Комната была почти квадратная, но не слишком большая. Четвёртая койка не помещалась - её поставили вторым ярусом. На ней спал Серёга Злачевский, а под ним Толик Фёдоров. Сашка и Герка кантовались на личных одинарках в полном комфорте. Находилась на третьем этаже четырёхэтажного дома совершенно без никаких удобств. Дело было в городе Белогорске Амурской области или, как тогда образно выражались - Амурской ротании. Офицеры, стоящих там воинских частей, называли его Блядогорском, и это соответствовало содержанию. Первым комнату захватил Сашка. Дело было почти зимой. Десантники, которые раньше стояли в городе, после Доманского были срочно переброшены куда-то на юг европейской части Союза, а их место с успехом заняли регулярные части. Регулярными они назывались на бумаге, а в натуре были развёрнуты на базе кадрированных частей, стоящих в Прибалтике. Кадрированная часть, да ещё в столичном городе - это даже больше, чем мечта поэта. Жена, любовница, квартира, машина, офицерская должность и звание, причём, и за то, и за другое шло отдельное денежное довольствие. А главное - никакого личного состава, если не считать нескольких калек, тянущих лямку по обеспечению воинской части. Представляете: командир батальона без батальона, а тугрики вынь да положь! Небывалая роскошь! И вдруг, треклятые китайцы во главе со своим Мао - всё с ног на голову. Выхватывают этих зажиревших вояк прямо с Вильнюса и в Амурскую ротанию. Да ещё и солдатиков им по полному штату. Конец света! Разворошили пчелиный улей. У всех сразу возникли непредвиденные болезни: у кого желудок, у кого печёнка, а у кого сто лет, как не стоит. Любыми путями назад в Вильнюс.
Многие вспомнили, что им давно в отставку, другие не переносят холода, а зимой здесь за сорок. Разбегаться стали, как тараканы после дезинфекции. Жён так никто и не привёз - остались, как цепные псы, сторожить вильнюские квартиры. Зато мужикам раздолье, куда не кинь - везде бляди. Оказывается, блядь бляди - рознь. Одни - солдатские, другие - офицерские. Однако надо вернуться к нашим баранам. Да! Офицеров не хватало. Дорогой Никита Сергеевич, ещё в бытность при власти, уволил в запас пол Советской армии,решив разоружиться и показать империалистам Кузькину мать. Он просто не знал законов термодинамики, один из которых гласил, что система всегда стремится к минимуму свободной энерги. То бишь, если из системы что-то выдернуть, то она не будет сидеть и ждать, а непредсказуемо среагирует, для того, чтобы в изменившийся ситуации опять же быть при минимуме. Фу! И самому не грех запутаться. Проще говоря, он не учёл всех побочных эффектов. Через несколько лет после его выкрутасов выяснилось, что офицеров катастрофически не хватает. И тогда вспомнили за золотой фонд. А золотой фонд - это не служившие офицеры запаса, получившие погоны на военных кафедрах вузов. Лёня, уже вместо Никиты, выпустил указ и загремели молодые специалисты на два года в кадры Советской армии. Там их называли "двухгодичниками". Так вот Серёга с Толиком, Сашка и Герка были двухгодичниками. Все, кроме Герки, были женаты. Естественно, жён никто с собой не потащил, хотя руководством поощрялось. В общем, здесь, все были холостыми, со всеми вытекающими последствиями. Серёга с Толиком оказались коммунистами, Сашка - евреем, а Герка - не коммунист и даже не еврей, как пелось во всем хорошо известной песне. Этим он страшно гордился. Да. Первым поселился Сашка. Был почти декабрь. Дома же были брошены десантниками ещё с лета. На стенах успел нарости лёд толщиной в хороший палец.
Сашка посадил солдатика из своего отдельного противотанкового всвода отогревать комнату. Чем отогревать не было. Уголь и дрова надо было воровать на заднем дворе родной войсковой части. Васевич, так звали содатика, потихоньку таскал топливо и днём и ночью кочегарил печку. Через неделю уже можно было жить. Лейтенант самолично намертво замазал все швы и стыки на окнах пластелином, получив полнейшую герметизацию от внешней среды. Теперь стало тепло и сухо, естественно, когда топилась печка. Недели через две-три появились остальные. Сашка не стал качать права, и их стало четверо. Все обустроились по-разному. Как уже говорилось, Сашка тянул лямку командира взвода. Это был не фонтан: солдатики нарушали распорядок, ходили в самоволки, пили и тд. и т.п..
И за каждого надо было отвечать перед начальством. Лучше всех устроился Герка. Он сидел в штабе дивизии помощником по артвооружению и не имел никакого личного состава, если не считать дивизионного писаря, который ему тоже не совсем подчинялся. Кроме того, Герка получал на десятку больше. Где спрашивается справедливость? Серёга был на такой же должности, как и Сашка, только в другом батальоне. Но он был баскетболистом и, по указанию руководства, вечно пропадал на сборах и соревнованиях, отстаивая честь родной дивизии. Толик устроился в штабе полка по коммунистической части и тоже не знал горя. В общем, из всех четырёх, самым нерасторопным оказался еврей. Парадоксально, но факт! Рядом с их городком располагался штаб дивизи, а в городе, надо сказать, стояла армия. Чем был замечателен штаб дивизии? На улице, как раз против него, стояла забегаловка, где, кроме всего прочего, было пиво. Среди офицеров она называлась ППШ. К почти знаменитому автомату название не имело ни какого касательства.
Не буду томить, абревиатура расшифровывалась, как ПИВНАЯ ПРОТИВ ШТАБА.
Мы уже знаем, что Герка работал в штабе. Вся его работа заключалась в том, что он с утра до вечера сидел в ППШ и лакал пиво. Это в свободное от работы рабочее время! А что было делать после службы? При том, что не было ни интернета, ни телевидения, а кибернетика, вообще, считалась вредной наукой, что-то вроде происков импереализма. Так вот: что было делать? Почти, как в работе Чернышевского. А ведь им тогда было много хуже - не было ни электричества, ни радио и даже перемещались исключительно на лошадях. Так вот: оставалось пить и бляди. Бляди и пить. Но как совместить? Хорошо набравшись - не до блядей, хотя после них можно не плохо и выпить. Блядей было навалом, а вот выпивон был дефецитом, да ещё и каким! Всё надо было доставать, естественно, с хорошей надбавкой. Начинали пить дома. Часов в пять по-полудни. В этом деле тоже была диференциация. Толик пил на уровне хорошего партработника - с толком ,чуством, расстановкой. Серёга - тот, сидя на своей верхней полке, открывал непочатую бутылку, давал водяре центробежное ускорение и, не моргнув глазом, выливал в глотку прямо из горлышка. Бутылку после этого можно было сдавать назад в магазин без предварительной мойки. И главное - ни в одном глазу, если не считать что Серёгина морда становилась красной, как буряк. Да извинит читатель за слово
"морда". Обычно оно употребляется по отношению к представителям всем известной нации, но бывают же исключения из правил. Говорят даже, что исключения подтверждают правила. Фу и надо же! Стало быть, переходим к Сашке. Для еврея он пил неплохо, но всё время пытался увильнуть: то начкаром, то в патрули, то дежурным по части.
Сразу вспоминается про "только Бобик сдох". Зато Герка пил на славу.Тем более у него уже была фора в ППШ! Да! Обычно он отключался после второго принятия и нырял под стол отдыхать.Но главное, что после этого он мог пить почти до бесконечности! Выглядело это так: Серёга наливал по стакану всем четверым и двигал хромовым сапогом куда-то под стол: - Герольд, пить будешь?
- Угу,- отвечал Герка и протягивал из под стола руку.
Часов в семь вечера водяра кончалась, а времени ещё пропасть.
- Ну что? В кабак?- вопрошал Серёга. В кабак в форме не ходили. Не к лицу советскому офицеру валяться в форме под каким - нибудь захудалым забором. Могут и в звании понизить. Другое дело в гражданке - валяйся сколько хочешь, только не опаздывай утром на службу. Да! Уходя из дому надо было на двери приколоть бумажку, вещающую где тебя нужно искать. На случай, так сказать, черезвычайных обстаятельств. Выглядело это примерно так:"Пошёл к бляде" ну и адрес, естественно. Никто, конечно, ничего не вешал. Идут все на хрен!
Герольда тоже брали. Не оставлять же человека на произвол судьбы в таком состоянии.
С блядями как-то не торопились. То ли от того, что ещё не изгладилась с памяти семейная жизнь, то ли от того, что не просто было отличить солдатских блядей от офицерских. Не долго и перепутать! Первым скурвился Серёга. Он перестал ходить по ночам в кабак, а всё время пропадал под благовидными и неблаговидными предлогами. Пить он меньше не стал, из-за чего в предвечерние часы принимал не менее, чем двойную дозу за счёт всех остальных - скидывались-то поровну. Возвращался часа в два-три по дальневосточному времени. Доволен был, как слон, напевая одну и ту же песню.Что-то вроде: "Белая берёзка я тебя люблю, протяни мне ветку.." и так далее. Эта "берёзка" всем сидела в печёнках, из-за чего блядь так и нарекли. В общем Серёга бегал к Берёзке, а жизнь текла своим чередом. Однажды он пришёл ночью под кайфом, с несколько поцарапанной физиономией, разбудил Сашку и начал в деталях рассказывать перепетии трагедии. В перерывах охрипшим голосом сполнял "Берёзку", потом продолжал дальше. Сашка негодовал. Он только час назад вернулся с патрулирования по городу, а в шесть уже надо было идти на утренний развод. Кстати, кроме него в наряды никто не ходил - не полагалось по штату.
Берёзка жила в одной коммунальной комнате с матерью и девятилетним ребёнком. Обычно Серёга приходил, когда все уже спали, наощупь, находил Берёзку и, не теряя времени, приступал к делу.
На этот раз он потерял ориентацию. То ли от выпитой водки, то ли от того, что соседскся дверь была приоткрыта - в общем он попал не туда. По-быстрому разделся и нырнул к "пассии" под одеяло. Всё бы было ничего, но Берёзка заволновалась. Она то выглядывала в окно, то хотела было спуститься вниз в подъезд, но до конца не решалась. В конце концов ей приспичило в туалет. Из соседской комнаты доносилась знакомая мелодия. Соседке было лет за семьдесят. Они сцепились, как две собаки за один кусок мяса. Серёге тоже досталось.
Под утро, не выспавшись, Сашка пошёл на развод. Патрулирование по городу было особым нарядом. Патруль состоял из начальнока патруля - офицера и двух патрульных - солдат из его же части. Город был поделён десятка на полтора секторов. Каждый сектор патрулировал отдельный наряд. Сашке достался центр города. Сюда, без соответствующих бумаг, ни одна собака не забегала, тем более солдат в самоволке. Кажется замечательно - прекрасная маркиза. Но так только казалось. Каждый патруль должен был сдать в комендатуру не менее двух задержанных. В противном случае зам коменданта, капитан Можайский, вместо них оставлял патрульных. Собака была зарыта в том, что, как уже говорилось, в городе стояла армия. А значит, было уйма генералов, не говоря уже о полковниках. У каждого из них была приличная фазенда, которая ежедневно требовала ухода. Пропитание задержанным не полагалось, а забрать их с комендатуры мог только представитель части. На бюрократию уходило двое-трое суток. Пока же, задержанные пахали на генералов и полковников. Разводил их один конвойный, такой же солдатик, как и они. За время похода и работы задержанные умудрялись добыть пропитание, напиться, а некоторые даже и потрахаться. Потом конвойный забирал их с фазенд и вёл назад в комендатуру.
На разводе капитан Можайский самолично инструктировал начальников патрулей.
Он заговорщически начинал: - Вы движетесь по объекту, а навстречу майор - шапка у него на бекрень. Какие ваши действия? Вы подходите к нему и говорите: "Товарищ майор у вас шапка набекрень, поправьте пожалуйста".
А майор отвечает: " Пошёл на хер, лейтенант". Вы ему опять: "Товарищ майор, поправьте шапку". Майор снова: "Да пошёл ты на хер, лейтенант". А патрули уже захооодят!!! - капитан артистически показывал руками.
Все грохали, как один. На этом развод заканчивался
Все прекрасно знали, что лейтенантский патруль не имел права делать замечания старшим офицерам.
После развода надо было срочно заняться выполнением плана. Патрульные сняли повязки, бросили свой сектор и отправились на охоту в чужие пенаты. Проще всего заловить "самовольщиков" можно было в районе госпиталя. Солдатик выскакивал из родной части и походным маршем направлялся в сторону лечебного учереждения. Зачем, никто не знал. Может быть какая-то шиза, а скорей всего трахнуться с дежурной медсестрой. Мгновенно из за угла возникал патруль - со всеми вытекающими последствиями. Выполнив норму, Сашка отпустил патрульных до вечернего развода, а сам пошёл досыпать. Центр города остался на произвол судьбы - майоры ходили с шапками набекрень.
После инцидента Серёга несколько успокоился и опять стал ходить со всеми в кабак. Берёзка отошла на второй план. Сам он был с Казахстана. С курортного места - Боровое. Жена его происходила из переселённых немцев Поволжья. Детей было двое - мальчик и девочка. Надо сказать, что в кадры Серёга загремел по-дурному - ему не хватило трёх недель до граничной планки в тридцать лет. Мог облокотиться на повестку в военкомат, подавшись в командировку или, на худой конец, в отпуск. Сашка тоже прохлопал ушами. Он жил на одной лестничной клетке с военкомом района. Точнее, жил он у тёщи, а там оставался прописан у предков. Забирали не всех подряд, а выборочно - на кого Бог пошлёт.
"Всё зависит от девочки,- говорил опосля полковник,- чьё дело вытащит с полки, тот и попался. Потом ничего не попишешь".
Надо сказать, что всё ещё была зима и мороза было не занимать. В Блядогорске триста солнечных дней в году - больше чем в самих Сочах. Стоишь в натопленной комнате, с окнами замазанными пластилином, и смотришь на солнечный пейзаж за окном, а там минус сорок - невероятно! А печку надо топить. Только вопрос кому, когда и, главное, чем. Топить никто не хотел. Толик был коммунистом. Серёга вечно пропадал на своих соревнованих. Герка редко бывал трезвым. Опять, куда не кинь, крайним был Сашка. Топлива тоже не было, а на ворованом в части зиму не протянешь. И потом! Кто воровать-то будет? Уже говорилось за крайнего. И комнату первым захватил, значит, и отвечать должен. Сашка поднапрягся и нашёл выход. В какой-то лаборатории, по случаю, он слямзил довольно приличный реостат. Заменил обмотку на вольфрамовую спираль, намотанную на карандаш из двухмиллиметровой проволоки. Получился козёл трёх киловат мощностью. Рядом с печкой была розетка. Козёл ставился в печку вместо дров и включался в розетку. Сверху чугунная плита разогревалась до красного каления. На печке можно было кипятить чай, жарить картошку и, главное, варить холодец из кошерной свиной головы. Были, конечно, и минусы: козёл слегка гудел, наружная проводка, возле резетки, малость подплавлялась. И потом выяснилось, что не один Сашка такой умный. Вечером, когда все включали козлов, читать без фонарика не было никакой мочи. Но зато было тепло!
Долго Серёга не протянул. Он опять нашёл себе блядь и продолжал петь ту же песню. В общем, к новой бляди имя перешло по наследству. Не знаю, как правильно "бляди" или "бляде" - да простит меня Господь.Опять он приходил срреди ночи и опять будил исключительно Сашку. Причём, минут через двадцать храпел без задних ног, а Сашка уже не спал до утра. Тогда тот опять начал ломать голову, как и в случае с печкой. Надо сказать - рядом был Китай. Портативный приёмник трещал от китайских программ. Москву было поймать гораздо трудней. Тот, кто никогда не слышал китайской музыки, родился в рубашке. Передать словами невозможно. Собственно, музыкой назвать её можно крайне условно. Состоит из душераздирающих выкриков различной силы, тональности и тембра. Предугадать направленность немыслимо.
В следующий раз Серёга опять его разбудил. Сашка дал ему сомкнуть веки и врубил китайскую музыку. Серёга в муках, но всё равно засыпал. Тогда Сашка стукал шваброй по низу его второй полки и опять включал музыку. Серёга был в трансе. После, больше никогда не будил и даже перестал петь "берёзку".
Герка совсем спился. Он снюхался с каким-то куском, заведующим складом артвооружения в одном из полков дивизии. Тот иимел большие связи по части горькой. Теперь в служебное время они сидели в ППШ и смоктали пиво пополам с водкой. К вечеру Герка уже был тёпленький. А на дворе трещал январский мороз. В Блядогорске термометр совершенно ни к чему. Если луна имела вокруг себя циркульную корону километров на пять в округе, значит за сорок, если нет - тогда меньше. Этой зимой корона не исчезала. Как-то около пяти вернулись со службы. Дома было холодно. Толик вытащил из печки шнур и воткнул в резетку козла. Буквально, через десять минут потеплело. Серёга достал выпивон и капнул на четверых - все выпили. Один стакан остался нетронутым. Оказалось, что нет Герольда. Ребята всполошились. Кинулись в ППШ. Там сказали, что с пол-часа, как ушёл. Бросились искать по всем ближайшим закоулкам и подворотням. Герка спокойно лежал в скерике на скамейке, его волосы покрылись инеем. Слава Богу, он ещё дышал. Отогрели водкой и положили спать. По такому случаю не пошли в кабак и весь вечер нудились. Утром зазвенел будильник. Герольд вскочил первым, как ни в чём не бывало, шаря ногой в поисках тапка. Все ахнули: тапок стоял под кроватью полный жидкости непонятного происхождения. Чего только не случалось с двухгодичниками!
"Трижды г ", - процедил Сашка, взял ведро и побежал на улицу за водой - была очередь потерпевшего. Герольд Григорьевич Гусев не моргнул и глазом - он ещё или уже, а скорее всего, пока, был совершенно трезв.
Зима была в самом разгаре, когда кому-то в верхах в голову стукнула очередная гениальная мысль. Полк получил ЦУ - выкопать в полный профиль и оборудовать линию обороны батальона для показа подразделениям армии и иностранным гостям. Был разработан почасовый график работ и приступили к выполнению, часть перешла на осадное положение. При сорока градусах мороза земля была крепче бетона. Каждому подразделению полка было выделено несколько железных бочек с горючим, которое солдаты окрестили напалмом. Его поджигали на месте предполагаемой траншеи. После прогрева землю долбили кирками, снимая слой толщиной в пол-пальца. Потом опять напалм, и опять кирка, и так до бесконечности. Время шло, а дело не сдвигалось с мёртвой точки. Командир полка дважды на день собирал офицеров с отчётом о проделанной работе. Он стукал кулаком по столу, брызгал слюной и безбожно матерился. Командиры клялись, били себя в грудь и расходились по объектам. Во второй половине дня на вертолёте пролетал с инспекцией командарм. Он делал втык комдиву, который тут же перебрасывал полковому. Они садились на машину и мчались в поле. Однажды комдив выхватил у рядового Даманского кирку, и сам стал долбать совешенно непрогретую землю. Результат был плачевный - древко треснуло у самого основания, чуть не покалечив генерала. Комдив бросил кирку, выругался десятиэтажным матом и укатил, не попрощавшись. Через несколько недель мартышкиного труда, дело спустили на тормозах. Все облегчённо вздохнули.
Кончалась зима, начал освобождаться ото льда батюшка Амур и впадающая в него Зея. Это было непростое событие. Дело в том, что когда реки были подо льдом можно было ожидать провокаций китайцев. Подающий какой-либо рапорт на перевод, отставку и другие аналогичные мероприятия считался чуть ли не врагом народа. Все ждали весны, как манны небесной, чтобы дать ход заранее заготовленным рапортам. Но министерство обороны тоже не дремало. Капитан, к примеру, мог выйти в отставку раньше майора. И только он хотел это сделать, как его повышали в звании. И служи, как медный котелок, ещё пять лет. Такой ход сделали с начальником штаба капитаном Петуховым. Враз он стал майором.
Утром он обычно мылся, делал зарядку и пел: " Чтобы день начинался и кончался скорей".
Его коллега, замполит батальона избрал другую тактику. После полученя денежного довольствия, а выдавали его один раз в месяц четырнадцатого числа, капитан не являклся на службу подряд девять дней. Почему именно девять? Потому, что десять считалось дезертирством со всеми вытекающими. Потом его песочил командир полка, а он клялся, что в последний раз. Хватало его ровно до следующей выдачи денег.
Он ничего не добился. В конце концов его понизили в звании и перевели ротным в другую часть, одиноко стоящую в поле в километре от зоны. С кадров Советской Армии раньше срока можно было уйти только через тюрьму.
Солдатам тоже платили раз в месяц. Рядовой получал 3-80, командир отделения - 10-80. Сашка брал содатские деньги в финчасти, и сам выдавал личному составу. К вечеру все были пьяные. Всего-то за три восемьдесят! Дело было нехитрое. На Мостопоезде, в километре от части, покупали тройной одеколон - семьдесят две копейки за большую бутылку. Техника была следующая: в стакан наливали тройняка, добавляли яичный белок и ждали пару минут. Белок втягивал в себя примеси и становился резиновым. Его выбрасывали, тройняк принимали вовнутрь и закусывали оставшимся от яйца желтком. После принятия опять шли на Мостопоезд к п...е - разбойнице. Да простит читатель за неуставную лексику.
Долго искал чем заменить, но увы - из песни слова не выбросишь! Этим именем называли не женщину, а хату, в смысле, квартиру. Жили в ней мать с дочкой. Работали тандемом, как волонтёры - совершенно бесплатно.Да и что взять с советского солдата. Матери лет за тридцать, дочери - где-то пятнадцать. С улицы выстраивалась длинная содатская очередь. У передних штаны должны были быть заранее спущены. Кто попадал к матери, кто к дочери. Вышел и бегом в часть.
Неуставные отношения тоже существовали, но в пределах разума. Сашка никогда не вмешивался. Просто, вообще, не замечал. По большому счёту, без дедовщины в армии совершенно невозможно. Офицер знал только старослужащего сержанта. Сам он не двигал и пальцем. Отзывал в сторону и говорил, что нужно то-то и то-то. Сержант кивал молодым, и дело было в шляпе. Сашка не хотел знать технологию исполнения - кто, кого и как заставлял. Главное, что сделано и вовремя. За это сержанты имели всевозможные поблажки, вплоть до внеочередного отпуска.
Где-то к лету пошёл в отпуск начальник строевой части полка. Для справки - на гражданке он называется начальником отдела кадров. Серёга был партийным - его и поставили замещать капитана. А тут сверху разнарядка - представить к наградам лучших офицеров полка. То бишь, было чётко указано сколько и каких наград выделено. на полк. Надо сказать, в мирное время особо не разгонишься.
В основном медали за безупречную службу: пять лет безупречной службы, десять лет безупречной службы и т.д. и т.п.. Многие прослужили по десять, а не имели и за пять. В общем сразу все загорелись. Командир полка рванул в срочную командировку, оставив Серёге пустой бланк с подписью. Тому осталось только составить список. Дело было серьёзное, без бутылки нельзя. Начали прикидывать.
- Этот говно,- Сашка замахал руками,- он замещал майора и дал мне втык за дежурство. Видите-ли, не так доложил.
- Этот тоже,- Толик вычеркнул следующего,- чего-то морду воротит.
- А этот - чурка,- определил Серёга,- подождёт ещё, не растает.
- Петухову надо кинуть, хороший мужик. Закурить никогда не откажет,- Сашка поставил галочку.
Черновик был готов.
- Завтра дам писарю,- зевнул Серёга,- Ну что в кабак или спать?
Как уже раннее упоминалось, в доме не было никаких удобств. А жить-то хотелось. Надо было выносить мусор, помойное ведро, заносить с улицы воду, хоть изредка подметать и мыть полы, но никто ничего не хотел делать. Создалась патовая ситуация. Тогда стали разыгрывать в карты - в дурака. Играли вчетвером каждый за себя. Оставшийся в дураках, не отходя от кассы, выполнял грязную работу. Потом играли на следующую, пока всё не было подметено и вымыто. Сашка и здесь блеснул умом.
"Зачем, вообще, помойное ведро ", - как-то задал он себе некорректный вопрос и не смог ответить. Нашёл старый выброшенный карниз круглого сечения, дал сержанту ЦУ - укоротить до одного метра и заовалить концы. В отверстие трубы, как раз, заходил член в нерабочем состоянии. Хотя, член члену рознь. При необходимости труба выставлялась в окно и через неё можно было отливать. Главное, чтобы струя не отрывалась от стенки, дабы не усекли. Всё зависело от напора и от величины выдвинутого конца. Этими параметрами надо было умело манипулировать. Чтобы не попутать концы, и в целях гигиены, сделали маркировку: на одном - краской было выведено "ХЕР", на другом - "УЛИЦА".
Раз в месяц, за день, два до получения денежного довольствия, когда кончались последние бабки, сдавали пустые бутылки. Доставали все наличные чемоданы и выбрасывали из них шмотки. Потом аккуратно укладывали бутылки - одна к одной, чтобы не пропало и миллиметра пространства. Затем полные тащили на сдачу. Переть надо было километра полтора. На приёмном пункте была агромадная очередь. Заходили с чёрного хода во двор и выкладывали бутылки в специальную тару. Серёга проникал вовнутрь и говорил приёмщице за количество бутылок. Он никогда не обманывал - она была матерью одной из его бывших блядей. Плату получали сразу, за вычетом пяти процентов за беспокойство. Теперь деньги надо было конвертировать в водку. Надо сказать, что к лету напряжение с алкоголем несколько ослабло. На переферии можно было даже достать питьевой спирт 95 градусов крепости. Половинка стоила 5.87. Чекушка - вдвое дешевле. Обычно брали в четвертушках. Дома Серёга доставал технологическую бутылку из под шампанского и начинал священодействовать. Сначала наливал воды, потом добавлял до полной чекушкой спирта. Бутылка нагревалась. После того, как она остывала, можно было пить. Перед зарплатой с закуской не разгонишься. Брали килограмм колбасы с образным названием "Собачья радость", десяток яиц за 70 копеек и буханку хлеба - за 14. Яйца жарили на козле. В кабак в эти дни не ходили.
А жизнь текла своим чередом. В гарнизоне была раскрыта банда, занимавшаяся массовым хищением мяса с армейских продовольственных складов. Во главе стояла женщина по фамилли Комиссарова - начальник оных. В махинациях учасвовали куски - заведующие складами в частях. Местная прокуратура, с мордой в пуху, была отстранена. Дело передали в Москву. Оно пахло глухарём. Было доподлинно известно сколько похитищено, но куда ушли тонны мяса никто не знал и ничего не мог доказать.Москвичи бились почти год - но безуспешно. Без этого нельзя было довести дело до конца и предъявить обвинения. Закрыть - тоже нельзя было. Вообще, бардак творился кругом. Существовала фраза: "Там где кончается порядок, там начинается армия. И это было истиной в первой инстанции. В субботу зачитывали приказы по министерству обороны, округу и армии. Офицеров собирали в огромном зале красного уголка и начальник штаба полка зачитывал. Поистине, это был сумасшедший дом. Давно никто ни во что не верил, но это надо было слышать: пьянство, изнасилования, грабежи местного населения, угон машин, дезертирство, злостная дедовщина, стрельба в товарищей по службе и многое, многое другое. Внимали в течение нескольких долгих часов.
Были приказы, с которыми надо было ознакомить сержантский, а иногда и личный состав. Они имели специальную пометку.
Летом выезжали в военсовхозы на уборку картошки. Стояли лагерем в палатках в лесостепной зоне. Содаты убирали, а офицеры пили водку и играли в карты.Было скучно, до ближайшей деревни с блядями - далеко. Развлекались стрельбой по косулям. В "Калашникова" вставлялся магазин от пулемёта на сорок патронов, садились в ГАЗ-66 - и в поле на охоту. Завидев косулю двигали за ней по бездорожью , приветствуя автоматными очередями. Вечером майор Чиладзе готовил косулю в огромном походном чане в собственном соку. Дав мясу немного остыть, ныряли руками в чан вылавливая кусок пожирней. Потом поглощали без ничего, межуя с принятием водки.
Приближалась осень. Серёга отсутствовал - он был в отпуске. Отпуск офицера исчислялся тридцатью днями плюс дорога. Самолётом никто не летал - терялась дорога. Ехали поездом, растягивая отпуск почти на полтора месяца. За второй год отпуск не давали. Его приурачивали к дембилю, экономя на проездных документах. Но до этого было далеко. Ох как далеко! Геркин кусок сидел под следствием по мясному делу вместе со всеми, лишив того допинга в ППШ. Ещё раньше он, на свою голову, перешёл на продсклад.
Без Серёги было скучно - сидели и мучались. Кто-то постучал в дверь.
Это была женщина - на вид ничего.Спросила Серёгу.
- Кто вы?- Сашка ехидно усмехнулся.
Женщина напела "Берёзку".
- Понятно,- сказал Толик, выдвинувшись вперёд,- проходите.
- Серёга в отпуске,- промычал Герка.
Берёзка пришла мириться. Она остановилась посреди комнаты, не зная, что делать.
- Если не знаешь, что делать - лучше не делать ничего,- помог ей Сашка, подталкивая к столу. Выпили за отсутствующего Серёгу. Потом за Берёзку.
- Может чем-то помочь?- ухмыльнулся Толик.- У нас полная взаимозаменяемость.
Берёзка особо не возражала. Она подёргала плечиком, отчего брителька от платья соскочила вниз.
Чтобы установить очерёдность, сели за карты. Как говорится, везёт дуракам и пьяницам - первым выскочил Герольд. Толик остался в "дураках". Его очередь была последней. Он залез на верхнюю, Серёгину полку, повернулся к стенке, проявив полное безразличие: "Только не растягивай", - кинул он Герольду.
Герольд не растягивал: он дёргал ногами под одеялом, поворачивался с боку на бок, и что-то шептал, то ли себе, ти ли Берёзке. Минут после сорока борьбы, Герка встал, оделся и вышел из комнаты.
"Зачем только трусы снимала",- возмутилась Берёзка.
Потом она поняла, что снимала всё-таки не зря. Престиж комнаты был восстановлен.
Вскоре пошёл второй год службы. Ходить в часть не хотелось. У каждого над кроватью висел дембельский график, в котором каждый день ставился крестик в соответствующей клетке.