Наша школа — для богатеньких. А я здесь учусь бесплатно, потому что выиграл конкурс «Юное дарование». Отличник по всем предметам, спортсмен и просто красавец...
Быть белой вороной не очень-то приятно, народ в классе высокомерный, но надо думать о будущем. Я повышаю школе рейтинг и отличными оценками, и собственным присутствием: частным учебным заведениям, которые принимают учеников из необеспеченных слоёв населения, выдаются гранты. Простым школам «для всех» такие гранты, кстати, не положены. Сейчас я в десятом классе, а после двенадцатого продолжу обучение в одном из самых престижных и уважаемых ВУЗов мира, у нашей школы там квоты. Потом, скорее всего, я смогу работать не за еду и кров, как мои родители, а заниматься интересным делом и получать хорошую зарплату.
Юлька появилась осенью, когда сентябрь загибался в последних стонах кленовых красок. Всё вокруг умирало, душу ели красота и тоска, как бывает каждый год. В такие дни, чтобы спастись от хандры, лучше всего погрузиться в учёбу.
И пока в наш класс не пришла Юлька, я сосредоточенно учился. Но стоило ей появиться, как всё пошло псу под хвост. Не знаю почему, но эта пигалица притягивала моё внимание, и я постоянно отвлекался на уроках.
На первый взгляд, ничего особенного в ней не было. Низкого роста, худенькая, с короткой стрижкой. Лицо совсем обыкновенное: карие глаза, вздёрнутый нос. Но как она смотрела этими глазами! Будто пыталась увидеть больше, чем мир мог показать ей. И как умела улыбаться... Ей шла улыбка.
Юлька выглядела младше всех в классе. И порой вела себя наивно, удивлялась простым привычным вещам. И училась так, как характерно больше для ребят из началки: пытливо, увлечённо. Хотя, может быть, это выглядело странно только из-за общего аморфного фона нашего класса.
Запас знаний по некоторым предметам у Юли был обширен, но учителей она слушала так внимательно, словно они открывали ей тайны Вселенной. Впитывала информацию, как губка. И очень скоро стала лучшей ученицей, потеснив меня.
Странно, но мне не было обидно из-за этого. Я не злился и не пытался вернуть себе статус первого ученика, а просто молча радовался за Юльку.
Чем больше я смотрел на неё, тем больше она притягивала. Хотелось разгадать эту девчонку, вернее, мой к ней непонятный интерес. Можно было бы решить, что я попросту влюбился в пигалицу, но нет, эта версия отпадала. Я уже познал любовь два года назад, ещё в восьмом классе. И ничего похожего на этот раз не чувствовал. Та девочка была красивая, в неё влюблялись все. Она снилась мне, я изо всех сил пытался обратить на себя внимание, а когда она смотрела в мою сторону, чувствовал, что уши горят. А потом я услышал, как моя любовь говорит с подружками о мальчиках. И обо мне... Она смеялась надо мной, это было очень больно.
Но теперь-то мы были в десятом, уже почти взрослые. И Юльку нельзя было назвать красавицей, и не снилась она мне, и провожать её я совсем не хотел.
На мысль о том, кем на самом деле является обычная на вид одноклассница, меня натолкнул случай. Отец в свой единственный выходной любил смотреть старые фильмы, и я всегда присоединялся к нему. Трудно было не участвовать в просмотре, комната ведь у нас всего одна. И кухни отдельной нет, квартира-студия, восемнадцать квадратов на четверых.
В тот день на экране мелькали пионеры, биоробот, автобус-телепорт.
— Фильм моего детства, — сказал отец. — Хороший фильм, Вань.
От фильмов детства батя всегда становился грустным. Я подсел к нему, и мы стали смотреть вместе. Во второй серии появилась Алиса, и я уже не мог оторваться от экрана. Юлька не была на неё похожа внешне, но взгляд, внимательность, странности героини были очень знакомы.
К концу фильма во мне поселилась уверенность, что Юлька — пришелица из будущего.
Эта идея так меня воодушевила, что я стал вспоминать и анализировать всё, что знал о пигалице.
Она появилась ниоткуда. Где раньше жила и училась, никому не рассказывала. Со всеми общалась ровно, никого не выделяла, ни с кем не сблизилась.
Сначала я думал, что Юлька так же, как и я, попала к нам по конкурсу, ведь она была умной и спортивной, ценный кадр для любой школы.
Но Юлька то и дело пропускала уроки и совсем не переживала по этому поводу. Более того, учителя тоже не придавали никакого значения её пропускам. Она была на особом положении. А свои успехи Юлька будто бы совсем не ценила. Складывалось впечатление, что ей всё равно, какую оценку поставят учителя. Она отвечала на отлично не ради пятёрки, а просто из любопытства ко всему вокруг. Ей было интересно, что и как говорили учителя, как общались и вели себя одноклассники. Юлька наблюдала за всеми нами — а возможно, и за собой — со стороны и получала удовольствие от этих исследований. Непонятна была цель наблюдений, но неопределённость лишь укрепляла меня в мысли о правильности догадки: Юлька прибыла к нам из будущего.
Я искал хоть что-нибудь о ней в сети. Поисковики, чаты, соцсети ничего не знали о моей однокласснице Юле. Это было странно, ведь даже если пигалица из будущего, то в нашем времени она прожила уже три месяца, могла бы и засветиться в интернете. Надежда оставалась на мессенджеры. В один из дней, когда Юли не было в школе, я попытался выяснить у одноклассников номер её телефона. Но все лишь разводили руками.
Тогда я решился на отчаянный шаг. Заглянул в пустую учительскую и позаимствовал журнал. И почти не удивился, когда оказалось, что никакой Юли в нашем классе нет.
Когда Юлька, которой нет, снова пришла на учёбу, я принял решение установить слежку. Неотступно ходил за одноклассницей по школе, смотрел на неё в столовой и на уроках, поджидал у входа в раздевалку. Мне казалось, что я остаюсь незамеченным, но Юлька, похоже, видела всё. В этот день она часто мне улыбалась, а у выхода из школы вдруг предложила:
— Если ты ещё не насмотрелся на меня сегодня, можешь проводить.
Всех наших развозили из школ на автомобилях, многих — с личными водителями. Только я добирался на стареньком скутере. Это было дешевле, чем покупать единый проездной на общественный транспорт с кучей пересадок.
— Тебя на машине встречают?
— Почти.
Мы молча дошли до стоянки. В голове вертелись вопросы, я долго выбирал, о чём спросить, и в итоге не спросил ничего.
Юлька прошла мимо входа на парковку, я рассеянно последовал за ней и очнулся только на вертолётной площадке. Огромная стрекоза, присевшая на засохший цветок разметки, ждала Юльку.
— Это за тобой? — я не мог скрыть удивления. На вертолёте в нашу школу привозили только сына губернатора, площадку как раз для него сделали.
— Ваня, мне хочется быть нормальной, поверь. Но не всегда есть выбор, — грустно сказала Юлька.
Я решил, что она это о вертолёте и вообще о своём социальном статусе. Богатые тоже плачут, все дела.
— Могу дать тебе выбор. У меня есть скутер. Махнёмся?
Юлька рассмеялась, звонко и искренне.
Сквозь смех сказала:
— Спасибо, Ваня. Пока!
Я стоял как чурбан и глядел на ленивый разгон лопастей, но вскоре шум и ветер прогнали меня подальше от стоянки. Чёрный вертолёт с ярко-жёлтой восьмёркой на пузе поднимался всё выше, уносил Юльку в небо. А может, это был знак бесконечности... Я провожал восьмёрку-бесконечность взглядом, а на лицо падал мелкий и скучный снег. Воздух был лёгкий и мёртвый, вдыхаешь такой и чувствуешь — впереди ничего нет. И даже робкая надежда на весну улетела вместе с вертолётом.
После того дня мы с Юлькой стали больше общаться. Внешне всё было гладко, мы вроде бы сдружились, болтали каждую перемену, Юлька рассказала, что жила в разных странах, показывала свои фотки в тундре и в тропиках... Мы обменялись номерами телефонов и перезванивались. Правда, Юлька предупредила, что часто меняет номера. А я чувствовал себя то ли шпионом, то ли параноиком. Мне было стыдно подозревать подругу, но уверенность в том, что пигалица скрывает нечто важное (например, своё пришествие из будущего) не проходила.
Мои терзания прервались неожиданно: вызовом к директору. Увлекшись загадкой по имени Юлька, я съехал по всем предметам. Директор оказалась хорошо осведомлена о причинах моих «успехов» в учёбе.
— Эта девочка тебе не ровня, — заявила директрисса.
Я опешил от такой прямоты. Стиснул зубы, чтобы не вырвалось резкое слово. Да, конечно, я «бесплатник» и должен ценить возможность учиться в крутой школе, но от директора такого тычка носом не ожидал.
— И не смотри волком. Иван, я говорю это для твоего же блага. Тебе надо думать о будущем и смотреть на вещи реально.
Я вдохнул поглубже и обещал реально смотреть на вещи и нереально хорошо учиться.
Напоследок директрисса спросила как бы невзначай:
— Что, прям всерьёз любишь её?
— Люблю, — с вызовом ответил я, в тот же миг осознав, что ведь и правда люблю Юльку.
— Так разлюби, — небрежно кинула директрисса и уткнулась в бумаги, давая понять, что разговор окончен.
Я был зол на всех и вся. Хотелось показать и доказать и директриссе, и Юльке, и самому себе, что я не хуже других, что достоин быть среди них, что я ровня... Целый день внутри кипело, искрило, рвало на части. А на следующий день я вымерз. Просто стало пусто внутри и до жути холодно. Я порос коркой льда и отгородился ото всех. Юлька пыталась общаться как раньше, но как общаться с пустым холодным телом?
Учился механически, и постепенно учёба заполнила пустоту, стала костылями, опираясь на которые, я ковылял день за днём. Оценки исправились быстро. Это несложно, если голова больше ничем не занята.
Календарь утверждал, что наступила весна, но он врал: морозы стояли и за окном, и за грудиной. Я заболел, и всерьёз. Три недели пролежал в инфекционке и месяц приходил в себя дома. Вспоминал о пигалице и тут же запрещал себе думать о ней. Иногда начинало казаться, что Юлька мне просто приснилась в одном из горячечных гриппозных снов.
К счастью, она сама вернула меня в реальность: просто позвонила и спросила, как я себя чувствую. В этот самый момент я почувствовал себя значительно лучше. Она сказала, что очень хотела бы увидеться. Я заверил, что через несколько дней приду в школу, но Юлька вздохнула: «Слишком долго».
Вечером раздался звонок в дверь. Мы никого не ждали, поэтому я был изрядно смущён, когда в нашу тесную каморку вошла Юлька. Я не очень хорошо чувствовал запахи после болезни, но в тот момент мне показалось, что дохнуло весной.
Мы долго пили чай с пастилой и вареньем, Юлька явно понравилась родителям и особенно бабушке. Бабуля даже выведала, где живёт пигалица — в Старой Роще — и долго вспоминала, как в молодости, когда лес ещё принадлежал народу, они ходили по Роще в походы с палатками. Потом родители деликатно ушли в гости к соседям, а бабуля попросила выкатить её коляску на балкон.
Мы остались наедине.
— Вань, знаешь, я скучала по тебе.
— Да ладно тебе скучать, я почти здоров, скоро выпишут, — так мог ответить только полный идиот, и я ответил именно так.
Юлька отвернулась. Конечно, она услышала совсем не то, что ожидала.
Потом повернулась и вручила мне крошечную коробочку.
— Я раньше часто болела. Теперь нет. Эта пилюля сделает тебя полностью здоровым лет на пять-шесть. Возьми, пожалуйста. Только никому не говори, ладно?
— Ладно. Спасибо. А как называется лекарство? Дорогое ведь, наверное.
— Это неважно. Его всё равно не найти в продаже.
— Оно из будущего? — ляпнул я.
— В некотором смысле, — ничуть не смутившись, ответила Юлька.
У неё запиликал телефон. Юлька на несколько секунд поднесла его к уху и заявила:
— Пора.
Мы попрощались, и если б я был внимательнее, то заметил, что Юлька не улыбается и прячет глаза.
Пилюлю я не принял. Во-первых, в лекарство, которое избавляет от болезней заранее на несколько лет, не верилось, а во-вторых, это был подарок от Юльки, и мне было приятно его хранить.
В школу я пришёл уже через три дня. Пигалицы не было. Что ж, она часто пропускала уроки.
Я написал ей сообщение и получил ответ от сети: «Номер не существует». Позвонил — роботизированный голос повторил это ещё раз. И тут до меня дошло, что ко мне домой Юлька приходила попрощаться. Навсегда.
До урока оставалось пять минут, все спешили по классам, а я кинулся наперерез людскому потоку.
Маршрут до Старой Рощи телефон мне проложил, но где именно в этом лесном массиве искать Юльку, было совершенно непонятно. Через тридцать километров талой грязи на дорогах я ощутил острое желание иметь вертолёт.
Съезд с шоссе был единственный, после него я пропилил ещё километров пять через лес, однако по отменному свежему асфальту. Уткнулся в КПП. Из красивого домика с резными ставнями на затемнённых окнах показался неприветливый охранник.
— Проезда нет, — заявил он.
— Мне нужно встретиться с Юлей. Она где-то здесь живёт. Я её друг.
— А ей-то с тобой встречаться нужно? — нахально скривился охранник.
— Буду ждать, пока не пропустите.
— Ну, жди, — хмыкнул гад.
Он вернулся в домик, а я остался тупо сидеть на скутере у шлагбаума. К моему удивлению, спустя пять минут вышел другой охранник и любезно открыл мне путь. Я погнал по прямой до широких кованых ворот. Там меня ждала Юлька собственной персоной и высокий мужик, бледный и скуластый, напоминавший Кощея. Оказалось, папа.
От ворот к дому мы ехали на машине. Территория была огромна, идти пешком заняло бы приличный кусок времени. Скутер пришлось оставить у ворот, но хозяева заверили, что его никто не свистнет.
Юлька прильнула к моему плечу:
— Здорово, что ты приехал.
А папа-Кощей спросил скучным голосом:
— Но ты же понимаешь, что теперь нам придётся тебя убить?
Я дёрнулся, но оказалось, что это такой специфический юмор.
Сперва меня напоили чаем в просторном зимнем саду. Стол пестрил разнообразием сладостей и фруктов, бесшумная прислуга сновала туда-сюда с подносами.
Папа-Кощей завёл разговор о человеческих мечтах.
— Почти все сказочные и фантастические вещи изобретены. Телевизоры, навигаторы, транспорт доступны всем. А ведь это те самые наливное яблочко на блюдце, волшебный клубок и сапоги-скороходы. Вот как ты думаешь, Ваня, к чему ещё стремиться человечеству?
— Ну, например, машина времени пока не изобретена. И в космос человек продвинулся довольно слабо.
Юлькин папа с интересом кивал головой, но резко перестал, когда я закончил свою тираду:
— А в социальном плане надо, конечно, стремиться к всеобщему равенству.
— Ну это вряд ли, — пробормотал он и спешно нас покинул, сославшись на дела.
Юлька тут же потянула меня прочь:
— Через четыре часа мы улетаем. Давай погуляем и поговорим.
Мы шли по дорожкам парка, переходящего в лес. Приятно пахло хвоей, тёплый ветерок ласково овевал лицо, птицы и белки подсматривали за нами с деревьев. И всей этой идиллии было плевать на то, что Юлька улетает от меня.
— Ты сможешь вернуться? — спросил я без особой надежды.
— Мне бы этого очень хотелось. Но нам нельзя привязываться, это опасно. Поэтому редко кто из наших живёт среди людей. Путешествуем всегда инкогнито. Мне так хотелось побыть среди сверстников, поучиться в школе. Я ведь получала образование на дому. Но теперь вряд ли мне разрешат снова пожить в обычном мире.
Я совсем запутался:
— Среди людей? Так вы там у себя в будущем что, не люди? Из какого ты времени, Юль?
— Да из этого я времени! Слушай, я же показывала тебе фотки разных лет. Ты ничего необычного не заметил?
— Не-ет... Хотя, постой. Ты на них выглядишь как сейчас. Ты... не растёшь?
— Последние лет пять расту очень медленно. Из-за слабого здоровья я прошла процедуры в детстве. Обычно только взрослым можно становиться бессмертными.
Так Юлька не из будущего. Просто вне времени. Бессмертная...
Она внимательно смотрела на меня:
— Ты теперь меня ненавидишь?
— С чего вдруг?
— Нам говорили, что нельзя открываться людям. Слишком сильно действует осознание, что есть те, кто никогда не умрёт. Человек захочет получить бессмертие любой ценой.
— Хм... Ну я привык к несправедливости этого мира. Многое из того, что я хочу заполучить, мне недоступно. Но стать бессмертным я, пожалуй, не хочу.
— Почему? — Юлька была изумлена.
— Потому что это скучно. И нечестно. Совсем нечестно.
Юлька смотрела непонимающе.
— Предположим, — начал я, — человек живёт вечно. Сначала неспеша учится, потом лениво работает. Его ничто не подгоняет. Теряется смысл любой деятельности. Всё можно отложить на потом, и человек откладывает. Постепенно жизнь становится такой одинаковой, что ты уже и сам не рад вечности.
— Ну у нас такого пока не случалось. Наверное, потому, что вечная жизнь стала доступна только пятнадцать лет назад, в две тысячи двадцатом. Мой папа с коллегами изобрёл препарат, который выключает ген старения. Нужно пройти много сопутствующих процедур. Изменить метаболизм, частично отказаться от воспоминаний, постоянно тренироваться. У нас никто не скучает — некогда.
— То есть бессмертные заняты процедурами, диетами, тренировками, ради того, чтобы поддерживать бессмертие?
— Ну... да. Не совсем так, конечно, но бессмертие требует много сил и средств. Пока это мало кому доступно. Но постепенно людей приучают к тому, что достойная старость возможна. Когда подняли пенсионный возраст, все сначала возмущались, а потом привыкли. И средняя продолжительность жизни выросла. Ты слышал о пренебрежимом старении, при котором вероятность смерти стремится к нулю? Скоро это станет реальностью.
— Юль, когда подняли пенсионный возраст, моя бабуля в инвалидную коляску села, потому что некогда было здоровьем заниматься — работать же нужно. И сейчас долго и счастливо живут те, кто может оплатить эту жизнь. Бессмертие твоё вредно. Оно ведёт к ещё большему расслоению общества. Или вы ждёте, когда вымрут все, кто не может купить вечную жизнь?
Юлька погрустнела.
— Я и сама об этом думала. Но бессмертие уже есть, не отменишь. И раздать его сразу и всем тоже никак не получится. Но за тебя я попросить могу. Ты... согласен?
Я не сразу понял, что именно она предлагает. А когда осознал, не задумываясь ответил:
— Нет.
Юлька плакала, уткнувшись мне в плечо, я обнимал её и шептал: «Ты жива ещё, моя старушка? Жив и я...». Мы целовались у лесного озера и возвращались к дому самой долгой дорогой.
Юлька просила меня принять пилюлю. Бессмертным сразу же я не стану, но это будет первый шаг по перезагрузке систем организма. Юлька надеялась вырваться в мир ещё раз и обещала найти меня.
Она рассказала, что бессмертные встречались всегда, эта была некая мутация, и учёные долго бились над выяснением причин такого отклонения. Среди естественных бессмертных встречались известные актёры, политики. Но таким вечным приходилось время от времени менять внешность, образ жизни и заметать собственные следы. Сложнее всего было с привязанностями. Если бессмертный влюблялся, заводил семью, друзей, то каково ему было наблюдать за их старением и смертями? Были случаи, когда вечно живущие совершали самоубийство. Ведь бессмертие весьма условно. Когда тело не стареет, не болеет, быстро восстанавливается после травм, это не значит, что его нельзя утопить, расстрелять, раздавить. Несчастные случаи несчастны и для бессмертных. А самые частые слова вечных людей друг другу — «береги себя».
А потом было скомканное прощанье под острым взглядом папы-Кощея, моя поездка в сумерках домой и последующие годы жизни как в тумане.
Я думал о Юльке каждый день. Часто сомневался, стоит ли мне принять пилюлю вечности. Когда я спросил отца, согласился бы он на личное бессмертие, отец устало посмотрел на меня: «Для себя нет. Надо дать место на Земле и дорогу молодым».
Бабуля на мой вопрос, хочет ли она вечной жизни, пропела старинную песню: «Вечный покой сердце вряд ли обрадует, вечный покой для седых пирамид. А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг».
И даже соседский малыш посмотрел на меня как на дурака: «Вечно жить? Только если с мамой, а сам я не согласен».
Так и носил я Юлькин подарок во внутреннем кармане, у сердца.
Школу я окончил отлично; долго думал, куда поступать. Мне интересна была и генная инженерия, и нейросети, и развитие искусственного интеллекта. Я следил за новостями науки. Когда читал сообщения о легализации клонирования или об удачном эксперименте по переносу сознания на материальный носитель, понимал, что это затеи бессмертных.
В итоге мой выбор пал на астрономию. Если уж суждено бессмертию обосноваться на Земле, то вскоре вечным жителям станет тесно. Отказываться от размножения не в природе человека. Нужны будут новые планеты, пригодные для жизни. Их поиском я и хотел заняться.
К концу учёбы в институте я понял, что не прогадал с профессией. Информация о бессмертных стала просачиваться в СМИ, да и сами вечные понемногу выходили из тени и сталкивались с агрессией смертных. Люди сходили с ума от зависти и бессилия. На бессмертных шла охота, люди подписывали петиции о запрете вечной жизни, требовали арестов и суда над бессмертными. А у меня в кармане всё так же лежала пилюля, запускающая оздоровление тела и замедляющая старение.
Шёл второй год моей работы в обсерватории, был летний солнечный день, люди вокруг улыбались и ели мороженое. Я сидел в сквере перед обсерваторией, смотрел на счастливые лица вокруг и не знал, кого я ненавижу больше — смертных или вечных.
На огромном информационном щите передавали новости. «Сегодня вступил в силу закон об обязательной стерилизации бессмертных. Теперь перед теми, кто хочет жить вечно, стоит непростой выбор...»
— Непростой выбор, — повторил кто-то рядом.
Я обернулся: это была Юлька. И она ничуть не изменилась.
— Ты совсем такая же.
Мы обнялись.
— Это ненадолго. Последний курс терапии я пропустила. Теперь буду стареть рядом с тобой.
Наверное, я эгоист, но как же я был рад, что она пришла.
— Понимаешь, я сейчас ещё могу распорядиться бессмертием. Выбрать стерильную вечную жизнь или продолжение рода. А ребёнок, если когда-нибудь он у меня появится, может родиться без гена старения, и у него не будет выбора, его стерилизуют принудительно.
— Выходи замуж за смертного, у ребёнка будет больше шансов родиться обычным человеком.
— Вот я и собираюсь, — Юлька хитро посмотрела на меня.
В тот день я взял отгул, и мы допоздна бродили по городу и разговаривали. Снова спорили о бессмертии, мечтали о новых планетах. Были вместе. И знали, что это навсегда. Вдвоём дорастём до решения о вечности или останемся смертными, но тоже вдвоём. А может, скоро нас станет трое.
Поживём — увидим.