Когда мы жили в Горловке, на Донбассе в 1992-1995 годах, я учился в художественной школе. Мы проживали на окраине города, в частном секторе. Школа была в центре. Я ходил туда пешком. По длинным улицам и проспектам. Помню тёплую солнечную осень, жёлто-голубые дни. В Горловке ездили трамваи, город был опоясан их рельсами. Я выходил за калитку нашего двора на улице Подольской. Шёл по ней прямо до пригорка. От него, наверху, начиналась улица Лермонтова. В отличие от песчаной дороги Подольской, здесь был асфальт. Я доходил до проезжей части, где начинались трамвайные пути, переходил их и шёл к ж/д мосту, пересекая ж/д полотно. За мостом начинался длинный, 1,5 километровый проспект, усаженный каштанами на тротуарах по обеим сторонам, как в Киеве, или в Париже. Проспект заканчивался площадью с большим фонтаном. Нужно было перейти площадь, повернуть за угол крайнего дома и ещё идти вниз по узкой тенистой улице в клёнах и ясенях. В середине улицы нужно было свернуть налево и направляться по узкой тропинке через спортивную площадку института иностранных языков, заросшую степной травой. В здании института, на втором этаже, и была художественная школа. У четырёхэтажного кирпичного здания, у широкого, высокого крыльца рос огромный, похожий на сказочного гигантского лешего из фильма "Властелин Колец", тополь.
В школу меня приняли за мной нарисованные цветными фломастерами комиксы об американских трансформерах. Тогда было время сплошной вестернизации везде и во всём.
Занятия проходили в просторных кабинетах с большими окнами. Было 4 класса: 1-ый, 2-ой, 3-ий и 4-ый. У каждого ученика и ученицы в классе был мольберт. Рисовали натюрморты акварелью и гуашью. Натурной постановкой чаще всего был синий бидон с восковыми яблоками, грушами и вишнями. Искусственные фрукты оставляли на синей эмали бидона жёлтые, красные и оранжевые живописные блики. Занимались по три с половиной часа. Комиксы были интереснее бидона. Но рисование бидона было полезнее, тогда я этого не понимал. Я не был художником по своей натуре. тогда и сейчас я заставляю себя рисовать, вольной потребности в этом у меня не было и нет. Я поэт. Только написание стихов для меня полностью свободное удовольствие. Я пишу стихи не заставляя себя, они пишутся сами. На ум приходит образная строчка и из неё, как побег, вырастает стихотворение. лишь стихи для меня полная свобода, рисование - принудительный труд. Горячая потребность рисовать, рисовать, рисовать свойственна великим художникам. Она была присуща Ван Гогу, Левитану, французским импрессионистам, Пикассо и многим другим.
В художественной школе я проучился год с лишним. В 1995 году мы с мамой переехали к бабушке Вале и дедушке Диме в Славянск, на север Донецкой области. В 1996 году переехали на Ямал. В это время я не рисовал. Постоянно рисовать я начал в 10-м классе школы. В основном я рисовал пейзажи: ямальскую тундру под снегом с куропатками и глухарями. Снова регулярно рисовать каждый месяц, дома, я начал с 2015 года, точнее с 2014, пока на работе. Там я рисовал новогодние задники с дворцом Снежной Королевы. Моя нерегулярность связана с тем, что я не настоящий художник, я поэт-художник. Тем не менее, навыки, полученные мной в художественной школе Горловки мне пригодились. И в старших классах школы на Ямале, и на работе во Владимире меня просили что-то нарисовать для дела, для производства.
Для меня Горловка связана с художественной школой. Хотя мне больше нравилось гулять по осеннему донбасскому городу тёплым осенним днём, чем рисовать. Нравились городские каштаны, клёны и ясени, их опавшая, шелестящая под ногами листва; холодное мороженое сливочный пломбир, съеденное холодным зимним днём. Помню свой ежедневный одинокий радостный путь. Лишь иногда меня встречала мама и один раз за мной в школу приезжал отчим, забрать меня домой.
Ещё я помню Горловский музей скульптуры и живописи, куда нас регулярно водили учителя художественной школы. В нём было много подлинных полотен Рериха, Поленова, Верещагина, Левитана. Он был одним из лучших на постсоветском пространстве. Гуляя по его залам, глядя на классические картины, я ощущал себя не в провинциальной Горловке, а в Москве, или в Санкт-Петербурге. Именно после Горловского музея мне захотелось побывать в Третьяковской галерее, в Русском музее и в Эрмитаже. И я вних побывал.
И лучше всего я помню горловскую осень. Свой ежедневный осенний путь к мольберту.