В стремленьи к чистоте и беспорядку
Возвышенное что-то есть:
Так истекают дни из нас украдкой,
И каждый день - как маленькая песнь.
А на земле - ворон озябших племя;
Я дряхлых листьев дым ловлю.
Подобно яркому рублю,
Сникает солнце, и в четыре - темень.
Я слепну. Зимы меня тушат.
Теряю всё. Меняюсь. Всё терплю.
Не о земном тебя уже молю -
И зов мой глуше, глуше...
1997
Пыльный день в сарафане кричащего солнца.
Диск кипит, брызжет жаром в глаза.
Лето вертит в руках обручальные кольца.
Ну и правильно: брак - это плохая игра.
Полуобнажены; веера, долгополые шляпы,
И на пляже - рассольник весёлых людей.
Пароходы белы. Отражённые блики на трапах.
Кисть в руке: тонкий росчерк бровей.
1998
Лёт и смах -
Сон глубок
На стопах
Быстрых строк.
Ниже дни,
Всё светлей,
И огни
Лебедей.
1998
ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ
1.
Поредело осеннее пламя -
Будто в сумерках тушат фонарь.
Мокрый воздух исходит плевками,
Застывая, мне точит гортань.
Раньше низкая, зябкая темень,
Жёлтой ночи хрустящий раствор.
Тяжелеет сердитое время,
Взяв любовь под железный затвор.
Купола в светофорной зелёнке царят,
Небо тускло спускается с плавных орбит.
Дни, как белые птицы, на запад летят,
Солнце вилами улицы-сны ворошит.
2.
Ось года вертится со скрипом
И ржавых дней наматывает цепь.
Рояльный воздух переполнен хрипом,
И в жидких взглядах проступает смерть.
Торжественная смерть печальных листьев,
На длинных пальцах - золото колец,
И клейстер неба стал безбрежным, чистым,
Висячих улиц - или стад овец -
Раскрылся аметистовый ларец.
Подоткнут пёстрым покрывалом
Железных крыш кубопейзаж,
И солнце гибнет величаво,
И панцирь времени хрустящ.
О, осень - красная стрела!
Твой век - на глади след весла,
Твой возглас - слабая трава,
И кровь - застывшая вода.
1998
ФЛОРЕАЛЬ
Вырывает окна с мясом,
Брызжет через щели свет,
Заливает бочки квасом,
Золотит листки газет.
Резонирует упруго,
По колено, от земли,
Цвет весеннего испуга,
Взмах весёлой муравы.
Птах заглядывает в стёкла:
Через стёкла на паркет
Льется густо, льется мокро
Багрянистый пышный свет.
Больше воздуха в деревьях,
Оперилися цветы,
Сердце в радуге, в волненьи,
Меньше ночи, слаще сны.
Диво откровенных красок -
Удивлённая земля,
В парке тесно от колясок,
Семена дырят поля,
А звенящие комахи,
Нас кусая, ночь стригут.
В кельях тихие монахи,
Улыбаяся, живут.
Через небо лихо птицы,
Угорелые, летят,
И прозрачною водицей
Реки синие блестят.
Пей, полётное веселье,
Пьяный воздух из цветка!
Пчёлам - радость, птице - пенье,
Нам - прозрачный день с лотка.
Яркий огнь на небе ясном,
И в руке моей куплет.
Разрывает окна с мясом,
Бьёт сквозь щели, пляшет свет.
1998
В дождь лучше пишется - давно заметил:
Как в бочке прорывает дно,
И льётся стих, смеются дети,
И капает креплёное вино.
Вино стихов; стихи вина бодрее.
Игра и музыка в одной строке.
Огня и воздуха! Смелее!
Рисуй огнем на молоке!
1998
СЛОВО
Лишь контур света в воздухе печальном
Разъединяет ночь и пустоту
Все птицы умирают в свой черёд
Врёт время исчезают зеркала
Черны глаза моей подруги ночи
По коже сыпь небытия
НемОта движется всё сокрушая
Сжигая за собою свет
Тьма быстро пожирает стрелки
Будильник стол и руки и глаза
Истребуй радугу зажги звезду воскресни
Не унывай раскрой свечу ладонь
Молитву вспомни время расстоянье
Раскрой пространство слово обрети
Глянь слово распускается огнём
Ещё без формы образа и плоти
Оно горит как роза на распутье
Сурово дышит каждый лепесток
И кровь его живая все густеет
Оно живёт и в нем живёт любовь
Из жёлтой крови как льняная пена
Рождается и светит человек
Из чёрной крови словно чёрный ветер
Земля пускает корни в небесах
Из красной крови выплывает небо
Растут деревья и растёт весна
Безумье кончено бессмысленно бессилье
Прозрачно время отступает смерть
Молитвой влагой напитались травы
Пространство время сны любовь листва
Весна и осень под руки взялись
И вверх летят над золотой землёю
Земля раскрытая для поцелуя
Рыхла обнажена нема
И человек идёт по ней поёт
Весна и слово слово и огонь
Весна цветок весна любовь весна свеча
И слово тает поцелуем в небе.
1999
ПИКНИК
В пчелином воздухе повисла нить грибов,
Шашлык молчание вбирает,
И смерть песчаных городов
Под влажною ногою не пугает.
Взасос прилипла музыка к ушам -
Глаза закрыть и в омут с головою.
Плывёт 'Титаник' в небе, за кормою
Верстая воздух в тесный птичий хлам.
Блестят на солнце груди, руки, рты
Лесных богинь, вязальщиц - руки в иглах, -
И жадные глядят из темноты
Глаза юнцов, голодных и невинных.
И корни раздвигают гладь земли,
А гладь воды - купальщицы ногами.
Травы и леса малахитовое пламя.
Безделье, сплюснутое в дни.
1999
Изгибы рек по всей земле моей, как руки,
Как волосы душистые любимой.
Раскинуть руки и лететь!
Упругий воздух, жму твою ладонь.
Ты, как всегда, грудь свежестью взрываешь,
Кряжист, ты носишь солнце на спине,
Копейкой вечер сбрасываешь в море
И тучи гладишь, как мешок в руке.
Над жёлтой осенью такая синь лежит,
Что не влюбиться в осень невозможно.
Её глаза беспомощны и влажны.
Все раздала и, голая, стоит,
Лишь звёзды в сердце,
Лишь вино в ладони,
И холод на губах, и свет во тьме.
1999
СТИХИ И НОЧЬ
Напророчили мне жён неплодных -
Что ни врёшь, стекает по усам -
Песнетворных, большеглазых, сродных
Диким звёздам и густым лесам.
Остужаю магму черновую,
Осаждаю черновую прыть,
Ночь за хвост хватаю голубую,
В звёздной проруби пытаюсь плыть.
В плеске улиц олово свечное
Тает, и малиновая рябь
Покрывает солнце ледяное,
И плывёт зелёной мглы корабль.
Этой песней грудь моя пробита,
В чёрном зное золота огонь -
Рассекает душу, в ночь отлита,
Тёплая, послушная ладонь.
Муза, твой фонарь воскрес и бродит
В золоте надежд, в багреце листвы,
Я меняю ветер - солнце всходит,
И надежда не смыкает сны.
1999
Лишь шорох капель в выцветшей ночи.
В кругу зари - осенних птиц фонтаны.
Грачи - как чёрные врачи,
Захочешь - свою душу подлечи,
А мне оставь подмокшую осанну.
Так славься, осень! Век твой голубой
Маячит за бортом и за кормой,
И небо золотое дышит странно.
Прости меня за этот смутный грех,
За время чёрное, что в бровь мою налито,
За все разливы и размывы век,
За то, что моя чаша не испита -
Прости меня, весёлый человек,
Переходящий в солнечное сито.
1999
БЛЕСК И НИЩЕТА АБСУРДА
1.
Как перья страуса, на шее у дождя
Рассыпалась серебряная жажда;
Пружины холода, и лужа так нежна,
Её почувствовав, ты тонешь дважды.
Привинченный к планете за лицо,
Привитый от немыслимой болезни,
Потягиваешь мутное свинцо,
Как червь, ползёшь по Моховой и Пресне.
Первичен все же - мёд, и в мёде - суета,
И ложка, полная бездумной песни,
И мажет по носу и по лбу высота,
И не добыть ни грамма этой смеси,
И вышедший из сна попал в уют,
Он ищет продолженья в строчках,
И куры строчек не клюют,
И тонут в пене, в пламени листочка.
2.
Срывая ткань, не запятнай грозу.
В ней сердца ночь и марева круженье.
Как акробат, ты держишь на весу,
Рассчитывая каждое движенье,
Своей любви и тени отраженье.
Любовь проносится с тобою меж колёс,
И важно точкой быть, когда заря кровавым,
Железным молотком втыкает гвоздь
В тяжёлую, лоснящуюся гроздь
Весёлых праздников и солнечных привалов.
Терновым утром синева бежит
Из блюдец чайных, из оконных щелей,
И быстрая плеяда отражений
В замках ключами пыльными гремит,
Пугаясь, путаясь, ворча о деле.
А солнце спит ещё, не хочет встать,
В червонной тьме стоит его кровать,
И осень плещется, срывая листья,
И воздух жёлтый рад себе летать,
И скомкать озеро, и боль унять,
И выть в печной трубе капризно.
1999
Меняю курс, как корабли меняют ветер,
Мечусь в волшебных, звонких фонарях,
В разломах сердца, как свеча в кларнете,
Витает ветра тёплый, пёстрый взмах.
Очарование бывает и безгрешным,
Сжигая воздух над холодной мостовой,
И осенью, как дождь костром мятежным,
Душа играет пряжей верстовой.
Я караулю свет, и глаз мой - окоём,
Язык ослаб и позабыл вкус речи,
Часы, разрезанные надвое, вдвоём,
Секунд не мерят, ожидая встречи.
1999
Тени обесцвеченных мангустов
Пробегают по равнинам сердца,
Заметая пеплом горечь жизни.
Дует грусть, садится тихо солнце,
Оседают клочья серых будней:
Новости, кроссворды, анекдоты.
И не видно в небе ни просвета,
Заложила его пошлость глухо,
И не видно ласки сквозь туманы.
Так зачем меня ты мучишь, сердце,
Беспокоишь пыль моей дремоты,
Разливаешься вином в стаканы,
Отражаешься в бесплодной пыли?
2000
Обманщица! Не шлёшь мне ни строки,
Ни ветра, ни дыхания, ни плена -
Со мною только сонной грусти пена
Да запертые в погребе грехи.
А помнишь, как - волшебна, высока -
Входила в дом под свист и шелест крыльев, -
Он плыл на юг в душистой тьме ковыльей,
Как мягкая, прозрачная река.
Дышала в чёрное стекло - и после в нём
Цвела свеча капризно и туманно.
Надорванного нежного молчанья
По комнате летал ночной огонь...
2001
Видишь, свет черноголов,
Как щегол на полустанке -
Обаяние цыганки,
Но сомнительный улов.
Быстрый сад и лунный тать.
Ночь растаяла в обмане.
Грустно городу в нирване -
Все цвести да все молчать.
Просим темя расплясать
Крены гнева в пасти пенной -
Пусть сорит вокруг неверно
Озорная благодать.
2002
Влететь в кандинскую печать,
В дырявую и смертную овчину,
Влететь, клубиться и молчать -
Искать во тьме опальную кручину.
Прибрежных, опоздавших роз
Горсть тлеет в безымяньи ночи.
Китайская вода, слепой запрос,
Текучий и горяче-непорочный.
Идет мотив полусмеженья век
В палитре быстрой узнаванья и сомненья,
Где любопытства первородный грех
Играет с тихой птицею мгновенья.
2002
Поэт случайного масштаба -
Отметим птицу между строк -
Владеет неудобным кладом
И веселит им женский полк.
Ревёт огонь в трубе ремёсел -
Делитель нацело чудес,
Густой коньяк в крови повесив,
Плетется рысью, шапки без.
Горчинка в музыке тончайшей,
Густого пара млечный столб,
Ларь звезд, дремотно говорящий,
Мороза рог крутой и ствол
Фонарный, в бледной тьме парящий.
2002
Нет слова для подкожной простоты
присутствия, касания, любви.
С весны сорвали маску.
Мученье, ослепление и нежность -
всё, что вредит здоровью.
Боль и прозрачность -
ты снова рядом,
но отступишь, если я качну маятник,
скажу или прочту пару слов.
Нас губит самодовольство,
вера в то, что мы знаем все языки.
Слова мстят.
Хочешь маленькой музыки,
чего-то, что вскарабкается по стволу,
подарит солнышко на дне стакана?
Только так нельзя.
Надо, чтобы тебя мотало и било,
Иначе - какая музыка?
Не глупый ли я счетовод?
Так ведь можно всю жизнь сетями -
одну и ту же лужу.
(...Хорошо всё снегом замело.
Может быть, теперь есть надежда?)
2002
МИНУТЫ
Ты - торжество сияющего утра,
Тугая плоть, смеющийся апрель.
Я нем, как высь в твоей ладони
Над голубым мерцанием ветвей.
*
Мы движемся по выжженному саду,
Как пара черт случайного лица,
И всё, что мы находим, - лишь перо,
Что кружит над прохладой и молчаньем.
*
Оставь свой след, шершавый и измятый,
И если есть какая-нибудь тайна
В твоих движеньях, жадных и бесследных,-
Отдай её, но не раскрой секрета.
2003
МИНУТЫ
Ты - маленькая боль над летней тишиной -
Здесь чужды простота и равновесье -
Ждешь завершенья, радости, ребёнка,
Шлешь ветренику шелковую нить.
*
Любимая моя, не спи, но будь как сон,
Что кружит в низком небе над тобою,
Найди в себе чужой прозрачный лепет,
Дождя глубокомысленный совет.
*
Хочу хранить студёную любовь,
Чтоб жилы полнило медлительное пенье,
Теченье северное грубого тепла,
Бесстыжая и солнечная радость.
2003
МИНУТЫ
1.
Сон выплюнул меня в рассыпчатую ночь:
В пустом кругу звезды колышется мерцанье,
И бурную молитву листьев дрожь
Бормочет наугад, и дальние бряцанья
Проходят в мокрой тьме, как руки через рожь.
2.
Я не люблю тебя, май, - ты скрипишь красной охрой,
Рушишь дворцы вместо того, чтоб летать,
Дышишь прогорклой сиренью и дряхлою Торой -
И не поймать тебя, май, не допеть, не обнять.
3.
Я хочу сделать шаг - или это кроится молчанье
Твоей детской рукой где-то в памяти острого льда.
Наша жизнь - это перья истерзанной, скомканной птицы.
Озорство, подари нам свой добрый и терпкий обман.
1999-2003
Сегодня я ищу в толпе твои глаза -
Почти что чёрные, спокойные в движеньи.
Хочу, чтоб ты смотрела на меня.
Проснулся в сирой пустоте,
В томленьи нервном, неуклюжем,
В каких-то призрачных словах.
Ладонь твоя - не мягкая ладонь,
Душа твоя - не мягкая душа,
А парус, полный ветра, что несёт
Без курса, в неожиданную радость.
Глаза и ночь - их сочетанье, их волшба...
В твоих ладонях - притяжение земное,
В губах - необъяснённая печаль
(Сравню с неперевёрнутой страницей).
Прими ещё последнюю игру:
Взгляни назад, и приручи моё дыханье,
И сделай шаг во тьму, где шелест крыл.
2003
РАЗВРАТНОЕ
Ах, я люблю - кого, не знаю сам, -
Оставив рассудительность и совесть.
Я вижу: в каждой женщине растёт
Узор неясной притчи, смелость, хитрость
И острая, как радость, простота.
Я бабник - как я мог забыть?
Одна любовь - убийца и свеча,
Одна она - причуда и надежда;
Ты станешь просто глупою привычкой,
Когда уйти посмеешь от любви.
(Как я свободен! Кто из вас посмотрит?
Могу луну с небес украсть -
Никто не удивится и не вскрикнет).
Я где-то на границе рыжей тайны
Твоих волос, на страже резвого укуса,
На линии, где станем мы одним
Бессмысленным и сладким преступленьем.
Что делать мне? Ты хочешь говорить,
А я хочу чумазого безумья.
Как можно спать, когда уходит из-под ног
Земля, когда свинцом роняют песню?
Оставьте маменькам всю вашу дребедень -
Я знаю наизусть ваш каждый вздох
И отвергаю всё, кроме измены.
Сажу обман - причудное растенье
Души моей - ему отныне буду
Я верен, как бессмыслица песку.
Прохладная ладонь хозяйки-ночи
В руке моей, и тело мое - тьма
Без судороги, зависти, смятенья.
Как говорить со мной - весенним часовым,
Который так влюблён в шизофрению,
Что паранойю на дух не берет?
О, я боюсь ослабить дивный ток,
Предать обманчивую шалость,
Дремучую свободу, притяженье
Взаимное улыбок двух, двух тел.
2003
Какую жизнь мне принесёшь, какую свежесть?
Ты накопила в солнечных краях
Неведомую, жаждущую нежность,
Любовь, похожую на озеро ночное,
Степную даль, причудливый мотив.
Как много впечатлений - гибких, сильных.
В весенних измененьях и изменах
Осыплются пустые имена,
Откроется волшебная страница
В затрёпанной и порванной судьбе.
Все потерять, чтобы найти огонь
В твоих движениях, губах, словах певучих,
Войти под белый хлопчатый покров,
Где скрыт клинок заветной ласки,
Где смотрим мы в глаза весенней тьмы.
Хочу спросить коричневый укус -
На теле твоем солнца тему,
Вполне исследовать тугое мненье
Твоей груди, что спрятана во мглу
Горячих обещаний и загадок.
Над нами тонкая, неопытная радость:
Не знает, что нам делать с простотою,
С увесистой, как солнце и река,
Любовью, с жарким омутом обмана,
С великою на сердце ерундой.
2003
Глаза, в которых движет древность
Косые паруса на приступ Трои,
В которых жажда, лёгкость и лукавство
Образовали горную тропу.
Живое натяженье спелой ночи,
Крови густое, смутное теченье -
Твоя любовь уводит в глубь морскую,
Где двигаются тихие огни.
Ты - маска, сброшенная наспех,
Богатый яд темнеющего лета,
Ты - строгой тайны памятный рисунок
И сладкой лжи тончайшая игла.
Неважно, счастлив я или несчастлив,
Когда несёт меня, не отпуская,
Острейшее из всех земных чудес.
2003
Я опасаюсь взяться за перо;
Любая речь - скупой и вялый призрак,
Но жгут глаза мне ускользающие дни.
Я сильно разогнал качели,
И новые пульсируют во мне
Места и люди, новая усталость.
Хочу открыть сезон охоты
На веера полураздетых рощ,
На женщин с тихим пламенем в движеньях,
На яркую, беспримесную жизнь.
Я снова чувствую круженье
Таинственное призрачного мира,
Хочу приблизиться к уснувшим ядам,
Сотрудничать с октябрьской синевой.
2003
Подвалы каменистой ночи
И головешка грязной мглы.
Среди языческих урочищ
Шепочут шинами углы.
Кустов мозглявая порода,
Шершавый вывалив язык,
О чём-то странно просит Бога,
Как тёмный выводок улик.
Окрасив полночь плоским светом,
В Европах шарят и блюют,
Сажают мёртвого в карету,
Чужое счастье нам куют.
Ослабим поступь. Прежде дела
Войдём в густой, бесплодный спор -
Так, чтобы муха не летела
И чтоб медведь из нас не пёр.
Опустим руки. Грязновато,
Легко войдём в чужую речь -
Так станет сладко и мохнато
Через чужое пламя течь...
2004
Как никогда, голубоглаз и свеж,
Я окружён тройною красотою:
Три солнца надо мною, три весны,
Три запаха, три медленных слиянья.
Есть точка посреди моей степи,
Где скрещиваются все пути, все жажды,
Все тайны холода ночного.
Стоишь - обнажена - среди толпы,
Душа моя, и видишь корабли,
Что исчезают в поредевшем небе.
Твоя улыбка - солнечный магнит;
Измерив расстояния, препоны,
Ты вычислила вес их - точный ноль.
В руках моих литой, точёный плод -
Но песня движется к финалу, к расслабленью,
К затмению, покою, чистоте.
2004
ЗИМНИЕ ЭТЮДЫ
1.
Как тяжело гружёная телега,
Днём катит время, сотрясаясь,
В ночи - как лодочка плывёт
С любимыми, чьи сны сплелись, как реки.
Смягчив, омыв сухой костяк зимы,
Туман сглотнул огонь за огоньком,
Покрылась улица сияньем нимбов,
Неслышным, ангельским движением авто.
Наш город спит за мягкою стеной,
За покрывалом тонкого разлада,
В ладонях неизвестных нам мелодий,
В размытых снах невидимой любви.
2.
Я видел снег, и вот что я скажу:
Две жажды есть у человека:
Одна - летящая, как камень,
Другая - ждущая в ночи.
Крылом стеклянным разбивая ветви,
Безвидная и глупая любовь
Всё кружит между маленьких укусов
Скрипучей и хрустальной темноты.
3.
Морочит души нам январская пурга.
В индийских зарослях заснеженной столицы
Мы бродим, потеряв любовь и имена,
В ладонях белых застываем, словно птицы.
Под мехом бурной, неусыпной мглы
Находим дом свой в дебрях белого пожара:
На окнах росчерк ледяной иглы,
Ветвями машет над трубой растенье пара.
Ложится густо на фонарный звукоряд
Фата случайного, стремительного пенья,
Смешно машины заметённые галдят,
И норовят за город вырваться строенья.
2005
Звенящая, нечёсаная тишь,
Обстрелянная солнцем полосатым, -
Ольховой веткою горишь,
Взмываешь облаком кудлатым.
И, разогнавшись на степном пиру,
Где мамки серы, а невесты дики,
Подобная гусиному перу,
Петляешь между кружев земляники.
В зрачке с неодолимой чернотой
Загустеваешь музыкой вечерней,
Любовью мажешь смоляной,
И носишь - набекрень - венец из терний.
2005
ТЕАТР
1.
Забрезжила лукавая звезда -
Я новую игру себе придумал:
Я жду - пускай идут через меня
Десятки, сотни судеб и историй.
Я легкомыслен, невнимателен, - я сито
Порою никудышное, - но всё же
Прислушиваться буду к дальним песням,
Накапливать минувшее в себе.
Пусть дует тёплый и тревожный ветер,
По-новому летит и стонет кровь.
Теперь я слушать буду не себя,
И не шуршание полночных капель,
И не дыханье ровное любви -
Открою дверь с желанной, мягкой тайной,
Войду в забытые глаза
С туманной, дивной поволокой,
Напьюсь из пёстрой и глухой реки,
Реки времён.
2.
Попробую! Строка приобрела
Жеманный и пустой характер прозы.
Я лезу в тёмный ларь и достаю
Забытые, ненужные предметы -
Какие-то заботы и счета
С ушедшими, неясными людьми.
Всё - суета, всё - темень, всё - игра,
Обрывки неразгаданных мелодий,
Сплошной, застенчивый поток,
Слабеющая, вязнущая майя.
3.
Развесив мокрое бельё,
Я вызываю древних духов песни.
Пусть правит праздником верлибр -
Скупой и нерачительный хозяин,
Обидчивый и глуховатый маг -
В потёртом, тесном пиджачке
С карманами, наполненными сором:
Молитвами, грехами, снами,
Помётом птичьим, итальянским небом,
Кунжутным семенем, любовью и золой.
4.
За каждой дверью - глиняный уродец.
Ступеньками в неприбранную тьму
Спускаюсь среди вороха палёных
Газет, средь звука тающих шагов.
Ищу своё лицо, свой слабый след
В зыбучей мгле хозяйствующей ночи,
Кладущей взгляд тяжёлый мне на плечи,
Смывающей меня своим дыханьем.
Как мне расстаться с прошлым - с жадной ложью,
Что тенью виснет в сдвоенных мерцаньях
Шипящих и плюющих фонарей?
Как изменить закон несправедливый,
Остановить распад, заделать брешь?
5.
Я не добьюсь - и не к чему ломать
Здесь копья, перья, изводить бумагу -
Классической туманной простоты,
В которой растворён искус апреля.
В моих стихах всегда свистит сквозняк,
Какие-то всё щели да кривизны,
Простуженный, щемящий, вялый стих
Гремит ключами от пустынных комнат,
Где привиденья бродят в зеркалах,
Колышется в печах тяжёлый жар,
Свисает паутина, вдаль ведёт
Сырая партитура коридоров -
Там память наняла себе квартиру,
Но не живёт уже почти пять лет.
6.
Сырая, неуверенная полночь,
Подземное движение глубин,
Ответный жар встревоженного тела.
Свеча до корня дожжена. Заплыл
Светящийся клубочек воска.
Как кровь сильна, покуда мы сжигаем
В плотском огне всю нашу суету.
Жар пойманный, причуда из причуд,
Рассыпанная чёрная весна,
Бездонная, стремительная похоть.
Всё сказано. Ночь движется назад,
Смывая пепел наш, стирая грани
Всевидящей, первичной темнотой.
2005
И вот подарен мне сентябрь -
Наивный, раненый, горчащий.
Швыряет в небо горстью пыль,
Звенит, как провод на ветру.
Глядят скупые небеса
На холода растрёпанную душу,
Раскрыв дырявый невод, ловят
Слова, дают прозрачность дням.
Податливее женщины, нежней
Их игры, тоньше расстоянья,
Надёжнее и мягче колдовство,
Забывчивее терпкая любовь.
Закатный город говорит
На каменном, беспамятном наречьи,
Над нежностью сквозящей бродят
Бессильные, пугливые лучи.
2005
Уходишь. Твоё горькое дыханье
Как рой, как пепел дышащий, как срок.
Тяжёлый пряник, тело в восемь строк,
Пылающее, праздничное зданье.
Вся сладость твоя выпита до дна,
В опушке лепестков струится никель,
И виснет на ветвях, сорвавшись с петель,
Запаянная, душная звезда.
2005
ТРИ НОКТЮРНА
1.
Каштаны вымокшие. Тлеющая ночь,
Разрезанная пыльною звездою.
Дыхание реки, текущей вспять,
Линованная в клетку тишина.
Сужающийся хриплый говорок
Добрейшего из одиночеств.
Мерцающие нити снега
В хрустальной глубине зрачка.
Прикосновенье каменного зренья
К прозрачности кленового листа,
И длинное, как улица, молчанье,
Скрывающее радость наготы.
2.
Стоит прозрачный, гладкий час,
Когда любовники, сплетаясь,
Узнать пытаются друг друга,
При этом - с лучшей стороны.
Среди решетчатых теней,
Расшитых шелестом и шёлком,
Впустую ищут счастья пары
Немолодых и плотных тел.
Мерцает бледное лицо
Стыдливой, мелководной ночи.
Топорщится, как привиденье,
На кухне влажное бельё.
3.
Луна, как скомканный младенец,
Глядит протяжно и смурно.
Крошится деревянный ветер,
Звенит осою влажной смерть.
Одни лишь буквы будут плакать,
Когда Харон возьмёт весло.
2006-2007
Завязь темноты
скрывает мою любовь.
На кустарнике плещутся серые
ленточки сентября.
Книжная ночь прошла.
Поцелуй поперечного неба
выхватил жёлтый плот
и развязанную тесьму.
Глаза любви моей,
тело любви моей,
следы любви моей
в ясеневой тюрьме.
Тутовый шелкопряд,
песчаный гнев.
Спи, колыбельная радость,
за сломанными дверьми.
2006
Что царапаешься, слово,
Лезешь кошкою на свет,
Разбиваешь все основы,
Чтобы вылущить куплет?
Комарины-мессершмиты
Пьют густую кровь стиха,
Зноем змеевым налита,
Уползает в лес строка.
Ночь колючая застряла
В хвойной извести ветвей.
Хватит стройматериала
На десяток словарей.
Палит травяное солнце,
Улыбается кирпич,
Бор нахохлившийся гнётся,
И сидит дремотный сыч.
Храм прибрежный небо мажет
Острым медным лепестком,
И труба-старуха вяжет
Шарф над пёстрым городком.
Дух грибной раскинул сети
Средь кочующих берёз.
В паучином интернете
Увязаю, как гундос.
Муза палочкою тонкой
Раздвигает омут сна,
В небе гжельскою солонкой
Туча тужится, грозна.
Зреет заговор угрюмый,
Рвётся грозный разговор.
Хлещет дождик толстосумый
На грибной, крапивный бор.
2006
Андрею Селимову
Вдаль по аллеям летит пух трамваев,
Большими глотками пью сизый простор.
Сквозь масляный вечер с мольбертом шагаю,
Сшибаю крылом паутинный узор.
Над улицей виснет бутыль сонной тучи,
Сквозь узкое горлышко падает дождь.
Стеклянную голову ветер плакучий
Поставил на карту и выиграл грош.
Хрусталь застывает в зрачке органиста,
Зазубрины гладит ладонь фонаря.
Распался на линии город волнистый,
Слоями ушла разводная заря.
Кишит муравьями коричневый голос,
Язык замирает в петле леденца.
Причуда кубиста: Днепровская волость,
Кувшинка объезда, простуда свинца.
2006
Подкралась куриная ночь, чтоб украсть нас с тобой.
Целуй меня, синим крылом укрывай от простуды.
Уносят в мешке нас - цветы безразличного чуда,
И избы стоят зачарованной белой стеной.
Спустись, моя муза, - так падает робкая ткань,
Так слово клубится, краснея, слегка запинаясь,
Так ноты касаются слуха, двоясь и слипаясь,
Так в окна медузою снежной вплывает фонарь.
2006
Максиму Бородину
Замшелый бог, ты в хрупкой вазе солнца
Хранишь порядок укрощённых слов,
Ты в тёплое коническое небо
Пускаешь озорные пузыри.
Ты вырвал яркий голос мака,
Проверил целомудрие свечи,
Опробовал целебные уколы
Сургучных перелётных маяков.
Играешь с воробьями в волейбол
Тяжёлою закатной бомбой
И точишь оловянные кинжалы
К охоте на чеширского кота.
Ты открываешь новый материк,
Воспользовавшись циркулем и гримом,
И нерифмованную шлёшь эскадру
К почти неразличимым берегам.
2006
ИЗ ЦИКЛА "ЭВРИДИКА: ЗАПИСКИ ОРФЕЯ"
Ты сталинские старые подъезды
Любила, и дворы, и чердаки,
Заставленные дряблыми вещами.
Любила выбраться на крышу
Покатую, курить, смотреть на россыпь,
Медлительную щупать тишину
И впитывать отвесный летний холод.
Любила ты латунную луну
Над мутным частоколом улиц,
Крадущийся на цыпочках туман,
Общительные, мреющие лужи,
Рассыпанный по розовому небу
Горох прибрежных фонарей.
Любила двухэтажный дом
На склоне дачного Сурского,
Но не умела в нём уснуть.
Босая, шла в гречишной сини
Туда, где старою открыткой
Прикреплена была заря.
Сочились рыженькие звёзды,
Звенела тёплая печаль,
И лаяли сторожевые суки.
Любила в зимние простуды
На время попрощаться с суетой,
Лежать под ватным одеялом,
Прислушиваться к шуму батарей,
Глядеть, как крупные снежинки
Слетают на балконную ладонь.
Любила ты шершавый Днепр
Под траурно сырым пареньем снега,
Скелеты заметённых автострад,
Туманные, оплавленные зданья
И зимнюю беременную ночь,
Где мокнет каменный огонь.
Любила толстые, штрихованные дни,
Аллеи, полосатые, как осы,
Прощальное червивое тепло,
Наклонный, быстрый почерк солнца
И вьющиеся бороды дымов.
Любила странное горенье,
Когда манят болотные огни,
И следуешь неведомому зову,
Скользящему из древней глубины.
Любила ты провинциальный
Кишащий, говорливый центр,
Бездарные новостроенья,
Вокзальную людскую маету.
К чему бы ты ни прикасалась -
Во всём ты обретала счастье,
Раздавленную злую доброту,
Глухую боль и смутное сиянье.
Весна тебя скрывала с головой,
Шальная нежность разрезала тело.
Освоила ты щедрый лабиринт
Запутанных, причудливых свиданий.
Обычно для любви ты выбирала
Шутливых, любознательных мужчин,
Больших головотяпов и врунов,
Как правило, с красивой крепкой попой.
Себя ты ощущала при сношеньях
Трубой, в которой воет пламя,
Тяжёлою крестьянской печью
И пошлой, расточительной землёй.
Однажды, курсе на втором,
Ты приняла участье в групповухе.
Запомнила глухое наслажденье,
Когда твоя подруга Катя
Исследовала точным язычком
Твоё послушно млеющее лоно.
Запомнила роскошный аппетит
Подростка незнакомого - он сделал
Подругу трижды, а тебя пять раз
В течение того блажного часа
(Вы обе чудом лишь не залетели).
Один любовник твой, доцент-филолог,
Оставил по себе в напоминанье
Какую-то колючую болезнь,
И ты, по живости любовной,
Успела осчастливить четверых.
Леченье было гнусным и протяжным.
Когда была ты юной и дрянной,
Любила ты устроить треугольник.
Соперники - два круглых важных гуся -
Тебя тянули, как тугой канат,
Иль слали над тобою, как над сеткой,
Закрученные гневные мячи,
Иль длили хмурый пыльный танец,
Иль дрались с петушиной слепотой.
Когда-то ты любила вора
И в каменном задушливом мешке
Ждала, пока он лез по водосточной
Трубе в овальное окно,
Раскрытое, как рот издохшей рыбы.
Ты зябла три минуты, слыша только
Картавую и клейкую капель.
Затем пролился свет, словно из миски,
И грохнул выстрел. Свет опять затих.
Зыбь лунная скользила по стенам
Зелёным, горло драла вонь,
Гул взвешенный уныло брёл сквозь арку.
Ещё ты вспоминала о совсем
Уж древних и быльём поросших тайнах:
О том, как ты, под маской вурдалака,
Махала деревянным топором,
О дребезжащих, рвущих уши
Ночных пролётах мотоциклом,
О глупых, злых последних классах,
Когда ты увлекалась карате,
И шахматами, и марихуаной.
Ты здорово каталась на коньках.
В один подгнивший зимний вечер
Ты затащила Катю и меня
В Ледовый. Ты крутила пируэты,
Покуда мы, как медленные раки,
Клешнями шевелили вдоль бортов.
Потом мы пили в чахленьком кафе,
Я ревновал, а ты вовсю шутила
И ела влажными очами
Чуть красненькое Катино лицо.
Нередко ты любила наряжаться
С буффонным театральным мастерством.
То ты была Марленой Дитрих,
То вдруг ныряла в Возрожденье
Голландское или порхала в сари -
Провинциальной улицей, средь потных,
Глазевших, как пещеры, дураков.
Костюмы шила ты сама
С растратным воодушевленьем.
'Любовь к трём апельсинам', 'Мейерхольд', -
Поддразнивала Катя. Ты дружила
Со многими поэтами в Днепре
И скучные кропала сочиненья
Для местных незлопамятных газет.
Впервые я тебя увидел в парке.
Плыл зной июльский, ражий и кривой,
И ты сидела на траве в тени,
Читая Пруста хищными глазами,
И улыбалась каждому движенью
Румяной и надушенной строки.
Что ж - в тот же вечер ты была моей.
Такой неистовой, неугомонной
Я бабы никогда ещё не знал.
Любилась ты до истребленья,
А после - сласть моя - спала,
Доверчиво прижавшись крепкой грудью.
В те месяцы, что ты со мной жила,
Ты голышом ходила по квартире,
Но навела при этом совершенный
Порядок в ней, как и в моей душе.
То было полное, слепое совпаденье.
В тебе сквозила почвенная зрелость,
Шутя ты раскрывала тайны
Безмолвного сырого бытия,
Удвоенного радостью зачатья.
Беременность была тебе к лицу.
Ты стала женственней, круглее,
Пропал мальчишеский задор,
И нежное явилось удивленье.
Любила ты заняться сексом
В доступных зрителям местах:
В полупустынных кинозалах,
В глухих углах библиотек,
Где нас порою заставал
Проворный и застенчивый читатель.
У нас была игра: когда ты висла
Над телефоном, я в тебя входил.
Ты продолжала пёстрый разговор,
Пытаясь удержать дыханье,
Не выдать привередливое солнце,
Не отпустить искрящийся оргазм.
Как плоть моя тоскует о твоих
Двадцати трёх годах бронзовотелых,
Как я хотел бы вновь тебя увидеть -
Изысканную пару длинных ног,
Глаза с бесстыжей чернотою,
Голодное, волнующее лоно,
Заметно округлившийся живот.
2006-2007
Я стал занудой. Я опять хочу
писать роман в стихах или поэму -
на этот раз про двух любовниц,
случившихся и канувших за год.
Язык мой вял, но сердце живо,
и я гляжу с придворным оптимизмом
на сызнова открывшиеся мне
объёмы рек, снегов, пятиэтажек.
Прищурившись, я вижу из окна
убогого и белого жилища
несущиеся звёздами пролётки,
циллиндры на поддельных господах.
Пишу на подоконнике, а рядом
мостится кошка. Синие глаза
истомничают, лапы обнимают
чугунное болтливое тепло.
2007