ПисАть, чтоб слово повисало
Над полем, над пустырной синевой,
Чтоб лабиринты слабости вели,
Расчерчивая тишину гнездовий,
Чтоб сладость жизни - нервной и простой -
Плыла во мне, всю пошлость отметая,
Чтоб не твердел я в судороге мутной,
А жил и жил - к чужому наклонясь.
Я вижу! Как поднять мне пыль,
Что к сердцу прилепилась мимоходом?
Как вытереть сырую ночь,
Что ждёт меня за каждою весной?
Менять - всё отдавать, всё отдавать,
За каждой дверью видеть человека,
А не бескрайнюю жилую синеву,
Что душит слово, угнетает плод.
Вся недосказанность - лишь мелкая монета,
Затменье несуразных длинных дней,
Где нету ни прощенья, ни надежды,
Где всё сминается, едва успев продлить
Себя в коварном, слабом отраженьи.
2005
ДЕКАМЕРОН
1.
Расстегнув, я ласкаю тебя между ног,
Похоть медленно вдаль нас несёт, как река,
Мы сидим на столе и одежда кругом,
Словно листья, летит, да всё крепнет пожар.
Поцелуи, как лезвия. Рыхлую грудь
Мну, как тесто, кусаю тугие бока,
И в тебе зреет плод нашей резвости - всех
Наших тесных ночей, продолжительных игр.
Ничего нет счастливее грубой любви.
Тебе очень идёт наш разнузданный блуд.
Но всего ты красивей, когда, наконец,
Брызжу семенем в шёлковый, жаждущий зной.
2.
Я мну красавицу, как свежий, мягкий хлеб.
Какая брань из милых детских губок!
Невинность с опытом трёх проституток.
Соси мне хуй! Люблю тебя взахлёб.
Как зад твой мил, как груди чутки.
Пизда твоя щедра и голодна.
Кричи в моих объятиях, жена
Чужая, раз мы молоды и крепки.
Ах, шлюха! Как капризна, как дерзка!
Какое счастье подарила сводня.
Ты мне изменишь в первой подворотне,
И этим ты втройне мне дорога.
3.
Удивлённые губки, холмистый смех,
Двуязычная, мятная нежность.
Шелковистая грубость, весёлый грех,
Тела лёгкого радость и свежесть.
Наслаждение тает в твоих глазах,
Словно сахар в крепчайшем кофе.
Мы летим паровозом на всех парах,
Мы сдаём сексуальный TOEFL -
А потом застываем, как скользкий грот,
Где ручьём пробегает семя.
Я лижу твою соль, твой любовный пот,
Молодое, прекрасное племя!
4.
Не выспался. В башке трясётся дурь.
Любовница сопит в объятиях Морфея,
И зад, столь нежный для зубов,
Сияет толстым солнцем на диване.
А на полу - одежда вперемешку.
Мы были пьяны, ты была груба
И сыпала отборным русским словом,
И член сосала так, что я боялся,
Что ты его уже мне не вернёшь.
Ты заводилась, словно мотоцикл,
Ухватистая, щедрая крестьянка.
Грудь рыхлая летала надо мной,
Я пил твою обильную слюну.
О, наконец свалилась эта радость
На мой заждавшийся награды хуй!
2006
ДИКАРЬ
1.
Кто этот дикарь, сломавший бедро?
Крутись, вой и рви, волчья сыть.
Долгая песня комом в горле,
Сопливый дождь средь упрямой зимы.
Продай мне суму, раздели хлеба,
Укрой крылом безбрежную лень.
Вышел из лесу человек,
Кинул мне костяную дуду.
2.
Большой мальчишка, упрямый вождь,
Собиратель душ, кладовщик огня,
Спали в камине свою звезду,
Кури свой опиум без меня.
Укрой от сглаза свою любовь,
В бетонных стенах души прибой.
Пусть у тебя в черепе арфа,
Но пули пляшут над мостовой.
3.
За здравие мудрости я поднимаю корыто,
Заглавною буквой в стихах моих выпляши, чудь!
Огонь выел лес, и осталось сухое копыто,
И в это копыто я буду со всей силы дуть.
Раздай всем кресты, как краплёные, сальные карты,
Умой воздух тишью, уйми чёрный порох любви,
И я запрягу злых оленей в рессорные нарты
И двину по нотным листам затуманенных льдин.
2006
Я - сторож рыбьих дней,
Я - мутное стекло,
В котором фонарём
Охвачен конус снега.
Я - ключ в твоих губах,
Узор холодных глаз,
Обёртка простоты
И каменной опалы.
Я - буква и перо,
Замёрзшая ладонь,
Решетчатая ночь,
Капризное свеченье.
Я - глиняная тьма,
Гобоя вязкий звук,
Слежавшийся огонь,
Пружинящая слабость.
2006
Не задавай вопросы тишине,
Не рви спросонья ржавенькие струны.
Чернильный бог насытился вполне,
Мозг заплели кустарниками руны.
Экран мерцает в выстиранной мгле,
И ранит взгляд округлость циферблата.
В тревожной электронной синеве
Цемент охватывает тело звукоряда.
2006
Спрессованный, потрескавшийся город
Врос звёздами в оранжевую муть.
Луна, как шлюха, разбросала ноги,
Зовёт в любовники неоновый кошмар.
Болея животом, утробно воя,
Ползут авто, гремит костьми трамвай.
Предвыборная пляска смерти
Подмигивает с каждого щита.
2006
Грызу сургуч солёной тишины,
Чесночные огни зимы витиеватой.
Обложена рождественскою ватой
Телега опрокинутой луны.
Под радужной облаткой фонаря
Шевченко высится, как тающая пушка,
И вывешена Пушкиным для сушки
Грязнущая январская заря.
2006
Мой мерзкий сон, свирепствующий слон!
Ты бьёшь фарфор в посудной лавке ночи,
Ты тянешься, как ржавая река,
В подземном царстве, мимо высохших теней.
Угрюмый маг, брезгливый капеллан,
Руками тощими хрустальный дом ломаешь,
В чернильнице сухой пером копаешь,
Алмазы прячешь среди грузных скал.
2006
ДНИ ПРОЩАНИЯ
1.
Уходишь. Твоё горькое дыханье
Как рой, как пепел дышащий, как срок.
Тяжёлый пряник, тело в восемь строк,
Пылающее, праздничное зданье.
Вся сладость твоя выпита до дна,
В опушке лепестков струится никель,
И виснет на ветвях, сорвавшись с петель,
Запаянная, душная звезда.
2.
Больные глаза и горящие платья любовниц,
Пропащая осень, звенящая ось тишины,
Объятья, размытые, словно осенние краски,
Опавшее небо, линованный шорох разлуки.
День зрелости, лётная даль, черновая измена,
Строительный мусор осиротевшей любви,
Разбитая ваза ремесленной грубой прохлады,
Осенняя слабость, саднящая скорбная нежность.
2006
Изрезанное ножницами зданье
Раздробленная глупая мечта
Растущее гуденье улья
Охрипший камень северного лета
Бесцельное тягучее движенье
Разорванная проволока тьмы
Адок любимый морок барабан
Распоротый окрепшей синевою
2006
Крахмальный, отутюженный туман
С задумчивым плевочком солнца
Развесил нотную мокрень,
Как простынь, на прибрежных фонарях.
Речной улыбчивый простор
Овит барочною кривою.
Над майским хороводом луж
Перчинками стреляют воробьи.
Ты ищешь разрешенья, как кроссворд,
Мой город - сон в застиранной футболке -
Составленный слепыми муравьями
Под кольями высотных крыш.
2006
УЗЕЛКИ (1)
У моего соседа
умерли в один день
кот Дмитрий
и мечта поехать в Ниццу.
Альфа-распад.
2006
ПЕНАЛЬТИ
Пенальти - это групповой
Секс тысяч потных объективов,
Скрежещущих от боли кирпичей,
Венозных и оплавленных антенн.
Удава медное кольцо,
Комар, заевший королеву.
Облокотившись на лафет,
Ждёт пепельное ликованье.
2006
НОКТЮРНЫ
1.
Каштаны вымокшие. Тлеющая ночь,
Разрезанная пыльною звездою.
Дыхание реки, текущей вспять,
Линованная в клетку тишина.
Сужающийся хриплый говорок
Добрейшего из одиночеств.
_________________
Мерцающие нити снега
В хрустальной глубине зрачка.
Прикосновенье каменного зренья
К прозрачности кленового листа,
И длинное, как улица, молчанье,
Скрывающее радость наготы.
2.
Монокль подъеденной луны
Плывёт над пышною крапивой.
Игольчатая темнота
Удвоена пластом воды.
Вращенье граммофонных звёзд,
Размокшая тетрадка леса.
Гнилой, грибной, червивый дух.
Медвежья, щедрая земля.
3.
Взъерошенный, шипящий поезд
Выхватывает окнами куски
Степи в зернистой темноте,
Висящей криво на колючих звёздах.
Деревья машут крепкими руками,
Гундосит заспанный вокзал.
Летают полохливые огни
Над камышовой бурою водою.
Уполз пылающий почтовый змей,
Пунцовым синяком встаёт луна.
Рассвет вонзает серебристый нож
Во скошенную зреньем рощу.
4.
Стоит прозрачный, гладкий час,
Когда любовники, сплетаясь,
Узнать пытаются друг друга,
При этом - с лучшей стороны.
Среди решетчатых теней,
Расшитых шелестом и шёлком,
Впустую ищут счастья пары
Немолодых и плотных тел.
Мерцает бледное лицо
Стыдливой, мелководной ночи.
Топорщится, как привиденье,
На кухне влажное бельё.
5.
Чем явней наступленье ночи,
Тем больше сказочных существ.
Сверни с осмысленной тропинки
В пугливый омут тишины -
Лишь комары звенят посудой,
Да слабо всхлипывает ель.
6.
Луна, как скомканный младенец,
Глядит протяжно и смурнО.
Крошится деревянный ветер,
Звенит осою влажной смерть.
Одни лишь буквы будут плакать,
Когда Харон возьмёт весло.
2006-2007
Что царапаешься, слово,
Лезешь кошкою на свет,
Разбиваешь все основы,
Чтобы вылущить куплет?
Комарины-мессершмиты
Пьют густую кровь стиха,
Зноем змеевым налита,
Уползает в лес строка.
Ночь колючая застряла
В хвойной извести ветвей.
Хватит стройматериала
На десяток словарей.
Палит травяное солнце,
Улыбается кирпич,
Бор нахохлившийся гнётся,
И сидит дремотный сыч.
Храм прибрежный небо мажет
Острым медным лепестком,
И труба-старуха вяжет
Шарф над пёстрым городком.
Дух грибной раскинул сети
Средь кочующих берёз.
В паучином интернете
Увязаю, как гундос.
Муза палочкою тонкой
Раздвигает омут сна,
В небе гжельскою солонкой
Туча тужится, грозна.
Зреет заговор угрюмый,
Рвётся грозный разговор.
Хлещет дождик толстосумый
На грибной, крапивный бор.
2006
Месяц возится куриный
В детской лужице слепой,
И коням дарёным шины
Засыпает перегной.
Староверы-тугодумы
Жалят грозную печать,
А проныры-толстосумы
Городят ядрёну мать.
Рубль серебряный лепечет
Нам блестящие слова,
И картонный русский вечер
Заполняет татарва.
2006
Как молод, свеж огонь в окне -
Вот, заложив коней горячих,
Встаёт светило в тонких облаках,
И дымчатый капризный свет
Бьёт сквозь мозаичную зелень.
Дымят каштановые свечи,
Чернеют груши куполов,
И солнце водит длинным нежным пальцем
По завитушкам каменных мелодий,
По локонам и задницам девчат -
Румяных, уносящихся студенток.
Размытое, обманчивое утро:
Холодный ветер, а внутри - клинок жары.
Застенчивый, тревожный дождь
Не может ни начать, ни прекратиться.
Серебряная сдержанность мерцает
Над парусом, в кустистых облаках.
2006
Какое дерево! Как выстрел из ружья!
Безумье, полыхающая слабость.
Колонна света, мраморная ночь.
В бессонной голове роится стих.
От осени осталась лишь свеча,
Сгорающая в дебрях листопада.
В промокшей и червивой вышине
Октябрь расписывает флаги черноты.
2006
Красавица, изогнутая бровь
Твоя не обещает нежность.
Наука равнодушия добрей
Твоих морских зелёных глаз.
Нет, не настолько ночь твоя сильна,
Чтобы нести меня, как ветер в море.
Пусть лучше вспыхнет маленькое слово,
И вырастет, и дождь пройдёт над ним.
2006
Что делать, если радуга больна?
Что делать, если движется по кругу
Озябший и расслабленный узор -
Подкисшее, обкусанное счастье?
Сжимаюсь в точку, в ясный звук, в листок,
Обламываю высохшие ветви,
Тушу свечу - и медная печаль
Провеивает грязный мой песок.
2006
Не выходи на свет, побудь на дне
Зеркальной комнаты, где затаились
Уклончивые, редкие слова.
Здесь мечутся цветные стаи рыб,
И прячутся под камни крабы,
И иногда выходят из углов
Знакомые со связками ключей.
2006
ЖЕРТВА ЛИТЕРАТУРЫ
(недобрая шутка)
Мой взгляд
запутался в ресницах
девочки в длинной юбке,
сидевшей на подоконнике
в Литературном музее.
Шёл концерт
харьковского засранца и поэта
Сергея Жадана.
Мне было бы очень скучно,
если бы не она.
Знамение яркого секса,
чёрная змейка,
лукавая хитрая кошечка
стреляла глазками:
на меня, на Жадана, в зал.
Не знаю, заметил ли Жадан
обильную ветвь желания,
ведущую мимо него
к запылённому окну.
Бодрый невысоклик
лихо стучал молотком,
забивая озябшие тексты
в мой закоптелый мозг.
Я ушёл, не дождавшись конца,
упустил свою главную страсть.
Слушать Жадана, друзья мои,
невыносимо!
2006
Завязь темноты
скрывает мою любовь.
На кустарнике плещутся серые
ленточки сентября.
Книжная ночь прошла.
Поцелуй поперечного неба
выхватил жёлтый плот
и развязанную тесьму.
Глаза любви моей,
тело любви моей,
следы любви моей
в ясеневой тюрьме.
Тутовый шелкопряд,
песчаный гнев.
Спи, колыбельная радость,
за сломанными дверьми.
2006
Морской заснеженный прибой,
Двояковыпуклая глупость,
Разрезанная прядь дождя,
Отцветшее выздоровленье.
Я вижу в солнечном сплетеньи
Бинокль оранжевой луны -
Так чайка движется к закату,
Так семя льётся в твою плоть.
2006
Застывшая, удлинённая -
Словно китайский нож -
Душа твоя волоконная,
Кромешная нетерпёжь.
Разрезанная гласная -
Согласными рот забит,
Дочитанная, несчастная,
Продавшая свой магнит.
2006
Андрею Селимову
Вдаль по аллеям летит пух трамваев,
Большими глотками пью сизый простор.
Сквозь масляный вечер с мольбертом шагаю,
Сшибаю крылом паутинный узор.
Над улицей виснет бутыль сонной тучи,
Сквозь узкое горлышко падает дождь.
Стеклянную голову ветер плакучий
Поставил на карту и выиграл грош.
Хрусталь застывает в зрачке органиста,
Зазубрины гладит ладонь фонаря.
Распался на линии город волнистый,
Слоями ушла разводная заря.
Кишит муравьями коричневый голос,
Язык замирает в петле леденца.
Причуда кубиста: Днепровская волость,
Кувшинка объезда, простуда свинца.
2006
ЭВРИДИКА
(ЗАПИСКИ ОРФЕЯ)
1.
Эвридика
журналисточка
шлюшечка босоногая
каждая клетка тела
поёт песенку о тебе
исчезнувшая
небывшая
мраморная
двоящаяся
голубенькая жилка
смолистая вышина
2.
Волнуешься, колышешься и зябнешь,
Воспоминанье в толстых рукавицах,
Играешь с каждою деталью,
Доносишь ложь и чехарду.
Химеры скучными стадами
Стоят в углах, прикрывши пасти,
Двоится тихая улыбка
В кудрявой ретуши любви.
Нежданна, неопределима,
Ведёшь за руку в зазеркалье,
Оружье маленькое, искра,
Последний поворот ключа.
3.
кровинка пряность извращенка
высокая гудящая сосна
томительно кропящаяся осень
луч света прорезающий хрусталь
блаженная и трепетная сука
зеркальная литая глубина
4.
Ты копишься слезою в уголке
Забывчивого глаза, цедишь нежность
Из треснувшего снежного окна.
Ты манишь сотнею видений,
Идёшь со мною каждый день
Среди безуглых, скомканных прохожих.
Какое чудо просрано, мой друг!
Какая весть брела ко мне наощупь
Из карей и весёлой тишины!
5.
Во сне я жду с тобой сеанса
В пустом фойе кинотеатра.
(Ты говоришь тепло о Горбачёве -
Чего при жизни не бывало никогда).
Ты в чёрном откровенном платье.
Я глажу милую коленку.
"Ты родила?" Ты мне не отвечаешь.
Ты не грустна. Тебе там хорошо.
6.
Ты сталинские старые подъезды
Любила, и дворы, и чердаки,
Заставленные дряблыми вещами.
Любила выбраться на крышу
Покатую, курить, смотреть на россыпь,
Медлительную щупать тишину
И впитывать отвесный летний холод.
Любила ты латунную луну
Над мутным частоколом улиц,
Крадущийся на цыпочках туман,
Общительные, мреющие лужи,
Рассыпанный по розовому небу
Горох прибрежных фонарей.
Любила двухэтажный дом
На склоне дачного Сурского,
Но не умела в нём уснуть.
Босая, шла в гречишной сини
Туда, где старою открыткой
Прикреплена была заря.
Сочились рыженькие звёзды,
Звенела тёплая печаль,
И лаяли сторожевые суки.
Любила в зимние простуды
На время попрощаться с суетой,
Лежать под ватным одеялом,
Прислушиваться к шуму батарей,
Глядеть, как крупные снежинки
Слетают на балконную ладонь.
Любила ты шершавый Днепр
Под траурно сырым пареньем снега,
Скелеты заметённых автострад,
Туманные, оплавленные зданья
И зимнюю беременную ночь,
Где мокнет каменный огонь.
Любила толстые, штрихованные дни,
Аллеи, полосатые, как осы,
Прощальное червивое тепло,
Наклонный, быстрый почерк солнца
И вьющиеся бороды дымов.
Любила странное горенье,
Когда манят болотные огни,
И следуешь неведомому зову,
Скользящему из древней глубины.
Любила ты провинциальный
Кишащий, говорливый центр,
Бездарные новостроенья,
Вокзальную людскую маету.
К чему бы ты ни прикасалась -
Во всём ты обретала счастье,
Раздавленную злую доброту,
Глухую боль и смутное сиянье.
Весна тебя скрывала с головой,
Шальная нежность разрезала тело.
Освоила ты щедрый лабиринт
Запутанных, причудливых свиданий.
Обычно для любви ты выбирала
Шутливых, любознательных мужчин,
Больших головотяпов и врунов,
Как правило, с красивой крепкой попой.
Себя ты ощущала при сношеньях
Трубой, в которой воет пламя,
Тяжёлою крестьянской печью
И пошлой, расточительной землёй.
Однажды, курсе на втором,
Ты приняла участье в групповухе.
Запомнила глухое наслажденье,
Когда твоя подруга Катя
Исследовала точным язычком
Твоё послушно млеющее лоно.
Запомнила роскошный аппетит
Подростка незнакомого - он сделал
Подругу трижды, а тебя пять раз
В течение того блажного часа
(Вы обе чудом лишь не залетели).
Один любовник твой, доцент-филолог,
Оставил по себе в напоминанье
Какую-то колючую болезнь,
И ты, по живости любовной,
Успела осчастливить четверых.
Леченье было гнусным и протяжным.
Когда была ты юной и дрянной,
Любила ты устроить треугольник.
Соперники - два круглых важных гуся -
Тебя тянули, как тугой канат,
Иль слали над тобою, как над сеткой,
Закрученные гневные мячи,
Иль длили хмурый пыльный танец,
Иль дрались с петушиной слепотой.
Когда-то ты любила вора
И в каменном задушливом мешке
Ждала, пока он лез по водосточной
Трубе в овальное окно,
Раскрытое, как рот издохшей рыбы.
Ты зябла три минуты, слыша только
Картавую и клейкую капель.
Затем пролился свет, словно из миски,
И грохнул выстрел. Свет опять затих.
Зыбь лунная скользила по стенам
Зелёным, горло драла вонь,
Гул взвешенный уныло брёл сквозь арку.
Ещё ты вспоминала о совсем
Уж древних и быльём поросших тайнах:
О том, как ты, под маской вурдалака,
Махала деревянным топором,
О дребезжащих, рвущих уши
Ночных пролётах мотоциклом,
О глупых, злых последних классах,
Когда ты увлекалась карате,
И шахматами, и марихуаной.
Ты здорово каталась на коньках.
В один подгнивший зимний вечер
Ты затащила Катю и меня
В Ледовый. Ты крутила пируэты,
Покуда мы, как медленные раки,
Клешнями шевелили вдоль бортов.
Потом мы пили в чахленьком кафе,
Я ревновал, а ты вовсю шутила
И ела влажными очами
Чуть красненькое Катино лицо.
Нередко ты любила наряжаться
С буффонным театральным мастерством.
То ты была Марленой Дитрих,
То вдруг ныряла в Возрожденье
Голландское или порхала в сари -
Провинциальной улицей, средь потных,
Глазевших, как пещеры, дураков.
Костюмы шила ты сама
С растратным воодушевленьем.
'Любовь к трём апельсинам', 'Мейерхольд', -
Поддразнивала Катя. Ты дружила
Со многими поэтами в Днепре
И скучные кропала сочиненья
Для местных незлопамятных газет.
Впервые я тебя увидел в парке.
Плыл зной июльский, ражий и кривой,
И ты сидела на траве в тени,
Читая Пруста хищными глазами,
И улыбалась каждому движенью
Румяной и надушенной строки.
Что ж - в тот же вечер ты была моей.
Такой неистовой, неугомонной
Я бабы никогда ещё не знал.
Любилась ты до истребленья,
А после - сласть моя - спала,
Доверчиво прижавшись крепкой грудью.
В те месяцы, что ты со мной жила,
Ты голышом ходила по квартире,
Но навела при этом совершенный
Порядок в ней, как и в моей душе.
То было полное, слепое совпаденье.
В тебе сквозила почвенная зрелость,
Шутя ты раскрывала тайны
Безмолвного сырого бытия,
Удвоенного радостью зачатья.
Беременность была тебе к лицу.
Ты стала женственней, круглее,
Пропал мальчишеский задор,
И нежное явилось удивленье.
Любила ты заняться сексом
В доступных зрителям местах:
В полупустынных кинозалах,
В глухих углах библиотек,
Где нас порою заставал
Проворный и застенчивый читатель.
У нас была игра: когда ты висла
Над телефоном, я в тебя входил.
Ты продолжала пёстрый разговор,
Пытаясь удержать дыханье,
Не выдать привередливое солнце,
Не отпустить искрящийся оргазм.
Как плоть моя тоскует о твоих
Двадцати трёх годах бронзовотелых,
Как я хотел бы вновь тебя увидеть -
Изысканную пару длинных ног,
Глаза с бесстыжей чернотою,
Голодное, волнующее лоно,
Заметно округлившийся живот.
2006-2007
Чтобы сократить путь к театру
я свернул в сквер позади больницы
перебрался по шаткому мостику
через ручей
и вошёл с чёрного хода
я нашёл директора за кулисами
он сидел рядом с тряпишным клоуном
и плакал
я принёс вам свою пьесу
бросьте ответил он
театр закрывается
идёт последнее представление
и вы единственный зритель
не пытайтесь уйти
главный вход заколочен
а там где вы прошли
дежурят санитары с собаками
я знаю другой выход
сказал я и проснулся.
2006
Подкралась куриная ночь, чтоб украсть нас с тобой.
Целуй меня, синим крылом укрывай от простуды.
Уносят в мешке нас - цветы безразличного чуда,
И избы стоят зачарованной белой стеной.
Спустись, моя муза, - так падает робкая ткань,
Так слово клубится, краснея, слегка запинаясь,
Так ноты касаются слуха, двоясь и слипаясь,
Так в окна медузою снежной вплывает фонарь.
2006
остывший розовый налёт
развалины рассерженного духа
послушная и гибнущая сталь
картина дивного упадка
освистанная молодость вошла
в твой мозг как в шкаф огнеупорный
таинственные мыши съели
последний ломоть веймарской луны
верни в свои заплечные мешки
тугое колесо морского гула
уверенный плечистый свет
и мёрзлую оплёванную землю
2006
Максиму Бородину
Замшелый бог, ты в хрупкой вазе солнца
Хранишь порядок укрощённых слов,
Ты в тёплое коническое небо
Пускаешь озорные пузыри.
Ты вырвал яркий голос мака,
Проверил целомудрие свечи,
Опробовал целебные уколы
Сургучных перелётных маяков.
Играешь с воробьями в волейбол
Тяжёлою закатной бомбой
И точишь оловянные кинжалы
К охоте на чеширского кота.
Ты открываешь новый материк,
Воспользовавшись циркулем и гримом,
И нерифмованную шлёшь эскадру
К почти неразличимым берегам.
2006
трещотка, пьяная акула,
посланница веснушчатой Москвы
с серебряною пулею во взоре
и с драным пенопластовым крылом
на склоне скверной юности ты ждёшь
с копьём, в набедренной повязке,
когда из городских ущелий
к нам двинут зубры и слоны
торжественная, словно паровоз,
в красе божественно-линялой
клокочешь ты, забрызгав звёзды
раскисшим и припадочным стихом
2006
Привет, снежок! Заезжий господин
В пальтишке, вымазанном мелом,
С обильной пудрой в завитых усах,
С вороной в пухленькой руке -
Ты кружишь городом на ловком помеле,
По крышам прыгаешь, как кошка,
Спускаешь звёзды в грубые колодцы
Завинченных, расквашенных дворов.
Ты шлёпаешься мокрой простынёй
На рыхлые небритые газоны
И выдаёшь тройное сальто
Под кроткою улыбкой фонаря.
2007
ОШИБОЧНЫЕ ТЕОРЕМЫ
?1
Вечность - это крупнолистовой высушенный джаз.
Ты завариваешь её в маленьком чайнике,
Возвращаешься в постель и пьёшь с гостьей,
Закусывая солёными груздями.
У тебя осталось совсем немного.
?2
Время - лучший тестер.
Так, открыв банку с груздями,
находишь мокрого,
неоперившегося программиста
с тросточкой и в котелке.
Ничего нет случайного в бизнес-процессе,
кроме методов нашей любви
и старых, прошитых солнцем поездов,
где поют чернокожие невольники.
?3
Опытному музыканту
Надо любить семь женщин:
До - дородную домохозяйку,
Ре - скуластую революционерку,
Ми - веснушчатую бизнес-леди,
Фа - певчую из церковного хора,
Соль - грудастую программистку,
Ля - детского врача,
Си - студентку третьего курса.
Варьируя продолжительность
И интенсивность свиданий,
Можно сыграть настоящий джаз.
В качестве диезов и бемолей
Используйте обстоятельства встреч:
Небольшие уютные кладбища,
Крыши высотных домов,
Районные библиотеки
Или просто свою постель.
?4
синие стены
всегда эти синие стены свободы
я люблю не по фен-шую
бью стёкла не по-православному
и уже целый месяц будда
не толкал меня острыми локтями
приятно быть сиротой
наследником скифской глупости
но как собрать эти осколки
в хрустальную башню
где каждая лампочка
поёт о зимокровном лётчике?
?5
Интересно,
листая библиотечную книгу,
по конфигурации
и цвету жирных пятен
распознавать кушания
предыдущих читателей.
?6
Не чувствую себя одиноким -
напротив того, я зажат
толпою единомышленников:
я вчерашний, позавчерашний и завтрашний
дышат рядом так жарко,
что хочется выйти из себя,
как из прокуренного вагона,
и отдохнуть где-нибудь на травке.
?7 (РЕЦЕПТ)
Чтобы выпечь стихотворение,
возьмите
безмятежно-пароходный,
волжский,
окающий сон,
добавьте
расколотый колокол
Пабло Неруды
и лесной воздух,
неохватный,
как рязанская баба.
?8
Пожалеем атеистов,
им трудно.
У них нет не только Бога,
но также дома, стены, гвоздя
(если они и впрямь атеисты) -
только пытливый сквозняк
и бескрайнее ожидание.
2007
СЧИТАЛКИ
1.
Шепотком, холодком,
И медком, и ледком!
Снега шёлковая нить
Нам поможет след укрыть.
Как краплёная колода,
Убегает город прочь.
Огрызается природа -
Смога розовая дочь.
Гул промасленный лакает,
Как котёнок, полынью.
Пёстрой курицею реет
Украинская луна.
Перочинные мышата
Перегрызли тетиву,
И отрезала дорогу
Переплётная тоска.
2007
ИЗ ИМЭЙЛА ПОЭТЕССЕ
Твои стихи - как камерный оркестр,
Застывший перед взмахом дирижёра,
Как русская лесная глубина,
Расшитая искрящимся дождём.
В них плавает солёный завиток
Апрельского лоснящегося солнца.
Очищен колкой синевою
Коллоидный настой любви.
Ты - лодочка, скользящая круглО
В распахнутом, цветном, шарнирном полдне,
Ты - оперная, гневная весна
С кудрявыми тверскими поездами.
2007
ОТКРЫТИЮ МОСТ СИТИ ЦЕНТРА ПОСВЯЩАЕТСЯ
Был скользкий вьюжный день, когда распалось,
Как карточное, зданье Сити Центра.
Подземная река сменила русло,
Голодная раскрылась глубина,
И семь часов универмаг
Трещал и шёл ко дну, словно "Титаник".
Вначале змеи проползли
По стенам, вслед за этим лопнул купол
И раненая хлынула толпа.
Как счищенная рыбья чешуя,
Блеснули вдруг крепления и скобы,
И выдавились вспоротые чрева
Бильярдов и улыбчивых кафе.
Толпа следила, как природа
Орудовала древним инструментом,
Пока не скрыл хитон из пыли
Растерзанного ящера хребет.
(Что это было - просто месть
Или стремление глубин
Убрать гниющую часть тела?)
2007
Переверни страницу декабря.
Сквозь чистое, звенящее усилье
Проступит жар обветренных ладоней,
Пунцовая и снежная судьба.
В момент, когда светило запирает
Свою суконную лавчонку,
Над городом, как ломкий синий лёд,
Мерцает детская молитва.
Уж тащит с дуговой фонарной силой
По желобам свистящим Рождество
Расхристанных и вязнущих волхвов,
Зашторенных морщинистою вьюгой.
2007
МЕМУАРЫ ОЛУХА
1. ПОТЕРЯ НЕВИННОСТИ
На Новый год со мной плясала
Красавица из смежной группы -
Весёлая и толстая хохлушка
С пылающим снопом густых волос.
Она была забористо пьяна,
Размахивала потными руками
И взглядами давала мне понять,
Что ей нужна мужская ласка.
Я захотел её поцеловать -
Мы крепко стукнулись зубами
И долго хохотали, прежде чем
Слепить объятия и слюни.
Тем временем музЫка умерла.
Качаясь, мы поплыли по общаге.
Едва попали в комнату, девчонка
Скорёхонько стянула с меня брюки
И бережно взяла красивым ртом
Моё расцветшее растенье.
Когда я брызнул, пассия слизнула
Остатки семени, и добродушно
Мне улыбнулась, и разделась догола.
Четыре яростных минуты
Над скользкой, колыхающейся тёткой -
И девственность, как скорбный сон, ушла;
А милая сжимала мою жопу,
Разила самогоном и духами
И сладко материлась от любви.
2. ЖЕНА ОЛУХА
Не перестаю удивляться.
Красивая женщина
спит в моей постели,
варит мне пищу,
сопровождает в путешествиях
и занимает всё свободное время,
которое я и так уделял бы женщинам.
Иногда мы ругаемся с ней
о том, как истратить мою зарплату.
Бойкая любовница,
чуткий семейный руководитель.
Не понимаю, как это случилось,
и куда бы от неё сбежать.
3. ОДНОКЛАССНИЦЕ
Мне так нравятся
твоя потная ладошка,
тонкие ноги,
волосы, как спутанное солнце,
милые веснушки -
всё это похоже на вечерний Крещатик
и на концерт Элтона Джона,
куда нас не пустила милиция.
По дороге нам встретились
воинственные бабушки с хоругвями,
протестующие против содомии.
В этот раз они промазали -
как раз перед выходом на улицу
мы предавались другому греху.
Какое счастье,
что ты тоже не любишь
рыбьих предосторожностей
и отдаёшься, как велит природа.
Итак, десять лет спустя,
воспользовавшись
синхронным отъездом супругов,
мы можем снова сесть за парту
и повторить основные предметы:
геометрию сброшенного платья,
алгебру твоих сосков,
естествознание пылающих губ
и несравненную,
глубокую, как море,
химию взглядов.
А ведь раньше было только мороженое
и дурацкие первые поцелуи.
4. ОДНОКУРСНИЦЕ
Когда ночь
золотым копытом
выстучит
на пишущей машинке
все свои имена,
когда
лунный дирижабль
совершит
вынужденную посадку
на твоём балконе,
когда
ледяная сабля
разрежет солнце
и половинки
брызнут гранатовым соком,
когда ветер-рубанок
разгладит морщины заборов,
разгородивших
бездорожные судьбы -
именно тогда
(и не раньше)
во внутренней берёзовой роще
нашего института,
искусанные муравьями,
соединим несчастья,
губы, мысли, чресла,
и недостаточно полные
высшие образования.
2007
ПРИСУТСТВИЕ
1.
Десять ступеней, десять пылающих дней.
Я грызу карандаш, я стою у Китайской стены,
А весна отмычкой вскрывает твоё окно,
И ты шлёшь в бандеролях мокрый, дрожащий смех.
2.
Десять молитв и десять покорных стихий.
Мост над ущельем, заросшим цветущею сливой,
Спящие в бухте зелёной подводные лодки,
Город из чёрного камня над горной рекой.
Грушевый вкус твоих губ и простуженный голос,
Плечи сгоревшие, вьющийся, колющий смех.
3.
Ты потеряла остроту,
ты уже не ранишь
при каждом неловком движении.
Я смотрю на других женщин
и не сравниваю их с тобой.
Ещё день или два -
и я стану, как спелеолог,
спускаться в их души и тела,
искать запретные темы,
вытряхивать из памяти сор.
Череда коротких замыканий,
столкновений, исчезновений -
вот что прописал мне
докрасна раскалённый воздух.
Я - полуфабрикат любви,
запечённый в своём невежестве,
я - бородатый младенец,
монетка, скользнувшая из рук.
4.
Ты как вода,
У тебя ускользающий вид.
Даже если я схвачу тебя,
Ты уйдёшь от меня в песок.
Ты приходишь ко мне голой,
Со следами чужих рук.
Мы пьём коньяк на балконе
Среди сохнущего белья.
Ты работаешь портнихой
В ателье по пошиву снов.
Дедушка твой - индеец,
Ты смугла и толста.
В твоих интонациях - нечто
От шороха быстрой змеи,
Твой дом стоит на опушке
Осеннего букваря.
Ты рисуешь картины,
На которых - одни ключи.
Когда падают листья,
В твоих глазах идёт снег.
5.
Девчонка, дай мне пописАть стихи!
Не обнимай меня, не дуй мне в уши,
Не грей меня землёю сонной
И не меняй меня на пригоршню улыбок.
Какие здесь больные стены!
Я начинаю кашлять и сморкаться,
И, спотыкаясь, думать о любви,
Как только ты уходишь в магазин
И оставляешь душу без работы.
6.
До крови стёрла душу связь.
Нас слопали старухи-звёзды,
И вспученной лошадкою луна
Бежит меж ними, ухмыляясь.
Не будем по ночам крутить любовь
В зашторенном кинотеатре,
Дождёмся гладкой одури зимы
И скроем в бересте протуберанцы
Потливой и обмякшей тесноты.
Забросим к чёрту семь томов
Энциклопедии влюблённых -
Весь этот лживый шепоток,
Окованный романским льдом.
2007
ЖИВОЙ ЖУРНАЛ
1.
Небо может быть издано
в любом печатном формате.
Когда мы приехали в Харьков,
стояла глянцевая погодка:
припухшие, как губы, облака,
корректные церкви в кепи,
солнечные зайцы, прыгающие из окон.
А на второй день
небесная типография
сверстала канатный дождь,
изрубленный автографами молний.
________________
Мой попутчик,
второй том Мандельштама,
утверждал, что по Сумской
можно добраться до Невского проспекта.
Нет, не получилось.
2.
Сон,
как разболтанная лодка,
внёс меня в ялтинский троллейбус.
Я украшаю
крымский воздух зевками -
идеальными буквами "о",
простодушными лунами.
Медведь-гора,
режущая в клочья
облачную папаху,
узкие сумерки Гурзуфа,
хлопотливое море.
Не удаётся уснуть,
пока по скалистым тропинкам
ходят ангелы,
освещая путь
фонариками мобильных телефонов.
3. СНОВА ВЫКСА
я вернулся домой
к тоскливым свисткам паровозов
ссыльным кастрюлям
скребущимся в щелях царям
клейким лентам
где корчатся синие мухи
рябиновому солнцу
и вывескам шапито
к библиотечным бабочкам
обсуждающим свойства шампуней
гипнотическим кошкам
и сумеречным кораблям
4.
Рассматриваю
чугунную кошку,
свисающую с карниза,
каменный ковш кремля
с кипящим июльским небом,
золотые флажки
на бочонках-башнях,
сиреневую скатерть Волги
с воздушными пирожными пароходов.
Кладу всё это
в конверт из грубой бумаги
и запечатываю Канавинским мостом.
До востребования.
5.
Казанский кремль -
белая лодка
с парусом-мечетью
и башнями-гребцами -
плывёт в подвенечном ливне.
Раскаты грома
и пушечные ядра
прыгают по улицам,
как лягушки.
Сиюминутное, беспощадное,
бесконечное -
кривые сабли аллаха,
лопасти Лобачевского
плачут
в шестикрылом воздухе,
как татарские принцессы
на чешуйчатых берегах.
6.
Петербург -
суконная мастерская,
прямоугольная вселенная,
забрызганная кровью,
линейная ночь,
разрубленная каналами,
плотничья логика
с привидениями на чердаках.
Древний змей извивается
под раскалённой сковородой Исакия,
замшелые айсберги дворцов
шагают по набережным,
на каждом углу
симметричных джунглей
вас может загрызть
каменная химера.
Хтонический
подводный город,
позеленевший медный динозавр,
я влюбился в тебя -
наверное, это смертельно.
7.
Набережная -
жестяной барабан,
покрытый инеем,
бессознатетельные улицы,
вялые, как бодхисатвы,
слюдяная речка,
подрагивающая
свинцовым раздвоенным жалом,
гневливые перекрёстки
и памятники-указатели,
измождённая задумчивость,
запаянная в капсулу трамвая,
и наконец, твой взгляд,
освещающий город,
как лампочка -
вытертые обои.
8.
Простушка-Москва,
девчонка в цветастой юбке,
подзаборная дрянь,
сумасбродная леди -
как пройти мимо
и не кинуть копеечку?
Натянула кофтчонку
широкорукавой церкви,
подоткнула красный
узорный платок Кремля,
вертится,
охорашивается,
грызёт райское яблочко,
смотрится в зеркальце -
ай, красота!
2007
ИЗВЕСТНЯК
1.
Тонкими линиями,
нечёткими штрихами
рисует время
у нас на лицах.
Душа - хрупкий стол,
заставленный снедью.
Каждая ночь, как волна,
оставляет следы в песке.
Надо выучить наизусть
алфавит шершавых ладоней,
известняковых туч
и солнца,
играющего ключами.
2.
Утонувшие
в подземных озёрах,
в подоплёках,
в неопределённых праздниках,
голые,
как растревоженные ульи,
мы видим солнце
по дороге к трамваю
с восьми до полдевятого утра,
и находим следы крупных зверей
в наших комнатах
по вечерам.
Билетёры,
химики, эльфы -
мы ищем защиты
от электричества
в утешительных соитиях,
в тенистых садах
пищеварения.
Мы похожи
на уравнения без неизвестных,
на звёзды без глаз,
на скомканную одежду
строителей неба.
2007
Всего: 81 стихотворение.