Аннотация: Номинирован на конкурс "Детская литература - Памяти Николая Носова"
Про кровать.
Жила-была кровать. Возрасту она была преклонного- сделали ее еще при царе Горохе, и характер у нее был нелегкий. Судите сами. Купит ее какая-нибудь старушка (килограммов эдак на двести). Заплетет старушка на ночь свою тощенькую косицу, зевнет, перекрестится, да и задом хочет на кровать плюхнуться. А та потихоньку, сначала одной ножкой, потом другой, отступает. Ну, старушка промахнется. А кровать стоит словно ни в чем ни бывало. Хитрая.
Или возьмет ее дед старый. С детьми своими поссорился и живет теперь один. И вот готовится он ко сну, сморкаясь и подкашливая, клянет своих детей, а с ними и весь белый свет. А кровать страшно злых и сварливых не любит. Отругается старичок, на кровать залезть хочет. Не тут то было! Взовьется она на задние ноги, передними забьет: "И-го-го! Не поймать тебе меня, старый пень, не поймать!". Вот такая вот кровать!
Зато если ляжет на нее ребенок или доброй души человек, сладко спит он всю ночь. Словно море качает его матрас, а пружины тихонько вызванивают ласковую колыбельную песенку. И вырастает тот ребенок здоровым, красивым и удачливым. А доброму человеку с тех пор начинает везти.
Однажды купила кровать воспитательница детского сада Аглая Геркулановна Хвост. Ребенком или человеком большой души она не была. Наоборот, Аглая Геркулановна была сварливой старой девой. Ругаться для нее было такой же насущной потребностью, как для чистоплотного человека- чистить зубы. Когда ей случалось придти на работу рано, и никого из малышей еще не было, то она начинала кричать на повара или нянечку. Детям житья от нее не было.
Этот день для Аглаи Геркулановны не задался с самого утра. Никакой склоки ей устроить не удалось, да кроме того, заведующая ее же и отчитала. А с ней, сами понимаете, не полаешься!
Поэтому домой госпожа Хвост вернулась злая как собака. Сначала от душившего ее гнева воспитательница не могла даже ругаться. Она только с остервенением рванула с себя платье и бухнулась на кровать. Но мало-помалу Аглая Геркулановна стала приходить в себя. Сначала тихо, а потом все яростнее принялась она поносить свой детский садик и весь мир в придачу. Потом, от переполнявших ее чувств, госпожа Хвост вскочила в полный рост и заорала во весь голос.
Уж этого то кровать перенести не смогла. Как цирковая лошадка она выгнула матрас дугой и взбрыкнула всеми четырьмя ножками. Аглая Геркулановна отлетела в самый дальний угол комнаты. Сперва она ничего не поняла и хотела снова залезть в кровать, но та отпрыгнула. Снова и снова почтенная воспитательница пыталась совладать со строптивой мебелью. Куда там! Аглая Геркулановна разъярилась. Она пала на четвереньки и злобно урча бросилась на кровать. Та стала бегать кругами по комнате. Госпожа Хвост окончательно взбеленилась и гонялась за кроватью на карачках. Под конец, чувствуя свое бессилие, запыхавшаяся тетка схватила огромный кухонный нож. Кровать затаилась... Только под утро обессилевшая Аглая Геркулановна заснула, свернувшись клубочком на голом полу. Проснулась она рано и, припомнив события вчерашней ночи, стала рассуждать:
─ С одной стороны, Аглая, ты абсолютно нормальный человек, нервными заболеваниями не страдала, болела только гриппом. Никаких галлюцинаций! С другой стороны, нельзя не признать, что вчера ты несомненно повернулась.... ВЕДЬ КРОВАТИ НЕ МОГУТ ДВИГАТЬСЯ САМИ!
Последнее предложение она выкрикнула с безумной надеждой и затравленно покосилась на свою мучительницу. Кровать смирно стояла на своем месте. Но и это не успокоило несчастную воспитательницу, и она продолжала бубнить:
─ Вроде бы и не могут, а потом, глядишь, и могут. Вот и получается: сначала не могут, а опосля могут; и могут, и не могут, не могут, и могут, не могут...
Тут она запнулась и немного помолчала.
─ Ведь если кровати не могут..., то это я сошла с ума, а если могут..., то это все сошли с ума, а я не сошла... Да, мне надо посоветоваться с психиатором. Уж он-то нормальный!
И она пошла в больницу.
─ Здравствуйте, доктор.
─ Здравствуйте! На что жалуетесь?
─ На кровать, доктор! Я пришла к вам посоветоваться. Она...она мне всю ночь спать не дала! Ну загоняла, форменным образом загоняла....Да все кругами!
─ Все ясно, совершенно ясно. Вы тут посидите минуточку, а я позвоню.
И маленький доктор быстро засеменил к двери. Вслед ему понесся горестный плач:
─ Доктор! Вы же все не так поняли!
─ Да нет же, уверяю вас, я все прекрасно понял, ─ ответил врач, дьявольски подмигнул и скрылся.
Вернулся он уже не один, а в сопровождении двух дюжих санитаров. И как Аглая Геркулановна не уверяла, что тут какая-то ошибка, и что во всем виновата кровать, ее все равно увели. А на пороге стоял маленький лысый психиатр и махал платочком.
Квартиру гражданки Хвост опечатали. Кровать осталась одна. Она смотрела на долгий осенний дождь и рыжие листья за окном, и ей стало грустно. Кровать вдруг вспомнила, что она в сущности уже очень стара, и ноги уже ломит, и нет у нее на этом белом свете никого... Хотя нет, погодите! Почему одна? А печка-буржуйка, ее верная подружка еще с 1901 года? Но где она? Время-то ведь летит... Хотя, не все ли равно где! Самое важное знать, что где-то на земле есть у тебя старый испытанный друг.
Кровать приободрилась и решила начать поиски. Она вышибла дверь и стала спускаться по ступенькам. Было уже совсем поздно и темно, на улицах встречались только сонные пьяницы, и кровать беспрепятственно шла вперед, цокая по мокрому асфальту. Сколько лет прошло, не меньше сотни... Значит, она уже не греет, на свалке, наверное... Но ни на одной из городских свалок буржуйки не было. Зато на одной из них кровать познакомилась с молодой консервной банкой из-под какого-то джема со странным названием- папайя. Она очень любила поболтать, особенно об Африке и своем хорошем происхождении.
─ Ах, Африка, Африка! Чудесная, восхитительная страна! Моя родина. Море, солнце и пальмы! И все, совершенно все, кушают бананы.
Слушая такие речи, кровать все чаще и чаще думала об этой сказочной стране. Какие прекрасные сны ей снились тогда! Синее море, голубое небо и громадные пальмы на желтом берегу. Жарко. Она лежит под пальмой, среди спелых бананов, и банановым соком натирают ей гайки и соединения. А на дворе стояла поздняя осень, лил мерзкий дождь, и было холодно.
─ Далеко она, эта Африка? ─ спрашивала кровать у своей новой знакомой.
─ Да вовсе нет, надо только сесть на пароход, и сразу будешь там.
Слово за слово, и решили они отправиться в Африку. Нужно было только найти пароход. И путешественницы отправились в порт. Но когда они там очутились, оказалось, что все не так просто: надо найти нужный пароход, а проникнуть на него еще труднее. Потянулись долгие дни ожидания. Кровать устроилась у сваленных на причале ящиков, а банка целые дни шныряла между грузчиков- вызнавала про пароход. Ей это было легче. Ведь, согласитесь, если в порту будут бегать кровати, то создастся ненужная суета и сутолока- люди не привыкли к бегающим кроватям.
Обычно банка возвращалась вечером. Но однажды она прибежала днем и задыхаясь, затараторила:
─ Пошли, пошли скорее. Он тут, он скоро отойдет. Пошли!
Вы, конечно, поняли, что это значило: пришел тот самый пароход, который поплывет в Африку, и он скоро отправляется. Само собой разумеется, подруги сразу кинулись к нему. Только кровати время от времени приходилось останавливаться и маскироваться. Прикинувшись обычным грузом, они проникли на корабль.
Осторожность требовала притаиться где-нибудь за тюками и смирно сидеть там до самой Африки. Первые дни путешественницы так и делали. Но потом кровати это надоело. По палубе бегали быстрые веселые матросы, за бортом о чем-то взволнованно шептало море. Тюки с ватой важно молчали, а банка только и знала: "Ах, Африка, Африка!" Скукота!
Кровать затосковала по человеческому обращению и пониманию. Ведь со времен почтенной Аглаи Геркулановны никто не использовал ее по назначению, и не с кем было поговорить по душам. И вот как-то ночью кровать перешагнула через тюки и пошла.
─ Ты куда! Ты с ума! Вернись! Коварная, я все прощу!
Тонко и протяжно верещала банка, но кровать, казалось, не слышала ее. Она пробиралась в жилую часть корабля. Зачем? Она не знала. Просто кровати по существу своему созданы для близкого общения с человеком. В одиночестве они тоскуют, скучают и могут совсем захиреть. За железными дверями кают посапывали, урчали, рычали и просто храпели- там спали люди. "И, наверное, у каждой койки тут есть свой человек," ─ с завистью подумала наша путешественница. За одной дверью было тихо: ни шороха, ни звука.
Что бы там могло быть? И кровать сначала осторожно, одной ножкой, а потом всем корпусом толкнула дверь. В каюте никого не было, но зато там стоял кожаный и очень солидный диван. Общество! Так давно желанное ею общество! Первым ее побуждением было броситься к своему собрату, но он был так важен...В общем, кровать в смущении оставалась стоять на пороге.
"Наше почтение, мадам! Прошу! Каким течением занесло вас на борт нашей калоши?" ─ это подал свой голос кожаный господин. Кровать сразу же была очарована изяществом и простотой его обращения. Конечно же, она рассказала ему свою историю. И что Аглая Геркулановна, и банка, и Африка.
"Романтика! Африка! Гавайи! Как же, как же. Бывали мы с моим капитаном, и не там еще бывали!" ─ ответствовал диван, и в свою очередь поведал кровати о своей судьбе.
Судьба была фантастическая, романтическая и черте знает какая была у него судьба! "Ну, а в настоящее время, знаете ли, вот с капитаном своим плаваю. Не жалуюсь. Большого ума человек, редкостный экземпляр. И худой, что приятно! Правда, у него жена. О, жена, жена! Тяжелая женщина, в прямом, и в переносном смысле, хи-хи! Только она тут редко бывает. Мы тут больше все одни, по-холостяцки."
Так, за душевным разговором быстро летело отпущенное ночи время. Вдруг дверь отворилась, и в проеме показался тот самый "редкостный экземпляр"- длинный и бородатый капитан. Он не заорал "Мамочка!" Не кинулся вон и не упал в обморок при виде мебели, своей и чужой, непринужденно беседующей.
Мужественный капитан в глубокой задумчивости остался стоять на пороге. Потом промолвил: "Ну что ж" и снял фуражку. Кровать в смятении направилась к выходу. Но капитан сказал: "Куда ж вы, оставайтесь" - и она осталась.
В который раз судьба кровати резко повернула: началась новая, совершенно незнаемая жизнь, спокойная и полная дружеского доверия. Когда капитана не было (а они назвали его "наш капитан" или просто "наш") диван и кровать вели нескончаемые разговоры. Приходил он- замолкали, так как был их капитан не болтлив, и излишних слов не любил. Спал он иногда на диване, а иногда на кровати. Лучше всего им было, когда вечером капитан зажигал настольную лампу и работал: что-то писал. Душа кровати рвалась от неведомого счастья, от маленькой жаркой лампы, друзей рядом, тесноты и теплоты каютки. Когда же приплыл их корабль в Африку, кровать даже не стала выходить на берег, даже не глянула на залитый солнцем берег, пальмы и синее море. Зачем ей теперь Африка! Ни на какие бананы не променяет она своих друзей, таких верных и настоящих. Ведь счастье это не обязательно мирная, раскаленный песок и пальмы.