и заплясать на радостях. Он смог, смог! Научился, сумел, он... он и в самом деле вырос.
  Фридрих глубоко, уверенно вздохнул. Темные ресницы его дрогнули, медленно поднимаясь; в мутных поначалу голубых глазах отразилась радость узнавания. Бледные еще мгновение назад, но стремительно возвращающие краски жизни губы дрогнули, растягиваясь в улыбке.
  - Ты все-таки вернулся, - все еще хрипловато, с маленьким усилием, прошептал он, - Мой маленький вороненок...
  Райвен вздрогнул, едва не убирая руку от уже почти исчезнувшей раны и растерянно уставился на пришедшего в себя человека. Несколько секунд он пораженно молчал, потом мотнул головой, прижимая ладонь к его виску сильнее.
  - Не говори... ничего не говори пока, отец, ты должен беречь силы. Осталось совсем немного.
  Фридрих, который едва ли не с мига знакомства с этим мальчуганом только и мечтал, что услышать из его уст слово 'отец', обращенное к нему, глубоко вздохнул и вновь закрыл глаза, ощущая, как по всему телу приятным теплом разливается счастье.
  - Главное, что ты не пострадал, сынок, - тихо проговорил он, не в силах утаить улыбку. Райвен улыбнулся в ответ, целиком сосредотачиваясь на завершении исцеления.
  Немцы, сидящие у окна, кто на стуле, кто на столе, а кто - Ганс, подошедший последним, - и прямо на полу, переглянулись. Очаровательная сцена грубых сердец совершенно не тронула (быть может, исключая лишь более чувствительного Альбрехта), но определенное недоумение все-таки вызвала.
  - Что за хрень? - Ганс, морщась, задрал голову, взирая на новоявленного командира Гюнтера, - Так он что же, отец пацана?
  Кёллер равнодушно пожал плечами - ответа он не знал, да и, в общем, не хотел знать, полагая сию информацию, в свете всего остального, бессмысленной.
  - Видели? - он перевел взгляд с одного однополчанина на другого, - Мальчишка его вылечил! Прикосновением, черт возьми, вылечил рану, которую нельзя вылечить! Сколько раз я такое видел - от таких ран подыхают, черт возьми, и вот - на тебе! Как, как?!
  - Не кипятись, - Альбрехт глубоко вздохнул и, осуждающе качнув головой, устремил взгляд на раненного. Темпор с тем уже закончил, и теперь Фридрих лежал довольно свободно и расслабленно, счастливо улыбаясь, а не вставал только потому, что названный сын велел ему немного повременить с этим. Мотивировал он свою просьбу возможностью головокружения.
  - Я вообще уже ничего не понимаю, - продолжил раненный пленник, - Они все тут, по-моему, со сдвигом малость. Говорят, будто война давно в прошлом... но эти двое - явно солдаты, у капитана даже автомат в руках! Он меня ранил, а потом сам же и перевязал, и русский ему помог... С русскими они дружат. Опять же, потому, что, как говорят, войны больше нет! Но если ее нет - то почему Фридрих ранен? И почему с такой раной он сначала себя чувствовал хорошо, а потом слег? Да и, в конце концов, почему он сейчас выглядит моложе, чем когда мы были с ним в одном отряде, если это действительно будущее?! Что-то тут не так...
  Ганс красноречиво сплюнул на пол, скрещивая руки на груди.
  - Ну и наблюдение, охренеть можно! 'Что-то тут не так' - да тут все не так, придурок! Не так с самого начала, как мы сюда попали, как раздолбали ко всем чертям замок... Ох, чуяло мое сердце, что не к добру это, не надо было Нойманну в бутылку лезть!
  - Дитрих Нойманн был отважным человеком, - Гюнтер нахмурился, - И я считаю, что погиб он достойно, не изменив своим принципам. Не тебе судить его, особенно сейчас. Что сделано, то сделано, Ганс, прошлого не вернуть, осталось понять, что нам делать теперь. Мы с этой девчонкой... побывали в другом времени. По крайней мере, так сказала она, если я правильно понял ее странную речь. Что-то она все твердила 'завтра, завтра'... - он покачал головой, - Но судя по всему, что я видел, поверить, что мы находимся в будущем, я вполне могу. Даже могу поверить, что войны больше нет, и только мы, как идиоты, носимся с автоматами и стреляем в гражданских. Только не пойму пока, кто победил...
  Пашка, находящийся к пленным ближе всех и на всякий случай прислушивающийся к их разговорам, услышав последнюю фразу, самодовольно ухмыльнулся.
  - Мы, - вежливо известил он, поворачиваясь и одновременно пожимая плечами, - Мы победили, мужик, мы, русские. Только не надо сейчас плакать и расстраиваться - это свершившийся исторический факт, который изменить не может даже Райвен.
  Гюнтер, и в самом деле ощущающий себя среди пленников главным, к явному неудовольствию Ганса, предпочел ответить лично, хмурясь и чуть склоняя голову набок.
  - Как он меняет время?
  Ответить Пашка не успел. Тата, безмерно утомившаяся слушать незнакомую речь, не имея понятия, о чем идет разговор, тихо злящаяся на блондина за то, что тот когда-то тоже успел выучить немецкий, все-таки не выдержала.
  - Райвен, мальчик мой... - заметив в обращенных к ней черных глазах тень недовольства, она быстро улыбнулась, - Извини, что мешаю твоему продуктивному общению с Фридрихом, но не мог бы ты сделать так, чтобы и я хоть что-то понимала в этой милой беседе? А то даже Пашка немецкий когда-то выучил, а я тут одна, как идиотка стою и ничего не понимаю.
  Юноша, который и в самом деле был куда больше поглощен общением с названным отцом и живописанием собственных приключений в прошлом, досадливо вздохнул, неуверенно кивая.
  - Марк и Паша понимают язык потому, что были в паутине, - пояснил он, - Я думал, было, изменить это - все-таки нехорошо, что она влияет на них до сих пор, как и на папу, - здесь он быстро улыбнулся счастливому художнику, - Но решил пока повременить. Лучше, наверное, если вы сможете понимать врага... Но ты не была в паутине. Она тебя не касается, хотя... - паренек ненадолго задумался, закусывая губу, затем уверенно кивнул, - Если ты возьмешь кого-нибудь из них за руку, думаю, я смогу перетянуть часть паутины на тебя.
  Тата поспешно оглянулась и, обнаружив поблизости брата, вцепилась в его руку. Начать, наконец, понимать немцев, получить возможность высказать наглому Гюнтеру все, что думает о его поведении, ей хотелось безмерно и отказываться от этого желания девушка не хотела. Марк негромко ойкнул и демонстративно разжал стиснувшие его запястье тонкие пальцы, просто беря неугомонную сестрицу за руку.
  Райвен, быстро улыбнувшись Фридриху, торопливо поднялся с колен и, приблизившись к молодым людям, мягко коснулся ладонью их сцепленных рук. Помедлил мгновение, потом сделал странное движение, словно перетягивая что-то с руки Марка на запястье его сестры, нахмурился, поморщился, подумал и повторил это еще раз...
  - Какого хрена он опять творит?! - взорвался, не выдержав, Ганс, - На вопрос парень не отвечает, а колдовать мальчишка продолжает - что за хренотень, твою мать?! Куда он опять нас теперь отправит, что натворит?!!
  Тата, напряженно следящая за действиями темпора, на последних словах ругающегося немца вдруг вздрогнула и медленно повернула голову к нему. Ей показалось, будто с ушей вдруг спала какая-то завеса, скрывающая от нее речь иностранцев, и теперь они словно заговорили по-русски... Во всяком случае, один из них.
  - Заткнись, - Гюнтер поморщился, опуская взгляд на сидящего на полу однополчанина, - Хватит психовать. Если мальчишка и колдует, то не над тобой же!
  - Очень мудрое замечание, - не удержалась девушка и, вспомнив, что хотела не поддерживать этого человека, а ругать его сама, прикусила язычок, переводя взгляд на темпора, - Спасибо, Райв.
  - Не за что, - юноша быстро улыбнулся и, считая свою миссию исполненной, повернулся к названному отцу. Взор его сейчас же исполнился негодования.
  - Зачем ты сел??
  Фридрих, усмехаясь, пренебрежительно махнул рукой. Чувствовал он себя сейчас великолепно, никакого головокружения не ощущал и волнение сына полагал напрасным.
  - Со мной все в порядке, сынок. Закончи лучше свой рассказ... Итак, вы спасли твоего отца? Что же он сказал после этого?
  Гюнтер, не дожидаясь ответа юного темпора, закусил губу, с видимым любопытством рассматривая внезапно заговорившую по-немецки девушку. В глазах его заискрилась насмешка.
  - Так во-от, что он делал... - протянул немец, по привычке склоняя голову набок, - Ну, что ж, привет, красавица. Наконец я могу понять тот бред, что ты несешь.
  - Сам ты бред, - огрызнулась Тата и, выпустив руку брата, встала так, чтобы заслоняться от пленников не только им, но еще и вооруженным Вольфгангом, - Не лезь ко мне, придурок, или мой парень тебе все зубы пересчитает! И брат тоже.
  - Какая дикая, - Гюнтер самодовольно ухмыльнулся и, расслабленно поведя плечами, провокационно добавил, - Люблю таких.
  Вольфганг как бы невзначай поправил на плече автомат и негромко, но очень выразительно кашлянул. Подобные беседы по отношению к Тате капитана совершенно не устраивали.
  - Не нарывайся, - вежливо предупредил он и, предпочитая все-таки сменить тему, демонстративно заслонил девушку собой, начиная отвечать на давно заданный вопрос, - Да, так насчет твоего вопроса... Райв меняет время не 'как', а скорее 'почему' - потому что такова его природа. А изначально он, как говорит, хотел просто развлечься...
  - Хрена себе детские развлечения, - Ганс, все еще нервничающий, передернул плечами и обнял себя руками, тяжело вздыхая, - Ай, ладно, хрен с вами. Если благодаря мальчишке мы тут все теперь друг друга понимаем, может, объясните, наконец, по-человечески, какого черта происходит в этом долбанном замке?!
  
  ***
  - Та-ак, - Гюнтер, слушавший с огромным вниманием, сцепил руки в замок, опуская подбородок, - Понятно. И что вы теперь с нами будете делать?
  Марк с Пашкой недоуменно переглянулись, потом покосились на столь же удивленного Вольфганга.
  - Отправим назад, в ваше время, - ответить предпочел все-таки лично капитан, памятуя о том, что он пока еще командир.
  - В горнило войны?! - Ганс так и вскинулся, вскакивая с пола, - С ума сошли?! Я не хочу назад!
  - Я тоже! - поспешно подхватил Альбрехт и, переведя взгляд с одного из товарищей на другого, неуверенно коснулся пробитой грудной клетки, - Я... я ранен.
  Гюнтер предпочел промолчать. Возвращаться назад ему тоже не хотелось, однако, кричать и умолять кого бы то ни было о милости, солдат не привык и не хотел. Отправят назад - что ж, продолжит бой. Перебьет как можно больше врагов, постарается забыть о том, что видел здесь... О том, что узнал. Будет сражаться, зная, что действия его ни к чему не приведут...
  - Как-то это глупо, - мужчина все-таки не выдержал, - Мы вернемся, будем вынуждены снова сражаться, заведомо зная, что это бессмысленно? Что мы все равно проиграем, будем побеждены... Как вы себе это вообще представляете?
  Друзья вновь переглянулись, на этот раз обмениваясь взорами еще и с Татой, с Райвеном и даже с несколько растерянным Фридрихом.
  - И потом, - продолжил Гюнтер, - Вы хотите вернуть нас обратно, в сорок второй, а что же насчет капитана Вольфганга и Фридриха? Они ведь тоже не из этого времени.
  Тата, моментально вознегодовав, крепко обняла недавно обретенного парня и нахмурилась в сторону провокатора-немца.
  - Вольф останется здесь! - непререкаемым тоном заявила она, - Я не хочу... я не позволю!
  Ганс, совершенно солидарный с самопровозглашенным командиром, легко пожал плечами.
  - Ну, тогда это ни хрена не честно. Нас вы отправите умирать, а эти двое будут тут жировать в мире и покое! Ладно, в Вольфа девчонка влюбилась, а второй как оправдается?
  Райвен, хмурясь, выступил вперед, немного заслоняя собою художника. Тот, уже вполне уверенно стоящий на ногах, чуть улыбнулся, кладя названному сыну руку на плечо.
  - Мой отец, - темпор приподнял подбородок, начиная объяснять, - Уже давно не принадлежит никакому из времен. Он семьдесят семь лет прожил в паутине, и дальше будет жить в том мире, и в том времени, в каком захочет! Он достаточно пострадал на войне... - последняя фраза прозвучала приглушенно: за Фридриха юноша все еще волновался.
  Альбрехт презрительно хмыкнул, прижимая ладонь к пропитанным кровью бинтам, перетягивающим его грудную клетку.
  - Я тоже пострадал, - заметил он, - Причем не там, а уже здесь, от рук капитана!
  Вольфганг, услышав это обвинение, негромко фыркнул. Такое заявление показалось ему забавным.
  - Хочешь сказать, что не заслуживал этого? Хочешь сказать, что не ты стрелял в нас, едва попав сюда, не разобравшись, что происходит, и...
  - Нас вел Нойманн, - отрезал Гюнтер, перебивая его, - Мы - солдаты, мы должны подчиняться приказам командира. Он велел стрелять - мы стреляли, разбираться времени не было. Кстати... - он немного склонил голову набок, - Что будет с его телом?
  Все взгляды обратились к юному темпору; тот неловко пожал плечами. На такие темы он пока не думал.
  - Я... мог бы забрать его в свой трон. Или вернуть, как и вас, в то время, тогда будет считаться, что он погиб при попытке захватить замок...
  - А нас будут расспрашивать, кто же оказывал сопротивление, если в замке никого не было! - Альбрехт негромко фыркнул и, охнув от боли, вновь прижал руку к груди, - Что за глупости! Забирай его в свой трон, если хочешь, мальчик, но учти - Дитрих Нойманн был мерзким человеком. Если для тебя существенен характер...
  Гюнтер сердито стукнул кулаком по столу, на котором продолжал сидеть.
  - Довольно! Нойманн был настоящим солдатом - отчаянным, смелым до безрассудства, безжалостным - да, не спорю! Может, характер у него и был тяжелый, но теперь, после гибели, я требую уважения к павшему командиру, Альбрехт! - он перевел взгляд на темпора и немного сбавил тон, - Но забрать его ты можешь, Райвен. Я не думаю, чтобы мы похоронили его, как полагается, да и... пусть лучше его полагают пропавшим без вести. Родным его это даст надежду.
  Ганс, доселе весьма оживленный, неожиданно померк и, тяжело вздохнув, опустил голову.
  - Как и нашим, а? У меня младший брат остался, мать ждет... Если вернусь в сорок второй, могу погибнуть, а так... - он пожал плечами, - Пусть считают, что пропал.
  - Меня тоже мама ждет, - тихонько добавил Альбрехт, глядя в пол, - Тоже... сообщат, что пропал.
  Гюнтер предпочел промолчать. Его с войны не ждал никто - родители умерли еще до ее начала, ни жены, ни каких-либо родственников у солдата не было и, в целом, ему было безразлично, возвращаться или нет. Хотя умирать, безусловно, не хотелось.
  Вольфганг с Фридрихом переглянулись. Их с войны ждали и, увы, не дождались, но... Оба солдата уже настолько привыкли полагать себя частью этого времени, что о прошлом почти и не задумывались. И вот теперь слова пленников всколыхнули в их душах горькие мысли и воспоминания.
  Тата, замершая рядом с Вольфом, заметив эти взгляды, тихонько вздохнула. Сердце ее неожиданно стиснула жалость, жалость не только к своему молодому человеку и его другу, которых она, в общем-то, тоже почти не отделяла от настоящего, но к фашистам, солдатам, которых некогда забрали на войну против их воли. Которых обрекли сражаться, убивать и умирать, а их родственников заставили страдать и мучиться в ожидании.
  И теперь, если вернуть их в их время... Ганс прав - они обрекут их практически на верную смерть. Если только...
  - А вы не можете просто вернуться домой, и не сражаться? - вопрос ее прозвучал настолько наивно, что пленники даже немного развеселились. Ганс ухмыльнулся, Альбрехт покачал головой, улыбаясь, а Гюнтер и вовсе откровенно хохотнул. Он же и ответил мимолетной знакомой.
  - На войне не бывает 'просто', девочка, - в голосе немца зазвучало нескончаемое терпение к человеческой глупости, - Если мы бросим оружие и сбежим домой, нас сочтут дезертирами и расстреляют, можешь мне поверить. Война - возможная смерть, бегство - смерть верная. Это нам объяснили с самого начала, и это я запомнил накрепко. Нет, бежать мы не можем, а сражаться будем уже без прежнего рвения, потому что будем знать, что это напрасно, - продолжать он не стал, лишь пожав плечами, но Тата поняла и без слов. Они не будут сражаться без должного старания, а значит, их убьют. Отправляя эту троицу назад, в годы войны, они действительно обрекают их на смерть...
  Девушка неуверенно покосилась на мрачного брата, на задумчивого Пашку и, переведя взгляд на хмурого Вольфа, тихонько вздохнула. Да, эти люди плохие, они вели себя нехорошо, они стреляли в них, они могли убить их! Гюнтер - так тот вообще отдельный экземпляр. Но отправлять их на верную смерть...
  Райвен, поморщившись, пожал плечами и поднял руку.
  - Довольно слов. Ваше время ждет вас, я ничего не могу...
  - Подожди! - Тата, осененная внезапной мыслью, рванулась вперед, хватая юношу за запястье воздетой руки, - Постой, Райв, ты... ты можешь отправить их хотя бы на три года позже, чем они жили? Не в сорок второй, а в сорок пятый, когда война уже завершилась? Пусть вернутся домой, к родным, пусть... живут себе и больше никого не трогают.
  Пленники, вмиг оживившись, запереглядывались - мысль показалась им здравой. Пашка, покосившись на Марка, что-то негромко сказал ему на ухо и покачал головой. У Таты, заметившей это, мелькнула мысль, что друг наверняка упрекает ее в излишней сентиментальности.
  Райвен неуверенно опустил руку, оглядываясь на Фридриха. Каким бы взрослым не стал этот мальчик, а без совета отца принимать важные решения он пока готов не был.
  - Как ты думаешь?..
  Художник пожал плечами и кивнул. Ему мысль тоже понравилась.
  - Отправь их в сорок пятый, сынок. Девушка права - пусть живут, не причиняя никому вреда, пусть будут счастливы, но... подальше от нас. Я бы просил передать весточку моей жене... - он на миг замялся, потом покачал головой, - Но боюсь, не найду ни слов, ни сил, чтобы описать все, что чувствую и все, что хочу ей сказать. Пусть все будет, как есть.
  Темпор вновь вскинул руку. Черные глаза его уже привычно сверкнули, отражая на сей раз не блеск пламени, а свет заходящего солнца.
  Трое немцев, переглянувшись, устремили на него выжидательные взгляды.
  Тонкие пальцы юноши на мгновение сжались и резко раскрылись вновь, а в следующую секунду рука сделала прощальный жест.
  Девушка вздрогнула и неуверенно огляделась. Пленников не было - они исчезли, испарились, растаяли в воздухе, возвращаясь в то время, куда отправил их юный темпор. Все было кончено, сражаться нужды больше не было, и никаких загадок вокруг не наблюдалось.
  С губ Вольфганга сорвался вздох облегчения; он приобнял девушку и притянул ее к себе.
  - Как я рад, что все... - начал говорить молодой человек и внезапно осекся, недоверчиво уставившись на стол перед окном.
  На столе, точно так же, как и секунду назад, сидел Гюнтер.
  
  ***
  Немец окинул присутствующих долгим взглядом, потом резко выдохнул и, соскочив со стола, упер одну руку в бок.
  - Как сказал бы Ганс - какого хрена?! - он негодующе сдвинул брови, - Это я вернулся или вы переместились туда? Почему, за каким чертом?!
  - Тихо, - Вольфганг, как старший по званию, счел своим долгом угомонить пыл рядового, - Это ты вернулся, а вот почему... - он перевел взгляд на растерянного темпора.
  Тот стоял, замерев, ошарашенный, потрясенный и не сводил взгляда с внезапно нарушившего все возможные правила, сорвавшего все рамки человека. Он не должен был вновь очутиться здесь! Все было сделано правильно, он не должен был вернуться, как, как?!!
  - Это нечестно! - совершенно по-детски выпалил подросток, гневно шагая вперед, - Да ты... да как ты мог вернуться?? Для этого нужно иметь часы темпора, ты не мог!..
  - Часы? - Гюнтер чуть склонил голову набок и, быстро облизав губы, внезапно скользнул рукой в карман, - Это типа таких?
  Райвен потерял дар речи. В руке у немца, удерживаемые крепко, но бережно, красовались до боли знакомые маленькие песочные часы с полоской лейкопластыря на них.
  Медленно, очень медленно юноша подался вперед, протягивая дрожащую руку к заветному предмету, безмерно желая и безмерно боясь коснуться его, не веря самому себе и не зная, как себя вести.
  - Ты... ты... откуда они у тебя?.. - голос сел. Паренек замотал головой, едва ли не сбрасывая отцовские часы, цепляющиеся за его волосы.
  Гюнтер, столь бурной реакции, по-видимому, не ожидавший, непроизвольно спрятал часы в кулаке и неуверенно пожал плечами.
  - Тот старик дал. Ну, который в замке этом помирал, когда мы пришли.
  Вольфганг, Марк и Фридрих, имевшие счастье пообщаться в свое время с Альбрехтом и помнящие его версию событий, переглянулись, безмолвно обмениваясь мыслями.
  Фридрих шагнул вперед, кладя руку на плечо названному сыну, дабы поддержать пребывающего в смятенном состоянии духа юношу.
  - Твой приятель рассказывал нам об этом, - негромко и сурово вымолвил он, - Говорил, что Нойманн убил женщину, жившую здесь, а ты - больного мужчину. Мальчик...
  Райвен, по-видимому, таких подробностей не знавший, не имевший понятия, что Нойманн Сталхерц убил его мать, напряженно оглянулся через плечо на дверь библиотеки, на лестницу, возле которой лежал мертвый негодяй. Солдат, не обращая на него внимания, возмутился столь искренне, что даже девушка, относящаяся к нему с большой осторожностью, невольно поверила.
  - Да никого я не убивал! На хрен мне это надо было - старик итак был на последнем издыхании! Он увидел меня, обрадовался, сказал, что меня послал ему сам Бог и впихнул мне эти часы вместе с письмом. Велел отдать тому, у кого увижу такие же... А потом закрыл глаза и отдал концы - моя помощь была ему в этом не нужна!
  - Письмо?.. - Райвен, уловивший из всех слов собеседника только это слово, задохнулся от волнения, - Письмо м... моего отца... Отдай!
  Гюнтер коснулся, было, рукой мундира, намереваясь достать из-за пазухи заветный конверт, но неожиданно остановился и погрозил молодому темпору пальцем.
  - Э, нет, парень, так не пойдет. Я обещал старику отдать письмо только тому, у кого будут такие же часы! А у тебя...
  - Ты что, слепой? - Тата, наконец, не выдержав, решительно вмешалась в разговор и, отстранившись от Вольфганга, шагнула к юноше, отпихивая в сторону Фридриха, хватая паренька за плечи и поворачивая так, чтобы часы в густой шевелюре стали более заметны ненаблюдательному созерцателю. Солнечный луч, скользнув в окно, заиграл в их стекле, усиливая эффект, и солдат удивленно моргнул. Судя по всему, такой наглядной демонстрации он не ждал.
  - А почему в волосах?.. - только и нашелся, что сказать мужчина и, вежливо кашлянув, все-таки скользнул ладонью за пазуху, извлекая на свет божий немного помятый конверт. Райв, глядя на него, задрожал всем телом; в черных глазах его засверкали непрошенные, вызванные волнением слезы.
  - Держи, - Гюнтер пожал плечами и протянул юноше заветное письмо, - Я свое слово держу - обещал отдать, так отдаю. А кем был-то тот старик, что ты так заволновался?
  Темпор не ответил. Ему было не до того - руки, добравшись до конверта, уже вовсю раскрывали его, едва ли не разрывая тонкую бумагу, а глаза торопливо скользили по строчкам письма. Ответ пришел от другого человека, от того, в чьей душе воспоминание об умершем в этих стенах мужчине вызывало невольную ревность.
  - Это его отец, - негромко молвил Фридрих и, шагнув к названному сыну, с глубоким вздохом вновь опустил ладонь ему на плечо, уточняя, - Настоящий. Отец.
  Солдат удивленно хмыкнул и, скрестив руки на груди, вернулся к недавно оставленному столу, вновь присаживаясь на него. Часы с кусочком лейкопластыря он при этом машинально вновь сунул в карман.
  - Надо же, какие у вас тут... сложные материи. Эй, парень, как тебя... Райвен, ты хотя бы расскажешь, что там тебе написали?
  Юноша вновь не ответил, продолжая читать письмо. Он волновался, дрожал, буквы и строки прыгали у него перед глазами, и приходилось частенько возвращаться и перечитывать одно и то же, чтобы, наконец, уяснить для себя смысл послания из прошлого. Давалось ему это с некоторым трудом, однако, темпор кое-как справлялся.
  'Мой маленький вороненок, мой дорогой мальчик!
  К тому мигу, когда ты прочтешь эти строки я, скорее всего, буду уже мертв и, признаться, даже надеюсь на это. Письмо должно попасть к тебе в руки не раньше, чем ты сам побываешь в прошлом и там увидишь, там спасешь меня.
  Я никогда не забывал о той нашей встрече, Райвен, ты должен это знать - я сдержал свое слово. Всегда помнил о тебе, моем сыне и безмерно радовался, когда ты появился на свет! Я знал, что мое время на исходе, не знал лишь, в какой миг твоей жизни оно закончится, поэтому написал это письмо еще когда ты был совсем малюткой.
  Сейчас ты, должно быть, уже взрослый. Такой, каким я помню тебя в нашем общем прошлом, и я счастлив представлять, как ты читаешь мои слова.
  Но к черту пустую болтовню. Мне хотелось бы сказать тебе многое, но ни к чему тратить твое время на это, лучше я поведаю тебе то, что не мог рассказать во время нашего знакомства. Не мог не потому, что не хотел, но потому, что для меня это еще не свершилось...
  В день твоего появления на свет, мой маленький вороненок, я отправился к предсказателю, ибо хотел убедиться, что сказал тебе тогда правду, и что и в самом деле однажды смогу воплотиться в смертном теле, чтобы быть рядом с тобою. Мне не хотелось бросать тебя одного. Предсказатель был мудр и умел, он заглянул в будущее и сказал, что однажды два несчастных путника найдут тебя, и тот из них, кому ты спасешь жизнь и станет моим воплощением. Однако, он добавил, что путники могут заплутать, и что он видит маяк на их пути... Тогда я решил действовать.
  Ты, должно быть, видел звезды над главной башней нашего замка, а может быть, и слышал от скелетов в своем троне, что меня сопровождали две звезды... Это ложь, мой мальчик, они не сопровождали меня. Эти две звезды я зажег сам, совсем недавно, буквально несколько часов назад - это два факела, что будут вечно гореть и вечно парить в небесах. Ты знаешь, если темпор умирает, последние его деяния остаются в веках и нельзя изменить совершенного...
  Да, ты, должно быть, задаешься вопросом, откуда мне известно, что ты будешь говорить со скелетами и они скажут тебе такую глупость? Смею верить, что я не ошибся, предполагая это - предсказатель сказал, что сын мой будет чрезвычайно любознателен, вот я и взял на себя смелость так подумать. Если ошибся - что ж, я все-таки во многом человек, а людям свойственно ошибаться.
  Но продолжаю. Две звезды, два факела, что горят над башней нашего замка, Райвен, приведут к тебе людей. Не знаю точно, в какой момент времени это произойдет - предсказатель видел какую-то страшную угрозу, не только тебе или мне, но и всему миру, а это может помешать им добраться до тебя. Но однажды они все-таки придут, и один из них, тот, кому ты должен будешь спасти жизнь, признает в тебе сына. Полюби его, сынок, полюби, как любил меня, ибо именно этому человеку суждено стать твоей семьей. Именно его глазами я вновь буду смотреть на тебя, и его сердцем буду тебя любить.
  Увы, мне пора заканчивать. Бумага не бесконечна и, как бы мне ни хотелось говорить с тобою дольше, этого позволить я себе не могу.
  Прощай, сынок, прощай, мой маленький вороненок! Я никогда не оставлю тебя.
  Навечно,
  Твой отец, темпор Рейнольд'.
  Райвен перечел письмо трижды, каждый раз со все возрастающим волнением и, наконец, понимая, что не в силах выдавить из себя хоть слово, решительно сунул его в руки Фридриху. Названный отец казался ему сейчас человеком более подходящим для того, чтобы озвучить написанное, чтобы разъяснить, о чем говорит отец, всем заинтересованным в этом людям. Сам юноша сил читать отцовские слова в себе не находил - его начинали душить слезы.
  Фридрих в полном молчании принял пожелтевший от времени лист бумаги и впился в него глазами. Читал немец быстро, но внимательно и, завершив чтение, громко сглотнул. После чего протянул письмо Вольфгангу.
  Капитан, приняв послание из прошлого, негромко вздохнул и, шестым чувством догадываясь, что ни друг его, ни его названный сынишка прочесть или как-то прокомментировать его не в силах, принялся читать сам. Пробежав глазами написанное, молодой человек серьезно кивнул и, наконец, принялся зачитывать письмо вслух всем заинтересованным лицам.
  Слушали внимательно, не перебивая; даже Гюнтер, казалось, замер в безмолвном уважении к памяти темпора. Последний факт, правда, оказался для солдата новостью.
  - Так он тоже был темпором? - дождавшись, когда письмо закончится, мужчина удивленно покрутил головой, - Ну и дела тут у вас, ребята... Сумасшествие какое-то, честное слово!
  - Рейнольд... - Фридрих глубоко вздохнул, силясь прийти в себя и, по-видимому, в чем-то очень сомневаясь, опустил взгляд на собственные руки, - Но... Но ведь это мое имя... Мое второе имя - Фридрих Рейнольд Хартманн... Меня так назвали еще при рождении, он не мог, не мог! - художник запустил руку в светлые волосы, стискивая кудри пальцами, - Это какое-то безумие... Выходит, теми двумя звездами, что так пугали Вольфа, он заманил нас сюда, привел, чтобы я заменил Райву отца?.. - голубые глаза его подозрительно блеснули; экс-солдат замотал головой, отгоняя волнение, - Я назвал его сыном, он спас мне жизнь, и мое имя... Но когда я родился, твой отец был еще жив, малыш!
  Райвен шмыгнул носом и, выдавив из себя улыбку, чуть кивнул. Голос его при ответе прозвучал одновременно обреченно и радостно.
  - Когда... мы были в прошлом, он сказал, что вернется ко мне в смертном теле. Воплотится... И что узнаю я его, когда услышу из уст смертного человека эти слова, 'мой маленький вороненок'... Так называл меня только он, - юноша поднял взгляд на растерянного Фридриха, а затем шагнул к нему, уверенно беря за руку, - Папа... Ты назвал меня так, ты признал меня своим сыном, ты - мой отец!.. Ты же... не откажешься от меня сейчас?
  Художник без слов прижал глупого мальчишку к себе и, закрыв глаза, глубоко вздохнул. Смятение, охватившее его поначалу, рассеялось. Мысль о том, что в нем, возможно, воплотился старый темпор уже не пугала - рядом был сын, который каким-то непонятным образом теперь мог считаться практически родным, и этого молодому мужчине было более, чем достаточно.
  - Ты - мой сын, - чуть слышно вымолвил он, - И я никому не позволю нас разлучить... мой маленький вороненок.
  Тата, улыбаясь, смахнула невольные слезы с повлажневших ресниц и, повернувшись к Вольфгангу, молча обняла его. Марк с Пашкой, улыбаясь, переглянулись.
  Все, казалось, завершилось и завершилось как нельзя лучше, все было хорошо и ничто не могло нарушить эту чудесную идиллию...
  - Это все ужасно душещипательно, но что теперь будет со мной? - разрушивший идиллию голос Гюнтера заставил вздрогнуть буквально всех: о солдате уже успели забыть.
  Райвен, отстранившись от вновь обретенного отца, деловито шмыгнул носом и поправил часы в своих волосах.
  - Если ты отдашь мне часы, что передал тебе отец, я отправлю тебя назад, в твое время. Ну, или куда там... - он быстро покосился на девушку, - В сорок пятый, после войны...
  - Э, нет, - Гюнтер, только, было, сунувший руку в карман, за часами, вытащил ее пустой и, ухмыляясь, отступил, качая головой, - Я не хочу назад. К черту сороковые, я хочу остаться здесь! Там война только кончилась, а здесь ее нет вообще, я хочу жить во времена настоящего мира, хочу жить свободным человеком, а не побежденным фашистом!
  Повисло молчание. Подобных заявлений от солдата Вермахта никто не ожидал, все были абсолютно убеждены, что возвращение его в сорок пятый год пройдет гладко... И вдруг такой поворот.
  - Погоди-погоди... - Тата, которая к Гюнтеру относилась, в целом, не слишком хорошо, но все-таки, ввиду природной сердобольности, столь часто свойственной девушкам, сочувствовала ему, недоуменно нахмурилась, - А как же твои родные? Ты вернешься, пойдешь к ним...
  - Могилы я могу навестить и в этом времени, - немец равнодушно махнул рукой, - Моих родных давно нет на этом свете, красавица, и случилось это еще до войны. Мне некуда возвращаться, меня никто не ждет. Там лишь унылое прошлое, а здесь я надеюсь получить светлое будущее!
  Вольфганг нахмурился. На языке вертелись возражения, негодования, крутились правильные и, одновременно, несправедливые слова, и он не мог заставить себя высказать их.
  Его после войны ждали, а он решил остаться здесь. Бросил все, оставил свое прошлое в прошлом, и избрал хорошее будущее с красивой девушкой. Фридрих выбрал будущее с неожиданно обретенным сыном, хотя тоже мог бы вернуться, и никто, ни один из их новых друзей не возразил против этого! Имеют ли они право принудительно возвращать Гюнтера в то время, где он не хочет быть? Есть ли у них основания для этого?
  Марк с Пашкой, снедаемые приблизительно такими же мыслями, переглянулись, затем в едином порыве воззрились на Тату. Ей от Гюнтера досталось больше всех, ее мнение могло бы сыграть решающую роль... но на лице девушки было написано одно только сострадание без малейшей примеси гнева и, судя по всему, надеяться на нее не стоило.
  - Ты слишком дикий для этого времени, - недовольно буркнул Марк, обнимая себя по привычке руками, как если бы ему было холодно. Его друг, вмиг подхватив эту идею, согласно кивнул.
  - Вот именно! Со своим нравом ты тут натворишь черти что...
  - Да ради Бога! - солдат красноречиво закатил глаза, скрещивая руки на груди, - Вы что, думаете я тут в одиночку войну развяжу? Очнитесь, кретины, я говорю, что хочу жить в мире и покое! На кой черт мне устраивать здесь погром?
  - Когда просят кого-то о милости, обычно не оскорбляют их, - негромко вздохнула девушка и, покачав головой, повернулась к своим друзьям, - Ребят, я не могу себя заставить отправить его обратно. Если там его никто не ждет, да и воевать он больше не хочет... Он имеет право выбирать.
  Пашка мгновенно ощетинился.
  Сейчас, в эти секунды, в эти мгновения, трое русских ребят как-то неожиданно получили решающее право голоса, сейчас они и только они решали судьбу не одного, а целых трех немецких солдат и, если с Фридрихом и Вольфгангом все было ясно, то вот с Гюнтером возникали вопросы. В конечном итоге, изначально он не был их другом, даже напротив - они были по разные стороны баррикад... и теперь что, подружиться? Пойти на мировую??
  А с другой стороны, ведь он и сам говорит, что желает мира.
  Высказать свое мнение блондин, впрочем, не успел.
  - Мне казалось, тебе нравится воевать, - подал голос капитан Вольф, вглядываясь в недавнего неприятеля, - Альбрехт выглядел более мягким, Ганс был скорее испуган, еще один ваш парень - вообще мальчишка, вряд ли что соображал, а вот ты... - он покачал головой и чуть усмехнулся, - Ты вполне отдавал себе отчет в действиях, Гюнтер Кёллер. До меня доходили слухи, что ты в свое время допрашивал русских...
  Кёллер гордо приподнял подбородок. Прошлого своего он не отрицал, военными заслугами в определенной степени гордился, поэтому опровергать слова Вольфганга не собирался. Но и признавать за ним право вершить чужие судьбы тоже не хотел.
  - А сколько русских положил на своем веку ты, капитан? - осведомился он, чуть сужая светлые глаза, - Сколько отнятых жизней на твоем счету? Уж, наверное, не меньше, чем на моем, если ты дослужился до высокого звания. И, тем не менее, ты остаешься здесь, ты выбираешь спокойную, мирную жизнь, а меня хочешь отправить в послевоенное время, в период разрухи, прекрасно зная, что с теми годами меня ничто не связывает! Бросьте, ребята, - Гюнтер окинул всех своих собеседников внимательным взглядом, - Я хочу остаться. Я не собираюсь устраивать войну, не буду призывать народ к противоправным действиям - я просто хочу узнать, каково это - жить, не зная о войне, узнать, что такое настоящий мир! Мир, когда война осталась далеко в прошлом, когда о ней никто не вспоминает уже много лет, когда люди живут без оглядки на прошлое и думают только о будущем! Разве я... - он осекся и продолжил уже иначе, - Да, я, может, и не образец добродетели, не спорю. И то, что делал, не оправдываю... Но сейчас это все осталось далеко в прошлом, так пусть и остается там! Позвольте мне жить в будущем, позвольте построить жизнь заново! Черт возьми, я ведь еще не стар. Не хочу гробить молодость на попытки устроить жизнь среди сплошной разрухи...
  Тата безмолвно склонила голову. Спорить сил у нее уже не оставалось - речь фашиста была столь горяча, столь проникновенна, что касалась самых глубоких струн ее души, заставляя отзываться на эти слова.
  Ее брат и друг, еще раз переглянувшись, синхронно вздохнули и поочередно кивнули. В их душах горячая речь Гюнтера тоже нашла отклик.
  Вольфганг пожал плечами, переводя взгляд на Фридриха. Тот развел руки широко в стороны и слегка улыбнулся.
  - Мне все равно, - негромко заметил он, - Мы с сыном, я полагаю, останемся жить в этом замке, к нам события большого мира отношения иметь не будут. Только подумай, Гюнтер, где ты будешь жить в этом времени? Что будешь делать?
  - Этим же вопросом следует озадачиться и Вольфу, - не остался в долгу солдат, - Я-то выкручусь, я всегда выкручиваюсь. Поищу в этом времени Альбрехта и Ганса, встретимся, порадуемся, может кто из них мне чем-то и поможет... А потом найду какую-нибудь работенку, да и заживу себе спокойно. Я на все согласен сейчас - хоть мешки с углем таскать!
  Пашка негромко фыркнул и покачал головой.
  - Оптимистично же ты настроен, однако. Но, кстати, Вольф... - взгляд блондина скользнул к капитану, - В чем-то он прав. Ты-то что делать будешь? Где будешь жить?..
  - Со мной он будет жить! - Тата, не давая молодому человеку ответить, решительно шагнула вперед, - И возражения я даже слышать не хочу!
  Ее брат саркастически изогнул бровь.
  - Мда? А ты не забыла, что живешь с нашими родителями и мной? И куда, по-твоему, мы положим нашего немецкого друга, кому на голову? Не думаю, чтобы папа с мамой поняли, если бы у них вдруг поселился немецкий военнопленный.
  - А между прочим, в послевоенные годы бывали случаи, что немцы раненные приходили к русским за помощью, и те им помогали, - встрял Пашка, - Вот мне рассказывал дядя про случай, когда после войны немец из леса к людям пришел, а те никуда заявлять не стали, кормили его, помогали, чем могли... Потом он ушел, когда оклемался немного. Так что нечего прибедняться, тем более, что Вольф ранен... Хотя ты можешь пожить у меня, - неожиданная мысль заставила парня оживиться, - У меня двухкомнатная квартира, мы там живем с кошкой одни. Вот вернемся, я заберу ее у соседей, и заживем втроем - места хватит.
  Вольфганг, несколько погребенный (как, впрочем, и прочие участники беседы) под лавиной информации, усмехнулся, согласно опуская подбородок.
  - Договорились, - негромко молвил он и, вновь глянув на Гюнтера, прибавил, - А работать я могу врачом, слава Богу, знаний не растерял. Единственная проблема - документы... у меня с собой есть бумаги, но они слишком стары...
  Молодой темпор, все это время в беседе участия не принимавший, весело улыбнулся и шагнул вперед.
  - Это не проблема, - легко заметил он, - Делать старое новым - моя специальность, друзья.
  
  ***
  - Мундиры придется снять, - Марк внимательно оглядел двух солдат и негромко хмыкнул, - И оружие лучше бы оставить, Вольф.
  Капитан, усмехаясь, легко сбросил с плеча автомат и, не мудрствуя лукаво, опустил его на пол у своих ног. Слишком далеко отодвигать оружие, когда рядом по сию пору оставался враг, пусть даже этот враг и решил теперь перейти на их сторону, молодой человек не хотел.
  - Моя рубашка валяется где-то здесь, на полу, - заметил он, озираясь, - Идти совсем без одежды я не могу.
  - Твоя рубашка насквозь пропитана кровью, - возразила девушка, которую смущение друга все еще изумляло, а порою даже и возмущало, - Она будет выглядеть еще более подозрительно, чем мундир, поэтому... Вольф, а это что? - она шагнула вперед и, аккуратно коснувшись левой руки немца, чуть потянула ее к свету, - Мне казалось, ребята перевязали тебя, почему весь рукав кровью пропитан?..
  Вольфганг, чрезвычайно польщенный заботой, пренебрежительно махнул правой рукой, не скрывая улыбки.
  - А, ерунда. Задело в перестрелке.
  Гюнтер, который, в отличие от стеснительного капитана, мундир уже стянул и бросил его на стул, оставаясь в одной только рубахе (к слову, на его одежде пятен крови видно не было, из чего можно было сделать вывод, что солдатом Кёллер был весьма удачливым), кривовато ухмыльнулся, засовывая руки в карманы штанов.
  - Может, даже я его задел, - задумчиво проговорил он, поднимая голову и изучая потолок, - Мало ли, что бывает, когда стреляешь по врагам.
  - Кажется, в этот момент ты как раз бежал, роняя автомат, - не остался в долгу Вольф, - Так что более, чем вероятно, что это была пуля Нойманна. Или Ганса, а может и еще одного вашего приятеля... как его...
  - Гоц, - подсказал Гюнтер и неожиданно посерьезнел, - Вообще, интересно, что с ним сталось? Ганс говорил, что парень выскочил наружу, собирался позвать на помощь, но в этом времени... И ведь он совершенно не подозревал, где находится, еще не успел ничего понять! Что с ним могут сделать?..
  Пашка спокойно и даже равнодушно пожал плечами.
  - Посадят в психушку - дел-то! Послушают весь его бред и отправят к психам, чтобы в компании своих был.
  - Тем более, что если он увидит, как изменился мир, он и в самом деле может свихнуться, - поддержал приятеля Марк, - Но не думаю, что тебе стоит сильно волноваться. В дурке за ним присмотрят, будут и кормить, и поить, и пижамку выдадут... В общем, райская жизнь у парня будет.
  Гюнтер дернул уголком губ, показывая, что оценил шутку.
  - И это меня вы называете жестоким, диким, - заметил он и, глянув на волнующуюся вокруг уже давно тоже перевязанной раны Вольфганга девушку, фыркнул, - Теперь понимаю, почему ты выбрала его, красавица - девушек вечно тянет жалеть сирых да убогих!
  Тата резко обернулась, посылая ему через плечо чрезвычайно красноречивый и очень гневный взгляд. Вольфганг, улыбаясь, легонько коснулся здоровой рукой ее плеча.
  - Он тебя провоцирует, - шепнул парень, - Не поддавайся.
  - У него совершенно нет никакой совести, - буркнула в ответ девушка и, тяжело вздохнув, покачала головой, - Пожалуй, с таким поведением он и впишется в современный мир... Сейчас много бесстыжих парней. Это ты у меня уникум, - здесь она улыбнулась и, приподнявшись на цыпочках, быстро поцеловала собеседника в губы. Тот прижал ее к себе здоровой рукой и, заметив некоторое недовольство во взгляде Гюнтера, удовлетворенно улыбнулся сам.
  Тем временем, Райвен, в разговоре участия не принимающий, да и вообще старающийся держаться несколько в стороне от общей оживленной атмосферы - расставаться с недавно обретенными друзьями было смертельно жалко, и юноша, силясь скрыть это, невольно отстранялся от них, - неожиданно подобрал что-то с пола и, приподняв в воздух, помахал, как флагом.
  - Вольф! - окликнул он и, дождавшись вопросительного взгляда немца, улыбнулся, - Это не твоя рубашка? - в следующую секунду юный темпор решительно встряхнул обнаруженный предмет одежды, словно избавляя его от пыли и... протянул изумленному парню совершенно чистую, сияющую новой белизной вещь.
  Вольфганг принял ее с неуверенным кивком, и недоверчиво осмотрел.
  - Райв, ты... - он качнул головой и, улыбнувшись, кивнул еще раз, - Спасибо. Ты, мальчик, настоящий волшебник, как я погляжу.
  Фридрих, чрезвычайно гордый за названного сына, положил руку тому на плечо.
  - Райвен способен на многое, - заметил он, - И, чем старше он будет становиться, тем больше умений будет обретать. Я постараюсь направить эти умения в нужное русло. А с вами, друзья... - художник окинул взглядом всех присутствующих, не исключая и Гюнтера и покачал головой, - Мне безмерно жаль расставаться. Увидимся ли мы еще?
  Марк тяжело вздохнул и, выдавив из себя улыбку, пожал плечами. Расставаться ему тоже не хотелось.
  - Может, вам стоит приобрести телефон, чтобы мы могли хотя бы связываться время от времени?
  Темпор ойкнул и, хлопнув себя ладонью по лбу, зачем-то полез в карман.
  - Я совсем забыл... Паша, - он улыбнулся удивленно оглянувшемуся блондину и, достав что-то из кармана, протянул это ему, - Это, кажется, твое.
  Пашка склонил голову набок, придирчиво изучая протянутый предмет, потом усмехнулся, силясь подавить вздох.
  - А, мой утопленник. Да ладно, что уж теперь - он ведь все равно не работает.
  Райвен заулыбался шире и как-то загадочнее, неспешно вытягивая вперед ладонь с лежащим на ней сломанным телефоном. Затем аккуратно накрыл аппарат другой рукой, подержал мгновение... Из-под ладони темпора заструился мягкий свет включившегося экрана. Мелодичный голос известил:
  - Местоположение не обнаружено.
  Пашка, не в силах поверить своему счастью, подался вперед и, глядя, как его юный друг убирает ладонь с экрана мобильного, замер, протягивая к аппарату руку. Ощутив в пальцах привычную прохладу пластикового корпуса, он на миг закрыл глаза, переживая безмерную радость.
  - Спасибо, - голос немного сел, и парень мотнул головой, скрывая восторг, - Спасибо, Райв, ты настоящий кудесник! Это... я даже не думал, что ты умеешь так! Ты ведь не держал прежде телефон в руке?
  Темпор, абсолютно довольный собой, легко пожал плечами.
  - Не держал, - подтвердил он, - Но какая разница? Я могу сделать вещь более новой, могу отменить повреждения, ей причиненные, и мне неважно, держал ли я прежде эту вещь в руках. Нам пора прощаться... - он погрустнел, опуская взгляд, - Я вижу, Вольф уже успел переодеться, а Гюнтер и вовсе давно готов покинуть мою башню. Мне жаль расставаться с вами, друзья! - юноша вскинул голову; в черных глазах его сверкнули слезы, - Очень жаль, вы - мои единственные друзья на всем белом свете! Спасибо вам, что пришли ко мне, спасибо, что помогли найти отца... - здесь он мельком оглянулся на улыбающегося Фридриха, - Я уверен, лес больше не будет чинить вам препятствий, вы выберетесь спокойно. Гюнтер... - взгляд темпора неожиданно упал на экс-пленника, от чего тот сразу вытянулся по струнке, - Мои часы... оставь их у себя. Пусть они станут ниточкой, что свяжет нас с вами. Я не хочу расставаться.
  Кёллер быстро кивнул и, не желая отвечать, не зная, что ответить на такие речи, отступил. Участвовать в массовом прощании ему не хотелось.
  Тата и Вольфганг переглянулись и, не сговариваясь, приблизились к юноше и его названному отцу. Вольф слегка сжал плечо Фридриха, улыбаясь ему; девушка обняла темпора.
  Пашка и Марк, следуя их примеру, тоже подошли, намереваясь проститься с недавно обретенными друзьями, и только вредный Гюнтер, особой дружбы ни с кем не заведший, предпочел остаться в стороне.
  
  ***
  Современный мир привел Гюнтера в бешенный восторг. Ему нравилось все - обилие машин, странная одежда людей, количество товаров на полках магазинов, самолеты в небе... Ему нравился мир, глядящий из всех глаз, нравилось умиротворение и спокойствие, нравилось чувствовать себя в будущем, и ощущать при этом собственную молодость.
  - А я еще удивился, когда увидел вас двоих, - весело заметил он, глядя на Марка и Пашку, - Подумал - ну и чудики, чего так вырядились-то среди зимы? А здесь, значит, все так ходят!
  - Скоро и ты так будешь ходить, я уверен, - Марк, усмехнувшись, плотнее запахнул легкую куртку: дул слабый ветерок и парню было зябко, - Учитывая, с каким восторгом ты все это воспринимаешь, думаю, не преминешь с головой окунуться в будущее. Вот с Вольфом посложнее будет...
  Капитан Вольфганг, и в самом деле скорее потрясенный, чем восхищенный современным миром, чуть поморщился и недовольно махнул в сторону приятеля рукой.
  - Привыкну, - буркнул он, - Здесь немного странно... но я привыкну. Хотя, как вижу, нравы здесь... более распущенные, чем в мое время.
  - В наше время, - поправил его Кёллер и, широко улыбнувшись, еще раз оглядел оживленную улицу, - А мне нравится. Нравится эта свобода, эта легкость... и обилие симпатичных девушек в красивых нарядах тоже, - здесь он каверзно подмигнул Тате. Та, одетая самым простым образом, не надевшая в поход по лесу ничего вызывающего, сделала вид, что ничего не заметила и демонстративно взяла Вольфганга за руку.
  Пашка, пронаблюдав эту очаровательную демонстрацию смутного подобия любовного треугольника, негромко фыркнул и, нежно погладив телефон, по навигатору в котором они все-таки сумели выбраться из лесу, убрал его в карман.
  - Нам надо решить, где и как мы все будем жить, - напомнил он, - Я в том смысле, что у нас-то номера оплачены, мы туда спокойно вернемся и все, а вот что делать с вами, ребята?
  Гюнтер легко пожал плечами. С его точки зрения, вопрос можно было решить очень и очень просто.
  - Кто-нибудь из вас вполне может поделиться с нами местом. Я, например, не откажусь от номера нашей красавицы... - светлые глаза немца чуть сузились; взгляд скользнул по фигуре Таты, еще раз изучая ее. Девушка, абсолютно не польщенная таким вниманием, демонстративно спряталась за своего молодого человека.
  - Уж свой номер я лучше поделю с Вольфом, - раздраженно известила она, - А тебе вообще в кладовке место, фашист.
  Кёллер жизнерадостно хохотнул. У него вообще здесь, в большом городе, среди счастливого будущего, под ярким солнцем, настроение значительно улучшилось, и мужчина ощущал себя на редкость хорошо. Обижаться ему не хотелось, ругаться или спорить - тем более, да и девушку-то он поддразнивал уже почти по привычке, не имея никаких серьезных намерений отбивать ее у Вольфганга.
  Здесь, сейчас, на оживленной улице, в настоящем времени, в современном мире, вдруг стало очевидно, что Гюнтер Кёллер еще действительно довольно молод и, пожалуй, возрастом схож с тем же Вольфом, а если и старше его, то от силы на пару лет. Своей безбашенностью же он и вовсе превосходил серьезного капитана, из-за чего казался даже младше.
  В современном мире, после знакомства с ним, из светлых глаз экс-солдата ушло что-то, что делало его жестоким фашистом, ушла безжалостность, ушла готовность убивать и идти по головам к победе, ушла безвозвратно, сменяясь легкой чертовщинкой, колючей искоркой, придающей общему облику какого-то особенного шарма. Пожалуй, можно было смело сказать, что когда Гюнтер окончательно освоится в этом мире, от девушек у него отбою не будет.
  Тата, впрочем, к потенциальным поклонницам Кёллера относить себя не желала. Она по-прежнему смотрела влюбленными глазами на серьезного Вольфганга, по-прежнему полагала его самым красивым парнем на свете, и восхищалась им, совершенно не желая замечать шуточек Гюнтера.
  С другой стороны, именно эти непрестанные поддразнивания делали обстановку в их маленьком отряде довольно легкой и непринужденной, и помогали экс-фашисту влиться в коллектив на правах почти друга.
  - Оплатим им двухместный номер, - Марк пожал плечами и, окинув взглядом улицу, уверенно указал на север, - Нам туда, я точно помню. В общем, пока поживут так, а потом... Вольф, ты уверен, что хочешь лететь с нами?
  Вольфганг твердо кивнул. Для себя он решил это еще едва ли не в ту секунду, когда впервые поцеловал Тату, когда осознал, что его место рядом с ней, и не взирая ни на что, своего мнения не поменял.
  - Не хочу оставаться в Германии, - негромко вымолвил он и, глубоко вздохнув, быстро улыбнулся, - Много... горьких воспоминаний.
  - А вот я останусь, - привычно вклинился в чужую речь Гюнтер, - Я думаю все-таки найти в этом времени Ганса и Альбрехта, посмотрю на этих стариков. К слову, и что с Гоцем выяснить нужно... Не знаю пока, как сделать это, но обязательно сделаю!
  - Тебя не спрашивали, - беззлобно огрызнулась недовольная тем, что ее молодому человеку не дали завершить свою мысль, девушка, - Вольф, продолжай.
  Капитан равнодушно пожал плечами. Ему пока в этом мире было очень неуютно, очень странно и немного печально, поэтому вести себя так же свободно, как Гюнтер, у парня не получалось.
  - Я уже закончил, - серьезно отозвался он, - Если вы оплатите мне дорогу, я отправлюсь с вами. Потом устроюсь на работу, и верну все...
  - Забей, - не менее серьезно откликнулся Пашка, - После того, как ты активно спасал нам жизнь в перестрелке с командой Нойманна, это меньшее, что мы можем для тебя сделать.
  ...Миновала неделя. Жизнь потихоньку начала входить в свое русло, оба немца уже почти адаптировались в современном мире (у Гюнтера адаптация проходила значительно проще, потому что он сам рвался стать частью будущего; с Вольфгангом дело обстояло чуть сложнее), а их русские друзья, довольные тем, что смогли помочь ребятам, уже начали поговаривать о скором отъезде. До него, правда, оставалось еще несколько дел, которые, в основном, лежали на совести Кёллера - следовало отыскать бывших однополчан, следовало узнать, что сталось с Гоцем, а заодно и как-нибудь устроиться на постоянное местожительство. Бросать экс-солдата на произвол судьбы ребята не желали, даже не взирая на его ехидный и порою довольно сложный характер.
  - Да бросишь его, как же, - Пашка недовольно насупился и, схватив стаканчик с кока-колой, потянул напиток через трубочку, - Мы его бросим - а он за нами пешком побежит, доберется до России и предъявит претензии!
  - Ты преувеличиваешь, - Вольфганг, уже одетый по современной моде, сидящий за столом маленького кафе в легкой футболке и джинсах, хмыкнул и сделал небольшой глоток кофе, - Гюнтер не дурак, если уедем - позлится, да и забудет. В конечном итоге, если будет так опаздывать, он именно этого и дождется - мы ведь уже полчаса ждем!
  - Двадцать семь минут, - въедливо уточнил Марк, бросив взгляд на часы, - Может, он нас потерял? - взгляд его при последних словах обратился к сестре, и та легко пожала плечами, по примеру Пашки потягивая через трубочку молочный коктейль.
  - Мы, конечно, договаривались встретиться в отеле, но кафе же от него в двух шагах. Он же не полный идиот!.. Я, во всяком случае, надеюсь.
  - Надежда - хорошее чувство, - одобрил ее блондин и, взмахнув бумажным стаканчиком, начал, было, - Но я все-таки думаю, что насчет Гюнтера, с его-то замашками... О, вон он, - заметив приближающегося легкой поступью знакомого, парень помахал ему стаканом, едва не расплескав содержимое на сидящих рядом Марка и Вольфганга. Оба закономерно возмутились и, когда Кёллер все-таки подошел к их столику, за ним царила непринужденная атмосфера веселой перебранки.
  Гюнтер, тоже одетый по современной моде, но не в футболке, а в рубашке с расстегнутым воротом, фыркнул и, пододвинув себе стул от соседнего столика, без церемоний уселся на него верхом.
  - Мы вроде договаривались в отеле.
  - Там было скучно, и мы пошли прогуляться, - мгновенно парировал, отвлекаясь от перепалки, Пашка и, глотнув колы, предложил, - Заказать тебе что-нибудь?
  Мужчина отмахнулся - ни есть, ни пить ему не хотелось.
  - Обойдусь. Значит так, докладываю об успехах операции - Альбрехта я нашел. Крепенький такой старичок, страшно обрадовался, увидев меня, - экс-фашист усмехнулся, - Рассказал, как они изумились, когда я вдруг исчез из сорок пятого, рассказал, как жили... Ничего, в общем особенного - Ганс осчастливил мать и брата своим возвращением, Альбрехт тоже порадовал родных. Оба были женаты, у обоих дети есть... У дочери Альбрехта две квартиры, одну она сдает, он обещал поговорить с ней, чтобы пустила пожить меня.
  - А с Гансом что? - Тата, которую присутствие Гюнтера всегда немного напрягало, обняла Вольфа за здоровую руку (раненная уже была перевязана профессиональными медиками, но все еще побаливала), немного к нему прижимаясь. Кёллер с видимым интересом проследил это и, склонив голову набок, хмыкнул.
  - И все-таки ты ошиблась с выбором, красавица, - как бы между делом заметил он, - Твой капитан вон никак в себя не придет, а я здоров и крепок! К тому же, в современном мире я уже ориентируюсь лучше, чем он.
  Вольфганг, в целом уже привыкший к таким шуточкам, устало вздохнул и, притянув девушку ближе к себе, нахмурился.
  - Спорный вопрос, Кёллер. И я бы на твоем месте не нарывался - я ведь помню, где зарыл автомат.
  - Как ни странно, я тоже это помню, - Гюнтер ядовито улыбнулся, - Ты зарыл его рядом с моим, так что тут еще большой вопрос, кто нарывается... А мнение свое высказать я имею право. Попробуй, докажи, что ты лучше меня, Вольф, давай!
  - Угомонитесь, - Марк тяжело вздохнул и, потерев пальцами висок, предпочел перевести тему. Такие баталии вокруг его сестры разыгрывались уже не в первый раз на его памяти и, учитывая, что Тата так и не научилась усмирять кавалеров, ее брату приходилось играть роль миротворца.
  - Ты не ответил, что с Гансом, Гюнтер.
  Экс-солдат, как-то сразу серьезнея, опустил взгляд, сжимая губы.
  - С Гансом... - он выдавил из себя быструю улыбку, - Я немножко опоздал. Он умер две недели назад, я встретил его младшего брата... Представился собственным внуком, сказал, что ищу однополчан деда. Поговорили, - мужчина тяжело вздохнул, - Он рассказал, что Ганс меня вспоминал до самой старости. По молодости все больше называл самоуверенным и излишне наглым, а как старше стал - начал говорить, что я заслуживал быть командиром. Он, похоже, подумал, что я погиб тогда, когда исчез... Говорил обо мне всегда как о покойнике, - Гюнтер мотнул головой и, меняя тему, продолжил, - А Гоц действительно в сумасшедшем доме. Попасть к нему я не смог - пускают только родственников, а слово 'друг' их не убедило. Говорят, что ведет он себя тихо, часто сидит у окна и о чем-то думает, но нормальность его все еще вызывает большие сомнения.
  - Как это странно, - девушка прижалась щекой к плечу Вольфганга и грустно улыбнулась, - Вот мы видели их молодыми, здоровыми, а что теперь? Гоц тратит свою юность на психушку, Ганс и Альбрехт и вовсе уже старики... Как быстротечно время!
  Гюнтер, и сам несколько придавленный случившимся с его товарищами, немного встряхнулся и подарил ей широкую улыбку.
  - Такова жизнь, красавица. Когда-нибудь и мы будем глубокими стариками, и нас будут окружать дети и внуки... Но это будет еще через много-много лет. А сегодня мы молоды, сильны и целая жизнь, полная радостей, простирается пред нами! Так давайте получать от нее удовольствие, ребята, не будем грустить! Кажется, кто-то из вас предлагал для меня что-нибудь заказать?
  
  29.01.2021
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"