Аннотация: Маленький рассказ, написанный аж в далеком 1999 году.
Последний кусок черствого хлеба Эгнор доел по пути, уже согревшись после очередной в бесконечном ряду ночей, проведенных под моросящим дождем в холодном лесу.
Зачерпнул горсть воды из мутного болотца, выпил, сплюнул, морщась от мерзкого привкуса. Подобрал суковатую палку и понуро двинулся в никуда по заросшей старой дороге. Жратва кончилась, грибов и ягод еще не было. Охотиться или ловить рыбу он не умел, потому просто брел вперед, медленно теряя силы. Рваная дерюга, кое-как напяленная на грязное костлявое тело, бесформенные штаны и обрывок веревки вместо пояса - вот и весь скарб никому не нужного бродяги. Да и сам - краше в гроб кладут...
Дорога вывела к светлой полянке. Шум разговора, долетавший с нее, свидетельствовал, что громко беседующие там люди посторонних не боятся. А значит - бояться должны посторонние. Когда Эгнор подполз достаточно близко, чтобы разобрать слова, то понял, что не ошибся.
-Тот как заверещит: пощади, мол, все отдам, до последнего гроша!
-А Роб чего?
-Ножиком его в брюхо, раз-два - и готово!
-Парень хват! Палец в рот не клади!
Видимо, Эгнор отползал недостаточно ловко, потому как душегубы вдруг заорали и кинулись в его сторону. Бродяга драпанул изо всех сил, но голод и усталость быстро взяли свое. Расстояние между бегущими стало стремительно сокращаться. Последним усилием он достиг изумрудного лужка и опешил.
Посреди залитого солнцем разнотравья величественно возвышался белый как молоко камень, из которого, ослепительно сверкая, торчал меч. Горячий и тяжелый, он лег в ладонь так, будто был сделан неизвестным оружейником специально для Эгнора. Разбойники кричали и дрались, но на них меч не обратил никакого внимания. Потом, протертый сухой тряпочкой, он уютно устроился за поясом, снятым с главаря и стал вспоминать былые дни, а Эгнор, гордо подняв голову, двинулся дальше. Встречные путники смотрели на него с благоговением и шептались, что король возвращается в свою столицу, и даже дождь, впервые за неделю, не мочил поношенную одежду, а шумел где-то в лесу.