1.

Ощупываю свою одежду.
Кажется, забыл пристегнуть нимб,
и уныние неловко выглядывает
из-под лакейской улыбки.
Не понимаю, как склеить
растрескавшуюся память,
мутную, как утро в погребе,
неподвижную, как денежные знаки.

Весна собирает дань
чугунными орлами
и закутанными старухами.
Каждый день нахожу в карманах
невозмутимых призраков
в чиновничьих котелках.

Хочется сломать решётки
на окнах нелепых будней,
упасть в певчее небо,
словно в лесной ручей.

2.

она чем зыбче тем красивей
даже когда раздвигает ноги
приглушённая ускользающая
чужая жизнь

тело покорно
тело каждой порой
славит слабость и униженность
женщина спит
женщина врастает в быт
корневой системой
разговора

женщина протаптывает стёжку
и выходит из леса
к насекомому свету лампы
семя всё ещё
вытекает
и тонкими струйками
спускается до сандалий

истина кривоугольна
как странный столовый прибор:
вы отражаетесь
перевёрнутые слепые
измазанные вишнёвым вареньем

3.

тёмная проза
ты пропитана запахом жести
высыхаешь в шумном колодце
копишься дёгтем
в медовой речи
глазастая и общительная
быстрее всего ты растёшь
в топком безмолвии
в стеклянной слепоте
когда тают комья снега
и твои корни
опутывают комнату
когда ночь
вливается в одно ухо
и выплёскивается из другого
фонтанчиком

на рассвете ты гаснешь
теряешь очертания
затапливаешь подземные переходы
вода несёт полумесяцы
и близкая смерть
как лошадь прядёт ушами
первый встречный
кисейный конторщик
кладёт тебя в карман
вместе с болотной жижей
и мельхиоровым голодом

4.

смерть манит тебя
в свои переулки
ложь капает с балконов
и неприцельные кошки
скользят по тебе глазами

кубическая непроницаемая
созданная из белой глины
и жжёного сахара
ты движешься по волнам
чужого времени
как заправская пловчиха

ты бесправна как день
ограниченный железнодорожным расписанием
беспощадна как дуэль
между рифмой и здравым смыслом

5.

Буквы появляются ещё затемно
тяжёлые и острые
как взгляды пьяных школьниц
но гуашевое утро
уже размахивает нотной папкой
и молочные звёзды всхлипывают
прежде чем отправиться в стойло

Мужественные
гражданские колбаски
выворачивают сон наизнанку
Лёд заходит в комнату
без приглашения
как родственник
знающий все подземелья и стройки

И приплывает небывалое
и разрушается неразрушимое
и старая вода
читает нараспев твою книгу

6.

безрассудство растёт
как пышное дерево
ты ощущаешь кожей
медлительные щупальца ночи
универсальную ласку
плотных как лапы окружностей

мужчины с нежными руками
и амбарными замками вместо лиц
знают в какое море
впадает элегическая болтовня

тихоня с чугунными бёдрами
внутри твоей головы белая нора
твои уши чиновники
их зарплата кубометр темноты

телевизоры ползут на далёкий мыс
где нетерпеливо
приплясывает виолончель
в тряпье проститутки

уплотнённая луной
ревнивая бесконечность
источает нежные запреты

крот-аристократ
вылезает из твоего рта
лишая душу отчётливой радости

звонко лопается ночь
ненасытная как половая тряпка
могучая тьма чернильницы
протыкает твоё одеяло

ты выскакиваешь на улицу
теряешь ухо в толпе
и весёлая белка
выбрасывает твой желудок

9.

путешествие начинается
во ржи
в ночной наготе
где медные шары
приближаются
как упорядоченное унижение

дитя встаёт на руки
и ускользает от тебя
в прозрачную апрельскую пустыню
мраморные цистерны
увозят яблоки гор
и семя
отделённое от дешёвых чисел

строгий крот
скрывает за ресницами ласку
а голубь сидящий
на плече лолиты
выплёвывает козьи какашки

на веках слабеет
пресный звук

в подвале прыгают градины

факел очищенного неба
мудрый как доказательства
на дне полицейской лодки

10.

солнце съедает
бизнесменов и рассеянных стрижей
отворачивается от контрамарок
как пушкин от фрезеровщицы

под землёй нету анархии
и методические указания
уже не так методичны

сорви с себя
книжную бесплотность
уйди к устьям невежества
и кабале горьких корней

11.

ненавижу горчицу
под обложками кактусов
носатое безмолвие
бодро ковыляет по лужам

литературная речь
однообразные хлопоты
глупости вещества не хватает
даже для пекинесов

резчик по огненному рёву
подталкивает нас к водопаду
ночь как яркий платок
мокнет в кармане куртки

затупившаяся вода
падает чёрным горохом
чёрт разгрызает книгу
месяц лижет скользкую маму

разносольная смерть
лицензионный чай
на университетском стадионе

плод эскизной летаргии
в тетради полдня
измазанной сажей

на дивно солёном лозунге
как на абажуре
застыла вопящая невидимка

ближе и ближе
шпалы молчания
в утренних рыбах ин-кварто

12.

как куриные ножи  на ногах у хлеба
собирается воедино мельхиоровый голос
жёсткое тепло  агрессивное стадо
заточенные до блеска плодовые ноги

методист затухает и чернота насыщаясь
подбирает ненужные слова
вороньи лужи
огромные мышиные будни
призрачные вздохи
подземной ботаники

(честно говоря
ожидаются новые светофильтры
новые пощёчины
и глянцевые примочки
на свёрнутых запятыми копчиках)

13.

Ножницы пустыни
с горделивой поступью
Вжиться в тебя невозможно
исхожу из своего

Безымянные туфли и
ноющая хвоя
однообразные хлопоты
ремонт на чердаке

Миротворец
недоверчиво взмахивает
и уже
практически невидим

14.

прекрасен но в меру
и между прочим
сколько можно отнимать у садовников кольца
не кутайся в темноту
и избегай доказательств

вёсла, отступающие из киева
ноги с застывшей новизной
ясность просрана
и
сукровица собирается
в пятнистом звере

15.

тощие материки
потеряли славу
верни скорее подводный холм
некоторых десяти длин

даже не думай
любить торфяного зануду
пока не потеряешь
последний ювелирный отблеск

вот мой любимый след
не обеспеченный свистом
раз два
раз два
лимфоослики наклонились
и слюнки уходят
как скучающие гуси

ватная собака
громоотвод юной алгебры
проволочный вкус постоянства
в сиюминутной пустельге

16.

в кругу листопадного шёпота
покрывала
легковесно лиловы
сумерки
целомудренно
сцеженные вдовой
стекают в погреб

привычка срезает ногти
гладит лапы холодного чая
деревянные страсти
и
бесконечно малые
глотки

17.

не похожее на ватную руку
сияние заряжённое рутиной
размывает велосипеды
стоящие на растущем льду
рули заснежены как беглые хвосты
провинция
разламывает сёдла
как тусклые иголки невниманья
вдоль радуги
концертного вранья

18.

шея полуострова темнота
сглаженная раскладной бензозаправкой
свобода - как радио в выросшем доме:
скрипка выкраденная дирижёром
чинит себя сама - глубоко под землёй