Аннотация: Начало фантастической истории о реальной жизни :)
На краю. За краем. Позади.
1.
- Ну кому я сделал что-то плохое? Кому от меня вообще чего-то нужно? Уже столько времени видеть никого не хочу. А они всё прутся и прутся. - Ворчал Мезг, нехотя волочась по сильно утоптанному мусору в коридоре.
Коридор был стар. Точнее просто дряхл. Мезг, на вид, был ещё старее. А его душа была похожа на умершего сто лет назад крокодила, который пятьдесят лет назад оказался в жерле вулкана. Мезг отодвинул массивный засов, предварительно отойдя от двери в сторону. Дверь мгновенно распахнулась.
- Милая Льен, - кричал меланхоличный почти молодой человек симпатичной модно разодетой девушке, - не надо так переживать, всё ещё может наладиться...
Тем временем Милая Льен просеменив, так как платье не давало делать больших шагов, по коридору, плюхнулась в кресло. Которое по случайности было единственно новой вещью в комнате. Хотя, случайность эта была вовсе даже не случайной. Но об этом знал только Мезг.
- Мекелло, - наигранно страдальчески протянула Милая Льен, - как вы можете так говорить. Моя жизнь кончена. И уже никто, - немного подумав девушка добавила, - и ничто не может меня спасти.
- Не говорите так, Милая Льен, всегда есть выход. Наверно. - засомневался Мекелло.
- Вот видите, и вы не уверены! - победно вскинула головку Милая Льен.
- Как раз я то во всём уверен. Но обстоятельства против меня. Точнее против Вас. И меня и Вас. И нас.
- Ну определитесь уже быстрее.
- Хорошо, Вас. Я, как всегда, ни при чём. Меня же нет в Вашей жизни.
Мезг молча поставил чашку дымящегося кофе на обшарпанный столик возле кресла, шикарный вид которого был до страха непонятен столику. Милая Льен схватила чашку, когда та ещё не успела коснуться поверхности, а потому столика достигло только блюдце. И это уберегло кофе от проливания, потому что как раз в это время столик передёрнуло от мысли о таком странном соседстве. Разумеется, никто в комнате не подозревал, что столик может передёрнуть. Поэтому Мезг, а только он заметил выходку столика, списал движение на слабость последнего даже для блюдца.
- Я же Вам уже тысячу раз говорила, что ценю нашу дружбу. - Делая глоток кофе, прощебетала Милая Льен Мекелло.
- А я Вам столько же раз отвечал, что это так мало для моих чувств...
- Довольно, Мекелло. Наверно Вы забыли, что сегодня я самая несчастная. Не забирайте это право у меня хоть сегодня.
- Конечно, Милая Льен, я готов отдать Вам всё, что у меня есть. Даже моё несчастье... Точнее Ваше. Ну, это, несчастье ваше, а право моё.
- Как же я от Вас устала. Вы когда-нибудь перестанете причитать?
- Для Вас я готов сделать и это. Но у меня вряд ли получится...
А Мезг тем временем ожидал пока Милая Льен поставит чашку на блюдце, чтобы проверить выдержит ли столик такую ношу. И когда действие произошло, Мезг с замиранием сердца выяснил, что столик ещё послужит какое-то время. Жаль, что столик не мог читать мысли, и это время пробежало так незаметно. Потому что столик передёрнуло второй раз. Так уж получилось. Кофе был пролит. Мезг разочаровался в своей верной вещи, и стал размышлять какую же более лёгкую работу найти четвероногому другу. От этого занятия его отвлекло перемещение голосов в пространстве. Милая Льен и Мекелло направлялись к коридору.
- В конце-концов, Вы же мужчина, найдите выход из моей ситуации. Мой выход. К примеру выход на сцену. - Подвернулся каламбур Милой Льен.
- Какую сцену? - не понял Мекелло.
- Вы безнадёжны.
- Я и не спорю. Для сцены я действительно безнадёжен.
- И не только для неё. Видимо Вы бесполезны для любой особы женского рода.
- Почему Вы так решили? Я же могу и обидеться.
- Позже. Всё позже. А сейчас я выход уже нашла сама.
- И что же это?
- Надо посоветоваться с Шичфельдом Резоором. Он же профессор. Должен всё знать.
- Вы гений!
- Да нет, гений он. А я всего лишь умненькая не в меру своей привлекательности барышня.
- ...
- Пошли уже, герой, с глазами открытыми больше чем рот. - почти про себя хихикнула Милая Льен.
Мезг не спешил закрывать дверь, так как был занят другим занятием. Он представлял, как будет выглядеть пятно засохшего кофе на старой поверхности столика через неделю. И только после того, как был удовлетворён представляемой картиной, отправился в длительный путь по коридору до двери. Длительным он казался Мезгу. Для столика же это время пролетело мигом, так как он был взбешён от столь хамского отношения к себе. Лак оставался на его поверхности только местами, а поэтому кофе так глубоко обжёг его молодящуюся душу. Хорошо, что он не знал, что кофе навсегда останется пятном на его самолюбии.
- Видимо, просто не мой день... - подумал столик.
- Точно, - подумал Мезг, - это была не лучшая идея, открыть дверь. Ну почему я такой добрый? Ненавижу этих людей. Всех людей. Но не могу причинить им даже малейшее неудобство. Надо было просто не открывать. Ушли бы обратно, не заржавели бы.
Вообще то Мезг не всегда был таким. Это сейчас он постоянно держал закипяченным чайник, чтобы как можно быстрее приготовить кофе гостям. Нет, не для того, чтобы сделать им приятное побыстрее. Правильно, чтобы они как можно быстрее ушли. И в этот раз всё получилось. Такого короткого визита Мезг не знал уже давно. А поэтому сегодня он был счастлив. И воспоминания полились на древнюю душу. Не самые лучшие воспоминания, и поэтому они были особенно приятны Мезгу.
Вырос Мезг Мауолли, а тогда ещё просто Меззи, в долине реки То. Замечательные места. И детство его прошло так же замечательно. Конечно, места те были не очень заселены. Там жили фермеры, которые, к слову, снабжают чуть ли не половину всей страны продовольствием. Но у Меззи было вполне достаточно друзей, целых два. Кузен, который приезжал на неделю, но зато каждый год, погостить из города. И от которого Меззи узнал, как в этом самом городе ужасно жить. Нет, кузену жить в городе очень нравилось, но вот рассказы о городе очень не нравились Меззи. Вторым другом был Заяц Миша. Никто так и не смог определить кого пытался изобразить создатель этой игрушки - зайца или медведя. Поэтому Меззи нашёл компромисс, соединив в имени оба животных. Он тогда даже и не подозревал, какую судьбу себе уготовил этим "компромиссом".
Дело в том, что мать Меззи считала себя очень образованным человеком, так как мало кто из фермеров умел читать и писать. Нет, госпожа Мауолли ни читать, ни писать не умела, но ведь об этом никто не знал. А образованность свою она получила от бабки, которая провела курс лекций о том, что не обязательно всем рассказывать свои недостатки. Так вот когда Меззи подошёл к своей матери и объявил имя Зайца Миши, у госпожи Мауолли случился шок. Нет, смысла имени она так и не смогла понять. Но её сын произнёс при этом очень странное слово, он сказал: "Мама, я нашёл компромисс...". Уже позже, бабка прочитала госпоже Мауолли второй курс лекций, где объяснила смысл страшного слова, кстати совсем неверно. Но мать Меззи после этого случая точно решила не заводить больше детей, чтобы они не ставили под сомнение её образованность. А надо заметить характер у госпожи Мауолли был твёрдый. Поэтому братьев и сестёр у Меззи как не было, так больше и не стало. Как не стало вскоре и отца, который ушёл от жены, нежелающей исполнять супружеские обязанности.
Дальнейшая жизнь мальчика сложилась не просто. Сначала разорилась без мужа мать. В то время образовывать её уже было некому, так как бабка умерла. И госпожа Мауолли, решив, что это знамение, повесилась. Меззи попал в приют в том самом ненавистном городе. Но это сделало его не таким замкнутым. Жизнь заставила его хоть немного общаться. Нет, воспитатели не смогли выдавить из него ни слова, а учителя смирились, что Меззи отвечал только письменно. Но вот в столовой каждый день происходило чудо. Точнее первых три дня не происходило ничего и Меззи оставался голодным. На четвёртый день потребность питаться пересилила всё, и на вопрос "Что жрать будешь?" мальчик ответил вполне конкретно, и был вознаграждён едой. Нет, эту еду он не стал есть и на четвёртый день, и даже сначала подумал, что усилия его ответа пропали зря. И что его жестоко обманули, подсунув вместо еды нечто, непопадающее в это понятие. Но оглянувшись по сторонам Меззи обнаружил, что другие дети это едят. А значит просто его понятия о еде слишком ограничены. Меззи стало стыдно и он извинился перед поваром, разумеется про себя. В тот раз мальчик сделал важный вывод, что надо делать большие усилия, чтобы в этой жизни получить хоть что-нибудь.
Шли годы и у Меззи появилась девушка. Нет, он так и не начал разговаривать, но многим девушкам это так нравилось. Потом девушка стала женой. Потом жена умерла. Меззи не придал этому большого значения. Всё бывает. И женился второй раз. Вторая жена тоже скоро умерла. Нет же, опять случайность. И опять же он не придал бы этому никакого значения, если бы не его любовница. А у него всегда до этого случая были любовницы. Что поделать, молчаливых мужчин намного меньше, чем женщин, которым ну очень нужны такие мужчины. Так вот любовница закатила истерику, что его молчание заразно, и что от него все вокруг мрут, как мухи. Сначала Меззи вспомнил фермерских мух, но как ни старался не смог вспомнить их дохнущих. Разве что пухнущих от навоза. Но потом Меззи осознал как права его любовница. Вспомнил умершую мать. И ему совсем стало плохо. Он ушёл в себя. Точнее он ушёл в себя второй раз из уже ушедшего. Чем поставил врачей в полный тупик.
В итоге он отвернулся от всего мира и прекратил любые связи с людьми. А вскоре от него отвернулись и врачи, последние люди, кто поддерживал связь с ним. Что делать, раскусить его болезнь они не смогли, а иного интереса для врачей Меззи не представлял. Точнее теперь это уже был не Меззи, а Мезг. Мальчик вырос.
Единственный оставшийся друг детства, а теперь и взрослости, Заяц Миша, определил профессию Мезга. Он стал ветеринаром. А что. С людьми общаться не надо, для этого есть секретарь. А все животные похожи на Зайца Мишу, четыре ноги и хвост. Про головы Мезг старался не думать, потому что с того места на него всегда теперь таращилась лупоглазая голова мухи.
Так Мезг и жил, точнее доживал свою не начавшуюся жизнь. Сейчас ему было двадцать пять.
2.
Шичфельд Резоор сидел за огромным столом. Стол не был завален бумагами и пробирками, как это обычно бывает у профессоров. На этом же столе был идеальный порядок, так как господин Резоор был очень аккуратным, а к слову и пунктуальным, молодым человеком. Именно молодым человеком, а не почтенным стариком. Хотя, борода скрадывала эту особенность, столь не свойственную владельцу такого почётного звания. Надо заметить Шичфельд был особенным во всём. И, как он думал, именно особенности позволили ему так легко стать профессором. Отчасти, наверно, это было так. Хотя, и его ум был намного выше среднего. Выше на столько, что мало кто с ним мог тягаться. Но всё же причиной столь юного профессорства была именно его аккуратность. А точнее маниакальное стремление к порядку, которое позволяло ему дотошно доводить до логического завершения любое начатое дело. Даже если это дело все остальные профессора считали невыполнимым. Правда, надо заметить, остальных профессоров было не так много, да и качество их было тоже на любителя.
- Но не может же частица Летеуса просто вылетать, как из пушки... - достаточно спокойно говорил человек, сидящий на стуле перед столом. Описать сидящего у нас нет возможности, потому что, если бы это было кино, то камера его всё время снимала бы сзади, да ещё в контровом свете окна.
- Разве я сказал, что частица вылетает просто? - Отвечал Шичфельд. - Траектория её движения достаточно сложна. Я уже почти закончил расчёт траектории Летеуса. И надо заметить математически это выглядит очень необычно. Формула получилась громоздкой. И не поддаётся упрощению никакими известными мне способами.
- Ну раз даже вы не можете её упростить, то значит это не сможет сделать никто.
- В том то и дело, что я чувствую, что упростить её можно, но для этого нужен какой то новый метод.
- Разве Вы знаете не все методы?
- Думаю, что все. Но в том то и дело, что метод нужен совсем новый, ещё не известный науке. Я стою перед открытием, которому ещё не было равных. Если мне удастся упростить формулу расчёта траектории движения Летеуса, и привести её к лаконичному виду, то я опишу появление Жизни!
- Вы хотите сказать, что Летеус это и есть жизнь?
- Вы общаетесь со мной уже не первый год, а до сих пор не усвоили, что я не хочу, а говорю. И при этом говорю всегда очень точно.
- Извините, профессор, я просто не совсем понял...
- Сам Летеус не есть жизнь. Но когда его частицы проходят через материю, то своим необычным движением упорядочивают частицы материи таким образом, что там зарождается жизнь. Летеус это источник силы жизни.
- Невероятно, это действительно очень серьёзное открытие.
- Подождите. Это ещё не открытие. Сначала нужно упростить формулу. Потому что формула жизни должна быть очень простой и красивой.
- Ну что ж, желаю вам удачи. А мне надо идти. Дела, знаете ли...
- Конечно-конечно. Когда я закончу, то сообщу вам о результатах.
- Что мне всегда нравилось в вас, так это то, что вы никогда не сомневаетесь в своём успехе.
- Невыполнимых дел нет, есть недостаток усилий.
- Тогда скажу по другому. Мне нравится, что вы всегда уверены в своих силах.
Улыбаясь, как будто они были лучшими друзьями, два профессора поднялись со стульев и пожали друг другу руки. А надо заметить, что теперь, когда второй собеседник встал, стала заметна его профессорская бородка. Нет, такая бородка могла бы быть и у представителя другой профессии. Но те речи, которые вёл этот некто, всё же выдавали в нём научную принадлежность.
Профессор, чьё лицо так не любила камера, повернулся и вышел из комнаты. Камера, не желая изменять своим принципам, отвернулась в сторону. И совершенно зря. Потому что, как только вышел профессор, в комнату тут же вбежала Милая Льен. И когда камера спохватилась, госпожа уже сидела перед профессором Резоором. Камера всё же сделала полукруг и обозрела девушку.
- Милая. Просто Милая. Ах, да, её так же и зовут. - подумала камера.
- Как она прекрасна... - подумал Мекелло, которого камера не заметила вовсе. А надо сказать, его не заметил и Шичфельд Резоор. Точнее, у него отложилось в памяти, что с Милой Льен был кто-то, или что-то. И если проанализировать наиболее возможное будущее, то профессор, вспоминая эту встречу, выведет теорию об избирательности человеческой памяти относительно желаемости созерцаемого.
- Уважаемый Шич... Шишфе... Шичфельд Резоор, - еле начала Милая Льен. При этом она успела пожалеть, что пришла к профессору, пока не могла выговорить его имя. Но и успела воодушевиться, когда одержала победу над своим речевым аппаратом. - Я думаю, только вы можете мне помочь. У меня такое горе. Я даже не знаю с чего начать...
- Это не требуется. - прервал девушку профессор.
- Что не требуется?
- Начинать.
- Вы хотите сказать, что не желаете меня слушать?
- Я ничего не хочу сказать. Я говорю, что начинать не надо. Я всегда выражаюсь точно.
- А что надо?
- От вас ничего.
- Но как вы тогда узнаете, зачем я пришла к вам?
- Я уже знаю.
Только теперь сообразив в чём дело, Милая Льен собралась , и решила дать отпор:
- Не хотите ли вы сказать, что я настолько примитивна, что все мои проблемы похожи как две капли воды?
- Вообще то, если сравнивать численно составляющие капли воды и ваших проблем, то капля сложнее на несколько порядков.
- Вообще то, если сравнивать число двух капель и ваших шансов научиться общаться с дамами, то ваши шансы меньше на два.
- Хорошо, один-один. Точнее одна-одна. Одна капля вам, другая мне.
Нет, Шичфельд умел общаться с дамами. И даже часто общался. Просто Милая Льен была настолько противоположна ему, что невольно вызывала приступы вредности. Она была несобранна и легкомысленна. Он же всегда всё держал под контролем. И, возможно, только одна деталь удерживала профессора от объявления Милой Льен персоной нон грата своего кабинета. Точнее даже не одна деталь, а множество деталей внешности девушки. Господин Резоор никак не мог понять, как при такой легкомысленности можно так скрупулёзно относиться к своей внешности, где всё было продумано до последней мелочи. И вот теперь, синусоида ленточки, вплетённой в тёмные волосы, была цветом ровно второй производной от цвета лакированных туфель. Понятно, что профессор перебрал для расчётов не одну систему цветности. Тем более, недоумевал Шичфельд, разве может эта сумасбродка знать все системы цветности. Да ещё вычислять вторую производную.
- Вы, наверно, думаете как я вычисляла цвет ленточки? - невзначай поинтересовалась Милая Льен.
- А она умнее, чем кажется, - подумал профессор, а вслух сказал: - Я думаю, что вы ещё не до конца потеряны для общества. А как вы догадались?
- Ну не одна же я такая однообразная в своих проблемах. Вы тоже до скучного банальны в своих попытках просчитать весь этот мир.
- Ладно, оставим это. Вернёмся к вашей проблеме.
- О, для этого так мало надо. Всего то, пара колкостей.
- Госпожа Льен, это кажется вы пришли ко мне за советом.
- Да, и я очень рада, что вы готовы мне ответить. Я вся внимание.
- Ну так вот. Ваша проблема это, конечно же, очередной мужчина, который бросил вас по неизвестной вам причине.
- К сожалению это так. - В голосе Милой Льен вновь появилась печаль, которая куда то уходила погулять во время словесной дуэли.
- Да будет вам известно, что вашей вины в том нет. И вам не стоит вспоминать что вы не так сказали и не так сделали при ваших встречах.
- А кто же виноват?
- Эволюция. Не буду даже выяснять всю ту чепуху, которую вы так жаждите мне рассказать, чтобы я смог проанализировать столь сложные психологические отношения между вами и вашим бывшим мужчиной. Потому что все эти частности сведутся в итоге к первопричине мужского и женского поведения. На протяжении сотен миллионов лет эволюция заложила в женщине хранительницу очага, а в мужчине охотника и искателя. Так вот ваш бывший мужчина просто пошёл искать дальше.
- Ну уж нет, зачем искать если уже нашёл. К тому же нашёл очень даже привлекательную и...
- И не важно какую. Слушайте внимательнее, что я говорю. Я всегда говорю очень точно. Мужчина создан чтобы искать, а не чтобы найти.
- Странная у вас какая то эволюция получается. Значит мужчина должен вечно искать и никогда не найти, а женщина вечно ждать и никогда не дождаться?
- А это только в сказках про жили они долго и счастливо. Кстати, про то, как это долго и счастливо сказки умалчивают. А всё потому что в жизни после окончания одной сказки идёт новая.
Милая Льен хотела что-то сказать ещё, но неожиданно для себя, а тем более для окружающих, вдруг опустила веки и задумалась. А профессор пересчитал вторую производную от цвета ленточки и нашёл погрешность в цвете туфель. Но тут же списал эту погрешность на изменение цвета при нагреве туфель от ног. А ног от тела при возбуждённом диалоге.
Профессор остался доволен.
Милая Льен стала не такой грустной. Хотя и намного задумчивей. Но не на долго...
3.
Когда-то Керл любить шутить. А в благодарность, шутки любили его. Но это было так давно, что он забыл то удовольствие, которое ему доставляли эти самые шутки. Нет, он запросто ещё мог придумать отличную шутку. И над ней смеялись бы все вокруг. Но ему не хотелось больше ничего придумывать, потому что он от этого не получал никакого удовольствия. А точнее, он не получал никакого удовольствия больше ни от чего. Потому что он умер...
Точнее, само событие умирания он не помнил, но точно понимал, что сейчас он мёртвый. Сначала Керл был в недоумении. Ему просто ничего не хотелось, все желания остались где то в стороне, и только привычка есть и спать не дали погибнуть телу. И этот факт был самым не понятным. Почему тело осталось жить, да и разум был не мёртвым, но ощущение смерти было абсолютно отчётливым. Если бы он верил в душу, то он посчитал бы, что умерла душа. Но при жизни он был достаточно образован, чтобы знать физиологию своего организма. И понимал, что душа такая же физическая, как и тело. Точнее душа, это интерпретированная человеческим пониманием частичка тела. А если по простому, то душу придумал человек, чтобы просто объяснить зарождение в себе личности, то есть своего я. И как человек образованный, до определённого времени Керл просто думал, что в нём перестал вырабатываться гормон радости, по имени эндорфин. Но однажды, когда Керл сидел в кафе, к нему подошла пожилая госпожа и сказала:
- Давно вы умерли?
Керл сначала подумал, что у него галлюцинации, но женщина не растворилась в воздухе, а повторила вопрос:
- Давно вы стали мёртвым?
- А почему вы решили, что я мёртвый? - Керл всё ещё не верил в свою смерть.
- Взгляните на себя, и сами всё поймёте.
Керл испугался и стал осматривать себя на предмет трупных пятен или другого разложения. Но ничего не увидел.
- Со мною всё в порядке, я живой. - И тут Керл вдруг понял, что действительно считает себя мёртвым, потому что он врал. Он чётко понял, что врёт о том, что он живой.
- Выходит, что недавно. - Не унималась пожилая госпожа. - Но взгляните на себя, вы не брились уже месяц, да и не мылись тоже, а на тарелке у вас только гора капусты, вам всё равно что есть, поэтому едите вы самое дешёвое.
- У меня нет денег на еду и бритву. - Опять соврал Керл и утвердился в мысли, что врал и первый раз.
- Я конечно могу сейчас уйти, но прекрасно знаю, что вы не остановите меня, потому что у вас нет даже желания узнать правду - мертвы вы или нет.
Желания действительно не было. Осталась только способность анализировать. И сделав небольшие расчёты, Керл сказал странной женщине:
- Я не мёртвый. Я испугался, когда вы сказали, что я мёртв. А мёртвые не умеют бояться.
- Да, это верно, но это одно единственное желание, которое у вас осталось. Желание, чтобы ваше тело хоть как-то жило. И пугаться вы можете только если вашему телу угрожает смерть. А от испуга кормите его и даёте спать. Но ни есть, ни спать не хотите.
- Откуда вы знаете?
- Я сама такая же.
- А вы бы не могли кормить и моё тело? - Спросил Керл и удивился вопросу. Удивился не эмоционально, а логически.
- Могла бы, но как и вам мне тоже лень кормить и своё тело. Так что помогать вам в этом не буду. Но есть один человек, который может помочь. Конечно, кормить из ложечки он вас не будет. Но он пытается разобраться что же происходит с такими, как мы. Да и питание действительно предоставляет. Полноценное... А не капусту...
Удивляться тому, что таких, как он - много, Керл больше не умел. Не хотел он и разбираться, что с ним такое происходит. Но хоть какая то возможность в будущем полентяйничать, и не добывать себе пищу, пересилила.
- Он далеко? Как его зовут?
- Аронн. В этом городе.
Керл почему-то подумал, что теперь стал похож на робота. Никаких эмоций, никаких волнений. Только логические рассуждения. И только одно желание питаться. А у робота одно желание подзарядить аккумулятор. Потом Керл подумал, что такие рассуждения неуместны в настоящей ситуации. Но не удивился этому, а только взглянул на свою собеседницу, которая, видимо, тоже думала в это время о чём-то отвлечённом. Они молча встали и пошли. Керл понимал, что они пошли искать Аронна.
Так пара дошла до остановки общественного транспорта, который в тех краях представлял собой самокатные вагончики, немного напоминающие трамвайчики, только очень маленькие. Двигателя, как такового у таких вагончиков не было. Но толкало их не чудо, а определённая сила, которая была хорошо изучена местными учёными.
Пока трамвайчик без двигателя катился по городу, Керл от нечего делать стал развивать тему роботов. Ему всё больше казалось, что именно роботом он стал, или становится. И он решил немного, хотя бы теоретически, подготовиться к своей будущей роли. Керл думал о том, что живого человека от робота отличает только наличие потребностей. Ведь роботы могут вполне логично общаться, могут выполнять любые функции, которые доступны человеку. Но живому человеку всегда чего-то хочется, а роботу нет. И если роботу в программу зашить периодические желания, и сделать зависимость настроения его общения от удовлетворения этих желаний, то получится полноценный человек. То есть полноценная копия человека. И даже если желания робота сделать не как у человека, а свои собственные, к примеру, получить заряд, пройти технический осмотр, или приобрести последнюю версию прошивки имитации настроения, то тогда робота вполне можно будет назвать живым. Отдельным живым видом.
Из задумчивости Керла вывело движение. Хотя, перед тем, как его заметить, Керл отметил, что потребность думать у него осталась. Движение же было достаточно впечатляющим. И это было видно по всем пассажирам трамвайчика, кроме двоих. Прямо на них двигалась самоходная тележка, гружёная булыжником. В этом месте дорога спускалась с горки, и видимо у тележки отказали тормоза, не рассчитанные на такой груз. Но это всё промелькнуло в голове у Керла за считанные мгновения. После этого он хотел вскочить и попытаться выбраться из вагона. Но не смог. На него нахлынуло море эмоций. В основном это был страх. Очень сильный страх. А сильным он был потому, что это были первые эмоции с момента его смерти, и Керл от них просто отвык. Поражённый тем, что к нему вернулись чувства Керл сидел и не мог пошевелиться. Он просто безучастно наблюдал, как тележка приближается, как приближается опасность. И как только он понял, что эта опасность смертельная, его оцепенение снялось без следа. Керл вскочил, и начал пробираться к двери. Потом он вспомнил про свою спутницу, и даже оглянулся на неё, но желания её спасать не было. Точнее, Керл всё же подумал, что если госпожа, имя которой он так и не узнал, умрёт, то это лишит его возможности познакомиться с Аронном. Но эти выводы были ничтожны по сравнению с желанием выжить любой ценой. Дверей у вагона не было и Керл на ходу выскочил на улицу. При этом он упал, прокатился по мостовой, и отделавшись лёгкими ушибами поднялся на ноги. Осмотрев себя, и убедившись, что опасности больше нет, Керл тут же резко успокоился. И это удивило его ещё больше, чем появившиеся на время эмоции. Как будто это не адреналин выплеснулся в кровь, а сработал какой то иной механизм. Ведь адреналин не может исчезнуть из крови так же быстро. Тогда что? Выходит мозг получил сигнал опасности в обход гормональной системе организма. Очень странно... Керл знал строение своего тела, так как при жизни одно время работал врачом.
Когда Керл обдумал все странности поведения своего организма, он наконец то обратил внимание на аварию.
- Камни разбросаны по всей улице, значит сила удара, переместившая полутонные предметы, была большой. Каркас вагончика измят как проволока, а местами и порван. Тишина. Ни одного стона. Значит никто не выжил с вероятностью девяносто девять процентов. А жаль, пожилая госпожа была бы мне полезна. - Так подумал Керл, развернулся и ушёл.
- Ужас. Какой ужас. Авария. Там же столько людей. Надо что-то делать, помочь. Вызвать докторов. Нет, сначала посмотреть, может кому то нужна помощь срочно. Но по правилам сначала надо вызвать докторов, а потом помогать... - Так подумал случайный прохожий и, с трудом преодолев оцепенение, всё же сначала побежал помогать пострадавшим. Через несколько минут он уже не спеша брёл обратно. - Никто не выжил...
4.
Он сидел на краю мира...
Нет, ножки он не свешивал. А просто сидел на камне. Впереди же, метрах в десяти, был край мира. А влево и вправо бесконечно уходили каменные скалы. Он никогда не подходил к краю, и никогда не ходил в стороны. Но точно знал, что впереди самый настоящий край мира, и больше ничего там нет. Это знание было таким же абсолютным, как понимание того, что он человек, как ощущение земли под ногами и неба над головой. Никто же не ставит под сомнение тот факт, что под ногами земля. А если и ставит, только из желания поспорить. Так и он чётко понимал, что впереди край мира.
Как это выглядело? Никак. Там не было ничего, потому как за краем мира ничего и быть то не должно. А так как это был самый обычный край мира, то никаких нарушений законов не наблюдалось, и за краем действительно ничего не было. Это на первый взгляд. А если быть точнее, то и на второй, и на третий тоже. А вот если не на взгляд...
Он был всегда обычным человеком. Как и большинство, когда-то родился, рос, учился, что-то понял, что-то нет, потом работал. А вот тут остановимся подробнее. Точнее даже вернёмся. Ещё в детстве он отличался наблюдательностью. Просто смотрел вокруг и обдумывал увиденное. Но делал это он всё свободное время. А потому к моменту, когда выучился и стал работать, в нём накопилось столько много опыта, что эта самая работа делалась как-то очень легко. Нет, он не был гением, и ничего в нём особенного вообще не было. Просто когда большинство людей получали удовольствие в виде алкоголя, болтовни, секса, кино и чрезмерного потребления продуктов питания, он получал удовольствие от накопления опыта и его анализа. Так было дано ему природой. Так вот карьеру он сделал легко. Потом бросил работу и так же легко наладил свой бизнес. Точнее не совсем легко. Ну ведь не гений, говорили же. Первый раз он думал, что делать бизнес совсем не важно в чём. У него было столько опыта, что хватило бы на бизнес в любой сфере. И он занялся первым, что пришло в голову. А пришло ему делать коробки для обуви. А что, вполне нормальное занятие, а в его городе было много обувных мастерских, так как за городом было много производителей кожи, потому что в ближайших деревнях паслись стада домашних животных. И надо заметить первый бизнес у него вполне нормально развивался, продажи коробок увеличивались, а люди часто покупали обувь только из-за его коробок, чем пользовались недобросовестные производители обуви. Нет, первый бизнес рухнул не из-за этого. Коробок покупателям было вполне достаточно. Да и бизнес совсем не рухнул, а просто медленно зачах, когда он продал его за вполне приличную сумму другому бизнесмену, точнее человеку, который считал себя бизнесменом. А вот продал он свои коробочки потому что понял, что это не то, чем бы ему действительно хотелось заниматься. Его всегда интересовали только знания, поэтому второй бизнес был именно об этом. Он открыл контору по продаже знаний. Любых. А так как знания он продавал дорого, то обращались к нему редко, и только действительно по интересным темам, что его вполне устраивало. А что, работа не пыльная, и денег много. А много потому, что продавал он знания не просто дорого, а очень дорого.
Так он познакомился и с мёртвыми. Как-то раз в его контору пришла пара среднего возраста, ничем не примечательной наружности, и сказала. Точнее сказала не пара, а один из пары, но кто именно был первый, он не помнил, так как удивился сказанному:
- Добрый день, мы пришли к вам по довольно специфичному вопросу. Вы продаёте знания по любой теме? Даже по таким темам, которые не имеют ответов в классических хранилищах информации?
- Вы имеете в виду библиотеки?
- Да. И не только. Архивы развед-служб. Церковные хранилища. И частные коллекции.
- О, вы пришли как раз в нужное место. Мне интересны самые сложные вопросы.
- А где же вы берёте информацию?
- Это мой маленький секрет. За это мне и платят деньги.
- Понимаю.
Клиент, он же один из пары, вдруг замолчал и совершенно неподвижно замер, как будто умер.
- Так что вас интересует?
- Я хочу знать почему мы умерли, и что с этим можно сделать?
- Сейчас? - Невольно вырвалось у него.
- Да, я хочу знать сейчас.
- Да нет, умерли вы сейчас?
- Ну что вы, - невозмутимо ответил клиент, - умерли мы давно, и в разное время.
Опять повисла пауза.
- Расскажите мне о вашей смерти подробнее. - Попросил он, стараясь подражать непроницаемости клиента, хотя сам смущённо думал, что его разыгрывают.
- Конечно. В какой то момент времени каждый из нас понял, что умер. Почему и как это произошло мы не знаем. Но если анализировать то, что было до смерти, и что стало позже, то есть вполне видимые отличия. После смерти мы резко перестали делать многие вещи, которые делали до. Точнее проще сказать что осталось. Осталось желание есть и спать. И всё. Больше ничего не хочется.
- А жить? - попытался ответить хоть что-то он.
- Явно жить не хочется, как было и при жизни. Но и умирать как-то не особо.
- Так вы же сказали, что умерли. Как может умереть мёртвый? - решил поймать на слове он странных клиентов.
Опять наступила пауза.
- Мы не знает, как это объяснить. Поэтому и пришли к вам. Мы чётко понимаем, что умерли, но как-то не до конца. Может мы за грехи зацепились за тело при смерти. Но если мы наказаны, то не понятно, почему нет страданий. У нас нет никаких эмоций и неудобств. Только есть иногда хочется. Но как-то вяло, не так, как было при жизни.
Потом он перевёл разговор на оплату, чтобы хоть как-то отвлечься и понять, не разыгрывают ли его. Пара оказалась состоятельной. Точнее оказалось, что это вовсе не пара, а просто пришли они вместе. А раз клиент платит хорошие деньги, то можно поразмыслить и над таким странным его вопросом. Тем более, что тема действительно интересная. Последовали ещё несколько десятков уточняющих вопросов и на этом они расстались.
Через две недели, как и было договорено, пара вернулась. Он же всё это время анализировал полученную информацию и сопоставлял с имеющийся у него. И даже вывел небольшую теорию о смерти, жизни и неполном умирании.
- Итак, вот что я имею вам сказать. Вы не умерли, вы стали менее живыми. Точнее ваш уровень жизни понизился. Вы, как живые существа, стали более низшим уровнем.
- А можно подробнее?
- Конечно. Когда я задумался о жизни и смерти, то понял, что жизнь, это не противоположность смерти, как принято считать у людей. Дело в том, что смерть, это событие, это то, что бывает один раз. А жизнь это состояние человека, которое продолжается... Как бы так сказать... Всю жизнь. А противоположность смерти это рождение. Тут, по-моему, всё ясно. И рождение, и смерть это события. Тогда появляется вопрос, что же противоположность жизни? Не жизнь. Не живое. Мёртвое.
- А мы не живые и не мертвые...
- Как раз это я и вспомнил потом. То, как вы объясняли это своё ощущение. Тогда получается, что между живыми и мёртвыми есть третье состояние. А тогда логически, что есть и четвёртое, и пятое, и сотое. А это значит, что от живого до мёртвого можно перейти плавно. Но что так плавно будет меняться? Где та характеристика, которая определяет на сколько существо живо или мертво? И тут я вспомнил, что вы говорили, что из всех потребностей у вас остались только потребности есть и спать. Вот и получается, что степень живости или мёртвости определяется числом потребности существа. Тут уже мы не говорим о людях. Любого существа. Больше всего потребностей у человека. Потом идут животные, следом насекомые, разные одноклеточные и так далее.
- То есть выходит по числу потребностей мы стали животными.
- Не совсем. По числу потребностей да, но способность размышлять всё же оставляет вас людьми. Просто, скорее всего, у вас в организме сломались механизмы удовлетворения потребностей более высокого уровня. А так вы люди, и при том люди живые.
- В этом есть смысл... Но всё же мы люди мёртвые...
Потом они встречались ещё много раз. И более детально углубились в понимание происходящего с мёртвыми. А надо заменить, название "мёртвые" прижилось как-то само собой. Физиологически с такими людьми было всё нормально. По крайней мере в области доступной современной медицине мёртвые были вполне живыми. Изменения происходили у них в мозгу. Но мозг был загадкой для этой самой современной медицины, да и для него, как ни странно, тоже. Но и без чёткой картины строения мозга на поверхности лежали несколько странностей, которые скорее всего были ключевыми. А именно, почему у всех мёртвых с мозгом происходило одно и то-же. И почему происходило так резко, как будто после определённого события.
Обо всём этом он вспоминал сидя на краю мира...
Как он попал на край? Пришёл...
Хотя нет, понятие ходьбы лишь больше всего подходит под общечеловеческие стереотипы, которые можно назвать аналогией его действий. А чтобы описать действия нужны опять воспоминания.
Всю свою жизнь он чувствовал в себе какую-то ущербность. Нет, ущербным он не был. Во всём он был похож на самого обычного человека. Все его органы чувств совершенно нормально воспринимали окружающий мир. Но и не более того. А он же знал, нет, чувствовал, что может воспринимать мир ярче, больше. Что у мира не три измерения пространства и одно времени. А что этих измерений гораздо больше. И просто человек имеет слишком мало органов чувств, чтобы познать весь мир целиком.
Как-то он сидел в саду и просто смотрел по сторонам. Моменты отдыха были редки для него. Но это была его юность. И в нём бродили всем известные гормоны. Точнее не всем, а тем, кто эту юность пережил. Так вот, сидел он как бы отдыхая, а на самом деле наблюдая за девушками, проходящими мимо. Знакомиться он тогда ещё не умел, а поэтому просто смотрел и вздыхал. Возможно, эти переживания и стали причиной следующих событий.
Кроем глаза он заметил, что дерево напротив вдруг поменяло цвет. Вроде как на фиолетовый. Он присмотрелся, но дерево опять было зелёным. Тогда он решил, что это просто померещилось. Но дерево было вредным и разочаровало его. Оно окончательно и бесповоротно поменяло таки цвет на фиолетовый. С лиловым отливом. Как ни странно, но разочарованию он обрадовался, так как теоретически был готов к подобным событиям. Он давно предполагал, что у пространства больше трёх измерений. И вот его организм как то научился перемещаться в четвёртом измерении, где объекты меняют свои свойства или характеристики.
- А что, может в других измерениях девушки ещё красивее... - подумал он. И эта мысль заставила его развивать тему, и тренироваться в путешествиях по высшим измерениям. Измерений оказалось много. Необычного и нового ещё больше. А точнее обычного в необычной форме. Что же касается девушек... Много и разных он повидал... Но как и в своих родных измерениях, так и в новых, ему оставалось только вздыхать. Ведь красота без обратной связи не столь привлекательна. А чтобы была обратная связь, нужна сначала прямая. Но увы... Хоть знакомиться он и научился, но свою половинку так и не нашёл.
Сегодня же он пришёл на край мира. Пришёл через высшие измерения. На край он наткнулся уже давно, блуждая. То, что это край мира он не сомневался. Что-то уже в его организме зарождалось, что говорило об этом. Какой то новый орган, который позволит ориентироваться за краем всех известных ему измерений. Но пока ещё он не был готов ступить за край. А поэтому просто сидел и наблюдал.
Почему он приходил сюда? Потому что это было его маленькой искоркой, звёздочкой. В познаниях мира он так далеко оторвался от всех людей, что ощущал просто чудовищное одиночество. Ему даже не с кем было поговорить на темы, которые его интересовали. Он лишился социальной составляющей своей человеческой сущности. И поэтому с каждым днём всё меньше оставался человеком. Да и общался он практически только с мёртвыми. Поэтому в его жизни осталось только одно желание. Да и то оно только зарождалось. Ступить за край мира.
Звали его Аронн Изамо. Кстати, его уже несколько лет не раздражало даже то, что люди делали не правильно ударение на его фамилии. Правильно изамО.
5.
Сегодня был именно такой день, которые так любил Мезг. Точнее, любил он не дни, а город, в котором жил. А ещё точнее, его любовь принадлежала городу в осенние пасмурные дни. Помимо принадлежности к любви, по совместительству, город был неофициальной научной столицей его страны. Город, как-то совсем не гордо носил имя Верхний Хро, что подразумевало и Нижний. И всё бы ничего, так как Нижний Хро уже давно был поглощён разросшимся Верхним. Но беда в том, что был ещё и Средний Хро, который находился чуть в стороне, и никак не хотел становиться частью своего брата, совсем не близнеца. И окончательно усугубляло положение наличие Восточного Хро, который находился на склоне всё той же горы Хро, кстати совсем не с восточной стороны. Хоть это недоразумение Восточного Хро и было на руку Верхнему, но это было скорее монеткой в копилке оправдания, нежели крупной денежной купюрой гордости.
Мезг шёл по улицам Верхнего Хро и наслаждался. Хоть день и был пасмурный, но дождь лишь ласково касался зонта Мезга мелкими брызгами. А тёплая одежда прекрасно выполняла своё предназначение. Мезг шёл и любовался городом.
Во влажном мареве дождя низкие, капитальные строения кое где вызывающе вырывались длинными шпилями. Если шпиль был близко от Мезга, то, начинаясь основательностью грубых камней, он постепенно терялся вверху, в тумане капель. И его макушка рождала в мыслях Мезга сказочные фантазии. И хотя Заяц Миша сидел во внутреннем кармане плаща, но в фантазиях его не было. Ведь Мезг был уже не просто взрослым, он был древним. И его фантазии рассказывали ему о тихих, уютных комнатках под самыми крышами. Где горел камин, а тёплый плед ласково укутывал ноги и поясницу. На этом фантазии заканчивались, потому что Мезгу больше ничего и не надо было в жизни.
Если же шпиль был далеко, то его очертания еле вырисовывались сквозь дымку. И Мезг даже остановился, любуясь видом, который открылся с высоты пригорка. Несмелые очертания улочек то плутали среди каменных фигур светлых, крашеных двухэтажных домов с плоскими крышами. А то вдруг впивались прямыми линиями, уходящими до горизонта трех, четырёх и пятиэтажных, таких же светлых, и безкрышных домов. На горизонте же, всё величие города обрамлялось еле заметными сквозь сырость склонами Хро. Мелькали огоньки на самоходных тележках и на одежде прохожих, что стало особенно модно последнее время.
Мезг спустился с пригорка и стал рассматривать узоры асфальта у себя под ногами. Как же он любил это занятие. Ведь в узоре не было ни одной случайной трещинки. Вот грунт ушёл вниз от многовековых томлений и утянул за собой на пару сантиметров часть дорожки. Вот дерево выросло совсем близко и тротуар повторил узор его корней. А тут когда то была канава и грунт осел, увлекая и раскрашивая серпантином асфальт. Далее недавно строили дом и высыпали гору камней, нанеся дорожке жертвенные шрамы. А следующий дом совсем стар. И Мезг стал придаваться второму своему любимому занятию - представлять что отвалится от дома в какой последовательности. Сначала вот тут осыпется штукатурка. Потом вода из сломанного слива прорежет бороздки и камни станут рассыпаться. Далее обвалится бетон балкона, обнажая ржавчину арматуры. А лет через пятьдесят прогниют и рухнут балки крыши, ведь смоляная защита её уже наверняка вся разрушилась...
Тем временем Мезг подошёл к цели своей прогулки. Нет, сам Мезг встречу с Милой Льен целью прогулки не считал. Потому как общение с людьми просто не могло быть чем-то в жизни Мезга. Поэтому, когда ему позвонила Милая Льен и сказала, что будет ждать его в кафе на улице Табачников, Мезг просто внёс небольшие коррективы в настоящую цель сегодняшнего дня - прогулку по дождливым осенним улицам Верхнего Хро. А любой другой человек выбрал бы целью встречу с Милой Льен. Ведь она вполне достойна быть целью любого мужчины. Мезг же был не любым, поэтому воспринимал девушку, как человека, которому нельзя отказать в просьбе. Ну а как отказать, если не говоришь ни слова? А ведь Мезг так никому ничего и не говорил. В свою очередь, Милая Льен просто не знала, что мужчины могут ей в чём-то отказать. Поэтому с утра позвонила Мезгу и сказала, что будет его ждать в кафе. Мезг, разумеется, ничего не ответил. И вот теперь такая прекрасная в простоте общения с мужчинами Милая Льен сидела за столиком кафе на улице Табачников и ждала Мезга. Нет, ждать ей было не свойственно, так как ждали обычно все её. Но то, что Мезг может явиться когда угодно - Милая Льен знала уже давно. И поэтому считала, что её цель сейчас вовсе не ожидание Мезга, а наслаждение большой чашкой горячего кофе. А где кофе, там и беседа. Или воспоминания...
Жизнь Милой Льен не была чем-то действительно интересным. Это была обычная жизнь не в меру привлекательной девушки. Ухаживания поклонников начались ещё в детстве. Разумеется, в детстве ухаживания были детскими, а чем дальше, тем они взрослели. Но суть оставалась всё той же. А самое главное времени они отнимали столько, что его на что-то другое уже не оставалось. Точнее, всё остальное время тратилось на поддержание имиджа. То есть, на магазины, салоны и прочие заведения, которые цивилизация преподнесла человеческому я, в угоду социальной привлекательности. И чтобы понять из чего состояла жизнь Милой Льен сейчас надо прерваться в чтении её воспоминаний, поглотить десяток любовных романов, и вернуться сюда за небольшими штрихами. К примеру за тем, как познакомились Милая Льен и Мезг.
Как-то раз Милая Льен очередной раз рассталась с очередным мужчиной всей её жизни. В эти моменты ей, как всегда, хотелось выговориться и пожаловаться кому-нибудь на ужасную несправедливость жизни. А так как была обижена не только Милая Льен, но и сама жизнь, как раз на то, что её все незаслуженно считают несправедливой. То эта самая жизнь решила оправдать свою несправедливость, и каким-то невероятным образом рядом с Милой Льен не оказалось Мекелло. Поэтому Милой Льен пришлось срочно искать кого-то, кто её выслушает и утешит. Ну, или хотя бы просто выслушает. Этим кем-то оказался Мезг. Наверно жизнь и тут продолжала мстить, но как-то очень изощрённо. Девушка весь вечер изливала горе парню, который оказался рядом за барной стойкой, кстати, всё того же кафе на улице Табачников. Парень весь вечер молчал. А на следующий день Милая Льен никак не могла вспомнить - а был ли парень? Или ей всё только померещилось? Тем не менее, через неделю всё повторилось. Очередной разрыв с парнем. Очередное изливание души незнакомцу в баре. И очередной вопрос о его существовании. Изменилось только одно - появилось подозрение в нарушении собственной адекватности. Но через несколько раз это подозрение пропало, так как Милая Льен целенаправленно зафиксировала у себя в голове факт наличия парня. Точнее, в милой головке. Единственное, скорее всего, в этой самой головке так и не зафиксировался тот факт, что это парень всегда молчит.
Так вот сегодня, в кафе на улице Табачников за столиком сидели трое. Как всегда броская и ветреная Милая Льен. Как всегда сопровождающий её Мекелло. И не как всегда находящаяся в их компании Бьет Тиллер. Хотя Бьет и была подругой Милой Льен, но дружба эта была скорее прагматичной. Впрочем, какая дружба не прагматична, вопрос лишь в понимании этого факта. Но в данном случае прагматика была на лицо. Милая Льен пригласила Бьет для вовлечения той в небольшую авантюру. Разумеется, связанную с мужчиной. И сама Бьет очень хорошо подходила на предназначенную ей роль. В красоте она ничем не уступала своей подруге. Но в количестве поклонников проигрывала той сильно. Дело в том, что Милая Льен всегда следовала моде, а значит постоянно была на виду у запрограммированных этой модой мужчин. А Бьет же всегда следовала подчёркнуто строгому аристократическому стилю, и тем самым фильтровала поклонников по принципу понимания, а значит не боязни её изысканности.
- Так вот, милая Бьет, - говорила Милая Льен - я была бы тебе очень благодарна, если бы ты оказала мне одну услугу...
- И какую именно, милая Милая Льен...? - ответила ей Бьет.
- Но ты же понимаешь, что об этом не должен никто знать? - заискивающе промурлыкала Милая Льен, а про себя подумала - А если и узнают, то будет даже интереснее.
- Ну разумеется. - Ответила ещё более наиграно Бьет, а про себя подумала - Жаль будет её разочаровать, ведь я действительно никому, ничего не скажу.
- Есть один мужчина. Он ужасно меня обидел. Даже не спрашивай чем. И я бы попросила тебя немного его проучить...
- Как его звать, и что именно я должна сделать?
- Шичфельд Резоор...
Что именно дословно говорили две подруги дальше - осталось тайной. Причём тайна эта принадлежала и Мекелло, так как он ушёл в свои обычные мысли о несправедливости страданий.
Через некоторое время в кафе зашёл Мезг и присел за столик к нашей компании. Он был мокр и счастлив. И это его состояние немного смутило Милую Льен, так как она никогда его таким не видела. И она в очередной раз поймала себя на мысли, что сомневается в существовании этого мужчины.
- Милая Бъет, познакомься, это... - и тут Милая Льен поняла, что не знает имени мужчины, которого, возможно, рядом вовсе и нет. От этих мыслей она совсем разволновалась, и подумала, что может и Мекелло ей тоже кажется.
Но всё разрешилось благополучно, потому что Мезг достал из кармана визитку, и положил её на стол. Девушки прочитали имя, и почти молча удивились профессии, чем , впрочем, не вызвали у Мезга никакой реакции. Далее, Мезг молча выслушал свою роль в деле мести какому-то профессору. Он не удивился, и наверно из-за хорошего настроения воспринял предстоящие действия почти без ворчания. Разумеется, внутреннего.
Мекелло же пропустил и эту часть плана, так как теперь размышлял о страдании в несправедливости.