Аннотация: Продолжение путешествия в лабиринтах собственного сознания благодаря новой видеоигре
Максим долго не мог прийти в себя после последнего сеанса погружения в игровую программу "Реальные сны". Он вспоминал Мию. Она осталась там, в этом страшном и жестоком мире, одна, ни кому не нужная, со своими, почти что, христианскими принципами помощи всем нуждающимся. Он хотел бы еще раз ее увидеть. Но понимал, что это может быть уже не произойдет никогда. Ему пришлось на прошлом сеансе сказать "стоп игра", что бы выйти из программы. На них напали местные племена нервиев, когда они возвращались с реки. Он ничего не мог сделать, их было более десятка вооруженных дикарей. Быть убитым ему не хотелось, поэтому он вышел из игры оставив там свою новую подругу.
Через несколько дней Максим опять пришел в отдел новых разработок к Лоле и попросил отправить его снова в античность. Лола с очаровательной улыбкой согласилась доставить молодого человека ещё раз туда, хитро подмигнув. Она прочитала подробный отчет Макса о его прошлом путешествии.
- Удачи тебе в твоих поисках, - проворковала Лола и надела на него шлем.
Зашелестели листья, Максим снова вспомнил, как он бегал маленьким мальчишкой с родителями по парку. Мягкая теплота и спокойствие погрузили его сознание в забытьё. Вдруг до его слуха начали доноситься резкие звуки. Какое-то блеяние, вой, мычание, крики людей. Приходя в себя он попытался встать, ударился о деревянную перекладину, схватился за голову. Открыл глаза и увидел перед собой огромную площадь всю, заполненную народом. "Это точно не Рим", - подумал Максим, и оглядел площадь.
Посредине площади на холме возвышалась крепостная стена, а за нею необычное сооружение похожее на храм. Его стены из белоснежного мрамора и украшенные золотыми колоннами ослепительно сияли на солнце. Огромные врата из золота были отворены, по ступеням к храмовому комплексу поднималось множество народа. Перед храмом на большом жертвеннике священники в белых одеждах жгли жертвенных животных. Вокруг храма покуда достигал взор было множество народа торгующих овцами, волами, козами, баранами, птицами и тому подобным. Шум стоял невыносимым, пыль от огромного количества ног, копыт, повозок поднималась выше крыш домов, окружающих площадь.
"Где это я?" - удивился Максим и оглядел теперь уже себя. Он был в полном военном облачении римского воина.
"Ну, хотя бы я снова центурион, и на этом спасибо", - с улыбкой подумал наш отважный воин и двинулся по направлению к храму.
Дорога была вся запружена людьми. Они целыми семьями шли к храму, ехали верхом на ослах, детей везли в повозках, вели животных, несли клетки с птицами. Недалеко от храма торговцы, в огромных количествах, продавали животных и птиц, видимо для жертвоприношений. Меновщики денег за столиками, на которых возвышались стопки серебряных монет, бойко обменивали одну валюту на другую.
"По видимому, я попал на какой-то местный праздник", - подумал Максим и пошел по направлению к меновщику денег, что бы выяснить.
Подойдя к человеку, одетому в белый хитон, с черной копной волос под белым тюрбаном, первая мысль была, что он попал в древнюю Иудею. И что торговцы больше походят на евреев, чем на римлян.
- Что вы меняете здесь? - Максим подошел к меновщику. Видимо вид у центуриона был грозный, и торговец сначала не смог вымолвить от неожиданности ни слова. Он смотрел на огромного воина своими черными как маслины глазами и только часто моргал.
- Могу я здесь поменять римские динарии? - уже мягче спросил Максим.
- Да, конечно, - вдруг ожил меновщик, - вы можете поменять ваши динарии на сикли.
- Сколько сиклей будет стоить хороший ягненок? - спросил центурион.
- Если для жертвы, мой господин, то я не советую вам его брать, - как можно тише сказал меновщик, - У нас не принято принимать жертвы от иноверцев.
- У кого это у нас? - спросил Максим.
- У нас, правоверных иудеев, - еще тише произнес торговец, - но если вы хотите, то можете купить ягненка и закласть его в своем языческом храме. Или вы хотите его купить себе на обед?
- Что я хочу, это не твое дело, я просто хотел купить ягненка, - строго сказал воин и взгляд его упал на группу римских легионеров, которые пробирались сквозь толпу и, по-видимому, направлялись именно к нему. Через минуту легионеры поравнялись с центурионом.
- Слава Тиберию! - поприветствовали они Максима.
- Слава, - спокойно произнес Максим. В этот момент он вспомнил, что точно так же пришли к нему легионеры, когда он был в Риме и после этого ему пришлось вести легион на север Европы.
- Что вы хотите, теперь от меня? - спросил Максим, немного поморщившись. - Я еще не успел осмотреть город.
- Да, простит нас достойный Максимилиан Север, что в такой час мы его беспокоим, - немного с саркастической улыбкой, произнес легионер, - но тебя вызывает Пилат, прокуратор Иудеи. Это срочно!
- Понтий Пилат? - удивленно переспросил Максим. Он вспомнил это имя. Оно было связано с Иерусалимом и казнью Иисуса Христа. Мать мне рассказывала о Нем в детстве.
- Да, это не терпит отлагательства, мы проводим тебя к нему во дворец, - и воины развернулись, что бы направиться в обратный путь.
Максим кинул прощальный взгляд на храм, на удивленного меновщика и направился за легионерами.
Прокуратор Иудеи на время праздника Пасхи переселялся из Кесарии в Иерусалим, что бы следить за порядком в городе. Он жил в Антониевой крепости, где и располагался римский гарнизон. Крепость находилось рядом с храмовым комплексом, поэтому дорога от храма не заняла много времени. Пройдя ворота, центурион оказался на просторном дворе окруженным крепостною стеною по углам которой возвышались четыре башни. Он проследовал за легионерами во дворец прокуратора, поднялся по каменным ступеням и остановился перед входом в преторию на широкой каменной площадке, называемой лифостротон. Воины остановились и один из них вошел внутрь дворца, что бы доложить Пилату о приходе центуриона. Довольно скоро легионер вернулся и доложил, что прокуратор скоро выйдет. Через несколько минут Максим увидел Понтия Пилата. Этот человек показался Максиму неприятным. Серое лицо, покрытое паутиной морщин, впалые глаза, даже не разобрать какого они цвета, сгорбленная, но высокая фигура, выдавала человека, погруженного в состояние крайней депрессии.
Прокуратор вздрогнул и посмотрел на центуриона. Его колючий взгляд как будто пытался проникнуть внутрь воина. Центурион Максимилиан смотрел на прокуратора прямо, не отводя взгляда. Пилат опустил взгляд.
- Дело не терпит отлагательства, - начал он сухим голосом. - Мне необходимо, что бы ты взял пять-шесть легионеров и срочно отправился на помощь центуриону Лонгину. Сегодня казнят одного иудейского пророка. Я получил донесение, что толпы народа стекаются к месту казни. Как бы не было провокации, тем более накануне их праздника. Иудеи очень возбуждены и могут пойти на любое преступление.
Максим замер. Он не мог произнести ни слова. Он не верил своим глазам и ушам. Что он видел и слышал не укладывалось в его сознание. Как это могло случиться, что его сознание перенесло именно в день казни Бога всех христиан.
- Как зовут этого пророка? - только и смог промолвить Максим.
- Какой-то Иисус из Назарета, галилеянин, - с ноткой раздражения произнес Пилат. - Считает себя царем Иудейским, посланником небес. Иудеи просто взбесились. Ещё не хватало, что бы они устроили тут бунт перед Пасхой. Сам видел, сколько народу собралось в городе. Если эти люди начнут волнения, то я не уверен, что сил нашего гарнизона хватит для их подавления.
Максим побледнел. Его опасения подтвердились. Его посылают присутствовать при казни Иисуса Христа.
- Что ты так побледнел? - внезапная перемена не укрылась от проницательного взгляда Пилата, - Не беспокойся, мне удалось договориться с иудеями, надо только проследить, что бы казнь прошла без происшествий. Да помогут нам боги!
Пилат повернулся и медленно побрёл внутрь дворца.
Центурион взял шестерых легионеров и пошел крестным путем Иисуса Христа к месту казни на Голгофу.
Голгофа или Лобное место располагалось сразу за городскими стенами и путь от крепости занимал не более получаса. Выжженная дорога, истоптанная миллионами ног, вела к самому знаменитому месту казни в истории человечества. Максим вдруг подумал, что он совсем не знает Христа, он никогда о нем и не думал. Да, видел христиан, есть церкви, но ему и дела не было до этого. Он молодой специалист по видеоиграм. У него хорошая работа, много планов на будущее. Он поймал себя на мысли, что ему некогда заниматься поисками Бога. И то, что он идет по дороге, по которой всего пару часов назад прошел Бог, в его голове не укладывалось. Но ему было, в то же время, очень интересно увидеть живого Бога, хоть и в таком состоянии. "Правда, - подумал Максим, - он один раз был в церкви с мамой, и там видел Христа распятого на кресте".
"Надеюсь, мне будет не очень страшно, главное унять дрожь в коленях, а то солдаты заметят", - какое-то липкое и противное чувство беспокойства все же одолевало центуриона.
Легионеры были набраны сплошь из эллинов и самарян. Они страшно ненавидели иудеев и шли со злорадными улыбками, предчувствуя развлечение.
Голгофу Максим увидел еще издалека. Там толпилось много народу. Над ним возвышались три креста, на которых висели приговоренные.
Толпа при приближении легионеров неохотно расступилась. Люди что-то громко кричали, махали руками, некоторые бросались на колени, посыпали голову дорожной пылью, били себя в грудь и стонали. Другие с радостными улыбками на лице кричали и прыгали. Иные просто стояли молча и с интересом наблюдали за распятыми.
Центурион подошёл к крестам. Посредине возвышался крест с распятым на нем человеком. К горизонтальной перекладине сверху была прибита на шесте табличка с надписью на трех языках: арамейском, латинском и греческом: "Иисус Назорей. Царь Иудейский".
Сомнений не оставалось, это был Христос, Мессия, повешенный на крест людьми, не осознавшими Его учения. Максим вдруг испугался. Он боялся поднять глаза на Него. Как он просто так подойдет и посмотрит Ему в глаза. Живому Богу, в глаза.
"Господи, - подумал Максим, - это не реально, это все вымысел, не может этого быть!"
И вдруг он поднял голову и посмотрел в лицо распятого Христа. Максим был поражен - оно было спокойным. Христос смотрел на Максима. Максиму показалось, что Он даже улыбался. "Но Боже, как они его изуродовали!" - поразился Максим.
Когда-то светлые, каштановые, волосы и борода превратились в единый комок черной густой крови. Левый глаз заплыл, а правый еле смотрел, нос сломан и лицо, пшеничного цвета, с красивыми и правильными чертами было полностью залито кровью и казалось черным. Часть бороды и волос была вырвана с мясом и какими-то ошметками болталась на ветру. Красивое, стройное и крепкое тело было покрыто язвами от ран, полученных при бичевании во дворце Пилата. Огромные, железные шляпки гвоздей торчали из запястий рук. Голени тоже были пронзены гвоздями. Глядя на распятого Христа, Максим вдруг ощутил животную боль от его мучений. Каждый вздох давался распятому с трудом. Он приподнимался на прибитых ногах, что бы вдохнуть воздух и при этом руки прокручивались вокруг гвоздей. И это повторялось при каждом вдохе. Сын Человеческий не издал ни звука, ни стона. Он молча переносил адскую боль.
Его соседи по казни не были такими стойкими и кричали изо всех сил. Римские легионеры сдерживали копьями натиск толпы. Никого не подпускали к крестам. Максим заметил что воины делят одежду распятого Христа. Один легионер получил хитон Иисуса. Весь в крови и пыли. Солдат запихнул его под верхние доспехи с довольным видом, что он выиграл жребий при разделе одежды Бога. Центурион подошел к сотнику Лонгину. Это был не молодой уже, опытный воин, из Каппадокии, высокий, крепко-сложенный. Черная с проседью борода обрамляла смуглое лицо центуриона. Взгляд его был спокойным и строгим.
- Как долго будут висеть эти бедолаги? - спросил центуриона Максимилиан.
- Пока не умрут. Может день, а может три, - ответил Лонгин. - Зависит от Бога.
- А если Бог сам на кресте?
Лонгин посмотрел на центуриона непонимающим взглядом:
- Тогда почему он не сойдет с креста?
- Может Он хочет показать свою силу в этом деянии? - ответил Максимилиан.
Лонгин задумался.
- Смотри, - вдруг показал на Христа сотник. - Он хочет что-то сказать.
Лицо Христа преобразилось, Его потрескавшиеся губы раздвинулись и вырвался стон из его уст: "Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты меня оставил!"
- Смотри, Илию зовет! - предположил сотник.
Другой легионер сказал с ухмылкой: - Посмотрим, придет ли Илия спасти его?!
Вдруг небо потемнело. Максим посмотрел на небо. Солнце, которое должно было светить ярко, поскольку не было и трех часов дня, померкло как при затмении. Поднялся сильный ветер. Клубы пыли взвились в воздух и стало темно как вечером после заката. Еще не ночь, но уже и не день. Люди закричали. Многие бросились на землю и зарыдали. Максим посмотрел на солдат. Они тоже стояли испуганные. Некоторые попытались встать на колени. Лонгин приказал встать и держать толпу. Часть людей бросилась к кресту на котором висел Христос.
- Держать народ! - скомандовал Лонгин. Голос его сквозь порывы ветра пропадал. Ему приходилось сильно напрягать голос, что бы успокоить обезумевшую толпу. В солдат полетели камни. Началась драка как между зеваками в толпе, так и между зрителями и солдатами. Солдаты древками копий начали отгонять толпу от крестов.
- Снимите Христа! - кричали из толпы. - Господь покарает нас за наши грехи!
- Жажду! - вдруг услышал Максим голос сверху. Он поднял голову и встретился взглядом с Христом.
- Жажду! - произнес Иисус.
Максим бросился к ведру с вином, которое давали приговоренным перед казнью для облегчения страданий. Намочил губку насадил на копье и протянул Христу. Иисус прикоснулся к губке и воскликнул, подняв голову:
- Свершилось! Отче! В руки Твои предаю дух Мой!
Тут раздался страшный грохот, затряслась земля и люди попадали с ног. Максим упал от неожиданного толчка земли на колени. Он вдруг почувствовал сильный страх, что вот прямо сейчас наступит всем конец, земля разверзнется и все полетят вниз, в преисподнюю. Даже мысль проскользнула сказать "стоп игра", до того его взял испуг. Но вскоре все успокоилось. Через некоторое время ветер стих и снова начало сиять солнце. Люди затихли и стояли теперь в ожидании окончания казни. Многие начали потихоньку расходиться. Максим заметил, что осталась только небольшая группа, большинство из которых были женщины. Они тихо переговаривались и плакали. Мужчины их пытались успокоить, хотя сами были в большом расстройстве.
Из группы отделился один человек, он подошел к Максиму и обратился с просьбой:
- Господин, начинается Великая суббота, праздник Песах, по нашим обычаям не должно оставлять тела до завтра. Мы хотели бы их сегодня до захода солнца снять и похоронить.
- Я доложу прокуратору о том, что пророк умер и он распорядится снять тело, - ответил центурион.
- Я говорю о всех телах, господин, - мягко уточнил иудей.
- Лонгин, как быть с остальными, - спросил у сотника Максимилиан.
- Мы поможем им отойти к их Богу, - произнес Лонгин и распорядился перебить им голени.
- Назореянина не трогайте, - твердо попросил Максимилиан.
- Видимо Он уже отошел к своему Богу, - отозвался сотник. - Но, все равно, нужно убедиться.
И подойдя к телу Христа ткнул острием копья в правый бок распятого. На сотника брызнула кровь Спасителя.
Максим видя это, по истине, сакральное действие, не смог удержаться, подошёл и обнял Лонгина.
- Теперь ты крещён во имя Христа! Радуйся, брат!
Небольшое пятно крови Христовой темной точкой отпечаталось на красном плаще центуриона.
Лонгин попытался улыбнуться, он не понял слов Максимилиана, принял за шутку.
- Сходи, брат Лонгин, к Понтию, доложи о смерти всех казненных, и прежде всего о пророке, - распорядился Максимилиан. - А я посторожу тела.
Лонгин отправился во дворец к Пилату с докладом, а Максим сел на камень и задумался.
Он вдруг вспомнил, что когда то в детстве мама ему рассказывала о Христе, и одно выражение Спасителя он запомнил: "Разрушьте храм сей и я за три дня воздвигну его". Мама сказала, что Он говорил о храме Своего тела. И вот теперь он сидит возле разрушенного храма тела Христа и ему страшно. Страшно от того, что он остался один, здесь на этой горе среди чужих ему людей, которые так несправедливо поступили с Ним. Когда Христос был еще жив, у Максима возникло какое-то чувство защищенности. Он стоял рядом с крестом и чувствовал доброту и любовь, которая исходила от этого Человека. Это странно было еще и потому, что Человек этот был единым сгустком боли и страдания, и просто физически не мог излучать такие чувства, но все равно, Максим чувствовал себя защищенным рядом с ним. И вот Он умер, и как бы оборвалась эта невидимая нить, которая связывала его с Ним, а через Него и с остальным миром.
Пока Максим находился в раздумьях, он увидел спешащую группу людей. Среди них Лонгина и еще нескольких воинов, и человека по виду иудея, судя по одежде обеспеченного. Он вел под уздцы осла запряженного в повозку. Лонгин подошел к Максимилиану и сообщил, что Пилат распорядился снять тела. Тело пророка отдать этому иудею по имени Иосиф из Аримафеи, он погребет Иисуса должным образом.
Воины сняли Христа с креста. Легионеры разрешили взять тело людям, которые представились родственниками. Максим заметил среди женщин, как он догадался, Мать Христа, высокую женщину, с темно русыми волосами, выбивающимися из под покрывала. Глубокая печаль омрачила Её красивое, немного тронутое морщинами лицо. Её поддерживал за руки светлолицый, стройный юноша. Они положили тело на повозку и медленно пошли в сторону от Иерусалима.
Максиму стало одиноко оставаться в этом месте и он, пройдя некоторое расстояние от Голгофы, сказал: "Стоп игра!".
Приветливое лицо Лолы встретило его в этом мире. Максим выглядел расстроенным. Лола спросила его: "Как прошло путешествие?"
- Я видел Бога, - ответил Максим.
- Что? - не поняла Лола.
- Я все изложу в отчете, - тихо произнес Максим. - Сейчас я хотел бы побыть один.
Через пару дней, вечером, после работы, Максим, в раздумьях, бродил по улице. Солнце уже зашло, светились и переливались рекламные щиты на зданиях, толпы народа бежали мимо по своим делам, гудели машины на светофорах, вечерняя жизнь наполняла город своею индивидуальностью. Вдруг Максим увидел в глубине переулка христианский храм. И первый раз его потянуло туда зайти. Он внезапно почувствовал желание еще раз увидеть Его. На кресте, распятым, смотрящим на него сверху, таким добрым и спокойным взглядом. Он открыл дверь и очутился в торжественной тишине. Он ощутил, как разителен контраст между улицей с её шумливой суматохой и величественной тишиной, и спокойствием храма. Перед иконами горели свечи. У аналоя стоял священник и читал Евангелие всенощной службы. Максим встал у входа и стал смотреть за происходящим священнодействием. Помещение было не большое, несколько прихожан стояли в центре и тихо молились. Вдруг взгляд его упал на Распятие, оно стояло с правой стороны. Максим медленно подошел к Нему. Он вспомнил встречу с Ним в Иерусалиме. На Распятии Христос был изображен спокойным и как бы спящим.
Максим стоял напротив Распятия до конца службы.
После службы священник вышел пообщаться с немногочисленными прихожанами.
- Отец, - Максим подошел к священнику, - я хотел бы поговорить с вами.
- Я слушаю вас, - откликнулся на просьбу священник, - что вас беспокоит?
- Я видел живого Бога, - тихо произнес Максим, - Иисуса Христа. Я был рядом с Ним, так близко, как я стою с вами. Я присутствовал при последних минутах Его земной жизни.
- Давайте присядем, - священник указал на лавку возле стены.
Они сели.
- Он вам что-нибудь сказал, - спросил священник.
- Да, он просил пить, - ответил Максим. - Я дал ему губку смоченную вином.
Священник на минуту замолчал. А затем спросил: "Вы крещённый?"
- Нет.
- Знаете, что я вам скажу, - начал священник. - Такие встречи не могут быть чистой случайностью вашего разума. Я не знаю какой случай вас привел ко встрече с Ним, но точно знаю, что Он вас избрал. А если Он кого-либо избирает, то отказывать человек не вправе Творцу. Ибо Творец является промыслителем всей вселенной. Он нас создал и желает поэтому видеть в нас своих соработников.
- Так что мне делать? - спросил Максим.
- Для начала креститься, - спокойно произнес священник. - А я помогу вам понять Христа, что бы вы узнали истинную цель Его пришествия к людям.