Аннотация: Первая часть романа для подростков "Если сильно захотеть". Является вполне законченной историей. Городское фэнтези, мистика, магический реализм.
Если сильно захотеть
Часть 1. Мир за деревом
Ириска сидела над этим дурацким листком уже полчаса. Учебный год подходил к концу, и в школе попросили сдать сведения о летней занятости учеников. Ириска аккуратно написала сверху "Ира Брусникина, 6 "Б", разделила листок вертикальными линиями на три части: "Июнь", "Июль", "Август". И задумалась.
Нет, конечно, она знала, где будет летом. И эта перспектива совершенно не радовала.
Почти весь первый месяц уйдёт на пришкольный лагерь. Родители отправляют её туда уже третий год. В лагере всегда одинаково. Одинаково скучно. А в июле и августе Ириска будет слоняться по городу, выезжая на дачу по выходным. Хорошо бы Вика вернулась от бабушки хоть к середине каникул. Но её каждый раз забирают до сентября в Ейск, к Азовскому морю. И этим летом никто не сделает исключения ради того, чтобы Ириске было веселее.
Мама уже брала отпуск в этом году, они вместе ездили в санаторий. Это были тягостные две недели. Расписание, процедуры. А ногам так и не стало легче. Ирискины коленки заболели год назад, когда она стала стремительно расти. С тех пор девочку перевели в специальную группу на уроке физкультуры, чтобы не допускать перегрузок. Ириска физру не любила, но ходить по врачам и тем более выезжать с мамой вместо летнего отдыха в санаторий в зимнем лесу, было грустно.
Папа недавно нашёл новую работу, и ни о каком отпуске пока не могло быть и речи.
Эх, некоторые своих детей в двенадцать лет отправляют на отдых одних. Мало ли летних лагерей. Но родители считают её "слишком юной" для самостоятельных путешествий, пусть даже под присмотром вожатых, медсестёр и поваров.
Маленькая, ну конечно... Ириска вытянулась за этот год и была одной из самых высоких девчонок в их параллели. Да и вообще, она уже почти девушка по сравнению с одноклассницами. Вика даже завидует ей, потому что сама до сих пор может не надевать верх от купальника, её запросто принимут за третьеклассницу.
Ириска вздохнула. А она в чём-то завидует Вике, миниатюрной блондинке с кукольным личиком, хотя и понимает, что с телом ничего не поделаешь. Скорей бы настало время, когда все в классе сравняются, и не будет "почти девушек" и малявок, и не надо будет стесняться себя.
Ириска считала себя взрослой не только из-за размеров. Она давно привыкла со всеми делами справляться сама. Родителей видела только по вечерам. Когда звонил будильник, возвещая о необходимости собираться в школу, мама с папой были уже в пути на работу. Ириска завтракала тем, что ей оставили родители, одевалась, шла на уроки. После занятий разогревала себе обед, делала домашние задания, гуляла, читала, прибирала в своей комнате и выносила мусор, — всё без напоминаний, сама. Конечно, Ириске хотелось бы больше видеться с родителями, но им надо было много работать, чтобы расплачиваться за ипотеку. Собственно, этот кредит на покупку квартиры и был тем, что делало девочку взрослее многих сверстников. Из-за ипотеки семья отказывала себе во многом, из-за неё, проклятой, родители допоздна пропадали на работах, и скорее всего, именно из-за неё на самом деле Ириску не отправляли хоть куда-нибудь летом. Потому что денег хватало только на самое необходимое, а всякие увеселительные поездки в число первостепенных нужд не входят. Папа говорил, что такое положение вещей назывется "звериный оскал капитализма", и Ириска, третий год наблюдавшая этот оскал, направленный на их семью, понимала отца и была с ним согласна. Денежные трудности сделали её серьёзной и терпеливой. А ей так хотелось беззаботности!
Да, это лето обещало быть не лучше предыдущего. И, возможно, не лучше следующего. Ириска написала в графе "Июнь" "летний пришкольный лагерь", а в "Июле" и "Августе" "дом/дача". Вздохнула и прижала листок карандашницей. Вечером родителям надо будет расписаться на нём.
А три года назад у Ириски ещё была бабушка. И каждое лето проходило чудесно, потому что она забирала свою единственную, любимую всем сердцем внучку, и они уезжали в небольшой уютный городок. Он ничем не отличался от многих других городов и посёлков нашей огромной Родины, но был самым лучшим — ведь там жила бабушка. Она окружала Ириску заботой, баловала её. Но не поэтому девочка всегда так ждала встречи и радовалась летним каникулам. Бабушка была гораздо ближе для Ириски, чем родители. Она умела слушать. Внучка доверяла ей свои детские секреты. Она умела говорить. Если Ириска закрывалась ото всех, прибегая со двора обиженной или напуганной чем-нибудь, бабушка подбирала такие слова, что девочка уже через пять минут весело смеялась, позабыв про печали и страхи.
Даже имя ей дала бабушка. Она сама рассказывала. Ириной назвали родители. А когда приехала бабушка и взяла на руки розовый свёрток, ей показалось, что эта малышка пахнет карамелью, сгущённым молоком и ещё чем-то сладким. "Здравствуй, внученька Ириска", — сказала она, и с тех пор всегда называла девочку именно так. Родители тоже дома употребляли это имя.
Бабушка была главным человеком для Ириски, её лучшим другом.
А потом этого человека не стало. "Бабушка умерла". Ириска до сих пор помнила, каким голосом мама сказала эти страшные слова. Девочка тогда закричала "Нет!" так громко и отчаянно, вкладывая в крик все силы, что через минуту прибежали соседи спросить, в чём дело. А потом Ириска плакала. Долго, как никогда раньше. Когда слёз совсем не осталось, она решила не верить в бабушкину смерть. Не верить, и этим смерть победить.
Почти каждый день Ириска ожидала, что бабушка приедет. Позвонит в квартиру, зайдёт и скажет: "И кто придумал такую глупость, что я умерла?". И тогда внучка кинется ей на шею, обнимет и признается, что знала и ждала.
На улице Ириска всматривалась в прохожих, издали напоминавших ей одеждой и походкой бабушку. Несколько раз девочка даже бежала навстречу этим людям, но разочарованно останавливалась, когда вместо бабушкиного лица вырисовывались чужие, ненужные, нелюбимые черты.
На похороны ездил отец. Когда вернулся, Ириска всё ждала, что он признается — произошла ошибка, бабушка жива и ждёт её в гости. Но все вели себя так, будто бабушка действительно умерла, и Ириска стиснула зубы. Она продолжала не верить, но только про себя. Разговоры о покойной старалась пропускать мимо ушей, даже уходила прочь. А в один день попросила родителей не называть её больше Ириской. Мама потом сказала отцу: "Взрослеет". Наедине с собой, правда, девочка продолжала думать о себе под тем именем, которое дала ей любимая бабушка. Это был их секрет.
В десять лет Ириска с ужасом обнаружила, что начинает забывать любимое лицо, морщинки и кудряшки. Она нашла альбом с фотографиями и целый день жадно рассматривала их. Но этого хватило ненадолго. Ириска всё ещё ждала, что бабушка вернётся, но надежда потихоньку таяла. Тогда девочка решила предпринять что-то серьёзное, как-то помочь появиться в этом мире той, кого она так хотела видеть. Ириска мечтала, что однажды попадёт в чудесное место, где они будут вдвоём, раз больше никто не верит, что бабушка жива. Девочка мысленно разговаривала с ней и обещала помнить и надеяться на встречу. Тогда ей казалось, что год — это очень много. Она дала себе и бабушке год, чтобы встретиться. И даже придумала стишок:
Две единицы
Встанут в ряд,
И мы войдём
В чудесный град.
В одиннадцать лет должно было произойти чудо. Но ничего не случилось.
А теперь ей было двенадцать, и вера в волшебство потихоньку уходила всё дальше.
Ириска тряхнула головой и решила пойти гулять. Позвонила Вике, девочки договорились встретиться через десять минут во дворе. Хорошо, когда лучшая подружка живёт в соседнем доме!
Ириска открыла шкаф и с пристрастием оглядела свой небогатый гардероб. На улице уже по-летнему жарко, пора надевать шорты. Юбка или сарафан не годятся, потому что сегодня пятница, и им с Викой предстоит совершить традиционную разведку. Ириска нашла три пары прошлогодних шорт и... не влезла в них. Она расстроилась и уже хотела звонить Вике, поплакаться. И тут вспомнила, как подруга резала свои джинсы. Мама разрешала ей придумывать наряды, пуская на эти цели старые вещи и даже отдавая кое-что из своего гардероба. Мама Вики считала, что это развивает творческие способности ребёнка и воспитывает чувство стиля. А Ирискина сказала бы, что такие затеи — пустая трата денег. Но сейчас был особый случай, и можно было пойти на крайние меры.
Ириска оставила длину по колено, а по срезу распушила джинсу бахромой. Вика, конечно, придумала бы поинтереснее, но времени на украшения не оставалось. Ириска бросила взгляд в зеркало на створке шкафа. Серые глаза, не большие и не маленькие. Серые волосы, собранные в хвостик. На самом деле, конечно, это русый цвет. Но какой же он унылый! Мама говорит, что она красивая, Вика — что симпатичная и с потенциалом, но сама Ириска видела в зеркале обыкновенную, слишком обыкновенную "почти девушку". Кому такая понравится, кроме мамы.
Подруга сидела на детских качелях и лениво отталкивалась ногами. Ровно настолько, чтобы старые петли издавали противный скрипящий звук, от которого сводило зубы.
Шагах в десяти от качелей в песочнице хныкал малыш, а его мама стояла рядом, уперев руки в бока, и неодобрительно глядела на Вику. Судя по всему, подруга "качалась" уже давно. Как раз в тот момент, когда женщина потеряла терпение и направилась в сторону качелей, Ириска подбежала к Вике, схватила её за руку, и девчонки умчались со двора.
Подруга одобрила джинсовое превращение и пообещала приложить руку, чтобы сделать из этой вещи Вещь.
Девочки подошли к высокой сосне вовремя, потому что Он уже показался в начале дорожки. Ириска подтянулась на первой сухой ветке, закинула ногу на соседнюю. Несколько секунд, и она уже протягивала руку Вике, которая лазила по деревьям гораздо хуже. Девочки притаились в густых ветках. Это было удобное место: перед сосной рос роскошный нестриженый кустарник, а дерево стояло в глубине, достаточно далеко от дорожки. Пешеходы никогда не смотрели в эту сторону, проходя мимо. А тем, кто сидел на ветке, открывался прекрасный обзор.
Он приближался. Ириска затаила дыхание. Как же Он прекрасен! Тёмные волосы, слегка волнистые. Очень красивое лицо. Не такое, чтобы назвать парня "смазливым", а просто красивое. Мужественное, насколько это возможно в двенадцать-тринадцать лет. Уверенная походка. Когда Ириска впервые столкнулась с Ним здесь, на дорожке, она обомлела, растерялась и долго смотрела Ему вслед. После думала о Нём каждую минуту. Словом, влюбилась с первого взгляда. А через неделю, в пятницу, увидела Его снова, на том же месте. Он ходил этой дорогой каждую неделю в Викин дом, девчонки как-то раз за Ним проследили.
Вика выдувала пузыри из жевательной резинки, и они громко лопались. Ириска шикнула на подругу. А та завелась:
— Да отстань! Мне надоело каждую пятницу смотреть на твоего принца! Что мы отсюда высмотрим?
— Тишшше. Гляди, он достаёт телефон. Может, услышим что-нибудь интересное про Него.
— Хватит! Хочешь узнать о нём — слезай с дерева и поговори!
— Ты что?! Я не могу.
— Ты вечно тормозишь! — всё больше распалялась Вика. — Ведёшь себя, как первоклашка. Стесняешься непонятно чего.
— Тебе непонятно, потому что ты никогда не влюблялась, — как можно спокойнее сказала Ириска.
Но Вику это невинное и справедливое (она ведь сама говорила Ириске, что ни в кого не была влюблена) замечание разозлило. Глаза её сощурились, и блеснули твёрдой решимостью.
— Ладно, Ира. Сиди здесь и дальше. А я пошла.
— Стой ты. Он же как раз мимо проходит. Заметит ещё. Ну, извини меня, — добавила на всякий случай.
— А я и не обижаюсь. Больно надо, — фыркнула Вика и стала спускаться.
Девочка нащупала ногой сук внизу, но наступила на узкое место, и ветка с хрустом треснула. А Вика повисла на руках довольно высоко над землёй. Ириска испугалась.
— Дай руку, — прошептала она, — я тебя вытяну.
Было видно, что подруге тоже страшно. Но она отвернулась и закричала в сторону кустов, заслоняющих дорожку:
— Помогите!
Ириска на дереве сжалась в комочек. Он услышал и пошёл в их сторону.
Вика глупо дрыгалась и кричала. А как только Он вышел из-за кустов, отпустила руки. Упала картинно, издав приглушённое "Ах!", и покрасивее улеглась на земле, всхлипывая. Но всю актёрскую игру могла оценить Ириска, а не Он. Мальчик подбежал к Вике, встал растерянно, а потом понеслось:
— Ты в порядке?
— Неет, — капризно ответила эта предательница.
— Что болит?
— Нога. А-я-яй.
Ну и притворщица!
— Я вызову "скорую", — сказал Он и стал набирать номер.
— Нет, не надо. Я тут недалеко живу. Помоги встать. Я попробую дойти до дома.
Он протянул руку, а Вика притянула Его к себе, обхватила за шею. Хорошо хоть, целоваться не стали! Ириска сидела на ветке ни жива ни мертва. Её сковал страх, стеснение, и всё происходящее казалось фильмом, который крутят для неё одной.
Вика так и держала руку у Него на шее, пока они выходили на дорожку. Показательно прихрамывала, охала.
А Он внезапно обернулся и посмотрел на Ириску:
— А ты падать не собираешься?
Ириска онемела и затрясла головой. Он улыбнулся и повёл Вику дальше. А девочка осталась на сосне, прижалась щекой к тёплому смолянистому стволу и тихо заплакала. Она не знала, в чём причина слёз — в обиде на себя за неумение общаться, в неожиданном поведении подруги, в разболевшихся от неудобного сидения коленках или в чём-то ещё. Ириске было очень одиноко, и плакать, вдыхая густой запах сосновых слёз, сейчас было можно и нужно. Её никто не видел, её как будто не было в этом мире...
Внезапно звуки стали тише. Ириска решила, что у неё заложило уши от слёз, так раньше бывало. В капельках на ресницах разливалось солнце, мир раскрашивался в радужные отблески. Стало спокойно и тепло. И коленки перестали болеть. Ириска улыбнулась и собралась спускаться вниз. Жизнь продолжалась. Девочка окинула взглядом дорожку. Там, откуда минут десять назад они с Викой ожидали Его появления, кто-то шёл. До боли знакомая походка: прямая спина, лёгко покачивающаяся в левой руке сумочка. И плащ этот Ириска уже видела. Сердце стучало всё чаще, девочка вытянулась в сторону проходящей женщины. Она знала, и не могла поверить. А ведь когда-то так ясно себе представляла эту сцену. Нет, не может быть. Но ведь именно этого хотела и ждала. Как же она могла позабыть, задвинуть своё желание на пыльные антресоли памяти? Ведь это бабушка! Это её бабушка идёт! И улыбается. Она жива!
Ириска спустилась с дерева легко, будто кошка. Выскочила на дорожку и побежала. Быстрее! Пока не рассеялось волшебство, надо добежать до бабушки, коснуться её, обнять, сделать чудо правдой. Ириска кинулась в раскрытые объятия, уткнулась в плечо. Пахло яблочным пирогом и немного — цветочным мылом. Девочка почти забыла этот запах, но теперь узнала его. И почему-то опять защипало в носу, на глаза навернулись слёзы. Но бабушка улыбалась радостно, открыто. Она поцеловала внучку и сказала:
— Здравствуй, Ириска. Ты так выросла!
— Бабушка... Я люблю тебя. Я так ждала!
— Я тоже люблю тебя, внученька. Ну, ну... не надо плакать. Пойдём.
Ириска взялась за тёплую ладонь, как раньше. А ведь она действительно выросла. Всего на полголовы ниже бабушки.
— Пойдём скорее. Родители вернутся с работы вечером, вот они обрадуются! А ещё не верили мне.
Но бабушка потянула Ириску в другую сторону.
— Нет, девочка моя. Мне туда нельзя. Я пришла для тебя, но жить в этом мире не могу. Меня здесь уже нет, понимаешь? Пойдём, я покажу тебе другой мир.
На автобусной станции было безлюдно. Кроме Ириски с бабушкой, нужный пригородный маршрут ожидало человек пять. Девочка всё время держала бабушку за руку, вглядывалась в лицо. Оно было ровно таким, как помнила Ириска. Бабушка совсем не изменилась, не постарела. Говорили они пока мало, было хорошо и просто молчать.
Старый "ПАЗик" со скрипом открыл двери, и девочка с бабушкой заняли места в конце потрёпанного салона.
— Почему тебя так долго не было? Знаешь, как мне было грустно? Я осталась совсем одна.
— Ириска, радость моя, я всё знаю. Когда люди умирают, они не уходят сразу. Некоторое время мы можем смотреть на мир, который оставили, следить за своими родными и близкими. Так что я видела, как ты взрослеешь, что происходит у тебя и родителей.
— Но почему так долго? Почему ты пришла только сейчас, ведь прошло уже три года? Я даже стала тебя забывать, — всхлипнула Ириска.
— Нет. Память немного размыла моё лицо, другие подробности. Но это неважно. Ты помнишь главное — как я тебя любила, какая тёплая дружба была между нами. Всех постепенно забывают. И меня забудут. И это нормально, Ириска. Не смотри так. Это жизнь.
Бабушка немного помолчала.
— А пришла я сейчас благодаря тебе. Твоей настырности, — она улыбнулась. — Твоей вере. Я умерла в свой час, и все это приняли. Все, кроме тебя. Ты... ну, как будто застряла в воспоминаниях. И как только смогла, я вернулась, чтобы помочь тебе принять всё как есть. Жить дальше, расти, учиться, любить.
— Ты говоришь "как только смогла". Что это значит? Тебя не пускали?
— Для нас вход в мир живых открывается редко, да и не положено вам встречаться с умершими. Заведённый порядок вещей охраняется самой жизнью, Ириска. Но сейчас появился разлом, трещина между мирами. Я не знаю, почему именно сейчас, но чувствую, что это специально для нас с тобой.
Ириска хотела спросить ещё многое, но автобус подъехал к очередной остановке, и бабушка сказала, что им пора выходить.
— Так это же Перепечино! — воскликнула девочка.
— Да.
Они вышли к дачному посёлку, пошли по главной из двух улиц. Глухие заборы выше человеческого роста скрывали от прохожих шикарные трёхэтажные коттеджи. Из-за заборов лаяли собаки, кое-где висели камеры наружного наблюдения. Ириска с бабушкой свернули на другую улицу и через несколько минут вышли к краю посёлка. Дача стояла одинокая, с закрытыми на зиму ставнями. Был конец мая, а родители ещё ни разу не выбрались сюда в этом году. Старый деревенский домик, чудом уцелевший во времена массовой скупки участков городскими. Ириска любила здесь бывать. Конечно, не так, как когда-то уезжать с бабушкой на лето. Но на даче тоже можно было хорошо провести время: наесться ягод с клубничных грядок и смородиновых кустов, покататься по полевым дорогам на велике, сходить детской толпой на озеро в соседнюю деревню. Правда, теперь она большая, как говорит их физкультурница, "крупная", для кувырканий в воде по колено с мелкотой...
Зайти на участок не составляло труда — деревянный забор обвалился в двух местах с той стороны, что выходила к полю. Ириска уже направилась вдоль заборчика к лазу. Но бабушка продолжила идти по дороге, в которую переходила улица, и девочка догнала её. Поля были распаханы и уже засажены картошкой, а среди огромных тёмных земляных квадратов бежали ленты зелёных от низкорослой дорожной травы путей, из года в год уплотняемых грузовиками, тракторами и любителями внедорожных покатушек.
— Куда мы идём? — подала голос Ириска.
На самом деле ей было всё равно, куда идти с бабушкой. Главное, что они снова вместе. И теперь всё будет хорошо.
— Смотри, — бабушка махнула рукой вдаль.
Там росло дерево, огромная старая ольха, разделённая бог знает когда надвое. А может быть, два ствола выходили из земли так близко, что казались одним, но разъединённым по какой-то причине. Полевые дороги подходили к дереву с четырёх сторон и описывали у подножия круг. Почему-то никто не спилил ольху, освободив перекрёсток. Сколько Ириска себя помнила, она опасалась этого дерева. Когда ребята гоняли на велосипедах по окрестностям, она всегда следила, чтобы ненароком не подъехать к заколдованному месту слишком близко. Ей чудилось дыхание волшебства, не доброго и весёлого, как в сказках, но и не злого. Другого, которому не подобрать названия. Ириске казалось, что дерево может её поймать своими могучими ветвями, окутать магией, перенести куда-то очень далеко. Это притягивало, но рождало грусть, такую сильную, что сердце сжималось и словно плакало внутри. Девочка никак не могла объяснить причину этих своих ощущений, и на всякий случай сторонилась заклятого места.
А теперь дерево изменилось. Не внешне, выглядело оно всё так же величественно, высилось среди полей, раскинув ветви слева от одного ствола и справа от другого и оставив посередине ущелье. Стоило Ириске взглянуть в эту сторону, её потянуло к ольхе невидимым магнитом. Вот только на этот раз ни тоски, ни опаски не возникло. Наоборот, чувствовалость торжественное спокойствие, а подойдя ближе, можно было увидеть еле различимый мягкий свет, окутывающий крону. Трещина, образованная стволами, светилась ярко, переливаясь красным, жёлтым, золотым цветами. Наконец пришло время коснуться тайны этого места, подумала Ириска.
Она ступила на разлом вслед за бабушкой, и мир перевернулся. Всё закружилось, уплывая из-под ног. Ириска зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, они стояли в городе её детства, куда каждое лето уезжали с бабушкой, прямо у подъезда их дома.
— О-о-о... — вырвалось из груди. — Тут всё как раньше. Настоящее! Теперь всё будет по-прежнему?
— Девочка моя, это другой мир. Настоящий, но другой. Пока он принимает тебя, но так будет не всегда. Пойдём в дом, Ириска.
В подъезде был всё тот же запах: соседка на первом этаже жарила блины, из-за двери на втором напротив их квартиры пахнуло лекарствами. Ключ провернулся со знакомыми двумя щелчками. Сердце бешено стучало. Как же она соскучилась по этому дому!
Через пять минут на плите уже разогревались фирменные бабушкины котлеты, закипал чайник. Как хорошо...
— А родители говорили, что в твоей квартире теперь живут какие-то дальние родственники.
— Ириска, — сказала бабушка неожиданно серьёзно, — в твоём мире, который и есть для тебя реальность, я давно умерла. Всё то, что ты сейчас видишь, просто яркие воспоминания. Твои воспоминания. И я рада, что тоже здесь есть. Это похоже на прежнюю жизнь.
— Нет! Всё такое... настоящее. Я вижу мельчайшие детали, о которых никогда бы не вспомнила, я чувствую запахи, вкус, — для убедительности Ириска откусила котлету и подхватила вилкой кусочек малосольного огурца.
— Давай не будем спорить. И грустить тоже не будем. Этот мир есть сейчас, и будет доступен для нас с тобой ещё какое-то время. Но он соткан из твоих лучших, любимых воспоминаний, а остальное ты додумываешь прямо сейчас. Сюда можно прийти, но жить здесь нельзя.
Бабушка улыбнулась. Ириска чувствовала, что всё сказанное бабушкой — правда, но всеми силами желала, чтобы это было не так.
— Ладно, пока у нас есть время, давай сходим куда-нибудь, — предложила бабушка.
— На косогор! — вскочила из-за стола Ириска.
— Хорошо.
Добираться до косогора было далеко, раньше они там бывали нечасто, но Ириска запомнила медовый запах жёлтых цветов, мерное гудение пчёл, сладость спелой дикой малины, растущей над самым обрывом. Вот только как же туда доехать? Девочка растерянно посмотрела на бабушку.
— Нам надо сесть на троллейбус?
— Если не получается вспомнить, то достаточно захотеть оказаться прямо там. В твоём мире есть то, во что ты веришь.
Ириска зажмурилась. Она очень сильно захотела перенестись на солнечный тёплый луг перед косогором. Вместе с бабушкой. Когда девочка открыла глаза, босые ноги стояли уже не на линолеуме кухни, а на щекочущей голени траве.
— Получилось!
Бабушка была рядом:
— Конечно. Здесь всё возможно.
Да! Ириска зажмурилась вновь, разбежалась с закрытыми глазами и... взлетела! Она парила над обрывом, хохоча и радуясь. Если сильно захотеть, всё возможно. Ей нравился этот мир. Она снова была счастлива. Потерянное детство и радость возвращались в избытке.
Была долгая прогулка над откосом. Ириска нарвала огромный букет полевых цветов, сплела им с бабушкой венки. А когда солнце несмело коснулось травы на горизонте, разлив по небу розовый цвет, девочка зажмурилась и перенесла их с бабушкой в квартиру.
За вечерним чаем бабушка пыталась продолжить дневной разговор. Но Ириска не хотела думать, что этот чудесный мир нереален. Да, конечно, перемещаться в пространстве и летать — это фантазии. Но выдумки так хорошо дополняли то, что она помнила. И было даже лучше, чем в настоящем детстве. Ириска хотела остаться здесь как можно дольше.
Утро ворвалось в приокрытое окно весёлым дребезжанием звонка на чьём-то велосипеде, шумом проезжающих под окнами троллейбусов и запахом какао, доносящимся с кухни. Давно Ириска так не радовалась новому дню!
— Доброе утро, бабушка! — девочка обняла её, убеждаясь в том, что эти тёплые руки не могут быть сном.
— Доброе утро, Ириска.
Когда с завтраком было покончено, неожиданная и неприятная мысль застучала в голове. И отогнать её никак не получалось.
— Бабушка, как ты думаешь, а время здесь течёт так же, как в нашем мире? — осторожно спросила Ириска.
— Когда мы что-то вспоминаем, выдумываем, мечтаем, люди и вещи вокруг не останавливают своей работы, так ведь? Сейчас там, у вас тоже утро.
— А, что же... Я ведь не ночевала дома! Бабушка, что теперь будет? Родители, наверное, с ума сходят.
— Ч-ш-ш-ш. Пока ты находишься здесь, в вашем мире появляется твой двойник. Девочка, похожая на тебя как две капли воды, сейчас проснулась в твоей кровати. Мир не может без тебя. И когда мечтаешь, улетаешь в мыслях далеко-далеко, окружающие видят тебя привычной, знакомой, просто задумавшейся.
— Ты это точно знаешь? Ну, что вместо меня дома сейчас сидит двойник?
— Да. Ведь я сама двойник. Ириска, ну что ты? Я пытаюсь растолковать тебе, но ты не хочешь слушать. Захотеть и нафантазировать можно многое, но не всё: секунды, минуты, часы всё равно будут идти, хотим мы того или нет; тот, кто умер, не воскреснет; тот, кто жив, не исчезнет из жизни просто так. Иначе всё бы перевернулось с ног на голову. Умерло моё тело на земле, но я есть в твоих воспоминаниях.
— Но если это мои воспоминания, додуманные мной же, почему не может всё стать таким, как я захочу?
— Когда мир, созданный кем-то, возникает, он начинает жить сам по себе. И оберегать себя от разрушения. Кто знает, что было бы, если бы, например, ты исчезла бесследно из вашей реальности?
Ириска вздохнула. Надо было хотя бы позвонить на домашний номер, убедиться, что родители не бьют тревогу.
Телефон превратился в бесполезную пластиковую коробочку. Включаться он не хотел. Ириска вздохнула. Не хотелось уходить. Но там остались мама и папа. И двойник... Вдруг родители заподозрят что-то неладное?
— Бабушка, а как двойник узнает, что нам пора меняться местами?
— Когда ты вернёшься в свой мир, твоя копия окажется здесь. Во всяком случае, так должно произойти. Я не знаю точно, лишь догадываюсь, что у этого мира есть свои законы.
— Я не хочу никуда отсюда уходить. Но надо проверить, что там и как дома.
— Иди, иди, Ириска. Этот мир пока держится крепко, ещё успеешь прийти ко мне, и не раз.
— А ты? Разве ты не пойдёшь со мной? Хотя бы до автобуса.
— Нет. Мне и один выход дался с трудом. Это чудо, что так случилось. А если во второй раз жизнь не примет меня? Ведь у меня нет тела, а стать призраком — незавидная участь.
Чай допивали в молчании. Ириска хотела бы растянуть эти минуты в часы, но время неумолимо шло, надо было собираться домой.
— А как мне вернуться к дереву? Вчера мы оказались с тобой прямо перед домом.
— О, в этом плане здесь всё гораздо проще. Достаточно сильно захотеть, и ты переместишься куда угодно в этом мире, или выйдешь из него к подножию раздвоенной ольхи.
Ириска решила проверить эти слова сразу. Вчера у неё хорошо получалось перемещаться. Бабушка ещё говорила последние слова, её голос звучал в ушах тихо, как шёпот, а Ириска уже стояла под раскинувшимися ветками посреди полей. Это оказалось действительно просто.
Здесь было прохладно и сыро. Наверное, ночью лил дождь. Ириска вытащила из кармана телефон и побрела в сторону остановки автобусов.
Аппарат привычно пиликнул, экран засветился. Десять утра, значит, транспорт уже ходит. Движение всех пригородных автобусов начинается в семь утра. Вот только чем платить за проезд? А вчера бабушка покупала билеты на станции. Интересно, откуда у неё взялись деньги? А что, если... Ириска зажмурилась, уверяя себя, что ей очень надо домой. Но ещё до того, как открыть глаза, девочка поняла, что здесь волшебство с перемещениями не срабатывает. Ириска проверила, нет ли пропущенных звонков или сообщений в телефоне, и засунула его обратно в карман. Стоп. А это что? Из кармана была извлечена мятая, но вполне настоящая пятидесятирублёвая купюра. Ириска повеселела и прибавила шагу по направлению к остановке.
Проникнуть в квартиру незамеченной не представлялось возможным. Субботним утром родители точно были дома. Ириска долго мялась у двери, прежде чем повернуть ключ в замке.
Когда она тихонечко шла по коридору в свою комнату, из кухни окликнула мама:
— Ириш, ну как пробежка?
— Э-э-э... Хорошо, мам. Я в душ!
Ириска закрылась в ванной и включила воду. Значит, двойник и вправду тут был. Точнее, была. И сказала маме, что идёт бегать. С одной стороны, это хорошо. Значит, она позаботилась о родителях, чтоб не волновались. С другой — странно. Мама бы полчаса отговаривала Ириску от любых дополнительных физических нагрузок, ведь даже после долгих прогулок коленки начинали ныть.
Приняв душ, Ириска осторожно заглянула на кухню. Родители завтракали, а рядом на тумбе стояли мука, сахар, лежали яйца. Мама собиралась печь? Сто лет этого не было.
— Что это? — спросила Ириска и тут же прикусила себя за язык. Наверняка двойник уже знала, что собираются готовить.
— Ну, я же вчера тебе обещала, что вспомню, как пекутся кексы, — засмеялась мама.
Она смотрела на Ириску непривычно ласково. Потом подошла и обняла.
— Спасибо за вчерашний разговор. Ты во многом права. Будем отдыхать и баловать себя хоть понемножку. Сегодня испечём вкусненькое. А завтра, — мама сделала загадочное лицо, — сюрприз.
И прошептала:
— С папой я договорилась.
Ириска готова была провалиться сквозь землю. Двойник, вместо того, чтобы сидеть тихо и не отсвечивать, успела о чём-то посекретничать с родителями. А ей-то, Ириске, теперь каково? Нет, надо поскорее сбежать отсюда. Теперь ей есть куда исчезнуть в любой момент.
Ириска прошмыгнула в свою комнату. В этот раз надо всё продумать, собрать заранее. В первую очередь деньги. В её кошельке оставалось двести рублей, выданных родителями на экскурсию и сэкономленных в дороге. Так... На несколько поездок туда и обратно хватит. Ещё надо взять с собой форменную юбку, чтобы в понедельник утром поехать сразу в школу. В понедельник годовая контрольная по алгебре. Значит, надо взять учебник, ручку, тетради, у бабушки повторить весь школьный материал.
Пусть двойник сама разбирается со своими сюрпризами. Ириске, конечно, было приятно, что мама в приподнятом настроении, но как-то это настораживало. Непривычно было. И немного обидно, что двойник, а не она, Ириска, сумела развеселить задёрганную на работе, уставшую маму. Ну и пожалуйста! Раз родную дочь не могут отличить от копии, подделки, вот и пусть общаются с двойником.
Ириска застегнула рюкзак с нужными вещами и решительно вышла из комнаты. А из кухни уже пахло кексом. В животе заурчало. Но если она не уйдёт сейчас, может оказаться в глупом положении. Мама заговорит с ней как с двойником, и она не будет знать, что ответить. Или вообще передумает уходить. А бабушка будет ждать.
— Присаживайся, Иринка. Скоро всё будет готово.
— Мам, — голос прозвучал жалобно, — мне надо Вике вещи отнести. Мы договаривались.
Вот так, приходится врать маме. Но не говорить же ей, что Ириска отправляется в гости к бабушке, в Мир из воспоминаний и выдумок?!
— Ну иди. Не волнуйся, без тебя всё не съедим, — засмеялась мама.
Ириске хотелось подойти, обнять, рассказать всё-всё. Но девочка повернулась и вышла из дома.
В Перепечино Ириска оказалась уже после обеда. И мысли были только об одном — поскорее добраться до дерева, очутиться в квартире у бабушки и поесть.
Телефон зазвонил, когда девочка уже подходила к ольхе, чувствовала её притяжение, видела переливающийся свет в трещине между мирами. Вика.
— Алё, — с нескрываемой досадой сказала Ириска.
Она бы и вовсе не ответила, но Вика начнёт звонить на домашний, а двойнику тоже нужно время, чтобы попасть домой и сообразить, что Ириска якобы отправилась к подруге.
— Ира, привет. Как дела? — прощебетала трубка.
— Нормально.
— Почему не спросишь, как у меня? Тебе разве не интересно, о чём мы с ним говорили?
— С кем?
— Ира, это точно ты? С Ним. С твоим принцем.
Ириска хлопнула себя по лбу. С кутерьмой последних суток она и вправду забыла думать о Нём. Раз Вика позвонила сама, можно воспользоваться случаем и расспросить. Но до дерева оставалось всего несколько шагов, и зов того мира был слишком силён. Ириска бросила в трубку:
— Ладно, Вик. Потом. Не могу сейчас говорить. Я позвоню сама, а то тут связь пропадает.
Отключать телефон не было смысла. Ириска шагнула в расщелину между стволами и оказалась у бабушкиного дома.
— Привет! Я к тебе с двумя ночёвками, — крикнула Ириска, ещё не видя бабушку, но точно зная по стрёкоту старенького телевизора, что она в комнате.
— Как дела дома? Что-то ты быстро вернулась.
— Да ты, наверное, и сама уже всё знаешь. Ты же говорила, что наблюдала за мной и родителями все эти три года.
— Ну и что? Сейчас я чувствую себя, как раньше. И мне приятно разговаривать с тобой. А наблюдала я тогда... как бы тебе объяснить... Вот представь, ты смотришь сверху на муравейник. Ты огромна по сравнению с насекомыми, и можешь видеть весь их мирок сразу, а можешь приблизиться и рассмотреть, какую иголочку или песчинку тянет один муравьишка.
— И сейчас ты можешь говорить, а тогда лишь смотрела?
— Примерно так, да.
Ириска обняла своего самого любимого человека. Какое счастье досталось им обеим! Пусть бы так было всегда. Они посидели рядышком несколько минут, а потом бабушка засуетилась:
— Так. Первым делом внучка должна быть накормлена. Сегодня у нас борщ.
— Ох, я голодна, как волк. Мне двойную порцию!
Вся суббота до вечера прошла в забытьи. Ириска сидела на диване перед телевизором рядом с бабушкой, пила чай, лениво просматривала учебник. Не хотелось ни перемещаться куда-нибудь, ни вести разговоры. Было уютно, Ириска снова стала маленькой любимой внучкой, и больше ей ничего не хотелось. Только этот учебник и напоминал о том, что в понедельник надо явиться на контрольную. А ведь можно было оставить школу на совесть двойника. Ириска даже не подумала о такой возможности раньше. В конце концов, копия девочки наверняка знает всё то же самое, что и она сама. По алгебре у Ириски всегда стояла "пятёрка". В итоге решено было в понедельник написать контрольную, и больше в школу ни ногой. Вообще удобно иметь двойника. Вспомнилась песня из фильма "Электроник": "Вкалывают роботы, счастлив человек". И хотя двойник Ириски не робот, пусть вкалывает, раз такая самостоятельная. Вновь накатила обида за разговор с мамой, при котором Ириска не присутствовала, за секреты и сюрпризы не для неё, настоящей дочки, а для двойника. Но главное, подумала девочка, засыпая, что я настоящая здесь, и никто меня отсюда не заберёт.
В воскресенье Ириска проснулась поздно, и давешние раздумья и сомнения остались во вчерашнем дне. Девочка быстро пролистала учебник ещё раз, отмечая про себя: "Это знаю, это тоже знаю...", и решила сегодня не сидеть дома, а отправиться с бабушкой в очередное место из детских воспоминаний. К фонтанам.
Старые Бульвары переходили один в другой. И на каждом из трёх был свой, особенный, фонтан. Ириска не могла бы сказать, какой ей нравится больше. Она любила все три. В детстве они казались ей волшебными. У первого в основании был круг, вымощенный гранитной плиткой, а струи выходили из центра и били так высоко, что маленькой Ириске приходилось откидывать голову назад, чтобы увидеть, откуда возвращаются капли. Шея через пять минут затекала, а девочка продолжала стоять и смеяться.
Второй фонтан квадратной формы был поменьше, поаккуратнее, а бьющая вода складывалась в подобие замка. Ириска подолгу смотрела на причудливые башенки, мосты из воды и представляла, кто же может жить в таком вечно движущемся замке. Он вроде есть, а вроде его и нет. Ведь вода меняется каждую секунду.
Третий, расположенный в самом конце Бульваров, состоял из ступеней. По таким плитам к вершине фонтана мог бы подниматься сказочный великан, настолько они были огромны. Однажды Ириска не удержалась и захотела пройти по водяным ступеням. На них было неглубоко. Но кто бы мог подумать, что так скользко! Девочка сделала пару шагов и растянулась в воде, пребольно ударившись спиной. Бабушка тогда её несла на руках домой, а Ириска всю дорогу плакала от обиды, потому что так и не поднялась под арку, образованную струями на самом верху чудесной лестницы.
И вот они с бабушкой снова на Старых Бульварах. Вокруг гуляет народ. Парочки, родители с детьми, старушки и старички. Старушек больше... Интересно, все эти люди тоже выдуманы Ириской, или они настоящие? Да впрочем, это неважно. Девочка решила наслаждаться городом детства, и пока она здесь, всё вокруг настоящее. И даже больше. Миг — и они уже стоят у фонтана. У третьего, с огромной лестницей. Правда, теперь ступени кажутся не такими гигантсткими, как прежде. Ириска посмотрела на бабушку:
— Можно?
— Давай. Только аккуратно. Ты же помнишь, как тут скользко, — сказала та в ответ.
Ириска провела ладонью по низенькому бордюру фонтана: тёплые, слегка пыльные плиты. Сняла кроссовки, ловко взобралась и опустила ноги в воду. Всего лишь по щиколотку. Дно скользкое, но она-то теперь увереннее стоит на ногах. Надо попробовать! Пошла, переставляя ноги медленно и неуклюже, но потихоньку продвигаясь вперёд. Одолела одну ступень, а впереди было ещё девять! И Ириска двинулась дальше. Вот уже половина пути позади, до волшебной хрустальной арки осталось пять ступеней. Может, взлететь и пробежаться по воде, едва касаясь её кончиками пальцев? Нет, надо дойти. Надо сделать то, что не получилось тогда, в детстве.
Ириска заметила, что вокруг собрался народ. И все смотрят на неё. Улыбаются, но по-доброму, никто не тыкает пальцем. Осталось всего пять ступеней! Она шла всё так же, каждый раз ставя ногу крепко и надёжно. Три, две. Последняя ступень. Почти добралась. Мелкие, еле видимые капельки рассеивались вокруг водяным облаком. Ириска засмотрелась, качнулась и чуть не потеряла равновесие. Одна нога поехала в сторону, ещё секунда, и девочка рискнула упасть на спину.
И вдруг кто-то большой и сильный подхватил её, приподнял и мягко поставил на ноги. Это был кто-то знакомый, только Ириска никак не могла понять, кто. Она чувствовала рядом тепло и грусть, что-то забытое, но такое родное. Через минуту наваждение исчезло, и Ириска сделала последние шаги. Теперь она стояла прямо под падающими аркой струями. Толпа одобрительно гудела, доносились выкрики "Молодец!" Людей Ириска не видела, их закрывали "шторки" из воды по обе стороны от арки.
Очень скоро стало холодно. Одежда промокла насквозь, вода, казалось, была и во рту, и в носу. Пора было выбираться на сушу. И тут Ириске стало страшно. Страшно и стыдно. Мокрая футболка липла к телу, и хотя под ней был лифчик, он тоже ничего не скрывал. Это тростиночка Вика могла выйти в просвечивающей мокрой одежде, а она, Ириска, лучше будет сидеть тут до ночи, но не опозорится перед незнакомыми людьми, которые только что кричали ей "Молодец!" Ириска села на корточки и обхватила голову руками. До чего нелепая ситуация.
Стоп! Здесь она смогла дойти до вершины лестницы, здесь она может летать и перемещаться. Ириска зажмурилась, а открыв глаза, уже стояла босиком на полу кухни. Бабушка сидела напротив, держа в руке связанные кроссовки, и улыбалась:
— Ты смогла. Я, если честно, очень переживала. Когда ты была маленькая и ушибла спину, я ужасно переволновалась. Хорошо, дедушка тогда был рядом.
— Дедушка? Я его почти не помню...
— Он тогда нёс тебя домой на руках.
— А я думала, это ты. Сколько мне было?
— Четыре года. Это было в июне, а в сентябре он умер. Он тебя очень любил.
Дедушка. Так вот кто это был сегодня, знакомый и почти забытый. Ириска помнила его лицо по фотографиям, а о нём самом знала, что он был добрый и сильный. И сегодня не дал ей упасть.
Обеим было грустно. Чтобы отвлечься, бабушка занялась обедом, а Ириска решила подготовить всё загодя к школе. Она вытащила из рюкзака и прогладила юбку и блузку, аккуратно собрала тетради. До вечера было ещё далеко. Чем бы заняться? Когда Ириска была маленькая, таких вопросов не возникало. Есть, спать, гулять, слушать, как бабушка читает вслух — этого было достаточно для того, чтобы быть счастливой. Если бы сейчас ей было семь или восемь лет, она выскочила бы во двор и играла там до вечера, пока бабушка не позовёт из окна: "Ириска, домой!"
Девочка подошла к окну, выходящему во двор. Качели, на которых старшие ребята делали "солнышко", а они с подружками визжали от страха при виде этих трюков. Песочница с отвалившейся задней стенкой, как и несколько лет назад. Лесенки в дальнем уголке двора, облепленные ребятнёй. Две тёмненькие девчонки лет семи, одна в розовом платье, другая в голубом, залезли на самый верх. А мальчишки пытаются дёрнуть их за ноги. Ириска засмеялась. Ну точно как в её детстве! Внезапно девочки соскочили с лестницы-лазалки и бросились к качелям. Но мальчики обогнали их, и теперь шла борьба за право занять сиденье. Качели были прямо напротив окна, совсем недлеко от дома, и Ириска с удовольствием наблюдала за весёлой вознёй детей. Но когда она рассмотрела их лица, не на шутку испугалась. На качелях сидел Илюха, местный заводила. Девчонки в розовом и голубом оказались Верой и Любой, близняшками из соседнего двора. И выглядели они так, как Ириска их помнила, то есть лет на восемь, не старше. Они не выросли! Они остались маленькими детьми. Навсегда. Ириску затрясло. Она отступила на шаг, чтобы ребята не увидели её в окне. Это неправильно! Зачем так? Лучше бы двор оказался пуст. Друзей Ириска помнила, но когда воспоминания идут вразрез с реальностью, надо гнать их прочь. Прочь!
Ириска закрыла глаза, вдохнула поглубже, чтобы успокоиться, а взглянув вновь на то место, где было окно, обнаружила пустоту. Чёрную, густую, пугающую. Эта мёртвая пустота колыхалась, протягивала тонкие чёрные щупальца на подоконник и тут же прятала их обратно. Двора больше не было, совсем. Ириска убила воспоминания.
— Этот мир сам убирает лишнее. Он слишком зыбок и не всегда логичен. Такими бывают сны, — донёсся из-за спины голос бабушки.
— Я боюсь. А вдруг и всё остальное исчезнет?
— Когда-нибудь. Воспоминания останутся с тобой, просто уже не будут отдельным миром, куда можно уйти.
Ночь прошла беспокойно. Сны, один другого тревожнее, сменяли друг друга быстро, как узоры в калейдоскопе. Под утро Ириске приснилось, что она вышла во двор бабушкиного дома и присоединилась к вчерашней компании. Лезла с ребятами на лесенку, чертила мелком на асфальте квадраты для игры в классики. А дети, прежние друзья и подружки, смеялись над ней, дразнили "дылдой". А Илюха даже назвал "коровой".
Ириска проснулась в шесть утра с гадким чувством страха. Страха быть осмеянной. Наверное, сказались вчерашние переживания у фонтана, когда она стояла в мокрой прилипшей одежде и боялась выйти из-под струй.
В школе над Ириской никто не насмехался, не было повода. Она ничем не выделялась и была этим вполне довольна. Быть средней, серой в школе безопасно. В классе хватало шутов и без неё: рыжая Груня расплачивалась и за цвет волос, и за имя; тощий очкарик Владик привык быть козлом отпущения с первого класса из-за заикания и неумения ответить на издёвки. Иногда мальчиками для битья смехом становились из-за глупых выступлений у доски или других ситуаций, которые быстро забывались.
Ириска посидела в кровати, раздумывая, не остаться ли здесь сегодня. Может, она простудилась. Может, живот болит...
— Ты встала уже? Доброе утро!
— Да что-то не спалось.
— Тогда давай завтракать, и будешь собираться. Отсюда до школы подальше, чем от вашего дома, будет.
— Не хочется в школу-у-у, — капризно протянула Ириска.
Бабушка улыбнулась, присела рядом на краешек кровати, обняла девочку, стала покачивать, успокаивая, как маленькую.
— А чего хочется?
— Не знаю, — растерянно проговорила Ириска. Она действительно не знала. А точнее, не хотела ничего.
— Тогда вставай. Когда не знаешь, чего хочешь, делай то, что надо. Я вот не хочу, чтобы ты выпала из жизни и застряла здесь.
— А если я как раз этого хочу?
— Нет. Не может этого быть.
И бабушка была права. Ириска хотела жить дальше, даже в школу ещё вчера хотела, вот только жизнь пошла какая-то рваная, неровная. Слишком много и радости, и смеха, и страха, и огорчений за такое малое время.
— Жить очень хорошо, — бабушка в который раз будто отвечала на мысли внучки, — а взрослеть интересно, хотя и трудно.
Она решительно направилась на кухню и тихо застучала там посудой, а Ириска вылезла из кровати одеваться. Она всё делала нарочито медленно: расправляла складки на юбке, в третий раз переплетала косу, но всё равно была готова уходить в половине седьмого. Время тянулось.
— Не хочу идти. И оставаться не хочу, — девочка быстро взглянула на бабушку. — Ты не обижаешься?
— Нет. Я тебя понимаю. Ириска, иди. Идти лучше, чем топтаться на месте.
Ириска зажмурилась и шагнула в свой мир.
Здесь было красиво. Едва вставшее солнце высвечивало деревья вдалеке тёмным, а траву на полевой дороге — ярким, нежным зелёным цветом. Даже вспаханная земля была не просто коричневой, а тёплой, насыщенной, шоколадно-коричневой. Небо висело низко, отливая серо-синим металлом. Всё вокруг стало лучше видно, запахи усилились. Ириска будто вошла сюда в тот момент, когда деревья, поля, воздух и солнце секретничали между собой и, увидав девочку, прервали разговор на полуслове. Затишье. Она ступала по мягкой дороге медленно, желая насладиться красотой и волшебством утра.
Дождь хлынул внезапно, без предупреждения в виде редких ленивых капель. Вся вода неба полилась на землю сразу, зашумел ветер. Кроссовки моментально промолкли и захлюпали. Ириска повесила рюкзак на грудь, чтобы сохранить блузку сухой, и помчалась к их дачному домику. Она помнила, что внутрь не попасть, дверь закрыта на замок. Но можно было спрятаться в сарае. Ириска перемахнула через шаткий заборчик. Идти к лазу было дольше, чем перепрыгнуть низкий штакетник со стороны улицы.
Сарай запирался на щеколду снаружи. Ириска ввалилась в темноту, тяжело дыша, размазывая дождь по лицу. Глаза быстро привыкли к темноте. Да, здесь не развернёшься. И присесть некуда. Под ногами куча старой обуви, по стенам стоят тяпки, грабли, лопаты, ожидая свидания с грядками. Зябко. О, а это что? Папин плащ-дождевик, купленный для рыбалки. Ириска достала телефон, чтобы он был под рукой, перекинула рюкзак обратно на спину и быстро закуталась в плащ, надев его прямо поверх рюкзака. А на полу, кроме резиновых тапок и вытертых до безобразия кед, нашлись резиновые калоши. Жаль, что не сапоги, но всё лучше, чем набравшие воды кроссовки.
Облачившись во всё это великолепие, Ириска посмотрела время на телефоне. Семь пятнадцать. Пока дождётся автобуса, доедет до школы, как раз начнётся первый урок. Ириска чихнула. Потом ещё и ещё раз. Холодно. А в школе тоже нежарко.
Вечером в субботу она обещала позвонить Вике, и очень кстати вспомнила об этом. Нет, говорить о Нём не хотелось. По крайней мере не сейчас. Влюбляться и обсуждать с подружкой мальчиков можно потом, в спокойной обстановке.
— Алё, — необычно робко сказала подруга в трубку.
— Привет, Вика. Извини, я не могла раньше перезвонить.